138. Верный послушник Матери Божией

В наше скудное верою и духом время как отрадно сознавать, что еще не совсем погас светоч духовной жизни на Руси, что еще не иссяк источник воды живой, текущей в жизнь вечную, в душах православных, что кое-где, – увы, как редко! – есть люди, духом живущие, Богу работающие, люди, в коих светится огонек благодатной жизни, искрится вера, как алмаз чистая и твердая, и они напоминают нам, что человек не есть животное, а есть носитель образа Божия, предназначенный к богоподобию, к жизни в Боге и с Богом в вечности. Когда встречаешь таких людей на жизненном пути, то невольно как-то исторгается из сердца вздох благодарности к Богу, что не укрылись от тебя сии Божии трудники, что ты не только был их современником, но отчасти и собеседником, слышал от них много поучительного, хотя по лености своей, слышал не во спасение души, а в суд себе и осуждение. И скорбью сжи­мается сердце, что вот – сии рабы Божии совершили уже свой жизненный путь и ушли в путь всея земли, в отечество небесное, самым отшествием своим поучая нас, своих ленивых современников, искать единого на потребу.

Одного из таких смиренных светочей монашества Матерь Божия воззвала к Себе накануне Своего великого праздника – Успения, яко верного Своего послушника, всю жизнь свою Ей посвятившего, ради Ее земного жребия – святой горы Афонской – Отечество свое оставльшего, но, по Ее же указанию, за святое послушание, в иной Ее жребий, к пределам древ­ней Иверии, посланного, чтобы там, у подножия Кавказских гор, омываемого волнами моря Эвксинского, создать Новый Афон – пречудную обитель, в ответ миру на его многопытли­вый вопрос: на что монастыри? – и во славу Церкви Православной.

Кто из русских иноков, внимающих судьбам русского иночества, не слышал имени отца Иерона как строителя новой обители – дщери старого Афона? Но и иноки не все знают, какой крепкий адамант деятельной веры был этот старец Божий. Теперь, когда он ушел к Богу, можно нечто поведать во славу Божию, не смущая его смирения.

Он все, что делал, приписывал Богу и молитвам отцов, воля которых была для него священна, как воля Божия. За послушание пошел он на Кавказ; в совершенном отсечении воли своей совершал свой многотрудный подвиг строительства; всякую свою мысль он спе­шил поверить духовно-опытным советам старцев, и за такое всецелое послушание они не оставили его таинственным руководством и из загробного мира. Вот что в дружеской беседе однажды поведал он мне: покойный старец отец Иероним заповедал ему построить на Иверской горе храм в честь Матери Божией. Гора эта подходит с северо-запада к тому ущелью, в котором заключен горный поток плотиною для водопада. Время шло, мысль о храме на горе не оставлялась, но и не приводилась в исполнение: были все неотложные нужды по постройке главных зданий и соборного храма обители. Наконец, года два или три назад, является отец Иероним во сне о. Иерону и говорит: “Пора тебе, Иерон, строить храм”. – “Средств еще, батюшка, недостает”. – “Ну, Бог пошлет”.

Проснувшись, отец Иерон задумался: о каком храме говорит старец? На Иверской ли горе, или ином каком? И вот батюшка ему снова является, как будто уже на самой горе в той келье, где принимают посетителей, и снова говорит: “Не отлагай, строй Божий храм!”

Отец Иерон опасался, не мечта ли эти явления, но его небесный авва явился и в третий раз и уже строго приказал приниматься за постройку. И послушный старец не усомнился исполнить волю своего аввы: храм начат постройкой. В прошлом году, когда я посетил эту гору, старец весь занят был заботою о висячей электрической железной дороге на эту гору, чтобы подвозить материалы для храма. Посылает Царица Небесная и средства для Своего храма. Так, в бытность мою у отца Иерона, когда не было у него ничего, некто из посетителей вручил ему триста рублей совершенно для него неожиданно.

