Глава 3. Император Федосий Великий и православное христианское царство

В ноябре 375 г. в могилу сошел Валентиниан I, старавшийся держаться вдали от церковных дел. Преемником его был юный Грациан, воспитанник и друг Амвросия.

Между тем на Дунае имели место события, повлиявшие на судьбу восточной империи. Мы говорим о восстании готов²²⁶⁸. Против них, прервав персидскую войну, выступил из Антиохии Валент. Принятый недружелюбно в столице²²⁶⁹, он, лично храбрый, повел робкое войско на готов и при Адрианополе 9 августа 378 г. потерпел страшное поражение, в котором вместе с жизнью потерял две трети римской армии. Бесславно, говорит Аммиан²²⁷⁰, окончил он бесславное пятнадцатилетнее царствование, 50 лет от роду. Широкой волной разлились готы по Балканскому полуострову. Тяжелое время переживала империя.

При таких обстоятельствах оставшийся единодержцем западный император Грациан в сознании своей беспомощности решил пригласить себе соправителя²²⁷¹. Выбор его пал на Феодосия. Решающим моментом здесь были военные заслуги кандидата. Нет, однако, сомнения, что при этом выборе у духовного сына Амвросия весьма важную роль играло православие кандидата²²⁷². Кроме освобождения империи от готов мечтою юного императора, как верного сына церкви, было воссоединение востока с западом в вере²²⁷³.

Разбив на голову готов в нескольких битвах и очистив от врагов Фракию, Феодосий выполнил первую половину программы. Предстояло исполнить вторую, «заставив всех почитать имя единого, верховного Бога»²²⁷⁴. К этому присоединилось одно обстоятельство, сыгравшее весьма важную роль во всей его церковной политике. Мы имеем в виду крещение императора.

Вследствие трудностей походной жизни Феодосий в 380 г. тяжело заболел в Фессалониках²²⁷⁵. Хотя он был воспитан в христианской вере, но доселе не был еще крещен. По обычаю того времени он откладывал крещение к последним дням жизни, чтобы безгрешным предстать пред престолом Всевышнего. Ныне Феодосий не мог уже более откладывать совершения этого спасительного таинства. К постели больного был приглашен фессалоникский епископ. Это был Асхолий или Ахолий, силою своей молитвы, по свидетельству Амвросия²²⁷⁶, отвративший готов от стен своего города. Ветхий деньми, но мощный духом, старец, проводивший жизнь в строгой аскезе и поддерживавший с большим достоинством православное учение в Македонии, крепость никейства, большой друг Амвросия и от всего сердца поклонник западной церкви, таков был иерарх, приглашенный совершить крещение больного императора²²⁷⁷. Можно думать, что Феодосий был весьма рад, найдя в эту минуту такого пастыря, и само собой понятно, что именно тогда между духовным отцом и крестным сыном завязались те близкие и сердечные отношения, которые можно наблюдать в последующее время. В момент крещения в течении болезни совершился перелом, приведший императора к благоприятному исходу. Признав в своем исцелении явный знак чуда, Феодосий всеми силами своей пылкой души предался христианству. Здесь выступил Асхолий и наставил его на путь истины. Таким образом оба монарха римской империи, Грациан и Феодосий, оказались под влиянием своих духовных отцов, именно Амвросия и его друга Асхолия. Нет сомнения, что они оба прониклись их взглядами на систему церковно-государственных отношений и с большим или меньшим успехом старались осуществить в своем государстве тот идеал, который сложился в умах церковных мыслителей того времени.

Но каков был этот идеал?

Ученик Амвросия блаженный Августин рисует нам этот идеал²²⁷⁸ и излагает систему идеальных, по его мнению, отношений между государством и церковью. Таким идеалом являлось достижение на земле Царства Божия²²⁷⁹.

В своем сочинении De civitate Dei Августин различает civitas terrena и civitas Dei, civitas caelestis. Государство земное, civitas terrena, как таковое, своею целью имеет terrena felicitas, земное благополучие. Эта цель заключается в достижении мира²²⁸⁰. К этой цели стремится всякое государство. Также и нехристианское государство, языческое, с этой точки зрения имеет свое оправдание и на этом основании может требовать от подданных послушания, почему и христиане обязаны повиноваться языческому начальству²²⁸¹. Также и civitas Dei в своем земном проявлении нуждается в земном мире, который дается государством²²⁸². Но государство – которое преследует единственно эту цель, которое имеет в виду только земное благополучие, также греховно, как вообще греховно исключительное стремление каждого человека в отдельности только к земному благополучию. Государство, которое желает опираться только на самого себя и притязает на самостоятельность, должно отпасть от Бога. Оно предпочитает ложных богов-демонов единому Богу и становится civitas diaboli. При этом оно не достигает даже и земной своей цели: вместо felicitas и рах господствует лишь miseria и bellum²²⁸³. Без истинного богопочтения, без справедливости, без любви к ближнему государство является magnum latrocinium²²⁸⁴. Так различается два рода земных государств: civitas terrena, преследующее исключительно земную цель и потому подлежащее вечному наказанию, и civitas terrena, которое походит на истинное civitas caelestis и ему служит²²⁸⁵. Чтобы не подпасть власти диавола, земное государство должно служить небесному, civitas caelestis, церкви. Государственная власть должна поставить себя на службу истинного Бога. Выступая на земле, церковь признает государственные законы и учреждения, преследующие земное благополучие и мир, и их исполняет. Но также и государство должно искать в церкви свою опору и в законодательстве и во всей своей деятельности вообще сообразоваться с высшими церковными заповедями и предписаниями²²⁸⁶. «Цари, говорится в псалме, должны служить в страхе Господу». Но как они ему могут служить, если не запретом и наказанием всего, что идет против Божиих заповедей! Затем иначе служит Господу частное лицо, иначе царь. Частный человек служит Богу благочестивой жизнью, напротив, царь – тем, что воздает справедливость и не допускает неправды. Так Изекиил служил Богу тем, что уничтожал рощи, языческие капища и всякие алтари, сооруженные вопреки воле Божией. Подобным образом служил и Осия. Такова же была служба Господу и царя нинивийского, когда он приказал всему городу очиститься от греха. Также служил и Дарий, когда он передал Даниилу для разрушения идола и бросил львам его врагов и т. д. Отсюда цари, как цари, служат Господу, если в своем служении делают то, что они в состоянии исполнить, как цари»²²⁸⁷.

Но христианский император не но собственному усмотрению определяет, в чем заключается служба Богу и как он Ему должен служить. Церковь есть то, что указывает императору его обязанность и веления которой он должен исполнять. Церковь Христова для Августина есть распространенное на всю вселенную, единое общество верующих во Христа, тело Христово²²⁸⁸. Она есть священное единство, как он неоднократно повторяет, sponsa sine macula et ruga, unica columba, sancta ecclesia²²⁸⁹. Только тот, кто находится в единении с церковью, может рассчитывать на божескую милость. «Кто отдалился от церкви, из-за этого одного, хотя бы он веровал, и праведно жил, ради этого одного греха, что он отделился от единства Христова, он лишается вечной жизни. Гнев Божий почиет на нем»²²⁹⁰. Только церковь дает милость Божию. Вне единой, святой церкви нет спасения. Эта единая церковь, принадлежность к которой является необходимым условием для спасения, есть не только внутреннее общество верующих и святых, но и выступающее во вне учреждение, авторитет которого распространяется на всех его членов и суждению которого должно уступать всякое частное убеждение. Но эта выступающая во вне церковь свой орган имеет в святом отличном от мирян сословии клира. Благодатные средства церкви, без которых ни один человек не может приобрести вечного блаженства, находятся в руках священников. Священник, как орган церкви, есть посредник между Богом и прочими христианами. Через посвящение он облекается сакраментально-священным характером. Это сакраментально-священное сословие священства и есть единственно то, через которое церковь говорит и выражает свой авторитет. Также и христианский император обязан подчиняться авторитету церкви и по ее предписанию направлять государственную власть. Императору не предоставлено власти определять церковное учение, но напротив государственной власти указано Богом служить церкви²²⁹¹. Церковь может императору и его должностным лицам дать не только духовный совет, но и приказ, как они должны служить истинному богопочтению²²⁹². Находятся законы и распоряжения императора в согласии с церковными предписаниями, тогда в них истина, тогда их должно исполнять, тогда сам Христос в них через императора провозглашает свою волю. Кто пренебрежет таким согласным с церковью распоряжением императора, тот будет подлежать наказанию не только в этом мире, но и пред Богом не получит похвалы за то, что не исполнил того, что сама истина повелела устами императора²²⁹³. Но если император издает указ, который идет против церковных предписаний и нарушает истину, тогда он тем самым призывает к неповиновению, так как Бог и церковь стоят над земной государственной властью²²⁹⁴. Таким образом государственная власть, если она не желает подвергает государство греху и преступлению и делать его civitas diaboli, обязана внимать приказам церкви.

Тем самым определяется образ действий государства в отношении еретиков и схизматиков. По поручению церкви государство употребляет против них принудительные средства. Государство служит Богу, когда оно выступает принудительно против тех, которые не желают повиноваться воле Божией. Государство заботится о том, чтобы никто безнаказанно не выступал против церкви²²⁹⁵. Но еретиков и схизматиков церковь, если она не может внушить им истинной веры обыкновенными средствами, должна силою и принуждением заставить примириться с церковью и удостоиться вечного блаженства. Так как никто не может быть принужден к благу, то принуждение по крайней мере удержит его от зла и приведет к покаянию. Страх перед наказанием заключит дурные помышления intra claustra cogitationis²²⁹⁶. Наказаниями схизматики будут принуждены войти во внешнее единство церкви, оставить раскол. Этим уже схизматику оказывается благодеяние; он имеет возможность к спасению, мир с церковью. Таким образом государство имеет право угрожать наказаниями и действовать принудительно против отделившихся от церкви еретиков и схизматиков. Государство, которое выступает против всякого рода преступников, тем более обязано наказывать врагов церкви²²⁹⁷. Церковь имеет право и обязана с помощью принудительной власти, предоставляемой ей государством, возвращать заблудших церкви²²⁹⁸. Только применение смертной казни исключается в отношении еретиков и схизматиков. Так как каждому из этих всегда должна быть предоставлена возможность обратиться к истинной вере и к единой церкви, то Августин решительно восстает против государственных законов, угрожающих смертной казнью, и требует от судей, так как они состоят на службе церкви, никогда не применять смертной казни против донатистов²²⁹⁹.

За исключением иерократического воззрения на взаимоотношение императора и церковной иерархии, все прочие мысли не являются исключительно принадлежащими Августину. Напротив, можно думать, что он только систематизировал то, что давным давно высказывалось разными отцами церкви, начиная со времен Константина Великого, например, Лактанцием, Евсевием, Фирмиком и др. о Царстве Божием²³⁰⁰, единстве церкви и т. д. Формулированное ясно и стройно учение Августина получило широкое распространение и оказало влияние на дальнейший ход церковной истории не только на западе, но и на востоке. Высокое уважение к Августину в восточно-римской империи может быть удостоверено как его перепиской с востоком, так и приглашением его extra ordinem на ефесский собор 431 г.²³⁰¹ Впрочем, влияние его теории на восток надо понимать mutatis mutandis.

Пройдя через призму императорской власти учение Августина разложилось и потеряло свою иерократическую окраску. Нарисовав ясными чертами мелькавший со времен Константина в умах искренних христиан, идеал государства, civitas Dei, и наметив путь к его достижению, учение Августина в этой части жило и действовало на востоке, напротив, принадлежавшая лично блаженному и не имевшая прочных корней в истории иерократическая теория его была на востоке отброшена и не получила практического осуществления. Традиции римской империи, правильно замечает проф. H. С. Суворов²³⁰², были сильнее, чем теоретические воззрения св. отца. Иерократические идеи никогда не были сильны на востоке. Мысли о принадлежности церковной власти во всей полноте только священникам чужды востоку. Центр тяжести церковной власти здесь всегда лежал в мире, в общине, которой принадлежала рецепция. Отсюда уже с обращением Константина Великого в христианство к императору, как представителю мира всей церкви, переходит высшая церковно-правительственная власть.

С течением времени данное положение императора, как главы церкви, все более и более укрепляется. Вместе с тем императорская власть приобретает теократическую окраску. Зачаток этого воззрения мы уже отметили у Евсевия в его «Жизни царя Константина». В IV и в первой половине V в. эти идеи получили особенно широкое развитие и распространение.

Уже император Константин считал себя, как мы видели, избранником Божиим. В IV и V в. в церкви прочно водворяется убеждение, что государство дается монарху Богом, Божественным провидением, Божественным промыслом²³⁰³. Это – воззрение не только самих императоров и отцов церкви²³⁰⁴, но и целых соборов²³⁰⁵.

Являясь Божиим избранником, император управляет царством благодатью Св. Духа²³⁰⁶. Феодосий Великий уже в своем первом указе от 27 февраля 380 г. провозгласил, что властью его руководит небесная мудрость²³⁰⁷. Папа Целестин убежден, что в сердце императора присутствует Бог²³⁰⁸ и внушает ему благочестивые мысли²³⁰⁹. Еще дальше пошел папа Лев. По его мнению, в императоре обитает Св. Дух и поучает его истинной вере²³¹⁰. Позднее он прямо провозгласил, что Бог действует через императора и приписывал последнему священническую и апостольскую душу²³¹¹.

Дар этот получает император через особое таинство миропомазания. Как это заметил Гаскэ²³¹², оно совершается над теми, кто получает управление не только над телами, но и над душами. Для Григория Назианзина империя есть священство, βασίλειον ἱεράτευμα²³¹³. В молитвах при короновании всякого императора патриарх обозначал его власть, как «царский понтификат». Папа Лев радовался, что у Феодосия II «не только императорская, но и священническая душа»²³¹⁴. Тот же папа признавал радостью всех священников «когда в христианском государе имеется священническая ровность»²³¹⁵. Обращаясь к императору Льву I тот же папа писал: «при христолюбивом государе, которого с достойной честью должно поставить в числе проповедников Христовых, я пользуюсь свободой кафолической веры и спокойно убеждаю тебя к соучастию с апостолами и пророками, чтобы ты постоянно презирал и удалял тех, которые лишили себя христианского имени, и не дозволял рассуждать о вере, с святотатственным лицемерием, нечестивым отцеубийцам, которые, как известно, хотят упразднить веру. Ибо, если Господь обогатил твою милость таким просвещением своего таинства, то ты немедленно должен усмотреть, что царская власть сообщена тебе не только для управления миром, но я особенно для охранения церкви, чтобы ты, обуздав незаконные дерзости, и добрые постановления защитил и истинный мир восстановил там, где было возмущение»²³¹⁶.

Выражением этого же воззрения надо считать соборную аклямацию. На константинопольском соборе 448 г. в честь императора Феодосия II епископы между прочим кричали: «многая лета православным императорам; благочестивому, православному, благочестивому императору, понтифексу – императору» (τῷ ἀρχιερεῖ-βασιλεῖ)²³¹⁷. В том же духе приветствовали императора Маркиана и императрицу Пульхерию отцы халкидонского собора: «Маркиану, новому Константину, новому Павлу, новому Давиду, (многая) лета! Давиду – императору! Вы – мир вселенной! Ты укрепил православие. Вы веруете, как апостолы. Многая лета Августе! Вы – светила православия. Да сохранит Бог ту, которая от роду православна! Да сохранит Бог хранительницу веры! Да сохранит Бог постоянно благочестивую! Да сохранит Бог благочестивую. православную, противницу еретиков! Прочь зависть от вашего царства, достойные веры, достойные Христа! Маркиан – новый Константин; Пульхерия – новая Елена; ты показал веру, а ты явила ревность Елены. Ваша вера – слава церквей!»²³¹⁸ Или еще: «Многая лета императорам! Сам Хриетос, которого ты чтишь, да сохранит тебя! Это достойно веры! Священнику, императору – многая лета! Ты восстановил церкви, победитель врагов, учитель веры. Многая лета, Августа; благочестивой, христолюбивой, православной многая лета! Вы низложили еретиков; вы сохранили веру!»²³¹⁹

Особенно хорошо эта мысль выражена в соборных посланиях V века. Епископы второй Сирии писали императору Льву: «Господь всего, Христос показал величайшую любовь к своим святым церквам, и свое обетование, по которому сказано в Св. Евангелии Петру: ты еси Петр и на сем камени созижду церковь мою, и врата адова не одолеют ю (Матф. 16, 18), ныне исполнил, когда облек ваше миролюбие священною одеждою императорской власти»²³²⁰. То же читаем в послании епископов Исаврии к тому же императору: «Предписывать такие (распоряжения) по поводу таких (предметов), писать нам, подданным, и издавать священникам чистые по самому справедливому суждению законы касательно предметов божественных какому другому императору было свойственно, кроме только вашего благочестия, которое избрал сам Бог и увенчал владычеством над целым миром. Посему все желает воздать Христу благое возмездие, по вашему усмотрению; вы принесли чистую жертву Авеля, потому что в настоящем случае жертвоприношению соответствует истинность веры и желание мира. Своими деяниями ты, миролюбивый император, поревновал тому, особенно великому, благочестивому, христолюбивому и несомненно всеми ублажаемому, бессмертной памяти Константину, который еще при жизни извечно напечатался в душах людей в образе Авеля, который предстать пред Богом, наряду с Давидом, как царь и пророк, – с Петром и Павлом и с сынами громовыми, как подобный им, и сияет в проповедании истины»²³²¹. Немного позднее, когда этот взгляд был признан и папами, Лев Исавр, воздвигнув гонение на иконы, писал папе Григорию: «Разве ты не знаешь, что я священник и царь?» Замечательно римский епископ не возражает против этого положения, но пишет: «Без сомнения Константин, Феодосий, Валентиниан, Юстиниан, были царями и священниками. Они доказали это своими делами, управляя согласно религии и увеличивая богатства и привилегии клира. Но ты, как только занял престол, не признаешь определений и канонов отцов, грабишь церкви и их золотые и серебряные украшения»²³²².

При таких обстоятельствах нет ничего удивительного, что император является образом и подобием Божества на земле.

«Возвышенным и великим свойственно иметь и снисходительность. И, действительно, это незлобие, эта снисходительность принадлежит высочайшему божественному естеству, а вслед и по примеру Его, говорит Кирилл в своей речи императору Феодосию II, и вашему величеству»²³²³. Как можно заключить из письма Целестина к тому же Феодосию, император является представителем на земле – «Христа Бога, правителя вашей империи»²³²⁴. Позднее это прямо выразил папа Анастасий, провозгласив императора «викарием Бога на земле»²³²⁵.

Являясь августейшим (священнейшим), верным воплощением Божества на земле, император сообщает священный характер всему тому, что от него исходит, делается его волей, говорится в его речах. Его послания называются θειαί σάκραι, diva или divalis jussio. Кто приближается к нему, простирается ниц и касается лбом земли, как живому воплощению Божества²³²⁶.

По воззрению современников и убеждению самих императоров, эта высшая сверхъестественная власть дана императору Богом для водворения на земле Царства Божия, понимаемого ими, как у Августина в смысле единой, распространенной на всю вселенную (orbis terrarum в римском смысле)²³²⁷ Церкви Христовой. Цель императорской власти осуществление Царства Божия на земле. Отсюда уже константинопольский собор 381 г. воздал благодарность Богу за учреждение императорской власти для восстановления общего мира церквей и утверждение истинной веры. Собор молит Бога, чтобы он твердил царствование Феодосия І-го в мире и правде и к земному владычеству приложил радости Царства Небесного²³²⁸. В глазах Кирилла римская империя это образ и подобие Царства Небесного²³²⁹. «Церковь и государство, говорит Феодосий II в своей сакре, находятся в союзе между собою и под влиянием нашим еще более будут соединены промыслом Спасителя нашего Бога»²³³⁰. Против этого восстает диавол и всячески препятствует грядущему Царству Божию²³³¹. «Виновник зла, демон никогда не оставляет войны против св. церквей, но благочестивый император всегда противостоит ему, неправедно воюющему, – справедливо рассуждая, что он будет иметь в Боге защитника своего царства, если сам вооружится на брань за благочестие и думая так, он не раскаивается в этом, ибо для него много благоустроено более свыше, чем оружием».²³³²

В сакре императора Феодосия II к Кириллу александрийскому²³³³ содержится profession de fоi этого государя на задачи церковной политики, в конечном результате которой должно явиться царство Божие. «Состояние нашего государства, гласить сакра, зависит от образа богопочтения и у них много общего и сродного. Они поддерживают одно другое, и каждое из них возрастает с успехами другого, так что истинное богопочтение светится правдивой деятельностью, а государство цветет, когда соединяет в себе то и другое. Посему, поставленные Богом на царство, назначенные средоточием благочестия и благополучия подданных, мы всегда храним союз их неразлучным, служа Промыслу и людям: Промыслу служим в преспеянии государства, а подданных, во всем, так сказать, принадлежа им, устрояем в благочестивой вере и в жизни, приличной верующим. О том и другом стараемся, как должно. Ибо невозможно, присваивая себе одно, не заботиться равно и о другом. Преимущественно пред прочим мы заботимся о том, чтобы состояние церкви оставалось достойным Бога и приличным нашим временам, чтобы от единомыслия всех происходило спокойствие, и от мира в церковных делах – невозмутимая тишина, чтобы богопочтение и богослужение было безукоризненно, чтобы находящиеся в клире и совершающие великое служение священства были свободны по жизни от всякого упрека с худой стороны».

Что мысли выраженные в этой сакре, не были чем-то случайным, составленным ad hoc, а являлись выношенным убеждением греко-восточного правительства V века, доказательством этого является повторение их в сакре того же императора, данной почти через 20 лет после этого на имя Диоскора александрийского²³³⁴.

По общему убеждению власть дана императору не только для светского господства, но преимущественно для охраны и защиты церкви. «Хотя известно, что мы, говорится в декрете императора Феодосия II по поводу изгнания Нестория, занимаемся делами общественными, однако же к не меньшей заботливости с нашей стороны относится утверждение кафолической веры»²³³⁵. «Мы думаем, говорится в другом законе того же императора, что нашему императорскому величеству прилично давать подданным нашим наставления касательно благочестия, потому что полагаем, что наибольшее благоволение Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа можно заслужить в том случае, когда и сами мы будем, по силам, благоугождать Ему и подданных наших к тому же располагать»²³³⁶. Причина этого понятна. «Охранением веры, мы надеемся, говорит Феодосий II в своем декрете, служить благу общественному»²³³⁷. «Дело веры для вас, пишет папа Целестин императору Феодосию II, должно быть важнее, чем дело государства; ваша милость должна быть более озабочена миром церкви, нежели безопасностью империи, ибо все блага приложатся, если прежде всего сохранено будет то, что особенно приятно Богу»²³³⁸. Такого же мнения был и папа Лев. В своем послании к императору Феодосию II он воздает ему великую похвалу за то, что «сверх императорских и публичных забот, он имеет благочестивое попечение о вере христианской, т. е., печется о том, дабы в народе Божием не усиливались расколы или ереси, или какие-либо соблазны, ибо тогда только будет в отличном состоянии и ваша империя, когда сохранится в ней исповедание единого Божества в вечной и неизменной Троице»²³³⁹.

