Примечания

Профессора А. И. Пономарева

В числе древне-русских церковно-учительных сборников, в которых главным образом помещались сообщаемые у нас и многочисленные другие однородные с ними статьи и поучения, первое место занимает Святославов Изборник 1073 года – драгоценнейшее наследие нашей литературной старины первых веков по принятии христианства. Приводим здесь описание его, сделанное известным и лучшим у нас знатоком древней славяно-русской письменности, прот. А. В. Горским...

«На первом листе расписанное красками изображение Великого Князя Святослава Ярославича с супругою и детьми. Над ними золотом надписаны имена их, в порядке стоящих лиц: «Глеб, Олег, Давид, Роман, Ярослав, княгини, Святослав». Выше над сими надписями: «Желания сердца моего, Господи, не презри, но приими ны вся и помилуй ны». На обороте листа значится, что это есть копия с противня подлинного листа, принадлежавшего прежде сей рукописи, снятая художником Ф. Солнцевым. О снятии сей копии в конце приложен акт от 8 мая 1834 года в форменном списке. Подлинный лист рукописи передан в Московскую оружейную палату (Вельтмана, Достопамятности М. Кремля. Московская оружейная палата, стр. 116).

«На листе 2-м изображение Иисуса Христа, в левой руке держащего Евангелие, а правою благословляющего. По сторонам Его представлены два павлина. Изображение Спасителя и другие украшения значительно обветшали. На обороте в фигурных рамах, за которыми на полях изображены павлины и другие птицы, написано золотом предуведомление писца. «Великый в князих князь Святослав, вожделанием зело вожделав, держаливый владыка обавити покръвеныя разумы в глубине многостръпътьных сих книг премудраго Василия в разумех, повеле мне, немудруведню, прмену сътворити речи инако, набдяща тожьство разум его; яже аки бъчела любодельна с всякаго цвета псанию събрав акы во един сот в вельмысленое сердце свое проливает, аки сът сладок из уст своих пред боляры, на въразумение тех мысльм являяся им новый Птоломей, не верою, нъ желание паче и събора деля многочьстьныих божественных къниг всех, имиже и своя клети испълнь, вечную си память сотвори еже памяти вину восприяти (за неимением далее места, конец подписи дописан на лицевой стороне листа, пред изображением Спасителя). Буди христолюбивей души твоей во отъмьштение веньцем в непрьбрьдомый век веком аминь». В конце рукописи эта подпись повторена, с прибавлением в начале: «в лето 6581 написа Иоанн дьяк изборник сей великому князю Святославу». Но как в этом прибавлении все слова, начиная с «Иоанн» до «Святославу», так и встречающееся в самой подписи имя: «князь Святослав» писаны по скобленому; между тем год письма 6581-й означен первоначальною рукою и не потерпел изменения. Отсюда можно было догадываться, что рукопись первоначально была писана не для Святослава. Впоследствии найден был проф. Шевыревым, между рукописями Кириллова Белоезерского монастыря, список сего Изборника, где первые слова читаются так: «великий в царех Симеон», и все похвалы за любознательность и собирание книг относятся к лицу этого князя Болгарского, известного книголюбца.¹²⁶¹ Отсюда видно, что русский переписчик 1073 года вполне перенес в свой список подпись болгарского списка, заменив только имя Симеона именем Русского князя, для которого списывал. И как «великим в князех» в России в 1073 году был сначала Изяслав, потом изгнавший его Святослав, и имя Святослава, как уже сказано, писано по скобленому, то очень вероятно предположение г. Шевырева, что рукопись первоначально была писана для Изяслава, потом уже досталась она Святославу, который и приказал повторить ту же подпись в начале рукописи, где его имя читается не по скобленому, и где изображен он сам со всем своим семейством.

«При этом и слова подписи: «повеле перемену сотворити речи инако набдящи тожество разум его» надобно относить не к переложению с одного наречия, болгарского, на другое, русское, но к переводу Изборника с греческого языка на славянский, потому что эти слова читаются и в копии со списка болгарского, которая находится в рукописи Кириллова Белоезерского монастыря.

«На листе 3-м представлен род храма с тремя куполами, большим в средине и двумя меньшими по сторонам. В открытой арке сего храма изображен лик Святых: в первом ряду видны трое святителей в фелони и омофоре и с Евангелием в руках, и четыре в коротких мантиях иноческих, трое из сих преподобных держат в правой руке четвероконечный крест. Вокруг храма павлины и другие птицы. На обороте подобное изображение храма с аркою; святители с Евангелием в руках, а преподобные с крестом четвероконечным; за ними лик других святых».

«Сборник сей, как известно, составлен не славянским переводчиком, а переведен из статьи в статью с такого же греческого сборника (См. Опис. Румянцев. муз., стр. 500). По составу своему греческий подлинник должен принадлежать к IX столетию, потому что в него вошли Исповедание веры Михаила, синкелла Иерусалимского (л. 20 об.) и исповедание св. Никифора, патр. Константинопольского (л. 35 об.). Сочинение Георгия Хуровского или Хировского (л. 168) «О образех» также не может быть отнесено ранее IX столетия» (Опис. рук. Синод. библ., II, 2 стр. 365 и сл.).

Сборник этот был открыт в 1817 г., в Воскресенском монастыре, близ Москвы, археографической экспедицией, снаряженной граф. Румянцевым и на его средства для описания рукописных богатств, сохранившихся в монастырях, соседних с Москвою. Известный московский славист и археолог О. М. Бодянский много лет работал над изучением этого сборника и приготовлением его к печати, но успел приготовить всего лишь 74 листа из 266, каковые и были изданы «Обществом истории и древностей» в Москве, с присоединением параллельно с славянским текстом греческого оригинала Сборника и латинского перевода под строкою. В этом издании, в предисловии, составленном Е. В. Барсовым, рассказана история открытия Сборника и предварительных работ по изучению и изданию его, а в Записке проф. Дювернуа, помещенной вслед за предисловием, представлено археографическое описание изданной части его. В 1880 г. Петербургское «Общество древней письменности» издало этот драгоценный памятник, на средства известного почтенного коммерсанта С. Т. Морозова, – с помощью фотолитографии, давшей возможность в совершенстве, до малейшего штриха воспроизвести памятник в том виде, в каком он сохранился. Издание было сделано в количестве 360 экземпляров и стоило около 100,000 руб. Оригинал рукописи сохраняется в Московской Синодал. библиотеке. Существуют и позднейшие списки Святославова Изборника, встречаются также и выписки из него в других позднейших сборниках. Из числа этих последних отметим мало еще известный Сборник Новгородской Софийской библиотеки № 1285, XV в. Заглавие этой рукописи почти буквально то же, что в Святославовом Изборнике 1073 года, с добавлением лишь нескольких слов, а именно: «Си книгы повеленья Христова съборник. еже слове. от мног отець толкованья о неразумных словесех: в еуангелии. и в апостоле и в псалтыри (этого слова в Свят. Изб. нет) и в прочих книгах. в кратце сложено на память и на готов ответ. и на причастье будущего века. послоушающим книг сих. и творящим повелеваемая ими во оставление грехов. Господи благослови отче». Далее, как и в Святославовом Изборнике, следует статья из св. Василия Великого на Евномия о св. Духе и затем ряд статей, помещенных в нем же (до 30 л., изд. «Общ. люб. древ. письм.»), а дальше идут статьи из разных Сборников. Другой Святославов Изборник, по времени близкий к первому (1076 г.), но по составу несколько отличный от него, к сожалению, до сих пор не издан надлежащим образом, – при знакомстве с ним приходится пользоваться не вполне удовлетворительным изданием г. В. Шимановского, которым и мы пользовались: «Сборник Святослава, 1076 г. Изд. 2-е. Варшава. 1894». Подлинник этого Сборника находится в Имп. Публичной библиотеке в Петербурге.

Укажем здесь другие древнейшие (до XV в.) из Церковно-учительных Сборников (кроме Пролога), по составу сходных с Святославовскими: а) Сборники XII в. 1. Пчела – сборник, сушествовавший в славянских переводах XII в. (как видно из «Моления» Даниила Заточника), но сохранившийся в списках XIV–XVI в.; издан В. Семеновым (Сбор. отд. рус. яз. и Слов. Импер. Академии Наук, т. LIV, № 4, Спб. 1893 г.); 2. Златоструй (Импер. Публ. библ.) – известен по исследованию проф. Малинина (Киев., 1878 г.); 3. Сборник воскресных поучений, извлеченных Константином, пресвитером Болгарским, из творений Иоанна Златоуста, (Синодальной библ., – см. «Описание» Горского, II, 2, стр. 409–434); 4. Сборник поучений Троицко-Сергиевой Лавры, в котором находится между прочим поучение Климента, епископа Словеньска (описание см. у Срезневского, Свед. и замет. II, 196–212, – поучение Климента издано им же в «Древ. пам. Рус. яз. и письма»). 5. Торжественник Импер. Публ. библ, (Срезневский, Свед. I, III). б) XIII в. 6. Изборник Имп. Публ. Библиотеки, описанный проф. Лавровским (Чт. в Общ. Истор. и древ. 1854 г. IV, 17–24). – в) XIV в. 7. Синодальный Сборник поучений, составленный патр. Филофеем и переведенный с греческого на русский в 1343 г. (Описание, II, 2, стр. 657 и сл.). 8. Измарагд Румянцевской библ. (Востоков, Описание Рум. музея, стр. 233– 235), – исследование об нем – Яковлева: К литер. истории древнерус. сборников, Одесса, 1893 г. 9. Златая Цепь – Троице-Серг. Лавры, – выписки из неё у Буслаева, Истор. Хрестом., стр. 477– 516 и у Срезневского, Древн. пам. рус. яз., стр. 269. – 10. Сборник поучений Иоанна Златоуста и других, Троиц. лавры, – прототип позднейших сборников, известных под названием «Златоуст» (см. в «Описании» Леонида и у Востокова, в «Описан. Рум. муз.» стр. 610 и сл.). 11. Два Сборника поучений и житий Чудовского монастыря и Троиц. лавры (у Срезнев., там же, стран. 293). 12) Паисьевский Сборник Кир.-Белозер. библ. (при Петерб. дух. Акад.), описанный Срезневским Свед. и Замет. II стр. 297– 304, 334–339.

1–2. Стословец Геннадия и извлечение из него – «Поучение любовно». – Стословец известен у нас с XI в., по Изборнику Святослава 1076 г., но в Изборнике, в надписании, нет имени Геннадия, без надписании также и «извлечение» из него, нами изданное, относящееся к XII, как и списки Ундольского XIII в. (№ 963) и Златой Чепи XIV в.: во всех этих списках он имеет то именно подписание, какое приведено у нас («еже убо правую веру имети»...). В списках позднейших XVI–XVII в. и в первом печатном издании (в «Малом Катехизисе») он известен уже с именем «Геннадия, патриарха Цареградскаго»; с этим надписанием он известен и у наших ученых исследователей древней славяно-русской письменности, начиная с Востокова и Горского (см. их «Описания»); последний и свой перевод Стословца на современный русский язык озаглавил именем «Геннадия пат. Константинопольского». – Кто же этот Геннадий и когда он жил? – Из патриархов Константинопольских, живших до XI в., известен только один – Геннадий I, который вступил на патриарший престол в 458 г., и, по словам его биографа-современника (Геннадия Массалийского), был человеком «обладавшим блестящим красноречием, сильным умом и широкой начитанностью» (см. у И. Андреева: «Константинопольские патриархи», вып. 1-й, 1895 г., стр. 246). Однако, в числе сохранившихся его произведений (изд. у Миня, Patrol. Graeca, tom 85) нашего «Стословца» нет. У соименного патр. Геннадию и его биографа, Геннадия Массалийского, есть небольшое сочинение по внешней форме имеющее некоторое сходство с «Стословцем», – это его сочинение, под заглавием: «De ecclesiasticis dogmatibus», разделенное на 86 небольших глав, в которых кратко излагаются основные истины веры и нравоучения (см. у Миня: Patrol. lanina, tom. 58 col. 979 и сл.). Но по своей основной полемической тенденции, направленной против еретических лжеучений, и по содержанию, это сочинение не имеет ничего общего с нашим «Стословцем», так что предполагать, что последний составляет его лишь переделку – решительно невозможно. О патриархе Геннадии I известно, между прочим, что «он составил много церковно-учительных бесед», но что «эти его творения погибли в пожаре». (Migne, Patrol. lat., t. 58 col. 1113–1114). Возможно, что наш «Стословец» и составляет одно из таких его произведений, греческий оригинал которых или погиб или еще не найден, хотя славянские переводы его были уже известны в 10–11 веках. Кроме «Стословца» в наших старинных рукописях из сочинений патриарха Геннадия известны – послание о непоставлении на мзде (Кормчая XV в., библ. Уварова, – Опис. т. I, л. 609) и несколько бесед его или небольших поучений, греческий текст которых остается также неизвестен (ср. Описание рукоп. Соловец. библ., ч. I, стр. 264, 589, 591 и др.). В Измарагде помещены два поучения с именем патр. Геннадия (Кир. Изм. № 1115, гл. 155 и 166, – напечатаны проф. Архангельским, Творения отцов церкви и пр. вып. IV, стр. 9–13). Стословец вносился в сборники и канонического содержания (Опис. рук. гр. Уварова № 578, отн. к XVI, – т. I, л. 647), рукописные же списки его вообще проходят от XI в. включительно до раскольничьих рукописей XVIII в. (см. там же, № 544 л. 595).

Издаваемое нами под № 2 – «Поучение любовно» представляет извлечение из «Стословца» Геннадия и под этим заглавием было напечатано Срезневским в его «Свед. и Зам.», как особое самостоятельное поучение. Мы печатаем его с указанием (в скобах) соответственных глав из «Стословца» Геннадия.

В одной из глав «Стословца» (гл. 95, стр. 15) упоминаются «анагносты», как особые служебные лица в церковном клире. Анагностами (αναγνώστησ, lector) в древней церкви назывались лица из клира, на обязанности которых лежало читать в церкви, в богослужебных собраниях, священное писание.

Впоследствии, на Востоке, в церквах Антиохии и Константинополя, существовало большое число таких церковных чтецов, составлявших в некотором роде особую корпорацию, под председательством одного главного, называвшегося primicerius lectorum. Были заведены и особые школы, в которых молодые люди обучались искусству чтения Св. Писания и его истолкованию, затем поставлялись на свое служение особой анагностнической молитвой и обязаны были, кроме чтения в Церкви св. Писания, – заведовать возжжением свечей и лампад и прислуживать при богослужении, при совершении таинств и выполнении разных церковных обрядностей. (Martyny, Dictionaire des Antiqu. chret., 1889 г. стр. 417).

3–11. Поучения, помещённые под этими цифрами, составляют, вместе с Стословцем Геннадия, группу так называемых «родительских» или «отеческих поучений и наставлений», многочисленных и очень важных в древне-русской письменности. Об них см. во вступительной статье к I отделу издаваемых в настоящем выпуске поучений.

4. Поучение св. Василия о житьи сем – из Постнических слов св. Василия Великого, которые рано появились в славянской письменности и пользовались в ней большою известностью. В полном собрании этих слов оно носило надписание: «как подобает украшену быти иноку» (Синодал. библ. № 202 л. 245, – XV в.; Соловец. библ. № 169 л. 404 об., – XVI в.); с таким же надписанием находится и в первом печатном (Острожском) издании этих слов (1594 г.), л. 378. Начало поучения: «достоит иноку прежде всех нестяжательно житие имети»; новый русский перевод его – в Собрании твор. св. Василия В. М. 1847 г. стр. 64. Владимир Мономах в своем Поучении детям дословно приводит небольшой отрывок из этого поучения; пользуется им и автор Домостроя в гл. 17. Буслаев неверно считает это поучение – «поучением св. Василия юношеству» (Очерки, т. I, стр. 574); последнее совсем иное, и содержит наставления св. Отца относительно чтения и пользования языческими писателями (см. в Собр. Твор. св. Василия Вел. М. 1781 г., ч. 2, л. 139 об.).

5. Поучение правыя веры – Буслаев считает это поучение русским а находит его «замечательным по простоте выражений», (Истор. Хрестом. церк.-слав. и рус. язык., 1861, стр. 507). Оно также было известно Владимиру Мономаху (Буслаев, там же). Между прочим, в этом поучении слово заповедь употребляется в значении эпитимьи, наказания (см. стр. 26), как нередко в таком именно значении слово это встречается в древних славяно-русских памятниках (Миклошичь, Срезневский – Словари). Другие значения этого слова: Приказание (ἐντολὴ, mandatum, – Остром. Еван.), наставление (προστάγματα, praecepta), постановление (διατάξεις constitutiones), закон (Micl., Срезнев.).

На стр. 27 (то же поучение) строка 6 сверху «не ти единии задушье емлють, но и богатии», правильнее, кажется, следует читать так: «не ти единии (за кого приносят моление) задушье емьлют, но и богати(т) и» (их – приносящих моления). Славянское слово задушие отвечает греч. ψυχικόν – отделение какой-нибудь собственности на доброе дело за душу кого-нибудь, а в дальнейшем значении – милостыня, подаяние ради спасения души (Микл. и Срезнев. Словари). – Стр. 28 (то же поучение) строка 10 сверху: «Аще бо кто опоздит литургию» и пр. – из апокрифического толкования литургии, известного с именем Григория Богослова. В древне-славянских списках апокрифических или отреченных книг говорится об этом толковании: «о службе тайн Христовых, что опоздят обедню, рекше врата небеснаа затворятся, о сем ангели попа кленуть, еретици писали» (Тихонравов, Памятн. отречен. литер., т. I, стр. VII; Павлов, Памятники канонич. права: Рус. Истор. Библиотека, т. VI, ч. I, стр. 792). В той же Златой Чепи, по которой сообщаем настоящее поучение, находится и это толкование литургии, с таким заглавием: «Слово откровенья святого отца нашего Григория Богослова о святеи службе истолковано. Господи, благослови, Отче». Здесь встречается, напр., такое истолкование пресуществления даров в священнейшем таинстве евхаристии: «а егда речеть святитель: святая святым, тогда видех (рассказ ведется от лица св. Григория, излагающего свое видение тайн Божиих)... ангела держаща ножь, имуща в руку отроча и зарезаста его и источиста кровь его в потирь, тело же его режюща, кладяста горе на блюде и бысть хлебь в тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа, и сшедшимся людем приимати право, не глаголю же достойным. А егда речет святитель: с миромь изыдемь, и виде тогда божественныя силы возносящеся и начатки церковныя (святые дары) на небеса всходяще, и тогда слышавше божественных благоприятии и стати в будущемь веце. Аминь» (л. 30–30 сб.) В печатном Златоусте, Почаев. изд., слово это помещено на л. 73–75, – изменения в печатном тексте касаются лишь слога и языка. В Златой Чепи, вслед за указанным словом – откровением помещены еще две статьи кратких литургических толкований: «Слово о церковнем сказании», – нач.: «Церкви есть земное небо», (л. 30 об.), – затем: «Слово св. Василья толк ученичьскаго чина, что есть ереи и по коиему желанию глаголеть священники», – нач.: «что есть остригание главы его» (л. 34 и сл.). В этой последней статье, в форме вопросов и ответов (Иоанна Злат.)., предлагается истолкование литургии очень сходное со Словом-Откровением св. Григория. – Апокрифическая статья о литургии, с именем св. Григория, помещалась и в древнем славяно-русском Прологе. Так мы встретили её в пергаменном Прологе Спасо-Прилуцкого монастыря, XIII в., под 8 мая, с таким заглавием: «Слово св. Григорья Богословца о божественной литургии» (л. 100); в печатных изданиях Пролога её уже нет.

6. Ко всем верным... В Измарагдах одной редакции, вслед за этим словом помещалось другое, составляющее его продолжение, под заглавием: «Слово Иоанна Златоустого», с таким началом: «Слышате ли, любимици, ангелову повесть, глаголанную св. Василием» (Кирил. Изм. № 1117, л. 10 об.) В этом поучении внушается иметь – «первее страх, его же имуть ангели, смирение и покорение, кротость, беззлобие, трезвенность, послушание, внимание и прочия добродетели». В других изводах Измарагда оба поучения соединялись в одно (см. у Яковлева, к литер. истор. древне-рус. Сборников, стр. 12).

7. Слово св. апостол и св. отец... – частью извлечение, частью переделка помещаемого в Измарагдах «Поучения Иоанна Златоуста како достоит поститися», – мы приводим это поучение ниже, в примечаниях к поучениям о посте (№ 24–25). В Паисьевском Сборнике оно помещено в виде особого слова.

