142–143. С чего начинается измена родным заветам?

I

Я закончил свой дневник о том, – “Кто культурнее: они или мы?” и уже послал рукопись в редакцию, когда мне пришлось прочитать в одной рукописной автобиографии, поло­вины прошлого века, следующие строки: “Да, большой недостаток в русском высшем обще­стве, что там мало ценят милость Божию, что родились в православном исповедании. То, что человеку с прекрасными качествами, благородством и ученостью, но родившемуся в като­личестве или протестантстве еще потребно изучать, познавать, углубляться и разбирать, то православный уже имеет без всяких усилий, внедренное в сердце своем, всосанное с моло­ком матери своей, как бы сросшееся с ним и приобретенное без всяких трудов и усилий. Но, видно, правду говорят, что то, что получено без всяких трудов и усилий, то так мало и ценится! Если бы этим началам Православия давали развиваться и укореняться, каких бы они не принесли благодатных плодов! Но они оставляются пренебреженными, засариваясь разным хламом лжемудрований, лжеумствований, ложных мнений; человек, между тем, узнает, что есть христианские же религии, которые смотрят снисходительнее на слабости человеческие и даже потворствуют им, не стесняют ни долгими молитвами, ни постами, ни воздержанием порывов плоти и крови; и вот, рожденный, но не укоренившейся в Право­славии, соблазняется мнениями, чуждыми православию, наконец становится равнодушным к религии своей – дотоле, пока милующая Десница Всевышнего не образумит его своими наказаниями”.

Это пишет человек светский, офицер, воспитанный в среде светского общества того времени и видевший главную причину зла в том, что у них, т. е. в этом обществе, было так много гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, что дядя автора говаривал: “Когда это моя Европа разъедется?..”

Прошло с того времени, о коем говорит автор, сто лет, но “мадамы и мамзели”, гувернеры и гувернантки-иностранки не составляют ли и теперь необходимой принадлежности в деле воспитания детей нашего не только интеллигентного, но и полуинтеллигентного обще­ства? Не говорю уже о дворянских семьях: даже у купцов, которые сами нигде не учились, из мужичков вышли, около их детей увиваются уже француженки и немки, а иногда и англи­чанки, без новых языков, видите ли, обойтись нельзя, а им выучиться без этого рода педа­гогов очень трудно. И вот ребенок в самом златом расцвете детства отдается на руки этим “европейцам” – ради того только, чтобы была использована его в высшей степени воспри­имчивая память для изучения чужих языков. Родители не понимают, какою дорогою ценою они покупают легкость для их дитяти изучения иностранных языков; они не понимают, что, сами того не сознавая, поручают этим чужим людям не только разрушать некие малые зачатки православного миросозерцания, но незаметно, может быть, даже бессознательно, – кто поручится, что в иных случаях и сознательно? – строить в детской душе неправославное миросозерцание? Если русская безграмотная няня имела и, без сомнения, имеет и теперь такое великое значение в воспитании Пушкиных и других великих русских людей, то как отрицать влияние на весь слагающийся строй души ребенка всех этих мамзелей и мадам?.. Не они ли первые, повторяю, может быть, непроизвольно, первые закладывают в душе будущего нашего интеллигента семена преувеличенного уважения ко всему западному, неправославному и пренебрежения к родному, православному? Не вследствие ли общения с ними наши дети еще с отрочества начинают пренебрежительно относиться к заветам старины род­ной? Хорошо, если сами родители строго держатся этой старины, как например, держались ее родители автора вышеприведенной выписки. Вот что говорит он в своих записках: “У покойного деда моего всегда производилась на дому служба весь Великий пост, даже без священника, который приглашался только на первую и Страстную седмицы, на все годовые праздники, во дни нарочитых святых и на все воскресные всенощные; мой отец, не желая изменять порядка своего отца, имея уже и детей, также три недели справлял службы Вели­ким постом и все праздники. Так дошло и до меня. Прочие братья и сестры этого уже не помнят: они были очень малы, а я обыкновенно читал сам вечерни, повечерия, полунощницы и утрени дома, при крестах, и в церкви часы, а бабушка почти каждый день заезжала к матери, возвращаясь от обедни из Лебяжского Троицкого монастыря, в котором она и погре­бена”. Но то было почти сто лет назад; теперь едва ли найдешь такую семью не только в выс­ших сословиях, но и в купеческом и мещанском. И растут детские души вне той духовной атмосферы, которая называется церковностью, и обвевают их другие веяния, Церкви чуж­дые, ложатся на нежное детское сердце другие впечатления, незаметно, но прочно создастся другое миросозерцание.

II

Дети! Какое бесценное сокровище вручает нам Бог в лице малых сих! Не напрасно детские души называются ангельскими: из святой купели крещения наши дети выходят чистыми, чуждыми греха прародительского, невинными существами. Вспомните слово Хри­стово: “если не будете и сами как дети, то не внидете в Царствие небесное”. Ведь о детях Господь сказал и сие: “ангелы их всегда видят лице Отца Моего Небесного”. Где дети, там и Ангелы Божии. Как же должно беречь это сокровище – детскую душу!..

