Глава 11. Речь Софаpa Мудрый человек может сказать многое в свое оправдание на суде людском, но пред всесильным словом бесконечно-премудрого Судия – Бога он безответен. Посему, утверждает Софар, чистоту своего сердца Иов должен засвидетельствовать пред Богом делами строгой справедливости; только тогда возвратит ему Господь здоровье, мир и честь

Ст. 1. Твердая, продолжительная и горячая защита Иовом своей праведной жизни и непорочной души пред мудрыми друзьями и всеведущим Богом вызвала обличительную речь Софара. Вероятно, младший из трех друзей, он, по обыкновению того времени, при сознании своей большей неопытности в обсуждении чрезвычайного положения страдальца Иова, не говорил прежде других и потом не решается сам определять достоинства его поведения. Он обращает мысль мудрого страдальца к премудрости Божественной, пред которой все понятия и суждения человека или ошибочны или несовершенны; так что суждения и даже мудрого человека о своей праведности, как не вполне основательные, всегда ошибочны и тем более, если он не согласен признать за собой совершенно никаких погрешностей.

Ст. 2–3. Глаголяй много, и противоуслышит. Кто в беседе с другими высказывает много своих суждений, тот легко может допустить много ошибок, может вызывать множество замечаний, увеличивать недоумения, возбуждать множество возражений и дает возможность обличать и обвинять себя. А усиливая спор, такая беседа может увеличивать и число собеседников. Подобно тому и продолжительная, многосодержательная беседа Иова дала возможность и Софару высказать несколько своих соображений против Иова, хотя он и не решился бы признать себя более опытным и разумным, чем этот муж, знаменитейший из сынов востока. Или многоречив (ὁ εὔλαλος) мнится (думает) быти праведен. Сильный разум человека, вооруженный множеством точных понятий, глубоких наблюдений, основываясь на долголетнем обширном опыте собственном и стороннем, сделавший слово прекрасным выражением мысли и чувства, может построить не одну красноречивую, убедительную и увлекательную речь в защиту своей преступной воли, особенно когда свидетелем её виновности может быть только собственная совесть виновного. Но такое оправдание человека еще не есть действительная праведность его. Наоборот, иногда, чем более человек говорит и выражает усилие защитить себя, тем подозрительнее кажется его невиновность. Благословен рожденный от жены малолетен. И малютка, не знающий всех движений сердца, порывов воли, незнакомый с опытом жизни, едва умеющий лепетать, но имеющий чистую, незлобивую душу, счастливее, нежели пожилой опытный муж, победоносно защищающий свое достоинство, но видимо караемый Провидением. И справедливо: быть не может, чтобы, живя много лет, человек был невинен, как дитя!

Ст. 4. Не глаголи бо, яко чист есмь делы, и безпорочен пред Ним (Богом). Самое усилие наказанного Богом доказать пред Ним совершенную безупречность своего поведения дает основание подозревать в нем чрезмерное пристрастие к себе, гордость в отношении к Богу, крайнюю ограниченность в представлении Его ведения и недоверие к Его правосудию (против слов Иова, гл. 10, ст. 7).

Ст. 5–6. Но како Господь возглаголет к тебе, и отверзет уста свои с тобою. На людском суде и виновный человек, но искусно пользующийся словом, необличаемый очевидцами его преступления, может иногда явиться оправданным, ибо ведение судей точно только до известной степени, и дознание их при показании свидетелей значительно ограничено. Не так – на суде Господа. Его обличения, хотя таинственные и для виновных непостижимые, однако верны, ибо основаны на Его всеведении. Он совершению прав, если карает и совершеннейшего из среды людей. Потом возвестит ти силу премудрости. Чтобы считать себя праведным и доказать свою праведность, человек должен знать всю премудрость Господа, должен быть уверена, в полном согласии своих убеждений и действий с требованиями правды Божией. Но премудрость Божия не вполне открыта человеку и непостижима для него во всей её силе. Виновен Иов или нет, достоин такого наказания или иного, для решения этого могут быть недостаточны сведения его судей – друзей, не сильны и обличительные речи их; но не такова сила премудрых обличений Господа. Яко сугуб (διπλοῦς) будет в сих, яже противу тебе. Сколько бы ни было высказано оправдательных речей со стороны Иова, Господь несравненно более может высказать против него обвинений – не только в том, что он делал, но и в том, чего он не исполнил, хотя должен был совершить. И тогда уразумевши, яко достойная тебе сбышася от Господа, ими же. согрешил еси. При сознании всей высоты своего нравственного долга и многочисленных требований правды Божией, всякий должен признать, что он достоин именно тех, а не других бедствий. Так <…> слов Иова, гл. 6, ст. 2 –

