ПРИЛОЖЕНИЕ 8. Гомилетическое приложение: Святые богоборцы

Очертив круг, Аввакум стоял один пред Богом.

Он взирал на небо со сторожевой башни.

Пророк, внимавший тому, что скажет Бог душе его.

В руках его была жалоба людская. Скорбь и стон страдальцев от неправды мира сего.

Аввакум – Хавакук – «объятие». Бог, любящий Свое создание, и пророк, от лица недоумевающих жертв вселенской неправды, в объятиях борьбы.

Аввакум сказал, что не выйдет из круга, пока не услышит ответ Бога на жалобы и стон вопрошающих. Бывает борьба против Бога не любящих Бога, противостоящих всякой правде и любви. И бывают святые Богоборцы, их святая борьбы смыкает концы Божьей любви и неправды этой земли. Там, где в неразрешимых противоречиях высекаются искры недоумения и от­чаяния людского, там они – святые Богоборцы! Одним из них был пророк Божий Аввакум, пророческую книгу которого мы только что вниматель­но прочитали. Он был одним из них, но Он был не один. Их было много. И раньше его, и после.

Вот о них, святых Богоборцах, наш дальнейший рассказ.

И послал Иаков пред собою вестников к брату своему Исаву в землю Сеир, в область Едом...

И возвратились вестники к Иакову и сказали: мы ходили к брату твоему Исаву; он идет навстречу тебе, и с ним четыреста человек воинов. Иаков очень испугался и смутился.

... И остался Иаков один. И боролся Некто с ним, до появления зари; и увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его, и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал (ему): отпусти Меня; ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благосло­вишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал (ему): отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ИБО ТЫ БОРОЛСЯ С БОГОМ, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи (мне) имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? (оно чудно). И благословил его там. И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя. И взошло солнце, когда он проходил Пенуэл; и хромал он на бедро свое.¹⁰⁶⁸

Но и с Иудою у Ягве суд,

и Он посетит Иакова по путям его,

воздаст ему по делам его

Еще во чреве матери запинал он брата своего,

а возмужав – боролся с Богом.

Он боролся с Ангелом – и превозмог;

плакал и умолял Его;

в Вефиле Он нашел нас

и там говорил с нами.

А Ягве есть Бог Саваоф;

Ягве – имя Его.¹⁰⁶⁹

Загадочный и почти не поддающийся толкованию текст 32-й главы книги Бытия о ночном борении Иакова по-разному толковался в среде иудейских и христианских толкователей, однако лучшее и авторитетнейшее (и древней­шее!) толкование дает, безусловно, Божий пророк Осия (ок. 750 г. до Р.Х.). Наши размышления о борении Иакова мы основываем на понимании этого события пророком Осией и следующим за ним толкователям.

С кем боролся Иаков?

Основная экзегетическая дилемма – боролся ли Иаков с Богом или с некиим тварным существом, с некиим ангелом? Иудейская экзегеза, восходя­щая к Мидрашам на книгу Бытия, именует Боровшегося с Иаковом ангелом- хранителем Исава¹⁰⁷⁰. Мидраш, без рассуждений на предмет обоснования, гово­рит об «ангеле Эсава», именуя его даже «сатан», правда, потом на заре «ангел запел свою песнь Ашему (Богу)». «Сатан» Мидраша – явно не то же самое, что сатана, описанный в Новом Завете. «Сатан» Мидраша – это некий ан­гел Исава, противящийся Иакову (שטן – Сатан – «враг», «противник»), но при этом вместе со всеми ангелами воспевающий Бога на заре при восходе солнца. Думать так заставляет составителей Мидраша некая богословская робость. Это четко выражено словами современного библеиста Д.В. Щедровицкого «человек с Богом, конечно, сражаться не может»¹⁰⁷¹. А раз не может, значит понимать библейский текст так, как он напи­сан, не представляется возможным. Мы намерены следовать прямому значению текста 32-й главы книги Бы­тия, веруя, что невозможное человекам, возможно Богу¹⁰⁷². О та­инственном борении Иакова с Богом рассуждает св. Иоанн Златоуст: «(Гос­подь) в образе человека вступает в борьбу с праведником»¹⁰⁷³, блж. Феодорит Кирский: «Из всего этого познаем, что и здесь явился Иакову Единородный Божий Сын и Бог»¹⁰⁷⁴ и другие отцы и учители церкви.

Иудейство и ислам, в том виде, в каком они ныне существуют, никогда не могут постичь тайну Боговоплощения и всей той глубины, драмы и радости, что являют собой отношения Бога и человека. Это открыто и явлено только в христианстве. Только в христианском контексте возможно постижение глубины сакрального смысла Слова Божия.

...Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня!

Слаб человек.

Грешен человек.

Немощен и недостоин.

Бог готов пройти мимо него. Бог найдет Себе сосуд лучший и более при­емлемый для Своих благословений. Бог отвернулся от Саула и нашел Себе мужа по сердцу Своему¹⁰⁷⁵. Саулу сказано, что Господь отторг царство от тебя и отдал его другому, лучшему тебя¹⁰⁷⁶. Саул ни­чего не сделал, чтобы изменить решение Божие, удовольствовался малым – пусть Самуил хотя бы почтит его, Саула, перед старейшинами народа. Не таков был его древний прародитель Иаков.

Иаков – близнец Исава. Исаву суждено родиться первому, а первый – наследник; быть же первенцем праотца Исаака – это быть наследником обетований и благословений Божиих. Иаков не согласен быть вторым. Не по гордости, а по жажде Божьего благословения! И загадочным образом это случилось еще в утробе матери. Сыновья в утробе Реввеки стали биться¹⁰⁷⁷. Исаву биться было не за что – то было начало борения Иако­ва за Божье благословение, которое постоянно грозило пройти мимо него. Исав все-таки вышел из утробы материнской первым. Только потом вышел брат его, однако вышел, держась рукою своею за пяту Исава. Он искал первородства, он ухватился за пятку опережавшего его. Потому и нарекли его: Иаков יעקב (Йа-аков). עקב (экев) означает «пята». Иаков (Яаков) – «запинатель», он идет «за пятой» и не отпускает ее. Благословение уходит от него, Исав уже вышел из утробы, но младший не отпускает его. Уже самое рождение Иакова – отчаянная борьба, борьба с Богом, судившим Исаву первому явиться на свет.

Исав и Иаков выросли. Исав ни о чем не думает, живет, как живется. Иаков внимателен и бдит. Исав охотник, зверолов – человек полей и ловит зверей, долго выжидая их в засаде и гоняясь за ними по полям. Иаков – ловец Божия благословения, он терпелив в ожидании, он готов гнаться за благословением куда угодно. И выждал момент! Не поймав зверя, Исав вернулся с поля ус­талый и голодный и оказался уловлен младшим охотником. За чечевичную похлебку первородство продано Иакову! Иаков – запинатель! Восплачет не­когда Исав: Не потому ли дано ему имя: Иаков, что он запнул меня... он взял мое первородство¹⁰⁷⁸!

Запнет Иаков брата и второй раз. Благословение постоянно уходило от него, а он не отпускал его. Исав уже на поле, он ловит дичь, чтобы получить благословение отца – он уже на воле, а тот еще в утробе, в шатрах материн­ской любви¹⁰⁷⁹. Но скажет Исаак Исаву сыну своему: брат твой Иаков пришел с хитростью и взял благословение твое¹⁰⁸⁰. Ухватился за пяту, продал чечевичную похлебку, хитростью взял благословение у отца, сделал все, чтобы быть Божиим. Ради этого стоило подвергнуть смертельной опасности жизнь свою и бежать от гнева брата своего в дальнюю землю за реку, откуда вывел некогда Бог прародителя их Авраама. Казалось бы, те­перь Иаков – успокойся! Ты, а не иной, носитель благословения отца твоего Исаака; ты, а не иной, наследуешь Божьи благословения и обетования. Но не спокойно Иакову. И еще сделано не все.

– Чего не хватает тебе, Иаков, ведь теперь и Сам Бог – Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова?! Чего ищешь еще?

Да, благословение у него, у Иакова. Но гневается на него брат его. Бог бла­гословляет, а человек проклинает. Бог дает двенадцать сыновей и обетование великого потомства, а человек, родной брат, готов убить его самого.

Неспокойно Иакову.

И он идет.

Идет навстречу жаждущему его смерти.

Как в утробе материнской, идет биться с ним. Но не мечем и копьем – в этом брат сильнее его. Не живущему в шатрах биться мечем с человеком полей. Однажды ухватившись за пяту Исава, брата своего, он не отпустит его, пока не только Бог, но и тот, у кого он похитил благословение, тот, кто хотел убить его, благословит его! О, дерзновение сверх всякого дерзновения!

А можно было просто скиснуть – не я старший; не мое кушанье любит отец; меня любит лишь мать – отец любит иного¹⁰⁸¹; не мне отец го­товит благословение. И, даже получив благословение, все плохо – как Каин Авеля, меня хочет убить брат. Хорошего так ничего и не получилось.

А еще – можно было возроптать на Бога. Что за благословение, если я в Месопотамии, откуда велено было выйти праотцу, а в Обетованной земле мне смерть, смерть от руки брата. Да и Божью благословению конец. Если жить потомству и размножаться – то в отринутой Богом земле. Если в Земле Обетованной – то уже не быть ни мне, ни потомству. Я обхитрил, запял бра­та, чтобы получить благословение Бога, которому никогда и нигде не сужде­но исполниться. О, горе-благословение!

Так стонала душа праотца.

Так стонут и наши души, которым никогда не дается видеть Божье благо­словение исполненным. А ведь старались!

Стонала душа, но великий Запинатель шел.

Шел еще раз вступить в борьбу.

В борьбу за благословение Исава, в ярости своей готового убить его. Иаков шел с домом своим, дабы приобрести благоволение в очах Исава, брата своего¹⁰⁸².

И всего-то речь шла об Исаве, необузданном в жажде крови, брате Иакова. Нет, не «всего-то»! За Исавом был ангел его. За ангелом Исава был Сам Бог. Борьба предстояла не простая.

Еще во чреве матери запинал Иаков брата своего,

а возмужав – боролся с Богом.

Он боролся с Ангелом – и превозмог!¹⁰⁸³

И встал Иаков в ту ночь, и взяв двух жен своих, Лию и Рахиль, и двух рабынь своих, Валлу и Зелфу, и одиннадцать сынов своих (последний Ве­ниамин еще не родился), перешел через Иавок вброд. И, взяв их, перевел через поток, и перевел, что у него было.

Иавок (יבק – Ябок) означает «текущий», «бегущий» – приток Иордана с восточной стороны в сорока километрах от Мертвого моря, являющийся северной границей земли Аммона. Арабы называют Нахр-эд-Зерка (Синяя река).

Иаков готовится к страшной встрече. Исав с четырьмястами воинов уже рядом. Завтра – встреча. Что она ему принесет?... Дерзновенный праотец на­деется не только остаться живым, не только сохранить людей и имущество, но и чтобы Исав, сменив гнев на милость, утвердил благословение, вырван­ное некогда у него младшим братом.

Разве это возможно?...

Все может вера. Душа надменная не успокоится, а праведный своею ве­рою жив будет!¹⁰⁸⁴.

И остался Иаков один.

Мидраш говорит, что «Яаков со всей своей семьей перешел реку Ябок, а затем вернулся»¹⁰⁸⁵. Вот там он и остался один. Самую страш­ную борьбу каждый в своей жизни должен совершить один. Каждый должен пережить сказанное у Исаии-пророка:

Я топтал точило один

………………………….

Я смотрел, и не было помощника;

и дивился, что не было поддерживающего.¹⁰⁸⁶

И остался Иаков один.

Один в непроглядной тьме южной ночи. Теодицея. Боже, как Ты сможешь оправдаться в жизни моей? Как оправ­дать Тебя пред Исавом, у которого вырвал я и первородство и благослове­ние Твое? Есть ли оправдание мне? Только тогда, Боже, Ты оправдаешься во мне, если Исав, брат мой, явит благоволение свое мне. А там, недалеко, бряцают мечи его мужей-воинов. Рассеется ночная тьма, что принесет мне заря нового дня?...

И боролся Некто с ним, до появления зари.

Прекрасно подобранное русскими переводчиками слово Некто на ев­рейском языке обозначено איש (иш), то есть «муж». Так и переводят немец­кие переводчики: «ein Mann» (Лютер, Elberfelder-перевод, Иерусалимская Библия). Кто это? Кто боролся с Иаковом? Кто напал на него в его ночном одиночестве? Лучшее и надежнейшее, даже богооткровенное толкование дает пророк Осия, согласно которому Иаков боролся с Богом. Он боролся с Ангелом – и превозмог¹⁰⁸⁷. И Сам Боровшийся сказал Иакову: Ибо ты боролся с Богом¹⁰⁸⁸. Страшно и непостижимо сие – человек, и человек далеко не совершенный, боролся с Богом! Разве это возможно? Возможно или невозможно, но это было! И это не греховное противоборство Богу денницы, демонов и людей-грешников, в силу свободной воли возмож­ное. Нет, это совсем другое!

Кто же тогда Ангел, на которого указывает пророк Осия?

