1882-й год

В январе нового года мы обменялись всего несколькими письмами, так как в этом месяце мне пришлось раза два лично видеться с о. Павлом и беседовать о наших делах. В это время, по поручению от г. обер-прокурора, я занят был, между прочим, отзывом об одной книжке вятского миссионера, протоиерея Кашменского, и в письме от 13-го числа извещал о. Павла: «посылаю завтра в Петербург отзыв о сочинении отца Кашменского, – отзыв, разумеется, благоприятный». A вслед за тем послал о. Павлу отдельный оттиск только что напечатанной тогда в академическом журнале статьи моей «Из истории Рогожского Кладбища». Побуждением к составлению этой статьи служили все те же, продолжавшиеся тогда, настойчивые хлопоты раскольников австрийского согласия о предоставлении особых прав их духовенству и о распечатании олтарей на Рогожском Кладбище для служении незаконно введенных туда их попов австрийского поставления: в статье приведены и рассмотрены некоторые подлинные документы, из которых ясно открывается, что как Рогожское Кладбище основано без ведома правительства, так и главная, самая обширная церковь на кладбище, та самая, олтари которой запечатаны по повелению императора Александра II-го, построена обманным образом и не по плану, утвержденному правительством, за что императрица Екатерина II сделала даже замечание тогдашнему московскому главнокомандующему.

26-го января о. Павел отвечал мне :

«Благодарю вас за брошюру. Она показывает, как было начало Рогожских больших часовен, и с какою целью. Цель та же самая, которую и теперь имеют старообрядцы в своих хлопотах о распечатании олтарей, или, сказать обширнее, которую имели родоначальники раскола, т.е. низпровергнуть сделанные при патриархе Никоне исправления, восстановить мнимое в обрядах православие, и взять верх над Церковию. Какую цель имел папа, действуя против восточной Церкви, ту же имеют и старообрядцы, действуя против православной русской Церкви. Но Владыка Церкви да восстанет и утишит волны, запретив морю и ветрам! О исконной цели старообрядцев – овладеть Церковию не худо бы тщательному ученому перу изложить историю: она не лишена была бы значения и могла бы осветить всю историю старообрядчества.

Здесь ходят слухи, что отец Пафнутий составил записку против вашей статьи, напечатанной по распоряжению г. обер-прокурора, что она исправлена какой-то ученой рукой и что ее старообрядцы подали Игнатьеву. От неё ожидают важных последствий, а с вами уж и не знают что будет, куда вас и денут! Вот какие глупости занимают старообрядцев! А всему этому вина – снисходительное к ним потакание высшей власти.

Мы к вам послали книгу св. Ипполита, чтобы вы ее доставили цензору. Прошу вас принять на себя этот обычный для Братства ваш труд. К слову св. Ипполита на славянском и на русском языке нужно приложить и собрание пророчеств, которое приложено к слову Ипполита покойным Капитоном Иванычем, – оно потребно для разъяснения слова Ипполитова, напечатанного в Соборнике, потому цензор должен и его скрепить.

Слово Ипполита издано было в 1868 г. одним из членов – учредителей Братства Капитоном Иванычем Невоструевым по славянскому списку XII–XIII вв., с греческим текстом и переводом на русский язык, с обширным ученым предисловием и разными приложениями. В виду особой важности этой книги

в отношении к раскольникам-беспоповцам, которые на подложном слове Ипполита, напечатанном в Соборнике, утверждают одно из своих учений об антихристе, именно о прекращении жертвы и священства во времена антихриста, и с другой стороны, в виду того, что книга эта, большая по объему и довольно роскошно изданная, по своей ценности не всем доступна, да и издана не в очень большом количестве, мы решили сделать новое её издание (книга предоставлена была автором, вскоре по издании её скончавшимся, в собственность Братства), но издание сокращенное, именно тех только частей её, которые имеют важность в отношении к расколу, т.е. древлеславянского текста Ипполитова слова и русского перевода, а также, как находил нужным о. Павел, и находящихся в приложении к полной книге отеческих толкований на те пророческие места, которые приведены в подложном слове Ипполита, по Соборнику, и превратно толкуются раскольниками применительно к их учению об антихристе.

По поводу известия о. Павла о том, что раскольники при содействии о. Пафнутия, который в то время был уже в крайнем возбуждении, приготовляясь к бегству за границу, и при помощи готовых служить расколу либеральных «ученых», задумали подать жалобу на меня одному из сильных покровителей своих в Петербурге за мою книжку «О сущности и значении раскола», – по этому поводу необходимо сказать, что упомянутая книжка действительно с крайней враждебностью принята была не только раскольниками, что вполне естественно, но и тогдашнею либеральной печатью, чему способствовало в особенности то обстоятельство, что на ней, вместо цензурного одобрения, значилось: «напечатано по распоряжению г. обер-прокурора Святейшего Синода». Из многих бранных статей, появившихся в либеральных органах печати (в том числе у Поповицкого, в его печальной памяти «Церковно-общественном Вестнике»), заслуживала внимания напечатанная в «Новом Времени» под заглавием: «Кто написал?» Статья эта, как нетрудно было догадаться, сочинена была известным в своем роде писателем – Лесковым и, очевидно, по указаниям Пафнутия. Лескова, писавшего первоначально под именем Стебницкого, я знал, между прочим, как автора тенденциозной книжки «С людьми древлего благочестия», где описана была прусская киновия о. Павла и много рассказывалось также тенденциозно о самом о.Павле, который потом говорил мне с огорчением о лживости и неблагонамеренности этой книжки Лескова и об его двусмысленном поведении у них, в прусском монастыре. Не знаю, когда и как познакомился с Лесковым о. Пафнутий; но, конечно, по его приглашению Лесков явился однажды, именно во второй год по учреждении Братства, на братский праздник и, подойдя ко мне знакомиться, заявил о своем желании служить Братству своими сочинениями по расколу. Понятно, что это был бы совсем не подходящий для Братства сотрудник, и потому, соблюдая возможную сдержанность, я ответил, что Братство с благодарностью примет всякий труд для него, но печатать может только те статьи, которые, по рассмотрении в Совете, будут признаны удобными и полезными для распространения. Лесков, конечно, понял, что его деликатным образом устранил я от всяких сношений с Братством, и с тех пор мы более не встречались. Но о. Пафнутий, как видно, не прерывал с ним сношений, или же возобновил их в то трудное для него время, когда окончательно разошелся с нами и помышлял уже о переходе за границу. Брошюра «О сущности и значении раскола», написанная не в его духе, была неприятна ему, и также потому особенно, что напечатана по распоряжение г. обер-прокурора Святейшего Синода, в чем не мог он не видеть свидетельства о сочувствии высокопоставленного в правительстве лица нашим воззрениям на раскол. Ему хотелось поэтому как-нибудь подорвать её значение, и он обратился за помощью в этом предприятии к Лескову, которому послал и нужные для статья справки. Статья даже и озаглавлена была: «Кто написал ? Вопрос из Москвы¹¹⁵. Минуя другие нападения на мою статью, я нашел необходимым в виду всего сказанного дать обстоятельный ответ именно на статью «Нового Времени “ и начал готовить его для напечатания в «Московских Ведомостях» .

В это же время постигло несчастье нашего друга, так много благодеяний оказавшая Братству, А.И.Хлудова: сгорела незадолго перед тем построенная им в Ярцеве (Смоленской губ.) громадная мануфактура. Он был весьма огорчен этим событием, и не столько материальными убытками, сколько уничтожением зданий и машин, устроенных со всеми новейшими усовершенствованиями¹¹⁶. О всех этих обстоятельствах необходимо было сказать Здесь, так как об них упоминается в следующем ответном письме моем о. Павлу от 31-го января:

“Письмо ваше получил и благодарю за него. Книгу Ипполита я разрезал на части и отдал цензору только то, что подлежишь его подписанию. Предисловие к нашему изданию Ипполитова слова напишу после, чтобы не задерживать печатание текста; но хотелось бы просмотреть хоть в корректуре русский перевод, так как Капитон Иваныч сделал его не везде ясно. Толкования пророчеств будут приложены. Боюсь только, цензор не задержал бы книгу.

Работа у меня все плохо двигается вперед: должно-быть, я все еще не в порядке. Предпринимаю писать ответ «Новому Времени» на статью Лескова, написанную, очевидно, по материалам, доставленным от Пафнутия. Если вы не читали эту статью, посылаю вам для любопытства экземпляр её. Посылаю еще веленевый экземпляр моей брошюры о Рогожском Кладбище. Благодарю за доброе о ней слово. Думаю, она не излишня именно теперь. Несколько экземпляров послал в Петербург.

Был у меня Алексей Иваныч со своим горем. Чрезвычайно жаль его. Да хранит его Бог и для нашего Братства, которому без него будет трудно!

Хотелось бы повидаться с вами, и если на масленой буду в Москве, постараюсь найти свободное время и вас посетить.

В Петербург раздумал ехать, так как мысль моя относительно журнала еще колеблется, и домашние дела, требующие устроения, не благоприятствуют поездке» .

Мысль о возобновлении «Братского Слова» в то время уже действительно существовала. Когда, по кончине жены, ездил я в Петербург, мне советовали там, даже для отвлечения от скорбных семейных обстоятельств, отдаться опять труду по изданию журнала, Московские друзья, особенно о. Павел, также уговаривали меня к тому, обещая свое содействие. Мне и самому желательно было иметь свой, т.е. братский, орган печати, так как сношения с посторонними редакциями, к которым приходилось обращаться для печатания наших статей, представляли своего рода неудобства.

6-го февраля я снова писал о. Павлу:

«По христианскому обычаю прошу у вас прощения и приветствую вас с наступающими святыми днями душеспасительного поста. Да подаст вам Господь силы на прохождение постного поприща!

Из Петербурга мне пишут, что в синодальных складах отыскано довольно гниющих противораскольнических сочинений, в том числе 500 экземпляров «Беcед к глаголемому старообрядцу», «Розыск“, «Ответы Никифора». Спрашивают моего мнения, что с ними делать. Я посоветовал разослать их священникам в приходы, особенно зараженные расколом, а часть «Бесед» просил прислать в Москву. Есть также до 500 экз. беседы митрополита Филарета при освящении Никольской единоверческой церкви на Рогожском Кладбище, напечатанной славянским шрифтом. Я просил часть их уделить нам в братскую книжную лавку.

Когда будете сбираться в Петербург, уведомьте меня, – постараюсь повидаться с вами. На первой неделе хотелось бы поговеть; a затем в воскресенье предполагаю приехать в Москву, и тогда авось увижусь с вами. Впрочем, это еще так далеко; а я стал бояться делать расчеты и на завтрашний день. Невзгоды все гнетут меня; душевное настроение очень нехорошо и отражается на делах моих. Помолитесь, да помилует нас Господь».

Одновременно с этим о. Павел писал мне:

«Честь имею поздравить вас с наступившим святым постом . Да даст вам Господь силу препроводить его в душеспасительных подвигах и да сподобит быть причастником св. таин!

Сообщаю вам, что 29-го января последовало в Совет Братства из Хозяйственного Управления при Св. Синоде отношение следующего содержания: «Хозяйственное Управление покорнейше просит Совет на случай могущего последовать разрешения Св. Синода на напечатание книги («Выписки из старопечатных книг», Озерского) в одной из синодальных типографий, сделать распоряжение о пересмотре и исправлении одного из печатных экземпляров упомянутой книги и затем книгу сию выслать в сие Управление. Вы что скажете на это требование? Как ответить в Синод и какое сделать по этому поводу распоряжение в Совете? У меня на днях, еще до получения бумаги из Хозяйственного Управления, был Максимов¹¹⁷ и просил, чтобы ему поручить книгу Озерского для пересмотра. Мне думается, что он хотя и мог бы хорошо сделать дело, но будет делать очень медленно. Вы лучше можете сказать, какое сделать об этом распоряжение.

Благодарю за присылку нумера газеты («Новое Время»). Слышно, еще скоро другая гроза будет на вас в той же газете.»

Дело о новом издании книги Озерского было начато нами. Признавая эту книгу необходимейшим пособием для собеседований со старообрядцами и желая наиболее широкого её распространения, с другой стороны имея в виду, что первого её издания оставалось уже самое незначительное количество, а второе, уже несколько дополненное, было сделано не вполне исправно и очень неопрятно¹¹⁸, мы видели настоятельную нужду приступить к новому, уже третьему, изданию книги, еще раз подвергнув ее пересмотру, дополнив новыми свидетельствами и дав вообще более правильный порядок выпискам. Право издания «Выписок первым издателем и собственником книги А. И. Хлудовым было предоставлено Братству св. Петра митрополита; но так как средств на такое дорогое издание у Братства не имелось, то мы и решились обратиться в Святейший Синод с ходатайством – напечатать книгу на синодальные средства в Синодальной типографии¹¹⁹. Полученное из Хозяйственного Управления предложение и имело связь с этим нашим ходатайством. Приготовление книги к печати, особенно дополнение новыми выписками из старопечатных и старописьменных книг, а также и надзор за печатанием, если оно будет производиться в Москве, мы решили поручить тому же опытному и сведущему в сем деле лицу, которым была приготовлена книга и ко второму изданию, т.е. отцу Филарету, под руководством и при содействии о. Павла. В таком смысле и было отвечено на полученную из Хозяйственного Управления бумагу.

Вскоре после этого о. Павел совершил предположенную им поездку в Петербург. По возвращении оттуда он писал мне 25-го февраля:

«Я, по милости Божией, из Петербурга возвратился благополучно вчера вечером, т.е. 24-го числа.

Был у нашего владыки, митрополита Макария. Он весьма благодарит вас за статью о Рогожском Кладбище. Мне подарил своего сочинения книгу «Историю русской Церкви (т. XI). О рогожских олтарях он не надеется, чтобы старообрядцы имели какой успех.

У К. П. был два раза. О издании книг против раскола по нашему ходатайству дело подвигается. Братству будет запрос, во скольких экземплярах нужно издавать книги. Надо будет подумать, какой дать ответ, соображаясь с надобностями епархий. Намереваются прежде напечатать Озерского.

Нужно с вами повидаться и поговорить. Если будете в Москве, то уведомьте меня; а если не будете, то я, может, найду время побывать у вас.

Преосвященный Сергий мне поручил передать вам почтение.

Все толкуют о журнале и желают, чтобы издавали именно вы. И по этому делу нужно с вами лично поговорить».

После состоявшегося между нами свидания о. Павел писал мне 10-го марта:

«По вашему обещанию исправить замышленную мною статью, о которой я говорил с вами, посылаю ее вам . В статье, как увидите, у меня особая цель – вразумить православного, как он должен смотреть на старообрядчество. Достигается ли в ней эта цель, я не берусь решить, а потому прошу вас рассмотреть ее и сказать о ней ваш приговор, ничтоже сумняшеся, достойна ли она печати, или нет. Как решите, так и да будет¹²⁰.

Господь да управит стопы ваши и да утешит вас Своим утешением в ваших обстоятельствах».

17-го марта я, по обычаю, приезжал в Москву на именины к А. И. Хлудову. Праздновали, как и всегда в этот день, светло и широко, – но, увы, это был последний праздник радушного хозяина: через несколько дней его не стало: 22-го числа он внезапно скончался. Для всего нашего Братства, и особенно для нас двоих, пользовавшихся особым расположением покойного, это была великая потеря. Похороны А.И.Хлудова происходили 24-го числа, и в его доме, на похоронном обеде, я произнес речь, в которой, изображая редкие качества его ума и сердца, вот что сказал о наших личных отношениях:

«Теперь ровно двадцать лет, как я встретился с ним первый раз и, обласканный им, тогда же принят был в его доме как близкий друг. С тех пор этот дом сделался родным для меня, и сколько приятных, спокойных часов и дней я провел здесь в беседах с добрым, разумным хозяином! В эти двадцать лет нашей дружбы, скажу по совести, между нами не было ни одной размолвки, не пробежало и тени взаимного неудовольствия... О, дорогой Алексей Иваныч, как хорошо могу я по собственному опыту судить о том, что потеряли в тебе твои друзья».

