Часть I. Внешнее состояние монашества в Византийской церкви с середины IX до начала XIII века (842–1204)

19 февраля 842 г. в Византии состоялось торжество победы Православной Церкви над иконоборческой ересью. После религиозной процессии, совершенной по улицам Константинополя с большим великолепием, церковное празднество ознаменовалось величественным богослужением в храме Св. Софии, откликнулось высокой духовной радостью в сердцах всех иконопочитателей и закончилось установлением торжества Православия.²⁷⁶ Таков был последний акт продолжительной и упорной борьбы Греко-Восточной церкви с еретиками. Церковно-общественная жизнь Византии, освободившись наконец от крайних неурядиц и бедствий иконоборческой эпохи, снова приняла естественное направление. Во всех ее сферах быстро отразилась перемена времени...

Особенно важное значение принадлежало событию 19 февраля в истории византийского монашества. Не требует доказательства та мысль, что доктрина иконоборцев была направлена сколько против икон, столько же и против монахов, самых сильных и выдающихся защитников иконопочитания. С монашеством иконоборчество имело жестокую и упорную борьбу, которая была для иноков борьбою за существование. Она сопровождалась ужасными бедствиями для монахов – пытками, бичеваниями, ослеплениями, отрезываниями языков, всевозможными увечьями, страшными гонениями, избиениями... и угрожала монашескому чину полным уничтожением. Но деспотические усилия иконоборческих императоров, направленные к истреблению монашества, не увенчались успехом. Монашеский институт не был уничтожен, не подвергся смертному приговору, который подписали было ему его жестокие противники; напротив, он одержал над ними блестящую победу и тем самым приобрел себе полное право на жизнь. 19 февраля 842 г. вместе с торжеством иконопочитания произошло и восстановление монашества, и оно вновь развернуло свои силы и достигло прежней своей славы, древнего своего величия.

Процветание византийского монашества с середины IX до начала XIII в. (842–1204) находится в тесной связи с духом и характером времени. Византийское общество указанной эпохи по-прежнему осталось религиозным обществом по преимуществу. Вся жизнь его носила отпечаток церковно-религиозных интересов. Религия составляла для византийцев главное и исключительное начало всей жизни и проникала во все ее стороны. Они были так привязаны к вере, что совершенно не знали отрицания религии из сознательной вражды к ней. Таким образом, в Византии был в наличности самый основной и могущественный двигатель к монашеской жизни – сильное религиозное чувство и его проявление в строго установленных формах Православия. Византийцы были усердными ревнителями церковного благочестия, горячими поборниками установленных правил веры и христианской жизни. О монашестве, как пути к Царству Небесному, они были столь высокого мнения, что сложился обычай принимать пострижение под старость или перед смертью, лишь бы предстать на суде Христа, Царя всех, в ангельском чине. Монашество почиталось непрерывной борьбой за благочестие, тяжким подвигом жизни за Христа, пострадавшего за род человеческий, жертвой Богу. Ввиду этого некоторые родители, по примеру ветхозаветных праведников и прославившихся святостью лиц новозаветной Церкви, обрекали своих детей на монашество при самом их рождении и даже до рождения.²⁷⁷ Обычай же пострижения в старости и перед смертью сделался идеалом всех классов общества, особенно высшего и при дворе. Редкие из царственных лиц рассматриваемой эпохи, умерших естественной смертью, отходили в вечность, не приняв перед смертью пострижения. Но, кажется, не будет преувеличением сказать то же самое и о всяком другом члене тогдашнего византийского общества.²⁷⁸

Взирая на монашество как на подвиг всей жизни ради Христа, как на жертву Богу и путь ко спасению, византийцы в то же время признавали делом весьма душеспасительным и самую постройку монастыря как места непрерывного подвига и молитвы. Поэтому построить монастырь значило, по понятиям византийцев, совершить богоугодное дело. В силу таких понятий каждый по возможности старался построить собственный монастырь. Не имевшие достаточных средств прибегали к корпоративности и строили монастыри в сообществе с другими. При этом признавалось более душеспасительным построить новый монастырь, чем восстановить старый. При всеобщем увлечении строительной деятельностью не обошлось и без злоупотреблений. Люди экономные находили возможным совмещать при устройстве новых монастырей интересы и душеспасительные, и материальные. Дав своим имениям и усадьбам имя монастыря и посвятив их через это Богу, они в то же время признавали их обыкновенными собственными владениями, по-прежнему извлекали из них выгоды и считали себя полными господами этих монастырей. Таким образом, выходило, что Богу посвящалось одно только наименование. Однако этот обычай был очень распространен в Византии, так что Двукратный собор нашел необходимым прямо указать на зло и на средства к его врачеванию.²⁷⁹ С течением времени к религиозным мотивам, побуждавшим византийцев в большом числе строить новые монастыри, примешались и другие. Император Никифор Фока в своей новелле от 964 г.,²⁸⁰ историк Никита Хониат²⁸¹ и Феофилакт, архиепископ Болгарский,²⁸² свидетельствуют, что многие из византийцев строили монастыри по честолюбию и тщеславию, по желанию носить имя ктитора, самоуслаждаться этим суетным титулом и пользоваться почетом и уважением, какими окружили этот титул время и среда. Стремление строить новые монастыри по этим и подобным побуждениям выросло до пределов «явной болезни (περιφανὴς νόσος)» и даже «безумия (μανία)».²⁸³ Наконец, размножению монастырей и развитию монашества содействовал еще один религиозный обычай, существовавший в Византии. Именно византийцы по религиозным соображениям придавали великую важность вопросу о месте погребения после смерти. Заветной мечтой каждого из них было найти это место в какой-нибудь св. обители, преимущественно – в собственной. Поэтому очень многие строили монастыри прежде всего с прямым назначением фамильной усыпальницы.²⁸⁴ Лица, не успевшие при жизни выполнить этого – своего рода – долга, обязывали своих родственников исправлять их оплошность. Последние очень внимательно относились к подобным просьбам – строили монастыри на могилах умерших, собирали в них монахов и заставляли их молиться о покойных. Обычай искать последнего успокоения в монастырях имел весьма широкое распространение у греков. Почти каждый богатый византиец имел свой монастырь, в котором его по смерти погребали и поминали.

Глубокое влияние религиозности византийцев на умножение монастырей и развитие монашества вполне гармонировало с историческим значением византийского монашеского института. Монашество давно уже пользовалось всеобщими симпатиями в Византии за славное и великое свое прошлое. В глазах общества монахи имели значение руководителей его церковно-общественной жизни, его просветителей и заступников, непобедимых борцов за истину, провозвестников самой правды. Поэтому они имели великое влияние на народ и пользовались почетом с его стороны. Народное уважение к монахам особенно поднялось в эпоху иконоборчества. Во время продолжительной и упорной борьбы иноков с иконоборцами византийское общество имело возможность еще раз убедиться в том, что монахи суть избранники Божии, небесные граждане на земле, представители добра и правды. Целые поколения Византии были свидетелями того, как смело монахи выступали на защиту евангельского учения, с каким самоотвержением они ратовали за него. Они готовы были претерпеть за истину Христову даже смерть. Они не страшились дерзновенно говорить перед самими царями, если последние нарушали и искажали церковные каноны и христианское учение, и неумолимо требовали подвергать и их установленным Церковью дисциплинарным взысканиям. Голос монахов за христианскую истину раздавался всегда и всюду; он не умолкал ни среди угроз, ни среди мучений; он чужд был и всякого пристрастия, и партийности. В то же время монахи отличались высоконравственной жизнью и посвящали ее преимущественно молитве, богомыслию и подвигам благочестия. Все это заставляло народ видеть в них людей особенных, необыкновенных. Монашество было окружено в его глазах ореолом святости. Где бы монахи ни показывались, всюду их встречали с должным почтением, их слушали, пред ними благоговели. Их голос имел столь великое влияние на общество, что оно иногда оказывало больше доверия ему, чем голосу представителей гражданской и духовной власти. Уважение к монахам было так велико, что существовало мнение, будто один монах может избавить от наказания 150 осужденных на загробные мучения.²⁸⁵ В силу того же уважения, по словам Антиохийского патриарха Иоанна (XII в.), к монахам перешла исповедь и отпущение грехов.²⁸⁶ Монашество считалось одним из шести тайнодействий, установленных по апостольскому преданию.²⁸⁷ Его действие на человека приравнивалось к спасительной силе таинства крещения.²⁸⁸ Вот почему еще в иконоборческое время в Византии обнаружилось небывалое стремление к монашеству, которое росло по мере того, как увеличивались гонения, и было так сильно, что пробивалось наружу в годины самых тяжелых для монашества бедствий. После же иконоборчества Византия так предалась аскетизму, что надолго упрочила за собой наименование монашеского царства.

Служа проводником христианской веры в общество, хранителем церковных и отеческих установлений в нем, монашество IX-XII вв., естественно, не могло не вступить в тесную связь с особенностями политического и общественного строя Византийской империи, не отразить их так или иначе на себе. Для постороннего наблюдателя Византия IX-XII вв., как и прежде, представляется в политическом отношении царством интриг, заговоров, революций, государственных переворотов и вместе с тем своеволия и деспотизма. Атмосфера козней и фактического абсолютизма пропитала всех, подавила все. Народ потерял доверие к правительству, правительство не доверяло народу. Все, начиная с императора и его слуг и кончая простыми гражданами, не имели твердой почвы под ногами, все жили в каком-то тяжелом, напряженном состоянии. Политическая жизнь Византии была поистине тем бурным, волнующимся морем, с которым сравнивали ее еще византийские писатели...²⁸⁹ Ни один император не чувствовал себя твердо сидящим на престоле. Революции были беспрерывны, и нигде не было такого обилия претендентов на престол, как в Византии. По укоренившемуся здесь порядку занятия трона – то путем революции, заговора или интриги, то вследствие случайных обстоятельств, то по капризу войска и народа, ни один солдат или крестьянин не мог считать несбыточной для себя мечтой сидеть когда-нибудь на престоле Константина Великого. Случаи восхождения на трон лиц из низших слоев народонаселения были как раньше, так и в рассматриваемую эпоху.²⁹⁰ Легко понять, как такие случаи кружили головы, как порождали болезнь порфиры. Эта болезнь по временам вырастала до пределов истинной эпидемии, а в борьбе с эпидемией применяются, разумеется, и соответствующие меры. Вот основание тех страшных жестокостей, которые употреблялись против искателей престола. Но эти же жестокости обращались и против самого правительства в том случае, когда оно оказывалось стороной побежденной. Отсюда – придворная жизнь в Византии служила местом непрерывной кровавой борьбы императора с внутренними врагами. Эта борьба шла на жизнь и смерть. Ни та, ни другая сторона не разбирала никаких орудий, не стыдилась никаких средств, лишь бы они вели к цели. История представляет нам целый ряд царственных лиц, павших жертвами политической борьбы в Византии. В период с 842 по 1204 г. императорский трон занимали 39 лиц, включая соправителей. Они принадлежали к пяти династиям: Амморейской, Македонской, Комнинов, Дук и Ангелов. Из них более половины трагическим образом были лишены императорской власти, а именно: 8 были убиты или отравлены,²⁹¹ 4 ослеплены или изувечены,²⁹² 12 лишены власти и пострижены – большинство насильно, а иные отчасти добровольно, отчасти невольно,²⁹³ и только 15 человек умерли естественной смертью.²⁹⁴ Эти цифры достаточно показывают, какие ужасные события происходили в Византийском государстве. Трудно понять, каким образом Византия, при необычайной изменчивости и капризности своей политической сферы, крепко расшатывавшей ее государственные основы, могла не только поддерживать продолжительное существование, но даже переживать по временам периоды политического благосостояния и внешнего процветания. Кажется, только личным достоинствам таких ее правителей, как Василий Македонянин, Иоанн Цимисхий, Василий II Болгаробойца, Алексей, Иоанн и Мануил Комнины, и можно приписывать внезапные ее политические возрождения, когда «Империя, эта старуха, являлась молодой девицей, украшенной золотом и драгоценными каменьями, наряженной в богатую и роскошную одежду».²⁹⁵ Но периоды сравнительного благоденствия сменялись временами беспорядков и анархии; тогда споры претендентов профанировали святость трона, междуусобия раздирали Империю и потрясали ее могущество. Политическое бесславие Империи притягивало к ней и внешних врагов, чуявших добычу, которые еще более увеличивали бедствия государства. В IX-XII вв. на Византию нападали: болгары, сербы, русские, венгры, куманы, печенеги, турки, латиняне-крестоносцы и др. Особенно много дела Византия имела с латинянами (1098–1204), которые оказались самыми жестокими ее врагами и принесли ей больше зла, чем даже турки. Конец борьбы с ними (1180–1204) был самой плачевной эпохой византийской истории: менее чем в двадцатипятилетний период жертвами ее пали шесть императоров, из которых четверо были убиты и двое ослеплены.

Такова была политическая жизнь Византии IX-XII вв.²⁹⁶ При таком строе ее, когда все окружающее не представляло ничего отрадного, когда человек терялся при объяснении событий времени, у многих неизбежно должно было усилиться убеждение в превратности земного счастья, – тем сильнее возникнуть желание закрыть глаза от навязчивых и тревожных впечатлений бурного моря житейского и погрузиться в самих себя. В этом случае монастыри, расположенные вдали от шума и мирских треволнений, привлекали к себе всеобщие взоры как места, способные дать тихое и необуреваемое убежище от житейских тревог. Их- то и избирали своим пристанищем все те, кто был недоволен бурным строем политической жизни, кто желал избежать ее тревог, кто хотел не видеть жестоких перемен и превратностей политических обстоятельств... Но рядом с этими добровольными постриженниками политическая жизнь Византии создавала многих невольных, неохотных и насильственных. Монашество есть совершенное отречение от мира, добровольная смерть для него.²⁹⁷ Но добровольное может быть переменено в невольное. Между тем люди нередко видят нужду и имеют желание избавиться от других людей не иным чем, как именно посредством предания их преждевременной смерти: таким образом вошло в обычай постригать в монашество насильственно. Этот обычай получил широкое распространение в политических сферах Византии. Пострижение в монашество и заключение в монастырь, по установившейся в Византии практике, было обыкновенным средством устранения с политической сцены людей, не подходивших в данное время к направлению правительства, в каком-либо отношении неприятных и опасных для него.²⁹⁸

А таких лиц каждое правительство, при существовавшем в Византии строе политической жизни, должно было иметь немало. К тому же частые заговоры и революции, неуверенность в своей безопасности развивали в императорах крайнюю подозрительность. Эта подозрительность простиралась на всех, даже на царских детей. В особенности она опасна была для лиц аристократического происхождения, – чем-либо прославившихся, замечательных, любимых народом или войском; не говорим уже о тех из них, кто был настолько неосторожен, что высказывал честолюбивые стремления или недостаточно ясно выражал свое уважение и преданность трону. Стремясь всеми мерами утвердить за собою престол, императоры нередко прибегали и к насильственному пострижению и заключению в монастырь своих действительных или мнимых врагов. Таким образом, если пострижение добровольное – в силу политических причин – могло существовать среди всех классов населения Византийской империи, то пострижение невольное и насильственное употреблялось преимущественно при дворе и высшем сословии.

При шаткости политического строя тяжела была и общественная жизнь византийцев, что, в свою очередь, также заставляло многих удаляться от мира и в монашестве искать душевного спокойствия и спасения.

Вследствие всех указанных причин византийское монашество IX- XII вв. достигло необычайного развития. Вся Византийская империя была усеяна монастырями, так что с некоторым правом могла быть названа сплошным монастырем.

Время, непосредственно следовавшее после 19 февраля 842 г., ознаменовалось в Византии весьма сильным и живым движением в пользу монашества. Монахи, загнанные при иконоборческом императоре Феофиле в пустыни,¹²⁹⁹ снова явились в города, наполнили Константинополь и снова взялись за свою многостороннюю деятельность. Разрушенные монастыри вновь возникали, а также строились и многие новые. При том увлечении общества, которое неизменно сопровождает первые дни всякой реставрации, монашеский институт быстро вырос до такой степени, что монастыри, не говоря уже о монахах, были бесчисленны.

Движение в пользу монашества с особенной силой обнаружилось в столице, которая занимала пока первое место в ряду монашеских пунктов Византии. Давно невиданное зрелище представлял Константинополь в указанное время. Тысячи монахов сошлись сюда со всех концов обширной Империи, неся на себе следы долгих страданий или жестоких мучений. Монастыри, долгое время остававшиеся или вовсе без обитателей, или с самым ограниченным числом их, опять увидели в своих стенах сонмы подвижников. Христовы исповедники, как звезды на ясном небе, снова своим блеском начали украшать Церковь.³⁰⁰ Тогда в Константинополь возвратились из изгнания: Навкратий, ученик знаменитого Феодора Студита,³⁰¹ Николай Студит,³⁰² Иосиф Песнописец,³⁰³ Лазарь Исповедник,³⁰⁴ Иоанн, ученик Григория Декаполита и друг Иосифа Песнописца,³⁰⁵ Иларион Младший, игумен монастыря Далмата,³⁰⁶ Михаил Синкелл³⁰⁷ и весьма многие другие (τὰ πλήθη μοναζόντων).³⁰⁸ Все они были приняты императрицей Феодорой и патриархом Мефодием с большим почетом.³⁰⁹ Тогда же пришли в Константинополь подвижники со знаменитых в истории византийского монашества гор – Афона и Олимпа вифинского, а также с Иды и Кимина (в Вифинии), открыто проповедуя православное учение; получив от самодержцев дары и приличную себе честь, они опять возвратились в свои келлии.³¹⁰ Прибывшие в столицу исповедники весьма деятельно принялись за устройство монашеской жизни. Преп. Навкратий, по просьбе патриарха и императрицы, принял на себя игуменство над священным братством в монастыре Студийском. Его заботами монастырь снова начал переживать времена знаменитого своего руководителя преп. Феодора, собравшего здесь до тысячи монахов. «Это вновь собранное стадо Христово, как некоторый сад, опять доставляло всем желающим смотреть пышную розу добродетелей и благоухание духа».³¹¹ В 844 г. монастырь еще раз торжественно отпраздновал свою победу над иконоборцами, приняв в свои стены мощи знаменитого борца за Православие преп. Феодора Студита, перенесенные с острова Приконнеза. В процессии перенесения участвовало громадное число монахов.³¹² Монастырь продолжал процветать и при преемниках преп. Навкратия († 18 апреля 848 г.) – Николае Студите и Софронии, которые еще более увеличили его братство.³¹³ В то же время преп. Иларион благоустроил монастырь св. Далмата,³¹⁴ а Михаил Синкелл – весьма большой монастырь Хора, который он получил для управления от императрицы Феодоры и в котором жил на покое.³¹⁵ Женский монастырь Хрисоволанта процветал под управлением игуменьи Ирины. Преп. Ирина может служить прекрасным примером того, какой славой монашество пользовалось в византийском обществе рассматриваемого времени. Ирина происходила из знатной каппадокийской фамилии и была одной из невест Михаила III. Встреча во время поездки с родины в Константинополь со знаменитым подвижником горы Олимпа в Вифинии – преп. Иоанникием возбудила в ней мысль о суетности мира и вызвала желание посвятить себя отшельнической жизни. По приезде в Константинополь она вместо царского дворца избрала своим жилищем монастырь Хрисоволанта и, раздав все свое имение, постриглась здесь. Ее подвиги скоро приобрели ей всеобщее уважение в монастыре и сделали ее известной патриарху Мефодию. Последний, по общему желанию сестер, поставил ее игуменьей обители. В этом звании преподобная пребывала до самой смерти. Ее слава, как великой подвижницы и образцовой руководительницы, распространилась далеко за стенами Константинополя и привлекала в управляемый ею монастырь многочисленных постриженниц. В ее житии рассказывается об одной девице, которая пришла в ее монастырь из Каппадокии, оставив на родине жениха...³¹⁶

Из прежде основанных в Константинополе монастырей в первые годы царствования Михаила III монашеская жизнь сосредоточивалась также в следующих: Одигов, или во имя Богоматери Одигитрии,³¹⁷ св. Диомида,³¹⁸ свв. мучеников Сергия и Вакха,³¹⁹ Клидион (τὸ Κλείδιον)³²⁰ и Гастрии, в котором в 856 г. по приказанию императора Михаила были пострижены в монахини императрица Феодора и ее четыре дочери – Фекла, Анастасия, Анна и Пульхерия.³²¹ Это были первые – в нашу эпоху – царственные жертвы византийского государственного режима, удаленные в монастырь насилием.

Глубокое и искреннее стремление к монашеству, охватившее византийское общество в послеиконоборческое время и более всего обнаружившееся в Константинополе, выразилось и в постройке новых монастырей как в самой столице, так и в ее окрестностях. Пример в этом отношении был подан самою восстановительницей иконопочитания, императрицей Феодорой. Она основала два монастыря – один в самом Константинополе во имя св. Пантелеймона, поместив его в доме Оружейной палаты,³²² а другой, во имя Иоанна Предтечи, – на Антигоне, одном из Принцевых островов, лежащих в Пропонтиде, недалеко от столицы.³²³ Весьма ревностным строителем монастырей был и патриарх константинопольский Игнатий, преемник св. Мефодия. Игнатий, прежде чем сделаться патриархом, провел в монастырском уединении целых 33 года, постригшись в четырнадцатилетием возрасте. Он был идеальным монахом и ревностным почитателем монашеского чина. Сделавшись патриархом, он много заботился об умножении монастырей и о снабжении их всем нужным для обитавших в них монахов. Его трудами были населены монахами три острова Пропонтиды, принадлежавшие к группе Принцевых, – Плати, Неандр (или Гиатр) и Теревинф, которые он превратил, по словам его жития, «в церкви Господни и благочестивые монастыри».³²⁴ Один из опекунов императора Михаила III, Мануил, вынужденный оставить свой высокий пост, удалился от двора в свой дом, находившийся близ цистерны Аспары (Ἄσπαρος), и обратил его в монастырь. В этом монастыре он потом был и погребен.³²⁵ Вторым ктитором монастырь Мануила имел знаменитого патриарха Фотия, который почти до основания перестроил его, придав ему больше великолепия и величия.³²⁶ К первым же годам царствования Михаила относится построение в Константинополе кубикуларием Дамианом, славянином, монастыря своего имени.³²⁷ Наконец, остров Халки, один из Принцевых, был украшен монастырем Св. Троицы – «Новый Сион», основание которого преданием приписывается патриарху Фотию.³²⁸

Если выступить за пределы столицы и взглянуть на положение монашества в провинциальных его пунктах, то можно найти, что и здесь 19 февраля 842 г. было для монахов эрой возрождения. По всему пространству Византийской империи в пользу монашества совершалось движение, аналогичное тому, какое произошло в Константинополе. Всюду восстанавливались старые и строились новые монастыри, наполнялись монахами, и монашеская жизнь принимала прежнее, нормальное течение. Монашество вновь прочно утвердилось в наиболее важных своих пунктах – Афинах, на горах – Олимпе фессалийском, Кимине, Иде и св. Авксентия вифинских, Латре близ Милета, на островах Пропонтиды и Архипелага и особенно в Фессалонике и на горе Олимпе вифинском или вифино-милийском. Фессалоника издревле была одним из главных пунктов монашества. Ее население не без основания пользовалось репутацией «монахолюбивого», а сам город еще и «христолюбивого».³²⁹ У позднейших писателей за многочисленность монастырей Фессалоника получила название второго Афона (δεύτερος Ἄθως) и малой Византии (μικρὸν Βυζάντιον).³³⁰ В городе и его окрестностях действительно было очень много обителей.³³¹ Они окружали его со всех сторон как бы кольцом. Особенно густо была покрыта монастырями прилегающая с северо-востока к Фессалонике гора, а также одна равнина, примыкающая к городу с юга. Эти местности представляли как бы один большой монастырь с бесчисленным множеством монахов и монахинь.³³² Но из монастырей Фессалоники, существовавших в середине IX в., лишь немногие известны по имени. Так, в монастыре Л атома (τοῦ Λατόμου) провел свою молодость препод. Иосиф Песнописец,³³³ а монастырь св. первомученика Стефана был местом подвигов преп. Феодоры.³³⁴ После торжества Православия число фессалоникийских монастырей стало возрастать. Подвизавшийся в Фессалонике монах Евфимий († 889) основал новый монастырь во имя апостола Андрея на горе Перистера, к востоку от города. Монастырь быстро наполнился иноками, а его окрестности превратились как бы в город: «люди всякого возраста, рода и состояния, отрекаясь сродников, друзей, мира и предпочитая небесные блага земным, охотно приходили сюда и поручали себя духовному руководству и отеческому попечению преподобного Евфимия». Вместе с тем монастырь получал большие материальные пожертвования и быстро обогатился. Скоро окрестности Фессалоники украсились и другим новым монастырем, женским, построенным тем же св. Евфимием для своей сестры.³³⁵

Не менее живо выразилось движение в пользу монашества и в другом провинциальном монашеском пункте – на горе Олимп в Вифинии.³³⁶

Олимп рано сделался очагом монашества, не позже IV в.;³³⁷ к девятому же вся его территория покрылась многочисленными монастырями и келлиями. Все бугорки, пещеры и лесные чащи горы были наполнены монахами. Гора поэтому называлась «божественной и весьма приятной небесам (θεῖον ὄρος καὶ ἐραδμιώτερον τῶν οῦρανῶν)».³³⁸ Подвижники Олимпа пользовались большим уважением в обществе за святость жизни и высоту подвигов. Известно, что в 842 г. они, совместно с монахами Афона, Иды и Кимина, путешествовали с возвещением Православия в столицу, получили здесь от самодержцев приличные им дары и возвратились в свои монастыри.³³⁹ Это событие было как бы началом новой возрожденной жизни на Олимпе. После этого гора привлекла к себе многочисленных новых иноков и украсилась новыми монастырями.³⁴⁰ В середине IX в. на Олимпе и в его окрестностях существовали следующие монастыри, частью восстановленные и вновь построенные, частью сохранившиеся от прежнего времени: мученика Афиногена, Авраамитов (τῶν Ἀβρααμιτῶν), Синкелла, Авгаров, Вранов (τῶν κόρακος), Трихаликс, Утотелаос (Οὐτωτέλαος), Антидия,³⁴¹ Георгия Кипариссиота, Иоанна Предтечи, называемый Πελεκητή, Мидикия, Триглейский (μονὴ τῆς Τριγλίας), Хинолакка, т. наз. Μεγίστη μονή, Элеанский (τῶν Ἐλεανῶν), Богородицы, Символов,³⁴² Писсадинон³⁴³ и др. Развитию здешнего монашества немало содействовали некоторые подвижники, святость жизни которых прославлялась по всей Византии. Таков был знаменитый Иоанникий († 846), основавший здесь новый монастырь мученика Евстафия.³⁴⁴ Он пользовался уважением даже у величайших аскетов своего времени, напр. у патриарха Мефодия, который не раз приходил к нему за наставлениями.³⁴⁵ Многочисленные его ученики и сподвижники³⁴⁶ распространяли аскетические идеи своего великого учителя по всей Византии и много содействовали развитию монашества в послеиконоборческое время. Подобное же значение имел и современник Иоанникия, преп. Евстратий, игумен монастыря Авгаров.³⁴⁷

Движение в пользу монашества, увлекшее своими волнами все население малоазийских и балканских провинций Византийской империи, откликнулось и в пределах Южной Италии, среди живших здесь греков и греческих монахов.³⁴⁸ Подъему здесь монашеских идей не воспрепятствовали и внешние невзгоды, испытываемые страной от сарацин. Это и понятно. Население Южной Италии состояло преимущественно из выходцев с Востока, которые вынуждены были оставить родину и переселиться на чужбину ради глубокой привязанности к Православию. Наибольший процент их составляли монахи, передовые борцы за евангельское учение и в то же время главные жертвы иконоборческого деспотизма. Они все претерпели за свои убеждения – пытки, бичевания, мучения... Они даже приняли добровольное изгнание, лишь бы сохранить свою правую веру. И вот то учение, в защиту которого иноки готовы были положить даже жизнь, восторжествовало... Жестокие враги его повержены в прах, а там далеко, в столице их родного царства, совершилось великое многознаменательное торжество победы Православия над общими их противниками. Это было для них особое торжество, наиболее благоприятный момент к самому высокому и искреннему движению в пользу тех идей, за которые они ратовали и выразителями которых они были. И действительно, обитатели Южной Италии пришли в настоящий монашеский экстаз, когда эхо победы Православия достигло и их. Среди них обнаружилось самое горячее стремление к пострижению. Монашество нашло себе приют преимущественно в Калабрии, стране гористой, и в областях, ближайших к Риму. Для безопасности от сарацин монахи селились в горах, в малодоступных и пустынных местах. Они рыли здесь пещеры, устраивали церкви, образовывали киновии и вели высокую подвижническую жизнь, подобную той, какая процветала в древности в Египте и Палестине.³⁴⁹ К сожалению, исторические памятники не сохранили имен монастырей, которые были основаны в Южной Италии на первых порах повсеместного в Византии монашеского возрождения. Известно только, что папа Лев IV (847–855) устроил в Риме для греков монастырь св. Стефана и Кассиана, щедро украсил и одарил его.³⁵⁰

Постройки новых монастырей для удовлетворения усиленного стремления византийцев к монашеству совершались в рассматриваемое время не только в значительных монашеских пунктах, но и по всему пространству Византийской империи. Так, Сергий, магистр войск, основал в первые годы царствования Михаила III монастырь во имя Богородицы у залива Никомидийского, в Вифинии, и назвал его Никитиатой (Νικητιάτα).³⁵¹ Николай Студит, удалившись после 857 г. из Константинополя, построил монастырь в местности Лива, вероятно, близ Никомидии, на средства одного благочестивого мужа Самуила.³⁵² А вот что происходило в середине IX в. на одном из островов Эгейского моря – Эгине. Одна благочестивая женщина, Афанасия († 860), убедив своего мужа идти в монастырь, немедленно постриглась и сама. Она сгруппировала вокруг себя несколько других женщин, не менее ее религиозных и склонных к аскетизму, и убедила их принять монашество. Образовав таким образом иноческую общину, Афанасия приобрела для нее и монастырек и избрана была сестрами игуменьей. Новый монастырь быстро увеличивался. Но скоро некоторые неудобства заставили монашескую общину оставить его и уйти в глубь острова. Она основалась в одном уединенном месте, близ храма первомученика Стефана, и образовала здесь новый монастырь. Стечение новых постриженниц и в этот монастырь было так велико, что Афанасия для удовлетворения религиозных нужд монахинь построила три храма во имя Богоматери, Иоанна Предтечи и св. Николая.³⁵³

Но эти примеры постройки – в промежуток самого непродолжительного времени – новых монастырей для удовлетворения нужд византийского общества могут дать лишь слабое, приблизительное представление о том движении в пользу монашества, которое обнаружилось в Византии после 19 февраля 842 г. Что действительно это движение было необыкновенно сильно, об этом свидетельствует и Константинопольский собор 861 г., состоявшийся по поводу споров двух церковных партий – игнатиан и фотиан. Стремясь между прочим упорядочить монашескую жизнь, Собор этот вместе с тем нашел нужным и окружить препятствиями неограниченное умножение монастырей и развитие монашеской жизни. По постановлениям этого Собора впредь не должно было строить монастыри без ведома и воли местного епископа; равным образом епископу, а не ктитору монастыря, должно было принадлежать и право назначения в монастырь игумена (пр. I). Эти постановления Собора были вызваны главным образом одним обычаем, широко распространившимся среди византийцев и, без сомнения, стоявшим в тесной связи с необыкновенным умножением монастырей. Он состоял в том, что некоторые, давая своим имениям и усадьбам имя монастыря, удерживали за ними прежнее мирское назначение и продолжали владеть и пользоваться ими на прежних основаниях. Таким образом, выходило, что «Богу посвящалось одно только наименование». С другой стороны, злоупотребления пострижением, как прямой результат широкого развития монашеской жизни, заставили Собор сделать распоряжение, чтобы желающий принять монашество постригался не иначе, как только в присутствии игумена, долженствующего устроить его в братстве своего монастыря (пр. II), и не иначе, как после трехлетнего испытания (пр. V). Наконец, Собор констатирует неумеренное тяготение некоторых епископов к устроению новых монастырей, приводившее в упадок епископские подворья с их финансовой и хозяйственной частью и даже подвергавшее их опасности совершенного запустения (пр. VII).

Как ни целесообразны и ни своевременны были постановления Двукратного собора касательно монашества, однако дальнейшее время показало, что они не достигли назначения. Византийское общество во главе с императорами разрушило все преграды, поставленные Собором на пути чрезмерного развития монашества. На распространение иночества много не повлияли и сильные смуты в недрах Византийской церкви, раздиравшие ее почти всю середину IX века, хотя они и не прошли бесследно в ее истории. Мы разумеем споры двух церковных партий – игнатиан и фотиан, названных так от имени двух Константинопольских патриархов – Игнатия и Фотия, из которых каждый по два раза, один за другим, вступал на патриаршую Константинопольскую кафедру, каждый имел своих приверженцев, между которыми и происходила борьба. Не последнее участие принимали в этой борьбе монахи. По крайней мере, относительно партии Игнатия должно сказать, что она была монашеской по преимуществу. Игнатий был весьма ревностным монахом и почитателем монахов. Его строгая подвижническая жизнь, заботы об умножении монастырей и населении их монахами приобрели ему славу и уважение между многочисленными монахами столицы. Впереди всех почитателей Игнатия стояли иноки трех его собственных монастырей, воздвигнутых на островах Принца. К ним примыкали монахи Студийского монастыря, и в частности Николай Студит.³⁵⁴ К партии игнатиан принадлежал и тогдашний архимандрит константинопольских монастырей, монах Феогност, ревностный приверженец патриарха Игнатия. Этот Феогност, после осуждения патриарха Игнатия на Двукратном соборе, тайно бежал в Рим в светском костюме и подал папе Николаю I записку будто бы от имени св. Игнатия и в его защиту.³⁵⁵ Партия Игнатия имела приверженцев и за пределами Константинополя. К числу их принадлежали, напр., подвижники монастырей неокесарийских в феме Pontus Polemoniacus³⁵⁶ и игумен монастыря Писсадинон на горе Олимп в Вифинии.³⁵⁷ Таким образом, монах Феогност, подавший папе Николаю I записку, был не совсем неправ, когда считал число монахов – приверженцев Игнатия беспредельным (πλῆθος ἄπειρον).³⁵⁸ Что касается партии фотиан, то и в ее составе были монахи, хотя в меньшем количестве сравнительно с игнатианской партией. Таковы были: игумен Феоктист,³⁵⁹ игумен Феодор,³⁶⁰ Николай, игумен монастыря св. Никифора,³⁶¹ Дорофей, игумен монастыря Кедронского (τῶν Κεδρώνων),³⁶² монах-анахорет Афанасий,³⁶³ анахорет Зосима,³⁶⁴ монахи Варнава,³⁶⁵ Софроний,³⁶⁶ Феодосий,³⁶⁷ Исаакий,³⁶⁸ Митрофан, подвижник острова Сицилии,³⁶⁹ анахорет Арсений,³⁷⁰ монах Феодор Сантаварин,³⁷¹ монахи Никифор,³⁷² Феофан,³⁷³ Ахилла, Феодосий, Евгений, Савва³⁷⁴ и др.

Борьба между игнатианами и фотианами происходила с большим взаимным ожесточением. Временно торжествующая партия подвергала беспощадному гонению противников. Что терпели игнатиане в период низложения патриарха Игнатия (857–867), с этим отчасти знакомит нас судьба Николая Студита, занимавшего не последнее место в этой партии. Когда патриаршую кафедру занял Фотий (857), Николай оставил столицу и свой монастырь, удалился в Вифинию и поселился в монастырьке Пренете близ Никомидии. Здесь он скоро приобрел всеобщее уважение и большое влияние на народ. Находя такое положение дел опасным для партии Фотия, кесарь Варда удалил Николая из этого монастыря. Изгнанный от своих, удручаемый бедностью и старостью, преподобный долго скитался, переходя с места на место. Утвердившись на небольшое время в монастыре Лива, вероятно, близ Никомидии, он затем вынужден был посетить остров Приконнез (в Пропонтиде близ Кизика), город Митилену на Лесбосе и наконец один из полуостровков близ мыса Акра. Семилетнее изгнание сильно потрясло старца. Больной и дряхлый, он возвратился в родной свой монастырь. Но здесь его ждала тюрьма, в которую он был заключен Вардой и в которой пробыл два года. Возвращение Игнатия на патриарший трон положило конец несчастьям подвижника: он был призван в Студийский монастырь и вторично сделан игуменом.³⁷⁵ Гонения фотиан простирались, конечно, и на других монахов – приверженцев Игнатия.³⁷⁶ Испытываемые последними бедствия заставляли их даже покидать родину и искать приюта вне отечества. Бегство в Рим монаха Феогноста – пример не единственный в среде игнатиан. Папа Николай в одном письме к императору Михаилу III свидетельствует, что к нему приходило множество людей, между прочим, с монашеской горы Олимп.³⁷⁷ На монахов-беглецов, сторонников Игнатия, вероятно, намекает и четвертое правило Собора 861 г., запрещающее монахам по своему произволу менять местопребывание, а также одно письмо к папе Николаю патриарха Фотия, где говорится о людях, которые под предлогом богомолия, а в действительности со злобным намерением отправлялись в Рим к папе.³⁷⁸

Но бедствия игнатиан обратились на приверженцев Фотия, когда последний уступил кафедру Игнатию. С бедствиями монахов из партии Фотия знакомят нас письма этого знаменитого патриарха. В одном из них, посланном Захарии, митрополиту Антиохии, и трактующем по вопросу о трехлетием испытании приступающих к монашеской жизни, Фотий в числе причин, препятствующих исполнять это древнее постановление во всей его полноте, указывал и на характер своего времени. «В наше время, – писал Фотий, – птицы и лисы, а если хочешь, волки, драконы, барсы и вообще звероподобные из людей населяют роскошные и богатые дворцы и позволяют себе делать все, что бы ни захотели; ученики же и подражатели Сына Человеческого не имеют где приклонить голову (Матф. VIII, 20), не могут свободно пользоваться ни одною вещью, как бы ни была она важна для жизни. Итак, тот, кто лишается необходимого, кто не имеет возможности свободно дышать воздухом, каким образом может целые три года приготовлять желающего изучить добродетель и преподавать ему правила будущего подвижничества? Хорошо и то, если он мог привязать его к философской жизни, охранив от всякого зла. Где тот монастырь, в котором кто-нибудь мог бы жить три года, когда преследование охватило все и не позволяет благочестивым спокойно жить ни на горах, ни в пещерах или расселинах земли? Где порядок и повиновение, которым подчинялась бы монашеская жизнь, когда все увлекается этим потоком зол?»³⁷⁹ «Ныне, – писал Фотий монаху и анахорету Арсению, – люди древней добродетели, которые избежали оков, тюрьмы и изгнания, заключились в горах и скалах и (живут), подвергаясь общему несчастью».³⁸⁰

Вообще борьба игнатиан с фотианами прошла не бесследно в истории византийского монашества. Она породила в среде монахов «много соблазнов».³⁸¹ Влияние ее отразилось на судьбе не только константинопольского монашества, но и далеко за пределами столицы.³⁸² Но глубоких, потрясающих следов в истории монашества эта борьба не оставила, и если тормозила внешнее развитие монашества, то не в значительной степени.

Не помешало распространению монашества и нашествие россов, происшедшее в 865 г. Во время этого нашествия россы разграбили часть Константинополя, называемую Стенос, опустошили все монастыри, находившиеся здесь и в предместьях столицы с этой стороны. Нашествие было ужасно. «Враги губили все – нивы, жилища, пажити, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех сражая мечом, никого не милуя, никого не щадя».³⁸³ Они проникли и на Пропонтидские острова, лежащие близ столицы, и всюду распространяли смерть и разрушение. Особенно пострадали от врагов монастыри патриарха Игнатия, бывшие на этих островах. Россы расхитили всю монастырскую ценную движимость, монастырские строения предали пламени, а людей перебили.³⁸⁴

Но, кажется, нашествие россов произошло как нельзя более в пору; по крайней мере, оно служило весьма серьезным поводом и немалым оправданием для той горячей строительной деятельности, которую проявило византийское общество времени Василия Македонянина, во главе со своим императором. Василий Македонянин (867–886) оставил добрую память о себе в истории византийского монашества. Его царствование было одним из лучших периодов этой истории. Он сам не только отличался благочестием, но и вполне разделял народное увлечение монашеством. Он заботливо изучал жизнь мужей, прославившихся добродетельною жизнью, и стремился, подобно им, расположить свою душу на благочестивые размышления. С этой целью он старался узнавать, знакомиться и вступать в душеспасительные беседы с блаженными мужами, живущими духовной жизнью в этом тленном мире и направляющими свои стремления к жизни небесной. Питая к ним неограниченное почтение и даже благоговение, благочестивый царь не призывал их к себе, но, забыв о своем царском достоинстве, сам ходил к ним, просил у них молитв, венчался их благословениями, укреплял в себе страх Божий и направлял себя по божественным оправданиям. И в подданных своих Василий старался вселить уважение и почтение к монахам.³⁸⁵ Под влиянием неограниченной любви к монахам император постриг в монастыре св. мученицы Евфимии четырех своих дочерей, принеся их Богу как дар и жертву, а Христу – как чистых, непорочных невест.³⁸⁶ Но расположение Василия к монашеству более всего выразилось в реставрации старых и постройке новых монастырей. По словам Константина Порфирогенета, Василий «возобновил весьма многие монастыри».³⁸⁷ На первом плане из числа их нужно поставить монастырь св. Диомида. С именем этого монастыря, по преданию, были связаны первые шаги возвышения авантюриста Василия, приведшие этого простого, незнатного юношу к императорскому трону. В этом монастыре Василий нашел первый приют, когда, утомленный дорогой, не имевший ни денег, ни друзей, он прибыл в столицу искать счастья; здесь он получил предсказание, что будет императором, отсюда же поступил на службу к царскому родственнику Феофилу, сделавшую его известным самому императору. Заняв царский престол, благодарный Василий одарил великомученика Диомида драгоценными дарами и обилием книг, великолепно украсил другими драгоценностями и роскошными одеждами; выстроенный же во имя его монастырь³⁸⁸ щедро наделил большими имениями и обильными доходами, дабы он никогда не нуждался в необходимом, украсил великолепными постройками и всяким образом возвысил и обогатил.³⁸⁹ Щедрость царя простерлась и на игумена этого монастыря – Николая, которому было предсказание о судьбе Василия. Император наделил его многими дарами и почтил достоинством синкелла и эконома (σύγγελλος καὶ οἰκονόμος).³⁹⁰ Кроме монастыря св. Диомида, Василий возобновил женский монастырь св. Иоанна Предтечи в Петрионе,³⁹¹ монастырь св. Филиппа,³⁹² заново перестроил церковь св. Фоки в Стеносе, при которой собрал братство благочестивых монахов, построил для них здания, обильно обогатил имениями и таким образом создал обитель, врачебницу душ.³⁹³ Наконец, он считается четвертым³⁹⁴ ктитором монастыря Пресвятой Богородицы, называемого «Животворящий Источник (Ζωόδοχος Πηγή)».³⁹⁵ Из новых монастырей, построенных Василием в столице и ее окрестностях, известны: монастырь св. Константина, воздвигнутый царем в память своего умершего сына Константина;³⁹⁶ монастырь мученицы Евфимии, где царь постриг своих дочерей,³⁹⁷ монастырь Преображения на острове Антигоне в Пропонтиде.³⁹⁸

Широкая строительная деятельность императора вполне соответствовала настроению столичного общества и вызвала полное его сочувствие. Оно и само выделило из своей среды несколько ктиторов монастырей. В 873 г. патриарх Игнатий построил монастырь во имя Архистратига Михаила за городом, на месте древнего храма Сатира. Здание монастыря отличалось большой роскошью. Патриарх в нем был и погребен.³⁹⁹ Знаменитый Фотий основал женский монастырь пророка Иеремии в Мердосагаре (ἐν Μερδοσαγάρῃ), который также послужил усыпальницей для своего ктитора.⁴⁰⁰ Исповедник Иосиф Песнописец († 883) воздвиг обитель иноков во имя святителя Николая Касульского и перенес сюда мощи Григория Декаполита, своего учителя († 816).⁴⁰¹ К последним годам царствования Михаила III или к первым Василия Македонянина относится и построение в Константинополе монастырей – Евандра, ктитором которого был патриций, а потом монах и исповедник Петр († 873),⁴⁰² и Мартинакия, основанного одним из представителей столичной фамилии Мартинакиев.⁴⁰³

Царствование Василия Македонянина было знаменательно в истории и провинциального монашества. Ко времени этого императора относится окончательное водворение монахов на знаменитой горе Афон. В 872 г. царь дал подвижникам Афона первую грамоту, защищавшую их от притеснений мирян.⁴⁰⁴

Процветание монашества, начало которому положил Василий Македонянин, продолжалось и при его сыне и преемнике – императоре Льве Философе (886–912). Лев унаследовал от своего отца возвышенный взгляд на монашество. «Мы знаем, – говорит он в одной своей новелле, – как почетна монашеская жизнь и какого уважения и чести достойны принявшие это полезное и блаженное иго».⁴⁰⁵ Для него представлялось самым безбожным делом, когда избравшие монашескую жизнь по каким-нибудь побуждениям оставляли ее и возвращались в мир. Поэтому он сделал распоряжение, чтобы такие лица снова были облекаемы в монашеские одежды, даже против их воли, и возвращаемы в свой монастырь.⁴⁰⁶ Его отношение к одному из современных константинопольских подвижников – монаху Евфимию служит самым красноречивым подтверждением высоких теоретических взглядов царя на монашество. Евфимий в момент вступления Льва на престол подвизался в монастыре великомученика Феодора у Источника (ἐν τῇ Πηγῇ) и уже был славен своими подвигами. Заняв трон, Лев тотчас же поспешил к нему испросить молитв и наставлений. Встреча царя с подвижником была самая трогательная. Увидев Евфимия, Лев склонил свою голову к его ногам, покрыл себя его паллием, лобызал и орошал радостными слезами его одежды, громко возвещая о силе его святой молитвы и благотворности его наставлений. Присутствующие были сильно изумлены таким поведением царя. Подвижник сказал несколько слов относительно душевного спасения и хотел было отпустить Льва. Но царь не удовлетворился этим: он имел ненасытимое желание слушать и поучаться у Евфимия. В ответ на это желание подвижник дал ему ряд христианских наставлений относительно управления, рекомендуя во всех делах справедливость и благочестие, милость и сострадание. При прощании он напутствовал его многими молитвами.⁴⁰⁷ И в последующее время Лев нередко прибегал к Евфимию за советами. Влияние подвижника на царя было очень велико. Царь глубоко верил в его святость, беспрекословно выслушивал его обличения и исполнял все его желания.⁴⁰⁸ Евфимий был всегда дорогим гостем для царя и его супруги Феофании.⁴⁰⁹ Желая иметь его постоянно при себе, Лев предложил ему переселиться из пригородного монастыря великомученика Феодора в монастырь св. Сергия, находившийся по соседству с дворцом. Но Евфимий нашел неудобным селиться в чужом монастыре, расположенном к тому же в центре города, и просил царя построить монастырь специально для него, по соседству с монастырем Студийским. Царь охотно согласился на просьбу Евфимия, приобрел на свои деньги указанное им место, осмотрел его совместно с подвижником и сделал распоряжение о постройке монастыря.⁴¹⁰ Монастырь был воздвигнут с необыкновенной роскошью и наделен большими дарами. Его храм был посвящен свв. бессребреникам – Косьме и Дамиану, а сам монастырь получил название νέα μονὴ τοῦ Ψαμαθία.⁴¹¹ Освящение монастыря состоялось при участии патриарха, царя, монахов монастырей – св. Феодора, Богоматери у Источника и св. Авраамия.⁴¹² Императрица Феофания перед смертью пожертвовала в пользу новопостроенного монастыря несколько священных сосудов и одежд, а царь украсил их различными драгоценностями.⁴¹³ Когда же Евфимий предсказал Льву об одном заговоре против него, благодарный император, в свою очередь, подарил монастырю разные серебряные священные вещи, церковные одежды и св. Евангелие (βίβλον πάντερπνόν), украшенное золотом и серебром, переписанное рукой самого царя.⁴¹⁴ Царь любил бывать в монастыре Евфимия; в одно из своих посещений, нашедши всех монахов за трапезой, он сам принял в ней участие и, уходя, подарил монастырю одно имение, подтвердив после право на него особым хрисовулом.⁴¹⁵ В качестве метоха монастырь Псамафия владел монастырьком Добрый (Ἀγαθοῦ), находившимся в Стеносе.⁴¹⁶ В обоих этих монастырях в конце царствования Льва было 24 монаха.⁴¹⁷ Свое расположение к Евфимию Лев завершил избранием его на патриаршую Константинопольскую кафедру (907–912).