Это или Малъах Ягве (יהוה מלאך) – в русской Библии «Ангел Господень», яв­ляющийся, согласно св. Иустину Философу и многим, следующим его пони­манию святым отцам, явленным Богом, Логосом, Сыном Божиим¹⁰⁸⁹. Или это, согласно Мидрашам, ангел Едома, то есть Исава, – его ангел хранитель¹⁰⁹⁰. Д. В. Щедровицкий отмечает, что в иудейском предании אישים (ишим), буквально «мужи» – это один из ангельских чинов, подобно серафи­мам, херувимам, офанимам. Библейский текст, как книги Бытия, так и пророка Осии, явно заставляет склониться к первому мнению. Иаков боролся с Богом. По содержанию же своему эта борьба вполне позволяет думать об ангеле-хранителе Исава. Кстати, разве борющиеся с верующими не с Богом борются? Раз­ве гонители христиан не богоборцы? Не нечто ли подобное было и с Иаковом, боровшимся с некиим Мужем, Ангелом, Богом. Не дерзая дальше вступать в рассмотрение «механизма» этой борьбы, понимаем – Иаков с Богом боролся.

Лютая, страшная борьба. Один на один. Ночью.

Вырвавший благословение у старшего брата борется теперь еще и за его благоволение. Иначе Иаков не хочет. На меньше Иаков не согласен.

А за что борется Бог? За что борется Ангел Лица Его? За что борется ан­гел Исава? – Не дать Иакову то, что он хочет? Не много ли Иаков восхотел? Или убить его?

Тайна Божия.

Но ничто тебе, Иаков, просто так не дастся. Борясь с братом, ты родился в этот мир, и дальше бороться будешь. Авраама призвал Бог. Исаака дал Бог. А ты, Иаков, борьбою с Богом свое брать будешь. Таков твой удел. Ты запи­нал брата в рождении; ты боролся за первородство; ты боролся за благосло­вение отца; ты боролся за благоволение тобою обиженного брата; ты боролся с Богом; ты боролся за Рахиль; ты боролся за Иосифа; ты умрешь на чужби­не! А ведь и за косточки свои ты боролся, чтобы не остались там.

Таков твой удел, Иаков.

Призванный дед, богодарованный отец и вечно борющийся внук.

Малы и злы дни лет моей жизни...¹⁰⁹¹ – скажет Иаков египетско­му фараону на склоне лет (слова приведены с немецкого Elberfelder-nepeBoда, подобно и в других немецких переводах). У М. Г. Селезнева слова Иакова звучат: Это немного, и трудными были эти годы.

Трудная брань. Злая брань.

С этой бранью придя в мир, он никогда от нее не отступал.

Ни в чем не уступил никогда. Все взял сполна. И все в брани, в отчаянной борьбе.

Кто-то из любопытствующих может спросить: Как происходила той но­чью борьба Иакова с Богом? Ответим, не сомневаясь: так, как об этом знает Иаков и Бог. Иаков боролся с явившимся ему мужем, Ангелом Бога, с Богом Самим. Св. Иоанн Златоуст говорит: «(Господь) в образе человека вступает в борьбу с праведником»¹⁰⁹².

Своеобразное описание, как происходила эта борьба, имеем в Мидрашах. Там говорится, что Иаков после того, как перевел свою семью вброд через реку Иавок, вновь вернулся и тогда уже встретил человека. «Было понятно, что это пастух, поскольку у него, как и у Яакова, были стада овец и верблюдов. Он предложил Яакову переводить стада через реку вместе. Яаков согласился, и вот тут-то начались чудеса. Стада Яакова они переве­ли довольно быстро, и когда стали переводить стада незнакомца, то стали происходить странные вещи. Яаков переправил через реку несколько верб­людов, но вернувшись обнаружил, что их почему-то стало гораздо больше. И так было всякий раз – количество животных не уменьшалось, а увели­чивалось. Наконец Яаков сказал: «Ты, должно быть, волшебник; мои ста­да мы переправили без проблем, но с твоим управиться невозможно»¹⁰⁹³.

Такова была борьба. Мидраш утверждает, что то был ангел Исава. Чем больше делаешь в помощь, тем еще больше предстоит сделать, и этому нет конца.

Далее незнакомец попытался устрашить Иакова огнем. Иаков выстоял, сказав: «Мой дом, дом Яакова, называют огнем!» Мидраш толкует его слова: «Шекина, которая и есть огонь, покоится на мне и на моих потомках, ибо мы занимаемся огненосными законами Торы»¹⁰⁹⁴.

«Тогда Ангел напал на Яакова, чтобы в битве победить его физически. Борьба между ними продолжалась всю ночь, но Ангел так и не смог одолеть Яакова»¹⁰⁹⁵.

– Всевозрастающие трудности, умножающиеся по мере их преодоления;

– Таинственный огонь, вырвавшийся из земли (темная мистика);

– Физическая брань.

Ничто не могло одолеть Иакова, не одолеет и его потомков, носителей Торы. Всему этому подтверждением – вся жизнь Иакова и вся история Из­раиля. Во всем этом Иаков остался не побежден.

И боролся Некто с Иаковом до появления зари. Кончалась ночь. А борьба не кончалась. И увидев, что не одолевает его, Сей Некто коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним.

Иаков борется за то, чтобы в смертельной вражде находящийся Исав бла­гословил его.

Светало. На горизонте появилась заря. По иудейскому верованию, анге­лы в это время восходят на небеса к Богу, чтобы воздать Ему хвалу. Однако Иаков боролся с Ангелом – и превозмог!¹⁰⁹⁶.

За Ангелом – Бог. Иаков боролся с Богом, и не отпускал Его.

Тогда Боровшийся, видя, что победить Иакова невозможно, что Он не одолевает его, коснулся состава бедра его, и повредил состав бедра у Иакова. Не сокрушив дух, намерение и желания Иакова, Боровшийся с ним Муж поражает его телесно.

– Иаков, теперь ты слаб, теперь ты отстанешь от Меня! Отпусти Меня, ибо взошла заря.

Казалось, борьба окончена. Не хотел по-доброму, ты поражен физически. Угомонись! Не тебе знать пути Божии, не тебе менять Его намерения.

Но – о человек! Борьба не кончена. И, пораженный телесно, теперь на­всегда хромлющий, Иаков не отпускает Боровшегося с ним.

– Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня! – так, теряя последние силы, говорит Иаков.

– Ты хочешь силой затворить мои уста, а они взывают к Тебе и на послед­нем издыхании:

– Благослови! Благослови... Исав, ты хочешь убить меня, а ты благо­слови...

Тогда Бог (и ангел Исава) говорит этому страннику-пастуху, этому неуем­ному Богоборцу, постоянно вторгающемуся в дела Божии и людские тоже:

– Слушай, а ты кто такой? Откуда ты такой взялся? Как имя твое?

Бог знает имена людей, и Ему ли о них спрашивать? Но имя выражает су­щество именуемого. Как имя твое? – то есть, что ты за человек? Что движет тобою?

Пораженный в бедро, уязвленный всей неправдой и несправедливостью этой жизни, отвечает: Иаков. Иаков я, «Запинатель». Все делал я, Господи, чтобы получить благословение Твое. И за пяту брата своего ухватился при рождении, ведь я, а не он, жаждут Твоих благословений. Я выкупил свое первородство у того, кто не ценил его. Я хитростью своей матери получил благословение отца, и неужели для того только, чтобы в этот наступающий день быть убитым своим братом, которому до Тебя, Господи, дела нет?! Где правда Твоя, Господи?...

И сказал Боровшийся с Иаковом: Отныне имя тебе будет не Иаков, а Из­раиль; ибо ты боролся с Богом и с людьми – и выходил победителем¹⁰⁹⁷. Этой ночью, здесь, на берегу Иавока ты боролся с Богом. Ранее, Иаков, ты боролся с людьми – с Исавом и Лаваном (так поясняется в Мидраше). И выходил ты победителем! Ни Исава, ни Лавана, ни Бога ты не отпустил, пока не полу­чил своего благословения! И вот потому отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль! ישראל (Исраэль) в контексте явно прочитывается, как «Богобо­рец». Лингвисты предлагают и несколько иные прочтения этого слова, но основным так и остается «Богоборец». О, дерзновенное имя! И не человеком оно было измышлено и дано. Это имя дал Сам Бог, Бог через Ангела Своего.

– Иаков, ты хотел благословения?

– Ты его получил.

Возможно, ты хотел иного благословения. Но ты получил такое, какое по­лучил. В святой борьбе с Богом ты получаешь Божьи благословения. В свя­той борьбе с людьми ты получаешь благословение и благоволение их. Тебе иного не дано.

Прп. Ефрем Сирин: «В ту ночь явился Иакову Ангел и боряшеся с ним. Он преодолел Ангела, и сам был преодолен Ангелом, чтобы дознать чрез сие, сколько он бессилен и сколько силен; бессилен, потому что, когда Ангел при­коснулся стегну его, вышло оно из места своего; и силен, потому что Ангел рече ему: пусти мя... И Иаков просил у него благословения, научая тем, что боролись они друг с другом по любви; и Ангел благословил Иакова, показы­вая сим, что не гневается он на того, кто противостал Ему, будучи человеком перстным [из пыли земной. – Г.Ф.]»¹⁰⁹⁸.

Иаков получил новое имя, теперь он Израиль, Богоборец. И он борется до конца. Вопросил его Бог о имени – вопрошает и он Бога. Вопросил Бог о природе, внутренней сущности Иакова, боровшегося с Ним – вопросил и Иаков о имени-сущности Того, от Кого с таким трудом и борьбою ему все по жизни доставалось. Спросил и Иаков, говоря: скажи мне имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? И благословил его.

Нет, Иаков, тебе о Моем имени спрашивать не должно. Ты не можешь знать Меня. Ты не можешь знать сущности Моей. Ты боролся со Мной, ты хотел получить благословение. Ты получишь его. И благословил его Бог. Уже восходит солнце. Скоро ты встретишь брата, и будет к тебе благоволе­ние его. Ты получишь, чего хотел и на что дерзал. Не только первородство теперь твое, не только благословение Исаака, отца твоего, но и благоволение того, у кого ты восхитил все это, ожидает тебя в уже наступивший после ночи борения день.

Борьбой, Иаков, ты обрел и Божье благословение и благоволение брата. Ты – боролся за это с Богом. Ты дерзновенен, но дерзновению твоему пола­гает предел Бог. Имя Бога ты не услышишь. Ты дерзнул с Богом бороться, но что есть Бог, ты все-таки не постигнешь. Ты не услышишь Моего имени, ибо знать Меня человеку невозможно. «Держись, говорит (Бог), в назначен­ных тебе пределах и не преступай меры»¹⁰⁹⁹. Человек дерзает бороться с Богом. Он уже не только ищет получить желаемые ему благословения, но хочет разобраться и с Са­мим Богом, что Он и кто и почему так, а не иначе. На этом Бог останавливает человека. Благословение ты получишь, но дальше – предел возможного тебе. Бог не откроет Своего имени, не станет исповедоваться человеку. Имя Его – оно чудно! Вот, и хватит тебе, человече.

И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя.

אל פני Пени-Эль (Лицо Бога). Иаков видел Лицо Бога. Сам Бог говорил другому пророку, что лица Моего не можно тебе увидеть, потому что чело­век не может увидеть Меня и остаться в живых¹¹⁰⁰. Иакову не ска­зано было имя Бога – это есть то же самое, что Моисею не дано было видеть лицо Бога. Поэтому Иаков в результате своей борьбы остался жив. Однако лицом к лицу он боролся с Ангелом Бога и потому соделался хром, поражено бедро его. Не в возможности человеческой природы бороться с Богом. Одна­ко и Ангел Бога не свалил силой борющегося с Ним Иакова здоровым – Бог не ломает волю человека, не силой берет Свое. Ангел поразил бедро Иакова. Бог с любовью поражает нас ранами, преодолевая которые, мы можем все-таки получить Его благословение.

Солнце подымалось все выше и выше.

Хромая, брел после ночной борьбы Иаков.

Он шел навстречу своему брату, искавшему его убить. Но уже не смерти искал Исав. За эту ночь в душе Исава изменилось все. Одинокая борьба в ночной непроглядной тьме Иакова с Богом сменила гнев и смертельную обиду Исава на благословение. Пенуэл – «Я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя!» Настал день. И побежал Исав к Иакову навстре­чу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и плакали оба¹¹⁰¹. Братья встретились, и Иаков сказал некогда искавшему его жизни: Я увидел лицо твое, как бы кто увидел лицо Божие, и ты был благоскло­нен ко мне¹¹⁰².

В отчаянной борьбе, душа, ты борешься с Богом и людьми. Ты не согласна с тем, что родилась младшей; ты не согласна с тем, что твой отец хочет благо­словить не тебя; ты не согласна на Лию, ты хочешь иметь любимую Рахиль; ты восхищаешь у Исава, у Лавана все, что тебе надо; ты исторгаешь из рук Божиих благословение.

Ты не согласна, что оставленный тобою ни с чем Исав хочет убить тебя; ты не согласна на меньше, чем на то, чтобы он еще и благоволил тебе.

Душа, ты боролась с Богом и людьми и выходила победительницей.

Но бедро твое поражено – тебе идти навстречу восходящему солнцу, но идти, хромая.

P.S. То, что произошло с братьями Иаковом и Исавом, воспроизвелось в истории. Лютой ненавистью ненавидел Едом (потомки Исава) Израиля (потомков Иакова). Война за войной и брань за бранью. В самый страшный для Израиля день 9-го ава, когда Навуходоносор разрушал Иерусалим и свя­той храм его, тогда сыны Едома злорадно восклицали:

Разрушайте, разрушайте до основания его!¹¹⁰³

А чем все кончилось?

В 126-м году до Р.Х. Иоанн Гиркан I, первосвященник и правитель Иудеи, овладевает Едомом и идумеи, потомки Исава обращаются в иудейство. Из­раиль хромает, он лишен царства и он потеряет свой второй храм, но идумеи благоволят – и они теперь духовные чада Авраама, Исаака и Иакова. Они с потомками Израиля, они под благословением Исаака!

