Беседа в неделю сыропустную

Сказана в Донском кафедральном соборе в 1846 году

Нощь убо прейде, а день приближися; отложим убо дела темная и облечемся во оружие света.

Рим.13:11,12. Слова из читанного сегодня Апостольского послания.

Св. Апостол Павел пишет таким образом к Римлянам: нощью называя время жизни их в неверии, а днем – состояние в христианстве, в которое вступили они, бывшие недавно иудеи и язычники. Св. Церковь, распределяя свои чтения из Слова Божия, по соображению со днями, назначила чтение сих Апостольских слов в настоящий недельный день в самом преддверии Великого поста с тем, без сомнения, дабы напомнить нам, братия мои, что время бывших перед сим веселостей мирских было временем похожим на ночь, а приблизившийся пост святой есть время дня и света, время истинного делания, исполнение дел благочестия. «Довлеет вам, – пишет другой Первоверховный Апостол ко христианам, также новообратившимся из идолопоклонства, – довлеет вам мимошедшее время жития, волю языческую творившим, хождшим в нечистотах, в похотях, в пьянстве, в козлогласованиях»⁶⁷. В самом деле, инде, не у вас, бывающие на прошедших днях между христианами особенные веселости, по мнению нравонаблюдателей, суть остатки еще языческих обычаев, в которых живали древние наши предки по плоти. Обычаем сим доселе платятся как бы оброки какие несколько дней в году, подобно как оброцы греха смерть, по слову Апостольскому⁶⁸. Но теперь, говорим, время их уже прошло и у христиан: приблизились другие, святые дни христианского жития. Стоя ныне на пределе того и другого времени, размыслим мы, слушатели, по разуму слов Св. Апостола, взятых сегодня за основание беседе, что в самой вещи, когда бы то ни было, жизнь несообразная с Евангелием, жизнь греховная, подобна времени ночному, – состоянию мрака и опасностей. Сегодня, для краткости, слово только о нощи.

Во тьме ночи все видимые днем предметы скрываются от очей наших, и ничего видеть нам нельзя, кроме того только, что слабо, изблизи освещается искусственными светильниками нашими: так и для ума нашего в собственном его мраке, в каком он бывает при греховной жизни, исчезают из вида прекрасные произведения Божии и явления не только царства благодати, Царства Божия, Небесного, но и видимой природы. «Невидимая бо Божия, – сказывает Св. Апостол, – от создания мира твореньми помышляема, видима суть, и присносущная сила Его и Божество»⁶⁹. Но мудрецы мира языческого, – продолжает Св. Павел, – осуетишася помышлениями своими, и омрачися неразумное их сердце; глаголющеся быти мудри, объюродеша. Отсюда-то, – еще далее говорит он, – произошли все роды языческого нечестия, идолопоклонство до обожания даже гадов, распутство до самых омерзительных его видов, разлияние всякой неправды, злобы, зависти, рвений, злонравия, гордости, непокорливости, пренебрежения всего святого. Мудрецы сии изобретательны, – упоминают между прочим слова Апостольские, – но изобретательны только на все злое. По такому изображению языческого мира судить можно и о нас, христианах, когда застигает некоторых и из нас мрачная ночь нравственная, – страсти порочные, даже иногда неверие, вольнодумство, растление нравов, продерзательство, решимость на все похоти сердца и уклонение от всего священного. Со стороны нельзя не изумляться всему тому, нельзя не ужасаться; но преданный страстям ничего худого не видит за собой и не чувствует. «В нощи житие мое преидох присно, – говорит в Великом покаянном Каноне очнувшийся наконец грешник, – тьма бо бысть и глубока мне мгла нощь греха!».

