Глава II. Развитие церковного устройства от IV в. до разделения церквей восточной и западной

Епископская церковная община (παροίκια, parochia)109 постепенно покрылась сетью приходов, парохий в тесном и собственном (нынешнем) смысле слова. Образование приходов шло двумя путями: во-первых, путем низведения хорепископов на степень приходских священников, подчиненных епископу городскому, и, во-вторых, путем превращения отдельных богослужебных пунктов, с временно назначавшимися в них членами епископского духовенства, в приходские церкви с приуроченным к ним приходским духовенством. Институт хорепископов для многих соборов, начиная с IV в., послужил предметом ограничительных определений, в основании которых лежала тенденция сосредоточить около городского епископа, как около центра, возможно больший географический район, в видах большого единства в управлении церковном, тем более что политическая организация римской империи, с которой вообще при христианских императорах стала сообразоваться церковная организация, не знала каких-либо самостоятельных, независимых от городов сельских административных округов110. Так собор неокесарийский111 говорит, что хорепскопы поставлены во образ 70 апостолов, а не 12-ти, как епископы. Собор анкирский112 запрещает хорепископам поставлять пресвитеров и дьяконов. Как собор местный, анкирский собор не мог предписать обязательных для всей церкви правил. Поэтому в 10-м правиле позднее состоявшегося (в 311 г.) антиохийского собора хорепископу, как получившему епископское рукоположение, предоставляется поставлять чтецов, заклинателей и иподьяконов, а с дозволения городского епископа – даже дьяконов и пресвитеров. Еще позднее сардикский собор 843 г. запретил на будущее время поставлять епископа в какое-либо село или в малый город, а лаодикийский (между 343 и 381 гг.) определил вместо хорепископов ставить периодевтов, т. е. странствующих с целью наблюдения визитаторов, поставленным же раньше хорепископам ничего не делать без воли епископа городского113. Однако и запретительные каноны, не могли положить конца существованию хорепископов. В послании Василия Великого к хорепископам114 последние упрекаются в том, что они совсем «отвергли епископа и, не восхотев даже извещать его, всю власть заключили в самих себе». Даже и в позднейшее время могут быть наблюдаемы следы института хорепископов115. Напротив, на западе существование этого института не подтверждается историческими свидетельствами, хотя и там встречались отступления от общего правила о совпадении епископской церкви с civitas, например, в одном городском округе могли заключаться два епископских округа, и кафедра епископская могла находиться не в городе116. Только уже в VIII в. явились хорепископы в франкском государстве, и притом, как институт, отличный от восточного: имея епископский сан, западные хорепископы не были должностными церковными органами для определенной общины или для определенного округа, но действовали как помощники и представители главных епископов в священнодействии и в управлении то в одной, то в другой местности епископского округа. Таким образом, на западе образование парохий в епископском округе (dioecesis) совершилось исключительно последним из вышеуказанных путей, т. е. превращением богослужебных пунктов (stationes) в приходские церкви, устраивавшиеся в селениях, а также в имениях крупных землевладельцев, позднее и в городах. Что первоначально духовные лица, состоявшие при богослужебных пунктах, не были тем, чем впоследствии стали приходские священники, доказывается тем, что руководство таким пунктом могло быть поручено дьякону117. Образование приходов в городах вообще, как на востоке, так и на западе, принадлежит более позднему времени, чем образование сельских приходов, причем на востоке то и другое произошло раньше, чем на западе. На востоке ко времени халкидонского собора 451 г.118 сельские приходы уже существовали. На западе даже в VI в. встречаются еще следы приурочения сельского духовенства к епископской церкви и не установившейся еще связи его с приходскими церквами119. В городах западной Европы приходское деление состоялось не раньше X или XI века.

В численно возросшей и пространственно расширившейся, благодаря образованию приходов и массовому обращению в христианство римского населения, епископской церковной общине епископ представлял собой как бы монархическую власть в делах церковной дисциплины в обширном смысле, т. е. во всех отношениях и проявлениях церковной жизни. Таковое положение епископа вытекало уже из церковных воззрений предшествующего времени касательно церковного значения епископской должности. Оно скреплено было, кроме того, тем мужеством и самопожертвованием, которые обнаружены были епископами во время гонений, непосредственно предшествовавших эпохе Константина Великого и систематически направлявшихся на руководителей и выдающихся представителей христианских общин, в особенности на епископов. Как на высших представителей христианства взглянул на них и Константин Великий, сообщая свою санкцию и придавая печать римского публичного права признанной им христианской общественной организации, путем наделения епископов политическими правами и привилегиями, благодаря которым они стали в ряду римских магистратов, как своеобразная магистратура христианской империи. В свою очередь высокое политическое положение епископов, резко отличавшее их от всех других духовных лиц, не могло не повлиять на характер церковной епископской власти. Хотя некоторые отцы церкви121, припоминая древнецерковную организацию, выражались иногда, что между епископом и пресвитером нет почти никакой разницы, за тем лишь исключением, что епископ имеет право рукоположения на духовные должности, которое пресвитерами не принадлежит; но в действительности между епископом и пресвитером не было почти ничего общего, кроме права на совершение богослужебных действий вообще и литургии в особенности122. Епископ определял и посвящал духовных лиц на подведомственные ему церковные должности, производили дисциплинарный суд, управляли церковным имуществом, а с учреждением постоянных вспомогательных должностей давали поручение и согласие на совершение актов администрации и дисциплинарного суда, так что вообще «без воли епископа пресвитеры ничего не могли творить'123. На западе расстояние между епископскими и пресвитерскими саном обозначалось еще более резко, чем на востоке. Епископ пользовался правом совершения миропомазания, освящения алтарей, благословения публично кающихся и обратного принятия их в церковь (примирения); епископом совершалось торжественное облачение в священную одежду дающих обет дев и вдов124. При распадении государственного порядка в западной Европе в эпоху переселения народов и разрушения западной римской империи, епископы оказались и самыми крупными землевладельцами, и самым прочным публичным институтом, благодаря чему в германских государствах, образовавшихся на развалинах западной римской империи, они составили могущественную аристократию духовных баронов и феодалов. С V века епископы стали называть себя: «Божией милостью», «Божиим милосердием», «десницей Божией», «знамением Христовым», «милостию Божией и повелением императорским», и т. п.125, не делая себе из подобных выражений специфического титула126.

Пресвитериум, как совокупность пресвитеров, состоящих при епископской церкви, называвшийся некоторыми писателями сенатом церковным128, был совещательной коллегией, которая могла подавать свое мнение по делам церковного управления. Впрочем, в одном из сохранившихся древнецерковных памятников, в так называемых Statuta ecclesiae antiquae129 роль пресвитериума по отношению к епископу представляется в таком виде, что епископ советуется с ним о принятии новых клириков, и что епископ должен исследовать и решать дела в присутствии пресвитеров, для того чтобы решение его могло получить действительную силу, так что, следовательно, решения епископские, состоявшиеся без ведома пресвитеров, были недействительны. Так как этот памятник есть частная работа, сборник частного лица, составившийся из канонов африканских и других, между прочим, и канонов восточных соборов130, то трудно судить, насколько этот памятник, как частная работа, отразили на себе личные воззрения и желания составителя и на сколько они соответствовал действительно существовавшему порядку вещей. Но, в виду западной практики, засвидетельствованной в письмах св. Киприана карфагенского, который всегда держался правила ничего не делать без совета пресвитеров и без согласия народа131, а также в виду того положения, которое позднее заняли в системе западно-католических церковных институтов кафедральный капитул, следует допустить, что, по крайней мере, на западе роль пресвитериума относительно епископа соответствовала той, какая изображается в Statuta ecclesiae antiquae. На западе в разных христианских странах были сделаны попытки132 установления общежития для епископского духовенства на подобие монашеского. Общежитие, образовавшееся из епископского духовенства при епископском доме, должно было состоять под действием особого устава, из которого одна глава (caput или capitulum) должна была прочитываться ежедневно вслух, откуда и самое общежитие получило название капитула. Отдельные члены епископского духовенства, жизнь которых должна была регулироваться правилами (canones) устава, на подобие монашеского, стали называться канониками (canonici)133. Однако общежитие в западных кафедральных капитулах не удержалось.

