ГЛАВА VIII. Русская Православная Церковь при Святейшем Патриархе Алексии I (Симанском) (1944– 1970)

В день блаженной кончины Патриарха Сергия было вскрыто его завещательное распоряжение, составленное 12 октября 1941 г., в котором он назначал Местоблюстителем патриаршего престола митрополита Ленинградского Алексия (Симанского). В этот же день, 15 мая 1944 г., Священный Синод на основании того, что Поместный Собор 1917– 1918 гг. возложил на Святейшего Патриарха обязанность в чрезвычайных обстоятельствах назначать себе преемника для временного исполнения обязанностей патриаршего Местоблюстителя, принял к исполнению завещание почившего Патриарха.

28 мая митрополит Алексий обратился к архипастырям, пастырям и верным чадам Русской Православной Церкви с первым первосвятительским посланием, извещая о том, что принял на себя исполнение обязанностей предстоятеля Церкви, и обещал следовать по пути, начертанному Патриархом Сергием, призывая к тому и свою паству. Местоблюститель патриаршего престола воздал долг любви и благодарности своему почившему предшественнику за мудрое первосвятительское служение. На долю Патриарха Сергия «выпало много труда и скорбей в борьбе с церковными нестроениями, с церковным разделением, с ожесточенными нападками на него лично. Однако всегда, неизменно с кротостью, но твердо защищая церковную истину, отражал он удары на Церковь, не «своих си ища», а взыскуя одной правды. К нему можно применить выражение одного церковного песнопения в честь святителя Николая: «Свидетельствоваше светлость лица его душевное незлобие; извествоваше кротость слово молчаливое. И была вся «жизнь его и успение со святыми""⁴⁴³. Война еще продолжалась, и предстоятель Русской Православной Церкви призвал верующий народ усилить молитвы о победе русского оружия. Свой призыв он повторил в послании в канун третьей годовщины начала войны. Церковь будет «молиться, да падет пред силой нашего воинства «тысяща и тьма» сопротивных и да сокрушится неправда, дерзнувшая посягнуть на свободу и честь нашей Родины. Пусть наших доблестных и победоносных вождей и воинов, освобождающих нашу Русскую землю, осеняет в их победном шествии на запад, на полное разрушение лукавых козней врага, на разгром фашизма эта молитва и это благословение Церкви»⁴⁴⁴.

После кончины Патриарха Сергия внутренняя жизнь Церкви нуждалась в дальнейшем устроении. Первостепенной по важности заботой священноначалия было замещение вдовствующих кафедр. Как правило, рукополагали престарелых вдовых священнослужителей, принявших постриг за несколько дней перед этим. 21 мая в московском Богоявленском соборе патриарший Местоблюститель митрополит Алексий возглавил хиротонию во епископа Полтавского и Кременчугского Николая (Чуфаровского). В Преображенской церкви Москвы митрополит Крутицкий Николай хиротонисал во епископа Ворошиловградского священника Калининской епархии Александра Порфирьевича Петина, получившего в монашестве имя Никон. Пожалуй, единственным исключением явилась хиротония во епископа Симферопольского и Таврического архимандрита Иоасафа (Журманова), принявшего монашеский постриг еще в 1915 г. Она состоялась 13 августа в Богоявленском патриаршем соборе. Ее возглавил митрополит Алексий. 27 августа он хиротонисал во епископа Владимирского и Суздальского иеромонаха Онисима (Фестинатова). 29 октября митрополит Крутицкий Николай возглавил хиротонию во епископа Калининского иеромонаха Рафаила (Березина). В январе 1945 г. в Спасо-Преображенском соборе Москвы патриарший Местоблюститель митрополит Алексий возглавил хиротонию во епископа Вологодского и Черновицкого Иустина (Мальцева), кандидата богословия Казанской Духовной Академии.

В первый месяц своей первосвятительской деятельности митрополит Алексий вместе со Священным Синодом совершил ряд перемещений на архиерейских кафедрах: архиепископ Саратовский Григорий (Чуков) был переведен на Псковскую кафедру, впоследствии на Саратовскую кафедру был назначен епископ Паисий (Образцов); архиепископ Рязанский Алексий (Сергеев) был перемещен на Ярославскую кафедру, на Рязанскую назначили епископа Ульяновского Димитрия (Градусова); архиепископа Ставропольского Антония (Романовского) перевели на Николаевскую кафедру. На Смоленскую кафедру патриарший Местоблюститель и Священный Синод поставили новохиротонисанного епископа Сергия (Смирнова). Всего за время местоблюстительства митрополита Алексия с мая 1944 по январь 1945 г. совершено было 10 епископских рукоположений, кроме того, два епископа, бывших на покое, получили назначения на кафедры. Осенью 1944 г. епископат Русской Православной Церкви насчитывал уже около 50 правящих архиереев, примерно столько, сколько Русская Церковь имела в канун разгрома церковной организации 1937– 1939 гг.

В 1944 г. распадались последние обновленческие общины и к канонической Церкви присоединялись обновленческие епископы в том состоянии, какое они имели до 1924 г., если не утратили правоспособности на епископское или пресвитерское служение. Так, 24 июля 1944 г. архиепископом Псковским Григорием (Чуковым) в Николо-Богоявленском соборе Ленинграда были приняты в каноническое общение как миряне лжеепископ Сергий Румянцев и лжеархиепископ Димитрий (Лобанов), в сане протоиерея присоединили к Православной Церкви лжеархиепископа Днепропетровского Григория (Константиновского). В епархиях продолжали открываться приходы: с января по ноябрь 1944 г. богослужение было возобновлено в 200 храмах, но, конечно, число это было несопоставимо с количеством приходов, открытых на оккупированной территории.

В 1944 г. закончилось освобождение Украины, в мае Красная Армия прорвала оборону немцев между Витебском и Оршей и повела стремительное наступление на запад. Линия фронта переместилась за границы Советского Союза. В июле этого же года союзники открыли второй фронт в Западной Европе. Начался завершающий этап второй мировой войны. Когда в Москву пришло известие о высадке англо-американского десанта во Франции, Местоблюститель патриаршего престола обратился с телеграммой к послу Великобритании в Москве А. Керру и через него к архиепископу Кентерберийскому с «молитвенным сердечным пожеланием Божией помощи и великих успехов доблестным братским союзным армиям в священном подвиге освобождения европейских народов от злейшего врага цивилизации – фашизма»⁴⁴⁵.

После вступления Красной Армии в Белоруссию белорусские епископы переехали в Гродно, а оттуда 7 июля 1944 г. были эвакуированы немцами в Германию. Среди них был и глава Белорусской Церкви митрополит Пантелеимон (Рожновский), в эмиграции он и его собратья вошли в юрисдикцию Карловацкого Синода. Большинство же священнослужителей не захотели, а некоторые и не смогли покинуть Родину. Участь их оказалась нелегкой: многие были арестованы и осуждены на длительные сроки тюремного заключения по обвинению в коллаборационизме, который чаще всего выражался в том, что священники открывали приходы и возобновляли богослужение в храмах по разрешению немецких властей. Однако приходы, открытые во время оккупации, советские власти, как правило, не закрывали. Для нормального устроения церковной жизни в освобожденной Белоруссии Патриархия должна была поставить новых епископов на вакантные кафедры. Так, в 1944 г. архиепископ Калининский и Смоленский Василий (Ратмиров) был перемещен на Минскую кафедру, на Брестскую был назначен новохиротонисанный епископ Паисий (Образцов). Несколько позже, в феврале 1945 г., в епископа Пинского был хиротонисан архимандрит Онисифор (Пономарев).

В августе 1944 г. Красная Армия, освободив Молдавию, перешла Прут и вступила на территорию Румынии. Митрополит Кишиневский Румынской юрисдикции Ефрем (Тигиняну) и его викарии оставили Молдавию вместе с румынскими войсками и властями. 31 декабря 1944 г. в Богоявленском патриаршем соборе в Москве патриаршим Местоблюстителем митрополитом Алексием была совершена хиротония во епископа Кишиневского и Молдавского архимандрита Иеронима (Захарова).

Участь православного духовенства в Молдавии и Прибалтике после возвращения этих территорий в Советский Союз была неодинаковой. В Прибалтике православное меньшинство в отличие от католиков и протестантов рассматривалось властями как пророссийски ориентированное, молдавский же народ был православным, и это не считалось признаком лояльности советским властям. С приходом Красной Армии значительная часть священнослужителей подверглась репрессиям, многие монастыри были закрыты, насельники арестованы и этапированы в концентрационные лагеря. Обвинение в коллаборационизме предъявлять было легко и удобно, поскольку во время румынской оккупации по закону молдаване были равноправными с собственно румынами и потому являлись лояльными подданными румынского короля, в этом отношении и православное духовенство не отличалось от остального населения. Хотя несомненно, что закон не осуществлялся на практике и значительная часть молдаванского населения остро чувствовала свою второсортность.

