183–184. Яд гордыни
Тяжелую годину переживает наша святая матерь – Церковь Божия в наши дни. С одной стороны, все силы ада ополчились на нее, как будто на наших глазах сбывается пророческое слово Апокалипсиса, что “сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли” (Откр. 20:7). Отец лжи сеет ложь полною рукою и отравляет ею все человечество, и никому из тех, кто Богом поставлен изгонять сего сеятеля с нивы Божией, будто и дела нет, и бессильно раздается слабый голос стражей дома Божия – пастырей Церкви, взывающих ко власть имущим: помогите, сдержите слуг сатаны, гибнут души, гибнет народ, государство, плачет Церковь Божия, лишаемая чад своих, яко Рахиль, и несть ей утешающего!..
С другой стороны, как будто просыпается дремлющая совесть человеческая, как будто она предчувствует грядущую, может быть, всемирную беду, и мечется грешная душа, истомленная гладом духовным, измученная рабством страстям, искалеченная современными масонскими софизмами.
И плачет Церковь, невеста Христова, взывая к Жениху своему небесному о помощи.
Видят это и враги Церкви, видят, притворяются скорбящими о положении Церкви, а на деле злорадствуют, отмечая, что Святейшему Синоду “в редком заседании не приходится обсуждать вопросы о ересях, старых и вновь возникающих, о распространении сектантства, о каких-то загадочных, часто невежественных проповедниках, привлекающих к себе тысячи православных”, видимо, с особенным удовольствием заносят на столбцы своих газет, что “в неизведанных глубинах народной души народилось неизбывное (?!) стремление к правде (что тут разумеется? Народ стремится к спасению души, хотя и попадает на ложные пути), неудовлетворенное правдою синодской”. Как не радоваться врагам Церкви, когда открывается возможность половить рыбку в мутной воде?..
Над нами, не только пастырями, но и пасомыми, сбывается слово притчи Христовой: спящим же человеком, прииде враг, всея плевелы посреде пшеницы и отъиде (Мф. 13:24).
Господь вверил нам, пастырям, ниву сердец человеческих, плохо мы охраняли эту ниву, и заросла она всяким быльем и плевелами грехолюбия нашего, и не узнаешь в иной душе ни образа, ни подобия Божия.
Грех бо вами да не обладает, предостерегает св. Апостол Павел. А теперь именно грех, грех во всех его видах, возобладал над людьми; и из всех его видов ныне царит самый опасный, самый гибельный – гордыня.
Известно, что Апостол любви, св. Иоанн Богослов, перечисляет три главных вида греха, произрастающие из одного корня – самости или, говоря по-ученому, эгоизма: похоть плоти, похоть очес и гордость житейская. И всеми тремя видами сего горького древа отравляет нас исконный человекоубийца: ведь и праматерь нашу он тем же искушал: и виде жена, яко добро древо в снедь – вот похоть плоти; и яко угодно очима видети – вот похоть очес; и красно есть, еже разумети – вот и гордость житейская (Быт. 3:6). Но в истории человечества замечается некоторая постепенность в этих искушениях: сатана как будто не хочет пускать в ход весь арсенал своих искушений сразу.
Первый мир погиб от похоти плоти: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих в век, зане суть плоть, – так засвидетельствовал Сам Бог, Судия правосудный, о допотопном мире (Быт. 6:3). И смыто с лица земли водами всемирного потопа скотоподобное человечество.
Второй мир – человечество пред явлением в мир Искупителя мира – едва не погиб от той же скотской похоти плоти, но уже в союзе с другою – похотью очес: весь мир захватил в свои цепкие руки железный Рим, и погрузились люди в служение сим похотям безоглядно, и озверели, и искали лишь “хлеба и зрелищ”, и лилась на этих зрелищах неповинная кровь человеческая для удовлетворения зверским инстинктам озверевшей, пресыщенной удовольствиями толпы.
