Часть четвёртая. Исторические документы афонской эпопеи

5 апреля 1913 г.

Герман, милостью Божьей архиепископ Константинополя, Нового Рима, вселенский патриарх.

Преподобнейшие эпистаты и антипроты Кинота (собрания) св. Горы, возлюбленные о Господе чада нашей мерности, да будет с вашим преподобием благодать и мир от Бога.

Из разных грамот, полученных из вашего св. места, также и из особенно важного доклада вашего преподобия с прискорбием узнала Церковь обо всём, касающемся некогда явившегося и распространяющегося там особенно между Русскими монахами новшества и суесловного учения об имени «Иисус», как бы Самом Сущем Иисусе и Боге и нераздельно, и, так сказать, ипостасно отожествляемым с Ним.

А так как происшедшее от заблуждения и превратного, невежественного толкования новоявленное и неосновательное это учение составляет хульное злословие и ересь, как отожествляющее и сливающее неслитное и тем самым ведущее к пантеизму (всебожию), то мерность наша со священнейшими и честнейшими митрополитами, возлюбленными нашими в Св. Духе братиями и сослужителями, весьма возмутившись не только появлением, но и настойчивым доселе распространением нечестивого и душевредного этого учения в честном вашем месте, признали законом и неотложным делом обратить тщательное внимание и снова рассмотреть его после бывшего уже осуждения приснопамятным предшественником нашим, святейшим патриархом Кир-Иоакимом совместно со Святейшим Синодом.

И для более полного знакомства с подробностями этого заблуждения, возложив изучение и исследование происхождения и основания его на наставников нашей богословской в Халки школы, по представлении ими основательного подробного изложения (копия которого была представлена в Протат), приступили к синодальному рассмотрению, на котором единодушно осудили сказанное новоявленное учение об имени «Иисус» как бы Сущем Самом Иисусе и Боге, существенно содержащимся в Его Имени, и объявляем в Св. Духе (сие учение) как хульное и еретическое.

Посему, сообщая синодальный суд и осуждение этого заблуждения настоящим нашим патриаршим посланием вашему преподобию, повелеваем, чтобы вы объявили это церковное решение священному монастырю Пантелеймона и священному Ватопедскому скиту св. Андрея, и всем, где бы то ни было там заблуждающимся монахам, потребуйте же от имени нас и Церкви, чтобы все, совершенно отвергнув хульное заблуждение, уклонялись бы отселе тщательно от разных чуждых учений и пребывали верны только в преданных догматах и в преподаваемом учении Церкви, сверх которого и помимо которого никто не должен новшествовать. «Аще бо кто Вам благовестит паче, еже приясте, анафема да будет».

Извещая же о том, что если и после этого второго церковного внушения найдётся кто-либо остающимся в этом злословном мнении и самовольно продолжающим держаться этого неосновательного учения об имени «Иисус», как Сущем Самом Боге, относительно таковых, как еретиков и нарушителей церковного повиновения, приняты будут определённые церковными канонами меры, и что отнюдь невозможно, чтобы оставались таковые и пятном своим порочили честное ваше место, молимся, да просветит Господь Бог всех на пути благочестия и добродетели. Его же благодать и неисчетная милость да будет с вашим преподобием.

№ 2206, апреля 5-го дня 1913

Патриарх Константинопольский,

теплейший к Богу о вас молитвенник

«Мы также утверждаем, что Бог пребывает во Имени Своём. Нашу уверенность в этом мы основываем на словах о. Иоанна Кронштадтского, который говорит: »Господь при бесконечности Своей есть такое простое существо, что Он весь бывает в одном Имени «Господь», в Имени «Троица», или в Имени «Иисус Христос»«⁶⁰⁷. И ещё: »Во Имени Христос весь Христос – душа и тело Его, соединённые с Божеством«⁶⁰⁸. «Он весь (Бог) в принадлежащих Ему Именах»⁶⁰⁹. И в другом месте: «Когда ты про себя или в сердце говоришь или произносишь Имя Божие: Господь, или Пресвятая Троица, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом Имени ты имеешь всё Существо Господа»⁶¹⁰.

Это свойство Имени Божия, что в нём присутствует Бог, мы нашли свидетельствуемым, главным образом, в творениях приснопамятного о. Иоанна Кронштадтского и, конечно, всецело поверили ему. Своё доверие к нему мы основали на том, что о. Иоанн, будучи с высшим богословским образованием, достиг весьма высокой степени духовного преуспеяния, так что при жизни и по смерти творил и творит множество чудес, пророчествовал и проч. И, конечно, если бы в его творениях осталось неизглаженное покаянием и истинным учением какое-либо еретическое мнение, то благодать Божия оставила бы его, как еретика и нечистого.

Кроме о. Иоанна, о том же говорит известный подвижник прошлого века архимандрит Паисий Величковский, который пишет: »Преславное Имя Иисусово с памятию Бога ту суща (т. е. сущаго во Имени Иисусовом) всеисполненне живущего во Иисусе (то есть во имени «Иисус»), подвижет ум в молитву"⁶¹¹.

«И так они (Халкинские преподаватели) прежде всего отнеслись с презрением к той истине, что Имена Божии суть Божественные действия, постараемся же с Божией помощью доказать эту истину словами св. Отцов:

1) Св. Симеон Новый Богослов в конце 62-го слова весьма обстоятельно излагает учение об Именах Божиих и человеческих и о Божественных действиях: »Отец есть Свет, Сын Свет, и Дух Святый Свет», то есть Бог. Св. Симеон ниже говорит: «Христос, Иисус, Спаситель и Царь всего Свет есть... Господь – Свет... Утешитель – Свет...» и проч., т. е. имена Господа: Христос, Иисус, Спаситель и все другие суть Свет, т. е. Бог«. Что здесь Святой об Именах именно говорит, а не о Лицах, видно из того, что, назвавши каждую Ипостась Св. Троицы Светом, он не имел нужды повторять того же в отдельности о второй Ипостаси, а ещё ниже о третьей, но сказал это, желая показать, что Имена Божии суть Свет, то есть Бог.

Во-вторых, в греческой книге после вышеприведённых слов: «Христос, Иисус, Спаситель» – и проч., сделано подстрочное примечание: «Здесь отец (Симеон) разумеет действия, а не Лица». Из этих слов вполне очевидно, что, во-первых, здесь Святой говорит об Именах Божиих и называет их Светом, т. е. Богом, а, во-вторых, что Имена Божии суть действия Божии.

2) Св. Иоанн Златоуст говорит: «что значит – «на Имя Его уповать будут»? В то время одно только Имя будет делать то, что делал Он Сам. Когда ты призовёшь Христа, и обратятся в бегство демоны, то как же ты не поверишь в Его Имя?⁶¹².

Этими словами Златоуст подтверждает, что Имя Божие есть деятельность (энергия) Божества, а не название деятельности, или свойства Его, как зломудрствуют имяборцы.

3) То же видно из слов Спасителя: «Именем Моим бесы ижденут, языки возглаголют новы, змия возьмут, аще что и смертно испиют, не вредит их, на недужныя руки возложат и здравы будут» (Мк. 16:17–18). То же видно и из других слов Апостолов о сем.

4)  "То, что спасает нас, есть Имя Господа нашего Иисуса Христа и Дух Бога нашего»⁶¹³.

5) Блаженный Феофилакт Болгарский говорит в толковании на послание Рим. 1:5: «дабы все язы́цы веровали, слыша о Имени Христа, а не о Сущности Его: ибо чудеса творило Имя Христово, и оно само требует веры, потому что и его нельзя постигнуть разумом"⁶¹⁴.

6) Блаженный Феодорит: »Свято и страшно Имя Его». Для верующих оно свято, превожделенно и источает обилие благ, а неверующих и живущих беззаконно мучит и наказует⁶¹⁵.

7) Св. Иоанн Златоуст, толкуя слова: «Аминь, аминь, глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во Имя Мое» (Ин. 16:23), говорит: «Господь показывает силу Своего Имени, так как апостолы, не видя и не прося Его, но только называя Его Имя, будут иметь великую цену у Отца».

8) Пророк Иеремия говорит: »нет подобного Тебе, Господи. Ты велик, и Имя Твоё велико могуществом» (Иер. 10:6).

9) «Имя Сына Божия велико и неизмеримо. Оно держит весь мир« – сказал Ангел Святому Эрму, ученику Апостолов⁶¹⁶.

10) Св. Тихон Задонский говорит: »Великое Имя Божие заключает в себе Божественные Его свойства, никакой твари не сообщаемые, но Ему Единому собственные, как то: единосущие, присносущие, всемогущество, благость, премудрость, вездесущие, всеведение, правду, святость, истину, духовное существо и проч. сии собственные свойства открывает нам Дух Святый в слове Своём»⁶¹⁷. Во всех приведённых местах св. Отцы совершенно точно и ясно учат, что само Имя Божие действует, совершает чудеса, изгоняет бесов, и проч., следовательно, оно и есть действие Божества, а не одно только название деятельности.

11) Блаж. Феофилакт Болгарский в толковании на Ин. 3:23 говорит:

«Выражение: веровать во Имя Господа нашего, – употребляется во многих местах Писания. Что же значит «Имя»? – Конечно, не иное что, как волю Его, славу, честь. Например, в словах: «покайтесь, и да крестится каждый из вас во Имя Господа Иисуса (Деян. 2:38) – означает волю Его. Какая же воля Господа Иисуса? – крестить все народы во Имя Отца и Сына, и Св. Духа"⁶¹⁸.

Если же Имя Божие понимается как воля Божия, то оно есть действие Божества, потому что воля есть действующая в желаниях сила души. При этом в главе об элементах воли сказано: «не всякое желание сопровождается деятельностью воли, но только такое, которое соединяется с энергией достижения цели, которая одинаково должна быть обращена как на цель, так и на средства»⁶¹⁹.

В приведённом блаж. Феофилактом примере Имя Господа действует спасительно в крещении, то есть носит в себе волю Божию, направленную к спасению человека посредством веры и крещения людей во Имя Отца, и Сына, и Св. Духа, из чего видно, сколь тесно Имя Божие соединено с действием (энергией) Господа, проявляющимся в Таинствах и в промысле о спасении человека. Замечательно при этом то обстоятельство, что блаж. Феофилакт для доказательства того, что Имя Божие означает волю Его, взял из Мф. 29:12 место, истолкованное им вместе со словами Деян. 20:38 так: «Если бы Имя Отца было не Бог, и Имя Сына не Бог, и Имя Св. Духа не Бог, то следовало бы сказать: во Имя Бога Иисуса Христа, или даже просто только в Сына. Но он, Пётр, говорит: во Имя Иисуса Христа, зная, что Имя Иисуса есть Бог, равно как и Имя Отца, и Имя Святого Духа«⁶²⁰.

Таким образом, по учению сего святителя Имя Бога Отца, Имя Иисуса и Имя Св. Духа, означая волю Божию, есть Бог.

12) То же скажем и относительно слов св. Иоанна Златоуста: «Тиара была образом власти. Была на тиаре золотая дощечка, на которой были начертаны письмена, обозначавшие Имена Божии, что, прежде всего, показывает, что власть Божия – Имя Божие»⁶²¹.

Святитель не сказал: Имя Божие есть образ или название власти, а сказал: Имя есть сама власть Божия. Что же такое власть Божия, как не царственная, так сказать, деятельность Его, проявляемая в управлении вселенной и проч. Отсюда ясен вывод, что Имя Божие, как власть Его, есть Бог.

13) Такое же толкование Имени Божия встречается во многих местах книги: Толкование на Псалтирь⁶²². Здесь мы укажем на следующие места из неё: «Вознесём Имя Его вкупе»... «Имя Его, т. е. славу, силу и величие, прославим пред людьми вкупе» (Пс. 33:4)⁶²³.

"Блажен муж, ему же есть Имя Господне упование его... Имя Господне означает здесь или призывание Имени Божия, или силу и власть Божию, или просто Самого Бога»⁶²⁴.

«Хвалите отроцы Господа, хвалите Имя Господне... Всем расположением сердца хвалите Имя Его, то есть бесконечную силу и славу Его (Пс. 112:1)⁶²⁵».

Из приведённых мест св. Отцов, их толкований и наших пояснений вполне очевидно, что Имя Божие есть действие Божие (энергия). Если же оно есть действие Божие, то на точном основании церковного учения, выраженного пятью Поместными Соборами в 14-м веке в анафеме против Варлаама, оно есть – Бог, ибо это анафематствование читается так: »тем, которые мудрствуют и говорят, что Имя Бог выражает только существо Божественное, и не исповедуют по боговдохновенному церковному мудрованию святых, что Имя Бог обозначает равным образом и Божественные действия – анафема«. Значит, Имя Божие, как Божественное действие, есть Бог.

Мы также верим, что всякое Слово Божие есть действие Его. Поэтому оно есть не только жизнеподательно и духовно, но само оно есть – Дух, само оно есть – Жизнь, само оно – Бог.

а) О том, что Слово Божие есть действие Божие и жизнеподательно, св. Симеон Н. Б. говорит: »Слова человеческие текучи и пусты, Слово же Божие живо, непреложно и действенно. Бог истинный«⁶²⁶. Этими словами подтверждается, что Слова Божии суть Бог.

О том же св. апостол Павел говорит: «Сего ради и мы благодарим Бога непрестанно, яко приемше слово слышания Божия от нас, приясте не яко слово человеческое, но якоже воистину Слово Божие, еже и действуется в вас верующих» (1Сол. 2:13).

То же видно из слов Псалтири: »Дондеже прииде слово Его: слово Господне разжже Его» (Пс. 10:4, 19).

Слова Божии суть жизнеподательны. Об этом в Св. Писании сказано: «не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем изо уст Божиих» (Втор. 8:3). Как видите, – всякое Слово Божие даёт человеку жизнь: а скажите, есть ли что-нибудь другое в мире, кроме Бога, чтобы могло давать жизнь? – Конечно, нет.

Следовательно, верно, что всякое Слово Божие, как и Имя Его – есть Бог. "Живо слово Божие и действенно« (Евр. 4:12). – «Слово Твое живи мя» (Пс. 118:50).

в) О том, что Слова Божии суть Дух и Жизнь, сказал Господь: «Глаголы, яже Аз глаголах вам. Дух суть и Живот суть» (Ин. 6:63).

г) Слова Божии суть Бог. В доказательство сей истины мы привели слова св. Симеона выше; к этому добавим ещё следующее свидетельство св. Макария. В беседе 46-й он говорит: »Слово Божие есть Бог, а слово мира есть мир. Но большое различие и расстояние между Словом Божиим и словом мира»⁶²⁷.

(Рукопись: Ответ на Грамоты Святейших Вселенских Патриархов, стр. 14–18).

Имяборцы утверждают, будто принятие сего святоотеческого учения об Имени Божием приведёт ко всебожию (пантеизму). По поводу такого их заявления мы приведём слова Господни: "Явих Имя Твое человеком, ихже дал ecu Мне от мира: Твои беша, и Мне их дал еси« (Ин. 17:6). – Этими словами Господь показал, что истина Имени Божия не всеми может быть восприемлема. Так и те, которые пленились богословствованиями запада, жизнью мира и мирским мудрованием, лишили себя благодатной способности воспринимать Богооткровенную Истину и познавать, что Имя Божие есть Бог, а тем более сохранить это Божественное познание Имени Божия в сердце, не исказив применением к нему понятия о человеческих именах, что сделали имяборцы. Они совершенно извратили смысл его внесением еретических мнений, а также обвинили святоотеческое учение в том, будто оно проповедует язычество – всебожие. Приблизительно те же мысли волновали некоторых учёных христиан до 14 века, несмотря на то, что тогда уже существовало совершенно ясное учение многих святых об Имени Божием и о действии Божества, в особенности св. Симеона Нового Богослова, который изложил это учение в последующих словах:

"Если хочешь познать свойственное Божескому Естеству, т. е. что, как Бог, так и всё окружающее есть Бог, и всё из Бога, и всё в Боге, – есть единый Свет, покланяемый во единой сущности и познаваемый во всех свойствах Своих и дарах (милостях), – то послушай, если хочешь, об этом я тебе скажу: Бог есть Свет, и Свет беспредельный, и что в Боге – Свет есть, единимо будучи по единости естества и нераздельно разделяемо по Лицам. Разделяя нераздельное, скажу тебе о каждом из сих Лиц особенно. Отец есть Свет, Сын – Свет и Дух Святый – Свет, три – един Свет, простый, несложный, безвременный, соприсносущный, равночестный, равнославный. Также и то, что от Бога, Свет есть, так как подаётся нам от Света; именно: Жизнь – Свет есть. Христос, Иисус, Спаситель и Царь всего – Свет есть.

Хлеб пречистого Тела Его – Свет, Чаша честныя Его крови – Свет, воскресение Его – Свет; лицо Его – Свет; рука, перст, уста, очи Его – Свет:

Господь – Свет, глас Его – Свет, поскольку исходит от Света; благодать Всесвятого Духа – Свет; Утешитель – Свет; бисер, зерно горчичное, виноград истинный, квас, надежда, вера – Свет есть. Всё сие и другое, что слышишь от пророков и Апостолов о неизреченном и пресущном Божестве, есть существенное единое безначальное начало, в единости троичного Света поклоняемое. Так надлежит тебе помышлять. Посему Един есть во Отце и Сыне и Святом Духе. Будучи Светом неприступным и предвечным. Каковой Свет имеет и многие имена, и именуется тем всем, что мы сказали (выше), и иным ещё большим; и не только именуется тем самым, что я сказал, но и, действительно, производит то самое, как я научился от тех, которые опытно (сему) были научены и установили, и утвердили, и посредством познания чрезмерной благости всемилостивого (всеблагого) Бога.

Желая показать тебе и другие Светы Божии, наряду с теми, о коих сказано, говорю, что благость Его – Свет есть, милость – Свет, благоутробие – Свет, целование Его – Свет, доброта – Свет; жезл и утешение – Свет; хотя и о нас говорится многое подобное, но о нас говорится, как о людях, а о Нём, как о Боге. Не поленюсь пояснить тебе сие примером. Бог именуется Отцом, – отцами называются и люди; Христос именуется Сыном Божиим – сынами человеческими называемся и мы; Духом Божиим именуется Святой Дух – духами называются души. Бог есть Жизнь – жизнь имеем и мы; Бог есть Любовь – любовь имеют между собою и многие грешники. Итак, что же? О любви человеческой можешь ли ты сказать, что она есть Бог? Да не будет. И мир, какой мы имеем между собою, когда не бранимся и не ссоримся из-за чего-либо, можешь ли ты назвать Миром, превосходящим ум? – никак. Также и то, если не скажешь кому-либо ложного слова, Божьею Истиною назовёшь ты это? Конечно, нет.

Слова человеческие – текучи и пусты, слово же Божие живо, непреложно и действенно. Бог истинный. Равным образом и Истина Божия есть, паче ума и слова человеческого. Бог неизменный, бессмертный, непреложный и живый. Наконец, и вода сия, какую имеем мы, не есть оная Вода Живая, и хлеб сей, какой обыкновенно вкушаем, не есть, как оный Хлеб Животный, как мы сказали выше, всё оное есть Свет, и Бог есть единый Свет, и кто причащается сего Света, тот вместе с причастием Его причащается и всех тех благ, о коих поминали мы, бывает кроток и смирен, и готовым на всякое добро; потому что и эти доброты вместе с другими – Свет суть, и кто возымел Свет, тот вместе со Светом имеет и сии качества»⁶²⁸. То же говорит св. Тихон Задонский: «Бог есть Дух, и что ни есть в Боге, – духовное есть и есть Сам Бог»⁶²⁹. – Что же, разве пантеизм проповедали сии святые?

Не за высоту ли учения Св. Церковь назвала св. Симеона Богословом, какового названия она удостоила только троих учителей Церкви!.. И кто вы такие, богословы из Холки, вместе со своими покровителями, что осмеливаетесь осуждать вселенскую Церковь, принявшую и по долгу оценившую подобное учение! И что смутило и помрачило так вас, что вы вместе с Варлаамом и Акиндином усмотрели в сем учении, утверждённом на пяти соборах 14-го века, проповедь язычества! Ведь, кроме Существа Божия, есть также, как говорит св. Григорий Палама – «Энергия Божественная, благодать и слава, уделяемая от Существа Божия Святым. Притом, энергия Божественная нераздельна от существа Божия, как неразделен Сын от Отца или Духа Святого, как неотделим луч от солнца и от огня; значит, в таком учении нет мысли о двубожии, как несправедливо заключили и Акиндин, и Варлаам». – А также в нём нет, прибавим мы, мысли о всебожии (пантеизме), как ныне лукаво мудрствуют все нынешние имяборцы, желая всеми мерами ниспровергнуть сие учение, и выказывая своё полное невежество и неосведомлённость в творениях св. Отцов Церкви.

Читая далее анафему на Варлаама (которая относится и к нынешним имяборцам), мы видим, что и Свет Фаворский, и всякая физическая возможность (мощь естества) и энергия (действие) Божества – не существо Божие, но и не тварь, и также носит Имя Бог⁶³⁰. – А так как действия Божии весьма разнообразны, то и названия их многочисленны; но, несмотря на это, всем им принадлежит имя – Бог. Это последнее и привело имяборцев к ошибочному выводу и названию такого зрения – пантеизмом. Если наставники из Халки вместе с имяборцами считают это учение пантеизмом – язычеством, то кто они, как не отступники от Святой Церкви, отвергшие её учение об Именах и действиях Божиих, утверждённое на пяти Поместных соборах. Пусть они внимательно подумают об этом"⁶³¹.

22 апреля, 1913 г. Афонцы-исповедники

Ваше Преосвященство, Владыко святый, благословите!

В конце минувшего февраля стало распространяться среди русских иноков Святой горы Афонской Ваше послание к игумену и братии монастыря св. Великомученика Пантелеймона, касающееся наших последних событий. Но не одни только иноки-пантелеимоновцы вожделевали иметь сие послание: значительная часть русских святогорцев других обителей несравненно более сильным желанием горели услышать его, так как многие из них уже несли на себе томительную тяготу заключения, изгнания и лишения всяких человеческих прав за строго православное исповедание учения об Имени Божием; поэтому, голосу Иерарха, которому, как здесь утверждают, поручено от лица Русской Церкви быть судией всего происшедшего из-за этого исповедания на Афоне, мы все с особым напряжением внимали. И что же?..

И мы, Владыко святый, с сугубой болью сердца выслушали слова Ваши...

Вам, Владыко святый, конечно, известно, что поднятый на Афоне вопрос об Имени Божием раскрыт перед русским обществом только с одной стороны, именно: как его понимают сотрудники «Русского Инока», – современные учёные и неучёные монахи; а также и то, что всякое проявление нашего желания сделать разъяснение на несогласие святоотеческого учения с «Русским Иноком» о сем предмете, – упоминаемым в Вашем послании архиепископом весьма усердно, всеми существующими способами подавлялось... Поэтому мы попытаемся здесь, хотя отчасти, перед Вами изложить о сем вопросе и о себе истину...

Не находя удобным отвечать Вам на каждую Вашу мысль в послании даже в том случае, когда мы не согласны с ней, мы сперва изложим свои мысли относительно главного в Вашем письме, – именно: Ваших суждений о книге о. Илариона «На горах Кавказа» и «Грамоте Вселенского Патриарха Иоакима» по поводу этой же книги; а там, если Господь поможет, коснёмся некоторых других вопросов, изложенных в Вашем послании.

Стараниями имяборцев, среди русского общества, интересующегося нашими событиями, распространилось убеждение, будто все беды на Афоне происходят из-за книги о. Илариона, которую мы превознесли превыше всех святоотеческих писаний и пользуемся ею, забыв св. Отцов, как бы некиим вторым откровением. На это мы ответим следующее: действительно, книга о. Илариона получила распространение на Св. горе особенно потому, что о. Иларион – сам бывший святогорец, весьма многим лично известный; это и было первой, так сказать, естественной причиной живого интереса к его книге. Далее, – общедоступное изложение о важнейшем монашеском делании, а также упоминание о Кавказской пустыне, куда теперь устремлены все помыслы многих ищущих спасения иноков, – вторая, но не менее важная, чем первая, причина такого её распространения. Поэтому здесь читали сию книгу с интересом, и долго никто не находил в ней ничего противоречащего святоотеческому учению. Как вдруг несколько видных афонцев восстали против неё и решили добиться её уничтожения на том будто основании, что в ней встречаются такие выражения: «Имя Господа Иисуса Христа есть Сам Он, Господь Бог; что Имя Его не отделимо от Его Святейшего Существа, а с Ним едино, утверждаясь в этом не на соображениях разума, но на чувстве сердца своего, проникнутого Господним Духом»⁶³³.

Первой ядоносной стрелой, которой рассчитывали сии афонцы поразить книгу о. Илариона, была рецензия инока Хрисанфа на эту книгу, помещённая в №№ 4, 5 и 6 журнала «Русский Инок», а за ней и другие, в которых отрицалась, главным образом, эта истина, что Имя Божие есть Бог. Приведённые в крайнее недоумение рецензией, святогорцы немедленно взялись за чтение святоотеческих творений и писаний современных богословов, чтобы в них найти полное освещение сего вопроса; и, с Божией помощью, убедились, что и св. Отцы, и современные великие сосуды благодати Божией единогласно свидетельствуют ту истину об Имени Божием, которую в наши дни повторил вслед за ними о. Иларион.

Вот истина о книге о. Илариона. Она свою важную роль уже сыграла: ей, волей Божией, суждено было обнаружить пред всем светом не замеченную доселе богословами догматическую истину о том, что Имя Божие есть Бог. Она уже выполнила эту задачу и теперь заняла скромное место в тех обителях, где её ещё, по приказанию власть имущих, не сожгли. Большинство же читающей братии взялись за чтение св. Отцов, с целью ещё более изучить этот вопрос на основании их писаний. И думается нам: если бы книгу о. Илариона совершенно уничтожить, то всё же почтенная память о ней надолго останется в истории Церкви, так как она, так сказать, вызвала к жизни вопрос об Имени Божием, который теперь не может быть совершенно изглажен из памяти людей посредством приказов и циркуляров, если будет решено, но не согласно с писаниями св. Отцов, а лишь по сомнительным соображениям самонадеянного и близорукого разума человеческого.

Чтобы не быть голословными, приведём некоторые места из св. Отцов в доказательство истины, что Имя Божие есть Бог.

1) Блаженный Феофилакт Болгарский говорит: «Если бы Имя Отец было не Бог, и Имя Сына не Бог, и Имя Святого Духа – не Бог, то следовало бы крестить во Имя Бога Иисуса Христа или только в Сына; но он, Пётр, говорит: «во Имя Иисуса Христа», зная, что Имя Иисус есть Бог, равно как Имя Отца и Св. Духа»⁶³⁴.

2) «Якоже бо не можно воссияти солнцу без света, – сице не мощно очиститися сердцу от скверных губительных помыслов, кроме молитвы Иисусова Имене. Аще ли же истинно сие, якоже зрю, да соединим Имя Иисусово своему дыханию. Ово бо есть Свет, те же тма: и ово есть Бог и Владыка, те же раби бесом^{635 636}.

3) "И что множайше глаголати: молитва есть Бог, действуяй вся во всех»⁶³⁷.

А что же такое молитва (Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий...), как не перечень Имён Божиих?

4) Св. Симеон Новый Богослов в конце 62-го слова полагает такое учение об Именах Божиих и именах человеческих: «Мы называем, – учит он, – Бога такими Именами, какими и людей называем, например: отцами, сынами (Иисусами, христами, спасителями, царями) и проч.; но о нас так говорится, как о людях (всё это и подобное суть человеческие имена), а о Нём, как о Боге. И когда сими словами называют людей, то эти человеческие слова (имена) – текучи и пусты (просты и безжизненны); когда же ими именуется Бог (Отец, Сын, Иисус Христос, Спаситель, Царь и проч.), тогда и слова (имена) эти суть живые и действенные и Бог Истинный.

Слов «Бог Истинный» – почему то в русском переводе епископа Феофана – нет, но они есть в греческом подлиннике.

Здесь кстати будет сказать, что перевод святоотеческих творений епископа Феофана, по свидетельству многих знатоков сих писаний, часто страдает неточностью и допускает крупные ошибки и даже догматические искажения, как это видно из данного примера, в чём мы не один уже раз имели возможность убедиться на деле.

5) Приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский говорит: «Имя Божие есть Сам Бог»⁶³⁸. «Имя Господа есть Сам Господь-Дух везде сый и вся исполняяй»⁶³⁹. «В Имени Иисус Христос весь Христос – душа и тело Его, соединённые с Божеством»⁶⁴⁰.

О том, что Имя «Иисус» относится равно к Божеству и человечеству Господа Иисуса Христа, видно из четвёртого анафематствования 3-го Ефесского Вселенского Собора, которое так читается: «Кто выражения, находящиеся в писаниях Евангельских и апостольских, сказанные о Христе либо священными писателями, либо Им Самим о Себе, различает так, что одни из них приписывает человеку, отдельно от Слова Божия разумеваемому, а другие, как Богоприличные одному только Слову, Сущему от Бога Отца, тот да будет анафема»⁶⁴¹. Под эту анафему подпали все имяборцы, утверждающие, будто Имя Иисус относится к человеческому естеству Иисуса Христа, а Христос – к Божескому, и суесловящие, будто Иисус – не Бог, а только Христос Бог.

Если существует такое ясное и определённое учение св. Отцов Церкви о сем предмете, то естественно возникает вопрос: что же было причиной непринятия всеми сего учения, а наоборот, – почему была дана полная свобода страстям, газетной клевете, насилию, запрещениям и прочим гонениям на исповедников сей истины?

На это мы ответим так: для всех, ищущих истины в сем вопросе, совершенно ясно, что не книга о. Илариона, затронувшая вопрос об Имени Божием, вызвала на Афоне и в России такую бурю страстей, а «Рецензия» на неё инока Хрисанфа в «Русском Иноке» и помещённый там же «Ответ» архиепископа Антония Волынского, в которых, главным образом, проводится мысль, что Имя Божие не есть Бог.

Вот здесь истинная причина наших волнений!..

Но всё это не устрашило исповедников, а наоборот: опровергаемое приведёнными нами местами из творений св. Отцов мнение имяборцев до глубины души возмутило всех поборников чистой истины, и многие из них, не взирая на высокий сан, влияние и учёную степень архиепископа Антония, решили всеми зависящими от них мерами, включительно до предания себя на смерть, противодействовать отступлению Церкви от точного, согласного со Св. Писанием и Преданием учения о сем предмете.

Итак, мы имеем, прежде всего, перед собой учение двух лиц: арх. Антония, голословно утверждающего, будто Имя Божие не есть Бог, и приснопамятного о. Иоанна Кронштадтского.

О. Иоанн многократно говорил, что Имя Божие есть Бог. Эта многократность свидетельствует о том, что сия мысль не случайна и не по рассеянности записана им в его дневниках и других произведениях, а наоборот: является основной темой многих его рассуждений, – значит, всесторонне им исследована и признана за мысль действительно благодатную, что вполне было доступно ему, как человеку, безотлучно проводившему жизнь свою во Христе.

Воистину странное дело: перед нами лежит книга «Моя жизнь во Христе», изд. 2-е, 1893 г., в которой мы нашли во множестве повторение сей мысли в разных вариациях. Значит, более двадцати лет мысль эту читали и ею назидались многие тысячи христиан всех стран, и никто не нашёл её еретической, пока не принял на себя этой печальной чести архиепископ Антоний.

В виду этого мы смиреннейше просим Вас, Владыко святый, как члена Святейшего Синода и как причастного к нашему сему делу, объявить чрез «Церковные Ведомости» мнение Св. Синода по следующим нашим вопросам:

1) Почему Св. Синод в течение более 20-ти лет считал мысль приснопамятного о. Иоанна Кронштадтского, что Имя Божие есть Бог, – правильной и не опровергал её, а теперь считает ошибочной и еретической?

2) Если Св. Синод разрешает печатание писаний о. Иоанна, содержащих сие учение об Имени Божием, то почему он запрещает печатать из-за этой же мысли книгу о. Илариона и сочинения о. Антония Булатовича?

3) Если, как пишет «Колокол» и др. газеты, о. Илариона и о. Антония Св. Синод признал еретиками, то почему вместе с ними не признал еретиком и о. Иоанна Кронштадтского; ведь на его точном писании они утверждали своё учение и буквально его слова повторяли – не больше!..

4) Если о. Иоанн Кронштадтский допустил подобную, признанную Св. Синодом еретической, мысль об Имени Божием, то почему благодать Божия не оставила его, и он при жизни и по смерти своей творил и творит чудеса?

5) Так как эта же мысль находится у блаженного Феофилакта Болгарского, св. Иоанна Златоуста, пр. Симеона Нового Богослова, пр. Исихия Иерусалимского и у многих других святых, то как согласить еретические мнения (по учению имяборцев) сих святых с признанной всей Церковью святостью их?

Ещё раз, как чада Православной Церкви, желающие незаблудно шествовать по пути спасения, просим Вас, Владыко святый, выяснить наше недоумение, – в чьих устах Божественная об Имени Божием истина; в устах ли исполненного благодати и истины, и весьма многих высочайших даров Св. Духа – о. Иоанна, а с ним и других, указанных нами, святых Отцов и учителей Церкви, – или в бездоказательных мудрованиях сих о. Иоанна противников, за которыми нас принуждают следовать? Кому из них нам следует больше верить и за кем идти? И если нас арх. Антоний клеймит названием «еретиков», то разве не с о. Иоанном мы останемся на противоположной архиепископу Антонию стороне? И дай Бог нам и всем оказаться вместе с о. Иоанном – это единственная цель нашей жизни.

Вот, Владыко святый, наше понимание учения об Имени Божием, которое несколько подробнее изложено в приложенном здесь Исповедании. Ни в какие более глубокие исследования сего вопроса мы не входили и не входим, так как не имеем на это ни права, ни нужды. И пока нам не будут представлены истинные святоотеческие опровержения его учения – прямые и непосредственные, а не какие-нибудь двусмысленные кривотолки мудрования человеческого измышления – до тех пор мы никого не послушаем, так как знаем, что догматические истины не подчинены законам человеческого мышления, потому что в них излагается учение о Боге и об искуплении человека, «идеже побеждаются естества уставы». Кроме того, до сих пор никто нигде у св. Отцов не нашёл такого выражения: «Имя Божие не есть Бог», а примеров выражения: «Имя Божие есть Бог» – мы указали Вам достаточно; равным образом, никто из наших противников до сих пор сколько-нибудь толково и честно не опроверг этой истины. К тому же и анафема заставляет нас быть осторожными. Вот она: «Неправо изъясняющим Богомудрые изречения св. учителей Церкви Божией и покушающимся перетолковывать и извращать смысл учения, ясно и определённо благодатию Св. Духа изложенного, – анафема!» А куда же ещё яснее приведённых святоотеческих слов!

Уместно, кажется, будет припомнить известный случай из жизни св. Симеона Богоприимца, когда он, в числе других толковников, переводил на греческий язык еврейскую Библию, то, встретив выражение у пророка Исаии: «Се Дева во чреве приимет и родит Сына»... счёл его ошибочным и взял нож, чтобы выскоблить слово «Дева» и написать «жена». В это время он увидел Ангела, подтвердившего слова Пророка, поверил ему, и впоследствии сподобился зреть исполнение сего непостижимого умом дела. Этот рассказ весьма подходит к настоящему случаю, но только пленённые своим разумом современные толковники Св. Писания и Предания слишком заматерели в поклонении этому разуму и не в состоянии теперь отрешиться от уз его законов и применяют их всюду, даже в догматике, равно как и в этом вопросе. Они, поэтому, совсем не заметили Ангела – о. Иоанна, от которого хладно отвернулись и отвергли его слова. Они взяли уже в руки нож, чтобы выскоблить подтверждённые им святоотеческие слова: «Имя Божие есть Бог», и вместо них поставили: «Имя Божие не есть Бог». Весьма печально.

Как видно, Владыко святый, книга о. Илариона оказалась не так уже виноватой в негодовании арх. Антония и в соблазне для немоществующих совестью. Нам думается, что не менее благоразумно было бы посоветовать всем не читать сотрудников «Русского Инока», взявших на себя неблагодарный труд опорочить о. Иоанна Кронштадтского и его почитателей за его святоотеческое учение об Имени Божием.

Когда мы писали сие письмо, то в «Московских Ведомостях» прочли письмо о. Антония Булатовича, в котором он излагает свои соображения по поводу грамоты покойного патриарха Иоакима. Поэтому мы, вопреки своему первоначальному предположению, не будем касаться сего здесь вопроса, но предлагаем желающим обратиться к № 57 сей газеты.

Теперь, с Божьей помощью, скажем наше слово, Владыко святый, и относительно некоторых других мыслей Вашего послания, так или иначе касающихся нас и нашего дела.

Вы ставите нам в особую вину то, что некоторые из наших ревнителей по славе Имени Божия, которых Вы считаете «увлёкшимися ревностью не по разуму», назвали архиепископа еретиком. Но мы знаем, что они допустили это без всякой злобы, на том лишь основании, что еретиком называется всякий, сознательно принимающий учение, противное догматам и духу Православной Церкви. И раз они убедились, что этот архиепископ противоречит учению св. Отцов и исполненному благодати и всякой правды о. Иоанну Кронштадтскому, то и не почли себя вправе молча переносить глумление над верой, дабы самим не понести Божией кары за смирение не по разуму. И притом как? – Сперва они написали архиепископу несколько посланий, смиреннейше прося его убедиться, что в рецензии инока Хрисанфа допущено много ошибок и извращений истины, почему и необходимо было для восстановления истины в том же «Русском Иноке» напечатать возражение или внести необходимые поправки и разъяснения к Рецензии. Но архиепископ лично взялся защищать Рецензию и поместил там же свой «Ответ» на эти послания, в котором совершенно бездоказательно, а лишь единственно с целью опорочить нас, назвал нас хлыстами, надеясь этим ударом совершенно покончить с нами...

Вам, Владыко святый, должно быть известно, что о. Антоний давно уже обратился с этим вопросом к суду Церкви, т. е. в Св. Синод, и известна также дальнейшая судьба его прошения; значит, то, в чём Вы нас упрекаете, – нами выполнено более, чем на три месяца ранее написания Вашего послания.

Как видите, о. Антоний обратился в Св. Синод за судом, несмотря на то, что там присутствующим членом состоит этот архиепископ и что его могущественное влияние на дела Церкви и на других членов Св. Синода всем известны. В этом и выразилась наша глубокая вера в истину святоотеческого учения об Имени Божием и в нелицеприятном отношении к сему святому делу Святейшего Синода.

Из нижеизложенного легко понять, что мы не рассчитывали воспользоваться для своего оправдания образцом, который Вы предупредительно закрываете для нас, не разрешая нам указывать на него, – это «пример древних великих Отцов-подвижников, исходивших из пустынь своих для защиты веры православной от еретиков». Мы без этого предупреждения знали, что подобное указание с нашей стороны было бы гласом вопиющего в пустыне: если о. Иоанна Кронштадтского, воистину «великого духоносного мужа, благодатью Божьею руководимого», не считают достаточно авторитетным в сем вопросе, не считают его мощным «стать с великими Отцами Церкви рядом» на защиту чести Имени Божия, вкривь и вкось толкуют его слова, извращая их по своему изволению, то кого после этого они признают достойным этой действительно высокой чести??.

Нас же да сохранит Господь от дерзости помыслить о себе что-нибудь достойное, так как мы действительно далеки от делания великих святых. Но, Владыко святый, где же наши Василии Великие, Григории Богословы, Иоанны Златоусты и прочие великие поборники Православия, постановленные на страже чистоты веры и души свои полагать за овцы своя? Почему до сих пор они молчали и словом не обмолвились, видя, как волки расхищают их стадо?

Чем назвать такое равнодушие к славе Имени Божия? Не это ли их равнодушие воодушевило архиепископа, отложившего оружие мира и любви, – слово Божие – для выяснения истины, и допустившего над нами насилие, приличное только гражданскому администратору во время мятежа или военному начальнику во время войны? Вот выдержки из его письма к одному доверенному его иноку. Называя нас «шайкой сумасшедших» и «хлыстами», он весьма желает, чтобы «с П. Б. Мансуровым привести три роты солдат и заковать нахалов». И дальше: ... «конечно, Булатовичей всех прогонять и лишать монашества!» Читающему эти строчки никогда в голову не придёт, что принадлежат они архиепископу, члену Св. Синода и проч.

Верно, Владыко святый, что не нам, современным монахам, «дерзать самолично стать с великими святыми для защиты почитания Имени Божия». Но скажите: это ли Иоанны Златоусты и другие вселенские учители и пастыри, умирающие за овцы своя? Единственно скажем: судите сами, и не больше!.. Чудное дело: язычники установили закон: audiatur et altera pars, – т. e. пусть будет выслушана (судом) и другая (тяжущаяся) сторона, а православный Епископ лишил нас сего права – и сам не желал когда бы то ни было выслушивать нас, и другим не позволял сделать это. Судите теперь: в ком, скажем Вашими словами, «проявляется в сем случае дух самомнения, если не сказать – гордыни»; неужели только в нас, «неразумных ревнителях якобы чистоты учения веры», и нисколько у сего «пастыря и учителя Церкви»?..

Вот к кому на суд мы можем попасть... И чего нам ожидать от подобного суда?.. Впрочем, всё в руках Божиих!..

–  Да, военная история много представляет примеров, когда в ночной темноте защитники своей родины, вместо неприятеля, по роковой ошибке, вернее, из-за плохой разведки, расстреливали друг друга, пока утренняя заря не обнаруживала страшной катастрофы. То же самое ныне происходит и у нас: Св. Синод осуждает на изгнание и попускает совершиться полному произволу над лицами, для которых единственная цель в жизни – сохранить Православную Веру в неприкосновенной чистоте апостольского и святоотеческого учения, в полном подчинении и в спасительной ограде Святой нашей Церкви, вне которой нет спасения; в жертву чему они приносят свою жизнь, знания, средства и всё, что имеют. Даст Бог, пройдёт ночь пристрастного недоумения, воссияет Солнце Божественной Истины, и все поймут, что не туда посылались убийственные стрелы, где находился истинный противник Православной Церкви, и что православные расстреливали своих собственных по Бозе ревностных чад... Или, быть может, уже пришло время, предрекаемое святыми, о котором приснопамятный святитель Игнатий сказал, что тогда «будут действовать против рабов Божиих и насилием власти, и клеветою, и злохитрыми кознями, разнообразными обольщениями и гонениями лютыми»⁶⁴². А ведь действительно всё сие пришло на нас за единое точию исповедание Имени Господа!..

В своём послании высказываете Вы опасение, «что если противники Патриаршей грамоты возьмут верх, то греки отнимут у русских монастыри, обвинив их в ереси» и проч. На это мы скажем следующее.

По вопросу удаления греками со Св. горы иноков всех других народностей здесь ходит много всевозможных слухов. Но самый достоверный из них тот, что греки решили, прежде всего, избавиться от русской нации, как политически весьма могущественной и численно на Афоне их превосходящей. Настоящий момент считается весьма подходящим для этого уже потому, что русские представляют из себя два враждующих друг против друга лагеря. В душе греки, подобно как и мы, придерживаются святоотеческого учения, что Имя Божие есть Бог; но они открыто не высказывают этого, но ожидают, чтобы именно русские объявили нас еретиками, тогда они, не оскорбляя самолюбия русского народа, изгонят отсюда нас, как объявленных еретиками. После этого, говорят они, им легко уже будет удалить отсюда имяборцев, как действительных еретиков. Вот слова многих серьёзных греков. Об этом не мешает подумать!

В Вашем послании мы нашли некоторую непоследовательность, состоящую в том, что Вы усматриваете в нас «самочинное мудрование противников Патриаршего послания». – Вполне очевидно, что этими словами Вы признаёте полную необходимость принять без всякого размышления сию грамоту, как содержащую истинное учение уже по тому одному, что дана она Патриархом. А дальше пишете: «не предрешая по существу вопроса, требующего великой осмотрительности, мудрого обсуждения всего священноначалия Церкви, я полагал бы со своей стороны, что противникам Патриаршей грамоты подобает смириться, подчиниться ей, а если не могут примириться с сим, то просить нового Патриарха пересмотреть»... Значит, Вы вполне соглашаетесь, что этот вопрос требует обсуждения его всей Церковью, – почему же Вы допускаете в отношении нас подобные выражения? Не появится ли у читающего сии слова недоумения: то вопрос сей требует обсуждения всей Церкви, как до сих пор не выясненный; то подобает подчиниться грамоте, в которой он представляется окончательно разрешённым? Как же быть теперь, чтобы поступить по словам сего послания и не погрешить? Можно ли принять учение Патриарха, если вопрос сей ещё требует «мудрого обсуждения всей Церкви»? А также: можно ли такому сомнительному и неопределённому учению подчиниться? Почему же мы «преслушники» и с «самочинным мудрованием», если все представители высшей церковной власти ещё сами не знают твёрдо, где истина в этом вопросе, так как сознаются, что с этим вопросом не знакомы! Наконец, – святоотеческое ли это правило подчиняться всякому безразлично постановлению Патриарха и Св. Синода? – Разве в слепом подчинении заключается истинное послушание? Так ли поступили святые Максим, Стефан и множество других исповедников? – Вот вопросы, возникающие у нас при чтении Вашего послания, но на которые мы не нашли в нём ответа.

Непонятно нам также, – почему Вы смотрите на возникший об Имени Божием вопрос, как на некое недоразумение из-за различного понимания выражений в книге о. Илариона, и говорите, что это ещё не ересь! Разве не догматический вопрос первой важности затронут здесь и после извращён имяборцами? – Быть может, не всем – но пастырям Церкви сие надлежит ведать прежде всего, и закрывать перед ним глаза – преступно.

Ваши слова, что сей вопрос «требует великой осмотрительности и мудрого обсуждения всего священноначалия Церкви», – мы вполне принимаем и находим, что они совершенно выражают назревшую нужду в таком Соборе. Что же касается Вашего предложения нам: «просить нового Патриарха пересмотреть» этот вопрос, то этим, думаем мы, нисколько дело не исправится, как показал уже опыт, потому что если не та, то другая сторона останется недовольной; тем более – утверждение догматических вопросов, к каковым и сей принадлежит, есть долг вселенской Церкви, которой поневоле подчинятся даже те, кто до Собора не придерживался святоотеческого по сему поводу учения.

До сих пор, Владыко святый, по непонятным причинам, никто не решался сделать какой-нибудь упрёк имеборцам; Вы почти первый из епископов указали на их кощунственный поступок – «попрание ногами записочки со Святейшим Именем Господа Иисуса Христа». Но это один из весьма многих других кощунственных и богохульных их поступков...

В последнее время прибыло к нам из России несколько лиц, весьма причастных к духовной жизни, делу миссионерства и даже к высшим духовным сферам. Из взаимообщения выяснилось, что они везде много слышали о нас и наших беспорядках, но, оказалось, – совершенно не знали того, что всё это произошло единственно из-за почитания Имени Божия. Это вполне доказательно подтвердило нашу мысль, что нигде в России не знают истины обо всём происходящем на Афоне, так как пользуются крайне ложными и извращёнными об этом сведениями лживых имяборцев, чем и питают всю Россию. – Нечего и говорить, что вышеупомянутые лица, уразумев догматическую истину об Имени Божием, основанную на святоотеческих писаниях, тут же делались исповедниками, на деле признавая пред всеми своё до сих пор незнакомство с истиной.

На этом, Владыко святый, и закончим мы свой ответ на Ваше послание.

Простите, если волей или неволей допустили написать в своём ответе такое, что покажется Вам резким или без соблюдения должного благоговения и почтения пред лицом Божия святителя. Не взыщите строго с нас за это, так как мы – люди простые и неучёные. Здесь в своём ответе мы изложили разные события, отношения, учение и все прочее, касающееся нашей духовной борьбы, так, как сами его знаем, видим и понимаем, без какого бы то ни было преувеличения или иного искажения истины. Если же в чём, кроме святоотеческих писаний, по недомыслию погрешили, то простите нас Господа ради и Его Пречистыя Матери, молим Вас!

Земно кланяемся Вам и усерднейше просим Вашего Святительского благословения и Архипастырских молитв Вашего Преосвященства смиреннейшие послушники.

Афонские иноки-исповедники. 1913 г. 9 апреля. Аминь.

2 апреля, 1913 г.

1) Исповедую, что Бог неотъемлемо присутствует в Своём Имени Иисус.

2) Исповедую, что Имя Иисус есть Бог, т. е. Имя от Бога не отделяю и считаю, что то и другое нераздельно.

3) Исповедую, что Имя Иисус есть Богоипостасное и относится равно и к человечеству, и к Божеству Его.

4) Исповедую, что Имя Иисус, вследствие присутствия в нём Божества, всесильно творить чудеса и знамения и спасает призывающих и надеющихся на Него; и что чудо исцеления хромого ап. Петром, вопреки беззаконному учению инока Хрисанфа и подобных ему⁶⁴⁴, соделалось Божественною силою Имени Господня, как он и сам (ап. Пётр) исповедал сие (Деян. 3:16)

5) Исповедую, что имя Иисус нисколько не меньше и не больше других Имён Божиих, как-то: Господь, Саваоф и других Имён, коими Бог именовался во вся веки от начала бытия мира, а равночестно всем им.

6) Отрицаюсь я тех, кои Имя Иисус не считают Богом и считают меньшим прочих Имён Божиих, и что Оно аки бы не предвечно, но лишь не столь давно наречено Ангелом.

22 апреля, 1913 г.

Исповедую, что Бог неотъемлемо присутствует в Своём Имени «Иисус»

1) «Великое Имя Божие заключает в себе Божественные Его свойства, никакой твари не сообщаемые, но Ему Одному собственные, как-то: единосущие, присносущие, всемогущество, благость, премудрость, вездесущие, всеведение, правду, святость, истину, духовное существо и проч. Сии собственные свойства открывает нам Дух Святый в Слове Своём»⁶⁴⁶.

2) Приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский пишет: «Господь, при бесконечности Своей, есть такое простое существо, что Он весь бывает в одном Имени «Господь», в Имени «Троица», или в Имени «Иисус Христос»⁶⁴⁷. И ещё: «Во Имени Иисус Христос весь Христос – душа и тело Его, соединённое с Божеством»⁶⁴⁸.

3) ам же. «Он (Бог) весь и во всём сущем, всё проходит, всё наполняет Собою. Например, вы читаете молитву, и Он весь в каждом слове, как святой огнь проникая каждое слово... Особенно Он весь в принадлежащих Ему Именах⁶⁴⁹.

4) Там же. «Слово потому надо ещё уважать крепко, что и во едином слове бывает Вездесущий, Всеисполняющий, Единый и Нераздельный Господь».

5) Слово Паисия Величковского: «Пресладкое Имя Иисусово, с памятью Бога ту суща (т. е. сущего в Имени Иисусовом), всё исполнение живущаго в Иисусе (т. е. в Имени Иисус), подвижет ум в молитву»⁶⁵⁰.

6) Святитель Игнатий Брянчанинов говорит: «Имя Господа нашего Иисуса Христа содержит в себе особенную силу⁶⁵¹.

7) О. Иоанн Кронштадтский: «Когда ты про себя или в сердце говоришь или произносишь Имя Божие, Господь, или Пресвятая Троица, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом Имени ты имеешь всё существо Господа»⁶⁵².

Исповедую, что Имя Иисус есть Сам Бог, т. е. Имя от Бога не отделяю и считаю, что то и другое нераздельно

1) В православном катехизисе⁶⁵³ сказано:

«Преславными и различными Именами нарещися может Бог, их же никто же от Него отлучити не может»⁶⁵⁴.

2) «Почему вы, обещавшиеся прежде исповедовать единосущие, в страдание вовлекаете нераздельное Имя, самое неделимое естество, самое неизреченное Божество»...⁶⁵⁵

3) Св. Иоанн Дамаскин говорит: «О каждой Ипостаси Имя Бог глаголется, вопреки же Имени Божества о Ипостаси реши не можем»⁶⁵⁶.

4) Блаженный Феофилакт Болгарский говорит: «Если бы Имя Отца было не Бог, и Имя Сына – не Бог, и Имя Св. Духа – не Бог, то следовало бы сказать: «во Имя Бога Иисуса Христа», или даже просто только в «Сына». Но он (Пётр) говорит: «во Имя Иисуса Христа», зная, что Имя Иисуса есть Бог, равно как Имя Отца и Имя Св. Духа»⁶⁵⁷.

5) Св. Иоанн Златоуст говорит: «Пророк присовокупил: «Благословите Имя Его», – будешь ли разуметь Отца или Сына, или Святаго Духа, потому что Имя Троице Бог⁶⁵⁸.

6) Св. Исихий Иерусалимский говорит: «Да соединим Имя Иисусово своему дыханию. Ово бо есть Свет, те же (т. е. помыслы) тма: и ово (т. е. Имя Иисусово) есть Бог и Владыка, те же (помыслы) раби бесом»⁶⁵⁹.

7) Св. Григорий Синаит пишет: «И что множайше глаголати: молитва есть Бог, действуяй вся во всех»⁶⁶⁰. А что же такое молитва, как не перечень Имён Божиих (Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий...)?

8) О. Иоанн Кроншт. говорит: «Имя Божие есть Сам Бог»⁶⁶¹. «Имя Господа есть Сам Господь, – Дух вездесущий и препростый. Великие Имена: Пресвятая Троица, или Отец, Сын и Св. Дух, воображаемые в душе, – суть Сам Бог и низводят в душу Самого Бога в трёх Лицах»⁶⁶².

9) Св. Симеон Нов. Богосл. в конце 62-го слова (вновь переведено) говорит: «Слово Божие есть живо и непреодолимо и действенно, Бог истинный. Равным образом и истина Божия паче ума и слова человеческого, – Бог бессмертный, неизменный, непреложный и живый»⁶⁶³.

10) Св. Макарий Египетский говорит: «Слово Божие есть Бог, а слово мира есть мир. Но большое различие и расстояние между словом Божиим и словом мира, между чадами Божиими и чадами мира»⁶⁶⁴.

11) Святитель Игнатий Брянчанинов: «Положить другое основание для моления Именем Иисуса, кроме положенного, – невозможно, – оно и есть Сам Господь наш Иисус Христос, Богочеловек»... «Вся сила и всё действие молитвы Иисусовой истекает из поклоняемого и всемогущего Имени Иисус, Имени, единого под небесем, о нем же подобает спастися нам⁶⁶⁵.

12) О. Иоанн Кронштадтский: «Великие Имена: Пресвятая Троица, или Отец, Сын и Св. Дух, или Отец, Слово и Св. Дух, воображаемые в душе, – суть Сам Бог и низводят в душу Самого Бога в трёх Лицах»⁶⁶⁶.

Вселенский Патриарх и имяборческие клеветники упорно, несмотря на наши протесты, приписывают нам, будто мы считаем Имя Божие существом Божиим. На это мы ещё раз заявляем, что это – неправда. Но мы считаем, что Имя Божие, как энергия, или действие Божества, на основании анафемы на Варлаама и слов св. Симеона Н. Б.⁶⁶⁷, есть Бог.

Исповедую, что Имя Иисус есть Богоипостасное и относится равно и к человечеству, и к Божеству Его

1) Св. Иоанн Златоуст говорит: «Когда ты называешь Его (Иисуса) Христом, то выражаешь вместе и то, и другое в Нем: поэтому Христос может быть называем и страстным, и бесстрастным: страстным по плоти и бесстрастным по Божеству. То же самое, что о Христе, может быть сказано о Сыне, об Иисусе, о Господе, так как все эти Имена суть общие и выражают собою оба естества, совмещение которых под ними и вводит еретиков в заблуждение, как скоро они Имя Христос принимают вместо общего за собственное. Однако эти только общие Имена и до́лжно употреблять, когда исповедуешь таинство домостроительства»⁶⁶⁸.

2) Св. Григорий Нисский: «Все Имена Божии, которыми мы именуем Ею, равно именуют неименуемую сущность Его; потому, когда скажем одно которое-либо Имя Божие, этим самым безмолвно произносится весь список Имён Божиих»⁶⁶⁹.

3) Те же, кои каждое естество Господа именуют отдельным именем, т. е. Иисусом – человеческое, а Христом – Божеское, – подпали под 4-ю анафему 3-го Вселенского Ефесского Собора, которая гласит: «Кто выражения, находящиеся в писаниях Евангельских и апостольских, сказанные о Христе, либо священными писателями, либо Им Самим о Себе, различает так, что одни из них приписывает человеку, отдельно от Слова Божия разумеваемому, а другие, как Богоприличные, одному только Слову, Сущему от Бога Отца: тот да будет анафема!⁶⁷⁰.

4) Св. Василий Великий говорит к неокесарианским учёным: «Сие давно уже заглушённое заблуждение возобновляют ныне изобретатели этой безымённой ереси, отметающие ипостаси и отрицающие Именование Сына Божия, о которых, если они не перестанут говорить на Бога неправду, надобно плакать, как и об отрекающихся от Христа»⁶⁷¹.

Имяборцы утверждают, что имя Христос относится к Божескому, а Иисус – к человеческому естеству Господа, – почему, для обозначения Божества Его, всегда нужно говорить «Иисус Христос», а отдельное провозглашение Его Имени «Иисус», как относящегося будто бы только к человечеству, является совершенно недостаточным. Такое несмысленное объяснение опровергается вышеизложенным учением Св. Иоанна Златоуста и прочих святых, а равно и Симеона Нового Богослова, который говорит, что когда речь идёт о людях, то имена, приложенные к ним, суть просты и безжизненны, а когда ими называем Бога, то и Имена Его суть Бог⁶⁷².

Исповедую, что Имя Иисус, вследствие присутствия в нём Божества, всесильно творить чудеса и знамения и спасает призывающих и надеющихся на Него, и что чудо исцеления хромого ап. Петром, вопреки беззаконному учению инока Хрисанфа и подобных ему673, соделалось Божественною силою Имени Господня, как он и сам. Апостол Пётр, исповедал сие (Деян. 3:16).

1) О том, что Имя Божие спасает призывающих Его, сказано: «И будет: всякий, кто призовёт Имя Господне, спасётся» (Деян. 2:21).

2) Что Имя Божие всемогуще и непостижимо уму человеческому, блаж. Феофилакт Болгарский говорит: (Дабы все язы́цы) «веровали, слыша о Имени Христа, а не о Существе Его; ибо чудеса творило Имя Христово, и Оно Само требует веры, потому что и Его нельзя постигнуть разумом»⁶⁷⁴.

3) Блаж. Феодорит: «Свято и страшно Имя Его. – Для верующих оно свято, превожделенно, и источает обилие благ, а неверующих и живущих беззаконно мучит и наказует»⁶⁷⁵.

4) Что Имя Господа есть живое и действенное, а значит – и Сам Бог, Пророк Исаия говорит: «Вот Имя Господа идёт издали, горит гнев Его, и пламя Его сильно, уста Его исполнены негодования, и язык Его, как огнь поядающий, дыхание Его, как разлившийся поток, который поднимается даже до шеи, чтобы развеять народы до истощания; и будет в челюстях народов узда, направляющая к заблуждению» (Ис. 30:27, 28). А Евангелист Иоанн поучает об Имени Божием: «И сия есть заповедь Его, да веруем во Имя Сына Его» (1Ин. 3:23). «Елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во Имя Его» (Ин. 1:12). «Не веруяй, уже осужден есть, яко не верова во Имя Единородного Сына Божия» (Ин. 3:18; 14:13; 16:23–24; Мал. 1:11, 14; Пс.: 71:14, 17; 85:9; и др.; Ис. 24:15; 42:4; 49:1; 64:2 и др.; Дан. 9:18–19 и др.).

5) Св. Иоанн Карпафский: «Когда же мы призываем Имя Господа нашего Иисуса Христа, то совесть наша тотчас очищается, и нет никакой разницы между нами и пророками и другими святыми»⁶⁷⁶.

6) Ап. Пётр говорит народу: «Разумно буди всем вам и всем людем Израилевым, яко во Имя Иисуса Христа Назорея, егоже вы распясте, егоже Бог воскреси от мертвых, о сем сей стоит пред вами здрав (т. е. чудо сотворено Именем Господа «Иисус». Ибо это есть Имя Божие, которое по своему всемогуществу непостижимо для нас, и творит чудеса, а не сама по себе вера Апостола, как зломудрствуют имяборцы). Сей есть камень укореный от вас зиждущих, бывый во главу угла: и несть ни о едином же инем спасения. Несть бо иного имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам» (Деян. 4:10–12).

7) В великопостной молитве читаем: «Иисусе, спасительное Имя, помилуй мя!»⁶⁷⁷.

8) Авва Исаия: «Имя Его честное, творящее милость, бывшее для святых образом во всём, сильно заступиться в немощь нашу, и, по нищете нашей, простить нам грехи наши, чтобы и мы обрели милость со всеми достойными. Аминь»⁶⁷⁸.

Для доказательства изложенного в сем пункте исповедания можно привести бесчисленное множество свидетельств из Св. Писания, житий святых и проч.; в виду же полной очевидности сего, мы ограничимся пока приведёнными.

Исповедую, что Имя Иисус нисколько не меньше и не больше других Имён Божиих, как-то: Господь, Саваоф, и других Имён, коими Бог именовался во вся веки от начала бытия мира, а равночестно всем им

1) Св. Василий Великий: «Все боголепные понятия и именования равночестны между собою... Из Божественных Писаний можно собрать и представить много таких доказательств, что Имя Бог ничем не выше прочих боголепных наименований, когда, как выше сказано, находим, что оно одинаково употребляется о предметах различных. Но знаем из Писания, что имена: святый, нетленный, правый, благий нигде не даются предметам недостойным»⁶⁷⁹.

2) Св. Кирилл Иерусалимский: «Чтобы множество наименований не заставили тебя подумать, будто бы сынов много, и по причине заблуждения еретиков, утверждающих, что иной есть Христос, иной Иисус, иной – дверь, и так далее. Символ веры предостерегает тебя, прекрасно говоря: «во единаго Господа Иисуса Христа». Ибо хотя именований много, но Именуемый один»⁶⁸⁰. Св. Иоанн Златоуст: «Имя Бог не больше Имени Господь, и Имя Господь не меньше Имени Бог»...⁶⁸¹. Отсюда видно, что все Имена Божии равночестны и равновелики.

3) Св. Димитрий Ростовский в слове на Обрезание Господне говорит: «В начале то новое Преблагословенное Имя «Иисус», яко Имя царское, да напишется в книгах царских. Царское Имя «Иисус», ибо и на небе, и на земле царствующее: на небе соцарствует Отцу, на земле приемлет от царей дары с титлою царскою»...

4) Блаж. Феодорит: «Не утверждаем, что, как баснословит Валентин, иный есть Единородный, иный – Слово, Иный – Христос, и ещё иный – Иисус⁶⁸². «Един и тот же, как научены мы, есть и Господь, и Единородный, и Бог Слово, и Спаситель, и Иисус»⁶⁸³.

6) Св. Афанасий Великий: «Если Слово Божие называет Себя Премудростью, Силою, Десницею, Мышцею и другими таковыми же Именами, и если по человеколюбию входит в единение с нами, облекаясь в наш начаток и с ним срастворяясь, то следует, что одно и то же Слово по справедливости прияло на Себя и прочие именования... Посему, под Именем Христа разумеем и то и другое вместе, т. е. Божие Слово, соединённое в Марии с Тем, Кто от Марии»⁶⁸⁴.

Отрицаюсь я тех, кои Имя Иисус не считают Богом и считают меньшим прочих Имён Божиих, и что оно аки бы не предвечно, но лишь не столь давно наречено Ангелом

1) Анафема против еретика Варлаама, считавшего озаряющий подвижников Свет и другие благодатные состояния – тварным (творением, а не Богом): «Тем, которые мудрствуют и говорят, что Имя Бог выражает только Существо Божественное и не исповедуют по богодухновенному церковному мудрованию святых, что Именем Бог обозначаются равным образом и Божественные действия, – анафема!» А о Божественных действиях учит св. Василий Вел.: «Всякое благо, нисходящее к нам от Божией Силы, называем действием всё во всех производящей Благодати, как говорит Апостол: вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо якоже хощет» (1Кор. 12:11).

2) Учение о том, что действие Божие есть Бог, с особенной полнотой и ясностью развил св. Симеон Новый Богослов в конце 62-го слова. Он, между прочим, говорит: «Бог есть Свет... и то, что от Бога, Свет есть... глас Его – Свет и проч., а также: Христос, Иисус, Спаситель... Свет». В греческой книге после слова «Христос» стоит запятая для отделения его от слова «Иисус», как равновеликого, и сделано примечание: «Здесь (под Светом) отец Симеон понимает действия, а не лице!» Значит, вполне ясно, что Имена Христос, Иисус и др., как действия Божии, – суть Свет, т. е. Бог.

3) Св. Кирилл Иерусалимский: «Един есть Господь Иисус Христос: Имя чудное, не прямо предвозглашённое пророками. Ибо Исаия пророк говорит: се Спаситель твой грядет, имеяй с Собой мзду (Ис. 62:11). Словом же: Спаситель переводится еврейское слово «Иисус». Ибо пророчественная благодать, провидя, что Иудеи будут убийцами Господа, прикрыла именование, чтобы, предузнав ясно, не приступили тотчас же к злоумышлению. Иисусом же не люди наименовали Его, но явственно наименовал Ангел, который пришёл не по своей власти, но послан Божией Силой»⁶⁸⁵.

4) Св. Димитрий Ростовский: «Сие Имя спасительное Иисус прежде всех век в Троическом Совете бе предуготовано, написано и даже доселе хранимо на наше избавление... безвестная и тайная Премудрость Божия во Имени том явлена... безвестна бе сила имени Иисусова, в Совете Предвечном, аки в сосуде, сокрываема. Поклоняемся усердно пресвятому Имени Твоему, о, Пресладкий и Всещедрый Иисусе!⁶⁸⁶.

5) Св. Иоанн Златоуст: «Когда Господь возвестит что-нибудь, то слушатели не должны перетолковывать слов Его и с любопытством исследовать, но обязаны только принять их. И Апостолы были посланы для того, чтобы передать то, что слышали, ничего не прибавляя от себя, чтобы и мы, наконец, уверовали. Чему же уверовали? – О Имени Его. Мы не должны исследовать сущности Его, но веровать во Имя Его, так как оно творило и чудеса»⁶⁸⁷.

6) Кто Св. Писание перетолковывает по своему, якобы богословскому, разуму и этим искажает прямой и дословный смысл, ясно и определённо благодатью Св. Духа изложенный, подпал следующей анафеме: «Неправо изъясняющим богомудрые изречения св. учителей Церкви Божией и покушающимся перетолковывать и извращать смысл учения, ясно и определённо благодатью Св. Духа изложенного, – анафема!»⁶⁸⁸.

Не лишним считаем указать анафему против тех, кто по ласкосердию, человекоугодию и другим страстям сообщается с еретиками: «Кто защищает кого-либо, приверженного к ереси, обвинителей христиан или проводящего в ней жизнь, тому анафема!»⁶⁸⁹.

Богу нашему слава, аминь!

Божиею милостию, Святейший Правительствующий Всероссийский Синод всечестным братиям, во иночестве подвизающимся.

