Работы Нино Чакветадзе не раз становились иллюстрациями к нашим статьям. Они доступны в интернете – автор щедро делится ими на страничках в соцсетях. Чем трогает сердце эта живопись, что воспитывает у детей и чем вдохновляет взрослых?
Немного об авторе картин
Нино Чакветадзе – наша современница. Художница родилась и живёт в Грузии. Она появилась на свет в 1971 году.
Окончила художественный институт, затем Тбилисскую государственную академию художеств.
Нино – член союза художников Грузии с 1997 года. В Тбилиси проходят её персональные выставки.
Автор многочисленных полотен о детстве сообщает о себе: «Все мы вышли из детства, и этот факт заставляет меня снова и снова рисовать то, что пережила сама, что оставило след в моей душе.
Мне очень повезло в жизни: я родилась в семье, где высоко ценились родственные узы, где почитались старшие, где все домочадцы с большим уважением относились друг к другу. Детям, как и взрослым, важно знать правду о себе».
Питает сердце
Воспитание – то, что питает ум и сердце. Есть и более точное православное слово – окормление, то, что питает духовно.
Оба понятия свойственны живописи грузинской художницы Нино Чакветадзе.
Её полотна щедро вскармливают душу. При этом они говорят правду о детстве и о человеческой жизни, которая не всегда бывает общепринятой, простой и приятной.
Работы Нино – это не милые картинки для детей и про детей. В них нет подчёркнутой незамысловатости Пиросмани, нет примитива, напротив, присутствует своя глубинная философия.
Автора волнуют самые насущные вопросы бытия: жизнь и смерть, радость и страдание, понимание, сочувствие, любовь. В этом редком и самобытном христианском творчестве много тем, но все они группируются вокруг одной, центральной темы – остроты переживаний ребёнка, сложности и красоты его внутреннего мира.
Ребёнок – это во многом ангел. Поэтому так родственно похожи – как настоящие братья и сестры – ангелы и дети у Нино. Кто-то вспомнит библейские слова о том, что не следует изображать ангельский мир. Но верно и другое: дети видят ангелов. Их глазами видит ангелов и художник, а то, что кто-нибудь видел, обязательно надо запечатлеть.
Взрослый зритель этих полотен иногда откровенно недоумевает: почему, как в фильмах по Достоевскому, здесь преобладают тёмный фон и крупные планы? Почему представляется театральный спектакль на чёрном бархате, когда темнота контрастно обрамляет декорации, костюмы и действие?
Может, потому что свет на тёмном фоне сияет ярче, а чистота и красота по контрасту с темнотой прекраснее и очевиднее? На картинах Нино Чакветадзе мрак рассеивается. «И свет во тьме светит…» (Ин. 16:33). И тьма не объяла его. Наверное, именно таким может быть свет чистой человеческой души.
Кисть следует за мыслью
Немного о живописной технике и манере художницы. В творческом багаже Нино в основном живопись. Мастер работает акриловыми красками, иногда гуашью, реже встречается акварельная графика с пастельными штрихами.
У художницы звучит не столько цвет, сколько свет, хотя и у цвета здесь совершенно особенные задачи. Цветовые акценты Нино тоже пронизаны светом – они вспыхивают из темноты и притягивают взгляд к самому важному.
Критики могут упрекнуть художницу в излишней разбеленности палитры, но именно такая палитра решает основную смысловую задачу – передать внутреннее сияние маленького человека.
Наслаждаясь серебристым колоритом, сияющим из темноты, вспоминаешь Гойю и Эль-Греко. Похоже, как в одном из рассказов Честертона, белый у Нино Чакветадзе – это не отсутствие цвета, а живой и активный цвет.
Вглядываясь в тёмный фон, в эти редкие цветовые всплески, оживляешь в памяти и Врубеля, его «Лесного царя» с пронзительно-бирюзовыми глазами.
Хотя живопись Нино по сравнению с врубелевской гораздо более мягкая, полужидкие мазки не объёмны, а, скорее, похожи на плави и лессировки, а мелкие детали – на золотой ассист на мафории Богородицы, что больше роднит картины с иконой и фреской, с Феофаном Греком и его огнеликими святыми.
Иконописны не только исполненные очей дети и звери, но и сияющие травинки, цветы, паутинки на тёмном фоне.
Иногда полотна тщательно проработаны, а иногда письмо кажется небрежным и набросочным, как на этюдах, но и в этом случае оно не определяется взмахом умелой руки – а покорно следует за мыслью автора.