Приведу и то, что в конце речи говорил об отношениях покойного к нашему Братству:

“В конец слова я желаю указать ещё одно высокое качество нашего почившего друга, которое, дерзаю верить, послужит для него, вместе с его добрыми делами, залогом милости на суде Господнем, – разумею его горячую и искреннюю преданность православию и православной Церкви, соединенную с горячею ревностию о защите её от несправедливых нападений её врагов. Об этом качестве его могу говорить тем с большею решительностию, что им-то по преимуществу и скреплялась наша долгая, ничем не нарушенная дружба. Руководясь этою искреннею преданностию Церкви, он принял живейшее участие в учреждении Братства, названного именем первого московского святителя, и затем предался Братству всей душой. В другое время и в другом месте я изложу подробно все его заслуги для Братства св. Петра митрополита, a вместе с Братством и для Церкви; теперь же замечу только, что эти заслуги были велики и что потеря его не вознаградима для Братства. Зато память и молитва о нем в Братстве св. Петра митрополита не престанет до тех пор, пока оно будет существовать. А молитва Церкви теперь уже составляет всю отраду для него, переселившегося в вечность¹²¹."

Наступил праздник Пасхи. Под влиянием новой тяжкой утраты, еще живее напомнившей и мои недавние семейные потери, в самую «ночь Воскресения Христова», 27-го марта, я писал о. Павлу:

«Христос воскресе, возлюбленнейший отец Павел!

Никогда не нуждался я столько в утешениях от Господа, как ныне: да послужишь и мне, и вам, также нуждающемуся в утешении при нашей общей потере, – да послужит нам источником утешения живоносный гроб восставшего из мертвых Христа Жизнодавца! Приветствую вас тем с большею искренностью в день праздника праздников, что теперь вы остались моим единственным другом. Да будет же союз наш во имя Христово и крепок и продолжителен здесь, на земле , и да получит новую крепость в вечности, – в невечернем дни царствия Христова!

Нужно бы нам повидаться на празднике, чтобы поговорить о наших делах. Когда соберусь в Москву, извещу вас; а если вы надумаете приехать сюда, предупредите меня, чтобы нам не разминуться.

Остаток ночи думаю посвятить краткому некрологу нашего почившего друга: пусть это будет дань любви моей к нему в эти святые часы.

Благодарение Богу! – нынешний день вместе с детьми я сподобился при общения святых таин.

Прошу молитв ваших и благословения, и желаю вам здравия и всяких благ.

Ваш преданный Н.Субботин»

В то же самое время о. Павел писал мне:

«Возлюбленнейший о Господе Николай Иваныч!

По множеству болезней ваших, в мимошедшем лете бывших в сердце вашем, утешения воскресшего Христа да возвеселят сердце ваше!

Воскресение Христово ангели поют на небеси: коль паче умершие о Христе славят Его воскресение, яко вину спасения их. И о нас, ныне на земли празднующих, они поминают, как мы о них, но только, думается, с тем различием, что мы не знаем, как они безтелесно, одним духом, славословишь воскресение Христово, а они знают, как мы, в теле сущии, Его воспеваем.

Что думать о скончавшихся младенцах, не помнящих мира сего? Не подобны ли они тем детям, которые, здесь оставшись сиротами в младенчестве, не помнят своих родителей, однако поминают их и любят? Не так ли и умершие о Христе дети, с разрешением от тела разрешившиеся и от немощи младенчества, не помня здешнего мира, однако любят своих родителей, особенно просвещенные ими святым крещением и причащенные тела и крови владычни? Поминая, чего они чрез веру родителей сподобились, не разгораются ли и они любовию к родителям?

Что скажу о некоторых родных, ближайших моему сердцу, умерших вне православия, вне святой Церкви? С разрешением от тела разгнался ли мрак их недоумений, или еще будет пребывать до страшного суда Божия? И пользует ли их молитва о них? Если этот мрак еще при них остается, то он тягчае всякого наказания. Все это известно Тому единому, Иже на сие и умре и воскресе, да и мертвыми и живыми обладает.

Простите меня, что из области века сего, в которой пребываю, захожу в область, в которой не пребываю, но в которую должен идти. Увлекают меня туда мои близкие, особливо в такой великий день, который и им такожде велик.

И доброго нашего Алексея Иваныча – и того нет с нами! – туда же, в будущий век, упредил нас! Трое нас заводили Братство, теперь остались двое... Но если Обещавшийся быть и посреде двух собравшихся во имя Его, будет среди нас, то дело Братства не остановится. Помолитесь, дабы быть не двум, а многим соединенным во Христе!

О избрани и казначея на место покойного Алексея Иваныча не нужно ли посоветоваться со владыкой? Он к нашему Братству становится близок; a Совет о таком деле не привлечет ли его ближе? Подумайте, нужно ли это.

Простите, что я много расписался. Для праздника не нужно бы так много писать; но такое событие, как смерть доброго нашего Алексея Иваныча, заводит мысль за пределы меры. Помолитесь, да устроить Господь все к лучшему.

Слуга ваш архимандрит Павел».

29-го марта я отвечал о. Павлу:

«Получил ныне послание ваше и прочел не один раз с великим утешением: благодарю вас от всей души за изложенные в нем возвышенные и отрадные для верующего мысли и чувствования.

Считаю нужным уведомить вас, что если буду жив и здоров, то в среду утром предполагаю быть у вас в обители, – приеду прямо с железной дороги.

Завтра предполагаю причастить моего малютку. Избираю этот день и потому, что это день именин моего первенца.

В назначенный день я был у о. Павла. Беседовали больше о братских делах, имевших ближайшую связь с недавней кончиной А. И. Хлудова. Прежде всего нужно было позаботиться о избрании на его место братского казначея, и мы решили обратиться с просьбою к старшему сыну и наследнику покойного Михаилу Алексеичу, чтобы он, в память отца, принял на себя эту должность. Я обещался прямо из монастыря заехать к М. А. Хлудову для объяснений по этому делу. Предстояло потом устроить особое в Братстве поминование о скончавшемся и назначить удобный для того день: для переговоров по этому вопросу я обещал побывать у о. председателя и у преосвященного Амвросия, у которого в Богоявленском монастыре предполагалось именно устроить служение. Посоветовались и о том, как устроить в монастыре помещение для знаменитой Хлудовской библиотеки рукописей и старопечатных книг. Известно, что библиотеку эту Алексей Иваныч завещал «на помин души его в полную собственность Никольскому единоверческому монастырю», точно определив условия, на которых она должна существовать здесь. Об этом нам обоим известно было и ранее, – самое даже завещание о библиотеке, по поручению Алексея Ивановича, было составлено мною¹²². Теперь, по кончине завещателя, в виду предстоящего получения библиотеки, предстояло озаботиться устройством удобного для неё помещения в одном из монастырских зданий, которое уже предназначено было о. Павлом для этого употребления.»

Немедленно по возвращении из Москвы я писал о. Павлу:

«Благодарю вас за ваше гостеприимство и радушие.

Михаила Алексеича я нашел дома и имел возможность переговорить с ним о деле. Он прямо сказал, что едва ли будет полезен Братству по своему совершенному незнакомству с расколом; однако заменить Алексея Иваныча в должности казначея согласился, когда я объяснил ему, чего именно мы желаем от него и ожидаем. Таким образом должность казначея, по крайней мере на этот год, мы можем считать замещенною.

К отцу председателю не успел заехать; у викариев же обоих был, но не нашел их дома. Таким образом объясниться, с кем нужно, относительно поминовения Алексея Иваныча не удалось. Поэтому уже вас прошу устроить это дело, и когда будет решено что-либо определенно, уведомьте меня.

Бывши у вас, я забыл поговорить с вами об «апологии, которую раскольники подали Игнатьеву. Вы взяли ее, чтобы написать копию для Алексея Иваныча; теперь не стоит тратить время и труд на эту дрянь. Достаточно и той копии, какая у меня. При свидании вы мне возвратите ее.

Приехавши, нашел ожидающее меня письмо от К. П. Поздравляет с праздником и соболезнует нам о потере Алексея Иваныча. Потом прибавляет: «Авось, Бог милостив, не noгибнет Братство и не истощится. О месте собраний размыслите. Я готов всей душой помогать вам.»

О. Павел немедленно отвечал мне:

«Благодарю вас за уведомление о беседе с М. А. Хлудовым.

На похоронах Алексея Иваныча в Покровском монастыре, когда была речь о поминовении его в Братстве, то было предположено после панихиды собраться членам Братства для избрания казначея. Теперь вопрос о казначее до времени решен. Поэтому нужно ли собираться членам Братства после панихиды? Но вы намеревались что-то сказать о покойном Алексее Иваныче, о его заслугах для Братства: поэтому для выслушания вашей речи не нужно ли собраться членам? Прошу вас тот вопрос мне разрешить, чтобы я знал, что делать.

Еще, – об этом поминовении не нужно ли напечатать в ведомостях, чтобы повестить членов Братства и других, желающих помолиться о покойном, и в каких Ведомостях напечатать? Известите также, в какие дни недели вам не удобно быть в Москве.

Спаси Бог К. П-ча, что он помнит о нашем Братстве!»

4-го апреля я писал в ответ о. Павлу:

«Мне кажется, несмотря на согласие Михаила Алексеича быть казначеем, нам нужно собраться и для выбора его. Речь я, действительно, намерен сказать и, сказавши ее, заявлю, что от Михаила Алексеича имею согласие заменить родителя в должности братского казначея; a собранию предстоит утвердить его в этой должности или, если найдут нужным, приступить к избранию другого кандидата в казначеи.

О собрании нужно объявить, хоть один раз, в «Московских Ведомостях».

Я могу приехать во всякий день, кроме вторника и четвертка. Хорошо бы собраться в 20-й день, который приходится на 10-е число. Но едва ли к этому времени успеем приготовиться. Вообще, это дело предоставляю вашему совещанию с отцем председателем и преосвященным Амвросием. Прошу только поранее уведомить меня о вашем решении.

С грустью прочел я в газетах, что Государю представлялись-таки Шибаев и другие главари австрийского раскола. Господи! спаси нас и помилуй!

Послал я в редакцию Московских Ведомостей, и довольно давно уже, мой Ответ Новому Времени. Удивляюсь и забочусь, что не печатают доселе. Не потрудитесь ли вы наведаться в редакции? Хорошо бы вам повидаться с самим М. Н. Катковым и кстати побеседовать с ним о расколе и его притязаниях на всякие льготы.

Милостию Божиею и вашими молитвами мы живы и не болеем».

Отец Павел отвечал мне 7-го числа:

«Вчера я был у отца председателя, – он отлагает поминовение Алексея Иваныча до 18-го апреля, на день воскресный, и сам хотел по этому делу переговорить с преосвященным Амвросием, а меня потом уведомить, как они решат, я же постараюсь немедленно уведомить вас.

Был вчера и у Каткова; но дома его не застал, а в редакции узнал, что статья ваша скоро будет напечатана¹²³.

Сегодня жду Петра Петровича Скоморошенко для осмотра помещения библиотеки»¹²⁴.

11-го апреля о. Павел снова писал мне:

«Архитектор Петр Петрович был у нас в монастыре и осмотрел здания, где мы облюбовали место для библиотеки. Внизу он нашел неудобным помещение, а облюбовал место для библиотеки за Воздвиженским олтарем (теплой монастырской церкви), и написал уже план, какую нужно сделать переделку. Во-первых, предполагается устроить свод на рельсах и вывести стену между библиотечным помещением и олтарем, потом сделать асфальтовый пол, железные двери и переплеты в окнах. Стоимость всей этой переделки восходит до трех тысяч. За неимением монастырских денег мы думаем на эту перестройку употребить сумму, пожертвованную покойным Алексеем Ивановичем, которую он дозволял употребить на постройку типографии, когда шло о ней дело. Может, обойдемся, и не трогая этой суммы; но нужно указать средства¹²⁵. Я уже подал прошение епархиальному начальству о разрешении постройки. Железную работу дверей и окон заказали, а каменную работу, по рекомендации Петра Петровича, отдали Гусареву, который строил у нас колокольню, – у него здесь близко и кирпич.

Михаила Алексеича я еще не видал, – по слабости моего здоровья опасаюсь ездить; однако на днях думаю у него быть.

Вот, что у нас делается, все описал вам, зная, что и вас это интересует не менее чем нас.

А вот и ненужное.

Князи людстии собрашася... Отец Пафнутий на Пасхе посещал богатых раскольников и у Шестова, приятеля Тертия Иваныча, просидел часа четыре. Что этот человек замышляет и о чем советуется? Хочет-де писать обличение против статьи митрополита Макария: «Патриарх Никон в деле исправления церковных книг¹²⁶. Где этот человек на словах не поспевает быть писателем и чего бы он, по его мнению, не мог обличить! «Макарий-де много опустил важного о Никоне, – я все это обличу! Преосвященный Макарий писал только о исправлении книг патриархом Никоном, а не просто о патриархе Никоне. Не зная себе границ, куда зайдет этот человек и чем кончит, если Бог его не исправит какими судьбами?

Всех зазирает в неисправности, а сам богатым продает свою совесть. Господь да сохранит нас от козней лукавого и за человекоугодие продавать правду!»

Через два дня, именно 14-го апреля, о. Павел снова писал мне:

« Имел я утешение получить чрез отца председателя синодский указ на имя владыки Макария о печатании Святейшим Синодом книг против раскола. Ассигновано по пяти тысяч руб. в год на издание таких книг, и положено сумму эту увеличивать еще выручкою от продажи книг. Можно надеяться, что это доброе дело, по милости Божией, принесет пользу Церкви и братскому делу окажет большую помощь. С указа я дал отцу Филарету списать копию для вас. Решение этого дела очень утешает меня, и я весьма вам благодарен, что вы это дело так благоразумно пустили в ход. Благодарение владыке Макарию, что он так сериозно взялся за это дело. Благодарение и преосвященному Сергию, что он этому благому делу содействовал. Поблагодарите его, если будете ему писать. Благодарение также благому нашему обер-прокурору, что оказал усердную помощь делу. А паче будем благодарить Господа, соединившего всех сердца положить начало столь полезному для Церкви предприятию.

Перестройку здания для библиотеки начинаем.

От отца председателя получил приглашение завтра, то есть в четверток, ехать с ним к преосвященному Амвросию – просить о панихиде по добром нашем покойном казначее. Что решено будет, уведомлю вас».

На другой день, 15-го апреля, о. Павел извещал меня:

«Сегодня был у преосвященного Амвросия. Условились быть поминовению по Алексее Иваныче в воскресенье 18-го числа. Литургия начнется в девять часов с половиной.

Получил я копию с завещания Алексея Иваныча. Вечная память ему! Не забыл и Братство св. Петра митрополита»¹²⁷.

В назначенный день поминовение было совершено, и в состоявшемся после того собрании членов Братства я произнес речь о заслугах, оказанных покойным Алексеем Ивановичем Братству св. Петра митрополита, a затем сообщил о из]явленной Михаилом Алексеичем готовности принять должность братского казначея. Сообщение это было встречено выражением общего удовольствия, и M. А. Хлудов был утвержден в этой должности.»

Нa другой день о. Павел писал мне:

«Благодарю вас за своевременное прибытие в Москву и за сказанное вами слово в память покойного Алексея Иваныча. Оно столь трогательно было для слушающих и столь полезно для возбуждения к подражанию деятельности покойного!

Михаилу Алексеичу желательно, чтобы о завещании библиотеки нашему монастырю было от моего имени напечатано в ведомостях. Научите меня, как это сделать лучше.

