Толкования на Послание Иакова 3:8

а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда

Язык - острый меч; но мы не другим причиняем раны, а отсекаем наши нагноения.

а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда

Я не думаю, что это место имеет такой смысл. Ведь если бы он хотел, чтобы о способности укрощать язык думали так, далее следовало бы сравнение с животными. Теперь же следуют слова: неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда - конечно, более вредного, чем яд зверей и даже змеи, потому что последний умерщвляет плоть, этот же - душу, ибо уста, которые лгут, убивают душу. Значит, святой Иаков не тот смысл вложил или хотел вложить в эти слова, якобы это легче, чем приручение зверей, но скорее указал, каким великим злом является в человеке язык - что ни один человек не может его укротить, хотя даже звери усмиряются людьми. Он сказал это не для того, чтобы мы терпели в себе господство этого зла, пренебрегая им, но для того, чтобы мы просили о божественной благодати для помощи в укрощении языка.

а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда

Подобно тому как меч, наточенный на точильном камне, становится более острым и [пригодным] для уничтожения, так и язык, которому трудно оставаться в покое и сдерживать себя, становится еще более жестоким всякий раз, когда приучается от порочных людей клеветать, ругать и бесчестить [других].

а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда

Правильно понять эту фразу можно двояко: [во-первых,] никто из хороших учителей не может укротить языки тех, которые не заботятся о том, чтобы удерживать самих себя от глупой болтовни, и, [во-вторых,] никто из говорящих людей не может полностью избежать согрешения своим языком. Хотя о совершенном муже, в момент его великого искушения, справедливо сказано: и во всём этом не согрешил Иов устами своими (Иов. 1:22), однако же и он впоследствии, услышав слова Бога, осудил сам себя за глупость своих слов, говоря: одно говорил я. О, если бы я не говорил этого! И другого к этому более не добавлю (Иов. 39:35). Неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда. Апостол добавляет слово неудержимое из-за сказанного прежде о невозможности обуздать язык, несмотря на то, что и животные, и птицы укрощаются. А сказал исполнен смертоносного яда, чтобы показать его неукротимость, хотя известно, что змей можно укротить. О страшной опасности сего яда апостол подробнее говорит дальше.

Ст. 7-8 Всяко бо естество зверей же и птиц, гад же и рыб, укрощается и укротится естеством человеческим, языка же никтоже может от человек укротити; не удержимо бо зло, исполнь яда смертоносна, - Эту причину должно относить к вышесказанному Апостол сказал и примером удил и руля объяснил, что хотя они малы, но при хорошем управлении производят великое, и прибавил, что так и язык должен быть управляем разумно. Теперь предложенными примерами он объясняет, что заповедует не невозможное. Он как бы так говорит: иной скажет, что язык, хотя небольшой член, но производящий много добра и зла, трудно покорить нашей воле. Но это не оправдание, ибо если человек укрощает зверей, отличных от него по природе, то тем более может он укротить свой собственный член.

Никтоже может от человек укротити - это должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме, именно так: человек, если укрощает и делает ручными неукротимых зверей, то ужели не укротит он собственного языка? Так должно читать это. Ибо если читать это в утвердительной форме, то несправедливо было бы давать потом следующее наставление: не подобает, братие моя, сим тако бывати (ст. 10), ибо если невозможно укрощать язык, то напрасно апостол убеждает исполнять невозможное. А выражение не удержимо бо зло, исполнь яда смертоносна должно понимать как пояснение.

Ст. 7-8 Всяко бо естество зверей же и птиц, гад же и рыб, укрощается и укротится естеством человеческим, языка же никтоже может от человек укротити; неудержимо (бо) зло, исполнь яда смертоносна

Поскольку сказал выше божественный Иаков, что язык примет не малое наказание, то чтобы не показались эти слова суетными и несостоятельными, показывает вышесказанное ещё шире, говоря, что человек поставлен Богом как начальник и властитель всей чувственной твари. Поэтому все животные, как земные и летающие, так и морские, малые и великие, сильные же и быстрые, одни подчиняются ему и служат, как мирные скоты, другие же быв искусно пойманы, укрощаются как дикие звери. Иные же боятся его и прячутся и убегают, как только увидят. Страхом же и бегством показывают, что они порабощены человеку. Язык же, который есть настолько малый член, и член не какого-то другого животного, но самого человека, сей не подчиняется самому человеку и никакой человек не может его победить[42], потому что, это зло неудержимое и необузданное, исполнено смертоносным ядом. Так толкует это изречение святой Митрофан.

[42] Здесь божественный Иаков выражается в преувеличенном образе, не для того, чтобы показать невозможность, победить человеку свой язык, и не согрешать в слове, но чтобы показать насколько трудно его победить. И поистине, настолько это трудное дело, что много раз и сами праведники, и люди непорочные, согрешают языком, когда не предают этому должного внимания, как написано у Иова: «Аще бо буду праведен, уста моя нечестия сотворят; аще же буду непорочен, стропотен буду» (Иов 9:20). То, что не невозможно укротить человеку свой язык, и не согрешать в слове, при помощи Божией, показал Давид говоря: «рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим» (Пс. 38:1), и преподобный Памво, как мы уже сказали выше. Показал же это и сам Иаков сказав: «Аще кто в слове не согрешает, сей совершен муж» (3:2). Те, которые совершенны и внимательны, достигли, достигают и будут достигать Благодатию Христовой, того чтобы не согрешать в слове, таковые любят молчание по свободному произволению, или от природы малословны. Для тех же, которые далеки от совершенства, невнимательны и многословны, крайне тяжело победить язык и не согрешать в слове. Поэтому и говорит здесь брат Божий, что никакой человек не может укротить своего языка, т.е. никакой страстный человек, с помощью человеческого и земного старания, находящийся под влиянием сласти, как толкует святой Митрофан. Переходит же иногда внутреннее расположение человека, в имя для него, как сказал Петру Господь: «иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси; яко не мыслиши яже (суть) Божия, но человеческая» (Матф. 16:23), т.е. имеются в виду люди плотские и жизнелюбцы, которые любят вещи мира сего.

Ст. 7-8 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда

Зло необузданности языка, стоящей в зависимости от воздействия вышеземной, демонической силы, является трудно устранимым для настоящих, естественных сил человека. При самом творении человек получил от Бога благословение владеть всем живущим на земле (Быт 1:26-28; см. 9:2) и в силу этого повеления Божия он и теперь господствует над всеми видами животного царства. Но такова сила греха и зла, что он является как бы неукротимым зверем, изрыгающим, подобно ядовитой змее, смертоносный яд (ср. Пс СХХXIХ:4). Впрочем, художественно и сильно изображая неописуемый вред злоупотребления даром слова, Апостол Иаков, конечно, считает возможною не только борьбу, но и победу человека над этим злом, но лишь при содействии благодати Божией. «Если человек укрощает зверей, отличных от него по природе, то тем более может он укротить собственный член. «Никто не может от человека укротити». Это должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме; именно так: если человек укрощает и делает ручными неукротимых зверей, то ужели не укротит он собственного языка? Так должно читать это. Ибо, если читать это в утвердительной форме, то несправедливо было бы давать потом следующее наставление; не должно, братия мои, сему так быть» (ст. 10) (блаж. Феофил).