96. Вероисповедный законопроект пред судом православной народной совести

Болезнь уложила меня в постель. А между тем в Государственном Совете обсуждается один из величайших законопроектов – о переходе из одного вероисповедания в другое. Хотя я и понудил себя с великим трудом приехать на первое заседание по этому вопросу, но говорить еще был не в силах. Вот мое мнение, которое вместо речи я пред заседанием разослал всем членам Г. Совета.

Г.г. Члены Государственного Совета!

Болезнь не позволяет мне принять личное участие в обсуждении законопроекта о переходе из одного исповедания в другое: посему я долгом почитаю изложить пред вами свое мнение по сему делу письменно.

Ни один законопроект из рассмотренных Г. Советом в последние годы после преобразования этого высокого учреждения так глубоко и – скажу – так болезненно не затрагивал самые чувствительные струны русской народной души, как именно этот законопроект, и никогда еще так тревожно не возникал в русской душе роковой для России вопрос: быть или не быть Руси нашей православною по духу ее законодательства, как именно теперь. С того дня, как Г. Дума своим законопроектом в сущности уничтожила в глазах закона все вероисповедные разности и приравняла все христианские вероисповедания даже к иудейству, магометанству и язычеству и сказала всем и каждому: веруй во что хочешь и молись как знаешь, ибо всякая вера есть, в сущности, суеверие, – с этого черного дня в истории нашего законодательства заныло русское сердце, заскорбела русская душа. Как? Ужели закон, закон нашего православного государства не хочет – отказывается признать, что в ряду всяких вер есть едина истинная вера, которую вот уже тысячу лет исповедует Русский народ, есть едина истинная, во всей чистоте носящая Христову истину Церковь, которая была нежной матерью народа Русского, восприняла его в самой колыбели его исторического бытия, воспитала в нем те неоцененные свойства его народного духа, которые мы привыкли объединять в слове «народность», дала ему светлый идеал Царского Самодержавия, основанный на вечных началах нравственных, в противоположность идеалам других народов, полагающих в основу своей политической жизни начала юридические?.. Ужели наша святая вера Православная, ужели наша родная Церковь будут приравнены к общинам магометанским и языческим, не говорю уже о сектантских?.. Слава Богу, этот ужасный кошмар как будто немного рассеялся. Комиссия Г. Совета не нашла возможным регистрировать переход из христианства в язычество, магометанство и иудейство. Но это сущности дела не изменяет. Ведь те статьи закона, которые лишали некоторых прав и преимуществ отступников от христианства, отменяются, а следовательно, изменники вере ничего не теряют, покидая христианство; и государство признает их такими же правоспособными гражданами, какими они были до отступничества; мало того: отказываясь регистровать их измену христианству, государство оставляет за ними право именоваться христианами. Ведь вот к чему ведет законопроект, выработанный Комиссией Г. Совета! Недавно в моей епархии один крестьянин перешел в магометанство; я отлучил его от Церкви, а губернское правление не признало возможным зарегистровать такую измену христианству. Спрашивается: кем же он будет числиться по государственным законам: христианином или магометанином? Да и на что он Церкви, если уже ушел из Церкви? Но допустим, что речь идет не о простом мужичке, а о лице интеллигентном, притом совратившемся даже не в магометанство, а прямо в язычество (что грех таить? Как не льстит магометанство чувственности, все же наши интеллигенты едва ли соблазнятся им ведь как ни как, а Магомет все же признает личного Бога, – то ли дело буддизм! По его учению, ты сам частичка божества, стало быть, нечего бояться какого-то личного Бога), – я спрашиваю: будет ли такое лицо допущено на государственную службу? И в каком положении очутился бы он, считаясь по бумагам православным, а на деле будучи язычником? Ясно, что закон, рано или поздно, раз став на путь признания совершенной свободы перехода из одного исповедания в другое, вынужден будет логически признать и свободу перехода даже в язычество, другими словами: сделать то что откровенно сделала Г. Дума в своем законопроекте. Иначе, ведь, может случиться, что считающийся по бумагам православным, но тайно принявший язычество, поднимаясь постепенно по бюрократической лестнице, доберется и до места обер-прокурора в Святейшем Синоде. Вот к чему приведет в конце концов принцип вероисповедного безразличия, применяемый пока в пределах разных христианских исповеданий. А неизбежным последствием сего будет то, что закон лишится в глазах верующего православного народа того доверия, того благоговейного уважения, с каким совесть народная теперь относится к законам, согласованным с его православным миропониманием. А если народ перестанет уважать закон в силу требований своей совести, то будет ли он уважать ту власть, которая создала закон, противный его совести? Посему желательно ли, чтобы законодательная власть расходилась с народными верованиями, с народными идеалами? Нет ничего хуже, нет ничего опаснее для государства, как это хроническое взаимное недоверие между властью и народом, когда власть не понимает народных идеалов, а народ критикует власть. А избежать этого в данном случае возможно лишь при одном непременном условии: если законодатель твердо и открыто исповедует, что он признает единою истинною верой – ту веру, которою народ живет вот уже тысячу лет, что все остальные веры в глазах русского закона суть или заблуждения, или носят в себе в той или другой степени уклонения от единой святой истины Православия; что посему, относясь