Православная антропология и образование⁶⁸

Великое таинство благочестия, переданное нам отцами, есть таинство Богочеловека Христа.

И беспрекословно – великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе (1Тим.3:16).

Это таинство предчувствовали древние афинские мудрецы, когда желали служить ему у жертвенника неведомому Богу.

Это таинство открыл городу Божественный Павел с официальной трибуны ареопага.

Это таинство получили и мы от нашей Единой Святой Соборной и Православной Церкви. Этим таинством мы живем, этому таинству мы служим, и таинство это позволяет нам иметь надежду.

Без этого таинства наше собрание здесь было бы бесцельным и излишним, а слово наше – пустым и суетным.

Потому что без таинства Богочеловека Христа мы не смогли бы познать истину о Боге, истину о человеке и истину о мире.

И снова, без истины о Боге, человеке и мире, ни жизнь наша не имеет смысла, ни образование не имеет оправдания.

Человек и его дела, такие как философия, образование, мораль, преходящи и ограниченны. Поэтому сам человек не может объяснить тройного таинства Бога, человека и мира. И человек не может изъяснить этого тройного таинства, сам себя толкуя, самому себе давая закон и сам себя соделывая богом, как представляется из попытки современного экзистенциалиста. Празднуя «освобождение» от Бога, он приходит к выводу, что «дамоклов меч смерти все время висит над ним, отсекая его мечты, перерубая пополам его самые благородные порывы, удушая его бытие. Как говорит Камю, один Сизиф, который пытается поднять на вершину горы драгоценный камень своей жизни. Уже приближаясь к вершине, камень вырывается и вновь скатывается в бездну.

Он ощущает себя покинутым и опустошенным. Он осужден видеть, понимать и осознавать то, что живет посреди абсурда»⁶⁹.

Образование говорит о человеке. Но о каком человеке? О таком человеке, который происходит от Бога и направляется к Богу, о том человеке, который возглавляет все творение.

Поэтому образование человека не может быть вне обращения к Богу и творению. А значит, и без обращения к Богочеловеку, Который рассказывает нам о Боге, о человеке и о творении и ставит человека в правильные отношения ко всему творению, ко всему единству творения Божия, часть которого – сам человек.

Истинным педагогом человека является Тот, Кто сотворил его, Тот творческий Логос⁷⁰, Который придает смысл человеческому бытию, изводя его из бессмыслицы.

Логос воспитывает человека, спасая его. Все домостроительство Логоса-Слова – это, по сути, воспитание человека. Климент Александрийский в своем «Педагоге» пишет следующее:

«О, питомцы сладостной педагогики! Все больше, все теснее и полнее будем присоединяться к прекрасному этому телу святой Церкви; побежим в нее, как малые дети бегут к своей доброй матери. Став слушателями Логоса, прославим домостроительство нашего спасения, нас блаженными делающее; им человек воспитывается до состояния чада Божия и освящается в него; через воспитание, получаемое на земле, становится он гражданином неба (см. Флп.3:20); на .небе получает он Отца, которого учился познавать здесь, на земле. Логос есть всего Творец; и Педагог Он, и Учитель»⁷¹.

Поистине человек воспитывается домостроительством Слова, потому что лишь в домостроительстве он, человек, весь принимается Богом, исцеляется, преображается, спасается и обоживается. Тот же Климент говорит так: «Наилучший же Педагог – Мудрость, Слово Отчее (Логос), Творец человека – заботится о создании своих рук во всей его полноте и целости; состоя главным врачом человечества, Спасителем, Он исцеляет и тело людей, и душу»⁷².

Но домостроительство Спасителя проявляется или, по словам святого Николая Кавасилы, «знаменуется» в Божественной литургии, в которой «все происходящее в совершении Даров возводится к домостроительству Спасителя»⁷³.

В Божественной литургии, этой сердцевине Церкви, человек наставляется, воспитывается и исполняется Словом Христом. Ибо, по Клименту, Слово воспитывает не внешне, а принося воспитуемому человеку Самого Себя как пищу, молоко, хлеб, тело и кровь:

«О, таинственное чудо!... Логос для этого новорожденного человечества является всем: отцом, матерью, воспитателем. Ешьте Мою плоть, говорит Он, и пейте Мою кровь (см. Ин.6:53). Столь соответственной здоровью пищей снабжает нас Господь. Он предлагает нам Свою плоть и изливает в нас Свою кровь, способствуя через то росту Своих чад. О, дивное таинство! Он повелевает нам оставить прежние плотские увлечения, равно как и прежнее потакание им, следовать же другому, Его, Христа, образу жизни, Им, насколько то возможно, внутренне проникаясь, Его в себе самих воспроизводя, Спасителя в груди нося, чтобы через то могли мы обуздывать желания своей плоти»⁷⁴.

Таким вот внутренним и таинственным образом педагог Христос исполняет человека. Ниже мы проследим за тем, как Богочеловек Господь, Логос Божий, Екклесиаст и Образ Бога, приводит человеческое бытие к его наполнению.

Христос как Логос открывает нам не только Отца, Которого, по словам евангелиста Иоанна, Он явил (Ин.1:18), но и логосы всех творений, поскольку все. Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви (Кол. 1,16–18).