Благодать вам и мир от Господа Иисуса Христа да умножится

Появившееся в последнее время и смутившее многих православных, монахов и мирян учение схимонаха Илариона о сладчайшем Имени Господнем Иисус было предметом тщательного рассмотрения в Святейшем Синоде. Для достижения возможного беспристрастия. Святейший Синод выслушал три доклада (при сем прилагаемые), составленные отдельно один от другого, и, по достаточном обсуждении, единогласно присоединился к окончательным выводам этих докладов, тем более что эти выводы вполне совпадают и с суждениями греческих богословов с острова Халки, и с решением Святейшего Вселенского Патриарха и его Синода. Не входя здесь в подробное изложение новоявленного учения и всех доказательств его неправославия (желающие могут прочитать эти подробности в прилагаемых докладах), Святейший Синод находит достаточным указать здесь лишь самое главное и существенное, с одной стороны, в учении о. Илариона, как оно изложено в книге: «На горах Кавказа», а с другой – в мудрованиях его афонских последователей, как эти мудрования выражены в «Апологии» иеросхимонаха Антония (Булатовича) и в разных воззваниях и листках, рассылаемых с Афона (некоторые от имени «Союза Архангела Михаила»).

Что касается, прежде всего, книги «На горах Кавказа», то она нашла себе довольно широкое распространение среди монашествующих и встречена была сочувственно; и не удивительно: она имеет своим предметом самое драгоценное сокровище подвижников «умного делания»; она утверждает необходимость этого делания, иногда пренебрегаемого современным монашеством; она даёт ясное выражение многому, что переживалось самими подвижниками на опыте, но в виде неясных предощущений и догадок. Беспристрастно судить о такой желанной книге, тем более осудить её, заметив её недостатки, было нелегко; всякого должна была связать боязнь, как бы, осуждая недостатки книги, не набросить какую-либо тень и на самые святые истины, в защиту которых она выступила. При всём том, с первого же своего издания книга эта многим опытным в духовной жизни показалась сомнительной. Святейшему Синоду известна, например, одна из знаменитых наших северных обителей, где чтение книги «На горах Кавказа» было запрещено старцами.

В чём же ошибка о. Илариона? В том, что, не довольствуясь описанием умного делания, его духовных плодов, его необходимости для спасения и проч., о. Иларион поддался искушению дать своё как бы философское объяснение, почему так спасительна молитва Иисусова, и, позабыв руководство Св. Церкви, заблудился в своих измышлениях, выдумал, как он сам говорит, «догмат», не встречавшийся раньше нигде, и приводящий не к возвеличению сладчайшего Имени Иисус и не к вящему утверждению умного делания (каково было, думаем, намерение о. Илариона), а совершенно наоборот.

В самом деле, спросим себя, что есть молитва Иисусова, по разуму Св. Православной Церкви? Она есть призывание Господа Иисуса Христа. Как Иерихонский слепец взывал: «Иисусе, сыне Давидов, помилуй мя», и не переставал взывать, несмотря ни на что, пока Господь не внял его мольбам («Господи, да прозрю» и проч.); так и подвижник умного делания с верою несомненною, со смирением и постоянным очищением сердца непрестанно взывает Господу Иисусу, чтобы Он пришёл и дал «вкусить и видеть, яко благ Господь». Из Св. Евангелия мы знаем, что Бог не оставляет «избранных Своих, вопиющих к Нему день и нощь» (Лк. 18:7), что Он даёт им Свою благодать, что Он (со Отцем и Духом) «приходит и обитель у таких людей творит» для Себя. А где благодать Святого Духа, там и плоды Духа, «где Бог, там и вся благая», как говорил один подвижник; там Царство Божие. Вот в чём источник и причина, и всё объяснение тех высоких, сладостных состояний, которые свойственны высшим степеням умного делания и которые захватывают не только душу, но выражаются и в телесной жизни человека: они – дар Источника всяких благ в ответ на наше прошение, и дар совершенно свободный, объясняемый только благостью Дающего, Который волен и дать и не дать, увеличить или уменьшить и совсем отнять Свои дары. Но это столь естественное, столь утешительное, так возбуждающее в нас любовь ко Благому Господу объяснение показалось о. Илариону и его последователям недостаточным, и они решили заменить его своим: молитва Иисусова, будто бы спасительна потому, что самое Имя Иисус спасительно, – в нём, как и в прочих именах Божиих, нераздельно присутствует Бог. Но, говоря так, они, должно быть, и не подозревают, к каким ужасным выводам неминуемо ведёт такое учение. Ведь, если оно право, тогда, стало быть, и несознательное повторение Имени Божия действенно (о. Булатович так и говорит на стр. 89 своей «Апологии»: «Хотя и не сознательно призовёшь Имя Господа Иисуса, всё-таки будешь иметь Его во Имени Своём и со всеми Его Божественными свойствами, как книгу со всем, что в ней написано, и хотя призовёшь Его как человека, но всё-таки будешь иметь во Имени «Иисус» и всего Бога»). Но это противоречит прямым словам Господа: «Не всякий глаголяй Ми: Господи, Господи» и проч. Если бы новое учение было право, тогда можно было бы творить чудеса Именем Христовым и не веруя во Христа, а Господь объяснял апостолам, что они не изгнали беса «за неверствие» их (Мф. 17:20). Непонятны, при объяснении о. Илариона и его последователей, события, подобные описанному в Деян. 19:14. Главное же, допускать (вместе с о. Булатовичем), что «самым звукам и буквам Имени Божия присуща благодать Божия»⁶⁹¹ или (что, в сущности, то же самое), что Бог нераздельно присущ Своему Имени, значит, в конце концов, ставить Бога в какую-то зависимость от человека, даже более: признавать прямо Его находящимся как бы в распоряжении человека. Стоит только человеку (хотя бы и без веры, хотя бы бессознательно) произнести Имя Божие, и Бог как бы вынужден быть Своею благодатью с этим человеком и творить свойственное Ему. Но это уже богохульство! Это есть магическое суеверие, которое давно осуждено Св. Церковью. Конечно, и о. Иларион, и все его единомышленники с ужасом отвернутся от такого хуления, но если они его не хотят, то должны усомниться в самом своём «догмате», который необходимо приводит к такому концу.

Не менее опасными выводами грозит новое учение и для самого подвижничества, для самого «умного делания». Если благодать Божия присуща уже самым звукам и буквам Божия Имени, если самое Имя, нами произносимое, или идея, нами держимая в уме, есть Бог, тогда на первое место в умном делании выдвигается уже не призывание Господа, не возношение к Нему нашего сердца и ума (зачем призывать Того, Кого я почти насильно держу уже в своём сердце или уме?), а скорее самое повторение слов молитвы, механическое вращение её в уме или на языке. Иной же неопытный подвижник совсем позабудет, что эта молитва есть обращение к Кому-то, и будет довольствоваться одной механикой повторения, и будет ждать от такого мёртвого повторения тех плодов, какие даёт только истинная молитва Иисусова; не получая же их, или впадёт в уныние, или начнёт их искусственно воспроизводить в себе и принимать это самодельное разгорячение за действие благодати, другими словами, впадёт в прелесть. Едва ли о. Иларион пожелает кому-либо такой участи...

Последователи о. Илариона, писавшие «Апологию» и воззвания с Афона, считают себя продолжателями св. Григория Паламы, а противников своих – варлаамитами. Но это – явное недоразумение: сходство между учением св. Григория и этим новым учением только внешнее и притом кажущееся. Именно св. Григорий учил прилагать название «Божество» не только к существу Божию, но и к его «энергии», или энергиям, т. е. Божественным свойствам: премудрости, благости, всеведению, всемогуществу и проч., которыми Бог открывает Себя вовне, и, таким образом, учил употреблять слово «Божество» несколько в более широком смысле, чем обыкновенно. В этом многоразличном употреблении слова и состоит всё сходство учения св. Григория с новым учением, по существу же между ними различие полное. Прежде всего, святитель нигде не называет энергий «Богом», а учит называть их «Божеством» (не Феос, а Феотис). Различие же между этими названиями легко видеть из такого примера. Говорится: «Христос на Фаворе явил Своё Божество», но никто не скажет: «Христос на Фаворе явил Своего Бога»: это была бы бессмыслица или хула. Слово «Бог» указывает на Личность, «Божество» же на свойство, качество, на природу. Таким образом, если и признать Имя Божие Его энергией, то и тогда можно назвать его только Божеством, а не Богом, тем более не «Богом Самим», как делают новые учители. Потом, святитель нигде не учит смешивать энергий Божиих с тем, что эти энергии производят в тварном мире, – действия с плодами этого действия. Например, апостолы видели на Фаворе славу Божию и слышали глас Божий. О них можно сказать, что они слышали и созерцали Божество. Сошедши с горы, апостолы запомнили бывшее с ними и потом рассказывали другим, передавали все слова, слышанные ими. Можно ли сказать, что они передавали другим Божество? Был ли их рассказ энергией Божией? Конечно, нет: он был только плодом Божией энергии, плодом её действия в тварном мире. Между тем новые учителя явно смешивают энергию Божию с её плодами, когда называют Божеством и даже Самим Богом и Имена Божии и всякое слово Божие, и даже церковные молитвословия, т. е. не только слово, сказанное Богом, но и все наши слова о Боге, «слова, коими мы именуем Бога», как пишется в возражениях на «Акт о исповедании веры» Пантелеймонова монастыря⁶⁹². Но ведь это уже обоготворение твари, пантеизм, считающий всё существующее за Бога. Справедливо на эту именно опасность указано в отзыве богословов Халкинской греческой школы. В этом смешении твари и Божества скорее можно усмотреть сходство не с св. Паламой, а именно с Варлаамом и его последователями, которых св. отец обличал, между прочим, и за допущение как бы двух родов Божества: созданного и несозданного⁶⁹³.

В защиту своего мудрования «Апология» и другие единомышленные ей писания приводят немало мест из Слова Божия и творений св. Отцов. Но недаром о. Иларион признавался духовнику, что положение его нового догмата «не встречается нигде»: приводимые места не доказывают мысли приверженцев этого догмата, как это подробно указывается в прилагаемых при сем докладах. Выражения «имя Твоё», «имя Господне» и подобные на языке священных писателей (а за ними и у Отцов Церкви, и в церковных песнопениях, и молитвах) суть просто описательные выражения, подобные: «слава Господня», «очи, уши, руце Господни» или, о человеке, «душа моя». Было бы крайне ошибочно понимать все такие выражения буквально и приписывать Господу очи или уши, или считать душу отдельно от человека. Так же мало оснований и в первых выражениях видеть следы какого-то особого учения об Именах Божиих, обожествления Имён Божиих: они значат просто – «Ты» или «Господь». Весьма многие места Св. Писания, кроме того, перетолковываются приверженцами нового догмата совершенно произвольно, так что справедливо было бы им напомнить анафематствование на «пытающихся перетолковывать и превращать ясно сказанное благодатью Святаго Духа»⁶⁹⁴, каковое анафематствование они сами приводят в воззвании Союза Архангела Михаила⁶⁹⁵. В прилагаемых докладах указаны примеры таких перетолкований, здесь же достаточно одного. В возражениях на «Акт о исповедании» пантелеимоновцев приводятся слова Симеона Нового Богослова: «Слова человеческие текучи и пусты, слово же Божие – живо и действенно». Где же здесь речь об Имени Божием, спросит кто-либо. Здесь речь или о творческом слове Божием (например, «да будет свет, и бысть свет» и под.), или же о «Предвечном рождении Сына Божия» – Бога Слова. Составитель «возражения» просто после «слово же Божие» подставил от себя в скобках: «т. е. слова, коими мы именуем Бога», – и получил, чего хотел, забывая, что слов, исходящих из уст человеческих, хотя бы и о Боге, нельзя приравнивать к словам, исходящим из уст Божиих.

С особою силою приверженцы нового догмата ссылаются на почившего о. Иоанна Кронштадтского в доказательство своего учения. Но удивительно: сочинения почившего распространены широко, читали их, можно сказать, все, почему же до сих пор никто не заметил в этих сочинениях такого учения, кроме о. Илариона и его последователей? Уже это одно заставляет усомниться в правильности ссылок на о. Иоанна. Вчитавшись же в слова о. Иоанна, всякий может убедиться, что о. Иоанн говорит только о том, свойственном нашему сознанию явлении, что мы при молитве, при произношении Имени Божия в сердце, в частности, при молитве Иисусовой, не отделяем в своём сознании его Самого от произносимого Имени, Имя и Сам Бог в молитве для нас тождественны. О. Иоанн советует и не отделять их, не стараться при молитве представлять Бога отдельно от Имени и вне его. И этот совет для молитвенника вполне необходим и понятен: если мы, так сказать, заключим Бога в Имя Его, нами устно или только мысленно в сердце произносимое, мы освободимся от опасности придавать Богу при обращении к Нему какой-нибудь чувственный образ, от чего предостерегают все законоположители невидимой брани. Имя Божие во время молитвы для нас и должно как бы сливаться, отождествляться с Богом до нераздельности. Недаром и о. Иларион сначала говорил, что Имя Божие для молящегося не прямо «Бог», а только «как бы Бог». Но это только в молитве, в нашем сердце, и зависит это только от узости нашего сознания, от нашей ограниченности, а совсем не от того, чтобы и вне нашего сознания Имя Божие было тождественно с Богом, было Божеством. Поэтому о. Иоанн, хотя подобно другим церковным писателям и упоминает об особой силе, чудодейственности Имени Божия, однако ясно даёт понять, что эта сила не в самом Имени, как таковом, а в призывании Господа, Который, или благодать Которого, и действует. Например, мы читаем в сочинении «Моя жизнь во Христе»⁶⁹⁶: «Везде – всемогущий, творческий дух Господа нашего Иисуса Христа, и везде Он может даже не сущая нарицати яко сущая (Аз с вами есмь... Мф. 28:20). А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест или имя Христово действуют сами по себе, эти же крест и имя Христово не производят чуда, когда я не увижу сердечными очами или верою Христа Господа и не поверю от сердца во всё то, что Он совершил нашего ради спасения». Эти слова совсем не мирятся с новым догматом о. Илариона и о. Антония Булатовича, будто «Имя Иисус всесильно творить чудеса вследствие присутствия в нём Божества»⁶⁹⁷, а, напротив, подтверждают то, что говорили и писали против такого учения о. Хрисанф и др., т. е. что Имя Божие чудодействует лишь под условием веры, другими словами, когда человек, произнося его, не от произношения ждёт чуда, а призывает Господа, Которого имя означает, и Господь по вере этого человека творит чудо. Это же непременное условие чуда указывает в Евангелии и Господь («Если будете иметь веру и не усомнитесь»... Мф. 21:21; 17:20 и др.). Тем же объясняет исцеление хромого и апостол Пётр в Деян. 3:16: «ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего... и вера, которая от Него, даровала ему исцеление».

Неправда нового догмата изобличается, наконец, и теми выводами, какие делают из него его приверженцы, в частности, о. Булатович в своей «Апологии». По нему выходит, что и иконы, и крестное знамение, и самые таинства церковные действенны только потому, что на них или при совершении их изображается или произносится Имя Божие. Нельзя без крайнего смущения читать XII главу «Апологии»⁶⁹⁸, где о. Булатович даёт из своего нового догмата объяснение Божественной литургии. До сих пор Церковь Святая нас учила, что хлеб и вино становятся Телом и Кровью Господними потому, что Бог, по молитвам и вере (не самого, конечно, священника или кого-нибудь из предстоящих, а Церкви Христовой) «ниспосылает Духа Своего Святого и творит хлеб – Телом, а вино – Кровью Христа Своего»... Отец же Булатович в «Апологии» пишет, что таинство совершается «именно силою произнесённого Имени Божия», т. е. будто бы просто потому, что над хлебом и вином произнесены слова «Дух Святый», «Имя Святого Духа» и совершено крестное знамение с именословным перстосложением⁶⁹⁹. А так как над Дарами и раньше произносятся, и не раз, Имена Божии, то о. Булатович и мудрствует, что ещё во время проскомидии, «с момента» прободения агнца, «агнец и вино в чаше есть всесвятейшая святыня, освящённая исповеданием Имени Иисусова, есть Сам Иисус по благодати, но не по существу»⁷⁰⁰. В таком случае, почему же Православная Церковь в своё время осудила так называемых хлебопоклонников, совершающих поклонение пред Св. Дарами до их пресуществления? Наконец, если бы при совершении таинств всё дело заключалось в произнесении известных слов и исполнении известных внешних действий, то ведь эти слова может проговорить и действия исполнить не только священник, но и мирянин, и даже нехристианин.

Неужели о. Булатович готов допустить, что и при таком совершителе таинство совершится? Зачем же тогда нам и законная иерархия? Правда, в прологах и подобных книгах встречаются рассказы о таинствах, совершившихся и без законного совершителя, когда произносились (иногда даже в шутку и в игре) установленные слова. Но все такие рассказы свидетельствуют или о том, что Бог иногда «открывается и не вопрошавшим о Нём» (Ис. 65:1), как, например, апостолу Павлу, или же о том, что церковные таинства нельзя делать предметом глумления или игры; Бог может наказать за это. Но, во всяком случае, такие рассказы не подрывают Богоустановленного церковного чина. Так от неправого начала о. Булатович неизбежно приходит и к неправым следствиям, в свою очередь обличающим неправоту начала.

На основании всего вышеизложенного Святейший Синод вполне присоединяется к решению Святейшего Патриарха и Священного Синода великой Константинопольской Церкви, осудившего новое учение «как богохульное и еретическое», и со своей стороны умоляет всех, увлёкшихся этим учением, оставить ошибочное мудрование и смиренно покориться голосу Матери-Церкви, которая одна на земле есть «столп и утверждение истины» и вне которой нет спасения. Она, невеста Христова, больше всех лобызает сладчайшее Имя Иисусово и прочие Имена Божии; больше всех знает, как любить и почитать своего Небесного Жениха; но она не позволяет своему почитанию простираться далее должного, не позволяет недальновидным человеческим нашим догадкам и ограниченному нашему чувству становиться выше и как бы поправлять истину, открытую Ей Христом.

Православное же мудрование об Именах Божиих таково:

1) Имя Божие свято, и достопоклоняемо, и вожделенно, потому что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и святейшего Существа – Бога, Источника всяких благ. Имя это божественно, потому что открыто нам Богом, говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу и проч. В молитве (особенно Иисусовой) Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются, даже не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому; но это только в молитве и только для нашего сердца, в богословствовании же, как и на деле. Имя Божие есть только имя, а не Сам Бог и не Его свойство, название предмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо ни Богом (что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия.

2) Имя Божие, когда произносится в молитве с верою, может творить и чудеса, но не само собою, не вследствие некоей навсегда как бы заключённой в нём или к нему прикреплённой Божественной силы, которая бы действовала уже механически, – а так, что Господь, видя веру нашу (Мф. 9:2) и в силу Своего неложного обещания, посылает Свою благодать и ею совершает чудо.

3) В частности, святые таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения Имени Божия; а по молитве и вере Св. Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей Господом обетования.

Такова вера православная, вера отеческая и апостольская. Теперь же Святейший Синод приглашает настоятелей и старшую братию находящихся в России честных обителей, по прочтении сего послания, отслужить соборно в присутствии всего братства молебен об обращении заблудших, положенный в неделю Православия. Затем, если среди братства есть инакомыслящие и были споры и разделения, инакомыслящие должны выразить подчинение голосу Церкви и обещание впредь от произвольных мудрований воздерживаться и никого ими не соблазнять; все же должны от сердца простить друг другу, что каждый в пылу спора сказал или сделал другому оскорбительного, и жить в мире, содевая своё спасение. Книгу же «На горах Кавказа», как дающую основание к неправым мудрованиям, «Апологию» о. Булатовича и все прочие книги и листки, написанные в защиту новоизмышленного учения, объявить осуждёнными Церковью, из обращения среди братии монастыря изъять и чтение их воспретить. Если же будут и после сего упорствующие приверженцы осуждённого учения, то, немедленно устранив от священнослужения тех из таковых, которые имеют посвящение, всех упорствующих, по увещании, предать установленному церковному суду, который, при дальнейшем их упорстве и нераскаянности, лишит их сана и монашества, чтобы дурные овцы не портили всего стада. В особенности же Святейший Синод умоляет смириться самого о. схимонаха Илариона, иеросхимонаха Антония и прочих главных защитников нового учения; если до сих пор, защищая свои мнения, они могли думать, что защищают истину церковную, и могли прилагать к себе слова апостола о «покрытии множества грехов» (Иак. 5:20), то теперь, когда высказались и Константинопольская и Российская церковная власть, их дальнейшее настаивание на своём будет уже противоборством истине и навлечёт на них грозное слово Господне: «Кто соблазнит единаго малых сих верующих в Мя, уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей» (Мф. 17:6). Но сего да не будет ни с нами, ни с кем другим, но да будет со всеми благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа. Аминь.

Протоиерей Константин Борщ

«Православное же мудрование об Именах Божиих таково:

1) Имя Божие свято, и достопоклоняемо, и вожделенно, потому что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и святейшего Существа – Бога, Источника всяких благ.

[Посланием Синода Имя Божие сначала признаётся «святым, достопоклоняемым и вожделенным». Но, вместе с тем. Синод признаёт его «словесным обозначением Существа – Бога», т. е. кличкой, обыкновенным названием, как называются всякие предметы, – словесным их обозначением, и не больше. Но можно ли простой кличкой обозначить Существо Бога? Бог – Существо неограниченное, непостижимое и необъемлемое никаким именем, или никаким, говоря языком Синода, «словесным обозначением». Ни одно из Имён, даже Имя «Бог», не может вполне объять или, наименовать. Существо. Имя «Бог» может означать или энергию Существа, или свойства и действия Божества. И только в смысле нераздельности Существа и Его энергии, можно, в смысле энергии (или действий Существа) именовать Богом Имя Его; но принято в обычай именовать «Богом» и самое Существо. А так как Имя Божие, как дар Божий, открыто нам Богом, что признаёт и Послание, то, значит, оно Богооткровенная истина, которая, по св. Иустину мученику и философу, есть Бог; значит. Имени Божию присущ титул Бога и как действию (энергии существа), и как Богооткровенной истине о Боге, и как свойствам Божества; и этим же именем «Бог» мы именуем самое Существо – Бога. Поэтому Имя Божие никак ни простая кличка, и ни просто «словесное обозначение самого Существа – Бога», как учит Послание, но Имя Божие есть действие, или энергия Существа. Блаженный Иероним говорит: «А иногда это Имя «Иисус» значит Бог Слово»⁷⁰¹. И ещё: «Спаситель говорит, что Дух Святый посылается от Отца в Его Имя, а собственно Имя Спасителя есть Сын»⁷⁰².

Послание говорит, что «Имя Божие говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу и проч.» – Куда возносит? На небеса? К Существу? – Неужели ум авторов Послания взлетал в превыспренняя, проносясь чрез недосягаемую умом высоту, достигал и находил самое Существо – Бога, и прикасался к Нему, своим ограниченным умом, не ведая каково Оно?

А подвигоположники молитвы, православные святые отцы наставляют искать Бога (но отнюдь не самое Существо Его!) не в недосягаемых высотах космоса, а вблизи, внутри себя, в произносимых умом в сердце словах молитвы, и особенно в произносимом Имени Божием, в котором нераздельно присутствует Бог не Существом, а энергией Своей, которая и есть Сам Бог, чему и учит нас св. Иоанн Кронштадтский в своих творениях. И Духом Святым руководимый Царь Давид исповедал: «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Пс. 15:8; 108:30–31; Деян. 2:25). Послание называет Имя Божие «божественным», но (но божественными называют и священные предметы, и даже святых людей) и говорит, что только в молитве, особенно Иисусовой, Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются... Не говорится, впрочем, определённо, что оно отождествляется с Богом, но как бы отождествляется, и в то же время говорится: Имя Божие и Сам Бог не могут быть отделены одно от другого. То есть в послании говорится и так, и этак. Поэтому учение послания двоякого смысла – не церковное, а частное мнение составителя послания. «Только в молитве, особенно Иисусовой, Имя Божие как бы отождествляется с Богом... Но почему именно в молитве Иисусовой? Ведь послание говорит не об Имени Иисусовом, а об Имени Божием вообще. Так почему же Имя Божие как бы отождествляется особенно в молитве Иисусовой? Разве Именем Божиим является одно только Имя Иисус? – И здесь несуразица послания. Кроме того: почему именно только в молитве? А в богословии? А в благоговейной беседе о Боге разве не сознаются нами нераздельно Имя Божие и Сам Бог? Разве упоминание, или память о Боге непременно должна сознавать Имя Божие отдельным от Бога? Что за чепуха в послании! Ведь, если Имени Божия, кроме молитвы, и вообще, или как учит послание, на деле реально не существует, то выходит, что безбожники и хулители, кощунственно произносящие Имя Божие, не погрешают? Тогда зачем же Богом чрез Моисея дана заповедь: «Не произноси Имени Господа Бога твоего всуе»? то есть напрасно, неосторожно, а тем более кощунственно? Не потому ли, что Имя Божие, наоборот, реально существует как неотделимая от Существа Его энергия?]

Имя это божественно, потому что открыто нам Богом, говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу и проч. В молитве (особенно Иисусовой) Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются, даже не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому: но это только в молитве и только для нашего сердца,

[Итак, только в молитве, и только для нашего сердца – учит послание, – Имя Божие «как бы» Бог, как бы отождествляется с Богом. А разве не для нашего сердца заповедь Божия запрещает неосторожное, неблагоговейное произношение Имени Божия и не в молитве? Разве не для нашего сердца Благодать Божия устами св. Иоанна Кронштадтского на весь мiр объявила, что не только в молитве, но и вне её Имя Божие есть Сам Бог, Имя Богоматери Сама Богоматерь, Имя Ангела или Святого, Сам Ангел и Святой?⁷⁰³]

в богословствовании же, как и на деле, Имя Божие есть только имя а не Сам Бог, не Его свойство; название предмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо ни Богом (что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия.

[Отождествляя с Богом то, что реально не существует, послание проповедует магическое суеверие. Действительно, не бессмысленно ли, не богохульно ли, и не магическое ли суеверие воображать Богом то, что на самом деле не существует, что является фикцией – выдумкой человеческой? Когда молишься, воображай, что Имя Божие, которого на деле не существует, как бы Бог. А после молитвы веруй, что Имени Божия, которое в молитве ты признавал как бы Богом, реально не существует... Такая вера послания есть воистину магическое суеверие, волшебство и колдовство и никак не вяжется с церковным учением. В начале послания Имя Божие называлось святым, достопоклоняемым, вожделенным и божественным. А здесь от Имени Божия отнимается всё; и божество, и энергия, и все божеские достоинства и свойства. А кто не согласен с учением послания, тому приписывается богохульство...

Весьма наглядно усматривается ложность учения послания уже из того, что все три синодальных докладчика: архиепископы Никон (Рождественский), Антоний (Храповицкий) и профессор С. Троицкий в своих докладах, ставших основой Послания Синода, разошлись в своих толкованиях, противореча друг другу. А это признак того, что их учение основано не на камне Слова Божия и Писаниях Святоотеческих, а на сыпучем песке рационалистических мудрований. От ложного начала – борьбы со Славою Имени Божия, они пришли и к ложному концу – еретическому имяборческому учению в трёх лжедогматах Синодального послания от 18 мая 1913 года.].

2) Имя Божие, когда произносится в молитве с верою, может творить и чудеса, но не само собою, не вследствие некоей навсегда как бы заключённой в нём или к нему прикреплённой Божественной силы, которая бы действовала уже механически, – а так, что Господь, видя веру нашу (Мф. 9:2) и в силу Своего неложного обещания, посылает Свою благодать и ею совершает чудо.

[Естественно составителю Синодального послания отвергать чудодейственность Имени Божия, поскольку он не признаёт за Именем Божиим реального бытия. Какую чудодейственную силу может иметь то, что реально не существует? Как может творить чудеса искусственно, магически и суеверно обоготворённая простая воображаемая кличка, или название, существующая только для молитвы, а после молитвы исчезающая в небытие? Послание усваивает чудодейственную силу не Имени Божию, а нашей вере. Вере – во что? Если вере не во Имя Господа нашего Иисуса Христа, то во что? Сравни: Ин. 1:12; 3:18; 1Ин. 3:23, 36. Послание явно отвергает слова Спасителя: «Именем Моим бесы ижденут» (Мк. 16:17) и слова Первоверховного апостола Петра о том, что хромой был исцелён Именем Того, Кого Иудеи распяли (Деян. 4:12). Чудодейственное Имя Божие, неотделимое от Существа и как Божественная энергия являющееся Богом, по словам св. Игнатия Брянчанинова, имеет особенную Божественную Силу⁷⁰⁴; и по учению блаж. Феофилакта Болгарского, Имя Иисуса, произносимое даже устами недостойных, иногда даже без молитвы произносимое, иногда совершает чудеса⁷⁰⁵; как говорит св. Иоанн Златоустый: «Апостолы всё творили по молитве, а часто и без молитвы призывая Имя Иисуса»⁷⁰⁶. И снова блаж. Феофилакт: «Подивись, пожалуй, и силе Имени Христова, как действовала благодать при одном произношении онаго, хотя бы произносящие были и недостойны, и не были учениками Христовыми»⁷⁰⁷. Все эти и проч. свидетельства святых опровергаются Посланием Синода.].

3) В частности, святые таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения Имени Божия; а по молитве и вере Св. Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей Господом обетования.

[Целый сонм святых Богоносных Отцов, Православный Катехизис, Догматическое богословие, вся Православная Церковь учат, что церковные Таинства совершаются Именем Божиим. Но Послание отвергло учение Православной Церкви о действии Имени Божия в Таинствах. И если во втором лжедогмате силу творения чудес послание приписало не Имени Божию, а вере нашей и обетованию Божию (а самое-то обетование Божие посланием сокрыто, вот оно: «Именем Моим бесы ижденут» и проч. (Мк. 16:17)), то в третьем своём лжедогмате Послание отвергло уже и веру совершающих Таинства, и веру приемлющих Таинства, и, конечно же, силу Имени Божия и отнесла силу совершения Таинств молитве и вере Святой Церкви. Но все церковные Богослужения и домашние молитвословия начинаются и заканчиваются прославлением Имени Господня, потому что цель создания мiра: «Всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150:6). И под этими тремя лжедогматами Послание Синода и доныне провозглашает: «Такова вера православная, вера отеческая и апостольская, это голос Матери Церкви!» С каких это пор?!.⁷⁰⁸]

Такова вера православная, вера отеческая и апостольская»⁷⁰⁹.

1. Исповедую, что Имя

[Следовало бы пояснить, в каком смысле здесь употребляется слово «имя», в смысле ли откровения Божия, или наименования нами Бога (П. Флоренский).]

Божие и Имя Иисус Божественно и Свято Само по себе,

[Словами «Имя Божие свято само по себе» (или само в себе) означается лишь то, что оно свято по природе, безотносительно к тому, святится ли оно людьми или нет, но вовсе не то, что оно свято безотносительно к Богу, к существу Божию (П. Флоренский).

Имяславцы никогда не отделяли Имя Божие от Бога, что делают синодальные докладчики и Послание Синода. И никогда не называли Имени Божия Святым, достопоклоняемым и Самим Богом безотносительно к Богу или к Существу Его. (Составитель прот. К. Борщ.)]

то есть Сам Бог. Но не ограничивается и не выражается и не именуется Бог всецело в имени Своём, но лишь постольку, поскольку Он Сам благоволил открыть свойства Свои словесной твари.

Имя Божие, понимаемое в смысле откровения Божия и притом по его объективной стороне, т. е. в смысле открывания истин человеку,

[Нужно, однако, сказать, что в смысле откровения Божия выражение «Имя Божие» употребляется лишь в библейском языке и притом в редких случаях, но и в этих случаях слово «имя» означает не объективную, как «(δόξα)», сторону откровения, не действие, не «открывание» Богом истины человеку, а субъективную, самые эти истины, как они усваиваются человеком. Поэтому настаивать без всяких оговорок на правильности выражения «Имя Божие есть Божественность или Божество», выражения, не встречающегося ни в Св. Писании, ни в святоотеческой письменности, это – хотя и не значит впадать в ересь, но, во всяком случае, значит употреблять слова не в том значении, в каком они всеми употребляются, и через это вводить в соблазн людей, не знакомых с такой своеобразной и, по существу, неправильной терминологией, и поселять небезосновательное подозрение, что с пониманием слова «имя» в смысле откровения имяславцы соглашаются лишь для виду, а на самом деле, говоря о том, что «Имя Божие есть Бог», под именем разумеют и произнесение Имени Божия (П. Флоренский).

Но в настоящем издании читатель встретит немало святоотеческих цитат, говорящих как раз то, что отрицает о. П. Флоренский, говоря, будто бы имяславческая терминология своеобразная и неправильная и блазнит людей, так как не встречается ни в Св. Писании, ни в святоотеческой письменности. Но с этим замечанием о. Флоренского трудно, даже невозможно, согласиться; ведь имяславцы говорят: «Имя Божие есть Бог», или «Божество», не сами от себя, а от святых Отцов, как учили последние, именно в том смысле, в каком говорили и святые Отцы, например, Свт. Григорий Нисский, преп. Симеон Новый Богослов, св. Тихон Задонский, св. Иоанн Кронштадтский, архиеп. Филарет Черниговский (Гумилевский), свящ. Стратилатов в его премированных Св. Синодом «Проповедях» и многие другие святые Отцы, учители и церковные писатели, проповедники и учёные, и даже сами архиеп. Никон (Рождественский) и С. В. Троицкий до похуления ими в 1913 г. Имени Божия, т. е. до 1900 года. Как же может защитник имяславия о. Павел Флоренский говорить такое! – (Составитель протоиерей К. Борщ).]

есть вечная, неотделимая от Бога энергия Божия, воспринимаемая людьми лишь настолько, насколько допускает это их тварность, ограниченность и нравственное достоинство. (Если бы этот тезис С. Троицкого был положен в основание Синодального послания! Тогда не было бы никакой афонской распри в учении об Имени Божием, никакой Афонской смуты. – Сост.).

Поэтому, хотя мы именуем Имя Божие Богом, ибо Имени Божиему, как действию Божиему, принадлежит Божественное достоинство по существу, а не по благодати,

[Так как имя, как энергия Божия, отлично от существа Божия и не есть само существо, а лишь действие существа Божия, то нельзя говорить, что оно божественно по существу, ибо нельзя говорить «по существу» о том, что само по себе не имеет существа. Но нельзя говорить и того, что оно божественно по благодати, ибо откровение Божие есть такая же энергия Божия, как и благодать. Другими словами, определения «по существу» и «по благодати» здесь неприменимы, ибо откровение Божие не есть ни существо Божие и ни объект действия существа Божия, а само действие Божие (П. Флоренский).

По понятию о. Павла Имя Божие даже в смысле энергии существа не имеет своего существа. Но как можно думать и говорить, что не имеет существа то, что существует? Если говорить так, то до́лжно согласиться с Синодальным учением, что «Имя Божие реально ни духовно, как душа или ангел, ни материально, как дерево или стол, не существует». Однако, и С. В. Троицкий, и архиеп. Никон (Рождественский) до афонского имяборчества учили, что «Имя Божие есть вечная, неотделимая от Бога энергия, и в этом смысле есть Бог». Это учение вполне согласно с учением святых Отцов. Нам представляется, что всё, что существует, имеет своё существо, ибо слово «существует» происходит от слова «существо». Существует Божественная энергия, или по-иному, энергия существа Бога. Если существует энергия, значит, она имеет своё существо, без чего она не может существовать. Но существо энергии (Имя Божие) существует не так, что есть существо энергии (Имя Божие), и существо сущности Божией, т. е. Бога, так чтобы мыслилось два существа. Прочь такая злочестивая мысль! Но ведь Церковь же исповедует по постановлению Церковного Собора, что именование «Бог» приложимо и к существу, и к действию Бога; не в том, конечно, смысле, что существует два Бога; а в том, что один и тот же Бог; и существо, и энергия; существо Бога проявляет Свою Божественную Энергию, которая тоже есть тот Самый Бог, что и существо, с тем различием, что Существо Бога непознаваемо, а Бог в Энергии Своей отчасти познаваем разумной тварью. При нашем именовании Бога мы объективно именуем всего Бога, а не часть Его; и обращаясь к Богу, мы обращаемся не к части, скажем – энергии Бога, а ко всему Богу в Его непостижимом Существе, не испытывая, не исследуя, и не допытываясь узнать, каково Его Существо. И прославляя Бога, мы прославляем не часть Бога, скажем энергию или познаваемые свойства Его, но прославляем объективно всего Бога; прославление Имени Божия есть прославление Бога в Его непостижимом Существе. Вот в каком смысле мы исповедуем, что Имя Божие есть Сам Бог. И кто хулит Имя Божие, тот хулит Самого Бога. И никакими софизмами нельзя оправдать имяборчество и согласиться с тем, кто говорит: имяборцы Бога не отвергают, они только лишь недопонимают значения Имени Божия. Как говорил о. Павел Флоренский: грех Синода не в отвержении Искупителя Господа Иисуса Христа, Синод Искупителя не отвергает, грех Синода в недопонимании значения Имени Божия «Иисус». Но пусть извинит о. Павел: Святейший Синод недопонимает того, что похуливши Имя Божие и Имя Господа «Иисус» он похулил Самого Господа? А в том, что Синод внёс в Церковь раскол в учение об Имени Божием, соблазнил в имяборчество сто миллионов православных чад Церкви, избил и изгнал с Афона святых исповедников – тоже нет греха Синода?.. (Составитель протоиер. К. Борщ.)]

но вместе с тем мы и различаем Имя Божие от самого существа Божия и не сливаем понятия существо Божие и Имя Божие. Истина выражается Именем Божиим, по которой мы именуем Бога, есть Истина Богооткровенная, т. е. словесное действие Божества и церковный догмат.

[Понятие «Истина богооткровенная» и «церковный догмат» не могут быть признаны равнозначными, ибо под догматом разумеется богооткровенная истина, выраженная в неадекватной ей форме слов человеческих. Поэтому догматы являются лишь символом богооткровенной истины, в которую мы веруем, «символом веры». Поэтому добавление «и церковный догмат» здесь недопустимо (П. Флоренский).]

Имя сей истине есть Бог, как то выражено

[Ничего такого здесь не выражено (П. Флоренский).]

Церковью в пятом определении против еретика Варлаама.

К употребляемому в таком смысле слову «имя» приложимо наименование Божество (Θεοτης), но не Бог, поскольку «Бог есть действующий», а не действие и поскольку "Бог есть выше Божества».

[Оба эти выражения принадлежат св. Григорию Паламе (П. А. Флоренский).

(Однако и Существо называется Божеством, и Божество называется Богом. Например, энергия Существа – Божество, но Божество именуется и Богом. Мы знаем, что Бог воплотился, но можно сказать, что Божество воплотилось. Митрополит Трифон (Туркестанов) говорит: «Христианство есть религия, которая учит о воплощении Божества, как о факте реальном. Актом Боговоплощения снято проклятие, прощён первородный грех, оправдан человек. Обнаружена любовь, сокровеннейшая сторона Божества... раскрыта тайна жизни самого Божества и троичность Лиц. И эта тайна покоится на любви как на принципе внутренней жизни Божества. Отец любит Сына. Люди в первый раз увидели Бога во плоти, слушали Его Божественное учение, видели совершеннейшую жизнь в Лице Богочеловека Иисуса Христа...». Итак, «действующим» можно назвать не только Бога, но и Божество, которое действует как Бог, потому что оно и есть Бог на самом деле, как выше мы уже видели из слов святителя Трифона, что Бог не выше Божества, т. е. Себя Самого, и Божество не меньше Бога, потому что оно есть Сам Бог. По С. Троицкому, Имя Божие нельзя называть Самим Богом, ибо в слове Сам непременно мыслится существо Бога. Но из вышеприведённых слов мы увидели, что Именем Бог именуется не только и даже не столько Существо, но и энергия существа. Тезис С. Троицкого не находит подтверждения у святых Отцов и в учении Св. Церкви, он базируется на демагогии автора в его противлении истине имяславия и славе Имени Божия. Слово «Сам» совсем не означает непременно существо. Когда, вслед за святыми Отцами, имяславцы говорят: «Имя Божие есть Сам Бог», то слово «Сам» указывает на Бога, того Самого Единого, не раздельного (но и не слиянного) со Своей энергией, которая есть Бог; но никак не кроме единого истинного Бога. Вот что означает приставка «Сам». Богом является не только существо, но и энергия существа. Это – прописная истина Православного Христианства⁷¹¹ (протоиер. К. Борщ).]

Имя, как энергию Божию, можно называть Богом лишь в несобственном смысле, в смысле противоположности твари, но называть Имя Самим Богом нельзя ни в коем случае, ибо в слове «Сам» непременно мыслится существо Божие.

Примечание: Условных звуков и букв, коими выражается Божественная истина и идея о Боге, мы не обожаем, ибо сии звуки и буквы не суть Божественное действие Божества, а действие человеческого тела, но, тем не менее, мы веруем, что и этим звукам и буквам присуща благодать Божия ради Божественного Имени, ими произносимого.

Примечание: Благодать не присуща не только звукам и буквам, выражающим идею о Боге, но и соединённой с этими звуками нашей мысли о Боге, но может быть подаваема Богом, при произнесении их, если эти звуки произносятся благоговейно, с верою и любовью к Господу.

[Если это так, то не опровергаются ли этим тезисом С. Троицкого слова Апостола: «никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым» (1Кор. 12:3). Если исповедание Имени Господа Иисуса действуется Духом Святым, то как же еретически учит С. Троицкий, будто бы Благодать Божия не присуща «не только буквам и звукам, выражающим идею о Боге, но и соединённой с этими звуками нашей мысли о Боге»? Имя Божие в буквах и звуках голоса не меньшей святости, чем святые иконы, но даже большую имеют святость, так как не Имя Божие освящается иконами, но иконы освящаются Именем Божиим. И даже Таинство пресуществления Святых Даров совершается Именем Божиим, произносимым голосом священника, и осеняющим, именословным перстосложением священника, крестным знамением. «И кто произнёс его (Имя Иисусово), – говорит св. Иоанн Златоуст, – тот вдруг исполнился благоухания. Никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым» (1Кор. 12:3)⁷¹². По слову св. Златоуста: «всё совершается Именем Отца, так и Именем Сына»⁷¹³. «Он есть и слава Имени Бога, т. е. Отца, почему и Павел назвал Его сиянием славы Отца» (Евр. 1:3)⁷¹⁴. Итак, произносимым Именем Божиим освящаются и святые иконы, и таинства церковные; Именем Божиим также освящаются и тварные элементы Имени: буквы и звуки. О том, что для этого необходимо произношение Имени Божия с верою, любовью и благоговением, не следовало бы здесь С. Троицкому и говорить, так как это само собой разумеющееся условие для желающего освятиться благодатью Божией при молитве и произношении Имени Божия. Только вот С. Троицкий утаил: с верою во что именно? – Во Имя Господа нашего Иисуса Христа (Ин. 1:12; 3:18; 1Ин. 3:23). Как учит св. Златоуст: «мы не должны исследовать сущность Его (Бога), но веровать во Имя Его, так как Оно творило и чудеса. Во Имя Иисуса Христа, говорит Пётр, востани и ходи (Деян. 3:6). Оно и Само требует веры, и ничего из этого нельзя постигнуть разумом»⁷¹⁵ (Составитель протоиерей К. Борщ).]

2. Исповедую, что имя Иисус есть Богоипостасное, т. е. относящееся и к Божеству и к человечеству Христову.

2. Имя Иисус, как и другие имена Господа нашего Иисуса Христа, относится к Его Ипостаси, Ипостаси Божеской, в коей объединены божеское и человеческое естество Христа, но так как всякое Имя Божие, относясь к одному и тому же Богу, в то же время указывает на одну какую-либо сторону отношения Божия к нам, то и имя Иисус, в отличие от других Имён Божиих, указывает, главным образом, на спасение Богом людей, совершённое принявшим естество человеческое Сыном Божиим, и в этом смысле можно сказать, что имя Иисус относится к воплотившемуся Сыну Божию.

[Так и Апология учит, ибо в «воплотившемся Сыне Божием» соединены неслитно и нераздельно два естества: Божеское и человеческое. Но в Имени Иисус также, как и в каждом другом Имени Божием, – совокупность всех Имён. Св. Златоуст: «Христос может быть называем: страстным и бесстрастным: страстным по плоти, бесстрастным по Божеству. То же самое, что о «Христе», может быть сказано о «Сыне», об «Иисусе», о «Господе», так как все эти имена суть общие и выражают собою оба естества»⁷¹⁶ (Составитель протоиерей К. Борщ).

«И тысячами других Имён, означающих высоту и боголепие. Святое Писание умело наименовать Бога. Почему в точности дознаем из сего, что когда скажет одно которое-либо Имя, этим одним безмолвно произносится весь список Имён»⁷¹⁷ (Составитель).]

3. Исповедую, что имя «Иисус», равно как и всякое именование Божие, есть сила Божественная, коей неотделимо присущ Святый Дух, творящий чудеса во Имени сем, и отнюдь не соизволяю на то, чтобы дерзать отметать присущность Имени Божиему и Божественной силы и называть Имя Божие «силою посредствующею».

3. Имя «Иисус», понимаемое в смысле откровения Божия о спасении человечества, но не в смысле нашего именования Бога (т. е. произнесения Имени Божия вместе с мыслью о Боге), есть сила Божественная или действие Божие, действие Св. Духа, неотделимое от Него, так же как и творение чудес; но имя Иисус, в смысле нашего акта произнесения Имени Божия, не есть сила Божественная, а может быть условием проявления этой силы, если произнесение этого имени служит выражением веры и любви к её Носителю. Но и в том и в другом смысле Имя Божие может быть названо »силою посредствующею».

Имя, как откровение Божие, есть действие Божие, ибо, как говорит св. Григорий Палама, "только посредством действия Божия, неотделимого от существа Его, существо Его сообщается людям». Посредством же произнесения Имени Божия мы призываем Бога и удостаиваемся дарования благодати Божией.

[В первой половине первого абзаца, можно сказать, С. Троицкий выразил православную мысль, назвав Имя Иисус (не в тварных его элементах – в буквах и звуках голоса произносящего), а в смысле откровения Божия – силой Божественной, или действием Божиим, действием Св. Духа, неотделимого от Него. Во второй же половине первого абзаца он говорит, что в смысле нашего акта произнесения Имени Божия оно не есть сила Божественная, а может быть условием проявления этой силы... Но в том и другом смысле, – говорит он, – Имя Божие может быть названо «силою посредствующею». Смысл этого «может быть» – двоякий: и может быть, и не может быть... Это, во-первых. И здесь нет ничего ясного, конкретного. А во-вторых: заключающим словом первого абзаца он называет силою посредствующею Имя Божие не только в его тварных элементах – в буквах и звуках голоса произносящего, но и в его ипостасном пребывании в качестве действия энергии существа. (Составитель протоиерей К. Борщ).]

4. Исповедую, что поскольку всеми Именами Божиими именуется Один и Тот же Бог, то между Именами Божиими нет различия в степени силы и святыни, но что все Имена Божии суть равночестны, и имя Иисус есть хотя и равносильное, и равночестное прочим, но наиболее употребительное для нашего спасения и наилюбезнейшее для каждого христианина.

4. Все Имена Божии, произносимые нами, суть равночестны, но ни одно из них само по себе не имеет силы, ибо сила Божия, благодать Божия присуща только Самому Господу, Который и дарует её нам при молитвенном произнесении Имён Божиих, если мы произносим их с верою и любовью к их Носителю.

[Автор в п. 3-м говорил, что Имя «Иисус» в смысле откровения Божия о спасении человечества есть сила Божественная, или действие Божие, действие Святого Духа, неотделимое от Него, так же как и творение чудес. Но в данном п. 4-м автор разобиделся на Имя Господа и утверждает, что «ни одно из Имён Божиих само по себе не имеет силы, ибо сила Божия присуща только Самому Господу...» То есть автор упорно не хочет признать Божество энергии Существа и назвать её титулом «Бог». Епископ Михаил в «Толковании Св. Евангелия Иоанна на слова «Я открыл Имя Твоё» (Ин. 17:6) говорит: «Имя – вместо Лица, Его свойств и действий; открыл Имя Бога – то же, что открыл Самого Бога». Если бы Имя Божие само по себе не имело силы, то как бы Сам Господь мог сказать о силе Своего Имени: «Именем Моим бесы ижденут» (Мк. 16:17). Неужели Господь сказал ложь, а С. Троицкий говорит истину?.. Но обратимся к православному Катехизису:

«Имя Божие Свято Само в Себе» (см. Отче наш)⁷¹⁸. «Преславными и различными Именами нарещися может Бог, их же никтоже от Него отлучити может»⁷¹⁹. «Сие есть Имя Иисус, ему же поклоняется и припадает всяко колено небесных, земных и преисподних. Сие есть Имя Иисус, егоже аще кто призовет без сомнения духом и истиною, спасен будет. Сие есть Имя Иисус, его же подобает всем верным присно имети в сердцех и во устнех, во всех делех своих, по апостолу Павлу, глаголющу: аще что творите словом или делом, вся во Имя Господа Иисуса Христа творите, благодаряще Бога и Отца о Нем. Тем Божественным Именем имамы избавление прияти и вся враги наша противныя победита»⁷²⁰.

«Мы, прежде всего, должны просить, чтобы святилось Имя Его. Но ужели Имя Божие не свято, братие, когда мы должны просить, да святится Имя Его? Не Его ли Пресвятое Имя выну славят на небеси Херувимы и Серафимы, Архангелы и Ангелы, Свят, Свят, Свят Господь Саваоф (Ис. 6:3)? Да и мы, православные, не то же ли воспеваем по благости Божией на земле?»⁷²¹.

«Без сомнения Имя Божие свято Само в Себе: свято Имя Его, говорит Слово Божие (Лк. 1:49), или лучше – Имя Божие есть Сама Святость. Не только само в себе свято Имя Божие; Им даже и освящается все то, на что мы призываем оное. От него приемлют освящение все таинства нашей Православной Церкви и обряды; Им утверждается верность наших клятв и обещаний; Имя Божие мы полагаем в основание каждого доброго дела.

Так свято и пресвято Имя Божие! Но мы должны просить Отца Небесного, чтобы Имя Его, вечно святое и пресвятое само в себе, святилось в нас, или, что то же, прославлялось нами⁷²².

«Благоговеем пред Именем Божиим, Которое есть благословенно (Пс. 71:19), хвально и прославлено (Пс. 112:3), Которым благословляется и освящается всё (Пс. 71:17), о Котором радуются Ангелы Божии, все Праведники, силою Которого мы, грешные, спасаемся» (Деян. 4:12)⁷²³.

«То, что спасает нас, есть Имя Господа нашего Иисуса Христа и Дух Бога нашего»⁷²⁴.

«Имена и качества Божии, показанные в откровении, не произведения мысли человеческой, чтобы походить на слова ничего не значащие»⁷²⁵.

Итак, может ли быть такое что-то, чем совершаются чудеса, что есть Сама Святость, что свято Само в Себе, то, чем совершаются церковные таинства и освящается всё, что есть вечная неотделимая от Бога энергия Его – и в то же время не имеет Божественной силы и реального своего существования? – Да, может, но только не в православной вере, а в еретическом имяборческом учении С. Троицкого, запатентованного синодалами профессора богословия (Составитель протоиер. К. Борщ).]

5. Исповедую, что основание всякого молитвенного делания есть призывание Имени Божия и исповедание Его духом и истиною и что Бог, живущий в сердцах наших от Крещения нашего, видится духом и обретается сердцем во Именах и в словах Своих, и в словах Божественного богослужения, и достоверно ощущается ищущими сие духовное чувство, ибо словесное действие Божие есть «Свет Христов», просвещающий сердца.

5. Призывание Имени Божия есть наиболее обычный, но не единственно возможный вид молитвы,

[Ловим автора на слове: если, по С. Троицкому, Имя Божие само в себе не имеет Божественной силы и, по учению Послания Синода, не спасительно, не чудодейственно, не есть Бог, и, по учению синодального докладчика, есть фикция, то есть Имя Божие реально не существует, то зачем тогда призывать в молитве то, что не есть Бог, не спасительно и что реально не существует?.. Не бессмысленно ли это со стороны имяборцев? Ну и призывали бы Самого Бога, без Имени Его, не называя даже Имени Бог, Боже и проч.! Ан нет, без посредствующего элемента молитвы обойтись не могут, и придумывают себе посредствующее имя для обращения к Самому Богу, сущему на небесах... Но мы не ведаем другого вида молитвы, без призывания Имени Божия. Поэтому считаем, что призывание Имени – единственный способ молитвы. Иное дело, что на высших ступенях молитва деется без слов – это верно, однако всё же не без Имени Божия. Даже в умной и сердечной молитве совершенные молитвенники не обходятся без Имени Божия, но умно или сердечно касаются Имени Иисус, духовно созерцая в этом Имени Самого Иисуса; или имя Иисусе, или имя Господи, или имя Отче, или Спаситель, или Имя Боже, или иное какое Имя Божие самый совершенный молитвенник непременно созерцает, и в любом из призываемых, или только умно-сердечно созерцаемом Имени Божием соприкасается Самому Божеству, соединяется с Самим Богом в энергии Его Божества. Но профессор С. Троицкий знает какой-то особый вид молитвы даже не только без слов, но и без Имени Божия... (Составитель протоиерей К. Борщ)]

ибо на высших ступенях её произнесение слов и имени является излишним. И высшая ступень молитвы есть молитва без слов, но, конечно также разумно-сознательная.

Призывание, произнесение Имени Божия в молитве необходимо лишь постольку, поскольку оно помогает сосредоточению ума и сердца нашего на мысли о Боге,

["Призывание» и «произнесение» Имени Божия в молитве – это два различные понятия. Имяславцы призывают Имя Божие потому что в нём присутствует Сам Бог Своей энергией. И с верой и благоговением к этому Имени, призывающие его, причащаются благодати Божией. А имяборцы не призывают, а произносят Имя Божие как посредствующую силу, и потому не освящаются, не причащаются благодати, но лишь ожидают её... Кроме того, под понятием «призывание Имени Божия» подразумевается искренняя усердная молитва; а под произнесением Имени Божия – может быть холодное произношение его одними устами без участия сердца, стр. Троицкому такое произношение на молитве Имени Божия помогает сосредоточению ума и сердца на мысли о Боге. – На мысли о Боге без Имени Божия? Но как можно сосредоточить ум и сердце на мысли о Боге без веры в нераздельность Имени от Именуемого? А если Имя Божие неотделимо от Бога во время молитвы, то, значит, оно есть Бог, и неотделимо от Именуемого также и после молитвы, а не только во время молитвы (Составитель).]

каковое сосредоточение необходимо для того, чтобы сделать дух наш способным к восприятию благодати Божией,

[Дух наш способным бывает к восприятию благодати Божией при искренней сердечной вере во Имя Господа нашего Иисуса Христа (1Ин. 3:23). И конечно же, при искренней вере в присутствие Божие Божественной энергией в Его Пресвятейшем Имени, призываемом в смиренных и покаянных чувствах, с сокрушением сердечным о грехах своих. Но о каком восприятии благодати Божией, о каком сосредоточении ума и сердца на мысли о Боге может говорить имеборствующий профессор С. Троицкий, не признающий Божества Имени Божия, отвергающий реальное его бытие? «Ибо не верующий, – говорит Свящ. Писание, – уже осуждён есть, яко не верова во Имя единородного Сына Божия» (Ин. 3:18, 36). Лишь только верующие во Имя Господа именуются чадами Божиими (Ин. 1:12). (Составитель)]

а вовсе не потому, что «словесное действие Божие есть свет Христов, просвещающий сердца», ибо под словесным действием (ενεργεια λογικη) Божиим разумеются не слова и имена молитвы или Священного Писания, а действие Божие, направленное на разумные существа.

[Профессор говорит, что «словесное действие Божие» не есть свет Христов, просвещающий сердца. Разве это не ересь? – Всякое действие Божие по отношению к миру и человеку есть свет Христов, просвещающий всякого человека, в мир грядущего. Словесное действие Божие – в живых глаголах Евангельских. Словесное действие Божие – в Откровениях Бога человеку в Ветхом и Новом Заветах. Словесное действие Господа – в Его молитве «Отче наш», в Его обращениях к Отцу Небесному, к апостолам, к людям, ко всему миру. Откровение Богом миру Имён Своих есть также словесное действие Божие. И все эти словесные действия Божии есть Свет Христов, просвещающий сердца. Но профессор своей демагогией отрицает эту реальность (Составитель).]

При призывании Имён Божиих необходимо всегда относить их к Самому Господу, так что при молитве имя Господа отождествляется с Самим Господом,

[Здесь профессор снова повторяет магическое суеверие – отождествление в молитве с Богом имени, реально не существующего, но предупреждает, что в нашем духе отождествлять имя Господа с Самим Господом нельзя, это, мол, безмерно оскорбит величие Божие. Это значит – нашу ограниченность приписывать Богу и сливать Бога с действием тварного и ограниченного существа. Вот такая абсурдная платформа профессора! Не мытьём, так катаньем он развенчал Святейшее Имя Божие (Составитель).]

но нельзя смешивать такого отождествления в нашем духе с тождеством имени с Господом, и поступать так, это значит нашу ограниченность приписывать и Самому Богу и тем самым безмерно оскорблять величие Божие, сливая Бога с действием тварного и ограниченного существа⁷²⁶.

Флоренский Павел Александрович (1882, местечко Евпах Елизаветпольской губернии – 1937), философ. Родился в семье инженера-путейца, служившего в Закавказье. В 1900 г. окончил 2-ю Тифлисскую классическую гимназию и поступил на физико-математический факультет Московского университета. Специализируясь по чистой математике, Флоренский параллельно изучал философию. В 1904 г. после окончания курса отказался от предложенной ему научной университетской карьеры, выбрав путь, по его же словам, «православия и именно церковности», поступив в Московскую Духовную Академию в Сергиевом Посаде. Будучи монархистом по убеждению, в 1906 г. под влиянием событий первой российской революции выступил с проповедью «Вопль крови», осудив казнь лейтенанта П. П. Шмидта и расстрелы «людей, не имущих куска хлеба», за что подвергся аресту. После окончания академии Флоренский в 1908–1919 гг. преподавал в ней философию, а в 1911 г. принял сан священника, не занимая приходской должности. В 1911–1917 гг. являлся редактором одного из лучших духовных журналов – «Богословский вестник». В 1914 г. защитил магистерскую диссертацию «О духовной истине», став профессором в Московской Духовной Академии. В этом же году вышел в свет его самый известный богословский труд «Столп и утверждение истины». Энциклопедически образованный оригинальный мыслитель, Флоренский стал автором многих выдающихся работ по богословию, философии, искусствоведению, математике, эстетике, электродинамике, филологии, понимая свою жизненную задачу в проложении путей к будущему цельному мировоззрению. После Октябрьской революции 1917 г. Флоренский так обозначил свою позицию: «Развиваемое мною научно-философское миропонимание не совпадает с вульгарным толкованием коммунизма», но это не может помешать «добросовестно делать на государственной службе своё дело». Служил учёным секретарём комиссии по охране памятников и старины Троице-Сергиевой лавры, разрабатывая методику эстетического анализа и описания предметов древнего искусства, читал лекции по физике и математике в педагогическом институте, преподавал в Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС), занимался научно-исследовательской работой в системе Главэлектро ВСНХ, редактировал Техническую энциклопедию и написал для неё более 100 статей. Вся эта деятельность не помешала в 1928 г. высылке Флоренского в Нижний Новгород. По ходатайству жены А. М. Горького Е. П. Пешковой он был освобождён, но в 1933 вновь арестован, осуждён на 10 лет по ст. 58 пп. 10 и 11 («Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти... а равно и распространение или изготовление литературы того же содержания») и отправлен в восточно-сибирский лагерь «Свободный» (БАМЛАГ). В 1933–1934 гг. работал на мерзлотной научно-исследовательской станции, где получил ценные результаты. Ходатайство правительства Чехословакии в 1934 об освобождении Флоренского и переезде его с семьёй в Чехословакию правительство СССР отклонило. В 1935 г. Флоренский был отправлен в Соловецкий лагерь, где сделал ряд научных открытий на соловецком заводе йодной промышленности. В ноябре 1937 г. Флоренский был вторично осуждён тройкой УНКВД по Ленинградской области. Дальнейшие сведения о нём, включая официальную дату смерти в 1943 г., легендарны. Реабилитирован посмертно в 1958 г.⁷²⁷

[Павел Александрович Флоренский – изумительно одарённая Богом духовная, и вместе творческая, редчайшая личность. Посмотрите, он: философ, профессор МДА, энциклопедист, духовный писатель, редактор «Богословского вестника», искусствовед, художник, математик, филолог, эстетик, физик, учёный секретарь комиссии по охране памятников и старины в ТСЛ, монархист, антикоммунист, преподаватель в ВУЗах, научный исследователь Глав-Электро в системе ВСНХ, научный работник соловецкого завода йодной промышленности, каторжник, новый российский священномученик, хотя РПЦ пока ещё не канонизировала его; но она долго не причисляла к лику святых и такого редчайшего столпа Церкви Христовой, как великий пророк и чудотворец св. Иоанн Кронштадтский, в то время как ещё при его жизни по обилию святых благодатных даров его за святого почитал весь мир (протоиерей К. Б.)]

[Называет Имя святейшим, а немного далее говорит, что оно есть «условное» слово, «необходимый для ума нашего условный знак», «реально вне нашего ума не существующий образ (идея)», почти то же, что в геометрии идеальная точка, линия, круг, в географии – экватор, меридиан и под.»⁷²⁹. «Такова, – говорит Никон, – Его сущность». Итак, сущность имени – в его ирреальности, условности; фиктивность – его существенное свойство. «Реально – ни духовно, ни материально имя само по себе не существует», – «само по себе», – т. е. «вне человеческой субъективности»⁷³⁰. Если так, как же называть святейшим. Явно, что это или привычная для семинариста риторика, или Иудино целование. Поэтому всё дальнейшее, сказанное на стр. 852 о трепете сатаны пред именем, – пустословие.]

С болью сердца, с муками души издалека наблюдаю я великое искушение, попущением Божиим постигшее Св. гору и её, по-видимому, только русских насельников... Что сие значит? Восторжествует ли враг Церкви, или же смирение иноческое победит его?..

Вот что особенно страшно: сатана, досель трепетавший пред именем Господа нашего, как именем Того, Кто сокрушил его державу, теперь построил искушение около сего имени и сеет вражду – да ещё какую! – между исповедующими Господа, посвятившими себя всецело служению Господу, ради Господа отрёкшимися от мира и всего, яже в мире... Какова дерзость! Но каково же и ослепление тех, кто поддался сему искушению! Неужели так оскудела духовная жизнь современных подвижников Афона, что не замечают они козней искусителя? Страшно за Церковь, которой нешвенный, Боготканный хитон хотят разорвать... В чём дело?

Явилось учение, доселе Церковью не рассмотренное, а потому и в её вероизложениях ни положительно, ни отрицательно не формулированное, кратко оно выражается в трёх-четырёх словах: «Имя Божие есть Сам Бог». И только. В подробном изложении оно уже говорит, что всякое Имя Божие, всякое слово Божие, всё откровение Божие, всякая молитва, к Богу обращённая, всякое исповедание Имени Божия – есть Бог...

Темно, неясно, непонятно всё это для человека, особенно для простеца.

[Сколько тут и семинарско-фарисейского высокомерия, и рационализма. «Для простеца», – словно сам-то Никон далёк от «простецов» по своему развитию! Какая самоуверенность, что обрывки семинарских знаний возвышают над простецами... Пусть бы Епископ сказал: «сколько тёмного для рационалиста!», или «сколько тёмного для человека, погрязшего во грехах!», или «для нестяжавшего Духа!» А то: «для простеца»!]

Но сие учение уже выдаётся как «догмат»; автор книги, в которой впервые появилось оно, схимонах Иларион, так и говорит, что он "поставил этот догмат в таком виде, в каком он не встречается нигде, кроме о. Иоанна Кронштадтского». Но о. Иларион утверждает, что этот догмат якобы всегда содержался и содержится Церковью, но доселе был как бы сокровен.

Чтобы правильно судить о сем якобы сокровенном догмате, до́лжно помнить, что все догматы, несмотря на всю их таинственность и непостижимость для ума нашего, тем не менее никогда не противоречат законам нашего разума.

[Характерная черта догмата именно в том, что он требует для веры в себя преодоления разума. Там, где нет противоречия разуму, – там нечему верить и достаточно знать, хотя бы приблизительно. То, что «не противоречит», – не догмат.]

Непостижимость ещё не есть логическое противоречие. Например: Бог троичен в Лицах, но един по существу, – вот догмат. Противоречит ли он разуму? Он непостижим для нашего ума, но законам разума не противоречит, ибо содержит в себе две истины – разные, но взаимно не отрицающие одна другую; одна – единство сущности Божества, другая – троичность Лиц.

[Если, в самом деле, истина единства и истина Троичности суть истины разные, то тогда неизбежно признание существенности лишь одной из них и вторичности – другой. Тогда неизбежно получается, либо саввелианство (если признать первичной истину единства), либо трифеизм (если признать первичной истину Троичности). Но эти истины суть истины равноважные, равнопервичные, то получается антиномия, и они противоречат друг другу, – хотя бы даже тем, что каждая из них первая. Но Никон, как и вообще многие, – трифеист, потому-то ему всё ясно.]

Так нас учили в православной догматике.

["Нас учили» такие же рационалисты, как и Никон; но то правда, что мистика отвратительна этому рассудочному складу всей духовной школы. По-своему Никон прав в том, что противоречит учение об Имени... не «православной догматике», конечно, а «нас учили».]

Вот почему

[А, «вот почему» приемлются! Т. е. разум приемлет лишь то, что ему не противоречит,   своё же достояние. В чём же тогда подвиг веры?]

все догматы

[Даже «все догматы»! Но в чём же «разум смиряется пред откровением»?]

приемлются разумом, когда он смиряется пред тайнами Божественного откровения. Но в новом учении имеется логическое противоречие.

Что такое имя вообще, как мы его понимаем?

[Ставится вопрос правильный и ребром. Это заслуга Никона, честь ему и слава, что он «обнажается» и являет откровенно и смело свой позитивизм. Но жаль, что он не определяет, кто это «мы». «Мы», т. е. Никон и прочие духовные позитивисты. Простите, мне это просто безразлично. Если бы сказал: «как Св. Писание», или «как свв. отцы», или хотя бы «как философы славные» понимают, – другое дело. Но что же мне за дело до невежественного понимания какого-то Никона, теперь даже не епископа в каноническом смысле, ибо, с позволения сказать, он не имеет своей епархии, а просто шатается по свету. Совершенно незаконно он и в Синоде, ибо, если толкуют Синод как малый Собор, то Никон никакой паствой, даже фиктивно, не уполномочен быть на этом соборе. «Мы» – это величественное «я», – и только.]

Имя есть условное слово, более или менее соответствующее тому предмету,

[Если имя есть «более или менее» (выписка карандашом) условное нечто и слово (в позитивистском смысле), то как же оно может «соответствовать» предмету, реальности? Если они существенно различны (одно – реальность, а другое – мнимость: одно всецело вне нас, другое – только в нас; одно – сущее, другое – лишь мыслимое и т. д.), то как же можно говорить о каком бы то ни было соответствии, хотя бы даже «более или менее»? Может ли соответствовать нечто тому, что ни в чём не сродно ему? Если имя – только «условное слово», то все процессы нашей («...го познания» – зачёркнуто) мысли, выражаемые словом, суть только субъективное нечто, абсолютно субъективное, ничему не соответствующее и ничего не выражающее. Тут невозможно никакое «более или менее»...]