Явился Христос, и – мир преобразился. Он положил закваску, и закваска эта сделала свое дело. Люди стали неузнаваемы. Не все, конечно, но те, кто сердцем воспринял эту закваску, кто духом смирился, сердцем прильнул к источнику приснотекущему благодатной жизни, те обновились: и пустыни Египта, Сирии, Палестины заблагоухали ароматом равноангельской жизни.
Прошли века над землею. Зорко следил сатана за ростом Церкви Христовой. Он видел успех ее возрастания среди народов земных. Он изобретал все средства к ее разрушению. Гонения от иудеев и язычников, ереси и расколы – все пустил в ход, чтоб разрушить дело Божие на земле. Но Церковь и посреде терний процветала яко благоухающий крин: слово Христово – врата адова не одолеют ее – сбывалось над нею во всей силе.
Но в лаборатории сатаны был в запасе еще один яд, сильнейший из всех, тончайший из всех, им изобретенных, притом испытанный им на самом себе.
И похоть плоти, и похоть очес – детские игрушки в сравнении с сим ядом; ни тем, ни другим он не услаждал своего злобного существа. Правда, слабые существа, облеченные плотью, охотно шли на эти приманки; но когда эти игрушки так или иначе ускользали из их рук, они становились способны к покаянию, обращались к Богу и обновлялись духом.
Другое дело – третий плод от древа самости, третья и притом главная ветвь сего древа, или паче рещи – самый корень его – гордыня. О, сатана знает силу яда, извлекаемого из сего корня; на себе ее изведал; сам пропитан сим ядом; весь соткан из свойств, составляющих элементы этого яда.
От веков древних, от первозданных праотцев наших он применял, и очень успешно, это гибельнейшее средство в своей богоборной деятельности в жизни человечества, а теперь сосредоточил на нем все свои надежды. Он усовершенствовал способы сего применения; он нашел средства золотить и подслащивать свои пилюли; он искусно надевает на себя личину врача, чтобы скрыть под нею отвратительный облик врага. Он не теряет надежды загубить этим средством все современное человечество, ослепленное успехами своей культуры, загубить христианский мир, разрушить Христову Церковь на земле.
И вот он работает. Сначала, как и до потопа, он расшатывает все устои нравственной жизни: личной, семейной, общественной, государственной. Для этого он пускает в ход старые средства: разжигает похоть плоти, похоть очес. Нравственность разрушается, семейная жизнь падает, государства шатаются в своих основаниях, люди паки уподобляются скотам несмысленным, самое христианство остается, большею частью, только на бумаге.
Но в людях еще жива душа, по природе своей христианка, а воздействие христианского учения на всю историческую культуру человечества на протяжении почти двух тысяч лет не прошло бесследным: его основные идеи, хотя в искаженном иногда виде, всасываются уже с молоком матери, и душа не может мириться с этой разрухой, не может подавить в себе идей правды и добра.
Тогда опытный в своем деле восьмитысячелетний старец решает:
– Надо зло в понятиях людей превратить в добро! Но как?..
Тихо, незаметно подкрадывается он к мыслящей, живущей преимущественно умом, части человечества, к людям, именующим себя интеллигентными, и влагает им каплю – только одну капельку своего яда в виде самомнения, своего смышления: “Отчего, в самом деле, не позволить себе то и то?.. Почему это грех?.. Что за грех, если отведаю от этого яблочка? Пустое!”
Точь-в-точь, как дело было и с прародительницей Евой. Начинается вот с этих “пустяков”, с этого пренебрежительного отношения к Божией заповеди: мелочи!..
А принцип уже нарушен. Шаг влево сделан. Равновесие духовной жизни потеряно. Воля склонилась в сторону лжи.
У человека есть прирожденная любовь к себе самому, потому и заповеди о любви к себе не дано: не нужна! И без заповеди никтоже когда плоть свою возненавиде, тем паче душу.