Если человек и все творения Божии не имеют смысла в своем бытии, если логосы всего творения не имеют своей главой Логоса Христа, тогда мир в целом не только нелогичен, бессмыслен, но и противологичен, абсурден и приходит в ничто.

Мир без Логоса-Христа не только не имеет смысла, но и разорван на части, потому что ничего не существует такого, что бы могло связать все сущности в одно всеобщее и логичное единство.

Какой смысл, какое оправдание может иметь мое существование в таком мире, в котором нет центра, нет оси, нет смысла?

Жизнь без смысла – это самая злободневная проблема нашего бытия. Отсутствие космического центра, космического единства становится для человека, особенно для чувствительного молодого человека, отсутствием личного центра и личного единства. Так жизнь становится полной стресса и невыносимой. Многие антиобщественные поступки наших детей – наркотики, анархизм, безразличие и оставление учебы, – думаю, объясняются так: это выражение неудовлетворенности и уход от жесткой действительности восприятия абсурдного мира.

Сегодня наше образование не помогает молодежи раскрыть смысл космоса и бытия, потому что само образование утеряло свой центр, свою ось и свое наполнение – Логоса-Христа.

Человеческие цели, поставленные сегодня как цели образования, несмотря на благие намерения их авторов, предлагают ученикам определенные идеалы, такие как освобождение человека, демократия, общественная справедливость. Но эти идеалы не в силах дать цельное понимание творения, не могут показать связи человека с Творцом и творением. Поэтому мы приходим к выводу, что эти идеалы либо вообще не затрагивают молодежь, либо вызывают кратковременный приток энтузиазма, за которым следует разочарование и нигилизм.

Урок религиоведения в школах имеет задачу большую, нежели подача определенных сведений о религии. Его цель – показать, что все творение, все то, чему учат школьные предметы, имеет свой смысл, свои логосы, объединяемые и возглавляемые в Логосе-Христе. Так проявляется единство, центр и смысл мира.

Богослов⁷⁵ не может иметь универсальных знаний. Но он может открыть ученикам, что все существующее в природе, все то, что преподают на уроках в школе, имеет свой смысл и все логосы возглавляются и собираются в Логосе-Христе.

Необходимо такое богословие, такое любомудрие, которое понимало бы космологию христологически и экклезиологически.

Святые отцы Церкви, в особенности преподобный Максим Исповедник, окажут нам в этом неоценимую помощь. Преподобный Никодим Святогорец подводит итог соответствующему богословию святых отцов в следующих словах: «Таким же образом и Творец всего, поскольку Он – естество и в то же время Логос, потому все чувственное и умопостигаемое творение создал с духовными логосами. Все чрез Него (т.е. через Логос) начало быть, – говорит Богослов Иоанн, – и без Него ничто не начало быть, что начало быть (Ин.1:3). И Григорий Богослов говорит: «Ибо что существует, что не было бы сотворено Логосом?»⁷⁶ Последним Он сотворил ум словесный, то есть даровал ему природную силу, способность исследовать и вмещать в себе духовные логосы, вложенные Творцом-Логосом в сущности, и так посредством этих логосов, как некими привлекательными дарами, привлечь его к бесстрастной любви Творца, чтобы, влекомый этой любовью, он соединился с Ним непосредственно и получал блаженство. И вот, с одной стороны, Творец и предвечный Логос, а с другой – словесный ум – два края. Духовные логосы сущностей находятся между этими двумя краями, побуждая этим две стороны к единению»⁷⁷.

Так перебрасывается мостик между антитезами знания и веры, богословия и науки. Так называемые противоречия между ними сотрясали Запад, и волны эти потрясений дошли до нас.

У православного ученого или инженера нет внутреннего разлада и разрыва. То, что он делает каждый день как ученый или инженер, исходит из его образа Божия. Действия эти имеют свой смысл, свой логос, восходящий ко Христу. Если грех, эгоизм, диавол притягивают нас к тому, чтобы нам разорвать связь между логосами и Логосом, то мы знаем, что эта связь, эти узы восстанавливаются и обновляются каждый раз, когда мы вновь приносим Богу все творение в словах анафоры Божественной литургии: «Твоя от твоих».

Так восстанавливается евхаристическое служение человека-твари. Человек как царь и священник принимает творение как дар Божий и вновь приносит его Богу – уже как свой собственный дар.

После такого свидетельства наука может продвигаться в своих исследованиях, не приходя в столкновение с верой и догматами благочестия.

Православному ученому нетрудно увидеть присутствие Бога в природе. Потому что, согласно православному богословию, в Боге различается Божественная сущность и нетварные Божественные энергии, посредством которых Бог входит в творение. Тварный мир в Православии не остается закрытым и неприступным для нетварной благодати Божией. В таинственном и литургическом действии, особенно в Евхаристии, происходит соединение и смешение тварного с нетварным, Божественного с человеческим. Это – великий брак, великая радость и великий праздник Православия.

Все призваны на этот брак. Бог Православия не вне твари, не выше твари, но Своими нетварными энергиями Он присутствует в самом творении, не смешиваясь с ним, как происходит в пантеизме.

