Отношение к эллинской философии
Философию преп. Максим понимал в весьма широком смысле: сюда он относил все, что представляет собой истинную оценку (κρίσις) сущего и сообразную с ней деятельность841. Различал он двоякого рода философию: библейскую и эллинскую, причем, конечно, отдавал предпочтение первой. По мнению св. отца, все патриархи, жившие под естественным законом, и вообще все святые были представителями «естественного созерцания», или философского умозрения sui generis842. Все они удостаивались духовных озарений и просвещении, в которых познавали истинно сущее и научались правильному пути жизни843, и Логос, таинственно являясь в них, подготовлял в них Свое воплощение844. Отсюда, между прочим, видно, что преп. Максиму не чужда древняя идея о мистическом Λόγο`'е σπερματικός 845, хотя и в приложении главным образом к философии патриархов и в пределах естественного закона. Впрочем, по мнению преп. Максима, естественные озарения возможны были, по силе промыслительного воздействия Духа, и среди варваров и эллинов846. Им тоже можно было «осязать» (Деян.17:27) Бога847. Господь попускал им через свои оракулы предугадывать истину, как и Сам открывал ее иудеям через закон: отсюда пророчества эллинов исполнялись, и суеверия их имели силу848. Философия эллинов, однако, в значительной степени подпала язве греха – чувственному заблуждению. Этот существенный ее недостаток строго учитывается преп. Максимом: он отмечает у эллинских философов греховное неведение высшей идеальной силы849, осуждает их материалистические теории и нелепое учение о вечности материи850 и считает недостойным названия любомудрых тех из них, которые успокоились на внешнем чувственном созерцании и не сумели и не восхотели познать Бога из Его творений851. Для древних христианских мыслителей, как св. Иустин Философ, Климент Александрийский, из такого рода оценки философии следовал тот вывод, что эллинской философией можно пользоваться только эклектически и с большой осторожностью. Для преп. же Максима, ко времени которого у христиан уже существовала и своя христианская философия, не было нужды и в таком заключении. Отсюда в общем к классической философии он относится отрицательно, придавая значение лишь вообще философствованию, поскольку оно, питаясь соками естественного созерцания, стоит в согласии с положительными основами христианского учения852. Лишь в пособие этому созерцанию он допускал пользование классической философией853. Таким образом, философия вообще для преп. Максима – третьестепенный и по порядку и по значимости источник; философия же эллинов – лишь вспомогательное пособие к естественному (философскому) созерцанию. Каждый из указанных источников и использован преп. Максимом в соответствии с его значением.
* * *
Ambigua, PG.91, 1108A, f.136a.
Ibid. 1149D-1152A,1113D-1117A, f.156a-b,139b-140b; 1133A,1137B-D, f.148a,150a-b; 1157В,1169В,1176В,1204D, f.159a,164b,167a-b,179b.
См. выше, гл. «Закон и благодать».
Cap.theol. II,28 [р.п.I,239].
Св. Иустин Философ, Apologia II,13,10, PG.6. 465B-C,460C; р.п.(1892), с.119,115. Климент Александрийский, Protrepticus 7, 74, GCS; Clemens Alex. B.I,S.57; р.п.,с.134; Stromata I,VII,37, B.II,S.24; р.п., с.46.
Quaest. ad Tahl. XV, PG.90, 297B, p.32 [р.п.II,58].
Ibid. XXXII,372B, p.75 [р.п.II,107]; XIII,296C, p.31 [р.п.II,55–56].
Ep.26, PG.91, 616A-617A, p.358–359.
Cap.de charitate IV,2 [р.п.I,134].
Ibid. IV,2,6; III,28 [р.п.I,134,135,124–125]. См. выше, гл. «Тайна творения, промысла и суда», прим.26–28.
Mystagogia 23, PG.91, 697C, p.515 [р.п.I,175].
Это – то, что в наших догматиках известно под именем «соображений богословствующего разума»
Ambigua, PG.91, 1072С. f.120a.