Вот сюда-то и вливает каплю своего яда враг Бога и людей. Знает он, что уже ранее первородным грехом зараженное сердце человеческое не останется равнодушно, если бы кто затронул его самость: стоит только поджечь страсть самолюбия. И враг поджигает: ведь, назвав “мелочью, пустяками” дозволенный себе грех, человек в сущности солгал, обманул себя же. Опомниться бы надо, покаяться, сознаться в этом. Но расслабленная воля современного человека, отуманенного притом самоценом, не в силах побороть себя, а враг все поджигает самолюбие и заставляет ум подыскивать доводы в оправдание – точь-в-точь, как делал это и с нашими прародителями: смелее, смелее! Не умрете! Будете, яко бози!..
Вот и готово оправдание зла. Ложь растет на лжи; умствование выходит из умствования; создаются целые теории такого оправдания. Пока люди строят только теории, жизнь человечества как будто движется по старой, еще первыми веками христианства данной инерции по своим историческим путям: люди будто еще христиане; будто и в Бога веруют и, по крайней мере, в видимом-то, стараются держаться хотя края заветов отеческих. Но вот теории разработаны, написаны целые тома для их популяризации; слабые люди, давно отравленные делом греха, но доселе еще томившиеся сознанием греховности этого дела, вдруг как будто теряют почву под ногами и жадно хватаются за теории оправдания зла. Еще немного, – и они готовы поставить эти теории в основу своей не только частной, личной, семейной, но и общественной и государственной жизни. И объявляется – разрешение на вся!..
Вот вам и революция!..
– А Бог-то как же? – вдруг хватает себя за голову человек. Он забыл Бога, он хотел обойтись без Него: благо услужливая лженаука, вместе с безумцем древности, уверяет его, будто – несть Бог.
Умен падший ангел; опытен в погублении людей, но и тут делает ошибки. В душе, по природе христианке, глубоко таятся корни веры в Бога, и в минуты, когда благодать Божия подстережет случаи коснуться совести человека, в нем вспыхивает искра Божия, и он сначала бессознательно рванется к Богу, а потом начинает как бы ощупью искать Его.
– Нет, без Бога не могу жить! Так измучишься, дойдешь до полного отчаяния!..
И человек начинает искать забытого Бога.
А тот, кого так характерно назвал Господь человекоубийцею искони, уже подстерегает его на пути этих исканий. Казалось бы, чего проще: вернуться к потерянной Христовой вере, к Христовой Церкви, яко сокровищнице истины и спасающей благодати.
Но тут начинает действовать та капля яду, которая влагается в сердце человеческое сатаною, особенно в наше время: а как быть с самостью-то? с самомнением? Ведь чтобы пойти в Церковь, для этого надо безусловно смириться, а можно ли до этого унизиться “образованному человеку”? Слишком было бы просто, “по-мужицки”. Наши интеллигенты, если и приходят в Церковь, то большею частью воображая, что они “Господу Богу честь делают” своим обращением.
Так там, на дне грешного сердца, хозяйничает враг, и несчастный наш интеллигент, не ведая того, ослепленный самомнением, отравленный ядом гордыни, бессознательно соглашается с этим непрошенным хозяином его души, стыдясь идти туда, где мужик находит полное удовлетворение своей духовной жажде, полный покой душе.
И начинается “богоискательство”.
Зорко следит за блужданиями смятенной души незримый ее враг и принимает все меры, чтобы она не попала как-нибудь случайно на верный путь – чрез Церковь – к Богу. Пусть она блуждает, сколько угодно по простору распутий мысли человеческой; он толкает ее и в буддизм, и в оккультизм, и в спиритизм, и в деизм, и во всевозможные “измы”: он поймал ее уже на удицу самосмышления, – лишь бы не сорвалась с этой удицы – будет его верною добычею!
Типичнейшим представителем таких душ является несчастнейший граф Толстой, этот величайший ересиарх нашего времени. Недаром же сатана сделал его идолом для наших вероотступников. За ним, да и раньше его, и вокруг него – множество было и есть маленьких ересиархов, яко бы “богоискателей”. Быть может, это богоискание началось у них и искренно, но враг не дал им опомниться, опознать себя, вложил им тщеславную мысль, будто они не якоже прочие человецы – пролагают-де новые пути, и толкнул их в сторону – подальше от Церкви: ищите себе там этих путей на просторе!