Запад считает, что Бог связан с тварью лишь установлением физических законов в начале творения. Временами эта связь выражается в отмене физических законов в случае чуда. Таким воззрениям Запад обязан неспособности различить в Боге Божественную сущность и нетварные Божественные энергии. Как православные богословы мы всегда можем видеть благодать Божию – нетварные энергии в творении, энергии онтологические, удерживающие, сохраняющие и приводящие сущности к их совершенству. Так преодолевается противоречие между нетварным Богом и тварным миром – противоречие западного христианства, приводящее к отрицанию Бога.

Такое ощущение творения, стихий мира не может быть результатом тонких умозаключений. Только верный христианин и богослов, богослов по внутреннему содержанию, получает это чувство, на опыте переживает это единство и может передать такое видение мира и своим ученикам: видение глубокого и таинственного проникновения в то, что скрывается за внешними проявлениями вещей, за феноменами.

Так можно помочь ученику ответить для себя на глубочайшую проблему, антропологический запрос о смысле и единстве вселенной, о внутреннем единстве всего мира.

В Божественной литургии Христос выявляется не только как Творческий Логос, поддерживающий бытие вселенной, но и как Екклесиаст. «Собирающий заблудившихся и рассеянных воедино и составляющий из всех единую Церковь и единую паству, дабы никто не был лишен слышания доброго гласа пастыря, гласа, подающего жизнь»⁷⁹. Он объединяет верующих в Него, делает их членами Своего Тела, подает им возможность подлинной встречи-общения с остальными человеческими личностями, встречи, которая отвечает глубоким запросам личности.

Церковь в своей сущности не является неким религиозным учреждением или некоей сокровищницей Божественной благодати, подаваемой при условии выполнения определенных законных условий, как учит нас схоластическое богословие.

Церковь – это то место, где человеческие лица встречаются с тремя Лицами Единого Бога, встречаются благодаря богочеловеческому Лицу Иисуса Христа в общении подлинного взаимопроникновения и любви. Церковь есть «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога и Отца, и причастие Святого Духа со всеми нами»⁸⁰.

Покаянием, смирением, верою и любовью христиане преодолевают болезненный индивидуализм, страдающий нехваткой подлинного общения с Богом и ближним, и становятся личностями, открытыми для общения любви. В этом общении благодати и любви заключена подлинная свобода.

Осуществить такое единство мы, люди, не можем сами, потому что наше естество по причине первородного греха оказалось разделенным.

Христос всех нас принимает в Свое Тело, объединяя наше естество, нашу человеческую природу. Человеческие индивидуумы, объединенные во Христе, могут достичь состояния подлинных личностей и высот общения и любви со Христом. Центр такого единства – единство трех Лиц Святой Троицы. Церковь все более и более расширяет круг людей, вступивших в общение с Троицей и через Нее между собой. Тело Христово станет полным, завершенным, по Златоусту, во Втором пришествии Христовом.

Это наше единство не этическое, не идеологическое, не сентиментальное, не дружеское, не корпоративное, а телесно-органическое.

В Церкви при посредстве Святых Таинств, особенно Божественной Евхаристии, мы становимся сотелесными и сокровными Христу и друг другу, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его (Еф.5:30). Поэтому Божественная Евхаристия называется Божественным Причастием, Божественным общением, в котором христиане могут ощутить, что все общее, что мы – братья, что мы ответственны за братьев наших и все мы можем жить общей жизнью так, как жили первые христиане и монахи.

Общение лиц не может быть без смирения, любви и жертвенности. Христос вступает в общение с нами потому, что смиряется, истощается и приносит Себя на Кресте в жертву.

Жертва Христа становится осязаемой в Божественной литургии. Все мы приобщаемся Христу, приносящему Себя в жертву, и все мы призываемся стяжать жертвенный, смиренный и исполненный любви нрав Христов, «единонравие Божие», по святому Игнатию Богоносцу. «Все вы, прияв единонравие Божие, стыдитесь друг друга, и никто пусть по-плотски не взирает на ближнего, но всегда любите друг друга»⁸¹.

Смиренный Иисус, приносящий Себя в жертву, «всегда ядомый и никогда же иждиваемый»⁸², становится для человека и ученика школы настоящим педагогом, Который дает возможность преодолеть эгоизм и вступить в подлинное общение-встречу с Богом-Личностью и человеческими личностями. В такой встрече проявится и его собственное лицо.

Человек жаждет такой встречи. Он страдает от одиночества и отсутствия общения. Эгоизм не приносит мира и покоя.

Если мы хотим, чтобы наши школы оказывали молодым людям существенную помощь, то школы должны стать такими, где бы ученики получали помощь свободно и без нажима и с рассудительной любовью совершали такую встречу, без которой любая другая встреча лишь тень неудачи.

Ни воспитание нравственно лучшего характера, ни свободное движение идей не могут заменить общения личностей. Можно предложить лишь жалкие заменители. Личности никогда не могут быть заменены идеями. Когда личности встретят друг друга с любовью во Христе, тогда нравственное воспитание и свобода находят свое подлинное содержание.

Общение личностей во Христе, разумеется, не носит статического характера. Это не то, что возникает моментально. Это дело подвига всей нашей жизни. Жизнь христианина – это переход от эгоистической закрытости к общению любви. Переход этот осуществляется в подвиге, в аскезе, в принуждении самого себя и страдании, потому что наша человеческая природа больна.

