Отдел 6. Обозрение несохранившихся творений Феодорита или дошедших до нас, но ложно ему приписываемых

– Сочинения, упоминаемые

а) самим Киррским епископом («Мистическая книга» и «Слова о девстве») и

b) патр. Фотием («27 слов по различным вопросам»).

– Со1lectio canonum ecclesiasticorum.

– Canon catanycticus.

– Liber formularum.

– Полемическое произведение против Оригена.

– Λόγος ἀσκητικός.

– Περὶ τοῦ βαπτίσματος τῶν ἀποστόλων καὶ τῆς Θεοτόκου.

– Литургия Феодорита.

– Сирские переводы трудов Киррского пастыря и его «Апология против Иоанна Эгонского».

– Древнеславянская переводная письменность и разбор «Слова о крестном знамении»: его подложность и причины, по которым оно было усвоено именно Феодориту Киррскому.

В течение своего исследования мы не раз касались вопросов о сочинениях Феодорита или не дошедших до нас, или ложно приписываемых ему в древних известиях. Так, мы говорили о несохранившихся творениях его, каковы: полемические труды против ариан, евномиан, македониан, маркионитов и аполлинаристов²³⁸³, диалоги против манихеев²³⁸⁴ и Персидских магов²³⁸⁵ и слова о Св. Духе²³⁸⁶; открыли некоторые, считавшиеся доселе утраченными²³⁸⁷; собрали фрагменты из «Апологии в пользу Диодора и Феодора»²³⁸⁸ и книги против Иудеев²³⁸⁹ сделали сомнительными существование «Пенталога» и подлинность теперешних его отрывков²³⁹⁰, равно как Libri contra Nestorium ad Sporatium²³⁹¹, и с решительностью отвергли свидетельства об особом трактате против Евтихия и Диоскора²³⁹² и десяти книгах Церковной Истории²³⁹³. Но за всем тем у нас остаётся ещё немало материалов такого же характера, которых мы не успели рассмотреть и разобрать ранее; обозрению их мы и посвящаем теперь дальнейшие страницы.

Сам Феодорит упоминает «Мистическую книгу»²³⁹⁴, содержание коей отчасти раскрывает Haer. fab. V, где мы, в заключении § 18 о крещении, читаем: «но здесь требуется учение более таинственное, и, в другом месте написав двенадцать таинственных слов, к оным отсылаем желающих научиться»²³⁹⁵. Отсюда видно только, что весь труд распадался на двенадцать отделов, в которых разрешались высшие вопросы христианского «мистического» богословия; была ли в них речь, кроме крещения, и о других таинствах, – это неизвестно. Можно лишь догадываться, что здесь Киррский епископ особенно занимался раскрытием действий спасающей и освящающей благодати. Более ясные сведения об этом творении Гарнье²³⁹⁶ хотел приобрести через отожествление показания epist. 82 с заметкой Haer. fab. V, 2 о δυοκαίδεκα λόγοι против различных еретиков²³⁹⁷, но это свидетельство, вероятно, сюда не относится, а даёт разуметь сочинения Феодорита против ариан, евномиан, македониан, маркионитов и аполлинаристов²³⁹⁸. Тот же Гарнье пытался было слить «Мистическую книгу» с «Врачеванием эллинских недугов», но и ему это предположение показалось столь смелым, что он тотчас же его отверг²³⁹⁹.

В толковании на 1Кор. VII, 33–34 Феодорит пишет: «Апостол в кратких словах показал разность забот у избравших супружеское иго и у возлюбивших безбрачную жизнь. Но желающему не трудно дознать труды и заботы живущих в мире. Да и мы пространнее изобразили их в написанных нами словах о девстве, в которых любителей доброго побуждали к приобретению сего богатства» (Ταῦτας δὲ καὶ ἡμεῖς πλατύτερον ἐπεδείξαμεν τοὺς Περὶ τῆς παρϑενίας λόγους συγγράφοντες, καὶ ἐπὶ τὸν ταύτης πλοῦτον προτρέψαντες τοὺς τῶν ἀγαϑῶν ἐραστάς)²⁴⁰⁰. Кроме этого известия никаких других сведений об этом произведении мы не имеем и потому сказать о нём ничего не можем²⁴⁰¹.

