Глава 12. Сношения второй русской духовной миссии в Иерусалиме с Абиссинами

Инструкция, которая была дана нашим правительством второй русской духовной миссии в Иерусалиме, требовала, чтобы миссия наша, не ограничиваясь одним Иерусалимом, распространяла свое влияние и действия и на соседние патриархаты, т.е. антиохийский и александрийский³³⁰.

Сношения второй русской миссии в Иерусалиме с антиохийским патриархатом выразились, как мы уже знаем, в живом и деятельном участии ее в воссоединении сирийских униатов (мельхитов) с православною церковью, состоявшемся 26 ноября 1860 года³³¹, и отчасти в содействии сиро-халдейским несторианам (насколько эти последние могут быть рассматриваемы, как община, входившая в область юрисдикции антиохийского патриарха) в их стремлении присоединиться к русской православной церкви³³².

Что касается, в частности, александрийского патриархата, то наше правительство рекомендовало иерусалимской миссии обратить здесь особенное внимание на коптов, которые были «нам не враждебны», и на синайскую обитель. В отношении этой последней рекомендовалось, в частности, миссии примирить иноков ее с александрийским патриархом, который не позволял им устроить домовую церковь на их подворье в Каире, и вообще стараться восстановить упадающую обитель, которая, по выражению составителей инструкции для миссии, «должна быть рассадником христианства».

Но, к сожалению, нам ничего неизвестно о сношениях нашей второй духовной миссии в Иерусалиме с александрийским патриархатом. На основании переписки преосв. Кирилла, можно с несомненностью утверждать только то, что начальник нашей иерусалимской миссии собирался в Египет, куда приглашал его сам александрийский патриарх. «Осенью думаю, – писал он 10 августа 1859 года преосв. Макарию (Булгакову), – опять сделать маленький вояж по Египту, которого еще не видал и куда уже зовет блаженнейший александрийский: вояж непродолжительный, благодаря железным дорогам и пароходам. Может быть, после взгляну и на самостоятельную кипрскую иерархию, чтобы, таким образом, иметь по возможности полное понятие о восточной церкви…»³³³. Через два года после того преосв. Кирилл, видимо, не оставлял своей мысли о посещении Египта, Александрии и даже далекой Абиссинии. 28 декабря 1861 года он писал своим петербургским родным, между прочим, следующее: «один край совсем еще нетронут. А как зовут туда, как ждут там (в Александрии) меня и как чудесно расположились там все обстоятельства! Если бы Господь благословил! Уповаю на Его милость, хотя чувствую, очень чувствую, что и враг не спит»³³⁴. Незадолго пред этим, 7 декабря 1861 года он писал к преосв. Макарию: «я прошусь на время (на полгодика этак) в Абиссинию, куда мне проложена уже дорога»³³⁵.

Из этих последних слов можно видеть, что в Египет преосв. Кирилл не только желал поехать, но даже и прямо просил об этом свое начальство. Но последнее, по всей вероятности, не нашло возможным или удобным разрешить начальнику миссии посещение Египта, в котором преосв. Кирилл и не был...

Что касается путешествия в Абиссинию, о котором преосв. Кирилл говорит в письме от 7 декабря 1861 года, то оно, по всей вероятности, находилось в близкой связи с теми сношениями, в какие вступил он в Иерусалиме с пребывавшими там абиссинскими монахами. К речи об этих сношениях нашей второй иерусалимской миссии и, в частности, преосв. Кирилла с Абиссинами мы переходим. А для того, чтобы наша речь была более понятною для наших читателей, мы позволим себе сделать небольшое отступление в глубь отдаленных времен.

Христианство в Абиссинии появилось очень рано, быть может, даже в апостольский век³³⁶. К IV в. нашей эры относится несомненное распространение христианства в Абиссинии. Первым абиссинским епископом был св. Фрументий, поставленный св. Афанасием великим, архиепископом александрийским. Св. Фрументий крестил Абиссинцев в христианство, во главе с двумя их царями, и положил начало переводу Св. Писания и богослужебных книг на абиссинский язык³³⁷. Поэтому св. Фрументий справедливо признается апостолом Абиссинии.