11. Слово св. Отец – было издано в «Прав. Собеседнике» 1859 г., т. I, стр. 473. В Измарагде, так называемой первой редакции (см. у Яковлева, стр. 22 и 94) слово это приводится в другом, значительно измененном виде, под заглавием: «Слово св. отца Моисея о ротах и о клятвах»; в таком же виде оно находится в Паисьевском Сборнике и было издано Срезневским (Памятн. рус. яз. и письма – Известия Имп. Академии Наук, т. X, стр. 703). По содержанию оно относится к числу тех многочисленных древне-русских поучений, в которых на ряду с поучением, как жить по христиански, строго осуждалось долго и сильно царившее у нас «двоеверие» – смесь христианских воззрений и верований с языческими, против чего направлены издаваемые, в настоящем выпуске, в III отделе, особые поучения (стр. 193 и сл.).

12. Образ совершенного христианина. – Этой статьей начинаются «Анастасиевы ответы» в Изборнике Святослава 1073 г.; они находятся и в Изборнике 1076 г. Ответы Анастасии Синаита (VII в.), в связи с одинаковыми с ними по форме «Ответами Афанасия Александрийского на вопрошения князя Антиоха», вошедшими в Святославов Изборник 1073 г., были излюбленными произведениями в нашей древней церковно-учительной письменности, и встречаются, по частям, как в Измарагдах, так и в других самых разнообразных Сборниках. Св. Афанасию Александр. эти «Ответы» не принадлежат и известны в числе неподлинных (spuria) его сочинений (изд. Migne, Patrol. graeca, t. XXVIII col. 597). В наиболее полном виде, в позднейшем славянском переводе – напечатаны в Скрижали патриарха Никона 1656 г., а в недавнее время в «Христ. Чтен.» 1842 г., ч. II и III, с пропуском многих вопросов, а затем проф. Порфирьевым, в его книге: «Апокрифические сказания о новозаветных лицах», Спб. 1890, стр. 327 и сл. Настоящим автором этого произведения некоторые (напр. Филарет Чернигов. в «Истор. учении об отцах церкви», ч. II) считают Афанасия Младшего, жившего в VIII в., при чем полагают, что часть Ответов принадлежала, действительно, Афанасию Алекс. и что потом число их постепенно пополнялось и увеличивалось. В греческом тексте, напечатанном в изд. Миня, число их 137; в Скрижали патр. Никона 136; один вопрос (49-й), а именно: «Сколько времени Адам пробыл в раю» – опущен. В содержание «Ответов» вошли небольшие отрывки и извлечения из разных свято-отеческих и церковно-учительных творений, обращавшихся в византийской, а затем и в древне-русской письменности. Так, один неизвестный автор XVII в., обладавший огромной для того времени начитанностью в церковной литературе, указывает (рук. Соловец. библ. № 259), в тексте перевода «Вопросов и Ответов» Антиоху, как источники их, не только творения Иоанна Златоустого, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина, Василия Великого, Дионисия Ареопагита, Иоанна Лествичника, Иоанна Экзарха, но и такие произведения – сборники, как Маргарит, Палея, Криница, Хронограф, Пролог, Патерики – Синайский, Алфавитный, Скитский, Патерики – Печерский, Иерусалимский, Египетский, Синаксарь, Книгу о вере... Всех вопросов и ответов Афанасию, по наиболее полной славяно-русской редакции XVI–XVII века – 132. – В так называемой «вопросо-ответной литературе», имевшей в Византии и у нас широкое распространение, «вопросо-ответы» Афанасия Алекс. и Анастасия Синаита занимали одно из самых видных мест, и едва ли можно встретить, хотя бы один, древне-русский Сборник смешанного содержания, в котором не было бы выписок из них. – См. Описание рук. Соловец. библ., т. I, стр. 138; Архангельского, творения отцов церкви в древне-русской письменности, Казань, 1889 г., I и II, стр. 9 и сл.; ср. Мочульского, Историко-литер. анализ стиха о Голубиной книге, Варшава, 1887 г.; Н. К. Никольского, О литер. трудах митр. Климента Смолятича, Спб., 1892 г.

13. Слово св. Нифонта – в некоторых списках надписывается именем св. Афанасия, и с этим именем издано, с небольшими пропусками, проф. Архангельским, по списку XV в. (Творения отцов церкви, IV, 53).

14–17. О спасающихся в миру и в монастырях. – По этому животрепещущему вопросу древне-русской жизни, в Сборниках встречается много статей, рассматривающих его с разных сторон. В приведенных поучениях, взятых из трех различных сборников (Златой Чеп., Паисьев. Сбор., Измар.), которые были составлены еще до XV в. и назначались, главным образом, для читателей мирян, – не отдается исключительного предпочтения монастырям в деле спасения души. Напротив, ясно высказывается мысль, что спастись и в миру вполне возможно, какое бы положение ни занимал человек, лишь бы только заповеди Божии соблюдал, и потому прямо осуждается, как «чревоугодие», когда кто-либо, оставляя в небрежении жену и детей, отходит в монастырь: таковой, по словам поучений – «горее поганаго есть» (стр. 46). Совершенно также по этому вопросу поучает и Пролог. Ср. во II вып. нашего изд. «Памятников» – стр. XVI и сл.

18. Слово св. Василия – помещено с именем св. Василия в Прологе 1644 г., под 20 апреля; в Прологе изд. 1675–77 г. – под тем же числом оно помещено с именем Анастасия Синаита, память которого положена на этот день; в рукописных Прологах до XVI в., настоящей редакции, под 20 апреля, помещалось с именем Анастасия Синаита, но другое поучение, а именно – «о исповедании грехов к духовным отцом» (Спасо-Прилуцкий пергам. Пролог XIII–XIV в., № 1, – Новгор. Соф. XV в. № 1341, 1342 и 1343), которое имеется, под тем же числом, и в печатном Прологе. К подлинным произведениям св. Василия Вел. это поучение не принадлежит; но составитель его несомненно пользовался его творениями. Так, начало поучения прямо указывает на следующие места из Слова св. Василия о грехе и его же беседы на 33 псалом: «Подобно как градския стены со всех стран град облежащыя, отвсюду вражеским нападениям противостоят: так и ангел наш хранитель укрепляет предняя наша, стрежет задняя: и ни единаго из обоих сих не оставляет без хранения, но всегда пребывает с верующими в Господа, есть ли мы сами не отженем его от себя злыми делами. Поэлику как дым пчел и зловоние голубиц прогоняет, так ангела нашего хранителя многоплачевный и зловония исполненный грех отженяет». (Твор. св. Василия Вел., Москва, 1781 г., кн. 4, л. 33) ...«Всякому из нас, уверовавшему в Господа, ангел приседит, ежели мы злыми делами не отженем его. Ибо как дым» и пр. (следует тоже, что и в приведенном месте)... «Ежели ты имеешь в душе твоей дела достойная ангельского хранения, и ежели ум твой, богатый истины созерцаниями, живет в тебе, то богатства ради честных добродетелей стражей и хранителей приставляет к тебе Бог, и ограждает тебя стражею ангельскою»... (там же, кн. 1-я, бес. на 33, 8 псал., л. 50). Учение об ангелах было известно у нас по творениям Дионисия Ареопагита, из которого, между прочим, приводится целый ряд рассуждений об ангельском мире в указанных выше (примечания к поуч. под № 12) «Ответах Афанасия Антиоху»; вероятно, эти «Ответы» имеются в виду и в том месте настоящего поучения, где упоминается Антиох (стр. 48: «Антиох рече»...): возможно, что именем вопрошавшего заменено здесь имя того, кому ответы приписывались; псевдонимы – вещь самая обыкновенная в нашей древней церковной словесности.

19. Слово Св. И. Златоустого... взято из нравоучительной части беседы И. Злат. на 1-е посл. Коринфянам (Опис. Солов. библ., т. I, стр. 283); в Златоструе XII в., из которого оно вошло в Измарагд – слово 104, в позднейших его изводах – 103 (Малинин, Златоструй, стр. 50; Опис. Солов. библ. 283).

20 И. Златоустого... В Златоструе XII в., с тем же заглавием, как и в Измарагде («како достоит с верою приходити к церкви и молитися о гресех Богови») – извлечение из нравоучительной части 21 бес. Златоуста на Деян. Апостольские, но несходное с нашим поучением, которое, вероятно, также – одно из таких извлечений, хотя мы не можем точно указать источник его. – Кроме приведенных нами двух поучений о посещении храма Божия и о благоговейном стоянии в нем, в Измарагде помещено еще шесть статей и поучений на тот же предмет: 1) Слово от Патерика, яко не достоить ити от церкви егда поют (по Кирил. Изм. № 1115, гл. 39); 2) Сл. И. Зл. яко оставити дело христианом и ити к церкви (гл. 40); 3) Сл. И. Зл. о не встающих на утренюю (гл. 72). 4) Сл. Григория Двоесловца (гл. 104); 5) О некую двою суседу шевцю (гл. 136); 6) Слово св. отец (о хождении в церковь, – гл. 152). В дополнение к напечатанным у нас двум поучениям (№ 19 и 20) приводим здесь (по указан. Кирил. Измарагду) «Слово св. отец» и рассказ о «двою шевцю» (последний был уже напечатан Костомаровым в «Памятн. старин. рус. словесности», вып. I, стр. 87 и сл.).

1. «Еще вы се извещю (ѧ), любимии, по неже виждю вы уже приходяще к церькви, и ов рукоделие оставль, ин торгованиа и орудия лишися, да спасенаа словеса, евангельская же и апостольская, слышите, и святых отець житиа и учениа, и славных мученик страданиа и терпениа слышите, како ти сам Господь Бог блажить спеющая к Нему всегда, к церкви приходящаа с верою. Людие таковыи повеле в молитвах во святей службе поминати, – глаголет бо иерей после службы: «святи любящая благолепоту дому Твоего, тыя праслави я божественною силою Твоею». Се за те молба, иже всегда церкви не лишаються в час пениа: святити и прославити хощеть Бог славящая Его во святых церквах. Блажить сам Господь вашю любовь и потщание еже к церкви приходите неленостно. Сам Бог и на небеси, и на земли вся устроил есть и нам предав Божественный Образ Свой на иконе воображен; егда бо к церкви притецем и образ Его пресвятыи узрим, воздежем руце к Нему и взохнем, и прослезимся, грехы своя воспоминая, – кто же (каждый) свои, а чюжих не пытайте, – ни помышляйте что земленаго, ни беседуи в святеи церкви: глас ин да не слышится, разве молитвы и пениа и святого учениа, – и помышляйте, любимии, како пред Богом ответ дати имам о делех своих. И еже в святей церкви слышавше створити начнете, поможеть вы Господь и силу подасть вам волею Его деяти, в сердце си божественная учениа и внесете их в дом свои, еже слышите в церкви, да дом вашь церкви же сътворится оучением святым и молитвами; идеже Бог именуем есть, ту пробегают бесове, а идеже заповеди Его творими суть, ту ни приближатися может (могут). Или которыи отець тако любит сына (какой отец так...), якоже Бог милуеть родь человеческыи? Токмо обещайся истинною (истинно) покаятися и дела съврьшити, да спасен будеши; аще ли в злобе бес покаяниа пребываеши, то и в церковь недостойно таковому въходити, ни приноса от него в церковь не приносити, и жестько бес покааниа есть тому вне церкви стояти, доколе покаяние от сердца приимет тождь въходити в церковь. Аще ли кто вражду имыи на кого, во Иудин чин внидет в церковь, или сироту или вдову озлобив плачь и клятву на ся въставит, или к волхвом и чародеем ходит, или любодеянием и пианьством осквернить ся кто, или оубииством руце окровавлив, или чюжая отъят, или свою челядь кто ранами томит и не по силе делом, или мечникь клеветлив, или судиа по мзде судяй, или резоимець гнусный, – блуд таковых приносы и в церковь недостойно таковым входити, аще о том не каються. Сам Бог апостолам заповедал, а апостоли святителем предаша (воспрещать) недостойным в божественную церковь входа, но вне им стояти, дóндеже ся останут и того покають ся зла. Тем и аз грешный свидетельствую и поведаю вы се: отступите дел сатаниных покаянием, смирением и милостынею очистите ся. Слышасте Мытаря оправдана смирением, а бяше грабитель немилостив; к церкви же пришед неложно положи обет к Богу – всякаго зла отстати ся, и вопияше с плачем: «согреших ти, Господи, ктому оуже не творю того», – и помилова его Господь Бог и вся ему оцести грехы. И вы, чада, сподобите ся покаянию, обратите ся от пути злаго, да помилует вы Господь Бог, и во пришествие Его просветитеся, яко солнце, аще добродельно зде поживете о Христе Иисусе, о Господе нашем, Ему же слава и держава в бесконечныя векы, аминь» (Кир. Изм. № 1115, л. 210 об.).

2. Слово о некою двою суседу шевцю. – Послушайте, братие, и о сем. Беста два суседа шевца, вкупе живуща; един же ею, имяше отца и матерь свою, и жену и дети многыи, хождаше по вся дни в церковь в год пениа, и вся о Бозе кормяаше от ремьства своего, и изобиловаше и в милостыню подавая. А другый же хытр сы велми, но не ходяше кь церкви и делая, ни в неделю не почиваше всегда, – но не себе кормити не мождааше. Завидя же суседу своему, и единою (однажды) со гневом рече ему: «откуду ты обогател? аз же болши тебе сприлежа реместве своем, обнищах оуже». Он же глагола ему мудростию, хотя и наоучити, дабы к церкви ходил, рече ему: «обретаю, брате, на пути злато, ходящи кь церкви: оттуду есмь обогател; аще и ты, друже, со мною всегда ходить хочешь кь церкви, да тя взываю, и еже обрящеве, ты половину взимай». Он же ят веру суседу своему, и начат с ним ходити по вся дни к церкви. И благослови их Бог и обогате, и много хваляше съветника своего, славя Христа Бога. И рече единою к нему: «о брате, много мне си ползовал души моей и имению моему; но ими ми веру: ничто на пути обретох николиже, якоже ты ми рече, но не ложь есть Господне слово, иже рече: первее ищите царствия небеснаго, и си вся приложатся вам (Лк. 12:31). Се ти поведаю: обретох бо оуже и приобретох». Се же уведев архиепископ, сътвори его добраго съветника просвитером: бе бо хытр велми книгам. Се же, братие и чада, слышаще, теците к церкви, дело оставлеши, да Господь помилует ны; аще бо и много ся труждаем, делающе, и куплю деюще, а от Бога не будет дано, то не успеем ничтоже. Того деля, братие, будите к церкви въстанливи, на оутреннюю и на литургию, и на вечерню, да благословить вы Господь, и лета ваша исполнит миром и обилно житие вы подасть, а по исходе отсуду царство небесное вы подасть, по милости вашеи помилует вы Господь. Всяко к церкви потщися: аще еси праведник – теци, да правды не погубиши; аще ли еси грешник – теци к церкви всегда, да оучениа святая слышиши, – а не отчайся, брате, но всегда Бога моли, ходячи к церкви и к Богу со воздыханием помолися, и каяся от сердца грехов своих. Церковь бо всем есть пристанище, всяк в ню потщися, да спасетеся. Аще бо в воли Господни пойдете, вся вам Господь хотениа ваша исполнит. Не ложь бо рекый: ищете прежде царствия небеснаго, и вся си приложатся вам. И пакы Господь пророком рече: аще хощете, послушаете мене, благая земьная снесте; еще ли не хощете, ни послушаете мене, оружие вы паясть (Ис. 1:19), – оуста бо Господня глаголаше сице. Аще послушает кто, спасен будет, а иже не слушаеть кто, осужден будет в муку. Богу же нашему слава в векы, аминь (Кирил. Изм. № 1115 л. 171 об.).

21. Св. И. Златоустого. – О молитве ср. поучение того же И. Златоустого в Прологе под 29 окт. (в нашем изд. – «Памятники», вып. II, стр. 98); оно же в Златоструе гл. 73 (из Златоструя это поучение, вероятно, и взято в Пролог, а также и в другие древне-русск. церк.-учит. сборники); в Златоструе есть другое поучение о молитве, начинающееся словами: «вси убо видят, яко начаток всему добру молитва есть», – нашего поучения в нем однако же нет. В «Пчеле», в статье о молитве приводится, с именем Златоуста, извлечение из нашего поучения: «Добро воину молитвою беседовати с Богом. Аще бо беседа блага мужа лучша творить беседующа с ним, кольми мы беседующе с Богом по вся дни и нощи лучшая приимем» (изд. В. Семенова, 1893 г., стр. 144). Кроме Златоуста, в «Пчеле» приводятся изречения о молитве – Соломона, Сираха, Василия Вел., Григория Богослова, Нила Постника, а из мудрецов – изречения Аристотеля, Эпикура, Виаса, Александра. В Измарагде 1-й редакции, а также и Златоустниках, помещалось следующее прекрасное поучение, взятое из беседы Златоуста о жене Хананеянке (Опис. рукоп. Соловецк. библ., т. I, стр. 609): «Да послушают всех сих приходящии истинне, да егда реку: моли Бога и твори повеление Его, не рцы: много молих, но ничтоже приях; не отступай убо, но со страхом молися, да приимеши согрешением отпущение. Аще и неси приял от Бога благодать, то проси, да приимеши; мнози бо человецы приходят в церковь и, скончавше тму словес, исходят из церкве и не ведят, что глаголаша; устне убо движатся, а уши не слышат, аще убо ты не слышиши молитвы твоя, то Богу ли велыши слышати сих? Аз убо глаголю ти, аще от всего сердца молишися истинно, мало словес требе ти есть, но вы убо, аще молитву творите или в церкви стоите, точию устнами движете и преклоняете колене, а мысли ваши вне летают, тело внутрь стоит, а душа вне парит, устне твои глаголют молитву, а мысли твоя разсчитают прикупы, купли, приплоды, примены, займы, села, имения, совокупления и прибытки всяческия. О, братие, диавол льстивый и лукавый и злокозненный весть, яко во время молитвы не мала нам польза бывает, того ради лукавыя помыслы наносит на ны, не дая нам в той час молитися Богу о гресех. Егда же найдут на ны злыя помыслы, то со тщанием и трезвою мыслию и умом приятным пролием молитву свою пред Богом, якоже бо жилы тело содержат, тако и молитвы душу освящают и укрепляют, якоже бо мрачне храмине освещает свеща, тако и молитвы озаряют душу; якоже бо тело изнемогает, пищи лишаемо, тако же и душа, молитвенныя сладости не имущи, на умертвие ума и на разслабление приближается; якоже облак мрачный закрывает солнечную светлость, тако гневное помышление губить молитвенную красоту. Никогда же убо оставляй молитвы, душевныя пищи, велика бо есть добродетель – молитва, еже к Богу с чистою совестию и с болезненною душою, а не долги простирая словеса; но моляся часто глаголати словеса кратки и часты творити молитвы Христос Павлови повеле. Аще ли в долготу прострешги слово, ослабееши и многу вдаси на себе власть диаволу приити и заняти и извести из ума глаголемая; да аще ли часто и помалу твориши молитвы, возможеши целомудрствовати без пакости. Подобает убо в начале трапезы и скончавающе благодарити Бога, – сице бо творя, никогда в пиянство и в блуд впадеши, начиная и совершая молитвою, яко уздою возстязаяся, вдоволь яси и пиеши; трапеза бо, молитвою начинаема и молитвою скончаваема, никогда же оскудеет, но яко от источника изобильна подает нам Бог вся во благая. Многажды бы нам диавол блазнит в час молитвы, возбраняя о гресех воспоминати, многажды бы лежим на одре и ничтоже пакостит нам, а егда будем молитвы творити или пение, то без числа помышления зла наносит на сердца наша, хотя ны извести от молитвы не приимших пользы. Да вы убо, возлюбленнии, ведуще се, подражайте Ханааныни оной, она бо име дщерь беснующуся, а мы душу согрешающу; что же глагоше она? – помилуй мя, Господи Иисусе, сыне Давидов, яко дщи моя зле беснуется; мы же речем: помилуй мя, Господи, яко душа моя зле согрешает, велик бо есть бес грех. Аще убо и вне церкви стоиши, то зови: Господи, помилуй мя, глаголи же не движа устнами, но мыслию глаголи, и молчаща бо тебе послушает Бог. Не требует бо места молитве, но везде молися, токмо от всея души твоя. Иеремия бо в тине бе, но Бога вскоре призва, и Даниил в рове со львы помолися Богу и спасеся от них; а трие отроцы в пещи беша и, Бога моляще, избыша огня того; разбойник распят бысть и никоея же споны сотвори ему крест, но и породу ему отверзе; Иов на гноищи бе, но Бога умоли. Да аще и в полате еси, но Бога моли, или что делая, Богу молися, или в торгу за куплями стоиши или путь шествуеши – леть ти есть молитися Богу. Как бысть при Моисее, – море бяше впреди, а созади Египтяне гоняху, посреди же их Моисей бяше и многи молитвы в уме совершаше, и рече ему Бог: что вопиеши ко Мне? – уста твоя не глаголют, но сердце твое вопиет ко Мне. Да и ты, егда станеши пред судьею неиствствующим и мучащим тя, или в руце воином его впадеши, то молися Богу, молящу бо ти ся волны твоя удобь утишатся. Аще ли судия на тя ярится, ты же к Богу прибегай, Бог бо есть всегда помощник ти; аще бо в печали сый хощеши помолити человека, а он не послушает тебе, а другой спати начнет и стужающу ти ему не отвешает, – а у Бога несть того: камо любо идещи, везде тебе послушает, ни вратарь бо ту, ни строитель, ни ходатай и никтоже от сих, но рцы: Господи, помилуй мя, и Бог приидет скоро, и поможет ти. О, слово, кротости полно, не ожидает бо молитвы скончати. Да и мы, братие, потщимся присно молитися Ему от всего сердца своего, да небесному царствию сподобимся. (Поч. Злат., л. 85 об.).

