протоиерей Андрей Лоргус
Личность и семь ее потребностей. Любовь и зависимость

Лекция 1

Что делает человека человеком, а науку о человеке – наукой о человеке? Что такое личность и чем она отличается от индивида? Почему пирамиду Маслоу нужно перевернуть, а личностные потребности нельзя смешивать с физиологическими? Отчего случаются внутренние конфликты и как построить личностную стратегию? На эти вопросы отвечает ректор Института христианской психологии протоиерей Андрей Лоргус в лекции, организованной издательством «Никея» и прочитанной в стенах Русской христианской гуманитарной академии в Петербурге в марте 2016 года.

Христианская антропология

Я буду говорить о том личностном «механизме» человека, который имеет фундаментальное значение для формирования основных личностных стратегий, решений, мотиваций. То, что я хочу вам представить, основано, прежде всего, на психотерапевтической работе, на консультировании, а также на пастырском, духовном опыте, практике исповеди и духовного руководства. А также на опыте преподавания и изучения этой темы в рамках курса психологии личности в нашем институте. И студенты, и преподаватели внесли весомый вклад, помогли разработать данную модель, как учебную.

В методологии науки необходимо говорить об исповедовании какого-то подхода, о тех основаниях, на которых любая наука строится, и которые можно называть мировоззренческими или методологическими. Для различных направлений психологической науки такие основания могут быть философскими или естественнонаучными. Какое бы из направлений психологической науки и психотерапии мы ни взяли, мы найдем в их основании некую методологию. Если речь о психодинамической теории личности, то такой методологией будет представление об организме, то есть методология в рамках естественнонаучной парадигмы. В гуманистическом направлении мы найдем синтез организмической и гуманистической парадигмы, где человек представляет собой некий эпифеномен по отношению к организму. В рамках экзистенциального подхода философская и духовная перспектива.

Для христианской психологии основой является богословская антропология, которая вырабатывалась на протяжении многих столетий, и даже тысячелетий, в русле христианской мысли, аскетики, практики. Эта методология окончательно сформировалась не так давно, в XX веке, потому что многие антропологические основания, о которых мы говорим, существовали в виде некоторой криптометодологии, скрытой в трудах мыслителей далекого прошлого, начиная с эпохи эллинизма. Эти основания нуждались в расшифровке, в современной рецепции. Рецепция была совершена в русле русской богословской мысли XX века, и прежде всего в парижской школе, которая составляла в XX веке, пожалуй, самое заметное течение, вышедшее из недр русской богословской и философской мысли.

Вспомним имена Владимира Николаевича Лосского, архимандрита Киприана Керна, протоиерея Василия Зеньковского, Николая Александровича Бердяева, протоиерея Сергия Булгакова, Павла Николаевича Евдокимова, священника Павла Флоренского. Но и эта научная школа нуждалась в современной рецепции, в современных, соответствующих XXI веку, формулировках. И эти формулировки были даны в рамках московской школы антропологии (ПСТГУ, РПУ, МДА), греческой школы антропологии, связанной с именами митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа) и митрополита Диоклийского Каллиста (Уэра), американской школы богословия, сербской, румынской.

К счастью, мы с вами являемся современниками сербского богослова, психиатра и психолога Владеты Еротича, книги которого уже выходили на русском языке. Это человек преклонных лет, ему уже 90, но он с вниманием следит за тем, что происходит в России, он знает, что его книги переведены и здесь приняты. Еротич активен в общении, и для нас драгоценен его опыт, потому что он одновременно является и богословом, и врачом, и психиатром и психологом. Он преподаёт в Белградском университете и богословие и психологию.

Румынское богословие, именно в психологии, в антропологии, связано с именем протоиерея Думитру Станилоэ, который дает рецепты святоотеческой мысли в современной интерпретации. Почему эти интерпретации и современное прочтение нам так необходимо? Прежде всего, потому, что мы ставим иные задачи. Мы мыслим в русле научной мысли, а это означает, что любые ссылки на религиозную философию и на богословие мы должны вводить в научные рамки, чтобы говорить на общем языке со всеми специалистами, которым интересно работать в психологии личности.

Непотерянная дисциплина

Для меня психология – та дисциплина, в которой наиболее удобно, я бы даже сказал, наиболее уютно чувствует себя проблема личности, хотя личностью занимается не только психология. Колыбелью этой категории в западной христианской мысли является, конечно, философия. То современное представление о личности, которое мы сегодня разрабатываем, пришло из философии Фомы Аквинского и Декарта. Учение о персоне, персонализм – это философское течение. Лишь только в самом конце XIX века психология принимает эту категорию и начинает разрабатывать проблему личности как собственно психологическую. До этого она была философской. Но это и богословская категория, как минимум, начиная с IV века. Но сегодня, конечно же, психология достаточно твердо обосновала свое первенство в исследовании личности, и я думаю, что наиболее адекватное раскрытие эти проблемы находят в пространстве психологических наук.

Психология личности является не просто специализацией в современном наборе психологических наук, она составляет сердцевину любого психологического направления: гуманистического, психоаналитического или экзистенциального. Я бы сказал даже так, что психологическая теория, а их, как вы знаете, много, не может считать себя состоявшейся в современном мире, если она не формулирует в том или ином виде, на той или иной высоте свое видение проблемы личности. Без личности, без этого центрального элемента, психология – потерянная дисциплина. Она может говорить о разных функциях, о разных сторонах человека, но если она не говорит о личности, то она не отвечает на самый важный вопрос – кто же такой человек? Ведь о человеке у нас много наук: медицина, социология, философия. Но нам нужно как психологам выделить основную черту, без которой бы мы сказали: «Это не человек». Этой чертой является личностность.