Ныне я был у о. председателя. Он сделал намек, что когда будет печататься речь, сказанная вами в память Алексея Иваныча, то те строки, в которых говорится о трехлетних затруднениях Братства, не лучше ли-де пропустить. Я об этих строках ничего не могу сказать, и сообщаю вам замечание отца председателя только к сведению, – может быть, вы сделаете поправку, если речь еще не отослана в редакцию; а если отослана, нечего и думать о том, – у вас сказано легко¹²⁸.

Старообрядцы весьма недовольны пасхальным приемом у К. П. Он решительно объявил явившимся раскольническим поздравителям, что никогда не даст согласия на распечатание рогожских олтарей. Говорят, что на это они жаловались тем министрам, которые их поддерживают и жалоба выслушана благосклонно. Жалко, что в первых людях, стоящих у власти, нет единства в суждении о таких вопросах, как вопрос о расколе.

Простите, что выше написал вам о трех строках вашей речи: это потому, что я все привык вам говорить, возлагая на ваше рассуждение.

Благодарю вас за исправление моей статьи¹²⁹. По вашем исправлении она получила значительное улучшение. Бог да воздаст вам мзду и за труд и особенно за любовь, с которою вы трудитесь.

Так как в Братстве накопилось немало дел, требовавших общего рассуждения, то при свидании с о. Павлом я просил его узнать у о. председателя и нового казначея, когда им удобно составить собрание совета».

23-го апреля о. Павел писал мне:

«Неисполнителен я оказался к вашим поручениям: у отца председателя и у Михаила Алексеича еще не был по случаю слабости здоровья. А притом мне еще пришло на мысль, прежде собрания совета побывать у вас и обо всем, что нужно, переговорить. А быть у вас, если Бог повелит, я намерен в понедельник.

Из Святейшего Синода получено в Братство два указа: один о рассылке книг противораскольнических, а в другом требуется мнение Братства о издании книги митрополита Филарета «Беседы между испытующим и уверенным. Когда Бог велит быть у вас, привезу вам эти указы».

Отец Павел действительно посетил меня и, беседуя с ним, между прочим, о совокупных действиях против нас о. Пафнутия и Т. И. Филиппова, сильно мирволивших раскольникам австрийского согласия, я показал о.Павлу доставленные мне о Климентом (Зедергольмом) письма Тертия Иваныча к оберпрокурору Св. Синода графу А.П.Толстому из Ржева, куда он, как состоявший на службе в Синоде, послан был графом в 1857 г. для собрания точных сведений о происшедших тогда волнениях у ржевских раскольников по случаю обращения одной из часовен в единоверческую церковь. В этих письмах Т. И. Филиппов является уже большим защитником раскольников и неблагосклонно отзывается об известном, весьма многими чтимом, ржевском протоиерее о. Матвее Константиновском, главном виновнике отобрания часовни у раскольников. У меня была написана и статья об этом деле с точными выписками из писем: статью я дал о. Павлу для прочтения. При этом же свидании я обещал о.Павлу написать для Московских Ведомостей статью о Хлудовской библиотеке, завещанной в его монастырь, о чем просил его Михаил Алексеич.

2-го мая о. Павел писал мне:

«Статью вашу об отце Клименте прочитал. Благодарю за сообщение. Действительно, эта статья много бы раскрыла о г-не Филиппове, но задела бы его до глубины сердца. Меня удивило то, что сам Филиппов так уважает отца Матвея и в разговоре со мною называл его своим просветителем в Богопознании, а между тем оказывается, что в обидах ему от раскольников не был его защитником. Эту статью я советую вам поблюсти до дальнейших обстоятельств¹³⁰.

30-го числа апреля в передовой статье Московских Ведомостей не пространно, но сильно сказано о старообрядцах и защищающей их литературе¹³¹. Это чистая правда. И давно бы пора г. Каткову это сказать. Ведь он, конечно, не теперь только понял Герценовское начало нежного обхождения со старообрядцами и цель этого обхождения. Или ваша книжка «О сущности и значении раскола» помогла это увидеть? Доселе так сильно о расколе он не говорил. При случае расскажите ему мое свидание с Кельсиевым, как Кельсиев хлопотал о знакомстве со старообрядцами, чтобы иметь их себе помощниками. У Герцена и Кельсиева была цель – при посредстве старообрядчества уронить церковь; а когда уронят церковь, которая составляет незыблемую опору государства, оно, без опоры, неизбежно должно пасть. С этою целью они и хлопотали о свободе старообрядчества и так искали сближения со старообрядцами. Кельсиев говорил мне: «вы погодите спорить между собою¹³²; прежде победим общего врага, а потом, на свободе, и будете между собой разбираться по любви, кто из вас прав и кто не прав». Мой петербургский знакомый, у которого я квартировал тогда, приехав из Пруссии, и у которого Кельсиев имел эту беседу со мной¹³³, проводивши его, говорит мне, между прочим: «а что, если бы эти господа чрез нас достигли победы над никонианами и правительством, как бы тогда они взглянули на нас?» Я ответил: «тогда они принялись бы и за нас». Он согласился, и прибавил: «лучше все терпеть от никониан, нежели иметь дело с безбожниками». Но не все старообрядцы могли так понимать дело, как мой приятель; а у поповцев их архиереи даже и очень сочувствовали речам Кельсиева, как он сам уверял меня в этом. На мой же решительный отказ принять его предложения Кельсиев ответил: «доверяетесь вы нам, или не доверяетесь, а мы все же в вашу пользу будем работать, и этим заставим вас, хотите, или не хотите, за одно с нами действовать»¹³⁴. Теперь вот и на деле это видно. Герцена не стало, и Кельсиева уже нет, a цель их действия, указанная Герценом, твердо преследуется их единомышленниками, и старообрядцы, по доброй воле, или нет, но из своей пользы за одно с безбожниками и действуют против православной Церкви. У безбожников старообрядчество наше, то есть раскол, крепкое оружие против Церкви, a вместе с Церковью и против государства: поэтому они и охраняют его, поэтому так его и защищают. Беда, беда, что государственные люди, стоящие у кормила православия, не видят и не хотят понять этих проделок врагов государства и так помогают им чрез покровительство расколу уготовлять беды для Церкви и государства. Владыка Церкви, Имже царие царствуют, да восстанет и запретит бури и ветрам, и да будет тишина велия! Господь да подаст разум нашему Государю разуметь коварства вражия и нас да помилует»!

Одновременно с этим письмом о. Павел прислал мне на просмотр вновь переписанную свою «Беседу с одним из православных». 4-го мая я отвечал ему:

«Посылаю обратно вашу статью. Она переписана верно и потребовала немногих, весьма незначительных поправок. Благоволите распорядиться ею, как предполагали.

Сказанное в передовой статье Московских Ведомостей и мне очень по сердцу. А прочли ли вы в нынешнем нумере мою небольшую статью о библиотеке Алексея Иваныча? Так ли я сделал дело?

С завтрашнего дня у нас начинаются экзамены. Дела мне предстоит много; но между делом академическим постараюсь найти время, чтобы написать нужные бумаги по Братству. Когда приготовлю, уведомлю вас. Вот беда: здоровье изменяет. Ныне ночью чувствовал большое стеснение в груди, – припадок продолжался более часу. Доктор не находит, впрочем, ничего особенно опасного.

Вам желаю и здравия и спасения. А об нас сотворите молитву».

7-го мая отец Павел отвечал мне:

«Статью мою, посланную вами, по почте, получил. Благодарю за труд пересмостра, а паче за любовь, которая и труд делает легким.

Егор Антоныч послал вам нумер «Нового Времени». В нем злобная и лживая статья; но важно то, что сам сочинитель её признается, что старообрядцы имеют антигосударственное направление.

Жаль, что не много Катковых и Субботиных, пишущих правду о расколе. А еще жалче, что не много архипастырей, которые сказали бы потребное времени слово. Как нужно молиться, чтобы Бог обратил нас на тот путь правды, по которому шли добрые наши предки и получили от Господа благая земли нашей, и чтобы дал людей, добрых помощников Государю нашему».

13-го мая отец Павел снова писал мне:

“Благодарю вас за статью в Московских Ведомостях о Хлудовской библиотеке. Вы довольно сказали в защиту монастыря¹³⁵.

Сообщаю уже слышанную вами новость. Я был вчера у владыки митрополита. Он сказал мне, что о. Пафнутий подал ему прошение, – просить заграничного пашпорта на год для поездки на Восток. Владыка сдал прошение в консисторию на рассмотрение; меня же спросил, нет ли тут какой иной цели. Я ответил то же, что вы говорили Игнатию Александрычу, – что удерживать о. Пафнутия не зачем, нужно дать свободу, а только высказал опасение, как бы он не сделал какого вреда заграничным единоверцам в Буковине и Майносе.

Паимский священник Крючков возвратился из Петербурга с успехом.

Он ездил просить пособия на новостроящийся в Паиме единоверческий храм. Ему К.П. поручил сказать мне, что рогожские олтари не будут отпечатаны и что во время предстоящей коронации раскольники ничего не добьются. Крючков был и у Т.И.Филиппова, имел с ним интересную беседу. Филиппов прямо высказал, что просьбу раскольников о распечатании олтарей следует удовлетворить, и что те берут грех на душу, кто этому препятствует. Вот как! г-н Филиппов уже полагает грехом стоять за православие! Но он еще о малом хлопочет. Старообрядцы и на то жалуются, зачем у них отняли Успенский собор, который-де должен принадлежать им¹³⁶: так вот г-ну Филиппову нужно бы похлопотать, чтобы возвратили им отнятое, а иначе грех будет, – чужое не отдают! Я давно примечал, что Тертий Иваныч только на словах боек и умеет составлять фразы ловкия, но твердой мысли и чтобы в каждом слове содержалось значение, этого у него нет, а примечается в его словах какая-то односторонность. Теперь о рогожских олтарях почему так понимает г.Филиппов, – ошибка ли его здесь, как и в других предметах, то есть в суждении о соборных клятвах и о греко-болгарской распре, о которых он судит так односторонне, или есть тут что иное, об этом душа его знает: никто же бо вест, яже в человеце, точию дух человека.

У нового казначея нашего я был, – просил дозволения делать заседания совета в его доме, как было при Алексее Иваныче: получил любезный привет и полное согласие.

Простите, – вам теперь неколи заниматься письмами, а я вас отвлекаю от дела.

Бог да поспешит вам в делах ваших и да дарует вам силы и душевные и телесные».

Я удосужился ответить о. Павлу только 19-го мая:

«Очень давно я не писал вам, хотя следовало ответить на два ваши письма. Причина – недосуги, а потом и болезнь. Целую неделю ходил на экзамены перемогаясь; справил и праздник лаврский; а вечером в понедельник совсем разболелся так что пришлось обратиться за помощью к доктору. Ныне чувствую себя легче и кроме хины лекарств не принимаю. Когда выйду из дому, еще не знаю; а между тем экзамены продолжаются и продолжатся до 4-го июня. В двадцатых числах мая есть у меня три дня свободные, когда нам можно бы составить совет; но не вижу никакой возможности приготовить к этому времени нужные братские бумаги, потому что кроме экзаменов имею на руках студенческие сочинения. Итак, Бог весть когда увидимся.

То, что вы пишете о Филиппове, прискорбно. Мне кажется, здесь много действует его слишком большое самолюбие. Возмутительны и замыслы его приятеля, бегущего за границу. Я полагал, что он хочет именно бежать, не прося законного разрешения на путешествие. Поэтому и Игнатию Александрычу сказал, что о замысле Пафнутия нечего жалеть, a скорее надобно радоваться. Выдавать же ему законное разрешение на поездку куда-то, будто бы на Восток, когда не подлежит сомнению, что имеется в виду преступная цель, мне кажется, никак не следует. Разве не подозрительно и то, что испрашивается отпуск на такой долгий срок, когда для путешествия на богомолье достаточно несколько

месяцев? Каково же будет начальству, если снабженный от него паспортом православный иеромонах сделается за границей агентом раскольников, а может-быть чем-нибудь и еще хуже? Мне хотелось об этом поговорить с митрополитом; но он ужасно спешит, – все ему недосуг. Только на проводах, на станции железной дороги, я улучил полминуты сказать ему об этом; но мне отвечено, что нет основания удерживать (это подозрительного-то человека, да еще монаха!) и что об этом уже говорено с вами. Пусть будет что будет. Бог строит все к лучшему.

Постарайтесь отыскать майскую книжку журнала «Исторический Вестник» и прочитайте там новую статью Лескова под заглавием: «Церковные интриганы». Весьма интересно; а почему? – увидите сами».

Пафнутий просил паспорта для путешествия на Восток, очевидно, имея в виду пример отца Павла, недавно совершившего путешествие по святым местам: он смело рассчитывал, что если дано было дозволение отцу Павлу отправиться на Восток для богомолья, то не имеют основания отказать и ему. Но, в действительности, он и не думал о путешествии ко св. местам, как оказалось впоследствии и как мы именно предполагали, а желал только пробраться за границу, к тамошним раскольникам. Это мне и желательно было раскрыть митрополиту Макарию; но он находился тогда в каком-то возбужденном состоянии, и уловить его было не легко, так что представился случай поговорить с ним только на станции железной дороги, куда вместе с другими старшими членами Академии нужно было явиться проводить его при отъезде в Москву (тогда введен был этот обычай). Ответ его, приведенный в моем письме к о. Павлу, сказан был также в неспокойном духе. После неожиданного исхода по делу единоверческой типографии, для которого, по его поручению, я так много, но понапрасну, трудился, он как будто стеснялся встречею со мной. Это мое свидание с митрополитом Макарием на станции и этот разговор с ним были, увы, последними...

А статья Лескова «Церковные интриганы», которую я рекомендовал отцу Павлу прочесть, была очень интересна в том отношении, что в ней этот радетель раскола явился решительным его противником и вполне оправдывает патриарха Никона в его столкновениях с первоначинателями раскола, известными протопопами (по его выражению, «крутопопами») Нероновым, Аввакумом, Лонгином и прочими, которых именно и называет «церковными интриганами». Так, напр., он пишет: «основная причина церковного немирства была в немирственном настроении людей московской соборной аристократии, то есть крутопопов, которые любили властвовать и потому не желали иметь патриархом умного и сильного характером человека (Никона). И в заключении статьи говорит: » Ошибочность больших симпатий расколу не сомненна и она станет очевидною для всякого, кто захочет знать истину без предвзятых мнений». Любопытно, что Лесков написал своих «Церковных интриганов» по поводу статьи митр. Макария «Патриарх Никон в деле исправления книг», – той самой, против которой Пафнутий сильно восставал и хвалился написать суровую критику. Статью свою митр. Макарий, как было уже сказано, в отдельных из академического журнала оттисках отдал нашему Братству: у Лескова был именно, как сам он говорит, такой отдельный оттиск, быть может, и присланный ему Пафнутием, конечно, с тою целью или даже с просьбою, чтобы он так же раскритиковал эту брошюру, как мою «О сущности и значении раскола». Но Лесков, как видно, понявший Пафнутия, превознес митр. Макария и о расколе высказался уже совсем иначе, нежели в статье «Кто написал». Любопытно еще, что здесь он ядовито смеется над нашими «историческими романистами», которые «носятся с Аввакумом и другими раскольническими героями, при чем имел, очевидно, в виду Мордовцева и его гнусный роман, о котором была напечатана мною обширная статья в «Русском Вестнике», – и эту статью Лескова, очевидно, имел в виду, хотя, разумеется, не упомянул об ней ни слова¹³⁷. Вообще, статья «Церковные интриганы» Лескова, отличающаяся совсем другим характером и взглядом на раскол, нежели статья «Кто написал, обличала в нем как бы некоторое намерение – исправить ошибку, допущенную, по милости Пафнутия, написанием этой последней, на которую ответ мой в «Московских Ведомостях» он, разумеется, прочел. Вот почему я обращал внимаyние о. Павла на новую статью Лескова.