Вполне согласно с идеалом царства Божия, как простирающейся на всю вселенную, единой церкви Божией, распространение, утверждение и охрана, истинной веры является не только правом, но и обязанностью всякого императора. Эта миссия возложена на него самим Богом. «Какую защиту приготовил Господь своей церкви в вашей благоснисходительности, это я, пишет папа Лев императрице Пульхерии, часто доказывал многими доводами, и все, чем в наши времена владеет священническое попечение против нападающих на кафолическую истину, Он отнес преимущественно к вашей славе; потому что, как научены вы внушением Духа Божия, во всем покорили свою власть Тому, по дару и покровительству которого царствуете»²³⁴⁰. Таково же и мнение отцов халкидонского собора. «Для сильных болезней нужны, читаем в соборном послании к императору Маркиану, сильное лекарство и мудрый врач. Поэтому-то Господь всех приставил ваше благочестие к страданиям вселенской, как наилучшего врача, чтобы вы исцелили их приличными лекарствами. И вы, христианнейшие, принявши божественное определение, пред всеми другими приложили приличную заботливость о церкви, предписывая первосвященникам врачество согласия, ибо собрав нас отовсюду, вы употребили все средства, чтобы уничтожить случившееся разногласие и укрепить учение отеческой веры» ²³⁴¹.

Исходя из этого императоры, начиная с Константина, прежде всего старались содействовать распространению христианской веры между всеми народами. Отсюда халкидонский собор возносит великую похвалу императрице Пульхерии за «ту небесную ревность, чтобы всем, принадлежащим к вашему государству, доставить плод истины»²³⁴².

Рядом с заботой о распространении христианства, императоры стремятся достигнуть единства веры. О попытках в этом отношении Константина мы говорили в своем месте. Сколь велико было в нем желание установить единую веру, это доказывается его завещанием Констанцию «сделать это», так как иначе «царствование не принесет ему пользу, если все не будут единодушно чтить Бога»²³⁴³. Как желал исполнить волю отца Констанций и насколько в этом успел, это мы знаем.

Единство веры – это можно сказать, врожденное желание всех вообще христианских императоров римской империи. Христианские епископы всячески его в них поддерживают. «Охраняйте, прошу вас, пишет Целестин императору Феодосию II, благочестивейшее богопочтение вселенской церкви, чтобы иномыслие ни в чем не имело себе поддержки, ибо для блага вашей империи совершается то, что подъемлется для спокойствия церкви или сохранения святой веры»²³⁴⁴. Еще энергичнее в пользу единства ратовал папа Лев. «Покровительствуйте кафоликам, по вашему и ваших родителей обычаю, дайте свободу защитить веру, которую при истинном благоговении вашей благосклонности, не может подавить никакая сила, никакой мирской страх. Когда же мы подвизаемся за дела церкви, то вместе с этим подвизаемся и за целость вашего царства, чтобы вы, в спокойствии и справедливости обладали своими провинциями. Защитите против еретиков непоколебимое состояниіе церкви, дабы и ваша империя была защищена десницею Христа²³⁴⁵.

Какое исповедание должно было быть признано единым и истинным, это не подлежало сомнению.

Как справедливо заметил Моммсен²³⁴⁶, истинным христианством, православной верой, всегда считалась вера царствующего императора; отсюда никогда в римском государстве император не был лишен религиозного общения. «Всеми силами молим ваше благочестие и величество, воспитанное в православном учении, писали отцы ефесского собора императору Феодосию II, твердо содержать сию православную веру, защищать и сохранять ее невредимой, так как в этом заключается для вас надежда успеха во всех делах. А мы и прежде были и ныне готовы следовать повелениям вашего благочестия, не уклоняясь, как говорит божественное писание, ни на десно, ни на лево (Втор. 5, 33), ибо когда все старание вашего величества будет направлено к благочестию, то повинующиеся ему получат похвалу от вас самих и награду от Бога»²³⁴⁷. Этим же объясняется как соборная аклямация «император так мудрствует, Августа так мудрствует, все так мудрствуем»²³⁴⁸, так и формула халкидонского собора: «каждый из почтеннейших епископов настоящего святого собора пусть поспешит изложить на письме, как он верует, зная, что священнейший и благочестивейший государь верует по изложению 318 св. отцов, бывших в Никее» и т. д.²³⁴⁹ И это воззрение было воззрением не только востока, но и запада. На ефесском соборе 431 г. легат римского престола Филипп заявил: «Этому св. собору повелели быть христианнейшие и человеколюбивейшие императоры, памятующие и хранящие кафолическую веру; они же доселе соблюдали и соблюдают апостольское учение, переданное благочестивейшими блаженной памяти дедами и отцами их. Итак, они назначили собор, заботясь единственно о том, чтобы кафолическая вера от начала и доселе хранимая, пребывала непоколебима»²³⁵⁰. «Св. Дух, писал папа Лев императору Льву, в вас обитает и поучает вас истинной вере, чтобы никакое заблуждение не коснулось вашей веры»²³⁵¹.

Итак, вера императора – это правило для церкви.

Причина понятна.

Император был представителем мира церкви, от которого зависела рецепция. В качестве такового он всегда стоял за то учение, на стороне которого были симпатии большинства населения империи. Случаи, когда император не был выразителем мнения представляемого им населения в римском государстве редки и объясняются недостаточным развитием догматики. «Догматическое учение православной церкви, справедливо заметил H. С. Суворов²³⁵², не составляло чего-либо окончательно выясненного и формулированного; для него потребовался продолжительный процесс выяснения и формулирования и нет ничего необъяснимого в том обстоятельстве, если император не всегда оказывался на стороне православной партии, а принимал сторону противоположной партии, bona fide считая ортодоксию за этою именно партиею и в таком случае поступая с действительно православною партией также точно, как поступила бы эта последняя сама, если бы император оказался на ее стороне». Тем именно обстоятельством, что в большинстве случаев император был в действительности истинным представителем религиозных воззрений большей части населения и объясняется тот замечательный факт, что византийские императоры вообще являлись склонными только к возникающим ересям, но никогда не прошедшим, уже осужденным и постановленным в точные отношения к существующему догмату²³⁵³.

Вполне согласно с христианским идеалом IV и V в.в. главной задачей императорской власти является утверждение на земле царства Божия через распространение христианской веры во всей вселенной и установление единства веры. Осуществлению этого идеала император должен был посвящать все свои силы и предпочитать его всем другим общественным делам.

Как достигнуть желанного единства и этим водворить царство Божие на земле, путь и средства были намечены уже Константином в последние годы его жизни и освящены воззрениями св. отцов и особенно теорией блаженного Августина. Император должен был поставить всю тяжесть своей власти на службу церкви и для достижения идеала царства Божия не останавливаться даже перед физическим воздействием. Решительно на этот путь перешли римские императоры со времен Грациана и Феодосия I. Их царствование является поворотным пунктом церковной политики. Если в глазах Константина и его династии единство церкви было только желанием, то со времен Грациана и Феодосия оно становится фактом. Как это замечено Гарнаком²³⁵⁴ и Моммсеном²³⁵⁵, с этого времени римская империя превращается в государственную церковь или церковное государство.

Признавая, что им с империумом вручена Богом забота о церкви, римские императоры, начиная с Грациана и Феодосия Великого, провозглашают известное христианское исповедание, как принципиально единственную и истинную религию, религию, как таковую, которая если и не была всеобщей, то должна была быть таковой²³⁵⁶. На практике это выражалось в том, что императоры рядом с кратким формулированием истинной веры указывали известное число выдающихся епископов, как представителей данного вероисповедания, с которыми должно было необходимо иметь общение²³⁵⁷.

Так устанавливалось понятие православия, кафолической (fides catholica) и истинной веры (fides orthodoxa).

Только представители этого вероисповедания имели право на титул церкви. Только эта церковь обладала всеми правами и преимуществами и имела право на законное и исключительное господство в империи. Согласно возложенной на них миссии, императоры должны были заботиться о распространении этой истинной веры по всей вселенной и установлении единства церкви. Отсюда – деятельность императоров, направленная против всех лиц, препятствовавших наступлению царства Божия. Таковы язычники, иудеи и, наконец, еретики. Со времен Грациана и Феодосия против всех их принимаются твердые и решительные меры.

Остановимся несколько на этой стороне деятельности христианских императоров IV и V в.

В эпоху обращения Константина Великого в христианство большинство народонаселения римской империи составляли приверженцы старой веры²³⁵⁸. Благодаря искусной политике Константина и его дома эта первичная вера и ее священнодействия постепенно падают и мало-помалу исчезают среди образованного сословия²³⁵⁹. Термином для обозначения всех исповедников политеизма с IV в. является pagani для запада и ἐθνικοί. gentiles, также провинциалы и варвары для востока²³⁶⁰. Переход римских владык в новую веру и постепенное с 379 г. превращение римской империи в христианскую государственную церковь не мог пройти бесследно также для политеистов. Путем строгих законов и уголовных кар старались расположить их к принятию христианства, чтобы тем самым содействовать распространению церкви на всю вселенную. С этого времени под страхом строгих уголовных кар императорами были запрещены язычникам как священнодействия²³⁶¹, так и все религиозные собрания²³⁶². Необходимым последствием этих законов явилась конфискация храмов и всех имуществ, им принадлежащих²³⁶³. Это же наказание грозит всякому, кто предоставит свой участок земли для осуществления языческих священнодействий²³⁶⁴. Языческие жрецы были лишены всех принадлежащих им прав и преимуществ²³⁶⁵. Переход христиан в язычество был воспрещен под страхом инфамии²³⁶⁶ и лишения завещательного права²³⁶⁷, а также права поступления на государственную службу²³⁶⁸.

Более серьезные наказания были направлены против еретиков, считавшихся нарушителями церковного единства. В полном согласии с отцами церкви римские императоры этим путем думали воссоединить их с церковью и таким образом достигнуть единства церкви. Понятие ереси, продолжавшее ускользать от теологов христианства, в римском праве определилось вскоре после провозглашения христианства религией римского государства²³⁶⁹. Как только христианство перестало быть запрещенным, оно явилось привилегированной религией. Само собою эти привилегии жаловались только истинной христианской религии. На этой точке зрения стоял уже Константин Великий²³⁷⁰, Валентиниан I²³⁷¹ и т. д. Вскоре пошли дальше. Признав еретиков за нехристиан²³⁷², к ним стали применять законы против язычников²³⁷³. В таком положении дело оставалось не долго. По старому правилу, что партийная ненависть обрушивается более на близстоящие, чем отдаленные учения²³⁷⁴, еретики подвергались более суровым репрессиям, чем не христиане. С введением государственной религии, когда подданным империи вменялось в обязанность исповедовать ортодоксию, неисполнение этого приказа eo ipso вело к целому ряду гражданских ограничений²³⁷⁵.

Первая и важнейшая, данная только кафолическим христианам привилегия – это свобода их собраний от государственных ограничений права собраний и свобода священнодействий. Так как и то и другое было запрещено для инакомыслящих христиан, то нарушение этого запрета могло повести к штрафам и уголовным карам²³⁷⁶ до смертной казни включительно при сопротивлении²³⁷⁷. Впрочем, из массы законов следует, что это запрещение относилось главным образом к городам²³⁷⁸.

С вышеназванной привилегией тесно связано признание права собственности отдельных кафолических обществ на их церковные здания и кладбища. Еретики были лишены этого права. Построенные ими церковные здания подлежали конфискации в пользу государства или даже православной церкви²³⁷⁹.

Признание православной церкви заключает в себе признание сложившегося церковного устройства и духовной иерархии. Всего этого были лишены еретики. Предстоятели еретических общин не только не признавались, но преимущественно подлежали репрессии и уголовным наказаниям²³⁸⁰.

Собственным наказанием за ересь является рядом с infamia (ἀτιμία)²³⁸¹ завещательная неправоспособность, часто связанная с ограничением наследственного права и вообще имущественно-правовых полномочий и сопровождаемая в случае неисполнения конфискацией имущества²³⁸². Наказание возвышается до запрещения права дарить, продавать, покупать и вообще вступать в договорные отношения²³⁸³. Неспособность к завещанию могла проявиться даже после смерти еретика в течение 5 лет²³⁸⁴.

Как в имущественном праве, так и в выборе местожительства еретики были ограничены: они не имели права проживать в столицах и метрополях, а также прилежащих к ним местностях на пространстве 100 квад. миль²³⁸⁵, но всегда должны были оставаться у себя на родине²³⁸⁶. Нарушение этого запрета грозило тяжелыми штрафами²³⁸⁷.

Наконец еретики были лишены права поступать на государственную службу, насколько таковая не являлась повинностью²³⁸⁸. Аудиенция у императора им не разрешалась²³⁸⁹. Кроме того наряду с тяжкими преступниками еретики не подлежали амнистии.

Дальше этого, впрочем, законодательство против еретиков не пошло²³⁹⁰. Против отдельных сект применялись и другие наказания, начиная с денежных штрафов²³⁹¹ и конфискации²³⁹² и до депортации²³⁹³ и даже смертной казни включительно²³⁹⁴.

Всеми этими мерами римские императоры хотели достигнуть и до известной степени даже достигли желаемого ими единства веры. Римская империя, превращаясь с течением времени как бы в одну гигантскую христианскую общину, церковь, все более и более становится истинным отблеском, истинным отражением Небесного Царства.

Процесс этот, однако, не мог пройти и не прошел бесследно для церковного устройства. Если государство превращается в церковь, то и обратно: церковь в своем устройстве все более заимствует от него свои формы. Уже Евсевий в государственном устройстве римской империи видел образ и подобие устройства Небесного Царства²³⁹⁵. Это было консекрацией государственного устройства римской империи. По мере совершавшегося процесса слияния государства с церковью, последняя все более и более, по счастливому выражению историка Сократа, эллинизируется²³⁹⁶ и принимает формы государства²³⁹⁷. Так в устройстве все более совершается сближение государства и церкви и устанавливается их параллелизм.

Но каково было государственное устройство римской империи в IV и V веках?

С падением Константановой династии римская империя окончательно распалась на две части, причем это деление было тем естественнее, что в римском государстве объединялись две цивилизации, две культуры – эллинская и латинская. Различаясь друг от друга, они способствовали политическому разделению. Впрочем, это деление не нарушало древней общности. Imperium romanum по официальному воззрению этой эпохи понималось как единство, распавшееся только на части: восточную (partes Orientis) и западную (partes Occidentis). Из двух консулов, по которым официально обозначался год, одного назначало правительство востока, другого – запада, но год по обоим вместе датировался во всей империи. Также и законодательство оставалось общим, не только в отношении древних правовых норм, но также и указов этой эпохи, почему всякий владыка своей половины империи ко всякому указу приписывал также имя управителя другой половины, и всякий указ должен был иметь силу в обеих половинах. По положению Диоклетиана также вся империя должна иметь одну столицу. Но уже сам Диоклетиан содействовал нарушению этого принципа, так как во времена своего владычества фактически резиденцию уничтожил, заменив ее главной штаб-квартирой, не связанной с известным местом армии. Поведение Диоклетиана по данному вопросу явилось примером для позднейших римских правителей, сделавших своей резиденцией на западе Милан и (с половины V в.) Раввену, а на востоке – Константинополь. Со времени Констанция город этот был сделан не только императорской резиденцией, но в качестве Нового Рима также и второй столицей общей империи, которая скоро, как это вообще бывало на востоке, затмила старый Рим и через свое равенство с ним способствовала тому, что императорское единство сделалось только пустым звуком. В главном все было сделано уже при Диоклетиане через раздел правительства: всякий владыка половины империи имел свое собственное войско и свой штат должностных лиц, причем всякое правительство, хотя и в полном согласии с другим правительством, но de jure совершенно самостоятельно должно было управлять своей половиной. Впрочем, такое положение, как это заметил великий Моммсен, никогда не существовало, но всегда одно правительство с другим или враждовало или находилось от него в зависимости²³⁹⁸.

Во главе каждой половины империи стоял монарх с безусловной и неограниченной властью над личностью и имуществом своих подданных. По воззрению той эпохи эта государственная форма была дана волею судьбы или лучше богов²³⁹⁹. С обращением римской империи в христианство это воззрение, как мы видели, было заимствовало также и церковью. К старым титулам императора с развитием христианства присоединился впервые при сыновьях Константина новый – dominus. Власть эта, говорит Моммсен²⁴⁰⁰, сложилась не по образцу римского принципата, но по восточному образцу персидских царей с заимствованием как женских украшений с жемчугом и драгоценными камнями на голове, так и придворных церемоний – коленопреклонения, евнухов и т. д. Непосредственное осуществление суверенной власти принадлежало исключительно одному императору. Сенат этой эпохи, как римский, так и константинопольский, утратил свое значение и фактически и de jure являлся не более, как местом публикации императорских законов. Что сенат ни разу не был вопрошаем при замещении трона и император никогда к нему не обращался за советом, виной этого, читаем у Моммсена²⁴⁰¹, была глупая и пустая аристократия, выше всего ставившая увеличение своих богатств и через свое бездействие попавшая в руки солдат и варваров. Вместо сената высшим имперским учреждением в эту эпоху является императорская консистория (consistorium), собрание comites intra palatium или intra consistorium, государственный совет, составлявшийся из находившихся при дворе должностных лиц первого ранга и известного числа облеченных особым императорским доверием людей²⁴⁰². Назначение должностных лиц и законодательство принадлежало императору. Форма указов одинакова, как при интерпретации, так и при издании выходивших по инициативе императора распоряжений общих и специальных. Что император мог вмешиваться в суд, управление и командование в любом для него случае, это следует из самого существа абсолютной монархии. Само собой собственная деятельность владыки вовсе не была необходимостью. Этим давалась возможность бездарным и ничтожным властителям перенести большую часть своих функций на своих помощников. Конечно до известной степени также и при этом способе управления предполагается и даже требуется личная деятельность правителя: по крайней мере, императором и его советом должны решаться важнейшие акты управления и некоторое число судебных процессов в последней или единственной инстанции. Насколько проявлял себя монарх в этих актах, это зависело от личных способностей. Падение системы обнаруживается особенно ясно в передаче также и этой деятельности в руки правительственных помощников. Чтобы не отвлекать от важных дел государственный совет, император Феодосий II, по призванию каллиграф, создал для восходящих на решение государственного совета апелляций особую комиссию, образовывавшуюся из одного или двух высших должностных лиц, на чем все преобразование и остановилось²⁴⁰³.

Как в эпоху республики, так и принципата, управление военное не отделялось от гражданского, причем под последним понималось не только управление в тесном смысле, администрация, но также и юстиция. Как прежде, так и позднее praeses и judex суть тождественные наименования для начальников провинции²⁴⁰⁴. Новый порядок, создав противоположность граждан и солдат, пошел дальше, отделив власть военную от гражданской. Впрочем, это было сделано таким образом, что гражданская должность, будучи номинально уничтожена, de jure стала рассматриваться как военная (militia) служба без оружия, почему бандальера (cingulum) офицера была присвоена также и гражданским должностным лицам²⁴⁰⁵. Эта реформа покоилась на дальнейшем росте монархии. В прежнее время начальник провинции, обладая полным империумом, в пределах своего округа был носителем суверенной власти. Диоклетиановская монархия весь суверенитет сосредоточила в руках монарха. Рядом с ним стояли помощники, заведовавшие определенным кругом дел и в этой области осуществлявшие свою власть. Проведение этой организации, основанной на систематическом проведении разделения гражданской и военной власти, является одним из существенных элементов нового порядка. В этом распределении по ведомствам помощничества в императорском правительстве, как таковом, заключается развитие, по современному выражению, министерского положения. Если старый государственный порядок до принципата не знал общих для всей империи должностей, но единственно территориальные, местно ограниченные, то диоклетиано-константиновский режим создал должности императорских канцлеров в лице префекта претории и императорского главнокомандующего, magistri militum, впрочем, не безусловно, так как каждая из этих должностей, являясь высшей, частью через больший объем вверенной такому лицу области, частью через учреждение подчиненных ему гражданских или военных средних и низших должностных лиц, все же была ограничена территориально пределами известной части империи. Эта иерархия равным образом являлась новшеством. Порядок принципата, говорит Моммсен²⁴⁰⁶, знал только обращение от должности к суверенной власти, но собственно особый путь инстанций впервые развила диоклетиановская монархия, и это есть главный фундамент, вполне проникающий этот государственный порядок, бюрократии. Последняя выражается в строгом схематизировании и прочном движении как высших должностных лиц, так и подчиненного, фактически опиравшегося на должностных лиц персонала (officia), а также в ранговом порядке и титуловании в таком избытке и строгости, что вся последующая работа в дальнейшей стадии является трудом начальников.

Считая излишним рассмотрение во всех подробностях гражданского и военного управления, мы познакомимся с ним только в общих чертах.

Высшей гражданской должностью империи был префект претории²⁴⁰⁷. Объем его власти часто менялся, но область господства всегда более или менее сохранялась: например, в те годы, когда Констанций владел востоком, а Констанс западом, в империи выступали рядом три префекта, один – для всей восточной империи, второй – для Иллирика, Италии и Африки, а третий для Галлии, Испании и Британии²⁴⁰⁸. В пределах этого круга, кроме старых округов императорского управления, их власти, исключая двух малых дистриктов, подчиненных старым проконсулам – Азии и Африки, подлежали также все провинции, раньше не находившиеся в непосредственном императорском управлении, а также и Италия, лишенная прежних своих привилегий. Обособленное положение полуострова вполне было уничтожено и ограничивалось одним Римом. Тождественность римских городских и императорских должностей, которая развивалась в республике и держалась еще во времена принципата, теперь была устранена. Преторы и квесторы Рима были исключены из списка императорских носителей власти и попали в число муниципальных должностных лиц²⁴⁰⁹. Но город Рим в полицмейстере принципата – praefectus Urbi сохранил городского начальника, которому подчинялись все императорские должности с римской городской компетенцией, – особенно императорский управитель зерна²⁴¹⁰ и комендант городской пожарной команды²⁴¹¹, – и который, хотя и уступал в силе префекту претории, но стоял близко с ним в ранге. С превращением Константинополя во вторую столицу, этот порядок был перенесен со Старого также и на Новый Рим.

Подчиненная должности префекта претории область делилась в начале на 12, а с течением времени и на большее число диэцезов, из которых один в каждой префектуре управлялся непосредственно через префекта, а большая часть через местоблюстителей последнего (vicarius praefectorum praetorio), так сказать, среднюю должность²⁴¹².

Низшими должностями управления были начальники значительно уменьшенных со времени диоклетиановской реформы провинций. Также и в ранге они были понижены. Вместо легатов и проконсулов они замещались лицами не сенаторского ранга, носившими титул praesides или correctores (в Италии)²⁴¹³.

Юстиция и управление, будучи соединены в одних и тех же руках, осуществлялись через высшие, средние и низшие должности.