Памятником благосклонного отношения Льва к монашеству могут служить и его новеллы (VI), направленные к урегулированию монашеской жизни. Монашество при Льве умножалось в весьма сильной степени. Пострижение принимали лица всякого возраста и звания: взрослые и дети, свободные и рабы. Бывали случаи пострижения целыми семьями. Так, когда родители Петра, епископа Аргосского, жившие в столице, приняли монашество, их примеру последовали и дети: прежде постриглись Павел и Дионисий, а потом Петр и Платон.⁴¹⁸ Монастыри строились людьми и состоятельными, и бедными. Но такое умножение иночества стало сопровождаться злоупотреблениями как со стороны самих монахов, так и со стороны ктиторов монастырей. Ввиду этого одна из новелл Льва⁴¹⁹ определяет, что желающий создать монастырь должен иметь достаточные средства – по меньшей мере для содержания троих монахов, – пожертвовать для будущего монастыря священную утварь, потребную для священных обрядов и богослужения, и вообще возможно лучше обеспечить монастырь с материальной стороны. Ограничив этой новеллой произвол в постройке монастырей, Лев другими новеллами ограничил произвол и желающих поступить в монастырь. В шестой новелле говорится о возрасте, в каком можно принимать желающих постричься. «Время, в которое желающим приступить к монашеской жизни можно исполнить свое намерение, не одно и то же по определению отцов». По определению Василия Великого, 17-и даже 16-летние удостаиваются принять монашеский образ, если возлюбили его, а Шестой Вселенский собор дозволяет принимать желающих на десятом году. «Мы, – заключает император, – не признаем нужным отрицать какое-либо определение, но повелеваем удостаивать священного образа желающих оного и в том и другом возрасте».⁴²⁰ Десятая новелла имела целью прекратить частые незаконные бегства в монастыри рабов от своих господ. Повод к ним подавало древнее узаконение, определявшее, что раб, поступивший в монастырь без ведома господина и не открытый им в течение трехлетнего срока, так и остается в монастыре, став выше господской власти. Лев отменил этот закон и повелел: «Сколько бы времени ни скрывался раб, поступивший в монастырь без ведома господина, если господин откроет его, – лишать того раба (монашеского) образа, который он принял со злодейским умыслом, и подчинять его снова власти господина».⁴²¹ Пятая новелла Льва трактует о том, как монахи должны распоряжаться своим имением, приобретенным до и после пострижения.⁴²² Наконец, 68 новелла предоставляла монахам право быть распорядителями и исполнителями последней воли умиравших.⁴²³

Унаследовав от своего отца возвышенный взгляд на монашество, Лев Философ был усердным подражателем ему и в постройке новых монастырей. Число их в одной столице значительно увеличилось в его царствование. Кроме вышеупомянутого монастыря Псамафии, Лев в 899 г. построил в Тонах церковь во имя св. Лазаря и соединил ее с мужским монастырем, монахами в котором сделал евнухов. В новопостроенном монастыре царь положил мощи св. Лазаря, перенесенные с острова Кипра, и Марии Магдалины, открытые в Ефесе.⁴²⁴ В 911 г. царь построил монастырь во имя Спасителя в Носиях (Νοσιαί) для одного придворного чиновника Константина и сам присутствовал на освящении этого монастыря вместе с патриархом Евфимием.⁴²⁵ В память о своей умершей супруге Феофании Лев построил храм во имя Всех Святых и основал при нем женский монастырь.⁴²⁶ Монастыри строились и другими лицами. Так, патриций Константин Ливийский основал монастырь во имя Богородицы, названный монастырем Лива (τοῦ Λιβός);⁴²⁷ патриций Самона основал монастырь Спирá (τῶν Σπειρῶν);⁴²⁸ тесть Льва Философа магистр Цауц построил монастырь, названный монастырем Цауца;⁴²⁹ протовестиарий Христофор возобновил свой монастырь в местности Βουτίου;⁴³⁰ придворный Никита Ксилинит воздвиг себе монастырь, неизвестный по имени, в котором и погребен.⁴³¹ Патриарх Антоний Кавлей (893–895) выстроил женский монастырь во имя Каллии, в котором и положил мощи этой святой.⁴³² Патриарх Николай Мистик основал монастырь Галакринский (τών Γαλακρήνων), в который он удалился после низложения его Львом с кафедры; из этого монастыря он был вторично возведен императором Александром на патриарший трон; здесь же и погребен.⁴³³

В царствование Льва монастыри строились и в других местах. Так, в Афинах был построен женский монастырь во имя Богородицы, названный Ликодимом (μονὴ τοῦ Λυκοδήμου).⁴³⁴ В качестве метоха этот монастырь владел в Афинах другим, также женским, вновь выстроенным монастырем во имя Пресвятой Троицы.⁴³⁵ Турмарх Лев основал в феме Харсианской монастырь во имя св. Елизаветы, в котором и погребен.⁴³⁶ Вельможа Галоликт (Γαλολείκτης) основал монастырь, неизвестный по имени, на реке Сангарис в Опсикийской феме.⁴³⁷

Число монастырей умножилось в царствование Льва и в Южной Италии. Развитию монашества немало содействовал инок Илия Новый (823– 903).⁴³⁸ Он был родом сицилиец из города Энны, сын знатных родителей. Пострижение он принял в Иерусалиме от патриарха Илии, куда ходил для поклонения святыням. Около 886 г. Илия возвратился в Сицилию, жил сначала в Палермо и Тавромене, а потом вместе со своим учеником Даниилом поселился в конце IX в. в местечке Салины, в Калабрии, близ города Семинары. Слава их подвигов скоро привлекла к ним многих любителей аскетической жизни, и в Салинах образовался новый монастырь. Его ктитор, проводивший святую, добродетельную жизнь, сделался известен даже императору Льву Философу. Этот ревностный к монашескому чину царь⁴³⁹ просил у великого подвижника молитв за греческую державу и за себя и чрез посланного умолял его прибыть в Константинополь. Илия склонился на просьбу царя и с учениками Даниилом и Колюмбом отправился в столицу, но, остановившись в Фессалонике, скончался 17 августа 903 г., утешив монахолюбивого Льва лишь предсмертным письмом. По смерти Илии Лев оказал большие благодеяния Савлинскому монастырю; он весьма щедро одарил его поместьями, так что обитель эта стала одной из богатейших и знаменитейших во всей Италии; хотя древностью она уступала многим, но славой далеко превосходила их. Она сделалась для монашества, по словам биографа св. Илии, вторым Кормилом, новым раем, приносившим самые высокие и обильные духовные плоды. Таким значением Савлинский монастырь был всецело обязан своему великому ктитору.⁴⁴⁰ В 892 году на территории Бари архиепископом Отрантским Иоанном был основан монастырь св. Иакова.⁴⁴¹

Жизнь византийского монашества сосредоточивалась, конечно, и в старых монастырях. Но из них лишь немногие выступают в истории рассматриваемого времени. Столичные монастыри упоминаются главным образом как места заключения и пострижения лиц, насильственно удаляемых из мира, и отчасти как место их погребения. Так, в монастыре св. Ма- манта насильственно был пострижен в 865 г. патриций Дамиан за неуважение к кесарю Варде,⁴⁴² а в монастыре св. Филиппика в Хризополе, предместье Константинополя на азиатском берегу, был погребен император Михаил III.⁴⁴³ Монастыри Скепы (τῆς Σκέπης) и Армонианский (τῶν Ἀρμονιανῶν), называемый еще монастырем τοῦ Βόρδονος, послужили местом заключения патриарха Фотия: первый – в царствование императора Василия,⁴⁴⁴ а второй – Льва.⁴⁴⁵ Монастырь Сикейский (τῶν Σικεών) был местом погребения патриарха Стефана.⁴⁴⁶ В монастыре Студийском, по приказанию Льва, был пострижен друнгарий флота Евстафий, по нерадению или измене которого был взят сарацинами город Тавромена в Сицилии;⁴⁴⁷ сослуживец Евстафия Карамал за ту же вину был пострижен в монастыре Пикридия.⁴⁴⁸ Придворный Константин, которому Лев впоследствии построил монастырь в Носиях, по подозрению в интимности с императрицей Зоей был пострижен в монастыре Тарасия, откуда был потом переведен в монастырь Самоны-Спира.⁴⁴⁹ Сам Самона за сочиненный им пасквиль на императора Льва был заключен сначала в монастыре патриарха Евфимия, а потом в монастыре Мартинакия.⁴⁵⁰ Монастырь Далмата был местом заключения Феодора Сантаварина, любимца императора Василия и врага его сына Льва,⁴⁵¹ а монастырь Диомида – монаха Евфимия, протестовавшего против второго брака императора Льва с Зоей, дочерью Цауца.⁴⁵²

Из провинциальных монастырей по именам известны: монастырь Великого Поля (Μεγάλου Ἀγροῦ), близ Олимпа в Вифинии,⁴⁵³ обитель св. Фоки в Пафлагонии,⁴⁵⁴ обитель св. Трифона в Халкидонской митрополии, послужившая убежищем и местом пострижения одного из родственников Фотия – Николая, бежавшего из столицы от тирании Стилиана Цауца;⁴⁵⁵ монастырь di Calamizzi в Реджио, в Калабрии,⁴⁵⁶ Vina, или Vibona, в Ментелеоне, переименованный потом в монастырь св. Леолуки († 915), подвизавшегося здесь.⁴⁵⁷ Кроме того, монастыри существовали: в Патрах,⁴⁵⁸ Синаде,⁴⁵⁹ Никомидии,⁴⁶⁰ Халдии,⁴⁶¹ Силее⁴⁶² и Кизике.⁴⁶³ Вообще при императоре Льве монашество пользовалось благополучием и достигло еще большего процветания сравнительно с царствованием Василия. Светлая картина монашеского благосостояния лишь несколько омрачается бедствиями, которым подверглись монахи Фессалоники от сарацин во время нападения последних на город в 904 г. Тогда многие из здешних монастырей были разрушены, а монахи и монахини перебиты и рассеяны. Бедствиям подверглись между прочим монастыри: св. Андрея,⁴⁶⁴ Акруллия (женский)⁴⁶⁵ и св. Давида.⁴⁶⁶

Как ни много благоволили к монахам Василий Македонянин и Лев Философ, но, кажется, обоих их превзошел в этом отношении Роман Лакапин, соправитель Константина Порфирогенета (920–944). «Кто может изобразить, – говорит один из византийских писателей, – доверие (πίστις), какое Роман имел ко всем монахам, в особенности же – к знаменитым своей святостью и благочестием? Они никогда не пропускали мимо ни одного славного добродетелью монаха без того, чтобы не рассказать ему с большими слезами о своих делах».⁴⁶⁷ «Император, – говорится у того же писателя в другом месте, – имел неограниченное доверие ко всем монахам».⁴⁶⁸ Это доверие и уважение царя выразились в широкой благотворительности в пользу монашества. В зиму 931 года, ознаменовавшуюся многими народными бедствиями, Роман дважды в неделю – в среду и пятницу – сажал с собой обедать троих бедных монахов, а по окончании стола давал каждому еще по одной номисме. Во время трапезы, по монастырскому обычаю, царь приказывал читать душеспасительные книги. Сам он обыкновенно слушал чтение с особенным вниманием и, сокрушаясь сердцем, горько плакал.⁴⁶⁹ Роман ежегодно рассылал богатые вклады по монастырям, находившимся на Олимпе, Афоне, Латре, Кимине, Варахее⁴⁷⁰ и Золотой Скале,⁴⁷¹ неусыпно заботился о подвизавшихся там монахах, приглашал наиболее замечательных из них к себе и просил у них благословения и молитв. Он не преминул, наконец, и всем монахам выдавать ежегодное жалование, причем каждый получал свою долю из своей обители. Это распоряжение было распространено и на затворников (ἔγκλειστοι), живших в весьма тесных келлиях.⁴⁷² Между всеми монахами Роман отличал особенно Сергия. Этот Сергий был племянником патриарха Фотия. Он славился ученостью и высокой добродетельной жизнью.⁴⁷³ Во дворце всегда был желанным гостем и другой современный Роману константинопольский подвижник – Василий Новый († 952). Василий пользовался всеобщим уважением в столице. Его почитатели принадлежали ко всем классам столичного населения, не исключая и высшего,⁴⁷⁴ а также и лиц царского рода.⁴⁷⁵ Будучи однажды во дворце по приглашению Романа, Василий обличил его в сребролюбии и распутстве. Монахолюбивый царь дал подвижнику обещание исправиться и не только не рассердился за обличение, но и наделил Василия дарами.⁴⁷⁶

В 944 г. император Роман был свергнут с престола своим сыном Стефаном, отвезен на переполненный монахами остров Проту в Пропонтиде и здесь пострижен в монастыре Богородицы (Παναγίας).⁴⁷⁷ Это событие расположило Романа еще к большей благотворительности в пользу монахов. В конце своей жизни он делал еще более богатые приношения во все византийские монастыри, от Рима до Иерусалима. Его уважение к монахам возросло в эту пору до самой высшей степени. Доказательством этого может служить публичная исповедь Романа пред монахами. Незадолго до своей смерти († 948) он разослал послов во все византийские монастыри и лавры, в Иерусалим и Рим с приглашением монахов на остров Проту. К назначенному времени собралось до 300 подвижников. В Великую пятницу все они были приглашены в монастырскую церковь. Роман, сняв с себя верхние одежды и став на виду у всех, во всеуслышание прочитал хартию, на которой были написаны его грехи. Когда монахи со слезами возглашали: «Господи, помилуй!», царь, преклонив пред каждым из них голову, просил прощения. Хотя прощение было дано всеми и царь, таким образом, достиг общения, однако он не удовлетворился этим: когда монахи шли в трапезу, Роман дал в руки одному отроку бич, которым этот должен был ударять его по ногам со словами: «Входи, злодей, в трапезу». В трапезе царь сел после всех, сокрушенно плача и стеная. Хартия, на которой были написаны его грехи, была послана потом к наиболее славным подвижникам Византии, в том числе к св. Дермакаиту на Олимп; последнему были приложены два центинария золота для монахов с просьбой помолиться о спасении души императора. Дермакаит, получив хартию и деньги, назначил всем монахам двухнедельный пост и молитву за грехи царя. Однажды Дермакаит встал ночью для молитвы и услышал неизвестный голос: «Человеколюбие Божье победило». Когда этот голос повторился в третий раз, святой взял хартию, развернул и нашел ее совершенно чистой, не имеющей ни одной буквы. Он призвал всех монахов, показал им хартию и – все прославили Бога. Написав совместно разрешение от грехов, они послали его к Роману; эта грамота была положена вместе с ним и в гроб.⁴⁷⁸

Император Роман построил много монастырей.⁴⁷⁹ Наиболее известным из них был монастырь Мирелея (Μυρέλαιον), или Романа. Это был женский монастырь,⁴⁸⁰ весьма обеспеченный в материальном отношении. Здесь был погребен сам Роман, его жена Феодора, сын Христофор и дочь Елена.⁴⁸¹ Сюда же, по приказанию Романа, были перенесены из монастыря св. Маманта останки императора Маврикия и его сыновей.⁴⁸² Романом же были восстановлены монастыри Мануила,⁴⁸³ Пиперата (τοῦ Πιπεράτου)⁴⁸⁴ и с основания воздвигнут монастырь Пантелеймона; игуменом этого монастыря царь сделал вышеупомянутого монаха Сергия и сосредоточил под его управлением до 800 монахов, назначив им на содержание жалование.⁴⁸⁵ В царствование Романа и другие лица строили для себя в столице монастыри. Патриарх Феофилакт (933–956) построил «знаменитую» обитель Руфинианскую (τῶν Ῥουφινιανῶν).⁴⁸⁶ Ректор Иоанн воздвиг монастырь близ обители Галакринской. Заподозренный царем в политических интригах, Иоанн добровольно удалился от двора, под предлогом болезни, и постригся в этом монастыре.⁴⁸⁷ У патриция Иоанна, в доме которого некоторое время жил св. Василий Новый, был также свой монастырь, населенный монахинями. Он находился близ храмов Флора и Лавра и св. ап. Филиппа и послужил усыпальницей для св. Василия.⁴⁸⁸

Царствование двух ближайших преемников Лакапина – Константина Порфирогенета (944–959) и Романа II (959–963) – было для столицы временем затишья в постройке новых и возобновлении старых монастырей. При Константине был восстановлен в Константинополе только один монастырь Ставракия, да монастырь Павла во дворце был украшен золотыми эмалевыми иконами.⁴⁸⁹ От царствования же Романа мы не имеем никаких известий о новых константинопольских монастырях. Скудость этих известий не дает, однако, права думать, что указанные императоры не разделяли всеобщего увлечения монашеством или находились в оппозиции к нему. Известно, что Константин, проведший детство среди монахов,⁴⁹⁰ в конце своего царствования путешествовал на монашеский Олимп. Это паломничество было предпринято императором с целью религиозной и врачебной, так как окрестности Олимпа славились целебными водами. Богатое императорское судно перевезло Константина в Пренету, на берегу Азии. Посетив Никею, он направился на Олимп. У подошвы горы игумен монастыря св. Афиногена показал ему грамоту, написанную красными – императорскими чернилами. Это было предсказание одного монаха императору Льву, приходившему сюда испросить у Бога наследника, где было сказано, что у царя будет сын, который, по примеру отца, совершит путешествие на Олимп в конце своей жизни. Константин, говорят, узнал письмо отца, был поражен предсказанием и, возвращая игумену пергамент, грустно сказал, что пророчество справедливо. Затем он поднялся на Олимп, посетил келлии подвижников и, испросив у них молитв, спустился в Прузу для лечения. Вскоре монахи известили царя, что на самой вершине Олимпа подвизается в пещере один старец, носящий на себе «небесное знамение (σημειοφόρος)». Константин решился совершить трудный путь к аскету через утесы и пропасти, по узким горным тропинкам. Но подвижник, узнав по божественному озарению, что к нему идет император, сам вышел к нему навстречу и испросил у него благословения. Получив и от этого божественного посланника предсказание, что смерть его близка, Константин спустился к подошве горы, вкусил вместе с монахами пищи и, поручив себя их молитвам, уехал в столицу.⁴⁹¹ Памятником благоволения Константина Порфирогенета к монахам могут служить и его хрисовулы в пользу монастырей афонских и фессалоникийского – во имя Иоанна Предтечи (946).⁴⁹² Такие хрисовулы давал и Роман II.⁴⁹³

Недостаток исторических известий о постройке в столице в середине X в. новых монастырей в значительной степени восполняется упоминаниями о монастырях старых, выступавших в истории этого времени по разным поводам. Эти упоминания показывают, что жизнь столичного монашества и в эту пору шла прежним чередом. По-прежнему монастыри служили преимущественно местом заключения лиц, насильно удаляемых из мира по политическим и иным расчетам. Так, император Александр постриг свою жену вместе с ее матерью в монастыре Месокапила (Μεσοκαπήλου). Несчастные женщины много плакали и протестовали против насилия, но напрасно.⁴⁹⁴ Императрица Зоя, мать Константина Порфирогенета, заподозренная в умысле на жизнь Романа Лакапина, была удалена этим последним от дворца и пострижена с именем Анны в монастыре св. Евфи- мии.⁴⁹⁵ Сам Константин поступил таким же образом с сыновьями Романа – Стефаном и Константином. Последние, заключив своего отца в монастырь на острове Проте, составили изменнический замысел убить и Константина. Но измена была открыта, оба узурпатора схвачены, пострижены и отправлены на тот самый остров и в тот самый монастырь, куда они незадолго перед тем заключили своего отца. Встреча в монастыре трех низверженных императоров-монахов была необыкновенно трогательна... Передают, что Константин хотел заключить их всех в одном монастыре на острове Проте, но Роман просил не оставлять его с теми, которые не потерпели его присутствия во дворце. Уступив этим просьбам, он удалил Стефана на остров Антигону, а Константина – на Теревинф.⁴⁹⁶ Сын Константина – Роман II набросил на себя тень насильственным пострижением своих сестер – Зои, Феодоры, Агафии, Феофано и Анны. Они были удалены царем из дворца в монастырь Каниклия (Είς τὰ Κανικλείου), где приняла монашество и София, супруга императора Христофора, и там пострижены. Несчастные принцессы много плакали, обхватив друг друга руками, припадая лицами друг к другу, – но не принесли пользы пустые слезы: Роман остался неумолим. Исполнителем его воли был Иоанн, игумен Студийского монастыря. Из вышеуказанного монастыря Зоя, Феодора и Феофано были переведены в монастырь Антиоха, а Агафия – в монастырь Мирелея. Царь позволил им жить в монастырях с царской роскошью.⁴⁹⁷ В монастыри заключались и другие высокопоставленные лица. Император Александр удалил в придворный монастырь Калипон (τῶν Καλυπῶν), а по другим – Кампа (Καμπᾶ), логофета Имерия, когда этот проиграл битву с сарацинами.⁴⁹⁸ По смерти Александра (913) на жизнь малолетнего его брата Константина был составлен заговор Константином Дукой, но – неудачно. Главный виновник его – Дука был убит, двое из участников – Григора и Лев Хиросфакт пострижены в Студийском монастыре, а третий – монах Эладик заточен в монастырь Далмата. Кара постигла и совершенно непричастную к заговору жену Дуки, которая также была пострижена.⁴⁹⁹ Особенно много было насильственных пострижений при Романе Лакапине. Сделавшись соправителем Константина Порфирогенета, он зорко следил за всеми своими врагами. В 921 г. он приказал постричь на острове Антигоне магистра Стефана Каламария, обвиненного в оскорблении величества, и его приближенных – Феофана Тихиота и Павла Орфанотрофа.⁵⁰⁰ Сакелларий Анастасий, виновный в одном заговоре против Романа, был пострижен в монастыре Елегмов (τῶν Ἐλεγμῶν).⁵⁰¹ Ректор Иоанн вынужден был вследствие подозрений царя удалиться от дворца в свой монастырь и постричься.⁵⁰² Другой Иоанн, патриций и анфипат, виновный в измене, бежал в монастырь Монокастанский (Μονοκάστανος μονή) и там постригся, а его сообщник Константин Воила постригся на горе Олимп.⁵⁰³ Были и другие случаи насильственного пострижения в неизвестных монастырях столицы и ее окрестностей.⁵⁰⁴

Но если в столице монашеская жизнь сосредоточивалась в рассматриваемые царствования главным образом в прежде основанных монастырях, то провинциальное монашество по-прежнему продолжало развиваться в смысле умножения и новых монастырей, и новых иноков. Этому развитию много содействовали несколько знаменитых подвижников этого времени, вышедших из среды провинциального монашества, живших и действовавших среди него. Первое – по времени – между ними место занимает св. Лука Элладский, «украшение Эллады, ее слава и венец». Он происходил из низшего класса населения и родился в конце IX в. в селе Кастории, в Македонии. Следуя своим аскетическим стремлениям, он еще в молодости оставил родителей, ушел в Афины и постригся здесь в одном монастыре. Но вытребованный матерью домой, он некоторое время жил в миру, а потом ушел на гору Иоанницу (Ιωάννιτζα) в Фокиде, построил здесь келлию и зажил трудной жизнью анахорета. После семилетнего пребывания на горе он вынужден был, вследствие нашествия болгар, бежать отсюда сначала на соседние острова, а затем в Коринф и Патры. На Иоанницу Лука возвратился только тогда, когда греки заключили с болгарами мир. Он был в это время уже великим подвижником и привлекал к себе многих любителей иноческого жития. Из учеников его были известны монахи Герман и Феодосий. Желая избежать общежития, Лука удалился в одно уединенное место – Калавион, а потом на дикий и бесплодный остров Ампелон; и там, и здесь он имел многочисленных последователей и полагал основания монашеской жизни. Слава его достигла даже столицы, откуда приходили к нему за наставлениями и люди высокопоставленные. Наконец, св. Лука удалился в место Сотирион в Фокиде, построил здесь келлию и сгруппировал вокруг себя многих сподвижников и учеников. В 942 г. стратег Эллады Кринит построил здесь церковь во имя св. Варвары. Около этой-то церкви и образовался мало-помалу монастырь св. Луки в Сотирионе, окончательное устройство которого совершилось уже после смерти его основателя († 946).⁵⁰⁵

Деятельность другого великого подвижника X в. – св. Павла Нового переносит нас в Малую Азию, к знаменитому в древности городу Милету, к лежащей близ него горе Латре. Утверждение монашества на горе Латре совершилось задолго до времени, в которое жил и действовал св. Павел. Знаменитый Иоанн Лествичник упоминает в своем творении о монахе Акакии, подвизавшемся в Келливарской пещере на Латре.⁵⁰⁶ В местности Филерим близ Латра некогда подвизались и монахи Синая и Райфы, успевшие бежать от постигшего их нападения и грозившего избиения сарацинского.⁵⁰⁷ На самой горе Латре в царствование Михаила Аморейского подвизался монах Афанасий. Бегая от господствующей ереси, он оставил Константинополь и прибыл на гору Латр, взошел на высокую скалу, почти касавшуюся облаков, нашел здесь небольшую природную пещеру и провел в ней 22 года затворником.⁵⁰⁸ Вследствие своего приморского положения Латр нередко подвергался нападению сарацин. Одно из таких нападений было вскоре после поселения вышеупомянутых синайских монахов, нашедших в Филериме безопасное и спокойное убежище. Добычей неприятелей сделались не только обитатели Филерима, но и все другие монахи, жившие в обителях, рассеянных по горе Латре; спаслись только те, которые скрывались на горе Врахиановой. Укрывшиеся здесь монахи после удаления сарацин воротились снова на свои прежние места в разных пунктах горы Латр, собрали трупы убитых и погребли их в пещере Келливарской.⁵⁰⁹ Второй раз латрское монашество пострадало от тех же врагов при императоре Феофиле. Сарацины разрушили жилища мирных подвижников, взяли всю утварь из их священных зданий и подвергли насилию самих обитателей горы.⁵¹⁰ Но бедствия от сарацин не уничтожили монашества на Латре. Напротив, после восстановления иконопочитания оно так здесь усилилось, что Латр получил наименование «святой горы (ἅγιον ὅρος)"⁵¹¹ – каковое название упрочилось впоследствии лишь за одним Афоном. Латрские подвижники славились святостью своей жизни по всей Византии. К одному из них – Иоанну приходил за благословением и молитвой патриций и стратег фракисийский Петрона, когда был поставлен императором Михаилом III во главе экспедиции против сарацин.⁵¹²

Латрское монашество процветало и в последующее время, особенно при императоре Романе Лакапине, щедрость которого коснулась и здешних монастырей. Тогда же началась деятельность на Латре и св. Павла. Он родился в городе Элее, в Малой Азии. Отец его служил во флоте и был в нем отдельным начальником (comes). Первоначальное образование Павел получил вместе с братом Василием в монастыре св. Стефана, во Фригии, близ местности Мерикаталии, куда переселилась мать Павла по смерти мужа. Старший брат Василий, достигнув совершеннолетия, против собственной воли и охоты должен был жениться, но тотчас же после брака оставил жену и родной дом, удалился на вифинский Олимп и поселился здесь в лавре св. Илии. Недовольный частыми посещениями родных и знакомых, узнавших о его пребывании, Василий скоро оставил Олимп, поселился временно на другой горе, называемой Аврахианом, или Врахианом, затем окончательно основался на горе Латре близ Милета. Сюда же через некоторое время он вызвал и Павла, поручил его попечениям и руководительству игумена монастыря Карийского – Петра, а сам возвратился на Олимп. Здесь он поселился в вышеупомянутой лавре преп. Илии и, избранный игуменом, подвизался в ней до конца своей жизни. Между тем Павел, стремясь к уединению и пустынножительству, оставил многочисленный Карийский монастырь и с одним из своих сподвижников – Димитрием поднялся на самую вершину горы Латра, спустился потом на южную ее сторону и, прибыв в лавру Келливарскую, ознакомился с братией ее и с пустынниками соседних пещер. Однако цель Павла была не в том, чтобы оставаться в общежитии: он разыскал в небольшом расстоянии отсюда незанятую и уединенную пещеру и поселился в ней вместе с Димитрием. Но Димитрий скоро ушел из пещеры и, встретившись с подвижником Матфеем, спасавшимся в уединении выше лавры Келливарской, стал жить вместе с ним. Через восемь месяцев Павел также оставил свою пещеру и поселился на одной высокой скале подле монастыря Спасителя. Здесь святой прославился великими аскетическими трудами и подвигами. Его высоконравственная жизнь привлекала очень многих любителей иноческой жизни. Из различных мест собирались они около Павла. Одни строили себе шалаши, другие выкапывали пещеры; возник и небольшой храм во имя архангела Гавриила. С большим вниманием к духовным потребностям и способностям каждого Павел разделял пришельцев на два разряда – на таких, которые избирают жизнь вполне уединенную и безмолвную, и таких, которые предпочитали общежитие. Тем и другим он преподавал правила относительно богослужения и подвигов. С течением времени число учеников Павла возросло настолько, что из них сам собою образовался новый монастырь. Он получил наименование Стила, или монастыря св. Павла. Павел был руководителем своего монастыря и часто сходил со своей горы ради душеполезной беседы с учениками и поощрения их к подвигам. Однако эти заботы доставляли Павлу много огорчений; душа его скорбела и стремилась к любимой тишине уединения. Он покинул все и тайно уехал на остров Самос. Здесь он поселился на верху горы, которая называлась Керкою. Но и тут к Павлу стали стекаться со всех сторон люди, ищущие спасения, отказывались от своего имущества и достояния и отдавали их в распоряжение избранного руководителя. Опять, по естественному ходу вещей, Павел сделался основателем новой лавры. Вследствие внушений со стороны Павла его почитателями были восстановлены на острове еще три старых монастыря, разрушенные раньше сарацинами. Таким образом, Самос трудами св. Павла украсился четырьмя монастырями. Между тем ученики Павла на горе Латре открыли местопребывание своего учителя и убедили его возвратиться к ним. Опять начались на старом месте, на верху горы Латра, подвижнические труды Павла, но зато и слава его стала распространяться по всей земле: о нем узнали обитатели старого Рима, критяне и болгары. Петр, господарь Болгарии, часто присылал Павлу благосклонные и даже смиренные письма и просил у него молитв. Римский Папа, до которого также дошли слухи о подвижничестве Павла, присылал в Малую Азию одного престарелого монаха с единственной целью собрать более подробные сведения о чудном греческом подвижнике. И византийский император Константин Багрянородный во многих случаях показывал свое доверие и благорасположение к святому и не раз посылал ему письма. Перед смертью преподобный написал правила иноческой жизни для своего монастыря и скончался в 955 г.⁵¹³

К середине X в. относится деятельность еще одного великого аскета – Илии Пещерника, вышедшего из среды южноитальянского монашества. По происхождению Илия принадлежал к одной богатой семье в городе Реджио в Калабрии.⁵¹⁴ Стремление к аскетической жизни в нем возбудил один монах того же города, заронивший своим обличением в душу впечатлительного юноши мысль о суетности всего земного. Находя подвижничество в монастырях родного города неудобным, он удалился в Рим и долгое время жил здесь под руководством одного благочестивого монаха – Игнатия. Возвратившись на родину, Илия избрал себе руководителем монаха Арсения, подвизавшегося в окрестностях Реджио, и принял от него пострижение. Арсений и Илия монашествовали по соседству с Реджио, в метохе городского монастыря во имя св. Лукии (τῆς αγίας Λουκίας).

Вследствие опасности от сарацин Арсений и Илия на некоторое время уходили из Реджио на Пелопоннес, в город Патры, и ознаменовали свое пребывание здесь основанием нового монастыря. По смерти своего руководителя Арсения, скончавшегося (ок. 903) в Реджио, Илия удалился сначала в Савлинский монастырь к Даниилу, ученику Илии Младшего, а затем в пещеру между Семинарою и селением Меликукка, служившую местом подвигов для благочестивого старца Косьмы и его ученика Виталия. В это время Илия уже достиг высокой степени духовного совершенства. Его подвиги сделали его известным повсюду. Со всех сторон к нему стали стекаться последователи. Как магнит притягивает железо, так и Илия привлекал к себе любителей отшельничества. Он принимал всех к нему приходивших, знатных и незнатных. Когда община братий увеличилась настолько, что пещера не вмещала всех, Илия избрал другую, большую, в той же местности и по соседству с первой, построил храм во имя апостолов Петра и Павла и, таким образом, устроил новый монастырь. В нем он игуменствовал до конца своей жизни, в нем и погребен († 960). Незадолго до смерти Илии его монастырь подвергся нападению сарацин, но чудесно был спасен от разорения по молитвам святого. Монахи тем не менее вынуждены были спасаться от врагов бегством в соседние горы. Вскоре после смерти Илии монастырь все-таки был взят сарацинами, разграблен, а монахи или перебиты, или уведены в плен.⁵¹⁵

Развитию византийского монашества содействовали и менее выдающиеся подвижники X века. Таков был преподобный Василий, основатель монастыря «Глубокой реки» – Profundi rivi, или Ad profundum rivum, μονὴ βαθέως ρύακος. Этот монастырь был посвящен Спасителю и выстроен в Вифинии, при Кийском заливе.⁵¹⁶ Преподобный был первым игуменом в своей обители, а после себя передал власть одному из учеников – св. Игнатию (963–975). В игуменство этих подвижников монастырь заключал в своих стенах многочисленное братство и был вполне благоустроен с внешней и внутренней стороны.⁵¹⁷ Современник этих подвижников Михаил Малеин (894–962) прославил своими подвигами вифинскую гору Кимин. Он принадлежал к знатной каппадокийской фамилии Малеинов, родственной Македонской династии. Потрясенный смертью императора Льва Философа, Михаил удалился на Кимин и постригся в монашество. Его подвиги привлекли к нему до 50 человек учеников, для которых он основал в местности Ксиролимни монастырь во имя Пресвятой Богородицы. В короткое время сюда собралось столько монахов, что пустыня сделалась многолюдным городом. Преподобный написал для них устав. К концу его жизни на Кимин собралось бесчисленное множество людей, так что на горе не было ни одного местечка, где бы не жили монахи.⁵¹⁸ В середине же X века на Пелопоннесе много содействовала процветанию монашества преподобная Марфа, игуменья монастыря Пресвятой Богоматери в городе Монемвасии, прославившаяся и высокой аскетической жизнью, и миссионерской деятельностью среди славян.⁵¹⁹

Из других монастырей, построенных в царствование Константина Багрянородного и Романа II, известны: монастырь во имя Богородицы τῆς Σουμελᾶς близ Трапезунта и монастырь Богородицы Пренепорочной (τῆς Παναχράντου) на острове Андросе, одном из Кикладских. Основание первого приписывается афинским монахам Варнаве и Софронию, которые чудесным образом были изведены из Афин на трапезунтскую гору Сумела.⁵²⁰ Что касается второго монастыря, то, по преданию, он был построен при содействии Никифора Фоки, когда последний был еще военачальником византийских войск. Передают, что Фока, отправляясь походом на Крит, был принесен противным ветром к острову Андросу. Здесь к нему подошли два монаха и просили помочь им построить монастырь в честь найденной ими чудотворной иконы Богоматери, обещая за это военачальнику победу. Победа действительно была одержана, и Фока исполнил просьбу монахов.⁵²¹

Под покровительством первых пяти императоров монахолюбивой Македонской династии византийский иноческий институт вырос к середине X века до громадных размеров. Монастыри были рассеяны по всему пространству Византийской империи; но главные их пункты находились в Константинополе, Фессалонике, Афинах, в особенности же на Афоне, Олимпе, Латре; ими усеяны были также многочисленные острова Пропонтиды и Архипелага; они проникли во все сокровенные уголки Балканского и Малоазийского полуостровов⁵²² и даже в пределы Италии. Весьма велико было и число монахов. Монашество насчитывало в своих рядах десятки и даже сотни тысяч любителей иноческого жития. Последние выходили из всех слоев византийского общества. Монашество принимали и императоры, и члены императорского дома, даже царские дочери; монашескую рясу надевали вельможи и высшие иерархические лица из белого духовенства;⁵²³ к ней тяготели лица из податных классов и рабы, убегавшие от своих господ. В монастыри поступали не только в одиночку, но даже целыми семьями, не только взрослые, но и несовершеннолетние. Словом, и при первых императорах Македонского дома почти вся территория Византийского государства была усеяна монастырями, a монахи не имели и счета. Вместе с тем монастыри владели весьма большими недвижимыми имениями, пользовавшимися привилегиями всякого рода. Казалось, монашество достигло крайнего предела своего развития и должно было остановиться на нем... Но при всем том монашество продолжало расти и увеличиваться. Византийцы «наперерыв стремились устраивать монастыри». Несмотря на то, что были «тысячи обителей, пострадавших от времени и нуждавшихся в помощи», они «всячески стремились разводить свои собственные монастыри». Постройка новых монастырей сделалась своего рода манией. Всякий, кто только имел возможность, считал ее чуть ли не главной своей обязанностью. Монастыри строили: императоры, патриархи, вельможи, чиновники, белое духовенство, лица монашествующие, стратиоты и крестьяне; строили их безразлично и мужчины, и женщины; строили, наконец, богачи и бедняки. Последние, в случае экономической несостоятельности, прибегали к корпоративности и воздвигали монастыри в сообществе с другими. При этом дело не обходилось и без злоупотреблений: многие строили монастыри по самым низким побуждениям – тщеславию, славолюбию, «дабы самоуслаждаться суетным титулом основателей». В результате же этого оказалось, что «число монастырей стало превосходить всякую потребность и меру», а «люди все еще продолжали обращаться к устройству монастырей». Несмотря на богатые владения, «монастыри каждый день приобретали тысячи десятин земли, строили роскошные здания, разводили превышающие всякое число табуны лошадей, стада волов, верблюдов и другого скота».⁵²⁴ Вместе с тем с каждым годом увеличивалась и убыль податного населения Империи – крестьян и стратиотов, которые в бегстве в монастыри находили спасение от «дыма податной системы». Казалось, что монашество своим постепенным, неудержимым развитием могло подорвать самые основания государственного быта и государственной силы Византии. Византийская гражданская власть второй половины X в. (в лице императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия) с этой точки зрения и взглянула на монашество своего времени. Постепенное умножение монастырей, сопровождавшееся уменьшением податного населения Империи и возрастанием количества привилегированной монастырской земли, было в ее глазах весьма опасным для государства. Оно не только отнимало у государства людей, подлежавших военному набору и составлявших главную платежную силу Империи, не только лишало государственную казну доходов с многочисленных монастырских земель, но и наносило чувствительный вред крестьянским общинным владениям. Дело в том, что принятие монашества крестьянином обыкновенно сопровождалось и пожертвованием принадлежавшей ему земли в пользу приютившего его монастыря. Из-за этого крестьянская община лишалась не только сочлена, несшего наравне с прочими гражданские повинности, но и участка земли, которая была главным источником крестьянского благосостояния. А так как такие передачи крестьянской земли в пользу монахов вследствие сильного стремления населения к иночеству были весьма нередки, то и опасность с этой стороны для крестьянских общин была немалая. Она была тем более нежелательна, что мелкие поземельные собственники вели в рассматриваемое время весьма упорную экономическую борьбу со светской аристократией властителей. Македонские императоры X в., понявшие весь вред для государства от уменьшения мелкой поземельной собственности и ставшие на защиту крестьян против властителей во всеоружии своей власти, естественно, не могли оставить без внимания и той опасности, которая грозила тому же крестьянству со стороны монашества. Нужно было ожидать, что они рано или поздно предпримут и против монахов какие-либо меры.

Инициатива в этом деле принадлежала императору Никифору Фоке (963–969). В 964 г. он издал новеллу, которой ставились преграды чрезмерному умножению монастырей и увеличению монастырских владений. Указав в начале этой новеллы на «явные болезни» времени – неумеренную страсть византийцев к постройке новых монастырей по побуждениям самого низкого свойства – тщеславию и славолюбию и на постоянное увеличение монастырских владений вопреки учению об аскетизме Спасителя и Апостолов и вопреки строгим требованиям добродетельной жизни, император продолжает: «...Желая искоренить зло этого богоненавистного славолюбия, стремясь делать добро ради одного Бога, а не из человекоугодничества, дабы не подпасть небесному возмездию, мы повелеваем, чтобы желающие быть благочестивыми и совершать дела пользы и человеколюбия следовали заповедям Христа и, продавая имущество, раздавали (цену его) нищим. Если же есть некоторые настолько любящие прекрасное и высокое (так мы называем их любочестие), что желают устраивать монастыри, странноприимные и сиротские дома, то никто им в этом не будет препятствовать. Но так как многие из прежде выстроенных монастырей пришли в упадок и даже близки к полному уничтожению, то пусть они (такие люди) прежде всего позаботятся о них, пусть дадут руку помощи поверженным на земле и на них докажут свою любовь к Богу. Если же, пренебрегая прежними монастырями, находящимися в означенном положении, и как бы закрывая на них глаза, а сказать по-евангельски – проходя мимо, они (ревнители) все-таки будут стремиться к постройке других – новых зданий, то мы не можем похвалить такого дела и даже совершенно не можем допустить его, видя в нем и считая его не иным чем, как любовью к суетной славе и явным безумием. Что же касается способов, которыми может быть осуществляема забота о старых, нуждающихся в помощи монастырях, то мы не требуем, чтобы им были жертвуемы поля, поместья или здания (ибо таковых существует за ними уже довольно от прежнего времени), но (желаем, чтобы лица, имеющие в виду угодить Богу), продав поля и поместья, которыми владеют, каким угодно мирским людям, снабжали пренебреженные и упавшие монастыри, а также их по недостатку обработки втуне лежащие земли надлежащими средствами, т. е. доставляя им рабов, волов, стада овец и другого скота. Ибо если мы будем отдавать им самые поля и угодья, которыми владеем, то при существующем законе, запрещающем продавать собственность священных зданий и церквей, мы придем к прежнему положению и оставим бедствующие и покинутые монастыри без всякой действительной помощи, так как за отсутствием денег и рук они не в состоянии будут предпринять что-либо полезное на своей земле. Итак, отныне да не позволено будет никому жертвовать поля и поместья монастырям, богодельням и странноприимницам или же митрополитам и епископам, так как это нисколько не приносит им пользы. Если же некоторые из прежних монастырей или богоугодных домов пользовались столь малым о себе попечением и находились в таких дурных руках, что остались совершенно лишенными угодий, то таким и впредь не будет препятствия приобретать достаточествующее с ведома и рассмотрения царского. А строить в пустынных местах келлии и так называемые лавры, которые не стремятся к приобретению имений и других полей, а остаются в пределах только собственной своей ограды, мы не только не воспрещаем, но, напротив, считаем делом похвальным».⁵²⁵

Сущность новеллы императора Фоки сводилась, таким образом, к следующим пунктам: в ней запрещалось строить новые монастыри и делать в пользу старых наиболее обычные пожертвования и вклады. Позволялось лишь воздвигать келлии и лавры, но в местах пустынных, и делать приношения монастырям бедным, но не более того, сколько требует необходимость, и лишь с ведома и разрешения царя.

Издав этот закон, Никифор Фока первый же пытался и применить его на деле. Но факты, в которых выразилась деятельность императора по отношению к монашеству, показывают, что он не вполне и совершенно осуществил его. Правда, Кедрин говорит, что Фока окончательно отменил (τέλεον ἐκκόψας) дары, назначенные некоторыми благочестивыми императорами монастырям,⁵²⁶ но не прибавляет, на все ли без исключения обители было распространено это распоряжение царя или только на городские и богатые, против которых прежде всего и был направлен закон 964 года. Обращаясь же к другим известиям о Фоке, заключающимся в уставе св. Афанасия Афонского, можно видеть, что император был далеко не таким ригористом в отношении к монашеству, каким он показал себя в новелле 964 года и каким отчасти изображает его Кедрин. Никифор, по словам знаменитого устроителя афонского монашества, был «пламенным ревнителем и любителем» монашеской жизни. Побуждаемый божественной ревностью, он построил многие обители (ἀσκητήρια συνεχῆ) на горе Кимине и поселил в них монахов; он заботливо (ἀφθόνως) удалял от них нужду в необходимом частью лично – через собственные богатства, а частью – посредством своих ходатайств к последующим царям; он помогал и содействовал им тем, что назначил годовое жалование (ρόγας ἐπετείους) и весьма охотно делал обычные приношения и дары в их пользу. Свою щедрость и благосклонность он распространил и на монахов горы Олимпа.⁵²⁷ Известно также, что главный афонский монастырь – лавра св. Афанасия – возник при содействии Фоки. Император Никифор и сам был не чужд монашеских наклонностей. Еще будучи простым военачальником, он вел жизнь самую воздержную – постился, бодрствовал, посещал монастыри; часто (συνελῶς) бывал он между прочим в монастыре своего дяди Михаила Малеина на горе Кимине. Здесь он познакомился с будущим устроителем афонского монашества – св. Афанасием и имел к нему весьма большое расположение. Фока даже однажды открыл Афанасию о своем намерении постричься в монашество и о препятствии к тому от царя.⁵²⁸Сделавшись императором, Никифор дал было обещание сохранять во всем обычную умеренность, уклоняться от брачного союза и употребления мяса. Заветной его мечтой и в это время было принять монашество в какой-нибудь св. обители, и он немало жалел о том, что царское достоинство несовместимо с монашеским званием. Царь отказался от своего образа жизни и своей мечты только под влиянием советов монахов, которые руководили его жизнью и которых он особенно почитал.⁵²⁹ Когда же один монах предсказал Никифору близкую смерть, он предался большому смирению: спал на полу, подстилая барсовую кожу и покрываясь мантией своего дяди – монаха Михаила Малеина, вел жизнь самую умеренную и т. п.⁵³⁰

Сопоставляя законодательные распоряжения Никифора Фоки с его личными отношениями к монахам, как они изображаются Афанасием Афонским и отчасти Львом Диаконом, нельзя не заметить некоторого, по-видимому, резкого противоречия между тем и другими. С одной стороны – враждебный монашеству закон, запрещающий строить новые монастыри и делать в пользу старых пожертвования и вклады, а с другой – пламенная любовь к монахам, постройка многих монастырей и самое искреннее тяготение к пострижению. Противоречие обостряется тем, что создано документами, не подлежащими никакому сомнению. Но, думается, его можно несколько сгладить. Дело в том, что закон 964 года был издан по мотивам не религиозным, а государственным. Он был направлен не против монашества как самостоятельного церковно-общественного института, имеющего свой raison d’être, свои идеалы, свои цели и задачи, а против злоупотреблений, внесенных в него средой и временем, – злоупотреблений, нарушавших социально-экономическое равновесие в стране и вредно отражавшихся на государственных интересах Империи. Другими словами, он имел целью лишь защитить крестьянскую общину от вреда, наносимого ей чрезмерным размножением монашества, и касался последнего только в его ненормальном отношении к крестьянству; внутренняя же сторона монашества, его идеалы, строй и пр. остались вне компетенции этого закона. Поэтому с точки зрения законоположения 964 года на Никифора Фоку нужно смотреть, как на императора, как на правителя государства, поставленного на страже его благосостояния. Заняв византийский престол, Никифор не мог не заметить, как много страдает крестьянская община, а с ней государство, от чрезмерного умножения монашества. Он видел, какой вред и стеснения терпят крестьяне от монастырей, до какого излишества доходит стремление монастырского землевладения увеличиваться за счет крестьянских участков, как падало постепенно крестьянское благосостояние. Он видел все это и был поражен опасностью, которая угрожала благосостоянию и государства... Со всей силой своей воли и энергией характера он выступил на защиту крестьянской общины, смело и прямо указал зло и действительные средства для противодействия ему. Но Никифор был набожен и религиозен. Как истинный сын своего века, он почти до страсти был расположен и к монашеству. Еще до занятия престола он много раз доказывал свою любовь к монахам и даже строил монастыри. Но его воззрения на монашество были не похожи на воззрения большинства его подданных. Он ревновал вовсе не о том монашестве, которое похвалялось обилием новых монастырей, в большом числе воздвигаемых и в городах, бесчисленным сонмом любителей иноческого жития и безмерным любостяжанием. Такой взгляд, по понятиям Никифора, был «болезненным». Монашеские воззрения самого императора имели в своей основе учение Христа Спасителя, предостерегавшего от излишнего стяжания, св. Апостолов, заповедовавших полную свободу от мирских попечений, и св. древних пустынных подвижников, «жизнь которых была до такой степени проста, как будто они жили одной душой и уже достигли бестелесности ангелов».⁵³¹ Монашеский идеал царя воплощался в одном из его современников, великом аскете всех веков – св. Афанасии, устроителе монашества на горе Афоне, вдали от мира, среди пустынных мест, лишь с необходимым материальным обеспечением. О таком именно монашестве и ревновал Никифор еще до занятия престола, к нему-то и имел пламенную любовь. Но император не имел нужды изменять своих благосклонных отношений к такому монашеству и после занятия престола и даже после издания закона 964 г., хотя с первого взгляда и представляется, что, издав антимонашеский закон, он должен был порвать всякую связь со своей прежней, в пользу монашества, деятельностью. Дело в том, что монашество, как понимал его Никифор, вовсе не представлялось опасным для государства с той стороны, в защиту которой был направлен закон 964 г. Крестьянская община и свободные крестьянские участки не могли подвергаться никакому стеснению от монахов, живших в пустынях, вдали от сел и городов и – главное – с самыми ограниченными материальными средствами. И монахи, и крестьяне при таких условиях могли существовать и процветать без взаимного обременения. Поэтому закон 964 г. не только не восстает против такого монашества, но и рекомендует его вниманию подданных предпочтительно перед той формой подвижничества, которая имела наибольшее среди них распространение. Итак, принципиального противоречия между законом 964 г. и монахолюбивой деятельностью императора Фоки нет.