Из описания греховного состояния людей у Апостола приметить надобно в особенности, братия мои, что сколько люди в том состоянии бывают омрачены и бесчувственны для всего доброго, столько же напротив деятельны для всего порочного. Ночью, с прекращением действия света на наше зрение, которым всего более сообщаемся мы с видимым миром, при некотором сокращении деятельности и иных, кроме зрения, телесных чувств, мы собираемся, так сказать, в самих себя и в тесный круг самой частной своей жизни. Ощутительно, как и говорит врачебная наука, ощутительно возвышается тогда в каждом человеке жар крови. Природа предназначила порядок сей для того, чтобы приготовлять нас к благотворному отдохновению во сне с совершенным ослаблением наконец всей деятельности чувств и усилением в то же время внутреннего своего попечения о хранении жизни нашей в состоянии подобия хладной смерти, как называют сон. Но человек, преданный страстям, вместо того, чтобы спокойно пасть на ночь в такое лоно матери природы, благодетельные распоряжения ее к ночи обращает напротив в содействие своим порочным склонностям. Известно, ночные гулянки, ночные попойки, ночные игры и иные, по выражению Писания, дела темные бывают самые усиленные, иногда отважные, даже отчаянные, упивающиеся, в нощи упиваются, – замечает Св. Апостол⁷⁰. Когда же, подлинно, действуют прямо порочные люди, тати, разбойники, гробокопатели, как не по ночам? Свет дневной не столько мешает, сколько стыдит их делать зло. Самые насекомые нечистые, тайно водворяющиеся в домах наших, – и они из подполий, щелей, углов своих выползают для причинения нам неприятностей и иногда пакостей в темноте ночной. В сие же время и в великом доме нашем, в видимой природе, выходят на добычу из логовищ своих звери плотоядные. «Бысть нощь, – пишет священный Певец Израильский, – бысть нощь, в ней же пройдут вси зверие дубравнии: скимни рыкающие восхитити и взыскати от Бога пищy себе. Возсия солнце, – продолжает Псалмопевец, – и собрашася, и в ложах своих лягут»⁷¹. При расположениях души страстных что будет и самый сон, который волей-неволей одолевает нас в ночи? Что как не образ, опять, греховной жизни? Между тем как праведники Божии, по выражению Св. Церкви, «и сонным безмолвием просвещаются зрением судеб Божиих», что во сне представляется душе, преданной грехам? – или приятные на вид мечтания, или тяжкие страхования: первые – лживообольстительны; другие – более, чем во время бдения страшны. Во сне представляет себе иногда миролюбивое воображение горы золота, царства почестей, цветники прелестей: но лишь разбуждается человек, – грезы мгновенно исчезают, а остается в душе глубокая пустота и крушение духа. Мечтается ли что-либо во сне страстное; все представляется гораздо ужаснее самой действительности предметов кажущихся. Малейший шорох, коль скоро он ощущается во сне, обрушивается на голову бедой; самая неприметная в другое время несвободность дыхания или минутный прилив крови чувствуется почти удушением: событие, которое на деле могло бы быть в минуту, тянется в сновидениях несколько часов. Подобным образом жизнь греховная наяву представляет нам предметы или в прелестных, или в самых ужасающих видах. Люди думают тогда, что они богаты, славны, кругом в наслаждениях, с вечными надеждами на свое благополучие: между тем бессмертный дух человеческий томится всеми недостатками в сродных ему утешениях, и нередко, – при смерти же и непременно, – чувственные удовольствия становятся истинно сониями востающаго; все вдруг исчезают из сердца, оставляя по себе только скуку и мучение совести, предощущение вечных мучений по смерти. Случись при таком состоянии какое-либо хотя самое малое прискорбие; грешник, не имея в душе своей никаких запасных сил, ни утешений, тотчас падает духом под всякой неприятностью: болезнь, лишение имущества, какое-либо унижение кажутся для него невыносимыми. Отсюда – ропот, уныние, пренебрежение самого первого дара Божия – жизни, словом – казни еще на земле адские.

