Глава вторая. Образование душевных способностей

1. Если тело, эта низшая часть человека, стоит немалого попечения, то как много надобно обращать внимания на живущий в нем дух, созданный для вечности! Его первообраз есть Сам Бог, и образовать его – значит уподоблять его сему Первообразу, то есть так преобразовать, чтобы в нем отразилась беспредельная Божия премудрость и любовь. В душе человеческой есть различные способности. Подробное исчисление их принадлежит науке о душе (психологии); здесь извлечем из нее только нужное для нашей цели.

2. Три главные отрасли одного корня, духовного начала, – это способности представлений, чувствований, и желаний, – по обыкновенному слововыражению, ум, сердце и воля.

3. Способность представлений обнаруживается, когда представляем какой-нибудь предмет, как его усмотрели мы или как он отразился в нашем духе. Иначе называется она способностию познавательною.

Способность чувствований раскрывается, когда получаем от предмета приятное или неприятное впечатление.

Способность желательная выражается в стремлении к чему-либо или в отвращении от чего-либо, на основании представлений ума или впечатлений сердца.

4. Теперь будем говорить о способности познавательной. Ее опять можно делить в двойном отношении:

а) смотря на круг действий познающего духа, мы делим эту способность на низшую – чисто опытную, и высшую, или умственную;

б) а когда берем во внимание образ сей духовной деятельности, то она называется производительною и воспроизводительною.

5. Дело опытной познавательной способности производительной состоит в том, что мы посредством чувств постигаем как самих себя, так и предметы, вне нас находящиеся, а посредством разума отдельные представления соединяем в понятия. Посредством сих чисто опытных действий дух вращается только в пределах конечного, привязан ко времени и пространству, а мир высший, собственное его отечество, остается для него закрытым. Но круг умственной его деятельности простирается несравненно выше. Умом он возносится над всеми чувственными явлениями и познает вечные идеи того, что должно быть, то есть идеи истины, красоты и нравственного добра. Лучи сих идей сами собою упадают в раскрывающееся око духа, и того обыкновенно называют безумным, в ком их вовсе не видно. Хотя в духе еще необразованного или дикого человека идеи обнаруживаются очень неясно и более в виде темного предчувствия, нежели ясного познания, но кто судит об истине и лжи, о правде и неправде, тот уже пользуется своими идеями, и, если только они будут правильно раскрываемы, темное предчувствие скоро обнаружится в ясном сознании.

6. Сей ум может отделить частные признаки предметов, подводить их под высшие законы и из данных истин выводить новые. Отсюда – способность отвлекать, судить и умозаключать.

7. Как опытные, так и умственные познания, быв однажды приобретены, становятся как бы собственностию нашего духа, которою он может распоряжаться по своему произволу. Для этой цели Творец даровал нам способности воспроизводительные, посредством коих мы можем сохранять познания, возобновлять, соединять их между собою и усовершать различным образом. Подробнее об этом будет сказано ниже.

1. Умственное образование относится не к одному только разуму, но и ко всем отраслям познавательной способности. Долг воспитания – все сии способности в воспитаннике образовать так, чтобы он легко и верно мог достигать своего временного и вечного назначения. Для этого нужны два условия: правильное возбуждение и руководство умственных способностей, и особенно важное средство к сему – постоянное упражнение.

Это усовершение умственных способностей называют формальным образованием; напротив, материальным называется собственно обучение, сообщение воспитанникам новых познаний. Об этом говорится во второй части сей науки. Нередко под умственным образованием разумеют одно обучение, как будто для воспитанника и довольно того, если он имеет много разнородных познаний, хотя бы сам и не умел хорошо мыслить, судить и т. д. Материальное образование, как выше было замечено, если оно и упущено, удобнее вознаграждается впоследствии, чем формальное. Человек сорока лет от роду может иногда восполнить недостаток своих познаний; но кто до того времени не научился мыслить, тот едва ли когда этому научится. То же самое можно сказать и о прочих способностях, например, о памяти и т. д. Каждая сила, пренебреженная в детстве, и в продолжение всей жизни остается назади. Кроме того, от постоянного обучения и преподавания, если при сем ученик находится только в страдательном состоянии, собственное его мышление обыкновенно слабеет, так что подобные люди при множестве познаний нередко бывают совершенно неспособны к деятельной жизни. Их знание подобно сокровищу, которым они не умеют пользоваться.

2. Важность умственного образования сама собою очевидна, особенно если представить себе такого человека, коего способности или остаются в бездействии по недостатку образования, или, что еще опаснее, посредством превратного образования уклонились от своего прямого пути. Самые упреки, которые часто делают против одностороннего умственного образования, необузданности воображения и т.д., доказывают необходимость образования познавательных способностей, многостороннего и хорошо соображенного с истинным назначением человека. Далее, умственное образование есть обильный источник внутренних удовольствий, условие внешней деятельности и совершенно соответствует премудрым намерениям Творца, ибо оно есть не что иное, как раскрытие тех прекрасных семян, которые Сам Творец насадил в духе человеческом и хочет, чтобы они вырастали, расцветали и приносили плоды.

1. Прежде нежели будем рассматривать умственные способности порознь, предложим общие правила, – и, во-первых, правила предосторожности, которые предохраняли бы от всего ослабляющего или разрушающего сии способности. Есть такие примеры, что родители и воспитатели намеренно старались подавлять в дитяти некоторые способности, например, любознательность, воображение и т. п., чтобы тем вернее предохранить их от злоупотребления. Но неправильность таких поступков видна уже из того, что было замечено в § 5. Хотя воспитатель и должен отсекать дикие наросты и лишние отростки, но самого дерева, то есть данных от Бога способностей, он не должен разрушать, а напротив должен питать их и возращать.

2. Чаще ослабляются духовные способности ненамеренно, по неведению, по нерадению, или по каким-нибудь господствующим предрассудкам. Это особенно случается от недостатка правильного возбуждения их, или от чрезмерного напряжения. Как в теле, так и в душе бездействие или неупотребление данных нам сил влечет за собою ослабление их (§ 18). Оставьте, например, без употребления память мальчика – и она останется навсегда слабою: напротив, упражняйте ее надлежащим образом – и она укрепится. Поэтому чрезвычайно вредно, когда или слишком обременяют воспитанника учением, или напротив слишком облегчают обучение, так что оно становится для воспитанника как бы приятною забавою.

3. С этим недостатком в близкой связи находится односторонность образования, когда или только одну какую-либо способность преимущественно образуют, оставляя прочие, или известную силу души занимают только одним каким-нибудь предметом. От этого необходимо должна произойти в человеке вредная несообразность. И если воспитатель ищет своей славы в том, чтобы одну какую-нибудь способность образовать до необыкновенной степени, то хотя он и может за это получить одобрение от неразумных, но наблюдатель, лучше понимающий дело, наверное с ним не согласится. При этом надобно обращать внимание и на прочие способности, которые оставлены в небрежении, и тогда в этом мнимо мастерском деле ничего более не увидим, кроме неправильного или одностороннего образования души. Такая односторонность особенно бывает вредна, когда чрез нее разрушается надлежащая подчиненность между душевными силами, отчего низшие силы берут перевес над высшими. Это очень часто случается, особенно с воображением, и следствия этого бывают самые неприятные. Сами не знают, что делают, те воспитатели, которые все свое искусство истощают на то, чтобы в воспитанниках особенно усилить воображение.

4. Противоположный этому недостаток есть неумеренное напряжение пробуждающихся умственных сил, когда детей или слишком рано принуждают к учению (§ 17), или избирают предметы для них слишком трудные и слишком разнообразные, или, особенно малых детей, слишком долго занимают одним предметом либо принуждают к умственным занятиям не вовремя, например, тотчас после стола. Если слишком сильно натянуть лук, он переломится или, по крайней мере, потеряет свою упругость. Это такое замечание, которым внимательно должны пользоваться родители, особенно образованные и слишком заботящиеся об образовании детей своих.

5. Но умственные способности могут ослабевать и посредственно, особенно –

а) от вредного влияния тела, а потому от нездоровой пищи, испорченного воздуха, от недостатка движения и т. п. Слабость и болезненность тела, чрезмерная раздражительность нервов, пресыщение желудка, недостаток движения, нечистота и проч., очень много содействуют ослаблению сил духа. Как разрушителен в этом отношении порок самоосквернения, это будет показано в другом месте.

б) Велико также влияние и господствующего состояния духа. Веселость, спокойствие и умеренная надежда на себя благоприятствуют умственной деятельности; напротив, печаль, страх, беспокойство и чрезмерная недоверчивость к собственным силам ослабляют оную. Особенно вредно, если какая-нибудь наклонность обращается в господствующую страсть. Чрез это стесняется деятельность духа и, оставляя все прочее, обращается к одному предмету страсти. Посему когда ученик предается любви к другому полу, страсти к какой-нибудь игре или иной беспорядочной наклонности, тогда от этого не только терпит его невинность, но и успех в учении.

1. Воспитание всегда должно быть приспособляемо к личным свойствам воспитанников. Поэтому, касательно умственного образования, прежде всего необходимо узнать, какие дарования имеет воспитанник, к каким предметам он преимущественно расположен и как надобно поступать, чтоб предохранить умственные способности его от повреждения и правильно образовать их. Здесь опять должно припомнить, что в § 15 вообще было сказано о различии личных свойств воспитанников. Главное дело тут состоит в беспристрастном, постоянном и рассудительном наблюдении над тем, как различные способности воспитанника будут обнаруживаться во время обучения его и в обыкновенной его жизни. Но чтобы в этом случае не обманываться, никогда не должно забывать, что:

a) Человек имеет различные способности, которые не всегда обнаруживаются в одинаковой степени, каковы: память и рассудок, разум, воображение и др. Поэтому по одной какой-нибудь способности еще нельзя судить вообще о способностях воспитанника.

Та же способность в одном отношении может быть превосходною, а в другом очень слабою, например, память слов и память вещей. Также один и тот же человек к одному делу может быть очень способным, а к другому напротив малоспособным или совсем неспособным.