о коем мы хотим мыслить; это есть необходимый для нашего ума условный знак,

[Противоречие! Если знак может »облекаться в звуки» или «в буквы», то он – нечто и сам о себе. Если же он не есть что-либо сам о себе, то и облекаться ни во что он не может, а есть только звуки или только буквы (далее вписано карандашом) – голые звуки и буквы, ибо они реальность во всяком смысле, а имя ирреально.]

облекаемый нами в звуки (слово), в буквы (письмо) или же только умопредставляемый, отвлечённо, субъективно

[Как будто «отвлечённо-субъективно» невежество! А паче сего тщеславие учёными словами, смысл коих не ясен пишущему.]

мыслимый,

[Если он может быть мыслимым, значит, он есть нечто и сам о себе. т. е. вне. нашего ума. Если же он не есть что-либо и сам о себе, если все бытие его исчерпывается тем, что есть мысль, то незачем и говорить о нем, – незачем говорить «мысль а том-то» и достаточно говорить «мысль», «такаято мысль», т. е. чисто субъективная, коей ничто не соответствует.]

но реально вне нашего ума не существующий образ (идея).

[Что это? Невежественное пользование высоким термином «идея»? Или открытое примкнутие к школе английского сенсуализма?]

Без такого знака наш ум был бы не в состоянии приблизить к своему пониманию

[Но почему же условный, вне ума не существующий знак может приблизить к уму нечто такое, что уже не в уме и даже вовсе не в уме, а вне его? Всякое приближение происходит в силу промежуточного деятеля, среды и т. п., и соприкосновение совершается в точке, равно принадлежащей сближающимся бытиям. Если же есть, с одной стороны, сферы «предметов» вне ума, а с другой – сфера ума и его мыслей, и нет ничего общего, равно участвующего и в той, и в другой сфере, то, что же сближает их, как совершается сближение, и почему убеждаемся мы, что оно происходит?]

тот предмет, какой мы разумеем под тем или другим именем.

[Итак, есть: а) предмет, б) наше разумение его и в) имя. Теперь, если имя, как сказано, есть «образ, отвлечённо мыслимый», то что такое имя предмета и что такое разумение предмета? Очевидно, у Никона они находятся в полном и безразличном тождестве. Или «разумения», или «имя» упоминаются им всуе.]

Наш дух сам по себе, вне тела, может быть, в таких именах и не нуждается; но теперь, пока он заключён в телесный состав, он иначе и мыслить не может, как умопредставляемыми образами, идеями, словами, именами.

[Опять. Эти «образы, идеи, слова, имена» – что они? Если это лишь субъективное нечто, то что значит «иначе мыслить не может»? Они и суть мысль. Если же они – содержание мысли, но не сама она, то, что мыслится, то неизбежно различать их от акта мысли, и, тем самым, встаёт вопрос: «что суть они сами по себе, сами о себе?» Тут уже нельзя отделываться словами: «Ни материально, ни духовно не существует», хотя бы даже нам они давались лишь в акте мышления. Но в акте мышления они нам лишь являются, вообще же суть сами в себе.]

Обычно, имя указует

[Имя «указует» на свойства. Но тогда, – когда же свойства нам открываются? Когда они не только указуются, но и усматриваются. Полагаю, что имя не только указует (вписано карандашом) на свойства, но и даёт, открывает, являет нам свойства.]

нам какие-либо свойства

[Известны ли нам свойства предмета? Если нет, то, как на них можно «указывать»? Если да, – то где и когда они становятся известными и как это знание (не указание на них, а самое знание их) запечатлевается?]

предмета, приближаемого

[Пустые слова! Для разума, замкнутого в чистую субъективность, не может быть и речи, что «предмет приближается» к мышлению. Это ворованные выражения, понятные и осмысленные лишь при признании, что имена суть реальности и что ими и в них как в своих энергиях, предмет приближается к мышлению.]

к нашему мышлению, но повторяю; реально – ни духовно, ни материально имя само по себе не существует.

[Но если имя «не существует», как же можно «верить во имя?» Верят во что-нибудь реальное, а не в субъективные порождения (нашего – зачёркнуто) собственного же ума. Если даже признать выражение «верить во имя» метафорой (но какой ужас: Епископ считает требование Господа за метафору!), то остаётся непонятным, каков смысл сей метафоры. Неужели же Господь употреблял бессмысленные слова? А они должны быть признаны таковыми, коль скоро Имя не есть реальность.]

Это почти то же, что в математике идеальная точка, линия, круг; в географии – экватор, меридиан и подобное Таково значение имени для нашего мышления, такова его сущность.

[Как раз наоборот!]

Возьмём другое слово, входящее в формулу нового догмата: "Бог». Самым главным, как бы

[По мнению (Никона – зачёркнуто) Троицкого же⁷³¹, «как бы» уничтожает суждение, в которое оно включается. Значит, сам Никон хочет уничтожить своё суждение? – Нет, Значит, «как бы» не уничтожает суждения, а лишь вводит в него признание некоторых, ещё не обследованных черт, которые не нарушат целости суждения, но лишь осветят его по-новому. (Карандашом): «Как бы» – это складка на платье, сделанная в запас... Как бы – яко-яко.]

всеобъемлющим признаком сего понятия в нашем христианском смысле является всесовершенная духовная личность.

[И воистину слово «личность» в отношении к Богу до́лжно употреблять весьма осторожно, ибо оно не только личность, но и триличность, т. е. нечто совсем рассудочно невместимое, вопреки утверждению Никона (прим. 7). Личность, которая имеет три личности, – это едва ли под силу «разуму», хотя бы и не «простеца», но учившегося догматике, каковым является в собственном сознании Никон.]

Так и в православном Катехизисе говорится, что Бог есть Дух, духовная личность. Дух вечный, всеблагий, всеведущий, всеправедный, всемогущий, вездесущий, неизменяемый, вседовольный, всеблаженный. Все другие признаки сего понятия объединяются в основном понятии личности Духа. Этот признак до́лжно иметь в благоговейном внимании всегда, когда мы произносим слово «Бог».

[Но надо «иметь» в не менее «благоговейном внимании» и многое иное, без чего соединение (см. далее) слов «имя» и «Бог» действительно может быть неприемлемым. Иметь же только этот признак («личность») – это значит смотреть на Ивана, когда указывают на Петра. Да кроме всего, смысл имяборческого агностицизма есть порицание Личности Божией.]

И вот, при соединении двух, сейчас рассмотренных нами слов »имя« и »Бог« в одно предложение, в одну мысль, как это видим в новом догмате, является явное логическое противоречие одного понятия другому:

[Ишь чем пугает. А уж если пугается всерьёз, то снимай сан, отказывайся от всякой религии и читай себе Лесевича.]

»имя», как идея, мысль, есть нечто реально – ни материально, ни духовно не существующее,

[см. 20.]

а «Бог» есть реальнейше существо, самобытная сущность, основа всякого реального бытия и притом – повторяю – всесовершеннейшая личность. Ясно, тут само собою выходит такое умозаключение: нереальное (имя) есть реальнейшее Существо, всесовершеннейшая Личность.

[Во-первых, это глупо (см. ранее), а во-вторых, в Боге, вообще coencidentia oppositorum.]

Такого логического противоречия и взаимного отрицания двух понятий наш разум, как отображение разума творческого, принять не может.

[Хотя этого и не требуется в данном случае, но, если бы и требовалось, что же тут недопустимого? А «совершенный человек» и «совершенный Бог», «неслиянно» и «неразлучно» принять Никон может? А «вид» хлеба и «существо» Тела – может? И т. д.? (Дополнено карандашом: Дева и Матерь?)]

Защитники нового догмата говорят, что Имя Божие неотъемлемо от Бога, что каждый раз, когда мы произносим имя Господа, то разумеем или призываем именно Его Самого, а не отвлечённую идею, умопредставляемый

[Конечно. А точнее сказать: всякий раз, как мы призываем Имя Божие, мы ставим себя в онтологическое отношение к Богу. Но какое именно – это будет зависеть от того, как именно мы призываем. Нет и быть не может просто призывания без тех или иных мыслей, чувств, намерений и т. п. Призывание Имени в этом смысле не всегда равно себе, ибо есть точка касания нашего к Богу, а точка эта определяется целым рядом (внизу страницы карандашом: что такое предмет и что такое слово?) условий. Выражаясь лингвистически, скажем, что лишь фонема и морфема имени приблизительно тождественны всегда, семема же его может получать весьма различные наслоения. Но, хотя бы мы даже хулили Имя, а не призывали, – конечно, мы призываем или хулим именно Бога, а не отвлечённую идею, «умопредставляемый образ»! Какому дураку взбредёт в голову призывать свою идею или свой «умопредставляемый образ»?! Да и зачем его призывать, раз он сознаётся моим?]

образ.

Но тогда зачем же ставить логическое ударение на слове «имя», зачем как бы подчёркивать это слово? Зачем настаивать на имени тогда, когда разумеем Его Самого?

[Весьма просто. Затем, что «Он Сам» даётся нам в Имени, а не помимо и вне Имени Своего. Да, разумеем «Его Самого», поскольку Он даётся нам в Имени.]

Невольно приходит на мысль, что это нужно новым учителям по каким-то особым соображениям.

[Текст сноски в рукописи отсутствует. – Ред.]

И если вникнуть глубже в их учение, то становится понятным, зачем это им нужно.

До́лжно сказать, что хотя имя, как отвлечённое умопредставление о чём бы то ни было, отдельно от предмета реально не существует,

[См. ранее (9–12): «отвлечённое умопредставление» понималось как «экватор», «меридиан», как модус самого ума, реально вне нашего ума не существующий образ, (идея)». Теперь же оказывается, что имя «отдельно от предмета реально не существует», т. е. модус предмета. Раньше говорилось, что мысль всецело заключена в границы субъективности и имеет дело лишь с фикциями вроде «экватора» и «меридиана», а теперь говорится, что мысль – всецело в вещах, ибо имена отдельно от предмета реально не существуют.]

но в процессе мышления всегда может быть отделено от того предмета, коему усвояется.

["Может быть отделено от предмета». Но если оно отдельно от предмета реально «не существует», то, значит, по отделении оно перестаёт существовать (Дополнено карандашом: и, значит, в уме быть не может).]

Ему может быть приписано то или другое качество, коим самый предмет не обладает.

[Что же тут удивительного? Ему может быть приписано качество, но в него не может быть вложено это качество. Имя, поскольку оно воплощено, разумеется, получает вид самостоятельной реальности, следовательно, в этом виде своём – все качества, присущие виду. Так, Тело Христово (воплощённое – зачёркнуто), пресуществившее в Себя Хлеб и Вино, но сохранившее их вид, тем самым, в отношении этого вида своего, получает новые признаки, – признаки вида, например, делимость. Но одно дело вид, а другое – существо, и они всегда друг друга не покрывают. В имени же вообще нет адекватности немощного зрака и сокровенной сути.]

Например, об имени можно сказать: благозвучно оно или нет, легко или не легко произносимо,

[Это, собственно, не об имени, но о звуках, его воплощающих.]

объемлет ли все признаки именуемого или же часть их, один из них, и подобное.

[Имя объемлет не признаки именуемого, а его самого. «Признаки» или «признак» и есть самое имя, коим именуемое именуется, – т. е. энергия, являющая своего деятеля (υενεργων).]

Нет надобности делать исключение и тогда, когда речь идёт об Имени Божием. Мы употребляем его и в молитве, произносим и тогда, когда беседуем или пишем о Боге.

[Да. Но, во-первых, этим Никон может доказать только то, что в этих случаях мы ставим себя не в одно и то же онтологическое соотношение с Богом, а он надеется доказать, что не ставим ни в какое; между тем даже и молитва молитве рознь, и на молитве мы ставим себя в разное соотношение с Богом. Во-вторых, Никон должен знать, что не всякое соотношение законно, и «беседовать или писать о Боге» есть нечто низшее, а то и прямо греховное. Именем мы ставим себя в соотношение с Богом, а нашими чувствами и другими словами (вписано карандашом: семемою) определяем, что мы хотим получить от этого отношения. Если мы хотим лишь беседовать о Боге, то почему же мы стали бы ждать чудесных исцелений? Но то отношение к Богу, которое устанавливается беседою о Нём, всё же есть отношение к реальности, а не только к нашей идее. Мы соприкасаемся здесь с Богом, поскольку Он может быть предметом (реальным, однако) беседы, хотя возможно, что беседа эта, именно в силу содержащейся в ней реальности, опалит нас.]

Надо помнить ещё и то, что мы – существа ограниченные, а Бог неограничен, непостижим для нашего ума,

[Поскольку наш «ум» и наше «слово» способны вместить энергию Божию, постольку они ею и наполняются.]

необъятен для нашего слова. По благости Своей Он открывает Себя в слове человеческом, но всякое слово наше остаётся ограниченным и условным.

[Но как же Он открывает, если слово всё-таки остаётся условным? Значит, и откровение Его мнимо. Никон кощунствует. Разве слово Божие мнимо? Разве иллюзия, что Бог открывает Себя? А раз воистину открывает, то значит как-то (пусть непостижимо!) слово перестаёт быть «ограниченным и условным». Пусть Никон по совести ответит: можно ли назвать «ограниченным и условным» св. Агнец? Если да – то он, Никон, пусть не вмешивается и в этот спор; если же нет, то почему он не видит невозможным для себя признать, что вино и хлеб стали не-условными, а за представлениями, движениями нашего тела и звуками непререкаемо отрицает такое значение? Пусть этого нет! Но почему он принципиально отвергает. Разве Слово Божие (Св. Писание) условно и ограничено? А если пойти далее, то надо на этом же основании Никону отрицать и Божество Иисуса Христа, ибо в «ограниченном и условном» обитала вся полнота Божества «телесне». Не без причины о. Герман и др. подозревают, что Никон и подобные ему отрицают Божество Господа Иисуса Христа.]

Он же безусловно всесовершен. В Его имени в нашем слабом слове или нашем умопредставлении о Нём есть только приближение понятия о Нём к нашему уму,

[Что за чепуха! В имени (= слове, = умопредставлении) есть приближения понятия к уму! Но разве «умопредставление» и «слово» не то же, что понятие? Как это в понятии есть приближение понятия к уму? (ср. 14, где не понятие, а предмет приближается к уму!).]

но не тожество

[Кто говорит о тождестве? «Есть» не значит тождественно. «Имя есть Бог» не значит «имя тождественно с Богом», ибо хотя «имя и есть Бог», но «Бог не есть Имя». «Имя ⊃ Богу», но не «Имя = Бог».]

 – не только с самым существом

[Кто говорит о существе? – Об энергии, об энергии, об энергии!]

Его, но даже и с тою идеею о Боге, которая прирождена

[Откуда знает Никон об идее, которая «прирождена», да ещё вдобавок не «объемлется ни одним из словес»?]

нашему духу как неотъемлемая черта образа Божия в нас самих, которая предносится, в силу этой прирождённости нашему уму, но не объемлется, не выражается во всей полноте своей ни одним из наших словес.

[Всё это хорошо, но не Никону говорить бы так. Эта «идея» и есть энергия Божия, которая смутно воспринимается, но в ясности у большинства не приводится.]

Посему необходимо признать, что наша идея, наша мысль о Боге

[См замечание выше: «Что за чепуха!..».]

 – одно, а самое Существо Божие – другое.

[Конечно! Но о существе Божием вообще нет речи, а об энергии до́лжно сказать, что если наша мысль есть всецело и исключительно наша мысль, то, конечно, и энергия Божия, и наша мысль – совсем различны; но тогда не может быть и речи о каком-то «приближении» «понятия» «к нашему уму».]

Только при таком отделении имени, как мысли о Боге, от самого Существа Божия

[Опять подтасовка. Говорят об энергии, а Никон подтасовывает «существо».]

и можно здраво мыслить и благоговейно рассуждать о нём.

[Если мысль о Боге отделить от Бога, то именно нельзя тогда ни «здраво мыслить», ни «благоговейно рассуждать» о Нём. Тогда и мышление и рассуждение о Нём будет игрою с призраками субъективных, всецело-субъективных и насквозь-человеческих порождений. Это будет бред сумасшедшего и кощунственное идолопоклонство пред собственным бредом. Епископ, понимаешь ли ты, что ты говоришь и куда ведёшь?]

Уже по одному этому непозволительно дерзать говорить: «Имя Божие есть Сам Бог». Бог в Существе Своём неименуем.

[Итак, теперь имя опять «мысль о Боге», а ранее (см. 32) «имя отдельно от предмета реально не существует». (Так у Флоренского. – Сост.) Да. И не потому, что нет «достойных слов», не количественно Существо Его превосходит именование, а качественно, существенно. Существо Божие именуется лишь Богом же, – Богом, Словом, Сыном. Имя Существа Божия есть Тип, который для твари сам, в существе своём, неименуем.]

Нет на земле достойного Его имени и на языках человеческих таких слов, которые во всей полноте обнимали бы Его Существо,

[Не «во всей полноте» «обнимали бы Его существо», но и как бы то ни было, отчасти – и таких нет, ибо, повторяю? Существо безусловно (а не относительно) неименуемо.]

все Его совершенства; и так называемые имена Его

[Однако «так называемые» имена именуются именами Самим Богом. Немного смело называть их, после Всевышнего, «так называемыми». Семинарщина и Слово Божие готова исправлять по своей позитивистической философии. (Дополнено синим карандашом: Рассказ о Еп. Анатолии («надо ещё переводить Евангелие на современный яз. и настаивает – «Бог дождит на праведныя и неправедныя»)).]

суть только слова, указующие

[Во-первых, имена всякой вещи или существа суть «только» слова, указывающие на то или иное её свойство. Но всё дело в том, что свойства не суть фиктивные величины, а суть явления вещи, энергии вещи, выявления её сущности, и поэтому в них и ими является и сущность. Следовательно, и Божии Имена (означающие то – зачёркнуто), указывающие на то или иное его свойство, вовсе не такая условность, как хочется Никону, а воистину суть Имена Божии, Имена Бога (а не свойства Его только). Во-вторых, свойства Божии, т. е. энергия Его, деятельность Его, вовсе не пустые entes rationis, а реальность, сами суть реальности высшего порядка.]

на то или иное Его свойство,

[Об «указующия» см. замечание выше: «Что за чепуха!..» – Ред.]

например: Сущий (Иегова), русское Бог

["Бог» на вечность вовсе не «указывает». Бог (от «богатый») и указывает на полноту бытия, полноту творческой мощи.]

 – указуют на Его вечность. Его приснобытие, на то, что Он самосущий источник всякого бытия; Иисус – на то, что Он есть Спаситель наш, нас ради воплотившийся и ставший Богочеловеком;

[Фантазия! (Далее синим карандашом: Спаситель, см. у св. Дим. Ростовского) – о ...имени (Божия – зачёркнуто), имени «Иисус».]

Христос – на то же служение спасению рода человеческого;

[Чепуха. Христос «указывает» на помазанность Духом Святым.]

Сын Божий – на Его предвечное рождение от Отца, на Его отношение к Первому Лицу Пресвятыя Троицы; Господь – на Его владычественное соотношение к созданной Им твари и искупленным Его кровью людям, и т. п. Но если бы нашлось на языке человеческом слово или в мысли нашей представление, во всей полноте объемлющее в себе все свойства и совершенства Божии, и тогда это была бы только идея о Боге, только благоговейная мысль о Нём, наше субъективное представление,

[Оставим это, надоело! Но, значит, по Никону, всякое реальное Богообщение закрыто для человека? Никогда человек не имеет Бога пред собою, но всегда лишь своё представление голое о Нём? Ужасно! Ужасна не глупость этого утверждения, а что такие слова может извергать из себя человек, изображающий из себя верующего. Заядлый позитивист и то, стесняясь, их произнёс бы.]

а не Сам Он по Своему Существу.

[Зачем к «Сам Он» прибавляется «по существу»? Ведь может быть Сам Он, но не по существу, а в явлении, в энергии. Подтасовка! Нет, если бы нашлось такое слово, то в Нём была бы открыта и вся энергия Божия сполна Но такое слово носит в Себе лишь Единородное Слово.]

Если угодно – это был бы только мысленный образ Божий,

[Хорошо сказано. Но к чему «только»? Надо бы: «не только». Если «образ» не подчиняется «Самому», а противопоставляется, то это может делаться лишь в скрытой тенденции истолковать образ, как нечто иллюзорное, мнимое и, следовательно, ложное. Самая благоговейная мысль, самый прекрасный образ, если он есть чистая иллюзия, – есть идол и ложь, с которой надо бороться. Потому-то и боролись против икон иконоборцы.]

духовная умопредставляемая икона Его, а не Сам Он.

[Значит, можно знать Бога помимо Него Самого? Никону до́лжно сознаться, что есть одна из двух возможностей: или та, что образ Бога, как таковой, иллюзорен и, следовательно, ведёт к заблуждению: или же та, что он, как истинный, даёт истинное познание Бога (помимо Бога – зачёркнуто). Значит, или Бога вовсе нельзя познать никак, или же он обязательно и всегда познаётся, ибо мы не знаем, как проверить свой «образ» Его, и притом познаётся, так сказать, насильно, помимо Него и вне Его. Первого Никон не допустит. Но если можно насильно познавать Бога, то почему же нельзя насильно же и призывать Его? Впрочем, последнего никто не утверждает, и только синодалы приписывают своим противникам.]

Правда, когда благоговейная

[А разве Господь не слышит, когда кощунственная мысль Его хулит? А разве Он не видит, когда равнодушная мысль призывает Его всуе. Никон ничего не может разграничить, и вынужден говорить то же, что и противники, – только с гносеологическим и метафизическим безвкусием. Никон вынужден согласиться, что всякая, а не только «благоговейная» мысль о Боге, так сказать, затрагивает Бога, т. е. всякую Он знает, и, стало быть, нет (не может – в оригинале) ни одной мысли, так сказать, бездейственной. Но каково отношение Бога к этой мысли о Нём – вопрос особый. Это же самое признают и именославцы. Следовательно, у Никона нет преимуществ, он не разграничивает одних мыслей от других. А недостатков – сколько угодно.]

мысль обращается к Богу, призывая святейшее имя Его, то Господь в то же мгновение

[И прежде всего сюда относится грубое представление о Божестве. Словно Ему надо ждать, чтобы услышать, когда к Нему кто обратится мыслью! Словно наше обращение нужно для Бога, а не для нас. Какое-то изображение Бога в виде послушника или лакея, который ждёт приказаний архиерея и исполняет их «в то же мгновение».]

внемлет молящемуся, мало того: Он Сам даёт и молитву молящемуся,

[Если молитва уже совершилась и Бог уже внял – зачем же Он даёт её! Если же Никон этой неправильно построенной фразой хочет сказать, что та первая, совершившаяся молитва, т. е. мысль о Боге, обращение к Богу дано Богом же, то значит, энергия Божия уже двигала молитву. Но если бы Бог извне двигал молитву, то это значило бы, что он насилует волю и гипнотизирует человека. Значит, действие Божие надо мыслить как изнутри идущее, т. е. энергия Божия и молитва человеческая имманентны друг к другу. Молитва проникнута изнутри энергией Божией, срастворена с нею. Поэтому нельзя говорить о молитве как о только человеческой, т. е. она и божественна, и человеческа, – и, по Божеской её стороне, можно говорить, что она есть энергия Божия, т. е. можно сказать θεοτης.]

но и при сем Самое Существо Божие не воплощается в идее,

[Никто не говорит о воплощении «Существа Божия». Выстрел Никона холостым зарядом.]

а лишь проявляется некая сила Божия, именуемая благодатью.

[Никон выражается о благодати в тонах теософских, словно это безличная стихийная сила или какой-либо газ. Благодать есть Божество, Бог в явлении]

И является она не потому только, что человек умом или устами произнёс Имя Божие, а потому, что произнёс его с должным благоговением и верою,

[Если бы человек, помимо благодати, мог иметь «должное благоговение» и «веру», то ему уже не нужна была бы благодать. В том-то и дело, что без благодати мы ничего не можем. От направления нашей внутренней жизни зависит, конечно, не то, будет ли благодатно произнесение Имени или нет, а лишь (и то лишь отчасти) то, каково будет восприятие наше этого благодатного воздействия на нас. Мы как бы окружены благодатью – «в Нём бо живём и движемся и существуем». Но открывается окно в нас, подымается штора навстречу Божественным лучам лишь тогда, когда мы призвали Бога. Акт призывания, как бы он ни был малоблагоговеен или малосознателен, уже указывает на то, что наша воля хотела открыть наше существо Богу. Однако ради чего – это ещё не определено самим актом призывания называния. Мы получаем от Имени и то, ради чего Его призвали. Разумеется, произнося Имя богохульственно, мы не можем ждать от сего духовного утешения, – но это не потому, что Имя бездейственно в данном случае, и не потому также, что богохульство не открывает нам Бога, а потому, что мы не хотим в данном случае помощи Божией, а хотим Его гнева. Называя Бога, мы всегда и во всяком случае так или иначе подходим к Нему Самому, а не только движем языком или переживаем чисто-субъективные психические процессы. Но приближаясь к Нему Самому, мы приближаемся в разных случаях по-разному: в одних – на спасение себя, а в других – «в суд и во осуждение». Тем-то и страшно богохульство, кощунство, лицемерие, легкомыслие и т. д., где не благоговейно произносится Имя, что это произношение не есть лишь физический или психический процесс, а, вместе с тем, и онтологический процесс приобщения Божией энергии, которая не может не быть действенной и, следовательно, или спасает, или опаляет. Если же опираться не на силу Имени, самого в себе, помимо наших настроений, а на наши «должное благоговение и веру», то придётся впасть в чистейший субъективизм; да и как решить, когда благоговение сделается достаточно, чтобы мы имели право молиться. Если ждать «должного» благоговения и быть сколько-нибудь должного мнения о ничтожности своей и греховности своей, то едва ли кто-нибудь когда-нибудь решился бы обратиться к Богу. Но всякая молитва, всякое обращение к Богу должны предполагать: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно смети призывати Тебе, Небесного Бога Отца и глаголати: «Отче наш...». Без этого сознания, что мы лишь дерзаем сметь призывать Имя, – всякая молитва есть богохульство. Еп. Никон, кажется, думает, что можно безнаказанно трепать по семинарской риторике священные тексты и священные имена, и что это – «только так». Недаром семинаристы говорят комплименты барышням словами «Песни Песней», насмешничают и ругаются пророками и псалмами, скабрезничают священными песнопениями. Никон – чистейшее отродье семинарщины, возводящее дурные семинарские привычки и грехи в догмат, и, выражаясь по-марбуржски, ориентирующий свои догматические построения на до сих пор не оставленных им замашках духовной школы. Способ рассуждений его таков: так как мы все треплем Имя и в проповедях, и всюду, без «должного благоговения» и без веры, то, следовательно, это не плохо. И, значит, это Имя, раз оно позволяет себя трепать, есть само по себе ничто, – звук пустой...]

обращая и Своё сердце к Богу (Существу Божию),

[Бог и Существо Божие вовсе не синонимы. Мы обращаем своё сердце к Богу, но не к Существу Божию, которое непознаваемо и пребывает превыше разумения, превыше ума и превыше сердца. По своему рационализму Никон (вся мистичность или лже-мистичность его тёзки в одном – в «Нiкон») воображает, что познаёт Существо Божие. Какое нечестие!]

как цветок обращается к солнцу.

[Сердце, обращающееся к Существу Божию так же, как цветок к солнцу! Чистейший пантеизм! Т. е. несвободно, органически. И т. к. у этого солнца, по Никону, нет лучей (энергии = Имени), то цветок-сердце ничего от такого обращения бескрылого не получает.]

Не от звуков имени, не от отвлечённой идеи, не от умопредставляемого имени,

[Никто и не говорит «от звуков», «от представления»; именно и говорят «от Бога».

Но противопоставление звуков Богу имеет смысл только в устах позитивиста, каков Никон и для коего не может быть ничего в мире, что «не от мира». Да, не от «звуков», но в том-то и дело, что в Имени нет ни «звуков», ни «представления», как нет во Святых Дарах хлеба и вина и как нет в Слове Божием языка. Раз произошло соединение горнего с дольним, то уже нельзя противополагать одно другому реально, а можно лишь в отвлечении. Что бы сказал Еп. Никон, если бы я выразился подобно ему: «Не от Святых Даров идёт благодать, а от Самого Бога» или: «Не от Человека Иисуса идёт благодать, а от Сына Божия, Сущего на Небесех...»! Так и тут. Не до́лжно делать разделения реального, и тогда не будет никакой бессмыслицы. Сделай разделение реального – и им внесётся бессмыслица. «Не от звуков». «Но от чего?» – приходится спросить тогда, т. е. при наличности предпосылки о разделённости их. – «От Самого Бога», – отвечает Никон. Но при чём же тогда звуки? Почему Бог, «не нуждающийся» в звуках, Сам не подаёт благодати, а ждёт призывания. Да и на что призывания! Бог и без нас знает, что нам нужно и можем ли мы по состоянию своего «благоговения» и «веры» принять дар Божий. Стоя на Никоно-Спинозовско-позитивистической точке зрения, никогда не объяснить и не оправдать «конкретной», человеческой стороны молитвы, таинств и т. д. Мало того. Совершенно непонятно и то, для чего Богу нужны наши «достаточные благоговение» и «вера». Если нет слов и представлений, таинственно сочетающих горнее с дольним, то почему же делать исключение для эмоций и душевных волнений? Тогда и они только человечны, слишком человечны. Тогда они совершенно условны. Тогда и им приписывать значение было бы магией. Итак, нельзя говорить «не от звуков, а от Бога», но надо говорить от Имени, в коем Божия благодать, и звуки, и представления сочетаются в живое неразрывное единство. По-моему, надо говорить об Имени в тех же формулах, в каких мы говорим о Святом Теле и Святой Крови. Но если этого Никон не принимает, если он держится одной из протестантских формул: sub in pane, cum pane, sub pane, тогда пусть и об Имени он говорит так же. Т. е. тогда надо говорить: «не от звуков, не от представлений», а «в звуках, со звуками, под звуками подаётся благодать Божия». Хотя это и ложная формула, в конце концов ведущая, но более тонко, к ереси, как ведут к ереси, к отрицанию Тела Христова протестантские (лютеранские – написано выше) формулы Евхаристии, но все же лучше и тоньше.]

а от Самого Бога льётся на него луч благодати.

["От Самого Бога льётся луч благодати». Если отцам синодалам угодно слово «Бог» относить лишь к Существу Божию, а не к Энергии, которая-де называется Божеством, то фраза Никона еретична, а именно пахнет гностицизмом. От «Самого Бога» ни луча, ни капли благодати не льётся, но лучи, т. е. частные проявления Божества, исходят от Божества, от Славы Божией, от Света Неизреченного, Пресвятую Троицу окружающего. От Божества (θεοτης) исходит благодатное действие, которое опять может называться θεοτης, но и вся Энергия, и частные случаи её проявления называются одним именем (θεοτης) с Существом Божиим, ибо являет, раскрывает, обнаруживает Его сокровенное естество. Однако «луч» благодати льётся на нас именно из этой Славы Божией, но никоим образом не из неизреченных глубин «Самого Бога», – что есть ересь гностиков.]

Имя при сем является, как я уже сказал, лишь необходимым для нашего мышления условием, чтобы облечь нашу мысль

[Если имя – необходимое условие для нашего, т. е. человеческого, мышления, то почему же Никон принимает вид, будто он сей необходимости не подлежит? Если для нашего мышления имя необходимо, то мы должны говорить просто и вообще о мышлении, а не только о «нашем», ибо иного, чем наше, мышления мы не знаем и представить себе не можем, и всякие попытки в этом направлении будут лишь фантазиями, лишёнными не только доказательности, но и представимости. Итак, оставим сверхчеловеческую высоту и скромно скажем, что имя для мышления необходимо, т. е. не бывает мышления без имени. Без этого мысль не облекается в «наше слабое слово». Хотя фраза вся построена очень безграмотно, ибо имя и есть слово, и непонятно, что это значит, что имя есть условие, чтобы облечь мысль в слово, но пусть так Смысл, конечно, тот, что для мышления слово нам необходимо, а для Бога наше слово не нужно. Какой дурак! Кто его спрашивает о Боге, и откуда он знает, что Богу нужно и что не нужно?.. Но нет, тут проявляется скорее чванство недоучки, желающего показать себя на высоте не той, что у прочих человеков, а Божеской. «Для Бога не нужно» – это деликатный намёк что я-де тоже вроде Бога, – не нуждаюсь, а нуждаются в Имени лишь людишки. А я-де получаю «луч Благодати» из глубин Плиромы, от Неизреченного Отца...]

в наше слабое слово, что для Бога не нужно,

[Но если Никон подчёркивает столь усиленно, что для Бога слова нашего «не нужно», то почему же он утверждает необходимость нашей мысли. Для Бога равно не нужно как наше слово, так и наша мысль. А для нас, для людей, равно нужно и то, и другое. Следовательно, ни с какой точки зрения, по Никону, нет принципиальной разницы между словом и мыслью. Мысль и слово нераздельны, – одна реальность, а не две.]

а для нас необходимо.

[И если ранее Никон придавал чрезмерное значение нашим настроениям, то тем более оснований преувеличивать, а не недооценивать значение слова и мысли.]

Повторяю: для нас Имя Божие есть только слабая тень

[Тень есть, во-первых, некая реальность, а не «отвлечённое умопредставление», «отдельно от предмета реально не существующее (32)»; тень не отделима, во-вторых, от своего предмета, но и неслиянна с ним не только в мысли, но и реально. Если Никон называет Имя тенью, то он, тем самым, в значительной мере сдаёт свою позицию. Всё же это куда лучше, чем «экватор» или «меридиан». Но имя не тень свойств, а содержит в себе свойство, которое тень Бога.]

одного из свойств или состояний Божиих,

[Свойства Божии не механически накопляются, подобно тому, как это делается в катехизисе, а представляют собою живое единство, и потому Именем означается Бог по всем свойствам, или, точнее сказать, по всецелостной Своей энергии, а не по одному свойству, хотя тот или другой момент выступает в данном Имени вперёд, с большей определённостью. Следовательно. Имя, если уж согласиться на терминологию Никона, есть тень Энергии Божией, а не «одного из свойств». Однако на самом деле надо сказать: имя есть «тень» Бога, а сила или слабость этой «тени» есть нечто кажущееся, зависящее от чистоты или нечистоты нашего зрения духовного.]

отмеченная в нашем слове или мышлении;

[Имя «есть тень одного из свойств... отмеченная... в слове или мышлении». Итак, свойства имеют тень: а тень эта «отмечается» (т. е. воспроизводится, что ли? Что хочет сказать Никон?) в мышлении. Итак, представление (и имя), по Никону, не только не тень Бога, но даже и не тень свойств Бога, – а лишь, так сказать, тень тени свойства, или тень тени тени Бога.]

мы и тени воздаём должное почитание, как иконе, ибо и тень апостола Петра исцеляла болящих;

[Однако! Смело сказано: тень ап. Петра исцеляла. Не вера, следовательно, в Петра или в Бога, а именно тень. Почему же Имя, – тень уже не внешних свойств Петра (его геометрической формы), а внутренних свойств Бога (благости, милосердия, премудрости и т. д.), не может исцелять? Никон обмолвился, очевидно? Но он выразился хорошо.]

но

["Но»... Мысль такова: Имени воздаём почтение, но не приравниваем Богу имя. Хорошо почтение – объявляет Имя за фикцию, за «экватор», за простой модус познающего ума.]

не дерзаем отожествлять

[Никон смешивает логическое включение «⊃», равенство «=> и тождество «≡». Прежде всего, разумеется, никто не говорит о нумерическом тождестве «≡» Имени и Бога Нет речи и о равенстве, подразумевающем двойное включение: «Имя = Бог» и «Бог = Имя». Речь идёт исключительно о включении «⊃»; «Имя ⊃ Бог», которое нельзя читать наоборот. Итак, хорошо, что Никон не дерзает «отождествлять», т. е. утверждать «≡» или «=» Имени и Бога: но очень плохо, что он уклоняется от включения «⊃». Между тем, даже тень, вовсе не внутренне связанная с предметом, её отбрасывающим, и вовсе не содержащая в себе полноты свойств предмета а лишь одно, наиболее внешнее, – даже тень включает в себя (логически предмет), и даже про тень, а тем более про портрет человека можно сказать: «Тень эта – Пётр», или, указывая на портрет Петра, сказать: «Это – Пётр». Пётр не есть тень, но лишь является в тени; но «тень – следовательно Пётр», «тень ⊃ Пётр». Попробуем отказаться от этого словоупотребления. Скажем вместе с Никоном, что это – лишь неточности языка. Но тогда про что можно сказать: «это – Пётр»? Фигура – но это одежда Петра. Про голую спину – но это спина. Про лицо – но это опять-таки известные зрительные впечатления, но не он. Чудеса, слова, мысли – опять это проявления, а не сам он. Если нельзя явления называть именем являющегося, то тогда, во-первых, мы никогда не будем иметь случая употребить имя являющегося, и, во-вторых, мы, не видя в явлении являющегося, не можем ничего и знать о самом его существовании. Никоновщина ведёт не только к агностицизму, но и к полному безгласию, к полному бессловесию. Но в том-то и дело, что явлениями своими, проявлениями своими неименуемое и несказанное Существо чем бы то ни было себя именует и высказывает, а затем и наш разум может в своём проявлении слове – приобщиться тому высказыванию и сделать для себя разумным то свыше-разумное существо.

Слово «явление» имеет два смысла. Первоначально «явление» означало выявление, раскрытие, обнаружение. Явление ео ipso и было тем, что даёт познание до того не явившегося. Кантовский смысл слова явление прямо противоположен сему. Явление не выявляет, по Канту, а делает тайною вещь в себе, не раскрывает – а закрывает, не обнаруживает – а прячет. Именно на этой кантовской позитивистической точке зрения и стоит бессознательно Никон. Тень, например, тоже есть явление вещи, хотя и не глубинное, а поверхностное. Тень, однако, кое-что в вещи выявляет. Для Никона тень есть «только» тень, – ничего не выявляющая, но лишь условный знак, приписанный вещи. – Тем более имя; для одних оно выявляет сокровенное вещи в виде энергий её, а для других имя ирреально. Вещь не выявляется в имени и, значит, остаётся в голом «о себе», – непознанная. Кантовская и древняя, всечеловеческая точка зрения, выразителем которой явился Платон, противополагаются друг другу так:

IV платонизм – явление ⊃ вещь: вещь ⊃ – явление

III кантианство – явление ⊃ – вещь: вещь ⊃ – явление

II крайний позитивизм – явление – ⊃ вещь: вещь: ⊃ явление

I имманентизм – явление ⊃ вещь: вещь ⊃ явление]

сию тень с Самим Богом

[В каком смысле «с Самим Богом»? С «Самим Богом», в смысле существа Божия, Имя никто не отождествляет, да и, вообще. Имя ни с чем не отождествляет. Но Имя приравнивают или, ещё точнее сказать, логически включают в понятие об энергии Его. Имя ⊃ энергия, а энергия Божия являет Самого Бога. Итак, именославцы включают (логически) Имя Божие в явление Божие, которое тоже можно называть Богом θεοτης), т. е. тем же термином, что и Существо Божие. А почему? – Да потому, что все наши термины в строгом смысле слова относятся к энергии, а не к существу, и если Существо Божие названо тем или другим термином по известной энергии, как наиболее ноуменальному раскрытию Существа Божия, наиболее глубокому или, точнее сказать, наиболее легко нами уразумеваемому выявлению глубин бытия Божия, то, что же дивного, что этот самый термин может употребляться и в собственном, непосредственном, так сказать, своём значении: а именно – применительно к Богу явленному – к энергии Его?!]

и говорить, что «Имя Божие есть Бог»

[Однако дерзает говорить, что Имя Божие – «меридиан». Однако дерзает забыть дополнение формулы: «Имя Божие есть Бог, но Бог не есть Имя Его», которое и показывает, что слово «есть» употреблено в смысле включения «⊃», а не в смысле равенства «=», ни же в смысле тождества «≡»! Если же Никон хочет, вопреки Соборам против Паламы и вкупе с Варлаамом и Акиндином, говорить слово «есть» в смысле тождества «≡», то в таком случае, ни о чём никогда он не может употребить слова Бога, когда речь идёт о существе Божием. А? Слово Бог, в смысле внутреннего бытия Божия, никогда не может быть сказуемым, но всегда лишь подлежащим... Не нечто есть (в смысле) Бог, а «Бог есть ...», но что же Он есть, по существу Своему? Сего мы не знаем и знать не можем. Если Никон исключает Слово Бог в смысле сказуемого, то кольми паче оно уничтожается как подлежащее, т. е. вовсе выпадает из лексикона. Никогда нельзя употребить слова Бог. Что же можно говорить? А вот, по-толстовски. «Я не употребляю слова Бог как существительное, но – лишь как прилагательное или наречие», – что-то вроде этого говорит Л. Н. Толстой. Никон и предлагает употреблять это святейшее слово лишь как наречие или прилагательное – Божественный, Божий, по-божески!.. Под видом «не дерзаем» проводится чистейшее толстовство, какой-то утрированный деизм и агностицизм.]

На это не даёт нам права простой, здравый разум;

[Во-первых, что за странная аргументация в устах Епископа и даже «Архи...». – Ему говорят от Писания и от Предания, а он ссылается на «простой, здравый разум». Что осталось бы от любого догмата, если бы прилепить к нему никоновский критерий, – он же и толстовский. «Неслиянно и неразлучно», «Дева и Матерь», «единосущный», «вид хлеба, а на самом деле Тело Христово» и т. д. и т. д. Это во-первых. Во-вторых, разум Никона вовсе не есть что-то заведомо доброкачественное, чтобы выдаваемый им похвальный лист самому себе сам по себе был убедителен. Каждому свойственно нескромное убеждение в «здравости и простоте» (т. е. неиспорченности) собственного разума Никон не составляет в этом отношении исключения. Но не лучше ли бы подождать, когда другие признают разум «здравым и простым», а потом уже аргументировать, исходя из этого похвального отзыва. Ещё Кант говорил об этой привычке хвалить себя. «Чтобы сколько-нибудь удовлетворить задаче критики, противники Юма должны бы были глубоко проникнуть в природу чистого разума, что для них было неудобно. Поэтому они выдумали более удобное средство сопротивляться безо всякого понимания, именно апелляцию к общему человеческому рассудку, или здравому смыслу. Правда, это великий дар неба – обладать прямым (или, как недавно стали говорить, простым) человеческим рассудком. Но его нужно доказать на деле рассудительностью своих мыслей и слов, а не тем, что ссылаешься на него как на оракул, когда не умеешь ничего разумного сказать в пользу своего мнения. Когда понимание и знание приходит к концу, – тогда, и не раньше – сослаться на здравый человеческий смысл – это одно из тех остроумных изобретений новейших времён, благодаря которым пустейший болтун может безопасно начинать и выдерживать спор против человека с самым основательным умом. Но пока есть ещё малейший остаток внимания, всякий остережётся прибегнуть к этому крайнему средству. Если рассмотреть хорошенько, эта апелляция к здравому смыслу есть не что иное, как ссылка на суждение толпы, от одобрений которой философ краснеет, а популярный болтун торжествует и делается дерзким»⁷³². – Но ссылаться со стороны Никона на свой «простой, здравый разум» не только нескромно и малоубедительно, но и решительно ложно. В дальнейшем постараюсь выяснить, что имяборчество само по себе есть прямое доказательство не простоты и не здравости разума, – а симптом опасной душевной болезни, близкой к неврастении и истерии – особого функционального расстройства нервной системы.]

это на деле доказывают и сами защитники нового догмата: несмотря на их настойчивое уверение, что Имя Божие неотделимо от Лица Божия, они всё же его отделяют в своём мышлении.

[Вот дурак-то! Имяславцы говорят о неотделимости (реальной) и отделяют в мышлении своём. Где же тут противоречие? Но ведь нечто вроде этого уже высказано Никоном. Он говорит даже⁷³³, что имя «отдельно от предмета реально не существует» (т. е. неотделимо реально), «но в процессе мышления всегда может быть отделено от того предмета, коему усвояется». Что же, собственно, инкриминирует противникам своим Никон?]

Да и разум непременно этого требует,

[«Разум этого требует». Во-первых, зачем же тогда обвинять имяславцев? А во-вторых, что за ссылка вечная на разум у лица, которое ничем его не показало, – если не считать голой претензии!]

ибо Господь Бог есть Личность, а идея и есть только идея,

[»Идея» воистину «есть идея», – глубокая мысль, нечего сказать. Но что это значит «только» и откуда это «только»? А вот откуда.]

отвлеченность, субъективное представление,

[Дальнейшее же  игра слов. Идея (объективная, платоновская) есть идея (платоновская же). А та же «идея», которую Никон ставит в виде сказуемого и которая оказывается синонимом «отвлечённость», «субъективное представление» – эта «идея» английской психологии, и общего между этими двумя терминами ничего нет. Эта Локковская, с позволения сказать, «идея» есть именно «только» идея. Платоновская же идея есть просто идея. Всё построение Никона есть шарлатанское petitoi principii. Ему надо доказать, что нельзя говорить «идея ⊃ Бог», – ибо toto genere, они дискоржетны. Идея-де всецело и насквозь субъективна, а Бог – высшая реальность. Как же Никон доказывает свой тезис? Он подставляет на место Платоновского термина «идея», имеющего онтологический объективный смысл, Локковский, позитивистский термин «идея» имеющий смысл психологический, субъективный, а затем с торжеством говорит об этой, локковской идее, что она – «только идея», т. е. нечто субъективное. К чему это? Если понимать «идею» в таком «английском» смысле, то и доказывать нечего. Конечно, тогда именословцы не понимают, что говорят.]

хотя бы и внушённое, открытое Богом человеку.

[Опять та же путаница! Да разве «внушённое» и «открытое» – синонимы? Открыта может быть некая реальность, до тех пор, по условиям своего бытия или по условиям бытия того, кому она открывается, – сокрытая от него. Но и до открытия, и после открытия эта реальность есть нечто, от познающего ума независимое, – не модус ума, а бытие объективное. Напротив, «внушённое» не есть реальность. Оно – только модус ума, модус души познающего, – того, кто (в данный момент – зачёркнуто) это внушение получил. Внушённое возникает и преходит (?) в психике. Это бытие насквозь субъективное, – это иллюзорное бытие. Открываемое, т. е. в данном случае открываемая платоновская «идея» (или откровенная) – в вечности. Она была, есть и будет, и во времени лишь открывается. Напротив, внушённое, т. е. в данном случае Локковская идея, – во времени и исключительно временно: оно возникает и исчезает, и ему ничто не соответствует в вечности. И Бог – полнота реальности – всегда лишь более или менее ясно открывает, но никогда не внушает. Откровение предполагает свободу, внушение – рабство внутреннее, гипноз. Откровение есть откровение истины, и оно освобождает, делает свободным. А внушение всегда (окончательно – зачёркнуто) связывает и подавляет личность.]

Раз они называют идею «Богом», они тем самым уже признают её личностью.

[Конечно, хотя это не полное приравнивание... Ну, а по Никону, идеи жертвы? (Все, что внушается, мертво – зачёркнуто). Если идеи не личны, то они и мертвы, и безжизненны, и мертвящи. Тогда откровение Божие мертвенное. Слова Божии – «Дух и Живот суть» – а разве это не признаки личности? Имя Божие «Духовное существо» – а разве это не личность?]

Но поскольку эта, уже обратившаяся, по их учению, в личность идея ими настойчиво признаётся «Богом», поскольку ими усиленно подчёркивается, что не только Сам Господь Бог есть Бог, но и имя Его есть »Бог»,

[Это всё уже слышали мы... от Варлаама и Акиндина. И они говорили, что если энергия есть тоже Бог, то, следовательно, Палама и афониты признают двух богов. На соборах (!) Паламу обвиняли в дву- и многобожии. Но то же до́лжно возразить против таинств.]

то с логическою необходимостью

[Опять Епископ ссылается на «логическую необходимость»! (А много – зачёркнуто).]

из сего выходит, что как Существо Божие Само в Себе есть Бог, так и имя Его есть Бог, а сим самым в их мышлении

[Нет, не «в их», а в мышлении варлаамитов вроде Никона.]

имя отделяется в особую от Бога личность.

[Кто же говорит, что в особую? Или откуда это Никон выводит? Да, имя – личность, это выходит «с логической необходимостью»; но откуда «в особую»? Этот аргумент уж мы слышали от еретиков – от монофизитов и др. Если-де Сын Божий – Бог, а человеческое естество с Ним будучи неразлучным неслиянно. то Иисус Христос – тоже ипостась – особый Бог, четвёртое лицо...]

Нет нужды делать отсюда логическое умозаключение, ведущее к какому-то двоебожию.

[Нет нужды, – да и невозможно сделать такое заключение. Но вот нашёлся эксперт по части логических заключений.]

О,       конечно, они протестуют против такого понимания, но здравый разум требует признания сего вывода с неумолимою логикою.

[Разум не требует и логика не требует. Но вот разве «здравый» разум и «неумолимая» логика требуют... что с ними поделаешь (?). Кажется, самое верное средство – прочитать какой-либо, хотя бы гимназический или семинарский, учебничек логики.]

Исповедники нового догмата предвидят такое возражение, но для опровержения его у них недостаёт строго логических построений,

[Опять!]

и посему они пускаются – с одной стороны, в мистику, с другой – ищут всюду авторитетов, чтобы, не входя в рассмотрение вопроса по существу, подкрепить своё учение их словами.

[Удивительно! Епископ, и даже «архи-» сетует на «мистику», т. е. на молитвенный подвиг и на «искание авторитетов» как на что-то предосудительное для монахов и, вообще, для православных. Что же и делать православному, как: не «пускаться в мистику» и не «искать авторитетов»?! – По Никону, надо «рассматривать вопрос по существу», т. е. выводить следствия из учений софистов, древних и новых, применительно к богословию. И после таких слов этот, с позволения сказать, православный епископ требует внимания к своим словам. Во имя чего? – Во имя Бэна и Кондильяка? – Но позвольте уж пользоваться ими тогда в оригинале, а не из двадцатых и, притом, умственно весьма нечистых рук. Позитивизм – так позитивизм! И уж тогда прочь с дороги архиерейское чванство. Тогда будет с «товарищами» «с.-д.», но никак не под ферулой иезуитского Антония или хамского Никона.]

Они говорят, что в учении о духовной жизни опыт важнее науки.

["Они говорят». Действительно, – новость. Итак, наука важнее духовного опыта?! Но если и принять этот абсурд, то Никон-то что противопоставляет от себя этому духовному опыту, столь им пренебрегаемому? У него-то где наука, что он чванится пред «простецами»? Если чванятся не имеющие опыта духовного проф. Академий и учителя Семинарии и Духовных училищ, то это ещё на ½ простительно: во-первых, они не обещались пред Богом и людьми посвятить себя исключительно стяжанию Духа, а во-вторых, у них есть («чуть-чуть»!), чем чваниться – наука. Но Никон – монах, обещавшийся отдаться «мистике» и сего не выполняющий, – чванится наукой, которой даже не нюхал. Какое нахальство! И это пред людьми не только не ниже стоящими, но зачастую и выше его по образованию и бесконечно выше по духовной опытности.]

Но жизнь духовная – одно, а точное изложение веры – другое.

[Но точное изложение веры обязательно предполагает, прежде всего, духовную опытность, духовную жизнь, и, если не имеешь своей, то должно (минимальное требование!) внимать словам чужого опыта. Кроме того, для точного изложения веры желательно, а иногда почти необходимо, философское развитие. Однако Никон не имеет последнего и не желает считаться с первым. Чем же он берётся учить и почему его голос до́лжно признать за оракул? А если из десяти таких Никонов составить синод или, по определению Регламента, «постоянную ассамблею», то почему эта «постоянная ассамблея» отождествляется с Самой Истиной?]

Такие великие учителя монашества, как преподобный Иоанн Лествичник и Варсанофий Великий, предостерегают монахов,

[«Монахов». А Никон кто? И почему предостережения «великих учителей монашества» для него не обязательны?]

даже безмолвников, посвятивших себя высшему подвигу, от занятия догматическими исследованиями.

[Но если Никон искренно ссылается на эти предостережения «даже» безмолвникам, то кольми паче надлежало бы ему самому внимать им и «не заниматься догматическими исследованиями, в которых он явно, даже не с духовной точки зрения, а просто человеческой, ничего не понимает.]

»Неизмерима глубина догматов, – говорит св. Лествичник, – и уму безмолвника не безбедно пускаться в неё. Не безопасно плавать в одежде, и подверженному страсти касаться богословия«⁷³⁴.

[Во всяком случае, Никон более «подвержен страсти», нежели Иларион или Иоанн Кронштадтский. Ну и «не плавай». А он именно «плавает», – как на экзаменах ученики, не знающие своего билета.]

И когда один брат вопрошал преподобного Варсанофия: »Если в моём присутствии состязаются о вере с кем-либо из неправо мудрствующих о ней, должен ли и я состязаться или нет? Ибо помысл говорит мне: когда молчишь, то изменяешь вере«, – великий авва прямо и решительно отвечал: »Никогда не состязайся о вере; Бог не требует от тебя сего, но лишь того, чтобы ты веровал право, как принят от Святой Церкви при крещении, и чтобы соблюдал заповеди Его. Сохрани сие и спасёшься. Беседовать же о догматах не следует, ибо это выше тебя.

[Значит, если даже допустить, что имяславие – заблуждение, то из слов преподобного Варсанофия следует, что Никон не должен «состязаться о вере» и «беседовать о догматах», ибо это – «выше его». Но если бы Никон отрёкся от своего монашества и сказал бы – «я Епископ», то тогда пусть услышит: не Епископ, ибо нет епархии; а если бы была, то учил бы лишь свою паству. Никон же лезет в чужую Церковь, даже не епархию.]

Но молись Богу о своих согрешениях и в сем пусть упражняется ум твой.

[Вот, вот. Молись «о своих согрешениях» и «в сем пусть упражняется ум твой» – молись о чванстве своём, о сребролюбии своём...]

Берегись, чтобы в сердце своём не осудить имеющих такое собеседование, ибо ты не знаешь, право ли говорят они или нет.

[Да, Никон, «берегись, чтобы в сердце своём не осудить имеющих такое собеседование, ибо ты не знаешь, право ли они говорят, или нет».]

Бог будет судить оное дело; если же будешь спрошен, скажи: простите меня, отцы святые, это выше меня«⁷³⁵.

[Вот и скажи, когда спросят тебя: «Это выше меня». А ты, нахал, когда не только не спрашивают тебя, но гонят тебя вон, лезешь, да ещё с войсками.]

В другом месте тот же святой отец вопросившему о мудрованиях Оригена, между прочим, пишет: »небеса ужасаются, о чём любопытствуют люди. Земля сотрясается, как они хотят исследовать непостижимое. Это догматы языческие, это пустословие людей, которые думают о себе, что они нечто значат..."⁷³⁶.

[Кто, кроме тебя, думает так о себе?]

И святой Григорий Богослов пишет: «незнающему богословских наук непозволительно и рассуждать о догматах веры;

[Вот и не рассуждай, ибо ты воистину не знаешь.]

как больному глазами нельзя смотреть на солнце, так и неучёному в богословских науках нельзя и учить о новых догматах.

[А ты учёный?]

Было бы очень полезно современным инокам-богословам на Афоне припомнить сии наставления св. Отцов.

[Почему современным инокам-богословам, а не тебе?]

Излагать учение о божественности Имени Божия есть дело православного богословия, а не аскетики.

[Никон и не подозревает, что аскетикою называется наука о духовной жизни, а вовсе не самая духовная жизнь. Разумеется, говорить об Имени – дело богословия, а не аскетики. Но и для богословия, и для аскетики необходимо считаться с духовным опытом.]

Опыт духовной жизни – великое дело, и многие богословы почерпали в нём благодатную помощь Божию к уразумению и выражению в своих писаниях истин веры, но не всякому подвижнику это даётся.

[Не всякому подвижнику это даётся – так. Но разве отсюда следует, что всякому не подвижнику, каков Никон, непременно даётся только потому, что он не подвижник. Епископ кичится тем, что он не подвижник, – больше ему нечем кичиться.]

Притом всеконечно они не дерзали в сем великом деле полагаться на свой только личный опыт, на свои выводы из сего опыта

[Кто же полагается на свой только личный опыт, на свои выводы?..]

а строго проверяли свои мысли учением Церкви, яко единой непогрешимой хранительницы истины Божией.

[(ср. 96). Это-то и делают, «ища авторитетов», – что Никон только что осудил.]

С великим дерзновением говорили о некоторых истинах такие подвижники, как преподобный Серафим Саровский и отец Иоанн Кронштадтский, но и они не выдавали своих мыслей за точно изложенные истины, за догматы, как это делают отец Иларион и Антоний Булатович, не дерзали составлять своих вероопределений, и ни один учитель Церкви не посмеет назвать своего личного мнения догматом, хотя бы находил и у других церковных писателей нечто, подтверждающее его мнение.

[Почему же Никон и Синод, даже не находя у других церковных писателей ничего подтверждающего их мнение, осуждают учение, которое имеет себе подтверждения...]

Из авторитетов новые учителя более всего ссылаются на отца Иоанна Кронштадтского. Но до́лжно помнить, что, как заметил один писатель, он приобрёл известность не своими учено-богословскими трудами, а подвигами и благодатными дарами.

[А разве Никон да Троицкий, а отчасти, и Антоний, приобрели известность «своими учено-богословскими трудами»? Преимущество их пред Иоанном Кронштадтским лишь в том, что они не впадали в подвиги и не страдают благодатными дарами, которые, по мысли Сергия-Синода, являются столь важным препятствием на пути богословского постижения того, что есть «на деле».]

А св. апостол Павел говорит, что Бог разделяет Свои дарования – каждому своё. Отец Иоанн имел дар, по преимуществу, молитвы и исцелений, митрополит Филарет Московский – дар мудрости и постижения учения церковного, иные – иной дар.

[Какой же имеет Никон?]

Церковь непогрешима не в отдельных своих членах, а в целой полноте своей («плирома», исполнение Церкви).

[Итак, значит, Синод, претендующий на непогрешимость («сама истина») есть πληρωμα, «исполнение Церкви».]

Если бы о. Иоанн дожил до появления нового учения об Имени Божием, то, конечно,

[Возможно, что и «разъяснил бы», хотя они и так ясны. Но почему же Никон уверен, что «разъяснил бы» так, чтобы вместо «да» получилось «нет»? Почему не сказал бы паки «да»?]

он разъяснил бы нам те выражения, которые главным образом

[Ничуть не «главным образом», а между прочим.]

полагают в основе нового догмата.

["Новым» никто не признаёт это учение. «Догматом» если кто и называл, то лишь в несобственном смысле – в смысле истинного учения, в смысле δογμα.]

Пример сему – его протесты против искажения его мыслей так называемыми иоаннитами, которых он, не стесняясь

[То иоанниты, выдумывавшие своё, а то о. Иоанн, сам говоривший об Имени! Иоаннитов предавал анафеме, а имяславие не предавал. Какое грубое petitio principii у Никона.]

предавал открыто анафеме. Имея в виду, что Церковь в своих вероопределениях нигде не учит так, как учат защитники нового догмата,

[Кое-что («богоипостасность имени Иисус» и др.) содержится прямо в вероопределениях. Кое-что косвенно. Остальное содержится в символических книгах и в церковном Предании и Писании. Нельзя говорить: «Церковь не учит так». Церковь не учит так вполне открыто и ясно. Но уж, наверное, Церковь не учит по софистической философии, по-Никоновски.]

я дерзаю утверждать,

[Дерзостью ничего не сделаешь. Нет оснований для этого утверждения решительно никаких, и, напротив, все основания для противо-утверждения.]

что не учил

[Учил же!]

так и о. Иоанн и что смысл тех выражений, которые приводятся ими, не тот,

[Какой же?]

какой они в них находят, тем более что, как оказывается,

[Когда и где это оказалось?]

выписки взяты в большинстве не из подлинных записей о. Иоанна, а из перевода с английского. Подлинник же на английском языке представляет как бы пересказ, свод мыслей, а не точных слов о. Иоанна,

[Однако, о. Иоанн эти «мысли» издавал по-русски! Однако они выходили многократно и были разрешаемы цензурой.]

в изложении уже англичанина, который потрудился пересмотреть дневники его и извлечь из них в своём изложении то, что ему было особенно по сердцу.

[Что за чепуха! Откуда это? И неужели «англичанин» стал бы писать отсебятину, а о. Иоанн дозволил бы ему?! Вот где действительно не мешало бы «строгой логики» и «здорового разума»!]

Какой же мог быть смысл у о. Иоанна в приводимых выражениях? Позволяю себе ответить на сей вопрос, как это представляется возможным.

[Нельзя под определённые утверждения о. Иоанна подставлять фантастические догадки, – тем более являющиеся прямым уничтожением той мысли, которая в этих утверждениях содержится.]

Делатели молитвы Иисусовой свидетельствуют, что «когда ум бывает заключён в сердце», когда всё духовное существо человека бывает сосредоточено на мысли о Боге,

[Тут-то, в этих якобы синонимических выражениях и содержится вся никоновщина. «Когда ум бывает заключён в сердце» Никон толкует позитивистически, в виде простой концентрации внимания: Момент объективный в познании, т. е. приобщение познающего познаваемому для Никона абсолютно отсутствует, и его познание – это познание по учению софистов. Но если так, то и доказывать далее нечего]

причём мысль, при содействии благодати Божией, как бы

[Что значит это семинарское «как бы»?! «Предстоит» или «не предстоит»? Лицемерными «как бы» Никон ухитряется в ханжеские выражения включить величайшие кощунства]

благоговейно предстоит невидимо присутствующему Богу, по слову Псалмопевца: "предзрех Господа предо мною выну» (Пс. 15:8),

[А разве Псалмопевец говорит: «как бы»? Нет, – просто «предзрех». Но позитивисту этого не понять и не принять, и вот, делая вид, что принимает слова Псалмопевца, Никон спешит их аннулировать посредством «как бы». Т. е. читай: на молитве – «как бы предзрех», но «на деле», по богословию, ни в коем случае не предзрех. Псалмопевец говорил-де разгорячённый молитвою, в тумане благодати, а мы, семинары, своим умом дошли, что «всё это миф».]

тогда согревается сердце человека прикосновением к нему Божией благодати, и сладостно бывает молитвеннику самое имя Господа Иисуса Христа держать в своём уме или, лучше сказать, – в сердце, по слову того же Псалмопевца: "помянух Бога и возвеселихся» (Пс. 76:4). Сие-то состояние, испытываемое молитвенником, даёт ему уверенность,

[Уверенность-то есть у всякого, и вовсе не у подвижника на молитве. А у подвижника появляется уже не уверенность, а знание, ощущение присутствия Божия.]

что Господь внемлет его молитве, что Он, милосердный, тут, около него.

[Это ощущается, интуитивно зрится.]

 – Где же? вопрошает его дух его, как бы желая обнять Неосязаемого.

[Этот вопрос нелеп, ибо подвижник и без него непосредственно знает где.]

 – Человек привык мыслить всякое существо в каком-либо пункте пространства,

[Чепуха! Есть множество вещей (идей, например, числа, идеалы, ангелы и т. д.), вовсе не мыслимых в пространстве, по крайней мере, в чувственном пространстве.]

в данный момент он ощущает прикосновение благодати в сердце – там, где он в смиренной любви держит и как бы лобызает имя Господа, и вот, в умилении сердца, в восторге духа он готов воскликнуть: "Ты здесь. Ты со мною. Господь мой и Бог мой! Добро есть мне с Тобою быти!». И

[Очевидно, подвижник Никона – в прелести. Радуется Богу и ни с того ни с сего «емлется» за фикцию. Имеет Бога и хватается за «экватор». Напротив, по никоновским построениям следовало бы, что если даже Никон видит мнимость бытия Имени, то на молитве подвижник окончательно «вменит его в уметы», забудет о нём, бросит этот костыль ума. Но он почему-то вдруг «емлется».]

его мысль емлется за сладчайшее Имя Божие, как бы за ризу Христову, как бы

[Опять «как бы». Это «экватор» – то как бы «нозе» и «риза»! Вот уж поистине, прибавь к чему угодно «как бы», и получится понятие противоположное. «Как бы» предстоит – значит «не предстоит», «как бы нозе» – значит «не нозе», а «экватор».]

за пречистыя нозе Его. И все сие совершается столь быстро,

[Какой позитивист откажется от объяснения столь соблазнительного? Добавьте ещё сюда: разгорячённое состояние на молитве, дурную наследственность людей, склонных к молитве и подвигам, – для большей выразительности ещё несколько половых извращений и, конечно, пьянство, – влияние голода, ладана, самовнушения – и тогда получится совсем «научное» объяснение. А ведь Никон «своим умом» дошёл до сего. Коновалова за подобное объяснение хлыстовских радений прогнали из Академии, и Никон, епископ, так же объясняет молитвенное созерцание православных подвижников.]

столь неотделимо

[Т. е. «на молитве-де всё путается, всё смешивается».]

проходит один момент переживания ощущений от другого, что у молитвенника может возникнуть мысль

[Да уж кажется, если в голове такой сумбур, то «может» «возникнуть мысль» о чём угодно. Но «в здравом уме», т. е. по окончании молитвенного разгорячения, всякая такая мысль, как совсем нелепая, должна бы, кажется, рассеяться.]

о присутствии Самого Господа в Его имени, и прикосновение лучей благодати,

[Какое гнусное кощунство! Никон говорит как последний из психопатологов и осмеливается говорить о благодати. БЛАГОДАТЬ, значит, вводит в обман и в прелестное мечтание! Благодать – у тех самых, которые, по Антонию Волынскому, хлыстовствуют!]

согревающей сердце, может быть принято

[Кем принято? Никоном? Ведь это ложная мысль.]

или, по крайней мере, для краткости выражения в слове,

[Как так? Когда на этом настаивают люди, повторяют неоднократно...]

названо присутствием Господа в Его имени, хотя на самом деле

["На самом деле». Да Никон-то откуда это знает. Молитвенники заблуждаются. Никон не заблуждается о молитве, – ибо он не молитвенник и молитвенного подвига не знает. Почему же он знает, что делается «на самом деле» в молитве и где, – в сердце ли, или в ином месте.]

всё сие совершается в сердце, самое же имя не есть, как я уже выше сказал, реальное нечто,

[Если имя не реальное нечто, то говорить о «присутствии» в нём чего бы то ни было реального – это уже не «как бы» истина, а явное и грубое заблуждение. В это-то заблуждение, в которое не впадают позитивисты, «прикосновение лучей благодати» обрекает впадать молитвенников.]

а лишь условное умопредставление, хотя бы и Самим Богом нам открытое,

[Во-первых, и Сам Бог не может открыть то, что не реально, а фиктивно по своему бытию и, следовательно, возникает чисто субъективно. Во-вторых, какое кощунство говорить об УСЛОВНОСТИ (!) того, что открыто Богом.]

как необходимое для нашего мышления,

[Наконец, «условием» называется то, что может быть, а может и не быть, может быть так, а может быть и наоборот. Как же Никон теперь называет имя необходимым для мышления, необходимое – значит не условное, значит такое, без чего не может существовать мышление как таковое, т. е. без чего человек не человек. Это значит, нечто, имеющее значение не только как модус (т. е. случайное состояние) человеческого разума, но и как необходимая принадлежность разума, атрибут его, т. е. имеет значение объективное.]

чтобы обратиться мыслию...

[Но почему Никон не хочет себе задать двух вопросов:

1) во-первых, почему же именно человек не может без Имени «обратиться мыслью» к непостижимому и т. д. Общая ссылка на слабость ума ничего не говорит, ибо надо определить, в чём же именно эта слабость? Иначе будет idem per idem: не может, потому что слаб, слаб потому что не может. Итак, почему человек не может обратиться мыслью к Богу без Имени.

