№ 15

В обществе нашем и печати в последние годы поднят вопрос о примирении и слиянии интеллигенции с церковью.

Вопрос сам по себе, на первый взгляд, будто бы странный, даже, пожалуй, нелепый: как, казалось бы, может возникнуть подобный вопрос в христианском государстве, в котором в сущности не только никто не отрицает христианства, но все, верующие убеждённо и даже неверующие, одинаково признают величие учения Христа, глубину, нравственную высоту духа сего учения. Не отрицает его и новоучитель русский гр. Толстой, который всецело основывает своё мнимое новоучение всё же на Евангелии, – слове Спасителя мира...

Откуда же поставленный выше вопрос, и в чём же может быть разногласие между так называемой интеллигенцией и церковью? Что оно, к сожалению, существует, как то ни странно, в том нет сомнения; и если оно есть, – корень сего зиждется очевидно не в сомнении со стороны интеллигенции, в высоте христианского вероучения, но в чём-то ином, где, якобы, требуется соглашение и примирение.

Спрашивается однако: кто и когда первый нарушил когда то существовавшее согласие, кто в том повинен, и которая тут сторона (церковь или интеллигенция) наиболее заинтересована в восстановлении нарушенного единства?

Могла ли сделать первый шаг к нарушению единства церковь, и от неё ли изошёл раскол, разногласие и взаимное друг друга непонимание интеллигенции и церкви!

Церковь, сама по себе, есть собрание и единение верующих во Христа и Его учение, которое охраняется и изъясняется церковью. Исключала ли когда-либо наша церковь из своих членов интеллигенцию в единичном или собирательном смысле, были ли у неё когда-либо намерения или действия, клонящиеся к отрешению от себя интеллигенции?

Конечно не было никогда: церковь имеет задачей охранять определённые идеалы мира всего мира, и стало быть от неё может исходить одно лишь желание и стремление к общему примирению, чтобы, путём сего, достигнуть увеличения и укрепления состава церковного общества верующих. Таковые должны быть и сыны родной церкви и, в согласовании с ними, направление её деятельности.

Если так, если церковь никогда никого от себя не отторгала, но напротив широко открывала двери свободно приходящим под кров её, любовно звала к себе одинаково – иудея, эллина, раба, свободного, праведного, преступного, – может ли быть при таких условиях церковь виновницей раскола и отторжения от себя своих же чад и братьев? Нет, думается, – не может.

Но, может быть, идеалы церкви православной каким-либо путём не совпадают с назревшими новыми идеалами современной интеллигенции, выработавшей, как она мнит, идеалы выше и чище идеалов церкви Христа? Казалось-бы, что и здесь не может и не должно быть розни.

Идеалы современной интеллигенции не пошли дальше отвлечённых понятий, принявших вид догмата, в наиболее культурной и передовой стране Франции, что общество человеческое должно жить под охраной „свободы, братства, равенства“, составляющих собой как бы последнее слово современной цивилизации.

Где же, как не в церкви православной, можно найти полнейшее стремление к осуществлению означенных идеалов?

Церковь, в среде своей (так как церковь православная чужда политики государственной), прежде всего охраняет „свободу“ в истинном значении слова, т. е. свободу в пределах закона, которому люди, в своих же интересах, обязаны подчиняться, ибо вне закона не может существовать никакое общество: даже дикари имеют свой обычаи, заменяющие для них закон.

Вне закона, как известно, свободы быть не может, ибо она тотчас бы превратилась в своеволие и торжество сильного. Церковь православная не признаёт насилия и насильно не вербует своих членов; вход в неё свободен. Если не свободен вполне (хотя фактически он свободен) выход из неё в смысле перехода из православия в иные исповедания, в сём случае свобода стеснена не церковью, но государством, в целях скорее политических, чем религиозных. Едва ли найдутся примеры, и то в виде исключений, чтобы церковь когда-либо преследовала бывших членов своих за отступничество, привлекая их к установленной законом гражданским ответственности!

Касательно „братства и равенства“, – где же, ив каком ином общественном установлении, люди могли бы найти осуществление братства и равенства более, чем в нашей православной церкви, в чём она имеет даже преимущество перед другими христианскими исповеданиями. В храме католическом равенства нет, – там места продаются за деньги, и уплативший дороже получает и занимает первое место. То же в храме иудейском. В храме православном молящиеся, входя в церковь, становятся где кому угодно: самый бедный человек имеет право и возможность стать на первом месте, и никто не позволит себе сделать ему замечание, ибо каждый православный, входя в храм, помнит притчу о мытаре и фарисее, помнит о вдовице, вложившей в сокровищницу две лепты...

В отношении равенства перед Богом в храме церковь православная вполне отвечает запросам современной интеллигенции в пределах своих прав компетенции, не касаясь и не вмешиваясь в гражданскую (вне церковную) жизнь людей, имеющую своё течение. И все же наша интеллигенция находится как бы в разладе с церковью, или, по крайней мере, не в полном с ней слиянии и единении.

II.

Откуда же сие, и в чём причины несочувствия части интеллигенции церкви, что выражается во многом: интеллигенция мало посещает храм, или совсем его не посещает, игнорируя церковь, как общение верующих. Она находит, что в церкви ей делать нечего, что церковь – установление отсталое, что она даже служит тормозом к развитию народа и его образованию. И эта часть интеллигенции, там, где может, старается внушить эти идеи и отношение к церкви простому народу, колебля в нём веру вообще, подрывая доверие к церкви и даже христианскому вероучению, охраняемому церковью. Найдётся в наше время немало людей, особливо из молодёжи, которые видели заслугу в том, что воздвигли гонение против веры и церкви, увлекая за собой меньшую братию, маловерных и слабодушных.

Заслугу – перед кем? спросит читатель. – Перед тем, ответим мы, что на современном языке именуется словами „культура“, „цивилизация“. Вот тот идеал или тот новый бог, которому желает служить в наше время часть нашей интеллигенции!

Ужели однако этот бог истинен настолько, что мог заменить собой Бога Истинного, или Бога Истины!

Истина только одна: двух истин быть не может, ибо тогда одна из них не была бы Истина. „Что есть Истина“? спросил Христа Пилат; „Иисус же ответа ему не даде“, сказано в писании.

Многие из интеллигентов толкуют молчание Спасителя на вопрос Пилата в том смысле, что Христос не мог, не сумел ему ответить, почему вопрос „что есть Истина“ доселе будто бы остаётся открытым даже для христианского мира... Но они забывают, что Христос же в другом месте сказал: „Аз есть Истина и живот“...

Итак, Истине – Христу наши интеллигенты противополагают свою истину, выраженную в словах „культура“, „цивилизация“, которые должны будто бы привести человечество к земному счастью и благополучию.

Вспомним однако, откуда взялась современная культура, цивилизация: объявилась ли она в государствах с каким-либо нехристианским мировоззрением? создалась ли культура на основах древнейшей, мудрейшей из религий – иудейской, создали ли её буддизм, магометанство, идолопоклонство? Нет, цивилизация, культура могли явиться и выйти лишь из мировоззрения христианского; только божественное учение Христа, Спасителя мира, могло дать толчок, основу современной цивилизации. Можно даже с уверенностью сказать, что не познай свет учения Христа, не было бы и понятия о современной цивилизации, не знало бы человечество и смысла слов: „свобода, братство, равенство“, ибо эти понятия были впервые даны человечеству Свыше, через посредство Сына Божия, Иисуса Христа. Современные интеллигенты возражают часто, что само учение Христа явилось результатом культуры, и что время вызвало к жизни христианство, выдвинуло, так сказать, Христа и Его учение; отсюда возникает вопрос – культура ли создала христианство, или деяние Христа и Его проповедь создали современную культуру, явились основой её?

Едва ли однако в этом отношении может быть два обоснованных мнения, две истины: культура, до появления Спасителя, если и существовала в известном смысле устроения гражданской жизни общества, она не шла дальше человеческого, ограниченного земным, кругозора, основанного на чистом эгоизме, вне понятий об альтруистическо-христианской любви к ближнему. Поэтому до-христианская культура признавала право в силе, перед которой она и преклонялась; сила торжествовала над бессилием и занимала его место как бы по праву. Такая культура никогда не могла додуматься и договориться до понятий о свободе братства, равенства: свободы не могло быть при признании права за богатым и сильным; не могло быть и равенства, ибо сильный не мог признать равным себе бессильного, которого он себе подчинял, как и богатый бедного. Ещё менее могло установиться понятие о всемирном братстве, ибо братство есть синоним равенства в дальнейшем его, в христианском смысле, фазисе развития.

Отсюда видно, что не культура (до-христианская) создала и выдвинула христианство, но христианство явилось основой современной культуры, и источником её зарождения.

Поэтому, современные интеллигенты, заменившие слово Бог словом культура, должны бы прежде всего помнить об основном Источнике, из которого возникла культура нашего времени, истинная культура. Этим источникам является Христос и Его божественное учение, основанное не на эгоизме, а на самоотверженной любви к ближнему, на альтруизме, – понятии, совершенно чуждом человечеству дохристианского периода, и впервые указанном ему Христом – Богом. Понятие это, само по себе, по существу, – сверхчеловеческое, как бы противное природе человека, по натуре эгоиста от рождения, по инстинкту вступающего в борьбу за существование.

Только Христос, как Спаситель мира, впервые принёс на землю понятие о самоотверженной любви и всепрощении, и только любовь, по учению Христа воспринятая человечеством, сделалась источником блага, впоследствии стимулом, давшим начало идеям культуры, приведшей нас к современной цивилизации.

Ужели современные слуги и жрецы цивилизации (интеллигенция) никогда не задавались мыслью основательно подумать о её первоисточнике? тогда они уразумели бы, что цивилизация, вне христианства, в полном его объёме, явилась бы растением, возросшим на каменистой почве, и что растение это, долго ли, коротко ли, но должно погибнуть, не находя себе достаточного питания. За доказательством дело не станет: стоит лишь бросить взгляд на то, что происходит ныне в современной Франции, стране наиболее передовой, в которой впервые были провозглашены принципы свободы и проч., стране, указывавшей в течение двух веков путь к прогрессу всему миру!

Но, в последнее время, поступательное движение Франции по пути истинной цивилизации как бы приостановилось, что сознаётся всеми здравомыслящими людьми; даже русские интеллигенты, в большинстве, стали смотреть на движение вперёд Франции с недоумением и сомнением, усматривая в нём как бы долю регресса. Этот поворот во Франции совпадает с эпохой министерства Вальдекка, и особливо Комба, стремящихся дать направление современной культуре Франции при полном отрицании христианства, как основы поступательного движения. Ещё христианская религия не совсем изгнана во Франции, и только значительно парализована, и ослаблена, но уже всеми чувствуется нарушение основного принципа республиканского режима – лишение части граждан свободы совести, свободы давать детям религиозное воспитание, свободы соединения людей в религиозные общины...

Стоит только раз нарушить принцип, – это уже является основательным прецедентом для нарушения его во многих других случаях, и тогда естественно падает и сам принцип свободы, эта основа современной цивилизации. Отсюда видно, что как только цивилизация остаётся вне своего первоисточника – христианского вероучения, она сейчас же теряет из-под ног почву, отдаляя себя от идеалов истинной культуры, от основ её, к осуществлению которых человечество стремилось целое тысячелетие.

III.

Нарушение принципа свободы, которое мы ныне видим во Франции, есть начало регресса, начало поворота человечества от культуры истинной, христианской, к культуре языческой; мы видим, что принцип свободы в государстве, изгоняющем христианство, отныне подточен, и часть населения немедленно оказалась морально угнетённой, подавленной насилием случайного большинства состава палаты и правительства. С нарушением принципа свободы сам собой нарушается и принцип равенства: католическое население является теперь угнетённым, неравноправным с населением других исповеданий, и людьми совершенно отрицающими Бога, религию. Попрано христианство, тотчас за ним попирается свобода совести и вероисповеданий: сила начинает торжествовать над правом.

Интеллигенция во Франции давно уже отделяется, а в настоящее время, в известной её части, совершенно отделилась от церкви, и от её учения; отделившись, она утратила из-под ног почву, она подрезала корни истинной цивилизации, имевшей в основе своей принципы христианского вероучения. В результате цивилизация во Франции заколебалась, и уже чувствуется близкий переворот в духе противоположном принципам Христа. Поворот этот будет несомненно назад, от альтруизма к эгоизму, исключающему широкую любовь к ближнему, ибо узкое себялюбие несовместимо с любовью к ближнему, и мы вероятно будем вскоре очевидцами полного торжества силы над правом во Франции, отрёкшейся от Христа, Его божественного учения и основных его принципов.

С исчезновением понятия о любви, как основы блага всего человечества, с того момента, когда любовь перестаёт быть идеалом, к которому должно стремиться человечество, тотчас исчезает основа христианской цивилизации, и государство или общество, избравшее новый путь, начинает обратное движение к культуре языческой.

Этого ли добивается и желает современная наша интеллигенция, отделяющаяся от церкви и желающая устроения государства и общества, вне сего, по её мнению отсталого, установления.

Думаем, что лучшие, серьёзные представители интеллигенции не могут желать обратного хода цивилизации; если часть их и утратила веру в Бога и божество Христа, она всё же вероятно осталась при желании сохранить основные принципы христианского вероучения. На этой почве стоит и гр. Толстой, который, впрочем, одинаково отрицает веру в божество Христа, как и веру в современную культуру и цивилизацию.

Ужели русская интеллигенция в самом деле может быть настолько близорука, чтобы не видеть, что истинная цивилизация возможна лишь в связи и неотделимости её от учения Христа, охраняемого церковью, которая всецело основана на идеалах, впервые указанных человечеству Христом, Сыном Божиим, сошедшим на землю, учившим людей добру, приявшим крестную смерть, воскресшим и вознесшимся на небо, – согласно всем библейским пророчествам и обетованию.

В силу сказанного, казалось бы, не только не должно быть причин к разъединению между интеллигенцией и церковью; напротив, интеллигенция, в своём стремлении развить поступательное движение цивилизации, должна бы идти на встречу церкви, как установления, охраняющего учение Христа, являющегося источником всех благ, дарованных человечеству цивилизацией.

Посему интересно выяснить, от кого именно изошла идея восстановления единения между интеллигенцией и церковью? интеллигенция ли признала нужным идти на встречу к единению с церковью, или обратно?

Первое было бы понятно и естественно в том случае, если бы интеллигенция была проникнута мыслью, что никакое движение вперёд цивилизации не может быть вне христианства, а потому истинные о ней радетели должны бы всецело стремиться к единению с церковью. Но как наша интеллигенция по-видимому едва ли стоит на этой точке зрения, нужно думать, что идея единения изошла от церкви, желающей призвать в среду свою отпавшую от неё интеллигенцию.

Правильно ли поступает в таком случае церковь, не унижает ли она себя как бы заискиванием перед интеллигенцией и зазыванием её в число своих членов обещанием идти на компромисс, на уступки её требованиям.

Если бы это было так, то в оправдание церкви в данном случае можно сказать лишь одно, что она не то чтобы зазывала в ряды свои интеллигенцию, нуждаясь в ней, но по любви христианской и болея о всём человечестве, о всех людях, не познавших учение Христа или от него отступивших, церковь любовно призывает их в среду свою, указывая им, что мир, человечество, стал свободен лишь со времени пришествия Христа на землю и распространения Его божественного учения, которое явилось источником на земле блага, основой того самого прогресса, во имя которого интеллигенция ныне отрешается от церкви.

IV.

Христианство и цивилизация (как истекающая из христианства) шли до последних времён рука об руку, и деятельность их была поистине плодотворна.

Исходя из любви, и стремясь в силу её непринудительно, но по совести и свободной воле, сглаживать временные отношения между людьми различных положений и состояний, христианская цивилизация внесла в жизнь человечества такие изменения, при которых всем стало легче жить: богатый, сильный и знатный стали участливее относиться к бедному и слабому. Сознанием необходимости сего со временем прониклось всё христианское общество, и это не преминуло отразиться на прогрессе в гражданском законодательстве, которое, с своей стороны, пошло на встречу обществу в стремлении его к осуществлению идеалов христианского вероучения. И так как всё это делалось свободно, по доброй воле и сознанию, непринудительно, всё это легко вылилось в форму условий современного, основанного на христианстве, прогресса. Будь в этом случае какое-либо насилие или принуждение, никогда цивилизация не могла бы достигнуть современного уровня и теперешних результатов.

Церковь, охраняющая веру и учение Христа, тем самым охраняет и цивилизацию в лучшем значении этого слова. К сожалению, интеллигенция наша, не вникнув в глубину вопроса этого, по-видимому, себе не усвоила и, по какому-то печальному недоразумению, считает именно церковь тормозом, врагом прогресса. Если бы не было этого печального заблуждения, – не было бы и розни между интеллигенцией и церковью, ибо, в сущности, то и другое общество (неверующих и верующих) стремится к одной общей цели – достижению общего блага и даже одними и теми же средствами, указанными божественным учением Спасителя.

V.

Отчего же разлад, отчего разъединение, и которое из двух обществ (церковное или интеллигенция) имеет правильный взгляд на дело и больше шансов приблизиться к идеалу высшей цивилизации? Где же именно, и в чём, начинает расходиться интеллигенция с церковью?

Раскол, по-видимому, начинается с самой основы христианского вероучения, с веры в божество Христа и божественность Его учения, ибо часть нашей интеллигенции является неверующей. Признавая высоту нравственного учения Христа, признавая его идеалом, интеллигенция желает непременно стать на рационалистическую точку зрения – признания учения Христа за учение от человек изшедшее, Христа же не как Бога, но как выдающегося по уму своему и нравственности человека (Толстой). Вот где, и в чём, прежде всего, расходятся интеллигенция с церковью, признавая последнюю учреждением отсталым только потому, что церковь строит своё здание на вере, почитая веру основой всего, тогда как интеллигенция стремится всеми мерами отвергнуть именно веру, как основу учения, духа которого она не отрицает, в стремлении заменить веру разумом.

Разногласие делается в данном случае настолько существенным, что соглашение церкви и интеллигенции на этом первом пункте представляется совершенно невозможным.

Оно было бы возможно лишь в том случае если бы интеллигенция пожелала признать: 1) что учение совершенное, каковым все готовы признать учение Христа, не может изойти от человека, существа несовершенного, ибо нелогично было бы признать возможность создания несовершенным совершенного, как и конечным бесконечного, 2) интеллигенции надлежало бы принять во внимание особое искони свойство всего человечества: сознавать существование совершенного и вечного и стремиться к его познанию и открытию. Уже одно это, от начала мира искание человечеством истины вне мира сего, служит доказательством бытия где-то, вне видимого и земного, совершенства, ибо не мог бы человек, существо разумное, искать непостижимых для него вечности и совершенства, если бы всё человечество не было проникнуто инстинктивным сознанием их существования. Отсюда истекает необходимость потребности веры в Бога, как существа совершенного и источника, из которого человечество надеется познать и достигнуть совершенства.

И только вера в людей, в Бога, Его закон, а затем, вера в Иисуса Христа, Сына Божия, по обетованию, могла укрепить на земле и заставить твёрдо признать совершенство принципов Христова учения, которое было положено в основу устроения жизни человеческого общества; что впоследствии и вылилось в форму современной христианской цивилизации.

Если бы Христос не был признан людьми Богом, и учение Его изошло бы от человека смертного, оно не могло бы быть ни совершенным, ни вечным, как не могло бы служить основой той цивилизации, перед которой преклонялось всё человечество и которая имела прочное положение всюду, пока в основу её было положено учение Христа, и которая заколебалась в основе своей с момента отрицания божества Христа и Его учения.

Повторяем: ни одна религия в мире из самых древнейших и мудрейших, кроме религии Христа, не могла создать той современной цивилизации, которую мы имеем ныне, и которая сгладила многие шероховатости и несправедливости в жизни человечества, и, вероятно, сгладит их ещё более, если только она останется цивилизацией христианской, основанной на божественном учении Христа.

Поэтому, кто отрекается от Христа как Бога, тот подрывает доверие к божественному Первоисточнику сего учения, превращая его в учение земное, от человека исходящее, несовершенное, ибо нельзя уверить людей в совершенстве чего-либо, исходящего от несовершенства.

Гр. Толстой основал своё учение на учении Христа, приемля его, как исшедшее от человека. И что же мы видим: не прошло и десяти лет со времени учительства гр. Толстого, но где же его последователи? они растаяли, как воск от лица огня. Учение Христа, благонамеренно, пожалуй, толкуемое гр. Толстым в смысле нравственного учения, но лишённое божества – сейчас же падает, и падает так низко, как того, конечно, не ожидали ближайшие его хвалители и последователи. Низведённое на землю, покинутое духом Божиим, мы опять видим, что то же учение Христа немедленно теряет свою силу, значение и могущество.

После всего сказанного не ясно ли, что интеллигенция, искренно верящая в плоды цивилизации, должна, для её же спасения, всячески стремиться идти навстречу церкви, присоединяясь к обществу верующих, ибо вне веры учение Христа утратило бы свою силу, значение, и уже не могло бы служить дальнейшей основе, а, следовательно, и развитию цивилизации. Это неминуемо повело бы последнюю к погибели, дав ей обратное течение от альтруизма к эгоизму, истекавшему из всех нехристианских вероучений, и тем более из учения, основанного на полном отрицании божества, на неверии и теории борьбы за существование, при которой законом как бы допускается и заранее оправдывается порабощение слабого сильным, и даже его уничтожение.

VI.

Не вся же однако наша интеллигенция неверующая; думаем даже, и убеждены, что глубоко и убеждённо неверующих людей в её среде окажется самое незначительное меньшинство; поэтому, в вопросе о единении церкви и интеллигенции, в самой основе его, церковь может сговориться со всей частью интеллигенции, склонной к вере, чтобы выяснить причины её отделения от церкви, её неудовольствия, и если таковые основательны, дать ей по возможности удовлетворение, чтобы тем самым усилить общество верующих привлечением отпадших, быть может только по недоразумению, членов церкви.

Какие же требования предъявляет эта часть интеллигенции к церкви?

Верующая часть интеллигенции упрекает, прежде всего, современную церковь, что она будто бы слишком вдалась в охранение обрядности, забывая о главном своём назначении – охранении духа учения Христа и Его проповеди.

В этом отношении нельзя не признать упрёков, посылаемых церкви интеллигенцией, до некоторой степени справедливыми, с оговоркой, однако, отделения критики охранения основных догматов веры и таинств от критики уставов и обрядностей. К сожалению, интеллигенция наша, в большинстве, мало сведуща в Законе Божием, богословии и даже Писании, сплошь и рядом смешивая догматы и таинства, не подлежащие критике и изменению, с обрядностями и уставами, не представляющими собой таких же основ православного вероучения.

Сколь часто теперь встречаем людей из интеллигенции, не посещающих храмы и богослужения. На вопрос, почему они (верующие, маловерующие и сомневающиеся) не посещают церковной службы, вам нередко отвечают: „там нечего делать, скучно стоять; мы не находим смысла во многом, что читается и поётся в церкви, и разум наш отказывается слушать в церкви, не понимая смысла читаемого, а иногда усматривая в том утомительную бессмыслицу, исполняемую духовенством ради собирания гривенников для увеличения своих доходов“.

Помилуйте, часто указывают интеллигенты:

Вы приходите в храм слушать слово Божие с расположением молиться, а вас заставляют полчаса выстаивать заупокойную ектенью при машинальном повторении собственных имён – Петра, Петра, Иоанна, Иоанна, Исидора и т. д. – до бесконечности, до утомления, до озлобления... Придя в храм с лучшим намерением помолиться, вы уходите рассерженным, с тем, чтобы надолго в него не возвращаться. К тому же это чтение покойников обложено, напр., в Петербурге, определённой, довольно высокой таксой: за 20 коп. вам „покойников“ прочтут, а за 10 коп. читать не будут. Этим обстоятельством объясняется усердие, с которым петербургское духовенство столь прилежно вычитывает покойников!..

Осудить ли интеллигента так рассуждающего, или взвесить внимательно его заявление и дать ему удовлетворение? Да, ответим мы, нужно взвесить, разобрать дело, и даже признать полную справедливость приведённого заявления; и это прямо в интересах церкви: в интересах привлечения во храм молящихся. Выстоять чтение заупокойной ектеньи не только трудно для маловерующего, редко заходящего в храм, но трудно и для верующего. Нередко и верующий человек ропщет при чтении покойников и старается прийти в храм „после покойников“, чтобы избежать скучного, утомительного стояния.

Казалось бы, что такой обычай легко мог бы быть отменён, тем более, что покойников вычитывают в алтаре при совершении проскомидии, а всякий, желающий помянуть их во время ектеньи, может про себя вычитать своих покойников, не утруждая других молящихся²¹⁸. Нельзя же в самом деле заставлять бессмысленно стоять в церкви сотни людей из-за увеличения доходов духовенства. Стоит лишь отменить незаконно введённую духовенством таксу за „обеденное“ чтение покойников, чтобы тотчас же умерить их усердие. Можно бы и вообще отменить обычай чтения покойников по воскресным и праздничным дням, за исключением дней, специально назначенных церковью для поминовения родителей.

Интеллигенция часто жалуется и указывает на то, что в нашу церковную службу введено многоглаголание, в котором, как гласит народная мудрость, „несть спасения“. Указывают на то, что в период одной и той же службы многие молитвы повторяются несчётное число раз, тогда как достаточно с толком и усердием прослушать раз каждую молитву. Действительно, во время службы, особливо великопостной, бывает неоднократное повторение некоторых молитв, что затягивает службу, отнюдь не прибавляя, и даже охлаждая усердие молящихся.

Нельзя не признать и этого заявления справедливым, основательным, тем более, что порядок церковной службы основан не на догмате, а на уставе, т. е. – установившемся обычае, подлежащем, в случае необходимости, изменению.

Изменяется время, изменяются люди, изменяются их потребности, как в отношении физического, так и нравственного удовлетворения. В наше время форма всюду заменяется сущностью, непонимание – пониманием и вниканием в смысл всего того, что говорится и делается. Несомненно, что в наше время люди стали ко всему относиться разумнее, – и к вере, и к молитвам.

Было время, когда люди веровали совсем, совсем не рассуждая; теперь верующие, развитые люди, верят после серьёзного размышления и анализа: вера стала сознательная.

Было время, когда люди молились во храме механически, когда продолжительное стояние в церкви почиталось усердием, угождением Богу и заменяло сознательную молитву. Молитва сознательная есть труд, и труд тяжёлый: когда люди не умели молиться всем разумением, сознательно, они заменяли этот труд трудом физическим, – продолжительным выстаиванием на церковной службе. В наше время такое выстаивание стало прямо невозможным для людей мыслящих, интеллигентных; люди молятся теперь всей силой души, с полным напряжением всех мозговых функций, в молитве стала проявляться, что называется, интенсивность, требующая единовременного усиленного напряжения. Напряжение это, настолько утомительно, что человек может в таком состоянии молиться не более 15–20 минут, и, при особой вере и усердии, не более часа. Между тем наша служба тянется нередко 1½ – 2 часа и более, что ведёт к утомлению и охлаждению молящихся, причём маловерующие теряют терпение и уходят из храма с тем, чтобы надолго туда не возвращаться.

И это заявление интеллигенции касательно порядка церковной службы заслуживает полного внимания. Действительно, казалось бы, совершенно достаточно однократного чтения каждой молитвы в течение одной службы при толковом, внятном чтении. Тогда осталось бы достаточно времени для поучения и проповеди, что при теперешнем порядке службы является слишком утомительным.

Наше богослужение, как известно, ведётся по уставу монастырскому, по уставу людей, посвятивших всю свою жизнь молитве. Но положение мирянина иное: у него есть свои дела и обязанности, которых он не может отрешиться, а потому ставить его в положение монаха неправильно, ибо они не давали монашеского обета проводить весь день в молитве.

Да и сами священнослужители в наше время крайне затрудняются исполнением монастырского устава, прямо сказать: устав церковной службы никем теперь в точности не исполняется: опускается чтение и пение многих молитв для сокращения службы, причём каждый священнослужитель сокращает устав произвольно, почему наша церковная служба ныне совершенно утратила своё единообразие, особливо всенощная, где всякий священник опускает стихиры, псалмы, ирмосы по собственному усмотрению.

Оказывается, стало быть, что монастырский устав службы ныне не только непосилен к исполнению мирянам, но и самим церковнослужителям, вводя их в тяжёлый грех нарушения церковных правил и данного ими перед Богом тяжёлого обета их точного исполнения.

Что же происходит от несоответствия церковно-служебного устава требованию времени?

1) Произвольное нарушение его самими церковнослужителями, нарушение, не имеющее пределов, ибо раз нарушено одно правило безнаказанно, тотчас нарушаются и другие.

2) Отсюда полное всюду нарушение единообразия в церковной службе.

3) Отсюда справедливое осуждение частью верующих церковнослужителей за неисполнение ими устава, и ещё более справедливое осуждение порядка православного богослужения строго блюдущими свои уставы староверами и сектантами.

4) Требование (тоже основательное) со стороны маловерующих и не любящих продолжительного стояния во храме ещё больших сокращений службы.

5) В общем, ныне весь церковно-служебный устав является условным, необязательным к исполнению и фактически неисполняемым самими церковнослужителями, к общему соблазну и недоумению молящихся.

Но, как сего быть не должно, ибо церковь должна быть суровой охранительницей положенных уставов, не надлежит ли ныне же приступить к пересмотру устава церковной службы применительно к требованиям времени в интересах самой церкви, сделав в уставе возможные сокращения, но вместе с чем предъявив требование ко всем священнослужителям точного, везде и всюду, его исполнения.

Требовать исполнения устава в настоящем его виде невозможно; это было бы непосильно для священнослужителей и молящихся. А потому церковный устав (порядок службы) должен быть пересмотрен и изменён, что могло бы быть достигнуто одним сокращением повторных молитв; это не изменило бы по существу общего обихода церковной службы.

Помимо сказанного, интеллигенция заявляет о том, что в наше время надлежало бы разобраться в исповедном требнике, при более точном определении понятия о том, что надлежит считать грехом, в чём люди должны приносить серьёзное перед Богом покаяние, да и следует ли вообще опрашивать кающихся по всем правилам существующего устава? Не достаточно ли ставить кающимся вопросы так, как их теперь часто ставят разумные священники: „если де имеете что тяготящее вашу душу, покайтесь перед Господом Богом для получения облегчения и прощения“.

Не достаточно ли, в самом деле, этой общей постановки вопроса кающемуся, вместо перечисления по требнику таких страшных грехов, о которых большинство людей не имеет и понятия!

В этом случае, интеллигенция также, пожалуй, права в своих заявлениях, указывая на отсутствие необходимости соблюдения в данном случае стеснительного устава, не имеющего догматического значения.

С своей стороны и духовенство, в лице лучших его представителей, обходя сей устав, как бы указывает, что и оно признаёт исповедь по требнику обычаем легко устранимым, без всякого нарушения сущности таинства покаяния.

Нельзя не остановиться ещё на одном замечании и даже упрёке со стороны интеллигенции, который нам нередко приходилось слышать и даже ему сочувствовать. Интеллигенция (верующая и неверующая) единогласно указывает и возмущается установившимся в последнее время обычаем хождения в храме для тарелочного сбора вереницы 10–12 человек с тарелками! Нам лично не раз приходилось слышать ропот в церкви, когда присутствующие громко обзывали это хождение недостойной эксплуатацией молящихся духовенством...

Положим, духовенство тут не причём, и эксплуатацией сего также назвать нельзя, ибо всякий волен класть или не класть в кружку, но всё же это хождение десятка лиц по храму производит неприятное впечатление, нарушает благочиние и порядок службы. К тому же обычай этот решительно не достигает цели: всякий кладёт в кружку по своему достатку определённую сумму, и, имея в виду десять кружек, меняет свой гривенник на десять копеечек, по копейке на кружку. Человек мало состоятельный, жертвующий 1–2 копейки, так теряется при виде десяти кружек, что кладёт свою скромную лепту в карман обратно, чтобы никого не обидеть.

Не проще ли, не смущая молящихся и не вызывая их осуждения, ходить с одной тарелкой, и затем делить этот сбор по назначению и количеству положенных кружек.

VII.

Из приведённого обзора отношений церкви и современной интеллигенции долженствует прийти к следующим выводам.

Интеллигенция, стремясь к дальнейшему прогрессу в современной цивилизации, если она искренно желает достигнуть блага, не должна бы забывать того, что истинная, прочная в основе своей цивилизация достижима лишь в том случае, когда она идёт рука об руку с божественным учением Христа, принимая таковое, как учение сошедшее Свыше, не от мира сего. Принципы сего учения, чистота его, охраняются церковью (обществом, общением и единением верующих), а поэтому, в интересах истинной цивилизации, интеллигенция должна бы искать общения с церковью и идти ей на встречу.

С своей стороны церковь, в лице её представителей, должна любовно, но с сохранением подобающего её положению достоинства, внимательно выслушивать заявления интеллигенции, желающей сближения с нею, не отказывая ей в удовлетворении её требований изменения церковных обычаев и наслоений, касающихся не догматов и сущности вероучения, но лишь формы и обрядности отправления церковной службы, применительно к изменившимся потребностям и развитию народа.

Как установление, в основе которого лежит вера в Бога и Христа, Сына Божия, сошедшего на землю для спасения человечества, церковь может входить в рассуждения о внутреннем своём устроении лишь с интеллигенцией верующей, или, по крайней мере, желающей веровать. Что касается интеллигенции прямо неверующей, в отношении её церковь, не вступая в рассуждения о своём устроении, должна всегда изъявлять готовность прилагать перед неверующими основы веры, и те данные, на основании которых человечество уверовало, и не могло не уверовать, в Божество Спасителя мира и божественность Его учения.

Русский человек по натуре своей склонен к мистицизму и вере, и едва ли поэтому найдётся много людей, серьёзно и глубоко-убеждённо неверующих. Если в наше время процент неверующих увеличился, это потому, что у нас весьма слабо поставлено дело законоучительства в нашей школе низшей и высшей, ибо, за редкими исключениями, никто никогда не просвещал наше юношество серьёзно и любовно в вопросах веры, с указанием основ христианского вероучения, и наша молодёжь является поэтому совершенно невооружённой для борьбы с атеизмом и многочисленными современными лжеучениями. Этот вопрос является одним из наиболее существенных и наболевших; он настолько обширен, что касаться его в настоящем рассуждении мы не будем, в надежде заняться рассмотрением его особо.

Цель настоящего обзора – доказать, по мере наших сил, современной интеллигенции, столь усердно стремящейся к культуре и прогрессу, что последнее достижимо лишь при непременном условии удержать в основе цивилизации христианское верование во всём его объёме.

Западная Европа ступила ныне на ложный путь в деле прогресса, отвергнув Христа и Его божественное учение, почему прогресс её приостановился, что уже есть начало регресса.

В вопросах веры русский народ, из всех христианских народностей, является наиболее искренним, энергичным её охранителем; русский народ верует глубоко, искренно, и ему, быть может, суждено свыше отстоять христианское вероучение и сохранить его до второго пришествия Спасителя, чтобы сказать Ему то, что заметил в притче раб, которому господин его дал десять талантов...

Неверие в России изошло не от народа православного: оно навеяно нам Западом, и не имеет поэтому прочных корней в истории русского развития и цивилизации. Русский интеллигент в душе всё же, в большинстве, верующий, и в трудную минуту жизни непременно обратится с молитвой к Богу. А потому интеллигент, искренно стремящийся к свету и совершенству, очень недалёк от духа Христа и готов к единению с церковью, особливо когда он увидит и убедится, что цивилизация истинная достижима лишь при сохранении устоев христианского вероучения на основах св. Евангелия; мы веруем, что недалеко то время когда интеллигенция наша воссоединится всецело с церковью и народом православным. И тогда мы можем спокойно идти вперёд к прогрессу, с твёрдым упованием в правильности нашего шествия по пути возможного, в пределах земного, совершенствования жизни русского народа, по пути христианской свободы, христианского равенства...

Дм. Бодиско

Глава III

„Их же не бе достоин весь мир, в пустынях скитающеся и в горах и в вертепах, и в пропастех земных“ (Евр.11:38).

„Могий вместити, да вместит“ (Мф.19:12).

Теперь поговорим о воздержании плотском – о целомудрии, чрезмерные заботы о котором также показались довольно странными, противоречащими природе человеческой, моему собеседнику. Было время, и не так давно, какие-нибудь 25–30 лет тому назад, когда представители медицинской науки считали воздержание – целомудрие в возрасте зрелом и даже в юношеском вредным для физического здоровья, объясняли этим целый ряд расстройств организма, как то: общую слабость, малокровие, нервные некоторые симптомы и, увы! проповедовали ужасные вещи.

В настоящее время, слава Богу, большинство врачей, серьёзно занимавшихся этим вопросом, начинают сознавать грубую ошибочность вышеприведённых воззрений и полную безвредность и даже пользу воздержания для здоровья как физического, так и душевного. Если мы откроем лучшие современные руководства по психиатрии, как то: Крафт Эбинга, Крепелина и друг., то после пространного рассуждения о крайне вредном влиянии половых излишеств на психическое здоровье человека, способных вызвать самые тяжёлые нервные и душевные заболевания до полного неизлечимого помешательства, мы находим, что, наоборот, полное воздержание от половых сношений никогда не может вызвать никакого сколько-нибудь серьёзного расстройства у здорового человека. Только у лиц, наследственно предрасположенных к нервным и душевным заболеваниям, т. е. уж от природы ненормальных, по мнению некоторых психиатров, половое неудовлетворение может иногда якобы вызывать усиление нервных и психических ненормальностей; да и в этих случаях вредное влияние обусловливается, по-видимому, не отсутствием самого физического акта, а косвенным путём – психологически; так у Крафт-Эбинга читаем: „Если у женщины указывают нам на воздержание (от этих сношений), как на причину помешательства, то всегда нужно обратить внимание на то, не служит ли скорее в данном случае такой причиной невыполнение призвания супруги и матери, а вместе с тем неудовлетворение известных нравственных и общественных стремлений женщины“. (Психиатр. Кр. Эбинг. стр. 257. Изд. II).

Известный русский психиатр Сикорский в своём труде о жизненных вопросах нервной гигиены говорит: „Воздержание не приносит вреда здоровью. Легче воздерживаться от вступления на этот путь, нежели возвращаться вступившим на него. Чем в более раннем возрасте нарушается девственность, тем большие опасности предстоят, потому что практика чувственности в раннем возрасте является почти роковой по своим физическим и нравственным последствиям“.

Знаменитый Нью-Йоркский невропатолог Sowers говорит, что врачи (теперь уже к счастью немногие), позволяющие, а иногда даже советующие нецеломудрие, стоят на ложной дороге. Из своего громадного личного опыта в области нервных болезней Соверс заявляет, что никто и никогда не чувствовал себя хуже вследствие полового воздержания.

На международном конгрессе гигиены в Брюсселе в 1877 г. доктор Jules Worms, бывший главный врач госпиталя Ротшильда в Париже, по вопросу о воздержании высказал следующее: „разврат имеет достаточное число своих адвокатов, которые утверждают, что молодым людям воздержание вредно в гигиеническом отношении.

