Ноябрь

—305—

Царь Иудейский, а не их царь, Иудеи же признали царём своим Кесаря, князя других народов. Народ, который признал царство преходящее, исчез вместе с ним: кои же исповедали истинного царя, те согласно обетованию этого царства вступили в рай утехи. Кесарем, которого признали царём своим, город их был разрушен, язычники же, исповедующие царство Господа, унаследовали воскресение и жизнь тела своего.

„Если Ты Христос, спаси Себя и нас (Лк.23:39)“. Господь не изволил сойти со креста, как просил сей, потому что хотел возвеличить того, который был по правую сторону креста и верил в Распятого; ведь, посредством чудес легко можно сделать кого угодно своим учеником. Но произошло более могущественное, именно, истина Господа принудила презрителя поклониться Ему. Посему Апостол сказал: „немощное Божие сильнее человеков (1Кор.1:25)“. Немощью креста Господь покорил Себе все народы. Простри мышцы твои ко кресту, дабы и мышцы Господа распятого простёрлись к тебе. Ибо кто не простирает руки ко кресту Его, тот не приблизит рук и к трапезе Его. Ведь, от трапезы Его будут устранены те, кои, быв приглашены алчущими, пришли к Нему насытившимися. Не позволяй себе насыщаться и не приступай так к трапезе Сына, чтобы Он не повелел тебе алчущим встать из-за стола.

Так как сатана удалил от правды одного из учеников Христа²²⁶⁹, то и Христос, ревнуя сатане, похитил одного из учеников его²²⁷⁰, и тому, кого за преступления прибили ко кресту си-

—306—

лой, даровал за веру свободу, хотя он и остался прибитым ко кресту. Как сатана достиг того, что избранный по благодати стал по воле (своей) отвергнутым и презренным, и вместо престола приготовил ему верёвку, так и Христос дал разбойнику вместо креста рай желания. Поскольку не приличествовало, чтобы те руки, кои человек в преступлении заповеди простирал к древу познания, тотчас же простёрлись для получения даров того Бога, Которого он презрел в древе жизни, посему Господь взял человека и связал на кресте, дабы умертвить смерть, умертвившую его, и (чтобы) таким образом он достиг вожделенной жизни своей. Посему говорит: „со Мною будешь в раю сладости (Лк.23:43)“.

„Помяни меня, Господи, в царстве Твоём“. Поскольку очами веры своей (узрел) честь Господа на месте позора и вместо унижения увидел славу, то сказал: „помяни меня“, ибо при том, что открывается теперь на гвоздях и кресте, я не забыл царства и славы Твоей, кои явятся в конце (мира) и ныне ещё не открыты.

Когда Господь увидел, что вера его больше веры многих и что он помышляет не о муках своих, а о прощении грехов, то возвеличил его выше многих. И поскольку в молитвах своих он просил не о скором воздаянии за веру свою, так как казался себе малым и ничтожным, ибо разбойником был, посему Господь ускорил отдалённые дары Свои и дал близкое обетование, говоря: „сегодня“, а не в конце мира. Итак, показал обильное милосердие Своё, по которому в тот же час, когда принял от разбойника веру, взамен её даром дал ему неизмеримые дары, даром из-

—307—

лил пред ним сокровища Свои, тотчас же перенёс его в рай Свой и там поставил введённого (в рай) над сокровищами Своими. „Со Мною будешь в раю желания“.

Итак, рай открывался разбойником, а не кем-либо из праведников. Рай, закрытый праведным Адамом после того, как он стал преступником, (и) открыт был преступником, который победил. Так как Иудеи избрали разбойника и отринули Христа, то Бог избрал разбойника и отринул их. Но где же то (сказанное): „если кто не примет плоти Моей, не имеет жизни (Ин.6:53)“? Слово Апостола: „все мы крестившиеся во Христа в смерть Его крестились (Рим.6:3)“ объясняет, что разбойник получил окропление отпущения грехов через таинство воды и крови, истекших из бока Христа. „Со Мной, – говорит, – будешь в раю желания“.

„И дали Ему пить уксуса и желчи (Мф.27:34)“. За то, что возвеселил их сладким Своим вином, они подали Ему уксус, за желчь же великая Его щедрость сделала горечь язычников сладкой. Хитон Его не был разодран, потому что он был образом Божества Его, которое не разделяется, ибо не сложно. Что одежда Его была разделена на четыре части (Ин.19:23), то это обозначает Евангелие, исшедшее в четыре части мира. Разделите тело Его между собой во имя любви к Тому, Который разделил одежды Свои распинателям ради любви к вам. Примите и поглотите все вы всего Его, дабы Он один взял и поглотил смерть всех вас. Откройте двери сердца вашего Тому, Кто открыл вам двери царства Своего. Мария видит Господа в том, кто возле-

—308—

жал на груди Его, а Иоанн видит Господа в Той, Которая из утробы родила Его, посему ему преимущественно пред другими учениками и поручил её.

Так как омрачённый ум распинателей не познал, каковое солнце прибито к дереву креста, то солнце, просвещающее очи, померкло, и когда телесные их очи омрачились, ум их постепенно стал просвещаться, „Увы, увы нам. Он был Сын Божий (Мф.27:54). Замечаешь ли, что пока мрак сгущался во внешних очах их, (ещё) не исчез мрак (и) во внутренних их помышлениях, ибо тьма естественна для омрачённых²²⁷¹. Мрак этот научил их (тому), в чём состояло омрачение того солнца, которое они прибили ко кресту. Когда явилось солнце правды, очищая прокажённых и открывая очи слепым, то при помощи этого света слепые не (могли) узнать, что пришёл Царь города Иерусалима. Когда же естественное солнце померкло для них, то посредством этого мрака им стало ясно, что настала гибель для города их. „Настал, – говорит, – суд о разрушении Иерусалима (Дан.9:2 или Дан.9:26)”. Таким образом, поскольку сей город не принял Того, Кто создал его, то оставалось ему увидеть своё разрушение.

Но в будущем, конечно, не это предстоит увидеть тебе, иудей, потому что ты уже видел город свой разрушенным и разорённым. Итак, поскольку город твой разрушен и разорён, то из (этого) разрушенного и разорённого города познай, Кто Тот, Кто насадил церковь. И из того, что дети города рассеяны и разбросаны по всем

—309—

народам, научись, Кто Тот, Кто все народы собрал и соединил в лоне церкви. Если тебя не убеждает лоно замужней, лишённой семени²²⁷², то пусть убедит тебя лоно бесплодной, которая, ставши беременной, приносит детей²²⁷³. Но если ты не видишь разрушения первой, то едва ли увидишь плод и порождение второй. Если же ты видишь ту уничижённой и овдовевшей, то неужели не увидишь и эту замужней и умноженной детьми? Что тебе думается при чтении следующего места Писания: „у оставленной стало больше детей, чем у имеющей мужа (Ис.54:1; Гал.4:27)“? И если смысл Писаний тебе неясен, то зачем утомляешь глаза трудом чтения их? Летучая мышь подобна тебе. Так как ты не в состоянии оказался выносить блестящие лучи солнца, то отверг день, чтобы летать в течение сродной тебе ночи. Если ты не можешь взирать на сокровенный свет Писания, то откажись от труда читать его повсечастно. Для летучей мыши ночь служит вместо дня, а у тебя вместо Бога, изображённого в пророках, оказался телец, которого сделали художники. Почитай или Того, Которого возвестили пророки, или того, кого вылили отцы твои. Также Иисус, сын Навина, сказал: „изберите ныне себе, кого почитать, Бога или тех богов (Нав.24:15)“. Сердце твоё избрало богов их. Вместо Писания и пророков у тебя ярость языческая, вместо псалмов – песни плясовые. Что мы отбросили от себя, то отдали вам, а что вы бросили, то пришло к нам. Если нам всем не обещано одного царства небесного, то вам всем достаточно одной геенны.

—310—

„Боже, Боже Мой, почто оставил Меня (Мф.27:41)“? Побеждён был Господь смертью, заставившей Его молчать, пока не взошёл на крест; напротив, Христос победил смерть, когда возведён был на крест. Пока смерть связывала одного на крест, многие, кои связанными находились в преисподней, были освобождены узами одного. Слова истинного Господа: „Ели, Ели, зачем оставил Меня“, были согласны с истиной, поругатели же по лживости своей прибавили следующее: „посмотрим, придёт ли Илия свести Его (со креста – Мф.27:49)“. Поскольку над первым этим голосом посмеялись, говоря: „что это Илия не приходит свести Его (со креста)“, то снова другим голосом воззвал, который услышали мёртвые и оказали ему повиновение, дабы показать, что если мёртвые, которым Его не было слышно, услышали Его, то тем более могли слышать Его живые. Однако, когда воззвал к Отцу Своему, то почему мёртвые не ответили Ему вместо Отца Его? Но если Отец услышал Его посредством мёртвых, то пусть живые видят (в этом) указание и побуждение слушать Его. Итак, поскольку совратившись отступили от истины первого Его гласа, то сила второго Его голоса исправила их. Так как первый голос оказался поругательством в устах их, и насмешкой и осмеянием в словах их, то второй голос стал горем в устах их и биением рук в грудь их. Так как первый голос был отвергнут, то испустил другой, который взыскал возмездие с отвергателей своих. Что Илия придёт к ним, этому они, по свидетельству Писания, верили, а что Илия мог прийти ко Христу, это казалось им достойным посмеяния. Поскольку же пророки предсказали рассеяние их

—311—

и погибель города, то вопреки этим своим сородичам засвидетельствовали, что Илия к ним не придёт. Когда прибивали гвоздями руки Его, то плюновение, какое образовала рука Его, чтобы открыть очи слепого, обличало прибивателей. Ведь, рука Его, которая могла открыть очи слепым, так чтобы они видели Его, могла, конечно, и ослепить распинателей, так что они не увидели бы Его. И волны, сжатые (некогда) твёрдыми ногами Его, которые (теперь) подвергнуты были тесным узам, так что, будучи связаны ногами Его, покорились (Ему), препобеждали тех, кои распинали Его: ведь, те ноги, которые могли ходить на хребте волн, не погружаясь (в них), могли также попрать и спины врагов, дабы они не вели Его на крест.

Но когда тело Его повесили на древо (креста), в котором (заключены) были сокровища жизни язычников, то (Господь) призрел на землю язычников, которая приняла эти сокровища. Иосиф также сказал: „вынесите кости мои отсюда (Быт.50:25)“, потому что пока это святое сокровище оставалось в той нечистой стране, Господь оказывал ей милосердие. По той же причине Иудеи возвращены были из земли Вавилонской. И если это должно сказать о святых, то тем более о Господе их. Гвоздями прибиты были руки, которые освободили нас от уз смерти. Прибиты были руки, которые разрушили наши узы и связали тех, кои связывали нас. Дивно, что мёртвые умертвили Живого и Умерщвлённый оживил мёртвых. Они умножили своё неистовство и увеличили до высшей степени, а Он умножил Свои великолепные дары и ниспустил даже до ада. Вот Мёртвый, которого

—312—

смерть похитила и умертвила и, по свидетельству Писания, ввела в гроб, и который воскрес и обнажил пещеру пленения Своего. Смерть похитила Его, умертвила и унесла, пока Он спал, но потом пробудившись Он исшёл и похитил хищника Своего. Вот Распятый, Который распял тех, кои возвели Его на крест, и вот – пленник, который пленил того, кто (ранее) сделал Его пленником. Крест Твоей смерти стал источником жизни для нашей смертности; все, кто пили из Твоего источника, произвели плоды, подобные твоему питию. Смерть поела жизнь, которая скрывалась в смертных телах, и не знала, что жизнь съедается под (видом) того же тела²²⁷⁴. Алчущая смерть поспешила поглотить Его, но поспешила и выпустить Его из своей власти. Так как смерть вошла посредством слуха Евы, то через слух Марии вошла жизнь, и поскольку человек впал в долги посредством древа, то Христос пришёл и посредством древа уничтожил их.

Иудеи старались одно за другим устранить чудеса Его. „Сей, – говорят, – отверзший очи слепому не мог ли сделать так, чтобы и он не умер (Ин.11:37)?“ И когда и его²²⁷⁵ также воззвал к жизни, то опять сказали: „сего оживил, а Сам Себя оживить не может (ср. Мф.27:42)“. Насколько они ослабляли прежние чудеса, настолько большие (прежних) чудеса Христос показал им: вместо слепого – четырёхдневного умершего, вместо этого умершего – толпу мертвецов, которую вывел из гробов. Когда они осмеивали новые чудеса, говоря: почему Он не может сделать этого, то становились сви-

—313—

детелями прежних чудес, какие Он сделал. Ибо говорят: „сей отверзший очи слепому“, и опять свидетельствуют: – „других спас“. Итак, двоякую пользу (Господь) извлёк (тогда) из них, во-первых, ту, что обнаружил их тайное посмеяние, когда они говорили „не может сделать“, и другую ту, что они стали свидетелями за Него в том, что Он мог это сделать. „Других, – говорят, – спас, Себя Самого не может спасти“. Таким образом, смеясь над Ним, возвеличивали Его. Хотя словами: „не может сойти со креста“, показывали, что Он немощен, однако говоря: „других спас“, засвидетельствовали, что Он есть животворец. И вот Елисей в смерти своей оживил мёртвого и воскресил, дабы назнаменовать образ Того, Кто смертью Своей отверз гробы и вывел мёртвых для того, чтобы они послужили порицанием для убийц Его.

Итак, посмеятели, говоря: „других спас, Себя Самого не может спасти“, сами были осмеяны костями Елисея, которые хотя и оживляли других, но самих себя не хотели оживить. Не хотели оживить себя, потому что не были мёртвыми. Ведь, если бы были мёртвыми, то не могли бы оживлять других. Значит, поскольку эти мёртвые кости призывали к жизни другим, то сами не имели надобности вкушать жизнь, загрязнённую всяким злом, потому что на небе имели жизнь и покой живых. Если тело мёртвого, которое нелюбовью и чувством прикоснулось к костям Елисея, извлекло из них новую жизнь, победившую смерть, то насколько же более верующие будут получать жизнь бессмертия от тела Сына? Итак, Кто повелел смерти возвратить, по Его повелению, души, Тот

—314—

мог повелеть и кресту отпустить Его на свободу. Но дабы и в этом они не имели оправдания²²⁷⁶, повелел скалам, и расселись, и заповедал смерти, и она не воспрепятствовала праведным выйти из гробов по гласу Его. Во гласе Господа Ад получил предуведомление приготовиться к последующему Его гласу, который совершенно упразднит его.

Если же они думали, что по причине немощи Сына страдало то тело, коим был облечён Он, то подобны были Филистимлянам, полагавшим, что по причине немощи Бога они могли с презрением и враждой относиться к ковчегу Его. И если говорят: Филистимляне получили кару отмщения, то тем более нужно сказать это о распинателях. Ведь, Филистимляне избавлены были от ран своих и остались в земле своей, скорби же обрезанных, кои на самом деле были не обрезаны, возобновляются изо дня в день, так как они ни возможности не имели остаться в своём городе, ни возвратиться в него не могут. Если они поносят нас ради тела, которое умертвили и похоронили, то эти поношения готовят посрамление им же самим, потому что это тело ожило и воскресло и сидит одесную Бога. Моисей разбил доски иссечённые Богом, на которых Он написал святые имена²²⁷⁷ (и) ради которых устроен был достославный ковчег, и обломки их не соединялись более, и части их не срастались так, как части

—315—

тела, и не дарована было им ни жизни, ни обновления и ничего такого, что бывает даже с телами грешников. Однако, дабы они не возражали: Святой никогда не обитал в чреве, (для сего) Иеремия обличает их, говоря: „прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя (Иер.1:5)“.

А если, далее, они пользуются крестом, как поводом к посмеянию, то вот змеи в пустыне обличают их, так как (здесь) верные исцелены были проклятым змеем, между тем как иудеи дерзают называть крест знаком проклятия. И почтили овна при дереве (Быт.22:13), образ истинного агнца на кресте славы, который вместо связанного Исаака освободил связанный мир. Поскольку народ был проклят, то и спас их посредством проклятого, язычники же были спасены Животворителем всех. Так как они отданы были проклятому змею, который Моисеем был распростёрт пред ними, то почтили и поклонились медному змею, который за (спасение) тел погубил души. Кто не хотел взирать на распростёртого змея, тот погибал от ран своих. Быть может, они были недостойны взирать на Бога, и посему смотрели на подобного себе змея и исцелялись. А так как Бог знал, что народ (иудейский) не поверит в Сына, то вразумил его посредством змея, чтобы постыдить распинателей, поскольку тот народ (в пустыне) почтил образ Спасителя нашего.

Святилище было сожжено и храм разрушен, что служит прообразом Христа, потому что тело Его было подобно строению храма, а Вавилоняне подобны распинателям. Если возразишь, что Бог сделал

—316—

это по причине грехов их, то спрошу, чем погрешил храм и алтарь, также Даниил и его товарищи? Как это произошло для умилосердия правды, поскольку вследствие этого воздаяния явились обещанные дары, так точно правда была умилостивлена и посредством тела, вознесённого на крест, как и через разрушение храма. „На рабах своих, – говорит, – имеет милосердие (Пс.134:15)“.

Первая хвала Творца в том, что создал творения, – другая, что открыл Себя творениям Своим. Как их познал, так восхотел быть познанным и от них. От Него изошло имя Божества, которое открывало Себя посредством Моисея (ср. Исх.4:16), чтобы египтяне познали Бога всяческих. От того же Бога изошло Слово и, являя Себя, обитало в плоти, дабы творения познали Бога всяческих. Итак, в имени Божества²²⁷⁸ возвещалось Божество Сына, а в имени Сына явлено было отчество Бога. Египтяне не послушали Моисея и жезлом его были наказаны, в Сына же поверили и крестом Его были спасены. Жезлом Моисея, прообразом креста, предуведомлялись народы; египтяне в знамениях язв, а амаликитяне в битве познали действие креста. Поскольку они до тех пор были грубы, то вразумлялись прообразом креста; когда же открылся им крест, то они оказались как бы просвещёнными учением и наставлением его и мудрыми. Итак, Бог удостаивал израильтян и привлекал (их) образом креста. Когда же явился Тот, знамениями Коего были почтены, то они сделали Его в знамение всяческих поруганий, дабы, противясь (Ему) и упорствуя, изгнать

—317—

Его. Поскольку Израиль, привлекаемый и услаждаемый обильными милостями, был вполне научен, то „утучнел и отолстел, и стал упрям (Вт.32:15)“. С детства своего утешаемы были прообразами креста, наконец же в старости (Господь) заключил их среди язычников. „Кто, – говорит, – изнежен, тот отдан будет в рабство (Прит.29:51)“.

Истинный смысл прообразов открылся пред ними и был извращён ими, хотя с давнего времени многими подобиями Его они были приучаемы к тому, чтобы познать Его. Не признали того тела, тень которого прикрывала их в пустыне. Посредством дерева, подобия Его, вода их сделалась сладкой, и посредством змея, знамения Его, они спасены были от уязвлений змей, и там же осуждены были суббота и обрезание, так как ни та, ни другое не могли спасти их. И вот, они отвратились от того лица, образ которого постоянно начертывался пред ними. Он показался им чуждым по чертам истинного вида Своего, которыми Он сиял, как неизгладимой красотой. Все пророки показывали только подобие черт Его, поскольку образ жезла не был столь совершен, как знамение креста, и красота дерева, сделавшего воду сладкой, не была так совершенна, как красота того дерева, коим язычники соделаны были сладостными и кроткими. Где только не проходило подобие (Христа как) человека²²⁷⁹, (там) все творения были потрясены им и приведены в смятение, море – жезлом Его, раны змёй – знамением Его, горечь воды – прообразом Его. И где только ни по-

—318—

являлась Истина, (всюду) внезапно были отвергнуты те, кои покрыты нечистотой. Вот источник, который не завистно доставляет блаженство пьющим, кои не завидуют друг другу. Истекла вода и распространилась повсюду, дабы никто не смотрел с завистью на питьё другого.

Глава двадцать первая

„В руки Твои предаю дух Мой (Лк.23:46)“. Божественная природа Его отдала человеческую, потому что она покинула и оставила её при страдании²²⁸⁰. (Однако) Божество не так отступило от человечества, чтобы (совсем) отделиться, но сокрылось от умерщвлённого и убийц по своей силе. Ведь, если бы Божество проявило себя, то Тот, Кто был умерщвлён, не убоялся бы, и если бы оно открылось, то убийцы не могли бы умертвить Его. Но Божественная природа оберегала и охраняла человеческую, дабы (последняя) не погибла, поскольку охраняющая природа знала о себе, охраняемая же природа не знала о себе²²⁸¹. Потом же Божество явило себя и умерщвлённому, потому что он не был оставлен²²⁸², и убийцам, так как они не могли выполнить своего дела, то есть, охранить гроб и удержать в нём умершего. Господь самим делом подтвердил смертным обетование Своё, показывая и на деле являя, что человеческая природа Его могла страдать, поскольку Он явно для всех умер, и вместе с тем тех, кои были мертвы, утверждая в том, что Он может оживить (их).

—319—

Итак, Бог воздвиг Его, и вера в Него была утверждена в слушателях, а враг познал вину и своё осуждение, ибо солнце омрачилось, завеса в храме разодралась, стражи в смущении убежали, и гробы открылись, и мёртвые восстали.

Соединившись с человеком, Бог родился не рождением Лица Своего²²⁸³, но рождением воспринятой Им природы, коей естественно было родиться по плоти. Ведь, никто не может родиться человеческим рождением иначе, как только воспринявши те же наши члены, и никто не может подпасть смерти, если не состоит из таких же членов. Итак, Господь в порядке (естества) действовал в теле от врат утробы до врат гроба. Отверз Своим рождением заключённую утробу и отверз Своим воскресением окружённый (стражей) и охраняемый гроб. Посреди же (пути Своего) воздвиг крест, чтобы тем, кои рождаются из утробы подверженными смерти, сперва встречался крест, как бы древо жизни, плод которого они должны собирать и умножать в телах своих, дабы когда смерть соберёт всех их в утробе своей, они разрушили её и избавились от власти её. Итак, в (момент) смерти Бога при Христе не было²²⁸⁴, не потому чтобы Он (Бог) хотел быть вне Его, но потому что смерть не могла бы приступить к тому месту, где была жизнь, умерщвляющая смерть. В рождестве же Бог был со Христом, потому что рождение не чуждо Божества. Ибо рождение есть начало всего являющегося и соединяет между собой все вещи, имеющие происхождение, и сила Творца

—320—

соучаствует в нём, хотя оно и есть дело творения. Смерть же есть полная погибель того, что существует, а так как Бог есть такая сущность, которая не разрушается, то Он и не может подлежать смерти. Ведь, пришёл к нам не для того, чтобы узнать что-нибудь, но чтобы Своей полнотой восполнить то, чего нам недоставало.

Далее, тело страдало своим естеством вместе с страстной душой, поскольку душа есть то, что чувствует скорби. Значит, человеческое Его естество страдало по причине тела, а скорби чувствовало по причине души. „Дух, – говорит, – найдёт и сила осенит (Лк.1:35)“. Это же живое тело стало хлебом и пищей верующих „Дух – говорит, – найдёт и сила Вышнего, ибо Тот, Кто родится от Тебя, назовётся Сыном Божиим“, – каковое сказал о теле, принятом из Марии. Итак, те, кои говорят, что тело Спасителя нашего было (только) некоторым видом (тела), подобно телу ангелов, которые ели в доме Авраама, явно изобличаются, потому что о тех ангелах не написано, чтобы они были схвачены, мучимы, убиты и распяты, но вид их изменялся; ведь, они не были телесными ангелами, но приняли вид, который соответствовал пользе зрителей. Итак, чтобы не подумали, что Господь подобен им, (для сего) Он родился, дабы своим исшествием из утробы изгнать из умов ту мысль, что Он только подобен людям. А если Христос был Сыном Чуждого²²⁸⁵, то солнце не омрачилось бы при распятии Его, но Творец (солнца) рассеял бы более обильный свет, поскольку враг удалён был от него, и

—321—

повелел бы свету взойти над иудеями за то, что они исполнили желание его. И храм облачился бы драгоценной завесой, так как освобождён был от нареканий врага своего, и разрушитель закона извергнут был из него. Но, быть может, Отец Чуждого явил мрак? Но вот, у Него нет мрака, и даже если бы у Него был мрак, то и (тогда) Он не явил бы его, во-первых, потому, что Он благой Бог, затем, потому что Тот (Христос) сказал: „прости им, ибо не знают, что делают (Лк.23:34)“. Солнце же покрыл мраком для того, чтобы те, кои, ходя при свете, не познали Его, и даже на крест возвели, познали бы Его хотя посредством мрака, посланного на них.

Завеса разодралась, дабы открылось, что Господь отнял царство от них и отдал народу, который приносит плоды. Или в разодравшейся завесе предложил образ грядущего разрушении храма, поскольку Дух Его исшёл из него. И так как первосвященник несправедливо разодрал одежду свою, то Дух разодрал завесу, чтобы таким образом посредством творений показать дерзость и гордость иудеев. Поскольку тот (первосвященник) разодрал священство и лишил его себя, то Сей (Дух) разодрал завесу и уходя всё унёс с собой. Или как разрушен и отвергнут был храм, в который Иуда бросил серебро, так и врата, коими он вошёл, взяли и разодрали завесу свою. Сердца камней расселись, сердца же иудеев не принесли покаяния.

В месяце Арехе Господь победил египтян и в том же месяце столпом (огненным) осветил евреев. Солнце омрачилось, потому что они воздали (Ему) противное. Вместо разделённого моря Дух

—322—

разодрал завесу, дабы Царь славы беспрепятственно восшёл на крест на Голгофе. А поскольку народ для сего не разодрал правдой завесы храма²²⁸⁶, то с страждущим Господом пострадали творения. Солнце скрыло лицо своё и, чтобы не видеть Его висящим на кресте, возвратило в себя свет (свой), дабы совсем исчезнуть. В течение трёх часов солнце было покрыто мраком и затем снова засияло, дабы возвестить, что в третий день Господь воскреснет из ада. Горы потряслись и гробы открылись, и разодравшаяся завеса как бы плакала, сокрушаясь о будущем разрушении храма. Или поскольку уста человеческие осудили Его, то уста неодушевлённых предметов воскликнули и оправдали Его. Те умолкли, и камни заговорили, как и предвозвестил Господь. Завеса разодрала также и замкнутые и закоснелые уши их и прославила Того, Кого они отвергли.

И Дух, видя Возлюбленного Своего висящим и поруганным, взял завесу, украшение храма, и разодрал. Или так как прообразы увидели образного агнца, то разодрали завесу и полной вышли к Нему. Или обитающий в храме дух пророческий, который сошёл для того, чтобы возвещать людям явление Его, отлетел тогда на небо, чтобы небесным принести весть о восшествии Господа на небо. Или гробы расселись для того, чтобы Господь показал (этим), что Он мог разодрать древо креста, но не разодрал потому, что посредством него должно было распасться царство израильское, и не сокрушил того, посредством чего должно было сокрушить грехи язычников. Напротив, Дух

—323—

вместо него²²⁸⁷ разодрал завесу храма. И дабы показать, что Он выйдет из гроба, Господь в свидетели исхода Своего призвал праведников, которые вышли из гробов своих. Итак, то и другое исшествие взаимно провозвещали себя. И поскольку тем же Духом было помазано и освящено царство и священство, то Дух изошёл и возвратился к источнику того и другого, дабы ясно было, что то и другое иссушено было Тем, Кто упразднил их обоих. Мы, хотя и знаем, что с отсечением наименьшего нашего пальца (может) исцелиться тело, в противном же случае всё оно погибнет, однако не хотим этого делать, хорошо зная, что предстоит нам. Бог же, зная, что смертью Его Сына люди получат победу, не отвратился сделать это. Почему Бог не повелел Аврааму, который имел много рабов, принести одного из них в жертву? поскольку любовь Авраама не обнаружилась бы посредством его раба, то нужен был сын его, чтобы на нём сделалась явной любовь его. Так и Бог имел много рабов и посредством их не показал любви (Своей) к творениям, но через Сына Своего восхотел возвестить любовь Свою к нам. „Так, – говорит, – возлюбил Бог мир, что и Сына Своего единородного (Ин.3:16)“ и т. д. Ведь, почему Бог создал мир, если не по любви? Равным образом в любви родил и Сына. В каком состоянии находились бы люди, если бы Адам не согрешил, это изъясняют нам иудеи. Точно также, если бы иудеи не убили Христа, Бог иным образом мог бы оживить народ (иудейский) и язычников. Са-

—324—

тана дал Адаму совет вкусить от древа, потому что думал, что может повредить ему, не ведая о провидении Божием, которое обратило зло его во благо согласно следующему: „если бы народ знал, не возвёл бы на крест Господа славы (1Кор.2:8)“. Ведь, в то время как они поступали неправедно, Господь обратил дело их к Своей славе.

„Стояли вдали ближние Иисуса (Лк.23:49)“, дабы исполнилось сказанное: „друзья мои и ближние мои били вдали от меня (Пс.37:12)“. Перед субботой убили Его, доколе было время для убиения; перед субботой похоронили Его, поскольку доселе можно было плакать, так как суббота есть конец трудов и с наступлением её прекращается всякая скорбь; ведь, в течении субботы не позволено ни трудиться, ни сокрушаться (по умершем). С Авраама начались таинства древа и преобразовательного агнца. Исаак есть прообраз агнца. Раб²²⁸⁸ Иаков тоже показал дерево, которое соединено было с водой (Быт.30:37–38). Таким образом, дерево стало достойным того, чтобы на нём висел Христос, поскольку кость Его не сокрушена была на Нём. На земле деревом извлекается плод её; на море деревом берутся сокровища его. Так и в отношении к телу и душе²²⁸⁹. Вот Тот, Который пронзён был яростью безумствующих и Своим молчанием оказался подобен глухому и немому²²⁹⁰, но жизненностью Своей и действенностью Своей возрастил человечество до небес.

„И один из воинов пронзил Его копьём (Ин.19:34)“. Поруганиями Своими Господь почтил дру-

—325—

зей Своих, врагов же Своих наказал, дабы недруги узнали правду Его, а друзья – милосердие Его. Источник, исходящий из боку Его, явно показал кровь, вину которой иудеи приняли на себя (Мф.27:25), но истекла и вода, которая поспешила для очищения. Кровь появлением своим говорит против убийц, (а) вода таинством своим – об очищении друзей Его. И сие произошло для того, чтобы знали, что Христос жив (и) по смерти. Тем более они умножали мучения Его, тем более открывалось сокрытых в Нём сокровищ. Небесные богатства были разлиты в каждом члене Его, и как только убийцы приступали к ним, они изливались, дабы друзей обогатить, а распинателям отмстить. Я прибег ко всем членам Твоим, Господи, и из всех получил все дары и через прободенный копьём бок Твой вошёл в ограждённый рай. Мы вступим в рай через копьё, погруженное в бок, потому что погубили рай ребром, исшедшим из бока²²⁹¹. Поскольку огонь, пылавший в Адаме, был возожжён в нём из бока его, посему бок второго Адама был открыт и из него истёк поток воды, чтобы погасить огонь первого Адама.

Так как от крови (рождается) всякая жизнь, то и истекла кровь по милосердию, как бы в таинство животворения Того, Кто от правды заслужил смертную казнь. Злым посредником²²⁹² возожжён был в людях огонь, а от доброго посредника²²⁹³ истекли к ним воды, которые погасили этот огонь. Нет ничего хуже того, кто прельстил

—326—

Адама, ничем ему не повредившего, и никого иного нельзя сопоставлять с ним, кроме того, кто пронзил Господа после смерти. Итак, злоба была побеждена тем же, посредством чего победила. Истекла кровь, искупившая нас от рабства смерти, истекла и вода, дабы все приступающие к спасительной крови Его могли омыть рабство порока, коему были подвержены. Истекла кровь и вода, кои и означают церковь Христову, созданную на Нём, подобно тому, как из бока Адама была взята жена его. Бок Адама есть жена его, и кровь Господа – церковь Его. Из бока Адама (изошла) смерть, а из бока Господа жизнь. Христос есть маслина, из которой истекают молоко, вода и елей. Молоко детям, вода отрокам и елей больным. Подобно сему эта маслина дала в смерти своей воду и кровь.

Зависть преследовала Давида, а ненависть и зависть (преследовали) Сына Давидова. Давид скрывался в пещере (1Цар.22:1), а Сын Давидов в гробе. Давид, по-видимому, был осуждён, а Сын Давидов побеждён, но (на самом деле) осуждён и обличён был Саул, и побеждена и разрушена смерть. Давид воскликнул: „царь, где копьё твоё (1Цар.26:16)“, а Сын Давидов воскликнул: „смерть, где твоя победа (1Кор.15:55)“. Саул бросил копье своё в Давида (1Цар.19:9–10) и хотя не поразил его, но стена осталась свидетельницей преследования его: так и распинатели прободили копьём Сына Давидова, и хотя могущество Христа не пострадало, однако тело Его свидетельствует о ранах Его. Давид не был прободен, а Сын Давидов не потерпел вреда. Стена, копье и пещера обвиняют Саула, а тело, крест и гроб обличают евреев. Никто так не

—327—

возвысил себя, как человек, и никто столь не умалил Себя, как Бог. Никто столько не возвысил себя, как человек, который простёр руку к дереву и хотел сделаться равным Создателю своему, и никто столько не умалил себя, как Бог, который руки Свои простёр на древе и изгладил преступления, вошедшие через движение первой руки.

Господь простёр руки Свои на древе крестном, чтобы умертвить смерть, которая явилась через древо. Ведь надлежало, чтобы плоть наша таким же образом была исцелена, как и поранена, и приличествовало, чтобы тот, кто возвысил себя, и принижен был тем же, чем превознёсся, дабы открылась та сила, которая пременяет всё. Ибо стрела, коей мы ранены, сделалась для нас врачеством жизни. Оружие, которым враг превозмог, обратилось для него в страх и трепет, дабы от того же лекарства, каким умерщвлена была наша жизнь, умерла и смерть, наш убийца. Погубленную древом жизнь Адама Господь взял и вознёс на древо, чтобы возвести его (Адама) к ней и под ветвями древа жизни приготовить прочную обитель. В тот день, когда нанесена была рана Христу, закрыта и запечатана была рана (Адама). Шестой день²²⁹⁴, прибивший Христа гвоздями, посредством Его извлёк гвозди в преисподней. Среди живых бок Его был открыт, в преисподней же заключён. И рана, которая закрылась, каким же образом оказалось раскрытой по истечении десяти дней и пальцы²²⁹⁵ вошли в неё?

Бог держал руки Моисея распростёртыми, пока враги его не пали и не погибли. Иудеи тоже рас-

—328—

простёрли руки Сына Божия на крестном древе, и так как они сделали Ему противоположное по сравнении с тем, что Он сделал для них, то и Он также (теперь) сделал им то, что было противоположно Его распростёртым рукам: ибо они пали и более не восставали. Подобным образом язычники, которые поверили в распростёртые Его руки, поскольку (так) указывало им исполнение повеления, изречённого о них Моисеем, сделали то, что было противоположно сделанному теми прежними язычниками²²⁹⁶, посему и с ними случилось противоположное. Крестной же смерти подвергся для того, чтобы исполнилось слово пророка: „как овца на заколение и как агнец пред стригущим (Ис.53:7: Деян.8:32)“. Подпасть сначала смерти, а потом острижению – это трудно наблюдать в естественном порядке (вещей), но сие сказано потому, что Христос сначала был умерщвлён постановлением, высказанным устами судьи, а затем возведён на кресте, распростёршись на котором Он стоял прямо над землёй и подобен был овце пред стригущим. Посему умер прибитый ко кресту, чем таинственно обозначалось то, что через смерть Его все мёртвые будут воздвигнуты и восстанут, ибо Сам Он, пока был на кресте, прямо стоял на кресте, подобно драгоценному камню на груди первосвященника. Гово-

—329—

рят, что Иерусалим находится в средине земли ради праведного Бога, ибо там Он дал закон, лучи которого, исшедши, просветили все концы земли. И поскольку правда Его была там, то там же воздвиг и милосердие креста Его, дабы руки Свои распространить (оттуда) ко всем частям (земли) и взять и обнять души и духи всей вселенной.

Иисус умер для мира, дабы никто не жил для мира, и находился в теле, прибитом ко кресту, то есть, чтобы никто не держал в роскоши (своего) тела. Умер Своим телом для нашего мира, чтобы Своим телом оживить нас для Своего мира. Умертвил жизнь плоти, чтобы мы не жили по-плотски плотью. Стал учителем, не чуждым скорбям, но поучая собственным страданием; ибо Сам сначала изведал горечь, дабы научить нас, что человек может сделаться учеником Его не через имя, но посредством страданий. Поскольку Сам Он есть широкое место, пространство коего достаточно было для (обитания) всей полноты (Божества) телесно (ср. Кол.2:9), то сделался тесным, чтобы воспрепятствовать становиться учениками Его тем, кои хотели бы сделаться учениками Его по притворству. Мудрость, которую показал во всём, дал также и нам. Иное дело – вопрос о Том, Кто явился в мире, и иное дело – рассуждение о том, Кто был в явившемся. В мире был Тот, Кто выше мира.

Слово истины пришло в мир и по Своей истине, насколько касается нас, научило нас, чтобы мы ходили Его путём. „Врата, – говорит, – тесны (Мф.7:14)“. Приняв человеческое естество, Господь преобразовал Себя, дабы мы не отвращались от Него, и вступил в дом мира пленителем его. С другой стороны, отверг строй жизни по миру,

—330—

дабы он не удержал Его в сём мире. „И во Мне, – говорит, – ничего своего не найдёт (Ин.14:30)“. Но мир, конечно, и на малое время не мог задержать жизни Его, потому что страсти его в то короткое время, когда Он явился, уже состарились и как бы по причине ветхости стали разрушаться, а вместе с ними и тот, кто царствовал через них и хотел связать ими все тела. Господь облёкся телом и сделал бессмертными те тела, кои облечены были смертью. Обнажение тела Его на кресте есть обнажение смерти нашей, и положение тела Его во гроб есть пленение жизни, которая от мира. Ни наслаждения мира сего не ослабили нас, ни величие зрелища его не ослепило нас. Ни сладость даров его не уловила нас, ни пышность плясок его не увлекла нас. Петля козней его не овладела нами и смертоносное копьё его не властвовало в нас, которые познали преследователя и разрушителя его.

Два крещения оказались у Господа, Очистителя всех, одно (крещение) воды и другое (крещение) креста, дабы крещением страдания научить крещению воды. Покаяние согрешивших есть распятие их, которое сокровенно пронзает члены их и удерживает, дабы они не поступали по движению страстей, и это до Господа возвестил Иоанн. Итак, два крещения необходимы праведникам и грешникам²²⁹⁷, и одно без другого спасти не может. Если скажешь: нет (теперь) явных гонений, то отвечу: однако есть гонения тайные. Вот, ересь испытующих (всё) преследует веру твою: итак, испове-

—331—

дай Господа без исследования (о Нём). Гонения царей не хуже гонений испытателей, и истязания не мучительнее ересей, и пытки вопросов, и сдирание кожи споров, и отсечение главы сомнения. Преследует тебя ненависть, исповедуй любовь, преследует тебя зависть, исповедуй единодушие, преследует тебя страсть, иди вслед воздержания. Таким образом, если преследует тебя неправда, исповедуй правду, если – желание власти, исповедуй Господа, Владыку всего. Все эти гонители преследуют мучеников в самом мире. Поскольку они (мученики) победили в тайных гонениях, то увенчаны явно. Изощри себя в том, что сокровенно, дабы таким образом возыметь силу противостоять тому, что бывает открыто. Ведь, если ты будешь побеждён в преследованиях, которые происходят внутри тебя, то как ты (можешь) надеяться остаться победителем в гонениях, кои вне тебя?

Неправда креста больше всех неправд народов и поколений. Ибо если смерть Адама подвергла смерти весь род человеческий, то кто мог устоять пред лицом сей великой неправды, (нанесённой) Господу славы? Если бы в тот час правда не отступила пред милосердием, то кто мог бы удержать силу правды? И кто оказал бы нам милость, если бы милосердие не простило нам? Таким образом, милосердие оказалось благосклонным к нам, пока Господь висел на древе, и ради чести правды отвергло и отринуло знающих и призвало незнающих. „Не знают, что делают (Лк.23:34)“. Однако правда Его в предупреждение засвидетельствована в притче о винограднике и обвиняет нас, говоря: „виноградари знали наследника виноградника“. Ведь, не тогда, когда наследник пришёл,

—332—

но ещё задолго до этого они вздумали убить Его чтобы наследство осталось в руках их.

И дабы кто-нибудь не восстал и не напал на правду Его и не похулил милосердия Его, говоря: и времени пришествия Его не узнали, и не уразумели того, что полезно им, и почему сокрыл Себя от народа (иудейского), а язычникам открылся? – на сие правда Его дала ответ. Чтобы никто не порочил правды Его, для сего заранее показал, что они знали Его, а чтобы за отпущение и изглаждение (неправды) похвалялось милосердие Его, для сего сказал, что не знали Его.

Мария возвеличивается Евой, Иосиф – Иосифом, поскольку и тому, кто просил тела Иисусова, имя было Иосиф. Старший Иосиф был столь праведен, что, как говорит Писание, не обесславил Марию (Мф.1:19), и младший был также праведен, потому что не сочувствовал клеветникам на суде и деяниям их (Лк.23:50–51). Сим показано, что и Господь также соизволил тому имени, которому изначала вверил Себя, когда рождался, дабы оно обвило Его мёртвого, так чтобы имя это восприняло совершенную награду, ибо служило Ему при рождестве в вертепе и заботилось о теле Его во гробе.

„Запечатали гроб Его (Мф.27:66)“, что случилось в пользу Христа и против них, как и на Данииле и Лазаре. Когда увидели печать свою на рве Данииловом, го могли узнать, какая сила освободила того, кто был во рву; (подобно сему) и смотревшим на врата гроба ясно было, что здесь действовала сила, для которой всё легко. Извёл тело Своё из запечатанного гроба, и печать гроба стала свидетелем печати чрева, которое запечатал. Когда

—333—

запечатано было девство утробы и гроба, Сын Бога живого исшёл оттуда и в обоих случаях оказался перворождённым. Камень положен был к вратам гроба, камень к камню, чтобы камень охранял тот камень, который отвергли строители. Камень, который взят был руками, положен был для ограждения камня, который иссечён был без рук. Камень, на котором сидел ангел, приложен был ограждать камень, который Иаков положил под свою голову. Утверждённый печатью камень был положен охранять камень, печатью коего охраняются верующие. Итак, из врат смерти изошли врата жизни. „Вот, – говорит, – врата, которыми входят праведники (Пс.117:20)“. Когда Господь был заключён, Он освободил заключённых, и через смерть Его ожили мёртвые, через голос Его воскликнули молчащие, в воскресении Его потряслась земля, и Сбоим исшествием из гроба Он ввёл язычников в церковь.

Ранним утром Мария пошла ко гробу, когда Господь уже воскрес, и никто не знал часа воскресения Его, но Мария сказала о Нём язычникам; ибо не прилично было приписать час воскресения Тому, Кто беспределен. А что не исполнилось трёх дней, то это изъясняют так. – поскольку Иуда повесился, то многие, обвиняя Христа, говорили: что это значит, что Он не только не мог снасти Самого Себя, но и его душу погубил? – посему-то, воскрес ранее назначенного времени. Затем, говорят, (сделал так) потому, что иначе ученики отпали бы от Него. Ведь, если Симон, первый из них²²⁹⁸, с клятвой отвергся Его, то

—334—

насколько более (поступили бы так) те, кои следовали за Ним? По этой причине заранее укрепил мысли их, дабы не смущались, поскольку и сыны десницы²²⁹⁹, как повествуют, не беспрерывно имели надежду, что Он выйдет из гроба. И так как до того времени никто не совершал такого дела, посему мудрость Его поспешила к утешению их. Или трёхдневное нисхождение и восхождение Его считаются с того дня, когда воскрес. Или, это тридневство исчисляется с того дня, когда дал им тело и кровь Свою.

Одежду, коей обвит был во гробе, оставил там, дабы человек вступил в рай без одежды, как и был он там, пока не согрешил. Так как человек оделся после того, как вышел из рая, то будет обнажён при вступлении в него. Или для того оставил там одежду, чтобы означить таинство воскресения мёртвых, потому что как Он воскрес в славе Своей, а не в одеждах Своих, так и мы должны воскреснуть делами своими.

Давши денег, они убедили их говорить „когда мы спали, ученики украли Его (Мф.28:13)“, каковыми словами, ими же сказанными, они научены были, что мёртвые изведены были Господом из гробов живыми. Далее, научил их, что Он не нуждался в ворах, чтобы они стали свидетелями Его воскресения. Тот, Кто оживил мёртвых и возвратил в них души, мог и гроб Свой открыть и отодвинуть камень воскресением. Господь открыл новый путь: ибо праведники были по-

—335—

добны вновь рождённым младенцам²³⁰⁰, и небеса сокрыли свет, воздух омрачился, земля рассекла камни свои, ветер разорвал завесу, гробы отпустили мёртвых своих²³⁰¹.

Поскольку Адам умер по причине греха, то Тому, Кто взял на Себя грех, надлежало уничтожить смерть. Но как Адаму было сказано: „в тот день, когда вкусишь, умрёшь смертью“, и в тот день, когда вкусил, он не умер, но принял залог смерти, потому что оказался нагим и лишился славы своей и тотчас же усмотрел смерть и убоялся, так и мы и получили жизнь во Христе; именно, тело Его вкусили вместо плодов дерева (жизни), и трапеза Его заменила нам рай желания, и праведной кровью Его омыты от нас проклятия, и через надежду воскресения ожидаем будущей надежды и уже живём жизнью Его, которая сделалась залогом нашим.

„Не прикасайся ко Мне (Ин.20:17)“. Сие сказано, во-первых, потому, что это тело есть начаток гроба и Сам Господь, как священник его, тщательно охранял его от всех рук, чтобы дать той руке, которая может воспринять такой дар и воздать (за него) подобный дар. Во-вторых, повелел не прикасаться для того, чтобы научить, что тело Его уже облеклось честью и славой, посредством чего и показал, что только в то время, пока Он был рабом, всем людям дана была власть над телом Его, поскольку и мытари и грешники приходили и приступали к нему.

—336—

Далее, сделал это, дабы показать, что враги Его не имели власти налагать на Него руки. Для друзей же Его есть возможность приступать к Нему иным образом, именно, в любви и страхе. Поскольку они²³⁰² как бы подвергают Его страданию, так как вкушают Его, или, таинство тела Его, то вместе с тем и сих вкушающих научил, чтобы, подражая Ему, они подвергали тела свои страданию, и как Он страданием Своим утешил их, так и они утешили бы Его своим страданием. Кроме того, говорят, что не позволил Марии прикасаться к Нему потому, что она не приняла (ещё) таинства тела и крови Его, дабы указать пример, что не только враги, как Иуда, но и те друзья, которые подобно Марии не были запечатлены²³⁰³, (ещё) не приступали к таинству Его. Затем, поскольку Ева, простёрши руку, подвергла тело человеческое смерти и наполнила всякими болезнями, посему Господь не допустил Марию приступать к телу Своему, не сохранил это тело для той мышцы, которая посадила его по правую свою сторону, и для той руки, которая после вознесения окружила его всяким блаженством²³⁰⁴.

Потом, так как Мария усомнилась, услышавши, что Он воскрес, и пришла, и увидела Его и сказала: „если ты взял Его (Ин.20:15)“ посему сказал это, дабы показать ей, что Он действительно воскрес. „К Отцу Моему Я восхожу (Ин.20:17)“, каковыми словами утвердил не то, чтобы

(Продолжение следует).

—169—

Преподобне отче Сергие моли Бога, о нас.

Когда люди приходят к земному владыке, от воли которого зависит их счастье и даже иногда сама жизнь, тогда что делают? – тогда они обращаются к друзьям и приближённым лицам его и у них ищут помощи расположить владыку в свою пользу, чтобы он не прогневался на них, но помиловал и ущедрил их. Так делают люди, когда просят кого-либо о своих нуждах, когда стремятся получить доступ в дома сильных мира сего, или от судьи ожидают решения своего дела, – и вообще в тех случаях, когда не надеются достигнуть успеха своими силами. Подобно сему поступают и все христиане, когда приносят Господу Богу нужды свои, или когда страшатся суда Его, или стремятся достигнуть обителей небесных. Так поступаем и мы, возлюбленные отцы и братие, в настоящем случае, когда просим ходатайства за нас пред Господом и взываем к почивающему среди нас великому угоднику и другу Божию: „Преподобне отче Сергие моли Бога о нас!“

Но чем приобретается предстательство и помощь вельмож земного властелина? – Сие достигается дарами и жертвами со стороны просителей, которые к этому присоединяют низкие поклоны, усердные просьбы, похвальные речи

—170—

и т. п.: но в тоже время и сами они употребляют все усилия свои для достижения желаемой цели. Так бывает в делах житейских, обыденных, – где нередко „мзда и дарове ослепляют очи премудрых“, а „угождаяй вельможам умилостивляет о неправде своей“ (Сир.20:28–29). Ясно, что тем более ныне мы должны совершить какое-то доброе дело, которое подвигло бы угодника Божия „молить Бога о нас“, т. е. предстательствовать у престола Всевышнего Владыки.

Скажи же нам, угодник Божий, какими дарами почтим тебя? Какие блага ценишь ты? Какие жертвы приятны тебе? – Хочешь ли, мы принесём к ногам твоим золото наше, из серебра устроим покров над тобой, жемчугом и камнями дорогими украсим твой образ? – „Нет, говорит преподобный, – нет, от юности я не был златоносцем, – от юности..., а в старости тем паче желаю в нищете пребывать“, – так ответствовал он святителю Алексию, отказываясь от золотого наперсного креста („Житие препод. Сергия“ – архим. Никона, стр. 151). – В старости..., однако это было на земле, – но и тогда он не сбирал себе сокровищ, ибо всегда помнил, что здесь их тля тлит и татие подкапывают и крадут (Мф.6:19); он знал, что вещественное достояние земное быстро проходит: и одежды изнашиваются, и золото ржавеет, и всякое другое вещественное благо истребляется временем и пропадает. Это мы – люди ценим выше всего наше золото, наши деньги, – а он старался лишь о том, чтобы собрать себе сокровище небесное, которое ни червь, ни тля тлит, ни татие ни подкапывают ни крадут (Мф.6:20). „Впрочем, принеси, говорит преподобный, – принеси и дай мне золото твоё, ибо это будет всё-таки лучше, чем если ты употребишь его на злое дело. Дай мне золото твоё, а я дам приют бесприютному, упокою странника, накормлю голодного, воспитаю сироту, подниму падшего: твоим золотом я покрою верхи моих обителей, твоим серебром и жемчугом я украшу мои храмы, уставлю в них лики иноков и хоры песнословцев, я покажу иноплеменникам благолепие богослужения православного, я привлеку неверных к Богу христианскому, как древняя Византия привлекла к себе тво-

—171—

их предков, – славян; я зароню любовь к отечеству нашему в сердца, иностранцев, толпами приходящих сюда; наконец, если потребуется, твоё золото я отдам на пользу общую в тяжёлую годину гнева Божия, как многократно делала это обитель моя в былое время. Мало того, я воспитаю духовных мужей, которые по лицу земли нашей построят новые обители и разнесут – распространят повсюду заветы мои. Помнишь ли древние дни, когда я воспитал Михея, Никона, Павла Обнорского, Кирилла Белоезерского, Савву Звенигородского, Андроника, Епифания и многих других; посмотри и ныне вокруг меня и ты увидишь Вифанию, Гефсиманский скит и киновию, пустыню Параклита и т. д. Всё это – дети мои, но без жертв доброхотных они не явились бы в этой пустыне, где прежде бродили лишь дикие звери и не было живого человека. Поэтому дай мне золото твоё, и тогда говори: Преподобне отче Сергие моли Бога о нас!“

Но скажи нам, угодник Божий, что ещё принесём тебе? Желаешь ли чтобы мы построили храмы в честь имени твоего, – или чтобы памятниками увековечили славу твою? – „Нет, опять говорит он, – я для себя не ищу этого. Это вы-люди-думаете, будто памятниками и башнями можно сохранить имя своё на земле, а потому и желаете и цените их. Это ты, человек, стараешься писать имя твоё на страницах истории мира! Это ты, богатый, накладываешь камни на камни, сцепляешь их железом и украшаешь золотом пирамиды твои, чтобы спасти от чёрной плоть твою! Это ты, учёный, на пергаменте и папирусе чертишь титло твоё, чтобы люди знали и помнили тебя! Это ты, воитель, сжигаешь города и убиваешь граждан, чтобы достать крови для написания имени твоего в памяти поколений грядущих! – Может быть, на несколько времени и сохранится таким образом имя твоё; может быть, ветер не так скоро развеет прах твоего тела; может быть, черви днём позже доберутся до тебя, – но помни, что всё это погибнет: и дома сокрушатся, и камения распадутся, и памятники рухнут, и пирамиды рассыплются, и слова изгладятся... и только добрые дела, останутся и последуют за нами. Гордый человек, имеешь ли ты такие дела, которые могут доставить бессмертие если

—172—

не телу, то хотя бы имени твоему? А если для себя не имеешь, то каким образом можешь сделать бессмертным меня, который и по телу уже нетленен, и для души имею храмину на небе нерукотворенную и вечную, и имя моё вписано на веки в книгу жизни!? – Впрочем, если хочешь, построй и храм, но знай, что это не для моей утехи, а во славу Божию и для общей пользы и назидания христиан: пусть они молятся в нём о себе и о создателях храма того; и я преклоню слух мой и услышу их, когда они будут взывать ко мне: Преподобне отче Сергие моли Бога о нас!“

Но скажи нам, угодник Божий, чем ещё мы можем преклонить тебя на молитву за нас грешных? Позволишь ли, чтобы мы составили песнопения хвалебные и в них ублажали тебя, или гимны благодарственные и в них прославляли тебя? – „Нет, – говорит он, – не нужно мне прославление и славословие ваше. Я и в жизни земной избегал сего, – кольми паче теперь, когда я уже прославлен не только от людей, но и от Господа. Приди в обитель, и ты увидишь, что люди день и ночь не покидают гробницы моей и неумолкаемо славословят, ублажают и превозносят меня похвалами. Но для оценки их усердия, с одной стороны, послушай мудреца древности, который говорит: „не красна похвала во устех грешника, яко не от Господа послана бысть“ (Сир.15:9); в другой – припомни сказанное Господом: „горе, егда добре рекут вам вси человецы“ (Лк.6:26); Затем, открой писания апостольские и ты увидишь, что не на земле, но в небесах „соблюдается мне венец правды, его же воздаст Господь Бог рабу Своему в день он, ибо я подвигом добрым подвизался, течение свершил, веру сохранил“... (2Тим.4:7–8); наконец, обрати внимание и на другое место и из уст Самого Господа ты услышишь похвалу мою; „добрый рабе и верный... вниди в радость Господа твоего“... (Мф.25:21). Вот как я смотрю на похвалу человеческую и ищу её не от людей, но от Бога. Бедные люди! чем похвалитесь, кроме немощей ваших, и что имею похвального я, чего бы не получил от Бога? Если же всё доброе от Бога, то за что хотите прославлять меня? Впро-

—173—

чем, последуя св. Апостолу, не запрещаю вам делать это; ибо как он желал лучше умереть, чем лишиться добрых отзывов человеческих, чтобы не поставить тем препятствия благовестью Христову (1Кор.9:15), так и я приемлю похвалы ваши в надежде, что чрез это вы сами будете лучше“. Угодник желает сказать, что как смотрящий на солнце и прославляющий его не сделает солнца более блестящим, но сам просветится от него, так и здесь: взирая на священные останки праведника и ублажая его, мы не сделаем его более славным и даже не восхвалим в такой степени, как он того достоин, но лишь так, как умеем и можем, – тем не менее чрез прославление праведника мы прославим самого Бога, дивного во святых Своих, и получим дерзновение взывать к нему: Преподобне отче Сергие моли Бога о нас!