22 и 23. Два поучения о деннонощной молитве. – Издавая эти поучения в «Прав. Собес.», в 1858 г., проф. Порфирьев указал, что они «замечательны в том отношении, что весьма хорошо характеризуют, вообще религиозное направление наших предков и в частности объясняют существующий у нас обычай вставать во время ночи» – обычай, о котором говорится в поучении Владимира Мономаха и который предписывается в «Домострое». Основание для такого обычая он находил в первом поучении, второе же служит к поддержанию его, так как «все наполнено увещанием всем в доме вставать во время ночи на молитву: муж и жена должны для этого пробуждать от сна детей своих и таким образом составлять домашнюю церковь». – Источником первого Слова послужило апокрифическое «Видение ап. Павла», греческий текст которого издан Тишиндорфом в его «Codex apocriphorum», славян. перев. Тихонравовым в «Памятниках Отречен. литер.», т. ΙΙ, л. 40–48; старопечатное изд. в Почаевском «Златоусте»; исследование этого апокрифа – Шепелевича: «Апокриф. видение ап. Павла», Харьков, 1891. Источник второго поучения – в одном из слов Златоуста, помещенных в Златоструе (сл. 41). В связи с «Видением Павла» и нашим поучением, взятым из него, находятся народные каличьи стихи о «плаче земли» (Порфирьев, в предисл. к изд. указан. поучений, прим.).

24 и 25. Поучения о постах. – О посте в разных церковно-учительных сборниках встречается много поучений, подробно разъясняющих, на основании Слова Божия, учения Отцов Церкви и канонических постановлений – необходимость и спасительность поста, а также и – в чем должен состоять истинный пост и как проводить постные дни. Самым обильным источником для поучений этого рода служили Постнические Слова и правила св. Василия В. (ср. его Слова о воздержании и о посте в указан. изд. его Постнич. Слов л. 81 и сл. и 126), Огласительные Поучения Феодора Студита (IX в.), служившие образцом церковно-учительной проповеди для Феодосия Печерского и других древне-русских пастырей-учителей, затем труд Никона Черногорца – Пандекты и Тактикон. Первое из этих произведений носит заглавие по печатному Почаевскому изд. 1795 г.: «Книга богодухновенная, собранная и списана от многих и различных Божественных книг, ветхаго, яко же рещи, завета и Новаго, Преподобным отцем нашим Никоном, живущим в глаголемой Черной горе. Наставляющи и поспешествующи подвизающихся на всяко дело духовное». Это огромный Сборник, в 576 листов (по Почаев. изд.), разделенный на 63 Слова, содержащих выписки из св. Писания, из отцов и писателей церкви разных веков, из правил и постановлений апостольских и святоотечеческих и соборных. «По своему содержанию Пандекты представляют, говорит г. Соколов в «Истории Византийского монашества, – compendium нравственно-практической стороны христианской веры, нечто в роде нравственной философии в приложении ко всем христианам и особенно к монахам... Никон поясняет все сколько-нибудь важные обязанности и цели истинно-христианской нравственной жизни. При этом, по недоверию к себе и для большей авторитетности книги, он излагает нравственно-практическое учение словами св. Писания и древних отцов церкви. Таким образом его труд носит компилятивный характер. Не смотря на это, Пандекты представляют из себя нечто цельное, логическое и последовательное и написаны по известному плану. Книга Никона были принята современниками с полным уважением и называлась книгою богодухновенною (как она называется и в славянских переводах). И действительно, Пандекты обнаруживают громадную начитанность в святоотеческой литературе, давшую ему возможность представить пространный свод христианских нравственных правил с своего рода ученою обстановкою. Не без основания поэтому книгу Никона относят к числу лучших произведений византийской литературы» (Состояние монашества в Византийской империи с половины IX до начала XIII в. Казань. 1894. Стр. 462). Никон жил в XI в. (ум. ок. 1092 г.) и был сначала иноком монастыря св. Богородицы, находившегося на одной из гор, окружавших Антиохию с севера, на Черной горе (отсюда его прозвище – Черногорец), а затем, по разорении этой обители, поселился в монастырь Симеона Дивногорца (на Дивной – славной горе, к востоку от Антиохии). Списки его Пандект (в букв. пер. – «книги все содержащия») в славянском переводе известны с конца XII в. (Срезневский, Свед. и Зам. о мало изв. и неизв. памятниках, LV). Рассуждению о постах в Пандектах посвящено целое Слово (57-е, – л. 468–508 Поч. изд.), и в нем приводится едва ли не все, относящееся к постам – из правил и заповедей апостольских, из соборных постановлений, из творений отцов и учителей церкви, даже из рассказов и житий святых. Другой труд Никона Чер. – Тактикон становится известен в славянских переводах не раньше XIV в. В нем, в виде посланий к разным лицам, излагаются также наставления и предписания касательно праздников, постов и разных других предметов христианского благочестия (о Никоне Чер. и его произведениях см. в Описании рук. Синод. библ. II, 3 стр. 1–52).

В виду того, что в настоящем выпуске «Памятников» помещен целый ряд поучений на великий пост, размещенных в особой группе (в 2 отд. выпуска), мы приводим всего лишь два поучения, вследствие их несомненной древности – одно краткое и самой краткостью своей указывающее на свою древность, другое значительно большее по объему, но также относящееся к первым векам христианства на Руси. Первые издатели этого последнего поучения, в «Правосл. Собеседнике», относят его к XI или XII в., и полагают, что оно «распространено и дополнено заметными в нем вставками уже в позднейшее время», тогда как основа его древняя, что будто бы доказывается 1) обличением грубых языческих пороков, господствовавших в XI–XII в., и 2) простотою изложения, сближающей его с поучениями Луки Жидяты, Феодосия Печерского и других наших древних проповедников, в числе поучений которых оно и находится в Соловецком Сборнике (Прав. Собеседн. 1858 г., ч. I, стр. 140; ср. у Яковлева, К литерат. истории древне-русск. Сборн., стр. 140). В дополнение к сообщенным нами поучениям о посте приводим еще одно по Кирилловскому Измарагду XVI века (№ 1117, л. 43 и сл.). – Поучение Иоанна Златоуста, како достоит поститися. – Днесь возлюбленнии душевному врачеви поклонимся, се бо присне алканию время, душам и телом спасение подавающи, души здравие, красно и преславно на духовные подвиги позывающи, яко молитвою и постом велит ся помазати. Молитва и пост супруга еста на бесы, присно побеждающа их; молитва и пост диаволу есть потребление; молитва и пост богатство есть доброчестья; молитва и пост от смерти избавляета человека; молитва и пост добрая война на рать, рекше на диавола. Егда же с молитвою и постом милостыни будеть, тогда богатство, и доброчестия делательник обрящется, Бога бо одолжает, дая убогому. Разврещи всяк соуз неправды, глаголаше Бог к Иудеом, пророком Исаием, не такого поста избрах, глаголет Господь, еже человеку убужати душу свою; кий успех есть человеку алкати плотию, умирати же делы; кая польза есть человеку от яди воздержатися, а на блуд совокуплятися и наполнитися именья неправдою; кая потреба есть немыющемуся, а нагого неодевающе; кая упьшина есть сушащему тело свое, а не накормляюще нищаго алчнаго, жаднаго. Кая есть добродетель, иже чрез нощь молитися в тепле храмине, а убози по улицам гладом измирают; от босоты и наготы, кое добротворение уды своя томити, а вдовиц и сирот непомилующе, ни обидимых избавляюще, ни печальных утешающе. Кый успех есть слыти именем христианским, а делы не вследующе, ни по саном человеци пред Богом честь приимут, но кождо по делом своим. Мы же за великия саны и чести горькую имам прияти муку. Иуда бо апостол бе и равную честь с апостолы имы, но понеже волею зло возлюби и удавление си приобрете. Яко мнози ныне носят овчая одежа, нутрь же волци и хищници, имения неправдами изобретающие, лукавным бо изовратом хотяще человекы от Бога прельстити, но не могут. Аще убо поститеся, братие, убогаго не мимойди; аще ли алчеши, то имь сироты стенающа; аще ли постишися, разверзи нужныя по пределы рукописанья, рекше – вся злая отверг, а добрая возлюби. Вси святии отцы рекоша, яко с разумом достоит искати спасения, а не безумь трудитися. Всякому христианину подобает чисто жити и смотряще все по разуму творити, а не безвестно тещи, аки по воздуху. Смотрите убо сего, егда како кто, отвеса не ведый, начнет творити и от невидения ослабев в полтечения лишится и в печаль впаде отчаяйся погибает. Аще ли текущи то не престанем подвизающеся и тщащся добром трудом к Богу, и да увежьмы известно, о чем текуще есмы или что погрешим обленившеся. Невидение зле согрешения есть, ащо бо кто согрешит, то весть, о чем каятися; а не ведый, аще согрешит, то не весть, еже согреши. Что именуется пост, рцыте ми, се ли есть постимся, то именует пост; удержание ли брашен пост именуется или удержание похотию? Аще бо от брашна токмо удержимся, а не воздержим похотей телесных, то ничтоже обрящем, никоея же пользы сотворит нам. Жестоко воздержание от брашен, а плоды злобы творяще – не такого поста избрал, глаголет Господь, но раздрешая всяку неправду, ярость, гнев, лихоимство, клевету, зависть и вся душевныя соуз, душевнии бо соузы греси именуются, кождый пленицами грех своих связается. Аще бо ся удержу от хлеба, а от гнева ся не удержу, то несмь человек, но зверь, – зверь бо хлеба не ясть, но плоть ясть, якожь и мы во гневе ямы плоть другы своих оклеветанием. Аще бо хощем воздержатися от хлеба, то прежде ся удержим от гнева и ярости и гордости и хулы и всякой злобы, тогда не будеши противен звери, но ангелу подобен, ангел бо не имать гнева, ни гордости, ни клеветы, ни свары, ни иного котораго свара. Аще убо кто не пиет пития, ни яст мяса, а всяку злобу держит, то не хужьши есть скота, всяк бо скот не яст мяс и ни пития пиет. Аще ли кто на голе земли лежит, а зломыслит на други, то ни тако хвались, скот бо постели не требует, ни постелющаго имать. Но да оставим, братия, телесныя похоти, паче же телесных исправим духовная, да не будем подобнии скотному телеси, но безплотным ангелом духовным, духовных дел плоды творяще, и получим жизнь вечную о Христе Иисусе.

26 и 27. Поучения о праздниках и о праздновании воскресного дня. – Известно, каким диким разгулом сопровождались празднества в языческую пору народной жизни: отголоски этого разгула еще явственно чувствуются до настоящего времени в различных простонародных праздниках, в разные времена года, а также и по разным семейным случаям. Церковному учительству ставилась трудная задача коренным образом изменить общенародный взгляд на праздники и праздничное времяпрепровождение, провести и укрепить в народе христианское учение о «духовном праздновании», о «духовном радовании», о безусловной необходимости и воздержания и умеренности в дни такого радования праздничного отдыха. И наше церковное учительство строго и неуклонно выполняло такую задачу, постоянно внушая народу о «святости воскресного дня» и «спасительном времяпрепровождении» христианских праздников. Из числа многочисленных поучений по этому предмету мы сообщаем два наиболее древних и наиболее известных. Первое из них, несомненно, очень древнее, так как встречается в древнейшем уже списке Измарагда XIV в. (Рум. № 186 л. 49). В пояснение тех внушений, которые высказываются в нем относительно «кровоядения» (стр. 65, строк. 2 и сл.), укажем на 64 прав. 6 всел. собора, так изложенное в Пандектах Никона Черногорца: «Божественное писание нам заповеда удалятися от крове и удавленины и блуда, легкосердиа убо ради утробы кровь, якова либо животна хитростию некоторою устрояющым снедно, и тако ядущим. По подобию запрещаем, аще кто убо от ныне кровь животнаго ясти начнет, яковем либо образом, – аще ли причетник есть да извержется, аще ли простец, да отлучится» (Поч. изд. 2-я пол., л. 541 об.). Второе из этих поучений взято из того же Соловецкого Сборника конца XV века, из которого приведено выше (№ 25) поучение о постах (см. примечание к нему). В нем соединены два поучения, из которых первое оканчивается словами: «славяще святую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа» (стр. 68, стр. 1 сверху). В «Златоусте» оно действительно и разделено на два поучения, из которых первое носит надписание: «В неделю 3-ю, по памяти святых, поучение св. И. Златоустого о святей недели, како подобает чтити святую неделю, еже есть воскресение», а второе: «В неделю 4-ю, по памяти святых, поучение св. И. Златоустого», и начинается словами: «рече пророк: веселися» и пр. («Златоуст», Почаев. изд., слов. 81–82). В «Златоусте», рядом с этими словами помещены еще два прекрасных поучения о праздновании воскресного дня – одно «архиепископа Евсевия», другое – безымянное (сл. 83 и 84).

28–30. Слова о милостыни. – Учение о любви к ближнему, о милости и милостыни составляло основу и животрепещущий пункт всего древне-русского учительства. На это нами указано уже во вступительной статье к нашему изданию Пролога (II вып. «Памятников»). Носителем и проповедником деятельной любви к ближнему, особенно же к неимущему, меньшему и обездоленному брату, в наших поучениях о милости и милостыни является по преимуществу святитель Иоанн Златоустый – любимейший, и из всех отцов церкви, наиболее известный и наиболее почитаемый у нас, – Златоуст, имя которого в представлении русского народа слилось в одно с именем апостола любви, Иоанна Богослова (в каличьих духовных стихах). И вот, большая часть древне-русских поучений о милостыни надписывается именем Златоуста, большая часть из них или прямо ему и принадлежит, составляют извлечения из его творений или составлены по нему. Из числа этих поучений приводим здесь еще одно XII в., имеющее особенное значение по отношению к народным каличьим духовным стихам по тому же вопросу – о милости и милостыни, поучение, которое было уже рассмотрено нами в его историко-литературном значении («Памятники», вып. II, стр. LIV и сл.).

Слово Иоанна Златоустого о втором пришествии Христове и о милостини и о богатем и о Лазаре. благослови отче.