И просто сон в ночи может быть изображением жизни нашей, настоящему только миру приличной, если сим даром природы пользоваться невоздержно, без осторожностей. Кто пользуется сном только как средством к обновлению сил природы, после честных трудов и для предстоящих вновь трудов: тот, без сомнения, не грешит; тот пользуется самой милостью Божией, «давшею нам сон во упокоение немощи нашей». Но кто спит для того, чтоб спать, ничего не делать и только нежить себя ленью: тот, очевидно, поступает вопреки учреждению Божию и собственной пользе; тот только расслабляет себя и делается неспособным к трудам. Когда при том, как не при всей беспечности спящих, как не в отсутствие всякого бдения нашего, подходят к нам тати, подкапывают дома и обкрадывают их? Так точно бывает с нами и по нравственному нашему состоянию, при нравственной беспечности, когда мы ничего худого, по-видимому, не делаем, но не заняты также и ничем добрым. В сии-то случаи одолевают нас праздность, мечтательные помыслы, иногда – уныние, охлаждение ко всему, или напротив – непринадлежащие нам замыслы, всякая решительность на дела порочные. Все порочные страсти рождаются и зреют именно при таком состоянии беспечности человеческой, во время душевного сна. Темный дух наводит тогда на людей собственную сферу искусительных обаяний и держит их в ней, как во мраке. Бдите убо и молитеся, да не внидете в напасть», – говорил Господь ученикам Своим против таких искушений, – искушений, хотя и временных, но иногда на веки пагубных. «Сие же ведите, – внушал Господь в другом случае, – яко аще бы ведая дому владыка, в кую стражу тать приидет, бдел убо бы, и не бы дал подкопати храма своего»⁷². «Трезвитеся, бодрствуйте, – убеждает Св. Первоверховный Апостол Петр, – бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский когo поглотити»⁷³. «Темже убо да не спим, – пишет другой Первоверховный Апостол, – да не спим, якоже и прочии, но да бодрствуем и трезвимся: спящии бо, в нощи спят», – присовокупил Св. Павел⁷⁴. Самый сон без времени и воздержания или умеренности, без правил природы, есть уже пищей страстям, также как и всякие иные невоздержания или излишества. В таком состоянии сна нравственного, как сна, по-видимому, обыкновенного и беспорочного, едва ли не все мы находимся, братия, по обыкновенной своей жизни. Прямо не делаем мы, кажется, в таком состоянии ничего худого, особенно грубо, нагло, преступно худого, злодейственного; но не делаем также ничего и доброго положительно. Не бодрствуем, не спим, а дремлем, в полусонном находимся состоянии. Что ни происходит в мире Божием великого, назидательного, грозного, благодетельного; многие ничего того не чувствуют, не видят, ни на что не смотрят по своему спячему состоянию. Идут ли в духовном Царстве Божием по святой вере и обыкновенные чреды священных воспоминаний, для нашего именно упражнения в делах благочестия и освящения душ: многие как бы не видят их, не слышат в сонном своем спокойствии. Если некоторые обращают и внимание на то, обращают не с тем однако же, чтобы принять истинное, живое участие, как в деле прямо каждого касающемся. По Церкви, напр., идет время приготовления к посту и всеобщему покаянию: у многих те же игры, те же шумные веселости, тот же разлив удовольствий, – еще теперь наиболее, нежели когда-либо. Наступает святой великий пост: на столах у православных христиан и в пост те же яства, что и во всякое другое время, прямо против правил веры. Спешат в постное время православные христиане во храмы Божии на утреннюю молитву: некоторым еще некогда было и пробудиться после вечерних забав. Вот будут во храмах Божиих сонмы кающихся и приступающих ко святому Причащению: придут и те некоторые, кои жили все прочее время в волях сердец своих; но как? С тем же, если еще не с большим хладнокровием в сердце, с мирской борзостью по наружности, как вели себя всегда и не в день годичной Исповеди или Причащения страшным Христовым Тайнам. Они сами знают, разбуждалась ли когда-либо и в сии великие дни, каков день Исповеди и святого Причащения, разбуждалась ли совесть их от греховного усыпления? Сотрясались ли, хотя на минуту, страхом сердца? А о том, оставили ль они беспечность свою по жизни впредь, страсти, привычки, соблазны, прегрешения, кратко – беспробудный сон греховный? О том едва и упоминать можно. Кажется, самые священные обязанности христианские, едва в год только раз исполняемые, отправляются многими, как во сне, в полусонном, по крайней мере, состоянии. Что же посему действительного или истинно спасительного, братия мои, принесут нам все наши и такие действия по святой вере? Продолжение вновь того же глубокого, еще более крепкого сна греховного, по меньшей мере сна беспечного, какой был и кроме времени благочестных, по-видимому, упражнений! Совесть человеческая при таких случаях более и более становится жестче еще время от времени. Что же и сказать о прочем времени жизни нашей или житейских наших занятий, по соотношению оных со святой верой?!