8 сентября Красная Армия перешла румыно-болгарскую границу и стала продвигаться в глубь страны, не встречая реального сопротивления со стороны болгарских войск. Новое правительство разорвало союз с Германией и объявило ей войну. Предстоятель Болгарской Церкви митрополит Стефан благословил новую политику государства. Между тем взаимоотношения Русской и Болгарской Православных Церквей были омрачены не только политическим противостоянием Болгарии и СССР во время первой и второй мировых войн, но и разрывом канонического общения, начало которому положило отлучение, наложенное Константинопольской Патриархией в 1872 г. С этим отлучением считалось и священноначалие Русской Православной Церкви, воспрещая своему духовенству сослужение с болгарскими клириками. Тем не менее, получив весть о переменах в Болгарии, митрополит Алексий обратился к митрополиту Софийскому Стефану с приветственным письмом.

Осенью 1944 г. Красная Армия освободила Прибалтику, за исключением Курляндского полуострова, где остатки разбитых немецких войск сопротивлялись до мая 1945 г. После убийства митрополита Сергия (Воскресенского) по его завещанию временно управляющим Виленской и Литовской епархией стал епископ Ковенский Даниил (Юзвьюк), возведенный в сан архиепископа. В конце войны он выехал в Чехословакию, затем вернулся и был назначен на Пинскую кафедру. На Виленскую кафедру 13 апреля 1945 г. был поставлен перешедший из обновленческого раскола архиепископ Корнилий (Попов); ему же было поручено и временное управление Рижской и Латвийской епархиями, остававшимися вакантными после отъезда епископа Рижского Иоанна (Гарклава) в Германию.

Сложнее, чем в Литве и Латвии, складывалась ситуация в Эстонии, где во время оккупации произошел раскол и часть приходов во главе с митрополитом Александром (Паулусом) отделилась от экзарха Московской Патриархии митрополита Сергия (Воскресенского). Митрополит Александр бежал из Эстонии вместе с отступавшими немецкими войсками, впоследствии образовав в Стокгольме схизматический Синод, который он объявил состоящим в юрисдикции Константинопольской Патриархии. После смерти митрополита Александра в 1953 г. этот Синод, оставшись без епископов, продолжал все-таки притязать на представительство не существующей в действительности Эстонской Автономной Церкви.

5 марта 1945 г. в Таллин прибыл архиепископ Псковский Григорий (Чуков), и на совещании с членами раскольнического Синода Эстонской Православной Церкви достигнута была договоренность о возвращении схизматических приходов в юрисдикцию Московской Патриархии и об упразднении Синода. Правящим архиереем Таллинским и Эстонским был назначен архиепископ Павел (Дмитровский). По предложению архиепископа Григория в совет, заменивший прежний Синод, было включено равное число священников русского и эстонского происхождения. Принято было также решение изъять из богослужебной практики эстонских приходов протестантские новшества: пение гимнов и игру на органе. Самый акт воссоединения находившихся в расколе эстонских приходов с Матерью Церковью состоялся в Никольском соборе Таллина 6 марта 1945 г. Чин богослужения был подобен тому, который употреблялся при воссоединении обновленцев. Председатель упраздненного Синода Эстонской Церкви протоиерей Христофор Винк от лица всех присоединяемых прочитал и вручил архиепископу Григорию акт о том, что

«учинили раскол с Матерью Церковью Российской и, пребывая в расколе, производили этим соблазн среди верующих, задерживая дело их спасения... Мы глубоко сожалеем обо всем этом, искренне раскаиваемся в содеянном, со скорбью переживаем свою виновность в соучастии нарушения клятвы, данной митрополитом Александром (Паулусом) от имени клира и мирян Эстонской Церкви в верности Московской Патриархии в 1941 г. 30 марта... признаем свою ответственность за нашу активную деятельность до настоящего времени по устроению эстонской церковной жизни в направлении сознательного отторжения клира и мирян от путей Московской Патриархии, просим простить нас, благословить и помолиться о нас, грешных. Даем искреннее обещание в дальнейшей церковной работе блюсти верность и послушание Матери Церкви Российской и ее главе – Патриарху Московскому и всея Руси»⁴⁴⁶.

Прошло полгода после кончины Патриарха Сергия, и священноначалие Русской Церкви уже имело возможность вести подготовку Поместного Собора, которому предстояло избрать нового Патриарха. С этой целью 21–23 ноября 1944 г. в здании Патриархии в Чистом переулке состоялся архиерейский Собор, в котором участвовало 50 епископов Русской Православной Церкви. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Алексий в приветственном Слове к архиереям отметил, что им предстоит «тщательно подготовить и разработать все вопросы, связанные с предстоящим Поместным Собором Русской Православной Церкви»⁴⁴⁷. Митрополит Алексий обратился затем в своем выступлении к насущным церковным делам, отметив, что

«условия для развития церковной жизни – благоприятны, со стороны правительства нашего мы видим полную поддержку в наших церковных и патриотических начинаниях. За последний год по всему нашему Союзу открыто сверх имеющихся более 200 церквей; все ходатайства об открытии храмов тщательно рассматриваются; дело это продолжается и будет продолжаться и впредь. Открыт в Москве Богословский институт и Богословско-пастырские курсы; такие же курсы могут быть открываемы и в епархиях, и, таким образом, можно надеяться, что у нас постепенно пополнятся кадры пастырей, которые пойдут на это служение не по принуждению, не по необходимости, а по искреннему влечению к работе на церковной ниве. Издается Патриархией журнал, отражающий церковную жизнь в нашем Союзе. К сожалению, мы еще не видим со стороны многих из наших собратий архипастырей широкого сотрудничества в этом нашем духовном органе... Предложено расширить издательское дело Патриархии и постепенно печатать богослужебные книги и издавать труды церковных деятелей»⁴⁴⁸.

Далее митрополит Алексий напомнил, что в своей деятельности архипастыри Русской Православной Церкви «должны прежде всего хорошо знать и твердо усвоить церковные правила и установления и не допускать... их нарушения. Церковное управление твердо дотоле, доколе мы остерегаемся переступить через рубеж правил церковных, коль скоро переступим однажды по какому-нибудь произвольному рассуждению, то уже трудно будет определить, где предел, далее которого нельзя идти»⁴⁴⁹. В заключение своей речи митрополит Алексий говорил о предстоящем Поместном Соборе, о его программе и главном деле Собора – избрании Патриарха. По докладу митрополита Крутицкого Николая архиерейским Собором был принят в общение с Московской Патриархией архиепископ православных карпатороссов в Америке Адам (Филипповский), лишенный сана за непослушание Патриархии в 1939 г.

На вечернем заседании 22 ноября архиерейский Собор первым заслушал доклад архиепископа Псковского Григория (Чукова) по проекту «Положения об управлении Русской Православной Церковью». Затем митрополит Алексий сделал доклад о патриотическом служении Церкви в войну. С сообщением о состоянии дел, связанных с подготовкой к открытию духовных школ, выступил назначенный ректором Богословского института протоиерей Тихон Попов. Отчет о деятельности редакции «Журнала Московской Патриархии» представил ее ответственный секретарь протоиерей Александр Смирнов.

На третий день заседания архиереи утвердили программу предстоящего Поместного Собора. Затем управляющий делами Патриархии протоиерей Николай Колчицкий в докладе о порядке избрания Патриарха на Поместном Соборе предложил следующую процедуру голосования: каждый преосвященный, начиная с младшего по хиротонии, на вопрос, кого он с клиром и паствою своей епархии избирает Патриархом, будет отвечать: «Патриархом Московским и всея Руси мы избираем преосвященнейшего (титул, епархия, имя)». После окончания опроса председатель Собора объявит имя архипастыря, избранного Патриархом. Против такого порядка избрания возражал архиепископ Тамбовский Лука (Войно-Ясенецкий), предлагая повторить опыт Поместного Собора 1917– 1918 гг., когда окончательное избрание Патриарха совершалось по жребию из трех кандидатов, выбранных тайным голосованием на Соборе. Предложение архиепископа Луки не могло понравиться представителям государственной власти, контролировавшим действия церковного управления. Большинство архиереев это хорошо понимали, тем более что с канонической точки зрения вполне правомерно избрание предстоятеля Церкви голосами епископов, подаваемыми открыто. Архиерейский Собор утвердил порядок избрания Патриарха, предложенный протоиереем Николаем Колчицким. В своем решении Собор опирался на 4 правило I Вселенского Собора, 3 правило VII Вселенского Собора и 13 правило Карфагенского Собора. Выбор первого епископа поместной Церкви является частным случаем избрания епископов и подлежит общему порядку замещения вдовствующих кафедр. Определение Патриарха в 1917 г. по жребию было уникальным событием в истории церковных выборов. До этого жребий при избрании первоиерарха применялся лишь в Александрийской Церкви в тех редких случаях, когда кандидаты в Патриархи получали равное количество голосов при повторном голосовании. Архиепископ Лука не согласился с принятым решением и не получил приглашения на Поместный Собор. По докладу отца Николая Колчицкого было утверждено чинопоследование интронизации Патриарха. Решено было пригласить на Поместный Собор Патриархов Константинопольского, Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского и Грузинского.

