8 Июня. Четверг.
Нынешнее утро было посвящено вообще знакомству с городом. Для этого прежде всего поднялись на Галатскую башню, господствующую не только над Галатой и Перой, между которыми она находится, но над Константинополем и его окрестностями. Башня эта построена в 1848 году генуэзцами и находится недалеко от подворья, на возвышенности, вследствие чего улица, ведущая к ней – юксек-калдирым – поднимается уступами вроде лестницы и проезд по ней совершенно невозможен. Башня возвышается на 70 сажен над уровнем моря и когда мы по узкой, темной и грязной лестнице, отсчитав 186 ступенек, дошли до ее вершины, пред нами развернулась грандиозная панорама города. Под нашими ногами, словно муравейник, копошится население Галаты, далее на горе виднеется аристократическая Пера (европейский квартал города) с ее европейскими домами, за ней в квартале Панкальди – русская больница; направо – приютившийся под тенью кипарисов Ильдыз-Киоск и другие дворцы, из-за которых выглядывает голубой рукав Босфора, отделяющий европейский берег от азиатского, – где, утопая в зелени, амфитеатром раскинулось предместье Константинополя – Скутари. С другой стороны башни, отрезанный от Галаты тонкой полосой Золотого Рога, по которому беспрерывно снуют дымящиеся пароходы, виднеется своеобразный Стамбул, с сотнями красивых минаретов; за ним синеется вдали Мраморное море, а дальше, окутанные темно-синей дымкой, обрисовываются силуэты Принцевых островов. На крышах домов кое-где виднеются нежащиеся на солнце или занимающиеся своими делами их обывательницы.
Налюбовавшись городом с вершины Галатской башни и освоившись с его топографией, мы отправились по ту сторону Золотого Рога, в Стамбул, чтобы познакомиться с оригинальнейшим пунктом Константинополя – базаром чарши (безестейна), где собрано все, чем торгует Восток. На мосту, ведущем в Стамбул, – обычное оживление, непрерывно движущаяся толпа, поражающая даже начинающего привыкать ко всему восточному иностранца пестротой и «разнокалиберностью». Кого – кого только тут нет? Разряженная изящная европейская дама идет бок о бок с закутанной в шелковое полосатое покрывало и похожей в нем на движущийся мешок молодой турчанкой, которую конвоирует смуглая негритянка. Блестящий в своем коротком мундире турецкий офицер на своем лихом арабском коне или важно развалившийся в раззолоченной коляске паша с сонными глазами протискивается между загородившими дорогу ослами, нагруженными длинными досками, или арбой, запряженной громадными буйволами, которых погоняет полураздетый араб. Блестящий цилиндр европейца, восточная пирамидальная шапка дервиша, бело-зеленая чалма имама, черный клобук монаха и красная феска турка – все слилось в одну кучу. Господствует, впрочем, феска: ее носят не только турки, начиная от султана и кончая многочисленными нищими, но и греки, и другие обыватели Константинополя, и даже иностранцы. Протискавшись через мост и отбившись от уличных чистильщиков сапог и других разносчиков (один из них, впрочем, продавец палок сопровождал нас от подворья по всему Стамбулу, все время навязывая свой товар и торгуясь), мы благополучно добрались до чарши. Чарши – это, вероятно, единственный в мире по оригинальности базар. Он находится недалеко от берега Золотого Рога и занимает пространство около 3 верст, покрытое одной крышей. Сквозь небольшие купола, поднимающиеся над этой крышей, в базар проникает скудный свет, вследствие чего тут вечно господствует выгодный для торговцев полумрак. Чарши во всех направлениях изрезывают коридоры, образующие до 150 кварталов, в которых приютилось около 8000 лавок. Это базар в собственном смысле универсальный: здесь можно найти все, начиная от знаменитых восточных шелковых тканей и кончая пищевыми продуктами. Оригинальность этого базара увеличивается еще тем, что все производство здесь на лицо. В одном углу тачаются сапоги, в другом гремит швейная машина; там парикмахер, зажав между коленами голову правоверного, скользит по ней бритвой, а рядом с ним расположился повар, пред которым на вертеле шипит баранина. Груды фруктов виднеются рядом с грудами мануфактурного товара. Любопытны и нравы здешних торговцев. Здесь торгуют разные национальности: турки, арабы, евреи, армяне, немцы, французы и др., и все имеют комиссионеров, зазывающих прохожих в свою лавку. Но, Боже сохрани, к чему-нибудь прицениться, – комиссионер будет сопровождать вас по всему базару до тех пор, пока вы не купите вещь. Запрашивают продавцы в десять раз дороже стоимости вещи, и после продолжительной торговли уступают. Крайнюю неустойчивость цен и сравнительную дешевизну вещей здесь объясняют тем, что в Константинополь, где не существует фабричного производства, свозится нераспроданный бракованный товар с западноевропейского рынка и находит хороший сбыт среди неприхотливых турок. Наша многолюдная компания обращала на себя внимание, и по базару то и дело раздавались возгласы: «москов карош, заходи, братушка, братушка сюда, стой, стой братушка, entree, monsieur». На базаре народу немного и, как вероятно везде, преобладают среди покупателей женщины, даже турчанки, которым сам Коран разрешает показываться публично на торге. Приказчик из французского магазина, где мы что-то покупали, провожал нас по всему базару и даже в мечеть султана Баязета, куда мы зашли с базара, причем обязательно объяснил имаму, отворявшему мечеть, что здесь: «буюк – папа (большой священник) и notabler personnages», в силу чего имам был с нами особенно любезен.