Подлинный человек

Если мы будем рассматривать человека как организм, то со всей очевидностью увидим: как организм человек подобен другим высшим животным. Если как информационную систему, то не сможем по существу отличить его от компьютера или какого-то автомата, который управляет сложным объектом, например, железной дорогой. Если мы будем говорить о человеке как о социальном явлении, то увидим, что он – элемент, встроенный в супербольшую социальную систему, который несет в себе те или иные свойственные этой системе черты. Мы можем рассматривать человека как машину, как социальный атом, по выражению Якоба Морено, как пространство, как фигуру и как фон в терминах гештальт-теории. Но если мы не удерживаем, хотя бы бессознательно, что человек – это личность, а это означает, что собственно человеческий образ бытия – это личностность человека, то мы теряем подлинного человека. Тогда в наших экспериментах, объяснении, преподавании мы будем говорить о ком-то, кто человеком уже не является.

Значит, одна из задач психологии – всегда помнить, удерживать в методологии, что только личностный подход поможет в любых экспериментальных, теоретических, учебных или практических задачах. Говорим ли мы о летчике сверхзвукового самолета, или об операторе, который сидит перед монитором и управляет какими-то сложными процессами, или о ребенке, выводящем рукой свои первые буквы и решающем для себя фундаментальную задачу тонких движений руки, или о взаимоотношениях матери и ребенка – всякий раз, если мы хотя бы не забываем о том, что перед нами личность, – а личность – это всегда конкретный человек, никогда не общий, никогда не средний, никогда абстрактный, – тогда мы психологи.

Что такое личность?

В нашем христианском институте мы опираемся на то определение личности, которое дал богослов, антрополог, доцент Свято-Тихоновского богословского института Сергей Анатольевич Чурсанов в своей книге «Лицом к лицу», выдержавшей уже два издания: «Личность есть несводимая к природе, свободная, открытая, творческая, уникальная, целостная в смысле как неделимости, так и нерушимой идентичности, непознаваемая аналитическими объективирующими методами онтологическая основа человека, определяющая образ бытия его индивидуализированной природы».

Что такое индивидуализированная природа? Индивид – это природная категория, соединяющая в себе семейно-родовые, социально-культурные и природно-организмические особенности человека. Индивид – это всегда конкретный человек, но это не личность, потому что личность (в этом определении дается ее точная граница) – это несводимость к природе, а если индивид – это природа, то личность не индивид, не индивидуальность. Индивидуализированная природа – индивид, ещё не личность, а только неповторимость и обособленность. Индивид не может рассматриваться ни как суверен своего бытия и ни как преодолевающий свою обособленность в акте общения с другим.

Что это означает на практике? Это означает, что понимание человека как личности не может быть сведено, например, к мышлению, к сознанию, как это, например, принято у Декарта или в позитивизме. Не сознающий себя человек – это тоже личность! Тогда для нас открывается возможность признать личностью и младенца в утробе матери, и больного, находящегося в коме, и человека, который потерял сознание, и того, кто вообще не способен к рефлексии, то есть к высшим формам сознания, которые необходимы для определенной личностной работы. Все они личности!

Итак, личность – это несводимость к природе: ни к мышлению, ни к эмоциям, ни к сознанию, ни к социальным ролям, ни к семейно-родовым ролям. Личность – это всегда нечто большее, чем то, что мы изучаем объективирующими методами в психологии: сознание, память, внимание, мышление и так далее. Она, конечно же, и не предмет дифференциальной психологии, потому что даже если мы в дифференциальной психологии находим некоторые характеристики индивидуальности, индивидуализированной природы, персонально-личностной природы – это еще не личность.

Что же тогда личность? А это то, что должно сохранять в себе свободу, открытость, творчество, уникальность, целостность – как неделимость, так и идентичность. Таким образом, эти характеристики мы должны удержать, не растеряв ни одной из них, чтобы наше представление о человеке удовлетворяло этому богословскому определению. Задача психолога – не выводить личность из организма, из его истории, семьи, из его мышления, сознания, рефлексии. Но нельзя и вводить личность, как объяснительный принцип, через указанные высшие психические, психосоциальные или психофизические функции, как это принято, например, в психодинамических теориях личности. Задача наша удержаться в этом узком пространстве.

Наконец, личность – это, согласно определению С.А. Чурсанова, онтологическая основа. Значит, мы имеем дело с таким важнейшим качеством человека, которое называется «бытие человека». Нам открывается первое фундаментальное, базовое личностное стремление или задача человека – задача быть. Личностность и есть реализация бытия, а точнее самобытие.

Немного о терминах

Для христианского мира важны два термина, которые пришли из глубин христианского богословия, а именно, persona – латинский термин, которым пользуется вся западная философия, богословие и психология, и термин ипостась, который бытовал в грекоязычном мире, и культурах, причастных к византийскому наследию, в том числе и славянской культуре. Дело в том, что в славянском языке, когда возникла потребность переводить основные базовые категории богословия, а потом на русский язык, были избраны другие термины, нежели личность, которыми мы пользуемся сегодня. Термин личность возник в конце XVIII века, а в нашем современном понимании появился только в 40‑е годы XIX века в письмах Белинского и Герцена, а потом в сочинениях славянофилов. Однако вначале, в XI веке, греческий термин ὑπόστασις переводился на славянский язык – как «собство» или «собьство» с «ь» (корень «соб» нам очень хорошо известен, у нас с этим корнем масса слов в современном языке: особенность, собственник и так далее). Одновременно с ним использовался и второй термин, тоже древний для славянских языков – термин «лицо», который мы с вами сегодня хорошо знаем и используем. История термина «собство» завершилась в середине XIX века: в «Словаре церковно-славянского и русского языка» 1847 года Императорской Академии Наук, «собства» уже нет, но есть «особа», «персона» или «личность». Сегодня мы пользуемся термином «личность».

Я для чего сделал это отступление? Чтобы показать: каждый оттенок, который несет в себе терминологическая особенность, насыщает понятие личности новыми смыслами. Очень важно понимать всё это богатство, потому что с течением времени человек, отношение к человеку и представление о нем менялись. То, как мы сегодня понимаем человека, личность, и то, как его понимали в начале XIX века – не одно и то же. Например, термин «особа» не мог быть применен к крепостному человеку, а только к человеку знатному, к человеку, который занимает определенное место в табеле о рангах.