О, результат ночной борьбы Иакова!

Боролся с Богом и людьми и вышел победителем¹¹⁰⁴.

Был человек в земле Уц, имя его Иов;

и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен¹¹⁰⁵

Согласно приложению к Славянской Библии, опирающемуся на Сирий­скую книгу, Иов (или Иовав) жил в Авситидийской земле между Едомом и Аравией, был правнуком Исава, пятым от Авраама. Женат Иов был на ара­витянке и царствовал в одном из Едомских городов.

Библия сохранила рассказ о событиях той патриархальной древности. Про­нзительная, потрясающая глубиной, болью и дерзновением драма, случивша­яся между человеческой душей и Богом, – едва ли мир знает равную ей.

Непорочен и благочестив был Иов. Справедливый Бог щедро воздал ему – семь сыновей и три дочери; семь тысяч мелкого скота; три тысячи верблюдов; пятьсот пар волов; пятьсот ослиц; весьма много прислуги. И был человек этот знаменитее всех сынов востока¹¹⁰⁶. Потомки Израиля были далеко в Египетской чужбине. Среди диких хананейских племен набирали силу сыны Авраама – потомки Измаила (арабы), Исава (идумеи), а также сыны Лота – аммонитяне и моавитяне. И среди всех их возвышался и славился Иов.

Все было так справедливо, так понятно. Не было и не могло быть у авраамитов претензий к Богу Авраама. А потомки Иакова, вечно все каким-то об­разом прибиравшего к рукам, пусть помаются и помучаются под фараоном – все хорошо, все справедливо. Так казалось сынам Востока.

И вдруг все перевернулось.

Напали савеяне – и нет отроков, волов и ослиц.

Ниспал огонь с неба (молнии грозы) – и нет отроков и овец.

Напали халдеи – и нет отроков, нет верблюдов.

Налетел шквальный ветер из пустыни – перевернут дом, нет десятерых детей.

Неизвестно, что и откуда – Иов покрыт лютой проказой от подошвы ног и по самое темя. Он скоблит себя черепицей и сидит в пепле вне селения, вне стана нормальных людей.

Перевернулось все.

Знавшие праведника не узнали его; возвысили голос свой и зарыдали; и разодрал каждый верхнюю одежду свою, и бросали пыль над головами своими к небу¹¹⁰⁷.

Правда и праведность уничижены Богом, уничижены и поруганы.

.... нет правды на земле.

Но правды нет – и выше.

Аравитянка, дщерь Исмаилова, жена Иова говорит ему:

Похули Бога и умри!

Вариантов нет. Тебе не жить, правды Божьей нет. Не суета сует¹¹⁰⁸ все, а абсурд и полная бессмыслица! Сам ты сидишь в смраде червей, про­водя ночь без покрова, а я скитаюсь и служу, перехожу с места на место, из дома в дом... (по тексту Септуагинты).

И все это было еще не самое страшное.

Самое страшное началось, когда, молча взирая на страждущего Иова, про­сидев напротив него семь дней и семь ночей, три его друга заговорили. И что сказали они ему – пострадавшему от рук Божиих? Много, очень много ска­зали, говорили долго, но вот к чему все свелось:

Вспомни же, Иов, погибал ли кто невинный,

и где праведные бывали искореняемы?

Как я видел, то оравшие (пахавшие) нечестие

и сеявшие зло пожинают его¹¹⁰⁹

Ты очень пострадал, Иов, – значит ты очень согрешил.

Страдание – грешному!

Взвилась к небу душа Иова, взвыла! Застонало сердце, не знавшее гре­ха, за который послано бы было такое наказание. И началась борьба. Борьба праведной души с Богом, одна из самых страшных, которая когда-либо была. Теодицея, Богооправдание – возможны ли, глядя на страдания праведного Иова? Иов не знал оправдания Богу, не видел его ни в чем. Он хорошо знал жизнь земли, но не был он в мире ином, когда пришли сыны Божии пред­стать пред Ягве и между ними пришел и сатана¹¹¹⁰. Он ничего не знал о том, что было там.

И вступил в борьбу. И проклял день свой, и начал Иов, и сказал:

Погибни день, в который я родился,

и ночь, в которую сказано:

«зачался человек»!

День тот да будет тьмою

…………………………….

Ночь та, – да обладает ею мрак

…………………………….

На что дан свет человеку, которого путь закрыт,

и которого Бог окружил мраком?¹¹¹¹

Безмерно страдание, посланное ни за что. Безмерна мука от, казалось бы, благочестивых речей друзей Иова, внушавших ему – ты страдаешь весьма, значит весьма грешен!

О, если бы верно взвешены были вопли мои,

и вместе с ними положили на весы страдание мое!

Оно верно перетянуло бы песок морей!

Оттого слова мои неистовы.

И все это не просто страданья,

Ибо стрелы Вседержителя (Шаддая) во мне;

яд их пьет дух мой;

ужасы Божии ополчились против меня¹¹¹²

О, Иов – какая брань!

Я не согрешил против Тебя, Элоах (Аллах), но ужасы Твои, как ратники ополчились против меня. О, Бог – Ты страшен! Ты пустил стрелы, и они вон­зились в меня, а стрелы те – отравлены, и яд их пьет дух мой.

Хочется закрыть ладонями лицо и не видеть больше борьбы Иова с Богом.

Иов согласен:

Научите меня, и я замолчу;

укажите, в чем я погрешил.¹¹¹³

А как же обличительные речи друзей?

Иов отвечает, что он думает о них:

Вы придумываете речи для обличения?

– на ветер пускаете слова ваши.¹¹¹⁴

Ветер, пустота – слова ваши. Не указали вы, в чем я погрешил, а потому и не могу замолчать.

Крепко схватился Иов с Богом, но понимает – тщетна эта борьба.

Правда! знаю что так;

но как оправдается человек пред Богом?

Если захочет вступить в прение с Ним,

то не ответит Ему ни на одно из тысячи.¹¹¹⁵

Пред Тобой, Боже, не оправдаешься. Если и вступишь в прение с Тобою, Боже, разве Ты будешь отвечать? На тысячу моих слов Ты не ответишь ни одним. Вот и вся борьба с Тобою.

Ибо Он не человек, как я, чтоб я мог отвечать

Ему и идти вместе с Ним на суд!¹¹¹⁶

Как бороться с Богом?... И все-таки Иов продолжает:

Скажу Богу: не обвиняй меня;

объяви мне, за что Ты со мною борешься?

………………………………………………………………

что Ты ищешь порока во мне

и допытываешься греха во мне,

хотя знаешь, что я не беззаконник

и что некому избавить меня от руки Твоей?¹¹¹⁷

Некому избавить Иова от руки Божией, но он отчаянно сопротивляется нотациям своих друзей, что все бедствия не иначе как за грехи постигли его. Иову уже и подсказали, что Бог выше человека, для чего тебе состязать­ся с Ним¹¹¹⁸? Но Иов остановиться не может. Небо заволокло тучами. Начиналась буря.

Долгое молчание небес прервалось. И наконец Ягве отвечал Иову из бури и сказал¹¹¹⁹. И что же сказал? Объяснил происшедшее? Отчитался страдальцу, как сатана Ему надоедал со своими притязаниями, что бескорыст­ного благочестия не бывает, и так далее? Нет, ничего подобного. Бог вооб­ще ничего не сказал Иову. Он только спрашивал его. Вопрос за вопросом. И вопросы таковы, что Иов ни на один из них не знал ответа. Вопросы никак не касались страданий Иова и их причин. Бог спрашивал о мироздании, как Премудрый Физик: Где был ты, когда Я полагал основания земли?... Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева?... Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее?... Где путь к жилищу света и где место тьмы?... Входил ли ты в храни­лища снега и видел ли сокровищницы града? И о многом другом спрашивал Бог. Бедный Иов, разве мог он хотя что-нибудь ответить Вопрошавшему? Ведь даже тех законов физики, химии, биологии, которые мы сейчас знаем, он не знал. Да и наши современные знания разве не превратились бы в дет­ский лепет, если нас стал бы спрашивать Творец?!

Иов, ты не знаешь про море, про снег, про град – и ты состязаешься с Богом о путях Его с человеком?

И отвечал Ягве Иову из бури, и сказал:

Препояшь, как муж, чресла твои;

Ведь ты – борец со Мною!

Я буду спрашивать, а ты объясняй Мне.

Там, где мы ищем объяснений Божиих, Он просит объяснений наших.

Ты хочешь нисповергнуть суд Мой,

обвинить Меня, чтобы оправдать себя?...

О,      страшная теодицея! Человек хочет обвинить Бога, чтобы оправдать себя! И дальше Бог говорит Иову о каких-то невероятных двух чудовищах – земном и морском, о бегемоте и левиафане, по сравнению с которыми столь ничтожны известные нам бегемоты и крокодилы.

И опять все без объяснений.

Христиане думают при этом о двурогом звере, выходящем из земли¹¹²⁰ и о семиглавом звере, выходящем из моря¹¹²¹ – о лжепророке и антихристе, в которых в конечные дни сосредоточится вся сила зла, вся сила дракона, древнего змия, сатаны¹¹²².

Концы с концами сомкнулись. От сатаны, представшего пред Богом, на­чались страдания Многострадального Иова – на слугах сатаны лжепророке и антихристе в великой скорби¹¹²³ все и кончится. Но Иов слышит не о них, а только о каких-то странных бегемоте и левиафане. Если он не мог ответить о море, воде и граде, то тем более об этих, он вовсе не знает ничего. Да и не видел он ничего подобного¹¹²⁴.

Чем ответил Иов – Богоборец вопрошавшему его Богу?

Теперь уже не борьбой.

Ответил покаянием.

И отвечал Иов Ягве (Господу), и сказал:

Я знаю, что Ты все можешь,

я не знаю ответы на твои вопросы, но знаю, что Ты все это можешь,

и что намерение Твое не может быть остановлено.

Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея?

– Так я говорил о том, чего не разумел,

О делах чудных для меня, которых я не знал.

…………………………………………………..

Поэтому я отрекаюсь

И раскаиваюсь в прахе и пепле.¹¹²⁵

Иов закончил борьбу покаянием за то, что в нее вступил. Он больше не Богоборец, он – смиренно приемлющий Провидение Божие, Он больше не пытает Бога. Не зная, за что ниспослано страдание, так и не узнав, он при­емлет дела Божии, чудные для него и непостижимые. Он приемлет Бога и не нуждается в Его объяснениях. С какой готовностью он согласился бы с Аввакумом, что душа надменная не успокоится, а праведный своею ве­рою жив будет¹¹²⁶!

После покаяния Иова так кстати было бы похвалить друзей Иова за их но­тации и нравоучения, что за грехи посылаются скорби. Но ведь нет! О, чудо! Горит гнев Бога на Елифаза Феманитянина (из Фемана, городка Едомского) и двоих друзей – Вилдада и Софара. Они должны принести жертву за себя, а Иов должен помолиться за них Богу, ведь они говорили о Боге не так верно, как раб Его Иов¹¹²⁷. Потрясающе! Богоборчество Иова было угод­нее Богу, чем благочестие его друзей. Почему?

– Почему?

Иов был предельно искренен и не мог неправду мира назвать правдой, а начетничество его друзей вполне им это позволяло. Богоборчество Иова было приятней Богу, чем лжесмирение и лжеправедность его друзей. Не по закону кармы устроен этот мир, не по закону преступления и возмездия только, а по непостижимым путям Промысла Божия.

Бог от Фемана грядет¹¹²⁸, но не чрез Елифаза Феманитянина, лжеправедного друга Иова. В земле потомков Исава, на горе Сеир, прав­нуку Исава – Многострадальному Иову пришел Бог от Фемана. Пришел в буре страданий. Пришел, задавая вопросы из бури. Пришел, приняв лице Иова¹¹²⁹. Пришел, возвратив потерю Иова. Иов попросил за дру­зей, а Ягве Бог дал вдвое больше, чем имел прежде, самому Иову. У Бога Свои пути. А человек – то борется с ними, то, раскаиваясь, стихает...

Моисей – великий Боговидец, великий пророк, великий вождь Израиля; но Моисей и великий святой Богоборец. Святое богоборчество и соделало Моисея ходатаем Синайского Завета между Богом и народом Израильским.

Прошло уже сорок дней, как Моисей ушел на вершину Синайской горы. Народ отделен от горы Божией чертой, через которую никто под страхом смерти не смел переступить. И тогда народ не выдержал и произошел грех. Изготовлен из золотых украшений телец. Аарон и народ Божий приносят всесожжения, заколают мирные жертвы, едят, пьют и играют вокруг тельца. Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!¹¹³⁰ – таково ликование колен Израильских.

А в это время Моисей сорок дней не ел, сорок дней не пил на вершине горы во мраке, где Бог говорил с ним и являлся ему.

Боговидец на горе, богоотступники под горой.

И сказал Ягве Моисею: ...оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя.¹¹³¹

– Моисей, не держи Меня, оставь. Я спешу во гневе истребить сей народ! Он не достоин Меня. Жестоковыйные, они уже нарушили первые заповеди Мои. Они никогда не исполнят и ничего иного!

А ты, Моисей, будешь не только Законодатель, их уничтожу, а от тебя произведу многочисленный народ! Ты будешь новый Авраам. От тебя будет народ Мой и чрез тебя ему Мой закон!

Моисей был на вершине горы. Авраам и Моисей в одном лице – у кого бы не вскружилась голова? Но Моисею это было не нужно. И он вступил в борьбу с Самим Богом, славу Которого он видел, голос Которого слышал, лицом к лицу Которому предстоял! Это тайна святости, которая выше вся­кой святости.