с христианской терпимостью ко всем признанным возможными исповеданиям, не исключая и язычества, законодательство православной страны не может терпеть никакой пропаганды иноверных или инославных среди православных, а равным образом, не может относиться с полным доверием и к отступникам от Православия, как к таким, которые изменили идеалам народной совести. Закон должен оградить полную свободу Православной Церкви в принятии или непринятии ею в свои недра без всяких ограничений. Если будут нужны эти ограничения, то пусть ведает это дело сама Церковь в лице ее высшей власти. Ведь по новому законопроекту, если я разрешу присоединить к Церкви юношу или девицу 15–18 лет без согласия какого-нибудь опекуна, то явлюсь преступником закона, и хотя закон не будет меня за то преследовать, но можно ли такое положение православного архиерея в православной еще, слава Богу, стране считать нормальным? С другой стороны, закон должен строго карать всякую пропаганду инославия и иноверия как вторжение в недра Церкви Православной, Верховным Защитником и Покровителем которой именуется Сам Государь по Основным Законам России, и решительно не допускать в среде православного населения никаких гастролирующих проповедников. А таковые уже появились. Ссылаясь на ложно ими толкуемую свободу совести, они бродят по селениям и городам, смущая простые души верующих и воображая, что Россия – страна языческая, которую они якобы призваны просвещать христианством. И нужно сказать правду: законопроект о свободе перехода из одного исповедания в другое дает им некоторое основание думать так. В самом деле: как смотрит этот законопроект на заветную святыню Русского народа – на Православную Церковь? Считает ли он Православие истиною? Или вслед за Пилатом повторяет исторический вопрос этого скептика: «Да что такое истина? Стоит ли говорить о ней?». В книге Деянии Апостольских рассказывается, как в одном городе иудеи обвиняли Апостола Павла в пропаганде якобы ложного учения пред анфипатом Галлионом, но этот гордый римлянин не стал и слушать их; произошли беспорядки, но ниедино радение бысть Галлиону о сих, замечает дееписатель. Не так же ли относится законопроект о свободе перехода из одного исповедания в другое к изменникам вере православной и пропагандистам инославия в среде православных? Государство как будто говорит: веруйте, как знаете: для меня все веры одинаковы, все веры одноценны!.. Но того ли ждет от государства искренно преданный своей вере православный Русский народ? Нет! Народ смотрит на власть как на благопопечительного отца и ждет от нее, что она не допустит в свою родную семью, в среду верующего по-православному народа, разных совратителей и соблазнителей. Пусть каждый из вас, гг. Члены Государственного Совета, представит себе на минуту, что в ваш дом явится какой-нибудь религиозный или политический пропагандист, чтобы обратить ваших детей в свою секту или недоброе сообщество: потерпите ли вы его? Наш в простоте сердца верующий народ ждет именно такого отношения со стороны закона ко всяким лжеучителям, ко всяким пропагандистам. И почему политических пропагандистов считают вредными, а к религиозным относятся, по меньшей мере, безразлично, а иногда и благоволительно? Если законодатель считает Православие истиною, то почему как будто не хочет и перстом двинуть, чтобы оградить детски-простой народ от заразы разных лжеучений? Пора нам стряхнуть с себя чары масонства – эти сладкие речи о свободе якобы совести, на самом же деле о свободе насилия православной совести со стороны натиска искусных лжемудрований! Если для регистрации перехода из одного исповедания в другое нужен особый закон, если недостаточно существующих постановлений, то необходимо в этом законе твердо подчеркнуть уважение законодателя к Православию как признаваемому Русским народом, единому истинному во всей его чистоте учению христианскому. Только тогда закон будет отвечать народному идеалу, только тогда он будет жизненен и не подорвет, а усилит любовь и уважение к законодателю. Надо, чтобы закон отвечал не либеральным космополитическим беспочвенным теориям, а самой жизни, духу жизни народа Русского. Не гасите же этого духа, дайте ему свободу, оградите эту свободу от всякого на нее покушения со стороны врагов веры, врагов Церкви, врагов Отечества! Я говорю о свободе правильного духовного преуспеяния, самобытного воспитания народного духа. А это преуспеяние возможно только тогда, когда закон не допустит вторгаться в жизнь народного духа чуждым ему началам неверия, когда в своих положениях закон ясно подчеркнет, что Православие он считает святою стихией народной русской жизни, что эту стихию закон ценит, свято охраняет и утрату ее считает гибельной для государства. И мне кажется, я не ошибусь, если скажу откровенно: то, что я думаю как православный архиерей относительно Православия, то думает каждый инославный относительно того исповедания, к коему он принадлежит. Пусть же инославные примут во внимание, что Православие именуется в наших Основных Законах «господствующим исповеданием», что его исповедуют, начиная от Самодержавнейшего Первенца матери-Церкви, до ста миллионов Русских людей, что уже поэтому совершенно естественно дать ему преимущество в Русском государстве и, следовательно, нельзя по совести осуждать нас за то, что требуем этого преимущества для родной Церкви: на нашем месте и они требовали бы того же для тех исповеданий, к коим принадлежат.

Вот те соображения, по которым я считаю как думский, так и выработанный нашею Комиссией законопроекты, неприемлемыми.

Кроме этого, пред заседанием был роздан всем членам Мой дневник из № 75-го «Троицкого Слова» под заглавием: «Пощадите народную душу! »