Но ещё одно слово к тебе, угодник Божий! Хочешь ли, мы сберём тысячи людей и будем постоянно преклоняться пред тобой, будем со слезами упрашивать и умолять тебя? „Но уже вся земля Русская, во главе с Благочестивейшими Царями своими, – ответствует преподобный, – приходит сюда и покланяется; се и ныне Августейший Сродник Царёв с Благоверной Супругой своей подвиглся от первопрестольной столицы Российской, чтобы в своём христолюбивом сердце принести сюда сердце целой страны²³⁰⁶; се и маститый иерарх, мне соимённый, водящий крепкой рукой стадо моё, потщился явить мне любовь свою²³⁰⁷; а за ними приходят стар и млад, богач и бедный, вельможа и простолюдин, – они приносят дары свои и устами своими шепчут молитву: Преподобне отче Сергие моли Бога о нас! Но не всегда мне приятны дары их: иногда они запятнаны преступлением, добыты лихоимством или ленивым трудом, омочены слезами

—174—

вдов и сирот. И суетна часто молитва их. Они говорят мне: молися о нас, а сами не трудятся искренно молиться о самих себе; просят избавить их от бед и напастей, от болезней и немощей, а сами продолжают пребывать во грехах своих, оброцы которых – смерть с предшествующими ей болезнями и немощами (Иак.1:14–15), ибо: „ими же кто согрешает, сими и мучится“ (Прем.11:17); они умоляют меня поминать стадо моё, а сами убегают из этого стада на распутья мира сего и там блуждают без пастыря; они желают мира мирови, по сами не хотят помириться с соседом своим: „человек на человека сохраняет гнев, говорит Прем. сын Сирахов, а от Господа ищет исцеления“ (Сир.28:3); просят спасти их души, а сами как будто намеренно отдают их на погибель. Они как будто думают, что молитвы Церкви даны ей для того, чтобы она на собственных руках переносила грешника от земли в царство небесное и водворяла там, как заботливая мать несёт до колыбели любимое дитя. Правда, Св. Церковь с радостью делает это, предлагая грешнику все средства к нравственному обновлению, – но она желает и ценит только добровольное стремление его к достойному вступлению в чертог Отца небесного; поэтому она и заповедует, чтобы христианин сам предварительно очистил себя от скверны плоти и духа (2Кор.7:1) и приобрёл деяние брачное, ибо в противном случае он будет извержен во тьму кромешную“ (Мф.22).

Итак, братие, вы видите, что преподобный угодник Божий, принимая наши жертвы, наше поклонение и наши молитвы, в тоже время ожидает от нас жертвы более важной, дара более ценного, чем всё упомянутое ранее. Как радуется добрый и чадолюбивый отец, когда видит сынов своих живущих по его научению, так и сей преподобный с любовью взирает на духовных детей своих, которые хранят заветы его, живут по уставу его, соблюдают устроение его. Вот почему он вместе с Апостолом заповедует нам: „подобни, мне бываите, якоже и аз Христу“ (1Кор.4:16). Он хочет, чтобы мы шли по стопам его, как он сам всю жизнь

—175—

свою шествовал по стопам Господа. Откройте теперь повесть жития его и вы увидите следующее: в юности своей он оставляет дом родительский, уходит от мира с его удовольствиями, устрояет здесь убогую обитель и собирает вокруг себя учеников, являясь для них образом в молитве, в бдениях, посте, трудолюбии, кротости, смирении, нестяжательности и прочих добродетелях. Вы увидите, что он прошёл общим путём скорбей и подвига крестного, прежде чем явился тем дивным и благодатным мужем, каким сделался впоследствии. Поэтому пусть не говорит бедный, что он беден и потому не может следовать примеру преподобного: пусть знает он, что преподобный только с посохом в руках пришёл на место сие и что состояние бедности есть лучшая школа для воспитания в нас веры во Всемогущего Промыслителя вселенной и надежды на Его помощь, и что, напротив, богатый неудобь внидет в царство Божие (Мф.19:23). Впрочем, пусть не говорит и богатый, что богатство препятствует ему упражняться в добродетели: ибо не деньги заграждают путь на небо, а наша привязанность к ним. Из этой повести некнижный человек узнает, что и преподобный не книжным научением сделал себя мудрым в очах Божиих и человеческих; но после сего и книжник пусть не ссылается на мудрость свою, как на препятствие к подвигам Сергиевым. В „день он“ Господь вопросит его: видел ли еси раба Моего Сергия и научился ли от него? И когда он ответит, что видел, но не нашёл, чему бы научиться у некнижного старца, то скажет ему Господь: напрасно ты не научился от него страху Божию и исполнению воли Его (Сир.1:15–16–18); напрасно не научился молитвой воскрешать мёртвых, благословением исцелить болезни, крестным знамением прогонять бесов, чистотой души привлекать ангелов, светлым умом прозревать будущее и т. д „Коль велик и блажен муж, иже мудрость обрете и поведаяй во уши послушающих, говорит древнее Писание, – но несть паче боящегося Господа“, прибавлено там (Сир.25:13).

Но ты молод, а он – старец, и потому ты не идёшь за ним. Так, последуешь ли ты за этим старцем в

—176—

юности своей, ибо и этот старец был юн? Если нет, то он будет судить тебя, ибо сказано, что „святые мирови имут судити“. – Но ты мирянин и не можешь удалиться из мира в пустыню. – Так, но вместо этого ты можешь удалить от себя мир, забыть его и остаться наедине с Господом. Но ты семьянин и не можешь уйти в монастырь. – Так, но ты можешь сделать дом твой обителью (Ин.14:23), ты можешь клеть твою обратить в церковь (Mф.6:6; 1Пет.2:5), ты можешь, наконец, сердце твоё уготовать для обитания Св. Духа (1Кор.3:16; 6:19), и это второе будет вполне равноценно первому.

Сделаем же всё, возлюбленные братие, из заповеданного отцом нашим кто что может, и, взирая ныне на скончание жительства его, обратимся от заблуждений пути нашего, чтобы следовать путём Сергиевым. Этим мы доставим ему величайшую радость, какую люди могут доставить небожителям, ибо сказал Господь: радость бывает на небеси о едином грешнике кающемся (Лк.15:7–10). Это будет и самая приятная жертва преподобному Сергию, которая преклонит очи его на молитву нашу и даст нам надежду на предстательство его у Царя небесного; тогда мы с чистой совестью принесём ему и прочие дары свои, с благоговением поклонимся ему и с сыновним дерзновением воззовём: Преподобне отче Сергие моли Бога о нас. Аминь.

Иером. Иннокентий

(Произнесено в сокращении на публичном акте Московской Духовной Академии 1-го октября 1897 года)

—177—

Каждый предмет должен осуществлять своё назначение или быть выражением идеи: осуществление идеи в предмете определяет достоинство предмета и приближает его к идеалу; уклонение предмета от своего назначения есть его недостаток и искажение идеи. Нигде эта истина, думаю, не сказывается так ясно для ума, так ощутительно для чувства и так действенно для воли, как в области явлений религиозно-нравственных. Религиозное политиканство, ханжество и лицемерие истинным нравственно-религиозным сознанием отличаются от подлинной правды также, как наши глаза различают тьму и свет. Ни напыщенная учёность современных Христу книжников и фарисеев, ни показная их праведность с её строгим аскетизмом, продолжительными молитвами, тяжёлыми постами, ни их самоотверженные подвиги нищенства и миссионерства, – ничто не смогло обмануть чистого сердца простых, но истинно-нравственных рыбарей и поселян, кои дивились не книжникам и фарисеям, но учению Христа, ибо Он учил их как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи (Мф.7:28–29).

Так это во всех проявлениях нашей религиозно-нравственной жизни вообще, – так это и в церковном богослужении, как наивысшем её выражении, в особенности. Осуществляя своё назначение, церковная музыка, живопись и поэзия должны иметь и своё особенное, церковное, вы-

—178—

ражение. В храме Божием, как особом месте молитвы, духовного услаждения и вообще нравственно религиозного упражнения верующих, – самые стройные и изысканнейшие сочетания звуков, в исполнении хотя бы знаменитого хора, окажутся для верующего сердца менее действенными, чем истовое исполнение церковного песнопения хотя бы и простым хором религиозно настроенных певцов, хотя бы даже одного доброгласного певца-псаломщика. Какой бы высоты художественного творчества ни достигала картина с религиозным сюжетом, но если она не проникнута истинно-религиозным чувством верующего иконописца, она не привлечёт к себе молитвенно-благоговейного взора христианина, не коснётся ни одной струны его религиозного чувства и всегда будет для него только картиной, а не иконой. Самое поэтичное стихотворение с религиозным содержанием, но без религиозного огня и вдохновения веры, не будет в себе иметь той силы благодатной в созвучии слов живых, что непонятной, но святой прелестью дышит в молитве церковной.

To же самое должно сказать и о церковно-богослужебном употреблении Слова Божия. Как слово живое и действенное, оно, чтобы проникать до разделения души и духа и судить помыслы и намерения сердечные, должно быть употребляемо на языке удобопонятном для каждого верующего члена Православной Церкви. Но как Слово Божие, а не человеческое, оно не должно выражаться на языке нашей обыденной, часто суетно мелочной и далёкой от нравственно-религиозных предметов, жизни. Для доказательства могу сослаться на то впечатление, какое производит чтение пасхального Евангелия на славянском и русском языках.

В сознании сей истины наша Православно-Русская Церковь, не принижая богослужебный язык до обыденной речи протестантства и не превращая его в мёртвые звуки католической латыни, – во время богослужения преподаёт Слово Божие всем своим чадам на таком языке, который хотя и чужд обыденной жизни и возвышается над разговорной речью, но в то же время и удобопонятен (или может и должен быть удобопонятным) настолько, чтобы Слово Божие могло проникать живой и действенной силой

—179—

в сердце каждого верующего – простеца и мудреца одинаково. Это – язык церковнославянский.

Есть и другая причина, по коей славянский язык Библии вообще и Нового Завета в частности не должен и не может быть заменён обыденной разговорной русской речью (она же и литературная), – причина, более, так сказать, научно-богословская, чем церковно-практическая. Греческий перевод Ветхого Завета и Новый Завет написаны на таком греческом языке, который, в весьма значительной степени утратив свой национальный характер и восприняв особенности других (семитических) наречий, сделался языком общечеловеческим (κοινή), употреблявшимся различными народами тогдашнего всемирного греко-римского государства. Поэтому Библия вообще и Новый Завет в особенности удобопереводимы на всякий язык, в том числе и на русский. Но всё же как греческий язык Нового Завета, так и церковнославянский, по своим формам и оборотам, гораздо ближе между собой и богаче, чем современный русский язык. Многое, чего дословно нельзя выразить по-русски, напр., родительный самостоятельный, неопределённое с членом, некие частицы и др., – с совершеннейшей точностью и даже изяществом передаётся на языке церковнославянском. Притом, как язык неразговорный, а только богослужебный, следовательно до известной степени могущий быть условным, язык церковнославянский допускает или может допускать гораздо более свободы в дословной передаче греческого подлинника, чем разговорный русский язык: невозможные в русском языке словосочетания греческого подлинника могут быть допустимы на языке церковнославянском, как языке условном, хотя бы эти словосочетания не были свойственны и языку древнеславянскому. Таким образом, церковнославянский перевод Нового Завета, если и не вполне, то почти вполне, и во всяком случае гораздо более, чем русский, может осуществить своё назначение, т. е. заменить греческий подлинник Слова Божия²³⁰⁸.

—180—

Вот почему наша Церковь всегда твёрдо и решительно противостояла протестантствующему желанию – обыденную русскую речь сделать языком церковного богослужения, – как, с другой стороны, и всегда была чужда мысли канонизировать какой-либо один славяно-русский текст Библии, который, став впоследствии непонятным и чуждым, превратился бы в мёртвую вульгату и сделался бы достоянием школы, а не церкви²³⁰⁹. Напротив, едва не с самого первооснования своего Православно-Русская Церковь ведёт постоянную и живую работу по справе новозаветного славянского текста, состоящей как в устранении неточностей перевода, его невыдержанности и неверностей текста (научно-богословская сторона справы), так и в замене одних слов и оборотов, устаревших и ставших непонятными, другими, более понятными и соответственными для данного времени (церковно-практическая

—181—

сторона справы). Первоначальный церковно-славянский перевод Нового Завета сделан был святыми братьями Кириллом и Мефодием применительно к языку южных славян, коего не все слова и обороты были свойственны и удобопонятны для христиан русских, – что вызывает в русской Церкви стремление превратить текст южнославянский в славяно-русский. С другой стороны, при тесном общении с Церковью греческой, русская Церковь постоянно заботилась об исправлении текста славянского согласно лучшему греческому. Эта живая, постоянная и как бы общесоборная работа нашей Церкви по справе рукописного славяно-русского текста Нового Завета не прекратилась и в печатном тексте, как не может она считаться оконченной и в настоящее время²³¹⁰. Да и по самому существу предмета эта работа никогда не может прекратиться в Православной Русской Церкви. Язык живёт и видоизменяется совместно с жизнью народа, всегда в нём будут умирать одни слова и обороты и нарождаться другие, чтобы, в свою очередь, уступить место новым словообразованиям. Посему всегда в нашей Церкви будет потребность справы церковно-богослужебного славянского текста применительно к понима-

—182—

нию русского народа в каждое данное время. Так, всегда живое и действенное Слово Божие само живёт и действуется в неумирающей работе Церкви русской над приближением церковнославянского текста библейского к наиболее плодотворному усвоению его православным русским народом.

He только выдающееся, но даже совершенно особенное место в этой многовековой истории новозаветного славяно-русского текста занимает труд святителя Алексия, митрополита Киево-Московского и Всероссийского.

Замечателен сей труд, прежде всего, тем, что он усвояется лицу, облечённому авторитетом святости. Правда, и первоначальный славянский перевод Нового Завета принадлежит святым первоучителям славянским Кириллу и Мефодию. Но весь ли сполна Новый Завет был переведён самими первоучителями славянскими, существовал ли вообще литературный язык и, в частности, перевод Нового Завета у славян до Кирилла и Мефодия, коими святые братья могли бы пользоваться, что, при заметной склонности славян к исправлениям и постоянным изменениям новозаветного текста, могло уцелеть в нём подлинного Кирилло-Мефодиевского и что привнесено после многочисленными и безымянными справщиками, – всё это вопросы, неразрешимые в настоящее время и имеющие мало надежды на решение их в будущем. Напротив, в труде святителя Алексия мы имеем полный, написанный одной рукой и исправленный в одном духе, славяно-русский текст Нового Завета, – усвояемый преданием лицу, не только исторически вполне определённому, но и особенному в истории русской Церкви, как первому из русских митрополиту Московскому и Всероссийскому, как святому угоднику Божию и как прославленному, не только у христиан, но и у магометан-татар, чудотворцу, при жизни и по смерти, сообщившему как бы часть своего чудотворного дара и своему труду. (По свидетельству древней надписи на рукописи и исправителей Библии XVII в., новозаветный текст сей рукописи читался над болящими за здравие, сама рукопись имеет вещественные следы своего церковно-богослужебного употребления).

—183—

Замечателен сей труд и по тому назначению, какое, как видно из особенностей труда и обстоятельств его происхождения, желал ему дать сам трудившийся святитель. Вместе с Московскими князьями и сочувствовавшими им многими и влиятельными боярами, св. Алексий был ревностнейшим носителем великой мысли собирания Руси в единое всероссийское государство, с Москвой во главе, и деятельнейшим сотрудником московских князей и бояр в осуществлении этой мысли. С дальновидностью истинно русского государственного мужа соединяя мудрость и праведность истинного пастыря Христова, св. первостоятель московский знал, что в православной Руси единство государственное возможно только при единстве церковном и потому влияние своё, как всечтимого в России (и даже в Орде у магометан) архипастыря, находил справедливым направлять не только во славу церкви русской, но и к возвеличению московского государства. Так, вместе с многими знатнейшими и влиятельнейшими боярами, св. Алексий является ближайшим советником и руководителем государственной деятельности московских князей: он устрояет отношения удельных князей к московскому князю на пользу Москвы, заботится о содействии и даже подчинении их московскому князю и о военно-политическом могуществе Москвы для отражения общерусских врагов – Ольгерда Литовского и Хана татарского. Великим печальником земли русской был св. Алексий и в управлении державой всероссийской. Окончательно утвердив в Москве местопребывание митрополита всероссийского, Святитель тем самым уже возводил её на степень и государственной столицы русской. Он деятельно заботится о расширении влияния московской митрополии и своей власти в церкви русской открытием новых епископий и поставлением новых епископов, бывших, конечно, и сторонниками московско-государственной идеи. Вопреки проискам латинян в Литве, он устанавливает чествование православным мученикам литовским – Иоанну, Антонию и Евстафию. Наконец, во всё время своего святительского служения он ведёт деятельную и успешную борьбу за всеединство Церкви русской с врагами этого всеединства и своими соперниками по митрополии: Феодо-

—184—

ритом, коего, незаконно и без всякого права, объявил киевским митрополитом патриарх Болгарский, с Романом Галицким, коего уже сам Константинопольский патриарх сделал совместником святителя Алексия, и с Антонием, ставленником польского короля Казимира, владевшего и Галицкой областью.

[Отец св. Алексия, черниговский боярин Феодор, по прозванию Бяконт, (по свид. Род. Кн. изд. 1787 г., ч. 1, стр. 275 у Горского, Св. Алексий, в Приб. к Тв. Свв. Оо. VI. 92. прим. д), был одним из тех дальновидных русских людей того времени, кои, по запустении Киева и при государственном ослаблении русского юго-запада, сознавали необходимость нового средоточия для русской, как государственной, так и церковной, жизни и предусматривали таковое в юном княжестве Московском. Из Чернигова, подвергшегося разорению от нашествия татар, Феодор со всей семьёй переселился в Москву, к Московскому князю Даниилу Александровичу. О выдающихся способностях Феодора и его преданности Московскому князю свидетельствует то высокое и даже исключительное положение, какое он занял среди Московских бояр в качестве наместника или правителя самой Москвы (по Род. Кн.: «Москва за ним была»). Также племянник св. Алексия, от его брата Феофана, Даниил «пользовался отличным уважением Великого Князя за разные услуги, оказанные им в Орде и других странах» (Горский ibid.), а «весь» род другого племянника его, Стефана, от того же брата, «служил у митрополитов» в боярах (ibid.), след., также принадлежал к сторонникам Москвы. Сам св. Алексий родился в Москве, быв назван, по тогдашнему обычаю, двумя именами, при рождении и крещении – Симеоном и Елевферием. Даниил Александрович назначил его крестным отцом своего, ещё малолетнего, сына, Иоанна Данииловича Калиты, что также свидетельствует об особенных отношениях Феодора к Москве и её князьям. Как сын знатнейшего из бояр, Елевферий предназначался своим родителем к государственной службе московскому князю и соответственно этому получил тогдашнее образование. Соединяя прилежание с выдающимися способностями юный Елевферий «изучися всей

—185—

грамоте» и «всем книгам извыче» (по нек. сп. жития, у Макария. Ист. Русс. Д. IV. 1 33. прим. 42). Но уже с 12 лет Елевферий стал обнаруживать склонность к уединению, к аскетизму и к книжному занятию. На 15-м году он ушёл в Московский Богоявленский монастырь, где на 20-м году принял монашество с именем Алексия. Здесь, на расцвете своей жизни, св. Алексий имел полную возможность отдаться внутреннему влечению своей души к иноческим подвигам и занятию книгами, так что «все писание ветхого и нового завета проиде» (Макарий, ibid.). Ho недолго суждено было молодому подвижнику и книжнику оставаться в уединении иноческого подвига. По предначертанию Промысла, боярин-инок, сын ближайшего к Московскому князю боярина, призван был в духовном звании послужить к возвышению Москвы, как в церковном, так и в государственном отношении, гораздо более, чем, быть может, он был бы в состоянии сделать это как светский боярин. Великие собиратели земли русской, во главе с Московским князем, конечно, знали, что единство и мощь государственные в Православной Руси возможны только при совместном объединении и средоточении власти церковной, и потому прежде всего позаботились перенести местопребывание митрополита всероссийского из Киева во Владимир, а потом в Москву. (Москва и Владимир принадлежали одной епархии). Знали они и то, какую помощь могут им оказать митрополиты из русских уроженцев вместо греков, для коих, как иностранцев, конечно, не была так сродна и жизнедейственна великая мысль о всероссийстве московском. По внушению Великого Князя Московского Симеона Иоанновича, митрополит Феогност, грек родом, назначает св. Алексия своим наместником и берёт его к себе на митрополичий двор для управления церковными судами. В качестве наместника такого митрополита, грека и притом не обладавшего крепким здоровьем, св. Алексий, в течение 12-ти слишком лет был действительным управителем над всей русской церковью, как о сём свидетельствуют и патриаршие грамоты (Русская Историческая Библиотека, т. VI. Приложения, №№ 9 и 12, столб. 44 и 66). Возведённый незадолго до смерти Феогноста на

—186—

Владимирскую епископию, принадлежавшую митрополиту, куда первоначально и была перенесена митрополия из Киева, св. Алексий тем самым уже предназначался в преемники митрополита московского. Отправленный затем в Константинополь с одобрительными отзывами Великого Князя, митрополита и бояр, пользовавшийся всеобщим уважением не только у Русских, но и «у ромеев» (Прил. № 2, столб. 44), св. Алексий был утверждён в сане «митрополита Киевского и всея России» и воротился в Москву, уже не застав в живых ни Феогноста, ни Симеона Иоанновича. В сане Владыки Всероссийского св. Алексий продолжал ревностно служить великому делу собирания Руси. В предсмертном завещании Симеон Иоаннович заповедал своим братьям: «слушали бы есте отца нашего Владыки Алексея» (Собрание Госуд. Грам. и Догов. т. 1 стр. 38, Горский, стр. 91, прим. б). Этому завету следовал преемник Симеона, его брат Иоанн Иоаннович, княживший 6 лет. После его смерти великокняжеский престол от Московского князя перешёл к Суздальскому князю Димитрию, а Москва осталась за 12-летним сыном Иоанна Иоанновича Димитрием, впоследствии Донским, которого Иоанн Иоаннович, умирая, поручил попечению и руководству св. Алексия (Русс. Ист. Библ. т. VI. Прил. № 33, столб. 198) и которого сам св. Алексий называет «своим сыном» в духовном завещании. Несмотря на то, что великокняжеский престол перешёл к Суздальскому князю, св. Алексий не пожелал возвратить во Владимир митрополичье местопребывание, но остался в Москве, при юном Димитрии, чем уже неизмеримо возвышал Москву и её князя над всеми другими русскими княжествами и князьями. А через два года малолетний Димитрий, по внушению Совета бояр, где участвовал и духовный руководитель Димитрия, св. Алексий, объявил себя соперником Суздальского Великого князя Димитрия и, по содействию св. Алексия и Московских бояр, получил в Орде Великое Княжение. До самой смерти своей св. Алексий был постоянным руководителем Димитрия в деле возвышения Москвы, как над русскими княжествами, так и над Литовским и Польским, и в деятельной подготовке Руси к свержению татарского ига. Таким радетелем воз-

—187—

вышения Москвы и великим печальником всей земли русской св. Алексий является в качестве посредника при договоре Великого Князя Московского с Владимиром Андреевичем Серпуховским (Собр. Грам. и Догов. 1, № 27. Горский, стр. 114, прим. ф). Он принимает деятельное участие в умиротворении братьев Димитрия (бывшего Великого Князя Суздальского) и Бориса, враждовавших из-за Нижегородской области. Отказавшись от бесплодных попыток удержать за собой Великое Княжение, Димитрий Суздальский обратился к посредничеству Москвы для возвращения себе Нижегородской области, захваченной его братом Борисом. Чтобы уговорить Бориса к добровольной уступке Нижнего Новгорода Димитрию, св. Алексий и Димитрий Иоаннович посылают св. Сергия Радонежского, даже с полномочием, в случае упорства Бориса, затворить храмы, к каковому сродству и на деле был вынужден прибегнуть св. Сергий. Как эта мера, так и двинутая к Нижнему Новгороду Московская рать, заставили Бориса смириться и отдать город Димитрию. Суздальский епископ Алексий, заведовавший и Нижегородской областью, за своё сочувствие Борису был лишён этой области. (Ср. Русск. Ист. Библ. Прил. 25, столб. 146 и Горский, стр. 115). Смоленского князя Святослава, как и других русских князей, отказавшихся от клятвенно скреплённого договора с Московским князем помогать ему против Литовского князя Ольгерда, язычника, св. Алексий отлучил от Церкви, и чтобы усилить действие этой меры, внушил Константинопольскому патриарху послать подтверждение этого отлучения и увещание к князьям подчиниться митрополиту Алексию и Московскому князю (Русск. Ист. Библ. ib. Прил. №№ 10, 11, 18, особ. 19, столб. 118) Столь же деятельное участие в возвышении Москвы явил св. Алексий и в отношении к Тверскому князю Михаилу Александровичу, который держал сторону сильного соперника Москвы Ольгерда Литовского, женатого на сестре Михаила. Но и воинственный Михаил, несмотря на поддержку его Ольгердом, не мог устоять против Московского князя и Митрополита и должен был заключить, внушённый св. Алексием, договор с Димитрием Иоанновичем – помогать Московскому князю не

—188—

только в отражении татар, но и в нападении на них (Собр. Госуд. Грам. 1. 3 28, Гор. 118, прим. г, ср. Русск. Ист. Библ. Прил. № 24, ст. 138–140, № 25, ст. 146–148, № 28, ст. 150, ср. столб. 174 и 198). Договорная грамота Московского князя с Тверским показывает, что св. Алексий заботился не только о возвышении Москвы над юго-западными её соперниками, но и предусматривал уже близкий конец и татарского ига, в свержении коего Москве должно было принадлежать наиболее деятельное участие.

Таким же радетелем и печальником земли русской был св. Алексий и в своём управлении Церковью всероссийской. С самого начала своего святительского служения в сане митрополита всероссийского, св. Алексий должен был вести постоянную и упорную борьбу с юго-западными претендентами на русскую митрополию и её епархии. Таков был прежде всего некий Феодорит, поставленный в митрополита Киевского и всероссийского Болгарским патриархом, быть может, дерзавшим, вопреки канонам православной Церкви, вместе с литературно-книжным влиянием, подчинить своей власти русскую Церковь и в административном отношении, хитро рассчитывая на тогдашнюю политическую слабость Византии и России. Затем сильный Литовский князь Ольгерд, находившийся в родственных связях со многими русскими князьями и соперничавший с Москвой, выхлопотал уже у самого Константинопольского патриарха назначение другого митрополита, Романа, своего ставленника и совместника св. Алексия. А потом и Польский король Казимир, овладевший и Галицкой русской областью, грозя католицизмом, вынудил у Константинопольского патриарха назначить некоего Антония, русского родом, митрополитом Галицким. Наконец, и в саму Москву, ещё при жизни святителя Алексия, явился преемником и совместником его Киприан, родом серб, коего, однако же, не приняли в Москве ни великий князь, ни митрополит и духовенство, ни бояре и народ. О постоянной, деятельной и успешной борьбе св. Алексия с незаконными совместниками своими и интригами юго-западных своих соперников свидетельствует та оживлённая переписка с Кон-

—189—

стантинопольским патриархом, коей следы уцелели в грамотах патриарших по поводу этих совместников (Русск. Ист. Библ. Прил. №№ 11, 13, 14, 15, 22, 23, 24, 25, 30:32). Для поднятия православия в Литве, где были сильны язычество и католицизм, св. Алексий устанавливает празднование тамошним православным мученикам Иоанну, Антонию и Евстафию. Успешно отражая незаконные притязания своих юго-западных совместников, св. Алексий ещё ревностнее заботится о средоточии церковной власти в самой Руси православной, открывая новые епархии, поставляя новых епископов русских и вновь основывая или же восстанавливая монастыри в разных областях российских: в них св. Алексий, конечно, приобретал ревностных сторонников сосредоточения в Москве власти как государственной, так и церковной. Памятниками этой заботы святителя служат: частью уже его окружное послание (напечатано в Приб. к Тв. Св. Отц. V, 30–39), но главным образом его поучение (послание) к Нижегородской и Городецкой области (напечатано в Душеп. Чт. 1861 г., I, 458–467) и грамота в Червлёный Яр (напеч. в Русск. Ист. Библ. VI, № 19, столб. 167–172), а также грамоты Константинопольского патриарха (в Русск. Ист. Библ. VI, Прил. №№ 9, 10, 11, 15, 18:19). Наконец, о великой мысли Святителя освободить Русь и от книжно-литературного влияния юго-запада свидетельствует собственноручно им написанный Новый Завет, имеющий в себе явные следы желания дать Руси православной свою самостоятельную славяно-всероссийскую или киево-московскую редакцию церковно-богослужебного текста Нового Завета. Так, пользуясь всеобщим уважением не только у русских, но и «у ромеев», даже у татар (Горский, 108), за свою мудрость, в точном и полном смысле этого слова, св. Алексий всю жизнь свою посвятил осуществлению великой мысли собрания земли русской как в государственном, так и в церковном отношении, в одну великую и могучую, внешне и внутренне, Русь православную (св. Алексий родился в конце XIII века, воротился из Константинополя в Москву в сане митрополита Киевского и Всероссийского в 1354 году и скончался 12 февраля 1378

—190—

года. См. кроме „Житий“ и „Летописей“ Митрополита Платона, «Краткая Церковная История», 1805 г. Москва. Т. I, главы 28–30, стр. 176–199; прот. A.В. Горского, «Св. Алексий», в Приб. к Твор. Св. Отц., VI, стр. 89–128, и Макария, «Ист. Русск. Церкви», т. IV, кн. I, стр. 32–62].

Но если при том всеобщем уважении, каким пользовался святитель Московский в России, и при содействии сильных и богатых Московских князей, ему не трудно было отстранять, канонически притом совершенно незаконные, притязания своих совместников, ставленников юго-западных соседей и политических врагов России, то не так легко было отстоять духовную, книжно-литературную независимость Руси от влияния юго-западного славянства (Болгарии). Усвоив от болгар литературно-книжный язык, церковно-богослужебные и другие книги, Русь тем самым уже становилась в духовное подчинение южнославянской литературе, получая оттуда списки священного текста, церковно-богослужебных книг, святоотеческих творений. Правда, уже с глубокой древности (XI–ХIIІ в.) мы встречаем на Руси опыты освобождения новозаветного текста от болгаризмов и обращения его в текст славяно-русский, находим свои исправления и новые переводы с греческого, некоторые даже оригинальные произведения. Но, вместе с тем, употребляются и южнославянские переводы, и редакции. Притом, в конце XIII и в первой половине XIV века, вследствие разных неблагоприятных обстоятельств, книжно-литературная деятельность в России ослабевает, а у южных славян (болгар), напротив, оживляется. Средоточием этой литературной деятельности южных славян были Константинополь и Афон, где находились тогда и русские книжные люди, коим вдали от родины весьма было легко подчиняться влиянию как греческой, так и особенно южнославянской книжности²³¹¹. Долгое время, около года, живя в Константинополе, св. Алексий должен был видеть эту работу и, как мудрый и дальновидный Пастырь Церкви,

—191—

не мог не усматривать опасности духовного подчинения Руси южному славянству. Во всяком случае для подвижника за самостоятельность Руси в церковно-государственном отношении, при виде живой деятельности южных славян в Константинополе по справе священных текстов, была совершенно естественна мысль о духовном освобождении Руси и об её книжной независимости от южных славян. Пользуясь годовым досугом от сложных забот по управлению Церковью всероссийской и руководству государственными делами, Святитель сам трудится в Константинополе над составлением такого церковно-богослужебного славянского текста новозаветного, который был бы не только сверен с наилучшим греческим текстом и возможно к нему приближался бы, но и, освобождаясь от малопонятных южнославянских слов и оборотов и вообще возможно далее уклоняясь от южнославянской редакции, представлял свой самостоятельный текст славяно-русский, точнее, великорусско-московский или среднерусский, долженствовавший, как удобопонятный для огромного большинства русских, стать всероссийско-церковным. Разнообразие редакций новозаветного текста, употреблявшихся в русской Церкви, вникшие в него многочисленные неисправности, а также непонятность для русского многих слов и оборотов в старославянских текстах вполне уполномочивали Святителя на такой труд, не только как на благовременный, но и как на необходимый. Такое назначение труда Святителя заметно сказывается как в замене старославянских слов и оборотов новыми славяно-русскими или великорусскими, так и в тех изменениях, кои на первый поверхностный взгляд могут показаться простым капризом справщика, но кои в действительности могли изникать из великой мысли Святителя – новую славяно-русскую или великорусско-московскую редакцию возможно более отличить от древних редакций – южнославянской и древнерусской, насколько дозволяли это точность перевода и законы языка славяно-русского. И эту великую мысль Святитель мог исполнить только отчасти – в отношении одного Нового Завета, и притом только в труде, так сказать, черновом. Промысл Божий призывал своего великого угод-

—192—

ника к другим, для того времени более настоятельным, нуждам русской Церкви и русского государства, предоставив позднейшему времени завершить великое предначинание святителя Московского.

Но всего более труд святителя Алексия замечателен по своей внутренней, так сказать, внеисторической стороне, т. е. по тем, как заимствованным, так и самостоятельным, переводам и исправлениям, кои или могут быть и, частью, уже усвоены в современный славяно-русский текст, или же должны служить всегдашними образцами для всей последующей справы его, – в коих св. Алексий является пред нами вдохновенным толмачом и глубокомысленным истолкователем греческого новозаветного текста на языке славяно-русском. Эти-то свойства труда святителя и составят главный предмет нашей речи. К ним, в качестве прибавления, присоединим и указание тех сторон труда, кои не могут быть усвоены в современный славяно-русский текст Нового Завета.

[Некоторые следы знакомства с той редакцией славянского текста Нового Завета, какую находим в труд св. Алексия, имеются уже в Константинопольском Евангелии 1383 года (а труд св. Алексия написан в Константинополе в 1355 году). Более же близкое знакомство с текстом Чудовской рукописи указано проф. Г.А. Воскресенским в Никоновском Четвероевангелии XIV века (хранящимся в ризнице Троице-Сергиевой Лавры), Четвероевангелии того же века в СПб. Импер. Публичной Библиотеке (собрания графа Ф.А. Толстого) и в толковании блаж. Феофилакта Болгарского (список XV в. Моск. Синод. Библиотеки). Ничего странного нет в том, что текст Чудовской рукописи мог влиять на выше помеченные списки, особенно на список Никона, ученика Преподобного Сергия, с коим св. Алексий находился в особенно близком общении, намереваясь сделать его даже своим преемником по митрополии. Но, с другой стороны, отсутствие положительных указаний на список св. Алексия и не незначительные от него уклонения могут наводить на мысль о каком-либо общем, нам пока неизвестном, первоисточнике, что́ лежит и в основе Чудовского списка. Первое положительное указание на церковно-практическое

—193—

употребление Чудовского списка при справе богослужебного церковнославянского текста Нового Завета находим в предисловии к рукописному Четвероевангелию 1674 года (Моск. Румянц. Муз. собр. Унд. № 1291), где переводчики и исправители Библии (Епифаний Славеницкий или же его помощник Евфимий), перечисляя рукописи, находившиеся в их пользовании, о труде св. Алексия говорят: «первая славенская книга бе у переведения сего, преводу и рукописания святого Алексея Митрополита всея России Чудотворца, писанная в лето 6863, до смерти его за 23 лета, яже и доднесь обретается в Обители его, в Чудове монастыре, в книгоположнице блюдома, и прочитаема бывает над болящими» (в виде извлечения это предисловие напечатано в «Словаре о писателях духовного чина» Евгения митроп. Изд. 2-е 1827, СПБ. ч. 1. стр. 182). Но, упомянув на первом месте в списке источников рукопись св. Алексия, справщики положили, однако же, в основу исправленного текста не Чудовский список, но ту редакцию, в основе своей южнославянскую (болгарскую), какую имеем в Конст. Евангелии 1383 года и Библии 1499 года. Всюду отдавая предпочтение этой именно редакции и древнейшим южнославянским чтениям пред новым переводом св. Алексия, справщики только в сравнительно немногих случаях следовали исправлениям Московского Святителя. Затем в 1792-м году учёный славист, аббат Добровский, чех родом, в числе других славянских списков Нового Завета, хранившихся в Москве, исследовал и рукопись св. Алексия, сообщив вместе с другими и отзыв о сей рукописи известному критику – издателю греческого текста Нового Завета – Гризбаху, напечатавшему исследование Добровского на латинском языке в prolegomena к изданию Нового Завета. Выписываем перевод из этих пролегомен, сделанный A.В. Горским: «Новый Завет, на пергамине XIV века. Почитается писанным рукой Алексия Митрополита, и потому с благоговением хранится в Московском монастыре св. Архангела (Михаила), обыкновенно называемом Чудовым. Что сей Алексий, чтимый Русскими между святыми, знал греческий язык и составил новый перевод славянский, об этом говорится в его житии (разумеется позд-

—194—

нейшая редакция жития, принадлежащая ХVІІ в.). Сия рецензия славянского текста, или, если угодно, перевод исправнее других. Некоторые речения, особенно принадлежащие древности, исправлены no греческим спискам доброго качества. По местам точнее выражает греческий образ речи. Сличил я Луки главу первую и последнюю и несколько стихов 22-й главы (edit. II, 1796, vol. 1. Proleg. Sect. VII). ...Если бы Острожские издатели, по крайней мере при печатании Апокалипсиса, воспользовались сим списком, который заключает в себе перевод, можно сказать, самый чистый, тогда церкви Славянские имели бы сию книгу в исправнейшем виде, нежели какова она в греческих рукописях, чаще встречающихся… О греческом списке, которым пользовался Алексий, надобно судить по тем отборным чтениям, какие замечены мною в большой части глав... Даже по языку перевод Алексия так сходен со списком 4-м (Ркп. Синод. Библ. с толкованием Андрея Кесарийского), что я не сомневаюсь о происхождении того и другого из одного источника. Но Алексий ли заимствовал текст славянский из толкования Андреева и очистил его по греческому списку от вставок и других недостатков, или перевод Алексиев есть первый в России, которым потом пользовался славянский переводчик Андрея и который в последствии небрежением или своеволием переписчиков испорчен: кто осмелится это решить? (Vol. II 1806, в списках Апокалипсиса № 10, – см. у A.В. Горского, Св. Алексий, стр. 95–97, прим. ж). Кроме жития св. Алексия, принадлежащего ХVІІ веку и, вероятно, уже упомянутым справщикам (Епифанию или Евфимию), на самой Чудовской рукописи имеется древняя надпись: «тетраевангелие чудотворца Алексея Чудова монастыря. Совет даю в сём Евангелии чести за здравие над болящими». И следующие записи митрополита Платона: «τοῦτο εὐαγγέλιον, ὡς τινὰ θυσαυρὸν, δεῖ φειλάττειν. Ταπεινὸς Πλάτων, ἀρχιεπίσκοπος Μόσκβας καὶ Καλούγας ὑπέγραψα ἱδίᾳ χειρὶ 1781 ἔτους (1 л.) – Вышеписанный Архиепископ, ныне же недостойный Митрополит Московский Платон, и паки завещаваю хранити сие Евангелие, яко собственною рукою Святителя Алексия писанное: вкупе же со своеручною Его духовною на конце сея книги приложенною. 1798 года, подпи-

—195—

сано сие в Троицкой Сергиевой Лавре (л. 1. обор.). Украшено Евангелие жемчуги и камением 1798 года, тщанием того же Митрополита и Архимандрита Троицкия Сергиевы Лавры» (2 л.). И в конце рукописи на духовном завещании Святителя, писанного на бомбицине: «сию святителя Алексия духовную и с списком хранить в монастырской ризнице в среброкованном ковчеге. Смиренный Платон Архиепископ Московский. 1777 июля 2 дня». Из позднейших отзывов о труде св. Алексия нам известны:

1) Филарета Митрополита Московского в словах, говоренных в 1837 и 1847 годах: «Св. Алексий имел ревность и нашёл способы достаточно научиться греческому языку: и для чего? – для того, чтобы приобрести более ясное и точное разумение свящ. книг Нового Завета на их первоначальном апостольском языке. И не довольствуясь сим приобретением для себя, он возжелал ещё разделить оное с единоверными и единоплеменными. Сличил словенский перевод новозаветных книг с греческим подлинником и, очистив от несовершенств и погрешностей, внесённых в него неискусными переписчиками, собственной рукой написал оный в книге, которая хранится и доныне в сей, от него созданной, обители, как одно из бесценных от него наследий» (Слова и речи, Ч. 1. Москва, изд. 1848 г. стр. 237 и 257).

2) Прот. А.В. Горского: „Может быть, здесь-то, во дворе Митрополита, св. Алексий, никогда не пренебрегавший случаем к приобретению новых полезных для него знаний, познакомился с языком греческим. Первым поводом к сему могло быть обращение с митрополитом-греком и другими греками, жившими при нём; а собственные труды и усилия повели от первоначальных познаний в разговорном языке к чтению книг греческих. И достопамятным плодом сих знаний было сличение славянского перевода Нового Завета с греческим подлинником и исправление текста славянского по греческому. Боголюбивый дух Алексия, открыв для себя новый путь к слову истины, не замедлил воспользоваться им, чтобы ближе и точнее разуметь слова Христовы и Апостольские» (Приб. к Тв. Св. Оо. 1848 г. т. VI. 94–95), – заме-

—196—

чательно воздержание A.В. Горского от ближайшего суждения о достоинствах перевода св. Алексия. Быть может ему не безызвестна была и другая сторона труда св. Алексия – его несовершенства.

3) Филарета Архиепископа Харьковского, Обзор русской духовной литературы, Харьков, 1859: «В высшей степени важен Новый Завет Святителя, хранящийся в Чудовом монастыре»... (Приведши затем выдержку из известия о переводе Библии Епифанием, автор продолжает): «Так этот Славянский список Нового Завета – а) не только по письму, но и по переводу – плод трудов Святителя; б) он писан в 1355-м году, когда Святитель был в Константинополе, и, следовательно, имел удобство видеть лучшие списки греческого текста для перевода; в) удивительно ли после сего, что, при исправлении Нового Завета, его прежде всех других славянских списков имели в виду, как руководство». Сравнив потом текст св. Алексия с греческим текстом и десятью древнеславянскими списками у Калайдовича (Иоанн Экзарх Болгарский, стр. 29–31) в притче о талантах (Мф.25:14–30), Святитель продолжает: „Таким образом, при сличении текста Святителя Алексия с подлинником и с древними Славянскими списками, несомненным оказывается следующее: а) текст Святителя во многом не сходен с предшествовавшими ему списками; б) текст его заключает не только поправки ошибок, допущенных славянскими писцами, но и новый перевод с подлинника; в) отличием перевода сего служит буквальная близость к греческому тексту. Так, сей подвиг Святителя говорит нам, что исправлять ошибки в церковных книгах и улучшать хорошее в них – дело святое, и что вера – вовсе не в букве» стр. 102–105.

4) Амфилохия архимандрита, а потом епископа Угличского, издавшего: а) фотографический снимок со всей рукописи – в малом количестве экземпляров; б) разночтения к Галичскому Четвероевангелию 1144 года и к Карпинскому Апостолу ХIII века», и текст Апокалипсиса в „Апокалипсисе XIV века», в описании лицевого Апокалипсиса ХVIII века. Отличаясь довольной точностью в основных текстах Евангелия (Галичского) и

—197—

Апостола (Карпинского), издание преосв. Амфилохия имеет немало опущений и неточностей в разночтениях вообще, и из труда св. Алексия в частности. О критической оценке преосв. Амфилохием труда св. Алексия в церковно-практическом отношении можно судить по тем заимствованиям, какие он делает из его труда в своё «Четвероевангелие Галичское, исправленное по древним славянским памятникам» и в Послесловии §2, где указаны слова и выражения, переведённые св. Алексием ближе к греческому подлиннику (стр. III–X), и в свой «Апокалипсис XIV века, исправленный преимущественно по Апокалипсису, исправленному св. Алексием». Труды преосв. Амфилохия ценны тем, что обнимают весь текст Нового Завета, хотя систематически и точно формулированной научно-богословской оценки труда св. Алексия мы не находим у него, так что работы его имеют не столько исследовательский, сколько издательский характер.

5) Проф. Моск. Дух. Акад. Г. А. Воскресенского, особенно много потрудившегося над исследованием славянского рукописного текста Нового Завета. Его многочисленные труды делятся на: 1) издания, каковы: «Древнеславянский Апостол. Послания св. Ап. Павла по основным спискам четырёх редакций (Толк. Ап. 1220 г.; Толк. Ап. XIV в.; Чудов. ркп. и Библия 1499 г.) с разночтениями из 51 рукописи Апостол XII–XVI вв. Выпуск первый: послание к Римлянам, 1892 г.» и «Древле-славянское Евангелие. Евангелие от Марка по основным спискам четырёх редакций рукописного славянского текста евангельского (Галичское четвероевангелие 1144 г., Мстиславово Евангелие XII в., Чудов. ркп. и Конст. Евангелие 1383 г.) с разночтениями из 108 рукописей Евангелия XI–XVI вв. 1894 г.» и 2) исследования, каковы: «Древнеславянский перевод Апостола и его судьбы до XV в.», касающийся посланий Ап. Павла к Римлянам, двух к Коринфянам, Галатам и Ефесянам, и «Характеристические черты четырёх редакций славянского перевода Евангелия от Марка. 1896 г.». В своём исследовании древнеславянского Апостола автор отмечает: а) удерживаемые в Чудовском списке отличия древнейшей славянской редакции; б) новый перевод и

—198—

другие чтения Чудовского списка, принятые в нынешний славянский текст; в) сходство Чудовского списка с Толковым Апостолом 1220 года и с г) Толстовским Апостолом XIV века; д) особенности, свойственные одному только Чудовскому списку, и е) наконец, указываются переводы списка, отличающиеся буквальной близостью к греческому тексту. Также и в исследовании Евангелия от Марка указаны: а) сходства с древнейшей редакцией славянского перевода; б) новые переводы и чтения, принятые в нынешний славянский текст; в) сходства с Мстиславовым Евангелием и второй древнеславянской редакцией, и г) наконец, особенности, свойственные одному Чудовскому списку и двум другим спискам той же редакции (общие всем им и каждой в отдельности). Характерные особенности славянского текста Чудовской рукописи автор формулирует так: 1) удерживается греческая конструкция; 2) наблюдается полное соответствие греческому подлиннику в передаче грамматических форм; 3) греческих предлогов как отдельно стоящих, так и в сложении их с глаголами, равно выдерживается и отсутствие их; 4) местоимения личные передаются личными же вместо возвратных или притяжательных; 5) греческий член переводится местоимением иже; 6) нет двойного отрицания; 7) Чудовский список употребляет столько же слов, сколько их в греческом подлиннике; 8) наконец, приводятся греческие слова, оставленные без перевода и свидетельствующие о крайней буквальности перевода (см. стр. 273–274). Научно-богословская и церковно-практическая оценка труда св. Алексия стоит вне задачи исследований проф. Г.А. Воскресенского (о трудах его по Евангелию от Марка, см. наше «Древнеславянское Евангелие от Марка – поправки, дополнения и замечания к трудам проф. Г.А. Воскресенского о древнеславянском тексте Евангелия от Марка. 1897»).

6) Наконец, проф. A.М. Соболевского, „Южнославянское влияние на русскую письменность в XIV–XV веках. 1893», где, признавая писцом Чудовской рукописи русского Москвича XIV в. в Константинополе, автор говорит: „Исправность Чудовского списка замечательна. Мы в нём имеем одну из наиболее тщательно напи-

—199—

санных рукописей, писец которой вполне понимал, что он писал; он знал (сколько нужно, чтобы не смешивать разные формы) грамматику и заботился (сколько можно было в XIV веке) об однообразии орфографии... Евангельский текст Чудовской рукописи есть нечто самостоятельное... Эта рукопись – нечто в своём роде единственное... Это – отличный по исправности текст, лучший из дошедших до нас текстов XIV века». Но собственноручное написание св. Алексием как Нового Завета, так и духовного завещания проф. Соболевский отрицает (стр. 24–28).

7) В заключение мы должны с благодарностью указать на «Фототипическое издание» всей рукописи и духовного завещания св. Алексия, Леонтием митрополитом Московским в 1892 году. Благодаря этому драгоценному изданию, бесценный труд святителя Алексия стал общедоступен для научных исследований, коих он в праве ожидать от русской и славянской науки как филологической, так и богословской].

(Окончание следует).

М. Муретов

—200—

Начнём с Галичины.

В городе Львове в 1590 году появились небольшие братства при церквах: Федоровской, Богоявленской, Благовещенской и Никольской, причём эти последние два братства, кажется, следует признать за те же братства, которые под этими же именами возникли в половине XVI века²³¹³. В 1591 году Перемышльский епископ Михаил Копыстенский разрешил братству города Гродка принять устав Львовского Успенского братства, а в городе Гологорах (той же епархии) составилось братство при церкви св. Димитрия и священник этой церкви о. Василий принял тот же устав²³¹⁴. Весьма интересное явление наблюдалось в это время в городе Перемышле, где, по всем вероятиям, тоже учреждено было церковное братство; именно из переписки (летом 1592 года) Перемышльского епископа Михаила Копыстенского и тамошних горожан с Львовским ставропигиальным братством усматривается: какое сильное желание возгорелось

—201—

в то время в среде православного населения просветить своих детей образованием, как под влиянием проснувшегося национального чувства проявились у граждан заботы „о просиянии рода Российского“, а что всего важнее, они, испрашивая у Львовского братства, как рассадника в то время просвещения, уставы братства и училища, а также искусного „в греческом, латинском и словенском языках“ учителя, мотивировали свою просьбу тем, что, исполнив её, Львовское братство даст им возможность „победити вражду жития растленнаго и исправления тогожде благожития“. В августе того же года Львовское братство прислало учителя Александра и „вся надлежащая с ним, да устроится во всем, вся поряду братства и школьного учения чин совершенне и Богоугодне“. С того времени дело закипело и уже 30 августа 1592 года епископ писал Львовскому братству, что учитель Александр „начинает чин творити школьного учения и насыщает брашном душевным“, и просил вместе с тем прислать помощника учителю Александру²³¹⁵.

В средней полосе западной России учредились церковные братства в некоторых больших городах. Так, в городе Бресте (Берестий, Берестье), где до унии было десять православных церквей, и где тогда почти ежегодно собирались православные соборы, учредилось в 1591 году с благословения Владимирского епископа Мелетия Хрентовича и с дозволения короля, при соборной Николаевской церкви „духовное“ братство, которое устроило в особом доме против собора „вольную городскую русскую школу“, где бы могли обучаться дети не только жителей города, но и всех, кто только пожелает²³¹⁶. Православные Брестские граждане, под именем „опекунов и дозорцев“ соборной церкви, принимали на себя в качестве братчиков обязанность оберегать все её интересы и

—202—

имения („о доброе церковное старитися“) от всяких притязаний и притеснений. Из грамоты епископа усматривается, что светские и духовные лица города Бреста соединялись в братство для „высшей“ нравственной жизни и просили епископа позволить им избрать людей достойных, знающих церковные порядки, чтобы они „упоминали тех из своих единоверцев, которые о порядках церковных ничего недбают“, а которых они „покажут непослушных и упорных, таковых священники упоминали бы и мечом духовным карали“²³¹⁷. В городе Минске, на основании королевской грамоты, от 11 сентября 1592 года, образовалось при соборной церкви братство со школой греческого и русского языка, госпиталем и особым братским домом, освобождённым от постоя; это братство, получив тоже от короля право принимать отказы по завещанию, поставило себе главной задачей: призрение бедных, больных и увечных („людей от пана Бога хоробою и уломностями навежоных“), и прозывалось „шпитальным“²³¹⁸. В местечке Кричеве и Орше в то же время учредились небольшие церковные братства (на подобие прежних медовых); из королевских грамот видно, что названным мещанам разрешены их братства на тех же основаниях, как и в других „местах и местечках“²³¹⁹. В городе Бельске церковное братство образовалось в 1591 году; в благословенной грамоте от 29 июня епископ Владимирский и Брестский Ипатий Потей дозволял, по грамоте патриарха Иеремии, этому братству принять чин и союз братств Львовского и Виленского, отдавал братству соборную церковь св. Богоявления со всем имуществом, разрешал при церкви построить школу, больницу, приют для бедных (сирот и вдовиц), избирать для их церкви священников, а для школы учителей, указывал „до гробу равночестно провожати нищих“, предоставляя братству самоуправление и

—203—

грозил страшными проклятиями всякому, кто сделался бы соблазнителем и разорителем братского единства²³²⁰.

Такому распространению братских учреждений, как было замечено выше, новый митрополит Михаил Рогоза не только не противодействовал, но во многих случаях на первых порах своей деятельности даже высказывал своё сочувствие. В начале января 1591 года митрополит, узнав о продолжавшихся преследованиях братства со стороны епископа Гедеона, запрещавшего священникам исправлять всякие требы для братчиков, прибыл в город Львов, и братство устроило ему торжественную встречу как в церкви, так и в школе. Ученики братской школы приветствовали митрополита обширным стихотворением, которое частью пелось хорами учеников, а частью было произнесено отдельными учениками²³²¹. Митрополит освятил братскую небольшую церковь во имя трёх святителей²³²², устроенную в здании колокольни, так как соборный храм после пожара не был ещё в то время возобновлён, благословил закладку большой Успенской церкви и служил литургию в братском Онуфриевском монастыре. По окончании обедни братчики показывали митрополиту древние королевские и патриаршие грамоты, выданные братству, а затем и всю землю монастырскую, причём митрополит заметил приготовленный материал для постройки мужской и женской богадельни для призрения старых беспомощных людей духовного и светского звания, гостиницы для странников и больницы, а равно и место, предназначенное для женского и девичьего монастыря св. Екатерины. Изъявив своё расположение к братству в грамоте, митрополит поставил братского священника отца Михаила, которому (и его преемникам) позволил отправлять службы в братской церкви, разрешил братским учителям и студентам братской школы

—204—

проповедовать слово Божие не только в церкви братской, но и в других церквах, с дозволения местных настоятелей²³²³. Наконец, как то видно из сохранившегося до сего времени „Альбума“ братства, митрополит Михаил собственноручно вписался 19 января 1591 года в члены братства с приложением своей печати²³²⁴.

Такое внимательное отношение к братству, выразившееся и на Брестском соборе в октябре 1591 года признанием его, наравне с Виленским братством, ставропигиальным, то есть не подлежащим епархиальной власти, объясняется, между прочим, и тем, что митрополит знал о том покровительстве братству, которое патриарх из своего далека продолжал ему оказывать. Так, в грамоте от 17 мая 1591 года на имя митрополита патриарх Иеремия из Византии подтверждал независимость от Львовского епископа игумена братского монастыря, настоятеля братской церкви и начальника братского училища, одобрял изданную братством грамматику, как дело общеполезное²³²⁵, а в особом послании на имя господарей Молдавии и Угровалахии, патриарх побуждал их благотворить братству²³²⁶. Наконец, в 1593 году патриарх Иеремия прислал братству грамоту, в которой вновь воздвигаемый на его средства храм Успения Божией Матери признавал своей ставропигией и дозволял братству для засвидетельствования этого признания устроить кресты и водрузить их внутрь стен сего храма, и снаружи кругом, в четырёх частях храма²³²⁷.

Во второй свой приезд в город Львов, в начале 1592 года митрополит Михаил Рогоза издал 20 января окружное послание о доставлении пособий Ставропигиальному братству на возобновление Успенской церкви, а также многочисленных братских заведений, как то; училища, типографии, госпиталя, дома для причта, причём в этом

—205—

послании называл братчиков благочестивыми, хранящими предания св. соборной церкви²³²⁸. Поставив все свои благотворительные и просветительные учреждения на широкую ногу, Львовское братство, очевидно, нуждалось в больших средствах для их поддержания, а потому принуждено было обращаться за помощью к православным государям и частным лицам. Так, в 1592 году братство, при содействии Дионисия митрополита Терновского, послало к Московскому царю Феодору Иоанновичу целое посольство, состоявшее из священника Михаила, Луки Григорьевича Губы, Николая Семёновича Добрянского и Ивана Яковлевича Пятницкого. В своей челобитной братство просило царя о помощи на постройку церкви, больницы и странноприимного дома. Это обращение к православному парю братство, между прочим, объясняло: „понеже в польских странах в великих печалех обретаемся“. В своей инструкции послам братство указывало им приобрести в Москве разные книги, как то – псалтыри и послания Апостола Павла в толковании Иоанна Златоуста. Вместе с тем братство посылало письма: царице Ирине, боярину Борису Годунову и дьяку Андрею Шелкалову²³²⁹. Благочестивый царь пожаловал: пять сороков соболей и пять сороков куниц на постройку церкви, 50 угорских (венгерских) золотых на царские двери и позолоту креста, 20 руб. на священников и дьяконов и 10 руб. на больницу²³³⁰.

—206—

1592 год был по событиям весьма знаменательным для Церкви западной России, а также и для православных братств.