Мастер не злоупотребляет деталями и декором. Живопись Нино говорит минималистичными средствами. При этом её язык предельно выразителен, а глубина сказанного поражает своим откровением. Не случайно для многих эти картины стали открытием духовной стороны жизни ребёнка.
Может, вы скажете — вы берете слишком высоко: Эль Греко, Гойя, Врубель, Феофан Грек… Да ведь это просто детские картинки… Осмелимся возразить: голос живописной традиции в работах Нино ясно различим, хотя все это не цитаты великих, а преломление их опыта в сердце самого автора.
Подснежники в ладошке
Детство на полотнах Нино Чакветадзе не выглядит привычным образом.
Не фонтанирует яркими красками и не расцвечено солнечным светом.
В нём нет безоблачного счастья и закрывающего на всё глаза подслеповатого оптимизма, но содержится нечто большее, что говорит с нами вполголоса и сказанным вселяет надежду.
Детство у Нино – как подснежники, зажатые в руке у мальчугана и припрятанные за спиной у дверей чьего-то подъезда.
Это не просто подарок – это затаённое чудо. Вот, сейчас выбежит на встречу неизвестный друг – и будет всем радость.
Детство – это и непростое время роста души, болезненного взросления. Знание о мире земном и небесном у ребенка ещё не утратило свежести и остроты и не замутнено чем-то общепринятым.
А ещё детство – время предельного одиночества. Ребёнок на картинах Нино часто совсем один. Есть ещё птицы и ангелы. Но нет друга, нет взрослого рядом, способного разделить с ним горести и радости.
Может, поэтому дети и ангелы глубоко не безучастны друг к другу. Тем и другим хочется сердечного тепла, и они обретают его в молчаливом общении.
Кто кому ангел?
Одиночество маленького человека в огромном и непонятном мире на картинах Нино достигает космических масштабов. Ей удаётся изобразить не только физическую грусть, но метафизическую – вопрошание, особое состояние страдающей души, которой многое открывается.
Вот маленькая героиня полотна идёт через пургу, её заметает снег, может, одолевают тяжёлые раздумья, и всё же, она не одна: не отстающий ангел летит следом, на лету поправляя сбившуюся ушанку. Ему тоже достаётся, но чего не претерпишь ради любви.
Под проливным дождём сострадательный малыш накрывает своего ангела зонтом. Он словно чувствует его мурашки на своей коже. Обе фигурки в темноте излучают свет. Кто ведущий, а кто ведомый из этих двоих, кто и для кого на самом деле ангел-хранитель? Может, оба – друг для друга?
Разделить детское одиночество всегда приходят посланники небес. Не ангелы, так птицы или одушевлённые звери, в чьих позах и взглядах читается так много человеческого.
Дети и посыльные с неба выразительно взглядывают друг на друга. Кажется, слова излишни – они и так всё понимают. Извивается одинокая дорожка в поле. Туманная, дальняя, маленькой героине полотна грустно идти по ней одной. Но если посмотреть в глаза встречному щенку, путь кажется не так печален и одинок.
В этом мире одиноки не только дети, но и ангелы. Обиженный ангел угрюмо присел на осеннее дерево. Никто не любит, не жалеет, не понимает. Некому завязать шнурок на ботинке. А может, просто осень?..
Ангелы на горке
Маленькие ангелы – сами как дети. Хотя почему «как», они именно дети, те самые, беспрепятственно входящие в Царство Небесное.
Они смотрят со своих высот на окрестности, занесённые снегом, и тоже не прочь прокатиться с горы на санках, поваляться в сугробах или пройтись по глубокому снежку до дальнего храма.
Иногда и ангелам грустно – так, что совсем не летается. Приходится сажать на свои санки и везти на себе. Но как по-другому, ведь не оставишь в поле замерзать лучшего друга. Ещё немного – и отморозит крылья.
За храмом на подтаявшем февральском снежке бравый ангелок совершает лихие пируэты в воздухе. Что это он делает? Да он… просто выделывается перед девчонкой! Смотри, мол, вот как надо уметь летать.
Иногда и ангелы устают. Ложатся в травку на летнем косогоре и слушают кузнечиков, говорят с птицами.
А когда с неба падают такие странные перья, понимаешь, что это перья ангелов, и тогда свыше приходит вдохновение.
Чудеса в сачке
Дети знают о чудесах гораздо больше нашего. В звездопад можно отправиться собирать звезды. Они светятся в корзинке и совсем ручные. А ещё упавшие звезды можно ловить в луже сачком.