Отдельные отрасли церковного управления епископ поручал отдельным членам из своего духовенства, как своим помощникам, причем чаще возлагал епархиальные должности на дьяконов, чем на пресвитеров, следуя традиционной церковной практике предшествующих веков. Отсюда объясняются, что первым должностным лицом при епископе сделался не первый из пресвитеров, а первый из дьяконов, архидьякон, как равно объясняется и та заносчивость дьяконов, против которой направлялись каноны восточные и западные, воспрещавшие дьяконам присвоение непринадлежащих им богослужебных функций134. Располагая значительным влиянием в области администрации и дисциплинарного суда, дьяконы желали оттеснить пресвитеров на задний план и в области богослужебной. Для архидьякона промоция в пресвитеры рассматривалась не только как понижение, но как низложение с должности135. Архидьякон следил за тем, чтобы не поступали в клир лица, которым государственными законами воспрещено принятие духовного сана, напр. куриалы и официалы. Он вел надзор за клириками, имел попечение о призрении бедных, вдов, сирот, странствующих чужестранцев, и держал дисциплинарный суд от имени епископа, даже отлучал от церкви136. На востоке в VI в. административно-судебная должность архидьякона превратилась в почетный ранг первого дьякона при отправлении епископского богослужения, функции же его административно-судебные перешли к другим должностным лицам. Администрация по делам призрения и благотворительности была поручена специальным институтам (орфаногрофии, птохотрофии, геронтокомии, брефотрофии, нозокомии, ксенодохии) и поставленным во главе их должностным лицам, большей частью дьяконам. Остальные функции, и в особенности дисциплинарный суд, перешли к хартофилаксу. Напротив, на западе должность архидьякона, как главного помощника и представителя епископа в делах управления, задержалась и получила дальнейшее развитие, так как в VIII в. уже могут быть наблюдаемы следы позднейшего деления епископских диэцезов на несколько архидьяконатов или архидьяконских округов. Для заведования церковным хозяйством халкидонский собор и позднее император Юстиниан определили быть при каждой епископской церкви эконому137. В Константинополе было несколько экономов, во главе которых стоял великий эконом. Для хранения церковной утвари и для выдачи разных принадлежностей богослужения по мере надобности, а также для наблюдения за порядком при отправлении богослужения был поставлен скевофилакс или ризничий. Для заведования мужскими и женскими монастырями назначались сакелларий и сакеллий, а защита имущественных интересов церковных институтов с ведением судных дел по хозяйству церковных учреждений в светских судах поручена была екдикам или адвокатам138, главою которых в Константинополе состоял протекдик. При восточных епископах, особенно при константинопольском, образовался, кроме вышеозначенных, целый ряд других должностей меньшего значения, составлявших несколько пентад, т. е. пятериц, всего до 9 пентад, следовательно, до 45 различных должностей. Великий эконом, хартофилакс, скевофилакс, сакелларий и сакеллий, с причислением к ним протекдика, носившие дьяконский сан139, а не пресвитерской, составляли первую и важнейшую пятерицу, которая собственно и имела значение для церковного управления, тогда как должности остальных пятериц имели только богослужебное значение. На западе при епископах отдельные члены пресвитериума или капитула, на которых возлагались специальные должности, кроме упомянутой должности архидьякона, носили названия: «primicerius» (руководитель богослужения, совершаемого клириками, и вместе наблюдатель за их поведением и учением в епископской школе), «custos» или «sacrista» (ризничий) и др. Должность архипресвитера, на востоке означавшая первого из пресвитеров, заменявшего собой епископа в отправлении богослужения в епископской церкви, на западе означала самостоятельного приходского священника, имеющего право совершать крещение и другие, необходимые для прихожан богослужебные акты, вследствие чего церкви их называемы были крещальными (ecclesiae baptismales). От таких самостоятельных приходских священников отличались те духовные лица, которые состояли при молитвенных домах (oratorai) и в домашних церквах землевладельцев (capellae). Над этими духовными лицами архипресвитеры осуществляли право надзора, так что сделались центром для небольшого района: из них впоследствии образовались сельские деканы (decani rurales).

В IV в. подверглось существенным ограничениям участие мирян в делах церковных, как потому, что иерархическая организация церкви, получившая публичное признание со стороны христианских императоров, выступила более резко, чем прежде, так и потому, что, с обращением массы римского населения в христианство, в громадных христианских общинах, совпадавших с территориями городских округов, уже не стало той простоты первобытных отношений, при которой все плены общины могли принимать непосредственное участие в делах церковных. Удержавшееся за мирянами право участия в делах церковных проявлялось отчасти в обсуждении вопросов религиозных вне соборов, насколько самые соборы, устанавливавшие тот или другой догмат, нуждались в общецерковном их признании, отчасти в большем или меньшем влиянии на замещение церковных должностей. Участие в обсуждении вопросов религиозных не было регулировано какими-либо определенными нормами и обнаруживалось всего чаще в общественных волнениях и партийных столкновениях, тем более интенсивных, чем исключительнее дух времени периода вселенских соборов направлялся на разработку отвлеченных вопросов христианской догматики. Влияние мирского элемента на замещение церковных должностей было напротив регулировано. Во-первых, мирянам предоставлялось участие в выборе епископа на вакантную епископскую кафедру. Первый вселенский собор, устанавливая правило141 о выборах епископских, предполагает, как существующий, и молчаливо допускает сложившийся к началу IV столетия порядок замещения епископской кафедры, засвидетельствованный апостольскими постановлениями. Хотя в никейском каноне ничего не говорится об участии общины или мирян в епископских выборах, однако его нельзя истолковывать так, как толковали позднейшие соборы и канонисты142, – в смысле совершенного исключения мирян от выборов. Уже позднее лаодикийский собор143 совершенно воспретил сборищу народа избирать имеющих произвестись во священство. Но и это запрещение было, во-первых, запрещением собора не общего, а местного, и, во-вторых, оно направлялось собственно против беспорядочного выбора толпы, а не против участия мирян вообще. При понимании 4-го канона I никейского собора в том смысле, какой усвояется этому канону ΙΙ-м никейским собором 787 г. и канонистом Вальсамоном, было бы невозможно объяснить, почему в действительности, несмотря на запрещение собора, пользовавшегося величайшим почтением и на востоке, и на западе, в выборах епископских участвовали миряне. В 16-м заседании собора халкидонского 451 г. императорские коммиссары заявили, что, по действующему праву, митрополиты диоцезов Азии, Понта и Фракии избираются клиром и почетнейшими лицами города, с согласия всех или большинства епископов провинции144. Император Юстиниан в одном из ранних своих законов145 постановил, чтобы, в случае вакантности епископской кафедры, жителями города произведен был выбор трех кандидатов, а в позднейших законах требовал, чтобы кандидаты были избираемы клириками и знатнейшими лицами города146. На западе епископские выборы производились духовенством и населением городов, и, несмотря на злоупотребления и беспорядки, с которыми они были сопряжены147, этот порядок держался до XI столетия148. В отношении к подчиненными епископу должностям пресвитеров, дьяконов и проч., миряне участвовали в замещении их лишь в той мере, поскольку каждому предоставлялось право перед посвящением и при самом посвящении не допустить такового предъявлением обвинения против кандидата в преступлениях и пороках, в каковом случае посвящающий, под страхом дисциплинарной ответственности, должен был приостановиться посвящением до исследования дела149. Однако ктиторам, основателям или учредителям церквей и богоугодных заведений, законодательством императора Юстиниана предоставлены были большие права в отношении к замещению церковных должностей при основанных ими институтах, чем другим мирянам, именно наречение (nominatio) кандидатов и наблюдение за имущественной администрацией150. Юстинианово законодательство о ктиторах для западно-католического церковного права послужило исходными пунктом в выработке института патроната.

Первый вселенский собор 325 г. засвидетельствовал существование в церкви провинциальных соборов и митрополитов, как развитых уже институтов. В 4-м каноне никейского собора выражено общее правило, что каждая государственная провинция образует собой церковную провинцию или епархию. Епископы городов, обнимавшихся пределами римской провинции, составляли из себя единое целое, корпорацию, провинциальный собор. Эта корпорация не имела себе подобных, по силе и значению, в строе римской империи, которая, после падения городских курий, не имела ни одной сколько-нибудь солидной и влиятельной коллегии, посредствующей между отдельным гражданином и государством. В четвертом столетии, когда еще не сформировались окончательно патриархаты, как высшая ступень церковного устройства, и когда еще христианские императоры на востоке, а римские епископы с франскими королями – меровингами на западе не успели централизовать важнейшие церковные дела в собственных, своих руках, значение провинциальных соборов было в особенности важно. На провинциальных соборах устанавливались нормы церковно-юридического порядка, церковная обязательность которых в пределах провинции не условливалась утверждением какой-либо высшей власти. Провинциальные соборы решали вопросы о таких важных административных мероприятиях, как учреждение новой епископской кафедры152, перемещение епископа с одной кафедры на другую153. Епископы же провинции, собравшиеся на собор в место осиротевшей епископской кафедры, давали свое согласие и принимали руководящее участие в деле избрания местным клиром и местной общиной нового епископа154. Провинциальный собор составлял судебную инстанцию, высшую над епископами и служат коррективом злоупотреблений со стороны епископов, тем более возможных, чем влиятельнее было положение епископов. Эта последняя сторона института провинциальных соборов всего более имелась в виду I всел. собором при установлении им того правила, что регулярно два раза в год должен составляться провинциальный собор155. Требование двукратного в год составления провинциальных соборов повторялось нередко и в других, позднейших, канонах156. Император Юстиниан, в виду того, что требования канонические пришли в забвение, определил, чтобы по крайней мере однажды в год, епископы провинции собирались на собор157, и это юстиниановское определение повторено было потом трулльским собором 692 г. и VII-м вселенским158. В пределах провинции, епископы которой образовали из себя одно целое, епископ главного города провинции, или епископ митрополии, митрополит159 получил некоторые особые права, возвышавшие его над положением обыкновенных епископов: 1) право созывать провинциальный собор, 2) право председательствовать на соборе и руководить им, 3) право утверждать и посвящать одного из выбранных клиром и общиной, впоследствии клиром и значительнейшими лицами города, кандидатов на вакантную епископскую кафедру160, 4) право, вместе с епископами провинции или единолично, давать разрешение и письменный вид на путешествие в столицу тем из епископов, которые пожелала бы иметь личное объяснение с императором по делам церковным161. В канонах западных соборов упоминается еще право митрополита вести надзор за всеми епископскими церквами и осуществлять этот надзор посредством визитации, т.е. личного посещения и обозрения епископских церквей162.

