Девочка, спасшая поезд

Пьерина родилась в железнодорожной будке; отец её был сторожем на железной дороге, и девочка привыкла с раннего детства к свисту и грохоту поездов. Она привыкла, что отец выходил несколько раз в сутки на дорогу, – днем с флагом, ночью с фонарем встречал и провожал каждый поезд. Привыкла она и к этому громадному чудовищу с двумя огненными пылающими глазами, которое словно летело по вечерам на их маленькую, затерявшуюся в полях, будку с такою стремительною силой, с таким зловещим пыхтеньем, точно хотело проглотить ее. Когда Пьерина была еще совсем крошкой, она боялась этого чудовища. Она боязливо прижималась к матери, когда она выходила иногда с нею на руках, вместо усталого мужа, вечером с сигнальным фонарем. А потом уж – как ни страшно и ни велико было чудовище – она не боялась его. Как тут было бояться, когда она выбегала каждый день с отцом или за руку с матерью к нему навстречу и видела, что, приостановившись только за тем, чтобы вздохнуть тяжело раза три или четыре, чудовище-паровоз снова, пыхтя и сопя, пускался в свой далекий путь.

Пьерине даже жаль его иногда становилось, – так тяжело, казалось ей, дышит оно, это странное, огромное существо с большими горящими глазами. И, сидя на маленьком холмике подле дома, она провожала его подолгу вдаль пытливыми детскими глазками. Откуда прибежало оно? Куда мчалось снова с такой силой? Куда уносило всех этих людей? Некоторые из них улыбались ей из окна, оглядывались на нее, и она провожала их, пока лица эти не исчезали, пока все вагончики – синие, желтые, зеленые – не сливались в одну черную змейку, которая извивалась все быстрее, становилась все тоньше и тоньше и пропадала, наконец, совсем, так что одна струйка дыма указывала теперь на поезд; но и эта струйка бледнела, поднималась все выше и выше, и исчезала, наконец, в далеких белых облачках. И Пьерина полюбила встречать поезд: она выбегала радостно из избушки, услышав грохот машины; она бежала к поезду навстречу, спускалась на самые рельсы... Ну, за это ей раза два от матери так попало, что она не смела уже сбегать на дорогу, хоть и не понимала долго, отчего мама так сердится на это.

Но вот Пьерина подросла; она уж стала бегать в школу в соседнюю деревушку, она понимала уж опасность свистящих паровозов и говорила матери: «Не бойся, мама, я уж не маленькая: я не попаду под поезд». В это же время Пьерина начала помогать отцу в его обязанностях. Она знала уже, что перед проходом каждого поезда отец обходил свой участок, смотрел, нет ли каких-нибудь повреждений на пути, цел ли и крепок ли висящий над пропастью мост и, если все оказывалось в порядке, вставал на свое место с зеленым флагом в руках. Зеленый флаг означал, что все благополучно, что поезд может продолжать свой путь; если же оказывались какие-нибудь повреждения, особенно после бурь и дождей, то отец останавливал поезд, махая красным флагом. Пьерина внимательно присматривалась ко всему этому и, радуясь, что может быть полезной отцу, говорила ему часто:

– У тебя есть другие дела, иди, папа: я встречу поезд.

– А не забудешь, не пропустишь? – спрашивал отец.

– Ну, вот! Разве я маленькая? Да и мама ведь напомнила бы мне.

Девочка, действительно, была внимательна и аккуратна: на нее можно было положиться. Уже минут за десять до прохода поезда она стояла, гордая и сияющая, с флагом в руках, и ветер развевал золотистые кудри над её оживленным, понятливым личиком.

Все шло хорошо и счастливо. Но однажды отец, выйдя ночью в снег и бурю навстречу поезду, схватил воспаление легких и слег в постель. Приехавший доктор покачал только головой; мать была в отчаянии и не отходила от больного, и забота о встрече поездов легла уж исключительно на одну Пьерину.