Нехристианские антропологии не знают всей глубины человеческого недуга. Поэтому и слишком упрощают вещи. Попытка улучшения человека через улучшение внешних общественных и экономических институтов оказалась неудачной.

Ни материалистические капиталистические общества с их изобилием, ни материалистические социалистические общества с их бессилием увидеть глубокую трагичность бытия человека не могут помочь человеку в преодолении его болезни и осуществить подлинное богочеловеческое общение любви.

Богослов, принося в школу дух Божественной литургии, то есть дух Самого Иисуса Христа как воцерковляющего Педагога, видит в каждом своем «хорошем» или «плохом» ученике образ Божий. Его отношение ко всем должно выражаться в принятии каждого ученика независимо от его веры или добродетельности, в понимании и утешении человеческой немощи и человеческой боли. Класс для богослова – это не аморфная масса, а общество личностей, призванных достигнуть Троического общения. Поэтому, насколько ему позволяют условия, он обращается к личностям и помогает осуществить их встречу и общение.

Любовь к ученикам и отношение к ним как к личностям возжигает в сердцах учеников ответную любовь. Многие дети сегодня не любят, потому что не любят их. Ученик чувствует, любит ли его учитель, воспринимает ли его как личность или перешагивает через него, проявляя безразличие, холодность или даже враждебность.

Христианская любовь богослова-учителя приносит в школу семя Церкви как общения любящих личностей.

Православный екклесиологический, литургический, общинный и общественный дух должен наполнять нашу жизнь, наше пастырское служение, нашу педагогику, наше учение. Тогда все мы ощутим, что Церковь – это наш отчий дом, наша большая духовная семья, наше во Христе братство и продолжение апостольского служения. Любовь во Христе соединит всех нас и всем нам поможет стать зрелыми. Никто не почувствует на себе давление со стороны.

В такой Церкви особенно нуждается человек, страдающий от безличных, массовых, технократических, потребительских, унижающих, подавляющих и эксплуатирующих личность структур современного общества.

Православное богословие о Христе как образе Божием (см. 2Кор.4:4) и человеке как сотворенном «по образу Божию» (см. Быт.1:26), как мы знаем, чрезвычайно важно для понимания тайн человека.

Характер образа Божия в человеке относится не только к особым дарам, полученным им от Бога, но и к его предназначению – единению с Божественным Первообразом. То есть «по образу» – это онтологическое начало и конец человека, альфа и омега.

Точно замечено, что человек как богословская сущность, «чтобы быть истинным, должен существовать каждую секунду и жить теоцентрично. Отрицая Бога, он отрицает самого себя и саморазрушается. Когда же его жизнь своим центром имеет Бога, тогда он использует свои безграничные возможности, развивается и совершенствуется до бесконечности»⁸³.

Благодаря образу Божию в себе человек обладает динамизмом и величием.

Отображая в себе Творца и премудрого Бога, он наделен даром ведения и творчества.

Отображая в себе самовластного Бога, он и сам обладает самовластием и свободой. Согласно преподобному Максиму Исповеднику, «если человек создан по образу блаженного и пресущественного Божества, а Божественное естество по природе самовластно, то и человек как его подлинный образ самовластен по природе; если же самовластен по природе, то и обладает (свободной) волей»⁸⁴. Если же, как говорит священный Кавасила, исчезнет у человека самовластие, то исчезнет и сам человек: «Это означает, что потеря самовластия – это потеря человека»⁸⁵.

Однако наиболее выпукло показывает Божественный характер человека сила любви, заложенная в его душе, и любовное обращение к своему Первообразу. Согласно преподобному Максиму Исповеднику и Дионисию Ареопагиту, «Божество богословы называют иногда вожделением, иногда любовью, а иногда – вожделенным и возлюбленным. Стало быть, будучи вожделением и любовью, Он движется; а как вожделенный и возлюбленный, движет к Себе все, способное вожделеть и любить... Ибо и великий Павел, охваченный Божественным вожделением и экстатической силой, приобщившись Божественным устам, говорит: Живу уже не я, но живет во мне Христос (Гал.2:20), – говорит это как подлинный вожделеватель и пребывающий в исступлении, как живущий для Бога, а не для себя, (живущий) жизнью вожделеваемого и наипаче возлюбленного»⁸⁶.

Эта сила любви в душе человека порождает в глубине его бытия жажду соединения со своим Первообразом, жажду обожения. Он уже не может довольствоваться тварным и ограниченным. По священному Кавасиле, «жажда душ человеческих нуждается в некоей беспредельной воде, а ограниченный мир сей как может быть для нее достаточен?»⁸⁷.

Человек сотворен и предназначен к соединению с нетварной благодатью Божией, призван стать богом по благодати. Здесь подводится итог всего таинства человека «как того, кто получил повеление быть богом », по Великому Василию⁸⁸.

Согласно великому в богословах Григорию, «восхотев и сие показать, художническое Слово созидает живое существо, в котором приведены в единство то и другое, то есть невидимая и видимая природа, созидает, говорю, человека... как бы некоторый второй мир, в малом великий; поставляет на земле иного Ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, таинника твари умосозерцаемой, царя над тем, что на земле, подчиненного горнему царству... живое существо, здесь предуготовляемое и преселяемое в иной мир и чрез стремление к Богу достигающее обожения».⁸⁹

Но падение человека омрачило в нем образ Божий, человеческая природа болеет грехом, по словам святителя Кирилла Александрийского. Образ не может осуществить себя, стать подобием Божиим.

