Книга Песнь Песней царя Соломона^*

Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П.А. Юнгерова (с греческого текста LXX).

Глава 1 2 3 4 5 6 7 8

Введение

Опуская обычные библиологические, принятые в наших переводах, вопросы, как уже рассмотренные в книге Екклесиаст, мы считаем нужным сказать несколько слов о понимании книги Песнь песней. Всем известно и в русской литературе, в сочинении профессора А. А. Олесницкого², достаточно обозрено и оттенено крайнее разнообразие в толкованиях этой книги, зависевшее от определения толковниками ее основной мысли, идеи и цели. Не перечисляя их и не знакомя с ними читателей нашего перевода, мы сочли нужным изложить лишь святоотеческое, преимущественно по свт. Григорию Нисскому и бл. Феодориту, понимание основной идеи и цели книги. Это понимание служило руководством и нам при переводе книги. Опуская применение его в деталях как не соответствующее лишь переводному (а не экзегетическому) характеру нашего труда, мы местами лишь оттеняли соответствие его самому священному тексту. Последний, по нашему мнению, дает довольно ясными намеками и указаниями знать, что священный писатель излагает высокие духовные мысли в своих образах и символах, и за его символами нужно видеть возвышенные поучительные мысли. Особенно смущавшее толковников буквального направления отсутствие «окончания» книги, по нашему мнению, напротив «освещает» весь смысл книги и ее образов и побуждает толковника к духовному и иносказательному пониманию книги. Изложим его основные мысли.

Толкование, принятое синагогою и помещенное в таргумах, уже разумело здесь под образами любящих чувственно лиц – Суламиты и Возлюбленного – описание духовной любви Израиля к Богу и Бога к Израилю, проявлявшейся во всей истории Израиля (таргум на Песнь песней). К этому синагогальному пониманию примыкает и далее его развивает древнее православно-церковное святоотеческое толкование, по коему в этой книге под образами чувственной любви изображается духовный союз Господа с Его Церковью в Ветхом и Новом Завете³. «Вся книга Песнь песней наполнена разговорами ветхозаветной церкви со Словом, всего рода человеческого со Словом, Церкви (христианской) из язычников со Словом, и опять Слова с нею и с родом человеческим. И еще: разговор язычников с Иерусалимом и Иерусалима о церкви из язычников и о самом себе, а также служащих ангелов к званым человекам проповедь» (Синопсис Афанасия). Подобным образом книгу понимали и подробно изъясняли свт. Григорий Нисский, бл. Феодорит, сщмч. Киприан, свтт. Василий Великий и Григорий Богослов. Пятый Вселенский Собор, осудивший Феодора Мопсуетского, держался такого же понимания. По справедливому замечанию бл. Феодорита, только при таком иносказательном понимании возможно помещение этой книги в еврейском каноне, а равно принятие ее христианской Церковью в число канонических писаний.