24-го мая о. Павел отвечал мне:

“Статью Лескова «Церковные интриганы» прочитал. Благодарю за указание. И для меня показалась она интересна. Из уст Валаама благословение! Я всегда был того мнения, что беседа патриарха Никона с Нероновым доказывает противное тому, что думают о Никоне враги его¹³⁸; но важно то, что защитник раскола так описал характеры обоих. Из этой статьи даже небесполезно бы сделать выдержку¹³⁹.

В проезд великих князей через Москву старообрядцы по прежнему занимались своими проделками, – охраняли здоровье князей, чего, может, князья и не требовали от них. Я не против этого, – пусть старообрядцы, из усердия ли, из видов ли, но однако к пользе действуют; но вот что не хорошо: почтенные люди из старообрядцев в этом добром деле трудиться не усердствуют, – да их и очень мало, – а нанимают других, не рассматривая их качеств, или достоинства, и те идут только из-за денег и из желания показать себя какой-то властью. Я уже не говорю о том, какое раскольники, все вообще, имеют убеждение о православном Государе Императоре; но как смотреть именно на эту наемную раскольническую толпу, – какая на эту охрану надежда? Не рискует ли само московское правительство, поручая охрану священной особы Государя тем, кому не следует? А притом, эти действия московского правительства не возбудили бы в московском народе каких неблагоприятных поводов к столкновению православных с раскольниками. Это отчасти уже и начинается. Раскольники, возносясь поручением охранять царскую фамилию, укоряют православных, акибы не верных правительству. И столкновения, как слышно, уже начались. Один старообрядец, выдавая себя за распорядителя охраны и увидев одного православного, вложившего руку в карман, подошел к нему с грубым приказанием вынуть руку из кармана; православный, конечно, не послушал. Тогда старообрядец пожаловался на него кому-то из полиции. Тот подошел к православному и сделал ему замечание за ослушание. Православный ответил: «вы приказываете, и я повинуюсь; а он что за власть тут, чтобы распоряжаться и отдавать приказания Я сам не менее его забочусь об охране Государя Императора». Если эти охранители-раскольники пойдут так шаг за шагом вперед, то далеко ли до столкновений¹⁴⁰?

Отец Пафнутий хвалится в Константинополе купить патриарха, чтобы принял майносского раскольнического попа в его сане и хочет тем причинить обиду русской Церкви. Вестимо, дело это несбыточное, и похвальба эта безрассудная и дерзкая; но если такие злые поступки примут начало, то чего ожидать дальше? Ваше слово правда: беги и твори что хочет! Владыка не находил средств, как удержать, и отдал дело консистории; а она еще меньше имеет к тому средств.

Жаль, что силы ваши слабеют. Дай Бог, чтобы вы были совершенно здоровы».

26-го мая я отвечал о. Павлу :

«Благодарю вас за письмо. О Пафнутий вы пишете интересные известия. Дело, конечно, мало вероятное; но можно опасаться, не будет ли он снабжен письмом от Т. И. Филиппова к патриарху. Судя по известному адресу, напечатанному в его книге¹⁴¹, Филиппов не откажется содействовать планам Пафнутия, а патриарх, как известно, чтит в Филиппове своего сторонника по болгарскому делу. Нужно бы принять какие-либо меры против подобных злых замыслов. Об этом и других предметах хочется поговорить с вами при личном свидании. В воскресенье я свободен и мог бы приехать в Москву на собрание совета. Если можно, устройте это и известите меня».

29-го мая отец Павел отвечал мне:

«Ездил я к отцу председателю с предложением сделать собрание совета в воскресенье, 30-го числа; но он, по своим занятиям, не нашел возможным это, а просит, нельзя ли отложить собрание до другого воскресенья, если вам среди недели не удобно приехать. Прошу вас уведомить меня, как вы решите.

Отец Пафнутий из Чудова уже выбрался к своим родным, или знакомым, и оттоле намерен отправиться в свой путь.

Жид, издавший сочинения Верховского, издал еще какую-то новую книгу. Я еще не видал её, и о чем в ней говорится, не знаю».

Собрание совета состоялось, и при свидании с о. Павлом я, между прочим, сообщил ему, что по окончании академических дел намерен съездить с семейством на богомолье в Саввин монастырь и Новый Иерусалим. Отец Павел имел случай сказать об этом моем намерении настоятелю Саввина монастыря преосвященному Алексию, и 4-го июня писал мне:

«Преосвященный Алексей поручил мне передать вам, чтобы вы его уведомили, когда будет ваше путешествие в Саввин монастырь: он желает по этому случаю сделать распоряжение, чтобы в монастыре позаботились о вашем успокоении.

Посылаю вам оттиски моей статьи из Душеполезного Чтения и прошу один из них отдать цензору для одобрения к печатанию отдельною книжкою для Братства¹⁴². Мне думается, не напечатать ли эту книжку гражданским шрифтом, потому что беседа составлена к лицу православного. Но как вы найдете лучше, так пусть и будет.

Замене Игнатьева графом Толстым в министерстве внутренних дел старообрядцы не рады; особенно недоволен этим Шибаев. Не ведет ли Господь к тому, чтобы прекратить, хотя на время, ход этим пролазам в правительственные места, и не будет ли при графе Толстом более доступа к делам для людей добросовестных? Дай-то Бог!»¹⁴³

7-го июня, я извещал о. Павла:

«Пишу только затем, чтобы уведомить вас, что в среду, если будем здоровы и не попрепятствует погода, предполагаем, выехать отсюда для путешествия к обителям. В Москве пробудем дня два. Немедленно по приезде уведомлю вас и назначу, где нам повидаться: нужно передать вам приготовленные мною, но еще не переписанные, бумаги и поговорить кое о чем».

В назначенное время я приехал в Москву и утром 10-го числа явился к преосвященному Алексию, согласно его желанию, чтобы получить его напутствие в Саввин монастырь; но он встретил меня вестию, что накануне вечером внезапно скончался митрополит Макарий, в Черкизове, без памяти принесенный из купальни, где поразил его удар. Пришлось отложить путешествие.

Итак, Братство лишилось второго митрополита со времени своего основания. В свое недолгое управление московскою паствою митрополит Макарий оказал Братству не малые услуги уже тем одним, что все наши преднамерения и предприятия охотно и безпрекословно принимал под свое покровительство и старался помогать их осуществлению; но особенно живого, сердечного и деятельного участия в Братстве, какого требовала самая цель его, столь важная для православия и Церкви православной, не принял и он, как это обнаружилось особенно в неожиданном исходе дела о единоверческой типографии, которое он начал, невидимому, с таким усердием, а довести до желаемого конца не решился, уступая обстоятельствам...

После похорон митрополита Макария я исполнил намерение посетить Саввин и Воскресенский монастыри. Отец Павел изъявил желание также приехать в Новый Иерусалим, чтобы вместе со мною осмотреть здесь храм Воскресения и поклониться гробу патриарха Никона, чему был я очень рад, так как о. Павел мог бы сообщить при этом драгоценные сведения о сходстве этого знаменитого храма с недавно виденным им в «старом» Иерусалиме, точную копию которого, и притом древнейшего, до пожаров, он представляет. К сожалению, случайным образом, наше свидание там не осуществилось. Узнав, что я был уже в монастырях, о. Павел писал мне 23-го июня:

«Видно, Бог не судил нам совокупно утешиться зрением Нового Иерусалима. Как это случилось, я еще не знаю. Я думал, что вы отложили поездку за ненастьем.

Виноват я, что не посоветовал вам писать о Пафнутию, т.е. о его бегстве. Люди пишут и пишут; видно, по пословице, шила в мешке не утаишь. Если писать, то нужно написать уже основательно. Отец Пафнутий пропустил молву в оправдание себе, что будто он перешел из раскола только чрез то, что поссорился с Антонием, а не по убеждению. Это пишут и газеты. Если так, то это еще более выставляет его неосновательным человеком.

Податель письма сего – старообрядец-беспоповец из Сувалкской губернии. Он приехал нарочно в Москву с целью осмотреть древности и убедиться в православии, – рассматривает все без предубеждения. Соблаговолите дать ему слово утешения в пользу православия, дабы была и ваша часть в его обращении к истине. Страннему человеку, странствующему от лишения, только с целью получения духовной пользы, дорого и одно полезное слово»¹⁴⁴.

Еще до получения этого письма, 22-го числа писал я о. Павлу о том, как случилось, что общая наша поездка в Новый Иерусалим не состоялась:

«Приношу вам мою повинную голову, которую, по пословице, и меч не сечет. Частию по моей вине, a частию и без вины, случилось, что мы совершили путешествие по монастырям, не известив вас, как было между нами условлено. Утром 17-го числа я выехал из Посада, заготовив вам письмо, которое положил в карман верхнего платья, чтобы в Москве опустить в почтовый ящик; но в хлопотах с детьми забыл опустить и вспомнил об нем, уже сидя в вагоне на Смоленской железной дороге. Между тем здесь же настиг нас дождь, и мы с большим затруднением добрались до Саввина монастыря. Оттуда, по случаю дурной погоды, я решился было отправиться назад, в Москву, и даже рад был, что не удалось послать вам письмо. Но утро, в день, назначенный для отъезда, явилось такое ясное, что дети упросили меня ехать в Новый Иерусалим. Я стал хлопотать, чтобы послать вам телеграмму; но оказалось, что в Саввине это сопряжено с большими затруднениями. И вот, вопреки моему желанию и к крайнему моему огорчению, я должен был осматривать великое создание патриарха Никона без вас. Мне это было тем более жалко, что и отец настоятель ожидал вас. Простите же меня великодушно за невольный обман, который мне же больше всего и принес огорчение.

О, как хорош Новый Иерусалим! И приняли меня там, как желанного и даже как важного гостя, что было уже и не к лицу мне. Спаси Бог отца Вениамина¹⁴⁵ за его любовь и внимание! Вам он прислал со мною книгу «Жизнь патриарха Никона» и свой портрет: вручу их вам при свидании. Прошу вас не оставлять намерения побывать в обители Воскресенской. Вам это даст большое утешение; а потом вы сообщите мне о результатах сличения новоиерусалимского храма со староиерусалимским.

Пришло мне на мысль: не следует ли нам приготовленное на имя покойного митрополита представление подать, разумеется, изменив что следует, преосвященному Амвросию, как управляющему митрополией? Посылать представление прямо в Синод, минуя ближайшую власть, мы едва ли в праве. При случае переговорите об этом с отцом председателем и известите меня. Я поступлю согласно его и вашему решению.

Прочел я в «Русских Ведомостях» известие о переходе Пафнутия в раскол. Статья такого рода, что вызывает на возражение и на раскрытие дела в его истинном виде. Сообщите мне об этом ваше мнение».

Отец Павел отвечал 27-го июня:

«Слова письма вашего: покорную голову не секут, не рубят, идут к тому, кто пред кем виноват и кому обязан, а вы в случайном событии предо мною не виноваты и мне не обязаны, или обязаны только любовью, по слову Апостола: ничимже должни друг другу бывайте, но точию еже любити друг друга, что вы и исполняете. Я же во всем вам обязан. Знаю, что по смирению вы скажете противное этому, и дабы друг другу не прекословить, оставим речь о том, кто кому более обязан. Делаем общее дело для пользы церкви, посему и обязаны друг другу.

Одно меня в вашем письме опечалило: вы забыли в кармане письмо. Я тем же страдаю; но вам лет поменее моего, – я и думал, что вы еще тем не страдаете. А теперь вижу, что и вас тоже стало постигать, хотя и не в таком размере, как меня. Но эти печальные строки пусть вас не смущают. Причиною забвения бывает не одно приближение старости, но и углубление ума в предметы, которые он стал лучше постигать, нежели в юности, и это лучшее постижение предметов с избытком может вознаградить некоторое лишение или притупление памяти. Может, я пишу и не то? – простите.

К отцу председателю еще не ездил, – не имел возможности.

Что такое? – люди нужные России так умирают в одночасье? Говорю о Скобелеве. Знать, еще тяготеет над нами рука Господня к наказанию нашему. Нужно молиться, да отвратит от нас Господь праведный гнев свой и нас наставит в покаяние пред Ним. Кто бы явился Моисей и умолил Бога о нас?

Я собираюсь съездить в Ростов для осмотрения древностей. Нe знаю, как позволит здоровье. На обратном пути приимите странника отдохнуть, если Бог повелит и вы дома будете».

В тот же самый день, 27 го июня, и я писал о. Павлу, чтобы приветствовать его, как всегда делал, с наступающими именинами:

«Спешу приветствовать вас с наступающим днем вашего ангела. Молитвами великого Апостола языков Господь да хранит вас на многие лета, даруя вам крепость сил на служение святой Его Церкви, отовсюду боримой врагами! В тяжелое время, когда смерть так нежданно избирает и поражает свои жертвы (вот и народного героя не стало!), о, как потребна, как нужна крепкая молитва, да хранит Господь трудящихся по мере сил своих на пользу святой Церкви и дорогого отечества!

Статью о Пафнутии в ответ «Русским Ведомостям» я написал и, переписав, пришлю вам, чтобы вы прочитали и потом передали в «Московские Ведомости».

1-го июля о. Павел отвечал:

“Приношу вам сугубую благодарность за поздравление со днем моего ангела и за ваше благожелание.

По поручению вашему ответ ваш «Русским Ведомостям» прочел, нашел весьма удовлетворительным и в редакцию «Московских Ведомостей» его отвез¹⁴⁶.

У отца председателя тоже был. Послать бумаги в Святейший Синод чрез преосвященного Амвросия он согласен, но только поручил мне прежде спросить у самого преосвященного на то согласия. Я был и у преосвященного Амвросия, и он с готовностию изъявил согласие на наше предложение.

“Московския Ведомости» благовестили нам о новом владыке. Если это совершенно так, то не восхотел ли Бог помиловать раскольников, – деятеля против раскола послать в сердце России, в Москву, действовать на обращение их? Нe помиловал ли и наше Братство, – дает ему владыку, много трудившегося против раскола? Мы припасаем от Братства подать ему книги, чтобы были в переплёте, – Уставь братский, отчеты за все годы, мелкие издания и некоторые книги. А «Братское Слово и «Материалы для истории раскола и покойному владыке подавали непереплетенные. Теперь как прикажете, так и сделаем.

На праздник преподобного Сергия к литургии есть намерение быть в Лавре. А приведет ли Бог, не знаю».