2) Если без имени не может (а имя – условность, фикция, «экватор») – то почему, (будучи присоединено к не могущему мышлению, им – зачёркнуто), с именем может? Как ничто, присоединенное к бессилию, даёт нечто, и сильное даже?

Если бы Никон вник в эти вопросы, то он понял бы, что имеется у Имени бытие не только субъективное, условное, но и объективное, транссубьективное... И отказался бы от своего позитивизма и своих еретических взглядов.]

к непостижимому, умом не объемлемому, словом не выражаемому Существу Божию.

[Да, существо Божие непостижимо, умом необъемлемо, словом невыразимо. Однако Никон, по-видимому, думает иначе и думает, что с помощью «экватора» оно делается постижимо, и объемлемо, и выразимо. Никон опять смешивает существо и энергию. Но... оставим ему его заблуждения и путаницу. Допустим, что он правильно говорит – об энергии. Тогда спрашивается; почему же непостижимая, необъемлемая и невыразимая энергия Божия делается вдруг постижимой, объемлемой и выразимой пустым звуком – «экватором»?]

Здесь неприменимо

[Может быть, и не применимо, но неприменимо, ибо понятие вездесущия в данном случае недостаточно сильно, а не потому, что оно слишком сильно. «Неприменимо», если подыскать термин более сильный («παρουσια»?). Применимо – если ничего более сильного сейчас не имеется.]

понятие о вездесущии

[Чепуха! Разве вездесущие относится к пространству? Например, в ангеле есть Бог? в душе есть? в уме есть? в Царстве Небесном есть? И т. д. Но всё это – не в пространстве (чувственном). Вездесущие относится ко всебытийности, а не к пространству только. В пространстве – лишь низшие виды бытия, а Бог – во всех видах, в высших же наипаче.]

Божием, ибо для имени нет пространства,

[Если имя – «экватор», то, разумеется, для него «нет пространства», как нет пространства и для других чисто-субъективных состояний ума. Но если имя не «экватор», а нечто большее, то вопрос о пространстве его – вопрос сложный. «Умное место», там, «пренебесный и мысленный жертвенник» Божий, – τοπος νοητος быть может, и окажется тогда местом Имени – местом не чувственным, но всё же местом, пространством.]

к коему относится понятие вездесущия Божия.

[Можно ли говорить, что в Св. Дарах Бог присутствует так же, как и во всём мире? – Конечно, нет. Есть разные виды присутствия Божия, и едва ли присутствие Божие в Имени может быть отождествлено с вездесущием Его в любой вещи мира!]

Можно думать, что и о. Иоанн, переживая благодатные состояния в Молитвенном общении с Богом, свои переживания набрасывал на бумагу, не заботясь о догматической точности выражений в своих летучих заметках или дневниках. А англичанин, человек иных догматических понятий, иного воспитания в учении веры, изложил сии мысли о. Иоанна по-своему. При печатании же русского перевода о. Иоанну не было времени точнее вчитаться в текст перевода и лучше оформить свои мысли в догматическом отношении, тем более что едва ли ему могло прийти на Мысль, что явятся люди, которые его слова-наброски будут принимать за строго выраженный догмат. Религиозные переживания легче и свободнее выражаются в поэтических формах, нежели в точных догматических определениях. Надо и то сказать, что если один даже из великих отцов Церкви, по недоразумению, некоторое время держался неправославных мнений о вечности мучений, то тем простительнее о. Иоанну не быть точным в выражениях своих мыслей переживаний и он, конечно, исправил бы их, если бы кто ему указал на эти неточности.

[Во-первых, о. Иоанн Кронштадтский кончил академию и, с точки зрения Никона, должен очень хорошо разбираться в догматических определениях. Во-вторых, Никон приписывает о. Иоанну рассеянность такую, которую трудно предполагать даже у человека, вовсе не понимающего ответственность за всякое слово. Исправил бы о. Иоанн свои «неточности» в смысле Никоновском, или же паки усилил свою мысль – сие неизвестно, и на это ссылаться нечего.]

Я довольно подробно остановился на выписках из писаний о. Иоанна Кронштадтского потому, что из всех свидетельств, приводимых о. Булатовичем из обширнейшей аскетической литературы, этот подвижник-молитвенник выпуклее всех выразил учение о Божественности имени Господня в благоприятном для о. Булатовича виде.

[А весь Ветхий Завет?]

И не могу не высказать удивления, как мало автор Апологии использовал сию литературу:

[А стало быть, Никону известно, что есть ещё свидетельства?]

ведь святых Отцов считается у Миня до 400 томов!

[Видел ли Никон хоть корешки переплётов этих «400» томов, что так легко говорит об использовании их? Кого запугивает?]

Равно и из русских богословов почти нет ни одного, кроме нескольких строк из еп. Игнатия Брянчанинова,

[Можно было набрать и ещё.]

а на еп. Феофана о. Булатович бросает даже тень, будто "по богатству ума ему не давалось сокровище простоты сердечной, а ею-де только и познаётся Бог по имени Иисус».

[Однако Феофан, действительно, был подсеминарен!]

Ясно, что не нашёл он в писаниях сего святителя, преисполненных опыта духовного, того, чего искал – подтверждения своих мудрований. Величайший богослов последнего времени митрополит Филарет Московский, сам мистик по своему духовному складу, им совершенно обойдён,

[Очень жаль, что обойдён, ибо он высказывается за Имя: «Имя Божие есть вещь святейшая в мире и ею совершаются все Таинства – толкование> на молитву Господню.]

не говоря уже о других. А трудился о. Булатович много и усердно,

[Сомневаюсь! Можно ли сказать «трудился много» про человека, который занялся несколько месяцев случайным подборам цитат и русскими переводами> святых отцов. Исследований (немецких) о сем он не читал вовсе.]

собирая отовсюду

[Вовсе не отовсюду, во-первых; а во-вторых, даже Ветхий Завет использован чрезвычайно плохо.]

всё

[Вовсе не всё, даже не значительную часть!]

что только было можно подобрать в свою пользу. И если принять во внимание, что, не находя прямых определений своего нового догмата, он выписывал места, относящиеся не только к имени Господа, но и к действиям Божиим, благодати и под., всячески стараясь истолковать некоторые, казавшиеся ему подходящими выражения святых Отцов (например, Тихона Задонского, Иоанна Златоуста и др.), то нельзя не удивляться скудости и туманности избранных им мест.

[А до 1-го Собора много ли было мест, говоривших прямо о ομοουσιος?!]

Приводит он того или другого св. отца, точного выражения о Божестве (т. е. что Имя Божие – Бог) не находит и начинает осыпать читателя вопросами: "Видите, видите, слышите?»... Делает выводы, прибегая к натяжкам, интерполяциям и под. Правда, два-три места есть для него более или менее благоприятные, и он, приведя их, торжествует.

[ Надо (же – зачёркнуто) ли с ними считаться? Но их не два-три.]

Но если бы учение сие было принято Церковью как догмат, то отцы и учители Церкви раскрыли бы его гораздо полнее:

[Это учение прямо потому не выражалось, что все были реалистами-платониками, и оно само собою подразумевалось. Тогда говорить об этом было бы банальным. Но всё (многое) остальное подразумевает это учение и без него делается бессмысленным.]

ведь речь идёт о спасительном имени Господа.

[Спасительный «экватор»! Спасительное «условное умопредставление».]

Намеренно или по незнанию греческого языка у о. Булатовича встречаются и неточности переводов в его выписках из первоисточников. Например, приводит он слова св. Феофилакта, в его толковании на Деян. 2:38: «Имя Иисуса есть Бог, равно как имя Отца и Святаго Духа», но имя Иисус ставит вместо родительного падежа в именительном: Иисус и мысль такою подменою падежа изменяется в его пользу: выходит, что самое имя «Иисус» есть Бог, тогда как у Феофилакта мысль просто та, что не к имени или слову Иисус надо относить сказуемое Бог, но что под именем Христовым надо разуметь Бога, второе Лицо Святой Троицы, как под именами Отца и Духа первое и третье.

Особенно подчёркивает, и не раз, в своей Апологии о. Булатович пятое определение против Варлаама, по-видимому, вовсе не подозревая, что там говорится о Божественности, а не о Боге, и в греческом тексте читается не Феос, а Фетис – Божественность⁷³⁷

[Прежде всего, слова «Божественность» в церковном языке не существует (см. например: Гр. Дьяченко. Полный церковнославянский словарь. М., 1900). А т. к. слово θεοτης, которое Никон переводит через «Божественность», весьма употребительно в церковном греческом языке, то отсюда следует, что переводчики, а в лице их и Церковь Русская, не нашли возможным сочинять такое слово или не сочли его соответствующим слову θεοτης. Чего же Никон сочинительствует? И, как увидим, – тенденциозно, ибо редкое интеллигентское слово «божественность» есть слово весьма многосмысленное и значит: «Состояние божественного; свойство, качество, сущность его, происхождение из божественного источника»⁷³⁸. Слово же «божественный» само неопределённо, и значит⁷³⁹: а) на церковном языке:

1) θεικος – свойственный Богу (Ак. Б. ик. 8)

– к Богу устремлённый, обращённый (в. 5 н. чет. к. 2, п. 8, тр. 2)

– святой, священный (1. 26 п. 9. 1 к. 10 п)

2) ενθεος – боговдохновенный (в 2 н. чет. трип. п. 1, тр.)

– в Боге и для Бога совершаемый

– Богом сообщаемый (Ав. 12 к. 2 п. 1:2)

3) θειος – досточтимый (в пят. 1 нед. чет. Феод. Тир. стих 4) чрезвычайный, высочайший (в 5 нед. чет. п. 8)

(зачёркнуто). А по-русски: «божественный – свойственный Богу, исходящий от Него; Ему подобный; высокий, превосходный, прекрасный, несравнимый, недостижимый»⁷⁴⁰. Следовательно, малоупотребительное ныне, а в древности и вовсе не употребительное слово «Божественность» может означать как почти самую тесную связь с Богом, так и ничто вовсе к Богу не относящееся – 1) состояние. 2) свойство. 3) сущность – что? – а) Бога, б) подобного Богу, в) превосходного, хорошего и т. д. – Т. е. как тесное, так и весьма поверхностное отношение – к Богу или к твари.

И вот Никон пользуется словом столь неопределённым (зачёркнуто) в вопросе, требующем столь высокой степени точности.

К тому же он приводит под строкою перевод Троицкого, согласно которому θεοτης до́лжно передавать через Божество. Но и слово Божество, хотя и более определённое, недопустимо, ибо оно относится к сущности Божией. Как же передать слово θεοτης? В Библии слово θεοτης употреблено лишь раз: Кол. 2:9 – ἐν αὐτῷ κατοικεῖ πᾶν τὸ πλήρωμα τῆς – θεότητος – «яко в том живёт всяко исполнение Божества Телесно», но зато есть приблизительно равносильное ему слово θειοτης

Рим. 1:20 – ἥ τε ἀΐδιος αὐτοῦ δύναμις καὶ – θειότης – «и присносущная сила Его и Божество».

По определению Анфима Газиса (Λεξικον, Εν Βενετια, 1809. Т. 1, стр. 1939).

«θεοτης – η ουσια, η αξια, το ειναι του θεου», α (Α. τ. 1927).

«θεοτης – θειχη μεγαλειοτης – αξια, η οντοτης, η ουσια του θεου. Επ’ δε και αντι του θρηκεια, 16 οκς. Βουν». Ασκησεις θεοτητος», διαφορευς ασκησεις δια να δωσ η ιδεας περι υς ησκειας, και οτι το νειον Ον, η ο θεος ειναι πανταχυ. Περι θειοτητος αυτου και μαντικης». Πλουταρχ. Περι της εος. θεου Λατρειας η θρησκειας αοτου, εμοι δοκει ομως, δ’ τι ενταυ η γεξις κειται αντι του ςειασμος, δυναμις μαντικη». Ε. Α. Sophocles. – Greek Lexicon of the Roman and Byzantine Periods (from B. C. 146 to A. D.). N. York 1881, p. 578: θεοτης – divinity, divine nature. Paul. Cb. 29. Volent, 1273 A. Lucian. Jcarem 9. Melito 1221 A. Clem 1. L 277, του κυρυου Orig. L 696 III 989 A. IV 29 D. Eus II. 120 B. d. p. 572 θεοτης – divinitas, deity, divine nature: divinity. Spt Sap. 189, Paul Peus.

1. 681 с. II. 3Е. 665 А et alibi. Lucian III 149. Theophol (?) 329. Orig. 748 B. 805 C. 932 D. 352 B. του ιησω(?) 353, της γ αερης. Athan. L. 97 A του λογον τον παιδος.

2. Divinity of rather Sacredness (sacred majesty), a title applied to kings and emperors. Eus. II 700 В. Ormo 1, 1. Athan L. 409, B, Constantine and his sons (?) gregenet. 597 A, η η ετιρα Justinian. Cod. 1:3:18.

Σκαρλατες о Βυζαντιος, Λεξικον.

6.600. θεος, ο θεος, η θεοτης

θεοτης η ουσια του θεου, οο θεος».

6.597 «θεοτης – το μεμαλετον της θεοτητος, η ιεροτης των θειων πραγματων».

(Карандашом: qqeeiiootthhVV приблизительно соответствует слову «Божественность»).

Eueken Worterbuch der Philosophischen Begriffe, I, 3-t Aufl. Berl, 1910, 3. 461: Gottheit: 1) das Wesen Gottes, das Gottlichsein, 2) Gott (карандашом добавлено) см. 894–895, здесь же примечания относительно JJeeooVV.

(Здесь заканчивается комментарий о. Павла Флоренского, либо потому, что все последующие заблуждения и клеветнические обвинения архиепископа уже изобличены в предыдущих комментариях, либо потому, что не хотел тратить своих сил на критику сплошных нелепостей, надуманных клеветнических обвинений архиеп. Никоном имяславцев, которыми изобилует у него каждый абзац. Внимательный читатель, сколько-нибудь знакомый с православным богословием или духовно опытный, не может этого не заметить. Составитель).]

И это смешение двух слов – Бог и Божество, Божественность – у него проходит чрез всю книгу. Множество выписок он не привёл бы вовсе, как к делу не относящихся, если бы различал эти два понятия. Ведь никто из православных не дерзнёт и подумать, что святейшее имя Господа нашего, что все Имена Божии, все словеса Божии – не святы и не божественны, как Богу единому принадлежащие. Но Божественность и обожание – два понятия различные. Бог есть всесовершеннейшая Личность, Божественность же – принадлежность Богу, качественность предмета, и, конечно, все действия Божии – Божественны, как проявления Божией жизнедеятельности и свойств Его, но назвать их Богом значило бы обоготворить их, признать их всесовершенною Личностью, что уже противоречит всякой логике, всякому здравому понятию о Боге и свойствах Его. Вот почему и упомянутое определение собора не употребляет ни разу слова «Бог» в отношении к действиям Божиим, а ставит слово »Божественность». Только в неправильном переводе на русский слово «Феотис» передано словом »Бог».

Божественные действия непостижимы и постигаются только верою. Верою мы восприемлем учение о благодати Христовой, присущей, например, св. иконам, честному кресту Господню, св. воде, св. миру и другим священным предметам. Значит ли это, что Бог присущ сим предметам всем Существом Своим – так, что сии предметы сами по себе – Бог? Но тако мыслящих Св. Церковь предаёт анафеме, повелевая воздавать св. иконам поклонение "относительно, а не боголепно».

Понятия: Бог в Существе Своём и благодать Его – не тождественны. Мы чада Божии по благодати, а Господь наш Иисус Христос – Единородный Сын Бога Отца по существу. Благодатью Своею, сею непостижимою силою, сим даром Его благости Он пребывает с нами, чадами Его благодати, присно, незримо; по вездесущию Своему, всемогуществу и благости соприсутствует Он и всей твари, но если в этом смысле понимать Божие соприсутствие именам Божиим, то таковое будет неотличимо от соприсутствия всей твари. Надо при сем помнить, что вся тварь есть реальное бытие, а имена суть лишь символы, знаки отвлечённых умопредставлений, существующих только субъективно в нашем сознании как необходимый элемент нашего мышления. Они, конечно, имеют содержание, но не пространственное, а идейное, и вне тесных рамок нашего телесного бытия, как условные звуки и слова, не нужны. По крайней мере, язык небожителей – не наш человеческий, а каков он, – мы узнаем тогда, когда сами будем небожителями, если сего удостоимся. Следовательно, придавать силу и значение именам, как таковым, веровать в имена, как в нечто безусловное, как личные существа (а слово «Бог» непременно предполагает Личность)

[Не только. Словом «Бог» именуется Церковью как Существо, так и энергия (действия) Существа⁷⁴¹ (Составитель).]

нельзя; а если так, то и называть их «Богом» значит низводить Существо Божие в область не только сотворённых, ограниченных тварей, но и в область реально – ни 3, ни материально – несуществующих, а лишь отвлечённо мыслимых понятий. Это будет уже какой-то идейный пантеизм, на который указывает и доклад богословов Халкинской школы вселенскому патриарху Герману.

[Имя Божие не тварь, а энергия Божества, которой принадлежит титул Бога, не как Личности, а как действию Божию. Поэтому вера в то, что Имя Божие есть Бог, – никак не «пахнет пантеизмом» (Составитель).]

Но ужели Имена Божии суть только наши умопредставления о свойствах и состояниях Божиих, хотя бы и ведомые нам из Божественного откровения? Ужели они не имеют никакого практического отношения к нашей духовной жизни, к той духовной сфере, которая окружает нас?

Бесконечно – имеют; но чтобы выяснить это отношение, надобно из области догматики перейти в область психологии, в область жизни нашей души, нашего внутреннего человека. Если таинственная невеста Песни песней говорит своему жениху: миро излиянное имя твоё (Песн. 1:2); если имя матери, отца, друга мы не можем произносить равнодушно; если царь и пророк Давид при одном воспоминании о Боге веселился сердцем, то возможно ли, чтобы душа, любящая Господа, ищущая Его, стремящаяся к Нему, не ощущала благоухания сего духовного мира – сладчайшего имени Господня?

[Как может быть Сладчайшим Имя Божие для архиеп. Никона, отвергающего реальное бытие и Божество Имени Божия? Не понятно! (Составитель протоиерей Константин Борщ).]

Не напрасно же Св. Церковь устами своих богодухновенных песнопений именует имя Господне сладчайшим, всечестным, великолепным, достопоклоняемым;

[Вот именно таким и исповедует Св. Церковь Сладчайшее Имя Божие, но не архиеп. Никон, который признаёт его фикцией, вымыслом, наподобие экватора в географии. Каким образом вымысел может быть вожделенным, сладчайшим и достопоклоняемым? Но для него это так. Однако это он лицемерит, чтобы посредством красного словца вовлечь неопытных в своё заблуждение.]

ведь оно, это святейшее имя, говорит сердцу нашему о пресладком и всещедром Иисусе, а следовательно, и обо всём том, в чём наше вечное блаженство, вечное спасение. Душа наша так устроена, что при каждом имени, какое она слышит, ей как бы представляется уже и духовный образ того, чьё имя произнесено, а может ли она не встрепенуться благоговением при Имени Божием, если она верует искренно в Бога? Но и независимо от этого столь естественного чувства благоговения, мы веруем, что и Господь, призываемый в имени Его, близок к призывающим Его во истине Своею благодатью. Чтобы яснее была наша мысль о сем, обратимся к аналогии, уже принятой Церковью в её Священном Предании.

Матерь Божия сказала некогда о Своей иконе: с сим образом буди благодать Моя и сила. И, несомненно, и Церковью принято, что есть иконы чудотворные. Но никто не называет их Материю Божией.

[Икона имеет реальное бытие вещественное. Вещество иконы мы не называем Матерью Божией, а Её образ на иконе не грешно называть и называем Матерью Божией, ибо честь образа восходит на первообразное бытие. Имя же Божие имеет бытие не вещественное, а духовное, являясь хотя и не существом, но и не тварью, а энергией существа Божия, которой принадлежит титул Бога. А поэтому можно ли Имя Божие, которое есть Сам Бог, сравнивать с иконами? Ведь не иконы освящают Имя Божие, но Имя Божие, Сам Бог Именем Своим освящает как иконы, так и все церковные таинства, и всё, на что оно призывается. Ввиду такой всеосвящающей действенности Божества Имени Божия, спасительности и чудодейственности его, сравнивание Имени Божия с иконами, по нашему убеждению, является умалением Божественности энергии Божией, заключённой в Его Пресвятом Имени (Составитель).]

Благодатная сила Матери Божией, или что то же, сила Божия, Ей данная от Сына Её и Бога, конечно, неотлучно пребывает в Ней Самой, и чудеса, совершаемые пред такою иконою, суть несомненно проявление силы Божией, присущей сим иконам. Не доска, не краски чудодействуют, а сия сила Божия по особому благоволению Божию и по вере молящихся пред иконами.

[То же скажем и мы: не буквы и чернила написанного Имени Божия и не звуки голоса произносящего Имя Божие чудодействуют, но Сам Бог Божественной энергией Своей, нераздельно присутствующей во Имени Его, творит чудеса. «Именем Моим бесы ижденут», сказал Спаситель о чудодейственной силе Своего Имени (Мк. 16:17) (Составитель).]

Мало сего: главотяжи и убрусцы Павловы, тень Петрова исцеляли больных, по вере соприкасающихся с ними. Очевидно, не тени, не мёртвым вещам верующие приписывали силу исцелений, а молитвам Св. Апостолов. Тем больше оснований сказать, что и Имя Божие, понимаемое не как простой звук, но как некое отображение Существа Божия или, лучше сказать – свойств Его, есть некий, конечно, несовершенный, мысленный образ Божий, и ему, как бы чудотворной иконе, присуща некая сила Божия, как проявление того или другого свойства Божия: в одних случаях – например в таинствах – благодатная, благодеющая нам по вере нашей, в других, например при заклинаниях над демонами – правосудно карающая и попаляющая, и в тех и других – всемогущая. Как в одежде Христовой, к коей прикоснулась кровоточивая жена, была некая «сила», исцелившая её, так и в мысленном прикосновении нашему ко Христу Спасителю произнесением Его всесвятого имени может проявляться Его сила. Его изволением.

[Хорошо сказано, что с верою произносящие Имя Божие и Имя Господа Иисуса Христа прикасаются к Самому Богу, к Господу Иисусу Христу. После изъявления такой глубокой веры в присутствие Бога в Его Святейшем Имени, стоит ли снова переходить к неверию, отрицать и реальное бытие Имени Божия, и соприсутствие в нём Бога, а значит, отрицать близость Бога к человеку? (Составитель)]

Но не все, прикасавшиеся Христу, получали исцеления, а только касавшиеся с верою; так и не все, призывающие Его имя, получают просимое, как Он Сам говорит: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего Небесного (Мф. 7:21). Во всяком случае, сила Божия, именуемая благодатью, будучи, конечно, проявлением Божией "энергии», – а энергия несотворенна, а наоборот – сама обладает творческою силою, – тем не менее, никак не может быть совершенно отожествлена с существом Божиим.

[А исповедники афонские и не думали отождествлять Имя Божие с существом Бога. Имя Божие спасает и чудодействует не как освящённая Именем Божиим чудотворная икона, но как Божественная энергия, исходящая из существа Бога, наподобие того, как исходят лучи, свет и тепло из существа солнца (Сост.).]

Ведь и наши действия не суть ещё наше существо, а лишь наша жизнедеятельность, лишь проявление наших свойств и состояний.

[Но почему же? Наше Имя, наши свойства и наше состояние это тоже есть мы, как в существе, так и в свойствах, в имени, и в деятельности нашей. Это прекрасно объяснил св. Иоанн Кронштадтский на своём собственном имени «Иван Ильич»... Точно так же Имя Божие, как энергия (деятельность), и свойства Божества есть Сам Бог (Сост.).]

И как человекообразные выражения о Боге: "лице Божие, сердце, ум, десница» и под. не суть Сам Бог,

[Это сравнение совершенно нелепое и неприменимо к Божественным энергиям и свойствам – к Имени Божию. (Сост.)

а лишь отражение в нашем ограниченном уме свойств Божиих, притом в образах, по существу Богу не совершенно приличествующих, так и в именах Божиих отражаются, отображаются в нашем сознании, умопредставлении те или другое, но не все вместе, свойства Божии,

[Неверно! Именем Божиим означается Бог по всем Его свойствам. Так св. Григорий Нисский учит: «С произношением одного какого-либо Имени негласно произносится весь список Имён (т. е. свойств) Божиих»⁷⁴². Арх. Никон учит вопреки учению святого отца.]

как солнце в зеркале: оно, это отображение солнца, и сияет, и греет, заимствуя свою теплоту и свет от солнца, но не есть само солнце: так и имена не суть Бог Сам по Сущности Своей, ибо они, имена, даже не суть и существа, т. е., как сказано выше, ни материально, ни духовно не существуют, будучи в нашем умопредставлении необходимыми элементами нашего мышления.

[Ранее арх. Никон превозносил Имя Божие, а теперь развенчал и низвёл его до степени несуществующих элементов нашего мысленного умопредставления, т. е. на степень фикции, или вымысла человеческого. Вот и вскрылось прежнее его лицемерие!]

Сила Божия является в чудесах от святых икон, но когда? Когда восхощет и признает потребным для нас Господь и когда есть вера у молящегося. Аще можеши веровати – вся возможна верующему. По неверствию вашему не могли вы изгнать беса, говорит Господь Своим апостолам. Не следует забывать, что и при постоянном упражнении в молитве Иисусовой, если это делается самочинно, без должного руководства и отсечения своего смышления и своей воли, бывают искушения от духа прелести и подвижники гибнут. Следовательно, необходимо ещё и глубочайшее смирение.

Защитники нового учения в совершении таинств всё приписывают Имени Божию: нельзя, говорят они, быть уверенным, совершилось ли таинство, если все приписывать вере совершителя или восприемлющего таинство. Так, но они забывают веру самой Церкви,

[Церковь, если она Святая, то верует не так, как учит не верующий во Имя Божие (1Ин. 3:23) архиеп. Никон, а как учат апостолы и святые отцы. Иной в силу обстоятельств не может общаться с Церковью, иной не знает, как верует Церковь во Имя Божие. Но он верит слову Божию: «Всяк, иже призовёт Имя Господне, спасётся» (Ин. 2:32; Деян. 2:21; 4:12; Рим. 10:13), и если он по-имяборчески не хулит и призывает Имя Господне, то спасётся. Ибо Господь близок всем, призывающим Его во истине (Пс. 144:18).]

как живого организма любви, как единого тела Христова. Я верую в силу Божией благодати в таинствах потому, что так верует вся Церковь, а я спасаюсь только в Церкви, как её живой член, как некая, выражаясь научным языком, микроскопическая, но живая клеточка этого великого, Духом Божиим оживляемого организма. Вот почему всякое священнодействие, совершаемое служителем Церкви, законно рукоположенным, для меня действенно и вера моя в его силу непогрешительна. Церковь жива и не может умереть.

[Церковь Христова не может умереть. Но многие члены Церкви, даже её ангелы (Откр. 3:1) мертвеют, впадая в ереси и заражая лжеучением многих членов Церкви.]

Если я живу в ней, – я живу её жизнью. Её вера – моя вера не только по внутреннему содержанию, по предмету веры, но и по принадлежности этой веры мне. Члены Церкви все живы суть.

[Св. Иоанн Златоуст: «По названию христиан много, а на деле их очень мало. По названию христиане, а по делам хуже язычников»⁷⁴³. Спрашивается, все ли такие члены Церкви живы, если даже ангелы её мертвеют? И Сам Господь учил Апостолов в притче о пшенице и плевелах посреди пшеницы о том, что будут и волки среди овец, т. е. лжеучителя между верными «живыми» членами Церкви Христовой до жатвы, т. е. до скончания века.]

И на небе всё та же Церковь – моя мать, невеста Христова. Вера той, небесной Церкви, для её членов стала отчасти уже знанием; многое из того, что для нас здесь ещё непостижимо, то для них стало уже очевидно; многое, чего я ещё не понимаю своим ограниченным умом, – для них стало аксиомой. Правда, и они ограничены в ведении, яко существа сотворённые, но мы, плотью облечённые, многого не можем познать из того, что ясно для бесплотных, и я, как живой член единой во Христе Церкви, моею немощною верою становлюсь причастником этой веры – знания членов Церкви, на небесах сущей. И я верую во все то, во что верует моя Мать-Церковь, что она выразила в своих вероисповеданиях и символах, что приняла и хранит в Предании Священном, засвидетельствованном у святых Отцов. А какой-либо "догмат». Церковью ясно не выраженный, всею полнотою (плеромою, исполнением) Церкви не воспринятый, не формулированный, я боюсь принимать, пока Церковь сама не выяснит своего к нему отношения.

[До сих пор властители церковные не дали свободы для Церкви (для тела церковного) уяснить и выразить догматически истинное учение Церкви Христовой об Имени Божием.]

Думать, что таинства совершаются только Именем Божиим, его произнесением, значит мыслить по-латински: латины верят в так называемое opus operatum; раз произнесена известная формула – таинство уже совершено – так сказать, механически. Латинский патер, не желая утомлять себя постом до совершения литургии, пред её совершением берёт хлеб и вино, произносит над ними слова Спасителя и употребляет их, уверенный, что он поста не нарушил, ибо он уже причастился Св. Тайн (а по уставу их церкви он может совершать хоть две-три литургии в день). По-нашему же – это кощунство.

[Все эти примеры к делу не относятся, что касается веры во Имя Божие. А что касается механичности в совершении таинств, то именно имяборцы, похулившие Имя Божие, совершают таинства механически. А красивыми словцами о вере и Церкви архиеп. Никон снова лицемерит. Какая любовь и какая вера может быть у отвергающих заповедь Отца Небесного о вере во Имя Сына Его Иисуса Христа? (1Ин. 3:23; Ин. 1:12; 3:18 и 36).]

Вспомните чудную молитву св. Златоуста пред причащением Св. Тайн: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живого... Ещё верую, яко сие есть самое пречистое Тело Твое и сия самая честная Кровь Твоя»... Не говорит великий Святитель: »ещё верую, яко сие – предлежащее мне – есть Сам Бог

[А разве Пречистое Тело и Честная Кровь Спасителя в Таинстве Евхаристии не есть Бог? Что касается св. Иоанна Златоуста, то в приводимой его молитве пресуществленные хлеб и вино признаются Телом и Кровью Христовыми; и св. Златоуст не говорит, что они не суть Сам Бог? Неужели архиеп. Никон не верит в Божество Тела и Крови Христовых? Весьма загадочно! Словами «и только», и последующими его словами, он подтверждает своё неверие в то, что Таинство Тела и Крови Христовых есть Сам Господь Иисус Христос. Он говорит, что ради немощи человеческого разумения Церковь не говорит прямо, что Таинство есть Сам Бог. Но ведь мы, священники, в напутствии причастников о благопрепровождении дня причастного говорим, что сегодня они должны достойно, со страхом Божиим и благоговением провести сей день причастный, чтобы не оскорбить Господа Иисуса Христа, Которого приняли они внутрь себя в Пречистых Тайнах. Что же, разве это говорится вопреки немощи человеческого разумения?..]

Всесовершенный, Богочеловек«, а говорит: »сие есть тело Твое, Кровь Твоя«, и только... Но ведь Сам Господь сказал: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем... ядый Мя той жив будет во веки... Значит, в теле и крови Спасителя, в сем животворящем – по виду хлебе и вине – Сам Он – Бог всесовершенный? Вывод несомненный, но по логике защитников нового »догмата" следовало бы сказать прямо, что Св. Тайны – Сам Бог. И мы действительно воздаём им боголепное поклонение. Однако же Церковь, веруя так, нигде прямо сей веры не выражает в словесной формуле, как бы всякое слово человеческое почитая недостаточно благоговейным для выражения величайшей тайны любви Божией к нам грешным и щадя немощь нашего разумения... Вспомните несчастного безбожника графа Толстого... Беру ещё аналогию или пример.

Что есть крестное знамение? Это – действие человека рукою в воздухе, изображающее крест Господень. Это – не реальный предмет, ни физический, ни духовный. Это внешнее изображение действием идеи, мысли, учения о нашем спасении страданиями нашего Господа. Это – то же в области действия, что звук, слово в области речи. И вот наше, Церковью усвоенное, отношение к сему св. знаку, точнее – знамению: мы веруем, что Господь силою честного и животворящего креста Своего, то есть, чрез его посредство творит чудеса и совершает таинства, ибо, что есть и всякое таинство, как не чудо Божие?

Чем же является Господень крест и знак, знамение крестное? Конечно, – не Богом, а лишь посредством, чрез которое благодать Божия проявляет свою силу. Господь не нуждается в сем посредстве, а нам, нашей немощи, оно необходимо, ибо мы живём в условиях пространства и времени. И видит враг Бога и людей знамение крестное, и вспоминает победу над ним Распятого на кресте, и трепещет, и трясётся, по выражению песни церковной, бежит пред лицом креста, пред одним напоминанием о кресте. Бежит аки пёс, видя жезл, коим его били. Тут Господь дал нам крест яко оружие на диавола. Не движение руки нашей страшит его, а палит его сила Божия, присущая, волею Господа сопровождающая самое напоминание о Распятом на кресте. Так хочет Бог, так и бывает при условии нашей веры. Для верующих несомненно присутствие благодати Божией при совершении с верою крестного знамения. Но можно ли сказать, что крестное знамение есть Сам Бог, в нём действующий? Конечно, где проявляется сила Божия, там и Господь, но одно – вера в присутствие всемогущей силы Божией, другое – обожествление самого действия, движения рукою для крестного знамения. Говорю: движения, ибо без сего движения не будет и крестного знамения. А между тем новые учителя утверждают, что самое действие Божие есть Бог.

[Здесь этими словами арх. Никон неприкрыто, а откровенно проповедует ересь! Он, вопреки постановлению Церковного Собора 1351 г., не признаёт Богом действие Божие. Если он не признаёт действие Божие за существо Бога, то имяславцы тоже никогда не учили этому. Согласно церковному учению они исповедуют Богом как Существо, так и Свойства и Действия Божии во Имени Божием. Поэтому совершенно клеветнический наговор арх. Никона, будто бы имяславцы признают действия Божии и Имя Божие за Самое Существо Бога.]

Скажу больше: Церковь даже обращается молитвенно к сей Божией силе: "непостижимая и божественная сила честнаго и животворящего креста, не остави нас грешных».

[То почему же мы не можем поклоняться Имени Божию и просить милости Божией о Имени Его? Однако, вопреки имяборчеству. Церковь молится: «Иисусе, спасительное Имя, помилуй мя» (Триодь Постная, на утрени в понедельник 5-й седмицы). И Церковь призывает верных своих «живых» чад: «Воспойте Господеви песнь нову; пойте же Имени Его, боголепно воссиявшему из чрева Неискусобрачныя...»⁷⁴⁴. Здесь явно Церковь исповедует Божество и достопоклоняемость Имени Божия. А «мёртвые» члены Церкви отрицают всё это...]

 – Что есть сия непостижимая сила? Есть ли это особый ангел Божий, ангел креста Христова, как есть ангелы храма, ангелы града, или же непосредственное действие Божия всемогущества, привлекаемое смирением веры верующих, – в том и другом случае обращение нашего верующего сердца восходит к Распятому на кресте Господу Иисусу. И, тем не менее, мы не отождествляем Его Личности с Его действием, движением, так сказать. Его всемогущества, сего Его неотъемлемого свойства, с Ним Самим. Такое различение Личности от свойства Её необходимо для нашего правильного мышления. Бог есть всесовершеннейшая Личность, обладающая всеми, как ведомыми нам, так и неведомыми свойствами и совершенствами, и только в сем смысле мы можем назвать Его Богом; каждое из Его свойств и совершенств в отдельности в нашем мышлении не есть ещё, так сказать, полная Личность, а лишь то или другое свойство этой Личности, хотя по природе своей и не отделимое от Неё, но, в нашем мышлении, как неспособном в один момент созерцать все совершенства Божии во всей их совокупности, по необходимости мыслимое особо. Вот почему во избежание смешения понятий о Боге, как Личности, с понятием о каждом Его свойстве в отдельности. Церковь не приняла для сих свойств названия «Бог», в то же время называя их «божественными», даже «божескими», т. е. свойственными только Богу единому, но не «Богом». Такое отношение к свойствам Божиим, такое строгое различение в нашем сознании Личности Божией от Её свойств предостерегает нас от многих заблуждений в богословствовании. Зная, что благодать Божия, действующая в таинствах, проявляющаяся в благодатных состояниях верующих, являющаяся в чудесах при св. иконах, св. мощах, в разных обстоятельствах нашей жизни, есть воздействие Божие на нас, мы, однако же, не называем самого сего воздействия »Богом«, а именно – только Божиим воздействием, т. е. не самим Существом Божиим, Личностью Бога, а проявлением свойств Божиих: преимущественно – премудрости, благости и всемогущества Его. Да и нет никакой необходимости называть Божие действие Богом, ибо довольно для верующего сказать, что »так Бог действует«, чтобы он понял. Кто виновник действия и что само действие и есть только Его действие, проявление Его свойств. Сам же Он есть и действуяй вся во всех. Само собою разумеется, что всякое »действие Божие« не есть нечто само по себе тварное, действие твари, а напротив, само обладает силою творчества, как проявление Божьего всемогущества. Не отделяя »действия" Божьего от Бога, мы и не отождествляем его с Богом, как Личностью, когда говорим о нём.

[Арх. Никон всё толкует о том, что действие Божие не является Существом Бога. Об этой прописной истине богословия не следовало бы и писать здесь, ибо никто из афонских исповедников не оспаривал её. Но действие и свойства Божии, как и до́лжно, он признаёт неотъемлемыми от самого существа Бога. Мало того, он даже признаёт за действием творческую силу. Он не признаёт только одного, самого важного момента церковной истины, что неотъемлемые свойства и действие Божии, неотделимые от Самого Бога, получили от Церкви титул Бога. Кто, или что, кроме Бога, может обладать творческой силой? Если действие Бога обладает творческой силой, то почему же до́лжно лишать его титула Бог? У Владыки Никона сплошные самопротиворечия.]

Я подробно остановился на понятии о благодатной силе Божией в отношении крестного знамения потому, что это понятие ближе других подходит к понятию об Имени Божием. Дал ecu знамение боящимся Тебе, Господи, крест Твой честный, поёт Церковь, дал ecu оружие на диавола. То же можно сказать и об Имени Божием: дал еси знамение – имя Твоё, Господи, ибо призываемое в молитве, не как нечто отвлечённое, но как Тебе единому принадлежащее, как необходимый для нашего мышления знак, «знамение», оно так же, как и крестное знамение, страшно врагам Твоим и нашим. Трепещет бо и трясется враг – не звуков сего имени, но Того, Кто именуется им. Кого мы разумеем, произнося сие имя. И всё, что выше сказано о крестном знамении, можно относить и к Имени Божию. Как крестное знамение мы не называем Богом, дабы свойств Божиих, в нём проявляемых, не смешивать с Личностью и Существом Божиим, так и Имя Божие не называем Богом, дабы не подать повода простецам к неправильным толкованиям и неправославному мудрствованию.

[Арх. Никон не называет Богом Имя Божие, а святые отцы называют, и учат о сем. Крест вещественный, скорее всего, можно сравнить с вещественной иконой. А Имя Божие, как сила, как власть, как свойства, как действие и энергия Божества неотделимы от Самого Бога и есть Бог. Всё это, перечисленное о Имени Господнем, – не тварное, не вещественное, а духовное, и не может быть сравнимо с вещественным крестом, делом рук человеческих, хотя и имеющим благодатную силу. А изображаемое на нас крестное знамение есть воспроизведение, имитирование вещественного Креста Господня, на котором был распят Иисус Христос, освятивший пречистым телом Своим древо Креста Господня и сообщивший ему благодать. Поэтому мы носим на себе нательный крест, как всесильное оружие против демонов, и ограждаемся этим оружием – крестным знамением, чтобы сохранить себя от воздействия злой нечистой силы. Надо не забывать, что и вещественный крест освящается написанием на нём и призыванием над ним Имени Господня. И если мы молимся кресту Христову и поклоняемся ему, тем паче, без смущения и зазора совести, можем и должны поклоняться и молиться Имени Божию.]

На это даёт нам право св. Василий Великий, когда говорит в своём письме к Амфилохию: "Мы утверждаем, что знаем Божие величие. Божию силу, премудрость, благость и промысл, с каким печётся о нас Бог, и правосудие Его, но не самую Сущность. Кто утверждает, что не знает Сущности, тот ещё не признаётся, что не знает Бога, потому что понятие о Боге составляется у нас из многого, нами исчисленного. Но говорят, – продолжает вселенский учитель, – Бог прост, и всё, что исчислил ты в нём, как познаваемое, принадлежит к Сущности. Но это – лжеумствование, в котором тысяча несообразностей, – возражает святитель. – перечислено нами многое; ужели все это имена одной Сущности?.. Действования многоразличны, но Сущность проста. Мы же утверждаем, что познаём Бога нашего по действиям, но не даём обещания приблизиться к самой Сущности, ибо хотя действования Его и до нас нисходят, однако же, Сущность Его остаётся неприступною».

[Это слово св. Василия Великого мы не оспариваем и признаём как истинное учение; но оно не опровергает церковной веры в Божество Имени Божия. Учением этого церковного учителя арх. Никон только лишь маскирует своё имяборческое отступление.]

Из сего видно, что если св. Василий Великий находит возможным познавать только свойства Божии по Его действиям, а не самую Сущность Божию, то тем паче не подобает смешивать в одном имени «Бог» свойств Его и Самой Сущности, Личности Божией. Тем менее оснований говорить, что Имя Божие есть Сам Бог, ибо Бог только и именуется по Своим свойствам, будучи неименуем по Своей Сущности.

[В данном случае это лишь игра словами. Неизвестно, – впрочем и понятно, – для чего арх. Никон без конца оперирует этими словами? Ведь мы исповедуем Существо Бога непостижимым и неименуемым и говорим, что даже Имя Бог не может вполне объять и выразить Его Сущность. Варьируя постоянно словами о неадекватности существа и действия, он силится оправдать своё имяборческое суемудрие и нагло внушить читателю клевету на исповедников, будто бы повторяя слова святых: «Имя Божие есть Сам Бог»; под этими словами они разумеют не то, что имели в виду святые отцы, т. е. действие и свойства Божии, а якобы саму неименуемую сущность Бога Но если отбросить эту клевету, всё его словометание, вся писанина его окажется излишней.]

Но каким путём защитники нового догмата

[На основании собственной клеветы арх. Никон приписал исповедникам «сочинение нового догмата». Есть ещё работа для святителя!..

На этом и закончу, подобно о. Павлу Флоренскому, анализировать сплошные клеветы и нелепости арх. Никона, имже несть числа. И снова отсылаю желающих ознакомиться с наиболее обширным критическим анализом статьи арх. Никона в пятую часть третьего тома настоящей книги.]

могли дойти до своих убеждений? Как могло образоваться в их сознании такое странное смешение отвлечённого умопредставления о Боге с Самою Личностью Бога, обладающего всеми совершенствами?

Попытаюсь это объяснить, насколько сие представляется мне возможным.

Прежде всего, думаю, виною такого смешения понятий является простота людей, не знающих законов логики и не умеющих разобраться в отвлечённых понятиях, а потому и смешивающих сии понятия с конкретно существующими предметами, например, идею, мысль о Боге – с Самим Богом, понятие о благодати – с Самим Существом Божиим и под. А ближайшим поводом к такому смешению явилось полное незнание еврейского миросозерцания, а отсюда, конечно, и словоупотребления.

От веков древних принято в знак особого почтения к высокопоставленным людям обращаться к ним в изысканных выражениях или в третьем лице, или во множественном числе, или же указанием на их высокое положение, нравственные качества и под. Отсюда: «вы» вместо «ты», «ваша светлость», «ваше сиятельство», «величество» и под. Так принято и у нас доселе. У евреев для этого употреблялось слово «имя»: «имя твоё» вместо «ты». Дело в том, что слово [...] (шем) имеет разные значения в Библии: например, в книге Быт. 11:4 говорится: «сделаем себе имя [...]» Это говорят строители Вавилонской башни. Значит, тут речь о символе гордыни – о башне до небес. Во 2Цар. 8:13 о Давиде говорится, что он, возвращаясь из похода, «сделал себе имя [...]», т. е. увековечил о себе память. У пророка Ис. 55:13 говорится: «вместо крапивы, возрастёт мирт, и это будет во славу Господа». Еврейский оборот речи [...], который 70 переводчиков перевели словом [...], позволяет заключить, что здесь [...] значит «слава», как и переведено в русском тексте. Выражение «ради имени», например в Пс. 79:9, находит себе пояснение в том же стихе: «ради славы имени». В 3Цар. 3:2 говорится: «не был построен дом имени Господа», т. е. не было построено дома, как обиталища Господа, так как ясно, что скиния и храм Соломоном были сооружены не для обитания «имени». Вообще, в Ветхом Завете слово [...] употребляется в значении «слава», «знак», «память», «памятник», как это установлено гебраистами⁷⁴⁵. Нередко в Библии слово «имя» употребляется как метонимия, как часть вместо целого. И это словоупотребление перешло даже в Новый Завет, например, в книге Деян. 1:16: «бе же имён народа вкупе сто двадесять» – слово «имён» стоит вместо слова «человек», как и переведено в русском тексте. Из всех этих значений чаще всего слово «имя» употребляется в отношении к Богу в смысле «слава», да и самое слово [...] (шем) можно рассматривать, по мнению гебраистов, как производное слово от глагола [...] (шамаг), что значит «быть высоким», «служить знаменем или знаком». Следовательно, когда еврей говорил в молитве Богу: «имя Твоё», то сие было равносильно выражению: «слава Твоя». Таким образом, «имя» идейно для еврея было то же, что для нас «икона», и честь, воздаваемая «имени», восходила на Того, чьё имя было произносимо.

Если мы глубже вдумаемся в психологию верующего еврея времён библейских, то нам станет ещё понятнее такое словоупотребление.

У всех народов были свои боги, носившие, как и люди, свои имена. Еврей знал из Божественного откровения, что все эти боги – ничто, что только он, еврей, знает единого истинного Бога; Бога умом непостижимого, а посему в смысле человеческом и неименуемого, обладающего в бесконечной мере всеми совершенствами, как теми, какие приписывали своим лжебогам язычники, так и теми, о коих язычники и понятия не имели, да и теми, которые и ему, еврею. Бог не благоволил открыть, и они сокровенны в Боге, – знал, что сей Бог непостижимый, недоведомый, по Своей бесконечной благости открывающий Себя людям в меру их ограниченности, не может и наименован быть на языке человеческом одним каким-либо словом (если о делах Божиих Церковь исповедует: ни едино же слово довольно будет к пению чудес Твоих, то что сказать может язык смертных о Самой Сущности Божией?), а потому, в глубоком благоговении к сему всесовершеннейшему Существу, еврей называл своего Бога словом «Бог» во множественном числе: «Боги», «Элогим», означая сим как бы необъятность для мысли человеческой всех Его совершенств, или же вовсе не произносил святейшего слова «Бог», заменяя это слово местоимением третьего лица «Он». А когда Бог открыл Моисею святейшее Своё имя «Иегова», то евреи, начертывая только четыре согласные буквы сего слова, гласные сохраняли в тайне, передавая устным преданием гласные звуки от одного первосвященника к другому. Когда же в письме появились гласные (коих прежде не было вовсе), то подставляли под слово Иегова гласные знаки от другого Имени Божия Адонаи. Вследствие сего с течением времени в народе утратилось самое произношение имени Иегова: одни читали сие имя «Иегова», другие – «Ягае», иные иначе. Затем в книгах ветхозаветных писателей, где встречалась нужда ставить Имя Божие, нередко вместо собственного имени ставилось просто нарицательное слово «имя» с притяжательным к нему – «Божие», «Господне». Нечто подобное сему, хотя уже не по тем чистым побуждениям благоговения к Имени Божию, а по лукавнующему мудрованию, избегая употребления Имени Божия, евреи употребляли в своих клятвах слова: «небо», «земля», «алтарь» и под., в чём обличал их Господь наш. В их софистически настроенном мышлении казалось, что они не нарушали такими клятвами 3-й заповеди Божией, воспрещающей употребление Имени Божия всуе.

Вот объяснение, почему через Ветхий Завет, а затем, поскольку апостолы почти все были евреи, то и в Новом, проходит эта особенность словоупотребления, несвойственная другим народам и языкам, эти постоянные метонимии, эти описательные выражения: «имя Господне», «Имя Божие» вместо «Господь, Бог» и под. Вместо того, чтобы сказать: «Хвалите Господа» – говорится: «хвалите имя Господне», вместо: «буди, Господи благослови» – «буди имя Господне благословенно» и так далее – во множестве. Множество текстов, приводимых в Апологии иеромонаха Антония Булатовича, представляют примеры таких метонимий, которыми он совершенно напрасно пользуется для доказательства якобы правильности своего нового догмата, что «Имя Божие есть Бог». Во всех таких цитатах стоит только прочитать слова Писания с опущением метонимии, как убеждаешься в этом, особенно если принять разнообразное значение слова «имя» в еврейском тексте Библии. Само собою понятно, что в таких местах везде выражение «Имя Божие» стоит вместо слова «Бог», но отсюда отнюдь не следует, что самое имя до́лжно почитать «Богом».

Новое учение последователей о. Илариона и о. Антония Булатовича не поняло и не приняло во внимание этой особенности еврейского словоупотребления вообще и в отношении к Имени Божию в особенности.

Это учение склонно придавать самим словам, означающим Имена Божии, какое-то мистическое значение, как реальным сущностям. Если сам о. Булатович ещё не сливает понятий «Существо Божие» и «Имя Божие», то его последователи-простецы, готовые душу положить «за имя Христово», уже недалёки от сего. А такое отожествление в одном понятии Сущности Божией и Имени Божия, такое смешение слов и понятий в простых умах может повести к суеверию. Известно, что у индийских йогов есть таинственное слово «оом-мани-падме-хум», у египтян было такое же слово: «тодтт» – слова магические, произнесение коих, по их верованиям, должно иметь магическое действие; раз произнесено слово – действие должно-де следовать независимо уже от того, кто произнёс его. Ко временам Иисуса Христа, вследствие упадка благочестия под влиянием лицемерия фарисейского и развращённости саддукейской, исказилось и истинное понимание учения о Боге, и сложилось суеверное понимание Имени Божия, как это видно из их пасквиля на св. Евангелие Маасе «Иешуа га-Нацри» (История Иисуса Назарянина), или «Тольдот Иешу» (Родословие Иисуса)⁷⁴⁶.

Евреи понимали Имя Божие именно как некое таинственное слово, как талисман, которым можно механически творить чудеса. Нечто подобное сему, особенно при дальнейшем развитии учения об обожествлении Имени Божия, усматривается и у Булатовича. Несмотря на его протест против обвинения его в том, что он обособляет, как бы отделяет Имя Божие от Самого Бога, когда утверждает, что Имя Божие есть Бог, обвинение это остаётся в силе, ибо говоря так, он мыслит Имя Божие как нечто реальное, а не умопредставляемое только. Он не отличает Существа Божия, действия Божия, от проявления свойств Божиих в Божией деятельности, наконец – от Божией благодати. Что есть благодать? Конечно, непостижимая и божественная сила Божия, Божие волеизволение в действии всемогущества и благости Его, но это ещё не есть Самое Существо Божие, как это говорит св. Василий Великий. Мы склоняемся и пред волею земного Царя, когда слышим её, но самого волеизъявления не отожествляем с лицом Государя – законодателя. Мы повинуемся, когда представитель власти объявляет нам именем Закона то и то, но повинуемся не имени, не букве, не слову, а воле законодателя. Мы сердцем восприемлем благодать Божию, но самый акт её воздействия на нас, признавая проявлением силы Божией, не отожествляем с Существом Божиим. Мы не обращаемся с молитвою к Божией благодати: «благодать Божия, посети нас!» Но молимся: «посети нас, Боже, Твоею благодатью!» Если же в поэтических настроениях мы иногда как бы обращаемся молитвенно к кресту Господню или ко Гробу Его, то делаем сие не олицетворяя сих предметов, а вознося свой ум к Освятившему их прикосновением пречистого тела Своего. Иначе понимать такие обращения значило бы мыслить по латинскому мудрованию. У латин как бы отделяют «сердце Иисусово», «Тело Иисусово» и устрояют им особые праздники. Там Лойола сочинил особую молитву с такими делениями:

«Душа Иисуса, освяти меня,

Тело Иисуса, спаси меня.

Кровь Иисуса, упой меня.

Вода от рёбер Иисуса, очисти меня.

Страсти Иисуса, укрепите меня,

О, благий Иисус, услышь меня!»

Ещё можно мыслить, хотя и без особого в данном случае смысла, отдельно: тело, душу, кровь, воду как реальные предметы, но мыслить таковым «имя» невозможно, если не соединить с таковым мудрованием некоего мистического, даже магического значения, что будет уже делом грешным, ибо тогда Имя Божие будет употребляться как магическое – боюсь сказать – волшебное слово...

Когда Господь говорил иудеям о таинстве причащения, о питании телом и кровью Его, иудеи поняли это в грубом смысле и сказали, как может Сей нам дата плоть Свою ясти? Жестоко слово сие... И те, которые учат, что в Самом Имени Божием пребывает Бог, что самое Имя Божие есть уже Сам Бог, проводят не духовное учение, а грубо чувственное, ибо для них, незаметно для них самих. Имя Божие становится Богом, как бы отделяясь от Самого Бога. Между тем в Евангелии и книге Деяний Апостольских мы читаем вот что: Евангелист повествует, что некто именем Иисусовым изгонял бесов и Апостолы запретили ему, но Господь не одобрил такого запрещения. А в Деяниях: сыновья некоего Скевы первосвященника делали, по-видимому, то же, что и упоминаемый в Евангелии человек, но бесы не только не слушались его, но и дерзко на него нападали. Откуда эта разница? – В первом случае, видимо, действовал человек, близкий к вере в Иисуса Христа, и Господь незримо помогал ему, а во втором – какие-то спекулянты, хотевшие действовать именем Господа как магическим средством, как талисманом, и Сердцеведец не попустил им сего. Так же объясняется и обращение язычника, который, следуя примеру мученика, стал в виде опыта, но с доброю целью, призывать Имя Божие и уверовал во Христа. Господь, трости сокрушённой не преломляющий, с любовью отнёсся к сему младенцу веры и обратил его к Себе чудесным прикосновением Своей благодати к его сердцу, как обратил и волхва Киприана, призвавшего имя «Бога Иустины» и оградившего себя крестом. Итак, кроме произнесения устами или умом имени Господа, нужна ещё смиренная вера, хотя бы в её «зерне горушне», как это было у упомянутых язычников, чтобы призывание имени воздействовало.

Так именно учит и о. Иоанн Кронштадтский, на которого любят ссылаться защитники нового учения. Вот его слова: «Везде всемогущий творческий дух Господа нашего Иисуса Христа и везде Он может даже несущая нарицати яко сущая (Мф. 28:20). А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест или имя Христово действуют сами по себе, эти же крест и имя Христово не производят чуда, когда я не увижу сердечными очами или верою Христа Господа и не поверю от сердца во всё то, что Он совершил нашего ради спасения».

Я рад был бы не утверждать, но очень боюсь, что в новом учении о том, что Имя Божие есть Бог, сокровенно для самих, исповедующих сие учение, в зачатках уже таится желание найти путь спасения возможно лёгкий. В самом деле, что может быть легче: повторяй Имя Божие хотя бы на первый раз механически, без участия сердца, и оно, как Бог само в себе, разогреет твоё сердце и просветит его, очистит и преобразует, и ты спасёшься. По крайней мере, некоторый намёк на такое учение есть в книге о. Илариона. Но правильно ли оно? Правда, у святых Отцов указывается на благодатное действие молитвы Иисусовой, но ведь везде и всюду подразумевается и настойчиво предписывается подвиг самопонуждения к молитве, борьба с самим собою, глубочайшее смирение и самоосуждение. К молитве механической, без участия сердца, без томления его святые отцы применяют слова Спасителя: «что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите яже глаголю?» И слова псалма: «молитва его буди в грех». Небрежная молитва, рассчитанная только на число строк и поклонов, в сущности, есть только самообман, нарушение 3-й заповеди Божией, как произнесение Имени Божия всуе. Главное дело не в звуках или в словах молитвы самих в себе, не в том или другом Имени Божием, а в смиреннопокаянном расположении сердца, привлекающем благодать Божию. И Господь говорит: «на кого воззрю, токмо на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих?..» Из всего, что писано защитниками нового догмата, видно, что они:

1) под словом «Бог» разумеют не Личность, а нечто, в духовном, конечно, а не материальном смысле, пантеистическое, ибо, по их учению, всякое свойство Божие, всякое действие Божие, слово Божие, всякая заповедь Божия, все откровение Божие, всякое проявление благодатных дарований, мирное и чистое чувство в душе. Богом оправданной, все плоды Духа, самая молитва и имя Иисус – всё сие есть «Бог», даже «исповедание имени Иисусова в Иисусовой молитве есть Сам Господь Иисус Христос».

Вот понятие их о Боге. Но при таком понятии о Боге, где же личность, как существеннейший признак такого понятия? Слова Спасителя: «глаголы, яже Аз глаголах, дух суть и живот суть», они понимают по-своему и слова: «дух» и «живот» пишут с прописной буквы.

2) Посему всем именам, словесам и действиям Божиим они придают особый мистический смысл, в силу коего они все сие и почитают Богом.

3) Во всём этом усматривают некий сокровенный смысл, может быть, и им непостижимый, но в который они слепо веруют, и сию веру пытаются оправдать учением, что им открываются тайны, непостижимые учёным богословам, которые-де не опытны в духовной жизни и не в состоянии судить о её сокровенных явлениях, как слепой не может судить о цветах. К таким учёным о. Булатович относит и великого подвижника последнего времени святителя Феофана Затворника, о котором он говорит, что ему «по богатству ума не давалось сокровище простоты сердечной, а ею-де только и познаётся Бог по имени Иисус».

Вопрошаю: можно ли со строго церковной точки зрения допустить такое как бы обособленное от общего учения Церкви учение?..

Более обширный комментарий протоиерея К. Борща на статью архиеп. Никона можно прочитать в пятой части третьего тома настоящей книги.

1) Иное – предмет, по своей природе подлежащий названию, и иное название, обозначающее предмет. Бытие – не одно и то же с именованием⁷⁴⁸.

2) Всякое имя есть некоторый признак или знак какой-либо сущности⁷⁴⁹.

3) Слова суть как бы тени предметов⁷⁵⁰.

4) Наименования не из самого естества проистекают, но прилагаются к предметам нашею мыслию⁷⁵¹.

5) Употребление слов и имён придумано после сотворения людей⁷⁵².

6) Бог есть Создатель вещей, а не имён, не имеющих существенности и составленных из звуков голоса и языка⁷⁵³.

7) Имена означают только сущности, а сами не суть сущности.⁷⁵⁴.

8) У Бога нет ни голоса, ни вида, но Он выше образов и звуков⁷⁵⁵.

9) Выражение: рече (Бог) нисколько не указывает на голос и речь Божию, но на волю Божию⁷⁵⁶.

10) «Глаголы, яже глаголю вам, дух суть»... сказал: дух, вместо того, чтобы сказать – духовные»⁷⁵⁷.

11) Слова Христовы, телесно произнесённые, не есть сущность Духа Святаго⁷⁵⁸.

1) Не ради Бога, а ради нас измышлены имена для усвоения понятия о Сущем, т. е. Бог⁷⁵⁹.

2) Усвояемые Богу имена недавни сравнительно с Самим Богом, ибо Бог не есть речение и не в голосе и звуке имеет бытие⁷⁶⁰.

3) Всякий ум и слово бесконечно далеки от Бога, чтобы быть Ему подобными⁷⁶¹.

4) А если имя Его страшно, то не гораздо ли более самое существо Его⁷⁶².

5) Не Бог ещё то, что мы представляем себе под понятием Бога, или чем мы Его изобразили, или чем описало Его слово⁷⁶³.

6) Мы не знаем имени, которое бы обнимало Божеское естество. А слово, посредством имени объясняющее Божественное существо, подобно тому, кто собственною дланию думает обнять всё море⁷⁶⁴.

7) Бог не есть имя⁷⁶⁵.

8) Бог – не имя⁷⁶⁶.

1) Иисусом назван для того, чтобы под именем Иисус скрыть от диавола Его Божество⁷⁶⁷.

2) Господь назван Иисусом Христом потому, что облёкся в плоть. Иисус – имя Его по плоти⁷⁶⁸.

3) Господь принял название Христа не до воплощения, как лжеумствуют некоторые... Слово тогда получило название Иисуса Христа, когда оно стало плотью⁷⁶⁹.

4) Иисус Христос – имя Сына Божия, а не всей Св. Троицы⁷⁷⁰.

1) Что имя Иисуса Христа Распятого, с верою произнесённое движением уст, то же самое есть и знамение креста, с верою сделанное движением руки или другим каким образом представленное⁷⁷¹.

2) Имя Божие называется святым, конечно, не потому, что в самих слогах имеет некую освящающую силу, но потому, что свято и чисто всякое свойство Божие⁷⁷².

3) Иконное изображение указуется евангельскими повествованиями, евангельское повествование указуется иконными изображениями. Чествовати их не истинным богопочтением, еже подобает Единому божескому Естеству, но... честь, воздаваемая образу, переходит к первообразу⁷⁷³.

4) Вечная память верующим, возвещающим благовествующим... что одинаковую приносит пользу как посредством слова возвещение, так и посредством икон истины утверждение. Как очи зрящих освящаются честными иконами, так и уста освящаются словами⁷⁷⁴.

Предлагаем прочитать выдержки из св. мученика Иустина и убедиться, с какой определённостью он свидетельствует как о предвечности Имени «Иисус», так и о силе сего Имени, и о действенности его в таинствах, и о божестве всякой Истины Божией, то есть удостоверяет именно всё то, что отвергают ныне имяборцы.

Как всегда бывало в церковной истории во время прежде бывших догматических споров, одна из сторон защищала истину, а другая сторона, не будучи в силах возражать против истины, старалась извратить смысл слов противников своих и навязать им то, чего они не говорили, всячески оклеветать их. Точь в точь то же самое повторяется и теперь. Когда в начале Фиваидские пустынники возмутились хулой Алексея Киреевского на Имя Господа Иисуса, который пытался убедить пустынников, что имя «Иисус» – есть простое ничего не значащее человеческое имя, то пустынники на основании слов о. Иоанна Кронштадтского исповедали, что Имя Господне есть – Сам Бог. Тогда о. Алексей и сторонники его стали обвинять пустынников в том, что они поклоняются Имени Иисус как идолу, то есть самим буквам и звукам, и вслед за тем эта же клевета была напечатана в «Колоколе» в виде корреспонденции с Афона (в феврале 1912 г.), причём сообщалось о новой ереси на Афоне, которая состоит в том, что пустынники обожествляют самое имя «Иисус». Когда вслед за тем эта клевета была совершенно опровергнута, тогда имяборцы изобрели другое обвинение. В жалобе, поданной игуменом Иеронимом в Ватопедский монастырь на братию Андреевского скита, о. Иероним заявил, будто братия сливает Имя Божие с Самим Богом. На основании этой жалобы афонский Кинот, не допросив противной стороны, отлучил весь Андреевский скит от церковного общения. Но вскоре и эта клевета отпала, ибо из всех сочинений имяславцев ясно было видно, что это обвинение есть гнусная ложь. Тогда имяславцев оклеветали в «пантеизме». Обвинили: во всебожии, в перевоплощении Бога во имя Его, в почитании Имени Божия за сущность Его, наконец, в злоупотреблении именем «Иисус» как магическим средством, в отождествлении идеи, по которой именуется Бог, с Богом. Но и все эти обвинения вскоре должны были быть оставлены по явной вымышленности их. Наконец, в конце концов, архиепископ Никон и г. Троицкий обвинили имяславцев в – евномианстве. В своём «Добром слове к имяславцам» архиеп. Никон говорит, что то же самое, что говорят имяславцы, говорил некогда еретик Евномий и был обличён св. Григорием Нисским. Также и г. Троицкий написал целую книгу «Об Именах Божиих» – в коей в предисловии говорит: «учение (Евномия) в существенных пунктах сходно с имябожничеством»⁷⁷⁵. – «Сходство между учением об именах Божиих древнего еретика Евномия и современных имябожников настолько велико, что последних можно назвать новыми евномианами»⁷⁷⁶. – Эта клевета весьма может смутить неопытного человека. Кто из светских людей знает, что именно говорил Евномий и за что он был осуждён? Поэтому считаем долгом разобрать и эту последнюю клевету, от которой, между прочим, г. Троицкий уже успел отказаться, ибо в своём возражении на статью профессора Булгакова он говорит следующие слова: «Вполне прав г. Булгаков, что в учении о почитании Имён Божиих никакого сходства между евномианством и имябожием нет»⁷⁷⁷.

Однако, всё-таки, чему же, собственно, учил еретик Евномий? – Он, во-первых, учил, что Иисус Христос – не Бог, не единосущен Отцу. Итак, если он Самого Иисуса Христа не считал за Бога, то мог ли он Богом называть Имя – «Иисус»? Имяславцы же исповедуют Божество Имени Божия и Имени Иисуса Христа в том смысле, что Имя Божие есть таинственная Божия сила и Божия истина, и Божие откровение. Как видите, уже из этих одних слов видно, что, поскольку имяславцы благоговеют пред Божеством Сына Божия, почитают Божество Его, присутствующее и во Имени Его, постольку же Евномий не благоговел перед Сыном Божиим Иисусом Христом, не почитал Его за Бога, а следовательно, и тем более не мог благоговеть и пред Именем Иисуса Христа.

Но, может быть, Евномий благоговел пред прочими именами Божиими, как пред Самим Богом? Нет, ибо он считал все Имена Божии – «постижимыми», считал, что тайна благочестия заключается лишь в «познании» Имён Божиих, а не в исповедании их. Похоже ли, следовательно, учение Евномия об именах Божиих на учение имяславцев об Имени Божием? – очевидно нет, ибо имяславцы исповедуют словами Златоуста, что Имя Господа Иисуса Христа – «непостижимо и само требует в себя веры», исповедуют вместе со св. Григорием Нисским, что «тайна благочестия состоит в – «исповедании» Имён Божиих. Евномий считал, что всякое познание о Боге подаётся разумением Имён Божиих, мы же признаем, что созерцание Бога во Имени Его подаётся нам не силою нашего разума, но Божественным Откровением Истины, действующим во Имени Божием. Итак, как видите, совершенно ничего общего нет между имяславием и евномианством, и попытка оклеветать нас в этом со стороны г. Троицкого оказалась совершенно тщетной. Но почему в возражениях св. Григория Нисского г. Троицкий нашёл подходящий материал для обоснования своей клеветы? – Евномий хотел доказать, что Сын Божий Иисус Христос не может быть единосущным Отцу. Для этого он прибёг к следующей философии. Всякая сущность имеет принадлежащее ей неотъемлемо – имя. Разность сущностей приводит к разности имён, которые прежде века принадлежат сущности. Бог Отец, как сущность, имеет и прежде века принадлежащее имя сей сущности – «нерождённый»; Сын же имеет прежде века имя сущности Своей – «рождённый», поэтому, поскольку разнятся имена Отца и Сына, постольку разнятся и сущности их, и Сын, поэтому, выходит, не единосущен Отцу. Имена эти суть Богооткровенны, поэтому и сомневаться в том, что они тождественны именуемым самим сущностям нельзя. Бог для того и открыл эти имена людям, дабы люди из них познали сущность Его. – Таково вкратце учение Евномия. Против него возражал св. Григорий Нисский, что хотя Имена Божии и Богооткровенны, но Бог для именования Своего пользовался понятиями (идеями) человеческими. Эти слова, т. е. понятия, буквы и звуки, которыми человечество наименует Бога, не принадлежали прежде века Существу Божию, но эти слова, то есть звуковое имя и идея, по которой Бог именуется, были образованы людьми по сотворении их. Вот этой-то частью возражений св. Григория и воспользовался г. Троицкий против имяславцев, умышленно извратив смысл св. Григория. Имяславцы говорят, что Имя Божие предвечно, ибо предвечны все свойства Божии, по коим Бог именуется, а Евномий говорит, что всякое слово человеческое, которое употребляется для именования Бога – предвечно. Поэтому св. Григорий справедливо возражал, что Имена Божии, т. е. слова, которыми именуется Бог на разных человеческих языках, не предвечны, но при этом св. Григорий никогда не думал утверждать, будто истина о Боге – не Бог, и будто свойства Божии, которые открываются в Именах Божиих – не предвечны, и будто Имя Иисуса Христа не есть Божественная сила; и будто Бог не присутствует во Имени Своём, и будто не Именем Божиим совершаются Святые Таинства. Напротив, как мы видели из приведённых слов св. Григория Нисского⁷⁷⁸, св. Григорий совершенно определённо утверждает всё это.