Что касается меня, то практика и опытность, также, как и физиологические наблюдения, привели меня к убеждению, что воздержание должно быть советуемо мужчине. Даже в случаях, где оно вынуждено, как я наблюдал это в течение всей моей медицинской карьеры, оно вовсе не влечёт за собой каких-либо расстройств здоровья, о котором так твердят повсюду“. Доктор Z. Bourgois в своём сочинении, касающемся данного вопроса, говорит: „мнимой невозможностью и мнимым вредом воздержания просто хотят оправдать распущенность“. Тоже самое свидетельствуют военные врачи при продолжительных морских кампаниях. Доктор В. П. Окороков пишет: „в среде современного общества держится нелепый предрассудок, что для мужчины невозможно такое же целомудрие до брака, как для девушки. Думают, что воздержание подвергает серьёзной опасности наше здоровье, что оно вредно. Выдающиеся врачи древности, на основании врачебного опыта, признавали, что природа награждает мужчину за воздержание силой и свежестью организма“.

Год тому назад д-р Михайлов поместил в „Спутнике Здоровья“ статью о воздержании в юношеском возрасте; в этой статье есть много интересных на этот счёт указаний. Вот что, между прочим, читаем мы в этой статье: „У нас издавна установился превратный взгляд, – именно полагают, а – к сожалению – некоторые врачи поддерживают это мнение, будто воздержание вредно для здоровья молодых людей, создавая почву для различных нервных заболеваний, но против этого, ни на чём не основанного утверждения резко высказываются многие известнейшие медицинские авторитеты, как Риббинг, Фюрбрингер, Эйленбург, Гегар, Форель и друг., утверждающие, что половое воздержание абсолютно безвредно. Целомудрие не вредит ни телу, ни душе, говорит Риббинг. Лет пятнадцать тому назад Норвежское общество для поддержания общественной нравственности обратилось к профессорам медицинского факультета в Христиании с просьбой разрешить вопрос: правда-ли, как некоторые врачи утверждают, что целомудрие – вредно, являясь источником целого ряда болезней? Профессора медицины, обсудив вопрос на общем заседании, формулировали своё решение следующим образом: „высказываемое и появляющееся в различных периодических изданиях и книгах мнение, что целомудренный образ жизни вреден для здоровья, признаётся единодушно всеми нами совершенно ложным. Мы не знаем ни одной болезни, ни одного недуга, причиной которого служило бы половое воздержание“. Под этим заявлением подписались профессора медицинского факультета в Христиании: Николаис, Винге, Иокман, Тейбер, Гьерт, Ванн, Мюллер, Шенберг. Глубоко ошибаются также те, которые смотрят на удовлетворение половой страсти как на средство, излечивающее различные нервные болезни“. „Я ещё не видал, замечает Форель, известный цюрихский психиатр, чтобы подобное лечение излечивало нервных больных; но видел зато, что пользовавшиеся этим лечением заболевали в конце концов ещё и венерическими болезнями“. (Спутник Здоровья 1902 г. № 44).

Но сколько авторитетов мы ни приводили бы, всё-таки очень многие никогда не согласятся с этим: „это, скажут они, неестественно, противоречит природе, а, следовательно, и ложно“. Что – если все проникнутся этой идеей – род человеческий тогда должен погибнуть. „Это возражение, которое и теперь многих смущает, очень древнее. XIX столетий тому назад великий духовный муж, апостол Павел, пришёл в языческий город Иконию и начал между прочим проповедовать о целомудрии. С недоумением слушали его грубые язычники, по не все: из окна соседнего дома слушала его проповедь красавица телом и такая же красавица душой, чистая и непорочная 19-ти летняя девушка Фёкла, сосватанная за богатого и знатного язычника Фатира. Она одна поняла апостола – поняла тщету предстоящей ей жизни, и всю прелесть жизни духовной, и великое значение девства для этой жизни („незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святой и телом, и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу“). Оставив жениха, а потом и родительский дом, она в конце концов последовала за апостолами и приняла на себя трудный апостольский подвиг, который и совершала в течение всей своей жизни, несмотря ни на какие трудности и мучения, за что и получила прозвание равноапостольной. Грубые язычники, возмущённые таким результатом проповеди апостола, схватили ап. Павла и повели на суд, где так формулировали обвинения против пего: „Этот человек предлагает новое и странное учение, пагубное для рода человеческого, именно порицает брак, который всякий справедливо может назвать началом, корнем и источником природы нашей, от которого произошли отцы, матери, дети, семейства, города, поля и села, который дал начало мореплаванию, земледелию и всем многоразличным искусствам, которому обязаны бытием своим царство, государство, законы, власти, судилища, войска, начальства военные, через который явились: философия, риторика и весь рой свободных наук, от которого, наконец, что всего лучше, существуют храмы, капища, жертвы, обряды, таинства, обеты и молитвы... И это-то самое, о чём я говорю, т. е. брак, он порицает, хулит и всех убеждает ненавидеть, а какое-то девство, о котором я не умею сказать, в чём состоит оно, выхваляет... Кроме того, я узнал от некоторых, что он хвалит безбрачие и представляет чудным делом то, чтобы люди не сходились и не вступали в брак, но с любовью принимали на себя бездетство и уединённую жизнь. Что же иное значит это, как не означать уничтожение всего вдруг – и семейств, и народов, и городов, и полей, и искусств., и работ, а короче сказать – обрекать землю на то, чтобы она была пустой и необитаемой? Ибо, если и в этом убедятся все люди, то род человеческий в скором времени прекратится“... (Житие равноапостол. Фёклы, 24 сент.).

19-ть веков прошло с тех пор; всё также, как и прежде, выдающимися мыслителями девство считается одной из величайших добродетелей, тысячи избранников Божиих прошли этим путём и воочию на примере своей жизни показали нам всю духовную красоту девственной жизни, а род человеческий не погиб; всё человечество далеко не прониклось этой идеей, также как не прониклось и никогда на земле не проникнется другими воистину великими идеями, как то: идея воздержания, идея всепрощения, идея любви Христовой. Возражение это, таким образом, имеет более филологический, нежели философский характер; оно годно только для греческого синтаксиса в качестве примера на условные предложения, а не для построения на нём каких-либо жизненных выводов. В основе его лежит слишком одностороннее материалистическое понимание природы человеческой – игнорирование духовной природы, потребностей человеческого духа. В этом-то благотворном влиянии на дух и заключается главное значение девства – оно дарует человеческому духу вечную юность, возвышает его и делает наклонным ко всему чистому – идеальному. Но послушаем лучше, что об этом говорит один современный русский врач в статье, касающейся данного вопроса и помещённой в газете „Врач“ 1894 г.: „Молодой человек, пишет этот врач, не начинавший половой жизни, обладает ещё нетронутым запасом половой энергии. Запас этот составляет потенциальную силу, которая, стремясь вырваться наружу, получить удовлетворение, вызывает ряд явлений, характеризующих юность: страстность, порывы ко всему чистому и прекрасному, искание идеалов и борьбу за них, стремление к чему-то неизведанному, которое должно удовлетворить все потребности и запросы человека, более чистую и бескорыстную любовь ко всем людям и, наконец, инстинктивное увлечение всем идеальным и поэтическим, в чём бы оно ни проявлялось. У меня нет уменья достаточно ярко обрисовать „поэзию и мощь юности“, и я приведу здесь аллегорию о Родосском гении, прекрасно поясняющую мою мысль: „На стенах Сиракузского портика висела картина, обращавшая на себя внимание всех посетителей в течение целого столетия. На первом её плане была изображена группа молодых людей и девушек, во взглядах которых можно было читать земные надежды и желания... а посреди них, в центре картины, стоял крылатый гений с челом, окружённым ореолом, с мотыльком на правом плече, а высоко поднятая рука держала зажжённый факел... Всё говорило о его небесном происхождении. Никто из любовавшихся этой картиной не мог понять мысли, которую вложил художник в своё произведение... Однажды как-то пришёл в Родосс корабль; в числе разных художественных произведений он привёз с собой одну картину, как бы служившую дополнением к той, которая висела на стенах портика. Та же группа молодых людей и девушек, тот же крылатый гений... Но... Мотылёк с его правого плеча улетел в высь, факел погас в склонившейся руке... Да и в группе молодых людей и девушек большая перемена: нет прежней сдержанности и строгости, взаимные пламенные объятия пар указывают, что члены группы далеки от стеснения и чувствуют себя совершенно свободными... Не будучи в состоянии и теперь разрешить загадку, Дионисий послал картину учёному пифагорийцу Эпихарму, который дал следующее толкование картины. Вся фигура гения – это как бы стальная юношеская мощь, а трепещущий крыльями мотылёк на его правом плече и повелительный, пронизывающий блеск его взгляда – не что иное, как символ жизненной силы, всё одушевляющей собою. Земные начала группируются около него; они стремятся удовлетворить своим земным желаниям, но гений грозит им своим горящим факелом и заставляет их повиноваться своим законам. Взгляните теперь на другую картину... Вы видите на ней переход от жизни к смерти... Факел погас и опрокинулся; гордая голова гения склонилась беспомощно на грудь, повелевавшие очи погасли, жизненная сила иссякла. Земные начала вступают в свои права: юноши и девы змеями обвиваются друг около друга и... открывают шумную оргию... День смерти гения служит для них сигналом к брачным наслаждениям“. Что приведённая мной поэтическая аллегория глубоко справедлива, можно подтвердить фактами, известными всем врачам. Начну с природы. Известно, что самцы некоторых насекомых погибают скоро после соития (оплодотворения). Бывали случаи самоубийства мужчин и жеищин после первой ночи. Но ещё чаще случается, что даже страстно любящие друг друга супруги в первые дни супружеской жизни впадают на некоторое время в психически подавленное состояние, постоянно носятся с мыслью о смерти, часто плачут и проч.; между такими супругами появляется даже известное враждебное отношение, нечто вроде ненависти – бессознательная месть друг другу за смерть гордого гения. Всё это чаще наблюдается у жён, так как громадное большинство мужчин уже раньше брака губят своего доброго гения. Далее, халат – эмблема внешней семейной жизни, – с полным правом может быть отнесён и к внутренней жизни супругов: „Нет прежней сдержанности и строгости“, говорит аллегория. И, действительно, „жребий брошен и выбор сделан“. К чему же продолжать борьбу и заботиться о своём дальнейшем развитии: ведь и соловей перестаёт петь, т. е. вести свою соловьиную борьбу, после песен любви.

То же самое воззрение на значение девства мы встречаем и у апостолов, и у святых отцов. Апостол Павел говорит: „неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужней и девицей: „незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святой и телом, и духом, а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу“. (1Кор.7:32–34).

То же говорят и святые отцы; так Иоанн Златоуст пишет: „Павел назвал сребролюбие корнем всех зол (1Тим.6:10). Девство же имеет достаточную силу иссушить этот корень и вложить в нас другой лучший, производящий всё доброе: свободу, дерзновение, мужество, пылкую ревность, горячую любовь к небесному, презрение всего земного». (Златоуст, 1 т., 364).

Итак, тот, кто призван Богом к высшей²²⁰ духовной жизни, кто чувствует в себе призвание и силу для этой жизни, кто не хочет быть простым подёнщиком-работником, а светочем, освещающим путь к идеалу Христову, тот пусть не пренебрегает этим средством, пусть не гасит факела, не пригвождает себя крепчайшими узами к земле, – оно дарует ему прежде всего свободу, столь необходимую для духовной жизни, а кроме свободы ещё и мощь духа – соделает дух твёрдым, непоколебимо-крепким, способным противостоять всем невзгодам житейским, а главное, сделает его более восприимчивым ко всему возвышенному, идеальному²²¹.

Наш трактат об аскетизме был бы неполон, если бы мы не упомянули, хоть вкратце, о высших аскетических подвигах, куда относятся: измождения плоти, безмолвие и т. п. Сознаю всю трудность предстоящей задачи, так как для понимания смысла и значения этих подвигов требуется подготовка, известный опыт в духовной жизни, которыми обладают из мирян лишь немногие. Первый подвиг – измождения тела, куда относятся: ношение вериг, власяницы, столпничества и т. п., есть средство к укрощению плоти и совершенному укреплению духа. Поясним это. Истинный христианин должен всегда радоваться по слову апостола. „Дух ясно глаголет“, что в самом деле нет ничего безумнее и бесплоднее печали, ибо всё от Господа, который благ и многомилостив и лучше нас немощных знает, что каждому из нас нужно и что для нас полезно. Только самый узкий материалистический взгляд на вещь, отрицающий Промысл Божий и сводящий к сей земной жизни всё наше существование, может оправдывать это чувство и считать его таким же законным, как и чувство радости. Но не так бывает в действительности. Человек, кроме духа, имеет ещё плоть, которая не любит страданий и как только страдания коснутся её, она начинает сильно протестовать. В богатстве, в здоровье, в благополучии легко радоваться и можно считать себя даже очень добродетельным человеком, но вот пришли скорби: карман опустел, слава померкла, тело разболелось; против нашей воли и вопреки доводам разума печаль и уныние неудержимой широкой волной врываются в душу человека, смущают её, расслабляют её и обнаруживают всю мнимость и несовершенство нашей добродетели; смирение и кротость наша превращается в злобу и мстительность, щедрость – в страшную жадность; вера, которая казалась такой твёрдой – в ропот и хулу. Истинный подвижник не может, конечно, удовлетвориться таким относительным совершенством, он ищет совершенства безусловного, абсолютного, его идеалом служит совершенство Отца Небесного, к которому он стремится по заповеди Спасителя: „Будьте совершенны, якоже Отец ваш Небесный совершен есть“. Он знает, что, как воин познаётся и закаляется на поле брани, так и истинный воин Христов познаётся и закаляется в горниле скорбей и искушений, а потому он не боится скорбей, смело навстречу им и не только с благодарением принимает и переносит те скорби и лишения, которые посылает ему Провидение, но и сам ещё ставит тело своё в различного рода неблагоприятные условия, чтобы окончательно смирить плоть, приучить её к терпению, а дух – побеждать её протесты и в конце концов окончательно восторжествовать над нею.

Достойно замечания, что не одним только монахам приходила в голову мысль подобным способом укреплять свой дух. В светской литературе, именно в известном романе шестидесятых годов Чернышевского „Что делать“? – выведен герой Рахметов, который для укрепления своего духа по временам ложился спиной на доску с вбитыми в неё остриями кверху гвоздями и никому из читающих не приходило в голову считать его сумасшедшим, а, наоборот, он выведен автором как тип положительный, как человек, одарённый необыкновенной духовной силой, – тип будущего. Кто-то возражал мне, что делал он это от избытка сил. Нет, не от избытка, а для прибытка этих сил, с той же самой целью, с какой налагали на себя подобные подвиги и подвижники-аскеты, – для достижения такого состояния, чтобы дух никогда не терял упования, а всегда оставался бы спокойным и радостным и в напастях, и в скорбях и болезнях, и „в зиме и в наготе“, и в темнице, и под ударами палача.

Теперь скажем о безмолвии. Безмолвие есть средство, или, вернее сказать, одно из важнейших условий для упражнения в „умном делании“. Умным же деланием называется постоянное внутреннее борение с помыслами, при помощи непрестанного творения в сердце молитвы Иисусовой: „Господи Иисусе, Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного“. Самого простого самоанализа достаточно, чтобы подметить тот факт, что каждый человек всегда находится как бы под действием двух сил: одна влечёт его кверху – к небесам, другая тянет вниз – пригвождает к земле. Сообразно такому устроению в душу человека постоянно врываются двоякого рода помыслы: одни добрые, которые приятны человеческому духу и действуют на душу успокоительно, другие злые, в изобилии приходящие, которые возмущают душу, расслабляют её и толкают её на путь греха и всякого беззакония; они противны ей и, тем не менее, от них она никак отделаться не может. Откуда они? Откуда-то лукавство, которое они так часто обнаруживают? Откуда то безумие, к которому они в конце концов приводят? Предположим, что от эгоизма нашего, от себялюбивой и сластолюбивой плоти нашей, т. е. другими словами – станем на современную материалистическую точку зрения; но как тогда мы объясним высшее проявление страстей, когда плоть не только ничем не пользуется от них, но, наоборот, даже страдает. Как объяснить, напр., высшее проявление сребролюбия, так называемое „плюшкинство“, когда человек во всём себе всегда отказывает, всячески изнуряет плоть, лишь только бы приложить ещё и ещё к своим сокровищам и находит высшее наслаждение в самом процессе безумного собирания бездушного металла; или возьмём крайнее проявление распутства и чревоугодия. Плоть от них явно страдает, дух возмущается, а помысл всё-таки приходит и часто приводит, вопреки разума и воли, к гнуснейшему поступку. Ещё меньшее отношение к плоти нашей, ещё более безумными являются высшие проявления таких страстей, как гордость, тщеславие. Нет, это нечто чуждое природе человеческой, нечто извне приходящее, чуждый нарост на богоподобной душе человека. Как бороться с злыми помыслами? Вот вопрос, который, конечно, не мог не занимать св. отцов, так как из помыслов родятся желания, а от желаний зависят поступки. Одних усилий воли человеческой оказывается тут недостаточно. И вот св. отцы открыли могучее средство: это непрестанное творение в сердце молитвы Иисусовой. Она, как некий страж, стоит при дверях души и заграждает их от вхождения туда злых помыслов. Много хвалебных гимнов воспето этому средству. Ей посвящены целые обширные фолианты. Подвизающийся в безмолвии только устами безмолвствует, в сердце же непрестанно творит молитву Иисусову и находится в непрестанном борении с помыслами.

К сожалению, всё, что здесь написано, может показаться слишком мало доступным для непосвящённого в этот предмет. Чтобы хоть отчасти разъяснить силу, смысл и значение этого средства, я расскажу один факт из собственной жизни. Года два тому назад говел я в Оптиной пустыни. После исповеди я, по совету старца, отправился собороваться. Настроение было самое серьёзное-сосредоточенное. Вдруг, после первого помазания елеем, на меня нападает безотчётное смешливое настроение, к третьему Евангелию оно настолько усилилось, что я его едва мог сдерживать, стоял опустив голову и сжав губы, не смея взглянуть в лицо старца от боязни расхохотаться. Вдруг является благодатный помысл: „твори молитву Иисусову“; лишь только с полным вниманием в глубине своего сердца сотворил я эту молитву, как вдруг почувствовал, что складки лица моего сгладились, напряжённые лицевые мышцы расслабли и смешащий меня помысел отлетел от меня куда-то далеко, далеко. Через несколько минут ко мне вернулось прежнее серьёзное настроение, и я мог спокойно смотреть в глаза батюшки, только где-то, как-бы вдали, ощущался отголосок прежнего состояния, которое сейчас же приближалось, как только я ослабевал в творении молитвы Иисусовой. Так открыл мне Господь силу этой чудной молитвы. Как бы и ещё объяснить вам это? Попробуйте как-нибудь, во время богослужения, хоть, например, во время пения „Иже Херувимы“, с полным вниманием и сосредоточенностью мысли непрестанно повторять в сердце молитву Иисусову и, быть может, удастся вам, хотя на несколько мгновений, уловить такое душевное состояние: в душе вашей водворяется какая-то особая тишина; вы сосредоточены, в душу вашу не проникает ни одного постороннего помысла, вы стоите, как очарованы; как-то особенно ясно слышите вы пение, которое как-бы сливается с непрестанно повторяемой в вашем сердце молитвой Иисусовой. В душе вашей нет помысла о том, хорошо поют или плохо, хотя вы ясно различаете каждый звук, а главное, чрезвычайно ясно понимаете смысл и значение каждого слова; душевные ваши очи отверсты, и внешние очи телесные начинают по-другому воспринимать впечатления. Вот взор ваш упал на предстоящую перед вами икону. Вы вдруг начинаете замечать на ней массу мельчайших подробностей, которые прежде ускользали от вашего взора: слёзы на глазах Богоматери и т. п. Перспектива резко выступает, и икона стоит перед вами как бы живая. Вы испытываете блаженное состояние: иногда кажется, как будто вы отделились от земли и висите в воздухе. Описанное состояние, которое каждый может испытать, может служить слабым отблеском того душевного состояния, к которому стремится безмолвник. Возведите его в квадрат, в куб, в десятую степень и вы получите тогда представление о душевном состоянии безмолвника. В этом состоянии душевные очи отверсты, двери души преграждены молитвой Иисусовой от вхождения туда всего худого и нечистого. Ум с поразительной ясностью постигает самые трудные вопросы бытия. Сила, влекущая человека вниз к земле, в этом состоянии как-бы парализуется, человек остаётся под действием одной только силы, влекущей его к небесам. На высших ступенях этого душевного состояния душа приобретает особые свойства, которых мы не наблюдаем у простого смертного, как то прозорливость и т. п. Такой человек постоянно созерцает Бога и как-бы всегда беседует с Ним. У истинного безмолвника состояние это продолжается не день, не час, а постоянно, не прекращаясь даже и во сне. Иоанн Лествичник говорит по этому поводу следующее: „преуспевший в безмолвии не оставляет делания не только в бодрственном состоянии, но и во сне. Посему некоторые даже и во время сна посрамляют приходящих к ним бесов, и представляющихся им в сновидении блудных женщин поучают целомудрию.“ (Слово 27-е о безмолвии).

Достигнув столь высокого состояния, уже можно оставить безмолвие. Теперь уже и без этого условия вышеописанное душевное состояние до известной степени сохраняется и обусловливает ту всегдашнюю рассудительность, мудрость, выдержанность и корректность в словах и действиях, которыми характеризуется жизнь великих угодников Божиих. Много ещё правил гигиены нарушали подвижники, – жили в душных землянках, спали на голой сырой земле, самым несовершенным образом защищали своё тело от зимней стужи и летнего зноя и т. п. Не будем разбирать этого подробно, так как цель всего этого таже самая, что и вышеприведённых подвигов, укажем только на тот факт, что были эти люди несравненно сильнее духом и долговечнее нас, а мы стараемся и питаться, и одеваться, и строить свои жилища по всем правилам гигиены и в то же время дряхлеем всё больше и больше и душой, и телом с каждым поколением. Излишняя забота о всём этом приводит в конце концов человека к роскоши, которая, как уже известно давно, одинаково вредно влияет на душевное и телесное здоровье человека. Вот язва, вот злокачественный микроб, на который прежде всего следовало бы обратить внимание истинной науки о здоровье человека. Но... наша наука крайне одностороння и молода; она изучает не целого человека, а только полчеловека – одну плоть его, дух-же, которому подчинено во многом само тело, совершенно игнорирует; от этого происходит, что многие выводы современной науки о здоровье не заключают в себе самого существенного свойства – жизненности. Чтобы сделать её жизненной, ей необходимо тесно объединиться с истинной психологией, тогда, быть может, её выводы и будут совпадать с выводами аскетизма. А то теперь часто бывает так, что учёный гигиенист пишет трактат о чистоте воздуха с сигарой в зубах, „оцеживает комара, верблюда же поглощает“. Теперь ещё один маленький вопрос. Понятно, что аскетизм в полном объёме дан не для всех, а только для „могущих вместить“. Как же нам, „немогущим вместить“, немощным и многогрешным, отнестись ко всему вышесказанному? Какой нам вывести отсюда урок? А вот какой: будем по мере своих сил подражать великим подвижникам, будем презирать роскошь и возлюбим простоту во всем и воздержание, не будем очень увлекаться преходящей земной красотой, а будем любить красоту духовную, будем без ропота и с упованием переносить все скорби, которые Премудрый Творец посылает нам для нашего же спасения, чаще будем прибегать к молитве и будем стараться постоянно поддерживать в себе трезвенное состояние духа, отгоняя от себя злые помыслы, не поддаваясь тем многочисленным соблазнам и искушениям, которые нас здесь со всех сторон окружают. К сожалению, сердце современного человека слишком далеко отстоит даже и от всего этого. Тот-же, кто чувствует в себе достаточно сил и призвания поднять аскетические подвиги во всем их объёме, пусть не страшится приступить к ним, конечно с известной последовательностью и разумностью, следуя во всём указанию св. отцов. Да будет утешением ему на сём узком и тернистом пути память о том, что не он первый идёт им, а что прошли им уже несколько тысяч его братий и чего же достигли? Достигли высокого нравственного совершенства и вечной жизни со Христом. „Могий вместити, да вместит“.

Врач С. Апраксин

(Окончание следует).

По учению хлыстов, тело есть злое начало в человеке, узы, темница для души. Грех прародителей состоял в удовлетворении плотской страсти путём супружеских сношений; он не произвёл никакой существенной перемены и повреждения в духовной природе человека. Весь вред прародительского греха для человека состоит в том, что этим грехом дан людям дурной, соблазнительный, греховный пример. Насколько слабо для человека влияние прародительского греха, настолько же легко человеку и освободиться от него и стать в те отношения к Богу, в каких человек находился по создании до своего падения. Поэтому, если человек удалением от брака, мясной пищи и хмельного пития, постом, частым повторением молитвы Иисусовой, постоянным трезвенным вниманием или отвлечением своих мыслей от всего чувственного, молитвенными радениями, состоящими в разного рода круговых хождениях и верчениях, – будет стремиться к умерщвлению своей плоти, то он может достигнуть „таинственной смерти и таинственного воскресения“, т. е. – высшей степени нравственного совершенства, состоящего в бесстрастии, удалении своих мыслей от всего чувственного и углублении в самого себя в святости и внутреннем единении с Богом, Который после этого вселяется в человека (Лев.26:12; 2Кор.6:16). Первая степень воплощения Божественного Духа в человеке сказывается даром высшего ведения или пророчества; человек, достигший этой степени, становится пророком или пророчицей, которых в каждом отдельном хлыстовском корабле или общине может быть один, два и даже три. Вторая степень воплощения Божества в человеке обнаруживается высшим, сравнительно с пророками, даром ведения и даром чудотворения; человек этот становится воплотившимся Сыном Божиим, Христом; он может быть только один в хлыстовском корабле или общине, даже один иногда на несколько общин. Наконец, третья – самая высшая степень воплощения Божества в человеке обнаруживается всеми Божескими совершенствами: всемогуществом, всеведением, вездесущием, и проч.; человек, достигший такого состояния, называется Богом Саваофом, он может быть только один на всю хлыстовскую секту, на все хлыстовские корабли. своё учение о пророках и пророчицах хлысты думают обосновать на следующих местах св. Писания. У пророков написано: и будут все научены Богом (Ис.54:13; Иер.31:33–34; Ин.6:45). И будет после того, излию от Духа Моего на всяку плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения. И также на рабов и на рабынь в те дни излию от Духа Моего (Иоил.2:28–29; Деян.2:17–19). Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование, все сие да будет к назиданию... (1Кор.14:26–31). В этих местах св. Писания хлысты видят божественное обетование о непосредственном научении людей от Бога и о продолжении пророческого дара в Церкви Христовой от апостолов во все времена её существования на земле. Носителями этого пророческого дара они считают именно своих пророков и пророчиц.

Чтобы видеть, можно ли признать хлыстовских пророков и пророчиц за истинных носителей пророческого дара Духа Святого, за истинных пророков и пророчиц, во-первых, сравним нравственные и умственные качества несомненно боговдохновенных библейских пророков с нравственным поведением и умственным состоянием хлыстовских пророков и пророчиц; во-вторых, сравним общие свойства библейских пророчеств с хлыстовскими пророчествами и покажем, согласно ли содержание хлыстовских пророчеств с духом и учением св. Писания и, наконец, рассмотрим библейские основания хлыстовского учения о продолжении дара пророческого в Церкви Христовой от апостолов и во все времена существования Церкви Христовой на земле.

1) Посылаемые Самим Богом провозвестники воли Божией, истинные пророки, всегда отличались высоконравственной, святой жизнью. Бог, как высочайшая святость, естественно, и в провозвестники Своих откровений избирает людей, отличающихся святостью. Но, несмотря на свою святость, истинные пророки всегда отличались глубоким смирением и сознанием своего недостоинства. Величайший из пророков Моисей отказывался быть провозвестником воли Божией Фараону по причине своего косноязычия (Исх.4:10). Исаия отказывался от пророческого служения, ссылаясь на свою греховность (Ис.6:6), Иеремия на свою молодость (Иер.1:6). Нередко несколько ветхозаветных пророков одновременно проходили своё пророческое служение. Софония, Иеремия и Аввакум, будучи современниками, пророчествовали об одних и тех же, имевших произойти, событиях: об опустошении вавилонянами Иудеи и её окрестностей (Соф.1:1–18; Иер.25:1–12,26:1–19;36:5–30; 27; 28; 52; Авв.1:1–3,9–17;2:2–4), и это не мешало им, как служителям одного и того же истинного Бога, быть в полном согласии и мире между собой; они были чужды всякой мысли о соперничестве между собой, не гордились своими личными достоинствами. Все они со смирением исполняли своё призвание и считали себя только служителями и исполнителями воли Божией. Все истинные пророки, как провозвестники божественных откровений, в своих действиях отличались прямотой, безбоязненностью. Посылаемые Богом, они безбоязненно шли на обличение народов и царей и, когда требовалось, подтверждали своё божественное посланничество знамениями и чудесами (3Цар. 18 гл.) Высказывались пророчества истинными пророками при полном и ясном их личном сознании, как об этом свидетельствует ап. Павел, говоря: духи пророческие послушны пророкам (1Кор.14:32). – Пророк Иона, опасаясь оказаться лжецом, когда Господь помилует покаявшихся по его проповеди неневитян, вздумал даже уклониться от этой проповеди и бежал в Фарсис (Ион.1:3); пророк Исаия в момент призвания к прор. служению сознавал своё недостоинство (Ис.6:5), Иеремия свою молодость (Иер.1:6); Иезекииль отказывается от пищи, которую повелел ему вкусить Бог (Иез.4:12–14). Также и ап. Пётр, во время благод. вдохновения или „исступления“, отказывается от пищи, которую повелел ему вкусить Бог (Деян.10:10–14). Говоря об исступлении, бывшем у истинных пророков, св. Епифаний Кипрский пишет: „бывали и пророки в исступлении рассудка... Исступление не означает человека, находящегося вне ума, – отнюдь нет, а напротив – человека чрезмерно удивляющегося и размышляющего свыше обычного размышления о том, что бывает видимо и делаемо в обычной мере... Ибо и Пётр был в исступлении в том смысле, что вместо ежедневного порядка видел иное, сравнительно с тем, что видят люди: он видел опускаемую плащаницу, по четырём краям привязанную, и в ней вся четвероногая и птицы небесные. Смотри же: св. Пётр сохранил последовательность мыслей и не был в исступлении ума; ибо когда услышал: встань, заколи и ешь, то не послушался, как сделал бы нездравый умом, но сказал: нет, Господи, ничего скверного или нечистого никогда не входило в уста мои (Деян.11:8)“ (о ересях гл. 7). У истинных пророков для каждой пророческой речи было особое воздействие Божественной силы, на что и указывают пророки, говоря: „было ко мне слово Господне“, „была на мне рука Господня“ (Иезек.), „вошёл в меня дух“ (Иез.2:2). Исполняя только то служение, к которому они были призваны Богом», истинные пророки никогда не гирисвояли себе тех прав, которые не были предоставлены им от Бога, например, пророки из мирян никогда не совершали тех священнодействий, которые должны быть совершаемы лицами священной иерархии.

Но то ли мы видим у хлыстовских пророков и пророчиц? Все они отнюдь не отличаются святостью жизни; они участвуют во всех тех греховных делах, какие творятся у хлыстов при их радениях, то есть в различных видах прелюбодеяния и блуда, как это видно из показаний о себе хлыстовского пророка Радаева („Люди Божии“ – Добротворского) и из множества судебных дел о хлыстах. А таковые люди, по словам ан. Павла, царствия Божия не наследуют (1Кор.6:9–10). Все хлыстовские пророки отличаются необыкновенною гордостью, грубым превозношением своими мнимыми преимуществами перед рядовыми хлыстами, требуя себе почёта от них в форме поклонов, целования руки или колена и проч. Хлыстовские пророки соперничают, спорят между собой из-за того, в ком больше обитает (мнимо) Дух Святый, кто из них должен считаться старшим и большим пророком; Эти споры нередко доходят до драки, во избежание чего более слабый по физическим силам пророк уходит с того радения, где находится пророк физически более сильный. Хлыстовские пророки и пророчицы произносят свои пророчества по большей части в болезненно-истерическом невменяемом состоянии, к чему они приходят через разные верчения и кружения на своих радениях, где мужчины и женщины бывают только в одних рубахах, следовательно, при обстановке, возбуждающей животные страсти и помрачающей рассудок. А если иногда высказываются у хлыстов пророчества и не при радениях, то всё же сознание и личная воля хлыстовского пророка при этом бывают подавлены, как это видно, например, из следующих слов хлыстовского пророка Радаева: „сила, действующая во мне, водит меня туда и сюда, не даёт ни есть, ни пить“ („Люди Божии“, Добротворского, стр. 78). В подобном же положении бывали и древние лжепророки. Известная в древности Пифия, по свидетельству Оригена, когда изрекала предсказания, лишалась чувств и сознания (Contr. Ceis, lib. 1, сар. 3–4). Когда на радение, где присутствует пророк или пророчица, является полиция или вообще такие люди, которых хлысты боятся, то пророки и пророчицы хлыстовские или прячутся, или начинают лгать, отказываться от своего пророческого звания, от содержимого ими учения. Да и рядовым хлыстам их пророки внушают лицемерное отношение ко всем православным, а особенно к православному духовенству. Благодаря такому лицемерию и лживости, хлысты, скрывая от православных содержимую ими ересь, успевают иногда обманывать относительно своих религиозных убеждений духовенство, которое этих злых врагов православной церкви считает часто за послушных и усердных чад св. церкви. За такую лживость хлысты, по словам Иисуса Христа, должны быть названы детьми диавола (Ин.8:44). Ещё праведный Товит сказал: тайну царёву прилично хранить, а о делах Божиих объявлять похвально (Тов.12:11). И Христос, посылая апостолов, повелел им проповедовать Евангелие всем народам открыто (Мф.24:14;28:19–20). Если же хлыстовские пророки скрывают своё учение от лиц, не принадлежащих к их секте, то этим самым, по словам Иисуса Христа, они свидетельствуют, что учение, содержимое и проповедуемое ими, злое, душепагубное. Всякий, делающий злое, ненавидит свет, и не идёт к свету, чтобы не обличались дела его. А поступающий по правде идёт к свету, дабы ясны были дела его (Ин.3:20–21). На радениях, или молитвенно-богослужебных собраниях хлыстов пророки и даже пророчицы бывают главными заправителями и совершителями хлыстовского богослужения, хотя право на совершение общественного богослужения Бог предоставил в Своей церкви только известным лицам, получившим это священное право по непрерывному преемству от апостолов через благодатное руковозложение; а женщинам же ап. Павел раз навсегда воспретил присвоить себе право учить в церковно-богослужебных собраниях, сказавши: жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволительно им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит (Быт.3:16). Если же они чему хотят научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви (IКор.14:34–35). Учить жене не позволяю (1Тим.2:12). Прав на проповедь евангельского учения и совершения таинств, предоставленных от Христа только апостолам и продолжателям их служения, не дерзали присвоить себе даже и ангелы (Деян. 10 гл.), хотя несомненно известно, что ангелы Божии по своим совершенствам выше человека.

2) Истинные пророчества всегда отличались возвышенной целью, вполне приличной Богу, существу высочайшему, открывающему Свою волю людям для того, чтобы привести их ко спасению. Таковы, например, все ветхозаветные пророчества и – в частности – об Иисусе Христе; относились они по большей части к предметам весьма отдалённого будущего, к предметам, которые не могли быть постигнуты на основании обыкновенных, естественных соображений; таковы, например, пророчества об Иисусе Христе, обстоятельствах Его жизни на земле, крестной смерти, воскресении, вознесении на небеса, будущем втором пришествии Его на землю. По своему изложению истинные пророчества отличаются ясностью; по своему содержанию они отнюдь не могут противоречить св. Писанию, как откровения одного и того же Божественного Духа. Христос сказал, что Дух Святый будет возвещать людям не новое учение, отличное от Христова, а Христово-же: Он (Дух Св.) Меня прославит, потому что от Моего учения возьмёт и что услышит возвестит (Ин.15:26;16:13–14).

В хлыстовских пророчествах по большей части раскрывается учение, противное св. Писанию. Например, порицается церковный брак и дети, рождённые от него, вместо коего хлыстовские пророки восхваляют брак мнимо-духовный, заключаемый на хлыстовских радениях, то есть – блуд; отрицается почитание плотских родителей; воспрещается употреблять в пищу мясо и пить вино; отрицается воскресение мёртвых и всеобщий страшный суд над людьми; вводят хлыстовские пророки и совершают на радениях обряды, несогласные с духом св. Писания. Порицая церковный брак, хлыстовские пророки говорят, что наши прародители Адам и Ева были изгнаны Богом из рая за плотской грех. Детей, рождённых от церковного брака, хлысты называют щенками, котятами, гнезниками... Вместо законной жены или мужа хлысты каждому члену их секты дают духовную жену (духовницу) или мужа²²². И если между этими духовником и духовницей завязываютс плотские связи, то это, по учению хлыстовских пророков, уже не есть плотской грех, скверна, но Христова любовь. Все люди, состоящие в церковном браке, по их учению, не могут делать ничего душеспасительного. Поэтому, и все священнодействия, совершаемые православным духовенством, отнюдь не спасительны для лиц, приемлющих эти священнодействия, так как православное духовенство живёт в браке. Но такое учение хлыстовских пророков о православном духовенстве не имеет никаких оснований в св. Писании и даже прямо противно ему. Брак, заключённый с благословения Божия, то есть в церкви, не препятствует быть достойным совершителем таинств. Подтверждение тому мы можем видеть на апостолах, избранных на это дело Самим Иисусом Христом: первоверховный апостол Пётр состоял в браке, и Иисус Христос, однажды, пришедши в его дом, исцелил его тёщу от горячки (Мф.8:14). По свидетельству церковного историка Евсевия, у ап. Петра были дети. У одного из семи диаконов – Филиппа было четыре дочери, которых он выдал замуж. По свидетельству св. Климента Александрийского, даже ап. Павел имел жену, которую, для большего удобства прохождения своего апостольского служения, не водил за собой (церк. История Евсевия, кн. 3, гл. 30, стр. 149 изд. 1858 г.). Отрицание хлыстовскими пророками почитания детьми своих плотских родителей, как рождающих детей от греха (Пс.50:7), тоже противно и духу, и букве св. Писания. Такое учение об отношении к плотским родителям напоминает поступок Хама к отцу своему Ною, за что Ной изрёк проклятие потомству Хама (Быт.9:20–27). А пророк Исаия от лица Божия так обличает грех непочитания детьми своих родителей: горе тому, кто говорит отцу: зачем ты произвёл меня на свет, а матери, зачем ты родила меня? Так говорит Господь, Святый Израиля и Создатель его (Ис.45:10–11).