Что касается частных проявлений этой деятельности, то для правильного взгляда на них не следует упускать из внимания основной цели закона 964 г. С этой точки зрения не окажется резкого противоречия этому закону ни в постройке монастырей, ни в материальном их обеспечении. Никифор строил монастыри, во-первых, вдали от сел и городов, в местах пустынных (на горах Кимине, Олимпе и Афоне) и притом на свой или государственный счет; во-вторых, он обеспечивал их деньгами, но не землей, урезываемой от крестьянских участков, как практиковалось раньше. Такой порядок дел не наносил ущерба крестьянскому землевладению, в защиту которого собственно и был направлен закон 964 г. Таким образом, свидетельство св. Афанасия Афонского о постройке и обеспечении Никифором монастырей не стоит в прямом противоречии с законом 964 г. Если и можно усматривать какое-либо разногласие между тем и другим, то лишь в том, что Никифор, вопреки своему строгому закону, слишком, может быть, много строил новых монастырей и слишком, может быть, щедро наделял их деньгами. В этом смысле и можно сказать, что он не осуществил своего же закона, который позволял строить лишь келлии и лавры, обеспечивать лишь бедные монастыри, и притом только в необходимом. Но не следует забывать, что Никифор был сыном своего набожного времени, почти идеальным в религиозном отношении детищем византийского средневекового общества. Его непоследовательность в отношении к монашеству не только понятна, но по тому времени и естественна. Для историка было бы более странным то явление, если бы Никифор, этот религиознейший и монахолюбивейший человек, почти идеальный в этом отношении сын своего времени и общества, имевший непреодолимую склонность к монашеству и много раз еще до занятия трона доказывавший свою любовь к инокам, – если бы он, заняв престол, вдруг порвал всякую связь со своей прошедшей в пользу монашества деятельностью и стал бы в решительную оппозицию к монахам.

Как бы то ни было, но закон 964 г., так смело высказанный императором Никифором Фокой, не достиг своей цели: монастыри и в его царствование строились так же, как строились раньше, обогащались, если не поместьями и полями, то деньгами, а иноческий чин по-прежнему увеличивался с каждым годом. Главная причина неуспеха распоряжения Никифора заключалась в его несоответствии духу времени. Крас- норечивейшим доказательством в этом случае может служить император Никифор Фока: издав закон против монашества, он, однако, и сам не мог выполнить его вполне и совершенно,– не мог показать, что он сам и впереди всех стоит на страже своего же закона.

В подобном же отношении к этому закону стоял и преемник Фоки – Иоанн Цимисхий (969–976). Цимисхий вообще благосклонно относился к монашеству и даже строил монастыри, хотя законоположение 964 г. и при нем оставалось в силе.⁵³² В начале своего царствования он построил новый монастырь – Дамидийский (Δάμιδος) в феме Армениакской, куда и заключил Феофано, вдову Никифора Фоки.⁵³³ Он нередко посещал знаменитую монашескую гору Олимп в Вифинии⁵³⁴ и по смерти патриарха Полиевкта (970) избрал на Константинопольскую кафедру олимпийца Василия, человека весьма добродетельного, с детства посвятившего себя монашеству.

Но если сам Никифор Фока, а потом его преемник Иоанн Цимисхий оказались бессильными в борьбе с духом времени, то их подданные не делали и опыта этой борьбы: они без сопротивления подчинялись тому течению, которое составляло характерную особенность их эпохи и которое побуждало византийцев почти поголовно оставлять мир и заключаться в монастырях. Поэтому постройки новых монастырей и при Никифоре и Цимисхии шли своим чередом, хотя справедливость требует сказать, что мы не знаем ни одного известия о прямом нарушении закона 964 г., т. е. о том, что новооснованные монастыри снабжались крестьянскими и иными землями и недвижимыми имениями... В 964 г. один из родственников императора Никифора – Иоанн Лампардопул, философ и протосикрит, имея добрую душу и движимый ревностью и пламенной любовью к божественному, воздвиг с основания мужской монастырь во имя Пресвятой Богородицы близ местности Димистианы (Δημηστιάνη), в митрополии Древних Патр, в Пелопоннесе, и назвал его монастырем Философа (μονὴ τοῦ Φιλοσόφου). Ктитор построил при монастыре храм, келлии и все потребное для хозяйства. Он пожертвовал в монастырь священную утварь и сделал некоторые другие приношения, обещав и впоследствии не оставлять монастырь своими милостями. После постройки монастырь, по просьбе Иоанна, был принят патриархом Полиевктом (964) в число ставропигиальных.⁵³⁵ Патриарх Василий, когда был оклеветан перед царем Иоанном Цимисхием в измене и вынужден был оставить патриаршество, удалился (974) в монастырь на реке Скамандре, который он сам же и построил.⁵³⁶ Около 974 или 975 г. в Афинах был построен монастырь св. Иоанна Предтечи, названный монастырем τοῦ Κυνηγοῦ по имени своего основателя; он назывался еще монастырем τοῦ Κυνηγοῦ τῶν Φιλοσόφων, вероятно, также от имени ктитора.⁵³⁷ К царствованию Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия приурочивается утверждение монашества на острове Кифере. Виновником его был монах Феодор, пришедший сюда – по одним источникам – в царствование Фоки, а по другим – Романа II – из Монемвасии. Нашедши остров совершенно необитаемым и весьма удобным для духовного созерцания, он избрал его местом своих подвигов и прожил здесь одиннадцать лет. Подвижник был совершенно одинок до самой своей смерти. Когда он уже скончался, остров посетили для охоты некоторые мужи с соседнего материка, из владений одного спартанского деспота (δεσπότης τῆς Λακωνικῆς Σπάρτης). Случайно они набрели на непохороненные останки святого подвижника, лежавшие близ одной часовни и носившие на себе знаки божественного прославления,⁵³⁸ тотчас возвратились домой и объявили о виденном деспоту. Последний, движимый чувством религиозности, построил на месте часовни весьма большой и красивый храм и основал близ него монастырь. Чудеса, совершавшиеся от мощей святого, привлекали в монастырь многочисленных постриженников. Нередко в монастыре находили спасение бежавшие от тирании архонтов.⁵³⁹ Особенно много содействовал подъему монашеской жизни при Фоке и Иоанне монах Никон Метаноите (Μετανοεῖτε), прославившийся своими апостольскомиссионерскими трудами. Он был родом из провинции Pontus Polemoniacus, в Малой Азии, и происходил от знатных и добродетельных родителей. Следуя своим монашеским склонностям, он рано оставил родительский дом и поселился в монастыре Золотая Скала (Aurea Petra) на границе Понта и Пафлагонии. Здесь Никон прожил двенадцать лет и оставил монастырь с твердым намерением идти и проповедывать покаяние и имя Христово среди людей, не имевших или не знавших ни того, ни другого. В продолжение первых трех лет Никон возвещал свое μετανοεῖτε – покайтесь по разным странам Малой Азии, а затем, когда Крит был освобожден от власти сарацин (961), сделал полем своей миссионерской деятельности этот остров. Его проповедь имела большой успех. Остров быстро обратился из языческого в христианский, украсился храмами и монастырями. Совершив здесь свое святое и великое дело, Никон перенес деятельность в Аттику и Пелопоннес. Он прошел с проповедью покаяния и имени Христова город Дамалу, или Эпидавр, острова Саламин и Евбею, Афины, Фивы, Коринф, Аргос, Навплию, Мефону и наконец достиг Лакедемона. Всюду он распространял правила христианской жизни и аскетизма, всюду оставлял последователей, действовавших в духе своего учителя.⁵⁴⁰ Город Лакедемон был последним местом деятельности преп. Никона. Здесь святой основал мужской монастырь, причем лакедемоняне много содействовали ему в этом деле своими чрезвычайно богатыми и обильными приношениями. Монастырский храм был выстроен с таким великолепием, что его мраморные колонны и живописные изображения смело можно было сравнить, по словам биографа Никона, с произведениями Фидия, Зевксиса и Полигнота. Вполне благоустроив этот монастырь, Никон скончался (998) при всеобщем почете, на верху славы и величия.⁵⁴¹

Новеллой 988 г. император Василий Младший Болгаробойца (9761025) формально и окончательно отменил законоположение императора Никифора Фоки, которым запрещалось строить новые монастыри, а существовавшим монастырям – приобретать новые имения. «От монахов, засвидетельствовавших себя благочестием и добродетелью, и от многих других людей наше от Бога царство узнало, что законоположение о Божьих церквах и богоугодных домах, изданное киром Никифором, занявшим царство, сделалось причиной и корнем настоящих бедствий, (причиной) ниспровержения и смятения этой вселенной, так как эти законы направлены к оскорблению и обиде не только церквей и богоугодных домов, но и самого Бога. Все другое, а также и сам опыт утверждает нас (в такой мысли); ибо с тех пор как это законоположение вошло в силу и до настоящего дня никакой, даже самомалейшей удачи мы не встретили в нашей жизни, но, напротив, не осталось такого вида несчастья, которого мы не испытали бы. Посему настоящей, подписанной нами благочестивой грамотой мы постановляем, чтобы с настоящего дня сказанное законоположение считалось недействующим и оставалось впредь отмененным и не имеющим силы. Вместо того пусть вступят опять в действие те законы о Божьих церквах и богоугодных домах, которые прекрасно и боголюбиво были изданы незабвенным нашим дедом,⁵⁴² а также его отцом⁵⁴³ и дедом...».⁵⁴⁴

Этим распоряжением императора Василия византийское монашество формально и снова было поставлено в благоприятные условия существования, в каких оно находилось при первых императорах Македонского дома. Вместе с тем им осуждалась та политика в отношении к монашеству, держаться которой желали императоры Никифор Фока и Иоанн Цимисхий, пытавшиеся уменьшить количество монахов, монастырей и монастырских владений. Такая политика оказалась несоответствующей духу времени, а потому и неосуществимой. Опыт предшествующих императоров убедил Василия не только в бесполезности, но и в невозможности всяких антимонашеских распоряжений. С другой стороны, Василий видел, что благосостоянию государства угрожает не столько необыкновенное размножение монастырей, монахов и монастырского землевладения, сколько весь политический и, особенно, социально-экономический быт Византии, содействовавший чрезмерному развитию монашества. Следовательно, бороться нужно было не с монахами и не против монастырей, которые сами по себе не представляли ничего враждебного государству, а с теми условиями государственного быта, которые делали монашеский институт опасным для благосостояния Византии. Василий хорошо понимал это, поэтому свою знаменитую новеллу 996 г., «самый любопытный и поучительный документ из всего собрания византийских государственных актов», он направил не столько против монастырей и монастырского землевладения, сколько против сословия властителей как главных виновников социально-экономических неурядиц в государстве.

После 988 г., когда формально был отменен антимонашеский закон императора Никифора Фоки, весь византийский мир был объят, по словам Папарригопула, как бы монашеским пиром.⁵⁴⁵ Не довольствуясь существовавшими монастырями, византийцы в большом количестве строили новые. Монастыри стали строиться в самых отдаленных уголках Империи. В городах же они появлялись в местностях людных, наполняли частные здания, и особенно в столицах дворцовые, устраивались при приходских церквах и т. п. Весьма многие вельможи строили свои собственные монастыри, чтобы в старости иметь тихое пристанище после бурно проведенной жизни. «Любовники строили монастыри для своих любовниц, больные – по случаю выздоровления».⁵⁴⁶ Люди сколько-нибудь зажиточные строили монастыри для того, чтобы иметь там место вечного упокоения своих бренных останков. Строили монастыри и люди убогие, прибегая, в случае несостоятельности, к помощи других. «Вот какой-нибудь крестьянин, – говорится в новелле Василия Болгаробойцы от 996 г., – строит на собственном своем месте церковь и приписывает к ней, с согласия своих односельчан, собственный участок, затем делается сам монахом и поселяется при ней (церкви) до конца своей жизни; далее так же поступают еще один и другой крестьянин, и таким образом набралось там два и три монаха. Этих трех монахов достаточно; после их смерти местный митрополит или епископ захватывает церковь, присваивает ее себе и называет монастырем».⁵⁴⁷ Как ни незначительны были по числу монахов эти крестьянские монастыри, однако император, ввиду сохранения возможной для них самостоятельности, запретил в новелле 996 г. Местным епископам и митрополитам приобретать власть над такими монастырями и предоставил их в распоряжение «убогих» ктиторов.⁵⁴⁸ Наряду с монастырями, в которых число монахов не превышало трех, существовало немало таких монастырей, которые имели не более 8–10 монахов. Особой новеллой (975–996)⁵⁴⁹ Василий Болгаробойца признал за такими монастырями полное право на существование, если только они владели достаточной для собственного содержания землей. В новелле от 996 года он вторично коснулся этих монастырей и приказал, чтобы они были под ведением местных митрополитов или епископов, которым не запрещалось дарить и передавать их во владение другим лицам по собственному усмотрению. Делать же новые приобретения, а также увеличивать число монахов таким монастырям не дозволялось.

Вместе с умножением монастырей при Василии Болгаробойце умножался, конечно, и монашеский чин. Греческий историк Папарригопул говорит, что одно только войско тогда лишалось бесчисленного множества людей (αi πολλαὶ μυριάδες), которые безвозвратно убегали в монастыри.⁵⁵⁰ Росту монашества этого времени немало содействовал св. Симеон, Новый Богослов, один из великих подвижников рассматриваемой эпохи. Он родился в пафлагонском селении Галате от знатных и богатых родителей. По окончании образования в Константинополе он был представлен царям Василию II и Константину VIII и включен ими в чин царедворцев. Но Симеона мало занимало то, что он стал одним из царского синклита. Его искренним желанием, лелеянным с детства, было поскорее посвятить себя монашеской жизни. В продолжение шести лет он приготовлял себя к иноческому званию под руководством опытного старца Симеона, а потом был включен в число братии Студийского, а после св. Маманта монастыря в Константинополе. Через два года сделан был игуменом. Одним из дел, прославивших Симеона в этом звании, было возобновление монастыря св. Маманта. Он обновил монастырские постройки, постлал мраморный пол, украсил новыми иконами и утварью. Но более всего он был славен высоконравственными подвигами. Они приобрели ему всеобщую известность. К нему толпами приходили ревнители иноческой жизни, и многие не возвращались в мир. Через некоторое время Симеон вынужден был оставить монастырь, который он привел в самое цветущее состояние, и удалиться из столицы. Он поселился близ Константинополя, во владении архонта Христофора Фагуры. Последний был очень обрадован, услышав о пришельце. Он поспешил доставить ему удобное помещение близ церкви св. Марины и обеспечил его содержанием. Мало того – он подарил ему часть своего поместья для основания здесь монастыря. И монастырь, действительно, скоро был построен при содействии Фагуры и многочисленных столичных друзей преп. Симеона. Собрав в нем братство и вполне благоустроив его, Симеон удалился в уединение и скончался около 1020 г.⁵⁵¹

Из других монастырей, получивших начало в царствование Василия II, известны: монастырь во имя Богородицы на Олимпе вифинском, носивший название «Красивый Источник (Ἡ ὡραία πηγή)»; он был построен в складчину неким монахом Николаем на месте, где ему явилась Богородица;⁵⁵² монастырь во имя Богородицы в Дафне (ἐν Δάφνῃ), недалеко от Афин, называемый Ἡ Θεοτόκος τὸ Δαφνίον, или просто Δαφνίον и Δαφνί, а также Παναγία τῶν Βλαχέρνων; он был построен на развалинах языческого храма Аполлона и, по всей вероятности, самим Василием Болгаробойцей. Последний был в Афинах весной 1019 г., по окончании войны с болгарами, и очень возможно, что в благодарность за победу над врагами он воздвиг здесь и монастырь в честь Богоматери, чествованию которой жители Афин преданы были с особенным усердием.⁵⁵³ Монастырский храм был во имя Успения Богоматери, а сам монастырь – мужским.⁵⁵⁴ К началу же XI в. относится возникновение по соседству с Афинами монастыря св. Исповедников (τῶν Ὁμολογητῶν) на реке Илиссе⁵⁵⁵ и монастыря Καισαριάνη с храмом во имя Введения Богородицы, на склоне горе Гимитта.⁵⁵⁶ Тогда же некоторые монахи во главе с Максимом основали монастырь во имя мученика и аввы Иакова близ Γαλιτίτζας в фессалоникийской митрополии,⁵⁵⁷ а монах Никодим построил монастырь близ Лакедемона.⁵⁵⁸

Но особенно блестящего состояния к концу X и началу XI в. достигло южноитальянское монашество. Еще к концу IX столетия византийцы совершенно отвоевали назад у арабов Апулию, область Отранто, Василикат и Калабрию. Для греческого монашества этих провинций тогда же наступил золотой век. Под покровительством первых македонских императоров иноческий институт опять достиг здесь такого же состояния, какое он пережил до мусульманских нашествий. Особенно много монастырей было в Калабрии, которая представляла как бы один сплошной монастырь. Здесь от начала иконоборчества до конца X в. было построено до 200 монастырей.⁵⁵⁹ По значению для монашества эту провинцию сравнивают с Нитрийской пустыней и Египтом.⁵⁶⁰ Выходцы из калабрийских монастырей распространяли аскетические идеи по всей Италии. Они возжигали монашеские стремления от Сицилии до Рима, всюду строили монастыри и основывали аскетические общины. Их ревности не останавливали нередкие набеги на южные провинции Италии мусульманских орд, сопровождавшиеся разрушением монастырей и избиением монахов. Каждый раз после таких набегов они принимались за постройку монастырей и проповедь аскетизма с удвоенной энергией. Они смело водворялись даже в пределах мусульманских владений в Сицилии и настойчиво поддерживали здесь монашескую жизнь. В конце X и начале XI в. подъему монашеских идей среди населения Южной Италии содействовал целый ряд высоконравственных подвижников, имена которых всегда будут памятны в истории византийского монашества. Он открывается св. Лукой Арментским. Лука проходил первые подвиги иночества в монастыре св. Филиппа Агирского в Сицилии, своей родине, близ горы Этны, а потом в Калабрии в пещере св. Илии Спилеота, который, наподобие солнца, сиял своим учением и подвигами по всей Калабрии, окруженный своими многочисленными учениками как бы хором звезд. Около 959 г. Лука удалился в крепость Ною, в пределах Лукании, поселился близ одной часовни – во имя апостола Петра и основал здесь новый монастырь. Избегая славы человеческой, Лука около 966 г. скрылся в древний, полуразрушенный монастырь св. Юлиана в Базиликате при реке Агрии. Но и здесь к нему собралось громадное число желавших спасения. Лука принял их в свой монастырь, для чего восстановил и увеличил его. Спокойная жизнь св. Луки и его учеников была встревожена в 969 г. нашествием на греческие области Южной Италии германского императора Оттона I. Лука искал убежища в крепости Арменте в Базиликате, построил здесь храм во имя Богоматери и апостола Петра и основал новый монастырь. Здесь Лука провел последние годы жизни и скончался в 993 г. Таким образом, св. Луке были обязаны своим происхождением три монастыря: св. Петра в Ное, св. Юлиана и Арментский. Но ими одними не исчерпывается ктиторская деятельность св. Луки. По словам его биографа, он был строителем, а лучше сказать – восстановителем многих монастырей, хотя сам биограф указывает только на три примера. И действительно, св. Луке приписывается еще основание монастыря Карбонского во имя св. Илии в Базиликате.⁵⁶¹ Не без его же участия совершилось устройство женского монастыря во имя Богоматери в Арменте, в котором подвизалась и игуменствовала его сестра монахиня Екатерина.⁵⁶²

Одновременно с Лукой Арментским жил и действовал в среде южноитальянского монашества св. Виталий Сицилийский. Первые годы его монашеской жизни прошли, вероятно, в вышеупомянутом сицилийском монастыре св. Филиппа Агирского. Затем он путешествовал по монастырям Рима, Калабрии, вторично подвизался в продолжение двенадцати лет в сицилийском монастыре св. Филиппа, основал небольшую монашескую общину в Калабрии, в одном диком и необитаемом местечке (Petra Roseti), побывал в монастырях – св. Юлиана в Базиликате, св. Илии, называемом Мисанелли (в Калабрии), и Арментском и наконец утвердился в одной пещере близ крепости Армента. Нашедши по соседству с этой пещерой заброшенный храм во имя свв. Адриана и Наталии, он восстановил его, собрал братство и основал монастырь. В 986 г. монастырь Виталия подвергся сарацинскому нашествию; монахи от страха все разбежались из монастыря; сам Виталий, не пожелавший оставлять обители, подвергся от врагов жестоким истязаниям. Сарацинское нашествие заставило, однако, и его оставить впоследствии свой монастырь. Он подвизался в пределах города Турренсия, где его родственник Илия устроил обширный монастырь Туррийский в честь и славу Божью, а затем в пределах Раполлы в Базиликате. Прежние его сподвижники, когда узнали о новом его местопребывании, все прибыли в Раполлу и образовали новый монастырь Раполлский. В нем св. Виталий и скончался († 994).⁵⁶³

К десятому же веку относится деятельность монахов: Антония († 980), прославившего монастырь Локрский близ Гиераце, в Калабрии,⁵⁶⁴ Никодима († 990), игумена монастыря Маммолы в Нижней Калабрии,⁵⁶⁵ Иоанна, игумена одного из монастырей св. Меркурия, находившихся на берегу Тирренского моря, близ крепости Пальмы,⁵⁶⁶ Николая († 966) из монастыря Стила,⁵⁶⁷ Фомы, игумена монастыря Терретского в Калабрии,⁵⁶⁸ Саввы († 995), игумена монастыря Филиппа Агирского в Сицилии,⁵⁶⁹ св. Петра Спины⁵⁷⁰ († 1005), прославившего монастырь Цианский в Нижней Калабрии близ города Цианы,⁵⁷¹ Онуфрия, основавшего в 995 г. монастырь в Нижней Калабрии, удержавший имя своего ктитора,⁵⁷² и св. Фантина. Фантин в младенчестве был посвящен родителями Богу⁵⁷³ и восьми лет отдан в монастырь. Около 938 г. он был игуменом монастырей св. Меркурия, основание которых ему и приписывается. В монашестве Фантин провел около 70 лет и скончался в 970 г. в Фессалонике.⁵⁷⁴

Но самым знаменитым деятелем из всей многочисленной плеяды великих южноитальянских аскетов бесспорно был св. Нил Россанский. Нил родился в 910 г. и принадлежал к одной из знатных греческих фамилий города Россано, в Калабрии. Он с детства почувствовал склонность к монашеской. жизни, однако до 30-летнего возраста оставался в миру, нес обязанности декуриона, был женат и даже имел свой период заблуждений. Смерть жены заставила его углубиться в самого себя, оплакать свои грехи и радикально изменить образ жизни. В 940 г. он постригся в монастыре св. Назария близ Семинары и удалился на жительство в один из монастырей св. Меркурия, близ Пальмы, у моря Тирренского. Здесь он подвизался под руководством св. Фантина. Он обнаружил такую высокую степень повиновения, смирения, умерщвления страстей и созерцания, что сподвижники дали ему наименование второго Павла, назвав Фантина новым Петром. Незадолго до 951 г. Нил, с согласия старших и во исполнение своего пламенного желания, избрал отшельническую жизнь и поселился в соседних скалах, в найденной там пещере с часовней во имя архистратига Михаила. Здесь он прославил себя новыми подвигами. За святость жизни его чтили не только цари и архонты, патриархи и архиереи, свои и чужие, но даже сарацины, для которых имя великого аскета было синонимом высокой праведности. Когда Нил спокойно жил в своем уединении, над Калабрией с силой разразилась буря мусульманских нашествий (951 и 952). В одно из них были разрушены монастыри св. Меркурия, монахи которых вынуждены были спасаться от врагов бегством. Часть неприятельских солдат поднималась даже до пещеры Нила, который скрылся со своими учениками в чащу соседнего леса. Они похитили из жилища подвижника все находившиеся там жалкие предметы домашнего обихода, до власяницы включительно. После этих событий Нил решился возвратиться в Россано, свою родину, где он мог быть в большей безопасности. Он построил в одном глухом месте близ города часовню во имя св. Адриана, надеясь подвизаться в одиночестве. Однако сюда скоро явились новые подвижники и просили Нила принять их в общежитие. Их собралось до десяти человек, и Нил превратил часовню в монастырь. Когда число братий увеличилось, Нил поставил во главе их монаха Прокла († 975), а сам жил преимущественно анахоретом. В то же время Нил благоустроил в Россано женский монастырь св. Анастасии, основанный Ев- праксием, царским судьей фем Лонгобардии и Калабрии. Так как этот монастырь, за отсутствием Евпраксия, пришел в ветхость и разрушение, Нил возобновил его здания, собрал сюда достойных монахинь, назначил достойную игуменью. Вполне реставрировав обитель, Нил просил жителей города не оставлять ее без внимания и содействовать ее благосостоянию.⁵⁷⁵ Между тем сарацины сделали новое нападение на Калабрию. При приближении мусульман Нил удалился со своими сподвижниками в крепость Россано, которой враги не осаждали. В монастыре для его охранения остались только три монаха; обитель была разрушена, а иноки уведены в плен в Сицилию. Святой захотел их выкупить. Собравши 100 золотых монет, он послал их сицилийскому эмиру Абул-Казему, адресовав ему и письмо с изложением просьбы. Россанский монах, посланный Нилом, был принят в аудиенции эмиром, который благосклонно выслушал его просьбу. Затем эмир велел сделать перевод письма, подивился его выражениям и объявил, что оно написано истинным другом Божьим. Он возвратил монахов без выкупа, дал дары им и Нилу, послав последнему еще следующее письмо: «Твоя вина, что твой монастырь и монахи пострадали. Тебе следовало бы обратиться ко мне, и я тотчас дал бы тебе охранную грамоту, которую ты прибил бы на стенах своего монастыря и которая приобрела бы безопасность тебе и твоим монахам. А теперь, если ты желаешь навестить меня,– я приглашаю тебя. Ты свободно можешь ходить по странам, подчиненным мне, и всюду ты будешь иметь почет и уважение от всех». Обменявшись письмами с Нилом, Абул-Казем, однако, продолжал ежегодно посылать свои войска в греческие провинции. Устав жить в стране, постоянно опустошаемой врагами, Нил решился удалиться со своими монахами в более спокойные места. Он не пожелал идти на Восток, где имя его было окружено ореолом славы, которой он избегал, но остался среди латинян, где он был меньше известен. Он удалился в Капую. Капуанский герцог Пандульф († 981) с почетом принял Нила и его учеников. Он послал монтекассинским монахам, которых он принял в свои владения, приказание дать греческим пришельцам один из малых монастырей, зависящих от аббатства. Нилу и его ученикам, которых было до 60 человек, был уступлен Валле-Луцийский монастырь св. архистратига Михаила. Греческие монахи были торжественно встречены мон- текассинцами, которые видели в св. Ниле второго Антония Великого или св. Бенедикта, основателя их ордена. В этом монастыре Нил прожил 15 лет, увеличив и братство, и имущество его. Около 995 г. он удалился в пределы порта Гаеты, в сухое и безлюдное место, называемое Серпе- рис. Здесь скоро устроился новый монастырь. В 999 г. Нила посетил в этом монастыре германский император Оттон III. Он нашел греческих монахов в большой бедности; они жили в жалких хижинах. Тщетно Оттон предлагал Нилу построить новый богатый монастырь, обещав щедро одарить его. «Проси у меня, – заметил в заключение император, – все, что тебе нужно: я с радостью исполню всякое твое желание». Нил положил ему на грудь руку и сказал: «Я прошу тебя об одном – заботиться о спасении своей души; хотя ты и император, но умрешь и будешь отвечать перед Богом за свои дела, как обыкновенный человек». После десятилетнего пребывания в Серперисе Нил удалился в пределы города Тускулана и поселился в монастырьке св. Агафии, который он получил от тускулан- ского графа Григория. Здесь великий подвижник и скончался в 1005 г., 95 лет от роду. Через некоторое время после его смерти его ученики перешли в местечко Крипто-Феррату, или Гротто-Феррату, на Тускуланском поле и образовали здесь новый греческий монастырь, названный Крипто-Ферратским.⁵⁷⁶ Сюда были перенесены и мощи основателя этой греческой общины монахов – св. Нила.⁵⁷⁷ Таким образом, преподобным Нилом были основаны три новых монастыря – св. Адриана близ Россано, Серперис близ Гаеты, Крипто-Ферратский на Тускуланском поле и восстановлены три старых – св. архангела Михаила Валле-Луцийский в Капуе, св. Агафии близ Тускулана и св. Анастасии, женский, в Россане.

Преемники императора Василия II из Македонской династии (1025–1057) в отношении к монашеству держались той же политики, начала которой намечены Болгаробойцей в новелле 988 г. Поэтому в их царствование византийское монашество еще более усилилось. Из императоров этого периода особенно расположен был к монашеству Роман III Аргир (1028–1034). При своем вступлении на престол он сделал большие пожертвования в монастыри за упокой души своего тестя – императора Константина VIII.⁵⁷⁸ И в последующее время Роман не забывал своими милостями монахов. Он сохранил за ними право на пользование всеми теми доходами, которые были даны им прежними императорами; со своей стороны он еще более увеличил эти доходы, пожертвовав монастырям целые и притом самые лучшие страны и города.⁵⁷⁹ Несмотря на то, что общественные дела были в худом состоянии и государственная казна бедна, Роман в 1031 г. предпринял постройку громадного мужского монастыря. Для будущей обители был куплен дом у некоего Триаконтафилла. Монастырь был воздвигнут во имя Богородицы и назван Перивлептом (Περίβλεπτος). Для громадных зданий монастыря и его украшений не только окончательно истощены были средства государства, но и для константинопольского населения вся постройка осталась памятной всякого рода налогами и тягостями, так как доставка кирпичей и разных строительных материалов всецело легла на население. При монастыре было собрано весьма многочисленное братство иноков, роскошно обеспеченное содержанием.⁵⁸⁰ Роман был и погребен в этом монастыре.⁵⁸¹

Не менее Романа Аргира благоволил к монахам его преемник Михаил IV Пафлагон (1034–1041). Он, по словам византийских историков, всю жизнь горько оплакивал свои грехи и каялся в совершенном им преступлении – отравлении Романа. Для успокоения своей мятущейся совести он между прочим в изобилии строил монастыри и наполнял их монахами.⁵⁸² Им был расширен и снабжен роскошными постройками монастырь свв. бессребренников – Косьмы и Дамиана. Этот монастырь, находившийся за стенами Константинополя, был воздвигнут магистром Павлином при Феодосии Младшем; ко времени Михаила он пришел в ветхость и разрушение. Царь придал ему лучший вид, окружил его стеной, опоясал зданиями, а внутренность монастырского храма украсил золотом, мозаикой и живописью. Для монахов были устроены купальни, бассейны и разведены сады. По словам Пселла, богатой отделкой этого монастыря Михаил превзошел всех византийских императоров.⁵⁸³ При Михаиле IV было построено в столице несколько монастырей для женщин легкого поведения. В Византии был большой наплыв таких женщин. Заботясь о спасении своей души, Михаил хотел обратить к покаянию и эти погибшие существа. С этой целью были устроены великолепные монастыри, блистательно украшенные и снабженные всем необходимым; через глашатая было объявлено во всеобщее сведение, что женщины, оставившие предосудительную жизнь и надевшие монашескую схиму, найдут себе тихое пристанище в этих монастырях. Большое число их откликнулось на этот призыв, и многие монастыри были населены новыми подвижницами.⁵⁸⁴ В глазах Михаила большим уважением пользовались и монахи. «Кто из живущих философской жизнью, – говорит Пселл, – скрылся от царя? Какую страну и море, какие скалы, пропасти и земные расселины он не исследовал, чтобы открывать там живущих? Нашедши и приведши их в царский дворец, какой чести не воздавал он им? Он омывал их запыленные ноги, обнимал и с удовольствием лобызал; тайно одевшись в их лохмотья, он заставлял их спать на императорском ложе, а сам ложился на полу на какой-нибудь подстилке, положив под голову камень. Он делал и нечто другое, столь же удивительное. Я говорю об этом, – заключает Пселл, – желая не восхвалить царя, но рассказать о фактах (ἱστορῆσαι τὰ πεπραγμένα)».⁵⁸⁵ При Михаиле постоянно находился один благочестивый монах – Косьма Цинцулук для потребных увещаний и наставлений.⁵⁸⁶ Немалая часть царских сокровищ перешла от Михаила в монастыри всей Византийской империи. Золото рекою лилось из царской казны в руки принявших подвижничество.⁵⁸⁷ Раз императора постигла тяжкая болезнь, а Империю (в 1040 г.) – страшное землетрясение и засуха; увидев в том и другом бедствии Божью кару за свои грехи, царь дал всем монахам империи по одной монете каждому, прося у них молитв о себе и о народе.⁵⁸⁸ Перед смертью Михаил и сам принял монашество. Его пострижение очень трогательно описывается историками. К угрызениям совести, мучившим царя за совершенное им отравление Романа III, в конце жизни присоединились еще физические болезни. Изнуренный ими и отчаявшийся в жизни, Михаил за день до своей смерти приказал перенести себя в основанный им монастырь Косьмы и Дамиана. Внесенный в монастырский храм, он потребовал пострижения в монашество, что и было немедленно исполнено его духовником Косьмою Цинцулуком. Затем изнемогающий Михаил был отведен в келлию и уложен в постель. Когда настало время обычного в монастыре богослужения и монахи стали собираться в церковь, поднялся со своей постели и Михаил и, поддерживаемый прислужниками, босиком отправился в церковь, едва от слабости переводя дух. Лишь только он возвратился из церкви и улегся опять на постель, как тотчас скончался, не прожив даже дня в иноческом звании. Погребли его по монашескому чину в основанном им монастыре.⁵⁸⁹

В царствование Михаила IV и в ближайшее к нему время кроме самого царя и другие лица занимались постройкой в столице монастырей. Так, порфирородная Феодора основала монастырь во имя девяти небесных сил Еннеа-Клисия.⁵⁹⁰ Константинопольский патриарх Алексей соорудил близ столицы монастырь во имя Успения Божьей Матери и составил для него устав, положив в основу практику Студийского монастыря.⁵⁹¹ Императрица Зоя перестроила какую-то из константинопольских церквей в монастырь, прозванный по перенесенной туда иконе Спаса Поручника монастырем Ἀντιφωνητοῦ.⁵⁹² Вне столицы был основан один монастырь на Олимпе вифинском; ктитором его был протовестиарий Симеон, высланный в 1034 г. из Константинополя и постригшийся на этой горе.⁵⁹³

Константин Мономах (1042–1055) действовал в отношении к монашеству в духе своих предшественников. В одном своем хрисовуле, данном так называемому Новому монастырю на острове Хиосе, он говорит: «Кто другие столько приятны Богу, сколько любезны Ему те, которые избрали монашескую жизнь и возгнушались земли и всего земного? Ибо они преимущественно пред другими заботятся о том приятном Богу деле, чтобы служить Ему, жить пред Его очами и сохранять Его заповеди... Поэтому всякому любящему Бога и добродетель человеку, желающему призвать на себя чрез них божественное благоволение, должно заботиться о них и всякими способами доставлять им спокойное подвижничество, дабы они, будучи с Богом неразлучно, возносили ему более теплые молитвы за общество и государство».⁵⁹⁴ «Царство наше, – говорит Мономах в другом хрисовуле, – почитает добродетель святых и боголюбезных мужей и желает благословлять Божество (τὸ θεῖov) на всяком месте Его владычества».⁵⁹⁵ Деятельность Константина в отношении к монашеству вполне оправдала его теоретические воззрения на иноков. Он особенно прославился постройкой монастыря во имя великомученика Георгия в Манганах. Говорят, что это место для монастыря избрано было императором с той целью, чтобы чаще видеть, под предлогом осмотра постройки, свою любовницу Склирену, жившую поблизости отсюда.⁵⁹⁶ Все монастырское сооружение было воздвигнуто с замечательной пышностью и стоило больших денег. Император истратил на него всю царскую казну и после постройки впал в такую бедность, что вынужден был прибегать к незаконным поборам для собственного обогащения. Но эти несправедливые средства всецело искупались, по словам Кедрина, как богатством монастыря, так и богоугодными учреждениями, построенными при нем: богадельнями, странноприимницами, домами для нищих и пр.⁵⁹⁷ Еще при своей жизни Мономах подарил Манганский монастырь Константину Лихуду, впоследствии Константинопольскому патриарху, и обязал всех своих преемников ежегодно вносить в его казну определенную денежную сумму.⁵⁹⁸

С именем императора Константина Мономаха связано происхождение еще двух монастырей: т. наз. Νέα Μονή на острове Хиосе и монастыря Богоматери на горе Галисии. Νέα Μονή считается «самым знаменитым во всей Элладе монастырем».⁵⁹⁹ Он возник на Хиосе не первым; по крайней мере монахи жили здесь и до постройки Нового монастыря. Еще в царствование Михаила Пафлагона и Михаила Калафата на острове подвизались три монаха – Никита, Иоанн и Иосиф, родом хиосцы. Местом их подвигов была одна пещера на горе Проватий (Προβάτειον). Анахореты вели весьма добродетельную жизнь, посвящая время молитве и псалмопению. Раз они увидели горящий миртовый куст, но не сгорающий, подошли к нему и нашли здесь древнюю икону Богоматери. Подвижники приняли это за небесное знамение и построили на месте обретения иконы небольшую часовню. Вскоре им было новое откровение – о судьбе Константина Мономаха, который тогда жил на острове Лесбосе, сосланный туда императором Михаилом Пафлагоном по подозрение в политических замыслах. Иноки известили Мономаха об ожидающей его в будущем царской короне и получили от него обещание – выстроить в случае достижения трона храм и монастырь в честь новоявленной иконы Богоматери. Пророчество монахов скоро оправдалось; сдержал свое слово и Константин. В первый же год царствования (1042) он послал на остров архитектора и других мастеров для постройки храма и монастыря во имя Богородицы. Вместе с ними он отправил и материал для постройки – мраморные колонны, весьма роскошные и дорогие, порфир, блестящий и отображающий, как зеркало. Здание начали строить с таким великолепием и роскошью, что его можно было причислить к семи чудесам света. Постройка производилась во все царствование Константина (1042–1055) и не была закончена. После его смерти дело продолжали императрицы Зоя и Феодора, и только последняя довела его до конца. Хотя Мономах умер еще до окончания постройки, однако он щедро облагодетельствовал Новый монастырь. Во второй год постройки он дал ему много владений как на острове, так и в других местах для содержания монастыря и монахов. В 1045 г. он назначил монастырю жалованье в количестве 72 золотых номисм⁶⁰⁰ и освободил его от власти мирских судей.⁶⁰¹ В 1046 г. Константин позволил хиосским монахам в случае приезда в столицу по делам монастыря останавливаться в одной стран- ноприимнице, в которой останавливались и монахи горы Олимпа; кроме того, он назначил им ежегодно получать из секрета великого эконома при Манганском монастыре св. Георгия Победоносца 30 мер хлеба и 30 милиарисиев (νουμμίων μιλιαρίσια).⁶⁰² Но указанное помещение оказалось неудобным для хиосских монахов, которым очень часто случалось бывать в столице по делам своего монастыря, возраставшего с каждым годом; поэтому в 1048 г. они выпросили у Мономаха в дар другой дом в метохе Ангурии (Ἀγγούριον), принадлежавшем Манганскому монастырю.⁶⁰³ В 1051 г. Мономах утвердил за хиосским монастырем метох Калофикий (κτῆμα τῶν Καλοθηκίων) с 24 париками, освободив их от всяких податей и повинностей.⁶⁰⁴ Этот метох находился в феме Фракисийской и куплен монастырем за свой счет. Вообще монастырь много был облагодетельствован императором Мономахом. Примеру царя следовали порфирородные Зоя и Феодора,⁶⁰⁵ а также частные лица и жертвовали монастырю деньги и недвижимые имения. Под покровительством царственных и иных лиц владения монастыря быстро возросли до того, что занимали, говорят, шестую часть Хиоса.⁶⁰⁶ Вместе с тем возрастало и монастырское братство. Богатство монастыря, высоконравственная жизнь и чудеса его основателей привлекли сюда очень многих постриженников. Как магнит притягивает железо, так и Νέα Μονή привлекала любителей иночества. Число его братии в византийские времена, по словам одного греческого писателя, восходило даже до четырех тысяч.⁶⁰⁷

При первых ктиторах Нового монастыря Хиос украсился другой обителью – женской. Ее построили те же св. подвижники – Никита, Иоанн и Иосиф. Ревнуя о процветании иноческого жития, они обеспечили обитель и материально, отдав почти половину из всех владений Νέα Μονή.⁶⁰⁸

Что касается монастыря Галисийского, то он основан, при содействии Константина Мономаха, иноком Лазарем. Преп. Лазарь (1030–1102) родился в Азии, в селении близ Магнезии. Достигнув совершеннолетия, он предпринял путешествие по святым местам Палестины, прибыл в лавру св. Саввы Освященного, постригся здесь и прожил около 10 лет. Возжелав уединения, он оставил Палестину и переселился на гору Галисий близ Ефеса.⁶⁰⁹ Гора эта отличалась диким, суровым характером, была необитаема и совершенно лишена растительности. К тому же она была подвержена резким климатическим переменам. Летом здесь палило тропическое солнце, а зимой стоял полярный холод. Тем не менее Лазарь избрал ее местом своего подвижничества. На средства императора Константина, питавшего глубокое уважение к сему подвижнику, Лазарь выстроил на Галисии храм Воскресения Христова.⁶¹⁰ Когда же к Лазарю отовсюду стали собираться любители аскетизма, привлеченные его добродетельной жизнью и чудесами,⁶¹¹ он воздвиг на горе и монастырь во имя Богоматери. С первых же лет своего существования Галисийская обитель сделалась одной из видных в Византии по добродетели своей братии. Галисийские монахи мужественно боролись с трудностями природы и велиаром и ревностно стремились к достижению неуничтожимого во веки венца. Их обитель скоро упрочила за собою наименование мастерской добродетели (Ἐργαστ– ήριον ἀρετῆς). Ктитор ее – преп. Лазарь скончался 72 лет, достигнув высшей для человека святости.⁶¹²

Константин Мономах простирал свою щедрость на монахов и других монастырей. Михаил Пселл в одной из похвальных речей императору не без основания говорит: «...Почему вы, избравшие аскетическую жизнь и участники новой борьбы, не можете служить для меня основанием к восхвалению императора? Не он ли побуждал вас к подвигу, окрылял к созерцанию, лобызал ваши грязные волосы, обменивал ваше рубище на порфиру? Засвидетельствуйте мое слово горы – Синай, Гимеон, высочайший Афон, и обуреваемый ветрами Олимп, на который он хотя не путешествовал, но приглашал во дворец ваших не моющихся и спящих на земле (τούς ὑμῶν ἀνίπτους καὶ χαμαὶ ἔυνονς)».⁶¹³ Что касается самих монахов, то они за милости царя предсказывали ему долголетнюю жизнь.⁶¹⁴ Но вот замечательный факт: Константин, так прославляемый историками за постройки новых монастырей и, несомненно, заботившийся о внешнем благосостоянии монашества, позволил себе ограбить монастырь патриарха Алексея, взявши из него сбереженные этим иерархом 25 центинариев золота,⁶¹⁵ после того как Алексей не благословил его брака с Зоей.⁶¹⁶ Во время предсмертной болезни Мономах лежал в построенном им монастыре, здесь и погребен.⁶¹⁷

Большое число новых монастырей, выстроенных в разных местах Византийской империи после отмены антимонашеского закона Никифора Фоки, достаточно свидетельствует о развитии монашества в конце X и первой половине XI столетия. Однако для более правильного и полного представления об этом развитии не следует опускать из внимания и того, что монашеская жизнь сосредоточивалась в это время и в старых монастырях. Из столичных монастырей в рассматриваемый период времени чаще других упоминается историками монастырь Студийский. Из иноков этого монастыря двое – Антоний (974–979)⁶¹⁸ и Алексей (1025–1043)⁶¹⁹ занимали патриаршую кафедру. Монастырь часто служил местом насильственного заключения и пострижения наиболее видных политических и иных деятелей времени. Император Михаил Калафат после низложения с престола искал в нем убежища вместе с дядей Константином и другими своими приближенными, был здесь пострижен и только после ослепления сослан в монастырь Элегмон, находившийся в столице же.⁶²⁰ Патриций Никифор Ксифий, правитель области Анатолика, сосланный за восстание императором Василием II на остров Антигону и там постриженный, по возвращении из ссылки при Романе Аргире поселился в Студийском монастыре.⁶²¹ Здесь же постриглись: праедр Никифор, евнух императора Константина VIII, неожиданно спасшийся от смерти во время землетрясения в 1035 г.,⁶²² и патриций Константин Диоген, участвовавший в заговоре против Романа III.⁶²³ Из других столичных монастырей упоминаются: Мануйлов, игумен которого Сергий был Константинопольским патриархом⁶²⁴ и в котором при Романе III был пострижен за политические интриги магистр Прусиан Болгарин;⁶²⁵ Петрийский, в котором была заключена и пострижена императрицей Зоей ее сестра Феодора;⁶²⁶ сама Зоя в 1041 г. была пострижена императором Михаилом Калафатом в монастыре на острове Πρίγκηπος, одном из Принцевых;⁶²⁷ св. Иоанна Евангелиста, где был погребен император Василий Болгаробойца;⁶²⁸ Пиламийский (Πηλαμύς), находившийся по ту сторону Босфора, в котором нашел убежище Лев Куропалат, брат императора Никифора Фоки, после того как бежал с острова Лесбоса, куда был сослан за восстание Иоанном Цимисхием;⁶²⁹ Авраамитов, называемый еще Нерукотворенным (A­χειροποίητος);⁶³⁰ Косьмы и Дамиана,⁶³¹ Каллистрата,⁶³² Ἀρεοβίνδου во имя Богородицы,⁶³³ св. Лазаря,⁶³⁴ Иоанна Предтечи, населенный грузинами.⁶³⁵

В провинции монашеская жизнь по-прежнему сосредоточивалась главным образом в Южной Италии, на горах Латре и Олимпе вифинском. Из многочисленных монастырей южных провинций Италии в рассматриваемое время, кроме вышеупомянутых, существовали: св. Петра в Таренте, называвшийся еще монастырем свв. апостолов Петра и Павла,⁶³⁶ св. Николая,⁶³⁷ св. Анании,⁶³⁸ свв. Филиппа и Николая в Таренте,⁶³⁹ Богородицы на горе Арате,⁶⁴⁰ св. Марии, называемый монастырем Кир-Зосимы (τοῦ Ζωσήμου, de Zozimo) в Калабрии, близ Салерно,⁶⁴¹ св. Апостолов,⁶⁴² апостола Андрея в Калабрии,⁶⁴³ св. Николая в городе Монополисе,⁶⁴⁴ Богоматери в местечке Кадосса,⁶⁴⁵ неизвестный по имени монастырь в крепости св. Агаты близ Неаполя,⁶⁴⁶ арх. Михаила близ города Пальмы,⁶⁴⁷ Аренарий, женский, в Россано или близ него,⁶⁴⁸ Кас- теллянский (τὸ τοῦ Καστελλάνου λεγόμενον μοναστήριον), вероятно, находившийся в стенах города Кастеллянеты,⁶⁴⁹ Михаила Фавальского (τῶν Φαυάλων) в Калабрии,⁶⁵⁰ св. Анастасия в Риме,⁶⁵¹ Стила⁶⁵² близ Неаполя и Маммолы.⁶⁵³ Из латрских монастырей в рассматриваемое время существовали: св. Павла, Лампония, или Келливарский, Карейский и Спасителя τῶν Ἀγαύρων;⁶⁵⁴ из олимпийских – Кафара, Большие Келлии,⁶⁵⁵ Мидикийский⁶⁵⁶ и Синкелла,⁶⁵⁷ из которых первые три были в харистикии у знаменитого византийского писателя и государственного деятеля XI в. Михаила Пселла. На Олимпе фессалийском существовал монастырь Крании (τῆς Κρανείας).⁶⁵⁸ Местом монашеского подвижничества в X в. является еще одна гора – Ган, сделавшаяся впоследствии одним из видных пунктов монашества. Гора находилась в Македонии, на берегу Пропонтиды, недалеко от города того же наименования. В середине XI в. монастырь на Гане предлагал себя в харистикию вышеупомянутому Михаилу Пселлу, но цели не достиг.⁶⁵⁹ Из других провинциальных монастырей известны: Мантинийский в феме Букелларионе, послуживший местом заключения матери Прусиана Болгарина;⁶⁶⁰ Моноватон (τῶν Μονοβάτων), куда был сослан императором Михаилом Калафатом монах и орфанотроф Иоанн, глава пафлагонской фамилии;⁶⁶¹ Кузина (τοῦ Κουζηνοῦ) в феме Фракисийской, где за возмущение был заключен императором Константином Мономахом Никифор Протевон, правитель Болгарии;⁶⁶² Нарсийский в Эгейской феме;⁶⁶³ Мунтаниев и Артигена (Ἀρτιγενοῦς) в Кизической митрополии;⁶⁶⁴ Четырех Церквей (τῶν τεσσάρων ἐκκλησιῶν)⁶⁶⁵ в Македонии; Касторийский (ἐν Καστωρεία) в Македонии;⁶⁶⁶ монастырь Θίρουχος Ῥαθείου на горе Врахионовой близ Милета, содержавший в 1045 году от 200 до 300 монахов;⁶⁶⁷ два монастыря на реке Сангарисе в Опсикийской феме, из которых один назывался монастырем Траяна (τοῦ Τραῖνου) и был посвящен апостолам Андрею и Иоанну,⁶⁶⁸ а другой, неизвестный по имени, был прославлен игуменом св. Косьмой;⁶⁶⁹ св. Тарасия в Даматрии, на пути в Иверию;⁶⁷⁰ Attalini в Анкире в Галатии,⁶⁷¹ Морохарзана (Μωροχαρζάνου);⁶⁷² св. Лаврентия в Фессалии близ Магнезии;⁶⁷³ Асикритский (Ἀσηκρῆτις) в Пифиях, в Пафлагонии;⁶⁷⁴ св. Леонтия в Фессалонике;⁶⁷⁵ Нисийский;⁶⁷⁶ Влахна в митрополии Клавдиопольской, в феме Селевкийской, или Исаврийской;⁶⁷⁷ св. Анастасии Φαρμακολυτρίας в Фессалоникийской митрополии близ Γαλιτίτζας;⁶⁷⁸ Богородицы τῆς Φοβηνῆς;⁶⁷⁹ Иеронимнон, или Вурвуру, на полуострове Кассандре близ Афона;⁶⁸⁰ монастырек Спаса на острове Скирре;⁶⁸¹ св. Фоки в Трапезуйте.⁶⁸²

Последняя представительница Македонской династии на византийском престоле императрица Феодора была верна монахолюбивым традициям своих предшественников и отличалась привязанностью к монахам. Монахи пользовались большим почетом при дворе и всегда были для императрицы желанными гостями.⁶⁸³ Со смертью ее оканчивается период блестящего внешнего состояния византийского монашества, длившийся более двух столетий (842–1056). С воцарением династии Комнинов в истории монашества наступила другая пора.

