Отдел 5. Письма Феодорита

– Общая характеристика их.

– Обзор сборников и изданий сохранившейся доселе корреспонденции Киррского епископа.

– Письма,

а) обозначаемые обыкновенно не именем Феодорита,

b) ложно ему усвояемые, – неподлинные (170 и 121 cap. Synodicon’a и №№ 172 и 180 ар. Migne) и

с) несправедливо у него отнимаемые (№№ 110 и 86, часть 83-го, 112 и 181 ар. Migne).

– Замечание относительно пользования Феодоритовыми письмами, как историческим материалом.

Видный церковно-общественный деятель, принимавший немалое участие во всех важнейших событиях своего времени, имевший постоянные и близкие соприкосновения с множеством лиц разных званий и состояний, – Феодорит необходимо должен был входить в частые письменные сношения по тем или иным поводам и предметам. И, действительно, до нас дошла значительная часть его громадной корреспонденции, за которую её автор по всей справедливости может быть поставлен в ряду славных эпистолографов греческой Церкви, каковы: Василий Великий, Синезий Птолемаидский, св. Исидор Пелусиот, патр. Фотий, Феофилакт Болгарский и другие. В его письмах мы находим ту же глубину и универсальность мыслей, точность и ясность выражений, правильную закруглённость и аттическую приятность стиля, какими отличаются все произведения блестящего пера Киррского владыки. Но (помимо сего) они интересны для нас и во многих других отношениях. Как и все послания христианской древности²²⁹⁴, они были не только интимными излияниями дум и чувств в форме свободной беседы, но имели и более широкое назначение, носили характер чисто литературных трудов. Нередко они представляют собой целые богословские трактаты по весьма существенным вопросам и ещё чаще с откровенной непринуждённостью изображают состояние эпохи, господствующие в обществе настроения и веяния, освещают тёмные стороны тогдашних церковно-политических явлений, дают своеобразные и типичные портреты выдающихся людей своего века, рисуют положение и отношения автора к лицам и происшествиям, а это весьма немаловажно ввиду его высокого сана, и т. п. Всё это проходит пред нашим взором с той живостью и рельефностью, каких мы никогда не встретим в любом современном историческом сочинении. Отсюда, думаем, вполне понятно церковно-историческое значение (в самом общем смысле этих терминов) писем Феодорита, что естественно вызывает нужду возможно серьёзного критико-библиографического обозрения их.

Сохранившиеся доныне письма Киррского епископа далеко не обнимают всей его корреспонденции, как об этом следует заключать из его же epist. 79²²⁹⁵, 81 и 96²²⁹⁶, 83²²⁹⁷, 85(?)²²⁹⁸, 110²²⁹⁹, 147²³⁰⁰ ар. Migne, Synodicon, cap. 110²³⁰¹, и №№ 1, 4²³⁰² ар. Σακκελίων., которые указывают на существование не менее семи-восьми утраченных теперь посланий его. Никифор Каллист сообщает, что в своё время (в XIV в.) он читал более пятисот Феодоритовых, писем²³⁰³, – и это, по силе приведённых свидетельств, далеко не невероятно.

Всё, что доселе дошло до нас из переписки Киррского пастыря, имеется в трёх сборниках.

I. Древнейший из них идёт от первых издателей сочинений Феодорита; он перепечатан в 83 томе греческой серии Патрологии Миня и содержит № 181²³⁰⁴.

II. Другая часть Феодоритовых писем была известна также очень давно на латинском языке в своде древних церковно-исторических документов под названием Synodicon adversus tragoediam Irenaei²³⁰⁵; тут заключается около 23 новых экземпляров²³⁰⁶ и семь дубликатов²³⁰⁷, часто весьма уклоняющихся от редакции прежнего, Миневского, текста.

III. В 1885 году это количество увеличилось на 47 №№, благодаря счастливому библиографическому открытию хранителя рукописей Афинской национальной библиотеки Иоанна Саккелиона, уже ранее зарекомендовавшего себя в этой области обнародованием Иустинова творения Περὶ ψυχῦς и писем некоего гностика. В Патмосском монастыре св. Иоанна Богослова он нашёл старинный манускрипт с посланиями 16 различных авторов христианской эпохи и между ними, вслед за Исидором Пелусиотом и Александром Никейским и пред Григорием Нисским, на третьем месте – 52 Феодоритовы письма, которые предварялись такой заметкой: Ἐπιστολαὶ τοῦ μακαριωτάτου Θεοδωρήτου ἐπισκόπου Κύρου и заключались словами: Τέλος τῶν ἐπιστολῶν Θεοδωρήτου ἐπισκόπου Κύρου. Рассмотрев этот любопытный памятник, Саккелион извлёк из него 48, по его мнению, совершенно новых номеров, снабдил их примечаниями и вместе с предисловием и разночтениями остальных четырёх, как уже известных ( = 19, 20, 22 и 23 номерам Миня), выпустил их в свет в Афинах в 1885 году (Τοῦ μακαριωτάτου Θεοδωρήτου, ἐπισκόπου Κύρου, Ἐπιστολαὶ δυοῖν δεούσαιν πεντήκοντα ἐκ Πατμιακοῦ χειρογράφου τεύχους νῦν πρῶτον τύποις ἐκδιδόμεναι ὑπὸ Ἰωάννου Σακκελίωνος, ἐπιμελητοῦ τῶν χειρογράφων τῆς ἐϑνικῆς βιβλιοϑηκῆς. Ἀϑήνησιν, ἐκ τοῦ τυπογραφείου τῶν ἀδελφῶν Πεῤῥῆ. αωπε´ Σελ. η´ + 45, in-8)²³⁰⁸.