По вознесении Господни еже на небеса и учеником взирающим на небо. и явися им ангел Господень глаголя. что стоите на небо зряще. се Исус вознесеся от вас на небо. придете убо повем вам. в он же образ видете идоущи на небо. тако в второе пришествие обличая всяко дыхание. явить бо ся первие знамение сына человеческаго. на немь же пропяше и носим ангелы блещащеся яко молньи и пред ним Михаил трубя оубоужая мертвых от Адама до кончины века. и въстануть мертвии яко от сна от гроба якоже рече блаженныи Павел. въструбить труба. мертвии въстаноуть в едином часе. в мегновении очесе. и съберуть от четырь краю вселенныя на оудол (юдоль) плачевныи весь род человечь. ту явится река огненая. аньгилии лютии немилостивии, держаще грешникы. небо ищезнеть. богатьство нигде же не явиться. звезды яко листвие с небеси спадут. вся мимоходит яко сень. никто же не может никому же помощи. ни оцы сынови ни мати дщери. ни богатьство събравшемоу е. ни рабе господину своему. но все наго и обличено. отверзутся небеса. се сын божии грядет по облаком небесным. силою и славою многою и се он (оный) иерусалим небесныи явится. и поставлена будут 12 престола оучеником его. си яко молнии явится от встока и до запада. от страха его и от запрещениа небеса совьются. ангели трепещь. земля въстрясется. вся тварь въсколеблеться. река огнена готова приати грешники. червие жаждюще крови человеческыя. тма света не имоущи. и грозьство теплоты не имоуще. смотри оубо возлюблене страха того. како страх прииметь грешникы в тои день страшныи. тогда оубо боудет скрежет зубом. и лют плачь. не мни оубо ничтоже яко привидение боуде соуд. слышах бо многи безумни глаголюще яко тако будет соуд яко се мучим бывает человек во сне. не льститеся человецы. мучим бо в сне бывает человек. привидением ся точию мучит. тело бо его на одре почиваеть лежа а душа в сне мучима бываеть. а в тои день несь разлучится телоу от душа но и в купе престанеть. на страшнем суде. иде же книги разгибаются и соудии нелицемерен с многою славою всех по имены зовет. несь ту ветии требе. ни языком илзе изъвещатися. яко искушение комоуждо дел. несь ту требе дар ни поперниць. но вси своя бремена понесоут. ту бо ветеамь веры не имоу. власть не чтется. величяние не обрящется. тоу доброта лицю не оумолит соудию ни сан владычества. многажды бо на том соуде чада осоудять родителя аще бо чад своих не устроить равно отець. но единого обогати а другаго лишит. соуд прииметь. или без ума будеть клял чад своих или бил. о всем том станет обличая родителя. соуд бо сего мира глаголеть. леть есть родителем чадом творити все ли добро ли зло присно. все леть есть. но не все на пользу. многажды бо раб станет боли господина своего здерзновением. и раба выше госпожа своеа. оученик выше оучителя своего. вси бо равно спрятся на страшнем судищи. чада с родители. жены с мужи своими. и кождо дела яве боудут. тем же Павел си вся ведый. чада послушайте родитель своих о господе а родители не раздражайте чад своих. раби послушаите господии своих. моужи любите жены ваша. жены боитеся моуж своих. да вси без осоужениа станете на страшне соудищи. оубоитеся дни того в онь же имат пастух разлучити овца одесную себя и речеть десным, приидете благословении оца моего наследоуите оуготованое вам царствие преже створениа всего мира сего. помисли благодать и дерзновение то еже при ангелех о пророце и апостолех слышати добраа словеса. по что медьлиши не подаа нищим. иже бо тем даеши Богу даеши. и сам рек. аще кто створил тако гонящи оубогиа Христа есть гонили. того ради постави а (их) ошюю. яко же они погнаша убогиа. тако же и Господь проженеть а глаголя. идете от Мене проклятии иде же есть плач и скрежет зубом. помысли же студа оного. при народе ангелстем. зде бо обличен будет кто о каком гресе како ся срамляеть и молится не хотя пред лицем судии излести. помысли же студа онаго. иже тмы ангел стоиат и чини пророчестеи и апостолстеи и множество мучеников бесчислено. и речеть соудии. идете от Мене прокляти алках бо не дасте ми ясти. жаждах бо не напоисте мене. наг бех не облекосте мене. странен не введосте мене. болен не посетисте мене. по что вины деете. отсекох вы виноу и неимате ответа. аще бо бых рекл точию. алках не дасте ми ясти. рклы бысте не имам хлеба... ногу ли не имаши посетити недужных. не можеши ли воздохнути с печальными. да аще хлеба не имаши то словом утеши. поскорби с ним дай же емоу молитву. аще не обрел у тебе покоя. то оу иного обрящет. аще тако сотвориши боли дающих злата еси. утешил бо еси нищаго. видиши ли яко велия сут дела милостыни. ни едина бо может тако загладити греси яко же милостыни. того ради глаголеть божиа книги. милуя нищаа богу в заимь даеть. аще бо в заим злато даси человеку аще не напишеть поручениа не имаши ему веры. и на всяко лето лихву емлеши у него. да не написанию обетшавшю отвержется заимовавый. а оу бога нес тако. но убогому даеши бог ся поручит. заим воздати со многою честию. грядете благословении оца моего. наследуите уготованное вам царство преже створениа всего мира. то ти уготовах. егда ты болящих посещаеши и темничных. аз ти царство оугатовах. не мни оубо яко тогда точию зрях егда ты милостыню твориши. на небеси предо мною стоит. рече бо ангел Корнилию молитвы твоя и милостыни твоя на памет взидоша на небо. и царство и жизнь с ангелы уготовася. егда изыдеши от тела твоего не пецися о обители твоеи. сам бо владыка срящет тя глаголя. грядите благословении оца моего. наследуйте уготованное царство. алках бо дасте ми ясти. жаждах напоисте мя. и прочяя. зри же величества милостыни яко ни едина же сточна милостыни. не рече бо яко не сохранисте мене деля девства или мене деля не постистеся. но рек алках бо не дасте ми ясти и прочяя вся. велико добро девство и ина вся дела. но менши соуть милостыни. соблюдоша бо девство пять дев буих. пять мудрых девство и милостыню имеяху. того ради внидошав чертог. а буяя девство едино соблюдоша чающе внити в царство небесное. ни что же йно притяжавьше. того ради не внидоша в чертог. и господь рече к ним. отидете от Мене. не виде вас. отвещаша они. по что господи не тебе ли ради ражждение велико стерпехом. отвещает же господь к ним. девство мене ради соблюдосте и оуботаго не помиловасте. егда в двери ваша толцаше с страхом моляшеся оумилным гласом. помилуи мя гладом гибнущаго и сердце ми хощет оусклянути от зелна мраза. душа ми хощет излести хлеба хотящи. тело ми трепещеть от зимы. кости ми сламляются мразом. зубы ми скрегчют и ногти ми прять. все ми тело сломлено есть от зимы. помилуи мя от зимы не презри мене. си словеса слышав убогаго не помиловал есть. кая ти польза есть аще постишися по вся дни или чрес день или чрес три или чрес неделю и не творяй милостыни. да й ты алчеши без ума и убогиа гладом мруть. кая ти полза есть аще ты чрезь нощь поеши в двоих и трех ризах стоя а оубогии зимою пред враты твоими трепещют. кая ти полза есть от всего того. так иже человека непомиловавшей ни двери ему отверъше ни хлеба его насыщеши. ни воды его напоивше, ни плещи его съгревьше. того ради творены быша двери чертожныа. отидете от Мене. не знаю вас. того ради теи девы буя наречени быша. понеже не имеахоу милостыни. яко же бо аще кто въжжет светилник ти не прикаплет ему масла то оугаснет. и ничто же приобрящет. яко аще кто насади виноград и ти не полиеть его во время ведра. то увядаеть. и плода не творить. тако и девство. аще не напоено будет милостынею оувядаеть. велице бо еста криле милостыни. до небеси возносита. не до небеси точию но и до самого престола божиа. многажъды помышляеши. ити на торъг далече куплю. несоши же много имже купля деати и доидеши трудяся. наченьшю же ти купля деяти (с) купцем. клятва бывает и пря. егда грех свершиться тогда (и) купля скончается. и скончаеться реченое премудрым Соломоном. яко межю продающим и коупующим свершается грех. и бываеть торг. возвращая же ся в дом свои и иже еси притяжал с трудом и с скорбию многою. иногда на поути погубиши. о царствии же божии ничтоже такова подимеши. ни путем ся трудиши. но дома ти седяшу. придет продаяти породу (порода-рай), дайже от своего труда имениа. дай же оутлу ризоу и аще новы не имаши. дай же укрух или студены воды да иже аще хощеши коупи породу. всеми теми подражаи и оноу вдовицю яже горьсть моукы давши коупи царство небесное. и паки ина вдовица в еуангелии поминаема ничто же имоуще точию две медници ввергши в скеоугофилакию и тем породу коупи. не чтеть бо ся то имение но душа милостива и сердце податливо. дай же оубогомоу и сотвори себе должника. милоуа нищаго богу в заим дает. когда же бог тъ и воздасть. не егда ли оставиши богатьство свое инем нетрудившимъся о нем тогда воздасть. тем же вари и посла богатьство свое пред собою и тако по нем иди. не жди старости ни лета долга. безвестно бо есть житие наше. яко бо тать в нощи находит. такоже и смерть. ты же тамо отидеши а имение твое зде останется. ты желая капля водныя а зде инии богатьство (тво)е делят. како же восхоте богатый он сы в огни. капля водныя и моляше Авраама глаголя. помилуи посли Лазаря. да малым перстом своим съвлажит ми язык. яко болю в пламени сем зело люте. ты богаты на земли живяше в гробе живяше. кони его бели беша златом оукрашени и седла его позлащени. раби его пред ним текуть мьнози. в брачине и в гривнах златых, а друзии с заду обручи и маниста носяще. точию рещи велици славе излазя. на обеде же многа служьба златаа и сребренаа. вино много. тетерева гуси лебеди жерави. ряби голоуби кури. заяцы елени свиния мяса тельци оунци. множество сокачии работающе и делающе с потом, инии мнози текуще на перстех блюда носяще. инии же с боязнию махающе. ини же сребрени оумывалница держаще, инии же украпница имоуще. инии же стькляница с вином дерьжаще. и ти вси тружахуся тщащеся единого богатаго чрево насытити. готовяще емоу одр слонов с преткаными понявами свилнами мягкими. возлежащу же ему не могоущоу ему оусноути. друзии емоу гладять нозе. инии по лядвеям тешат его. тако бе слава богатаго. бе же един нищь именем Лазарь лежаще пред враты богатаго и желаше наястися от крупиць падающих от трапезы богатаго и не даяше емоу. видяаше богаты отврат лице свое гнушаяся его. и не рек окаальныи жестокыи тъи. яко се человек есть яко же и аз. едина рука есть от бога создала. не преклонися мыслию на милостыню. не помилова соущаго в толици беде лежащю вратех его. пси же мимо ходяще и видяще тако гнои на гнои с кровию текуще от уд его милосердие створииша. яко же губою языком отираху гной от уд его облизающе вред яко хитрии враны. врачююще язвы со многимь блюдением и ремьством. зиающе да не доидет яд зубный. поболить праведник. оле велика лютость богатаго. пси грядуще яко врачевскым ремьствомь приступающе к болящемоу. он бо ни оукруха подасть емоу. но не ведоуще ни бога ни въскресении. на врачевание оубогаго идяху. а богаты чая стояти пред страшным судищем убогаго не помиловав. богаты бо славен а се безъчестен. он богат а се нищь. он во мнозеи славе живяше. а се в велице недоузе лежаше. а бога не похоули. воле оуже да видим на оном свете житие обою. бысть рече умрети богатомоу несеноу быти в муку вечноую. оумре же Лазарь нищи и несен бысть ангелы на лоно Авраамле. и сы в огни богатыи. виде Лазаря почивающа на лони Авраамли. и позна его воспи глаголя. помилоуи мя оче Аврааме. посли Лазаря да смочить ми водою оустне перьстом своим. яко горю в пламени сем. о богатыи. где ти богатьство оуже. где злато. где гордение. множество раб. где вино проливаемое а ныне капля водныа желаше. где соут иже ти дары приношаху где соут иже тя ласкахоу. не все ли бе стень, мимоидет хоуже паоучины. воле богаты. егда лежаше Лазарь пред враты твоими. не возваше его на тряпезу свою. тъ ныне глаголеши помилоуи мя. тъ оуже ныне молитва твоа мимоиде. оуже время твоея милостыни мимо шло есть. без милосте есть оуже соуд. воле богаты. и на него же ни како же възрети не хотяше. ни поне словом проглаголати к нему. ныне ли требуеши желающаго насытитися от крупиць падающих с тряпезы твоея свивающагося от гноа и болезни. ким перстом смочити устне твои. иногда не хотяше и возрети на руце его. тъ ныне ли молишися да языка твоего коснет перстом. како отца нарецаеши Авраама. не створи еже бе лепо сынови творити. он бо отець есть живоущим во свете. несть бо ни коего же общениа тьме к светоу. ни зови его оцем. ты бо немилостивому своему образу сын тьмы игеоны есть. велики патриарх не поноси емоу болезнию. ни болши страсти приложи. ни оустрели его злыми словесы. ни отвержеся естьства человеча. но кротким оумилным образом отвеща к немоу глаголя чадо восприал еси благая в животе своем, а Лазарь такоже злая. того ради зде оутешается а ты болиши. есть же инако межу вами и нами. никто же может прити ни от вас к нам ни от нас к вам. виде ли кончину богатьства. виде ли кормля дневная. тем же никто же замли имениа нищим даяти. не зри оутреняго дни. не веси бо что боудет утро. послушаи что глаголють святыа книги. яко говор водныи житие человеческое на земли. по что имение совокоупляеши еже не по мнозе не хотя оставиши ся. и отидеши скорбя. разделяюще зде богатьства твое. ни единоя же памяти творяще. но паче кленоуть. посли пред собою богатьство свое в он мир бесконечныи. тоуне бо дасть владыка царствие. егда хощеши принести богатьство от сего града в другы град. клюсята наемлеши бремена нести вельбуды и мьскы. стража с оружием на пути егда како ратници нашедше разгонять а. а в он век аще хощеши пренести богатьство ни труда же подимеши ни мъзды погоубиши. но дома придеть оубогии пред твоя двери прося дати. пренесет богатьство во он век, и не даеши ему. о человече. пасли богатьство во он век. въспряни оубо. хощеши ли да ти богатьство не погибнет. то дай же в руки нищих. но бог есть поручник их. аще не пороучиши оубогим пороучи богови. милуа нищаго богу даеть в заим. и сам бог повелеваеть глаголя яко аз пороучник оубогих. аще бо створиши единомоу сих малых. рече мьне створил еси. а неоубогим. оубоися дне того в оньже имат. господин нивы попустить делателя жати пышеницю съберет в житницю. господин есть Христос а делатели ангели соут. събероуть весь мир в тъи день. праведникы сберуть в вечныи живот. а грешьники в вечныи огнь. потщися убо обрестися пшеница милостынею. внидем в вечныя храмы. избавимся от огня. подражаем Авраама и Иова. яже не пощадеста своего богатьства. но на предлежащее възратимся се Иисус есть вознесыся на небо тъ прииде пакы. в онь же образ видесте идуща на небо. постави одесную овца а козлища ошююю. воздасть комуждо по делом его. грешником место осоужениа. а праведником венца славы. томоу слава и честь и покланяние оцю и сыну и святому духу ныне и присно и в веки веком аминь. (Срезневский, Сведен. и Заметки, 1875 г. № 1, стр. 546).

31–38. Поучение о внутренних свойствах человека-христианина. – Поучения эти касаются нравственного облика человека-христианина, внушая ему прежде и предпочтительнее всего – иметь страх Божий, затем – смирение, кротость, безгневие, не судить – осуждать, да не быть судимым – осужденным, бегать клеветы и доносов, не злоупотреблять именем Божиим для закрепления своей нравственной нечистоты – лжи и обмана. Поучения этого рода в разных церковно-учительных Сборниках встречаются, с именами разных отцов и учителей церкви, в огромном числе и некоторые из них уже изданы нами во II вып. «Памятников». Особенно много их в сборниках монашески-аскетического содержания (напр. в «Старчестве» и др.); но и в Сборниках для общенародного чтения, каковы «Измарагды», их много. Надписание имен над ними – Златоуста, Василия В., Афанасия и др. указывает, что они отчасти прямо взяты из святоотеческих творений, отчасти составлены по их внушению и под их влиянием. В частности Поучения 32 и 33 приписываются Кириллу Туровскому и изданы в числе его творений проф. Сухомлиновым (Рукоп. гр. Уварова, стр. 125–128,—105—108), – первое, кроме того, приписывается Кириллу, епископу Ростовскому (изд. по Соловецкому Измарагду в «Прав. Собеседнике» 1859 г. I, стр. 250). В печатном Почаевском Златоусте слово о страхе помещено (сл. 17) с именем «Кирилла мниха» (у Яковлева, к литер. истор. и пр.) ошибочно указана «гл. 119, слово второе», см. стр. 188 его книги).

35. – «О славе мира сего», – в некоторых списках Измарагда надписывается: «Слово И. Злат. о разсмотрениа милостыня» (Кирил. Изм. № 1116, л. 36). Как показывает ссылка на отцов церкви и даже на «Кирилла философа», в начале слова, – оно должно быть произведением самостоятельно русским. Кроме того, одно место в слове («И прятся мысли» и пр.) напоминает помещаемое вслед за ним поучение о правде и неправде. С именем Кирилла философа известно несколько поучений (одно из них – «о хмельном питии» мы издаем ниже, в прим. к поуч. № 48) и несколько философских изречений. Вот некоторые из этих изречений: 1) «рече св. Кирилл Философ. Разумей человече апостольскую тайну и святость писаний откровение. дано есть на воле суета мира сего. врата ти на восток. врата на запад. пути есть два. путь един жизни. а вторый погибели. рай отворен и бездна открыта» (Старчество XVII в. Рум. муз., Востоков, Описан. л. 627; Сухомлинов, о псевдонимах в древ. словесн. Извест. 2-го Отд. Ак. Наук, IV, 142). 2) Господи творче всем межи ангелы и скоты и человека сотворил есть, словесем и смыслом отличи нас от скота, а гневом и похотью от ангел и еже ся кто на части приближается паче тою причащается вышних или нижних (Рум. М., Востоков, стр. 731, – это изречение и приводится в нашем поучении). 3) Кирил философ рече: не того ради створени быхом, да ямы и пием и в одежи различныя облечемся; но да угодим Богови и благая получим» (Калайдович, Памятники XII в., стр. 92). 4) Кирил философ. Не хвали хвалящих тя, ни хули хулящих тя, и не буди многоречив, да не уподобишися жерновом, иже многи люди насыщающе, а себе не могущи наплънити (Сборн. XVI в., – Петухов, к вопросу о Кириллах – авторах, Сборн. Ак. Н. т. 42 № 3, стр. 29). 5) Кирилл философ. Безумну книгочие аще бы седми гор книгы написаны быша, мудрости Божия на почитание его, и аще не с вниманием и разумом приничуще в ня почитают и не имут разумети, ни оувесть, что глаголют книги (из того же Сборника – у Петухова, ibid. стр. 30). 6) Следующее определение философии, приписываемое ему же: «Блажены Констянтин философ вопросим быв от схоластика голофета (читай логофета) Варасихия Кирата что есть философия отвеща и рече философия есть страх Господень философия есть добродетельное житие философия есть отбежание от всякаго греха философия есть отлучение всего мира философия есть любовь непрестанная к Богу философия есть божеским вещем и человеческим разумом благосмотреви и елико человек может благими делы приближатися Богу». Вопрос о том, действительно ли эти изречения принадлежат Кириллу философу – первоучителю славян или кому другому – остается пока нерешенным, не смотря на то, что исследованием его занимались такие ученые, как академики Сухомлинов и А. Н. Веселовский (см. Петухова, указ. стат.).

40. О правде и неправде. «Правда» понимается в этом поучении не в смысле «истины» (ἀληθεία, veritas), а в первоначальном значении этого слова – «праведность» (Остром. Ев., Свят. Изб) – δίκαιον, δικαιοσύνη), в противоположность «неправде» также в первоначальном значении, в значении неправедность, грех, αδικία, ἀδίκημα (Остр. Еван., Григ. Наз. XI в., Панд. Ант. XI в., – Miclos., Срезнев., Словари). Даль замечает об употреблении этих слов, что они «искажены в значении своем, почти в нашу память, сделавшись однословами с выраж. ложь и истина; коренное же значение слов правда и неправда заменено, не совсем удачно, выражениями: справедливость и несправедливость, правосудие и неправосудие. Но истина относится только до понятий умственных, а правда – до качеств нравственных,¹²⁶² почему и первое уложение наше, законы правосудия, называлось Русскою правдою. Народ остался верен прямому значению слова; для него неправда: всякая незаконность, дело противное совести, притеснение, обида, кривосуд, напрасный приговор, решение; ложь на деле, криводушие, недобросовестность, кривда (Обл. Сл. рус. яз., т. II, 545). В смысле именно кривды слово неправда берется в нашем поучении, и в этом смысле противопоставление правды и неправды в нем напоминает русские народные сказки о правде и кривде (у Афанасьева, Р. нар. ск.), эпизод о борьбе правды с кривдою в каличьих духовных стихах о Голубиной книге, находящийся в зависимости от соответственного места известной апокрифической «беседы трех святителей», а также и древне-русские изображения правды и кривды на картине Страшного суда, перешедшие и в лубочные народные картинки (см. у Мочульского: Истор.-литер. анализ стиха о Голуб. кн., гл. 4-я, – «Филол. Вестн.» 1887 г. № 3). Ср. пословицы: кривдою жить не у Бога быть, – Правда у Бога, а кривда на земле, – Правда сама себя очистит, – правда – свет разума, – правда светлее солнца, – чище ясного солнца, – не в силе Бог, а в правде и пр., – всякая неправда – грех, – горе от Бога, а неправда от дьявола (Даль, Словарь, s. v.).

41–47. В числе помещенных под этими номерами поучении особенного внимания заслуживают поучения о богатстве (в связи с «многоиманием») и убожестве, а также – о труде и о лености. Основные мысли и взгляды по этим вопросам, в форме кратких изречений из Священного Писания Отцов церкви и светских философов-мудрецов древности, излагались в «Пчеле»: в поучениях лишь развиваются эти мысли приспособительно к церковно-учительному назиданию. Так, в «Пчеле» (древнейший список которой относится к XIV в., – Пчела, затем, вместе с Прологом, была внесена в Макарьевские Четьи-Минеи) в «Слове о богатстве и убожестве» приводятся (и в таком именно порядке) отдельные места и изречения из Евангелия, Апостола, Соломона, Сираха, Богословца (?), Василия В., Златоуста, Филона, Нила (?), Плутарха, Аристотеля, Димокрита, Диогена, Еврипида, Клитарха, Катона, Аполлония, Евсевия, Менандра, Биона, Лукиана, Симонида, Аристида, Мусовия, Ксенофонта, Филона, Димосфена, Феокрита, Платона, Феофила, Диодора – во главе же «о многоимании и обиде» (богатыми и сильными слабых и бедных) в «Пчеле» сообщается целое поучение Златоуста и затем – ряд небольших изречений. Из «Пчелы», при посредстве церковно-учительной литературы, изречения эти проходили в народ и здесь являлись уже нередко прямо в форме народных изречений – пословиц. В частности приведенные у нас поучения о труде и о лености (№ 46–47) и сами по себе представляют сплошной ряд изречений в форме чисто народных изречений из книг Сираха и Соломона.

48. (I–III): Слова против пьянства – взяты нами из многочисленных древне-русских поучений, направленных против этого старинного русского недуга, с которым так долго и упорно боролись и продолжают бороться церковь и государства. Довольно полный подбор древне-русских слов и поучений этого рода сделан (с целями религиозно-назидательными) в недавно вышедшем издании Троицко-Сергиевой Лавры: «Троицкая народная Беседа», кн. 1-я: «Всем пьющим и непьющим многополезная книжица о погибельном пьянстве», 1896 г. Здесь приведено и слово Кирилла философа «о хмельном питии ко всем людям», в действительности, вероятно, ему не принадлежащее, приведено в новом славяно-русском переводе. Слово это, в списке XV в. Кирилло-Белоз. библ., напечатано арх. Варлаамом (в Учен. Зап. 2-го отд. Акад. Наук. V, 64–65) и проф. Петуховым, по Новгородскому списку XVII в. (Сборн. отд. рус. яз. и Слов. Имп. Ак. Н. т. 42). Приводим его по этому последнему списку.

