254. Ценим ли мы свое сокровище?

Нашествие тевтонов, героическая борьба с народом, вытравившим в своей душе дух истинного христианства, величие подвига, к коему призвал Господь наш народ, – все это побуждает глубоко задумываться о грядущих судьбах нашей Руси Православной, о том великом служении человечеству, к какому зовет нас Господь в истории. Не гордость, не самовозвеличение побуждает нас думать об этом, а благоговейное созерцание судеб Божиих в истории нашей, в истории всех народов земных. Мы, христиане, не можем не видеть, что каждый народ вносил в историю человечества свою долю добра, и это добро как бы оправдывало его существование, его право бытия на земле. И греки, и римляне, и древние египтяне, и вавилоняне – все в путях Промысла Божия послужили, сознательно или бессознательно, приготовлению людей к восприятию спасения вечного, ко вступлению в Церковь чад Божиих, к устроению великого Царства Божия среди созданных по образу Божию, но исказивших сей образ сынов Адамовых. Не говорю об избранном народе Божием, о народе, которому некогда были вверены и словеса Божии, Божественное откровение, но который – увы – сам призвал на себя гнев Божий и отвержение, когда отрекся от Спасителя мира и в безумии своем воскликнул в лице своих предков: кровь Его на нас и на чадах наших! Промысл Божий сделал свое великое дело и в этом народе, как изрек о сем Сам Спаситель мира: спасение от иудей есть (Ин. 4:22). И мы веруем, и тяжко согрешили бы пред Богом, если бы усомнились, что и наш народ имеет свое великое призвание, великое, Богом ему предназначенное служение роду человеческому в своей истории, и должен благоговейно внимать путям Промысла Божия и познавать свое назначение, чтобы быть достойным орудием Промысла в исполнении сего предназначения.

Страшная война с новыми варварами уже достаточно раскрыла духовные сокровища русской души народной. Только слепой, гордынею ложной европейской цивилизации ослепленный, может не видеть, что этими сокровищами народ наш всецело обязан родной Православной Церкви, ее духу, ее учению, ее богоносным подвижникам и пастырям – воспитателям народного духа. И, повторяю, не горделивое самовозвеличение русского человека, а благоговейное внимание к тому, что творит ныне Господь среди нас, властно повелевает нам, пастырям Церкви, раскрывать и углублять в сознании истинных сынов нашего народа, как простецов, так и стоящих выше их – людей образованных все величие и духовную красоту сокровищ народного духа, необходимость, священный долг наш – не только беречь эти сокровища для себя, не только приумножать их, но делиться ими и с другими народами, с коими мы входим в соприкосновение на путях истории: это – завет Божий Русскому народу, это – то дело, какое Бог ему поручил на земле, и за которое строго взыщет с него, если он дело это забудет, пренебрежет им. А для всего этого необходимо, чтобы не иссякал тот источник, из которого текут эти сокровища, чтоб народ не прерывал своего постоянного общения с ним, чтобы постоянно черпал благодатные струи, питаясь коими он живет уже почти тысячу лет.

Сознают ли это русские люди? Ценят ли свое сокровище?

Есть добрые признаки, что такое сознание начинает пробуждаться в нашей интеллигенции. В самой большой, самой распространенной русской газете («Новое Время"’№ 13934) в передовой статье рождественского номера мы читаем: «Прильнем полнее сердцем к радости сегодняшнего праздника, к чуду религии, которое мы празднуем всею Русью и с нами празднуют наши солдаты и офицеры в окопах. От истории этого года перенесемся ко дню 1914 лет назад. Слава Богу: мы в Него верим, мы Его знаем. Слава Богу: не расхолодили Русь ученые изыскания и цинические смехи, – те изыскания, в которых больше фантазии и самолюбия, чем дела, и те смехи, в которых чувствуется душа гориллы, препрославленной Дарвином в качестве его личного дедушки и будто бы дедушки всего рода человеческого. В нынешнюю годину мы испытываем на деле, какую драгоценность сберегли в душе своей сбережением веры и какая драгоценность потеряна на Западе чрез все эти пошлости учения тюбингенской школы об Иисусе Христе. Слава Богу: Русь за лесами своими, за болотами, за реками, за морями сохранилась от этих якобы «ученых веяний», а на самом деле ученого фантазирования и празднословия, и святое слово Евангелия сохранила как небесное чудо. Скажем мудро, просто и ясно, что Русь оказалась умнее их Геккелей, а русская деревня со старым погостом возвышеннее и духовнее Тюбингена. Там выводили историю христианства как страницу из «истории обезьян», а у нас думали иначе, и все речения Спасителя помещали в книгу с серебряным многофунтовым окладом, осыпали этот оклад драгоценными камнями, клали ее на престол в храме, подходили, крестились и целовали эту книгу. Великие символы почтения, благоговения, любви. И хочется сказать: прибавим серебра на серебряные оклады наших Евангелий, еще прибавим драгоценных камней сюда, чтобы никак не смешать эту книгу с другими, чтобы как можно больше выразить, что книга это совсем другая от прочих, ничего с ними общего не имеющая, большая, единственная, главная. Ею – мы живы, ею – не умрем. Народ вправе иметь свои неполитические святыни и требовать, чтобы каждый пред ними снял шапку. Снимают ее пред знаменем, сними и перед крестом. Сними шапку, человече, и помолись на Православную Церковь: ныне спасла она нас от зверства и образа звериного!.. Все Церковь нам сохраняет и сохранила, а вовсе не «мы сохранили Рождество Христово». На веки вечные запомним, что мы живы только христианством и что жизнь наша струится только из Церкви. Заговаривают, что хорошо бы и у нас провести «отделение Церкви от государства», по примеру Запада. Да никто решительно не допустит, чтобы «государство Российское», хотя бы чрез тысячи лет, стало когда-нибудь «не православным». Оно будет всегда «православным», и за это Русский народ умрет, то есть всею жизнью народною не допустит до такого отделения».