Иисус Христос, этот светлый и неизменный Образ Божий, Первообраз человека всем Своим спасительным домостроительством восстанавливает падший образ Адама, показывает его первозданную красоту и как добрый педагог направляет, влечет и руководит человека к его Божественному Первообразу: «Очерневшее адамово естество, преображся, облистати паки сотворил еси, претворив е в Твоего божества славу же и светлость»⁹⁰.

Когда человек станет сообразным Христову образу (см. Рим.5:29), тогда обретает истинное образование, то есть истинный человеческий образ.

Во Святых Таинствах и Божественной литургии единение Бога и человека через Господа Иисуса Христа становится причастием жизни, становится воскресением, преображением, уподоблением Христу и обожением человека. Образ Божий осуществляется, и верующий и подвизающийся человек обоживается. Обожение – это не порыв идеализма, а действительность.

Первой получила дар обожения Пресвятая Богородица. Наше богословие говорит, что она единственная находится на границе тварной и нетварной природы; она единственная первая после Бога, занимает второе место после Святой Троицы.⁹¹

Получили дар обожения и святые, имевшие Божественную любовь. Все святые на собственном опыте испытали слово священномученика Игнатия Богоносца: «Моя любовь распялась»⁹². Связь святых с Богом – это связь любви, а не просто нравственная связь. Благодать обожения сияет на лицах святых и проявляется в их обоженных телах, которые благоухают, источают миро, после смерти остаются нетленными и совершают чудеса. Православная Церковь – это место и причастие обожения.

Все совершаемое в Православии божественно. Святые православные иконы Христа, Богородицы и святых, все украшение наших православных церквей показывает, что поистине Бог стал человеком, дабы Адама богом соделать. Обожение возможно в силу того, что благодать – это нетварная и божественная энергия, которая может обожить человека. Обожение производит Бог, человек его воспринимает. Человек, получающий дар обожения, очищающийся от страстей и занимающийся сердечной молитвой, воспринимает опыт Божественной благодати и приходит в мирное, покойное состояние, в глубине себя испытывая утешение. Высшим опытом обожения является созерцание нетварного Фаворского света. Обожившиеся люди не только видят его неким преествественным образом, но и сами видимы в нем, как говорится о том в житии святителя Василия Великого⁹³.

Я полагаю, что все это имеет огромное значение для антропологии и образования. Когда динамизм не получает верного направления к своему Творцу и Отцу, тогда он выражается отрицательным образом. Трехчастное души распадается. Ум помрачается. Человек питается страстями, ожесточается, уподобляется зверю и демону. Согласно святителю Григорию Паламе, «ум, отступивший от Бога, становится либо скотоподобным, либо демоноподобным и, отступив от границ естества, желает чуждого, в корыстолюбии не ведает сытости, выдает себя похотям плоти и наслаждению не знает меры»⁹⁴. Человек ниспадает в ничто, в небытие, поглощающее его. Человеческая личность разрушается и дезорганизуется. Жизнь становится мучением. Свобода превращается в стресс. Другие люди становятся для него угрозой. Участь человека – трагичной и безысходной. Ошибка современных гуманизмов различных оттенков состоит в том, что они пытаются сделать так, чтобы человек забыл о своем Божественном происхождении и предназначении, 6 своем образе Божием. Во имя прогресса, культуры, справедливости они заключают человека в тленном, временном, суетном и ограниченном. Они обрезают человеку крылья. Они пытаются обратить его Божественный динамизм и его любовную жажду на мирскую деятельность, может быть, саму по себе и не плохую, но недостаточную и ограниченную, чтобы дать полноту бытия человеку, сотворенному Богом, живому существу, предназначенному к обожению. Они пытаются убедить его, что человек и есть сам себе бог, автономный, самодостаточный, способный к самосовершенству. Это тот же самый грех, сотворенный и Адамом, – грех самообожения, эгоизма. Здесь лежит самый корень секулярной философии, этики и политики. Такая философия легко подчиняется попытке организации жизни вне Церкви. Началом этого является светский, гражданский брак. Обмирщение – это продукт западного атеизма, который, как болезнь, начинает пожирать тело нашего православного народа. Жаль, что сегодня существует такая политическая философия, которая не только не противостоит обмирщению или терпит его, изменяющее наше православное предание и нашу самобытность, но еще имеет программу насаждения обмирщения в нашем народе, используя для этого средства массовой информации.

Однако нужно заметить, что ошибка совершается и нами. Православное воспитание в духе обожения под влиянием западного христианства было замещено воспитанием в духе нравственного улучшения. Такое воспитание в целях морального преуспеяния является антропоцентричным. И даже если оно носит религиозный характер, то по существу не отличается от морального воспитания атеистического гуманизма. Оно не церковно, оно не литургично, оно не воспитывает таких людей, которые могли бы получить дар обожения. Как у заправских христиан-мещан, такое воспитание зиждется на человеческой морали, а не на энергии нетварной Божественной благодати. Такое воспитание не выводит человека из его эгоцентризма, не дает ему опыта Божественной благодати, не научает Божественной любви, не помогает преуспеть в правильной молитве и общении с Богом.