Моисей заступился за свой согрешивший народ. Он не отпускает Бога и не спускается сам. Там, на горе – схватка (брань) первая.

– Не удерживай Меня, и Я истреблю их, и изглажу имя их из подне­бесной; а от Тебя произведу народ больше, сильнее и многочисленнее их¹¹³²!

Крепко держит Моисей Бога, не пускает Его туда вниз, удерживает гнев Его.

Моисей стал умолять Ягве, Бога своего. Ягве – личный, свой Бог Моисея, пророк знает его. Умоляет Моисей: Да не воспламениться, Ягве, гнев Твой на народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою, чтобы египтяне не говорили: «На погибель Он вывел их, чтобы убить их в горах и истребить их с лица земли». Отврати пламенный гнев Твой и отмени погубление народа Твоего. Вспомни Авраама, Исаа­ка и Израиля, рабов Твоих, которым клялся Ты Собою, говоря: «Умно­жая умножу семя ваше, как звезды небесные, и всю землю сию, о которой Я сказал, дам семени вашему и будут владеть ею вечно».¹¹³³

Еще на горе во время видений Моисей видел славу Ягве, Бога своего, как огонь поядающий¹¹³⁴. И страшно ему стало, что этот огонь скатит­ся с горы, как шаровая молния, и испепелит, истребит его народ. Когда-то, придя в возраст, он отказался называться сыном дочери фараоновой и луч­ше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение¹¹³⁵. Моисей беспредельно любил свой народ, всю славу Египта отдал ради страданий с народом Божиим. И теперь этот народ должен погибнуть?! – Нет, это невозможно! И Моисей стал между разгне­вавшимся Богом и Его народом. Моисей умоляет Ягве Господа, приводя Ему три аргумента.

Во-первых, Господи, Ягве Боже – ведь это народ Твой! Неужели Ты по­губишь Свое? Они согрешили, Господи, но они Твои, вот такие, какие есть. Они пляшут вокруг тельца, но ведь не телец их избрал, а Ты, Господи. Это Твои, Твои избранники.

Во-вторых, неужели, Господи, Ты вывел их из земли Египетской силою великою и рукою крепкою только для того, чтобы египтяне-идолопоклонники, десять раз сердце свое против Тебя ожесточившие, посмеялись, что Ты вывел Свой народ на погибель в горах, чтобы истребить их с лица земли. Это было бы досадное, нелепое посмешище идолов над Богом Живым, египтян – над народом Божиим! Это будет хохот утопленных в Чермном море над по­гибшими в Синайских горах.

И, в-третьих, о Адонай, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, вспом­ни, как Самим Собою, не имея никого иного, Ты клялся праотцам нашим, что умножишь, как звезды небесные семя их и отдашь потомкам их землю Ханаана. Моисей при этом, возможно, и взглянул в глубину ночного неба над вершиной Синайской горы. И что же? Где Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Израиля? – Его нет! Он теперь только Бог Моисея. Семя Авраама, Исаа­ка, Израиля исчезло – его нет. Останутся только потомки Лота, Исмаила-Презорливого, Исава-Пренебрегшего всем. Останутся только те, кому Он, Ягве Бог вовсе и не нужен. Не исполнятся обетования, данные отцам. Нару­шится клятва Бога, да и где будешь Ты Сам, Господи Боже, ведь клялся Ты Собою?!...

Страшный борец стоит перед Богом.

И отменил Ягве зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой.¹¹³⁶

Победа!

Народ Израильский не сгинет в Синайских горах.

Народ Израильский будет жить.

Это была великого Моисея брань первая.

Со скрижалями в руках он спускается к народу. Он знает – народ будет жить. А то, что Моисей увидит, вызовет теперь уже не гнев Божий, а гнев его. Он увидит пляски вокруг золотого тельца. Молниеносная вспышка гне­ва пророка – и скрижали Завета разбиты вдребезги под горой. Их уже не соберет никто никогда.

Однако этим дело не обошлось. Понадобилась и брань вторая.

Золотой телец сожжен, стерт в прах, прах рассеян по воде. Левиты посвя­тили руки свои Ягве Богу, поразив острием меча около трех тысяч человек. Пролилась кровь за грех. Бог отменил зло, которое хотел навести на народ Свой, истребив его в горах полностью. Но простил ли Он грех народу? Что ожидает израильтян впредь? Разбредутся ли Богом забытые племена по го­рам и пустыням, растворившись в водовороте племен и языков, скоро уподо­бившись прочим племенам идолопоклонников, – или все-таки, прощенные Богом, они войдут в Обетованную Землю, унаследовав обетования и благо­словения отцов? И понял Моисей, что борьба еще не кончена.

На другой день сказал Моисей народу: вы сделали великий грех. Итак, я взойду к Ягве, не заглажу ли греха вашего. И возвратился Мои­сей к Ягве (скорее всего на гору) и сказал: О! народ сей сделал великий грех: сделал себе золотого бога. Прости им грех их. А если нет, то из­гладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал. Ягве сказал Мои­сею: того, кто согрешил предо Мною, изглажу из книги Моей. Итак, иди, веди народ сей, куда Я сказал тебе. Вот, ангел Мой пойдет пред тобою, и в день посещения Моего Я посещу их за грех их.

………………………………………

И сказал Ягве Моисею: пойди, иди отсюда ты и народ, который ты вывел из земли Египетской, в землю о которой Я клялся Аврааму, Иса­аку, Иакову, говоря: «Потомству твоему дам ее». И пошлю пред тобою ангела... (И введет он вас) в землю, где течет молоко и мед; ибо Сам не пойду среди вас, чтобы не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный...¹¹³⁷

Уже пред кончиной своей Моисей вспоминал вслух всего своего народа:

И вторично повергшись пред Ягве, молился я, как прежде, сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил, за все грехи ваши, которыми вы согрешили, сделав зло в очах Ягве (Бога Вашего) и раздражив Его

…………………………………………………….

И повергшись пред Ягве, умолял я сорок дней и сорок ночей, в кото­рые я молился; ибо Ягве хотел погубить вас...¹¹³⁸

Бывает, капризный, раздосадованный ребенок отказывается от еды, от иг­рушек, от всего, добиваясь своего. Родители не могут на это больше смотреть и сдаются. Моисей повергся на землю пред Богом, не ест, не пьет и не согла­сен на то, чтобы народ его отвергнут был Богом. Если так, – стонет и взывает Моисей, – то и я ничего не хочу. Вычеркивай меня, Ягве Господи из книги Своей. И я не хочу блаженства Твоего, если лишен его будет народ сей. Да, Господи, они сделали великий грех, они сделали зло в глазах Твоих, они раз­дражили Тебя – но прости их, иначе и меня изгладь из памяти Своей...

И сорок дней, повергшись, лежал пред Богом; и не ел, и не пил...

Как капризное святое дитя Божие.

Бог не смог смотреть на такое!

Бог не смог отказаться от Моисея, Он не согласен изгладить его из книги Своей. Вот прием страшной борьбы, в которую вступил Моисей. И Моисей побеждает. Бог говорит Моисею: Того, кто согрешил предо Мною, изгла­жу из книги Моей, тебя – нет, никогда! Итак, иди, веди народ сей, куда Я сказал тебе, в землю, где течет молоко и мед. Вот, ангел Мой пойдет пред тобою,... ибо Сам не пойду среди вас, чтобы не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный...

Моисею не надо больше, постясь, лежать пред Богом! Он загладил грех народа пред Богом. Народ будет жить! Народ не будет изглажен, вычеркнут из книги Божией! И он, Моисей, поведет их дальше; он приведет их в зем­лю, где течет молоко и мед, в землю, которую Бог обещал Аврааму, Исааку, Иакову (Израилю). Земля, где течет молоко и мед, она будет землей Израи­ля (Эрец Исраэль), а вовсе не его только, Моисея, потомков. Поразительная победа дерзновенного Синайского богоборца.

А радоваться Моисею еще рано. После первого восторга, что народ Изра­ильский не будет уничтожен, не будет изглажен из книги жизни у Бога и вой­дет в Обетованную Землю, где течет молоко и мед, пророк начинает осмысли­вать слова Божии о том, что Он, Ягве, с народом не пойдет. Присутствие (Шекина) Божье опасно для народа. В случае очередного греха Поядающий Огонь Божественного правосудия испепелит их. Лучше народу, если Бога с ними не будет. Пусть служебная сила Божия, ангел Его, ведет теперь народ дальше.

И понял Моисей – без третьей брани не обойтись. Что же получается? – и народ будет сохранен, и в землю Ханаанскую войдет, и не плохо там будет (как ни как, а молоко и мед текут), а дальше что? А ничто! С народом Израильским не идет Бог – значит это не Божий народ, а так, одно из племен-языков на зем­ле. И что будет скиния? – Так, пустой шатер, религиозная забава. В скинии не будет Шекины – Присутствия Божия. Просто палатка с коробкой, в которой будут содержаться каменные плиты с хорошими, но мертвыми письменами.

Так дело не пойдет. Как упрямый и настойчивый в своих желаниях ребе­нок, Моисей – опять к Богу. Как будто не расслышавший толком слова Гос­подни, Моисей сказал Ягве:

Вот, Ты говоришь мне: «Введи народ сей», а не открыл мне, кого по­шлешь со мною, хотя Ты сказал: «Я знаю тебя по имени, и ты приобрел благоволение в очах Моих»...¹¹³⁹

Моисей не говорит, что Бог пошлет народу ангела вместо Себя, он, как будто ничего не слышал об этом. Как же Ты говоришь, что знаешь меня по имени, что благоволишь мне, а кто пойдет со мной – не говоришь! О, святая хитрость!

Сможет ли после таких слов бесконечно любящий Моисея Бог сказать ему: «Нет, Я не пойду с тобою. Вместо Себя пошлю ангела!» Мудрый Моисей не сказал:

– Кого пошлешь с народом,

а спрашивает:

– Кого пошлешь со мною?

Что отвечать Богу на это?

А Моисей идет дальше:

Итак, если я приобрел благоволение в очах Твоих, то молю: открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя, чтобы приобрести благоволение в очах Твоих¹¹⁴⁰

– Ты благоволишь мне, и я хочу знать Тебя Самого, а не ангела вместо Тебя. Я хочу иметь благоволение в очах Твоих. Твой ангел не может мне за­менить Тебя Самого! Я с Тобою хочу!

Что Богу на это ответить Моисею?

А Моисей не унимается и дерзновенно дальше говорит Богу:

– И помысли, что сии люди Твой народ.¹¹⁴¹

– Ангел-хранитель есть у всех народов. Ведь когда Всевышний (Эль Элион) давал уделы народам... тогда поставил пределы народов по числу ан­гелов Божиих¹¹⁴². Твой ангел, Господи, не может отличить народ сей от других народов, а ведь вспомни, что сии люди – Твой народ! Кто же пойдет с ним?

И дальше – запредельное со стороны Моисея:

– Если не пойдешь Ты Сам с нами, то и не выводи нас отсюда.

С ангелом мы не пойдем. Некуда и незачем. Если Ты с нами не пойдешь Сам, то оставь нас здесь в этой безжизненной пустыне. Здесь и сгинем.

О,      дерзновение Моисеево! Только что просил, чтобы Бог не уничтожил народ, чтобы вывел его отсюда в Землю Обетованную, а теперь, получив все это от Бога, ставит Ему же условие! Это условие беспредельной любви и верности, а не дерзости. Моисей не хочет оставить народ без Бога. Он хочет только по самой верхней планке: сии люди – народ Бога.

И сказал Моисею Бог:

– Сам Я пойду и введу тебя в покой.¹¹⁴³

Борьба кончилась, иссякла.

Третья брань завершилась.

Во всем уступил Бог.

Величие Моисея не достигло того, что сулил ему Бог, но народ Моисея остался Божьим. Остался Божьим даже тогда, когда хотел отказаться от него Сам Бог. А боровшийся с Богом на Синае стал ходатаем Завета Бога с народом Израильским. Теперь он сможет сказать о грядущем Христе народу своему: Пророка..., КАК МЕНЯ, воздвигнет тебе Ягве, Бог твой¹¹⁴⁴. Они подобны, их двое – ходатаи пред Богом за грех народа, подлежащего истреблению.

– Моисей и Христос, ходатай Ветхого Завета и Ходатай Нового.

... По безжизненным пустыням Синайской земли медленно передвигался народ: мужи, жены и дети. Перед ними шел с посохом пастух, а с ними шел Бог, слава Его в столпе облачном днем и огненном ночью.

А бывает и иначе.

Бывает, когда некому бороться с Богом и обрушиваются потоки гнева Бо­жия. Ко временам пророка Аввакума крайне онечестилась земля Иудейская и жители святого града Иерусалима. От Вавилона неслись всесокрушающие орды халдеев. Тогда разрушены были стены Иерусалимские и пал святой город.