Девочка обходила участок и встречала с сигналом каждый поезд; на сердце у неё было тяжело, но она не забывала времени прохода поездов и вставала сама даже ночью; она видела, что матери не до того и успокаивала отца, напоминавшего ей, чтобы она не забывала часов.

Она не забывала часов и не пропустила ни одного поезда даже в тот день, когда отец умер, и мать, потеряв голову, рыдала над ним. Теперь, когда отца не было и некому уже было напоминать ей, Пьерина сделалась еще внимательнее к тому, что он повторял так часто при жизни.

– Не плачь, мама, – говорила она через несколько дней матери. – Ты ведь захвораешь так, а тогда что будет со мной и с Луиджино?

– Эх, дочка! – отвечала с горем мать, – и о нем сердце болит, да и о том еще я думаю, что теперь, когда отца нет на свете, выгонят нас из нашего домика, а я так привыкла к нему.

– Да, и я также привыкла к домику и ко всем – отвечала Пьерина. – Но зачем же выгонять нас, мама? Ведь я же смотрю за поездами; я даже, когда отец был болен, не пропустила ни одного. Я уж большая теперь и не хуже сторожа присмотрю за дорогой.

– Да, а все-таки нас выгонят и пришлют другого сторожа, – ты увидишь.

Скоро приехал железнодорожный инспектор; мать Пьерины умоляла его на коленях оставить ее в сторожке.

– Уж месяц прошел, а ничего не случилось, – говорила она. – Мы будем исполнять все с дочерью, а там через несколько лет сын мой подрастет и поступит на эту должность вместо отца.

– Ответственность-то уж очень большая, – говорил инспектор, которому жаль было бедную женщину.

– Как оставить такую трудную обязанность на женщину и девочку?

– Но Пьерина не уступит другому мужчине: она так разумна, смела и внимательна. Нами будут довольны, вы увидите.

– Хорошо, я сделаю, что можно, – сказал инспектор, – но без мужчины все-таки трудно обойтись. Я сделаю вид, будто не знаю, что ваш сын так еще мал, но предупреждаю вас, что не обещаю ничего.

И вот бедная женщина стала жить в постоянном страхе, что ее погонят из тихого уголка, что она должна будет с детьми собирать милостыню. А Пьерина в это время делала просто чудеса: она успевала между поездами ходить в школу, но в назначенный час была всегда на своем посту, следя за длинною черною лентой вагонов, извивающеюся в горах и лесах.

Раз, в конце ноября, был ненастный, бурный день. С утра шел снег и крутила метель, а к вечеру порывы ветра стали просто ужасными, дико завывая в горах.

Маленький Луиджино был болен, и мать возилась с ним. Пьерина, незадолго перед тем обошедшая дорогу, сидела на своей постели в ожидании вечернего поезда.

Вдруг послышался страшный грохот, и весь дом задрожал, точно от землетрясения.

– Что это? Надо посмотреть, – сказала Пьерина.

– Да ведь ты недавно обходила участок. Куда ты пойдешь ночью, в такую погоду? Еще стрясется с тобой что-нибудь.

– Ах, мама, ведь скоро пойдет поезд: надо же посмотреть! Да ты не бойся, я привыкла.

Накинув на себя непромокаемый плащ и взяв фонарь, Пьерина быстро вышла. Минут через пять она вернулась очень взволнованная.

Какой ужас! Мост рухнул, – сказала она, торопливо зажигая красный фонарь и снимая со стены рог.

– Ах, Боже, Боже мой! Что же ты будешь делать? – спросила в ужасе мать. – Это курьерский поезд; он проходит тут так быстро.

– Я приготовила красный фонарь.

– Не увидят его в такую метель.

– Так в рог буду трубить.

– Не услышат, девочка. Разве у тебя хватит силы? Только еще какую-нибудь беду наживешь.

– Бог даст, услышат, мама. Как же быть теперь?

Закутавшись в свой плащ с башлыком, Пьерина быстро вышла и пошла навстречу поезду.