Великая заслуга св. Фрументия пред абиссинскою церковью состояла, между прочим, в том, что он остался верен православию, которое в то время сильно преследовалось еретиками-арианами. Покровитель ариан, император Констанций письменно побуждал абиссинского царя выдать св. Фрументия александрийскому архиепископу, арианину Георгию. Но просьба императора Констанция не была исполнена, Абиссиния осталась православною.

Не приняли также Абиссины и несторианского лжеучения, осужденного третьим вселенским собором. Вместе с александрийским архиепископом, св. Кириллом, они прокляли ересь Нестория и доныне пресв. Деву Марию именуют Богородицею, а Кирилла почитают святым.

Не так благополучно миновала Абиссинию следующая ересь христианской церкви, хотя, впрочем, и эта ересь, как сейчас увидим, не повредила чистоты православия Абиссинии.

В 451 г. четвертый вселенский, халкидонский собор осудил ересь Евтихия и утвердил догмат о неслиянном, неизменном, неразлучном и нераздельном соединении в лице Господа Иисуса Христа божеского и человеческого естеств. К сожалению, некоторые из присутствовавших на этом соборе епископов не приняли этой формулы, не выразумев ее вполне, и заподозрили православную церковь в несторианстве, отделились от нее и начали выражать этот догмат словами св. Афанасия великого и св. Кирилла александрийского так: «исповедуем едино естество Слова воплощенного», но вместе с тем они отвергли ересь Евтихия и прокляли ее. Впоследствии эти, отделившиеся от православной церкви по недоразумению, а не по существу дела, египетские христиане получили название коптов. Они имели своего патриарха, от которого получали епископов и, следовательно, находились в церковной зависимости и Абиссины.

Таким образом, абиссинские христиане не были еретиками. «Напротив, – говорит преосв. Порфирий, хорошо знавший вероучение абиссинских христиан, – в богослужении и обрядах их видно чистое православие, как в абиссинских реках видно светлое небо»³³⁸.

О существовании абиссинской церкви долго почти совсем не знали в Европе, пока не дали знать о себе сами Абиссины, послав своих представителей, в числе 4 духовных лиц, на флорентийский собор. На этом соборе представители абиссинской церкви были против униатских стремлений католиков и приняли всецело сторону Марка ефесского, защитника православия. С того времени и до XVI в. европейские христианские народы снова забыли об Абиссинах, которые также ничем не напоминали о себе первым.

В XVI в. католические миссионеры, воспользовавшись открывшимися тогда сношениями между португальским и абиссинским правительствами, проникли в Абиссинию. Но эти миссионеры не имели успеха и скоро были изгнаны из страны, так как позволили себе вмешаться в государственные дела.

Больший успех католическая пропаганда в Абиссинии имела в следующем XVII в., когда иезуиты успели построить здесь монастырь и церкви и даже открыть семинарию, в которой обучалось 60 абиссинских юношей. Но ожесточенные религиозные споры и войны, возбужденные иезуитами между абиссинскими христианами, имели своим следствием то, что в 1663 году иезуиты были изгнаны из Аббиссинии.

В течение всего XVIII в. попытки католической пропаганды в Абиссинии повторялись периодически, хотя и не имели сколько-нибудь существенного результата.

Еще меньшим успехом пользовались в Абиссинии протестантские миссионеры, первое появление которых здесь относится к двадцатым годам XIX в. Первыми из протестантов явились сюда именно англичане, в числе коих был и известный уже нам Самуил Гобат, бывший впоследствии епископом в Иерусалиме³³⁹.

Позже всех христианских церквей узнала Абиссинию и вступила с нею в сношения наша русская православная Церковь. Инициатива этих сношений принадлежала самим Абиссинам, а посредником в них явился преосв. Кирилл Наумов, начальник второй русской духовной миссии в Иерусалиме.

С давнего времени, которое в точности не может быть определено, существовал в Иерусалиме абиссинский монастырь, как существует он и ныне. В этом монастыре ко времени прибытия в Иерусалим нашей второй духовной миссии, находилось около 40 абиссинских монахов. Эти монахи, как и вообще весь монастырь, существовали и содержались большею частию на пожертвования и пособия, которые ими получались из их отечества. Но когда в половине XIX в. в Абиссинии наступили внутренние замешательства и открылись междоусобные войны, то абиссинские монахи в Иерусалиме были совершенно забыты своими соотечественниками и оставлены на произвол судьбы. Тогда, побуждаемые крайнею нуждою, абиссинские монахи отдались под покровительство армян, которое около 1853/4 года переменили на покровительство английского консульства в Иерусалиме. На беду абиссинского монастыря, к двум прежним покровителям скоро присоединились еще новые в лице коптов, которые, под видом покровительства, начали особенно усердно разорять абиссинскую обитель в Иерусалиме.