И Толстой искал, усердно искал и – дошел до личной ненависти ко Христу Спасителю!
И другие “богоискатели” ищут, более или менее усердно придумывают “новые пути” к Богу, но, аще не смирятся пред Церковью, – кончают ненавистью ко Христу, ибо ненависть к Церкви уже во многих из них заметна.
Почему Толстой так возненавидел Господа Иисуса Христа?
На этот вопрос вот что мне отвечал бывший когда-то его друг, а потом покинувший его навсегда Вл. С. Соловьев: “Может ли сей гордец простить какому-то “Назаретскому плотнику”, что Тот раньше его, Толстого, дал миру такое учение, которое преобразило мир, удовлетворяя всем запросам духа человеческого, а он, всемирно известный Толстой, при всех своих усилиях, в сущности, только все разрушал, а если что и “создал”, то все исчезнет с лица земли раньше, чем его кости сгниют в могиле?”
Таковы плоды гордыни. Таков исход самочинного богоискательства вне Церкви.
Но и в недрах Церкви, и в среде верующих враг ищет случая посеять плевелы гордыни, чтобы оторвать людей от Церкви. И тут он надевает личину добра, чтобы под нею укрыть яд гордыни. Откуда все эти секты: баптизм, штундизм, молоканство; все эти “братцы”, “старцы”, “сестрицы”, бродяги-мнимоюроды? Откуда доверие к ним?
Если бы православные люди жили по духу своей матери-Церкви, если бы в смирении и простоте сердца держались ее заветов, то, несомненно, ощущали бы в себе самих благодатную жизнь Церкви, сознавали бы себя не бумажными, а живыми членами тела Церкви, жили бы ее жизнью и дышали полнотою этой жизни. Их дух не томился бы жаждою какого-то богоискания: эта жажда с избытком удовлетворялась бы от источника приснотекущей благодати в недрах самой Церкви. К несчастию, православные нашего времени в большинстве своем потеряли руководящее начало церковной жизни, которым жила и крепка была наша старая Русь: это – дух глубокого смирения грешной души пред Богом и небесною Церковью; это – сознание своего духовного бессилия жить без Божией благодати, текущей живым потоком в Таинствах Церкви и в живом молитвенном общении с небесными членами Церкви – святыми Божиими. Последствием потери этого духа, этого сознания и является искание самооправдания, минуя покаянный подвиг или удовлетворяясь в сем святом деле якобы смиренным, но, в сущности холодным, рассудочным сознанием своей греховности вообще, уклонением от креста и сострадания Христу, необходимого для христианина, если только он желает быть живым членом тела Христова, то есть, Церкви. Хочется сразу стать святым; забывается, что смиренный грешник-мытарь милее Богу лицемера-праведника фарисея. Забывается, что чем ближе мы к источнику света, тем ярче, отчетливее вырисовывается наша тень. Чем ближе кающийся грешник подходит к Богу, тем виднее ему самому его грехи, тем глубже он познает свое падение.
Не то – у сектантов, раскольников, еретиков. Называя себя грешниками, они не прочь повторить пред Богом молитву фарисея: благодарю Тя, яко несмь, якоже прочими человецы. А в душе, полусознательно, а может быть, и сознательно, готовы прибавить: “или якоже сей православный”. И вот, когда православный увидит греховность своей жизни, когда вздохнет об этом, они готовы сказать ему: “Иди к нам, смотри, как хорошо живут наши!” Вот и готово искушение для смущенной души православного, который потерял основное руководящее начало православной духовной жизни. Свою греховность он видит, а исход из этой греховности в покаянном чувстве и Таинствах Церкви в его сознании как-то затуманился, и выходит, как будто в его греховности виновата его православная вера! А враг – тут как тут: “Если там живут святее, то, стало быть, они и к Богу ближе: иди к ним! Там легче спастись!”. И эта мысль о легком спасении отравляет душу несчастного, и он мнит, что обрел верный путь ко спасению. И в душе своей он уже осуждает родное Православие как проповедь “бремен тяжких и неудобоносимых”. А это, конечно, есть уже плод гордыни, посеянной в этой бедной душе в то время, когда она имела неосторожность допустить к себе мысль возможности спасения вне Церкви.