Уже в 6 каноне I всел. собора говорится164 о таких епископах, власть которых должна была признаваться в пределах более обширного, сравнительно с провинцией, территориального округа, обнимавшего несколько провинций. Собор говорит о власти, которая должна принадлежать, по древнему обычаю, епископу александрийскому над Египтом, Ливией и Пентаполем (следовательно, над многими провинциями) и ссылается на аналогический пример епископа римского, которому обычна таковая же власть над многими провинциями165. В каноне упоминается еще об антиохийском епископе и о некоторых других, которые равным образом имеют преимущество перед остальными. При объяснении смысла этого канона следует иметь в виду административное деление римской империи. Константин Великий, сделавшись единовластителем, до известной степени удержал диоклециановский раздел римской империи между двумя Августами и двумя Цезарями, разделив империю на четыре префектуры166, управляемые через praefecti praetorio. Префектуры делились на диэцезы (dioeceses), в главных городах которых резидировали викарии, диоцезы делились на провинции, обнимавшие несколько городских округов и управлявшиеся провинциальными наместниками (rectores s. praesides provinciarum). Естественно, что как провинциальное деление отразилось на церковной организации, так и политическое объединение провинций в диэцезы послужило образцом для дальнейшей централизации церковных митрополий. По крайней мере, восточная префектура (Oriens в обширном смысле), образовавшая из себя восточную империю, служит ясным доказательством указанного соответствия между церковной и политической организацией. Восточная префектура распадалась на пять диэцезов: 1) восток (Oriens в тесном смысле, куда входили Сирия, Палестина, Месопотамия) с главным городом диоцеза Антиохией, 2) Египет с Ливией и проч. с главным городом Александрией, 3) Азия (малая Азия) с главным городом Ефесом, 4) Понт (Каппадокия, Галатия, Армения и др.) с главным городом Кесарией и 5) Фракия (Скифия) с главным городом Ираклеей. Хотя ко времени никейского собора египетский диэцез не выделился еще из восточного или сирийского диэцеза в самостоятельную часть восточной префектуры; но уже и раньше приобретения административной самостоятельности, (что произошло между 365 и 386 годами167), Египет, в объеме позднейшего диэцеза, составлял особое целое, так что уже и в 325 г. епископ александрийский имел церковную власть над епископами всех провинций в территориальных границах позднейшего египетского диоцеза. Антиохийский епископ, о котором упоминается в 6 кан. I всел. соб., также имел церковную власть в провинциях позднейшего восточного в тесном смысле диэцеза, так как существование около половины IV в. митрополитов, подчиненных антиохийскому епископу, удостоверяется несомненными историческими свидетельствами168. Под другими епископами, о которых глухо говорится в 6 никейском каноне, как о лицах, обладающих подобными же преимуществами, которые признаются за александрийским и антиохийским епископами, нельзя понимать кого-либо другого, кроме епископов главных городов трех остальных восточных диэцезов: Ефеса, Кесарии и Ираклеи, которые позднее, в 3 правиле II вселен. соб. 381 г. действительно и перечисляются, как высшие епископы восточной империи169. Что касается наконец римского епископа, власть которого в 6 кан. I вселен. соб. представляется как предмет сравнения для власти александрийского епископа, то, несмотря на усилия многих католических ученых усмотреть в этом каноне указание на какие-либо высшие права римского епископа по отношению к целой церкви христианской, в каноне можно находить только указание на власть, равносильную власти александрийского епископа. В 6-м никейском каноне нет речи о каких-либо правах римского епископа не только над диоцезами восточной префектуры, но и над тремя западными префектурами, а только и исключительно имеется в виду власть его над 17-ю провинциями Италии170. Епископы главных городов пяти восточных диоцезов, называвшиеся экзархами171, архиепископами, или просто епископами, со времени IV всел. собора 451 г. стали называться патриархами, причем, однако, трое из них не удержались в прежнем положении, напротив высшее положение заняли два других епископа: иерусалимский и константинопольский. В пользу первого из них состоялся 7-й канон I всел. собора, в силу которого епископ Элии¹⁷² изъят из подчинения митрополиту своей провинции¹⁷³. А на одном из заседаний халкидонского собора¹⁷⁴, хотя и без постановления специального канона по этому предмету, было решено приравнять иерусалимского епископа к александрийскому и антиохийскому. В пользу второго II-й вселенский собор 381 г. постановил¹⁷⁵, что константинопольский епископ, по преимуществам чести, должен следовать за римским епископом, потому что город его есть новый Рим. Так как политическая организация римской империи не могла оставаться без влияния на церковную, то епископ вновь основанной Константином Великим столицы не мог оставаться заурядным епископом, не мог быть в подчинении у епископа Ираклеи, главного города фракийского диэцеза, которому он должен бы был подчиняться по смыслу канонов I всел. собора. Сближая ранг епископа новой столицы с рангом епископа старой столицы и тем самым освобождая первого от подчинения экзарху ираклейскому, II всел. собор подчинил самому константинопольскому епископу, вместо ираклейского, фракийский диэцез¹⁷⁶. Но в действительности влияние, авторитет и власть епископа столицы шли далее пределов фракийского диэцеза, простираясь на Малую Азию и Понт¹⁷⁷. Халкидонский собор 451 года санкционировал высшую власть епископа константинопольского в трех диэцезах: Фракии, Азии и Понте, экзархи которых потеряли свой прежний ранг, приравнивавший их к епископам александрийскому и антиохийскому и поступали под власть епископа константинопольского. Последний, вместе с александрийским и антиохийским, а также иерусалимский, который, как сказано, на халкидонском же соборе поставлен в ряд высших епископов на востоке, стали называться патриархами и округи их патриархатами. – Патриархат, как одно юридическое целое, имел свое представительство в соборе епископов территориального округа, подчиненного патриарху, и в патриархе, как высшем духовно-иерархическом лице этого округа. Собор патриархата был компетентен устанавливать церковно-дисциплинарные нормы, обязательный в пределах патриархата178, составлял судебную инстанцию, высшую над провинциальными соборами и митрополитами, а также постановляли решения по важным вопросам административного характера. Собор при константинопольском патриархе обыкновенно составлялся в форме так называемого домашнего собора (σύνοδος ἐνδημοῦσα), к участию в котором привлекались все проживающие (ἐνδημοῦντες) в данный момент в Константинополе епископы без различия диэцеза или патриархата, к которому они принадлежали. По примеру константинопольского, и при других патриархах патриарший собор составлялся в подобной же форме συνόδου ἐνδημούσης. Патриарх лично имел: 1) право созвания собора, 2) право руководства собором в качестве председателя, 3) право посвящения митрополитов, тогда как право посвящения епископов принадлежало митрополитам, за исключением александрийского патриархата, в котором патриарх посвящал и всех епископов, с согласия впрочем компетентного митрополита, и за исключением острова Кипра, епископами которого 8-м правилом ΙΙΙ всел. соб. предоставлено право посвящения, независимое от патриарха антиохийского на все епископские кафедры острова, не исключая и кафедры митрополита, 4) право высшего надзора179 в пределах патриархата за соблюдением канонов и за исполнением церковных законов180. Из слов Вальсамона181 видно, что патриарх, в отличие от остальных епископов, пользовался некоторыми специфическими одеждами, как то: посох, еаккос, поллиставрий, стихарь с гаммами и трехугольниками. С точки зрения восточной церкви и восточного церковного права, римский епископ также рассматривался как один из патриархов, как единственный патриарх запада182. Иногда даже это воззрение находило себе выражение и в западно-католических источниках183, но практического значения оно никогда не имело, так как в действительности римский епископ никогда не равнял себя с восточными патриархами184.