Все эти издания не отличаются надлежащей исправностью, какая была бы необходима в научных целях. Так, в сборнике Миня, более других подвергавшемся критике учёных с текстуальной стороны, не указано до половины библейских цитат и в половине отмеченных под строкой – ссылки сделаны неверно. Что касается Synodicona, то он имеет собственно три рецензии – Люпа²³⁰⁹, Гарнье²³¹⁰ и Балюза²³¹¹ и часто оставляет желать много лучшего. И самый этот, весьма интересный и важный, свод почти совсем не обследован и представляет собой немалую загадку²³¹². Впрочем, достоверность его не ниже иных подобных древних памятников. Тильмон по этому поводу замечает: «нельзя думать, что Ириней Тирский (при собирании различных посланий) был обманут другими фальсификаторами, ибо он знал все их в оригинале»²³¹³. Само собой понятно, что это суждение должно быть принимаемо только в самом общем смысле, – и значение его не следует простирать на каждую отдельную главу, что мы и увидим несколько ниже. Наконец, и издание Саккелиона, с сочувствием встреченное местной греческой печатью²³¹⁴, далеко не совершенно. Его критическая слабость достаточно свидетельствуется уже тем, что он считает нигде не появлявшимся № 16 – Νόμῳ ὑπάτῳ²³¹⁵, хотя он буквально совпадает с № 58 Миня²³¹⁶, и думает будто текст: любовь покрывает множество грехов в Библии не находится²³¹⁷, между тем это есть 1Пет. IV, 8. Потребовались некоторые исправления, которые и были сделаны Ζῆκος Ῥώσης²³¹⁸ и г. Георгиадисом²³¹⁹, но и после них редакция Саккелиона вызывает немало недоумений²³²⁰.

Кроме сего, в целости или отрывках некоторые письма Феодорита сохранились:

а) в переводе Мария Меркатора семь номеров²³²¹, которые равняются 172, 173, 177, 178, 174, 175 и 176 у Миня; эта версия не сообщает нам ничего нового, но иногда сильно уклоняется от других редакций; Меркатор со своей стороны снабдил свой труд некоторыми пояснениями, которые в большинстве случаев пристрастно тенденциозны и не заслуживают доверия;

b) в актах третьего вселенского собора четыре номера ( = 149, 169, 151, 150 Миня)²³²²;

с) в сирских «деяниях» разбойничьего собора № 151²³²³ и № 86²³²⁴, первый – с некоторыми пропусками против греческого оригинала, а второй – небольшим добавлением;

d) в актах пятого вселенского собора №№ 16, 151, 162, 171, 172 и 180²³²⁵ Миня;

е) в послании папы Пелагия II (принадлежащем перу Григория Великого) к Илие Аквилейскому²³²⁶ – краткие извлечения из номеров 172, 174, 175 и 178;

f) в сирских манускриптах Британского Музея (в Лондоне) – письмо к Несторию (№ 12.156, fol. 67 а, и № 14.532, fol. 30 а. 31 а)²³²⁷ и извлечения из письма к Диоскору (№ 12.156, fol. 67 b. 68 b)²³²⁸; кроме сего – о них мы пока ничего не знаем и потому до издания в полном виде не можем сказать чего-либо решительно определённого ни по вопросу об их подлинности, ни касательно отношения их к имеющимся уже отрывкам из корреспонденции Киррского епископа с указанными лицами. Только относительно первого не невероятно предположение, что оно совпадает с 172 письмом Миня. По каталогу Райта, послание под № 12, 156, fol. 67 а начинается приблизительно такими словами: «Местом в области я не увлекаюсь, спокойствием, славой, седалищем возвышенным не пленяюсь, надеюсь на твою святость, при помощи которой (будучи уверен в которой)». Это очень близко подходит к вступлению письма Феодорита к Несторию, сохранившегося в актах пятого собора и у Мария Меркатора: Quod non urbana conversatione delector, nec saeculari curatione, nec gloria, nec altis sedibus sum alligatus (Quod urbana me convensatio et obsequium gloriaque non superet, nec excelsis indigeam sedibus), arbitror scire tuam (tuam cognoscere) sanctitatem²³²⁹.