Основанием для такой аллегоризации служит образный язык ветхозаветных писателей (в обилии примененный к изъяснению книги у свт. Григория Нисского), а также и частые уподобления в Ветхом Завете союза Господа с иудейской церковью брачному союзу мужа и жены, жениха и невесты. Такое же уподобление лежало, по мысли ветхозаветных писателей, в основе всего ветхозаветного закона и служило общим символическим формулированием отношений людей к Богу и Бога к людям. Только при этом понимании возможно обычное в законе Моисея наименование служения евреев языческим богам «прелюбодеянием» и «блужением» (Исх. 34, 15–16; Лев. 17, 7; 20, 5–6, и др.). На основании такого воззрения законодателя и согласно ему священные пророки уподобляли историческое отношение мужа к жене: неяко жену оставлену... призва тя Господь, ниже яко жену из юности возненавидену, – обращается Исайя к Израилю (54, 6–7); а также жениха к невесте: Якоже радуется жених о невесте, тако возрадуется Господь о тебе, – говорит тот же пророк (62, 5). Пророки Осия (1–3 глл.), Иеремия (2, 2; 3, 1 и др.), а особенно Иезекииль (16 и 23 глл.) излагают всю историю еврейского народа начиная со «дней любви юности» – исхода из Египта – как историю прелюбодейной жены, постоянно менявшей Истинного Господа на языческих богов и гонявшейся за последними, как за любовниками своими (ср.: Иез. 16, 24–29; 23, 7–20). В основе всех этих, иногда резких, уподоблений очевидно лежала общая ветхозаветным воззрениям мысль о подобии брачного союза ветхозаветному союзу Бога с Израилем. Та же мысль разделяется и свящ[енными] новозаветными писателями. Иоанн Предтеча уподоблял Иисуса Христа Жениху, а себя назвал другом Жениха (Ин. 3, 29). То же уподобление освятил в Своих речах и притчах Иисус Христос, назвав апостолов сынами брачными, а Себя – Женихом, пребывавшим с ними (Мф. 9, 15), а также уподобив призвание народов в христианскую Церковь званию на брачную царскую вечерю (Мф. 22, 1–14), а явление Свое на всеобщий Страшный суд – явлению жениха к ожидавшим его девам мудрым и юродивым (Мф. 25, 1–13). Согласно таким евангельским уподоблениям и всему ветхозаветному воззрению ап. Павел уже прямо уподобляет отношение Иисуса Христа к Церкви брачному союзу: муж: глава есть жены, якоже и Христос глава Церкве... Мужие, любите своя жены, яко-же и Христос возлюби Церковь, и Себе предаде за ню... да будет свята и непорочна (Еф. 5, 23–27). Обращенных в христианство коринфян, составивших коринфскую Церковь, тот же апостол называет обрученною Христу девою: обручих бо вас единому Мужу, деву чисту представити Христови (2Кор. 11, 2). В соответствие, наконец, пророкам, видевшим во всей ветхозаветной истории брачный союз Бога с Израилем, ап. Иоанн в своем Апокалипсисе изображает не только всю прошедшую историю, но и всю будущую жизнь христианской Церкви, до самых конечных ее моментов перехода из воинствующей в торжествующую, как жизнь жены, уготованной на брак агнчий, облеченной, подобно Суламите Песни песней (1, 9–10; 7, 2.6), в виссон чист и светел (Откр. 19, 7–9). Так, Пятокнижие и Апокалипсис объединяются в этой терминологии и уподоблении, а Песнь песней составляет, согласно и хронологии своего происхождения, и месту в каноне ветхозаветном, средину между этими священными книгами и дает подробное обоснование этой терминологии. По святоотеческому толкованию, особенно близкая аналогия из всех священных книг к Песни песней находится в 44-м псалме и его пророчествах. «Я думаю, – говорит бл. Феодорит, – что Соломон получил мудрость от отца как от пророка и научен написать это (т. е. Песнь песней. – П. Ю.), ибо слышал: предста царица одесную Тебе... слыши, дщи, и виждь (Пс. 44, 10. И)»⁴.

Понимаемая, по приведенным библейским параллелям, аллегорически, книга Песнь песней раскрывает, по православно-отеческому толкованию, положение закона: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею.., и всею крепостию твоею (Втор. 6, 5; [Мк. 12, 30]), и таковую же бесконечную любовь Господа к людям – членам Его ветхозаветной (Ос. 2, 19; Ис. 62, 5, и др.) и новозаветной Церкви (Ин. 3:16). Такою любовью и верою в нее проникнуты были ветхозаветные богоизбранные мужи, особенно псалмопевцы (Пс. 72, 23–25) и пророки, предпочитавшие всем благам мира жизнь близ Господа и созерцание Его лица (Пс. 15, И; 16, 15; 72, 25–26) и желавшие увести свой народ в пустыню и Кармильские леса, где бы он жил лишь одною всеохватывающею любовью к Богу (Ос. 2, 14; Мих. 7, 14). Проникнутые и согретые такою любовью, ветхозаветные праведники иногда, подобно Суламите и ее Возлюбленному (Песн. 2, 17; 4, 16; 6, 10; 7, 11–12; 8, 14), удалялись в пустыни и леса и проводили там подвижническую боголюбивую жизнь, например, Илия, Елисей (3Цар. 17 гл.; 4Цар. 6 гл.) и многие другие (Евр. И, 38). Богопросвещенным, разрешенным от земных привязанностей и страстей сердцем они предчувствовали и своим духом, вслед за Авраамом (Ин. 8:56), созерцали бесконечное проявление Господней любви к людям до крестной смерти Единородного Сына Божия. Тем более христианские подвижники любили читать и изучать Песнь песней в таковом изъяснении и признавали «книгою книг» и «святым святых» из всех ветхозаветных писаний (Ориген). Поэтому в подвижнических творениях цитаты из этой книги встречаются очень часто. Один из подвижников и глубочайших православных богословов, свт. Григорий Нисский составил и лучшее объяснение этой книги в православно-аллегорическом смысле. Воспользуемся им, чтобы понять и определить значение этой книги в каноне священных писаний. Приступая к чтению этой книги, он советует «оставить все чувственные помыслы, переменить страсть на бесстрастие, угасив всякое телесное расположение, воскипая в сердце лишь пламенною любовью к Богу»⁵. Очевидно, с таким же настроением читали эту книгу и другие подвижники и находили в ней чистое учение, соответствовавшее их собственной чистоте. Суламита, постоянно удаляющаяся со своим Возлюбленным из шумного Иерусалима в поля и виноградники (7:11–12), предпочитающая любовь Его всем благам мира (8, 7), была образом подвижников Ветхого и Нового Завета, живших вдали от мира любовью к Богу. Слова ее Аз сплю, а сердце мое бдит (5:2) часто повторяются в подвижнических творениях и советах о постоянном богомысленном настроении подвижников⁶. Слова ее Возлюбленный мой принадлежит мне, ая- ему (2, 16; [ср.:] 6, 3) также составляют живой отобраз высокого подвижнического настроения, проникнутого беспредельной любовью к Богу. Крепка, как смерть, любовь Суламиты, она – пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее... все богатство дома (8, 6–7) не стоит ее, – такова же любовь к Богу и высоконастроенных христиан. Златоуст так изображает это состояние любящих Господа: «Обратив раз очи на небо и увидев с изумлением тамошнюю красоту, уязвленный такою любовью не хочет опять обратить взор свой на землю <...>; увидев небесные блага, смотрит с небрежением на здешнюю бедность и, живя по необходимости телом с людьми, ни к чему здешнему не обращается душою <...> Он терпит и делает все ни для чего иного, как для того только, чтобы удовлетворить той любви, которую питает к Богу»⁷.

