Е.А. Баратынский

К школе Жуковского и Пушкина принадлежал даровитый поэт Боратынский (или Боратынский, как он сам называл себя, 1800–1844)²⁵². Его стихотворения, при самом первом появлении, обратили на себя внимание. Плетнев в 1822 г. присуждал ему два венка – Анакреона и Петрарки. Пушкин называл его «отличным поэтом за то, что он мыслит и что он оригинален». Но ни Анакреоном, ни Петраркой Баратынский не сделался, хотя и писал удачно стихотворения по подражанию им; он был поэт элегический; грусть была его вдохновением; он на все смотрел с грустной точки зрения, и элегия сделалась главною формою его поэзии. Основа этой грусти первоначально заключалась в обстоятельствах его жизни и особенно образования. Аристократ по происхождению (он был сын генерал-адъютанта при Павле I и фрейлины импер. Марии Феодоровны), изнеженный в детстве и получивший иностранное воспитание под руководством итальянца Боргезе, он мог рассчитывать на блистательную карьеру в жизни; но вместо всего ожидаемого, – ему суждено было надеть шинель рядового солдата. Из Пажеского корпуса, где он учился, он 15 летним мальчиком был исключен за одну некрасивую историю, с запрещением принимать его на службу, – разве рядовым в военную. По ходатайству Жуковского запрещение впоследствии было снято с него, и он сделан унтер-офицером; но ужасное впечатление, произведенное им, оставило следы на всю жизнь. «Я сто раз был готов лишить себя жизни», писал он к Жуковскому; но глубокая привязанность к матери, кротость и нежность ее к нему, врожденная теплота и благородство чувств, проявлявшиеся столько-же в его жизни, как и в произведениях его поэзии, возвратили бодрость душе его. В 1818 г. он отправился в Петербург и поступил на службу рядовым в Егерский полк. В Петербурге в 1819 году он познакомился с Дельвигом, Плетневым, Жуковским и Пушкиным; в это же время он познакомился с некоторыми из декабристов, особенно с Кюхельбекером, но не был посвящен в их тайны, хотя и сочувствовал свободе, к которой стремилось это общество, как свидетельствуют об этом несколько дошедших от него до нас стихов:

С неба чистая, золотистая,

К нам слетела ты;

Все прекрасное, все опасное.

Нам пропела ты.²⁵³

В 1820 г. Баратынский был переведен в Нейшлотский полк в Финляндию, которая внушила ему несколько стихотворений: «Финляндия» и поэма «Эда». В 1826 г. он женился на Настасье Львовне Энгельгардт, которая отличалась литературным образованием, тонким вкусом и критическим взглядом и была лучшим критиком стихотворений своего мужа. После женитьбы он жил частию в Москве, частию в деревне; он любил деревню и даже предпочитал деревенский быт городскому. В 30-х годах он несколько времени жил в Казани, куда в то же время приезжал Пушкин, собиравший материалы для истории Пугачевского бунта. В 1843 году он предпринял путешествие за границу. Проведши несколько месяцев в Париже, он отправился в Италию, которая более прочих стран его привлекала, под влиянием еще тех рассказов, которые он слышал в детстве от дядьки итальянца Боргезе; но в Неаполе он заболел и здесь скончался в 1844 году.

О своей поэтической музе Баратынский выражался таким образом:

Не ослеплен я Музою моею:

Красавицей ее не назовут,

И юноши, узрев ее, за нею

Влюбленною толпой не побегут.

Приманивать изысканным убором,

Игрою глаз, блестящим разговором,

Ни склонности у ней, ни дара нет;

Но поражен бывает мельком свет

Ее лица не общим выраженьем.

Ее речей спокойной простотой;

И он скорей, чем едким осужденьем,

Ее почтит небрежной похвалой.²⁵⁴

Действительно, стихотворения Баратынского, при недостатке внешнего убранстве, отличаются выразительностью, строгостью и простотою, как лица, не поражающие красотою, но нравящиеся выражением, отличаются чем-то особенным. Эту особенность сообщает им размышление, которое составляет преобладающий элемент в его поэзии, за что некоторые критики называли его русским Гамлетом. Мысль, анализ, сомнение постоянно преследуют его. Только не мыслящий, не образованный человек, по его мнению, может быть счастливым; человек мыслящий ничем не удовлетворяется и во всем видит слабую сторону; в прогрессе, в науке и успехах цивилизации Баратынский видит причины разлада душевного, потери веры и надежды – несчастие в жизни. Белинский упрекал поэта за стихотворения: «Приметы», «Последняя смерть», «Последний поэт», где выражается это миросозерцание. Но с особенною резкостью оно выражается в стихотворении «Истина», которое является самым характерным для всей поэзии Баратынского.