Антропологическое определение не может быть использовано в психологии личности, если оно не сможет быть изложено языком психологических понятий. Таким языком мы предлагаем использовать понятия базовых личностных потребностей (стремлений). Базовая потребность личности указывает на фундаментальное условие бытия личностью. Это значит, что не удовлетворяя свои базовым потребностям личности человек приходит в конфликт с самим собой, не может осуществлять себя как человек, страдает, отказывается от бытия, привносит в отношениях с другими проблемы и страдания. При неудовлетворении базовых потребностей в личности формируются расстройства, неврозы и, возможно, более сложные психопатологические процессы.

Использование понятий базовые потребности личности мы можем описывать многие конфликты, основные мотивации, фундаментальные выборы, осуществляемые человеком, формирование стратегий, чувства и эмоциональные реакции.

Мы можем задать некоторые параметры необходимых в психологии личности категорий. С этой точки зрения, представления о личности должно включать, в первую очередь, отношение к своему бытию. Именно личность выстраивает отношение «Я» с бытием.

Во-вторых, это отношение к жизни и ощущение жизни, т.е. «хочу ли я жить или это моё проклятие». В третьих, это отношение со своим потенциалом, с талантами, с призванием, отношение к тому, что могу совершить в себе, в мире, вместе с другими. В четвертых, это отношение с другими людьми; в пятых, это мера свободы и самостоятельности, ответственности и привязанности. В шестых – условие, без которого трудно и принять свой путь и самого себя – чувство безопасности. И, наконец, седьмое – отношение с высшим – с миром, который выше меня, со смыслом, со священным, как бы его не понимал человек; с Богом.

Таким образом, антропологическое перелагается в психологическое, поскольку мы выстроили рамки необходимых смысловых линий: бытие «Я», бытие в мире, бытие с другим.

Психология в классическом понимании и психология личности – дисциплины о человеке, но первая о его функционировании, вторая о бытии.

Только удерживая этот уровень понимания, как представляется, мы можем объяснить как живет человек.

Задача быть

Среди исследователей, которые работают с понятием личности, хотелось бы выделить Альфрида Лэнгле, современного австрийского психолога, который принадлежит к экзистенциальному направлению в психотерапии, логотерапии. Он является ближайшим соратником и учеником Виктора Франкла, но достаточно оригинален и сегодня работает самостоятельно, его книги переведены на русский язык. Ключевым для него является понятие личности, которую он называет по-немецки person.

А. Лэнгле говорит о четырех фундаментальных базовых мотивациях. Первая базовая мотивация: могу ли я быть в этом мире? Что это означает? Это вопрос к бытию: могу ли я быть? Вопрос о том быть или не быть, вот в такой формулировке «Гамлета», был поставлен очень давно, но почему человек, который с точки зрения здравого смысла, конечно же, существует, ставит такой вопрос перед собой? Почему мы, психологи, говорим, что человеку необходимо решить задачу бытия (нужно пояснить, что это задача взрослого человека, личностные задачи у ребенка решаются иначе)? Почему перед человеком стоит задача – быть? Да потому, что очень часто на практике человек отказывается быть или сомневается в том, быть ему или нет, или не уверен в своем существовании.

У другого экзистенциального психолога, Ролло Мэя, есть очень хорошее замечание: «Я часто наблюдал у своих клиентов смятение и отчаяние на пороге бытия, когда они сомневались в том, существуют ли они на самом деле, или, имею ли я право быть в этом мире, или ждет ли этот мир меня, я в нем желанный, или я в нем случайный». Например, он рассказывает о работе с женщиной, которую мать не хотела рожать, но почему-то аборт не сделала, и в результате родила девочку, полностью лишенную ее любви, и выросшую потом в тяжелых условиях. В результате она оказалась поражена очень тяжелыми личностными нарушениями. Во время терапии она говорила: «Я в этом мире лишняя, меня здесь не ждали, я никому не нужна, мое бытие неочевидно». И Ролло Мэй пишет о том, что одна из главных задач в этой экзистенциальной психотерапии – помочь человеку найти ответ на вопрос: «Есть ли я в этом мире?». Это сугубо практическая задача, потому что, если человек не убежден в своем существовании, то он не имеет смысла жизни, смысла страданий, смысла достижений, и не очень понимает, в каких он отношениях с этим миром и с другим человеком. Николай Александрович Бердяев писал, что человек есть существо, уязвленное смыслом, без смысла он существовать не желает. В такой ситуации невозможно и говорить о развитии человека, потому что если я в этом мире не нужен, то тогда зачем развиваться?

Итак, первая задача, первая базовая задача, которую призвана решать личность – это утверждение своего бытия, самоутверждение. Задача быть убежденным в своем бытии, быть убежденным и прожить экзистенциальную точку, которая выражается человеком словами: «Я есть». Для многих людей это неочевидно, и это духовная, и отчасти психотерапевтическая задача – помочь человеку найти эту точку своего личного бытия.

Ценность бытия

Вторая фундаментальная мотивация по Альфриду Лэнгле – нравится ли мне жить? То есть, как я отношусь к своему бытию: оно для меня предмет проклятия, страдания, или предмет радости и творчества? Это то, что мы называем сегодня самоценностью. Этот термин в психологический контекст впервые ввела Вирджиния Сатир, а в отечественной психологии он разрабатывался в московской школе Виктором Столиным и Сергеем Пантелеевым, а также Нодаром Сарджвеладзе. Самоценность – это ощущение безусловной ценности собственного бытия. Если первая задача личности утвердиться в своем бытии, то вторая – обрести ощущение его ценности. Почему мы настаиваем на понятии ощущения, а не осознания? Потому что ощущение – это то, чем мы владеем в сознательном и в бессознательном состоянии. Это то, что помогает нам реагировать и принимать решения в кратчайшие сроки, в ситуациях стрессовых, особенно значимых для человека, в тех, которые требуют не рефлексии и сложной работы, а готовых ответов, готовых реакций, то есть в ситуациях, которые основаны на наших навыках, привычных выборах, сформировавшихся в течение нашей жизни. То есть ощущение – это то базовое достояние нашей личности, без которого она не может существовать.

(Две других базовых мотивации по Лэнгле – имею ли я право быть таким? и что я должен делать? – Прим. ред.).