Между прочим, армяне, получив в свое распоряжение (но отнюдь не во владение, на которое у них не было никаких прав и актов) принадлежавшие Абиссинам места в храме Гроба Господня и помещения в самом городе Иерусалиме, часть которых перешла к коптам, обязались содержать абиссинских монахов на свой счет. Они, действительно, и посылали им ежедневно пищу; но эта пища была такова, что, по словам преосв. Кирилла, не всякое животное, как бы ни было оно голодно, стало бы употреблять ее. Иного же какого-либо участия, не исключая и доброго, ласкового слова, абиссинские монахи не видели от армян, что и заставило их искать себе покровительства, на случай каких-либо притеснений, у английского консульства. Последнее также почему-то равнодушно отнеслось к судьбе бедных абиссинских монахов, которых оно причислило к покровительствуемым им, но существенного какого-либо участия в положении абиссинского монастыря, во все время покровительства, оно не успело, или даже прямо не хотело принять.

Находясь в таких тяжелых условиях существования, абиссинские монахи невольно могли обратить свое внимание на русскую духовную миссию, которая, как мы знаем, вызвала много ожиданий и надежд почти у всех христиан Востока, так или иначе нуждавшихся. Абиссинские монахи, действительно, хотя не сразу и робко, но решились попытать себе счастья у русских.

После Пасхи 1858 года они начали посещать церковь, в которой русская миссия совершала богослужение. Начальник этой последней, по своему обыкновению, принимал их ласково и относился с участием без всякой предвзятой мысли. Посещения учащались, под предлогом услаждения русскою службою и жажды духовных наставлений и бесед. Преосв. Кирилл в душе догадывался, что здесь кроются какие-либо тайные намерения, но не подавал никакого вида и не поощрял надежд абиссинского игумена. Однажды этот последний прислал преосв. Кириллу в подарок посох, употребляемый абиссинскими епископами. Начальник нашей миссии показал вид, что он не понял намека и, послав им в обмен серебряный напрестольный крест, держался в состоянии ожидания. После нескольких посещений игумен абиссинский завел, наконец, однажды с преосв. Кириллом беседу о своем жалком положении, о крайней скудости содержания абиссинских монахов и т. п. Преосв. Кирилл внимательно выслушал жалобы абиссинского игумена и отвечал вещественным пособием, давши ему несколько денег на покупку пищи.

Так дело продолжалось несколько месяцев. В первых числах сентября 1858 года игумен абиссинского монастыря явился к начальнику русской миссии в сопровождении нескольких своих монахов, и, попросив позволения поговорить о важном деле, заявил, что уже несколько месяцев тому назад у них явилось общее желание отдаться под покровительство русской духовной миссии и что они уже обратились с прошением к своему государю, по принятии мер к возвращению принадлежащих им мест в храме и городе, вверить их со всеми этими местами покровительству и руководству русского епископа. При этом абиссинский игумен от лица всего своего братства заявил, что всем им весьма нравится наше богослужение и всем им желательно быть в духовном общении с русскою церковью и под духовным начальством и руководством русского епископа. В заключение всего абиссинский игумен от лица всех своих иноков просил преосв. Кирилла сказать им, могут ли они надеяться на то, что их желание и просьба не будут отвергнуты.

Начальник русской миссии отвечал абиссинским монахам, что, с своей стороны, он с удовольствием замечал их любовь к русскому православному богослужению, всегда готов принять в них самое живое личное участие и оказать им всевозможную помощь в их нуждах и тем более никогда не откажется дать им добрый нравственный совет и наставление. Относительно же покровительства он заметил, что, как и сами они весьма справедливо поступили, обратившись к своему государю с просьбою о разрешении им отдаться под покровительство русских, так и он должен будет просить у своего правительства указаний, как ему поступить в этом деле, а пока может обещать им одно только то, что будет ходатайствовать в пользу абиссинского братства. С своей стороны, от себя лично преосв. Кирилл посоветовал абиссинским монахам молиться усерднее Богу, дабы Он устроил все, что может быть истинно полезно для них, по Своему благоволению.