24 ноября председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпов, в частности, сказал: «Русская Православная Церковь в период Великой Отечественной войны показала, как она вместе со всем народом любит свою Родину и защищает ее всеми доступными для Церкви средствами... Немецкая политика стремилась использовать Русскую Православную Церковь в качестве орудия для достижения своих разбойничьих планов, для борьбы с советской властью, с советским народом... Но она натолкнулась на непреодолимое препятствие – на любовь и верность духовенства и верующих своей Родине... Те явления, которые сейчас происходят в жизни Церкви, во взаимоотношениях между Церковью и государством, не представляют чего-то случайного, неожиданного, не носят временный характер, не являются тактическим маневром, как пытаются представить это дело некоторые недоброжелатели или как это иногда выражается в обывательских рассуждениях. Эти мероприятия вытекают из той тенденции, которая наметилась еще до войны»⁴⁵⁰. Выступление Г. Г. Карпова на встрече с участниками Собора внушило архиереям надежду на устойчивый характер перемен к лучшему в церковной политике советского руководства.

* * *

Поместный Собор открылся 31 января 1945 г. в храме Воскресения в Сокольниках. В деяниях Собора участвовало 46 архиереев, и среди них Местоблюститель патриаршего престола митрополит Алексий и еще три митрополита – Крутицкий Николай (Ярушевич), Киевский Иоанн (Соколов) и митрополит Североамериканский и Аляскинский Вениамин (Федченков), 13 архиепископов и 29 епископов; 87 клириков и 38 мирян, назначенные правящими архиереями, представляли епархии Русской Церкви и экзархат Московской Патриархии в Америке. Проведение выборов делегатов Собора, подобных тем, какие состоялись в 1917 г., было, конечно, невозможно по обстоятельствам времени, но, поскольку, по учению преподобного Иоанна Дамаскина, «Церковь вверена епископам», каноническая правоспособность Собора, составленного из архиереев и подобранных ими клириков и мирян, сомнению не подлежала. Участники освященных Соборов допетровской Руси, не имевшие епископской степени, тоже не избирались, а приглашались церковными властями и чаще всего подбирались из «степенных» настоятелей кремлевских соборов, архимандритов и игуменов крупнейших монастырей. Избрание членов Поместного Собора 1917– 1918 гг. на епархиальных и корпоративных собраниях было событием уникальным в истории нашей Церкви. На Соборе 1945 г. присутствовали Патриархи Александрийский Христофор, Антиохийский Александр III, Грузинский Каллистрат, представитель Вселенского Патриарха митрополит Фиатирский Герман, Иерусалимского – митрополит Севастийский Афинагор; делегация Сербской Церкви во главе с митрополитом Скопленским Иосифом, делегация Румынской Церкви во главе с епископом Арджешским Иосифом. Общее число членов и гостей Собора – 204.

Первое заседание Поместного Собора было открытым. Храм Воскресения заполнило московское и приходское духовенство, верующий народ, присутствовали иностранные гости из посольств и военных миссий, журналисты, фоторепортеры, правительство СССР представлял Г. Г. Карпов. После торжественного молебна Собор открыл его председатель Местоблюститель патриаршего престола митрополит Алексий. Главными задачами Собора Местоблюститель назвал избрание Патриарха и утверждение «Положения об управлении Русской Православной Церковью»⁴⁵¹. В этот же день митрополит Алексий выступил с докладом, посвященным патриотической деятельности Русской Православной Церкви во время Великой Отечественной войны. Он, в частности, сказал, что «патриотическая деятельность Церкви... не только в пожертвованиях, к которым неустанно призывали своих пасомых архипастыри и пастыри. Деятельность эта была гораздо шире и существеннее, так как она проникала в самую душу народную, поднимая дух безмерной любви к Родине, волю к победе, так как она давала утешение страждущим, скорбящим, унывающим»⁴⁵².

Доклад архиепископа Псковского Григория (Чукова) был посвящен проекту «Положения об управлении Русской Православной Церковью», основные идеи которого сформулировал блаженнопочивший Патриарх Сергий. В прениях выступили епископ Кировоградский Сергий (Ларин), ректор Богословского института профессор протоиерей Г. Д. Попов, профессор Г. П. Георгиевский. Краткое «Положение», единогласно утвержденное Собором, заменило развернутые определения Собора 1917– 1918 гг., касавшиеся отдельных инстанций церковной власти. Новое «Положение» строго определяло иерархический строй церковного управления, увеличивая полномочия Патриарха, епархиальных архиереев и настоятелей приходов.

В отличие от документов Собора 1917– 1918 гг. в новом «Положении» Церковь называется не «Российской», а, как и в древности, «Русской». Статья 1 повторяет соответствующий пункт «Определения» от 4 ноября 1917 г. о принадлежности высшей власти в Церкви (законодательной, административной и судебной) Поместному Собору, правда, опущено слово «контролирующей». Не говорится также и о том, что Собор созывается «в определенные сроки». Разъяснения по этому поводу даются в статье 7: «Патриарх для решения назревших важных вопросов созывает с разрешения правительства Собор преосвященных архиереев» и председательствует на нем; Собор с участием клириков и мирян созывается только тогда, «когда требуется выслушать голос клириков и мирян и имеется внешняя возможность» к его созыву⁴⁵³. Из-за свирепых гонений, обрушившихся на Церковь в два послереволюционных десятилетия, определение Поместного Собора 1917– 1918 гг. о регулярном созыве Соборов оказалось совершенно неисполнимым.

Следующие 16 статей «Положения об управлении Русской Православной Церковью» объединены в первый отдел, озаглавленный «Патриарх». В статье 1 со ссылкой на 34-е апостольское правило говорится о том, что Русская Православная Церковь возглавляется Святейшим Патриархом Московским и всея Руси и управляется им совместно с Синодом. «Положение» предусматривает возношение имени Патриарха во всех храмах Русской Православной Церкви в нашей стране и за рубежом, предоставляет Патриарху право обращаться с пастырскими посланиями по церковным вопросам ко всей Русской Православной Церкви. От лица Русской Православной Церкви Патриарх ведет сношения по церковным делам с предстоятелями других автокефальных православных Церквей. Оговорено также право Патриарха «в случае нужды преподавать преосвященным архиереям братские советы и указания касательно их должности и управления». «Патриарху принадлежит и право награждать преосвященных архиереев установленными титулами и высшими церковными отличиями». Статьи 8 и 9 посвящены деятельности Патриарха как епархиального архиерея. «Положение» дает его наместнику по Московской епархии более широкие права, чем «Определения» Поместного Собора 1917–1918 гг. Он носит другой титул – митрополит Крутицкий и является одним из постоянных членов Синода. В «Положении» ничего не сказано о подсудности Патриарха и о таких его правах, как надзор за всеми учреждениями высшего церковного управления, посещение епархий, разбор жалоб на архиереев, освящение святого мира и др. Это означало, что права Патриарха, как и его подсудность, после Собора 1945 г. устанавливались на основании святых канонов и в соответствии с «Определениями» 1917– 1918 гг., сохранявшими свою силу в части, не отмененной или не измененной позднейшими законодательными актами.

В статьях 14 и 15 речь идет об избрании Патриарха, но ничего не говорится о составе Собора, созываемого для избрания Патриарха. В «Положении» устанавливается порядок назначения и круг обязанностей Местоблюстителя; старейший по хиротонии постоянный член Священного Синода назначается Местоблюстителем лишь после освобождения патриаршего престола, т. е. пока Патриарх жив и не оставил престол, даже если он в отпуске, болен или находится под судебным следствием, Местоблюститель не назначается. Как и сам Патриарх, Местоблюститель управляет Русской Церковью совместно с Синодом; имя его возносится за богослужением во всех храмах Русской Православной Церкви; он обращается с посланиями ко всей Русской Церкви и к предстоятелям поместных Церквей. Но в отличие от Патриарха Местоблюститель сам, когда найдет это нужным, не может ставить вопрос о созыве Собора архиереев или Поместного Собора с участием клира и мирян. Данный вопрос ставит Синод под его председательством, причем речь может идти лишь о созыве Собора для избрания Патриарха, и не позднее 6 месяцев с момента освобождения патриаршего престола. «Положение» не представляло Местоблюстителю права награждать архиереев титулами и высшими церковными отличиями.