В сущности, эта мысль и есть хула на Духа Святого, живущего и действующего в Таинствах Церкви. Вот почему грех ереси, грех мысли, судится судом Церкви, паче рещи – судом Божиим строже других грехов, грехов воли человеческой. Грех воли, как бы он ни был тяжек, хотя бы это был даже из числа так называемых смертных грехов, скорее сознается человеком и ближе к покаянию, чем ересь. Впавший в ересь не допускает и мысли о покаянии: ведь он обрел якобы правый путь ко спасению, в чем ему каяться? Напротив, у него является склонность других совращать в свою секту, и это он считает делом ревности о спасении ближнего, святым делом, исполнением своего долга. Всякий грех воли сопровождается укоризнами совести, по крайней мере на первое время, пока не огрубела душа во грехе. В грехе ереси, напротив, яд духовный действует возбуждающим образом, неофиты бывают ревностнее, вернее сказать – ревнивее родившихся в ереси. В Православии якорем спасения является догмат, его чистота и – смирение духа, плодами коего уже бывает приложение догмата к жизни в исполнении заповедей Божиих под руководством матери-Церкви. В этом существенное условие спасения. У сектантов на первое место выставляется как будто жизнь по заповедям, но лишенная духа смирения, отравленная ядом фарисейского самоцена, не оживотворяемая благодатью Таинств; эта якобы добрая жизнь расцветает на почве, удобренной тщеславием, и гаснет, вянет, как скоро нет этого удобрения. Самый догмат, в угождение ветхому человеку, искажается до того, что является уже не основою, на которой зиждется добродетельная жизнь, а наоборот – подрывает эту жизнь. Пример – учение сектантов о спасении без добрых дел.
Так исконный человекоубийца скрадывает неопытные, неутвержденные в Православии души, подменивая сокровище христоподражательного смирения духом тщеславия и превозношения, сокровище послушания матери-Церкви – самочинием и самосмышлением, а потому и мир богопреданной души – отравою самоцена, ощущение благодатной жизни на лоне Церкви – самодовольством фарисея.
Вот почему из всех христианских исповеданий самое ненавистное, самое, выражаясь по-нынешнему, – одиозное – для врага Божия – православное, как чистейшая истина, абсолютно противоположная лжи. Разрушить Церковь православную для него значит в сущности покончить с человечеством: сатана ведь знает, что цель бытия мира земного есть спасение рода человеческого, а носительницею благодати сего спасения является Церковь Православная. Вот почему все силы ада и устремлены на нее. К союзу против нее ад привлекает и всех сектантов и инославцев: иудеи и язычники, магометане и буддисты, католики и лютеране, спириты и хлысты, безбожники и материалисты, лжемистики и всякого рода либералы от эсэров до кадетов обоего сорта – все пылают ненавистью против непорочной невесты Христовой – Церкви Православной с достойным удивления единодушием. К несчастию, враг находит себе союзников даже среди тех, кои якобы ревнуют о Православии. Не говорю уже о представителях печатного слова либеральных лагерей, по мановению масонской десницы с пеною у рта бросающихся на нас, аще и недостойных служителей Церкви. Даже наши политические единомышленники, именующие себя православными, часто работают в руку врага Божия, хотя от них-то надо бы ожидать побольше благоразумия в этом отношении. Да что говорить о мирянах? Даже среди иноков, посвятивших себя Богу, давших обеты всецелого отсечения своей воли и смышления пред Церковью, даже среди афонитов в последнее время явилась секта, восстающая на Церковь якобы за имя Божие!.. Это ли не великое искушение?.. Казалось бы: кому как не монахам подавать верующим пример послушания Церкви? А вот подите же!.. Дух гордыни проник и в ущелья святого Афона и обуял простецов, и они вообразили себя умнее двух Вселенских Патриархов и всего нашего Святейшего Синода и за свое упорство в ереси подпали суду церковному.