Так пишет газета, не отличающаяся не только клерикализмом, но и вообще религиозностью. Стало быть, явление, ею отмечаемое, невольно бросается в глаза людям, беспристрастно наблюдающим русскую жизнь. Вопрос только в том: многие ли и насколько глубоко прониклись таким взглядом на великое значение Православия для народной души? Что касается самого народа, в простоте сердца преданного родной Церкви, то он именно сердцем своим глубоко понимает и ценит заветное свое сокровище. Есть для него опасность с другой стороны, и над этой опасностью задумываются его добрые пастыри. Вот что пишет мне один из них:

«Скорблю о бесцерковности, об упадке грамоты церковной, а с нею и веры православной. Бывало, не надеялись на идеальных законоучителей, а просто твердили Часослов. И этот строй песнопений церковных властно царил в душе грамотея. Канон девятопеснец, разделенный на три части, по три песни, и в каждой песни четыре тропаря, – среди канона три малых ектений, после них – седален, кондак и светилен, – вся эта математическая стройность, в которой светится число Святой Троицы, вводила чтеца в светлые чертоги богослужения, воспитывала, укрепляла волю, интересовала, радовала. Боже мой, все это прошло, все это утратилось, осталось лишь в монастырях для малого числа понимающих. За 50–60 лет нового учения нецерковного все это забылось. «И когда весь народ оный (воспитанный в законе Господнем) отошел к отцам своим, восстал после них другой род, который не знал Господа» (Суд. 2:10). И у нас, как древле у Израиля, уже не осталось стариков, воспитанных в этой стройности, в этой музыке словес церковных¹. Трисвятое, Приидите поклонимся, три псалма, аллилуйя, тропари – вековечная форма молитвы продолжительной, молитвы, завлекающей самым строем своим. Педагогическая мудрость святой Церкви, водимой Духом Святым, видна в этой стройности. Иначе не воспитаешь, как вот частым повторением Трисвятого, псалмов, тропарей. – ’’Учащением дела обычай восприятый и многим временем нрав утверждаяйся естества имать силу». Узором в три крестика и в три звездочки вышивалось покрывало души народной. Вырастало и крепло благочестие с тою же постепенностью, как растет высокий дуб в могучей красоте. Все это прошло, и поплакать хочется над книгой церковной о забытой науке религиозного воспитания. – В наступившем году сразу после Крещения раскрывается на клиросе Постная Триодь. Узнает ли об этом моя паства? Дойдет до ее слуха канон о мытаре и фарисее? Заметят ли прихожане скорбно-покаянную песнь: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче»? Воздохнут ли о стране бесстрастия и духовности при пении «На реках Вавилонских»? Увы, ничего уже они теперь не знают. И только церковный закон о пище в эти дни наблюдают², и за то – слава Богу. Каким духовным опустошением сказалась школьная реформа! Ни одна освободительная реформа не имела таких печальных последствий, как перемена церковного обучения на современную программу. А из пепла забвения церковности вырастают секты. Сектантов же обращать в православие весьма и весьма трудно. Да и после всенародного обращения к Церкви человек остается часто с опустошенной душой и с великим трудом пристает к церковной молитве. Нет у него ничего за душой, как говорится: нет воспитания церковного в детские годы. Но можно ли направить снова течение по старине, по-прежнему глубокому руслу? Едва ли. А иначе конца не будет скорби православной».