Состав Священного Синода определяют статьи 17– 21: председатель – Патриарх, постоянные члены – митрополиты Киевский, Ленинградский и Крутицкий. Три временных члена Синода вызываются поочередно на полугодовую сессию согласно списку архиереев по старшинству (для этого все епархии разделены на три группы). Синодальный год разделен на 2 сессии: с марта по август и с сентября по февраль. В отличие от «Определения» Поместного Собора 1917– 1918 гг., в котором подробно регламентирована компетенция Синода, в «Положении» ничего не говорится о круге подведомственных ему дел. Однако статьей 1 предусматривается, что управление Русской Церковью осуществляется Патриархом совместно со Священным Синодом, согласно 34 апостольскому правилу и 9 правилу Антиохийского Собора.

Строгая иерархичность церковного управления и возвышение авторитета единоличной власти определяет и содержание 3 раздела «Положения», озаглавленного «Епархия»: «Русская Православная Церковь разделяется на епархии, границы которых должны совпадать с гражданскими границами – областными, краевыми, республиканскими»⁴⁵⁴. На основании статьи 24 указом Святейшего Патриарха утверждается только избрание епархиального архиерея, само же избрание осуществляется Синодом под председательством Патриарха. Епархиальный архиерей имеет полную власть и «является ответственным главою вверенной ему епархии»⁴⁵⁵. Он полноправный член высших учреждений Русской Церкви: Поместного и архиерейского Соборов и Священного Синода в порядке очередности. В то же время епископ подотчетен всем этим органам и возглавляющему их Патриарху. При епархиальном архиерее состоит лишь один коллегиальный орган – епархиальный совет. Но учреждение его не было обязательным, а зависело от воли самого архиерея: совет существует там, где, как сказано в «Положении», «таковой будет архиереем образован»⁴⁵⁶. В том, что касается управления отдельными частями епархии, Поместный Собор 1945 г. в сущности вернулся к практике, существовавшей до 1918 г.; в «Положении» ничего не говорилось о благочиннических собраниях и советах, введенных Собором 1917– 1918 гг. отменялась и выборность благочинных.

Устройству приходского управления посвящен 4 раздел «Положения». Приходская община состоит не менее чем из 20 человек, она регистрируется гражданской властью, которая предоставляет ей храм по соглашению с епархиальным архиереем. В «Положении» предусмотрено существование коллегиальных органов управления общиной: распорядительного – «двадцатки», заменяемого после учреждения прихода приходским собранием, исполнительного – церковного совета, контрольного – ревизионной комиссии. Церковный совет и ревизионная комиссия образуются приходским собранием. В состав церковного совета входят настоятель в качестве председателя и избираемые собранием староста, его помощник и казначей. Все приходское хозяйство находится на попечении церковного совета: забота о содержании, ремонте, освещении и отоплении храма, о снабжении храма богослужебными утварью и книгами, нательными крестами, ладаном и др. Церковный совет распоряжается средствами прихода и ведет их учет, делает отчисления в Патриархию и епархиальное управление. Ревизионная комиссия, согласно «Положению», состоит из 4 членов прихода и постоянно наблюдает за церковным имуществом, проводит ревизии имущества, денежных сумм и произведенных расходов. Настоятель храма – лицо, подчиненное архиерею и ответственное перед ним, он назначается архиереем и обязан точно исполнять его указания. В сравнении с приходским уставом, принятым на Соборе 1917– 1918 гг., «Положение» ставило настоятеля прихода в зависимость только от епархиального архиерея и давало ему широкие полномочия и большую самостоятельность в отношениях с коллегиальными органами приходского управления.

Следующее заседание Собора состоялось 2 февраля и началось с доклада члена мандатной комиссии доцента А. И. Георгиевского. «В составе членов Собора,– сказал А. И. Георгиевский,– 4 митрополита, 13 архиепископов, 29 епископов, 3 архимандрита, 2 игумена, 68 протоиереев. Всего членов Собора – 171 от 89 епархий. Среди гостей находилось 3 Патриарха, 4 митрополита, 1 архиепископ, 4 епископа, 21 клирик и 4 мирянина». Мандатная комиссия подтвердила полномочия всех членов, отметив, что епископ Мануил (Лемешевский), вызванный на Собор, не смог прибыть к назначенному сроку из-за снежных заносов, задержавших поезд, в котором он ехал из Тамбова в Москву. Затем управляющий делами Московской Патриархии протоиерей Н. Колчицкий зачитал приветственные телеграммы, присланные на Собор, в частности и Патриархом Константинопольским Вениамином.

После выступления 80-летнего старца протоиерея Алексия Станиславского от лица нескольких членов Поместного Собора 1917–1918 гг., приглашенных на Собор 1945 г., и доклада ректора Богословского института и Богословско-пастырских курсов протоиерея Тихона Попова о духовных учебных заведениях Поместный Собор приступил к важнейшему своему делу – избранию Патриарха. Голосование по принятому порядку началось с младшего по хиротонии преосвященного. На вопрос, с которым обращался к архипастырям протоиерей Н. Колчицкий, все епископы, облаченные в мантии, дали один и тот же ответ: «Избираем Патриархом Московским и всея Руси высокопреосвященнейшего Алексия, митрополита Ленинградского и Новгородского»⁴⁵⁷. Подошла очередь подавать голос самому митрополиту Алексию. И тогда митрополит Крутицкий Николай обратился к членам Собора: «Ввиду единодушия, проявленного всеми преосвященными при избрании Патриарха Московского и всея Руси, разрешите, преосвященные собратья, нам освободить от личного голосования патриаршего Местоблюстителя митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия»⁴⁵⁸. Когда голосование завершилось, в храме раздалось многоголосое «Аксиос» и хор воспел торжественный гимн «Тебе, Бога, хвалим».

В заключение митрополит Крутицкий Николай огласил грамоту об избрании Патриарха. Ответом новоизбранного Патриарха Алексия были положенные по чину слова: «Избрание меня Поместным Священным Собором Русской Православной Церкви в благодарении приемлю и нимало вопреки глаголю»⁴⁵⁹. К избраннику Собора со словом приветствия обратился старейший по епископской хиротонии член Собора архиепископ Астраханский Филипп (Ставицкий): «В великих исторических условиях мировой жизни и небывалых еще в истории Церкви Русской обстоятельствах, когда вся Вселенская Православная Церковь в лице своих предстоятелей и представителей соединилась с нами в духовном, молитвенно-братском общении, здесь, в сердце нашей дорогой Родины, изволением Святого Духа, десницею Всевышнего, одними устами, одним сердцем, одной волей епископов, представителей клира и мирян Церкви Русской избран ты на престол первосвятителей Московских Патриархом Московским и всея Руси»⁴⁶⁰.

Поместный Собор обратился с посланием к архипастырям, пастырям и верным чадам Русской Православной Церкви, в котором наряду с радостными явлениями в церковной жизни указывал и на омрачающие ее недуги: нарушения богослужебного устава, вступление христиан в гражданский брак без церковного благословения, нехранение постов, причем не только мирянами, но и клириками, пренебрежение освященным традицией говением перед причастием, падение церковной дисциплины. В обращении к христианам всего мира Поместный Собор призвал к единству в достижении победы над фашизмом.

Заключительное Слово произнес председатель Собора, избранный Патриархом митрополит Ленинградский Алексий: «Если труден подвиг пастыря, если еще тягостнее труды архипастыря, то во сколько же крат тяжелее и необъятнее подвиг того, кому от Господа через голос поместной Церкви вверяется эта Церковь! И потому устрашает мои слабые силы высота и ответственность служения, к которому я призываюсь ныне, и усугубляет во мне чувство моей немощи. И вместе с тем умножает нужду в Вышней помощи. Но я готов все же исполнить волю честнейших о Господе собратий и чад, призывающих меня взойти на святейший престол Патриархов Московских и всея Руси. Уповаю на благодатную помощь Господню»⁴⁶¹.

Интронизация Патриарха состоялась 4 февраля 1945 г. в Богоявленском кафедральном соборе Москвы. Это был день большого торжества для православных жителей и гостей столицы. В храме и вокруг находилось тогда более 5000 богомольцев. Митрополит Киевский Иоанн, вручая Патриарху куколь, сказал, что «быть кормчим Русской Церкви в переживаемое нами время... это подвиг исключительного значения. Дай Бог, чтобы дух Святейшего Сергия, витающий в этом святом храме, почил на тебе обильно и помогал бы тебе быть истинным хранителем апостольских преданий и вести неуклонно корабль нашей Церкви по избранному почившим пути во славу Божию и во благо нашей дорогой Родины»⁴⁶². Вручая Патриарху жезл, митрополит Крутицкий Николай напомнил о преемственности первосвятительского служения. На Божественной литургии во время запричастного стиха было оглашено первое послание Патриарха к чадам Русской Церкви:

«Патриарх есть живой и одушевленный образ Христа, делом и словом в себе самом наглядно выражающий Истину. Задачею его является сохранение в благочестии и святости тех, кого он принял от Бога. Цель его – спасать вверенные ему души. Подвиг его – жить во Христе и для мира быть распятым. Долг Патриарха – хранить неизменность и неприкосновенность церковного учения, священных канонов и преданий церковных; охранять вверенную ему Поместную Церковь от разделений и расколов; насаждать доброе житие в своей пастве; иных «страхом спасать», иных, по апостолу, «обличать», «запрещать», «да всяко некии спасутся». Архипастырей Патриарх призвал быть истинными молитвенниками и «подавать верующим добрый пример служения Христу и Его Церкви». Обращаясь к мирянам, первосвятитель призвал их словами апостола: Поступать достойно звания, в которое вы призваны (Еф. 4. 1). «Вы – утешение наше... если жизнь свою направляете по пути христианскому, если честно и совестливо несете свои обязанности – семейные, общественные, гражданские»⁴⁶³.