Преемник митрополита Макария, экзарх Грузии, высокопреосвященный Иоанникий, открывший Братство св. Креста в Саратове и потом в Нижнем-Новгороде, был первым учредителем противораскольнических братств. Это именно и внушало надежду, что наше московское Братство св. Петра митрополита приобретет в нем особенно усердного покровителя, и борьба с расколом, в самом его средоточии – Москве, будет происходить с наибольшим успехом, каковую надежду о. Павел и выразил в своем письме по поводу известия о вновь назначенном московском митрополите, а я вполне разделял с ним. Нашим ожиданиям однако не суждено было оправдаться. Митрополит Иоанникий, при своих высоких, всеми признанных достоинствах истинного архипастыря, дозволял себе иногда излишнее доверие к своим людям, особенно к тем, которых сам вывел в люди и в которых, должно быть, находил великие умственные, нравственные и иные качества, хотя действительность их величия подлежала крайнему сомнению. Вскоре же по занятии митрополичьей кафедры в Москве вызвав одно такое лицо, обладавшее, по его мнению, необыкновенным знанием раскола и редким искусством вести беседы со старообрядцами, митрополит Иоанникий предоставил, можно сказать, в полное его ведение дела, касающиеся раскола, и так как это доверенное и авторитетное лицо, в свою очередь, весьма легко подчинившееся влиянию других искусных людей, под воздействием сих последних, неблагосклонно отнеслось к нашему Братству, то и вниманием митрополита оно не могло уже пользоваться. С этого времени для Братства, и особенно для нас обоих, как главных деятелей в Братстве, настала трудная пора, – пора борьбы не только с открытыми защитниками раскола, но и с такими лицами, в которых надлежало бы иметь сотрудников и союзников в общем служении святой Церкви, а пришлось встретить запинателей ему. Достаточно сказать, что с того времени митрополит Иоанникий ни однажды не только не посоветовался с о. Павлом по делам раскола, но, как бы намеренно, при неизбежных встречах, не начинал с ним и речи о расколе, – и это с таким человеком, к познаниям и трудам которого в борьбе с расколом, равно как к высоким умственными и нравственным качествам, питали великое уважение два его предшественника – митр. Иннокентий и митр. Макарий, обращение которого к Церкви радостно приветствовал еще сам митрополит Филарет, которого высоко чтили многие архипастыри российской Церкви, начиная с Киевского митрополита Платона, и которому будет принадлежать почетнейшее место в истории противораскольнического миссионерства. Многие, конечно, почтут невероятным это известие; но я считаю долгом совести засвидетельствовать несомненную его справедливость, так как дело это было вполне известно мне от самого отца Павла и всегда служило для меня предметом горьких сожалений. Со много, при моем служебном положены в Академии, митрополиту Иоанникию приходилось вести речь и по вопросам о расколе (между прочим на экзаменах), при чем он не скрывал своей симпатии к лицам, недовольным моею, совместно с о. Павлом, деятельностью, – иначе, нежели мы, решавшим относящиеся до раскола вопросы и даже выступившим с печатного против нас полемикой; но я всегда имел твердость и, упомяну с благодарностью к владыке Иоанникию, не без успеха отстаивать перед ним наши мнения и наш образ действования. Эти невзгоды наши начались не ранее конца 1883 года, именно по водворении в Москве упомянутого выше лица, быстро подпавшего под влияние некоторых людей, давно искавших занять господственное положение в делах касающихся раскола; теперь же известие о назначении владыки Иоанникия на кафедру Московской митрополии было принято нами с отрадною надеждою.

Отец Павел исполнил свое намерение, приезжал в Посад на лаврский праздник, и при свидании мы успели переговорить о наших братских делах, между прочим и о нашей книжной лавке под Ивановской колокольней в Кремле, которой угрожала опасность быть уничтоженною при начавшихся здесь приготовлениях к коронационным торжествам. Мы решили, что надобно просить преосвященного Амвросия, которому главным образом и обязано Братство дозволением устроить лавку под Ивановской колокольней, чтобы похлопотал об оставлении её в неприкосновенности во время коронационных торжества, о чем и было написано мною на имя преосвященного прошение от Братства. Он действительно помог нам, – лавку нашу не потревожили. Важность этой услуги преосвященного Амвросия нашему Братству можно было оценить только спустя тринадцать лет, когда, при коронации ныне благополучно царствующего Государя Императора, г-да распоряжавшиеся коронационными постройками в Кремле около Ивановской колокольни, не взирая ни на что, безжалостно уничтожили нашу лавку, хотя время было тогда вовсе не такое тревожное, как при вступлении на престол приснопамятного великого Императора Александра III-го.

Возвратившись в Москву и повидавшись с преосвященным Амвросием, о. Павел писал мне:

«Прошение преосвященнейшему Амвросию подал. Он обещал представить от себя, кому следует, заявление о лавке, сделав выдержки из нашего прошения. Вообще, он показывает усердие и надеется защитить дело. Торговлю в лавке советует не прекращать, потому что коронация Государя Императора едва ли еще скоро будет».

26-го июля я отвечал о. Павлу:

«Благодарю вас за извещение по делу о лавке Дай Бог чтобы оно получило ожидаемый благоприятный для нас оборот!

Посылаю вам представление о книгах, издание и распространение которых мы признали особенно нужным и полезным. Но не пождать ли нам приезда нового владыки, чтобы подать представление непосредственно ему? Остается до его приезда так немного времени, что, пожалуй, и неловко уже теперь вести дело чрез преосвященного Амвросия.

Скажите, пожалуйста, отцу Филарету, чтобы уведомил меня, когда послана в Хозяйственное отделение первая часть книги Озерского и послана ли вторая. Мне нужно знать это, чтобы ответить на вопрос К.П.: «скоро ли будем печатать Озерского?» Нужно сообщить ему, что книга уже приготовлена нами к печати и отослана в Петербург, что теперь дело зависит не от нас, и попросить, чтобы сделано было распоряжение об ускорении печатания книги.»

29-го июля о. Павел отвечал мне:

«На ваше предложение, чтобы представление от Совета в Св. Синод о книгах отложить до времени приезда владыки, я вполне согласен. Это будет знакомить владыку с деятельностью Братства по распространению книг и авось внушит ему желание поддержать ее пред Синодом, если Братство будет нуждаться в этой поддержке.

Я слышал, что владыка из Тифлиса выехал 27-го числа; а когда будет в Москву, не слыхал.

В день памяти (13 августа) покойной супруги вашей как рано будет начало литургии и когда мне следует прибыть¹⁴⁷. Для меня удобно бы ехать накануне в 8 часов вечера, если этим не побеспокою вас, – дома я отправил бы всенощную».

4-ю августа я отвечал о. Павлу:

«Благодарю вас за память о 13-м августа. Обедню можно начать в такое время, когда вы пожелаете, – хоть в 10-м часу; но, разумеется, будет удобнее и для вас и для нас, если вы пожалуете к нам накануне. Приехав с последним поездом, вы нисколько нас не обеспокоите. Надеюсь однако, – до того времени мы еще успеем переписаться.

Относительно представления о книгах я писал вам под влиянием слухов, что новый владыка скоро приедет. Теперь стало известным, что раньше половины августа его невозможно ожидать в Москву. Пусть однако же останется твердым наше решение – подать представление непосредственно ему. В Синоде, по случаю вакаций, оно едва ли может быть скоро и доложено.

Возвратил я отцу Филарету его статью о Пафнутии, то есть о причинах, побудивших его бежать за границу. По моему, статья хороша и полезно было бы ее распространить, напечатав брошюркой ¹⁴⁸.

Пишет мне отец Филарет о вашем желании, чтобы я составил одобрительный отзыв о предприятии о. Голубова¹⁴⁹. Затрудняюсь написать, потому что предприятию его решительно не сочувствую, находя в нем только спекуляцию. Еще в ноябре прошлого года К. П. требовал моего отзыва об этом предприятии о. Голубова, и я послал отзыв весьма невыгодный для него¹⁵⁰, а в письме, при котором официальный отзыв был послан, отозвался об издательской деятельности Голубова и еще невыгоднее для него, как именно понимаю ее. Теперь составить благоприятный отзыв о затее о. Голубова значило бы с моей стороны не только действовать против убеждения, но и вместе противоречить тому, что мною же писано прежде.

Думаю с нынешней почтой написать в Петербург, – попросить, чтобы побудили Московскую Синодальную типографию не медлить печатанием первой части Озерского. А между тем хорошо бы послать в Хозяйственное Управление и вторую часть, равно как и другие книги, с объяснением, что при печатании будут делаемы некоторые дополнения и исправления в них. Представление в этом смысле, быть может, удосужусь написать и прислать вам.

По случаю жаров, а больше по лености, мало работаю. Помолитесь, чтобы дал мне Бог не только силы, но и усердие к труду».

10-го августа я снова писал о. Павлу:

«Долгом поставляю еще раз попросить вас совершить поминовение покойной жены моей в день её кончины, 13-го числа. Буду ожидать вас вечером 12-го; литургию же предполагается начать в 9 часов.

Я очень желал бы, чтоб и отец Филарет пожаловал, по крайней мере, к панихиде: ему не удалось быть ни на погребении, ни в сороковой день.

Примечания к книге митр. Григория просмотрел¹⁵¹; напишу и представление в Хозяйственное Управление: при свидании вручу вам».

При свидании у меня в доме, в день годичного поминовения моей покойной жены, мы условились – составить 18-го числа собрание Совета, между прочим и даже главным образом, для решения вопроса о способе принятия Хлудовской библиотеки, для которой помещение в монастыре было уже вполне готово. Для этого в назначенный день я ездил в Москву и воспользовался пребыванием здесь, чтобы сделать и еще дело, касающееся той же библиотеки. Добрый сын и наследник Алексея Ивановича предложит – кроме завещанных старопечатных книг и рукописей, значащихся в печатном каталоге А Н. Попова, взять из оставшейся библиотеки не только книги духовного содержания, упомянутая в завещании, но и другие библиографического, археологического и исторического содержания, какие могут быть нужны и полезны при решении вопросов о расколе: отбором этих книг и занялся я по предложению Михаила Алексеевича и по просьбе отца Павла. Возвратившись домой, 20-го августа я писал о. Павлу:

«Посылаю вам составленный мною протокол собрания братского Совета и официальное от вашего имени письмо Михаилу Алексеичу. Если согласитесь с моим изложением, то прикажите переписать и протокол и письмо. Письмо, подписавши, отправите по назначению; а на протоколе желаю и я подписаться. Бог да поможет благополучно довершить благое дело»¹⁵²!

В ответ на препровожденное отцом Павлом письмо М. А. Хлудов телеграммою известил его о своем согласии начать принятие библиотеки в ведение Никольского монастыря, что и было совершено с полным успехом назначенными от Совета лицами.

24-го августа о. Павел писал мне:

«Сегодня, то есть 24-го числа, кончили перевозку книг и библиотечных шкапов ¹⁵³. Теперь занимаемся установкою шкапов, а потом займемся размещением книг.

Я весьма вам благодарен, что пришли мне на помощь – принять остальную часть книг: я здесь совершенно не знал бы что делать, а за вами был, как за каменной стеной, – вы всему показали путь, что брать, и что не брать. Господь да воздаст вам за этот труд!

Сегодня утром я был у Михаила Алексеича, благодарил его за выдачу библиотеки, за его хорошую телеграмму и высказал ему мое желание быть её исполнителем!.. Каталогов он дал нам три экземпляра¹⁵⁴.

Я почитаю нужным и письменно поблагодарить Михаила Алексеича чем-нибудь в роде адреса, который прошу вас составить. В нем нужно будет сказать и об участии Братства в принятии библиотеки, и не худо было бы подписаться под адресом членам Совета. А потом не излишне было бы напечатать и в «Московских Ведомостях» о принятии монастырем библиотеки. Это предоставляю вашему рассуждению; а от меня письменную благодарность Михаилу Алексеичу прошу вас в свободное время изложить.

Прошу ваших молитв в помощь мне, дабы дар покойного Алексея Ивановича нашему монастырю поставить в подобающее ему достоинство.

Телеграмма Михаила Алексеича мне на разрешение перевозить библиотеку была следующего содержания. «Дай Вог вам и братии вашей поддержать труд покойного отца моего Алексея Ивановича на пользу православной церкви. Михаил Хлудов».

28-го августа я отвечал о. Павлу :

«Письмо, или адрес Михаилу Алексеичу необходимо подать, и я уже написал. Но дело это должно иметь отчасти и официальный характер: к нему следует приложить и копию с протокола о приеме библиотеки, составленного и подписанного учрежденною на сей предмет комиссиею. Форму протокола я тоже составил. Обе приготовленные мною бумаги теперь не посылаю, a надеюсь вручить их вам при свидании. Видеться же с вами надеюсь скоро по случаю приезда митрополита. Ведь нам, то есть Совету Братства, надобно будет представиться. Когда? Если вы с отцом председателем избрали для сего день, уведомьте меня по телеграфу, и я приеду к назначенному времени.

Статью о библиотеке необходимо написать и напечатать в Московских Ведомостях. Я это сделаю, но тогда уже, когда библиотека будет вполне приведена в порядок и совершится предполагаемое вами открытие её, на которое нужно будет пригласить и Михаила Алексеича.

Как жаль преосвященного Викторина!¹⁵⁵ Господь отнимает у русской Церкви ревностных деятелей. Да будет воля Его!

Преосвященный Сергий перешел из Казани в Кишинев. Просит у меня и у вас сведений о тамошних раскольниках. Много их там!»

31-го августа о. Павел писал мне:

«Вам я думаю уже известно чрез отца ректора Академии, что братствам назначено представиться владыке в пятницу, то есть 3-го сентября. Тогда и мы вместе с прочими представимся, – так предположил отец председатель. Подумайте, что сказать новому владыке; или на первый раз ничего не следует говорить?

Библиотеку стараемся приводить в порядок; но дело это не легкое. Отец Филарет (слава Богу!) теперь занят корректурой Озерского, а потому труд разбирать библиотеку возлагаем на Дмитрия Иваныча: он к нам подоспел ко времени и человек на то способный¹⁵⁶. Впрочем книги по каталогу все уже расставлены по шкапам самим отцом Филаретом.

В сентябрьской книжке Душеполезного Чтения напечатана статья Ивана Александрова Не напечатать ли ее нам от Братства отдельными оттисками (автор отдал её в наше распоряжение)? Тогда бы в нынешний десятый год Братства достаточно было изданий»¹⁵⁷.

При состоявшемся 3-го сентября представлении новому владыке Совет Братства св. Петра митрополита был принят им очень внимательно. Чтобы познакомиться ближе с деятельностью Братства, он пожелал иметь подробную о ней записку. Тогда же упомянул о настоятельной потребности открыть в Москве публичные собеседования со старообрядцами, при чем уже не трудно было приметить, что этим беседам он усвояет слишком много значения в сравнении с письменными трудами в обличении раскола, на издание и распространение которых по преимуществу обращена была деятельность Братства. В тот же самый день о. Павел писал мне:

«Сегодня, приехавши (с Троицкого подворья) домой, нашел оставленный Гусаревым счет по постройке библиотеки на сумму 4424 руб. 40 к. А прежде этого уплачено по счету кузнеца Лихушина за железные двери, завесы в окна и за решетки 569 руб. 35 к., всего 4993 руб. 75 к. От Михаила Алексеича, что он принимает устройство библиотеки на свой счет, я не слыхал, потому не имею ни повода, ни смелости о том заявить ему. Нельзя ли вам по этому делу быть ходатаем пред Михаилом Алексеичем? Или научите меня, что мне делать. Я прежде, еще не слыхавши от вас, что расход по устройству библиотеки Михаил Алексеич примет на свой счет, испросил у епархиального начальства разрешение употребить на сие монастырский билет в такую сумму. Что же мне делать? Как вы рассудите, прошу меня о том уведомить».

8-го сентября я отвечал отцу Павлу:

«Вчерашний день я написал Михаилу Алсксеичу письмо, в котором объяснил ваше затруднение относительно уплаты счетов по перестройке библиотеки. Думаю, что он избавит вас от необходимости затрачивать на это монастырские деньги¹⁵⁸ В противном случае и Братству подобало бы принять участие в расходе, чтобы он не падал всею тяжестью на монастырь. Будет неизлишне тогда переговорить об этом и с митрополитом.

На сих днях я пошлю вам небольшую мою статью: посмотрите ее и, если найдете стоящею, примите на себя труд отвезти в редакцию Русского Вестника и объясните там, что я прошу напечатать ее в ближайшей книжке журнала. Извините, что обременяю вас такими поручениями; но я вижу, что чрез вас такие дела вести удобнее.

Надобно писать обещанную записку о Братстве для митрополита. Но теперь у него, без сомнения, так много всяких дел, что этим можно несколько и помедлить».