Под звёздами хорошо плыть вдвоём в белой деревянной лодочке, молча понимать друг друга и вместе с тем думать каждый о своём.
Отцветшие одуванчики – это не просто цветы. Это воздушные корабли у причала. Они похожи на ангелов с нимбами. Дунет ветерок – и отчалят, оторвутся от земли.
И всё-таки ангелы – странные ребята. Не от мира сего. Не суетятся, не спешат. Что-то очень важное и значительное отражается в их глазах, особенно когда задумаются.
Свет евангельский
Евангельские аллюзии в работах Нино присутствуют настолько ощутимо и зримо, что мороз проходит по коже. Образы из Нового Завета в этой живописи – читаемые, легко узнаваемые символы, они понятны и взрослому, и малышу.
Вот, скажем, сюжет на Благовещение. Ангел протягивает лилию Девочке с книгой. Не настаивает. Робко предлагает. Он понимает, какую сердечную боль передаёт Ей.
Это не цветок, а, скорее, меч, который однажды пройдёт Ей душу. Всё понимает и Она.
Но ещё миг – и, мы знаем, мы уже предвкушаем и ждём – Она протянет за цветком тонкую белую руку: «Се, Раба Господня, да будет мне по слову Твоему» (Лк.1: 28-38).
А вот это полотно напоминает редкую икону Богородицы, Трехлетственную.
Девочка любовно прижимает к себе крошечного ягнёнка. Может, это сама Дева Мария в её младенчестве.
Вот такой для Неё Он – маленький и тёплый – беззащитный и в то же время всесильный – Бог на руках.
В детстве есть место и сильным страхам. Тем самым, как говорят психологи, страшным страхам, когда ребёнок впервые осознает себя смертным, уязвимым, и мир с новым напором всей его непонятности и неизвестности окружает его со всех сторон.
Страшный страх пробирается вечером в детскую комнату, тянет свои тени-пальцы к испуганной троице детей. Лампа и книга – средоточие света и тепла.
Ослик заглядывает в окно. Где-то Он, его добрый всадник… «Да воскреснет Бог, да расточатся врази его…» Хорошо, что хоть ослик пришёл, с ним уже не страшно.
Как будто времени и нет
Временные коллизии – одна из любимых идей автора. Кажется, художник говорит: время конечно, но человек вечен, и его жизнь больше, она выходит за рамки времени и длится, длится, продолжается в неизвестном направлении, как будто времени и нет.
И начало вечности – уже здесь.
Три девочки-подростка за чаепитием немного похожи на Троицу. Три ангела, три античные парки, или бабушка, мама и внучка в момент своей юности? Но вот они встретились за одним столом, и времени больше нет.
У Нино много работ на тему времени, его преодоления или, наоборот, покорного следования его ходу. Маленький паровоз совершает круг по железной дороге.
Мальчик и старик задумчиво следят за его размеренным бегом. До чего они похожи. Или это один и тот же человек на разных витках своей жизни, бесконечной, как игрушечные рельсы?
Ловля ангелов и тапки под шторой
Дети и старики на полотнах Нино отлично понимают друг друга.
Им всегда уютно вместе – за столом и под зонтом, в детской и на прогулке.
Хорошо играть в прятки с бабушкой. Она всегда делает вид, что не замечает тапки под шторой.
Постоять с дедушкой под дождём. Он тоже никуда не спешит.
В серенький денёк на окошке подвешено запечатанное письмецо. Это письмо ангелу.
Мальчишка то и дело поглядывает на конверт с сургучным сердцем. Это похоже на рыбалку в небе. Ловись, дружище, ну что же ты не летишь…
Пересматривая добрые и наполненные теплотой работы Нино, к ним хочется снова и снова возвращаться. Но разве они чему-то учат?
В этих картинах нет назидания, строгого урока, гневной и громкой проповеди или приговора миру, который лежит во зле.
И все же, через эти холсты можно многого душевно напитаться.
Например, любви к своим друзьям и близким, к братьям меньшим, состраданию и милосердию, бережному отношению к младенчеству и к старости.
Вглядываешься в полотна – и понимаешь: все они напоминают о вере и о любви.
Полные символического языка, работы Нино Чакветадзе, подобно церковным фрескам, говорят с нами через узнаваемые символы, и такой язык без лишних слов достигает сердца.
Пожелаем автору, чтобы ангельские пёрышки вдохновения почаще слетали с неба.
Валентина Патронова
Илл.: Нино Чакветадзе
Комментировать