Историческое значение Поместного Собора 1945 г. не ограничивается замещением патриаршей кафедры и принятием «Положения об управлении Русской Православной Церковью», которое упорядочивало церковноприходскую жизнь. Собор явился свидетельством того, что поднадзорная Церковь, пережившая страшные гонения, осталась жива благодатью Божией, в ней пребывающей. У некоторых гостей из-за рубежа возникли даже радужные представления о независимом положении Русской Православной Церкви и надежды на возможное восстановление былой симфонии Церкви и государства. Так, митрополит Алеутский и Североамериканский Вениамин (Федченков) писал тогда: «Почти Вселенский Собор, как говорили многие из нас. Но невольно напрашивалась мысль: не перенес ли Глава Церкви, Господь Иисус Христос, центр ее в Москву? Не суждено ли первопрестольной исполнить давнее пророчество инока Филофея: «Москва – третий Рим»? Конечно, это еще более и сильнее обязывает Русскую Церковь быть на деле достойной такого высочайшего положения в данный и ближайший момент истории. Но факт остается фактом: подобное собрание всей Церкви теперь могло быть лишь в белокаменной Москве»⁴⁶⁴.

* * *

10 апреля 1945 г. состоялась встреча Патриарха Алексия со Сталиным, в которой с церковной стороны участвовали митрополит Николай (Ярушевич) и протопресвитер Николай Колчицкий, управляющий делами Московской Патриархии; правительство, кроме Сталина, представлял В. М. Молотов. В беседе обсуждались вопросы, связанные с патриотической деятельностью Церкви на завершающем этапе войны; Сталин говорил, что Русской Церкви предстояло внести огромный вклад в дело укрепления международных позиций Советского государства, в налаживании внешних контактов. Обсуждалась также возможность расширения сети духовных школ и создание Церковью своей издательской и полиграфической базы.

9 мая безоговорочной капитуляцией Германии закончилась Великая Отечественная война и Патриарх Алексий обратился к всероссийской пастве со словами радости и гордости за победу русского оружия: «Слава и благодарение Богу! С благоговением вспоминая подвиги нашего доблестного воинства и тех наших близких и родных, кто положил за наше счастье временную жизнь в надежде восприять вечную, мы никогда не перестанем молиться о них и в этом будем черпать утешение в скорби о потере дорогих сердцу и укреплять свою веру в бесконечное милосердие Божие к ним, отошедшим в горний мир, и во всесильную помощь Божию нам, оставленным для продолжения земного подвига и для благоустроения жизни во всем мире»⁴⁶⁵.

Государственная власть в отличие от 20–30-х гг. агрессивной антирелигиозной политики, в послевоенную пору не стесняла Церковь в окормлении по крайней мере верующих людей старшего поколения. Атеистическая пропаганда в том виде, в каком она велась в два первых десятилетия советского периода, не возобновилась после войны. Характерно, что в вышедшем еще в январе 1945 г. постановлении ЦК комсомола «Об улучшении политико-воспитательной работы комсомольских организаций среди молодежи» вместо дежурных богоборческих пассажей говорилось о важности пропаганды среди молодежи естественнонаучных знаний и материалистического мировоззрения. В беседе с корреспондентом «Комсомольской правды», состоявшейся в начале 1945 г., М. И. Калинин сказал: «Конечно, атеизм остается основой программы, мы от того, что религия – опиум, не отказались. Но надо мягче. Главное все-таки – пропаганда, разъяснение. Увидел у парня крестик – поговори с ним мягко, скажи о крестике, что это отжившее дело... Согласно Конституции, у нас есть признание Церкви. Войны у нас с ней нет»⁴⁶⁶.

Православную Церковь, по существу, не затронул и идеологический террор против литераторов, художников, музыкантов, развязанный выступлениями А. А. Жданова в 1946 г. Религиозная политика властей была дифференцированной, причем в отличие от 20-х гг., когда своего главного врага большевики видели в православной Церкви, в послевоенные годы она была, пожалуй, более защищена, чем иные религиозные общины. Советский Союз из базы мировой коминтерновской революции постепенно превращался в своего рода советскую империю, и его руководство способно было положительно оценить преданность Церкви государственным интересам русского народа. В этом отношении знаменательны слова К. Е. Ворошилова, которому Сталин поручил в ЦК КПСС курировать Совет по делам Русской Православной Церкви, сказанные в разговоре с Г. Г. Карповым, причем вовсе не для огласки, а в служебном порядке, и ставшие известными из рассекреченных архивов Совета по делам религий: «У Русской Церкви – большое будущее. Она наш козырь в Прибалтике, Восточной Европе, за границей вообще». Пообещав поддерживать Русскую Православную Церковь, он предложил ускорить передачу Московскому Патриархату Троице-Сергиевой лавры и заявил, что «в ближайшее время хотел бы встретиться с Патриархом Алексием»⁴⁶⁷. Знаком благоволения советской власти к священноначалию Русской Православной Церкви явился указ Председателя Верховного Совета СССР о награждении Патриарха Алексия орденом Трудового Красного Знамени.

В 1945– 1946 гг. Совнарком рядом постановлений предоставил Патриархии, епархиальным управлениям и приходам право приобретать транспортные средства, покупать и строить дома, производить церковную утварь. Но в каждом отдельном случае для этого требовалось специальное разрешение Совета по делам Русской Православной Церкви. Серьезным шагом навстречу Церкви было освобождение из лагерей тех священнослужителей, у которых к этому времени закончился срок заключения. В другое время советская власть сделала бы все возможное, чтобы накинуть еще лет пять за мнимые преступления, лишь бы священнослужители как «плохо перевоспитуемые» не оказались на свободе. Узник и историк ГУЛАГа А. И. Солженицын писал: «Не забудем и короткий, в 1947 г., антипоток... священников. Вот чудо! – первый раз за 30 лет освобождали священников!»⁴⁶⁸

В послевоенные годы Патриарх Алексий, несмотря на свои 67 лет, действительно держал в руках бразды высшей церковной власти, которая, однако, была подконтрольна Совету по делам Русской Православной Церкви. Народ почитал и любил своего Патриарха. Его частые богослужения в московских храмах привлекали туда множество верующих, которые едва помещались внутри храмов. Совершая литургию, Патриарх непременно произносил проповеди. Известный мемуарист писал о служении Патриарха Алексия в послевоенные годы: «При восшествии на вершину церковной власти он мало переменился. Та же верность традициям, глубокая религиозность, но в строгих рамках этикета, в твердо устоявшихся, застывших формах. Строгий консерватор, Святейший мыслил Церковь как нечто неподвижное в рамках нового Советского государства... Консервативная Церковь в консервативном государстве – такова новая формула, пришедшая на смену старой формуле церковных либералов: «свободная Церковь в свободном государстве». Для Патриарха Алексия, который получил образование под кровом катковского лицея, происходил из строго консервативной семьи... это была родная стихия. И он вполне удовлетворял новым требованиям диктатора: являлся воплощением старого русского консерватизма, но без всяких излишеств и крайностей»⁴⁶⁹.