Патр. Фотий в IX веке читал «Двадцать семь слов Феодорита по различным вопросам» (λόγοι κζ´ πρὸς διαφόρους ϑέσεις)²⁴⁰². Dallaeus все их приписывает Киррскому епископу, а Комбефиз – св. Максиму Исповеднику²⁴⁰³, но ни тот, ни другой не в силах сколько-нибудь научно аргументировать своё положение. Более известные и разработанные гипотезы по этому предмету суть следующие:

1. Гарнье первые шесть слов отожествляет с пятью книгами полумифического «Пенталога», думая, что второе и третье произвольно разделены Фотием, ибо он замечает: καὶ ὁ Τρίτος (λόγος) περὶ τῆς αὐτῆς ὑποϑέσεως²⁴⁰⁴; по соображению учёного иезуита, библиограф сделал это потому, что в начале второго трактата, в целях опровержения мнимых монофизитов (в лице св. Кирилла), приводились и обсуждались места из Ветхого Завета, а в конце – из Нового²⁴⁰⁵. 21 дальнейшие слова он усвояет²⁴⁰⁶ несторианствующему епископу Евферию Тианскому на основании выдержек из одной его Sermone adversus s. Cyrillum, сохранившихся в переводе Мария Меркатора²⁴⁰⁷. Подлинник Евфериевых гомилий он усматривае²⁴⁰⁸ в двадцати речах, считаемых то Афанасиевыми, то Максимовыми, которые он и издал в своём Auctarium’е под именем Тианского пастыря²⁴⁰⁹, изъяв две из них, как dialogi IV et V Theodoreti adversus Macedonianos²⁴¹⁰. Гарнье опирается в этом случае на то наблюдение, что фрагменты Меркаторовой версии из Евферия действительно находятся в псевдо-Афанасиево-Максимовой sermo VII adversus eos, qui dicunt: Impassibiliter passus est Deus Verbum²⁴¹¹.

Относительно этих тонких соображений Гарнье мы должны заметить, что они далеко не столь прочны, сколько запутанны.

а) «Пенталога», если и признать его существование, мы не знаем хотя бы в самых существенных чертах, и уже потому сравнение величины известной с неизвестной несостоятельно и научного значения иметь не может; при том же теперешние его фрагменты не совпадают со свидетельствами cod. 46 Фотиевой «Библиотеки»²⁴¹².

b) Гарнье совершенно произвольно разделяет все двадцать речей на 2 и 18, когда греческие манускрипты не дают к сему никаких оснований, и вопреки рукописям устанавливает между ними свой порядок, сообразно своей предвзятой идее.

с) В начале Фотиева свитка, несомненно, был не «Пенталог», ибо λόγοι κζ´ cod. 46 распадаются не на 6 и 21, а на 20 и 7²⁴¹³, из коих последние ни при каких условиях не могут быть обращены в 5, соответственно пяти книгам того мнимо-Феодоритова произведения.

d) Патриарх-библиограф, будучи строго православным богословом и чтителем богословских талантов св. Кирилла, не забыл бы упомянуть о резко-полемическом характере бывшего у него под руками труда, если бы это был подлинно тот, который, по Меркатору, был написан adversus В. Cyrillum sanctumque concilium Ephesinum diabolo instigante. Напротив, Фотий очень выразительно отмечает ортодоксальное направление читанных им «слов»²⁴¹⁴, чего он, конечно, не сказал бы о «Пенталоге».

е) Хотя надписания остальных 18 речей и довольно близко подходят к перечню содержания λόγων Фотия²⁴¹⁵, но принадлежность их Евферию Тианскому находят обыкновенно не вполне доказанной²⁴¹⁶. Если даже и допустить это, – и тогда для трёх «слов» Фотия (25, 26 и 27) у нас не будет соответствующего оригинала. Их придётся оторвать от состава целой группы речей, с которыми они стоят в самой тесной логической связи²⁴¹⁷.

2. Дю-Пэн, одним из первых опровергнувший Гарнье, думал видеть в λόγοι Фотиевой «Библиотеки» трактат Феодорита о воплощении²⁴¹⁸, но все подобные сочинения Киррского епископа нам теперь известны с достаточной точностью, – и ни к одному из них указатель Фотия неприложим. При таких обстоятельствах и сам Дю-Пэн, конечно, не заявил бы этого мнения, вся сила которого заключается лишь в том, что оно переводит вопрос в область неведомого, где споры очень трудны.