Быть любимым и быть свободным

Следующая фундаментальная ценность, о которой нам необходимо говорить – это сопричастность. Часто её называют принадлежностью или потребностью быть принятым, а удаляясь от научного языка, можно говорить о потребности любить и быть любимым. Сопричастность – это принадлежность к семье, к любимым, близким, принадлежность к социуму, к нации, к своей референтной группе, в общем, потребность быть с другим, устанавливать с ним близкие, доверительные, глубокие отношения, описывая которые Джон Боулби сформулировал свою теорию привязанности.

Сопричастность, и диалектически взаимодействующие с ней самостоятельность, независимость, свобода – это то, без чего личность не может развиваться, совершать свой выбор, определять приоритеты своего развития, не может действовать. Но если мы принимаем это как базовую потребность, то равным образом должны принять и личностную ответственность. Если мы не признаем в человеке некоторой степени ответственности, то не признаем и свободы, потому что ответственность наступает только тогда, когда у человека есть выбор, хотя бы один из двух возможных. В результате этого выбора он принимает то или иное решение, и совершает действия, за которые несет ответственность. Другими словами, я несу ответственность только за то, что я выбрал самостоятельно, свободно, на основе принятых мной ценностей.

Жить как считаешь нужным

Следующая базовая потребность – самореализация, о которой писали и Абрахам Маслоу, и Карл Роджерс, и многие другие, и которую еще называют самоактуализацией или творчеством. Самореализация – это реализация не только своего творческих потенций, своих замыслов, идей, это реализация своей целостности, своей индивидуальности, конкретности. Это реализация себя как личности – той самой – неделимой и идентичной. То есть каждый конкретный человек стремится реализовать себя в жизни так, как только он считает нужным и важным, и как только он умеет и насколько это ему, именно ему, соответствует. И тогда его решения, его образ жизни становится его конкретным, личным, ответственным, индивидуализированным образом жизни, за который он несет полную ответственность, как перед собой, так и перед Богом, и другими людьми.

Перевернутая пирамида

Еще одна фундаментальная потребность или стремление – это стремление к безопасности. В известной пирамиде Маслоу потребность в безопасности располагается сразу же после физиологических потребностей, то есть это потребность, которая является обязательной и фундаментальной по отношению ко всем остальным, более высоким. Чем характерна модель Маслоу и вообще модель пирамиды? Прежде всего, своей иерархичностью, а закон иерархии говорит о том, что ни один вышележащий слой не может существовать без нижележащего. То есть, согласно этой модели, без удовлетворения потребности в безопасности, без стабильности, личность не может реализовать, например, принадлежность, самоуважение или самоактуализацию. Не кажется ли вам, что жизнь опровергает эту зависимость, опровергает эту иерархичность, и человек может реализовать себя в нарушении потребности безопасности и в нарушении даже физиологических потребностей? Значит, эту пирамиду надо перевернуть с ног на голову, и тогда потребность в самоактуализации окажется в некоторых ситуациях, в некоторых решениях личности главенствующей по отношению ко всем остальным потребностям. Таким образом, модель пирамиды, которую использовал Маслоу, имеет противоречивый характер, она ущербна. Кроме того, она смешивает собственно личностные потребности, такие как потребность в самоактуализации и в принадлежности, с физиологическими. На наш взгляд, в одной системе координат, в одном ряду они находиться не должны. Иначе мы теряем специфику психологического объяснения личности.

Когда мы говорим о безопасности, то имеем в виду, прежде всего, целостность личности, ее достоинство и свободу. Потребность в безопасности – это стремление личности очертить свои границы, отстоять, защитить свое достоинство, сохранить целостность, для того, чтобы самореализоваться. Как только границы личности нарушены, возникает угроза ее бытия или идентичности. Кстати говоря, это один из проблемных пунктов в межнациональных, межрелигиозных отношениях. Многие проблемы экстремизма, агрессии, преступности коренятся в поведении личности, когда возникает угроза ее национальной, религиозной или даже семейно-родовой идентичности. Именно эта угроза, а не материальные, не экономические причины, приводит человека к агрессии и непредсказуемым, немотивированным, фанатическим типам поведения.

Не только религия

Последнее базовое стремление личности – духовность, или стремление к трансцендентному. Это не только религиозная потребность, но и потребность в смысле, в принадлежности чему-то высшему, истине, ценностям, какому-то мировоззрению, пониманию чего-то высшего. Человек без духовного обоснования своей жизни жить не может, и даже если у него нет никаких социально сформированных духовных потребностей, то он их сочиняет, выдумывает, а иногда и имитирует. Этим объясняется огромная популярность сегодня магизма и оккультизма, когда духовные основы размыты, и люди оказались в вакууме, в поиске какой бы то ни было духовной идентичности, и удовлетворяют эту потребность самыми маргинальными и непредсказуемыми способами. Посмотрите сегодня на любую газету объявлений, сколько там предложений ведических, оккультных и всяких прочих услуг: «ведьма в седьмом поколении» или «колдун в одиннадцатом поколении». Откуда такая жажда? Почему в наш просвещенный век люди с двумя высшими образованиями отправляются к бабкам заговорить своего мужа, чтобы он не смотрел на какую-то там секретаршу? Почему женщины-врачи с кандидатским дипломом соглашаются использовать магические средства в быту, чтобы приворотить собственного мужа? Чтобы удовлетворить базовую личностную потребность.

Внутренние конфликты

Итак, семь базовых потребностей (стремлений) – быть, самоценность, самостоятельность, самореализация, сопричастность, безопасность и духовность. В рамках этой системы, во-первых, собраны только личностно-психологические потребности и отсутствуют физиологические или организмические. Во-вторых, в ней каждая отдельная потребность не зависит от другой.