При христианских императорах сделалось возможным собрание епископов не в пределах только провинции или диэцеза, а из всей римской империи, т. е. из всего христианского мира, как восточного, так и западного, поводом к чему служили религиозно-догматические вопросы, на разработку которых направлены были все интеллектуальные силы христианизированной римской империи, и которые тем более настоятельно требовали разрешения, что ересиархи не о мирном умственном труде заботились, а старались вытеснить церковь из ее благоприятствуемого в христианском государстве положения и на место ее поставить еретические партии. Следующие соборы были признаны в качестве вселенских, как восточным, так и западным христианством: 1) никейский　собор　325 г. при Константине Великом, вызванный ересью Ария, который учил, что Сын Божий не равен Богу Отцу и не одной с Ним природы; 2) константинопольский собор 381 года при Феодосии Великом, по поводу ереси Македония, учившего о Духе Святом, как о существе сотворенном, не имеющем божественной природы186; 3) ефесский собор 431 года при Феодосии II, вызванный ересью Нестория о Христе, как о простом человеке; 4) халкидонский собор 451 г. при Маркиане и Пульхерии, состоявшийся для осуждения ереси Евтихия, по учению которого в Христе человеческая природа была поглощена божественной; 5) константинопольский собор 553 г. при Юстиниане I, по поводу так называемых «трех глав», т. е. трех пунктов, касательно трех христианских епископов (Феодора мопсуестского, Феодорита кирского и Ивы эдесского), которые на третьем вселенском соборе заявили себя в большей или меньшей степени солидарными с воззрениями Нестория, но не были за то осуждены ни на третьем, ни на следующем, четвертом вселенском соборе, вследствие чего в глазах многих подрывался авторитет халкидонского собора, чем в свою очередь пользовались в интересах своей партии и усиливая церковную смуту осужденные халкидонским собором евтихияне; 6) константинопольский собор 680 г. при Константине Погонате против монофелитов, которые в отличие от евтихиян, как монофизитов, т. е. признававших в лице Христа одну только божественную природу (μόνη φέσις), допускали две природы, но настаивали на единстве воли (μόνον θέλημα); 7) никейский собор 787 г. при императрице Ирине и сыне ее Константине для восстановления иконопочитания, отмененного иконоборцами. – Вселенские соборы созывались императорами, в виду существовавшей потребности общецерковного обсуждения тех или других вопросов и по заявленному желанию епископов, в особенности наиболее авторитетных из них187. Пригласительные на собор грамоты, с указанием дня и места собрания, препровождались от императора к митрополитам, с тем, чтобы эти последние известили епископов подчиненной им провинции о предстоящем соборе, и только в виде исключения адресовались отдельным епископам, пользовавшимся особым уважением в церкви188. На собор или вызывались все епископы вообще, или требовалось только, чтобы митрополиты лично явились, взяв с собой лишь несколько из числа подчиненных им епископов, причем за неявку угрожалось иногда от императора наказанием189. На третьем вселенском соборе в числе членов было несколько хорепископов, а на VII всел. соборе выражали свои мнения игумены и монахи. Епископы, не имевшие возможности лично явиться на собор, могли присылать пресвитеров и дьяконов из подчиненного им духовенства в качестве своих представителей, в каковом случае представители занимали тоже место на соборных заседаниях и при подписи соборных актов, какое принадлежало представляемым ими кафедрам. Римский епископ на вселенских соборах никогда лично не присутствовал. Когда происходил пятый вселенский собор в Константинополе, римский епископ Вигилий находился лично в императорском городе; но, несмотря на приглашение явиться на собор, Вигилий не был на соборе, так как был не согласен со взглядами императора Юстиниана, который давал направление всему ходу дел на пятом соборе, и опасался того, что, явившись на собор, он занял бы на нем второстепенное положение с уступкой высшей руководящей роли императорским комиссарам. Не желавший принять личное участие в деятельности пятого собора, Вигилий мог уже ссылаться на прецеденты, на то, что ни один из его предшественников никогда на вселенском соборе лично не присутствовал, – не присутствие на вселенских соборах рассматривалось даже папами как принадлежащая им прерогатива сравнительно с другими епископами190. На пятом вселенском соборе, точно так же, как на втором, не было и представителя от римской церкви, так что и этот собор, подобно второму, не вдруг, а лишь впоследствии был признан за вселенский. Председательство на вселенских соборах принадлежало или представителям римского епископа191, или императорским комиссарам192, или самим императорам193, или константинопольскому патриарху194. Императоры подписывались под соборными актами, чем давали свое согласие на соборные постановления, но, кроме того, иногда издавали подтвердительные эдикты, публикуя результат соборных рассуждений в форме закона.

Ни высшие епископы христианской церкви, власть которых, каждого в отдельности, простиралась лишь на известный территориальный округ, ни вселенские соборы, как институт чрезвычайного характера, а не постоянного церковного устройства, возникали при том благодаря только христианским императорам, по мотивам установления религиозно-догматических истин христианства, не могли быть олицетворением одной общецерковной, общепризнанной и постоянной власти, пекущейся о целой церкви, издающей законы и распоряжения для всего христианства и восстановляющей нарушенное право в церкви вообще. Церковная централизация не могла остановиться на образовании патриархатов: для церкви, как церкви католической, всеобщей, обнимающей всю совокупность христианских общин и совпадающей с пределами всемирной римской империи, точно так же должен был существовать известный видимый центр единства, centrum unitatis, к которому бы направлялись важнейшие церковные дела, и от которого исходили бы важнейшие церковные распоряжения, как не могла обойтись без центральной власти сама римская империя. Вселенский собор устанавливал нормы веры, а также нормы дисциплинарного порядка по тем отношениям или сторонам церковной жизни, которые в данный момент требовали регулирования; но нужно было, чтобы император созвал вселенский собор и утвердил его постановления196. Уже при первом христианском императоре стало ясно, что centrum unitatis для церкви есть императорская власть: император рассматривался, как Богом поставленный общий епископ, который имеет преимущественное попечение о церкви Божией и, при возникновении разногласий, созывает соборы из служителей Божиих197. Второй вселенский собор в послании к Феодосию Великому выразил благодарность Богу за то, что он поставил императорскую власть для установления общего церковного мира и для утверждения св. веры и просил императора об утверждении соборных постановлений198. А собор 448 г. в Константинополе приветствовал Феодосия II как первосвященника и императора199. Подобным же образом отцы халкидонского собора признали в Маркиане священника и императора вместе, победителя в войне и учителя веры200, и папа Лев Великий, ревнивый сберегатель римских традиций, приписывает тому же императору Маркиану и царское могущество, и священническое попечение201. С чрезвычайной ясностью и силой сформулирована идея высшей церковной власти императора в послании Юстиниана к V всел. собору, где говорится, что императоры – предшественники Юстиниана – Константин, Феодосий и пр. осудили и анафематствовали еретиков, приложив старание о том, чтобы проповедовалась правая вера202. Даже папа Григорий II, который в своей переписке с императором Львом Исавром, по поводу выражения этого последнего, что он император и священник, старался доказать, что император вторгается со своими распоряжениями в неподлежащую ему сферу, не оспаривал священнической власти благочестивых предшественников Льва Исавра203. Как высшая церковная власть, император издавал церковные законы и наблюдал за исполнением церковных норм, обязывая патриархов публиковать императорские церковные законы в подчиненных им провинциях путем рассылки митрополитам текста новоизданных законов204. Император был высшим судьей, к которому обращались осужденные по церковным делам. От значительнейших епископских кафедр в столице имелись постоянные представители, под именем апокризиариев (ἀποκρισιάριοι), через которых должны были происходить сношения с императором205. Император мог по своему усмотрению заместить вакантную епископскую кафедру, что в Константинополе, относительно константинопольской патриаршей кафедры, было обыкновенным явлением206, а относительно римской епископской кафедры императору принадлежало утверждение выбранного кандидата207. Церковный историк Сократ в V-м столетии имел полное право сказать208, что, с тех пор как императоры сделались христианами, церковные дела стали зависеть от них, и что величайшие соборы составлялись и составляются по их усмотрению. Но соединение в одних и тех же руках и церковной, и государственной власти, при неразвитости политических понятий и при недостатке исторического опыта, повело к весьма прискорбным явлением в церковно-государственной жизни. Период вселенских соборов был временем богословского формулирования отвлеченнейших христианских догматов о Боге и о лице Христа, и притом не путем мирной и спокойно прогрессирующей работы христианского мышления, а путем ожесточенного столкновения религиозных партий, из которых каждая боролась за исключительное господство в государстве с уничтожением противной партии. Отсюда объясняется, что императоры, или по собственной инициативе, лично заинтересованные торжеством известного взгляда, или находясь под влиянием одной из партий, или наконец преследуя политику примирения партий, издавала религиозные законы в форме эдиктов, причем не только законодательствовали в духе церкви209, но и становились в противоречие с церковным догматом и, несмотря на это противоречие, обязывали своих подданных принимать императорские религиозные эдикты за символ веры210, чем, конечно, лишь усиливали религиозную смуту не говоря о нарушении свободы совести в лицах, не разделявших императорского взгляда.