Наконец, 3, Галланди утверждает, что пять первых «слов» равняются «Пенталогу», а шестое и седьмое – epist. 151 и прибавлению к нему под заглавием: Ὅτι καὶ μετὰ τὴν ἐνανϑρώπησιν εἰς Υἱὸς ὁ Κύριος ἡμῶν Ἰησοῦς Χριστός²⁴¹⁹, ибо о последних Фотий говорит: Ὁ δὲ Ἕκτος (λόγος) διαλαμβάνει, ὅτι εἷς ὁ Κύριος ἡμῶν Ἰησοῦς Χριστός. Ὁ δὲ Ἕβδομος ἐπιστολῆς ἐπέχει τόπον²⁴²⁰. Первое весьма сомнительно, поскольку Галланди почти буквально повторяет здесь Гарнье, а, следовательно, необходимо подпадает и его участи. Второе в такой же мере вероятно, хотя и встречаются некоторые затруднения: как мы думаем, прилог послания 151 есть отдельный трактат Феодорита о воплощении, а не ингредиентная часть целого, что̀ решительно заявляет Фотий. Затем, Галланди должен изменять порядок речей Фотиева свитка, поскольку только шестое слово можно отожествить с ὅτι... εἷς Χριστός и только седьмое – с самым epist. 151, между тем ни один манускрипт писем Киррского епископа не представляет такого размещения. Сверх того, при всём правдоподобии, эта догадка разрешает лишь 2/27 задачи и то не окончательно. Но так как, по правилам математики, вычисление при таких условиях невозможно, то и мы должны иметь мужество сказать, что хорошо знаем в данном случае единственно то, что ничего верного не знаем.

Нам известно только, что Фотий читал все 27 «слов» под именем Феодорита Киррского и нимало не сомневался в его авторстве. И мы пока не имеем достаточных оснований не доверять авторитету учёного библиографа, поскольку бывшее в том кодексе сочинение «Эранист»²⁴²¹, неоспоримо принадлежит перу этого иерарха. Каждое в отдельности «слово» было не особенно значительно по объёму, ибо с этой стороны λόγοι κζ´ Фотий называет меньшими сравнительно с антимонофизитскими диалогами²⁴²². Остаётся, в заключение, помириться на надежде, что какое-нибудь библиографическое открытие в области древне-отеческой литературы прольёт бо́льший свет на этот тёмный вопрос.

Salmasius²⁴²³ знал в числе произведений Феодорита Киррского Collectio canonum ecclesiasticorum – и это подтвердил архиепископ Парижский Пётр де Марка²⁴²⁴, нашедший в Королевской (ныне – Национальной) Парижской библиотеке такой же сборник, где были правила соборов Никейского, Анкирского, Неокесарийского, Сардикийского, Константинопольского, 27 – Халкидонского, Василия Великого и 85 – апостольских. После это мнение подкрепили манускрипты Туринский в котором помещается Εἰσαγωγὴ κανόνων εἰς πεντήκοντα τίτλους διηφημένων (διῃρημένων?) παρὰ Θεοδωρήτου ἐπισκόπου Κύῤῥου²⁴²⁵, и Клармонтанский, в коем заключается Theodoreti Collectio Canonum²⁴²⁶. Усвоявшийся иногда перу и трудолюбивому усердию Киррского владыки²⁴²⁷, этот свод ныне всеми приписывается Иоанну Схоластику, сначала Антиохийскому, а потом Константинопольскому (565–577/578 гг.) патриарху, – и прежняя гипотеза о Феодоритовом происхождении его теперь совершенно отвергнута²⁴²⁸. Знаменитейший из западных канонистов Е. Zachariä von Lingenthal в своём реферате, читанном в С.-Петербурге, 20 января 1876 года, в историко-филологическом отделении Императорской Академии Наук²⁴²⁹, даже и не упомянул об этом факте, как бы недостойном внимания истого учёного.