Первый из представителей династии Комнинов – император Исаак Комнин (1057–1059) круто изменил ту политику в отношении к монашеству, которой держались его предшественники из Македонского дома. Исаак был грубый, в высшей степени самолюбивый и невежественный солдат. Заметив некоторые недостатки в церковно-общественной жизни Византии, допущенные в предшествовавшие царствования, он задался целью устранить их. Но как солдат, он и в делах церковно-гражданских употребил меры и приемы сурового солдата. Он безжалостно и не рассуждая стал гнать все, по его мнению, недостойное, не колеблясь принялся отсекать все болезненные, на его взгляд, наросты, назревшие на государственном организме в прежнее время. Главное внимание императора было обращено на государственную казну, истощенную в предшествовавшие царствования, – и он задался целью возвратить ей все, что она потеряла. Предшественники Исаака Комнина, начиная с Василия Болгаробойцы, слишком нерасчетливо тратили общественные деньги, частью на собственные нужды, удовольствия и прихоти, частью на нужды государства и Церкви. В особенности щедро благодетельствовали они

в пользу монахов. Они в изобилии строили новые монастыри, поражавшие грандиозностью сооружений, богатством и роскошью отделки, закрепляли за ними громадные недвижимые имения, щедрой рукой раздавали им золото не только на нужды, но и на более или менее удобную жизнь.⁶⁸⁴ Изыскивая всевозможные меры⁶⁸⁵ к обогащению казны, Исаак обратил внимание и на монастыри, разбогатевшие за счет государства. «Он наложил руку на некоторые из монастырей, имевших большие и богатые имения, нисколько не уступавшие (ценностью) тому, что лежало в царских сокровищницах. Отняв многие из этих имуществ и оправдываясь тем, что он оставляет монастырям и монашествующим достаточно, все излишнее он причислил к царским владениям».⁶⁸⁶ Современники Исаака неодинаково взглянули на этот поступок царя. Одним он казался беззаконием и нечестием, а благочестивыми прямо приравнивался к святотатству, но в глазах других он имел вовсе не дурные последствия: по понятиям последних, мера царя, с одной стороны, освобождала монахов от забот, не соответствовавших образу их жизни, отвращала их от стяжательности, а с другой – давала приращение и немалую поддержку истощенной казне.⁶⁸⁷ Что касается самих монахов, то секуляризация монастырских имуществ вызвала в них сильное озлобление против царя. На защиту интересов Церкви выступил тогдашний Константинопольский патриарх Михаил Керулларий. Он сначала кроткими пастырскими увещаниями, а потом и эпитимией старался отклонить императора от его смелого предприятия. Но царь не уступал. Возгоралась борьба между представителями гражданской и церковной власти в Византии. Жертвой ее был защитник монахов – патриарх Михаил Керулларий, которого Исаак велел заточить на остров Приконнез и который вскоре после того умер. Тем не менее победа в конце концов осталась на стороне монахов: Комнин, пораженный многознаменательной смертью Керуллария,⁶⁸⁸ публично раскаялся в своем поступке и оплакал свой грех.⁶⁸⁹ После этого он изменил свое отношение к монахам, а в конце 1059 г., отказавшись по болезни от престола, он и сам постригся в Студийском монастыре. Здесь он прожил, по свидетельству Никифора Вриенния,⁶⁹⁰ около года и провел время в таком смирении и послушании, что даже исполнял обязанности привратника. Супруга Исаака Екатерина и дочь Мария последовали его примеру и подвизались в монастыре Мирелея. Преемник Исаака – Константин Дука оказывал царственному семейству всякие почести, именовал Исаака владыкой и царем, уступал ему даже председательство, когда тот посещал его. Перед смертью монашеская царственная чета богато украсила храм Студийского монастыря, при котором Исаак был и погребен.⁶⁹¹

Преемник Исаака Комнина – Константин X Дука (1059–1067), занявший престол при помощи лиц, стоявших в оппозиции к его предшественнику, в отношении к монахам держался политики, противоположной прежней. Историки называют Дуку другом монахов (φιλομόναχος).⁶⁹² Таким именно он и является в двух своих хрисовулах, данных хиосскому Новому монастырю. В одном из них он называет монахов Никиту и Иоанна, ктиторов монастыря, «благочестивыми, удивительными, честнейшими и по добродетели близкими к Богу». «Наша власть, – прибавляет он, – умеющая почитать добродетель, уважает и чествует их больше других».⁶⁹³ «Царство наше, – говорит он в другом хрисовуле, – чествует этих благочестивых, божественных, священных и мудрых в божественных делах мужей и по справедливости не пренебрегает прославленным и удивительным их достоинством».⁶⁹⁴ Во внимание к высоким качествам хиосских монахов и по их просьбе он утвердил за Новым монастырем все его владения, приобретенные со времени Константина Мономаха.⁶⁹⁵ Кроме того, он повелел выдавать монастырю ежегодно тысячу модий хлеба.⁶⁹⁶ Щедрость Дуки простиралась и на другие византийские монастыри. При нем все они снова стали получать из царской казны назначенные им прежними императорами доходы, которых лишил было их Исаак. Известно, что Константин Дука в праздник св. великомученика Георгия – 23 апреля 1060 г., согласно постановлению царя Мономаха, завещанному преемникам, ездил в основанный последним Манганский монастырь св. Георгия с тем, чтобы внести в его кассу положенный вклад.⁶⁹⁷ Дука погребен в столичном монастыре св. Николая, называемом Моливотон (Μολιβωτόν).⁶⁹⁸

Благоденствие монахов, восстановленное Константином Дукой, продолжалось и при его преемнике Романе IV Диогене (1068–1071) и отчасти при Михаиле VII Парапинаке (1071–1078). Роман Диоген увековечил свое имя в истории византийского монашества постройкой монастыря во имя Преображения Христова на острове Проте, одном из Принцевых; после насильственного пострижения и ослепления он жил в нем короткое время, здесь умер и погребен.⁶⁹⁹ Памятником благоволения царя к монахам может служить и его хрисовул хиосскому Новому монастырю, которым подтверждались все права и привилегии этого самостоятельного независимого монастыря.⁷⁰⁰ Супруга Диогена – императрица Евдокия разделяла симпатии своего мужа. Она основала в предместье Стеносе, при море, монастырь Пиперевс, или Пиперуди, во имя Пресвятой Богородицы. Сюда она была заключена своим сыном Михаилом Парапинаком после низложения Романа, здесь была пострижена и доживала свой век; лишь на время она отлучалась, с разрешения сына, на остров Проту для погребения мужа.⁷⁰¹ Что касается Михаила Парапинака, то и он в начале своего царствования благосклонно относился к монахам. Одним из своих хрисовулов император возобновил все права и преимущества двух хиосских монастырей – Νέα Μονὴ и другого, женского, основанного ктиторами первого, – «в которых, по его словам, философствует всякая добродетель и воспитывается всякий образ аскетизма».⁷⁰² Но потом Михаил, руководимый своим министром-логофетом Никифором, или Никифори- цей, которого все историки представляют безжалостным вымогателем податей, бессовестным и жадным грабителем и лихоимцем, изменил свое отношение к монахам и даже посягнул на монастырскую собственность. При нем были отписаны в казну принадлежавшие монастырям скалы (δκάλαι), т. е. деревянные приспособления для стоянки судов, разбросанные по береговым участкам, бывшим во владении монастырей.⁷⁰³ Не ограничившись этим, император взял из монастырских церквей священные сосуды и велел переплавить их в деньги.⁷⁰⁴ Сам Никифорица, старавшийся захватить в свои собственные руки как можно более недвижимых иму- ществ, получил от царя в дар большой столичный монастырь Евдома, который он сделал центром всех своих владений и на который записывал все свои новые приобретения.⁷⁰⁵ В начале 1078 г. Парапинак, вытесненный с престола Вотаниатом, был против воли пострижен и отправлен в Студийский монастырь.⁷⁰⁶

Зло, причиненное монастырям Парапинаком, было по возможности исправлено его преемником Никифором Вотаниатом (1078–1081). Он возвратил монастырям скалы, обеспечив право на владение ими особым хрисовулом,⁷⁰⁷ а равно и те священные сосуды, которые не были переплавлены в деньги.⁷⁰⁸ Расположением царя пользовались и отдаленные провинциальные монастыри. Двумя хрисовулами Вотаниат восстановил хиосский Новый монастырь в правах владения всеми его недвижимыми имениями, засвидетельствованными и не засвидетельствованными предшествующими императорами, позволил получать ежегодное жалованье в количестве двух литров золота и освободил от всяких притязаний чиновников.⁷⁰⁹ Вообще Вотаниат был очень расположен к монахам и усердно чтил их. По смерти своей первой жены он хотел было вступить в брак с Евдокией, женой Константина Дуки, потом Романа Диогена, но встретил протест со стороны монахов, и особенно одного из них, называвшегося Всесвятым (Πανάγιος), – он изменил свое намерение и женился на Марии, супруге Михаила Парапинака.⁷¹⁰ Вотаниат возобновил монастырь Перивлепт, построенный Романом Аргиром, и за это считается его вторым ктитором. Когда престол занял Алексей Комнин, Вотаниат был удален в этот монастырь и пострижен; здесь он жил до самой смерти, здесь и погребен.⁷¹¹ Супруга Вотаниата – Мария также отличалась привязанностью к монахам. По свидетельству знаменитого церковного писателя и деятеля Феофилакта, архиепископа Болгарского, она щедро одаряла византийских монахов и монахинь.⁷¹² В ее владении были два столичных монастыря – Манганский⁷¹³ и Евдома, которые она получила по хрисовулам своего мужа.⁷¹⁴ Когда Вотаниат был низложен, она удалилась в Манганский дворец и жила здесь с царской роскошью, а потом отчасти добровольно, отчасти по принужденно постриглась в монастыре при этом дворце.⁷¹⁵

Во время царствования Исаака Комнина и его преемников до Алексея Комнина (1057–1081) столица украсилась и другими новыми монастырями кроме вышеупомянутых. Свои собственные монастыри были у всех Константинопольских патриархов этого времени. Михаил Ке- рулларий основал монастырь во имя своего ангела за стенами города.⁷¹⁶ Константин Лихуд имел монастырь во имя Богоматери, славившийся богатым зданием со всеми новейшими приспособлениями.⁷¹⁷ У Иоанна Кси- филина, славного подвижника горы Олимпа, был монастырь Аргурия (Ἀργούρια), находившийся по ту сторону Босфора,⁷¹⁸ а у патриарха Косьмы – монастырь Каллия.⁷¹⁹ К этому же периоду нужно отнести постройку монастыря Богородицы Евергетиды, основанного Василием Протосекретом,⁷²⁰ и монастыря Богородицы Елеуса.⁷²¹

Одновременно с развитием столичного монашества росло монашество и провинциальное. Для удовлетворения аскетических потребностей провинциального общества в рассматриваемое время (1057–1081) к бесчисленному множеству старых монастырей прибавилось несколько новых. Росту провинциального монашества содействовал между прочим св. Дорофей Новый. Он был родом из города Трапезунта, сын патриция. Двенадцатилетним мальчиком он бежал из родительского дома в город Амине, в Армениакской феме, к иноку Иоанну, игумену монастыря Рождества Христова, постригся здесь и предался аскетическим подвигам. Раз Дорофею пришлось проходить мимо разрушенного монастыря в Хилиокоме, и у него явилась мысль восстановить этот монастырь. Испросив разрешение на это дело от игумена Иоанна, он оставил вместе с монахом Василием Амине, прибыл в Хилиоком и усердно принялся за постройку обители. Он своими руками очистил место от развалин, вырубил кустарник и сравнял грунт. Постройка производилась сначала трудами одних Дорофея и Василия, но потом окрестные жители (περίοικοι) узнали о ней и со всей готовностью пришли к монахам на помощь. Они помогали и деньгами, и строительными материалами, и рабочей силой. Общими усилиями в короткое время был построен монастырь с церковью Св. Троицы. Св. Дорофей был избран в нем игуменом. В его управление монастырь был благоустроен не только с внешней, но и с внутренней стороны; в основу внутреннего благоустройства был положен устав инока Арсения, игумена соседнего монастыря Золотая Скала, переработанный св. Дорофеем сообразно с потребностями нового братства.⁷²² В 1077 г. судья вила на ипподроме, патриций-анфипат Михаил Атталиот основал в городе Редесто в Македонии монастырь Всемилостивого Спаса (τοῦ Πανοικτιρμονος) с птохотрофием (сиротским приютом). Ктитор дал монастырю собственноручно написанный устав, определявший весь строй внутренней его жизни. Для содержания монахов Атталиот отписал монастырю многочисленные свои недвижимые имения, рассеянные по разным византийским фемам. Император Михаил VII Дука утвердил их за монастырем и освободил от всех государственных податей и повинностей. Все привилегии были сохранены за монастырем и подтверждены новым хрисовулом императора Никифора Вотаниата, который гарантировал монастырю неприкосновенность от притязаний духовных и светских властей, равно как все порядки, установленные в монастыре типиком ктитора. В год написания устава (1077) в монастыре было лишь пять монахов; полный же штат определен в семь человек с экономом, игуменом и привратником. Впрочем, братство монастыря ставилось в зависимость от материальных средств обители: оно могло увеличиваться или уменьшаться вместе с ростом или оскудением монастырской казны. На содержание монастырские власти и монахи получали годичную ругу деньгами и натурой соответственно своему достоинству. Ктитор рекомендовал монахам широко прилагать к жизни принцип благотворительности. На попечении монастыря должны были состоять не только нищие, вдовы и сироты, но даже целые монастыри и церкви.⁷²³ В царствование Константина Дуки в Каппадокии близ города Кесарии был построен монастырь Богородицы монахиней Екатериной при содействии монаха Нифонта. Кесария и ее окрестности рано сделались очагом монашества. Деятельность великого законоположника монашества св. Василия надолго упрочила здесь процветание его. В византийские времена здесь насчитывалось несколько сотен монастырей, привлекавших отовсюду любителей иноческой жизни.⁷²⁴ Да и вообще во всей Каппадокии, как и в других провинциях, в нашу эпоху было очень много монастырей, как мужских, так и женских. Они покрывали берега Алия, Ирия и других рек, строились при подошвах Тавра и Аргея, ютились на склонах других гор, на краях пропастей и земных расселин; монахи проникали в глубь горных дебрей Каппадокии, рыли пещеры и подвизались в них. До позднейшего времени в диких и непроходимых горах Каппадокии сохранились такие искусственные жилища монахов.⁷²⁵ Кроме Кесарии одним из наиболее населенных монашеских пунктов была Икония, в Анатолийской феме. Ее окрестности представляли собой как бы один сплошной монастырь. Из числа здешних обителей известны по именам: св. Архистратига и св. Харитона Исповедника с храмом Богоматери Спилеотиссы. Первый был расположен на вершине одной скалы, прорезываемой потоком. Вокруг него была целая колония из монашеских келлий. Второй замечателен тем, что его церковь, монашеские келлии и часовни были высечены в горе. Когда Иконией завладели турки (1069), которые безжалостно грабили и разоряли все монастыри, встречавшиеся им на пути,⁷²⁶ монахи вынуждены были оставить эти обители и бежать в горные ущелья страны.⁷²⁷ В царствование Никифора Вотаниата в городе Стровиле, в феме Кивирреот, некто Константин Кавалур основал мужской монастырь во имя Иоанна Предтечи. По смерти Константина монастырь перешел к его сестре, которая приложила много трудов к его благоустройству. Она составила устав для монастыря и в 1079 г. испросила у Вотаниата хрисовул, которым монастырь признавался самостоятельным и освобождался от всяких податей и повинностей.⁷²⁸ Вместе с сестрой Кавалура попечительство над монастырем разделял один знатный стровильский муж – монах Арсений Скинури.⁷²⁹ Этот Арсений, в свою очередь, выстроил на острове Косе (Κῶς), одном из Кикладских, именно на горе Праведной (Δίκαιον ὅρος) две келлии и населил их монахами. Так как гора отличалась сухим и суровым климатом и неспособна была к производительности, то Арсений обратился к императору Никифору Вотаниату за материальной помощью. В 1079 г. император хрисовулом назначил хиосским подвижникам ежегодное жалованье в количестве шестнадцати номисм, которое должно было идти из доходов с Кикладских островов, а сами келлии признал самостоятельными и независимыми от всяких служилых людей.⁷³⁰ В рассматриваемое время монашество продолжало расти и в Южной Италии. Его росту содействовал между прочим св. Варфоломей (†1065), четвертый игумен монастыря Криптоферратского. В свое игуменство он построил для монастыря весьма большой и красивый храм, украсил его иконами, сосудами и богатыми священными одеждами, а сам монастырь окружил стеной из камней и глины. Братство монастырское, состоявшее при преп. Ниле из 60 человек, при Варфоломее еще более умножилось.⁷³¹ Современник Варфоломея св. Филарет Калабрийский (1020–1070), происходивший из сословия убогих, прославил своими подвигами Савлинский монастырь св. Илии Младшего.⁷³²

Знаменитейшие представители династии Комнинов – императоры Алексей, Иоанн и Мануил (1081–1180) оставили о себе добрую память в истории византийского монашества. Их время было одной из лучших страниц этой истории. Первый из них – император Алексей (1081–1118) отличался большей привязанностью к монахам. Об этой привязанности он заявил на первых же порах своего царствования. Известно, что вступление Алексея на престол сопровождалось трехдневным грабежом столицы. Считая главным виновником всех бедствий столичного населения себя, страдая от угрызений совести и желая облегчить тяжесть своей скорби, Алексей призвал во дворец патриарха Косьму и несколько лиц из Святейшего Синода и монашеского чина и, как виновник, просил у них прощения и духовного врачевания. Он с ревностью выполнил эпитимию, назначенную ему духовенством и монашествующими.⁷³³ Добрые отношения между императором и монахами, установившиеся в начале его правления, на некоторое время были нарушены своевольными распоряжениями царя относительно монастырских имуществ. Вынуждаемый трудными обстоятельствами военного времени и крайней нуждой в денежных средствах и доходах, император воротился к системе своего дяди – императора Исаака и вместе с церковными и частными владениями не пощадил и монастырских имений. Он ограничивал обширные привилегии монастырских земель по уплате разных податей и повинностей, своевольно урезал и даже отбирал их в казну.⁷³⁴ Но когда крайность миновала и государственная казна была восполнена, Алексей не только раскаялся в своем поступке и обещал возвратить цену конфискованного, но даже издал (1082) указ, которым воспрещалось на будущее время касаться церковно-монастырских имуществ всем, даже императорам.⁷³⁵ Неудовольствие против царя, порожденное среди монахов его деспотическими мерами, было таким образом пресечено в самом начале. В последующее время оно окончательно было стерто из памяти монахов систематической деятельностью царя в пользу монашества. Она выразилась прежде всего в постройке новых монастырей. Подлинно не известно, сколько именно монастырей было построено Алексеем. Зонара, а за ним Глика свидетельствуют только: первый о том, что он «построил убежища для монахов и монахинь» в возобновленном им орфанотрофии,⁷³⁶ а второй – что он «прибавил к орфанотрофию монастыри (φροντιστήρια)».⁷³⁷ Из основанных им монастырей по имени известен только один – во имя Человеколюбца Христа (Φιλανθρώπου Χριστοῦ μονὴ).⁷³⁸ Его населяли монахи, жившие по общежительному уставу. Число их при Иоанне, сыне Алексея, возросло до 500 человек, как свидетельствует об этом Ансельм, епископ Гавельбергский.⁷³⁹ Заботясь о внешнем процветании монашества, Алексей в то же время имел попечение и о внутреннем его благоустройстве. Об этом может свидетельствовать изданный им (1082, 1097 или 1112) закон о правах патриарха по отношению к монастырям. Сущность его состоит в том, что патриарх обязан неукоснительно наблюдать и исправлять душевные заблуждения и падения во всех монастырях Византийской империи, кому бы они ни принадлежали. Он имеет право беспрепятственно или сам входить для этой цели в монастыри, или посылать своего экзарха.⁷⁴⁰ В глазах Алексея большим уважением пользовались и монахи. Во всех своих военных походах он имел при себе в качестве приближенного одного почетнейшего монаха – Иоанникия.⁷⁴¹ На всех вообще монахов он, по словам одного анонимного писателя, щедро изливал свои милости и одаривал их превосходнейшими дарами.⁷⁴² Заботы о монахах не покидали царя до конца его жизни. В 1116 г. он приказал отделать здание больницы св. Павла и отдал его под квартиры грузинским монахам, которые были изгнаны турками из своего отечества.⁷⁴³ Во время предсмертной болезни Алексей лежал в великолепных палатах, построенных в Манганском монастыре, окруженный монахами.⁷⁴⁴ Последние всячески утешали царя на смертном одре и предсказывали ему смерть в св. граде Иерусалиме, находившемся тогда в руках неверных, вблизи Животворящего Гроба Господня.⁷⁴⁵ Царь верил монахам, тем не менее смерть скосила его в столице собственной Империи; он погребен в построенном им монастыре Филантропа.⁷⁴⁶

При Алексее Комнине и другие лица из рода Комнинов прославились постройкой в столице новых монастырей. На первый план из них нужно поставить мать императора – Анну Далассенскую. Это была благоразумная и рассудительная, но еще более религиозная и набожная женщина. Она питала безграничную любовь и уважение к монахам, часто приглашала их к своему столу, и редко случалось, чтобы за ее трапезой не было монашествующих. Она и сама имела искреннее тяготение к иноческой жизни и, когда Алексей занял престол, подумывала было о монастыре, в котором бы могла провести остаток своей жизни. Осуществить это желание ей не удалось потому, что она была приглашена своим сыном к совместному с ним царствованию. Анна приняла приглашение и мудро правила кормилом государственного корабля. Но занимаясь государственными делами, она через это отнюдь не упускала из виду и приличествующей монахам жизни, какую всегда проводила, напротив – усилила пост, молитву и песнопение. Она служила добрым примером и для других членов императорской фамилии, так что в ее регентство «царские покои стали походить на священные келлии монастырей».⁷⁴⁷ Ею был построен монастырь Пантепопта, который был разделен на две половины – мужскую⁷⁴⁸ и женскую.⁷⁴⁹ Монастырь был наделен недвижимыми имениями и владел между прочим тремя островами из группы Кикладских – Липсо, Леро и Фармакон.⁷⁵⁰ В нем она, по удалении от государственных дел, провела несколько лет, живя с царской роскошью, здесь и умерла.⁷⁵¹ Супруга Алексея императрица Ирина около 1114 г. воздвигла женский монастырь во имя Богородицы Благодатной (τῆς Κεχαριτωμένης). Для него императрица составила весьма подробный устав. В монастыре нормальный штат монахинь определялся в 24 человека, но, в случае увеличения имений, мог подняться до 40. На содержание монастыря императрица назначила несколько поместий. В зависимости от монастыря Благодатной был один патриарший столичный монастырь – Келларейский (Κελλαραίας), служивший местом погребения монахинь обоих монастырей. В нем жили четыре инокини, состоявшие на содержании первого монастыря.⁷⁵² Протостратор Михаил Дука Тарронитский и его супруга Мария Дукена, сестра императора Алексея Комнина, построили в начале XII в. женский монастырь во имя Богородицы Всеблаженной (Паммакаристы).⁷⁵³ Наконец, теща императора Алексея, куропалатисса и дукена Мария, жена Андроника Дуки, возобновила монастырь Хоры.⁷⁵⁴

Царствование Алексея Комнина было временем процветания не только столичного монашества, на которое прежде всего и больше всего изливались милости монахолюбивой императорской семьи, но и монашества провинциального. Последнее обогатилось не только несколькими новыми монастырями, занявшими почетное место в ряду других провинциальных монастырей, но и целыми новыми монашескими пунктами. Наиболее видным в провинции монашеским деятелем в царствование Алексея был св. Христодул. Св. Христодул⁷⁵⁵ по своему происхождению принадлежал к сословию убогих и родился во втором десятилетии XI в. в деревне близ города Никеи в Вифинии. С раннего детства он имел расположение к подвижничеству и в юношеском возрасте променял мир, родительский дом и невесту на трудную жизнь аскета. Он подвизался сначала на вифинском Олимпе, усеянном в то время большим числом аскетических святилищ,⁷⁵⁶ а потом оставил сонм здешних монахов (ἀγέλη μοναχῶν), посетил (около 1045 г.) св. места Палестины и водворился наконец на горе Латре. И эта гора была населена тогда многочисленными подвижниками.⁷⁵⁷ Большая часть (πλείονες) из них вели киновийный образ жизни, но весьма много (πολυάριθμον στῖφος) было и анахоретов.⁷⁵⁸ Христодул поселился в монастыре Стила, основанном св. Павлом. Его добродетельная жизнь скоро приобрела ему всеобщее уважение среди латрских подвижников; по их просьбе, но против желания самого св. Христодула, патриарх Косьма (1075–1081) возложил на него управление всей горой со званием прота, или архимандрита. Тяготясь, по свойственному великим подвижникам смирению, этим званием, св. Христодул в марте 1079 г. передал свои полномочия монахам Савве и Луке и собирался уйти с Латра.⁷⁵⁹ Но прежде чем передача прав была утверждена патриархом, на Латр напали сарацины, разрушили некоторые монастыри, перебили многих монахов, а многих увели в плен.⁷⁶⁰ Спасшиеся бежали в разные стороны. Св. Христодул с некоторыми из своих сподвижников удалился в город Стровил. Здесь он был встречен монахом Арсением Скинури, который предложил св. Христодулу в управление монастырь Кавалура. Чрез несколько времени Христодул переселился на близлежащий остров Кос, где у Арсения было несколько имений, и, по предложению последнего, задумал построить здесь монастырь, на горе Пелион (Πήλιον). Арсений обещал помогать св. Христодулу в этом деле, но потом изменил своему слову и отправился паломником в Святую Землю. Заботы по постройке всецело легли на одного св. Христодула. Тем не менее он не хотел отступить от своего предприятия и после невероятных трудов и лишений с основания воздвиг храм во имя Богородицы, построил келлии, возвел стену, – и монастырь был готов. Он получил наименование Кастрианского (μονὴ τῶν Καστριανῶν). Жители острова сочувственно отнеслись к прибывшим монахам и наделили новооснованный монастырь не только движимыми, но и недвижимыми имуществами. Все они, по просьбе Христодула, были утверждены за монастырем особым хрисовулом⁷⁶¹ императора Никифора Вотаниата, который и от себя подарил монастырю два поля на Косе – Кастриан и Пиле.⁷⁶² В 1085 г. император Алексей Комнин подтвердил этот дар своего предшественника, закрепил за монастырем недвижимые имения, пожертвованные монахиней Марией, монахами Арсением Скинури и Никоном, и дал ему податную свободу и независимость.⁷⁶³ И в последующее время Алексей не оставлял своими милостями Косский монастырь Пресвятой Богородицы. В 1087 г. он, по просьбе Христодула, подарил монастырю весь островок Липсо (Λειψώ), а на острове Леро – два поля – Парфенион и Таменион и часть небольшой крепости Пантелия. Все эти владения были освобождены от всяких податей и повинностей.⁷⁶⁴ В том же году дар царя был утвержден соцарствовавшей ему матерью Анною Далассен- ской,⁷⁶⁵ а стратег острова Самоса – патриций Евстафий Харсианит через двух своих нотариев ввел монахов во владение.⁷⁶⁶ Благоустроив монастырь с внешней и внутренней⁷⁶⁷ стороны, св. Христодул деятельно предался подвигам, мудро направляя ко Христу своих учеников и сподвижников. В 1087 г. он формально был удален и от главенства над латрскими монахами, которые еще находились под его властью. Изданный по этому поводу патриархом Николаем Грамматиком сигиллий констатирует, что св. Христодул заботился сколько о внутреннем, столько же и о внешнем процветании латр- ского монашества. Монастырь Стила, находившийся под его ближайшим руководством, был обогащен, восстановлен в лучшем, сравнительно с прежним, виде и ввиду нередких нападений сарацин обращен в небольшую крепость. В кассе монастыря было двадцать литров золота, а в числе владений его считалось несколько домов в столице...⁷⁶⁸ Между тем остров Кос, привлекший Христодула своей пустынностью и малонаселенностью, оказался не настолько удобным для подвижничества, как ожидал св. ктитор Кастри- анского монастыря. Волны житейского моря достигали и его, и своим шумом тревожили мирную, святую жизнь поселившихся здесь отшельников. Между монахами и жителями острова возникли несогласия из-за владений, грозившие перейти в горячие споры. Находя то и другое опасным для духовного самоусовершенствования подвижников, св. Христодул вознамерился оставить остров Кос. Братство вполне сочувствовало ему в этом. Внимание Христодула было привлечено соседним островом Пат- мосом. Он был мало населен и даже пустынен, чужд мирского шума и недоступен торговым судам. Все это обещало монахам тихую и спокойную жизнь... У Христодула явилось желание построить здесь монастырь во имя св. апостола Иоанна Богослова, который, по преданию, написал на этом острове Откровение, и вот он отправляется к царю Алексею просить себе в дар этот остров. Алексею Христодул был уже известен как великий аскет. Заботясь о благоустройстве монашества, император хотел было употребить авторитет и опытность св. Христодула на пользу монахов, подвизавшихся на горе Кеплийской⁷⁶⁹ и Загоре (Zαγορά).⁷⁷⁰ Ta и другая давно были населены многочисленными иноками, жившими во многих прекраснейших монастырях,⁷⁷¹ но между ними не было дисциплины и порядка.⁷⁷² Желая водворить там то и другое, Алексей сначала предложил Христодулу для подвигов эти горы, но когда тот отказался и просил подарить ему Патмос, он охотно исполнил его просьбу. В апреле 1088 г. Христодул получил от Алексея следующий хрисовул: «Справедливо, вместе и боголюбезно и согласно с божественною заповедью – преклонять слух и ко всем, обращающимся с благоразумными просьбами, а гораздо более справедливо и достойно лучшего оправдания (это) по отношению к людям, отличающимся добродетелью и всецело посвящающим свою жизнь Богу: ибо помогать им и протягивать руку помощи в том, о чем бы они ни попросили, прямо составляет, по великому и божественному Апостолу, соработничество Богу и соблюдение закона добродетельной жизни. Вследствие этого царство мое считает справедливым (как можно) снисходительнее выслушивать и обильно изливать источники милости и на всех прочих, а преимущественно перед всеми на тех, жизнь которых протекает в одиночестве, вдали от мирской суеты и беспорядка. Поэтому, когда благочестивейший монах и исихаст Христодул, прежде проводивший жизнь по Богу и совершавший аскетический путь на горе Латре, пламенный любитель уединения, поставивший для себя целью вечно в одиночестве ходить по оправданиям Божьим, обратился к нам с богоугодной и благоразумной просьбой, – наше величество сочувственно преклонило слух и поспешно исполнило эту просьбу. Этот боголюбезный муж, по любви к спокойствию и по страсти к уединенной жизни, старался найти какое- нибудь пристанище, соответствующее его нраву и жизни, и узнал об острове Патмосе, диком и бесплодном в одном отношении, но плодоносном и весьма удобном для произрастания духовных плодов, если кто пожелал бы посеять на нем приятные Богу семена добродетелей, представляющем собою, так сказать, мастерскую добродетели (ἀρετῆς ἐργαστήριον) вследствие того, во-первых, что он (остров) как бы в некоторое наследие получил подвиги Сына грома и преимущественно возлюбленного у Христа,⁷⁷³ а потом и вследствие уединенного и заброшенного своего местоположения (по причине дальнего расстояния от материка там не бывает никого из приезжающих); он пришел к царству моему и очень убедительно просил предоставить это удобное место для выполнения его желания, предлагая, чтобы немедленно было взято в казну все находящееся у него во владении на острове Кос, сколько бы и что бы (там) ни было, а (ему) взамен получить в неотъемлемый дар весь указанный остров, предлагая, чтобы сложены были лежащие на острове казенные подати, сколько и какие бы они ни были, и остров, свободный и избавленный от всякого приказного налога, был подарен ему, дабы он воздвиг на нем монастырь, собрал в него своих учеников и, таким образом, беспрепятственно служил Богу и возносил теплые молитвы за наше государство. Поэтому настоящим благочестивым хрисовулом (наше царство) определяет отчислить в казну, согласно просьбе благочестивейшего старца, (все), сколько и что бы ни находилось когда бы то ни было во владении у него на острове Кос, а ему дарит означенный остров во всем его объеме и пространстве, не временно и не на счетные годы, но в неотъемлемое и вечное владение и господство, доколе стоит настоящий мир, определяя сложить (с острова) все казенные подати и налоги, какие и сколько бы их ни было. Царство мое посвящает этот остров Богу как некоторое избранное приношение и величайшую добрую жертву через посредство просителя – благочестивого монаха, и отныне на все следующие и вечные времена он будет независим от царских прав, свободен и от приказных сетей (τῶν ἀρκύων), предоставлен только одному Богу и находящимся на нем монахам, которые только одни будут пребывать там, не позволяя никому из мирян жить здесь под предлогом парикии, приезжать для торговли или другого какого-нибудь житейского занятия; на острове в мирском платье будут жить одни только работающие у монахов за плату, и те – неженатые, не живущие с женщинами и не имеющие детей: наше царство преграждает сатане всякий путь дурного влияния. Вследствие этого определяется, чтобы этот остров был совершенно недоступен безбородым и вредным лицам, женщинам, детям и евнухам, от которых возникают так часто душевные бури, – о чем именно просил мое царство этот благочестивейший муж, – за исключением, конечно, как сказано, наемников, в которых монахи нуждаются для обрабатывания острова, но неженатых, ведущих жизнь, близкую к монашеской (если бы они отличались от них одной только одеждой). Итак, сам часто упоминаемый благочестивейший муж с зависящими от него монахами, настоящими и будущими, а вместе с ними имеющий возникнуть от него святой монастырь на острове Патмос будут владеть этим островом свободно от податей и налогов, господственно и влаственно, неотъемлемо и вечно; и как бы ни помог ему (Христодулу) Бог, в какое бы состояние он ни привел его (остров), даже если бы превратил собственным трудом в плодороднейший и доходный, – он будет отчислять его доходы в свою пользу вместе со своими монахами, совершенно никому не давая отчета. Конечно, этот вечный дар царства моего ограничивается только этим островом, а вне пределов его, на другом острове, он (Христодул) совершенно ничем не может владеть; то, что по какой бы то ни было причине принадлежало ему доныне на острове Кос, немедленно будет отдано в казну и будет считаться как никогда не принадлежавшее его монастырю, кроме, конечно, целого островка Липсо и того, чем он владел доныне на острове Леро: этим он будет владеть согласно со смыслом и силой хрисовула, данного ему нашим величеством относительно этого, и как он владел этим доныне, – другим же чем-нибудь никоим образом и никогда он не будет владеть ни на одном острове.⁷⁷⁴ Таким образом, только ими одними⁷⁷⁵ и целым островом Патмосом будут владеть этот святой муж и все подчиненные ему монахи, настоящие и будущие. Потом и честной монастырь, имеющий, как сказано, возникнуть на острове Патмос, будет владеть всем этим неотъемлемо и неотчуждаемо, будучи выше всякой канцелярской изобретательности, а тем более пустословия,⁷⁷⁶ и должен иметь непоколебимую и неотчуждаемую над этим власть на все века. Монастырь со всем островом навсегда пребудет самостоятельным и независимым, живя сам по себе и управляясь по уставу, имеющему быть в нем в будущем, и по установлению указанного благочестивого монаха Христодула и ктитора, и ни сам монастырь, ни его владения, ни самый остров не должны подчиняться власти лиц царских, патриарших, митрополичьих, епископских, церковных или каких-либо частных, в них никогда не должен посылаться никакой изгнанник, но они будут свободны навсегда, и самостоятельно и свободно будут процветать по силе этой грамоты с золотой печатью». В заключение остров и монастырь с данными ему владениями освобождались от всяких податей и повинностей.⁷⁷⁷

Кроме этого хрисовула в том же году и месяце св. Христодул получил от царя Алексея другой, которым будущему патмосскому монастырю было подарено морское судно. Монахи получили право свободно плавать на нем по всем морям, не платя никаких пошлин. Чиновникам морского ведомства воспрещалось оказывать монахам какие бы то ни было стеснения. В случае гибели судна, от чего бы она ни происходила, монахам позволялось иметь новое такой же величины и с теми же привилегиями. Это право было им дано навсегда.⁷⁷⁸

Получив эти хрисовулы, св. Христодул, однако, не тотчас отправился на подаренный ему Патмос. На благочестивого старца нашло раздумье – не пропущено ли по забывчивости что-нибудь в первом императорском хрисовуле. Во избежание недоразумений и для своего успокоения св. Христодул еще раз обратился к Алексею и в ответ получил от него питтакий, которым Патмос и его жители вторично освобождались от всех податей. Об этом и доведено было до сведения приказа частных дел (τών οἰκειακῶν).⁷⁷⁹ Вполне успокоенный этим питтакием, Христодул отплыл на остров Кос, передал доверенному от императора лицу – Николаю Цан- ци (Τζάνζη), судье Кикладских островов, принадлежавшие ему на Косе имения,⁷⁸⁰ а от него получил в августе 1088 г. остров Патмос.⁷⁸¹ В акте передачи, подписанном Николаем, между прочим говорится, что остров найден им совершенно уединенным и пустынным: он был покрыт тернием и дикими растениями, непроходим и по безводности места совершенно высох. Нигде на всем острове не найдено ни одного ручейка и вообще текучей воды, за исключением весьма немногих колодцев, очень бедных водой. Величина острова равнялась 3860 модиям; из этого пространства удобной для сеяния земли оказалось лишь 625 модиев, но и она была покрыта холмами и требовала необыкновенно великого труда для обработки; остальная же часть острова гориста, утесиста и непроходима. На острове было только несколько диких деревьев. Из построек найдена лишь одна ветхая часовня во имя апостола Иоанна Богослова.⁷⁸² Как ни беден был физической природой остров Патмос, но вступление на него было для св. Христодула радостным событием. «Я веселился и радовался, – пишет он, – уединению и спокойствию острова, считал сокровищем его ненаселенность и непроходимость».⁷⁸³ Но его сподвижники иначе отнеслись к этому. Большая часть из них была недовольна пустынным и заброшенным характером Патмоса и глухо начала протестовать на игумена за его выбор. Благоразумие меньшинства и авторитет св. Христодула скоро, однако, победили возникшее несогласие, и вся монашеская община с игуменом во главе деятельно взялась за постройку монастыря. Св. Христодул сам носил камни для строящейся обители и тем много побуждал к работе своих сподвижников. Монастырь был воздвигнут во имя Иоанна Богослова, опоясан высокой стеной и несколько укреплен. Когда он был отстроен, из разных мест потекли в него любители отшельничества.⁷⁸⁴ Для благоустройства их внутренней жизни Христодул составил в 1091 г. устав. Между тем император Алексей не забывал о Патмосском монастыре. В 1089 г. он освободил от военной службы некоторых жителей Патмоса, принадлежавших монастырю.⁷⁸⁵ Около того же времени он подарил ему поместье и монастырей Стила на острове Крите,⁷⁸⁶ а также триста модиев хлеба и 24 золотых монеты из доходов с того же острова.⁷⁸⁷ Св. Христодул прожил на Патмосе три года и восемь месяцев. В апреле 1092 г. он вынужден был вследствие нашествия турок на Кикладские острова оставить Патмос и переселиться с учениками на Евбею. К этому времени он успел поставить монастырь на высокую степень процветания. Он имел и многочисленное братство, и многочисленные владения. В числе последних были два острова – Патмос и Липсо и два поля на Леро – Парфенион и Таменион; кроме того, во владении у монастыря было четыре судна, одно из них было подарено Алексеем, другое – монахами острова Крита и два – частными лицами.⁷⁸⁸ На Евбее св. Христодул прожил 11 месяцев и скончался в марте 1093 г., успев получить от императора Алексея в дар Патмосскому монастырю еще монастырей Богородицы на острове Косе, построенный им же.⁷⁸⁹ Преемником его по игуменству был монах Иосиф Иасит.⁷⁹⁰ При нем в 1099 г. монастырь получил от императора Алексея 12 париков, свободных от всяких податей, которые должны были поселиться на монастырских землях на Липсо и Леро.⁷⁹¹ Хотя в конце XI и начале XII в. острова Архипелага и Средиземного моря много страдали от нашествия турок, которые не щадили и монастырей,⁷⁹² однако, неизвестно, чтобы вместе с ними разделял печальную участь и монастырь св. Христодула. По словам одного из биографов великого патмосского подвижника Иоанна, митрополита Родосского,⁷⁹³ турки не только не делали монастырю вреда, но даже приносили ему дары, чтя его ктитора за праведника Божия.⁷⁹⁴

Одновременно со св. Христодулом в среде провинциального монашества действовал другой великий подвижник – св. Мелетий Новый Миупольский (1035–1105). Св. Мелетий родился в Каппадокии в селении Муталаске от простых, незнатных родителей. По достижении пятнадцатилетнего возраста, когда родители думали о его браке, Мелетий почувствовал стремление к монашеской жизни и тайно ушел в Константинополь; здесь он поселился в монастыре Иоанна Златоуста, получившем название от своего основателя, который и сам жил в нем некогда. На третьем году своего пребывания в монастыре Мелетий принял пострижение в монахи; но, стремясь к большему совершенству и полному уединению, он покинул обитель и отправился странствовать. Он намерен был посетить старый Рим, а затем Святую Землю, но дошел только до Фессалоники. Отсюда, по внушению свыше, Мелетий направился в Элладу и поселился близ часовни св. Георгия, недалеко от города Фив. По истечении некоторого времени слава подвигов Мелетия стала привлекать к нему целые толпы любителей монашества. Часовня была превращена в монастырь, пустыня населена, а соседний город опустел, сделался безлюдным. Около 1070 года Мелетий совершил паломничество по св. местам Палестины и Рима и, возвратившись из странствования в свой монастырь, занялся дальнейшим его благоустройством. Он возвел новые монастырские постройки, причем святой сам таскал тяжелые камни, служившие строительным материалом, разводил сады и огороды. С каждым годом увеличивалось число монахов, желавших подвизаться под руководством св. Мелетия, так что он вынужден был построить и другие монастыри. Пустыня являлась другим городом, имеющим состав населения всякого возраста, всякого сословия, всякого рода и занятия. Избегая славы человеческой, Мелетий решился оставить это место и удалился сначала на гору Филагриеву, вероятно, по соседству с Фивами, где устроил несколько келлий, а потом (ок. 1082 г.) – на Миупольскую; последняя находилась на границе Аттики и Беотии, была совершенно безводна и почти недоступна для людей. Здесь Мелетий встретил часовню во имя Спасителя и поселился при ней. Но прославленный подвижник и на этой горе не нашел желаемого уединения. Вокруг него быстро образовалась весьма значительная община монахов. Для пришельцев Мелетий построил не только келлии, но и два новых храма: один – в честь Богоматери, а другой – во имя пророка Илии. Но когда помещение оказалось тесным для постоянно умножающегося числа отшельников, Мелетий приобрел в свою собственность монастырь Симвул, находившийся на той же горе и посвященный Бесплотным небесным силам. И этот монастырь скоро был переполнен монахами, так что Мелетий обратился к устройству малых побочных лавр, позволяя в то же время более совершенным монахам удаляться в отдельные келлии. За непродолжительное время около главного монастыря возникли двадцать четыре паралаврии, заключавшие то восемь, то двенадцать, а то и более монахов, и никак не менее шести. Таким образом, гора сделалась некоторым небом на земле, явилась обиталищем великого количества людей. О Мелетии и его общине узнал император Алексей Комнин и преисполнился уважением к святому за его добродетель. На содержание миупольского монастыря Симвула он назначил из податных сборов Аттики ежегодную сумму в 422 золотых монеты. Эти деньги были главным средством содержания для монастыря, так как он не имел ни малейшего участка земли, исключая того, что было занято