Ст. 7. Или след Господень обрящеши. В обыкновенной общественной жизни человек, желая освободиться от разных неприятностей со стороны своих врагов, восстановить свои права и возвратить себе свободу и благополучие, может проследить все свои и чужие действия, их условия основания и цели, раскрыть насильственные требования ближних, указать основу своих и чужих действии в принятых обычаях, наконец, полно разъяснить свой образ мыслей и действий по точному пониманию требований обязательного для всех закона. Но в отношении действий Божиих он не может произвести такого дознания, ибо не может знать, чем обусловливалось то или другое действие воли Божией, какими путями и куда ведет его Провидение. Или в последняя достигл еси, яже сотвори Вседержитель Премудрость Божия открыта в мироздании, человек созерцает ее, соображает о цели своего бытия и назначении своей деятельности; однако он не знает всех причин и последствий того, что с ним бывает, не может безошибочно судить о значении особенно чрезвычайных событий в своей жизни, не знает в каком отношении его жизнь есть и должна быть к воле Провидения, а потому не может утверждать, что он несправедливо подвергся бедствиям.

Ст. 8. Высоко небо, и что сотвориши. Получивший бытие на земле и обитающий на ней кратковременно, человек может знать только то, что подлежит его не глубоко-проницательному взору и доступно необширному наблюдению: для него недосягаемо небо – вечная область света, невидим престол Творца – Вседержителя, непостижимы Его совершенства и данные Им непреложные законы вселенной во всей её необъятной полноте. Глубочае же сущих во аде что веси. На сколько недоступно для человека царство света в его беспредельной высоте, настолько же недоступно и царство мрака – ад или преисподняя и вся та бездна, над которой стоит здание вселенной. Большее, что доступно взору человека под поверхностью земли, это – дно глубочайших пещер и водоемов, а за ним – уже неизвестная область подземелья... Поэ<…>ку естественно не знать высоты целей и глубины оснований в действиях премудрой, но сокровенной волн своего Творца, Возвышая взор свой к недосягаемым высотам отдаленного неба или переносясь воображением в зияющие бездны преисподней, человек должен сознавать все свое бессилие в противлении мысли и воле Создателя всего из ничего. Так и премудрый Иов, сознающий, что даже самая жизнь человека дается, сохраняется и прекращается Богом (гл. 10, ст. 8, 12 и 21, 22).

Ст. 9. Не должае ли меры земныя (ἣ μακρότερα μέτρων γῆς ’επίστασαι), или широты морския (т. е. твое знание). Наблюдение и знание человека ограничено и бессильно не только в пространствах неба и ада, но и на поверхности земли и моря. С давних времен человек был знаком с более или менее обширным пространством земной поверхности, знал более или менее отдаленные пределы морей; однако он не знал, как поддерживает свое существование мир бесконечно разнообразных растений и животных, как размножается и живет царство неисчислимых существ, населяющих необъятные глубины морей. Все это обнимает только мысль премудрого Промыслителя (против Иова его же убеждение, 9, 1–16).

Ст. 10. Аще же превратит вся, кто речет ему: что сотворил еси. Если человек не знает всех оснований, законов и целей всеобщего и своего личного бытия, то он не может судить и основательно доказывать, справедливо поступает Господь в отношении к своему рабу или нет, если лишает его земного благополучия, разрушает дом, губит семейство и уничтожает здоровье. Он создал человека по своим непостижимым намерениям, Он же имеет право опять обратить его в ничто (ср. гл. 10, ст. 9).