Низшей инстанцией являлась должность начальника провинции. Исключая военной власти, его компетенции подлежало все высшее управление в провинции, именно публикация законов, полиция и сбор податей. Но главным их делом было отправление правосудия, по которому их можно назвать judices ordinarii. За исключением ничтожных дел, предоставленных муниципальной юрисдикции, ихъ суду в первой инстанции подлежали все гражданские, а также и уголовные дела. Исключение из этого правила в пределах провинций было установлено только в пользу сенаторов и лиц первого ранга, именно патрициев и всех облеченных консулатом или одной из высших имперских должностей, суд над которыми принадлежал или префекту претории при участии нескольких лиц сенаторского сословия или даже императору и его консистории (consistorium sacrum)²⁴¹⁴.

В Риме и в Константинополе административные дела, подлежащие обычно функции провинциальных начальников, а также гражданские и уголовные процессы, насколько они не входили в компетенцию подчиненных ему должностных лиц, в первой инстанции подлежали суду городского префекта²⁴¹⁵. Суд его был окончательный и апелляции не подлежал. Равным образом суд городского префекта являлся судом второй инстанции. К нему поступали на апелляцию приговоры низших столичных судов²⁴¹⁶, где существовали таковые, а также судебные дела из отдельных провинций²⁴¹⁷.

Средней инстанцией являлся викарий, осуществлявший власть в пределах одного диэцеза. Это была должность второго класса – vir spectabilis²⁴¹⁸. Назначались викарии императором и от него же получали должностную власть. Первоначально викарий был простым помощником префекта претории, но затем мало помалу эманципировался и превратился в самостоятельную должность. Отсюда компетенция викария в подчиненном ему диэцезе конкурировала с префектом претории, таким образом, что на суд, например, начальника провинции можно было апеллировать или к викарию или к префекту. Впрочем, к последнему обращались редко, почему все дела в диэцезе вершил викарий и вершил в последней инстанции, так как он решал vісе sacra. Апелляция от него возможна была только к императору. В административных делах и жалобах по поводу взыскания податей викарий составлял вторую инстанцию, хотя сам в распределении податей не участвовал. В отдельных случаях он мог накладывать наказание на провинциального начальника, но следствие все же должно было идти к императору или префекту претории.

Высшей инстанцией являлся префект претории.

Во времена Сентимия Севера и после него префект претории был – alter ego императора, центр всего гражданского и военного управления²⁴¹⁹. Такое положение не мирилось с духом диоклетиано-константиновской монархии, тенденцией которой было разделение властей военной и гражданской. Если еще под Диоклетианом у префекта претории была в руках военная и гражданская власть; хотя и ослабленная установлением нескольких префектов²⁴²⁰, то Константин, проведя систему Диоклетиана более последовательно, через учреждение должности magistri militum лишил его всякой военной власти²⁴²¹. С этого времени префект претории сделался высшею гражданской должностью. По рангу они принадлежали к первому классу – viri illustres и фактически занимали первое место после императора. Только consules ordinarii и patricii им преимуществовали. Но первые не имели никакого политического значения, а вторые были Константином упразднены. Префект носил почетный титул parens. Император шел на встречу ему до дверей и после него никто уже не мог входить в сенат или консисторию²⁴²². Тот префект, в диэцезе которого находился двор, носил титул pr. рr. praesens и преимуществовал в ранге перед другими. В сфере гражданского управления префекту принадлежала высшая административная и судебная власть. Он имел большое влияние на назначение должностных лиц своей префектуры, причем провинциальные начальники назначались императором по ого представлению. Они получали от него свои полномочия и подлежали его надзору. Чтобы последний был действительнее, они обязаны были представлять ему полугодовые отчеты о всех судебных делах, как решенных ими, так и имеющихся в производстве. Преступления и проступки провинциальных начальников подлежали суду префекта. Хотя увольнение от службы исходило только от императора, но префект мог временно устранять начальника провинции от должности и даже назначить на его место заместителя. В сомнительных случаях начальник провинции мог обратиться к префекту или императору, поставив об этом в известность викария. При таких обстоятельствах префект мог в пределах закона издать общеобязательные указы, так называемые formae generales²⁴²³. Компетенции префекта подлежали также почта и распределение налогового бремени²⁴²⁴. Ему же вносились натуральные повинности, annonariae praestationes. В тесной связи с этим стоит его деятельность по продовольствию войска²⁴²⁵. Что касается судебной власти, то таковая заключалась в апелляционном производстве. В диэцезе, который подчинялся ему непосредственно, он один являлся апелляционной инстанцией на суд провинциальных начальников, там же, где были викарии, выступала конкуренция его с последними таким образом, что можно было апеллировать или к нему или в викарию, но нельзя было апеллировать к нему на суд последнего. При коллизии предпочтение отдавалось суду сильнейшего. Так как префект судил вместо императора vice sacra, то его приговор de jure был окончательным и апелляция на него в обычном порядке не допускалась²⁴²⁶. Исключения составляли уголовные дела высших должностных лиц, подлежавшие суду государственного совета или консистории. Последней же принадлежала также автентическая интерпретация законов, а также обсуждение по предложению правительства общегосударственных дел и особенно намеченных к изданию законов. Не будучи центральным уголовным судом для всей империи тот же государственный совет, на котором мог лично присутствовать и председательствовать император, принимал апелляции на всех должностных лиц первоклассного ранга, особенно городских префектов: в этих случаях все дело с приговорами последних и предыдущей инстанции, а также объяснениями сторон представлялось императору и по правилу разрешалось в консистории. Апелляция на решение должностных лиц второго ранга, comes Orientis, проконсулов и викариев шла или подобным образом или, согласно приказу Феодосия II, в особую комиссию, составлявшуюся из одного или нескольких высших придворных должностных лиц из присутствующего при дворе префекта претории и из дворцового квестора, перед каковой процесс и мог пройти в полном объеме²⁴²⁷.

Военная власть была отделена от гражданской. Таков лейтмотив диоклетиановских преобразований. Оборона страны покоилась на армии. Реорганизация последней заключалась в том, что со значительным увеличением пограничных гарнизонов была образована несвязанная с определенным местопребыванием армия, всюду следовавшая за персоной свободного от резиденции императора (exercitus praeseatalis). Чтобы освободить гражданское население империи от тягостей рекрутских наборов, войска все более и более стали пополнятся иностранцами – варварами, военнопленными или купленными франками, саксами и т. д., чем был нарушен главный принцип предыдущей эпохи, что одни подданные империи и только они должны охранять государство. Рядом с этим проводятся внутренние военные реформы. Старая легионная команда была упразднена. Вместо легатов легиона или провинциальных начальников выступают «пограничные начальники» (duces limitum), которым вверяется командование пограничными войсками (milites limatanei или riparienses). Последние, как думает Моммсен²⁴²⁸, сами подразделялись на небольшие отряды, численностью от 500 до 1000 человек по роду тогдашних когорт и ялов, из которых каждый находился под командой особого офицера (tribunus или praefectus). Что касается командования армией, новым полевым войском, то таковое принадлежало императору и призванным к тому особым императорским помощникам по военному управлению, носившим титул magistri militum, в ранге хотя и уступавшим префектам претории, но находившимся с ними в первом классе должностей. Как предполагает Моммсен²⁴²⁹, эта должность главнокомандующего была создана Константином Великим. С этого времени во всей империи или после разделения ее в каждой половине выступало два главнокомандующих, один для пехоты (magister peditum), другой-для конницы (magister equitum). Оба они были начальниками не только полевых войск, но через посредство подчиненных им duces limites также и пограничных. Военная юрисдикция сначала уголовная, а позднее и по гражданским делам принадлежала военным властям. По диоклетиано-константиновским установлениям она была вверена у пограничных войск пограничному начальнику (duces limitum), а у полевых – магистру, причем апелляция в обоих случаях шла к императору.

Обратимся теперь к церкви.

С торжеством христианства император стал во главе церкви. По словам Евсевия²⁴³⁰, уже Константин Великий «действовал, как общий, поставленный от Бога епископ». Ту же мысль точнее выразил император Константин, сказав «справедливо»²⁴³¹ епископам никейского собора: «вы – епископы внутренних дел церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних». Внутренние дела – это, как мы видели, священнодействия. Власть над ними – potestas ordinis – принадлежала исключительно епископам. Внешние дела – это юрисдикция, дела управления в широком смысле. В древности власть над ними принадлежала христианской общине, так как от ее рецепции зависела их сила и законность. С обращением императоров в христианство, к ним, как представителям мира церкви, переходит власть в отношении рецепции, власть судить о законности действий, таким образом высшая церковная власть. Отсюда император делается как бы главой церкви. Последующее время еще более укрепило это высшее церковное положение императора, перенеся центр тяжести императорской власти в мистическую область. В глазах папы Льва и других отцов церкви император силой Божественного внушения глава церкви²⁴³². Бог действует через него²⁴³³. Св. Дух в нем обитает и научает истинной вере. Таким образом, императору в силу Божественного веления, а также в силу своего представительства мира церкви принадлежит высшая церковно-правительственная власть.

В этой двойственности власти весь трагизм положения византийских императоров.

Подчиняясь всецело епископам в области внутренней церковной власти, potestatis ordinis, императоры, стоя во главе церкви, в то же время являются их владыками. Эта двойственность в особенности бросается в глаза у Феодосия II этого императора – святого²⁴³⁴, императора – монаха-схимика, обратившего дворец в монастырь²⁴³⁵, наконец, императора, глубоко и искренне убежденного, что он «не может приказывать епископам»²⁴³⁶. В сфере внутренней церковной власти, potestas ordinis, подчинение иерархам у этого императора доходило до крайности. Современный ему церковный историк Феодорит сообщает из его жизни следующий курьезный случай. «Один человек, проводивший жизнь подвижническую, но в душе питавший чувства довольно дерзкие, пришел к царю (Феодосию младшему) с какой-то просьбой. Когда же, делая это несколько раз, он не получил просимого, то отлучил царя от церковного общения, и связав его сими узами, удалился. После того благоверный царь, прибыв во дворец, тогда как время призывало к столу и сошлись лица, имевшие разделить его трапезу, сказал, что он не вкусит пищи, пока не будет разрешен от запрещения. Поэтому он послал к архиерею одного из самых близких к себе людей и просил его, чтобы повелено было связавшему его разрешить. Епископ отвечал, что не следует принимать запрещение от всякого, и объявил, что сам разрешает его. Однако же царь не принял разрешения, пока связавший, быв отыскан с великим трудом, не возвратил ему общения»²⁴³⁷. И вместе с тем тот же смиренный император Феодосий II в сфере указанной нами внешней церковной власти являлся главою церкви. Не только современники, в роде папы Льва Великого, но и сам император считал себя «крайним судьей» в делах церкви. Это прямо можно вывести из послания Феодосия II к Кириллу александрийскому, в котором он, упрекая последнего в интригах против Нестория, между прочим, пишет: «Выше всего мы поставляем страх Божий, по которому и погрешающим оказывается снисхождение. Но не похвально то, что не имеют снисходительности те, которые должны бы от нас заслуживать всякой похвалы и особенное уважение за глубокое благочестие. Священнослужители должны быть примером и добрых нравов, и чистоты веры, должны всегда отличаться простотою жизни, знать сущность каждой вещи и преимущественно учение благочестия, особенно если возникает какой-либо вопрос или сомнение. Ибо и сначала это учение определили для нас не угрозы какого-либо владыки или думающего владычествовать, но совещания св. отцов и священного собора. Впрочем, всякому известно, от приказаний ли более получает твердости благочестие или от разумения. Посему твое благочестие ныне же должно объяснить нам, почему ты, миновав нас, которые, как тебе известно, очень заботимся о благочестии, и священные лица всех мест, собрание которых могло бы удобно разрешить недоумения, произвел сам собою смятение и разделение в церквах»²⁴³⁸. В качестве того же главы церкви действовал тот же Феодосий II, когда он требовал от Флавиана константинопольского изложения веры²⁴³⁹, назначал и смещал епископов²⁴⁴⁰, созывал вселенские соборы (ефесские 431 и 449 гг.), определял место и время их собрания, открывал²⁴⁴¹ и закрывал их, и, наконец, своим утверждением сообщал силу соборным определениям²⁴⁴². Это не все. По мнению отцов ефесского собора «невозможно, чтобы составленное (собором) определение утверждено было законным порядком без воли Его величества»²⁴⁴³. Отсюда обращение к императору Феодосию в качестве последней инстанции как кирилловцев, так и восточных ефесского собора 431 г. с просьбой кассировать постановления противоположной партии, а принять и утвердить их собственные²⁴⁴⁴. На этой же точке зрения стоял и папа Лев Великий, когда просил того же Феодосия II отменить определения разбойничьего собора, «дабы все оставалось в том положении, в каком было прежде всякого суда»²⁴⁴⁵. Наконец, образ действий того же самого Феодосия Младшего после ефесского собора 431 г. наглядно показывает, что он стоял во главе церкви и, опираясь только на свою высшую церковную власть, мог добиться заключения перемирия между Кириллом александрийским и Иоанном антиохийским²⁴⁴⁶.

Император – глава церкви. Как в сфере гражданского, так и церковного управления ему принадлежит высшая власть. Следствием этого явилось как оцерковление, если так можно выразиться, римской империи, так и заимствование церковью римского государственного устройства. Ближайшим базисом для этого была установившаяся со времен Диоклетиана и утвержденная никейским собором²⁴⁴⁷ как общее правило, тождественность гражданских и церковных провинций и их митрополий. Совпадение двух конечных пунктов – император и провинция – повело к дальнейшему слиянию государственного и церковного устройства римской империи.

Сущность диоклетиано-константиновых реформ в государственном праве сводилась, как мы видели, 1) к разделению власти военной и гражданской и 2) к введению канцлеров – praefectus praetorio и magistri militum, как ближайших помощников императора в управлении гражданском и военном. Первый принцип лежал в природе церкви. Как сложившийся вполне институт, последняя со всем своим устройством и иерархией была признана императором Константином и, как таковая, вошла в систему римского государства. Иное дело – вопрос о канцлерстве. Будучи главой церкви, император в этой области, не меньше, чем в сфере гражданского и военного управления нуждался в помощнике. В церковных вопросах император, несмотря на всю свою компетентность и любовь к церкви, не мог обойтись без посторонней помощи. Самая особенность природы церкви заставляла его искать совета и содействия епископов. Уже со времен Константина мы видим при императорах епископов в качестве их ближайших помощников и советников по церковным делам. Таковы при Константине Осия кордубский и Евсевий никомидийский; при Констанции – тот же Евсевий, Акакий кесарийский, Валент и Урзаций, при императоре Валете Евдоксий и т. д. Отличительный характер этого помощничества – отсутствие системы: все основывается на доверии монарха. Со времен Феодосия Великого это должно было измениться. Рядом с проведением единства веры, он желал упорядочить также и церковное устройство. Пример западных императоров, имевших в лице епископов Рима, своих коронных советников и помощников по управлению церковными делами, указал ему дорогу. Таким императорским помощником должен был, по мысли Феодосия, явиться его придворный епископ, епископ второй столицы империи, епископ константинопольский. В сфере церковного управления он должен был быть тем же, чем был префект претории в сфере управления гражданского. Вот цель третьего канона константинопольского собора 381 г.

Но к тому же стремился и александрийский епископ, желавший быть первым епископом востока и имевший для того много веских данных! Чтобы уничтожить это соперничество и облегчить упрочиться константинопольскому епископу, был издан канон второй, наметивший предел, дальше которого не должна была распространяться власть других иерархов востока. Так в каноническое право проникло понятие церковного диэцеза. Не опираясь, однако, на историю и не отвечая потребностям церкви, диэцезы церковные, как аналогия гражданским, не развились и вскоре пали. Гражданские диэцезы Фракия, Понт и Азия составили один церковный диэцез епископа константинопольского, напротив, гражданский восточный диэцез разделился на два церковных диэцеза, находившихся в подчинении у епископов антиохийского и иерусалимского. В одном только Египте церковный диэцез совпадал с гражданским, но здесь, как мы это видели, диэцез поглотил провинцию, так как церковное устройство провинции, как таковой, в Египте доказано быть не может. Халкидонский собор в своих канонах 9, 17 и 28 окончательно установил то, чего желал в свое время Феодосий Великий. Устройство и управление церковное и гражданское сделались параллельны и аналогичны. Во главе государства-церкви стоит император. Помощниками его являются в сфере управления гражданского – префект претории, церковного – константинопольский епископ. Рядом с ними, хотя рангом ниже, стоят в управлении империи: административном – викарии, церковном – епископы александрийский, антиохийский и иерусалимский. Наконец, тем подчинены начальники гражданских провинций, президенты, этим – митрополиты, начальники провинций церковных. Особенно хорошо этот параллелизм управления выступает в сфере суда. По процессам гражданским и уголовным первой инстанцией был суд начальника провинции. Отсюда апелляция, как мы знаем, шла или к викарию или к префекту претории, причем постановление как первого, так и второго, являясь vice sacra, было окончательным и безапелляционным. Таков же по смыслу канонов халкидонского собора порядок инстанций церковного суда. Дело, решенное в первой инстанции митрополитом из восточного, например, диэцеза в апелляционном порядке, направлялось или к епископу антиохийскому или епископу константинопольскому, причем приговор как того, так и другого был окончательным и безапелляционным.

Само собой, этот порядок установился не сразу. Утверждение высшей власти константинопольского епископа произошло не без сопротивления. Понадобился продолжительный период времени, чтобы начала, возвещенные Феодосием Великим, вошли в жизнь и одержали победу. Как совершился этот процесс, этим мы ныне и займемся.

Монархи, правление которых знаменует новый поворот в истории развития церковного устройства римской империи, были Грациан и Феодосий I. Толерантная политика Валентиниана I не встретила сочувствия в церкви. Под предлогом единства веры все церковные партии стремились к единодержавию в империи. Всякая партия требовала для себя не только свободы исповедания и защиты со стороны императора, но также притязала на исключительное господство в империи и на подчинение всех других партий²⁴⁴⁸. Это повело к более решительному проведению той политики, направление которой дал уже Константин. Так была создана православная государственная церковь или с другой стороны православное царство, именно: Грациан основал православную государственную церковь против инославных партий, а Феодосий продолжил в этом отношении его политику, начав в то же время систематическое преследование язычества, в чем ему последовал западный император. Как это справедливо заметил Гарнак²⁴⁴⁹, создание ими государственной церкви не было делом высших политических планов, но вытекавшим с необходимостью результатом исторического развития. Они только сумели понять это и провести, причем вследствие своего церковного воспитания внутренне этому сочувствовали. Инициатором явился Грациан. Насколько он в своих церковно-политических актах находился под влиянием епископов, это не поддается исследованию²⁴⁵⁰. Во всяком случае, рядом с внутренним убеждением юноши в истинности никейского исповедания весьма значительно было личное влияние Амвросия. Можно заметить, говорит Рихтер²⁴⁵¹, как всякая личная встреча императора и епископа сопровождалась изданием законов, или благоприятствующих правам церкви и клира, или ограничивавших свободу инакомыслящих христиан.

Первый закон в пользу религии кафолической святости (pro religione catholicae sanctitatis) исходит от Грациана, вероятно, уже в начале 376 г.²⁴⁵² Всякие еретические собрания запрещаются как в городах, так и в стране. Все места, где под вымышленным предлогом алтари поставлены еретиками, или где последние собираются, подлежат конфискации. Все церкви должны быть переданы кафоликам. Закон этот до нас не дошел. Грациан ссылается на него в следующем за ним законе от 378 г.²⁴⁵³, изданном на имя префекта претории Есперия и имевшем своей целью понудить исполнение ранее опубликованного закона. Quod sive гласит закон, dissimulatione iudicum seu profanorum inprobitate contigerit, eadem erit ex utroque pernicies²⁴⁵⁴. Можно думать, что здесь имеется в виду смертная казнь. Впрочем, не следует забывать, говорит Гарнак²⁴⁵⁵, что законодательство бывало тем строже, чем более законодатель сознавал свое бессилие осуществить его на практике. Третий закон и в том же драконовском духе последовал в 379 году из Милана²⁴⁵⁶. Император опять высказывал свое отвращение к еретикам, признавая таковыми всех, qui vel levi argumento indicio catholicae religionis et tramite detecti fuerint deviare. Во всех этих законах внутреннее исповедание именующих себя еретиками настолько не затрагивается, что они находились как в свите императора, так и на высших должностных местах. Но запрещение всякого некафолического богослужения и лишение инославных исповеданий прав вообще и права собственности в частности было равносильно их смертному приговору. Что касается донатистов, которых Валентиниан хотя и не преследовал, но духовенство которых обозвал недостойными священниками²⁴⁵⁷, то против них Грациан издал два специальных закона, из которых второй от 377 г. был адресован к Флавиану, викарию Африки²⁴⁵⁸. Эдикт написан в таком тоне, будто продиктован фанатичным епископом. По содержанию своему он тождественен с законами против всех еретиков: церкви донатистов должны быть переданы кафоликам, а места из собраний – фиску.

Рядом законов Грациан одновременно с сим облагодетельствовал православный клир и кафолические церкви. В 376 году был отменен закон, охранявший права государства относительно церковной подсудности²⁴⁵⁹. Все церковные спорные дела и легкие деликты, относящиеся к соблюдению религии, были признаны подсудными местным епископам и соборам диэцеза, за исключением уголовных дел, ведаемых светскими властями: «si qua sunt ex quibusdam dissensionibus levibusque delictis ad religionis observantiam pertinentia, locis suis et a suae dioeceseos synodis audiantur, exceptis quae actio criminalis ad ordinariis extraordinariisque judicibus aut illustribus potestatibus audienda constituit²⁴⁶⁰. В следующем году император издал знаменитый закон, по которому не только духовенство высших степеней, но и низших до привратника, – было освобождено от всех принудительных должностей и личных повинностей²⁴⁶¹. В 379 г. последовал эдикт, которым освобождалась от налогов мелкая торговля клириков в Иллирике, Италии и Галлии²⁴⁶². Наконец, под влиянием Амвросия был издан тот гуманный закон, который в случае перехода в христианство освобождал дочерей актеров, de jure принадлежавших к этому званию, от их позорных обязанностей²⁴⁶³. Грациан вмешался в постыдную римскую схизму и решил этот спор в пользу Дамаса, причем этого, по выражению Гарнака²⁴⁶⁴, провозвестника дурных в собственном смысле слова пап поставил в последней инстанции судьей над всеми западными епископами, участвовавшими в этом споре. Таким образом, и в этом эпизоде, грозившем подорвать его значение, римский епископ остался в выигрыше.

С 382 года начинается систематическое преследование язычества. В этом году Грациан резидировал в Милане и находился следовательно под непосредственным влиянием Амвросия. Рядом специальных указов были установлены: конфискация всех принадлежащих языческим храмам земел, прекращение государственной дотации жреческим коллегиям и вообще античному культу, лишение всего жреческого сословия, не исключая весталок, всех прав и преимуществ и т. д.²⁴⁶⁵ Особенно чувствительный удар нанес молодой император самолюбию язычников, когда в 375 году отклонил от себя предложенный ему сенатом титул Pontifex Maximus²⁴⁶⁶, а в 382 году приказал удалить из сената алтарь победы²⁴⁶⁷. Смущенные отцы отправили к нему тогда депутацию с Симмахом во главе, которой однако не посчастливилось. Амвросий и Дамас в христианском большинстве сената нашли себе союзников и помешали даже приему депутации²⁴⁶⁸. Наконец, незадолго до своей смерти Грациан издал закон²⁴⁶⁹, угрожавший лишением всех прав за переход в язычество или иудейство.