На основе этой модели мы со студентами, входящими в научную группу, обсуждаем различные конфликтные ситуации. Что такое конфликтная ситуация? Это когда та или иная потребность приходит в конфликт с другой, т.е. разнонаправленные потребности. Если человек выбирает удовлетворение потребности в безопасности, он может пренебречь удовлетворением потребности в самореализации. Например, у него открывается возможность реализовать некий свой замысел, свою идею, но ему страшно, что он может ошибиться, что у него не получится, что в случае самореализации он подвергает себя риску осмеяния, критики и, в результате этого, унижения. Возникает угроза личностной идентичности и целостности, и тогда он принимает решение удовлетворить потребность в личностной безопасности и пренебречь потребностью в самореализации. Знакомая ситуация: человек отказывается от должности, которую ему назначают (более высокую), а он говорит: «Нет, не надо, я боюсь, это не по мне». Или скрывает свои идеи и мысли, потому что боится, что его будут критиковать и осмеют товарищи или коллеги. Но бывает и так, что потребность в самореализации настолько велика и сильна у человека, что он пренебрегает рисками – риском быть осмеянным, риском неудачи, риском нарушить какие-то вещи.

Можно представить себе ситуацию, когда потребность в безопасности приходит в конфликт с потребностью сопричастности. Например, сопричастность – это стремление быть со своей семьей, а потребность безопасности – это соблюдение границ своей личности, в том числе и своего достоинства. Но если семья постоянно и регулярно унижает человека? Потребность в сопричастности тянет человека в семью, потребность безопасности тянет его в другую сторону. Человеку хочется быть любимым и принятым своей семьей, но ему важно защитить свое достоинство, и он из своей семьи убегает. Одна женщина пишет своей маме: «Мама, любимая, я так скучаю, я бы приезжала к тебе каждую неделю, но я боюсь твоего тона, с которым ты со мной разговариваешь, поэтому я не приеду».

Конфликт сопричастности и самореализации: старший ребенок в семье хочет учиться, обладает определенными способностями и талантами, но ему надо уехать из родного дома в другой город, чтобы получить высшее образование, а родители говорят: «Но ты же нам такая помощница, останься, нам нужна твоя помощь с младшими детьми, по хозяйству, ну как же так!» И ребенок ради любви к семье и родителями пренебрегает своим развитием, своим образованием, своей карьерой. Он остается в семье и продолжает реализовывать стремление к сопричастности, которое в данном случае сильнее, чем потребность в самореализации.

Все эти потребности могут быть в конфликте, кроме потребности в бытии, как некой ядерной, фундаментальной потребности, которая может только или удовлетворяться или не удовлетворяться, и тогда место этой центральной ядерной потребности может оказаться пустым, субъективно пустым. Оно будет ощущаться человеком, как глубокий внутренний вакуум, человек будет говорить, что у него «внутри все темно», или «все холодно», или «сколько я ни загляну в себя, я там ничего не вижу, ничего не чувствую». Это то, что еще со времен Карен Хорни и Анны Фрейд называется «расщеплением».

Стратегии, которые мы выбираем

Предлагаемая модель базовых потребностей личности позволяет рассматривать ключевые выборы, поступки и основные стратегии. Понятие личностной стратегии претерпело несколько изменений. Основоположником этого понятия является Сергей Рубинштейн, который очень внимательно, в течение нескольких десятилетий изучал творческих личностей. Но для него понятие стратегии личности означало жизненную стратегию, как путь, как раскрытие определенных творческих достижений. Такой подход сохранялся на протяжении более чем 50 лет, пока в исследованиях московского психолога Альбухановой-Славской не было сформулировано несколько иное представление. Она считала, что личностная стратегия – это способ, которым личность организует свою жизнь. Что такое способ самоорганизации? Это определенный набор качественных и количественных основных потребностей, которые личность выбирает для себя как приоритетные.

Например, личностная стратегия невротика предполагает, что максимальное значение для него имеют сопричастность и безопасность. Почему сопричастность? Потому что у невротика одна из главных проблем – это разрыв, расщепление с ощущением самобытия. Невротик – человек не убежденный в собственном бытии, поэтому для него компенсация собственного комплекса – это сопричастность. Попытка за счет других восстановить самоощущение, самоценность не будет иметь для него большого значения. Для невротика самоценность – это то, чего он не знает, с чем он не знаком^*. Субъективно он переживает это как отсутствие ценности собственной жизни. Потребность безопасности в невротических расстройствах – становится приоритетной, потому что основной задачей является защита личностной целостности и идентичности. Это «головная боль» невротика. Больше всего он переживает обиды, критику и отвержение. Чтобы их избежать, он жертвует свободой, ведь максимальное удовлетворение потребности в сопричастности ущемляет свободу.

Противоположная ситуация с психотиком. У него потребность в безопасности выражена несильно, либо парадоксально невыражена. Не потому что он не чувствует угроз, а потому что утрачена чувствительность и безопасность уже недостижима.. Психотик, не то чтобы ничего не боится, он не чувствует угрозы. У психотика нет тормозов, у него очень высокий порог чувствительности. Для него, пожалуй, самая главная потребность – в самовыражении и самореализации. Психотики – это величайшие ученые, артисты. Потому что этот тип предполагает самовыражение без всяких границ, вплоть до переселения в другую идентичность, вплоть до полного забвения себя (у него нет ценности себя, поэтому почти нечем и жертвовать). С точки зрения слабовыраженной самоценности невротик и психотик очень похожи, но с точки зрения безопасности и сопричастности прямо противоположны.

Я привел вам только два примера понимания расстройств личности, с точки зрения базовых потребностей личности, но они показывают, что самое главное в этих моделях – личностная стратегия – характерный паттерн, набор базовых потребностей, которые выбраны личностью как приоритетные. На этой основе мы можем построить дефицитарную модель личности и увидеть в ней характерные для человека стремления, ради которых и выстраивается стратегия. Например, для невротика это может быть модель сверхдостижения или самореализации с компенсацией, включающая соответствующий набор копинговых рекаций (способов справиться со стрессовой ситуацией – Прим. ред.)

Не надо думать, что такое понятие личностной стратегии раз и навсегда привязано к человеку как диагноз. Личностные стратегии могут быть ригидными, а могут поддаваться кризисным изменениям. Личностные стратегии могут меняться ситуативно или в результате смены ценностей, например, обращения к вере, или в результате кризисных ситуаций. Во время кризиса среднего возраста, как правило, жизненная стратегия меняется, и меняется коренным образом. Кризис среднего возраста целиком меняет набор приоритетных базовых стремлений личности.