жилищем и овощным садом, а монахи не имели никакого промысла и стяжания, но всецело посвящали себя душеспасительным подвигам. Меле- тий провел на Миуполе более двадцати лет и умер около 1105 г., оставив свою монашескую общину на верху благоденствия. В царствование Иоанна Комнина, когда было написано житие святого Николаем, епископом Мефонским, она состояла из трехсот человек.⁷⁹⁵

Из провинциальных монастырей, возникших в царствование Алексея, известны еще монастыри Богородицы – на острове Кипре и Банковский близ Филиппополя. Первый был основан анахоретом Исайей при содействии вельможи Мануила Вутомита (Βουτομίτης) на горе Кокке, или Кикке.⁷⁹⁶ Ктитором второго был грузин Григорий Пакуриан, великий доместик запада, известный полководец в царствование Комнина. У Пакуриана рано явилось желание построить собственный монастырь как по религиозным целям, так и ввиду тех соображений, чтобы иметь в нем место упокоения своего бренного тела.⁷⁹⁷ Но вследствие мирских занятий исполнить это желание Григорию удалось лишь в старости. В 1083 г. он отказался от военной службы, удалился в подаренную ему императором Алексеем крепость Πετριτζός близ Филлиппополя и построил здесь монастырь во имя Богородицы Петрицонитиссы (Πετριτζονιτìσσης). Ктитором был грузин, а потому и монастырь предназначался для грузин. Братство новопостроенного монастыря было сформировано преимущественно из близких к Григорию и верных воинов, состарившихся на поле брани и пожелавших вдали от мира и людей провести остаток жизни. Число братии определено в пятьдесят человек, кроме игумена, но со включением сюда всех должностных лиц монастыря. На содержание монастыря Григорий назначил владения свои и своего брата магистра Апазия, состоявшие из четырех крепостей, полей, усадеб и восьми монастырьков, а именно: во имя св. Николая, св. Илии, двух св. Георгия на поле Стенимахском, св. Николая в Фессалонике, св. Георгия на горе Папикии в Македонии, св. Евфросинии в местечке Ливадии и монастырь Χαχοῦ. Вообще в материальном отношении Банковский монастырь был обеспечен так, как немногие из византийских монастырей. Получая от монастыря содержание, монахи в то же время ежегодно пользовались приличным денежным вознаграждением (πρέπουσα ρόγα) на потребные расходы, главным образом на одежду. При монастыре была устроена богадельня (γηροκομεῖον); в заведовании монахов была также школа, выстроенная при монастыре св. Николая в Стенимахе, и три странноприимницы (ξενοδοχεῖα) – в Стенимахе, Фессалонике при монастыре св. Николая и в местечке Мармари в Македонии. Все они содержались на средства монастыря. Благоустроив монастырь с внешней стороны, Григорий Пакуриан в 1084 г. написал для него и устав. Этим уставом признавалась свобода и независимость монастыря и его владений от всякой власти. Подлинность устава была засвидетельствована самим Пакурианом и Иерусалимским патриархом Евфимием, случайно оказавшимся тогда в Филиппополе.⁷⁹⁸

В век Алексея Комнина особенно много было построено новых и восстановлено старых монастырей в Южной Италии и Сицилии. В XI в. эти страны наконец были освобождены от сарацин. Честь эта принадлежит норманнам. Норманнские князья вообще были очень благосклонны к греческому населению завоеванных ими византийских провинций. Они выказывали ему даже больше покровительства, чем итальянцам и арабам. Такое отношение к грекам было внушено первым норманнским князьям настоятельными политическими соображениями. Греческий элемент составлял очень значительную часть населения их владений. Великий и могущественный не только численно, но и силой своего интеллектуального развития, он представлял собой элемент, который скорее всякого другого мог бы подорвать и опрокинуть установленный норманнами общественный строй и их правительственную власть. Поэтому норманнам необходимо было во что бы то ни стало привязать его к себе. Одним из средств к этому было благосклонное отношение к местному греческому монашеству. На путь благоволения к монахам выступил пер вый же норманнский князь Роберт Гвискард, и прежде всего в Сицилии. В 1063 г. Роберт соорудил близ города Мессаны монастырь св. Григория Гипса (τοῦ Γύψον)⁷⁹⁹ на месте победы над сарацинами.⁸⁰⁰ В 1072 г. он, овладев городом Панормой, восстановил в Мессане древнейший греческий монастырь св. Филиппа Агирского – построил новые здания, собрал многочисленное братство и обеспечил его дарами и усадьбами. Его супруга Зихелгаита (Siehelgaita) также делала приношения в этот монастырь.⁸⁰¹

Гораздо более расположения и благосклонности обнаружил к южноитальянскому монашеству Роджер I, великий граф Калабрии и Сицилии. В сигиллии от 1092 г., данном сицилийскому монастырю св. Марии De Mili, он прямо заявил, что считает делом справедливым и разумным восстанавливать разрушенные врагами и временем монастыри, наполнять их монахами и тем прославлять имя Божье.⁸⁰² И действительно, очень многие монастыри обязаны ему реставрацией или постройкой как в Сицилии, так и на материке. В 1080–1083 гг. он построил в Сицилии, в городе Троине, два новых монастыря – во имя пророка Илии и архангела Михаила и обогатил их недвижимыми имениями,⁸⁰³ а в 1084 – монастырь св. Ангела в долине Деманской, сделав его самостоятельным и независимым.⁸⁰⁴ К 1087 г. относится основание Роджером монастыря св. Марии на реке Миле близ Мессаны; он подарил ему через пять лет соседние горы, долины, поля, сады и дал право независимости от церковной власти острова.⁸⁰⁵ В 1090 году Роджер основал монастырь св. Филиппа в Деманской долине, названный потом de Fragala, а в 1093 – монастырь свв. Петра и Павла de Itala к югу от Мессаны, наделив и его недвижимыми имениями; игуменом в последнем монастыре он сделал благочестивого монаха Герасима, который прекрасно благоустроил его с внутренней стороны.⁸⁰⁶ В 1098 г., после победы над сарацинами, он воздвиг новый монастырь – св. великомученика Георгия в Триокале,⁸⁰⁷ в следующем – св. Николая в местечке Фике (de Fico),⁸⁰⁸ а в 1100 г. – монастырь Благовещения Пресвятой Богородицы в селе Mandanichii в Мессанской области.⁸⁰⁹ В год смерти (1101) Роджер был занят восстановлением монастыря во имя Богоматери в селении Гала (de Gala), но умер, не докончив дела; оно завершено было его вдовой Комитиссой Аделаидой в 1105 г.⁸¹⁰ Кроме того, Роджером I были основаны: монастырь св. Филиппа в Луции (de s. Lucia) в Сицилии⁸¹¹ и несколько монастырей в городе Панорме,⁸¹² а также восстановлен монастырь св. Панкратия близ Филадельфа.⁸¹³ На материке Роджер построил следующие монастыри: св. Николая Греческого (τῶν Γραικῶν) близ Бари,⁸¹⁴ св. Николая в Мариоте в Калабрии, св. Григория Чудотворца в Сталетти,⁸¹⁵ во имя Богоматери на территории Сквилляче,⁸¹⁶ св. Филиппа в Локрах.⁸¹⁷

Восстанавливая разрушенные монастыри и основывая новые, Рожер в то же время изливал щедрые милости на те монастыри, которые были основаны еще до него. В 1096 г. он подарил монахам Стила в Арзафии (εἰς τούς ἐρημήτας τοῦ Στύλου εἰς τὴν Ἀρσάφυαν) около сотни париков, в том числе троих священников.⁸¹⁸ В 1099 г. Туррийский (τῆς Τούρρης) монастырь Богородицы получил от него тридцать греческих семей париков.⁸¹⁹ В 1091 г. Роджер отдал Петру, игумену монастыря Св. Троицы в местечке Метилиане близ Салерно, монастырь св. Адриана в Калабрии близ Россано (вероятно, тот, который был построен св. Нилом Калабрийским).⁸²⁰ Наконец, в 1101 г. он подарил монастырю Пресвятой Девы Марии de Eremo три села на поле Сталлетти.⁸²¹ Некоторых игуменов греческих монастырей Роджер жаловал достоинством светских баронов.⁸²²

В управление гуманного и монахолюбивого Роджера I в Южной Италии и Сицилии было построено несколько монастырей и другими лицами. Около 1080 г. в один из своих походов в Сицилию Роджер встретил в местечке Плака близ города Франкавилла анахорета Хремеса, подвизавшегося на одной скале. Хремес выпросил у Роджера в дар себе всю окрестную местность для устройства здесь монастыря. К 1093 г. монастырь был основан и населен монахами. Он был посвящен Спасителю и назывался монастырем Placa. Хремес был первым в нем игуменом и нес эту обязанность до самой смерти († 1116).⁸²³ В 1098 г. знатный вельможа Христодул основал великолепный монастырь во имя Богоматери в местечке Лилибее (in Lilybeo) в Сицилии и щедро обогатил его движимыми и недвижимыми имуществами.⁸²⁴ Другой вельможа – Схоларий, происходивший из древнейшей греческой фамилии, славившийся своей ученостью, особенно в области юриспруденции, владевший богатым собранием древних манускриптов и обширнейшими поместьями в Сицилии и Калабрии, основал в 1099 г. великолепнейший монастырь св. Пантелеймона близ Мессаны в Сицилии. Монастырский храм был снабжен большой коллекцией церковных сосудов, икон и одежд. Сюда же он пожертвовал всю свою библиотеку, содержавшую более 320 кодексов самого разнообразного содержания. Нечего и говорить о том, как щедро Схоларий обеспечил свой монастырь в материальном отношении. Кроме этого монастыря Схоларий строил и другие – одни реставрировал, другие основывал вновь и населял их монахами. В конце жизни он и сам постригся в монастыре Пантелеимона с именем Саввы и состоял здесь игуменом.⁸²⁵ Брат Схолария – Николай, удовлетворяя своим аскетическим наклонностям, также постригся с именем Никодима и выстроил для себя в Сицилии особый монастырь, известный под именем св. Марии Масса (de Massa).⁸²⁶ Из монастырей, возникших в конце XI и начале XII в. на материке Италии, известны: Новой Одигитрии τοῦ Πατρὸς, или de lo Patire, или de Patirio, около Россано в Калабрии,⁸²⁷ построенный в 1090 г. монахом Нилом († 1138), которого нужно отличать от Нила Россанского,⁸²⁸ монастырь Мартина, основанный монахом Варфоломеем в горах близ Россано и получивший наименование Blasio,⁸²⁹ св. Николая Kasole (di Casole) близ Отранто, воздвигнутый в 1099 г. монахом Иосифом при содействии Богемунда, принца Таренто и Антиохии.⁸³⁰ Особенную ревность к основанию монастырей проявил локрский епископ Леонтий. В одной из своих грамот от 1106 г. Леонтий выражает недоумение и вместе с тем жалобу по поводу того, что его предшественники не заботились о восстановлении в локрской епархии старых монастырей, разрушенных агарянами, тогда как это должно было составлять одну из главных их обязанностей. Выполняя этот свой долг, Леонтий с основания воздвиг два монастыря – один женский, во имя св. мученицы Параскевы, а другой – мужской, во имя Богородицы и Приснодевы Марии. В том и другом он собрал значительное братство. Последний монастырь был воздвигнут (1101) при содействии Аделаиды, вдовы Роджера I, и ее сына Роджера II. К нему был присоединен в том же году соседний монастырей – св. Филиппа, а через пять лет (1106) подарены еще два – Богородицы Bucetorum (Βουκητῶν) и Иоанна Предтечи τῶν Ἐρημήτων, – все в локрской епархии. Пожертвование двух последних монастырей было вызвано невозможностью восстановить и благоустроить их на епархиальные средства.⁸³¹ Вообще под покровительством Роджера I южноитальянское монашество достигло высокого благосостояния. Оно пользовалось милостями и от императора Алексея Комнина. Так, монастырь Новой Одигитрии получил от него и его супруги Ирины богатое собрание книг и священных украшений, а также некоторые св. мощи.⁸³²

Сын и преемник Алексея – Иоанн Комнин, или Калоиоанн (1118–1142), унаследовал от своего отца расположение к монашеству. Он нередко беседовал с монахами и просил у них молитв.⁸³³ Монахи бывали с ним и во время постоянных его военных походов. Он не пренебрегал их советами даже в критические моменты военных обстоятельств.⁸³⁴ Своему расположению к монахам Иоанн остался верен до конца жизни. Когда он лежал на смертном одре в местечке Киликии, вдали от столицы и родных, то приказал позвать к себе одного монаха, родом из Пам- филии, мужа святого, и просил непрестанных его молитв перед Богом.⁸³⁵ Любовь Иоанна к монахам разделяла и его супруга Ирина. Это была скромная и исполненная редких добродетелей женщина. Все, что она получала от царя-супруга и государственной казны, она ни детям не берегла в наследство, ни расточала на украшения и роскошь, но всю жизнь благодетельствовала каждому, кто просил ее о чем-нибудь. Монахи в этом случае первенствовали над другими.⁸³⁶ С именем царственной четы связано происхождение самого блестящего из столичных монастырей – Пантократора, или Вседержителя. Ктитором его был собственно Иоанн, но и Ирина принимала деятельное участие в построении и обеспечении монастыря.⁸³⁷ Монастырь был мужским. В 1136 г. сам император написал для него устав, которым признавалась свобода и независимость монастыря от духовных и светских властей. Для содержания монахов были назначены села, виноградники, усадьбы, пожалованные Иоанном и Ириной. В зависимости от Пантократора состояли шесть столичных монастырей: Носсиев (τῶν Νοσσιῶν), Монокастана, монастырь в местности Анфемия (τῶν Ἀνθεμίου), Мидикария, лежащий против столицы, по ту сторону Босфора, Галакринский и Сатира. Эти монастыри не имели своих игуменов, а только экономов, зависевших от игумена монастыря Пантократора, считавшегося игуменом подчиненных монастырей. Остатки от доходов этих монастырей, за покрытием необходимых расходов, поступали в монастырь Пантократора, но за то этот последний должен был помогать подчиненным монастырям в том случае, если бы они впали в нужду и доходов не доставало бы на насущные потребности.⁸³⁸ Во всех указанных монастырях полагалось определенное количество монахов, а именно: в монастыре Пантократора – 80, кроме 50 священно- и церковнослужителей, в монастыре Носсиев – 12, Монокастана – 16, Анфемия – 12, Мидикария – 6, Галакринского – 6, Сатира – 18.⁸³⁹ Но в действительности число монахов в этих монастырях, вероятно, превосходило цифру, определенную уставом. По крайней мере, Ансельм, епископ Гавельбергский, свидетельствует, что в царствование Иоанна в одном монастыре Пантократора было 700 монахов.⁸⁴⁰ При Пантократорском монастыре была устроена больница и богадельня, содержавшиеся на монастырские средства.⁸⁴¹ Иоанну Комнину приписывается также восстановление монастыря Иоанна Предтечи в Петрионе.⁸⁴² И этот монастырь был наделен от царя недвижимой собственностью – плодородной землей и лугами.⁸⁴³ Милостями царя пользовались и провинциальные монастыри. Так, он утвердил выдавать Патмосскому монастырю из податей острова Крита 300 модиев хлеба и 24 золотых монеты, назначенные его отцом Алексеем, прибавив от себя еще 100 модиев хлеба, и признал льготы, данные патмосским монахам относительно морского плавания.⁸⁴⁴

Преемник Калоиоанна – мужественный Мануил Комнин, проведший свое тридцатисемилетнее (1143–1180) царствование в войнах с турками, кочевниками и христианами, избрал по отношению к монахам другой путь сравнительно со своими предшественниками. Никита Хониат говорит о нем, что он был очень далек от мысли хвалить своего отца и деда за их отношение к монахам и одобрять тот сложившийся при них порядок вещей, когда люди дают обет монашества, а между тем бывают и богаче и больше развлечены хлопотами, чем миряне, любящие удовольствия земной жизни. Вследствие этого, по желанию ли поддержать погибавшую и падавшую честь монашества или из опасения быть обличенным в сочувствии к тому, что сам же в других порицал, Мануил возобновил закон, который дан был истинно достойнейшим царем Никифором Фокой, человеком с богатырской силой и с большим умом, – закон, которым запрещалось увеличивать монастырское имущество. Этот закон от времени превратился было в мертвую букву и потерял силу, но он воскресил его, согрев, как бы кровью, красными царскими чернилами. Он не переставал упрекать и отца, и деда, и прочих своих родственников, которые, построив монастыри, приписали к ним целые десятины плодородной земли и зеленые луга: он осуждал этих людей и изливал на них колкие насмешки не за то, что они часть своего имущества уделили Богу, а за то, что хорошее дело сделали нехорошо. Им бы следовало назначить жилище для монашествующих в неизвестных местах и пустынных странах, в углублении пещер и на возвышенностях гор, а от этого красивого города близ Геллеспонта бежать, как бежал Одиссей от обольстительных звуков и песен сирен.⁸⁴⁵

Свои новые распоряжения Мануил прежде других сам постарался применить на деле. Устроив священную обитель во имя Архистратига Михаила около устья Понта, на месте, называемом Катаскепой, он собрал сюда самых знаменитых и самых лучших того времени монахов и позаботился устроить для них жизнь совершенно уединенную. Зная, что владение имуществом и соединенные с ним разные хлопоты отнимают у людей, избравших для себя пустынную жизнь, много покоя и отклоняют их от жизни для Бога, а между тем в этом и состоит их обет, – он не уделил им никакого имущества, не назначил монастырю ни полей, ни виноградников, а положил производить монахам из царской казны столько жалованья, сколько нужно для полного их содержания.⁸⁴⁶ Эта обитель по своему устройству, на взгляд Мануила, была образцовой, и он хотел, по словам Никиты Хониата, подать ею потомкам пример того, какую нужно приготовлять трапезу пустынникам, людям бедным и отрешившимся от земного.⁸⁴⁷ Построив вторую обитель в Киликии на том месте, где отец его испустил дух,⁸⁴⁸ Мануил также не дал ей никаких недвижимых имений. Вообще он старался все монастыри обеспечивать деньгами, которые он щедро раздавал им.⁸⁴⁹ Такой порядок дела он старался ввести не только в новых, но и в старых монастырях. Так, в 1161 г. он велел выдавать Патмосскому монастырю св. Христодула два литра золота взамен хлеба, подаренного обители императорами Алексеем и Иоанном.⁸⁵⁰ С целью же устранить монахов от мирских занятий Мануил определил, чтобы в больших монастырях всеми экономическими делами управляли особые светские чиновники, назначаемые от правительства.⁸⁵¹ Распоряжения Мануила о том, чтобы монастыри не приобретали недвижимых имений, но получали содержание из царской казны, относились только к вновь построенным монастырям. Что же касается старых монастырей, то их владения были оставлены за ними и неприкосновенность их от руки казны была обеспечена тремя хрисовулами. Один из них, изданный в июле 1146 г., определял, чтобы монастыри не терпели ущерба от того, если бы принадлежащие им документы на право владения имениями оказались в чем-нибудь недостаточными (хромающими – χωλεύειν).⁸⁵² Но ввиду того, что этим хрисовулом императору не удалось избавить монастыри от тяжких обид, наносимых им под предлогом выгод казны разными чиновниками, он в марте 1158 г. издал второй хрисовул, которым монастырские земли признавались свободными от всяких новых переписей; никакой писец, дозорщик или приправщик, или же член какого- нибудь приказа не имел права появляться на них для переписи, сбора подомного налога, для исчисления мер земли или количества париков и т. д.; один раз и навсегда, вслед за изданием грамоты, предполагалось составить и выдать монастырям πρακτικὰ, т. е. владенные записи, содержавшие в себе и опись имения; в хрисовуле было прибавлено, что на будущее время монастыри не будут иметь права увеличивать свои поземельные владения или умножать число париков, на них сидящих.⁸⁵³ Наконец, в следующем 1159 г. была издана третья новелла о монастырских имуществах, которой в третий раз повелевалось монастырям неотъемлемо владеть своими недвижимыми имениями, хотя бы им были представлены документы, доказывающие права казны на те же владения.⁸⁵⁴

В духе этих хрисовулов Мануил действовал более половины времени своего царствования. Он утверждал привилегии монастырских владений, данные им в прежнее время,⁸⁵⁵ защищал их от насилия чиновников,⁸⁵⁶ и если делал подарки монахам, то деньгами⁸⁵⁷ или париками.⁸⁵⁸ Но указанные распоряжения императора относительно монастырских имений недолго имели силу. «По наветам некоторых злорадных людей, – говорит Вальсамон, – в июне 1176 г. вышло царское повеление,⁸⁵⁹ которым почти отменялся благочестивейший и благодетельнейший хрисовул от 1158 г., и поэтому все монастырские недвижимые имущества подверглись расхищению со стороны составителей переписей».⁸⁶⁰ Таким образом, счастливые времена, которые монашество переживало в первой половине царствования Мануила, неожиданно пресеклись. Они не возвращались до самой смерти царя. Тем не менее и в эти годы он не упускал из виду монашеского института и продолжал делать законодательные распоряжения относительно него.⁸⁶¹ Свое земное поприще Мануил закончил пострижением в монашество. «Почувствовав приближение смерти, он потребовал монашеского платья. При этом требовании поднялась суматоха, как обыкновенно бывает в подобных случаях; и так как готовой духовной одежды не было, то окружавшие царя, отыскав где-то черную ветхую мантию, снимают с самодержца роскошные царские одежды, одевают его в грубое платье подвижников Божьих и, надев на него божественный шлем и честные латы, преображают в духовного воина и сопричисляют к воинству Небесного Вождя. Мантия, не достигая до ног и не покрывая всего его богатырского тела, оставляла открытыми голени, так что никто из зрителей не мог удержаться от слез, помышляя о человеческой немощи и о ничтожестве при конце жизни нашего тела. Погребли его около монастыря Пантократора».⁸⁶²

Царствование Мануила Комнина было небедно постройками новых монастырей. Кроме двух киновий, основанных самим царем, в его царствование был восстановлен полуразрушенный монастырь св. Мамы, или Маманта, в Константинополе. Ктитором его был мистик Георгий Каппадокиец, который передал монастырь по завещанию своему брату Феохаристу.⁸⁶³ Из провинциальных монастырей к 1143 г. относится основание монастыря в Пелопоннесе Львом, епископом Навплии и Аргоса. Незадолго до этого года Лев воздвиг женский монастырь в приморской местности Арее (Ἀρείας) во имя Богоматери, поселив в нем 36 монахинь. Но так как берега Эллады в то время подвергались постоянным грабежам морских разбойников, то Лев, опасаясь, чтобы добычей их не сделались и монахини его монастыря, задумал удалить их в более безопасное место. В некотором расстоянии от Ареи в местечке Вуци (Βούζη) он построил новую обитель также во имя Богоматери и поселил здесь арейских монахинь. Что же касается первой киновии, то она была превращена в мужскую с тем же количеством монахов. Монастыри имели для содержания недвижимые имения. Для упорядочения их внутренней жизни Лев написал устав, рекомендуя в богослужении придерживаться типика соседнего монастыря Мелетия. Женский монастырь находился под покровительством мужского, и игумену последнего повелевалось заботиться о нем.⁸⁶⁴ К царствованию Мануила относится происхождение монастыря св. Марии Махера (τοῦ Μαχαιρᾶ) на острове Кипре. Оно связано с именами монаха Игнатия и иеромонаха Нила, впоследствии епископа Тамаса. Из них прежде поселился на Кипре Игнатий. Его подвиги привлекли к нему несколько учеников, с которыми он и жил первоначально в каливах. Терпя крайнюю нужду, отшельники отправились в Константинополь и обратились к царю Мануилу за помощью. Последний не только назначил им годовое жалованье в пятьдесят номисм, но и подарил гору Махера с окрестностями, обещая впоследствии дать свободу и независимость и их монастырю. Возвратившись, монахи построили на острове часовню во имя Богородицы и вокруг нее келлии, в которых поселилось около семи человек. Между тем слава о добродетели Игнатия распространялась по окрестностям и привлекала к нему новых учеников. В числе их на остров пришел в 1172 г. и вышеупомянутый Нил. Он скоро заслужил расположение Игнатия и был поставлен даже во главе общины, после того как благополучно и успешно сходил, по поручению Игнатия, за материальной помощью к монахам Киликии. По смерти Игнатия монахи получили от христолюбивых жителей Кипра некоторые приношения, на которые они воздвигли церковь во имя Богородицы, прилично украсили ее, построили трапезную, келлии, обнесли все валом, – и монастырь был готов.⁸⁶⁵ Этот монастырь был не единственным на Кипре. Тот же иеромонах Нил основал в Тамасе другой – женский и написал для него, так же как и для Махерского монастыря, устав.⁸⁶⁶ Известен еще на Кипре монастырь Κουτζουβεινίτου.⁸⁶⁷ В середине XII в. был основан афинским монахом Иоанникием монастырь Пресвятой Богородицы в Карии в округе Милассы и Меланудия.⁸⁶⁸

В середине XI в. возникло несколько монастырей и в Южной Италии, где монашество продолжало процветать под покровительством Роджера II, наследовавшего от отца политику благоволения к монахам. На поприще строительной деятельности прославился и сам Роджер. Ему обязан своим происхождением самый замечательный во всей Сицилии и, пожалуй, во всей Южной Италии монастырь Спасителя в Мессане. Основание этому монастырю положил еще Роджер I, построивший в 1059 г. небольшую церковь во имя Спасителя у ворот Мессаны, в память победы над сарацинами. Роджер II расширил эту церковь, украсил ее мрамором, построил вокруг нее келлии и собрал в них монахов, приписал к ней весьма большие недвижимые имения и таким образом образовал монастырь. Игумену монастыря Спасителя были предоставлены права архимандрита. Под его властью было 46 монастырей – сицилийских и калабрийских, а именно – в Сицилии: 1) св. Никандра в Мессане, 2) св. Льва в Мессане, 3) Спасителя, построенный монахом Схоларием, 4) св. Филиппа Мес- санского, или Великого, или Агирского, 5) Марии de Massa, 6) Стефана Мессанского, 7) свв. Петра и Павла de Itala, 8) св. Николая de Usa, 9) св. Петра de Agro, 10) св. Иоанна de Usigiro, 11) Спасителя de Placa, 12) св. Николая de Pellera, 13) св. Илии de Embula, 14) св. Василия de Тгаупа, 15) св. Меркурия de Тгаупа, 16) св. Никандра de s. Nico, 17) Варвары (s. Barbarum) de Demeno, 18) св. Петра de Deca, 19) св. Илии de Scala Olivem, 20) св. Иакова de Caló, 21) Марии de Mallimachi, 22) св. Петра на Широкой Реке, или Latifluminis (de largo flumine), 23) св. Параскевы de (Venera) Vanella, 24) Феодора Milatii, 25) св. Анны de Monteforte, 26) св. Филиппа de Demenna, или во Фраголе,⁸⁶⁹ 27) Архангела de Brolo,⁸⁷⁰ 28) Богородицы de Gala, 29) Григория Гипса, 30) св. Панкратия близ Реджио,⁸⁷¹ 31) св. Николая Calamachi в территории Centorbis в епархии Катанской;⁸⁷² – в Калабрии: 1) св. Константина de Malet, 2) св. Николая de Canneto, 3) св. Онуфрия de Calatabiet, 4) св. Феликса de s. Marco, 5) св. Ангела de Ficarra, 6) св. Панкратия de Briatico, 7) Anargirius в Россано, 8) св. Николая de Drosis, 9) св. Марии, называемой de Palearis, 10) св. Феодора de Nicotera, 11) св. Иерусалим в Катоне в епархии Реджио, 12) св. Илии Нового,⁸⁷³ 13) св. Филарета, называемый еще монастырем св. Назария,⁸⁷⁴ 14) св. Иоанна, 15) св. Георгия в Триокале.⁸⁷⁵ По отношению ко всем этим монастырям киновия Спасителя была как бы матерью (mater monasteriorum, mandra), а сама пользовалась правами самостоятельности и независимости.⁸⁷⁶ Роджеру II приписывается также основание монастыря Богородицы т. наз. Латинской (τῆς Λατίνας) в Сицилии⁸⁷⁷ и некоторых монастырей в Стиле в Калабрии.⁸⁷⁸ Деятельность Роджера II в отношении к монашеству оставила и другие следы в истории. В 1115 г. он утвердил за монастырем Богородицы в Арзафии все владения, пожертвованные ему разными лицами.⁸⁷⁹ В 1130 г. он укрепил за сицилийским монастырем Богоматери в Лилибее и монастырем св. Пантелеимона близ Мессаны привилегии и имущественные права, предоставленные им его отцом Роджером I.⁸⁸⁰ В 1137 г. он дал поле сицилийскому монастырю св. Георгия в Триокале и освободил его от подчинения мессанскому монастырю Спасителя.⁸⁸¹ В 1144 г. укрепил за монастырем св. Ангела Brolo, или Lisico, в Сицилии имения, пожертвованные его отцом, увеличив их новыми со своей стороны пожалованиями, дал игумену и монахам этого монастыря право суда над жителями окрестностей этого монастыря и даже целого города св. Ангела, за исключением дел уголовных, освободив самый монастырь от всякой власти церковной и светской. В 1145 г. он возобновил права относительно владений сицилийских монастырей – св. Филиппа во Фраголе,⁸⁸² Марии de Gala,⁸⁸³ Благовещения Пресвятой Богородицы в селении Манданихии⁸⁸⁴ и св. Филиппа Великого, или Агирского;⁸⁸⁵ кроме того, игумену монастыря Благовещения он дал право суда над окрестными жителями, а монастырь Филиппа Агирского освободил от церковной и светской юрисдикции.⁸⁸⁶ Наконец, Роджером II были даны три сигиллия (1104, 1122 и 1130) монастырю Новой Одигитрии в Калабрии, которыми утверждались за монастырем его недвижимые имения и парики.⁸⁸⁷

Из монастырей, построенных при Роджере другими лицами, известны: монастырь св. Иоанна Териста в Стиле на территории Сивиляче в Калабрии, прославленный высоконравственной жизнью своего ктитора († 1127)⁸⁸⁸ и считавшийся в середине XII в. (1144) caput monasteriorum ordinis s. Basilii in Calabria,⁸⁸⁹ и монастырь свв. апостолов Петра и Павла de Agro в Сицилии, основанный монахом Варфоломеем. Игумену этого последнего монастыря Роджер II пожаловал достоинство светского барона, а самому монастырю – несколько имений.⁸⁹⁰

Со смертью короля Роджера (1154) окончились и счастливые дни для южноитальянского греческого монашества. Правление Вильгельма Злого (1154 – 1166) ознаменовалось настоящим гонением против греческих монахов, поднятым фаворитом короля адмиралом Майо из Бари.⁸⁹¹ Целые сотни греческих монахов были казнены или отведены в рабство. Масса греческих монастырей была разрушена или разграблена; другие обители были переданы во владение латинских монашеских орденов. Так, монастырь св. Иакова на территории Бари был отдан оливетанам. Монастыри св. Екатерины и Николая Греческого на территории Мусарры были покинуты монахами, которые разбежались в разные стороны... Монастыри Богородицы, Пустынников (τῆς Ἐρήμου), св. Варфоломея и Михаила Архангела τῶν Σικυῶν были разрушены до основа ния.⁸⁹² За рассматриваемый период времени встречаются только два известия о постройке новых монастырей. Ранее 1159 г. знатные сицилийские граждане Роджер и его супруга Ула построили два монастыря – мужской во имя Богородицы и женский во имя св. Анны, матери Девы Марии, на реке Бордонаро близ Мессаны. В 1159 г. Вильгельм I утвердил за ними эти монастыри.⁸⁹³ Со времени Вильгельма I начался упадок православного греческого монашества в Южной Италии и Сицилии, продолжавшийся вплоть до начала XIII в.

Таким образом, при Мануиле провинциальное монашество вообще находилось в цветущем состоянии, хотя не везде оно пользовалось всецелым благоденствием, например в Италии во вторую половину правления Мануила. Кроме того, знаменитый патмосский монастырь св. Иоанна Богослова однажды подвергся грабежу сарацин, прибывших из Испании. После осады они взяли обитель, разграбили ее и причинили монахам насилия. Из кассы монастыря было похищено 78 литр золота. Второй раз монастырь подвергся нашествию самосского практора Пигонита, который нанес монастырю не меньше вреда, чем сарацины. После него практоры не раз грабили монастырь, так что в монастыре в 1157 г., по словам завещания игумена Феоктиста, не было и вида номисм, своих или чужих (νῦν οὐκ ἔστι πλέον ἐν τῇ μονῇ νομισμάτων εἶδος ἢ ἴδιον ἢ ἀλ– λότριον).⁸⁹⁴ При всем том в братстве его состояло 76 монахов, которые подписали вышеупомянутое завещание Феоктиста.⁸⁹⁵

В первый же год своего царствования преемник Мануила Алексей II Комнин (1181–1183) отменил распоряжение своего отца от 1176 г., неблагоприятствовавшее монахам. В изданной им в 1181 г. новелле он прямо заявил, что во всем намерен идти по первоначальным стопам своего отца, и в частности желает подражать его благотворительности по отношению к монахам, видя в этом залог к благому преуспеянию. Он постановил, чтобы изданные императором Мануилом во благо существующих монастырей три хрисовула были действительны, неизменны, непреложны, постоянно оставались в той же самой силе, в какой первоначально были изданы, и чтобы сохраняли свою твердость все записи владений (πρακτικά), совершенные на основании этих хрисовулов. Монастырские земли освобождались от власти государственных чиновников. В заключение повелевалось строго исполнять хрисовулы императоров Мануила и Алексея, под угрозой наказания.⁸⁹⁶

Но недолго продолжалось царствование Алексея, обещавшего благодетельствовать монахам: в 1183 г. он был низвержен Андроником (1183–1185). Воцарение последнего ознаменовалось жестокими бедствиями монахов в столице и ее окрестностях, которые им причиняли латиняне, жившие в Константинополе. Латиняне были вызваны на этот поступок бунтом греческой черни, предавшей огню и грабежу их колонии в Константинополе и его окрестностях. Мстя грекам за жестокую расправу с ними, латиняне, успевшие заблаговременно бежать из Константинополя, с ожесточением напали на города и селения по Босфору и на Принцевых островах. Они не щадили и монастырей, в большом числе рассеянных в окрестностях Константинополя, по берегам и островам Пропонтиды, разоряли и грабили их, а монахов убивали. В монастырях латиняне нашли богатую добычу, так как, кроме бесчисленных монастырских богатств и бесконечных монастырских сокровищ, в них оказалось много драгоценностей мирян, принесенных сюда для хранения. Опустошив берега Пропонтиды и острова Архипелага, латиняне спустились в Средиземное море и всюду ознаменовали свой путь убийством, грабежом и пожаром.⁸⁹⁷

От бедствий, нанесенных латинянами, константинопольские монастыри несколько оправились лишь при преемнике Андроника – Исааке Ангеле (1185–1195 и 1203–1204). Никита Хониат говорит об Исааке, что «щедростью к святым обителям он превзошел всех государей: одни из них, приходившие в упадок от времени, он поправлял; другие, утратившие свой блеск, расписывал разными живописными и мозаическими украшениями».⁸⁹⁸ Что же касается монахов, то он постоянно находился в их обществе и прибегал к их помощи во всех трудных обстоятельствах своей жизни. Когда в 1186 г. полководец Алексей Врана изменил императору и, задумав низвергнуть его, осадил Константинополь, царь так отчаялся, что не предпринимал никаких мер против изменника. Вместо этого, «набрав себе толпу монахов, которые ходили босыми и спали на голой земле, и поселив в свои царские палаты подвижников, возвышающихся над землей на столпах, царь просил Бога молитвами их укротить наступавшую междоусобную войну и не попустить того, чтобы царская власть быв отнята у него, перейдя к другому; а о том, что непосредственно касалось войны, не заботился нисколько, возлагая все надежды на всеоружие духовное».⁸⁹⁹ Только после продолжительных просьб кесаря Конрада – «не полагаться единственно на этих бедняков» и не бороться с врагом одним «предстательством этих святых мужей», царь наконец очнулся от мертвого сна, стряхнул с себя беспечность и решился набирать воинов.⁹⁰⁰ Во время вторичного царствования совместно с сыном своим Алексеем IV царь, несмотря на тягость и злополучие своего положения, по-прежнему предавался беспечности и по-прежнему надеялся на содействие главным образом монахов. Он был вполне убежден, что с их помощью он не только соединит под своей властью Восток и Запад и достигнет всемирного владычества, но по их молитве избавится от слепоты и увечья и явится совершенно новым, вполне богоподобным человеком. «Несколько нечестивейших и богоненавистных иноков, отрастивших на своей глубокой почве длиннейшую бороду, единственно в посмеяние над собою облекшихся в боголюбезный иноческий образ и только гонявшихся за царскими трапезами, обедая вместе с Исааком, поглощая разного рода самую свежую, самую жирную рыбу и попивая цельнейшее, старинное, душистое винцо, обыкновенно устраивали вместе с ним на словах его будущую всемирную монархию; а иногда, подняв кривые руки и коснувшись ими его глаз, предсказывали, что вот уже скоро они обновятся и окрепнут. При подобных речах царь таял от удовольствия и восторгался этой пошлой лестью блюдолизов, как будто непреложными обетованиями Божьими».⁹⁰¹ Однако многочисленные предсказания монахов о всемирном владычестве Исаака и о чудесном исцелении его от слепоты улетели, как грезы больного, и даже привели его с сыном к трагическому концу.⁹⁰²

Милостями Исаака Ангела пользовались не только столичные, но и провинциальные монастыри. Так, по просьбе монахов кипрского монастыря Махера, он утвердил за ними хрисовулы, данные императором Мануилом Комнином, подарил им сад из царских владений в Левкосии и двенадцать иперперов.⁹⁰³ В 1186 г. он дал монастырьку во имя Богоматери, построенному монахом Иоанникием в Карии, шесть париков, освободив их от податей.⁹⁰⁴ В 1186 г. он утвердил привилегии патмосско- го монастыря св. Иоанна Богослова и освободил все его корабли от морских налогов;⁹⁰⁵ это распоряжение царя было распространено и на новые суда монастыря, которые он приобрел в 1188⁹⁰⁶ и 1195 гг.⁹⁰⁷

Щедро благотворя в пользу монастырей и весьма уважая монахов, Исаак Ангел в то же время притеснял иноков и пользовался богатствами монастырей. В 1186 г., подавив восстание Враны, царь дал странное позволение столичным обывателям и инородцам, а именно: наказать переходивших на сторону Враны подгородних крестьян и жителей Пропонтиды. И вот в одну ночь по домам пропонтидцев разлился греческий огонь... Пожар истреблял все встречавшееся на пути. В эту ночь погибло много и монастырей, находившихся в окрестностях Константинополя.⁹⁰⁸ Но этим дело не кончилось. Наутро из Константинополя, под командой кесаря Конрада, выступил латинский опул в сопровождении множества городских бродяг и нищих, – и все это с яростью бросилось грабить и разбойничать по окрестностям столицы. Между прочим толпой «были ограблены святые обители, лишены даже церковных принадлежностей и священных сосудов, поступивших теперь на мирское употребление; пренебрежена была и седина почтенных иноков, не почтена добродетель, которую даже враг умеет уважать, словом сказать, не забыто ничего, что только можно было сделать ужасного». Грабеж прекратился только тогда, когда уже все было истреблено.⁹⁰⁹ И сам Исаак иногда наносил вред монастырям. Так, для возобновленного им храма Архистратига Михаила он взял церковную утварь и священные сосуды из т. наз. Новой обители в Константинополе.⁹¹⁰ В 1192 г. он подарил пизанским купцам некоторые дома, принадлежавшие столичному монастырю св. Антония и приносившие 246 иперперов дохода в год.⁹¹¹ В том же году Исаак по договору укрепил за венецианскими купцами скалы (σκάλαι), т. е. деревянные приспособления для стоянки судов, принадлежавшие монастырям свв. Пантелеймона и Мануила, а также некоторые дома, находившиеся во владении монастыря Логофетов и монастыря патриция Феодосия.⁹¹²

Последние годы XII столетия и первые XIII были тяжелым временем для византийского монашества. Выше уже было сказано, каким опустошениям и насилиям подвергались монастыри и монахи в царствование Андроника Комнина и суеверного и беспорядочного Исаака Ангела при всех симпатиях последнего к монашескому институту. Бедствия не оставляли монахов и в царствование Алексея III (1195–1203), хотя он по силе возможности и старался облегчить тяжесть положения монахов среди нелегких обстоятельств его царствования. Так, в 1196 году он подарил патмосскому монастырю св. Иоанна Богослова монастырек Ниси (Νησὶ) на острове Крите, построенный епископом Каламнийским (τῶν Καλαμνῶν), со всеми его владениями. Этот дар был сделан ввиду того, что братство монастыря, увеличившись до 150 человек, нуждалось в материальных средствах.⁹¹³ В 1197 году Алексей утвердил свободу судна того же монастыря от морских налогов.⁹¹⁴ Он же дал независимость монастырю св. Марии Махера на Кипре и утвердил за ним навечно все его недвижимые имения с 24 париками. За эту милость Алексея монахи прибавили особое молитвенное прошение за царя в великой ектении.⁹¹⁵ Но личная расположенность Алексея в пользу монашества не могла устранить тех бедствий, которые наносили ему внешние враги. При Алексее монастыри и монахи много пострадали от скифов. Это нашествие скифов было огромнее и ужаснее всех бывших прежде. Разделившись на четыре отряда, они прошли всю Македонию, грабя и разоряя все встречавшееся на пути. Они проникли между прочим в гору Ган, разграбили многие монастыри и перебили монахов.⁹¹⁶ Но более, чем от скифов, константинопольские монастыри пострадали от крестоносцев. В 1203 г. войска крестоносцев, по просьбе Алексея IV, осадили Константинополь. Эта осада закончилась страшным пожаром, который был произведен венецианцами. Этот первый пожар истребил навсегда наибольшую часть северо-западных окраин Константинополя, в том числе немало и монастырей.⁹¹⁷ Второй пожар Константинополя, бывший в 1204 г., до завоевания столицы латинянами, истребил громадную часть города от сарацинского квартала на берегу Золотого Рога до Манган.⁹¹⁸ Наконец 12 апреля 1204 г. город был взят и подвергся страшному разграблению. Та же участь постигала постепенно и все другие монашеские центры Византии. Греки во главе с императором Феодором Ласка- рисом удалились в Малую Азию, утвердились в Никее и образовали здесь (1204) Никейскую империю.