Ко времени признания христианства Константином Великим, римский епископ пользовался высоким уважением, как первый епископ в христианстве, что выразилось в председательствовании на первом вселенском соборе двух пресвитеров, представителей от римской церкви. Второй вселенский собор 381 г., на котором не было ни одного представителя ни от Рима, ни от запада вообще, весьма ясно выразился относительно первенства римского епископа в христианском мире, постановив, что епископ новой столицы – Константинополя – должен занимать второе место в духовно-иерархической лестнице, первое же место должно принадлежать епископу старого Рима. Однако, что касается власти римского епископа, из вышеразъясненного 6 канона I всел. собора видно, что в начале IV столетия она простиралась только на 17 провинций Италии. Но в скором времени после никейского собора, когда, несмотря на вселенское осуждение еретика Ария на этом соборе, противник Ария Афанасий, епископ александрийский, был несправедливо осужден на нескольких восточных соборах, в том числе на антиохийском 341 года, и обратился к римскому епископу с просьбой о поддержке, состоявшийся поэтому поводу сардикский собор 343 г. прознал за римским епископом высшую судебную власть в церкви, не в том смысле, чтобы он сам лично держал высший суд, а в том, что он может составить новый собор для нового исследования и решения решенного уже дела, как скоро убедится в основательности жалобы212. Собор в Сардике (близ Софии, столицы нынешнего болгарского княжества) был созван как вселенский, по соглашению обоих императоров восточного и западного, Констанция и Константа, сыновей Константина Великого. Но он не был признан вселенским ни на востоке, где были недовольны определенной на этом соборе прерогативой римского епископа, ни на западе, где не считали возможным удовлетвориться и удовольствоваться только этой прерогативой. Миросозерцанию самой римской церкви было совершенно необычно приравнение римского епископа к восточным патриархам, как в силу римских церковных традиций об апостоле Петре и его преемнике, так и потому, что даже политический строй римского государства, который был положен в основание церковной организации, исключал возможность приравнения. Римский епископ не мог быть высшим епископом в пределах одного из диэцезов, как подразделения префектуры, каковыми были восточные патриархи. По отношению к западно-католическому миру, обнимавшему три префектуры, не состоялось подобного совпадения диэцезов с патриархатами. В шестом каноне никейского собора имеется в виду только власть римского епископа над 17-ю провинциями Италии, причем оставлен открытым вопрос о том, кто имеет власть над остальными христианскими общинами римской империи, состоявшими вне диэцезов восточной префектуры. Однако, в скором времени выяснилось, что эти остальные общины не могли быть подчинены кому-либо другому кроме римского епископа, хотя в некоторых странах, именно в северной Африке и в Галлии, были попытки отстоять самостоятельность местной церкви по отношению к Риму. Северная Африка, следуя традициям из времен Киприана, с особенной энергией отстаивала свою независимость в IV-м и в начале V в.213, хотя с принципиальной точки зрения соответствия между церковной организацией и политическим строем, не имела оправдания для своих попыток отделиться от Рима, так как входила в префектуру Италии. Но, с завоеванием северной Африки вандалами-ариянами, африканские епископы стали менее энергичны в своей оппозиции Риму, подобно тому, как и в других ариянских государствах, основанных германцами (бургундском, вестготском и остготском), епископы невольно тяготели к Риму, с тем чтобы в кафедре римского епископа найти опору против возможных притеснений со стороны не католической власти214. В Галлии епископ Арелата, или нынешнего Арля (Аrle), резиденции префекта и административного центра галльской префектуры, старался в начале пятого столетия распространить свою церковную власть на всю Галлию, с отрицанием при том высшей власти римского епископа; но должен был покориться последнему, и даже при содействии императора. Римский епископ Лев Великий исходатайствовал у императора Валентиниана III-го издание закона 445 года о подчинении всех епископов епископу римскому, как универсальному правителю всей церкви христианской. Замечательно, что как сам Лев в переписке с Иларием арелатским говорит не о правах только своих на церковное подчинение Галлии, а обобщает свои притязания до общецерковной власти, врученной Господом Петру и этим последним перенесенной на епископа римского215, так и Валентиниан в своем законе, не ограничиваясь конкретным случаем неповиновения римскому епископу епископа арелатского и ссылаясь на никейский собор, требует, чтобы целое христианство признало наследника Петра своим высшим руководителем216. Без сомнения, закон западно-римского императора Валентиниана III, явившийся уже после издания феодосиевского кодекса, не получил силы на востоке, но в виду того, что раньше, несмотря на раздел римской империи на восточную и западную, обе империи рассматривались как две половины одного юридического целого, в котором все законы и распоряжения одного императора были вместе законами и распоряжениями другого и внесены были в феодосиевский кодекс от имени обоих217, на западе могли ссылаться на закон Валентиниана III, как на аргумент в пользу высшей церковной власти римского епископа не только на западе, но и на востоке. Папа согласился допустить высшую церковную власть епископа арелатского в Галлии, но с тем чтобы он действовал не ex jure proprio, а как папский викарий218, подобно тому как в Иллирике осуществлял высшую церковную власть, в качестве папского же викария, епископ фессалоникский219, или как позднее архиепископ Первой Юстинианы (родины императора Юстиниана) пользовался, весьма впрочем непродолжительное время, высшей церковной властью в некоторых провинциях того же Иллирика, в качестве местоблюстителя или представителя римского епископа220. Валентиниан III, подтверждая высшую церковную власть папы, сослался на никейский собор, причем, или имелась в виду оригинальная редакция 6-го никейского канона, или под никейским разумелся сардикский собор. Через шесть лет после издания упомянутого закона читалась папскими легатами на халкидонском соборе не подлинная редакция 6 канона никейского собора, которая ничего не говорит о всеобщей церковной власти пап, или о предпочтительном каком-либо положении римского епископа перед другими, упоминаемыми в 6-м каноне, христианскими епископами, а особенная, западная редакция. Латинский христианский мир очевидно не удовлетворялся шестым каноном, к подлинной редакции которого, по этой причине, был приписан заголовок: «De primatu ecclesiae», и затем в начале канона приписаны слова: «ecclesia romana semper habuit primatum. Не лишено также исторического интереса то обстоятельство, что сардикские каноны в западных рукописных церковных сборниках были соединены в одно целое с никейскими канонами, так что, по поводу отказа североафриканских епископов – подчиниться высшей судебной власти римского епископа, с римской стороны указывалось на никейский собор в подтверждение этой власти, причем под никейским собором понимался собственно сардикский, правила которого приписаны были к никейским. Однако африканские епископы оказались в состоянии опровергнуть этот аргумент ссылкой на подлинный список никейских канонов, принесенный в Африку из самой Никеи членом собора Цецилианом карфагенским221. Римский епископ тем более должен был выступить как центральная церковная власть для христианского запада, что доживавшая свои последние дни и затем угасшая западно-римская императорская власть не могла составлять того centrum unitatis, который христианская церковь получила себе в лице христианского императора, так что попечение о церкви и высшая руководящая власть перешли к римскому епископу, и этот последний стал на место императора. С этого времени епископы римские начинают более и более смелым тоном говорить с восточными императорами, хотя последние до времен иконоборства признавались и почитались в Риме за императоров. На западе в государстве меровингов явился первый исторический пример образования национальной церкви с католическим королем во главе222. Несомненно, глубокий исторический интерес имеют те данные, которые установлены новейшей наукой касательно отношений франкской национальной церкви к римскому епископу и к восточному императору. Не видно, чтобы римский епископ имел в государстве меровингов ту же самую церковную власть, которую он имел в Галлии до образования франкского государства, или позднее в каролингском государстве. Но высшая церковная власть папы признавалась и во франкском королевстве223. Франкские соборы ссылались на decretales sedis apostolicae, как на каноны; короли франкские обращались к папе с запросами относительно того, как поступить в конкретном случае, напр. какому наказанию следует подвергнуть лицо, вступившее в брак с женой брата; от пап испрашивался паллиум (pallium)224 франкским митрополитам; папы давали новые привилегии франкским монастырям и подтверждали прежние; наконец папы принимали апелляционные жалобы епископов, низложенных на соборах, отменяли соборные приговоры и восстановляли осужденных в их должностях. Затем, что касается отношений франкской церкви к восточному императору, то франкские короли, считавшие свою власть данной на служение Богу и церкви и на обращение язычников в христианство, доводили до сведения византийского императора о своих завоеваниях, ибо «завоевания королей суть завоевания католической церкви, а император не может не принимать близко к сердцу всякий успех католиков'225. С другой стороны, не менее любопытно и то, что римские папы в трех из пяти дошедших до нашего сведения случаев дарования папой паллиума франкским митрополитам испрашивали на то согласия восточных императоров226. – Основания, на которые опиралось достигнутое римскими епископами положение на западе, были не политического только, а и религиозного характера. Церковная власть его, со времени Льва I в особенности, стала рассматриваться как догмат веры и, следовательно, с римской точки зрения, не могла быть ограничиваема пределами запада. Если Господь вручил первенство апостолу Петру, а апостол Петр передал его своим преемникам – римским епископам, то последние, конечно, должны иметь высший авторитет в целой церкви, а не на западе только. Действительно, как самими папами, так и их уполномоченными по разным поводам высказывались с V-го уже столетия притязания на общецерковное попечение и на общецерковное руководство227. Даже на вселенских соборах, в присутствии множества восточных епископов, римские легаты открыто провозглашали римский взгляд на апостола Петра и на его преемника228. Обстоятельства времени и ход событий в восточной церкви в высокой степени содействовали укреплению римских епископов на занятой ими точке зрения. Во-первых, восточная церковь раздиралась религиозными смутами, порожденными борьбой религиозных партий, тогда как запад пользовался сравнительным спокойствием и весьма часто имел случай выступить в роли беспристрастного судьи между спорящими сторонами, своим согласием или несогласием с данным взглядом усилить или ослабить ту или другую сторону. Во-вторых, императоры часто своими законами подтверждали предпочтительное положение римского епископа229, частью своим образом действий относительно веры и церкви, вызывали в Риме оппозицию, мотивированную желанием защитить свободу церкви от насилия. В течение весьма продолжительного периода времени, наполненного борьбой православия с монофизитским и монофелитским учением, т. е. начиная от халкидонского собора 451 г. и оканчивая седьмым столетием, римские епископы оказывали поддержку православной стороне, тогда как в среде восточных епископов, не исключая и тех, которые занимали влиятельнейшие патриаршие кафедры, императоры, издававшие неправославные религиозные эдикты, находили поддержку себе самим и благоприятствуемым ими неправославным взглядам230. Естественно, что тон речей римских епископов, вступавших в столкновение с императорами по вопросам религиозно-догматическим, звучал тем более сильной религиозной энергией, чем более насильственным казалось вторжение императора в область религии, и чем более независимым представлялось положение римского епископа относительно императора, сравнительно с положением восточных епископов231. В VIII веке оппозиция римского епископа Григория II эдикту Льва Исавра об отмене иконопочитания приняла политический характер, соединившись с восстанием Италии против исполнителей императорского эдикта. Папа еще сдерживал итальянцев от измены императору, убеждая, чтобы они не отпадали от любви или от верности римской империи232, но окончательный исход столкновения был тот, что римский епископ, как вождь и представитель Италии, отложился от подданства византийскому императору, вступил в тесный союз с франкскими майордомом Пипином Коротким и в лице сына последнего Карла Великого воссоздал западно-католическую римскую империю. – Немаловажное значение имел и еще один стимул для оппозиционного отношения римских епископов к Константинополю: возвышение константинопольского патриарха над всеми другими восточными епископами. В Риме не находили возможным согласиться с принципом соответствия между политической организацией и церковным строем в применении к высшим епископским кафедрам христианской церкви и стояли на той точке зрения, что некоторые из кафедр, именно римская, александрийская и антиохийская, пользуются предпочтительным положением по причине происхождения их от апостола Петра, а не по причине политического значения Рима, Александрии и Антиохии. С этой точки зрения возвышение константинопольского епископа на том только основании, что Константинополь есть столица империи, казалось нарушением церковного порядка, санкционированного никейским собором. Поэтому каноны последующих соборов, как 3 кан. II вселен. соб., 28-й кан. халхид. возвышавшие епископа константинопольского в виду политического значения города Константинополя, систематически не признавались на западе и не вносились в церковные сборники. Римский епископ усматривал в константинопольском сопернике себя, который может и не удовольствоваться второстепенным рангом (после римского), тем более что старый Рим фактически уже в IV в., окончательно после падения западной римской империи, перестали быть столицей империи, следовательно, с точки зрения соответствия между политической организацией и церковным строем римский епископ должен был утратить право первенства между христианскими епископами. Отсюда объясняется та переписка и полемика, которая возбуждена была тем, что патриарх константинопольский Иоанн Постник усвоил себе титул вселенского патриарха (ὁ οἱκουμενικὸς πατριάρχα). Римский папа Григорий Великий увидел в этом титуле гордое притязание на высшую церковную власть во всем христианском мире и сам себя назвал, в противоположность этому, по его мнению, тщеславному титулу, рабом рабов Божиих (servus servorum Dei) – выражение, позднее сделавшееся специфическим титулом пап на официальном языке римских булл. По поводу этого титула, папа Адриан в послании своем к VII-му вселенскому собору просил императора запретить константинопольскому патриарху писаться с таковым титулом233. Хотя есть основание думать, что византийцы сами понимали слово «вселенский» не в смысле универсально-христианского, а в значении культивированной страны, населенной христианами234; однако в действительности положение константинопольского патриарха в восточной церкви давало ему повод возвышать себя над остальными патриархами и распространять свой авторитет далее границ константинопольского патриархата. Уже халкидонский собор 9-м и 17-м правилами установил для патриарха царствующего города конкурирующую юрисдикцию с другими патриархами по делам, входящим в компетенцию этих последних: в случае предъявления жалобы на митрополита, апеллянт обращается или к экзарху диэцеза (ο ἔξαρχος διοικήσεως), т. е. как видно из сравнения 9 и 17 канонов халкид. соб. с сар. 22 Nov. СХХIII Iustin., к местному патриарху, или же к патриарху константинопольскому. Патриарший собор последнего (ἡ σύνοδος ἐνδημοῦσα) оказался институтом тем более пригодным для распространения константинопольским патриархом его влияния далее границ его собственного диэцеза, чем могущественнее было влияние императора на ход церковных дел, и чем чаще император отсылал поступившие на его усмотрение церковные дела, напр. прошения и жалобы епископов из разных патриархатов, на решение патриаршего собора. Даже при самом вступлении в Константинополь епископов из других патриархатов чувствовалась их зависимость от Константинопольского патриарха. По закону императора Юстиниана, каждый прибывший в столицу епископ, для явки к императору по церковным делам, должен предварительно обратиться к апокризиариям собственного его диэцеза, проживающим в Константинополе, или к патриарху константинопольскому, и, изложив им причины, по которым прибыл в столицу, вместе с ними отправляется к императору, как скоро он позволит им явиться²³⁵. А позднейший закон о явке к апокризиарию даже совсем умалчивает и говорит только о явке к патриарху²³⁶. Значение патриархов александрийского, антиохийского и иерусалимского фактически тем более должно было ослабеть сравнительно с значением константинопольского, что, один за другим, восточные патриархаты, около половины VII-го столетия, выделились из византийской империи, быв завоеваны арабами-магометанами, так что константинопольский патриарх сделался единственным патриархом византийской империи, голос которого тем тяжелее весил в делах церковных сравнительно с голосом остальных патриархов, чем слабее был противовес со стороны епископов бедствующих стран, порабощенных неверным. Доминирующее положение патриарха константинопольского на востоке в ряду других патриархов служило иногда к тому, чтобы доставить победу неправославной партии, поддерживавшейся императором, и кроме того давало патриарху повод смотреть на себя, если не как на высшего, вселенского в собственном смысле слова, епископа христианства, то во всяком случае, как на равного римскому епископу. А последний, поставленный ходом событий в оппозицию неограниченному вторжению императорской власти в область вопросов религиозно-догматического свойства, тем менее мог признавать какого-либо епископа за равного себе, что считал свою высшую церковную власть, как наследство после апостола Петра и как заповедь Евангелия, распространяющуюся на все христианство, и что германские народы, при обращении в христианство, принимали эту заповедь как один из главных догматов веры.