Представителем такого воспитания был приехавший с Запада Варлаам, а против этого воспитания подвизался богослов нетварного света святитель Григорий Палама. Тогда Варлаам был изгнан из Православия, но вернулся потом в мощных потоках западного богословия, вторгшихся в Грецию после 1821 года.

Сегодня мы должны осознать значительную разницу и даже противоречия между двумя антропологиями, двумя системами воспитания: тою, что представлял Варлаам, и тою, что представлял святитель Григорий Палама и отцы добротолюбия.

Когда сегодня наша молодежь очнулась от летаргического сна эвдемонизма и гуманистического самообмана, она блуждает, ища упокоения. Моралистическое христианство не приносит им удовлетворения, потому что их души жаждут личной встречи с Богом, личного опыта таинственной жизни и подлинной любви. Если они не узнают подлинного Православия, мистического богословия, нашего истинного предания и подлинного благочестия, то либо поспешат в лоно восточного мистицизма, либо будут искать экстремального опыта в искусственном наркотическом рае, либо ввергнут себя в оккультизм. Неудовлетворенность молодых людей должна быть нашей проблемой, должна вызывать у нас озабоченность качеством нашего образования и воспитания.

Местами мы уже многое сказали о методе православного воспитания, однако здесь надо дополнить сказанное кое-какими мыслями.

Педагог-Христос указывает нам метод воспитания. В кратких словах об этом методе говорит святитель Василий Великий в анафоре своей литургии: «... но Бог сый превечный, на земли явися и человеком споживе: и от Девы святыя воплощься, истощи Себе, зрак раба приемь, сообразен быв телу смирения нашего, да нас сообразны сотворит образу славы Своея».

Сын Божий, наш Педагог, спасает нас в Своем неописуемом и неизъяснимом истощании, кеносисе. Он принял все наши недостатки, чтобы восполнить их.

Православный педагог соизмеряет себя с Христовым смирением. Он не себя выставляет за образец морали, но указывает на Христа и святых. Он продвигает не свое богословие, но богословие Церкви, богословие святых Соборов и святых отцов, опытное богословие святых. Он богословствует как рыбак, а не как Аристотель⁹⁵. Его богословский метод можно выразить в словах: «Последуя святым отцам»⁹⁶. Он скрывает себя, чтобы явить Христа. Как невесто-водитель он приводит невесту-душу к ее Жениху – Христу.

Смирение – это основа православной жизни и православных нравов, православного образа мыслей, православного благочестия, православного искусства (иконописи, архитектуры, музыки), православного богословия. Смирение все это делает православным, чтобы у всего единым центром был Богочеловек. Наш православный народ в Православии научился святому православному смирению как образу жизни.

Все учители Церкви были смиренными людьми – от святых апостолов до самого новопрославленного святителя Нектария Пентапольского.

Смиренный православный педагог не ощущает и не демонстрирует себя выше своих учеников, потому что видит себя грешнее всех. Он уважает и не насилует свободу ученика. Смирение подает ему рассуждение – высшую из добродетелей, как говорят святые отцы, благодаря которому он видит то, как нужно поступать с каждым конкретным учеником. Обладая смиренным образом мыслей, которому научился в Церкви, он не только учит, но и чему-то научается от своих учеников. Свой педагогический труд он основывает на фундаменте молитвы, в которой всегда просит просвещения благодати Божией, чтобы она изменила его самого и учеников его добрым и богоподобным изменением, а сам он не был бы препятствием в деле Божественной благодати, действующей в учениках.

Насколько мы верим в себя, в свою нравственность, в свое образование, в свой опыт, в свои дарования, настолько препятствуем благодати Божией действовать в наших учениках. Наиболее частая ошибка у пастырей и педагогов заключается в том, что, пытаясь из нашей паствы, из наших учеников воспитать христиан, мы забываем, что христианами прежде всего должны стать мы сами. Такая самодостаточность, самодовольство приводит нас к пастырским и педагогическим неудачам. Если мы сами не живем правильной, православной духовной жизнью и не совлекаемся ветхого человека с делами его, облекаясь в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его (Кол.3:9–10), то ни наше богословие, ни наша пастырская деятельность, ни педагогическая деятельность не будут ни православными, ни плодотворными. По этой причине удивительный чудный подражатель Христов Павел (см. 1Кор.4:16) спешил и стремился к цели, к почести вышнего звания (Флп.3:14), усмиряя и порабощая свое тело, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным (1Кор.9:27).

Греко-православное воспитание и антропология – это не наш личный взгляд, который мы желаем навязать, чтобы уладить собственные проблемы. Это не мнение христианина-мещанина, которое раньше использовали для укрепления несправедливых установлений, ущемляющих свободу человека.

Наше греко-православное образование – это образование древних греков, воспринимаемое, преображаемое Христом и становящееся христианским образованием человека. «Педагог» Климента Александрийского – это характерный пример такого восприятия и преображения древнегреческого образования в новом творении Христа.