В земле Халдейской, при реке Ховаре, была рука Ягве-Господа на священнике-пророке Иезекииле. И было к нему слово Ягве:

Сын человеческий! скажи ему (дому Израиля и граду Иерусалиму): ты – земля неочищенная, не орошаемая дождем в день гнева! Заго­вор пророков ее (речь о царских лжеуспокоителях) среди нее – как лев рыкающий, терзающий добычу; съедают души, обирают имущество и драгоценности, и умножают число вдов. Священники ее нарушают за­кон Мой и оскверняют святыни Мои, не отделяют святого от несвятого и не указывают различия между чистым и нечистым, и от суббот Моих закрыли глаза свои, и проливают кровь, губят души, чтобы приобрести корысть. А пророки ее все замазывают грязью, видят пустое и предска­зывают им ложное, говоря: «Так говорит Ягве Бог», тогда как не гово­рил Ягве. А в народе угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного, и нищего, и пришельца угнетают несправедливо.¹¹⁴⁵

Таково было состояние Иерусалима. Священники, призванные освящать народ, оскверняют святыни. Пророки, призванные возвещать слово Ягве-Господа, говорят пустое и от лица Господня говорят в угоду царям не сказан­ное Господом. Цари и князья, как волки, корыстно похищают добычу и про­ливают кровь. В народе угнетают друг друга, притесняют бедных и обижают пришельцев.

И наступил день гнева. Халдейскими ордами выплеснул Бог гнев Свой на Иерусалим. Уже пробита стена его, зияет пролом, в который ринутся сейчас несущие гибель святому городу, а Ягве еще раз оглядывает всех, смотрит...

Искал Я у них человека, который поставил бы стену и стал предо

Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил ее, но не нашел.¹¹⁴⁶

Господь во гневе уже разрушает Иерусалим. В стене – брешь, пролом... А вдруг, как когда-то Моисей, найдется кто-нибудь (Иеремия? Аввакум? Се­декия?) и выставит пред Богом стену, станет в проломе и не пустит Его! Это был последний шанс Иерусалима, храма Соломонова и всего дома Иудина. Сам Ягве Бог ждет его, устремляет взор Свой в пролом стены...

Стена пробита, халдейские воины подбегают вооруженные к пролому, а в проломе никто не появляется. Защитной стены нет. Пролом открыт. Хал­деи уже в городе. Катастрофа. Потоки гнева Божия через неприкрытый про­лом растекаются по городу...

Святой Богоборец не нашелся. Второго Моисея не было.

Итак изолью на них негодование Мое; огнем ярости Моей истреблю их; поведение их обращу им на голову, говорит Ягве Бог.¹¹⁴⁷

Как часто Божий гнев обращался на головы согрешивших, потому, что не находилось Богоборца, вставшего в пролом за наказуемых, а может и помо­литься было некому за них.

А второй Моисей нашелся. Позже, намного позже. Иудеи совершили свой самый большой грех. Мессия Израиля пришел к своим, и свои Его не приня­ли¹¹⁴⁸. Не приняли и распяли. За нечестие аввакумовых времен иудеи были уведены в плен на семьдесят лет. За этот грех были рассеяны по всему миру на девятнадцать веков. Храма же нет по сей день и Иешуа га-Машиах, Христос-Мессия не принят. Благодать Божия, Шекина ушла к язычникам, к народам всего мира. А что же иудеи, народ Божий?

Израиль, искавший закона праведности,

Не достиг до закона праведности

………………………………………….

Израиль, чего искал, того не получил;

избранные же получили, а прочие ожесточились.¹¹⁴⁹

И что же теперь?

А теперь обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вени­аминова, еврей от евреев, по учению фарисей¹¹⁵⁰, некогда рав­ви Шаул (Савл), а теперь Павел, апостол язычников произнес пред Богом и всею церковью страшные слова. Эти слова запечатлены в Послании к церк­ви, «председательствующей в столице области Римской... и первенствующей в любви, Христоименитой, Отцеименитой»¹¹⁵¹. Святой апостол возвышеннейшими словами, истор­гнутыми из искреннего и пламенного сердца, восклицает. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни бу­дущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во ХРИСТЕ ИИСУСЕ, Господе нашем!¹¹⁵². Ни рай, ни ад; ни земная жизнь, ни вечная; ни земные силы, ни небесные; ни смерть, ни жизнь и никакая тварь не может отлучить апостола Павла от люб­ви Божией во Христе, от Самого Иисуса Христа. Ради Иисуса Христа Павел от всего отказался, а ему было от чего отказаться, и все почел за сор, лишь бы приобрести Христа!¹¹⁵³. И вдруг что мы слышим? Что читает чтец церкви Римской?

Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть израильтян, которым принадлежат усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение и обетования, их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь.¹¹⁵⁴

Что это? Тот, кто только что зарекался, что ни небо, ни земля, ни преис­подняя не могут отлучить его от Христа, уже готов сам от Него отречься из патриотических чувств любви к своему народу? Нация выше Христа?! Что ж он с ней не остался, а ушел к другим народам, исходив всю империю от востока до пределов запада?

Ум запутывается, читая Павла, да и как что-либо понять, слушая дерзно­венные речи святых богоборцев? Один просит Бога, чтобы вычеркнул, из­гладил его из Своей книги; другой сам желал бы быть отлученным от Христа. И все за братьев своих. Что это?... Это то, что за гранью разума, что в море любви.

Апостол понимает необычность и неудобоваримость того, что он хочет сказать; того, что им движет. И поэтому предваряет свои слова утверждени­ем, что истинно то, что он говорит; он не лжет. Он не красуется, а говорит по совести, а совесть его в Духе Святом. Все именно так, как он говорит, и это свято.

Что же происходит?

У апостола великая для него печаль, у него непрестанное мучение сер­дца за свой народ, за братьев, родных ему по плоти. Его народ искал закон праведности (один Аввакум чего стоил!) и не достиг его; его народ чего ис­кал, того не получил и находится в ожесточении. И это на фоне того, что, как плавится воск, так сердца язычников принимают благодать Христову. Что же происходит? Что будет?... Неужели погибнет его народ? Да что его! – Божий народ. Разве такое может быть? Разве такое должно быть? Ведь не иному кому, а им, израильтянам, принадлежит усыновление! Кому же было сказано: Когда Израиль был юн, Я любил его, и из Египта вызвал сына Мо­его¹¹⁵⁵? Разве не Израилю была дана слава Ягве, разве не в Израи­ле был шатер Присутствия Единого и Незримого? Разве не с Израилем был заключен завет у Синая и позднее с Давидом о царстве? Разве не Израиль получил Тору; разве не ему даны были законоположения? Разве тысячеле­тиями не в Израиле только было истинное богослужение Богу Единому? Разве не праотцам Израиля даны неложные обетования? Разве не принадле­жат они их потомкам из рода в род? А чьи отцы Авраам, Исаак, Иаков – разве не родных по плоти, не братьев Павловых? И разве не от Иуды Христос по плоти, сущий над всеми Бог? И что? Все это тщетно? Все насмарку? Все языческим народам на глумление? Все, как во времена Моисея, чтобы с из­девкой говорили: Ягве не мог ввести их в землю, которую обещал им, и, ненавидя их, вывел Он их, чтоб умертвить в пустыне¹¹⁵⁶! Тогда Моисей отвел эту участь от народа и эти нарекания в адрес Бога Израилева. А теперь что? После отвержения Мессии-Христа это должно сбыться?...

И мучительная боль в сердце Павла, мучительная боль и великая печаль.

И тогда Павел повторяет подвиг Моисея.

Моисей готов, чтобы имя его изглажено было из книги жизни, из кни­ги Божией. Павел готов быть отлученным от Христа, он уже желает этого. Пусть сгинет он, Павел, пусть отлучат его от Христа, Которого он возлюбил превыше всего, превыше себя самого. Он готов не иметь ни своих мыслей, ни чувствований своих. Он хочет, чтобы в нем был ум Христов¹¹⁵⁷, а не собственный; он хочет, чтобы в сердце были те же чувствования, какие во Христе¹¹⁵⁸, а теперь что? А теперь отлучен от Христа. То, что не смогли сделать ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни вы­сота, ни глубина, ни другая какая тварь, то смогла сделать любовь к родным по плоти. Пусть спасутся они, пусть со Христом будут они – ради этого он готов остаться без возлюбленного им Христа! Кто может постичь эту бездну любви Павловой?!...

А св. Иоанн Златоуст высказывает мысль и еще более дерзновенную. Па­вел желает быть отлученным от Христа не только за народ свой, и даже не столько ради них, сколько за Самого Христа!

«– Почему же желаешь быть отлученным, домогаешься отчуждения и та­кого разрыва, после которого другой уже и не возможен?

– Потому что сильно люблю Его! – отвечает Павел.

– Как это, каким образом, объясни нам; ибо слова твои походят на загад­ку?»¹¹⁵⁹.

Далее св. Иоанн Златоуст размышляет таким образом, что, как во времена Моисея, если Бог погубил бы израильтян в Синайских горах, то египтяне сказали бы: Ягве не мог ввести их в землю, которую обещал им...¹¹⁶⁰. Нареканию подвергся бы не столько народ, как Сам Бог их. Так и теперь. Мессия пришел к Израилю, к своим, а свои не приняли Его. Ведь говорил Иисус: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева¹¹⁶¹. Усыновление Божие, слава, заветы, законоположения, богослужения, обето­вания, отцы, Сам Христос во плоти – все прахом! Ничто не сбылось, ничто не помогло. И что же это за такой Христос? Что за такой Бог? – такие наре­кания неизбежны. Нет, Павел этого терпеть не может! Лучше пусть он, Па­вел, сгинет, – его особо никто и не вспомнит, но чтобы такая хула не пала на возлюбленного его Христа! Такого быть не должно!

Любовь желает обладать, но еще более готова отдать себя.

Апостол Павел хочет Христа, но Христа любит больше себя. И народ свой тоже любит более себя. За Христа, за славу и честь Его, за родных по плоти, готов быть отлучен от Христа.

Павел, ты страшен в любви своей. Ты – второй Моисей. Святой Богобо­рец церкви Христовой.

И что? Каков результат этой самоотверженности Павловой?

Ради Павла, или не ради Павла, – об этом ничего не говорится в Писании, – но результат известен. Завершая свои размышления о судьбах израильского народа, которые апостол начал с дерзновенной готовности быть отлученным от Христа¹¹⁶², он пишет так:

Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, – ...что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так ВЕСЬ ИЗРАИЛЬ СПАСЕТСЯ!¹¹⁶³

Израиль спасется! Пусть не через его, Павлову, проповедь, не через пропо­ведь Петра, но настанет день и Израиль спасется! Устами последнего изра­ильского пророка Малахии Бог отвечает Павлу:

– Нет, ты не будешь отлучен от Христа!

А родные твои по плоти?

И они тоже.

Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Ягве, вели­кого и страшного. И он обратит сердца отцов (израильтян) к детям (хрис­тианам) и сердца детей к отцам их, чтобы Я, придя, не поразил земли про­клятием¹¹⁶⁴.

Вот достойный итог Павловой борьбы, его великой печали и непрестан­ного мучения сердца его. Он, Павел, не будет отлучен от Христа, как и неког­да Моисей не был вычеркнут из книги жизни. Ему, Павлу, готовится венец правды¹¹⁶⁵ в День оный, а вознесенный на огненной колеснице про­рок будет послан к народу Павла, к родным его по плоти, и тогда остаток Из­раиля весь спасется! Бог начал – Бог и завершит, но чтобы это случилось, ну­жен пламень Илии и нужно нежное, страждущее сердце не менее огненного Павла, его страшная готовность быть за родных отлученным от Христа; быть отлученным от Христа ради славы бесконечно любимого им Христа. Если не погрешительно будет сказать, то перед таким Павлом Христос устоять не мог. И те, кому Христос оставил дом пустой¹¹⁶⁶, будут спасены!

Повесть древняя, но вечно новая.

Это повесть о том, как верующая мать борется за своего погибшего сына. Сына, которому не нужны ни Бог, ни благочестие. Сына, которого, может быть, уже и Сам Господь Бог оставил, но которого не может оставить мать.

Так было. Так есть. Так будет, пока день сменяется ночью, а ночь сменяет­ся днем; пока стоит мир.

Это было на северном берегу Африки. Это было 13-го ноября 354 года в небольшом городке Тагасте. В то время это была Римская колония, куда римская культура внесла свой суровый воинский закон и распущенность нравов. А еще в Тагасте в то время было уже и много христианских церквей и, как водится, ересей – донатистов, ариан, манихеев.

Родился Августин. Его отец Патриций поклонялся богам, а Моника, мать, была усердной христианкой.

«Патриций взбежал по ступенькам террасы и, стараясь не шуметь санда­лиями, приоткрыл дверь. Моника поманила его рукой. На широком ложе, среди тонкой белой материи, он разглядел розовое личико ребенка.

– Он улыбнулся, – прошептала Моника, замерев от счастья.

……………..

Он начал ходить и лепетать первые слова под ласковыми взорами матери и няни. В доме этот крошечный пришелец занял главное место, начиная со слуг и кончая самим отцом, все стремились угодить ему и побаловать его.

…………….

Счастливая мать гордилась своим красивым, здоровеньким, умным ма­леньким сыном, но не забывала она и о его духовном развитии. Несколько раз в день она складывала ладони его ручонок и говорила ему слова молитвы. Имя Господа Иисуса Христа стало одним из первых, выученных им. Путаясь в словах, он повторял за матерью молитвы, и она, счастливая и гордая, по­крывала его личико поцелуями».

По обычаю того времени ребенка не крестили, а только осенили крестным знамением его лоб и дали щепотку соли, занеся в список оглашенных.

«Страстная натура (Августина, ставшего уже отроком) с увлечением от­давалась удовольствиям... Это привело к тому, что Августин научился лгать учителям, чтобы избежать наказаний, красть дома из кладовой фрукты и печенье, чтобы давать их товарищам за решенные для него задачи (Авгус­тин очень не любил математику, она была ему скучна), но хорошая память и красноречие выводили его часто из затруднений [выкручивался! – Г.Ф.]: наказания стали редки, учителя были им довольны.