Незадолго перед этим вышел первый выпуск «Церковно исторического Словаря» А. Верховского (брат известного в своем роде единоверческого священника в Петербурге И. Верховского). В нем помещена была довольно обширная статья об «Австрийской или Белокриницкой иерархии» со многими ошибками и поверхностями, особенно неудобными в «Словаре», как справочной книге. А между тем в Русских Ведомостях напечатана была реклама об этой книге, – говорилось, что в упомянутой статье история Белокриницкой иерархии изложена «безпристрастнее и добросовестнее, нежели в моей «Истории» (которою именно и пользовался Верховский), и что книга продается у Большакова, к которому раскольники и приглашались таким образом для её покупки¹⁵⁹. Эта недобросовестная реклама раскольнического книготорговца и побудила меня подвергнуть книгу Верховского тщательному разбору в статье, о которой упоминаю я в письме к отцу Павлу. Эту статью вскоре и послал я к нему для доставления в редакцию Русского Вестника. 16-го сентября он отвечал:

«Статью вашу о Словаре Верховского, по вашему поручению, прочитал. Вся она хороша; но всего важнее и нужнее в ней сказанное об Окружном Послании. По пословице, вы здесь выводите поповщину на белый свет, снимаете с неё тот покров, которым прикрыл ее автор Окружного Послания, утверждая, что акибы. составление Послания вызвано не внутренними развращенными убеждениями самих поповцев, даже их лжеепископов, а беспоповскими учениями, и что мысль о составлении Послания принадлежит будто бы не самому автору его, как было в действительности, но акибы о том тщались австрийские лжеепископы, он же составил послание, только исполняя их повеление. Хорошо, что вы это обличили¹⁶⁰. Простите меня, что по случаю нашего праздника я не мог скоро отвезти вашу статью в редакцию; но вчера, 15 числа, отдал и просил, как вы писали, напечатать поскорее¹⁶¹.

Вам предстоит труд написать записку о Братстве для митрополита Этот труд только вы и можете подеять. Дай Бог разум вам что сказать владыке! Изъяснить мимошедшее и нынешнее положение Братства, сделавшегося центральным, требуется не мало труда; а сказать о будущем, что нужно для Братства и что предстоит ему сделать, требуется и еще больше соображения. Просить о церкви? Но без Алексея Иваныча Хлудова Братство не в силах приспособить ее к своим потребностям; а и без церкви быть нельзя. Также о беседах. При несочувствии московского духовенства Братству трудно их открыть. Нам не лучше ли держаться прежней программы – печатать и распространять книги о расколе, от чего и пользы гораздо больше, а миссионерскую проповедь предоставить попечению владыки? Но тут является неладным то, что разделится деятельность по расколу, а хорошо, чтобы она была соединена. И как владыке привлечь духовенство к усердной деятельности против раскола? и можно ли об этом говорить в записке, или нет? Потом и о журнале: дело это весьма нужное; но как его осуществить? Простите меня, – я пишу может и лишнее; но я ничего не утверждаю, а только мои недоумения вам сообщаю. Покройте все тем, что пишу с целью пользы».

18-го сентября и я писал о. Павлу:

«Я был в Москве 16 числа по вызову преосвященного Амвросия для свидания к К. П., который поминал о вас, предполагая, что вы найдете случай с ним повидаться. Виделись ли? И если виделись, о чем побеседовали. Вероятно, вы посетите нас 25-го числа: тогда надеюсь услышать от вас об этом, равно и сам передам вам кое-что, – вообще поговорим о наших братских делах.

Так как Михаила Алексеича в Москве не было и не ожидали, то я не имел надобности оставаться до 17-го числа¹⁶².

Письмо ваше получил, возвратившись из Москвы. Благодарю вас за хлопоты по доставлению моей статьи о «Словаре» Верховского, а также и за добрый о ней отзыв. Теперь начал писать о книге Филиппова¹⁶³. Что напишу, покажу вам.

Подано ли митрополиту наше ходатайство об о. Филарете¹⁶⁴ и представление о книгах?

Прекращаю письменную беседу в чаянии свидания с вами».

20-го сентября о. Павел отвечал:

«Письмо ваше получил сейчас. Рад буду слышать от вас, что говорили с К. П., и вам скажу о своей беседе с ним, если Бог повелит быть у праздника преподобного Сергия.

Владыке донесения готовы; но я думаю, что нужно их и вам подписать, потому подачу их отложил. Да теперь до лаврского праздника и подать некогда.

Не пожалуете ли вы к полугодовщине Алексея Иваныча 22-го числа?

Благодарю вас за письмо к Михаилу Алексеичу; сегодня он оказал мне свою милость.

В чаянии свидания довольно».

При свидании о. Павел передал мне начатое им подробное описание своего путешествия по святым местам Палестины, которое предположил напечатать; привез для подписи и приготовленные представления митрополиту, которые мы решили вручить ему чрез председателя.

4 – го октября я писал о. Павлу:

«Бог посещает меня новым испытанием: с 1-го числа заболел мой Володя. Доктор опасного не находит пока, но и определеноyого слова о болезни не говорит. Помолитесь, чтобы Господь избавил меня от нового горя, которое было бы тяжким и неудобоносимым для меня.

Сначала праздники, а потом эта домашняя забота лишили меня возможности заниматься делами. Как самым легким и удобным, занимаюсь чтением вашего путешествия. Читаю с наслаждением; поправлять приходится очень немного; все изложено весьма хорошо, главное – своеобразно.

Недавно была у меня неожиданная работа: К. П. присылал мне для просмотра и для отзыва записку министра внутренних дел, предназначенную для представления в Государственный Совет и содержащую его мнение по вопросу о расколе, именно о изменении существующих постановлений о раскольниках. Благодарение Богу! Граф Толстой остался верен своим прежним взглядам на раскол, – держится мнение Св. Синода и Комитета 1864 г., a мнения Комиссии 1876 г. отвергает. В поспешности, какая требовалась, я списал только существенные положения, или заключения министра. При первой возможности покажу вам их, равно как и мой отзыв. Жаль, что не имел возможности посоветоваться с вами.

По вашем отъезде отсюда был я у владыки. Говорили и о Братстве, а больше о любимом его предмете – беседах».

6-го октября о. Павел писал мне:

«Скажите словечко, как здоровье Володеньки.

Если вопрос о старообрядцах получит окончательное решение при таком министре внутренних дел, как нынешний, это будет важное дело: дай Бог что лучшее! Хорошо и то, что к вам обратились за советом и что вы дали совет. Это с вашей стороны услуга Церкви. Бог да воздаст вам!

Не читали ли вы в «Руси» статью Соловьева? Если читали, желал бы слышать ваше мнение.

В путешествии моём, прошу вас, что только требуется, сокращайте как вам угодно. Вы знаете, что я все ваши исправления принимаю с любовью».

Тогда уже сделалось известным, что преосвященный Амвросий, всегда с таким сочувствием относившийся к нашему Братству, оставляет Москву, получив назначение – быть Харьковским владыкой. 14-го октября о. Павел писал мне:

«На отъезде преосвященного Амвросия от Братства св. Петра митрополита за его к Братству расположение и благодеяния не следовало ли бы сделать какое приветствие и благодарение, особенно за хлопоты о лавке, чем оказал он большую услугу Братству? Я вам только напоминаю об этом, а все состоит в вашем рассуждении.

Владыка-митрополит, прочитав поданное отцом председателем донесение от Братства в Св. Синод и желая ближе познакомиться с делом, потребовал представить ему самый указ Св. Синода. Отец Филарет уже отвез его к отцу председателю для доставления к владыке. Хорошо, что он желает яснее узнать дело.

Что Володенька? – совершенно ли выздоровел? Я никуда не езжу, – страдаю несколько простудой; но, слава Богу, стал поправляться.

Чувствительно благодарю за исправление моего путешествия. Листы получил; но отцу В. П. Нечаеву еще не посылал. Нe спешу потому, что в книжку Душеполезного Чтения за этот месяц они уж не поспеют.

Глядел напечатанные листы нового издания Озерского и весьма утешился. Дай Бог отцу Филарету за его труды свою милость! Я просил отца Филарета и вам послать на показ, как побольше скопится листов. В типографии говорят, что к концу ноября первая часть будет готова».

17-го октября я отвечал:

«Преосвященного Амвросия почтить от Братства действительно следует; но как, где и когда? Если что придумаете с отцом председателем, я готов участвовать от всей души. На праздник преосвященного я говорил ему речь, ободренный тем, что прежде сказал владыка-митрополит; но упоминать тут о сделанном для Братства было неудобно¹⁶⁵.

Скажу вместе с вами: хорошо, что владыка желает яснее узнать дела; это нам надежда, что он решительнее будет и помогать нам, когда узнает, что мы делаем дело, полезное для Церкви.

Очень жалею о вашем нездоровье. Да подкрепит вас Господь! Мой Володя, благодарение Богу, совсем почти выздоровел: ныне первый раз вывозил его в церковь, чтобы приобщить святых тайн.

Сообщу вам, как ближайшему другу, и еще добрую о себе весть. 15-го числа меня баллотировали на новые пять лет службы в Академии по истечении тридцати, – и избрали единогласно. Слава Богу! Если буду жив и здоров, то на пять лет обеспечен в материальном отношении.

Имею просьбу к вам: просмотрите, нет ли ошибок в прилагаемой статье и рассудите, полезно ли ее печатать. Если стоит и полезно, то примите на себя труд, или поручите Егору Антонычу отдать статью в редакцию Московских Ведомостей».

Упоминаемая здесь статья содержала известие о последовавшем у раскольников назначении Савватия в преемники Антонию Шутову. Излагая кратко биографию нового московского архиепископа раскольников, я обратил особое внимание на то обстоятельство, что некогда он отрекся пред правительством от своего архиерейского сана, за что даже своим владыкою Антонием подвергнут был запрещению от всяких священнодействий, и указал церковные правила, воспрещающие архиерейство таким лицам.

19-го октября о. Павел отвечал мне:

«Статью вашу о раскольнических лжеепископах сегодня с отцом Ипполитом послал в Московские Ведомости и велел ему попросить, чтобы напечатали поскорее, как имеющую современный интерес. Сам не поехал в редакцию, потому что никуда еще не езжу. Статья современна и хороша, а всего важнее в ней приведенные из Кормчей доказательства о отрекшихся епископах. Этот предмет впоследствии должен много обеспокоить старообрядцев. Это Бог попустил им в наказание за отступление от Церкви.

Отец Филарет послал вам отношение из Хозяйственного Управления о книгах о. Голубова¹⁶⁶. Книгу о вере и Катехизис¹⁶⁷ нужно одобрить для рассылки занимающимся беседами с раскольниками священникам; нужны они также и в семинариях, где преподается о расколе. А книга, в двух частях, «о Церкви» говорит о предметах, непосредственно не касающихся раскола: поэтому, мне кажется, едва ли мы в праве давать о ней отзыв, а подлежит она общему на то установленному рассмотрению.

О выражении благодарности от Братства преосвященному Амвросию я желал бы поговорить с отцом председателем, но теперь еще не в состоянии к нему ехать. Пусть дело останется втуне. Бог известит в сердце преосвященному Амвросию нашу к нему благодарность.

Для библиотеки стол и иконостас к будущему воскресенью столяр обещал приготовить.

Господь да хранит вас и семейство ваше в здравии и благополучии, и да даст вам силу проходить то служение, в которое вы опять достойно избраны, к радости всех любящих вас, ибо делу сему вы служите во славу Божию и на пользу святой Церкви».

С моей статьей о Савватии случилась история. Нe выразумев точно сообщенных мне сведений, я допустил в ней ошибку, – написал, что и противоокружники с своей стороны произвели в московские архиепископы Иосифа, чего на самом деле не было, и этим причинил хлопоты отцу Павлу, о которых он подробно говорит в следующем письме своем. Письмо это достойно особенного внимания в том отношении, что показывает, с какою осторожностью печатали мы известия о происходящем в расколе, как заботились, чтобы не допустить в них каких-либо ошибок и неточностей, и не подать тем повода раскольникам упрекать нас в намеренном искажении, или измышлении фактов. Вот что именно писал мне отец Павел 21-го октября:

«Виноват я пред вами за свою неосторожность. Прочитал я вашу статью, вижу, что она хороша и, желая поспешить сообщением интересных современных известий о расколе, немедленно послал ее в редакцию Московских Ведомостей с отцом Ипполитом. О возведении Иосифа Керженского на московскую кафедру я не слыхал; но, прочитав об этом в вашей статье, подумал, что вы уведомлены об этом от Егора Антоныча или от Игнатия Александрыча, а потому и не затруднился послать статью. Когда вечером пришел из лавки Егор Антоныч, я спрашиваю его, уведомлял ли он вас о возведении Иосифа на московскую кафедру противоокружников. Он мне ответил что уведомлял только о соборе неокружников, а о возведении Иосифа не уведомлял. Я призадумался; пришло однако на мысль, не уведомлял ли вас о том Игнатий Александрыч. И я сам поехал к нему справиться. Но худо, что все это начал делать, пропустив время. И Игнатий Александрыч ответил, что о том вас не уведомлял и меня заверил, что Иосиф на московскую кафедру не возведен. Тогда я понял, что в сообщениях вам было что-нибудь неясное, и это ввело вас в ошибку. Мне стало жалко, что от вашего имени будет в Ведомостях неверность, чего никогда не бывало. Я купил нумер Ведомостей и, увидав, что статья ваша еще не напечатана, решился ехать в редакцию и взять статью обратно для дополнения и исправления, и действительно получил, – она не была еще набрана. В пятницу пришлю вам ее с Игнатием Александрычем. Он сообщит вам и новые известия. От него я слышал, что к владимирским выпущенникам¹⁶⁸ посылали четырех епископов с извещением о избрании епископа на Москву, что Пафнутий Казанский собором возвращен на свою казанскую кафедру и что Пафнутию с Сильвестром от собора поручено возведение Савватия в архиепископы с именем Московского. Об этом именовании было на соборе рассуждение в виду того, что Антоний отказался именоваться Московским, и решено – на это не взирать. Что у вас писано о соборе противоокружников, все верно, кроме возведения Иосифа на московскую кафедру. Пафнутий Казанский на избрание Савватия не охотно согласился. Несмотря на неудачу, прошу вас статью исправить и напечатать, она весьма нужна».

22-го октября я отвечал отцу Павлу на оба письма:

«Не вы виноваты предо мною, а виноват я пред вами, что, не выразумев писанного мне Егором Антонычем, произвели Иосифа в московские епископы и тем доставил вам столько хлопот. Я, признаться, и теперь не понимаю, зачем же собирался собор у противоокружников, если дело о московском епископе они не решили Вам я очень благодарен, что возвратили статью из редакции. Я исправил ее, – именно вычеркнул все, что говорится о противоокружниках. Без назначения Иосифа в московские епископы собор их не представляет ничего важного. Да и содержание статьи будет теперь цельнее. Ныне же я посылаю ее обратно в редакцию, чтобы выгадать время и вас более не беспокоить. Снова прошу у вас извинения за причиненные вам хлопоты. Случай этот хорошо показывает, как неудобно писать такого содержания статьи, не живя в Москве и не видясь лично с нужными для этого людьми.

Преосвященного Амвросия мы поджидаем сюда, и я надеюсь увидеться с ним в Доме Призрения: о нашей признательности ему за оказанные Братству услуги постараюсь сказать здесь.

Я виноват пред вашим сувалкским знакомым¹⁶⁹, – только недавно дошли руки до его письма. Третьего дня писал к преосвященному Леонтию¹⁷⁰, – изложил ему в чем дело и просил обратить внимание на способного человека. Опасаюсь только, по моей вине не запоздано ли просьбой.

Ваше путешествие я все прочитал и исправил, где находил это не излишним. Воспользуюсь первым случаем, чтобы возвратить его вам. А если требуется доставить поскорее, известите: тогда вышлю по почте.

О деле о. Голубова пора ответить, и что ответить об упомянутых вами книгах, я теперь уже знаю. Неизвестным для меня остается только, что сказать о книгах: 1 ) Сборник святоотеческих слов об антихристе, и 2) Выписки из Розыска. Скажите ваше мнение.

Хотелось бы, впрочем, прежде написать записку о Братстве для митрополита. Слышно здесь, что он уезжает в Петербург числа 7-го ноября; хорошо бы вручить ему, пока он здесь.

Отдал я печатать в наш академический журнал начало моей статьи о книге Филиппова. Что то Бог даст! Опасаюсь гнева вельможи; но ободряет мысль, что говорю правду и в защиту правого дела.

К. П. прислал мне нумер «Старообрядца», наполненный, как он выразился очень справедливо, «всяких блядословий».