Несомненно, конечно, что в целом объёме Εἰσαγωνὴ (Συναγωγὴ) κανόνων (ἐκκλησιαστικῶν) εἰς ν´ τίτλους διῃρημένη²⁴³⁰ не могло быть обязано Феодориту Киррскому, поскольку содержит церковно-законодательные постановления позднейшего периода (напр., отрывки из Юстиниановых новелл, и т. п.), – и спорить против этой научной аксиомы было бы нелепо. Однако же почему не допустить, что именно Киррский епископ положил некоторое начало собиранию церковных правил, когда нам известно, что, всю свою жизнь страдавший от ложного применения или прямого нарушения и грубого извращения канонов, он постоянно ссылался на них, как на общеобязательную норму, в свою защиту²⁴³¹ и знал их настолько хорошо, что в Comment. in Epist. ad Coloss. II, 18. III, 17 приводил правило Лаодикийского собора, воспрещающее молиться «ангелам»?²⁴³² Тяжкие несчастья и невзгоды Феодорита невольно наталкивали его на мысль о своде церковных правил в одно целое и упорядочении их, если таковой существовал. После него он постепенно расширялся и утрачивал свой первоначальный вид; посему большинство забыло имя основоположника, и только немногие манускрипты сохранили слабое и неясное воспоминание о первом труженике в этом деле. Таким образом, мыслимо, что рассматриваемые свидетельства имеют под собой некоторую фактическую почву и даже несколько освещают начальные моменты тёмной истории церковной кодификации.

В LXXVIII манускрипте (fol. 356, pag. 1, – 371, pag. 2) Венской библиотеки сохранились до нас «каноны» или церковные песнопения различных авторов и, между ними, Canon catanycticus ad Christum Servatorem (т. e. умильная песнь к Христу Спасителю), отмеченный именем Киррского епископа, начальные буквы коего – Θεοδωρήτου – составляют даже акростих для некоторых стихов. Этот канон изложен стихотворным размером и начинается словами: Παντοκράτωρ Χριστέ, Πατρὸς ἀνάρχου παῖ μονογενές, а в средине встречается выражение: Ἴδε Χρίστε τὴν ϑλίψιν τῆς ψυχῆς μου²⁴³³. Кроме этих скудных сведений, мы ничего не знаем об этом творении и потому воздерживаемся от всяких гаданий.

Некий Иоанн-Александр (Joannes Alexander Brassicanus) в первой половине XVI века видел Librum formularum Феодорита и приравнивал²⁴³⁴ её к труду Евхерия Лионского († 450 г.) – Formularum spiritualis intelligentiae ad Uranium liber unus²⁴³⁵ у Латинян. Сикст Сенский также называет institutionum in universam Sacram Scripturam isagogicum volumen, где предлагалось мистическое понимание всех имён и изречений св. Писания²⁴³⁶, а Поссевин говорил, что это сочинение имеется в Вене, in bibliotheca Brassicana²⁴³⁷. V нас нет этой книги в целом составе, а две опубликованные выдержки из неё²⁴³⁸ делают существование её более чем сомнительным, ибо одна из них (Οἶνος ἐπὶ Θεοῦ ἡ τιμωρία) совпадает с Comment. in Ps. LXXIV, 9²⁴³⁹, а другая (Αἱ τρίχες τῆς νεκρώσεως σύμβολον) – с Quaest. XII in Levit²⁴⁴⁰. Посему можно думать, что это был «извод» из экзегетических работ Киррского владыки и иных древних авторов, каких сборников немало произвели на свет позднейшие компиляторы.

Ебед-Иезу упоминает в своём «каталоге» сочинение Феодорита против Оригена²⁴⁴¹, но оно было, вероятно, трудом Феодора Мопсуэстийского, который, в опровержение этого Александрийского учителя, писал к Кердону Adversus Allegoricos или De allegoria et historia²⁴⁴². Что и Киррский епископ полемизировал с Оригеном в особом трактате, это нам ниоткуда не известно; напротив, мы знаем, что в толковании на Песнь Песней он называет его в ряду знаменитых и авторитетных экзегетов²⁴⁴³ и немало пользуется его комментариями. Усилие Симона²⁴⁴⁴ отожествить бывшее у Ебед-Иезу творение с Libri adversus haereses (т. е. Наеreticarum fabularum Compendium’ом) крайне неудачно и не заслуживает подробной критики.

Один кодекс, принадлежавший некогда Гавриилу Филадельфийскому, усвояет Киррскому пастырю Λόγον ἀσκητικὸν κατὰ πεῦσιν καὶ ἀπόκρισιν (Ἀδελφὸς ἠρώτησε γέροντα λέγων)²⁴⁴⁵, но уже патр. Фотий считал его составленным св. Максимом Исповедником²⁴⁴⁶, в чём уверяет нас и большинство манускриптов²⁴⁴⁷. Посему справедливо это «слово» издаётся между сочинениями названного поборника православия VII века²⁴⁴⁸.