После всего этого у нас получается 258–259 (181 ар. Migne + 23 Synodicon’a + 47 ар. Σακκελίων. + 7–8 предполагаемых) номеров²³³⁰, т. е. приблизительно на 250 меньше против того сборника пятисот с лишком Феодоритовых писем, который имел Никифор Каллист. Но и из этого количества одни усвояются другими лицами, иные ложно приписываются Киррскому пастырю и третьи не менее несправедливо у него отнимаются.

К первой категории относятся номера 152–161 (послания Ефесских деятелей 431 г.). 163–168, 170 (их же из Халкидона), всего 17, которые были отправляемы несколькими членами отступнического собора, хотя, может быть, редакция их и принадлежит Феодориту²³³¹, как это с большой вероятностью допускается касательно № 149²³³².

Ко второму классу мы причисляем 170 и 121 cap. Synodicon’a и №№ 172 и 180 ар. Migne. В первом послании Феодорит просит Нестория склонить упрямого Иерапольского епископа Александра на уступки к примирению со св. Кириллом, – и уже это одно показывает, что настоящее письмо, если и не прямо подложно, то крайне сомнительно в своей принадлежности Киррскому пастырю. Трудно и почти невозможно предположить, чтобы Константинопольский ересиарх, имел более умеренный взгляд на Александрийского владыку, чем митрополит Евфратисийский. Ввиду этого и Феодорит никоим образом не мог рассчитывать на то, что Несторий станет убеждать Александра на принятие «Εὐφραινέσϑωσαν», где столь ясно опровергается его учение о Богородице, или Иоаннова ответа «Πρώην ἐκ ϑεσπίσματος», в котором он прямо анафематствуется. Вообще, Несторий никогда не выражал ни малейшего желания усвоить и одобрить христологию св. Кирилла, – и это было отлично известно Киррскому епископу.

Второе письмо, адресованное тому же лицу, сохранилось до нас в трёх редакциях – в Synodicon’е, cap. 120²³³³, в актах пятого вселенского собора²³³⁴ и у Мария Меркатора²³³⁵; часть его приводится и папой Пелагием II²³³⁶. Послание это относится к моменту после соединения «Восточных» с св. Кириллом, когда и сам Феодорит признал православным его учение, формулированное в общительных грамотах, а Несторий находился в изгнании (in exilio). Гарнье думает, что в последнем указании разумеется пребывание этого еретика в монастыре св. Евпрепия, близ Антиохии, до 434–435 г.; Балюз же полагает, что это ссылка в Оазис, случившаяся гораздо позднее²³³⁷, что̀ необходимо должно вести к отвержению рассматриваемого документа, ибо в это время Феодорит не мог быть в переписке с Несторием, потерявшим всякое уважение в глазах даже тех лиц, которые прежде ему несколько сочувствовали. Но и при маловероятной гипотезе Гарнье разбираемое послание ничуть не приобретает бо́льших прав на аутентичность.

Во 1-х, представляется весьма сомнительным, чтобы Феодорит решился извиняться пред Несторием за своё одобрение христологических воззрений, которые были для того нетерпимы; если даже и допустить это, то следовало бы ожидать, по крайней мере, что автор постарается привлечь на свою сторону упрямого еретика, чего на самом деле нет.

Во 2-х, грубые и оскорбительные замечания насчёт св. Кирилла едва ли возможны в Киррском епископе после того, как православие Александрийского иерарха стало для Феодорита неоспоримой истиной, а между тем в epist. 172 мы читаем такие фразы: «Я довольно часто перечитывал Египетские письма, с точностью разбирал и нашёл, что они свободны от еретической горечи, и убоялся наложить на них какое-нибудь пятно, ненавидя, конечно, подобно кому-нибудь другому, отца сих писем, как виновника возмущений во вселенной». Феодорит скорее должен был бы сожалеть, но не ненавидеть, потому что ненависть была совершенно несовместима с его твёрдым убеждением в чистоте христологических мнений св. Кирилла, который в его глазах, хотя бы с 433 г., был поборником апостольской веры.