В этот же день утром Преосвященному представилась болгарская депутация, приветствовавшая его от имени болгарского экзарха Иосифа и благодарившая за заботы о воспитании болгарского юношества, учащегося в Московской академии. В числе депутации был протосинкел Мелетий, окончивший курс Киевской семинарии, и Протасий Пампулов, кандидат Московской академии. Преосвященный поручил депутации выразить благодарность экзарху за такое внимание его, а вместе и сожаление, что он по причинам, вызванным известными историческими обстоятельствами, не может лично посетить его. В ответ на благодарность за воспитание болгарского юношества, Преосвященный сказал, что наша Академия, равно как и другие русские учебные заведения, с радостью открывают двери свои для единоплеменных и единоверных юношей, относясь к ним, как и к русским воспитанникам, с одинаковым вниманием и любовью. К прискорбию, говорил Преосвященный, некоторые из таких юношей своим поведением не оправдывают такого отношения к ним, вызывая справедливое негодование начальств учебных заведений, которые вынуждены иногда бывают удалять таких воспитанников из своей среды. А некоторые из них вместо того, чтобы заниматься науками, пускаются в «политику», или вернее «политиканство», какое занятие быть может и находит свое оправдание на Востоке, в силу таких или иных условий восточной жизни, но у нас, в России, и притом в учебных заведениях, оно нетерпимо. Вот почему желательно было бы с большим разбором и вниманием посылать к нам в науку молодых людей, а затем следить за ними, осведомляясь у подлежащих начальств об их успехах и поведении, – что теперь редко делается. В частности, относительно воспитанников болгарской экзаршеской семинарии, учащихся в нашей Академии, Преосвященный поручил передать экзарху свое удовольствие и благодарность, так как они отличаются добрым поведением и вполне подготовлены к слушанию академических наук.
После этого Преосвященный, согласно обещанию, поехал на экзамен в русскую школу, помещающуюся почти за городом при русском госпитале. Здесь Преосвященного встретили: заведующий школой В. М. Машков, помощник настоятеля посольской церкви о. С. Орлов, состоящий законоучителем школы, диакон посольской церкви Махров, учителя, представитель посольства Щербацкий и член Училищного Совета Фармаковский, ученый секретарь Археологического Института. Ученики довольно стройно пропели входное «Достойно есть», приветствовали Преосвященного пением εἰς πολλά, во время чего он преподал всем благословение. Затем начался экзамен, которым руководил Преосвященный, спрашивая сам экзаменующихся. Учеников было около ста, по возрасту от 7 до 15 лет; по национальности – преимущественно греки, меньшинство – сербы, болгары, есть и русских несколько. Экзамен был произведен по Закону Божию, русскому языку и арифметике. Отвечали в общем порядочно, особенно по классу о. С. Орлова и учителя приготовительного класса, студента Одесской семинарии. По-русски говорят довольно хорошо. По окончании экзамена, Преосвященный обратился к ученикам с приличным случаю и удобовразумительным для них словом, после чего благословил всех, каждого в отдельности, привезенными из Сергиевой Лавры иконами Преподобного и крестиками с красными ленточками. Нужно было видеть эту святую радость детей, надевших тут же на шею крестики!... Посетив затем заведующего школой г. Машкова, Преосвященный, провожаемый училищным персоналом и воспитанниками, отбыл из школы на подворье. По пути он заехал в Археологический Институт, находящийся в Пере. Директора Ф. И. Успенского дома не было; он теперь путешествует с археологической целью по Сирии, столь богатой памятниками христианской древности. В Институте встретил Преосвященного ученый секретарь Фармаковский. Отложив подробный осмотр Института до обратного возвращения из Палестины, Преосвященный, бегло осмотрев его, при любезном содействии г. Фармаковского, возвратился к 2 часам на подворье, где мы ожидали его с обедом.