Отец Павел отвечал:

«Сборник отца Голубова об антихристе есть сборник отеческих слов о том, с краткими предисловиями, а именно: св. Ипполита по древлеписьменной Чудовской рукописи и другое из Соборника древлепечатного, св. Ефрема из печатной книги его писаний, св. Кирилла из Минеи Макарьевской и из именуемой Кирилловой книги, с толкованием Зизания. У издателя цель та, чтобы беседующему о антихристе иметь все слова под руками. Один экземпляр Сборника я вам пришлю для ведения.

Выписки из книги святителя Димитрия напечатаны с опущением резких мест и других, не касающихся теперешнего старообрядчества. Цель издателя – словами св. Димитрия, с опущением резких выражений, принести пользу. Но цель эта, как мне думается, не везде будет достигаться, потому что резкие места в книге св. Димитрия старообрядцам известны. Однако и эта книга не без пользы останется, если не ошибаюсь, хотя затею издателя не разделяю.

Противоокружнический собор составлен был с целью – уронить Керженского Иосифа и лишить его сана. Но на собор собрались больше друзья Иосифа, чтобы защищать его: по этой причине Иосиф и восторжествовал. Собор действительно не имеет ничего важного, – одни старообрядческие куриозы, или по просторечию сказать – проказы.

Путешествие пришлите с отцом Ипполитом (он завтра будет у вас). Благодарю за труд. Не откажите исправить и остальную меньшую часть – путешествие к Назарету.

Жить вам в Москве, конечно, было бы удобнее для дела; но мне думается, что к изданию журнала едва ли скоро удастся приступить новый митрополит с делом этим еще не знаком. Моя мысль, – что нужно печатать материалы; средств на это у нас станет.

На сих днях я был у владыки, чтобы показать требование книг из Братства в Тобольскую епархию и еще одно требование более чем на сто рублей, – мне хотелось познакомить владыку с деятельностью Братства. Он сказал: у вас дело идет в широких размерах. Я объяснил, что Братство совсем почти не пользуется от изданий, да и нельзя пользоваться: иначе не достигалась бы цель. Он согласился с этим».

Я отвечал 30-го октября:

«С отцом Ипполитом не удосужился ответить вам и замедлил даже до сего дня: простите ради Бога!

Присланные вами книги о. Голубова просмотрел настолько, чтобы составить об них понятие. Сборник об антихристе, к удивлению, печатан по благословению Св. Синода: значит нам нечего и толковать о нем. Книга, действительно, может быть полезна; но то, что в ней принадлежит самому издателю, заслуживает полного порицания, и я поистине удивляюсь, как Синод мог дать благословение на разглагольствия Голубова. Предисловию его написано таким тоном, как будто книгу издает патриарх какой-нибудь! Притом есть в нем неправда, – говорится, что с буквальною точностью перепечатываются слова об антихристе из старопечатных книг, а между тем напечатаны два обширные слова из рукописей. «Сказания» его также несправедливы. Слово Ипполита напечатано, разумеется, по книге К. И. Невоструева; а в «Сказании» говорится так, как будто издатель сам открыл его в Чудовской рукописи и по ней издает. Спасибо, что упомянул по крайней мере о «писце"(?) Егоре Антонове, который по просьбе вашей списал другое слово из Макарьевских Миней. А книжка «Розыск» и совсем безобразна. Удивляюсь дерзости Голубова: он исправляет сочинение великого святителя как сочинение какого-нибудь школьника! Даже слово «раскольник», имеющее определенный смысл и употребляемое в церковных канонах, он везде заменяет самоизмышленным и, по-моему, безтолковым словом «раздорник». Нe знаю, как и что писать об этих книгах в Св. Синод.

С вашим мнением о журнале я вполне согласен. Дело это нужно отложить. Сочувствия ему от здешней власти не видно; а без этого работать трудно. Будем издавать «Материалы». Еще хотелось бы заняться продолжением «Истории Белокриницкой иерархии». Впрочем, об этом и о делах Братства надобно поговорить с вами при свидании. Моя ревность что-то ослабевает.

А между тем в чужой газете не вижу и до сих пор статьи о Савватии. Боюсь, не пропала ли. Кажется, как бы не поспешить сообщением интересной новости в расколе!

Препровождаю к вам полученное мною письмо преосвященного Леонтия. Не потрудитесь ли написать Злотникову, чтобы поступил согласно его приказанию?

Из книг, выбранных мною для академической библиотеки, некоторые я отложил для Братства¹⁷¹. Именно: Минологий, т.е. месяцеслов императора Василия (три тома), – тут множество рисунков X–XI вв. с изображением благословящей руки и другими для нас важными; Подземный Рим (Roma subterranea), т.е. катакомбы (два тома), тоже со множеством любопытных для нас рисунков; Проскинитарий или описание св. града Иерусалима, посвященное патриарху Анфиму 1808 г., также со множеством рисунков; Путешествие Олеария в Россию (на немецком языке), с рисунками. Если и вы признаете нужными для нас эти книги, то скажите отцу Филарету, чтобы внес их в каталог. Я не помню только, но взят ли нами из библиотеки Алексея Иваныча русский перевод Олеария с рисунками же. В таком случае немецкий экземпляр можно будет отдать в Академию.

Одобряете ли вы, что я написал в вашем путешестви о монетах, подаренных вам отцом Антонином¹⁷²? Быть может следовало сказать подробнее?»

Между тем и о. Павел, еще не получив моего письма, писал мне по поводу одного возникшего тогда, но неудавшегося, предприятия, к участию в котором хотели привлечь наше Братство. Образовалось «Общество народных чтений», в котором главным деятелем и распорядителем явился тогдашний московский почтдиректор Подгорецкий, нe подготовленный к тому ни воспитанием, ни служебною деятельностью, но весьма предприимчивый и ловкий человек. Для совещаний по этому делу в его квартире собиралось ученое московское духовенство, ближайшим образом заинтересованное в нем, так как чтения предполагалось вести религиозно-нравственные. К участию в них Подгорецкий приглашал (не безуспешно) Академию; обратился с приглашением и к нашему Братству. Приглашение это отец председатель препроводил к отцу Павлу, а он прислал ко мне при следующем письме:

Посылаю к вам полученное отцом председателем отношение «Общества народных чтений» и письмо отца председателя ко мне. Что по этому делу делать, я ничего не знаю. Словесно слышал от отца В. Нечаева, что отец И. Виноградов составил для чтений по расколу программу, – и именно программу истории раскола. Если так, то, мне думается, что составитель программы должен ее и исполнить. Но кроме вас едва ли кому это дело посильно; а вам едва ли есть время на это. Да и такое ли это дело, чтобы тратить на него время? Может преподаватели учений о расколе в обеих семинариях возымеют к этому усердие; но и тут нужно ваше руководительство. О себе скажу: когда были силы, я мог вести беседы со старообрядцами; но говорить о расколе в роде проповеди, или чтения, это не по моим силам. Разве ответить, что задача Братства – печатание книг о расколе, а не словесные беседы? – но хорошо ли это будет? Подумайте, и нам скажите, что ответить; или прямо напишите ответ. Я ничего не говорил по этому делу с отцом председателем: нахожу неудобным выезжать, пока справлюсь с силами, если Бог велит. Вчера съездил попрощаться к преосвященному Амвросию, и почувствовал себя хуже.

Сегодня был у меня мой старший племянник¹⁷³. Он по своим делам ездил в Петербург и привез оттуда слухи о готовящейся войне. Сохрани, Господи! Надобно молиться, чтобы пощадил нас Бог от врагов внешних, прежде отогнав от нас козни внутренних, которые опаснее внешних.

Благодарю вас за присланное с о. Ипполитом исправленное Путешествие мое».

Вскоре после этого сам отец Павел неожиданно посетил меня. В Москву прибыл, следуя в Петербург, Киевский владыка митрополит Платон и пригласил отца Павла, которого очень уважал и любил, сопутствовать ему в Лавру на богомолье, чтобы вместе же возвратиться и в Москву. Воспользовавшись свободным временем пребывания в Лавре, отец Павел приехал ко мне, и мы успели переговорить о наших делах, – между прочим условились, как отвечать на отношение из «Общества народных чтений». Отец Павел подробно сообщил мне также о приготовлениях к открытию библиотеки. В виду великих одолжений М.А.Хлудова по этому делу я обещал ко дню его именин, 8 го ноября, нарочно приехать в Москву, чтобы его приветствовать, а отцу Павлу передать ответ на приглашено Подгорецкого. Но 6-го ноября я писал отцу Павлу:

«Колеблюсь относительно поездки 8-го ноября в Москву. Я не сообразил, что следующий за тем день, вторник, есть день моих лекций в Академии и что будет тяжело идти на них, проведя предыдущий день необычным порядком. Поэтому, на случай, если не придется быть в Москве, я рассудил послать вам почтою ответ Подгорецкому. Сообщите его отцу председателю, и если он найдет его удобным, пусть отправит по принадлежности.

Усердно благодарю вас за посещение. О чем побеседовали с владыкой на возвратном пути?»

Отец Павел отвечал :

«Ответ от Совета Братства на отношение из «Общества народных чтений», составленный вами, отцу председателю доставил.

Преосвященный Платон 5-го числа, в пятницу, сподобил нас своего посещения: был в церквах – зимней и летней, был в библиотеке и занимался рассмотрением рукописей, посетил и келью настоятеля. В церкви, после сказанного ему многолетия диаконом, сам владыка сказал многолетие настоятелю и братии, и всем единоверцам, трудящимся в пользу святой Церкви.

Стол в библиотеку сделали очень хороший; ожидаем иконостас. Потом можно будет совершить и открытие. Нужно написать и устав библиотеки, или правила для использования оной. С своей стороны сообщаю вам коротенькую программу: 1) при посетителях неизвествых по два, по три и по четыре экземпляра книг не вынимать из шкапов, но по рассмотрении одного, подавать другой; 2) надо определить, какие книги можно давать на дом и какие нельзя; 3) по скольку книг давать на дом за раз. Что еще прибавить, скажите; а это нам указал опыт.

Призываю на вас Божие благословение, чтобы вы не изнемогали в трудах на славу Божию.

Статью вашу о Филиппове прочитал и весьма утешился¹⁷⁴.

В ней самое существенное и важное, что собор 1667 г. нужно рассматривать в связи со всеми тогдашними обстоятельствами.

А за статью вашу в Московских Ведомостях о Савватия¹⁷⁵ раскольники, если бы можно, хотели бы вас бить и Бога молят, чтобы скорее вы умерли; a дети Церкви молят Бога, чтобы на пользу ей и на обличение раскола продлил вам жизнь на многая и многая лета».

14-го ноября я писал отцу Павлу:

«С 8-го числа и по сие время я был нездоров. Опять возобновилась боль в пояснице, и такая сильная, что должен был почти постоянно лежать в постели, не имея возможности ни ходить, ни сидеть, ни стоять. Теперь, слава Богу, начинаю ходить и могу писать. Первое дело, за которое принимаюсь, – это написать вам ответ на письмо ваше.

Приятно было прочесть о пребывании у вас владыки Платона: это первый митрополит, посетивший вашу обитель, и за то честь ему и хвала!

Ожидал я от вас известия о том, виделись ли с нашим митрополитом при его отъезде в Петербург и что было говорено; но должно быть ничего особого не было.

Радуюсь, что и устройство библиотеки приходит к концу. Желал бы присутствовать на открытии её и посмотреть ее во всей её красе; но не знаю, позволить ли здоровье.

Правила для пользования библиотекою можете установить вы, как главный её распорядитель по воле завещателя. Первый пункт предполагаемых правил, изложенных в письме вашем, признаю вполне разумным; о втором и третьем следует рассудить. Мне кажется, книг, тем паче рукописей, особенно ценных, никому на дом давать не должно; а согласно завещанию вы можете дозволять такой отпуск только лицам самым благонадежным.

За болезнию всю эту неделю я ничего не мог сделать. A дела так много! Вот и поручение отца Филарета – навести справку в лаврской библиотеке¹⁷⁶ не исполнил доселе. Все хотелось сделать ее самому! Ныне поручил это дело студенту, и завтра надеюсь получить справку и послать отцу Филарету, о чем прошу вас сообщить ему».

Еще не получив этого письма моего, отец Павел писал мне 15-го ноября:

“У Михаила Алексеича Хлудова я был 14-го числа и говорил с ним о братском празднике. Он с большой охотой соглашается на то, чтобы отчет читать у него в доме; об обеде же рассуждает согласно с нами, что сделать его был бы очень рад, но не знает, прилично ли теперь.

Посылаю вам письмо преосвященного Германа¹⁷⁷. Из него увидите, какие плоды приносит на Кавказе работа Верховского и жидовская печать.

Я сегодня сподобился получить следующее милосердие Божие. Ныне день моего поставления во священники. Я сбирался служить. Сам отслужил утреню; а в семь часов хотел начать литургию. После утрени в 6 часов получил письмо преосвященного Германа, – стал читать, но что-то показалось мне трудным читать; пошел в комнату к Егору Антонычу, – попросил ого прочитать письмо, а сам прилег на постель несколько отдохнуть: такой у меня есть обычай, – по немощи моей лежа слушать чтущего. Только тот начал читать, вдруг у меня такое сделалось в голове кружение, какого прежде никогда не бывало. Я потребовал воды, стал мочить лицо и грудь. Кружение утихло; а мало погодя опять то же. Я намочил голову вином и стал нюхать нашатырный спирт. Боль поднималась несколько раз; потом, слава Богу, стихла. Я с час полежал и уснул: стало легко, и я мог отслужить литургию; но след в голове остался. Я признаю на себе милость Божию в том, что Господь по грехам моим еще не до конца прогневался на меня, – в такой знаменитый для меня день не отринул меня от святой службы пред Его престолом, а только напомянул мне о грехах моих.

То было дельное, а теперь курьёзное. Вчера нежданно негаданно пожаловал ко мне приятель княжны Марии Михайловны Дундуковой-Корсаковой Виктор Александрович Дитман с целию изложить мне свое учение. Но с первых слов моих понял, что пришел напрасно и посещением своим остался недоволен. О чем была беседа, теперь писать не могу, при свидании сообщить удобнее¹⁷⁸.

Да дарует вам Господь здравие, спасение, силу и усердие к вашим трудам, дорогим для общей пользы»!

Затем, 20-го ноября, отец Павел отвечал на моё письмо от 14-го числа:

«Благодарю Бога, что вы стали поправляться от болезни. Дай вам Бог и впредь быть здоровым: ваше здоровье нужно для пользы Церкви.

Когда у меня болит спина, я легко потираю её рукою и от этого получаю облегчение. Еще пользуюсь летучей мазью, которую составляю сам: одну часть нашатырного спирта хорошего, аптечного, и две деревянного масла. Эта мазь весьма полезна и от простуды.

Посылаю вам полученные от отца председателя бумаги. Скажу вам об них вот что: когда человек занимается нужным делом, а другой со стороны в то время предлагает ему заняться каким-либо иным делом, не нужным, а особенно по какому-либо только пристрастию, как это бывает грустно и досадно! Но что же делать с безотвязными¹⁷⁹?

Приходит годовщина Братства. Пред праздником будет ли у нас собрание Совета, или нет? и кто будет служить на праздник? Не попросить ли служить отца председателя и тем удовлетвориться? или попросить преосвященного Алексия? И где читать отчет? Тут дело касается Михаила Алексеича, и с ним, кроме нас, переговорить об этом некому. Хорошо бы, конечно, попросить отца председателя, чтобы у него прочитать отчет; но это не будет ли обидно Михаилу Алексеичу?

Когда будете писать отцу Филарету, сообщите ему, на каких монетах греческих есть имя Спасителя с тремя гласными. Это нужно для того, чтобы поместить их снимки во второй части Выписок Озерского, ибо скоро будут печатать и вторую часть. Вот как проворно делает типография, если понудит власть!

Простите, я утрудил вас, говоря о многом. Господне благословение на вас и на семействе вашем».