С начала IX столетия некоторыми восточными теологами, как патриарх Никифор, Феодор Студит и др., стал высказываться и во второй половине этого столетия сделался господствующим на востоке взгляд, что церковь, как организм, должна быть сравниваема с человеческим организмом. Как человеческому организму Бог дал пять чувств, которыми человек руководится в своей жизни, и из которых каждое в отдельности исполняет свойственную ему функцию; так точно церковному организму Бог даровал пять патриархов, которыми руководится тело церкви, и из которых каждый в отдельности имеет подлежащую ему компетенцию или сферу деятельности. В теории предполагалось юридическое равенство патриархов. В действительности же этой теории не соответствовало ни фактическое положение римского епископа, ни привилегированное перед другими восточными патриархами положение патриарха константинопольского238, ни та общецерковная власть, которая принадлежала императору, и которая совершенно игнорируется теорией пяти чувств, как будто император может стоять в стороне от церкви. Несостоятельная сама по себе, теория пяти чувств должна была оказаться еще более несостоятельной для позднейшего времени, когда образовались национальные церкви, находящиеся вне патриархатов и не признающие над собой власти ни одного из пяти патриархов. Теория пяти чувств может быть рассматриваема лишь как исторический факт, не лишенный поучительности и интереса в том отношении, что и византийцы считали необходимым существование общецерковной власти, которая бы руководила церковью в целом, а не в отдельных только частях, и в этом смысле осуществляла бы церковное главенство239.

В IX–XI вв. совершилось разделение церквей восточной и западной, отчасти под влиянием различий в народном характере, языке, верованиях, церковных обрядах римлян и романизированных германцев с одной стороны, эллинов и эллинизованных восточных народов с другой стороны, главным же образом вследствие неясности отношений между высшими представителями церковной власти – императором, римским епископом и восточными патриархами с константинопольским во главе.