Постройку величественной обители он также начал без средств, за святое послушание. Раз приходит к нему неизвестный богомолец и просит денег на дорогу. Старец, отдавая ему последнее, сказал: “Господь велел: просящему у тебя дай: вот бери, что есть, но знай, что это – последние”. Тогда посетитель вынимает из пазухи документ и подает отцу Иерону: “Возьмите, батюшка, на построение обители: так Богу угодно!”

Это была жертва столь щедрая, что ее достало на все капитальные постройки! Прося на дорогу, благотворитель испытывал монашескую совесть старца Божия и был тронут его глубокою верою в Божий Промысел.

Там, где он был прав в своей монашеской совести, он умел настоять на своем, никого не обижая, не задевая ничьего самолюбия. Долго тянулся спор о том: строить ли монастырь на той полугоре, на коей он теперь красуется, или же – на старом месте, на берегу моря. По-видимому, колебались и афонские аввы, может быть, под влиянием толков о тех громадных расходах, какие были потребны при уравнении местности и других трудностях дела. Отец Иерон доказал “батюшке” своему, отцу Иерониму, что все удобства в будущем на стороне горы и что ради их не следует ничего жалеть, чтобы потом будущие обитатели монастыря не упрекали строителей его. При бывших в недавнее время изысканиях побережной железной дороги, инженеры наметили было линию ее в разрез всех владений монастырских, так что весь прекрасный масличный сад был бы уничтожен и многолетние труды иноков по возде­лыванию дикого участка земли пропали бы напрасно, а монастырь был бы лишен не только наилучшего своего украшения, но и доходности. Старец решительно восстал против такого безжалостного отношения гг. изыскателей и сказал: “Ведите, господа, дорогу по берегу, а сада нашего и не думайте касаться: до Государя дойду, к стопам Его припаду, умолять буду, чтоб обитель не давал в обиду, и надеюсь: Его Величество милостиво выслушает и испол­нит просьбу старика!” И старца послушали, и дорогу предполагается провести по самому берегу моря.

Говорить о том, какой отец Иерон был хозяин, какой техник-самородок, администратор, если угодно, в некотором смысле политик – не стану. Все это – придаточное, а главное – это крепость его монашеского духа, его постоянно живой пример, коим он, подобно всем великим отцам иноков, управлял братией: он первый являлся в храм Божий на все службы Божии, первый шел он на работы; с любовью он оберегал душу каждого молодого послуш­ника, посылая его туда и к тому, где были все благоприятные условия его духовного воспита­ния. Он, как духовно-опытный старец, умел утешить печального, умиротворить немирного, указать Божий путь заблуждающемуся. Он был всем вся, по выражению Апостола Христова. Он особенно чтил Матерь Божию и имя Ея произносил с благоговением. В день Ея всечестного Успения и он почил в Бозе, упокоился от трудов и подвигов, среди которых так ярко, так увлекательно горела пред Богом его дивная душа.

Уже получаются отклики скорбного чувства из разных уголков родной земли по поводу кончины отца Иерона. “С кем же мы теперь остаемся? – пишет мне, например, один добрый пастырь. – Кто заменит нам те духовные маяки, те магниты, к которым так любили тянуться многие тысячи душ?”.

Да, мы сиротеем. Но если мы будем в покаянном чувстве поведать Богу свое сиротство, то Господь и смилуется над нами, и призовет новых деятелей на ниву Свою, и пошлет нам добрых наставников и руководителей в жизни духовной. Разве возможно, чтоб Гос­подь не послал таковых, если мы будем искать – искренно, нелицемерно, ради славы имени Его и ради спасения душ наших? Не может быть, чтобы Тот, Кто сказал: “Просите и дастся вам, ищите и обрящете”, – может ли быть, чтобы Он отказал нам в едином на потребу – в том, ради чего Он и на землю к нам приходил, и кровь Свою пречистую пролил, и вся, яже ко спасению, нам Духом Своим даровал?..