Слово святого Кирилла философа о хмелном питии ко всем людем

Тако глаголет хмель всякому человеку, не токмо простому, но и иноком и священником, царем и князем, богатым и нищим и убогим, и женам, старым и молодым: аз есмь хмел силен на свете, более всех плодов земных, корением высокаго и от племени силнаго и от благодарныя матери моя сотворен есмь Богом. Имею у себя ноги долги, а не крепки, а утробу имею необьястливу; руце же мои держат всю землю, а главу имею у себя высоку; ум мои не равен никому, неустроен, языком многоглаголив, очими безсрамлен. Аще кто содружится со мною, а имет меня осваивати: первое доспею его блюдна и Богу не молебна, и во всем безумна, на молитву невстанлива и в нощи сонлива, и не выспався поставает и зевает и рыгает: и наложю ему болшую печаль на сердце, и постав с похмелья, болезнь его главная, и очи света не видят, а ум его ни на чтоже доброе не мыслит, сладко ясти не хощет, гортань его пресыхает, пити хощеть и, пив чашу или другую с похмелья, тако напивается и без памяти бывает во вся дни. И воздвигну в нем похот плотскую на вся злая помышления, на дела неподобнаа и потом ввергу его в болшую погибель в безмерном пиянстве, да будет небрегом от всех, и оставит заповеди божественныя. Так глаголет хмель: аще спознается со мною царь или князь, первее учиню его горда и величава, паче же безумным и несмысленным, люта зело и немилосерда на люди, и учнет пити чрез всю нощь со младыми советницы, а спати учнет до полу дни, на люди управы не дает, а бояры учнут у сирот посулы имати и неправеден суд судити, сироты же и убогия вдовицы зле восплачются и горце возрыдают о земном неустроении и от всех будет небрегом и поруган, и тогда видевше вси народи царя или князя небрегуща от царствия своего; тогда разумеет о своей погибели и горько возплачется о своем безумии и о погибели царствия своего и не будет ему ни коея пользы в том. Тако глаголет хмель: аще спознается со мною святитель, или игумен, или поп, или диякон, или калугер, будет ни божеи, ни людскои, и всему миру в ненависти, и сан свой погубит. Тако глаголет хмель: аще спознается со мною боярин в сану велицем, и доспею его озлобива и немилостива и сребролюбива, и видев его царь или князь извергнет его из сана, и той напоследок возрыдает о своей погибели. Тако глаголет хмель: аще спознается со мною гость, и доспею его убога и нища и скорбна во всем; будет ходити в ветхой ризе и в раздранной и в утлых сапогах, учнет у добрых людей займовати злато и сребро и закладывати жену и детей, и подвориа ему не дают и не учнут ему в заем давати чтоже, видя его упоичива и убога и во всем неустроена. Так глаголет хмель: аще спознается со мною селянин, учнет ходити по пирам, и доспею его в дому пуста, а сомого в долгу, а жену и детей видети в людех поставлю их в работу. Тако глаголет хмель: аще спознается со мною слуга царев или княжей и доспею его у князя в ненависти, и будет ни дворянин, ни селянин и умрет в нездоровстве своего ради неустроения. Тако глаголет хмель: аще спознается со мною мастеровой человек, каков бы ни будет мудр, отиму разум и младость его, погублю и доспею его злою пияницею, горше всех людей, и еще злы дни наведу на него, и всего рукоделия своего не восхощет делати, но всегда хощет пити, и не будет ему добра во всем животе. Тако глаголет хмель: аще спознается со мною жена, какова ни есть бы она мудра была, учнет упиватися до пияна, учиню ея блудницею и воздвигну в неи похоть на блуд; потом ввергу ея в кончину и в поругание и во всякое укорение, лучше бы ей не родитися; кто не лишится великаго пиянства и злаго беснования и сотворю ея окоянне и горши идола; идоли бы не могут творити ни добра, ни зла, а пияныи человек все злое творит, и в добром месте. Аще бы пил во славу Божию, и ничтоже бы ея не вредило, якоже пишет Апостол Павел: аще убо ясте или пиете во славу Божию; а пияныи человек во умиление не приидет, согрешит – ни в чем не кается; горши беснаго бывает: бесныи на время страждет неволею, а от мучения своего прейдет во он век, то вечную жизнь получит; а трезвым умом согрешит человек, то и покается и молится Господу Богу о своем согрешении и прощение восприимет, истинен будет, а пияныи же страждет волею своею уготовляет себе муку вечную. Егда приидет иерей сотворити молитву над бесным и прогонит беса; а над пияным аще бы со всея земли сошлися священницы и молитву бы сотворили над ним, но вем, яко не могут отгнати пиянства содомскаго беса. Сего ради молюся вам, братие: внимайте себе и трезвитися и бегайте безмернаго пиянства. Пияный горши беснаго бывает: бесный на нов месяц устроен во всем, а пияный напивается, всегда беснуется. Пияный применен есть ко свинии: свиния бо аще сама где не внидет, то ноздрима обьюхает плод винограда; егда же слышит, то и в виноград входит, а пияница по улицам ходит и всякаго двора ворота отворяет, послушивает, где пиют; аще где внидет во двор и не пустят его, то скорбит и сетует, отходит от двора того и всех сретающих вопрашивает, где пирове бывають; а о заповедех Божиих небрежет и о души своей не радеет, смерти не поминает и муки грозныя и страшныя не боится и весь ум свой погубляет. Молю вас, братие, и поведаю, колико много погибе безмернаго ради пиянства; рече бо Апостол Павел: яко пияницы не наследят царствия небеснаго, но уготованна им мука вечная с разбойниками и с татьми во веки мучитися; яко бо в первых родех проявленно от Бога: велицыи мужие и угодницы Божии пиянъством погибоша, царие мнози от царствия изриновени быша, святители мнози святительство погубиша, сильнии силу свою испровергоша, храбрии мечю предашася, богатии обнищаша, многолетнии, много живше, скоро изомроша, здравии болни быша, без Божии бо суда пияницы вскоре умирают, яко удавленицы. Аще кто в пиянстве умрет, той сам себе враг и убийца, и сотворится прошение дияволу а Богу в ненависти сам впадается. Подобает хранитися от великаго злаго пиянства, в сем бо пиянстве совершается все злое беззаконие: ум погубляет пиянство, орудие сокрушает, прибытки теряет, безмерное пиянство князю пусту землю сотворяет, людей в работу вводит, простым людем долги содевает, мудрым хитрецом ум погубляет и хитрость портит, не может разумети своего рукоделия, а простым мастером непрестанное воздыхание и горькое рыдание, и убожество сотворяет; злое пиянство братию сваживает в свары и тяжбы; злое пиянъство жены от мужей разлучает, детей работы доводит, злое пиянство болезнь и срамоту и убожество наводит; пиянство ногам болезнь сотворяет, рукам дрожание творит и зрак от очию отступает, и Богу молитися не хощет, книг божественнаго писания чести не велит, во умиление не приидет, страх Божии отгоняет, смерти предает, во огнь вечныи посылает; пиянство красоту лица погубляет, смех трезвым сотворяет. От кого молва и скаредство? от пияницы. Кому блудная сотворили? пиянице. У кого синии очи? у пияницы. У кого изменение зрака? у пияницы. Кому горе? пиянице. Кому люте? пиянице. Кому ох? пиянице. Не подобны есть пияницы ни человеком, ни скотом, токмо единому диаволу; ангели отвращаются от пияниц, людем – постылы; у пияницы язык долгии; у пияницы уста не затворенна. Кто мерзок Богу? кто скаред? пияница. На ком платье худое? на пиянице. Кто по улицам ходит и кричит и вопит? пияница. Кто наг от людей, стыдяся, бегает? пияницы. Кто упивается? пияница. Кто напрасно умирает? пияница. Что есть неподобнее всех? пияница. Кого в смолу влекут? пияницу. Кого черви ядят? пияницу. Кого во огнь вмещут? пияницу. Кому чаши вина просити? пиянице. От кого смрад велик? от пияницы. Кому рано ясти? пиянице. Кому заутреня проспати? пиянице. Кому бывает свар и студ и работа? пиянице. Кого разными муками мучат? пияницу. Кого биют? пияницу. Кого продают? пияницу. Кто в грязи валяется? пиявица. Кто упал и голову сломил? пияница. Кто руки или ногу переломил? пияница. Кто удавился? пияница. Кто загрязнился? пьяница. У кого очи подбиты? у пияницы.

Молю убо всех, братие, бежим злаго и лихаго пиянъства, и не лепо без меры упиватися; да слышим, братие, апостол Павел к Тимофею глаголет: чадо Тимофее, мало вкушай пития, да будеть ти души спасение, а телу во здравие. И вы зрите, братие: неподобнаго и злаго пиянства бегайте, непокорнии и грубии человецы. Добро и вода в меру пити, а вина мало приимати стомаха ради телеснаго: первая чаша во здравие, вторая в веселие, а третия в пиянство, четвертая в бесование. Исус Сирахов: братие, не упиваитеся вином; огнь искушает злато и сребро и железо твердо, а вино казнит сердце человеку. Аще и будеши пити, да в меру, всегда трезв будеши и мудр; изначала бо вино сотворено к веселию, а не к безумному пиянству. Сирин: веселие души и сердцу вино пити в меру; а горесть души и пагуба винное питие многое. Реша святии отцы: братие, будите трезви, яко убо супостат наш диавол трезв есть, а не пиян».

Слово это, говорит издатель его, проф. Е. В. Петухов, было очень распространено в древне-русской письменности: кроме упомянутых ркп. мы находим его в [Сборнике] Синод. Б-ки XVII в. № 240 (стар. кат. 450) л. 110 об.–111, под заглавием «Слово Кирила философа ко всякому человеку», в виде несколько сокращенном сравнительно с кирилло-белоозерским текстом, но представляющем и некоторые вставки, которые, впрочем, все имеются в приведенном вами софийском тексте. Эта же статья имеется в двух Сборниках Рум. Муз. №№ 370 и 363 (оба XVII в.): в первом под заглавием «Слово о высокоумном хмелю и о худоумных пияницах» (л. 11 об.), во втором – «повесть о высокоумном хмелю» (л. 412); первый текст сходен с упомянутым синодальным, второй же заключает сравнительно с этим последним некоторые вставки, опять-таки имеющиеся в софийском списке. Наконец, в Сборнике XVII в. Моск. Синод. Типографии № 1501 (448) л. 224–227, есть статья «О хмеле да о пьянстве», представляющая лишь переделку статьи синодального списка, без упоминания имени «Кирилла философа» (как и в румянц. списках). В Прологе под 7 апр. имеется поучение, сходное в некоторых местах с приведенным, с целью же назидания оно перепечатано во «Влад. Епарх. Ведом.» 1873 г. № 23, ч. неоф., стр. 701–703. С этим последним сходно также слово «к сыну духовному», напечатанное в русском переводе из одного Измарагда Моск. Дух. Акад. в «Кишинев. Епарх. Вед.» 1873 г., № 12, ч. неоф., стр. 487–489 (ср. также Прав. Собес. 1862, II, 271–274).

В «Памятн. стар. русской литер.» (вып. II, 447–449) напечатана «Притча о хмеле», в которой рассказывается, как один человек, собирая плоды с яблони, увидел какую то траву, которая росла, обвивая ствол этого дерева. Трава вдруг заговорила с человеком, объявила, что она хмель, и произнесла пред ним приблизительно то же, что заключается в приведенном «Поучении Кирилла философа». Впрочем, редакция этой части притчи, соответствующая нашему поучению, во многом разнится от редакции последнего, и притом значительно короче её (стр. 27 указ. изд.).

49–51. Против народных увеселений и остатков язычества. Этими двумя поучениями затрагивается любопытный вопрос об отношении церкви и церковного учительства к остаткам язычества («двоеверие») и к связанным с ними народным поверьям, обрядам, праздничным увеселениям и к песенному, поэтическому творчеству. О существовании всего этого в древней Руси см. во вступительной статье проф. П. В. Владимирова к издаваемым в настоящем выпуске поучениям против язычества и в частности о народных празднествах и обрядах (стр. 195): мы коснемся данного вопроса лишь с тех сторон, с каких он затрагивается настоящими двумя поучениями, именно – отношения древне-русского церковного учительства к народным увеселениям и народно-поэтическому творчеству...

Известно, что принятие христианства застает язычество наших предков в тот момент, когда их религиозные верования не успели еще сложиться в систему определенного культа, с храмами и жреческим сословием при них, являющимся на смену патриархальных жрецов – глав и представителей отдельных семей и фамилий. Известно также, что язычество с принятием христианства, естественно, утративши задатки к дальнейшему развитию, тем не менее долгое время под видом двоеверия продолжало оставаться в нашем народе почти в прежней силе, с сохранением массы разнообразных чисто-языческих обрядностей, представляя открытую почву и для дальнейшего религиозно-обрядового творчества, – чем оно, разумеется, и не замедлило воспользоваться, как это и показывает сравнительное изобилие у нас обрядовых песен. Мы однако ж не имеем достаточных данных, на основании которых можно было бы судить, в каком положении находилась наша народная поэзия не только в языческое время, но и вообще за все старое время, почти вплоть до XVIII в. Церковь не могла относиться к ней снисходительно: тесная связь одних народных песен с языческим обрядом, явные следы и наслоения языч. верований в других служат достаточным объяснением этого. В самых ранних памятниках нашей церковно-учител. письменности, мы встречаем уже угрозы и запрещения, направленные против бесовских, т. е. языч. игрищ, а также и против бесовских и мирских песен. Факты этого рода многочисленны. Летописец Нестор жаловался, что люди, нарицающиеся христианами, жили в его время «поганскы»; дьявол, говорит он, соблазнил народ «всяческими льстьми, превобляя ны от Бога трубами и скоморохы, гусльми и русальи. Видим бо игрища утолчена и людий множество, яко упихати начнут друг друга, позоры деюще от беса замышленнаго дела, а церкви стоят (пусты)».¹²⁶³ Кирилл Туровский в слове о мытарствах, в числе разных грехов, указывает следующие: безстудныя словеса и плясание, еже в пиру и на свадьбах и в навечернищах, и на игрищах и на улицах... и еже в басни бают и в гусли гудут... В житии преп. Феодосия рассказывается о том, как он выговаривал вел. кн. Святославу за «мусикийские гласы»: «во един от дней прииде к нему (князю) преподобный, и яко вниде в храм (в дом) идеже седяше кзязь, се виде многих играющих пред ними: оных гуслныя гласи испущающих, иных органныя писки гласящих, иных же иныя мусикийския и тако всех веселящихся, яко обычай есть пред князем. Преподобный же подле князя седя, зряще, долу поник; таже мало восклонся, рече к нему: будет ли сице во оный век грядущий? Князь же от слова преподобнаго умилився, прослезися мало и повеле абие престати играющим, и оттоле аще когда повелеваше тем игры творити и услышал бы пришествие преподобнаго, то всегда повелеваше им паки тихо стати и молчати». (Рус. Достопам. I, 95). В повести о «русальях», относящейся на XIV в., читаем: «якоже труба гласящи собирает вои, молитва же творима совокупляет ангели Божии, а сопели, гусли, песни неприязньски, плясанья, плисканья сбирают около себе студные бесы; держай же сопельника, всласть любяй гусли и пенья, плесканья и плясанья, чтит темнаго беса». Дальше в повести приведен рассказ о видении св. Нифонта, как нечистые духи радуются при встрече с сопельниками, влекут за ними толпы народа и прельщают «овы плясати, а другия плескати воспевающе», вместе с ними пляшут бесы: «народи же не видяху бесов, токмо блаженный Нифонт. Деньги же даваемыя за игру и пляску, по словам сказания, – есть жертва дьяволу» (Печер. Патерик, 55). В слове «Христолюбца», помещенном у нас по Паисьевскому сбор. XIV в. песни, пляска и музыка отнесены к одному разряду с идольской жертвою: «не подобает, говорится здесь, крестьянам игр бесовских играти, еже суть: плясанье, чуденье, песни мирския и жертвы идольския», – а в рукописи Софийской библ. (см. в «Поучениях против язычества») это место распространено так: «не подобает хрестьяном в пирех и на свадьбах бесовскых игр играти, аще ли то не брак наричется, но идолослужение, иже есть: плясба, гудба, песни бесовьския, сопели, бубны и вся жертва идольска». Послание Елеозарова монастыря игумена Памфила Псковскому наместнику и властям 1505 года извещает: «зело не престала здесь еще лесть идольска, кумирное празднование, радость и веселие, сотонинское... Еда бо приходит велий праздник день Рождества Предтечева (Иванов день) а тогда во святую ту нощь мало не весь град взмятется взъбесится бубны и сопели, и гудением струнным и всякими неподобными играми сотонинскими, плесканием и плясанием... вступит бо град сей и возгремят в нем людии си беззаконием и лютою погибелью, злым прелщением пред Богом, стучат бубны и глас сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание (ударение в ладоши) и плясание и главам их покивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверныя песни, бесовския угодья совершахуся, и хребтом их вихляние и ногам их скакание и топтание». (Допол. Акт. истор. I, 22) В начале XVI в. самым ревностным и сильным обличителем этого рода запрещенных вещей явился митрополит Даниил: во многих местах своих поучений она касается их, – мало того, у него есть особое резкое и сильное поучение, прямо направленное против привязанности к мирским – к бесовским развлечениям. Так, в одном поучении он изобличает своих современников: «Ты сопротивная Богу твориши, а христианин сый, пляшеши, блудная словеса глаголеши и иная глумления и сквернословия многаа с девами и в гусли и в смыки, и в сопели, в свирели вспеваеши, многаа служения сатане приносиши... лукавствуеши яко бес и на дьявольския позорища течеши яко свинопас. И мало того грешишь сам, но и в дом свой, к жене и к детям приводиши скоморохи, сквернословцы, погубляя себе, и дети и жену, и вся сущая в дому паче потопа онаго»... (Жмакин, М. Даниил, прил. 19, 21). Из поучений М. Даниила видно, что не одни миряне, но даже и лица духовные в его время не чужды были пристрастия к запрещенным играм и пению песен: «ныне же суть неции, говорит он в одном поучении, сказанном в московск. Успенском соборе, – яже суть пресвитери и дьякони, и иподдиякони. и чтецы и певцы, глумяся (т. е. забавляясь или развлекаясь), играют в гусли, в дормы, в смыкы... и в песнях бесовских и в безмерном и премногом пьянстве, и всякое плотское мудрование и наслаждение паче духовных любяще». Вооружаясь против этого, митр. Даниил ссылается на соборные запрещения и приводит слова св. Ефрема, который говорит, что «не подобает играти и глумитися... яко ходяй на игрище со идолослужители имать честь». Любопытно, между прочим, что этот суровый обличитель мирских забав – в принципе допускал потребность человека в отдыхе и в известном развлечении, но вот какого рода развлечение он предлагает: «аще хощеши прохладитися, говорит он, – изыди на преддверие храмины твоея, и виждь небо, луну, звезды, облака, ови высоци, ови же нижайше, и в сих прохлажайся, смотряя их доброту, и прослави тех творца Христа Бога. Се бо есть истинное любомудрие. И аще хощеши и еще прохладитися (т. е. если этого мало): изыди на двор твой, и обойди кругом храмины твоея, сице же и другую и прочаа, такоже и двор твой, и аще что разсыпася, или гнести хощет – созидай, ветхая поновляй, неутвержденная укрепи, прах и гной сгребай в место да она к плодоносию вещь угодна будет. И аще хощеши вящше прохладитися, изыди во оград твой, и разсмотри сюду и сюду, яже к плодоносию, и яже к утверждению сътвори. Или еще не достало ти есть, изыди на поле сел твоих и виждь нивы твоя, умножающа плоды, ово пшеницею, ова ячмень и прочаа, и траву зеленеющуся, и цветы красныа, горы же и холмы, и озера, и источники, и рекы, и сими прохлаждайся, и прославляй Бога, иже тебе ради вся сиа сътворшаго». Так поучает древне-русский проповедник, советуя соединять приятное с полезным и со всей энергией убеждения вооружаясь против бесовских забав. В «Домострое» Сильвестра – песни, пляска, скакание и т. под. также называются делами богомерзкими, а Стоглав отмечает и вооружается против след. явлений: «в мирских свадьбах играют глумотворцы и органники и смехотворцы и гусельники, и бесовския песни поют; и как к церкви венчатися поедут, священник со крестом едет, а пред ним со всеми теми играми бесовскими рыщут, и священницы им о том не возбраняют». – «В троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачутся по гробам с великим кричаньем,¹²⁶⁴ и егда начнут играти скоморохи, гудцы и перегудницы, они же от плача преставше начнут скакати и плясати и в долони бити и песни сотонинския пети». В виду этого собор вменил в обязанность священникам убеждать паству, чтобы «в кое время родителей своих поминают и они бы нищих поили и кормили по своей силе, а скоморохом, гудцом и всяким глумцом запрещали и возбраняли» теми бесовскими играми смущать православных. Грамотой Троицкого Серг. монастыря 1555 г. было определено, чтобы монастырские крестьяне в волостях скоморохов не держали; а «у котораго сотскаго в его сотной выймут скомороха или волхва или бабу-ворожею, и на том сотском и на его сотной на сте человек взяти пени девять руб. денег, а скомороха или волхва или бабу ворожею, бив да ограбив, выбить из волости вон; а прохожих скоморохов в волость не пущать». В 1636 г., по указу пат. Иоасафа, дана была память поповскому старосте и тиуну наблюдать, чтобы «в праздники владычни, богородичны и нарочитых святых не было в Москве безчинств»; а то «вместо духовнаго торжества и веселия восприимше игры и кощуны бесовския, повелевающе медведчиком и скоморохом на улицах и на торжищах и на распутиях сатанинския игры творити и в бубны бити, и в сурны ревети, и руками плескати и иная неподобная деяти». Против тех же обычаев предостерегает и царская окружная грамота 1648 г., запрещая в числе прочего и пение песен в народные праздники. По свидетельству Олеария, еще прежде при Михаиле Феодор., по распоряжению патриарха, не только у скоморохов, но и вообще по домам были отобраны музыкальные инструменты – пять возов – и публично сожжены, как орудие дьявола. Между прочим, в Шлезвигском издании Олеария 1656 года помещена картинка, знакомящая и с тогдашними кукольными представлениями, в которых гудцы и скоморохи играли главную роль. На картинке представлены: «впереди – мужик, подвязав к поясу женскую юбку с обручем в подоле, подняв её к верху, – юбка эта закрывает его выше головы, – он может в ней свободно двигаться руками, выставлять кукол наверх и представлять целые комедии; справа сидит гусляр и стоит гудочник, слева паясничает пред народом молодой парень, а вдали вожак заставляет танцевать медведя» (Ровинский, Народные картинки, V, 224). Это образчик кукольной комедии. К указанным здесь лицам в других случаях, обыкновенно, присоединялись скоморох в шутовском костюме паяца и петрушка, потешавшие публику разными комическими телодвижениями, рассказами и пением куплетов.