Дюканж при своей рецензии «Пасхальной Хроники» (pag. 438) опубликовал греческий фрагмент о крещении Апостолов и Богородицы под заглавием: Τοῦ ἐν ἁγίοις Θεοδωρήτου ἐπισκόπου Τύρου (?). Περὶ τοῦ βαπτίσματος τῶν ἁγίων ἀποστόλων καὶ τῆς Θεοτόκου²⁴⁴⁹, но в рукописях этот отрывок большей частью усвояется св. Софронию, патриарху Иерусалимскому (633/634–644 гг.)²⁴⁵⁰ и обыкновенно, как труд этого богослова, помещается между его творениями²⁴⁵¹. В последнее время, в русской литературе, подлинность его решительно отверг г. К. Попович на том основании, что в этом рассуждении говорится о крещении Христом Ап. Петра, а это противоречит Ин. IV, 2, и потому ещё, что в нём довольно заметно проводится позднейшая римско-католическая тенденция о главенстве первоверховного Апостола²⁴⁵².

«Восточные» (вероятно, несторианствующие) христиане употребляют литургию Феодорита²⁴⁵³, но она, кажется, ошибочно приписывается этому пастырю²⁴⁵⁴ и была составлена Феодором Мопсуэстийским в несторианском духе, почему Леонтий Византийский выражает по поводу её крайнее недовольство²⁴⁵⁵. Этот текст с течением времени утратился, и о характере его судить мы не можем. После он был исправлен, в смысле ортодоксальности, несторианами в видах убеждения западных христиан в своём правомыслии, и нужно думать, что именно эта новая редакция литургии издана Ренодотом²⁴⁵⁶.

Греческими манускриптами не ограничиваются рукописные памятники произведений Феодорита. Так, сирская литература чрезвычайно богата переводами различных его сочинений, но, к сожалению, из них почти ничего не опубликовано до сих пор, между тем было бы желательно совершено противное даже и для известных в подлиннике творений, в целях исправления имеющихся теперь текстов и восстановления верного их чтения. Мы упомянём только, что в Британском Музее, в Лондоне сохранилась (man. 12, 155, fol. 111. b, и 14, 538, fol. 101. а) сирская версия Апологии Киррского епископа против Иоанна Эгонского (Apology against John of Aegae)²⁴⁵⁷. Кроме названия, об этом труде мы пока больше ничего не знаем, и даже подлинность его далеко не несомненна, поскольку до нас дошло одно письмо Феодорита к пастырю Эгонскому (во второй Киликии, в пределах митрополии Аназарвийской), но не к Иоанну, а к Евстафию (Εὐσταϑίῳ ἐπισκόπῳ Αἰγῶν)²⁴⁵⁸, который упоминается и в актах разбойничьего собора²⁴⁵⁹. Впрочем, легко могло быть, что дело происходило уже после смерти Евстафия и что ему преемствовал именно оппонент Киррского епископа²⁴⁶⁰. Мы не в силах открыть и того, что было предметом полемики между этими, отдалёнными по месту жительства, иерархами, хотя и неоспоримо, что Иоанн отвечал Феодориту, как показывают удержавшие его трактат манускрипты Британского Музея №№ 12, 155 (fol. 111. b) и 14, 538 (fol. 100. b)²⁴⁶¹.

Не менее обширна и древнеславянская письменность творений Феодорита. Они стали распространяться на Руси, – через посредство южно-славянских переводов, а иногда, может быть, и прямо, – с первых времён появления у нас христианства и сильно занимали русских книжников, как об этом нужно заключать из множества переводных редакций Феодоритовых произведений²⁴⁶². Так, толкования на XVI пророков были известны уже в XI в. и в 1047 году списаны для Новгородского князя Владимира Ярославича попом Упирем Лихим²⁴⁶³. Но среди несомненно подлинных, хотя доселе и неисследованных тщательно, сочинений Киррского владыки до нас сохранилось и неоспоримо подложное его «Слово о крестном знамении, како креститися и благословити»²⁴⁶⁴, которое составителями его навязывалось этому иерарху, титулуемому то святым, то блаженным – епископом, архиепископом и даже патриархом. Кафедра его обыкновению не указывается и только на поле одной рукописи (Моск. Дух. Акад. № 165, и. 531) неверно называется Кипрской. Стремление фальсификаторов прикрепить это «Слово» к имени славного Киррянина даёт знать себя и в новогреческой заметке: Εἰ τὶς οὐκ σφραγίζεται μὲ (μὲν) τὰ δύο δάκτυλα, ὡς καὶ Χριστός, νὰ εἶναι ἀφωρισμένος²⁴⁶⁵.