В тесной связи со всеми этими мероприятиями Грациана стоит политика Феодосия Великого. Православие последнего, в глазах Грациана, духовного сына св. Амвросия, как мы видели, было решающим фактором при избрании его на престол. Феодосий с таким жаром стал проводить политику Грациана на востоке, что вскоре даже его затмил своими лучами. Что начал Константин – дать римской империи единую веру, то закончил Феодосий²⁴⁷⁰. Как коренной западный христианин, он само собою сделал это, став, согласно римской традиции, на точку зрения никеизма²⁴⁷¹. Завязавшиеся со времени крещения близкие отношения его с Ахолием фессалоникийским еще более укрепили его в истинности этого именно исповедания.

Воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, одушевленный боец вечного Христа, Ахолий постарался использовать свое влияние на императора в интересах никейства. Само собой суждения св. отца но этому вопросу были проникнуты тем фанатизмом, без которого, читаем у Гюльденпеннинга²⁴⁷², тогдашние защитники, православной церкви не могли говорить о не кафоликах. Император услышал от него, что церкви Иллирика и Македонии сохраняют в полной неприкосновенности истинную веру, как она передана апостолами и утверждена в Никее, напротив, на востоке истинная вера исчезла, и население с Константинополем во главе погрязло в ереси²⁴⁷³. Следствием этого воздействия явилось издание знаменитого эдикта 27 февраля 380 г.

«Нам угодно, провозглашает Феодосий, чтобы все народы, управляемые нашим милосердием и умеренностью, твердо держались той религии, которой поучал римлян св. Петр, которая верно сохранилась преданием и которую в настоящее время исповедует первосвященник Дамас и александрийский епископ Петр, человек апостольской святости. Согласно с учением апостолов и правилами Евангелия, будем верить в единое Божество Отца, Сына и св. Духа, соединяющихся с равным величием в благочестивой Троице. Последователям этого учения мы дозволяем принять название христиан кафолических, а так как всех других мы считаем за сумасбродных безумцев, то мы клеймим их позорным названием еретиков и объявляем, что их сборища впредь не должны присваивать себе почетное наименование церквей. Кроме приговора божественного правосудия, они должны будут понести строгие наказания, каким заблагорассудит подвергнуть их наша власть, руководимая небесной мудростью»²⁴⁷⁴.

Рихтер²⁴⁷⁵ считает этот закон за голос дикого религиозного фанатизма на троне. С этим едва ли можно согласиться. Из отзывов современников, например, Григория Богослова, Фемистия, Ливания и других, можно заключить, что сам император был свободен от религиозного фанатизма²⁴⁷⁶. Такого же мнения о Феодосии Великом – Фемистий²⁴⁷⁷ и Ливаний²⁴⁷⁸. О терпимости его к иноверцам прямо говорит Сократ²⁴⁷⁹. Более правильно суждение Ифланда²⁴⁸⁰, Ульгорна²⁴⁸¹, Раушена²⁴⁸² и Гарнака²⁴⁸³. Они полагают, что этот эдикт является только религиозно-политической программой великого императора. Идеалом Феодосия является установление в империи единой православной веры, причем таковой признается вера Дамаса римского и Петра александрийского.

Из четырех церковных партий, историю которых мы проследили, именно аномеев, омеев, омойузиан и омоузиан, в это время действующими, как церковные партии, остались только две последние. Аномейство, как мы видели, выродилось в секту уже в царствование Валента. С гибелью последнего у Адрианополя, такая же судьба постигла омеев. Указ Феодосия от 27 февраля 380 г. был смертным приговором для строгого арианства. Правда, таковое не исчезло и долгое еще время давало себя знать, но, как церковная партия, оно перестало существовать. Главная роль с этих пор на востоке стала принадлежать омойузианам.

Являясь господствующей еще со времен Констанция, омойузианская партия распалась на два крыла: левое, получившее наименование македониан, и правое – младоникейцы. Имевшее важное значение в третьей четверти IV в. левое крыло со времени разрыва с правым после смерти Евстафия севастийского все более и более слабеет и теряет своих сторонников. В изучаемый нами период господство этой партии было тесно ограничено западной половиной диэцезов понтийского (Галатия, Пафлагония и Диоспонт) и азийского (Asia proconsularis, Геллеспонт, Лидия, Кария, Фригия Pacatiana и может быть Salataris).

Иное дело – правое крыло этой некогда великой партии.

Большая часть епископов и народа в это время находилась на стороне младоникейцев, во главе которых стояли Мелетий антиохийский, Евсевий самосатский, Григорий назианзин и Григорий нисский, Амфилохий иконийский и другие. За исключением мелких оазисов, например, Антиохии, где рядом с Мелетием, к которому примыкало большинство общины, выступали еще три епископа, именно Павлин – для староникейцев, Дорофей для омеев и Виталий для аполлинаристов, эта партия решительно господствовала в восточной половине Малой и во всей Передней Азии. Со вступлением на престол Феодосия, она сделала крупные успехи в северо-западной (Вифиния) и юго-западной (Памфилия и отчасти Кария) части Малой Азии и проникла даже в твердыню и доселе оплот арианства – Константинополь.

После смерти Евдоксия в 370 г. константинопольскую кафедру, по-видимому, не без противодействия значительной партии занял Демофил из Фессалоник, бывший прежде епископом берэйским²⁴⁸⁴. У императора Валента, который действовал большей частью на востоке, он не пользовался таким весом, как его ловкий предшественник. Догматически не ясный²⁴⁸⁵, он стремился к внешнему благочестию и объединению различных партий²⁴⁸⁶. С особой силой он ополчился на младоникейцев и омойузиан, хотя анафематствал также и глав аномейской секты²⁴⁸⁷. Со смертью Валента в битве у Адрианополя (378 г.), сила омейской партии была сломана. При таких обстоятельствах младоникейцы столицы обратились с просьбой к Григорию Назианзину занять в Константинополе вакантную кафедру²⁴⁸⁸.

С большой неохотой²⁴⁸⁹, только из любви к православной вере²⁴⁹⁰, Григорий последовал зову и покинул свою любимую келью близ Селевкии исаврийской²⁴⁹¹. В 379 году, полный еще скорби по поводу недавней смерти своего друга Василия Великого²⁴⁹², он вступил в Константинополь²⁴⁹³. В простом помещении, получившем позднее знаменательное наименование Анастасии²⁴⁹⁴, он собрал малую общину и держал к ней свои полные духа и блеска речи, которые все более увеличивали круг его сторонников и могущественно укрепляли православие. Ариане его преследовали. Не было недостатка ни в обидах, ни в клеветах. Не раз угрожали самой его жизни²⁴⁹⁵. Часто на него сыпался град камней. Как-то раз вломились и осквернили трапезу, где он служил, причем он сам еле спасся. Община Григория, остававшаяся в меньшинстве, была сильно разъединена. Причиной этого была антиохийская схизма, так как одни стояли за Мелетия, другие за Павлина. По этому поводу Григорий держал две торжественные речи о мире, произведшие благоприятное действие²⁴⁹⁶. За ним все более укреплялась слава великого богослова. Иероним был его учеником²⁴⁹⁷. Община оказывала ему любовь и уважение. Никто не высказывал зависти или неудовольствия на местоблюстителя константинопольской кафедры. Как это неопровержимо доказывают письмо и присылка из Александрии Григорию епископских инсигний²⁴⁹⁸, также и Петр александрийский не составлял исключения. Вскоре, однако, он переменил свое отношение. Поддерживая общение с Павлином, он, по-видимому, не желал видеть на константинопольской кафедре друга Мелетия и вместе человека независимого от своего влияния²⁴⁹⁹. Вследствие этого он решил провести на константинопольскую кафедру своего клеврета цинического философа Максима²⁵⁰⁰.

Опираясь, по-видимому, на эдикт Феодосия от 27 февраля 380 года²⁵⁰¹, Петр александрийский отправил в Константинополь нескольких египетских епископов с целью посвятить на столичную кафедру Максима, втершегося в такое доверие у простодушного Григория, что последний в его честь произнес даже речь²⁵⁰². Ворвавшись под защитой корабельщиков в Анастасию, ночью, во время болезни Григория, они попытались посвятить в епископа Максима. Взбунтовавшийся народ, однако, помешал этому и прервал эту церемонию, почему самый обряд посвящения был закончен в частном помещении²⁵⁰³. Народ взбунтовался и изгнал Максима, который вместе с египетскими епископами направился в Фессалонику к императору Феодосию. Здесь ему, однако, не посчастливилось²⁵⁰⁴. Без всякого результата он должен был восвояси отправиться в Александрию²⁵⁰⁵.

Между тем это происшествие оставило глубокую рану в сердце Григория. Он пожелал оставить Константинополь и был удержан здесь только любовью общины²⁵⁰⁶.

Что касается староникейцев, то таковые на востоке были сильны только в Египте. После смерти Афанасия в 373 г. главой их сделался Петр александрийский. Следуя традиционной политике своих предшественников, он находился в близкой дружбе и в тесном догматическом единении с римским епископом. Отсюда, когда в 374/75 г. в Египте разразилось гонение Валента. он по примеру Афанасия бежал в Рим, где нашел радушный прием у Дамаса²⁵⁰⁷. Место его занял арианин Лукий. В таком положении были дела до Адрианопольского сражения. С дружественным посланием папы Дамаса, Петр в том же 378 г.²⁵⁰⁸ вернулся в Александрию²⁵⁰⁹. Отнесшись вполне сочувственно, как мы видели, к Григорию Назианзину, он, по-видимому, не без предварительного согласия с Римом начал строить против него ковы и посвятил на константинопольскую кафедру Максима.

Между этими двумя господствовавшими на востоке партиями – старо и младоникейцами – начиная уже со времен Афанасия, в большей или меньшей степени установилось церковное общение. В такие же отношения великая восточная партия вступила и с западной церковью благодаря примирительной деятельности Василия Великого и Евсевия самосатского. Несмотря, однако, на все это и на взаимные уступки, полного единения между двумя партиями не было. Раскол между ними продолжался. Особенно раздувала его антиохийская схизма: младоникейцы решительно стояли на стороне Мелетия, напротив, запад признавал его староникейского противника Павлина. Такого же убеждения держался и Петр александрийский. В бытность свою в Риме он не постеснялся аттестовать еретиками главных вожаков младоникейской партии, именно Мелетия антиохийского и Евсевия самосатского²⁵¹⁰. Дело Григория Назианзина и Максима-циника подлило масла в огонь. В то время как весь восток единодушно отверг законность посвящения Максима, Александрия и Рим приняли решительно его сторону²⁵¹¹.

При таких обстоятельствах вздумай Феодосий ригористически проводить на востоке свой знаменитый эдикт от 27 февраля 380 г. и признай действительно церковное общение со староникейцами – Дамасом римским и Петром александрийским – conditio sine qua non православия, ему не избежать бы великих затруднений. Но он не даром получил в истории титул Великого! Ориентировавшись в делах востока, он решительно переменил фронт. Еще перед прибытием своим в Константинополь²⁵¹², он занял вполне определенную позицию не только в отношении ариан, но также старо и младоникейцев.

Через два дня после прибытия в Константиноноль Феодосий предложил арианскому епископу Демофилу или принять никейское исповедание или оставить город. Демофил избрал последнее и вместе с арианским епископом Лукиемъ покинул столицу²⁵¹³. Исключая одной церкви Моисея, находившейся за городскими воротами, все прочие были переданы Григорию. Окруженный высшими должностными лицами империи и сопровождаемый телохранителями сам император в торжественной процессии ввел Григория в главную церковь²⁵¹⁴.

Вскоре после этого Феодосий 10 января 381 г. издал на имя praef. praet. Евтропия закон против еретиков, особенно против ариан, фотиниан и евномиан²⁵¹⁵. Закон этот запрещает еретикам устраивать собрания внутри городов; если они попытаются употребить силу, подлежат изгнанию; если при этом сошлются per fraudem на специальный императорский рескрипт, разрешающий им такие собрания, последний недействителен. В заключение повелевается «ut orthodoxis episcopis, qui Nicaenam fidem tenent, catholicae ecclesiae toto orbe reddantur». Для приведения в исполнение этого закона на восток был командирован императором magister militum Сапор с поручением отобрать церкви от арианских епископов²⁵¹⁶. Также, как и в Константинополе, церкви эти были переданы по приказу императора младоникейцу Мелетию, а не староникейцу Павлину²⁵¹⁷. Этим был предопределен дальнейший ход вещей, которому Феодосий остался верен до конца жизни. Вскоре, однако, явились затруднения. Конечно, время аквилейского собора, который здесь имеется в виду, спорно. Акты его²⁵¹⁸ носят дату 5 сентября 381 года. В виду послания Quamlibet дата эта, как указал справедливо Раде²⁵¹⁹, невозможна. Пo мнению Лоофса²⁵²⁰, однако, никоим образом нельзя согласиться, чтобы стоящие во главе актов имена консулов относились к позднейшему времени. Также несомненно, что послание Quamlibet предполагает изгнание Демофила из Константинополя (конец ноября 380 г.) и вообще передачу всех церквей на востоке православным. Отсюда можно думать, что в дате месяца мы имеем, по-видимому, повреждение первоначального текста. Так, по крайней мере, кажется Лоофсу²⁵²¹. Что письмо Quamlibet написано перед константинопольским собором 381 года, т. е. Перед маем 381 г.²⁵²², это делает несомненным послание «Sanctum» западного собора от лета 381 года. Таким образом, предыдущий западный собор состоялся весной 381 года. Как он решил дело двух дакийских арианских епископов Палладия и Секундиана, на которых жаловались на западе, здесь останавливаться не место. Более важно то, что западные синодалы в своем послании Quamlibet²⁵²³ к императору Феодосию, просили созвать новый вселенский собор в стоящей на стороне западных Александрии, именно на том основании, что Тимофей александрийский, преемник Петра, и Павлин антиохийский – оба староникейцы востока – были стеснены dissensionibus aliorum, quorum fides superioribus temporibus haesitabat²⁵²⁴, т. e. младоникейцами. Уступи Феодосий этой просьбе, жестокая рознь водворилась бы на востоке! Это было, говорит Лоофс²⁵²⁵, чрезвычайно мудрым актом, отлично сообразованным с обстоятельствами восточно-церковной политики, что Феодосий²⁵²⁶ на май 381 г.²⁵²⁷ назначил общий собор, на который созвал в Константинополь епископов только своей половины империи²⁵²⁸.

Той же мудростью отмечены также и последующие акты Феодосия в отношении этого позднее признанного вселенским константинопольского собора 381 г.

Об этом втором вселенском соборе мы располагаем столь скудными сведениями, как ни об одном другом. Семь канонов, из которых один, а по Гефеле три²⁵²⁹, подозрительны, краткое соборное послание к императору²⁵³⁰ и сохранившийся до нас список подписей соборных Отцев²⁵³¹ – вот все, что мы имеем от собора. Из других источников заслуживает веры только Григория Богослова Carmen de vita sua v. v. 1509 – 1949²⁵³² и касающиеся собора 381 г. сведения, находящиеся в послании константинопольского собора 382 г. к папе Дамасу²⁵³³. Позднейшие известия²⁵³⁴ скудны, сбивчивы, а порой и прямо неверны²⁵³⁵. Нам известно только самое главное и то в общих чертах.

Собор собрался в мае месяце 381 г.²⁵³⁶ Приглашение исходило от Феодосия Великого²⁵³⁷. По древнему преданию всех участников было 150²⁵³⁸. Все они принадлежали к восточной половине империи²⁵³⁹. С запада был приглашен только один Ахолий фессалоникийский, суждению которого придавали великое значение.²⁵⁴⁰ Что он присутствовал – об этом говорит Сократ²⁵⁴¹. По Григорию Назианзину²⁵⁴², македонские и египетские епископы прибыли на собор впервые после смерти Мелетия, именно ἦλθον ἐξαπίνης κεκλημένοι. Председательство принадлежало Мелетию антиохийскому²⁵⁴³. По Сократу²⁵⁴⁴ он был приглашен в Константинополь раньше других епископов «для поставления Григория». Устроить так, чтобы Мелетий председательствовал, а Тимофей отсутствовал – это было чрезвычайно важно для положения дела. Уже в этом видна печать гения Феодосия. Этого мало. При первом же свидании с Мелетием император особым образом почтил св. епископа²⁵⁴⁵. Дело в том, что еще до избрания на царство как-то Феодосию «представилось во сне, будто предстоятель антиохийской церкви, божественный Мелетий, возложил на него царскую порфиру и главу его украсил царским же венцом»²⁵⁴⁶. Вследствие этого «когда в Константинополе собрались епископы в числе 150, – Феодосий объявил, чтобы не говорили ему, кто между ними Мелетий: он хотел сам, припоминая сон, узнать этого мужа. И действительно, лишь только весь сонм епископов вошел в царские палаты, Феодосий, оставив всех прочих, прямо подошел к великому Мелетию и, как любящий отца сын, сначала долго наслаждался его лицезрением, потом обнял его и начал целовать ему очи, уста, грудь, голову и короновавшую его правую руку. При этом царь рассказал ему (и всем присутствующим) свой сон»²⁵⁴⁷. История эта, засвидетельствованная историками, заслуживает полного внимания, так как, по словам Лоофса²⁵⁴⁸, показывает дипломатическую виртуозность императора.

Вследствие того, что главной задачей собора должно было быть установление догматического единодушия и единства церкви, на собор были приглашены также и македониане. Последние явились в Константинополь в количестве 36 с епископами Евифием ефесским, Елевзием кизическим и Маркианом лампсакским во главе²⁵⁴⁹.

Соборные переговоры начались с усилий отцов перетянуть пневматомахов на свою сторону. Несмотря на все убеждения собора, они не пожелали принять догмат единосущия (ὁμοοόσιος). Вследствие этого переговоры с ними были прерваны и они должны были покинуть Константинополь²⁵⁵⁰. Так как староникейцы не были приглашены к началу собора, то после разрыва с македонианами быстро пришли к соглашению. Сто пятьдесят епископов исповедали новую веру и, дав новое толкование учению о Троице, признали полную омоузию св. Духа. Утвердив в первом каноне никеизм, они осудили прямо евномиан (аномеев), ариан (евдоксиан), семиариан (пневматомахов), савеллиан, маркеллиан, фотиниан и аполлинаристов. Таким образом, в буквальном смысле пришли к победе никеизма, но не в древнем смысле, а в интерпретации Мелетия, каппадокийцев и Кирилла иерусалимского. Единосущие в смысле подобосущия, но не единство сущности – с этих пор стало православным учением востока²⁵⁵¹. Но символ, говорит Гарнак²⁵⁵², не был ни вселенским, ни кафолическим. Как он возник – вопрос темный. Ясно только, что он составлен в новом духе, так как в нем прямо отсутствует спорное слово ἐκ τῆς οὐσίας τοῦ πατρός, почему он мог служить соединительной формулой для ортодоксов, семиариан и пневматомахов. Вообще сомнительно, чтобы символ этот был символом собора 381 года²⁵⁵³.

Разрешив вопрос об единстве церкви в младоникейском смысле, константинопольский собор 381 г., в связи с делом Григория Богослова и Максима циника, занялся упорядочением церковного устройства восточно-римской церкви.

Вторая половина IV в. была временем ожесточенной борьбы честолюбия. Каждый сколько-нибудь выдающийся митрополит старался занять на востоке такое положение, какое принадлежало на западе римскому епископу. Подобно тому как во второй половине ΙV в. шла борьба из-за подчинения отдельных епископов власти митрополита, так ныне сражались из-за подчинения простых митрополитов – власти высших митрополитов, так сказать, митрополитов над митрополитами. Отсюда выступление на сцену церковной истории рядом с епископами Рима, Александрии и Антиохии также иерархов Кесарии каппадокийской, Ефеса, Анкиры, Иконии, Константинополя и т. д. Впереди всех шла Александрия. В IV в. был момент (380 г.), когда епископ ее Петр, воспользовавшись наследством Афанасия Великого²⁵⁵⁴, стоял во главе всей восточной церкви, занимая здесь такое место, какое принадлежало римскому епископу в западной империи. Властвуя неограниченно в Египте, он в это время простер, как мы видели, свою власть до Константинополя, где поставил в епископа Максима циника. Все это должно было привести к реакции и вызвать регламентацию и реорганизацию церковного устройства. Если под влиянием идеала того времени желали превратить государство в церковь, то и обратно: церковь не могла устоять против влияния государства в сфере своего устройства.

Если уже в эпоху никейского собора общим правилом было совпадение церковно-правительственного деления с административным, то константинопольский собор делает заметный шаг вперед на пути сближения церковного устройства с государственным. Таким духом запечатлены каноны второй и третий константинопольского собора 381 г. Какое участие в издании этих канонов принимал Феодосий Великий нам неизвестно. Обстоятельства издания этих канонов покрыты мраком неизвестности²⁵⁵⁵.

Являясь главой церкви, весьма естественно император пожелал иметь у себя в сфере церковного управления такого же помощника, каким по гражданскому управлению был префект претории. Нужда в таком помощнике ощущалась и раньше, причем временами находила свое удовлетворение в выступлении близких доверенных лиц императора, какими были Евсевий никомидийский, Акакий кесарийский, Урзаций сингидунский и Валент мурзийский, Евдоксий константинопольский и т. д. Все церковное значение этих лиц покоилось исключительно на власти императора в церкви. Это отлично понял Евсевий никомидийский. Отсюда он, как обличал его уже Александр александрийский²⁵⁵⁶, всегда старался занимать кафедру того города, где была временная резиденция (стан) императора, чем и объясняется его постоянный, вопреки церковному праву, переход с одной кафедры на другую. Если отсутствие прочной резиденции с Константина Великого до Валента делали невозможным выступление одного могущественного придворного епископа, то со времени вступления на престол Феодосия Великого это должно было измениться. Великое переселение народов и постоянная опасность варварского вторжения со стороны северной границы заставили римских императоров сосредоточить все свое внимание на Дунае и сделать Константинополь постоянной своей резиденцией. В этом кроется истинная причина возвышения константинопольского епископа. Как западная империя с исхода IV века – римскому епископу, так восточная, правильно говорит Зом²⁵⁵⁷, около этого же времени систематически благоприятствует константинопольскому иерарху, чтобы ему, епископу императорской резиденции, епископу придворному, находящемуся в сфере непосредственного влияния императорской власти, дать место во главе всей восточной церкви. Это и естественно. Обладая высшей церковно-правительственной властью, император в силу самого свойства последней принужден был искать себе помощника и руководителя, к которому он мог бы во всякое время обратиться по любому вопросу. Далеко отстоящая Александрия совершенно не удовлетворяла этому требованию. Являлось немыслимым за всяким советом через посла обращаться к александрийскому епископу, находящемуся за много дней пути. К этому можно еще присовокупить пробудившуюся под влиянием более близкого знакомства с церковными обстоятельствами антипатию императора к Александрии и ее церковной политике. Окончившийся победой Александрии конфликт восточно-римских императоров с Афанасием ясно показал, что стоящая вдали от императора и его влияния Александрия легко может составить грозную оппозицию императорской власти²⁵⁵⁸. Позднейшие притязания Диоскора определенно показали, что такие опасения были не безосновательны²⁵⁵⁹. Это также делает честь замечательной политической проницательности и прозорливости великого императора. Наконец, известную, хотя и более скромную роль в возвышении константинопольского епископа могли играть интересы порядка и определенности церковного устройства, а также необходимость сообразно с изменившимися обстоятельствами дать епископу столицы иерархический ранг, который соответствовал бы политическому значению этого города, его официальному положению и значению на всем востоке²⁵⁶⁰. Все это понял и, воспользовавшись охватившим весь собор неудовольствием на Александрию, ловко провел император Феодосий. Правда, с внешней стороны это было сделано самим собором, но внушено безусловно императором. Во исполнение выраженного, пожалуй, самим Феодосием желания, справедливо говорит Любек, действовали на соборе вотировавшие прелаты. Все было сделано так, как было угодно императору²⁵⁶¹.