В настоящее время документально доказано, что в первой половине 1592 года было доведено до сведения польского короля о согласии, выраженном в городе Бресте, летом 1591 года, четырьмя епископами: луцким, Львовским, пинским и холмским на переход их под верховную власть римского папы, и король изъявил в особой грамоте от 18 мая 1592 года свою радость по случаю такого спасительного решения православных епископов²³³¹. Наружно король провожал выказывать снисхождение православному обществу и его интересам. Так, в том же году, осенью, король по ходатайству Киевского воеводы князя Константина Острожского и Новгородского воеводы Фёдора Скумина-Тышкевича пожаловал Львовскому братству две грамоты и утвердил за ним все привилегии и все его учреждения с неприкосновенным правом владеть церковно-братскими имениями²³³² а Виленскому брат-

—207—

ству дозволил построить на принадлежащей ему земле братскую каменную церковь²³³³.

Вступление православных епископов в заговор, одобрение их действий со стороны короля и вмешательство в церковные дела братского каштеляна Адама Потея, руководимого в его замыслах об унии сначала папским нунцием кардиналом Коммендонием, а затем Луцким латинским епископом Бернардом Мацеевским, признанным самим папой Климентом VIII, главным виновником насаждения в России унии, – означали, что программа начертанная иезуитом Петром Скаргой в его книге „о единстве церкви“, была усвоена в высших сферах и начала приводиться в исполнение. В этой книге, вышедшей в 1590 году вторым изданием и посвящённой Сигизмунду III, Пётр Скарга прямо и открыто высказывал, что долг ввести спасительную унию с Римом выпадает на польского короля, на католическое высшее духовенство и магнатов, а равно на высших православных иерархов, которые, действуя все вместе солидарно, в состоянии осуществить это дело. Кроме того, Скарга указывал, что для воздействия на высшие православные классы спасительным средством представлялось – недопущение их до занятия должностей в государстве, пока они не соединятся с римской церковью.

Хотя Львовское братство и не знало ещё о совершившейся измене со стороны православных епископов, так как дело унии велось вначале в большой тайне, но оно зорко следило за событиями и предвидело грядущие бедствия. Это братство вступило в непосредственную переписку с патриархами: Константинопольским Иеремией и

—208—

Александрийским Мелетием и извещало их о всех выдающихся явлениях, происходивших в западной Церкви. Так, в письмах к Константинопольскому патриарху (от 6 февраля и 7 сентября 1592 года) слышится тот голос отчаяния, который не мог не вырваться из груди православных, видевших вокруг себя полный разлад в церковных делах и дурное поведение не только низшего, но и высшего духовенства, то есть (как говорится в письме) „так называемых святителей, а по истине– сквернителей”. „Горе миру от соблазнов” восклицало доблестное братство в своём послании патриарху, – „церковь наша православная оказывается исполненною всякого зловерия и люди смущаются недоумением: не настаёт ли время погибели”? Вместе с тем братство сообщало о готовящейся (по слухам) измене епископов и о том наплыве иезуитов, который замечался в стране, и о тех подготовительных действиях к введению унии, которые предпринимались со стороны католических властей. „А папа римский прислал своего иерея и велел во всех здешних костёлах совершать службу на квасном хлебе и таким общением соединяться с церквами нашими; а власть мирская потрясла все наши города и готовится совершить по своему хотению”. Братство умоляло патриарха прислать в западную Россию экзарха²³³⁴.

Действительно, католики в это время стали подымать голову, предчувствуя свой успех в деле проведения унии, и это преобладание их в городе Львове выразилось, между прочим, в неприглядном факте ночного нападения (накануне праздника Успения Божией Матери в 1592 году) толпы воспитанников Львовской латинской школы, по подстрекательству их ректора Криштофа, на учеников братской школы, причём многие из этих учеников были избиты, окровавлены и поранены²³³⁵.

Но не об одних только печальных событиях извещало братство патриарха, а также и о радостных, к числу которых надлежит отнести численное возрастание братств Львовского и Виленского и усиление их значения в

—209—

православном обществе. В приведённом выше письме от 6 февраля Львовское братство сообщало, что Виленское братство „размножилось“ и в число его членов вступили: воевода новогрудский Фёдор Скумин-Тышкевич и воевода Минский Богдан Сопега с многими другими знатными особами, и что названные лица вступили в состав также Львовского братства „единость доскональную с братством утвержаючи, дабы посполу промышляти о всем в общую ползу, и заступити от всякое напасти“. Наконец, братство извещало и об учреждении церковного братства в г. Бресте.

В состав Львовского братства в эпоху его преобразования вошло множество Львовских мещан и иногородних, занимавшихся художествами и ремёслами, много помещиков, а также несколько греков, начавших заселять Львов со времени взятия Константинополя турками в 1453 году. В списке лиц, вписавшихся в книгу Львовского братства, мы встречаем в числе основателей: Стефана Мроховского, Фому Бабича, Луку Губу, Дмитрия и Иоанна Красовских, Константина Корниакта, Юрия и Иоанна Рогатинцев, Яна Афевдика, Николая Добрянского и др., причём Красовские, Рогатинцы, Добрянский и др.²³³⁶ проявляли необычайную деятельность в интересах братства и ездили в качестве послов от братства на соборы, к покровителю братства князю Константину Острожскому, в Молдавию к господарям за пожертвованиями, в Варшаву для проведения братских дел²³³⁷. Ещё в 1585 году князь Константин Острожский принял Львовское братство под своё покровительство, приказал возобновить на его счёт значительную часть братского монастыря св. Онуфрия. Доверие князя к братству было так велико, что письмом из Дубна, в 1592 году, он поручал попечению братства даже своего сына Александра, который тогда поселился в г. Ярославле²³³⁸. В

—210—

1591 году Гологорский священник со всем своим приходом вступил в состав Львовского братства²³³⁹. В 1595 году в братство вписались: князь Адам Вишневецкий, Кирил Ружинский, Лев Бережецкий, а несколько позднее, именно в 1600 году: Роман и Адам Ружинские, знаменитый Лаврентий Древинский, который обязался делать ежегодно в пользу братства и его училища вклады хлебом ко дню св. Луки Евангелиста, и собственноручно в древней книге братства записал, что он „вшелякие тяжары з ними ровно носити общую до конца живота моего²³⁴⁰“.

Средства Виленского братства к концу XVI века тоже сильно возросли путём дарения некоторыми православными недвижимостей и отказа их по духовным завещаниям; оно имело уже несколько домов в городе и в одном из них устроило училище, а от князя Александра Полубенского получило фольварк Судерви, в Виленском уезде, на поддержание братских священников и школы.²³⁴¹

—211—

Рассчитывая на свои средства, Троицкое братство испросило у короля в 1592 году (как выше было упомянуто) дозволение строить новую церковь, так как в Троицком монастыре оно имело лишь один придел – Сретенский, а весь монастырь, как известно, был предоставлен королём и окончательно отдан бывшим митрополитом Онисифором городским властям православной веры, составлявшим особое „местское или панское“ братство, которое, относясь к успехам Троицкого братства неприязненно и с завистью, входило в пререкание со священниками этого братства и теснило их²³⁴². Виленское братство продолжало поддерживать свои тесные отношения с Львовским братством. Так, из письма от 22 июля 1592 года усматривается, что Виленское братство послало тогда Львовскому братству пособие в 100 золот. на построение Успенской церкви, а также переслало ему пожертвования на ту же церковь по 100 золот. от двух своих братчиков Емельяна Куприановича и Богдана Мамонича. Тоже братство посылало 10 коп. грошей за 50 грамматик. В этом письме Виленское братство просило Львовское братство, чтобы оно как можно скорее выслало в Вильно обратно уезжавших от них священников Игнатия и Симеона, „ихже художества мы насладившеся словеси духовные сладости паки возжелахом“ (добавляло братство). Наконец, братство извещало, что воеводы новогородский и минский писали епископу Гедеону, чтобы он, оставив гнев и ненависть, сам защищал Львовское братство от всяких нападений (братство посылало и копии с этих писем), и чтобы Львовское братство присылало своих доверенных лиц на сейм, которые могли бы отстаивать братские интересы. В заключении своего письма Виленское братство выражало пожелание, чтобы соединение между братствами было так искренне и тесно, чтобы „всё ваше стало нашим и наше вашим, ибо все звани быхом во едино упование²³⁴³“.

—212—

Общее число братчиков Виленского Троицкого братства к 1594 году простиралось до 368 человек и в реестре братства на первом плане стояли имена митрополита Михаила Рогозы, воеводы Фёдора Скумина, воеводы Филона Кмита Чернобыльского, и других вельможных панов и паней рыцарского кола и шляхты: – Сопег, Сангушковной, Мстиславских, Соколинских, Полубенских, Масальских, Огинских и множество других лиц обоего пола, разных сословий²³⁴⁴. Прилив в это время новых членов был настолько значительным, что по данным новооткрытого документа, число братчиков в 1597 году уже простиралось свыше 500 человек²³⁴⁵.

Также точно укреплялось в это время и Люблинское Преображенское братство. В 1594 году оно дождалось грамоты от митрополита Михаила Рогозы, который, благословив граждан на принятие чина братства святого по уставам Львовского, Виленского и Брестского братств, предоставил им взять в заведывание церковь со всеми имениями, избирать себе священников („православных, богоугодных, честных, достоверных, не корчемных“), устроить церковно-приходскую школу, больницу и рекомендовал во всех затруднительных случаях обращаться за советами к старейшим братствам. В 1596 году утвердил это братство и король, а в 1 599 году оно получило значительную материальную помощь от князя Юрия Черторыйского²³⁴⁶.

Вместе с увеличением числа членов и усилением средств, братства приобретали всё большие симпатии среди православных и значение этих церковных союзов всё более возрастало. Уважение, например, к Львовскому братству было настолько распространено в Галичине, что даже один из епископов, именно Перемышльский Михаил Копыстенский, счёл своим долгом письменно и через доверенное лицо оправдываться перед братством

—213—

в какой-то клевете, распускаемой в то время про него недоброжелателями его и доведённой до его сведения митрополитом, который посоветовал ему снестись по этому поводу с братством²³⁴⁷. Громадное общественное значение братств усматривается также из той роли, которая была им предоставлена на тогдашних православных соборах, где они (через особых послов), по собственному выражению, „всегда искали исправления “ церковного строя. Особенно в этом отношении замечателен собор в Бресте, в июне 1594 года, который занялся почти исключительно братскими делами по инициативе послов Виленского братства; эти послы в свою очередь действовали согласно полученной инструкции, выданной им за печатями и подписями „панов-сенаторов и рыцерства великого князства Литовского до того их братства церковного уписных“. На этом соборе, кроме послов Виленского и Львовского братств, участвовали на ряду с епископами, архимандритами, игуменами и протопопами послы от братств церковных: Берестийского, Красноставского, Гольшанского, Городецкого, Галицкого, Бельского, и прочих многих“. Собор, между прочим, постановил, чтобы церковные братства, учреждённые с благословения патриарха и одобрения высшей духовной власти, не только оставались в силе и действии, но чтобы бы употреблялись все меры к их процветанию, и, в частности, собор дозволял братствам иметь типографии и школы и одобрил намерение Виленского Троицкого братства выстроить особую церковь, с предоставлением при том этому братству по прежнему пользоваться для церковных служб приделом в Троицком монастыре. На этом соборе братства подняли вопрос о возвращении к старому порядку замещения высших церковных должностей путём избрания и собор принял это предложение²³⁴⁸.

К сожалению, приходится здесь отметить лицемерие, которое в этом деле обнаруживали высшие иерархи, связанные уже друг с другом согласием, как выше сказано, на подчинение себя и паствы римскому папе. Покровитель-

—214—

ствуя наружно, скрепя сердце, братствам, как учреждениям признанным с высоты патриаршего престола высокополезными для Церкви законными и необходимыми, тогдашние епископы, проникнутые шляхетскими взглядами, были раздражены вмешательством мирян в церковные дела, – этих „хлопов, шевцов, седельников и кожемяков“, как высокомерно отзывались о них некоторые из епископов, считая братства гонителями владык²³⁴⁹. Принуждённые выслушивать от братств советы, а иногда и укоризны за худое поведение, епископы, считая эти учреждения органами патриарха, проявившего недавно свою власть в деле устроения и упорядочения церковного строя, желали втайне избавиться, как от воздействия патриаршей власти на церковные дела, так и от контроля церковных братств, а потому и стремились к полному их ослаблению, если не к совершенному их уничтожению. Наглядным примером такого враждебного отношения западнорусских епископов к церковным братствам может служить их наказ, в декабре 1594 года, посланнику, отправленному к польскому королю Сигизмунду, с изложением договорных статей, на основании коих они соглашались приступить к унии. В это время дело унии уже совершенно созрело, и митрополит Михаил Рогоза тоже примкнул к заговору епископов. В упомянутом наказе находится пункт 7, в котором говорится: „А иж патриархове, ездячи через панства его королевской милости пана нашого милостивого, догажаючи пожитком своим, надавали листов привильев розмаитых, як на братства, так теж на розмаитые справы межи люди посполитые с чего намножилося розмаитых сект и ересий; ижбы тое все знесено было“²³⁵⁰.

Наступил 1595 год и дело об унии приняло серьёзный оборот, а также получало всё большую огласку. В

—215—

начале мая Потей и Торлоцкий ездили послами от митрополита и епископов к королю в Краков, для окончательного установления программы действия, а 12 июня митрополит и епископы подписали соборное послание к папе с изъявлением согласия на принятие унии, причём в особо составленных условиях относительно братств постановили, „что коллегии или духовные братства, недавно учреждённые патриархами и утверждённые королём, как то: в Вильне, Львове, Бресте и других местах, если они согласятся принять унию, да останутся в целости, но только в подчинении митрополиту или епископу той епархии, в которой находятся“²³⁵¹.

Король Сигизмунд Ш проявил в это время необычайную деятельность в пользу унии; он испросил у папы Климента VIII особую буллу (от 4 марта 1595 года), которой Киевская лавра со всеми её имениями назначалась Киевским митрополитам под тем непременным условием, если они будут содержать унию с Римом²³⁵², – хвалил и поощрял лично и посредством грамот Рогозу, Потея и Терлецкого за их деятельность²³⁵³, выражал в письме к князю Острожскому надежду, что и он поспешит дать своё согласие на унию²³⁵⁴, издал окружную грамоту литовско-польским пограничным старостам о том, чтобы они патриарших послов через границу не пропускали²³⁵⁵, посылал поощрительные грамоты всему православному духовенству с обещанием за принятие унии уравнять их права с правами римско-католического духовенства, а русским епископам – предоставить место в сенате²³⁵⁶, требовал от новых владык Ионы Пинского и Григория Полоцкого, чтобы они приступили к унии²³⁵⁷ и, наконец, в сентябре, когда

—216—

Потей и Терлецкий отправились в Рим, издал на польском языке манифест, в котором торжественно извещал своих подданных об обращении русских епископов к унии, о посылке в Рим к святому отцу владык Владимирского и Луцкого и приглашал православных последовать примеру своих епископов²³⁵⁸.

Ещё летом 1595 года, именно 24 июня, князь Острожский оповестил всех православных Литвы и Польши об отступничестве православных епископов и первым отпал от этого тёмного дела, под влиянием благородного князя, Львовский епископ Гедеон, который, 1 июля 1595 года, в суде Владимирском подал письменный протест против действий епископов, согласившихся на унию²³⁵⁹. Движение против унии охватило весь православный мир и в городе Вильне раздался мощный голос учителя братской школы Стефана Зизания, опровергавшего положение о главенстве папы и другие нововведения римской церкви, защищавшего в своих проповедях и сочинениях православную веру и смело указывавшего на отступничество от неё митрополита и епископов. Проповеди Зизания, в том же 1595 году, были напечатаны в Вильне и пущены в народ²³⁶⁰. В противовес мирским и честолюбивым стремлениям тогдашних высших иерархов, Стефан Зизаний „проповедник Слова Божия“, в своём сочинении „Казанье св. Кирилла патриарха Иерусалимского“, посвящённом князю Острожскому, развивал ту мысль, что благочестие (побожность) есть вечная и несмертельная принадлежность человека, которая помогает ему не только в этом мире, но и после смерти и что, по примеру святых, праведные сыны православной соборной церкви приобретают это благочестие, одни: постом, молитвой, милостыней, целомудрием, другие – непоколебимостью и смелостью исповедания веры, и, не щадя жизни, совершают свои добрые дела для привлечения милости Господа Бога для блага меньшей своей братии“²³⁶¹. Вместе

—217—

с Зизанием отстаивали православную веру священники Троицкого братства, а также и прочее православное духовенство города Вильны, открыто в письмах и в подаваемых протестах заявлявшее о своей приверженности православию. Митрополит Рогоза на это сопротивление со стороны православных ответил распоряжением о прекращении богослужения в Виленских церквах на шесть недель, а затем заочно (а потому вопреки церковным правилам) на соборе в городе Новогрудке осудил Зизания и братских священников. Против этого осуждения Троицкое братство протестовало и в своём протесте указывало, что митрополит, как изменивший вере и являющийся теперь соперником православных, не мог быть беспристрастным судьёй в этом деле²³⁶².

По получении, в конце сентября месяца 1595 года, в городе Львове королевского манифеста об отправлении к папе послов, Львовское братство внесло тотчас же протест в городские книги, а несколько ранее, именно в начале мая, вступившие в это братство князь Адам Вишневецкий и Ружинский, подали явку городским властям о различных притеснениях в вере, чинимых папистами львовским православным жителям, и этот документ свидетельствует в числе многих других, что дело унии развилось на политической почве, что оно ничего общего с истинными религиозными потребностями не имело и только разжигало народные страсти и раздувало ненависть, питаемую поляками-католиками к православным-русским²³⁶³.

—218—

Приняв Потея и Терлецкого, выслушав их исповедание веры по определениям Тридентского собора и заявление о согласии западнорусских епископов на унию, папа Климент VIII, в один день (7 февраля 1596 г.) подписал 16 посланий и переслал их в Литву и Польшу с возвращавшимися в Россию Потеем и Терлецким. Послания эти адресованы были: одно к митрополиту и епископам, другое к королю и 14 к литовским и польским сенаторам, духовным и светским. Восхваляя и поддерживая всех деятелей по введению в России унии, папа для полного окончания этого дела требовал созвания собора, на котором надлежало членам оного публично произнести то исповедание веры, которое учинили Потей и Терлецкий в Риме; а в посланиях к частным лицам папа просил их оказать содействие русским епископам в достижении ими сенаторского звания²³⁶⁴.

Православные ещё до собора успели воспользоваться генеральным сеймом, собранным в Варшаве весной 1596 года, и русские послы, прибывшие из разных воеводств, во главе с князем Острожским, требовали, чтобы Потей и Терлецкий были лишены сана, ибо они без ведома патриарха и православных ездили в Рим и самовольно предались папе²³⁶⁵. Князь Острожский от имени всех православных записал в актовых книгах Варшавского сейма протест против действий епископов-униатов и изъявлял твёрдую решимость противодействовать им²³⁶⁶.

—219—

Но все эти протесты и заявления оставлены были без внимания и король Сигизмунд III как раз в мае 1596 г. издал целый ряд постановлений, направленных во вред православным и в особенности во вред церковным братствам. Так король грамотой из Варшавы, от 22 мая 1596 года, предписал митрополиту предать сначала духовному суду Виленских братских священников и проповедников за смуты, производимые ими в народе словами и печатными сочинениями, а затем представить этих лиц на суд светский, а от Троицкого братства отнять принадлежавший ему алтарь в монастыре и запретить ему всякий туда доступ. Но так как оказалось, что братские священники были уже осуждены митрополитом Михаилом Рогозой, и не смотря на запрещение продолжали свои проповеди, то король поспешил 22 мая издать окружную грамоту литовским должностным лицам о воспрещении всем обывателям литовского княжества иметь общение с Стефаном Зизанием и с его помощниками Виленскими братскими священниками Василием и Герасимом Накрывалом, как с отлучёнными по соборному суду, с повелением прочитать эту грамоту в церквах и на торгах и выставить её в копии на публичных местах, а названных лиц, в случае открытия их местопребывания, взять под стражу. Затем король оповестил 14 июня 1596 года всех православных манифестом о совершившемся соединении церквей, и, вопреки точному государственному закону от 28 января 1573 года, ограждавшему свободу вероисповедания православных и подтверждённому им при вступлении на престол, предписал митрополиту открыть собор в Бресте Литовском для окончательного принятия унии, как того требовал папа²³⁶⁷. Что же касается до Троицкого братства, то король не ограничился одним преследованием священников и проповедников; забыв о своём дозволении на постройку церкви, он особым декретом предписывал Виленским городским властям воспретить братству постройку церкви, которую, по мнению короля, братство хотело возвести не столько для

—220—

целей богослужебных, сколько для распространения ереси и мятежей в государстве²³⁶⁸.

По примеру короля, Владимиро-Брестский епископ Ипатий Потей, тоже забывая написанные им же самим в грамоте на учреждение Брестского православного братства страшные клятвы против всякого – кто явится разорителем сего учреждения, стал делать неслыханные притеснения членам братства, не желавшим принять унию и, отлучив их от церкви, как проклятых еретиков, предписал подведомственному ему духовенству не отправлять никаких треб для несчастных братчиков²³⁶⁹. Вместе с тем, по предписанию Потея в качестве местного епископа, все церкви в городе Бресте были отобраны от православных, так что, когда в Бресте, в начале октября 1596 года, съехалось громадное количество духовных и светских особ на собор, то кроме одной церкви Николаевской, захваченной униатами, не было другой церкви, где бы православные могли открыть свои соборные совещания и они принуждены были собираться в одном частном доме²³⁷⁰.

Деяния и последствия знаменитого Брестского собора 1596 гола слишком известны, а равно и то, что православные решительно отвергли унию, а их духовные особы лишили отступивших от православия епископов духовного сана, начальства и власти над православной паствой. Здесь надлежит только добавить, что на соборе представителями братств явились послы Львовского и Виленского братств²³⁷¹, и что православные, встретив на

—221—

этом соборе целое посольство от папы, присланное для подкрепления сторонников унии, а именно трёх латинских епископов – Соликовского, Мацеевского и Томолинского и четырёх иезуитов: Петра Скаргу, Иуста Роба, Максима Латерну и Каспара Нагая, не были, в свою очередь, лишены Помощи от восточных патриархов; именно от патриарха Константинопольского Гавриила²³⁷² был прислан экзарх Никифор, а от патриарха Александрийского Мелетия, поддерживавшего в эти смутные годы православных своими прочувствованными посланиями, был прислан на собор Кирилл Лукарис.

На этом соборе православные, между прочим, высказали свои задушевные мысли о соединении церквей и эти мысли заслуживают внимания, так как показывают благоразумие православных в этом деле и понимание ими всего величия этой задачи. „Мы видим из истории (отвечали православные), что св. соединение церквей уже несколько раз было установляемо и столько же раз расторгаемо, потому что не были устраняемы все к тому препятствия. Не желая более без нужды созидать такие непрочные дела, мы желаем, чтобы к соединению церквей приступлено было с возможной осмотрительностью, и избраны были надлежащие пути и средства, и чтобы уния, созданная на прочном основании, могла существовать долго и, – дай Гог, – вечно. Но примечая, какие люди в настоящее время подали повод к переговорам о соединении церквей, и видя, что нет на это позволения всей восточной церкви и особенно патриархов, при том зная и то, что переговоры об унии поручено вести владыкам по большей части подозрительным, и что разности в членах веры между обоими исповеданиями не могут быть примирены здесь, мы не видим ныне доброго основания для соединения церквей“²³⁷³.

Занявшись, далее, делами православного духовенства и

—222—

паствы, Брестский православный собор, рассмотрев дело Стефана Зизания и братских священников Василия и Герасима, осуждённых Михаилом Рогозой, оправдал их совершенно, а князю Острожскому поручил разобрать споры епископа Гедеона с Львовским братством и склонить их к примирению. В Остроге, в княжеском замке, 1 декабря 1596 года, заключена была временная мировая между епископом и братством и в этой мировой говорилось о том, чтобы жить в согласии и любви и вместе стараться о свободе веры и права её защищать общими силами²³⁷⁴.

По поводу Брестского собора появилась целая литература, посвящённая его деяниям, причём латиняне и униаты отстаивали правильность постановлений своей партии, а православные авторы защищали законность действий православных²³⁷⁵. Между православными авторами на первое

—223—

место надлежит поставить Христофора Филалета, выпустившего 31 декабря 1597 года в г. Вильне на польском языке сочинение „Апокрисис“, отпечатанное в братской типографии. Здесь не место входить в оценку литературных достоинств этого сочинения, останавливающего внимание читателя меткостью и ясностью суждений, логической силой аргументации, знанием автора множества современных ему актов и документов и его громадной начитанностью в богословской литературе, не только восточных отцов Церкви, но и западных. Для нас особенно важно отметить, что автор, скрывший своё имя под псевдонимом Филалета и стоявший в особенно близких отношениях с князем Острожским и с Виленским братством, взял на себя труд опровергнуть коренной католический взгляд Скарги и его последователей о невмешательстве мирян в дела церкви и о безусловной необходимости с их стороны слепо следовать за пастырями в делах церкви. Принятие этого взгляда, весьма естественно, делало унию обязательной для всех православных, а деятельность православных братств становилась таким образом предосудительной с точки зрения католического церковного права, по понятиям Скарги.

Во второй части своего ответа („Апокрисис“, стр. 83–90) Христофор, Филалет ставит на обсуждение вопрос: „правда ли, что собор есть трибунал только одних епископов и кроме них никто другой не имеет на нём голоса“? Опираясь на Деяния Апостолов (Деян.15:22–23), на Послания Апостолов (1Пет.5:3), на деяния и организацию вселенских и поместных соборов, особенно на Никейский, Халкидонский, Антиохийский, Константинопольский, Карфагенский (252 г.), на мнения отцов Церкви и писателей: Августина, Иоанна Златоуста. Иринея, Киприана, Феодорита, на мнения некоторых пап (Льва 1, Николая, Пия II), на церковных писателей запада (Персона, Альфонса де Кастро и др.), – Филарет выводил заключение, что совершенный собор не есть трибунал только епископов и добавлял к тому: „ибо кто не видит, что дарования Божии различны и что между светскими людьми бывает много благочестивых, при всей своей простоте

—224—

могущих оказать назидание и иметь благочестивое суждение о вере“²³⁷⁶.

После Брестского собора главной ареной борьбы между православными и униатами, а также их покровителями латинянами сделался город Вильна, – и на долю Виленского православного братства выпала главная задача отстаивать православие и законы его ограждавшие. На это доблестное братство опирались и рассчитывали на его силы православные не только города Вильны, но и всего северо- западного края.

Львовское братство вследствие отпадения от унии епископа Гедеона Болобана было поставлено в лучшие условия существования и могло отдавать большую часть своей деятельности на дело религиозно-нравственного просвещения русского народа; епископ же Гедеон совершенно преобразился и удовлетворял всем нуждам православных: освящал церкви, выдавал антиминсы, ставил священников во все православные приходы, где бы они ни находились, и, между прочим, для Виленского братства²³⁷⁷.

После торжественного провозглашения унии Виленское братство все силы свои направило на устройство своей церкви. Эта церковь строилась неподалёку от Троицкого монастыря, на земле подаренной братству женой Брестского воеводы Зенович и женой Смоленского воеводы Абрамович. Так как литовские дворяне пользовались своим владельческим правом строить какие угодно церкви на своих частных землях, то братство (не смотря на запрещение короля), становясь под защиту этого права, продолжало строить свой храм. Но поводу этой постройки – знаменитого в истории православия Св. Духова монастыря – братство должно было выдержать массу притеснений, столкновений и даже явного насилия со стороны властей и могущественных сторонников униатов и католиков. Мы остановим внимание читателя на двух происшествиях случив-

—225—

шихся при самом начатии постройки храма, так как в этих столкновениях Троицкое братство всего нагляднее выказало ту дисциплину и такт, которые развивались среди братчиков под влиянием христианских начал, единственно способных дать людям твёрдые устои для надлежащего поведения.

В 1597 году, в декабре месяце, Виленский магистрат, в большинстве уже тогда состоявший из католиков и униатов, предъявил такое обвинение в государственной измене к одному из членов Троицкого православного братства, именно к купцу Ивану Васильевичу Порошку, находившемуся в то время по своим торговым делам в отъезде, именно в Москве. Магистрат обвинял Порошку в оскорблении короля, в обжаловании его действий перед великим князем Московским, в испрашивании у последнего милостыни („ялмужны“) для новостроившейся в Вильне русской братской церкви во имя сошествия Св. Духа, в доставлении им для этой церкви елея („олейка“) и антиминса („антимиса“). Надо было видеть, как встрепенулось всё братство и какое участие проявило оно для выяснения этого дела. 21 декабря того же года оно собралось в обыкновенном месте своих заседаний в полном составе, – по свидетельству присутствовавшего возного „более чем в числе 500 человек, из сословий: дворянства, мещанства и поспольства“. Из среды собравшихся выступили два братчика. Карп Лазарович и Григорий Жданович, и во всеуслышание повели такую речь: „братья! до нас дошла весть, что в доме собратчика нашего Виленского мещанина Ивана Васильевича Порошка виленским магистратом положен позов, которым он приглашается в тайный (коллегиальный), криминальный суд по обвинению его в желании обесславить его королевское величество перед московским великим князем. Порошко, будто бы жаловался последнему на нашего Государя и подавал Московскому Князю просьбу („супликацию“), в которой испрашивал денег, а также получил из Москвы какой-то елей и антиминс для новостроящейся в Вильне братской церкви во имя сошествия Св. Духа, и что все эти поступки были им совершены, будто бы, по совету и при содействии некоторых помощников из на-

—226—

шей среды. Мы об этом ничего не слыхали, и не для того мы вступили в святое братство, чтобы в нём совершалось что-либо преступное против его королевского величества и дорогого вашего отечества – речи посполитой, а лишь для того, что мы увидали в нём высокую цель, состоящую в приумножении славы Божией, в оказании помощи нашей убогой братии, чтобы она не скиталась по улицам, в расширении познания Закона Божия, в приглашении людей учёных, чтобы они могли нами руководить, учить добру, утверждать в христианстве, удалять от зла и вселить верноподданнические чувства к его королевскому величеству. А если бы между нами нашлись люди дурные и изменники, то мы не станем таковых терпеть и не будем иметь с ними никакого общения. И поэтому, если за Иваном Порошко, о котором всем нам до сих пор было известно одно хорошее и достохвальное, оказалось бы что-либо дурное, мы к этому не причастны; мы в Москву его за деньгами не посылали, елея и антиминса привозить не поручали. Мы просим всех вас объявить здесь во всеуслышание, если кому что-либо известно по этому делу“. – На эту речь все братчики в один голос ответили, что о Порошко они знают одно только хорошее и достохвальное, о дурных его поступках и тем более относительно взведённого на него тяжкого обвинения – ничего не знают и не слыхали. Новая братская церковь во имя Св. Духа построена не на московские деньги, а иждивением двух сенаторш – воеводины Смоленской и воеводины Брестской, и на их всеобщую братскую складчину; антиминс прислан из собственной церкви той же сенаторшей Смоленской воеводиной, и он доставлен сии не из Москвы, а освящён и выслан митрополитом Онисифором, как о том свидетельствует имеющаяся на, нём надпись. Пущенная же против их собрата купца Порошка весьма опасная и дурная молва, очевидно, – плод вымысла врагов русских людей и их святой православной веры. Находящиеся тут же в собрании виленские русские купцы объяснили в свою очередь, что им по купеческим делам, как и купцу Порошке, нередко приходилось бывать в Москве, но о последнем они там никогда ничего дурного не слыхали; там, в Москве, для

—227—

всех приезжих купцов устроен Особый гостиный двор, в котором они все живут, и но этой причине им вполне известно всем, что делает каждый из их товарищей, куда и за чем ходит; к тому же никто из них в одиночку никогда и некуда в город не отправляется, а идут вдвоём, втроём, и притом в сопровождении московского пристава; что же касается до взведённого на сотоварища их – купца Ивана Порошку, обвинения, то им решительно ничего не известно; они считают Порошко самым честным, верным и преданным слугой короля и речи – посполитой²³⁷⁸.

Подробности этого эпизода приведены с той целью, чтобы показать, как отзывчиво относилось братство к интересам своего ближнего, как неленостно поспешило оно собраться в полном составе для подачи помощи и защиты обиженному, и с какой уверенностью в добропорядочности своего сочлена выступило оно в этой защите. Эта живая солидарность интересов братства с частными интересами каждого его сочлена объясняет нам причину, почему злонамеренные люди, всегда боящиеся нравственно настроенного сообщества, должны были с большим опасением совершать в то время свои злые дела, и почему, не смотря на дикий фанатизм врагов православия и русской народности, им не удалось сломить ни Виленского, ни многих других православных братств, в ту смутную эпоху, когда униатство торжествовало во всей западной России.

Другой эпизод, случившийся в то же время, ещё много-

—228—

значительнее, ибо он рисует ту сдержанность и то смирение, которые Троицкое братство проявило в решительную минуту борьбы с врагами и тем спасло своё великое дело.

В начале 1598 года церковь св. Духа была уже готова, и православные приготовлялись встретить в ней праздник Пасхи. Это именно время и избрали враги православия, чтобы нанести православным самое тяжкое оскорбление. Под вечер, в великую субботу, толпа студентов иезуитской академии человек в пятьдесят, под предводительством ксёндза Гелиашевича, пришла на братский двор, где помещалась братская школа – „коллегиум“ – и церковь. Сначала они зашли в школу, и здесь Гелиашевич вызывал на диспут жившего в школе чернеца-учителя о. Никифора, а один из студентов, Антон Десараний, завёл спор с русским педагогом Ольшевским, который с питомцем своим, сыном князя Богдана Огинского, посещал братскую коллегию. Из школы враждебно настроенная толпа отправилась в церковь и вторглась с крайним бесчинством в алтарь; с престола сбросили крест и евангелие. Из алтаря через царские двери выступили на середину храма, где стояла плащаница, схватили её и с насмешками и бранными словами бросали из стороны в сторону, а когда церковные слуги, убиравшие церковь к празднику, стали уговаривать бесчинствующих, то подверглись от них, и в особенности от Гелиашевича, брани и даже побоям. В сам праздник Воскресения Христова, когда началась, литургия, студенты снова явились толпой в братскую церковь, и с большой наглостью втиснувшись между богомольцами, начали их толкать, а женщин кололи шпильками и булавками; затем, выдвинувшись вперёд к алтарю и выстроившись в шеренгу, они не пропускали никого к св. причастию, так что священник Герасим, выйдя из алтаря, едва упросил их немного посторониться. ещё более дерзости и наглости позволили себе буйные иезуитские студенты в тот же день на вечерне в братской церкви, куда они пришли теперь уже вооружёнными. Они разместились кучками; одни стали у церковных дверей, другие в притворе, третьи посреди церкви, четвёртые – пробрались к певчим

—229—

на крылос, и вся эта буйная толпа везде толкала людей, колола их, а женщин тёрла руками по лицу, произнося при этом бесстыдные слова. Они несколько раз наносили удары по шее диакону Михаилу, во время его каждения по церкви, и он принуждён был скрыться в алтаре; заняв место вокруг амвона, безобразники не пропускали туда священнослужителей для выполнения совместного пения, а когда бакалавр греческого языка, учивший в братской школе, Демьян Канишовский попросил буянов немного посторониться, то его ударили в лицо и повлекли вон из церкви. С большим трудом благоразумные люди уговорили этих студентов оставить наконец храм, но, выйдя оттуда, они засели на погосте подле дверей и побили попавшегося им на встречу слугу Брестского воеводы Зеновича, которого потом, встретив вторично, поранили. Оставив, наконец, церковь бесчинствующие студенты выбежали на улицу, где их ждали товарищи, в числе нескольких сот человек, к которым потом присоединилось множество мещан, мастеровых и торговцев римской веры. Вся эта громадная толпа, вооружённая ружьями, луками, камнями, топорами, начала штурмовать братское училище, типографию и братский дом, в котором остановилась приехавшая на богомолье жена Смоленского воеводы Абрамович. Эти разбойники выломали брёвнами ворота и железные решётки, повыбили окна, повредили стены зданий, и, стреляя из лука и ручниц, поранили школьную и церковную прислугу. На другой день утром, во время литургии, те же студенты с оружием в руках, разделившись на три группы, напали снова на братские дома, также на училище, и проникли на церковное кладбище; везде они преследовали и били православных, шедших в церковь, причём поранили одного братчика, а затем вторглись в церковь и произвели снова большую тревогу и замешательство²³⁷⁹.

Подробности, приведённые об этих почти трёхдневных

—230—

издевательствах, оскорблениях и мучениях, лучше всего дозволяют оценить то необыкновенное смирение, кротость и терпение, которые проявили в это время православные. Очевидно, что это нападение имело серьёзную политическую подкладку: иезуитско-польская партия, зная, что церковь строилась вопреки желанию властей, и что достаточно было малейшего предлога, чтобы власти, не обращая больше внимания на ограждающие эту постройку шляхетские права, распорядились о закрытии и даже совершенном разрушении этой церкви, нарочно вызывала православных на отпор, который тотчас был бы представлен в виде бунта, нарушающего спокойствие государства. В терпении и великом смирении православных заключались в данном случае всё их спасение и целость их храма, служившего центром всей их жизни и деятельности. Этому терпению, этому господству над страстями, для сохранения высшего блага, научились православные, благодаря долголетнему братскому между собой общению. Православные претерпели обиду, не смотря на всю её тяжесть и горечь, они плакали и молились, но сопротивления не оказали. Старосты Виленского братства, а с ними и жена Смоленского воеводы Абрамович, принесли жалобу на иезуитов в трибунальный суд, но этот суд отказался разобрать это дело и определил отослать его на валный сейм.

Латиняне и униаты, поддерживаемые королём, польскими властями, и получившие одобрение за свои действия на Брестском соборе от самого папы, поступали с каждым днём всё смелее и решительнее. Православные должны были искать себе помощи также извне. Место константинопольского патриарха было в то время занято учёным патриархом Александрийским Мелетием (в качестве блюстителя патриаршего престола), который оказал неоценимые услуги православной церкви и, одобрив с своей стороны все действия православных на Брестском соборе, принял дело православных в западном крае под особую свою защиту. Он назначил трёх экзархов для западной России, именно Львовского епископа Гедеона Болобана, архимандрита Кирилла Лукариса, пребывавшего тогда в пределах Литвы, и князя Константина Острожского.

—231—

Главную надежду патриарх Мелетий возлагал на братства, которые он в своих посланиях называл „священными“ и считал их „щитом“, данным в помощь самой Церкви. 24 августа 1597 года Мелетий обратился с посланием к западнорусским братствам, в котором хвалил цель их учреждения, приравнивая подвиг братчиков иноческому подвигу, убеждал мужественно бороться за православие, от которого отпали высшие иерархи, „возлюбившие нынешний век“, и предлагал напечатать по-гречески, по-русски и по-латински свои послания²³⁸⁰. Оставив патриарший константинопольский престол в 1599 году, Мелетий до самой смерти, случившейся в 1601 году, не переставал оказывать сочувствие и поддержку православной Церкви, и, незадолго до кончины, послал письмо Львовскому братству с просьбой стойко переносить гонения и все упования возлагать на Бога. Из посланий Мелетия особенно известны его письма к князю Острожскому, в которых он восхвалял его ревность к Церкви и побуждал к дальнейшим подвигам, к епископу Гедеону, ко всему православному народу и к разным литовским князьям и магнатам, а также к папе, королю Сигизмунду и Ипатию Потею, которому подробно излагал свои мнения против римско-католического учения и догматов. Сочинения учёного патриарха Мелетия высоко ценились современниками, называвшими его „светилом православных“. В 1598 году в Острожской типографии были напечатаны семь посланий Мелетия (в „книжице в десяти отделах“), а затем в 1603 году в том же городе Остроге напечатан его „Диалог албо розмова о вере восточной“, в виде краткого катехизиса против латинян и других сектантов, причём для напечатания этой книги по-гречески и по-русски, князь Острожский обращался к Львовскому братству („к своим милым и верным приятелям“) за присылкой типографского наборщика Касиановича и греческих отлитых литер²³⁸¹.

Братства, конечно, весьма нуждались в помощи восточ-

—232—

ных патриархов, так как против братств и их деятельности высказались все униатские епископы и, как упомянуто выше, первым воздвигшим гонение против братств был Ипатий Потей. Он рассеял членов Брестского братства, отнял у них, с одобрения короля, школу и определил туда на место учителя известного униата Петра Аркудия, привезённого им из Рима. Таким образом учредилось в городе Бресте первое униатское училище в западной России²³⁸².

Но живучесть братских начал была так сильна в русском народе того времени, что, уступая натиску врагов в одном месте, русские люди спешили соединиться в крепкий церковно-братский союз в другом месте, и этому движению не мог оказать сопротивления даже король Сигизмунд III, который, разрушая православие, всё-таки должен был подписывать уставные грамоты таким братствам, кои находились в городах и местностях, густо населённых православными, где они потому решительнее и успешнее могли отстаивать своё вероисповедание и народность. Так, 21 марта 1597 года, король Сигизмунд III выдал православным могилёвским мещанам жалованную грамоту о дозволении им учредить при тамошнем Спасском монастыре церковное братство и при нём школу, с предоставлением права на два медовые склада беспошлинно. Из этой грамоты видно, что Спасское братство устроилось по образцу Виленского Троицкого братства, и, пользуясь такими же широкими правами и привилегиями и, учредив училище (славянского, русского, греческого, латинского и польского языков и письма), приняло на себя все обширные религиозно-просветительные и благотворительные задачи церковных братств того времени. Испросив у короля вышеприведённую грамоту, те же послы от могилёвских граждан, пользуясь пребыванием в то время в гор. Варшаве патриаршего экзарха Никифора, просили также и его подтвердить права их братства. Протосинкел Никифор исполнил их просьбу и дал им благословенную грамоту, в которой,

—233—

между прочим, высказал: „Да процветает братство как для улучшения и нужды самого честного и Божественного храма, так и для того, чтоб быть ему всеобщим училищем Божественного и Священного Писания и всякого другого учения, с тем, чтобы оно никого не принимало, кто бы дерзнул вносить или превозносить „соединение“ (т. е. унию); таких заклинаю непростительным и неразрешимым и вечным отлучением от Бога Вседержителя“²³⁸³.

Прежде нежели перейти к описанию дальнейших событий, касавшихся церковных православных братств в западном крае, бросим взгляд на внутреннюю их жизнь, какой представлялась она в самом конце XVI века.

Сколько слёз отёрли добрые братчики своими благотворительными делами у лиц обиженных, оскорблённых, больных и беспомощных, скольким старцам, старицам и странникам дали приют, сколько справедливости внесли они своим братским судом в дела своей общины, – все эти факты, за отсутствием в наших руках достаточного материала, остаются невыясненными. Верно одно, что всё своё благотворение и милосердие, как некое сокровище нетленное и неотъемлемое они вместе с собой унесли в тот лучший мир, где „несть болезнь и воздыхание“.

Обратим внимание на братские школы и на братскую издательскую деятельность, а также на организацию той самопомощи, которую братчики должны были проявлять для защиты своих учреждений. Здесь не место входить в подробную оценку братского школьного дела, которое, наверно, дождётся своего прав-

—234—

дивого и знающего историка. Касаясь в настоящей главе лишь внешней истории братских учреждений, мы заметим, что из сведений, которые были выше сообщены об уставах и правилах некоторых братских школ, можно заключить, что они, будучи построены на средства местных православных и предназначены для всех детей школьного возраста, были в полном смысле слова народными и общеобразовательными школами. Образование в братских школах, отвечая самым насущным потребностям православных, было поставлено в строгую зависимость от православного вероучения, и в свою программу включало воспитательные задачи, направленные к выработке доброй воли и твёрдого характера у детей, по требованиям христианской этики. Включение в школьную программу воспитательных задач было по плечу только такой дисциплинированной общине, какой являлось православное братство, ставившее основанием своего бытия те же христианские начала общежития, и стремившееся достигнуть своей цели в тесном единении своих духовных и светских членов. В братских школах могли „по науке строить нравственность учеников“, потому что эта нравственность утверждалась „на примере старших“, учителей и братчиков, которые ставили веру превыше всего, а родину любили всей душой. Поэтому главной задачей братских школ являлось поддержание и отстаивание православия, и науки преподавались в них на родном языке. Эта последняя черта особенно характеристична для того времени, когда даже на западе Европы едва начинали думать о возможности вести преподавание в народных школах на родном языке. Все эти качества выгодно отличали братские школы от расплодившихся в то время во множестве иезуитских школ, блестящих по внешности, но вредных по духу, так как через них развивалась фанатическая пропаганда папизма. В иезуитских школах юношество отрывалось от семьи и общества и становилось безропотным орудием чужой воли, которая указывала ему властной рукой на Рим, как на единственное и общее им всем отечество.

В конце XVI века, бесспорно, лучшей братской школой являлась Львовская, а за ней Виленская. Первым

—235—

устроителем дел братской школы во Львове был, как известно, учёный грек елассонский митрополит Арсений. С самого начала преподавание в этой школе пошло так успешно, что Львовское братство, по прошествии шести лет, могло снабжать учителями другие братские школы, как, например, Виленскую, Брестскую и Перемышльскую, а студенты этой школы были настолько сведущими в греческом и славянском языках, что в 1591 году могли составить „грамматику эллино-славянскую“, которая и была в том же году напечатана на славянском и греческом языках в типографии братства. Среди учителей, отличавшихся на первых порах своей просветительной деятельностью, следует поставить: Кирилла Транквиллиона Ставровецкого, подвизавшегося в среде Львовского и Виленского братств, а также Стефана и Лаврентия Зизаниев²³⁸⁴. Эти два последние педагога или, как их в то время типично называли, „детоводцы“, составляли также учебники, в которых тогда ощущалась великая нужда. Так, Стефан Зизаний издал в Вильне в 1596 году, в типографии братства, „Азбуку“, которая имела целью не только научить ребёнка чтению, но и сообщить ему главные молитвы и краткое исповедание православной веры²³⁸⁵, а Лаврентий Зизаний в том же году издал также в типографии братства „грамматику славянскую“ и, в конце которой приложил толкование на молитву „Отче наш“²³⁸⁶.

—236—

Кроме поименованных выше учебников и других книг, Львовское и Виленское братства отпечатали в первые годы своего существования (1586–1600 гг.) ещё некоторые, из числа коих укажем на: 1) окружную грамоту Константинопольского патриарха Иеремии, об устранении некоторых обычаев, несогласных с христианским учением, напечатанную во Львове в 1591 году; 2) ответ патриарха Мелетия к Иудеям, напечатанный в Львове, в 1593 году; 3) молитвы повседневные, с приложением молитв на всю седмицу св. Кирилла Туровского, пасхалии и лунного течения, изданные в Вильне в 1596 году; 4) Псаломницу (псалтирь) и часовник, напечатанные в том же году в Вильне²³⁸⁷, и 5) оглашение церкви братской Львовской, изданное в 1600 году в Львове. В этом оглашении или воззвании братство обратилось за материальной помощью ко всем православным – духовным и светским – для поддержания своих учреждений, предназначенных ко спасению веры и русской народности. В этом воззвании указывалось, что даже жиды успели совокупными силами отстоять свою школу и божницу от иезуитов, а у православных русских берут не божницу, а насилуют их христианскую набожность и свободу: „Слыше небо! и внуши земле! щож терпим зле в том Львове“, восклицало братство, заявляя при этом всем верным, в виде предостережения, что за упадком веры близко следует и уничтожение народности („народное згинение“). На подлиннике оглашения была вытеснена печать братства, с изображением башни со львом, стоящим в воротах и с надписью: оглашение церкве братской Львовской²³⁸⁸.

—237—

Большим подспорьем и утешением служили Львовскому братству его постоянные сношения, личные и письменные, с почтеннейшим братчиком князем Константином Острожским. Как раз, осенью 1599 года, доблестный князь с двумя своими сыновьями приезжал под Львов в своё имение, лежавшее в трёх милях от Старого села, и ездил нарочно в Львов к братчикам, чтобы осмотреть их постройки, а братчики, со своей стороны, тоже ездили к нему в имение и при свидании заявили о всех нестерпимых обидах, которые терпели православные от поляков. Местный магистрат, стесняя православных в отправлении их обрядов и запрещая русским ремесленникам держать своих учеников, не знал какое ещё унижение придумать для православных: наконец средство было найдено и магистрат постановил обложить данью, натурой и деньгами, русских священников в пользу магистратских властей²³⁸⁹. Князь тотчас же написал об этой обиде королю, но братство всё-таки поплатилось за сопротивление в этом случае магистрату, так как пять старших братчиков были посажены в тюрьму. Среди этих напастей братство, надеясь отстоять права православных пред польским правительством, стало деятельно приготовляться к Варшавскому сейму, назначенному в феврале 1600 года. Оно заблаговременно сообщило о своих намерениях Виленскому братству и предлагало всюду делать складчины и избирать послов.

—238—

При повальном взяточничестве польских должностных лиц без денег нельзя было обойтись в сношениях с ними, и вот послы Львовского братства (Дмитрий Красовский и Иван Билдач), находясь в Варшаве и истощив все средства, написали в феврале 1600 года письмо в Львов, прося братство напрячь все усилия для доставления денег, необходимых православным, чтобы попытаться при помощи их выйти „из египетской неволи“. По получении письма и оглашении его в церквах, братство „в среду средопостную“ собрало большую сходку, на которой прочитало это письмо всем братчикам представителям приходских общин города и предместий (всего шесть приходов), а также и братства св. Благовещения. Все приняли участие в складчине, причём некоторые отдельные члены давали по 100 и больше злотых²³⁹⁰. Собранные деньги (около 1500 польских злотых) на другой день были высланы братством в Варшаву, через особое посольство, во главе которого стал братчик Роман Красовский. Но не смотря на большие затраты, Львовское братство не получило на сейме удовлетворения своим просьбам; деньги взяли, а дело пустили в проволочку. Братству на сей раз пришлось утешиться благословением нового цареградского патриарха Матфея, признавшего в 1600 году его своим ставропигиальным братством, а также сочувственными письмами князя Острожского, извещавшего братство об этой неудаче и советовавшего терпеливо ждать лучшего времени, и Кричевского старосты Богдана Соломирецкого и его супруги, которые восхваляли веру, труды, подвиги и терпение братства²³⁹¹.

С 1599 года начинаются правильные заседания Львовского братства и имеются книги того времени о совещаниях и действиях его, писанные по-русски, а с 1601 года постановлено заседаниям братства быть в каждое воскресенье после обедни, а ежегодный взнос в кассу брат-

—239—

ства был увеличен до 18 грошей с каждого братчика²³⁹².

Этими сведениями мы закончим наш очерк о преобразовании братств и первых годах их существования. В этот сравнительно короткий период времени (1586–1600 г.) братства настолько окрепли и организовались, что для них была уже не страшна та борьба, которая им предстояла тотчас же после смерти митрополита Михаила Рогозы, случившейся в 1599 году, когда униатским митрополитом сделался Ипатий Потей, один из создателей униатского дела в западной России и наиболее ревностный гонитель православия и церковных братств.

А. Папков

С.-Петербург.

15 апреля 1897 года.

—240—

II.

Доселе мы старались обосновать гносеологическую правоспособность художественного творчества в отношении к религиозной истине со стороны её естественной, или психологической возможности, эмпирической действительности и логической необходимости. Теперь попытаемся метафизически обосновать истинность этого познания, т. е. указать ту реальную гарантию, которая бы позволяла считать надёжным получаемое таким путём познание. Попытаемся с религиозной точки зрения оправдать наше мнение.

Мы называем это обоснование „метафизическим“ – потому, что оно опирается на положительное учение о Боге и Его промыслительном отношении к миру. Художники могут быть руководителями религиозной истины, потому что их вдохновляет Бог, – вот основная мысль всех предлагаемых ниже рассуждений.

Таким образом, в настоящем отделе нашей статьи мы хотим дать наш богословский ответ на взятый нами вопрос.

Этот ответ не будет новостью для нашего отечественного богословствования. Представители русской православно-богословской мысли не раз уже высказывали такой взгляд на художественное творчество. Напр., E.В. Амфитеатров в упомянутой своей речи говорил: „Без особенной таинственной причины мы не можем объяснить себе и возникновения идеалов в душе художника, которые рождаются большей частью неожиданно и всегда более

—241—

или менее бессознательно и непроизвольно. Как бы мы ни назвали эту причину, но во всяком случае она представляется действующей на человека извне, и вопрос состоит только в том, как действует она на душу художника... Каждая великая мысль является не как рассчитанное и отысканное, но рождается в душе и открывается, как нечто непосредственно просветлевшее, нечто такое, что душа только теперь рассматривает ближе. Как находки, которые как бы случайно попадаются нам, означаем мы такие мысли, связь которых с кругом известных и произвольных действий была сокрыта для нас. Если всё многозначительное и в интеллектуальной и в нравственной жизни совершается не без воздействия свыше, то мы тем с большим правом можем предполагать такое воздействие в деятельности фантазии, что эта деятельность в самом лучшем и высшем, что производит она, не руководится ясным сознанием. Мыслитель внезапно вспыхнувшую в душе его великую мысль тотчас же утверждает на разумных основаниях, а о великих художниках и поэтах вообще можно сказать, что они сходят в могилу, не зная, почему избрали они известные образы, а между тем избранные ими образы оказываются единственными истинными. Мы верим и веруем, что Бог есть вездеприсущее основание жизни всех вещей, что в Нём мы живём, движемся и существуем, и эта отрадная для сердца нашего уверенность утверждает нас в мысли, что всё значительное в наших делах совершается по особенному Божественному воздействию. Такой взгляд на ход дел нашего мира не только самый отрадный, но в тоже время единственно разумный и истинный. После этого не необходимо ли предположить, что и при зачатии художественных идеалов душу художника, особенно чуткую к красоте, озаряет высшая Божественная сила, и при этом озарении художник мгновенно усматривает скрытый в душе его Божественный первообраз вещи? Это озарение или вдохновение есть, таким образом, только усиление и возбуждение собственных предчувствий художника. Тогда как другие понимают и принимают только вполне развитый художественный идеал,

—242—

для художника достаточно одного Божественного мановения, чтоб из своих темных предчувствий извлечь и всесторонне развить этот идеал. Мысли Божественные как- бы сами собою проникают в его сердце, – и это именно бывает каждый раз, когда что-нибудь новое и великое, и вместе общеобязательное как вообще, так и в частности в области искусства раскрывается для человечества, и расширяется и возвышается человеческое сознание. Это толчок и сообщение не столько извне, сколько изнутри, как бы из центра общей жизни; это не механическая передача или готовое предание, но возбуждение к развитию Божественной идеи, причём мы являемся не страдательными, но деятельными её органами. Дело человека состоит здесь в том, что при Божественном внушении он умеет начать нечто, в понимании и развитии чего действует уже самостоятельно“²³⁹³. Такого же взгляда держится А.И. Введенский.²³⁹⁴ Взгляд этот, по нашему мнению, имеет в свою пользу вполне достаточные основания.

В наше время художникам нередко усвояют название „божественных“, как epitheton ornas, не пытаясь соединять с этим названием того реального смысла, на какой указывает его этимологии. Мы в этом случае просто следуем традиции, ведущей своё начало из глубокой древности. Но древность, которая создала этот эпитет, соединяла с ним действительно реальный смысл.

Греки называли поэта – ἔνθεος, θεόπνευστος, ἐκστατικὸς. Платон в Федре говорит о „Божественном безумии поэта.“ У Цицерона встречаемся с понятиями – „pati Deum“, „furor poeticus“. Художественное вдохновение Греки производили от Аполлона. Тевтонская мифология называет певца боговидцем.²³⁹⁵ Наше „Слово о полку Игореве“ называют Баяна „вещим“. Во всех этих случаях мы имеем дело вовсе не с метафорами.

—243—

Если мы из глубокой древности перейдём в более близкие к нам времена и обратимся к свидетельствам самих художников о происхождении своих творений, а также и к мнениям о них других, то увидим, что здесь тоже очень часто и опять отнюдь но в метафорическом смысле признаётся боговдохновенность поэта. „Каждому истинному поэту, говорит Гюйо, свойственно воображать себя немного пророком, и разве в конце концов он ошибается“?²³⁹⁶ Гюйо, собственно говоря, – нигилист; этим и объясняется полу-скептический характер его слов; но, очевидно, он имеет перед глазами те же факты, которые верующего человека заставят со всей искренностью признать руку Божию на вдохновенном художнике. Вот, например, Габриель Сеайль, писатель, несомненно спиритуалистического образа мыслей, говорит: „Гений есть дар благодати, его труд подобен услышанной молитве. Поэты охотно говорят о Боге, их вдохновляющем, о мучениях, которые заслужили им это благоволение, о своих восторгах, когда, охваченные более сильной личностью, слившись с самим Богом (devenus le Dieu même), который диктует им свои мысли, они не отличают себя от той красоты, которую творят“²³⁹⁷. Гёте в письме к Эккерману говорит следующее: „В религиозных и нравственных предметах охотно допускают Божественное действие, но в предметах знания и искусства думают видеть просто земное, и ничего более, как продукт человеческих сил. Но попытайся кто-либо с чисто человеческой силой и волей произвести нечто такое, что могло бы быть поставлено в один ряд с творениями, носящими имена Моцарта, Рафаэля и Шекспира“. Свидетельство это, как замечает E.В. Амфитеатров, для нас тем важнее, что дано поэтом, который ни в каком роде не был мистиком²³⁹⁸. Мнение Шиллера мы уже приводили. Ему же принадлежит и такое категорическое заявление: „Гений – наивен, потому что его мысли суть Божественные внушения“.