Хлыстовские пророки своё отрицание употребления в пищу мяса и в питие вина стараются оправдать ссылкой на пророка Даниила и трёх отроков, которые в плену вавилонском питались только растительной пищей, отказывались от употребления в пищу мяса и вина с царского стола и потом по телу оказались здоровей и в умственном отношении выше своих сверстников – вавилонян, питавшихся со стола царского мясом и винами (Дан. 1 гл.); указывают также на благочестивого иудея Елеазара (2Мак.6:18–21), семь братьев Маккавейских и их мать Соломонию, принявших мученический венец за отказ вкусить свиного мяса (2Мак.7:20–41). Но пророк Даниил и три отрока в Вавилоне отказались принимать пищу с царского стола не потому собственно, что боялись вкусить мясной пищи, а потому, что вавилоняне, не знавшие закона Моисеева, употребляли в пищу мясо таких животных, которых, по закону Моисея, нельзя было есть (Лев 11 гл.). Точно также и благочестивый иудей Елеазар и семь братьев Маккавеев с их матерью отказались вкусить свиного мяса, как запрещённого законом Моисея. Но в том же законе Моисея мясо многих живых существ дозволено было употреблять в пищу (Лев. 11 гл.). Из Библии мы знаем, что отец верующих, патриарх Авраам, явившихся к нему трёх странников угощал мясной пищей – телятиной (Быт.18:8). Запрещённой Богом пищи патриарх не предложил бы странникам, и они не вкусили бы её, так как в образе трёх странников явился Аврааму Сам Бог и с Ним два ангела. В пустыне Бог посылал евреям перепелов, мясо коих они употребляли в пищу (Числ. 11 гл.). Когда пророк Илия был у потока Хорафа, то, по повелению Божию, вороны приносили ему в пищу хлеб и мясо (3Цар.17:6). Очевидно, что ни евреям в пустыне, ни пророку Илии у потока Хорафа Бог не посылал бы такой пищи, которая Им же была запрещена. Употребление мясной пищи, как дозволенной Богом, мы видим и в притче Иисуса Христа о блудном сыне (Лк.15:11–32) и при совершении ветхозаветной пасхи (Исх.12:1–11), которую вкушал и Иисус Христос с Апостолами (Мф.25:17–21; Мк.14:12–18; Лк.22:7–15). В Новом завете мы также не находим никаких запрещений относительно употребления в пищу мяса. На апостольском соборе относительно пищи было постановлено только: воздерживаться от идоло-жертвенного и крови и удавленины (Деян.15:29). А ап. Павел в отношении пищи предоставляет христианам ещё большую свободу, говоря: всё, что продаётся на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести·, ибо Господня земля и что наполняет её (Пс.23:1). Если кто из неверных позовёт вас, и вы захотите пойти; то всё, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести (1Кор.10:25–27). Появление нечестивого хлыстовского учения, отрицающего брак и употребление в пищу мяса, пророческим духом предвидел ап. Павел и предупреждает относительно этого учения христиан в послании к своему ученику Тимофею – такими словами: Дух ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольсти тельным и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожжённых в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением. Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвой (1Тим.4:1–5). И хлыстовские пророки, если хулят церковный брак и мясную пищу, которые в своё время Церковь Христова освящает своим чадам чтением слова Божия и молитвой, то они являются в этом случае, по слову апостола Павла, отступниками от веры и орудиями духов лестьчих, лицемерами, лжесловесниками и людьми, сожжёнными совестью. Конечно, учением ап. Павла о пище отнюдь не осуждаются посты, содержимые православной Церковью, так как апостол и сам содержал посты (Деян.9:9; 2Кор.6:4–5) и христианам вменял в обязанность прибегать к ним в известное время (1Кор.7:5; Кол.5:6). Точно также и умеренное употребление вина не воспрещено св. Писанием – осуждается только пьянство. Премудрый Иисус сын Сирахов пишет: вино полезно для жизни человека, если будешь пить его умеренно (Сир.33:31–33). через пророка Иоиля раскаявшемуся народу Бог обещает послать для насыщения хлеб, вино и елей (Иоил.2:19). Иисус Христос Сам был на браке в Кане Галилейской, где пили вино, и чудесным образом претворил воду в вино, дабы в нём не было недостатка при браке (Иоан. 2 гл.). Ап. Павел советует своему ученику Тимофею умеренное употребление вина (1Тим.4:1–5).

Прот. Н. Кутепов

(Продолжение следует).

О так называемом униатском упорстве и о средствах борьбы с ним.

II.

Если существующее убеждение упорствующих может быть разрушено, и если это разрушение, как раньше мы старались выяснить, необходимо должно предшествовать созиданию в упорствующих нового убеждения, так-как только на развалинах старого можно создать новое, то понятно, что в борьбе с упорством должны быть употребляемы прежде всего такие средства, которые способствовали бы разрушению существующего убеждения упорствующих. В действительности мы видим совсем не то. В борьбе с упорством теперь употребляются почти исключительно такие средства, которые направлены к созиданию в упорствующих нового, православно-русского убеждения, о разрушении же убеждения старого вовсе не заботятся. А потому нет ничего удивительного в том, что теперь употребляемые меры не достигают своей цели, что упорствующие не усваивают себе нового убеждения, насаждаемого православно-русскими миссионерами, по продолжают придерживаться своих старых убеждений.

Что теперь употребляющиеся в борьбе с упорством меры не достигают своей цели потому именно, что они направлены к созиданию в упорствующих нового православно-русского убеждения, не разрушив старого убеждения, это станет очевидным для всякого, кто поставит себе задачей критически рассмотреть эти меры. И в самом деле, первой мерой, употребляемой везде и всеми православно-русскими миссионерами, является проповедание православно-христианского вероучения и нравоучения. Почему эта мера не может достигнуть своей цели? Несомненно потому, что она стремится создать в умах упорствующих православное убеждение в то время, когда там непоколебимо существует убеждение латино-униатское. Представим себе такой случай. Собралось несколько человек упорствующих; к ним явился православно-русский миссионер. Он начинает излагать православное учение. Говорит он о Боге, о творении мира, о Спасителе и спасении и т. д. Упорствующие слушают и замечают, что православно-русский миссионер говорит то же, что они много раз слышали в костёле. У них естественно является вопрос, – зачем они будут менять свою прадедовскую веру на православие, если их вера учит тому же, чему и православие. Правда, православно-русский миссионер говорил, что православие исповедует исхождение Духа Святого только от Отца, а не от Отца и Сына, не признаёт папу видимым главой церкви, не признаёт непорочного зачатия Пресвятой Богородицы, не признаёт и других догматических особенностей католичества, говорил, что все эти особенности католичества составляют отступление от православия. Всё это упорствующие слушали внимательно. Но что же? Многого из слов православно-русского миссионера упорствующие, по своей неразвитости, не повяли, особенно когда он доказывал ложность католических отступлений. А что поняли, относительно того они слышали от ксёндза, что это не какое-либо отступление, а, напротив, истинное учение, что православие потому и есть схизматическая вера, что оно не признаёт всех этих особенностей. При слушании непонятных слов православно-русского миссионера об отступлениях католичества от православия, слов, противоречащих учению ксёндза, упорствующие, не имея возможности проверить, кто говорит правду – ксёндз, или православный миссионер, естественно, переходят на сторону ксёндза. Присущее всем людям убеждение, что нельзя менять веры, а равно привычка, и привязанность, и уверенность в истинности исповедуемой веры побуждают упорствующих придерживаться того, чего придерживались их деды, т. е. побуждают верить ксёндзу, а не православно-русскому миссионеру. Но вот православно-русский миссионер окончил изложение православного вероучения и начинает излагать православно-христианское нравоучение. Слушают упорствующие и всё более и более убеждаются, что и их прадедовское нравоучение учит тому же. То, что говорит православно-русский миссионер, они много раз слышали в костёле. Они естественно приходят к мысли, что нет основания менять свою прадедовскую веру на православие. Указанные православно-русским миссионером неправильности в понимании католицизмом нравственного христианского учения не могут быть для упорствующих основанием к перемене веры, потому что ксёндзы давно уже уверили упорствующих, что только католическое понимание христианского нравоучения есть, истинное понимание. Упорствующие, будучи уверены в правоте содержимого ими нравоучения и не имея возможности убедиться, что православно-русский миссионер говорит правду, естественно остаются притом убеждении, какого они держались до сих пор.

Положительное изложение православно-христианского вероучения и нравоучения служило и теперь служит средством обращения в церковь язычников. У большинства язычников вероучением служили и служат всевозможные, явно нелепые, рассказы и басни о богах, а нравоучением очень невысокие нравственные представления. Естественно, что язычники принимали христианство, когда знакомились с ним, потому что она сообщало им высокие, чистые истины, изобличало их веру, исправляло их безнравственную жизнь. Если же и при таких условиях святые отцы, как мы видели, не ограничивались, только изложением христианства, но занимались также разбором язычества, чтобы разрушить убеждение язычников, составлявшее препятствие распространению христианства, то тем более это нужно делать в борьбе с упорством, содержащим в существе то же вероучение и нравоучение, которое мы проповедуем ему, твёрдо уверенным в истинности тех отступлений, которые мы им указываем. Но нельзя однако думать, что для разрушения убеждения упорствующих достаточно одного заявления православно-русского миссионера, что такая-то или иная особенность католического вероучения и нравоучения составляет заблуждение, отступление от православия. Одному простому заявлению миссионера современные упорствующие никогда, не поверят.

Вместе с изложением и изъяснением православного вероучения и нравоучения православно-русский миссионер для обращения упорствующих в православие изъясняет им православное богослужение, значение разных богослужебных действий и обрядов. Но и этой мерой он не достигает своей цели потому, что непоколебимое убеждение упорствующих относительно латинского богослужения побуждает их держаться своего богослужения и уклоняться от богослужения православного. Чтобы убедиться в этом, представим себе такое положение дела. Встретил православно-русский миссионер где-либо упорствующих и стал изъяснять им православное богослужение. Упорствующие слушают его изъяснение и замечают, что то же самое, что бывает в церкви, бывает и в костёле. Они припоминают, что и в костёле бывает утреннее, дневное и вечернее богослужение, имеющее в общем то же символическое значение, что и богослужение православное. Почему же должны они оставить своё унаследование от предков богослужение и посещать богослужение православное, к чему склоняет их православно-русский миссионер? Последний, положим, говорит, что православное богослужение лучше, потому что оно совершается на понятном славянском языке. Но это доказательство мало убедительно для упорствующих, так как славянский богослужебный язык они немногим более понимают, чем язык латинский. Они хорошо знают, что западнорусский неграмотный народ, стоя в церкви, не участвует сознательно в богослужении, но также, как и они, читает свои молитвы, не следя совершенно почти за тем, что совершает священник. На замечание православно-русского миссионера, что грамотные православные люди участвуют в православном богослужении, понимают его, упорствующие отвечают, что грамотные люди участвуют и в их богослужении, потому что они во время богослужения читают книжки, в которых написано по-польски то же, что священник говорит по-латыни. И они правы в значительной степени, говоря это. Католичество, сознавая бездушность своего латинского богослужения, снабдило народ особыми молитвословами, в которых изъясняется смысл богослужебных действий и латинских молитв. Недавно издана в Ченстохове небольшая книжечка под названием: „Алтарь малый“. В этой предназначенной для детей и распространённой в народе книжке очень небольшая латинская обедня изъясняется при посредстве тридцати пяти картинок, на которых изображены все даже самые незначительные священнодействия, совершаемые ксёндзом при служении литургии. Под каждой картинкой даётся краткое объяснение символического значения священнодействия, изображённого на ней, а также указывается, какую молитву нужно читать во время этого священнодействия. На другой странице приводится сама эта молитва, представляющая иногда буквальный перевод латинской молитвы, читаемой ксёндзом, чаще же всего передачу её содержания. Человек, читающий такую книжку на современном польском языке, отлично понимает значение и смысл всех даже незначительных священнодействий, совершаемых ксёндзом. Понятно поэтому, что такой человек не может быть назван неучаствующим в богослужении. А на замечание православно-русского миссионера, что в церкви народ поёт, упорствующие обыкновенно отвечают, что народ поёт и в костёле. И в этом случае упорствующие в значительной степени правы. Действительно народ в костёле поёт не менее, чем в церкви. Он не поёт во время совершения богослужения: в это время он тихо читает на понятном ему языке почти то же, что и ксёндз. Зато перед богослужением и после него он поёт очень много. У католиков есть очень много всевозможных вполне понятных для народа песнопений, посвящённых разным событиям из жизни Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и святых. Песнопения эти, положенные на народные мотивы, поются в костёле перед богослужением и после него. Они правятся народу, привлекают его в костёл. Припомним, кстати, тот повсюду замечаемый факт, что всё более и более распространяющееся в русской церкви сектантство привлекает к себе православных наиболее именно тем, что во время сектантских богослужебных собраний поются общепонятные религиозные песнопения, по своим мотивам несколько приближающиеся к народным песням. Поэтому указание православно-русского миссионера на то, что православные понимают своё богослужение, участвуют в нём, не разрушает убеждения упорствующих относительно латинского богослужения, не свидетельствует им, что православное богослужение лучше. Но раз православно-русский миссионер не указал ничего такого, что говорило-бы о преимуществах православного богослужения, то, понятно, он не может привлечь упорствующих на свою сторону. Уверенность в истинности католического богослужения, в соединении с привычкой и привязанностью к нему, всегда будет побуждать упорствующих. держаться своей старины.

Кроме проповедания православно-христианского вероучения и нравоучения, и изъяснения христианского богослужения, православно-русские деятели для обращения упорствующих в православие читают им жития святых. Но и эта мера не достигает своей цели и именно потому, что она нисколько не говорит упорствующим о ложности католичества и истинности православия. Упорствующим читают, напр., житие такого святого, который своею жизнью подал пример любви к Богу к ближним, пример исполнения заповедей Божиих. Что в этом житии есть такого, что свидетельствовало бы о ложности католичества и истинности православия, что могло бы побудить упорствующих переменить свою веру на православие? Ровно ничего. В католических четь-минеях таких житий есть не меньше, чем в православных. Ничего нет свидетельствующего об истинности православия и ложности католичества в житии такого святого, который всю жизнь свою ревновал о православии, сотворил много чудес для доказательства истинности православия, потому что в католических четь-минеях, предлагаемых для чтения народу, гораздо больше, чем в православных, есть жизнеописаний таких святых, которые всю свою жизнь ревновали о католической вере, для доказательства её истинности совершили много чудес. А раз жития святых не говорят о истинности православия и ложности латинства, то, естественно, они не могут побудить упорствующих принять православие, оставить упорство.

Наконец, некоторые православно-русские миссионеры для обращения упорствующих в православие заботятся о торжественности православного богослужения, заводят прекрасные хоры, устраивают торжественные службы, крестные ходы и т. п. Но, всем этим они достигают весьма незначительного результата и это естественно. Торжественные крестные ходы и богослужения не дают уму и сердцу упорствующих ничего такого, что свидетельствовало бы о истинности православия и ложности латинства, что, следовательно, могло бы побудить упорствующих к принятию православия. Католическими ксёндзами устраиваются не менее торжественные крестные ходы и богослужения, чем православными священниками. А что касается пения, то упорствующий всегда отдаёт предпочтение костёлу. Игра на органе во время богослужения непонятного и общенарадное понятное для всех пение после богослужения всегда будут привлекать его больше, чем хоровое пение православных песнопений, текста которых он либо совсем не понимает, либо понимает очень мало. Что торжественные службы не уничтожают упорства, об этом прекрасно говорит тот факт, что упорство существует и в таких приходах, где очень часто бывает торжественное богослужение, где есть прекрасно устроенные хоры.

Нет ничего говорящего об истинности православия и ложности латинства и в современной постановке школьного воспитания и обучения, посредством которого православно-русские миссионеры стремятся воздействовать в православно-русском духе на детей упорствующих. И в самом деле, что узнают дети упорствующих родителей в школе, если они ходят туда? Чему их там учат? Учат молитвам, священной и отчасти церковной истории, катехизису и объяснению богослужения. Но ведь всему этому учат и в польской школе. Всё это не говорит об истинности православия и ложности латинства, следовательно, не заключает в себе ничего такого, что могло бы побудить детей упорствующих родителей к принятию православия. Если же в школе ученики узнают какие-либо особенности православия по сравнению с католичеством, то эти особенности не могут побудить их к принятию православия, потому что родители учеников, под влиянием проповеди ксёндзов, всегда успеют убедить своих детей, что эти особенности православия неправильны, что они составляют главную причину того, что православие есть вера схизматическая. Что так именно бывает, прекрасным подтверждением этого служит тот повсеместный факт, что дети упорствующих родителей, по выходе из школы, так же упорствуют, как и родители их.

Итак, церковно-религиозная и просветительная деятельность православно-русских миссионеров не достигает своей цели именно потому, что все употребляющиеся ныне в борьбе с упорством меры не заключают в себе ничего такого, что свидетельствовало бы о ложности латинства и истинности православия, стремятся насадить в умах и сердцах упорствующих православие в то время, когда там непоколебимо существует убеждение в истинности католичества.

Чтобы все эти меры могли достигнуть своей цели, они необходимо должны заключать в себе элемент разрушающий старое убеждение. Без этого же элемента дело выходит так, что православно-русский миссионер предлагает упорствующим оставить упорство и принять православие без всякого основания, – потому только, что это желательно православно-русскому миссионеру. Попятно, при таком положении дела упорствующие всегда останутся при своём старом убеждении, и тем более, что агенты польско-латинской пропаганды предостерегают их от принятия православия, утверждая, что православие есть вера схизматическая, лишающая исповедников её права на получение вечной загробной жизни. Заявление православно-русского миссионера, что только православие есть истинная вера, католичество же заключает в себе отступления от истины, не может иметь здесь особенно важного значения, потому что упорствующие не могут решить, кто говорит правду – православно-русский миссионер, обличающий католичество в отступлениях, или же ксёндз, называющий православие схизмой за непринятие этих отступлений. А раз упорствующий не видит ясно, что исповедуемая им вера не истинна, то почему же он должен её оставить? Почему он должен верить православно-русскому миссионеру, а не ксёндзу? Если же мы вспомним, что упорствующие смотрят на православие, как на веру чуждую для них, а на православно-русского миссионера, как представителя чуждой им народности, то для нас станет вполне ясно, почему все указанные меры не достигают своей цели.

Но признавая указанные меры несостоятельными для дела обращения упорствующих в православие, мы вовсе не хотим сказать, что они не должны употребляться православно-русскими миссионерами. Эти меры хотя и не могут привлечь упорствующих в православие, но они имеют всё-таки некоторое значение в борьбе с упорством. Они могут способствовать утверждению в православии упорствующих колеблющихся. Кроме того, они знакомят упорствующих с православием, изобличают прежние речи агентов польско-латинской пропаганды о православии, как вере, не признающей ни Божией Матери, ни св. Креста и т. п., о чём мы говорили раньше. Признавая указанные меры несостоятельными, мы хотим сказать, что они нуждаются в иной постановке. Несостоятельность современной постановки борьбы с упорством сознают и сами православно-русские миссионеры, поэтому вопрос о мерах борьбы с упорством обсуждается и в частных беседах православно-русских миссионеров между собой и в официальных собраниях.

III.

Высказав несколько суждений о мерах, употребляемых теперь в борьбе с упорством, мы считаем необходимым сказать вместе с тем в кратких чертах о мерах, которыми предлагают некоторые заменить ныне употребляемые меры. Нам кажется несомненным, что всякая предлагаемая мера должна удовлетворять двум следующим требованиям: во-первых, она должна быть возможной, во-вторых, она должна приносить пользу, ибо – что это будет за мера, которую невозможно привести в исполнение, а если и можно, то от неё пользы никакой не будет.

Все предлагаемые меры могут быть разделены на две категории: на меры карательные, принудительные, и на меры нравственные.

Очень многие из православно-русских миссионеров утверждают, что лучшими мерами для обращения упорствующих в православие могут быть только меры принудительные, карательные. Православие, говорят они, подавлено в Холмском крае насилием, насилием оно должно быть и восстановлено. Причём, одни предлагают применять меры насилия преимущественно к агентам польско-латинской пропаганды, другие – к упорствующим. Относительно этих мер, прежде всего нужно сказать, что они имеют неправильное основание. Нам кажется, нельзя утверждать, что православие в Холмском крае подавлено только насилием. Правда, поляки учинили очень много насилий над западнорусским народом, но не этим они достигли своей цели. Сто с лишним лет поляки загоняли палками западнорусский народ в униатские церкви, а он всё не хотел идти туда. Поляки достигли своей цели только тогда, когда взялись за воспитание народного сознания в направлении полезных унии идей, когда взялись за изменение православной обрядности. Когда внедряемые в народе идеи переменили убеждение его относительно православия, тогда только цель поляков была достигнута: народ пошёл в униатские церкви, оставил православие. Что поляки достигли своей цели через разрушение убеждения западнорусского народа относительно православия, подтверждением этого, нам кажется, могут быть насилия, учинённые униатами над не принявшими унии их собратьями. Чем, если не глубоким убеждением в истинности унии и ложности православия, могут быть объяснены те насилия, которые совершал над православными Иосафат Кунцевич и др. фанатики? Неужели можно думать, что униаты, насильно, против воли и убеждения, обращённые в унию, а не принявшие её по убеждению в её истинности, могут гнать и мучить своих собратий, не принявших унии?

Будучи несостоятельными в силу несостоятельности своего основания, меры насилия несостоятельны и по самому существу. Если основы упорства в мыслях, в убеждении упорствующих, то для обращения последних в православие необходимо изменить их мысли, их убеждение. Но разве можно мерами насилия переменить мысли, убеждения человека? История христианства, история русского раскола и др. сект, подвергавшихся преследованиям за свои убеждения, свидетельствует, что этого нельзя сделать мерами насилия. История борьбы с упорством свидетельствует о том же. Известно, что на первых порах по воссоединении упорствующих преследовали за упорство, но этим ничего не достигли... Упорствующий продавал последнюю корову, чтобы заплатить штраф за пекрещение ребёнка или самовольное погребение, предпочитал лучше быть выселенным из своей деревни на несколько лет, чем отказаться от упорства. Если поляки после столетних систематических преследований очень малого достигли и это в то время, когда народ коснел в полном невежестве и был в рабстве у поляков – помещиков, то неужели можно думать, что можно достигнуть желаемой цели мерами насилия в наше время, когда народ чувствует себя свободным, когда образование всё более и более проникает в его среду. Мерами насилия можно достигнуть только того, что некоторые из упорствующих будут наружно принадлежать к православной церкви, сердце же их будет далеко от неё. Но ведь не о таком обращении упорствующих заботится православная церковь.

Нет, значит, оснований для преследования упорствующих, потому что эти преследования не могут привести к цели. Ещё меньше оснований для преследования агентов польско-латинской пропаганды. Если упорство коренится в убеждении упорствующих, то с этим убеждением и нужно бороться. Конечно, агенты польско-латинской пропаганды имеют большое значение в жизни современного упорства. Они поддерживают упорство. Но раз основа упорства не в них, а в убеждении упорствующих, давно насаждённом, то если бы мы даже и выселили всех агентов польско-латинской пропаганды, то упорство всё-таки не уничтожилось бы, а продолжало бы ещё существовать. Притом же всякому очевидно, что выселить всех агентов польско-латинской пропаганды нет никакой возможности, а ещё менее есть возможность уничтожить их тайные сношения с упорствующими. Нельзя не согласиться, поэтому, с мнением Холмско-Варшавский епархиальной власти относительно мер насилия и принуждения, мнением, которое, признаёт эти меры „по сущности своей неудобоисполнимыми, практически неприменимыми и бесполезными“²²⁴.

Относительно мер насилия нужно сказать ещё то, что они совершенно немыслимы в наше время. Мыслимо ли в самом деле, чтобы в двадцатом веке возобновились гонения за веру? Не говоря о том, что насильственные меры не согласны с духом нашей православной веры и нашего времени, мы укажем на то, что они не согласны с державной волей главного защитника народа – ныне благополучно царствующего Государя Императора. На всеподданнейшем отчёте г. начальника Люблинской губернии о состоянии губернии за 1895 год, против объяснения, что православное духовенство стремится действовать живым словом с церковной кафедры, а также личными увещаниями и беседами с пребывающими в сильном упорстве униатами, ныне благополучно царствующему Государю Императору благоугодно было сделать такую отметку: „Правильно, ибо крутыми мерами наносится один только вред делу“²²⁵. Истинность слов Государя Императора подтверждается постоянно. Всем известно, что; агенты польско-латинской пропаганды окружают ореолом мученичества тех лиц, которые подвергаются каким-либо преследованиям за свои религиозные убеждения, и пользуются этими лицами, как средством для возбуждения фанатизма среди упорствующих, так что, вместо искоренения упорства, преследование агентов польско-латинской пропаганды содействует ещё большему распространению и укреплению упорства.

Признавая меры насилия несостоятельными в деле обращения упорствующих в православие, мы должны сказать, что и предлагаемые нравственные меры не вполне состоятельны в этом деле. Нравственные меры предлагаются большей частью людьми очень мало знакомыми или совсем даже незнакомыми с приходской жизнью Холмского края. Предлагаются они не на основании опыта и наблюдения, а на основании общепринятых теоретических положений. Поэтому эти меры, верные в принципе, оказываются несостоятельными при практическом применении их к делу. Чтобы убедиться в этом, рассмотрим эти меры. Многие, например, утверждают, что средством обращения упорствующих в православие должны быть наставления и увещания упорствующих. Мера эта правильна, но при той постановке, которую обыкновенно дают ей, она не может привести к цели. Предлагающие эту меру забывают, что упорствующие не желают слушать наставлений и увещаний православно-русского миссионера, уклоняются от разговоров с ним о вере, а если вступают в беседу, то не верят ему. Это недоверие они иногда явно выражают православно-русскому миссионеру, заявляя, что он обязан говорить именно так, а не иначе, что для того он и прислан, за то и деньги получает, что говорит именно так, а не иначе. Иногда упорствующие соглашаются с словами православно-русского миссионера, но это согласие притворное: в душе они думают по-своему. Да это и понятно! Почему упорствующий будет слушать и верить православно-русскому миссионеру, если последний, кроме личного своего заявления, ничем не подтверждает своих слов?

То, что упорствующие при встрече с православно-русским миссионером уклоняются от разговоров с ним о вере, можно, говорят, устранить посещениями домов упорствующих. Придя в дом упорствующего, можно, говорят, беседовать о чём угодно, как и сколько угодно. Но так могут говорить только люди, не знающие действительного положения дела. В действительности посещения домов упорствующих и невозможны и бесполезны. Невозможны потому, что упорствующие запирают свои дома, когда узнают, что православно-русский миссионер идёт по деревне для беседы, а если и впускают его в свой дом, то нередко отказываются совершенно говорить с ним или же устраивают в присутствии его оскорбительные для него сцены. Бесполезны же эти посещения потому, что упорствующие не верят словам православно-русского миссионера, сколько бы ни беседовал с ними.

Равным образом несостоятельно и мнение тех, которые утверждают, что для обращения упорствующих православно-русский миссионер должен стараться войти в тесное общение с ними. Конечно, деятель много может сделать, если он находится в тесном общении с тем обществом, среди которого он действует. Но не нужно забывать, что общение с упорствующими не так легко возможно. Они живут в союзе с ксёндзами и не желают быть в общении с православно-русским миссионером. Чтобы православно-русский миссионер мог вступить в союз с упорствующими, он должен порвать прежде союз их с ксёндзами, посеять в упорствующих искру сомнения в истинности их союза с ксёндзами. Только тот упорствующий вступит в союз с православно-русским миссионером, который усомнится в истинности своего союза с ксёндзом. Пока же упорствующий верит ксёндзу, пока он убеждён, что ксёндз есть его истинный духовный отец, он, как истинный сын, не решится порвать союза с ксёндзом. Нужно, поэтому, говорить не о необходимости вступления в союз с упорствующими, а о том, как вступить в этот союз, как разрушить союз упорствующих с ксёндзами. Тесный союз в данном случае не средство, а конечная цель. Войти в союз с упорствующими это значит – сделать упорствующих православными.

Μ. Кобрин

(Продолжение следует).

(Из миссионерских запросов).

Прощальная, или разрешительная, молитва возбуждает иногда серьёзные недоумения относительно значения её в чине погребения и со стороны применимости её содержания к почившим.

Спрашивают: „следует ли читать её над умершим без покаяния, и, если следует, то читать ли слова: „сердцем сокрушенным покаяся“ и – „елика за немощь естества забвению предаде“?

Разрешению этих недоумений посвящаются страницы серьёзных духовных журналов и серьёзных же книг, относящихся к области Церк. Устава. Но нельзя, однако же, сказать, чтобы вопрос решён был с надлежащей ясностью, точностью и полнотой. Такое положение дела особенно неудобно в век отрицания иными сектантами всей церковной обрядности. Ясно, что всякий обряд должен быть твёрдо обоснован, крепко стоять на почве, дабы не пошатнул его беспощадный дух недругов обрядности.

Как же у нас объясняется „значение“ разрешительной молитвы? А вот как: в № 7 одного авторитетного духовного журнала („Церк. Вестн.“) за 1901 г., для разрешения вопроса воспользовались известным пособием к изучению Устава прот. К. Никольского, воспользовались с таким рабским усердием, что внесли в текст ошибки первоисточника, прибавивши от себя едва ли не одни опечатки. К числу „ошибок“ надо отнести цитацию „Устава“: он ссылается на „часть IV, гл. 24, § 18“ „Новой Скрижали“, а равно и на 21 гл. § 4 (см. издания II или V). В 24 главе всего один параграф и то не о прощальной молитве, а „о чесовом либо скверном“, упавшем „в кладезь водный“. „Глава 21 § 4“ тоже не содержит никакого, как выражается журнал, „толкования“ прощальной молитвы. О молитве этой идёт речь в 38 гл. IV части. Но это – мелочи. Важнее, конечно, само решение вопроса. Станем же понимать его.

Журнал пишет: „этой молитвой разрешаются только бывшие на умершем запрещения, или епитимии, за их прежние грехи, в которых они раскаялись и за которые была назначена епитимия, а не за (?) сами те грехи, в которых умершие не успели (?) покаяться“. Здесь, вне всякого сомнения, есть досадная, затемняющая смысл, опечатка: вместо – „не за самые грехи» надо читать: „не сами грехи“, с выпуском ненужного этого „за“. Напрасно вставлено журналом и слово „не успели“ покаяться. В „пособии“ и „Н. Скрижали“ – точнее сказано: „грехи, в которых не каялись“. Можно ведь и „успеть“ покаятся, да „не пожелать“, „постыдиться“, „побояться“ раскаяться. Не даром же отец духовный внушает исповеднику; „не усрамися, ниже убойся и да не скроении это от мене“ (чин исповедания).

Затем журнал продолжает: „чтение разрешительной молитвы не есть разрешение от грехов, каковое содержится в таинстве покаяния, так как для последнего требуется сокрушение о грехах и исповедание их... Разрешительная молитва есть, с одной стороны, молитва об умершем, чтобы Господь простил его вольные и невольные согрешения, соделанные ведением и не ведением, и которых (которые) за немощь естества забвению предаде (в молитве говорится: „да сотворит через мене прощено, по духу чадо²²⁶, да разрешит его“, а не так, как в таинстве покаяния: „прощаю и разрешаю“); с другой стороны, ею разрешаются клятвы, запрещения, которыми умерший при жизни был связан за свои грехи, в которых он каялся, но от которых не получил разрешения“.

Начнём вдумываться и в эту тираду. „Кающегося“ подобает „разрешать“ от исповеданных им грехов. В духовной врачебнице должно быть дано и воистину даётся исцеление душевных ран, сколь-бы они глубоки ни были и сколь-бы ни казались на человеческий глаз неисцельными. У Небесного Врача – „величество бесприкладное и милость безмерная“, презирающая вся содеянная, оставляющая неправду и превосходящая беззакония“. То правда, что иногда налагаются „каноны“, но уже на разрешённых от грехов. Таким образом, это „наложение“ не есть же „неразрешение“ от грехов. Что же в таком случае значит это: „каялся, но не получил разрешения“? Грех не оставляется лишь тогда, когда сам грешник не хочет его оставить, а говорит о нём духовнику, так сказать, для „сведения“ лишь духовника. Но такое „говорение“ не есть покаяние, а одно лишь „празднословие“ по словам св. Василия Великого.

Различие формулы: „прощаю“ и „да сотворит прощено“ – не может убедить в сакраментальности лишь „прощаю“ по той хотя бы причине, что в молитве над покаявшимся больным нет этого „прощаю“, а есть: „презри яко благ грехи“. Однако эта молитва была разрешительной в древних и – прибавим – осталась таковой и в новых чинах исповеди (Нестеровский: „Литургика“, ч. II, стр. 218). По древнему же чину – „како подобает в борьзе причастие дати“, священник читал после исповеди молитвы, в которых также молил Бога, да простит Он согрешившего, а не своей властью, от Бога данной, прощал грехи (Дмитревский: „Богослужение“, стр. 351 и след.). Не скроем, что есть мнение о необходимости читать над больными разрешительную молитву из общего чина исповеди. Но мнение и есть мнение, ни для кого необязательное. Требник молчит тут полным молчанием.

Указание на сокрушение о грехах и на исповедание их имеет значение, но не безусловно бесспорное. Ведь „клятвы“ и „запрещения“, „вины и юзы“ – разрешаются же этими: „да простит“, „да разрешит“. Почему же эта формула не может разрешить тут же рядом с „клятвами“ стоящих согрешений? Почему же она по отношению к этим согрешениям лишь молитвенная формула? И удобно ли молиться в такой властной форме: „да сотворит чрез мене смиренного – прощено“?.. Для чего выдвигать перед очи других это „чрез мене“, облечённого властью, равной власти апостолов, когда и все прочие молящиеся около гроба не лишены права возносить свои молитвы о прощении грехов почившего? В молитве-то приводятся слова Господа, уполномочивающие духовника прощать грехи, а не молиться только о прощении грехов. Он даст, таким образом, право понимать её, как именно разрешительную от грехов, а не молитвенную лишь формулу. Если же видеть в ней разрешение только от клятв, а о грехах находить в ней только моление, то, казалось-бы, следовало яснее и точнее разграничить эти моменты неодинаковыми формулами.

Нельзя не сказать и того, что не каждый же умерший носит на себе „клятвы“, „юзы“, „запрещения“, не всякий состоит под „каноном“. Однако молитва – всякого разрешает от „канонов“. Как же объяснить это разрешение от несуществующих уз? Нам говорят: „если ныне молитва эта читается надо всеми, то это потому, что всякий православный христианин имеет в этом нужду, а также и для того, чтобы не лишить этого благодеяния того, к кому оно может относиться, ибо лучше преподать его и тем, кому оно ни пользует, ни вредит, нежели отнять у тех, коим оно полезно“.

Теперь рассудите: всякий, говорят, имеет нужду в молитве, но могут-де оказаться и такие, кому она ни полезна, ни вредна, а всё-таки, выходит, нужна. Зачем же „нужна“? Не ради же порядка или приятности самой „церемонии“ прочтения! И что это за акты – ни полезные, ни вредные? Кажется, у нас православных adiafora не пользуются почётом.

В уяснение смысла молитвы журнал и „пособие“ приводят ещё мнение митр. Μ. Филарета. „Для будущего, говорит высокомудрый владыка, „молитва имеет то значение, что погребённый с нею есть православный христианин, умерший в общении с Церковью православной“... Ценя знаменитого мужа, нельзя всё-таки не сказать, что молитва имеет значение не для будущего только, а и для настоящего: в самом моменте прочтения она имеет значение показателя об общении умершего с Церковью. Прекрасно говорит об этом „Н. Скрижаль:“ „ежели Церковь заблагорассудит в сообщение молитв и приношений принять запрещённого после его смерти, тогда сия молитва прощальная, яко древности последствие (наследие), над ним читается, дабы прочие верные, которого живого отвращались, того уже умершего в объятия свои благочестивые приняли и посредством своих молитв последующее в будущем наказание отвратить потщились... Можно и должно благодеяния сего, от Церкви зависящего, сподобить умершего, наипаче, когда жив ещё находясь, по известным знакам оказывал сокрушение своё и раскаяние, умершему уже ему подать прощение и конечное разрешение в том токмо запрещении, в котором находился“. Говоря короче, молитва свидетельствует, что умерший удостаивается величайшего благодеяния – молитв и приношений за него со стороны живых его собратий. Мысль эта ясна до очевидности, но и она затемняется тем соображением, что само отпевание по чину православной Церкви есть уже достаточное свидетельствование о примирении умершего с Церковью. Прощальная молитва, как малая часть этого чина, занимающая притом же место в конце чина, не может поэтому с каким-то особенным ударением свидетельствовать о примирении. И это тем паче, что молитве придаётся довольно узкое значение – формулы, разрешающей не грехи, а лишь епитимии за грехи. Если принимать её в этом узком значении, то, казалось-бы, приличнее читать её не в конце, а в самом начале, дабы „верные приняли усопшего“, бывшего в отлучении, „в свои молитвенные объятия“, „не отвращались его“, „яко язычника и мытаря“, с самых первых слов „последования погребения“. Ведь при разрешении от запрещения живых членов Церкви наблюдается этот естественный порядок: сначала они освобождаются от „належащего на них уза“, а потом уже „приступают к Божию величеству со дерзновением“. А с умершими почему-то поступают обратно: сначала удостаиваем их всех возможных для них „благодеяний“, а потом объявляем, что они недостойны этих благодеяний: наперёд награда, а потом суд...

Уместно здесь коснуться и иного, чем в „Н. Скрижали“, взгляда на принятие в общение с Церковью умерших. „Принятие в общение умерших в состоянии отлучения, как и отлучение мёртвых, отшедших из сей жизни без отлучения, ничего не изменяет в действительном состоянии их душ по смерти, но то и другое имеет величайшее значение для живых“. Это взгляд проф. Ф. Курганова (о Церк. отлучении, стр. 28) – взгляд неудобоприемлемый! За принятого в общение – Церковь молится, за непринятого – не совершает молитв и приношений. Неужели же молитвы и приношения Церкви ровно ничего и не значат для умершего? Стало быть, напрасно и внушать живым посредством чтения прощальной молитвы над умершим в запрещении собратом, чтобы они помолились и сделали приношения за него? Или иначе как следует понимать слова г. профессора? „Новая Скрижаль“, повторим, прямо говорит, что чтение прощальной молитвы и, конечно, вручение её усопшему свидетельствуют о принятии „запрещённого в общение молитв и приношений“, благодетельном для усопшего принятии. По взгляду профессора – посмертное принятие запрещённых в общение молитв и приношений – никакого значения для него не имеет. Выходит, таким образом, что мы в этом случае хуже китайцев. Жалуя умершим священный покров – „то-ло-цзин“ – и зарывая его вместе с гробом в могилу, китайцы веруют, что этот покров обеспечивает счастье души в загробной жизни“ (СПб. Вед. 1901 г., № 341). А мы, вручая умершему разрешительную молитву и обвеяв его молениями, полагаем, что никакой пользы от этого не получится для умершего. Странный самообман! Но самообман-ли? В практике Церквей западной и восточной встречалось, как сообщает об этом сам же г. Курганов (цитов. соч.), что Церковь давала разрешение умершему, принесшему раскаяние перед свидетелями – не духовниками. Супруга Импер. Феофила Феодора „клятвенно“ заверила священное собрание, что муж её, при последнем своём издыхании, раскаялся в ереси иконоборческой. Собрание „обещало исходатайствовать у Бога прощение грехов Феофила“ и дало государыне „письменное в этом удостоверение“. Нужно ли говорить, что сделанное для Царя может быть сделано и для последнего раба: у Небесного Судии – царь и воин, богатый и убогий, владыка и раб – все „в равном достоинстве“, „вкупе предстоят“ и „кийждо от своих дел – или прославится, или постыдится“... Не может быть сомнения, что молитвы и приношения за усопших, умерших в запрещении, в клятве, узах, – не просто лишь биют вотще воздух, а прививают эти отломленные ветви к животворному стволу – Главе Церкви Господу Иисусу Христу. Необходимо тут одно существенное условие – воля добрая быть привитыми со стороны прививаемых ветвей, их раскаяние. В разрешительной молитве об этом раскаянии есть прямая речь: „сердцем сокрушенным покаяся“ и – „забвению предаде за немощь естества“.