Указанным постоянным осуждением и запрещением этих и подобных забав представители церкви и светская власть не ограничивались, – для вящего успеха и для большей убедительности ослушникам угрожали страшным наказанием – проклятием и отлучением от церкви. Так, в 1657 г. ростовский митрополит Иона приказал разослать до селам и погостам памяти ко священнослужителям с наказом надзирать, чтобы скоморохов и медвежьих поводчиков нигде не было, и в гусли, дормы, сурны, волынки и во всякие игры не играли и песней «сатанинских» не пели; нарушителям же этого запрета, особенно скоморохам, митрополит угрожает «великим смирением» (т. е. битьем батожьями), а затем – и отлучением от церкви. В сборниках церковно-канонических правил и предписаний нередко также встречаются статьи, повелевающие всех таковых подвергать отлучению от церкви, а песни, игры и т. под. прямо проклинаются. При этом, древнерусские моралисты и пастыри церкви особенно восставали против женской пляски, находя её величайшим душегубительным грехом как видно и из приведенных у нас поучений: «О злое проклятое плясание! говорит один проповедник, – о лукавыя жены многовертимое плясание!.. Многовертимое плясание отлучает человека от Бога и во дно адово влечет. Пляшущи убо жена невеста нарицается сотонина, любодеица диаволя, супруга бесова» и проч. (см. у нас Поучение – 49). Таков в общем был взгляд древне-русской церкви и отношение её представителей к народным увеселением, а чрез них и к произведениям народно-поэтич. творчества, насколько последние находились в прямой и не прямой связи с ними. Не будем однако ж слишком строги и, предварительно, заметим мимоходом, что и на Западе в средние века, народные увеселения и народные песни подвергались почти такому же осуждению и запрещению, как и у нас. Да и вообще, как я уже сказал, представители церкви и не могли поступать иначе, во-первых, не только потому, что были вызываемы на осуждения и запрещения основными требованиями христианской морали, но и в силу прямых определений и постановлений соборов и отцов церкви, на которые они прямо и ссылались в своих речах. Так митр. Даниил в упомянутом поучении против народных увеселений, не довольствуясь соображениями и доводами общего свойства, раскрывает Кормчую книгу и приводит из неё следующий ряд веских канонических постановлений: 1, относительно неучастия в увеселениях епископов, священников и вообще клириков – 42 Апост. прав., 9 и 24 Трульского, 6-го вселенского и 54 пр. лаодикийского собор. и в 2-х относительно мирян – 43 Апост. пр., с толкованием Зонары, 50, 51, 61 и 62 Трул., 53 Лаодик. и 15 Карфаг. соборов. В некоторых из этих правил перечисляются и виды воспрещаемых народных увеселений, как напр. уличные представления, пляски, вождение дрессированных медведей и др. животных, переряживание в чужие костюмы, т. е. маскарады и т. под. Кроме того, митр. Даниил ссылается на соответственные места из нравоучительных наставлений отцов Церкви – из слов о зрелищах Златоуста, из творений Ефрема Сирина и др. (См. у Жмакина, 563–64). Что же можно было возразить против таких доводов? Ими уяснялась точка зрения церкви и ставились прямые обязанности, за нарушение которых полагалось церковное наказание, – кажется ясно? Можно, конечно, рассуждать о строгости в применении этих правил, не допускавшей, по-видимому, различия между тем, что служило простым и невинным выражением народной веселости и что казалось развращающим и растлевающим в нравственном смысле, но тут прежде всего надо знать среду, равно как свойство и характер тех увеселений, против которых вооружались древне-русские проповедники. Из приведенных мест ясно видно, против чего собственно они вооружались – это, во 1-х, народные игры, пляски и песни на праздниках Рожд. Хр., в Иванов день и в др. народные праздники, обрядовые действия и песни на свадьбах, на похоронах и т. п. и во 2-х уличные или публичные и семейные развлечения с скоморохами, гудцами и т. п. Но если первые и до настоящего времени сохранили в народе известный оттенок старинных народно-языческих верований, то тем более это должно было резко выступать в них в старину, при полном господстве двоеверия; вооружаясь против них, церковь отвергала и запрещала не народную поэзию, а мировоззрение и тот языческий обиход жизни, из которых исходила и с которыми имела непосредственные связи эта поэзия...

Что же касается «скоморохов» и скоморошества, то история их довольно темная. Самое название – «скоморох» или «скомрах» остается не разъясненным; их называли, кроме того, «прохожими», «бродячими людьми», подобно тому, как у немцев подобные же потешные люди назывались «fahrende Leute». Во всяком случае, в Поучениях и церковно-правительственных распоряжениях против них имя их неотделимо от всего низкого, постыдного, грубо анти-христианского. По исследованию академика – проф. А. Н. Веселовского, они – по своему положению, по жизни и назначению, – совершенно родственны греко-римским мимам и гистрионам времен упадка язычества, а самое существование их в средние века было явлением однородным и повсеместным, в Византии, на Западе, как и у нас (Разъяснения в Области рус. духов. стиха, VII, 128 и сл.). Возможно, что наши церковные учители, видя в русском скоморошестве черты, сходные с греко-римскими мимами, насколько последние были известны из древнецерковных и византийских писателей, подводили его под одну категорию с греко-римским, не делая между тем и другим никакого различия, даже в названии. Отсюда, может быть, и выходило такое сходство в их описаниях с свидетельствами византийских писателей. В действительности, скоморошество, по всей вероятности, было явлением во всех отношениях туземно-русским, естественно развивавшимся в связи с языческим культом и продолжавшим держаться его и в то время, когда христианство официально, по крайней мере, уже распространилось в народе. При культе языческом несомненно был и свой ритуал, своя обрядность, в которой, как и вообще в язычестве, песни и пляски составляли главную, существенную часть, но вероятно были также и лица, выделявшиеся особенной ловкостью и уменьем в выполнении этой части, а также знанием и истолкованием всех ритуальных подробностей. При отсутствии жрецов, специально наблюдающих требования культа и соблюдение обрядов, существование таких лиц, получавших особое значение, вполне естественно. И очень может быть, что из них то и выродились наши скоморохи, которые, по мере того, как и самые языческие обряды разлагались и превращались в простые народные игры и развлечения, стали не больше, как потешными или «веселыми» людьми, как называл их народ, делавшими из своего веселья выгодное ремесло. Что в этом случае в их потехах, как и в самом ремесле оказалось много сходного с западными или византийскими мимами, то и это нисколько не удивительно: последние выходили из той же народной среды и первоначально также держались исключительно языч. и полуязыч. почвы, как и наши скоморохи, а кроме того, могли быть, конечно, и заимствования такими путями, какие теперь невозможно проследить. С другой стороны, несомненно, скоморошество способствовало поддержанию и сохранению в народе поэтического творчества. Правда, мы не знаем, из каких пьес состоял песенный репертуар скоморохов, но уже то обстоятельство, что их игры и песни были приспособлены к народн. празднествам и семейным обрядам, дает основание предполагать, что в этот репертуар входили и произведения народной поэзии. С этой именно стороны они и заслуживают внимания в её истории. Вместе с тем для нас теперь ясно, что имела в виду наша церковь, осуждая на ряду с мирским пением и песнями шутовство скоморохов. Борьба была нелегкая, сколько по привязанности народа к язычеству, столько же и потому, что трудно было обуздать широкую русскую натуру, для которой особенно во время праздничного разгула – все нипочем, море по колено. Цель, однако ж, в известном смысле была достигнута. Под влиянием духовной литературы и церковных поучений в самом народе возникают понятия о греховности скоморошества. Особенно резко сказалось это убеждение в той массе, которая наиболее отличалась начитанностью и вместе с тем религиозной нетерпимостью. Правила последователей Федосеевского согласия 1751 г. осуждают поющих песни, играющих в «варганы и дудки» и участвующих в плясках: «творят сии вси 500 поклонов до земли». «Песня и пляска от сатаны», говорят староверы; образовались пословицы: «Бог дал (или создал) попа, черт – скомороха», «ни Богу свеча, ни черту душа». В стихах о страшном суде приводится такое обращение к грешникам:

Вы грешные рабы, беззаконные!

Отойдите от меня прочь...

Пошолте вы к отцу и к матери –

К сотоне и ко дьяволу,

Кому на том свету делали, работали,

Скачучи, пляшучи, играючи,

Сотону со дьяволом утешаючи.

(Варенцов, Дух. стихи, 117).

В лицевых народных листах и книжках лубочного издания – проводится такая же мысль. Такова, напр., известная и до сих пор очень распространенная лубочная картинка, начала XVIII века, изображающая «трапезу благочестивых» и «трапезу нечестивых»: благочестивые муж с женою сидят за столом чинно; сзади их ангел с крестом; внизу другой ангел отгоняет от трапезы беса; справа пирует другая пара – нечестивые. На столе их в кушанье пакостит бес. Слева музыкант играет на трубе, другой на гудке, а подле пляшет бес (Ров. III, 132). На картинках, изображающих смерть грешника и истязание его бесами, встречаются изображения в этом же роде: «и рече сатана грешнику, – гласит подпись под одним из таких изображений, – любил еси в мире различные потехи, игры; приведите ему трубачей. Беси же начата ему в уши трубить в трубы огненные; тогда из ушей, из очей, из ноздрей проиде сквозь пламень огненный» (Афанасьев, народ. сказки, I, 348).

Строго церковный взгляд на мирские увеселения, соединенные с пением песен, с музыкой и танцами проник в народ, сгладил резкости и крайности в проявлениях народного разгула, но оказался бессильным уничтожить в народе любовь к песням и пению. Это невозможно было, да это и не имелось в виду. Преследуя скоморохов и языческое скоморошество, Церковь сама косвенно поддерживала в народе поэтическое творчество, указав и открыв для него широкую область новых сюжетов, дозволенных и одобряемых ею и приняв под свое особенное покровительство лиц, взявшихся за поэтически-народную разработку и распространение таких сюжетов. Лица эти – знаменитые калики-перехожие, с именем которых связывается целый богатейший отдел в области русского народн. творчества – «духовные стихи».

52–56. – Поучения эти (первые четыре), взятые из знаменитой Троц.-Сергиевской «Златой Цепи» XIV в. (последнее из Измарагда древнейшей редакции), самой краткостью и простотой свидетельствуют о своей древности и оригинально-русском происхождении, тем более, что в этом именно сборнике не мало вообще произведений чисто русских (как, напр., Слова Серапиона, Поучения на Четыредесятницу и др.). В них даются краткие наставления о том, как относиться к лицам духовным, к князю, к лицам ближним – к друзьям, к соседям, и в этих наставлениях, при всей их краткости, явственно слышится та неустанная проповедь любви и мирного христианского благоустроения, чрез которую наша церковь просвещала и воспитывала древнюю Русь, стараясь ввести и как можно глубже внедрить в неё эти начала. И проповедь не осталась без успеха: русский народ всем сердцем воспринял основные начала христианского учения...

57–58. То и другое из этих поучений относится к числу «епископских или святительских наставлений новопоставляемым священникам». Издавая первое из них в «Памятниках древне-рус. канон. права», проф. Павлов делает относительно его следующее сообщение: «В старинных списках статья эта, обыкновенно называемая «поучение к попом», надписывается именами св. отцов: Иоанна Златоустого (в пергам. Номоканоне XIV в. Погодин. древнехранилища № 31, л. 165) и Василия В. (в Чудов. перг. Кормчей № 4, л. 189). В позднейших рукописях она встречается с именем св. Леонтия Ростовского (в Соловец. Минеи 1494 г. № 518), но всего чаще с надписанием «Кириллово», что подало повод признать автором её «учительного» митрополита Кирилла II (см. соображения преосв. Макария в Ист. Рус. Цер., Т. V, стр. 387 и сл.). Несомненно только одно, что это – русское сочинение, составленное не позднее XIII в. и сделавшееся образцовою речью, которую каждый епархиальный архиерей должен был произносить перед собором своего духовенства, обыкновенно собиравшимся в неделю православия («сборное» воскресение). Об этих ежегодных епархиальных соборах упоминается уже в определениях Владимирского собора 1274... Ту же речь, без сомнения, произносили и митрополиты в качестве епархиальных архиереев. Отсюда всего естественнее объясняется и несогласие списков в указании имени автора, и происхождение глухой подписи: «поучение епископле ко иереом» (напр. в Чудов. Кормчей 1499 г. № 167, л. 246), и наконец то обстоятельство, почему статья эта с течением времени достигла до таких обширных размеров, в каких представляют её западно-русские Кормчии, в которых дается ей длинное заглавие: «В понедельник второе недели поста, на собрание священническое» и пр. (Корм. XVI в. Моск. Государ. Древнехран. № 16 – в конце)... Проф. Павлов издал это поучение по списку Чудовской Кормчей XIV в., – мы издаем его по Златой Чепи Троиц. лавры (XIV в.), где оно находится на л. 94 и сл., и приводим разночтения по изданию г. Павлова. В Святославовом Изборнике 1076 года есть уже поучение – «наказание попом», с именем Иоанна Златоуста (л. 252 б., в изд. Шимановского, стр. 115), в некоторых местах сходное с настоящим поучением, – это «наказание» Златоуста помещалось затем и в Прологе, под 25 ноября и издано нами в III вып. «Памятников», стр. 109. Текст этого поучения в Святославовском Изборнике и в Прологе буквально сходны, причем в последнем можно исправить некоторые места, неправильные или ошибочно прочитанные в первом. Напр. в Святосл. Избор. читается:... «да не порою телесьною и дыханием проженеши Святааго Духа» (по изд. Шимановского стр. 115, строка 3 снизу), – в Прологе читается: «да не парою (пар, испарение) телесною» и пр.

О втором из святительских поучений, помещенном у нас под № 59, с надписанием имени Златоуста, составители «Описания рукоп. Соловец. библ.» замечают, что в нем – «мысли действительно Златоустовские, часто встречающиеся в беседах к Антиохийскому народу» (Т. I, стр. 378). Оно встречается во всех Измарагдах, до XVII в. включительно, и, на ряду с другими подобными и многочисленными поучениями, а также и строгими внушениями пастырям церкви о их долге поучать и назидать паствы «живым учительным словом», – может служить свидетельством того, что церковь наша постоянно заботилась о надлежащей постановке церковного учительства, и что потому, действительно, несправедливо утверждать, будто с XV в. у нас прекращается «живая проповедь в храмах», что «проповеди вообще тогда не было; составления проповедей даже избегали, чтобы не впасть в ересь; духовные потребности оставались чрез то не удовлетворенными и раскольнические мнения в самом начале не встречали для себя противодействий и свободно потом могли переходить в догму». Такой взгляд на состояние нашего церковного учительства в XV–XVI в. в. впервые был высказан преосв. Филаретом Черниговским в его «Истории рус. цер.» (Т. III, стр. 144 и сл., изд. 1888 г.), а затем развит и представлен в наиболее мрачном освещении Щаповым в его книге: «Русский раскол старообрядства» (Казань, 1859 г.). Но этот взгляд блестяще был опровергнут проф. священ. П. Ф. Николаевским в его статьях, помещенных в «Журн. Министер. Народ. Просв.», вышедших и отдельной брошюрой, под заглавием: «Русская проповедь в XV и XVI веках» (Спб. 1868 г.). О. Николаевский показал и доказал документально, что даже и в эти века (XV–XVI в.), не говоря уже о более раннем времени, русское духовенство «глубоко сознавало свой долг проповедовать Слово Божие» и что «оно зорко следило за выполнением этого долга в среде низшего духовенства». «По понятиям духовенства того времени, говорит он, проповедь должна была служить откликом на запросы общества; она должна врачевать народные язвы; её направление должно быть всестороннее; она должна стремиться к полному водворению христианства между покоренными инородцами язычниками, к восстановлению спокойствия в самой церкви среди умножавшихся еретических заблуждений; она должна восстановить в народе нравственность и уничтожить в нем те грубые пороки, которые особенно бросались в глаза приезжавшим в Россию чужестранцам; она должна была следить за ходом общественной жизни русской, так или иначе, определить отношение народа к государству и правительству, отношение властей к народу, и тем и другому начертать образ деятельности верный, особенно в трудные, несчастные годины Руси; наконец, она, по намерению духовенства должна направить на правый путь частную семейную жизнь русских и через неё подготовлять хороших деятелей для церкви и государства» (стр. 19–20 отд. изд.).

59. О судьях и властелех – одно из тех поучений, которые помещались в Кормчих и которыми Церковь старалась провести в гражданское общество начала правосудия и нелицеприятия на суде и в отношениях властей к подчиненным. Издатели этого поучения в «Правосл. Собес.» говорят по поводу его...

«Древнейший памятник русского гражданского законодательства – Русская Правда в старинных наших кормчих обыкновенно сопровождается статьями религиозно-нравственного содержания, составленными духовенством, очевидно, в руководство княжеским тиунам при употреблении светского законодательного кодекса. Общее содержание этих статей состоит в увещаниях судьям производить суд правый, нелицеприятный, неподкупный. Таково издаваемое нами апокрифическое «слово Василия Великого о судьях и властелях».¹²⁶⁵ Ближайшим источником слова послужил известный «закон судный людем царя Константина», в особенности вторая глава его, «о суде и послухах», извлеченная из правил Василия Великого. Замечательно также сходство нашего слова с знаменитою беседою полоцкого князя Константина с епископом Симеоном о тиуне. Князь, «хотя укорити тивуна своего», сказал епископу пред всеми: «владыко, кде быти тивуну на оном свете? Семен епископ отвечал: кде и князю. Князь же, не улюбив того, молвит епископу: тивун неправду судит, мзду имет, люди продает, мучит, лихое все деет, а яз что дею? И рече епископ: аже будет князь добр и богобоин, жалует людий, правду любит, избирает тиуна или кого волостеля мужа добра и богобойна, страха Божия полна, разумена, праведна, по Закону Божию вся творяща и суд ведуща: и князь в рай и тивун в рай. Будет ли князь без Божия страха, христиан не жалует, сирот не милует и вдовицами не печалуется, поставляет тивуна или коего волостеля человека зла, Бога не боящася и Закона Божия не ведуще и суда не разумеюше, – толико того деля, абы князь товара добывал, а людий не щадит, аки бешена человека пустил на люди, дав ему мечь; такой князь, дав волость человеку губити люди, и князь в ад и тивун с ним в ад».¹²⁶⁶

Все подобные статьи, составляющие как бы дополнительные церковные инструкции к Русской Правде, содержат в себе довольно определенные указания на то, как наше древнее духовенство смотрело на финансовую систему суда Русской Правды, и как оно стремилось провести в сознание правительства («Закона Божия не ведуще, суда не разумеюще») и в жизнь народа лучшие законодательные начала, содержащиеся в кормчей.

60–62. Слова о добрых и злых женах. – Приводимые у нас под этими номерами краткие поучения составляют только, так сказать, отдельные части известного, в своем роде, классического «Слова на 29 день августа Иоанна Златоуста на усекновение главы Иоанна Предтечи и о Иродии и о добрых женах и о злых», извлечения из которого встречаются уже в Изборнике Святослава 1073 года. Этому слову, в связи с некоторыми другими памятниками восточно-византийского происхождения (напр. апокрифические сказания о Соломоне, изречения Пчелы о женах и др.), приписывается проведение в русское общество унизительного взгляда на женщину, как существо, по самой природе своей «ехидное», «злое», – взгляд, представителем которого в XII в. будто явился у нас доселе еще загадочный Даниил Заточник с своим слезным «Словом» – «Молением» (все относящееся к нему см. в издании «Слова» Даниила Зат. И. А. Шляпкина: «Памятники древ. письм.» вып. LXXXI, 1889 г., а также в только что вышедшей небольшой брошюре г. Лященко: «О молении Дан. Зат.», Спб. 1896 г.). Даниил Зат. прямо приводит выписки из Слова о злых и добрых женах, почти в той самой редакции, в какой они сообщены у нас, добавляя к ним лишь выписки из Пчелы и некоторых других источников (см. в изд. Шляпкина, стр. 22 и след.). Сделаем и со своей стороны несколько замечаний относительно названного Слова и вообще относительно Слов о добрых и злых женах...