Итак, как видим, и последнюю клевету на имяславие постигла одинаковая участь с прежде её бывшими имяборческими клеветами. Но не только отпала клевета, но, если рассмотреть внимательно слова г. Троицкого, то придётся убедиться, что обвинение в Евномианстве должно пасть на собственную главу его. Действительно, что понимает г. Троицкий под понятием – Имена Божии? – Как видно из маленкой брошюры г. Троицкого – «Новая позиция о. Антония Булатовича», он ограничивает понятие об Имени Божием тем, что Имя Божие состоит лишь из звуков и идеи. – «Теперь мы спросим, – говорит г. Троицкий, – что же есть в имени помимо звуков? Помимо звуков в имени есть лишь мысль о том предмете, который имя означает... Что получится, если человеческая идея о Боге будет выражена в звуках? Конечно, такая выраженная в звуках мысль о Боге будет Именем Божиим, одним из Его наименований. Но если имя состоит лишь из идеи и букв, и если ни идея человеческая, ни буква – не Бог, то, очевидно, и имя не будет Богом»⁷⁷⁹. – Итак, как видите, никакого сомнения нет в том, что г. Троицкий понимает Имя Божие как буквы и идею – и только. Но возможно ли с этим согласиться? Возьмём и разберём имя – «Отец». Оно состоит из звуков, двух слогов и идеи или понятия, выражающего отечество. Но это понятие одинаково применяется и к людям, и к животным, и, наконец, к Богу. Если бы имя состояло только из звуков и употребляемой для именования идеи, то тогда как можно было бы отличить имя отца какой-либо твари от Имени Отца Небесного? Очевидно, что кроме идеи отечества в Имени Божием «Отец» присутствует ещё некая таинственная, неуловимая для человеческих слов Истина. Эта Истина иногда при призывании Имени Отца Небесного весьма зрится сердечным оком, иногда же совсем скрывается от него. Однако во всяком Имени Божием таится всегда этот луч Истины, открывающий свойства Его достойным. Поэтому, как в речи человеческой, в сказанных различными людьми тех же самых словах присутствует дух этих людей, который придаёт этим словам весьма многоразличный смысл, так тем более в словах Божиих и в Именах Божиих присутствует Дух Божий, открывающий истину Божию. Подобно тому, как в речи человека присутствует дух говорящего всегда одинаково, хотя бы одними понимался, а другими не понимался, так и в каждом слове Божием всегда присутствуют Дух и Истина Его, хотя бы людьми понимались или не понимались. Вот эту-то самую Истину Божию, которою Бог присутствует в Именах Своих, мы и именуем Богом, и в этом смысле о всяком Имени Божием мы имеем право сказать Бог. Но г. Троицкий не считает эту Истину составяяющей сущность всякого Имени Божия, но считает, что всякое Имя Божие есть лишь звук и тварная идея, звуком выражаемая. Но все тварные идеи постижимы, значит г. Троицкий и Имена Божии почитает постижимыми. Но если так, то не ясно ли, что он единомыслен с Евномием, а не имяславцы, которые требуют веры во Имя Божие, как в Самого Бога, и исповедуют непостижимость Имени Божия, как Самого Бога.

Сознавшись в неосновательности своего обвинения имяславия в евномианстве, г. Троицкий тем не менее не унимается, но ищет в нас сходство с магометанством и раввинизмом, а именно в том, что мы, как и они, признаём Имя Божие за Божественную силу. Также и архиеп. Никон, не имея больше в чём нас обвинять, бросает на нас обвинение в жидовстве... за нашу веру в святоотеческое учение о Имени Божием, свидетельствуемое, как мы видели в сей книге, столькими святым отцами...

Но, к счастью, последнее решение суда Московской Синодальной Конторы до некоторой степени положит конец всем этим имяборческим клеветам. Разобрав учение имяславцев. Московский духовный суд под председательством митрополита Московского Макария (Парвицкого) не нашёл в словах имяславцев ни раввинизма, ни магометанства, ни евномианства, ни пантеизма, ни обожения тварного имени, но хотя и нашёл некоторые неточности в богословских выражениях имяславцев, что весьма естественно у лиц, не получивших специального богословского образования, но в существенной части их учения о Божестве и Божественной силе Имени Божия и Имени Иисуса Христа суд нашёл, что то же самое высказывалось и святыми отцами, почему и не счёл возможным ни осудить имяславцев и отлучить их от Церкви, ни оставить за ними оскорбительное название «имябожники».

Иноки-исповедники Афонские

1) Иное  предмет по своей природе, подлежащий названию, и иное – название, обозначающее предмет.

2) Бытие – не одно и то же с именованием⁷⁸¹.

Возражение:

«Что из видимого глазами лишено имени. И каким образом может быть отделено то, что названо (известным именем), от своего собственного наименования... Эти вещи предполагают друг друга: имя есть имя того, что им называется, и как бы некоторый естественный образ предмета, который носит это имя: в них единство поклонения нераздельно"⁷⁸².

Нас удивляет то, что имяборцы, зная, что вопрос идёт об Имени Божием, приводят текст, имеющий смысл и применение к обычным именам человеческим и тварным предметам. Значение этого текста не относится к вопросу об Имени Божием, ибо всякое Имя Божие есть Богооткровенная Истина и суть словесное действие Бога – есть Сам Бог.

Всякое слово Божие есть словесное действие Божества, а есть Сам Бог по сказанному: »глагол, яже Аз глаголах Вам, Дух суть и Живот суть« (Ин. 6:63). Отвергающие Божество Имени Божия отвергают энергию Триипостасной Истины, т. е. действие Божие; всякое действие Божие – по учению св. Отцов – именуется Богом.

3) Всякое имя есть некоторый признак, или знак какой-либо сущности⁷⁸³.

4) Слова суть как бы тени предметов⁷⁸⁴.

Возражение:

Значение этих текстов имеет такой же смысл, как и вышеозначенных, – они относятся к тварным предметам, к именам и словам человеческим. Но св. Симеон Новый Богослов так говорит: когда речь идёт о людях, то имена, приложенные к ним, суть просты и безжизненны, а когда ими называем Бога, то и Имена Его суть Бог⁷⁸⁵.

5) Наименования не из самого естества проистекают, но прилагаются к предметам нашей мыслью⁷⁸⁶.

Возражение:

И в этом тексте смысл тот же, что и в первых, и относится к тварным предметам, к которым действительно имена и названия прилагаются – и они не из самого естества проистекают, – об Именах же Божиих, исшедших из Существа Божия, Сам Господь сказал: «Аз Господь Бог, сие Мое есть Имя вечное» (Ис. 42:8; Исх. 3:15). «Аз есмь Сый» (Исх. 3:14). «Явих Имя Твое человеком» (Ин. 17:6:26). «И наречеши Имя Ему Иисус – Той бо спасет люди Своя от грех их» (Мф. 1:21).

6) Употребление слов и имён придумано после сотворения людей⁷⁸⁷.

Возражение:

Значение сего текста также относится к тварным именам человеческим. Действительно, имена человеческие произошли после сотворения людей. Об Именах же Божиих – вечных нами сказано в § 5. Но первого человека – по сотворении – наименовал Адамом Сам Бог (Быт. 3:9).

7) Бог есть создатель вещей, а не имён, не имеющих существенности и составленных из звуков голоса и языка⁷⁸⁸.

Возражение:

Смысл сего текста относится к тварным вещам и именам человеческим, Имя же Божие так же непостижимо, как непостижимо и Самое Существо Божие, и требует веры, как о сем говорит блаж. Феофилакт Болгарский: «дабы все язы́цы веровали, слыша о Имени Христа, а не о Сущности Его; ибо чудеса творило Имя Христово, и Оно Само требует веры, потому что и Его нельзя постигнуть разумом⁷⁸⁹. О сем и св. Иоанн Златоуст говорит: «чтобы и мы, наконец, уверовали. Чему же уверовали? О Имени Его. Мы не должны исследовать Сущность Его, но веровать во Имя Его, так как оно творило и чудеса; «во Имя Иисуса Христа, – говорит Пётр, – восстани и ходи» (Деян. 3:6). «Оно и Само требует веры и ничего из этого нельзя постигнуть разумом»⁷⁹⁰.

8) Имена означают только сущности, а сами не суть сущности⁷⁹¹.

Возражение:

Смысл этого текста опровергает еретическое мудрование Евномия, но к делу, касающемуся Богооткровенных Имён Божиих, текст этот не относится, ибо Имя Божие непостижимо и творит чудеса, как о сем Сам Господь сказал: »Именем Моим бесы ижденут» (Мк. 16:17).

9) У Бога нет ни голоса, ни вида, но Он выше образов и звуков⁷⁹².

Возражение:

Смысл текста сего относится к непостижимости Существа Божия, но он не противоречит вере в Божественность Богооткровенных Имён Божиих, которые открыты Самим Богом.

«Сие Мое есть Имя вечное» (Исх. 3:15). »Имя вечное дам им« (Ис. 56:5). Эти Богооткровенные Имена Божии названы Самим Богом – «вечными», т. е. не имеющими начала своего появления, ни конца существования, как и Сам Бог. «Прежде солнца пребывает Имя Его» (Пс. 71:17). Бог отвечал Своим гласом, т. е. чрез Сына: потому что голос и слово Отца Сын⁷⁹³.

10) Выражение: »Рече Бог" нисколько не указывает на голос и речь Божию, но на волю Божию⁷⁹⁴.

Возражение:

Смысл приведённого текста относится к непостижимости Существа Божия, сказанное же св. Григорием «на волю Божию» указывает на одно из действий Божиих, к числу коих принадлежат и Божии Имена, как о сем говорит блаж. Феофилакт Болгарский: выражение «веровать во Имя Господа нашего Иисуса Христа» употребляется во многих местах Писания. Что же значит Имя? Конечно, не иное что, как волю Его, Славу, Честь. Например, в словах: «Чудно Имя Твоё по всей земли» (Пс. 8:2) оно означает Славу и Честь, а в словах: «Покайтесь и да крестится кийждо из вас во Имя Иисуса Христа» (Деян. 2:38) означает волю Его». Какая же воля Господа Иисуса? Крестить все народы во Имя Отца и Сына и Св. Духа (Мф. 28:19)⁷⁹⁵.

Замечательно при этом то обстоятельство, что св. Григорий Нисский указывает на волю Божию, согласно с учением блаж. Феофилакта Болгарского, который, объясняя слова «покайтесь и да крестится каждый из вас во Имя Иисуса Христа» (Деян. 2:38), говорит: «Если бы Имя Отца было не Бог, и Имя Сына не Бог, и Имя Св. Духа не Бог, то следовало бы сказать: во Имя Бога Иисуса Христа, или даже просто только в Сына, но он (Пётр) говорит – во Имя Иисуса Христа, зная, что Имя Иисуса есть Бог, равно как и Имя Отца и Имя Св. Духа«⁷⁹⁶.

Приведённым текстом доказывается Божественность Имени Божия, ибо Оно означает волю Божию, указывает на действие Божие, а всякое действие Божие (энергия), по учению св. Отцов, именуется Богом.

11) »Глаголы, яже глаголю вам. Дух суть«... сказал: Дух вместо того, чтобы сказать – Духовные⁷⁹⁷.

Возражение:

Этот Евангельский текст означает, что всякое Слово Божие – Дух суть и Живот суть; сюда же относятся все Богооткровенные Имена Божии и Имя »Иисус», как о сем говорит и св. Симеон Новый Богослов: «Слово Божие есть Живо и Непреодолимо и Действенно, Бог Истинный. Равным образом и Истина Божия паче ума и слова человеческого – Бог Бессмертный, неизменный, непреодолимый, Живый"⁷⁹⁸. Вышеозначенный текст говорит не в пользу имяборцев.

12) Слова Христовы, телесно произнесенные, не сущность Духа Святого⁷⁹⁹.

Возражение:

Значение этих слов святого Григория Паламы относится к мудрствующим подобно латинянам, мы же основываемся на учении св. Отцов, из коих св. Симеон Новый Богослов говорит, когда речь идёт о людях, то имена, приложенные к ним, суть просты и безжизненны, а когда Ими называем Бога, то и Имена Его суть Бог⁸⁰⁰.

13) Не ради Бога, а ради нас измышлены имена, для усвоения понятия о сущем, т. е. о Боге⁸⁰¹.

Возражение:

В выражении «ради нас измышлены имена» тот смысл, что говорится об именах, измышленных людьми. Мы чужды сих понятий и исповедуем Имена Божии, открытые нам Самим Богом (см. § 5), и, согласно учению святых Отцов, исповедуем Имена Божии действиями Божиими (см. § 10).

14) Усвояемые Богу имена недавни сравнительно с Самим Богом. Ибо Бог не есть речение, и не в голосе и звуке имеет бытие⁸⁰².

Возражение:

Для людей, получающих своё бытие во времени, усвояемые Богу Имена стали известны с появлением их в мир; но в смысле понятия о Боге Имена Его вечны и непостижимы, как вечен и непостижим Сам Бог, и открыты нам Самим Богом.

Бог в существе Своём непостижим, но, называя всякое Богооткровенное Имя Богом, мы разумеем Его действия, происходящие из Существа Божия и неотделимые от Него; голос и звуки имени тварные, и никто букв и звуков имени не называет Богом.

Об Имени Божием приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский так говорит: «Господь при Бесконечности Своей такое Простое Существо, что Он весь бывает в одном Имени «Господь», в Имени «Троица», или в Имени «Иисус Христос» ⁸⁰³и ещё: «Во Имени «Христос» весь Христос, Душа и Тело Его, соединённые с Божеством»⁸⁰⁴. «Он весь «Бог», в принадлежащих ему Именах»⁸⁰⁵.

15) Всякий ум и слово бесконечно далеки от Бога, чтобы быть Ему подобными⁸⁰⁶.

Возражение:

Смысл сего текста относится к тем, кои дерзают постигнуть непостижимое Существо Божие.

Исповедующие же Божественность Имени Божия исповедуют, что Оно (т. е. Имя Божие) так же непостижимо, как непостижимо и Самое Существо Божие.

16) А если Имя Его страшно, то не гораздо ли более самое существо Его⁸⁰⁷.

Возражение:

Смысл сего текста относится к непостижимости Существа Божия и Имени Его.

Св. Иоанн Златоуст говорит: «А как Имя Его свято и страшно. Его страшатся бесы, боятся болезни. Этим именем апостолы исправили всю вселенную». Его употребив вместо оружия, Давид поразил иноплеменника. Им совершено множество великих дел.

Им Мы соверишем священные таинства...⁸⁰⁸.

17) Не Бог ещё то, что мы представляем себе под понятием Бога, или чем мы Его изобразили, или чем описало Его слово...⁸⁰⁹.

Возражение:

И сего текста смысл «о непостижимости Божией». Буквы и звуки произносимого Имени – не Бог. Но мы признаём, что Богооткровенные Имена Божии, как действия Его, – Бог. Такие – не наши слова и звуки произносимого Имени – суть действия Его, а Сама Истина Божия, заключённая в Имени. И действительно, когда мы произносим слово «Бог» или «Божество», то под этими словами разумеем Полноту Божества, т. е. Ипостаси, естество, свойство и действия; и сие последнее, а не звуки слов «Бог» или «Божество» – есть Бог: то же самое мы признаём и под Именем Божиим, если мы произносим какое-либо Имя Божие, например, «Иисус», то, вознеся мысль и сердце своё к Самому Иисусу, мы во Имени Сем силою Божественного откровения познаём, ощущаем и зрим Иисуса в Свойствах Его, выражаемых Сим Именем. Почему мы и говорим, что Имя Божие есть Бог.

18) Мы не знаем Имени, которое бы обнимало Божество, а слово (посредством имени), объясняющее Божественное существо, подобно тому, кто собственною дланию думает обнять все море⁸¹⁰.

Возражение:

Значение этого текста относится к непостижимости Существа Божия, но мы и не дерзаем постигать Его.

19) Бог не есть имя⁸¹¹.

20) Бог не имя⁸¹².

Возражение:

«Никогда и никто из нас не говорил, что Бог есть Имя, напротив, мы говорим: Имя Божие – есть Бог», как о сем говорит и приснопамятный Отец Иоанн Кронштадтский: «Имя Божие есть Сам Бог»; «Имя Господа есть Сам Господь – Дух везде сый и вся исполняяй»⁸¹³. Когда ты про себя или в сердце говоришь или произносишь Имя Божие, «Господа» или «Пресвятой Троицы», или «Господа Саваофа», или «Господа Иисуса Христа», то в этом Имени ты имеешь всё Существо Господа⁸¹⁴.

Св. муч. Иустин Философ в беседе своей с иудеанином Трифоном, объясняя слова: «Се Аз послю Ангела Моего пред Лицем Твоим, да сохранит тя на пути, яко. да введёт Тя в землю, юже уготовах Тебе. Вонми себе и послушай его, и не ослушай Его, не обинется бо Тебе, Имя бо Мое есть на Нем. (Исх. 20:21– 22), – говорит, что Имя Самого Бога было Иисус⁸¹⁵.

21) Иисусом назван для того, чтобы под Именем Иисус скрыть от диавола его Божество⁸¹⁶.

Возражение:

Св. Иоанн Златоуст ясно говорит, для какой цепи Господь наш назван Иисусом – чтобы скрыть от диавола Его Божество – но в смысле сего текста нет и тени намёка на то, что Имя Иисус не предвечное, напротив, св. Иоанн Златоуст утверждает ту истину, что имя Иисус предвечное, ибо говорит: «Мы называемся после рождения, Иисус же называется прежде рождения, потому что Он был прежде даже не зачатся. Иисусом же был назван потому, что имел дело Спасителя»⁸¹⁷. Для того и имя «Иисус» принесено Ангелом с небес, дабы сим показать, что чудно рождаемое, потому что Сам Бог свыше посылает Имя чрез Ангела Иосифу. Ибо это не просто было Имя, но сокровище бесчисленных благ»⁸¹⁸.

«О предвечности Имени Иисусова св. Димитрий Ростовский говорит: »Сие Имя Спасительное Иисус, прежде всех век в Тройческом Совете бе предуготовано, написано и даже доселе хранимо, на наше избавление"⁸¹⁹.

22) Господь назван Иисусом Христом потому, что облёкся в плоть. Иисус – Имя Его по плоти⁸²⁰.

Возражение:

Святой Златоуст словами своими не даёт никакого повода к тому, чтобы мыслить о не-предвечности Имени «Иисус», имяборцы же, к стыду своему, привели сии изречения святого, стараясь отвергнуть Божественность Имени Иисусова, тем обнаруживают своё полное неверие во Имя Божие. Но страшно противу рожна прати. Страшно даже подумать о таком мудровании их! Они стремятся разделить Имена Сына Божия, которые есть у Него равночестны. Мудрствовать же об Именах Божиих и думать, что Имя «Иисус» относится к человечеству Сына Божия, а «Христос» к Божеству Его, – значит подпадать анафеме: те, кои каждое естество Господа именуют отдельным Именем, т. е. Иисусом – человеческое, а Христом – Божеское, – подпали под 4-ю анафему Третьего Вселенского Ефесского Собора: «Кто выражения, находящиеся в писаниях священных и апостольских, сказанные о Христе, либо священными писателями, либо Им Самим о Себе, различает так, что одни из них приписывает человеку, отдельно от слова Божия разумеваемому, а другие, как Богоприличные, одному только Слову, сущему от Бога Отца, тот да будет анафема"⁸²¹.

23) Господь принял название Христа не до воплощения, как лжемудрствуют некоторые... Слово тогда получило название Иисуса Христа, когда Оно стало плотию⁸²².

Возражение:

Значение слов этого текста не относится к вопросу, – да никто из нас никогда не говорил несогласно с учением сего Святого (Полное объяснение в §§ 21, 22).

24) Иисус Христос – Имя Сына Божия, а не всей Св. Троицы⁸²³.

Возражение:

И мы не говорим, что Имя «Иисус» есть Имя Св. Троицы, но что Сам Иисус есть и Слово Божие и Имя Божие. Призывая одно Лицо, негласно призываются и прочие Лица.

Но Сам Господь о Себе сказал: «Аз и Отец едино есма» (Ин. 10:30). «Да разумеете и веруете, яко во Мне Отец и Аз в Нем» (Ин. 10:38).

"Имя бо Бога и Отца, существенне и ипостасне пребывающее, есть Единородный Сын... И Царствие Бога и Отца, существенне и ипостасне пребывающее, есть Дух Святый»⁸²⁴.

25) Что Имя Иисуса Христа Распятого, с верою произнесённое движением уст, то же самое есть и знамение Креста, с верою сделанное движением руки или другим каким образом представленное⁸²⁵.

Возражение:

Действия Божии – есть Бог, и Имя Иисус Христово, как действие Божие, именуется Богом. И Сила Честного Животворящего Креста есть Бог, ибо есть Энергия Божества. Но дерево Креста не есть Бог, и буква Имени Божьего не есть Бог.

26) Имя Божие называется святым, конечно, не потому, что в самих словах имеет некую освящающую силу, но потому, что свято и чисто всякое свойство Божие⁸²⁶.

Возражение:

Без всякой пользы для себя привели имяборцы сей текст, смысл коего относится к вере в Божественность Имени Божия, ибо св. Василий говорит, что Имя Божие есть свойство Божие, – свойства Божии, проявляемые в действиях Божиих, именуются Богом.

И св. Тихон Задонский говорит: «Великое Имя Божие заключает в себе Божественные Его свойства, никакой твари не сообщаемые, но Ему Единому собственные, как-то; единосупще, присносущие, всемогущество, благость, премудрость, вездесущие, всеведение, правду, святость, истину, духовное существо и проч., сии собственные свойства открывает нам Дух Святой в слове Своём«⁸²⁷.

27) Иконное изображение указуется евангельскими повествованиями, евангельское повествование указуется иконными изображениями. Чествовати их не истинным Богопочтением, еже подобает Единому Божескому Естеству, но... честь, воздаваемая образу, переходит к Первообразу⁸²⁸.

Возражение:

Воздавая честь и поклонение св. иконам, мы проникаемся благоговейными чувствами к Первообразу. Творим поклонение св. иконам согласно учению Св. Церкви, которая воспевает: »Пречистому Твоему Образу поклоняемся, Благий...»

Но не дерзаем сравнивать св. иконы с Именем Божиим, ибо о св. иконах нигде не сказано, что св. икона есть Бог, а об Имени Божием мы говорим: Имя Божие есть Бог. Благодатная сила, присущая св. иконам, истекает из Существа Божия, и самые св. иконы принимают освящение от Имени Божия. Также скажем и о Св. Кресте, что о нем нигде не сказано, что он есть Бог и свят по естеству, а об Имени Божием сказано, что Оно свято по естеству⁸²⁹. «Что Оно Имя Иисусово чудно по существу своему, это несомненно»⁸³⁰.

28) Вечная память верующим, возвещающим и благовествующим, что одинаковую приносит пользу как посредством слов возвещение, так и посредством икон истины утверждение, как очи зрящих освящаются честными иконами, так и уста освящаются словами⁸³¹.

Возражение:

Смысл сего текста приведён без всякой цели. Здесь совсем не говорится об Имени Божием и о Его отношении к иконам.

И во всех текстах, приведённых в листке имяборцев, все изречения св. Отцов совершенно имеют другой смысл, нисколько не относящийся к духовному вопросу об Имени Божием.

Ещё с начала обнаружения смущения и несогласия во мнениях монашествующих об Имени Божием в 1910 г. на Афоне имяборцам было хорошо известно, что исповедующие веру в Божественность Имени Иисуса не буквы и звуки сего Имени называют Богом, но самую сущность Имени Господа Иисуса Христа. Согласно Священному и святоотеческому писанию и учению Св. Православной Церкви, они исповедуют, что Имя Божие так же непостижимо, как непостижимо и Самое Существо Божие, и Само оно требует веры в себя.

Посему и в Св. Евангелии заповедуется вера во Имя Божие: «Да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, и да верующе, Живот имате во Имя Его» (Ин. 20:31). «Верующие во Имя Божие будут чадами Божиими, и удостоятся жизни вечной» (Ин. 1:12). Св. Апостол говорит: «Сия есть заповедь Его (Бога Отца), да веруем во Имя Сына Его Иисуса Христа» (1Ин. 3:23). Вера во Имя Божие «Иисус» есть заповедь Бога Отца. Вера во Имя Божие есть вера в Бога, есть вера в Его Божественные действия и во всё то, что Им совершено ради нашего спасения. Вера во Имя Божие есть вера во всё домостроительство нашего спасения. Но имяборцы отвергают веру во Имя Божие и в вышеприведённых текстах своего листка поместили изречения св. Отцов, совершенно не относящиеся к делу, – означенные тексты применимы там, где они помещены св. Отцами, они там нужны и имеют соответствующее и должное значение в том месте, где идёт речь, ограждающая нападки еретиков на непостижимость Существа Божия, – но в рассуждении о Богооткровенных Именах Божиих, требующих веры, приведённые тексты не на своём месте.

В богоборном движении имяборцев обнаруживается их полное неверие во Имя Божие «Иисус»; Оно у них похулено и уничижено. Оно сравнено с простым именем человеческим, посему весьма прилично применить к ним сказанные св. Григорием Нисским сии слова: «Кто Имя Сына (Божия) придаёт твари, то да будет он причислен к идолослужителям«⁸³². И св. блаж. Феофилакт Болгарский говорит: »Имя »Иисус« братья богоубийц принимают за Имя человека»⁸³³. На вопрос: «Кто богоубийцы» – всякий даст ответ: богоубийцы жиды.

Посему все имяборцы, сравнивающие Имя Сына Божия с именем простого человека, суть братья жидов богоубийц. Так же братья жидов богоубийц и все те, которые защищают имяборческую ересь, они братья жидам и им не подобает ходить в церковь, но в синагогу жидовскую.

Афонские иноки-исповедники

Приводя здесь краткое изложение истории движения среди афонских иноков из-за вопроса об Имени Божием, прежде всего, свидетельствуем пред Лицем Всеведущего и Вездесущего Господа, что всё изложенное здесь есть истина, и какой-либо малейшей лжи тщательно старались не допустить здесь. Далее: нигде ни на йоту не отступлено от точного изложения святоотеческого учения об Имени Божием, но верую в Него так, как искони, от времён апостольских и до сего дня учила Св. Церковь в лице своих великих учителей, мужей апостольских, святителей: Иоанна Златоустого, Василия Великого, Афанасия Великого, Кирилла Иерусалимского, Симеона Нового Богослова, Григория Паламы, Феофилакта Болгарского, Тихона Задонского и великого сонма прочих св. Отцов и учителей Церкви, полное согласие в сем вопросе которых свидетельствует о том, что решение его внушено им Св. Духом, а не является плодом человеческой мудрости. И наоборот: нынешнее решение этого вопроса при помощи одного только человеческого рассуждения, без содействия Св. Духа привело мудрецов века сего к хуле на Имя Божие, выразившееся в том, что Его приравняли к имени человеческому: Имя Божие есть, будто бы, только имя, а не Сам Бог, и не Его свойство; название предмета, а не сам предмет, как гласит грамота вопреки святоотеческому учению.

Споры об Имени Божием на Св. горе начались более трёх лет тому назад. Главными противниками почитания Его были иноки, предавшиеся чтению еретика Фаррара, сочинений по спиритизму и оккультизму, газет и другой литературы, убивающей истинный дух монашества и Православия. К числу таких иноков принадлежат иеромонахи: Агафодор, Иоакинф, Алексий Киреевский, Феофан, Меркурий, Питирим, и др.; монахи: Динасий, Хрисанф, Климент, Вениамин; архимандриты: Мисаил, Иероним; келлиоты-иеромонахи: Нифонт, Антонин, Пётр, Георгий, Вениамин, Авраамий, Герасим и проч. Все эти лица, усвоившие неправославные мысли вышепоименованных западных еретиков, увлекли за собой многих доверчивых братий и произвели на Св. горе тот страшный раскол, о котором ныне уже оповещён весь мир и о котором пророчествовал преподобный Нил Мироточивый. Появилось это учение так: лет десять тому назад жила в России некая прельщённая женщина Наталия, воображавшая, будто она ежедневно, когда только захочет, видит Божию Матерь, с Которою свободно, о чём ей вздумается, беседует. Её рассказам поверили некоторые должностные святогорцы, игумены, епитропы, духовники и прочие, которые, для назидания, к великой святой ездили на пароходе, когда та проезжала мимо Афона в Иерусалим и обратно, а также сами сопровождали её и проч. Узнавши о подобной хуле на Божию Матерь, известный ныне (пустынник Кавказских гор) схим. Иларион, живший раньше на Афоне, написал старцам, поддавшимся обману, увещательное послание, прося их не верить этой несчастной. Но письмо образумило только Наталию, и та, говорят, покаялась и по-христиански скончалась. Что же касается иноков, то о них можно сказать: «не обличай злых, да не возненавидят тебя» (Притч. 9:8). Их самолюбие, как они считают, было уязвлено, и они весьма оскорбились на о. Илариона. Спустя несколько лет после этого о. Иларион издал свою книгу «На горах Кавказа», где между прочим поместил и своё письмо против Натальи, которое и было одной из главных причин, вызвавших нынешнее движение на Афоне. Прежние почитатели Наталии решили, во что бы то ни стало, добиться уничтожения книги, чтобы вместе с нею уничтожить и обличающее их письмо. Для этого они составили тайный собор из семи лиц и на нём придумали способ разделаться с ненавистным письмом, который ныне привели в исполнение. Способ этот – «рецензия» инока Хрисанфа, она была утверждена теми же лицами, которые ныне все оказались главарями имяборчества на Св. горе. Но иноки-простецы, особенно занимавшиеся умносердечной молитвой, с Божьей помощью скоро поняли хулу рецензии и восстали против неё, всячески отрешаясь изложенной в ней хулы на Имя Божие. А так как в числе вышеупомянутых семи лиц были некоторые интеллигентные знакомые архиепископу Антонию Волынскому (Храповицкому), как, например, Алексий Киреевский, Феофан, кандидат Казанской Духовной Академии, и другие, то они и относились к нему с этим вопросом, всячески клевеща на простецов. Архиепископ Антоний их клевете всецело поверил, и ныне сам её поддерживает и распространяет всеми мерами. Учение «имяборцев» достаточно изложено в синодальной грамоте, в журнале «Русский инок» и других периодических изданиях и брошюрах, почему мы не будем здесь касаться их. Вот какое начало имеет имяборчество!

Здесь не будем повторять, почему вселенские патриархи (Константинопольские) и некоторые русские епископы приняли сторону имяборцев, это требует большой осторожности и выдержки. Об этом, если Господь поможет, мы сообщим в подробном описании всех событий сего вопроса. Но только решимся напомнить, что в иноческих ответах на грамоты и в открытом письме арх. Никону имеется вполне правдивый ответ на это, где приведено свидетельство о политических вожделениях греков со слов не только русских, но и некоторых греческих и других наций иноков.

В вопросе об Имени Божием остались верными учению св. Отцов, главным образом, иноки домоседы, безвыездно жившие на Св. горе и не имевшие с миром общения даже через газеты, но исполнявшие положенное правило, дополняя его чтением св. Отцов. Поэтому-то имяборцы называют их «грубыми» и «необразованными мужиками-лапотниками», противопоставляя их легковесным чадам века сего «имяборцам», принявшим рассудочное учение об Имени Божием, не требующее веры, но тождественное с учением о человеческом и всяком другом имени и названии. Итак, когда Алексий Киреевский, Хрисанф Ильинский и другие стали усиленно распространять не согласное с св. Отцами учение, то Господь воздвиг ревнителей славы Своего Имени, которые решились положить души свои за неприкосновенность и чистоту церковного учения. Таким был о. Антоний (Булатович) и с ним милостью Божьей многие другие. В течение последнего года им удалось выяснить главнейшие основы святоотеческого о сем предмете учения; но для систематического изложения его требуется немало времени и труда. Во всё время иноческой работы имяборцы употребляли все усилия, чтобы помешать им и заставить их прекратить изучение св. Отцов. С этой целью они изгнали со скита о. Антония (Булатовича), а также и других иноков из разных обителей, оклеветав их и заставив искать убежище в пустынных кельях. Но Господь и там их не оставил, и Божие дело подвигалось вперёд; и за их терпение Господь даровал им обитель с обширной библиотекой, где работа более или менее беспрепятственно продолжалась до самого июля. Имяборцы прибегли ко всем возможным мерам, чтобы только опорочить их и святоотеческое учение в глазах как греческих, так и русских властей и общества. Они добились того, что инокам запретили корреспонденцию, приём и получку грузов и лишили всех других прав человеческих. Для разбора всего происшедшего на Афоне не раз приезжали туда представители разных ведомств России. Но, странное дело!.. Невольно приходится особенно здесь упомянуть об одном удивительном факте такого рода, что почти все (кроме одного важного лица), производившие расследование афонских событий или принимавшие в них участие, вначале обыкновенно относятся к ним и святоотеческому учению об Имени Божием весьма сочувственно и доброжелательно, не находят в них следов преступления, ни в учении ереси; но после неких тайных переговоров с главарями имяборчества (властями Пантелеймонова монастыря), – быстро меняют к ним своё отношение: отказывают в подробном допросе и в расследовании дела, раздувают их обыкновенные поступки в целые преступления, всячески обвиняя их, а имяборцев всеми возможными способами защищают и покрывают. Такими мерами иноков привели к убеждению, что искать им справедливости на земле невозможно.

Например, имяборцы особенно любят обвинять их:

1) будто они считают Богом звуки и буквы произносимого и изображаемого Имени Божия;

2) будто они Имя Божие считают Существом Божиим;

3) проповедуют «пантеизм» (всебожие).

На подобные неосновательные обвинения иноки много раз письменно и словесно заявили протест в Св. Синод и русским представителям на Афоне, но их не желают слушать, так как тогда в учении об Имени Божием решительно не к чему будет придраться. Примириться же архиепископам и другим с тем, что «лапотники» правильнее их поняли дух святоотеческих писаний, – весьма нелегко... Незадолго до приезда архиеп. Никона на Св. гору пантелеимоновские власти решили оклеветать в глазах греческих властей исповедников, чтобы подготовить почву для действий архиеп. Никона, которого на Афон уже ожидали, как весьма решительного сторонника имяборцев. С этой целью из монастыря сообщили по телефону греческому полицмейстеру, будто там начался бунт, для усмирения которого просили прислать войско. Войска прибыли, но не нашли даже намёка на беспорядок, почему после трёх – четырёхдневного пребывания в монастыре, хорошо удовлетворённые, ушли, сильно удивляясь тому обстоятельству, что русский игумен так недобросовестно клевещет и предаёт своих собственных ни в чём не повинных духовных чад. Такой манёвр со стороны игумена был повторен раза три – четыре; но всё же он ни к чему не привёл, так как не мог вызвать беспорядков со стороны исповедников, стремившихся исключительно к сохранению правой веры без всяких иных побочных целей, чего никак не могли понять обезверившиеся, предавшиеся жизни века сего, имяборцы. Очень яркими доказательствами того, насколько справедливо вообще относятся к ним, является приезд на Афон архиеп. Никона с целью «искоренить со Св. горы ересь», как выражался архиепископ.

История приезда архиепископа Никона и искоренения им среди русских монахов «имяславчества» происходила в такой последовательности. 5 июня 1913 года, часа за три до заката солнца, к обители св. великомученика Пантелеймона подошла канонерская лодка «Донец» и стала у бочки монастырского рейда. Тотчас с неё на шлюпке отчалила группа людей, в которой по прибытии на берег оказались: архиеп. Никон, преподаватель Троицкий, генеральный консул Шебунин, посольский секретарь Серафимов, секретарь консула Щербина, командир, гг. офицеры и взвод вооружённых ружьями со штыками матросов. Высадившись на берегу, они пришли к св. воротам обители, где владыку встретили; игумен Мисаил и иеромонахи при двух иеродиаконах, как это установлено на Св. горе. Отсюда направились в соборный храм св. великомученика Пантелеймона, где владыка, после краткой литии, сказал собравшейся братии слово, в котором сообщил о цели своего приезда на Афон и о том, что он непременно исполнит свою миссию, т. е. искоренит со Св. горы «имяславцев». После этого владыка вышел из собора и направился в гостиную греческого корпуса, где заявил: «О! Они, исповедники, хвастают, что их три тысячи, да хотя бы их было тридцать тысяч, я все равно не пощажу их; от этого Православная Церковь не умалится! Мы молодых поженим, а стариков разошлём по монастырям, а священнослужителей расстрижём!..» Здесь же владыка вручил игумену Мисаилу до 400 экземпляров своей брошюры «Великое искушение около Имени Божия» для раздачи их братии в обитель. Отсюда комиссия вернулась на «Донец». А братия, получивши от игумена брошюры архиеп. Никона и прочитав их, нашли на 5-й странице помещённую владыкой, возмутительную хулу на Господа нашего Иисуса Христа, от чего пришли в великое смущение и ужас! До сих пор на стороне имяборцев было несколько сот сторонников, не уяснивших себе сущности хулы на Имя Божие, но, доверившись авторитету епископов, отождествляли их со Св. Церковью. Брошюра же архиеп. Никона окончательно отрезвила их, и они поняли, куда их влекли, и отшатнулись от имяборчества. Ныне остались на Афоне, кроме масонски настроенных иноков, одни безразличные к вопросу, но дорожащие покоем, квартирой, столом и другими жизненными удобствами, которые представляют братии обеспеченные Афонские обители. Но и эти оставшиеся признаются, что совесть гнетёт их, а скорби и сомнения лишили их прежнего душевного мира.

Приблизительно на третий день после раздачи брошюры архиеп. Никона её стали требовать обратно, не объясняя, по какой причине, но так как часть богохульных брошюр была уничтожена негодующими ревнителями веры, а часть была передана в другие скиты и кельи Св. горы для прочтения, то, чтобы поощрить иноков к возвращению её, игуменом Мисаилом предлагалась за них плата от 50 к. до 1 рубля за экземпляр. В то же время иером. Варахия ездил на лодку «Донец» к архиеп. Никону, где капитан «Донца» просил его передать монахам, чтобы они не давали его матросам брошюры архиеп. Никона, а матросы говорили монахам, что приказано было собрать брошюры архиеп. Никона, связать их в связку и, привязав к ним большой камень, бросить в море. Брошюры архиеп. Никона также были уничтожены и в Одессе на пароходе иером. Питиримом, осматривавшим книги прибывших с Афона монахов. А когда прибыл в Одессу пароход «Чихачев» (Р.О.П. И Т.), то полицейские надзиратели спрашивали монахов, нет ли у них брошюры архиеп. Никона, которой они интересуются... Тогда же, передавали матросы инокам, архиеп. Никон повычеркнул Имена Божии из акафистов, которые были у них. Из-за этого матросы потеряли к нему всякое доверие и уважение и называли его «богохульником» (Архиепископ Никон это опровергает). Русские люди, соблазнившись и возмутившись этим, всячески его поносили. 6 июня владыка весь день оставался на «Донце», а выходили на берег только Шебунин, Серафимов, Щербина и все офицеры «Донца». Прибыв в монастырь, они тотчас стали принуждать братию исповедников Имени Божия к подписи под синодской грамотой. Когда же уполномоченный от братии монахов Ириней отказался от подписи, то г. Шебунин последнего арестовал; но Ириней испросил у него дозволения сходить с конвоем в келью и взять там своё родительское благословение, на что и получил разрешение. Братия, видя всё это, ударила в соборный колокол, собравшись, заявили Шебунину и офицерам так: «Если вы арестовали нашего уполномоченного за то, что он не желает присоединиться к синодской грамоте, то мы заявляем, что мы все с этим новым постановлением не согласны; в таком случае берите всех нас, исповедников Имени Божия». А исповедников в то время в обители насчитывалось 948 чел., имяборцев же с игуменом Мисаилом только около ста человек. Услышав это, г. Шебунин с офицерами прекратили подписку и удалились на «Донец». 9 июня игумен Мисаил прочёл в Покровском храме синодальное постановление. По окончании чтения монах Ириней спросил игумена, в присутствии консула Шебунина: «Можно ли без Бога спастись»? Помолчав немного, игумен ответил: «Нет». Тогда монах Ириней добавил: «А что, батюшка. Имя Господа нашего Иисуса Христа, сладчайший Иисус, есть ли Бог, или нет?» На что игумен ответил: «имя Иисус – не Бог» и «Иисус не Бог», и эти слова повторялись неоднократно. Услышав такую хулу на Имя Сына Божия, братия со слезами на глазах разошлась по кельям и под тяжёлым впечатлением происшедшего находилась до 11 июля.

В течение сего времени владыка сидел на «Донце», a 11 июня со всею комиссией при взводе матросов прибыл в соборный храм Покрова Пресвятой Богородицы, где, окружив себя, стоя на амвоне, цепью солдат, взявшихся рука за руку, пустил в этот круг для объяснения только одного монаха Иринея, уполномоченного братией, а остальные монахи находились вне этого круга за цепью солдат, слушая богонеуважительные изречения Никона, который, в присутствии гг. офицеров и всей братии, начал речь о том, что для Церкви мир выше всего, посему нужно прекратить разногласие об Имени Божием. Братия надеялась получить от слов архипастыря утешение, но вышло наоборот; не утешение получила братия, а сугубую скорбь, ибо владыка говорил: «всякое Имя Божие, которым Бог именуется, не есть Бог, Иисус не Бог и Господь не Бог – вы скажете, что и Христос Бог. И Слово не Бог. И червяк имеет имя, значит, у вас будет и всякий червяк – Бог!» При этом г. Троицкий вставил слова: «владыко, Христос – Истинный Бог, так и на отпусте говорится». При этих словах г. Троицкого, владыка стал сильно стучать жезлом и закричал: «Слушайтесь меня все! Англия и Франция так признаёт, а только вы, афонцы, упорствуете, но и вы должны повиноваться нам, а кто будет уповать на Имя Божие, все те будут в заблуждении». Тогда один из иноков возразил ему: «В Апокалипсисе про последнее время в 13-й главе сказано так: «вышел зверь из моря, и отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить Имя Его, и жилище Его, и живущих на небе», и теперь мы убедились, что сие пророчество св. ап. Иоанна Богослова сбылось в точности», добавил сей инок. После этого арх. Никон сказал: «Сам Иисус сказал; Отец Мой более Меня есть». На что ему возразили: «Но Господь также сказал: «Аз и Отец Мой едино есма». На что смущённый архиепископ ответил: «И я это хотел сказать».

После этих слов иноки спросили архиепископа: «Что же, вы хотите нас жидами поделать, владыко? Если Иисус не Бог, то для чего же написаны: Акафист Спасителю, Св. Евангелие и прочие св. книги, где говорится, что Имя «Иисус» есть Сам Бог, и в церкви поётся: хвалите Имя Господне, хвалите раби Господа». Архиепископ Никон ответил: «Евангелие писали жиды, а «Хвалите Имя Господне» написано неправильно; а нужно петь: «хвалите Бога Господа, хвалите рабы Его». Иноками задан был вопрос: «Поэтому нужно все книги перепечатать, где Имя Господне прославляется?» Арх. Никон сказал: «Впоследствии так и будет». После этого г. консул с наместником, иеромонахом Иоакинфом и прочими военными лицами стали ходить по кельям братии, переписывать номера келий, кто и где живёт, делая это с той целью, чтобы потом легко было арестовать предназначенных для сего иноков. После сего начали принуждать к подписке под патриаршей и синодской грамотами. Но так как эти грамоты не основаны на Св. Писании и Предании, то иноки не согласились на эту подпись, почему члены комиссии объявили им, что они присуждены к изгнанию, а куда – неизвестно. Они ответили: «Если Государь повелел нас изгнать отсюда, то он милостив и место указать, где нам можно жить». В полдень того же 11 июня на пароходе (Р.О.П. и Т.) прибыла из Царьграда 6-я рота 50-го Белостокского полка и перешла на «Донец». Также в полдень 13 июня, когда братия согласно уставу монастырскому отдыхала, рота и весь экипаж «Донца» высадились на берег и, атаковав св. ворота, предварительно пропустили полроты внутрь монастыря. Стали искать монаха Иринея, чтобы арестовать его и отправить на «Донец». Видя всё это и не желая выдать своего представителя, братия собралась среди двора; а те, которые живут вне обители, подошли к св. воротам и, презирая страх смерти, направились между рядами вооружённых солдат во внутренний двор. Хотя в то время солдаты ещё не били всех исповедников поголовно, однако иеродиакону Иулиану штыковым ударом раскроили затылок и кровью его обагрили св. Ворота и двор обители; другому монаху о. Константину выбили зубы и также пролили кровь; схимон. Иринею прокололи штыком рясу, подрясник и рубашку навылет, попав в подмышку, но Промыслом Божиим штык не коснулся тела; монаху Георгию вырвали часть бороды и сильно его избили, наконец, толкнули на стоявшего с ружьём греческого солдата, который от неожиданности чуть было не проколол монаха Георгия.

Собравшись после этого вместе, братия заявила гг. офицерам: «Если вы хотите взять одного кого-либо из нас, то мы не выдадим его, а поэтому берите всех нас, мы все единомышленники». Тогда командир «Донца» заявил братии: «Мы вас брать не будем, а только расставим посты по монастырю», – что сейчас же сделали. При этом он добавил, что на «Донце» получено анонимное письмо о том, что исповедники хотят сжечь монастырь. Услышав сию клевету, братия подала г. Шебунину заявление, в котором просили показать им это письмо, дабы по почерку можно было узнать автора и привлечь его к законной ответственности за провокацию, но г. Шебунин в просьбе братии отказал и ответил: «Не ваше это дело». После этого г. Шебунин со всеми офицерами вторично стал привлекать всю братию к подписи под синодской грамотой. Здесь Серафимов и Щербина проявили свои действия в таком направлении. Одного спрашивают: «Ты признаёшь Св. Синод? Другого: «Ты признаешь патриарха?» третьего: «Веруешь ли ты во Св. Церковь?» и проч. Этими словами Серафимов и Щербина хотели уловить кого-либо из иноков в словах, так как узнали, что они всецело признают и повинуются вселенскому патриарху, Св. Синоду и веруют во Св. Соборную и Апостольскую, Православно-кафолическую Церковь, но только всячески отмещутся всех грамот и распоряжений патриарха и Св. Синода, направленных к уничижению и хуле на Святейшее Имя Божие. Поэтому всякого инока, давшего утвердительный ответ на один из сих вопросов, они заносили в список имяборцев, несмотря на то, что сей инок был и есть исповедник и враг имяборчества, и несмотря на наш протест. Немалым соблазном для братии служил г. Троицкий, который в беседе с монахами Мартинианом и Ваптосом выразился так: «Имя Господа Иисуса равно всякому человеческому имени», и что «Имя Господу нарекли люди», показуя этим, что Бог не имел имени, а сама тварь будто нарекла Творцу Имя.

Не лишним считаем упомянуть здесь о следующем факте. В монастырской ризнице находился шкаф со всеми документами монастыря за всё время его существования (более 900 лет). Игумену Мисаилу и комиссии почему-то понадобилось захватить документы к себе. Ключи же от ризницы находились у иеромонаха Понтия (исповедника), а у дверей ризницы с 13 июня всё время стоял часовой. Желая захватить монастырские документы, комиссия прибегла к такой хитрости. 28 июня, накануне дня св. апостолов Петра и Павла, было объявлено братии, что арх. Никон изъявил желание совершить бдение, для чего потребовалось взять у ризничного саккос; и отец ризничный выдал облачение, взяв его в нижнем соборе. Видя, что план их расстроился, игумен решился прибегнуть к новой уловке: он во время бдения заявил о. Понтию, что этот саккос тяжёл для владыки, почему требуется принести более лёгкий. Но братия, предчувствуя что-то недоброе, заблаговременно взяли ключ у о. Понтия, о чём о. Понтий сообщил игумену. Ввиду этого Шебунин распорядился открыть ризницу при помощи слесаря. Около 10 час. вечера к дверям ризницы пришли игумен Мисаил, наместник Иоакинф, игуменский келейник, три пеших офицера, г. Серафимов и матрос-механик с инструментами и отмычками (при этом заметим, что часовой был снят с поста у ризницы заблаговременно). Механик открыл дверь, а прибывшие лица захватили все монастырские документы и, оставив дверь открытой, хотели уйти. В это время к ним подошёл монах о. Димитриан, который всё время следил за их действиями, и сказал им: «Что вы делаете? Вместо того чтобы охранять монастырь, вы разоряете его, производите ночной грабёж, чтобы братия не видела. Разве дня не было, что вы ночью ломаете замки?» При этих словах к о. Димитриану подбежал г. Серафимов и сказал ему: «Тут ничего нет». На это о. Димитриан заметил: «Как ничего нет, когда вы взломали замок и ограбили ризницу, а теперь говорите, что ничего нет». За это его тут же арестовали, и он семь дней, до самого отхода парохода «Херсон», находился под арестом, как революционер и еретик. Кстати скажем, что арх. Никон не служил на другой день, да, очевидно, и не собирался служить, и ключи понадобились не для саккоса. На третий день после этого события Шебунин расклеил в монастыре объявления, в которых было сказано, что бунтующие монахи 28 июня, несмотря на присутствие в монастыре солдат, взломали дверь в ризницу и ограбили её, а также находившуюся в ней кассу. Ввиду этого монастырь был объявлен на военном положении, а в случае какого-либо сопротивления властями предписывалось войскам действовать оружием. 1 июля к Афону подошёл пароход Добр. фл. «Херсон». В этот день Шебунин заявил исповедникам, что пароход пришёл за ними и чтобы все, не подписавшиеся под грамотой, собирались ехать. Тогда исповедники подали Шебунину заявление, в котором просили непосредственного ходатайства перед Его Императорским Величеством об оказании милости исповедникам: отвести место жительства всем вместе и выдать из монастырских сумм пособие. При этом было указано, что с ними есть много стариков схимонахов, совершенно не способных ни к какому труду. Но на просьбу их Шебунин ничего не ответил. 3 июля матросы, солдаты и весь экипаж в полной боевой аммуниции, поставив у св. ворот пулемёты, собрались на дворе, а матросы спешно привинтили шланги к пожарным трубам. Видя всё это, братия собралась к келье своего уполномоченного в просторном коридоре, в числе около пятисот человек, и стала совершать молитвенное правило (вечерню), так как церкви были заперты. Когда всё было приготовлено для поливки и к бою, к исповедникам подошёл консул Шебунин со своей свитой, и командир «Донца» закричал на исповедников: «Выходите, черти, добровольно; если же не выйдете, то увидите, свиньи, что я с вами сделаю. Вот даю вам полчаса времени»... Раздалась команда, и на исповедников полилась из двух пожарных шлангов сильного напора холодная вода: из одного в упор по коридору, а из другого – снизу. Лили долго и усердно 1 час 5 минут, но иноки, защищая свои лица св. иконами и крестами, продолжали стоять неподвижно, хотя и тряслись от холода всем телом; при этом непрестанно взывали ко Господу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Пресвятая Богородице, спаси нас! Святый Великомучениче Пантелеймоне, моли Бога о нас! Вси святии, молите Бога о нас!» Увидев, что исповедники с помощью Божией, терпеливо переносят холодное обливание, солдаты взяли железные багры, крючки, кочерги и подобные им орудия и стали ими разбивать, вырывая из рук исповедников св. иконы, кресты и царские портреты, и, бросая их в грязь и воду, топтали ногами. Затем стали этими же орудиями хватать иноков за голову, шею, ноги, одежду, валить их в ту же грязную воду и тем же способом тащить к себе для отправки на пароход. Не довольствуясь этим, солдаты под командованием штабс-капитана Мунзова пустили в дела приклады и даже штыки. Многие очевидцы передают, что один солдат старался вырвать из рук его св. крест, а третий – Св. Евангелие; но в этот самый момент штык сорвался с винтовки и упал на землю, а о. Ириней свободно прошёл далее, не выпустив из руки св. крест; святое же Евангелие было солдатом вырвано и брошено в грязь. Что уже здесь произошло, всего нет возможности описать и передать: до ста человек впереди стоявших иноков было избито, смято, изранено... и все они валялись в грязи вместе с разбитыми св. иконами, крестами и царскими портретами; по ним ходили солдаты и топтали всё ногами и поощрявшие их имяборцы монахи: Никанор, Моисей и Тихон. Потом этих несчастных солдаты, под руководством тех же трёх имяборцев, тащили за волосы через весь коридор к просфорне и там бросали их вниз по лестнице, как дрова или камни, избивая их при этом прикладами, ногами и кулаками. В это же самое время часть солдат, со штабс-капитаном Мунзовым, потеснив остальных исповедников в противоположный угол коридора, а затем поставив солдат около лестницы, ведущей во двор, начали выгонять их всех по этой же лестнице на двор. Редкому здесь монаху удалось проскочить, чтобы не получить прикладом в спину, бок или голову. В числе избиваемых иноков находились также два иеромонаха, о. Филарет и о. Николай, с надетыми епитрахилями и с крестами в руках. Несмотря на их священный сан и старческий возраст, с ними жестоко расправились: о. Филарета сильно избили. Присутствовавший при этом штабс-капитан Мунзов поносил избиваемого солдатами священноинока самой скверной бранью.

Ещё большему истязанию был подвергнут иеросхимонах Николай Иванов, который сам о себе пишет следующее: «В то время (3 июля), когда была в коридоре поливка из пожарных труб холодной водой братии, я в полном монашеском облачении и в епитрахили, с иконой Божией Матери в руках, во время ужасной поливки стоял впереди. Когда всех измочили, многих сбили с ног, и они в одежде с иконами и с крестами лежали на полу в воде, тогда набросились на меня два офицера 50-го Бепостокского полка, один по фамилии Мунзов, а другой неизвестен, которые моею епитрахилью чуть было не задушили меня. Они, сорвав с меня епитрахиль, рясу, схиму, бросили их на пол в воду и топтались по ним. Затем вырвали у меня из рук св. икону Божией Матери и ею два раза сильно ударили меня по голове, потом стали бить меня иконою же по всему телу, я упал на пол в воду, они и лежащего меня продолжали бить и, избив до полусмерти, бросили на пол в воду и саму св. икону Божией Матери, разбивая её на мелкие части, топтались по ней ногами, а солдаты, тут бывшие, били меня прикладами и ногами; а потом те же два офицера и ещё два солдата, приподняв меня кверху, сильно ударили меня о каменный пол, я лишился чувств. Не могу определить времени моего бесчувствия. Когда же я стал приходить в чувство и, открыв глаза, стал ощущать сильную боль тела от побоев, и так как я лежал в коридоре поперёк, то по мне солдаты топтались ногами и чрез меня таскали в просфорню мёртвых – убитых монахов (я заметил только двух). Здесь один солдат, схватив меня за ногу, потащил меня по полу к просфорне, где складывали убитых монахов; дотащив меня до просфорни, солдат, заметив, что я жив, бросил мою ногу и спросил меня: «Батюшка, ты живой!» – Я ответил: «живой»! – «Так вставай» – сказал мне солдат. – «Не могу», – ответил я. В это время подошёл другой солдат, они вдвоём приподняли меня и, поставив на ноги, сказали: «Иди». Но я не мог сам идти. Тогда они начали ругать меня скверными словами, и в то время один солдат сильно ударил меня прикладом ружья в плечи, я снова упал и лежал на полу без чувств. Когда же стал приходить в чувство, то я оказался сброшенным уже внизу во дворе, около библиотеки. Опомнившись немного, я с трудом поднялся на ноги и, неоднократно падавши, оттуда вышел сам, дошёл до перерлетни и там, облокотившись о стол, отдыхал, дабы прийти более в чувство. В это время увидел меня мон. Моисей (игуменский повар), возмущавший солдат на избиение монахов; у него была через плечо шашка офицера Мунзова. Монах Моисей, ругая меня скверными словами, подбежал ко мне, вынув из ножен шашку, и ею хотел меня зарубить, но подоспевший солдат удержал руку убийцы, оттолкнул его с криком: «Не смей это делать», – и спас меня от смерти. Этот солдат взял меня под руку и повёл к другим солдатам, стоявшим в два ряда около храма святителя Митрофана, и, передав им меня, сказал: «Отведите его на низ». Два солдата взяли меня под руки и повели вниз по лестнице к храму Успения Божией Матери. На половине лестницы оба солдата ударили меня прикладами и толкнули вниз, где, сильно ударившись о каменную мостовую, я лежал без чувств – не знаю, сколько время. Когда же несли меня 4 солдата из обители, то около св. ворот я мог открыть глаза и увидел стоявшего там консула Шебунина, который говорит солдатам: «Несите его, «чёрта», на пристань и отправьте на пароход «Херсон».

Многие монахи, кельи которых находились в ближайших к этому месту коридорах, спрятались у себя дома, заперев за собою дверь. Но такая предосторожность не помогла им, так как солдаты, по указанию монаха Никанора, выбивали двери запертых келий (всех около тридцати), обливали иноков и всю обстановку келий водой, а после с бранью выгоняли их оттуда через коридор на лестницу, где уже нещадно колотили прикладами. Для примера приводим показания трёх иноков: Иннокентия Голубова, Савватия Сальникова и Ваптоса Недашковского. В келье первого из них выбили крепкую дверь, залили всё, что там было, и его самого – водой; затем шт.-кап. Мунзов, поднося револьвер ко лбу и груди о. Иннокентия, грозил тут же убить его. После чего выгнали его в коридор, где один солдат несколько раз ударил его прикладом в спину, а другой вырвал из рук св. крест и с силой бросил на пол, вследствие чего св. крест рассыпался на мелкие части и был попран ногами. В келье о. Савватия также разбили дверь, облили всё и его самого водой, выгнали в коридор, и, при спуске с лестницы, солдаты прикладами по голове сбили его с ног, и он, падая на землю, потерял сознание. В таком виде его доставили на пристань, а оттуда на «Херсон».

Отца Ваптоса с такими же обливаниями и побоями выгнали из кельи; а при спуске с лестницы один солдат ударил его железной палкой, которой разбивали двери, по голове; кроме того, он получил пять ударов прикладами в спину и бока, вследствие чего потерял сознание и покатился вниз по лестнице, где был поднят солдатом и отправлен на набережную. Здесь уже были собраны все избитые, измоченные водой и окровавленные исповедники, откуда их перевезли на пароход «Херсон». Говорят, что четыре инока убито, но только это тщательно скрывают; 65 монахов ранено, из которых 42 оставили на пароходе, а тяжелораненых отправили в монастырскую больницу. На другой день с парохода «Херсон» было снято насильственно около 50 человек стариков, больных и других иноков и вернули их в монастырь; причём тех, кто не хотел возвращаться, пеший офицер клялся приколоть штыком.

С великой скорбью приходится вспоминать, что монастырь превратился в поле сражения: коридоры были окровавлены, по всему двору видна была кровь, смешанная с водою; в некоторых местах выстланного камнями двора стояли целые лужи крови. Прилагаем здесь список 42 раненых иноков, составленный в лазарете парохода «Херсон». Списка же остальных тяжелораненых у нас нет, так как их оставили в монастыре, и имена их тщательно скрываются. Убитых, говорят, было 4.

Список раненых монахов:

Нанесённые раны, колотые штыком ружья, монахам: Тихон Селезнев, Пафнутий Кодынец, Мартирий Котленко, Варнава Алышев, и схим. Смарагд Белый.

Нанесённые резаные и рубленые раны монахам: Феодор Беньковский, Евгений Уваров, Иов Андрейченко, Куарт Боровик, Адриан Хохлов, Георгий Мысько, Никон Наточий, Андрей Казаков и схим. Исаакий Грязев.

Нанесённые раны прикладом ружья монахам: Герасим Кишевский, Игнатий Потатуев, Мелетий Белоусов, Енох Зайцев, Савватий Сальников, Максим Стригин, Гурий Самсонин, Таврион Евдокимов, схим.: Валент Тримасов, Прохор Нуждин и Феоктист Печерский.

Контуженные с кровоподтёками в разных местах тела монахам: Авив Харинов, Мина Уваров, Никандр Попов, Августин Ольшин, Палладий Левченко, Афанасий Редник, Палладий Дротиков, Павел Саприкин, Севастиан Киловский, Иамвлих Мальчевский, Мелитон Гаврилов, Иоанн Свистунов, Ваптос Недашковский, Георгий Нарышкин, Евангел Казаченко.

Когда отправили избитых монахов на пароход «Херсон», на другой день вся остальная братия собралась на пристани, чтобы и им всем переехать на пароход к своим арестованным монахам. Но когда г. Шебунин увидел, что вся оставшаяся в монастыре братия идёт на пароход вслед за побитыми братиями, стал кричать: «Отцы, что вы делаете? На кого монастырь оставляете?» Братия на это ответила: «Пусть кто хочет живёт... эти уедут, а нас игумен начнёт опять приневоливать к подписи». Тогда консул, обратясь к игумену, сказал: «О. игумен, что вы делаете? Не смейте притеснять! Ни к чему; как молились, так и молитесь, только мирно живите!»

О. наместник тихо сказал: «Вы только уезжайте, а мы посмотрим, что будет». И действительно, как только пароходы ушли, снова начались притеснения относительно подписей, а кто и подписывался, то всё-таки должен был выполнить назначенную игуменом епитимию. Не желавшим подписываться иеромонахам и иеродиаконам запрещали служить на Афоне, а монахам приобщаться, и всех их с первым пароходом отправили в Россию, но уже не с таким позором и волос не стригли, а в монашеской одежде. 8 июля пригнали на пароход исповедников Андреевского скита в числе 181 чел. В тот же день «Херсон» отчалил от Афона по направлению к Одессе, имея на себе 616 исповедников, куда и прибыли 13 июля. Допрошены были здесь властями, каждый по отдельности. Допрос произведён был злоумышленный, именно для того, чтобы монахи подписались, что они якобы добровольно снимают с себя монашество. Производившие допросы, допросив о месте приписки и о поступлении в монастырь и принятии сана, требовали подписаться, монах подписывался, где ему укажут. На этом же бланке были напечатаны ещё несколько пунктов отдельно, другого содержания, в которых говорится так:

1) что выехал с обители добровольно и не имею никакой претензии,

2) что добровольно снимаю с себя рясу и впредь не желаю носить.

И здесь, не объясняя ничего, ими умышленно напечатанного, тоже требовали подписаться. Монахи, не подозревая здесь ничего подобного, как со стороны начальственных лиц, подписывались и под этими пунктами. Теперь эти иноки скорбят, что они обмануты, якобы добровольно подписались. Иноки группами были отправлены: одни по указанию монастырского начальства в тюрьму, другие же в тюремных темных каретах в бульварный участок, где долго томились, а третьи каждый на свою родину. Все они лишены монашеской одежды и собственных вкладов, выданы только те, которые не превышают 50 рублей, все же крупные вклады (иногда в 3–4 тысячи рублей) и плата за собственные, в Фиваиде кельи, удержаны под разными предлогами: например, под теми, что монастырские власти в своё время не внесли вклада в денежную книгу; или потому, что после избивания иноков и их ареста кельи их были разграблены оставшимися имяборцами, где вместе с другим имуществом бесследно исчезли расписки на вклады, а некоторые – немногие вручили свои расписки консулу Шебунину, у которого они остаются до сего дня без ответа. В Андреевском же скиту выдали расписки на получение вкладов в Одессе. Теперь выяснилось, что эти расписки – фальшивы, и вкладов по ним нельзя получить... Одели исповедников в жидовское платье, на голову из той же материи натянули безобразные картузы, а многие из них (от 60 до 100) были насильно острижены. По газетным сведениям, в Одессе теперь находится 45 афонских исповедников, которые содержатся под местом: 9 в Андреевском подворье, 33 при Бульварном участке, 3 в тюрьме, что противоречит сообщению в Синоде архиеп. Никона, будто всего задержано только три старца, а остальные отправлены на родину. (33 монаха из участка 3 сентября освобождены, а 3 монаха освобождены из тюрьмы 4 сентября, а 9 монахов сидят и сейчас). В числе изгнанных и арестованных состоят: престарелый архимандрит Андреевского скита Давид, 22 иеромонаха, 8 иеродиаконов, а остальные схимонахи и монахи. Есть между ними и такие старцы, которые жили в монашестве по 40 и более лет, и они не захотели жить с богохульными игуменами, но предпочли лучше страдать за Имя Божие, чем жить с теми, которые не страшатся хулить, говоря, что Имя Господа Иисуса есть обыкновенное человеческое, номинальное, не предвечное и проч., тем более что, лишая Божественного достоинства Имя Господа, имяборцы легко переносят свои хулы и на Самого Господа; так, игумен Мисаил не раз говорил: «Иисус Христос не Бог, потому что Он рождён от жены». А за игуменом ту же хулу повторяли и другие, особенно келлиоты, среди которых эта ересь имеет особый успех. Так, например, однажды игумен Арсений (бывший синодальный миссионер) в Андреевском скиту сказал: «Христос воскрес, Иисус воскрес!» Келлиоты быстро подхватили эти слова и стали всюду называть нас еретиками, говоря: «Разве можно говорить, что Иисус воскрес? – Христос воскрес, а не Иисус!..» Три старца: схимонах Пахомий, Савва и Виталий даже предприняли паломничество по Св. горе с целью обличения «новой ереси», забыли, несчастные, слова Евангелия и церковной песни: «Воскрес Иисус от гроба, яко же прорече» и проч. А вот ещё пример. В церкви обители Благовещения иконописец-исповедник на трёх арках написал «Иисус Бог». Эта надпись долго смущала имяборцев, и они со всей Горы собирались посмотреть на неё. Читая подпись, они вздыхали, крестились и говорили: «Теперь у них и Иисус Бог! Вот нашли себе нового Бога Иисуса!» Собор келлиотский вместе с пантелимоновскими и ильинскими имяборцами настойчиво требовал уничтожить «еретическую» надпись, но старец Парфений не обращал внимания на подобные требования. Когда же на Афоне появился архиеп. Никон, то накануне отъезда «Херсона» келлиотский собор пригласил на своё собрание преподавателя Троицкого, которому, между прочим, принесли жалобу на «еретическую» надпись «Иисус Бог». Услыхав это, г. Троицкий ответил: «и я так верую: Иисус истинный Бог». Келлиотам пришлось позорно замолчать. Но чуть только уехал архиеп. Никон с Троицким, келлиоты всё же потребовали у о. Парфения уничтожить «еретическую надпись».