—244—

Если мы обратимся к истории искусств, то увидим, что почти все выдающиеся художники во всех родах искусства считали себя Божественными избранниками, да и в ценителях их произведений создавалось подобное же убеждение. Вот несколько примеров. Фидий, создав статую Зевса Олимпийского, сам бросился перед ней на колена в молитвенном восторге, и – прибавляет благочестивая греческая легенда, – Зевс дал ему с неба знак своего благоволения в виде удара молнии. Эпиктет, Плотин и Филон говорят об этой статуе с величайшим восторгом, а Дион Хризостом чувствовал даже освобождение от всех горестей бытия при взгляде на неё. Один из критиков нового времени (Курциус) говорит о Фидие: „этот художник возвысился до богослова, потому что его произведения были откровениями Божественного и идеальными рефлексами народного духа“²³⁹⁹. Рафаэль приписывал свои лучшие идеи Божественному вдохновению, Гайдн тоже говорит о лучших музыкальных пьесах²⁴⁰⁰. О сикстинской Мадонне Рафаэля и „Requiem“ Моцарта создались целые легенды, – будто их созданию предшествовало сверхъестественное видение. Жан Поль положительно утверждает: „Все художники во время творчества бывают теистами; поэт подобен глазу: в нём все лучи суть лучи отражающего зеркала“. Зольгер говорит: „творит в художнике не его личность, а идея или само Божество“. Баадер прямо приписывает творчество Божественному вдохновению и говорит, что „всё истинное, великое и прекрасное, что только передумано и переделано в роде человеческом, обязано своим бытием такому вдохновению“²⁴⁰¹.

Если бы мы захотели умножить число суждений о художниках и собственных их показаний о боговдохновенности их творчества, то это не представило бы затруднений. Мы полагаем, что и приведённых достаточно. А теперь спросим себя: какую цену имеет этот взгляд с православно-

—245—

Здесь мы должны уяснить себе, собственно, два пункта: имеются ли богословские основания признавать вообще факт боговдохновенности художественного творчества, и – в чем же надо полагать отличие боговдохновенности от сверхъестественного откровения Божества Пророкам, св. Апостолам и другим провозвестникам религиозной христианской истины?

Что касается первого вопроса, то мы здесь прежде всего укажем на одно любопытное археологическое свидетельство, выражающее взгляд православной церкви на этот предмет. В так называемом греческом „иконописном подлиннике“, содержащем в себе афонскую традицию православного иконописания, в наставлениях касательно расположения священных изображений в храме советуется в четвёртом ярусе²⁴⁰² помещать – святителей, мучеников, преподобных и языческих поэтов; в пятом и последнем ярусе помещаются разные святые²⁴⁰³. Это явление совершенно не объяснимо, если не признать, что церковь действительно видела в языческих поэтах нарочитые орудия промысла Божия, подготовлявшие естественное человечество к принятию Того, Кто есть „Свет во откровение языком“.

Затем можно указать ещё на тот общеизвестный факт, что древняя церковь признавала, например, боговдохновенность т. н. Сивиллиных стихов. В настоящее время Церковь в своём догматическом учении о Благодати различает среди её видов т. н. естественную благодать, (gratia naturalis), обусловливающую возможность союза (хотя и несовершенного) между Богом и человеком – даже вне церкви („foedus ante legem“ или „foedus ante aut extra legem et evangelium“). Отсюда также ясно, что Церковь признаёт и возможность действительного Откровения Божия язычникам. Но наиболее достойными таких откровений

—246—

среди них были, несомненно, их поэты, художники и философы.

Обращаясь собственно к свидетельствам Священного Писания, мы находим почти только одно указание касательно этого вопроса, но зато весьма ценное. Это в Деян.17:23–28 ст.²⁴⁰⁴. Св. Апостол Павел в речи своей перед Афинским ареопагом говорил: „я нашёл жертвенник, на котором написано: неведомому Богу. Сего-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам. – От одной крови Он произвёл весь род человеческий..., дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живём, и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род. Итак, мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту или серебру“... В этих словах мы различаем следующие положения: а) Бог проповедуемый св. Апостолом, есть Тот самый, Которого чтят и Афиняне, не зная Его²⁴⁰⁵; b) но знать Его они могли бы, изучая идеальные свойства человеческого духа, в котором Господь отпечатлел Свою Божественную природу; с) эту истину о теоморфичности человека провозглашали поэты греческие²⁴⁰⁶. И мы полагаем, что не навязываем св. Павлу никакой чуждой ему мысли, утверждая, что он допускал воздействие Духа Божия даже на языческих поэтов.

—247—

В священном предании мы на этот счёт находим гораздо больше свидетельств. Св. Иустин мученик центральной идеей всего своего мировоззрения сделал мысль О „λόγος σπερματικός“, действующем и действовавшем во всём человечестве, – как облагодатствованном, так и вне-благодатном. Идея христианства ещё и без исторического Христа, вдохновившая впоследствии Тертуллиана написать своё знаменитое „De testimonio animae natura christianae“, с своей богословско-философской стороны лучше всего раскрыта в творениях св. Иустина. О своём „ λόγος`е“ он говорит: „οὗ πᾶυ γένος ἀνθρώπων μετέσχε, καὶ οἱ μετὰ λόγου βιώσαντες Χριστιανοὶ εἰσιν, κἂν ἂθεοι ἐνομίσθησαν οῑον ἐν Ἕλλησι μὲν Σωκράτης καὶ Ἡράχλειτος καὶ οἱ ὅμοιοι αὐτοῑς“²⁴⁰⁷. Нас в этом случае не должно смущать, что речь идёт собственно о философах, а не о поэтах. К последним мы имеем полное право прилагать всё сказанное о первых – а fortiori, ибо греческая философия, в лице Платона и родственных ему по духу философов, – а только таких, как известно, апологеты и называли путеводителями ко Христу, – сама признала за поэзией большую компетенцию в постижении сверхчувственной истины, чем какую усвояла себе. Да и независимо от того, сама эта философия гораздо ближе к поэзии, чем к философии в нашем смысле. Её интуитивный характер безусловно роднит её с поэзией. Откровение Божества в гениях языческой мысли кроме св. Иустина признавали и другие апологеты, напр. Климент Александрийский, Лактанций и др.²⁴⁰⁸. Подобное же мнение высказывают и свв. Григорий Богослов, Василий Великий, Епифаний Кипрский и Григорий Великий²⁴⁰⁹.

—248—

Кроме таких прямых свидетельств можно у учителей древней церкви найти и косвенные указания на возможность сверхъестественного откровения Божества и среди язычников. Так, напр., Климент Александрийский утверждает, что все благочестивые люди способны к пророчеству²⁴¹⁰. То же говорит и св. Мартин, папа Римский²⁴¹¹. Но благочестие, как сильное специфически религиозное чувство несомненно было выдающеюся чертой языческих поэтов и художников²⁴¹². И Св. Писание учит, что оно возможно и вне Церкви Христовой, (ср. Деян.10:35, 17:22; Рим.2:13. sq.).

Обращаясь к сравнению откровения Божества в духе художника с откровением, какое получали пророки и св. Апостолы, мы должны сказать, что их никак нельзя вполне приравнивать друг к другу. Боговдохновенные священные писатели вещают нам одну чистую адекватную истину, которая навсегда останется идеалом, к которому естественное богопознание только постепенно и по мере исторического развития приближается²⁴¹³. В священном Писании мы имеем чистый луч Божественной истины, а в художественных произведениях – луч, многократно отражённый и преломлённый. Поэтому художники способны иногда и сами заблуждаться в религиозных вопросах, и других вводить в заблуждение. Мы, например, сказали, что многие очень сильные художественные таланты весьма тяготеют к пантеизму, а бывают и случаи, что поэт становится

—249—

даже под знамя атеизма... Поэтому, повторяем, приравнивать боговдохновенность поэтов и художников к боговдохновенности пророков и Апостолов нельзя. Можно между ними проводить только некоторую параллель; но при этом всегда надо помнить и о громадных различиях.

Немецкий исследователь взаимных отношений религии и искусства, Портиг, собрал и указал параллели и различия между гениями и Апостолами. Вот некоторые из них: а) те и другие возвещают нечто новое, переступающее за границы доступных науке и обыденному опыту познаний; b) те и другие суть величины относительные: только продукты всех гениев вместе образуют искусство в его целом и дают полное и всестороннее познание истины; с другой стороны, и каждый из Апостолов открывал только некоторые тайны Божественной жизни; – полнота откровения дана только в Иисусе Христе; с) те и другие, сделавшись органами Духа Святого, не переставали быть людьми, со всеми человеческими слабостями; в частности, художники иногда способны и очень низко падать в нравственном отношении; об апостолах же этого, конечно, нельзя сказать; d) те и другие в раскрытии своих идей не подчинялись условиям обыкновенной работы, – непосредственное озарение духа делает для них излишними всякие методические приёмы. Это черты сходства. А вот и различия: а) в гении необходима чрезвычайно большая сила воображения; для Апостолов это – отнюдь не необходимое качество, потому что им приходилось не творить образ истины, а только пересказывать то, что открывал им Дух Святой; оттого многие апостольские писания совершенно лишены художественной приятности и отличаются чрезвычайной простотой внешней формы выражения; художникам Бог открывается, лишь возбуждая их естественные силы и способности, Апостолам же открывает и такие тайны, которых никогда пи один естественный ум не сможет открыть; b) художник не необходимо должен быть религиозно возрождённым, чтобы быть способным к творчеству; для Апостолов это – необходимо; с) гений открывает Бога в своих творениях; Апостолы кроме того постоянно носят Его в сердце; поэтому d) гении и для человечества живёт, соб-

—250—

ственно в своих творениях, которые подлежат и художественной критике, и даже поправкам; что касается Апостолов, то для христиан важна сама их личность, которой усвояется уже непререкаемый авторитет, как живой носительнице Духа Святого²⁴¹⁴.

Эти разъяснения достигают двух целей: с одной стороны, они предотвращают возможность для нашего религиозного чувства смущаться признанием боговдохновенности художественного творчества·, а с другой, – они, тем не менее, ещё с новой стороны подкрепляют нашу мысль о такой боговдохновенности.

В заключение ко всем изложенным соображениям считаем нужным присоединить, что, вникая в самую сущность христианского теизма, мы находим здесь новые подтверждения своего взгляда на художественное творчество. При самом создании человека Господь, по верованию Церкви, поставил ему одной из главных жизненных целей богопознание²⁴¹⁵. Св. Василий Великий пишет: „Ты сосуд благоустроенный, получивший бытие от Бога: прославляй своего Создателя. Ибо для того только ты и создан, чтобы быть достойным орудием славы Божией; и весь этот мир есть для тебя как бы живая книга, которая проповедует славу Божию, и возвещает тебе, имеющему разум, о сокровенном и невидимом величии Божием, чтобы ты познавал Бога истины. Храни твёрдо в памяти мною сказанное“. Св. Григорий Богослов говорит: „Надлежало, чтобы поклонение Богу не ограничивалось одними горними, но были и долу некоторые поклонники, и всё исполнилось славы Божией (потому что всё – Божие): для сего создаётся человек, почтенный рукотворением и образом Божиим“. Св. Иоанн Златоуст: „Бог дал нам зрение, уста и слух для того, чтобы все члены наши служили Ему, чтобы мы и говорили угодное Ему и делали, Ему воспевали непрестанные песни, Ему воссылали благодарения“. Св. Амвросий Медиоланский: „Справедливо сказал некто: сего-бо и род есмы (Деян.17:28), ибо Творец даровал нам от сродства своего,

—251—

т. е. разумную природу, чтобы мы искали того Божественного, которое находится недалече от единого коегождо нас (–27) и о котором мы живем и движемся и есмы“. – Вот места из отцов церкви, которые считаются выражающими церковный взгляд на цель сотворения Богом человека.²⁴¹⁶ Во всех в них мы видим, что богопознание и отсюда – прославление Бога указывается, как самая главная, и, так сказать, основная цель. Все прочие цели (собственное блаженство человека, господство над тварями и проч.) стоят уже после этой. А Апостол Павел, как мы видели, и не упоминает никакой другой цели сотворения людей, – кроме той, – „дабы они искали Бога“.

Если мы обратимся теперь к тем местам Священного Писания, где говорится о познании Бога (1Кор.1:21; 2:1–14. Рим.1:21–28; 2Кор.3:14–17; Мф.11:25; Рим.11:33–34; 1Тим.6:16; 1Ин.1:18; 4:12, 14; Исх.33:18–20; Иов.11:7– 9; Сир.43:33–34; 18:3–4 ст.), то увидим, что почти все они говорят о бессилии мудрости естественной и о том, что познание Бога есть плод премудрости Божией тайной сокровенной. Такая премудрость существенно отличается от мудрости естественной; она подаётся Духом Божиим только тем людям, которых можно назвать духовными (πνευματικοί), которые т. е. живут не по плоти, а по духу.

Сопоставляя это с тем, что было сказано о цели создания человека, получаем в выводе дилемму: или названная цель после грехопадения стала недостижима для людей, стоящих вне церкви и, следовательно, вне возможности приобретать богопознание непосредственно из источника богооткровенной истины и под нарочитым руководством благодати Божией, – или же Дух Божий содействует и естественному человечеству приобретать богопознание.

Но первый член этой дилеммы принять нельзя, – во-первых, уже потому, что само слово Божие свидетельствует о язычниках: „что можно знать о Боге, явно для них“ (Рим.1:19), а затем и приведённые слова св.

—252—

Павла о цели создания рода человеческого вовсе не ограничивают достижение этой цели только членами церкви²⁴¹⁷; во-вторых же, – и это самое важное, – не позволяет нам принять такое мнение, – здравое понятие о промысле Божием. Если, по учению православной церкви, „от малого до великого Бог знает всё в точности, и о всяком творении в особенности промышляет“²⁴¹⁸, – то не мог он оставить человечества вне своего благодатного содействия и в отношении достижения главнейшей цели существования человеческого на земле. Мы видели, что церковь учит о „естественной благодати“, подаваемой Богом язычникам. Но неужели эта благодать руководит ими только в вопросах нравственных (ср. Рим.2:15)? При той тесной связи, какая существует между нравственно практической и религиозно-теоретической областью, это едва ли можно допускать. Да и как бы в таком случае для язычников могло быть „явно“ то, „что можно знать о Боге“, когда по учению того же Свящ. писания это не явно и для христиан без нарочитого научения от Духа Святого? Поэтому необходимо принять, что Дух Святый не только „глоголал пророки“, но научал каким-либо образом и естественное человечество. И нам кажется, что в этом именно смысле Апостол Павел и говорит о язычниках, что „Бог явил им“ Себя, – в Рим.1:19. А если мы слова ст. 20-го: „так что они безответны“ сопоставим с Мф.12:31 (о хуле на Св. Духа), то поймём, что язычники потому и безответны (ἀναπολογητοι), что „не прославляя Бога, как Бога“ (Рим.1:21), они противятся Духу Святому.

Как же и через кого Дух Святой возвещает истину естественному человечеству? Ответ найдём мы, если обратим внимание на характер богопознания, какое по учению св. Павла возможно для язычников. Это познание оп называет ощущением (слав. „да поне осяжут Его“. В греческом стоит: „ἵνα φηλαφήσειαν αὐτόν“. Глагол ψηλαφᾷν (= ощупывать, ощупью искать, contrectare, contrectando,

—253—

quaerere) в настоящем случае указывает на то, что последние могут, так сказать, осязать Его руками. Ясно, что здесь не имеются в виду теоретические построения рассудка, или абстрактные выкладки науки, а живое, проникнутое чувством постижение в природе и духе Живого и Личного Бога²⁴¹⁹. А проповедниками такого познания никто не мог быть для язычников, кроме их художников, поэтов и других гениев интуитивной мысли.

П. Тихомиров

XIII.

К брату.

Я оканчиваю задачу свою; на этой неделе надеюсь её представить нашим властям на суд. Пусть делают с ней, что хотят. Заранее радуюсь, что скоро освобожусь от нелёгкого бремени. Велика ли, мала ли будет награда за эти труды, – всё-таки, она будет мне приятна. Надежда меня очень ободряет. О. Гурий, мой добрый приятель, был у одного из членов конференции и слышал от него, что моим экзаменом очень довольны. Другой мой товарищ был у другого члена, Дилекторского, который, вероятно, будет читать мою задачу, и говорил ему, что если мне дадут общую степень по всем предметам, то степень кандидата богословия; если частно и по словесности, то степень магистра. Дай Бог, чтобы сбылись его слова.

Вы спрашиваете: не нужно ли мне ваше пособие при покупке книг? Вот мой самый искренний ответ! Сколько останется у меня денег, которые выдаются мне на обзаведение, право, определить верно не могу; но думаю, что не много. Я должен завестись всеми нужными вещами, – и многими из них на 10 лет. Должен взять даже домашнюю некоторую посуду; – взять с собой материалы, меховые и матерчатые, для необходимой китайской одежды. Запастись дорожными вещами, начиная с хорошей повозки, до хорошей самой тёплой шубы, в которой бы не иззяб и при 40 градусах холода; сверх того, из этой же суммы заплатить за одежду, теперь сшитую, и за некоторые другие вещи, без которых я не мог обойтись. На

—255—

обзаведение вещами станет этой суммы; будет ещё остаток не весьма значительный. Если б дали нам двойные прогоны, то тогда у меня был бы ещё излишек; но это ещё чистая проблема. Рублей сто, может быть и более, у меня тогда будет на книги; но мне хотелось бы ещё сто рублей для того, чтобы достаточно запастись, кроме исторических, некоторыми ещё руководствами по части Ботаники и Естественной Истории. Собирая растения и отыскивая их, нужно иметь и общие понятия о травах и растениях и пр. Тоже и по Естественной Истории. Если вы можете, без стеснения самих себя, помочь, то прошу вас не оставить; но прошу вас, чтобы это пособие не стеснило вас; я ещё не знаю, может быть у меня останется денег ещё более. Хорошо, если бы Вы могли поскорее мне сделать это пособие, потому что, если некоторых книг я не найду здесь, то, кажется, ещё можно будет выписать. А впрочем, всё это зависит от Вашей возможности. Других нужд у меня нет. Надобно заниматься ещё по-санскритски, с нами посылают довольно пособий по этому предмету, ещё не знаете ли книг, которые могут руководствовать в исторической критике? Вы мне обещались подробно писать о книгах.

Сочинения Абеля Ремюза, по отзывам о. Иакинфа и также о. Поликарпа, который читал их и сам сведущ в китайской литературе, заслуживают, особенной похвалы и имеют большой авторитет, также Жульена ставят они довольно высоко.

XIV.

27 Октября.

К родителям.

Благодарение Господу: я теперь свободен и спокоен! Вот уже четыре дня, как я подал свою задачу, – совершенно разделался с Академией! Пусть моя задача отвечает за меня самого! Не знаю, кому она отдана будет на прочтение; а потому не могу определить, какая критика ожидает её; и след. какой успех моих трудов. Думаю, и даже почти не сомневаюсь, что Акад. конференция представит меня к степени кандидата, не менее. Благоволит ли только Св. Синод утвердить это представление?

—256—

Не знаю ещё, скоро ли моё дело решится. Кажется, что мне в Петербурге ещё быть просто студентом. В Академии, кажется, не задержат; Дмитрий Фёдорыч обещался со своей стороны употребить всё, что только можно, к ускорению этого дела; но в Синоде оно вероятно позалежится. По крайней мере я узнаю, что положит мне Акад. Правление. Будем сидеть у моря да ждать погоды.

Что я теперь делаю? Хожу в класс, учусь по-Китайски и Маньчжурски. Мы уже прошли всю Китайскую грамматику и начинаем повторять её; Маньчжурскую – прошли до половины. Дома думаем да гадаем – о вещах необходимых для поездки и Китая, ходим по лавкам, присматриваемся да прицениваемся. Самое трудное и скучное дело обзаводиться хозяйством: сколько хлопот! Вот теперь я не понимаю, – какую купить себе дорожную шубу. Нужно, чтоб она была и очень тепла, но прочна и прилична. В ней придётся ходить в Казани, Иркутске, где проживём мы довольно долго, и часто должны являться к губернатору; нужно ещё, чтоб она не была слишком дорога. Вот сколько условий нужно выполнить касательно одной только шубы! А сколько других вещей, больших и малых, которые также потребуют особенного внимания! Всеми этими вещами нужно обзавестись здесь, потому что иные нужны будут в самой дороге, другие надобно будет отправить прямо в Кяхту с казённым транспортом. Хлопочем о повозке, в которой доехать бы прямо до Кяхты; надобно будет заказать её со всем удобством для долгого зимнего пути. Хорошо, что́ все эти вещи для всех необходимы, потому все об них заботятся и хлопочут; но что если бы пришлось обзаводиться самому? Покупать в Петербурге, где весь товар любят продавать только личиной и где всё дорого, – покупать, не имея знакомых, сам не зная хорошо ни ценности предметов, ни совестливости купцов – это чрезвычайная комиссия. Всегда стоим между двумя крайностями: или купить дёшево – да гнило, – или уже слишком дорого! В магазинах можно покупать без всякого обмана, – но за то там всё продают, если не вдвое, – то по крайней мере, в полтора дороже. Вот уж нет ничего лучше покупать, как книги! Самое спокойное дело. Обманет разве автор, – а не купец.

—257—

XV.

Вечер.

Петербург 9 Ноября.

К родителям.

На Ваше пространное письмо я отвечаю довольно кратким. Надеюсь скоро увидеться с Вами и тогда перескажу Вам всё, чего не передаст бумага. Да, скоро, скоро я буду в Костроме. Числа двадцатого декабря, кажется, я уже прилечу к Вам. В департаменте уже решили в декабре нас отправить из Петербурга. Итак, прости, Петербург! Скоро я оставлю тебя; но оставляю для того, чтобы, если благословит Господь, навсегда быть твоим жителем. Мы теперь повторяем свою китайскую грамоту, потом выдержим экзамен маленький, далее получим денег на обзаведение, наконец, берём подорожные и отправляемся в путь.

Вы советуете мне запастись двумя шубами. Долго я думал об этом прежде, и вот что выдумал. В гостином ряду я находил несколько чёрных медвежьих шуб шитых, покрытых сукном, ценою в 200 и 180 рублей. Вот такую шубу я себе куплю; она и прочна, только надобно выбрать, – и очень, даже чрезвычайно тепла, – и не совсем тяжела, и в ней можно порядочно выйти даже в Петербурге, и цена её не так значительна. Пустое щегольство с сторону.

Сегодня я в первый раз ещё был в Академии Наук и имел счастье представиться вдруг трём докторам и Академикам, видел всю кунсткамеру; какое множество букашек, козявок, таракашек; видел и слона. Не знаю, почему нас так долго не отсылали в Академию! Теперь нужно торопиться, времени мало, каждый день по крайней мере три часа придётся трудиться в Академии и потом прямо отправляться на лекцию в департамент; таким образом, только вечером можно быть дома. Впрочем, эта работа в Академии не обременительна и очень интересна. Заниматься по Естественной истории очень весело.

Вы спрашиваете, что я думаю делать на счёт повозки? До Костромы не далеко, доеду и на перекладных, а от Костромы – до Казани меня довезут в своей повозке о. Арх. наш – и о. Иннокентий, они оба из Ярославля. От

—258—

Казани – до Кяхты я поеду с о. Гурием, который хочет для нас обоих заказать повозку в Саратове, в ней приехать в Казань, где они дёшевы и хорошо делаются, и вместе со мной отравиться в дальнейший путь. Но это ещё предположение, а не решение. Кажется, зимняя повозка нам пригодится до самой Кяхты, потому что, если мы не замедлим в Иркутске, то в Кяхту будем в марте месяце. Во всяком случае до Иркутска мы доедем санным путём, а там, если нужно будет, дадут нам казённый экипаж. Впрочем, не худо устроить повозку так, чтоб она годилась и для зимы, и для лета.

XVI.

К брату.

Усердно благодарю Вас за Ваши деньги; получивши их, я прямо отправился в книжный магазин и, к великому своему удовольствию, успел захватить последний экземпляр прекрасной карты Азии Риттера, или правильнее Грима. Мне очень хотелось её иметь; она необходима будет при моих исторических занятиях, тем более что она собственно занимается Монголией, Тибетом, Китаем, всей частью Азии, которую я должен изучать. Не знаю, есть ли она у Вас; но, по своей верности, полноте и по тому учёному трудолюбию, с которым она составлена, она заслуживает того, чтоб быть украшением каждой библиотеки. Наш о. Иакинф составляет сам карту почти тех же самых стран и, по отзыву о. Поликарпа, который видел ту и другую, карта о. Иакинфа будет ещё лучше её; у него вернее определены Русские границы. Мне хотелось бы, да и нужно, купить и Erdkunde Ritter’s von Asien, но я до сих пор не нашёл его; впрочем, если не на немецком, то по крайней мере на французском я достану это сочинение, столько полезное своими исследованиями и доставившее такую славу своему автору. Хочу ещё купить: Histoire générale de L’ Inde ancienne et moderne depuis l’an 2000 avant I. C. jusqu’a nos jours; соч. Maries’a. Опа очень занимательна по своему предмету, имеющему близкое отношение к моим занятиям, притом религия буддаизма, родившаяся в Индии, господствует в Китае и Тибете, а потому важно и необходимо знать

—259—

её развитие и начало; далее любопытно видеть, как автор справился с мифологической историей Индейцев, их летосчислением, в каком плане он излагает их историю, во всех этих случаях она может быть мне или указателем в моих трудах, или подать новую какую-нибудь идею, новый взгляд, более сообразный с истиной. Так же считаю для себя нужными книги: Гекеновы идеи о политике древних народов, Крейцера мифологию; хочу купить Гердеровы идеи, Нибура Римск. историю, для образца в исторической критике, которая так необходима в истории Китая. Сочинения Абель Ремюза, Клапрота и других ориенталистов, занимавшихся Китаем и другими предметами, относящимися к нашим трудам; английский и французский азиатские журналы за все годы и другие сочинения, относящиеся к Индии, выписываются для нас правительством. Но все они будут в одном экземпляре и след. у всех одни, притом они будут зависеть от общего распоряжения, потому не могу определить себе: удобно ли мне будет пользоваться ими. С другой стороны, мне не хочется на свой счёт покупать тех книг, которые выписываются правительством. Не лучше ли на место их приобрести себе другие?

Хотелось бы запастись хорошими сочинениями по истории древнего и нового мира; особенно мне хотелось бы исторических сочинений, занимающихся событиями начиная с крестовых походов или по крайней мере реформации до наших времён; не знаю только, выполню ли своё желание. А стыдно будет изучать историю Азии, забыв совершенно об истории Европы. Далее – считаю для себя необходимым иметь две или по крайней мере одну хорошую Церковную Историю; необходимо знать подробно распространение христиан и иудеев между язычниками, для объяснения иудейских и христианских преданий, встречающихся в религии Китайской и Тибетской; для этой же цели мне хотелось бы иметь хорошую иудейскую и христианскую археологию; сверх того, мне хотелось бы иметь некоторые из сочинений новейших теологов, покушавшихся объяснить происхождение христианской религии из индейского браманизма и буддизма, и сочинений, написанных в опровержение их; мне кажется, что многие возражения теоло-

—260—

гов совершенно пали бы или подвержены были сомнению, если бы точнее исследованы были те источники, из коих они черпают свои возражения, и, если бы правильнее были объяснены те места из означенных религий, которые они при ясной натяжке приводят против христианства. Нужно для меня иметь какой-нибудь хороший, хотя и не слишком обширный, комментарий на Ветхий Завет, который бы добросовестно, и на основании самого Св. Писания и св. Отцов, с учёными исследованиями объяснял слово Божие (а кстати спросить Вас, не получали ли Вы остальных частей Ольсгаузена?). Далее надобно запастись книгами по части статистики или по крайней мере географии, хотелось бы захватить с собой несколько книжек хорошеньких и по философии (напр. Geschichte der Seele Schubert’a). Сверх того, необходимы хорошие руководства по ботанике и естественной истории. Вот что нужно, и ещё многое кое-чего другого, но вполне ли выполню свои нужды? Вот вопрос, которого разрешить не могу. По крайней мере, постараюсь сделать для этой цели всё, что могу; недели через две, когда выдадут нам деньги на обзаведение, дело будет немного яснее, впрочем, из этой суммы остатка будет не много, можно сделать покупку из того жалованья, которое выдано будет вперёд за половину года. Если нам дадут двойные прогоны, которые ещё sub dubio, то в таком случае рублей никак не менее 600 из одной этой суммы можно будет употребить на покупку книг. О! если б так, в противном случае надобно будет ограничиться самыми необходимыми книгами, по крайней мере на первый раз. Вы спрашиваете, можно ли в случае нужды препроводить из России в Китай какое-нибудь пособие для пополнения казённых средств? Можно это сделать или через Азиатский Департамент или через Иркутского Генерал-Губернатора, присылая туда письма и посылки – для передачи их, только нужно знать время, когда будет ходить к нам почта. Кажется через иркутск. Губернатора можно ещё скорее пересылать письма и посылки, потому что он чаще с нами сносится, всё-таки я теперь ещё не могу Вам ничего определённо верного сказать касательно этого предмета, знаю, что есть возможность, но как её выполнить, –

—261—

не знаю; впоследствии я Вас извещу об этом подробно. А теперь прошу Вас порекомендовать мне некоторые книги по тем предметам, о которых я писал Вам.

Сегодня в первый раз ещё ходил я в Академию Наук. Там приняли нас ласково, и готовы научить нас всему, что знают. Жалко, что времени так мало, надобно ходить в Академию каждый день и заниматься там по крайней мере по три часа, чтобы выполнить то поручение, которое возложил на нас Департамент. Теперь с 9-го час. утра до 3-х по полудни я должен быть всё на лекциях то в Академии, то в Департаменте. Если бы ранее послана была бумага, то нам было бы удобнее заниматься; сегодня видел я там весь музей, пересмотрел всё: букашек и таракашек, не прозевал и слона.

Задача моя отдана на прочтение Дилекторскому; он обещается скоро её прочитать, завтра поподробнее узнаю об ней.

XVII.

2-е Декабря.

К родителям.

Вот уже почти последнее моё письмо из Петербурга! Ещё несколько дней, и я по гладкой снежной скатерти весело помчусь в родную Кострому. Лихая тройка и лихой ямщик скоро будут у моего крыльца, – и прости Петербург, прости, почти на 12 лет! Охотно расстаюсь с столицей, где, исключая круга товарищеского, я не имел ни родных, ни друзей, ни знакомых, где люди живут одним холодным рассудком, а не сердцем, где всё расчёты и эгоизмы. Два года моей жизни Петербургской были не так веселы, чтобы я стал скучать о столице. Правда, эти два года мне много принесли добра; но им я обязан не Петербургу. Но после об этом! Может быть, числа 13 декабря я уже сяду в повозку. По крайней мере Департамент всеми мерами, согласно с нашим желанием, старается отправить нас из Петербурга, и кажется надобно считать достоверным, что нас отпустят никак не позже 13 числа. Разве встретятся какие-нибудь препятствия, которые задержат наше отправление. Не знаю, по крайней мере теперь не видно их. Я даже думаю, что едва-ли

—262—

успею получить от Вас ответ на это письмо, что Ваше письмо, может быть, днём позже моего отъезда придёт в Петербург. Во всяком случае, – застанет ли оно меня или нет, если Вы хотите ещё письмо послать ко мне в Петербург, то адресуйте его уже не на моё имя, но на имя земляка моего Вениамина Ив. Николаевского; он, если я буду здесь, верно и скоро мне доставит его.

В прошедшую среду у нас был экзамен по Китайскому и Маньчжурскому языку; на нём вместе с Вице-директором были и посторонние зрители, в числе их – наш Костромич Шульгин, Ректор Университета. Департамент остался очень доволен нашими трудами. Мы в радости думали, что тем дело и кончилось, но сегодня, к удивлению, узнаём, что в пятницу будет ещё продолжение экзамена. Верно ещё кому-нибудь показалось любопытным взглянуть на нас, как на заморских зверей, которые мычали не по нашему. Иначе мы не можем объяснить себе этого нового экзамена. После него мы получим деньги, закупим все необходимые вещи для дороги и Пекина, – возьмём подорожные и марш домой.

Что мои дела по Академии? Тянутся! Ничего не знаю о ходе своих дел. Всё теперь в руках Ректора, а он не словоохотлив, от него ничего не узнаешь; о. Инспектор и рад бы сказать, да сам не знает. Ректор сказал нам, что он постарается на этой неделе решить наше дело, а там оно должно идти ещё в Синод. Но сдержит ли своё слово? Азиатский Департамент сам хлопочет об ускорении этого дела, он уже сделал об нём отношение к Протасову; узнавши резолюцию нашего о. Ректора нужно будет явиться к самому графу, и просить его содействия и покровительства. Кажется это дело не успеет решиться при мне. Вот все мои новости! Пред отъездом своим из столицы, я пришлю Вам ещё письмо, где прямо и решительно Вам скажу, когда я уезжаю отсюда.

XVIII.

5 Декабря.

К брату.

Вы уже читаете от меня последнее письмо из Петербурга. В Департаменте решено уже отправить нас отсюда

—263—

15 или 16 декабря! Вероятно и Вы уже не успеете мне ответить на это письмо. Ехать домой я думаю через Тихвин, потому что меня просили приезжать в Кострому как можно скорее, и потому что я, несомненно, надеюсь с Вами все Святки провести в Костроме; следов., нет особенной нужды быть в Лавре, хотя мне и хотелось бы видеться с Вами у Вас. Но что делать! времени мало. Итак, от всей души хотел бы скорей расстаться с Петербургом, и при первой возможности лихая тройка быстро умчит меня из шумной, но нерадостной столицы.

Дела мои по Академии приходят к концу. Задача моя прочитана и представлена в Акад. правление, а с ней хлопот у меня было довольно; мой рецензент не соглашался с нашими понятиями об изящном; держась мнения Канта и Баумгартена о природе изящного, он отрицает мнение Платона, Лессинга, Гердера, Шлегеля и других позднейших эстетиков, – мнение, которое принято у нас; само собой разумеется, что при таком различии в наших взглядах на изящное и эстетику должно было произойти различие и взгляда на саму словесность, её важность и необходимость. По этой причине вся теоретическая часть, содержание которой Дм. Феод. сам читал и одобрил, не могла понравиться моему цензору. Вот вам буквальное извлечение его отзыва, который он представил на целом листе мелкого шрифта: рассмотревши план рассуждения, он говорит, „что разделение правильное и полное“, о первой части, а priori, он сказал, что „она неудовлетворительна; польза словесности, в отношении историческом, доказана убедительно. Во второй части доказательства изложены хорошо, кроме первого, где доказываемая истина окружена обстоятельствами, не совсем близко относящимися к предмету. В третьей части доказательства не вполне развиты, тогда как услуга правил словесности, ни в чём так не заметна, как в отделке слога. Но смотря однако же на замеченные недостатки, видно, что сочинитель довольно знаком со своим предметом и даже любит его. Слог не везде обработан: 1) встречаются неверные мысли (об изящном). 2) Есть погрешности против чистоты языка и определённости выражений (напр. Эпос Гомера). За исключением

—264—

этих недостатков, которых в сочинении не много, слог его хорош, местами согрет чувством, инде убран цветами воображения даже весьма искусно и вообще носит признаки бойкого дарования“. Конференция после отзывов о моей и о. Гурия задачах сделала такое решение: „хотя бывших воспитанников Академии Иер. Гурия и Вл. Г-го, как не совершивших полного Акад. курса, и не имеющих первой Акад. степени, т. е. студента, но смотря на отличные их способности и оказанные ими на испытаниях успехи, следовало бы произвести только в степень студента; но по уважению к продолжительности, важности и отдалённости от России настоящего их служения, равно и к отличным их способностям, весьма благонравному поведению, и очень хорошим успехам, оказанным ими в течении двух лет Акад. учения, произвести Иер. Гурия на основании § 408 Пр. 7. Д. в степень кандидата богословия, а В. Г., приспособительно к § 397 того же проекта, в степень кандидата словесных наук, о чём, с приложением подлинных их экзаменических рассуждений представить на утверждение Его Свят. г. Обер-прокур. Св. Синода, испросив на сие предварительно соизволение Его Высокопреосвященства журналом“. Таков ход моего дела. Благодарение благодати Божией и доброму начальству! Ныне журнал вносится к митрополиту, а граф не задержит и, может быть, меня ещё здесь поздравят кандидатом. Касательно покупки книг я воспользуюсь всеми Вашими советами и искренно благодарю Вас, как за те книги, которые Вы, с лишением для себя, жертвуете мне, так и за Вашу братскую готовность помогать мне и в будущем касательно пересылки книг. При Вашем содействии, и в отдалённом Пекине я надеюсь быть близким к Европейскому учёному миру.

P. S. На прошедшей неделе у вас был экзамен по-китайски и Манджурски. Азиат. Департамент остался очень доволен нашими трудами и пожелал нам быть столько же успешными и в Пекине, как и здесь.

XIX.

К родителям.

Спешу с Вами поделиться приятными вестями; я думаю,

—265—

что братец Вам уже писал о назначении мне Академическим правлением степени кандидата словесных наук. Ныне уже это дело пришло к концу. 13-го числа я быль у директора в дух. учеб. управлении Карасевского и слышал от него, что в этот самый день моё дело было слушано в Синоде, что уже оно утверждено. – и 16-го будет отправлено в Департамент. Итак, я приеду к Вам уже со степенью, – кандидатом словесных наук! Вторая весть о том, что я поступаю на службу в том чине, в каком поступил бы по окончании полного Акад. курса. Известно, что Дух. кандидаты поступают на службу в 10-м только классе, с получением 12-го; тоже должно было случиться и со мной, и тем более, что, по положению, „получившие степень учёную, не кончивши курса, или вовсе не воспитывавшись в высшем учебном

заведении, не имеют полных прав, присвоенных этой степени“. Я должен был ехать ещё в 12-го; но новое наше начальство оказало большую милость. Азиатский Департамент, в докладе своём к Государю об отправлении нас в Пекин, представил Императору, чтобы утвердить нас в 10-м классе. Император написал: „быть по сему“. Доклад уже сошёл; теперь дожидаются только бумаги из Синода, и потом сделают представление в Сенат о переименовании нас из студентов в чиновники. Здесь мы сами не успеем ещё получить патентов на чин, но о. Архимандрит, который ещё здесь остаётся до нового года, привезёт мне патент; итак, я отправляюсь в чине Титулярного Советника, след. я не только ничего не проиграл против академического: но ещё выиграл два года.

Когда же к вам? спросите Вы. Скоро, скоро! Дела наши о чинах, о том о сём, до сих пор задерживали и задерживают нас! Вместо 12-го, мы отправимся не позже и, кажется, не ранее 19-го; итак, я к Вам буду, или за день до праздника, или в самый праздник; а теперь – до скорого свидания.

P. S. Мой портрет приедет со мной: извините только, что копия лучше оригинала.

—266—

XX.

1840 г. Генв. 25.

К родителям.

Простите меня, что я пишу к Вам так мало и так бегло. Верите ли, что я здесь не имел ни одной минуты, которой бы мог свободно воспользоваться. Нас здесь измучили; вся наша жизнь здесь проходит в странствовании из одного дома в другой. О! скорей бы выбраться отсюда! Вот и ныне пишу к Вам письмо из гостей, из дому о. Даниила, – и при том уже далеко за полночь. Приехали мы в Казань без особенных приключений, – живы и здоровы, долю только ехали по Нижегородской губернии, за недостатком почтовых лошадей. Не беспокойтесь на счёт тёплых сапог, я и без них проехал спокойно, а теперь запасся новыми; завтра, или лучше сказать нынче, т. е. в субботу в 9 часов вечера оставляем Казань. Итак, простите до следующего письма; не ранее Кяхты Вы от меня получите самое подробное письмо, а теперь доколе будут одни записочки.

XXI.

1840 февр. 5 дня.

К родителям.

Я в Азии, за Уралом, в Екатеринбурге, в гостинице Урале! О подробностях моего вояжа буду писать из Кяхты. Дорога моя была до настоящего места покойна; прошедшее ручается за будущее.

—267—

III.

Сведения о современном состоянии старообрядческого раскола по данным третьего миссионерского съезда – Значение таких сведений для правильной постановки миссионерского дела. – Вопрос о счислении раскольников. – Старообрядческие толки: а) спасовцы не приемлющие водного крещения и – крестящие и брачующиеся в Церкви, б) бегуны. – Сведения о самоистреблении в среде бегунов. – „Красная смерть“. – Связь этих сведений с суждениями съезда о тираспольском деле.

Познакомившись в предыдущей статье с внешней историей съезда, обратимся теперь к сведениям о современном расколе и сектантстве, выяснившимся в сообщениях членов съезда и в обмене мнений, происходившем по поводу этих сообщений.

Выяснение точных данных относительно современного состояния раскола и сектантства представляет, без сомнения, дело первостепенной важности не только со стороны научно-теоретической, но и в целях практических, обрисовывая верными чертами среду миссионерской деятельности и в значительной мере определяя сами приёмы последней. Для правильной постановки и успеха миссии среди раскола и сектантства представляется существенно необходимым постоянное обновление знаний относительно того и другого, постоянная проверка сложившихся раньше взглядов и мнений сопоставлением их с фактами живой современной действительности. Здесь меньше, чем где-либо, можно пробавляться ходячими взглядами и традиционными сведениями, и всякое отступление от указанного требования грозит серьёзными промахами и, пожалуй, под-

—268—

час – непоправимыми ошибками. Дело в том, что „русское сектантство и раскол – по справедливому замечанию исследователя, близко знакомого с их современным состоянием – отличаются крайней неустойчивостью догмы и склонностью к постоянной изменяемости и в своём учении, культе, быте, в отношениях к постановлениям господствующей Церкви и к формам современной, общественной и государственной жизни. Всё это требует тщательного наблюдения за внутренним и внешним состоянием расколо-сектантства и частых проверок... Разновременно накопляющиеся путём частных наблюдений материалы по сектоведению необходимо периодически подвергать общему единообразному обсуждению со стороны специалистов – деятелей миссии и разрешению по существу. Только тогда и можно подвести точные итоги происходящим в жизни расколо-сектантства явлениям, верно установить взгляд на общее современное его состояние и ясно определить, где и от каких причин происходит упадок или возрастание, где вырождение или перерождение“²⁴²⁰. Перед съездом специалистов миссионерского дела, собравшихся для обсуждения средств и приёмов миссионерской борьбы с современным расколом и сектантством и, без сомнения, хорошо понимающих указанное основное условие успешности этой борьбы, таким образом, возникала прямая и естественная задача: выяснить точные данные относительно характера, учения и быта хотя бы только важнейших, наиболее привлекающих почему-либо на себя внимание раскольнических толков и мистико-рационалистических сект. И действительно, значительная часть общих и комиссионных заседаний была посвящена выяснению признаков некоторых форм современного расколо-сектантства и сообщениям о них. Мы постараемся передать здесь всё, по крайней мере наиболее интересное из этих сообщений²⁴²¹.

—269—

Но прежде, чем говорить об отдельных видах расколо-сектантства, подлежавших рассмотрению съезда, уместно будет остановиться на общем вопросе – о численности сектантов и раскольников. возбуждавшемся на этом съезде, точно так же, как и на одном из предшествующих²⁴²².

Вопрос о счислении раскольников (а также и сектантов), как известно, составляет издавна больное место в нашем изучении раскола и в наших отношениях к нему. Не подлежит сомнению громадная важность точных и верных сведений о числе последователей раскола и сектантства вообще и разных их подразделений в частности: не говоря уже о том, что эти сведения имеют не малый чисто научный интерес для всех, занимающихся изучением нашего раскола и сектантства, само суждение о полезности и целесообразности известных мероприятий, направляемых против стороны как светской, так и значительной степени зависит от числа тех лиц, к которым должна быть применена данная мера. То, что легко и удобно может быть применено к десяткам и сотням сектантов, может оказаться совершенно неудобоприменимым в отношении к тысячам и десяткам тысяч... Вследствие этого наше правительство, духовное и светское, издавна прилагало заботы к тому, чтобы ввести правильное счисление раскольников и знать их точное, действительное число. Начиная с известного указа Петра I о переписи раскольников обоего пола по всему государству, с обложением их двойным подушным сбором (Полн. собр. закон. Росс. Импер. т. V, № 2991), и до ближайшего к нам времени, на пространстве почти двух веков идёт целый длинный ряд попыток выяснить действительную цифру последователей разных толков нашего раскола, – попыток, к сожалению, не увенчавшихся желанными, успехом²⁴²³. Здесь не место входить

—270—

в подробное исследование причин этой неуспешности; достаточно указать на то, что уже одно положение перед законом некоторых раскольнических толков и сект, особенно из причисляемых к „более вредным“, подлежащим разнообразным стеснениям и ограничениям относительно личных и общественных прав их последователей, должно было всегда служить для этих последних сильным побуждением скрывать свою принадлежность к этим толкам и сектам и надевать личину православия²⁴²⁴. С другой стороны, и сам закон, не допуская свободной „отписки“ в раскол не только лиц уклонившихся от православия, но и детей их, родившихся уже в расколе, в значительной степени затрудняет точную официальную регламентацию раскольников и заставляет отмечать только „склонными к расколу“ тех, кто в действительности, быть может, никогда не принадлежал к православной Церкви и даже совсем не был крещён²⁴²⁵... Немаловажным препятствием к точному исчислению раскольников в прежние годы было и то, что официальные лица, светские и духовные (исправники и священники), доставлявшие своему начальству сведения о числе раскольников, боялись приблизить издавна принятую

—271—

казённую цифру к действительной, так как внезапное возрастание числа неправомыслящих в официальных документах могло быть признано следствием недостаточной попечительности названных должностных лиц и навлечь на них чувствительные неприятности со стороны высшего начальства²⁴²⁶. Эти и подобные им причины, сохраняющие свою силу в большей или меньшей степени и до сих пор, имели своим последствием то, что искусственные официальные цифры раскольников, имевшиеся в распоряжении власти светской и духовной, оказываются несогласными между собой, а те и другие – одинаково несогласны с действительным числом раскольников. Что же касается сектантов, то официальной регистрации их, можно сказать, даже и совсем нет до сих пор. Правда, в различных местах приходским духовенством и деятелями миссии, ближайшим образом заинтересованными в точных сведениях о числе неправомыслящих и отпавших от Церкви, отчасти по инициативе духовной власти, отчасти самостоятельно – предпринимались попытки неофициального собирания названных сведений путём непосредственных личных наблюдений или через расспросы других лиц, стоящих в близком бытовом общении с раскольниками и сектантами (напр., ревнителей православия из мирян – прихожан). В какой степени добытые таким способом неофициальные цифры расходятся с официальными, можно судить по тому, что напр., в одном приходе Томской епархии раскольников официально считается только 11 человек, тогда как в действительности – по заявлению местного мис-

—272—

сионера – их не менее 3000²⁴²⁷. Такое поразительное несоответствие официальных цифр с действительным числом раскольников нельзя не признать обстоятельством крайне нежелательным в интересах установления отношений власти духовной и светской к расколу и правильной постановки миссионерского дела. Съезду, поэтому, предстояла задача – найти выход из указанного ненормального положения дела. С этой целью съезд, с одной стороны, обратил внимание на то, чтобы точнее определить признаки принадлежности к той или другой секте, с другой – выработать наиболее целесообразный и практически удобный способ приведения официальных, традиционно-неточных цифр в согласие с действительным числом сектантов и раскольников. С признаками наиболее значительных сект, выяснившимися на съезде, мы познакомим читателей после; что же касается второй половины намеченной съездом задачи в отношении к вопросу о счислении, то – к сожалению – эта сторона дела не получила здесь окончательного разрешения по существу, а то, что было предложено и принято в качестве ближайшей меры, как корректив традиционной неверности казённых цифр, представляется на наш взгляд не особенно удачным. Членами съезда, именно, было признано, – как передают нам его Деяния – что точное исчисление последователей различных раскольнических толков и сект (равно как и окончательное выяснение характеристических признаков этих последних), не достигнутое при прежней официальной постановке этого дела, не может быть достигнуто и по частной инициативе миссионеров и братств, а лишь „путём церковно-правительственного учреждения для сего со стороны епархиальных начальств по уездам особых духовных комиссий, при участии гражданских властей, под председательством местного протоиерея и при обязательном сотрудничестве миссионера, как специалиста“²⁴²⁸.

—273—

Но ни детального выяснения организации этих предполагаемых комиссий, ни точного указания тех источников и приёмов, из которых и при помощи которых могут быть почерпнуты нужные сведения, насколько мы помним, не было дано в заседаниях съезда, так что практическое осуществление намеченного в общих чертах проекта во всяком случае – остаётся ещё делом, м. б., и не очень близкого будущего. Ближайшим же образом, „установив, что существующий порядок счисления и записей раскольников и сектантов ведёт к полному несоответствию с действительностью числа их, а это в свою очередь ведёт к произволу и порождает многие затруднения, съезд постановил ходатайствовать пред Св. Синодом, чтобы было сделано по епархиям распоряжение об обязательном заведении особых посемейных церковных записей раскольников и сектантов, которые бы, как акты, хранились – подлинники при церквах, а копии – в архивах консисторий, причём возложить на приходских священников обязанность ежегодно производить проверку таких записей и отмечать происшедшие перемены в сектантских и раскольнических семьях“²⁴²⁹ или, как передаёт это постановление съезда – полагаем – один из его руководителей на страницах официального органа Св. Синода, съезд, „в миссионерских чисто целях, остановился на мысли о ведении особых неофициальных записей при каждой церкви, копии с коих представлять епархиальному начальству для хранения в духовных консисториях“²⁴³⁰. Т. е., говоря другими словами, на съезде было предположено ходатайствовать о том, чтобы приходским священникам было предписано, независимо от прежних способов сообщения официальных сведений о числе раскольников, с прежней точностью этих сведений (так как практически-надёжных мер к устранению традиционной неточности и к возвышению достоверности этих сведений указано не было),

—274—

доставлять в особой бумаге, препровождаемой в консисторию через епархиального преосвященного, другую цифру – „неофициальную“ и уже вполне достоверную... Не можем не согласиться с замечанием достопочтенного лица, сообщающего о постановлении съезда в синодальном журнале, что такая мера „может порождать разные недоумения“, – в том числе и то, какое мы своевременно заявляли на съезде и считаем не излишним представить теперь здесь. Нам, именно, представлялось и представляется не совсем удобным или – лучше сказать – совсем неудобным в отношении к священнической совести лиц, призванных осуществлять это предначертание, сознательное, хотя и молчаливое допущение, наряду с требуемой полной достоверностью сообщений „неофициальных“, заведомой неверности официальных цифр, результатом чего должны являться две правды, выходящие от одного и того же лица и различные по содержанию. Неудобным представляется это тем более, что свою „неофициальную“ ведомость священник должен представлять в консисторию, что уже само по себе сообщает представляемой им бумаге характер официальный и превращает её в документальную расписку священника в том, что он в своей официальной ведомости, представленной в ту же консисторию, сообщил заведомо ложные сведения. Невольно приходит при этом на мысль, что епархиальные преосвященные, усмотрев из представленных в консисторию официальных и „неофициальных“ сведений о расколе, что приходские пастыри, не смотря на неоднократно уже обращённый к ним призыв – сообщать, без всякого опасения, только верные сведения о числе раскольников, до последнего времени продолжали в официальных ведомостях представлять цифру неточную и заведомо неверную, найдут в этом справедливый повод к неудовольствию на своих подчинённых. Последние же, со своей стороны, – по крайней мере некоторые, – предусматривая это недовольство, не сочтут ли более благоразумным и в новых „неофициальных“ сообщениях консисториям показывать прежнюю официальную цифру раскольников, свидетельствуя этим о постоянной правильности своих сообщений?.. Всё это застав-

—275—

ляет нас с некоторым сомнением отнестись к ожиданиям вышеупомянутого достопочтенного автора, что „означенная мера всё-таки подвинет дело вперёд и, думается, в значительной степени“. Старые навыки и старые страхи, кажется нам, и при такой постановке дела ещё долго будут давать себя чувствовать...

Итак, современная миссия не располагает точными данными относительно численности сектантов и раскольников, и даже более: двухвековая практика исследований в этой области не выработала даже сколько-нибудь практически-надёжных путей и приёмов, какими можно было бы подойти к решению трудного вопроса о числе раскольников. – Гораздо в лучшем, сравнительно, положении находится изучение современного расколо-сектантства в его догматической и религиозно-бытовой стороне, хотя и здесь многое ещё требует тщательных новых наблюдений и строгой проверки старых выводов.

Как мы уже упоминали раньше, главным предметом внимания для членов третьего миссионерского съезда, в противоположность двум предшествующим, был не старообрядческий раскол, а мистико-рационалистическое сектантство, за последние годы делающее особенно быстрые успехи и в некоторых своих разветвлениях ещё весьма мало выясненное; большая часть сообщений, сделанных на съезде, касалась именно сект мистических и рационалистических. Что же касается старообрядческого раскола, то он считается в настоящее время (хотя, м. б., и не совсем справедливо) уяснённым в достаточной степени, и потому из его толков съезд признал нужным остановиться лишь на весьма немногих, вызывающих недоумения в миссионерско-приходской практике или интересных по особым, исключительным обстоятельствам. К числу таких раскольнических толков принадлежат спасовцы. или нетовцы, и бегуны; о последних вопрос возник на съезде в связи с докладом о заживо похороненных близ Трасполя, обсуждавшимся, как уже было сказано, в особой, специально для этого организованной, комиссии.

Первый из названных раскольнических толков распространён главным образом в поволжских губерниях: симбирской, самарской и саратовской, но имеет последо-

—276—

вателей и в других местах. По основным началам своего учения спасовщина, или нетовщина ²⁴³¹. представляет последовательный вывод из общей беспоповщинской догмы о наступлении царства антихристова и о прекращении истинного священства. В то тремя, как одна часть беспоповцев, признав за несомненное прекращение иерархии, нашла возможным предоставить мирянину совершение двух „нуждно-потребных“ ко спасению таинств, крещения и покаяния, а наряду с этим – и многих других общественно-молитвенных действий, менее важных и значительных, другая часть беспоповцев признала это святотатством, незаконным присвоением прав, несвойственных мирянину, так как по правилу, помещённому в Кормчей с именем апостольского, восхищающие себе недарованное им право священнодействия „раздражают Бога, якоже сынове Кереови и Озиа царь“. Если нет истинного священства, то нет и не может быть и обусловленных им благодатных средств спасения – таинств и общественно-церковной молитвы. Выходя из этого, строгие нетовцы отрицают даже водное крещение, вопреки слову Спасителя (Ин.3:5). По сообщениям, сделанным на съезде, последователи такого лжеучения существуют в настоящее время в Симбирской епархии: здесь новорождённому ребёнку на 8-й день повивальная бабка нарекает имя и надевает крест при чтении 50-го псалма, слова которого: „окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся“ заменяют, по понятию нетовцев, тайнодейственную силу крещения. С последователями этого толка некрещенцев. по сообщению миссионеров, бывает немало затруднений в пастырской практике, так как вследствие неведения и недоразумения такой раскольник– спасовец может быть присоединён к церкви вторым чином, через миропомазание, и допущен к другим таинствам – исповеди, причащению и браку – не получивши, совсем крещения²⁴³². При обсуждении вопроса о том.

—277—

нужно ли крестить вступившего таким образом в общение с Церковью спасовца, если уже после принятия им церковных таинств обнаружится, что он не получил крещения, было выведено на справку мнение высокопреосвященного Филарета, митрополита Московского, который полагал, что удостоенные прочих таинств Христовых, и особенно евхаристии, могут быть оставляемы, за нужду, без крещения. Приняв к сведению это авторитетное мнение архипастыря, глубокого богослова и канониста, съезд счёл, однако, должным испросить на указанный предмет особого разъяснения высшей церковной власти; в предупреждение же недоумений этого рода признано было необходимым в каждом отдельном случае, при обращении к Церкви последователей спасова согласия, тщательно исследовать относительно их крещения и, в случае сомнения, крестить с условной формулой: „аще не крещен“.