Августина влекло к театру. Он не пропускал ни одной постановки, повто­рял представления перед товарищами, подражая игре артистов.

……………….

Мать инстинктивно чувствовала и понимала всю сложность натуры стар­шего сына: для таких, как он, не бывает середины. Он станет святым, или...

– О Боже, помоги ему, – шептала Моника при одной этой мысли, – падет низко, и в своем падении увлечет многих за собою.

Она стала его матерью по плоти, она же должна стать матерью его духов­ного «я» [Это для нее очевидно. Родив ребенка, она ни при каких обстоятель­ствах не готова согласиться, чтобы он погиб. – Г.Ф.].

В детстве было легко взять сына на колени, заставить сложить рученки и повторять за собою слова молитвы, теперь он – подросток и постепенно ускользал от ее влияния. Она видела его только урывками. Школа, театр, товарищи отвлекали Августина, он редко бывал дома. Когда же случа­лось ему быть свободным, то отец и сын находили о чем поговорить друг с другом, и она слышала их шутки, хохот Патриция и звонкий, немного смущенный, смех мальчика. [Изначально грех смущает отроческую душу, потом – шаг к греху, который позволяют себе взрослые, и совесть исчеза­ет в дымке уходящего детства. Вот она – взрослая жизнь, в которой так многое можно! – Г.Ф.].

Моника искала помощи, как всегда, свыше [От детства и детской невин­ности осталась только благочестивая мать. – Г.Ф.]. Августин стал главным предметом ее молитв, они становились все продолжительнее, все жарче. Вместе с тем вера ее укреплялась – Господь не откажет ей спасти душу лю­бимого сына. Ее материнская любовь восторжествует над опасностью, угото­ванной силами ада, и тот же материнский инстинкт подсказывал ей, что опас­ности будут, и действительность оказалась страшнее ее предположений...

…………………….

Августин провел год в безделье.

Жизнь... разбудила в нем спавшие до того инстинкты и его огненный темперамент жаждал любовных приключений. Отец был доволен, что сын становится мужчиной, а Моника беспокоилась. [Как часто отцам нравится первый раз закурить с сыном, выпить водки, поговорить о любовных похож­дениях! – Г.Ф.]. Она позвала Августина в свою комнату и наедине серьезно поговорила с ним о целомудрии, об его молодости, о предстоящей карьере, просила избегать чужих жен, избегать водоворота, в который он может лег­ко попасть, но Августин лишь посмеивался. Жизнь, казалось ему, рассыпала перед ним, победителем, свои лучшие дары. Собственные пробуждавшиеся силы опьяняли, опасения и страхи матери только смешили.

Моника скорбно отпустила голову. В первый раз ее сын высмеял свою мать.

…………………….

Прежнего мальчика, порывистого, увлекающегося, но ласкового и нежно­го, она уже в нем не находила. На его месте оказался другой, в котором не­льзя было отыскать следов детской набожности и ее наставлений.

…………………….

Он хвастался своими действительными или воображаемыми победами перед товарищами и матерью. Это заставляло ее страдать еще более. Он на­смехался над ней и над ее опасениями, дразнил своей испорченностью, часто преувеличивая ее, и следил, насколько это огорчало мать, но в глубине души презирал себя, уважал и любил ее, зная и чувствуя, что она молится за него, борется за его душу.

Это было самое дикое и безалаберное время его жизни...».

Августин уехал в Карфаген.

«В это время Августин действительно закружился в жизненном водово­роте... Началось его «иго греха»... Трясина засасывала, а ему еще не было де­вятнадцати лет!»

Моника приехала к сыну в Карфаген в его отсутствие. И вот он пришел. «Ввалившиеся глаза на осунувшемся лице сына избегали ее взгляда. ...На­пряженные нервы Августина не выдержали ее ласкового взора, слезы пока­зались на его глазах:

– Мама!... Только что родился мой сын, сын греха».

Августин пал. Он теперь блудник.

За падением – падение. Августин впал в ересь манихейства. Он теперь – еретик.

«Монике казалось, что весь мир внезапно полетел в бездну... Мысли бежа­ли, путаясь в ее пылающем мозгу.

Ее сын, ее любимец... Она прощала ему насмешки; она приняла малютку Адеодата – его «сына греха»; она жила для него... но Бог для нее был выше всего, выше своего собственного сердца».

Надломленная Моника, внезапно решительно выкрикивает Августину:

«– Вон, вон, из моего дома! В нем нет места для еретиков!

………………………………….

Моника плакала по нем, как по умершем».

В невероятных и нестерпимых муках о сыне Моника идет к епископу. «Разговор со святым старцем ее утешил. Епископ убедил ее предоставить все времени... Провожая Монику, умудренный годами и святой жизнью, епископ добавил:

– Бодрись, дочь моя. СЫН СТОЛЬКИХ МОЛИТВ НЕ ПРОПАДЕТ».

Эта была победа. Еще долго Августин будет блуждать по греховным путям сего мира и ересей, но он уже вымолен – дитя стольких молитв погибнуть не может! Такова была страшная борьба матери за сына пред Богом. Блудники и еретики Царства Божия не наследуют¹¹⁶⁸. Однако слезы матери этому блуднику и еретику погибнуть не дали! Она встала в проломе за сына своего и Мо́гущий погубить согрешавшего¹¹⁶⁹ не смог погубить сына стольких материнских слез!

Моника:

«– Августин, я видела сон: прекрасный юноша в белых одеждах уверил меня, что ты будешь там же, где я. О, как я счастлива. Мои молитвы, я знаю, я верю, будут услышаны!... мне было обещано, что где я, там будешь и ты».

Сколько верующих матерей отчаивалось о рае, думая о том, что дитя их чрева попадет в ад. Им и не хотелось в такой рай.

Моника знала, что там где она, там будет и ее сын.

Однако еще до́лги были пути греха Августина.

Немеряно было и количество все продолжавшихся слез материнских мо­литв. Ее сын хочет теперь в Рим, там, в великом городе он ищет наполнить все более меру своих беззаконий. И при этом он любит, очень любит свою мать.

Обманув мать, Августин отчалил от Африканского берега, мыслями и же­ланиями вперед корабля устремляясь в Рим.

«– Августин! – выбежала Моника на берег.

…………………………………….

Корабль, распустив паруса, быстро уносился. Длинная белая пена, как кружевная пелена, тянулась за кормой. Далее волны разбегались полукру­гом, и на них показывались белые гребни. Ближе, ближе... вот волны раз­бились о берег у самых ее ног... быть может, эти волны касались корабля, уносившего неблагодарного сына...

Белые паруса скрылись за горизонтом.

Женщина на берегу медленно опустилась на мокрый песок. Моника раз­разилась безудержными рыданиями».

……………………………………

Рим. Милан.

Августин там, Моника здесь.

И вот Августин сам зовет свою мать – Моника спешит на его зов.

«Как будто, чтобы испытать ее веру, сильная буря разразилась на море. Молнии бороздили зигзагами почерневшее небо. Разбушевавшееся море вздымало свои волны к тяжелым тучам. Раскаты грома наводили страх...

Маленькая женщина, кутаясь в свое покрывало, спокойно переходила от одной группы к другой (по палубе корабля), поддерживая надежду на спасе­ние. Моника ни минуты не сомневалась. Ей было обещано свыше благопо­лучное путешествие [ведь ее сын еще не спасен, еще в грехе – она, Моника, еще нужна! – Г.Ф.], и она старалась вдохнуть бодрость в окружающих.

Паника утихла...» К берегу Италии причалили благополучно.

И настал день. В Милане через святого Амвросия – архиепископа Авгус­тин познал истину. Настал день, и Августин, в рыданиях ничком лежавший на земле, услышал:

– Tolle, Lege! Tolle, Lege! – «Возьми, читай! Возьми, читай!».

Августин открыл книгу Священного Писания. Он и его друг Алипий по­знали Господа. Свобода от греха была найдена, мир души обретен.

«Моника, незаметно подошедшая к ним, слушала молча. Счастье свети­лось в ее глазах. Она видела, что теперь обращение Августина стало подлин­ным и что он хотел быть не только христианином, но и посвятить себя всеце­ло служению Богу.

С благодарностью подняла она глаза к небу:

– Ныне отпущаеши, Господи...

Ее миссия возле сына была закончена».

Моника отошла к Тому, Кого всем сердцем более всего любила всю жизнь. К Тому, пред Кем отчаянно всю жизнь боролась за своего сына.

Она совершила дело своей жизни и тихо ушла.

Не аду достался грешный блудник-еретик, а вселенской церкви – великий и несравненный учитель и святой отец. И раю – еще один спасенный житель.

Она боролась нескончаемыми материнскими слезами – и там, где она, там теперь и он.

Повесть о великом старце Паисии Великом, подвизавшемся в V веке в Нитрийской пустыне в Египте, дошла до нас в передаче другого египетско­го подвижника, прп. Иоанна Колова († 430). Нам же она передана в Житиях святых, составленных святителем Димитрием Ростовским¹¹⁷⁰.

Была у преподобного старца великая брань, встал он в ряд святых Бого­борцев. Если великий Моисей боролся с Богом за весь свой народ, то Паисий Великий боролся за одну погибшую душу, уподобляясь Доброму Пастырю, взыскавшему одну заблудшую овцу и оставившему девяносто девять.

Далее приводим житийный текст, а наши рассуждения вставляем в угло­вых скобках <...>.

«Один брат, по имени Исаак, следуя влечению своего сердца, решил оста­вить свой пустыннический подвиг безмолвия и поселился близ города; и так как он для продажи своего рукоделия часто входил в этот город, то весьма скоро впал и в сеть пагубную: одна еврейка подошла к нему что-то купить из продаваемого им; он же, взглянув на лицо ее, заметил красоту ее и тотчас же был охвачен нечистым помыслом к ней; также и женщина та, видя, что он совсем еще юноша, устремила свой взгляд на него, и после происшедшей между ними беседы, они воспламенились друг к другу сатанинскою любовию <плотской страстью, понуждающей отречься от благочестия Христова. – Г.Ф .>. Таким образом, вскоре, при бесовском содействии, инок увязнул в сети той скверной женщины и, зачав болезнь, родил беззаконие: оставив иночество, он женился на ней и – о, горе! Что еще того хуже, – он, окаянный, не только иночество, но и веру свою оставил по любви к этой женщине; он перешел в иудейскую веру и, служа ветхозаветному закону их, жил вместе с евреями, был их постоянным собеседником и хулил Христа, Спасителя на­шего, как и иудеи хулят...

<Так сей Исаак, изменив Христу однажды, – променяв иночество на жен­щину, – изменил Ему и второй раз. Приняв иудейство, он стал подвизаться не в ветхозаветном благочестии, а в хулении Христа. Таким образом, уподо­бился отрекшийся инок Соломону, который тоже сначала взял иноземных жен, а потом поклонился иным богам.

……………………………….

Прошло время. О печальной истории павшего и отрекшегося от Христа инока узнал преподобный авва Паисий. И посетовал старец>:

– Увы мне, возлюбленные чада, как часто мужи из-за женщин лишаются божественной благодати! Указания на таких мужей мы имеем в святых кни­гах, написанных древними отцами; ибо для врага, воздвигающего брань на людей, нет более твердого орудия, как женщины; пользуясь этим оружием, супостат легко преодолевал и великих мужей: вспомните великого Давида и его правнуков и внуков – вот почему и нам всегда нужно быть осторожными и всегда молиться Господу, чтобы избавиться от такого коварства.

<Вот и отрясти бы прах от ног своих пред таким хулителем Христа, отреченцем от Христовой веры и иноческого благочестия. Но не таков был вели­кий Паисий>.

Старец затворился в своей молитвенной келье и, став на молитву, так стал взывать ко Господу:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий и Слове! Не презри дела рук Тво­их и не попусти тому иноку до конца быть ввержену во глубину погибели, но милостивно призри с небесного Твоего жилища и не презри приносимых Тебе молитв: приими моление об отступившем от Тебя... молюсь Твоей бла­гости, – призови его на покаяние.

<Есть образ «Спас Всемилостивый», а есть «Спас Ярое Око». Такая ико­на московской школы имеется в Успенском соборе Московского кремля. Святой Иоанн Кронштадтский так говорит о Спасе Яром Оке: «Всевидец Господь в одном акте Божественного ви́дения видит все века и всех людей, всю их жизнь со всеми помыслами, чувствами, намерениями, делами, слова­ми. Страшно Око, от которого ничто утаиться не может!»¹¹⁷¹. Спаса Ярое Око видел на острове Патмос и святой апостол Иоанн. Он видел Сына

Человеческого, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым по­ясом. Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; И ОЧИ ЕГО – КАК ПЛАМЕНЬ ОГНЕННЫЙ; и ноги Его подобны халколивану, как рас­каленные в печи, и голос Его – как шум вод многих¹¹⁷².

Преподобный старец в кельи, а перед ним Спас Ярое Око и голос, как шум вод многих>.

После того, как святой (Паисий) довольно долгое время так молился и непрестанно умилостивлял щедроты Божии... к святому старцу явился Сам Господь и, Знающий все, спросил его:

– О ком ты вопиешь ко Мне день и ночь? Не о том ли отвергшемся от Меня и теперь перешедшем ко врагам окаянном муже, который некогда был иноком, а теперь стал евреем? Не об этом ли человеке ты молишься, угодник Мой Паисий?

<Страшно. Очень страшно. Паисий умоляет Христа о том, кого Сам Христос видит в стане Своих врагов, а значит и Своим врагом! Не время ли прекратить молитву? Не быть же добрее Христа! >.