В 3-х, странно, что вместе с Несторием приветствуется и находящееся при нём братство, какового у него, конечно, не было даже по заключении в Антиохийский монастырь. Вообще, всякая корреспонденция между Феодоритом и Несторием – чрезвычайно сомнительного свойства, как об этом заявляли уже древние авторы. Ещё сам св. Кирилл настойчиво предостерегал своих друзей относительно документов, компрометирующих «Восточных», и Валериану Иконийскому прямо писал: «Если у вас найдутся такие, которые ложно станут утверждать, что те думают противно тому (что̀ означено в условиях мира), – решительно не верь словам их, а, как обманщиков и лгунов, пошли их к отцу их диаволу, чтобы не смущали тех, которые хотят идти правым путём. И если бы вздумали сами сочинять письма и выдавать их за изданные мужами известными (а не был ли Феодорит таковым?), то до́лжно всеми способами останавливать подобную дерзость. Ибо, если они раз изложили в письме исповедание своей веры, то как возможно, чтобы стали писать уже противное, изъявляя как бы сожаление о том, что больше уж не хотят право мыслить?»²³³⁸. Таким образом, и в самую эпоху «унии» совершались дерзкие подлоги от имени видных членов «восточной» партии, где Феодорит занимал одно из первых мест. Что именно он больше других пострадал от низких фальсификаторов, это с полной определённостью утверждает Леонтий Византийский, который говорит: «Нужно знать и то, что ходят некоторые письма Феодорита и Нестория, в коих они друг друга приемлют; но они вымышленные: их сочиняют еретики, чтобы посредством их сражаться с собором»²³³⁹. Свидетельство это, несмотря на позднее его происхождение, чрезвычайно важно в данном вопросе, ибо Леонтий внимательно изучал и хорошо знал всё, что касалось несторианства и евтихианства. Правда, Тильмон пытается лишить это показание его полной значимости²³⁴⁰, но его аргументы не довольно сильны. Он ссылается, между прочим, на то, что Synodicon, с научной точки зрения, является сборником документов подлинных. «Ириней, – замечает он, – был человек такого характера, что невозможно подозревать его в подделках без неопровержимо крепких доказательств, невозможно предполагать и того, что он был обманут другими, поскольку он знал все эти памятники в оригиналах». Всё это, конечно, справедливо, но имеет только относительное значение, – и Synodicon, достоверный вообще, может оказаться плохим поручителем в некоторых частных случаях. Затем, Тильмон обращает внимание на тот факт, что, по Леонтию, Феодоритовы письма сочинялись в подрыв авторитета Халкидонского собора, а из существования их версии у Мария Меркатора надобно заключить, что они были в обращении несколько раньше. Согласимся, что Меркатор занимался своими переводами до 451 года, хотя это и не известно с полной несомненностью; согласимся и с тем, что Леонтий разумеет собор Халкидонский, а не Ефесский, как мыслил преосвящ. Филарет²³⁴¹: – и тогда мы не теряем окончательно почвы в защите своего мнения. Отчего не допустить, что монофизитствующие фальсификаторы хотели очернить своим фабрикатом сначала одного ненавистного им Феодорита, а потом воспользовались им и для борьбы с оправдавшим его собором? Такой манёвр столь же естественен, сколько и понятен в противниках вселенских определений 451 года.

Сар. 121 Synodicon’a не усвояется прямо Киррскому епископу, но связь её с предшествующей главой показывает, что он же был автором и этого документа, по мысли собирателя²³⁴². Это письмо представляет собой необычайно резкую и несправедливую критику общительного послания св. Кирилла, которое провозглашается величайшим актом беззастенчивого лицемерия и еретического нечестия. С этой целью тут приводятся десять выдержек из «Εὐφραινέσϑωσαν»²³⁴³ и между ними – цитаты из Антиохийского символа²³⁴⁴, причём все они сопровождаются саркастически-едкими и насмешливо-пренебрежительными замечаниями. Такое отношение к примирительным грамотам Александрийского архипастыря абсолютно невозможно в Феодорите; он с самого первого момента их обнародования считал их апостольско-православным исповеданием и, даже в ущерб своему влиянию на «Востоке», энергично защищал догматическую правоту их и перед друзьями, и перед недругами. И в самых соблазнительных и подозрительных отрывках корреспонденции Киррского епископа мы не найдём ни малейшего намёка на то, чтобы он смел подумать что-либо недоброе об «Εὐφραινέσϑωσαν». Ещё менее можно допустить, чтобы он решился позорить Антиохийский символ, каковой со всей вероятностью признаётся его творением. Во всяком случае, если это и не несомненно, остаётся неоспоримой научной аксиомой, что он смотрел на этот документ как вполне точное изложение вселенской веры по христологическим вопросам и целиком поместил его в epist. 151 под своим именем. По силе всех этих соображений мы прямо отвергаем авторство Феодоритом cap. 121 Synodicon’a и склонны усвоять её перу Александра Иерапольского. Этот строптивый митрополит никогда не верил в искренность «обращения» (по воззрению и терминологии крайних Антиохийцев) св. Кирилла и, в частности, всегда очень сурово отзывался о его εἰρηνικὰ γράμματα в том же духе, какой проникает и главу 121. Так, Феодориту он заявлял: Андрей Самосатский «прислал мне и письмо твоего благочестия к нему, где высказывается, что Египтянин анафематствует тех, которые называют божество Христа страдательным, а равно и тех, кто допускает смешение и срастворение двух естеств. Ничего подобного в письме Кирилла я не вижу, а, напротив, нахожу, что и в начале, и в средине, и в конце он сражается за свои главы и прочие сочинения, в коих он отпечатлел своё нечестие»²³⁴⁵. В другой раз, вместе с этими мыслями, он довольно ясно выразил и своё подозрение касательно Антиохийского вероизложения²³⁴⁶. Всё это делает наше мнение более чем вероятным. Если мы рассмотрим cap. 121, то увидим в ней раскрытие и подтверждение взгляда, какой выражен в сейчас приведённой выдержке.