О всех этих переговорах и первоначальных сношениях с абиссинскими монахами преосв. Кирилл донес 25 сентября 1858 года русскому послу в Константинополе. А. П. Бутеневу. Он просил дать ему совет касательно дальнейших его отношений к делу, начатому самими абиссинами, которые заявили ему, что они ожидают только ответа от своего правительства на их просьбу для того, чтобы начать письменные сношения с начальником русской миссии в Иерусалиме³⁴⁰.

С своей стороны, преосв. Кирилл относился вполне сочувственно к стремлениям абиссинских монахов и полагал, что это дело, если бы Господь благословил его успехом, могло бы иметь весьма много самых добрых последствий.

Между тем русский посол в Константинополе донес о начавшихся сношениях нашей иерусалимской миссии с абиссинскими монахами в Министерство Иностранных Дел, которое, в свою очередь, признало необходимым спросить мнение у духовного начальства о столь важном деле, как сношения с абиссинскими монахами в Иерусалиме и принятие их под русское покровительство.

Обер-прокурор Св. Синода, которому было передано для заключения донесение преосв. Кирилла, отнесся не вполне сочувственно к предположениям последнего, или, точнее, значительно ограничивал их. Между прочим, 31 октября 1858 года гр. А. П. Толстой писал по этому делу кн. Горчакову следующее: «Об абиссинах, о которых пишет в своем отношении преосв. Кирилл, известно, что их в Иерусалиме не более 50, что они монофелиты и подчинены коптскому патриарху, а в политическом отношении неподвластны Порте и имеют своего независимого Государя в Абиссинии. Отличительные черты абиссинских монахов – кротость и нищета. Оказывать им благодеяния никому не возбранено. Что же касается покровительства, о котором говорит преосв. Кирилл, то, если он разумеет политическое покровительство, оно относится к Обязанностям русского консула в Иерусалиме; если же он разумел покровительство церковное, то все участие наше в Абиссинах должно состоять в ревностном желании, чтобы они были присоединены к православной церкви.

Для достижения сей последней цели есть только один возможный путь – церковный. Если абиссинские монахи могут быть склонены к принятию православия, что было бы весьма радостным событием, то преосв. Кирилл без всякого разрешения может и должен ходатайствовать пред патриархами – иерусалимским, александрийским и вселенским, всячески содействуя тому, чтобы они приняли в сем деле ревностное участие и оказали Абиссинам всевозможное снисхождение. Всякое же другое предположение оказывается несогласным с церковными канонами и неисполнимым на деле; нельзя, в частности, поощрять желание абиссинских монахов быть под духовным начальством епископа мелитопольского, который, между прочим, принял от них в подарок епископский посох»³⁴¹.

В согласии с мнением Обер-прокурора Св. Синода министерство дало свои указания русскому послу в Константинополе относительно дальнейшего направления начатого дела с абиссинскими монахами. Оно, в частности, признавало абиссинский вопрос довольно сложным, особенно ввиду того, что абиссинские монахи были подчинены армянскому монастырю, который состоял под покровительством английского консула.

Поэтому, прежде преступления к действию, министерство желало разъяснить вопрос о возможности принятия абиссинских монахов под русское покровительство, для того, чтобы избежать, с одной стороны, напрасного столкновения с английским правительством, весьма несочувственно относившимся ко всякому новому признаку чужестранной протекции на Востоке и, с другой стороны, жалоб высшего греческого духовенства на то, что русские, будто бы, покушаются на непосредственные права их в св. земле.

Последнему обстоятельству русское правительство придавало особенно важное значение, так как не желало еще более усиливать подозрительность высшего греческого духовенства, которое (подозрение) и без того уже довольно обнаружилось. Опасалось оно, между прочим, и протеста со стороны иерусалимского патриарха, который, будучи испуган чрезвычайным сочувствием, вызванным нашею миссиею на православном Востоке, мог воспользоваться этим случаем и объявить данное нашим правительством преосв. Кириллу разрешение принять абиссинских монахов под свое покровительство очевидным посягательством со стороны русских на его высшую архипастырскую власть и права в самом св. граде.