в) Природная живость детей и их острые мысли, хотя часто оправдывают выгодное предположение об их способностях, однако не служат еще несомненным признаком способностей. Часто то самое, что почитается проблеском гения, в самом деле бывает порождением самого бессвязного и поверхностного смысла. А иногда истинно отличные таланты долго бывают сокрыты и остаются без действия сами в себе, доколе счастливый случай не возбудит их.

г) Не всегда по одной внимательности детей к учению и по их успешности можно судить об их таланте. Часто дети с наилучшими талантами бывают слишком беглы и невнимательны; притом здесь многое зависит от способа учения. В возрастных воспитанниках настоящее состояние их таланта надобно отличать от ранних их способностей. Посредственные способности, при помощи постоянного прилежания и хороших пособий, мало-помалу могут сделаться очень хорошими, а напротив, и отличный талант может огрубеть от нерадения.

д) Также и обыкновенные испытания не решают дела. Ими более измеряются приобретенные познания и способности, чем талант. Пустой, но смелый говорун иногда выдерживает испытания гораздо удачнее, чем ученик с отличными способностями, но робкий или неспособный хорошо объясняться. Хотя учитель, знающий хорошо свое дело и владеющий опытным и глубоко проникающим взором, многое может усматривать из ответов ученика, но редко для такого учителя достаточно бывает одного испытания, чтобы произнести решительное суждение о способностях воспитанника.

2. Важнейшие предметы, на кои должно обращать внимание при формальном образовании, суть: возбудительность умственных сил, вникание, свобода, твердость и правильность умственной деятельности. Первое условие есть возбудительность умственных способностей, состоящая в том, что они легко приходят в деятельность. Хотя человеку прирождено внутреннее стремление приводить в деятельность умственные свои силы, но это естественное влечение без внешнего возбуждения у многих бывает слишком слабо для того, чтобы производить нужное действие. Отселе происходит та столь обыкновенная дремота духа, во время которой человек, подобно бездушному истукану, имеет очи, но не видит и уши, но не слышит. Поэтому воспитатель должен стараться пробуждать дремлющие способности, занимать их при каждом случае и эту деятельность обращать воспитаннику в привычку и потребность. Для этой цели воспитатель должен не только доставлять обильную пищу уму своего воспитанника, но как можно чаще поставлять его в необходимость делать употребление из своих сил. При этом, без сомнения, опять должно обращать внимание на личные свойства воспитанника, чтобы не обременять его более, нежели сколько он может перенести. Впрочем, нужно возбуждать и упражнять все его силы и для этого надобно пользоваться не только определенными часами учения, но и всеми удобными случаями, которых во всегдашней жизни очень много и которые чем менее бывают изысканны, тем кажутся привлекательнее и занимательнее.

Второе условие есть вникание разума в известный предмет, или внимательность. Деятельность разума не может быть успешною, если человек не умеет отрешаться от посторонних, развлекающих его впечатлений, чтобы исключительно заниматься своим предметом. Но и в этом случае в детях опять замечается большое различие. Одни очень легко делаются внимательными, других, напротив, никакой предмет не занимает, или, по крайней мере, они не останавливаются ни на одном, и их беглая мысль поспешно переходит с одного предмета на другой. Вообще здесь очень многое зависит

а) от приобретенной уже силы ума. Рассеянность извинительна в детях. В их духе нет еще той нужной твердости, которая не позволяла бы им развлекаться внешними впечатлениями.

б) от предметов – соответствуют ли они способностям и наклонностям детей. Кто, например, столько будет нерассудителен, чтобы от дитяти, еще не приученного к мышлению, требовать вникания в отвлеченные положения?

в) от состояния и расположения их духа. И взрослый человек едва может устремить свое внимание к какому-нибудь предмету, доколе его сердце беспокоят сильные заботы или его тело мучат жестокие болезни.

г) от внешнего положения, которое иногда

благоприятствует, а иногда препятствует вниманию,

д) наконец, от времени – правильно ли оно избирается и не слишком ли бывает продолжительно.

1. Отселе вытекают следующие правила:

а) Не должно ставить в большую вину дитяти, особенно в ранние годы его, если оно легко развлекается, но надобно стараться, сколько можно, облегчать его внимание, удаляя от него все развлекающее, от чего бы то ни происходило: от места или времени, или от окружающих предметов.

б) Детям надобно предоставлять предметы в чувственных формах и делать их очевидными посредством объяснений, изображений, повествований и т. п.

в) Надобно делать предметы занимательными, чтобы они, убедившись в их необходимости и пользе, находили в них удовольствие и радость. Чем более какой предмет доставляет дитяти удовольствия, тем более оно занимается им.

3. С внимательностию очень тесно соединяется свобода в употреблении умственных сил. Эта свобода требует того, чтобы человек в умственной деятельности приобрел себе некоторый род независимости от противных впечатлений тела, от обстоятельств времени и места и от расположений духа. Правда, это трудная задача. Самый опытный мыслитель часто бывает нерасположен к умственным занятиям, потому что или тело, или воображение, или неблагоприятное состояние духа делают умствование для него трудным. Но эта свобода очень нужна, так как человек не может произвольно располагать своими обстоятельствами, а принужден бывает приспособляться к тем отношениям, какие встречает, независимо от них продолжать дела по своему званию. Справедливо, что как все человеческое, так и это укрепление духа имеет свои пределы, самою природою назначенные, и вредно было бы, если бы кто во время сильной головной боли или во время беспокойства и возмущения сердечного стал принуждать себя к занятию; по крайней мере, надобно стараться доводить детей до возможной степени сей свободы или независимости от развлекающих предметов. Средством к тому служит продолжительное, постепенное упражнение в том, чтобы не позволять себе чем-либо развлекаться во время своих умственных упражнений. Поэтому что прежде сказано было об устранении развлекающих предметов, надобно понимать с ограничением. Кто в ранние годы не научился владеть собою во время умственных занятий, так чтобы мог продолжать свое дело, вопреки настоящему своему расположению и несмотря на какие-нибудь затруднения, например, во внешнем шуме, тот едва ли когда будет господином головы своей.

3. То же самое должно сказать и о твердости умственных сил. Кто в умственной деятельности скоро начинает чувствовать утомление духовных сил своих или даже теряет нить занятий, тот верно не достигнет своей цели. И к этой твердости в умственных занятиях воспитанник с ранних лет должен привыкать мало-помалу, так чтобы это было без опасности чрезмерного напряжения или другого какого вреда. Посему весьма вредно, если воспитатель слишком снисходителен бывает к прихотям и легкомыслию детского возраста или если сам слишком часто и скоро переменяет предметы учения и, как иногда бывает, начиная многое, ничего не оканчивает.

4. Главное же дело всегда состоит в правильности умственных действий, то есть в том, чтобы все силы человека стройно содействовали достижению его истинного назначения, как временного, так и вечного, или, по крайней мере, действовали так, чтобы ни одна из них не препятствовала достижению главного (§ 13). Иначе какую пользу принесет человеку возбуждение умственных сил, внимательность и твердость в мышлении, и т. д.? Такой человек хотя скоро идет вперед, но ненадлежащим путем, а потому идет не к счастию своему, а к погибели. Об этом более будет сказано, когда станем говорить о каждой способности порознь.

1. Порядок и постепенность раскрытия умственных сил зависят не от произвола воспитателя, а от самой природы. Сперва начинает действовать способность внешнего воззрения. Вкус, осязание и зрение доставляют первые представления. Потом раскрываются слух и обоняние. В этом состоянии дитя только принимает впечатления. Но по мере того, как душа мало-помалу укрепляется, она частные признаки начинает соединять в понятия, различает один предмет от другого и хотя еще не свободно, но уже начинает воспроизводить прежние представления. Чрез несколько времени чувствования и ощущения, появляющиеся в дитяти, переходят в неясное сознание. В продолжение сих внутренних действий раскрывающегося духа слепой инстинкт постепенно переходит в произвол и грубый язык природы образуется в лепетание слов.

2. Тогда как вместе с телесною организациею незаметно подвигается вперед и образование чувственных представлений, душа мало-помалу проникается лучами сверхчувственного мира. Дитя получает темное предчувствие истины и нравственного добра. Это – первые отголоски ума. Но они еще очень слабы и не приходят в сознание. В этом состоянии душа бывает подобна человеку, который освещается солнцем, тогда как глаза его закрыты, и который, еще не видя, получает только впечатление от солнечного света и ощущает теплоту.

3. Дитя и оставалось бы при этом предчувствии или даже это предчувствие очень скоро опять исчезло бы в животном состоянии, если бы не помогало постороннее возбуждение и научение. Так, по крайней мере, говорит нам история как частных людей, с младенчества оставленных в совершенном небрежении, так и целых народов, погруженных в дикое состояние. Но как скоро сии темные представления, при помощи правильного обучения и других пособий, проясняются, тогда и ум получает более силы и живости. Он составляет суждения и мало-помалу восходит к заключениям, приобретенные познания старается приводить в порядок и единство, составляет для себя начала деятельности и правила благоразумия или, как высшее воображение (фантазия), созерцая вечный Первообраз красоты, мыслит о нем и старается изобразить его во времени и пространстве.

Часто человек трудится только над отблесками истины, но не возносится своим взором к самой истине. Когда же он получает в собственном смысле высшее образование, тогда познает самого Бога как Первообраз жизни и красоты и в совести своей слышит глас Божий. С того времени он уже не довольствуется одними только лучами Божественного света, отражающимися в творении; его дух возносится к самому Богу, как вечному Солнцу, как началу, средине и концу всего сотворенного, и сердце его чувствует непрестанное влечение к Нему. Впрочем, для приобретения истинного, живого познания о Боге не довольно одного человеческого пособия; для этой цели человек имеет существенную нужду в Божественном откровении. А чтобы живо быть проникнуту Словом Божиим, для него необходимо внутреннее просвещение и укрепление (§ 3). Когда же человек предается сему внутреннему действию благодати, тогда для него ничего нет вожделеннее искупления и спасения чрез Иисуса Христа.