Так кончает свое писание почтенный батюшка... и поистине – есть над чем задуматься, о чем позаботиться. Мы, старики, учились, именно по старине: букварь, Часослов, Псалтирь Царя Давида. Что до того, что детский ум мало понимал смысл священных словес: ребенку довольно и того, что он обогащает запас памяти. С возрастом у него весь этот запас осветится и смыслом тех или других выражений и слов. А пока важно уже и то, что в его душе закладывается прочный фундамент для тех церковных настроений, какими он будет жить потом в сознательной жизни. Помню себя на руках моего родителя, когда он, после долгих моих просьб принес наконец из церкви Часослов: как же я рад был этой книге, как целовал ее кожаный переплет, ее красные строки!.. Тут же, сидя на руках отца, я дал обещание становиться с ним на клирос, учиться петь, а потом и читать в церкви. Не думайте, что ребенок так уж ничего и не понимает в молитвах, им изучаемых: ведь прежде, чем начинать изучение букваря, по указанию отца или матери, он ограждает себя крестным знамением, целует книжку и повторяет за родителями начертанные на самой обертке слова молитвы: «Боже в помощь мою вонми и вразуми мя во учение сие». Если не понимает он слово вонми, зато остальное все ему понятно, а одно слово ему, конечно, уже объяснят, и он запомнит, что значит это слово: «вонми». Зато сколько радости-то, сколько счастья – стать на клирос, подпевать отцу, а когда усвоишь навык к чтению – прочитать Ныне отпущаеши, а потом и шестопсалмие. Знают ли нынешние дети это счастье? Имеют ли понятие о том уважении к самой азбучке, с каким мы целовали ее при начале и конце урока, как книжку «божественную»?.. Пусть меня осуждают современные педагоги, – я очень жалею нынешних малюток, что они лишены этой радости, этого счастья.

Как видите, опасность грозит народу удалением от Церкви чрез удаление от языка Церкви в самом начале святого дела воспитания дитяти. И странное дело: наши интеллигенты, так усердно заботящиеся о том, чтоб ребенок понимал каждое слово в их азбуке, когда коснется дело их собственных детей, подвергают их духовной пытке, заставляя изучать иностранные языки с самой колыбели. Ведь славянский язык все же – родной язык отцов наших, все же в нем корни русского языка, все же большая часть слов понятна даже и ребенку, а стало быть, он несравненно легче может быть усвоен, чем иностранный. А у нас был министр, который даже в средних учебных заведениях нашел нужным, вероятно, по тем же соображениям трудности изучения, упразднить его самостоятельное преподавание. Что же касается народа, то он любит и чтит славянский язык, как язык священный, язык, на котором можно беседовать только с Богом и святыми Его в молитвах церковных, на котором написаны столь любимые им Четьи-Менеи и другие «божественные» книги. Было время, когда деревенские грамотеи о предметах «божественных» любили и говорить полуславянским языком. В моем детстве я знал даже почтенного старика-бурмистра (это еще во время крепостного права было), который, будучи безграмотным, знал некоторые жития святых по-славянски – буквально наизусть. Припоминается мне картина, как он, окруженный старостами деревенскими, в вотчинной конторе, взяв в руки газетный лист, устремлял в него свои старые очи и начинал: «Месяца декемрия в первый день. Житие святого праведного Филарета Милостивого. В стране Пафлагонстей, в веси глаголемой Амния». И так прочитывал все до конца. Он читает и умиляется, слушатели внимают и от умиления плачут. Вот как было в старину, сравнительно даже и не особенно старую, лет 50 назад. Зато, бывало, клирос полон мужичками, которые помогают дьячку в чтении и пении. И торжественно бывало встречали мы св. Пасху и Рождество Христово в своей родной сельской церкви, оглашаемой хотя и не особенно стройным, но зато дружным, одушевленным пением обоих клиросов.

В стремлении устранить славянский язык из народной школы мы не можем не видеть одно из средств, какие пускают в ход враги Церкви, чтобы вытравить из души народной ту церковность, которая составляет основу народного миросозерцания, народной нравственности. А потому все, кому дорога православная русская душа, должны отстаивать славянский язык как в народной, да и во всякой школе, так и в церковном богослужении. Только при этом условии мы можем сберечь то сокровище народного духа, коим теперь любуются в его проявлении в жизни все образованные народы земли, кроме, конечно, наших врагов – немцев. Наше родное Православие в народном сознании воплотилось в нашем церковно-славянском богослужебном языке и стало душою души народной.