Народ наш греко-православный. Он не отказался от того хорошего, что было у Гомера, Платона, у античных философов. Он смотрел на них как на предшественников Христа, как на носителей семенного логоса. Изображения древнегреческих мудрецов до сих пор остаются в притворах старинных афонских соборов. Эта традиция существовала в греко-православной Византии и греко-православном Римском государстве. Воспитанниками такого образования, его питомцами были великие отцы Церкви, Вселенские Соборы, святая София, духовная византийская роспись, архитектура, гимнология и музыка.

Это образование спасло, сохранило наш народ во времена турецкого ига и явило великих учителей. Апостолом такого образования был священномученик Косьма Этолийский: «Разве худо всем вам сделать взносы и поставить заведующего школой, поставить учителя, чтобы он учил детей – и бедных, и богатых, – чтобы они не платили? Потому что в школе мы узнаем, насколько это в наших силах, кто такие демоны, что такое рай, что есть ад, что такое грех и что – добродетель. В школе мы узнаем, что такое святое Причастие, что – Крещение, что такое святое Елеосвящение, честной Брак, что такое душа, что такое тело; все мы узнаем в школе, потому что без школы блуждаем во тьме. Лучше тебе в селе иметь школу, нежели источники и реки, потому что источник напояет тело, а школа наполет душу, школа открывает церкви, школа открывает монастыри. Если бы не было школ, где бы я вас учил?»⁹⁷

Такое образование желали иметь и за него боролись все приснопамятные отцы и герои нового эллинизма во главе с Макрияннисом⁹⁸. Обличение Макрияннисом Оттона⁹⁹ и баварцев является одновременно обличением и всех тех политических лидеров, которые временами хотят изменить православный образ мыслей нашего народа.

«Они (мужественные борцы за свободу Греции) хотели иметь свою веру и прославлять Бога по обычаям своей веры, а вы называетесь праведными царями и правителями Божиими тогда, когда даете им свободу в этом... Но не так, чтобы ты восседал как великий царь и занимался тем, что пытался бы переменить веру горстки людей, которые на протяжении стольких веков были словно потеряны и незаметны для общества. Господствовавший над ними сжигал их в печах, отрезал им языки, сажал на кол, чтобы они поменяли свою веру, и не преуспел ни в чем. Но теперь праведный и всесильный Бог, управляющий и тобою, воскресил этот маленький народ и желает, чтобы этот маленький православный народ прославлял Его по восточно-православному, как и твои подданные прославляют Его по западному... и царь пытается отвратить от их веры потомков древних эллинов, детей Одиссея, Ипсиланти¹⁰⁰ и столь многих, принесших свою жизнь и положение в жертву за эту православную веру и за эту их окровавленную маленькую родину»¹⁰¹.

Это образование замешено на народной душе, как видно из наших народных песен, из православных нравов и обычаев, из сознания народа.

Наш православный народ, несмотря на происходящее растление, пока еще остается православным, что заметно из большого скопления людей во время престольных праздников, из множества паломников, приезжающих на Святую Гору, и по отрицательной реакции людей на провозглашение свободы гражданского брака¹⁰².

В таком образовании нуждается прежде всего современный грек. И нуждается по многим причинам: чтобы сохранить свое греко-православное тождество в круговращении современного синкретизма; чтобы обрести внутреннюю уравновешенность в расколотом, смятенном и сползающем к материализму мире, в мире технократии и обезличенных масс; чтобы вступать в творческий диалог с современностью, используя все богатство греко-православного предания. Никакая попытка изменить что-либо к лучшему в нашей стране не может иметь успеха, если в его основе не будет лежать наше греко-православное предание, которое не только статично, но имеет силы сделать плодотворными все периоды нашей истории.

Такого образования должны искать мы, греки нового времени, и такое образование давать не только в наших школах, но и распространять его посредством радио, телевидения и печати.

Наши политики, у которых хватит мудрости смиренно брать уроки нашего предания и в своих политических поступках выражать его, дадут нашему православному народу именно то, что ему нужно.

Очень важны слова, сказанные Дионисием Саввопулосом в интервью, когда он предложил децентрализацию и строительство городов с населением не более 100000 человек. Он сказал следующее: «И этого мало. Это лишь организационная сторона. Кроме того, каждый город должен быть связан с чем-то трансцендентным, дабы можно было в этом находить утешение. И этим трансцендентным может быть не что иное, как Восточная Православная Церковь, которая была той силой, что дала нам возможность бороться. Это не шутка. Мы должны говорить о Церкви без культурологических комплексов и глупых отрицаний. Я вас спрошу: разве так называемый духовный человек не должен встретиться с тем, что подавало утешение его прадедам?

Думаю, что противящийся этому может быть лишь человеком неглубоким, находящимся во власти предрассудков и, как следствие, неспособным понять и принять других людей»¹⁰³.

Живым свидетелем этого предания должен быть каждый верующий – как клирик, так и мирянин. Особенно же богослову в школе поручена миссия донести это свидетельство до нашей молодежи.

Этот труд тяжел, иногда похож на крестоношение, потому что нужно поднять на свои плечи противодействие атеизма и обмирщения. Так богослов приобщается Кресту Христову, приносящему своему народу жизнь и воскресение.