Как ни тяжелы были условия внешнего положения монашества в конце XII и начале XIII в., оно, однако, продолжало развиваться. В последние годы XII столетия было основано несколько монастырей. Вдова императора Мануила Комнина начала строить женский монастырь Иоанницы, но окончил его император Исаак Ангел, не щадивший на сооружение никаких издержек. В нем он постриг и водворил на жительство свою старшую дочь, посвятив ее Богу, как чистую агницу.⁹¹⁹ Исааком же был обновлен монастырь св. Маманта, в который он положил главу мученика, принесенную из Каппадокии.⁹²⁰ Исааком, отцом царя Андроника, была сооружена обитель в Вире (в Пере), где был ослеплен Исаак Ангел.⁹²¹ Преп. Савва, впоследствии архиепископ Сербский, содействовал возобновлению монастыря Богоматери Евергетиссы, за что считается одним из его ктиторов.⁹²² Константинопольские патриархи этого времени также строили для себя монастыри. Патриарх Феодосий (1172) построил монастырь на острове Теревинфе.⁹²³ Патриарх Георгий II Ксифилин соорудил себе Фриганский (Φρυγανῶν) монастырь в царствование Алексея III.⁹²⁴ Из провинциальных монастырей известно лишь о возобновлении фессалоникийской обители Филокалии усердием и помощью преп. Саввы Сербского.⁹²⁵

Для правильного представления о состоянии византийского монашества с середины XI до начала XIII в. не следует упускать из виду и того, что жизнь монахов не оскудевала и в старых монастырях, из которых очень многие упоминаются в истории этого времени. В столице кроме тех монастырей, которые упомянуты выше, существовали монастыри: Петрион (Πετρίον), или Петра, во имя Иоанна Предтечи (здесь проживала Мария, супруга Парапинака, с сыном Константином после низвержения мужа с престола; отсюда она потом была взята, приближена ко двору и сделалась супругой Вотаниата;⁹²⁶ здесь же была заключена Вотаниатом мать Комнинов – Анна Далассенская вместе с приближенными женщинами, когда Алексей поднял восстание против царя⁹²⁷); Мануила;⁹²⁸ Космидион;⁹²⁹ св. Сергия;⁹³⁰ Каниклия;⁹³¹ Фоки;⁹³² Источника, или Пиги;⁹³³ Перивлепт;⁹³⁴ Душеспасительницы (Ψυχοσωστίδος);⁹³⁵ св. Анастасии, игумен которого – Феодот был Константинопольским патриархом (1151–1153);⁹³⁶ Анкуриев;⁹³⁷ Ефоров;⁹³⁸ Манганский;⁹³⁹ св. Диомида, куда Андроник Комнин заключил вдову Мануила и мать Алексея II – Ксению;⁹⁴⁰ св. Дидима;⁹⁴¹ монастырь τῆς Σαρακήνης;⁹⁴² Богородицы Покаяния (Μετανοίας);⁹⁴³ Одигов, или Одигитрии;⁹⁴⁴ Евергетский;⁹⁴⁵ Сосфенов;⁹⁴⁶ Пантанасский, или Владычицы;⁹⁴⁷ свв. Флора и Лавра, в котором монашествовал Евстафий, впоследствии митрополит Фессалоникийский;⁹⁴⁸ Ἰερέων;⁹⁴⁹ Полиелея выше Каниклия;⁹⁵⁰ Непостижимого (Ἀκαταλήπτου, Incomprehensibilis) Спасителя ниже Камари (κατὰ Κάμαριν);⁹⁵¹ монастырь τοῦ Οἰκοπροτέρου;⁹⁵² св. Лазаря;⁹⁵³ Филофея;⁹⁵⁴ Проба, Тараха и Андроника;⁹⁵⁵ Πρασιάνου;⁹⁵⁶ Мокия;⁹⁵⁷ Πτερυγίου.⁹⁵⁸

В окрестностях столицы монастыри существовали на следующих Про- понтидских островах: Оксии, где была обитель Архистратига Михаила, игумен которой Михаил занимал при Мануиле Комнине Константинопольский патриарший престол (1143 – 1146);⁹⁵⁹ Проте; Халки; Платее; св. Гликерии; Принкипе; Антигоне; Трахонисии; Теревинфе; св. Андрея; св. Трифона; св. Елевферия; Кодоне; св. Пелагии; Богородицы; Месонисии; Гиатре и св. Димитрия.⁹⁶⁰

Незадолго до завоевания Константинополя латинянами столицу посетил наш паломник – архиепископ Новгородский Антоний и оставил нам драгоценную опись святынь города.⁹⁶¹ В числе их он поименовывает и монастыри. Всего константинопольских монастырей Антоний указывает в своей книге 34.⁹⁶² Но, конечно, в действительности их было гораздо больше. И сам Антоний, пересчитывая, например, святыни в окрестностях монастыря Перивлепта, замечает: «монастырей тут множество»,⁹⁶³ но какие именно – не указывает. Современники Антония также свидетельствуют, что в Константинополе в конце XII и начале XIII в. было громадное число монастырей. Вильгельм Тирский считает число константинопольских церквей и монастырей бесконечным.⁹⁶⁴ Хронист Альберик под 1202 г. своей хроники пишет, что в Константинополе было около 500 церквей и монастырей.⁹⁶⁵ Знаменитый греческий писатель конца XII в. Евстафий Фессалоникийский говорит, что в его время Константинополь, эта красота мира, это прекрасное и приятное око земли, был переполнен монастырями. Они окружали его как бы кольцом. Ими были усеяны оба берега Пропонтиды, от устья до Понта Евксинского. Богаты ими были и Пропонтидские острова. Эти монастыри были населены бесчисленными стадами священных овец.⁹⁶⁶ Когда Константинополь был завоеван латинянами, западные рыцари были поражены громадным количеством монастырей, находившихся внутри и вне столицы. По словам одного их них, Робера де Клари, все столичные монастыри невозможно было и сосчитать; что касается монахов и монахинь, то общая цифра их в столице доходила до 30 тысяч.⁹⁶⁷ Известие о бесчисленности столичных монастырей перед завоеванием Византии латинянами перешло и в нашу летопись.⁹⁶⁸

В провинции одним из главных центров монашества была Фессалоника. Город и его окрестности, особенно соседние горы, были переполнены монастырями.⁹⁶⁹ По именам из них известны монастыри: св. Николая вне города, в 1185 г. заброшенный и полуразрушенный;⁹⁷⁰ Соломонии;⁹⁷¹ св. Николая с орфанотрофием внутри города;⁹⁷² Авраамитов, или во имя Богородицы Нерукотворенной (τῆς Ἀχειροποιήτου), с центральной городской больницей⁹⁷³ и, вероятно, Акапнейский, женский;⁹⁷⁴ Хартаита (τοῦ Χορταῖτου, de Chortato)⁹⁷⁵ и Филокала (τοῦ Φιλοκάλου).⁹⁷⁶ Среди фессалоникийских монахов особенно был распространен подвиг столпничества. Вокруг города была целая колония столпников.⁹⁷⁷ По-прежнему много монастырей было в Афинах и их окрестностях. В одном из писем патриарху Феодосию знаменитый афинский митрополит Михаил Акоминат писал, что и у него в митрополии есть места, подобные веселому и цветущему острову Теревинфу, владению патриархов, наполненному монастырями: то была гора Гимитт (Ὕμηττος), по склонам которой были рассеяны не лишенные приятности монастыри (οὐκ ἀηδῆ φροντιδτήρια).⁹⁷⁸ Митрополит в данном случае разумел, конечно, монастыри Кесарианский (τῆς Καισαριανῆς) и τοῦ Κυνηροῦ τῶν Φιλοσόφων во имя Иоанна Предтечи.⁹⁷⁹ Кроме них в Афинах были монастыри св. Исповедников⁹⁸⁰ и Мирриния (Μυρρινίου).⁹⁸¹ Несколько монастырей было на горе Гане, на берегу Мраморного моря,⁹⁸² «и весьма много»⁹⁸³ на горе Папикии в Македонии;⁹⁸⁴ в одном из папикийских монастырей при Мануиле был насильно пострижен про- тостратор Алексей Аксух,⁹⁸⁵ а при Исааке Ангеле – Алексей Комнин, незаконнорожденный сын императора Мануила⁹⁸⁶ (оба из-за политических видов). На острове Косе был монастырь Человеколюбца Спасителя (τοῦ Φιλανθρώπου Σωτῆρος μονή),⁹⁸⁷ а на Лесбосе – монастырь ῾Γψηλὸν во имя Иоанна Богослова.⁹⁸⁸ Кроме того, существовали монастыри: Ниматарейский, женский, около устья Понта, куда Алексей III заключил свою жену Евфросинию;⁹⁸⁹ Антигонов во Фракии,⁹⁹⁰ во имя Богородицы Εἰκο– σιφοινίσσης – Двадцатицветной на горе Пангее (Παγγαῖος) близ Филипп в Македонии;⁹⁹¹ св. Дионисия на Олимпе Фессалийском;⁹⁹² Преображения на горе Сагмата в Беотии;⁹⁹³ Симвул, или св. Мелетия, на горе Миупольской;⁹⁹⁴ Дафнийский (Δαφνίον) близ Симвула;⁹⁹⁵ Стила, или св. Павла, на горе Латре;⁹⁹⁶ Лампония там же;⁹⁹⁷ св. Девы Марии на горе Лемво близ Смирны;⁹⁹⁸ Иакинфа в Никее, где был заключен император Алексей III;⁹⁹⁹ Саввы τοῦ Καρόνης;¹⁰⁰⁰ Богородицы τοῦ Γυναικείου %¹⁰⁰¹ η δρ.¹⁰⁰² Νακονεц, β Южνοй Ηταληη η Σηцηληη κρομε cταρыχ μοναcτыρεй, κοτορыε ποημενοβανы βышε, cυщεcτβοβαλη μοναcτыρη: cβ. Μαρηη δε Ζοσιμο βληζ Σαλερνο;¹⁰⁰³ cβ. Λεοντηя β Στηλε β Καλαβρηη;¹⁰⁰⁴ cββ. αποcτολοβ Πετρα η Παβλα β Ταρεντε;¹⁰⁰⁵ Σβ. Τροηцы β πρεδελαχ Σαλερνο;¹⁰⁰⁶ cβ. μυчενηцы Μηνы βληζ Ροccανο;¹⁰⁰⁷ cβ. Ηοαννα Κρεcτητελя βληζ Ταρεντα;¹⁰⁰⁸ Βογοροδηцы δε Ρερτυσια;¹⁰⁰⁹ cβ. Ονυφρηя β πρεδελαχ κρεποcτη Νοη;¹⁰¹⁰ cβ. Ανγελα δε Βαττιπεδε;¹⁰¹¹ cβ. Πετρα τοῦ Βαρυχάλλα υ γοροδα Yρζυλα;¹⁰¹² cβ. Νηκολαя δε Περατιcο β πρεδελαχ Κολюβραρηя;¹⁰¹³ Βογοροδηцы βληζ ρεκη Νηγρα β Καλαβρηη;¹⁰¹⁴ μυчενηκα Αναcταcηя β Ποληχορε;¹⁰¹⁵ cβ. Ηοαννα δε Cαλvετο β Ροccανε;¹⁰¹⁶ cβ. αποcτολα Ανδρεя βληζ ρεκη Νηγρα;¹⁰¹⁷ μυчενηκα Στεφανα τοῦ Βωσκού βληζ Γηεραцηя β Καλαβρηη;¹⁰¹⁸ Νηκολαя τοῦ Κοφινᾶ β Yρζυλε;¹⁰¹⁹ μυчενηκα Γεοργηя β μεcτεчκε Γεμελλε;¹⁰²⁰ περβομυчενηκα Στεφανα, ηλη μοναcτыρь Ερεμιταρυμ, βληζ Κροτονы;¹⁰²¹ cβ. Νηκολαя δε Cαματο β γοροδε Ρονκε;¹⁰²² Βογοματερη δε Cαβρια β Ακραχ;¹⁰²³ Σβ. Τροηцы β Απυληη;¹⁰²⁴ περβομυчενηκα Στεφανα β Αετε;¹⁰²⁵ cβ. Ηοαννα, αποcτολα η εβανγεληcτα, β Πανορμε;¹⁰²⁶ Νηκολαя δε Cιπυλλο β Κροτονε;¹⁰²⁷ Σβ. Τροηцы δε Cανcελλαριο β Πανορμε;¹⁰²⁸ cβ. Ηληη β Αετε;¹⁰²⁹ μυчενηκα Μαβρα β Γαλληπολε;¹⁰³⁰ cβ. Στεφανα δε Θοντε β Γαλληπολε;¹⁰³¹ cβ. αποcτολα η εβανγεληcτα Ηοαννα βληζ Τρανα β μεcτεчκε Τυριcελλα;¹⁰³² cβ. Βενεδηκτα βνυτρη τογο жε γοροδα;¹⁰³³ cβ. Κλημεντα β μεcτεчκε Cολονιε;¹⁰³⁴ cβ. Λαβρεντηя βληζ Οτραντα;¹⁰³⁵ δε Σ. Vιτο β Ταρεντε;¹⁰³⁶ Καρβονcκηй βο ημя cβ. Ηληη β Βαζηληκατε;¹⁰³⁷ Μαρηη Μαρτοράνος β Πανορμε;¹⁰³⁸ cβ. Εβφημηη β Απυληη;¹⁰³⁹ cβ. Ανγελα β Μελητενε;¹⁰⁴⁰ Τερεττο β Καλαβρηη;¹⁰⁴¹ Σβ. Τροηцы Βενουσᾶς;¹⁰⁴² cβ. Νηκολαя δε Νυδα, жενcκηй;¹⁰⁴³ Βογοροδηцы δε Αρμισ;¹⁰⁴⁴ μοναcτыρь Σαβοcηινα;¹⁰⁴⁵ Βογοροδηцы δε Cοσμα;¹⁰⁴⁶ Πρεcβяτοй Δεβы Μαρηη β μεcτεчκε Cολονιε;¹⁰⁴⁷ cββ. αποcτολοβ Πετρα η Παβλα δε Σπανοπετρο;¹⁰⁴⁸ Δεβы Μαρηη β Απυληη;¹⁰⁴⁹ Σβ. Τροηцы Μιλετι β Απυληη;¹⁰⁵⁰ cβ. Ονυφρηя υ ρεκη Κολюμνы;¹⁰⁵¹ cβ. Φαντηνα Πραετοριατι;¹⁰⁵² μυчενηκα Γεοργηя δε Πισcοπιο¹⁰⁵³ η δρ.¹⁰⁵⁴

Халкидикийский полуостров, лежащий на юге Македонии, вдается в Эгейское море тремя небольшими полуостровами. Самый восточный из этих полуостровов, омываемый Стримонским и Сингитским заливами и известный в древности под именем Акти, представляет собой хребет гор длиной до 80, а шириной до 20 верст. Хребет начинается у самого перешейка, которым соединяется полуостров с материком Македонии: имея здесь очень незначительную высоту, он идет далее, постепенно возвышаясь, и наконец у моря оканчивается исполинской возвышенностью, достигающей 2 верст. В природном отношении Афон представляет удивительный уголок. Вот как описывает его природу византийский писатель Никифор Григора: «Гора Афон достойна удивления как потому, что отличается весьма благорастворенным воздухом, так и потому, что украшена обильной и разнообразной зеленью; она очень щедро удовлетворяет эстетическому чувству ее обитателей и доставляет им большое удовольствие и наслаждение. Отовсюду, как из сокровищниц, несется благовонный запах и благоухание цветов; самые чистые солнечные лучи ласкают поверхность горы. Она зеленеет разновидными деревьями, богата рощами и разноцветными лугами, оглашается пением разнообразных птиц; там порха ют вокруг цветов рои пчел и наполняют воздух тихим жужжанием. Все это сплетается как бы в одну удивительную узорчатую ткань (πέπλος), доставляющую наслаждение не весною только, но во всякое время и пору; все четыре времени года соединяются здесь в непрерывный ряд удовольствий и наслаждений для человеческих чувств, особенно когда раздается из средины рощи утреннее пение соловья, который как бы поет вместе с монахами и совоспевает Господа. Местность орошается многими источниками природных вод; ручейки тихо и тайно друг от друга выбиваются из тысячи родников; как бы скрывая свой побег, они соединяются в поток, делая и это молча, будто бы выполняя какое-нибудь назначение, – чем дают полную возможность монахам, избравшим бесшумную жизнь, возносить тихие молитвы к Богу. Гора доставляет желающим проводить на земле небесную жизнь большое удобство и в отношении покоя, и в отношении продовольствия. Море, которое окружает гору, придает ей еще больше прелести и удобства, не позволяя ей быть вполне островом и затрудняя через перешеек сообщение с материком. Словом, всюду здесь видны признаки добродетели и в природе, и в подвижничестве обитателей...»¹⁰⁵⁵ Новейшие путешественники в не менее ярких красках изображают природу Афона. Они восхищаются его живописным видом, прекрасным местоположением и богатством флоры и фауны и находят, что в этих отношениях Афон не уступает наиболее привлекательным местам Европы. Один из них прямо говорит, что во всей вселенной он не встречал места более удобного для монашеской жизни, чем святая Гора Афон.¹⁰⁵⁶ Эта-то местность и была центром византийского средневекового монашества, главным пунктом религиозносозерцательной жизни Византии, – ее святой Горою (ἅγιον Ὄρος), а вместе с тем главной хранительницей церковного предания и христианского просвещения, необоримой твердыней Православия, Ватиканом Востока (Βατικάνον Ἀνατολῆς).¹⁰⁵⁷

Точно установить время появления монашества на Афоне чрезвычайно трудно из-за отсутствия ясных документальных сведений об этом. Сами афониты относят появление христианства на св. Горе ко временам апостольским,¹⁰⁵⁸ начало же монашества приурочивают ко временам императоров – то Антония Каракаллы (211–219), то Константина Великого (306–337), то Констанция (337–361), то Феодосия Великого (379–395), то Аркадия (395–408), то царицы Пульхерии (V в.) и т. д. Но все эти сказания носят легендарный характер. На основании их относительно афонского монашества можно, думается, сделать только то заключение, что оно получило начало в очень глубокой древности – в первые же времена после возникновения монашеского института на Востоке. Но во всяком случае как это заключение, так и все, что бы мы ни сказали об афонском монашестве этого времени, будет не более чем исторической вероятностью. С полной же достоверностью о нем можно сказать только то одно, что оно было кратковременно, так как между 670 и 676 гг. Афон был опустошен арабами.¹⁰⁵⁹ Вслед за этим в том же 676 г. Афон, по мнению русского ученого – путешественника и историка – преосв. Порфирия Успенского, был отдан императором Константином Погонатом для обитания монахам. Монахи поселились и на самой горе, и на перешейке. Одни из них вели киновийный образ жизни, другие – отшельнический. Первые построили себе несколько монастырей, из которых по именам известны следующие: Кастамонитский, ктитором которого был какой-то выходец из малоазийского города Кастамони; св. Пантелеимона, или Фессалоникийский, основанный выходцами из Фессалоники; св. Николая, называвшийся Дафна, или Дохиар; Палеомонастирион, или Древний монастырь; Афо, или Иверский, построенный грузинами вскоре после 780 г. во имя св. Иоанна Предтечи; Фтери, или Филофея; Климентов, устроенный неким Климентом; Ватопедский; Есфигмено-Вознесенский, восстановленный монахами – выходцами из села Сфиги; Хиландарский, получивший наименование от своего ктитора; Симеона Вороскопа; Калика; Миницы; св. Андрея; два монастыря с именем Зигу – большой и малый; Панагия Рувадон; св. Николая Рувадон; св. Георгия Стефаницы; св. Евфимия, называв- шийся Плати; Комица, или Комитиссы; св. Христины; Мустакона; Кар- диогноста; св. Афанасия; св. Луки; св. Георгия; св. апостола Павла; св. Никифора; Кентарский; Орфогоматский; Спилеотский; Булевтирион;¹⁰⁶⁰ Симона, построенный монахом Симоном;¹⁰⁶¹ Кафедростарцев и др. Последний монастырь находился в средоточии афонских обителей; в нем было учреждено центральное управление афонского монашества, находившееся в руках прота, или первого, и его совета. Первоначальные афонские монастыри были небогаты и отличались малыми размерами.¹⁰⁶² Что касается анахоретов, то они подвизались преимущественно в многочисленных пещерах и лесах Афона. Из них известен св. Петр, живший на Афоне 53 года (681–734); его считают первым безмолвником (ἡσιχαστής) св. Горы.¹⁰⁶³ Иноческие поселения на Афоне значительно увеличились в период иконоборческих смут, когда монахи – почитатели икон были гонимы нечестивыми государями. Спасая от огня церковную утварь, мощи и книги, они бежали с ними в безопасные места и между прочим на малодоступный Афон.¹⁰⁶⁴ Но недолго продолжалось благополучие монахов на Афоне: в 830 г. св. Гора вторично подверглась арабскому опустошению.¹⁰⁶⁵ Вторичное запустение Афона было очень непродолжительно: от 842 г. мы уже имеем известие об афонских иноках. Оно принадлежит византийскому хронографу Иосифу Генесию. Описывая царствование Михаила III и Феодоры и Собор, состоявшийся в 842 г. по поводу восстановления св. икон, Иосиф оповещает, что в этом году «спустились со знаменитой горы Олимпа, Афона и Иды и даже из обители Каминской (богоносные мужи), открыто провозвещающие Православие, и что они, по благополучном вознаграждении их досточтимыми царскими дарами, возвратились к своим обителям».¹⁰⁶⁶ В середине IX в. на Афоне было уже очень много иноков. Они вели по преимуществу анахоретский образ жизни и подвизались у самых оконечностей Афона, в пещерах, шалашах и убогих хижинах. Между ними прославились подвигами Иосиф, Иоанн Колов, Симеон, Онуфрий и особенно Евфимий, которого считают вторым основателем афонского монашества после св. Петра.

Преп. Евфимий¹⁰⁶⁷ первоначально подвизался на малоазийском Олимпе, а потом, по любви к пустынножительству и безмолвию, удалился (857) на Афон, высоты которого давно были известны ему как места, весьма удобные для отшельничества. Здесь он соединился для подвигов с монахом-армянином Иосифом, пришедшим на св. Гору раньше его; они целый год провели вместе в одной пещере, неведомой всем другим афонским инокам. По прошествии трех лет слава подвигов Евфимия привлекла на Афон многих иноков. Новые пришельцы избирали преимущественно отшельнический образ жизни и подвизались в пещерах и на скалистых высотах горы. Некоторые из них собрались на развалинах обители Ватопедской, пострадавшей во время последнего арабского нашествия, и образовали здесь небольшую киновию. Преп. Евфимий прожил на Афоне до 861 г., а потом удалился в Фессалонику. В его отсутствие, в августе 862 г., на Ватопедскую обитель напали арабы, сожгли церковь и убогие келлии, а самих монахов взяли в плен.¹⁰⁶⁸ На Афон Евфимий возвратился около 863 г. и опять начал привлекать к себе многих подражателей. Ища уединения и избегая славы человеческой, он вторично оставил Афон и отплыл вместе с сподвижниками Иоанном Кодовым и Симеоном на островок Новый (ἡ τῶν Νέων νῆσος). В 866 г., когда Евфимий подвизался на этом острове, Афон еще раз подвергся нападению арабов. Некоторые из монахов были перебиты, другие пленены. Спасшиеся от вражеского меча разбежались в разные стороны. Афон совершенно опустел в третий раз. Впрочем, это запустение продолжалось недолго. Преп. Евфимий, возвратившись на Афон вскоре после арабского нашествия, хотя не остался на самой горе, но поселился недалеко от нее – в местечке Врастаме. Он построил здесь келлии для своих учеников и собрал вокруг себя многочисленный сонм подвижников. В числе их был знаменитый афонский аскет св. Онуфрий, которого преп. Евфимий поместил в отдельной келлии. Сам же Евфимий безмолвствовал в одном глубоком рве; горя пламенной любовью к анахоретству, он частенько хаживал на опустевший Афон и одиноко беседовал там с Богом. Он однажды получил откровение оставить Афон, удалился в 868 г. в Фессалонику и скончался в 889 г. на острове Иере.

Вскоре после удаления преп. Евфимия монахи поселились и на самой возвышенности Афона. Это водворение было окончательным и неизменным. Оно состоялось при императоре Василии Македонянине. Сначала на Афон пришли старые его подвижники, бежавшие отсюда во время последнего арабского нашествия. Раньше всех их поселился вышеупомянутый Иоанн Колов (Κολοβός). В 869 г. он построил с соизволения императора первый каменный монастырь, но не на самой горе, а на узком афонском перешейке, близ крепости Ериссо. Тогда же он выпросил у императора во владение своему монастырю всю окрестность этой крепости, пустовавшей с 830 г., и водворил здесь париков с условием обрабатывать нивы и сады. Вскоре гора наполнилась монахами. Они не избирали себе прота, но поручили управление делами Иоанну Колову и находились в зависимости от его монастыря. С первого же времени своего поселения на Афоне монахи стали подвергаться частым беспокойствам от жителей окрестных деревень, которые самовольно пользовались пастбищами и лесами, принадлежавшими монахам, и мешали инокам в их благочестивых упражнениях. Утомленные этим беспокойством, монахи, чрез посредство Иоанна Колова, выпросили в 872 г. у императора Василия Македонянина охранную грамоту, которой весь афонский полуостров уступался в исключительное владение монахов: никто из мирян не должен был входить сюда, чтобы не нарушать безмолвие и спокойствие отшельников.¹⁰⁶⁹ Но это царское приказание скоро было нарушено самими же монахами. По смерти Иоанна Колова у братии его монастыря явились притязания подчинить своей власти и сделать своими данниками всех анахоретов Горы Афона. Путем обмана им удалось достигнуть этого. В 886 г., когда императора Василия сменил его сын Лев Мудрый, монахи монастыря Иоанна Колова по существовавшему в Византии закону отправились в Константинополь исходатайствовать у нового государя грамоту на право владения принадлежавшими им имениями. Но там вместо подтвердительной грамоты они написали дарственную, в которой изложили, что им пожалован во владение не только весь Афон, но многие деревни и монастыри в Сидирокавсийской области. Лев, не читая, подписал грамоту. После этого коловиты стали притеснять афонских отшельников и даже грозить им изгнанием с Афона, как из собственного имения, и обратили гору в пастбище для скота, принадлежавшего жителям соседних деревень, беря за это условленную плату. Не вынеся насилия, отшельники отделились от коловитов и учредили свое, особое управление в местности Карее под именем Протата, поставив во главе первого между ними – прота (πρῶτος). Первым протом у анахоретов был инок Андрей.¹⁰⁷⁰ Когда же иго коловитов стало совершенно невыносимо, тогда анахореты отправили к императору прота Андрея с просьбой освободить их от зависимости коловитов. По расследовании дела обман коловитов был открыт, и Лев грамотой 887 г. объявил анахоретов свободными и независимыми от всяких притязаний коловитов; последним же предоставил права на владение только теми имениями, которые были даны им императором Василием Македонянином.¹⁰⁷¹ Права афонских подвижников на независимость вторично были подтверждены (в 934) царем Романом Старшим и его соправителями – Константином, Стефаном и Константином, причем монахи были освобождены от всяких общественных повинностей, от боярских и епископских притеснений всякого рода.¹⁰⁷² От того же Романа монахи Афона ежегодно (с 942) получали по одной монете на брата.¹⁰⁷³

В середине X в. афонское монашество много страдало от сарацин, которые, после того как утвердились на острове Крите (827–896), постоянно беспокоили соседние греческие земли, в том числе и св. Гору. Они теснили монахов, грабили и разоряли их жилища и монастыри. Многие из подвижников вынуждались оставлять Афон и в бегстве находили спасение от преждевременной гибели. Св. Гора осталась с немногими лишь обитателями.¹⁰⁷⁴

С 960 г. история Афона становится более ясной по сравнению с прежней. Около этого времени сюда пришел инок Афанасий, на которого должно смотреть как на главного основателя и устроителя монашеской жизни на Афоне, первого ее законодателя. Афанасий¹⁰⁷⁵ (в миру Авраамий) родился в малоазийском городе Трапезунте около 920 г. от благородных родителей. Рано лишившись их, он воспитывался сначала у одной знатной монахини, усыновившей его, а потом, по смерти ее, у евнуха царя Романа Старшего. Образование Авраамий получил в Константинополе под руководством славного наставника Афанасия. По окончании учения он некоторое время преподавал элементарные науки в государственном училище. Но скоро в нем пробудилось сильное желание к подвижничеству. Отказавшись от мира, Авраамий удалился на Киминский холм в Вифинии к знаменитому монаху Михаилу Малеину, принял здесь пострижение с именем Афанасия и с жаром предался монашеским подвигам. Четыре года Афанасий прожил у Михаила, находясь в послушании у него, питая к нему сыновнее почтение. В это время он познакомился через Михаила с военачальником, потом императором Никифором Фокой¹⁰⁷⁶ и был с ним в дружеских отношениях. В начале 960 г. Афанасий, избегая игуменства в монастыре Михаила Малеина, тайно ушел на св. Гору Афон, считая ее наиболее удобной для монашеских подвигов. В каком состоянии находилось тогда афонское монашество, хорошо видно из жития Афанасия. «Когда он взошел на гору, – говорится здесь о св. Афанасии, – то обошел ее и осмотрел ее обитателей. В ту пору подвизающихся было немного. Разузнав об их суровом образе жизни, об их пустынном и безмятежном житии, он дивился и радовался, на них глядя: он вправду уверился, что приблизился к горам небесным, и возносил великую благодарность к Богу, бывшему его путеводителем и приведшему его на гору Свою и в селения Свои. Ибо они не пахали и борозды не взрывали; не имели ни вола, ни лошака, ни иной тяглой скотинки, ни пса, ни даже собачонки; но склавши шатры из жердей и накрыв их собранной травой, так проживали летом и зимою, перенося удары противного ветра. Если когда и случалась надобность перенести кое-что с места на место, то они сами на себе исправляли обязанность тяглого скота. Вся пища их, после духовного или телесного подвига, была простая и совсем горная, если только подобает называть телесной такую пищу, которую вкушают почти что бесплотные и бескровные телеса. Собирая плоды диких деревьев, они подносили сами себе этот незатейливый обед, кроме разве такого случая, что кое-кто из них примет подаяние из судна, откуда-нибудь приставшего, благословения ради. Так, у некоторых было издавна заведено, что, когда миряне привозили им пшеницу или просо, или какое ни есть другое зерно, то обменивали это на овощи; но это делалось не постоянно и не свободно, а редко, осторожно и со страхом, вследствие набегов критян, которые тогда были безбожники».¹⁰⁷⁷

Обозрев Афонскую Гору, Афанасий поселился в монастырьке Зигу. Здесь он прожил около года, а потом перешел в местность Мелана, построил себе тут малую келлию и усердно предался аскетическим подвигам. Между тем его ревностный почитатель и друг Никифор Фока предпринял (961) поход для освобождения острова Крита от сарацин. Узнав о местопребывании Афанасия, он неоднократно посылал к нему письма и послов с приглашением в военный стан и, несмотря на решительные отказы подвижника, настоял, чтобы он непременно посетил его. Во время пребывания Афанасия на острове Никифор убедительно просил его построить на Афоне лавру, где он мог бы проводить монашескую жизнь, к которой имел самое искреннее расположение. Смиренный подвижник отказывался от этого полномочия, но Никифор настаивал на своем. После завоевания острова Крита Афанасий возвратился на Афон, а Никифор – в столицу. Это было в марте 963 г., а через месяц Никифор послал к Афанасию монаха Мефодия с письмом и шестью литрами золота на постройку лавры. Мефодий прожил у Афанасия почти шесть месяцев и часто уговаривал его исполнить желание Никифора. Поддавшись убеждениям, Афанасий усердно приступил к постройке. Еще во время пребывания Мефодия на Афоне он поставил келлии для Никифора и приготовил строительный материал для церкви. Мефодий с радостью возвратился в столицу, а Афанасий начал воздвигать храм. В январе 964 г. Никифор был провозглашен императором и вступил в брак с императрицей Феофано. Глубокое смущение охватило Афанасия, когда он узнал об этом. Переставши строить церковь, сооруженную до половины, он отправился в Константинополь и дерзновенно укорял царя в непостоянстве и нарушении данного слова. Но Никифор клятвенно уверял Афанасия, что он презирает царствование и корону, не прикасается к жене и при первом же благоприятном случае удалится на Афон для подвижничества, и усердно просил его поспешить с окончательной постройкой церкви. Убежденный его словами, Афанасий возвратился в свою келлию и стал продолжать постройку. Средства для нее он получал и от царя, но больше всего от других христолюбивых жертвователей. «Сколько труда и лишений, – восклицает св. Афанасий, – мы перенесли при постройке храма Богоматери и всей лавры, каким подвергались испытаниям и скорбям, сколько издержек употребили на добывание и переноску камней и глины, на вырубку растений, кустарников и деревьев и на совершенную очистку места, – это знает один только Господь».¹⁰⁷⁸ В конце 964 г. главный храм лавры во имя Пресвятой Богородицы был окончен постройкой. Он был сооружен в небольших размерах. Вокруг него Афанасий построил келлии для братии, трапезную, вмещавшую в себя двадцать один стол из белого мрамора, за каждым из которых могли сидеть двенадцать человек, потом больницу, странноприимницу и разные хозяйственные постройки. Так как вблизи лавры не было достаточно воды, то Афанасий посредством труб провел ее из одного высокого и непроходимого места в 70 стадиях от монастыря. Для упрочения будущего благосостояния лавры он приобрел в ее собственность весьма большой участок земли в окрестности – Милопотамское урочище в 10 милях от лавры с монастырьком св. великомученика Евстафия и виноградниками, где он устроил пристань для мирских посетителей Афона и складские пункты, а также монастыри – Платийский св. Евфимия на Афоне и Перистерийский св. Андрея близ Фессалоники; кроме того, он получил от императора Никифора хрисовул, жалующий лавре ежегодно 244 золотые монеты с доходов острова Лемноса.¹⁰⁷⁹ В лавре под управлением Афанасия было сосредоточено до 80 монахов. Для регулирования их внутренней жизни он написал устав, который потом был подтвержден и Никифором Фокой. Устав проповедовал киновийный образ подвижничества. Все монахи должны были жить в монастыре, за исключением лишь пяти иноков, наиболее добродетельных, которые могли жить анахоретами в особых келлиях, но на монастырском содержании. Все они должны находиться в безусловной зависимости от одного игумена и свято чтить его волю. Игумен для всех иноков – отец и глава. Между собой же иноки – братья и друзья. У них должна быть общая одежда и трапеза, общие часы для молитвы и труда. Штат братии был определен в 120 человек.¹⁰⁸⁰ Таким образом, Афанасий сделал преобразования в жизни афонского монашества. Когда он прибыл на св. Гору, афониты вели преимущественно отшельнический образ жизни. Они скрывались в пещерах и лесах, жили в шалашах и жалких келлиях. На Афоне тогда не существовало ни одного замечательного монастыря. Обители, построенные в прежнее время, находились или в запустении, или в развалинах вследствие нередких набегов пиратов. Некоторым средоточием для афонских исихастов служили их собрания в Протате в Карее, происходившие трижды в год: в праздники Рождества Христова, Пасхи и Успения Пресвятой Богородицы. Тем не менее монашеское поселение на св. Горе не было ни постоянным, ни плотным: монахи при появлении морских разбойников разбегались. Они не обрабатывали земли и легко подвергались опасности умереть с голода в случае суровой зимы.¹⁰⁸¹ Другая пора в жизни афонитов наступила с приходом к ним св. Афанасия.

Но порядок монашеской жизни, введенный на Афоне св. Афанасием, вызвал сопротивление со стороны анахоретов. Дело в том, что анахореты увидели в нововведениях св. Афанасия нарушение основного принципа монашества – удаления от мира. В их глазах монастырское общежитие с неизбежным материальным обеспечением монастыря и заботами иноков об этом обеспечении казалось недостойным монашеских идеалов, представлялось делом мирским, свойственным суетному мирскому обществу, но не инокам. Поэтому они считали киновитство препятствием ко спасению, отступлением от подлинной святости. Между анахоретами сначала возникли недовольство новым строем жизни и ропот на виновника его, а потом, по смерти императора Никифора Фоки, вспыхнуло целое восстание. Около 970 г. они отправили к императору Иоанну Цимисхию депутацию с жалобой на Афанасия за то, что он нарушил древние обычаи св. Горы и поселил среди обитателей ее раздор и несогласия. Они требовали изгнания с Горы св. Афанасия, уничтожения его лавры, истребления садов и виноградников, пристани, складочных пунктов и вообще всех построек и сооружений Афанасия. В этом они видели залог водворения среди них прежнего спасительного, согласного, тихого жития. Государь послал игумена Студийского монастыря Евфимия разведать дело. Последнему удалось согласить противные партии и разрешить все недоумения враждовавших. Чтобы обеспечить на будущее время порядок и мир на Афоне, Евфимий с согласия всех игуменов определил 28 правил, которые составляют древнейший афонский устав (τυπικόν), известный теперь под названием трагос. Этим уставом утверждено было равноправие на Афоне как киновитства, так и анахоретства, причем одиночное отшельничество дозволено только тем монахам, которые сперва подвизались в монастырях при игуменах и признаны последними способными к анахоретству; кроме того, в руках анахоретов осталась власть, а киновитам запрещено было держать рабочих животных и приобретать крупные собственности. В 971 г. устав был утвержден императором Иоанном Цимисхием.¹⁰⁸²

Из устава 971 г. видно, что в это время вся Афонская Гора, от ее перешейка до высочайшей оконечности, населена была монахами. Они принадлежали к различным национальностям – грузинской, армянской, славянской, греческой и римской. Число их доходило до 600. По образу жизни монахи разделялись на киновитов, которые общинно жили в малых монастырьках, и анахоретов, или безмолвников, которые подвизались в убежищах безмолвия – исихастириях, рассеянных по монастырским участкам. Лавре принадлежали пять исихастирий; исихастирии были во владении и других монастырьков. Главное управление афонских монахов находилось в Карее, называвшейся Срединою, и было вверено проту вместе с собранием тамошних игуменов и экономом. Управлению принадлежала судебнозаконодательная власть.

Св. Афанасий, введший на Афоне общежительное подвижничество, не остался без последователей: еще при его жизни на Афоне было воздвигнуто несколько других замечательных общежительных монастырей – и прежде всего Иверский, или Грузинский. Происхождение этого монастыря связано с именами грузинского куропалата Иоанна и знаменитого полководца Торникия. Они вместе с другими грузинами пришли на Афон около 965 г. и сперва жили в лавре Афанасия. Но потом им стало здесь тесно вследствие умножения братии, и они задумали построить свою лавру. В 980 г. Иоанн Ивир выпросил у императора Василия монастырек Климента и начал основывать свою обитель.¹⁰⁸³ Деятельным помощником Иоанну в постройке был полководец Торникий. Он употребил на постройку всю богатую добычу, отнятую (978) им у мятежника Варды Склира, против которого его посылали император Василий Болгаробойца и его союзник – грузинский царь Давид. Не без участия отнеслась к постройке императрица Феофано, мать Болгаробойцы, которая присылала мастеров и жертвовала деньги на постройку,¹⁰⁸⁴ а также брат Торникия – Варасвадзе.¹⁰⁸⁵ Лавра была окончена постройкой в 985 г. Тогда же друг Иоанна Ивира – св. Афанасий подарил монастырю хрисовул царя Василия II, коим монастырю предоставлялись деньги, дома в Хризополе и мореходное судно.¹⁰⁸⁶ А сам император Василий присоединил к монастырю обитель Леонтия в Фессалонике и монастырь Иоанна Колова в Ериссо.¹⁰⁸⁷ Сначала Иверская обитель была посвящена св. Иоанну Предтече, но потом, в память победы, одержанной полководцем Торникием над Вардой Склиром при помощи Царицы Небесной, соборный ее храм устроен в честь Успения Богоматери.¹⁰⁸⁸ Иверская обитель была построена на правах независимости от прота св. Горы и поставлена под непосредственное покровительство греческих императоров.¹⁰⁸⁹ Она владела весьма большими имениями в Македонии, Элладе и Иверии и принадлежала к наиболее богатым афонским монастырям. Ее богатство и высокие подвиги ее протоктиторов Иоанна и Торникия, а потом Евфимия, сына и преемника Иоанна по игуменству, привлекали в ее стены многих постриженников из грузин, абазгов и лазов.¹⁰⁹⁰

Спустя некоторое время после основания Иверского монастыря на Афон прибыло много латинских монахов и мирян из Рима и Амальфи, привлеченных славой Афона как монашеского рая. Они сначала подвизались в греческих обителях, а потом воздвигли свои собственные монастыри. Один из них именовался Римским, или Каракальским, по имени своего ктитора римского монаха Антония Каракалла. Он был построен близ Иверского монастыря и посвящен апостолам Петру и Павлу. В нем мирно и благочестиво жило много подвижников по уставу св. Бенедикта. Другой, построенный выходцами из Амальфи, назывался Амальфинским и был посвящен Пресвятой Деве Марии. Он находился недалеко от лавры св. Афанасия.¹⁰⁹¹

К 980 г. относится первое известие и о монастыре Кутлумушском (Κουτλουμούση). Его игумен Гавриил подписался под актом, составленным по поводу передачи протом Фомой монастырька св. Апостолов монаху Антонию.¹⁰⁹² Кто был ктитором Кутлумуша и когда именно он основан, – достоверных известий нет. Можно лишь предполагать, что происхождение его связано с именем или одного из членов византийской фамилии Кутлумушей,¹⁰⁹³ или же какого-нибудь выходца из фессалийского селения Кутлумуш.¹⁰⁹⁴

Кроме этих новых монастырей в конце X в. на Афоне были возобновлены некоторые и старые, занимавшие потом очень видное место в ряду афонских обителей. Раньше других возник монастырь Ватопедский. Основание Ватопеда приурочивается преданием к первым временам существования монашеского института на Востоке и связано с именем императора Феодосия Великого. Его история до середины IX в. представляет картину постепенного упадка вследствие разорений его то арабами, то морскими разбойниками. С 870 г. начинается сравнительно лучшее состояние Ватопеда, тем не менее и тогда он находился в жалком виде. Напоследок, в самом конце X в., он снова был приведен в блестящее состояние. В 971–981 гг. на Афон прибыли из Адрианополя три благородных мужа – Афанасий, Николай и Антоний с самым искренним желанием построить свой собственный монастырь и постричься в нем в монахи. О своем желании они заявили преобразователю Афона – св. Афанасию и просили у него совета. Св. Афанасий нашел, что имеющихся у пришельцев денег (до 9000 золотых) недостаточно для постройки нового монастыря. Взамен же этого он посоветовал им возобновить Ватопедский монастырь, предварительно показав им «лепоту положения его и разрушение, еже ему сотвориша сарацины», и пророчески возвестил им, что «многократную имут восприяти от Бога мзду, аще сей монастырь обновят». Такой совет понравился пришельцам, и они с искренним расположением совершили это святое дело между 980–997 гг.¹⁰⁹⁵ С того времени Вато- пед стал процветать и приобрел первостепенное значение на Афоне. Он принадлежал к наиболее благоустроенным и многолюдным монастырям. Иноки жили в нем по уставу св. Афанасия, который был введен здесь еще при ктиторах обители.

Кроме Ватопеда, на Афоне был восстановлен монастырек во имя Чудотворца Николая, прозванный Ставроникитой. Возникновение этого монастырька приурочивается ко времени Константина Погоната (680). В октябре 830 г. он вместе с прочими афонскими монастырями запустел и был возобновлен только в X в. усердием одного монаха, родом из богатого семейства, носившего прозвище Ставроникита.¹⁰⁹⁶

Из одного афонского акта от 992 г. видно, что в это время на Афоне уже существовал монастырь Филофея.¹⁰⁹⁷ И этот монастырь, как известно, возник вскоре после 680 г., когда весь Афон был отдан Константином Погонатом во владение монахам. Строителем его был монах Арсений. Монастырь сначала назывался Фтерийским. В VIII и IX вв. он несколько раз подвергался разрушению и опустошению от арабов. Наконец в 870 г. монастырь был обновлен монахом Филофеем, по имени которого он и называется Филофейским. В 992 г. монастырь уже принадлежал к числу наиболее благоустроенных святогорских монастырей.¹⁰⁹⁸

В последние годы X столетия на Афоне появились и монастыри Есфигменский и Зографский. Есфигмен своей древностью не уступает ни одному из древнейших святогорских монастырей.¹⁰⁹⁹ Предание приписывает его основание царице Пульхерии. При Константине Погонате братство этого монастыря составилось из жителей фессалийского села Сфиги, от которого обитель и получила наименование. С 830 по 870 г. Есфигмен находился в запустении вследствие арабских набегов на Афон и заселился только в начале X в. История его до конца этого века очень темна. Только в самые последние годы X в. имя Есфигмена начинает встречаться в афонских актах наряду с другими святогорскими монастырями, из чего можно лишь заключить, что он существовал в это время.¹¹⁰⁰

Что касается монастыря Зографского, то ктитором его был греческий монах Георгий Зограф, т. е. живописец. Он основал его в 911 г. при Льве Мудром. Зографский монастырь в X в. был очень бедным и незначительным. В нем тогда жили исключительно греческие монахи. В 980 г. имя Зографа встречается в деле о продаже монастырька свв. Апостолов святогорским протом одному иноку.¹¹⁰¹

Вообще в конце X в., по примеру и настойчивости св. Афанасия, на Афоне было построено много новых и восстановлено много старых монастырей, кроме тех, которые упомянуты выше. Одни из них находились на афонском перешейке, а другие – на самом Афоне. Наиболее видными из них были: монастырь Иоанна Колова, стоявший во главе афонских обителей до возникновения лавры св. Афанасия (в 960 г. он получил от императора Романа Младшего 40 париков¹¹⁰² и поселил их на земле близ Ериссо, находившейся во владениях того же монастыря по хрисовулам Василия Македонянина, а потом Константина и Романа (920); в 980 г. император Василий II отдал этот монастырь грузинской обители), св. Христины, Мустакона, Кардиогноста, св. Афанасия, св. Луки, древняя Кафедра старцев, Орфогматский, Спилеотский и Кентарский.¹¹⁰³ Из монастырей, существовавших на самом Афоне, по именам известны следующие: Кастамонит;¹¹⁰⁴ Карейский протат; Афо, находившийся во владении Иверского монастыря; Павловский, построенный монахом Павлом, современником Афанасия; св. Николая, основанный монахом, а потом константинопольским патриархом (970–974) Василием Скамандрским; Ксенофонтов, ктитором которого был преп. Ксенофонт;¹¹⁰⁵ Моноксилита, принадлежавший лавре Афанасия;¹¹⁰⁶ Дохиар;¹¹⁰⁷ св. Николая Хрисокамаха; св. Иоанна Богослова Варнавици; Дионисия; св. пророка Даниила; Феоктиста; Ксистри; Миници; Марка; Гемата; Равдуха; Фалакра; Факина; Ягари; св. Трифона; Кохлиара; св. Василия;¹¹⁰⁸ Неврокопа; Скамандрина; Зелиана; св. Ефрема; св. Апостолов;¹¹⁰⁹ Пимена; Митрофана;¹¹¹⁰ Мороксимина;¹¹¹¹ Каспака; Аци-Иоанна;¹¹¹² Макру; Неакион; Карсийский; Трогалла; Скорпия; Хромитци; Арку;¹¹¹³ Каллинина.¹¹¹⁴ Конечно, перечисленными монастырями не исчерпывается все их действительное количество. Под одним уставом 971 г. находятся подписи сорока двух наиболее почетных игуменов.¹¹¹⁵ Наплыв монашествующих на Афон в конце X в. был очень велик. Молва об Афоне как монашеском рае распространилась по всей Византийской империи; отовсюду сюда собирались любители аскетизма. В год смерти Афанасия (1000) на Афоне собралось уже до 3000 монахов. Они принадлежали к разнообразным народностям, но с преобладанием греческой.¹¹¹⁶ Наибольший процент их составляли киновиты. В ряду общежительных монастырей первенствующее значение имела лавра. Под покровительством императоров Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия и Василия Болгаробойцы лавра достигла цветущего состояния. Она имела многочисленное братство и владела многими метохами внутри и вне св. Горы, в том числе на соседних островах.¹¹¹⁷

В 1000 г. умер св. Афанасий, трудами которого было преобразовано, упрочено и усилено монашество на Афоне. После него афонское монашество быстро пошло по пути блестящего развития. В начале XI в. Афон сделался одним из видных монашеских пунктов. На него нередко обращали свое внимание византийские императоры. Так, Михаил Пафла- гон хрисовулом от 1034 г. возвратил грузинскому монастырю Афо принадлежавшие ему обители и имения.¹¹¹⁸ Он же в 1039 г., в надежде на облегчение своих физических страданий, приказал раздать по одной монете монахам всех без исключения византийских монастырей, а следовательно и афонских.¹¹¹⁹ Но вместе с милостями Афон по-прежнему посещали и несчастья. В 1044 г. Афон пострадал от арабов, которые разорили здесь много больших и малых обителей и замучили многих иноков. Ими был разрушен между прочим монастырь св. Николая в Дафне, в котором подвизался преподобный Евфимий, едва избежавший неприятельского меча. Инок Агапий был взят арабами в плен.¹¹²⁰ В том же 1044 г. афонские монахи испытывали большой недостаток в хлебе, вине и елее. Большое зло для монахов происходило и от мирян из влахов, славян и греков, которые вместе с семействами жили на земле, принадлежавшей афонским монастырям. Миряне поселились на Афоне в самом начале XI в., купив в свою собственность у протов Никифора, Павла и Леонтия несколько монастырских земельных участков. На этих участках они выстроили целые деревни и жили в них с семействами и полным хозяйством. С разрешения тех же протов миряне пасли свой скот по всему Афону. Это омирщение Афона было большим соблазном и искушением для афонских иноков. Наконец, не следует забывать и препирательств между анахоретами и киновитами, которые возникли еще при св. Афанасии и непрерывно продолжались вплоть до середины XI в. К этому времени споры и несогласия довели иноков до большого взаимного ожесточения. Под влиянием всех указанных обстоятельств Афону угрожала даже опасность запустения. Во избежание ее старейшие и пре- подобнейшие афонские подвижники, видя, как все на Афоне ниспровергают законы и совершают преступные дела, послали в 1045 г. некоторых старцев к императору Константину Мономаху с просьбой прекратить пагубное течение дел на Афоне. Послы в свою очередь поведали царю, что все, что ни делается на Афоне, ежедневно идет чем далее, тем хуже, и умоляли его не допустить запустения святых обителей. Приняв к сердцу просьбу святогорцев, Константин отправил на Афон монаха Косьму Цинцулука, поручив ему искоренить на св. Горе великое зло, восстановить прежнее иноческое житие, осудить и устранить все нововведения и необычайности. Косьма в точности исполнил царское приказание: снабдил хлебом все афонские монастыри, удалил мирян с Афона и – главное – дал Афону новый устав, составленный с согласия и одобрения всех афонских игуменов и благоговейнейших монахов и утвержденный в 1046 г. Мономахом.¹¹²¹

В уставе 1046 г. Афон называется святой Горой (τὸ ἅγιον Ὄρος). Такое наименование официально дано ему немного ранее составления устава, в том же 1046 г., особым хрисовулом Константина Мономаха.¹¹²² Неофициально же Афон давно именовался св. Горой. Еще св. Афанасий так называл ее в своем типиконе и в духовном завещании. Так названа она в одном афонском акте 1038 г.¹¹²³ И не без основания Афон получил такое имя. Из устава 1046 г. видно, что в это время здесь было до 180 монастырей. Кроме лавры, Ватопеда, Ивера, Филофея и Есфигмена в уставе поименованы следующие монастыри: Зигу, св. Никифора, Ксиропотамский, Каспак, Афанасия, Дохиарский, Сисоя, Каллиагрский, Факина, Сотира, Евстратия, Верриотский, Фалакра, Калестри, Ксирокастра, Архистратига, Филадельфа, Неакита, Бессребренников, Николая, Ефрема, Онуфрия и св. Петра. Кроме того, на Афоне существовали монастыри: св. Георгия, Сухого Потока (ξερορυακίου), Варнавици,¹¹²⁴ Ска- мандрина, Каллиника, Гемата, Колецис, Галягры, Еакеев, Креста, св. Василия, св. Петра, Харонта, Макригена, св. Димитрия, Сараварский, Скородона, Скилонадари, Богородицы Ксилургу, Доброго Песка,¹¹²⁵ Булевтирийский во имя Богоматери,¹¹²⁶ Пифира (ок. 1030),¹¹²⁷ Пресвятой Богородицы,¹¹²⁸ св. Саввы,¹¹²⁹ Иоанна Богослова,¹¹³⁰ Кацари,¹¹³¹ св. Трифона,¹¹³² Дометил.¹¹³³ Из этих монастырей впоследствии сделались наиболее известными обители: св. Никифора, Ксиропотамская, Дохиарская и св. Николая. Обитель св. Никифора, по преданию, была основана царицей Пульхерией († 451) и сначала именовалась Стратоникийской. Во времена арабских нашествий на Афон в VIII и IX вв. она запустела и возобновлена была только после 870 г. под названием Никифоровой.¹¹³⁴ Во второй половине XI в. она получила имя Ксиропотамской, которое удержала и до сего времени. Под уставом 1046 г. игумен этой обители монах Иларион подписался седьмым. Монастырь Ксиропотамский был построен в середине X в. болгарским царем Петром для монаха Павла Ксиропотамского, происходившего из богатой константинопольской фамилии Рангаве, в благодарность за его апостольские труды в Болгарии и Сербии. Сначала он был очень незначительным монастырьком. Но в 1046 г. игумен его Илия подписался девятым под уставом, который дал святогорцам Константин Мономах. Немного ранее 1071 г. название этого монастыря – Ксиропотам было перенесено на Стратоникийскую обитель Никифора, а ему дано наименование Павловского. Это произошло таким образом: незадолго до 1071 г. обитель св. Никифора опустела или по недостатку материальных средств, или вследствие разорения ее пиратами; тогда по распоряжению прота св. Горы в нее перешло несколько монахов из Ксиропотамского монастыря, построенного для преп. Павла. От них-то она и стала прозываться Ксиропотамской, а прежний их монастырь удержал имя первого своего игумена – преп. Павла.¹¹³⁵ Монастырь Дохиарский был основан ранее 738 г. неким Дохиаром. Он был посвящен св. Николаю и находился в Дафне. В первой половине XI в. он был обновлен игуменом Евфимием. Но в 1044 г. Дохиар был разорен арабами. Евфимий, едва спасшись от смерти с несколькими своими собратьями, приобрел готовый дом в нагорной части Афона и устроил здесь новый монастырь, назвав его старым именем. Игуменом в нем он сделал монаха Феодула, а сам стал вести отшельническую жизнь. Под уставом 1046 г. Феодул подписался одиннадцатым.¹¹³⁶ Наконец, монастырь св. Николая возник в начале XI в. Ктитор его неизвестен. В 1024 и 1030 гг. его игумен – монах и пресвитер Феодул заседал в Протате как один из почетных старцев. Под святогорским уставом 1046 г. Варфоломей, игумен обители св. Николая, подписался двадцать восьмым. В первой половине XIII в. (1221–1245) монастырь св. Николая был передан болгарам, тогда же возобновлен болгарским монахом Григорием и получил наименование Григориата.¹¹³⁷ Что касается числа монахов на Афоне, то о нем можно судить уже по количеству монастырей, которое восходило до 180. В уставе замечено, что в одной лавре св. Афанасия в это время подвизалось 700 монахов. Они принадлежали к самым разным национальностям – грузинской, армянской, русской, сербской, греческой, латинской. Между 1046 и 1049 гг. на Афоне поселились еще болгарские монахи. Они пришли сюда во главе с игуменом Селинским Иоанном и заняли греческий монастырь Зографа. С того времени Зограф сделался национальным болгарским монастырем.¹¹³⁸

Типик 1046 г. запретил принимать в афонские монастыри скопцов и безбородых, а также строить большие суда, на которых иноки могли бы отвозить для продажи в Царьград и другие города вино, покупаемое вне св. Горы, но позволил перевозить и продавать на небольших лодках в Фессалонику и Эн избыток овощей и вино и тем приобретать предметы надобности. Безусловно запрещалось монахам продавать мирянам строевой лес, доски и смолу. Воспрещено обращать Карею в торговый базар, где продавались инокам и запретные товары. Ни один из монастырей не должен был держать никакого скота. Только лавре св. Афанасия ввиду многочисленности ее братии позволено иметь несколько коров, но с условием – держать их вдали от всех монастырей и не пасти вблизи св. обителей...