1. Как во всех других случаях, так и в настоящем воспитатель должен уважать внушения природы и никогда не поступать вопреки ей. Обязанность воспитателя здесь состоит в том, чтобы сообразно с природою помогать раскрытию ума, пробуждать его способности, усовершать их с благоразумною заботливостию и, предотвращая всякое повреждение, более и более приближать их к идеалу истинного образования ума. Следовательно, вся деятельность воспитателя в первые годы образования дитяти ограничивается тем, чтобы сохранять, пробуждать, руководствовать и совершенствовать низшую, или опытную, познавательную способность, – частию для того, чтобы пробуждающемуся уму дитяти приготовить здравые органы, а частию для того, чтобы помогать самому пробуждению ума.

2. Но когда начинает обнаруживаться высшая жизнь, тогда и воспитание вступает в высший круг действования. Вначале дело воспитания состоит только в том, чтобы с благоразумием и любовию помогать пробуждающемуся духу разорвать оковы грубой животности, доставить ниспадающим лучам высшего света свободный к нему доступ, и с материнскою заботливостию хранить и воспитывать чувство истины, нравственного добра и красоты. А как детский ум еще слишком слаб для того, чтобы непосредственно обнимать высокие предметы, то надобно для него представлять их в чувственных образах посредством повествований, примеров и подобий. При этом каждую из раскрывшихся его сил так должно образовать, чтобы она не только сама постепенно укреплялась, но и помогала раскрытию и усовершению прочих сил. Например, память должно упражнять в таких предметах, которые бы доставляли пищу и занимательность для размышления и т.п.

3. Когда ум воспитанника сделается более независимым от чувственности и приобретает уже некоторую силу подниматься выше того, что подлежит чувствам, тогда можно, соблюдая надлежащую постепенность, занимать его отвлеченными исследованиями и высшими умственными упражнениями, но так, чтобы знание и вера всегда взаимно себя проникали и поддерживали, как прежде было кратко замечено.

4. Хотя раскрытие духа и переход от чувственного к сверхчувственному во всех людях совершаются одинаковым порядком, но время, в которое та или другая сила, например, разум или ум начинают действовать, бывает очень различно. При этом весьма много зависит от качества природных способностей и от влияния внешних обстоятельств. Впрочем, постепенности раскрытия духа, о которой говорим мы, никак не должно принимать в том смысле, будто низшие силы уже не нужно образовать, коль скоро начинают действовать высшие. Напротив, все способности надобно усовершать более и более в совершенном их согласии между собою. Только всегда должно иметь особенное попечение о тех способностях, которые, по естественному порядку, теперь именно должны быть раскрываемы.

1. Хотя несправедливо некоторые утверждают, будто человек ничего более не знает кроме того, что он получает посредством внешних чувств, ибо слишком неразумно идеи об истине, нравственном добре и красоте почитать только за произведение внешнего опыта, однако ж образование способности внешнего воззрения весьма важно – не только потому, что от нее необходимо зависит обыкновенная деятельность человека, но и потому, что эта способность уму доставляет материю, которую вслед за тем он по высшим идеям обсуживает, обрабатывает и употребляет для своих целей. Поэтому справедливо можно сказать, что с кругом зрения расширяется и круг мышления.

Вообще философского умозрения никогда не должно отделять от опыта. В новейшие времена, ослепляясь блеском идеального творчества и построения, крайне унизили столь прославленный прежде эмпиризм¹. Но как может человек правильно действовать на опытный мир, когда он, живя в одних идеях, не имеет о нем или вовсе никакого, или достаточного познания? Чтобы в своем высоком полете не быть игрою мечтательных обольщений, человеческий дух также имеет нужду в познаниях опыта, как корабль в грузе. С другой стороны, кто, не имея высшего взгляда и идеального стремления, останавливается только на опыте, тот вовсе будет поглощен его потоком. Издавна жаловались, что решительный эмпиризм легко переходит в материализм.

2. Для образования этой способности нужно: а) сохранение и усовершение чувственных органов, о коих говорено было в § 44, и б) то, чтоб самый ум сделать способным к принятию предметов, соответствующих каждому органу, ибо не орган собственно видит и слышит, но ум человека; и он видит и слышит обыкновенно только то, в чем образован. Отчего, например, художник с притупленным зрением видит в прекрасной картине несравненно более, нежели самый острый глаз человека необразованного?

3. Главное дело и здесь опять – правильное постоянное упражнение, для которого, не определяя известных часов, всегда и везде можно встречать много случаев. Такого рода упражнения очень легко обращаются в занимательную игру, когда, например, между многими воспитанниками возбуждается соревнование, по которому один старается лучше что-нибудь видеть, правильнее измерять длину, глубину и высоту, открывать более самых тонких отличительных признаков и т. п. Однако ж должно остерегаться:

а) чтобы подобные упражнения никогда не были опасны для нравственности и детской невинности;

б) чтобы не были односторонни, что бывает, когда, оставляя другие совершенства, имеют в виду только одно какое-нибудь, например, совершенство зрения и т.п.;

в) чем благороднее чувство и чем теснее соединяется оно с исполнением обязанностей, тем более должен быть образуем орган сего чувства;

г) наконец, надобно всегда наблюдать строгую последовательность и постепенность в перехождении от легких упражнений к более трудным.

4. Чтобы особенно образовать ум для внешних наблюдений, надобно с ранних лет предохранять детей от ветрености и той тупости, по которой они смотрят на предметы без всякого размышления. На этот конец должно приучать детей к размышлению;

а) о приготовлении, составных частях, пользе и употреблении наблюдаемых предметов, особенно тех, которые часто встречаются в обыкновенной жизни;

б) о причинах встречающихся явлений, об их следствиях и действиях или вообще о причинной связи вещей;

в) также мало-помалу должно возбуждать в детях чувство приличия, порядка и красоты. Впрочем, об этом будет говорено ниже в статье об образовании чувства красоты.

5. Наилучшее средство к образованию наблюдательного взора есть срисовывание внешних предметов, посредством чего наше внимание делается более острым. В этом наша душа находит весьма приятное занятие, и, не говоря о многих выгодах рисования для жизни, рисуя, мы замечаем очень много как недостатков так и красот, которых чрез простое наблюдение никогда бы не открыли. При этом для детей всего поучительнее пример воспитателя. Если он в обыкновенном обращении с детьми всегда показывает внимательность к встречающимся предметам и, не останавливаясь на мелочах, в присутствии детей охотно предлагает о предметах свои замечания, то этот навык наблюдательности незаметно перейдет и на воспитанников. Но никогда не должно забывать, что наблюдение внешних предметов не составляет главного для человека; оно должно быть только средством к достижению высших целей, которых никогда не надобно упускать из виду. Не следует также образование этой способности обращать в пустую забаву, без цели, но всегда надобно направлять оное к пользе юного гражданина мира.

1. Человек не только видит внешние предметы, но может сознавать и то, что происходит в его собственной душе. Эту способность мы называем внутренним чувством. Образование сей способности тем необходимее, чем менее можно ожидать надлежащего раскрытия оной от свободного действия природы. К сожалению, незнакомство с самим собою есть дело очень обыкновенное. Самые образованные люди, коих любознательность проникает во все царства природы, в историю всех частей света, даже в круговращение солнечной системы, и которые с жадностию собирают сведения об отдаленнейших событиях мира, сами для себя нередко остаются как бы незнакомою или мало знакомою страною. Их собственный внутренний мир представляется им загадочным сцеплением сменяющихся расположений духа, желаний и страстей, и, вместо того чтобы размышлять о себе, управлять собою и всегда иметь в виду свое истинное значение, они слепо предаются влечению предрассудков и преобладающих чувствований. Отселе, между прочим, происходит то странное явление, что очень многие гораздо скорее замечают чужие погрешности, нежели собственные и в своих поступках часто одобряют то самое, что в других громко обличают. Хотя источник этого явления лежит не только в неправильном рассуждении, но и в повреждении воли, однако это зло, по крайней мере, несколько, можно отвращать и усовершением внутреннего чувства – органа наблюдения над самим собою.

О если бы все искренно принимали наставление, данное епископу Лаодикийскому, которое Свидетель верный и истинный, Начало создания Божия, нарекает так: зане глаголеши, яко богат есмь, и богатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг, – совещаю тебе купити от Мене злато разжжено огнем, да обогатишися, и одеяние бело, да облечешися и да не явится срамота наготы твоея, и коллурием помажи очи твои, да видиши (Откр. 3:17, 18).

2. Хотя в ранние лета мало можно успеть в образовании внутреннего чувства, однако при удобных случаях надобно обращать внимание воспитанника на его внутреннее состояние и на те проступки, коим он подвергается. И чем более дух его зреет, тем более должно приучать его к размышлению о себе и вниканию в самого себя – не только в свои поступки, но и в их источники и побудительные причины. Для этой цели очень важно по справедливости всеми одобряемое повседневное испытание совести, особенно когда всякий раз прежде со смирением молят Бога о ниспослании свыше силы и света благодати. Есть еще и другие средства:

а) Полезно приучать воспитанника, чтобы он наблюдал чувствования и расположения других. Кто, замечая в других что-нибудь неодобрительное, будет в то же время внимательно смотреть на самого себя, тот много может собрать опытов как собственных, так и чужих. Но здесь нужно остерегаться, чтобы это средство не обратилось в порочную привычку пересуживать и пересмеивать других.

б) Гораздо более в этом случае приносят пользы хорошо составленные жизнеописания и истории, когда дети читают их с размышлением и когда воспитатель благоразумно прилагает их к сердцу юных читателей. Особенно библейская история сообщает нам превосходные познания о сердце человеческом.

Здесь не у места показывать пользу исповеди. Только мимоходом заметим, что для приобретения необходимого познания о самом себе, наилучшее средство – приучать воспитанника с искренним смирением и откровенностию давать строгий отчет в своем внутреннем состоянии пред духовным отцом своим.