Но спрашивают: если умерший перед смертью не принёс покаяния, если, прибавим мы, он не только умер внезапно, но и умер – самоубийцей, то читать ли над ним слова молитвы прощальной о забвении иных грехов по немощи и о сокрушённом раскаянии в других? Журнал более чем мало разъяснил это недоумение. Некоторые искры света можно бы кинуть в тёмную эту область. Умершие без покаяния перед духовниками имели полную возможность выразить сердечное раскаяние в своих грехах перед родными, знакомыми и вообще перед ближними, не облечёнными властью вязать и решить грехи. Эти могли передать духовнику о покаянии усопшего, в надежде на разрешение грехов. Имея такие сведения, духовник с спокойной совестью может читать в прощальной молитве, что усопший „сердцем сокрушенным раскаялся“ во всём, что вспомнил.

Что же касается умерших внезапной смертью и самоубийц, то к ним с трудом можно отнести слова молитвы о сокрушении во грехах, о забвении их: ни те, ни другие не могли при жизни поведать никому, по самому характеру их кончины, о том, что лежало у них на душе в предсмертные минуты. Ещё самоубийцы, впрочем, могут оставить после себя завещания и уверения, но скоропостижно умершие и этого сделать не могут. Между тем, практика допускает над всеми, удостаиваемыми погребения, совершать один и тот же чин, с одинаковой для всех прощальной молитвой. Не без смущения прочитываются слова о сердечном сокрушении усопшего, когда не знаешь, было ли оно на самом деле. Нужно попутно молвить, что есть многое, не применимое к усопшему – внезапной или насильственной смертью – не только в прощальной молитве, а и во всём чине. Можно ли, напр., петь, что на самоубийцу – „внезапу найде страшный час смерти“, что он в жизни нёс крест, „яко ярем“, ходя в „путь узкий прискорбный“, вслед за Христом Богом и св. мучениками – Подражателями „страстей“ Господних, что он „верно отшел“ к Богу, „священне оставил житие“, что его Бог – волитель милости – „преставил от места сего озлобления“...

Как же избежать тут смущения, недоумений, соблазна? Казалось бы, путь кратчайший один: составить особые чины погребения и панихиды для умерших различной смертью: для самоубийц (удостаиваемых в известных случаях христианского погребения) – один чин, для внезапно умерших – другой, для инославных – третий, для умерших в покаянии – оставить существующий. Множественность чинов – не новость: у нас есть уже чины – особые для погребения мирян, священников, младенцев, – особый чин погребения и панихиды в Пасхальную неделю. Нужда выдвигает вопрос о приумножении этих чинов, дабы они вполне были сообразны с кончиной усопших. Мы нарочито упомянули – и инославных. Никому не новость, что теперь поём по инославным панихиды такие же, что и по православным христианам. Но достаточно беглого взгляда на чин панихиды, дабы видеть, что не всё в нём применимо к инославному усопшему (см. у Курганова – цитов. соч. в конце²²⁷).

Последовательнее будет – составить для них особый чин, дабы и совершать его, когда нужно, во избежание таких громких речей, какие поднялись по поводу известного Виленского инцидента. Не будет вольностью пожелать даже составления для них и чина погребения на тему, которая лежит в песни: „Святый Боже“.

Если же нас пугают призраки соблазнов от умножения чинов, то можно неблазненно²²⁸ пожелать самого меньшего, но очень нужного: прочтения над самоубийцами и скоропостижно умершими прощальной молитвы требника, а не разрешительной, на особых листах печатаемой, молитвы. Молитва требника кратко, но сильно разрубает все „узы грехов, в нынешнем веце содеянных“. Ни о клятвах, ни о забвении грехов, ни о сердечном сокрушении – в ней нет упоминания, что делает её наипаче применимой к „внезапу похищенным смертию“. Конечно, надо эту молитву перепечатать на особых листах и давать её, как „священную подорожную“ в руки умерших, во избежание тягостных недоумений со стороны живых в том случае, если бы покойнику не дать этой молитвы.

Не излишне было бы „разрешительную молитву“ перепечатать с листов в требник, не для санкции её, а для того, чтобы надёжнее иметь её всегда под руками: листов-то иногда может и не быть на-лицо.

Прот. Н. Дроздов

Был ли приобщён Иуда Спасителем, или он удалился с вечера ранее установления таинства св. евхаристии?

Свящ. с. Ба-ва Самарской епархии

И. Вл-н.

В виду разнообразия мнений по данному вопросу у церковных писателей – самое лучшее обратиться для решения его к голосу самой Церкви, которая есть столп и утверждение истины (1Тим.3:15), – именно к песнопениям страстной седьмицы. Эти песнопения, в которых столь ярко выражается догматическое церковное сознание, определённо говорят нам, что Иуда предатель приобщился евхаристических хлеба и вина вместе с другими апостолами. Мы приведём наиболее выразительные из этих песнопений. «Руце простерл еси, имиже хлеб приял еси нетления, прияти сребреники, уста к целованию принося льстивно, имиже Тело Христово и Кровь приял еси: но горе тебе, якоже рече Христос» (из трипеснца на повечерии в великую среду)... «Примаше решительное греха Тело бессовестный и Кровь изливаемую за мир божественную: но не сты- дяшеся пия юже продание на цене, о злобе же не негодова и вопити не разуме: Господа пойте дела и превозносите во вся веки» (Из утреннего канона в великий четверг)... Из других песнопений (напр., из седальна гл. 7. Вел. пятн. утр.) косвенно следует, что Искариот вкусил Тела и Крови Христовых.

Церковь едва ли могла бы так решительно спрашивать: «кий тя образ, Иуда, предателя Спаса содела? – если бы Иуда был лишён участия в таинстве евхаристии. Церковное учение о приобщении Иуды имеет прочное для себя основание и в рассказе евангелиста Луки об установлении таинства евхаристии. Преподав Тело и Кровь своим ученикам, Спаситель, по свидетельству евангелиста Луки, сказал: и вот рука предающего Меня со Мною за столом (Лк.22:21); видимое дело, что предатель в момент произнесения этих слов ещё находился среди апостолов. Но причащение не принесло ему никакой пользы, потому что он ел и пил от чаши Господней недостойно (1Кор.11:29–30).

С.-Петерб. епарх. мисс. Н. Булгаков

Дело защиты и пропаганды раскола австрийского согласия взято на себя различными раскольничьими братствами, которые и ведут его всеми возможными – легальными и нелегальными – способами, превратив взятую на себя миссию защиты раскола в ожесточённую борьбу с Православием²²⁹. Обладая в достаточной мере материальными средствами для обеспечения свободы своей деятельности, братства эти неукоснительно строго следят за каждым явлением в жизни и литературе²³⁰, имеющим хотя бы даже отдалённую связь с вопросом о расколе, и обладают порядочными, постоянно пополняющимися, библиотеками по этому вопросу. Почти все известные «деятели» австрийского согласия и его миссионеры состоят постоянными членами того или иного раскольничьего братства.

Всё это даёт нам полное право смотреть на собрания представителей различных раскольничьих братств, происходившие в нижегородской ярмарке с. г. (29 и 30 июля и 1 августа), именно как на специальный съезд раскольнических миссионеров, в котором участвовали все видные и – если можно так выразиться – «модные» защитники раскола. Поэтому суждения, высказанные этими собраниями, представляют несомненный интерес, как последнее слово раскольнических деятелей по тому или иному вопросу о расколе.

Собрания эти происходили под председательством лже-епископа Арсения Швецова и при непосредственном участии ученика его, а ныне собрата – лже-епископа Иннокентия Усова и многих других.

Всё первое собрание было посвящено вопросу об объединении и централизации деятельности всех раскольничьих братств, для каковой цели и решено учредить центральное заграничное братство в Климауцах (в Австрии). Во главе этого братства будет стоять человек, пользующийся исключительным доверием братчиков и обширными неограниченными полномочиями от них. Одному из братств – московскому – поручено собрать уже ассигнованные суммы на учреждение заграничного братства.

Для того же объединения рассеянной по лицу земли Русской целой сети раскольнических братств найдено нужным приступить к выработке одного общего для всех них устава, а также учредить обмен между ними ежегодными отчётами о деятельности каждого из этих обществ.

Начало второго собрания было посвящено вопросам «о различных улучшениях в религиозном²³¹ быте общества и делах, подлежащих ведению братств», по которым и постановлены следующие решения:

1) «О введении поминовения наших великих предков (первых расколо-учителей) вопрос остаётся открытым впредь до написания и издания их жизнеописаний и трудов на пользу церкви (раскола)».

2) «О праздниках по этому предмету (поводу) «владыкой нижегородским Иннокентием» (Усовым) написано слово, которое отослать в Петроградское (в СПб.) братство для рассмотрения и принятия мер к его размножению и распространению».

3) «Вопрос о браках (по поводу нового закона о разводах) поручается рассмотреть Петроградскому братству со стороны канонов церкви, написать сочинение и представить копии с него для общего рассмотрения».

Иннокентием Усовым был возбуждён вопрос о том, чтобы каждое братство обзавелось собственным начётчиком, но собрание предоставило решение этого вопроса усмотрению самих братств, так, например, Петроградское, Московское и Егорьевское (Рязанск. губ.) приглашают одного общего для всех трёх начётчика.

Тем же лицом поднят был вопрос об улучшении и распространении полемических книг (или изданных в Черновцах, в Австрии, как сочинения И. Г. Усова, или же гектографированных, как вышедшая в нынешнем году книга В. З-ова «Голос Христовой Церкви»). Вопрос этот в частности уже решён Уставами братств²³², общее же решение его отложено до нового собрания братчиков в будущем году.

Но, конечно, наибольший интерес представляет собой суждения собрания по полемике, как в виду того, что они высказаны виднейшими миссионерами раскола, так и в виду того, что сказаны не для публики, а интимно, в тайных даже от самой раскольничьей массы заседаниях.

Имея возможность пользоваться подлинными протоколами этих собраний, мы и намерены ознакомить читателя с этими суждениями, воздерживаясь от каких бы то ни было комментарий. При этом мы старались возможно соблюсти выражения и фразировку (не совсем грамотно изложенного) подлинника²³³, оставляя точность ссылок и выводов на совести собравшихся раскольничьих деятелей.

1) Сходит ли благодать Святого Духа на еретиков II и III чина при их хиротонии и крещении?

Μ. И. Б-ов: Этот вопрос, надо сказать, к сожалению, надлежащим образом до сих пор не разработан ни с нашей стороны, ни со стороны наших притязателей. И когда нам предложат этот вопрос, мы отвечаем вопросом о св. Мелетии, т. е., где он получил благодать, будучи рукоположен арианами и по присоединении признан в своём сане.

П-хин с своей стороны находит, что блаженный Августин достаточно ясно учит, что в таинствах еретиков благодать присутствует, но она не спасает их, а наоборот – осуждает. Но это лишь дотоле, пока еретики находятся в своём заблуждении. Коль же скоро они присоединятся к Церкви православной, то благодать в их таинствах становится спасающей. В подтверждение своих слов он сослался на слова упомянутого отца, приведённые в книге А. Серефимова: «Правила и практика Церкви и относительно присоединения к православию неправославных христиан». Кострома 1882 г. (стр. 80–81).

B. 3-ов приводит слова блаженного Августина, изд. в Киеве 1855 г. (стр. 115): «Кто отделяется от Церкви, тот теряет плоды союза с нею и лишается благодати; равно, кто родился и воспитался вне единения с Церковью, тот хотя и запечатлён был таинством, но не получает от него благодатной силы и освящения; но если тот или другой возвращается в Церковь, то над ними не должно повторять неповторяемых таинств, потому что им доставало не самых таинств, а только их спасительного действия», – и из книги Н. Кутепова «Раскол донатистов», Казань 1884 г. (стр. 119): «Вскоре после собора (401 г.) некто Фёдор спрашивал Августина, как принимать в Церковь донатистских клириков. Последний отвечал Фёдору, что хиротония, полученная донатистским духовенством, может служить на пользу Церкви. При обращении к ней донатистов Церковь должна признать действительными в них св. крещение, благодать хиротонии и иноческие обеты... Крещение раскольников есть истинное крещение Иисуса Христа, а потому действительно... У них благодать крещения является лишь тогда, когда они возвращаются к Церкви» (стр. 122) – и на основании приведённого заключает, что хотя благодать Св. Духа в таинствах раскольников (еретиков II и III чина) и присутствует, но она как бы бездействует, не спасает их, а как только они обращаются к Церкви, она (благодать) становится спасающей. Это З-ов подтверждает (?) словами Благовестника на 15 зачало от Матфея (стр. 106); «яко солнце сияет на земли на благия и злыя, и дождик – на праведныя и неправедныя... Под дождём и солнцем разумеют благодать Св. Духа и учение, поскольку Христос на всех изливает благодать и всех поучает. Кто принимает учение, тот живёт во свете, тогда как тот, кто и при солнечном свете зажимает свои глаза, остаётся во тьме».

И. Π. Ф-ов: Еретики, удалившиеся от церкви, лишаются благодати Св. Духа, что можно усматривать из «писания». Слова свои он подтверждает цитатами из книги: «Разбор на цветник» (стр. 113), Кипр. Послание 6, Никона Чёрной – горы Слово 63.

Μ. И. Б-ов, разъясняя приведённые З-овым из книги Кутепова слова, говорит, что из их смысла видно: хиротония донатистов признаётся только при обращении их в православие, но до обращения они не имеют благодати, ибо если принять таковую существующей у них до обращения их к Православию, то надо признать и силу их власти отпущения грехов кающихся. В книге Кирилловой на л. 360 говорится, что Дух Святый дышет, ндеже хощет, т. е. имеет полную свободу; а признанием, что в таинствах еретиков Он обязательно должен участвовать, мы как будто обязываем Его к тому, чем лишаем Его свободы. Вообще должно по этому предмету понимать так, как трактует 68 правило Карфагенского собора, то есть, еретики, пребывая в ереси, благодати Св. Духа не сподобятся и получают оную, как учит блаженный Августин, при обращении их в Церковь²³⁴.

В-кин: Я понимаю, что благодати Св. Духа в таинствах еретиков II и III чинов нет. Но при обращении их к православию хиротония их и крещение признаются, согласно 8 прав. 1-го Вселенского собора.

А. III-ов уподобляет еретические таинства векселю. Как по векселю можно получить впоследствии, в известное время, также точно и еретики, приняв свои таинства, как бы подготовлены к восприятию благодати, что и получают при своём присоединении к православной Церкви. Свои слова он скрепляет чтением из Большого Соборника л. 855.

И. У-ов делает чтения из своего сочинения О присоединении митрополита Амвросия священником Иеронимом применение на практике правила 8-го 1 Вселенского собора, 69 Карфагенск., случая со св. Мелетием Антиохийским и других однородных сему и делает вывод, что святые отцы этого вопроса не решали, и мы не должны этого (решения) делать. В дополнение сего интересующихся этим вопросом У-ов отсылает к. полемике, возникшей между «никонианскими» миссионерами, напечатанной в журнале «Миссионерское Обозрение» за 1903 г. № 4, стр. 462.

А. Ш-ов читает все высказанные мысли, обобщает их и делает окончательный вывод, с которым собрание и соглашается. Вывод этот таков: «Благодать Св. Духа на хиротонию (и крещение) еретиков II и III чинов сходит, но только тогда, когда они присоединяются к Церкви православной».

2) Какое в точности время должно и нужно признать началом нарушения истин православия патриархом Никоном и его последователями?

Μ. И. Б-ов: С издания патриархом Никоном «памяти» – с 1653 г.

С этим соглашаются и все.

3) Как точно разуметь об исповедании и погрешностях Греко-Российской Церкви?²³⁵.

а. Триперстие.

И-хин: Триперстие – новшество, и как новшество – ересь; к тому же оно под клятвой древних святых отцов (Стоглава).

М. И. Б-ов: Не всякое новшество – ересь, но триперстие можно считать ересью, потому что оно предано не святыми отцами. В 38 вопросе св. Афанасия Великого говорится: «Откуда глаголется ересь? Ответ: от еже избрати что своё и сему крепце последовать» (Скрижаль). Но оно ещё и поистине ересь, ибо они, «никониане», проповедуют в трёх перстах – Троицу и вкупе смотрение-воплощение (Скрижаль л. 8–806, Псалтирь в статье о крестном знамении, изд. 1863 г. л. 7 и об.). Но исповедывать вочеловечение Сына Божия в Троице есть ересь. (Пис. Феодора Студита ч. II стр. 442, Труды св. Златоуста т. III стр. 813 по петербургск. изданию, Пращица ответ 18 лис. 7 и об.).

A. Ш-ов указывает, что введением триперстия нарушается заповедь прежде бывших отцов (Стоглава). Нарушение святоотеческой заповеди обвинено св. Евангелием: «Слушаяй вас, мене слушает...» и «преслушавший церковь да будет тебе, яко язычник и мытарь». Это (неповиновение, преслушание) уже и будет ересь. Я нахожу, что в триперстии: 1) изменение предания Христовой церкви, 2) презрение клятвы святых отец, 3) неправое исповедание св. Троицы вкупе со смотрением, 4) неправославное исповедание тремя перстами страданий Христа.

B. З-ов: ещё «никониане» и потому еретики, что опи приказывали искоренять из письменных и печатных книг двуперстие, а это делают только еретики, как видно из Деяний VII Вселенского собора (стр. 199–200). Они же это делали соборне. (Деяния Собора 1667 г. л. 15).

б) Отмена «Памятью» земных поклонов может ли считаться ересью?

В. З-ов: Это ересь, как доказывает Псалтирь (л. 21) в статье о поклонах (метания – земные поклоны).

М. И. Б-ов заключает, что на основании предисловия в Псалтири замену двенадцати метаний поясными поклонами можно считать ересью, ибо такой отменой нарушается устав св. Церкви.

В. М-ов: В предисловии Псалтири буквально говорится, что нарушение устава о поклонах есть ересь и проклято.

И, Ф-ов: Поклонами выражается наше падение и восстание. Отменяя это, отменяют воображение (?) нашей веры.

A. Ш-ов находит, что такие действия (отмена поклонов) суть соблазны, а на основании Псалтыря – ересь.

в) Миссионеры (православные) говорят: Старообрядцы из-за пустяков отделились от Церкви, ибо они отделились только из-за обрядов, а из-за них отделяться непозволительно. Например, из-за празднования дня Пасхи четыренадесятники, хотя остались и при старом апостольском предании, но однако были отлучены и причеслены 2 Вселенским собором (Пр. 7) к еретикам II чина, а поэтому и все старообрядцы суть таковы.

Как отвечать на это? (Предложено И. Усовым).

Μ. И. Б-ов: Всё это так, но четыренадесятники остались хотя и при древнем обычае, по иудейском, а не христианском. А это-то и суть (Ист. Церкви Евсевия Памфила стр. 280–285, кн. V гл. XXV–ХХVIII. Правило 7 св. Апостолов).

П-хин: Поликарп Смирнский передавал, что он такое предание действительно получил от апостола Иоанна, но я полагаю, что это он передавал, как и апостол Павел об обрезании, для искоренения этого обряда (Златоуст т. III. Слово об обрезании).

B. З-ов, приводя Игнатия Богоносца л. 53 оборот, св. Афанасия Великого ч. III, 109, Барония лето Господне 167 числа 2, доказывает, что это был действительно иудейский обычай, только терпимый временно.

И. Ф-ов: апостол Иоанн, обращая иудеев к христианству, дозволял им это по списхождению (Иоанн Смоленский, «Курс церковного законоведения»).

И. У-ов указывает на Книгу Кириллову л. 342, что по нужде было в некоторых местах несогласие, но первый Вселенский собор под строгой клятвой установил праздновать св. Пасху в определённое время, для чего и изложил Пасхалию.

Председатель А. Ш-ов, прекращая суждения по этому предмету и находя их слишком затягивающимися (!), предлагает принять взгляд на «Никоновскую» Церковь Никодимовых ответов, но дополнив их ещё некоторыми предметами, там не указанными, как, например, стремление к папизму, к присвоению себе авторитета законодательства и послушания без рассуждений со стороны Церкви, сами же никому не подчиняясь и т. п. Но там есть два ответа, о которых стоит порассудить (ст. 2 и 3).

Этим и заканчивается третье и последней заседание собрания представителей, российских раскольнических братств.

Сообщ. Orthodoxus

(Очерк из современной жизни сектантства в Сибири).

Недавно мне пришлось говорить о наших внутренних смутах, в том числе и сектантских, с одним тифлисским судейским чиновником, получившим первоначальное образование в наших духовно-учебных заведениях и доселе сохранившим любовь и преданность к Православной церкви.

– Скажите пожалуйста, – говорил он мне, – почему это замолкли толки о штундовой пропаганде? Неужели последняя ослабела, и миссия так много успела в своих работах?

– Отчасти ваше последнее предположение справедливо. Теперь у нас миссионеров много, хотя ещё далеко не вполне достаточно; действуют по местам и приходские миссии с хорошо организованными обществами ревнителей православия. Но усилившейся миссионерской работой нельзя ещё объяснить достаточным образом того факта, что у нас мало теперь говорят и пишут о сектантской пропаганде, особенно штундовой. Я лично нахожу, что у нас, русских, всякие идеи и всякие явления до тех пор служат предметом нашего внимания, пока они модны. Мы всё делаем по моде. Сегодня мы заняты Марксом, завтра – Стаховичем, послезавтра – рабочим вопросом, там – декаденством и т. д. и т. д. Мы не хотим отстать от времени, и раз «руководящие сферы» перестают уделять свой «досуг» известным общественным течениям жизни и мысли, – мы с своей стороны сейчас же поворачиваем своё сознание в другую область, стараясь тщательно выискать новую моду, прислушаться к тому, что нового заговорит «княгиня Марья Алексевна», несмотря порой на всю нелепость «исходящего из уст» последней, и на всю серьёзность вопроса, нами брошенного в корзину под нашим письменным столом. В таком же положении находится и вопрос о штунде. Ну, кому же из наших интеллигентов придёт теперь в мысль ломать свою голову и перья над вопросом о штунде? До того ли им, когда они и спят и видят во сне то «декадентщину», то «новые пути» в светлую область «эфирной мистики», то «эфирные» дамские платья с декадентскими узорами и рисунками и т. п.?

– Простите, добавил я: в данном случае я не выясняю перед вами всех причин вами замеченного явления. Я указываю только на одно обстоятельство, на один только, но самый вопиющий факт, не дающий тебе покоя и глубоко возмущающий твою душу. Не желаете ли посмотреть на то, что теперь делает штунда? Если хотите, я покажу вам, что она делает у нас, в Закавказье, и где она свивает себе новые гнёзда.

– Пожалуйста. Я собственно затем и пришёл к вам, чтобы вы мне хоть вкратце раскрыли данный вопрос. Я интересовался им прежде, интересуюсь и теперь.

Я исполнил желание моего доброго знакомого. Коротко, в немногих словах, очертил штундовую пропаганду в Закавказье, особенно её современное состояние²³⁶, и в конце сказал:

– Всё, что вы теперь узнали, только половина моего ответа. Имейте в виду, что эта возмутительнейшая торговля идеями quasi-христианскими находит теперь новые рынки для своего сбыта. Разные Bund’ы альянсы, миссионерские и трактатные общества делают у нас новые завоевания, приобретают новые территории.

– Да разве?!

– Да, штунда у нас стала развиваться там, где, быть может, и не ожидали её развития.

– Где же?

– В Сибири.

– Да неужели! И это в той Сибири, которая, по мнению исследователей, так несклонна к умосозерцанию, равнодушна к церкви и религиозным вопросам?!

– Именно в этой то Сибири, холодной и индифферентной к религии, и распространяется штунда, – ответил я. – Не забывайте того, что Сибирь теперь всё более и более наполняется выходцами из России, большей частью из её средней полосы и южных губерний, уже заражёнными часто штундистскими идеями и пользующимися там полной свободой для своей пропаганды среди других переселенцев...

– Но, ведь, об этом надо писать, надо кричать...

– Я уже об этом писал в истекшем 1903 году в своих «Очерках современной религиозно-общественной жизни Сибири» (в «Гражданине»), писал, возмущённый всем тем, что мне пришлось наблюдать в Енисейской губ., а отчасти в губ. Томской и в области Акмолинской...

– Но вы ещё пишите.

– Да и ещё буду писать. А теперь позвольте мне изложить перед вами всё до конца.

Вот суть всего, что я передал своему знакомому.

Прежде всего я прочитал ему выдержку из своих «очерков», где говорится, что «совращения в сектантство в Сибири очень часты. Усиливается здесь штунда: на юге Сибири, напр., в Минусинском уезде Енисейской губ., образуется второй несчастный «штундовый юг России» («Гражданин», № 84, ст. 10), и ещё: «Не нужно также упускать из виду и того обстоятельства, что Сибирь становится ареной столкновения русских и западноевропейских интересов в экономической области. Американцы, англичане, немцы с каждым днём захватывают в свои руки промышленные предприятия, которые дают им громадные выгоды, плохо сознаваемые русскими. Запад в Сибири становится твёрдой ногой и вытесняет русского промышленника. Но обирая русские карманы, иностранцы развивают убожество и в русской душе. Для русского рабочего миросозерцание западного человека – отрава и гибель. Не признавая и не уважая ничего русского, иностранцы, группируя вокруг своих предприятий русские рабочие силы, обезличивают душу русака, делая её безразличной в отношении к родине и церкви. Прибавьте ко всему этому Сибирскую глушь, которая развивает и укрепляет в сибиряке мысль о том, что всякое незаконное его деяние может пройти безнаказанно; присоедините сюда отдалённость Сибирского края от центра Европейской России, при которой (отдалённости) сибиряк надеется, что до него нескоро «доберутся» высшие власти, а все совершающееся в Европейской России, напр., беспорядки рабочих, является сюда в виде мифа, переданного через сотни уст; далее, в Сибири так мало монастырей, церквей... Иногда случается, что посёлок или деревня в 100–200 домов на целые десятки, до 50–60 вёрст, отстоит от храма. Народ во многих местах по нескольку месяцев живёт вне всякого влияния церкви и приходского священника. Печально и то, что существующее в настоящее время духовенство (в Сибири) редко имеет порядочный образовательный ценз. В тех же «очерках» приведены случаи и крайне отрицательного отношения к церкви со стороны сибирской интеллигенции, а также местной администрации (см. особенно № 84).

Итак, повторяю, на указанной почве религиозно-общественного брожения и неустройства и создаётся теперь «второй несчастный штундовый юг России» в Сибирском крае.

А вот вам и факты, сюда относящиеся.

В 1903 году зимой я вёл публичные беседы с сектантами в г. Красноярске. На эти беседы являлись штундисты из Красноярского уезда, из Красноярских железнодорожных мастерских, а однажды был выписан штундовый «брат» из г. Омска. После бесед я задавался вопросом: почему до сего времени никто не осведомлял Епархиальное Начальство о существовании штунды в пределах Енисейской епархии? При ближайшем рассмотрении дела оказалось, что причина этого заключается в том, что духовенство совсем мало понимает в сектантских делах, а гражданская администрация – против миссии. На последнем обстоятельстве позволяю себе остановиться на некоторое время. Во время разъездов по епархии мне пришлось беседовать с штундистами в одном селении. Православные давно ожидали приезда миссионера и хотели видеть поражение штундистов, или, по их терминологии, «хлыстов». Сектанты во время беседы вели себя вызывающе, называли меня «антихристом», кричали, шумели. Православные были удовлетворены беседой, а сельский писарь, начитанный в Писании, просил меня дать ему несколько брошюр для чтения сектантам. Я исполнил его желание. Приезжаю в то же село в другой раз, и узнаю нечто такое, что произвело на меня ошеломляющее впечатление. Крестьянский начальник не только запретил писарю говорить с сектантами о вере, но и удалил его от должности, причём публично на крестьянском сходе заявил сельчанам, что беседы миссионера – «гонение на сектантов», потому что всем разрешено веровать, как кому угодно.

Полюбуйтесь на такого и ему подобных печальников народного быта, с которыми мне неоднократно приходилось встречаться в Енисейском краю! Вникните в их растлевающую народное сознание работу, и вы поймёте, что неосведомлённость местных высших властей о народных смутах – явление вполне естественное, при котором явление обратного характера и не может иметь места.

Пора уже прекратить молчание. Заявляю прямо и решительно: в сёлах Устюжском и Шилинском Красноярского уезда штунда и толстовщина свили себе прочное гнездо. Представители этих лжеучений отличаются крайним фанатизмом и ненавистью к православным. Проникает штунда на Сибирскую железную дорогу, распространяется в Канском и Ачинском уездах, но особенно большое гнездо она свила себе в южном уезде Енисейской губ. – Минусинском. Здесь на первом плане стоит селение Александровка, Анашенского прихода, где подвизается пггундист Иванов, рьяно ведущий свою пропаганду среди православных односельчан, на 30 вёрст удалённых от постоянного пастырского надзора. В рапорте на имя Евеимия, епископа Енисейского, от 26-го февраля 1903 года, Анашенский священник доносил: «сельский старшина посёлка Александровки заявил мне, что в их посёлке под руководством главарей-односельчан, – Н. Иванова и Козьмы Петрова Лордухина, образовалась особая секта, число последователей которой, благодаря энергичной деятельности главарей, начинает «быстро расти», и ещё: «Лордухин и Иванов за короткое время сумели из своих последователей сделать ревностных распространителей их учения, что становится ещё более понятным, если прибавить, что главарями оказывается принявшим учение материальная помощь». Посетив посёлок в июне истекшего года, я лично убедился, с какой ужасающей быстротой растёт в Александровском посёлке штунда и какую вредную форму она здесь принимает. Штунда смешалась с хлыстовщиной и толстовством. Сектанты не стесняются даже проповедовать на сельских сходах (то же делается и в упомянутом селе Устюжском); распространяют открыто подпольные сектантские брошюры и нелепые слухи о том, что скоро «священники будут за становых; живя при церковной караулке, будут только записывать умерших и новорождённых в книгу, а церкви запечатаются, а также соборы и монастыри», и что священники для того будут оставлены «при деле», чтобы «не вышло кровопролития большого»; что «как бы митрополитам и священникам не было ещё хуже», что «православная церковь ничего не стоит и её можно назвать стаей или сборней», что им, сектантам, «сам господин министер выдал книжку графа Толстого»²³⁷.

Таковы бредни, распространяемые среди простодушного люда, охотно верящего всякой басне, всякому бессмысленному вздору. Имейте при этом в виду, что сектанты Александровки ведут вредную проповедь в самых разнообразных местах Минусинского уезда, особенно Лордухин, пропагандирующий в Шушенской волости.

Чтобы обрисовать в возможно более полном виде штундовое движение в Енисейской епархии, особенно в Минусинском уезде, обращаюсь к переписке штундистов, имеющейся у меня под руками.

Всю переписку можно подразделить на три части: 1) письма сибирских сектантов к штундистам сибирским же, 2) письма к сибирским штундистам от штундистов Европейской России и особенно Кавказских, 3) письма, устанавливающие связь сибирских сектантов с заграничными обществами, содействующими пропаганде штунды в России.

I. Из первого письма (сибирского) узнаём, что в селе Устюге Красноярского уезда явились «новые» просвещённые штундой, причём устюжане получают привет от братьев, радующихся, что Господь «берёт их (устюжан) в удел свой»; что сибиряки-штундисты жертвовали деньгами в пользу «угнетаемых» духоборов и пользуются в целях пропаганды «пророческой картой». Из второго письма: ссыльные Якутской области штундисты во главе с Букреевым, насадителем штунды в Устюге, просят устюжан сообщить, через какую почтовую контору нужно посылать письма в сел. Герюсы Елисаветпольской губ., и что «не нужно страшиться противников, подвизаясь за веру евангельскую». Из третьего письма: из Якутской области «братья» сообщают устюжанам, что у них, Якутских ссыльных, есть «новообращённые братья», и что если бы к устюжанам «не был послан брат Пётр Леонтьевич (вышеупомянутый Букреев), и не возвестил вам истину, то трудно было бы спастись, не слышавши о Господе нашем Иисусе Христе. Но Господь возлюбил вас и послал для вас брата нашего, чтобы через него вы уверовали в Господа. Посему, возлюбленные братья и сёстры, я скажу вам что и туда так он нужен, как и вам нужен был»²³⁸. Из четвёртого письма: один «брат» из сел. Новопокровки, Шушенской волости, Минусинского уезда сообщает устюжским братьям: «передайте приветствие Туруханским братьям²³⁹, отпишите адреса Ставропольским братьям и Якутским...; а шияновские отправились в Семипалатинскую область, в г. Павлодар». Из пятого письма: штундисты с. Новопокровки пишут устюжским: «приветствуем вас и шилинских братьев, мы все и все наши Богословские (из сел. Богословки) и Ижинские, и Шушинские, и с Старых Очур, и с деревни Жеблохтов, и от Тюфтянских (все Минусинского уезда) и Минусинских» (городских). При письме список по фамилиям всех семейств указанных местностей. Из пятого письма узнаём, что в Устюге есть «новообращённые сестрицы», причём «сестра Антонина» благодарит устюжан за Якутский адрес Букреева. В шестом письме «братья» увещают устюжан – «не страшиться ни в чём противников. Это (?) для них есть предзнаменование к погибели». Седьмое письмо говорит о благопожеланиях устюжанам со стороны Букреева и ссыльных из Каменец-Подольской губ., направлявшихся в Якутскую область. Восьмое трактует о том, что Господь «собирает чад своих, блуждающих по чужим пажитям и стенающим над великой бездной и что нужно устюжанам пребывать твёрдыми и непоколебимыми в вере» (тоже и в 9-м письме). В остальных семи письмах содержатся увещания к стойкости в вере, многочисленные приветствия братьев и сестёр, указания по части богослужебной.

II. Во второй категории писем штундисты г. Новоржева сообщают устюжским братьям, что они получили от последних деньги, что в уезде есть деревня Симоново, где также есть «братья». Братья Ставропольские уведомляют устюжан, что два брата в Ставрополе осуждены на 8 месяцев в тюрьму с лишением некоторых прав, «и они остались недовольны судом, подали в Тифлисскую Палату, и за них положен залог в тысячу руб.: братья все собрали понемногу»; и ещё: «22 руб. и из Киева 10 руб. послали брату Петру Букрееву». В двух других письмах ставропольцы извещают устюжан, что у них «кругом гремит слово Божие», и что ими посланы деньги на имя Букреева. В письмах из сел. Герюсы (Елисаветпольской губ.) штундисты извещают устюжан, что они послали Букрееву «гостинец 3 руб., получили его письмо и передали» последнее «в другую церковь»; что Господь «простирает милость Свою, и избирает чад своих, блуждающих по чужим пажитям»; выражают радость, что какой-то их «брат» Лука «сражался со грехом до последней жизни сей временной, и не принял при последних своих минутах ложного учителя (?). Господь выводит Своих чад из ложного учения и становит на пути Своём». В двух письмах из Александрополя Эриванской губ. штундисты благодарят устюжан «за адрес новообращённого» к Господу Дионисия, выражают желание письменно познакомиться с сибирскими братьями, спрашивают, чем объяснить молчание на их письмо со стороны Букреева.

III. К третьему разряду относятся письма: а) из Ставрополя – с сообщением о том, что ставропольцы-штундисты получают письма из Парижа; б) письмо из сел. Герюсы, извещающее, что Герюсинцы «получили письмо из Румынии от брата Феофила и он пишет, что «получил письмо от вас» (устюжан); в) письмо из Германии (из Гамбурга) от Л. Р. Конради, с изложением особенностей штундистской доктрины, и г) письмо ив Гамбурга в тот же Устюг, с извещением о посылке Букрееву 50 руб. (от некоего Антоновича).

Вот немногие, но красноречивые данные, говорящие ясно сами за себя²⁴⁰.

Неудивительным и вполне понятным после этого становится такое, напр., обстоятельство. Приезжаю я в 1903 г. в село Зеледеево Красноярского уезда и слышу от местной учительницы церковно-приходской школы, что один из её учеников старшего отделения просил её дать ему «евангелие» Л. Толстого, прибавляя при этом, что он не хочет читать «православного евангелия». Зеледеево находится, кстати заметить, вблизи Устюга и под влиянием пропаганды устюжских штундистов, уже до мозга костей пропитавшихся идеями «Исповедной песни христианской», составленной в духе лжеучения Л. Толстого и обращающейся среди енисейских штундистов. Один из вопросов этой «Песни»: «а кто же такие военные, убийцы и всякие человеконенавистники?» Ответ: «слуги они духа человекоубийства, сыны они диавола» (вопр. 120).

Поддерживая письменное братское общение с миссионером Енисейской епархии, о. Иоанном Тихвинским, я недавно получил от него письмо (от 20-го января с. г.), в котором он, с радостью извещая меня о присоединении им к единоверию 83 раскольников, вместе с тем, с глубокой скорбью уведомляет меня, далее, что «штунда в Минусинском уезде развивается. В декабре истекшего года, – продолжает о. Иоанн, – я побыл в Каптыревском приходе, узнав случайно от одного инородца о движении там штунды, – и нашёл там в двух деревнях порядочное количество штундистов. У них оказался свой местный пресвитер, с которым я беседовал. Ковач по ремеслу, он мне напоминает того ковача, на которого жаловался великий апостол Павел. Если не следить тщательно, то и нам ковач много может сделать зла. Толстовцы везде и всюду встречаются. В Минусинске один завзятый толстовец разорвал принадлежащую мне брошюру епископа Антония (ныне Волынского), направленную против Толстого. Больно, должно быть, она его побила. Жаль, что у нас нет епархиального противо-сектантского миссионера. Ему нашлось бы довольно дела: пока пожар ещё можно тушить, но теперь то и тушить бы» ... К этому добавляю и повторяю: в Енисейской губ., особенно в Минусинском уезде, штунда свила для себя весьма удобное гнездо. Насколько мне известно лично, пропаганда расширяет там круг своей деятельности и встречает весьма слабое сопротивление со стороны церковной проповеди и местной гражданской власти. Один миссионер на всю Енисейскую епархию для раскольников и сектантов, на епархию протяжением до 3.000 вёрст!.. И на ряду с этим полиция – часто из отбывших срок наказания!..