Приобрётшее особенное значение в глазах раскольников и сделавшееся палладиумом правоты их двоеперстия, «Слово» уже давно оценено по своему качеству. На великом соборе 1667 года восточные патриархи – Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий – заявляли: «А Феодорит о том (крестном знамении) ничтоже писа; зане велико истязание о том было в святей горе Афонстей, в лето 7156 (1648), подобне якоже и в царствующем великом граде Москве бысть крепкое истязание от преосвященных великороссийских митрополитов архиепископов и епископов во святем Духе собравшихся в лето 7174 (1666), и не обретеся в Феодоритове книзе таковое писание: но солгано на него (Феодорита) от неких суемудрых и сокровенных еретиков». Равным образом и в изданном 6 сентября 1682 года «Увете Духовном», который обыкновенно, хотя и не без возражений, приписывается перу патр. Иоакима, читаем: «А еже они (раскольники) прелщаются писанием Феодоритовым о сложении перстов на знамение святого креста, и аще бы и в его книгах то писано было, – и то несть праведно. Ибо его писания книги на славянском языке преведенныя целые нигде несть»²⁴⁶⁶. То же мы находим и в статье «Краткое изъявление, о еже како православному христианину, по древнему преданию святых Апостол и святых отец, на изображение знамения креста святаго, на лице своем, подобает руки своея персты, и кие слагати, и како на себе оный изображати», издавна печатаемой при наших Псалтирях и Часословах где автор спрашивает относительно составителя «Слова»: «Но кий то Феодорит бяше, и коего града, аще Антиохийский, аще Кира града, или ин кий? Но аще Кира града, то сего писания его словенским диалектом не имамы зде»²⁴⁶⁷, или, по другой редакции: «И аще Кира града, то в коем писании и в коей главе о двуперстии писа? Сие не от когоже показуется, и писаний его словенским языком истолкованных не имеем»²⁴⁶⁸. В специальной русской литературе по нашему вопросу признано всеми, что рассматриваемое «Слово» неподлинно²⁴⁶⁹ и появилось на русской почве не ранее второй половины XV в.²⁴⁷⁰, в чём согласны даже столь различные во взглядах на раскол учёные, как проф. И.И. Субботин²⁴⁷¹. и проф. Н.Ф. Каптерев²⁴⁷². Утверждено и то положение, что в первоначальной своей редакции этот памятник не заключал в себе теперешней раскольнической терпкости, – и первое применение его в таком смысле мы встречаем лишь в XVI в., в четвёртом слове митроп. Даниила («яко прияхом предания писанная и неписанная, и да знаменуем лице свое крестообразно, и еже на Востоке обращайся и зрети, сице же и поклонятися»), в котором он приводится целиком²⁴⁷³. Посему некоторые и обвиняли иногда этого русского иерарха, гонителя Максима Грека, в качестве намеренного первовиновника такого злоупотребления²⁴⁷⁴, что, по суду серьёзных исследователей, совершенно несправедливо²⁴⁷⁵.

Мы не будет входить здесь во все подробности касательно «Слова о крестном знамении», ибо это не требуется специальной задачей нашего труда, но мы необходимо должны считаться со следующим вопросом, до сих пор неразрешённым даже и приблизительно: если разбираемый документ подложный, представляет русскую подделку, то почему он был усвоен именно Феодориту, а не какому-нибудь другому из известных на Руси и славных пастырей древней восточной Церкви? Это кажется тем более загадочным, что Киррский епископ далеко не пользовался всеобщим авторитетом, но для многих был весьма подозрителен по своим догматическим воззрениям²⁴⁷⁶; сочинения же его даже высокообразованный Максим Грек считал соблазнительными и неудобными для русской публики, могущими послужить в «претыкание и соблазн неким православным», и потому преступил приказание Даниила о переводе их²⁴⁷⁷.