Господи, призри на немощь нашу, не попусти волкам расхищать стадо Твое, посылай нам мужей веры и духа. Да, окормляемые ими, минуем пучину искушений от плоти, мира и диавола, и вслед за ними, хоть самыми последними, войдем туда, где дал Ты место покаявшемуся разбойнику, блудницам, грешникам и всем, кто в сознании своего ничтожества, своей беспомощности духовной, ищет и жаждет Тебя, наш Спаситель и Искупитель!..

Кончина и погребение отца архимандрита Иерона

Отец архимандрит Иларион сообщает мне с Нового Афона некоторые подробности последних дней жизни и кончины в Бозе почившего старца, отца архимандрита Иерона.

“В средних числах апреля отец Иерон сделал поездку на вершину Иверской горы для некоторых распоряжений по заготовке материалов и всего необходимого к постройке там нового храма в честь Иверской иконы Божией Матери. Храм этот проектируется соорудить невдалеке от развалин нагорного древнего храма. Возвратиться оттуда к вечеру в обитель он не успел и принужден был заночевать там, в домике, устроенном для инока, надзирающего за часовней и принимающего посетителей Иверской горы. Недомогая пред этим немного, он, должно быть, еще простудился и возвратился оттуда больным, и притом настолько серьезно, что мы вынуждены были известить о его опасном болезненном состоянии преосвященнейшего Андрея, епископа Сухумского. Благостный владыка не замедлил прибыть в Новый Афон, и 20 апреля сам совершил над болящим Таинство святого елеосвящения, после которого безнадежно, казалось, захворавшему батюшке стало заметно легче; он начал оправ­ляться в здоровье. Но преклонные лета батюшки и переутружденный годами жизни орга­низм ненадолго позволили нам радоваться улучшению его здоровья: последнее вскоре же стало клониться к худшему, и все лето мы были в тревожных опасениях. Видимо для всех таял наш батюшка, как горящая свеча, хотя до конца духом был бодр. При общем упадке сил, страдания его, главным образом, были в области сердца, отказывавшего работать и требовавшего постоянно медицинской помощи. К августу упал вовсе аппетит. Раньше изредка батюшка вставал, ходил по комнате, а тут суровый недуг стал держать его уже неотходно в постели. Две последних пред кончиною недели он почти ничего не кушал, принимал только иногда полчашки чаю и понемногу миндального молока. Между тем, преосвящен­ный Андрей был в отпуске, и угасающий старец с нетерпением ждал его возвращения; все справлялся у окружающих о времени его приезда. В августе батюшка приобщался святых Таин ежедневно, после ранней литургии, и, отказываясь после 10 числа уже и от миндального молока, стал пить лишь изредка святую воду. Когда же, ранним утром 13 августа, дежу­ривший почти неотходно, при батюшке фельдшер сказал ему, что прибыл владыка в Новый Афон, большим своим истовым, как и всегда, крестом стал осенять себя старец, радостно повторяя: “Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!”. Преосвященный не замедлил, сразу же по приезде, прибыть к больному. После обычных взаимных приветствий, старец прямо стал просить прочитать ему отходную. Эта просьба не могла быть преждевременною: фельдшер, незадолго пред этим, на вопрос батюшки о состоянии его здоровья, преду­предил его откровенно, что все сильно действующие медицинские средства становятся уже бесполезными. Преосвященный на несколько минут сходил помолиться в храм, где в это время оканчивалось утреннее богослужение; потом оставался некоторое время со старцем, по его желанию наедине и уже после того прочитал канон на исход души и разрешительную молитву. Когда кончились в храмах ранние литургии, владыка отбыл в Сухум. А батюшка весь этот и следующий день лежал в кровати как будто в полузабытье; но, должно быть, его не оставляло молитвенное горение духа: он изредка истово крестился. Утром 14 авгу­ста он приобщился; вечером выслушал вечерню и акафист Царице Небесной. А когда уже в обители совершалось бдение Успению Божией Матери, вначале 11-го часа ночи, очевидно, предчувствуя кончину, стал просить, чтобы для него служили раннюю литургию в Вознесен­ской церкви, откуда в его комнаты имеется слуховое окно. А когда ему сказали, что раньше полуночи начинать литургию неудобно, и предложили приобщиться запасными святыми Дарами, он и на это согласился. Пред этим, по его желанию, одет он был в великую схиму и епитрахиль. Негласное пострижение в схиму он давно уже имел, но носил ее, как принято по нашему уставу, сокровенно, под рясой, выполняя лишь особое, обычное для схимников келейное правило. Приобщившись, батюшка принял немного размоченного в святой воде антидора и запил святые Дары; перекрестился, попросил снять епитрахиль, лег в постель. Но духовник не успел еще докончить благодарственных молитв, после “Ныне отпущаеши раба Твоего” (знаменательно: и в храме, за бдением, в это время эту молитву пели) умираю­щий старец совсем слабым, едва слышным голосом попросил опять посадить его на кровати и в таком положении, обратившись лицом к востоку и устремивши сосредоточенный взор на святой крест, бывший в руках его духовника, тихо и мирно уснул вечным сном.