1. Разум есть способность составлять ясное и раздельное понятие о представляемых предметах, или вообще – способность размышлять. К образованию этой способности можно приступать очень рано, и особенно с того времени, когда дитя начинает говорить. Главное дело здесь опять состоит в том, чтобы чаще возбуждать ее, руководить и упражнять.

Давно жалуются, что народ упорно держится предрассудков и странных обыкновений, не размышляя о том или не желая научиться лучшему. Это, без сомнения, происходит не от недостатка нужных для этого способностей – для правильного размышления о предметах обыкновенной жизни нет нужды в обширных познаниях. Главная причина этого явления состоит обыкновенно в недостатке возбуждения к упражнениям разума. Это можно сказать и о прочих умственных способностях, и даже о чувствованиях, особенно нравственных. Постоянное упражнение всегда служит главным средством образования. Посему надобно желать, чтобы дети с ранних лет приучались правильно понимать и обдумывать предметы.

2. Преимущественно одобряются следующие упражнения:

а) Должно приучать детей, чтобы они не довольствовались непонятными словами и темными представлениями, но чтобы все им встречающееся уясняли для себя и означали точными выражениями. Особенно можно от них требовать этого, когда читают какую-либо книгу. Но для чтения надобно выбирать такие сочинения или места из них, которые были бы приспособлены к детскому смыслу и безопасны для их нравственности.

б) Можно требовать от детей, чтобы они указывали особенные признаки предметов, многие предметы сравнивали между собою и открывали как их сходство, так и различие. Также нужно обращать их внимание и на то, какие приметы в сих предметах существенные и какие случайные.

в) С пользою можно требовать от детей, чтобы они как для частных понятий, так и для целых предложений мало-помалу привыкали приискивать противные понятия и противные предложения.

г) Такие предварительные упражнения сами собою пролагают путь к распорядку предметов, чрез что разум получает общий обзор своих представлений и весьма много облегчается не только сохранение познаний в памяти, но и употребление их в дело.

д) Наконец, воспитанника надобно приучать из данных частных случаев выводить общие правила и начала и наоборот – общие начала применять к частным случаям. На этой способности преимущественно основывается здравый смысл человеческий, которого важность никто отвергать не может. Какую пользу принесут детям все общие понятия и правила, если они не научатся надлежащим образом употреблять их в дело?

3. Все показанные упражнения не требуют особенных часов учения, но могут быть соединяемы с прочими уроками и даже с обыкновенною жизнию, а иногда могут быть облекаемы в норму соревновательной игры, и почти невероятно, как много чрез это усовершаются способность наблюдения и ясность представлений.

1. Хотя человек весьма рано начинает рассуждать и всегда имеет в своей природе побуждение к непрерывному усовершению этой способности, однако он очень легко погружается и в некую духовную дремоту, когда сам не судит ни о чем, но всегда бывает только эхом своей библиотеки или чужих мнений. Особенно это случается, если детям только говорят или дают уроки, спрашивают у них о слышанном и не упражняют собственного их разума или даже препятствуют размышлять, не позволяют произносить своих суждений о предметах. Благоразумный воспитатель должен не только доставлять воспитанникам случаи к упражнению разума, но и располагать и ободрять их к этому.

2. Здесь особенно нужно наблюдать следующее:

а) Не только собственно обучение, но и обыкновенные явления и случаи, занятия и игры, встречающиеся детям или испытываемые ими надобно направлять к тому, чтобы возбуждать и занимать их рассудительность. При этом всегда нужно заставлять их показывать причины и основания, почему они так или иначе судят.

б) Чтобы приучить их к размышлению и некоторому напряжению силы мышления, надобно давать им не слишком легкие вопросы, а такие, которые бы представляли постепенно более трудностей. Но при этом нужно избегать всякой неумеренности.

в) Если суждение детей неосновательно или неправильно, то воспитатель не должен лишать их бодрости и опечаливать посредством насмешек или презрительного тона, да и сам не должен тотчас поправлять их ошибки, а лучше вести дело так, чтобы погрешивший сам открыл свою ошибку и умел исправить ее. Здесь особенно полезен способ учения разговорный.

г) Наконец, надобно показывать доверие к суждению воспитанника и входить с ним в рассуждение или как бы совещание, как при том или при другом случае поступить должно. В то же время надобно обращать внимание воспитанника на встречающиеся препятствия и трудности, и если дело произойдет обыкновенным порядком, то опять можно с ним рассуждать, почему вышло такое следствие, а не другое. Это не только возвышает дух воспитанника, но вместе научает его и деятельному благоразумию в жизни.

1. При таком старании образовать в детях разум никогда не должно забывать наставление Апостола: не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати, но мудрствовати в целомудрии (Рим. 12:3). Как необходимо пробуждать в человеке высшие способности ума и приводить их в деятельность, так крайне вредно, если в душе воспитанника питается высокоумие, надменность и тщеславное самодовольство. Это зло при образовании разума очень скоро обнаруживается, особенно в даровитых детях, если ему не противодействуют со всем вниманием и твердостию. Как скоро разум воспитанника начинает раскрываться и приобретать некоторые сведения, воспитанник легко увлекается желанием все понимать и обо всем судить. Его ограниченные и поверхностные познания служат ему мнимо верною мерою, которою он думает все определять и все решать. Кто знаком с новою и новейшею литературою и современною историею, тот знает, какое зло произошло на Западе для государств и веры от сей надменности разума, выходящего из своих пределов. Не будет преувеличения, если скажем, что причина сих заблуждений, по крайней мере, отчасти скрывается в способе воспитания, принятом во многих странах Запада. Если, не обращая внимания воспитанника на его ограниченность, всегда заботятся только о том, чтобы он был сведущ во всем, на все давал свое суждение; если почти все, о чем наши предки рассуждали и что установили, представляют ему непрочным, буде не совсем неразумным; если в присутствии воспитанника вольно рассуждают о самых важных предметах и иные из них даже осмеивают; если, наконец, учитель и воспитатель во всем образе своей жизни показывают легкомыслие и надмение, – то что удивительного, когда таким образом воспитанный юноша станет переступать все границы долга и благоразумия и, ослепленный воображаемою полнотою своей мудрости, будет присвоять себе умственное полновластие над всем, что издавна было установлено и уважаемо.

2. Для предохранения воспитанников от этого ужасного зла надобно чаще напоминать им следующее:

а) Разум человеческий вообще весьма ограничен. Один Бог есть полнота мудрости, а нам дано участвовать в оной только по мере нашей весьма ограниченной приемлемости. То, чего и самый образованный человек не знает, беспредельно более того, что он знает. И в видимом творении мы встречаем весьма много такого, чего не в состоянии понять, а тем менее объяснить, – что же сказать о мире невидимом! Поэтому истинно мудрые люди, лучше понимая свою ограниченность, всегда отличались скромностию.

б) Особенно в детстве и юности наш круг зрения бывает очень ограничен, когда наше знание еще не зрело, не утверждено опытами и, подобно тени, отражаемой на поверхности колеблющейся воды, весьма смешанно и непостоянно. Поэтому, не делая учеников легковерными, надобно внушать им уважение к досточтимой древности и ко всем тем установлениям, коих польза уже с давнего времени доказана. Если древние в том или другом случае и ошибались, это не дает нам права презирать их. Их предварительные опыты и труды были причиною того, что мы теперь некоторые предметы понимаем лучше их. И как часто случается, что там, где мы обвиняем древних в заблуждении, их взор оказывается гораздо вернее нашего! Не ознакомившись с опытом, мы взгляды их нередко почитаем ложными, но со временем находим, что они были правы.

в) Надобно детям открывать, как много важности в том, с какой высоты и с какой точки зрения мы смотрим на предметы. Как было бы неразумно с нашей стороны, если б, не могши никаким способом обозреть целого, стали мы охуждать правила наших начальников или даже общие распоряжения и постановления тех, которые Богом поставлены управлять странами и государствами!

г) Особенно касательно откровенной веры надобно избегать всякого высокоумия и вольномыслия. Несомненно видя божественность откровенной веры из неоспоримых событий, мы хотя всегда должны стараться более уразумевать ее учение и постановления и ими пользоваться, но никогда не должны Божественных таин подчинять слабым нашим взглядам или хотеть все понимать и безрассудно отвергать то, что для нас непонятно. Если в природе видимого мира происходит много неизъяснимого для нас, то можно ли удивляться тому, что строительство спасения падшего рода человеческого, эта бездна премудрости и любви Божией, содержит такие тайны и глубины, которых ограниченный ум человеческий никак постигнуть не может?

д) Если воспитанник в своем суждении будет показывать некоторое надмение и вольность, то никогда не должно оставлять этого без замечания. Ему надобно давать чувствовать, как он мало способен и мало имеет права судить о трудных для него или вообще непостижимых предметах. Такие наставления всегда должно делать без гнева и с возможною пощадою детского чувства чести. Если же занятый собою и упрямый воспитанник не уважает голоса любви, то надобно усилить предостережение и в необходимом случае употребить более действительные меры.

3. Но главное всегда и везде – есть постоянно поддерживаемый сыновний страх к Богу и добрый пример воспитателя. Если воспитатель о своих предметах рассуждает основательно и с непритворною любовию к истине, а там, где обязанность и уважение к святыне того требуют, бывает скромен или с благоговением преклоняет колена и непритворно сознает ограниченность своего разума, то такой пример действует на детей сильнее всякого устного наставления. Столь же важен в этих случаях благочестивый пример родителей и вообще всех имеющих влияние на детей.

1. Ум есть духовное око человека, которым он видит не то, что является во времени и пространстве, но – вечные первообразы как того, что есть, так и того, что должно быть. Хотя ум есть одна сила, однако он принимает различные наименования. Он называется: умом созерцательным (теоретическим), когда исследует истину; умом деятельным (практическим) как провозвестник вечного закона, с которым мы должны сообразовать все действия нашей свободы; а некоторые еще называют его высшим воображением (или фантазиею), как орган, созерцающий идеи прекрасного, великого и высокого.