Кроме спасовцев неприемлющих водного крещения есть и такие, которые крестят детей и брачатся в православной Церкви,²⁴³³ а перед браком принимают иногда и другие тайны (покаяние и причащение), так что по видимости являются „ церковными“, и нередко даже приходскому священнику трудно бывает отличить их от „нерачительных“ к Церкви православных. По отношению к этим спасовцам на практике возникает также немало недоразумений, на которые обратил внимание, доложивши о них съезду, один из о. миссионеров Самарской епархии. Дело в том, что спасовцы вступают иногда в церковный брак не только с последовательницами своей секты, но и с православными, для которых подобный брак весьма часто является прямым путём к

—278—

совращению в раскол. Вместе с тем, побуждаемые перед вступлением в брак к исповеди и причастию, последователи названного толка допускают прямое кощунство. Обращая внимание съезда на эти злоупотребления и испрашивая указаний для их устранения и предупреждения, о. миссионер сообщил, между прочим, что в самарской епархии для предотвращения упомянутых совращений, по распоряжению местного преосвященного, подозреваемый в тайной принадлежности к названному толку не иначе может вступить в брак с православной, как после трёхлетнего искуса, которым он должен доказать свою преданность Церкви. Мера эта, предложенная на обсуждение съезда, не была, однако, принята, как не имеющая для себя оснований в действующем церковно-гражданском законодательстве, а некоторыми из членов съезда была признана даже и крайне опасной, способной в иных случаях не приблизить, а отдалить от Церкви не только колеблющихся раскольников – спасовцев, но и намеревавшихся вступить с ними в брак православных. Было признано, что предотвращение уклонения православной стороны в раскол в тех случаях, когда этого можно опасаться, может быть достигнуто и иными средствами, при внимательном наблюдении со стороны местного священника. Что же касается упомянутых случаев кощунства при евхаристии, то в этом отношении был признан весьма целесообразным и легко применимым приём, употребляемый в Архангельской епархии, по словам прибывшего оттуда миссионера, – именно: заставлять раскольников, тотчас по принятии св. Таин, произносить трижды: „Слава Тебе, Боже“.

Другим старообрядческим толком, подлежавшим рассмотрению съезда, были бегуны или странники. Интерес к этому толку был возбуждён особенно тем обстоятельством, что ещё до съезда было заявлено (даже и в печати) мнение, по которому известное трагическое событие в тираспольских плавнях – добровольное погребение заживо двух с половиной десятков людей – поставлялось в прямую связь с названной сектой. Имея в виду далее подробно коснуться тираспольского события и высказанных по этому поводу мнений, мы воспроизведём здесь в

—279—

существенных чертах сделанный на съезде доклад проф. Ивановского о „странниках“, напоминая при этом читателям и ещё кое какие подробности, касающиеся этой секты и имеющие для нас интерес по связи с предметом дальнейшего изложения.

Секта странников (старообрядческо-беспоповщинская), как известно, возникла в последней четверти прошлого столетия, выделившись из филипповщины, и с самого начала определилась, как секта противообщественная, отрицавшая не только церковный, но и весь существующий общественно-государственный строй, выходя из крайне фанатического учения об антихристе, который воцарился в мире в преемственном ряде носителей верховной власти (с Петра I) и делает верных христиан (т. е. старообрядцев-раскольников) своими последователями, между прочим, через запись в так называемые раскольнические списки, ревизские сказки и т. под. документы. По словам основателя секты, Евфимия, „вступившие в оклад раскольническ антихриста обоготвориша, его правоверна, себя же зловерных и отступников нарекоша бысти“. Чтобы избежать власти антихристовой, истинный „раб Христов“, становящийся таковым через перекрещивание, должен отрешиться от всего обычного порядка жизни и, не принимая ни паспортов, ни денег (на которых изображение двуглавого орла есть печать антихристова), не имея зде пребывающего града, вечно странствовать, переходя из одного места в другое, вечно таитися и бегать, оставаясь „неведомым миру, скрываясь от людей преимущественно в пещерах, соблюдая строгий и долгий пост“²⁴³⁴. Само собой понятно, что в такое горько-плачевное время и при таких скорбных обстоятельствах не может быть и речи о радостях семейной жизни, и потому настоящие последователи секты – монахи и монахини, совершенно отрицательно относящиеся к браку и считающие его стоянием непрерывного, хотя и бессознательного прелюбо-

—280—

деяния²⁴³⁵. С течением времени, впрочем, сделано было немало уступок требованиям жизни, и в строгое учение странничества внесены были некоторые перемены и послабления. Самым важным из них было то, что наряду с настоящими странниками был допущен особый разряд менее совершенных последователей секты. ,жилых“ бегунов, странноприимцев или пристанодержателей, которые, живя в „миру“, обязаны давать у себя приют настоящим странникам. Эти странноприимцы вступают в брак и берут паспорта, по под конец жизни, хотя бы уж совсем перед смертью, должны стать настоящими бегунами – уйти или быть вынесенными из своего дома и умереть вне его²⁴³⁶. Для того, чтобы удобнее было укрывать беспаспортных бродяг – странников от властей и лиц посторонних, дома „жилых“ бегунов обыкновенно устраиваются с особыми приспособлениями, с потайными ходами, кельями и тайниками, о существовании которых человеку постороннему трудно и догадаться. Так, напр.. при обследовании, произведённом в центре ярославского странничества, деревне Сопелках, в 1850 г., найдено было 11 тайников, 7 подъизбиц с секретными входами, множество тайных отверстий в стенах, в заборах, не мало ходов на крыши соседних домов прямо из окон, большое количество тёмных коридоров и лестница, из одного дома в другой, 5 ям, закрытых досками один секретный выход к огородам и гумнам на Волгу и

—281—

проч.²⁴³⁷. В дополнение к сказанному не излишне отметить, что при том же обследовании во многих избах на верхних косяках дверей были найдены надписи полууставом: „Христос с нами уставился²⁴³⁸“, – подробность, с которой мы ещё встретимся впоследствии.

Фанатическое учение секты об отречении от мира, таинственное исчезновение лиц, подозреваемых в принадлежности к секте, отдельные случаи, свидетельствующие о готовности последователей её „пострадать за Христа“²⁴³⁹ и тёмные толки в окружающей народной среде давно наталкивали на мысль о существовании у странников явления, как известно, не беспримерного в истории раскола: разумеем самоистребление, „вольное мученичество“ Христа ради. Само странничество, бродячая жизнь, с её трево-

—282—

гами и опасностями, представляет в понимании последователей этой секты если не прямо „вольное мученичество“ за Христа, то ближайшее подготовление к нему. Один из последователей страннической секты на допросе, между прочим, показывал, что возжелал он, христианин по странству, скорбеть за имя Христово, захотел сложить за это великое имя свою бедную голову где-нибудь под кустом: Ведь там –говорил он – в лесах этих мало ли всякого народу ходит! Есть и такие, что убивают странников“²⁴⁴⁰. Были и более определённые сообщения о самоистреблении в среде последователей этой секты. В 1883 году в журнале „Неделя“ (№ 34, стр. 1128) был подробно описан ужасный обряд „красной смерти“ – через задушение, существующий, как здесь сообщалось, у бегунов или – по местному названию – „голбечников“ Костромской губернии. Известие это не всеми, впрочем, было встречено с полным доверием. Впоследствии, однако, обнаружился целый ряд фактов, по-видимому, заставлявших более доверчиво отнестись к известию о появлении среди бегунов особого толка „душителей“ или „красносмертов“ и обнаруживших довольно широкое его распространение. По сообщению проф. Ивановского, в недавнее уже время в Царевококшайском уезде Казанской губернии найдены были два трупа, один – мужчины, другой – женщины, похороненные в лесу, по-видимому, по обрядам бегунского толка²⁴⁴¹, и с признаками неестественной смерти. Около половины августа 1896 года во Владимирской губернии неизвестно куда пропал 60-летпий старик; пред этим он захворал, морил себя голодом и со всеми прощался, говоря о скорой своей смерти; потом зашёл в дом одного из „странноприимцев“, откуда уже и не возвращался. Со-

—283—

бранные сведения давали основание думать, что старик был перекрещен, принял иноческий чин, затем отведён в лес, задушен там и зарыт. Спустя около месяца крестьянские девушки, собирая ягоды в лесу, увидели голову старика, размытую дождями... Все эти факты представляли, впрочем, много неясного, и вопрос о существовании душительства, по словам проф. Ивановского, до последнего времени оставался открытым²⁴⁴². Во время самого съезда, как сообщается в книжке его „Деяний (стр. 191), к проф. Ивановскому обращалась жена одного совращённого из православия последователя страннической секты, прося совета, как оградить её умирающего мужа от тайного увоза в трущобы странноприимства для перекрещивания, и выражая опасение, что больной будет подвергнуть там „красной смерти“. Это заявление, указывавшее на существование „душителей“ в самой Казани, подтвердилось потом недавним газетным сообщением, которое мы приводим здесь, со слов „Московских Ведомостей“ (№ 281), сполна, как представляющее интерес в том отношении, что в нём описывается и сам обряд задушения, совершаемого над последователями секты:

„Со слов Казанского Телеграфа уже сообщалось, что в конце сентября в Казани, на одной из её окраин, открыты подпольные помещения, в которых происходят тайные сборища бегунов – душителей для молений и совершения других обрядов своего культа.

По этому поводу любопытные сведения о секте душителей передаёт г. С. в Новостях, со слов одного казанского мещанина, состоявшего в одно время последователем этого лжеучения и посещавшего притон бегунов.

У небольшого кружка бегунов сложилось убеждение, что лишь тот достигнет царствия Божия, кто примет мученический венец. Чтобы открыть человеку путь к такому блаженству, бегуны и придумали способ восприя-

—284—

тия этого мученического венца: как только человек вступает в состояние предсмертной агонии, бегуны ускоряют его смерть удушением. Таким образом, по их понятию, умирающий кончает свои дни, как мученик, и тем самым несёт на себе тот венец, который вводит его в райскую обитель.

Процесс удушения совершается при помощи небольшой подушки, которую при пении псалмов и каждении, полагает на уста умирающего „душительница“, почитаемая сектантами за какую-то духовную особу, так как она совершает священнодействие, положенное в основу их учения. Душительницей является обыкновенно старуха, живущая на счёт общества сектантов и обязанная являться по первому зову к умирающему, над которым надлежит совершить этот ужасный, изуверский обряд. Так как совершение этого обряда над умирающим в частных квартирах является делом рискованным, то его незаметно переносят в притон Детровича, где, по окончании обряда, покойника немедленно кладут в наскоро сколоченный гроб и глубокой ночью, когда кругом всё объято сном, увозят его в лесную глушь или в овраг, где и предают земле, тщательно уничтожив все признаки могилы. Чтобы не внушить подозрений при случайной встрече с дозором, гроб взваливают на телегу, замаскировав какою-нибудь поклажей, чаще всего сеном; в тех же видах гроб сопровождают обыкновенно не более двух человек, из которых один сидит на возу, а другой следует пешком, держась поодаль.

Не так давно в Казани разбиралось в суде уголовное дело по обвинению одного крестьянина в убийстве своей матери, которая была тяжко больна и затем неизвестно куда исчезла. Деревенская молва догадывалась, что эта семья принадлежит к секте „бегунов душителей“, а потому и обвинение было построено на этой почве. Когда удалось найти могилу этой старухи, то были открыты явные признаки того, что она была задушена при жизни. Так как против обвиняемого веских улик не оказалось, то он и был оправдан. Тем не менее, процесс закрепил уверенность что секта душителей „в Казанской

—285—

губернии имеет распространение и адепты её не представляют редкого явления“²⁴⁴³.

Приведённый ряд фактов, правда – не достаточно ясных и не вполне доказанных, не решая вопроса окончательно, тем же менее – делает весьма вероятным, по нашему мнению, слух о существовании в среде бегунов изуверного учения о насильственной смерти, как своего рода мученичестве Христа – ради. Не удивительно, поэтому, что при первых известиях о страшном событии близ Тирасполя невольно припомнились сведения о страннической секте, подобные вышеприведённым, и под впечатлением сходства, в основе, того и других сложилось мнение, что и в тираспольских плавнях преждевременно и мучительно покончили свои счёты с жизнью последователи той же самой секты. Ближе познакомившись с названным событием, мы будем в состоянии решить, насколько справедливо это мнение.

И. Громогласов

(Продолжение следует).

—286—

Назначение Иннокентия, архиепископа Камчатского, на кафедру Московской митрополии состоялось 5 января 1868 года, т. е. спустя полтора месяца после кончины его знаменитого предшественника. В промежуток времени от дня кончины последнего до дня назначения первого, естественно, много было толков о том, кто будет преемником митрополиту Филарету. Предположения были разные. Касались они и личности преосвященного Иннокентия. Не чужда была этих толков и Московская духовная академия, весьма заинтересованная, разумеется, так же, как и вся Московская епархия, вопросом о преемстве святителю Филарету в митрополии. Между прочим покойный профессор академии Пётр Симонович Казанский († 1878) ещё от 26 ноября 1867 года, когда тело усопшего иерарха, митрополита Филарета только привезено было в Сергиеву Лавру для погребения, писал своему брату, также покойному преосвященному архиепископу Костромскому Платону († 1877) следующее: „Муравьев²⁴⁴⁵ говорил, что он спрашивал митрополита²⁴⁴⁶: правда ли, что Иннокентий Камчатский писал к вам, изъявляя желание отказаться от епархии и остаток дней провести в Москве? Правда, отвечал митрополит, но я написал, что такие люди, как он, – основатели новых кафедр, должны и кости свои сложить на

—287—

своём месте²⁴⁴⁷. – Но он мог бы быть вашим преемником? – Что же? Человек он достойный во всех отношения“²⁴⁴⁸. Предположение это оправдалось, как бы ни толковали побуждения, вызвавшие в Государе Императоре решительное изволение назначить Камчатского архиепископа Иннокентия на место митрополита Московского²⁴⁴⁹.

Назначенный на кафедру Московскую Высочайшим повелением 5 января 1868 года, митрополит Иннокентий, по дальности расстояния прежнего места его служения от нового, и само известие о своём новом назначении получил эстафетой лишь 18 января, а приехать в Москву мог ещё гораздо позже того. На эстафету обер-прокурора Св. Синода графа Д. А. Толстого, извещавшую его о новом его назначении он 19 января отвечал депешей между прочим: „предстоящая распутица не дозволит мне быть (в Москве) ранее конца мая“²⁴⁵⁰. И действительно, владыка Иннокентий прибыл в Москву 25 мая означенного 1868 года. На другой день он служил первую литургию в Успенском соборе своего престольного града и после часов, пред самой литургией, в присутствии великого множества разных представителей своей новой паствы, произнёс краткую, но весьма трогательную по глубокому смирению речь к этой пастве. Тот же профессор академии П.С. Казанский от 30 мая 1868 года писал своему брату: „Впечатления от нового митрополита ещё не выяснились. Краткая речь, сказанная им после часов в Успенском соборе, одобряется“²⁴⁵¹. В этой речи своей новый владыка Московский, приветствуя паству благодатью и миром от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа, взывает: „но кто я, дерзающий восприять и слово и власть моих

—288—

предшественников? Ученик отдалённейшего времени, отдалённейшего края и ещё более в отдалённой стране проведший более половины своей жизни; не более как смиренный делатель малой нивы Христовой, учитель младенцев и младенствующих в вере. И такому ли, наименьшему из делателей, быть делателем вертограда Христова великого, славного и древнего? И такому ли учителю поучать паству, из среды которой исходят во все концы России учители и наставники, и даже учители учителей? Правда, почти всё это я мог бы сказать на всяком другом месте, куда бы я ни был переставлен; но здесь та особенность: после кого становлюсь я здесь? Кто мой предшественник, и кто я? Тут не может быть никакого сравнения. Или всякое сравнение будет далеко не в мою пользу, а некоторые даже против меня. Я понимал всю тяжесть и горечь таких сравнений, – сравнений совершенно естественных, неизбежных и справедливых; это не то, что пересуды. Я понимал также всю высокость и трудность служения здесь, и потому мне надлежало бы – по крайней мере, я мог бы – уклониться от сего, имея при том и видимую к тому причину²⁴⁵². Но кто я, чтобы мне противиться Богу – Царю небесному, без воли Коего и влас с головы нашей не падает? Кто я, чтобы мне противурещи Царю земному, сердце Коего в руце Божией? Нет, сказал я себе: пусть будет со мною, что угодно Господу; иду, куда повелено. И вот, я пришёл. Итак, благослови, Господи, меня приняться за дело! Господи! Твой есмь аз, Твой и хочу быть всегда и везде; твори со мною, что Тебе угодно и в сей жизни, и в будущей; да буду я и здесь простое орудие в руках Твоих! Пресвятая Владычице Богородице, Споручница моя²⁴⁵³! Не остав-

—289—

ляй меня и здесь Твоею помощью, заступлением, ходатайством и молитвами Твоими! Святители Христовы – Петре, Алексие, Ионо и Филиппе, и вси почиющие здесь! восприимите меня в свои молитвы, недостойнейшаго вашего преемника. – Братия и отцы! Особенно вы, просвещенные наставники и отцы! Не таков вам подобаше архиерей, как я бескнижный. Но терпите мя любовью Христовою, восприимите меня и в ваши домашние молитвы; паче же молитесь о том, дабы лжеучение и плотское мудрование, пользуясь моим безкнижием, не вкралось в среду православия. Прошу вас всех, братия и чада, молитесь о мне грешном“²⁴⁵⁴. – „Вообще назначение своё в Москву, – продолжим словами профессора П. С. Казанского, – он (т. е. митрополит Иннокентий) называет выше своей меры, а тем более быть преемником Филарета. Казанскому²⁴⁵⁵, просившему его не оставлять советами, он сказал: „была одна голова, к которой все обращались за советами, а теперь 52 головы равные“. Викариям²⁴⁵⁶ сказал: „вы прежде ездили на Троицкое подворье за советами, теперь приезжайте с советами“. Ректор²⁴⁵⁷, кроме служения, видел его только пять минут, успев подать ему расписание экзаменов. – „Что тут пишется? Согласен, к исполнению, утверждается“. Ректор пригласил на экзамен и получил в ответ: „некогда мне у вас учиться“. Спросил, как делал митрополит Филарет. Ректору сказал, что не замедлит явиться начальству в Лавре“²⁴⁵⁸. Действительно, скоро и приехал новый владыка в Сергиеву Лавру, а прибыв в Лавру, не мог не посетить и находящуюся в стенах её Московскую духовную академию. Именно, он прибыл в Лавру 31 мая и в тот же день, после обычной встречи его монастырскими властями, в настоятельских (митрополичьих) покоях принимал, в числе прочих, старших представителей ака-

—290—

демии; а 1 июня, после панихиды на гробе своего предшественника, в теперешней Филаретовской церкви, посетил и саму академию. Это посещение академии, по прибытии митрополита в Лавру, помянутый выше профессор П.С. Казанский описывает так: „В пятницу²⁴⁵⁹, в 7 часов вечера, приехал в Лавру митрополит. Мы представлялись в его комнатах. Ректор сказал речь: „В обители преподобного Сергия соединились и училище, и иночество. Тебе вверено руководство того и другого, – проповеднику Евангелия и доблестнейшему архипастырю. Руководи нас и не лишай того расположения, каким удостаивал нас почивший“²⁴⁶⁰. В ответ митрополит ничего не сказал²⁴⁶¹. После благословения одной рукой каждого, воздвигнул благословение обеих рук на всех, и все пошли. В субботу²⁴⁶², в 10 часов, приехал в академию, проведён в залу, где собрались наставники и студенты. Был в библиотеке и что-то вспомнил о Тишендорфовской Библии²⁴⁶³; был в столовой и в номерах, спросил некоторых студентов о фамилии и после сказал, что он имеет особый навык по физиономии узнавать способности людей. При прощании, обратив внимание на мою седую бороду, спросил: „верно давно служите?“ – Я сказал, прибавив что я товарищ Мисаилу²⁴⁶⁴. Спросил о нём, и когда я сказал, что он болен, то изрёк: „по болезни я расстался с ним, а то разве расстался бы“²⁴⁶⁵. Затем в воспоминаниях П.С. Казанского читаем: „Слухи есть, что митрополит думал, что его немедленно вызовут в Питер, и тут он объяс-

—291—

нится, чем он может заниматься, и чем не может. На первом плане стало бы отречение от управления академией. Этим, может быть, и объясняется его уклончивость от разговора о делах академических и вообще учёных. Лишь только ректор заведёт речь о чём-либо таком, тотчас является речь об Америке, или прямо: „это не по моей части“. Но кажется, это совершенно напрасно. Мало пользы делу приносило вмешательство и светильника великого²⁴⁶⁶ в частное дело кого-либо из наставников. Общее наблюдение над тем, чтобы делом занимались и наставники, и студенты, может иметь и он²⁴⁶⁷. О новом святителе только ещё вопрошают: что будет? Это свидетельствует о его осторожности. Земных поклонов ему не делали“²⁴⁶⁸.

Действительно, только глубокое смирение и благоразумная осторожность побуждали нового владыку Московского, на первых особенно порах, с видимой уклончивостью относиться к делам академическим. Но он, кроме того, что уже самим академическим уставом обязан был иметь помянутое „общее наблюдение“ над академией, и по высоким умственным дарованиям своим, по своей опытной мудрости мог вполне иметь это „наблюдение“, и по обилию сокровищницы любящего, доброго сердца своего в состоянии был принести существенную пользу академии. А между тем в высших сферах никто, никогда, ни на минуту не допускал даже и мысли об устранении высокопреосвященного Иннокентия от управления академией и о согласии на его „отречение“ от сего. Дальнейшее ясно покажет нам и то и другое: и его полную способность управления делами академическими, и великую пользу, принесённую им академии в течение его десятилетнего управления Московскою епархией. Бог ему, как человеку благу пред лицем Его. даде для сего мудрость, и разум (знание), и веселие (Еккл.2:26) о сделанном

добре.

Кроме обычного течения дел академических, восходив-

—292—

ших на усмотрение и утверждение епархиальной власти, в то время были и особенные вопросы, события и дела, касавшиеся духовных академий вообще и Московской духовной академии в особенности, и требовавшие таких или иных суждений и решений о них и участия к ним от нового архипастыря Московского. Таковы: новый устав академический, утверждённый Высочайшей властью лишь в 1869 году, а в Московскую духовную академию введённый в 1870 году; юбилей С.-Петербургского университета, на который приглашаемы были представители и от Московской духовной академии; – духовно-судебная реформа, потребовавшая и от Московской духовной академии причастности этому делу в лице одного из её почтенных представителей; – учреждение новой кафедры (естественно-научной апологетики) при Московской духовной академии; – устройство своей, домовой, церкви в здании Московской духовной академии, и т. д. И уже не далее, как от 21 ноября того же 1868 года, П.С. Казанский писал своему брату: „Митрополит просидел с 6 до половины 9-го у ректора и своими здравыми суждениями, оригинальными выражениями, готовностью идти на борьбу с сильными мира сего закупил в свою пользу всех наставников академии. Митрополит говорил против ревизоров, против правления. Ректор заговорил о миссионерской академии. Митрополит назвал это пустяками. О внутренних миссиях говорил, что считает их нужными для утверждения православных. Прощаясь, сказал: может быть я вас не увижу; ибо операцию хочу делать“²⁴⁶⁹. В проекте нового академического устава, между прочим, владыке не нравился выборный ректор²⁴⁷⁰. И против этого-то, а равно и против других непорядков в новых семинарском и академическом уставах²⁴⁷¹, он между прочим выражал готовность „идти на борьбу с сильными мира сего“, возвысить свой твёрдый голос в Св. Синоде, куда он осенью 1868 года вызван был, отправившись для сего в Петербург 27 ноября сего года²⁴⁷².

—293—

Пребывание митрополита Иннокентия в Петербурге для участия в заседаниях Св. Синода в 1868–1869 году совпало с временем празднования помянутого юбилея С.-Петербургского университета. По вопросу о депутации на этот юбилей от Московской духовной академии мнения членов Конференции академической разделились, и ректор академии протоиерей А. В. Горский, в разрешение сего недоумения, по словам П.С. Казанского, писал в конце января 1869 года в Петербург к митрополиту, что „он с своей стороны полагает, что ехать туда прилично было бы Филарету Александровичу²⁴⁷³, как духовному лицу, или

B.Д. Кудрявцеву, как бывшему уже в Питере, или C.К. Смирнову, как известному трудами, а прочие члены думают, что нужно отправиться ректору, как доктору Петербургского университета²⁴⁷⁴. Но на пять или на шесть дней оставить академию он не может и приводит много причин. Митрополит отвечает: „совершенно убеждаюсь приведёнными вами причинами, что оставить нам академию на пять или на шесть дней нельзя; поэтому приглашаю вас приехать на восемь или девять дней. Очень рад буду вас видеть; сожалею только о том, что не могу вам предложить у себя помещение“²⁴⁷⁵. Как увидим из последующего, желание митрополита видеть в Петербурге именно самого А.В. Горского объяснялось разными, притом весьма уважительными, причинами, заставившими о. ректора академии пробыть в северной столице не только восемь или девять дней, а даже почти целых три недели.

4 февраля означенного 1869 года А.В. Горский, как сам записал в дневнике своём²⁴⁷⁶ выехал из Сергиева Посада в Петербург; а уже от 5 числа того же месяца занёс в свой дневник следующее известие: „В 10 часу утра приехал в С.-Петербург. Несколько гостиниц нужно было объехать, чтобы найти себе квартиру. Везде номера заняты, говорит, по случаю съезда дворян

—294—

для выборов. В 11 часов представлялся владыке²⁴⁷⁷ и принят весьма любезно. Цель моего призыва, сколько видно из слов владыки, кроме праздника университетского, заключается в участии с членами Комитета в рассмотрении академического устава, или, лучше сказать, мнений, полученных в Комитете от преосвященных касательно составленного ими проекта. Почему-то академический о. ректор²⁴⁷⁸ вчера ещё спрашивал владыку, приехал ли я? Поданное мной мнение (ещё в августе месяце) владыкой ныне препровождается в Комитет с прибавлением, что выбор ректора следует предоставить Святейшему Синоду²⁴⁷⁹. – Спрашивал владыка о болезни о. инспектора²⁴⁸⁰. Я отвечал, что чувствует он себя не ровно: иногда лучше, иногда хуже. В настоящее время ему хорошо, только доктор²⁴⁸¹ сколько можно менее велел ему тратить свои силы на ногах. Владыка заметил: нечего затруднять его. Я отвечал, что кроме классов мы не тревожим его никуда. При этом случае я упомянул о его истолковательных трудах²⁴⁸², которые скоро должны будут представлены в Св. Синод²⁴⁸³. Владыка обещал не оставить

—295—

своим вниманием... В этот день владыка пригласил меня к своему столу. Перед обедом я прочёл ему наш адрес университету; владыка остался доволен“²⁴⁸⁴. – Само юбилейное торжество университета С.-Петербургского состоялось 8 февраля²⁴⁸⁵.

Что касается до мнения о. протоиерея А.В. Горского по предмету устава академического, о коем А. В. в дневнике своём замечает, как о представленном ещё в августе 1868 года, то относительно этого должно сказать, что митрополит Иннокентий, ещё к Успеньеву дню (15 августа) прибыв в Лавру и, очевидно, озабоченный назревавшим делом преобразования академия по новому уставу, не раз лично совещался по этому делу с А.В. Горским и хотя высказывал также не раз особые, своеобразные, не всем членам академического братства нравившиеся взгляды на предмет²⁴⁸⁶, однако не только прислушивался к мнению такого опытного из этих членов, каким был А.В. Горский, но и прямо требовал этого мнения. В бумагах А.В. Горского сохранилась коротенькая записочка владыки Иннокентия такого рода: „о. ректору. Не забудьте взять с собой замечания ваши на проект Академического Устава. И. М. М.“. На этой записочке рукой А.В. Горского помечено: „получено 25 авг. 1868”²⁴⁸⁷. А это и был день отъезда митрополита из Лавры; стало быть „замечания“ А.В. Горского нужны были владыке для дальнейших соображений и представления в С.-Петербург.

В С.-Петербурге А.В. Горский, после первого своего посещения владыки, бывал у него весьма часто и беседовал с ним о разных предметах, в том числе опять

—296—

и об академическом уставе²⁴⁸⁸. И так как первоначальное предположение об удержании А.В. Горского далее университетского юбилея для привлечения к участию в обсуждении академического устава потом и осуществилось, то эти беседы были и весьма важны, и весьма необходимы. Так, А.В. Горский ещё за 10-е февраля в своём дневнике отметил, что „обедал у о. ректора академии²⁴⁸⁹ с прочими депутатами академии“, причём „были рассуждении о вопросах, касающихся устава, но не серьёзно, не глубоко, часто мимоходом. Я говорил с некоторыми, – добавляет он, – о четвёртом годе курса, об излишних раздроблениях по факультетам, о том, что не следовало бы оба курса – философский и богословский – вести в одно и тоже время; потому что для того и другого потребно своё, и однако же цельное построение; о сохранении за академиями самодеятельного способа развития – посредством сочинений“²⁴⁹⁰. Затем, от 11 февраля в дневнике его читаем: „Приезжал ко мне Ник. Ал. Сергиевский²⁴⁹¹ и дал мне прочитать поданную им графу²⁴⁹² записку, что хорошо было бы воспользоваться пребыванием в настоящую пору в С.-Петербурге депутатов Московской и Казанской академий и пригласить их в Комитет по составлению устава академий, по крайности заседания на три для пересмотра постановлений об учебной части в академии, которые могли бы быть окончены заседания в три. Я, подумав, решился принять это приглашение, имея в виду и желание нашей академической братии, и предположение владыки. Итак, остаюсь здесь до сырной недели, если Богу будет угодно“²⁴⁹³. А от 12 февраля А. В-ч пишет в своём дневнике: „По требованию графа был у него в три часа и имел с ним беседу об уставе академическом около часу. Синод согласен на участие

—291—

наше в Комитете“²⁴⁹⁴. – Что же касается до бесед со владыкой митрополитом Иннокентием по предмету того же устава, то А.В. Горский от 12-го же февраля отмечает в своём дневнике: „виделся со владыкой. Он дал совет держаться мнения преосвященного Макария²⁴⁹⁵, впрочем, прибавил: если он в главном будет с вами не согласен, держите свой голос“²⁴⁹⁶. – Первое заседание Комитета, при участии А.В. Горского и депутата Казанской духовной академии ординарного профессора Наф. Петр. Соколова († 1881), состоялось 14 февраля, о чём у А.В. Горского в дневнике читаем: „Вечер с половины восьмого заседали в Комитете. Присутствовали все обычные члены и преосвященный Макарий. Решено было пересмотреть особой комиссии, состоящей из ректора академии протоиерея И.Л. Янышева, меня и Н.П. Соколова обе программы: составленную Комитетом и преосвященным Макарием, и посмотреть, нельзя ли приспособить деление наук преосв. Макария к Комитетскому. Заседание кончилось в половине 10-го“²⁴⁹⁷. И затем на следующий же день, 15 февраля А. В-ч, как пишет о себе, „был у владыки²⁴⁹⁸ и передал ему сведения о первом бывшем заседании в Комитете. Владыка желал, чтобы мы, по возможности, сошлись с преосвященным Макарием. Но напоминал, чтобы не забывали приготовлять благочестивых священников и пастырей церкви, а не одних только учёных“²⁴⁹⁹. И как бы в исполнение сего, о втором заседании, бывшем того же 15-го февраля, А. В-ч говорит: „занимались пересмотром проекта о распределении академического курса, поданного преосв. Макарием, – и дело, – слава Богу, – разрешили мирно, по крайней мере между нами. В число общеобязательных перенесены – Св. Писание, Общее Богословие, Метафизика и Педагогика.

—298—

Прочие отделы, намеченные преосвященным Макарием, удержаны; опущены только менее значительные подробности“²⁵⁰⁰. Затем ещё были заседания 17, 20 и 24 февраля²⁵⁰¹, а у владыки А.В. Горский бывал почти ежедневно²⁵⁰² вплоть до самого своего отъезда из Петербурга 25 февраля²⁵⁰³. Перед отъездом он был и у Обер-Прокурора Св. Синода графа Д.А. Толстого, который при этом его „благодарил за участие в Комитете“²⁵⁰⁴. Академический Устав утверждён был Государем Императором 30 мая 1869 года, а в Московской духовной академии введён был в действие с началом 1870–1871 учебного года. И первое общее собрание совета Московской духовной академии по введению в действие этого устава было 21 июня 1870 года, состоявшееся после молебствия, совершённого соборно прибывшим в академию, по поручению высокопреосвященнейшего митрополита Иннокентия, преосвященным Игнатием, епископом Можайским, викарием Московской митрополии. На этом собрании установлен был, согласно новому уставу, весь административный строй академии, с распределением должностей между наличными представителями её и с новыми наименованиями этих должностей (члены совета вместо прежней конференции, помощники ректора по трём отделениям и т. д.), распределены были между наличными наставниками определённые новым уставом кафедры наук, с переименованием при том прежних бакалавров в доцентов, и т. д.²⁵⁰⁵ Само собой разумеется, что, по множеству предметов, подлежавших обсуждению, при введении и применении нового устава, одного заседания было недостаточно, и этих заседаний собрания, в течение июня, июля и августа было много, пока в сентябре и октябре мало по малу не установился строй академии, согласный с требованиями

—299—

нового устава²⁵⁰⁶. Журналы всех этих заседаний восходили на благоусмотрение и утверждение митрополита Иннокентия, как главного начальника и блюстителя порядков в академии; а таким образом под его непосредственным наблюдением совершилась весьма важная перемена в жизни академии – введение в ней устава 1869 года, действовавшего, как известно, до 1884 года²⁵⁰⁷.

Введение в действие устава 1869 года в жизни академии или тесно связано было, или совпало и со многими другими событиями и обстоятельствами в этой жизни, в которых почивший святитель Иннокентий принимал не только живое, деятельное, но и благодетельное участие.

Так, именно, с его архипастырского благословения и при его благодетельном участии в Московской духовной академии открыта была доселе существующая кафедра естественно-научной апологетики, с платой жалованья профессору этого предмета из сумм Московской кафедры; учреждены были на суммы той же кафедры три стипендии для своекоштных студентов академии; устроена была домовая академическая церковь, и т. д.

Подробности обо всём этом и о прочем, в чём так или иначе выразилось отношение митрополита Иннокентия к Московской духовной академии, – подробности весьма любопытные, будут составлять предмет особых наших статей. Теперь же мы заключим наш очерк общей характеристикой в Бозе почившего архипастыря, чтобы видеть, как оправдалось на нём слово Писания, выставленное в начале этого очерка.

—300—

Мудрость и разум (знание) святителя Иннокентия обнаружились уже и в тех немногих случаях, которые привели мы выше. Между прочим, его „навык по физиономии узнавать способности людей“ был особенным даром Провидения для него. А. В. Горский, в своём дневнике, за время бытности в Петербурге в 1869 году, отметил следующее: „За всенощной на Троицком подворье. После службы был у владыки. Толковал владыка о признаках, по которым признают даровитых людей: это большая, хорошо развитая голова, круглая, и глаза сверкающие. Говорил, что таким образом он, по приглашению одного из медиков, в собрании правильно определил несколько ему неизвестных человек в рассуждении их умственных достоинств“²⁵⁰⁸. Вообще же святитель Иннокентий обладал от природы умом сильным, ясным, гибким, проницательным и основательным, – умом, можно сказать, зиждительным, творческим, но более с практическим, нежели с отвлечённым, теоретическим направлением в его деятельности. „У владыки, – пишет в своём дневнике за время пребывания в Петербурге не раз упомянутый А.В. Горский, – читал я свои заметки на Хомякова²⁵⁰⁹, и при этом случае мог заметить, как быстро его ум схватывает существенное и сейчас выводит сходство из начала; строго держится положительного; главное доказательство – в слове Божием“²⁵¹⁰. Вместе с тем святитель Иннокентий обладал обширными и разнородными познаниями, как то доказывают и его многоразличные труды, с которыми мы отчасти уже знакомы из предшествующего, и которые, вместе с издаваемыми теперь письмами его²⁵¹¹, ясно свидетельствуют о том, как широко, глубоко и основательно знаком он

—301—

был с так называемыми прикладными науками (техническими), с филологией, этнографией и проч. из светских наук, не говоря о науках духовных, с которыми он знаком был не менее основательно уже по самому сану своему. И только по глубокому смирению он называл себя „бескнижным“. Его филологические труды по части инородческих языков (алеутского, колошского и др.)²⁵¹², его обширные и интересные записки „об островах Уналашкинского отдела²⁵¹³ “ и иные с одной, и его „Указание пути в царствие небесное²⁵¹⁴ “, „Наставление священнику, назначаемому для обращения иноверных и руководствования обращённых в христианскую веру²⁵¹⁵“, мысли о воспитании и иные с другой стороны служат и останутся всегдашними свидетелями мудрости и разума (знания), которыми щедро наделил Господь святителя Иннокентия, как верного раба своего, как человека блага пред лицем Его. А потому этот святитель, и не имея академического образования, оказался вполне достойным быть во главе Московской духовной академии.

Но этот святитель обладал и любвеобильным сердцем, будучи, как сильный волей, и „мужем прямым и правым“, не доступным двоедушию, лицемерию и лести. В отношении к Московской духовной академии собственно такая черта воли покойного выражалась в его всегдашнем прямодушии, которое по началу не во всём нравилось многим, как то мы отчасти и видели из воспоминаний П.С. Казанского, а за тем невольно привлекало к святителю и уважение и любовь. Высокие же сердечные

—302—

качества почившего святителя, обилие любви его обнаруживалось ещё более сильно и наглядно во всём, и между прочим, опять во многом по отношению к Московской духовной академии. Мы уже говорили о благодеяниях, оказанных им Академии на первых же порах её существования при нём и выразившихся в даровании ей средств денежных на удовлетворение разнообразных нужд её. А вот и ещё хотя один из многих случаев его любвеобильного отношения к академии. В 1875 году, как известно, назначена была от Св. Синода ревизия духовных академий, в том числе и Московской, и ревизию поручено было произвести одному из главных деятелей по составлению устава 1869 года, вышеупомянутому преосвященному архиепископу Литовскому Макарию. Для Московской собственно академии эта ревизия предстояла в конце апреля и в начале мая означенного 1875 года. Между тем в это время ректор академии протоиерей А. В. Горский уже страдал той болезнью, которая осенью того же года и свела его в могилу. Но незадолго до ревизии, на Пасху означенного года, он, почувствовав некоторое облегчение от болезни, решил снова принять в свои руки кормило управления академией, по случаю его болезни вверенное было на время другому лицу из его сотрудников (В.Д. Кудрявцеву), и сам, по прежним обычаям, потщился составить от лица всей академии приветствие своему архипастырю по случаю праздника Пасхи. Получив это приветствие, святитель Иннокентий несмотря на то, что уже почти совершенно слепым был в это время, с своей стороны потщился собственноручно²⁵¹⁶ написать ответ в следующих, глубоко трогательных выражениях: „Христос воскресе! Возлюбленный мой о Господе отец Протоиерей. Искренно благодарю вас за письмо ваше. Радуюсь сугубо. Но смотрите, не рано ли вы взяли на себя нелёгкое бремя ректорства. Прошу вас поблагодарить Ваших сотрудников за поздравление меня и взаимно поздравляю их с праздником

—303—

и наступающей ревизией, которая начнётся не ранее как с 24-го числа или 23-го. Господь с вами. Ваш всеусердный слуга И. М. Московский. Апреля 15 дня 1875. Москва²⁵¹⁷“. Так мог писать только благопопечительный и любящий отец, а не строгий начальник. И преосвященный Иннокентий был действительно отцом для академии, вверенной его попечению, – отцом, о чадех веселящимся. А за благодеяния, им оказанные сей академии, там, на небе, Ему, без сомнения. Господь Бог, Отец щедрот, даде... веселие вечное.

Иван Корсунский

—304—

Одним из достоинств книги Ортолана является её благородный тон. Будучи католиком, он с уважением цитирует православных писателей и, полемизируя с писателями враждебными христианской религии, он по его собственному выражению, идёт только против учений, но не против лиц; по отношению к последним он не позволяет себе никаких оскорбительных и резких выражений. Но за всем тем особенности католического исповедания налагают особый отпечаток на книгу Ортолана, заставляют его в некоторых пунктах отступать от правды и беспристрастия и следовать мнениям неосновательным и странным.

Сознательно, или бессознательно, но Ортолан представляет далеко не в верном свете процесс Галилея. Ортолан говорит, что Галилей плохо обосновал свою теорию и имел смелость предложить своё толкование Библии, чем раздражил конгрегацию; папа, по представлению Ортолана, был в этом деле не причём. Процесс Галилея изучен в настоящее время во всех подробностях. Дело было не совсем так. Преследование и осуждение Галилея совершалось и совершилось по воле и желанию папы, и мы лично думаем, что на месте папы и каждый, имеющий силу, поступил бы также с Галилеем, а может быть многие поступили бы и гораздо хуже. Гений Галилея стоял неизмеримо выше его нравственного мужества; ме-

—305—

нее, чем кто-либо, Галилей был способен бросить в лицо суду знаменитую, но легендарную фразу „е pur si muove“, но он был очень способен действовать хитростью, лукавством и дурачить тех и надсмехаться над теми, которые были к нему искренно расположены, хотя и не разделяли его воззрений. Галилей родился в 1564 году и до 1632 г. жил в чести и славе и не подвергался преследованию. Его взгляды не были тайной, и однако даже папа Павел V, глубоко не сочувствовавший этим взглядам, оставлял его в покое. Преследование на Галилея воздвиг папа Урбан VIII (ранее кардинал Маффео Барберини) – личный друг Галилея. Как это случилось? Когда Урбан VIII вступил на престол, Галилею представилось, что теперь наступило удобное время для того, чтобы хлопотать об отмене запрещения наложенного на книгу Коперника „De revolutionibus orbium coelestium“. С этой целью он путешествовал к папе из Флоренции в Рим. Он был принят весьма любезно, его осыпали подарками, к его покровителю тосканскому герцогу Фердинанду II папа отправил письмо, в котором восхвалял не только великие дарования Галилея в науке, но и его любовь к благочестию. Но естественно, что папа не обнаружил особенной охоты к астрономическим диспутам; должно быть он одинаково не знал, как теории Птоломея, так и Коперника; Галилею в спорах с ним он добродушно возражал, что ангелы легко могут двигать звёзды так, как они кажутся нам двигающимися, что Бог всемогущ и Его нельзя подчинять закону необходимости. Галилей не добился снятия запрещения с книги Коперника, но сам остался у папы в полной милости. Что же он сделал после этого? Он написал книгу „Dialogo intorno ai due massimi sistemi del mondo“, в котором два лица – Сагредо и Сальвиати (имена действительных друзей Галилея) излагают и объясняют воззрения Галилея третьему собеседнику Симпличио (простак, дурак), который их оспаривает. Диалогическая форма сочинения оставляла в тени автора. Читателю представлялось самому оценить аргументы собеседников, а книга последнее слово оставляла за Симпличио, который изрекал, что „Бог всемогущ и Его нельзя подчинять закону необходимости“.

—306—

Галилею, к его несчастию, удалось напечатать книгу (цензор не понял её и впоследствии пострадал за своё непонимание). Заинтересованные читатели без труда узнали в Симпличио Урбана VIII и донесли о книге Галилея последнему. Папа был раздражён, и Галилей был предан суду. Насколько можно судить по всему, ему не столько пришлось претерпеть лишений и страданий, сколько нравственного унижения. Астроном, насмехавшийся над Симпличио, должен был торжественно, стоя на коленах, произнести пред священной конгрегацией, между прочим, следующие слова: ...я „был сильно подозреваем в еретическом мнении, что солнце стоит неподвижно в центре мира, а не земля, которая движется. Поэтому, желая изгладить из мысли ваших преосвященств и всякого католика такое сильное, но справедливое против меня подозрение, с чистым сердцем и искреннею верой, я отрицаюсь, проклинаю и ненавижу вышеупомянутые ереси и заблуждения, и вообще всякое другое заблуждение, противное учению св. римско-католической церкви; я клянусь, что впредь не скажу и не буду утверждать ни словесно, ни письменно ничего могущего возбудить против меня подобные подозрения, и если узнаю о каком-либо еретике или подозреваемом в ереси, то донесу о нём сему святому судилищу инквизиции или инквизитору того места, в котором буду находиться“²⁵¹⁹. Должно полагать, что это печальное отречение вполне удовлетворило Урбана. Галилей был осуждён на заключение в тюрьму, но по воле папы был освобождён из неё, не пробыв в ней и двух суток. Обсуждая теперь, два с половиной столетия спустя, этот процесс, нельзя признать, чтобы папа поступил в этом деле с крайней жестокостью, или что Галилей был безусловно прав. Но Ортолан устраняет из этого процесса папу, потому что ему хочется, чтобы римский первосвященник сохранил престиж непогреши-

—307—

мости. Папа, мстящий за личное оскорбление, этот образ не по душе католическому богослову. Ортолан является в своём рассуждении о Галилее более католиком, чем это требуется от католика. Некоторые выражения Ортолана о непогрешимости можно понять в том смысле, что папа непогрешим и в научных вопросах, но этого не признаёт и ватиканское вероучение 70-го года.

Вообще разбирающий sine ira et studio самые странные гипотезы и теории, Ортолан только однажды изменяет своему спокойному тону. Это, когда он говорит о космологических представлениях Козьмы Индикоплевста. Он сильно иронизирует над монахом-географом и даже изложению его взглядов предпосылает слова Горация: „risum teneatis, ainici“. Мы думаем, что Ортолан не прав в этом случае. Воззрения Гратри, Шаботи и Делестра, к которым Ортолан относится благосклонно, заслуживают гораздо более порицания и смеха, чем учение Козьмы. Эти католические писатели, предложившие свои фантастические теории, обнаружили самомнение, нисколько не оправдываемое, их по-видимому, небогатыми дарованиями, они обнаружили претензии знать и видеть то, чего не знали и не видали другие, и они показали, что они не могут усвоить ни христианской веры, ни данных науки. Что касается до Делестра, то его теория настойчиво внушает мысль, что он был душевно больным человеком. Однако Ортолан ко всем этим писателям относится с почтением и не находит достаточно выражений, чтобы поглумиться над Козьмой. Но мы думаем, что на нём лежала обязанность показать неосновательность глумлений над Козьмой историков географии. Этот смелый и предприимчивый мореплаватель оказал землеведению очень много услуг и во всяком случае его нельзя сравнивать с иронизирующими над ним жалкими географами, вся заслуга которых заключается в том, что они знают о чужих исследованиях и открытиях. В своей „христианской топографии“ Козьма сообщил много новых точных и чрезвычайно ценных сведений об Индии, Эфиопии, об африканской и индийской фауне. Из Александрии, откуда он был родом (вследствие этого его иногда и называют египтянином), он совершал отдалённые путешествия во все из-

—308—

вестные страны древнего мира и обо всём, что он видел и слышал, он передавал с безусловной правдивостью. В его сочинении находятся важные указания на отношения Египта, Индии и Китая к Римской империи (наприм., описание двух надписей на памятнике в Эфиопском городе Адулис, ныне Зулла, несколько к югу от Массовы). Его язык, по отзыву специалистов, отличается ясностью и лёгкостью необычайными для византийца VI столетия. Свою книгу Козьма снабдил рисунками²⁵²⁰.

Теоретические представления Козьмы, конечно, не имеют значения. Но думаем, что в VI столетии они стояли не ниже многих других гипотез и что на них нельзя смотреть, как на ничем не управляемый полёт фантазии. Само представление земли в виде продолговатого четыреугольника для географа VI столетия имело основание не в своеобразно только истолкованных посланиях св. Павла, но и в собственных наблюдениях. Александрийский путешественник того времени гораздо более и далее ездил на восток и на запад от своей родины, чем на север и на юг. Пространство от Гибралтара до Китая, ведь, несравненно значительнее расстояния от Дуная до Эфиопии. Предположение Козьмы, что на западе и севере мира находятся возвышения, за которыми солнце скрывается при своём движении по небу, есть примитивное объяснение восхода и заката, для своего времени не лишённое правдоподобия. Его предположение, что на севере есть громадная конусообразная гора, за вершиной которой солнце ходит летом, за основанием (гораздо на большее время скрывающим солнце, чем вершина) зимой, когда оно движется ниже, является остроумным объяснением различной продолжительности дней и ночей в различные времена года. Его гипотезы очень просто и ясно объясняли астрономические явления. Они оказались неверными, но сколько ещё гипотез, которые существует теперь в науке, окажутся совершенно несостоятельными. Неужели они заслужат только глумление?

—309—

Но во всяком случае если над кем смеяться, то более заслуживает смеха не тот, кто предложил несостоятельное объяснение, а тот, кто ему поверил. В этом отношении любопытно, что космологические концепции Козьмы не встретили сочувствия в Византии. Зато на католическом западе они пользовались большим распространением. Любили и на Руси почитать „книги о Христе объемлюща весь мир“ или „книги Козьмы нарицаемаго Индикоплова, избраны от божественных писаний благочестивым и повсюду славимым кир Козьмою“, но на Руси было немного книг, и образование стояло низко. Неудивительно, что и книги Козьмы были здесь жадно глотаемой духовной пищей. Но почему запад тяготел к его космографическим идеям? – мы ответим на этот вопрос немного ниже.

Теперь отметим ещё одну и последнюю погрешность Ортолана в исторической части его труда. Говоря о том, где св. отцы помещали ад и рай, и отмечая, что ад они обыкновенно предполагали находящимся в центре земли, Ортолан прибавляет (р. 123), что рядом с адом они помещали чистилище. Но кто из восточных отцов дал ему такую топографию? Он не приводит ни одного цитата, но вообще для ознакомления с эсхатологическими доктринами отцов отсылает читателя к курсу Догматики Суареца. Однако, не обращаясь к Суарецу, уже из книги Ортолана можно узнать, почему он приписал изложенные представления св. отцам. „Рядом с адом, говорить он, они (св. отцы и вообще церковные писатели) помещали чистилище, потому что большинство отождествляло его очистительное пламя с тем, которое будет жечь в жилище вечных мучений“. Т. е., говоря иначе, св. отцы сливали чистилище с адом, потому что не предполагали существования никакого чистилища. Как католик, Ортолан ищет у восточных отцов учения о чистилище и думает, что они ставили и решали вопрос о том, где оно находится. Не найдя у них этих изысканий, он по своим соображениям определяет, как они должны были решить вопрос, и своё собственное решение выдаёт за отеческое. Здесь мы наглядно видим, как католические убеждения препятствовали автору оставаться безусловно верным правде.

—310—

Но всё это только частные отступления от правды, обусловленные вероисповедными тенденциями автора. Есть в его воззрениях и суждениях общий недостаток, который отражается на содержании всей его книги и который обусловлен его католическими убеждениями. Особенности католицизма издавна характеризуются термином „вещественность“. Католики – крайние реалисты в делах веры. Они любят ощупывать и, так сказать, материализовать сами духовные предметы и вопросы. Второе пришествие Сына человеческого, будущий суд, области ада и рая католические богословы живописали такими яркими красками, как будто все эти события и места они созерцали собственными глазами. И все они описывали по образу и подобию того, что проставляет собой земля и её жизнь. Они в своих представлениях материализовали духов, как добрых, так и злых, они блаженство святых стремились представлять по образцу земного счастья, и мы видим, что католическое искусство изображало праведников и праведниц в виде красивых здоровых людей, от которых веяло земным благополучием, но которые вовсе не направляли мысли к небу. Вот, почему и „христианская топография“ Козьмы встретила сочувственный отклик на западе и усердно читалась католиками. Козьма крайне реально представляет себе то, что должно мыслиться духовно (полагают, что его космографические представления имеют в основе сирийские воззрения). Звёзды у него приводятся в движение ангелами (как и у папы Урбана). Над фирмаментом (твердью, небом) у него поднимался другой этаж мира, на котором находятся избранные, а над этим этажом возвышается царство небесное, глава которого Иисус Христос указывает в него путь верующим. Всё в описаниях Козьмы просто, ясно и вещественно, и католики – эти религиозные материалисты – должны были увлекаться его писаниями. Но вследствие этих же свойств в Византии не увлекались произведением Индикоплевста. Православные богословы всегда твёрдо помнили, что духовное нельзя представлять по образцу земного. Как в византийском искусстве не было реализма, и византийские изображения святых говорят об умерщвлении плоти, победе над земным и тленным и исклю-

—311—

чительной жизни духа, так и в религиозных представлениях восточных богословов всё материальное изгонялось и „духовное срассуждалось духовно“. Ортолан, излагая учения церковных писателей об эсхатологических вопросах, аде, рае и др., не хочет заметить, что великие светочи востока – св. Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст – учили, что по этим вопросам нельзя сказать ничего верного и что совершенно безрассудно в ответ на них давать точные определения. Писатели запада не вняли этому предостережению. На все вопросы относительно предметов веры, которые вызываются праздным любопытством, и решение которых нисколько не полезно для духовного развития и усовершения человека, они попытались дать самые полные и обстоятельные ответы. Ответы эти были совершенно фантастическими. Позднейшие богословы запада должны были отвергнуть их, но замечательно, что, отвергнув ответы, они не перестали заниматься вопросами, вследствие этого стали появляться ответы новые. Таковые предлагает и Ортолан. На вопрос о втором пришествии он, мы видели, склоняется к ответу, что земля может погибнуть от падения на неё массы метеоритов, и что конец земли не будет концом видимой вселенной. Он представляет себе, что праведники будут любоваться звёздным небом точно так же, как мы любуемся им теперь в звёздные ночи. Он развивает теорию восстановления тел, причём вопрос о взаимоотношении духа и тела готов решить так, что посредствующим началом между материей и душой является эфир (но эфир – материя; что же такое душа?). Он сочувственно относится к воззрениям Гратри, Шаботи и Делестра и, опровергая их больные грёзы, не говорит, что сами их попытки решить поставленные ими эсхатологические вопросы, нелепы, а только ограничивается утверждением, что их решения несостоятельны. Между тем, в св. Писании он мог бы найти ясные указания, что все попытки представить это отдалённое будущее будут безуспешными. „Возлюбленные! говорит св. Иоанн Богослов, мы теперь дети Божии; но ещё не открылось, что́ будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его.

—312—

как Он есть“ (1Ин.3:2). Одному человеку было отчасти открыто это будущее. „Знаю человека во Христе, говорит св. ап. Павел, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя сказать“ (2Кор.12:2–4). Таким образом видение, которое созерцал св. Павел, неописуемо, и откровение, которое он получил, непередаваемо. Но если видевший говорит, что на человеческом языке нельзя передать виденного и слышанного, то как же не видевшие хотят нам нарисовать эту неописуемую картину блаженного будущего.

Наука в этом деле не может оказать помощи. Мы думаем, что её значение по отношению к вопросу о многочисленных мирах и их судьбе должно быть иным. Она не разрешает недоумений, но она устраняет возражения, которые против религиозных представлений выставляли неверующие мыслители. Прежде всего она показывает полную несостоятельность рассуждений о несовместимости ничтожества земли с её великим назначением. У Ортолана написано много прекрасных страниц о том, что признание ничтожности размеров земли не может нисколько колебать веру в воплощение на земле Сына Божия. Но с своим реалистическим взглядом на вещи Ортолан опускает из вида, что говорит глубокая наука о ничтожестве, неизмеримости, вообще пространстве; в своих суждениях о размере звёзд и расстояниях между ними он стоит на той точке зрения, которая допускает реальность пространства, размеров и расстояний в том виде, в каком они нам представляются.

Но современная геометрия учит нас, что наши рассуждения о громадном, неизмеримом имеют субъективный характер, что нам и бесконечно малое может показаться бесконечно большим и что вообще действительные размеры вещей нам неизвестны. Постараемся по возможности проще и короче изложить это учение. В геометрии Эвклида есть теория, имеющая очень важное значение на практике, это –

—313—

теория подобных фигур и тел. Две фигуры или два тела называются подобными, когда взаимоотношение элементов в одном из них совершенно тождественно с взаимоотношением соответствующих элементов в другом. Так, если мы представим себе один треугольник, стороны которого равны 4, 5 и 6 аршинам и затем другой, стороны которого равны 8, 10, 12, то такие треугольники будут подобными, взаимоотношение элементов у них будет тождественным (4; 5=8:10; 5:6= 10:12), углы между равно взаимоотносящимися элементами будут равны (угол, заключённый в одном треугольнике между сторонами в 4 и 5 аршин, будет равен углу в другом треугольнике, заключённом между сторонами в 8 и 10 аршин; вообще в подобных фигурах и телах углы, заключённые между взаимоподобными элементами, равны). Точно также, если мы представим себе два цилиндра, отношения осей у которых к диаметрам оснований равны (3:7=6:14), то такие цилиндры тоже называются подобными. На теории подобных фигур и тел основывается устройство моделей, снятие планов и т. д. Так, глобус есть модель земного шара. Если мы представим себе глобус, имеющий 2 аршина в диаметре, и припомним, что диаметр земного шара равен 12 тысяч верстам (мы берём приблизительную цифру), то получим, что все обозначения длины на нашем глобусе соответственно меньше обозначаемых ими расстояний на земном шаре в 9 миллионов раз, т. е. во столько-же, во сколько 2 аршина менее 12 тысяч вёрст. В подобных телах отношение поверхностей равно отношению квадратов линейных расстояний. Так, поверхность нашего глобуса будет не в 9 миллионов раз меньше поверхности земного шара, но в 9 миллионов раз в квадрате (9.000 000²). Таково будет отношение поверхности Европы на глобусе к действительной Европе, таково будет отношение поверхностей островов, материков, озёр и морей на глобусе к соответствующим пространствам земли. Отношение объёмов подобных тел равно кубу отношения их линейных расстояний. Так, наш глобус по объёму окажется в 9 миллионов раз в кубе меньше земного шара (9.000 000³).