Погребение батюшки торжественно совершилось 18 августа, после заупокойной литургии. Служил преосвященный Андрей, епископ Сухумский, (накануне служивший и бдение заупокойное) с сонмом священнослужителей, при большом стечении детей духовных, почитателей батюшки и соседних русских поселян и туземцев. В монастыре, после отпевания, гроб обнесен был вокруг собора.

День был чудный, ясный. Тихо реяли в воздухе предносимые хоругви. Не смолкало протяжное надгробное пение, сливаясь с колокольными звуками храмов: соборного, Покровского и святого Апостола Симона Кананита. Погребальная процессия по дороге, масличным садом, медленно направлялась, спускаясь длинною вереницею, от нагорного монастыря к нижнему, а оттуда к храму святого Апостола Симона, близ коего, в приготовленной, по ука­занию самого покойного батюшки, могиле и нашло вечное упокоение его переутружденное многолетними беспримерными трудами тело. Литургия началась в этот день в 6 часов утра; погребение окончилось в 12 часов.

Медленно, с тихою грустью расходилась от могилы своего дорогого аввы братия, умиротворенная духовно-светлым воспоминанием о блаженной кончине старца, утешенная совершившимся честным его погребением.

На литургии сказана была речь одним из соседних с обителью священников о значении батюшки как устроителя обители для православной верующей России и для местного края. Пред отпеванием прочувствованное слово говорил владыка о батюшке как старце духовном; а мое слово сказано по 6-й песни канона.

Батюшка был из государственных крестьян Костромской губернии; родился в 1835 году. В молодых годах жил в Петербурге; был доверенным приказчиком у одного богатого человека. Благодаря книжному чтению, получив неодолимое влечение к иноческой жизни, двадцати семи лет ушел на старый Афон, и в 1862 году поступил в Пантелеимонов мона­стырь. Там был он уже иеромонахом и казначеем. Но блаженной памяти старцы, архиманд­рит Макарий и иеросхимонах Иероним, в 1876 году послали его в Новый Афон, обязан­ный ему нынешним благоустройством. Во внимание к его беспримерным трудам, из высших наград он имел ордена Святой Владимира 3-й степени и Святой Анны 1 степени”.

Так свято почил великий старец-подвижник нашего времени! Как трогательно это совпадение момента его кончины с чтением в его кельи, у его постели, и пением в храме, на всенощном бдении, дивной молитвы великого евангельского старца-Богоприимца: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко! Подобно оному дивному старцу, отец Иерон в сей вели­кий момент восприял в святых Таинах Господа Иисуса, и сам душою своею был восприят Им в руце Его, сретаемый, веруем, Его Пречистою Материю.