Делясь с нами во время обеда впечатлениями, вынесенными им от посещения школы, Преосвященный высказал следующее. В общем ходе преподавания заметно отсутствие единства, определенной системы, – что впрочем объясняется неопределенностью типа этой школы. Так и не удалось выяснить, к какому типу отнести эту школу, – к типу ли церковно-приходской, или городской, профессиональной. Курс школы 6-ти летний и по программе своеобразный; к программе городских начальных училищ (по положению 31 мая 1872 г.; Закон Божий, русский язык, арифметика, геометрия, география, история) присоединяются здесь; бухгалтерия, греческий и французский языки. С внешней стороны школа обставлена, за недостатком денежных средств, плохо. Она помещается в небольшом и мало приспособленном для школы здании, учителя получают небольшое вознаграждение. История учреждения этой школы такова. Возникла она в 1892 году по инициативе тогдашнего русского посла в Константинополе (ныне в Риме) Александра Ивановича Нелидова, при деятельном участии его супруги Ольги Дмитриевны, на средства, собранные путем добровольных пожертвований среди русских подданных, проживающих в Турции. Особенно щедрые пожертвования оказали русские афонские монастыри. Целью ее основания было распространение русского языка и правильных (а не извращенных инославной пропагандой) сведений о России между православным населением Константинополя: греками, армянами, болгарами. Старшим учителем и заведующим школой, принимавшим большое участие в ее устроении, до нынешнего года состоял Вас. Мих. Машков, окончивший курс Московской духовной семинарии со степенью студента в 1872 году.
Конечно и в таком виде школа принесла свою долю пользы, и глубокой благодарности заслуживают инициатор устроения школы А. И. Нелидов и первый устроитель ее В. М. Машков. Тем не менее настояла необходимость в более целесообразной постановке учения в ней и присвоении ей определенного типа, в связи с улучшением внешней обстановки ее. На это и обратил свое просвещенное внимание нынешний посол И. А. Зиновьев, изыскавший и необходимые для этого средства. Благодаря ему, под помещение школы приискан и приспособлен трехэтажный каменный дом вблизи главной и центральной Перской улицы. При доме имеется сад для детских игр, а на случай непогоды в саду же устроен крытый рекреационный зал, соединенный с домом крытым коридором. Ежегодный бюджет школы увеличен до 8000 р. вместо прежних 4000 р. По программе школа будет иметь тип коммерческих училищ с изучением языков: русского – главного языка, на котором будет вестись преподавание, греческого, турецкого и французского. Учительский персонал увеличен новыми учителями с высшим образованием. В таком обновленном виде школа, как теперь известно, была открыта 1-го декабря прошлого года после торжественного молебствия, совершенного посольским причтом, в присутствии посла И. А. Зиновьева, директора археологического института Ф. И. Успенского и других лиц немалочисленного русского общества в Константинополе. Открытие русской школы в Константинополе должно быть приветствуемо от всей души. «Современный Константинополь, говорит по сему поводу о. С. Орлов, совсем не богат (православными) учебными учреждениями. Лучшие школы в К–ле принадлежат иностранцам – американцам, немцам, французам и – больше всего – монашеским католическим орденам. Иностранцы упрочивают чрез них свое господство на древнем Востоке, а католичество через школы ведет смелую и верную пропаганду. Можно надеяться, что благоустроенная русская школа приобретет симпатию по крайней мере православного греческого населения, страдающего много от внешних и внутренних неудобств и непорядков жизни» (Ц. Вед. 1900 г. М 51, стр. 2140). Пожелаем всякого успеха обновленной школе. Пожелаем, чтобы с практическим направлением образования, вызванным местными условиями, в ней процветало и религиозное. Порукой в последнем является преподавание Закона Божия таким просвещенным и благочестиво-настроенным лицам, как о. С. Орлов.