—314—

Теперь представим себе, что какое-нибудь существо с сверхчеловеческими силами и способностями, руководясь изложенной нами теорией, захотело бы построить модель всего видимого мира. Положим, модель настолько малую, что её легко могла бы зажать рука ребёнка. Положим далее, что наше воображаемое существо обладало бы способностями произвести подобных нам людей, животных, произвести растения, причём все эти организмы жили бы жизнью совершенно тождественной с нашей и отличались бы от нас только своими чрезвычайно микроскопическими размерами. Действия всех физических законов в нашем новом мире должны быть аналогичными действию их в том мире, в котором мы живём, изменились бы только законы об абсолютных (но не об относительных) расстояниях. Так, луч света в нашем новом мире должен пробегать в секунду 280 тысяч вёрст тамошних, а не наших, и световая волна там должна быть во столько раз меньше нашей, во сколько там расстояние между солнцем и землёй меньше, чем у нас. Теперь перенесёмся мысленно в эту воображаемую систему мира. Перед нами человек с той земли – земли настолько малой, что при помещении её от нас на расстоянии наилучшего зрения (12 дюймов) она не может быть видима ни в какие микроскопы. Но мы и без микроскопа легко можем представить себе, как рассуждает, чувствует и оценивает вещи проблематический человек нашего воображаемого мира. Совершенно так же, как и мы. Его земля для него так же велика, как для нас наша; его солнце от него так же далеко, как от нас наше. Он с такой же гордостью, как и мы, говорит о величии сил человека, создавшего железные дороги, в короткое время переносящие путешественников на громадные расстояния, он гордится телескопом, при помощи которого ему удалось наблюдать удивительные явления на солнце, гордится микроскопом, при помощи которого открыл удивительный мир микроорганизмов. Он так же, как и мы говорил бы о бесконечности пространства. Сделаем ещё одно предположение. Допустим, что какой-нибудь человек с нашей земли незаметным для него образом был бы перенесён на ту землю, причём его размеры соответственно бы уменьши-

—315—

лись. Так как между той землёй и нашей мы предполагаем полное соответствие, то допустим, что лицо, соответствующее нашему человеку, перенесённому туда, было бы перенесено оттуда на нашу землю, причём размеры его увеличились бы соответствующим образом. Заметили ли бы наши лица, происшедшие с ними перемены? Нет, они этого не могли бы заметить: их отношения к окружающим их предметам и лицам остались бы неизменными. Отсюда следует вывод, что в какое бы количество раз не уменьшилась (или все равно и увеличилась) вселенная, мы этого бы не заметили, раз отношения между предметами остались бы прежние. Если бы сейчас, вот в это самое мгновение, вся вселенная свелась бы к размерам одной точки, мы по-прежнему бы удивлялись её величию и говорили бы о громадном расстоянии между звёздами. Протогор говорил, что человек есть мера всех вещей, и это выражение справедливо и в геометрическом (измерение расстояний) и в физическом (измерение сил) смысле. Межзвёздные пространства кажутся нам громадными, потому что число, выражающее отношение нашей собственной величины к этим пространствам, превышает наше разумение. Совокупность сил, действующих в мире, оценивается человеком также и по той же причине. Но будучи мерой всех вещей, человек не имеет меры для измерения самого себя. Таким образом, он познаёт лишь отношения между вещами, но не вещи. Он знает, во сколько раз расстояние между солнцем и землёй меньше расстояния между солнцем и Нептуном, он знает, во сколько раз солнце сильнее притягивает землю, чем земля солнце, но он не знает действительных размеров ни одного предмета, не знает действительной величины притягивающей или отталкивающей силы ни одного тела. Размышление приводит к выводу, что из какого угодно малого количества пространства, материи и сил и вообще тех элементов, из которых образуется существующее, можно построить мир, который для существ в нём живущих будет казаться таким же, каким для нас кажется наш. Этот вывод подсказывает другой, что может быть и наша вселенная, в сущности, бесконечно мала, и что только то обстоятельство, что мы сами представляем собой бес-

—316—

конечно малую часть этого бесконечно-малого целого, заставляет нас смотреть на вселенную, как на нечто бесконечно большое.

Итак, мы не знаем, какова вселенная в действительности, мы знаем только, что в геометрическом и физическом отношениях она неизмеримо больше нас и нашей планеты. Мы не можем отсюда делать никаких унизительных выводов для нашей духовной природы, по крайней мере умные люди никогда не делали их. Когда Гамлету, скорбно говорившему, что свет представляет собой тюрьму, льстивый придворный возразил: ,может быть свет тесен для великой души вашей и потому кажется тюрьмой“, он ответил: „о Боже мой! моя великая душа поместилась бы в ореховой скорлупе, и я считал бы себя владыкой беспредельного пространства“... Значение духа вовсе не обусловливается размерами заключающего его в себе тела. Слон больше человека и однако не умнее его, система Альп несравненно больше всех слонов мира и однако во всей их каменной громаде скрыто менее жизни и разума, чем в теле последнего дикаря. Говорят о ничтожестве земли по сравнению с звёздными мирами, пускай – земля ничтожна, но человек, живущий на земле, не ничтожен. Ещё Паскаль говорил, что человек выше вселенной. Вселенная может сокрушить человека, но её стихийные силы, уничтожая хрупкого носителя разума, не будут сознавать, что они уничтожают его, а человек будет сознавать, что его убивает сила стихий. La grandeur de l'homme est grande en ce qúil se connaît misérable. Un arbre ne se connaît pas misérable. Но не только дерево не сознает своего ничтожества, его не сознаёт и солнце, между тем как и солнце есть только ничтожная песчинка по сравнению со всей системой млечного пути. У Вольтера в одном из его произведений два гигантских представителя двух гигантских миров ведут между собой разговор о назначении звёзд, в разговор вмешалось маленькое животное в чёрненькой шапочке, заплутавшееся на мизинце одного из собеседников (собеседник прибыл с земли), и сказало, что всё создано для людей (к которым принадлежало и это животное) и что об этом можно узнать в сокращённом издании сочинений св. Фомы. Без

—317—

сомнения, если бы на других мирах существовали чувственно-разумные обитатели, то отсюда бы следовало, что физическая вселенная создана не для одного человечества. Но мы не знаем таких обитателей. Только вопреки Вольтеру мы можем решительно утверждать, что на солнце и Сириусе их нет, и что если существование солнца имеет какую-либо цель, то эта цель заключается не в нём самом, а скорее в тех маленьких животных, которые живут на земле и над которыми так иронизировал фернейский философ.

В Божественном откровении мы находим прекрасное разъяснение двоякого отношения человека к вселенной. „Когда взираю я на небеса Твои, – дело Твоих перстов, на луну и звёзды, которые Ты поставил, говорит псалмопевец, то что́ есть человек, что Ты помнишь его и сын человеческий, что Ты посещаешь его?“ (Пс.8:4–5)? Человек так мал и ничтожен в сравнении со всем тем, что создано Всемогущим, что представляется непонятным, почему Бог проявляет о нём особенное попечение. Но псалмопевец не оставляет поставленного им вопроса безответным. В дальнейших стихах своего псалма он даёт этот ответ. „Немного Ты умалил его пред ангелами: славой и честью увенчал его: и поставил его владыкой над делами рук твоих; всё положил под ноги его“ (Пс.8:6–7)... Ничтожный физически, человек, созданный по образу Божию, велик духовно, вследствие этого всё то безмерное количество физической энергии (по сравнению с его физическими силами), которое заключает в себе вселенная, должно быть подчинено ему. Как совершится это, мы не знаем, но, зная непреложность Божественных обетовании, мы твёрдо веруем этому. Учёные, отрицающие существование целей в природе, говорят, что если признать, что обитаема только земля, то тогда существование бесчисленных миров (нельзя сомневаться, что многие миры никогда не будут усмотрены даже в телескоп) окажется совершенно бесцельным. Это рассуждение дважды несостоятельно. Во 1) если вообще целей нет, то нечего удивляться и бесцельному существованию миров; во 2) существование этих миров может иметь и ближайшие и отдалённые цели. О ближайших целях нас

—318—

ясно учит Писание. „Егда (сотворены) быша звезды, говорит Сам Бог Иову, восхвалиша Мя гласом велиим вси ангели мои“ (Иов.38:7)²⁵²¹. Красота ново-созданной вселенной вызвала ликование среди ангелов. Значит, созерцание её служит источником радости и для небожителей. Мы не знаем, какой она представляется им, но думаем, что она представляется иной и несравненно более прекрасной, чем какой созерцаем её мы. Ведь, мы видим только тени вещей, но не вещи, однако и нас небо пленяет своей чарующей красотой. На юге небо прекраснее, чем у нас, вот почему у народов древности, живших на юге, астрономические представления имели такое большое значение в религии и жизни. „Нужно видеть, говорит Вейсс, в прекрасную восточную ночь, как в глубинах тёмно-голубого неба сияют звёзды с блеском неизвестным в Европе, нужно видеть это, чтобы понять, почему восточный человек в их восходе и закате признавал особенное действие Божественного могущества. В блеске их лучей, светящих из таинственной глубины, на него как бы смотрело Божество своими бесчисленными очами, их пламенное писание являлось для него вестью о бесконечном, тёмные увещания которого он принимал в своё сердце. А когда он замечал, что жизнь и умирание в природе, весна и осень находятся в строгой связи с движением известных светил, то он ещё убеждённее рассматривал их, как могущественные силы жизни“²⁵²². Но и человек востока и юга мог видеть на небе только то, что доступно взору человека. Для ангелов в глубинах неба должно открываться то, о чём мы не можем и помыслить и чего не можем и представить. У св. Ефрема Сирина есть толкование слов Спасителя: „в доме Отца Моего обителей много“ (Ин.14:2). Ортолан произвольно хочет видеть в этих словах указание на многочисленность обитаемых миров и под

—319—

обителями готов разуметь обитаемые планеты. Св. Ефрем относит эти слова и к ангелам и к праведникам, вообще ко всем, кому принадлежит участие в царстве славы, но его толкование несравненно более глубоко, и из его толкования мы, между прочим, можем понять, как должно быть различно впечатление, производимое вселенной на различные созерцающие существа. „Многими обителями у Отца, говорит он, Спаситель называет меры разумения водворяемых в оной стране (царстве небесном), разумею же те различия и разности, с какими наслаждаются там, сообразно с своим разумением. Ибо Господь наименовал многие обители не по разности мест, но по степени дарования. Как лучами солнца чувственного наслаждается всякий, по мере чистоты зрительной силы и впечатления, и как от одного светильника, освещающего один дом, каждый луч бывает различен, между тем как свет не делится на многие светильники: так в будущий век все праведные водворяются нераздельно, в единой радости. Но каждый в своей мере озаряется единым мысленным солнцем, и по степени достоинства почерпает радость и веселие, как бы в одном воздухе и месте, седалище, созерцании и образе. И никто не видит меры и высшего и низшего, чтобы, смотря на превосходящую благодать другого и на своё лишение, не иметь в этом для себя причины к скорби и беспокойству. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания, но всякий, по данной ему благодати, в своей мере веселится внутренне, а по внешности у всех одно созерцание и одна радость“ ²⁵²³. Следуя толкованию св. Ефрема, мы должны предположить, что и различным чинам ангельским в различной мере открывается красота мировой сущности и назначение отдельных миров.

Но без сомнения все они в некоторой мере прозревают, в чём заключается это назначение. Мы не знаем этого относительно многих миров, но мы веруем, что их бытие не останется бесцельным. Наш разум не может допустить, чтобы высший Разум произвёл что-нибудь

—320—

напрасное. Необитаемые и неведомые миры может быть представляют собой материал, который по исполнении времён окажется нужным. Библия и Церковь учат нас о воскресении тел. Значит, физическая природа будет существовать и в будущем веке. Она будет преобразована и, без сомнения, праведники будут владычествовать над ней безраздельно. Это владычество будет благим и вещество, и силы миров оно будет направлять ко благу. Мы не знаем, как это будет, мы не можем представить этого, но присущая нашему духу вера в целесообразность существующего заставляет нас верить этому.

Эту веру в целесообразность доселе ещё не поколебал ни один факт. Только опыт научил нас, что мы в редких случаях можем разгадывать цели природы, эти цели иногда бывают столь отдалёнными, что усмотреть их совершенно не в состоянии человеческое зрение. Перенесёмся мысленно в отдалённое геологическое прошлое нашей планеты, положим, в каменноугольную эпоху. Людей, млекопитающих, птиц тогда ещё не существовало на земле. Но положим, что где-нибудь, на каких-нибудь мирах жили существа подобные людям, обладавшие разумом и ставившие себе вопросы о причине и цели явлений. Положим, что какой-нибудь представитель таких существ оказался случайно на нашей земле. Без сомнения, ландшафт, развернувшийся пред ним, он нашёл бы унылым и однообразным. Каламиты, сигиллярии, ликоподиевые, лепидодендроны – растения подобные нашим хвощам, плаунам, только гигантских размеров, древовидные папоротники, хвойные и саговые, вот всё, что бы он встретил. Очень естественно, что нашему предполагаемому посетителю земли пришли бы в голову следующие соображения: зачем, для чего растут эти унылые чешуйчатые и звёздчатые растения? Если даже допустить, что в них есть своеобразная красота, то этой красотой никто не наслаждается и не будет наслаждаться; пользы они никому не приносят, они даже не могут служить пищей для тех организмов, которые населяют землю. Несомненно, что природа производит много бесцельного, она произвела их и она их уничтожит, никому они не были полезны и никому не принесёт пользы

—321—

их смерть. Рассуждая так, наш мыслитель впал бы в глубокое заблуждение. Эти – по его мнению – бесполезные деревья природа впоследствии превратила в каменный уголь, который так нужен современному человечеству. Но и в этом их ещё не главное значение. В филогенетическом процессе мировой жизни они были необходимыми посредствующими звеньями между низшими растительными формами девонской и силурийской эпох и разнообразными высшими видами растении, которые даны в обладание человеку. В ту отдалённую эпоху они уже таили в себе потенцию высших форм жизни, которые явились потом, как их отдалённейшее потомство, через бесчисленное количество поколений. Господь ведёт мир к совершенствованию, но пути, которыми Он ведёт, в большей части случаев остаются загадочными и непонятными для человека. „Непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его“ (Рим.11:33)!

Людей, настаивающих на ничтожестве земли и, следовательно, своём собственном, сильно смущают отдалённые по времени цели точно так же, как и миры отдалённые по пространству. Зачем Бог достигает намеченных целей в течение долгих веков, а не мгновенно, зачем миры, если не навсегда, то в течение тысячелетий остаются никому не нужными и бесполезными? Но кто им сказал, что эти миры не нужны и бесполезны? Может быть они нужны для устойчивости нашей системы, может быть для чего-нибудь другого. Затем эта речь о тысячелетиях так же наивна, как и речь о громадных пространствах. „У Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день“ (2Пет.3:8 ср. Пс.89:5). Что такое время и его продолжительность? Не может ли нам бесконечно-малое время показаться безмерно громадным, как это, мы видели, может случиться с бесконечно-малым пространством? Для измерения времени, как и для измерения протяжения, мы не имеем объективной единицы. Продолжительность протёкшего времени мы измеряем количеством перемен, протёкших в это время. Единицей времени мы считаем период обращения земли вокруг своей оси, двадцать четвертую часть этого периода мы называем часом. Но представим себе,

—322—

что земля стала бы вращаться вокруг своей оси в миллион раз быстрее, в миллион раз быстрее понеслась бы она по своей орбите вокруг солнца, соответствующим образом изменилось бы ускорение, сообщаемое на земле телам силой тяжести, в миллион раз быстрее стали бы совершаться в нас физиологические и психологические процессы. Заметили ли бы мы происшедшее ускорение? Нет, тысячелетия, которые тогда в действительности были бы менее продолжительны, чем ½ наших суток, казались бы нам по прежнему громадным количеством времени. Можно допустить ускорение и большее, чем в миллион раз, и тогда получится вывод, что всю многовековую историю мира, совершавшуюся в бесконечных междузвездных пространствах, можно представить протёкшей в течение секунды времени в районе, имеющем радиус в один миллиметр. Эти размеры можно сокращать до бесконечности, и однако история мира будет оставаться той же, какой мы её знаем – бесконечно сложной и бесконечно чреватой событиями.

Время, пространство, материя, мы не знаем, что они представляют собой в своей сущности, но мы знаем только один род разумных существ, живущих в условиях пространства и времени и облечённых в материю. Эти существа – люди. Если кажущуюся действительность считать действительностью истинной и если принять, что во всей вселенной обитаема только земля, то получится впечатление, что вселенная есть бесконечно-громадная пустыня, в бесконечно-малом уголке которой затерялось несколько ничтожных живых существ. Но если отрешиться от этого наивного миропонимания, если принять – а принять это необходимо, – что на какой-то орган нашего духа накинута повязка, скрывающая от его созерцания действительный вид вещей, тогда эта громадность мира не должна смущать нас. Представим себе шар изолированный в пространстве, имеющий вёрст 10 в диаметре, поверхность его приблизительно будет равна 1256 квадратным вёрстам (4πR² = 4. 3, 14. 10² = 1256), представим себе, что какой-нибудь слепец, помещённый yа этом шаре, стал бы исследовать его поверхность; двигаясь по линии большего круга (как ходим и мы по

—323—

земле) и совершая в день по 30 вёрст, он через двое суток вернулся бы к своему исходному пункту; но он не догадался бы об этом и мог бы вечно кружиться по кругу, имеющему 62, 8 вёрст длины (2πR = 2. 3. 14. 10 = 62:8), предполагая, что движется в бесконечность. Если бы он стал исследовать шар в различных направлениях, то пришёл бы к заключению, что он находится на некоторой плоскости, тянущейся по всем направлениям в бесконечность. Не происходит ли нечто подобное и с нами? Не кажется ли нам вселенная такой громадной и мы в сравнении с ней такими ничтожными только вследствие того, что наши духовные глаза неоткрыты? Новая, не эвклидова геометрия намекает нам на это.

Ортолан говорит, что его сердце хочет, чтобы эти миры, светящие над нами, были обитаемы, чтобы и на них жили разумно-нравственные существа, чтобы между ними и нами была духовная связь. Но разве наше сердце не находит уже отрады и успокоения в мысли о существовании бесчисленного мира духов. Разве вера в ангелов хранителей, постоянно пребывающих близ нас и охраняющих нас на всех наших путях, не говорит гораздо больше нашему сердцу, чем предположение о существовании жителей на Марсе, проводящих каналы на своих материках. Наше сердце ищет жизни, разума и любви, и Писание учит нас о полноте жизни небожителей на небе.

У человека есть стремление к бесконечному, но не к фиктивно-бесконечному пространству или миру, а к действительно бесконечному Богу, и бесконечный Бог сошёл на землю и приобщился человечеству и земной природе. Рассуждения о том, что Бог не мог воплотиться на земле, потому что она слишком ничтожна, представляет собой слишком плохую философию. Мы видели уже, что само рассуждение о ничтожности земли основано на плохом знании и понимании природы. Теперь обратим внимание на другое. Современная наука раскрыла нам, что физическая и химическая природа всей вселенной совершенно тожественна с земной, и уже давно мы знаем, что вся материя вселенной связана связью притяжения, что свойства каждого атома обусловливаются не его собствен-

—324—

ной природой, но воздействием на него всей материи вселенной. Отсюда соединение какой бы то ни было малой части материи с высшим началом есть соединение с этим началом всей материи и имеет своим следствием преобразование всего материального мира. Когда Господь Бог вдунул в первого человека „дыхание жизни; и стал человек душой живой“ (Быт.2:7), вся материя вселенной приобщилась к новому началу, и в истории мира начался новый период. Он продолжался до того времени, когда Сам Бог сошёл на землю и соединил с Своим Божеством физическую и духовную природу человека. С этого времени у человека явились все средства, чтобы восстановить в себе повреждённый образ Божий, чтобы преобразовать и усовершать свою духовную природу. Когда процесс возрождения и усовершения достигнет конца, тогда и физическая природа должна будет преобразоваться, чтобы стать достойным жилищем праведных сынов Божиих.

„Тогда придёт конец“ (Mф.24:14). Ортолан высказывает предположение, что может быть преобразование земли и воскресение тел произойдёт уже много спустя после того, как последний человек испустит последнее дыхание на земле. Он предполагает, что земля может быть в течение веков будет носиться по пространству в виде унылого оледеневшего кладбища. Но против этого предположения, по-видимому, решительно направляются слова св. Павла: „не все мы умрём, но всё изменимся вдруг, во мгновение ока при последней трубе: ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся; ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему – облечься в бессмертие“ (1Кор.15:51–53). Тоже самое св. апостол говорит в послании к Фессалоникийцам (1Фес.4:16–17). Правда, слова св. Павла не могут быть понимаемы буквально во всём их объёме. В выражениях „мы изменимся“ или „мы, оставшиеся в живых.... восхищены будем на облаках“.... или в понятие „мы“ не должно заключать употреблявшего его св. Павла или под „живыми“ должно разуметь не пребывающих на земле во плоти, а может быть живых духом. Но если даже по отношению к приведённым сти-

—325—

хам принять и последнее толкование, то вообще и речи св. Павла и речи Господа утверждают в той мысли, что конец мира наступит раньше конца человечества. Ортолан не касается этих мест Писания, он высказывает своё предположение, не опираясь ни на какие данные.

За то он обнаруживает упорное желание обосновать другое своё предположение, – что конец и обновление земли не будет концом и преобразованием всей вселенной. Но он не мог найти никаких аргументов для подтверждения этого тезиса кроме того, что его уже высказывали некоторые церковные писатели, и что может быть звёзды сохранятся для того, чтобы созерцание их доставляло наслаждение праведникам. Мы безусловно отрицаем это предположение Ортолана. Наука и вера, по нашему мнению, одинаково идут против него. Наука говорит нам, что звёзды не сохранятся. Процесс мировой жизни обусловливается неравенством движений различных тел или – что в сущности тоже – неравенством их температур. Движения и температуры стремятся стать равными. Нет ничего в мире, чтобы препятствовало осуществлению этого стремления. Если и происходят постоянно нарушения равновесия температур и равенства движении, то они всегда обусловливаются тем, что в иных местах совершается уравнение температур и движений в гораздо большем количестве. Вселенная, а следовательно и звёздная система, стремится к некоторому предельному состоянию²⁵²⁴, которого когда она достигнет, то не будет уже ни солнц, ни планет, ни тёмно-голубого неба.

Уча о конце вселенной, наука вместе с тем предлагает такое учение о физической природе мира, которое при сопоставлении его с учением нашей веры о будущей судьбе земли необходимо ведёт к выводу, что вместе с землёй должно произойти преобразование всей вселенной. Физическая природа всего мира тождественна. Впоследствии земля должна подвергнуться решительному преобразованию: тлен-

—326—

ное должно облечься в нетление, сила притяжения не будет препятствовать нашим телам подниматься на воздух, самая природа тел изменится (преображение Господне, Mф.17:2; Мк.9:3; Лк.9:29). Этот местный переход вещества в совершенно новое состояние мы можем мыслить возможным, лишь предполагая, что и всё остальное вещество вселенной перейдёт в это состояние. Иначе невозможно представить себе положение новой земли в системе старого мира. Но этого старого мира и не будет. Апостол ждёт не только новой земли, но и нового неба (2Пет.3:13). Ортолан и другие сравнивают будущее очищение земли огнём с прошедшим очищением её водой и ссылаются на св. Петра, у которого находится это сравнение. Но в прошедшем было не преобразование, а наказание мира, и св. Пётр совершенно ясно и решительно устраняет мысль, что будущий пожар будет подобен прошедшему потопу. В будущем „небеса с шумом прейдут, стихии же разгоревшись разрушатся, земля и все дела на ней сгорят“²⁵²⁵ (2Пет.3:10).

Ортолан слишком вещественно и по земному представляет себе будущую жизнь праведников. Тоже небо и тот же мир и, в сущности, та же земля изменённая (может быть только немного) огнём. Но нельзя допустить подобного представления. Праведников ожидает блаженство, а в этом мире блаженство невозможно. Если преобразование не коснётся миров неба и если эти миры обитаемы, то значит тление и смерть будут существовать и в будущем веке. Но если бы даже тление и смерть и вообще страдания исчезли, то и тогда земное благополучие не могло бы удовлетворить людей. Этот мир скрывает от нас и действительную сущность вещей и последнюю цель бытия. Мы жаждем откровения тайн и лучшим людям они откроются, когда в последний день земля и небо сбросят с себя окутывающие их покровы и явятся обновлёнными и светоносными для прославленных сынов земли.

Великий Платон предчувствовал это будущее созерца-

—327—

ние божественной славы и красоты избранными сынами человечества. В его диалоге „пир“ Диотема, чужестранка из Мантинеи, наставив Сократа, что есть красота абсолютная, не заключающая в себе ничего чувственного и телесного, красота сама в себе, от которой происходит всё прекрасное, причём возникновение и уничтожение всех новых видов прекрасного не увеличивает, не уменьшает и ни в чём не изменяет её, наставив Сократа в этом, говорит ему: „только созерцание абсолютной красоты сообщает цену жизни человека.... Что мы должны предполагать о том смертном, который получил бы в удел созерцание чистой, простой и беспримесной красоты, не облёченной в человеческие тело и краски, не имеющей в себе ничего изменчивого и исчезающего, божественной, однородной и абсолютной? Думаешь ли ты, что человек, созерцающий такую красоту и услаждающийся её созерцанием, будет несчастлив? Не представляется ли, напротив, тебе, что такой человек – единственный на земле, воспринимающий прекрасное органом, которому доступно это прекрасное – может рождать не образы (εἲδωλα) добродетели, так как он воспринимает не образы, но истинную добродетель, так как он приобщился к самой истине? Производящий же и питающий истинную добродетель должен быть любим Богом и, если кто, то, конечно, он должен быть бессмертным“²⁵²⁶.

То, что смутно предчувствовал Платон, ясно обещано верующему человечеству. Праведники будут созерцать славу и красоту Божию. Для того, чтобы приобрести духовное зрение способное к этому созерцанию, нужно воспитать и усовершить свой дух. Богословие учит, как должно происходить это воспитание, но и астрономия не должна оставаться и не оставалась безучастной к этому великому делу. „Есть две вещи, сказал Кант, которые наполняют душу все новым, возрастающим удивлением и благоговением, чем чаще и дольше занимается ими ум: звёздное небо над нами и нравственный закон в нас“.

С. Глаголев

—328—

Нельзя не отнестись с полным сочувствием к появлению Руководства Вигуру в русском переводе. При отсутствии у нас каких бы то ни было руководств по Ветхому Завету, рассчитывающих на читателей не семинаристов, а тем более – руководств, одновременно обладающих двумя высокими достоинствами – научностью и популярностью, книга аббата Вигуру принесёт, надо надеяться, не мало пользы интересующейся богословской наукой русской публике. Правда, книга эта не поражает богатством эрудиции и не поставляет себе цели дать ответы на все возникающие в современной библейской науке вопросы и недоумения. Многого из того, что занимает мысль специалиста, последний не найдёт здесь. Но за то почти везде она даёт совершенно точные, на внимательном изучении Библии основанные, ответы на главнейшие обще-интересные вопросы библиологии, излагая их в тоже время совершенно ясным и популярным языком, каким умеют писать лишь французы. Совершенно справедливо говорит о ней переводчик. „Руководство Вигуру представляет читателю результаты новейшего серьёзного экзегеза, основанного столько же на трудах современной науки, сколько и на глубоком изучении традиции и отцов церкви. Стройность целого, точность данных, всюду опирающихся на источниках, осторожность в утверждениях и выводах, спокойная и беспристрастная критика, умение вы-

—329—

брать наиболее важное как в сообщаемых сведениях по Св. Писанию, так и в указаниях по литературе предмета, наконец – общедоступность изложения, не идущая однако в ущерб научности, – таковы достоинства этой книги, принадлежащей перу автора, давно уже снискавшего себе почётную известность в западном богословском мире“ (предисловие переводчика).

Рекомендуя русским читателям русский перевод Руководства Вигуру, мы должны однако указать и на некоторые отрицательные в нём стороны, происшедшие по вине отчасти переводчика, а отчасти автора. Задача переводчика Руководства Вигуру не могла ограничиться и не ограничилась простой передачей на русский язык французского подлинника. Вигуру – католик, и, как такой, конечно воспользовался случаем, где можно, высказать и защитить принятые католической церковью взгляды. С этими то взглядами и пришлось иметь дело переводчику. В предисловии он сам говорит об этом следующее: „мы необходимо должны были подвергнуть в большей или меньшей степени переделке все те места книги, в которых так или иначе отразились католические тенденции автора, каковы напр. отделы о вдохновении, о каноне, о правилах истолкования священных книг и т. п. Затем нами опущены параграфы: „об авторитете Вульгаты“ и „о влиянии её на западную цивилизацию“, как имеющие интерес лишь для католических читателей и могущие подать повод к недоразумениям“ (предисловие). Мы совершенно согласны с автором, что не следовало давать места в русском переводе католическим взглядам. Но приём, употреблённый для сего переводчиком, нам не нравится. Мы сомневаемся даже в нравственной позволительности такого приёма, по которому переводчик, оставляя на заглавной странице имя автора, без разрешения последнего делает в переводе изменения, совершенно противные взглядам автора, не указывая точно, что принадлежит автору и что переводчику. Так на стр. 53 мы читаем: „так все имевшие случай рассуждать о ветхозаветном каноне Отцы церкви и христианские писатели, не исключая и католических до ХVI-го века, хотя и допускали употребление в церкви неканонических книг вместе с каноническими,

—330—

но никогда не осмеливались ставить первые в один и тот же разряд с последними. Они с очевидностью признают в собственном смысле каноническими только 22 книги Ветхого Завета, и тем непререкаемо свидетельствуют, как строго держалась древняя церковь Востока и Запада канона иудейской синагоги. Лишь в XVI веке католическая церковь порвала связь с этой древнехристианской традицией о ветхозаветном каноне, провозгласив в соборе Тридентском неканонические книги богодухновенными и имеющими одинаковое достоинство с каноническими. Этого учения, как мы видели, не знала древняя Церковь“. Странно читать это в книге, носящей имя аббата Вигуру. Думаем, что переводчик не был бы доволен, если бы подобное нечто случилось и с ним. Следовало в данном случае употребить один из двух способов: не изменяя текста подлинника, подвергать его критике в подстрочных примечаниях, или изменить текст, где и как угодно переводчику, озаглавив однако таким образом: „Руководство – составленное по Вигуру“.

Не нравится нам также и то, что переводчик в своих изменениях допускает замалчивание фактов с целью показать неосновательность католических взглядов, как напр. в только что приведённых словах переводчика (стр. 53). На соборе Иппонском (в 393 г.) в 36-м правиле, под влиянием Августина, к каноническим книгам причислены и некоторые неканонические: Премудрость И. С. Сираха, Премудрость Соломона, Товит, Юдифь и книги Маккавейские²⁵²⁷. Это правило повторено было снова на 3 и 5 Карфагенских соборах (в 397 и 419 гг.). В таком виде канон принят был Иннокентием 1-м, епископом Экссуперийским. и на соборе римском 494 г.

Затем мы должны предупредить читателя, что стараниями переводчика не вполне устранены католические взгляды автора. Не говоря о таких обмолвках, как на стр. 141; „все канонические книги В. З., за исключением Псалмов.

—331—

Товита, Иудифи и так называемых (?) неканонических частей Даниила и Есфири, были переведены св. Иеронимом“, суждения книги о достоинстве еврейского, греческого и латинского текстов Библии часто напоминают об авторе католике. Таково изложенное им на стр. 106 и 107 преувеличенное мнение о неприкосновенности масоретского текста, имеющее в основе, конечно, мысль об авторитете Вульгаты, следующей тексту еврейскому, и недопускаемое точными исследованиями текста. В частности, взгляд его на отношение масоретского текста и перевода LXX отличается предвзятостью. Все варианты перевода LXX сводятся по Вигуру к двум классам, из которых один происходит от ошибок переводчиков, другой – от ошибок переписчиков (стр. 130–131). Но ни одним словом автор не обмолвился о том, что в некоторых случаях варианты LXX должно предпочесть тексту масоретскому, что почти всеобще принято теперь на западе, не исключая и лучших католических экзегетов. Эта истина, конечно, не на руку аббату Вигуру, защищающему католическое учение о неприкосновенности латинского перевода Вульгаты, сделанного с еврейского. Напротив, о Вульгате автор самого высокого мнения. Следы его остались и в переводе, несмотря на переделку этого параграфа (IV) переводчиком. „Ни одно издание древнее или новое не было опубликовано с критическими пособиями, которые можно было бы сравнить с теми, какими мог тогда располагать св. Иероним для ознакомления с подлинным оригинальным текстом. „Труд св. Иеронима, говорит Вестготт, есть памятник единственный и не имеющий себе равных между древними переводами“ (стр. 149). Спору нет, что Вульгата – очень хороший перевод. Но не должно забывать двух вещей: во 1-х бл. Иероним, как сам нередко упоминает, весьма часто и весьма существенно пользовался помощью одного учёного иудея, а арамейские оригиналы переводил под диктовку другого иудея. Во 2-х текста иеронимовской вульгаты католики не имеют, а владеют лишь сравнительно поздними списками, древность которых не восходит далее VIII-го века. „Текст латинской Вульгаты читаем мы на стр. 155–6, был окончательно утверждён, вслед за Тридентским собо-

—332—

ром, папами Сикстом V и Климентом VIII. Издание, одобренное этим последним папой, которое сделалось изданием ne varietur. явилось в 1592 г. Текст пересмотренный и тщательно исправленный учёными богословами по древним манускриптам… был упрочен через indices correctorii, прибавленными к третьему Климентовскому изданию Вульгаты, в 1598 г. Было запрещено церковными законами что-либо изменять в утверждённом таким образом тексте“. В этих словах читатель, малознакомый с историей Вульгаты, может и не заметить, какой позор скрывается под этими строками для католической церкви. Канонизация текста Вульгаты, как подлинного текста Библии с запрещением каких бы то ни было поправок и изменений, состоялась, как известно, 8 апр. 1546 г., а между тем издания, на которое Тридентский собор указал бы тогда как на исправное, в то время не было. Оно явилось лишь через 44 года. Каким образом собор мог канонизовать текст, которого ещё не было, понять невозможно. Но и потом дело обстояло не лучше. Издание Сикста V в 1590 г. явилось с папским одобрением и заявлением, что это издание без сомнения и противоречия должно принимать за то латинское издание, которое Тридентский собор объявил за подлинное. Между тем, прежде чем окончилось печатание Вульгаты, замечено было много погрешностей, которые старались исправить через выскабливание, подклеивание и исправление пером. В 1592 г. явилось новое издание, начатое Григорием 14-м, продолженное Иннокентием 9 и оконченное Климентом 8. Это издание Климента, хотя по надписанию значится составленным по приказанию Сикста V, тем не менее приблизительно в 3000 случаях разнится от издания самого Сикста. При этом Клименте 8 Вульгата была издаваема в 1593 и в 1598 г. Последнее издание объявлено папой как подлинное на вечное время. Поэтому все последующие издания со всей точностью перепечатывают текст этого издания со всеми его ошибками. – Перед нами здесь один из актов свойственного папству насилия над мыслью и совестью христиан. Постановление Тридентского собора, не смотря на кажущееся согласие с ним католических учёных, служит несо-

—333—

мненно тяжёлым ярмом для их совести и ума. Счастливы мы, сыны Церкви Православной, что возникавшая и у вас когда-то среди светских лиц мысль сделать нечто подобное и у нас в России не осуществилась благодаря настойчивому протесту нашей духовной власти. Если текст св. книг сохранялся и сохраняется при обычных и естественных исторических условиях, но не чудесным каким-либо образом, то и очищение текста от вкравшихся в него, не имеющих никакого догматического значения, погрешностей должно быть делом научного исторического исследования, которое опять-таки никогда не может прийти к точным и несомненным результатам, какие могли бы быть раз навсегда канонизованы церковью. Охраняя неприкосновенно догматическое значение текста, т. е. постольку, поскольку в нём выражается догмат, истинная церковь держится в стороне от исследований над буквой текста, ни запрещая их, ни санкционируя…

В заключении мы посоветовали бы переводчику в качестве приложения ко 2-му ещё не напечатанному тому присоединить два параграфа о славянском и русском переводах Библии, о которых в Руководстве Вигуру или совсем не сказано, или сказано, но худо. Этих параграфов в праве ждать всякий русский читатель от полного курса св. Писания.

В. Мышцын

—337—

1847 г.

ко мне, – и даже, в доказательство неизменного ко мне расположения, нарекли меня восприемником при крещении родившейся у вас ещё в минувшем году дщери. Что касается до вашего письма, то оно до сих пор не являлось ко мне, – что для меня крайне неприятно. А за то, что вы удостоили меня чести быть снова вашим кумом, приношу усерднейшую благодарность. С любовью приемлю вашу Катеньку в число моих духовных дщерей, коих у меня ещё так мало. Я очень рад, что новая моя крестница растёт и укрепляется.

Пора же, в самом деле, и вам разводиться семейством; иначе каким же образом будет достигнута цель брака? Итак, да здравствует наша Катенька! Пусть растёт и утешает своих родителей... А я с своей стороны посылаю ей в благословение маленькую икону препод. Сергия: да блюдёт и охраняет её жизнь сей св. Угодник Божий!

После сего я уверен, что вы не обременитесь сообщить мне хотя краткое известие о ваших собственных обстоятельствах и обстоятельствах общих наших родных. Поверьте, я крайне интересуюсь всем, что касается до Мурома вообще, и до родных моих в особенности. В течение года, не прошло, может быть, дня, чтобы я не вспомянул о Муроме, особенно об участи родного семейства.

Да скажите, пожалуйста, правда ли, что в Муроме открылись действия губительной язвы, опустошающей Россию? – К нам, с каждой почтой, приносятся разные известия, со всех концов России, об этом всеобщем бедствии. Так наприм., с нынешней почтой получено известие из Казани, что там сильно свирепствует холера, что гибельные действия её простёрлись даже и на нашу учёную братию: два студента академии уже сделались жертвой её, и прочие ожидают той же участи, – все решительно, говорят, больны и академия с 22-го сентября уже закрыта. В Москве холера действует, но ещё не так сильно. Что касается до нас, то, хотя и нет ещё смертности, однако ж начинают обнаруживаться некоторые признаки; и мы уже готовимся к сретению страшной гостьи. После предварительных медиц. пособий, положено прибегнуть к

—338—

1847 г.

высшим, духовным средствам. 19-го числа предписано преосв. Митрополитом совершить вокруг всего посада крестный ход. С 20-го у нас в академии начнётся пост и общественная молитва. При этих спасительных средствах и при заступлении угодников Божиих, – авось минует нас страшная туча будущего бедствия.

Что касается, в частности, до меня, то я, слава Богу, пока здоров и по мере сил, занимаюсь своим делом. Здоровье моё значительно укрепилось от продолжительного и приятного путешествия на родину. Путешествие своё я совершил благополучно: виделся со всеми родными, и всеми был принят, как нельзя лучше. Почему я не приехал в Муром, вопреки крайнему желанию своему, причина вам, конечно, известна. На обратном пути с родины был я во Владимире; являлся к Преосвященному. Владыка принял меня благосклонно; обо многом распрашивал, и между прочим, спросил, где я провёл вакацию; хвалил так же мою решимость оставить мир в пользу наук. И действительно – по собственному уже опыту могу сказать, что для молодого вдового священника, разумеется, сколько-нибудь расположенного и способного к занятию науками, самое лучшее и безопаснейшее убежище – в академии. Сравнивая прежнюю мирскую жизнь (я разумею состояние вдовства) с настоящей, много, очень много находишь преимуществ на стороне последней. Здесь совершенно свободен от всех сует и неприятностей, какие необходимо встречаются в мире при многоразличных отношениях. В академии и отношения и занятия гораздо простее“.

Помещаю здесь интересную выписку из письма моего товарища Г.П. Быстрицкого от 24-го октября к другу его, студенту Киевской академии Н.И. Флоринскому:

„У вас эпидемия кончилась или, по крайней мере, получает конец, а в нашей стороне она началась только... В Москве оказалась холера около половины сентября.

Наша академия в 60-ти верстах от столицы; народ идёт из Москвы во многом числе через посад: но ещё Бог хранит. 19-го дня, в воскресенье, у нас делали крестный ход вокруг всего посада. Церемония была умилительная и торжественная; звон был постоянный в лавре, – а каков этот звон!.. и в целом посаде.

—339—

1847 г.

Процессия продолжалась пять часов. – И у нас, в академии, приняты предосторожности в пище, в чищении комнатного воздуха и проч., а главное – в очищении душ. Конференция сделала предложение и получила разрешение от Митрополита установить в академии временное говенье. И вот мы другой день готовимся к Евхаристии. Завтра, в день Казанской Божией Матери, мы будем приобщаться св. Таин. Ныне исповедовались во грехах. Не обидел ли я тебя чем-нибудь – прости меня: приступаю к великому и страшному таинству...

Ныне (22-го дня) Господь удостоил нас великого дара. Да будет он нам в живот временный и вечный. Да, друг, дело, кажется, мы совершили весьма необходимое всегда, тем более в настоящих обстоятельствах. Бог знает, что будет. Будущее наше в Его деснице; гнев Его, карающий беззакония, шествует уже недалеко... Хороша, умилительна проповедь нашего владыки-Филарета, читанная во всех церквах Москвы, – на настоящий бедственный случай, начинающаяся воспоминанием о Ниневитянах, о грозной проповеди Ионы, о их покаянии, – из какого события выводится несколько поучительных и утешительных истин, прилагаемых к нам в настоящем положении. Проповедь эта отпечатана в последней, вышедшей книжке Творений св. Отцов...

В Москве холера всё усиливается... С этим общим несчастием – посещением гнева Божия, соединилась ещё злоба людей. Поляки злодействуют в Москве, стараются отравлять ядом – покушаются бросать оный в колодези. Но их злодейства открываются. У нас вчерашний день прошёл слух, что 60-т человек студентов университета отравили, что 8-мь человек погибло от яда, положенного в вино целовальником, подкупленным злодеями. Кстати, о злодеях-поляках. По их милости и старанию, сгорела вся почти Кострома и в тоже время множество домов в нашем Иванове... Один из злоумышленников – доктор открыт; попались в этом деле и бедные семинаристы – двое; они повинились в поджигательстве, взявши от злодеев денежную награду за это дело, и положили пятно на семинарию.

Радуюсь твоему счастью и радости, которой наполняется

—340—

1847 г.

сердце твоё от лекций вашего почтенного о. ректора²⁵²⁸. Учись и совершенствуйся под влиянием этого учёнейшего и добродетельного наставника. Лекций своего о. ректора я ещё не слыхал: но, по отзывам слушателей, он лучше своего предшественника – настоящего ректора С.-Петербургской академии (преосв. Евсевия); с вашим, конечно, не сравняется. Но не всех Бог наделяет равным счастьем. Ваша академия отличается учёными ректорами; она имела светильником своим Иннокентия; теперь имеет Димитрия. Наш Владыка, не знаю, по какой благой мысли, старается назначать ректоров сюда-более хороших правителей, чем наставников. Потому настоящий о. ректор (Алексий) наш из числа кандидатов был меньший по учёности, если судить о ней по успехам академическим – по тому, как кончил курс в академии. Но он, действительно, достойный правитель и умный... отец. Студенты им более довольны, чем его предшественником, по крайней мере, в настоящее время; за будущее ручаться нельзя.

У нас явилась новая книга – сочинение Макария, инспектора Петерб. академии – „Введение в Православное Догматическое Богословие“. Я ещё не читал её; но все читавшие говорят, что нет ничего особенного; но может ли быть что-нибудь особенное в сочинении, где не могут входить истины новые, неслыханные и завлекающие своей новостью. Изложение их – система так же не может отличаться новостью. Форма зависит от содержания, от начала или идеи и её развития. Если эта идея и эти истины, выводимые из неё, старые: и форма не может быть новой. Сама истина даёт себе форму, или естественная форма её та, которая выходит из неё самой. В журналах критики называют этого писателя – с большой, огромной начитанностью.... Ив. Ник. Полисадов, который был у нас, – очень хвалит его, как наставника и говорит, что занимается наукой очень много“.

25-го октября получил я из Хотимля от зятя о. П.П. Успенского письмо очень печального содержания.

„Много, много виноват я, – писал он от 20-го числа, – пред вами, что на письмо ваше, присланное мне,

—341—

1847 г.

доселе не отвечал, и не соблюл данного слова. Опустил случай писать вам в пространном домку, теперь пишу в бане на полку. Рассудок расстроен, память потеряна и вы сами признаете, что от настоящего моего письма и пахнет банным духом. Вот, милый братец! всё моё пред вами признание! Виноват, что прежде не писал, а теперь и места нет, где бы было писать. Видно в последний раз в ваше у нас посещение мы наглядывались, хотя на немудрое устройство нашего приюта. 18-го числа прошедшего сентября в три минуты не стало у меня ничего, что ни приобретал, вам известно, как, – в 18-ть с половиной лет. В первом часу пополудни у моего соседа – благочинного, неизвестно как, потому что не признаются, в худой задней избе загорелось, и через минуту при сильном вихре огонь пожрал мои передний и задний дома. Не успели поглядеть на них и что было в них: – всё мгновенно осталось жертвой пламени. При недостатке средств отстаивать, у меня сгорел и погреб со всем запасом, а что могли со стороны вынести кое-что из дому, то сгорело среди улицы. В полчаса не стало ни одного дома, и – теперь Хотимль есть ничто иное, как чистое поле. Описывать ли более несчастное наше положение? Не станет у меня теперь ни рассудка, ни ума. Наступает время холодное, а мы не имеем, кроме бани и сарая, никакого приюта. В селе нашем ещё от 1-го пожара никто не отстроился, где бы я мог поместиться с своим семейством. Ни самим нам, ни скоту убежища нет. Но, видно, так угодно Богу искусить нашу веру и терпение. Он накажет, Он же и милость Свою нам явит. Делать нечего. Надобно горе перенесть, – свои грехи перечесть, а потом уж сесть, да и есть. Буди воля Господня над нами!“

На письмо это отвечал я 31-го числа.

В тот же день писал я в Муром протоиерею М.Г. Троепольскому:

„Приятным долгом поставляю приветствовать вас со днём вашего ангела. Да осеняет жизнь вашу кровом крил своих великий предстатель небесных сил св. архистратиг Михаил, да продлит Господь дни ваши в мире и вожделенном здравии.

—342—

1847 г.

Намерение моё посетить Муром было не столько то, чтоб насладиться приветом родных, сколько воздать долг моей возлюбленной Анне Васильевне и, может быть, однажды навсегда распроститься с родным городом. При том рассчитывал и то, что если я не воспользуюсь нынешней поездкой для посещения Мурома, то едва ли буду иметь возможность и средства быть там до окончания академ. курса; а до того времени, Бог весть, кто жив будет. Вот ныне какие тяжкие времена: холера без разбора губит всех. Впрочем, благодарение Господу и Его великому угоднику препод. Сергию, эта губительная язва, опустошая грады и веси, не проникла ещё в нашу Богоспасаемую обитель.

Что касается до меня, то я, слава Богу, здоров. Занятиями не слишком обременяю себя, хотя отнюдь не позволяю себе праздности. Силы берегу на старший курс; там потребна будет большая деятельность; притом и предметы будут ближе к моему званию и состоянию. Начинаю уже думать и о перемене, если не образа жизни, то по крайней мере одежды. Предлагал об этом о. ректору, и по взаимному согласию, решили отложить это дело до следующего года“.

31-го октября писал мне из г. Вязников товарищ и один из близких моих друзей по семинарии, священник Василий Павлович Богородский:

„Сколь давно я предполагал писать к тебе, но обстоятельства и дела похищали это моё отрадное предположение. Но первые слухи о твоём несчастий решительно меня убеждали сделать с тобой переписку, но всё не удалось. И теперь пишу, как говорится, ущипком и урывком.

Друг! что с тобой?.. не смею я тебе напоминать о Муроме, и не смею и спрашивать, как ты жил в нём? чтобы сим не растрогать твою усыпающую печаль по А… Но мне хотелось бы знать и о жизни твоей в

Муроме; но что ж? теперь и поздно; она для тебя невозвратима и безотрадна, и для меня незанимательна, между тем как прежде я всегда участвовал во всех радостных обстоятельствах твоей Муромской первоначальной жизни. А последнее печальное событие с тобой – лишение (супруги) и меня неоднократно заставляло плакать.

—343—

1847 г.

Скажи мне: как ты теперь живёшь в лавре? и что ты? не монах-ли? Да! любезный, я смело тебя спрашиваю, и, быть может, не кажусь ли тебе дерзок? Но я люблю тебя всей душой, и спрашиваю дружески. Друг ли ты мне и доныне, а я тебе друг, быть может хотя и скучный, и лишний. Там, где ты теперь, много тебе найдётся друзей, с коими можно разделить и время, и чувствования души, но почему же бросать и прежнюю дружбу семинарскую, рассеянную повсюду – по городам и сёлам? Там, где ты теперь в беседах мудрости, можно забыть о наших прежних беседах простоты. Но что мне, пусть забыл ты всё; но я не забуду, не забуду тебя, любезный Иван Михайлович.

Но если ты уже забыл меня, – я расскажу о себе. Кто я? ты знаешь; где живу? тебе известно; а как?

Слава Богу! приход мой не богатый, но и бедным назвать так же нельзя – посредственный, состоит из прихожан разных сословий, а более крестьян. Долго намеревался я перейти в другой; но уничтожение штата одного в нашей троеприходской церкви, дало мне осёдлость; тем более потому я теперь бросил это намерение, что построил новый дом и довольно хороший; надобно здесь жить; хотя денег мало, но труда много: служба повседневная, – обязанность увещания в судах и тут же побеги в поле по хозяйству, город и деревня у нас вместе; – можно найти разгул; есть где иметь и уединение; – выходишь в поле, – любуешься нивами; сходишь в Вязники, – встречаешься с нимфами. Словом сказать: в приходе моём жизнь-микстура; но при всём этом надобно сказать, не горькая.

Расположение граждан-дворян и купечества ко мне не по достоинствам велико; любят и принимают все; но признаюсь тебе дружески, что только нет у меня расположения и нет ко мне расположения у товарища моего протопопа И. Воинова, который всегда гордится тем, что он родился прежде меня 20-ю годами; но и желать дружбы его не интересно, а вражда его опасна, в сём отношении я частью неспокоен. И один раз злоба его против меня излилась и пред Владыкой, но возвратилась к его же ногам... Он благочинный и судья!..

—344—

1847 г.

Скажи мне, если ты не изменился в отношении меня в своих дружеских расположениях, о себе. Как приятно тебе жить в лавре, или как скучно после Мурома. Нет ли каких новостей?

Да ещё прошу тебя, Иван Михайлович, друг мой, извести: не издаётся ли при академии вашей какой-нибудь журнал и какого достоинства; и за сколько его можно получить с пересылкой; или другие не выходят ли какие хорошенькие книжки, я бы через тебя выписал. Право! совершенно нечего почитать; – в городе нет почти ни у кого хороших христианских книг. А особенно узнай, нет ли каких новых Катехизисов или Катехизических учений, для преподавания коих в здешнем месте определён я и тружусь до пота, а толку мало. Владыке за три года представил груду Катехизических бесед; – прочёл, заметил, благодарил и только...

Извести, здравствует ли любезнейший и незабвенный наш наставник Яков Ильич Владыкин? Я молюсь за его здоровье. Нет ли с тобой и ещё кого-либо из наших товарищей? а где? где друзья? скажи о ком знаешь.

Конечно тебе, быть может, некогда придумывать старину, но, друг, хотя строчку отпиши новостей.

Вот и я при всех недосугах наболтал тебе множество галиматьи; и буду доволен, если ты мне на десять строк будешь отвечать одной.

Напиши, ещё прошу, о хорошеньких книжках, – избавь меня от скуки.

Я ожидал тебя в Вязники, во время вакации, предполагая, что ты из Дунилова поедешь в Муром. Но напрасно моё ожидание. В будущее же время сделай тракт на Вязники, а более через Ераполь.

Прощай, Иван Михайлович. Извини брат, – что писал очень нескладно, право, почти стоя и не мысля“.

6-го ноября даны были нам по классу опытной Психологии и Нравственной философии следующие 7-мь тем для сочинения:

1) „Постепенное развитие души от пробуждения сознания до начинающейся зрелости разума“.

2) „Житейское благоразумие“.

3) „Извращённость эгоизма“.

—345—

1847 г.

4) „Об очищении и исправлении темпераментов“.

5) „Отношение материального благосостояния к нравственному состоянию человека“.

6) „Взгляд на нравственное учение стоиков“.

7) „Каким образом опытное изучение духовной природы человека ведёт к сознанию необходимости для него благодатной помощи?“

Я писал сочинение на последнюю из этих тем, и сочинение признано „хорошим“.

11-го ч. писал я пространно своему Вязниковскому другу о. Богородскому в ответ на его письмо от 31-го октября:

„Спешу немедленно отозваться на твой дружеский голос.

Нет, любезный! напрасно подозреваешь меня в бесчувственном равнодушии и совершенном забвении прежних наших отношений. Я очень хорошо помню и люблю тебя, как доброго и искреннего друга и товарища. В числе друзей моих, коих, впрочем, у меня было не слишком много, ты едва ли не первое занимал место: говорю это по чистой совести. Твоё добродушие, твоё благородство, чистота нравственности и явное ко мне благорасположение всегда находили живое сочувствие в моём сердце. Но к чему излишние объяснения? – Из того, что до сих пор не было между нами переписки, никак не следует, что мы оба вдруг забыли взаимные наши отношения. И без твоего письма я совершенно уверен был в твоём неизменном ко мне расположении, – и с своей стороны могу твёрдо заверить тебя в моём истинном усердии и расположении. Нет, если мы питали друг к другу бескорыстную любовь; то это чувство, по слову Писания, никогда не может изгладиться: любы николиже отпадает. Однако ж этим хочу я сказать не то, чтоб и вовсе не нужно было свидетельствовать внутренних расположений сердца внешними какими бы то ни было знаками. Письменное послание есть ближайшее выражение дружеской приязни: и я так же, как и вы, не раз замышлял, даже принялся было однажды за перо, чтоб напомнить вам, хотя в кратких словах, о себе и о своих отношениях к вам – это было ещё в Муроме: но обстоятельства отвлекли, и – замысел не совершился. Но теперь, когда вы, после

—346—

1847 г.

многократных, как говорите, покушений, решились наконец нарушить столь долгое взаимное молчание наше, не могу и я не пробудиться от глубокого безмолвия. За то, чем продолжительнее было молчание, тем приятнее вступать в откровенную беседу с верным другом.

Прежде всего благодарю тебя, друг мой! – за искреннее участие в постигшем меня злополучии. Да, было время, когда много, слишком много нужно было вынести моему бедному сердцу. Не буду изображать, да и не знаю, можно ли выразить словами то состояние, в каком я был в первые дни и месяцы после праведного посещения Божия. Только та же благость Божия, которой угодно было наказать меня лишением единственного земного блага – доброй подруги, – могла и укрепить меня в то время для безропотного перенесения искушения. Теперь с переменой места и образа жизни, слава Богу, я начинаю забывать несколько прежнее горе. Что сказать вам о настоящем моем положении? – Если сравнивать его с тем состоянием, в каком я был в Муроме до вдовства: то, конечно, оно не может идти в некоторых отношениях в параллель с ним. Если же судить о нём по отношению к последнему периоду моей жизни в мире: то нельзя не отдать ему в этом случае преимущества. Академическая жизнь для молодого вдового священника, разумеется, сколько-нибудь расположенного и способного к занятию науками, – самое лучшее и безопасное убежище. Конечно, если смотреть на академию с идеальной точки зрения, то потребно много сил и трудов, чтобы быть совершенным студентом: предметов здесь очень много и притом излагаются все в возможно обширном объёме. Но кто же требует невозможного? Здесь предлагают всем всё: но принимать и усвоять себе то или другое, в такой или иной мере, совершенно зависит от произвола каждого. Главное здесь – сочинения: на них преимущественно обращается внимание, по ним окончательно судят о каждом студенте. Написал в год три-четыре порядочных сочинения, – и преисправный студент. На сочинения употребляется всё время, исключая определённых для классных занятий часов. Лекции сдаются только недели за две или за три пред экзаменом. Дела мои в

—347—

1847 г.