2. Во всех показанных значениях ум пробуждается в дитяти гораздо ранее, нежели как об этом думают некоторые. Как скоро дитя начинает судить об истинном, прекрасном и нравственно-добром, это знак, что ему уже открывается, если не солнце, то, по крайней мере, заря высшего мира. Хотя душа еще не понимает ясно сих высоких идей, но живой росток умственной деятельности уже тронулся, пришел в движение и с нетерпением ждет нужного пособия для своего дальнейшего раскрытия. Это пособие опять состоит в постоянном возбуждении, упражнении и направлении деятельности ума. Здесь воспитаннику

а) по мере приобретенной им силы при всяком случае надобно давать предметы для размышления об истине, справедливости и несправедливости;

б) сии занятия надобно направлять так, чтобы детского ума не расстраивали ни предрассудки, ни худые наклонности и чтобы он с радостию принимал познанную истину.

3. Напротив, ошибаются, когда под образованием ума разумеют только сообщение отвлеченных понятий, общих положений и глубокомысленных доказательств. Также несправедливо делают, когда образование ума отделяют от образования способности внешнего воззрения и, чтобы воспитанника сделать умным, почитают нужным только возвысить его в мир идей, между тем как ум, с самого пробуждения своего, должен мало-помалу укрепляться, приучаясь судить о предметах внешнего и внутреннего воззрения, о предметах мира физического и нравственного, о том, что прежде было, и о том, что́ каждый день происходит вне нас и с нами самими. Как чувство красоты первоначально раскрывается не посредством науки о красоте (эстетики), но посредством правильного рассматривания тех предметов, которые своею красотою хотя слабо отражают Первообраз красоты – так точно раскрывается и чувство истины и нравственного добра. Отселе очевидно, как много погрешают утверждающие, что образование ума надобно отлагать до лет духовной зрелости. Можно ли человеку достигнуть духовной зрелости, если чувство истины и долга в нем заранее не возбуждено, не раскрыто постепенно и оставлено без попечения? Без раннего образования ума невозможно истинно человеческое образование и прочих способностей, ибо только ум возвышает человека над животным и делает его истинным человеком. Все ошибочные мнения в этом случае происходят от неправильного взгляда на существо ума или оттого, что его образование, о котором должна рассуждать наука воспитания, смешивают с образованием собственно философским.

Об образовании высшего воображения будет сказано ниже, когда станем говорить об образовании чувства красоты. Здесь кратко скажем о высоком значении ума. Ум есть способность находить истину и жить сообразно с нею, или способность приводить в согласие земное с превышеземным, временное с вечным. Всегда внимать гласу Бога и всегда верно следовать ему – есть знак высшего образования ума. А как ум есть способность постигать истину и правду и выражать их в жизни и только того мы почитаем истинно умным человеком, кто из своего знания делает правильное употребление для достижения главного своего назначения, то отселе видно, что образование ума собственно есть одно и то же с нравственным образованием. По учению веры, истинно умный человек есть только тот, кто в жизни непритворно показывает себя истинно благочестивым и добродетельным. И как одно только Христианство есть истинная вера, которой божественность утверждается на непререкаемых исторических событиях и спасение падшего рода человеческого возможно только чрез веру в Иисуса Христа, то кому не горестно слышать, что и в наше время некоторые ищут своей чести в том, чтобы подрывать христианство? Особенно прискорбно то, что, под видом усовершения любознательного юноши, отвлекают ум его от того, что для него дороже всего, и, подобно Иеровоаму, развращавшему Израиля вместо того, чтобы вести его в Иерусалим, в притворы единого истинного Бога, влекут в Дан и Вефиль, для поклонения идолу, которого сами сделали. О если бы философия пришла в себя от своего опьянения и увидела, что она тогда только достойна своего имени (стремление к мудрости), когда идет по пустыне, опираясь на единое истинное руководство – учение Иисуса Христа, единого истинного Учителя, подобно как таинственная Невеста – на своего Возлюбленного (Песн. 8:50). Самый опыт научает нас, что каждая система сама в себе носит зародыш смерти, как скоро она является враждующею против Евангельского учения и св. Церкви, коей краеугольный камень и глава есть Иисус Христос, истинный Бог, Творец и Владыка всех тварей.

1. Под именем остроумия разумеем способность схватывать сходное в различных предметах легко, быстро и живо. Оно тем более выказывается, чем неожиданнее и с некоторою игрою соединяет то, в чем обыкновенный взор не видит никакого взаимного отношения. Хотя эта способность, равно как и то ясное расположение души, от которого она зависит, есть дар природы, однако воспитание не должно при этом оставаться без дела. По крайней мере, оно может и должно давать направление остроумию и указывать предел: до селе и не далее.

2. Если остроумие употребляется для того, чтобы приятною веселостию прогонять угрюмость и скуку в обществе или отвлеченные истины представлять в удачных чувственных образах, то оно не только возбуждает в других выгодное мнение об остроумце, но может быть хорошим пособием и для достижения высших целей. Впрочем, еще древние называли остроумие крайне опасным оружием. Нужно иметь много самоотвержения, чтобы удерживать вырывающуюся искру там, где она может быть вредною. Поэтому часто злоупотребляют сим прекрасным даром неба, когда или уязвляют им слабых и смеются над чужими страданиями, или оскорбляют нежное чувство стыда и скромности, или даже не щадят самой святыни.

3. Для предохранения от сих злоупотреблений

а) Никогда не должно допускать, чтобы в присутствии детей остроумничали над предметами веры или нравственности. Некоторые родители бывают слишком беспечны и в этом случае – когда или сами не умеют владеть собою, или неблагопристойные остроты при детях со смехом принимают от других, тогда как надлежало бы остановить их или, по крайней мере, удалить от них детей. Такой же осторожности требует и дозволяемое детям чтение.

б) Особенная нужна осторожность, когда дети сами во зло употребляют остроумие. Весьма вредно, если они замечают, что замысловато выдуманная ими ложь или обман, их остроумное осмеяние чужих недостатков или, может быть, даже неблагопристойные их шутки принимаются с улыбкою, рукоплесканием и одобрительно или с удовольствием пересказываются другим.

в) Но главное опять в том, чтобы поддерживать в детях истинно христианское расположение духа. Если дух настроен хорошо, то и выражения его будут хороши. Поэтому из любимых шуток человека можно заключать о его душе (Мф. 12:34). Если остроумные его выражения чисты и ни в каком отношении не оскорбительны, то это показывает, что и душа его чиста и благородна; а когда остроумие обращается только к предметам постыдного сладострастия, к обнаружению чужих недостатков или к унижению святыни, то отселе легко заключить, что остроумец имеет испорченное сердце.

1. И способность предусмотрения должно пробуждать и образовывать в воспитаннике. Предусмотрительность состоит в устремлении взора не только на настоящее и прошедшее, но и на те события, которые, вследствие постоянной причинной связи, рано или поздно должны случиться. Это истинно великое преимущество человека! Неразумное животное зависит только от впечатлений настоящего и без сознания увлекается им. Но человек может стоять выше настоящего. Из прошедшего он предусматривает наступающее или будущее и запасается правилами для своего будущего поведения и самому потоку событий, его окружающих, иногда в состоянии бывает давать меру и направление. И эта способность весьма много может быть усовершенствована. Кто не удивляется тому глубокому взгляду, с каким иной мудрец, поседевший в размышлениях и наблюдениях, предсказывает вещи, по-видимому, невероятные?

Впрочем, сию способность предусмотрения надобно отличать от того тонкого чувства, или таинственного проявления силы духа, по которому люди иногда имеют какое-то неизъяснимое предчувствие событий будущих или отдаленных. Если человек действительно владеет такою способностию предчувствия, то это для нас такая тайна, во глубину которой еще ни один исследователь не мог проникнуть. Посему труд воспитания в этом отношении есть почти только предохранительный, то есть надобно предостерегать воспитанника, чтобы он, посредством мнимых предчувствий, снов и т. п., ни сам себя не обманывал, ни другими не был обманываем. Известно, какое обширное поле издавна находили для себя в этой сокровенной области человеческой природы – суеверие, корыстолюбие, самообольщение и злонамеренность.

2. Чтобы образовать способность предусмотрения, надобно воспитаннику объяснять непрерывную связь причин и действий, по которой одни события, как действия, необходимо следуют за другими, как причинами, и в то же время руководить его к правильному изучению настоящего и прошедшего. Для сего нет лучшего средства, как внимательное, соединенное с размышлением изучение истории. Только история открывает нам ход событий: выводя перед наши взоры прошедшее, она указывает вместе и на то, что нас ожидает в будущем. Общий, Богом установленный порядок вещей остается всегда тот же: что вследствие всеобщих законов случалось, то при подобных обстоятельствах и опять повторится. Поэтому, преподавая историю, надобно иметь в виду, чтобы, раскрывая прошедшее, научать воспитанника предусматривать будущее. Посредством чужих опытов человек мало-помалу может приобретать благоразумие и мудрость и из примеров других извлекать собственную пользу. Конечно, есть и своекорыстная мудрость, которая, уклоняясь от истинного назначения человека, земное поставляет для себя высшею и последнею целию и охотно одобряет всякое, даже бесчестное, средство, как скоро оно способствует к достижению предположенной цели. От этого всячески надобно охранять воспитанника. Пусть он замечает из самой истории, что тот только истинно мудр, кто свое истинное назначение почитает высшею целию, а все прочее ценит в той мере, как оно способствует достижению главного.

Мудрость плотская, как называет ее св. Павел (Рим. 8:6, 7), пред судом Откровения и здравого ума есть не что иное, как блестящая глупость. Кто назовет мудрым будущего наследника престола, если он продает право своего наследства за одну пустую игрушку? И это мы! Ибо самый Дух спослушествует духови нашему, яко есмы чада Божия. Аще же чада, и наследницы: наследницы убо Богу, снаследницы же Христу (Рим. 8:16).

3. Наконец, надобно остерегаться, чтобы из этой способности предусматривать будущее не образовалась наклонность самонадеянно и решительно предсказывать будущее и произвольно объяснять причины случайных происшествий или предаваться мелочным и часто смешным опасениям. Решительными суждениями о будущем любит отличаться самонадеянная гордость; а легковерные опасения обыкновенно бывают плодом расстроенного воображения, которое любит мечтать о том, что скрывается во мраке неизвестной будущности.