I. Фактическая сторона разделения церквей представляется в следующем виде. В 857 г. константинопольский патриарх Игнатий был низложен за отказ исполнить императорское приказание относительно насильственного пострижения в монахини матери и сестер императора Михаила III, и по настоянию лично оскорбленного патриархом цезаря241 Варды (высшего государственного сановника), который был не допущен к Евхаристии при публичном богослужении в день богоявления, как подававший народу соблазн своей кровосмесительной связью с женой умершего сына. Место Игнатия, по настоянию же Варды, должен был занять Фотий, занимавший должность императорского секретаря и начальника императорской гвардии. Он быстро, в течение одной недели242, прошел все степени духовного сана и посвящен в патриархи. Когда приверженцы низложенного Игнатия, первоначально надеявшиеся, что Игнатий, и по оставлении кафедры, будет пользоваться почетом, подобающим патриарху, разубедились в этом, в виду неприязненного отношения Варды и Фотия к бывшему патриарху, они составили собор, на котором объявили Фотия лишенным патриаршества и церковного общения243. Епископы же, державшие сторону Фотия, которых было громадное большинство, составили в 858 г. в церкви св. апостолов собор, на котором Игнатий был присужден к низложению и к отлучению от церкви. Затем, как поддерживаемая правительством партия фотиян, так и преследуемая Вардою партия игнатиян, по примеру прежних времен и в виду некоторых прецедентов из недавнего прошлого244, обратились в Рим к папе Николаю 1-му, одна для того чтобы заручиться признанием нового патриарха со стороны папы, другая чтобы найти в нем поддержку для низложенного патриарха. Папа, глубоко проникнутый традиционным римским взглядом на преемство римского епископа в правах князя апостолов Петра и приписывавший себе миссию воздаяния справедливости в мире, принял сторону низложенного и притесняемого Игнатия и отправил двух своих легатов в Константинополь для подробного исследования дела. В 861 году в Константинополе, в церкви св. апостолов, состоялся собор245, который, при участии папских легатов, признал Фотия законным патриархом, а Игнатия низложил. Когда легаты прибыли в Рим, одного из них, Родоальда, папа немедленно отправил, в качестве легата же, для присутствования на соборе в Меце в Лотарингии по бракоразводному делу короля Лотаря II с Титбергою. Другой же, путешествовавший в Константинополь легат, Захария, – так как в Рим вскоре дошли верные сведения о том, что происходило на соборе 861 года, и на легатов пало подозрение в подкупе, – был привлечен к суду, изобличен в том, что действовал в противность данным ему инструкциям, и низложен. На этом же соборе, который судил легата Захарию, Фотию объявлены были низложение и анафема, Игнатий же признан законным константинопольским патриархом. Вскоре был осужден и другой легат Родоальд, который и в Лотарингии недостойным образом изменил своим инструкциям, приняв на соборе мецском сторону короля Лотаря II, а не притесняемой им жены его Титберги. В Константинополе тем менее обратили внимание на приговор римского собора о восстановлении Игнатия и непризнании Фотия, что папа находился в затруднительных обстоятельствах, так как, благодаря бракоразводному делу Лотаря, ему пришлось вступить в борьбу не только с королем Лотарем II и с подручными ему епископами, в особенности с двумя сильными архиепископами кельнским и трирским, но и с западным императором Людовиком II, который явился в Италию с войском, чтобы воздействовать на папу военной силой и расположить его в пользу Лотаря. Лотарь II, изменив жене для любовницы Вальдрады и желая жениться на последней, обвинил жену свою Титбергу и даже заставил ее самое обвинить себя в противоестественной связи с родным ее братом еще до вступления ее брак с Лотарем. В 860 году состоялись два собора в Ахене под руководством архиепископов кельнского и трирского, признавшие Титбергу виновной и присудившие ее к монастырскому покаянию. В Ахене же состоялся в 863 г. новый собор, который дозволил Лотарю вступить в новый брак, после чего Лотарь женился на Вальдраде и короновал ее. В том же году в Меце собрался новый собор по бракоразводному делу Лотаря, в присутствии уже папского легата, вышеупомянутого Родоальда, который и здесь, как в Константинополе, изменил данным ему из Рима инструкциям, за что был осужден в Риме, точно так же как осуждены и низложены оба архиепископа кельнский и трирский246. Оба архиепископа вошли в сношение с Константинополем, ища здесь союзников против папы, что́ могло лишь придать силу сторонникам Фотия. После осуждения Фотия на соборе римском, император восточный и римский епископ обменялись между собой резкими письмами. Император называл латинян варварами, скифами, Рим – устарелым городом, и ставил папе на вид, что он должен бы был считать за честь, если римский император вступил в сношения с ним, а папа со своей стороны выражал недоумение по поводу того, каким образом Михаил III, называющий себя императором римлян, не желает знать языка римлян, как будто бы варварского, и напоминает, что в старину писали папам, и при том почтительным тоном, такие императоры, как Валентиниан, Феодосий, Юстиниан. Отлученный же папой Фотий обратился с энцикликой, т. е. с окружным посланием, к восточным патриархам, приглашая их на вселенский собор. Собор действительно состоялся в 867 году и провозгласил низложение и анафему над Николаем. В энциклике, которая была адресована Фотием восточным епископам, столкновение между Римом и Константинополем с личной почвы было перенесено на почву религиозно-догматическую и обрядовую. Поводом к этому послужило изгнание незадолго перед тем обратившимся в христианство болгарским князем Богорисом византийского духовенства из Болгарии и призвание в эту страну римского, которое стало вводить здесь западную церковную практику, отличную от византийской. В энциклике Фотия западному христианству вообще в вину поставлены ереси: 1) пост в субботу, 2) употребление в пищу на первой неделе великого поста молока, сыра и яиц, 3) презрение к священникам, живущим в законном браке, 4) непризнание миропомазания, совершенного простыми священниками, 5) учение об исхождении Св. Духа и от Сына. Все эти особенности западно-католического христианства явились задолго до IX в. Важнейшая из них – учение об исхождении Св. Духа – ведет свое начало из Испании, где уже в V в. ариянскому учению противополагалось верование, что Св. Дух исходит не только от Отца, но и от Сына, а в 589 году, при переходе испанско-вестготского короля Рекареда из ариянства в католическое христианство, на третьем толедском соборе, символ веры прочитан был с прибавкой «filioque» и провозглашено осуждение тех, которые не веруют, что Св. Дух исходит от Отца и Сына247. Из Испании это учение проникло во франкскую церковь и было утверждено на нескольких франкских соборах, в чем между прочим принимал живое участие Карл Великий. Последний настаивал, чтобы папа Лев III также одобрил это учение и внес в никейско-константинопольский символ веры означенную прибавку; но папа в то время стоял еще на той точке зрения, что в догматическую формулу, установленную первыми двумя вселенскими соборами, не может быть вносимо никакое изменение248, – изменение это авторизовано было римскими епископами уже позднее. – Несмотря на изложенные в энциклике обвинительные пункты против западного христианства, в отношениях между Римом и Константинополем произошел резкий поворот с восшествием на престол Василия Македонянина, который низложил Фотия и восстановил Игнатия на патриаршей кафедре, отчасти для того чтобы сделать себя популярным в народе249, в чем он нуждался, как человек, проложивший себе дорогу к трону убийством Михаила III, отчасти для умиротворения неприязненных отношений между Римом и Константинополем. В 869 году состоялся собор в присутствии папских легатов, который произнес суд над Фотием и санкционировал восстановление Игнатия250. Однако, несмотря на то, что Игнатий чувствовал себя обязанным римскому епископу, и что как в переписке, предшествующей собору 869 г. так и на самом соборе из уст императора и патриарха византийских слышались речи, по тону своему напоминавшие отношение западных королей и епископов к римскому папе, полное согласие между Римом и Константинополем не могло установиться потому, что в Константинополе не находили возможным удовлетворить требованиям папы относительно Болгарии. Болгарский князь изгнал из своей страны латинское духовенство, подобно тому как раньше изгнал византийское; но папа не переставал настаивать на том, что страна, занятая болгарами, составная часть Иллирика, находившегося до Льва Исавра под церковной властью римских епископов, должна быть подчинена им. Отношения между Римом и Константинополем становились более и более натянутыми; но в 878 году патриарх Игнатий умер, и отношения неожиданным образом улучшились, вследствие возвращения императором Василием на патриаршую кафедру низложенного ранее Фотия, т. е. того самого лица, которое дало первоначальный повод к расколу. Император не только из личного уважения к Фотию, как к ученейшему и образованнейшему человеку своего времени, но и в видах примирения с многочисленной партией епископов, сторонников Фотия, восстановил последнего на патриаршей кафедре и принял меры к тому, чтобы расположить в его пользу римского епископа Иоанна VIII, – последнее потому, что некоторые фанатические приверженцы умершего Игнатия не желали примириться с Фотием, ссылаясь на собор 869 года и на суд римского епископа. Папа же со своей стороны усматривал в данных обстоятельствах случай путем уступки в пользу Фотия получить соответствующую уступку от константинопольского церковного правительства по вопросу о церковной власти над Болгарией. Он признал Фотия патриархом, в чем, по суждениям западного христианства, обнаружил предосудительную, недостойную мужа, слабость251. В 879 году состоялся в Константинополе, в церкви св. Софии, собор епископов, в присутствии папских легатов, на котором Фотий был признан законным патриархом, причем представители восточной и западной церквей действовали так, как будто раньше никем не было заявлено о существовании латинских ересей, восхваляя взаимно правоверие тех и других. Но относительно Болгарии на соборе заявлено было лишь, что, когда Бог покорит императору все народы мира, император, по своему усмотрению, распределит и установит границы диоцезов252. Папа, полагая, что послания его в Константинополе подверглись фальсификации, как раньше на фальсификацию же жаловался папа Николай I²⁵³, и что легаты его действовали под влиянием подкупа, как некогда легаты Николая, провозгласил торжественно с амвона анафему над Фотием, который ответил несколькими сочинениями, направленными против латинских церковных разностей, в особенности против filioque. В 886 г. Фотий во второй раз и уже окончательно был низложен сыном Василия Македонянина императором Львом Мудрым, который заменил Фотия своим младшим братом Стефаном. Так как последний был посвящен в сан дьякона Фотием, и кроме него множество других духовных лиц было посвящено им же, то император, отправляя посольство в Рим, просил папу оказать снисхождение всем вообще лицам, имеющим фотиевское посвящение254. Между Римом и Константинополем, вслед за тем, восстановилось церковное общение, продолжавшееся около 150 лет. Как в Италии и в Риме существовали беспрепятственно церкви и монастыри греческого обряда, так в Константинополе наоборот пользовались ненарушимым спокойствием церкви латинского обряда255. В 1024 году, при греческом императоре Василии II велись переговоры между греческой и римской церковью о том, чтобы папа отказался от примата над целой церковью и признал в патриархе константинопольском равного себе главу, управляющейся по своими законам, греческой церкви. В Риме господствовала в то время такая продажность, что папа Иоанн XIX готов был пойти на сделку. Однако переговоры получили огласку и возбудили всеобщее недовольство в населении Италии256. – Около половины XI в. совершилось окончательное разделение между востоком и западом. В 1053 г. патриарх константинопольский Михаил Керуларий велел закрыть церкви латинского обряда, существовавшие в областях, подчиненных его церковной власти и, вместе с митрополитом болгарским, Львом ахридским, составили послание на имя одного из епископов в Апулии, в котором римская церковь обвиняется в еретических заблуждениях, причем об исхождении Св. Духа от Сына не упоминается, а напротив особенно важное значение придается совершению Евхаристии на опресноках, вместо кислого хлеба. По тому же предмету полемическое сочинение было составлено одним монахом студийского монастыря Никитой Некторатом. С латинской стороны апология составлена была кардиналом Гумбертом, одним из членов специального посольства, отправленного из Рима в Константинополь для восстановления церковного мира, по желанию императора Константина Мономаха, в политические интересы которого не входило враждовать с папой, составлявшим высший авторитет для западных христианских народов. Никита Пекторат, по желанию императора, даже осудил и публично сжег свой запальчивый полемический трактат против латинян; но патриарха Михаила Керулария император не мог расположить к примирению. Раздраженные против патриарха легаты вошли однажды в церковь св. Софии, произнесли торжественно отлучение над патриархом Михаилом и его единомышленниками и грамоту, содержащую в себе его отлучение, самым резким образом формулированное, положили на главном престоле софийской церкви257. Патриарх ответил отлучением от церкви латинян за ереси.