Таким образом, модель базовых потребностей позволяет нам увидеть специфические личностные паттерны, личностные формы, которые помогают нам понять, почему человек принимает те или иные решения, или отказывается принимать решения, почему развивается, или отказывается от развития, почему принимает жизнь и живет с радостью и любовью, или отказывается жить и остается в отчаянии и депрессии, почему лежит на диване, или встает и начинает искать для себя новый образ бытия. Эти модели позволяют объяснить, показать и немножко даже предсказать. Но главное, все-таки, не теоретическая работа, а результат психотерапевтических поисков, предпринятых ради одного конкретного клиента. В каждом случае мы даем возможность человеку раскрыть свой потенциал, увидеть свои ресурсы и принять решение о своих приоритетных задачах и тех задачах, которые он может отложить на другое время.

Лекция 2

Любовь и зависимость

Вопрос о любви и зависимости выглядит как бы соседствующим: есть любовь, есть влюбленность, есть зависимость. Но христианская психология не считает, что эти понятия должны быть рассмотрены в одной плоскости. Влюбленность и любовь – да, а вот зависимость – это совершенно из другой области. Может ли быть в зависимости любовь? Возможно, да, но ей там трудно выжить. В созависимых отношениях любовь либо погибает, либо созависимость окружает её таким плотным кольцом своих иллюзий, что человек теряет связь со своей любовью и страдает, ведь зависимость ведёт к страданию. Об отличии любви от зависимости шла речь в лекции, организованной издательством «Никея» и прочитанной протоиереем Андреем Лоргусом, автором книги «Влюбленность, любовь, зависимость», в марте 2016 года в Русской христианской гуманитарной академии (С.-Петербург).

Чувство и деятельность

Вопрос о любви и зависимости выглядит как бы рядоположенным: есть любовь, есть влюбленность, есть зависимость. Но я не считаю, что эти понятия могут быть рассмотрены в одной плоскости. Влюбленность и любовь – да, а вот зависимость – это совершенно из другой области, и мое личное мнение, что из зависимости не вырастает любовь, нельзя превратить зависимые отношения в отношения любви. Может ли быть в зависимости любовь? Думаю, да, но ей там трудно выжить. В созависимых отношениях любовь либо погибает, либо созависимость окружает её таким плотным одеялом, кольцом своих иллюзий, что человек теряет связь со своей любовью и страдает, ведь зависимость ведёт к страданию.

В чём главное, на мой взгляд, отличие любви от зависимости. Прежде всего, зависимость – это всегда отношения, в которых все участники манипулируют друг другом. Вместо отношений любовных отношения манипуляции. Что такое любовные отношения? Это деятельная любовь. А деятельная любовь – это познание, внимание, забота, уважение и ответственность. Это не полный список, но мне представляется, что это существенные черты, которые отличают любовь деятельную от простого чувства любви. Конечно, любовь – это чувство, и в первую очередь – это сила, связывающая двух людей мужчину и женщину. Сила, которая переживается нами, как что-то небывалое, ведь нет ничего подобного любви, не с чем ее сравнить. Любовь – это жизнь, любовь – это свет, энергия, свобода и много еще чего. О любви можно говорить бесконечно, по сути дела, все книги и всё искусство про нее. Но как психологи мы должны понимать, что в самой любви, если она становится предметом наших отношений, должны быть упомянутые мной свойства, а не только чувство.

Пять свойств любви

Что такое познание? Это знание себя, это то, что я должен знать о себе, для того чтобы быть успешным в отношениях. Я должен знать не только свои индивидуальные особенности, но и себя, как носителя этих мощных чувств, энергии и силы, которая называется любовью. Я должен знать, каковы мои эмоциональные реакции, каковы страхи, предпочтения, ценности. Я должен понять, с чем я могу свыкнуться и стерпеться в отношениях, а с чем не смогу жить, даже если очень люблю. Ведь есть такие преграды, которые я не смогу преодолеть.

Но когда я выстраиваю отношения с другим, я и про него должен все это знать. Но познание партнера разворачивается во времени. Оно не может быть сжато, нельзя провести с партнером интенсив. Ведь для того, чтобы достаточно познать партнера, мне нужно оказаться с ним в тех специфических ситуациях, которые не регулярны в нашей жизни. Например, я должен увидеть партнера в кругу его семьи, увидеть, как он общается со своими родителями, познакомиться с его друзьями. Я должен узнать, как он отдыхает, что читает и смотрит, как проводит время, как общается со случайными попутчиками в поезде. Я должен познать своего партнера в разные времена года, и в отпуске, и в будни, и в походе, и на даче. Надо вообще понять: он летом каждую субботу и воскресенье маму на дачу возит или нет? Если эта девушка мне нравится, необходимо узнать, умеет ли она мариновать огурцы, – на всякий случай, на будущее пригодится. Я, конечно, шучу, но знание друг друга – это процесс, который не прекращается никогда, даже в браке. Зачем нам это знание? Затем, что любовь – это всегда отношения с открытыми глазами, лицом к лицу, это не игра в прятки. Я знаю её и открываю себя для нее, чтобы она могла знать меня. Мы меняемся, и познание – это еще и познание перемен, которые происходят со мной и моим партнером.

Внимание – это не какой-то способ познать человека и вывести его на чистую воду, чтобы быстренько узнать про него всю подноготную. Даже если я здесь и сейчас, как бы под микроскопом, могу увидеть то, что таится в глубине души моего партнера, это не избавляет меня от необходимости познания во времени. Потому что то, что я могу узнать здесь и сейчас, характерно только для «здесь и сейчас», а мне жить с партнером долго, и мне нужно быть внимательным к нему всегда. Внимание – это не просто некое усилие, некая концентрация, это встреча лицом к лицу, помноженная на постоянство. Если двое приходят в кафе и достают гаджеты, углубляются в них, они проводят время вместе? Нет. И вот это как раз время, которое стоит в знаменателе, уменьшает количество внимания, отданного друг другу.