Есть великая опасность от штундовой пропаганды в Минусинском уезде: она увлечёт за собой и православных, находящихся под слабым церковным влиянием, и инородцев, обращённых в христианство, но плохо наставленных в православной вере и, сравнительно с православными, часто очень бедных, невольно наталкивающих штундистов на мысль об оказании им «братской» материальной помощи. Наконец, не нужно забывать и того, что штунда развилась в том уезде, который граничит с Китайской империей и что штундисты Минусинского у. – отъявленные враги России и русского правительства.

Пишу настоящую заметку и чувствую, что не могу победить своего мрачного настроения, глубоко возмущённого чувства. Что-то дикое, ужасное слышится в этих душу леденящих фактах и сообщениях...

Русь, святая Русь! Скажи мне, как в твоих недрах завелась такая мерзость? Неужели ещё и ещё ты будешь свидетельницей поругания твоей святыни, твоих небесных сокровищ? Неужели твоему сердцу так мало говорит измена тебе твоих сынов? Посмотри, что они делают с тобой: ты – мать их, и они же позорят тебя; ты дала им блага и временные, и вечные, – и они ударяют тебя в ланиты твои!

Русь, святая, родная, бесконечно дорогая Русь! Неужели ты так одряхлела, так стара стала, что не сможешь остановить своих сынов, чтобы они не бежали от тебя, чтобы знали они и чувствовали, что ты – их мать. Неужели тебе не больно видеть их во власти чужих матерей?

Русь, Русь! Обрати твой любовный взор на то, что творится под краями крыльев твоих... Посмотри получше, вглядись попристальней: не змию ли ты отогреваешь под кровом твоим? Или ты уже не чувствуешь, как та змия грызёт тело твоё, сосёт кровь твою, как заражает она силы твои, Господней силой возлелеяные?

Пора покончить счёты с этими изменниками, сказать им твёрдое и правдивое русское слово...

«Пока пожар ещё можно потушить, но теперь то и тушить бы».

Грузинский епархиальный миссионер А. Платонов

(Из записной книжки священника – приходского миссионера).

Ещё в прошлом 1903 году я совершенно случайно узнал, что в с. Чихирь-Юрт, Шемахинского уезда, появилась новая в Закавказье, да, кажется, и в России вообще, секта «мормонов». Доложил я об этом 3-му благочинническому съезду Бакинской губернии, который поручил мне поближе узнать саму сущность учения и быт «мормонов». Долго не мог я исполнить этого поручения, потому что с. Чихирь-Юрт входит в состав шемахинского прихода²⁴¹, в котором, после покушения молоканина на жизнь шемахинского священника, происходили неурядицы; почему я и не решался ехать туда. Но при всяком удобном случае я наводил справки об этой секте.

30-го апреля, по поручению грузинского епархиального миссионера А. И. Платонова, я выехал из с. Алты-Агач в Чихирь-Юрт, с целью поближе узнать этих своеобразных сектантов. Нужно было ехать 40 вёрст верхом на лошади по высоким горам Закавказья. В ясную погоду глаз путешественника не может оторваться от роскошных горных видов: прямо перед ним стоят зеленеющие горы, а там – внизу, на краю пропасти, виднеется глубокая долина, покрытая синеватой дымкой... Но теперь туман окутал все горы. В воздухе было очень сыро. Лошади попались плохие: еле двигали ногами, особенно в гору. Полил сильный дождь с градом. Горные реки разлились. Продолжать путь дальше было невозможно, и я решил остановиться, пока пройдёт дождь, в ближнем селе Астраханке.

Астраханка населена преимущественно молоканами²⁴², переселёнными сюда, по мысли управляющего Ширванской провинцией г.-л. Реут, с молочных вод в 1844–45 гг. В ней, между прочим, проживают потомки (в. 5-й линии) Семёна Уклеина в количестве 30 дворов.

Отдохнув немного здесь и сменив лошадей, в этот же день я приехал в Чихирь-Юрт. Село Чихирь-Юрт расположено в 10-ти верстах от уездного города Шемахи. Основано оно в 1843 г. и населено донскими казаками-молоканами, выселенными по распоряжению властей с молочных вод на Карабахские степи (Елисаветпольской губернии).

В 1890 году, после усиленной пропаганды штундовых миссионеров во главе с известным Василием Павловым, появились здесь и штундо-баптисты. Кстати замечу, что с. Чихирь-Юрт очень часто посещают известные штундовые вожаки: Дий Мазаев (из Таврической губ.), Василий Иванов (из г. Баку) и Фефелов (из Тифлиса). Штундо-баптистов в Чихирь-Юрте в настоящее время около 300 душ.

В 1900 году, появился в Чихирь-Юрте новый проповедник. «духовного христианства»²⁴³ Феодор Семёнович Спахов, из отслуживших срок военной службы в г. Карсе, положивший здесь начало мормонству. Сначала Чихирь-Юртцы приняли Спахова с большой радостью, так каки он выдавал себя за молоканина, но потом, узнав после нескольких проведённых им здесь на молоканском собрании бесед, что он вовсе не молоканин, попросили его всем своим обществом уйти из Чихирь-Юрта. Феодор Семёнович не замедлил это сделать; и поселился в с. Марьевке, отстоящем от Чихирь-Юрта на расстоянии 2–3 вёрст и отсюда стал распространять своё учение. Прожив здесь около года, он ушёл в Ленкоранский уезд. В настоящее время он проживает на мельнице одного молоканина, находящейся на р. Кильдинке, Кубинского уезда.

Первыми его последователями были Чихирь-Юртские молокане: братья Григорий и Исаия Савченко и Иосиф Карев, которыми в настоящее время и распространяется мормонство среди молокан шемахинского уезда. После отъезда Спахова чихирь-Юртские мормоны завели переписку с своими собратьями – американцами. Не забыл Спахов оставить им и книгу²⁴⁴, содержащую в себе учение мормонов. Книга эта сгорела в прошлом году во время пожара, бывшего в доме Савченко.

Всех мормонов в Чихирь-Юрте насчитывают около 35–40 душ. Опишем теперь религиозно-общественную жизнь мормонов.

Источником своего вероучения Чихирь-Юртские мормоны хотя и признают св. Писание ветхого и нового завета, но очень многое в нём отрицают; как, напр., Откровение Иоанна Богослова и др. отдельные места, не подходящие под их учение, или объясняют иносказательно, основываясь на том, что Иисус Христос, будучи «высшей степени совершенным человеком», предлагал своё учение в притчах, т. е. иносказаниях, заимствованных из видимой «физической» природы. Так, напр., всемирный потоп, по их объяснению, означает собой нравственное падение и возрождение человечества. Учение мормонов о Боге и человеке чисто пантеистическое. Бог есть материальная личность; он имеет такое же тело, как и обыкновенный человек. От обыкновенного человека он отличается только величиной нравственного совершенства, поэтому каждый человек может сделаться Богом. Каждый человек есть также и творец вселенной. «В Америке, говорят мормоны, учёные производили следующие опыты над умершими людьми. Тела умерших полагали в стеклянные гробы и следили в продолжении 100 лет затем, что с ними совершается. Через сто лет все тела умерших превращались в прах земной; следовательно, заключают мормоны, все люди являются творцами частички вселенной».

Хотя мормоны и употребляют выражения: Иисус Христос и Св. Дух, но Троичности лиц в Боге они не признают. Иисус Христос, по их учению, есть совершенный человек. Рождение же его от Девы Марии они объясняют так: Мария (только не Дева Мария) есть церковь – собрание истинно верующих, т.-е. мормонов; и вот в этой церкви некогда родился (появился), путём нравственного усовершенствования, совершенный человек – Христос, поэтому и все мы можем сделаться «Христами».

Души людей различаются между собой: на благородные (совершенные) и низшие. Первые живут в телах мормонов, вторые – в не признающих их учение.

Мормоны совершенно отвергают загробную жизнь, воскресение мёртвых и будущее мздовоздаяние. Они говорят, что души умерших, смотря по их нравственному совершенству в момент смерти, переходят или в высшее существо, если они совершенны, или в низшие – в скот, если они нравственно падшие. Переход этот совершается беспрерывно, так что душа, всё более и более совершенствующаяся, переходит всё в более и более высшее существо, а душа же, падающая всё ниже и ниже, переходит всё в низшее и низшее животное, даже в пресмыкающихся. Поэтому никакого моления об умерших у них нет.

Недели за две до моего приезда в Чихирь-Юрт у мормона Ивана Кирилова умерла дочь. Некоторые из молокан, ещё во время болезни её, поговаривали с отцом о том, что не лишним будет, если мы помолимся о болящей. На это Иван Кирилов ответил им: «зачем нам молиться о ней: если она совершенна, то душа её перейдёт в лучшую скотину, а если нет, – то в гадюку». Умерла она и мормоны похоронили её без всякого обряда и моления.

Выходя из того положения, что «все люди равны» и «каждый может быть богом», они отвергают всякую иерархию. Нет также у них никакого молитвенного обряда. Обыкновенно они собираются в воскресные дни после обеда у кого-либо из мормонов. Здесь они проводят время в чтении библии и толковании её. Читают и толкуют все. Иногда они поют отдельные тексты из евангелия и псалтыря. Делают это они по старой привычке, вынесенной из молоканства: в сущности же мормоны отвергают всякое пение и моление, считая это пустословием. Когда в собрании нет никого посторонних, мормоны произносят речи социально-политического характера; в них они толкуют о пользе и вреде того или иного государственного или общественного порядка, вдаются в критику даже отдельных лиц из представителей государства, причём со стороны слушателей раздаются голоса за и против. Здесь же они читают следующие книги: «Чудеса земного шара», «Астрономию», «О спиритизме», «Анатомию» и др.²⁴⁵.

Богоустановленности царской власти они не признают, считая Государя обыкновенным человеком. Вот что по этому поводу сообщила мне местная учительница. Однажды, говорила она, во время занятий в школу²⁴⁶ пришёл за скамьями мормон Исаия Савченко; войдя, шапки он не снял; на замечание же моё – снять шапку, он ответил – «разве отдать честь вашим ученикам, а таких картинок, – при этом он указал на портрет Государя, – очень много; да и к чему они»?..

Возмущаясь порядками российского государства, они всё-таки не осуществляют своих взглядов в общественной и государственной жизни. В их жизни видна некоторая осторожность. Что же касается их нравственности, то хотя они открыто и не проповедуют полигамии, но на жену смотрят только как на производительницу потомства; и чем больше будет таких производительниц, тем царство мормонов скорее увеличится. Феодор Спахов всегда появлялся там, где были молодые и красивые женщины; несколько раз, по рассказам молокан, он позволял себе очень многое во время жатвы и сенокоса.

Мормоны имеют непосредственное сношение со своими собратиями-американцами. Американцы уже успели снабдить их печатными листками, содержащими краткое учение мормонов. Во время моего пребывания в Чихирь-Юрте Исаия Савченко не было, – он уехал с проповедью в г. Баку, захватив с собой эти листки. Последнее сообщила мне со слов жены Савченко местная учительница. По временам являются сюда и мормонские проповедники под именем различных торговых агентов. Кстати замечу, что многие Чихирь-Юртские молокане переписываются с канадскими духоборцами. Мне попалось одно только письмо, присланное из Канады крестьянином с. Надежды Феодором Глуховым. К сожалению конца письма нет. Вот это письмо. После обыкновенных поклонов и благопожеланий Феодор Глухов пишет²⁴⁷: «наднях получили ваше письмо, которое нисколько нас не поинтересовало, потому что на вашей стороне видать, что в прошлом году была голодовка; да и всё прочее как-то всё скучно. Нет там свободного часу; всё как-то тесно, а мы пользуемся свободой; да всё вообще одним словом прекрасно: каждый рабочий, простой мужик гораздо спокойнее и вольнее живёт, как в России самые высокие паны и беки... Никаких оброков здесь нет; дети наши почесть не знают, что также правительство. Землю мы имеем свою собственную, признавая, что земля Божья...

Не разделяя между собой ничего, всё вообще наше; только то знаем, что на себе: сорочку и пальто; да и то кто-бы попросил – отдал, а потом община пополнила бы. Слухи, которые вы, вероятно, слышали из газет, что пускали скот и бросали дома и уходили куда-то, это совершенно было. Малое количество. Но все, благо, во время успокоились и живут спокойно» ...

Вот всё то, что мною занесено в дневник.

Конечно наша закавказская администрация, которая ещё в прошлом году подтвердила мне слух о существовании мормонов в Чихирь-Юрте, ничего не предпринимала против пропаганды мормонов и разъезжающих немецких и американских агентов.

А Григорий и Исаия Савченко пользуются нашими порядками и свободно себе разъезжают по всей Бакинской губернии и всюду разносят проповедь мормонства.

Священник Николай Слободянников

... «Как счастлив я! теперь, освобождённый от всех грехов и Агнцем искупленный, я мир обрёл!..

...«И больше не страшусь я греха души моей: Он кровью святою меня всего омыл и правдой своею, как в ризу облачил»...²⁴⁸.

... «Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха. Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас». 1Ин.1:7–8.

... «Человек оправдывается делами, а не верою только». Иак.2:24.

«Мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда, ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении». Рим.8:24–25.

Одной из существенных черт штундо-баптистской секты является то, что каждый из принадлежащих к ней считает себя окончательно оправданным, спасённым, освобождённым от всех грехов, святым. Единственным условием оправдания и святости, по убеждению сектантов, служит вера во Христа, именно – вера в то, что Христос освободил от грехов, оправдал верующих в Него, и притом – вера, как сознание личной искуплённости, уверенность в полном, совершенном прощении грехов и личном спасении. Если точно выразить это убеждение в кратком умозаключении, оно получит такую форму: „я верю, что грехи мне прощены Христом, что я – свят; следовательно, грехи мне, действительно, прощены Христом и я, действительно. свят“. „Спаси вас Господи“, говорю я при первой встрече с сектантом, принимая от него стакан воды. „Я и так спасён“ – уверенно отвечает он. Православных сектанты считают „неверующими“ за то, что те неуверенно судят о своём спасении; при случае сектант старается уколоть глаза православному тем, что последний будто бы не верит в то, что он омыт от грехов, искуплен Христом, ибо смиренно сознаёт себя грешным...

При начале своих собеседований в хуторе N. мне хотелось, прежде всего, расположить сектантов к миссионерским собеседованиям (а они нуждались в этом), приучить их – по возможности – к спокойной, любовной беседе, отучить их, насколько Бог поможет, от оскорблений, от шума в несколько голосов сразу, от задорных, гневных, дышащих осуждением и ненавистью выкрикиваний по адресу православных. Я перед беседой известил сектантов, что буду читать им из Слова Божия места об оправдании верующих верой во Христе и, если они сами не пожелают собеседовать, тем и кончу. Мне хотелось, путём объяснения текстов из Слова Божия, как православным уяснить содержимую ими в простоте сердца веру в то, что мы искуплены Христом от греха, проклятия и смерти, – так и сектантам, без открытой полемики, внушить истинное понятие об оправдании.

Сверх чаяния сектанты с видимой охотой явились в назначенное мной им место и, – как говорится, in corpore, вместе с своим главарём (последнего соседи сектантов мне рекомендовали, как говоруна).

Когда собрались, разместились сектанты и православные слушатели беседы, я, прочитав молитву Св. Духу и помолившись со всеми, раскрыл Библию и сказал:

„Св. апостол Павел в послании к Галатам пишет: «если бы даже мы, или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема (Гал.1:8). Что такое благовествование? Благовествование – это благая весть, проповедь Г. И. Христа и св. апостолов о нашем спасении, о Боге спасающем и о людях спасаемых. Обряды, обычаи Церкви могут быть изменяемы, – не об них говорит здесь апостол, – а благовествование, евангельское учение о спасении нашем, никому изменять никак нельзя. Кто изменит, тот – анафема, по-русски – да будет отлучён! И это понятно: кто учит о спасении нашем не так, как предано нам в Евангелии, тот не спасётся, – сам идёт к погибели и туда же ведёт слушающих его.

Учение о спасении нашем во Христе драгоценнее всего для нас; мы, христиане, оправдались, омылись от грехов, спасены Господом нашим, Им нам открыт путь в царство небесное. – Почитаем, братия, из Слова Божия подробнее о нашем оправдании и спасении во Христе и побеседуем об этом.

„Одним человеком грех вошёл в мир“ (Рим.5:12), говорит апостол. Бог сотворил человека правым, чистым, невинным. Диавол, по свидетельству Писания, соблазнил Еву и Адама, – человек согрешил, нарушил заповедь Божию; и как от грязного родника течёт загрязнённый ручей, так от грешного прародителя нарождались грешные потомки. „Велико“ было „развращение человеков на земле“, „все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время“ (Быт.6:5). После наказания людей потопом, снова грех распространился между ними. Правда, для обуздания греха у людей был „закон“: иудеи имели закон через Моисея, язычники (эллины) имели закон совести. Чтобы оправдаться, спастись законом, нужно было исполнить весь закон (Иак.2:10). Могли ли – слабые, греховные люди исполнить сами своими силами весь закон? Нет. Вот почему св. апостол пишет: „делами закона не оправдается перед Ним никакая плоть“ (Рим.3:20; Гал.2:16). В 1, 2 и 3 глав, послания к Римлянам св. ап. Павел описывает, как люди жили до Христа, – он „доказал“, что „как иудеи, так и эллины“ (язычники) до Христа были „все под грехом, как написано: нет праведного ни одного, нет разумевающего; никто не ищет Бога, все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного“ (Пс.13:1–3) (Рим.3:9–12). Человек нарушил закон и за это подлежал проклятию, должен был понести наказание. Между человеком и Богом была вражда, по вине человека: человек боялся, не мог обратиться к Богу, как сын к Отцу, ибо был виновен перед Богом и, будучи преступником закона Божия, имел в Боге себе справедливого Судию. Человек был зол, нечист, греховен. „Я. не оправдаю беззаконника“ (Исх.23:7), говорит Господь. Путь, по которому шёл человек, был путь смерти, погибели. Никто из среды людей не мог избавить их (Пс.48:8) от этого пути греха и смерти.

Господь Иисус Христос, истинный Бог и истинный Человек, избавил нас от греха, проклятия и смерти, – спас нас. Каким образом Г. И. Христос совершил наше спасение?

„Бог есть любовь“. Он любил нас, когда мы были ещё грешниками (1Ин.4:8–10; Рим.5:6–10); „Он послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши“, „чтобы мы получили жизнь через Него“. Г. И. Христос, второе Лицо Святые Троицы, Сын Божий принял человеческую плоть – кроме греха, – Он снизошёл, по учению св. отцов, с неба на землю, чтобы возвести нас, открыть нам путь от земли на небо. Он пострадал на кресте за грехи наши. „Он взял на Себя наши немощи и понёс наши болезни“; „Он изъязвлён был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нём, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу, – и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца ведён был Он на заклание, и как агнец перед стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих“. „Он понёс на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем“ (Ис.53:4–7,12). Во Христе Господь простил нам грехи наши, как сказал Он: „Я буду милостив к неправдам их, и грехов их и беззаконий их не воспомяну более“ (Иер.31:34) (Евр.8:12). Г. И. Христос „есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира“ (1Ин.2:2).

Как вор, которому простили проступок, может раскаявшись стать на добрый путь, так и мы, получив во Христе милостивое прощение грехов от Бога, получили доступ к добру, любви, к царству Божию.

Словом и делом Господь научил нас глубокой, сердечной любви и правде (Матф. 5, 6, 7 гл.). „Сия есть заповедь Моя“, говорил Он, „да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих“ (Ин.15:12–13). Люди были слабы в деле исполнения заповедей закона Божия. Господь послал нам Духа Святого, наставляющего верующих „на всякую истину“, подкрепляющего их „в немощах“ их (Ин.16:13. Рим.8:26). Благодать Духа Святого подаётся нам в таинствах Церкви. Так, – православным известно – после таинств Исповеди и Св. Причастия чувствуется в душе благодатный прилив сил к деланию добра, к любви“...

Я взглянул в сторону православных и мне показалось, что они поняли то, что я хотел выразить в последних словах.

...„И тот закон, который люди по слабости не могли выполнить, стал исполним. „Вложу законы мои в мысли их и напишу их на сердцах их“ (Иер.31:33; Евр.8:10), сказал Господь. „Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак, но закон утверждаем“ (Рим.3:31), учит апостол.

Во Христе верующие в Него получили доступ к благодати Божией, к добру, любви. Грешнику были прощены грехи и вместе с тем даны средства делаться праведным, добрым, святым.

Ныне, независимо от Закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки. Правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих – ибо нет различия, потому, что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде, во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса“ (Рим.3:21–26).

„О, бездна богатства, и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!“ (Рим.11:33).

Господь наш пострадал за нас на кресте, умер и потом воскрес. „Каков Христос, таковы и Христовы (1Кор.15:48). Мы живём на земле, трудимся, боремся со грехом, переносим испытания, умрём (будем „заклани, якоже агнцы“, как поёт св. Церковь). Если мы истинно веруем в Господа, то – „верно слово: если мы с Ним умерли, то, с Ним и оживём; если терпим, то с Ним и царствовать будем“ (2Тим.2:11–12). Господь и Спаситель наш воскрес, и мы – верующие в Него – воскреснем!

Г. И. Христос спас нас как Первосвященник (Евр.9:11), ибо принёс Самого Себя в умилостивление за грехи наши; Он спас нас, как Пророк (Деян.3:22), ибо научил нас любви, проповедал нам путь спасения и к жизни вечной; Он совершил наше спасение, как Царь (1Тим.6:15), ибо открыл нам доступ к участию в славе Его.

„Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотью Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нём; и, пришед, благовествовал мир вам, дальним и близким, потому что через него и те, и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе“ (Еф.2:14–18).

Крестом Своим Г. И. Христос сблизил „необрезанное“, греховное сердце человека и святой закон, данный от Бога; человек – беззаконник не мог получить оправдания; Своим учением и благодаттю Св. Духа, Христос открыл людям путь к добродетели, святости и вместе с тем – к оправданию (Еф.2:10). Верующие во Христе „омылись“, „освятились“, „оправдались“ именем Господа нашего И. Христа и Духом Бога нашего (1Кор.6:1)“...

Я остановился, чтобы перевести дух. Заметив, что главарь штундо-баптистов встал, видимо желая сказать нечто, я сел и попросил его высказать, что он желает.

– „Благодарим вас, г. миссионер, за то, что вы объяснили“! сказал штундо-баптист. „Мы так веруем и так учим, как вы объяснили, а нас за это считают сектантами. Мы верим, что Христос искупил, омыл нас от грехов Своей кровью, как и свидетельствует Писание, и желание наше, чтобы все это знали“²⁴⁹.

„Я слышал, что у вас каждый считает себя святым, совершенно спасённым, окончательно оправданным“, заметил я.

– „А как же?“ – с выражением удивления сказал сектант. „Написано: „святым“ (1Кор.1:2). А вы разве не считаете, что вы спасены, святы, что вы дети Божии? Скажите!“

– „Мы, православные христиане, называем наше собрание верующих – святым; самих верующих – «призванными святыми»; считаем себя «детьми Божиими».

– «Не видно что-то, чтобы называли и считали»! – с лёгкой улыбкой сказал сектант. Ну, а вы-то сами спасены, считаете себя оправданным?»

– «Что православные считают истинно верующих святыми и называют себя детьми Божиими, это, должно думать, только для вас не видно: в Символе веры мы называем Церковь, собрание верующих, – «святой»; мы молясь говорим: «Отче наш» и тем называем верующих детьми Божиими. А относительно своего спасения и оправдания скажу вам так: не вижу конца спасения своего, надеюсь на милость Божию, но не считаю себя совершенным, достигшим окончательного оправдания; верую, что буду спасён, если начатое упование твёрдо, угодно перед Богом, сохраню до конца. Судия мне в этом не моё мнение, а Господь».

Мой последний ответ показался моему собеседнику непрямым, уклончивым и неверным. По лицу сектанта пробежала лёгкая ироническая усмешка.

– «Г. миссионер, очевидно, не считает себя спасённым» – сказал он. «Это – против Слова. Тут (сектант указал на Евангелие) прямо и ясно сказано: спасение – без дел по вере. Вы не считаете себя спасённым, значит, не верите Слову, – Христос вас не оправдал, не спас, значит... Мы считаем, что были грешниками, как неверующие язычники, а теперь мы святы, оправданы, спасены без дел – по вере“.

– „Вы меня спросили, можно и вас, значит, спросить: вы сами-то считаете себя окончательно спасённым, оправданным, святым?“

Сектант ответил не сразу. Потом, сказал:

– „Считаю – по вере, что я свят и спасён“.

В это время другой из сектантов усиленно листовал Евангелие. Он прочёл:

– „Благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился“ (Еф.2:8–9). Сказано: „спасены, без дел, по вере, – значит – должны считать, что спасены“, наставительно сказал он.

– „Вот, в том месте св. Писания, где вы прочитали, заметил я ему, я хочу прочитать немного повыше: „Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, и нас, мёртвых по преступлениям, оживотворил со Христом (благодатью вы спасены), и воскресил с Ним и посадил на небесах во Христе Иисусе“ (Еф.2:4–6)... Веруете написанному?“

– „Веруем“.

– „Ну, а сидите теперь вы где? на небесах, или на земле?“

– „На земле“, – тихо сказал сектант.

– „Вот точно также мы и спасены“.

В тоне слушателей пошёл тихий говор. Главарь сектантов углубился, по-видимому, в Евангелие.

Дождавшись тишины, я сказал:

– „Я, братия, ещё не всё прочитал вам о нашем спасении во Христе. Поэтому прошу послушать ещё некоторые места из слова Божия, которые я должен прочитать и объяснить вам“.

По моему приглашению все встали и пропели молитву Господню.

„Продолжим беседу. Господь наш Иисус Христос, Спаситель, пострадал и принёс умилостивление за грехи всего мира (1Ин.2:2). Однако спасутся не все, а только верующие в Него. И вы также понимаете?“ – спросил я сектантов.

Главарь молча кивнул головой.

„Теперь: какой верой в Господа оправдывается человек? Есть вера мёртвая, есть вера живая, достигшая совершенства. Живая вера достигает совершенства тогда, когда проявляется в делах. Мёртвая вера, вера только в мыслях да на языке, не спасёт человека. Кто говорит, что он омыт, оправдан, спасён по одному тому, что он считает себя спасённым, говорит явную неправду. Учить, что человек оправдывается одной верой без дел, значит – изменять апостольское учение, проповедовать ересь. Вот что читаем мы у св. апостола Иакова: „Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет, – может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. Но, – скажет кто-нибудь, ты имеешь веру, а я имею дела: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих“...

Если кто скажет: я имею веру, – что ж из того? Если он не имеет добрых дел, его вера – пустой звук и только (1Кор.13:2)!

... „Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва? Не делами ли оправдался Авраам, отец наш, возложив на жертвенник Исаака, сына своего? Видишь ли, что вера содействовала делам его, и делами вера достигла совершенства? И исполнилось слово Писания: веровал Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность, и он наречён другом Божиим. Видите ли, что человек оправдывается делами, а не верою только?“ (Иак.2:14–24).

Через какую же веру мы получим оправдание и спасение – мёртвую, или живую?

– „Через живую, конечно“! – согласился главарь сектантов.

– „Мёртвая вера – не вера, про неё и поминать нечего“, – сказал другой сектант.

– „Апостол о ней говорит, значит, и нам нужно упомянуть о ней и отделить её от веры живой,“ сказал я.

– „Мы верим апостолу Павлу, а он говорит, что спасение по вере без дел“, – наивно произнёс третий сектант.

– „Дела нужны“, авторитетным тоном перебил последнего главарь, „но не для спасения, а после, как плод веры“.

– „Мы, православные христиане, верим всему Писанию, верим тому, что сказал ап. Павел, и – тому, что сказал ап. Иаков. Ап. Павел пишет: ... „ибо мы Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять; совершая их, мы приближаемся ко спасению“ Еф.2:10 (Рим.13:11), сказал я. „В ветхом завете человек призывался к оправданию одними делами, одними своими силами; но делами закона не оправдается никакая плоть. Поэтому в новом завете этот путь оправдания отменён (Гал.2:21). Заповеди же закона вечно святы и исполнение их для спасения необходимо (Рим.3:31). Ап. Павел не говорит, что мы спасены без добрых дел; он говорит, что оправдание наше совершается независимо²⁵⁰ от дел закона, т. е. от того пути оправдания, какой был в ветхом завете. Верующие получат оправдание по милости, а не по долгу, и „не делающему, но верующему в Того, кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в праведность“ (Рим.4:4–5); это значит, что одни дела наши не оправдают нас перед Богом. „Милости хочу, а не жертвы (Ос.6:6), ибо я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию“ (Мф.9:13), сказал Господь. Нечестивый оправдывается путём покаяния и веры, но веры не мёртвой, а живой. Одна вера без дел также не спасёт человека, как учит св. ап. Иаков. Кратко сказать: не оправдаемся мы своими делами без веры (учит ап. Павел), не оправдаемся и верой без дел (учит ап. Иаков). Согласно слову Божию, православная Церковь исповедует, что для спасения нужны и вера в Евангелие и добрые дела. Одно при другом составляют веру живую, достигающую совершенства; такая только вера будет согласна с апостольским благовествованием, а потому – и спасительна (1Кор.15:2).

Итак, по мёртвой вере мы не получим оправдания. Веруете, что это так?

– „Так“, – сказал мой главный собеседник.

Из толпы сектантов послышался голос:

– „Делами не оправдается человек“...

– „Написано в Писании, не от себя говорю: „оправдывается делами“ (Иак.2:24)“!

– „Написанному верим“, – успокоительно сказал главарь.

– „Дай Господи, чтобы верили! Представьте себе, братия, положим, я верую. Согласно Писанию, вера моя может спасти меня тогда, когда она делами достигнет совершенства, есть вера живая. Сколько же добрых дел нужно мне сделать, чтобы сказать: стой! достигла совершенства моя вера?

„Желательно мне знать, что вы на это скажете?“ – обратился я к представителю сектантов.

– „Добрые дела всегда должен человек делать“, – тихо и медленно сказал он.

– „Вы в этом случае правду сказали. Я всю жизнь, до последнего вздоха должен делать добрые дела. И если бы я исполнил даже всё, повеленное Богом, я должен сказать: „я раб ничего не стоящий, сделал то, что должен был сделать“ (Лк.17:10)“...

– „Как же апостол Павел сказал: „готовится мне венец правды?“ – сказал кто-то из сектантов.

– „Во-первых, ап. Павел сказал это перед своей кончиной („время моего отшествия настало“), потом, – он сказал: „подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил“, и не сказал: „готов“, а – „готовится“. И всякому человеку, подвижнику в добрых делах и сохранившему веру до конца жизни, воздаётся „венец правды“ (2Тим.4:6–8).

– „Разбойник на кресте был оправдан без дел“.

– „А разбойнику кто сказал, что он будет в раю: сам он, или Господь?“

– „Господь».

– „А вы сами себя считаете святыми. Это разница“.

Все встали и пропели „Спаси. Господи, люди Твоя“.

После молитвы я продолжал:

„В деле нашего спасения, освящения и оправдания две стороны: Бог и человек. Если бы Господь Иисус Христос не совершил нашего спасения, мы бы не спаслись. Если мы не будем содержать живой веры в Евангелие до конца жизни, тоже не спасёмся. Христос пострадал за всех, а спасутся не все. Много званных, мало избранных. Господь нас достиг. Достигли ли мы Христа и насколько, – об этом нам не дано судить. А спасены будут, без сомнения, те, которые достигли Христа. Вот каким образом рассуждал о себе – при жизни – св. ап. Павел: „Да и всё почитаю тщетой ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего; для Него я от всего отказался и всё почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нём не со своей праведностью, которая от закона, но с той, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере чтобы познать Его и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мёртвых. Говорю так не потому, что я уже достиг или усовершился; но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперёд, стремлюсь к цели, к почести внешнего звания Божия во Христе Иисусе“ (Флп.3:8–14). Если смотреть на дело с Божьей стороны, то можно сказать, что „мы спасены“; если смотреть с человеческой стороны, то можно сказать только: „спасаемся“, приближаемся ко спасению. Мы можем надеяться на спасение, которого ещё не видим, как написано: „мы спасены в надежде. Надежда же, когда видим, не есть надежда, ибо если кто видит, то чего ему и надеятся? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении“ (Рим.8:24–25).

– „Тут – о теле речь“, – сказал один из сектантов.

– „Да, о нашем теле, в котором коренится грех“, – добавил я. Другой сектант попросил показать ему то место в Евангелии, – я показал.

– „В слове Божием христиане названы „святыми“ в том смысле, что они Богом призваны к святости; они же именуются и „освящаемыми“ (Евр.2:11). Но сам себя считать достигшим почести этого звания, по смыслу учения апостольского, никто не должен. В начале беседы моему собеседнику показалось, что я на вопрос: считаю ли я себя спасённым, святым? – дал ответ будто бы не по слову Божию. Теперь вы видите, что согласно Писанию, мы не видим конца спасения нашего, пока живём на земле, и почитать каждый себя достигшим святости – мы не должны. Неудобно это. Забывая заднее, простираясь вперёд, мы должны стремиться к достижению возраста Христова, соделываться святыми (Еф.4:11–13). „Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы – нетленного“ (1Кор.9:24–25). Мы должны бежать к назначенной нам цели (святости – 1Пет.1:15–16), а венцы правды воздадутся Богом. Сами себя и друг друга судить мы не должны. Апостол так пишет: „Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы, или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе. Ибо хотя я ничего не знаю за собой, но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь. Посему не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь, Который и осветит скрытое в мраке и обнаружит сердечные намерения и тогда каждому будет похвала от Бога (1Кор.4:3–5).

– „Почему же вы Серафима Саровского назвали святым?“ – спросил главарь сектантов.

– „Назвали, как написано: „взирая на кончину жизни (Евр.13:7) и назвали не отдельные люди, а св. Церковь (1Тим.3:15).

Вся земная жизнь верующих есть хождение „от веры в веру“ (Рим.1:17), когда „внутренний человек“ наш, наш дух, „со дня на день“ обновляется, а „внешний человек, т. е. наши плотские, греховные привычки, – истлевает (2Кор.4:16). Всю жизнь свою мы должны подвизаться в добрых делах, всю жизнь должны бороться с грехом, живущим в плоти нашей, всю жизнь свою мы должны сознавать, что мы – греховны, должники перед Богом. Вот мы молились: „и остави нам долги наша“. Простите! – выходить, что не для баптистов предал эту молитву Господь, не для тех, которые думают, что они свободны от долгов перед Богом, а Господь предал эту молитву для учеников Своих и для тех, которые принадлежат к истинному стаду Христову. Если вы считаете, что вы достигли святости, вам более не нужен и Г. И. Христос. „Если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит от всякой неправды. Если, говорим, что мы не согрешили, то представляем его лживым, и слова Его нет в нас“ (1Ин.1:8–10).

– „Как же сказано: „рождённый от Бога не делает греха“, „не может грешить“ (1Ин.3:9)? – спросил один из сектантов.

– „Это значит то, что человеку благочестивому, рождённому от Бога, ненавистен, неприятен грех, хотя остатки греха и живут в его плоти. Он не может по доброте, праведности души сознательно солгать, убить, украсть; но это не значит, что он должен считать себя безгрешным. Он всегда должен смиренно исповедывать свою греховность“.

Вы позволите мне „не к постыжению, а к вразумлению“ (1Кор.4:14) вашему рассказать вам, как баптисты понимают оправдание? – обратился я к главарю.

– „Говорите, говорите“! – разрешил тот.

– „Сидит баптист в своей хате: Бог над ним, а библия перед ним. Прочитывает он в Писании, что верующие оправдались, омылись, спасены во Христе; сознаёт он себя верующим и считает себя уже оправданным, – полагает, что в этот момент он уже окончательно оправдан, спасён. Не нужно, по его мнению, ни труда, ни подвига, ни добрых дел для спасения.

А Слово Божие ясно свидетельствует, что путь спасения узкий и тернистый (Мф.7:13–14), что „праведник едва спасается, нечестивый и грешный где явится“? (1Пет.4:18), что сами себе мы не судьи, а оправдывающим и осуждающим нас будет Господь, Который воздаст каждому по делам его (Мф.25:31,46), соответственно тому, что он делал живя в теле (2Кор.5:10), доброе, или худое. Мы должны веровать в Господа живою верою, избегать гордости, смиренно уповая на Бога, надеяться на оправдание и спасение от Господа по окончании жизни нашей, „если мы“ при помощи Божией добродетельную жизнь „сохраним до конца“, пребудем тверды в вере“, „не отпадём от надежды благовествования“ (Евр.3:14; Кол.1:23).

Баптисты думают, что они – святы потому, что считают себя святыми. Они изменили апостольское учение: „никто из апостолов не считал себя достигшим оправдания и святости здесь на земле“.

– „И мы не считаем“, – сказал главарь сектантов.

– „Грех вы имеете“? – спросил я его.

– „Имеем“.

– „В начале беседы был святой, а теперь стал грешный“, – заметил один из православных слушателей!

В толпе православных опять начался говор.

Сектант смутился, но потом пожелал объясниться.

– „Мы собой не желаем хвалиться“, – сказал он, – „праведность наша – как запачканная одежда“ (Ис.64:6), „мы хвалимся Христом, Которым мы оправданы“.

– „В запачканной одежде вас не примет Господь в своё царство (Мф.22:11–13), вы не будете с ней оправданы. Верующих Господь облечёт в одежду правды (Ис.61:10) и при получении оправдания пятна нашей одежды будут убелены благодатью Божией. „Омойтесь и очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетённого, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, как волну убелю“ (Ис.1:16–18). Ничто нечистое не войдёт в град Господень (Откр.21:27) и Христос не есть „служитель греха“ (Гал.2:17). Считать себя окончательно оправданным при запачканной одежде нельзя. Повторю: в земной жизни согласно Писанию мы должны подвизаться в святых делах, не считая себя достигшими полного оправдания; мы должны иметь надежду на милость Божию в деле нашего спасения; оправданы, или осуждены мы будем по смерти по делам нашим; тогда и тело праведных – „тело смерти“ – будет искуплено (Рим.7:14–24,8:23) и они предстанут убелёнными пред Богом.

Что мы оправдались, омылись во Христе, это верно. Но, в Писании сказано так в том смысле, что Господь совершил дело нашего оправдания. Вы сами знаете, что неверующие – не оправданы. А верующие имеют начало, залог спасения (Еф.1:13–14); они в земной жизни совершают своё спасение. Кто будет спасён, свят, оправдан, – это дело в руках Судии-Бога. Вы нарушили Писание тем именно, что, – как я не раз и слышал, – многие из вас считают лично себя святыми, окончательно освобождёнными от грехов.

В объяснение того, в каком смысле верующие называются святыми в апостольских посланиях, я позволю себе привести вам пример. Представьте себе, что весьма богатый помещик дал даром хутору N очень много земли и предоставил пользоваться ею всем без различия. Я могу сказать хуторянам: вы – богатые. А возьмём каждого отдельного человека: можно до жатвы сказать, что он богат? Пока не кончилась жатва, – нет. Может ли каждый сказать о себе, что он богат? Нет; а если скажет, то это будет неразумием, гордостью и ложью. Каждый получит богатство после жатвы соответственно тому, что и как он делал. Так и в деле спасения. Господь всех достиг. А истинно верующие живою верою и благодатью Божией стремятся к святости и оправданию; достижение же венца правды будет не здесь, а по смерти и не по нашему суду, а по суду Божию.