II. Выводы, которые вытекают из вышеизложенных фактов истории разделения церквей для науки церковного права, суть следующие:

а. Церковные разности между восточным и западным христианством, выяснившиеся в полемической литературе IX–XI вв., существовали за долгое время до разделения церквей; корень некоторых из них, как, напр., безбрачия духовенства, совершения миропомазания епископом, уходит даже в самую глубь истории западного христианства, и, однако, эти разности не мешали церковному общению востока и запада. Мало того, уже после обнаружения их и открытого поставления их в вину латинянам, как ересей, патриархом Фотием, связь между церквами поддерживалась еще около 150 лет. И сам Фотий на соборе 879 г. не считал западных разностей за ереси.

б. Главной причиной разделения церквей послужило столкновение различных представителей или факторов высшей церковной власти (императора, римского епископа, константинопольского патриарха), отношения между которыми, в течение всего периода вселенских соборов, отличались обыкновенно двусмысленностью, неопределенностью и натянутостью. В саму эпоху разделения церквей, не только на соборе 869 г., на котором господствовало влияние папских легатов, но и на соборе 879 г. с римской стороны резко заявлялось тоже самое, что заявлялось на III, IV, VII всел. соборах и что составляло неизменную сущность папского мировоззрения с древнейших времен, именно, что папа, как преемник апостола Петра, имеет попечение о всей церкви и высшую церковную власть, что он осуждает и оправдывает, низлагает и восстановляет, сообщает свои полномочия другим епископам258 и т. д, С восточной же стороны, даже и те, которые были настроены против Рима, ограничивались игнорированием подобных заявлений, что́, конечно, не мешало латинянам отстаивать при всяком удобном случае занятую ими точку зрения: на юридической почве Рима ни один прецедент не пропадал бесследно... Западно-католический двойной догмат о главенстве апостола Петра над другими апостолами и о главенстве римского епископа, как преемника Петра, над другими епископами, формулированный со всею ясностью уже Львом Великим, не только никогда не был предметом общего церковного обсуждения для представителей целого христианства, восточного и западного, но, что всего удивительнее, не значился в числе «латинских ересей» даже и в произведениях греческой полемической литературы из эпохи разделения церквей, между тем как составители полемических статей старались обыкновенно исчислить всевозможные латинские отступления от обрядов восточной церкви, насчитывая до 50-ти разных «ересей». Замечательно также, что важнейшая из разностей – прибавление к символу веры filioque – не упоминалась в полемике, непосредственно предшествовавшей окончательному разрыву.

в. Столкновение между Римом и Константинополем, сопровождавшееся церковным разрывом, падает на такое время, когда римский епископ, опираясь на лжеисидоровские декреталы, на свою государственную территорию и на подручную ему, им самим созданную или восстановленную римскую империю франкского, потом германского народа, становился на ту высоту средневекового папского миросозерцания, с которой не только епископы, но и короли и императоры представлялись подчиненными должностными органами, подвластными единому управлению одного верховного духовного пастыря, определяемыми на своп должности и низлагаемыми со своих должностей по мановению папскому. Основы, на которых утверждали папы свои притязания, были такого свойства, что не допускали географического ограничения этих притязаний известными только странами (западными) и исключения из подчинения этим притязаниям в пользу других стран (восточных). Апостол Петр, по римскому мировоззрению, получил от Христа высшую власть не над западом только, а над всем христианским миром, таковую, же универсально-христианскую власть унаследовал от Петра римский епископ. Следовательно, церковное единство между востоком и западом могло бы поддерживаться только при условии подчинения восточных епископов и восточного императора римскому папе на таких же основаниях и в таких же формах, какие представляет история средних веков на западе. Патриарх Игнатий и его приверженцы действительно и говорили с папой таким языком, какой он привык слышать у себя на западе259. Хотя образ действий Фотия по отношению к Игнатию и к Риму может быть одобряем не во всех отношениях и не безусловно; но историческая заслуга его состоит в том, что он, опираясь на национальные антипатии византийцев к латинянам и латинизованным варварам, а также на традиционное нерасположение востока к признанию высшей над собой власти западного епископа, – так как эта власть всегда признавалась на востоке лишь меньшинством и отдельными лицами, которые в ней нуждались, – не допустил торжества запада над востоком, торжества латинизованного варварского германизма над эллинизмом, папства над восточным императорством. С другой стороны, однако, не подлежат сомнению, что если бы разрыва между востоком и западом не произошло, восточный император и римский папа служили бы друг для друга взаимно сдержкою: римский папа не довел бы своих притязаний до того предела, где власть человека сливается и смешивается с властью Бога, и наоборот восточное императорство не превратилось бы в безграничную теократию. Последняя не имела того практического значения, какое имела власть средневекового папства, но это потому лишь, что восточное императорство не имело достаточной политической силы, и что в IX в. цикл христианского вероучения считался уже определившимся и законченным, так что императоры не имели повода к установлению догматов, или норм веры, которые могли бы быть налагаемы на подданных, как общеобязательный закон.

г. В IX столетии, почти через 100 лет после VII вселенского собора, ни византийцы, ни латиняне не считали круг вселенских соборов законченным, а предполагали возможность нового вселенского собора. Мало того, соборы IX столетия: собор 861 г. или двукратный, собор 869 г., санкционировавший восстановление Игнатия, и собор 879 г., санкционировавший восстановление Фотия, даже собор 867 года, составленный Фотием из восточных епископов для низложения папы Николая, созывались как вселенские. Собор 861 года даже в XII еще веке канонистом Вальсамоном причисляем был к вселенским260; собор 869 года и до сих пор считается на западе VIII-м вселенским; собор 879 г. в церкви св. Софии сам называет себя вселенским261.