Действительно ли названное Слово принадлежит Иоан. Златоусту, вопрос – нерешенный: одни прямо называют его подложным, как, напр., Филарет в «Обзоре рус. духовн. литерат.», другие, как, напр., кн. Вяземский, издавший это слово по пергаминному списку XV в. (Пам. др. письм. X вып. 1877 г.), доказывает его подлинность (в предисл. к изданию и в прилож. к Отчету Общ. древ. письм. за 1877 г.), хотя и не приводит достаточно твердых оснований. Достойно замечания, что и на Западе оно не только было известно в переводе на латинский яз. гораздо раньше нашего, а именно до IX в., но и внесено было, на ряду с подлинными свято-отеческими творениями, в сборник проповедей, составленный по поручению импер. Карла Вел. известным Павлом Дьяконом, человеком ученым и классически образованным, в его Гомилиарий, назначавшийся прямо для общецерковного употребления (у Миня, Patrol. lat. tom. 95), и действительно в течение целых столетий служивший этому назначению (см. Dahn, Paulus Diak. 1876 г. стр. 52; Cruel, истор. немец. проп., 1879 г., стр. 47 и сл.). Следовательно, и на Западе видели в этом Слове святоотеческое творение и в его «прещениях» против женщины не находили чего-нибудь особенно унижавшего её, не смотря на то, что в средние века женщина на Западе, в Германии, как и во Франции, Италии и пр. с XI в. окружена была целым культом поклонения и прославления (по крайней мере в поэзии)... И нам кажется, при беспристрастном отношении к названному памятнику, за исключением нескольких резких выражений, едва ли можно усмотреть что либо, что, так сказать, обличало бы особенное и настойчивое женоненавистничество его автора. Прежде всего, в первой, как и во второй своей части – и в речи о злых женах, и в рассуждении о добрых и благих – автор говорит не от себя, а – главным образом – местами из св. Писания, в словах же, составленных под его влиянием и чаще всего встречаемых в древне-русских Сборниках, – почти сплошь идут тексты из Премудрости Соломона, Сираха, ап. Павла, тексты и подтверждающие их примеры из библейски-евангельской истории (как это и указано в нашем издании этих поучений). Соответственно заглавию – «Об Иродии и о добрых женах и о злых», – Слово распадается на две половины, из которых в первой, в виду Иродиады, виновницы усекновения главы Иоанна Крестителя, проповедник ведет речь о злых или, как он называет их – о «пронырливых» женах, а во второй – о благих, добрых. Женскую злобу – пронырство – πονηρία – характеризует он такими словами: «никоему быти зверю равну жене проныриве..., никой убо зверь точен жене проныриве и лукаве: что убо льва лютее в четвероногих? Не, ничтоже. Что убо буея змия? Ничтоже, токмо жена пронырива»... Затем, приводя соответственные места из кн. Премудр. Соломона: «несть главы оноя, паче главы змеевы, и несть злы, паче злы женския», – восклицает он: «оле злое дьяволе оружие острое! Женою Адам от породы (из рая) сверже, женою кроткаго Давида на Уриино убиение взбеси... Но что же глаголю о человецех? Женою ангелы от горы (с неба) долу сверже (имеется в виду, вероятно, известный апокрифический рассказ о прельщении ангелов дщерями человеческими). Жены ради вся убивается, вся которает, вся заклает, вся безчестит, – жена бо бестудна никого же ся обинет, ни церковника чтет, ни учителя усрамляется, ни пророка стыдится. Оле зла злее зла жены язычна»... (л. 76–78). Так отзывается автор Слова о злых женах, имея перед собою, главным образом, злочестивую Иродиаду и других злочестивых жен, о которых рассказывается в Библии или о которых он знал из апокрифически-библейских повествований, пользовавшихся полной авторитетностью наряду с Библией. А вслед за приведенным, он же – в лице Сарептской вдовицы, разделившей последнюю горсть муки с прор. Илией, – в самых трогательных чертах изображает доброту женщины, противопоставляя её первой и в ней указывая женщине образец её послушания и подражания. Таким образом, этим самым уже явно устраняется та яко бы особая тенденция монашески-аскетического женоненавистничества, какую некоторые новейшие исследователи навязывают автору Слова: он говорил, действительно, о «злых женах», существовавших и возможных всегда – таких, зверские натуры которых не знают ни удержу, ни пределов, лишь только явятся в них животно-эгоистические позывы, – и разве он не в праве был сказать о таких женских натурах, злонравных от природы или испорченных воспитанием, что в них бывает вина многих, часто величайших зол? Известно французское изречение: cherchez la femme!.. С указанной точки зрения совершенно прав был и наш древне-русский поэт-горемыка, Даниил Заточник, который сам лично переносил тяжелые испытания, как можно догадываться, по вине той же женской злобы, и потому с неменьшей горечью писал к князю: «Скажешь ли мне, княже: у богатаго тестя женись, там пей и ешь и веселися в великой радости». Но лучше мне вола ввести в дом, нежели взять злую жену: вол бо не молвит, ни мыслит, а злая жена, «биема – бесится, кротима – высится», в богатстве превозносится, в убожестве, иных осуждает... Лучше мне лихорадкою болеть, чем жить с злою женою: потрясет лихорадка и отступит, а злая жена до смерти сушит. Мирская пословица гласит: не скот в скотах коза, не зверь в зверях еж, не рыба в рыбах рак, не птица в птицах нетопырь, – не муж в мужьях, кем владеет жена, как не жена в женах, которая гуляет от мужа... То блуд в блудах жениться на злой жене, ради тестя богатаго» и пр. И разве это не то же, что писал, спустя больше чем полтора века, знаменитый поэт Итальянского «возрождения» прославлявший женщин в своих прелестных новеллах, и, однако, называвший их прямо «проклятым племенем», – писал в своей книге – «Carbaccio»: «Как звери, отличающиеся злобою, они мгновенно приходят в такую неописанную ярость, что даже тигры, львы и змеи в своей злобе человечнее, чем женщина; какова бы ни была та причина, которая зажгла их гнев, они тотчас же прибегают к яду, огню и железу. Здесь нет пощады ни другу, ни брату, ни отцу, ни мужу... Тогда у каждой из них является желание – весь мир, все, и небо, и Бога, все, что есть вверху и внизу – разрушить в одну минуту, испортить, переломать, превратить в ничто и, успокоившись на развалинах, отдаться... удовлетворению своей страсти»... (см. в кн.: «Триумфы женщин», Спб. 1893 г., стр. 511). А такие типы, не говоря уже о библейских Иродиадах, как – леди Макбет Шекспира, все попирающая для удовлетворения своих ненасытимо-честолюбивых планов: разве не самый лютый зверь, с которым наши Слова сравнивают злых женщин?! – Можно ли, после этого, утверждать, что составитель или составители Слов против злых жен, а за ним и Даниил Зат., в указанных местах, исключительно проводили восточный аскетически-тенденциозный взгляд на женщину, значит, и на семейное начало в жизни, как был далек, конечно, от этого взгляда Шекспир, создавший леди Макбет и показавший еще и другие образчики женского пронырства – злобы? Мало того, в подтверждение своей мысли о женской злобе Даниил З. приводит и мирскую пословицу-присловье и дает право сделать такое заключение, что взгляд этот возникал и держался в народе совершенно независимо от монашески-аскетических грозных прещений против женщин, так как невозможно допустить, чтобы в XII в., когда жил Даниил, монашеские идеалы у нас могли бы коснуться святилища народной жизни – семьи; напротив, масса народа и вообще-то еще была далека от христианского учения, как показывают современные Даниилу и другие памятники, относящиеся ко времени гораздо позднейшему. Правда, начиная с XV в., грозные филиппики против злых жен, в связи с усилением и распространением монашества, слышатся все чаще и чаще, а вместе с тем постепенно накопляется и масса таких, большею частью, переводных «писаний», в которых уже действительно проводился отрицательный восточно-аскетический взгляд на женщину и на семейную жизнь, в роде, например, апокрифических повествований о Соломоне. Правда также, что такие «писания» доходили до народа и в виде лубочных книг с картинами удержались в нем даже до настоящего времени (см. в монументальном издании Ровинского: «Русские народные картинки», 5 томов, с атласом картин). Но при всем этом, если и оставлялся ими известный осадок в народных воззрениях на семейную жизнь, то весьма незначительный, – мы разумеем здесь, конечно, исключительно простой народ и судим о нем по памятникам народно-поэтическим. В образе сказочной бабы-яги, злой-бессердечной мачехи русских сказок, нарисованной во всей неприветливости зимних вьюг и непогод северной зимы, народ исстари представляет себе Макбетовскую дикость – пронырство, замечаемое в некоторых женских натурах, но в то же время теперь, как и в старину, отводит высокое и почетное место женщине, как матери и как жене. Неправду говорят про русский народ, что грубость в отношениях к женщине, как к существу низшему и презираемому – характерная черта русского простонародья. Достаточно указать на бытовые народные песни и так называемые заплачки: всюду в этих дорогих созданиях народного творчества женщина до замужества рисуется в самых поэтических чертах, как пташка вольная, порхающая на полной свободе, а женщина – жена и называется не иначе, как – «дорогая семеюшка», во всем равная мужу, хотя и покорная и послушная ему как «наибольшему», как главе и домовладыке (см. рус. народ. песни в сборниках Шейна и пр. Соболевскаго, заплачки – в сборн. Е. Барсова)...

В Святославовом Изборнике 1073 г. две статьи, касающиеся женщин, а именно: гл. 84, под заглавием: «Чьсо ради рече апостол оучити жене не велю» и гл. 85: «о Иродиаде» (в Паисьевском Сборнике, который относится к началу XV в., эта же статья носит заглавие: «о Иродиадех и о злех женах» – стр. 191–195 об.), – последняя содержит первую половину указанного Слова Златоуста о злех женах, вторая же половина этого Слова опущена; в Изборнике 1076 г. есть также статья – «о женах злыих и добрыих» (л. 180), но за утратою листа, здесь сохранилось лишь несколько строк, – причем говорится и о добрых женах; в Златоструе XII в. два слова – 67: «о женах, кыя подобает приводити, и не пущати жен» и 68 – указанное Слово Златоуста (Малинин, стр. 44–45); в Паисьевском Сборнике, кроме слова об Иродиадах, помещены: «Слово великаго книжнаго Антиоха черноризца, како блюстися злых жен» и «Козьмы Халкидонскаго о том, како не подобает звати жены своея оспожею» (л. 12 – 14, – тоже в Кирил. Сборн. 145–1222 л. 280); в Пчеле, в главе о женах (68), приводится длинный ряд изречений (занимающих целых пять страниц) из Евангелия (Ин. 4:27), Апостола (1Тим. 2:11, 12), Отцов церкви (Иоанна Зл., Василия В., Григория Бог.), из мудрецов, древних и новых, а в заключение из Слова об Иродиаде, при чем о добрых женах в Пчеле нет особой главы (68 гл. о женах – см. у Семенова стр. 417–426); наконец, в книге под заглавием: «Мудрость Менандра», которая на ряду с Пчелою пользовалась у нас большою известностью (в Паисьевском Сборн., напр., к слову об Иродиадах прибавлены изречения Менандра, а затем отдельно – «Слово Менандра» о том же – стр. 195–6) и содержала мудрые изречения по разным вопросам, – о женах находим в разных местах такие отзывы:

«Жене всякой красота не злато, но оум и молчание (43). – Жена добра есть, иже оумеет строити дом (45). – Жена правдива жизнь домоу и спасение моужу (48). – Жена блага любит страдоу и въздержание от всего зла (50). – Жены добры не оудобь обрести (51). – Жена благоумна състав домоу и имению спасение (55). – Жена добра в домоу аки мравии, а зла жена, акы дьлвь оутла (57). – Женитьба человеком всем общая печаль (58). – Аще хощеши бес печали быти, не жени же ся (103). – В женах редъко есть обрести истина (88). – Печаль есть всегда жена зла (142). – Злоу женоу лоуче изволи в дом погрести, нежели в дом привести (52). – От раб ведома есть жена зла и неистова (56). – Ветер север в домоу жена лоукава (65). – Змия ядом погубляеть человекы, а жена злоумна зельи (59). – Печаль есть жена зла (142)». – По списку XIV–XV в. Публ. библ., сообщ. В. Семенов, Памятн. древн. письменности, № 88-й, 1892 г.

Таковы главнейшие произведения, с которыми находятся в связи изданные нами поучения о добрых и злых женах.

63–64. О воспитании детей и об отношении их к родителям. – В разных церковноучительных Сборниках, столь распространенных в древней Руси, встречается много небольших статей и поучений, касающихся разных сторон воспитания, обязанностей родителей относительно детей и детей в отношении к родителям. Недавно сделана попытка представить древне-русскую педагогию на основании отчасти именно этого педагогического материала, содержащегося в старинных русских Сборниках (разумеем книгу М. И. Демкова: История рус. Педагогии. Ч. I. Ревель, 1896); но она, при отсутствии самостоятельного изучения со стороны автора подлежавшего его исследованию материала – не может считаться удовлетворительной. Издаваемые нами поучения во всяком случае принадлежат к числу наиболее распространенных, характерных и важных. Проф. Лавровский первый издал их, по рук. XV в. Импер. Публичной библ., и обратил на них внимание в своей замечательной статье: «Памятники старинного рус. воспитания» (в «Чтениях Общ. истор. и древностей», 1861 г., кн. III), как ему же принадлежит первое и обстоятельное исследование «о древне-русских училищах», (Харьков, 1854 г.). Одно из этих поучений (63-е) все как бы соткано из текстов св. Писания, главным образом, из Притчей Соломона и Премудрости Сираха, во втором встречаются заимствования из Златоуста, отрывок из сочинения которого прямо о воспитании или, как оно называлось в старых славянских переводах – «о вскормлении детей» было также популярным в древне-русской литературе;¹²⁶⁷ как и вообще его творения, в которых так много прекраснейших мыслей о воспитании, – были любимейшими и самыми распространенными в древней Руси. Лавровский делает отсюда такое заключение, что в основу тогдашнего воспитания у нас вообще полагалась Библия и творения отцов церкви, в частности преимущественно Златоуста и Василия Вел. С этим нельзя не согласиться. «Источником света в древней Руси, говорит проф. Ключевский, был приходский храм. Первым учителем был священник. Приход был учебным заведением, главным инспектором которого был отец духовный. Семьи, составлявшие приход, можно назвать параллельными отделениями школы. Классным наставником в каждой семье был отец или домовладыка» и т. д. (см. новую брошюру: «Женщина в духовной семье» и пр. Спб. 1896 г. стр. 2 и сл.). Такова была связь церкви-школы с семьею: церковь была в полном смысле учительницей и воспитательницей народа, и на чем же ином церковь, как всенародная школа, могла бы основывать исходившее из неё воспитание и просвещение, если не на твердом камени Слова Божия, пророков, апостолов и отцов церкви? Наздани бывше на основании Апостол и пророк, сущу краеуголну Самому Иисусу Христу, о Нем же всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе (Еф. 2:20, 21). Все поучения, изданные в первых двух и в настоящем выпуске «Памятников», неопровержимо доказывают такую именно постановку древне-русского церковного учительства (а это лишь самая незначительная доля того богатейшего материала, который сохранился от нашей церковно-учительной старины).

65. – О том, како имети челядь. – Покойный профессор-публицист А. Щапов в одушевленной речи, сказанной в Казанской Академии в 1859 г. почти накануне великого события – освобождения крестьян, такими яркими чертами рисует заботы церкви «Об улучшении быта несвободных людей», которых касается настоящее поучение...

«Перенесемся мыслью на минуту в темные средние века нашей истории, когда только что еще возникало у нас рабство. Дремучие леса покрывали тогда еще самую большую часть русской земли, особенно на северо-востоке, куда беспрестанно шел древний русский земледелец-кочевник, со своей заветной «сохой», убегая от поработительного насилия сильных – землевладельцев, и ища труда легкого и льготного. За дремучими дебрями редко виднеются города, главные исходные пункты рабства и крепостного права. Белокаменная Москва, откуда, по слову царя нашего, должна была прежде всего воссиять свобода несвободного народа, тогда только еще чуть возвышалась, росла. Кругом, посреди дремучих лесов, виднелись одни деревни, деревни, да починки. При преобладании леса над полем, при постоянном стремлении и углублении народа в леса с топором, косой и плугом, при этом постоянном «посаженьи и поставленьи деревень на лесах», о котором говорят древние наши секты, – деревня преобладала над городом и не знала еще крепостных отношений к городу, к городским землевладельцам. Но вырастает город за городом, а в городе возвышается боярский терем, высокий дом с гридницей, сенями, переходами и высоким крыльцом, с дымником наверху, огороженный зубчатой стеной или забором: и вот – слышится из этого дома плач и рыдание и вопль. Это что такое? Это – отвечает нам голос древней Церкви – рабы, боярские холопы, претерпевающие от господ своих насилие и побои, моримые голодом, томящиеся в наготе и всякого рода лишениях. Как же эти несчастные попади в рабство и откуда это насилие? Ответ на этот вопрос дает нам гражданское состояние русского общества в те века и положение рабов. Юный народ русский, полный кипучей энергии, свежести, сил и страстей, в то время находился еще только на второй ступени своего общественного развития, на переходе к гражданскому быту, когда в обществе сильны бывают стремления владельческие, когда личность, только что вышедшая из роду-племени, из родового быта, отказавшись от общего родового владенья и имущества, жаждет, ищет частного, личного владения, господства и собственности и, при отсутствии или слабости закона, в этом стремлении своем не знает никаких границ и сдержек, когда, следовательно, сильная личность преобладает, или иначе сказать, в обществе господствует частное право, право сильного. В эту то эпоху у нас особенно развилось, вместе со стремлением к приобретению имущества, стремление к порабощению свободных людей. Сильно, необузданна было это стремление при сильном кипении страстей юного народа, при отсутствии тех сдержек, которые могут выработаться обществом только после долгой государственной жизни. При отсутствии или слабости закона, каждая сильная личность, движимая ничем неукротимой жаждой владения, господства, стремилась, так сказать, поглотить, поработить все другие менее сильные личности. Богатые и сильные, по выражению знаменитого проповедника XIII века, епископа Серапиона, «акы зверье» в ненасытном стремлении к приобретению и порабощению, «жадали абы всех погубити, несытьством именья порабощали, не миловали сирот, не знали человеческаго естества;¹²⁶⁸ другии же, имения не насыщешася и свободные сироты порабощают и продают».¹²⁶⁹ Вот тиун, судья, мучимый ненасытимой жаждой кун, богатых пиров и обедов, несправедливо осуждает невинного и продает бедного в рабство богатому и сильному. Вот резоимец или ростовщик дает взаймы деньги бедному за безбожные проценты: приходит срок и, если бедный не уплачивает всего долга и роста, – он делается вечным холопом резоимца. Там ябедник, сутяга, подкупает многих послухов-лжесвидетелей на свободного человека, – и суд отдает ему в холопство этого сироту, кругом опутанного несправедливой клеветой. А вот шайки ушкуйников нарочито устремляются по дорогам на добычу рабов, хватают по селам крестьян и продают их в рабство басурманам... Такими и многими другими способами совершалось порабощение свободных людей. И жалка, грустна была участь этих несчастных жертв насилия! Их как вещь, как имущество можно было продать, заложить, украсть, уничтожить. Их можно было убить: – и холоп не смей искать правосудия на господина: права иска на господина холоп лишен был Русской Правдой и Уставной грамотой.¹²⁷⁰ Холоп не имел права семейной жизни, не имел права собственности; все, что он мог приобрести собственным трудом, было собственностью господина, а холоп оставался наг, бос и голоден. Холоп лишался даже возможности быть истинным христианином, исправлять дела благочестия, ходить в церковь, получать христианское воспитание, и нередко умирал даже без крещения. Вот от этих-то несчастных и слышится тот горький плач, рыдание и вопль на немилостивых старейшин и бояр, о котором говорят наши летописи. Вот в ответ на этот горький плач древнего русского раба и раздался, не медля, спасительный, утешительные голос Церкви, голос Христианства об улучшении участи рабов. Из церкви, с кафедры храма, из монастыря, из келлии подвижника, в беседах с рабовладельцами, в посланиях к князьям и боярам, неумолкно раздавался пастырский голос в защиту людей несвободных, голос, требовавший или освобождения их, или – по крайней мере – улучшения их материального и нравственного быта...