Может быть, повод к этому подал рассказ Феодорита о Мелетии Севастийском (Антиохийском), который, после своей блестящей речи на соборе в столице «Востока», во свидетельство своей веры в единосущие лиц Св. Троицы, «показав три перста и потом два из них сложив и оставив один, произнёс следующее достохвальное изречение: разумеем три, а беседуем как бы о едином»²⁴⁷⁸. Сообщение это понимается различно. Так, некоторые писатели толковали его в смысле указания на существовавший в восточной Церкви обряд троеперстия²⁴⁷⁹; однако же, подобное комментирование этого эпизода по отношению к Феодориту нельзя назвать несомненным, поскольку действие Мелетия сопровождало проповедь его об ὁμοούσια и было лишь простой иллюстрацией её содержания, когда оратор лишён был возможности говорить, вследствие сильного шума. Легко могло быть, что эта манипуляция была импровизированной и даёт знать только о находчивости витии, а не о церковно-обрядовой практике. Впрочем, верно это или нет, но, во всяком случае, сказание Киррского епископа, помещаемое в греческих синаксарях в сноске, как цитата из его Церковной Истории, вставлялось в текст древне-русских житий св. Мелетия (под 12 числом февраля) и разумелось нередко в раскольническом духе²⁴⁸⁰. Для нас особенно важно, что и Стоглавый собор 1551 года, приводя это известие, даже торжественно санкционирует раскольническое его понимание²⁴⁸¹. Очень естественно, что русский фальсификатор, хотя бы на первых порах и с доброй целью, приписал своё рассуждение о крестном знамении именно Феодориту, который ранее других сообщает о сложении перстов²⁴⁸².

Более прямым побуждением к усвоению «Слова» Киррскому владыке было бы, конечно, то, что краткое исповедание было заимствовано у Феодорита, но мы, при всех своих усилиях, в творениях последнего его не нашли. Оно считается обыкновенно переработкой славянского «святословца» св. Геннадия Константинопольского (458–471 гг.)²⁴⁸³, как он отпечатан в конце Малого Катехизиса при патр. Иосифе в половине XVII в.²⁴⁸⁴; в греческом подлиннике его не имеется²⁴⁸⁵. При всём том нам известно, что Киррский епископ поставлялся русскими книжниками в числе важнейших авторитетов в пользу двуперстия уже в XVI стол., и его голосом оправдывались тогда раскольнические тенденции. У нас исстари обращались Феодоритовы комментарии на псалмы²⁴⁸⁶ и довольно рано получили такое неправильное применение. В цитованном нами четвёртом слове митр. Даниил, защищая двуперстное крестное знамение, подкрепляет свои рассуждения толкованием Киррского пастыря Пс. ХХII, 4 (Жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста): «Глаголати убо можеши жезл и палицу – самый крест, его же печатию и воспоминанием врагов побежающе, ко истинным наставляемся стезям: от дву бо палиц составляется»²⁴⁸⁷. Эти замечания могли указывать на двуперстие единственно в том случае, если их понимать о пальцах руки, как это, очевидно, и делает митр. Даниил, когда в них речь идёт, несомненно, о палках, составлявших крест, на котором был распят Спаситель, а не о христианском символе его. По поводу этого отрывка высказывали упрёк Данилу в подлоге²⁴⁸⁸, поскольку последней фразы его выдержки в греческом подлиннике, по изданию Сирмонда²⁴⁸⁹, не находили, но она сохранилась нам в рецензиях Вулгариса²⁴⁹⁰ и Шульце²⁴⁹¹, а отсюда и у Миня²⁴⁹², где мы читаем: ἀπὸ γὰρ δύο ῥάβδων συναγόμενος γίνεται σταυρός. Если в глазах русских и при том таких видных представителей старинной образованности, каким уже по своему иерархическому месту был митрополит Московский и всея России, Феодорит Киррский был столь неоспоримым проповедником двуперстия, то весьма понятно, что и специальное по этому предмету «Слово» было приписано ему и никому другому.

Составители этого трактата, конечно, желали выдать его за подлинное произведение какого-нибудь древнего учителя восточной Церкви, а имя Киррского епископа было особенно удобно употребить для этих целей, ибо оно было знакомо читающей русской публике в качестве неоспоримого, по их мнению, авторитета в пользу двуперстного сложении для крестного знамения.

Нельзя сказать, чтобы это объяснение разрешало вопрос о происхождении «Слова» вполне и со всех сторон, но, при теперешнем его положении, оно кажется нам наиболее правдоподобным и в известном смысле научным. По крайней мере, оно далеко превосходит все иные гипотезы на этот счёт своей относительной достоверностью.