1. Деятельность нашего ума была бы крайне ограничена, если б мы знали одно настоящее и если б сделанные в нас впечатления тотчас опять исчезали, не оставляя по себе никакого следа. Тогда все наше учение было бы совершенно пустою работою, сливаньем воды в бездонный сосуд. Ho премудрый Творец даровал нам еще такую способность, посредством которой мы можем сохранять полученные впечатления, воспоминать их и пользоваться ими для наших целей. Этот дар Божий называется памятью. Нет нужды доказывать, как необходима нам память в общественной и частной жизни для исполнения наших обязанностей – это каждому известно. Посему каждый, здраво рассуждая, поймет, как несправедливо поступают, когда мало заботятся об образовании этой способности, а того несправедливее, если совсем не обращают на нее внимания.

Правда, есть случаи, когда мы и сами не должны помнить, и детям должны внушать забвение. Именно, не должно помнить, а надобно забывать несправедливости других, соблазнительные слова, мысли, повести, поступки и тому подобное, что иногда, при всей осторожности со стороны родителей или воспитателей, может встретиться с детьми и входить в их душу, ко вреду ее чистоты и невинности.

2. Свойства хорошей памяти суть: легкость и скорость в принятии, множество и обширность содержимых ею предметов и, наконец, твердость и верность в сохранении и свободном воспоминании оных. Как по отношению к другим способностям, так и в рассуждении памяти встречается между людьми большое различие: иных природа наделяет памятью необыкновенно щедро, а других, напротив, очень скудно. Часто случается, что особенная легкость памяти в принятии соединяется с такою же забывчивостию; равным образом некоторые представления иногда очень долго держатся в памяти, а другие, напротив, очень скоро забываются.

3. Эту способность разделяют на память слов и память вещей, или на память механическую и разумную. Из них первая бывает более привязана к внешней форме и расположению, то есть к словам и даже слогам, а другая соединяется с размышлением и потому гораздо свободнее и независимее от внешних обстоятельств.

4. Средства, служащие к образованию памяти, суть двоякого рода: одни более служат к укреплению сей душевной силы, а другие имеют целию облегчить принятие и сохранение известных представлений.

I. Внутреннее, собственно нормальное, образование памяти может происходить частию посредственно, частию непосредственно. Посредственно память укрепляется чрез сохранение и правильное упражнение прочих сил, от которых зависит ее совершенство. Сюда относятся:

а) тело, коего нервы и органы надобно держать в умеренном напряжении, дабы чрез то постепенно сообщать им большую крепость. Известно, как много ослабляют память телесные болезни, особенно те, от которых страждут нервы; а потому порок онании и пьянство крайне вредны для памяти. Напротив того, порядок, умеренность, чистота, движение на свежем воздухе и т. п. укрепляют память.

б) образование душевных способностей, находящихся в тесной связи с памятью, преимущественно способности внешнего воззрения, воображения и разума.

в) сохранение душевного спокойствия, не возмущаемого ни заботами, ни страстями. Притча о семени, из которого одна часть упала на дорогу, другая на каменистую почву, третья между тернием, а последняя на добрую землю, и здесь может иметь свое приложение (Лк. 8:4 и след.).

2. Тайна непосредственного образования памяти состоит в рано начатом и постоянно продолжаемом упражнении ее. Так учил еще Квинтилиан: «Если меня спросят: какое главное искусство укреплять память, отвечаю: ее упражнение и употребление. Заучивать многое наизусть, умственно пережевывать заученное и, сколько можно, продолжать это каждый день, вот – главное!» (Inst. L. II).

3. Впрочем, здесь всегда надобно держаться двух следующих правил: а) искусство должно помогать особенно там, где отстает природа, и б) надобно усовершать память не как отдельную способность, но сообразно с правильным отношением ее к другим способностям, и с ее назначением доставлять материю и пищу уму, сердцу, нравственно доброй воле человека и его деятельности в обществе.

4. Отселе вытекают следующие правила:

а) Надобно смотреть, где природная способность требует особенной помощи, но в то же время нужно остерегаться, чтобы не впасть в односторонность. Для этого должно заботиться как о памяти слов, так и о памяти вещей, стараясь доставить ей не только легкость в принятии, но не менее того твердость и верность при воспоминании.

б) Для упражнения памяти никогда не должно избирать слов без смысла и непонятных положений, но все, что дети учат наизусть, предварительно должно быть им объясняемо. Хотя память, как некоторые утверждают, тем более укрепляется, чем труднее и непонятнее предметы упражнений, но что от этого пользы? От этого учение делается мертвым, собственное мышление учащегося подавляется и сердце леденеет. Этот неправильный способ учения послужил основанием тому предрассудку, будто память и разум стоят в обратном отношении и не совместимы в одном человеке.

в) Не надобно избирать бесполезных предметов. На свете так много полезного и необходимого – для чего же наполнять душу воспитанника пустым, бесполезным материалом? И как много это помогает счастию человека, когда он, еще будучи мальчиком, уже начнет знакомиться с истинно полезными и высокими знаниями.

г) Сии упражнения должно рано начинать, непрерывно продолжать и постепенно возвышать. Сначала надобно упражнять дитя в предметах, подлежащих чувствам: надобно, чтобы оно узнавало и называло по имени те предметы, которые прежде видело; потом пусть описывает виденные им лица и события, пусть даются ему небольшие поручения, которые бы оно словесно исполняло. Также можно выбирать краткие, удобопонятные стихи, мысли и нравственные изречения, небольшие повести и т. д. и заставлять дитя все это повторять, не только в то же время, но и долго спустя, и таким образом оно мало-помалу должно переходить к труднейшим упражнениям.

5. Чтобы сии упражнения сделать для детей занимательными, надобно давать им почувствовать, как хорошо иметь познания о многих предметах. В то же время иногда полезно возбуждать между детьми соревнование, кто лучше выучит урок или кто вернее прочтет прежде выученное.

1. Предложенные доселе средства укрепляют самую силу памяти, но есть еще другие, которые, не усовершая памяти, облегчают только принятие и сохранение представлений. Таковы: а) усиление впечатления приличными внешними средствами; б) уяснение представлений посредством чувственных образов, подобий примеров и т. д.; в) порядок и разделение предметов, посредством чего они обозреваются одним взглядом, как стройное целое, состоящее из частей; г) соединение представлений с известными обстоятельствами места, современности и последования одних за другими и т. д.

2. Все такие пособия еще древними приведены в особую систему под именем Memoria artificialis – искусственная память. Древние основывали ее на законах взаимного сочетания идей и главными их средствами были: а) символика, или обозначение целого ряда понятий одним чувственным образом,

б) топология, или связывание представлений с какими-нибудь знакомыми отношениями места, и в) взаимная последовательность, причем цепь понятий поставляли в связи с ходом других, хорошо известных предметов.

Изобретателем сего искусства памяти полагают Гиппиаса Элейского Феодекта, современника Аристотелева. (См. Quintil. L, II с. 3.)

3. Не отвергая всего достоинства искусственной мнемоники, нельзя однако считать ее внутренним средством образования, чрез которое укреплялась бы самая память. Эта наука доставляет памяти только внешние пособия, которые детям надобно давать всегда с бережливостию. Притом, подобные пособия искусства предполагают гораздо большее образование разума и воображения, нежели какого можно ожидать от детей. Поэтому, если некоторые облегчительные средства кажутся необходимыми, то надобно всегда избирать только те, которые служат к образованию и прочих умственных способностей или находятся в близком отношении к ним. Таковы: логическое размещение представлений, чувственное изображение их, чтение вслух, собственноручное записывание, составление очерков, подчеркивание замечательных мест и т. д.

1. В способности воображения различают многие виды. Обратим внимание преимущественно на два из них: на воображение воспроизводительное и производительное.

Воображение называется: а) воспроизводительным, когда оно живо представляет прежде замеченные предметы, и в этом случае есть то же, что воспоминание, оживленное яркими образами; б) производительным, когда оно или первоначально производит образы, живо изображая предметы, или уже перерабатывает, соединяет, разделяет и видоизменяет их по своим законам, отчасти свободно, отчасти подчиняясь некоторой необходимости, чтобы не нарушать законов мышления или законов действительно возможного бытия вещей.

Воображение, получившее правильное образование и строго подчиняющееся высшим способностям, есть способность весьма важная и полезная. Оно возвышает наши представления, изощряет память, облегчает размышление, наполняет душу приятными воспоминаниями, украшает нашу жизнь, услаждает общение с другими, освежает, оживляет и обогащает нашу деятельность.

Для достижения этих целей надо заботиться о ясности, живости и правильности образов. Для этого нужно время от времени заставлять детей подробно и точно рассказывать о том, что они видели или испытали. Пусть они постепенно приучаются и письменно изображать важные события, общественные торжества, прекрасные картины природы и т.д.; пусть ставят себя в положение других, чтобы изобразить их состояние, – и таким образом постепенно совершенствуются. При этом предметы занятий всегда должны быть приспособляемы к личным свойствам детей и вообще согласны с целью нравственного усовершенствования их.

Наилучшим средством для возбуждения и упражнения воображения являются живые рассказы, чем для малых детей служат не только истории, но и нравоучительные басни и сказки. Особенно нужно с ранних лет обращать их взор к чудным картинам природы, которые всегда возвещают нам бесконечную премудрость и любовь Отца Небесного. Также надо раскрывать им Божественную благость и премудрость, являемые в управлении судьбами рода человеческого. В этом случае для детей весьма полезна Священная история. Если Священную историю преподают надлежащим образом, рассказывают ее ясно и применяясь к детскому смыслу, то каждое неиспорченное дитя будет охотно заниматься ею, входить в различные положения и не только читать, но как бы видеть и слышать изображаемые в ней события.