Старец на это ответил Господу:

– О нем я молю Твою благость, человеколюбивый Владыко. Взирая на Твои щедроты, призывающие всех ко спасению и не хотящие смерти греш­ного, но ожидающие его обращения, – я ради этих щедрот Твоих дерзнул мо­лить о нем благоутробие Твое: призови, добрый Пастырь, заблуждшее овча, призови снова в Твою ограду и буди милостив к нему.

<Так молитвенно боролся с Господом старец за погибшую душу, в кото­рой еще теплилась надежда на спасение, которая одна только умирает пос­ледней. О, дерзновение старца!>.

На сию молитву Господь сказал ему:

– О, угодник Мой! благочестие твое велико: ибо ты, подражая Моей любви, заботишься о спасении грешных; посему, не скорби: просимое дас­тся тебе.

<Такова была молитвенная борьба преподобного Паисия. Был Спас Ярое Око, а стал Спас Всемилостивый!

– Паисий, ты уподобился Мне!>.

Сказав сие, Господь восшел на небеса.

Спустя немного времени, злая та женщина евреянка, пораженная Божи­им гневом, умерла. Исаак же снова возвратился в пустыню».

В Ближней Антониевой пещере святой Киево-Печерской лавры нетлен­но почивают мощи прп. Илии Муромца, по прозвищу именовавшегося Чоботок. Левая его рука пробита копьем, а правая изображает трехперстное сложение для крестного знамения. Думают, что он преставился в 1188 году. Народное предание отождествляет его со знаменитым богатырем русских былин Ильей Муромцем¹¹⁷³. Былинный ге­рой объял в сказаниях все время Киевской Святой Руси. От святого князя Владимира Красное Солнышко до Владимира Мономаха и даже позднее. Такое бывает в народных сказаниях. Былины о славном Илье Муромце мы приводим в изложении писателя Георгия Юдина¹¹⁷⁴. Наши размышления вставлены в былин­ный текст в угловых скобках.

«Злосмрадный змей, от Адама и Евы чинящий зло людям, учуял своим поганым нутром, что под древним городом Муромом, в селе Карачарове, у простых родителей родился чудо-мальчик, будущий сильномогучий бога­тырь Илья Муромец.

Затрепетал, затрясся змей, завертелся от страха на своем свернутом в кольца хвосте. Ведь силой, данной ему самим сатаной, мог он видеть впе­ред, через многие годы, что малец этот родился ему на погибель».

<Все началось, как в истории Многострадального Иова, через прямое действие сатаны, попущенное Богом. Змей-сатана навел над Муромом гра­дом и над селом Карачарово страшную бурю. Какой-то сгусток тьмы влетел в открытую избу, где лежал в зыбке Илья-младенец, а отец его Иван на покое был, мать Ефросиния в Оке-реке пеленки полоскала>.

Охнула Ефросинья, уронила в реку полосканье и, не чуя под собой ног, побежала к дому...

Дрожащими от страха руками схватилась Ефросинья за зыбку и увидела, что нет в ней Илюши, а лежит он на полу в вышитой рубашонке живой, но неподвижный и белый, как мел...

С той поры, как испортил Илью поганый змей, отнялись у него руки и ноги и не мог он ни ходить, ни легкой работы рукам дать, только сидел на лавке и с великой тоской молча в пол глядел.

…………………………………

Эх, летят годки быстрыми птицами, кому в радость, а кому в тягость. Двадцатый год уж Илья сиднем в избе на лавке сидит.

А хорош-то собой, а в плечах могуч – любо-дорого поглядеть, но от не­мощных ног своих на весь белый свет осерчал. Слова лишнего из него не вы­тянешь, «да», «нет» на все матушкины разговоры сквозь зубы еле вымолвит и опять сумрачно в угол уставится и глядит не мигая, будто там его беда за­таилась.

<А обидно Илье было, когда слышал, как на масленицу с другого бере­га Оки буйные молодцы всегда муромских били. А тут еще девица Улита к Илье похаживала да утешала его. Всегда после ухода Улиты Илюшина душа будто от теплого солнышка оттаивала, и не заметил он, как стал ждать ее, когда она еще придет. А на эту масленицу узнал Илья, что Улита под венец за кого-то с того берега пошла. И плохо стало ему, воспротивилась душа его Божьему промыслу, взбунтовалася.

И страшная началася борьба. Как в древние веки Иов Многострадальный, так ныне Илья из Мурома бранными помыслами на Бога пошел. Говорила ему мать, что всех любит Господь>.

– Как же, «любит»!! – взревел вдруг Илья так страшно, что батюшка с матушкой, будто громом пораженные, на пол повалились.

– Если Он меня так любит, за что же наказывает?! Двадцать лет я коло­да колодой! За какие грехи?! Если же Он без вины надо мной потешается, то и я Его из души вон вырву.

И тут безумец, бесом ослепленный, рванул с себя крест нательный и что есть мочи в дверь швырнул.

Испуганной ласточкой метнулся медный крестик с порванной бечев­кой и у самой двери вдруг замер в воздухе. Илья от этого чуда будто не­мой сделался, рот разевает, а слова в горле стоят. Оглянулся беспомощно на родителей своих, а они, сердешные, тихо, не шевелясь, на досках лежат, будто спящие.

– Ах, Илья, Илья! Вот до чего ты в печали своей дошел, – вдруг невесть откуда раздался тихий голос.

<Илья против Бога возроптал, возмутился и, сбросив крест с себя, в брань вступил. Бог же посланника Своего послал. И крепко обнялись они в брани сей. Хавакук (Аввакум) означает «объятие». Вот и идет издревле та брань на земле>.

– Кто здесь? – вздрогнул Илья.

И тот час в том месте, где его крестик неподвижно застыл, воздух стал нежно-белым, как облачко на небе, а из облачка этого мягко шагнул к Илье чудный, светлый образом незнакомец. Высокий, стройный, лицо молодое, безусое еще и нежное, будто девичье. Глаза темные, глубокие и печальные- печальные. Такие только у святых на иконах бывают да у великих стра­дальцев.

…………………………………

– Что за наваждение? – оторопело думал Илья. – Да кто ж это такой?

– Я князь Глеб, – тихо молвил гость, – сын великого князя Владимира.

– Да быть того не может! Уже сто лет минуло, как Глеба Святополк ока­янный убил!

Молодой князь отвел левую руку с груди и увидел Илья прямо под его сердцем страшную, смертную рану от широкого ножа.

– Ну, теперь веришь ли? – печально спросил мученик. – Видишь – убит я братом своим, но милостью Божьей вечной жизни удостоен и с тобой гово­рить могу.

– Да как же это? – поразился Илья. – Да за что мне милость такая – со святым говорить?!

– Трудно тебе, укрепить тебя пришел... Знаешь ли ты, что твое имя зна­чит? Крепость Божия¹¹⁷⁵! А какая же ты крепость, ежели унынию поддался? Тяжкая это болезнь, начало злоумия. Вот уж и Бога корил.

– Да корил, – набычился Илья, – тебя вот, князь, спросить хочу. Ответь мне, если знаешь: за что меня Господь калекой сделал и к лавке пригвоз­дил?

– Никто не знает и никому не дано знать, почему Господь посылает ту или иную скорбь и несчастье [сам-то Глеб в юности братом родным убит был, а очень жить хотел и умолял сохранить ему жизнь. – Г.Ф.], но, думаю, что они посылаются по грехам нашим.

– Да какие же у меня, младенца, молоко еще сосущего, грехи были?! – сжав кулаки, гневно крикнул Илья.

Князь долго и внимательно посмотрел на него и тихо сказал:

– Быть может, Бог тебя от несотворенных грехов спасает. Видно, не на пользу было бы тебе здоровье.

– Каких таких несотворенных грехов?!

– Вспомни, как ты будто котел со смолой кипящей клокотал, когда левобережные молодцы муромских на Оке били? Была б в твоих руках и ногах сила, ты бы, долго не раздумывая, сколько жизней по чем зря загубил?

Илья сумрачно глянул на свои пудовые кулаки.

– А сегодня, – мягко продолжал Глеб, – что ты подумал о женихе Улиты?

– Я б его, сморчка, если б здоров был, по самые конопатые уши в землю вбил, – тяжело вздохнул Илья.

– Вот и еще невинную душу загубил бы. Говорю тебе, в ком злоба и ярость там прибежище сатаны, а в ком любовь, надежа и вера, в том Христос живет. К тому лукавый не прикоснется.

Утишился Илья, молчит.

<Здесь глубинная мысль теодицеи. Грех – причина страданий. И бывает, так, что не грех совершенный, а страдание – за грех наказание; но грех не­совершенный, а страдание – средство предотвращения, недопущения греха. Юная удаль Ильи могла бы сделать его злодеем; благой и мудрый богатырь должен был сначала в бессилии тридцать лет на лавке высидеть>.

– Не унывай много, улыбнулся Глеб, – и наказания Господня не отвер­гай и не тяготись обличением Его. Ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему.

Поднял Илья мокрое от слез лицо, шепчет горестно:

– Нет мне теперь пощады от Него... Ведь увидел Он сверху, сквозь крышу, как я крест с груди сорвал...

– Милость Бога бесконечна. Апостол Петр трижды от Него отрекался, но плакал горько, раскаялся и прощен был. И сейчас Христос невидимо сто­ит пред тобой и видит слезы твои. Знай, прощен ты, и вот знак тому.

Раскрыл ладонь, и к Илье тихо, словно перо по воде, поплыл медный крес­тик, бесшумно скользнул за ворот холщовой рубахи...

Торопливо, будто щитом, накрыл Илья широкой ладонью маленький, теплый крестик, а князь ласково сказал:

– Помни Илья, что ты – Крепость Божья, а посему верь и молись, и обяза­тельно услышит тебя Господь, и исцелен будешь.

– А когда? – простодушно хотел было спросить Илья, но вместо князя опять белоснежное облачко заклубилось и медленно растаяло...

Долго неподвижно глядел перед собой Илья, и глаза его были уже не тос­кливые, как болотные топи, а как родники чистые, а мысли высоко в зимнем небе белыми-белыми голубями летали»¹¹⁷⁶.

И еще десять лет прошло и три года, а всего уже было Илье из Мурома тридцать и три года. Пришли к нему в село Карачарово однажды «две калики перехожи», и был Илья исцелен. Тогда «он услышал во себе си­лушку великую». Калики предрекли ему богатырские подвиги и то, что смерть ему «на бою не писана». Свершил Илья многие подвиги великие, а когда уже «не стало мочи бить неиссякаемые рати супостатов», то при­шел он в обитель Киево-Печерскую, где в монашеском чине неустанно отражал врагов бесплотных. Когда же день, Богом определенный, при­шел, то переселилась душа его в небесные обители, а нам осталось тело его нетленное.

И не было бы ратных подвигов, былинами воспетых, если близ Мурома в селе Карачарово прежде тридцать лет и три года не просидел бы он сиднем на лавке. На лавке той величайшая брань была. Там бранился он с Богом и там пред Богом смирился.

Моисей, апостол Павел – такие были еще? Такие, что готовы были пожерт вовать своим вечным спасением ради Божьих избранников, утративших ми­лость Божию? Наша Русская Православная Церковь имеет такого святого Богоборца – преподобного Серафима Саровского (1754–1833).

В описании жизни и подвигов святого Серафима, жившего в период вели­чайшего расцвета и мощи православной Российской империи (царица Ека­терина II Великая, царь Александр I Благословенный), имеется такой рас­сказ самого преподобного:

«Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи Земли Русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа по­миловать их и просил лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафи­ма и сказал, что не помилует их, ибо будут учить учениям и заповедям чело­веческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня»¹¹⁷⁷.

Преподобный Серафим уподобился Моисею Боговидцу и апостолу Пав­лу. Он готов жертвовать своим спасением, он тридневно умоляет Господа Всеправедного лишить его, убогого Серафима, как он себя часто называл, Царствия Небесного, лишь бы спасти епископов и священников от пораже­ния гневом Божиим за их отступления. Однако не изгладил Бог Моисея из книги жизни, не отлучил Христос от Себя Павла и не отринул от вечного спасения Серафима. Нет в том воли Божией. А результат борьбы этих пра­ведников? – Не погублен народ Израильский и Сам Бог ввел его в Обето­ванную землю; остаток Израиля спасется, когда исполнится полное число язычников (апостол Павел). Духовенство же Русской земли Господь не по­милует.

Почему столь разный результат?

Тяжек был грех Израиля, поклонившегося у подножия Синайской горы золотому тельцу, – но ведь и от роду Израилю было всего пятьдесят дней. Пятьдесят дней назад народ вышел из Египта через Чермное море и стал на­родом Божиим. Это был еще народ-младенец, и Бог помиловал его.

Страшен был грех Израиля, не принявшего своего Мессию и распявшего Его, – и только в последние времена спасется остаток народа.

Тысячу лет жили под благодатью Христовой епископы и священники Русской земли и уклонились к учениям и заповедям человеческим – и Гос­подь отказал Серафиму Саровскому в помиловании их.

О каком времени Господь открыл тайну Свою Саровскому молитвенни­ку? О том ли, что наступило через сто лет, когда рожденные Октябрем унич­тожили и расстреляли большинство русских епископов и прочих духовных лиц? Когда, как открыто было преподобному Серафиму, ангелы не успева­ли относить души убиенных на небо. Или о другом времени, ведомом Богу и еще предстоящем нашей земле? То знает Бог.

Преподобие отче Серафиме, моли Бога о нас! И то, что ты не смог вымо­лить у Господа в Саровских лесах, то испроси у Всемилостивого в Его небес­ных чертогах.