После обеда нам предстояло посетить дачу русского посла в Буюк-дере; манила своей приятностью прогулка по живописному Босфору. Поэтому мы снова очутились на мосту, по которому двигалась без конца взад и вперед та же пестрая толпа, а затем – и на пароходе, совершающем рейсы по Босфору. Турецкий флаг взвился над пароходом и последний, рассекая темно-синие воды Босфора, побежал вперед. Берега Босфора, несколько знакомые теперь нам, утратив интерес новизны, не казались уже особенно интересными нам. Пароход, останавливавшийся около каждого местечка Босфора, наконец подъехал часа два спустя после отъезда из Константинополя к пристани возле Буюк-дере. Направо от пристани белый дом русского посольства, а за ним чудный парк, известный под именем Белградского леса. Осмотр этого парка, о котором мы слышали восторженные отзывы, и был главной целью нашей сегодняшней поездки. Действительно, парк оправдал себя. Раскинувшийся на 18-ти десятинах по откосу горы, парк интересен, как богатством и разнообразием растительного царства, так и своими широкими видами. В парке наряду с северно-русскими березой и сосной растут платаны, кипарисы, буки, лавровые деревья, виноград, персики, ананасы; деревья – старые, вековые; в парке всегда веет приятной прохладой. На уступах гор, кроме того, устроены красивые беседки, откуда открываются широкие виды на Босфор и Скутарн. Нагулявшись в парке, мы к 6 часам вечера вернулись обратно в Константинополь – на подворье.
В это время Преосвященному Ректору, остававшемуся на подворье, ответил визитом бывший Иерусалимский Патриарх Никодим, пробывший у него около часу.
Вечером, по приглашению Андреевцев (монахов, заведующих Афонским Андреевским подворьем), у которых остановились профессора и лаврские монахи, мы вместе с Преосвященным пили чай на кровле их дома, откуда открывается на город более широкий вид, чем с кровли Пантелеймоновского подворья, так как здание последнего на целый этаж ниже дома Андреевского подворья. Вообще новое здание Андреевского подворья просторнее и светлее Пантелеймоновского и не оставляет желать ничего лучшего. Монахи здесь так же любезны и гостеприимны, как и в Пантелеймоновском. Они конкурировали в любезности друг с другом. Особенно симпатичен настоятель подворья, о. Софроний. Он прекрасно говорит по ново-гречески и знаток древностей византийского искусства. У антиквариев он скупает древние предметы христианского культа: древние рукописные книги, иконы и пр., и уже составил из них очень ценную в научном отношении коллекцию, которую передал своему монастырю. Заведующие Константинопольским археологическим институтом говорили, что о. Софроний является для них опасным конкурентом, хотя они и благодарны ему за то, что он спасает предметы христианского культа и не допускает их попасть в руки иностранцев, знающих цену подобным вещам и дающих за них громадные деньги. Вообще вечер, проведенный на кровле Андреевского подворья в беседе с любознательными и гостеприимными монахами, оставил по себе прекрасное воспоминание. Только безалаберная Галата не оставляла нас в покое и здесь. Рядом с домом Андреевского подворья возвышается здание с надписью «Московский трактир», принадлежащее какому-то греку. Здесь по вечерам собираются Галатские босяки и начинается вакханалия. В этот вечер как-то особенно разошелся хор и громкое безалаберное пение далеко разносилось по окрестности, заставляя монахов чаще обыкновенного вздыхать и жаловаться «на искушения».
В это же время, по случаю пожара в Пере, мы любовались на оригинальное явление Константинопольской жизни – пешую пожарную команду. Пожары в Константинополе, где верхние этажи домов большей частью деревянные, часты и опустошительны, между тем организовать по-европейски пожарную команду, в виду крайней узости улиц, по которым очень редко можно свободно проехать в экипаже, нельзя. Поэтому, как только загорится где-нибудь, по всему городу раздаются неистовые крики бекчей (ночных сторожей), извещающих о месте пожара. Услыхав во время прогулки эти крики, мы невольно вздрогнули и бросились ближе к домам. И не напрасно! По самой средине улицы с громкими криками и гиканьем, словно ураган, неслись пожарные, сшибая с ног встречных и давя собак, поднимающих вой. Пожарные – в белых, плотно прилегающих к телу рубашках и босиком, на плечах несут пожарные трубы, багры, крюки и пр.; один из них с пылающим факелом бежит впереди, очищая дорогу, за ними – толпа любопытных. Это – пожарная команда из одного участка; чрез несколько минут бегут пожарные из другого участка и снова повторяется та же история. Залюбовавшись оригинальной пожарной командой, мы и не заметили, как совсем стемнело, и пробираться домой по глухим и темным (фонари есть только на одной – главной улице Перы) переулкам пришлось чуть не ощупью, так что мы едва-едва попали на подворье.