2. Посредством таких упражнений положится в душу дитяти целый ряд истинно высоких образов и воспоминаний, и это послужит драгоценным запасом для его внутренней деятельности. Чрез это воображение окрылится, но так, что вера и нравственность воспитанника от того не только не потерпят вреда, а, напротив, будут получать весьма благотворное действие; чрез это также ум и чувство истины будут иметь прочные основания для правильной деятельности. Образованное таким образом дитя везде находит ясные следы всеобъемлющей любви и попечительности Отца Небесного, всегда имеет побуждение любить и славить Бога Отца и Господа Иисуса Христа, любить ближнего из любви к Богу и верно исполнять свои обязанности к Богу, к себе и ближним.

3. Впрочем, нужна бдительная осторожность, чтобы эта, столь важная сама по себе способность, не подверглась злоупотреблению. Этому она подвергается, когда выходит из пределов подчинения здравому разуму или составляет образы, вредные для нравственности. В таких случаях воображение часто делает человека неспособным к спокойному размышлению, придает пороку новую, почти непреодолимую обольстительность, производит самое вредное влияние на тело и иногда делает человека совершенно неспособным заниматься делами своего звания. Вместо того чтобы исполнять свои частные или общественные обязанности, такой человек любит жить только в обманчивых образах, его необузданное воображение перелетает то к прошедшему, то к будущему, а в настоящем всякое занятие по должности кажется ему тяжелым, всякая невинная радость – скучною, всякая встречающаяся трудность – несносною.

Один писатель справедливо говорит о преобладающем воображении так: «Оно то бросает нас в жар, в котором мы все делаем опрометчиво, то – в дерзость, готовую все разрушить; оно то делает нас унылыми, мнительными и страшливыми без причины, то изнеживает до женской чувствительности, то ожесточает до бесчувственности, то надмевает отважностию к предприятиям, то стращает детскими баснями и пустыми мечтами. Кратко: оно всегда лишает равнодушия и того спокойного состояния, без которого мы не можем благоразумно заниматься никакими внешними делами».

4. Необходимо предотвращать такое повреждение воображения. Для этой цели воспитатель заранее должен ознакомиться с личными свойствами своего воспитанника, чтобы знать, в какой степени и какими предметами более обольщается его воображение. В этом отношении способности детей бывают очень различны. Кроме сего, на воображение имеют сильное влияние раздражительность нервов, телесное здоровье или болезнь, пища и климат, возраст и пол, пробудившиеся наклонности, частое обращение с восторженными людьми и испытанные огорчения. Никогда не должно позволять воспитаннику предаваться порывам воображения или увлекаться пустыми мечтами. Если он находится в таком состоянии, то надобно приводить его в себя и побуждать к развлечению приличными занятиями. Даже и над непроизвольными мечтами, которые бывают в состоянии сна, то есть сновидениями, можно иметь, по крайней мере, некоторую власть посредством твердой воли и продолжительного упражнения, что для нравственности очень не маловажно. Этого достигают, когда вообще обогащают свое воображение только благопристойными образами, стараются воображать вещи и события, только согласные с нравственностию, особенно, если в состоянии бдения с отвращением удаляют от себя всякую безнравственную мысль и всякое порочное представление. Такая настроенность, приобретенная непрерывною доброю деятельностию, без сомнения будет продолжаться и во сне. Кому это кажется недостоверным, тот еще не обращал внимательного взора ни на себя, ни на внутреннее свойство добродетели. Вор ворует и во сне. Сочинитель сочиняет и во сне. Поэтому герой и во сне будет герой, то есть будет побеждать.

1. Особенно нужно удалять от дитяти все, что может осквернять или чрезмерно раздражать его воображение. Сюда принадлежат:

а) Картины и статуи, притупляющие нежное чувство стыдливости. Они обыкновенно тем глубже напечатлеваются в душе дитяти, чем более удовлетворяют нечистому любопытству и так легко возбуждающемуся влечению к сладострастию. Как неразумно со стороны родителей или воспитателей и как вредно для детей, когда в детских комнатах, на стенах, вместо изображений священной истории или других поучительных картин, вешают какие-нибудь соблазнительные картины из языческой мифологии и т.п.

б) Обхождение с людьми, имеющими необузданное воображение. Они особенно легко могут ознакомить детей с такими вещами, о коих последние, к счастию, доселе не имели никакого понятия, если в присутствии их будут позволять себе двусмысленности, бесстыдные намеки и соблазнительные разговоры.

в) Чтение сочинений, которые сильно воспламеняют детское воображение, переносят его из мира действительного в обманчивый мир мечтаний и наполняют обольстительными образами нечистых удовольствий. Отселе открывается, как вредно для детей чтение романов! Кто говорит в пользу сего чтения, тот не понимает человеческой природы и не советуется с опытом, который неоспоримо убеждает в противном. От чтения романов не только воображение берет перевес над высшими силами духа и предается пустым мечтам, но и сердце крайне изнеживается. Всего же прискорбнее, что от чтения романов душа часто теряет чувство веры, почтение к родителям и начальникам, внимательность к своим настоящим отношениям, а разум составляет себе превратные правила и, пренебрегая своим истинным назначением, стремится за обманчивыми призраками. Нередко страдает от сего и тело. Если же пристрастившиеся к чтению романов принимают на себя какую-нибудь обязанность, то везде преследует их недовольство и скука, которая иногда оканчивалась страшным самоубийством. Самое чтение классических стихотворений легко может причинить большой вред воспитаннику. Если зрелый, основательно образованный муж и найдет здесь пищу и удовольствие, то для незрелого человека нужна большая осторожность. Благоразумные люди еще в древности желали, чтобы для детского возраста не только классические писатели, но и самые места из них избираемы были с большою осторожностию².

г) Неосторожное и особенно частое посещение театра. Если уже чтение романов, повестей о рыцарях и духах и т.д. частию слишком раздражает юное воображение, частию наполняет его соблазнительными образами, то не более ли надобно опасаться этого вреда, когда такие вещи живо представляют на самом деле? Здесь поэтический вымысел, посредством произношения, неких телодвижений, музыки, освещения и всей привлекательности представления как бы насильно вторгается в сердце дитяти и всею силою искусства раздражает и увлекает воображение.

Можно ли позволять детям самим делать театральные представления? Справедливо желают, чтобы этого не было. Положим, что некоторые представления могут быть совершенно безвредными, но обыкновенно при этом случае высказываемые похвалы мало-помалу делают ловких игроков тщеславными и самонадеянными. Притом это часто служит для воспитанников поводом к чтению и посещению театральных представлений. Да и то уже опасно, что дети должны будут притворно выражать такие чувствования, которые чужды их сердцу.

2. Наконец, как неоднократно уже было замечаемо, при воспитании детей должно внушать им не только чистые, но и высокие идеи. Например, порок никогда не должно представлять привлекательным, но всегда отвратительным и пагубным, напротив, добродетель – всегда утешительною и привлекательною; святую веру – величайшим и вместе совершенно незаслуженным даром Божиим; святую церковь – любвеобильною матерью, которая заботится единственно о том, чтобы воспитать нас для лучшей жизни и привести к ней; настоящую жизнь – временем сеяния; смерть – успокоением от трудов; самого Бога – бесконечно святым и праведным, величайшим Благодетелем и любвеобильным Отцом всех любящих Его, но вместе и правосудным Мздовоздаятелем, который каждому из нас некогда воздаст то, что мы заслужили в сей жизни.

Каждое живое существо имеет прирожденную наклонность выражать вслух свои представления и чувствования. Для сего каждому дана способность, соответствующая его назначению. Почти не нужно и говорить о том, как много человек превосходит неразумных животных и по отношению к этой способности. Он может весьма многое выражать положением своего тела, телодвижениями, чертами лица и особенно своим воодушевленным взором. Но кроме сего, Творец дал ему еще способность облекать свои мысли и чувствования в произвольные, членовые звуки и делать их понятными для других – или посредством устного слова, или посредством известных письменных знаков. Человек может мыслить, тогда как животное только ощущает без сознания и без мысли; он может говорить, а животное только издает звуки. Слово человека есть выражение его разума, а у животного нет разума, потому нет у него и слова. Язык животного есть выражение ощущения, а язык человеческий есть выражение мысли. Поэтому слово одного человека возбуждает мысль в другом, соединяет человека с человеком, одну часть мира с другою и самым делом свидетельствует о превосходстве человеческой природы.

1. Посему образование этой способности весьма важно. И самое мышление находится в тесной связи с образованием нашего слова, так что не только сообщение мыслей, но и действие размышления затрудняется и расстраивается, если мы не можем точно и легко выражать свои представления. История свидетельствует, что у всех народов образование разума и образование языка находится в тесной соразмерности. Образование языка становится еще важнее, когда мы обращаем внимание на назначение этой способности сообщать наши мысли и чувствования другим. Каждый из опыта знает, что многое зависит от того, как и какими словами мы выражаемся, и что одна и та же мысль, различно выраженная, производит и различное действие.

2. Эта способность выражаться, как мы здесь на нее смотрим, зависит не просто от физических органов слова, но преимущественно от раскрытия духа. Человек с грубою душою говорит грубым языком, суровым голосом, а по мере того, как его душа делается нежнее и благороднее, усовершается и язык его. Кто неправильно и сбивчиво мыслит, тот равным образом неправильно и сбивчиво говорит. Бедность духа обнаруживается преимущественно в бедности языка; напротив, роскошь языка свидетельствует об утончении нравов как частных лиц, так и целых обществ. Поэтому если способности души – разум, сердце и воля, и подчиненные им – получат надлежащее образование, то и слово будет течь само собою.

3. Чтобы непосредственно помогать сему образованию

а) Никогда не надобно забывать, что слова суть частию звуки мыслей, а частию и средства к возбуждению их. Поэтому никогда не должно допускать, чтобы дети привыкали свои понятия выражать не точно, или непонятые слова произносить как бы механически. Они всегда должны ясно и точными словами выражать то, что понимают, и понимать то, о чем читают или говорят. Из этого правила можно делать исключение только тогда, когда того требуют высшие цели. Иногда учитель, как в чтении, так и в разговоре, намеренно должен пробегать некоторые места и выражения, чтобы не остановить на них детского любопытства и чтобы незначительную прибыль нового понятия не купить опасностию или действительным вредом для нравственности.