Ст. 11. Той бо (Господь) весть дела беззаконных. Человек тем менее может доказать свою праведность пред Богом, что многое в прошедшем естественно забывает, а в настоящем не замечает и в будущем не предвидит всех различных следствий своих действий, вообще никогда вполне не сознает, кому и как и сколько он делает неприятностей. Только Господь, положивший законы и цели всякой жизни на небе и во аде, вполне знает все, даже сокровенные во глубине сердца, основы действий преступников Его святой воли. Видев же нелепая (ἄτοπον), не презрит. Смешивая естественное с нравственным, обыкновенное с законным, человек не редко допускает мысли и действия, несовместные с его возвышенно-благородной природой: не имея полных, прямых и точных указаний, обличающих его поведение и руководящих его совестью, он в заблуждении может признать себя праведным. Но Господь, хранящий строгую правду в определении достоинств Им созданных существ, ревностно следит за чистотой совести человека, безошибочно видит все основы его действий и, по мере уклонения его воли от своего высокого назначения, посылает ему вразумляющие бедствия и лишения, как внешнее свидетельство умаления его нравственных сил и достоинств (против слов Иова, гл. 9, ст. 22–24).

Cт. 12. Человек же инако обилует словесы (нежели Бог). Господь знает все и вполне, может всегда представить обильные доказательства виновности человека; а виновный против него безответен, не найдет даже и слов в свое оправдание (против Иова его же мысль, гл. 9, ст. 2–4, 19–20, 28 и 32). Человек не может быть безошибочен в суждении о своей жизни, так как он часто затрудняется раскрыть и доказать характер и значение даже одного только обыкновенного поступка. Как человек, мог ошибаться и мудрый Иов. Земный же (βροτὸς) рожденный от жены равен ослу пустынному. Для человека попятно, какое великое различие между ним и диким ослом. Но еще большее различие между человеком и его Творцом в знании и соблюдении разнообразных требований нравственного долга: человеком всегда более или менее управляют пристрастное самолюбие, обманчивая мечта и ошибочное своеволие, затмевающее сознание и тех немногих нравственных истин, какие доступны ему по природе. Поэтому и мудрый Иов, как человек, не должен надеяться на совершенное знание правды Божией и своей праведности (против слов: гл. 9, ст. 35 и 10, 1–2. Ср. гл. 6, ст. 5).

Ст. 13–14. Верные и непременные условия оправдания и спасения человека, это чистота помыслов в молитве, чистота чувств при обстоятельствах деятельности и чистота воли в образе жизни. Иов свидетельствовал пред друзьями, что он всегда хранил чистоту души в отношении к Богу. Вероятно и Софар не осмеливается отрицать такого уверения своего друга, этой тайны его совести; по его мнению, Иов скорее мог нарушить свой долг в отношении своих ближних, незаметно для себя и для других, но небезведомо для Бога. По этому Софар дает Иову такой совет: неправда же в жилищи (ἐν διαὶτῃ) твоем да не вселится, если ты хранишь в чистоте свое сердце и благоговейно молишься Богу, то тебе остается еще одно, последнее, но также необходимое и верное средство для спасения – устранить всякое беззаконие в твоей деятельности и всякую неправду в твоем не только общественном, но и домашнем поведении, так чтобы ни в окружающей обстановке, пи в средствах к жизни, ни в предметах занятий и развлечений не было признаков гордого самоволия и насильственного самолюбия.

Ст. 15. Тако бо ти возсияет лице, яко же вода чиста. Теперь лицо Иова изуродовано, как бы изъязвлено невидимыми ядовитыми стрелами, горькие слезы из помутившихся очей его льются неудержимо, глава его – бездонный источник горя. Но пусть слезы покаяния омоют сердце, и чистота его непременно отразится в ясном взоре лица, как отражаются в чистой воде потока небесные светила. Совлечешися же скверны (ρύπον). Теперь гнойное и разлагающееся тело Иова, как грязная одежда, изъеденная молью, служит убогим покровом его скорбного и смущенного духа. Но пусть будет дух его прав, он немедленно сбросит с себя покров лютой проказы и облечется в светлую ризу здорового тела. И не убоишися. Настоящая жизнь Иова – лютая казнь, неизменное чувство его – неотступный страх смерти без милости Божией... Но пусть удалится всякая неправда, исчезнет и страх (в ответ на слова Иова, гл. 7, ст. 5 и 14).