С номером четвёртым мы переходим ко времени позднейшему, к 444 году, ибо это есть Theodoreti ad Ioannem Archiepiscopum Antiochiae epistola scripta, cum mortuus esset Cyrillus archiepiscopus Alexandriae. Письмо это известно нам только по латинской редакции актов пятого вселенского собора²³⁴⁷ и является загадочнейшим памятником из всей массы сохранившихся до нас литературных произведений Феодорита. Его подлинность столь же усиленно защищают одни²³⁴⁸, сколь упорно отрицают другие²³⁴⁹, – и в такой раздвоенности этот вопрос остаётся до сих пор. Мы лично примыкаем ко вторым, поскольку, кроме, факта существования латинской версии, первые в свою пользу не привели собственно никаких аргументов, если не принимать в расчёт их пристрастного предубеждения против Киррского епископа. Но уже и это единственное основание разумеемых нами учёных заключает в себе нечто невразумительное, ослабляющее его доказательную силу. Дело в том, что письмо о смерти св. Кирилла адресуется Иоанну Антиохийскому, между тем этот последний скончался ранее его, в 441 или 442 г., почему Римские издатели соборных деяний отметили этот фрагмент, как подложный²³⁵⁰. Правда, Пётр де Марка, архиеп. Парижский, утверждал что вина этой несообразности лежит на неисправности имеющихся манускриптов и что в подлиннике стояло, конечно, имя Домна²³⁵¹, но всё же это лишь догадка, пока неоправданная какими-либо фактическими данными, которые все – против неё. Затем, как мы уже не раз говорили, свидетельство V собора относительно сочинений Феодорита значит только то, что в 553 г. таковые были в обращении, но ничуть не указывает на их несомненную подлинность, о чём тогда не заходило и речи. Да и странно, что до этого времени письмо 180 нигде и никем не упоминается, хотя поводов к сему было бесчисленное количество. Тотчас по смерти св. Кирилла поднимается страшная монофизитская буря, еретики с яростью набрасываются на Киррского епископа и изыскивают все средства, чтобы окончательно замарать его: – и, однако же, этого послания они не тревожат. Это весьма важно в настоящем случае, поскольку монофизиты усматривали тяжкое преступление Киррского епископа именно в его непочтительности к св. Кириллу, хотя и не могли оправдать своего обвинения, между тем им достаточно было бы только сослаться на этот документ. Марий Меркатор был авторитетным знатоком апокрифической Феодоритовой литературы, но по нашему делу он хранит упорное молчание. Халкидонские отцы пред лицом монофизитов торжественно оправдывают Киррского пастыря, провозглашённого тем архиеретиком: – и ни они сами, ни враги Феодорита не подумали вспомнить о столь позорном письме.

Возникающее отсюда заключение подкрепляется и самым содержанием разбираемого послания. Св. Кирилл рисуется здесь, как язва и поношение сынов Израиля, как закоренело-неисправимый нечестивец, ни разу не обнаруживавший признаков раскаяния, ибо сошёл в преисподнюю с теми же новыми догматами, какие проповедовал в течение всей своей жизни, Феодорит часто позволял себе резкости относительно христологических воззрений св. Кирилла, но только касательно «глав» и только до 433 года. После своего примирения с ним он бесповоротно убедился в его «догматической точности», о чём с такой искренностью он заявляет в epist. 83 – к своему суровому обвинителю Диоскору²³⁵², и с этого момента никогда не изменял своего мнения: против этого не может быть приведено ни одной отрицательной инстанции, между тем в пользу его – все научно достоверные факты. Если же так, то он ещё менее мог мыслить иначе в 444 г., когда для сего не было решительно никаких мотивов, a ex nihilo nihil fit. В равной мере Феодорит не мог упрекать св. Кирилла и в том, что он «окружает смертью бессмертное естество», когда в одобренном им общительном послании Александрийского владыки прямо провозглашалось, что Бог Слово страдал по человечеству, с решительным устранением феопасхитства.