Таково происхождение и история второго и третьего канонов константинопольского собора 381 г.

Уничтожив каноном вторым опасного конкурента в лице александрийского папы, собор расчистил дорогу для создания высшего иерархического положения константинопольского епископа. «Константинопольский епископ, гласить канон, да имеет преимущество чести после римского епископа, так как Константинополь есть новый Рим²⁵⁶².

Признав константинопольского иерарха первым епископом после римского, канон этот перенес на него церковную гегемонию над всем востоком, гегемонию, на которую особенно притязал епископ александрийский. В истории константинопольского епископата, собственно говоря, это возвышение не было совершенным новшеством. Напротив, еще в период до константинопольского собора 381 г. некоторые константинопольские епископы фактически стояли во главе всей церкви востока. Таковы Македоний и особенно Евсевий и Евдоксий. Таким образом только узаконили то положение, которое принадлежало константинопольскому епископу во времена Констанция и Валента. Но канон третий создал законный базис для развития высшей церковно-правительственной власти константинопольского епископа. Он был поставлен на одну ступень с римским епископом, которому в глазах востока усваивалось первое место в церкви. Через сравнение с римским епископом ему было дано такое положение в восточной церкви, какое на западе принадлежало епископу Рима. Но это только по преимуществу чести. Как это доказывают Тильмон²⁵⁶³, Каттенбуш²⁵⁶⁴, Раушен²⁵⁶⁵, Любек²⁵⁶⁶ и др. πρεσβεῖα τῆς τιμῆς не давало константинопольскому епископу никаких прав в области юрисдикции. По справедливому суждению Каттенбуша²⁵⁶⁷, преимущества чести заключались в том, что константинопольский епископ имел право занимать на соборах первое место и в качестве такового руководить собором. В сравнении с другими высшими митрополитами востока, патриархами, этим каноном константинопольскому епископу по преимуществу чести было предоставлено такое же положение, какое занимал префект претории в отношении викариев восточной префектуры. Каноны второй и третий константинопольского собора 381 г. это не что иное как перенесение в область церкви форм государственного устройства. Тенденция эта особенно ясно обнаруживается из мотивировки канона третьего. Епископ константинопольский должен быть вторым епископом империи, так как Константинополь – Новый Рим. Это положение само по себе совершенная истина: Константинополь был в самом деле вторым Римом. Восточно-римские императоры со своей стороны употребили все усилия, чтобы сравнить во всех отношениях древнюю Византию со старой столицей империи. Процесс этот, начатый Константином Великим, был закончен при Констанции и Юлиане, когда Константинополь получил свой сенат и своего городского префекта (Praefectus Urbi). Так Константинополь в самом деле во всем сравнялся со старым Римом, сделался полным отражением той западной столицы, внешнее значение которой он унаследовал. Тем не менее ему все же было далеко до вечного города. Великий Рим, все еще, как владыка и средоточие земли, находился в полном зените своей духовной славы. Еще стоял город, который в своей славной истории заключал в себе все развитие могущественной истории и всю ее славу. Он еще держался, как вместилище подлинно римской мудрости, военного искусства и победившей мир доблести. И этот нимб, неразрывно связанный с тысячелетними стенами, был настолько ослепителен, что совершенно затмевал значение Константинополя²⁵⁶⁸: Константинополь был настолько меньше Рима, насколько он был больше всех прочих городов²⁵⁶⁹. На этот именно факт, т. е. на теоретическое равенство ранга, при существовавшем фактическом их неравенстве, оперся константинопольский третий канон. Константинополь имперская столица – значит он должен иметь положение и достоинство Рима. Отсюда Рим – первый город, а Константинополь – второй. Так как римский епископ соответственно с политическим положением своего города, занижает первое место в церковной иерархии, то само собой разумеется, что также и константинопольский в церковном отношении должен занимать по преимуществу чести первое после епископа старого Рима, место, таким образом во всей церкви, второе. В этом смысле понимает канон третий уже церковный историк Созомен, когда он говорит: «отцы собора определили – чтобы епископ константинопольский, после епископа римского, имел преимущество чести, как занимающий престол нового Рима; ибо этот город не только уже получил такое название и имеет сенат, народное чиноначалие и правительство, но и судится гражданскими уложениями живущих в Италии римлян, и во всех правах и преимуществах сравнен с древним Римом²⁵⁷⁰. Еще яснее это высказано в каноне 28-м халкидонского собора 451 г.: «Следуя во всем определениям святых отцов и признавая недавно прочитанный канон ста пятидесяти боголюбезнейших епископов, и мы определяем и постановляем также о преимуществах святейшей церкви Константинополя, нового Рима. Ибо и престолу древнего Рима отцы прилично дали преимущества, потому что он был царствующий град. Следуя тому же побуждению, и сто пятьдесят боголюбезнейших епископов предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима, справедливо рассудив, чтобы город, почтенный царским правительством и синклитом, и имеющий равные преимущества с древним царственным Римом, был возвеличен, подобно ему, и в церковных делах, будучи вторым по нем»²⁵⁷¹.

Аргументируя таким образом, константинопольский собор 381 г. объяснял преимущественное церковное положение римского епископа с чисто восточной точки зрения, согласно которой гражданское положение города определяет церковный ранг находящегося в нем епископа²⁵⁷².

На западе эта точка зрения была совершенно неизвестна²⁵⁷³.

В виду отсутствия на западе общин, основанных апостолами, в виду того, что здесь единственной такой общиной был Рим, первенствующее положение римского епископа выводили из основания римской церкви апостолами и в особенности Петром, князем апостолов. На этой точке зрения стоял уже Ириней, признававший прямо апостольских князей Петра и Павла основателями maximae et antiquissimae et omnibus cognitae ecclesiae²⁵⁷⁴. То обстоятельство, что Рим столица всего мира, для него, говорит Каттенбуш²⁵⁷⁵, имеет второстепенное значение. В том же смысле высказывается и Киприан, когда он пишет о еретиках: navigare audent et ad Petri cathedram atque ad ecclesiam principalem, unde unitas sacerdotalis orta est, причем под этой «cathedra Petri» и, «ecclesia principalis» он понимает римскую церковь²⁵⁷⁶. Таков же взгляд и сардикского собора: «Следует, кажется, признать самым прекрасным и самым настоящим делом, если из всех провинций, священники будут относиться к главе, т. е. к престолу апостола Петра»²⁵⁷⁷. Также и христианский писатель Оптат мидовский признает римскую церковь за единственную, имевшую в своей среде Петра, и на этом основании усвояет ей выдающееся значение во всей церкви²⁵⁷⁸. На той же точке зрения стоят и папы: Дамас, выведший в своем «Decretum de libris recipiendis» первенствующее значение церквей римской, александрийской и антиохийской из происхождения их от ап. Петра²⁵⁷⁹, Сириций (384–399)²⁵⁸⁰, Иннокентий I²⁵⁸¹ и особенно Лев I Великий²⁵⁸².

Будучи приложена к восточным обстоятельствам, эта западная точка зрения обнаруживала полную свою несостоятельность. Апостольские общины встречались здесь на каждом шагу. Редкая община не могла доказать своего происхождения от того или другого апостола. Этого мало. Даже происхождение от Петра, на чем строить свою теорию Дамас в 378 г. для обоснования высшего положения Рима, Александрии и Антиохии, не разрешало вопроса. Дело в том, что на востоке, кроме этих двух общин вели свое происхождение от Петра некоторые совершенно уже незначительные общины, напр. Сидон, Триполис финикийский, самарийские общины²⁵⁸³. В виду этого на первый план выступали не апостольское происхождение, а сила и значение самой общины. Это было тем, что выдвинуло, как мы видели, на первое место христианские общины больших городов. В особенности неправильность западной точки зрения обнаруживалась при приложении ее к Александрии и Антиохии. Так как обе эти церкви, по древнему преданию, основаны Петром, то отсюда последовательно следовало бы заключить, что первое место должно принадлежать той, в которой был сам Петр и которой он лично руководил в течение семи лет, т. е. Антиохии. На самом деле мы видим обратное: Александрия, в которой Петр никогда не был, бесспорно занимала первое место на востоке, тогда как Антиохия второе, т. е. вполне согласно с гражданским рангом этих городов²⁵⁸⁴. Впрочем, эта истина была настолько очевидна, что сам Рим не раз принужден был признать е правильность²⁵⁸⁵. Честь и положение города, справедливо говорит Любек²⁵⁸⁶, были той главной пружиной, которая все приводила в движение и сообщала епископу его церкви честь и силу: вот масштаб, на котором основывался ранг восточных церквей. На этой точке зрения стоял уже никейский собор 325 г., когда общим принципом признал тождественность гражданской и церковной митрополии. Более ясно это выражено в канон девятом антиохиійского собора 341 г.: «Епархиальные епископы должны знать, что на первенствующем епископе митрополии сосредоточивается (по преимуществу) и попечение о каждой епархии, так как в митрополию отовсюду стекаются все имущие дела. Поэтому угодно было постановить, чтобы он и честью преимуществовал, и чтобы прочие епископы, согласно древнейшему, вошедшему в силу со времени отцов наших, канону, не заходили в своих распоряжениях далее того, что касается епископии каждого из них и причисленных к ней селений»²⁵⁸⁷. Еще дальше пошел константинопольский собор 381 г. Чтобы легче и основательнее оправдать возвышение Константинополя, указывается новая причина преимущественного положения в церкви римского епископа и на нее переносится центр тяжести.

В церковно-иерархическом организме Рим занимает первое место на том основании, что ему, как столице римского государства, принадлежит таковое место между другими городами империи. Согласно с этим также и Константинополю, как обладателю второго места в гражданском управлении римской империи, должно принадлежать по преимуществу чести такое же положение и в церкви.

С таким основанием процесс согласования церковной иерархии с гражданской, по верному замечанию Любека²⁵⁸⁸, вступил в новую фазу развития.

Также и до этого времени, как мы видели, значение и ранг епископов определялись соответственно с политическим значением и положением городов, но совершалось это безо всякой системы, силой обстоятельств, согласно с историческим ходом вещей. В этом фактическом развитии константинопольский собор заметил определенный принцип, который и положил в основание возвышения власти константинопольского иерарха: светский ранг города по смыслу канона третьего также и в церковно-иерархическом отношении определяет высшее или низшее, первое или последнее место. Отсюда Константинополь имеет «преимущество чести после епископа римского».

В полном согласии со своим принципом согласования церковного и гражданского устройства константинопольский собор 381 г. каноном третьим в сфере церковного управления в лице константинопольского епископа создал власть, долженствующую соответствовать власти префекта претории в гражданском управлении. Вместе с тем, чтобы обеспечить преимущественное положение этого иерарха от посягательств со стороны других выдающихся, епископов, а также уничтожить главного конкурента – папу александрийского, константинопольский собор в каноне втором, находящемся в самой тесной связи с каноном третьим²⁵⁸⁹, вводит в церковное право параллельное государственному устройству понятие церковного диэцеза, как области, из пределов которой не должна была выходить деятельность высших епископов.

«Областные (диэцезальные) епископы, гласить канон второй, не должны простирать своей власти на другие церкви вне своих областей и смешивать церквей, но по правилам александрийский епископ должен управлять церковными делами только в Египте, а епископы Востока начальствовать только в восточной церкви, с сохранением преимуществ церкви антиохийской, утвержденных никейскими правилами; также епископы азийской области (диэцеза) да управляют церковью только в Азии, понтийские – только в понтийской области (диэцезе), и фракийские – только во Фракии. – Не быв призваны, епископы не должны переходить за пределы своей области, для рукοположения, или какого-либо другого церковного распоряжения. При сохранении же вышеописанного правила о церковных областях (диэцезах), очевидно дела каждого округа (епархии) будет устроять окружный (епархиальный) собор, как определено в Никее. – А церкви Божии, находящиеся у иноплеменных народов, должны быть управляемы по соблюдавшемуся доныне обыкновению отцов»²⁵⁹⁰.

По справедливому суждению Зома²⁵⁹¹ и Любека²⁵⁹², канон этот в области церковного устройства ничего нового не создает, а содержит в себе только общее запрещение епископам одного диэцеза вмешиваться в дела другого диэцеза. Дело в том, что следуя толчку, данному римским епископом, в IV веке все более выдающиеся епископы принялись за расширение своей власти на счет других митрополитов. Каждый из них старался занять в восточной церкви такое положение, какое на западе принадлежало епископу Рима. Впереди всех выступал здесь, как мы говорили, епископ александрийский, но и другие не отставали: несмотря на неблагоприятные политические условия, Василий Великий, как известно, также распространил свою высшую митрополичью власть в пределах диэцеза не только июньского, но также азийского и восточного. Против таких честолюбивых притязаний выступил константинопольский собор 381 г. Канон второй раз навсегда определил область, из пределов которой не должен был выходить ни один епископ. Такой областью является гражданский диэцез: «областные (диэцезальные) епископы, прямо говорит канон, не должны простирать своей власти на другие церкви, вне своих областей, и смешивать церквей».

Устанавливая общее негативное положение, канон этот, как правильно указали Зом²⁵⁹³ и Любек²⁵⁹⁴, главным образом направляется против александрийского иерарха. Последний в это время был единственным высшим епископом, правовая церковная власть которого распространялась на весь диэцез. Область эта определилась уже в конце III в. и с разделением империи на диэцезы не уменьшилась, так как целиком вошла в более юную дату²⁵⁹⁵. По своему рангу и обще-церковному положению александрийский епископ был первым епископом востока и притязал здесь на то место, которое занимал на западе римский епископ. Выражением этой тенденции и было, как мы видели, поставление Максима-циника константинопольским епископом. Желая оградить последнего от посягательств со стороны александрийского папы и раз навсегда положить конец его притязаниям, константинопольский собор решил прямо ограничить его власть пределами гражданского диэцеза: «Александрийский епископ должен управлять, гласит канон, церковными делами, только в Египте». После этого канон, желая скрыть под общей формулой свое антиалександрийское направление²⁵⁹⁶, продолжает: «епископы востока (должны) начальствовать только в восточной церкви, с сохранением преимуществ церкви антиохийской, утвержденных никейскими правилами».

Как это заметил уже Тильмон²⁵⁹⁷, в каноне втором константинопольский собор различно говорит об епископах александрийском и антиохийском²⁵⁹⁸. В диэцезе египетском высшая церковная власть каноном усвояется одному александрийскому епископу: «александрийский епископ должен управлять церковными делами только в Египте». Иное дело – восток. Рядом с епископом антиохийским здесь, как мы видели, выступали еще другие не зависевшие от него митрополиты (Кесарии палестинской, Констанции кипрской, Бостры аравийской). На этом основании канон второй и говорит: «а епископы востока (должны) начальствовать только в восточной церкви с сохранением преимуществ церкви антиохийской, утвержденных никейскими правилами». Каковы были эти преимущества – это мы знаем²⁵⁹⁹. Они заключались во-первых, в том, что благодаря принадлежащему антиохийскому епископу, как третьему во всей церкви, преимуществу чести, он имел право занимать первое место на соборах между епископами востока, а во-вторых, в том, что он имел в своем непосредственном управлении две гражданских провинции, именно Келе-Сирию и Augusta-Euphratensis. В IV в. антиохийский епископ на почве этих τὰ πρεσβεῖα распространил свою власть на соседние провинции – Киликию, Осроену и, может быть, Финикию, где мало-помалу и упрочивал свое право путем посвящения митрополитов этих провинций. По смыслу канона второго все это должно было оставаться неизменным также и на будущее время. Константинопольский собор побоялся вмешаться в вопросы силы и внутренние споры восточного диэцеза. Последний, по словам Зома²⁶⁰⁰, не имел в 381 г. единой церковной организации, да и через константинопольский собор не пробрел ее.

Еще неопределеннее, чем о диэцезе востока, гласит определение канона о диэцезах азийском, понтийском и фракийском. «Также епископы азийской области да управляют церковью только в Азии, понтийские – только в понтийской области, и фракийские – только во Фракии». Везде только негативное определение: епископы этих диэцезов не должны иметь власти вне своих диэцезов. О какой-либо диэцезальной организации – ни слова. В этих диэцезах, как мы видели, только намечалась высшая митрополичья организация. В пределах каждого диэцеза здесь выступали два или три высших митрополита, стремившиеся путем поставления обыкновенных митрополитов в других провинциях подчинить последние своей власти и таким образом стать во главе нескольких церковных провинций. Каковы должны были быть взаимные отношения этих как бы высших митрополитов друг к другу, а также к подчиненным им митрополитам, об этом канон ничего не говорит. Запрещается только епископам одного диэцеза вмешиваться в дела других диэцезов. Внутри диэцеза все должно было оставаться по старому: «при сохранении же вышеописанного правила о церковных областях, очевидно, делами каждого округа, будет устроят окружный собор, как определено в Никее». Что это значит, это более очевидно видно из послания константинопольского собора 382 г. папе Дамасу: «Относительно управления частных церквей удержали силу, как вы знаете, прежний закон и определение святых отцов в Никее, т. е. чтобы в каждом округе (ἐπαρχία) совершали рукоположение для пользы церкви окружные епископы, а вместе с ними (если только они захотят) и сопредельные им. Согласно с этим законом и определением, управляются, как вы знаете, и прочие наши церкви»²⁶⁰¹. Так оно и было. Высшая митрополичья власть в этих диэцезах только образовывалась и выражалась главным образом в посвящении известным влиятельным высшим епископом митрополитов в соседних провинциях.

Иначе смотрит на канон второй господствующее мнение²⁶⁰². Думают, что этим каноном константинопольский собор желал создать на востоке новое церковно-диэцезальное или патриаршее устройство.

Воззрение это опирается главным образом на следующее место церковной истории Сократа: Отцы собора «разделили епархии и установили патриаршества, чтобы епископы не простирали своей власти на чужие церкви за пределами своих областей; а прежде, по причине гонений, делалось это безразлично. Нектарий получил в управление столицу и Фракию, Понтику получил преемник Василия в Кесарии каппадокийской Элладий, а потом епископ также каппадокийского города Ниссы, брат Василия Григорий, и епископ Мелитины в Армении Отрей. Азийский диэцез разделили между собой Амфилохий иконийский и епископ Антиохии писсидийской Оптим. Египетские церкви поручены Тимофею, епископу Александрии, а управление церквами восточной области вверено епископам оной Пелагию лаодикийскому и Диодору торсийскому, с сохранением преимуществ церкви антиохийской, предоставленных присутствовавшему тогда на соборе Мелетию. Бывшие на соборе епископы определили еще, чтобы, в случае нужды, дела каждого округа решал собор епископов того же округа²⁶⁰³.»

Уже Петр де Марка заметил страшную путаницу, заключающуюся в данном месте церковной истории Сократа²⁶⁰⁴. Являющийся для времени Феодосия Великого более верным источником, Созомен не знает ничего подобного. По поводу тех же событий он пишет следующее²⁶⁰⁵: Отцы собора «определили, – чтобы церкви везде управлялись по древним церковным правилам, чтобы епископы пребывали при своих церквах, и не ходили без нужды в чужие и без приглашения не вмешивались в рукоположения, до них не касающиеся, как это часто случалось прежде, когда кафолическая церковь была гонима; чтобы делами каждой церкви управлял и распоряжался, по своему благоусмотрению, местный собор, чтобы епископ константинопольский после епископа римского, имел, преимущество чести, как занимающий престол Нового Рима... Таковы были постановления собора, – и царь утвердил их и дал закон, чтобы господствующей оставалась вера отцов никейских, и чтобы церкви повсюду были отданы тем, которые в существе трех лиц, равночестных и равносильных, исповедуют одно и то же Божество Отца, Сына и св. Духа. Исповедники этого учения должны были иметь общение в Константинополе с Нектарием, в Египте – с Тимофеем, епископом александрийским, в восточных церквах-с Диодором, епископом тарсийским и Пелагием, епископом Лаодикии-сирийской, в азийских церквах – с Амфилохием, предстоятелем церкви икоиийской, в городах понтийских, от Вифинии до Армении – с Елладием, епископом Кесарии каппадокийской, Григорием нисским и Отреем мелитинским; в городах, находящихся во Фракии и Скифии – с Терентием, епископом города Томиса, и Мартирием, епископом маркианопольским».

Рассказ Созомена вполне соответствует истинному положению вещей.

Как это замечено Раушеном²⁶⁰⁶ и более подробно развито Любеком²⁶⁰⁷, приведенное место из Сократа есть не что иное, как неудачный парафраз второго канона константинопольского собора 381 г. и указа Феодосия Великого de restituendis basilicis от 30 июля 381 года²⁶⁰⁸, изданного в развитие закона от 10 января того же года²⁶⁰⁹, закона, повелевавшего, «ut orthodoxis episcopis, qui Nicaenam fidem tenent, catholicae ecclesiae toto orbe reddantur». Чтобы при передаче церквей на практике не было никаких сомнений, император в этом указе определил, что православными церквами надо считать только те, пастыри которых находятся в церковном общении с известными иерархами. Такими епископами были во Фракии – Нектарий константинопольский, в Египте-Тимофей александрийский, на востоке-Пелагий лаодикийский и Диодор торсийский, в азийском диэцезе, к которому здесь причислена также и проконсульская Азия, – Амфилохий иконийский и Оптим антиохие-писидийский, в диэцезе понтийском – Элладій кесарийский, Отрей мелитинский в Малой Армении и Григорий нисский, наконец, Терентий в Скифии и Мартирий маркианопольский²⁶¹⁰.