И снова, как во времена оны древние, повторилась старая история; инок некий, мало изучавший богословские науки, вовсе незнакомый с науками философскими, даже пренебрегавший ими, едва прочитавший несколько книг аскетического содержания и не усвоивший их смысла как следует, пустился в метафизику и придумал, или, как он сам говорит, “открыл новый догмат”, а в сущности, додумался до философской, метафизической бессмыслицы, что “самое имя Божие есть уже Сам Бог”. Конечно, и сам мистик-монах, стараясь воплотить в словесную формулу свои переживания, не понимал, что говорил: он просто взял из заметок отца Иоанна Кронштадтского эту формулу, в которой покойный старец наскоро отметил свое мысленное и сердечное благодатное соприкосновение, в молитвенном состоянии, с Богом, со святыми. А наш невежественный в богословии и философии автор из этой формулы уже провозгласил новый догмат, не подумав о последствиях такого смешения понятий из области психологии и чувства с понятиями из области боговедения и точной богословской науки. Произошло нечто вроде подмены догматики поэзией, но с практическим применением к духовной жизни. Когда это применение обнаружило неправильность основного положения новоизмышленного догмата, то на него было обращено внимание церковной власти, внимание тех, кому Церковью вверено охранение чистоты учения веры. Лжедогмат был всесторонне рассмотрен, при свете учения св. отцов, сначала двумя Вселенскими Патриархами, а затем и Святейшим Синодом нашей Церкви и объявлен ересью.
Казалось бы, дело кончено, вопрос выяснен, решен, указаны точные основания в учении святых отцов, показано даже, с какою древнею ересью этот лжедогмат находится в тесной связи и когда эта ересь обличена и анафематствована. Казалось бы: простецам ли пускаться в тонкости богословия и – даже философии, ими же, кстати сказать, но невежеству их, презираемой?
Но нашелся интеллигентный монах, вчерашний гусар, хотя никакого богословия не изучавший, но ум свой достаточно изощривший для того, чтобы подбирать слова по “Симфониям” из Библии и с невозможными натяжками толковать их по своему смышлению, чтобы тем сбивать с толку простецов. Пущена в ход вся схоластика прирожденного католика, вся логомахия, достойная не послушного сына Церкви, а искусного иезуита. И вот явилась “Апология веры во имя Божие”, способная, надо сказать правду, загипнотизировать и не простеца только. Ею увлеклись некоторые наши дилетанты богословия и из интеллигентов. Некоторое извинение сим интеллигентам дает только то, что “Апология” явилась раньше синодального послания о новой ереси. Но если даже люди развитые увлеклись, то мудрено ли, что простецы-афониты, лишенные всякого окормления в богословском мышлении, пошли за новым ересиархом, не сознавая гибельности такого учения? Стоило им только забыть мудрое правило святых отцов – не пускаться монаху-простецу в богословские исследования; стоило забыть основное правило монашества – святое послушание заповедям Церкви, отсечение своего смышления пред учением пастырей Церкви, смиренную, в простоте сердца, веру в Церковь, ее же Глава – Христос, и – отпадение от Церкви стало совершившимся фактом. Простецы вообще склонны верить, не рассуждая; так бы оно и должно быть, но кому верить – об этом и простец должен бы подумать: тому ли, кому Христос заповедал: слушаяй вас Мене слушает, или же первому встречному самозванцу-учителю? Церкви ли и ее пастырям, свое учение предлагающим от имени святых отцов, или же не учившемуся нигде в духовных школах монаху, вчерашнему гусару?.. Достойно внимания, что во всей этой истории ни один из отпадших не вспомнил, не задумался над вопросом: “А как учит Церковь? Не разойтись бы мне с нею? Ведь вне Церкви нет и спасения”. Увы, дух гордыни так обуял несчастных, что они, не задумываясь, поставили себя судиями пастырей Церкви, стали составлять свои соборы (это – без епископов-то!), сочинять на этих самочинных сборищах свои безграмотные вероопределения и анафемы на инако, то есть по-православному, мыслящих. В Андреевском скиту дерзнули даже в храме провозгласить анафему святейшему Вселенскому Патриарху и нашему Синоду и, конечно, перестали поминать их при богослужении.