С фактической стороны разбираемый документ возбуждает немало недоумений. Автор его сообщает, что св. Кирилл и перед своей кончиной «не успокоился от зол, но умер, покушаясь на бо́льшие и худшие. Ибо он бредил возмутить царствующий город, и снова противоборствовать благочестивым догматам, и обвинить твою святость, почитающую их». История не сохранила нам даже самых смутных известий, раскрывающих хоть сколько-нибудь эту мудрёную загадку: она является пред нами, как нечто совершенно неожиданное и невероятное.

Но все эти соображения, весьма веские, по нашему суждению, значительно уступают тем, какие необходимо следуют из письма 180, если посмотреть на него с нравственной точки зрения. Это не только «едкая сатира», как назвал его проф. Ал. П. Лебедев²³⁵³, но и самый грязный и гнусный памфлет, который когда-либо появлялся на свете. Всё послание переполнено самыми грубыми выходками по адресу почившего святителя и способно глубоко возмутить даже самое невзыскательное нравственное чувство. Неприличные издевательства сочинителя тем резче поражают читателя, что они направлены против человека, скованного гробовым молчанием. Такое циничное надругательство над умершим, непростительное для заурядной личности, нравственно невозможно для Феодорита. По сознанию самых тенденциозных писателей, он по меньшей мере не лишён был благородства, а письмо 180 есть образец человеческой низости. Киррский пастырь не скрывал своих убеждений, не торговал своими симпатиями и антипатиями и всегда говорил правду громко и без обиняков, чуждаясь тёмных наветов. Сам много пострадавший от интриганских происков, он не любил подпольных путей и выступал на борьбу с врагами с открытым лицом, но неспособен был бить лежащего безгласным и бездыханным. Если же он не позволял себе столь постыдных действий при жизни св. Кирилла, то уже после его смерти он решительно не мог допустить этого: иначе он перестал бы быть самим собой, и мы были бы не в силах как-нибудь примирить этот новый образ дерзкого «сатирика» с известной нам нравственной личностно Феодорита. Поэтому, когда Неандер находит, что послание 180 носит на себе неизгладимую печать характера Киррского пастыря, то это показывает только, что, в качестве протестанствующего историка, он или не может, или (что̀ вернее) не хочет понять этого великого иерарха древней Церкви: он желает видеть в Феодорите не определённого исторического деятеля, а какого-то неугомонного оппозиониста, вечно беспокойного и ни с кем и ни с чем непримиримого. Посему и лавры, возлагаемые Неандером на чело Киррского епископа, по существу своему худшие терний, им нимало не заслужены.

Наконец, послание к Иоанну-Домну составлено весьма нескладно и изобличает фабрикацию людей, стремившихся подделаться под чужой тон. Так, уже начало и конец его представляют нечто несовместимое: в первом слышится какая-то дикая ярость и сыплются отменно бранные слова; второй проникнут духом всепрощения и любовным молением к Вышнему о спасении грешника. Столь различные, даже взаимно исключающие, чувства по одному известному поводу едва ли мыслимы в человеке, подобном Феодориту, который, по общему признанию, не похож был на изменчивых «хамелеонов». Равным образом совет автора адресату – «приказать обществу носильщиков умерших положить какой-нибудь величайший и тяжелейшей камень, чтобы он (св. Кирилл) опять не пришёл сюда и снова не стал доказывать нетвёрдые мнения», – этот совет, лишённый приличного остроумия, является нелепым, ибо он неисполни́м: никто, конечно, не позволил бы врагам Александрийского владыки воздвигать позорные монументы на его священной могиле в столице Египта. Не менее сего обнаруживается злонамеренный фальсификат и в том случае, когда, выставив правилом, что «добрые люди переселяются туда раньше времени, а злые живут долговременно», сочинитель продолжает, что Правитель душ наших, зная злобу св. Кирилла, ежедневно возраставшую и вредившую телу Церкви, сделал для него исключение и не оставил его долее наслаждаться тем, что кажется увеселительным. Феодорит не мог утверждать такой исторической неточности, поскольку он хорошо знал, что св. Кирилл занимал Александрийскую кафедру около тридцати двух лет и скончался в маститой старости.

Все эти аргументы убеждают нас в мысли, что письмо 180 есть подлог Феодоритовых противников, возбудивших споры о «трёх главах». Ввиду того, что его не упоминают ни Марий Меркатор, ни Халкидонские отцы, время его появления нужно полагать между четвёртым и пятым вселенскими соборами и, ближе всего, в эпоху волнений из-за триады Антиохийских учителей, т. е. в первой половине VI века.