Ледяной ветер резал ей лицо, мешал идти, снег залеплял глаза; но Пьерина ничего не замечала, она думала только: увидит ли машинист её сигнал, стоит ли он настороже в такую ужасную погоду?.. Вот издали послышался свисток локомотива, и сердце девочки забилось скорее. При мысли, что весь этот длинный поезд, со всеми этими людьми может свалиться в пропасть, дрожь пробегает по её жилам. Вот поезду уже виден; она начинает отчаянно махать фонарем, дуть изо всех сил в рог, – все напрасно: поезд летит с тою же силой.

Пьерина кричит, трубит, как только может, но шум ветра и катящихся вагонов заглушает её голос; поезд все ближе и ближе.

Позабыв обо всем, Пьерина бросается вперед на рельсы... она уже почти в нескольких шагах от локомотива... она слышит только какой-то страшный треск... потом ничего уж не слышит, не видит и падает в изнеможении на землю...

Ее подняла мать; она бежала из дома в страшном беспокойстве. Она увидела ее на насыпи около локомотива и бросилась к ней.

– Да ты с ума сошла! Ведь ты спаслась только чудом!

И она плакала и бранила ее. Но Пьерина, когда пришла в себя, то увидела только остановившийся поезд. Значит, он не попал в пропасть. И она смеялась и плакала в одно и то же время.

Между тем, с поезда спрыгнули кондуктора; некоторые пассажиры вышли узнать, что такое случилось, отчего произошел такой страшный толчок.

– Я вдруг увидал черную тень и красный фонарь, – объяснял машинист. – Едва успел затормозить, чуть с локомотива не слетел. Мост рухнул. Вот эта девочка спасла нас.

Некоторые пассажиры подходили к краю обрыва и ужасались той бездне, в которую чуть не попали. Все обступили потом девочку, спасшую их. А мать все причитала над ней:

– Ведь ты на волосок была от смерти. Что бы я стала делать без тебя? Ах, ты, сумасшедшая!

Среди пассажиров была одна английская дама.

– Что за грубая женщина?! – сказала она – Зачем она бранит ее? Поедем со мной, девочка. У меня богатый дом, там тебе будет хорошо: никто не станет кричать на тебя. Я стану обращаться с тобой, как с сестрой. Пустите ее со мной, я дам вам денег, – сказала она, обращаясь к её матери.

Та стояла, все еще не приходя хорошенько в себя, и смотрела бессмысленно в лицо англичанки.

Но Пьерина поняла; обхватив мать за шею, она воскликнула:

– Нет, я останусь с мамой! Нам так хорошо тут, – сказала она.

В это время подошел какой-то господин. – Сделаем лучше подписку для этих бедных людей, – сказал он, вынимая сто лир. Другие также стали жертвовать, кто сколько мог.

– Нет, нам не надо денег, – сказала Пьерина. – Мы для того и поставлены тут, чтобы смотреть за дорогой. А если вы хотите сделать нам одолжение, то скажите в управлении железной дороги, что мы делаем, что следует, что не надо посылать вместо нас мужчину; попросите, чтобы нас оставили здесь.

– Хорошо, я переговорю об этом, – сказал один господин в форменном платье, – и надеюсь, что теперь не уволят вас. Но деньги вы все-таки возьмите: вы построите на них дом, если управление не согласится оставить за вами присмотр на таком опасном посту. А, может быть, вас переведут в другую сторожку, где присматривать легче.

В это время подъехали лошади с телегами для перевозки пассажиров на ту сторону оврага. Все стали прощаться с Пьериной; многие целовали ее и дарили ей что-нибудь на память.

– Как я рада! – сказала Пьерина матери. – Теперь нас, верно, оставят в нашем домике, мама.

– Слава Тебе, Господи! – сказала мать. – Прости, что я бранила тебя! Я совсем голову потеряла, увидав тебя под поездом. Милая моя, хорошая, добрая девочка!

И она крепко обнимала дочь.

– Да ведь я знаю, мамочка, как ты любишь меня. А эта барыня хотела, чтобы я уехала с нею? Должно быть, она не в своем уме.

Благодаря этому случаю, Пьерина с матерью оставались спокойно жить в своем домике на железной дороге.