прошедшем году шли счастливо; не знаю, что Бог даст дальше. Слушаешь в классе чтения профессоров и бакалавров большей частью с удовольствием.

До сих пор я пребываю тем, чем приехал из Мурома: однако ж начинаю уже думать и о перемене одежды. В следующем году, если только это будет угодно Господу, вы услышите моё новое имя. Вот как непостижимы судьбы Божии! О монашестве у меня никогда не было прежде и помысла: а теперь этот путь для меня сделался совершенно неизбежен, если бы даже я не был и в академии. Но да будет надо мною воля Божия!

Живу между монашествующими. Общество наше состоит теперь из трёх братий: кроме меня, один иеромонах, поступивший вместе со мной в академию с Кавказа, но прямо на старший курс; – другой – светский студент, изъявивший желание поступить в монашество, в следствие родительского обета посвятить его Богу, купеческий сын из Казани. Есть у нас ещё собрат – молодой иеродиакон из старших студентов: но, кажется, он уже погиб для нас; с минувшего июня томится, несчастный, в доме умалишённых – в Москве, частью в следствие природного предрасположения к умопомешательству, а ещё более в следствие неблагоразумно-аскетических подвигов, которые он добровольно наложил было на себя. Жизнь учёного монаха не может и не должна быть в точности располагаема по примеру жизни монахов пустынников.

Особая выгода монашеской жизни в академии та, что можно беспрепятственнее, чем светским студентам, заниматься науками. При всём, впрочем, удобстве, я не позволяю себе слишком много заниматься теперь потому, что расстроенное здоровье, с коим я приехал в академию, ещё не совершенно исправилось; – частью же и потому, что берегу силы для старшего курса: там и предметы ближе к моему званию, и деятельность потребуется более напряжённая. Не без удовольствия, правда, можно заниматься и философскими предметами, но рассчитываешь то, какое приложение могут иметь для меня эти предметы в жизни. На сей раз умственная деятельность моя сосредоточена исключительно на следующем вопросе: „со- гласно ли с разумом учение Гегеля о прекращении лич-

—348—

1847 г.

ности души“? – Давно уже тружусь над этим сочинением, но что-то худо клеится дело. А вы слыхали что-нибудь о Гегеле? Едва ли: в наших семинарских записках, помнится мне, и помину об нём не было. Это – современный Германский философ, которого, впрочем, нет уже на свете (он ум. от холеры), но коего дух живёт и, может быть, долго ещё будет жить в потомстве. Его философия проникла все почти Европ. литературы. Но сколько эта философия умна, или лучше, хитра, столько же противна духу христианскому. Её основная идея, – пантеизм. Вот некоторые главные её положения: всё существующее есть проявление или видоизменение абсолютного духа. Неделимые не более, как моменты бесконечного процесса. В духе человеческом абсолютное достигает до самосознания. По смерти, человек теряет свою личность и существует только в тех делах, кои совершал он в здешней жизни, под влиянием Божеств. личности.

Очевидно, для борьбы с такими антихристианскими мыслями потребно много сил и опытности. К тому же, не малым препятствием служит ещё неведение немецкого языка, на котором писал Гегель. Нужда, правда, заставила и меня заняться этим языком; и теперь, слава Богу, мало по малу начинаю уже кое-что понимать.

Теперь позвольте обратиться к вам. Об вас давно я слышал приятные вести, – слышал, и от души радовался. Но теперь вот и сами вы раскрываете предо мной картину своей жизни. Всё бы хорошо, да одно мне не совсем нравится: ваши взаимные отношения с сослуживцем. Несогласие в обществе – это первый и главный источник всех неприятностей в жизни. Напротив, се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе. На этот раз я был очень счастлив в Муроме: врагов, по крайней мере, явных никого не имел; как с начальниками, так и с равными себе всегда жил в добром согласии. Да и теперь всячески стараюсь поддерживать в своём малом кругу мир и любовь. Если же и случается встретить какую-нибудь неприятность, всегда удерживаюсь от выражения неудовольствия: гораздо безопаснее гасить искру прежде, нежели она обратится в пламень. Советую, друг мой, и вам, аще возможно, со

—349—

1847 г.

всеми человеки мир имети, тем более с старейшими и судиями. От них не скоро дождёшься чего-нибудь доброго, а беду как раз получишь: вы же сами свидетельствуете это. Что делать? Лучше иногда отступить от своих прав, если это, разумеется, не соединено прямо с нарушением высших требований долга, нежели раздражать капризного старика.

Вы спрашиваете меня насчёт журнала? Издаётся при нашей академии журнал: „Творения св. Отцов в русском переводе, с прибавлениями духовного содержания“. Обыкновенно выходит 4 книги в год. Каждая книга состоит из 2-х частей: в 1-й – русский перевод творения известного св. отца, а во 2-й – оригинальные статьи наших учёных разного содержания, разумеется, духовного. В каждой книге помещаются две-три проповеди преосвященного Митрополита. Годовое издание с пересылкой 5 р. серебром. О достоинстве журнала говорить много нечего: перевод с греческого самый точный и исправный; оригинальные статьи, за исключением проповедей, имеют характер по преимуществу учёный, и потому особенного приложения к делу приходского проповедника иметь не могут. Издание журнала началось с 1843 года. В вышедших доселе книжках переведено только ещё два отца – Григорий Богослов и Василий Великий. С будущего года начнут переводить Ефрема Сирина. Если угодно, можете выписать журнал за все прошедшие годы“.

Выше я сказал, что нас жило в монашеской келье трое; но я забыл, что между нами водворялся ещё один товарищ – светский студент Ферапонт Евдокимов, готовившийся к принятию монашества. Он нам с о. Моисеем причинял беспокойства и забот не меньше, чем иеродиакон Серапион. Сын богатого Казанского купца, он с детства обречён был своими родителями на монашескую жизнь, и потому проходил, по желанию родителей, духовные школы. По выслушании, под руководством домашних наставников, наук семинарского курса, он, как даровитый юноша, поступил, для получения высшего духовного образования, в Московскую академию. Но здесь, вдали от родительского надзора, получая между

–350 –

1847 г.

тем от богатого отца обильные средства к роскошной жизни, он повёл жизнь, далеко не соответствующую предположенному назначению. Около богатого товарища не замедлила образоваться партия любителей весёлой жизни на чужой счёт. И вот, когда бывало наш Евдокимов получит с почты не одну сотню рублей, он тотчас же исчезает из кельи на неделю, а иногда и долее, не показывает нам и глаз до тех пор, пока не истощит из своего кармана до последней медницы. Затем, освободившись от лишнего бремени в кармане и желая вознаградить потерянное вместе с деньгами драгоценное время, он предаётся непомерным занятиям наукой. Встанет, бывало, часа в три или четыре и, поставив на стол кипящий самовар, который своим шипением не давал нам покоя, читает и пишет часов пять-шесть, не вставая с места. В половине 1847 г. подано было им прошение о пострижении его в монашество и в декабре последовало из св. Синода разрешение. В январе, по возвращении из Москвы после Рождественских праздников о. ректора, предположено было совершить над ним обряд пострижения. Между тем, он, во время праздников, в виду близкого разлучении с грешным миром, захотел с ним подобающим образом распроститься и предался с своими избранными товарищами такому пьянству, что раз среди дня его нашли лежащим среди лавры. Когда ректор возвратился из Москвы, ему доложено было об этом скандале. Вследствие сего, пострижение Евдокимова, под разными предлогами, было отлагаемо далее и далее, и он, наконец, в 1850 году выпущен был из академии тем же Ферапонтом Евдокимовым, каким и вступил в неё. Вместе с назначением, по окончании курса академии, на должность наставника Вологодской семинарии, передано было туда и дело о пострижении его в монашество. Он был пострижен и назван Феодотием: но не долго оставался в живых с этим новым именем. Его крепкое от природы здоровье истощилось, наконец, от излишнего употребления ещё более, чем его здоровье, крепких напитков. Он умер не более, если не менее, 30-ти лет

—351—

1847 г.

от роду. Да простит ему Господь грехи его юности, хотя и не неведения!..

В декабре, в ответ на письмо своего родственника, Муромского учителя Ястребова, я писал:

„Позволь, друг мой, мне быть откровенным перед тобой, но только перед одним тобой. Сожаление, которое ты изъявляешь касательно настоящего моего положения, напрасно. Вероятно, вам преувеличили или не так передали мои чувствования относительно Мурома вообще, и относительно родных моих в особенности. Кто вам сказал, что я жестоко грущу, что мне тесно в стенах Богоспасаемой лавры. Правда, я говорил, и потом писал, что часто, и почти ежедневно, воспоминаю о Муроме: но воспоминать о прошедшем значит ли непременно быть недовольным настоящим? С другой стороны, при всём довольстве настоящим моим положением, могу ли я так скоро предать равнодушному забвенью моё прошедшее былое? Ведь у меня в груди сердце, а не камень... Впрочем, если я до сих пор ещё не совершенно отрешился от Мурома (хотя совершенное отрешение, мне кажется, и невозможно), то отнюдь не удовольствия и забавы привязывают к нему моё сердце: ты сам, конечно, помнишь, что я всегда был к ним довольно равнодушен, а особенно в последний период моей жизни между вами. Нет, какая-то высшая, духовная связь соединяет и, конечно, долго, долго будет соединять меня с Муромом. Я любил и люблю родных моих вовсе не за то, что они доставляли мне иногда случаи к рассеянности, а потому, что родных, как родных, особенно таких, каких имел я в Муроме, нельзя не любить. Теперь вопрос – о чём же мне грустить? О том, что и далеко от родных? Но если моя любовь к родным есть любовь истинная, то она не ограничивается пространством и временем. Грустить о том, что я лишился возможности участвовать в весёлых пирушках? Но, скажу вам откровенно, то, что всего более меня интересовало в родственных собраниях, возможно для меня и здесь, и ещё в большей мере. Тихая, мирная беседа – вот что всего более мне нравилось, когда случалось быть в кругу родных или знакомых: но такая

—352—

1847 г.

беседа теперь возможна для меня, пожалуй, каждый день. Между товарищами моими есть немало таких, беседой коих не только можно услаждаться, но даже назидаться; имею также и между бакалаврами одного, крайне доброго человека, который всегда готов принять меня, и к которому я могу иметь полную доверенность. Если же и случится когда-нибудь немного захандрить, то стоит только дойти до Вифании, где я пользуюсь особенным расположением прежнего моего наставника и благодетеля Як. И. Владыкина: этот старый остряк способен рассеять какую угодно хандру. Кто-то сказал вам, что мне тесно в стенах лавры? Напротив, очень просторно: случается так, что иногда недели две-три не выглянешь и за ворота лаврские; без особенной нужды, вовсе нет охоты выходить куда бы то ни было. Прежде имел я знакомство с одним из лаврских иеромонахов и нередко посещал его, а теперь оставил и эту связь: с течением времени начинаешь как-то меньше и меньше ощущать потребность во внешних развлечениях; хотелось бы даже вовсе уединиться. Как ни мало и ни спокойно общество, в котором я теперь живу, но мне всё-таки хотелось бы иметь особую келью: в уединении всегда я чувствовал себя как-то лучше. Но что же делать? Надобно потерпеть немного; авось когда-нибудь и это желание моё будет исполнено. Итак, сам ты видишь, любезный Гаврила Васильевич, что нет никакой достаточной причины мне роптать, а вам сожалеть о моём настоящем положении. Нет, надобно каждому испытать состояние вдовства среди соблазнов мира, и потом пожить в академии, чтобы сравнивать и надлежащим образом ценить ту и другую жизнь. Чего недостаёт мне теперь в сравнении с прежней мирской жизнью? Нет у меня такого удобного и весёлого жилища: но что мне в этом удобстве и просторе, когда половина существа моего уже заключена в тесном гробе и мрачной могиле? Нет у меня серебра и золота, которым, впрочем, не слишком богат я был и в мире: зато нет больших нужд и потребностей; все существенные потребности наилучшим образом удовлетворяются теперь попечительным начальством. (Кстати заметить вам, что при настоящем о. ректоре, внешний быт ака-

—353—

1847 г.

демии много улучшен в сравнении с прежним). Если мире успел я заслужить какую-нибудь репутацию и пользовался вниманием и благорасположением добрых людей, то всем этим я продолжаю пользоваться и теперь; начальники и наставники ко мне благосклонны, товарищи вежливы и даже почтительны. Внешнее спокойствие моё никогда почти не нарушается: братство наше мирно и спокойно. Что касается до внутреннего, душевного спокойствия; оно мало зависит от внешних условий: исправность или неисправность по своей должности – вот единственное почти условие приятного или неприятного расположения духа. Правда, совершенно быть исправным в академии невозможно или, по крайней мере, весьма трудно: но невозможного никто не в праве и требовать. Трудись столько, сколько позволяют силы, – и ты будешь прав и спокоен. Не соблюдая этого правила, в академии очень легко погибнуть и сделаться в тягость себе и другим; примеры эти у нас нередки. Теперь один из моих товарищей страдает, бедный, сильно чахоткой: а причиной неблагоразумная ревность.

Что касается до меня, то я бреду не спеша: куда торопиться? Тех, кои быстрее и крепче меня, никогда не опередишь; а тех, кои потяжелее меня на ногу-то, всегда останутся позади. Особенно теперь, на младшем курсе, не нужно тратить напрасно сил: на старшем курсе предстоит трудов гораздо больше, и там-то нужно будет сосредоточить свои силы. Доселе, не обременяя себя излишними занятиями, я слегка касался всех предметов, исключая математики. При постоянном почти хождении в класс, я успел за прошедший год подать только три сочинения, а два остались недоконченными: не смотря, однако ж, на это, я получил то, чего решительно не мог ожидать. Удовлетворяя твоему крайнему любопытствуя сообщу тебе, под каким нумером я записан, но с условием – не разглашать это каждому встречному и поперечному. На годичной конференции я поставлен в общем списке под № 11. В первый раз потому я не отвечал тебе, что тогда это было ещё неизвестно: ныне, пред святками, конференции у нас не бывает.

После сего, любезный друг мой, вы можете быть спо-

—354—

1847 г.

койны в рассуждении настоящей моей участи: можете даже и порадоваться вместе со мной, что так Господь устроил судьбу мою. Но finis coronat opus: Бог весть, что ожидает меня впереди!

Прощай же, друг мой, не оставляй, если можешь, посещать меня своими письмами; с своей стороны и я не останусь в долгу у тебя; только наперёд прошу не злоупотреблять моей откровенностью“.

Среди обычных частных испытаний пред праздником Рождества Христова, нам даны были для экспромтов следующие темы:

1) Num malum metaphysicum, scilicet limitatio rerum creatarum, revera pro malo haberi potest? и 2) „В какой мере от истинности содержания зависит художественное достоинство ораторского творения?“

29-го декабря писал я в Муром стряпчему А.А. Горицкому:

„Честь имею приветствовать вас с наступающим новым годом. От полноты признательного сердца желаю вам, в грядущем лете, при добром здравии, новых, счастливых успехов в делах вашего общеполезного служения.

После многих, частных и общественных бедствий, коими ознаменован был для нашего отечества истекающий год, с каким-то особенным чувством ожидаешь наступления нового лета. Что-то нового, думаешь себе, принесёт нам новый год? Какие жребии готовит он для каждого из нас?

Что касается до меня, то, по всей вероятности, ожидает меня, в грядущем лете, важная перемена.

После праздника Крещения, когда возвратится из Москвы наш о. ректор, я намереваюсь приступить к начатию дела о пострижении в монашество; и – судя по обыкновенному течению подобных дел, с праздника Пасхи, а может быть, и ранее, для меня начнётся новый период жизни. Проведши полтора года в кругу монашествующих, конечно, я успел уже несколько присмотреться к иноческой жизни, и эта жизнь, в современном её значении, представляется мне как будто не слишком страшной, тем более что с давних пор я замечал в себе под час какую-то особенную любовь к уединению: тем

—355—

1848 г.

не менее, однако ж признаться надобно, что иное дело быть посторонним наблюдателем, и иное – опытно дознавать трудность отшельнической жизни; совсем иное – исполнять что-либо по доброй воле, и делать тоже самое по неотразимому требованию долга. Природа наша такова, что для нас большей частью не то благо бывает приятно и дорого, которое свободно и без труда приобретается, но то именно, достижение которого соединено с большими или меньшими препятствиями, или даже с нарушением положительных законов. Но, как бы то ни было, а путь монашества для меня, при моих обстоятельствах, неизбежен. Что делать?.. Где не достанет собственных сил, там поможет благодать Божия, которая преимущественно в немощах и совершается“.

С нового 1848 года я возымел было намерение ежедневно записывать мысли и чувствования, возбуждаемые при чтении Библии: к сожалению, это благое предприятие очень скоро прекратились.

Вот что было мною записано в первый день нового года, в четверток.

„Востани спяй, и воскресни от мертвых, и осветить тя Христос“ (Еф.5:14).

Время, время пробудиться от глубокого и столь долгого сна, грешная душа моя! Время воспрянуть тебе из мрачного гроба злых навыков и порочных страстей! Пора отозваться на глас зовущего тебя небесного Жениха! Поспеши, о, поспеши к Нему, душа моя! И Он, милосердый, осияет тебя Божественным Своим светом, озарит тьму твоего неведения; рассеет мрачные твои помыслы; просветит тебя светом Боговедения, согреет хладное сердце твоё лучами всесильной Своей благодати; оживотворит и направит волю твою к добру.

Начало нового лета да будет началом моего духовного обновления. Отселе всё моё внимание да будет устремлено на то, чтоб уклоняться, по возможности, от всех нечистых помыслов, подавлять в себе порочные чувствования, истреблять худые навыки“²⁵²⁹.

Помещаю здесь выписку из любопытного письма моего

—356—

1848 г.

товарища Быстрицкого к Киевскому другу его Флоринскому от 3-го января:

„Благодаря болезням, я не успел, в продолжение трети, подать и одного сочинения... Предложение для своего сочинения я избрал из данных Ф.А. Голубинским по классу метафизики; вот оно: „Согласно ли с здравым разумом учение Гегеля о прекращении личности души по смерти?“ – Не правда ли, что предмет интересный, но и вместе самый утончённый – отвлечённый, сухой? – Как бы думал ты, много ли можно написать о нём? Общая истина – если у нас даётся предмет для сочинения, то надобно несколько источников перечитать; след., сочинение должно выйти обширное. Это предложение ещё довольно частно; а то даны большей частью самые общие, например по классу Истории древней философии, – о законах Ману, об учении Конфуция, о Сенеке. По классу Истории новой философии: взгляд на онтологию Гегеля; о влиянии Канта на новейшую философию; о борьбе Якоби против идеализма Канта и Фихте и пантеизма Шеллинга; разбор Теодицеи Лейбница и др. Для подобных предметов сколько нужно времени и труда, и сколько самого писания! От того и пишут у нас листов по 15-ти, 20-ти и даже более. И первое моё предложение, кажется, не обширно, а требует многого, – требует прочтения Гегелевой Логики, где он развёртывает своё абсолютное, и частью других наук: потому что этому предмету, состоянию души по смерти, Гегель не посвятил ни одного трактата в своей обширной системе, а его мысль, между тем, сказывается в этой системе и выходит из неё; значит, нужно узнать дух всей его системы и опровергнуть коренные пункты его учения; а эти пункты: абсолютное в себе, абсолютное вне себя, абсолютное для себя, – моменты, которых изложению посвящена Логика. А какова эта Логика! Сколько тут отвлечённостей! Сколько утончённости! На каждой строчке, почти на каждом слове надобно останавливаться и думать.

Дело трудно, очень трудно, но и отрадно; охотнику подумать – есть над чем позадуматься. И с кем имеешь дело? С Гегелем, который усвоил себе высокое служение Божеству – довершить то, к чему стремилась религия и философия издавна, довершить то, что начал И. Христос.

—357—

1848 г.

Христос, по его понятию, верой постиг абсолютное; он разумом обнял его, – или лучше, само абсолютное в нём познало себя; – с Гегелем, который покорил себе многие умы, приобрёл много явных и тайных последователей, которого мысли ныне в большом ходу и – что они произведут? – Какое утешение, что отвращаешься от них умом и сердцем! Потому что как горько расстаться с убеждениями, принятыми в младенчестве, взлелеянными воспитанием, укреплёнными собственным размышлением! – Представь, как изменяется время, возрастает мысль, расширяется круг разумной деятельности. Не знаю, как ты, а что до меня, так я в семинарии и не слыхал о Гегеле; а теперь? – теперь случилось опровергать его. Моя мысль, моё расположение сошлись с твоими. Ты жалеешь, что у вас не положено было особенного класса для Истории новой философии; верно ты любишь её и с аппетитом занялся бы ею: так и я; только я в этом отношении счастливее тебя, потому что у нас есть этот класс отдельный, – и большое спасибо бакалавру, читающему эту науку (Ип. М. Богословскому); читает славно, только слушай: все довольны чтением, и класс всегда полон, а у нас это знак удовлетворительного преподавания. Он должен прочитать среднюю и новую философию; в прошедшую треть слушали о схоластической философии; сколько могли ожидать от преподавателя, получили; но так как сама эта философия пуста, бессодержательна, то лекции по временам интересовали только комическим изображением смешных сторон её; из всех лекций мне особенно понравились об Иоанне Скотте Эригене. Он начал собой схоластический мир, но он первый и возвысился над ним; в нём начатки пантеизма, который раскрылся во всей полноте у Гегеля; он горячо привязан был к творениям Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника – мистиков христианских, и со всей любовью занимался Платоном и Аристотелем, – и был оригинальный мыслитель. Он соединил начало веры с началом философским – мистицизм с свободой мышления, и из этого соединения вышло третье, не похожее ни на то, ни на другое учение, – оригинальное. Известно разделение его учения: природа несотворённая и творящая, природа со-

—358—

1848 г.

творённая и творящая, природа сотворённая и не творящая, природа не сотворённая и не творящая“…

18-го января писал мне из Владимира шурин, С. Царевский:

„Поздравляю вас с новым годом и от души желаю провести вам оный благополучно.

Давно уже, слишком давно не писал я вам. В настоящий год постараюсь вознаградить своё прежнее молчание частым разглагольствием; вы, с своей стороны, наверное, не откажетесь отвечать тем же. С первого же месяца начинаю свою переписку с вами. Если угодно будет вам, каждый месяц будете получать по такому посланию, каково и сие.

Как много собралось в голове моей такого, о чём нужно писать к вам! Я, право, не знаю с чего и начать, – что поставить прежде, что после. Но вы, наверное, не взыщете, если то, что вам хочется поскорее узнать, поставлено будет не напереди. Чего, из желаемого вами, не достанет в сём письме, о том спросите, – и я не замедлю ответить вам.

Хотелось, может быть, вам короче узнать своего преемника, священника Александра Орфанова – зятя нашего. Бог даст, увидитесь и ознакомитесь. Не стану описывать вам его, потому что не полное понятие о нём получили вы от дяденьки, а полное сообщить, – я не знаю уже как. Скажу только, что он мужчина умный и смирный. Он успел уже и похворать. В июле прошлого года напала на него какая-то задумчивость, тоска, какое-то недовольство самим собой и какой-то непонятный страх, особенно при Богослужении; всё сие продолжалось с ним месяца полтора, так что он не мог служить ни обедни, ни утрени, только одну вечерню, и то с великим усилием мог отправить. По мнению докторов, это происходило в следствие разлития и неправильного отделения желчи. Благодаря Богу и медицине, теперь всё прошло, – не известно, что будет вперёд.

Остаюсь искренно любящий вас брат, ученик 3 высш. отд. семинарии Сергий Царевский“.

На письмо это отвечал я от 27-го того же января:

„Благодарю вас, любезный мой Сергий Васильевич,

—359—

1848 г.

от души благодарю за ваше приветствие и усердное благопожелание, а равно и за возобновление письменного собеседования со мною. Действительно, терялся я и доселе теряюсь в различных догадках насчёт вашего общего молчания, которое до сих пор вы сохраняли относительно меня. Если причиной вашего молчания было именно то, что вы представляете в письме своём, то это ещё беда не большая, её легко можно поправить. Если же что-нибудь другое, то, признаюсь, для меня не совсем это приятно. Впрочем, продолжительное молчание ваше возбуждало и возбуждает во мне не столько ропот и негодование, сколько сожаление о том, что и сами хотели и меня заставили так скоро забыть о наших взаимных отношениях. Скажу не обинуясь: моё сердце более привязано к Мурому, чем к родине. Но последнее письмо ваше, так неожиданно мной полученное, привело меня в новое недоумение. Я желал бы узнать откровенно, по собственному ли побуждению вы начинаете опять со мной переписку, или другой кто-нибудь внушил вам это? Если по собственному побуждению – хорошо, а если по чуждому внушению, то ещё лучше. Но в последнем случае для меня всё-таки остаётся загадкой, почему из Мурома никто не пишет мне ни слова? От маменьки вашей я уже и не ожидаю писем, и сам не пишу ей, хотя бы и нужно было, но причине, которая ей одной известна. Но не желая беспокоить их непосредственно, я прошу вас быть между нами посредником: я уверен, что теперь, кроме вас, никого нет к ним ближе. Дело вот в чём: они обещали в ноябре выслать мне деньги за оставленные мной для продажи вещи, но и до сих пор не исполняют обещания, вероятно потому, что не все вещи проданы. Между тем я начинаю ощущать нужду в деньгах; прежний запас мой уже истощился, а одолжаться, без крайней надобности, не хотелось бы.

Итак, если вы, по прежнему обычаю, отправитесь на сырную неделю в Муром, предложите об этом маменьке, и попросите их выслать мне обещанные деньги, если не все, то сколько можно. В случае же совершенной невозможности почему-либо удовлетворить моей просьбе, по крайней мере немедленно известите меня: я так и

—360—

1848 г.

буду уже располагаться своими отрицательными доходами. Было время, когда я имел возможность другим помогать; теперь сам нуждаюсь в помощи других. Но Бог милостив! авось настанет время, когда опять возвратится ко мне прежняя возможность быть чем-либо полезным для других... Время летит быстро: давно ли, кажется, оставил я Муром? И вот уже почти половина пути совершена мною на поприще академического образования. При помощи Божией и за доброе здоровье, не увидишь, как приблизишься к желанному берегу.

Что до меня, то я, слава Богу, здоров и благодушествую. Спрашиваешь: не случилось ли со мной в святки чего новенького? т. е. не отрёкся ли я от мира и не вступил ли в монашество? Нет. Думал-было, впрочем, в настоящем месяце подать прошение: но, по совету о. ректора, отложил до будущей вакации, и потому не прежде, как в сентябре, могу я облечь себя в сан иноческий.

С братской к вам любовью и усердием остаюсь М. д. ак. студент, свящ. И. Тихомиров“.

28 февраля получит я из Вятки письмо от отца Стефана (Матвеева). Он писал:

„Надеясь на доброту вашего сердца и благоразумие, я опять прошу вас исполнить поручение, только другого рода. Именно следующее:

Я составил жизнеописание моего родителя, миссионера архимандрита Илии и намерен издать в свет, как сие жизнеописание, так вместе с ним и сочинения покойного моего родителя. Всё уже с моей стороны приготовлено.

Недоумение вот в чём: не знаю положительно, куда представить на рассмотрение биографию и сочинения моего родителя: в Синод ли, или в Цензурный комитет при академии духовной? Если в Цензурный комитет, то достаточно ли будет испросить на сие представление благословения епархиального епископа, т. е; Вятского.

Все сии вопросы может удовлетворительно решить цензор. Поэтому прошу вас покорно принять на себя труд – сходить к Феодору Александровичу или к Петру Спиридоновичу и обстоятельнее спросить их о чём я выше написал. За сим прошу вас о всём этом уведомить“.

Исполнивши возложенное на меня поручение, я поспе-

—361—

1848 г.

шил ответить почтенному о. Стефану; и вот что писал ему от 2-го марта:

„Сейчас был я у Феод. Александровича по вашему поручению. Он выслушал моё объяснение с обычной ему благосклонностью, и поручил мне передать вам следующее. Сочинение ваше не следует представлять в Синод, если нет в нём каких-нибудь особенных повествований, как, например, о чудесных знамениях благодати, о предсказаниях и т. п., а можете представить прямо его в Цензурный комитет, при прошении, в котором должны упомянуть, что вы приступаете к этому делу с благословения преосвященного; но ещё было бы лучше, если бы преосвященный своеручно написал несколько слов на вашей рукописи. В случае нужды, достаточно для сего и одного соизволения местного архипастыря. Но Ф. Александрович советует вам (предоставляя, впрочем, это вашему собственному усмотрению), прежде, нежели вы испросите благословение у местного преосвященного, снестись письменно с преосв. Пермским, представив ему копию с вашей рукописи не с тем, чтоб требовать его согласия, а только попросить его совета и наставления, как архипастыря, под ведением коего совершал своё служение и ваш покойный родитель. Этим вы сделаете ему честь, а между тем и для себя получите некоторую выгоду. Выгода для вас будет та, что в случае его одобрения и письменного уведомления, которого, может быть, он удостоит вас, цензуре не будет никакой надобности входить в письменные сношения с Пермской консисторией, без которых она иначе не может обойтись в том случае, если в вашем сочинении встретит рассказ о каком-нибудь важном подвиге вашего родителя, напр., об обращении большего количества иноверцев. При сём с вашей стороны требуется только то, чтобы вы вместе с рукописью представили в Цензурный комитет подлинное письмо преосвященного Аркадия. Цензор, снявши с него копию, немедленно возвратит его вам. Эта копия не будет присоединена к вашему делу, но будет служить для цензора опорой в случае каких-нибудь посторонних недоумений и возражений на ваше сочинение. Если же, по истечении

—362—

1848 г.

двух или трёх месяцев, вы не получите от преосвященного никакого ответа: в таком случае вы можете ограничиться благословением местного преосвященного и спокойно представить вашу рукопись на рассмотрение Цензурного комитета.

Да вот что ещё советовал он вам сделать: присылать рукопись не прямо в комитет, а на моё имя, для того, чтоб я мог предварительно показать ему оную.

Заметно, он хочет принять деятельное участие в вашем предприятии. От души порадовался он, когда услышал, что вы решились увековечить им достойного вашего родителя. О вашем батюшке он отзывался очень с хорошей стороны, наслышавшись об нём от ваших земляков. В заключение беседы, добрый старец подробно расспросил меня о настоящем вашем положении, и поручил свидетельствовать вам почтение“.

Из среды молодых товарищей по академии я более всех сблизился с Гр. Петр. Быстрицким и сердечно полюбил его, как юношу умного, благонравного, кроткого и благородного. Взаимно и он ко мне искренно был расположен, – о чём он писал, между прочим, к своему сверстнику по семинарии и другу, студенту Киевской академии Н.И. Флоринскому. Вот что он писал ему от 30-го марта:

„Странное, смешанное впечатление произвело на меня твоё сравнение наших успехов с вашими, по поводу сочинений столько учёных и обширных в нашей академии. Как воспитаннику этой академии, мне приятно это предпочтение, которое ты даёшь: кому не лестно слышать похвалы о себе? – Но, с другой стороны, я тоже скорбное ощущение испытываю в отношении к здешней академии, какое ты по отношению к себе. Видимая сторона наших занятий блестяща; какие важные, высокие предметы! сколько материала для разработки! Сколько поприща для размышления, пособий и средств для положительных познаний! Но увы! сколько и труда, времени, одних механических занятий. Труд односторонен, потому что обращён на один, единичный предмет науки из множества; время, которое можно бы посвятить приобретению разнообразных сведений, мышлению о разнообразных предметах, всё

—363—

1848 г.

поглощается изучением одного. У нас всё внимание студентов обращено на сочинение, и сочинения имеют самое главное и едва ли не единственное значение на конференции. После этого можешь судить о наших занятиях науками, которые преподаются в классе. Слушают преподавателей по преимуществу и почти единственно тех, которые особенно завлекают лекциями. Чтение журналов (которых мы выписываем четыре; кроме того, мы младшие студенты выписали творения Шекспира и романы Вальтер-Скотта) – чтение журналов составляет занятие у нас довольно важное – (об этих вещах, пожалуйста, помолчи). Касательно сочинений, так обширных, студенты вообще недовольны настоящим порядком вещей, – конечно, от нас самих зависит это, но вместе и от свойства предложений. Есть надежда на счастливую перемену. О. ректор с следующего года думает совершить её. В моё дежурство по классу, случилось мне услышать от него эту приятную решимость. Он спрашивает меня, все ли подали сочинение; я отвечаю: некоторые ещё пишут первое (данное ещё в самом начале года, а такой вопрос о. ректора был на 3-й неделе велик. поста), а большая часть занимается вторым (данным в конце первой трети), не многие подали это последнее. Он говорит с негодованием и прискорбием: страшный беспорядок; где основания, данные для надлежащей, справедливой оценки трудов и дарований студентов? И в следующий год обещал совершить благодетельный переворот.

Так вот каковы наши дела! Мы на пути к усовершению и в других отношениях. Недавно пришло утверждение на предложение нашей академии – литографировать лекции. Не знаю, скоро ли начнётся это полезное дело, а всё-таки начнётся; хорошо, если бы в настоящем же году. Счастливы студенты СПБ. академии – не трудятся, а лекции готовы и притом в возможно полном виде, – в системах. У вас этой полноты в начале не может быть: но и то, что будет, хорошо, главное, избавимся от труда писать.

Вот ещё новость, приятная для нашей академии. Писали из Петербурга об утверждении другого предложения академии – о прибавке суммы на содержание студентов; будет

—364—

1848 г.

прибавлено 100 р. на студента, на которого ассигновалось 350 р. ассигн. И это, если сбудется, прекрасно: будем иметь по другой шинели; таким образом в семинарию приедешь не в рубище, а порядочным молодым человеком.

Ты говоришь о настоящем европейском движении, и мне позволь немного поговорить о нём, потому что это такой предмет, который занимает всякого мыслящего. Пред нашими глазами совершается реформа, которой равной едва ли найдёшь в каком-либо другом веке всемирной истории. Переворот в необыкновенном размере, и чрезвычайно быстрый; он охватил или грозит охватить весь запад: вот какова сила идеи; вот как способны убеждения перейти в дело.

Ты мне не сказывал, читаете ли вы журналы; а вот в этом отношении, чтобы следить за развитием человечества в лице образованной Европы, – за движением человеческой мысли, чтение их очень полезно. Настоящий век, как известно, век промышленности, и, следовательно, любви к материальному благосостоянию: но к этому интересу присоединился другой, – думают разлить довольство по всем состояниям, так, чтобы, как выражаются „Отечественные Записки“, не было ни просящих, ни дающих, одним словом, чтобы на земле водворилось блаженство. Это истинно-человеческий, христианский интерес. Благодарение Сисмонди – виновнику такого направления политической экономии, которая теперь взяла на себя изыскание средств к осуществлению этой идеи, или, лучше, утопии, потому что едва ли возможно на земле блаженство и притом для каждого человека. Эта идея сама собой приводит к другой, – а может быть из неё вытекла, – к идее о безусловном развитии личности, потому что счастье и наслаждение естественно предполагают удовлетворение всех личных влечений, с идеей о безусловном развитии личности стоит рядом идея о личном праве, о внешней независимости лица. Так, во Франции, где началось разрушение престолов, было две партии политические – одна держалась духа общины, другая стояла за права личности. Последняя была сильнее, потому что образовалась исторически; к ней принадлежало правительство, учёное сословие, вой-

—365—

1848 г.

ско, и она превозмогла. Вот на мой взгляд как произошла реформа; от того, кажется, её действия так быстры, потому что идеи всеобщи.

О, беспокойный, мятущийся запад! Бедные государи отказываются от престолов; счастье, равенство и свобода, во имя которых громят старый порядок вещей (слова эти, говорят, Итальянские государства избрали своим девизом) искупаются реками крови, насилиями и грабежами пролетариев. Вот образование! Подлинно, друг, мы счастливы, что живём в хранимой Богом России; убеждения наши противоположны западным убеждениям.

В заключение всего этого попрошу тебя не слишком скромничать и смиренничать.

С прискорбием я услышал о ваших неприятных отношениях к Ксенофонту Васильичу (Поспехову?)...

Мы, земляки, живём хорошо и преимущественно В.Ф. (Взоров), Ф.М. (Остроумов) и я, но если здесь кто особенно близок ко мне, равно и я к нему, то это – о. Иоанн; мы живём с ним в самых искренних отношениях. Точно, в академии более самолюбия, чем искренности, дружелюбия, и тем приятнее, отраднее для сердца иметь кого-нибудь привязанного к нам, разделяющего нашу искренность. Жалко, что наша взаимная приязнь не так ещё тесна, какой бы желалось. Нас разделяют лета, звание; мы живём отдельно и отдалённо друг от друга; случается иногда по целым неделям, кроме классов, не видеться. Я вообще не люблю ходить в чужие жилища. Впрочем, мы с ним сошлись характером и привязанностями сердечными“.

8-го апреля поздравлял меня с светлым праздником Переславский архимандрит, о. Нифонт и прислал список книги пророка Даниила в русском переводе.

В апреле последовала у нас перемена инспектора. Испр. д. инспектора иеромонах Иларион назначен был ректором Воронежской семинарии. На его место определён бакалавр иеромонах Сергий (Ляпидевский), ныне высокопреосвященнейший митрополит Московский и Коломенский.

4-го мая писал мне из Московской Голицынской больницы мой новый друг и товарищ Г. П. Быстрицкий:

—366—

1848 г.

„Давно, давно собирался я писать к вам, – известить вас о моих бедных обстоятельствах; ещё думал об этом на св. неделе, но обычная моя неисправность в подобном деле, и ещё более неведение о судьбе болезни, и надежда скоро выйти из скучной и тягостной больницы, – такие причины удерживали мой язык от письменной беседы. Да, я думал и надеялся, что выйду на отрадную волю и приеду в академию в начале мироносицкой недели; но, о, суетная надежда человеческая! вот и мироносицкая прошла, вот идёт неделя расслабленного, а я слабый ещё и не знаю, сколько пролежу здесь, всё меня упреждают другие, более счастливые. Болезнь у меня – завалы в животе, теперь их лечат и говорят, что ещё не скоро придёт конец им; прежде я лечился и от сердцебиения, которое нашли ненормальным. Но это последнее теперь, кажется, в нормальном положении. Так я и теперь не могу сказать ничего определённого о том вожделенном дне, когда выйду отселе и приду к вам. Завалы, кажется, в одном состоянии. Спасибо ещё нашему врачу ординатору; – человек внимательный и добрый; вот уже несколько лекарств переменил мне. Теперь нет надежды вылечиться и выйти из больницы хоть в половине мая. Делать нечего; да будет воля Божия! Эта преданность Провидению составляет моё утешение. Отрадна мысль, что я бoлею не без благой воли Божией, – без которой, по слову Господа, и стоящая менее одного ассария птица не погибает. Помолитесь о мне преподобному Сергию!

Счастлив я, что взял с собой проповеди Преосвященнейшего Филарета; – сколько в них назидания и духовного утешения! Я прочитал весь этот том; прочитал и всю вашу Илиаду, – скучна, но не без достоинств. Кстати, я было и потерял, или лучше, её было украли у меня здесь: но об этом когда-нибудь на свободе.

Думаю, вы теперь трудитесь, и трудитесь много, конечно, и сочинение на плечах, и списывание и учение лекций. Трудитесь, трудитесь и соберите добрый плод. Молю Господа, да поможет вам, и всем моим товарищам. Мы свободны от таких трудов, и я привык уже к этой

—367—

1848 г.

мысли; что в самом деле и жизнь, и благо её без здоровья!

Думаю, что есть ко мне письмо и не из одного места; хорошо, если бы кто-нибудь из вас – вы или другой кто из земляков получили их. Может быть, не присланы ли были даже и деньги: а если присланы, сохрани Бог, чтобы не отправились назад – к своему источнику. Это не в порядке вещей“.

В первой половине июня, около 11 числа, посетил нашу академию, по пути к месту своего нового служения преосвящ. Гавриил, архиеп. Тверской, бывший Херсонский. Его сопровождал высокопр. Митрополит, его сверстник по образованию в Лаврской семинарии. Посетили они и нашу монашескую келью²⁵³⁰.

Около того же времени, мимоездом в Воронеж и обратно, был в лавре преосвящ. Евгений, архиеп. Ярославский²⁵³¹.

19-го июня писал мне из Мурома смотритель училища Красовский:

„Обыде нас последняя ужасная бездна смерти и несть избавляяй, разве единого Бога. Все живущие в Муроме вменихомся, яко овцы заколения от холеры.

Со 2-го числа сего месяца холера, как коршун, летает по Мурому, и как бы на выбор, выклёвывает, большей частью неосторожных. Причина её, говорят, в воздухе, действует же она преимущественно над подвергшимися простуде. А как действует? Весьма ужасно и весьма скоротечно. Сначала человек чувствует какое-то чувство томления, боль в голове, а потом озноб; далее происходит или сильнейший понос, или мучительнейшая рвота, большей же частью то и другое вместе и наконец ужаснейшие корчи, за коими мгновенно следует смерть, и всё это совершается не более, как в 4 или 3 часа, а иногда и меньше.

—368—

1848 г.

Врачи, особенно Матвей Васильевич, не успевают в иные дни не только помогать больным, даже писать рецепты, а аптекарь отпускать лекарства. Страшно.

Ученики все 12-го числа распущены по домам, и теперь у нас вакация; только для священников самая настала беспокойная жизнь.

Ещё новостей нет; однако и эта одна за тысячу ответит. Говорят, да я и в газетах читал, что в Москве сильно действует холера, и по всем уездам, не забывая даже вашего Богоспасаемого посада.

Нет ли у вас, особенно по академии, каких-либо новостей и нет ли чего такого, что, может быть, касается и нашего училища? Не слышно ли чего-нибудь о наших окладах?

Пожалуйста известите, какое вы примете имя в новом ангельском чине? Ведь вы сами писали, что в нынешнюю вакацию соделаетесь монахом. Это мне нужно знать для адреса, без которого, пожалуй, может прерваться наше дружественное сношение“.

В продолжение всего июня месяца происходили у нас частные экзамены. Между устными испытаниями, занимались мы и письменными сочинениями на данные темы. Так, 5-го июня дана была нам для сочинения латинская тема: Quaenam superioris cognoscendi facultatis est destinatio? 16-го числа: „Можно ли производить зло нравственное из одной ограниченности твари?“ 17-го числа: „Какую пользу для литературного образования может доставить изучение древней греческой и римской литературы?“.

По окончании частных экзаменов, 23-го июня, в день празднования Владимирской иконе Божией Матери, помолившись усердно Богу, я подал в руки о. ректора, архимандрита Алексия, на имя высокопреосвященного Филарета, митрополита Московского прошение следующего содержания:

„По причине вдовства моего, имея намерение посвятить себя монашеской жизни, я решился ныне привести оное в исполнение. Посему нижайше прошу Ваше Высокопреосвященство исходатайствовать мне на сие разрешение“.

Таким образом, я сделал новый, весьма решительный, шаг в своей жизни.

—1—

В 1896 году Братство Преподобного Сергия, кроме покровителя и пожизненного члена Братства, Высокопреосвященнейшего Сергия, Митрополита Московского и Коломенского, имело в своём составе 382 лица, из коих 13 были почётными, 100 пожизненными, 266 действительными членами и 3 членами-соревнователями. В число пожизненных членов вступили вновь: экстраординарный профессор Московской Духовной Академии Сергей Сергеевич Глаголев, смотритель Елинецкого духовного училища Алексей Иванович Троицкий, инспектор классов Ржевского епархиального училища священник Иоанн Михайлович Морковин, Московские священники М.В. Модестов и Д.М. Воздвиженский и потомственный почётный гражданин Иоанн Иоакимович Репин. С другой стороны, Братство лишилось многих своих членов, скончавшихся в разное время за отчётный год. Таковы: почётный пожизненный член Братства, высокопреосвященнейший Савва, архиепископ Тверский и Кашинский, своими щедрыми пожертвованиями весьма способствовавший увеличению средств Братства; пожизненные члены: преосвященнейший Дионисий, епископ Уфимский и Мензелинский, Московского Спасо-Андрониевского монастыря архимандрит Григорий, действительный тайный советник Василий Андреевич Дашков и профессор Московской Духовной Академии Андрей Петрович Смирнов, из коих последний, сверх того, много лет к ряду состоял членом реви-

—2—

зионной комиссии по делам Братства. Из действительных членов, по сведениям, разновременно доходившим до Совета Братства, в отчётном году скончались: бывший долгое время помощником библиотекаря Московской Духовной Академии архимандрит Рафаил, бывший ректор Олонецкой духовной семинарии протоиерей Пётр Филиппович Щеглов, Московский священник Николай Васильевич Димитревский, светлейший князь Пётр Григорьевич Волконский, граф Михаил Владимирович Толстой, Александра Николаевна Демидова, княгиня Сан-Донато, директор Сергиево-Посадской прогимназии, действительный статский советник Николай Иванович Тихомиров, доктор Константиновского межевого института Иван Николаевич Астров, вдова статского советника Любовь Васильевна Лепешкина, Московские потомственные почётные граждане: Валентин Константинович Крестовников и Иван Николаевич Лепешкин и Московские купцы: Александр Григорьевич Кириллов, Андрей Николаевич Ленивов и Павел Евстафиевич Немчинов. Почившие члены Братства, по обычаю лет предшествующих, внесены в Братский Синодик для поминовения в Академической церкви. К числу их в отчётном году присоединено и имя скончавшегося протоиерея Николая Петровича Маркова, оставившего, по завещанию, в пользу Братства 100 р.

На основании § 16 Устава Братства, в общем годичном собрании членов последнего, 3-го мая произведены были выборы на должности товарища председателя, двух членов Совета и казначея Братства и членов ревизионной комиссии, причём оказались избранными прежние лица, а именно: товарищем председателя протоиерей Алексей Феодорович Некрасов, членами Совета: протоиерей Николай Васильевич Благоразумов и профессор Григорий Александрович Воскресенский, казначеем профессор Иван Николаевич Корсунский и членами ревизионной комиссии: профессор Академии Василий Александрович Соколов и священник Сергиево-Посадской Христорождественской церкви Михаил Петрович Багрецов, а вместо профессора Андрея Петровича Смирнова, за болезнью его, вновь избран профессор Пётр Иванович Казанский.

—3—

Комиссия, ревизовавшая приходо-расходные книги Братства, с относящимися к ним документами, за 1895 г., представила в общее майское собрание отчётного года свой доклад, в котором донесла собранию следующее:

1) Приходо-расходные книги Братства найдены в полном порядке и исправности: все листы, шнуры и печати целы.

2) Записи прихода и расхода ведены чисто; страничные, месячные и общие итоги и транспорты показаны верно.

3) Расходование сумм Братства производилось правильно и в полном соответствии с состоявшимися на этот счёт постановлениями Общих Собраний и Совета Братства. Единственная ошибка, вкравшаяся при уплате по счетам типографии, рекомендуется к исправлению в дальнейшей отчётности.

4) На все произведённые Братством расходы имеются надлежащие расписки и оправдательные документы.

5) По произведённой 19-го апреля поверке наличных сумм, находящихся в кассе Братства, и по соображении прихода и расхода с отчётного времени по день поверки на основании приходо-расходных книг последующего времени, оказалось, что от 1895 к 1896 году должна быть в наличности запасного и расходного капитала та самая сумма, которая и имеется.

В течение отчётного года Совет Братства имел пять заседаний: четыре очередных и одно общее годичное.

Предметами занятий в этих заседаниях служили: слушание периодических отчётов казначея Братства о положении и движении братских сумм; обсуждение прошений студентов Академии о вспомоществовании; обсуждение и принятие мер к увеличению денежных средств Братства и исполнение других обязанностей, налагаемых на Совет Уставом Братства. В заботе о способах к увеличению средств Совет Братства обращался к мере, давно испытанной и всегда приносившей благие последствия, именно к рассылке подписных листов оо. настоятелям Московских церквей и начальствующим в средних и низших духовно-учебных заведениях. Наибольшее количество пожертвований, как и прежде, поступило чрез оо. благочинных и настоятелей церквей гор. Москвы,

—4—

которым Совет Братства посему и поставляет долгом выразить глубокую благодарность за такое тёплое и деятельное их участие. С особенной признательностью Совет считает долгом снова отметить ревностную деятельность на пользу Братства члена Московской комиссии, священника Воскресенской, на Ваганьковском кладбище, церкви о. Василия Андреевича Быстрицкого, который доставил в отчётном году в Братство по 8 подписным листам до 500 рублей.

Все суммы Братства к началу отчётного года состояли:

а) из 47,100 рублей процентными бумагами, и б) 4,337 рублей 2 коп. наличными деньгами. В течение 1890 года количество пожертвований увеличилось на 200 р. процентными бумагами и 2,892 р. 95 к. наличными деньгами. Из этой суммы 200 р. процентными бумагами и 400 р. наличными деньгами пожертвованы в качестве пожизненных членских взносов и взносов на вечное поминовение, а потому вся эта сумма, согласно § 10 Устава Братства, подлежала обращению в запасный капитал; остальные же 2,492 р. 95 к. наличными деньгами поступили как взносы от действительных членов и как единовременные пожертвования от разных лиц и учреждений. Кроме того: а) от Московского Епархиального свечного завода получено 300 р.; б) от продажи пожертвованных в пользу Братства изданий получено 11 р. 78 к.; в) от концерта и спектакля, данных в феврале и апреле в пользу недостаточных студентов Академии, получено, за всеми расходами, 279 р. 1 к. По требованию § 11 Устава, из всех этих денежных поступлений подлежало обращению в запасный капитал 20%; остальные же 80% составляли расходную сумму на удовлетворение потребностей Братства. К расходной же сумме, без вычета 20% в запасный капитал, отнесены следующие поступления: а) полученные от графа С.Е. Орлова-Давыдова, из жертвуемых им ежегодно на содержание одного студента Академии, 220 р.: б) полученные по истекшим купонам от бумаг Братства и по учёту стоимости некоторых из сих бумаг, при конверсии их, объявленной от Правительства, проценты, за вычетом 5% государственного налога, в количестве 2,278 р. 48 к.,

—5—

и в) возвращённые долги в количестве 204 р. 1 к. Сверх того, к числу не подлежавших ни обращению в запасный капитал, ни вычету 20% для внесения в оный должно отнести и суммы, полученные при конверсии, при выходе всех купонов у некоторых из процентных бумаг, при обмене одних из них на другие и при покупке новых процентных бумаг, каковых сумм в течение года получено 28,000 процентными бумагами и 248 р. 87 к. наличными деньгами.

Наиболее значительные пожертвования в 1896 году были следующие; от отца протоиерея Кронштадтского собора Иоанна Ильича Сергиева 400 р. наличными деньгами; от графа Сергия Владимировича Орлова-Давыдова вышеупомянутые 220 р. наличными деньгами; от графа Николая Михайловича Толстого, на вечное поминовение родителя его графа Михаила Владимировича Толстого, по завещанию сего последнего, 200 р. наличными деньгами; от отца настоятеля русской посольской церкви в Афинах архимандрита Сергия 100 р. наличными деньгами; от вдовы протоиерея Екатерины Яковлевны Марковой, на вечное поминовение супруга её, бывшего благочинного Московских придворных церквей, протоиерея Николая Петровича Маркова, также согласно завещанию сего последнего, 100 р. процентной бумагой; от профессора Московской духовной академии Сергея Сергеевича Глаголева 100 р. наличными деньгами; от смотрителя Единецкого духовного училища Алексея Ивановича Троицкого 100 р. процентной бумагой; от инспектора классов Ржевского епархиального училища Иоанна Михайловича Морковина 100 р. наличными деньгами; от вдовы коллежского советника Екатерины Михайловны Машкиной 100 р. наличными деньгами и от Московского Епархиального свечного завода 300 р. наличными же деньгами.

В отчётном году, по примеру лет предшествующих и в исполнение требований Устава своего, Братство главным образом помогало недостаточным своекоштным студентам Академии и при том более всего уплатою денег за их содержание в академических зданиях и значительно меньшие суммы выдавало студентам, как своекоштным, так и казённокоштным и стипендиатам, на

—6—

содержание и лечение больных из них, равно только что окончившим курс, преимущественно своекоштным же, на проезд до места родины или на содержание до приискания места на основании постановления общего годичного собрания 10 мая 1887 года, а также одному бывшему студенту (Тихону Оболенскому), на содержание и лечение его в психиатрическом заведении г. Москвы. Таким образом, в течение 1896 года Братством израсходовано: на уплату за содержание 14 студентов IV курса, 7 студентов III, 8 студентов II и 16 студентов I курса, со взносом за каждого из них суммы пособия в размерах от 10 до 110 р. в полугодие, 3160 р. 50 к.; на руки выдано в пособие к содержанию одному из них 20 р. и ему же на пошитие форменной одежды 70 р.; заимообразно выдано некоторым из студентов же 397 р.; на лечение, проезд и содержание больных из них израсходовано 180 р.; окончившим курс воспитанникам Академии выдано в виде единовременных пособий 242 р. и заимообразно 275 р.; на содержание и лечение душевнобольного бывшего студента Академии Тихона Оболенского выслано в психиатрическое заведение 92 р. 40 к. Всего же израсходовано на студентов и воспитанников Академии 4436 р. 90 к. На канцелярские, типографские, почтовые и другие потребности израсходовано 101 р. 48 к. Кроме того, в отчётном году Братство должно было совершить некоторые операции обмена одних процентных бумаг на другие, покупки новых процентных бумаг и т. п. вследствие выхода всех купонов в некоторых из них, также вследствие объявленной Правительством конверсии 5% железнодорожной ренты в 4% ренту и т. д. Образовавшиеся таким путём суммы, как переходящие, представили собой в расходе 24200 р. процентными бумагами и 3188 р. 97 к. наличными деньгами.

Совет Братства долгом своим поставляет выразить глубокую благодарность редакциям газет: „Церковные Ведомости, издаваемые при Святейшем Синоде“ и „Московские Ведомости“, а равно и содержательнице типографии А.И. Снегиревой за бесплатное, или платное, но по уменьшенной цене, напечатание объявлений Братства и за помещение тех или иных сведений о состоянии дел Братства

—7—

на страницах означенных изданий и в означенной типографии.

Всего в 1896 году поступило на приход:

Израсходовано:

—8—

Осталось к 1897 году:

—9—

Отчёт о приходе, расходе и движении сумм фонда помощи бывшим воспитанникам Академии.

А. По кассу Московской Сергиево-Братской Комиссии:

Приход:

—10—

Расход того же 1896 года:

—11—

Остаток к 1897 году:

—12—

Б. По Кассе Совета Братства:

Приход:

Расход:

Остаток к 1897 году:

—13—

Список Членов Братства Преподобного Сергия за 1896-й год.

Покровитель и пожизненный член Братства Высокопреосвященнейший Сергий, Митрополит Московский и Коломенский, пожертвовал (В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.) – 300 р. / –

I. Почётные, члены.

1. Высокопреосвященнейший Иоанникий, Митрополит Киевский и Галицкий – 1800 р. / 1000 р.

Архимандрит Лаврентий, ректор Московской Духовной Академии – 100 р. / –

Настоятель Верхоспасского придворного собора протоиерей Николай Васильевич Благоразумов – / –

Протоиерей Московского Казанского собора Алексей Феодорович Некрасов – 1200 р. / 100 р.

5. Протоиерей Московской Николаевской, на Арбате, церкви Григорий Петрович Смирнов-Платонов – / 300 р.

Протоиерей Московской Троицкой, на Шаболовке, церкви Василий Феодорович Руднев доставил от лиц, пожелавших остаться неизвестными – 2000 р. / –

Заслуженный экстраординарный профессор Московской духовной академии Павел Иванович Горский-Платонов – 100 р. / –

—14—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Профессор той же академии Димитрии Феодорович Голубинский – / –

Профессор той же академии Иван Николаевич Корсунский – / –

10. Профессор той же академии Пётр Иванович Цветков – / –

Профессор той же академии Григорий Александрович Воскресенский – / –

Базанова, Юлия Ивановна – / 5100 р.

Кельх, Варвара Петровна (урожд. Базанова) – / 3100 р.