Зависимый в своей деятельности от Совета, Патриарх Алексий в личных контактах с сильными мира сего умел сохранить достоинство. Однажды Г. Г. Карпов пригласил его на банкет и пообещал прислать за Святейшим автомобиль в 7 часов вечера. Автомобиль прибыл с 20-минутным опозданием и был отправлен назад, а Патриарх прибыл на банкет в своем собственном автомобиле. Оберегая близких ему людей, Патриарх мог позволять себе решительные и рискованные действия. Так, он просил передать Сталину, что уйдет на покой, если не освободят из-под ареста близкого ему человека, Д. А. Остапова, обвиненного в пребывании на оккупированной территории Литвы во время войны. В тот же день Остапова освободили. Любопытную характеристику личности Патриарха, его настроений, образа жизни и отношений с ближайшими помощниками дает в своем доносе 1951 г. уполномоченному Совета по делам религии по Ленинградской области тогда тайный, а позже явный ренегат А. Осипов, профессор Ленинградской Академии:

«Сам Патриарх как личность представляет собой своеобразное смешение аристократического сибаритизма с затаенным фанатизмом. Он... остр на язык. Но вместе с тем фанатически предан постам, ненавидит обновленцев, преследует все новшества и влюблен в благочестие XVI в. Он очень умен и умеет лавировать между отдельными церковными партиями. Партии эти представляют «григорьевцы» (митрополит Григорий и его клика) и «николаевцы» (митрополит Николай и его клика). С Патриархом великолепно ладит управделами Патриархии протопресвитер Николай Колчицкий. Это очень умный и осторожный дипломат, крепко преданный интересам Церкви, на Патриарха имеет осторожное, но сильное влияние... Митрополит Григорий является в Патриархии министром просвещения. Но сильно влияет и на ряд других дел. Патриарх ему доверяет едва ли не больше других... Настроения Патриархии в последние годы претерпели большие изменения: в 1945 г. цвели мечты о создании «Московского Ватикана» (слова самого Патриарха), о широком международном триумфальном шествии, внутреннем расширении «до размеров доброго старого времени» (слова митрополита Григория). Теперь настроения изменились: «Нам бы прожить тихо и мирно еще десяток лет, а там история покажет... Вот, если война будет, так, пожалуй, и снова церкви открываться начнут»... Что характерно для Патриархии: здесь ставка на сохранение старины в быту, в богослужении, в догмах духовной жизни во что бы то ни стало. Здесь вздохи об угасании иноческого духа. Парийский из Москвы привез такое наставление Патриарха: «Пусть все кругом меняется – мы должны остаться такими, какими были сотни лет назад. Пусть наша неизменяемость, неподчиняемость духу времени символизирует вечность Церкви. Нам радостно видеть, что нас и ныне окружает то же самое в Церкви, что мы видели с детских лет, чем жили отцы, деды и прадеды. Нам должно научиться хранить прошлое вопреки настоящему. В этом наша сила, в этом наша правда»⁴⁷⁰.

Многое в этих словах продиктовано личной неприязнью, написано с умыслом навредить тому или другому лицу; нельзя не учитывать и того, что, находясь в Ленинграде, Осипов не мог наблюдать происходящего в Патриархии непосредственно и знал все из вторых рук, и все-таки человек он был при всей своей низости весьма не глупый, а сознательно дезинформировать свое подлинное начальство он, очевидно, не дерзал, поэтому его наблюдения, конечно, не лишены интереса.

С середины 30-х гг., после разрушения Дорогомиловского собора, приходская Богоявленская церковь в Елохове стала кафедральным собором. 25 февраля Святейшим Патриархом было утверждено положение, согласно которому Богоявленский собор стал официально именоваться патриаршим, а его настоятель и управляющий делами Патриархии протоиерей Николай Колчицкий был возведен в сан протопресвитера. Влияние священника Николая Колчицкого на церковную жизнь 40–50-х гг. было исключительно велико. Тягостное бремя контактов Патриархии с Советом по делам Русской Православной Церкви в значительной мере лежало именно на нем. Протопресвитер Н. Колчицкий был сыном священника из Харькова. Образование получил в Харьковской духовной семинарии и Московской Академии, по окончании которой служил в Харькове приходским настоятелем и законоучителем в женской гимназии. Уже тогда он стал известен строго уставными и молитвенными богослужениями, умением произносить проповеди умные, глубокие и одновременно доходчивые и понятные. Во время гражданской войны отец Николай оказался на Северном Кавказе, на территории, занятой Добровольческой армией, потом снова вернулся в Харьков, откуда в 1924 г. был переведен в Москву, став вскоре священником Богоявленского собора в Елохове. После ареста в конце 20-х гг. большинства священнослужителей этого собора он стал его настоятелем. В 1930 г. отца Николая Колчицкого подвергли кратковременному аресту, но, выйдя на свободу, он остался в прежней должности. После того как в 1934 г. был разрушен патриарший Богоявленский собор в Дорогомилове, отец Николай оказался настоятелем кафедрального собора, а затем и заместителем управделами Патриархии. В 1940 г. протоиерей Николай Колчицкий был назначен на должность управляющего делами. Во время эвакуации в Ульяновск отец Николай безотлучно находился рядом с Местоблюстителем патриаршего престола. В ту пору митрополит Сергий страдал уже тяжелой глухотой, и обыкновенно посредником в беседах посетителей с главой Церкви был протоиерей Н. Колчицкий; для этого он опускался на колени перед креслом митрополита Сергия и громко кричал ему в ухо слова собеседника. Своеобразное впечатление произвел протопресвитер Н. Колчицкий на своих давних знакомых по Ессентукам, в прошлом его духовных чад, когда они встретили его четверть века спустя в первый послевоенный год в Лондоне, куда он приезжал вместе с митрополитом Николаем (Ярушевичем). По воспоминаниям Н. М. Зернова, в 1920 г. отец Николай «весь горел верою, жар обжигал тех, кто приближался к нему. Теперь – потухший вулкан. Как и тогда, это был исключительный человек, волевой, умный, но отныне закрытый непроницаемой броней. Ни единым словом не обмолвился о том, что пережил, нас мало расспрашивал, говорил о делах миссии, о религиозном подъеме народных масс в России, интересовался положением Церкви на Западе». Потом в комнату, где проходила эта беседа, вошел митрополит Николай, который произвел на Зерновых, впервые видевших его, неизгладимое впечатление, «особенно его светло-голубые прозрачные глаза, глубоко проникавшие в душу собеседника, поразили нас. В нем чувствовалось огромное внутреннее напряжение человека, взявшего на себя трудный подвиг и несущего его, не сгибаясь под его непомерной тяжестью. Казалось, что он один мог рассказать, что происходит с Церковью в России»⁴⁷¹. В послевоенные годы митрополит Николай был самым влиятельным церковным деятелем среди ближайших помощников Патриарха Алексия I. 4 апреля 1946 г. по решению Священного Синода был образован Отдел внешних церковных сношений (ОВЦС), и митрополит Николай, один из членов Синода, стал его председателем. Двумя другими постоянными членами Синода были митрополит Григорий, назначенный на Ленинградскую кафедру после избрания его предшественника Патриархом Московским и всея Руси, и патриарший экзарх Украины митрополит Киевский и Галицкий Иоанн, ставший председателем Миссионерского совета.

Ко времени Поместного Собора 1945 г. в Русской Церкви было до 50 правящих архиереев, а на 1 апреля 1946 г. весь епископат, не считая архиереев, относящихся к юрисдикции Московской Патриархии и служивших за пределами СССР, состоял кроме Святейшего Патриарха из 4 митрополитов, 21 архиепископа и 36 епископов. Как и прежде, большинство хиротонисанных было из вдовых священников, старцев по годам. Так, в 1945 г. на Калининскую кафедру Синодом был назначен священник московской Богородицкой церкви Алексий Крылов, 1879 г. рождения, постриженный с именем Артемий; в 1946 г. на Ростовскую кафедру назначили протоиерея харьковской Казанской церкви Алексия Шарапова, 1878 г. рождения, постриженного с именем Серафим. 25 августа 1946 г. Патриарх Алексий I в Богоявленском кафедральном соборе возглавил хиротонию во епископа Ташкентского и Среднеазиатского архимандрита Гурия (Егорова), принявшего постриг еще в юности, в 1915 г., и уже в 1922 г. возведенного в сан архимандрита. В 30-х гг. он был узником Соловецкого концлагеря, потом ссыльным в Средней Азии. Незадолго до архиерейской хиротонии архимандрит Гурий стал наместником возрожденной Троице-Сергиевой лавры. Архиереи назначались не только в епархии, которые вдовствовали с довоенных лет, но и на кафедры Украины и Белоруссии, потому что одни епископы, действовавшие на оккупированных территориях, эмигрировали, другие были репрессированы на исходе Отечественной войны. На Сумскую кафедру в 1945 г. Священный Синод назначил протоиерея Николая Прохорова, постриженного с именем Иларион. На Пинскую кафедру вскоре после Собора 1945 г. был хиротонисан архимандрит Онисифор (Пономарев). В октябре 1945 г. во епископа Уманского, викария Киевского митрополита, был хиротонисан архимандрит Нестор (Сидорчук), незадолго до рукоположения постриженный в монашество. На архиерейские кафедры назначались и архипастыри, поставленные в 20–30-х гг. и находившиеся незадолго до назначения в лагерях и ссылках. Освобожденный в 1944 г. из Канских лагерей епископ Мануил (Лемешевский) в течение года жил на покое в Тамбове, на частной квартире. В феврале 1945 г. он получил назначение на Оренбургскую кафедру. В 1947 г. из Соединенных Штатов вернулся митрополит Вениамин (Федченков), назначенный сразу на Рижскую кафедру, приехавший вместе с ним архиепископ Алексий (Пантелеев) получил Омскую кафедру, но вскоре, 11 ноября 1948 г., скончался. В январе 1947 г. из Китая на родину вернулся епископ Ювеналий (Килин) и стал епископом Челябинским.

