226. Берегите монашество!
Есть закон, бывает и пременение закона, но только великой нужды ради. Закон есть постоянная норма жизни, пременение его – временное уклонение от этой нормы и постоянно терпимо быть не может. И если мы желаем, чтоб жизнь протекала в нормах законности, направлялась к поставленным ей идеалам, по мере сил человеческих, то не должны часто отклоняться от норм закона, ибо это отклонение будет уже переходить в злоупотребление и неизбежно поведет к печальным последствиям. В наше время утилитаризма это особенно полезно почаще напоминать и обществу, и даже власть имущим.
Эти мысли пришли мне по поводу статьи священника Гр. Кучеровского в “Колоколе» под заглавием: “Нужда в запасных священниках». И автор, и я вполне согласны, что такие священники необходимы, что так или иначе вопрос о них должен быть решен, ибо и самих больных священников надо пожалеть, и приходские требы нельзя не удовлетворять, и храмы Божии нельзя надолго оставлять без служения. Все это – бесспорно, но вот тот путь, каким автор хочет решить этот вопрос, во мне возбуждает не только сомнения, но и опасения. Правда, путь не новый: к нему, великой ради нужды, и теперь прибегают архипастыри, чтоб удовлетворять крайнюю нужду приходов; но узаконивать, делать обязательным этот способ значило бы злоупотреблять идеей монашества. Автор желает, чтоб сама церковная власть вменила в обязанность монастырям посылать в села, а может быть, и не в села только, а и в города, иеромонахов для замены больных священников. “В каждой епархии, говорит о. Кучеровский, черного духовенства достаточно, а в иных изобилие, и мы не видим, что, собственно, может затормозить разрешение вопроса о запасных священниках за счет этого духовенства». Во-первых, есть епархии, в коих имеется только один-два монастыря, и притом – скудных числом братии, а следовательно, неправда, будто в каждой епархии черного духовенства достаточно. Во-вторых, надо знать, как наши монастыри нуждаются вообще в священнослужителях: иной настоятель готов закрыть глаза на всякие “немощи» иного послушника, чтоб только поскорее произвести его во иеродиакона, а потом и в иеромонаха: иначе некому будет отправлять ежедневные богослужения. И если бы не непременное требование устава, чтоб каждый день совершалась литургия в обители, то настоятель готов бы был хотя бы день или два в неделю давать отдых единственному служащему иеромонаху. А иногда и сам служит, заменяя его. Смотреть легко на служение чреды в монастыре не следует. Во всяком случае, монастырская служба идет дольше, притом монахи читают по кельям так называемое “правило» пред служением гораздо полнее, чем это принято у священников.
Забывает о. Кучеровский, что наши монахи, в массе своей, люди простые, домашнего образования, и заменить священника могут лишь только в качестве требоисправителей. Но все бы это не было так важно, если бы для монахов это было безвредно. Монах, долго живущий вне монастыря, то же, что рыба без воды. Окружающий его мир расслабляет его духовно, отучает его от монастырской дисциплины, лишает тех удобств, какие он имеет в своей келье для молитвы, наталкивает его иногда на такие искушения, от коих он убежал из мира в монастырь. Пожив месяца два-три в миру, монах незаметно для себя сам обмирщается, теряет ту собранность, какая прививается ему самой обстановкой монастырской жизни, всем ее укладом. За что его, особенно еще некрепкого в своем духовном устроении, подвергать опасности и искушениям, коих он избежал бы в обители? Я всегда с болью смотрю на тех монахов, которые, “ради послушания», вынуждены бывают жить на монастырских подворьях в городах. Хорошо еще, если они живут не в одиночку, а по нескольку человек: брат от брата помогаем, яко град тверд, говорит слово Божие. А одному трудно уберечься от искушений: сегодня один, завтра один, и так каждый день – целыми месяцами, иногда годами. Поневоле сводит монах знакомство с мирскими, и хорошо, если доброе. Что же сказать о монахе, живущем в одном доме, чаще всего – в одной семье с священником, когда он служит за больного? Ни помолиться ему не дают, как он привык, ни заняться своею келейной работой. Да и жить приходится впроголодь, если требовать себе постоянно постного, монашеского стола. Если проживет монах в такой обстановке два-три месяца – он возвращается в обитель уже не тот, каким вышел из монастыря. Старцы говорят, что если выйдешь из кельи без крайней нужды или вне послушания, то уже не вернешься в нее таким, каким вышел. Мирские люди немногие знают, что душа, касавшаяся, хотя мало, духовной жизни, бывает очень чутка к внешним влияниям, как нежный тепличный цветок к неблагоприятным для его роста ветрам и переменной температуре. Не без причины же старцы говорят, что в миру на целый город – один ворог, а в монастыре к каждому монаху их приставлено десяток. Да ведь и мир требовательнее относится к монаху, нежели к мирянину. Он возлагает на него бремена тяжкие и неудобь носимые, а сам и коснуться их не желает, и – что особенно печально: нисколько не считает даже нужным касаться сих бремен, это-де не мое дело, это – только монахов дело. И вот следят за каждым шагом, за каждым, можно сказать, движением монаха и прилагают к нему самые строгие мерки. Миряне, например, в наше время почти не блюдут постных дней, а с нас взыскивают. Мне пришлось слышать похвалу архиерею за то, что в среды и пятницы он не позволял себе пить кофе с молоком: спасибо, что хоть за это похвалят. Стало быть, грех еще считают грехом хотя бы только для монахов и, замечая исполнение церковной заповеди в других, видят в себе ее нарушение. Это им полезно, а нас-то, правду сказать, уж за это хвалить вовсе не стоит. Ведь это у нас – привычка с младенчества, а не подвиг воздержания. Но как же строго следят за нами наши чада духовные! Вот уж, поистине, готовы заметить всякую пылинку – не только сучец – в нашем глазу, а себе простить тяжелое бревно!