Но вот факт, которого мы не минуем: Церковь сама владела крестьянами. Послушаем же, что говорит и тут правда историческая. Во-первых: древние русские князья и цари, не давая церкви другого материального обеспечения, сами давали ей земли и крестьян; бояре и другие зажиточные люди передавали Церкви своих крестьян по духовным завещаниям; вступившие в монастыри владельцы приписывали своих рабов к монастырям, отказываясь от своих личных над рабами прав. Наконец, сам народ охотнее шел жить по договорным грамотам на земли церковные и монастырские, чем на земли боярские, охотнее подчинялся игуменам монастырей, чем сильным мира сего боярам, потому что ему там большею частью было лучше жить, льготнее, обеспеченнее. Словом, основания духовных владений были совсем другие, чем у мирских владельцев: не насилие, не порабощение, не обращение в холопство лихоимством, сутяжничеством и всеми неправдами. А между тем, достаточно прочитать любую монастырскую уставную грамоту, чтобы видеть, как заботилась Церковь о своих крестьянах»... (Голос древней рус. церкви об улучшении быта несвободных людей, К. 1859 г., стр. 5, 11, 26).

66–67. Истолкование стиха: «Господи Иисусе»..., и молитвы Господней. Эти два истолкования, как и Символа веры первоначально помещались в Кормчей, а затем вносились уже и в другие церковно-учительные Сборники. В Румянцевской Кормчей конца XV или нач. XVI в. № 231 л. 271: «от номоканьна истолкование ͞ги ͞iѵ ͞хе б͞жiи помилуй нас аминь», л. 273 – истолкование «святого изображения (символа) веры»; № 232 той же библ. л. 10–15 – истолкование стиха и символа веры; № 233 л. 272 – истолкование только стиха. (Востоков, Описан. Румян. Муз); Уваровская Кормчая XV в. № 555 л. 6 – истолкование стиха, л. 8 – символа (изображения) веры, л. 9 – молитвы Господней. Также и в других библ. Истолкование символа веры мы приведем в одном из следующих выпусков. Стих: «Господи Иисусе Христе»... везде, таким образом, и притом в Кормчей, ставится на ряду с молитвой Господней. Это во всяком случае заслуживает особенного внимания...

68–69. Поучение Владимира М. и Послание Сильвестра. То и другое из этих произведений сами по себе настолько известны, что не нуждаются в особых разъяснениях (хотя с некоторых сторон остаются еще недостаточно разъясненными и требуют новых специальных исследований, но рассмотрение этих именно сторон здесь мы не имеем возможности сделать, отчасти и по недостатку места, так как настоящий выпуск и без того вышел, по объему, далеко не соответствующим незначительным материальным средствам, какими может располагать частное издание). Мы приводим их во 1-х потому, что этими двумя памятниками ярко обозначаются начальный (XI в.) и конечный (XVI в.) пункты того христианского религиозно-нравственного и общественно-бытового развития древней Руси, над которым трудилась главным образом (в литературном отношении) наша церковно-учительная письменность; во 2-х, по тесной связи их с издаваемыми нами в этом выпуске Памятниками: только в связи и в соотношении с этими последними они получают свое полное освещение во всей их исторической и историко-литературной значимости...

Профессора Е. В. Петухова.

В неделю мытаря и фарисея

Стр. 168, строка 18 снизу: Гежерельными въздыханьи, т. е. без громких воплей. Ср. Ефр. Сир. XIV в.: плачася г̾лше въздыхании жерелными (Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам, И. И. Срезневского. Т. I, 862).

В неделю о блудном сыне.

Стр. 171, строк. 4 сверху: нача лиховатисѫ, т. е. начал терпеть лишения, нужду.

Стр. 171, строка 17 сверху: вкус бридок, т. е. кислый, горький.

Стр. 171, строка 4 снизу: анагности, т. е. чтецы (греческ. ἀναγνώστης;). А. В. Горский при этом слове замечает: «Прибавив к слову «оглашении» греческое слово «анагности», что значит чтецы (проповедник) этим самым ясно показал, что не довольно был знаком с его значением» (Прибавл. к Твор. Св. Отц. XVII, 36). Филарет Черниговский, допуская это предположение, делает от себя еще и другое: проповедник, б. м., этим «дает видеть, что тогда чтецами были наемные люди, как это и было в русской церкви в домонгольское время и даже долго после того» (Обзор русской духовной литературы, стр. 25). Но этот последний вывод в данном случае едва ли возможен: «наемники» тут не может иметь прямого смысла, так как это слово взято из евангельского текста и метафорически поясняется в поучении. Кроме того, не может не поражать сопоставление рядом двух слов «оглашении» и «анагности», т. е. низшей ступени мирян с церковными чтецами. Нам кажется, что к уяснению этого вопроса может служить вариант, представляемый списком данного поучения в Измарагде Рум. Муз. № 186 XIV в., где вм. «анагности» стоит «агности» (ср. άγνωστος), т. е. неузнанные, непризнанные. Не есть ли выражение «агности» более первоначальное и не поставлено ли потом переписчиками вместо него неверное, но более знакомое «анагности» как употребительный в церковной практике термин?

В неделю 1-ю поста.

Стр. 179, строка 19 сверху: смидалнаго брашна, т. е. из самой тонкой пшеничной муки, крупчатки (ср. σεμύδαλις).

Стр. 180, стр. 9 сверху: сроудовати к ц҇рю, т. е. обращаться к царю (с просьбою).

Там же 10 сверху: мил сѫ деетсѫ... и т. д., просит даже младших слуг, чтобы доложили о нем (царю).

Стр. 182, 4 строка сверху: охабитисѫ, уклоняться, удаляться.

В неделю 4-ю поста.

Стр. 189, 14 строка сверху: гобьзиною, т. е. от изобилия, урожая. В варианте Зл. Цепи: готовизною, т. е. приготовленным, запасом провизии.

Там же 19: потъснетесѫ, т. е. подвигнитесь, решитесь, поставьте себе задачей.

В неделю 5-ю поста.

Стр. 191, строка 16 сверху: прибрани, т. е. остановил, положил предел притязаниям.

Профессора П. В. Владимирова.

Стр. 224 стр. 6 сверху. Сделаем несколько замечаний о перечисленных здесь божествах, принимая во внимание и варианты Слова, сравнительно с другими свидетельствами в древне-русской письменности. Ближе всего к перечислению Божеств в слове христолюбца стоит известное летописное свидетельство, под 980 г.: «и нача княжити Володимер в Киеве един, и постави кумиры на холму вне двора теремного: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хръса, Дажьбога и Стрибога и Симарьгла (так в Лаврентьевском списке летописи, в других списках: Сѣмарьгла, Семарьгла и даже «Сеимарекла» – в Новгородск.) и Мокошь и жряху им, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери, и жряху бесом и оскверняху землю требами своими, и осквернися кровьми земля Руска и холмо-тъ». Древние жития св. Владимира (проложные и полные) перечисляют только: Перуна, Хорса, Даждьбога и Мокошь, – и несомненно в этом перечислении стоят в связи с летописным свидетельством 980 г. Но наши поучения приводят перечисления божеств независимо от летописи, как независимо от летописи называют некоторых из этих божеств – апокриф «Хождение Богородицы по мукам» (древнейший список XII в., вставка славянского или русского переводчика в переводе с греческого: Хорса, Велеса, Перуна) и Слово о Полку Игореве (Велес, ветры Стрибожи внуци, Дажьбог, Див, великий Хръс). Заслуживает внимания и раздельная форма названия божеств «Сима» и «Регла», сравнительно с летописным «Симарьгл». Этой раздельной форме отдают предпочтение все исследователи славяно-русской мифологии. Не имея достаточных данных для объяснения этого темного названия, мы приведем выдающиеся мнения по этому вопросу. Прейс (в Журнале Мин. Нар. Просв. 1841 г., XXIX, IV, 37–38) сблизил «Сима» и «Регла» с библейскими именами (4Цар. 17:30) Ἑργὲλ и Ασιμὰθ. Афанасьев (Поэтит. воззр. Славян II, 266 стр.), следуя Прейсу, указывает еще формы еврейской библии Nergel и Asima. Миклошич (Etymologisches Wörterbuch), разделяя «сим» и «рьгл», не дает объяснений этимологии этих слов, принимая их за названия русских языческих божеств. Крек (Einleitung in die Slavische Literaturgeschichte 1887 г., стр. 405) приводит мнение Ягича о происхождении Сима и Регла из Σέμ – Ἡρακλἢς.

Там же стр. 11 сверху: «И чесновиток богом же его творят»; но в «Слове св. Григория Богослова» (см. у нас № IV) «Словене же на свадьбах въкладываюче «чесновиток в ведра пьют». Если первое выражение не ошибка, то некоторым объяснением к нему может служить следующее место из Георгия мниха Амартола («Летовник» Χρονικον): «египтене воду препочтоше и на бога нарекоше... нь и Чесновитому луку... и многимь от худихь имехь зелий богы именовати и поклонятисе» (издание «Летовника» Георгия инока Общ. Любит. Древн. Письм. XXVI и LVI, стр. 23), по другой рукописи того же Летовника это место читается: «и чесновитку и луку» (М. И. Сухомлинов о древней русской летописи, стр. 25).

Стр. 225, строка 13 снизу. Потебня (К истории звуков русского языка, IV, стр. 60), основываясь на этом месте поучения, дает объяснение языческой «игре – игрищу», как общему названию языческого празднества со всеми его обрядами и весельем: «игра – пение, вероятно, воспевание, восхваление песнью, языческое, приуроченное к определенному времени, сопровождаемое хороводною пляскою и инструментальною музыкою; в этом смысле в Слове Христолюбца: не подобает христьяном игр бесовских играти еже есть: плясанье, гуденье, песни мирьския и жертвы идольския» и проч.

Там же 10 снизу. Относительно языческого значения «рожаниц», о которых так много говорят наши поучения, не так давно было высказано сомнение. Вот что говорит, например, чешский ученый г. Поливка (Этнографическое Обозрение 189. «Новые данные для истории рожаниц»): «в славянском переводе Гамартола (Летовник Георгия Амартола) «переведено γένεσις, γέννησις рожденица», переводчик представлял себе рожденицу как подательницу доли, участи в жизни; но обособилась ли она уже у него в отдельное демоническое существо, определенно нельзя сказать на основании сообщенной выписки. Интересно, что тот же самый переводчик удержал греческ. είμαςμὲνη, что он не знал соответствующего славянского понятия. «Понятия о судице – fatum у нашего переводчика не было». А. Н. Веселовский (Розыскания в области русского духовного стиха, выпуск 5, 1889 г., стр. 178–179), возводя «род и рожаниц» к их древнейшим мифологическим основам, высказал также некоторое колебание по поводу выражений Слова Христолюбца, вариантов к чтению из пророчества Исаии в древних Паремейниках и в Вопросах Кирика, Саввы и Илии XII в.: «не произошло ли название Рожаниц во множественном числе при единственном числе Рода под влиянием позднейшего сближения Рожаницы с Богородицей, приведшего и к другому отождествлению: Рода с Рождеством?» – Остановимся прежде всего на славянских выражениях в переводе Георгия Амартола (берем текст по изд. Общ. Люб. Др. Письм. XXVI и LVI и греческий текст по изд. Муральта, Спб. 1859 г.): ειμαςμένη переводится еще (л. 30 об.) «естество сиречь рождение», «от естества» сиречь от рождения добра»; но чаще «рожденословие – γενεθλιαλογία (л. 27 об.) и др. – В древних текстах «Пророков с толкованиями» (значит, восходя до оригинала 1047 г. списка Упиря Лихого), а равно и в Паремейниках (начиная с Григоровичева XII–XIII вв., 1271 г. и др.). в чтении из Ис. 65:10–11 находим «рождениц», и «рожаниц» для греческого τῇ Τύχῃ (См. в моем исследовании о Докторе Франциске Скорине 1888 г., стр. 229 в южно-русском тексте «нарочите», в чешской Библии 1506 г. sstiesstij, латинск. fortunae), которым готовят «трапезу», а бесам (τῷ δαιμονίῳ – бесом, кумирам) «чрьпание, черпала». Вот откуда объясняются выражения наших слов о «трапезе рожаницам», которые восходят к XI в. Достаточно приглядеться к нашим поучениям, чтобы видеть, как в них смешиваются явления древне-русского язычества с литературными сведениями. Другое дело, такое свидетельство (1130–1156 гг. Вопросы Кирика, Саввы и Ильи в Русск. Историч. Библ. Т. VI, стр. 31), как «аже се роду и рожянице крають хлебы и сиры и мед? – Бороняше вельма: негде, рече, молвить – горе пьющим рожянице»! Если в XII в. было так живо языческое представление о роде и рожаницах, то оно еще живее было у Глоссатора XI в., подставившего «рождениц» вм. греч. τύχη. О рожаницах упоминают еще в XVI в. митр. Даниил и Домострой. Выше мы уже говорили о значении Рода и рожениц в языческих и суеверных представлениях.

Там же строк. 3 снизу и стран. 226 строка 6 сверху. Здесь говорится об апокрифических отреченных молитвах, помещавшихся в худых номоканунцах. Сверх того, здесь есть и прямое заимствование из апокрифического «Слова о видении св. апостола Павла» или хождения апостола Павла по мукам (см. Тихонравова: Памятники Отреченной Русской Литературы, Т. II, стр. 43; рукопись новгородская XV в.): «и возре видих облак огньн распростер над мир всь. и рех что се ес(ть) господи. и рече се есть безаконье смешено с молитвою грешных».

Стр. 227, строка 15 и 231, строка 14 снизу. В этой вставке по рукописи XV века заключается, по-видимому, намек на Богомилов (болгар иже в вере и в хрьщении суще а тако творять). Известно, что в летописи под 1071 г. приводится богомильское предание о творении мира и человека Сатаной-Сатанаилом. Краткие сведения летописей о двух русских еретиках 1004 и 1123 гг. объясняются также влиянием богомильства. Прибавим к этому рассказ об увлечении одним ветхим заветом, чтением, учением и пророчеством Никиты затворника в Патерике Печерском. Учительство его было так велико, что «его вельми послушаху князи и бояре». Обвинения богомилов в нашем Слове встречаются у Козмы пресвитера и др.

Ibid. строка 10 снизу. Мокашь или Мокошь, как можно видеть из наших Слов, было женским божеством. В словаре Даля находим выражение «мокшить» – просить, канючить. В XVI в. еще жили представления об этом существе: в «худых сельских номоканунцах» помещались еще вопросы – «не ходила ли еси к Мокоше?» (Барсов, Слово о Полку Игореве, I т., стр. 360). В этом же веке встречаем прозвища «Макоши, Макуши» (см. в моем «Введении в Историю Русской Словесности», Киев, 1896 г., стр. 258). По свидетельству известного знатока олонецкого края, Е. В. Барсова (Слово о Полку Игореве, I, 360) до сих пор Мокуша имеет отношение к овцеводству: «овца, как не стригут шерсть, – то иногда и вытрет», – и, говорят, Мокуша остригла овец – иное, спят, веретено урчит, говорят: – «Мокуша пряла, выходя из дома, она иногда подойдет, да о брусъот, о полати-то веретеном-то и щелкнет; приносимая ей треба состоит в том, что когда шерсть стригут, тогда в ножницы на ночь по клоку шерсти кладут; порожния ножницы не кладут». Если Мокошь находится в какой-либо связи с названием финнов Мордвы – Мокша, – черемисским – «Мокш, Мокс» – печень (Веске: «Славяно-финские культурные отношения по данным языка», Казань, 1890 г., стр. 23), то, быть может, Мокошь и финского происхождения. Однако, известны названия: Мокошинский монастырь в черниговской губ.

Стр. 232, строка 8 сверху. Упири и Берегини. Оба эти названия сохранились от древности до настоящих дней. Прозвище «Упир Лихый» восходит к половине XI в. (переписчик толковых пророков 1047 г. в сохранившейся записи на рукописи XV в.); множество поверий о упирях, упырях мы уже приводили выше. Берешня, берегуша (по словарю Даля) тоже, что русалка, водяная, шутовка.

Стр. 233, строка 5 сверху. «Переплут» находится в двух разных словах (Григория Богослова и Иоанна Златоустого, т. е., конечно в словах только приписываемых этим святым) с одинаковым объяснением «иже вертячеся пьютьему в розех». Если только это не искажение какого-либо названия, то, по контексту, можно думать, что «Переплут» относится к числу «водяных, водовиков».

Ibid. строка 6 сверху. «В тесте мосты делают и колодязе». В «Слове Иоанна Златоустого»: «мосты и просветы и бделникы». Все это относится, по всей вероятности, к гаданиям. Мосты имеют отношение к гаданиям о браке (по мосту переводит жених, игра в мосты), бделникы – быть может, относятся к погребению, к смерти (ср. в житии в. кн. Ольги и Константина Муромского: «творити бъдына», т. е. бдения при трупе до погребения, в древности с торжественными обрядами, а теперь в глухих местах Малороссии – с особой игрой – передачи какой-либо вещи, чтобы разогнать сон).

Ibid. строка 11 снизу. Здесь перечисляются отреченные верования, а отчасти и сочинения, в роде громника, колядника, сносудца, мартолоя, – лживых писаний, эллинских книг (см. Тихонравова: «Памятники отреченной русской литературы» I. VIII; II, стр. 361, 377, 398, 442). Мартолой – рекше астролог, астрономия, громник, колядник, сносудец и др.

Стр. 238, строка 9 сверху. Моление кладезное упоминается в правилах митр. Иоанна II, XI в. Ср. в других поучениях описания этого моления: «над источникы свеща вжагающа», «в тесте делают колодязе», «в воду мечут жертву приносяще».

Стр. 238, строка 7 сверху. Здесь описывается гадание по пеплу, по золе, что встречается кое-где в святочных гаданьях.

Стр. 239, строка 7 сверху. Христианские проповедники особенно часто восставали против употребления в пищу удавленины, так как это был непременный прием жертвоприношения у русских славян, – что описывают арабские путешественники VII–X вв. См. у нас в предисловии.

Стр. 240: Поучение нов. арх. Луки–Иоанна. – Проф. А. С. Павлов, открывший и издавший этот важный памятник древней церковно-учительной литературы, говорит следующее об авторе и содержании этого произведения XII в...

Из приведенных начальных слов поучения видно, что оно составлено было владыкою Ильей в первый год его святительства (т. е. в 1166 г.). Затем из всего содержания поучения, обращенного исключительно к попам, можно с полной уверенностью заключать, что оно было произнесено в воскресенье на первой неделе великого поста, когда, по общепринятому в те времена правилу, ежегодно составлялись епархиальные соборы, почему и самое это воскресенье называлось (как и теперь называется) «соборным» или «сборным». – Оно содержит в себе ряд наставлений и правил о поведении и обязанностях духовенства и о разных ненормальных явлениях в жизни приходских пастырей и пасомых. В духовенстве поучающий владыка обличает: 1) пьянство и хождение на пиры после вечери накануне праздников и совершения литургии (ст. 1); 2) лихоимство (ст. 2); 3) нерассудительную строгость в наложении эпидемий на кающихся (ст. 3 и 7); 4) участие в народных играх (ст. 4); 5) небрежность в совершении таинства крещения (ст. 10); 6) мытье в бане утром перед обедней (ст. 12); 7) обычай вносить в алтарь так называемый канун (особый поминальный напиток), благословлять его здесь и распивать, принимать приносимые сюда заупокойные яства, даже скоромные, и класть под престол разные несвященные вещи (ст. 23); наконец – 8) автор упоминает о каких-то тайных «душевных винах», несовместимых со священством, оставляя их каждому на суд своей собственной совести (ст. 14–15). В жизни народа владыка Илья отметил в своем поучении: 1) тоже пьянство, особенно в великий пост (ст. 18); 2) неблагоговейное стояние в церквах, в чем преимущественно обвиняются женщины, о которых в поучении замечено: «отиноудь бо не ведаем ся (– сия, вин. пад. мн. жен. р.), почто ходяче» (ст. 24); 3) крестные целования, т. е. злоупотребления присягою (ст. 21: «вы бо сами ведаете, оже в вашемь граде мнози гыбять в том»): 4) хождение женщин к волхвам (ст. 17); 5) невечальные браки (ст. 19) и 6) соблюдение разных других языческих обычаев и обрядов (ст. 26). («Журн. Мин. Нар. Пр.» 1890 г., сент., стр. 275 и след.).

Указанием этого поучения на языческие верования и господство двоеверия восполняется картина религиозно-бытовой жизни древней Руси, рисуемая вообще поучениями против древне-русского язычества и народных суеверий. Но и само по себе поучение или послание владыки Луки-Иоанна, как древнейший литературный памятник, представляет высокий интерес, почему мы и издаем его вместе с другими памятниками этого рода.

Проф. А. П–в.