Со времени издания типика 1046 г. Афон стал поистине св. Горой, местом самого строгого аскетизма, самой высокой религиозно-созерцательной жизни. Женщины, мирские занятия, торжества и пиршества навсегда были изгнаны из его пределов. Там не знали различия между рабом и господином, там царили истинная свобода и справедливость. Ни одно живое существо там не рождалось, а только умирало.¹¹³⁹

Константин Мономах, давший в 1046 г. устав св. Горе, не оставлял ее своим вниманием и в последующее время. В июне 1052 г. он хрисовулом назначил одного царского сановника попечителем лавры св. Афанасия.¹¹⁴⁰ Приблизительно в то же время он освободил Иверский монастырь, по просьбе монаха Георгия Иверского, от разных повинностей и на свои деньги приобрел свинец, чтобы покрыть храм этого монастыря.¹¹⁴¹ Преемники Мономаха до Алексея Комнина не менее его благоволили к Афону. Михаил VI Стратиотик хрисовулом от 1057 г., данным лавре св. Афанасия, прибавил ей 3 литра жалования к прежним 8 литрам и 20 монетам, которые она получала из царской казны по милости его предшественников, а прочим афонским монастырям пожаловал еще 10 литр к прежним 170. Побуждением к такой щедрости императора были, с одной стороны, бедность святогорцев, а с другой – их молитвы за царя и его победоносное войско. В указанном хрисовуле Михаил называет святыми как гору Афон, так и Афанасия, преобразователя тамошней монашеской жизни.¹¹⁴² Константин X Дука в первый же год своего самодержавия (1060) утвердил за лаврой св. Афанасия данный ей Константином Порфирородным Перистерийский монастырек св. апостола Андрея Первозванного близ Фессалоники, а также и все другие приобретенные ею владения, освободив их от всех податей и повинностей поземельных и гражданских.¹¹⁴³ Семейство царя также благодетельствовало Афону. Один из сыновей Дуки – Андроник сигиллионом утвердил за Дохиарской обителью право на владение Перигардикийским полем, а другой его сын – Михаил VIII с матерью Евдокией в 1074 г. освободил от повинности все пахотные земли Дохиара.¹¹⁴⁴ Роман IV Диоген в 1068 г. пожаловал хрисовул Каракальскому монастырю относительно его имений.¹¹⁴⁵ Наконец, для Афона не прошло бесследно и царствование Никифора III Вотаниата (1078–1081). В первый год своего царствования Вотаниат по просьбе монахов Иверского монастыря, находившегося в крайней бедности, утвердил за ним все его имения и освободил их от разных налогов и поборов. Тогда же он приказал ежегодно выдавать монастырю из государственной казны 8 литр и 16 монет и подтвердил его самоуправляемость.¹¹⁴⁶ В 1081 г. Никифор Вотаниат издал так называемый χρυσόβουλλος γραφή, где в пользу лавры св. Афанасия решался ее спор с неким Феодором Эхмалотом о каких-то спорных владениях (περί τινων ἐπιμάχων).¹¹⁴⁷ В последние годы своего царствования Никифор Вотаниат одарил разными дарами многих монахов Афона, а существование и права старейших афонских обителей обеспечил хрисовулами.¹¹⁴⁸

Между тем афонское монашество, покровительствуемое гражданской византийской властью, продолжало расти и укрепляться. Внешне это выражалось в увеличении монастырей и умножении монахов. Из новых монастырей, явившихся на Афоне в середине XI в., на первом плане нужно поставить русскую обитель. Стремление русских людей на Афон как в высшую школу христианского подвижничества и благочестия было современно просвещению России христианской верой: известно, что отец русских иноков – св. Антоний до водворения своего в Киеве (1051) жил на Афоне. Путешествие преп. Антония на Афон, конечно, не могло не возбудить в русских подражания и остаться бесследным. И действительно, теперь положительно известно, что в первой половине XI столетия, после 1043 г., русские уже имели на св. Горе свой особый, с правами самостоятельности, монастырек, который слыл под именем Богородицы Ксилургу, с придаточным названием монастыря Руссов, с храмом во имя Успения Богородицы. Ко времени Алексея I Комнина на Афоне уже было значительное число русских подвижников.¹¹⁴⁹

В царствование Никифора Вотаниата на Афоне были обновлены две обители – Дохиарская и Ксенофонтовская. Выше было замечено, что Дохиар вторично был основан иноком Евфимием в нагорной части Афона. Но построенный здесь монастырь оказался несколько недостаточным. Желая увеличить его, Евфимий приобрел соседний монастырь – Архангела Михаила, стоявший на берегу моря, и переселил сюда иноков из нагорного монастыря. Вновь устроенный монастырь стал называться Дохиаром. Этому-то новейшему Дохиару и благодетельствовало семейство Константина Дуки. Сюда же в 1078 г. пришел племянник Евфимия – Николай, любимец Никифора Вотаниата, по достоинству патриций, с намерением принять здесь монашество. Престарелый Евфимий постриг его в своем монастыре с именем Неофита, а вместе с тем передал ему во владение самый монастырь. Неофиту приписывается постройка новой, весьма красивой церкви при Дохиаре – во имя Архангела Михаила.¹¹⁵⁰ Ксенофонтов монастырь был построен преп. Ксенофонтом, современником Афанасия Афонского, во имя великомученика Георгия. Монастырь был царским, тем не менее ко времени Никифора Вотаниата пришел в крайнее запустение и нуждался в большом пособии. Но тогда же Бог послал ему нового ктитора в лице евнуха и великого друнгария Стефана, постригшегося на Афоне с именем Симеона. Его попечением и щедротами, при денежной помощи самого царя Никифора, был обновлен и украшен монастырский храм, сооружена ограда, увеличено число монастырских келлий, иноков собрано до пятидесяти пяти человек, к прежним имениям прикуплены новые.¹¹⁵¹

Кроме этих монастырей во второй половине XI в. жизнь афонских монахов сосредоточивалась в обителях: Скамандрина, Полита, Калафата, св. Мины, Св. Троицы, св. Василия, Харона, Ксистри, Трахала, св. Прокопия, Скорпия, Лутракийца, Келиота, Сикила, Сарати, св. Пантелеимона-Солунянина, Павла,¹¹⁵² Кастамонита¹¹⁵³ и Симона. Последний монастырь, возникший в первую эпоху афонского монашества (680–870), к середине XI в. был одним из наиболее видных монастырей. В 1057 г. игумен этого монастыря Леонтий подписался под одним актом, составленным в Про- тате. Впоследствии этот монастырь получил название Симонопетры, или Симопетры.¹¹⁵⁴

Св. Гора была общей любимицей православных византийских императоров. Но больше всех царей ее любил Алексей I Комнин. Заняв в 1081 г. византийский престол, он послал афонитам следующее письмо, из которого видно, каков был взгляд Алексея на Афон и его монахов: «Святые отцы, обитающие на божественной и святой Горе! Знайте, что как Константинополь есть царь городов и выше всех их, так и царственнейшая и божественная (ваша) Гора превосходит все горы вселенной, вы же, по Писанию,– наш свет и соль. Мы так думаем и так верим. И не только царство христиан, но и все вокруг нас живущие народы вместе с нами радуются вашей жизни по Богу. Итак, радуйтесь и молитесь о нашей державе и о всем мире. Честные же и святые молитвы ваши да подарятся нам и помогут в час нашего исхода».¹¹⁵⁵ Афон, по взгляду царя Алексея, есть духовно-нравственное, общенародное учреждение. Его обитатели – свет для народов, освещающий им путь к Царству Небесному, и соль для мира, предохраняющая его от нравственной порчи. Жизнь их служит предметом всеобщего удивления. Любя св. Гору, Алексей всячески старался поддерживать тамошние монастыри и упрочить их независимость. В 1084 г. он, по просьбе лавры св. Афанасия, подтвердил свободу от всех сборов и налогов одного ее имения, находившегося на полуострове Кассандре.¹¹⁵⁶ В 1089 г. он водворил мир в Ксенофонтовской обители, повелев проту горы и монахам этого монастыря снова принять в него изгнанного последними ктитора Симеона и опять передать монастырь в его ведение и распоряжение.¹¹⁵⁷ В 1090 г. он хрисовулом подтвердил за лаврой права на владение всеми ее имениями.¹¹⁵⁸ В 1094 г. Алексей признал св. Гору независимой от фессалоникийского митрополита и ериссовского епископа, предоставив им только власть хиротонии афонских священников и диаконов. Но особенно замечательное узаконение относительно Афона последовало в 1095 г. «Мы узаконяем, – говорит здесь Алексей, – чтобы св. Гора была свободна и чтобы монахи ее до скончания века не знали никаких податей и ничьего притязания, но чтобы поминали царей и молились о всем мире, так как у них нет никаких забот. Начальники областей и соседних мест пусть не имеют никакого общения с Горою, а также и никакой епископ, во избежание т. наз. предубеждений против епископов и для того, чтобы они (епископы) не вязали церквей, не давали пресвитерам своих заповедей и не налагали на них епитимии. Но одну главу и власть мы поставляем – прота. Презирающие его да будут под нашим негодованием».¹¹⁵⁹ Наконец, в 1098 г., когда в Константинополь прибыли по своим делам игумены всех афонских монастырей, государь принял их с величайшей радостью. Он приказал ежегодно выдавать лавре св. Афанасия 100 монет на содержание монахов, а тогдашнему проту Илариону пожаловал 300 монет. Он расспросил и всех остальных игуменов о нуждах их монастырей и, обласкав, отпустил их.¹¹⁶⁰

При той свободе, независимости и самоправности, какую святогорцы приобрели при Алексее, им предстояло только стремиться к осуществлению христианского нравственного идеала. Но внешние обстоятельства не только отвлекли их от этой цели, но значительно поколебали их благосостояние. Разумеем, с одной стороны, нападение пиратов на Афон, известие о чем сохранилось в одном питтакионе царя Алексея, где он призывал святогорцев к молитвам о предотвращении этой грозной опасности,¹¹⁶¹ а с другой и главным образом – т. наз. скоромное зло, волновавшее афонское иночество почти целое столетие. Это зло произошло от мирян из влахов, которые в начале царствования Алексея жили на Афоне в количестве трехсот семейств. Влахи сначала доставляли монахам молоко, сыр и шерсть. Потом между ними завязались меновые сделки и торговля, повлекшие за собой пиршества и попойки. Наконец, в общение с монахами вошли и жены влахов. Они пасли монастырский скот и прислуживали в монастырях. Между ними и монахами со временем установились такие отношения, о которых стыдно говорить и слушать.¹¹⁶² О духовном расстройстве святогорцев скоро стало известно Константинопольскому патриарху Николаю Грамматику (1084–1111). Последний увещевал монахов прекратить общение с влахами, но не имел успеха. Ввиду этого один из иноков – игумен лавры Иоанникий Валма вздумал хитростью пресечь возникшее зло. Он от лица патриарха написал нечто вроде анафемы на св. Гору и распространил свое писание среди иноков. Валма надеялся через свой подлог умиротворить афонитов, однако его грамота внесла еще большие нестроения в их жизнь.

В 1097 г. император Алексей приказал изгнать со св. Горы Афона влахов вместе с их стадами. Казалось, это распоряжение должно было встретить полное сочувствие в среде афонских монахов. Но не так было в действительности. Монахам слишком тяжело было расстаться с влахами и лишиться тех удовольствий, которые они получали от них. Поэтому многие из иноков оставили Афон и ушли вместе с ними в Пелопоннес. Но и оставшиеся на Афоне не были спокойны. Их смущала измышленная Валмой патриаршая епитимия, поражавшая всех – и виноватых, и невинных, – первых за нарушение святогорского устава, а вторых за общение с этими. И вот одни из оставшихся, вознегодовав на патриарха и соблазняясь епитимией, будто бы наложенной им, ушли со св. Горы в мир, другие же отправили в 1097 г. к царю депутацию с жалобой на патриарха Николая за то, что он изрек анафему на Афон и тем способствовал его запустению. Эта жалоба была поводом к изданию Алексеем другого знаменитого питтакиона, адресованного к патриарху Николаю, которым утверждалась независимость св. Горы от патриаршей власти. «Святейший господин и Вселенский патриарх! – говорится в этом питтакионе. – Ты знаешь, что Бог дал заповедь нашим прародителям в раю, и они не соблюли ее не только в целый день, но даже в продолжение трех часов, – и Бог не истребил их. Но вот святость твоя своим приказанием опустошила св. Гору, не подчиненную твоей власти, но преемственно управляемую одними только царями. Они постановили, чтобы она была непоработима и свободна, и узаконили, чтобы ни епископ, ни начальники областей не имели на Горе никакого дела. И я сам много раз желал, чтобы начальник области по временам приходил и исправлял возникающие здесь беспорядки, но не сделал этого, уважая узаконения прежних царей, уступая просьбам отцов и боясь корыстолюбия начальников, чтобы они, захватив место, не извлекали пользы от монастырей и не делали счета монахов. Как же вздумалось это тебе, святой отец? Недоумеваю».¹¹⁶³ В ответном послании Алексею на этот питтакион патриарх Николай выяснил, что царь сделался жертвой обмана со стороны афонских монахов, так как он не налагал на них запрещения, но только увещаниями старался предохранить их от общения с влахами.¹¹⁶⁴ Царь удовлетворился таким объяснением, но на депутацию оно не подействовало. Афонские монахи и после возвращения депутации оставались при убеждении, что патриарх Николай изрек анафему на св. Гору. Поэтому многие из них оставляли Афон и удалялись в монастыри вне его пределов. В конце царствования Алексея афониты несколько раз приходили к царю с жалобой на беспорядки и на запустение Афона, а к патриарху – с требованием об избавлении от мнимого запрещения. Развязка этого дела последовала только при преемнике Алексея – Иоанне. Между 1134–1140 гг. Иоанн созвал по этому поводу Собор, где и было доказано, что никакой анафемы на св. Гору патриарх Николай не изрекал. Но и после этого мнимая анафема волновала святогорцев, пока в 1177 г. патриарх Харитон своим сигиллионом весьма умно и справедливо не отменил ее.¹¹⁶⁵

Под влиянием указанных беспорядков Афон весьма сильно опустел при Алексее Комнине. Из 180 монастырей, существовавших в первой половине XI в., во второй было только 60; остальные 120 совершенно лишились обитателей.¹¹⁶⁶ Но и в существовавших 60 монастырях было очень ограниченное число иноков, так как весьма многие (πᾶν πλῆθος) из них ушли с Афона частью с влахами, частью после них.¹¹⁶⁷ Только русские монахи стекались сюда в таком количестве, что Алексей Комнин между 1081 –1118 гг. окончательно передал им во владение обитель Ксилургу.¹¹⁶⁸

Как ни неблагоприятны были внешние условия рассматриваемого времени, однако афонские монастыри продолжали умножаться. В 1100 г. на Афоне возникли три новых монастыря. Два из них, из коих один назывался Аникитовым. а другой неизвестен по имени, были построены некоей Хромиотиссой, а третий – во имя пяти мучеников – основала госпожа Ванисса.¹¹⁶⁹ Благосостояние монастырей продолжало обеспечиваться разными государственными актами. В 1109 г. все права и преимущества Афона были вновь подтверждены императором Алексеем.¹¹⁷⁰ В 1095 г. за монастырем Есфигменским было укреплено завещанное ему владение Портарс.¹¹⁷¹ В 1104 г. Иверскому монастырю даны были Андроником и Иоанном Севастом Комнином два практикона на его имения.¹¹⁷² В 1116 г. монастырь Дохиарский обменял принадлежавшие ему в Фессалонике лавки на землю Руссон, по желанию владельца этой земли магистра Вурцова, и закрепил этот обмен юридическим актом (ἀνταλλαγή).¹¹⁷³ Наконец, в 1118 г. царь адресовал к солунскому судье Ксифилину два питтакиона об имениях Дохиара.¹¹⁷⁴

Преемник Алексея – Иоанн Комнин известен в истории Афона только своими заботами об умиротворении его обитателей, взволнованных мнимой анафемой патриарха Николая. При патриархе Льве (1134–1140) император Иоанн созвал по этому делу Собор и потребовал налицо акт анафематствования, приписываемый патриарху Николаю. Но этого акта не нашли. В этом смысле и было составлено соборное определение. Вручая соборный акт святогорцам, царь сказал им: «Поминайте отца моего, который более всех любил св. Гору, но не забывайте и меня, ибо вы сами знаете, сколько я старался освободить св. Гору от запрещения, беспокоящего вас». После этого он одарил их и отпустил с миром домой.¹¹⁷⁵

Царствование Мануила Комнина, прославившегося своими хрисову- лами о неприкосновенности имений всех, а следовательно и афонских, монастырей, замечательно было событиями, важными в истории русской на Афоне обители. Ко времени Мануила относится один акт, в котором сохранились сведения не только о существовании, но и о самом состоянии русской афонской обители Ксилургу. Разумеем опись имущества обители Ксилургу от 1143 г., составленную по случаю кончины настоятеля обители и передачи монастырского правления другому игумену – монаху Христофору.¹¹⁷⁶ Из этой описи видно, что в русском монастырьке был лишь один храм – во имя Успения Пресвятой Богородицы. В монастыре жили исключительно русские монахи, как можно заключить из того, что в описи значатся лишь одни русские богослужебные книги. Русские уже давно там жили, так как некоторые вещи помечены в описи старыми. Материальное состояние монастыря было вообще скудно. Хотя в описи и нет прямого указания на образ жизни иноков русского монастыря, но одно уже перечисление и сгруппирование хозяйственных вещей и запасов, значащихся в описи, приводит к выводу, что русские иноки жили общежительно. О числе их можно сделать заключение по количеству некоторых хозяйственных принадлежностей, каковы: рабочие инструменты, деревянная столовая посуда и одежда.¹¹⁷⁷ Судя по этим данным, оно колебалось между двенадцатью – пятнадцатью человеками. Но через тринадцать лет братство в русском монастыре увеличилось настолько, что монастырь Ксилургу оказался тесен для него. Затрудняясь теснотой помещения и, может быть, отдаленностью своего монастырька от моря – главной жизненной стихии Афона, русские иноки вынуждены были через игумена Лаврентия обратиться в 1169 году к проту св. Горы и его совету с просьбой дать им одну из больших афонских обителей «ради ее устроения и своей пользы». Прот Иоанн и весь собор, зная усердие русских к обновлению и украшению монастырей и приложив к ним слова Спасителя: «добрый раб и верный, о малом был еси верен, над многими тя поставлю», «по долгом рассмотрении и общем рассуждении», решили «дать, передать и отдать» руссам монастырь во имя св. великомученика Пантелеимона, называющийся еще обителью Фессалоникийца (τοῦ Θεσσαλονικέως).¹¹⁷⁸ При своем решении они имели в виду, что эта обитель, «если и была в старину многолюдна и имела первенство между второстепенными как по обширности, так и по блеску, но ныне кажется невидной, а всеми признается и почитается совсем несуществующей по малочисленности монахов, от недостатка продовольствия и от распадения ее стен и жилищ; да и то, что в ней кажется стоящим, предвещает совершенное падение и исчезновение».¹¹⁷⁹ Тем не менее игумен Лаврентий был обрадован решением собора. Но когда собор объявил ему, что он передаст обитель Ксилургу другим монахам, то Лаврентий так взмолился пред ними: «Невозможно отнять ее у нас и дать другому ради того, что в ней мы постриглись, и много потрудились, и издержались над ее охранением и устроением и что в ней скончались родители и сродники наши, которые содержали нас и давали нам средства жить».¹¹⁸⁰ Собор рассудил оставить за русскими и обитель Ксилургу с тем, впрочем, условием, чтобы она была и называлась не подворьем, а монастырем, и чтобы в ней жили монахи и эконом.¹¹⁸¹ Составленным тогда же по этому поводу актом, который подписали прот и игумены двадцати семи афонских монастырей, навсегда закреплялась за русским братством обитель св. Пантелеимона. С тех пор (1169) русские иноки навсегда получили права гражданства «в великой пустыне св. Афона». Итак, русские иноки первоначально (в первой половине XI в.) поселились в обители Ксилургу, которая окончательно была закреплена за ними императором Алексеем Комнином. Из Ксилургу в 1169 г. они перешли в монастырь св. великомученика и целителя Пантелеимона, обновили его и навсегда поселились в нем. Ксилургийская же обитель была поставлена в зависимость от этого монастыря.¹¹⁸² Находясь вдали от своего отечества, русская афонская община в первое время своего существования искала себе опоры у своих единоплеменников – южных славян. Хиландарский игумен Доментиан передает, что первыми покровителями ее в конце XII в. были сербские короли. «И вот, как бы Богом подвигнутые, – говорится в написанной им биографии св. Саввы, – прибыли несколько иноков со св. Горы Афона к великому жупану Немани принять от него необходимое в их бедности вспоможение». В числе их был один и из русского монастыря – «русин родом».¹¹⁸³ Не без участия к русским относились и болгары. Впрочем, последние больше благоволили своей обители – Зографской. Болгария находилась в тесном общении с этой обителью даже в период порабощения греческим владычеством (1018–1080). Когда же болгарское царство было восстановлено, сношения болгар со своими соотечественниками на Афоне приумножились. Преимущественное воспоминание Зографская обитель сохранила о царе Иоанне Асене (1189–1207). От него в Зографе сохранился хрисовул, данный в 1192 г. По словам нашего паломника Барского, видевшего этот хрисовул, он был подписан так: «Иоанн Калиман, во Христа Бога верен царь и самодержец всем болгарам и грекам. Асень».¹¹⁸⁴ В нем говорилось об устройстве для Зографского монастыря пирги (башни) и о приписке к нему угодий.¹¹⁸⁵

Конец XII в. был ознаменован в истории Афона возникновением второй славянской обители – сербской, называемой Хиландарь, или Хи- лендарь. Ктитором его был родоначальник дома Неманичей, великий жупан Стефан Неманя, в монашестве Симеон. Стефан прибыл на Афон в 1197 г. для сожительства с любимым своим сыном – царевичем Растко, впоследствии знаменитым сербским архиепископом св. Саввою. Царевич Растко, как известно, также оставил в 1186 г. родительский дом и скрылся на Афон, в русский монастырь. Здесь он, презрев «вся красная» мира – отечество, царство, богатство и славу, принял в том же году ангельский образ и с высоты монастырского пирга сбросил посланным за ним в погоню лицам свою мирскую одежду, объявив им о своем пострижении. Из Русика Савва вскоре был перемещен, по воле прота св. Горы, в Ватопед. Сюда-то и пришел для сожительства с ним престарелый отец его – инок Симеон, оставив царство своему второму сыну Стефану. Здесь же у Симеона созрела благая мысль основать для сербских монахов свой, особый монастырь.¹¹⁸⁶ Сербский монастырь был не вновь построен Стефаном, а только восстановлен им из развалин одного старого монастырька, носившего имя Хиландарь и посвященного Богоматери. Этот монастырей по своему происхождению относится к первым временам появления монашества на Афоне. До восстановления его Стефаном (1198–1199) он подвергался многим бедствиям и от арабов, и от морских разбойников, так что к концу XII в. представлял одни лишь развалины. Стефан обновил его и обогатил, приписав к нему много владений внутри и вне св. Горы. Тогдашний византийский император Алексей III со своей стороны подарил сербскому монастырю, сверх старых его владений на св. Горе и вне ее, еще опустелый монастырей Зичу со всем, что ему принадлежало, и подтвердил за Хиландарем купленный св. Саввой у Ватопеда монастырей Скорпия. Он же, по просьбе ктитора, дал Хиландарю право быть и именоваться царским и в управлении не зависеть ни от прота, ни от других монастырей. В знак этих прав игумену монастыря царем был вручен жезл черного дерева, окованный золотом и серебром и украшенный драгоценными каменьями.¹¹⁸⁷ По смерти Стефана (1200) Хиландарь по завещанию перешел во владение св. Саввы. При нем монастырь был снабжен всеми потребными для иноческой жизни книгами, сосудами, священными одеждами и обеспечен содержанием; подле монастыря была устроена гостиница для странников, нищих и немощных; по числу иноков он скоро стал наряду с первенствующими монастырями Афонской Горы.¹¹⁸⁸ Благоустроив монастырь с внешней стороны, преп. Савва дал ему общежительный устав, явившись через то законодателем для славянских монахов, как прежде св. Афанасий был законодателем для монахов греческих.

Царственные ктиторы Хиландаря – Симеон и Савва оставили след в истории Афона не только постройкой сербской обители. Когда Симеон (в миру – Стефан) узнал о пострижении на Афоне Саввы, то послал на св. Гору много золота, чтобы его царственный сын ни в чем не нуждался и имел бы что раздавать убогим. Савва, получив от отца золото, оставил себе только необходимое на хлеб, а остальное щедрой рукой роздал афонским монастырям.¹¹⁸⁹ Спустя некоторое время родители послали Савве золота больше прежнего и особенные дары для обители Ватопедской, в которой он подвизался,– золотые сосуды, иконы и тканые золотые завесы. Савва часть присланных денег уделил нищим, большую же часть употребил на сооружение трехъярусных келлий в Ватопеде, где умножилась братия. В ограде Ватопеда он предпринял постройку трех церквей – во имя Рождества Богородицы, Златоуста и Преображения. С крыши соборного Ватопедского храма он велел снять каменные плиты и покрыть ее оловом. Многое и другое он сделал в этот раз для Ватопеда, так что его называли вторым ктитором обители.¹¹⁹⁰ Когда же прибыл на Афон и отец Саввы – Симеон, то милости в пользу афонских обителей со стороны царственных иноков увеличились. Отправляясь на св. Гору, Симеон взял с собой много золотых и серебряных сосудов для афонских обителей. На Афоне он, лишь только отдохнул от пути, тотчас принес в дар Ватопед- ской обители, которую он избрал для подвигов, часть этих сосудов и завесы, подарил ей коней и лошаков для работы и наделил серебром всю братию от первого до последнего, начиная с игумена. Весть о прибытии в Ватопед владыки Сербского быстро распространилась по всей св. Горе. Игумены из своих обителей и преподобные из глубины пустынь, вместе с протом, пришли на поклонение державному иноку. Старец всех наделял щедрой милостыней, прося себе молитв и благословения. Прибывшие вместе с Симеоном и постригшиеся на Афоне сербские князья со своей стороны дали Ватопеду довольно золота, чтобы всякий день всем странникам, приходящим в обитель, была пища, хлеб и вино.¹¹⁹¹ Симеон делал приношения в афонские монастыри и в то время, когда обходил их для поклонения святыням. Прибыв в Карейский протат, он наделил великолепными дарами прота и всю братию. В лавре св. Афанасия он преимущественно пред другими монастырями одарил игумена и монахов.¹¹⁹² По смерти Симеона преп. Савва не прекращал своей широкой благотворительности в пользу афонских обителей и отшельников. Его келлия служила тихим пристанищем для всех обуреваемых материальными и телесными крайностями и нуждами. Для них у преподобного не оскудевали сокровища. Между 1204–1208 гг. он восстановил клонившиеся к упадку монастыри Каракалл и Ксиропотам и содействовал обновлению монастыря Филофея. Более всего он помог монастырю Ксиропотамскому, так что был назван его ктитором.¹¹⁹³

В конце XII и начале XIII в. Афон успел окончательно оправиться от того запустения, которое постигло его при Алексее Комнине. Он снова покрылся многочисленными монастырями. Из них в афонских актах, относящихся к этому времени, упоминаются следующие: Великая лавра, или лавра св. Афанасия, Иверский, Ватопед, Зигу, Есфигмен, св. Никифора, Каспака, Ксиропотам, Афанасия, Дохиара, Богородицы, Сисоя, Факина, Сотира, Евстратия, Богородицы Ксилургу, Верриота, Фалакра, Халестр, Ксирокистра, Дорофея, Архистратига, Филадельфа, Неакита, св. Бессребренников, Николая, св. Ефрема, св. Петра, Coenobium Amalfitanorum, Каракалла, Варнавици, Цимисхи, Ионы, Зографа, Симона, Хи- ландарь, Филиппа, Плака, Кутлумуш, св. Димитрия, Трахала, Саровара, Скамандрина, Каллиника, Гемата, Макрогения, св. Пантелеимона, Скор- пия, Павла, Полита, св. Мины, Св. Троицы, Хонтракина, Катцари, Ивани- ци, Каллагрии, Петра Алипа, Харонда, Канфа,¹¹⁹⁴ пророка Илии, Афанасия, Калафатский.¹¹⁹⁵ Конечно, перечисленными монастырями далеко не исчерпывается их действительное количество в конце XII и начале XIII в.: в действительности их было гораздо более 62. Но и в этом числе, как видим, уже находятся 18 из 20 знаменитых, в наше время существующих монастырей.¹¹⁹⁶ Одни из них успели занять первенствующее положение в ряду афонских обителей, а другие находились лишь в процессе роста. Вокруг этих монастырей, как около центров, группировались менее значительные. Число их особенно стало возрастать в царствование династии Ангелов. Бедствия Империи заставляли византийских монахов массами оставлять столицу и другие монашеские пункты, страдавшие от внешних и внутренних врагов, и бежать на Афон, находившийся вдали от мирской суеты и неурядиц. Жизнь византийского монашества постепенно стала приливать на св. Гору. Последняя начинала приобретать славу главного центра монашеской жизни, где по преимуществу сосредоточивалась и развивалась религиозно-созерцательная жизнь Византии. К началу XIII в. Афон был весь усеян монастырями, так что казался одним большим монастырем. Папа Иннокентий III был не совсем неправ, когда писал в 1214 г., что св. Гора была покрыта тремястами монастырями.¹¹⁹⁷ На Афоне по преимуществу находило удовлетворение религиозное чувство православного населения не только Византии, но и южнославянских государств. Сюда стекались любители аскетизма и из других стран. Преп. Савва Сербский, описывая погребение своего отца – инока Симеона, говорит: «Прежде всего пели греки, затем иверы, русские и болгары, а потом мы – сербы».¹¹⁹⁸ Кроме того, на Афоне подвизались латиняне, армяне, абазхи, лазы и др. Афон роднил все племена. Единство духовных целей сплачивало здесь в одну общину представителей разных народностей. Здесь не было вражды ни национальной, ни религиозной, – здесь исчезал всякий антагонизм. Все стремились к одной цели – вечному спасению. Для всех Афон был самой высшей школой православно-христианского подвижничества. Это был монашеский рай, или, говоря словами папы Иннокентия III, место святое, дом Божий и врата небесные.¹¹⁹⁹ Неудивительно, что в этот рай, в это святое место стремились тысячи любителей аскетизма, из которых образовался особый иноческий мирок – как бы отдельное иноческое государство, ограниченное пределами афонской территории, – со своими законоположениями и порядком в отношении к жизни внутренней и внешней. Эта монашеская община достигла блестящего внешнего состояния к концу XII и началу XIII в. в отношении числа и монастырей, и монахов, и монастырских имуществ. Судя по настоящему, ей предстояло и блестящее будущее. Но в 1204 г. жизнь афонской общины была нарушена латинским нашествием. Св. Гора была завоевана латинянами, вошла в составе фессалоникийского латинского королевства, отданного маркизу Монферратскому Бонифацию; в церковном отношении она была подчинена легату кардиналу Бенедикту, С того времени в жизни афонского монашества наступила другая пора...

В то время как монашество Константинопольской церкви переживало в ΙΧ–ΧΙΙ вв. самую лучшую пору своей истории и находилось на высшей ступени внешнего и внутреннего развития, современное монашество в патриархатах Антиохийском, Иерусалимском и Александрийском страдало под игом магометан и было сильно подавлено. Эти патриархаты были отторгнуты от власти византийских императоров в первой половине VII в.¹²⁰⁰ С того времени история местного монашества представляет картину постепенного оскорбления и унижения иноков и ряд открытых гонений, которые через более или менее продолжительные промежутки времени воздвигало на них фанатическое мусульманское правительство. Участь православных монахов отягощалась еще и тем, что мусульманское правительство нередко попадало под влияние сильных на Востоке еретических общин – несториан в Сирии и монофизитов в Египте. С началом же крестовых походов бедствия монахов еще более усилились. Иноки страдали не только от прежних своих врагов, но и от новых – латинян, которые оказались более жестокими и более систематичными их преследователями, чем арабы и турки.

Из обязательств, какие требовал еще Омар I (ум. в 691) от покорившихся ему христиан, одно запрещало последним строить монастыри и монашеские скиты.¹²⁰¹ Это запрещение оставалось в силе во все последующее время мусульманского владычества на Востоке, и в рассматриваемую эпоху в частности. Жизнь восточного монашества IX-XII вв. сосредоточивалась поэтому в монастырях старых, основанных до сарацинского завоевания. Но и эти монастыри находились в самом жалком положении: были бедны и сильно угнетались сарацинами.¹²⁰² Из них в середине IX в. лишь немногие продолжали служить приютом для восточных монахов, уцелев от двухвекового сарацинского погрома. В Палестине средоточием монашеской жизни был Иерусалим. К сожалению, исторические памятники середины IX в. не сохранили для истории ни одного имени из святоградских обителей. Монах Епифаний, написавший не позже первой половины IX в. «Повесть о Иерусалиме и сущих в нем мест», не указывает в самом святом граде ни одного монастыря. Он не говорит даже о том, жили ли в нем монахи.¹²⁰³ Только в окрестностях Иерусалима – в долине Иосафатовой, по его словам, подвизались 100 затворниц (ἔγκλεισται) и один столпник.¹²⁰⁴ Они жили близ т. наз. пещеры Христа и двенадцати апостолов, вероятно, в отдельных келлиях. Столпник был как бы пастырем затворниц и вел с ними беседы через узкие дверцы келлий.¹²⁰⁵ Близ селения Вифании, находящегося в получасе пути от Иерусалима, к востоку помещался монастырь св. Евфимия († 473),¹²⁰⁶ а дальше его к востоку же – монастырь Иоакима, иначе Кузива, Хозива или Хозевита,¹²⁰⁷ основанный в VI в. В расстоянии версты от Вифлеема¹²⁰⁸ на восток, в том месте, где ангелы возвестили пастухам о рождении Христа Спасителя, находился монастырь Пимнион.¹²⁰⁹ Он существовал и во время паломничества монаха Бернарда, у которого называется монастырем пастырей (monasterium pastorum).¹²¹⁰ К юго-востоку от Вифлеема лежали два знаменитых монастыря – св. Саввы († 532) и св. Харитона († 350),¹²¹¹ а южнее их подвизались два отшельника – Дионисий и Феодосий.¹²¹² К востоку от Иерихона в пустыне Иордана находились монастыри св. Герасима († 475) и св. Зосимы (VI в.).¹²¹³ Здесь же во времена монаха Бернарда существовал монастырь св. Иоанна Крестителя¹²¹⁴ и мн. др.¹²¹⁵ Кроме того, в середине IX в. монахи жили: на горе Фаворе, где во время паломничества Епифания была лавра с двенадцатью отцами;¹²¹⁶ в Кане Галилейской, которая имела монастырь на месте известного евангельского чуда;¹²¹⁷ близ Тивериадского озера, где на месте насыщения 5 тыс. человек во времена Епифания стоял монастырь;¹²¹⁸ в городе Рамуле, или Рамле, к северо-западу от Иерусалима, имевшем в 865 г. монастырь св. Георгия.¹²¹⁹

Монахи патриархата Антиохийского сосредоточивались преимущественно в самой Антиохии и ее окрестностях. Более излюбленным местом их подвижничества служили горы, окружавшие Антиохию. Из них в истории восточного монашества особенно славны Дивная (Θαυμάσιον ὄρος) и Черная (Μαῦρον ὄρος, mons Niger). Первая прилегает к Антиохии с восточной стороны. Она была прославлена подвигами св. Симеона Столпника († 459). Симеон основал здесь монастырь, удержав за собой имя ктитора. Монастырь св. Симеона был одной из знаменитых святынь на Востоке; он имел многочисленное братство и в середине IX в. Из числа его вышел между прочим Антиохийский патриарх Феодосий, скончавшийся в 889 г.¹²²⁰ Гора Черная составляет восточную часть цепи Амана и лежит к северу от Антиохии на границе с Киликией. Она отличается прекрасным местоположением, богатством флоры и обилием вод. Издревле монахи избрали ее своим приютом. Кроме греков здесь спасались грузины и армяне. Вся местность горы была усеяна монастырями и монашескими келлиями и походила на одну сплошную обитель. Гора была одним из видных монашеских пунктов на Востоке. Местные иноки славились не только добродетельной жизнью, но и просвещением. Из них некоторые оставили заметный след в истории византийской церковно-богословской образованности. За многочисленность монахов, святость их жизни и за глубокое нравственно-просветительное влияние на окружающую мирскую среду Черная гора местно называлась Св. горой (Ἅγιον ὄρος).¹²²¹

Из других монашеских пунктов антиохийского патриархата можно указать на город Эдессу Сирийскую. Как и всюду на Востоке, монастыри Эдессы находились в середине IX в. в бедности и угнетении.¹²²² В одном из них, помещавшемся близ города с храмом св. Георгия, подвизались благочестивые старицы под руководством опытной инокини-игуменьи. Они вели самую строгую аскетическую жизнь.¹²²³ В окрестностях Эдессы находилось много столпов (πολλοὶ στῦλοι), приспособленных для подвига столпничества. Они отличались прекрасной архитектурой и были расположены в симметричном порядке. Их постройка относится ко временам императора Маврикия (582–602), когда столпничество было широко распространено среди многочисленных эдесских иноков. В середине же IX в. в Эдессе был известен только один столпник – старец Феодосий, который, по рассказам жителей города, провел на столпе около 95 лет.¹²²⁴

В александрийском патриархате главным пунктом монашеской жизни был монастырь св. Макария Великого († 391), находившийся к югу от Александрии, в шести днях пути. Во время паломничества Епифания братство этого монастыря состояло из тысячи отцов, которые помещались в тысяче келлий. Вследствие частых набегов арабов монастырь был окружен стеной и походил на крепость.¹²²⁵ В 851 г. в монастыре Макария был погребен александрийский патриарх Михаил. Это был первый случай погребения иерарха в обители великого аввы.¹²²⁶К востоку от Каира были расположены два монастыря знаменитых египетских аскетов – свв. Арсения († 450) и Антония († 356) Великих. Монастырь св. Арсения лежал ближе к Каиру, по словам Епифания, – в 6 милях от него, а обитель второго находилась на береговых скалах Чермного моря, против Синая, на расстоянии дня пути от залива.¹²²⁷ Вне города Александрии в 865 г. местом обитания монахов служили два монастыря – евангелиста Марка и во имя 40 мучеников (ad sanctos XL). Первый помещался у восточных ворот города и имел церковь, некогда прославленную св. мощами евангелиста Марка, а второй лежал у ворот западных.¹²²⁸ В самом городе Александрии известен монастырь св. Иоанна.¹²²⁹

Но, без сомнения, центром средневекового восточного монашества под игом мусульман была божественная гора Синай. Находясь в глубине Востока, вдали от главных пунктов бурной тогдашней жизни, Синай существовал довольно спокойно. Безмятежная жизнь его пустынников только изредка нарушалась случайно открывавшими его врагами. Удаленностью Синая от всего мира объясняется и безучастие его в событиях того времени, что в свою очередь обусловливало сравнительно благосклонное отношение к синайским монахам египетского правительства, в зависимости от которого они находились. На эту благосклонность влиял, конечно, и тот фирман (охранная грамота), который, по преданию, был дан Магометом Синайскому монастырю и подлинник которого, как уверяют, сохранился в сокровищнице султана в Константинополе, составляя по своей веротерпимости предмет удивления магометан.¹²³⁰ В середине IX в. главным приютом синайских монахов был монастырь Пресвятой Богородицы, называвшийся также монастырем св. Купины или просто св. Купиной. Он находился на месте явления Бога Моисею (Исх. III, 2–5).¹²³¹

Таковы были главные пункты монашеской жизни на Востоке в середине IX в. Одно уже число их, довольно ограниченное, достаточно свидетельствует об упадке здешнего иночества. Там, где прежде монастыри считались десятками, а монахи – тысячами, теперь едва можно встретить один монастырь с несколькими обитателями... Монахи постепенно теряли свои знаменитые лавры, где в древние времена в полном смысле процветало иноческое житие. Взамен же потерянного они не имели права строить даже скита. Мусульманское правительство строго охраняло предписание Омара I относительно этого предмета и грозило нарушителям лишением зиммета.¹²³² И действительно, исторические памятники не приурочивают к середине IX в., да и вообще ко всей нашей эпохе, ни одного случая постройки нового православного греческого монастыря на всем мусульманском Востоке.