К 1949 г. епископат Русской Церкви насчитывал уже 74 архиерея, занимавших кафедры в пределах нашей страны. Среди них были: Патриарх Алексий I, пять митрополитов – Крутицкий Николай, Киевский Иоанн, Ленинградский Григорий, Рижский Вениамин и Новосибирский Варфоломей (Городцев), 21 архиепископ, в том числе один викарный, 40 епархиальных и 7 викарных епископов. Давая характеристику епископату Русской Церкви, известный ренегат А. Осипов в своем очередном доносе писал:

«Московская Патриархия обладает небольшим кругом архиереев с долголетним стажем службы. Это по большей части люди, побывавшие в заключении за фанатическую пропаганду религии, люди внешне подчеркнуто лояльные, но внутренне старых монархических тенденций, вздыхающие по «добром, старом времени», но сознающие его невозвратность (митрополит Григорий, сам Патриарх и ряд др.). К этим основным кадрам присоединяются три других категории архиереев: бывшие обновленцы, возвращенцы и новоставленые. Бывшие обновленцы Патриархией держатся на подозрении. В них видят часто агентов МГБ, людей неустойчивых и в Церкви ищущих своих собственных целей и выгод (епископ Сергий (Ларин) и др.). Возвращенцев из бывших эмигрантов очень ценят, но боятся их выдвигать на видные места (митрополит Вениамин, б. Американский; епископ Иоанн, б. Карлсбадский, Ювеналий Хайларский и др.). Эти архиереи в основном старики-идеалисты с оттенком фанатизма. Остатки старой гвардии синодской Церкви старой России. Новоставленые архиереи в настоящее время составляют основную массу епископов. Их выбирают из вдовых протоиереев, монахов и архимандритов. Здесь производится строгий выбор, и в подавляющем большинстве они изрядные фанатики. Правда, с точки зрения образованности это все люди невысокого полета. Но для укрепления костяка Церкви, подбора нового, фанатически преданного Церкви духовенства эти архиереи делают очень много. По сравнению с 1941 г. в этой области позиции Церкви стали много сильнее. В общем, среда архиереев неоднородна. Здесь есть и фанатически преданные своим идеям мечтатели, и идеалисты высокого полета: архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) – неокантианец, мечтающий о соединении религии и науки. Архиепископ Гурий Ташкентский – аскет, насадитель старчества и иночества, борец за нравственное перерождение духовенства и за расширение влияния Церкви. Варфоломей Новосибирский – борец за укрепление кадров духовенства. Архиепископ Ювеналий Челябинский – того же сорта и ряд др. Есть, наоборот, и архиереи – тщеславные гордецы: епископ Сергий (Ларин) – владелец целых вагонов имущества, напыщенный до тошноты, и ему подобные. Но больше всего архиереев-середнячков, которые живут в общем тихо и незаметно, но именно они, пожалуй, оказывают наибольшее влияние на укрепление церковничества (Сергий Смоленский, Михаил Великолукский, Иоанн Молотовский и т. п.). Огромная организующая, укрепляющая роль архиереев в Церкви чрезвычайно ясно осознается Патриархией, которая идет на любые жертвы, только бы увеличить ряды епископов, только бы сохранить их и укрепить»⁴⁷².

В послевоенные годы продолжалась начатая еще в Отечественную войну передача церковным общинам храмов. При этом действовал порядок, предусмотренный постановлением Совнаркома № 1325 от 28 ноября 1943 г., согласно которому местные власти могли лишь отклонить ходатайство верующих об открытии прихода и передаче храма, а положительное решение принимал СНК, потом Совет министров СССР, действовавший через Совет по делам Русской Православной Церкви. Отказы в регистрации приходских общин направлялись, как это видно из директивного письма Совета от 31 января 1945 г., без указания на причину отказа, в виде краткой справки. Так, в Казахстане в I квартале 1945 г. было возбуждено 21 ходатайство об открытии приходов. Удовлетворено было 4, на остальные последовали отказы. За 1944– 1947 гг. Русской Православной Церкви было передано 1270 храмов, и общее число их составило на 1 января 1948 г. 14 329; около 2500 из них – храмы, принадлежавшие до 1946 г. униатской Церкви. В течение 1948 г. было открыто 148 новых храмов, и на 1 января 1949 г. Русская Церковь имела уже 14 477 действующих храмов⁴⁷³. Статистика эта была секретной, точными сведениями о количестве приходов располагал только Совет по делам Русской Православной Церкви; сама Патриархия таких данных не имела. Между тем в печати появились искаженные, сильно преувеличенные сведения о числе открытых приходов, на основании которых можно было заключить, что восстановлено около половины дореволюционного числа храмов. Например, в брошюре Г. Г. Карпова «О Русской Православной Церкви в Советском Союзе», изданной в 1946 г., Совинформбюро на сербском, болгарском, польском, чешском, словацком и румынском языках, говорилось: «Для удовлетворения религиозных нужд верующих в Советском Союзе функционируют 22 000 православных церквей и молитвенных домов»⁴⁷⁴. Протоиерей Андрей Сергиенко из Западноевропейского экзархата в брошюре «О положении Церкви в России», опубликованной в Париже в 1947 г., сообщал, что Церковь в СССР имеет 25 000 храмов и 3500 молитвенных домов, реальное число было в два раза меньше. При этом в Москве вновь открыто было всего лишь 10 храмов, в Казани – 5. Во многих больших областных городах насчитывалось по одному, два или три храма, часто на окраине города, бывшие кладбищенские или сельские приходские, вошедшие в черту города. Большая часть храмов сосредоточена была на западе страны, главным образом на Украине, потому что из действующих храмов большую половину (7547) составляли церкви, открытые на оккупированных территориях. Чем дальше на восток, тем церквей было меньше, а на Дальнем Востоке их почти не было. На Камчатке и Сахалине, на Чукотке и Колыме не сохранилось ни одного храма. Этот регион целиком входил в империю ГУЛАГа, и новые церкви в послевоенные годы там не строились. Но в некоторых городах, где церквей не было, а приходы были зарегистрированы, разрешали открывать молитвенные дома – храмы, не имевшие церковного вида. Особо ценные в художественном и историческом отношении храмы не передавались Церкви. Музеями оставались кремлевские соборы в Москве, Исаакиевский, Казанский и Петропавловский соборы Ленинграда, Софийские соборы в Киеве и Новгороде.

На 1 апреля 1946 г. в клире Русской Православной Церкви состояло 9254 священнослужителя. Почти половина (45,6%) из них рукоположены в дореволюционную эпоху; 30,3% священнослужителей получили рукоположение во время войны, в большинстве случаев на оккупированной территории; из 264 священников, хиротонисанных в РСФСР в годы Великой Отечественной войны, 240 было рукоположено в областях, занятых немцами. По возрасту священнослужители в 1946 г. распределялись следующим образом: до 40 лет – 7,7%; от 41 до 50 лет – 16,3%; от 50 до 60 лет – 31, 2%; от 61 до 70 лет – 32,8%; старше 70 лет – 12%. Средний возраст священнослужителя составлял почти 60 лет. С 1 апреля 1946 по 1 января 1948 г. число священнослужителей заметно выросло: 11 846 священников и 1258 диаконов⁴⁷⁵. При этом, естественно, уменьшилась доля духовенства с дореволюционной хиротонией – 30,6%; 39% духовенства было рукоположено с 1918 по 1941 г., 20% – в годы Великой Отечественной войны и 9,7% – в послевоенные годы.

Многие клирики, служившие теперь в российских епархиях, в период между мировыми войнами жили на территориях в пределах Польского государства: на Волыни, в Западной Белоруссии и в Галиции, чаще всего они и родом были из этих мест, и там же получали хиротонию. Они с трудом понимали своих прихожан, переживших три десятилетия советского атеистического режима, которых им приходилось окормлять на новом месте. Крайне невелико было число священников, кто с 20-х по 40-е гг. постоянно пребывал в своих приходах, значительную часть составляли исповедники, пережившие тюрьмы, лагеря, ссылку, иногда и смертные приговоры, которые были заменены пожизненным заключением,– и это были, конечно, лучшие пастыри нашей Церкви. Но были и такие, кто вышел из лагерей нравственно и духовно надломленными. Долгое пребывание в неволе, оторванность от нормальной церковной жизни создавали трудности для вышедших на свободу священников при возобновлении приходского пастырского служения. Среди духовенства были и лица, в 20–30-х гг. оставившие священническое служение, но не отрекшиеся от Бога, Церкви и сана; они поступали на гражданскую службу школьными учителями, бухгалтерами, порой рабочими на заводы. Теперь многие из них получили возможность вернуться к пастырскому служению. Хорошее знание жизни, которое они приобрели, помогало им в пастырском окормлении, но, с другой стороны, внешняя расцерковленность могла опустошить душу пастыря, оставившего служение. Священнослужители, рукоположенные в послевоенные годы, составляли только десятую часть духовенства, и большинство из них были искренне преданы Богу и Церкви, воспитывались в верующих семьях, были сыновьями или внуками клириков. Заметную долю среди новохиротонисанных составляли демобилизованные солдаты и офицеры, которые из военного опыта вынесли глубокую и твердую веру в Промысл Божий.