О счастии с младенчества тоскуя,

Все счастием беден я;

Или во век его не обрету я

В пустыне бытия?

Младые сны от сердца отлетели,

Не узнаю я свет;

Надежд своих лишен я прежней цели,

А новой цели нет.

«Безумен ты и все твои желанья»

Мне первый опыт рев;

И лучшие мечты моей созданья

Отвергнул я на век.

Но для чего души разуверенье

Свершилось не вполне?

О юных снах слепое сожаленье

Зачем живет во мне?

Так некогда обдумывал с роптаньем

Я жребий тяжкий свой.

Вдруг Истину (то не было мечтаньем)

Узрел перед собой.

«Светильник мой укажет путь ко счастью!

(Вещала) Захочу

И страстного отрадному безстрастью

Тебя я научу.

Пускай со мной ты сердца жар погубишь;

Пускай, узнав людей,

Ты, может быть, испуганный разлюбишь

И ближних и друзей.

Я бытия все прелести разрушу,

Но ум наставлю твой;

Я оболью суровым хладом душу.

Но дам душе покой».

Я трепетал, словам ее внимая,

И горестно в ответ

Промолвил ей: «о гостья роковая!

Печален твой привет!

Светильник твой – светильник погребальный

Всех радостей земных!

Твой мир, увы! могилы мир печальный,

И страшен для живых.

Нет, я не твой! в твоей науке строгой

Я счастья не найду;

Покинь меня: кой-как моей дорогой

Один я побреду.

Прости! иль нет: когда мое светило

Во звездной вышине

Начнет бледнеть, и все, что сердцу мило,

Забыть придется мне,

Явись тогда! раскрой тогда мне очи,

Мой разум просвети:

Чтоб, жизнь презрев, я мог в обитель ночи

Безропотно сойти».²⁵⁵

Вопросы об истине, свободе, о счастии и несчастий, добре и зле и загробной жизни постоянно занимают поэта.

Все мысль, да мысль! Художник бедный слова!

О жрец ее! тебе забвенья нет;

Все тут, да тут и человек, и свет,

И смерть, и жизнь, и правда без покрова.

Резец, орган, кисть! счастлив кто влеком

К ним чувственным, за грань их не ступая!

Есть хмель ему на празднике мирском!

Но пред тобой, как пред нагим мечем,

Мысль, острый луч! Бледнеет жизнь земная.²⁵⁶

Но он не хотел быть пессимистом и совершенно не верующим; по временам он ищет возможности примириться с разными диссонансами в жизни и природе. Он сознает необходимость бессмертия и загробной жизни.

Она: «Есть бытие я за могилой,

Нам обещал его Творец.

Спокойны будем: нет сомненья,

Мы в жизнь другую перейдем,

Где нам не будет разлученья,

Где все земные опасения

С земною пылью отряхнем.

Ах, как любить без этой веры!»

Он: «Так, Всемогущий без нее

Нас искушал-бы выше меры:

Так, есть другое бытие!

Ужели некогда погубит

Во мне Он то, что мыслит, любит,

Чем Он созданье довершил,

В чем, с горделивым наслажденьем,

Мир повторил Он отраженьем

И Сам Себя изобразил?

Ужели творческая сила

Лукавым светом бытия

Мне ужас гроба озарила,

И только?... Нет, не верю я.

Что свет являет? Пир нестройный!

Презренный властвует; достойный

Поник гонимою главой;

Несчастлив добрый, счастлив злой.

Как! не терпящая смешенья

В слепых стихиях вещества,

На хаос нравственный воззренья

Не бросит мудрость Божества!

Как! между братьями своими

Мы видим правых и благих,

И превзойден детьми людскими,

Не прав, не благ Создатель их?...

Нет! мы в юдоли испытанья,

И есть обитель воздаянья:

Там, за могильных рубежом,

Сияет день незаходимый,

И оправдается Незримый

Пред нашим сердцем и умом».²⁵⁷

Наконец в другой пьесе он обращается к Богу с такой молитвой:

Царь небес! Успокой

Дух болезненный мой!

Заблуждений земли

Мне забвенье пошли,

И на строгий Твой рай

Силы сердцу подай.²⁵⁸

Есть у Баратынского стихотворения довольно светлые, по крайней мере написанные в примирительном тоне, как напр. «Весна», «Родина», «Запустение», «Мадонна», „Весна, весна! кал воздух чист», «На посев леса»²⁵⁹. Но он, как и все разочарованные, ищет примирения, забвения горестей и успокоения чаще в природе, чем в жизни человеческой.