В этом крестовоскресном свидетельстве находится подлинность богословского вклада. Православный богослов бдительно следит за тем, чтобы его свидетельство было подлинно православным. Мы все знаем, что атеизм на Западе возник из-за неправильного понимания западным христианством Евангелия. Не будет преувеличением сказать, что сегодняшняя безжалостная война, развязанная в нашей стране против Церкви, своим возникновением обязана зарубежному влиянию на наших политиков, интеллигенцию и журналистов. Они отождествляют Православие с западным христианством и несправедливо переносят на нашу Церковь справедливую критику Западом своей ниспавшей Церкви.

Макрияннис это заметил и стал выступать против гонений на православное монашество, которое почему-то стали отождествлять с монашеством западным: «Они разрушили монастыри, договорились с баварцами и стали продавать на базаре священные сосуды и все ценности почти задаром... Они совсем разорили монастыри, а бедные монахи, истощенные борьбой (за освобождение), умирают от голода на дорогах около тех монастырей, которые были первыми бастионами нашего восстания. Там можно было найти все необходимое для войны, потому что монастыри не были у турок на виду. И бедные монахи более всех принесли жертв и потерпели в борьбе. А баварцы сочли, что наши монахи такие же, как и европейские капуцины¹⁰⁴, и не знали, что они – скромные и добрые люди, стяжавшие все это трудами рук своих, трудясь и работая на протяжении стольких веков. Кроме того, вместе с ними жили нищие и ели хлеб. Но проклятые политики нашей родины и растленные архиереи вместе с купленным турками Костакисом Скинасом договорились с баварцами опустошить и разорить монастырские храмы».¹⁰⁵

Наверное, в том, что Православие не представляется иным разрешением насущных человеческих проблем, в корне отличающимся от обанкротившегося западного христианства, есть и наша вина.

Очень часто наше богословие, наше благочестие и пастырская практика принимают опасный западный уклон. Но Бог Запада – это не Бог Православия. Он не может быть принят человеком, который жаждет реализовать свою свободу.

Другая причина кроется в наших личных неудачах и грехах, за которые мы должны со смирением попросить прощения у Бога и у народа Божия и вернуться к апостольской простоте в явлении Церкви в мире.

Но некоторые люди, используя определенные ошибки и неудачи церковных людей, бьют Церковь и православное образование, на что не имеют никакого права. Церковь, несмотря на возможные ошибки ее представителей, – это единственное место обожения людей. Различные идеологии, несмотря на морально безупречное внешнее поведение их представителей, делают из человека духовного инвалида, скопца.

Эти идеологии обещают человеку освобождение, но на самом деле приводят в худшее рабство. Как подмечает педагог Феодор Папаконстантину, «так с менталитетом безразличного бунтаря нетрудно уйти в сторону от цели и впасть в зависимость от еще более авторитарных тиранов... Чрезмерно опираясь на костыли модных психологических и обществоведческих теорий, современная педагогика, по сути, ищет компромиссов и соглашательства, ограничивающих свободу. Она убаюкивается лозунгами освобождения и становится практически совиновницей различных порабощений, например, таких, когда во имя освобождения от табу происходит порабощение страстям, во имя прогресса – уничтожение окружающей среды и т.п.».¹⁰⁶

Представители атеистической идеологии неискренни, когда во имя свободного образования, образования без какой-либо направленности, они требует удаления Церкви из школ. Но воспитание без ориентиров существовать не может. Дезориентация и якобы воспитание в традициях свободного движения идей означает, по сути, замену греко-православного образования атеистическо-материалистическим для создания нового типа людей, которые будут нравиться им.

Наша святая Церковь и наш греко-православный народ должны понять, что наступил кризисный, переломный момент. Сейчас необходимо свидетельство и исповедание православной веры и греко-православного предания нашего народа. Мы находимся перед лицом нового арианства, нового иконоборчества, нового варлаамизма, нового идеологического тоталитаризма, нового бесчеловечного, негуманного «гуманизма» . Ни давнее и живоносное греко-православное предание и история, ни большинство греческого народа, который в глубине своей остается верен своей Церкви, никому не дают права совершать насилие над историей и волей народа в целях изменения нашего греко-православного сознания. Такая попытка, по моему мнению, является «хулой» в древнегреческом значении этого слова.

Будем надеяться, что люди, предпринимающие такие попытки, чему-то научатся на примере неудачи, которую потерпело введение института светского брака, на примере ужасающего роста преступности. Эти феномены своим появлением обязаны насаждению в нашем народе атеизма и материалистических взглядов, приводящих к нигелизму и разложению.

В такой критический для человека и всего эллинизма момент Православие не только не должно загоняться в какие-то рамки и выдавливаться из образования и жизни народа, но, напротив, должно отозваться на чаяния людей и дать им надежду.

В стране, где так много мучеников, так много символов и памятников новой и благодатной жизни во Христе, не должен был бы восторжествовать варварский и бесчеловечный атеизм падшего западного человека.

Атеизм в нашей стране – это мерзость запустения, стоящая на святом месте¹⁰⁷, где не должно¹⁰⁸.

Бог да подаст Свою благодать всем нам, священному клиру и благочестивому народу, чтобы мы явили подобающую трезвость, верность, подвижничество и исповедничество.