Так посмеялся над несчастными монахами сатана, обуяв гордынею!
А что всего бедственнее: когда, по уставу Святой Горы, новые еретики были изгнаны с Афона, когда в обителях, заразившихся было ересью, восстановлено благочестие в духе Православия, изгнанные не смирились, не познали своего заблуждения, а стали почитать себя как бы мучениками за веру во имя Божие! Как будто вера во имя Божие в том и состоит, чтобы самое имя почитать Богом! Очевидно, они даже самого слова “верую” не понимают, предполагая, будто оно значит: “признаю за Бога”.
И вот, гонимые совестью, они начинают метаться из стороны в сторону.
На указания, что без Церкви нет спасения, я слышал ответы: “Мы сами – церковь!”
На возражение, что Церкви нет без епископа, отвечают, что они принадлежат к Церкви небесной. На замечание, что к небесной Церкви принадлежат только святые Божии и отшедшие к Богу наши отцы и братия, говорят, что у Бога все живы, что все равно, лишь бы была Церковь. Видимо путаются.
На слова, что без причащения святых Таин нет общения со Христом, нет жизни вечной, если на них будет наложен полный “аргос” (отлучение), отвечают, что они будут причащаться в молитве именем Иисусовым.
Правда, пока это – только смелые мысли отдельных лиц, а не общее исповедание имеславцев, но смотрите, как еретическое мудрование постепенно нарастает, отдаляя от Церкви отколовшихся от нее сынов противления. Со стороны ясно видно, как исконный противник Божий ходит около несчастных и учит их своему искусству лжи, самооправдания, горделивого превозношения пред Церковью. Если ему удастся вовлечь в свои сети людей интеллигентных, то Церкви грозит от сей ереси еще большая смута. Пример – на виду: “Апология веры во имя Божие” издана почетным членом Императорской Московской духовной академии, удостоенным сего звания за его религиозно-философские издания. Хотелось бы верить, что это было с его стороны временным увлечением и что в следующих своих книжках “Религиозно-философской библиотеки” он даст нам опровержение сей вредоносной “Апологии”. Но мы живем в такое недобросовестное время, что в ересь охотно пойдут и неверы, лишь бы повредить, причинить боль ненавистной им Церкви. Пошел же изменник Церкви Михаил Семенов к раскольникам, хотя, конечно, ни единого верования их в догматическое значение старых обрядов не разделял; защищают же изгнанные из Духовной академии профессора изуверов-хлыстов, хотя сами до того презирают их, что уж, конечно, не пойдут к ним на раденье. Ведь и сатана трудится в деле погибели людей в сущности бескорыстно, из ненависти к Богу: мудрено ли, что найдутся ему сотрудники, столь же бескорыстные (не говорю уже о “корыстных”: много продажных душ на свете!), и постараются поддержать ересь просто “из принципа” – из ненависти к Церкви.
Не забудем, что мы живем в такое время, когда жид (масон) работает с удвоенной энергией. Ему уже видится на горизонте грядущее царство того, о ком Господь сказал: ин приидет во имя свое, того приимете (Ин. 5:43). Есть из-за чего поработать! Не жаль не только труда, но и денег, чтобы заплатить тому, кто поработает над разрушением Церкви Христовой. И работают. Сотни газет и журналов для того и издаются, чтобы отравлять православных неверием, поддерживать ереси, сеять смуту и сомнения в души простые. Немало и бессовестных ученых продают свое перо жидам. Бога в душе потеряли, а совесть сатана выкрал.