Через день, 22-го ноября, отец Павел снова писал мне:

«Простите меня, что я, надеясь на ваше усердие и трудолюбие ради пользы св. Церкви, одно за другим безпрестанно утруждаю вас моими прошениями, не давая вам покоя. А при том, думаю, не ошибаюсь, что доброму вашему сердцу то есть и покой и утешение, чтобы делать для других полезное, только бы хватило на то физических сил ваших.

Моя нижайшая просьба к вам теперь за майносского иерея отца Иоанна. Дело вот в чем. Положение майносских жителей по рыбной ловле изменилось: они прежде ловлей рыбы на озере пользовались почти безплатно; a ныне откупщики дают им за рыбу самую малую плату. И земельное их положение также изменилось. Это повлияло и на произвольные их приношения иереям. Поэтому положение отца Иоанна относительно материальных средств жизни стало незавидное и нужно бы несколько возвысить или, паче сказать, обеспечить его быт против тамошнего австрийского лжепопа. Я о том писал к отцу архимандриту Смарагду ¹⁸⁰чтобы он со своей стороны походатайствовал за отца Иоанна пред митрополитом Исидором, что он и исполнил, как видно из письма его ко мне, которое для сведения посылаю вам. Мое прошение к вам вот в чем: не найдете ли вы удобным попросить К. П., чтобы и он со своей стороны в этом деле принял участие, – нельзя ли именно положить отцу Иоанну по его смерть какое-либо ежегодное пособие. А когда будет новый священник, тогда видно будет дело. Вот в чем мое к вам прошение, и мне желательно это сделать не только ради помощи отцу Иоанну в его крайней нужде, но и затем, чтобы положение его связать с российскою Церковью. Деньги ему можно посылать чрез состоящего при русском посольстве в Константинополе отца архимандрита.

Не забудьте сообщить, какую сделать надпись на иконе отцу председателю¹⁸¹.

Есть слух, что будет у нас другим викарием архимандрит Мисаил, бывший ректором в Калуге».

24-го ноября я отвечал отцу Павлу:

«Сейчас написал К. П. об отце Иоанне. Даже несколько злоупотребил вашим доверием: приложил и подлинное письмо отца Смарагда, в котором очень хорошо указано положение отца Иоанна. Я полагаю, что К. П. неизлишне видеть это свидетельство очевидца и постороннего нам человека, чтобы расположиться с большею готовностью к нашей просьбе. Дай Бог достигнуть желаемого!

Вы не ошибаетесь, веря моей готовности – служить делу, полезному для Церкви. Но физические силы мне изменяют. Болезнь моя продолжает упорно держаться. Хотя с усилиями и хожу на лекции; но дома больше лежу, так как ходить и сидеть долго – еще не могу. Вот одна из причин, почему так много остается за мною срочных дел. Чувствую настоятельную надобность исполнить их и, если Бог поможет, не умедлю исполнением.

Относительно приближающаяся братского праздника, хорошо бы побеседовать лично. Если поправлюсь, приеду для этого в Москву. Мое же мнение, как и ваше, – отпраздновать праздник как можно скромнее: в церкви с одним отцом председателем, – тогда и певчих не нужно, по крайней мере много; собраться для чтения отчета и выборов также у отца председателя, если он соизволит. Михаила Алексеича я давно не видал и не знаю, когда увижу: говорить с ним о празднике поэтому не могу дать обещания, да и щекотливо. Правда, жаль будет, если он обидится; a хотелось бы праздновать скромно, без всякая пира. Отчет я предполагаю, если даст Бог, составить кратко, но так, чтобы он заменил для митрополита обещанную записку о Братстве.

Надпись для иконы отцу председателю прилагаю; рассудите, прилична ли.

Отец Филарет пишет мне, что типография спрашивает, что печатать на выходном листе книги Озерского: «Печатано по благословению Св. Синода», или иное что? Мне кажется, этого вопроса мы не можем решить своею властию, и надобно сказать в типографии, чтобы она обратилась с ним в Хозяйственное Управление. Или я ошибаюсь? Между тем ныне я писал К. П. и об этом, – просил, чтобы он разрешил наше недоумение, и поскорее, дабы не задержать книгу.

Грустно проводил я нынешний день¹⁸². Помолитесь о нас».

Через день, 26-ю ноября, я снова писал отцу Павлу:

«Наконец-то я составил одно отношение в Хозяйственное Управление. Просмотрите его и, если признаете годным, прикажите переписать. Может-быть, мой ответ о изданиях о. Голубова очень строг; но был бы только справедлив, а строгость, мне кажется, должна послужить на пользу ему. Впрочем, предоставляю окончательное решение вам. Если поможет Бог, завтра пошлю вам и другое отношение, чтобы вы могли отправить их вместе в Петербург.

Теперь же посылаю еще снимки с монет. Нашлись только монеты Цимисхия с именем Иисус. Вероятно придется вырезать эти снимки для книги. Нa всякий случай я сделал проект текста, которым они должны быть сопровождены в книге. Передайте этот листочек отцу Филарету в его полное распоряжение с поклоном от меня и благодарностью за полученное ныне письмо его.

Прошу вас напомнить мне, нет ли за мной еще каких недоимок. Помню о вашем Путешествии; но прошу вас дозволить мне несколько помедлить его исправлением: мне нужно кончить статью о книге Филиппова, а я еще не приступал к ней. Потом отчет по Братству. Между тем работаю чрез силу; болезнь еще держится. Нa беду, не совсем здоровы и дети. Все это тяжело действует на дух. Нередко нападает тоска и опасение чего-то тяжелого в будущем. Живется, вообще, очень трудно. Поддержит ли Господь? – помолитесь о мне».

Еще через день, 28-го ноября, я снова писал отцу Павлу:

«Посылаю вам, возлюбленнейший отец архимандрит, еще две официальные бумаги. Вчера не успел приготовить их для почты, будучи постоянно отвлекаем болезнию Володи: у бедного малютки заболело горло, есть жар, – ныне всю почти ночь плакал; не знаю, что будет в наступающую ночь. Очень тяжело мне.

Ныне привез мне Игнатий Александрыч начальные листы печатающейся второй части известной «жидовской» книги. Хочу написать К. П. об этой новой затее раскольников, – быть может заблаговременно, примут меры против неё. Как вы думаете? – следует ли? «Поручаю себя и детей молитвам вашим».

Немедленно отец Павел отвечал мне:

«Благодарю вас за составление официальных бумаг. Я свезу их показать отцу председателю и потом отправим по принадлежности. Об отце Голубове иначе сказать было и нечего; он к этому вынудил своим нерадением и бессоветием.

О печатании » жидовской» книги необходимо нужно написать к К. П. для сведения. Нужно ли и можно ли что предпринять против неё, это уже его воля; а наша обязанность уведомить его.

Исправление моего Путешествия не к сроку; займетесь им, когда будет посвободнее вам и когда поправитесь здоровьем.

Жаль, что здоровье ваше и Володеньки плохо. Мы ныне за него молились на сугубой эктении. Также и 24-го числа не забыли помолиться о покойной. Это вам пишу на утешение.

Мне думается, что у вас ходит ревматизм, – зовут его летучим: то вступит в спину, то в ногу, то в руку. Я советую вам более употреблять лимонов; это лекарство много пользует, как я знаю по опыту. Дай Бог, чтобы вы были здоровы и утешены от Господа».

Затем к 6-му декабря я получил от отца Павла следующее приветствие:

«Честь имею поздравить вас со днем вашего ангела, св. чудотворца Николая. Молю Бога даровать вам молитвами Его угодника крепость духа и телесное здравие, дабы вы имели силу трудиться в пользу св. Церкви, на постыждение врогов её и верным её чадам на утешение, а вам в венец славы».

10-го декабря отец Павел извещал меня:

«У Михаила Алексеича Хлудова я был, но не застал его, – он уехал в Петербург. А от Василья Васильича Борисова узнал, что он согласен, чтобы собрание для чтения отчета происходило у него в доме. Только нельзя ли вам со своей стороны попросить, чтобы не было обеда?

Покойный протоиерей Иван Васильевич Рождественский, член Синода, завещал в Братство св. Петра митрополита 500 руб., и деньги отец председатель уже получил.

Вот еще мое о чем вам предложение. Когда будет подаваться икона отцу председателю, будет ли сказана какая речь, или нет? и если будет, кто ее составит и скажет? Если возможно, я просил бы вас ее приготовить».

Я отвечал 12-го декабря:

«Недоумеваю, как исполнить ваше поручение относительно объяснения с Михаилом Алексеичем. Писать ему об этом не очень удобно; а объясниться с ним лично не вижу возможности, так как ехать в Москву не имею ни времени, ни удобства. По необходимости должен предоставить это дело вам и отцу председателю. Как решите, так и будет. У меня теперь одна забота – составление отчета. Остается неделя до праздника, a мне не удалось еще и приняться за отчет. Помолитесь, чтобы помог Господь совершить это дело в десятый раз не без успеха.

Думаю, что для вручения иконы писать особый адрес отцу председателю нет надобности, да теперь уже и поздно; а сказать ему приветствие я не откажусь; икону же поднесете вы.

Хорошо бы повидаться с вами до праздника; но времени так мало! Не знаю, буду ли иметь возможность приехать даже накануне праздника. Все будет зависеть от того, как покончу с отчетом.

Усердно благодарю вас за поздравление с именинами.

Получил ныне письмо от К. П. Пишет, что в минувшую субботу предстоял ему подвиг защищать в комитете министров известные правила о правах раскольников. Чем-то кончилось дело? Да будет воля Божия! Спрашивает еще об ответе на прошения о. Голубова, которым я так замедлил. Надеюсь, теперь это дело отправлено уже в Хозяйственное Управление?

Кстати об о. Голубове. Он неисправим. В последней книжке своего журнала перепечатал «Поездку за миром»¹⁸³ без всякого права, не спросив ни меня, ни автора. Василий Васильич может привлечь его за это к суду. Да и какая надобность перепечатывать? А что за безобразие, что за нелепость стихи, помещенные в той же книжке? Не жалею, что ответил о нем сурово.

Мы страдаем от холода. И это мешает работать голове и рукам.

Вам желаю и здравия и благоденствия; а о нас прошу помолиться».

Вскоре после этого отец Павел прислал мне с нарочным некоторые материалы для отчета и известие, что М. А. Хлудов с удовольствием дозволяет по прежнему отправить праздник в его доме. 18-го декабря, с тем же нарочным, я отвечал отцу Павлу:

«Благодарю вас за сообщение о празднике. С своей стороны извещаю вас, что, если буду жив и здоров, намереваюсь отправиться отсюда в понедельник, 20-го числа, чтобы в Москву прибыть в 4 часа. Приеду прямо к Михаилу Алексеичу, у которого надеюсь найти приют по старой памяти. Очень хотелось бы с вами повидаться: есть о чем поговорить.

Душевно сожалею о вашем нездоровье, о котором узнал от посланного. Да хранит вас Бог!

Я страдал от холодов. Теперь с усердием работаю над отчетом; но еще далеко до конца. А между тем дела наплывают новые и отвлекают, – боюсь, не кончу. Помолитесь о Божией мне помощи».

С Божиею помощию отчет, довольно пространный, был своевременно кончен и в торжественном, по случаю десятилетия Братства, собрании прочитан.

Когда мысленным взором обнимаем мы все пройденное нами десятилетнее поприще, не скудно усеянное терниями, но зато не скудно же ознаменованное благими плодами наших посильных трудов, то первым и невольным движением души является чувство благодарения Богу, помогавшему нам среди затруднений и венчавшему успехом труды наши, предпринятые на пользу святой Его Церкви: Буди имя Господне благословенно отныне и до века!»

Начав таким вступлением отчет по Братству, я довольно подробно изложил затем неблагоприятные обстоятельства и затруднения, встреченные Братством при самом его основании и в начале его деятельности¹⁸⁴; не менее подробно указал далее успехи, достигнутые Братством в течение десяти лет, особенно по изданию и распространенно сочинений о расколе и против раскола. В заключение, поминая скончавшихся деятелей Братства, с особенным чувством говорил о покойном А.И.Хлудове: 101|198

«Наконец, когда прошла уже четверть нынешнего, десятого братского года, Господь внезапно исхитил из нашей среды и самого дорогого Братству человека, с утратой которого оно, можно сказать, осиротело. Все вы знаете, о ком говорю я. В другое время и в другом месте, когда мы совершали по нем поминовение в Богоявленском монастыре, я уже раскрыл по возможности, как велики были его заслуги для Братства и как велика потеря, понесенная Братством в его лице. Теперь же, смотря на это опустевшее место, где мы привыкли всегда видеть его в наших праздничных собраниях, невольно хочется сказать: о, дорогой Алексей Иванович, зачем нет тебя с нами, чтобы участвовать в нынешнем празднике, который мы готовились праздновать так светло! Но не будем скорбеть о умерших, яко не имущии упования. Утешимся христианским упованием, что Господь даст им в вечной жизни отраду и упокоение за их любовь и преданность святому делу Братства, предпринятому на служение святой Его Церкви ¹⁸⁵.

А мы, оставшии, в чаянии той же награды, не нуждаемся, конечно, в человеческих похвалах за труд и, благодаря Божию к нам долготерпению, станем попрежнему в смирении продолжать наше общее братское дело».

Упомянув, однако, о некоторых еще здравствовавших тогда лицах, наиболее потрудившихся для Братства, я прибавил:

«В конец же слова следует нам, и особенно нам – членам Совета, воздать сугубую честь лицу, которое, не трудясь собственно в деле проповеди словом и писанием, оказало Братству великую услугу своим опытным и разумным руководством в ведении братских дел, – нашему досточтимейшему отцу председателю, который бессменно и с неизменным усердием служил Братству в течение всех десяти лет».

После этого и поднесена была о. архимандриту Вениамину в признательность от Братства икона святителя Петра; а новый казначей, подражая своему, незабвенному для Братства, родителю, предложил всем собравшимся обильную трапезу. Так благополучно отпраздновали мы и десятую годовщину Братства!

25-го декабря отец Павел писал мне:

«Честь имею поздравить вас с праздником Рождества Христова. Христос Бог наш, благоволивший воплотитися, да вложить силу в немощное естество наше, да даст и вам сугубыя силы на труды ваши в пользу святой Его Церкви!

Слышно, поповцы имели большое собрание купечества: знать, они что-нибудь слышать.

Печатание книг о расколе многих, прежде сонливо дремавших, разбудило, и если бы оно было еще более усилено, еще более было бы движения и ревности у православных, потому что есть оружие: кому оно попадет в руки, того и воздвигает к ревности. Посему я и нахожу необходимо нужным усилить литературу о расколе собранием древних свидетельств в его обличение и рассмотрением всех спорных предметов.

Отец Василий¹⁸⁶ заявил мне, что сказанного в отчете об архимандрите Григории он печатать не будет, потому что архим. Григорий много представляет ему статей для журнала. Посему подумайте, – напечатать ли отчет самим отдельной книжкой, или исключить что из сказанного об архим. Григории. Но отчетом не только я один вполне доволен и приношу вам за него благодарность, но весьма довольны прочие; некоторые слушая отчет, даже плакали. И, по моему мнению, когда говорится в отчете о высоких лицах, почему нужно исключить сказанное об архимандрите Григории? Впрочем, сделайте, как будет вам угодно».

Говоря в отчете о затруднениях, встреченных Братством в первую пору его существования, я упомянул и об отказе архим. Григория дать Братству обещанное им помещение для Братской книжной лавки при Златоустовом монастыре, равно как вообще о неблаговидном отношении его к Братству. Исключить из отчета сказанное об этих несомненных событиях в истории Братства мы не нашли удобным a решили напечатать отчет за 1882 год отдельною книжкою на братские средства, не беспокоя на сей раз редакцию «Душеполезного Чтения», так дорожившую литературными произведениями многоученого архимандрита Григория.