А мы что с нею делаем? С первых шагов сознательной жизни, лишь только ребенок начинает лепетать, мы спешим отдать его на руки людям, чуждым нам и по духу, и по языку, и по всему их нравственному миросозерцанию. Дитя еще не научилось, как следует, называть окружающие его предметы, как в его невинную головку уже засевают французские, немец­кие, английские фразы. Родители не хотят подумать хотя бы о том, что русское дитя ведь при таких условиях и мыслить будет не по-русски. Покойная Анна Феодоровна Аксакова в своих умных, философски обдуманных беседах не раз мне жаловалась, что затрудняется “думать по-русски”: с детства привыкла говорить по-немецки и думать по-немецки. Случа­лось, что эта высокообразованная русская женщина не без труда подыскивала русские слова для выражения какого-либо отвлеченного понятия в области предметов возвышенных. Но она не виновата, что ее отец жил большею частью за границей, в Германии, хотя надо ему честь отдать: знал в совершенстве русский язык и умел воплощать в нем свои чудные поэтические произведения.

Имею основание, и кроме общих суждений, сказать, что иностранцы, допущенные к нашим детям, вредят и самому главному – они незаметно посевают в них свои религиозные воззрения. Понятно, что атеист не может говорить о Боге с должным благоговением. Но так же понятно, что фанатичная католичка найдет и время, и случай внушить ребенку свои понятия о чистилище, о непорочном зачатии; она с деланным благоговением говорит ему о “святом отце”, о “сердце Иисусове” и пр. Хорошо, если умное дитя спросит своих роди­телей: как относиться к таким непрошенным урокам? А если не спросит?.. Невольно заду­мываешься над вопросом: что это значит, что даже коренные русские семьи, вроде купцов Абрикосовых, вдруг ни с того, ни с сего ушли в латинство? Кто их подготовил к сему? О, конечно, патеры-иезуиты не упускают случая поймать в свои сети наших младенчествующих в вопросах богословия интеллигентов; но впереди патеров, очень вероятно, шли усердные их послушницы – мадамы и мамзели. С давних пор наше купеческое сословие отлича­лось от других интеллигентных сословий большею религиозностью; правда, в последнее время, и оно пошло за интеллигентами из других, отравленных иудейской печатью, сословий и даже в иных случаях опережает их; а все же в среде купеческих семей можно еще встре­тить людей, искренно верующих в Бога, не забывающих и единого на потребу. И вот сюда устремляют взоры латинские пропагандисты, здесь ищут себе поживы. Как же надобно беречь детей от этих алчных взоров, от всяких гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, бонн и репетиторов!

Меня поражает эта преступная беспечность – не говорю уже о вере, о спасении души, а хотя бы только о благе своей родины, о том, чтоб чужеземцы не захватили в свои руки то, что веками накапливали отцы наши, не заставили нас быть батраками на них, не издевались над нами, как глупыми, презренными неграми, из которых можно делать все, что им будет угодно! А ведь если мы будем так беспечны и вперед, то недолго и до этого. Нашей интеллигенцией будто какой-то гипноз овладел: вот непременно, во что бы то ни стало быть европейцами, во всем походить на них, усвоить их идеалы, их формы жизни, их языки, даже их платье, манеры, привычки. А того не видят люди русские, что европейцы только сме­ются над этим, только презирают нас еще больше, как париев, как некультурных дикарей. И особенно это на руку заклятым врагам Христовым – иудеям и масонам: они руки потирают от радости, им это-то и нужно. И всеми мерами они стараются содействовать этому гипнозу, всего больше боятся, как бы не очнулись русские люди, не вспомнили заветов предков своих благочестивых. И вот, захватив в свои руки печать, они всячески внушают, что этот гипноз есть явление в высшей степени отрадное, как признак культурности, прогресса, победы над мракобесием, торжества цивилизации. Что мы – невежды, что мы во всем, решительно во всем отстали от Европы, что стыдно нам быть православными, что христианство “сыг­рало свою роль в истории, отжило, умирает”, – все это изо дня в день, под разными видами, внушается иудейской печатью, впитывается в мозги нашей модничающей интеллигенции как неоспоримая аксиома, против которой могут спорить только глупцы. Чем все это гро­зит нам в самом близком будущем? Русские люди опомнитесь! Стыдно и непростительно грешно так унижать себя, так позорить изменой родным заветам старины, родной Церкви, родному народу! С недоумением смотрит он, этот народ, на ваши “барские причуды”, с сожа­лением – на ваши заморские выдумки, с глубокою скорбью вздыхает, когда видит ваше бого­отступничество, и жалуется Богу, когда вы пытаетесь и его совратить на свой путь поги­бельный. Ведь, он все ждал, что вы пойдете впереди его по завещанному ему историей и Божьим Провидением пути, что как люди, более его наукою просвещенные, поведете его за собой, а вы поклоняетесь Ваалу и идете путем служителей Молоха. Горе вам, когда народ потеряет всякое к вам доверие, когда среди вас не найдется достойных сынов Руси веков минувших! Вы теперь стремитесь развратить его духовно: он не замедлит, восприяв в свое сердце яд духовного развращения, ниспасть и в разврат телесный, превратиться в такого зверя, какого мир еще не видел, какого история человечества еще не знала.

И вы первые – помните это! – первые погибнете в когтях этого лютого, беспощадного зверя!