Но, выделяя подлинное от подложного, мы не должны заходить слишком далеко и отнимать у Феодорита то, что ему принадлежит. Такое излишнее увлечение мы замечаем у Мартэна, который усвояет перу Домна №№ 110 и 86.

Касательно первого письма основанием для названного французского учёного служит фраза автора, что он хиротонисал Иринея во епископа, митрополита Тирского²³⁵⁴. Конечно, такой акт со стороны незначительного по кафедре и по положению в церковной иерархии пастыря, каким был de jure Феодорит, несколько необычен и не согласен с господствовавшей в христианской древности практикой, но по обстоятельствам времени он является вполне естественным²³⁵⁵. Кроме сего, в самом содержании послания 110 Мартэн находит указание на то, что автор его, упоминая о своих предшественниках по занимаемому им апостольскому престолу, называет в числе их Александра, который был владыкой Антиохийским, таковым же, значит, был и составитель послания²³⁵⁶. Речь здесь идёт о следующем месте epist. 110: Εἰς δὲ τὸ τῆς διγαμίας (τοῦ Εἰρηναίου) τοῖς πρὸ ἡμῶν ἠκολουϑήσαμεν. Καὶ γὰρ ὁ τῆς μακαρίας καὶ ὁσίας μνήμης Ἀλέξανδρος, ὁ τὸν ἀποστολικὸν τοῦτον διακοσμήσας ϑρόνον,.. τὸν τῆς μακαρίας μνήμης Διογένην ἐχειροτόνησε δίγαμον ὄντα²³⁵⁷. Если внимательно всмотреться в этот текст, то легко заметить, что в первом случае говорится о предках вообще, живших где-либо ранее, а в последнем – о кафедре адресата, а не самого корреспондента, который скорее сказал бы ἡμέτερον, но не τοῦτον, что̀ и действительно встречается у Феодорита по отношению к Исидору Киррскому²³⁵⁸. Посему смелость Мартэна не склоняет нас в его пользу, и мы продолжаем верить в истинность свидетельства манускриптов о Феодорите, как авторе письма 110 к Домну Антиохийскому.

Гораздо серьёзнее возражения против подлинности № 86. Мартэн выдвигает на вид²³⁵⁹ то наблюдение, что в сирских актах разбойничьего собора сообщается почти буквально сходный с ним экземпляр послания Домна Антиохийского к Флавиану Константинопольскому²³⁶⁰. Теперь спрашивается: что̀ справедливее – показание ли рукописей Феодоритовых сочинений, или показание сирского памятника? Мы не в состоянии отвечать вполне положительно, но в подкрепление прежнего мнения, имеющего за собою авторитет давности, укажем лишь на одно затруднение, к которому необходимо приводит предположение Мартэна. Согласно сирской версии, Диоскор не только позволил, в своём присутствии, анафематствовать Домна, но и сам своим словом подтвердил этот безбожный приговор²³⁶¹. Если так, то каким образом Антиохийский предстоятель мог быть на соборе 448 г. в качестве равноправного члена и почему Диоскор, когда тот отказался явиться туда будто бы по болезни, счёл нужным послать к нему определения по делу Ивы, Даниила, Иринея и Феодорита и требовал его подписи²³⁶²? Конечно, не в шутку же Диоскор проклинал Домна и не ради курьёза или издевательства звал его для участия в заседаниях и желал видеть его имя в числе признавших «убиение» «восточных» епископов. Мы не усматриваем возможности научно разрешить эти недоумении при гипотезе Мартэна, который не обратил на это должного внимания; посему, пока не будет открыт выход из указанных затруднений, мы будем считать письмо 86 Феодоритовым произведением. Правда, и Киррский пастырь, которого Диоскор, несомненно, анафематствовал²³⁶³, добивался места на разбойничьем соборе²³⁶⁴, но не нужно забывать, что в этом ему решительно отказали²³⁶⁵.

Отмечаемая французским учёным странность защиты прерогатив Антиохийской кафедры в устах Феодорита легко находит своё объяснение в том факте, что, после смерти Иоанна, он, в сущности, был действительным правителем «Востока» при номинальном Домне. И мы видим, что, даже будучи сослан в свой епархиальный город, Киррский епископ заступается за Антиохийского владыку, когда патриций Анатолий сообщил ему о распространяемых в столице клеветах на него и на себя²³⁶⁶.

Наконец, неоспоримо, что до конца 449 года Феодорит находился в письменных сношениях с Флавианом Константинопольским. Вместе с отправлявшейся в столицу империи депутацией от «Восточных» для ходатайства за невинно пострадавшего Киррского предстоятеля последний отправляет несколько посланий и, между прочим, Флавиана уведомляет, что ещё ранее, «в других письмах» (δι’ ἑτέρων γραμμάτων), он давал знать о направленных против него кознях²³⁶⁷. У нас нет никакой другой «грамоты», кроме epist. 86, которая по своему содержанию гармонировала бы с приведённым указанием.