Из тождественности имен явствует, что Сократ в вышеупомянутом месте предлагает не что иное, как Феодосиев указ, пополненный несколько содержанием канона второго константинопольского собора 381 г.²⁶¹¹. Запрет последнего смешивать церкви, а также сохранение преимуществ антиохийской церкви он связывает с сообщением об установлении патриархов. Слово патриарх употреблено здесь не в прямом, а в переносном смысле. В IV в. πατριάρχης было просто почетным титулом епископа²⁶¹². В законе Феодосия они были приведены, как образцы, мерила, масштаб правоверности, церковное общение с которыми являлось свидетельством православия епископа, имевшего с ними таковое общение. Нечего и говорить, что им не было дано никакой юрисдикционной области. Утверждая противное, Сократ впадает в грубое заблуждение. В самом деле, каким образом константинопольский собор мог создать диэцезальное церковное устройство в Александрии, где оно давным-давно существовало, или, например, в диэцезах понтийском и азийском, где, по Сократу, патриаршая власть была вручена двум или трем епископам, и между ними епископу такого небольшого городка, как Нисса. Все это заставляет нас согласиться с Раушеном²⁶¹³ и Любеком²⁶¹⁴, отвергающими всякую доказательную силу за вышеприведенным местом Сократа. Правда, некоторым свидетельством в пользу высказанного здесь Сократом воззрения, являются начальные слова канона второго: τοὺς ὑπὲρ διοίκησιν ἐπισκόπους ταῖς ὑπὲρορίοις ἐκκλησίαις μὴ ἐπιέναι, дословно повторенные Сократом. Раушен²⁶¹⁵ и Любек²⁶¹⁶ доказали полную несостоятельность этого аргумента. К помянутому месту Сократа Валезий замечает, что слова ὑπὲρ διοίκησιν могут иметь двоякий смысл: или sapra dioecesim или extra suam dioecesim²⁶¹⁷. Валезий высказывается за второе толкование, так как выражение ὑπὲρ διοίκησιν еще раз встречается в том же каноне, и здесь уже ясно употреблено во втором значении. Валезию следует Гефеле, который начало канона переводит таким образом: Die einer andern Diöcese angehörigen Bischöfe sollen fremde Kirchen nicht betreten²⁶¹⁸. Оба, однако, толкования, предложенные Валезием, по мнению Раушена²⁶¹⁹, неправильны. Дело в том, что слову supra соответствует ὑπὲρ с родительным, а не с винительным падежом, как сказано в каноне. Этого мало. Неправильность перевода слова ὑπὲρ с винительным – через supra ясно выступает из самого текста канона, который прямо говорит не об одном епископе в каждом диэцезе, но о многих, напр. τοὺς τῆς Θρᾴκης. Что касается второго толкования, то оно ведет к бессмыслице, как это лучше всего видно из перевода Гефеле, у которого выражение или ὑπὲρ διοίκησιν или ὑπερορίοις совершенно излишне и бессмысленно. Также и ссылка Валезия на вторичное употребление в том же каноне ὑπὲρ διοίκησιν в этом именно значении не идет к делу, так как здесь оно зависит от ἐπιβαίνειν и через это приобретает особый смысл. По мнению Раушена²⁶²⁰, выражение τοὺς ὑπὲρ διοίκησιν ἐπισκόπους соответствует: «die einer Diöcese angehörigen Bischöfe» или «Die Bischöfe einer Diöcese» или, как правильно уловили смысл этого выражения переводчики книги правил: «областные епископы»²⁶²¹, так как здесь слово ὑπὲρ вследствие аттракции в виду следующего затем ἐπιέναι значит или ἐν²⁶²² или оно употреблено здесь в смысле гомеровского ὑπὲρ ἅλα²⁶²³.

Не существуя во времена никейского собора²⁶²⁴, церковно-диэцезальное устройство не было также созданием константинопольского собора 381г. Канон второй установил только область, из пределов которой не должна была выходить власть отдельных епископов. Как должны были обстоять в будущем дела управления внутри отдельного диэцеза, это мало занимало собор. Собор прямо побоялся вмешиваться во внутренние дела и отношения диэцезов. Отсюда все должно было оставаться по-старому. О какой-либо церковной организации диэцеза, как такового, во всем каноне нет ни слова. Всюду только негативное положение о невмешательстве епископов одного диэцеза в дела другого. Но кому должна принадлежать высшая власть в пределах диэцеза, об этом собор ничего не говорит. Из параллелизма церковного и гражданского управления можно думать, что – епископу главного города гражданского диэцеза. Но правилен ли этот вывод, это большой вопрос. Сам канон прямо противополагает, как мы видели, управление египетского диэцеза, во главе которого стоял один «александрийский епископ», управлению других диэцезов, где начальствовали «епископы». Это служит лучшим подтверждением уже доказанного нами положения, что во времена константинопольского собора, кроме Египта, где диэцезальное устройство поглотило церковно-провинциальное, в остальной церкви не было ни одного епископа с властью над целым диэцезом.

С этим, однако, не согласны защитники диэцезального устройства в восточной церкви. Главным и, можно сказать, единственным доказательством является канон шестой константинопольского собора 381 года. «Последнее правило, говорит профессор H. С. Суворов²⁶²⁵, представляет епископов διοικήσεων, как единое организованное целое, которое естественно должно было проявлять свою жизнь в соборе диэцеза, и едва ли председателем этого собора мог быть кто-либо другой, кроме епископа главного города диэцеза». Более решительно эта мысль высказана тем же ученым в его учебнике²⁶²⁶: «Из шестого правила константинопольского собора 381 г. (или, правильнее, собора следующего 382 года) видно, что епископы целого диэцеза составляют из себя собор, как высшую инстанцию над провинциальным собором, а отсюда необходимо заключить, что не кто-либо другой, а именно епископ главного города диэцеза должен был стать во главе епископов и митрополитов этого диэцеза, составивших из себя особую церковно-устройственную единицу, и что епископы главных городов и должны были преимущественно иметься в виду вторым каноном второго вселенского собора».

Суждение H. С. Суворова было бы совершенной истиной, если бы канон шестой имел в виду действительно тот собор (диэцезный), о котором говорит наш уважаемый профессор. Между тем – это еще большой вопрос! Дело в том, что константинопольский шестой канон говорит не просто о диэцезальном соборе, а о большем диэцезальном соборе. А ведь это большая разница. Все это заставляет нас обратиться к детальному изучению шестого канона константинопольского собора 381 г.

Едва ли во всей нашей Книге правил имеется канон, который был бы более загадочен, чем шестой константинопольский канон и которым бы так мало занимались исследователи. Самое происхождение его спорно. Из отсутствия его в древних латинских переводах, именно prisca²⁶²⁷, Дионисия Малого и Исидора²⁶²⁸, а также в луценском кодексе²⁶²⁹ уже Беверидж²⁶³⁰ и Баллерини²⁶³¹, а за ними и Гефеле²⁶³² пришли к заключению, что этого канона, как и предшествующего ему канона пятого, не было в древних греческих списках и на том будто бы основании, что каноны эти принадлежат не константинопольскому собору 381 г., а следующему за ним константинопольскому собору 382 г. С этим однако трудно согласиться. Дело в том, что канон этот, не говоря уже о своей наличности во всех древних греческих рукописях²⁶³³ и об официальной рецепции его в первой половине VI в. Иоанном Схоластиком в его Συναγωνή κανόνων ἐκκλησίαστικῶν εἰς ν’ τίτλους διῃρημένη, в качестве канона, именно второго вселенского собора, имеется уже в древнейшей дошедшей до нас сирийской рукописи от 501 г.²⁶³⁴

Благодаря необыкновенной любезности академика Π. К. Коковцева, взявшего на себя труд ознакомить меня с этой ценной рукописью, мы можем поделиться с читателями полученными от высокоуважаемого профессора и академика сведениями.

Каноны второго вселенского собора находятся на fol. 87а – 95а знаменитой сирийской рукописи британского музея Add. 14.528, писанной в 501 году²⁶³⁵. По сообщению Π. К. Коковцева, сирийский переводчик необыкновенно точно передает свой греческий подлинник, не насилуя вместе с тем строя сирийской речи. Отсюда перевод читается чрезвычайно легко, также легко и приятно, как известный сирийский перевод церковной истории Евсевия²⁶³⁶, изучая который иногда забываешь, что имеешь дело не с оригинальным сирийским текстом, а с переводом. От всего сирийского текста веет глубокой древностью. Подобно тому, как это мы видим в актах халкидонского собора²⁶³⁷, также и в сирийской рукописи константинопольские каноны нераздельно следуют один за другим и отмечаются цифрами лишь на полях рукописи. Как и в арабском парафразе, явившемся переводом с сирийского, порядок канонов отличен от порядка греческих рукописей²⁶³⁸. Соответствие сирийского и греческого текстов таково:

Отсюда в виду вышеуказанной точности перевода можно заключить, что подразделение сирийских канонов было сделано позднее. Известного 7-го канона греческих рукописей, на 80 лет младшего, чем константинопольский собор 381 г.²⁶³⁹, в сирийской рукописи вовсе не имеется.

Тесная связь канонов 5 и 6-го с четырьмя другими канонами константинопольского собора 381 года, заставляет нас предполагать, что эти каноны принадлежат к числу канонов константинопольского собора 381 года, а не 382, как это думал Гефеле²⁶⁴⁰, и это тем более, что безусловно не принадлежащий константинопольскому собору канон 7-ой, как раз отсутствует во всех сирийских, арабских и коптских рукописях²⁶⁴¹.

Все это заставляет нас отнестись в высшей степени скептически к мнению Гефеле, оспаривавшему принадлежность этих канонов второму вселенскому собору единственно на основании латинских переводов, не заключающих в себе канонов 5-го и 6-го.

В прошлом веке вообще была мода слишком доверять латинским переводам и из них заключать о принадлежности канонов известному собору или о существовании различных рукописей с большим или меньшим числом канонов. Классическим примером являются апостольские каноны. Из существования в латинском переводе Дионисия Малого 50 апостольских канонов, с легкой руки Дрея²⁶⁴², в науке установился взгляд об одновременном существовании и обращении на востоке сборников с большим (85) или меньшим (50) числом апостольских канонов²⁶⁴³. Профессору Функу удалось доказать всю неправильность этой гипотезы²⁶⁴⁴. Путем массы аргументов он признал правильность взгляда, высказанного еще в XVII веке парижским архиепископом Петром де-Маркой, который объяснял несовпадение числа апостольских правил в греческих сборниках и у Дионисия нежеланием последнего включить в свой сборник последние 35 канонов в виду того, что некоторые из них, как например, правило 64 о воспрещении поста в субботу, не согласовались с практикой латинского запада.

Не так ли обстоит дело с 5 и 6 канонами константинопольского собора 381 года?

Обратимся к самим латинским переводам.

Не говоря о дурном, а часто синоптическом переводе, из нижеследующей таблицы видно, что константинопольские каноны не представляют в этих переводах чего-нибудь точно установленного, а напротив, были чем-то текучим, непостоянным.

Это, впрочем, и понятно. Дело в том, что ныне досконально удостоверено, что константинопольские каноны в течение весьма долгого времени не были рецепированы западной церковью²⁶⁴⁵. Отсюда, если они переводились, то делалось это, по-видимому, для того, чтобы познакомить читателей с положением дел на востоке и предостеречь, кого надо, о незаконных притязаниях константинопольского епископа. Это было нечто в роде videant consules (episcopi), ne quid respublica (ecclesia romana) detrimenti capiat, конечно, только в более скромном размере. Отсюда и post-scriptum к третьему канону этого собора у Грациана с. 3 Dist. XXII: canon hic ex iis est, quos apostolica Romana sedes a principio et longo post tempore non recepit etc. Что же касается пятого и шестого канонов, то они, как противоречащие сардинским канонам и направленные против папского примата – как бы утверждение западной веры со стороны востока в пятом каноне, и перенесение дела в качестве последней апелляционной инстанции «большему собору» в шестом,-были систематически исключаемы из сборников канонов. Что переводчики, излагая по латыни даже первые четыре канона, наивно стояли на страже папских интересов, это видно из приписки к этим канонам в парижском сборнике: «Et subscripserunt Nectarius Constantinopolitanus et ceteri episcopi numero CL sub legatis Romanae ecclesiae»²⁶⁴⁶.

В виду всего вышеизложенного, мы имеем смелость настаивать на принадлежности канонов 5-го и 6-го именно константинопольскому собору 381 года.

Да и в самом деле, почему бы этим канонам не исходить от этого собора?

Канон пятый гласит: περὶ τοῦ τόμου τῶν Δυτικῶν καὶ τοῦς ἐν Ἀντιοχέιᾳ ἀπεδεξάμεθα τούς μίαν ὁμολογοῦντας πατρὸς καὶ υἱοῦ καὶ ἁγίου πνεύματος θεότητα²⁶⁴⁷. Смысл его не ясен. В настоящее время, вслед за Гефеле²⁶⁴⁸, канон этот переводят обыкновенно следующим образом: «О свитке западных постановлено: принимаем (в общение) и находящихся в Антиохии, как скоро они исповедуют единое Божество Отца и Сына и Святого Духа»²⁶⁴⁹.

Напротив, по мнению Бевериджа²⁶⁵⁰ и Фан-Эспена²⁶⁵¹, канон пятый должно излагать так: «В отношении свитка западных мы присоединяемся к антиохийцам (т. е. антиохийскому собору 379 года), которые (приняли этот свиток) и исповедовали единое Божество Отца, Сына и святого Духа».

Чтобы составить себе ясное понятие о каноне, нам необходимо прежде всего выяснить, что разумел собор под именем свитка западных.

В науке по этому вопросу существует несколько гипотез, от разрешения которых зависит тот или иной смысл пятого канона. Греческие комментаторы Зонара и Вальсамон, а также позднейшие греки на флорентийском, например, соборе²⁶⁵², под свитком понимали декреты сардикского собора 343 года. Нечего и говорить, что мнение это не имеет за собой никаких исторических данных²⁶⁵³.

Напротив, в западной литературе одни, (Бароний, Фукс, Радэ, Гарнак, Лоофс и т. д.²⁶⁵⁴, видят в списке западных известное послание папы Дамаса к Павлину²⁶⁵⁵, другие, (Гефеле, Спасский и т д.²⁶⁵⁶), полагают, что τόμος τῶν Δυτικῶν собором называлось отправленное к 369 году папой Дамасом и его римским собором послание ориенталам, дошедшее до нас в виде отдельных фрагментов, сделанных из него Лукой Гольдштейном²⁶⁵⁷. В последнее время немецкому ученому Шварцу удалось пролить некоторый свет на этот темный вопрос²⁶⁵⁸. Дело в том, что дошедшие до нас фрагменты, но его мнению, являются выписками не из одного декрета папы Дамаса, а из нескольких посланий того же папы, относящихся к различным стадиям заключения унии между западом и востоком в лице Дамаса и Василия Великого.

По словам Шварца²⁶⁵⁹, интересующий нас памятник распадается на две части²⁶⁶⁰:

1) Exempli synodi habitae Romae episcoporum XCIII ex rescripto imperiali. Damasus Valerianus Vitalianus Aufidius Paeanius Victor Priscus Innocentius Abundios Theodulus et ceteri, qui ad audiendam causam Auxentii exponendamque fidem in urbe Romae convenerunt, episcopis catholicis per Orientem constitutis in domino salutem. Confidimus etc. Вполне законченное, послание это заключается припиской: ego Sabinus diaconus Mediolanensis legatus de authentico dedi. Затем следуют всякий раз под рубрикой item ех parte decreti, три, только фрагментарно выписанные, письма, начинающиеся 2) ea gratia, 3) illud sane, 4) non nobis

Наконец, следует приписка: Explicit haec epistola vel expositio synodi Romanae habitae sub Damaso papa et transmissa ad Orientem, замыкающая весь этот отдел.

Как слова этой приписки, которая не принадлежит к акту, так и те, которые непосредственно за ней следуют и составляют вторую часть, – не документ, но историческое сообщение.

II. in qua omnis Orientalis ecclesia facta synodo apud Antiochiam consona fide credentes et omnes ita consentientes eidem super ex positae fidei singuli sua subscriptione confirmant, после чего следуют подписи Мелетия антиохийского, Евсевия самосатского, Пелагия лаодикийского, Зенона тирского, Евлогия едесского, Бематия мальского и Диодора тарского, и наконец, краткая заметка: similiter et alii CXLVI Orientales episcopi subscripserunt, quorum subscriptio in authentico hodie in archivis Romanae ecclesiae tenetur. Expl. synodus Romana et Antiochensis.

Посланіе Confidimus, дошедшее до нас также в греческом переводе у Созомена и Феодорита²⁶⁶¹, есть ни что иное, как послание римского собора от лета 372 года, отправленное на восток при посредстве диакона Сабина Афанасию Великому, а также иллирийским епископам²⁶⁶². Послание это было переслано Афанасием Василию, который, воспользовавшись благоприятным случаем, при посредстве того же Сабина отправил на запад несколько своих писем с просьбой протянуть руку помощи восточным и признать православие Мелетия и младоникейцев²⁶⁶³. Ответом на эти письма явилось высокомерное, римское послание от 373/374 года, содержание которого легко реконструируется благодаря 156 письму Василия. Каков, впрочем, был ответ, можно догадаться из того, что привезший его в Антиохию пресвитер Евагрий отказался иметь какое-либо общение с Мелетиевым диаконом Дорофеем и объявил мелетианскому клиру в Антиохии римское требование о безусловном признании никейского символа²⁶⁶⁴.

Между тем в это время произошла ссылка Евсевия самосатского, одного из глав младоникейской восточной триады. Желая его спасти, Василий летом 374 года с новопосвященным тогда пресвитером Дорофеем отправил в Рим новое послание, в котором, ссылаясь на пример папы Юлия и императора Констанса в отношении Констанция по делу Афанасия, требовал властного вмешательства императора Валентиниана в дела востока и возвращения Евсевия²⁶⁶⁵. Ответом на это послание со стороны находившихся в Риме западных епископов, но не собора, явилось письмо, фрагмент которого находится в нашем памятнике и начинается словами ea gratia. В догматическом отношении не маловажно, что для выражения понятия substantia употреблено здесь греческое слово usia, хотя признание трех Ипостасей еще отсутствует, что являлось главным пунктом различия между Мелетием и Павлином²⁶⁶⁶. Вскоре после того, самое позднее в 375 году, находившийся в ссылке на Дунае, Евсевий отправил пресвитера Санктиссима к восточным епископам с просьбой обработать присланный им проект петиции и собрать под ней подписи для отправки ее в Рим. Повидавшись с Василием, Санктиссим счастливо исполнил поручение и в начале 377 года, в сопровождении Дорофея, отвез в Рим покрытую массою подписей восточную петицию²⁶⁶⁷. Текст этой петиции не сохранился. Автором ее был, по-видимому, Мелетий. Ответ со стороны запада не замедлил последовать в том же 377 году. Фрагмент из этого послания есть не что иное, как имеющийся у вас акт – illud sane miramur, в котором западные епископы предостерегают восточных от аполлинариевой ереси, причем это предупреждение особенно обращают по адресу Василия²⁶⁶⁸.

Тогда Василий, угрожаемый с этой стороны, написал последнее свое послание в Рим, которое, вероятно, в том же 377 году было отослано с отправлявшимися туда еще раз Дорофеем и Санктиссимом²⁶⁶⁹. Осуждая учение Аполлинария, Василий требовал от запада сделать то же самое, в отношении этого лжеучителя, а также Евстафия, как пневматомаха, и Павлина, как маркеллита. Рассмотрев это письмо, римский собор 378 года ответил Василию своим посланием, фрагмент которого начинается словами non nobis и опровергает приписываемые Аполлинарию, Евстафию и Павлину лжеучения, не называя их, впрочем, по имени²⁶⁷⁰. Тому же собору принадлежат и анафематизмы, известные в науке, как послание Дамаса к Павлину²⁶⁷¹.

На востоке, между тем, обстоятельства совершенно изменились. Василий умер, император Валент погиб при Адрианополе; изгнанные ориенталы возвратились с Мелетием и Петром александрийским во главе; 19 января на престол вступил новый император Феодосий Великий. При таких обстоятельствах в 379 году состоялся в Антиохии собор из 153 епископов. Рассмотрев полученный от Дамаса список, антиохийский собор в догматической части его утвердил. Но каков был ближе этот список, этот τόμος τῶν Δυτιχῶν, мы сказать не можем, потому что полного его текста до нас не сохранилось. Что это так, можно заключить из образующегося, вследствие внезапного изменения подлежащего и числа, пробела между двумя частями заключительной приписки к нашему фрагменту: explicit haec epistola vel expositio synodi Romanae habitae sub Damaso papa et transmissa ad Orientem, in qua omnis Orientalis ecclesia facta synodo apud Antiochiam consona fide credentes et omnes ita consentientes²⁶⁷² eidem super expositae fidei singuli sua subscriptione confirmant²⁶⁷³. Подлежащее во втором предложении ясно – episcopi²⁶⁷⁴. Так как пробел обнаружен, то смело можно сказать, что в нем именно заключалось credo антиохийского собора, его τόμος, который был подписан 153 епископами, τόμος, к которому нынешнее eidem super expositae fidei не имеет никакого отношения, потому что не заключает никакого credo²⁶⁷⁵. Можно только догадываться, что τόμος τῶν Δυτιχῶν содержало в себе одобрение догматических воззрений младоникейцев²⁶⁷⁶ и сопровождалось анафематизмами, сообщенными нам Феодоритом²⁶⁷⁷. Этот римский свиток, τόμος τῶν Δυτιχῶν и вместе с ним антиохийское определение по его поводу, ὁ

ἐν Ἀντιοχέιᾳ τόμος²⁶⁷⁸, было предметом соборного рассмотрения в Константинополе в 381 году. После страшных споров и неурядицы пришли, наконец, к решению, выраженному в пятом константинопольском каноне, который неизвестный нам сирийский переводчик V-го века, в полном согласии с Бевериджем и Фан-Эспеном, излагает следующим образом:

«Эти же два тома западников и антиохийский – мы принимаем их, которые (=какъ такие, которые) исповедуют единое Божество Отца, и Сына и св. Духа»²⁶⁷⁹.

Это соборное определение с приложением анафематизм было предложено на утверждение императора Феодосия Великого отцами второго вселенского собора, писавшими: «Собравшись, по твоему распоряжению, в Константинополь, мы во-первых возобновили взаимное согласие между собой, потом изрекли краткие определения, в которых утвердили веру отцов, собравшихся в Никее, и осудили возникшие против нее ереси, кроме того постановили точные правила о благоустройстве церквей»²⁶⁸⁰. На ту же тесную связь названных анафематизмов с константинопольским собором указывают также некоторые древние сборники канонов, в которых эти анафематизмы непосредственно следуют за канонами второго вселенского собора²⁶⁸¹. Наконец, то же самое говорят отцы константинопольского собора 382 г., когда, описывая деятельность константинопольского собора 381 года, в своем послании к папе Дамасу пишут: «Вот в коротких словах изложение веры, без страха исповедуемой нами; полнее можете усладить ваши души, если вам угодно будет прочитать изложение, изданное в Антиохии бывшим там собором и еще составленное в прошедшем году в Константинополе вселенским собором: в них мы подробнее изложили наше исповедание веры и письменно изрекли анафему недавно-вымышленным ересям»²⁶⁸².