Заботу партнерскую следует отличать от родительской. В ней есть забота о себе и забота о том, кого я люблю. Это забота, в которой я способен знать и понимать то, о чем меня просит партнер, а о чем не просит. Такая забота не означает решения всех проблем партнера: отныне, дорогая, я всё беру на себя, ты можешь больше ни о чем не беспокоиться в жизни, я теперь буду, как твоя любимая мама. Помните, как Карлсон спрашивал: будешь ли ты мне родной матерью? Вот не об этом идет речь: в партнерских отношениях мамочка не нужна, нужен человек, который может позаботиться о себе, обо мне, о наших отношениях, не отнимая у меня ответственности. В такой заботе есть уважение свободы и воли другого человека.

Уважение многослойно, но в основе его лежит уважение к личности человека, как образу и подобию Божию. Во-первых, это безусловное уважение, а не уважение за что-то, это уважение вопреки всему, одинаковое ко всякому человеку, будь он алкоголик или инвалид, молодой или старый. Во-вторых, это уважение, которое основано на моем знании или на моем чувстве к этому человека. Без него построить свободные партнерские отношения невозможно, потому что если уважения нет, то передо мной уже не личность, а объект, а объектом я могу манипулировать, делать с ним, что хочу. Трагедия Пигмалиона заключается в том, что он сделал женщину такой, какой ему было нужно. Для него Галатея была вещью, объектом, в который он влюбился, но не личностью. Уважение – некая внутренняя духовная гарантия такого отношения к человеку, где другой – личность, лицо, но не объект.

Любящий несет ответственность за себя в этих отношениях, и ответственность за сами отношения, за выборы и поступки, направленные на другого человека, за своим мысли, чувства, желания и потребности. Но моя ответственность не предполагает ответственности за мысли, поступки и потребности другого человека, моего партнера, – за них он отвечает сам.

Я без тебя жить не могу

Чего из этого нет в созависимых отношениях? Нет главного – уважения, потому что в созависимости другой является для меня объектом компенсации моих собственных проблем, средством их решения. В созависимых отношениях другой – это тот, кто может восполнить мои дефициты, мой комплекс неполноценности, мою несостоятельность, заполнить мою пустоту, насытить меня эмоциями радости, счастья, удовлетворения. Партнер – это тот, кто должен сделать меня счастливым. Я сам не могу, а другой может, и мои ожидания, мои невротические ожидания от партнера – это исполнение моих желаний и моих мечтаний.

Это не что иное, как детский запрос на удовольствие. Что означает вопрос Карлсона? Он означает Ты будешь меня кормить вареньем и печеньем? Будешь ли ты меня ублажать, носить на руках, сделаешь ли ты меня счастливой? Ты должен сделать то, что мне нужно, но для того, чтобы ты точно сделал это, я буду тебя принуждать. А принуждать тебя я буду исполнением твоих желаний. Не хочешь? Я знаю, что хочешь.

В таких отношениях нарушается адекватная ответственность. Неадекватная ответственность – это когда я беру на себя чувства, желания, потребности, мысли другого человека. Ты сейчас должен чувствовать удовлетворение, тебе это должно нравиться, не правда ли, мой дорогой? Ты же правда хочешь есть? Ты же действительно хочешь отдохнуть? Или: нам нужно подкрепиться; нам сейчас нужно остановиться; нам нужно экономить деньги. Но и перекладывание ответственности на другого – это тоже манипуляция: это из-за тебя я расстроилась; это вы меня обидели; я в плохом настроении, потому что ты…; мне грустно, потому что ты…; разве ты не видишь, что я хочу есть; разве ты не чувствуешь, что я хочу спать. В этих фразах выражена возможность манипуляции другим человеком, потому что в них есть жесткая связь с тем, что я хочу от тебя получить, или тем, что ты должен дать мне.

Но человек, который хочет привязать к себе партнера и манипулировать им, может сам обеспечивать ему всё то, чего он хочет. То есть созависимые отношения могут быть как эгоистическими, так и псевдоальтруистическими. Это так называемый невротический альтруизм: я разобьюсь в лепешку, сделаю для тебя всё, но только, чтобы ты никогда от меня не оторвался. Прослеживается стремление привязать к себе другого человека так крепко, чтобы он был глубоко убежден, что без меня прожить он больше не сможет.

Суть созависимых отношений заключается в той фразе, которую, наверное, все слышали: я без тебя умру; без тебя я жить не могу; мы друг без друга не проживем. В чем смысл? В том, что моя жизнь без партнера состояться не может, или она для моего партнера будет чревата чрезвычайной болью, несчастьем, катастрофой. Прислушайтесь, на что похожа фраза «я без тебя жить не могу». Это фраза взрослого человека? Это фраза ребенка, и действительно, в созависимых отношениях оба партнера являются инфантильными. Потому что они субъективно, иллюзорно убеждены в том, что они для взрослой жизни не состоятельны, и поэтому им нужен кто-то, кто будет восполнять их несостоятельность, дефицит тех или иных качеств. В созависимые отношения вступает пара несовершенных, несостоявшихся людей, которые только в паре и обретают иллюзию устойчивости. Почему «созависимые»? Потому что они зависимы друг от друга, а не так, что один зависим, а другой нет. Созависимость распространяется на всю семью, потому что такими же качествами будут обладать и те личности, которые в этой семье живут: то есть дети и родители.

Баланс вины и обиды

В отличие от любви в созависимых отношениях есть манипуляция другим. Например, кто первый обиделся, тот и получает превосходство над партнером, потому что он вынудил другого испытывать чувство вины. А чувство вины заставляет того другого делать то, что я хочу, чтобы он меня утешил, чтобы я его простил. Такие отношения – это баланс вины и обиды. Это жестокая манипуляция, в которой невозможно любить, потому что любовь дарит и дарит без потребности. Любовь способна отдавать и этому радоваться, поэтому в ней нет желания получить обратно, в зависимости нет такой свободы. Я тебе делаю всё, что ты любишь, дорогой, вот тебе и чашка кофе, вот тебе теплый халат, вот тебе чистая рубашка, но пожалуйста, будь моим навсегда и крепко, подчиняйся всем моим капризам, я же всё для тебя делаю… и за этим следует список ожиданий, правда не всегда озвученный, иногда тайный, но в этом и заключается суть манипуляции. Попытка угодить другому и попытка получить от другого с помощью манипуляции сменяют друг друга.