В заключение следует упомянуть, что, по мнению Мартэна²³⁶⁸, разности в редакциях произошли от того, что письмо 86 есть соборное, почему будто бы оно и подвергалось, смотря по адресату, соответствующим изменениям, в виде сокращений или добавлений. К данному случаю такое объяснение не вполне приложимо, поскольку по обоим спискам это послание предназначается одному лицу – Флавиану Константинопольскому. Ввиду такой неопределённости в настоящее время положительно невозможно восстановить целостный подлинник этого документа. Однако же, нужно признать, что заметка сирской редакции о возведении на Тирскую митрополию пресвитера Фотия 9-го элула (сентября) 448 года²³⁶⁹ вполне оправдывается другими историческими известями, ибо этот епископ участвовал в Тиро-Виритско-Тирской комиссии по делу Ивы²³⁷⁰ и, значит, был поставлен на место Иринея ранее февраля 449 года.

Что касается различия в указании авторов рассматриваемого письма, то, не будучи в силах объяснить это обстоятельство научным образом, мы склонны думать, что оно произошло не злонамеренно. Послание написано с властью и достоинством духовного владыки «Востока», каким при Домне был Феодорит, и потому легко могло случиться, что переводчик счёл бывшую у него греческую копию неисправной и вставил имя Антиохийского архипастыря вместо бывшего в его оригинале. Если верна догадка Мартэна, то можно присовокупить ещё, что сирские акты сохранили нам название председателя собора, а в греческом тексте мы имеем действительного автора письма 86.

В издании Сирмонда нет пяти строк epist 83 к Диocкору²³⁷¹, где говорится, что при Иоанне Антиохийском Феодорит дважды подтвердил осуждение Нестория (Ὅτι δὲ... πειρώμενοι)²³⁷², почему мыслимо некоторое подозрение в их подлинности²³⁷³. Но содержание этого фрагмента так хорошо согласуется с историческими обстоятельствами²³⁷⁴, что скорее следует предположить произвольное опущение в Сирмондовском манускрипте, – опущение, сделанное лицом, которому этот факт был неприятен.

Кроме № 186 ар. Migne и cap. 176 Synodicon’a, преосвящ. Филарет (Гумилевский) отрицает²³⁷⁵ ещё подлинность №№ 112 и 181, из коих первый, дошедший до нас в греческом тексте, адресован Домну²³⁷⁶, а второй, прежде других изданный по-латыни Баронием²³⁷⁷, предназначается епископу Абундию, легату папы Льва Великого²³⁷⁸. В подтверждение этого мнения не приводится никаких оснований, так как ссылка на Леонтия Византийского и св. Кирилла совершенно неуместна и к данным посланиям неприменима, поскольку там речь о корреспонденции с Несторием, а здесь о нём нет ни слова. Можно настаивать только, что прилог epist. 151 – Ὅτι καὶ μετὰ τὴν ἐνανϑρώπησιν εἷς Υἱὸς ὁ Κύριος ἡμῶν Ἰησοῦς Χριστός – есть не письмо, а отдельный трактат, как это мы и старались аргументировать выше²³⁷⁹.

Письма Феодорита представляют богатый и важный церковно-исторический материал, но, для правильного употребления их в научных интересах, требовалось бы специальное исследование их с разных сторон, подобное тому, какое дал Гарнье в cap. V Dissert. II, § V²³⁸⁰. По причине сложности и трудности этой задачи мы не берём на себя этого труда, который отнял бы весьма много времени и отклонил бы нас слишком далеко от нашей непосредственной цели – общего обзора творений Киррского пастыря. Для этого нужно бы написать довольно объёмистый том с риском сказать больше предположительного и гадательного, чем точного и достоверного. Считаем возможным лишь предупредить, что рассуждения Гарнье по этому предмету крайне тенденциозны, а все вообще древние обозрения (Дю-Пэна, Тильмона, Сейлье) во многом устарели. Вот один пример. Прежде момент административного водворения Феодорита в Кирре почти все относили к 445 году²³⁸¹ – и, сообразно этому, определялись время рождения, посвящения в епископа и иные факты его жизни и деятельности, известные нам по его посланиям. Только после открытия и опубликования сирских актов разбойничьего собора Мартэн впервые установил точную дату этого события – июнь – июль 448 года²³⁸², и тогда многие эпизоды биографии Киррского владыки получили новые термины и другой смысл, а в соответствующих письмах произошли значительные перемещения по хронологическим пунктам. Посему корреспонденцией Феодорита нужно пользоваться с критической осторожностью и разборчивостью и не принимать bona fide заключений старинных исследователей писем Киррского епископа.