Что касается 6-го канона константинопольского собора 381 г., то он находится, по нашему крайнему разумению, в самой тесной связи с судебным процессом Кирилла иерусалимского²⁶⁸³. Дело это, как известно, было предметом соборного разбирательства в З81 г. Это ясно видно из послания константинопольского собора 382 г. к папе Дамасу, где отцы собора, сообщая о деятельности константинопольского собора 381 г., пишут: «Для матери всех церквей, церкви иерусалимской, мы утвердили епископом достопочтеннейшего и боголюбивейшего Кирилла, уже прежде рукоположенного по правилам, областными епископами и иного подвизавшегося против ариан в разных местах»²⁶⁸⁴. В чем заключалось дело Кирилла об этом мы уже говорили²⁶⁸⁵. «Быв низложен (палестинеским собором под председательством Акакия кесарийского), Кирилл послал апелляцию (ἐκκλήτου βιβλίον) к низложившим его и требовал высшего суда, на что согласился и царь Констанций. Прибегнув к апелляции, читаем у Сократа, как бывает в судилищах светских, Кирилл сделал

это первый и один из всех, вопреки обычаю и церковному правилу»²⁶⁸⁶. Констанций, как известно, поручил рассмотреть дело Кирилла селевкийскому собору 369 г.²⁶⁸⁷

Принадлежа по своим религиозным воззрениям к омойузианам, Кирилл, ловко воспользовавшись обстоятельствами, добился от своих единомышленников, составлявших большинство собора, не только собственного оправдания и восстановления в своих правах в качестве епископа иерусалимского, по также осуждения и низложения своего догматического противника Акакия. Дело Кирилла, однако, не выгорело. Восторжествовавший догматически на константинопольском соборе 360 г., Акакий вторично низложил Кирилла и добился от императора его ссылки. Той же участи подверглись также и другие единомышленники Кирилла. Судившие их епископы, принадлежавшие к противной догматической партии, как это видно из Сократа²⁶⁸⁸ и Созомена²⁶⁸⁹, пользовались всяким поводом, не исключая явной

лжи в клеветы, лишь бы только вынести тем обвинительный вердикт. При таких обстоятельствах, дважды осужденный и четыре раза подвергшийся изгнанию из Иерусалима, Кирилл, лично присутствуя на константинопольском соборе 381 г²⁶⁹⁰., предложил отцам этого собора еше раз пересмотреть его дело и вынести о нем окончательный приговор. При рассмотрении этого дела собор нашел массу процессуальных неправильностей и, во избежание повторения чего-либо подобного в будущем, установил во-первых известные условия, которые должны были соблюдаться при возбуждении обвинения против епископа, а во-вторых, в виду нарушения самим Кириллом обычных форм церковного процесса, признал необходимым при обжаловании соборных приговоров следовать древнему, апелляционному порядку.

«Так как многие, гласит канон, желая привести в замешательство и ниспровергнуть церковное благоустройство, враждебно и клеветнически вымышляют разные обвинения против управляющих церквами православных епископов, усиливаясь таким образом только помрачить добрую славу священнослужителей и произвести смятения в мирном народе, то поэтому святой собор сошедшихся в Константинополе епископов заблагорассудил: не без исследования допускать обвинителей и не всякому позволять обвинение правителей церкви, впрочем, и не всем возбранять. Но если кто принесет на епископа какую-нибудь собственную, то есть, частную жалобу, как, например, в том, что обманут им или потерпел от него какую-нибудь другую неправду: при таких обвинениях не делать исследования ни о лице обвинителя, ни о вере его. Ибо, во всяком случае, и совесть епископа должна быть свободна, и объявляющий себя обиженным, какой бы веры он ни был, должен найти правосудие. Если же взводимая на епископа вина будет церковная, тогда должно исследовать о личности обвинителя. И, во-первых, да не позволяется еретикам делать обвинения на православных епископов по делам церковным. Еретиками же мы называем или тех, которые издавна отчуждены от церкви или тех, которые впоследствии нами преданы анафеме, а вместе с сими и тех, которые показывают вид, будто исповедуют истинную веру, однако же отделились и составляют свои собрания против наших правильно поставленных епископов. Потом, если кто из них церковью, за какие-нибудь вины, прежде был осужден и извержен, или отлучен из клира, или из разряда мирян, то и таким не дозволяется обвинять епископа, пока наперед не очистят себя от собственной вины. Равно и тех, которые прежде сами подверглись какому-либо обвинению, не допускать к обвинению епископа или других клириков, прежде нежели докажут, что они сами невиновны в приписанных им преступлениях. Если же кто, не быв ни еретиком, ни отлученным, ни осужденным, или прежде обвиненным в каких-либо преступлениях, скажет, что имеет какое-либо обвинение против епископа по церковному делу: таким Св. собор повелевает сперва представить свои обвинения епископам епархии и перед ними доказать преступления епископа, подвергшегося обвинению. Если бы случилось, что областные епископы (епархиоты) не в силах были бы исправить взводимые на епископа преступления, тогда обвинители должны приступит к большему собору епископов той области (диэцеза), созванных по этой причине: но не прежде они могут настаивать на своем обвинении, как письменно обязавшись понести равное с обвиняемыми наказание, если бы, по исследовании дела, оказались клевещущими на обвиняемого епископа. Но если кто, презрев решение, постановленное вышеизложенным порядком, дерзнет – или утруждать слух царский, или суды мирских начальников, или беспокоить вселенский собор, к оскорблению чести диэцезальных епископов, того отнюдь не должно принимать с жалобой, как нанесшего оскорбление правилам и нарушившего церковный порядок²⁶⁹¹.

Для вас представляет интерес главным образом вторая половина канона, касающаяся порядка обжалования соборных решений.

Воспользовавшись декретом Констанция от 341 г.²⁶⁹², Кирилл, как мы видели, апеллировал на решение собора и вместе на наложенное им наказание²⁶⁹³. Это было введением в церковное судопроизводство процессуальных форм светских судов²⁶⁹⁴. Также и прежде допускался пересмотр со стороны большего собора дела, разрешенного епархиальным собором, но это не мешало выступать в той же роли епископам, составившим первое определение, и таким образом вотировать вторично против того, кого они уже раз осудили²⁶⁹⁵. Напротив, гражданский процесс исключал из состава апелляционной инстанции судей, решавших дело в первой инстанции²⁶⁹⁶. Адоптируя гражданский процесс, Кирилл желал извлечь из него выгоду, исключив из состава суда второй инстанции всех лиц, участвовавших в провинциальном соборе и бывших его догматическими противниками.

Собор неодобрительно взглянул на это новшество.

Признав неправильными действия Кирилла, который, по словам Сократа, «прибегнув к апелляции, как бывает в судилищах светских, сделал это первый и один из всех, вопреки обычаю и церковному правилу»²⁶⁹⁷, собор стал на древне-церковную точку зрения, нашедшую свое выражение уже в канонах антиохийского собора 341 г.

Канон 12. Если какой-либо пресвитер или диакон, низложенный своим епископом, или даже епископ, низложенный собором, дерзнет утруждать слух царя, тогда как ему следовало обратиться к большему собору епископов и большему количеству епископов предложить то, в чем он считает себя правым, и поручит себя их расследованию и приговору, – так если он, пренебрегши ими, утруждает царя, да не удостаивается никакого снисхождения и да не имеет места к оправданию и надежды на восстановление²⁶⁹⁸.

Кан. 14. Если какой-либо епископ будет судим в каких-либо винах и случится, что епископы той (епархии) будут разногласить относительно его дела, одни будут считать подсудимого невинным, а другие виновным, то для устранения всякого сомнения святому собору угодно постановить, чтобы епископ митрополии пригласил некоторых других (епископов) из соседней епархии, которые бы, вновь рассудив дело и разрешив сомнение, утвердили свое постановление вместе с епископами той епархии²⁶⁹⁹.

Из этих канонов видно, что по делам епископов судом первой инстанции является епархиальный собор с митрополитом во главе²⁷⁰⁰, а второй – так называемый больший собор, под которым надо понимать тот же епархиальный собор, но только усиленный епископами соседней епархии²⁷⁰¹.

Более ясно этот порядок церковных инстанций виден из канонов сардикского собора и особенно нижеприведенного определения лампсакского собора:

Сард. кан. 3: Необходимо присовокупить и то, что никто из епископов не должен переходить из своей епархии в другую, в которой находятся свои епископы, за исключением только таких случаев, когда он будет позван находящимися в ней братьями, чтобы не подумали, что мы затворяем двери любви. Необходимо предусмотреть также и то, чтобы, если в какой-либо области (епархии) кто-либо из епископов имеет дело со своим братом и соепископом, чтобы ни тот, ни другой из них не призывал в посредники епископов другой области. Если же кто-либо из епископов по какому-либо делу окажется осужденным, и полагает, что он имеет не пустое, но справедливое основание снова возобновить суд, то, если вам угодно, почтим любовью память апостола Петра и постановим, чтобы производившие суд писали в таких случаях епископу римскому Июлию для того, чтобы, если нужно, снова был произведен суд соседними с той епархией епископами и чтобы таких вторичных судей назначал он (Июлий). Если же обвиняемый не может доказать, что дело требует вторичного пересмотра, то приговора, не уничтожать, но оставлять в силе то, что однажды постановлено²⁷⁰².

Сард. кан. 5. Если на какого-либо епископа будет сделан донос и окрестные епископы собравшись низложат его, а он прибегнет к блаженнейшему епископу церкви римской, который захочет его выслушать и признает справедливым возобновить исследование дела о нем, то да благоволит (епископ Рима) написать епископам ближайшей епархии, чтобы они тщательно в внимательно рассмотрели все обстоятельства дела и произнесли о нем приговор по чистой правде. Если же кто-либо потребует, чтобы еще снова было выслушано его дело, в по его просьбе римскому епископу благоугодно будет послать от себя пресвитеров, то он имеет власть, если признает за лучшее и сочтет нужным, послать таких лиц, которые бы судили вместе с епископами и заступали место того, кем посланы. Если же он, римский епископ, признает достаточным исследование дела о подсудимом епископе и приговор о нем, то пусть поступит, как заблагорассудится его мудрому хотению»²⁷⁰³.

Особенно хорошо говорят об этом епископы лампаского собора, которые положили: «отменить постановления, утвержденные в Константинополе старанием евдоксиан и акакиан: отвергнуть то изложение веры, которое они представили под видом исповедания западных епископов и некоторых расположили подписать его, обещавшись отбросить неподобие по существу, но не исполнив того; напротив, утвердить мнение, что Сын подобен Отцу по существу, ибо прибавка слов подобный необходима для отличения Ипостасей – и веру, признанную в Селевкии и изложенную при освящении антиохийского храма, обнародовать по всей церкви, а тем, которых утверждающие, что Сын не подобен Отцу, низложили, возвратить епископские их престолы, потому, что они изгнаны из церквей незаконно, и кто захочет обвинить их тот сам подвергнется равной опасности; судьями же в этом случае должны быть православные епископы самой епархии и епархий соседственных, собравшиеся в той церкви, где есть свидетели действия каждого»²⁷⁰⁴.

Этот же самый порядок инстанций имеет в виду и канон шестой константинопольского собора 381 г.

Что это так, ясно видно из сопоставления его с антиохийскими канонами.

Отсюда можно видеть, что порядок инстанций в канонах антиохийских и константинопольском шестом – один и тот же. Первой инстанцией является епархиальный собор, второй – тот же собор, только усиленный епископами соседней епархии.

Различие между большим собором антиохийских канонов и константинопольского 6-го канона заключается только в том, что антиохийские каноны привлечение соседних епископов не стесняют никакими рамками, тогда как константинопольский 6-ой канон стоит на точке зрения 2-го константинопольского канона. В рукоположении могут принимать участие только соседние епископы своего диэцеза. Константинопольский собор так и

определил, «чтобы в каждой епархии совершали рукоположение, для пользы церкви епархиальной – епископы, а вместе с ними, если только они захотят, и сопредельные им»²⁷⁰⁵. То же самое, как об этом говорит канон 2-ой, должно соблюдаться и в управлении. Отсюда, под видом защиты «чести диэцезальных епископов», константинопольский собор 381 г. ограничил этот выбор соседними епископами только своего диэцеза. И вот этот именно епархиальный

собор, усиленный соседними епископами своего диэцеза, и есть тот самый «больший диэцезальный собор», μείζονα σύνοδον τῶν τῆς διοικήσεως ἐπισκόπων ἐκείνης, ο котором говорит шестой константинопольский канон.

Что это так, можно видеть из 1-го канона ефесского собора 431 г., знающего тот же бóльший собор для суда над митрополитом²⁷⁰⁶, а также из разногласия существовавшего по поводу «бóльшего диэцезального собора» 6-го канона константинопольского собора 381 г. «Когда один епископ, читаем у

Вальсамона в его толковании на этот канон, был привлечен по делу о преступлении в святой константинопольский синод и подал апелляцию на суд своего митрополита и своего собора, по силе настоящего (6-го константинопольского) правила, то некоторые сказали, что поскольку митрополит присутствующий на соборе желает, чтобы его епископ был судим на бóльшем соборе, то пусть перед ним и будет он судим; а другие возражали, что суд над ним находится не во власти митрополита, а принадлежит состоящему при нем собору, и что для епископа гораздо выгоднее быть судиму своим собором, и не быть привлекаему на другой собор, – а для ceгo нет нужды и в дозволении митрополита. Еще некоторые говорили, что правило говорит о вселенском

соборе, а великий константинопольский синод или собор не есть вселенский, и потому содержание правила не имеет места в настоящем деле. Но мне кажется, говорит Вальсамон, что хотя синод в Константинополе и не вселенский собор, так как на нем не присутствуют прочие патриархи, но он больше всех синодов, и архиепископ его называется вселенским патриархом, – и выгоду имеет не митрополит, а епископ или привлеченный к суду его клирик»²⁷⁰⁷.

Предполагаемый нами порядок церковно-судебных инстанций, кстати, как раз соответствовал тогдашнему положению вещей в церкви, когда в каждом диэцезе выступало два или три высших митрополита, к которым тяготели ближайшие провинции. «Не быв призваны, говорит второй канон константинопольскиго собора 381 г., епископы не должны переходить за пределы своей области (диэцеза) для рукоположения, или какого-либо другого церковного распоряжения»²⁷⁰⁸. Иное дело – свой диэцез. «Здесь удержал силу прежний закон и определение святых отцов в Никее, т. е. чтобы в каждой епархии совершали рукоположение, а также и другие акты управления для пользы церкви епархиальные епископы, а вместе с ним, если только они захотят, и сопредельные им»²⁷⁰⁹.

Одновременно с изданием канонов было разрешено дело Максима циника и Григория Богослова. Посвящение Максима было признано ничтожным. «О Максиме цинике и происшедшем от него беспорядке, говорит канон 4 константинопольского собора 381 г., определено: ни Максим не был и не есть епископ, ни рукоположенные им не были и не состоят ни в какой степени клира; все, и для него сделанное, и им сделанное, уничтожено как недействительное»²⁷¹⁰.

Законным константинопольским епископом был признан Григорий Назианзин. Торжественная интронизация его на константинопольскую кафедру была совершена Мелетием антиохийским²⁷¹¹. Это было последним делом великого святого. Вскоре после этого он умер. Председателем собора сделался Григорий²⁷¹². В этом уже можно видеть проявление силы канона третьего. Несмотря на присутствие других весьма влиятельных епископов, как то Элладия кесарийскаго, Кирилла иерусалимского и особенно позднее Тимофея александрийского и Ахолия фессалоникского, председательство принадлежало не им, а епископу Нового Рима.

В тех случаях, когда Григорий не мог присутствовать на соборе по болезни, заседания происходили без председателя²⁷¹³. Чтобы временно

председательствовали на соборе Тимофей александрийский и Кирилл, со

слов Созомена²⁷¹⁴: ἡγοῦντο.... τῶν δὲ ἄλλων Τιμόθεος.... καὶ Μελέτιος.... καὶ Κύριλλος, допускает Гефеле²⁷¹⁵. Как это правильно замечено Раушеном²⁷¹⁶, слова Созомена имеют не этот смысл. Ἡγούντο означает не председательство, но преимущественное положение. По крайней мере в этом

смысле употребляет это же слово Созомен, в отношении двух македонианских епископов, именно Елевзия кизического и Маркиана ланпсакского.

Сделавшись председателем, Григорий попытался прерванные смертью Мелетия переговоры вести в том же примирительном западу направлении²⁷¹⁷.

Возник вопрос о замещении антиохийской кафедры.

По этому поводу Григорий сказал речь, в которой советовал воздержаться от нового избрания епископа, так как Павлин стар и его смерти ждать не долго²⁷¹⁸. Это предложение вполне соответствовало совету, давно уже преподанному Римом на случай смерти одного из двух антиохийских епископов²⁷¹⁹.

Однако попытка эта встретила решительное сопротивление со стороны большинства епископов, увидевших в этом пресмыкательство перед западом²⁷²⁰. На соборе разыгрались бурные сцены, и вылилась горькая речь Богослова²⁷²¹. Больной и всеми недовольный Григорий отдалился от соборных совещаний²⁷²². В особом заседании епископов dioecesis Oriens епископом антиохийским был избран пресвитер Флавиан, явившийся на собор вместе с Мелетием²⁷²³. Общий собор, τὸ τῆς συνύδου κοινόν, одобрил это избрание²⁷²⁴.

Прибытие египетских и македонских епископов с Тимофеем александрийским и Ахолием фессалоникским во главе только подлило масла в огонь. Жестокая западная буря поднялась теперь на соборе²⁷²⁵. Основываясь на каноне пятнадцатом никейского собора, они возбудили вопрос о правомерности избрания Григория в епископа столицы²⁷²⁶.

При таких обстоятельствах больной и расстроенный происходившими на соборе смутами и интригами окружавших его епископов²⁷²⁷, Григорий решил добровольно отказаться от константинопольской кафедры²⁷²⁸. Он перестал бывать на соборе и, несмотря на просьбы своих друзей, покинул архиерейский дом. Он желал «стать вторым Ионой, и чтобы успокоить бурю, хотя и невиновный в волнении моря, решил принести себя в жертву за корабль церкви»²⁷²⁹. Он обратился к императору и просил об увольнении: годы его велики и он устал находиться в вечном подозрении даже со стороны своих друзей²⁷³⁰. Император согласился, хотя и не охотно²⁷³¹. После этого Григорий обратился с прощальной речью к

народу²⁷³². Здесь он основанием своего удаления выставляет: телесную слабость²⁷³³, ἱερὸν πόλεμον между востоком и западом²⁷³⁴, бесхарактерность и общую страсть народа к удовольствиям²⁷³⁵, осуждение его мягких мер в отношении еретиков²⁷³⁶. Вероятно, еще до избрания своего преемника Григорий покинул Константинополь²⁷³⁷ и удалился в имение своего отца близ Арианца, где всецело отдался литературной деятельности²⁷³⁸.

Заключительным актом константинопольского собора 381 года было избрание нового константинопольского епископа. Выбор пал на Нектария, занимавшего в то время должность претора, и еще не крещеного²⁷³⁹.

По сообщению Созомена, кандидатура Нектария была выставлена епископами Диодором тарским и Оптимом, епископом Антиохии писидийской, и одобрена самим императором, принимавшим в избрании самое живое участие²⁷⁴⁰. Клир и народ Константинополя на это избрание дали свое полное согласие²⁷⁴¹. После этого μετά κοινῆς ὁμονοίας, в котором позволительно усумниться в виду присутствия египетских епископов²⁷⁴², Нектарий был посвящен в епископа константинопольского Тимофеем александрийским и Кириллом иерусалимским²⁷⁴³.

В заключение отцы собора обратились к императору Феодосию I с посланием, в котором, возблагодарив Бога, представили ему краткий отчет о своей деятельности, и просили «утвердить постановления собора, дабы как ты почтил церковь своим посланием, которым созвал нас, так ты же своим утверждением, положил и конец нашим совещаниям»²⁷⁴⁴.

Следствием этой просьбы явился закон от 30 июля 381 г., о котором мы уже выше упоминали²⁷⁴⁵. Закон этот, по справедливому мнению Лоофса²⁷⁴⁶, можно признать исправленным, согласно новейшим сведениям императора о состояния восточной церкви, изданием эдикта 27 февраля 380 года: церкви должны быть переданы тем епископам, qui unius maiestatis adque virtutis patrem et filium et spiritum sanctum confitentur eiusdem gloriae, claritatis unius, nihil dissonum profana divisione facientes, sed trinitatis ordinem personarum adsertione et divinitatis unitate²⁷⁴⁷ и которые находятся в церковном общении во Фракии с

Нектарием константинопольским, в Египте с Тимофеем александрийским, на востоке с Пелагием лаодикийским и Диодором тарским; в Азии с Амфилохием инокийским и Оптимом антиохие-писидийским, в Понте с Елладием кесарие-каппадокийским, Отреем мелитинским и Григорием нисским и т. д. Рим здесь не упоминается. Император открыто выступил за младоникейцев. Замечательно однако, что между названными в эдикте епископами не упомянуты ни Флавиан и Павлин антиохийские, ни Кирилл иерусалимский. Этим император, по-видимому, желал избежать всяких осложнений на почве епископских счетов и недоразумений.

Не говоря уже о каноне 3-ем, весь ход собора показывает жестокий раскол востока с западом. Возник опять разговор даже о различии учительных формул²⁷⁴⁸. Лица, особенно упиравшие на это различие, существовали как на востоке²⁷⁴⁹, так на западе²⁷⁵⁰. Отчужденность востока и запада, на которую уже жаловался Григорий²⁷⁵¹, после собора сделалась еще больше. Как велико было неудовольствие запада, показывает написанное еще летом З81 г. послание состоявшегося, по-видимому, в Милане западного собора к императору Феодосию²⁷⁵². Жалуются на избрание Флавиана, выступают против Григория и Нектария и за Максима, как епископа константинопольского, и не видят никакого другого средства для прекращения смуты, как реабилитация Максима и новый вселенский собор в Риме.

Феодосий отнесся к этому посланию весьма не одобрительно²⁷⁵³. Он был достаточно умен для того, чтобы пойти на созвание собора в Риме, как того хотели западные. Разделив церкви обеих половив империи, он последовал примеру Констанция и своей мастерской политикой достиг того, что, несмотря па все препоны со стороны руководимого Амвросием западного императора Грациана, был заключен известный modus vivendi²⁷⁵⁴.

В то время как западные готовились к новому вселенскому собору в Риме, в Константинополе год спустя после константинопольского собора 381 г.²⁷⁵⁵ состоялся новый восточный собор. На приглашение явиться на новый собор в Рим здесь ответили посланием, в котором восточные, умно и достойным образом смягчив все крайности ссылкой не только на заключения константинопольского собора 381 г., но и на постановления антиохийского собора 379 года, констатировали свою солидарность с западом²⁷⁵⁶.

Посылка трех депутатов в Рим, где находились тогда Иероним и Епифаний кипрский, была весьма удачна для заключения перемирия. Спор между Нектарием и Максимом из-за константинопольской кафедры ныне разбирался в Риме и был разрешен в пользу первого.