II. Пожизненные члены.

а) Высокопреосвященные:

Палладий, Митрополит С.-Петербургский и Ладожский 100 р. / –

15. Амвросий, Архиепископ Харьковский 100 р. / 300 р.

Антоний, Архиепископ Финляндский 100 р. / –

Владимир, Архиепископ Казанский 100 р. / –

Ионафан, Архиепископ Ярославский 800 р. / –

Сергий, Архиепископ Владимирский 100 р. / –

20. Феогност, Архиепископ Новгородский 200 р. / –

б) Преосвященные:

Агафангел, Епископ Тобольский 50 р. / 50 р.

Агафодор, Епископ Ставропольский 100 р. / –

—15—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Анастасий, Епископ Воронежский 100 р. / –

Антонин, Епископ Псковский 500 р. / –

25. Арсений, Епископ Кирилловский 100 р. / –

Виссарион, Епископ Костромский 700 р. / 100 р.

Гурий, Епископ бывший Смоленский 100 р. / –

Димитрий, Епископ Тверский. 100 р. / –

Иаков, Епископ Чигиринский 100 р. / –

30. Иоанникий, Епископ Угличский 100 р. / –

Иоанн, Епископ Нарвский 100 р. / –

Макарий, Епископ Камчатский 100 р. / –

Мисаил, Епископ Могилевский 100 р. / –

Нестор, Епископ Дмитровский 100 р. / –

35. Никандр, Епископ Симбирский 100 р. / –

Никанор, Епископ Смоленский 100 р. / –

Николай, Епископ Алеутский 300 р. / –

Павел, Епископ Олонецкий 100 р. / –

Симеон, Епископ Минский 100 р. / –

40. Тихон, Епископ Можайский 100 р. / –

Андреев, Вас. Ал-еевич Моск. куп. 100 р. / –

Ансеров, Алексей Ал-др., прот. Моск. 200 р. / –

Антоний, архим., ректор Каз. Дух. Акад. 100 р. / –

—16—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Березкин, Иоанн Яковл., прот. Моск. 100 р. / –

45. Бухарев, Иоанн Никол., свящ. Моск. 100 р. / –

Быстрицкая, Анаст. Алексан., жена Москов. священника – 100 р. / –

Быстрицкий, Вас. Андр., священ. Москов. 100 р. / 100 р.

Виноградов, Иоанн Григор., прот. Москов. 100 р. / –

Владимирский, Пав. Серг., Действ. Стат. Совет. – / 100 р.

50. Воздвиженский Дим. Мих., свящ. Москов. – / 100 р.

Воронец, Евстафий Никол., потом. Дворян. 100 р. / –

Глаголев, Александр Иванов., Москов. куп. 100 р. / –

Глаголев, Сергей Сергеев., э-орд. проф. М. Д. А. – 100 р. / –

Голубинский, Евг. Евсигн., проф. М. Д. А. 100 р. / –

55. Грузов, Сергий Феодорович. 100 р. / –

Дружинин, Никол. Никол., Моск. купец 500 р. / –

Ильинский, Ал-др Симеонович, протопресв. Больш. Успен. Соб. в Москве – 100 р. / 100 р.

Исаев, Ив. Петр., Секретарь Университета св. Владимира – 100 р. / –

Кабанов, Дим. Иван., Моск. купец 100 р. / –

Карякин, Мих. Иван., Моск. купец 100 р. / –

Касицын. Дим. Феод., прот. Моск. 200 р. / –

Клириков, Ал-др Вас., свящ. Моск. 100 р. / –

—17—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Копьев, Никол. Ал-др., свящ. Моск. 100 р. / –

Кротков, Феоф. Иван., прот. Моск. 100 р. / –

65. Лебедев, Ал-др Ал-еев., прот., наст. Казанского собора в С.-Пб. – – / 100 р.

Лебедев, Ал-ей Петр., проф. Моск. Универс. – 100 р. / –

Лепешкина, Агринп. Никол., вдова Стат. Сов. – 100 р. / –

Машкина, Екат. Мих., вдова Коллеж. Сов. 520 р. / –

Михайлов, Ал-ей Мих., Моск. куп. 100 р. / –

70. Модестов, Мих. Вас., Моск. священник – / 100 р.

Модест, Архимандрит 200 р. / –

Монина, Анна Ал-дровна, вдова пот. почет. гражд. – 270 р. / –

Морковин, Иоанн Мих., свящ., ипспек. Ржев. Еп. женск. учил. – 100 р. / –

Мошкин, Афан. Ал-др., Москов. куп. 100 р. / –

75. Нечаев, Дим. Степ., Колл. Ассесс. 100 р. / –

Никольская, Екатер. Гаврил., вдова прот. в г. Симбирске – 200 р. / 200 р.

Новоселов, Пётр Сем., Дмитровский купец. 100 р. / –

Орлов-Давыдов, Серг. Влад., граф 100 р. / 300 р.

Орлов, Никол. Ал-еев., свящ. Моск. 100 р. / –

80. Павлов, Иван Иванович, препод. Арханг. Епарх. женск. училища – 100 р. / –

Пашкевич, Мих. Павлов., инспект. Твер. дух. семин. – 100 р. / –

—18—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Первухин, Григор. Петр., каф. прот. гор. Твери. – 200 р. / –

Растеряева, Варв. Гавр., жена Моск. купца 100 р. / –

Ржаницын, Ал-ей Руфов. Ст. Сов. 600 р. / –

85. Романовский, Пётр Васил. 100 р. / –

Репин, Иоанн Иоаким., пот. поч. гражд. – / 100 р.

Самарин, Димитр. Феодор. пот. двор. – / 500 р.

Сахаров, Пётр Никол., прот. Моск. 100 р. / –

Свербеев, Мих. Дим., состоящий при Обер-Прокуроре Св. Синода. – 100 р. / –

90. Сергиев, Иоанн Ильич, протоиерей Кронштадтского Собора –1600 р. / 100 р.

Сергий, Архимандрит, наст. церкви при Русской миссии в Афинах – 300 р. / –

Скворцов, Пав. Арс., регент Моск. хора 100 р. / –

Смирнов, Иоанн Ал-еев., прот, Моск. 100 р. / –

Смирнов, Пётр Ал-еев., каф, прот. в СПб. 100 р. / –

95. Смирнов, Пётр Ал-еев., свящ. Моск. 100 р. / –

Соколов, Алексей Иван., каф. прот. Моск. 100 р. / –

Соловьев, Ив. Ив.. поч. гражд. 100 р. / –

Соловьев, Пав. Антон., свящ. 100 р. / –

Субботин, Ник. Ив., заслуж. ордин. проф. М. Д. А. – 100 р. / –

100. Сыров, Григ. Ал., Моск. куп. 100 р. / –

Тихомиров. Аполл. Ив., прот. Моск. 100 р. / –

—19—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Трифон, архим., ректор Вифан. дух. семинарии – 300 р. / –

Троицкий, Ал-ей Ив., Смотр. Единец. дух. учил. – 100 р. / –

Туркестанова, Варв. Алдр., княгиня 200 р. / –

105. Федюкин, Ник. Мих., поч. гражд. 300 р. / –

Фортинский, Ник. Яковл., прот. Моск. 100 р. / –

Холмовский. Вас. Авкс., прот. в СПб 100 р. / –

Хлудов, Васил. Алексеев., пот. поч. гражд. 300 р. / –

Чанцев, Иоанн Иоанн., свящ. Моск. 100 р. / –

110. Шумов, Ал. Яковл.. Моск. купец 100 р. / –

Щеклеева, Пелагея Космин. вдова Моск. купца – 220 р. / –

Эггерс, Никол Борис., Москов. куп. 100 р. / –

Якубов, Никол. Евграф., каф. прот. г. Вологды – 100 р. / –

III. Действительные члены:

Алексеева, Л. И., жена Моск. купца 5 р. / –

115. Амфитеатров, Валент. Ник., прот. Моск. 10 р. / –

Андреев, Ив. Дм., доцент М. Д. Академии 5 р. / –

Андреев, Карл Андреевич – / 5 р.

Антушев, Никол. Петр., свящ. Моск. 3 р. / 2 р.

Арбеков, Иоанн Дим., свящ. Моск. – / 5 р.

120. Аркадий, иером., бывший эконом М. Д. А. – 5 р. / –

—20—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Артоболевский, Ив. Ал-еев., преп. Виф. дух. семин. – 5 р. / –

Афонский, Ал-ей Петр., свящ. Моск. 5 р. / –

Багрецов, Мих. Петр., свящ. Серг. Пос. 5 р. / –

Баженов. А-р Алекс. 5 р. / –

125. Барановых, Т-во 5 р. / –

Барбарин, Вас. Филипп., свящ. Моск. 5 р. / –

Басов, Феоф. Ал-др., свящ. Моск. 3 р. / 3 р.

Бергман, Вас. Генрихов. 5 р. / 5 р.

Богданов, Констант. Сем., пом. писн. Тульск. дух. семинарии – 5 р. / –

130. Боголепов, Плат. Павл., преп. Кишинёв. дух. семинарии – 35 р. / –

Богословский, Вас. Серг., прот. Моск. 5 р. / –

Богоявленский, Конст. Иоаннов., прот. Моск. – 3 р. / 3 р.

Булыгин, Александр 5 р. / –

Бычков, Антон Федор., Моск. куп. 5 р. / –

135. Беликов, Вас. Евламп., прот. Моск. 5 р. / –

Белокуров, Серг. Ал-еев., чиновн. Главн. Архива мин. ин. дел – 5 р. / 5 р.

Бельский, Cepг. Дим., прот. 10 р. / –

Беляев, Ал-др Дим., проф. М. Д. А. 5 р. / –

Беляев, Мих. Иван., смотр. Урал. д. учил. 3 р. / 3 р.

140. Васильев. Никита Васил. Моск. куп. 5 р. / –

Введенский, Ал-ей Ив., проф. М, Д. А. 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

—21—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Веренцов, Э. – / 5 р.

Веселовский, Мих. Андр., священник, инсп. классов Владимир. Епар. Училища – 10 р. / –

Виноградов, Ник. Ив., Ст. Сов., магистр богословия – 5 р. / –

145. Викторсон, Анна Дим. 10 р. / –

Вишняков, Васил. Павл., свящ. Моск. – / 5 р.

Владимиров, А-р Ефим., поч. гражд. 5 р. / –

Власов, Вас. Самуил., Моск. куп. – / 5 р.

Воздвиженский, Мих. Мих., прот. Моск. 5 р. / 5 р.

150. Воздвиженский, Пётр Дим., свящ. Моск. 5 р. / –

Воронцов, Влад. Вас., свящ. Моск. – / 5 р.

Воропанова, Елиз. Мих., дворянка 15 р. / –

Воскресенский, Васил. Андреев., преп. Ржев. Еп. жен. учил. – 5 р. / –

Воскресенский, Григорий Александр. орд. проф. Моск. Дух. Академии – 5 р. / –

155. Воскресенский, Ник. Матф., свящ. Моск. 5 р. / 2 р.

Всехсвятский. Ник. Дим., секретарь М. Д. Академии – 5 р. / –

Гаврилова. Варв. Ник. 5 р. / 5 р.

Геликонский, Митроф. Яковл., прот. Моск. 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Герасимов, Евламп. Петр. 6 р. / –

160. Герасимов, Ив. Ив., Моск. куп. 5 р. / –

Глаголев Вас. Ал-еев., преп. Урал. дух. училища – 5 р. / –

—22—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Глаголев, Матф. Дим., прот. Моск. 5 р. / –

Голицын, Пётр Пет., князь. 5 р. / –

Голубев, Пав. Александр., Стат. Сов. – / 5 р.

165. Голубинский, Дим. Феод., проф. М. Д. А. 5 р. / 2 р.

Голубцов, Ал-др Петр., проф. М. Д. А. 5 р. / –

Горбова, Софья Никол., вдова пот. поч. гр. 5 р. / –

Городенский, Ник. Гавр., доцент М. Д. А. 5 р. / –

Гришин, Яков Петр., Моск. куп. 5 р. / –

170. Громогласов, Илья Мих., доц. М. Д. А. 5 р. / –

Грузов, Аркад. Феодор., свящ., смотр. Сумского дух. училища – 5 р. / –

Гюбнера А. Т-во 5 р. / –

Демидов, Констант. Вас., свящ., законоуч. Новобугск. учит. сем. – 5 р. / –

Димитревский, Никиф. Влад., препод. Яран. дух. уч. – 5 р. / –

175. Димитревский, Никол. Вас., свящ. Моск. 5 р. / –

Добров, Серг. Степ., прот. Шацкого дух. уч. 5 р. / –

Доброгорский, Ал-др Аркад., прот. Моск. 5 р. / –

Добролюбов, Ал-др Феод., свящ. Моск. 3 р. / 2 р.

Добронравов, Дим. Феод., свящ. Моск. 5 р. / –

180. Добронравов, Ник. Павл., свящ. Моск. 5 р. / –

Дружинин, Ал-др Никол., пот. поч. гр. 5 р. / –

—23—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Евлогий, иером., инспект. Влад. дух. сем. – 5 р. / –

Журин, Пётр Серг., Моск. куп. 3 р. / 3 р.

Заварова, Софья Хрисанф. – / 5 р.

185. Заозерский, Ник. Ал-дров., проф. М. Д. А. 5 р. / 2 р.

Зеведеев, Ал-др Яковл., инсп. Оренб. дух. сем. – 5 р. / –

Зильберштейн, Борис Никол., Моск. куп. 5 р. / –

Игнатьев, Никол. Игнат. – / 5 р.

Ильин, Пётр Никол., пот. поч. гр. 3 р. / 3 р.

190. Истомин, Андр. Петр., дир. Сергиево-Пос. прогимназии – 5 р. / –

Иоанникий, Епископ Архангельский 5 р. / –

Казанский, Павел Иван., прот. Моск. 15 р. / –

Казанский, Пётр Иван., проф. М. Д. А. 5 р. / –

Казанский, Серг. Петр., преп. Виф. дух. сем. 5 р. / –

195. Каптерев, Ник. Феод., проф. М. Д. А. 5 р. / –

Каретниковой, А. Т-во 5 р. / –

Карпова, А. Т., вдова Действ. Ст. Сов. 5 р. / –

Карякина, Ф. М. 5 р. / –

Касицын, Илья Феод., прот. Моск. 5 р. / –

200. Катуар, А. (вдова с с-ми–фирма) – / 5 р.

Кипарисов, Вас. Феод., э.-орд. проф. М. Д. А. – 5 р. / –

Кирилл, архим., рект. Казан. дух. сем. 5 р. / –

Киятский, Мих. Яковл., кандид. М. Д. А. 5 р. / –

—24—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Климент, архим., рект. Моск. дух. сем. – / 5 р.

205. Ключарев, Иоанн Петр., свящ. Моск. 5 р. / –

Ключевский, Васил. Осип., проф. М. Д. А. 10 р. / –

Ковганкин, Сим. Афан., свящ. Моск. 5 р. / –

Козлинский, Никол. Мих., Богород. уезд. казначей – 1 р. / 5 р.

Колобов, Тимофей Егоров. – / 5 р.

210. Колосов, Никол. Александр., библиотекарь М. Д. Акад. – 5 р. / –

Комаров, Вас. Феод., препод. Моск. дух. сем. – / 5 р.

Кондратьев, Ник. Порфир. 5 р. / 4 р. 20 к.

Константинов, Иван Вас., Моск. куп. 5 р. / –

Константинов, Мих. Васил., Моск. куп. 10 р. / –

215. Коссин, Гавр. Яковл., Моск. свящ. – / 5 р.

Котов, Пётр Васил., Моск. куп. 5 р. / –

Котов, Серг. Никол., пот. поч. гр. 10 р. / –

Корзинкин, Алексей Ив., пот. поч. гр. 5 р. / –

Корсунский, Иван Никол., э.-орд. проф. М. Д. А. – 5 р. / 2 р.

220. Красновский, Вит. Аникит., свящ. Моск. – / 5 р.

Красновский. Ник. Аникит., свящ. Моск. – / 5 р.

Крашенинников, Серг. Сем., Моск. куп. 5 р. / –

Кременский, Евламп. Вас., свящ. Моск. – / 5 р.

Крестовников, Валент. Констант., Мануф. – Сов. – 5 р. / –

—25—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

225. Кривошеин, Ал-др Парфен., церк. стар. ц. III кад. корн. – 5 р. / –

Кротов, Ефим. Степан., Моск. куп. 5 р. / –

Крутиков, Никол., Ал-др., свящ. Елецк. Покров. ц. – 5 р. / –

Кузмичев, Серг. Дим., Моск. куп. 5 р. / –

Кузнецов, Иван. 2 р. / 3 р.

230. Кукин, Констант. Кирилл., пот. поч. гр. 5 р. / –

Кутырин, Мих. Дим., Моск. куп. – / 5 р.

Куфаев, Ник. Ал-еев., свящ. Воронеж. г. сл. Новой Калитвы – 5 р. / –

Ласточкин, Мих. Павлин., Моск. свящ. 5 р. / –

Лебедев, Никол. Констант., свящ. Моск. 3 р. / 3 р.

235. Ливанский, Илья Васил., свящ., законоуч. Орлов. реальн. уч. – 5 р. / –

Липеровский, Никол. Дмитр., свящ. Моск. 5 р. / –

Лучинин, Вас. Петр., лектор М. Д. А. 5 р. / –

Любецкий, Дим. Ив., смотр. Петрозав. дух. уч. – 5 р. / –

Любимов, Ал-др Иоанн., прот. Моск. 5 р. / –

240. Лямина, Елиз. Сем., вдова Действ. Ст. Сов. – 5 р. / –

Мальярд, Емельян Самойл., Моск. куп. 20 к. / 5 р. 60 к.

Малютина И. с-вей Т-во 50 р. / –

Мамонтов, Савва Ник. п. п. гр. 10 р. / –

Марков, Вас. Мих., свящ. Моск. 5 р. / –

—26—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

245. Марков, Конст. Мих., свящ. Моск. – / 5 р.

Мартынов, Ал-др Вас., прот., проф, богословия в Москов. Сельск.-Хоз. инстит. – 5 р. / –

Мерцалов, Евгений Ал-др., свящ., преп. Олонец. дух. семин. – 5 р. / –

Мещерский, Ив. Вас., князь, Д. Ст. Сов. 5 р. / –

Миртов, Мих. Конст., пом. инсп. М. Д. А. 5 р. / –

250. Михайлов, Маке. Дм., Моск. куп. 5 р. / –

Михеев, Яков Андреев. – / 10 р.

Модестов, Ал-др Вас., свящ. Моск. 5 р. / –

Модестов, Никол. Ал-дров., свящ. Моск. 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Модестов, Сер. Серг., прот. Моск. 5 р. / –

255. Молчанов, Никол. Иоан., свящ. Моск. 5 р. / –

Молчанов, Никол. Иларион., свящ. Моск. 5 р. / –

Молчанов, Никол. Петр., Моск. куп. сын 5 р. / –

Морозов, Ефим Констант., Моск. куп. 5 р. / –

Московское Городск. Кред. Общество 10 р. / –

260. Москов. Отдел. С.-Петерб. Азов. Комм. Банка – 10 р. / –

Муретов, Митр. Дим., проф. М. Д. А. 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Мышцын, Вас. Никанор., доцент М. Д. А. 5 р. / –

Мячин, Никол. Иоанн., свящ. Моск. 5 р. / 3 р.

—27—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Некрасов, Дим. Петр., свящ. Московский 5 р. / 4 р. 50 к.

265. Некрасов, Илья Феодор., прот. Моск. 5 р. / –

Неокладнов, Ал-др Борис., Моск. куп. – / 5 р.

Низовцев, Пав. Ив., преп. Томск. д. учил. 5 р. / –

Никитин, Ив. Семён. – / 5 р.

Никольский, Мих. Дим., прот. Моск. 5 р. / –

270. Обидина, Клавд. Николаевна 5 р. / 5 р.

Орлов, Ал-др Евфимов., прот., рект. Арханг. д. сем. – 5 р. / –

Орлов, Ник. Дим., свящ., законоуч. Холм. Мариинск. Епарх. уч. – 5 р. / –

Орлов, Пётр Кириллов., свящ. Моск. – / 5 р.

Осипов, Конст. Виктор., пот. поч. гр. 5 р. / –

275. Павлов, А. В. 5 р. / –

Павлов, Ив. Мих. 8 р. 20 к. / 2 р. 80 к.

Панова, Татьяна Гавр., жена врача 5 р. / –

Парусников, Алексий Серг., свящ. Моск. 2 р. / 3 р.

Пашутин, Алексей Семён., Моск. куп. 3 р. / 3 р.

280. Петропавловский, Иоан. Дим., прот. Москов. – 10 р. / –

Покровский, А-др Григор., помошн, смотр. Сумского дух. училища – 5 р. / –

Покровский, Виктор Тимоф., прот. Моск. 5 р. / –

Покровский, Иоанн Иосиф., свящ. Моск. 5 р. / –

Полотебнов, Андр. Григор., прот. Моск. 5 р. / –

—28—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

285. Поляков Ал-др Яковлев п. п. гр. 10 р. / –

Полянский Пётр Федоров., помошн. инсп. М. Д. А. – 5 р. / –

Попова, Глафира Александр. 3 р. / 2 р.

Попов, Иван Вас. доц. М. Д. А. 5 р. / –

Порфирий, архим., ректор Тавр. дух. сем. 5 р. / –

290. Поспелов, Филар. свящ. Моск. 5 р. / 5 р.

Поспелов, Иоанн. Вас. свящ. Моск. 5 р. / –

Потапов, Ал-др Никол. свящ. Моск. 5 р. / –

Преображенский, Феод. Петр. свящ. Моск. 5 р. / –

Приклонский, Иоанн Иоанн. прот. Моск. – / 5 р.

295. Приклонский, Пётр Вас. прот. Моск. 5 р. / –

Прокофьев, Ив. Але-дров., потом. поч. гр. 7 р. 50 к. / 7 р. 50 к.

Пронин, Ник. Петр., купец 5 р. / –

Прорубников, Феод. Феод. 5 р. / –

Прусаков, Сергей Семенов. 6 р. / –

300. Пыхов, Абрам Вас. – / 5 р.

Петухов. Ив. Николаевич 5 р. / 5 р.

Разумихин, Арсений Иоанн., свящ. Моск. 5 р. / –

Разумовский, Иоанн Иосиф., свящ. Моск. 3 р. / 2 р.

Ремов, Фёд. Георг., свящ. Московск. – / 5 р.

Рождественский. Иоанн Вас., свящ. Моск. 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Рождественский, Серг. Дим., преп. Моск. дух. сем. – 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Розанов, Ал-др Андреев.

—29—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

псаломщ. Моск. 15 р. / –

Рубин, Пётр Васил., прот. Московск. 5 р. / –

Рудаков. Влад. Алексеев., шг.-ротм. в отст. 5 р. / –

310. Руднев, Михаил Иоанн., Моск. прот. 5 р. / –

Румянцев, Феод. Иоан., прот. Моск. 5 р. / –

Рыбакова, В. Н. 5 р. / –

Садовский, Дим. Иоанн., свящ., ннсп. кл. Тобол. Еп. ж. уч. – 5 р. / –

Садковский, Серг. Максим., свящ. Моск. 3 р. / 3 р.

315. Сапожников. Владим. Григ., Маруф. – Сов. – 5 р. / –

Сатина, Ксения Феодоровна – / 5 р.

Сахаров. Серг. Христофор., пом. инспект. Псков. дух. семин. – 10 р. / –

Сергиевский, Вас. Филар., свяш. Моск. 5 р. / 5 р.

Серебряков. П. П. 5 р. / –

320. Серебряков, Пётр Филипп., пот. поч. гр. 5 р. / –

Скворцов, Ник. Ал-еев., свящ. Моск. – / 5 р.

Славский, Вас. Мих., свящ. Моск. 5 р. / –

Слаущев, Пётр Никит., Моск. куп. – / 10 р.

Смирнов, Ив. Тих. Моск. куп. 5 р. / –

325. Смирнов, Серг. Ив., доц. М. Д. A. 5 р. / –

Смирнов, Серг. Серг., свящ. Москов. 5 р. / –

Соболев, Мих. Иоанн., свящ. Моск. 5 р. / –

Соколов, Вас. Александр., э. орд. проф. М. Д. А. – – / 5 р.

—30—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Соколов, Григ. Стефан., прот. Никол. ц., г. Пензы – 5 р. / –

330. Соколов, Ив. Кирилл., врач М. Д. А. 5 р. / –

Соколов, Иоанн Мих., свящ. Моск. 5 р. / –

Соколов, Павел Петров., доц. М. Д. А. 5 р. / –

Соловьев, Иоанн Ильич, свящ. Моск. 5 р. / –

Спасский, Анатолий Ал-еев., доц. М. Д. А. 5 р. / –

335. Страхов, Серг. Вас., свящ. Моск. 3 р. / 2 р.

Струженцов, Иоанн Иоанн., свящ. Моск. 5 р. / –

Стурницкий, Феод. Евф., преп. Кишен. д. уч. – 5 р. / –

Суринов, Пётр Никифор., препод. Новочеркасск. дух. уч. (за 1895 и 1896 г.). – 10 р. / –

Суханов, Пётр Ал-еев., Моск. куп. – / 5 р.

340. Суходский, Ал-ий Ник., свящ. Моск. 5 р. / –

Сытов, Серг. Ильич, Моск. купеч. сын – / 5 р.

Седаков, Никол. Митрофанович – / 5 р.

Таланов, Вас. Гавр., Моск. куп. – / 5 р.

Тарасова, Александра Иосиф., купчиха 5 р. / –

345. Тарасов, Ив. Антон., Моск. куп. 5 р. / –

Татарский, Иероф. Ал-еев., проф. М. Д. А. 5 р. / –

Тихомиров, Павел Вас., доц. М. Д. А. 5 р. / –

Третьяковы, А. и В. – / 5 р.

—31—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Троицкий. Влад. Павл., псал. Моск. 5 р. / –

350. Троицкий, Евл. Иоанн., свящ. Моск. 5 р. / –

Трубецкой, Пётр Николаевич, князь 5 р. / –

Тычинин. Влад. Никол., препод. Витеб. дух. уч. – 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Тюрин, Вячеслав Ив., Моск. куп. – / 5 р.

Тяжелов. Ал-др Афан., Д. С. С. директ. Киржач. уч. сем. – 5 р. / –

355. Ускарев, Иоаким Григор. 5 р. / –

Усков, Илья Вас., пот. поч. гражд. 5 р. / –

Успенский, Евг. Петр., свящ. Моск. 5 р. / –

Ферингер, Авг. Эдуард. 5 р. / –

Филиппов, Самуил Филиппович 5 р. / –

360. Флерин, Вас. Петр., свящ. Моск. – / 5 р.

Харитоненко, Вера Андреевна 5 р. / 5 р.

Харитоненко. Пав. Ив., пот. поч. гр. 5 р. / 5 р.

Холмогоров, Дим. Косьм., свящ. Моск. 5 р. / –

Хомяков, Ал-ей Степ. 5 р. / –

365. Хомяков, Дим. Ал-ев.. Д. С. С. 5 р. / –

Цветков, Пётр Ив., проф. М. Д. А. 5 р. / –

Частухин, Вас. Вас., Моск. куп. 5 р. / –

Чемена, Клим. Антон., смотр. Черкас. дух. учил. – 5 р. / –

Чечурин, Нпк. Ник., Моск. куп. 10 р. / –

—32—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

370. Чижова, Евдокия Петр. 3 р. / 2 р.

Швецов, Лавр. Ив., пот. поч. гр. 5 р. / –

Шмидт, Франц Рудольфович 5 р. / –

Шмидт, Юлий Эдуардович 5 р. / –

Шостьин, Ал-др Павлович, проф. М. Д. А. 5 р. / –

375. Шустова. Анастасия Павловна 5 р. / –

Юрасов, Г. – / 5 р.

Языков, Дим. Иоан., протоиерей Моск. 10 р. / –

Янковский, Филимон Ив., свящ.. законоуч. гимназии в г. Верном, Семир. обл. – 8 р. / 2 р.

Фивейский, Мих. Павл., свящ. Моск. 5 р. / –

IV. Члены-соревнователи.

380. Быстров, Серг. Влад. – / –

Воздвиженский, Серг. Павл. – / –

382. Сапогов, Ал-ей Владим. – / –

Слисок пожертвований в Братство Преподобного Сергия, полученных по подписным листам²⁵³² на 1895–1896 гг.

1) Через священнослужителей Московских церквей:

Адриановской, в Мещанской, прот. Петра Вас. Рубина – 5 р. / –

Александринской, при Александр. военн. училище, свящ. Ник. Павл. Добронравова – – / 8 р.

—33—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Александро-Невской, в Александр. Институте, свящ. Ник. Дим. Липеровского – 5 р. / –

Александро-Невской, в 4-м кадетском корпусе, прот. Ник. Яковл. Фортинского – 5 р. / –

Александро-Невской, в Мещанском училище, свящ. Иоан. Ник. Бухарева. – 3 р. 75 к. / –

Александро-Невской, в Покровской мещанской богадельне, свящ. Вас. Сим. Касаткина – 2 р. / –

Александро-Невской, в Практической академии коммерч. наук, свящ. Мих. Иоанн. Диомидова – 5 р. / –

Александро-Невской, при Усачевско-Чернявском училище, свящ. Влад. Алекс-др. Модестова –50 к. / –

Александро-Невской, в уч-ще им. Принца Ольденбургского, свящ. А-дра Петр. Громоковского – 1 р. / –

Алексиевской, на Мал. Алексеевской улице, свящ. Вит. Аникит. Красновского – 4 р. / 10 р.

Алексиевской, на Глинищах, свящ. Александра Конст. Гиляревского – 6 р. / –

Антипиевской, у Колымажного двора, свящ. Дим. Иоанн. Соколова – 7 р. 50 к. / 2 р.

Архангельского Собора, прот. Валент. Ник. Амфитеатрова – 10 р. / –

Афанасие-Кирилловской, на Сивцевом Вражке, свящ. Евл. Иоан. Троицкого – 19 р. / –

Благовещенской, на Бережках, свящ. Иоанна Иоан. Святославского – 2 р. / –

Благовещенской, на Житном дворе. свящ. Ник. Конст. Лебедева – 3 р. / 3 р.

Благовещенской, на Тверской, свящ. Мих. Иоанн. Соболева – 28 р. / –

Богородице Рождественской, в Путниках, свящ. Сергия Вл. Ромодановского – 1 р. / –

Богородице-Рождественской, в Реме-

—34—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

сленной богадельне, свящ. Феокт. Вас. Черткова – 3 р. / –

Богородице-Рождественской, в Рождественском монастыре, свящ. Ник. Алдр. Ивановского – 4 р. / –

Богородице-Рождественской, за Смоленскими воротами, свящ. Влад. Анд-ча Воскресенского – 2 р. / –

Богородице-Рождественской, в Старо-Екатеринин. больн., свящ. Ал-ия Ал-еев. Лебедева – 1 р. 60 к. / 1 р.

Богородице-Рождественской, на Старом Симонове, свящ. Иак. Вас. Остроумова – 1 р. / –

Богородице-Рождественской, в Столешниках, свящ. Мих. Васильевича Модестова – 32 р. / 3 р.

Богородицкой, в Александр. Общине сестёр Милосердия, свящ. Ал-дра Вас. Озерецковского – – / 30 к. Богоявленской, в Елохове, прот. Иоанна Яковл. Березкина – 8 р. / –

Богоявленской, в Ямской Дорогомил. слободе, свящ. Иионст. Мих. Михайловского – – / 5 р.

Борисо-Глебской, у Арбатских ворот. прот. Мих. Иоанн. Руднева – 25 р. / –

Варваринской, на Варварке, прот. Мих. Дим. Никольского – 5 р. / –

Василие-Кесарийского, на Тверской, свящ. Арсения Иоанн. Разумихина – 23 р. / 9 р.

Введенской, на Лубянке, свящ. Никол. Петров. Антушева – 11 р. / 4 р.

Введенской, в Мариинск. женском училище Дамск. Попечит., свящ. Серг. Вас. Страхова – 3 р. / 2 р.

Введенской, в бывом Новинском монастыре, прот. Феод. Иоанн. Румянцева – 5 р. / –

Введенской, в Семеновском, свящ. Сим. Афан. Ковганкина – 5 р. / –

—35—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Власиевской, в Старо-Конюшенной, свящ. Дим. Петр. Некрасова – 7 р. 75 к. / 6 р. 80 к.

Воздвиженской, в Ямском училище, свящ. Мих. Петр. Сперанского – 2 р. / –

Вознесенского девичья м-ря, свящ. Ал-дра Иоанн. Пшеничникова – 1 р. / 40 к.

Вознесенской, на Гороховом поле, прот. Ник. Конст. Протопопова – 7 р. / –

Вознесенской, за Серпуховскими воротами, свящ. Иоанна Иосиф. Разумовского – 3 р. / 2 р.

Вознесенской, близ Сретенки, свящ. Вас. Павл. Вишнякова – 1 р. / –

Вознесенской, у Никитских ворот, свящ. Иоанн. Дим. Арбекова – 14 р. / 5 р.

Вознесенской, в Мал. Бронной, свящ. Петра Иоанн. Виноградова – 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Воскресенской, на Ваганьковском кладбище, свящ. Вас. Андр. Быстрицкого – 256 р. / 250 р.

Воскресенской, на Вражке, свящ. Вас. Ал-еев. Скворцова – 4 р. / –

Воскресенской, в Гончарах, свящ. Вас. Тим. Терновского – 4 р. / –

Воскресенской, за Даниловым м-рём, свящ. Павла Георг. Любимова – 1 р. 75 к. / –

Воскресенской, при Императорском Екатеринин, богад. доме, свящ. Петра Дим. Воздвиженского – 5 р. / –

Воскресенской, в Кадашах, свящ. Ник. Ал–др. Воскресенского – 8 р. / –

Воскресенской, в Монетчиках, прот. Петра Никол. Сахарова – 2 р. / –

Воскресенской, на Остоженке, свящ. Ник. Мих. Мидовского – 7 р. / –

Воскресенской, в Пленицах, свящ. Ник. Иоанн. Молчанова – 5 р. / –

Воскресенской, на Семёновском кладбище, свящ. Конст. Иоанн. Остроумова – 3 р. / –

—36—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Воскресенской, в Таганке, свящ. Ник. Аникит. Красновского – – / 27 р.

Всехсвятской, на Кулишках, свящ. Ник. Никит. Дроздова – 8 р. / –

Гавриило-Архангельской, при Почтамте, свящ. Иоанн. Афан. Соколова – 2 р. 50 к. / –

Георгиевской, в бывом монастыре, прот. Ал-дра Ник. Богородского – 10 р. / –

Георгиевский, на Всполье, близ Кудрина, свящ. Серг. Макс. Садковского – 3 р. / 3 р.

Георгиевской, в Грузинах, свящ. Дим. Косьм. Холмогорова – 5 р. / –

Георгиевской, на Красной Горке, свящ. Ник. Ал-еев. Скворцова. – – / 7 р.

Георгиевской, на, Лубянке, свящ. Сим. Вас. Смирнова – 3 р. / –

Георгиевской, в Яндовах. свящ. Ал-ия Петров. Белокурова – 9 р. / 5 р.

Григорие-Неокесарийской, на Полянке, свящ. Виталия Ст. Лебедева – 3 р. / 2 р.

Девятинской, близь Пресни, прот. Ал-дра Иоанн. Любимова – 17 р. / –

Димитриевской, в Голицынской больнице, свящ. Никол. Евграф. Гумилевского – 1 р. / –

Димитрие-Селунской, свящ. Ильи Мих. Флорина – 3 р. / –

Духосошественской, на Даниловском кладбище, свящ. Ал-дра Вас. Модестова – 6 р. 50 к. / –

Духосошественской, на Лазаревском кладбище, свящ. Влад. Филипп. Остроухова – 1 р. / –

Евиловской, на Мясницкой, свящ. Дим. Феод. Добронравова – 6 р. / –

Екатерининской, в Екатеринин. Институте, свящ. Иоанна Васильевича Арсеньева – 1 р. / –

Екатерининской, на Ордынке, свящ. Иоанна Петр. Ключарева – 5 р. / –

—37—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Елисаветинской, на Дорогомиловском кладбище, свящ. Дим. Дим. Виноградова – 1 р. / –

Ермолаевской, на Садовой, прот. Серг. Серг. Модестова – 5 р. / –

Зачатиевской, в Зачат. м-ре, прот. Саввы Ал-еев. Нечаева – 8 р. / –

Зачатиевской, в Углу, прот. Михаила Симонов. Боголюбского – 1 р. 50 к. / –

Знаменской, близь Девичьяго ноля, свящ. Иоанна Иоанновича Крастелева – 2 р. / 2 р.

Знаменской, на Знаменке, свящ. Георг. Алексеев. Ключарева – 10 р. / –

Знаменской, в Переяславской слободе, свящ. Вас. Петр. Флерина – – / 8 р.

Знаменской, на Петровке, свящ. Ник. Макснм. Никольского – 1 р. / –

Иверской, на Ордынке, свящ. Ник. Иоанн. Мячина – 20 р. / 4 р.

Илие-Обыденской. свящ. Иоанн. Матф. Лебедева – 3 р. / –

Ильинской, на Воронцовом поле, прот. Дим. Иоанн. Языкова – 10 р. / –

Иоакиманской, на Больш. Якиманке, свящ, Ал-дра Дим. Крылова – 3 р. 80 к. / 70 к.

Иоанно-Богословской, под Вязом, свящ. Дим. Мих. Воздвиженского – – / 10 р.

Иоанно-Воинской, на Калужской улице, свящ. Конст. Мих. Маркова – 15 р. / 5 р.

Иоанно-Предтечевской, в Пресне, свящ. Феод. Георг. Ремова – – / 5 р.

Иоанно-Предтечевской, под Бором, свящ. Ал-ия Ник. Суходского – 6 р. / –

Иоанно-Предтечевской, в Ивановском мон-ре, свящ. Вас. Дим. Лебедева – 1 р. 15 к. / –

Казанской, у Калужских ворот, прот. Викт. Тим. Покровского – 15 р. / –

Казанской, в Сущеве, свящ. Вас. Мих. Маркова – 20 р. / –

—38—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Климентовской, на Пятницкой, свящ. Ал-ия Серг. Парусникова – 2 р. / 3 р.

Князе Владимирской, в Долгоруковском приюте, свящ. Аникиты Ал-др. Хатунцевского – 1 р. 65 к. / –

Константино-Еленинской, в Кремле, свящ. Иоанн. Вас. Рождественского – 2 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Константино-Еленинской, в Межевом Институте, прот. Андрея Григор. Полотебнова – – / 5 р.

Космо-Дамианской, в Кадашеве, свящ. Петра Кирилл. Орлова – 5 р. / 5 р.

Космо-Дамианской, в Садовниках, свящ. Иоанна Иоанн. Струженцова – 14 р. / –

Космо-Дамианской, на Старой Кузнецкой, прот. Матф. Васильевича Соловьева – 21 р. / –

Космо-Дамианской, в Старых Панех, прот. Вас. Серг. Богословского – 5 р. / –

Космо-Дамиапской, в Таганке, свящ. Иоанн. Ник. Бушневского – 7 р. / 5 р.

Крестовоздвиженской, в Алексеев. м-ре, прот. Серг. Петр. Смирнова – 3 р. / –

Крестовоздвиженской, в бывом монастыре, прот. Феофил. Иоанн. Кроткова – 16 р. / –

Крестовоздвиженской, на Убогих домах, свящ. Иоанн. Ал-дров. Голубева – 3 р. / 3 р.

Марие-Магдалинской, при Коммерческом училище, свящ. Иоанна Иосиф. Покровского – 10 р. / –

Марие-Магдалинской, в малолетнем отд. Николаевского Инс-та, свящ. Вас. Андреев. Крылова – 1 р. / –

Мароновской, в Старых Панех, свящ. Серг. Вас. Лаврентьева – 6 р. / –

Мартиновской, на Алексеевской улице, свящ. Ал-дра Иларион. Молчанова – 10 р. / –

Михаило-Архангельской, в 2-м кадетском корпусе, прот. Мих. Мих. Воздвиженского – 5 р. / 5 р.

—39—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Михаило-Архангельской, в Овчинниках, свящ. Ал-дра Ал-др. Невского – 1 р. / 1 р.

Неопалимовской, близ Девичьего поля, свящ. Серг. Герас. Воронцова – 10 р. / 2 р.

Никитской, в Старой Басманной, прот. Митроф. Иаковл. Геликонского – 8 р. / 2 р. 50 к.

Никитской, в Татарской, свящ. Георг. Иоанн. Добронравова – 1 р. / –

Никитской, за Яузой, свящ. Ник. Иоанн. Померанцева – 7 р. 50 к. / –

Николаевской, в Берсеневке, свящ. Дим. Григор. Горетовского – 3 р. / –

Николаевской, на Болвановке, свящ. Ник. Ал-иев. Орлова – 2 р. / –

Николаевской, в Воробине, свящ. Иоанн. Дим. Флоринского – 5 р. / –

Николаевской, в Гнездниках, свящ. Иоанн. Мих. Соколова – 15 р. / –

Николаевской, в Голутвине, свящ. Петра Стеф. Шумова – 13 р. / –

Николаевской, в Дербентском, свящ. Мих. Феодот. Скворцова – 9 р. / –

Николаевской, в Драчах, свящ. Иак. Ник. Рождественского – 3 р. / –

Николаевской, в Заяицком, свящ. Ник. Ильича Соловьева – 5 р. / 5 р.

Николаевской, в Звонарях, снящ. Ал-ия Ал-др. Лебедева – 5 р. / –

Николаевской, в Кошелях, свящ. Ник. Матф. Воскресенского – 5 р. / 2 р.

Николаевской, в Кузнецкой, свящ. Евл. Вас. Кременского – – / 18 р.

Николаевской, при Странноприимном доме князей Куракиных, свящ. Ник. Иосиф. Бобцева – 40 к. / –

Николаевской, на Курьих ножках. свящ. Иоан. Адриан. Строганова – 5 р. / –

Николаевской, в Императорском лицее Цесаревича Николая, свящ. Иоан. Ильича Соловьева – 5 р. / –

—40—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Николаевской, на Мясницкой, свящ. Сим. Иаков. Уварова – 4 р. / –

Николаевской, в Новом Ваганькове, свящ. Евг. Петр. Успенского – 25 р. / –

Николаевской, в Новой Слободе, прот. Петра Вас. Приклонского – 5 р. / –

Николаевской, на Песках, свящ. Иоанна Игн. Благоволина – 7 р. / –

Николаевской, в Плотниках, свящ. Ал-дра Феод. Добролюбова – 7 р. / 2 р.

Николаевской, в Покровском, прот. Матф. Дим. Глаголева – 18 р. / –

Николаевской в Пунышах, прот. Конст. Троф. Остроглазова – 2 р. / –

Николаевской, в Пыжах, свящ. Конст. Яковл. Орлова – 8 р. / –

Николаевской, в Столпах, свящ. Петра Иоанн. Пятницкого – 4 р. 25 к. / –

Николаевской, на Студевце, свящ. Ник. Сим. Недумова – 4 р. / – 5 р.

Николаевской, в Толмачах, прот. Дим. Феод. Касицына – 10 р. / –

Николаевской, в Хамовниках, свящ. Мих. Матф. Доброва – 3 р. / –

Николаевской, в Щепах, прот. Ильи Феод. Некрасова – 15 р. 40 к. / –

Николаевской, в приюте княгини Щербатовой, свящ. Ал-дра Вас. Добронравова – 50 к. / –

Николаевской, на Ямах, прот. Иоанна Ал-иев. Смирнова – 6 р. 50 к. / –

Николо-большекрестовской, свящ. Серг. Серг. Смирнова – 5 р. / –

Николокраснозвонской, свящ. Генн. Феод. Виноградова – 3 р. / –

Николомокринской, свящ. Влад. Петр. Смоленского – 1 р. 25 к. / –

Николострелецкой, у Боровицкого моста, свящ. Серг. Иоанн. Милославина – 13 р. / 1 р.

Николоявленской, на Арбате, прот. Григор. Петр. Смирнова-Платонова – 5 р. / 10 р.

—41—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Новодевичьего монастыря, свящ. Ник. Матф. Антушева – 4 р. / 3 р.

Павловской, в Павловской больнице, свящ, Леон, Андр. Воскресенского – 1 р. / –

Панкратиевской, близ Сухаревой башни, свящ. Митроф. Ник. Стрельцова – 5 р. / –

Параскевиевской, на Пятницкой, свящ. Вас. Филар. Сергиевского – 38 р. / 6 р.

Петропавловской, в 1-м кадетском корпусе, прот. Ал-дра Ал-еев. Смирнова – – / 5 р.

Петропавловской, на Калужской улице, свящ. Иоанн. Феод. Мансветова – 4 р. / –

Петропавловской, в Лефортове, свящ. Иоанна Дим. Можарова – 2 р. / –

Петропавловской, в Мариинской больнице, свящ. Ник. Павл. Заозерского – 1 р. / –

Петропавловской, в Моск. Сельско-Хозяйств. Институте, прот. Ал-дра Вас. Мартынова – 5 р. / –

Петропавловской, у Яузских ворот, свящ. Вас. Иоанн. Цветкова – 2 р. / –

Пименовской, в Новых Воротниках, свящ. Вас. Мих. Славского – 23 р. / –

Пименовской, в Старых Воротниках, свящ. Мих. Павлин. Ласточкина – 9 р. / –

Покровского и Василия Блаженного собора, прот. Конст. Иоанн. Богоявленского – 5 р. / 5 р.

Покровской, на Варварке, свящ. Ник. Вас. Цветкова – 3 р. / –

Покровской, на Воронцовом поле, свящ. Ник. Ник. Строганова – 1 р. / 1 р.

Покровской, в Красном селе, свящ. Ал-ия Петр. Афонского – 62 р. / –

Покровской, в Левшине, прот. Сим. Сим. Озерова – 10 р. / 1 р.

Покровской, на Лыщиковой горе, свящ. Филар. Ник. Поспелова – 10 р. / –

—42—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Покровской, на Мал. Ордынке, прот. Иоан. Вас. Модестова – 8 р. / –

Похвальской, в Башмакове, свящ. Вас. Иоанн. Никольского – 50 к. / –

Предтечевской, в Кречетниках, свящ. Петра Г. Доброхотова – 13 р. / –

Предтечевской, в Старо-Конюшенной, свящ. Ал-ия Дим. Цветкова – 5 р. / –

Преображенской, на Глинищах, прот. Ильи Данил. Воинова – 6 р. / 6 р.

Преображенской, на Песках, свящ. Серг. Вас. Успенского – 3 р. / 5 р.

Преображенской, в Преображенском, свящ. Серг. Гавр. Соколова – 10 р. / –

Преображенской, в Пушкарях, прот. Ал-дра Вас. Никольского – 5 р. 25 к. / 1 р.

Преображенской, в Спасской, свящ. Ал-дра Влад. Рождественского – 7 р. / –

Ржевской, на Поварской, свящ. Дим. Иоанн. Ромашкова – 2 р. / –

Ржевской, близь Пречистенских ворот, свящ. Ильи Иаковл. Смирнова – 7 р. / –

Ризположенской, близь Донского м-ря, свящ. Серг. Гавр. Розанова – 3 р. / 5 р.

Саввинской, на Саввинской улице, свящ. Никол. Ник. Модестова – 5 р. / –

Седьмивселенской, на Девичьем поле, свящ. Ильи Вас. Виноградова – 1 р. 5 к. / –

Сергиевской, на Дмитровке, свящ. Вас. Ник. Руднева – 2 р. / 1 р.

Сергиевской, в Пушкарях, свящ. Петра Ал-др. Соколова – 3 р. / –

Сергиевской, в Рогожской слободе, свящ. Вас. Феод. Соболева – 76 р. / –

Симеоновской, на Поварской, свящ. Мих. Дим. Успенского – 1 р. / 2 р.

Симеоно-Столинической, за Яузой, свящ. Влад. Павл. Беневоленского – 12 р. / –

Скорбященской, на Калитниковском кладбище, свящ. Серг. Иаковл. Уварова – 6 р. / –

—43—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Скорбященской, на Бол. Ордынке, прот. Серг. Павл. Ляпидевского – 3 р. / –

Скорбященской, в приюте неизлечимо-больных женщин, свящ. Феод. Мих. Бажанова – 1 р. 10 к. / 1 р.

Скорбященской, при Троицкой больнице, свящ. Иоанна Иаковл. Уварова – 15 к. / –

Скорбященской, в Ямской Коломенской слободе, свящ. Ал-дра Никол. Потапова – 28 р. / –

Сорокосвятской, у Ново-Спасского монастыря, свящ. Петра Ал-иев. Смирнова – 5 р. 80 к. / –

Софийской, на Лубянке, прот. Димитрия Михайл. Покровского – 12 р. / –

Софийской, на Набережной, свящ. Евг. А. Лебедева – 10 р. / 10 р.

Сошественской, у Пречистенских ворот, свящ. Вас. Серг. Голубева – 4 р. / –

Спасской, при Барыковской богадельне, свящ. Феофана Ал-др. Басова – 6 р. / 6 р.

Спасской, в Каретном ряду, прот. Иоанн. Дим. Петропавловского – 5 р. / –

Спасской, в Паливках, свящ. Ник. Ал-др. Копьева – – / 4 р. 10 к.

Спасской, при Работном доме, свящ. Мих. Павл. Соловьева – 1 р. 25 к. / –

Спасской, в Чигасах, свящ. Ник. Григ. Патакина – 4 р. 80 к. / –

Спасо-Божедомской, свящ. Иоанн. Ник. Сахарова – 50 к. / 50 к.

Спасо-Преображенской, на Болвановке, свящ. Влад. Вас. Воронцова – – / 9 р.

Спиридониевской, за Никитскими воротами, свящ. Ник. Ал-др. Модестова – 8 р. 50 к. / 2 р. 50 к.

Стефана Архидиакона, за Яузой, свящ. Викт. Павл. Зверева – 5 р. 30 к. / –

Тихвинской, на Бережках, свящ. Вас. Евг. Лавровского – 1 р. / 1 р.

Тихвинской, в Лужниках, свящ. Вас. Павл. Вишнякова – – / 8 р.

—44—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Тихвинской, в Сущеве, свящ. Серг. Иоанн. Соловьева – – / 3 р.

Тихоновской, на Арбатской площади, свящ. Ал-дра Афан. Никольского – 6 р. / –

Тихоновской, в Сокольниках, свящ. Влад. Вас. Шумова – 2 р. / 1 р.

Трехсвятительской, у Красных ворот, свящ. Ал-ия Петр. Соколова – – / 3 р.

Трифоновской, в Напрудной слободе, прот. Иоанн. Иоанн. Приклонского – 3 р. 95 к. / 5 р.

Троицкой, на Арбате, прот. Влад. Симеон. Маркова – 1 р. / –

Троицкой, в Вишняках, прот. Ал-др. Аркад. Доброгорского – 8 р. / –

Троицкой, в Голенищеве, свящ. Ник. Ник. Былова – 1 р. / –

Троицкой, на Грязях, прот. Мих. Ильича Зверева – 3 р. / 3 р.

Троицкой, в Елисаветинском училище, свящ. Дим. Ник. Беляева – 1 р. / –

Троицкой, в Ермаковской богадельне, свящ. Порф. Иоанн. Розова – 1 р. 50 к. / –

Троицкой, в Зубове, свящ. Дим. Петр. Орлова – 11 р. / –

Троицкой, в Кожевниках, свящ. Мих. Павл. Фивейского – 7 р. / –

Троицкой, на Листах, прот. Вас. Евл. Беликова – 5 р. / –

Троицкой, в Лужниках, свящ. Ал-ия Серг. Воскресенского – 3 р. / –

Троицкой, в Набилковской богадельне, свящ. Мих. Петр. Знаменского – 4 р. / –

Троицкой, в Покровском, свящ. Льва Ал-др. Цветаева – 3 р. / –

Троицкой, в Полях, свящ. Ник. Ал-др. Соловьева – 10 р. / –

Троицкой, в приюте Цесаревны Марии, свящ. Иоанн. Петр. Троицкого – 1 р. / –

Троицкой, на Пятницком кладбище, свящ. Вас. Симеон. Казанского – 3 р. / –

—45—

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Троицкой, в Серебренниках, свящ. Ал-дра Дим. Харитонова – 13 р. / –

Троицкой, в Сыромятниках, свящ. Вас. Филипп. Барбарина – 5 р. / –

Троицкой, на Хохловке, свящ. Павла Конст. Розанова – 2 р. / –

Троицкой, на Шаболовке, прот. Вас. Феод. Руднева – 3 р. / –

Троицкой, в Странноприимном доме графа Шереметева, прот. Иоанна Тихонов. Розанова – 1 р. / –

Успенской, в Гончарах, свящ. Никиты Александр. Ремезова – 4 р. / 2 р.

Успенской, на Дмитровке, свящ. Серг. Иоанн. Синьковского – 18 р. / –

Успенской, в Казачьей, прот. Ал-др. Симеон. Ильинского – 3 р. / –

Успенской, в Кожевниках, свящ. Вас. Серг. Модестова – 5 р. / –

Успенской, в Крутицах, свящ. Феод. Дим. Воздвиженского – 9 р. / –

Успенской, на Остоженке, свящ. Вас. Стеф. Митропольского – 12 р. 50 к. / –

Успенской, в Печатниках, свящ. Вас. Петр. Никольского – 2 р. / –

Успенской, на Покровке, прот. Ильи Феод. Касицына – 11 р. / –

Филаретовской, в Епарх. женском училище, свящ. Ал-дра Вас Никитина – – / 5 р.

Филипповской, на Мещанской, свящ. Ал-ия Ник. Добролюбова – 4 р. / 3 р.

Флоро-Лаврской, на Мясницкой, свящ. Ал-др. Дим. Касимова – 5 р. / –

Харитониевской, в Огородниках, прот. Валент. Вас. Остроумова – 6 р. / –

Христорождественской, в Кудрине, свящ. Ал-ия Иоанн. Борзецовского – 13 р. / –

Феодоро-Студитской, у Никитских ворот, свящ. Феод. Петр. Преображенского – 5 р. / 5 р.

—46—

2) Через начальства духовных семинарий и училищ:

(В пользу студентов Академии. / В пользу бывших воспитанников.)

Архангельской духовной семинарии ректора, прот. Ал-дра Евф. Орлова – 5 р. / –

Московской духовной семинарии – ректора архимандр. Климента – 13 р. 50 к. / 39 р.

Петрозаводского духовного училища смотр. Дим. Иван. Любецкого – 5 р. / –

Сумского духовного училища–смотр. свящ. Аркад. Феод. Грузова – 10 р. / –

Таврической духовн. семинарии–ректора архимандрита Порфирия – 5 р. / –

Уральского духовного училища–смотрителя Мих. Ив. Беляева – 8 р. / 3 р.

Черкасского духовного училища – смотрителя Клим. Антон. Чемена – 5 р. / –

3) Единовременные пожертвования.

1) От Московского епархиального свечного завода – 300 р. / –

2) От Звенигородского Саввино-Сторожевского м-ря через наместника иеромонаха Нифонта – 25 р. / –

3) От Общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным, согласно завещанию покойного Григор. Захаров. Елисеева – 25 р. / –

4) От графа Сергия Владимировича Орлова-Давыдова на содержание одного студента – 220 р. / –

5) От пожизненных членов и других лиц:

От Ректора М. Д. Академии архимандрита Лаврентия 35 р. / –

От Ректора Томской д. сем. архимандр. Никанора 3 р. / –

От Настоятеля посольской ц. в Афинах арх. Сергия 100 р. / –

От Настоятеля Кронштадтского Собора прот. Иоанна Ильича Сергиева 400 р. / –

—47—

От Протоиерея Д. Ф. Касицына 10 р. / –

От Протоиерея Г. П. Смирнова-Платонова – / 5 р.

От Протоиерея Н. Я. Фортинского – / 3 р.

От Священника Н. А. Копьева – / 4 р. 10 к.

От Протоиерея В. Ф. Руднева 3 р. / –

От Машкиной, Екатерины Михайловны 100 р. / –

От Тютчевой, Дарьи Феодоровны 25 р. / –

От Базановой, Юлии Ивановны 10 р. / 1000 р.

От Действ. Стат. Сов. П. С. Владимирского 5 р. / –

От Стат. Сов. Алексея Руфов. Ржавицына 10 р. / –

От Ив. Ив. Соловьева 5 р. / –

Приложения к отчёту

1. Состояние сумм „Амфитеатровского капитала“ (на образование стипендии имени проф. E. В. Амфитеатрова).

II. Состояние сумм капитала имени В. Д. Кудрявцева (на образование стипендии его имени).