б) Для сего также нужно заботиться об образовании воображения и памяти. Неразвязанность в объяснении, которую мы часто замечаем даже в образованных людях, обыкновенно происходит оттого, что они худо помнят слова или имеют сухое воображение.

в) А главное и здесь опять – пример тех, с которыми дитя постоянно обращается. Если родители, слуги, может быть, сами учителя и воспитатели выражаются сбивчиво и неправильно, то, естественно, этот недостаток перейдет и их детям.

г) Чтобы, наконец, язык имел в основании твердые начала, надобно также присовокупить знание грамматики. Только никак не должно ограничивать ею образование языка.

Здесь еще можно заметить, как вредно заставлять детей с ранних лет в одно и то же время учиться многим языкам. Множество слов и разнообразие форм забивают голову, и обыкновенным следствием этого бывает, что такие люди не умеют хорошо объясняться ни на одном языке. Желательно, чтоб молодые люди за честь себе ставили хорошо говорить на языке своего отечества. У греков была пословица: «Умение хорошо говорить на своем отечественном языке не дает права на славу; однако стыдно говорить на нем худо».

1. Человек должен не только правильно означать каждый предмет понятными и ясными словами, но и приобретать искусство убеждать других в истинном и добром и располагать их любить истину и добродетель. Для этого необходим дар живого изображения. Хотя лишнее было бы требование, чтобы каждого воспитанника образовать в оратора или поэта, однако ни в одном человеке не должно оставлять этой способности без внимания. Образование ее может быть частию посредственное, частию непосредственное.

2. Посредственное образование способности живого изображения бывает:

а) Чрез образование слова. Чем богаче человек словами и чем больше у него в готовности различных форм и оборотов, тем легче для него живо изображать свои мысли и чувствования.

б) Чрез образование способности как внешнего, так и внутреннего воззрения. Чтобы изобразить что-нибудь точно, ясно и живо, прежде надобно правильно и ясно представить изображаемый предмет.

в) Чрез образование воображения. Только при помощи воображения можем мы в свежих и ярких красках возобновлять прежде полученные впечатления, многие образы соединять в один и поставлять себя в положение других.

г) Чрез образование разума – как посредством правильного раскрытия его, так и посредством обогащения его полезными познаниями. От пренебрежения этого образования часто дети, после того как несколько лет изучали множество правил прозаического или стихотворного слога и пользовались превосходными образцами, не умеют написать самого простого сочинения и думают находить красоту и силу своей поэзии или прозы во множестве пустых слов, неуместных фигур и надутых выражений. Воспитатель прежде всего должен заботиться об образовании мыслительной силы и выразительности слова и внушать своему воспитаннику, что тогда только он способен будет живо изображать свои мысли, когда научится хорошо мыслить и понимать предметы.

3. Непосредственное образование этой способности требует, чтобы в воспитаннике раскрыто было чувство правильности, красоты и силы и потом чтобы это чувство было постепенно усовершаемо. О возбуждении чувства красоты будет сказано ниже. Здесь предложим только некоторые замечания:

а) Надобно посредством образцов, отличных в своем роде и приспособленных к понятию ученика, показывать, как много зависит от того, какими словами выражена мысль; в каком месте и в какой связи постановлены как отдельные слова, так и целые периоды; в чем состоит правильность, достоинство, твердость и отличительное свойство живого изображения; от чего изложение бывает живо, ясно, и т. д. Можно позволять воспитаннику делать некоторые изменения в отличных сочинениях классических писателей, и при этом показывать ему, как много они чрез то теряют.

б) Если ученик хорошо заметит сии свойства, то опять посредством лучших примеров надобно знакомить его с более тонкими красотами, с искусственными оборотами, фигурами и т. д. После этого можно предлагать ему неточные изображения, с тем чтобы он замечал недостатки и учился исправлять их.

Надобно остерегаться, чтобы ученики, пользуясь местами, положим, во всех отношениях образцовыми, не впали в порок рабского подражания и списывания. Выбор сильных изречений и прекрасных мест из лучших писателей часто обращается во вред. Воспитанник охотно приучается повторять выбранные места без мысли и связывать одно с другим, не обращая внимания на то, относятся ли они к его предложению идут ли к связи и тону речи.

4. Если воспитанник должен быть более, нежели только разбирателем чужих произведений, то надобно от него требовать и собственных упражнений. При этом

а) Должно брать во внимание его возраст, степень физического и нравственного образования и прочие обстоятельства. От него не надобно требовать ничего, что превышало бы его силы.

б) Воспитанник при сих занятиях должен постепенно восходить от легчайшего к более трудному. Сперва пусть он рассказывает своими словами слышанное или прочитанное, потом пусть делает на то свои замечания; мало-помалу он должен приучаться описывать замечательные события из своего опыта, например, домашние приключения, красоты природы, и т. п.

После сего пусть он привыкает мысленно входить в положение других, и всегда усовершать эту способность, приспособляясь к будущему своему званию. Не важно то, как скоро подвигается он вперед в своем образовании; но главное состоит в том, чтобы он приобретал образование хорошее и основательное.

в) При исправлении упражнений воспитанника учитель должен остерегаться излишней строгости, которою он может, особенно вначале, совсем отнять дух у воспитанника. Всегда лучше вести дело так, чтобы ученик сам замечал свои погрешности и умел исправлять их.

г) Все это надобно делать как письменно, так и устно. Есть люди, которые при всей легкости в разговоре, весьма несвободны в изложении своих мыслей на бумаге, а еще чаще случается наоборот. Причина этого отчасти заключается в быстроте или медленности умственной деятельности, в некоторой робости, а преимущественно – в недостатке благовременного и правильного упражнения.

д) Наконец, воспитанника должно ознакомить с внешними формами и условиями известных сочинений, например, речей, песен, и др.

1. В душе, как и в теле, бывают повреждения и расстройства. Такие недостатки часто происходят от болезненного состояния тела – в этом случае исправление недостатков есть более дело врача, нежели воспитателя. Но иногда они имеют основание в самой душе – в усыплении или в чрезмерной раздражительности некоторых способностей, в расстроенном расположении души или в прежнем нехорошем обхождении с детьми. Таковы, например, следующие недостатки: постоянная рассеянность, невнимательность, слабость памяти, сухое или, напротив, необузданное воображение, нетвердость в мыслях и суждениях или, наоборот, кичливая настойчивость в своих мнениях и умничанье и т. д.

2. К сожалению, искусство не всегда может исправлять подобные недостатки. Впрочем, делая свое, пусть оно сделает все то, на что вообще указано в § 24 и след. Во всяком случае, надобно стараться уничтожать как недостаток, так и его причину; надобно трудиться неутомимо, не отчаиваясь в успехе. Из того, что сказано доселе об образовании каждой способности, легко можно понять, как должно предотвращать повреждение их.

1. Человек не только должен непрерывно умножать и глубже укоренять в себе те знания, которые он собрал в продолжение своего воспитания, но ему надобно также постоянно упражнять свои способности, усовершать их и всегда более приближаться к идеалу истинной образованности. Особенно необходима забота об этом по отношению к образованию высших способностей души – разума и ума, и в частности по отношению к приобретению истинно христианской мудрости.

Для этого требуется не одно упражнение – необходимо еще со смирением и упованием всегда молиться Богу, как подателю всех благ и источнику истинного света и мудрости; надобно также правильно употреблять свыше получаемые дары, чтобы всегда быть достойным даров новых и высших (Иак. 1:5, Лк. 19:24 и след.).

2. К этой непрерывной деятельности побуждает человека и его собственный дух, или высшие духовные потребности, ибо в каждом человеке, который получил хотя некоторое образование, есть уже внутреннее стремление к большему усовершенствованию ума, так как никому не хочется слыть слабоумным или тупоумным. Справедливо замечают, что большая часть людей охотнее сносит упреки в слабости сердца, нежели в глупости. Это внутреннее стремление к усовершенствованию самого себя особенно сильно бывает в воспитаннике в том случае, когда с ним благоразумно и правильно обходились с ранних лет его. В сознании приобретенного уже образования ума скрывается невыразимая привлекательность, поэтому кто однажды начал мыслить, тот никогда уже не захочет отказаться от сего занятия. А чем светлей в ком ум, тем сильнее стремится тот к Источнику света.

3. Но если это стремление в воспитаннике слабо, то

а) Надобно обращать его внимание на то, как достойно человека и благотворно истинное образование душевных способностей.

б) Надобно показывать ему из истории знаменитых мужей, каким образом и какими средствами они достигали до такой высоты, а тем весьма много возвышали не только собственное счастие, но и счастие человечества.

в) Особенно сам воспитатель должен быть живым образцом неутомимого и вместе правильного прилежания. Нет ничего поучительнее для воспитанника, как если он при каждом случае замечает в своем воспитателе истинную ревность к умственному усовершению себя, живое стремление ко всему истинному и полезному и искреннюю, душевную радость о ежедневных своих успехах в благотворных познаниях.

4. Уже было замечено (в § 52), как много вреда терпят умственные способности от чрезмерного напряжения, от односторонности, от повреждения сердца и особенно от ранних грехов нецеломудрия. Воспитанника должно предохранять от сих зол не только отеческими наставлениями, но и более действительными мерами. Страх Божий и происходящая от него чистота нравственности суть главные основания истинного образования духа; яко в злохудожну дущу не внидет премудрость, ниже обитает в телеси, повинном греху (Прем. 1:4).

Какие наставления, как дорогой подарок, должно давать каждому воспитаннику, особенно при вступлении его в общественную жизнь, – об этом надобно судить по личным его нуждам, по его слабостям и предстоящим ему опасностям. Смотря по тому, к чему более склонен юноша: к ветрености ли, к пустым ли забавам или к мечтательности и. т. п., – родители и воспитатели на то особенно и должны обращать внимание, давая ему руководственные наставления.