В зависимых отношениях нет доверия к другому: я должен тебя вынудить поступать так, я не могу ждать твоего свободного решения, и я не верю, что оно когда-то наступит. Поэтому я должен манипулировать тобой, чтобы точно пробудить в тебе это желание, заставить и добиться его. В созависимых отношениях постоянно живет страх потерять партнера, там нет веры. Только любовь дает веру и силу, а зависимость дает страх и слабость. Вот почему любовь и зависимость – антагонисты, они могут жить друг с другом, но это мучительная жизнь: да, я люблю тебя, но наши отношения становятся невозможными. Нам вместе плохо и порознь невозможно. Мы любим друг друга, но так жить нельзя. Действительно, созависимые отношения истощают потенциал любви, они мучительны для обоих и бесперспективны, потому что в них, с одной стороны, есть манипуляция, а с другой стороны, постоянные деструктивные эмоциональные реакции: обида, зависть, чувство вины, стыда, неудовлетворенность, страх. Поэтому эти отношения истощают личности супругов.

Но надо отдать должное созависимым отношениям: они могут длиться всю жизнь. Как ни странно, партнеры, которые живут в таких отношениях, не хотят расставаться. Почему? Да потому что расстаться – это и есть тот самый страшный страх, ради которого они эти отношения терпят. А где еще я смогу построить такие крепкие, уже увязнувшие в цепях зависимые отношения, которые у нас с тобой? И страх остаться одному, страх остаться опять со своими дефицитами, со своей ущербностью заставляет таких партнеров сохранять свой брак и если они уже приспособились друг к другу, оставаться и не пытаться что-либо изменить. Поэтому такие пары живут, воспитывают детей, разумеется, с теми же самыми задатками, с задатками созависимой жизни, так что многие из них не догадываются, что их отношения чем-то выделяются, – они думают, что у всех так.

Эти отношения проецируются на отношения на работе, в коллективе, в Церкви. Проецируются на батюшек, духовников, даже как ни странно на Бога. И с Богом они пытаются построить созависимые отношения, с такой же манипуляцией, с такой же услужливостью, но без любви.

Освобождение как трагедия

Что можно здесь сделать? Мне как психологу и священнику много раз приходилось принимать такое решение, когда я со смирением признавал, что ничего я сделать не могу и не должен. Я встречаюсь с такой парой, но вижу, что они ужились, приспособились, привыкли и не видят для себя даже потребности что-либо менять. И я могу только посмотреть на них и пройти мимо: у них нет запроса на изменение. Они говорят о своих грехах, они каются в них, и грехи эти происходят от созависимых отношений: обидчивость, зависть, страх, стыд, манипуляции. Там же раздражительность, грубость, ссоры с унижением: а почему бы не обидеть партнера, он же средство моей жизни. Уважения там нет и любви нет, поэтому обидеть и унизить другого в пылу ссоры, в общем, дело, обыденное.

И я как священник, принимая исповедь таких людей, понимаю, что, увы, ссылаться на то, что святые отцы говорили о корне греха или страсти, здесь неуместно. Человек на эти корни смотреть не хочет, потому что, если он их увидит хоть раз, ужаснется той жизни, которой живет. И что дальше делать, спать-то после такого трудно, совесть не даст? Поэтому приходится смириться с тем, что люди это вытесняют и даже бывают счастливы. Но если они приходят на психологическую консультацию, имеют запрос на изменение, говорят, что больше так жить не хотят, открывается возможность работать с этими особенностями поведения. Открывается возможность выйти даже на самые существенные, корневые вопросы.

Корневой вопрос при созависимости – отношение к себе. Уважает ли человек самого себя, есть ли у него внутренняя опора и стержень? Созависимый человек говорит: а как же я без него, ведь если его нет, то и я не смогу выжить, у меня внутри пусто, страшно, мрачно, холодно, чем я заполню эту пустоту? И действительно, в таких случаях люди заполняют пустоту сериалами, интернетом, алкоголем, наркотиками, сексуальной зависимостью, трудоголизмом, играми. Тогда формируется зависимость по химическому или по социопатическому типу. В этом случае мы переходим в стан тех зависимостей, для которых существует лечение, и группы самопомощи, зависимостям, которые поражают и организм человека, и его социальные отношения.

Всегда ли психолог может помочь в такой ситуации? Как минимум, он может помочь человеку понять, что происходит с ним. В дальнейшем он может помочь человеку взять на себя ответственность за свою жизнь, и снять эту ответственность с другого. Ведь если человек может удовлетворить свои потребности, и отвечает за свои мысли и чувства, то он уже не ожидает этого от своего партнера, возникают другие отношения. Но тут надо иметь в виду одну очень важную вещь: при созависимых отношениях исцеление одного партнера – трагедия и для него, и для партнера, а может и для всей семьи. Представьте себе человека, который вдруг хочет освободиться от этих оков, а другой говорит: что ты делаешь, ты меня бросаешь, ты делаешь мне больно, я боюсь, мне страшно. Отношения могут рухнуть.

Одна женщина рассказала: когда я пришла на психотерапию, я была убеждена, что я плохая жена и во всем виновата, во всех наших ссорах и несчастьях, и я «спокойно» жила с этой мыслью. В процессе психотерапии я вдруг поняла, что я не плохая жена, а такая, какая есть, ну, что-то у меня получается, а что-то нет, и поэтому я не должна брать всю ответственность на себя. И тут муж, наблюдая это неделю, другую, месяц, вдруг сказал: «что с тобой, ты же во всем виновата. А она ответила: нет, не во всем. Нет уж, говорит он, ты, пожалуйста, выбирай: либо ты во всем виновата, либо мы с тобой разводимся.»

Попытка высвободиться из созависимых отношений может привести к такой трагедии. Поэтому при консультировании созависимых пар мы должны с самого начала предупредить клиента, что это может стоить ему отношений и даже брака. Стоит ли оно того? Выбирать ему.

2016, март. СПб

подготовлено редакцией издательства «Никея» специально для портала «Азбука веры»