Искание Суламитою своего Возлюбленного, перенесение из-за этого разных насмешек, страха, даже побоев с полною охотою и непоколебимостью (1, 6; 3, 2; 5, 6–7; 6, 2) напоминало христианам искание боголюбивою душою Господа, страдания за веру и любовь к Нему всех истинных христиан и чувствование даже апостольской радости во время этих страданий (Деян. 5, 41; 2Кор. 6, 10; Кол. 1, 24). С другой стороны, искание Возлюбленным Своей Суламиты по Иерусалиму, Палестине, Ливану, Сениру и др. (1, 8–9; 4, 8; 5, 4; 8, 13–14) напоминало искание Господом блуждавших овец ветхозаветной (Иер. 23, 1–4; Иез. 34 гл.) и новозаветной (Ин. 10 гл.) Церкви. Черна я, но прекрасна (1, 4), – таково, по изъяснению отцов и подвижников, состояние богоподобной, но пораженной грехом человеческой души. Вся ты прекрасна, Возлюбленная Моя, и пятна нет на тебе!(4, 7; ср.: 6, 4). Она – убеленная восходит (8, 5), опираясь на брата своего, – таково состояние искупленной Христом и спасенной души. Это крайние моменты аллегорического изъяснения Песни песней, исходный и конечный пункты попечения Божия о людях: спасение каждого человека и всего человеческого рода, возбуждающее пламенную любовь к своему Спасителю в людях. Соответственно этой общей мысли и все частности в повествовании книги понимались духовно. Так, украшения и благовония Суламиты (1, 3; 4, 14–16) суть добродетели, благоухающие и украшающие душу пред Богом. «Не живет во мне ни одна из человеческих и вещественных страстей: ни сластолюбие, ни скорбь, ни раздражительность, ни страх, <...> ни кичливость, ни дерзость, ни злопамятство, ни зависть, <...> ни месть, ни любостяжательность <...> Но во мне живет Тот Один, в Ком нет этого ничего (Господь Христос. – П. Ю.) <...>; Он – освящение, чистота, нетление, свет, истина и все сему подобное»⁸. Вот, по изъяснению свт. Григория Нисского, в чем украшение Суламиты и достижению чего способствует чтение книги Песнь песней.

Вот какие руководственные мысли мы находили при чтении и переводе Песни песней. В деталях ко всем отдельным образам они прилагаются в толкованиях свт. Григория Нисского и бл. Феодорита. Мы этих деталей не повторяем, а только лишь в некоторых случаях оттеняем ту мысль, что священный писатель имел в виду за чувственными образами изложить высокие мысли духовные.