Укажем здесь на один из многих других способов, к которым прибегали имяборцы, чтобы возбудить против иноков солдат. Прежде всего, солдатам запретили иметь какое бы то ни было сношение с ними, так как опыт с матросами показал, что простое верующее сердце сразу чувствует, на чьей стороне правда. Имяборцы же наклеветали на них солдатам, будто они не веруют в Бога и всячески хулят Имя Его, отказались ходить в церковь и не хотят нести все послушания и т. п., и в виду того, что не хотят исполнять требований, они будто бы и подняли бунт... Солдаты сперва удивлялись, видя, что они крестятся и ходят в церковь, а после стали говорить им: «Теперь вы испугались и креститься стали, а раньше вам не нужно было креста и церкви! Да бунтовать вздумали и сжечь монастырь хотите» – и подобные сему. Вот имяборческая тактика: клевета на правых... Теперь совершенно то же самое распространяет о них среди русских людей приходское духовенство. Но клевета эта там скоро обнаруживается.

Приведём знаменательный разговор одного исповедника с австрийскими властями о событиях на Афоне. Исповедник этот – австрийский подданный – вместе с другими был арестован на Афоне (в чужом государстве) и доставлен в Одессу, и здесь посажен в тюрьму, где ему остригли волосы, сняли монашескую одежду и проч. Недели через три решили отправить его за границу, почему послали из участка, куда перевели для сего из тюрьмы к австрийскому консулу. Узнав в чём дело, австрийские чиновники в консульстве ему сказали: «Нам из газет всё это известно. Теперь вы, убедившись в том, насколько справедливы и на что способны русские епископы, отправляйтесь на родину (в Буковину) и там всем рассказывайте обо всём, происшедшем на Афоне и в Православной Церкви». Этими словами австрийский чиновник вполне показал, для кого полезны действия имяборцев. А так как из Афона игуменом Мисаилом было удалено шесть австрийских подданных из Буковины и Галиции, то понятно, что их рассказы широко оповестят австрийских православных о том, что творится в Русской Церкви, и вызовут среди них справедливое негодование против имяборцев и их друзей. О пребывании в Константинополе «Херсона» и «Донца» от разных лиц пришлось услышать следующее. Дня за два до прибытия в Константинополь «Херсона» по всему городу объявили об ожидавшемся проезде мимо города иноков-разбойников. Когда же прибыли пароходы, приехавшие иноки со второго парохода говорили, что архиеп. Никон будто бы дважды ездил к патриарху и, между прочим, всякий раз просил его здесь же предать анафеме всех исповедников. Но на подобную просьбу патриарх ответил, что для него нужно было изгнать «имяславцев» с Афона; что же касается дальнейшей расправы с ними, то от этого он отстранил себя...

Теперь же имяборцы распускают слух, будто бы они явились нашими защитниками перед патриархом!.. Вот краткое изложение Афонской смуты в том виде, как она в действительности началась и происходила. Причём без преувеличения можно сказать, что последний её акт на Св. горе вполне аналогичен с поступком архиепископа Феофила Александрийского (в конце 4 и начале 5 века), когда было избито 10.000 египетских пустынников.

Очевидец⁸³⁴.

Под таким заголовком была опубликована статья в газете «Голос Москвы», № 164 от 17 июля 1913 г. (К сожалению, мы её не имеем).

От нашего сумского корреспондента

В Сумах уже с месяц живёт староста Андреевского скита на Афоне иеросхимонах Антоний.

Он гостит здесь у своей матери, генеральши Булатович, крупной помещицы Лебедянского уезда. На наш вопрос, интересуется ли о. Антоний тем, что происходит сейчас на Афоне, последний ответил:

– Интересуюсь и болею душою. Газеты не всегда пишут правду. Лишь недавно я прочитал, будто игумен Андреевского скита архимандрит Давид приказал не поминать на ектеньях ни св. патриарха, ни Синод. Будучи вполне осведомлён о положении дел на Афоне, считаю долгом опровергнуть это неверное сообщение.

В Андреевском скиту продолжают поминать и патриарха, и Синод, ибо хотя в вопросе об Имени Божием мы не можем согласиться с решением патриарха и Синода, но власть их мы продолжаем признавать и от господствующей Церкви не отлагались.

Догматическое решение патриарха и Синода, выраженное в их грамотах и гласящее, что учение о божестве Имени Божия и имени Иисус есть ересь, мы не можем принять как неканоническое, по следующим причинам: право догматического решения какого-либо вопроса принадлежит собору, а не единоличной власти патриарха или Синода. Всякое церковное догматическое определение должно иметь своим основанием слова Св. Писания и св. Отцов. Учение имяславцев именно опирается на слова св. Отцов и Писания, как в том каждый может убедиться, прочтя мою «Апологию веры во Имя Божие и во Имя «Иисус».

У противников же не имеется ни одного свидетельства против нас из Св. Писания или св. Отцов, и, следовательно, их отрицание не может быть нами приемлемо.

Всякий догматический спор доселе решался личными состязаниями сторон. Ныне же допущен небывалый в церковной практике способ, а именно, он решён на основании лишь одной экспертизы преподавателей Халкинской духовной академии и на основании суждений архиепископа Антония Волынского и преподавателя духовной академии С. В. Троицкого.

Но, – продолжает о. Антоний Булатович, – сам глава противоположного нашему направления и, следовательно, лицо весьма пристрастное к делу, он – виновник всей происходящей ныне смуты, ибо не учение отца Илариона, не мои слова прельстили, якобы, афонцев, но слова архиепископа Антония возмутили веру православных душ. Эти слова архиепископа Антония подхватили начальствующие на Афоне лица и стали проводить их в жизнь монашескую, а именно, что имя Иисус есть меньшее всех других Имён Божиих, что оно относится лишь к человеческому естеству Богочеловека, что не имеет божественной силы и божественного достоинства.

Эта-то проповедь и вызвала протест подвижников афонских, а протест вызвал, в свою очередь, репрессии. Подвижники привели в доказательство своей правоты слова святых Отцов, а начальство – авторитет власти.

Вот те причины, которые довели ныне Афон до такого острого положения, – закончил о. Антоний Булатович свою беседу.

Последняя заграничная корреспонденция принесла о. Антонию с Афона подробное описание посещения архиепископом Никоном 13 июня афонского Пантелеймонова монастыря в сопровождении профессора Петербургской духовной академии С. В. Троицкого и под воинской охраной.

Описание это составлено иноками Феофилом (Кузнецовым) и Иаковом (Чернопятовым) и в удостоверение его подлинности скреплено подписью архимандрита Давида с приложением печати Свято-Андреевского общежительного скита. Самое характерное

В этом описании – речь архиепископа Никона к афонским инокам, произнесённая им в Покровском соборе Пантелеймонова монастыря, и вызванные ею прения.

Вот речь архипастыря

Мир вам, отцы!

Раздался голос Церкви, но вы не слушаете и не хотите сознаться в своём заблуждении. Я послан к вам от Государя и Святейшего Синода. Привёз вам постановление Святейшего Синода, над которым пришлось пять месяцев трудиться нам, десяти епископам. И вы не внемлете голосу Церкви и находите правым новое учение о. Илариона и о. Антония Булатовича об имени Иисусове.

Шесть дней назад, когда я прибыл сюда, на Св. гору Афон, и позвал вас, ни один инок не явился ко мне на пароход, чтобы принести покаяние. Правда, только один человек нашёлся, который прибыл на пароход и принёс чистое раскаяние, и имя которого я могу открыть. Это – отец Иерам.

Вы, – продолжал архипастырь, потрясая посохом, – каждое имя считаете за Бога. Так я скажу вам, что каждое Имя Божие не есть Бог. Имя Иисуса не есть Бог. И червяку имя только «червяк», а вы, пожалуй, скажете: «и червяк – Бог». Сын есть меньше Отца. Сам Иисус сказал, что «Отец есть более Меня». Вы скажете, что у вас и Христос – Бог...»

В это самое время проф. Троицкий говорит на ухо архиепископу Никону:

– Владыко, Христос – Бог! И на отпусте говорится: «Христос истинный Бог наш...»

Слышится ропот из рядов монахов, но владыка Никон, стуча о пол архипастырским посохом, кричит:

– Никто не смей мне возражать. Даже Англия и Франция так веруют, как я говорю...

В это время один из монахов, Феофил, громко возражает против таких доводов владыки:

– Ваше мнение, отче святый, ложно. В Святом Писании этого нет... В Писании сказано: «Иисус, создавый Адама и Сын Твой». В другом месте говорится: «Господь наш Иисус Творец»... святое Евангелие так говорит, «ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасён был через Него. Верующий в Него не судится, а неверующий уже осуждён, потому что не уверовал во имя единородного Сына Божия» (Ин. 3:17–18).

Слова эти были произнесены монахом при явном сочувствии остальных иноков. Архиепископ Никон не оставил их без ответа и возразил:

– Вы нашли такие же книги, каковы и сами!

Монах Феофил хотел также ответить архиепископу, но в это время к нему подбежал профессор Троицкий и говорит:

– Не смей возражать владыке! Ты в этом монастыре чужой. В тот же момент к Феофилу быстро подошёл офицер из числа сопровождавших арх. Никона и тоже заявляет скромному монаху:

– Батюшка! Прошу вас помолчать...

– Замолчать! – потребовал и сам владыка Никон, стуча неистово посохом. – Нужно слушать, что говорю вам.

В это время к волнующемуся не в меру архиепископу подходит инок Ириней и говорит:

– Владька! Вы говорите, что Имя Божие не есть Бог, а в Псалтири сказано: «Хвалите имя Господне, хвалите рабы Господа». А по-вашему надо говорить: «Хвалите Бога Господа».

– Да, так и нужно! – отвечает владыка иноку Иринею.

– Тогда, – продолжает Ириней, – нужно все книги переписать.

– И перепишем со временем! – отвечает владыка Никон. – Все книги переправим.

Последние слова Никона вызывают сильный шум среди братии. Раздаются негодующие возгласы:

– Он хочет уничтожить православную веру!

– Не хотим его больше слушать!

Владыка Никон стоит бледный. Его цепью загородили от монахов солдаты. Профессор Троицкий и остальные спутники владыки смущены.

Оправившись от замешательства, архиепископ Никон круто повернулся и пошёл в алтарь. Профессор Троицкий и несколько офицеров последовали за ним.

Так закончилась 13 июня «пря о вере» между архиепископом Никоном и иноками – «имеславцами».

М. К.

На правах рукописи. 1 сентября 1913 г.

В мае текущего года было опубликовано Послание Святейшего Синода, посвящённое рассмотрению учения о Имени Божием. Послание это должно подлежать серьёзному обсуждению по существу со стороны православных людей, сознанию которых близки вопросы веры. Таковые исследования, надеемся, и появятся в печати в своё время. Мы же теперь, умышленно не касаясь вышеназванного учения, хотим ответить на один совершенно сторонний этому учению вопрос, с которым обращаются к нам с разных сторон: признаём ли мы безусловный авторитет за синодальным Посланием, как таковым, признаём ли в нём «голос Церкви», которая есть «столп и утверждение истины», как того требует Святейший Синод. Отвечаем решительно: нет, нет и нет. Мы с изумлением прочитали и с негодованием отвергаем заключительную мысль Синодального послания, выраженную так: «теперь, когда высказалась и Константинопольская и Российская церковная власть, их (о. схимонаха Илариона, иеросхимонаха Антония и их единомышленников) дальнейшее настаивание на своём будет уже противоборством истине». Что это? Дерзость ли, рассчитанная на глупость и робость словесных овец, или наивность, повторяющая вредную сказку семинарских учебников? Во всяком случае, это есть незаконное посягательство на неотъемлемые права церковного тела, хранителя веры – народа православного. Против этого посягательства, против этой монополизации истины, против этой папистической тенденции нашего высшего церковного управления мы, члены Церкви Христовой, должны протестовать всеми силами души и всеми зависящими от нас средствами.

Святейший Синод, по-видимому, забыл, что «непогрешимость почиет единственно во вселенскости Церкви, объединённой взаимной любовью» (А.С. Хомяков). Он не хочет помнить того, что вслух всего православного и инославного мира провозгласили в 1848 году восточные патриархи в своём Послании в ответ Римскому епископу:

«У нас ни патриархи, ни соборы не могли никогда ввести что-нибудь новое, потому что хранитель веры у нас – самое тело Церкви, т. е. самый народ».

Голоса этого народа не пожелал вызвать и выслушать Духовный Коллегиум, а, наоборот, поспешил предупредительно заглушить его драконовскими мерами, которым позавидовал бы и Римский первосвященник.

Михаил Новосёлов

сентября 1913 года.

Оскуде преподобный (Пс. 11:2), но всё же воля Божия и грядущие судьбы Церкви Христовой открываются верующим через немногочисленные сосуды благодати Божией, которые, как дорожные вехи в снежную метель, показывают направление пути, по которому должна шествовать Православная Церковь в наше многомятежное время, когда враг нашего спасения употребляет все усилия, чтобы потопить корабль церковный со всеми находящимися в нём или, полонив его, воспользоваться его богатствами.

Дерзость врага дошла до того, что он уже схватился за спасительное знамя корабля Имя Господа Иисуса Христа, чтобы Его ниспровергнуть и исполнить своё злобное стремление, «дабы Имя Господа Иисуса даже не именуемо было на земле»⁸³⁸.

Но и наш Кормчий, попускающий быть скорбям, неусыпно бдит: «Се не воздремлет, ниже уснет Храняй Израиля» (Пс. 120:4). Он восстановит для борьбы с дерзким его и их приспешниками Своих рабов, как предсказал подвижник Глинской пустыни о. Порфирий: «со временем падёт вера в России. Блеск земной славы ослепит разум, слова истины будут в поношении, но за веру восстанут из народа неизвестные миру и восстановят попранное«⁸³⁹.

Так и преп. Серафим Саровский пророчествовал о сем: »Господь открыл мне, – сказал он, – что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить »учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня«. Это же говорила Елена Ивановна, о. Серафим передавал и другим сёстрам обители, говорил и будущему мужу моему Н. А. Мотовилову⁸⁴⁰.

И много других российских и святогорских отцов с великой скорбью передали нам бывшие им извещения об отступлении в наше время от Господа и Его заветов, убеждая мужественно стоять в истине: их же молитвами и да поможет нам Господь в этом деле.

И вот, не успели мы вникнуть в пророческий смысл слов святых, как они уже стали исполняться: враг обнаружил себя во всей своей злобе и хуле, осыпая собравшихся вокруг Имени Господа ядоносными стрелами своих полчищ, и смертоносная война началась... Не раз уже нам грозила полная гибель от врага, но Кормчий наш всесилен, и Истина Его сама за себя поборает, совершенно обессиливая врагов и увеличивая их злобу обнаружением всей несостоятельности их наветов. Последний и самый страшный их удар – это Синодская грамота, единомысленная с прежними из Нового Рима (Константинополя), которую, с помощью Божьею, мы рассмотрели и убедились в её полной несостоятельности в открытом, честном бою; почему, для подтверждения изложенного в ней учения, понадобились под командой архиепископа (Никона Вологодского, члена Св. Синода) пушки, пулемёты, ружья, штыки, солдаты, цепи, корабли и тому под., так как в святоотеческих писаниях не могли они найти свидетельств против Истины, но «Слово Божие не вяжется», – сказал Св. Апостол.

Что же пишут в грамоте?

Появившееся в последнее время и смутившее многих православных и мирян учение схимонаха Илариона о сладчайшем Имени Господнем «Иисус» было предметом тщательного рассмотрения в Св. Синоде. Для достижения возможного беспристрастия Св. Синод выслушал три доклада (при сем прилагаемые), составленные отдельно один от другого, и, по достаточном обсуждении, единогласно присоединился к окончательным выводам этих докладов.

Возражение:

Относительно беспристрастия Св. Синода и докладчиков по вопросу об Имени Божием хорошо ответил о. иеросхимонах Антоний. Мы же его слова дополним тем, что архиеп. Никон, – один из докладчиков по этому вопросу, прибыв с войсками на Св. гору для сообщения и уяснения инокам синодских учений об Имени Божием, получил точные доказательства того, что некоторые имяборцы, особенно о. Мисарил, впали в разные другие ереси, но архиеп. Никон при всяком напоминании об этом сердито нам отвечал: «не моё дело: я послан судить вас, а не их, имяборцев». Лучше не упоминать о том, как епископ вёл собеседования, как он кричал, стучал жезлом, грозил, не позволял возражать, издевался над Св. Писанием, св. евангелистами и проч., восхвалял западных еретических богословов и мн. др. Если такое же «беспристрастие» допустил Св. Синод при рассмотрении докладов (чему у нас есть много поводов верить), то это является совершенно достаточной причиной, чтобы отнестись к грамоте с большей осторожностью, что мы и решили сделать.

Эти выводы вполне совпадают и с осуждениями греческих богословов с острова Халки и с решением Святейшего Вселенского Патриарха и его синода.

Возражение:

Совершенно такого же характера «беспристрастие» проявили и в Новом Риме, только мотивы его были разные: в Синоде предпочли самолюбие арх. Антония Имени Божию; а у патриарха политические мотивы об очищении Афона от русских и др. славян были причиной осуждения Имени Божия.

В нашем ответе на патриаршие грамоты мы уже доказали, что сии грамоты вместе с докладами из о. Халки еретические, посему и всякий, присоединяющийся к ним, принимает одно с ними наименование и участь.

Не входя здесь в подробное изложение новоявленного учения и всех доказательств его неправославия (желающие могут прочитать эти подробности в прилагаемых докладах). Святейший Синод находит достаточным указать здесь лишь самое главное и существенное, с одной стороны, в учении о. Илариона, как оно изложено в книге: «На горах Кавказа», а с другой, – в мудрованиях его Афонских последователей, как эти мудрования выражены в «Апологии» иеросхимонаха Антония (Булатовича) и в разных воззваниях и листках, рассылаемых с Афона (некоторые от имени «Союза Архангела Михаила»).

Что касается, прежде всего, книги «На горах Кавказа», то она нашла себе довольно широкое распространение среди монашествующих и встречена была сочувственно. И не удивительно: она имеет своим предметом самое драгоценное сокровище подвижников «умного делания»; она утверждает необходимость этого делания, иногда пренебрегаемого современным монашеством; она даёт ясное выражение многому, что переживалось самими подвижниками на опыте, но в виде неясных предощущений и догадок. Беспристрастно судить о такой желанной книге, тем более осудить её, заметив её недостатки, было нелегко; всякого должна была связывать боязнь, как бы, осуждая недостатки книги, не набросить какую-либо тень и на самые святые истины, в защиту которых она выступала; при всём том с первого же издания книга эта многим опытным в духовной жизни показалась сомнительной. Святейшему Синоду известна, например, одна из знаменитых наших северных обителей, где чтение книги «На горах Кавказа» было запрошено старцами⁸⁴¹.

Возражение:

Архиепископ же Антоний Волынский публично осудил эту книгу, не читая её.

В чём же ошибка о. Илариона? В том, что, не довольствуясь описанием умного делания его, духовных плодов, его необходимости для спасения и проч., о. Иларион поддался искушению дать своё как бы философское объяснение, почему так спасительна молитва Иисусова, и, позабыв руководство Св. Церкви, заблудился в своих измышлениях, выдумал, как он сам говорит, «догмат», не встречавшийся раньше нигде и приводящий не к возвеличиванию сладчайшего Имени Иисуса и не к вящему утверждению умного делания (каково было, думаем, намерение о. Илариона), а совершено наоборот.

В самом деле, спросим себя, что есть молитва Иисусова по разуму Святой Православной Церкви. Она есть призывание Господа Иисуса Христа, как иерихонский слепец взывал: «Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя», и не переставал взывать, несмотря ни на что, пока Господь не внял его мольбам («Господи, да прозрю» и проч.); так и подвижник умного делания с верою несомненною, со смирением и постоянным очищением сердца непрестанно взывает Господу Иисусу, чтобы Он пришёл и дал «вкусить и видеть, яко благ Господь». Из Святого Евангелия мы знаем, что Бог не оставляет «избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь» (Лк. 18:7), что Он даёт им Свою благодать, что Он (со Отцом и Духом) приходит и обитель у таких людей творит для Себя.

Возражение:

Мы не признаём, что будто о. Иларион выдумал новый догмат о том, что Имя Божие есть Бог, но считаем, что этот догмат существовал искони, чему служит доказательством слова блаж. Феофилакта Болгарского, учившего об этом: «Если бы Имя Отца было не Бог»...⁸⁴².

О. Иларион или независимо от св. Отцов, благодатью Святого Духа, повторил прежде известное Св. Церкви учение об этом, которого он сам почему-либо не встретил у св. Отцов, или, зная, что точно формулированного догмата об Имени Божием не существует в Церкви, назвал сей догмат вновь открытым, но, в сущности, он высказан уже давно.

А где благодать Святого Духа, там и плоды Духа: «где Бог, там и вся благая», как говорил один подвижник: там Царство Божие. Вот в чём источник и причина и всё объяснение тех высоких, сладостных состояний, которые свойственны высшим степеням умного делания и которые захватывают не только душу, но выражаются и в телесной жизни человека: они дар Источника всяких благ в ответ на наше прошение, и дар совершенно свободный, объясняемый только благостью Дающего, Который волен и дать и не дать, увеличить или уменьшить и совсем отнять Свои дары⁸⁴³.

Возражение:

Докладчики не дают объяснения, что такое благодать, плоды Духа, сладостное состояние, дары Источника благ и проч., да и не могут дать, так как разум бессилен сделать верно это объяснение; веры же они к св. отцам не имеют, что доказали слова арх. Антония Волынского в докладе, где он похулил слова св. Феофилакта Болгарского, назвав их нелепыми и святого обманщиком. А св. Отцы говорят, что всё это есть Свет. Св. Симеон говорит: «(Имена) Христос, Иисус, Спаситель и др. Свет есть», т. е. Бог, почему в нём «вся благая»⁸⁴⁴.

Но это столь естественное, столь утешительное, так возбуждающее в нас любовь к Благому Господу объяснение показалось о. Илариону и его последователям недостаточным, и они решили заменить его своим: молитва Иисусова будто бы спасительна потому, что самое Имя Иисус спасительно, в нём, как и в прочих Именах Божиих, нераздельно присутствует Бог.

Возражение:

Это свойство есть лишь одно из многих других условий спасительности молитвы Иисусовой; подобно тому, как крещение и др. таинства, суть лишь одно из многих других необходимых условий для спасения.

О присутствии Господа в Своём Имени см. «Ответ на грамоты», пункт 3, стр. 6.

Но, говоря так, они, должно быть, и не подозревают, к каким ужасным выводам неминуемо ведёт такое учение. Ведь если оно право, тогда, стало быть, и несознательное повторение Имени Божия действительно; о. Булатович так и говорит на стр. 89 своей «Апологии»: «Хотя и не сознательно призовёшь Имя Господа Иисуса, всё-таки будешь иметь Его во Имени Своём и со всеми Его Божественными свойствами, как книгу со всем, что в ней написано, и хотя призовёшь Его, как человека, но всё-таки будешь иметь во Имени «Иисус» и всего Бога.

Возражение:

1. У подвижников самодвижной молитвы даже и во время их сна «сердце бдит», т. е. молится, произносится в сердце молитва. А есть ли у них сознание во время сна? – Нет. А действительна ли их молитва во время сна? Да, т. е. в ней Господь.

2. Актёр, крестившийся на сцене, в присутствии императора, единственно с целью издеваться над христианством, не веря в Господа и ненавидя Его, получил полную и обильную благодать и стал исповедником и мучеником.

3. Известно также, что в греческой и славянских православных странах богослужения и молитвословия совершаются на не вполне понятных народу древних языках, а всё же и молитвы молящихся действительны, и таинства совершаются.

Но это противоречит прямым словам Господа: «Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи и проч.

Возражение:

Приведённые слова Господа сюда не относятся; они скорее относятся к недостойным служителям Церкви; к называющим себя «горячими молитвенниками» и отравляющим ближних хулой на Господа и проч.

Если бы новое учение было право, тогда можно было бы творить чудеса Именем Христовым и не веровать во Христа, а Господь объяснял апостолам, что они не изгнали беса «за неверствие» их (Мф. 17:20). Непонятны, при объяснении о. Илариона и его последователей, события, подобные описанному в Деян. 19:14.

Возражение:

1. Некоторые возражения на это мы видим в словах св. Иринея Лионскаго, жившего во 2 веке, который говорит: «Иудеи до нынешнего дня Его (Творца) Именем прогоняют демонов, потому что всё страшится Имени Своего Творца»⁸⁴⁵.

2. Мы не стремимся доказать, будто неверующие могут Именем Господним творить чудеса, и не противоречили сим словам Св. Синода, никогда не говорили такого слова. Равным образом нельзя из слов «Апологии» вывести подобного заключения, потому что вышеприведённые слова относятся только к верующим, которые призывают Имя Божие; неверующие же произносят одно имя, так как они не станут призывать Того, в Кого не веруют, но только произносят Имя безразлично в разговоре или для хулы и издевательства.

3. Докладчик, должно быть, забыл, что действия благодати Божией многоразличны. Есть действия благодати Божией, помогающие и укрепляющие, но есть и наказывающие, так как Господь поругаем не бывает, о чём подробнее смотри ниже, в § 12.

Главное же, допускать (вместе с о. Булатовичем), что «самим звукам и буквам Имени Божия присуща благодать Божия»⁸⁴⁶.

Возражение:

1. Но также истинно и то, что благодать Божия при соответствующих сему условиях бывает присуща звукам и буквам Имени Божия, что свидетельствуется словами св. Феодора Студита: «Каким образом может быть отделено то, что (названо известным именем) от своего собственного наименования, чтобы одному из них мы воздавали поклонение, другое лишали (поклонения). Эти вещи предполагают друг друга: имя есть имя того, что им называется, и как бы некоторый естественный образ предмета, который носит это имя: «в нём единство поклонения нераздельно»⁸⁴⁷.

Если бы написанному Имени не была присуща благодать, то святой не позволил бы Ему поклоняться.

2. Блаж. Иероним пишет, «что в древние века Имя Божие в таковом было у людей почтении, что не позволено было Его ни на чём ином писать, как только на одном чистом золоте, – ни на бумаге, ни на пергаменте, ни на дереве, ни на камне, ни на меди, ни на серебре, только на доске золотой»⁸⁴⁸. Если бы в буквах Имени Божия не было благодати, хотя бы в той мере, как в иконах, то неужели св. мужи не воспротивились бы сему обычаю, как суеверному.

Мы никогда, как лгут на нас имяборцы, не принимали букв и звуков, при помощи которых пишется и произносится Имя Божие, за Бога, но считаем их лишь условной оболочкой Самого Имени Божия. Богом же мы считаем тожественную силу, названную буквами или звуками.

Но вместе с тем мы почитаем всякое Имя Божие, изображённое на чём-либо буквами, и относимся к Нему с благоговением, а также и лобызаем Его, чем и выражаем наше благоговение и другие чувства почитания к Самой Божественной силе, обозначенной Именами, т. е. к Богу.

Поэтому-то нас так возмущали кощунственные поступки имяборцев, которые писали Имя Господа на седалищах, на земле и др. непотребных для сего предметах и многими иными способами издевались над Ним.

Или (что в сущности то же самое), что Бог нераздельно присущ Своему Имени.

Возражение:

О том, что Бог присутствует в Своём Имени, см.: «Отв. на грамоты патриархов». § 3, стр. 6 ⁸⁴⁹.

Значит, в конце концов, ставить Бога в какую-то зависимость от человека, даже более: признавать прямо Его находящимся как бы в распоряжении человека. Стоит только человеку (хотя бы и без веры, хотя бы бессознательно) произнести Имя Божие, и Бог как бы вынужден быть Своею благодатью с этим человеком и творить свойственное Ему. Но это уже богохульство. Это есть магическое суеверие, которое давно осуждено Св. Церковью.

Возражение:

Не о. Булатович ставит в подобную зависимость Бога от человека, но синодская грамота старается навязать кощунственные и богохульные мысли нам с целью всячески унизить нас (и единственно этим способом доставить торжество фальшивой победы могущественному и влиятельному имяборцу Антонию Волынскому, архиепископу Никону и их сторонникам).

Бог сказал: «призови Мя в день скорби» (Пс. 49:15). «Воззовет ко Мне и услышу его» (Пс. 90:15). А также: «Не приемли Имени Господа Бога твоего всуе» (Исх. 20:7).

Очевидно, большая разница призывать и произносить Имя Божие: призывают ищущие помощи, а произносят празднословцы и проч., и только первые получают пользу, вторые же осуждаются, как кощунствующие и богохульники, и даже за это побиваются камнями.

В ложности сделанного в грамоте вывода и в истинности наших слов Св. Синод может убедиться из того, что таинство совершается, если даже совершитель его весьма недостойный и маловерующий, но только не еретик. Особенно же это очевидно из Св. Писания и учения св. Отцов о приобщении Св. Таин: недостойные приобщаются в суд, осуждение и проч., как, например, Иуда Искариот, вслед за приобщением принявший сатану, а достойные – в очищение и попаление грехов, жизнь вечную и проч., а также из учения о крестном знамении, что с благоговением творящие его освящают свои члены, прогоняют, страшат бесов и проч., а недостойные радуют бесов, т. е. осуждаются, и это как бы общее правило. Но есть много случаев, доказывающих, что и неверные получали от знамения креста пользу.

1. Еврей, ночевавший в поле, ложась спать – перекрестился, и пришедшие ночью бесы не могли ему причинить зла, в чём еврей убедился из разговора между бесами о нём, которые называли его сосудом пустым (как некрещёного), но запечатанным (как ограждённого крестным знамением).

2. Юлиан-отступник, однажды, опускаясь в пещеру, несколько раз видел бесов, но всякий раз прогонял их крестным знамением, которое ненавидел и считал суеверием.

И множество других свидетельств о сем представляет нам церковная история. Утверждать же, что примеры крестного знамения не подходят к Имени, значит дерзко противиться святоотеческому учению о действиях благодати Божией, желая во что бы то ни стало навязать бездоказательно выводы своего разума.

Если буквам Имени Господня не присуща благодать, то зачем мы прикладываемся к словам Евангелия, а не только к изображению на них евангелистов и проч.? Зачем воздаём ему почитание, наказываем издевающихся над ним и проч.?

Значит, не Бог находится, вопреки недобросовестному сообщению в грамоте, в зависимости от человека, произносящего Имя Его, но благодать Божия, пребывающая во Имени Его, производит разные действия в отношении к произносящему Его (Имя): или помогает ему, если достойно просит, или не помогает, даже наказывает, если зле просит. Если этого не признать, тогда нужно отвергнуть и третью заповедь закона Синайского и все случаи наказания за нарушение его.

Кроме того, Синод не обратил внимания на тот случай, что бесовская сила, присущая всякому неверующему, возбраняет ему произнести Имя Божие или сделать крестное знамение иначе, как с преступной цепью, почему так произносящие Имя Божие почти всегда наказываются благодатью Божьей, присущей Имени или знамению, над которыми они дерзнули поглумиться.

Таким образом, слова Синода: «магическое суеверие», богохульство и др., направленные против нас, обращаются в такие: Св. Синод легкомысленно доверился словам злонамеренных докладчиков, решившихся для защиты своего самолюбия или для каких-то иных тайных преступных цепей пожертвовать чистотой св. нашей веры, – почему ныне вносит в учение Св. Церкви еретические мнения, противные Св. Писанию и Преданию.

Конечно, и о. Иларион и все его единомышленники с ужасом отвернутся от такого хуления, но если они его не хотят, то должны усомниться в своём «догмате», который необходимо приводит к такому концу.

Возражение:

Нам нечего отворачиваться от того, чему мы никогда не учили. Но Св. Синод должен показать, что для него чистота веры православной выше личных симпатий и что погрешающий против веры есть враг Божий, хотя бы он был даже архиепископом, а также должен убедиться в действительной вражде против Имени Божия сих докладчиков и, вообще, всех тех оснований, на которых Синод зиждет свои против Имени Божия и нас обвинения.

Не менее опасными выводами грозит новое учение и для самого подвижничества, для самого «умного делания». Если благодать Божия присуща уже самим звукам и буквам Божия Имени, если само Имя, нами произносимое, или идея, нами держимая в уме, есть Бог, тогда на первое место в умном делании выдвигается уже не призвание Господа, не возношение к Нему нашего сердца и ума (зачем призывать Того, Кого я почти насильно держу уже в своём сердце или уме?), а скорее самое повторение слов молитвы, механическое вращение её в уме или на языке. Иной же неопытный подвижник и совсем позабудет, что эта молитва есть обращение к Кому-то, и будет довольствоваться одной механикой повторения, и будет ждать от такого мёртвого повторения тех плодов, какие даёт только истинная молитва Иисусова; не получая же их, или впадёт в уныние, или начнёт их искусственно воспроизводить в себе и принимать это самодельное разгорячение за действие благодати, другими словами, впадёт в прелесть. Едва ли о. Иларион пожелает кому-либо такой участи.

Возражение:

Это объяснение докладчиков об умном делании показывает, что одно теоретическое знакомство со святоотеческим учением об умном делании, да ещё по современным источникам, приводит к неверным и противоположным истине выводам. Сами докладчики не станут утверждать, что они опытно знакомы с этим подвигом, что они получили дар сердечной молитвы и что опытно понимают значение слов св. Григория Синаита: «молитва есть Бог, действуяй вся во всех»⁸⁵⁰.

Современные делатели умносердечной молитвы единогласно утверждают, что уяснение сего вопроса в том смысле, как учит о. Иоанн Кронштадтский, т. е., что Имя Божие есть Бог, принесло им великую пользу, как для личного преуспеяния, так, особенно, при научении сему искусству своих чад и проч., вопрошающих, и сделало их более усердными и внимательными к сему деланию, к своим помыслам и словам и проч., и, наоборот, имяборцы почти совсем оставили занятие умной молитвой, так как чувствуют почти постоянно некое тайное нерасположение к Имени Господа «Иисус» и произносят Его с недоброжелательством, как враждебное себе. Какое же может быть занятие молитвой Иисусовой при таком условии? Имяборцы заменили его неким католическим «богомыслием, заключаемым молитвою», о котором пишет еп. Феофан в 985 письме.

Они свою ненависть к Имени Господа, следовательно, и к Самому Господу, выразили, между прочим, в том, что стали презрительно называть нас «Иисусианами», этим же они обнаружили ещё большую ненависть и к нам из-за нашего почитания Имени Господа Иисуса.

Таким образом, исполнились слова Господа Иисуса: «Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде»... «Но сия вся творят вам за Имя Мое» (Ин. 15:18–21).

Последователи о. Илариона, писавшие «Апологию» и воззвания с Афона, считают себя продолжателями св. Григория Паламы, а противников своих варлаамитами. Но это явное недоразумение: сходство между учением св. Григория и этим новым учением только внешнее и притом кажущееся. Именно св. Григорий учил прилагать название «Божество» не только к существу Божию, но и к Его «энергии», или энергиям, т. е. Божественным свойствам: премудрости, благости, всеведению, всемогуществу и проч., которыми Бог открывает Себя вовне, и, таким образом, учил употреблять слово «Божество» несколько в более широком смысл, чем обыкновенно. В этом многоразличном употреблении слова и состоит всё сходство учения св. Григория с новым учением, по существу же между ними различие полное.

Возражение:

Не недоразумение, но совершенно определённо нынешние имяборцы являются продолжателями ереси Варлаама и Акиндина, а мы их противники и отстаиваем отвергаемое Св. Синодом и патриархом (греческим) учение об Имени Божием и действиях Его, – что защищал в своё время св. Григорий Палама. Конечно, докладчики утверждают, будто «это сходство только внешнее и притом кажущееся». Но кто согласится учение святого, утверждённое пятью соборами, публично назвать еретическим, а себя противником его? Не рискует ли он быть названным, вследствие этого, еретиком и потерять к себе всякое доверие со стороны православного общества? – Конечно – да. Поэтому докладчику ничего не оставалось сделать, как прибегнуть к той мере, к которой всегда прибегают все нечестивые люди. Это он и сделал, объявив, будто мы являемся только кажущимися сторонниками св. Григория, на деле же мы его будто противники и сторонники еретика Варлаама.

Так поступает почти всякий, уличённый в проступке, и все преступники, и если они могущественны, то действуют насилием против обнаруживающих их преступления. Эта мера говорит уже о безысходном положении, в котором очутились наши духовные противники, силясь опровергнуть святоотеческое учение и оправдать свои ошибки.

Прежде всего святитель нигде не называет энергии «Богом», а учит называть их «Божеством» (не Феос, а Феотис). Различие же между этими названиями легко видеть из такого примера. Говорится: «Христос на Фаворе явил Своё Божество», но никто не скажет: «Христос на Фаворе явил Своего Бога»: это была бы или бессмыслица, или хула. Слово «Бог» указывает на личность, «Божество же – на свойство, качество, на природу. Таким образом, если и признать Имя Божие Его энергией, то и тогда можно назвать его только Божеством, а не Богом, тем более не «Богом Самим», как делают новые учители».

Возражение:

Мы действительно называли действия Божии Богом, и название это мы взяли из двух источников. Во-первых, в «Житии св. Григория Синаита, переведённом с греческого Н. Соколовым⁸⁵¹, на стр. 187 в 5-й анафеме на Варлаама сказано: «Анафема тем, кто думает, что одному только Существу Божию свойственно Имя Бог, а не энергии», т. е. энергия Божия (или действия) названа Богом. Во-вторых, в книге К. Никольского «Анафематствование»⁸⁵² на стр. 149 читаем: «Тем, которые мудрствуют и говорят, что Имя «Бог» выражает только существо Божественное, и не исповедует по боговдохновенному церковному мудрованию Святых, что Именем «Бог» обозначаются равным образом и Божественные действия, – анафема»; и на стр. 146: «Слово »Бог« употребляется богословами для обозначения как существа, так и действия Божия». Таким образом, и здесь энергия Божия названа Богом, и в приведённой редакции анафемой пользовались в неделю Православия, как сказано там же⁸⁵³.

Также и св. Симеон Новый Богослов говорит:

«Если хочещь познать свойственное Божескому естеству, т. е., что как Бог, так и всё окрест Бога, и всё из Бога и всё в Боге, – есть единый Свет, поклоняемый во единой сущности, и познаваемый во всех свойствах Своих и дарах (милостях), то послушай, если хочешь, об этом я тебе скажу»⁸⁵⁴.

Этими словами св. Симеон называет Светом, т. е. Богом, именно всё существо Его, все действия и свойства Его, т. е. всё, что мы знаем о Боге из Св. Писания.

То же подтверждает и св. Тихон Задонский: «Бог есть Дух, и что ни есть в Боге – духовно есть, и есть Сам Бог»⁸⁵⁵. А действия Божии – неужели они где-либо вне Бога и чем-либо отделены от Него? Поэтому и мы, пользуясь этими книгами, называли энергию Божию – Богом. Но докладчик говорит, что св. Григорий Палама называет энергию не Богом, но Божеством, что «указывает на свойство, качество, на природу».

Что же такое Божество?

В стихире на Пятидесятницу поем: «Приидите, Триипостасному Божеству поклонимся», а также говорим: «Божество Господа Иисуса».

В этих примерах Имя "Божество« обозначает полноту Божества: Его сущность, действия и свойства. В таком же смысле действия здесь названы Божеством.

В вышеуказанной книге «Житие св. Григория Синаита» на стр. 105–106 даётся такое понятие о действиях Божиих, что они, хотя и не суть самое существо Божие, но и не мыслимый образ: это есть неразлучно присносущное Божественному существу проявление и осуществление, иначе: это есть естественное свойство и энергия. «Свет на Фаворе» не существо, а энергия Божественная, благодать и слава, уделяемая от существа Божия святым. Притом энергия Божественная нераздельна от существа Божия как неразделен Сын от Отца или Дух Святой, или как не отделим луч от солнца и теплота от огня; значит, в таком учении нет мысли о двубожии, справедливо заключили (читай: несправедливо) Акиндин и Варлаам, а также, добавим, нет мысли о пантеизме (всебожии), как утверждают наставники из Халки и докладчики Св. Синода. В грамоте Синода сказано: «Слово «Бог» указывает на Личность, а «Божество» же на свойство, качество, на природу». На этом почему-то и заканчивается определение сих понятий. Но определение это не вполне точно; св. Иоанн Дамаскин говорит: «Имени Божества о Ипостаси рещи не можем... Зане Божество являет естество... Имя же Бог общее естество знаменует и о коейждо Ипостаси равно именуется. Бог убо есть. Иже Божие естество имать»⁸⁵⁶.

Таким образом, нельзя поставить в вину тем, кто Именем Бог обозначает не только Лица Св. Троицы, но и естественные Его свойства, так как это не противоречит святоотеческому учению. Поэтому мы, относительно примера докладчиков: «Христос на Фаворе явил Своё Божество», но никто не скажет: «Христос на Фаворе явил Своего Бога», скажем, что в таком виде последний пример действительно бессмыслица, но должно сказать так: «Христос на Фаворе явил Себя Богом», не только по естеству как Сын Божий, вторая Ипостась, но и по действиям; глас Бога Отца, Свет присносущный, слава и проч. – всё это действия Божии и по учению св. Симеона суть Свет, т. е. Бог.

Таким образом. Имя Божие, как энергия Его, одинаково может быть названо и Божеством, и Богом; и последнее на том основании, что как действие Божие нераздельно соединено с существом Божиим, о чём см. выше; а Имя «Бог» и, вообще, естество знаменует.

Кроме того, мы ещё добавим, что если Господь о людях сказал: «Бози есте сынове Вьппняго вси» (Пс. 81:6; Ин. 10:34), то, что же нужно сказать о действиях Его, нераздельных с Его существом? Слова Господа обращены к людям, которые чистотой своей жизни были сподоблены боговселения, т. е. того благодатного состояния, о котором сказал Спаситель: «Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет, и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем и обитель у него сотворим» (Ин. 14:23). Итак, если за одно то, что человек сотворил себя чистым храмом Бога живаго, он получил имя «бог и сын Божий», то не тем ли более Имя «Бог» прилично действиям Его, как нераздельным с существом Его, и, значит. Имени Его?

ПО ПОВОДУ ВЫРАЖЕНИЯ: ИМЯ БОЖИЕ ЕСТЬ САМ БОГ скажем, что мы не от себя его выдумали, как и вообще в этом вопросе ничего от себя не прибавили к святоотеческому и современных праведников учению. Мы целиком взяли его из сочинения приснопамятного о. Иоанна Кронштадтского⁸⁵⁷. И, конечно, вполне приняли его, как истинное учение Св. Церкви, потому что видим, что о. Иоанн – истинный сын Церкви, сотворивший себя храмом Божиим и жилищем Духа Святого, Который и возвещал людям его устами Свою волю и учение. Всё изложенное об о. Иоанне подтверждено многочисленными чудесами его, совершенными им при жизни и по его преставлении. И его учение является противоположным учению нынешних богословов, по духу близких к Фаррару, Толстому и др., к которым за это мы не питаем такой бесконтрольной веры, но наоборот, исследуем всякое их слово, боясь, как бы под православным именем не таился злейший еретик. И нынешние события показали, что наша осторожность была вполне своевременной: дракон хулы на Имя Божие отогрет и вскормлен был теми, кто (ранее, до Афонского имяборчества) громче всех кричал о славе Имени Божия, и где, казалось бы, об опасности для Православия и речи быть не могло...

Потом, святитель нигде не учит смешивать энергий Божиих с тем, что эти энергии производят в тварном мире, действия с плодами этого действия. Например, апостолы видели на Фаворе славу Божию и слышали глас Божий. О них можно сказать, что они слышали и созерцали Божество. Сошедши с горы, апостолы запомнили бывшее с ними и рассказывали другим, передавали все слова, слышанные ими. Можно ли сказать, что они передавали другим Божество? Был ли их рассказ энергией Божией? Конечно, нет: он был только плодом Божией энергии, плодом её действия в тварном мире. Между тем новые учители явно смешивают энергию Божию с её плодами, когда называют Божеством и даже Самим Богом и Имена Божии, и всякое слово Божие, и даже церковные молитвословия, т. е. не только слово, сказанное Богом, но и все наши слова о Боге, «слова, коими мы именуем Бога», как пишется в возражениях на «Акт об исповедании веры» Пантелеимоновского монастыря (в скобках, среди слов св. Симеона Нового Богослова).

Возражение:

Вся беда в вопросе об Имени Божием состоит в том, что нынешние власть имущие богословы Греческой и Российской Церкви, весьма рационалистически настроенные, взялись за вопрос догматический, не постигаемый разумом человеческим, и только посредством законов, которым, так сказать, подчинено имя человеческое, решили определить Имя Божие, т. е. нынешние имяборцы-богословы, в своей безумной гордости против Бога, отказались признать Имя Божие чем-либо выше, превосходящим всякое имя человеческое.

Но пусть нам скажут: есть ли догматы, постигаемые разумом и подчиняемые законам человеческой мысли? С другой стороны, кто более заслуживает доверия в познании и изъяснении учения Православной Церкви: они ли, современные богословы, или святые? Мы думаем, что ответ на наш вопрос очевиден для всех; поэтому мы и обратимся к блаж. Феофилакту, который выясняет, насколько вопрос об Имени Божием подчинён человеческому пониманию. Сей святой так говорит, объясняя 5-й ст. 1-й гл. к Римл., – чтобы все язы́цы веровали, слыша о Имени Христа, а не о сущности Его; ибо чудеса творило Имя Христово, и Оно Само требует веры, потому что и Его нельзя постигнуть разумом. То же говорит св. Иоанн Златоуст и многие другие св. Отцы⁸⁵⁸. Как видите, святой свидетельствует, что Имени Господа нельзя постигнуть разумом в такой же мере, как и сущности Божией, и поэтому Имя само требует веры. Разве нужна была бы вера в Него, если бы Оно было постижимо, если бы Оно было всегда лишь «только имя... название предмета», как ныне кощунственно гласит синодская грамота?

После такого свидетельства святых Отцов можно ли в этом вопросе доверять грамотам патриарха и Св. Синода во всех тех случаях, где они говорят от себя, а не предлагают исключительно только святоотеческое учение. Конечно нет, и тот поистине достоин всякого сожаления, кто сочтёт их непогрешимыми. Посмотрим же, как дальше мудрствует об Имени Божием грамота.

Совершенно верно, что св. Григорий Палама нигде не учит смешивать действий Божиих с их плодами; но этого также не делаем и мы; поэтому пример Апостолов, сошедших после Преображения Господня на Фаворе, остаётся втуне. Но мы, на основании учения св. Отцов, понимаем, что Имя Божие есть действие Божие. Кроме вышеприведённого свидетельства блаженного Феофилакта Болгарского, которым подтверждается эта мысль: «ибо чудеса творило Само Имя Христово», мы укажем также на слова св. Отцов⁸⁵⁹.

Сообщение синодской грамоты, будто бы мы считаем Богом церковные молитвословия, т. е. не только слова, сказанные Богом, но и все наши слова о Боге, «слова, коими мы именуем Бога», и проч., лишено всякой истинности, никогда мы этого не признавали и теперь не признаём. Никогда мы не смешивали наших слов со словом Божиим. Слова о. Антония: «Имена, коими мы именуем Бога», докладчик злонамеренно неправильно истолковал и этим ввёл в обман весь Св. Синод, а теперь желает обмануть тем же весь мир. И что другое могут значить они, как не «Имена Божии», т. е. Слова Божии суть Имена Божии. – Это единственное значение, которое придал им о. Антоний. Если же мы и привели слова св. Григория Синаита: «Молитва есть Бог, действуяй вся во всех»⁸⁶⁰, то Св. Синод сам должен знать, без нашего подсказа, что это было сказано святым по поводу Иисусовой молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий...»

Но ведь это уже обоготворение твари, пантеизм, считающий всё существующее за Бога. Справедливо на эту именно опасность указано в отзыве богословов Халкинской греческой школы.

Возражение:

В такой же мере, как и относительно молитвы, права грамота, обвиняя нас, будто мы свернули в пантеизм (всебожие), считая всё существующее за Бога.

По поводу сего заявления см. «ответ Халки», § 23, стр. 22–23 ⁸⁶¹.

Вот наш ответ, насколько справедливо греческие богословы усмотрели в этом святоотеческом учении пантеизм и насколько верно поняли докладчики Св.Синода.

В этом смешении твари и Божества скорее можно усмотреть сходство не со св. Паламой, а именно с Варлаамом и его последователями, которых св. отец обличал, между прочим, и за допущение как бы двух родов Божества: созданного и не созданного⁸⁶².

Возражение:

В § 15 мы уже сказали своё слово, почему нас называют варлаамитами и наоборот; здесь же мы добавим следующее: мы не варлаамиты, но православные. Во всяком же случае те, кто учит о Боге, что Он не Бог, но тварь, те отступники. А так как Имя Божие – Бог, то отнимающие от Него эту честь также отступники, имяборцы.

Имяборчество есть начало великого отступления православных от веры; при этом отступление, по словам нынешних подвижников, начнут епископы. Эти пророческие слова мы часто слышали, но не рассчитывали дожить до их исполнения... И вот 9 июня отступник Мисаил пред многочисленным братством, в присутствии светских властей, трижды повторил своё отречение: «Иисус не Бог». Братия обозвала тогда его только еретиком, но и светская власть, и епископ Никон молчаливо одобрили его отступничество и ласковым обращением с ним и особенным вниманием к нему подтвердили своё полное единомыслие с ним, что ««Иисус» не Бог». И вспоминается пророчество св. Ипполита, епископа Римского: «Пастыри будут, как волки. Священники будут любить ложь, монахи будут иметь пристрастие к мирскому»⁸⁶³.

А распространяемые Мисаилом воззвания с раскольничьим символом веры: «Во единого Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век, света от света. Бога истинна»... Разве имяборцы не подпали за это прибавление анафеме на основании 1-го правила Константинопольского и 7-го правила Ефесского Вселенского Собора? А дальнейшее увещание его: «В этих словах символа веры заключается всё, что нам надо знать о втором Лице Св. Троицы, Господе нашем Иисусе Христе. Всякое другое учение о Нём, сверх этого, совершенно излишне». – Что оно значит? И епископ (Никон) одобрительно покрывает послушного себе архимандрита!?

К сему свидетельству об отступлении мы прибавим ещё следующее. Св. Синод в грамоте ссылается на слова епископа Порфирия Успенского. Но дело в том, что этого епископа поистине можно назвать русским Варлаамом, за его отрицание чудес в Православии и церковного предания, например, о посещении Божией Матери, и крайне враждебное отношение ко всему монашеству. Если кощунственные писания сего епископа берутся за основание при решении догматических вопросов, то не удивительно, что весь вопрос об Имени Божием принял в Св. Синоде направление, всецело напоминающее собой писания сего безбожного пастыря, которого Св. Синод в своё время осудил и изгнал из Палестины за вредное и развращающее направление его жизни, деятельности и писания.

Нелишне будет добавить, что Св. Синод, за неимением святоотеческих свидетельств против Имени Божия, воспользовался богохульными писаниями иноков Хрисанфа и Динасия. О первом не станем говорить... Второго же приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский в пророческом духе заклеймил названием «жидовствующего инока».

Вот какие авторитеты Св. Синодом призваны были, чтобы осудить Имя Божие. О них-то и пророчествует св. Ипполит Римский: «Проникнутые ложной мыслью и не читающие со вниманием Св. Писания, а думающие только о неправом, они будут искать Имени, и в то же время не будут иметь возможности найти его. »Ибо надлежит этому быть прежде», и только при таких обстоятельствах явится сын погибели – т. е. диавол""⁸⁶⁴.

И подвижники последнего времени пророчествовали об отступлении наших дней. Так, в журнале «Душеполезное Чтение» за прошлый (т. е. за 1912 год), напечатано вышеприведённое воспоминание Елены Ивановны Мотовиловой пророчества преп. Серафима Саровского Чудотворца.

В защиту своего мудрования «Апология» и другие единомысленные ей писания приводят немало мест из Слова Божия и творений св. Отцов. Но недаром о. Иларион признавался духовнику, что положение его нового догмата «не встречается нигде»: приводимые места не доказывают мысли приверженцев этого догмата, как это подробно указывается в прилагаемых при сем докладах. Выражения «Имя Твоё», «Имя Господне» и подобные на языке священных писателей (а за ними и отцов Церкви, и в церковных песнопениях и молитвах) суть просто описательные выражения, подобные: «Слава Господня», «очи», «уши», «руце Господни», или о человеке: «душа моя». Было бы крайне ошибочно понимать все такие выражения буквально и приписывать Господу очи или уши или считать душу отдельно от человека. Также мало оснований и в первых выражениях видеть следы какого-то особого учения об Именах Божиих, обожествления Имён Божиих: они значат просто: «Ты» или «Господь». Весьма многие места Св. Писания, кроме того, перетолковываются приверженцами нового догмата совершенно произвольно, так что справедливо было бы им напомнить анафематствование на «пытающихся перетолковывать и превращать ясно сказанное благодатью Святого Духа»⁸⁶⁵, каковое анафематствование они сами приводят в воззвании Союза Архангела Михаила (пункт 6). В прилагаемых докладах указаны примеры таких перетолкований, здесь же достаточно одного. В возражениях на «Акт о исповедании пантелеимоновцев» приводятся слова Симеона Нового Богослова: «Слова человеческие текучи и пусты, слово же Божие – «живо и действенно». Где же здесь речь об Имени Божием, спросит кто-либо. Здесь речь или о творческом слове Божием (например, «да будет свет, и бысть свет» и тому под.), или же о предвечном рождении Сына Божия – Бога Слова. Составитель же «возражения» просто после «слово Божие» подставил от себя в скобках: «т. е. Слова, коими именуем Бога», и получил, чего хотел, забывая, что слов, исходящих из уст человеческих, хотя бы и о Боге, нельзя приравнивать к словам, исходящим из уст Божиих.

Возражение:

Действительно, в то время, когда о. Иларион писал письмо духовнику, у него не было никаких точных свидетельств об Имени Божием. Ещё в марте текущего года не были известны нам многие свидетельства из уст св. Отцов о сем, какие Господь помог отыскать нам за последнее время. Благодаря этим свидетельствам, учение об Имени Божием весьма выяснено, и многие стороны его, бывшие до сих пор в области догадок, ныне получили полное и всестороннее освещение при помощи святоотеческого учения. Этим они нас совершенно укрепили в истине, равно как и полное отсутствие этих свидетельств против сей истины является доказательством того же от противного.

Для всех, у кого духовные очи не ослеплены каким-либо пристрастием, ясна несостоятельность наших противников в борьбе с истиной. Несостоятельность эта во всём проявляется: в грамотах, в докладах, в воззваниях, во всём прочем. Например, статья «Великое искушение» привела всех нас в ужас, благодаря сообщению тех мерзостей, которые изложены в ней для уничижения Имени Божия. Эта статья воистину есть духовная порнография, придуманная для растления верующих душ «Она родная сестра» ответа из «Русского Инока», где говорится о свальном грехе. И что ещё, недоставало здесь национального вопроса, – и его сюда ввели с модно-еврейской окраской, а также ложно приписывая религиозные споры племенной, между малороссами и великороссами-иноками, неприязни. А те свидетельства святых, которые никак нельзя перетолковать против Имени Божия, обвиняли в опечатках, неточных и неправильных переводах и во многом другом.

Чтобы раз навсегда покончить с часто встречающимися в Св. Писании упоминаниями о Имени Божием, придумали простое, по-видимому, объяснение: «Имя Твоё», «Имя Господне» и подобные выражения на языке священных писателей означают просто «Ты», «Господь» и проч. – Не спорим, что иногда эти объяснения бывают и применимы, но далеко не всегда, например, пророк Иеремия говорит: «Нет подобного Тебе, Господи. Ты велик и Имя твоё велико могуществом» (Иер. 10:6).

По толкованию докладчиков эти слова должны пониматься так: «и Ты велик»... т. е. Первый велик Господь, а кто же другой велик?.. Несомненно, здесь нельзя сделать предлагаемой подставки. И подобные места часто встречаются в Св. Писании.

С особой силой приверженцы нового догмата ссыпаются на почившего о. Иоанна Кронштадтского в доказательство своего учения. Но удивительно, сочинения почившего распространены широко, читали их, можно сказать, все, почему же до сих пор никто не заметил в этих сочинениях такого учения, кроме о. Илариона и его последователей? Уже это одно заставляет усомниться в правильности ссылок на о. Иоанна. Вчитавшись же в слова о. Иоанна, всякий может убедиться, что о. Иоанн говорит только о том, свойственном нашему сознанию явлении, что мы при молитве, при произношении Имени Божия в сердце, в частности, при молитве Иисусовой, не отделяем в своём сознании Его Самого от произносимого Имени. Имя и Сам Бог в молитве для нас тождественны. О. Иоанн советует и не отделять их, не стараться при молитве представлять Бога отдельно от Имени и вне Его. И этот совет для молитвенника вполне необходим и понятен: если мы, так сказать, заключим Бога в Его Имя, нами устно или только мысленно в сердце произносимое, мы освободимся от опасности придавать Богу, при обращении к Нему, какой-нибудь чувственный образ, от чего предостерегают все законоположители невидимой брани. Имя Божие во время молитвы для нас и должно как бы сливаться, отождествляться с Богом до нераздельности. Недаром и о. Иларион сначала говорил, что Имя Божие для молящегося не прямо «Бог», а только «как бы Бог». Но это только в молитве, в нашем сердце, и зависит это только от узости нашего сознания, от нашей ограниченности, а совсем не от того, чтобы и вне сознания Имя Божие было тождественно с Богом, было Божеством (стр. 282).

Возражение:

Мы не знаем, чем назвать подобное заявление докладчиков, недобросовестно вводящих православный народ в явный обман, без всякого стеснения клевеща на нас. На что рассчитан подобный приём? На крайнее ли невежество публики, или, быть может, на безграничную смелость докладчиков отрицать бесспорные факты? Или на способность их софистически доказывать небылицы? Или ещё на что-нибудь? Не знаем, на что именно, но факт налицо. Какую святоотеческую истину мы всё время старались отстоять от посягательства на неё имяборцев? Вот какую: «Имя Божие есть Бог». И действительно, яснее всего говорит об этом о. Иоанн Кронштадтский, так что мы даже усвоили было его редакцию этого учения: «Имя Божие есть Сам Бог», как часто повторяет он:

«Он (Бог), – говорит о. Иоанн Кроншт., – весь в принадлежащих Ему Именах: Отец, Сын и Св. Дух, или – Троица, или Господь, Господи Боже, Господь Саваоф, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Душе Святый, Царю Небесный, Утешителю, Душе Истины и прочих Именах Своих»⁸⁶⁶. Там же, стр. 247: «Когда запрещаешь диаволу Именем Господа нашего Иисуса Христа, то это Самое имя, сладчайшее для нас и грозное, и горькое для бесов. Само творит силы, как меч обоюдоострый. Где употребляется с верою Имя Божие, там оно созидаёт силы: Ибо самое Имя Божие есть сила». Там же на с. 249: «Слово Божие есть Сам Бог». На с. 251: «Великие Имена: Пресвятая Троица, или Отец, Сын и Дух Святый, или Отец, Слово и Святый Дух, призванные с живой сердечной верою и благоговением, или воображённые в душе, суть Сам Бог». На с. 422: «Господь весь бывает в одном Имени Троица, или в Имени Господь, в Имени Иисус Христос».

Того же издания, том 5-й, стр. 309: «Имя Божие есть Сам. Бог». Там же, стр. 128: «Смотрю на Имя Отца и Сына и Святого Духа, как на самое существо Пресвятой Троицы».

Неужели докладчик и после этого скажет: «Никто не заметил такого учения»?

Таким образом, приведённое учение об Имени Божием о. Иоанна совершенно уничтожает последующие рассуждения докладчиков, рассчитанные на то, будто сих слов о. Иоанна не существует.

Поэтому о. Иоанн, хотя подобно другим церковным писателям и упоминает об особой силе, чудодейственности Имени Божия, однако ясно даёт понять, что эта сила не в самом Имени, как таковом, а в призывании Господа, Который, или благодать Которого, и действует. Например, мы читаем в сочинении: «Моя жизнь во Христе»⁸⁶⁷: «Вездесущий, Всемогущий, творческий Дух Господа нашего Иисуса Христа, и везде Он может даже несущая нарицати яко сущая («Аз с вами есмь...» Мф. 28:20). А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест или Имя Христово действуют сами по себе, эти же крест и Имя Христово не производят чуда, когда я не увижу сердечными очами или верою Христа Господа и не поверю от сердца во все то, что Он совершил нашего ради спасения». Эти слова совсем не мирятся с новым догматом о. Илариона и о. Антония Булатовича, будто «Имя «Иисус» всесильно творить чудеса вследствие присутствия в нём Божества»⁸⁶⁸, а, напротив, подтверждают то, что говорили и писали против такого учения о. Хрисанф и др., т. е. что Имя Божие чудодействует лишь под условием веры, другими словами, когда человек, произнося его, не от произношения ждёт чуда, а призывает Господа, Которого Имя означает, и Господь по вере этого человека творит чудо. Это же непременное условие чуда указывает в Евангелии и Господь («Если будете иметь веру и не усомнитесь»... Мф. 21:21; 17:20 и др.). Тем же объясняет исцеление хромого и ап. Пётр в Деян. 3:16: «ради веры во Имя Его, Имя Его укрепило сего... и вера, которая от Него, даровала ему исцеление» (стр. 283).

Возражение:

Читая синодскую грамоту, иногда отказываешься верить, что её писали пастыри Церкви для восстановления истины и для назидания душ пасомых. Например, против нас приводится слово о. Иоанна: «А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест или Имя Христово действуют сами по себе, эти же крест и Имя Христово не производят чуда, когда я не увижу сердечными очами или верою Христа Господа и не поверю от сердца во все то, что Он совершил нашего ради спасения». И после них замечание: «Эти слова совсем не мирятся с новым догматом, будто «Имя Иисус» всесильно творить чудеса вследствие присутствия в нём Божества». – Где именно мы утверждаем, будто Имя Божие Само по Себе, как бы в некоей отдельной от Господа области, вернее – буквы и звуки Имени Божия творят чудеса и проч.? Не говорим ли мы: «творит чудеса вследствие присутствия в нём Божества?..

Ведь кто творит чудо: человек или Бог, обитавший в нём, по молитве человека? Не то ли самое и здесь?

Далее: где мы сказали, что без веры, без дел и без прочих необходимых для сего условий, о которых учит Св. Церковь, одно простое призывание Имени Божия может творить чудеса? – Нигде. Верно, докладчикам нужно было во что бы то ни стало осудить святоотеческое учение об Имени Божием, и для этого они сочли пригодными все средства. Да иначе и быть не может: ведь Имя Божие »само требует веры, потому что и Его нельзя постигнуть разумом"⁸⁶⁹, а кто стал рабом своего разума, тот боится отрешиться от него в пользу истинной веры, каковой постоянно требуют святоотеческие писания и без которой всё христианство – один лишь звук пустой, как это мы видим в лютеранстве и проч. – Для чего же всё это вы делаете, вводя общество православных относительно нас в заблуждение? Как назвать то, что вы, не найдя против нас обвинения у св. Отцов, пошли искать его в чернокнижии, в талмуде и др. противных Св. Церкви учениях? Но мы не боимся ваших лжесвидетелей, так как за нас слово Божие, о котором святые Симеон и Макарий сказали, что оно есть Бог. Всё же тяжко, весьма тяжко слышать и видеть всё это в пастырях Церкви, которым вверены наши души для руководства к вечному спасению.

Неправда нового догмата изобличается, наконец, и теми выводами, какие делают из него его приверженцы, в частности, О. Булатович в своей «Апологии». По нему выходит, что и иконы, и крестное знамение, и самые таинства церковные действительны только потому, что на них или при совершении их изображается или произносится Имя Божие.

Возражение:

Мы никогда не утверждали, что иконы и крестное знамение действенны только потому, что на них изображается Имя Божие; но мы считаем, что начертание на иконе или на кресте Имени Божия есть лишь одно из условий действительности иконы или креста. Но что начертание Имени на иконе или на кресте освящает икону или крест, вследствие чего они и бывают действительны, то об этом свидетельствует о. Иоанн Кронштадтский: «Всегда Она (Божия Матерь) Свята и Пресвята вечно непоколебимо, неизменно, и Она на всяком месте есть всякой иконе Своей присуща и одним начертанием Её лика и Имени, и лика Спасова и Имени Его уже освящает естество Самим ликом Своим и начертанием имён»⁸⁷⁰.

Об этом же есть свидетельство и в греческой Кормчей (как нас уверили афонские иноки-греки), где имеется правило, запрещающее освящать иконы с написанным на ней именем, так как имя это освящает икону. «Освящением иконы почитается, согласно греческой Кормчей, надписание на ней имени Господа или Святого, лик которого изображён. Также и на Кресте необходимо требуется греческой Кормчей надпись Имени Господня. В греческих требниках даже не существует чина освящения Икон, освящение Иконы есть надписание на ней имени».

Также и св. Димитрий Ростовский говорит, что крест, икона и сосуды освящаются призыванием Имени Христова: что убо беззаконно творим, когда Христов образ человековидный на иконе пишем и поклоняемся ему еда ли кресту, от коея либо вещи сотворенному, кланяющеся, веществу кланятися мнимся; но и сосуды освященные, от нас почитаемые, ни одним совести нашей зазор творят: понеже известны есмы, яко та призыванием Имени Христова освящаются⁸⁷¹.

Из приведённых мест весьма убеждаемся, что действительно, иконы, крест и сосуды церковные освящаются призыванием или начертанием на них Имени Божия.

То же самое мы скажем и о таинствах.

Св. Амвросий Медиоланский о том, что в таинствах действует Имя Божие, говорит: «Говоришь ты в крещении благодать таинственная действует. В покаянии же что, не то же ли Божие Имя действует»⁸⁷².

Где же оказалась «неправда»: в «новом догмате» или в грамоте синода? Если все возражения грамоты опровергнуты словами и учением святых, то, очевидно, в ней несть «правды».

Нельзя без крайнего смущения читать XII главу «Апологии» (стр. 172–186), где о. Булатович даёт из своего нового догмата объяснение Божественной литургии. До сих пор Церковь Святая нас учила, что хлеб и вино становятся Телом и Кровью Господними потому, что Бог, по молитвам и вере (не самого, конечно, священника или кого-либо из предстоящих, а Церкви Христовой), «ниспосылает Духа Своего Святого и творит хлеб Телом, а вино Кровью Христа Своего».

Возражение:

Воистину можем сказать в ответ на синодскую грамоту: «некая новая и неудобоприятельная вложиша во ушеса наша». Кто из святых учит, что по молитвам и вере Св. Церкви совершается таинство Евхаристии в каждом в отдельности случае? – Если святые говорят, что оно совершается по вере Церкви, то здесь сказано в общем смысле, т. е. хлеб и вино становятся Телом и Кровью Господними, как Церковь верует, по произношении иереем известных слов и проч., а не в том смысле, как написано в грамоте. Если, нам думается, принять мысль грамоты, то тогда можно будет отвергнуть и законную иерархию, так как она является излишней, если таинства совершаются не самим священником, но только по вере Церкви.

И почему же тогда священник называется совершителем Таин иереем, то есть «жрецом» или жертвоприносителем («жрется Агнец Божий»)? Почему один он только тайно читает молитвы Евхаристии, а другим запрещено делать?