Будучи стеснены в отношении внешнего распространения, восточные монахи нередко страдали и от деспотизма мусульман. Мусульманское правительство поднимало на них целые гонения со всеми ужасами и последствиями древних языческих гонений на христиан. Первое из таких преследований в рассматриваемый период времени открылось при халифе Мутаваккеле (847–862). Мутаваккель в начале царствования благосклонно относился к христианам, и в частности к монахам, и даже позволял последним восстановливать старые монастыри, разрушенные в междуусобие сыновей Гаруна-аль-Рашида. Но едва монахи успели несколько оправиться от прежних бедствий, как халиф круто изменил свою политику. Под влиянием обличений со стороны одного мусульманина, грозившего ему небесными карами за благоволение к христианам, он издал в 853 г. указ, которым между прочим приказывалось разрушить восстановленные монастыри, а монахов наравне со всеми христианами обложить двойной податью. Вскоре после того халиф новым указом потребовал уничтожения всех монастырей. В силу этого приказания на Востоке погибло множество обителей. Из них до основания был разрушен монастырь свв. Иоанна и Кириака в Египте.¹²³³ Бедствия монахов продолжались и при преемниках Мутаваккеля. Особенно жестоко относился к ним египетский наместник Йезид-ибн-Абдулла при халифе Мустансире (862–868). Он переписал всех монахов и брал с них подати, за неимением денег, натурой – плодами растений и деревьев, возделывавшихся в монастырских садах.¹²³⁴ В период междуусобной распри между преемниками Мустансира по всему Египту и Палестине рассеялись разбойничьи шайки арабов и произвели повсюду страшные опустошения. Часть их проникла в Фиваиду – пустыню Верхнего Египта по обоим берегам Нила, прославленную в первоначальной истории христианского монашества, – разрушила и сожгла здесь многие монастыри, а монахов предала мечу. Та же участь постигла иноков и в других местах: везде арабы немилосердно опустошали монашеские приюты, монахов убивали, а монахинь бесчестили и уводили в плен.¹²³⁵ Бедствия иноков прекратились лишь по окончании междуусобия в 868 г. Путем подкупов монахам даже удалось возвратить в свое владение некоторые монастыри, захваченные мусульманами во время анархии. А в 869 г. они получили свободу от всяких податей по ходатайству перед халифом Мутаззой (869–870) одного неизвестного по имени монаха. В указе халифа, данном по этому поводу монахам, свидетельствами из Корана доказывалось, что отшельники, оставившие мир и поселившиеся в горах и пустынях, не должны быть обременяемы какими-либо налогами и податями.¹²³⁶ Но привилегия, данная монахам Мутаззой, оставалась в силе только в его непродолжительное царствование. При его преемниках монахи по-прежнему страдали от насилия и жестокости правителей. Их бедствиям много содействовал наместник халифа Мутамида (870–892) Ахмед-ибн-Тулун, отличавшийся жестокостью нрава и корыстолюбием. По корыстолюбию он наложил на Александрийского патриарха Михаила III († 896) громадную денежную пеню – в 20 тыс. золотых. Для уплаты этой суммы патриарх вынужден был между прочим продать имения монахов и тем повергнуть последних в крайнюю бедность.¹²³⁷ О бедственном состоянии восточных монахов в конце IX в. сохранилось известие в послании (881) Иерусалимского патриарха Илии всему франкскому народу. «Иноки, – говорится здесь, – страдают от голода; многие из них, не в силах будучи выкупиться из плена, умирают в неволе».¹²³⁸ В последующее время монахи терпели большие несчастья при халифе Муктадире (908– 932). В 921 г. мусульманская чернь из ненависти к христианам ограбила в Дамаске многие монастыри. Более всего пострадал женский монастырь близ храма Богоматери. Монахи донесли халифу о случившемся, и последний дозволил им восстановить некоторые обители и, кроме того, освободил их от податей. Виновники разгрома подверглись наказанию.¹²³⁹ В следующем году монахи Египта подверглись насилию от визиря Али-бен-Иза. Явившись в Египет, алчный визирь потребовал со всех монахов, даже больных и бедных, подати. Защитником иноков и в этом случае явился сам Муктадир. Он запретил требовать от монахов что-либо более обыкновенной подати и обеспечил их свободу на будущее время письменным документом.¹²⁴⁰ В середине X в. восточное монашество переживало сравнительно благополучные времена и несколько оправилось от бедствий прежнего времени, кажется, затем, чтобы мужественнее встретить ту страшную грозу, которая имела разразиться над ними в ближайшем будущем. Разумеем гонение, которому монахи наравне с прочими христианами подверглись от халифа Хакима (996–1021). Хаким отличался диким, деспотическим нравом и беспримерной жестокостью. Вместе с тем он пылал страшной враждой к христианам и презирал их выше всякой меры. Такое отношение к последователям Христа было внушено Хакиму друзским вероучением, которое проповедовало обоготворение этого халифа и фанатическую ненависть к лицам других верований. Как истинный последователь этого вероучения, вполне усвоивший его начала, Хаким не замедлил открыть столь жестокое преследование христиан, и в частности монахов, подобного которому они не испытывали ни от одного мусульманского правителя.¹²⁴¹ Гонения на монахов открылись прежде всего в Египте. Около 1009 г. Хаким отобрал у здешних монастырей все имущество и отдал его в государственную казну.¹²⁴² Затем он издал повеление разрушать монастыри, а сосуды и утварь из их церквей доставлять ему во дворец. Началось беспримерное в истории уничтожение и разорение св. обителей. Право грабить и разрушать дано было всякому мусульманину. Из верноподданных халифа было много таких, которые испрашивали у него специальные полномочия на преследование монахов и разорение монастырей. Хаким с радостью исполнял их просьбу. Он предписал и всем начальникам областей, чтобы они беспрепятственно предоставляли всякому мусульманину власть разрушать монастыри. «И вот, – говорит Макризи, – мусульмане уносили из церквей и монастырей утварь, золотые и серебряные сосуды и другие вещи, которые там находили; они завладели и их благочестивыми сборами...» В короткое время от многих египетских монастырей остались одни лишь развалины. В числе других обителей был разрушен и монастырь Алказир (Alkazir), или св. Арсения, в котором народ разграбил все, что там оказалось.¹²⁴³ Начавшись в Египте, гонение распространилось на всю Палестину и Сирию. В Иерусалиме Хаким разрушил все монастыри, в том числе женскую обитель Ал-Сари (по Нектарию, Калоградик – καλογράδικον) близ Гроба Господня, расхитил их имущество и разогнал монахов.¹²⁴⁴ В 1011 г. неистовый Хаким простер свою злобу и на центр монашеской средневековой жизни на Востоке – гору Синай. В его пустыни он сам не пошел, а поручил истребить его монастыри главному шейху арабов Синайского полуострова Ибн Гагиати. Опустошения начались с окрестностей Суэца. Шейхом уже было разрушено несколько церквей в Аджеруде, Суэце и Колзуме, а в Райфе – монастырь св. Иоанна Предтечи, построенный Юстинианом.¹²⁴⁵ Доходила очередь до монастыря Синайского, в котором тогда подвизалось до 500 иноков.¹²⁴⁶ Но он спасся благоразумием одного инока из арабов, Соломона Ибн-Ибрагима, хорошо знакомого с нравами его соотечественников. За день пути до монастыря Соломон вместе с тремя старцами встретил Гагиати и умной речью, а еще более дарами убедил его пощадить Синайский монастырь. «Бог предал нас, – говорил Соломон Гагиати, – в твои руки для того, чтобы испытать твое сострадание к убогим и невинным отшельникам. Всемогущий может спасти нашу обитель как Свой дом и иным образом; но Он от тебя требует милости, твоим добрым произволением хочет избавить ее от разорения; и этой благости сердца твоего Он не оставит без награды. Если ты добровольно помилуешь нас, то и мы добровольно отдадим тебе все сокровища монастыря, и сердце твое будет утолено. Ты будешь богат. Если же ты разрушишь обитель нашу, то какую пользу получишь?...» Эта речь подействовала на Гагиати, и он не коснулся самого монастыря, но лишил его почти всех драгоценных, золотых и серебряных сосудов. После этого Синайский монастырь надолго обеднел.¹²⁴⁷ Гонение Хакима на монахов продолжалось до 1019 г., постепенно усиливаясь. Как вообще жестоко Хаким преследовал монахов и сколько вреда он причинил им, можно видеть из того, что одних церквей и монастырей им было разорено, по исчислению Макризи, до 30 тысяч.¹²⁴⁸ Если некоторые из монастырей и уцелели, то совершенно случайно. Так, остался неприкосновенным монастырь преп. Макария Великого; уже послан был эмир для разрушения монастырей в знаменитой Скитской пустыне, в том числе и обители Макария, но он устрашился арабов, живших в этой пустыне вместе с иноками, и возвратился без успеха.¹²⁴⁹ Уцелел также монастырь св. Антония Великого.¹²⁵⁰ Зато другие обители подверглись полному опустошению. Особенно пострадал монастырь св. Симеона Столпника близ Антиохии, монастырь сравнительно многолюдный и по тому времени цветущий. Еще в 985 г. на него напал один из заслуженных мамелюков – Каргуя и после трехдневной осады взял его. Он ограбил монастырь, перебил многих монахов, а других увел в плен. Захвачены были и многие миряне, искавшие в монастыре убежища. Все пленники были приведены в Алеппо и выставлены на позор.¹²⁵¹ Едва монастырь успел несколько оправиться от этих бедствий, как подвергся новым. В 1017 г. арабы дважды делали нападения на него, и всех, кого нашли в его стенах, – настоятеля, монахов и других христиан, увели в плен.¹²⁵² Самих монахов Хаким подвергал столь тяжким мучениям и так теснил их, что они толпами убегали в свободные от сарацинского владычества греческие страны. Царствование Хакима поистине было подобно времени Ирода: он с такой же жестокостью избивал монахов, с какой последний – младенцев.¹²⁵³ В последние два года своего царствования (1020 и 1021) Хаким изменился в своих отношениях к монахам. Он не только не преследовал их, но даже благоволил к ним. В 1020 г. к нему явился авва Соломон, настоятель Синайского монастыря, и жаловался на несчастное положение монахов горы, их горе и нужду, какую они терпят вследствие лишения принадлежавших монастырю имений. Он просил Хакима возвратить монахам прежние их владения и тем облегчить их бедственное положение, обещая со своей стороны молиться за него. Халиф внял просьбе Соломона и возвратил монастырю все его имения.¹²⁵⁴ Тому же Соломону и в том же году удалось выпросить у халифа позволение возобновить монастырь Алказир, построенный св. Арсением близ Каира, и получить от него официальную грамоту и даже денежную помощь на постройку.¹²⁵⁵

Монахи жили сравнительно благополучно и при преемниках Хакима, вообще благосклонно относившихся к христианам, – вплоть до нашествия турок-сельджуков (1067–1068). Их благополучию содействовали между прочим византийские императоры, особенно Роман Аргир и Константин Мономах, которые путем мирных договоров с халифами старались по возможности улучшить тяжелое положение христиан Востока. Под влиянием благоприятных условий времени монахи несколько оправились от нанесенного им Хакимом удара. Мало-помалу начали восстанавливаться монастыри и наполняться иноками. В числе их был возобновлен между прочим монастырь св. Симеона Столпника на горе Дивной близ Антиохии. Около 1040 г. его посетил св. Георгий Иверский (1014– 1066) и поклонился здесь чудотворной раке св. Симеона и блаженной матери его Марфы. Георгий посетил также все обители, рассеянные в горах Ливанских, прося себе у великих здешних подвижников молитв и благословения.¹²⁵⁶ Он был и на горе Черной, где около трех лет провел в обители св. Романа (1040–1042), пользуясь наставлениями одного отшельника, жившего в каменной расселине по соседству с этим монастырем.¹²⁵⁷ Переселившись затем на Афон (1044), Георгий, однако, не забывал о месте прежнего своего подвижничества и не раз путешествовал по Востоку.¹²⁵⁸ Здесь местом его пребывания были то обитель св. Симеона Дивногорца, то обитель Романа, то монастырь Калипост на горе Черной.¹²⁵⁹ В этих монастырях он занимался и переводом книг Св. Писания на грузинский язык.¹²⁶⁰

Вместе с восстановлением монастырей в середине XI в. улучшилось и материальное их благосостояние. Святоградские обители получили щедрую милостыню от грузинской царицы Марии, матери Баграта III.¹²⁶¹ Синайский монастырь с разрешения халифов приобрел имения в Дамаске, Лаодикии, Триполи и Газе по духовным завещаниям христиан. Главный метох монастыря находился в Газе, откуда он получал все продовольствие.¹²⁶² В то же время синайские отцы для увеличения средств монастыря посылали избранных из своей среды лиц на Запад для сбора подаяний. В 1027 г. с этой целью был отправлен в Западную Европу ученый и благочестивый инок Симеон. Он был по своему происхождению грек из Сицилии, воспламенился любовью к паломничеству и отправился в Иерусалим. Здесь вместе с монахом Иларионом он семь лет служил проводником для странников. Затем, желая совершенства, он прибыл к одному затворнику на берегу Иордана и сделался его учеником. Но когда затворник, стремясь к полнейшему уединению, оставил его, Симеон прибыл в Вифлеем и поселился в монастыре Богоматери. Через два года он удалился на гору Синай в монастырь Купины.¹²⁶³ Прожив некоторое время вместе с братьями, он затем уединился в узкую пещеру на утесистом берегу Черм- ного моря. Через два года он избрал своим жилищем другой синайский монастырь, находившийся на самой вершине горы, на том месте, где Моисей видел славу Божью и принял от Господа возвещенные Им заповеди. Этот монастырь вследствие частых набегов на гору арабов находился в запустении.¹²⁶⁴ И Симеон прожил здесь самое непродолжительное время, а потом спустился к подножию Синая и уединился в одном пустынном месте. Между тем до синайских отцов дошел слух, что иноки, посланные ими на Запад за милостыней, скончались, оставив свои сборы в руках норманнского герцога Ричарда II. После предварительного совещания отцы постановили послать к Ричарду монаха Симеона, человека благочестивого и ученого, знавшего пять языков – египетский, сирийский, арабский, греческий и латинский.¹²⁶⁵ Иерусалимский патриарх Арсений снабдил Симеона грамотой, в которой выражалась просьба, чтобы ему помогали все, к кому бы и куда бы он ни пришел, так как он – святейший христианин и добродетельнейший подвижник.¹²⁶⁶ С этой рекомендацией Симеон дошел до Руана – местопребывания Ричарда, но последнего не застал в живых. Он не мог и узнать, у кого после смерти герцога хранились собранные для Синайского монастыря деньги. Это сильно его опечалило. Он поселился в Руане, устроил близ него монастырь св. Екатерины, в котором и скончался около 1035 г.¹²⁶⁷

Но, конечно, и при преемниках Хакима бывали случаи грабежа монастырей и насилия над монахами... В житиях св. Христодула († 1093) рассказывается, что этот подвижник после поклонения святым местам в Иерусалиме, Вифлееме, Назарете и на Фаворе поселился около 1045 г. в одном монастыре в при-Иорданской пустыне, но через несколько лет вынужден был бежать отсюда, так как агаряне делали частые набеги на пустыню, грабили и разоряли монастыри, монахов или убивали, или брали в плен. Во время одного набега они напали и на тот монастырь, где подвизался св. Христодул, и поступили с ним по своему обыкновению. Христодул, помня заповедь Христа о бегстве (Мф. X, 23), покинул обитель и переселился на гору Латр близ Милета.¹²⁶⁸

Бедствия монахов особенно увеличились после появления на Востоке турок-сельджуков, которые около 1076 г. завоевали всю Сирию и Палестину. Дикие сыны пустыни не знали никакого закона и права, кроме права сильного и власти меча. Не связанные никакими договорами, движимые корыстолюбием и фанатизмом, они равно преследовали всех христиан, и в частности монахов. Их победоносный путь ознаменовывался страшными бедствиями для иноков. Турки врывались в монастыри, грабили их имущество, попирали монастырские святыни, разрушали и сжигали монастырские постройки, истязали и убивали монахов, бесчестили монахинь и т. п.¹²⁶⁹ Этой участи подвергались иноки всех покоренных турками стран. В частности, от них сильно пострадали монастыри в окрестностях Антиохии. На положение последних в эпоху турецкого завоевания проливает некоторый свет биография инока Никона Черногорца. Никон поселился в антиохийском патриархате около 1053–1054 гг., прибыв сюда из Константинополя.¹²⁷⁰ Первым местом его подвижничества был монастырь Луки Анаварзского на Черной горе близ Антиохии, а потом монастырь Пресвятой Богородицы Рондиевы, или Роидиевы, называвшийся также Раифским (ἐκ τοῦ Ῥαήθου), помещавшийся по соседству с первым. В последний монастырь Никон перешел по недовольству на него братии обители Луки за ревность в проповедовании слова Божия. Но и в монастыре Раифском он прожил недолго: обитель подверглась нападению турок и была совершенно ими опустошена. Никон нашел приют в монастыре преп. Симеона Дивногорца. Около 1084 г. и эта обитель была разорена турками, и Никон снова удалился в Раифский монастырь. Здесь он собрал вокруг себя небольшую общину монахов и стал во главе ее. Здесь, вероятно, Никон и скончался вскоре после 1092 г.¹²⁷¹

Завоевав в 1070 г. Иерусалим, турки и здесь ознаменовали свою власть всякого рода жестокостями и насилием против монахов. Многие палестинские монастыри были ими разрушены, в частности те, которые лежали в окрестностях Иерусалима.¹²⁷² Опустошению и разорению от турок подверглись и монастыри Дамаска.¹²⁷³

Страдая от турок, восточные монахи в то же время несли тяжелые бедствия и от прежних своих врагов – арабов. В 1091 г. ими был опустошен монастырь Синайский. В этом году вспыхнул бунт синайских бедуинов против Египта. Для усмирения их из Египта был послан значительный отряд солдат; бедуины отступили к Синаю. Египетское войско, преследуя их, достигло горы Синай и было чрезвычайно изумлено, увидев здесь монастырь. Монахи тотчас вышли из обители и смиренно приветствовали военачальника отряда. Последний коварно уверил их в безопасности и с несколькими солдатами вошел в монастырский храм. Увидев здесь одного из иноков, арабы то ласками, то угрозами стали выпытывать у него о монастырских сокровищах. Инок смиренно отговаривался неведением, но варвары не верили ему и подвергли его жестоким истязаниям. Не пощажены были и другие синаиты. Больше всех пострадал игумен монастыря Иоанн, который, как добрый пастырь, полагающий душу свою за овец, желая избавить от истязаний своих сподвижников, сам явился к варварам и объявил им, что он, как игумен, один знает, где лежат сокровища монастыря, но не укажет их. Арабы связали его, влачили по всему монастырю, били и секли, но тщетны были эти жестокие меры: игумен не открыл им монастырских сокровищ, так как их уже не было со времен злобного Хакима. Оставив настоятеля полумертвым и запугав всю братию, варвары сами стали отыскивать сокровища и с этой целью изрыли всю монастырскую землю, но опять напрасно... Ночью случилось землетрясение, и они в страхе разбежались. Настоятель Иоанн через три дня скончался.¹²⁷⁴

Бедствия восточных христиан были так сильны, что нашли себе отголосок на Западе и вызвали здесь желание освободить Восток из рук неверных. С этой целью здесь были организованы крестовые походы. Но, к сожалению, они принесли восточным христианам больше зла, чем добра. Дело в том, что руководители крестовых походов – папы, посылая крестоносцев на Восток для освобождения св. Земли от власти неверных, имели при этом в виду и другую цель. Именно, им хотелось распространить при их помощи свое влияние на Востоке и даже подчинить себе восточные Церкви. Для пропаганды латинства они вместе с крестоносцами посылали на Восток римское духовенство и монашество. Эти- то слуги пап больше всего и отягощали и без того нелегкое положение восточных монахов, вынужденных жить среди непрерывных войн со всеми их бедствиями и ужасами. Преследования монахов латинянами начались со времени первого же крестового похода (1096). Немедленно по взятии Антиохии (1097), Иерусалима (1099) и других городов латиняне изгнали греческих монахов из их монастырей и отдали их своим монашеским орденам. Они отнюдь не допускали совместного пребывания православных монахов с латинскими и безжалостно лишали первых крова, пищи и всего, чем жил и дышал православный монах. Греческие монахи были низведены в разряд париев и лишены были общечеловеческих прав. Каким бедствиям восточные монахи подвергались от латинян, можно видеть из того, что в одной Антиохии латиняне овладели 360, а по другому известию – 363 православными монастырями.¹²⁷⁵ То же было и в других городах.¹²⁷⁶ В пользовании православных монахов было оставлено только несколько наиболее бедных и незначительных обителей. Но и они не были защищены от произвола латинян. Последние врывались в них, грабили их святыни, в особенности мощи, оскорбляли и унижали монахов... Притеснения от латинян были так тяжелы для монахов Востока, что они вместе со всеми христианами желали лучше возвращения ига магометанского, чем продолжения власти латинян.¹²⁷⁷

Что касается монастырей, в которых сосредоточивалась жизнь православных греческих монахов в конце XI и начале XII в., то число их по- прежнему было очень ограниченное. Одним из главных пунктов палестинского монашества и в рассматриваемое время были Иерусалим и его окрестности. Близ восточных ворот Иерусалима в том месте, где жидовин Афония пытался низвергнуть с одра тело Пресвятой Богородицы, когда апостолы несли его для погребения в Гефсиманию, лежал женский монастырь. Он во время паломничества игумена Даниила находился в развалинах. Но путешественник не говорит, когда именно был разрушен этот монастырь «от поганых», при халифе Хакиме или же после взятия Иерусалима сельджуками.¹²⁷⁸ Близ Гроба Господня находился «великолепнейший» монастырь Св. Троицы с крестильней,¹²⁷⁹ а на пригорье к западу от Голгофы – монастырь Спудий, или Студий, во имя Богоматери.¹²⁸⁰ В окрестностях Иерусалима существовали монастырь св. Феоктиста, лежавший во времена Даниила в развалинах,¹²⁸¹ и монастырь св. Евфимия, к востоку от Вифании; последний, по словам Даниила, был «градом (стеной) оделан» и хранил в своих стенах мощи св. Евфимия и многих его учеников; церковь его была «добра вверх».¹²⁸² В Вифлееме в начале XII в. были три монастыря – два во имя Богоматери, а третий во имя Иосифа Обручника. Впрочем, из них от погрома врагов уцелел только один – во имя Богородицы. Это был «большой и великолепный монастырь», хранивший в своих стенах много христианских святынь.¹²⁸³ Два же остальных монастыря лежали в развалинах.¹²⁸⁴ «На полудне лиц от Вифлеема, на реце Афамьстей, близ моря Содомского, в горах камених» терялся монастырь св. Харитона. Он был «весь градом оделан» и имел две церкви, в которых покоилось до 700 праведников.¹²⁸⁵ Рядом с ним помещалась знаменитая лавра св. Саввы. Лавра, по словам Даниила, «уставлена от Бога дивно и несказанно: поток бе некако страшен и глубок зело и безводен, стены имя бе высоки, и на тех стенах лпят келии прилеплены и утверждены от Бога некако дивно и страшно; на высоте бо той стоят келии по обема странама потока того страшного и лпят на скалах, яко звезды на небеси утверждены. Суть же три церкви...»¹²⁸⁶ Лавра св. Саввы имела в своем владении один иерусалимский мо- настырек к востоку от Давидовой башни,¹²⁸⁷ а также поле близ Вифлеема.¹²⁸⁸ Братство ее некогда состояло из 300 монахов, но большая часть их была перебита сарацинами.¹²⁸⁹ Тем не менее лавра и при латинянах продолжала занимать первенствующее место среди палестинских монастырей. Она была едва ли не единственным оплотом Православия, каковым была всегда и прежде. Ее игумен, после удаления из Иерусалима православного высшего духовенства, был единственным представителем православных, которого почитали и уважали сами иерусалимские короли.¹²⁹⁰ В прилегавших к лавре горах и пещерах, по словам Даниила, подвизалось много анахоретов, мужественно переносивших бедствия времени и невзгоды дикой, безводной страны.¹²⁹¹ На северо-западе от монастырей свв. Саввы и Харитона был расположен монастырь св. Феодосия. «Монастырь, – говорит о нем Даниил, – на горе градом оделан бысть и видети от Иерусалима». В нем лежали мощи св. Феодосия и многих других св. отцов.¹²⁹² Иерихон имел монастырь св. Михаила, который был построен на том месте, где архистратиг Михаил явился Иисусу Навину.¹²⁹³ К востоку от Иерихона, в Иорданской пустыне, лежали три монастыря: один – св. Герасима и два – во имя Иоанна Предтечи; один из последних лежал в развалинах.¹²⁹⁴ Южнее этих обителей, при устье Иордана, находился монастырь Богородицы, называвшийся Каламония – «доброе обиталище».¹²⁹⁵ Во времена Даниила он был «градом оделан весь, черноризцев же в нем двадцать».¹²⁹⁶ В двух верстах от Каламонии стоял монастырь св. Иоанна Златоуста. «Тый монастырь, – замечает о нем Даниил, – такоже градом оделан весь и есть богат вельми».¹²⁹⁷ Назарет имел «весьма прекрасный» монастырь на месте Благовещения Богородицы,¹²⁹⁸ а Рамла – монастырь св. Георгия.¹²⁹⁹ На соседней с Назаретом горе Фаворе во времена Зевульфа стояли три монастыря: один – во имя Господа нашего Иисуса Христа, другой – во имя Моисея, а третий, несколько поодаль от первого, – во имя пророка Илии.¹³⁰⁰ Наш паломник Даниил упоминает только об одном монастыре на Фаворе, расположенном на самом месте Христова Преображения, да и тот принадлежал латинянам.¹³⁰¹ Наконец, Зевульф видел в Кане Галилейской монастырь Архитриклиний.¹³⁰²

В патриархате Антиохийском главным средоточием монашества была сама Антиохия. В 1100 г. в ней и ее окрестностях было 360¹³⁰³ монастырей.¹³⁰⁴ Из них по именам известны монастырь св. Георгия¹³⁰⁵ и св. Симеона Дивногорца.¹³⁰⁶

Другой видный монашеский пункт антиохийского патриархата – город Эдесса в 1110 г. был разрушен Танкредом, князем Антиохийским, в соперничестве с турками. Разрушение коснулось и монастырей, находившихся как внутри города, так и вне его. После этого погрома монашество совершенно заглохло в Эдессе.¹³⁰⁷

В Аравии на горе Ор, месте погребения Аарона, в 1100 г. существовал греческий монастырь св. Аарона.¹³⁰⁸

В александрийском патриархате в XII в. существовали монастырь аввы Макария, где в 1147 г. был погребен Александрийский патриарх Михаил V,¹³⁰⁹ и монастырь Арсения, называвшийся Алказир, или Козаир.¹³¹⁰

Таким образом, положение восточного монашества в конце XI и начале XII в. было бедственное. Большая часть монастырей или лежала в развалинах, или была в руках латинских монахов, или же, наконец, находилась в самом печальном положении. Только немногие монастыри сравнительно благоденствовали. К числу их нужно отнести и Синайский монастырь, состоявший в эпоху первого крестового похода под владычеством египетских мусульман. Впрочем, и здесь латиняне имели свой придел в монастырском храме и не раз пытались взять обитель под свое управление. Но им удалось только присоединить Синайскую обитель к ведомству латинского митрополита города Карака, во главе же обители по-прежнему остались православные епископы. Синайский монастырь, издревле бывший главным в глубине Востока приютом для лиц, искавших высшей, подвижнической жизни, служивший местом духовного воспитания и укрепления в Православии, светочем духовного просвещения среди мрака, его окружавшего, привлекал к себе благочестивое внимание и латинян, из которых многие приходили сюда на поклонение святыням. В 1116 г. монастырь хотел было посетить сам Балдуин, Иерусалимский король, но синаиты, боясь подозрений и преследований египетского правительства, убедили его отложить посещение. Кроме того, малочисленность отряда Балдуина, с которым он совершал тогда поход на юг, заставляла многих из окружавших его опасаться нечаянного нападения диких племен в горных проходах.¹³¹¹

Что претерпело восточное монашество от латинян в эпоху первого крестового похода, то же вынесло оно и во время второго и третьего походов (1147–1149 и 1189–1192), с тем различием, что бедствия последнего времени превзошли прежние. Жизнь монахов Антиохийской и, в особенности, Иерусалимской церквей представляла в это время сплошной ряд несчастий. Монастыри пришли в полное запустение, и монашество едва подавало признаки существования. Главной причиной этого была непрерывная вражда между латинянами и турками. Св. Земля сделалась ареной постоянных войн, которые непрерывной чередой следовали одна за другой, неся за собой для монашества смерть и разрушение. Города в областях Иерусалимской и Антиохийской церквей попеременно переходили то в руки латинян, то турок. И в том и другом случае монахи терпели страшные бедствия, с тем различием, что господство латинян было гораздо хуже турецкой зависимости. Кроме крестоносцев и турок, восточные монахи много страдали и от туземных жителей – арабов, которые были страшно раздражены притеснениями латинян и в пылу гнева мстили всем христианам. Следствием этого было полное запустение сирийских и палестинских монастырей. Сравнительно лучше было положение монахов в Александрийской церкви. Здесь среди преследований изредка наступали периоды покоя и отдыха, и монахи в лице мусульман не имели таких жестоких и неумолимых врагов, каковыми были для них латиняне; эти последние самым бессердечным образом поступали с иерусалимскими и антиохийскими монахами и безапелляционно лишали их монастырей и христианских святынь. Все восточное монашество несколько отдохнуло тогда, когда Египет, а потом и Палестина (с 1187) находились под властью султана Саладина (ум. в 1193). Саладин изгнал латинян из палестинских городов, отдал христианские святыни в руки православных, причем монастыри были населены православными иноками, дал им полную свободу богослужения и вообще своим мудрым и справедливым управлением доставил восточным монахам спокойные дни.¹³¹²

О состоянии восточного монашества в конце XII в. оставили некоторые сведения Иоанн Вюрцбургский в своем «Описании св. Земли» (1165) и пресвитер Иоанн Фока в «Сказании вкратце о городах и странах от Антиохии до Иерусалима, также Сирии, Финикии и о св. местах в Палестине». Из указанных сочинений видно, что в конце XII в. одним из монашеских пунктов в Антиохийской церкви были по-прежнему горы, расположенные близ Антиохии, а именно: Дивная с монастырем Симеона Столпника, Черная и Скопель. На них было немало спасавшихся, которые обитали в лесных чащах этих гор, привлекаемые их красотой.¹³¹³ В Палестине одним из мест подвижничества была гора Фавор, «земное небо, отрада души и услаждение глаз православных людей». На вершине горы находились два монастыря, в которых христианские отшельники умилостивляли Бога разноязычными песнопениями. На той части ее, на которой совершилось Преображение Христово, был построен латинский монастырь, а место на правой стороне освящали своими молитвами и подвигами православные назореи.¹³¹⁴ Лежащая около северной части горы пещера Мелхиседека была пронизана во времена Фоки разными отверстиями с надземными и подземными отделениями, где были построены различные жилища и келлии, служившие для многих аскетов местом жилья и подвижнического пребывания.¹³¹⁵ Внутри города Севастии, лежащего в одном дне пути от Фавора, на холме, где некогда стоял дворец Ирода, существовал Ромейский монастырь с круглым храмом.¹³¹⁶ Из иерусалимских монастырей существовали: Ромейский монастырь в левой части города, построенный, по преданию, на фундаменте древнего монастыря преп. Мелании;¹³¹⁷ женский монастырь в честь Богоматери Majoris;¹³¹⁸ мужской монастырь Девы Марии Латинской;¹³¹⁹ неизвестный по имени мужской монастырь на дороге, которая ведет в долину Иосафата;¹³²⁰ другой также неизвестный по имени монастырь с мощами первомученика Стефана находился позади города, против горы Елеонской.¹³²¹ Долина Иосафата была покрыта очень многими келлиями, в коих иноки проводили отшельническую жизнь;¹³²² а в верхней части долины (in summitate vallis) находилась киновия с гробом Девы Марии.¹³²³ Около Гефсимании во времена Фоки стоял т. наз. Кукум – здание на скале, построенное в форме пирамидального четырехугольника вышиной до двух сажен. В нем монах Ивир, заключив себя, пекся о своем спасении.¹³²⁴ По соседству с Кукумом, на большом кряже, в котором искусственно были сделаны пещеры, обитало несколько православных подвижников.¹³²⁵ К востоку от Вифании лежали монастыри Евфимия Великого и Хузива. Первый был окружен башнями и большими укреплениями,¹³²⁶ а второй своим видом представлял нечто для рассказа невероятное, а для зрения удивительное. Келлиями для монахов этого монастыря служили углубления пещер, а самый храм был устроен в расселине скалы. Летом все постройки до такой степени накалялись лучами солнца, что от камней поднимались огненные языки. Вода же, употребляемая монахами для питья, была такая же, какой она бывает в стоячем болоте, когда солнце среди лета своими лучами нагревает ее. В монастыре было много св. мужей, из среды которых особенно выделялся «знаменоносный и непосредственно беседующий с Богом» старец Лука.¹³²⁷ Но центром палестинского монашества и в конце XII в. продолжала служить лавра св. Саввы – это «райское пристанище», по выражению русского путешественника Барского,¹³²⁸ с обширным и богатым своим храмом, вмещавшим мощи многих св. подвижников, и невиданными помещениями для монахов. Вокруг лавры в ущелье находились пещеры и маленькие башни (пирги), в которых жили презревшие мир и его удовольствия ради Царствия Небесного, «терпя невероятный жар зноя, пламенем угашая пламень, угасимым – неугасаемое».¹³²⁹ На юго-запад от лавры, близ пустыни Рува, находился монастырь св. Харитона,¹³³⁰ а к северо-западу от него был расположен монастырь преп. Феодосия киновиарха, окруженный различными пиргами.¹³³¹ В Иорданской пустыне во времена Фоки было несколько монастырей. Вся пустыня тогда была разделена между основанными здесь обителями, иноки которых усадили свои участки деревьями и виноградниками, вследствие чего пустыня представляла из себя как бы один большой сад.¹³³² У Иордана во время Фоки были водружены три монастыря, а именно: Предтеча, Златоуст и Каламон (по Даниилу – Каламония). Из них монастырь Предтечи, разрушенный до основания к 1114 г. землетрясением, во время которого погибло много и других монастырей,¹³³³ заново был выстроен императором Мануилом Комнином через посредство настоятеля обители.¹³³⁴ Между монастырями Предтечи и Каламона находился разрушенный до основания течением Иордана монастырь св. Герасима, от которого сохранились лишь незначительные остатки храма, две пещеры и замкнутый столп, на котором подвизался благочестивый и удивительный старец Ивир, прославленный даром чудотворения.¹³³⁵ Недалеко от монастыря Златоуста стоял другой затворнический столп, на котором вел отшельническую жизнь также Ивир, нравом простой, словом достопочтенный. Между Вифлеемом и Иерусалимом лежал монастырь св. пророка Илии, воздвигнутый древнейшими боголюбивыми мужами, но в 1114 г. разрушенный до основания землетрясением. И этот монастырь был потом воздвигнут из развалин (1160) царем Мануилом Комнином через настоятеля обители, родом сириянина.¹³³⁶ Наконец, одним из монашеских пунктов Палестины в конце XII в. была гора Кармил на северо-западе Палестины близ Средиземного моря. Здесь в древности был большой монастырь, как на это указывали виденные и Фокой остатки зданий; но все состариваю- щее время и частые нападения врагов совершенно уничтожили его. За несколько времени до посещения Палестины Фокой сюда прибыл один монах, иерей по сану, седой по волосам, родом из Калабрии, и устроил здесь небольшой монастырек, в котором в первое время обитало только 10 иноков.¹³³⁷

Делая ретроспективный взгляд на всю внешнюю историю византийского монашества от 842 до 1204 г., не можем не заметить, что самым лучшим периодом этой истории был первый – македонский, охватывающий время от 842 до 1057 г. Он характеризуется постепенным и неудержимым ростом монашества, достигшего к концу царствования Македонского дома высшего своего развития. Византия по справедливости была в эти века монашеским царством – и по громадному числу монастырей, покрывавших ее территорию, и по бесчисленности монахов. Необыкновенно сильное движение в пользу монашества, обнаружившееся после его реставрации, нашло себе полное сочувствие в монахолюбивых македонских царях. Царствование их родоначальника – Василия было только введением к продолжительному процветанию монашества, господствовавшему во все время царствования Македонского дома. Правда, не все императоры из этого дома находились в таких же отношениях к монашеству, какими прославился их знаменитый родоначальник, тем не менее никогда в истории византийского монашества не было эпохи более важной и блестящей, чем Македонская. В эту эпоху даже преграды, которые ставились некоторыми из преемников Василия на пути необыкновенно сильного и широкого развития монашества, имели противоположный, совершенно неожиданный результат и приносили монашеству одну лишь пользу. Увлечение монашеством было так сильно, что лица, задавшиеся целью препятствовать чрезмерному умножению монастырей и монахов, под влиянием всеобщей противоположной настроенности как бы забывали о своих намерениях, инстинктивно поддавались тому же воодушевлению и из врагов монашества становились его друзьями. Излишне и говорить, что в обществе репрессивные против монашества меры создавали лишь более сильный и живой подъем монашеских идей. Поэтому весь период времени с 842 до 1057 г. был непрерывным торжеством монашества, «монашеским пиром».

Этот триумф монашества в 1057 г. был нарушен родоначальником новой династии Комнинов – Исааком, начавшим свое царствование рядом антимонашеских распоряжений. Но политика Исаака не имела успеха. Она не только не встретила одобрения в наибольшей части византийского общества, но и в самого Исаака не могла вдохнуть энергии к осуществлению ее до конца. Начав прилагать свою политическую систему к жизни с той смелостью, какая была свойственна этому царю, он, однако, в конце своего непродолжительного царствования вынужден был отказаться от предприятия, сложить оружие и миролюбиво протянуть руку своему противнику. Преемники Исаака из фамилии Дук не сочувствовали его политике. Небольшое исключение составлял лишь Михаил Парапинак, но его противодействие монашеству объясняется влиянием всемогущего временщика Никифорицы, а потому и не могло помешать византийским писателям (Феофилакт Болгарский) хвалить всю фамилию Дук за расположение к монастырям. Непосредственный преемник Дук – Алексей Комнин возвратился в начале своего царствования к системе своего дяди, но скоро, по примеру последнего, круто изменил ее и сделался самым восторженным почитателем монашества. Его сын Иоанн верно хранил традиции монахолюбивого отца. Мануил Комнин, хотя и возобновил закон Никифора Фоки, но подобно последнему весьма благосклонно относился к подвижникам, осуществлявшим его монашеские идеалы, и щедро наделял деньгами не только новые,¹³³⁸ но и старые монастыри.¹³³⁹ Сделанные им в конце царствования антимонашеские распоряжения были отменены его сыном Алексеем И. Под защитой Дук и знаменитейших Комнинов византийское монашество росло шире и шире... С каждым царствованием иноческий институт усиливался новыми монастырями и аскетами. Основывались новые монашеские центры, а старые достойно поддерживали свое значение. Общество по-прежнему обнаруживало «непомерную страсть» к построению монастырей, которой были одержимы очень многие.¹³⁴⁰ Во главе всех стояли сами императоры. Строя новые монастыри, они в большом числе собирали в них монахов. Замечателен взгляд Никиты Хониата на побуждения, какими руководились византийские императоры (до Мануила) при постройке монастырей. «Императоры, – говорит он, – воздвигали священные обители на площадях и перекрестках, добиваясь похвалы людей, стараясь выставить напоказ входящим в храмы свои выбеленные и разукрашенные разноцветными камнями гробы, желая и по смерти являться в венцах, со светлыми и блистающими лицами».¹³⁴¹ Общество в этом отношении шло за императорами. По свидетельству Феофилакта Болгарского, многие строили монастыри лишь с той целью, чтобы называться ктиторами, быть строителями и господами постройки... Поэтому они называли воздвигнутые монастыри не по имени святого, которому посвящался монастырь, а своим именем. Случалось иногда, что имя святого даже забывалось и монастырь существовал лишь с именем ктитора.¹³⁴² Вместе с умножением монастырей и монахов увеличивались и монастырские владения. Построив монастыри, императоры (до Мануила) приписывали к ним целые десятины плодородной земли и зеленые луга.¹³⁴³ Они наделяли недвижимой собственностью монастыри и старые, и притом в таком количестве, что монахи были богаче и больше увлечены хлопотами, чем даже те, которые любят удовольствия здешней жизни.¹³⁴⁴ Мануил Комнин велел было обеспечивать монастыри не землей и полями, а деньгами, но после его смерти все пошло по-старому. Непомерной страсти византийцев к постройке новых монастырей не могло приостановить даже бедственное состояние Империи в рассматриваемое время, порождаемое и традиционными внутренними неурядицами, и постоянными нападениями на Империю внешних врагов. К туркам, болгарам и печенегам, издавна беспокоившим Византию, в XI и XII вв. присоединились новые неприятели – половцы, норманны и особенно латиняне-крестоносцы, ворвавшиеся под благовидным предлогом внутрь византийских провинций. Естественно, бедствия Империи не могли не отражаться на внешнем состоянии монашества. Действительно, им главным образом обязаны своим происхождением антимонашеские распоряжения некоторых из императоров XI и XII вв. И Исаак, и Михаил, и Алексей Комнины, без сомнения, протягивали святотатственную руку на монастырскую собственность ввиду печального экономического положения государства, подорванного борьбой с внешними и внутренними врагами. Несомненно, и распоряжения Мануила имели в основе ту же причину. Но императорские меры против монашества не оставили, как показано выше, большого следа на внешней судьбе монастырей. Они уничтожались и сглаживались противоположными распоряжениями тех же императоров или их преемников. Как ни тяжело было внешнее положение Византии, как ни много, по мнению византийских императоров, наносило вреда ее благосостоянию непомерное распространение монастырей, однако они в конце концов склонялись на сторону монашества же и подготовляли своей прошедшей враждебной монахам деятельностью лишь сугубое торжество для них. С ними было то же, что и с Никифором Фокой: как и последний, они сознавали ненормальности в жизни монашества, видели настоятельную нужду в устранении их, находили и средства для этого; но когда брались за дело, невольно сбивались с намеченного пути, поступали несогласно со своими планами и инстинктивно становились не врагами, но друзьями монахов. Всеобщее увлечение византийцев монашеством оправдывалось и на них. Поэтому бедствия Империи, обусловливавшие лишь временные антимонашеские меры, не имели в пределах рассматриваемого периода существенного вреда для монашества. Монашество продолжало расти с каждым годом по количеству монастырей, монахов и монастырских владений. Иная пора наступила в его истории после смерти Мануила Комнина.

«Кажется, как будто в божественном совете решено было, чтобы со смертью Мануила Комнина разрушился строй ромейского царства и чтобы с закатом этого солнца покрыла нас непроглядная тьма».¹³⁴⁵ Эти слова знаменитого фессалоникийского иерарха лучше всего характеризуют тот безотрадный порядок дел, какой установился в Византии при Андронике Комнине и Ангелах. Действительно, именно в это время Империя стала на тот путь, который привел ее к гибели. Когда сошел в могилу последний из знаменитейших Комнинов, счастливо отражавших внешних врагов и смирявших внутренние крамолы, в Византию легко получили доступ те и другие. Империя сделалась ареной непрерывных интриг, мятежей и восстаний, сопровождавшихся самыми ужасными жестокостями. Каждый день открывал новые заговоры, каждый день приносил новые неурядицы. Жизнь была непрерывной и самой жестокой борьбой. Внутренние смуты в самой основе потрясали государственные силы и колебали весь государственный строй. В Империи воцарились беспорядки и анархия.¹³⁴⁶ Неурядицами в государстве искусно пользовались внешние враги. Болгары, сербы, турки, скифы, венецианцы, валахи и особенно латиняне- крестоносцы самым беспощадным образом опустошали страну и еще более усиливали ее бедствия. Как плачевна была политическая жизнь Византии в конце XII и начале XIII в. (1180–1204), об этом лучше всего может свидетельствовать тот факт, что менее чем за четверть столетия византийский престол занимали шесть императоров, из которых четверо были убиты и двое ослеплены. Бедствия Империи не могли не отразиться и на состоянии монашества. Еще при Мануиле Комнине некоторые монастыри (на островах Архипелага) подверглись сарацинскому нашествию, во время которого иные были разрушены, иные разграблены, а монахи перебиты. Тяжела была участь и южноитальянского монашества по смерти Роджера II (1154). Известно также, сколько бедствий выпало на долю монашества в столице и ее окрестностях от латинян при Андронике, а при Алексее III от скифов – на долю македонских монахов. Не следует забывать и о поступках беспорядочного Исаака Ангела. Но это одна сторона дела. А с другой – императоры рассматриваемого периода, проводя время в интригах и войнах, мало обращали внимания на монашеский институт. Мы уже не видим теперь ни того обилия и богатства пожертвований в пользу монастырей, какое встречалось прежде, ни того громадного числа новых обителей и монахов, какое поражало нас раньше. Правда, византийцы еще похваляются своей склонностью к постройке новых монастырей и действительно строили их, но дело производилось крайне небрежно и в самых ограниченных размерах. Главной заботой их было сохранить то, что они наследовали от прежнего времени.

Итак, если сопоставить внешнюю историю византийского монашества при династиях Комнинов, Дук и Ангелов с его состоянием при македонских императорах, то окажется, что лучшей порой в его истории была эпоха, непосредственно следовавшая после иконоборчества (842–1057). Период же от 1057 до 1204 г. был в сравнении с ней временем упадка. Рассматривая этот, второй, период, нельзя не остановить внимание на целом ряде антимонашеских распоряжений, пример чего в предшествующий период встречается только однажды. Интересы монашества стали отступать на задний план, иногда приносились в жертву интересам другого рода. Некоторые считали монашество даже опасным для государственного благосостояния. По представлению лиц государственных, оно требовало реформы, однако же не в своих основах, идеалах и проявлениях, близких к этим идеалам, а со стороны необыкновенно широкого умножения монастырей, монахов и монастырской недвижимой собственности. Императорские меры против монашества и были опытами реформы подобного рода... Правда, они не имели систематического характера и не доводились до конца, но все же остались не без влияния на монашество. И положительная деятельность императоров второго периода в пользу монашества носит другой характер. Они уже не благоволили так к монахам, как это было при царях из Македонского дома. Правда, они строили новые монастыри, снабжали их движимым и недвижимым имуществом, собирали монахов, но делали это в более скромных размерах. Только некоторые из императоров второго периода (Алексей и отчасти Иоанн Комнины) могут быть поставлены по своей деятельности в пользу монашества параллельно с монахолюбивейшими царями из Македонского дома. Остальные заботились не столько о расширении монашества путем постройки новых монастырей, сколько о поддержании и сохранении монастырей старых. Но и это последнее им не всегда удавалось. Небезынтересен для характеристики времени в рассматриваемом отношении тот факт, что император Иоанн Комнин приписал в качестве владений к построенному им монастырю Пантократора шесть столичных монастырей... А Феофилакт, архиепископ Болгарский, прямо свидетельствует, что многие из старых монастырей находились в заброшенном и полуразрушенном виде.¹³⁴⁷ Наконец, если принять во внимание бедственное положение византийского монашества при Андронике Комнине и Ангелах, то упадок монашества во второй намеченный нами период сравнительно с первым не будет подлежать сомнению, но только сравнительно. Рассматривая же его безотносительно к первому, нельзя не признать, что и этот период был блестящей порой в истории византийского монашества. Особенно оно процветало при лучших представителях династии Комнинов (1081–1180). В это время было основано много новых монастырей, так как в обществе снова воцарилась «непомерная» страсть к их постройке, – монастырские владения увеличились, а иноческий чин необычайно умножился. Как велико было число византийских монастырей в XII в., указание находим у русского паломника, архиепископа Новгородского Антония. «Мануил царь, – пишет он в своей книге, – испытывал во всей области греческой, колико есть монастырев от конец Суда и до другого конца. От греческого моря до русского моря есть... монастырев 14000».¹³⁴⁸ В этой цифре нет ничего невероятного. Известно, как много было монастырей в одной столице и ее окрестностях... О громадности же всего византийского монашеского института в конце XII в. находим неопровержимое свидетельство у Евстафия Фессалоникийского, современника Антония. Он считал подвижников своего времени бесчисленными.¹³⁴⁹ Они наполняли горы, пещеры, расселины земли и особенно столицу, ее окрестности и острова Пропонтиды. Вся Империя была покрыта монастырями и монахами, так что представлялась одним сплошным монастырем, казалась всецело монашеским царством.¹³⁵⁰ Таким образом, и в этот период Византия осталась верна своим принципам, в силу которых монашество составляло одну из существенных принадлежностей ее церковно-общественной жизни. Этой верности принципам не поколебало и тяжелое внешнее положение Империи, отразившееся неблагоприятно только на внешней судьбе монашества. Там, где византиец жил спокойной жизнью, монашество пользовалось всецелым благоденствием и процветанием. Доказательством тому служит св. Гора Афон. Здесь монашество достигло наибольшего развития именно в то время, когда другие иноческие пункты вследствие тяжелых внешних обстоятельств начали терять свое значение, т. е. в конце XII и начале XIII в. В это время Афон, расположенный вдали от мест бурных событий времени, начал приобретать славу главного центра византийской иноческой жизни, где по преимуществу находило удовлетворение религиозное чувство византийцев и сосредоточивалась византийская иноческая жизнь. Тогда вся Гора была покрыта монастырями и представляла как бы особое монашеское царство....

В то время как монашество константинопольского патриархата переживало в IX-XII вв. цветущий период своей истории, современное монашество в патриархатах Антиохийском, Александрийском и Иерусалимском находилось в полнейшем упадке. В указанное время на Востоке не было построено ни одного нового православного греческого монастыря. Аскетическим потребностям местного населения удовлетворяли монастыри старые, возникшие в период процветания восточного монашества – в IV, V и VI вв. Из них лишь немногие пользовались в рассматриваемую эпоху большим или меньшим благополучием. Громадное же большинство едва подавало признаки жизни. Сарацины, турки и латиняне всячески подавляли восточное иночество. Монастыри или лежали в развалинах и находились под властью латинян, или же подвергались частым набегам врагов, опустошались ими и были на пути к совершенному запустению. Монахи безжалостно предавались смерти, а оставшиеся в живых влачили тяжелую, страдальческую жизнь. Многие из них предпочитали добровольное изгнание на чужбину невыносимой доле в родных местах и бежали в свободные от врагов греческие земли. Восточные монастыри опустели, и иноческая жизнь едва тлела в них. При этом латиняне, по мнению некоторых историков, принесли восточным монахам даже еще больше вреда, чем сарацины и турки: вместо освобождения св. мест от ига и поруганий турок они с самого начала своих завоеваний на Востоке стали причинять православным, и в частности монахам, одни только бедствия; а совершая насилия над мусульманами, они тем самым еще более возбуждали их ненависть к христианам и таким образом содействовали тому, что мусульмане, в отмщение им, еще более жестоким образом поступали с православными христианами, и в частности с монахами, чем это было прежде. Посему не без основания греческие историки заклеймили «священную войну» латинян против неверных титулом «παμμίαρος πόλεμος».¹³⁵¹