Итак, братия, веруете все, что мы ещё не видим нашего спасения, как написано?

– „Веруем“, – сказали сектанты.

– „Веруете, что одна вера без дел, мёртвая вера не спасё нас, а спасёмся мы живой верой всей жизни нашей“?

– „Веруем“.

– „Спаси вас Христос! Тех же, кто считает себя искупленным по одной мёртвой вере, как еретиков, должно удаляться (2Фес.3:6,14–15). Да поможет всем нам Господь в трудном деле спасения нашего!“

Праволавные пропели: „Чертог Твой вижду“ и беседа окончилась.

Все, не исключая и сектантов, оживлённо и дружелюбно простились друг с другом до следующего дня.

* * *

В штундо-баптистском учении, как я имел многие случаи наблюдать, до крайности проводится лютеранский принцип об оправдании одной верой. Сам сектант – грешен, его личная праведность – „запачканная одежда“, по его сознанию; в то же время он по вере, как состоянию сознания, считает себя „безгрешным“, совершенно свободным от греха, вполне – по его мнению – достойным рая. Выходит, очевидно, что поверх запачканной одежды сектант покупает ещё „ризу“ правды. По этому принципу, с протестантским наружным пиэтизмом, – неделанием явного зла – (исключая дела пропаганды) граничит квиэтизм. Идея подвижничества, требуемого в деле спасения Словом Божиим, отсутствует в штундо-баптистском учении. По одному сознанию, штундо-баптист и „свят“, и „искуплен“ окончательно, и „овца Иисуса“... По такому характеру учения об оправдании, по его общему духу, с штундо-баптизмом однородна пашковщина. Члены той и другой секты сознают себя, по-видимому, достигшими Христа, достигшими путём одной уверенности; эта (с внешней стороны как бы благочестивая) ложь придаёт обеим сектам характер слащавости (сектанты носятся с своей мнимой „святостью“, радуются ей, „повещают“ о ней), гордости и осуждения (тех, кто сознает себя грешным, сектант третирует, как „неверующих“).

Св. ап. Пётр во втором послании пишет: „мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, в которых обитает правда. Итак, возлюбленные, ожидая сего, потщитесь явиться перед Ним неосквернёнными и непорочными в мире; и долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутверждённые, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания“ (2Пет.3:13–16).

Д. Грацианский

Можно отлично петь по нотам, не имея способности к самостоятельному музыкальному творчеству.

Равным образом можно быть композитором – и посредственно играть на инстументах.

Подобное надобно сказать о нашей миссионерствующей братии. Иногда удивляешься человеку, который знает библейские тексты, а не умеет живо и осмысленно беседовать с сектантами, или – миссионер находчив, красноречив, – да плохо знает Библию.

В том и другом случае, очевидно, люди нуждаются в помощи. Тем, кто самостоятельно не может вести бесед с сектантами, необходимо пользоваться обработанными руководствами, в которых представлены эти беседы.

Людям забывчивым и мало знающим Библию необходимы справочные compendium’ы или своды библейских текстов. К таким изданиям и принадлежит названная книга о. Μ. Алексеева.

Она представляет собой исключительно подбор библейских свидетельств, относящихся к иконопочитанию. К достоинствам книги надобно отнести то, что она полно и осмысленно исчерпывает свой предмет. В ней на протяжении 120 стр. рассмотрены 52 пункта.

Есть в книге довольно остроумные библейские сближения. Напр., по поводу 2Фес.2:4 ст. сектанты кричат:

– а... у антихриста будет своя икона. Так держись, ребята, от всяких икон!..

О. Алексеев библ. текстами разъясняет, что сектанты кричат неосновательно. В слове Божием говорится о „скинии Молоха“, о „чаше бесовской“, а это не отвергает той истины, что есть скиния Божия и чаша Господня...

Такие сближения нам тем отраднее видеть, что доказательства „от библейских параллелизмов“ мы считаем необходимыми в полемике с сектантами. – Отрадно, что эта бесспорная мысль делается обще-миссионерским достоянием.

В виду сказанного, книгу о. Алексеева „об иконопочитании“ мы рекомендуем, как весьма полезное издание и для священников, и для православных простолюдинов.

Д. Боголюбов

Почтенный о. архимандрит Мефодий, с неослабной энергией трудящийся на литературно-богословском поприще, принял на себя редактирование и издательство перевода сочинения Griffis’a: „Mikado’s empire“. В результате трудов о. архимандрита Мефодия явилась книга, заглавие которой указано выше.

Книга очень дельная. Из неё мы получаем интересные сведения касательно деятельности в Японии протестантских и католических миссионеров. „Протестантским миссионерам принадлежит честь перевода Библии на японский язык; между тем, 80 лет католического христианства XVI и XVII вв. не могли дать японскому народу св. Писание на его родном языке, и св. Библия имеет теперь сотни тысяч последователей. Число христианских подданных Микадо в эпоху 70-х годов достигло до 40,000 человек“ (21 стр.). – „Если христианство в Японии и не делает тех быстрых успехов, каких можно было ожидать в начале, то оно всё-таки не теряет уже раз достигнутого положения и имеет последователей во всех сферах японского общества. Когда открылся первый японский парламент, то председателем палаты депутатов был избран христианин, и христиане занимают видные места в администрации (министры), и верховном суде, в войске и во флоте“ (24 стран.). Книга читается с живым интересом, издана изящно, цена назначена умеренная.

От души желаем почтенному о. архимандриту Мефодию трудиться и впредь с неослабной энергией на литературном поприще.

А. Григорьев

Г. Пругавин напечатал два томика своих очерков, посвящённых русскому сектантству. Содержание этих томиков составили статьи г. Пругавина о нашем рационалистическом сектантстве. Тут есть речь прежде всего и главнее всего о Сютаеве и сютаевцах, о Зосиме Широве, об Адриане Пушкине. Второй томик наполнен рассказами о медальщиках, бегунах, неплательщиках и др. В своих очерках, посвящённых той или другой секте, г. Пругавин прежде всего приводит печатные материалы о ней, известные по напечатанным уже трудам наших миссионеров или других лиц. Затем крупным источником сведений г. Пругавина служат следственные и судебные дела о сектантах.

Задачей своей г. Пругавин поставил желание познакомить своих читателей „с происходящими у нас в последние десятилетия религиозно-бытовыми движениями Русского народа“. Побуждением для г. Пругавина служило желание прийти на помощь „для уврачевания“ болезни, какой для нашей церковной жизни являются секты разного рода. Как при болезни диагноз, так и „при борьбе с церковно-религиозными недугами полезен возможно тщательный анализ оных“. Очевидно, г. Пругавин считает себя великим специалистом в сектантских делах, если находит возможным так высоко ценить свои труды и придавать им такое важное значение.

Однако, каждому ясно, что диагност в болезнях нашей церковной жизни сам должен обладать двумя элементарными качествами: он прежде всего должен быть компетентен в церковных делах, а потом и беспристрастен. Если эти два требования применить к автору „Очерков“, то станет совершенно очевидным слишком преувеличенное мнение его о своих трудах.

Для характеристики компетентности г. Пругавина укажем на его крайне сбивчивое понимание такой элементарной основы церковной жизни, как Священное Писание. „С учёным видом знатока“, г. Пругавин неоднократно о разных сектантах заявлял, что они „из всех книг Священного Писания признают лишь одну Библию“. Это „лишь“ восхитительно! Очевидно, сам г. Пругавин знает и читает много больше книг Священного Писания, чем сколько их есть в Библии. Любопытно было бы послушать, какие такие книги, кроме Библии, г. Пругавин признаёт Священным Писанием. Не пятое же евангелие Льва Толстого?

Такого же характера и беспристрастие г. Пругавина. Он, например, неоднократно отказывается поимённо назвать последователей известного сектанта, называя причины такого умолчания „вполне понятными“. Приходится думать, что название сектантов г. Пругавин считает позорным „доносом“. Но вот при хождении в народ г. Пругавину приходилось встречаться с разными слабостями наших сельских батюшек, и он, г. Пругавин, не щадит духовенства и не считает доносом печатно называть не только имена, но и адреса провинившихся батюшек. Мало того: такие сообщения он ставит себе даже в заслугу, неоднократно замечая под строкой: „долгом считаю сделать оговорку, что вскоре по напечатании настоящего очерка священник, описанный в нём, был уволен от должности“. Таково беспристрастие г. Пругавина: в его глазах одно и то же действие является и заслугой, когда оно применяется к православному духовенству, и доносом, когда оно применяется к сектантам.

При таких условиях труды г. Пругавина едва ли помогут уврачеванию болезни. Скорее они поддержат её.

Очерк о старообрядческих архиереях имеет исключительно исторический интерес и составлен по архивным данным. Значение его исчерпывается ознакомлением раскольников с „трудами и подвигами“ их „страдальцев за веру“.

(Москов. Вед.).

СТ.

Среди издаваемых для народного употребления при общем пении в храмах сборников литургийных песнопений следует отметить указанные в заголовке opus-ы. Пора бы уже обратить серьёзное внимание на миссионерское значение церковного пения и на устройство вследствие этого общенародного пения и специальных хоров. Вот как, напр., выражается сам простой народ о важности церковного пения. „Мы мало ходылы в церковь, а теперь веселище стоять и гарны письни спивають, колысь цёго не було“.

Первый из указываемых сборников передаёт придворный обиходный напев без изменения в верхнем голосе. Другие голоса поют в духе народных подголосков, естественно вытекающих из главной мелодии. Благодаря этому обстоятельству, напевы получили свой родной характер. Второй сборник представляет сочинения в духе народных напевов. Оба они годны для исполнения в 2, 3 голоса и полным хором. Выписывать можно от издателя Π. К. Селиверстова (СПб. Садовая 22). Цена каждого сборника 50 к.

Свящ. Μ. Лисииын

Церковное торжество прославления Преподобного Серафима Саровского происходившее в июле прошлого года, навсегда останется в памяти русского народа. Участие в этом празднестве Царя и Цариц, великих князей и сановников, святителей, множества духовенства и паломников и, что всего важнее, множество чудесных исцелений, происходивших у раки Преподобного – всё это едва ли может ослабить когда-либо впечатление, испытанное участниками и очевидцами Саровских торжеств. Но не всем благочестивым людям удалось быть в Сарове во время открытия мощей Преподобного. Поэтому с большим интересом такие лица прочтут небольшую (24 стр.), но содержательную брошюру г. Макаревского, который лично побывал „на празднике у Преподобного Серафима“ и живо, с увлечением, передаёт читателям свои впечатления. Брошюра издана очень изящно, в красивой обложке, и снабжена портретом преп. Серафима.

Борис Светский

Лисицын Μ., свящ. Расколо-сектантство и православная миссия. С. 715–723

Новые совращения книгоношами и разного рода бродячими учителями. – Насилия совести религиозной. – Выкрадывание женщин вожаками сектантства. – Буйство раскольников. – Причины отступнической живучести. – Собеседования с заблуждающимися. – Новые отрадные успехи и рост миссии: экскурсии семинаристов с миссионерской целью и женские миссионерские союзы. – Содействие миссии от лиц светского общества и (невольное) от самих вожаков раскольничества. – Чудеса преп. Серафима и их миссионерское значение. – Фальшивые мощи у раскольников. – Л. Толстой – мудрец.

По Евангельскому свидетельству, как пшеница и плевелы бывают вместе до дня жатвы, так и в церкви Божией пребудут грешники и праведники, еретики и православные до скончания мира. Доброе направление в вере и делах постоянно будет бороться со злым, но никогда не будет совершенно одолено последним.

Продолжаются ещё случаи совращения православных в расколо-сектантство. Главными действующими лицами здесь, по большей части, бывают: книгоноши, разного рода бродячие учителя, сектанты-хозяева по отношению к рабочим, а также и близкие родственники, напр., сыновья, побывавшие „на стороне“ и набравшиеся в Питере, Москве и др. центрах, разного рода религиозных кривотолков, мужья и сожители по отношению к своим жёнам и сожительницам, а также разного рода „пророки“. Последние, впрочем, теперь стали действовать осторожно. Сами на сцену они не выступают, а совративши двух, трёх, или более женщин, иногда даже увезя их тайком с места жительства в сектантские притоны, начинают через них совращать и других.

Случаи пропаганды книгоношами замечены в Меленковском и Муромском уездах. Чтобы замаскировать свою деятельность, книгоноши запасаются билетами с отметками волостных правлений о принадлежности их к православному вероисповеданию. Сама роль книгоноши заставляет сектанта вести бродячую жизнь и гарантирует его от подозрения властей. Заходя в какое-нибудь глухое село, или деревню, часто сплошь безграмотную, сектант-книгоноша смело начинает свою пропаганду и имеет в глазах простодушных и тёмных крестьян большой успех, потому что ссылается в своей проповеди на слово Божие, которое, конечно, толкует в духе сектантства. Понятно, что тёмному люду не разобраться в тонкой паутине ложного толкования сектантом слова Божия. Можно было бы однако порекомендовать меру против такого наглого обманывания тёмного люда сектантскими учителями, выдающими себя за православных, а именно: ходатайствовать перед правительством, чтобы вероисповедная отметка в паспорте делалась не писарями волостных правлений, которые, конечно, экспертами в делах веры быть не могут, а местными приходскими священниками, отлично осведомлёнными, кто из их прихожан принадлежит к православной церкви, а кто не принадлежит. А то наглость подобных книгонош дошла уже до того, что они не только в захолустьях, но и на широких и людных местах проповедуют сектантство, как, напр., это было замечено на Николаевской жел. дороге между Петербургом и Москвой. Заработок от продажи книг даёт пропагандисту не только средство существования, но даже и прибыль. Вот где происходит работа „скверного ради прибытка“, а не у православного духовенства, на которое кивают сектанты. Их вожаки не уподобляются св. апостолам.

* * *

Раскольники тоже не отстают от пропагандистов сектантства, только кадры их „миссионеров“ состоят не из книгонош, а больше из бродячих учителей, „странников“. Этих странников простонародье на Руси, как известно, очень любит послушать. Сознавая это, „странники“ ведут себя гордо, авторитетно и смело производят дело пропаганды. Они являются врагами не только православия, но и культуры. Напр., они учат народ, что машинами работать грех и т. п. Нечего и говорить, что все они невежественны и сообщают народу нелепые до смешного сведения и понятия. Деятельность одного из таких „бродячих учителей“ рисует миссионер Минской епархии.

Прибытие в деревню „учителя“ произвело большое движение и скоро изба, в которой он остановился, была переполнена. Произошёл „сбор“ раскольников, на котором было много шуму. В заключение его „учитель“ обратился к соборянам с речью:

– «Нашумелись?! Теперь помолчите, я кончу речь о богопротивнике и супостате рода христианского – антихристе. Всякий нечестивец, иже не держится нашего христианского закона, есть жидовин и антихрист, и диаволу работает. Ничто от него неприятно Господу Богу: молитвы их Он не слышит, как бы они не кричали к Нему – пением ли в несколько голосов, яко же никоновцы, или же в струнех и органех, как папежи в своих капищах».

– «По-нашему, Лукьяныч, вставил своё слово местный начётчик, обе эти веры мало разлинуют между собою, потому папеж и никоновец воедино почти совокупились».

– «Разньствио у их одно, – стал объяснять «учитель»: – у папеж больше ересей, у никоновцев поменьше, а оба еретики и диаволу служат. Крещение и у никоновцев «ста в чине своем», не Христово – погружательное, а латинское – поливательное. Папежей берут в кумовья при своём крещении; в капища их ходят на молитву и к себе невозбранно допущают и даже молитву совершают никоновы священницы по умерших папежей».

– «Это правда твоя» – закричали слушатели.

– «А, вот, подождите, дальше ещё хуже будет», продолжает свою речь странник Лукьяныч. «Папа римский, яко зверь, по Апокалипсису, всякими ухищрениями жаждает поглотити всю вселенную. Досему и имена носят они такие: Пий и Лев. Зде мудрость есть. Пий речется «пианый“, а вкратце «Пий». Сия два речения совокупивше являют: Лев пиет кровь святых, о чём и предсказано в Апокалипсисе великого наперсника Христова св. Иоанна Богослова. Слышите, братия и сестры! Тако долженствует разуметь по божественному писанию о антихристе. Егда папа отступи от Божия церкви – се первое оторвание христиан произыде; вторый Никон потщався великую Русь в бездну ереси низвращи – второе оторвание христиан от благочестия. И остася мы вмале суще блюстителями древнего закона Христова. Стоите, братия, в сём твёрдо и непреклонно и не пецытесь, что глаголати на богохульныя словеса разных комисинеров²⁵¹ и лжеучителей от Никона: Святый Дух научит вас, яже подобает рещи. А о латине ещё и тако разумейте. Богомерстии опресночники именуют себя «католик», а сокровенное разумение в сём слове «котов лик». Они, браду и ус оскобливше, кий лик имеют на себе? Зрите на ксенжа их»!

– «Верно, верно», поддакивали слушатели.

– «Да уж древняя книга не лжу глаголет», вставил своё замечание один из присутствующих. «Святые отцы духом провидели это и прорекли в наше назидание; нам нужно только слушать писание их».

– «Будет об этом толкование вести», возразил ему другой, «теперь всё это стало ясно. А вот, Лукьяныч, поведай ты нам, Господа ради, грех машинами работать, или нет? Теперь на все пошли машины: молотить, сеять, жать и проч., и люди, даже из наших христиан, всяко льнут к ним и покупают их, потому легко работать. А я, вот, говорю всем, что в писании святые отцы про машины ничего не заповедали, значит они сочли их еретическими орудиями, и нам должно от них сторониться».

– «Эти всё машины», сказал встрепенувшийся начётчик, окинувший толпу орлиным взглядом и расправивший свою бороду, которую он считал священной, а потому и не чесал её, чтобы не вырвать из неё волоска, эти все машины сказал он, от диавола вошли в мир, и посему работать ими великий грех. Проклят будет тот, кто заведёт их. Отчего теперь пошли неурожаи хлеба? От этого злохудожества людей. Бога перехитрить решили своими машинами. Люди пустились в изобретения, а Господь наказывает их неурожаем. Господь сказал людям: «в поте лица твоего снеси хлеб твой», а еретики, в обход закону Божию, завели себе машины. Какой же это будет труд, коли я буду не сам своими руками жать хлеб, а машиной? Ересь всё это и прельщение христиан. Сатана тут действует и от него, проклятого, идут все эти выдумки на пагубу и прельщение душ христианских».

– «Уж больно хорошо подстроили это; на манер барина при, машине состоишь – она в работе, а ты точию наблюдение при ней».

– «Дьявол все устаканит, рассуждал другой. Он и в рукомойник залезет, и бабу к пустынникам нашлёт, дабы на грех склонить».

– «Восьму тысячу дышет треокаянный; пора и намудриться, поддакивал третий. На свечке, вон, выучил монаха яйцо печи. Додумако-сь до этого».

„Собор“ окончился, провозгласив анафему на того, кто осмелится работать на машинах. Лукяныча щедро одарили деньгами, холстами и т. п. Понятно, что таких „пастырей“, как Лукяныч, не просветишь. Они живут и действуют исключительно „скверного ради прибытка“. Нужна публичная пастырско-миссионерская беседа, которая показала бы ложь подобных „учителей“ и воочию обличала бы их перед их невежественными слушателями.

Некоторые из вожаков сектантства отличаются чрезвычайной скрытностью и ведут свою пропаганду весьма осторожно. Этим отличаются преимущественно хлысты. Их наставники, да и они сами, настолько лицемерны, что не только называют себя православными, но даже, если и уличат их неправоту, отрекаются от заблуждений, в душе однако оставаясь сектантами. Но за то и влияние их наставников, окружённых ореолом таинственности, удивительно сильно, а распространение заразы хлыстовства можно уподобить только разве эпидемическим болезням. Обаяние хлыстовства и его наставников настолько сильно, что в Мелеховской станице, напр., стали пропадать женщины. Они, увлечённые хлыстовскими наставниками, покидали свои дома, детей, родственников и скрывались без вести. Потом, через некоторое время, письмами склоняли к тому же и других своих знакомых. Вероятно, подобное явление совершилось не исключительно только в указанной станице на Дону, но бывает и в других местах. И кто знает – весьма возможно, что среди многих безвестно отсутствующих, безвестно пропавших, о которых нам сообщают иной раз газеты, есть немалый процент увлечённых вожаками хлыстовства, особенно женщин.

Интересно познакомиться с тою аргументикой, которой пользуются в письмах несчастные, соблазнённые в хлыстовство жертвы.

«Вы, пишет одна из них в станицу, думаете напрасно говорит писание: тот, как сказал Спаситель, кто не оставит отца и мать, жену и чада, и не берёт креста своего, и не следует за Мной, тот недостоин Меня. Если бы вы мои сроднички, знали, куда последовала я, что оставила детей, то вы бы и сами последовали за мной; вы теперь думаете, что я бросила своих чад и пошла в заблуждение, но я не заблудилась, а только нашла самой истиной путь, что который есть живой. Вы думаете, мне не жалко моих милых чад? Как сказал Павел апостол: я желал бы сам быть отлучным от Христа за братьев моих родных по плоти, которые не последовали за Христом. Как прежде было, так и ноня в пришествии Сына человеческого, в одном доме пятеро и разделяются трое против двух: отец проти сына, мать проти дочки, дочка проти матери своей. Тогда было, и ныне есть. А почему они разделялись? Потому что они не все верили в пришедшего Иисуса Христа во плоти. А которые веруют и идут за Ним, куда бы Он ни пошёл. А неверующие гнали и гонют, и не хотят приступить, вот потому то и разделились: бросают (т. е. хлысты) отца и мать, жену и чада, идут страдать со Христом; поэтому то они и оставляют их, потому что они не идут с ними во след Христа (т. е. хлыстовского вожака). Итак, вразумитесь и подивитесь, как сказал Господь, выйдите из среды их. Вы думаете, мои милые сроднички, что я заблудилась. Нет, я нашла живую веру, которая была у отцов, но в последних веках явилась нам, то есть та вера живая... Прошу я вас, дорогие детушки, слушайте бабушку и батюшку, что требует справедливость. Может, Господь нас пожалеет и соединит вместе за едино. Но знайте, какое сообщение верующему с неверным? Как в прежние времена гнали свои родные, то есть плотские гнали рождённых от духа, так и ныне. Как сказано было Аврааму: выйди из родства твоего, из дому твоего в землю, которую я покажу тебе, и он не воспротивился призванию Божию, пошёл – не знает куда идёт – и жил в земле чужой. Так и в нонешнее время, Кто последует за Христом, не минует этих бед. Кто имеет разум, да разумеет».

По слогу письма сразу видно, что оно не есть произведение похищенной деревенской женщины, а самих вожаков хлыстовства и написано оно с расчётом задеть самые живые, сердечные, родственные связи. Насколько такие письма производят впечатление и завлекают к хлыстам, видно из следующего. Когда на собеседовании священник прочёл некоторые места из письма присутствовавшим и спросил их, согласны ли они с прочитанным, то все (сектанты) ответили, что согласны. Естественно, что под влиянием такого послания дети потянутся к матери, родственники тоже и т. д., т. е. перейдут в хлыстовство.

При таком положении дела свои домашние являются для православных врагами в деле спасения. „Врази человеку домашние его“, сказано в Писании. Если и не иметь в виду этих женщин, которые действовали по увлечению и притом вернее не они сами, а вожаки хлыстовства, то не мало есть случаев сознательного насилия над совестью близких домашних, принадлежавших ранее к церкви православной.

Один священник Донской еп. рассказывает, напр., такой случай совращения в штунду отца родным сыном, проживавшим всегда на отхожих промыслах. По возвращении сына, старик-отец, по имени Герасим, был увлечён беседами своего сына Лариона, 5 лет уже бывшего в штунде. Герасим, по описанию этого пастыря, изменился даже по внешнему виду. „Блуждающие глаза, изнурённое от непосильных дум лицо, слабость всего организма, бессвязная речь, иносказательные отрывочные фразы сектантского характера – всё это производило тяжёлое впечатление. Всё время скрывая свою внутреннюю жизнь, он, наконец, проявил себя тем, что набрал зёрен, ходил по улицам и сеял семена нового учения“. Напоследок Герасим настолько уже тронулся умом, что стал богохульствовать, буйствовать, биться головой об стену, мяукать, свистать и т. п. Пастырь навестил свою заблудшую овцу, отслужил молебен с водосвятием... Ещё в начале молебна Герасим поднял крик, подобный реву животного; глаза налились у него кровью, и он стал биться о землю, вертеться на спине и т. д. Многие вышли, будучи не в состоянии смотреть на это отвратительное зрелище. Но когда Герасима окропили св. водой, он успокоился. Священник воспользовался случаем обратить внимание присутствующих на то, к каким гибельным последствиям приводит сектантство, и как спасительно действие благодати Божией в церкви. Через день Герасим уже сам приехал в церковь и просил сподобить его св. Таин.

Описываемый случай окончился вполне ещё благополучно для совращённого, но есть и такие явления, в которых чувствуется безысходная скорбь души, запутанной в сети расколо-сектантства. Грустно, напр., читать строки Полоцкого миссионера, описывающего два таких случая, один в фольварке (хуторе) Знли с женой штундиста Василисой Ивановой, а другой – с сожительницей раскольника Марией Цветковой. Обе женщины находятся вне церкви исключительно в силу своей зависимости от мужей. При этом первая обнаружила в разговоре наивное невежество, навеянное сектантской средой. Напр., она выразила надежду, что в скором времени все будут „евангельскими христианами“, т. е. штундистами; что школы Царь для того повсюду и заводит, чтобы народ мог читать Евангелие и жить по-евангельски (т. е. как штундисты), а не так, как живут православные. „Вот ты оброни у нас тут 5 рублей, и мы тсбе их завтра привезём“, с самохвальством закончила свою речь Василиса. Но все это, видимо, было навеянное, а потому она была не мало удивлена, когда узнала, что „штундовая“ вера появилась недавно, и что последователей этой веры ещё так немного, что миссионер пересчитал ей все посёлки, где есть в Витебской губ. штундисты. Под влиянием этих разъяснений миссионера всё навеянное с души спало, и Василиса заговорила совсем в другом тоне, что она „с детства была православной, исповедовалась не менее двух раз в год и любила ходить на богомолье в „Печоры“ (Псковский Печерский монастырь) и „Святые Горы“ (тоже Псковской епархии, там погребён поэт А. С. Пушкин), и что она на себе испытала чудо милости Божией по молитве перед Святогорской иконой Божией Матери. „Дети, видишь, у меня не стояли (умирали), говорила она миссионеру, и вот, слава Богу, закончила она свой рассказ, потом выростила одного сына, а затем и другого“. Муж Василисы, ярый штундист, в это время отсутствовал, и видно было, что первоначальные её речи все были навеяны им, а что по своим убеждениям она была вполне православной. И если говорить о свободе совести, то разве муж-штундист не насиловал религиозную совесть своей жены, бывшей, по её словам, с детства православной?! Нужна справедливость!

Ещё грустнее читать рассказ миссионера о другой женщине – Марии Цветковой, сожительствовавшей с раскольником, бывшим во время посещения её миссионером где-то приказчиком около Петербурга. Она тоже заявила, что своей веры (т. е. православной) не „чурается“, но что присоединить к этой вере и воспитывать в ней своих детей не может, потому что на «это не соглашается её сожитель, который говорит: „дети мои, и воспитываю их, как хочу; теперь-де их никто не видит и „годовать“ (добывать средства к жизни) мне не помогает, а вырастут, так понадобятся и Царю, и будут служить, как и другие“. В заключение беседы и эта несчастная жертва отступничества дала обещание поговеть Рождественским постом в церкви. „Да вот детей не с кем оставить“, закончила она. Как жаль, что у нас нет при церквах благотворительных обществ с диакониссами, которые бы взяли на себя заботу и за детьми присмотреть на время говения, как, напр., в данном случае.

Ещё возмутительнее, когда насилие религиозной совести православных бывает над случайными членами семьи, напр., над рабочими со стороны хозяев сектантов, или раскольников. О подобном случае сообщает, напр., один приходский пастырь Екатеринославской епархии. В его приходе таким „насильником“ явился некто подрядчик каменотёс субботник Р. Ю., который вместе с братом своим, тоже субботником, принимают на работу только тех, кто согласен следовать их учению. В продолжение лета ежегодно на их каменоломнях работает человек 60–70, приходящих из разных губерний. Раньше Р. Ю. ещё мирился с тем, что у него работали и православные, а в нынешнем году категорически заявил, что кто у него желает работать, тот должен праздновать субботу, а в воскресение работать, не должен креститься и т. п. Словом, его рабочие должны быть покорными последователями его субботнического лжеучения. И, по свидетельству самих рабочих, они, будучи незнакомы с краем и не зная, куда деться, волей-неволей должны подчиниться его требованию. „Мы пришли, говорят они, сюда из Могилевской губ. заработать кусок хлеба. Неделю поработали, а на другую Р. Ю. говорит, что если не будете праздновать субботу, если не будете ходить на собрания, да будете креститься, то для вас у меня работы нет. Что же делать? Надо слушать хозяина; а то работы не даст, с голоду придётся помирать. На зиму пойдём домой, будем праздновать неделю (т. е. воскресенье) и ходить в церковь. Р. Ю., хоть и неправду говорит, а сейчас надо слушаться“. Таково положение бедного рабочего люда. Тяжело слышать о подобном насилии над религиозной совестью человека. Знаменательно, что такие проявления фанатизма бывают только у людей, находящихся вне церкви: раскольников и сектантов, и никогда у православных, отличающихся веротерпимостью.

Раскольники стали (после Павловского погрома) не уступать сектантам в фанатизме и буйстве. Очень печальную картину такого буйства и взрыва фанатизма у раскольников нарисовал один из пастырей Полоцкой епархии. Там в с. Данишевке находятся и раскольничья моленная, и православная церковь. За моленную стоит седая старина и почти всё население Данишевки, за православный храм – лишь небольшая часть Данишевцев. К тому же храм устроен недавно, беден и невзрачен (имеет вид маленького жилого домика), а моленная помнит ещё времена Екатерины II и украшена очень богато. Звонят и трезвонят в православном храме только в один колокол, присланный о. Иоанном Кронштадтским. В особенности ополчается на православие наставник „Евстигнеич“ и его сын Арефа. Последний во время православного звона выходит на улицу и пляшет трепака, а во время литургии стреляет около церкви из ружья. В то же время отец его, Евстигнеич, распоряжается заглушать „никонианский звон древле-православным билом и клепалом“, (т. е. звоном в рельсу, замечает повествователь). Слух об издевательстве над православным богослужением достиг до местного исправника, который распорядился снять рельсу. Урядник приехал в село и, пользуясь часом омовения тел старообрядцами в банях, снял рельсу и отправил её к себе на квартиру. Евстигнеич направился после бани к вечерне и к ужасу своему увидал, что нет ни била, ни клепала. „Эво, беси, эво, беси“ – воскликнул поражённый наставник. Вечерня была отложена, вся деревня была поставлена на ноги, и верховые поскакали во все окрестные селения. Атаковали урядника. Один из раскольников схватил было его за воротник, но урядник успел ускользнуть, сесть в сани помещика Б., у которого он производил расследование по поводу воровства леса, и уехать. Толпа ринулась было за ним в погоню, но на крутом повороте, на льду, вся оскользнулась и грянулась оземь. Озверели. Евстигнеич скомандовал „в поход за звонами“. Человек 50 направилось в м. Вышки к уряднику. Достигнув его дома, толпа, с криками: „бей, ломай“, сокрушила двери, оконные рамы, ворвалось в квартиру, все поломала, облила керосином и зажгла. Сгорели вещи, деловые бумаги и т. п. Предводителем был Арефа, кричавший: „бей, ребята, всё, жги, ломай, я за всё отвечу“. Покончив с урядниковым домом, толпа бросилась назад в Данишевку к крестьянину Андрею, который помогал уряднику снимать рельсу. Андрей отправил семью к православным соседям, а сам спрятался с топором на чердаке. Толпа выломала двери в хате, но, не найдя никого, решила, что Андрей спрятался у священника, на дом которого она не решилась напасть.

Скажут, что всё это – „власть тьмы“, невежество. Но всё-таки интересно, отчего у православных не доходят религиозные чувства до такого фанатизма и ожесточения? Не действует ли тут, кроме ревности благочестия, и дух зла и лукавства. Во всяком случае, прежде чем говорить о свободе совести для раскольников и сектантов, не мешает оградить и безопасность Андреев с их жёнами и ни в чём неповинными и перепуганными до смерти ребятами, не упоминая уже о тех нравственных насилиях над религиозной свободой, которые производятся раскольниками и сектантами, и которые рассказаны выше. В качестве особого штриха к этому можно добавить ещё один случай, имевший место в упоминавшейся сейчас епархии. Православная вышла замуж за раскольника и была совращена. Сначала её выдавали за работницу в доме, а потом, когда она прижила и двух детей, то уже открыто признавали её женой, обратившеюся к древнему благочестью. Насколько не искренне и насильственно было это обращение, видно из того, что „обращённая“ говорила своему прежнему приходскому священнику: „дайте мне всё то, что я теперь имею, и я опять буду вашей“. Ясное дело, что „обращение“ её было насильственное, под влиянием мужа и его родных, и из-за чисто земных расчётов.

Свящ. Μ. Лисицын

Александр иер. Памяти о. иероманаха Тарасия. С. 724–725

(† 30 августа 1904 г.).

В ночь на 31-е августа преждевременно скончался смотритель Московского Заиконоспасского училища о. иеромонах Тарасий (Курганский), бывший питомец Казанской Духовной Академии. „Московск. Ведомости“ сообщают следующее касательно обстоятельств смерти о. смотрителя. Вечером 30-го августа о. Тарасию не здоровилось. Чувствуя холод в своей комнате, он приказал служителю затопить печку. В виду позднего времени (было 10 часов вечера), о. смотритель сказал прислуге, что он сам присмотрит за печкой и закроет трубу. Полагают, что труба была закрыта преждевременно. Получился угар, который свёл в могилу молодого смотрителя училища. Смерть о. Тарасия была обнаружена в 5 часов утра. Был приглашён врач, но все усилия медицины возвратить к жизни умершего оказались тщетными.

В лице о. Тарасия наша духовная литература понесла большую утрату. Перу почившего принадлежит ряд серьёзных статей в духовных журналах. Надеемся, что читатели „Мисс. Обозрения“ помнят смелую, не чуждую крайностей, но безусловно серьёзную работу о. Тарасия: „Великороссийское и Малороссийское Богословие XVI и ХVII вв.“, печатавшуюся почти в течение целого года на страницах миссионерского органа.

„Таинство смерти“ всегда заключает в себе с одной стороны много скорбного, а с другой много поучительного.

Преждевременная кончина о. Тарасия заставляет скорбеть всех читателей его серьёзных статей и всех знавших лично эту прекрасную душу. С другой стороны, эта смерть даёт нам серьёзный урок. Мы всегда бережём и охраняем наше земное благополучие, всякая житейская мелочь заставляет нас опасаться за своё земное счастье... Поглощённые этими мелочами, мы забываем о том „неприятеле“, который каждое мгновение подкрадывается к нам, о смерти... О если бы нам всегда помнить о нашей телесной смерти и духовном бессмертии, о кончине, могущей внезапно постигнуть нас... Тогда и смерть не подкралась бы к нам или, если бы и явилась „неожиданно“, то только для тела... А для духа оказалась бы не грозным неприятелем, а вожделенным небесным вестником Божественного призыва в жилище нашего Бессмертного Отца Небесного, Святого Блаженного!.. Да упокоит Господь в селениях праведных душу усопшего раба Своего иеромонаха Тарасия, по мере сил своих усердно трудившегося для св. православной Церкви Христовой.

Иеромонах Александр

Костров С. У раскольничьего «благочинного» – А. Старкова. С. 725–726

Слышно стало, что лже-священник Старков собирается ехать для пропаганды австрийского раскола в Архангельскую губернию, г. Мезень, где он бывал уже. Захотелось побывать у него. Приезжаю к нему – в село Старино (Нижегородского уезда). Старков приветливо встретил меня и пригласил к себе в дом. За чаем хозяин рассказал о своей поездке прошлой осенью (в октябре 1903 года) в Олонецкую губернию и своих „победах“ (это обычные россказни раскольников) над православными миссионерами. У г. Старкова увидел я сидящего за книгой подростка лет 14–15-ти. Спрашиваю: а это кто у вас? Привезённый – говорит – из „Поморья“ ученик, будущий наш миссионер дальнего края. – А понимает ли, спрашиваю. – „Да вот зиму всю прожил здесь и весну доживает (это было в мае текущего года), многое выучил, для тамошнего края будет хорош“. Беседовать-то будет с нашими православными? – спрашиваю. „Да, с ними и с поморцами преимущественно“. Прошу позволения спросить кое-что. Уклонились. Вижу у ученика в руках новая гектографированная книга, объёмом с „Выписки Озерского“. На вопрос – что это за книга, объясняют, что – новое издание В. Т. Зеленкова (австрийский начётчик). Предлагают посмотреть книгу и – пожалуй – купить. Осматриваю. Что-то в роде „Выписок Озерского“ – против беспоповцев. (Цена высокая – пять рублей; купить её я отказался). Старков сообщил при этом, что автор книги – Зеленков всю весну беседует в Оренбургских краях и что его самого, Старкова, зовут беседовать на Мезень. Думаю ехать – говорит, а быть может, и не поеду, неожиданно дополнил он, вероятно опасаясь, как бы мной заблаговременно не было сообщено – туда. Вообще г. Старков был очень любезен и разговорчив со мной, он сообщил, что в „Поморье“ Усов отправил служить „иеромонаха“, известного мне «Семеныча», из дер. Мокрой, Нижегородского уезда. Сказывал о своём проживании там у девиц Феодосиевского беспоповского толка. Рассказал и нечто невероятное: «В Олонецкой губернии пострадали ученики мученика Аввакума, рассказывал Старков; на месте страдания их стоит часовня. Местные и окрестные жители почитают этих мучеников святыми, и ваши попы служат им у часовни молебны. Я был у местного о. Благочинного (названа была и фамилия его), спрашивал: нет ли у них особой службы сим страдальцам и, получив отрицательный ответ, – спросил ещё: как же вы службу правите пм?» о. Благочинный будто бы ответил. «По общей минеи». Я, говорит Старков, заметил ему: да-ведь это мученики-то наши, а не ваши? О. Благочинный якобы ответил: «Мы им служим, удовлетворяя только просьбы своих прихожан, а сами не считаем их за святых. Это очень интересно и важно – закончил Старков – и владыка Иннокентий (Усов) считает этот факт весьма важным». Эту Старковскую сказку Усов успел уже оттиснуть на гектографе, знать, и на самом деле считает важной! Я делал словесный доклад о сём нашему Нижегородскому Владыке Преосвященнейшему Назарию, хорошо знающему Олонецкий край, от которого и получил следующее разъяснение: «Там я об этом ничего не слыхал, и о. Благочинный той местности – человек очень умный, я его знаю лично, живёт он в городе, не мог он сказать подобного Старкову».