Поэт мысли, Баратынский питал особенную симпатию к Гёте, как глубокому мыслителю, как поэту философу, весь мир обнявшему и изображавшему в своих поэтических сочинениях, и написал на смерть его превосходную элегию.

Предстала, и старец великий смежил

Орлиные они в покое;

Почил безмятежно, зане совершил

В пределе земном все земное!

Над дивной могилой не плачь, не жалей,

Что гения череп наследье червей.

Погас! но ничто не оставлено им

Под солнцем живых без привета;

На все отозвался он сердцем своим,

Что просит у сердца ответа:

Крылатою мыслью он мир облетел,

В одном беспредельном нашел ей предел.

Все дух в нем питало: труды мудрецов,

Искусств вдохновенных созданья,

Преданья, заветы минувших веков,

Цветущих времен упованья;

Мечтою по воде проникнуть он мог

И в нищую хату, и в царский чертог.

С природой одною он жизнью дышал:

Ручья разумел лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

Я чувствовал трав прозябанье;

Была ему звездная книга ясна,

И с ним говорила морская волна.

Изведан, испытан им весь человек!

И ежели жизнью земною

Творец ограничил летучий наш век

И нас за могильной доскою,

За миром явлений не ждет ничего:

Творца оправдает могила его.

И если загробная жизнь нам дана,

Он, здешней вполне отдышавший

И в звучных, глубоких отзывах сполна

Все дольное долу отдавший,

К Предвечному легкой душой возлетит,

И в небе земное его не смутит.²⁶⁰

В «Записках» К. А. Полевого²⁶¹ сохранился следующий отзыв о Баратынском: «Баратынский пользуется славою поэта, и справедливо. У него были и поэтические ощущения и необыкновенное искусство в выражении. Но знавши его хорошо, могу сказать, что он еще больше был умный человек, нежели поэт. Отчасти он был обязан поэтическою славою Пушкину, который всегда и постоянно говорил и писал, что Баратынский чудесный поэт, которого не умеют ценить. Почти тоже говорил он о Дельвиге и готов был иногда поставить их обоих выше себя. Трудно понять, что заставляло Пушкина доходить до таких преувеличений.... Баратынский – поэт иногда очень приятный, везде показывающий верный вкус и писавший не по вдохновению, а вследствие выводов ума. Он трудился над своими сочинениями, отделывал их изящно, находил иногда верные картины и живые чувствования; бывал остроумен, игрив, но все это – как умный человек, а не как поэт. В нем не было ни поэтическаго огня, ни оригинальности, ни национальности. От того-то лучшия его произведения те, где он философствует, как напр. в стихотворении на смерть Гёте. Я уверен, что если бы он не почитал себя поэтом и занялся теорией и критикой литературы, он написал бы в этом роде много умнаго, прекраснаго, пояснил бы много идей для своих современников. Его ясный ум, строгий вкус, сильная и глубокая душа давали ему все средства быть отличным критиком. Это показывали суждения его о многих тогдашних литературных явлениях». Не отрицая таким образом того, что Баратынский был поэт и поэт иногда очень приятный, Полевой замечает только, что он писал не по вдохновению, а вследствие выводов ума. Но разве ум не может быть источником, возбудителем вдохновения? разве поэзия может быть только в чувствах и образах? разве мысль не такой существенный элемент поэтического содержания, что без нее не может обойтись ни одно произведение? Баратынскому можно поставить в вину только односторонность его миросозерцания, привязанного только к известным идеям и представляющего все в преувеличенно-печальном виде, болезненное направление его мысли. Мы выше заметили, что Баратынского некоторые называли русским Гамлетом; со времени Баратынского в нашей литературе начали появляться разного рода Гамлеты.

Разобранные стихотворения составляют существенную часть литературной деятельности Баратынского. Во 2-й части помещены его поэмы: «Пиры», «Эда» (первонач. изд. в 1826 г. Спб.), «Телема и Макар» (сказка из Вольтера), «Бал» (Спб. 1828), «Цыганка» (М. 1831), в 3-й части прозаические сочинения: «О заблуждениях и истине», «История кокетства», «Перстень»; но все они ничем особенным не отличаются. Важнее по содержанию предисловие к «Цыганке», где поэт решает вопрос о нравственной цели литературных произведений. Письма к разным лицам важны для биографии поэта.