О. Иоанн Кронштадтский пишет: «по окончании слов: сотвори убо хлеб честное Тело Христа Твоего, а еже в чаши сей – честную Кровь Христа Твоего, преложив Духом Твоим Святым, после этих последних и благословения крестообразно рукою во мгновение хлеб и вино прелагаются в Тело и Кровь Христову, но не прежде, ибо божественное могущество ожидает содействующего Ему слова священника. Богу бо есть споспешник. Крестное при этом благословение Именем Господним означает то, что Тайна совершается Духом Святым о Имени Иисуса Христа и ради Иисуса Христа, ради Его ходатайства, благословением Бога Отца»⁸⁷³.

Из этих слов о. Иоанна мы усматриваем нечто противоположное словам грамоты: «божественное всемогущество ожидает содействующего слова священника. Богу бо есть споспешник», а не вера Церкви и проч. слова грамоты. И дальше: «Раб Божий при совершении Богослужения и Таинств должен быть твёрдо убеждён, что только он что-либо помыслит и скажет, – это и сделается. Так удобно и легко для Владыки исполнять наши прошения, творить или претворять что-либо по нашему слову. Это убеждение пусть (так) в тебе будет легко и естественно»⁸⁷⁴. Итак, о. Иоанн о вере Церкви даже не упоминает, а только о совершении Таинства Именем Божиим; Крестное при том благословение Именем Господним означает то, что «Тайна совершаема Духом Святым о имени Иисуса Христа и ради Иисуса Христа»...

И это учение о. Иоанна мы усвоили с детства и ныне не можем отказаться от него.

«Отец же Булатович в «Апологии» пишет, что таинство совершается «именно силою произнесённого Имени Божия», т. е. будто бы просто потому, что над хлебом и вином произнесены слова «Дух Святый», «имя Святого Духа» и совершено крестное знамение с именословным перстосложением (стр. 183–184). А так как над Дарами и раньше произносятся, не раз Имена Божии, то о. Булатович и мудрствует, что ещё во время проскомидии, «с момента прободения Агнца, Агнец и вино в чаще есть всесвятейшая святыня, освящённая исповеданием Имени Иисусова, есть Сам Иисус по благодати, но не по существу» (стр. 174). В таком случае, почему же Православная Церковь в своё время осудила так называемых хлебопоклонников, совершавших поклонение пред Св. Дарами до их пресуществления?

Возражение:

Кроме вышеприведённого свидетельства о. Иоанна о том, что Таинство освящается Духом Святым о Имени Иисуса Христа, мы также приведём слова Иоанна Златоуста, из которых видно, что Таинства совершаются Именем Божиим: «Имя Его свято и страшно. Его страшатся бесы, боятся болезни; этим Именем апостолы исправили всю вселенную. Его употребив вместо оружия, Давид поразил иноплеменников; Им совершено множество великих дел; Им мы совершаем священные Таинства. Таким образом, представляя, сколько чудес совершает Имя Его и сколько благодеяний, как Оно поражает противников и укрепляет своих, размышляя о делах превосходящих обыкновенный порядок вещей и превышающих человеческое разумение, он говорит: свято и страшно Имя Его. Если же Оно свято, то для прославления нужны и уста святые, и душа»⁸⁷⁵.

Что можно сказать против сих слов св. Иоанна, который пересоставил Божественную Литургию из прежде бывшей литургии ап. Иакова? Ему ли, автору литургии, нужно дать больше веры в этом вопросе, или нынешним истолкователям её, не имеющим обилия осенявшей их благодати?

О том же говорит и приснопамятный митрополит Московский Филарет в толковании на «Молитву Господню»:

«Да святится Имя Твое», вот первое прошение. Божие Имя есть вещь наисвященнейшая в мире. Им совершаются наши спасительные Таинства, им печатлеется вечность наших клятв и обещаний, Его полагаем в основу начинаний наших. Сие Божие Имя, исходя из уст рабов Божиих, владычественно потрясало и потрясает природу и низлагало их врагов видимых и невидимых. Сия непостижимая Сила есть Слово Божие; но её действие в нас зависит от нашей веры и благочестия. Посему заповедано нам хранить Имя Божие с благоговением, употреблять с бережливостью: да не приимеши Имени Господа Бога твоего всуе (Втор. 5:11). Посему, признавая себя недостойными хранителями сего небесного сокровища, мы молим Отца Небесного; Да вечно Святое в Самом Себе, Имя Его святится и в нас. Да с благодатною силою произносим Его устами; да с верностью изрекаем его делами; да свет наш просветится пред человеки, и они в нас и с нами прославят Отца нашего, Иже на небесах (Мф. 5:16)⁸⁷⁶.

Совершенно не верно докладчики толкуют, что о. Булатович понимает, будто бы просто потому, что над хлебом и вином произнесены слова – «Дух Святый», Имя Святого Духа и совершено крестное знамение с именословным перстосложением» (синодальная грамота) совершается Таинство, но именно так, как мы выше сказали, в конце § 24, приводя слова о. Иоанна Кронштадтского.

По поводу дальнейших слов о. Булатовича (Апология, стр. 174) о хлебопоклонничестве см. ответ о. Антония Св. Синоду на его грамоту.

Наконец, если бы при совершении таинств всё дело заключалось в произнесении известных слов и исполнении известных внешних действий, то ведь эти слова может проговорить и действия исполнить не только священник, но и мирянин, и даже не христианин. Неужели о. Булатович готов допустить, что и при таком совершителе таинство совершается? Зачем же тогда нам и законная иерархия? Правда, в прологах и подобных книгах встречаются рассказы о таинствах, совершавшихся и без законного совершителя, когда произносились (иногда даже в шутку и в игре) установленные слова. Но все такие рассказы свидетельствуют или о том, что Бог иногда «открывается и не вопрошавшим о Нём» (Ис. 65:1), как например, апостолу Павлу, или же о том, что церковных таинств нельзя делать предметом глумления или игры: Бог может наказать за это. Но, во всяком случае, такие рассказы не подрывают Богоустановленного церковного чина. Так от неправого начала о. Булатович неизбежно приходит и к неправым следствиям, в свою очередь обличающим неправоту начала.

Возражение:

Апостолы и св. Отцы установили точные правила, которые должны быть соблюдаемы совершителями Таин, и никогда никто из нас не дерзал мыслить что-либо противное им как в словах, так и на деле. Это доказали мы тем, что не сокращаем богослужений: не срезаем, из ненависти к Имени Господа Иисуса, верхушки просфоры при совершении проскомидии, как это делают некоторые имяборцы; не выбрасываем, по той же причине, Сладчайшего Имени Иисуса из проскомидии, из акафистов и отовсюду, где только удобно это сделать; не топтали его и не кощунствовали над Именем Господа, как это до сих пор делают имяборцы. Поэтому не к нам, но к имяборцам относятся слова грамоты о ненадобности церковной иерархии.

Слова пролога и другие так же поражают имяборцев. И не только эти слова, но и всё Слово Божие и творения св. Отцов поражает их.

Ни словом, ни даже мыслью никто из нас никогда не противоречил св. Отцов писаниям, а тем более не дерзал учить против Богоустановленного таинства священства. Но почему же докладчик так настойчиво приковывает внимание слушателей к своему абсурдному выводу, будто принятие мысли о. Иоанна Златоуста о том, что Таинства совершаются Именем Божиим, приводит к выводу о ненадобности церковной иерархии? Конечно, только потому, чтобы, во-первых, во что бы то ни стало обвинить о. Антония в какой-нибудь ереси; и, во-вторых, чтобы им самим избежать совершенно основательного обвинения в учении о ненадобности иерархии, которое неминуемо вытекает из слов грамоты: «Бог по молитвам и вере (не самого, конечно, священника...), а Церкви Христовой ниспосылает Духа Святаго и творит хлеб Телом, а вино Кровью Христа Своего»... Зачем же после этого законная иерархия?..

На основании всего вышеизложенного, Святейший Синод вполне присоединяется к решению Святейшего патриарха и Священного Синода великой Константинопольской Церкви, осудившего новое учение, «как богохульное и еретическое», и с своей стороны умоляет всех увлёкшихся этим учением оставить ошибочное мудрование и смиренно покориться голосу Матери Церкви, которая одна на земле есть «столп и утверждение истины» и вне которой нет спасения. Она, невеста Христова, больше всех знает, как любить и почитать своего Небесного Жениха; она больше всех лобызает сладчайшее Имя Иисусово и прочие Имена Божии; но она не позволяет своему почитанию простираться далее должного, не позволяет недальновидным человеческим нашим догадкам и ограниченному нашему чувству становиться выше и как бы поправлять истину, открытую Ей Христом.

Возражение:

Такие безумные увещания духовных властей, которые приводятся в грамоте, и раньше говорились еретическими царями и патриархами, каковы Сергий, Пирр, Антоний, Павел, Анастасий и др., а ныне говорит их римский папа, обращаясь к православным и стараясь совратить их в ересь. Но разве кто теперь считает, что эти патриархи были голосом Церкви? Никто, конечно. А тогда считали. С другой стороны, – разве теперь есть какое-нибудь доказательство того, что в наше время ни Синод, ни Патриарх не могут ошибиться? Наоборот: исторический случай с ростовским митрополитом Арсением Мациевичем, беззаконно осуждённым Синодом, и последовавшее за то, по пророчеству святителя, наказание всего состава Синода, а также пророчество св. Серафима, записанное Еленой Ивановной Мотовиловой, пророчества Апокалипсиса и многие другие обстоятельства ясно свидетельствуют, что голос некоторых епископов не всегда достоверен и может вещать ложь, посягать на писания святых, почему Жена, т. е. оставшиеся верными, убежит в пустыню (Откр. 12 гл.), а считавшие себя первенцами Христа впадут в новоязычество, как евангельская юродивая дева, услышат глас жениха: не вем вас (Мф. 25:12), а также: се оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23:38), потому что то лобзание Имени Иисусова, которое показывают некоторые епископы, есть не более, как отречение от Имени Своего Жениха, есть блуд невесты, есть лобзание Иуды. Ведь грамота, вещающая нам под видом благовестия мира хулу, хочет утвердить её при помощи цепей, пулемётов и ружей, с проклятиями и всякими насилиями, какие можно себе только представить, как это ныне творится на Афоне, под командой еп. Никона, а не «умоляет», как говорится в ней, и уже пролила кровь неповинную.

Православное же мудрование об Именах Божиих таково:

1. Имя Божие свято и достопоклоняемо, и вожделенно, потому что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и святейшего Существа – Бога, Источника всяких благ. Имя это божественно, потому что открыто нам Богом, говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу и проч. В молитве (особенно Иисусовой) Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются, даже не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому, но только в молитве и только для нашего сердца, в богословствовании же, как и на деле. Имя Божие есть только имя, а не Сам Бог и не Его свойство; название предмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо ни Богом (что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия⁸⁷⁷.

Возражение:

Итак, что же такое Имя Божие на основании синодской грамоты? В богословии, как и на деле. Имя Божие есть только имя, название предмета, как определяют в синоде Имя Божие. Значит, Имя есть не более как некоторое мысленное или голосовое сочетание (комбинация) звуков, или как бы мысленный сигнал или условный знак из таких же звуков, посредством которого мы желаем только определить себе предметы нашей мысли. Поэтому имя не имеет ни материального, ни духовного существа, почему не может фактически с каким-нибудь предметом быть соединённым или разъединённым.

Тогда является вопрос: при таком определении Имени Божия, почему Св. Синод называет Его достопоклоняемым, святым и проч.? Разве можно поклоняться мысли, идее и вообще тому, что не имеет естества, т. е. как бы ничто? Разве Св. Церковь когда-нибудь допускала подобное поклонение? Мы этого не слышали.

Церковь поклоняется или живым существам и их изображениям: иконам или некоторым предметам: кресту, ризе, язвам Господним, Воскресению Христову и другим. Другого же поклонения мы не знаем. Поэтому Церковь никогда не учила поклоняться никакому имени или названию, как не имеющему существа: ни ангела, ни святого какого. Если же св. Феодор Студит говорит о единстве поклонения предмету и имени его, то он говорит не собственно о имени, а о начертании его.

Но Божие Имя совершенно отдельно от всех других имён, как и Бог – Творец всего и выше всего. Оно непостижимо, как и существо Его, и требует веры⁸⁷⁸, заключает в себе все Божественные свойства и Духовное Существо ⁸⁷⁹ и проч., поэтому и достопоклоняемо, т. е. требует истинного поклонения, как говорит св. Кирилл Александрийский, а не для некоего внешнего отличия и почитания только носит подобное название. Оно Свято Само в Себе⁸⁸⁰, а не для поэтической красоты так называется, и не «потому, что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и святейшего Существа Бога, Источника всяких благ», как говорится в грамоте, потому что Бог, вопреки обычаю людей, не нуждается в названиях, не соответствующих действительным Его или Его Имени свойствам⁸⁸¹.

И что за двойственное такое учение? «На деле Имя Божие есть только Имя... Название предмета», т. е. по существу ничто, а в «молитве и только для нашего сердца Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно... даже не должны быть отделены», – говорится в Грамоте Синода. Зачем нам такое мечтательное сознание, равно как и подобное Имя? Как можно допустить, что «ничто» по существу должно быть нераздельно соединено с Высочайшим Существом? Мы совершенно не ищем уступок, да ещё столь несмысленных, но мы всячески придерживаемся святоотеческого по сему вопросу учения, где нет подобных недоразумений, но всё там ясно и исполнено истины и правды. Подробности см. в ответе на грамоты патриархов.

Имя Божие, когда произносится в молитве с верою, может творить и чудеса, но не само собою, не вследствие некоей навсегда как бы заключённой в нём или к нему прикреплённой Божественной силы, которая бы действовала уже механически, а так, что Господь, видя веру нашу (Мф. 9:2) и в силу Своего неложного обещания, посылает Свою благодать и ею совершает чудо.

Возражение:

И здесь докладчики обнаружили стремление извратить истинный смысл святоотеческого учения об Имени Божием и вставить некую бессмыслицу, которую выдают за наш «догмат».

Так, они пишут, что Имя Божие «может творить чудеса не вследствие некоей, навсегда как бы заключённой в нём или к нему прикреплённой Божественной силы, которая бы действовала уже механически» и проч. Но пусть они нам скажут, где мы об этом говорим. Если они станут утверждать, что это вывод из наших слов, то мы им ответим: ваш вывод неверен и в нём очевидна злонамеренность.

Но вместе с тем они повторили здесь те же неосновательные и противоречивые суждения, что и в предыдущем пункте.

Они говорят, что Имя Божие, когда произносится в молитве с верою, может творить и чудеса, – но не само собою, а Господь Своею благодатью. Но зачем подобное призывание Имени Божия всуе?

Если, как выше они сказали. Имя Божие есть лишь одно название, т. е. мысленный условный знак, не имеющий существа, то как такое «ничто» может творить чудеса? Конечно, такое придуманное имя не может творить чудеса, почему они добавляют, что не Имя Божие творит чудеса, а благодать Божия.

Таким образом, второй пункт грамоты имеет такой смысл: Имя Божие может творить чудеса, но не оно творит чудеса, а Господь Своею благодатью. – Но разве это не пустословие? Они отделили Имя Божие от Бога и теперь не знают, куда его девать. И мы слышали, как они во главе с еп. Никоном обвиняют евреев в том, что в Ветхом Завете евреи, мол, ввели это ненужное слово «Имя Божие», которое еп. Никон обещал совершенно удалить из Библии и богослужения. Своё обещание еп. Никон начал приводить в исполнение, вычеркнув Имя «Иисус» из акафистов, бывших у матросов парохода, на котором они прибыли на Афон.

В частности, святые таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения Имени Божия, а по молитве и вере Св. Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей Господом обетования.

Ответ на сей пункт см. выше – в №№ 24, 25, 26.

Возражение:

Рассмотревши всю грамоту Св. Синода, мы, не обинуясь, можем сказать докладчикам словами грамоты: «так, от неправильного начала докладчики Св. Синода неизбежно пришли и к неправым следствиям, в свою очередь обличающим неправоту начала».

Такова вера православная, вера отеческая и апостольская.

Неужели всё это, предложенное Синодом, есть вера православная и апостольская? Неправда. Так никогда Православная Церковь не учила. Это учение выдуманное, человеческое, которое можно применить только в некоторых его частях к человеческому имени, а не к Божьему.

Есть весьма верные признаки, что архиеп. Антоний с единомышленниками убедился в том, что легковерно поддался обману, и что истина не на стороне имяборцев; но самолюбие не позволяет ему признаться открыто, что «лапотники» (так исповедники были названы мудрыми века сего) превзошли его в постижении истины об Имени Божием. И он не только поносит их и навлёк страшное гонение и скорби на них, но и публично оклеветывает их, злобно искажая вместе с единомышленниками своими святоотеческую истину и вменяя эту клевету в основание церковного учения об Имени Божием.

Но он забыл, что истина Божия сама за себя стоит. Имяборцы думали, что при помощи пушек, пулемётов и прочих жестоких репрессий против исповедников истины быстро справятся с «лапотниками», разослав их по тюрьмам, как преступников. Но этим война с истиной не окончилась, как не покончили с ней Анна и Каиафа...

Учение имяборцев достаточно изобличено о. Антонием (Булатовичем) в его «Апологии», почему мы не считаем нужным разбирать его. Что же касается докладов, которые легли в основу синодальной грамоты, то, сколь много в них несправедливых нареканий, можно судить по следующему месту из доклада арх. Антония. На с. 878 в «Прибавлении к Церковным Ведомостям» № 20 читаем: «В других, равных сему по своей нелепости, выражениях о. Булатович приписывает одному только Имени Иисуса, как звуку, даже без молитвенного прошения произносимому, чудотворную силу; искажая по своему обыкновению слова Христовы, о. Булатович влагает в Его уста следующее обетование: «Когда Я, по воскресении из мёртвых, пошлю вам Утешителя, тогда вы уже не попросите Меня, т. е. не будете нуждаться в Моём посредничестве, но довольно вам будет произнести Имя Моё, чтобы желаемое получить от Отца. Итак, здесь Он показывает силу Своего Имени, так как Самого Его не будут видеть и не будут просить, а только назовут Имя Его. Оно будет творить такие дела» (стр. 44). Господь не учит Апостолов волшебству и никогда таких нелепостей не говорил. Он сказал: «Я увижу вас опять и проч., и в тот день вы не спросите Меня ни о чём». О. Булатович смело утверждает, что здесь «вопросите» (по-славянски) вместо «попросите» по-русски, но, говоря так, он обманывает простодушного читателя, ибо Господь продолжает речь следующими словами: «Истинно, истинно говорю вам: о чём ни попросите Отца во Имя Моё, даст вам. Доныне вы ничего не просили во Имя Моё; просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна» (Ин. 16:23–24).

«Можно ли думать, что о. Булатович – заблуждающийся невежда, или приходится признать, что он невежественный обманщик, об этом представляем пока судить читателям».

Рассматривая подробно это место доклада, мы видим следующее:

Во-первых, докладчик вводит в заблуждение Св. Синод и православных, сказав: «искажая по своему обыкновению слова Христовы, о. Булатович влагает в Его уста следующее обетование: «Когда Я» и проч. вышеприведённые слова. Но слова эти не о. Булатович влагает, так как эти слова не его, он взял их целиком, без всякого изменения, у блаж. Феофилакта Болгарского, из его толкования на Ев. от Иоанна⁸⁸².

Во-вторых, слова эти совершенно злонамеренно извратил сам докладчик таким образом. У блаж. Феофилакта, равно как и у о. Булатовича, написано: «...а только назовут Имя Его, и Он будет творить такие дела», а докладчик так их напечатал: «а только назовут Имя Его, оно будет творить такие дела» (стр. 44). На этом подложном тексте, изобретённом докладчиком, строится им самим обвинение о. Булатовича: «Господь не учит Апостолов волшебству и никогда таких нелепостей не говорил».

Не напоминает ли это случаев из жизни, когда некоторые особы пишут фальшивые векселя и после предъявляют по ним иск?

В-третьих, этот докладчик дважды называет слова Отца и Учителя Церкви «нелепыми». Можно ли после этого положиться на учение сего докладчика и на составленную им грамоту, как на истинную, если он называет «нелепым» церковное учение святого мужа, коего учение вся Православная Церковь признала за истинное и пользуется им наравне с учением других боговдохновенных отцов Церкви? Не показал ли этим докладчик сей, что он другого духа, противного сему учителю Церкви, если он назвал его нелепым и отметается его, как еретического? И воистину, святоотеческий дух противен сим докладчикам, почему они нигде не свидетельствуются им по правде, а только иногда, лукаво.

В-четвёртых, докладчик пишет: «о. Булатович смело утверждает, что здесь «вопросите» (по-славянски) вместо «попросите», но, говоря так, он обманывает простодушнаго читателя». Но немного выше, на той же странице, блаженный Феофилакт говорит: «Или «вопросите» употреблено вместо: попросите, потребуете».

Таким образом, подобное толкование сего места из Евангелия «смело утверждает» не «о. Булатович», а св. Феофилакт Болгарский. И сего Святого за это не в меру усердный докладчик обозвал обманщиком. Но «немы да будут устны льстивые, глаголющие на праведного беззаконие, гордынею и уничижением» (Пс. 30:19). Вот чему подлежит докладчик за хулу на Святого. Это уже проповедь протестанства, штундизма и прочей скверны, отметающей авторитет св. Отцов и боговдохновенность их писаний.

И св. Симеон Новый Богослов говорит, что хулят Св. Духа те, которые о всем том, относительно чего Божественное Писание свидетельствует и удостоверяет, что оно бывает от Духа Святаго и от Божественного воздействия, как из себя вышедшие и всё Божественное Писание отвергшие, и всё ведение, подаваемое сим Писанием, из ума отвергшие, не трепещут говорить, окаянные, что такие действия бывают от опьянения и демонов⁸⁸³.

Разве можно присоединиться к такой хуле на святых. Нет, мы отметаемся сей хулы и её автора и не можем принять грамоты, написанной от лица Синода сим хульником, так как в её основу положены сии хульные слова на святых и на их боговдохновенные писания.

Св. Симеон Новый Богослов говорит: «Духовное ведение подобно дому, построенному посреди эллинского и мирского знания, в каком доме находится, как сундук какой, крепко-накрепко замкнутый, знание Божественных писаний и неизреченное богатство, сокрытое в сем знании писаний, т. е. Божественная благодать. Этого богатства не могут видеть входящие в дом, если не будет для них открыт сундук; сундука же сего открыть невозможно никакой человеческой мудростью. Почему все люди, мудрствующие по-мирски, не знают духовного сокровища, которое лежит в сундуке духовного ведения. И как, если кто подымет этот сундук на плечи, не может ещё по одному сему видеть сокровище, которое внутри его, так, если кто прочитает и даже на память заучит все Божественные Писания и может прочитать их все, как один псалом, не может по одному этому постигнуть благодать Святого Духа, которая сокрыта в них; ибо ни того, что находится внутри сундука, нельзя обнаружить посредством самого сундука, ни того, что сокрыто в Божественных писаниях, нельзя открыть посредством самих писаний... Посредством добродетелей и заповедей открывается для нас дверь ведения, или, лучше сказать, она открывается Иисусом Христом, Который сказал: «Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя. И Аз возлюблю его и явлюся ему Сам» (Ин. 14:21). Таким образом, когда вселится в нас Бог и откроет нам Себя заведомо (знательно, осязательно), тогда и мы прозрим к ведению, т. е. уразумеем действенно те Божественные таинства, которые сокрыты в божественных писаниях. Другим же каким-либо способом достигнуть сего невозможно»⁸⁸⁴.

Докладчик же, арх. Антоний, похулив слова св. Феофилакта, назвав их нелепыми, а святого обманщиком, показал, что в нём нет Того, "Кто открывает нам Себя заведомо«, чтобы нам «прозреть и уразуметь те Божественные таинства, которые сокрыты в Божественных писаниях»; поэтому-то он, мудрствуя по-мирски, «не познал духовного сокровища, которое лежит в сундуке духовного ведения», в словах блаж. Феофилакта, но увидел в них своего врага, сокрушающего его мудрования, увидел в них удобный повод обвинить ненавистного ему о. Булатовича в ереси. Вместе же с тем показал, что составленная им грамота, осудившая Имя Божие, в такой же мере чужда и противна духу св. Отцов. Ведь и Слово Божие говорит: «Еда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы» (Мф. 7:16).

И хулитель слов святых может ли делом воздавать славу Богу?

Теперь мы спросим словами докладчика: кто же «обманывает простодушного читателя», – о. Булатович, говорящий об Имени Божием словами святых, – или докладчики, извращающие слова святых и в таком виде выдающие их за слова противников. И если сам докладчик предоставляет нам суд о том, кто такой о. Булатович: «заблуждающийся невежда, или приходится признать, что он невежественный обманщик», – не обинуясь скажем; ни то, ни другое, но последние слова докладчика относятся к нему самому, впрочем, только с эпитетом «злонамеренный».

Вот какими приёмами докладчики стараются доказать истину, «искажая по своему обыкновению», скажем их словами, слова святых и прибегая ко многим другим способам сокрытия истины.

К тем же мерам прибегали и московские миссионеры, объявив слова св. Тихона Задонского еретическими, так как они по недосмотру приняли их за слова о. Булатовича.

Если эти верхи духовной власти принимают святоотеческую истину за ложь, а своё, действительно нелепое мудрование, противоположное сему учению святых, с оружием в руках заставляют нас признать за истину и подписаться под ней, то как нужно отнестись ко всему этому?

Во-первых, мы знаем, что Православие до сих пор не пользовалось такими миссионерами, как вооружённые солдаты, разбивающие головы мирным инокам и вырывающие им бороды и проч.

Во-вторых, о принудительной подписке для принятия догмата тоже в истории Церкви не упоминается.

В-третьих, такие меры, как угрозы, конфискация, лишение права корреспонденции, купли-продажи, обыски, аресты и многое другое, что с нового года проделывают над нами власти двух государств; Русского и Греческого; отказ в расследовании нашего дела и в суде над нами, всевозможные клеветы даже со стороны архиепископа и всё прочее – наглядно доказывает, какого духа эти преемники Апостолов. Поэтому поправшие истину, предписанную законами человеческими, убоятся ли долготерпеливого Бога и Его закона! Вышеприведённый разбор уже одного места из доклада показывает, насколько можно доверяться и всему прочему созданию того же лица с задетым самолюбием, где это лицо не усомнилось слова Учителя Церкви назвать нелепыми и проч. (если Господь поможет, то мы представим подробный разбор всех докладов).

Укажем ещё на одну особенность грамоты. Грамота, отпечатанная в официальном органе Св. Синода, почему-то осталась без подписей «единогласно присоединившихся» к мнению докладчиков членов Синода. Впоследствии мы узнали, что там не было подписей двух митрополитов: Киевского и Московского и ещё некоторых членов. На Св. горе особенно высок авторитет сих пастырей Церкви, как истинных подвижников; поэтому отсутствие их подписей под грамотой немало нас утешило, так как показало истинное «неединогласие Св. Синода».

Другой докладчик, епископ Никон, в присутствии почти тысячи святогорцев, в подтверждение того, что Имя Божие не Бог, сослался на западных еретических богословов и на то, что «так верует французская, английская церковь». Вот какими авторитетами ныне некоторые православные епископы заменили святых Отцов, назвав последних «нелепыми».

Мы знаем один ужасный пример в истории, когда архиереи и синедрион знали, что они убивают Христа, но все же убили Его, запечатали Его в гроб и приставили к нему стражу, так как слышали, что Он сказал ученикам, что через три дня по смерти воскреснет. И Он воскрес. Теперь всякий знает, что сделали, услыхав о Его воскресении, архиереи...

Ныне так же поступили с Его Именем, как почти 19 веков назад с Ним Самим.

После этого недолго уже ждать пришествия Его на облаках во славе с ангелами небесными... Блюдите, како опасно ходите. Аминь.

Афонские иноки-исповедники

Близится «суд» над афонцами, и не за дисциплинарные проступки, но за «ересь». Церковная власть продолжает стоять на ошибочной точке зрения, будто вопрос о почитании Имён Божиих порешён окончательно в неясном и многосмысленном синодском послании, и спокойно предполагают пользоваться им в качестве руководства для суждения о вопросе по существу. Мне уже приходилось выражать своё убеждение⁸⁸⁶, что православного догмата о почитании Имени Божия нет, а потому и суд над «еретиками» является насилием над православной совестью, не имеющим внутренней церковной убедительности. Вопрос должен бы быть поставлен для свободного обсуждения на страницах богословских журналов. О том, насколько такое независимое и непредубеждённое исследование здесь действительно необходимо, показывает, между прочим, и новое произведение патентованного специалиста по имяславию г. Троицкого⁸⁸⁷. Здесь излагается учение об именах у св. Григория Нисского, причём великий учитель Церкви привлекается для укрепления синодской позиции; это делается с большой обстоятельностью, трудолюбием и кажущейся убедительностью. Учение св. Григория об именах в связи с руководящими идеями его теологии и антропологии трудно поддаются систематическому и непротиворечивому истолкованию, в нём можно различить несколько идейных пластов, и, в конце концов, определить подлинное учение св. Григория по этому вопросу дело нелёгкое. Он развивал своё мировоззрение не как мыслитель-систематик, но как проповедник, апологет и полемист, причём в борьбе с определённым еретическим уклоном ему приходилось иногда и самому впадать в односторонность, кажущееся или действительное самопротиворечие⁸⁸⁸, или просто в противоположную крайность, что мы вообще неоднократно наблюдаем в истории догматических движений. Поэтому при текстуальном пользовании отдельными его выражениями надо блюсти немалую осторожность⁸⁸⁹. Учение об именах имеет в виду отношение между понятиями с выражающими их словами и объектами этих понятий. Эта проблема познания и богопознания была поставлена в полемике с арианствовавшим Евномием, в которой св. Григорий продолжал дело брата своего св. Василия Великого. Евномий утверждал полную познаваемость Божества в понятиях (таковым понятием, дающим адекватное выражение сущности Божией, для него являлась нерождённость – αγεννητος – Божества). Для Евномия в Божестве нет никакой тайны, ничего познанию принципиально недоступного или ему запредельного (трансцендентного), а потому и сущность религии – в знании, благочестие есть богопознание. Слова-понятия не только выражают сущность Божества, но и есть Само Божество, – по крайней мере, в таком виде излагается это учение у св. Василия Великого и Григория Нисского. Учение Евномия есть метафизический рационализм, в новой философии имеющий аналогию в учении Гегеля (и лишь ошибочно отожествляемый с платонизмом. Против этой мании величия рационализма оба отца Церкви защищали православное учение о непознаваемости и вообще трансцендентности самой сущности Божией⁸⁹⁰ (ουσια). Бог открывается твари в Своих действиях или энергиях (недаром противопоставление сущности и энергии занимает центральное место и в евтихианских спорах, и, позднее, в варлаамитских, и в современных имяславческих). Философская, точнее, гносеологическая защита этой идеи совершается с помощью учения об именах, и вот по этому поводу св. Григорий Нисский и полагает свои соображения о природе мысли и слова. Что представляет собой слово? Внешним образом плоть слова есть движение уст, гортани, воздуха, слуховых органов, оно различно на разных языках у разных народов, в нём нет ничего неизменного и пребывающего. Однако этот ряд соображений, пространно развиваемых св. Григорием⁸⁹¹, свободно мог бы быть принят и Евномием, ибо и для него ясно, что понятие αγεννητος можно выразить на разных языках, сказать громко, шёпотом или просто подумать, и внутренняя его сила от этого не изменится (об этом забывают и теперешние противники имяславия, которые настойчиво подменивают его «имябожием», т. е. обожествлением данной плоти слова, его звуков).

Следующий ряд идей относительно слова у св. Григория касается уже его природы и оспаривает его объективную значимость, делая его человеческим изобретением чрез посредство человеческого «измышления» ddiiaannooiiaa и до конца его антропологизируя. Согласно этому пониманию, объясняющему происхождение слова из человеческих нужд, «прагматически», «имена происходят от нас»⁸⁹² и существенно связаны с человеческой ограниченностью, ангелы уже не нуждаются в слове⁸⁹³. Метафизическому рационализму Евномия св. Григорием противопоставляется здесь рационализм же, но противоположного характера, антиметафизического или скептического; если для первого имена адекватны, равны сущностям («вещи в себе» у Канта⁸⁹⁴), то для второго они совершенно отделены от сущностей, не имеют никакой с ними связи; они имеют значение лишь для человеческого мышления. В новой философии это соответствует «трансцендентализму» Канта и его школы, с его совершенно неприемлемым для Православия выводом, что никакое положительное ведение о Боге, никакое Его откровение о Себе (кроме нравственного закона) не может быть высказано на человеческом языке. Разумеется, эта скептическая позиция свойственна св. Григорию Нисскому. Лишь в отдельных поворотах его мысли, и, конечно, находит у него важные дополнения и изменения. А именно в ряду выражений, хотя и недостаточно определённых, он указывает на реальное соотношение или ту связь, которая существует между словом и его предметом; так, он говорит о некоей «подобоимённости человеческого с вечным», «Божественного с нашим»⁸⁹⁵, о «предоставленной нам власти» найти имя, указывающее на превысшее естество⁸⁹⁶, о том, что «название соглашается с предметом» или «природой вещи»⁸⁹⁷. Особенно же важно здесь то, что св. Григорий многократно говорит о вложенной в нас Богом «силе измышления», о божественной природе нашего ума⁸⁹⁸, которому дана общая способность изобретать имена, т. е. сила речи и мышления, причём человеку предоставлена свобода в её развитии и осуществлении. При этом нужно особенно иметь в виду ту высокую оценку разума, которая свойственна св. Григорию Нисскому в его антропологии, ибо именно в разуме, соединённом со свободой, он видит образ Божий в человеке⁸⁹⁹. Всё сказанное убеждает нас, что учение св. Григория Нисского о словах нельзя характеризовать отдельными его суждениями в духе трансцендентализма, и потому самый метод изложения у г. Троицкого, представляющий чисто внешнее сопоставление отдельных его слов и выражений, без философского анализа и взаимной проверки, вообще без критического исследования всего мировоззрения св. Григория Нисского, следует признать неудовлетворительным. Для св. Григория Нисского слово, несомненно, не является лишь человеческим измышлением, оно находится в некотором положительном, существенном отношении к вещам, хотя и не выражает непосредственно сущности их. Как же характеризовать ближе это соотношение? В этом вопросе – философское зерно спора между имяславцами и имяборцами, и если одной стороной своего учения св. Григорий обращён в сторону крайнего имяборчества, этого кантианства в богословии, то другой, и притом более существенной, в сторону его противников⁹⁰⁰.

Такую же особенность наблюдаем мы и в учении св. Григория об именах Божиих, как средстве богопознания. Прежде всего, очевидно, что сущность Божия, как непознаваемая и, безусловно, трансцендентная твари, не может иметь имени, выразиться в слове. «Божество познаётся только по Своей деятельности (δια μονης της ενεσγειας)»⁹⁰¹. «Многими именами, соответственно различным понятиям, выражая то или другое представление о Нём, именуем Его Божеством, извлекая из разнообразных и многоразличных обозначений Его некоторые общие наименования для познания искомого»⁹⁰². «Такое образование имён находится во власти людей, прилагающих предмету названия, как кому покажется соответственным»⁹⁰³. Однако этого отнюдь нельзя понимать так, чтобы здесь царила одна лишь субъективность и произвол, ибо тотчас же прибавляет св. Григорий: «Он получает наименования от действий, которые, как мы верим, касаются нашей жизни»⁹⁰⁴, другими словами. Имена Божии, хотя они существуют для человека и возникают по поводу отношений между ним и Богом, выражают «действия» Божества, Его откровение. о Своей воле и силе, они тем самым объективно обоснованы, находятся в некоем положительном отношении к Божеству, хотя как именно нужно определять это соотношение, св. Григорий ближе не поясняет. Он подвергает рассмотрению отдельные божественные имена со стороны их содержания с цепью показать, что именование αγεννητος совсем не имеет исключительного значения, приписываемого ему Евномием. Специально об имени Иисус мы не имеем суждений, которые давали бы ответ на современные вопросы имяславия, они не стояли в центре внимания и мало интересовали св. Григория⁹⁰⁵.

Нельзя, однако, закрывать глаза и на то, что в своём антиевномианстве, стремясь поразить на голову своеобразный панлогизм Евномия, св. Григорий иногда приближается к алогизму или даже к антилогизму, настраивается подозрительно в отношении к слову вообще. Такое настроение сказывается в ряде его суждений, в том, например, месте, где он усиливается доказать, что в рассказе о сотворении мира слово Божие надо понимать лишь как волю⁹⁰⁶. «Выражение: рече не указывает на голос и речь Божию, но, означая могущество, соприсущее изволению Божескому, представляет с большей доступностью для наших чувств умопостигаемое учение»⁹⁰⁷. «Повеление должно означать изволение, а наименования созданного должны означать сущность сотворённого»⁹⁰⁸. «Творческое начало всего созданного Божеской силой есть воля Божия»⁹⁰⁹.

Но как же совместить это учение с откровением о Боге Слове, о Котором сказано: «вся Тем быша"? Стремясь углубить пропасть между Словом и словами и старательно подчёркивая всю временность и условность их словесной плоти, св. Григорий как будто лишает эту плоть слова всякого духа, отделяет внешние слова от внутреннего Слова и решительно не находит никакого соотношения между Словом и словами. Ведь на основании этих мыслей можно прийти к выводу, что в мире, созданном Словом Божиим, нет места самому Слову? Однако ошибочное заключение сделал бы тот, кто на основании отдельных уклонов мыслей и полемических увлечений отнёс бы св. Григория Нисского к «имяборцам». Самой важной для нас и практически интересной стороной его учения является его мистическое отношение к именам Божиим, почитание которых он, наряду с таинствами, считает существенной принадлежностью Православия, и упрекает Евномия именно в нечестии к именам Божиим. Приведя слова Евномия, что «тайна благочестия состоит собственно не в Священных именах и не в особенных обычаях и таинственных знаках, а в точности догматов»⁹¹⁰, и считая это мнение свойственным всем главным еретикам (Манихею, Николаю, Аколуфу, Аэтию, Арию» и др.), св. Григорий устанавливает, что «тайна благочестия состоит собственно в исповедании Имён Божиих, – разумею Отца и Сына и Св. Духа», Евномий же «пренебрегает божественными именами, при призывании которых силою божественного рождения подаётся благодать приступающим с верою». «Как не видите, – восклицает св. Григорий, – что это гонитель веры, вызывающий доверяющих ему к отклонению от христианства? Ибо если исповедание священных и достопоклоняемых имён Св. Троицы бесполезно, да и обычаи церковные не приносят пользы, а в числе сих обычаев – печать, молитва, крещение, исповедь грехов, усердие к заповедям, нравственное преуспеяние... то не явно ли он проповедует людям не иное что, как то, чтобы они Таинство Христианское почитали вздором, посмеивались над досточтимостью Имён Божиих, обычаи церковные признавали и все тайнодействия каким-то пустословием и глупостью? Они не обращают ли в повод к смеху чествование имён, на которых утверждается наша вера?.. Итак, что такое они, как не преступники против спасительных догматов, потому что на деле отвергают веру, охуждают обряды, презирают исповедание имён, ни во что вменяют освящение таинственными знаками»⁹¹¹. Я не знаю, как можно связать это категорическое требование почитания Имён Божиих у св. Григория с некоторыми уклонами его гносеологии и можно ли вообще это сделать, но, если он не неуязвим в философии, то религиозно он совершенно свободен от рационализма, ставя почитание имён в один ряд с таинствами церковными, и не ясно ли, что здесь он находится на линии «имяславия«, причём обнаруживается и вся трудность богословско-философской разработки этого учения, доселе отсутствующей.

Пусть же оценит читатель, после всего сказанного, по достоинству основной тезис г. Троицкого, »что учение имябожников является вторым изданием учения Евномия»⁹¹² Если откинуть неудачные выражения, понятные при общей философской беспомощности «имяславцев» и подающие повод к таким сближениям⁹¹³ то по существу дела между имяславием и евномианством не существует никакого сходства. В частности, евномианство есть рационализм, для него религия есть познание, слово есть адекватное самого существа Божия. «Имяславие» же есть течение мистическое, оно исходит из представления о полной трансцендентности и непознаваемости сущности Божией (ουσια). Божество открывается человеку Своими действиями, «энергиями», и таковая энергия присуща Имени Божию. Следовательно, Имена Божии имеют значение не как орудия познания, но как источник силы Божией, им присущей, причём совершенно определённо различается плоть слова («слова и звуки», изменчивое, эмпирическое в слове) и внутреннее слово, собственно имя, воплощенное в слове. Далее, основная тенденция Евномия состояла в арианском отрицании божественности Сына, утверждении Его тварности, «имяславию» же, представляющему собой ни что иное, как попытку богословски осознать действие «молитвы Иисусовой», свойственна глубочайшая и искреннейшая вера в Сына Божия. Наконец, Евномию свойственно было, как мы только что видели у св. Григория, издевательство над почитанием Имени Божия, «имяславцы» же, если чем и грешат в этом направлении, то разве только усердием в этом почитании...

Однако суд наряжен, нужна статья закона, на основании которой можно осудить обвиняемых. И вот услужливый эксперт-прокурор докладывает: «если учение имябожников совпадает с учением Евномия, осуждённым св. Отцами и всей Церковью на втором вселенском соборе, то одно указание на такое совпадение есть уже полное ниспровержение учения имябожников»⁹¹⁴.

С. Булгаков

Примечание: Настоящая статья С. Н. Булгакова напечатана здесь из листков типографской печати журнала «Итоги жизни». Титульный лист этого журнала не сохранился, поэтому мы не можем назвать точно номер сего журнала. Однако смеем полагать, что этот номер предшествовал номеру 17, в котором на стр. 7 С. Троицкий пишет: «Вполне прав г. Булгаков, что в учении о почитании Имён Божиих никакого сходства между евномианством и имябожием нет». А до этой статьи С. Н. Булгаков выступал по этому поводу, см.: «Русская Мысль», сентябрь 1913 года).

Статья иеросхимонаха Антония Булатовича

Недавно вышла брошюрка, изданная миссионером Скворцовым и содержащая в себе новые обвинения против имяславия и имяславцев. Так как эти новые мнения лягут в основание, как надо полагать, образа мыслей синодальных миссионеров об Имени Божием и об исповедниках его, то я принуждён, хотя и неохотно, сказать несколько слов по поводу этой книжки.

Брошюрка начинается с того, что г. Троицкий, как он говорит, «в видах точности» приступает к изложению учения имяславцев о Имени Божием «словами самих имябожников», но о том, как он точно передаёт их мысли, можете судить по следующим примерам:

1) «Исходным пунктом учения имябожников», по словам г. Троицкого, является то, что Имена Божии «являются своего рода дубликатом Бога». Дивимся мы такому бессовестному извращению наших мыслей и такому злоумышленному изуродованию наших слов. Где и когда отождествляли мы Имя Божие с Богом до степени «дубликата»?

2) Далее, г. Троицкий, продолжая так же точно пересказывать наши мысли, а вернее, так же бессовестно уродовать их, говорит, будто «имябожники различают недоступное и не открывающееся людям Существо Божие и другое существо – Имя Божие, соединённое с Существом Божиим» (стр. 6). Итак, с поразительной бессовестностью г. Троицкий приписывает нам, будто мы в Боге два Существа признаём! Оказывается, что это г. Троицкий заключает из того, что мы приводим слова св. Тихона Задонского, в которых сей, движимый Духом Святым, святой приписывает Имени Божию Божественные свойства и в том числе и свойство Духовного Существа. Этими словами святой удостоверяет реальность и живость Имени Божия, но значит ли это, что святой Тихон Задонский утверждает, будто в Боге есть и ещё некое другое Существо, кроме Бога? – Итак, весьма сожалеем г. Троицкого, ибо, уродуя наши слова, не наши слова он уродует, а глумится над словами великого Таинника Божией Благодати, глумится над словами св. Тихона Задонского.

3) Дальше г. Троицкий, перейдя пределы всякого стеснения, приписывает имяславцам следующие мнения:

«Имя Божие так же относится к Существу Божию, как лица Св. Троицы: а некоторые прямо утверждают: «Если Имя Иисус есть Богоипостасное, то, конечно, равно Отцу и Св. Духу и есть лицо Пресвятой Троицы». Эти слова нашёл г. Троицкий в одной литографированной рукописи схимонаха Досифея. Но это была явная опечатка, и автор хотел сказать, что «Имя «Иисус равно именам Отца и Св. Духа. Эта опечатка была вскоре замечена и исправлена. Потом эта исправленная рукопись была напечатана. Спрашивается, имеет ли право г. Троицкий ссылаться на явную опечатку для того, чтобы приписать противнику несуразную вещь и обвинить его в ереси? Добросовестно ли было со стороны Троицкого ссылаться на явную опечатку испорченного оригинала, имея в руках исправленные оригиналы? «Но в таком случае возникает новое затруднение, ибо является не три лица, а четыре. Но и из этого затруднения имябожники выходят успешно. Вторая Ипостась Св. Троицы называется Словом, и имя есть слово, и вот имябожники, пользуясь этой омонимией, отождествляют Имя Божие с Ипостасным Словом Божиим и учат, что Имя Божие есть вторая Ипостась Св. Троицы, или, вернее, её часть.

Сын Божий состоит из плоти Божества и имени Иисус, причём это имя неразлучно и нераздельно соединено с Божеством, и соединено даже теснее, чем плоть, так как плоть материальна, а имя духовно и, следовательно, стоит выше и ближе к Божеству, чем плоть. Но ведь Имён Божиих много, а вторая Ипостась одна? И это возражение предусмотрено имябожниками, и они отвечают на него учением о том, что все Имена Божии раскрывают в себе лишь отдельные стороны имени Иисус, и это имя включает в себя все их, не исключая и имён других Ипостасей, объемлет всё их содержание. Поэтому некоторые имябожники даже предлагали веровать не во Имя Отца и Сына и Св. Духа, а в Отца, имя Иисус и Св. Духа».

Диву только даёшься, читая такую фабрикацию ереси!.. И стоит ли после этого вообще продолжать разбор такой лживой книжки? – Но такое бессовестное извращение наших слов было бы ещё до некоторой степени простительным для человека, который делал бы разбор нашего учения в первый раз, но дело в том, что г. Троицкий уже делал тщательный разбор нашего учения в своём докладе, представленном в Св. Синоде в 1913 г. и напечатанном затем в Церковных Ведомостях в № 20, и в этом докладе г. Троицкий говорит нечто диаметрально противоположное тому, что высказывает ныне в сем последнем разборе своём. В том своём разборе г. Троицкий не нашёл ничего неприемлемого в учении имяславцев. Вот его слова: «Действительно, если поставить вопрос о том, что в учении имяславцев является новым и неприемлемым для церковного сознания, то придётся ответить, что таким новшеством является не учение о Божественности откровения вообще и Имён Божиих в частности, а именно учение о том, что именование, если не как сочетание звуков, то как наша идея о Боге, адекватна Богу, и потому есть Сам Бог». – Но дело в том, что и мы случайных человеческих идей о Боге не почитаем ни за действие Божества, ни за Божественное откровение, ни за Бога, и их адекватности с Богом не признаём (смотри моё Прошение в Святейший Синод, поданное 5 февраля 1913 г.). – Итак, следовательно, и эта неприемлемость по тогдашнему суждению г. Троицкого отпадает, и мы должны бы были прийти с Троицким к единомыслию. Вспомним те тезисы, в которых тогда г. Троицкий формулировал учение Православной Церкви о Имени Божием, с которыми в общем мы были согласны, а именно: «Имя Божие, понимаемое в смысле Божественного Откровения – есть Божество». Пусть припомнит г. Троицкий и то, когда он меня посетил в больнице с архиепископом Никоном перед своим отъездом на Афон, и когда я исповедал Имя Божие Божеством, а архиепископ Никон не желал сначала принимать, то г. Троицкий убеждал архиепископа, что моё исповедание правильно и приемлемо и ничего неправославного в себе не заключает!.. И вот ныне он, с необычайной портативностью, переменил свои убеждения на имяборческую позицию архиепископа Никона и, забыв совесть, забыв всё то, что говорил ещё недавно, немилосердно уродует слова имяславцев, изобретает и влагает им в уста слова, которых они никогда не говорили!

Но довольно изобличать г. Троицкого в лжесловесии. Обратимся же теперь к положительной части его брошюрки, а именно к тому новому против «имябожников» обвинению, которое здесь вновь приводит г. Троицкий. Как видим, он старается доказать, что Имя Божие в Ветхозаветной Церкви не чтилось боголепно ни во времена Патриархов, ни в допотопное время, ни во времена Пророков, и что такое боголепное почитание Имени Божия, которое было современно Христу, было извращением веры и явилось лишь после того как «благодать непосредственного Откровения покинула Иудеев» (стр. 12). Установив некоторое сходство в том, что мы говорим об Имени Божием, с тем, что пишется в еврейских источниках, г. Троицкий делает заключение, что имяславие, или, как он выражается, «имябожничество» – есть такое же извращение истинного почитания Имени Божия, как нынешняя еврейская вера есть извращение истинной ветхозаветной веры евреев. Удачная комбинация. Но дело вот в чём, к которому же времени относит г. Троицкий лишение иудеев благодати непосредственного Откровения? Из книги «Апология Веры во Имя Божие и во Имя Иисус» и из других сочинений имяславцев мы видим, что имяславцы многократно ссылаются: на книги Моисея, на Псалмы Давида, на книги пророков Исаии, Малахии и других, все эти выноски свидетельствуют нам о почитании Имени Божия как Самого Бога древними евреями, – что же, и это, следовательно, есть раввинизм? Дальше, как видим, г. Троицкий относит к раввинистической литературе и 3-ю книгу Ездры, написанную задолго до пришествия Христова. Книги эти у нас издаются вместе с каноническими книгами Библии и заключают в себе боговдохновенные пророчества, подтверждённые и словами Спасителя, и Апокалипсисом, и другими каноническими книгами. Но о сих книгах г. Троицкий выражается так: «к иудейской раввинской письменности относятся и 3 книги Ездры (стр. 16). Итак, следовательно, г. Троицкий полагает, во-первых, что благодать Пророческая в Ветхозаветной Церкви прекратилась уже задолго до пришествия Христова, но едва ли православный с этим согласится. Мы веруем, что благодать в Ветхозаветной Церкви не умалялась до тех пор, пока не отнялась от них по Распятии Господнем. Мы верим, что Пророки в Ветхозаветной Церкви существовали до самого пришествия Христова, и последним был Иоанн Креститель: вспомним пророчество Праведного Симеона, Анны Пророчицы, пророчество Божией Матери, пророчество Захарии, но, как видно, г. Троицкому нужно ради нашего обвинения представить, что та вера во Имя Божие, которая, как он сам то доказывает, существовала во время пришествия Господа на землю, что эта вера была извращением истинной веры во Имя Божие. Но в таком случае вопросим г. Троицкого, обличил ли Господь в Евангелии, как он полагает, то извращение истинной веры во Имя Божие? Но знаем, что Господь тщательно обличил все извращения в вере современных Ему евреев. Итак, где же в Евангелии сказано, чтобы Господь разубеждал бы учеников Своих веровать во Имя Божие и во Имя Своё, как в Божественную Силу? Нигде, наоборот, Господь утвердил веру во Имя Божие, во-первых, в молитве «Отче наш» – ибо первым прошением в сей молитве поставил: «Да святится Имя Твое»; во-вторых. Господь Сам свидетельствует, что Его земная миссия заключалась в том, чтобы явить людям Имя Божие: «Явих Имя Твое человеком»; в-третьих. Господь дал заповедь всё просить во Имя Его; в 4-х, Господь дал заповедь веровать во Имя Его (см. 1Ин. 3:23); в-пятых, Господь заповедал крестить и созидать Церковь Таинствами во Имя Его; в-шестых, заповедал и чудеса творить Именем Его; в-седьмых. Господь пророчески предсказал, что апостолы и последователи их будут гонимы за Имя Его, и, наконец, как мы видим из книги Деяний Апостольских и из Житий святых, апостолы и все святые, что делали славного, делали Именем Иисусовым, и первая молитва Апостолов ко Господу, записанная в «Деяниях», была о том, чтобы «чудесем и знамением бывати Именем Святым Отрока Твоего Иисуса».

Вспомним, наконец, слова Божией Матери, Которая на приветствие Елисаветы воскликнула: «Величит душа Моя Господа и возрадовася дух мой о Бозе Спасе Моем, яко сотвори Мне величие Сильный и Свято Имя Его».

Итак, как видите. Господь не только не обличил современных Ему евреев в неправой вере во Имя Божие, но утвердил сию веру и

В Новозаветной Церкви, дав Новозаветной Церкви Своё Новое Имя. Итак, попытка г. Троицкого доказать нашу связь с раввинизмом на самом деле подтверждает только наши слова, что в Ветхозаветной Церкви во время пришествия Христова и раньше веровали во Имя Божие, как в Самого Бога, сию веру переняли и Апостолы, и освятил её Господь Иисус Христос. Конечно, впоследствии евреи извратили свою веру разными суевериями, но мы этим их суевериям не причастны, с каббалой не знакомы, не знакомы и с Талмудом и с Таргумами, но знакомы с творениями святых Отцов, в которых повсюду видим доказательства их живейшей веры во Имя Божие, как в Самого Бога и как в Божественную Силу. Замечательно свидетельство Иринея Лионского : «Иудеи до настоявшего дня Его Именем (т. е. Божиим) прогоняют демонов, потому что всё страшится Имени своего Творца»⁹¹⁶. Итак, как видите, хотя у иудеев и извратилась вера, но Господь всё же не посрамил их веру во Имя Своё, и сие Имя продолжало и у евреев иногда творить чудеса. Но, по-видимому, г. Троицкий не склонен признавать за истину свидетельства, записанные в «Житиях святых». Так, он называет апокрифическим повествование, записанное в Житии св. Сильвестра о чудесном воскрешении сына. Повествования о чудесах святых, почерпнутые Симеоном Метафрастом из древнейших первоисточников и принятые за истину нашей Церковью, записанные святым Димитрием Ростовским, знаете ли, как именует г. Троицкий? Он именует их «апокрифами» и «легендами»; итак, как видно, г. Троицкий страдает общим недугом нынешних интеллигентов – неверием в то, во что, несомненно, веровали наши предки и все наши святые.

Но вот в следующих словах г. Троицкий выдаёт себя с головой. В то время, как мы, имяславцы, ищем основания для нашей веры в словах святых Отцов, как то видно хотя бы из настоящей книги и из всех наших сочинений, в то время, как мы опираемся на авторитет заведомо благодатных мужей, подобных о. Иоанну Кронштадтскому, г. Троицкий ищет обоснования своей вере во Имя Божие в мудрствованиях западных современных учёных и вот на какой авторитет ссылается, – этим авторитетом для г. Троицкого в догматическом споре за Божество Имени Божия является немецкий учёный Макс Мюллер, которого словами руководится г. Троицкий, основывая на них то мнение, будто Имени Божия совсем не существовало на языке человеческом при сотворении человека, но сие имя люди сами придумали впоследствии при Эносе⁹¹⁷. Вот приводимое Троицким учение сего Макса Мюллера. По его взгляду, первоначально Божество не имело имени, не имело даже тогда, когда язык достиг уже значительной степени развития. Религиозная жизнь долгое время обходилась без Имён Божиих, хотя и могла стоять на высшей ступени, чем потом, когда явились Имена Божии. Сущность религии составляет «sensus numinis», чувство Божества, но глубокие чувства часто и не выражаются в слове. Бога постигали, поклонялись Ему и ожидали гораздо ранее, чем узнали, как назвать Его. Когда явились Имена Божии, они были первоначально метафорами. Все имена имели сначала чувственное значение, и поэтому, когда их стали относить к предметам сверхчувственным, они стали метафорами, гомонимами (см. с. 11).

Развивая эти мысли Макса Мюллера, г. Троицкий выводит следующее учение о Имени Божием.

1) «Имена (вообще) сами по себе нисколько не связаны с предметами».

2) «Имя есть лишь условный знак, символ предмета, созданный самим человеком. Имена есть такой же продукт творчества человека, как дома, картины и, вообще, все произведения культуры».

3) «Считать Бога Виновником имён нельзя... Бог никогда не произносил никакого имени, а если в Св. Писании говорится о словах Божиих, то это лишь антропоморфический образ выражения, подобно тому, как в Св. Писании говорится о руках, глазах, гневе, ярости Божией». (Слышите, православные, что г. Троицкий отрицает даже наличность у Слова Божия Глагола Его. Действительно, остаётся только поблагодарить Троицкого, за то, что он так ярко обнаружил своё совершенное неправославие.)

4) «Итак, всякое имя не есть действие Божие, а есть действие, есть энергия человеческая. Имена Божии не могут служить исключением отсюда уже потому, что все Имена Божии суть гомонимы». (Итак, г. Троицкий отрицает то, что некогда сам утверждал, что Имя Божие есть Божественное Откровение и в этом смысле Божество).

«Все Имена Божии относились когда-то к предметам тварным, да и теперь есть такие Имена Божии, которые относятся и к людям, И даже к животным. В Св. Писании богами, господами называются и люди. С другой стороны, Бог называется и дверью, и хлебом, и путём, и рысью, и телицею, и даже грехом, и клятвою (!), а если так, то, очевидно, источник происхождения их один – человеческое творчество. Что Имена Божии созданы самими людьми, а не открыты людям Богом, видно уже из того, что они у разных народов различны. Бог не открывал людям Своего Имени уже потому, что Он не имеет имени, так как не нуждается в каком-либо посредстве ни для познания Себя Самого, ни для познания чего-либо. Бог вечен, но имена Его не вечны, а явились лишь тогда, когда явились те, кто именует, подобно тому, как земледелие и мореплавание явились не раньше земледельцев и мореплавателей. Но и люди почитали Бога, сначала не имея никаких имён Его. Библия говорит, что Адам дал имена лишь животным и жене, но не Богу, и призывать Имя Божие люди начали лишь при Эносе. По Библии, подобно тому, как творчество каинитов проявилось в материальной культуре в создании городов, в искусстве ковать медь, железо, творчество сифитов проявилось в создании первых Священных символов – Имён Божиих» (см. с. 19).

«Если все Имена Божии не суть ни действие Божие, ни духовное существо, и не вечны, а есть лишь действие человеческое, есть довольно позднее произведение человеческого творчества, то тем более нужно сказать это об имени Иисус.

Это имя создано людьми и сначала лишь имело значение простого человеческого имени. К Сыну же Божию оно стало относиться лишь по Его воплощении.

Даже в отношении к воплощённому Сыну Божию имя Иисус нуждается в восполнении именем Христос».

Таково то учение, которое г. Троицкий, заимствовав у западных мудрецов, выдаёт за учение Церкви о происхождении и о существе Имён Божиих, выясненное якобы «корифеями православного богословия Василием Великим, Григорием Богословом, Григорием Нисским и Иоанном Златоустом в их борьбе с арианином Евномием, учившем, что Имя Божие есть действие Божие, и в 8–9 веках Иоанном Дамаскиным, Феодором Студитом и утверждено Церковью на Седьмом Вселенском Соборе».

Вместо возражения на сей верх лжесловесия ещё раз предложим каждому сличить приводимые в этой книге выдержки из всех поименованных святых с тем, что приписывает им г. Троицкий, и предоставить каждому убедиться, сколь клевещет Троицкий на святых.

Для сопоставления приведём и наши тезисы о Имени Божием, поданные нами в Прошении Святейшему Синоду от 5 февраля.

1) Имя Божие в самом обширном и таинственном смысле этого слова понимается во Святом Писании и у святых Отцов равнозначащим с именем «Слово Божие», т. е. «Имя Божие» означает «Сын Божий».

2) Имя Божие в более тесном смысле сего слова означает различные именования Божии, открытые Богом человеку, коими мы именуем Бога по богооткровенным свойствам Его. В этом смысле понимаемое Имя Божие равночестно Глаголам Божиим, которые «Дух и Жизнь» (Ин. 6:63), т. е. Божественная деятельность Божества; воспринимающих верою сии Глаголы сия Божественная деятельность Божества (энергия) освящает, просвещает ко спасению и причащает Божеству. В этом смысле мы имеем право называть Имя Божие Самим Богом, ибо из Него и в нём мы восприемлем Божество Божественной энергии, которою достойные непостижимо и недомыслимо вселяют в себя Самого Бога. В строго же догматическом смысле Имя Божие, понимаемое в смысле Божественного Откровения, есть энергия Божества и Божество⁹¹⁸.

3) Имя Божие есть Божественная Сила, Господственно действующая. Имя Божие (Божественная энергия) в Боге, и Бог (деятельностью Своей, энергией) в Имени Своём.

4) Имя Божие не только Свято, но, согласно Православному катехизису. Свято Само в Себе⁹¹⁹.

5) Именем Господа Иисуса Христа и знамением Креста освящаемся мы в таинствах.

6) Имя «Иисус» есть Имя паче всякого Имени, не как большее против других Имён Божиих, но как наиболее полно раскрывающее свойства человеколюбия Божия и спасения Богом падшего человека. Имя Иисус относится равно к Божеству и к человечеству Его. Имя Иисус есть предвечное. Имя Иисус не есть простое, ничего не значащее собственное имя, но есть самое совершенное наименование Сына Божия, имеющее величайший сокровенный смысл.

7) Евангельские книги и вообще всякое надписание Имени Божия и глаголов Божиих и всякое написание Господня Креста – достопоклоняемы наравне со святыми иконами.

8) Именачертания и имезвучия не подобает почитать ни святыми самих по себе, ни имеющими самосущую освящающую силу, ни почитать их Божеством или Энергией Божества, ибо именачертание и имезвучие, а также случайная мысль о Боге суть произведение деятельности человеческой. Но они суть святы, поскольку именуют Бога. Самая же истина о Боге, в коей простирается ум и сердце человеческое, призывая Бога, и которая таится в именах и в глаголах Божиих, хотя не всегда и не всяким может быть восприемлема, есть всегда Божество, святое Само в Себе, и есть Сила освящающая, когда то соблагоизволит Бог.

Предлагаем также православному читателю, желающему разобраться в настоящем догматическом споре, познакомиться с главными пунктами исповедания имяславцев, поданного в Святейший Синод сего 19 марта.

2. «Верую и во Имя Божие, что Оно есть свято по естеству⁹²⁰. «Имя Божие само в себе как свято, так и славно и прославлено... Слава бо Имени Божия вечна и непременяема есть, как Сам Бог»⁹²¹.

3. «Верую, что Имя Сына Божия «Иисус» – «Свято и чудно по существу своему»⁹²², и так же непостижимо, как непостижимо и Самое Существо Божие, и требует к Себе веры, как о сем пишут св. Отцы: «...Чтобы мы уверовали. Чему же уверовали? О Имени Его. Мы не должны исследовать Сущности Его, но веровать во Имя Его, так как Оно творило и чудеса». «Во Имя Иисуса Христа, – говорит Пётр, – востани и ходи» (Деян. 3:6). «Оно и Само требует веры, и ничего из этого нельзя постигнуть разумом»⁹²³. «Дабы вси язы́цы веровали, слыша о имени Христа, а не о сущности Его, ибо чудеса творило Имя Христово и Оно Само требует веры, потому что и Его нельзя постигнуть разумом»⁹²⁴.

4. "Верую во Имя Божие по заповеди, возвещённой в Св. Писании в сих словах: «Сия есть заповедь Его, да веруем во Имя Сына Его Иисуса Христа» (1Ин. 2:23). «Даде им область чадом Божиим быти, верующим во Имя Его» (Ин. 1:12). «Да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, да верующе живот имате во Имя Его» (Ин. 20:31)».

«Повторяю, что, именуя Имя Божие и Имя Иисусово Богом и Самим Богом, я чужд как почитания Имени Божия за сущность Его, так и почитания Имени Божия отдельно от Самого Бога, как какого-то особого Божества, так и обожения самих букв и звуков, и случайных мыслей о Боге.

Итак, думаем, что, прочитав собранные свидетельства святых Отцов, прочитав и сие наше исповедание, каждый здравомыслящий человек убедится в том, что вера имяславцев утверждается на непоколебимейшем камени Святого Писания и святых Отцов, которого, конечно, не поколебать ветрам и потокам всякого лжесловесия, основывающегося на Фарраре, Максе Мюллере и подобных им, и имяславия, конечно, не поглотить отверстой гортани всяких лжесловесников, о коих в Писании сказано, что «гроб отверст гортань их» (Пс. 5:10).

Но не только лжесловесны суть слова г. Троицкого, но носят в себе ещё и величайшую ересь. Ересь эта заключается в том, что, признавая Волю Отца и Благодать Святого Духа за Действие и за Энергию Божию и за Божество, Троицкий отрицает Деятельность Слова, Глагол Его и лишает Божества Деятельность Слова. Это является новым арианством и новым варлаамитством. Как ариане отрицали Божество воплощённого Слова, так имяборцы в лице Троицкого отрицают Божество сказанных на языке человеческом Глаголов Слова. Как варлаамиты отрицали Божество всякой Деятельности Божией, так имяборцы отрицают Божество Деятельности Слова.

Лжесославшись на слова святых Отцов, извратив смысл наших мнений о Имени Божием и приписав нам мнения, которых мы чужды и не говорили, г. Троицкий пытается представить веру во Имя Божие, как в Самого Бога, осуждённой и на 7-м Вселенском Соборе. Предлагаем читателям убедиться, насколько несправедлив критик. Он говорит следующее:

На 7-м Вселенском Соборе было утверждено воздавать святым иконам не боголепное, а относительное почитание. Имя есть символ, а посему тоже подходит под то, что на греческом языке якобы выражается словом «икона», поэтому и Имя Божие можно только почитать как символ, напоминающий нам о Боге, но не больше, почему и «имябожники», именующие Имя Божие Самим Богом, уже якобы осуждены 7-м Вселенским Собором и посему нового созыва Собора для осуждения своего не требуют. Такова новейшая официозная аргументация осуждения «имябожников» и отрицания Божеского достоинства Имени Божия. Но возможно ли почитать Имя Божие только как символ? Согласны и мы с тем, что начертание двумя пересекающимися линиями Креста Господня есть символ. Но та истина, которая сим символом выражается, есть ли символ? – Нет, но она есть содержание того, что сей символ вкратце собою выражает. Этими двумя пересекающимися линиями выражается и безмерность человеколюбия Отца, и безмерность самоотверженной любви Сына, и страшные Страсти Господни, и пребезмерность человеческого греха, потребовавшего такого искупления, и прочие бесчисленные Божественные Истины, сим символом являемые. В этом смысле и батюшка о. Иоанн Кронштадтский выразился о Кресте, что Крест есть Сам Бог, выразился так не о символе Креста, не о древе, из которого сделан Крест, не о чернилах, коими он написан, а о содержании тех Божественных Истин, кои выражаются Крестом. Так же точно мыслим мы и о Имени Божием. Если понятие человеческое «отец» служит символом для познания Небесного Отца, то самое познание Бога и Отца, которое сокрыто в названии сем, есть ли символ? Конечно нет, но есть Божественное Откровение, есть луч Деятельности словесной Божества и, следовательно, есть Божество, согласно определению Константинопольского Собора о ереси Варлаама в 14-м. По-видимому, это не вполне отрицает г. Троицкий, но чтобы всё-таки доказать, что Имя Божие нельзя называть Богом, он под словом «имя» желает понимать только самое именачертание, только самое имязвучание, только самую тварную идею, которою на языке человеческом именуется несозданный Бог. Но с таким ограничением понятия Имени Божия можно ли согласиться? Под словом Имя Божие святые отцы понимали не тварную оболочку имени, не символическое его изображение, но нечто другое, гораздо высшее, понимали самую истину о Боге. В этом смысле и Тихон Задонский говорит: «Слава бо Имени Божия вечна, бесконечна, непременяема есть, как и Сам Бог». Итак, о чём же говорит здесь святой? О славе ли и вечности символа – имени? Конечно нет, но под словом «имя» понимает нечто безмерно высшее. Также и св. Симеон Новый Богослов, перечислив Имена Божии и Имена Иисуса Христа, говорит, что они суть Бог (см. выше). Итак, что же понимает св. Симеон под понятием «слова Божии» – символы ли? Нет, но их внутреннее содержание. Так понимаем и мы, и, согласно со Святым Писанием и со святыми отцами, под словом Имя Божие понимаем внутреннее Божественное содержание сего Имени, а не внешнюю форму его⁹²⁵ и не те тварные идеи, коими сие Имя воображается. Спрашивается, как же Церковь до сих пор понимала и в каком смысле до сих пор употребляла слово «Имя Божие»? Так ли, как ныне тщится заставить всех думать г. Троицкий, будто Имя Божие должно быть узко понимаемо в смысле символа, или так, как понимают официально признанные за еретиков имябожники? Прежде солнца пребывает Имя Его, – говорит Духом Святым Псаломник. О символе ли сие говорится? Отче наш, да святится Имя Твое. Символ ли подразумевает здесь под словом Имя Господь? Пресвятая Троица, помилуй нас – Имени ради Твоего. О символе ли здесь подразумевается? Очевидно, что Церковь, когда говорила о Имени Божием, то никогда не понимала его так узко, как ныне хотят понимать Его имяборцы, но под словом Имя Божие понимала Истину о Боге, Божественное Действие Божественного Откровения и Божественную силу.