Ст. 16. И труда (своего) забудеши, якоже волны мимошедшия. Тяжка бывает ноша верблюда и вола, тяжел труд раба, велика скорбь узника. Но еще изнурительнее придания праведника, удрученного самою лютою болезнью, самыми великими лишениями и постоянным предсмертным страхом: смерть в проклятии, тление заживо, гибель потомства, позор в своем городе и отечестве, бесславие в чужих странах-· вот ноша Иова! Бедствия и призраки предсмертного страха, сокрушают остаток его сил, как ярые волны бурного потока ломают ветви виноградной лозы. Но пусть он будет неизменно верен правде, он снова будет наслаждаться невозмутимым спокойствием. И не устрашишися. Болезненное возбуждение расстроенного воображения постоянно держит Иова в состоянии испуга: каждое новое ощущение боли представляется ему решительным смертельным ударом. Но пусть будет покойна его совесть, не будет и боязни пред грозной судьбой.

Ст. 17. Молитва же твоя (будет), аки денница (ἑωσφόρος). При болезни телесной и скорби душевной страдалец Иов проводит бессонные ночи, и каждое утро, едва показывается свет, он возводит к небу свои слёзные очи; но в его взоре тускло светится пламя благоговейной молитвы, как утренний свет едва брезжит сквозь холодный туман наводненной долины. Но если страдалец удалит от себя всякую неправду, пламенное чувство радостной надежды скоро рассеет его грусть, осушит слезы и заблестит во взоре как утренняя звезда на безоблачном небосклоне. И паче полудне возсияет ти жизнь (εκ δε μεσημβρίας ἀνατελεῖ σοι ζωὴ). Мрачная холодная полночь – время мертвой тишины, таинственного страха и глубоких дум, вот образ настоящей несчастной жизни страдальца Иова. Но эта ночь его сменится днем счастья; и этот день наступит не постепенно, с утра, он настанет вдруг во всем блеске, как бы с полудни. Свет солнца открывает человеку беспредельную даль и высь мира, роскошное убранство предметов природы и цветущую жизнь переполняющих ее существ. Полдень в природе, это – картина жизни во всех её силах, со всеми её благами, это – лучший образ будущей жизни страдальца – праведника.

Ст. 18. Уповая же будеши, яко будет ти надежда. Теперь Иов, лишившись детей, оставленный женою, не чтимый рабами, оставленный и собственными силами, не смеющий признать над собой покровительство милосердия Божия, близок к отчаянию... Но, как скоро он оставит всякую неправду, в нем создастся твердое убеждение, что Господь его защита, верная и постоянная более, чем всякая другая. От туги же (стеснения) и попечения явится ти мир. Теперь Иову нет покоя ни на одно мгновение: ощущения телесной боли волнуют душу, и на оборот душевное волнение усиливает телесное страдание, знойный день усиливает мучительное гниение ран и сменяется бессонною ночью. Но пусть удалится всякая неправда, тогда явится спокойствие телесное и душевное (ср. 10, ст. 1 и 16).

Ст. 19–20. Упокоишися бо, и не будет боряй тя. Теперь жизнь страдальца Иова – борьба и словом, и чувством, и делом, всем существом своим – против врагов, постоянно нападающих видимо или невидимо. Но пусть будет побеждена и погибнет неправда – главный вождь всех врагов человека, наводящие все бедствия и скорби, тогда явится мир жизни, и не раздастся уже слово скорбного ропота на Провидение. Господь не будет представляться врагом (ὁ πολεμάν; человека. Пременяющийся же мнози имут просити (δεηθήσονται) тя. Не только не будет нападений ни с какой стороны, напротив, многие, изменнически оставившие своего друга, владыку и благодетеля, прежде верные, братья, знакомые и рабы, увидят милость Божию в спасении оставленного ими и слова станут просить его крова, заступления и руководства, Спасение же оставит их. А те средства самосохранения, из-за которых они поступили так вероломно, изменнически, не послужат им ко спасению. Они, видя разрушение имущества, погибель семейства и быстро приближающуюся смерть своего повелителя, надеялись найти приют и счастье в доме новых богатых хозяев. Но они погибнут за неправду, а прежний благодетель их, оставленный ими, спасется за свое незлобие. Очи же нечестивых истают (τακήσονταί). Изменники своему долгу, они безжалостно и бесчестно оставили своего благодетеля и владыку, когда он уже не мог им служить своими силами и средствами, и тем показали, что нет в них страха Божия и чистой совести – единственно верной основы всех истинных радостей. За то они горькими слезами будут оплакивать свое вероломство, и никто не отрет их слез сострадательным участием.