Только антиохийский вопрос по-прежнему продолжал еще быть камнем преткновения. Римский собор 382 г., на котором присутствовал сам Павлин²⁷⁵⁷, решительно высказался за последнего и отлучил от церкви Диодора тарского и Акакия берэйского, посвятивших Флавиана в антиохийского епископа²⁷⁵⁸. Вследствие этого и восточные единомышленники Рима, епископы Египта, Аравии и Кипра, державшиеся доселе Павлина, также не признали Флавиана²⁷⁵⁹.

Император Феодосий притворно относился не одобрительно к избранию Флавиана: и хотя последний был у него persona grata, также и позднее считал он антиохийский епископский вопрос открытым²⁷⁶⁰. Симпатия императора к Флавиану открыто обнаружилась, когда Павлин умер²⁷⁶¹ и место его занял известный своей дружбой с Иеронимон антиохиец Евагрий²⁷⁶². Избрание последнего, по-видимому, не было рецепировано церковью²⁷⁶³. Египет не признавал антиохийским епископом ни Флавиана, ни Евагрия²⁷⁶⁴, а запад занял по отношению ко второму дружественное, хотя и выжидательное положение²⁷⁶⁵. При таких обстоятельствах Феодосий решил добиться всеобщего признания епископата Флавиана. Об этих переговорах наши источники сообщают только отдельные отрывки²⁷⁶⁶. Можно сказать, наверное, что Феодосий предложил рассмотреть дело об антиохийской смуте состоявшемуся зимой с 391 на 392 г, в Капуе собору, на который, как кажется, предложил явиться и Флавиану²⁷⁶⁷. В виду опасности зимы, поездка однако Флавиана в Италию не состоялась. Он добрался только до Константинополя²⁷⁶⁸.

Чтобы дать церковное общение всем православным, в Капуе было решено, поручить расследовать дело Флавиана-Евагрия Феофилу александрийскому и другим египетским епископам, остававшимся доселе нейтральными²⁷⁶⁹. Феофил затем tyrannico spiritu, как гласит антиохийское предание²⁷⁷⁰, написал было Флавиану, но в дело вмешался император и запретил расследование вопроса о законности епископского избрания Флавиана²⁷⁷¹. Короткое время спустя-οὐ πολὺν χρόνον-после своего возвышения ἐπιβιώσας²⁷⁷² Евагрий умер (393 г.), а «Флавиан умел распорядиться так, что на его место не выбрали никого»²⁷⁷³. Евстафиане продолжали жить в схизме, а законность епископата Флавиана все еще не была признана ни в Риме, ни в Александрии. Во время своего второго пребывания в Риме император Феодосий старался добиться признания Флавиана, но бесплодно. Скорая смерть помешала ему это устроить²⁷⁷⁴. В таком положении дело оставались в Антиохии до времен Златоуста. Последний, вскоре после своего восшествия на константинопольскую кафедру 26 февраля 398 г., добился, наконец, примирения спорящих партий в Антиохии²⁷⁷⁵. Ближе всего он обратился к Феофилу и просил его поддержать Флавиана в Риме²⁷⁷⁶. После этого в сопровождении александрийского пресвитера Исидора в Рим было отправлено специальное посольство с епископом Акакием берэйским во главе, которому наконец и удалось примирить Флавиана с Римом и Александрией²⁷⁷⁷. Первое время после этого евстафианская антиохийская община еще чуждалась Флавиана, но затем эта рознь мало-помалу сгладилась и окончательно прекратилась в 415 г. при преемнике Флавиана антиохийском епископе Александре²⁷⁷⁸.

Примирив восточную церковь с западной, император Феодосий принялся за восстановление церковного единства на востоке, где арианизм благодаря поддержке простого народа²⁷⁷⁹ все еще оставался довольно внушительной силой.

Пригласив к себе епископа Нектария, царь советовался с ним, читаем у Сократа²⁷⁸⁰, каким бы образом прекратить в христианстве разногласия и привести церковь к единению. «Надобно, говорил он, разъяснить спорный предмет, разделяющий церкви и через то, отняв повод к разногласию, водворить в них единомыслие».

Не отличаясь особыми талантами и не зная, что сказать Феодосию, Нектарий по совету константинопольского новацианского епископа Агелия обратился за помощью к Сисинию. «Красноречивый, опытный в делах, глубоко изучивший толкования св. Писания и философию, Сисаний, говорит Сократ²⁷⁸¹, знал, что рассуждения не только не соединяют разделившихся, но еще больше раздражают еретиков, – знал также, что древние учители тщательно избегали, как бы не приписать Сыну Божию начала бытия, ибо признавали его совечным Отцу: посему он советовал Нектарию оставить диалектические состязания, но в доказательство истины привести свидетельства древних писателей и потом ересеначальникам сделать от царя запрос: уважают ли они учителей, процветавших в церкви до ее разделения или отвергают их, как людей чуждых христианства? Если отвергают, то пусть дерзнут предать их анафеме. Как скоро они откажутся сделать это, народ тотчас изгонит их, – и тогда победа истины будет очевидна; а если не отвергнут древних учителей, то мы должны будем представить книги их, которыми подтвердится наше исповедание.

Выслушав это от Сисиния, Нектарий, продолжает Сократ, поспешил во дворец и данный ему совет сообщил царю».

Феодосий ухватился за эту мысль и мудро повел дело.

На июнь 383 г. он назначил в Константинополе собор, на который пригласил также главарей еретических партий²⁷⁸². Председателем был Нектарий²⁷⁸³. На соборе царь, не объявив наперед цели, спросил еретиков: «уважают ли они и принимают ли учителей, бывших в церкви до ее разделения»²⁷⁸⁴? После утвердительного ответа он предложил им сообщить ему: «следуют ли они им, как достоверным свидетелям христианского учения»²⁷⁸⁵? Этот вопрос возбудил страшное разногласие не только между представителями различных исповеданий, но и между членами одной и той же ереси. «Таким образом единодушное зло, как язык древних исполинов и произведение их нечестия – башня, начало расторгаться»²⁷⁸⁶.

Видя «такое их хаотическое разъединение» царь «объявил, чтобы каждая ересь представила письменно изложение своей веры. Посему опытнейшие со стороны каждой ереси, взвешивая всякое выражение, изложили свои догматы. В назначенный день епископы всех исповеданий, по приглашению, собрались во дворец. Тула явились: Нектарий и Агелий – защитники веры в единосущие, из ариан Демофил, со стороны евномиан сам Евномий, а во главе македонец Елевзий кизический. Царь принял их благосклонно и взяв от каждого письменное изложение веры, остался один и начал усердно молить Бога, чтобы он помог ему открыть истину. Потом, прочитав каждый из представленных символов, он осудил все, которыми вводилось разделение Троицы, и разодрал их, – одобрил только и принял веру в единосущие».

Перенеся центр тяжести из области св. писания в область предания и возбудив на этой почве бесконечное разногласие среди еретиков, Феодосий, ловко воспользовавшись обстоятельствами, сумел воссоединить большую часть отпавших с церковью²⁷⁸⁷. Цель его политики, хотя и не вполне, била достигнута. Против упорных еретиков он решил после этого действовать строгими законами.

По словам Созомена²⁷⁸⁸, царь повелел, чтобы неправославные не делали церковных собраний, не учили вере и не рукополагали ни епископов, ни кого-либо другого, – чтобы одни из них выгнаны были из городов и сел, а другие подвергались инфамии и не имели наравне с прочими гражданства²⁷⁸⁹. К законам он присовокупил и тяжкие наказания, не приводя их однако ж в исполнение, «потому что царь хотел не наказывать подданных, а только постращать их, чтобы они одинаково с ним мыслили о Боге. Тех же, напротив, которые обращались добровольно, он хвалил».

Изложенные нами, по Созомену, законы явились началом последующего законодательства против еретиков, основные положения которого мы уже изложили. Одновременно с этим последовало, как мы видели, издание целого ряда законов против язычества.

Напротив, православная церковь щедро наделяется правами и преимуществами. Пожалованный раньше клирикам immunitas personalium munerum²⁷⁹⁰, Феодосий в 381 г. распространил на custodes ecclesiarum vel locorum sanctorum²⁷⁹¹. В 384 г. создается privilegium fori²⁷⁹². Все церковные споры епископов и клириков, а также их преступления против церкви подлежать не гражданскому, но церковному суду. Вместе с тем, государственная жизнь все более и более проникается христианскими началами. Под влиянием христианства издается целый ряд законов, касающихся празднования христианских праздников²⁷⁹³, траурного времени для вдов²⁷⁹⁴, доносов²⁷⁹⁵, амнистии²⁷⁹⁶, азартной игры²⁷⁹⁷, волшебства²⁷⁹⁸, продажи детей²⁷⁹⁹, права убежища²⁸⁰⁰ и т. д.

Всеми этими мерами имератор создал православное государство.

Желание Константина сбылось. Государство de jure превратилось в церковь. Император глава государства-церкви. Ему принадлежит высшая церковно-правительственная

власть. Устройство государства и церкви параллельны. То же самое и в области управления. Помощником императора по гражданскому управлению был префект претории, по церковному – константинопольский епископ. Он – ближайший помощник и правая рука императора.

В этом заключается сила и основание власти константинопольского иерарха.

Второй опорой власти последнего был так называемый σύνοδοι ἐνδημοῦσαι.

Начало его относится ко времени Нектария²⁸⁰¹. Как он возник – вопрос темный. По нашему крайнему разумению, происхождение этого учреждения совершенно случайно. О гениальности создателя συνόδων ἐνδημούσων²⁸⁰² не может быть и речи. Сам по себе Нектарий был вполне ординарным человеком²⁸⁰³. Самое главное, что о нем известно, как это заметил Тильмон²⁸⁰⁴, это сожжение его дома в 388 г. арианами²⁸⁰⁵. Нектарий наверное даже и не предвидел того великого значения, которое должно было выпасть на долю συνόδων ἐνδημούσων в будущем.

Сделавшисъ случайно епископом, Нектарий совершенно не был подготовлен к церковной деятельности. Обязанный по своему положению подавать советы императору, он сам, как мы видели из обращения его к Сисинию²⁸⁰⁶, нуждался в советниках и руководителях. Это, по-видимому, и заставило его прибегнуть к помощи временно проживавших в Константинополе епископов, обращаясь за советом или к отдельным епископам или собирая их в общее заседание для обсуждения того или другого вопроса или недоумения. А так как к императору поступала из всех диэцезов масса церковных дел и он постоянно нуждался в советах, которые сам Нектарий был не в состоянии подать, то следствием этого явилось то, что случайно созывавшиеся Нектарием совещательные заседания находившихся в Константинополе епископов превратились в постоянные. Так образовались συνόδοι ἐνδημοῦσαι, которым в истории развития власти константинопольского епископа суждено было сыграть величайшую роль.

Во всяком случае, во времена халкидонского собора константинопольские σύνοδοι ἐνδημοῦσαι были древним правильно функционирующим учреждением. По словам константинопольского епископа Анатолия²⁸⁰⁷, «издавна имеет силу обычай, что живущие в великоименитом городе святейшие епископы, когда случай позовет их касательно возникающих каких-нибудь церковных дел, сходятся, решают каждое дело и удостаивают ответа просителей». Природа συνόδων ἐνδημούσων спорна. Из вопроса «знатнейших и славнейших сановников» на халкидонском соборе, «должно ли называть собором собрание

епископов, живущих в императорском городе», можно заключить, что и в этом отношении было не без сомнения, хотя, может быть, и излишнего. Из слов Анатолия, Максима антиохийского и Трифона хиосского можно заключить, что большинство епископов рассматривало σύνοδοι ἐνδημοῦσαι за собор, и решениям его приписывало соборный авторитет²⁸⁰⁸.

Постоянное функционирование в Константинополе императора и собора облекло константинопольскую кафедру необыкновенным блеском и выдвинуло ее обладателя из среды всех восточных епископов. Константинополь в это время действительно делается «общенародным форумом, откуда исходит все важнейшее в вере»²⁸⁰⁹. При таких обстоятельствах, опираясь на два вышеуказанных фактора, именно императора и σύνοδοι ἐνδημοῦσαι – константинопольский епископ постепенно распространяет свою власть на три ближайших диэцеза, именно Фракию, Азию и Понт.

Как это произошло, этим мы ближе всего займемся.

Канон З-й константинопольского собора 381 г., предоставив константинопольскому епископу по преимуществу чести первое место в восточной церкви, не дал ему, как мы знаем, никакой юрисдикционной области.

Приобретение собственного диэцеза должно было быть делом уже самих константинопольских иерархов.

Здесь надо вспомнить, что церковно-диэцезальное устройство в то время, кроме Египта, нигде еще не существовало, а власть высших митрополитов только что начала складываться. Высшей инстанцией в диэцезе по всем делам являлся так называемый бόльший собор. Нечего и говорить о неудобствах последнего. Не говоря о технических его несовершенствах, в роде участия в апелляционной инстанции с правом решающего голоса тех же самых судей, что и в первой, прибегать к помощи этого института являлось в высшей степени затруднительным в виду страшной его дороговизны, так как этот бόльший собор по смыслу канонов 12 и 14 антиохийского собора не был учреждением постоянным или правильно функционирующим, но должен был созываться митрополитом, в случаях неудовольствия, по всякому делу ad hoc. Кроме того, в это время вообще не существовало всеми признанного учреждения для суда над митрополитом²⁸¹⁰ и особенно для решения дел, возникавших между епископами и митрополитами не только разных диэцезов, но и епархии. В виду этого вошло в обычай по всем таким делам обращаться лично в Константинополь к императору и просить его суда.

Само собой, император не мог лично заниматься решением всех этих дел, а передавал их на рассмотрение константинопольского епископа с его σύνοδοι ἐνδημοῦσαι, решения которого как исходящие от собора и должны были обладать непререкаемым авторитетом.

Здесь опять невольно напрашивается параллель с организацией гражданского управления империи, где также для решения дел между высшими должностными лицами, а также вообще дел, восходивших на благовоззрение императора, существовал государственный совет или consistorium, председателем которого в виду личного неприсутствования в нем императора был префект претории²⁸¹¹.

Такое положение дел было в высшей степени благоприятно для константинопольского епископа.

Зная, что дело будет поручено суду константинопольского епископа в σύνοδοι ἐνδημοῦσαι, все просители обыкновенно обращались лично к нему, чтобы заручиться его покровительством и содействием. Таким образом константинопольский иерарх, выступая в качестве судии в спорах митрополитов простых и даже высших (патриархов), фактически являлся высшей инстанцией.

Кроме этих судебных дел была масса случаев, когда по тем или другим обстоятельствам необходимо было обратиться к помощи императора, таковы, например, просьбы о даровании тех или других специальных прав и преимуществ известной церкви, прошения о защите против еретиков иди об издании против них законов и т. д. Само собой и во всех этих случаях обыкновенно прибегали к помощи константинопольского епископа и просили его ходатайства и посредничества у императора.

Все это было тем, что выдвигало константинопольского епископа на первое место среди других иерархов востока.

В это время у него и явилось желание дать канону 3-ему константинопольского собора 381 г. более реальное содержание.

При изложенных выше обстоятельствах и близости его к императору, как это замечено еще Лекэнем²⁸¹², уже Нектарию не стоило никакого труда стать во главе всего фракийского диэцеза²⁸¹³.

Как это можно заключить из последующей деятельности Иоанна Златоустого²⁸¹⁴, способ подчинения был не нов. После смерти митрополита в одной из ближайших к Константинополю провинций константинопольский епископ под видом оказания помощи в избрании ему преемника отправлялся в овдовевшую митрополию на собор. Заняв на нем, согласно канону третьему, председательское место, он проводил в епископа угодного ему кандидата, через которого начинал оказывать влияние на всю провинцию. Будучи повторено несколько раз, такое руководительство со стороны константинопольского епископа при избрании превращалось в обычай и вело к подчинению митрополичьей кафедры – власти константинопольского епископа.

Канон 2-й константинопольского собора 381 г., открывший более могущественным епископам свободное поле деятельности в пределах собственного диэцеза, а также содействие константинопольскому иерарху во всем гражданской администрации, слабость во Фракии митрополичьей власти и, по-видимому, полное отсутствие высших митрополитов – были причиной того, что подчинение фракийского диэцеза власти константинопольского епископа не встретило никаких препятствий и совершилось необыкновенно быстро.

Не столь решительный, но все же весьма благоприятный оборот приняли дела в Малой Азии.

Подчинение диэцезов Азии и Понта власти константинопольского епископа совершилось несколько на другой почве.

Во второй половине семидесятых годов IV века в Малой Азии выступало, как мы знаем, два обширных союза, во главе которых стояли Евстафий севастийский и Василий Великий.

Первый союз распространялся на западную часть азийского со включением проконсульской Азии и северо-западную понтийского диэцезов. После смерти Евстафия союз этот распался на понтийский с Анкирой и азийский с Ефесом во главе.

Что касается второго союза, то в последние годы жизни Василия Великого он охватывал провинции трех диэцезов – понтийского, азийского и восточного – и распространялся от моря и до моря.

Если проследить, говорит Голль²⁸¹⁵, церковную политику Василия Великого, то легче всего можно было бы ожидать, что Кесария каппадокийская превратится в самостоятельный патриархат.

Этим ожиданиям не суждено было сбыться.

Возможность не превратилась в действительность, хотя Великий Василий в лице Элладия имел преемника того же характера.

Решительный удар нанес канон 2-й константинопольского собора 381 г., запретивший епископам одного диэцеза вмешиваться в дела другого. Следствием этого явилось ограничение власти кесарийского епископа пределами восточных провинций понтийского диэцеза.

Закон 30 июля 381 г. назначил патриархов, церковное общение с которыми считалось за признак православия. Такими патриархами в диэцезе азийском были назначены Амфилохий иконийский и Оптим антиохие-писидийский, а в понтийском – Елладий кесарийский, Отрей мелитинский и Григорий нисский. В чем заключались ближе обязанности этих лиц, мы не знаем. По-видимому, это был род надзора за состоянием православия известных церквей²⁸¹⁶.

Из фрагментарных известий о деятельности Григория нисского можно заключить, что он с этой целью предпринимал путешествия в видах укрепления православия²⁸¹⁷. Местом его деятельности, главным образом, была северо-западная часть понтийского диэцеза, т. е. как раз та часть, где во времена Василия Великого действовал понтийский союз полуарианских епископов с Евстафием севастийским, а затем городом Анкирой во главе. Завязав здесь тесные отношения, Григорий явился центром православия и единения для всех православных епископов, опасавшихся деспотических замыслов Кесарии и потому чуждавшихся ее епископа. Из письма его к никомидийцам видно, что влияние его простиралось до Вифинии²⁸¹⁸.

Такого же рода деятельность в азийском диэцезе развили Амфилохий иконийский и Оптим антиохие-писидийский. Исключая западной части полуострова, т. е. провинций: Азии, Лидии, Карии, Фригии-Пакацианы и Геллеспонта, образовывавших на почве македонианства около этого времени как бы единое целое с Ефесом во главе, весь азийский диэцез они объединяли под своей властью, сделавшись центром и защитой православия для провинций Писидии, Ликаонии, Памфилии, Ликии и Фригий.

Все эти лица, при жизни Василия тяготевшие к Кесарии, со вступлением на трон православного императора, обращают свои взоры к Константинополю и ищут у него поддержки и помощи. Само собой посредником между ними и императором должен был явиться и явился константинопольский епископ Нектарий, сумевший извлечь отсюда большую пользу для своей кафедры. Когда те действовали в Малой Азии в пользу православия, они тем самым, говорит Голль²⁸¹⁹, действовали в пользу Константинополя и его епископа Нектария, который был им особенно близок.

Дело в том, что все эти лица именно: Нектарий, Амфилохий, Оптим, Григорий нисский и Григорий Назианзин, а также Петр, брат Василия Великого и Епифаний кипрский, составляли один тесный кружок, душой и центром которого была Олимпия²⁸²⁰. В церковно-политическом отношении кружок этот имел чрезвычайно важное значение²⁸²¹. Со времени константинопольского собора 381 года все эти лица направляют всю свою деятельность на пользу Константинополя, зная, что они при посредстве Нектария всегда смогут найти себе помощь и поддержку у императора. Следствием этого явилось то, что константинопольский епископ еще в IV в. благодаря вышеназванным лицам приобрел решительное влияние на церковные дела Малой Азии.

Центр тяжести церковной власти Малой Азии переместился в Константинополь. Епископ последнего явился ближайшей инстанцией для иерархов Понта и Азии. Это хорошо видно из писем Григория Назианзина. Действуя в пределах Понта и даже Каппадокии, он как бы игнорирует кесарийского епископа. Во всех затруднительных случаях он, минуя последнего, прямо обращается в Константинополь к Нектарию, которого просит, то оказать протекцию какому-нибудь епископу²⁸²², то побудить императора издать строгие законы против еретиков²⁸²³. Это влияние константинопольского епископа на церковные дела Малой Азии признавалось, по-видимому и на западе. По крайней мере к тому же Нектарию обратился Амвросий медиоланский с просьбой принять репрессивные меры против бывшего миланского клирика Геронтия, сделавшегося вопреки каноническим правилам епископом никомидийским²⁸²⁴.

Обладая значительным весом в управлении дел диэцезов фракийского, азийского и понтийского, константинопольский епископ, благодаря поддержке императора, приобрел

большой авторитет также в восточном диэцезе. Лучшим доказательством этого является обращение в Константинополь епископов Агапия и Гавадия с просьбой разрешить спор из-за кафедры в Бостре аравийской²⁸²⁵.

Каковы были в это время отношения александрийского епископа к Константинополю-дело темное. Несмотря на свою ненависть и зависть к счастливому сопернику, папа александрийский боялся, по-видимому, открыто выступить против константинопольского иерарха. Нектарий, и сам по себе весьма влиятельный, находился в слишком большом фаворе у императора Феодосия Великого, чтобы можно было безопасно поднять на него руку²⁸²⁶. В виду этого Феофил александрийский, оттачивая в темноте кинжал, решил до поры до времени скрывать под маской дружбы свои враждебные чувства к константинопольскому епископу.

Превосходную картину тогдашнего расположения церквей на востоке представляет константинопольский собор 394 г.

Уже старик Бароний²⁸²⁷ справедливо заметил, что блестящий собор 394 г. был созван для того, чтобы освятить в Халкидоне сооруженную Руфином, тогдашним временщиком,

церковь и почтить своим присутствием его крещение. Нечего и говорить, что на этот собор были приглашены сливки тогдашнего епископата. Рядом с епископами Феофилом александрийским и Флавианом антиохийским на соборе были Элладий кесарие-каппадокийский, Геласий кесарие-палестинский, Амфилохий иконийский, Григорий нисский, Павел ираклийский, Арабий анкирский, Аммон адрианопольский, Валерий тарский и многие другие, точное число которых установить невозможно²⁸²⁸. Несмотря, однако, на участие в соборе епископов александрийского и антиохийского, председательство принадлежало

константинопольскому епископу Нектарию. Кроме непосредственной цели, ради которой был созван – освящение церкви, собор этот занялся разрешением спора по поводу кафедры Бостры аравийской. Этим делом, послужившим поводом к изданию особого канона, регламентирующего порядок низложения епископа, и знаменит этот константинопольский соборъ 394 г.²⁸²⁹ в истории церковного права.