Пусть, впрочем, так было бы навсегда, навсегда продолжилось бы одинаково время на земле, в этой области темной, как сказал Господь. Но вот в чем дело: время непрерывно идет все далее и далее вперед; ночь становится глубже и глубже: что же будет с нами, как настанет уже самая полночь такого времени? А о ней-то особенно предупредил сказать нам, братия, Господь Иисус Христос, что то время требует наибольшего внимания нашего, хотим ли мы или не хотим входить в него. В полночь, в ту страшную полночь разбудит всех нас труба Архангела, и не нас только живых, но и всех спящих доныне во гробах смертным сном. Сие самое спокойствие, в каком живем мы по своему нравственному состоянию, ведет, ведет нас далее по времени, которое и вообще называется у Апостола днями лукавыми, и доведет до того, что истинная вера Христова, по слову Христову, совершенно оскудеет на земле, и Господу Богу останется только закрыть весь нынешний порядок жизни судом Своим праведным над всеми нами, кончиной самого мира. Для сего Сам Он паки приидет на землю, – и приидет, как Сам извещает во Евангелии, тогда, когда воздремлют все люди и будут спать, т. е. истинная христианская деятельность прекратится. «В сем отношении уподобися Царство Небесное, – сказал Господь, – десятим девам, кои должны готовиться к сретению жениха. Коснящу же жениху, – продолжает Господь, – воздремашася вся и спаху: полунощи же вопль бысть, се жених грядет, исходите в сретение его!» Пять мудрых дев, – души христианские, имея в готовности елей и горящие светильники, т. е. свет веры и елей добрых дел, встретили Его: пять буиих⁷⁵, хотя и имели также светильники, веру во Христа, но светильники погасавшие, за неимением елея, т. е. добрых дел, не удостоились быть на браке с небесным Женихом. «Бдите, – окончил приточное слово о них Господь, обращая речь к душам нашим, братия, – бдите, яко не весте дне, ни часа, в оньже Сын Человеческий, Сам Он приидет»⁷⁶. «Да будут чресла ваша препоясана, и светильницы горящии, – напоминает Господь всем почти без притчи, – и вы подобни человеком, чающим Господа своего. Блажени раби тии, – присовокупил Господь, – ихже пришед Господь обрящет бдящих»⁷⁷. Иначе: всякого беспечного раба, не занимающегося данным ему от Господа поручением, растешет его, и часть его с неверными положит⁷⁸. Такой-то участи, сей-то страшной полунощи греховной убоимся, Братия мои! Время сие будет нечаянно, потому что во греховной своей жизни люди уже не станут обращать и внимания своего на дела и судьбы Божии; беспечность греховной жизни будет беспробудная.

Господь Бог, один Господь Бог знает сие время. А нам, само собой, известно только то, что с течением лет оно близится к нам, а не далее становится. Достоверно знаем и то, что для каждого из нас, ежечасно, полночь сия весьма близка: для каждого из нас настает она смертью; а смерть у всякого порознь и у всех нас вместе – очень недалеко, у некоторых, может быть, уже за плечами, следует по пятам. «Приидет же нощь, егда никтоже может делати»⁷⁹, – говорит Господь. Это – ночь смерти, после которой мы уже не сможем ничего сделать к своему спасению. Еда повесть кто во гробе милость Твою, Господи! Вопиет Царепророк: во аде же, в могиле, кто исповестся Тебе⁸⁰. И потому-то, несмотря на рассуждения, кои касаются всех людей вообще, всего рода человеческого, всего нынешнего мира, надобно нам, братия мои, озабочиваться каждому в особенности за себя самого. Круг таких рассуждений для себя собственно не может быть слишком обширен или не обозрим: напротив, он должен быть весьма близок к сердцу и ко глазам каждого из нас. Очнемся, не покрыла ли нас тьма греховная? Не тяготеет ли на нас тот сон, истинный образ хладной смерти, как называли сон и мудрецы века, – тот сон, которым спят, по выражению Апостольскому, мертвые прегрешенми⁸¹? Воспрянем, да не застигнет нас в таком состоянии и самая смерть, да не покроет нас в нем сень смертная, гробовая доска и земля. За гробом – или невечерний, никогда не смеркающийся день, день Царствия Небесного, или – бесконечная ночь, тьма, тма кромешная, по слову Господа: ту будет плач и скрежет зубов, присовокупил Христос⁸². Пока мы еще здесь, пока текут дни покаяния и спасения; озаботимся, братия, по убеждению Слова Божия, заблаговременно не приобщаться к делом неплодным тмы еще настоящего мира, паче же и обличать⁸³ их, обличать в себе особенно, в себе единственно, не осуждая никого из ближних своих, т. е. считать дела порочные за порочные, не иначе, и непременно исповедоваться в них, если по неосторожности или слабости своей и впадем иногда в такие дела темные. «Востани спяй!» – взывает слово Апостольское к каждому из нас⁸⁴, Братия, призывая к покаянию и исправлению жизни, – востани спяй, и воскресни от мертвых, и осветит тя, осияет светом Своим Христос! Аминь.