Кстати, расскажу случай из жизни покойного о. наместника Сергиевы Лавры, известного архимандрита Антония. Гостеприимный архимандрит пригласил к себе пообедать какого-то генерала. Тут же обедал и другой гость, простец игумен из провинции. Простые монастырские блюда, необычные для его превосходительства, но вкусно приготовленные, ему очень понравились: он кушал с аппетитом и похваливал. Хозяин угощал усердно. Наконец, генерал не удержался от тонкого намека на роскошь монастырского стола: “Завидую монахам, сказал он: их так хорошо кормят! Понятно, что они от такого стола и толстеют». А известно, что о. Антоний был довольно полный телосложением старец. Хозяину пришлось только улыбнуться на эту неделикатность гостя. Но гость – простец-игумен его выручил. Подали творог со сметаной – лакомое, не часто подаваемое в монастырях, блюдо. Игумен и говорит генералу: “Вот, ваше превосходительство, если по этому блюду побежит черный таракан – вы, наверное, скажете: “Какой неряшливый повар!» А если бы повар подал вам тарелку с черносливом, то вы спокойно стали бы кушать, не замечая и десятка тараканов, пока они не забежали бы вам в ложку. Так-то вот и в монастырях: всякое пятнышко мирские замечают, а у себя, в своей жизни личной, и самой вредной грязи не примечают». Генерал понял урок и извинился пред хозяином. А хозяин потом поблагодарил игумена-простеца за этот урок.
Пусть так, пусть мир напоминает нам о наших обетах. Наш долг – благодарить за такие напоминания, откуда бы они ни шли, лишь бы были искренни и не были клеветою на нас. Но тогда уж не вторгайтесь в порядки нашей жизни, не ломайте наших уставов отцепреданных: иначе вы будете строже святых отцов, которые писали свои уставы ведь при условии исполнения всех правил и порядков, ими для монахов установленных. А насколько они были снисходительны к немощам человеческим – вот вам пример: заповедуют они раньше известного срока не вкушать винограда (это и для здоровья полезно ведь), но тут же оговаривают: “кроме блюдущих вертограды». А это что значит? То, что для сторожей при виноградниках больше искушения нарушить это правило: вот святые отцы и не хотят без нужды налагать на них правило, которое для них труднее выполнить, чем для тех, кто не имеет нужды ходить в виноградники. Не к тому я говорю это, чтобы инокам разрешать, например, употребление мяса в том случае, когда им приходится бывать и, особенно, – живать в мирском доме, а к тому, что не следует ставить монаха в такие условия, в коих является для него искушение – ослабить свое монастырское правило и порядок жизни монашеской. Только “великая нужда», случайные, непредвиденные обстоятельства могут послужить причиною такого нарушения порядка жизни для монаха. А что можно предвидеть, например, что в епархии всегда могут быть больные священники, – это надо устранять не такими мерами, как предлагает о. Кучеровский.
Сии мысли невольно обращают наш взор на иеромонахов, служащих во флоте. Почему на кораблях как будто не могут быть семейные священники? Зачем туда командируют иеромонахов? Понимаю, что женам священников неудобно было бы сопровождать их в плавании; но ведь и офицеров их жены не сопровождают же. Вероятно, дело в том, что первоначально было решено: монахи много дешевле, чем белые священники, а потом так уж и дальше пошло. Но ужели поправить дело так и нельзя? Простите мне: я смотрю на иеромонахов, долгое время служащих во флоте, как на монахов уже неспособных к монастырской жизни, они отвыкли от монастырской дисциплины, привыкли к светскому обществу, сжились с порядками, чуждыми монастырю, обмирщились и притом заразились – незаметно для себя – особым самоценом: несмы якоже прочии. Таково мое наблюдение. Само собою разумеется, есть и исключения, но, к сожалению, именно – только исключения. Не Церковь, а мир создал такое “флотское» монашество, и дай Бог, чтоб поскорее монахов освободили от этой повинности, и, слава Богу, в последнее время, кажется, уже монахов заменяют священниками.
Берегите монашество! Не расходуйте расточительно те малые крупицы сего святого семени, какие еще есть в наших святых обителях! Охраняйте в чистоте самую идею его, не утилизируйте ее там, где можно обойтись без этого! Знаю, что мне укажут на ходы иноков с чтимыми иконами по мирским селениям: не могу считать и это явление вполне нормальным, как говорил я это лет десять назад в своих статьях в защиту идеала монашеского, но там хоть труд, труд неустанный с раннего утра до позднего вечера, и выплывая, так сказать, из тихой своей пристани – святой обители – на некоторое краткое время, иноки спешат возвратиться домой, а эти долговременные командировки на флот, на войну, куда-нибудь на Шипку, слабым инокам приносят положительно вред, а сильных, способных на сугубый подвиг у нас и без того столь мало, что монастырское начальство бережет их для своих обителей, ибо без них замирает самый дух монашества в монастырях.