Г. Троицкий, не ограничиваясь тем, чтобы подвести имяславие под клятву 7-го Собора, старается подвести имяславие и под клятву 2-го Собора. С этой целью г. Троицкий сделал выборки из сочинений св. Григория Нисского и, истолковав эти случайные слова в угодном ему смысле, попытался доказать, что имяславие уже осуждено и святым Григорием Нисским и предано анафеме на 2-м Соборе. В ответ на это лжесловие г. Троицкого профессор Булгаков поместил коротенькую статью в журнале «Итоги Жизни», в которой в нескольких словах разбивает в пух и прах длинное словоплетение Троицкого. Оказывается, что Евномий был по духу своего учения предтеча имяборцев, ибо отрицал достопоклоняемость Имени Божия, действенность Его в Таинствах. – «Самой важной для нас и практически интересной стороной учения Григория Нисского, – говорит профессор Булгаков, – является его мистическое отношение к Именам Божиим, почитание которых он, наряду с Таинствами, считает существенной принадлежностью Православия и упрекает Евномия именно в нечестии к Именам Божиим. Приведя слова Евномия, что «тайна благочестия состоит собственно не в священных Именах и не в особенных обычаях и таинственных знаках, а в точности догматов»⁹²⁶, и, считая это мнение свойственным всем главным еретикам (слышите, имяборцы) – «Манихею, Николаю, Аколуфу, Аэтию, Арию» и др., святой Григорий устанавливает, что «тайна благочестия состоит собственно в исповедании Имён Божиих, – разумею Отца и Сына, и Святаго Духа». Евномий же «пренебрегает Божественными Именами, при призывании которых силою Божественного рождения подаётся Благодать приступающим с верою». – «Как не видите, – восклицает святой Григорий, – что это – гонитель веры, вызывающий доверяющих ему к отклонению от христианства? Ибо, если исповедание священных и достопоклоняемых Имён Святой Троицы бесполезно, да и обычаи церковные не приносят пользы, в числе сих обычаев печать, молитва, крещение, исповедь грехов, усердие к заповедям, нравственное преуспеяние.., то не явно ли он проповедует людям не иное что, как то, чтобы они Таинство христианское почитали вздором, посмеивались над досточтимостью Имён Божиих, обычаи церковные признавали и все тайнодействия каким-то пустословием и глупостью? Они не обращают ли в повод к смеху чествования имён, на которых утверждается наша вера?.. Итак, что такое они, как не преступники против спасительных догматов, потому что на деле отвергают веру, осуждают обряды, презирают исповедание имён, ни во что вменяют освящение таинственными знаками»⁹²⁷. «Я не знаю, – говорит по поводу приведённых слов святого Григория Нисского профессор Булгаков, – как можно связать это категорическое требование почитания Имён Божиих у св. Григория с некоторыми уклонами его гносеологиии, можно ли, вообще, это сделать»... Пусть же оценит читатель после всего сказанного, добавляет профессор Булгаков, по достоинству основной тезис г. Троицкого, «что учение имябожников является вторым изданием зрения Евномия»⁹²⁸.

Из разбора сей книжки и других сочинений г. Троицкого, написанных об Афонской смуте и об Имени Божием, приходится убедиться в величайшей пристрастности и несправедливости автора. Так, например, он свои мнения о небожественности Имени Божия основывает на том, что говорил св. Григорий Нисский против Евномия и что прямого отношения к спору не имеет, и не обращает внимания на слова св. Симеона Нового Богослова, у которого имеется совершенно определённое свидетельство о том, что все Имена Божии суть Свет и Бог. Разбирая наши сочинения, Троицкий придирается к несущественным недосмотрам и опечаткам, называя их подлогами, но сам, цитируя мысли св. Отцов, совершенно извращает их, как, например, слова св. Иустина «Бог не есть Имя», которые вырывает из предложения и придаёт им совершенно иной смысл. Ещё более грешит он перед истиною, когда описывает афонские события. В этих описаниях он с доверчивостью пересказывает все имяборческие вымыслы и клеветы, которые, побывав на Афоне, он, несомненно, мог бы проверить и убедиться в ложности их. Но для чего же всё это делает Троицкий? Цель всех этих лжесвидетельств, как он сам сознаётся в своей книге, одна: очернить имяславие и имяславцев в глазах Церкви, правительства и общества. В предисловии к своей книге «Об Именах Божиих и Имябожниках» он говорит: «ближайшая цель его труда – практическая». «Имябожники» явно стали завоёвывать общее сочувствие, и вот, чтобы очернить «имябожников» и уничижить исповедуемое Имя Иисусово, и написал Троицкий труд свой. Но этим уничижил лишь своё имя и очернил лишь себя, ибо прибёг для обличения не к истине, а к клевете, и обвиняя нас в ереси, сам впал в ту же ересь.

Итак, кто же из нас вводит в Церковь нововведение в понимании слова – «Имя Божие»? Имяборцы ли или имябожники? Очевидно, что имяборцы: видя непреложность свидетельств Св. Писания о Божестве, Имени Божия, они сначала пытались доказать, что слово Имя Божие, употребляемое в Писании, относится не к Имени Божьему, а к чему-то другому, есть лишь местоимённая форма, ныне же по неудовлетворительности сего измышления иным путём хотят лишить Имя Божие его Божественного достоинства.

Но для чего же понадобилось ныне г. Троицкому ограничивать понятие Имени Божия его тварным именачертанием и имязвучием и тварной идеей, коими Имя Божие на языке человеческом воображается? Увы, не для чего иного, как только для того, чтобы и правдами, и неправдами доказать нашу неправоту и тем оправдать хуления на Имя Господне архиепископа Антония, Никона, Сергия и имяборцев афонских, и для того, чтобы навеки отнять от Имени Божия Его Божеское достоинство и упразднить веру в его Божественную силу... Но всуе труждаетеся, не одолеют врата адовы Церкви Христовой. «Имя Божие есть Сам Бог, Имя Иисуса Христа есть Сам Господь Иисус Христос» – так выразил святоотеческое учение о Имени Божием таинник Божией Благодати приснопамятный отец Иоанн Кронштадтский, и те, которые «от истины», – послушают его, и ни на какие лжесловесия сожжённых совестью и обуявших в вере не поддадутся.

Истинная, живая христианская вера, как душа с телом, всегда соединяется с пламенной молитвой к Господу, а вместе с тем и с живою верою в силу молитвенного призывания Имени Божия. Без веры во Имя Божие, без исповедания, что с Именем Божиим соприсутствует Сам Бог, что с Именем Иисусовым соприсутствует Сам Иисус, обещавший исполнять всякое прошение ради призываемого Имени Своего, без этой веры невозможно стать искусным молитвенником, невозможно привести свою душу к сыновним чувствам к Богу и познать Иисуса, живущего в себе. О сем свидетельствует Апостол и Евангелист Иоанн Богослов в самом начале благовествования своего: «Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во Имя Его» (Ин. 1:12). «Не веруяй уже осужден есть, яко не верова во Имя Единородного Сына Божия»⁹³⁰. В послании же своём Апостол Иоанн Богослов свидетельствует, что вера во Имя Иисусово есть «заповедь». Самим Христом данная: «И сия есть заповедь Его, да веруем во Имя Сына Его Иисуса Христа и любим друг друга» (1Ин. 3:23). В конце же Евангелия своего говорит: «Сия же писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий и да верующе живот имате во Имя Его» (Ин. 20:31). Когда же даны были сказанные две заповеди: веры во Имя Иисусово и любви друг к другу? – прочтите внимательно беседу Христову с учениками после Тайной Вечери и вы увидите, что обе эти заповеди были даны именно тогда, и о них многократно повторяет в беседе Христос. О взаимной любви сказано явно: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга» (Ин. 15:11). Вслед же за этим говорит: «его же аще просите от Отца во Имя Мое, даст вам». (Ин 15:16). И в продолжение беседы Своей Господь неоднократно повторяет ученикам эти две последние Его заповеди: любить друг друга, пребывать в нём и любви Его, веруя во Имя Его и все потребное испрашивая чрез Имя Его. Но возвратимся к первому приведённому тексту. Здесь сказано, что «приявшим Его», то есть познавшим Иисуса Христа и уверовавшим, что Он есть Господь и Сын Божий, «даде область чадом Божиим быти»; далее читаем: «верующим во Имя Его». К чему же эта приставка, почему необходимо ещё и уверовать во Имя Его, чтобы стать чадом Божиим? Потому что одной веры во Христа недостаточно, чтобы пребывать с Ним во всегдашнем молитвенном общении, ибо изнеможет и память и воображение, и не возможет сосредоточиться ум, если не придёт на помощь молитвенное призывание Имени Божия с верою в то, что с Именем – и Сам Призываемый. Итак, чтобы укрепить нашу уверенность в близость Его к нам, дал нам Господь Имя Своё для всегдашнего молитвенного, умосердечного призывания. Конечно, можно пребывать в Боге памятованием слов Его, дел Его, страстей Его и иными способами, но при всём этом призывание Имени Господня есть главный способ, чтобы сопребывать с Господом и ощущать Его в сердце своём. Сколь важно исповедание Имени Божия для человека, видно из слов Господа в Его Первосвященнической молитве: «Явих Имя Твое человеком». «Отче Святый, соблюди их во Имя Твое». «И сказах им Имя Твое и скажу, да любы, ею же Мя возлюбил еси, в них будет и Аз в них» (Ин. 17:6; 12:26). Не явно ли из этих слов, что одной из целей воплощённого домостроительства было открыть людям Имя Святой Троицы и Имя Иисуса Христа. И опять спрошу вас: почему так важно человеку знать Имя Божие? – и опять отвечу: потому что Имя Божие не есть одно простое наименование, но в молитвенном призывании Имени Божия скрыта Божественная благодатная сила. Обратим внимание на слова Господа в последнем тексте «и скажу». Он уже открыл апостолам Отца, Себя и Святаго Духа; что же ещё обещает сказывать? – обещает сказывать не только им, но и каждому из нас, призывающему с верою Имя Его, обещает вселением Своим в нас низводить в сердца наши всю Святую Троицу, открывая наши умные очи для Божественных тайносозерцаний, именно тех из нас, кого признает достойными Его. Итак, слова эти опять подтверждают первый текст: «елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во Имя Его».

Но, может быть, кто скажет, что тексты эти нельзя понимать дословно, что слово «имя» надо понимать в смысле переносном? Однако из апостольской практики ясно, что Св. Апостолы дословно приняли заповедь о вере во Имя Господне. Так, когда они возвратились после первой проповеди, то с восторгом сообщили Господу о чудесах, совершённых ими чрез призывание Имени Его: «Господи! И бесы повинуются нам о Имени Твоём» (Лк. 10:17). Эти слова показывают, что, отправляя на проповедь. Господь дал апостолам заповедь целить призыванием Имени Своего, хотя об этом прямо и не сказано⁹³¹. Несомненно, дав апостолам заповедь исцелять болящих и изгонять бесов, Христос Сам указал им и способ, коим это следовало делать. Отсюда понятен восторг учеников, когда они воочию убедились, сколь велико Имя их Учителя. Поэтому же самому апостол Пётр исцелил хромого у дверей церковных ни чем иным, как призыванием Имени Иисусова: «Рече же Петр: сребра и злата несть у меня, но еже имам, сие ти даю: во Имя Иисуса Христа Назорея востани и ходи». Когда же сбежался народ и дивился чуду, то Пётр сказал: «Что чудитеся?.. О вере Имени Его, сего, егоже видите и знаете, утверди Имя его; и вера, яже Его ради, даде ему всю целость» (Деян. 3:6–16). Когда же Петра и Иоанна повлекли на судилище за совершение чуда, то Пётр исповедал веру во Имя Иисусово спедующими словами: «Разумно буди всем вам и всем людям Израилевым, яко во Имя Иисуса Христа Назорея, Его же вы распясте. Его же Бог воскреси от мертвых, о Сем (т. е. Имени), сей стоит пред вами здрав... несть бо инаго Имени под небесем, даннаго в человецех, о нем же подобает спастися» (Деян. 4:10–12). И св. апостол Павел ясно подтверждает необходимость соединять с верою во Христа ещё и веру во Имя Его: «Близ ти глагол есть во устех твоих и в сердце твоем» – то есть в устех молитва, или молитвенно призываемое Имя, «Сиречь глагол веры, его же проповедуем» (Рим. 10:8). Что же значит глагол? Значит – слово, но какое? – которое мы проповедуем, т. е. Господа Иисуса, воскресшего из мёртвых. Поэтому вслед за этими словами и говорится: «Яко аще исповеси усты своими Господа Иисуса и веруеши в сердце твоем, яко Бог Того воздвиже из мертвых, спасешися» (Рим. 9:10). Итак, необходимо при вере в воплощённое домостроительство нашего спасения веровать и во спасительное Имя Спасителя и призывать Его. Наконец, взгляните на икону Спасителя. Не Имя ли Его изображают персты Его? О необходимости благоговейной веры в молитвенное призывание Имени Иисусова ясно говорят также все молитвословия, обряды и установления церковные, ибо всюду здесь упоминается сладчайшее Имя Христово и всюду возносятся хвала и поклонение сему Прелестному и Великолепному Имени.

Что иное, как ни вера во Имя Божие, понуждало и побуждает Церковь возносить ко Господу следующие молитвенные слова: «Возвесели сердца наши, во еже боятися Имени Твоего Святаго»⁹³². Иные скажут: «это оборот речи такой». Неправда, ибо в таком употреблении оборота речи никакой нужды нет. Не будь тут смысла дословного, было бы сказано иначе, например: всели в сердца наша страх Твой Святый. Но в той молитве мы именно просим вселить в нас радостный страх пред Именем Божиим или живую веру в Него. Эта же, приведённая нами, молитва завершается словами: «Несть подобен Тебе в бозех Господи, силен в милости и благ в крепости, во еже помогати, и утешати, и спасати уповающия на Имя Святое Твое». Приводим ещё слова 4-й светильничной молитвы: «Исполни уста наша хваления Твоего, еже подати величествие Имени Твоему святому». Или вот прошение молитвы 7-й: «Да и на ложах наших умиляющеся, поминаем в нощи Имя Твое». – «Господи, поели благодать Твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое Святое»⁹³³. «Благодарим Тя... вложившего во уста наша слово хваления, еже покланятися и призывати Имя Твое Святое»⁹³⁴. «Да спасени душею и телом всегда пребывающе, с дерзновением славим чудное и благословенное Имя Твое»⁹³⁵. «Благодарим Тя, яко поставил еси нас в поклонение Честнаго Имени Твоего»⁹³⁶. «Яко благословися и прославися всечестное и великолепое Имя Твое»⁹³⁷. Когда же оканчивается литургия, то Церковь поёт трижды: «Буди Имя Господне благословенно отныне и до века!» Неужели и это имеет смысл переносный? Какая в сем нужда, когда можно было бы и прямо петь, например, так: Господь Бог наш благословен буди от ныне и до века. Но Церковь, оканчивая литургию и воспевая Имя Божие, делает так потому, что Таинство Евхаристии совершилось чрез призывание Имени Божия. Церковь не имеет обыкновения праздно употреблять слова и путать понятия, всегда отличаясь точностью во всех своих выражениях.

Итак, сами молитвословия Церкви ясно свидетельствуют о вере её во Имя Божие. Точно так же святые отцы и столпы Церковные многократно свидетельствуют о сем в своих писаниях. Предлагаем здесь и авторитетные слова великого молитвенника земли русской, отца Иоанна Кронштадтского: «Когда ты про себя говоришь или произносишь Имя Божие, или Господа Саваофа, или Иисуса Христа, то в этом Имени ты имеешь всё существо Господа: в нём Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость. Со страхом Божиим, верою и любовью прикасайся мыслями и сердцем к этому всезиждущему, всесодержащему, всеуправляющему Имени. Вот почему строго запрещает заповедь Божия употреблять Имя Божие всуе, потому что Имя Его есть Он Сам – единый Бог в трёх Лицах, простое Существо, в едином слове изображающееся и заключающееся и в то же время «не заключаемое, то есть не ограничиваемое им и ничем сущим... Великие Имена: Пресвятая Троица, или Отец, Сын и Святый Дух, призванные с живою сердечною верою и благоговением, или воображённые в душе – суть Сам Бог и низводят в душу Самого Бога в трёх Лицах»⁹³⁸.

В приведённых словах высокочтимый о. Иоанн ясно говорит о том, что Существо Божие лишь отражается в Имени Божием, изображается Им, но отнюдь не объемлется, не ограничивается и не поглощается сим Именем, «в едином слове заключающемся и в то же время незаключаемом». Следовательно, лица, упрекающие таких молитвенников в обожествлении самого имени, самих букв, ошибаются. Вспомним иконоборцев, укорявших православных, что они поклоняются дереву и краскам. Никто из нас, благоговейно почитающих Имя Божие, не приравнивает имени по существу с Богом, но мы веруем, что в призываемом нами Имени таинственно присутствует Сам Бог, и поэтому оно сильно спасать нас и творить чудеса. В этом смысле мы и называем Имя Божие Самим Богом. Мы не обожествляем само Имя, но выражаем веру в соприсутствие⁹³⁹ с ним Бога. Бог открыл Имя Своё людям⁹⁴⁰,^ чтобы облегчить им молитвенное сношение с Собой. Бог непостижим, неисследим, необъемлем умом человеческим, ни ангельским. Сколь было бы трудно для человека молиться Богу, если бы Сам Бог не упростил сего до крайности, дав человеку для призывания Имя Своё? «Призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши Мя» (Пс. 49:14). «Близ ти глагол, в сердци твоем» (Рим. 10:8).

Подивись же, человек, чудному домостроительству Божию в даровании нам такого, всем доступного, средства Богообщения, в призывании Имени Его, и возблагоговей пред Именем Божиим. Подивись близости к тебе Самого Бога – ты призвал Его по Имени Его, – и се Он Сам во Имени Своём. Какое дивное по простоте даровано Богом средство для молитвенного соединения человека со своим Творцом, для доступа к Неприступному! Нет нужды ни во времени, ни в месте, ни в особых талантах, ни в искусстве, ни в возрасте, ни в силе, ни в познаниях, ни в книгах; призови лишь с верою Имя, Которое легко может узнать и младенец, – и вот ты можешь обрести Бога, по мере веры твоей, чистоты призывания твоего при руководстве церковного предания. Посему-то и при постриге монашеском постригаемый даёт обет непрестанно молиться молитвою Иисусовою, говоря: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». В знак сего он получает для ношения на руке чётки (см. чин пострижения).

Когда св. Игнатий Богоносец предстал пред царём Траяном, тот спросил его: «Почему зовут тебя Богоносец?» Игнатий отвечал: «Носящий Христа Бога в сердце своём Богоносец есть». Траян спросил: «Разве ты носишь Христа в сердце твоём?» Отвечал Святой: «Воистину ношу». Затем, по растерзании его львами, когда неверные увидели, что сердце священномученика осталось нетронутым, то, вспомнив его слова, полюбопытствовали разрезать его пополам, и что увидели? – увидели Имя «Иисус», золотыми буквами начертанное⁹⁴¹.

Из сказанного ясно видно, какой первостепенной важности краеугольный камень церковный есть Имя Господне. Как для нравственной жизни человека и для делания добродетелей основанием служит слово Господне, так для духовно-молитвенной деятельности основанием служит Имя Господне и вера в Него, как в Самого Господа. И действительно, не на вере ли во Имя Господне, как в Самого Бога, основаны Св. Таинства? Не призывание ли и исповедание Имени Господня лежит в основании всего священнослужения? Не на вере ли во Имя Господне основано умно-сердечное сокровенное делание – молитва Иисусова?

Послушайте, как о сей молитве Иисусовой учат св. Отцы.

О молитве Иисусовой св. Симеон Солунский говорит так: «Есть много молитв, но превосходнее всех та, которую дал нам Сам Спаситель («Отче наш»), а после неё – спасительное призывание Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия (т. е. молитва Иисусова, в научении нас которому потрудились многие преподобные отцы наши, и между ними златословесный отец наш Иоанн, в трёх словах изложивший учение о сей Божественной молитве; затем Богоносный Лествичник, Диадох и другие многие. Они говорили о ней достойно жившего в них Духа Божия, так как молитва сия в Духе Святом изрекается, как говорит святой Павел: «Никто же может реши Господа Иисуса, точию Духом Святым» (2Кор. 12:3). И тот, кто изрекает, от Бога есть, как говорит св. Иоанн: «Всяк дух, иже исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога есть» (1Ин. 4:2)... Сия божественная молитва, состоящая в призывании Спасителя, есть следующая: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Она есть и молитва, и обет, и исповедание веры. Духа Святаго и Божественных даров подательница (слышите, что призывание Имени есть подательница, а не посредствующая сила), сердца очищение, бесов изгнание, Иисуса Христа вселение, духовных разумений и Божественных помыслов источник, грехов отпущение, душ и телес врачевательница. Божественного просвещения подательница, милости Божией кладезь, откровения тайн Божиих ходатаица, единая спасительница, яко Имя Иисуса Христа Сына Божия, на нас названное, в себе носящая. "И несть иного имене под небесем, о нем же подобает спастися нам« (Деян. 4:12), как говорит апостол. Призывание сие есть и молитва, потому что сим испрашиваем милости Божией; и обет, потому что в нём мы себя сами предаём Христу чрез призывание Его, и исповедание, потому что, исповедав так Господа Иисуса, Пётр ублажён Им (Мф. 16:17); и сердца очищение, потому что Бог зрит, и призывает, и очищает того, кто таким образом зрит Бога (видишь, что призывание Имени Иисусова есть созерцание Самого Бога); и бесов изгнание, потому что Именем Иисуса Христа бесы были изгоняемы и изгоняются; и вселение Христа, потому что Христос в нас есть памятованием о Нём, и памятованием сим вселяется в нас. Она исполняет веселия, как говорит св. Давид: "помянух Бога и возвеселижся» (Пс. 76:4); и духовных разумений и помыслов источник, потому что во Христе все сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2:3); и Он подаёт их нам, в коих вселяется; и Божественного просвещения подательница, потому что Христос есть истинный Свет (1Ин. 5:20); и призывающим Его сообщает просвещение и благодать, как Пророк взывал: «Буди светлость Господа Бога нашего на нас» (Пс. 89:17), и как Господь обетовал: «ходяй по Мне имать Свет животный» (Ин. 8:12); и милости Божией кладезь, потому что милостив Господь и ущедряет всех призывающих Его (Пс. 85:5); и «творит скорое отмщение вопиющим к Нему» (Лк. 18:7–8); и откровения смиренных тайн Божиих ходатаица, как рыбарю Петру истина о Христе явлена была от Отца Небесного (Мф. 16:17), и как Павел «восхи́щен был в рай до третьего неба и слышал неизреченные глаголы» (2Кор. 12:4); и единая спасительница, потому что «нет ни о едином же ином спасения» (Деян. 1:12), кроме Господа, к Коему взываем, ибо Сей «Единый есть Спас мира Христос» (Ин. 4:42). Почему последнее, хотя и нехотя, «всяк язык исповест, яко Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп. 2:11). Такое исповедание есть знак веры нашей и свидетельство, что мы от Бога. Ибо всяк дух, «иже исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога есть», а не исповедующий сего «от Бога несть», а есть «антихристов» (1Ин. 4:3). Почему всем верующим надлежит Имя сие непрестанно исповедовать и для проповедания веры, и для засвидетельствования любви нашей к Господу нашему Иисусу Христу, от Которого ничто никогда не должно нас разлучать; и ради благодати от Имени сего отпущения грехов, уврачевания души, освящения и просвещения, и, прежде всего, ради спасения. Божественный Евангелист говорит: «Сия писана быша, да веруете, яко Иисус есть Сын Божий». Се вера! – «и да верующе живот имате во Имя Его» (Ин. 20:31). Се спасение и жизнь! (т. е. Имя Его). Сие призывание всякий благочестивый всегда да возглашает, как молитву, и умом своим, и языком, и стоя, и ходя, и сидя, и склоняясь на ложе, и говоря что-либо, и делая, – всегда да понуждает себя к тому, и обретёт великий покой и радость, как опытно знают это имеющие о сем заботливое попечение (т. е. старающиеся беспрестанно призывать Имя Господне) и монашествующие, и миряне»⁹⁴².

Св. Иоанн Златоуст говорит: «Есть у нас духовные заклинания – Имя Господа нашего Иисуса Христа и сила Креста... Если же многие, хотя и произносили это заклинание, но не исцелились, то это произошло от маловерия их, а не от бессилия произнесённого Имени; точно так же многие прикасались к Иисусу и теснили Его, но не получили никакой пользы, а кровоточивая жена, прикоснувшаяся не к телу, а к краю одежды Его, остановила долговременные токи крови. Имя Иисуса Христа страшно для демонов, страстей и болезней. Итак, станем Им украшаться. Им ограждаться». Поясняя дальше, почему мы, несмотря на всемогущую спасительную силу Имени Иисусова, хотя и беспрестанно призываем Его, но всё же остаёмся неукрашенными сердцем и не достигшими духовного совершенства, св. Златоуст говорит, что Имя Иисусово всемогуще и в силах нас очистить, но мы сами виноваты в том, что призывание Его остаётся без пользы для нас, ибо мы не уготовляем сердца нашего к тому, чтобы оно могло достойно воспринять Имя Господне и с ним Самого Господа: «Сделай сердце твоё только достойным такого прикосновения, и Господь первый притечёт к тебе... А как скоро Христос извлечёт звуки из души нашей (т. е. когда очищенное сердце издаст чудную мелодию Иисусовой молитвы), то несомненно снизойдёт на нас Дух, и мы будем лучше неба, имея не солнце и луну отпечатленными на теле нашем, но Самого Владыку солнца, луны и ангелов, в нас поселившегося и шествующего. Я говорю это не для того, чтобы нам (Именем Иисусовым) воскрешать мёртвых, очищать прокажённых, но для того, чтобы мы явили чудо, которое больше всего этого, именно – любовь. Где только есть это благо, там немедленно является Сын со Отцом, и снисходит благодать Духа. «Идеже бо», – говорит Христос, – «есть два или трие, собрали во Имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф. 18:20)⁹⁴³. Из этих последних слов св. Златоуста следует, что каждому возможно воскресить своё умерщвлённое грехами сердце именно молитвою Иисусовой. Но кто же суть «два, или три»? Это суть ум и сердце, по учению св. Отцов, а третье суть уста; когда сочетается единодушно в молитве ум с сердцем, и произойдёт так называемое снисхождение ума в сердце, тогда действенно будет совершаться и молитва.

Св. Симеон Новый Богослов, изложив святоотеческое учение о молитве Иисусовой, присовокупляет: «и тогда бывает брань – с великим шумом восстают злые демоны (на того, кто начал заниматься молитвой Иисусовой), и посредством страстей производят мятеж и бурю в сердце, но Именем Иисуса Христа всё сие потребляется и разливается, как воск на огне»⁹⁴⁴.

О том, сколь великое значение в молитве Иисусовой имеет именно призывание Имени Господня, которое так уничижают имяборцы, Игнатий и Каллист Ксанфопулы свидетельствуют следующее: «Начало всякого боголюбезного действования есть с верою призывание спасительного Имени Господа нашего Иисуса Христа, так как Он Сам заявил: «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15:5) и с этим призыванием – мир и любовь: мир, – ибо «молиться подобает без гнева и размышления» (1Тим. 2:8); любовь, ибо «Бог – любы есть, и пребываяй в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем» (1Ин. 4:16). С верою призыванием Имени Господа нашего Иисуса Христа твёрдо надеемся мы получить милость и жизнь истинную, в нём сокровенную, кои, при частом возглашении внутрь сердца Имени Господа нашего Иисуса Христа, источаются из него (т. е. из самого Имени; в этом понимании слова «него» в подлиннике заглавная буква «н» поставлена малая, а не большая), – как из некоего Божественного источника присно-текущего. Почему Сам всеблагий и сладчайший Господь наш Иисус Христос, и когда приблизился к вольному за нас страданию Своему, и когда явился Апостолам по воскресении, и ещё когда имел взыти ко Отцу по Своему естеству и нашему по благодати: яко истинный и чадолюбивый Отец оставил их (т. е. мир Свой и заповедь о любви и о Имени Своём) всем Своим, как последние некие заповеди и сладостные утешения, как дорогие и верные, так сказать, залоги, лучше же как Богом подаваемое наследие. Когда настало спасительное Его страдание. Он явил сие в следующих, сказанных ученикам словах: «Аще чесо просите от Отца во Имя Мое, даст вам. Доселе не просисте ничесоже во Имя Мое: просите, и приимете, да радость ваша исполнена будет» (Ин. 16:23–24). Снова по воскресении Он говорил им: «Знамения верующим сия последуют: Именем Моим бесы ижденут, языки возглаголют новы» и проч. (Мк. 16:17). Согласно с этим возвещает и наперсник Иоанн евангелист: «Многа же и ина знамения сотвори Иисус пред ученики Своими, яже не суть писана в книзе сей. Сия же писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, и да верующе живот имате во Имя Его» (Ин. 20:30–31). И св. Павел апостол: «О Имени Иисусове всяко колено поклонится» и проч. (Флп. 2:10). И в апостольских Деяниях написано: «Тогда Петр, исполнився Духа Свята, рече: разумно буди всем вам и всем людем Израилевым, яко во Имя Иисуса Назорея, егоже вы распясте, егоже Бог воскреси от мертвых, о сем сей стоит пред вами здрав», и немного спустя: «несть ни о едином же ином спасения: несть бо иного Имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам» (Деян. 4:8–12). И опять Спаситель: «Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли» (Мф. 28:18). От сих трёх добродетелей (т. е. молитвенного призывания Имени Иисусова, мира со всеми и со своею совестью и любви ко всем, наипаче же ко Христу) рождаются нам другие три дивные плода, именно: очищение души, просвещение и зрелость духовная... Посему очень премудро славные руководители наши и наставники... научают преимущественно пред всяким другим деланием Господу молиться... непрестанным имея делом и занятием призывание всесвятого и сладчайшего Имени Его, всегда нося Его в уме, в сердце и в устах и всячески понуждая себя в нём и с Ним и дышать, и спать, и бодрствовать, и ходить, и есть, и пить, и всё вообще, что ни делаем, так делать. Сие убо страшное для всякой твари и досточтимое Имя паче всякого имени... (Видите ясное свидетельство, что во Имени Иисусовом пребывает Сам Творец, страшный для всякой твари!) И великий Златоуст говорит: «Умоляю вас, братие, никогда не нарушайте и не презирайте правила молитвы сей». Немного спустя: «Монах должен, ест ли, пьёт ли, сидит ли, служит ли, шествует ли путём, или другое что делает, – непрестанно взывать: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, да Имя Господа Иисуса, сходя вглубь сердца, смирит держащего тамошние пажити змия, душу же спасёт и оживотворит. Непрестанно убо пребудь с Именем Господа Иисуса, да поглотит сердце Господа и Господь сердце и будут два сии во едино». (Видите, какое ясное свидетельство в пользу неотделимости Имени Господа от Самого Господа. Выше сказано, что следует непрестанно призывать Имя Господне, дабы оно, сходя во глубину сердечную, смиряло змия и спасало душу, а здесь это призывание называется пребыванием с Именем Господним, и это призывание и есть поглощение сердцем Самого Господа, и вселение Самого Господа в сердце!) И опять: «не отлучайте сердца своего от Бога, но пребывайте с Ним и сердце своё всегда храните с памятованием Господа нашего Иисуса Христа, пока Имя Господа вкоренится внутрь сердца, и оно ни о чём другом помышлять не станет, да возвеличится Христос в вас. (Видите ли свидетельство, что вкоренение памяти о Боге состоит именно во вкоренении памятью в сердце своё Имени Господа Иисуса?) Говорит также и Лествичник: «Память Иисусова да срастворится с дыханием твоим, и тогда познаешь ты пользу безмолвия»⁹⁴⁵. Затем Каллист учит, как именно навыкать умносердечному призыванию: «Путем дыхания тихо сведи ум внутрь сердца, и держи молитву сию: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! – вместе с дыханием соединенно некако совводя туда и глаголы молитвенные, как говорит св. Исихий: «с дыханием твоим соедини трезвение, и Имя Иисусово, и помышление о смерти незабвенное, и смирение, ибо то и другое великую доставляет пользу». Согласно с ним говорит и св. Диадох: «которые сие святое и преславное Имя непрестанно содержат мысленно во глубине сердца своего, те могут видеть и свет ума своего. И ещё: сие дивное Имя, будучи с напряжённою заботливостью содержимое мыслью, очень ощутительно попаляет всякую скверну, появляющуюся в душе, «ибо Бог наш огнь поядаяй есть» (Евр. 12:29) всякое зло, как говорит апостол. Отсюда, наконец. Господь приводит душу в великое возлюбление славы Своея, ибо преславное то и многовожделенное Имя, укосневая чрез памятование о Нем ума в теплом сердце, порождает в нас навык любить благостыню Его беспрестанно, потому что нечему уже тогда полагать тому препону» (пт. 59). Лествичник говорит: «бей супостатов Иисусовым Именем, ибо против них нет более сильного оружия ни на небе, ни на земле»⁹⁴⁶. Но не только у сказанных святых отцов и подобных им ты найдёшь словеса священной молитвы, но ещё прежде их, у самых первых и верховных апостолов Петра, Павла и Иоанна. Один возглашает Имя Господа Иисуса» (1Кор. 12:3); другой – «Иисуса Христа»: «Благодать и Истина Иисусом Христом бысть» (Ин. 1:17); третий – «Христа Сына Божия»: «Ты еси Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16). Блаженный Павел сказал: «никто не может исповедать Господа Иисуса», последнее речение «Иисуса» берёт св. Иоанн и ставит первым в своём изречении: «иже исповесть Иисуса Христа; последнее его речение «Христа» в исповедании св. Петра помянуто первым: «Ты Христос Сын Бога». Так составилась, как триплетённая, нерасторжимая ветвь, Боготворная молитва наша (видишь, как св. Отец именует призывание Имени Иисусова Боготворным, ибо Имя Его и есть Сам Он, Бог Иисус Христос, имеющий власть делать и людей по благодати богами!), премудро и разумно сплетённая и сотканная. Так до нас дошла, так блюдётся нами, и в том же виде перейдёт к тем, кои будут после нас. (Слышите, какое свидетельство, что молитва Иисусова происходит от апостольских времён, и есть святое апостольское предание). Что касается до речения: «помилуй мя», прилагаемого к спасительным словам молитвы, т. е. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий», его приложили святые Отцы, наипаче для младенчествующих ещё в деле добродетели, новоначальных и несовершенных!», ибо преуспевшие и совершенные о Христе каждым из сих воззваний довольны бывают: одним – «Господи Иисусе! Другим – Иисусе Христе! Третьим – Христе, Сыне Божий!», или даже только возглашением: «Иисусе»! – объемля то и лобызая, как полное делание молитвы, и чрез это одно исполняемы бывая неизреченной, всякий ум, всякое видение и всякое слышание превосходящей сладости и радования. В убеждение и удостоверение в сем полнейшее, сладчайший и человеколюбивый Господь наш Иисус Христос, Сын Божий, Коего словеса суть дела и глаголы, – Дух и Живот, ясно возвестил: «без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 17:5); ещё: «аще что просите от Отца во Имя Мое, то сотворю» (Ин. 14:13–14)⁹⁴⁷.

Не менее ясно свидетельствуют и преп. Исихий. и св. Григорий Синаит о том, что Имя Господа Иисуса Христа есть сама Божественная сила, т. е. Сам Он, но отнюдь не сила посредствующая, и что в умной молитве призывание частое Имени Иисусова есть главное основание её и та сила, которая делает молитву животворящей и боготворящей. «Когда приходят помыслы, призывай Господа Иисуса часто и терпеливо, и они отбегут: ибо, не терпя сердечной теплоты, молитвою подаваемой, они, как огнём опаляемые, отбегают... Непрестанно взывай умно и душевно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного.., держи неисходно ум в сердце, взывай к Господу Иисусу и скоро прогонишь помыслы и наводителей их бесов отгонишь, опаляя их и бичуя невидимо Божественным Именем сим⁹⁴⁸. Одинаково с этим советует и преп. Никифор Афонский: «Изгнав из словесности всякий помысел, дай сию молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» – и понудь его вместо всякого другого, и помышление это будет всегда вопиять там внутри. Если будешь такое делание держать неопустительно со всем вниманием, то откроется тебе чрез сие по времени и сердечный вход... Придёт же тебе, при многовожделенном и сладостном внимании, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и проч., ради коих потом всякое твоё прошение исполняемо будет о Христе Иисусе, Господе нашем»...⁹⁴⁹

Таково святоотеческое учение о молитве Иисусовой, деемой о Имени Иисуса Христа, и сие святоотеческое учение св. Отцы не от себя измыслили, но восприяли, как мы видим, по свидетельству Игнатия и Каллиста, от Апостолов; оно дошло в неизменном виде до нашего времени. Так, великий делатель умносердечной Иисусовой молитвы Паисий Величковский, приводя в своей книге слова старца своего блаж. Василия, в предисловии на главизны блаж. Филофея Синайского излагает следующее учение о молитве и о Имени Иисусовом: «Всякий, отрекающийся мира и приемлющий монашество, принимает (подобно воину, вступающему в войско) и меч духовный, дабы с ним, как то подобает воину Христову, вступить в брань с духами злобы (мы приводим цитируемое место, переводя его со славянского языка, ради большей удобопонимаемости, на русский). Почему в час пострижения ему и говорится: «приими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий, его же и носяй во устах своих, уме же и сердце, глаголи непрестанно: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

Сей «меч духовный» и «глагол Божий» есть, по толкованию блаж. Василия, именно Имя Иисусово: «Что бо глаголет Писание? – близ ти есть глагол во устех твоих, и в сердце твоем, яко аще исповеси усты твоими Господа Иисуса, спасешися: всяк бо, иже аще призовет Имя Господне, спасется. Все же се: глагол (в первом тексте), исповедание (во втором тексте) и призывание (в третьем тексте): разумей быти внутрь тебе Христа (то есть и призываемое, и глаголемое, и исповедуемое Имя Иисусово и есть Сам Христос), чрез святое крещение вселившийся. Его же призывати (т. е. Имя Его) и глаголати, иисповедати должен еси непрестанно, иногда только внутрь сердца своего, а иногда и устами произнося: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Берегись же, человече, противления этой заповеди (т. е. берегись нерадения в том, чтобы беспрестанно призывать Имя Господа Иисуса), дабы за это не послал на тебя Бог дух ожесточения, слепоты и глухоты духовной, подобно древнему Израилю, поклонившемуся иногда Ваалу и впавшему в идолопоклонство вследствие нерадения своего о хранении ума своего, как в том обличает его Илия Пророк, и не стал бы ты (подобно Павлу) противу остра рожна (Имени Иисусова) прати. Не надейся же и не верь, что возможешь преуспеть в чём-либо духовном, если не станешь повиноваться данной тебе заповеди призывать Иисуса Христа на всяк помысл злой и на всякую рать вражию, как говорит св. Исихий, ибо не найдёшь ни на небе, ни на земле более крепкого оружия на врагов, чем Имя Христово... «Веруяй в Мя, реки от чрева его истекут воды живы». Всяк бо крещающийся приемлет свыше сию воду живую во глубине сердца своего таинственно, о ней же пишется в житии святейшего Игнатия Богоносца, яко разрезаша невернии сердце его глаголюще: «како он ношаше Бога своего в сердце своём?» И обретоша внутрь из злата словеса сия: Иисус Христос. Итак, этими словами блаж. Василий доказывает, что ношение Христа в себе есть ношение Имени Его в сердце своём. Сие же знамение бе на посрамление неверных, во уверение же всем верным, яко всяк во святом крещении приемлет внутрь себе Христа.

Сего ради святые отцы повелевают нам, во-первых, очищаться от страстей умно-сердечным призыванием Имени Иисус Христова против всякого помысла злого, брани страстной и прилога вражьего. И такая молитва не должна быть бесчувственной и лишь по привычке глаголемой, но должна быть исполненной сердечного чувства, без сердечного же чувства творимую молитву Иисусову и мёртвой молитвой назвать не грешно. Так положив начало пребывать в разумном внимании (т. е. следить бдительно за всеми появляющимися в уме помыслами и не допускать их до ума своего) и молении (т. е. всегдашнем призывании против всякого помысла Имени Иисусова), да пребудем твёрдо до самой смерти, неослабно борясь с ратующими против нас врагами и страстями нашими; и, как научают нас святые отцы, хотя, несмотря на бдительность и молитву нашу, враг всё-таки будет успевать наносить нам тысячи язв каждый день, мы, однако, да не отступим от сего живоносного делания, то есть призывания Иисуса Христа (т. е. Имени Его), сущего в сердцах наших.

Таковых (прилежно и беспрестанно занимающихся призыванием Имени Иисуса Христа) Бог, если усмотрит в этом пользу для души нашей, уводит на высоту созерцательной умной молитвы. Но некоторые (не ведая, что созерцательная молитва есть дар Божий) пытаются своими собственными усилиями взойти на степень созерцательной молитвы, мня, что она в руках хотящих достичь её обретается, за что их, по справедливости, можно назвать легкомысленными. Другие же, увидев, что не все, но немногие сподобляются дара созерцательной молитвы, ослабевают в подвиге деятельной молитвы Иисусовой и начинают нерадеть о беспрестанном призывании Имени Иисусова; но так как без сего призывания невозможно человеку избежать действия страстей и сосложения ума своего с лукавыми помыслами, то таковые и подпадают под власть страстей, за что имеют быть истязаны в час смерти и воздадут ответ на Страшном Суде за то, что нерадели о призывании Имени Господня... Таковым следует разуметь, что за то, что по немощи нашей мы не сподобились достичь степени созерцательной молитвы, мы осуждены не будем; но за то, что мы не блюли ума и сердца своего от диавола и злых помыслов, имея возможность противиться им и побеждать – не собою, но страшным именем Христовым – имеем воздать слово Богу за то, что, нося Христа внутри себя по дару святого крещения, не умели, или, вернее, не желали научиться, как призвать Того (т. е. Имя Иисусово) на помощь в час брани. И именно за это и укоряет нас апостол, говоря: «не весте ли, яко Иисус Христос в вас есть? разве, не искусни есте», то есть не умеете – действовати умом в сердце Имя Христово». (Видите, какое ясное утверждение, что Имя Иисус-Христово, исповедуемое в сердце, и есть Сам Иисус Христос)⁹⁵⁰.

«Носящий же Меч сей, или Глагол (т. е. Имя Иисусово), в уме своём, внимая внутренне помыслам своим, знает, когда нападает на него мысленно враг, и тогда обращает сей меч против злых его прилогов и страстей, и помыслов и молится против сих действий вражеских молитвою Иисусовой, также молится и в случае впадения в грех, прося прощения о Имени Иисусовом»⁹⁵¹. «Но, о времене нашего! Многие и чуть ли не все носят сей Меч «за един токмо обычай, а не на каковую бранную потребу! Не стараясь научиться, как обращать сей меч против лица вражьего и пожигать врагов сим пламенным оружием, как огнём, но пользуются сим мечом неразумно и плотски, а не действительно, то есть тянут лишь чётки, за «славу» – одну лестовку, а за кафизму – три, и тем и довольствуются, ограничиваясь лишь внешней молитвой. Множайшие же, и совершенно отложив в сторону сей глагол Божий, паче жерещи пламенно оружие, охраняющее врата сердечные, довольствуются в своей духовной жизни лишь одним псалмопением, канонами и тропарями⁹⁵².

В предисловии на книгу блаж. Исихия блаж. Василий, приводимый Паисием Величковским, говорит: «О единой же сей краткой и пятьми словесы исчисляемой молитве, по апостольскому гласу: 1) Господи 2) Иисусе 3) Христе, 4) помилуй 5) мя, написал первый св. Исихий двести глав, ничтоже иное приложив в тех точию едино ума блюдение и сию священную молитву Иисусову... Толикое бо бе святым о сем священном делании и радение, яко и молитися повелевают за неведующих сего умного света сердечного, просвещающегося Именем Христа Бога нашего⁹⁵³.

В той же главе он говорит, что в умном делании прекрасное оружие против страстей есть память смертная, воспоминание ужаса осуждения на Суде, и вечности ужасного мучения и, с другой стороны, воспоминание блаженств Царствия Небесного, но все эти роды умного делания не могут сравниться с призыванием умносердечным Имени Иисусова: «Хотя и эти воспоминания в тех, кои ими победили нечувствие своё, имея силу утолять похоти плоти и отражать злые помыслы от души, но Имя страшное Иисус Христово большую и несравненную имеет силу, всех сих потребляти от сердца и ума... Поэтому эти воспоминания следует сопрягать с деланием умной молитвы, и они придают молитве сугубую крепость и успешность: наипаче же от молитвы сами яко свет сияюще, прогонимей сущей тьме от ума и мгле страстей Именем Иисус Христовым"⁹⁵⁴.

В предисловии к Нилу Сорскому сей же блаж. Василий говорит, что, хотя святые отцы и уставляют добрым и благоговейным мужам очищать свои сердца единым исполнением заповедей Христовых, имея как крепчайшие оружия против страстей страх Божий и память Божию, но сие действенно лишь для добрых неокамененных сердец: «нечувственным же и окамененным, аще и самая та геенна, или Сам Бог чувственно открыется, никаково же наведе им страха. Также и для новоначальных сие одно умное делание, то есть памятование Бога, со страхом Божиим трудно исполнимо, ибо ум новоначальных, упражняемый в сей памяти, скоро притупляется и также избегает мыслить о Боге и о страхе наказания за несоблюдение заповедей, как избегает пчела курения дыма. Поэтому, хотя памятование заповедей Божиих и страха наказания и весьма полезно есть в сей брани, но святые отцы изобрели, сверх сих, и ещё одно прекраснейшее средство, могущее весьма помогать немощным (т. е. беспрестанное призывание против помыслов и страстей Имени Иисусова). Поэтому, если перве умное делание можно уподобить ручной мельнице, то, если с сим первым деланием человек соединит и беспрестанное призывание Имени Иисусова, то оно уподобится мельнице водяной: подобно тому, как вода сама собою движет и колесо, и жерновный камень, так «и пресладкое Имя Иисусово с памятью Бога ту суща (т. е. сущего во Имени Иисусовом) всеисполненне живущаго во Иисусе (т. е. в Имени «Иисус») подвижет ум в молитву«, о чём великий в богословии Исихий, назнаменуя, глаголет: «Душа, благодеемая и услаждаемая от Иисуса, с радостью некоей и любовью, и со исповеданием Благодателю хвалу воссылает, благодаряще и призывающе Того с веселием»⁹⁵⁵. В приведённом в сей же книге письме архимандрита Александра этот последний некоему имущему намерение принять монашество пишет: «Постарайся обрести Иисуса Христа... в сердце твоём... Мы все ищем Иисуса Христа по разным местам, не ведая того, что Он всегда внутри нас находится»... «Всемогущий Бог да озарит сердце твоё и укажет тебе место, где обитает Иисус Христос»...⁹⁵⁶ Это сердечное место, в коем следует стоять вниманием и молитвою и в коем подобает искать, так сказать, Христа в носящем Его Имени Иисусовом, есть верхушка сердца, которая лежит под левым сосцом⁹⁵⁷.

Начало Иисусовой молитвы св. Симеон Солунский, как мы видели, возводит к самим апостолам, но начало созерцательной умной молитвы, по свидетельству Нила Сорского и Нила Синайского, приводимых Паисием, восходит до первозданного человека в раю; величайшей же делательницей сей созерцательной молитвы была Пречистая Дева Мария, как то свидетельствует св. Григорий Палама, приводимый Паисием Величковским. Не это ли побудило Святую Деву воскликнуть вечные слова: «И Свято Имя Его!» – скажем мы от себя. Ибо Та, Которая, имея совершеннейший дар созерцания, созерцала Бога во Именах Его, из творения и из Писания Ветхого являемых, сколь же ещё обширнейшую дверь к созерцанию обрела во Имени Иисус, которое возвестил Ей Архангел! Уверовав в благовестие Архангельское, что зачала Сына Божия, Господа Своего и Христа Своего Иисуса, Пресвятая Богородица несомненно всё время содержала в уме и в сердце Своём сие Имя, еже «паче всякого Имени», и первая познала величие и сладость его, почему и воскликнула: «И Свято Имя Его», т. е. в Имени Его есть Он Сам.

Паисию Величковскому, как великому проповеднику молитвы и Имени Иисусова, пришлось претерпеть немало поношений за Имя Иисусово, по неложному свидетельству Самого Господа, предсказавшему ученикам Своим, что они все гонимы будут "Имени Моего ради«. Впрочем, противники о. Паисия не восставали тогда против Божественного достоинства и сипы Имени Иисусова, но отрицали по грубости ума своего Богоугодность безмолвной молитвы, отстаивая ревностно гласную молитву, установленную в церковном Богослужении. Так как занятие умною Иисусовой молитвой при неумелом и неосторожном ведении его ведёт весьма часто к прелести и к тяжким падениям, то эти печальные случаи ещё больше восстановляли врагов против о. Паисия, которого они винили во всем этом и даже жгли его книги. Подобно тому, как ныне восстали имяборцы против книги об Иисусовой молитве о. Илариона и против автора её, так и против Добротолюбия и против о. Паисия восстал «един инок, философ суеумный», увидав, что некоторые, ревновавшие не по разуму о сей молитве, вследствие их самочиния и невежественного наставления неискусных наставников, впали в некую прелесть, то сей философ до того вооружился по действию диавольскому хулой на сию святую молитву, что несравненно превзошёл тех древних треклятых еретиков, хулителей этой молитвы – Варлаама и Акиндина, столь страшные и срамные хулы вознося, как на молитву сию святую, так и на делателей её и ревнителей, что и целомудренному слуху человеческому они нестерпимы (сравни писанное в № 15 Русского Инока за 1912 г.). На ревнителей же сей молитвы он (т. е. сей, именуемый философом, но, по всему судя, некий архиепископ или митрополит) воздвиг такое превеликое гонение, что некоторые, всё оставив, прибежали в эту страну, и ныне здесь богоугодно живут в пустыне, другие же бывшие ревнители, будучи малоумны, согласившись с ним, дошли до такого безумия от развращённых его слов, что и некоторые свои отеческие книги (понимай; Добротолюбие) потопили в реке, привязав к ним камень. (Подобно сему у иноков афонских конфисковали все святоотеческие книги в Одессе. Многие сожгли). И до такой степени распространились его хулы, что некие (понимай – игумены) запретили под страхом клятвы читать св. отеческие книги (т. е. об умной молитве) – Добротолюбие. Подобно этому и запрещение книги «На горах Кавказа» и «Апологии», содержащих святоотеческие выдержки об Имени Господнем.

Когда же сей хулитель (т. е. гонитель архиепископ) задумал, не довольствуясь устными хулами, предать их писанию (т. е. написать хульную книгу против молитвы Иисусовой), тогда наказанием Божиим ослеп на оба глаза, тем и пресеклось его богоборное намерение"⁹⁵⁸.

У о. Паисия Величковского об умной молитве в главе первой говорится: «Вестно убо да будет, яко сие Божественное священныя умныя молитвы дело бяше непрестанное древних Богоносных Отец наших... На предреченное убо сие Божественное умное сердечного рая делание и хранение никтоже от правоверных дерзнул когда похулити», но все древние отцы имели сие умное делание в великой чести и относились к нему с крайним благоговением, как к делу, преисполненному всякой духовной пользы. Но так как чрез это умное делание (призывание сердечное Имени Иисусова) монашество, «избрав благую часть» с неотторжимою любовью сидело у ног Иисусовых, в совершенстве благодаря сему преуспевая в делании Его заповедей и бывая светом всему миру и просвещением, то диавол, начальник злобы и враг всякого благого дела, истаивая завистью, употребил все свои козни, чтобы опорочить и похулить это душеспасительное дело и истребить, если можно, от лица земли. Так, во-первых – чрез истребление святоотеческих книг руками сарацин; ещё же и порочил всегда умное делание, вводя неких неискусных самочинников в прелесть, дабы примером их погибели, которая произошла не по вине умной молитвы, но по вине их возношения, побуждать хулить умную молитву и отвращать от спасительного сего дела не имеющих достаточного рассуждения. Но не довольствуясь всем этим, диавол обрёл ещё в италийских странах Калабрийского Змея, предтечу антихристова, еретика Варлаама, по гордости своей всем подобного диаволу, и, вселившись в него со всей своей силой, подвиг его на хулу против православной веры, как о том подробно пишется в Постной Триоди, в Синаксаре на вторую неделю св. Великого Поста. Сей Варлаам дерзнул отвергнуть священную и умную молитву, многоразлично хуля и устно и письменно, как о том пишет иже во Святых Отец наш Симеон, Фессалоникский архиепископ, которого мы здесь и приводим: «Сей окаянный Варлаам множайшая – и на священную молитву хуляше же и писаше, и на Божественную еже на Фаворе благодать же и осияние. Не уразумев заповеди: непрестанно молитеся (1Сол. 5:18) – да и как постигнуть её тому, кто суетствует умом и находится в союзе с гордым диаволом, – ниже поняв слов Апостольских: помолюся духом, помолюся же и умом (1Кор. 14:15), ни слов: «ноюще и воспевающе в сердцах наших Господеви» (Кол. 3:16), ни – «яко посла Бог Духа Сына Своего», то есть благодать «в сердца ваша, вопиюща: Авва Отче» (Гал. 4:6), и – «хочу пять словес умом моим глаголати, нежели тьмы словес языком» (1Кор. 14:19), он поэтому и отверг умную молитву, особенно же призывание Господне (т. е. Имени Иисусова), которое есть исповедание Петра, проповедавшего: «Ты еси Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16), и предание Самого Господа, глаголюща во Евангелии: «Еже аще что просите от Отца во Имя Мое, даст вам» (Ин. 15:16), и «О Имени Моем бесы ижденут» (Мк. 16:17), и прочая. Понеже и «Имя Его Живот вечный есть» (Ин. 17:3), «сия бо рече писана быша, да веруете, яко Иисус Христос, Сын Божий, и да верующе живот имате во Имя Его» (Ин. 20:31); и Духа Святаго подательство есть призвание Христово: «Никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1Кор. 12:3), рече и тьмами о сем» (то есть, что призывание Имени Иисусова и есть Сам Бог, что отвергал Варлаам)⁹⁵⁹.

Но что же успел, – восклицает о. Паисий, продолжая речь о Варлааме, – началозлобный змий, с сыном погибели треклятым еретиком Варлаамом, которого он наустил на хулу против умной молитвы? Возмогло ли его злохуление (т. е. отметание Божественного достоинства Иисусовой молитвы и происходящих от неё созерцаний) омрачить свет этого умного делания, которое он было надеялся до конца истребить? – Отнюдь (не возмогло), но болезнь его обратилась на главу его... Благодаря ревностной защите Божественного достоинства умного призывания Имени Иисус Христова св. Григорием Паламою – «сей Варлаам еретик с Акиндином и всеми своими единомышленниками трижды анафеме предадеся; но и доньше от тояжде Церкви на всякое лето в Неделю Православия с прочими еретики проклинаем бывает сице: «Варлааму и Акиндину,и последователем их, и преемникам их анафема трижды»! (Слышите, имяборцы, высказывающие ныне хуления, тождественные с Варлаамовыми, на Имя Иисусово!)

Зрите зде, о, друзи, дерзающие хулити умную молитву, – «кто был первый её хулитель; не еретик ли Варлаам, трижды от Церкви анафеме преданный и имеющий проклинаться во веки? Не сообщаетесь ли и вы своими злохулениями сему еретику и его единомысленникам? Не трепещете ли душею вашею подпасть, подобно им, церковной клятве и быть отчуждёнными от Бога? Не ужасаетесь ли тем, что вашим злохулением соблазнив неутверждённых в разуме ближних ваших, подпадаете под страшное прещение Евангелия Божия? Не боитесь ли слов Апостольских: «Страшно есть впасти в руце Бога живаго» (Евр. 10:31), и за это быть казнённым и временно, и вечно, если не покаетесь? Но какую же благословную вину нашли вы, чтобы считать себя вправе хулить сию пренепорочную и преблаженную вещь? – Я совершенно недоумеваю, призывание ли Иисусово мнится вам быть не полезно? Но и спастися о ином несть возможно, точию о Имени Господа Нашего Иисуса Христа»...⁹⁶⁰

И в другом месте: «Также и прочие богоносные отцы в своих учениях, исполненных премудрости Божией, описывая сию святую молитву, изъявляют о действии оной и происходящей от неё неизреченной духовной пользе и преуспевании в получении Божественных дарований Духа Святаго. И кто же не разжжется – восклицает о. Паисий – ревностью Божией беспрестанному деланию сей священной молитвы, видя, к какому небесному сокровищу небесных добродетелей она приводит подвижника! Дабы ей Всесладчайшего Иисуса в душе и сердце своём всегда сокровиществуя (т. е. призыванием Имени Его), непрестанно в себе поминать Вседражайшее Имя Его, неизреченно этим к любви Его разжигаясь... Хотящи же со Сладчайшим Иисусом любовью быть соединенными, те, оплевав вся красная мира сего и наслаждения, и телесное упокоение, ничего не восхотят иметь в жизни сей иного, кроме всегдашнего упражнения в сем делании молитвы (т. е. в призывании Сладчайшего Имени Иисусова) в селе райском (т. е. в сердце)»⁹⁶¹.

Таково проповедание великого подвижника прошлого века о Имени Иисусовом, исповедуемом, призываемом и глаголемом в умносердечной молитве! Таковы и его страшные обличительные слова против хулителей и противников молитвы умной и Имени Иисусова! Имеющий уши слышать, да слышит.

Таким же ревностным проповедником Имени Иисусова и умной молитвы является позднейший великий делатель оной и духовный писатель епископ Игнатий Брянчанинов. Приведём выдержки из его сочинений, относящиеся к Имени Иисусову.

«Преподобный Антоний завещал, – говорит еп. Игнатий Брянчанинов, – непрестанное памятование Имени Господа Нашего Иисуса Христа». «Не предавай забвению, – говорил он, – Имени Господа Нашего Иисуса Христа, но непрестанно обращай Его в уме твоём, содержи в сердце, прославляй языком, говоря: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!» Также: «Господи, Иисусе Христе, помоги мне!» Или: «Господь мой Иисус Христос!«"⁹⁶².

«Имя Господа нашего Иисуса Христа содержит в себе особенную Божественную Силу»⁹⁶³.

«Моление молитвою Иисусовой есть установление Божественное... Установлено Самим Сыном Божиим и Богом... Господь Иисус Христос установил моление Его Именем, дал этот способ моления, как новый, необычайный дар цены безмерной. Апостолы уже знали отчасти силу Имени Иисусова, исцеляли им неисцельные недуги, приводили к повиновению себе бесов, побеждали, связывали, прогоняли их. Это могущественнейшее, чудное Имя Господь повелевает употреблять в молитвах, обещая от него особую действительность для молитвы. «Еже аще что просите, – сказал Он апостолам, – от Отца во Имя Мое, то сотворю, да прославится Отец в Сыне... И аще чесо просите во Имя Мое, Аз сотворю» (Ин. 14:13–14)... О, какой дар! Он залог нескончаемых безмерных благ! Он истёк из уст неограниченного Бога, облёкшегося в ограниченное человечество, нарёкшегося именем человеческим, – Иисус Спаситель. Имя, по наружности своей ограниченное, но изображающее собой предмет неограниченный, – Бога – заимствующее из Него неограниченное Божеское достоинство, Божеские свойства« (стр. 234). «Имя Сына Божия и величие Его Имени Иисус» превыше постижения разумной твари земли и неба: постижение его непостижимо и приемлется младенческой простотой и верой»⁹⁶⁴.

«Только нищий духом, непрестанно прилепляющийся молитвой ко Господу по причине непрестанного ощущения нищеты своей, способен раскрыть в себе величие Имени Иисуса"⁹⁶⁵.

«Исповемся Имени Твоему, о милости Твоей и истине твоей: яко возвеличил еси над всеми Имя Твое святое» (Пс. 137:1–3). Святой Давид исчисляет чудные действия страшного и святого Имени Иисусова. Ради Имени Иисусова, употребляемого молящимся, нисходит ему помощь от Бога и даруется ему отпущение грехов. «Помози нам Боже Спасителю наш, славы ради Имени Твоего, Господи, избави ны и очисти грехи наши. Имени ради Твоего»! (Пс. 128:9). Ради Имени Господня бывает услышана молитва наша, даруется нам спасение; на основании убеждения в этом опять молится Давид: «Боже, во Имя Твое спаси мя, и в силе Твоей суди ми; Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих» (Пс. 53:3–4). Силою Имени Иисусова освобождается ум от колебания, укрепляется воля, доставляется правильность ревности и прочим свойствам душевным; мыслям и чувствованиям богоугодным»⁹⁶⁶. «Во Имя Господа Иисуса даруется оживление души, умерщвлённой грехом. Господь Иисус Христос – жизнь и Имя Его – живое: оно же оживотворяет вопиющих им к Источнику Жизни, Господу Иисусу Христу. «Имени ради Твоего живиши мя правдою Твоею»: «не отступим от Тебе: оживиши ны, и Имя Твое призовем». Когда силою и действием Имени Иисусова услышана будет молитва, когда снизойдёт Божественная помощь к человеку, тогда отражены будут и отступят от него враги, тогда сподобится он отпущения грехов... Тогда последует подаяние во Имя Господа благодатных даров духовного имущества и сокровища, залога блаженной вечности. «Яко Ты, Боже, услышал еси молитвы мои, дал еси достояние боящимся Имени Твоего»⁹⁶⁷.

В действии молитвы Иисусовой имеется своя постепенность: сперва она действует на один ум, приводя его в состояние тишины и внимания, потом начинает проникать к сердцу, возбуждая его от сна смертного и знаменуя оживление его явлением в нём чувства умиления и плача. Углубляясь ещё далее, она мало-помалу начинает действовать во всех членах души и тела, отовсюду изгонять грех, повсюду уничтожать владычество, влияние и яд демонов. По этой причине при начальных действиях молитвы Иисусовой «бывает сокрушение неизреченное и болезнь души неизглаголанная, – говорит преп. Григорий Синаит. – Душа болезнует, как болящая и рождающая, по Писанию: «Живо бо Слово Божие и действенно и острее всякого меча обоюдоострого», то есть Иисус проходит, как свидетельствует апостол, даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлениям и мыслям сердечным» (Сирах). – Проходит и истребляет греховность из всех частей души и тела»⁹⁶⁸.

«Се лежит сей на падение и восстание многих в Израиле, и в знамение пререкаемо» (Лк. 2:34)... Между познавшими и не познавшими Его... Но «немы да будут устны льстивые», – глаголющие на Праведного и на великолепное Имя Его «беззаконие» – гордынею своею, своим глубоким неведением и соединённым с ними уничижением чуда Божия»⁹⁶⁹.

Таково свидетельство о Имени Иисусовом великого подвижника последних времён. Как видите из последних его слов, ему тоже довелось переносить немалое гонение ради исповедуемого им Божества Имени Иисус Христова. Одним из противников его святоотеческого исповедания был даже и Вышенский затворник епископ Феофан, которому по богатству ума не давалось сокровище простоты сердечной, а ею только и познаётся Бог по Имени «Иисус».

Преподобнейший во святых пустынник Саровский Серафим, великий чудотворец, от своих молитвенных опытов говорит: «Чтобы приять и узреть в сердце свет Христов, надобно, сколько возможно, отвлечь себя от видимых предметов; предочистить душу покаянием, добрыми делами и верою в Распявшагося за нас, закрыть телесные очи, погрузить ум внутрь сердца, где вопиять призыванием Имени Господа нашего Иисуса Христа; тогда, по мере усердия и горячности духа к Возлюбленному, находит человек в призываемом Имени услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения. Когда чрез такое упражнение укоснит ум в сердце, тогаа воссиявает Свет Христов, освящая храмину души своим Божественным осиянием, как говорит Пророк Малахия: «И воссияет вам, боящимся Имени Моего, Солнце Правды» (Мал. 4:2). Этот Свет есть вместе и Жизнь, по евангельскому слову: «В Том Живот бе Свет человеком (Ин. 1:4)⁹⁷⁰.

Итак, видите, как святоотеческое исповедание Божественного достоинства Имени Иисусова и учение о священной молитве Иисусовой дошло нерушимо и до отцов наших! Так же нерушимо исповедание и учение сие дошло и до нас, слышавших то же благоговейное учение о Божественном достоинстве Имени Иисусова и молитвы Иисусовой и от нашего недавно отшедшего отца Иоанна Кронштадтского: «Знаю я свою духовную нищету... Именем Христовым только и живу и успокоеваюсь, и веселюсь, распространяюсь сердцем, а без него мёртв душевно!»⁹⁷¹.

Таково непреложное учение Православной Церкви о том, что молитва деется о Имени Божием. Таково и непреложное основание молитвы умно-сердечной Иисусовой – Именем Иисуса, благодаря которому эта молитва «Иисусовой» и называется. Из всего Добротолюбия мы привели малые выдержки, но и они ясно доказывают первостепенную важность Иисусовой молитвы для христианина вообще и для монахов в особенности и, во-вторых, доказывают, что основание, на котором зиждется Иисусова молитва – есть вера во Имя Иисуса Христа, как в Самого Бога; вера в то, что Сам Иисус и в сердце твоём, и в призываемом Имени Своём таинственно пребывает. Веруя так, молящийся в силах будет испытать – яко прилепши к самому тому Божественному действу, якоже вопити часто: «Иисусе мой! Иисусе мой!»⁹⁷². Положить другого основания для моления «Именем Иисуса», кроме положенного, невозможно, оно есть Сам Господь наш Иисус Христос, Богочеловек⁹⁷³.