Весьма бы желательно кроме того слышать о сём слово кого-либо из Олонецкого края. Доверяться же рассказам Старкова весьма опасно после «беседы его с диаволом», которая оттиснута на гектографе Шведовым, и в которой дух злобы подтвердил Старкову истинность австрийского православия и погибельность остальных всех вер...

Нижегород. миссионер Степ. Ив. Костров

Письмо в редакцию. С. 726–728

Μ. Г., г. Редактор, покорнейше прошу Вас дать место в вашем журнале моей маленькой заметке – разъяснению касательно „Британского и Иностранного Библейского общества и его книгонош“. В 3-м № „Миссионерского Обозрения“ Μ. Лисицын пишет: 1), что книгоноша Лондонского Библейского общество, ехавший по Николаевской ж. д. и предлагавший книги св. писания, глумился над православным духовенством, 2), что никто так много не распространяет зловредных сект, как книгоноши Библейского общества, и т. д.

Обвинение о. Лисицына не ново; подобные обвинения Библейское общество и его книгоноши терпят очень часто; так что, читая эти обвинения, люди могут подумать, что Библейское общество больше приносит русскому народу вреда, чем пользы. Такое мнение было бы крайне несправедливо.

Ближе познакомившись с деятельностью книгонош и направлением общества, каждый убедится, что все вышесказанные обвинения суть плод антипатии к иностранному обществу. Общество это у нас имеет 85 книгонош; 13 из них, действительно, принадлежат к разным вероисповеданиям, остальные же все православные.

Книгонош часто смешивают с разными фанатиками, не имеющими никакого отношения к Библейскому обществу; они покупают книг на несколько рублей, едут по железной дороге или на пароходе и предлагают книги народу, не упуская при этом случая навязать ему и своё убеждение.

О. Лисицын, как видно, и говорит о подобном случае: по Николаевскай ж. д. от Библейского общества книги св. писания никто из инославных не распространяет, и книгоноша Библейского „общества“ не мог предлагать библию, ибо „общество“ вовсе не имеет её на русском языке; оно имеет только Новый Завет и его части, Псалмы и Пятикнижие Моисея.

Жаль, что не известна фамилия пропагандиста книгоноши; если бы, паче чаяния, это был агент Библейского общества, то я уверен, что он тотчас же был бы уволен, – ибо ныне заведующий Библейским обществом в России таких невежд крайне не терпит. О. Лисицын и другие авторы статей, делая заметку о книгоношах Библейского общества, наверно не принимали в соображение, что от их заметок больше всего потерпят православные книгоноши, которых огромное большинство.

Все книгоноши мирно работают, сгибаясь под тяжёлой своей сумой, нагруженной св. книгами; предлагают их во всех концах обширной России.

Обязанность книгоноши доставить св. книгу туда, где в ней более ощущается нужда. И вот, один книгоноша едет по Мурманскому берегу, другой в Сибирь и т. д. Что-ж он там будет делать? Секты распространять? Нет, если даже этот человек, паче чаяния, будет сектант, ему всё-таки некогда заниматься своим лжеучением: у него целый транспорт книг (иногда до 100 пудов), их нужно продавать: книгоноша должен в течение месяца выручить определённую сумму.

Библейское общество имеет своей целью распространять слово Божие по всему миру, без всяких пояснений и заметок. Книгоноши должны только продавать или распространять св. книги, но не вступать ни в какие догматические или вообще религиозные прения.

Библейское общество продаёт в России книги св. писания на русском и славянском языках исключительно Синодального издания; оно не останавливается ни перед какими расходами: многие книгоноши едва покрывают вырученной суммой от продажи св. книг свой расход и жалованье; на некоторые издания цены назначены ниже заготовительной стоимости, так например: Новый Завет на русском языке в 16-ю д. л. в прекрасном коленкоровом переплёте продаётся за 25 коп., тогда как за печать и бумагу платится в Синодальную типографию 15 коп. и за переплёт 15 коп., итого 30 коп.; расходится этого издания 300,000 экземп. в год, всего же общество распространяет в России около 600,000 экземпляров в год.

В общем, Библейское общество приплачивает ежегодно около 120,000 рублей; при этом оно ещё пользуется бесплатным проездом для своих книгонош по всем российским железным дорогам и провозом св. книг, иначе пришлось бы приплачивать значительно большую сумму. В заключение скажу, что Британское и Иностранное Библейское общество 22 февраля (н. с. 6 марта) с. г. праздновало свой столетний юбилей.

Е. Масленников

* * *

Давая место в своём журнале приведённому письму, Редакция „Мисс. Обозрения“ может выразить только таковое пожелание: дай Бог, чтобы это было так: чтобы Библейское общество занималось только своим специальным делом, – распространяло священное писание в тёмных углах православной Руси через благонадёжных в святой вере своих книгонош и позаботилось изъять из среды их тех неправомыслящих, которые, или пользуясь подлинным званием книгоноши, или узурпируя его, вопреки Божескому и человеческому закону, стараются сеять сектантскую ложь на ниве Христовой, среди „малых“ братий наших; а существование и таких книгонош или лже-книгонош и автор письма не отрицает. Весьма желательно также, в виду сказанного, чтобы о деяниях недостойных книгонош и лже-книгонош Библейского общества ревнителями святой веры доводилось до сведения православного духовного начальства для принятия с его стороны своевременных мер пресечения соблазна и зла для Церкви Божией. Распространению же среди православной паствы священных книг, которые, при пастырском руководстве богопоставленных наставников и отцов духовных, „могут умудрить верующего во спасение“, мы можем только радоваться. Пусть больше и больше раздаётся народу „хлеба нашего насущного“, а не камней искушения и соблазна.

Редакция

Хлыстовская «богородица» в роли мошенницы-авантюристки в С.-Петербурге. С. 728–730

В № 501 „Биржев. Ведом.“ помещён следующий рассказ о мошеннических проделках некоей хлыстовской богородицы.

„В Петербурге недавно появилась мещанка Мария Алексеевна Строгонова, избравшая себе довольно, оригинальную профессию. Она бродила по церквам, знакомилась с богомольными, богатыми на вид, женщинами. Опытная авантюристка старалась раздуть жажду чуда, сверхъестественных явлений, которая тлеет в душе большинства неразвитых людей, особенно женщин.

Затем Строгонова под разными предлогами проникала в дом намеченной жертвы. После нескольких встреч ей удавалось привлечь симпатии богобоязненной хозяйки. Тогда она по секрету, таинственно сообщала, что Строгонова – её имя, принятое для хождения по грешному миру, суета которого ей чужда и противна. Но что, на самом деле, она – Пресвятая Богородица...

Легко понять, какой ужас и благоговейный страх охватывает слушателей. Не верится, но и не верить – опасно...

А „богородица“ продолжает начатое дело. Она заявляет, что страдает за грехи людей и, между прочим, за великие прегрешения хозяев того дома, где она находится...

Эффект чрезвычайный... Испуганная женщина вымаливает прощение, раскаивается в содеянном, не сомневается уже в том, что перед ней не простая смертная, а святое существо, для которого нет тайн, которому ясна звёздная книга.

Строгонова спешила воспользоваться этим настроением, слепой верой, готовностью подчиниться и вымогала деньги, ценные вещи, а подчас не гнушалась и стянуть то, что плохо лежит.

Если по обстоятельствам дела требовались „вспомогательные средства“, Строгонова имела под рукой „бывшего человека“, которого рекомендовала „Николаем Чудотворцем“.

В столичную сыскную полицию поступило несколько заявлений от обманутых жертв, которые выясняют характер деятельности „святой страдалицы“. Одна из них, между прочим, пишет следующее:

„Я обнаружила, что много пропадает золотых и серебряных вещей, но я была всё время как бы наэлектризована ими, не помнила себя, будучи разбита нервно от их причитаний, кривляний и заклинаний“.

Был случай, когда Строгоновой и её сообщнику удалось обобрать порабощённую женщину. Но её муж не проникался достаточным уважением к их святости, и они боялись, что жертва ускользнёт, что они будут уличены. Тогда парочка начала настаивать, чтобы женщина разошлась с мужем. Достигнуть этого не удалось даже „Николаю Чудотворцу“.

Вот что по этому поводу сообщает заявительница.

„Святая пара“ энергично требовала расторжения супружеских уз, обещая жертве царство небесное, уготованное место в раю. Но в ответ услышала отказ. Тогда Строгонова сорвала с себя полученные в виде искупительного даяния шёлковый платок, кольца, бросила к ногам „чудотворца“ и закричала ужасным голосом:

Возьми для себя, я ничего не желаю. Ей будет великое горе и несчастье!..

„Бывший человек“ привычным жестом вынул из-за пазухи бутылку обыкновенной водки и залпом выпил её, желая, вероятно, доказать, что он сверхъестественный субъект, если может вынести такую марку.

„Богородица“ не смутилась. С укоризной во взоре и строгим голосом она проговорила медленно и внятно, обращаясь к той, которая смеет не исполнять „высшую“ волю:

– Казнись! За твои грехи он пьёт... Он превратил вино в уксус...

Ничто не действовало на упорную жертву, и „компания“, недовольная, удалилась просвещать других людей. Через несколько дней они снова явились, причём он имел вид человека, которого сильно, беспощадно били, куда и чем попало.

„Богородица“ поспешила объявить, что „чудотворец“ ездил в ад за душой мужа великой грешницы, т. е. хозяйки дома, а там враги попробовали на нём силу своих кулаков.

Так действовала хитрая мошенница под разными фамилиями, окутывая тьмой всех, кто, в неразумии своём, верил её рассказам.

Характерно, что она оперировала не только над слабыми, суеверными женщинами, но в её сети попадали и мужчины. Одному из них знакомство с „Пресвятой Богородицей“ обошлось в 8,000 р.

Некоторые из потерпевших называют эту аферистку главарём хлыстовской ереси. Дознано, что ей 47 лет, внешность её ничем не замечательна. Грубые черты лица, неприятный голос, крестьянская одежда. Когда-то она была фельдшерицей и пользовалась этим званием довольно неблаговидно.

Её несколько раз уже судили за разные преступления и, между прочим, в оренбургском окружном суде за ересь, после чего она была сослана в Закавказье.

К розыску мнимой богородицы и её, творящего чудеса, сообщника приняты энергичные меры“.

Из позднейших сообщений петербургских газет узнаем, что 3-го октября чинами Петербургской полиции эта наглая авантюристка „была задержана в одном из домов при Сергиевой пустыни, на 20-й версте от Петербурга, где она проживала без прописки; по-видимому, в средствах она не была стеснена, так как явившаяся полиция застала её во время завтрака, который она обильно запивала красным вином. При ней оказались разные золотые вещи и деньгами около 50 руб. Доставленная в сыскную полицию, Строгонова объяснила, что один из её многочисленных любовников, по имени Яков (фамилии его она не знает), называвшийся „Николаем Чудотворцем“, недавно умер от сильного пьянства где-то под забором на улице. В обманах и мошеннических проделках, несмотря на все имеющиеся против неё улики, она пока не сознаётся. Не признаёт она себя также причастной к хлыстовской ереси, называя себя православной, но в то же время не отрицает, что по правилам хлыстовской секты для многих была „духовной женой“. Дальнейшее дознание производится “.

(Впечатления миссионера).

О «Человеке» Μ. Горького: Сборник Товарищества «Знание», кн. I.

Французский критик Μ. Вогюэ так отзывается о литературно-философских взглядах Горького: „искусен будет тот, кто сумеет разобраться в философии Μ. Горького и понять, что хочет он сказать своими произведениями“.

Напрасно, желая доказать философскую содержательность этих произведений, стали бы мы перебирать их по порядку. Они поразили бы нас неустойчивостью основных взглядов автора.

В самом деле: по ранним рассказам Горького можно предполагать, что перед нами – убеждённый поэт босячества, любящий больше всего личную независимость от всяких культурных условий жизни, брезгующий осёдлостью, удобствами нашего быта ради свободного бродяжничества по лицу земному.

В соответствие с настроением автора герои его ранних рассказов очень умно резонёрствуют, желая разрушить современный „общественно-буржуазный“ строй и на его месте поставить свою волю, свои законы...

Но тут-то и намечается Ахиллесова пята в творчестве Μ. Горького. Вдумываясь глубже в это творчество, мы поражаемся выводом, что Μ. Горький сам не знает, куда идти и к чему вести своих читателей. Оттого в воззрениях его существует несомненное внутреннее противоречие; поэтому же и герои его отрицают один другого.

Приведём немногие доказательства высказанного положения. Остановимся, для краткости, на сравнительно позднем произведении Горького – „На дне“. Здесь выводится целая толпа пропойц и бродяг. Один из героев пьесы, Сатин, – мыслящий, как увидим после, понятиями самого Горького, – пробует оправдать философию босячества. Он говорит: „человек! Это – великолепно! Это звучит... гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека!.. Я – арестант, убийца, шулер, ну, да! Когда я иду по улице – люди смотрят на меня, как на жулика... и часто говорят мне – мерзавец! шарлатан! Работай!.. Для чего? Чтобы быть сытым? (хохочет). Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми... Не в этом дело! Человек выше“!..

Но в чём состоит „высота“ человеческой личности? Сатин не показывает. Всю прелесть для себя и всю „высоту“ он полагает в сохранении своей независимости от установившихся форм жизни...

Какую однако цену для человека имеет эта Диогеновская философия? Сатин о том умалчивает. Друзья же его и товарищи по бродяжничеству положительно осуждают его мечты. – Один из живущих „На дне“ типов, Клещ, говорит о свободных бродягах: „эти? какие они люди? Рвань, золотая рота... люди! Я – рабочий человек... Мне глядеть на них стыдно“...

И другое действующее „На дне“ лицо плачется: „ты... пожалей меня! Не сладко живу... волчья жизнь – мало радует... Как в трясине тону... всё не держит“...

Несомненно отсюда, что, по суду героев Горького, бесшабашная свобода и бродяжничество не составляют всей правды в жизни.

В чём же эта правда и как определяют её выводимые Горьким босяки?

Вот что говорит Клещ: „правда? Где – правда? Вот правда! Работы нет... Силы нет... пристанища нету. Издыхать надо... вот она, правда! На... на что она мне – правда? Дай вздохнуть“...

Такое же бессилие найти правду в жизни исповедует старый Лука, который является „светлым“ типом в толпе босяков. Не даром иные критики считают Луку положительным лицом в творчестве Горького. – Лука говорит: „вот... не всегда правдой душу вылечишь“... Человек просит учёного: „покажи ты мне, сделай милость, где лежит праведная земля и как туда дорога? Сейчас это учёный книгу раскрыл, планы разложил... глядел-глядел – нигде нет праведной земли! Всё верно, все земли показаны, а праведной – нет!“...

Таким образом философия героев Горького довольно плачевна. Она замыкается в одни отрицания. У этой философии нет ни начала, ни конца. Одни Горьковские герои прославляют свободу и бродяжничество во имя самого бродяжничества, и в этом, очевидно, полагают всю „высоту“ жизни; другие называют их за это „рванью коричневой“ – и стонут, и плачут, не зная, как жить, где правда?..

Поэтому мы не будем дольше останавливаться на разговорах „типов“ горьковских. Мы поступим вернее, если послушаем самого автора: как он определяет смысл жизни, общечеловеческую правду и наше назначение на земле.

В своих выводах мы будем основываться на последней статье Μ. Горького, помещённой в I кн. „Сборн. Тов. Знание“, под заглавием „Человек“. Названная статья, кроме того, подходяща для нас в том отношении, что она написана от лица самого Горького и, без сомнения, выражает его философию.

Эта статья – „Человек“ – по справедливости может называться „стихотворением в прозе“. Она написана картинно, красиво, размеренной прозой, хотя несколько вычурно и деланно. В ней нет научных доказательств, нет и подробного обоснования взглядов автора. В „Человеке“ Μ. Горький просто вещает, „силой своего воображения“ вызывая перед читателем своего идеального человека...

„Человек! пишет Горький. Я вижу его гордое чело и смелые, глубокие глаза, а в них – лучи бесстрашной, мощной мысли, той мысли, что постигла чудесную гармонию вселенной, той величавой силы, которая в моменты утомления – творит богов, в эпохи бодрости – их низвергает“ ( – Сборн. стр. 211).

Если мы вдумаемся в смысл приведённой тирады, нам откроется, что мы именно имеем дело с творчеством Горького, а не научным размышлением. О творчестве же справедливо сказать: „не любо – не слушай“!..

В самом деле, почему идеальный человек обязан иметь непременно „гордое чело и... смелые глаза“?

У Горького это не показано. Действительность же опровергает его мечту. Мы знаем из Евангелия, что Пилат, на основании идеальных черт в характере Христа, сказал о Нём народу: „се – человек!“.

И точно: в ряду мировых благодетелей нельзя назвать другого, который бы, – выражаясь словами Горького, – „по уважению к людям“ был подобен Христу. Между тем Господь наш истинный человек – был кроток и смирен духом (Мф.11:29). Таким образом, наружностью, своей внешностью Он не соответствовал мечте Горького. Что же – поэтому Пилат ошибочно назвал его „человеком“?..

Такова „черта“ иных наших современных писателей: говорят будто бы красиво, а вдумаешься – мысли нет!..

Нет этой научно-обоснованной мысли и в последней части выписанной тирады из статьи Горького: „в моменты утомления человек творит богов, в эпохи бодрости – их низвергает“...

Будто так? Евреи у горы Синая духовно не были утомлены, когда приняли законодательство Иеговы; после же, во время отдыха в обетованной земле, они приложились к безбожникам...

Равным образом, в период высочайшего напряжения сил, первые христиане приняли Евангельское благовестие, в период же упадка духа, в средние века, на Западе они склонились даже к язычеству.

О том говорит и языческая римская история...

А отсюда следует, что мечта Горького – будто человек в минуты упадка духа творит богов, не совпадает с исторической действительностью и не может быть оправдана философскими данными. Человеку-ли, пресыщенному грязью жизненной, утопающему в „пире страстей“, творить богов?..

Но „творчество“ – говорит Μ. Горький – „самодовлеет“ ( – стр. 218). Проследим же за дальнейшим проявлением этого творчества.

„Человек, пишет Горький, идёт, орошая кровью сердца свой трудный; одинокий, гордый (?) путь, и создаёт из этой жгучей крови – поэзии нетленные цветы; тоскливый крик души своей мятежной он в музыку искусно претворяет, из опыта – науки создаёт... и движется всё – выше! и – вперёд! Звездой путеводной для земли“... ( – стр. 212).

Эти мысли о человеке почти буквально повторяет „На дне“ Сатин. „Что такое человек? спрашивает он. Это не ты, не я, не они... нет! Это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет... в одном! Понимаешь? Это – огромно... Существует только человек, всё же остальное – дело его рук и его мозга“...

Здесь мы приближаемся к подлинной сущности мировоззрения Μ. Горького. Мы считаем для него характерным и то, что он к дороге – пути прилагает эпитет „гордый“... Тут весь Горький с его презрением к установившимся истинам обозначился. Сказать – „гордый путь“ – всё равно, что сказать „мудрая глина“. Так выражаться о бездушных предметах – значит вносить в нашу литературу нечто „не человеческое, слишком не человеческое“, или декадентское...

Какова же философия Горького?

Нам думается, мы не погрешим, если характер её отнесём к области идеалистического субъективизма, переходящего в открытый агностицизм.

По убеждению Горького, истинно существует только человек с его „подругой – мыслью“ ( – стр. 213). Другими словами: выше всего скоротечного, „звездой путеводной для земли“ ( – стр. 212), существует только человеческое сознание, – что отдаёт старым Германским идеализмом. Из человеческого сознания родятся, „как планеты в мировом пространстве“, любовь, дружба, ненависть, „усталая надежда“, вера „с тёмными очами“. Все эти создания духа нашего, говорит Горький, „уродливы, несовершенны, слабы“... ( – стр. 212). Значит, они не могут выражать собой подлинные свойства бытия, которое потому не познаваемо (агностицизм)...

Если так, – в чём же безусловная правда жизни?

„Для мысли (или для сознания), отвечает Горький, нет твердынь несокрушимых и нет святынь незыблемых ни на земле, ни на небе! Всё создаётся ею, и это ей даёт святое, неотъемлемое право разрушить всё, что может помешать свободе её роста“ ( – стр. 217–218).

Однако, к удивлению, Горький указывает постоянный смысл жизни, – как нечто „несокрушимое и незыблемое“. Он пишет: „смысл жизни – вижу в творчестве, а творчество самодовлеет и безгранично“ ( – стр. 218). Обозначает он и цель творчества. „Я создан, – говорит он от имени своего „Человека“, – затем, чтобы опрокинуть, разрушить, растоптать всё старое, всё тесное и грязное, всё злое, – и новое создать на выкованных мыслью незыблемых (sic!) устоях свободы, красоты и – уважения к людям!“ (стр. 217).

Приведённые мысли Μ. Горького положительно изумляют нас своей философской несостоятельностью и внутренним самопротиворечием. Горький, как добрый старый идеалист, утверждает, что существует только „мысль“ или сознание, идея. Рассуждая последовательно, надобно бы сказать, что по крайней мере для мысли существуют и „твердыни несокрушимые“ – законы логики. Следуя этим законам, из идеи немецкие идеалисты выводили бытие сущего. Да и Горький робко пробует идти по этому пути. Он говорит, что мысль постигает „чудесную гармонию вселенной“...

Если во вселенной есть гармония, да ещё „чудесная“, явно, что в жизни нашей господствуют планомерность, порядок, – управляемые „незыблемыми“ законами природы. Следовательно, раньше Горький ошибочно сказал, что для мысли нет „твердынь несокрушимых“ ни на небе, ни на земле...

Но с такими препятствиями он не считается. Смело он пишет дальше, что мыслящему человеку необходимо „создать новое на незыблемых устоях свободы, красоты и – уважения к людям“.

Помилуйте – это уже значительный „пассаж“ в сторону! От уныния философского и агностицизма Горький переходить к такому юношескому стремлению – создать „незыблемые устои“ свободы, красоты и уважения к людям“...

Однако, если такое стремление подвергнуть критике, – от него едва ли что останется незыблемого. Начнём с свободы. Есть ли она в людях? Детерминисты ведь не праздно отрицали её наличность в душе человека. Чем же „незыблемость“ понятия о свободе подтверждает Горький?

Ничем. – А красота в природе что такое?

Это – нечто до крайности спорное и неуловимое. Μ. Горькому, без сомнения, его рассказы кажутся красивыми, довольно умными и рассуждения о „Человеке“; однако г. Буренин находить их не таковыми.

Дальше. С точки зрения Μ. Горького трудно обосновать необходимость для нас „уважения к людям“. Почему мы их должны уважать? В душе нашей нет для того „несокрушимых“ указаний, говорит Горький. Но, может быть, другая какая-либо „правда“ влечёт нас к тому?..

„Правда, скажем словами Клеща. Что она такое“?..

И Горький, при своём мировоззрении, на этот вопрос не даст нам ответа.

Кроме того: в разбираемом месте Μ. Горький впал в другое противоречие с собой. Если никакой безусловной правды на свете нет, – то мысль человеческая никогда не изобретёт „незыблемых устоев“ для жизни. Всё будет дымом преходящим и исчезающим.

Не поможет делу и тот выход из затруднения, который указывает Горький: „смысл жизни вижу в творчестве“... Ну, а если кто не способен творить разные рассказы, драмы и стихосложения? Для такого человека жизнь уже бессмысленна? И всякое ли „литературное“ творчество имеет смысл?..

Об этом спросить бы редакторов журналов. Да и сами мы можем судить о том по „почтовым ящикам“ хотя бы... при „Стрекозе“. Боже мой! Какая масса пишется людьми бессмысленных произведений. Так что же – и в них Μ. Горький найдёт данные для оправдания такого занятия литературой?

Конечно, „чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало“... Но это справедливо только о маленьких детях, – о „глупых крошках“. Взрослым же людям необходимо делать всё со смыслом. Думаем, что и бездарные литераторы, если бы убедились в пустоте своего „творчества“, – бросили бы бумогомарание. Они стали бы искать других занятий, более „самодовлеющих“. Но какие занятия, помимо „творчества“, могут дать людям смысл в жизни? – Μ. Горький не указывает.

Вследствие того его философию нельзя считать „творчеством», значительным для читателей; нельзя умиляться и перед „мощной силой“ его „мысли“...

Творческому созданию человека Μ. Горький приписывает различные проявления – любовь, дружбу, ненависть и др., – но о них он сурово говорит: „уродливы они, несовершенны, слабы“...

Если так, справедливо мы должны заключить о духе человеческом, что и он существо неважное, ибо по плодам дерева судят о природе его (Мф.7:17–20). Однако Горький даёт „Человеку“ иную аттестацию. От имени его он пишет: „призван я, чтобы осветить весь мир, расплавить тьму его загадок тайных, найти гармонию между собой и миром... Я призван, чтобы распутать узлы всех заблуждений и ошибок, связавшие запуганных людей в кровавый и противный ком животных, взаимно пожирающих друг друга“ ( – стр. 216–217).

Познакомившись с такими высокопарными заявлениями, читатель может спросить Горьковского „Человеку“: „милостивый государь! Какие же у вас данные для оправдания вашей самоуверенности? Ведь всё, что вы делали до сих пор, несовершенно, слабо. Да и „незыблемых устоев“ для вашего творчества в жизни нет: по вашим словам, на свете всё – ложь и обман“... Так зачем же безнадёжно трудиться, гоняясь за призраками?..

На такой вопрос Μ. Горький от имени своего „Человека“ отвечает: „вы лжёте, говоря, что я бессилен, что ограничено сознание моё! Оно – растёт! Я это знаю, вижу, я чувствую – оно во мне растёт!“.

Однако читатель может не убедиться такими голословными заявлениями. На справку он привлечёт историю философии. Оттуда он сделает правильный вывод, что свободная человеческая мысль в прошлом пережила удивительные заблуждения, да и теперь, изучая законы жизни, часто и грубо грешит...

С другой стороны, мало ли кому что чувствуется? Наши сектанты-мистики уверяют, что они видят Бога, а – бедняги – заблуждаются...

Так почему же обязаны мы „на слово“ верить Горьковскому человеку? Где залог для того, что по крайней мере в будущем он не станет постыдно самообольщаться своими выдумками?..

Мы тем более в праве сомневаться и спрашивать, что для своей „мысли“, как было уже замечено, Горький не допускает „незыблемых устоев“. Помилуйте: а законы логики? Разве когда-нибудь и где-нибудь люди могут отрицать законы тождества и противоречия, – что 2×2= не четырём, а пяти?

Без этих „незыблемых“ законов понятно, что человек Горьковский всегда будет заблуждаться...

Нам необходимо в мировоззрении Горького разобрать ещё его взгляд на веру в Бога. Эта сторона его мировоззрения особенно важна для миссионеров и всех людей верующих.

С другой стороны, оставаясь верными принятой на себя задаче, мы будем говорить по занимающему нас вопросу столько, сколько даёт нам основания статья Горького „Человек“.

Заметим теперь же, что материал наш не обширен. Но он достаточно определяет точку зрения на веру в Бога не только самого Горького, но и некоторых его литературных сотоварищей.

По мнению Μ. Горького, вера в Бога есть обыкновенное „создание творческого духа“ человека ( – стр. 212). Как все создания такого рода, религиозная вера „слаба, уродлива и несовершенна“ по самой своей природе.

В числе свойств её Горький указывает то, что „вера смотрит тёмными очами в мятежное лицо“ человека ( – стр. 212).

Остановимся пока на сказанном. Спросим: чем же Μ. Горький может подтвердить, что вера в Бога есть исключительное создание творческого духа человека?

Доказательств этой мысли у него в статье нет. Мы же заметим, что таких доказательств и не может быть. Известно из психологии, что вера в Бога – явление не случайное, а необходимое. Она вытекает как из потребности человеческой природы, – потребности ничем неискоренимой и крайне благотворной (Милль), так и из объективно-научных данных. По этим данным мы воспринимаем Абсолютную Силу всеми формами своего конечного опыта (Спенсер). Следовательно, анимизм Конта и его последователей, в роде Μ. Горького, должен пасть сам собой.

Если же сюда мы присоединим ещё выводы лингвистов, как Бюрнуфа, Макса Миллера, Ренуфа, Ревиля и др., то станет несомненным, что верить в Бога нас заставляет не беспричинное собственное творчество, а необходимое предчувствие бесконечного, действующее на нас с неотразимой силой.

Таким образом Μ. Горький ненаучно говорит, что вера в Бога есть простое создание творческого духа человека. Нет: сама природа внушает человеку, что за пределами мира есть Некто, кто дал всему гармонию и целесообразность. Бога же требует с необходимостью и наше нравственное чувство, – необходимость для нас найти примирение страданий жизненных с высшим разумом, дающим смысл этим страданиям...

Но, спросят нас, разве дух человеческий совсем не творит веры в Бога?

Люди создают религозные системы и умозрения, но веры в Бога, как первичного чувства, как инстинкта, они не изобретают, а получают вместе с природой, как готовый факт.

И вера в Бога по природе своей – вовсе не существо „с тёмными очами“. Наоборот: вера в Бога проливает яркий свет туда, где до того была тьма. Вера в Бога, как свидетельствует история христианства, была для людей утренней звездой, загоревшейся после длинной ночи всякого рода заблуждений и пороков (2Пет.1:19). Вера в Бога раскрыла людям не только тайны мирозданья, но и самой природы Божией. Значит, называть веру существом „с тёмными очами“, – это значит говорить нечто несоответствующее природе религиозной веры и её истории...

Однако правильно ли мы истолковываем эпитет „тёмный“ в приложении к вере в Бога?

Совершенно правильно. За это говорит сам Горький на стр. 214 первой книжки сборника. Вере в Бога он приписывает там прямо „слепоту пустых очей ея“

Sapienti sat²⁵².

Характеризуя веру в Бога в дальнейшей своей речи, Горький пишет: „мысль освещает в неподвижной вере и злую жажду безграничной власти, стремящейся поработить все чувства, и спрятанные когти изуверства, бессилие её тяжёлых крылий, и – слепоту пустых очей её... Свободной и бессмертной мысли противна и враждебна эта сила, бесплодная и часто глупо – злая“ ( – стр. 214).

По таким отзывам легко составить себе понятие о том, как мыслит Горький о вере в Бога. Кратко обобщить, – вера в Бога, по отзыву нашего автора, есть сила „неподвижная, безгранично-властолюбивая, изуверная, бессильная, слепая, бесплодная и часто глупо-злая“

Является даже вопрос: как такая бессмысленная сила на свете держится? Зачем было „богоподобной мысли“ родить её? А если она родила, – значит, в природе „богоподобной“ матери не всё чисто, – значит, не всегда она движется „вперёд! и – выше! и – вперёд!“...

Таким образом, стоя на почве рассуждений самого Горького, мы в праве заподозрить правдивость его творчества. При частном же рассмотрении его, – оно оказывается безусловно несостоятельным.

Начнём по порядку: справедливо ли Горький беспощадно осуждает веру в Бога?

По нашему мнению, совершенно несправедливо. И прежде всего – вера в Бога не противоположна „свободной мысли“. Мысль неизбежно сопровождает всякую веру; она даёт ей отчётливую форму. Если плоха вера, низменно её учение, – значит, и мысль там находится на низшей ступени развития. В таком случае нельзя за всё винить одну религиозную веру, а „свободную мысль“ оправдывать.

Далее. Странно говорить, что вера в Бога – „неподвижная сила“ в нашей душе. Если разобрать „историю религий“, окажется, что в разные времена люди веровали различно. То они Единого Бога признавали, то впадали в многобожие. Да и в христианстве верующие пережили много догматических волнений. Каким же образом Μ. Горький называет религиозную веру „неподвижной“?

Это – явное заблуждение. Если же обвинять веру в Бога за то, что объект её неподвижен, – то это неизбежно по существу дела. И математические науки в конце концов опираются на таблицу умножения. Все они „неподвижно“ признают, что 2×2=4, что из ничего ничего не бывает (0–0=0). Однако за такое свойство можно ли брезгливо относиться к математическим наукам, как к области знания „неподвижной“ в существе своём?

Это свойственно только неуспевающим в математике детям.

Мы не можем признать справедливым и того понятия Горького о вере, по которому она обвиняется в „безграничном властолюбии“. – Что это значит?

Есть властолюбцы пустые, бессильные. Они покушаются властвовать, а ни права на то, ни сил не имеют. Они, так. обр., недостойны власти. И мы осуждаем их.

Такова ли по своей природе вера в Бога?

Нет. Она предъявляет свою власть к людям во Имя Всемогущего Бога. Она зовёт всех к святости, к отрешению от суеты земной. Она предостерегает нас от порочной жизни, но делает это не как злой и ненавистный тиран, а как любящая, добрая мать. Верующие охотно отдают свою слабую волю под водительство религии. Они добровольно принимают её повеления. И та вера, которая не имеет власти над людьми, не есть сила Божия, – и люди её не любят и не ценят.

Если же в истории человечества были случаи, когда вера в Бога принимала дикие формы, когда она теряла свой святой характер, – то виноваты тут опять люди, их страсти, а не вера в Бога сама по себе. Обвинять религию за эти случаи – всё равно, что отрицать необходимость для жизни огня потому, что иногда от него бывают пожары...

Ещё большей неправдой звучат слова Горького, когда веру в Бога он называет „изуверной, бессильной, слепой, бесплодной и глупо-злой“. Очевидно, говоря так, наш писатель имеет в виду какой-нибудь уродливый вид религии, – в роде скопчества, хлыстовства и т. п.

Истинная вера в Бога по природе своей не изуверна. Изуверство запрещается христианам. Если же даже из среды православных вырождаются изуверы, как скопцы, – что в том? Науки химические необходимы для жизни. Между тем в рядах химиков попадаются выделыватели всяких удушливых составов, адских машин, которыми и пользуются злодеи во вред мирным гражданам. Нужно ли вследствие такого печального обстоятельства восставать против химии, как науки?

Конечно, нет. Также не должно порицать веры в Бога ради существующих на свете изуверов.

Положительно грешно называть веру в Бога бессильной. Эту мысль и опровергать не нужно. Довольно прочитать одну книгу Деяний Апостольских, чтобы убедиться, что для первых христиан Евангельское благовестие было величайшей силой.

Вследствие того же обстоятельства мы справедливо можем назвать её живой и плодоносной, возрождающей и спасающей человека от пороков.

Остаётся „последнее сказание“. Горький называет веру в Бога „глупо-злой“. Говорить можно что угодно. Надобно доказать свои слова...

Чем же вера глупо злая? Если иметь в виду ужасы инквизиции, то по ним, по этим проявлениям человеческого фанатизма, нельзя судить о вере в Бога вообще.

Та вера, которую проповедовал людям Христос, призывает нас к общенью с Богом – Отцом и Промыслителем вселенной; она требует от нас жизни, строго согласованной с заповедями Божиими, и жалости к людям.

Разве такие требования злы и выражают собой глупость? Разве глупы были философы – теисты, приходившие к признанию Божества через одно рассматривание природы?..

Нет. Религия – „чудное дело“, скажем словами В. В. Розанова. Она останется такой вечно даже для скептиков наших. Она одна имеет силу утешать самые жгучия страдания людей; одна же она наполняет сердце человеческое спасительной надеждой (Нов. Вр. 1904 г., № 10238)...

Максим же Горький, отрицая веру в Бога по существу, поступает не как философ и мыслитель. В данном случае он является перед нами и не как беспристрастный, независимый художник, а как человек партийный. Его мысли о религии идут не „выше! всё – вперёд, а ниже! всё – назад!..

Однако довольно. Мы проследили характерные черты мировоззрения Μ. Горького по 1 кн. Сборн. Знание. Мы теперь справедливо можем заключить, что своё „мировоззрение“ наш молодой талантливый писатель обосновал не на строго философских и научных данных. Он на мечте упокоился – и создал мечту же, фикцию, дым.

Самообожение – явление не новое во всемирной литературе. В частности, на Западе его пропагандировал оригинальнее и глубже Горького философ Ницше. Зачем же преподносить широкой русской публике то, что до крайности спорно и к тому же позаимствовано у других?..

Грустно признать, что с этими даровитыми людьми, собравшимися под фирмой Товарищества Знание, православные пастыри и миссионеры не могут идти одной просветительной дорогой...

Д. Боголюбов

В то время, как наше Христолюбивое воинство на полях Манчжурии и на Тихом океане проливает потоки крови за великое колонизационное и государственное дело России на Дальнем Востоке, в то время, как остальная Русь, соединённая национально и множеством прочих связей с действующей армией, наблюдает с замиранием сердца за её сражениями, непрестанно посылает ей и глубоко-сочувственные письма, и молитвенные благословения, и всевозможные внешние вспоможения, – в это время известный Яснополянский философ «непротивления злу», гр. Толстой, не только остаётся равнодушным к патриотическому настроению многомиллионной России, но в заграничной печати поместил ещё ряд небольших статеек против русско-японской войны. Статейки носят одно общее заглавие: «Одумайтесь». Это произведение Яснополянского философа уже стало циркулировать на страницах иностранных журналов; стало оно известно и нашей печати.

При всей своей внутренней несостоятельности, это небольшое сочинение графа может смущать и колебать слабые умы людей «неутверждённых» в вере.

В виду этого, признаём благовременным разобрать и оценить те рассуждения, какие содержатся в Толстовской брошюрке: «Одумайтесь».

Все мысли, высказанные графом в этой брошюрке, распадаются на две группы. К первой принадлежат те положения, какие граф высказывает совершенно голословно, не заботясь об их обосновании и какой-либо аргументации, – ко второй – положения, соединённые с «доказательствами».

Мы не будем утомлять читателя разбором тех суждений Льва Николаевича, которые он и сам не пожелал или не мог обосновать. Впрочем, ради полноты нашего разбора, остановимся здесь на одном особенно характерном месте. Считая всякую войну нарушением заповеди: «не убий», граф пишет следующие строки относительно всеобщего патриотического одушевления России во время русско-японской войны.

«Всё это неестественное, лихорадочное, горячечное (?), безумное (sic) возбуждение, охватившее теперь праздные верхние слои русского общества, есть только признак сознания преступности совершаемого дела. Все эти наглые, лживые (?) речи о готовности жертвовать жизнью, все эти обещания отстаивания грудью чужой (?) земли, все эти бессмысленные (sic) благословения друг друга стягами и иконами, все эти молебны, все эти приготовления простынь и бинтов, все эти отряды сестёр милосердия, все эти жертвы на флот и красный крест, все эти славянские, напыщенные, бессмысленные и кощунственные молитвы, о произнесении которых в разных городах газеты сообщают, как про важную новость, все эти шествия, требования гимна, крики «ура», вся эта ужасная, отчаянная, не боящаяся обличения, потому что всеобщая, газетная ложь, всё это одурение и озверение (?), в котором находится теперь русское общество и которое передаётся понемногу и массам, всё это есть только признак сознания преступности того ужасного дела, которое делается».

Не трудно уловить общую мысль приведённых тенденциозных рассуждений графа. Настоящее патриотическое воодушевление граф не признаёт, во-первых, всеобщим у нас, а во-вторых искренним. Наша война с Японией, глубоко переживаемая всеми русскими людьми, от роскошных палат до крестьянской хаты включительно, особенно популярна у простого народа.