... И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал ему: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не бла­гословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал ему: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Бо­гом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи мне имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? Оно чудно. И благословил его там... И взошло солнце, когда он проходил Пенуэл, и хромал на бедро свое. Поэтому и доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе бедра, потому что Боровшийся коснулся жилы на составе бедра Иакова.¹¹⁷⁹

За две тысячи лет до земной жизни Иисуса Христа святой праотец Из­раильского народа возвращался из далекой чужбины в свое отечество. Ему предстояла встреча с братом, который хотел его убить.

...Родные места после долгих лет скитаний на чужбине, предстоящая за­втра встреча – все тревожило и волновало. Что готовит день грядущий?...

И вот настала ночь. Он оставил свои стада и слуг, оставил своих жен и детей у потока реки Иавок и уединился в ночной темноте. И там произо­шла та страшная и священная, таинственная борьба, о которой повествует бытописатель.

Та святая борьба Иакова с Богом таинственно вводит нас в еще более свя­щенную борьбу Великого и Единого Голгофского Борца – Христа.

... И находясь в борении, прилежнее молился¹¹⁸⁰.

В ночную мглу, пройдя долину Кедрон, оставив засыпавший угомонив­шийся Иерусалим, оставив уют Сионской горницы, оставив Своих учени­ков, взяв из них только трех ближайших, но потом и их оставив, углубил­ся на расстояние вержения камня в ночной Гефсиманский сад Иешуа. Тень раскидистых дерев приняла Его в лоно свое. Сомкнулись над Ним кроны вековых дерев, и только струилось мягкое серебро полной луны, высвечивая Великого Борца из мрака таинственной ночи.

... и началась брань.

То боролся Иисус, Сын Человеческий.

Кто был этот Некто, встретивший Его в ночи и боровшийся? Иаков бо­ролся с Богом, но сказано было ему: И человеков одолевать будешь. Так Новый Иаков, воплощенный Единородный Божий Сын вступил в брань с человеками, с немощью и грехом человеческой природы. Немощь, имея Сам по воплощению, грехи взяв на Себя, как Агнец Божий¹¹⁸¹.

В ту ночь живо предстоял Иакову образ отца его Исаака-старца. Тот от­вращался от него, но не отпустил его Иаков, пока тот не благословил его. Все это живо вспоминалось и боролось в нем.

В ту Гефсиманскую ночь, освещенный лунным светом, боролся Иисус от лица всех святых богоборцев, боролся, упраздняя их страшную неизбывную боль о правде Божией, которую они не могли найти. А эта Правда была в Нем – Гефсиманском Страдальце – Борце. Боролся одиноко за всех погрузивших­ся в пучину зла и страданий, боролся всеми оставленный. То была послед­няя, высшая теодицея.

Трижды вступил Он в брань. Страшно писать и говорить что-либо об этой борьбе, свидетелями которой мы не были. Страшно проронить слово недо­статочно благоговейное и священное. Страшно словом своим неосторожным оскорбить и осквернить как-то святость Божественного Борца.

Борение первое.

Долго молчал тенистый ночной сад. Но вот вопль разорвал то страшное безмолвие: О, если бы Ты благоволил пронести Чашу сию мимо Меня, если возможно, да минует Меня Чаша сия. То боролась немощь Сына Человече­ского, страшась ужасного страдания. То боролась чистота Его, страшась погру­зиться в пучину всех грехов людских. То боролась жизнь со смертью, та борьба и ныне отражается в борении всего живущего с дыханием смерти.

И если сначала Иисус молил предположительно: если возможно, то потом уже взывает утвердительно: Авва, Отче! все возможно Тебе. Иисус Сам отве­чает на Свой вопрос: Если возможно? И отвечает утвердительно: «Да ведь все возможно, ведь все, а значит и это, возможно Тебе». Это была страшная мину­та, когда казалось, что немощь человеческая победит. И могла бы, ведь сказал же Иисус потом Петру: Или думаешь, что Я не могу умолить теперь Отца Моего и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов ангелов? Значит и теперь, и даже потом еще, немощная человеческая природа могла бы умолить, победить и...тем потерпеть страшное поражение в этой битве!

Но Иисус не умолил, подставил бедро для поражения, как Иаков, и вос­кликнул: Впрочем, не как Я хочу (а значит немощь человеческая хотела), но как Ты!

Так сдался Человек Богу и тем победил Себя на первый раз.

Борение второе.

Вторично Христос приступает к Отцу. Но теперь уже как бы сразу сдава­ясь. Сразу утверждая саму невозможность минования Чаши, которую допус­кал в первый раз:

Отче мой, если не может Чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. Если иначе не возможно, то пусть будет так. Сдается Иисус, побеждая в страшной битве.

Борение третье.

И в третий раз приступил к молению о Чаше изнемогающий Борец – Страдалец, но скорее уже не для того, чтобы бороться с нею, а для того, что­бы всецело сдаться, принять, как Иаков, поражение бедра и тем одержать великую Гефсиманскую победу.

... Он смолк. Предутренне смолкли раскидистые дерева сада. Сгустилась тьма пред хотящим вскоре взойти солнцем. Он был хром и победил.

Чаша гнева Божия, чаша людских страданий и скорбей – Его. Страшная чаша греха и беззаконий изгнанников из рая – тоже Его. В том страшная те­одицея Иисуса Христа. Божественный Логос воплотился не для того, чтобы ответить на вопросы Аввакума, на вопросы Многострадального Иова, на во­просы сиднем на лавке сидящего Ильи Муромца. Больному не лекция нуж­на о его болезни, а исцеление; голодному – не физиология питания, а пища. Не объяснять причину страданий и зла пришел Иешуа, а взять их на Себя, освободив нас. Не философ, а Искупитель, Спаситель. В том евангельская теодицея. Люди, Я пью Чашу ваших грехов, ваших скорбей и страданий, и вам даю Чашу Моей крови, Чашу Моей любви. Вот и все. Вот и вся теодицея.

Это и есть то видение Аввакума на сторожевой башне, которое относится к определенному Иисусу, к Его времени и говорит о конце всякого зла и не обманет! А ты, недоумевающий о Боге человек, хотя бы и замедлило сие ви­дение Гефсиманско-Голгофской тайны, жди его, ибо непременно сбудется, не отменится¹¹⁸².

Долго длилась борьба Иакова-праотца. И боровшийся, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним...

... и взошло солнце, когда он проходил Пенуэл; и хромал он на бедро свое.

Долго длились страшные часы ночного Гефсиманского борения. Мучи­тельно долго длился отвратительный суд над Иисусом. Уже и солнце взо­шло. И вот – Голгофа, Крест. Это как поражение бедра Иаковлева. Это цен­тральный, переломный момент в священной борьбе, в Иисусовой Феодицее. Без этого поражения победы бы не было.

И вступил Иисус, Иешуа га-Ноцри, в крестную борьбу Голгофскую.

Арена борьбы – Путь скорбный и сама Голгофа.

На Скорбном пути трижды падал Он под тяжестью креста.

Иисус боролся с позором и проклятием креста, взяв и позор, и проклятие людское на Себя.

Божественный Страдалец претерпевал муки телесные, и ранами Его мы исцелились¹¹⁸³.

Одинокий, Он боролся во тьме трехчасовой.

И, оставшись один, боролся Иаков с Богом отца своего Исаака, с Богом Авраама... И, оставшись один, всеми брошенный, боролся Иисус, Сын Человеческий, от лица Аввакума, от лица Иова, Моисея, Павла, Ильи-богатыря и Саров­ского Серафима, от лица всех нас, недоумевающих о правде Божией и страж­дущих во зле, боролся с недоумением их, с мукой их святого богоборчества.

Какой отец не поразит врагов, незаслуженно поносящих, бьющих, убива­ющих сына его?! Кто бы выдержал такое? Разве не мог бы Он, Отец вселен­ной и Распятого Страдальца Отец, отнять дух и скрыть Лицо Свое и весь мир, и распинатели обратились бы в прах¹¹⁸⁴?

Мог бы и был бы прав.

Подобно Боровшемуся с Иаковом, говорит правосудие Распятому:

Отпусти меня, Твои распинатели отвратились от спасения; Ты пришел к ним, но они не приняли Тебя. Люди более возлюбили тьму, нежели свет (Ин. 3,19) – так пусть же и сгинут в том, что избрали. Голгофская тьма оку­тала землю – пусть же вечно пребудет на ней ночь.

И было бы так.

И ночь уже не сменялась бы днем, и зло не рассеивалось добром.

Была бы ночь за ночью и зло было бы после зла.

Но возопил Распятый:

– Отче! прости им, ибо не знают, что делают!

И любовь удерживает поражавшую вечным мраком руку правосудия Божия.

– Правосудие, простой человеческий расчет справедливости, ты говоришь Мне: Отпусти, брось Своих распинателей.

А Я не отпущу. Не отпущу, пока не отпустит Отец их грех, пока прощение Небесного Отца не будет на всех них, ибо не ведают, что творят! Правдолюб­цы, вы хотели наказания грешников, а Я хочу их прощения!

... и поражено было бедро Иакова.

Люди прощены, а Он распят.

Трижды боролся Иисус в саду Гефсиманском. Дважды на Голгофе. Три­кирий и дикирий Великого Архиерея. Не сразу после того, как вымолил Иисус людям прощение, кончилась тьма на Голгофе, не сразу солнце засветило.

Мрак еще только сгущался.

Взывал Иешуа к Отцу Своему о прощении распинателей, взял грех их на Себя, чтобы в пыль не возвратились¹¹⁸⁵. Тогда от их лица Сам ос­тался Один на кресте. В Сыне всегда было благоволение Отца¹¹⁸⁶, а теперь проклятие людское Он взял на Себя¹¹⁸⁷. Люди, правдолюб­цы, богоборцы – вы хотели правды Божией и вот она перед вами – на Гол­гофе распят Христос. И сбылись тогда слова пророка: И к злодеям причтен¹¹⁸⁸. За нас, к нам, к злодеям Он причтен, не сотворив греха.

И отделил Бог свет от тьмы¹¹⁸⁹. Вся вселенская тьма и ночь сгус­тились на Голгофе, воплотились в Распятом. И испытал Он муку богооставленности. Испытал за нас за оставлявших Бога.

О, адская мука!

И борьба сверх сил. Страдая, Распятый вопиет:

– Боже Мой! Боже Мой! Внемли мне.

Но молчит Отец.

– Внемли Мне, для чего Ты оставил Меня?¹¹⁹⁰. Меня оставили все, все-все.

Но Ты, Отче, почему Ты оставил Меня?

Не разделялась Троица, не покидало Божество распятую Плость. То сто­нал Иисус от лица мучившихся в своей богооставленности.

Вот вечный мрак, и абсолютная тьма. Вот он ад, вот тьма кромешная! Где нет Бога, там ад, там ночь.

И борется за богооставленных.

– Боже Мой, Я вопию днем – и Ты не внемлешь Мне, ночью – и нет Мне успокоения... Избавь от меча душу Мою и от псов одинокую Мою¹¹⁹¹.

Был вечный мрак, адская ночь, выли псы.

Иисус боролся.

Здесь смолкает все. Этого не испытал никто.

И когда отступили от Него все, тогда был Он один.

– Изгнан Адам. Люди оставили Тебя, Боже, и Ты отвращал от них Свой Лик. Здесь, на кресте, Я беру весь грех и всю вселенскую скорбь на Себя и за них, за всех оставленных, взываю: Элои! Элои! ламма савахфани?... Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?¹¹⁹².

И после того из пустоты человеческого одиночества Иисус воззвал с крес­та к Отцу:

Отче! В руки Твои предаю дух Мой!¹¹⁹³.

И сие сказав, испустил дух. Стало тихо.

Тьма кончилась.

Светило солнце.

Поражено бедро Иакова. Он пошел, хромая, навстречу восходящему сол­нцу. Начинался новый день. Приближалось примирение с братом...

Христос Распятый, подобно Иакову-праотцу, пошел навстречу новому дню, неся крест. Восходило солнце христианства. Начиналась новая эра.

...И доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе бедра, по­тому что Боровшийся коснулся жилы на составе бедра Иакова.

Потому в Новозаветном Израиле христианин доныне чтит Крест и лобы­зает раны Пораженного и Победившего святого Борца-Христа.

Волна за волной, скорбь за скорбью, беда за бедой.

Такова была жизнь Жана Вальжана – главного героя удивительной книги французского писателя Виктора Гюго «Отверженные». Не было меры и не было пределов бедствиям и страданиям этого бывшего каторжника. Толь­ко жизни конец мог оборвать эту цепочку злоключений. И этот день настал. В день, когда можно было бы Богу предъявить счет за все, он оправдал Нис­пославшего ему скорби всей его жизни.

«– Умереть – это ничего; ужасно – не жить.

Вдруг он (умирающий) встал. Такой прилив сил нередко бывает призна­ком начавшейся агонии. Уверенным шагом он подошел к стене, отстранил... врача, желавшего ему помочь, снял со стены маленькое медное распятие и, легко передвигаясь, точно здоровый человек, снова сел в кресло, положил распятие на стол и внятно произнес:

– Вот великий Страдалец!

Потом плечи его опустились, голова склонилась, словно в забытьи...

Беззвездной, непроницаемо темной была ночь. Наверное, рядом, во мраке стоял ангел с широко распростертыми крыльями, готовый принять отлетев­шую душу»¹¹⁹⁴.

Распятый Христос – теодицея наша.

И добавим – Распятый и, воистину, Воскресший! Христос воскрес, и все страдания и скорби становятся началом вечной радости.

Но это уже тема другой книги.

Конец, и Богу слава!