На основании всех этих соображений, правительство наше рекомендовало начальнику иерусалимской духовной миссии воздержаться от официального принятия абиссинских монахов под свое покровительство и продолжать держаться прежнего образа отношения к ним, именно выражать к ним свое участие «в радушном приветствии, внимательном допущении присутствовать при нашем богослужении, некотором вспомоществовании в их нуждах и вообще улучшении их материального положения». Такой свой совет начальнику миссии наше правительство подкрепляло тем простым соображением, что «подобное участие с нашей стороны и равнодушие со стороны представителей других христианских исповеданий должно было убедить бедных абиссинских монахов в том, что одна только Россия соболезнует их тяжелому положению и объясняется с ними языком братства и дружелюбия»³⁴².

Сообщая о всем этом преосв. Кириллу, наш посол в Константинополе посылал ему вместе с тем краткую записку, заключавшую в себе «достоверные сведения» о церкви абиссинской, сообщенные ему большею частию престарелым бывшим патриархом Констанцием, долгое время проживавшим на Синайской горе.

Русский посол просил начальника иерусалимской миссии проверить сведения, заключавшиеся в сообщенной ему записке, и затем доставить русскому правительству точнейшие сведения об абиссинской церкви вообще и, в частности, об абиссинском братстве в Иерусалиме, вместе с своим мнением о том, следует ли продолжать начавшиеся сношения нашей церкви с Абиссинами. Кроме того, русский посол в Константинополе, по совету вышеупомянутого бывшего патриарха Констанция, предлагал преосв. Кириллу внушить абиссинским монахам в Иерусалиме, что для их церкви было бы весьма полезно выписать из Абиссинии 3 или 4 юношей, в возрасте от 12 до 15 лет, для обучения их греческому и арабскому языкам в греческих и арабских школах, существовавших в Палестине. Советовавший обратиться с подобным предложением к Абиссинам бывший патриарх Констанций полагал, что по отношению абиссинских монахов к сему совету можно было бы судить об искренности их сблизиться с православною Церковью³⁴³.

К сожалению, мы не имеем положительных точных сведений о дальнейшем ходе сношений с Абиссинами. В частности, мы не знаем, как отнесся преосв. Кирилл к данному ему от правительства поручению касательно собрания сведений об абиссинской церкви и как отнеслись абиссинские монахи в Иерусалиме к тому «внушению», какое им несомненно передал начальник русской миссии, по предложению русского посла в Константинополе.

Считаем весьма вероятным только то, что сношения преосв. Кирилла с Абиссинами продолжались и после 1858 года. По крайней мере, на это указывают, по нашему мнению, слова самого преосв. Кирилла в его письме к Макарию Булгакову от 7 декабря 1861 года: «прошусь на время (на полгодика этак) в Абиссинию, куда мне проложена уже дорога»³⁴⁴.

Но тем более странным и непонятным нам представляется следующее обстоятельство. В то самое время, как начальник русской духовной миссии в Иерусалиме вступил в сношения с абиссинскими монахами в Иерусалиме и чрез них готов был вступить в сношения с абиссинскою церковью, находившеюся, как сказано, в зависимости от коптского патриарха, наше духовное правительство дает поручение другому лицу, именно известному путешественнику по Востоку архим. Порфирию (Успенскому), «возобновить сношения с коптским духовенством в Египте»³⁴⁵. Неудивительно, поэтому, если преосв. Кирилл, сам рассчитывавший и даже имевший обязательное поручение (в инструкции) вступить в сношения с коптским духовенством в Египте и уже начавший сношения с Абиссиниею, мог с некоторою осторожностью и даже несочувствием относиться к тем просьбам, с какими обращался к нему архим. Порфирий пред отправлением своим в Египет³⁴⁶.

В объяснение этого, по-видимому, странного стечения обстоятельств можно сделать следующие предположения: 1) архим. Порфирию давало в 1858 году поручение возобновить сношения с коптским духовенством одно духовное правительство, без сношения с гражданским правительством, которое по преимуществу действовало чрез преосв. Кирилла, и во 2) Св. Синод мог поручить в. 1858 году архим. Порфирию возобновить сношения с коптским духовенством в Египте раньше, чем сделались известными ему начавшиеся сношения преосв. Кирилла с Абиссинами.