Зайдите в любую деревню, в какую-угодно крестьянскую хату и воочию убедитесь, с каким живым сочувствием относится крестьянский люд к этой войне. Ведь дело идёт пока о Манчжурии и Корее, но ведь эти страны прилегают к тем «сибирским землям», на которые уже несколько лет движется, временно войной приостановленный, поток переселенческой массы. Уже целые годы крестьянин, страдающий от безземелья, безденежья, хронических неурожаев и т. п., привык обращать свои взоры на Сибирь, как на обетованную страну, могущую помочь ему в настоящем безвыходном положении. И вот он вдруг слышит, что Японцы хотят отнять у нас Манчжурию, нападают на Сахалин, на Приморскую область, мечтают отнять часть Сибири и т. д. Можно ли после этого говорить, что русско-японская война не популярна среди простого народа?!..

Для знающих настоящее настроение народа по поводу войны, суждения Толстого, будто патриотическое воодушевление в эту войну ограничивается лишь верхними слоями русского общества и лишь от них «понемногу передаётся и массам», сущая неправда. Точно также не стоит опровержения и то голословное, заведомо ложное, суждение графа, будто современное патриотическое воодушевление проявляется лишь на показ, для вида и не имеет искренности. Ужели многомиллионная русская земля в этом патриотизме, поголовно и неведомо для себя самой, проявляет одно лицемерие, разгадать каковое удалось только Яснополянскому графу?! Ужели широкие потоки русской крови проливаются только для вида?

Правда, вместе с патриотическими чувствами в сердцах русских граждан могут быть чувства сожаления об осиротелых семьях, о десятках тысяч погибших жизней и т. д. Но должно помнить следующее. Всякий возвышенный подвиг, совершаемый человеком, всегда сопровождается борьбой высших идейных чувствований и стремлений с низшими и второстепенными. Эта борьба всегда имеет в себе нечто остро-мучительное, жгучее и болезненное. Такая болезненность и мучительная напряжённость духовной борьбы находится в прямом, пропорциональном отношении с высотой совершаемого подвига. Странно было бы на основании этой двойственности психического настроения при возвышенных добродетельных поступках обвинять добродетельных людей в лицемерии...

Между тем, Лев Николаевич склонен как будто к этой логически невозможной операции. В современном одушевлении России Л. Н. находит оттенок какого-то «озверения» ... Совершенная ложь!.. В газетах почти ежедневно встречаются известия о ласковом обращении русских с пленными японцами. В некоторых местах эта «ласковость» даже переливала через край, доходила чуть не до какого-то чествования японцев. Где же тут «озверение»?!...

В изложенных выше рассуждениях графа со всей ясностью проглядывает его стремление во что бы то ни стало, вопреки красноречивому голосу живой действительности, набросить тень на современное патриотическое воодушевление и унизить его. Почему же это воодушевление так не любо яснополянскому философу? Разгадка очень простая. Русско-японская война со всей наглядностью и живостью обнаружила ложь утопических теорий графа о непротивлении злу, о том, что можно обойтись без войны и т. д. Когда, вопреки миролюбивым стремлениям русского правительства, японцы коварно напали на наш флот, когда, по прекрасному выражению Макария, епископа Томского, «с ненавидящими мир нельзя было сохранить мира», и война явилась единственным выходом из конфликта России и Японии, тогда несостоятельность отрицательного отношения Льва Николаевича к войне обнаружилась во всей силе; симпатии, которыми была окружена личность Толстого в миросозерцании нашей сектофильствующей интеллигенции, значительно ослабли; война поглотила всеобщее внимание, о графе позабыли вовсе или, по крайней мере, личность его как-то стушевалась и отошла на задний план. Отсюда легко попять недовольство графа против красноречивых фактических обнаружений всеобщего русского патриотизма. Яркие проявления этого патриотизма, так сказать, поражают графа в самое больное место, обнаруживают философскую несостоятельность и подрывают публицистический кредит Толстого.

Однако будем следить за теми рассуждениями графа, которые сопровождаются кое-какими доводами с его стороны. Сначала представим слово самому графу. Вот что пишет он.

«Как поступить теперь, сейчас, – скажут мне, у нас, в России, в ту минуту, когда враги уже напали на нас, убивают наших, угрожают нам; как поступить русскому солдату, офицеру, генералу, частному человеку? Неужели предоставить врагам разорять наши владения, захватывать произведения наших трудов, захватывать пленных, убивать наших? Что делать теперь, когда дело начато? Но ведь прежде, чем начато дело войны, кем-бы оно ни было начато, – должен ответить всякий одумавшийся человек, – прежде всего начато дело моей жизни. А дело моей жизни не имеет ничего общего с признанием прав на Порт-Артур китайцев, японцев или русских Дело моей жизни в том, чтобы исполнять волю Того, Кто меня послал в эту жизнь. И воля эта известна мне. Воля эта в том, чтобы я любил ближнего и служил ему. Для чего же я, следуя временным, случайным требованиям, неразумным и жестоким, отступлю от известного мне вечного и неизменного закона всей моей жизни? Если есть Бог, то Он не спросит меня, когда я умру (что может случиться всякую секунду), отстоял ли я Юнампо с его местными складами, или Порт-Артур или даже то сцепление, называемое русским государством, которое Он не поручал мне, а спросит у меня, что я сделал с той жизнью, которую Он дал в моё распоряжение, употребил ли я её на то, на что она была предназначена и под условием чего она была вверена мне? Исполнял ли я закон Его?

Так что на вопрос о том, что делать теперь, когда начата война, мне, человеку, понимающему своё назначение, не может быть другого ответа, как тот, что какие бы ни были обстоятельства, – начата или не начата война, убиты ли тысячи японцев или русских, отнят ли не только Порт-Артур, но Петербург и Москва, я не могу поступить иначе, как так, как того требует от меня Бог, и потому я, как человек, не могу ни прямо, ни косвенно, ни распоряжениями, ни помощью, ни возбуждением к ней, участвовать в войне, не могу, не хочу и не буду».

Но в таком случае, где ручательство за внешнее и внутреннее благосостояние государства, где гарантия того, что, уклоняясь от войны, как от зла, государство не впадёт в большее зло, не подвергнется окончательному разрушению? Этим вопросом со всей силой обнаруживается несостоятельность утопических идей графа Толстого, а посему вместо ответа на данный вопрос яснополянский философ отделывается следующей уклончивой туманной фразой.

«Что будет сейчас или вскоре из того, что я перестану делать то, что противно воле Бога, я не знаю и не могу знать, но верю, что из исполнения воли Бога не может выйти ничего, кроме хорошего, для меня и для всех людей».

В процитированных нами рассуждениях графа касательно того, что «дело жизни» каждого человека «не имеет ничего общего с признанием прав на Порт-Артур японцев, китайцев или русских», что ведущие войну следуют «временным, случайным требованиям, неразумным и жестоким и отступают от вечного и неизменного закона жизни», – во всём этом ясно сказывается взгляд гр. Толстого на государственную жизнь, как на нечто противоположное воле Божией, несогласное с ней, как на отступление от вечных законов Божиих. Эти законы, как увидим сейчас, сводятся графом к принципу любви. Он далее прямо говорит.

«Как же быть с врагами, которые нападают на нас? – Любите врагов ваших, и не будет у вас врага, как сказано в учении двенадцати Апостолов».

По поводу этих суждений графа скажем следующее. Л. Н. совершенно напрасно пытается своё тенденциозно-субъективное толкование евангелия выставить единственно истинным и непогрешимым. Само евангелие воочию всех обличает Толстого в неправде и недобросовестности. Божественный Провозвестник евангелия, Господь наш Иисус Христос, созидая Своей святой и чудодейственной жизнью на земле Царство Небесное, не относился с пренебрежением и к царству земному. Жизнь земных государств перед светом Божественного Всевидящего взора Спасителя отнюдь не казалась случайным сцеплением фактов (как для разных ослеплённых лжеучителей). На жизнь государств Спаситель смотрел как на тусклое, слабое отображение жизни духовного мира, того Царства, которое «не от мира сего». Разнообразные предметы и явления из жизни царства земного Христос весьма часто употреблял как наглядные символы для уяснения законов жизни Царства Небесного. В сущности, исторические пути, какими шли и идут земные государства, по своему внутреннему смыслу являются приуготовительными путями для проникновения в сердца человечества Царства Небесного, благодатного мира Христова. Походы Александра Македонского, всесветные завоевания Римлян, – всё это было подготовкой к распространению христианства среди народов, объединённых силой государственной власти... Обратимся к нашему времени. Сколько земель захватила себе Англия!.. её владения во всех странах света, в общей совокупности, могут составить огромнейшую территорию. Ужели все эти завоевания (или «захваты») составляют в духовном отношении одно зло, ужели здесь нет никаких премудрых и благих целей Промысла Божия?! Конечно, судьбы Божии во всей полноте непостижимы для нашего ограниченного духовного взора, но мы можем познавать их, хотя отчасти. Энергичный англичанин, покоряя языческую страну, первым делом стремится ознакомить её население с христианством. В английском журнале Mission World находим очень поучительные сведения о деятельности английских миссионерских обществ. Оказывается, английские миссионеры трудятся над распространением христианства в Индии, Цейлоне, Китае, Трансваале, Западной Африке, Гондурасе, на Богемских островах²⁵³ и т. д. Может быть, в неисповедимых путях Промысла Божия завоевания англичан, этих римлян нашего времени, служат той же самой цели, что и завоевания древних Римлян, помогают ознакомлению язычников с евангелием царствия Божия...

Христос Спаситель заповедал воздавать «Кесарево Кесарю». Он же указал и на глубокое нравственное значение войн. Говоря о последних днях мира, Он сказал: «Услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть» (Мф.24:6). Нравственное растление и греховные язвы человечества перед вторым пришествием Христа умножатся и увеличатся до последней степени (Мф.24:12). Военные бедствия будут тогда употреблены Провидением Божиим для того, чтобы сдерживать распространение греха, регулировать его в известных границах или же обращать к добрым последствиям... Нравственная порча наблюдается и теперь, как в дни древние. Это греховное растление имеет, конечно, ту или иную отдалённую связь с греховностью последних времён мира; в этом смысле все лжеучители у св. ап. Иоанна Богослова именуются предтечами антихриста и даже антихристами (1Ин.2:18)... Все исторические эпохи, с внешней стороны отличаясь друг от друга, имеют внутреннюю органическую связь и некоторое родство.

Для уврачевания греховных язв известного исторического времени Провидение часто употребляет те средства, какие Оно употребляло в предшествующие и будет употреблять в последующие времена: голод, болезни, войны и т. д.

Война сдерживает силу греховного растления, – это её, так сказать, отрицательная польза! Война способствует ознакомлению язычников с христианством (завоевания древних Римлян, современных англичан и т. д.). Это её положительная польза. Мы не пишем панегирик войне, хорошо понимая её тяжёлую сторону, – цель наша выяснит ошибочность Толстовских преувеличенных, пристрастных суждений о войне. Мы видели, что историческая жизнь государств с их войнами и разными политическими предприятиями не есть беспорядочный, хаотический поток фактов, но орудие в руках Божественного Промысла. Провидение Божие попускает войны для нравственного исправления людей и для других, ещё непостигаемых нами, Своих Премудрых целей. Значит, гр. Толстой совершенно неправ, утверждая, что война противна воле Божией, что участвующие в войне нарушают волю Божию и т. д.

Довольно характерны следующие слова графа.

«Да когда же это (война с Японией) кончится? И когда же, наконец, обманутые люди опомнятся и скажут: да идите вы, безжалостные и безбожные микады, министры, митрополиты, аббаты, генералы, редакторы, аферисты и как вас там называют, идите вы под ядра и пули, а мы не хотим и не пойдём. Оставьте нас в покое: пахать, сеять, строить, кормить вас же, дармоедов».

Кажется, сам граф хорошо сознаёт всю утопичность и наивность таких своих слов, потому что через несколько строк пишет.

«Но нет, они не говорят этого, идут и будут идти до тех пор, пока будут бояться того, что губит тело, а не того, что губит тело и душу»?

Да, ни один русский человек не послушает этой наивной проповеди Льва Николаевича. Все русские люди понимают, что война многочисленными политическими, экономическими, торгово-промышленными и другими нитями тесно связана с жизнью всего русского государства, что при нападении неприятеля нельзя не воевать, нельзя сосредоточить все свои силы только на том, чтобы «пахать сеять и строить» или, по библейскому выражению, спокойно сидеть «под виноградником своим и под смоковницей своей». Иначе, неприятель в конце концов может добраться и до самих смоковниц, так что будет уже некому и нечем «пахать, сеять и строить» ... Замечательное явление: даже мальчики 13, 14 лет иногда тайком из дома родительского уходят «воевать на Дальний Восток» ... Очевидно и они смутно понимают связь войны на Дальнем Востоке с жизнью всего русского государства. К сожалению, Лев Николаевич не хочет понимать того, что ясно даже мальчикам...

Нападают на нас Японцы, топят наши корабли, широкой лавой движутся по Манчжурии, приближаются к Амуру, мечтают отнять чуть не пол-Сибири, – все русские, не исключая детей, проникнуты ревностью бороться со врагом до последней капли крови, – только один яснополянский граф приглашает всех бросить оружие и спокойно сидеть под своими смоковницами... Хотя сомневаемся, чтобы сам граф покорно уступил японцам даже свои Яснополянские берёзы, не говоря уже про смоковницы...

Хорошо сознавая крайнюю субъективность и внутреннюю слабость собственных рассуждений, граф пытается подкрепить оные рассказами о своих беседах с простолюдинами касательно русско-японской войны. Послушаем же рассказов графа²⁵⁴.

«Вчера, пишет он, я встретил на большой дороге порожнем возвращавшихся из Тулы крестьян. Один из них, идя подле телеги, читал листок.

Я спросил: что это, телеграмма? Он остановился, – «это вчерашняя, а есть и нынешняя».

Он достал другую из кармана. Мы остановились.

Я читал.

– «Что̀ вчера на вокзале было, – начал он, – страсть. Жёны, дети, больше тысячи, ревут, обступили поезд, не пускают. Чужие плакали, глядучи. Одна тульская женщина ахнула, и тут же померла; пять человек детей. Распихали по приютам, а его всё же погнали... И на что нам эта какая-то Манчжурия? Своей земли много. А что народа побили и денег загубили» ...

Несколько ниже этого повествования граф приводит текст письма, полученного им от одного рядового матроса. В этом письме матрос пишет после обычных приветствий следующее ²⁵⁵.

«Так Лев Николаевич у нас теперь военное действо, как припишите мне, пожалуйста, угодно оно Богу или нет, что нас начальство заставляет убивать. Прошу я вас, Лев Николаевич, припишите мне, пожалуйста, что есть теперь на свете правда или нет, припишите мне, Лев Николаевич, у нас в церкви идёт молитва, священник поминает Христолюбивое воинство. Правда это или пет, что Бог возлюбил войну. Прошу я вас, Лев Николаевич, нет ли у вас таких книжек, чтобы я увидал – есть на свете правда или нет. Пришлите мне таких книжек, сколько это будет стоить, я заплачу» ...

Такие то повествования предлагает граф urbi et orbi в качестве веского доказательства своих взглядов!.. Какие жалкие «доказательства», – слова какого-то невежественного простолюдина, едущего в телеге из Тулы, да безграмотное письмо сектантствующего матроса!..

Очень плакали на Тульском вокзале... Да кто же думает, что война не имеет своих печальных сторон, что она такое же приятное дело, как спокойное пребывание в Яснополянском поместье?! Разве мало крови и слёз пролили наши предки, «собирая» Русь из остатков монгольского разгрома, при борьбе с поляками, шведами, турками!.. Без этой крови и слёз не было бы и России. Потому-то и крепка матушка святая Русь, что она построена на этой крови наших предков, на их слезах, на их усердных молитвах, на великих подвигах российских чудотворцев... Какое основание твёрже и прочнее этого!..

«Зачем нам Манчжурия? И без того у нас земли много», говорит с телеги простолюдин... Но что из того? Этим простолюдин доказал лишь своё невежество и, sit venia verbo²⁵⁶, неспособность видеть дальше своего носа!.. Невольно пожалеешь, как плохо поставлено у нас образование на Руси, как мало даётся учащимся в народных школах реальных знаний географических, сельскохозяйственных сведений из отечественной истории и т. д. Вполне возможно, что невежественный простолюдин, считавший войну из-за «какой-то» Манчжурии излишней, был в простоте сердца убеждён также и в том, что земля стоит на трёх китах!.. Посему Лев Николаевич напрасно выставляет вышеприведённое доказательство от «пассажира телеги» в качестве солидного аргумента... Надо учить и учить народ, пусть в сельских школах будут хоть какие-нибудь глобусы, географические карты, библиотечка с популярными книжками из нашей отечественной, да и церковной истории, а ещё лучше, пусть гражд. история преподаётся в начальных школах обстоятельнее, чем до сих пор. Тогда и «пассажиры телег», будем надеяться, сумеют «заградить уста» разным лжеучителям...

Наши церковные пастыри должны усердно заботиться о том, чтобы их поучения не ограничивались одной догматической и нравоучительной стороной, но, по возможности, имели бы и полемико-апологетический миссионерский характер. Хорошо будет, если предусмотрительный пастырь вовремя подметит симптомы того или иного умственного брожения среди своих пасомых (особенно, если вблизи живёт много сектантов), и, подметивши, заблаговременно в своих пастырских наставлениях даст решение тех или иных недоумений и сектантских возражений. Тогда словесные овцы не стали бы удаляться от источника воды живой и не стали бы утолять духовной жажды в «мутных кладезях» сектантства.

Ещё несколько слов о Толстом. Граф, вообще, не любит употреблять иностранные слова, предпочитая выражаться простой, ясной, меткой речью. Но, рассуждая о войне, он в некоторых местах допускает очень характерное отступление от этой своей привычки. Говоря о том, что патриотическое воодушевление охватило всю Россию, что это воодушевление передаётся от одного к другому, граф пользуется иностранным словом «гипноз» ... Но ведь наука и доселе мало знает о гипнозе: кроме того, гипноз имеет место лишь при утрате сознания... Что общего между гипнозом и нашим сознательным, всеобщим патриотическим воодушевлением?! Ведь каждый школьник может удовлетворительно объяснить, как это русские при Дмитрии Донском дружно и храбро шли против татар, почему Пётр I перед Полтавским боем объявил: «о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, жила-бы только Россия» ... Да, все школьники понимают это и сумеют рассказать про патриотизм преп. Сергия, святителей Московских, всего народа Русского и русских государей. Зачем же Толстой вместо определённой, «известной величины», подставляет, так сказать, «неизвестную», алгебраический икс? Зачем он для обозначения очень ясного, маленькому школьнику понятного, явления русской жизни употребляет, ни к селу, ни к городу, туманное заграничное слово, употребляет без всякой нужды, вопреки своему отвращению к иностранным словам?! Очевидно, Толстому, во что бы то ни стало, хочется набросить тень на патриотическое воодушевление России, выставить это воодушевление в дурном свете...

Ясно, как озлоблен граф против современного патриотического воодушевления... Известно, что влиянием страсти ослабляется сила мысли, уменьшается широта умственного кругозора, проницательность логического анализа и т. д. То же наблюдаем и у Толстого. Читая рассуждения Толстого о том, что он готов отдать японцам даже Москву и Петербург, заграничные читатели были поражены «скудостью мысли» гр. Толстого (об этом своевременно упоминалось и в некоторых наших периодических изданиях). Эта «скудость мысли» есть результат озлобления графа. Зачем же он негодует на патриотизм России, озлоблен против него? Для ответа на данный вопрос вспомним глубокую истину: озлобление против кого-либо есть выражение бессилия самого озлобленного. Так и теперь. Всколыхнулось русское море глубоко и широко, волны патриотического воодушевления охватили всю Русь от Мурмана до Кавказа, от Варшавы до Камчатки... В необъятном просторе этого океана капля Толстовской лжи совсем стушевалась, упала на дно, потонула, обнаружила свою микроскопичность... Граф негодует, проявляет озлобление, а вместе с тем и «скудость мысли».

Чем сильнее растут и крепнут могучие волны русского патриотического воодушевления, тем упорнее держится Толстой за эту «скудость мысли», и мы об этом можем только пожалеть.

Иеромонах Александр

(От собственного корреспондента).

Границы Китайской Империи мы достигли к вечеру 31 августа, и я не успел увидать Российского двуглавого орла, поставленного на пограничной черте. Станция Манчжурия уже в Китае. Этот пункт кипит военными, китайцами и какими-то дельцами. Бакалейная лавочка торгует на славу, и на лицах шустрых греков-содержателей написано не счастье только, но блаженство. Цены, конечно, втридорога, и мы Бога благодарим даже, что только втрое, а не вдесятеро дороже. Хлеб по 10 коп. за французскую булку, сахар по 30 и по 35 коп. Только чай за фунт рубль, как продукт Китайской Империи, в которую мы въехали.

Некоторые китайцы одеты в форму таможенной стражи, и очень комично выглядит тощий китаец при сабле стражника, но соотечественники взирают на него не без национальной гордости. Станции от Манчжурии уже именуются по-китайски: Чжалайнор, Цаган, Хорхонтэ, Ваньгун (Juan-Kung), Угунор, Хайлар, Иректэ, Цицикар. За станцией Хорхонтэ на встречном поезде ехал в Россию санитар, пробывший на Дальнем Востоке с февраля до 1 сентября, дважды раненый и представленный к Георгию. Приятно было встретить георгиевского кавалера из нашего брата – санитаров. Станционные здания на Восточно-Китайской ж. д. сложены на диво плотно, аккуратно и красиво из горного камня, так что такие постройки впору хоть любому губернскому городу.

Едем мы по местности совершенно не населённой, степной, так что мнение о густейшей населённости Китая, при первых шагах по китайской земле, не оправдывается.

Китайские рабочие на станциях выпрашивают у пассажиров «папелос», т.-е. папирос. И когда говорят им, что папирос нет, отвечают: «Машинка, есть!», т.-е. – «врёшь, есть!».

Некоторые вагоны нашего поезда, а именно длинные вагоны второго и первого класса, в которых ездят начальники, – бронированы на половину. Очевидно, мы приблизились к области действий хунхузов и японцев.

Ст. Хорхонтэ, Вост.-Кит. ж. д. 1 сентября 1904 г.

* * *

Город Хайлар от станции того же имени находится в двух–трёх верстах, и я его не видел. Но станция очень оживлена торговлей, паровозами (здесь депо) и снующими китайцами. Оригинальны китайские солдаты: они в куцавейках²⁵⁷ каких-то, с двумя белыми кругами на спине и груди. Надпись на кругах гласит на китайском и русском языках, что это «солдат дипломатического бюро». Оружия при солдатах почему-то никакого не было, кроме палки. Спешно подъехал к вокзалу на извозчике знатный китаец, чисто одетый, с длиннейшей косой, сухой и жёлтый, похожий на старую деву. Оказалось, это – «большая капитана», т. е. офицер. Вместе с ним был переводчик, тоже китаец, но симпатичнейший. Хотя и сильно ломаным языком, но он объяснялся по-русски. В нём было что-то интеллигентное, женственное, даже духовное: какая-то деликатность. Руки у него тонкие и нежные, лицо с орлиным носом, хотя и покороблено оспой, по светлое, умное, с высоким лбом. Усадив в вагон солдат и двух больных с отеческой заботливостью, он пожал нам руки и звал к себе в гости на обратном пути: видно, что он любит русских.

На станциях здесь хотя и можно пить водку в буфете рюмками, но напиться мудрено, ибо рюмка по 10, по 15 копеек. Но в Хайларе легко можно за 50 копеек сыскать бутылку водки в каждой лавчонке. Русский человек пользуется этим, и пьяные в нашем поезде не оскудевали: в одном вагоне взбунтовался, вернее сказать, взбесился с перепоя казак, и его пришлось скручивать вервием. А между станцией Ялу и Варим, двое кондукторов спьяна подрались: один искровянил другому голову, а этот последний выкинул обидчика на полном ходу из вагона: пассажиры только минут через десять остановили поезд. Нашим санитарам выпала на долю первая практика – перевязать больного.

Мы приблизились к Хинганскому хребту. До 1903 г. дорога шла в гору и по горам, на большой и опасной крутизне, через хребет. Но в 1901 г. начат тоннель и окончен в 1903 г. Теперь через Хинган идёт великолепный, величайший в мире после швейцарских, тоннель, длиной почти в три версты!

Три версты под землёй во мраке! Над головой висят миллионы пудов каменных массивов горного хребта; в вагонах глубокая темнота; в тоннеле еле рассеивается мрак могилы электрическими лампочками; под поездом журчит вода. Говорят, при постройке тоннеля погибли не десятки, а сотни человек при взрывах и обвалах. Верить вполне можно, ибо сооружение это колоссальное, труднейшее. Окрестности тоннеля по обе его стороны – дивные, достойные кисти художника; мысли невольно возводятся к художнику – Богу. Если так прекрасно создание, то каков же Сам Создатель! Если так чудно прекрасен мир видимый, то каков же мир невидимый, и как непостижимо прекрасны красоты и блага, уготованные Господом в царстве небесном!

Тотчас же за тоннелем путь извивается зигзагами по котловине, окружённой красивейшими холмами. Путь образует петлю, почему и станция получила название «Петли». Инженерное искусство тут проявляется с особенной силой, так что убеждаешься, что для общего благополучия государства все специальности и всевозможные таланты – необходимы одинаково, и никакое сословие не должно превозноситься над другими, как будто бы единственно необходимое. От станции Иректэ едем мимо отрогов Большого Хингана по красивейшим местам.

Через день мы должны прибыть в Харбин, откуда я и напишу вам.

О бое под Ляояном раненые говорят, как о страшнейшем: «земля тряслась от выстрелов», кровь лилась рекой. Много вдов и сирот стало после этого боя и на Руси, и в Японии.

Близ станции Оловянной в степи впервые мы увидали большое стадо верблюдов, о силе и выносливости которых мы наслушались в дороге. Стадо верблюдов в степи под знойным солнцем при-маньчжурской Сибири – зрелище оригинальное.

В степи, окаймляемой вдали горами, пасутся табуны киргизских и бурятских коней, стадо рогатого скота; виднеются юрты и палатки скотоводов.

Ст. Петля. 2 сентября 1904 г.

* * *

Станция Цицикар, от которой довольно далеко находится город, уже кишмя кишит китайцами. Здесь мы увидели впервые китайского брадобрея-ремесленника. Свою парикмахерскую он носит на коромысле: с одной стороны сиденье для пациента, с другой стороны – нечто род жаровни, над которой греется в медном тазу вода для бритья. Надо иметь немалую храбрость, чтобы бриться у такого фигаро с длинной косой, ибо бритвой, которою китаец бреет темя своих земляков до половины черепа, может быть привит при обрезе сифилис, очень здесь распространённый. Курьёзно было смотреть, как китаец сначала мочил физиономию своего пациента тёплой водой, плеская её из таза прямо горстью, а затем куском мыла мусолил по щекам, покрытым щетиной. Некоторые санитары, прельстившись дешевизной и за неимением лучшего, отваживались бриться.

В Харбин мы приехали четвёртого сентября утром, на 24-й день путешествия от Петербурга. Очень многие удивлялись скорости, с которой мы совершили более семи тысяч вёрст. И действительно, если принять во внимание 4-х дневное сидение наше у обвала, то мы приехали скорее, чем сами ожидали.

Харбин нас встретил сразу оригинальностями: при везде в город мы встретили мрачную процессию – китайская стража везла восемь или семь хунхузов на казнь, а не успели мы свалить свой багаж – нас распотешили китайские акробаты, жонглёры и клоуны с медведем и обезьянкой.

Итак, Харбин сначала ощерился на нас террором своих казней, называемых «кантами» (долой башку!), и тотчас как бы захохотал по-дьявольски нам в лицо шутовством своих клоунов.

Харбин, 5 сентября 1904 г.

Я писал вам, что при везде в Харбин, наткнулись мы на мрачную, в китайском вкусе процессию, которой преградил дорогу наш поезд, остановившийся в верстах двух от вокзала. В ожидании, пока главный путь будет очищен от воинских поездов и дана будет дорога нашему поезду, я и некоторые пассажиры побежали взглянуть на эту средневековую процессию. Пока кортеж двигался медленно и торжественно вперёд, – китайские герольды трубили в трубы, в роде тех, какими ранним утром в летнее время оглашает Невский проспект около лавры городской пастырь коров. Впереди развевались два китайских красных знамени с китайскими иероглифическими надписями. На верхушках знамён прикреплены были русские небольшие флаги, в знак того, что казнь разбойников совершается на основании и китайских, и русских законов. Как ни справедлива казнь свирепых хунхузов, столько вредящих русскому войску своими нападениями и партизанской войной под предводительством японских офицеров, однако зрелище казни – очень тягостно. Должно быть это оттого, что казнь, подобная той, которую свершил своим словом Илия пророк над пятидесятками или апостол Пётр над Ананией и Сапфирой, очень редко случается. Притом, в этих случаях казнь совершал праведнейший Бог невидимой Своей, но грозной и всесильной десницей. В человеческих же казнях только элемент беспристрастного, для всех равного закона несколько примиряет нашу совесть, которая не может забыть, что грешников казнят, быть может, ещё более порочные грешники. Однако, чтобы не впасть в несомненную для меня и давно сознанную ложь осуждения предержащих властей, о коих я, по апостолу, искренно убеждён, что «несть власть, аще не от Бога», – я, глядя сострадательным оком и со стеснённым сердцем на лица хунхузов, подвое сидевших – спина к спине – на арбах, старался вообразить, скольких людей передушили и перерезали на своём веку эти хунхузы, которых я теперь рассматривал с жалостью к ним в сердце. Ноги их были забиты в колодки, руки скручены назади, и на каждой арбе кроме двух хунхузов сидели два китайских солдата. Кругом арб стояла китайская конница на низеньких степных лошадях, а сзади ехал в красной шёлковой длинной мантии китайский генерал, как мне объяснили зрители.

Первый хунхуз, к которому я близко подошёл, обдал меня дикой площадной бранью русскими матерными словами, скрепив их какими-то китайскими ругательствами. Бедняга и не подозревал, как мне бы хотелось спасти его даже и от заслуженной им смерти. Ведь и я сознавал себя давно уже достойным смерти за грехи мои перед Царём Небесным и Создателем моим Богом. Господь мог ссечь мне голову мечом праведного гнева своего уже давно, а вот я жив, а этот хунхуз едет сложить голову свою за грехи свои и разбои прежде меня, окаянного. Если бы знали эти несчастные хунхузы, что их вечное спасение зависело от нескольких покаянных слов. Стоило этим китайским башибузукам уверовав во Христа и святое Его Евангелие, возопить: «помяни нас, Господи, во Царствии Твоём», и с нами сталось бы то же, что с благоразумным разбойником. Но души бедняков не знали о том, что так близко от них билось сердце, сострадавшее им и желавшее им спасения не только временного, но и вечного.

Другие хунхузы тоже что-то кричали по-китайски, обращаясь к толпе, но самый задний хунхуз, понурив голову, трясся нервной дрожью и стучал зубами, думаю, не от одного утреннего заморозка сентябрьского, а и от предвкушения своего смертного часа.

Ах, какое тяжёлое чувство, а если бы я пошёл смотреть саму казнь, было бы ещё тяжелее. Трое товарищей-санитаров говорят, что когда срубалась голова тяжёлым мечом, то раздавался зловещий треск рассечённых шейных позвонков и хрящей, и голова отлетала прочь. Хунхузы, хотя и ругались по пути, срывая своё озлобление на зрителях их мучений, однако, на месте казни покорно выстроились в шеренгу, и на коленях без сопротивления приняли смерть. Один только, загнув голову к спине, не давался под меч, но палач, ухватив за косу, потянул голову вперёд и отсек голову единым взмахом.

Только что тронулся наш поезд, и мы вскочили на ходу в вагоны, процессия тронулась, зазвучали трубы, заколыхались знамёна, повалила толпа, и вместе с ней три наших санитара, досмотревших то, что я воображал в уме с содроганием.

6 сентября 1904 г., г. Харбин.

* * *

Первые дни нам, санитарам, пришлось провести под открытым небом, при бивачных огнях, с дежурными на часах ради охраны наших вещей. Город полон войсками и представителями Красного Креста, так что все помещения казённые – полным полнёхоньки. Под утро первого нашего походного, чисто солдатского, ночлега – пошёл дробный дождь, и пришлось впопыхах спасаться от влаг небесных под навесом, где уже поместились более нас привилегированные «братья милосердия», так что только двум–трём удалось попользоваться выгодами крова.

Первые дни эти невзгоды переносились весело, благодушно, чуть не с удовольствием, как своего рода походное и бивачное «крещение». Но дожди зарядили, грязь всюду стала господствовать, липнуть к ногам и платью, так что теперь ухищряемся изыскать «ложементы», выражаясь походным жаргоном.

Мне Бог помог отыскать койку в подвале здания главного управления. И за то надо Бога благодарить. Пока подоспеет груз наш, оставшийся в тылу, и пока определятся наши прямые обязанности по дезинфекции и борьбе с бактериями, – я пристроился к занятиям по перевязкам при Елисаветинской общине. Подполковник Максимов рекомендовал меня генералу Безродному, чрезвычайно симпатичному и деликатному человеку. Генерал лично меня представил хирургу – врачу, и я очутился у самого ключа страданий и мучений. И пошли перед самыми глазами моими и всеми чувствами один за другим раненые герои – солдатики. И каких только ран нет: целый калейдоскоп ранений и увечий: – и в ноги, и в руки, и в грудь, и в шею, и страшные раны в черепе, в живот, в бёдра! В мирное время, конечно, во всех больницах Империи не увидишь такого разнообразия ранений и увечий, какое проходит перед моими глазами ежедневно в одном только лазарете. А здесь, в одном Харбине, – десятки лазаретов!

И дивно устроен человеческий организм, это чудесное здание Архитектора – Бога! Как удивительна эта «vis medicatrix naturae»²⁵⁸, которая излечивает таинственно самые зияющие ужасные раны!

Напр., шрапнелью раздроблен сзади череп солдату: на затылке зияет рана, и в ней при каждом дыхании колышатся мозги и солдатик живёхонек, отвечает на вопросы, расхваливает командира, рассказывает, как он заколол штыком японца, и потом как «плеснуло в глаза огнём», и не стал он себя помнить, очнулся уже под блиндажом. Благодарит Бога, что не достался в плен японцам: «они нашего брата прикалывают». У другого рассечён весь лоб, можно сказать буквально – «фронт», ибо слово – «фронт» и означает лоб. Посредине разбитого лба выступил горячий мозг, движущийся при дыхании: если бы кругом стояла пониже температура, он, этот мозг, дымился бы. И вот сестра милосердия, или врач, вводят в эти раны, на которые и дохнуть страшно, – вводят «сухой тампон», или зонд, или пинцет, и диву даёшься живучести организма. У третьего – хотя маленькая дырочка в черепе, но крайне болезненная рана, и он стонет, и воет, когда мы возимся над его пробитой головой.

Вчера скончался красавец юноша, офицер, от раны в живот, раны обидной потому, что пуля вылетела из собственного его револьвера, упавшего в вагоне с верхней полки. Пуля, ударившись сначала о какой-то металлический предмет и сплющившись, через спину влетела в живот, порвала кишки и застряла внутри. Живот вскрыли, пулю извлекли, кишки порванные зашили, но молодой жизни не спасли: юноша скончался от перитонита, столь частого при таких ранениях. Жаль молодого красавца, но – буди Воля Господня!.. Много плакала над покойным родственница его, сестра милосердия. Фамилия его – кажется – фон-Ромберг. Вместе с ним в только что освящённой походной церковке отпевалось тело офицера Майвальдова. Постояв до пол обедни, ушёл я на свой пост к перевязкам. Ещё впереди – если буду сам жив – придётся насмотреться на кровь и раны страдальцев.

В ожидании генерального боя под Телиным, о котором вы будете уже знать, когда получите это моё письмо, – мы стараемся заготовить 15 тысяч мест для новых раненых: такое количество раненых заготовлено может быть в той кровавой лаборатории, которое именуется «генеральным сражением». А может быть, раненых будет и более, ибо чуть не столько дал Ляоянский бой, о котором солдаты рассказывают с содроганием.

Вместе со мной работает по перевязкам послушник Новогородского монастыря Евстафий, мой Петербургский знакомый.

Наш доктор собрался поехать под Телин, и тогда оттуда нас могут потребовать в летучие отряды на само поле сражения, под пули, шрапнель и картечь. Помолитесь о мне, отцы и братья!..

Харбин. 8 сент. 1094 г.

Михаил Аркадьев

Н-я Д-я, С. И. Г-ву. Нам не подходит.

Пос. К.-М-ский, Ставроп. губ., д. И. Е-ву. В таком виде ваш очерк нам не подходит; приняли бы только новые сообщения о жизни, культе и учении ставропольской хлыстовщины, а также сведения о чисто-пастырских миссионерских мероприятиях против хлыстовской ереси (хотя бы и того же И. Л. Челнокова).

С. Ч-ки, Костромск. губ., св. И. С-ву. Ваше „собеседование“ не будет напечатано: в нём содержатся лишь книжные и очень старые истины, и притом – без единого, сколько-нибудь заслуживающего внимания, возражения со стороны старообрядцев.

Покровск. у., Владим. губ. кр. Е. К-еву. Не можем воспользоваться: слишком многопредметная беседа; доказательства же православных против беспоповцев о церкви у нас уже и в этом году исчерпаны.

Д. А. К-ву. Чего-либо типичного, выдающегося в миссионерском отношении, в сообщаемом вами факте нет. Не будет напечатано, равно как не будет напечатано и „поучение“ по присоединении.

Кроме того, не будут напечатаны рукописи следующих авторов:

H. Ф-в. „Задачи православного русского богослова в виду увлечения толстовстом“.

B. М-в. „Согласно ли насилие с духом христианства“.

I. I. В-в. „Миссионерско-пастырское значение православных монастырей“...

А. К-в „Размышление по поводу «обращения к духовенству»“.

Е. 3-в „О раскольнических ругателях“,

Антоний С-ий. „Миссионерские отметки при чтении светской печати“.

C. А. А-н „О церковном благолепии“.

А. К-цкий. „Собеседование со старообрядцами в с. Александровке С-кского уезда“.

Я К-рев. „О явлении св. мощей в православной церкви“.

Ф. Ф-в. „Справедливость и праведность“.

A. В-в „Слово о неспасительном и пагубном состоянии раскольн.– беглопоповцев“.

С. Б-в „Нечто о женщинах“.

B. С-в. „По поводу бывших в печати рассуждений о восьмом вселенском соборе“.

В. Я-ский. „Емеля”.

Авторы, желающие получить свои рукописи обратно, благоволят сообщить свой адрес и прислать нужное количество марок на почтовые расходы по пересылке.

Мелкие статьи и стихотворения, поучения и корреспонденции, признанные негодными для печати, редакцией не сохраняются, и авторам обратно не высылаются. Более крупные рукописи сохраняются в продолжение одного года; по истечении этого срока уничтожаются.