Но относительно стабильная и материально обеспеченная в сравнении с предвоенным периодом жизнь духовенства порой привлекала людей маловерных и просто стяжателей. Разумеется, не избежало духовенство и внедрения в свою среду сотрудников НКВД или их пособников, осуществлявших свою деятельность в согласии с уполномоченными Совета по делам Русской Православной Церкви. Во всяком случае священноначалие проявляло обеспокоенность нравственным состоянием духовенства. В послании пастве архиепископ Новосибирский и Барнаульский Варфоломей (Городцев) в 1946 г. писал: «Наша святая задача – возрождать, перерождать нашу церковную паству своим пастырским словом, своею жизнью показывать добрый пример чистой, непорочной жизни, чтобы у нас дело со словом не расходилось, чтобы наши пасомые не сказали нам: «Врачу, исцелися сам». Если мы, проповедуя любовь Христову, будем погрязать в эгоизме, в стремлении к наживе, явно обнаруживая свое корыстолюбие,– это значит одною рукою разорить то, что создали другой. Если мы, проповедуя воздержание, сами будем обильно питаться и пить лишнее да посты нарушать, не окажется ли наша проповедь «бьющей воздух»... В благотворительности и мирном сожитии со всеми пастырь Церкви и должен занимать первое место. Как грустно, когда верующие про своего пастыря говорят: «Он скупой, к нему не ходите, все равно не даст». А еще тяжелее, когда мы, проповедники Христова мира, являемся сами виновниками раздоров и в своей среде и среди своих пасомых»⁴⁷⁶.

После переписи 1937 г. никаких новых официальных статистических данных о количестве верующих в Советском Союзе не публиковалось, и сама Церковь не имела возможности вести статистический учет своей паствы. Из родившихся в православных семьях до 1930 г. крещены были, за редким исключением, все. В 30-х гг., особенно во 2-й половине, когда большинство храмов было закрыто, многие дети оставались некрещеными, но во время войны на оккупированных территориях, где проживало едва ли не 40% населения страны, крестили всех православных по происхождению, не крещенных в 30-х гг. В послевоенные годы, пожалуй, только в семьях новой советской интеллигенции дети оставались некрещеными. Из-за крайней отдаленности церквей весьма значительной была доля некрещеных детей в Сибири и особенно на Дальнем Востоке. Приблизительно число православно крещенных в первые послевоенные годы может быть оценено в 150 млн. Разумеется, далеко не все они были церковными верующими людьми.

Люди, перенесшие тяготы войны, потерявшие своих близких, потянулись в храмы Божии, ища в них утешения. Большинство не утратило веру в годы гонения на Церковь и истребления духовенства, но многие из-за отсутствия рядом храмов, а чаще по малодушию открыто посещать церкви не решались. Население западных областей Украины и Белоруссии осталось религиозным почти полностью, за исключением тех, кто старался продвинуться по службе, да, пожалуй, и их атеизм был лицемерным. Верующей и православной осталась русская деревня. Многие родившиеся после революции, по преимуществу мужчины, утратили живую связь с Церковью, но и в их домах ради верующих матерей и жен сохранялись иконы, праздники они помнили и детей своих крестили. В городе ситуация была более плачевной, особенно глубоко расцерковленной оказалась новая советская интеллигенция, а также часть рабочих, в особенности младшего возраста, но большинство рабочих женщин сохранили веру, а многие в этой среде, даже прошедшие через комсомол, обрели веру. Трудно назвать число сознательно верующих, но во всяком случае половина советских граждан в послевоенные годы оставалась истинно верующими людьми и, вероятно, более 50 млн. из них принадлежало Русской Православной Церкви. Цитаделью мирового коммунизма и атеизма являлась Москва, но в то же время она оставалась и сердцем православной Святой Руси. Ее население в первые послевоенные годы составляло около 5 млн. По свидетельству одного русского священника из эмиграции, посетившего столицу в 1946 г., в Великий пост в одном только патриаршем Богоявленском соборе исповедалось и причастилось более 40 000 человек⁴⁷⁷. Почти во всех городских церквах богослужения совершались каждый день; в воскресные и праздничные дни служилось по две литургии. На Пасху Божественная литургия повторялась до трех раз, и делалось это потому, что храмы были переполнены молящимся народом. В сравнении с предреволюционными годами после войны православных церквей в нашей стране было в 3,5 раза меньше, но посещаемость их несравненно возросла. Конечно, в храмах среди молящихся женщин было значительно больше, чем мужчин, а пожилых больше, чем молодых, но приходили люди и других возрастов, приводили детей; заметно реже появлялись в храмах школьники и молодые люди комсомольского возраста.

В 1939 г., ко времени воссоединения западных областей, на территории Советского Союза не осталось ни одного монастыря, но после включения в состав нашего государства Западной Украины и Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины Русская Церковь имела уже на своей канонической территории 64 монастыря. Во время Великой Отечественной войны в оккупированных областях открывались новые обители, и к концу войны число их достигло 101. В этих монастырях подвизались 4632 насельника и насельницы. Однако ряд монастырей, возобновленных с разрешения оккупационных властей, прекратил свое существование в послевоенные годы, так что на 1 января 1948 г. осталось лишь 85 обителей⁴⁷⁸. Почти все они находились на Украине, в Белоруссии, Молдавии и Прибалтике. В Российской Федерации числилось всего 2 монастыря: один, Успенский Псково-Печерский, оказался на территории России после возвращения восточных районов Эстонии в состав России; другой обителью была великая Троице-Сергиева лавра. По традиции, священноархимандритом лавры состоял Святейший Патриарх Московский и всея Руси, а первым наместником был назначен архимандрит Гурий (Егоров), выпускник Петербургской Духовной Академии, твердо стоявший на стороне Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия в 20–30-х гг. Это был исповедник, проведший 10 лет в лагерях и ссылке в Средней Азии; его брат, Лев, умер в конце 30-х гг. в заточении.

С немалым трудом архимандриту Гурию удалось собрать в обители немногих переживших годы гонений прежних насельников. В лавру к мощам преподобного Сергия, печальника Русской земли, стали приходить для пострига благочестивые люди, стремившиеся к монашескому житию. Часть из них составляли воспитанники возобновленных духовных школ. Решение о возвращении лавры Церкви принято было в 1945 г., но монастырские храмы и другие строения, хотя и объявленные архитектурными памятниками, были основательно разорены, и только на Пасху 1946 г. в Успенском соборе лавры совершилось первое богослужение. Накануне, в ночь с Великой пятницы на Великую субботу, состоялась передача братии монастыря мощей преподобного Сергия, считавшихся в советское время экспонатом атеистического музея, расположенного в стенах обители. Рака со святыми мощами была установлена на южной стороне Успенского собора. При осмотре собора обнаружили, что на престоле нет антиминса. Узнав о возобновлении богослужений, к наместнику пришел благочестивый старец Тихон Пелех и сказал: «Когда лавру закрывали, последний наместник отец Кронид передал мне на хранение антиминс Успенского собора: «После открытия лавры передашь антиминс моему первому преемнику». Он у меня сейчас с собой. Однажды попал в пожар, немного обгорел». Тихон Пелех снял с груди антиминс и передал наместнику⁴⁷⁹. Вскоре после этого старец принял священный сан. В ночь Пасхальной заутрени впервые после 25-летнего перерыва зазвонил лаврский колокол, и народ с изумлением и радостью стал стекаться на богослужение в родную обитель. В своей телеграмме наместнику лавры по случаю праздника Воскресения Христова и возобновления богослужений Святейший Патриарх Алексий I назвал это событие «Пасхой избавления скорби»⁴⁸⁰. Особенно торжественное богослужение совершено было в престольный праздник обители – на Троицу. Возглавил богослужение Святейший Патриарх, ему сослужили митрополит Крутицкий Николай и другие архипастыри.

Вскоре после открытия лавры в августе 1946 г. ее первый наместник архимандрит Гурий был хиротонисан во епископа Ташкентского, и, когда Патриарх посетил Троице-Сергиеву обитель в осенний день памяти преподобного Сергия, его встречал уже новый наместник архимандрит Иоанн (Разумов), в прошлом келейник Патриарха Сергия. К тому времени уже заканчивалась реставрация Успенского собора, а 21 ноября 1946 г. состоялось переосвящение Троицкого храма преподобного Сергия. Чин освящения совершил священноархимандрит обители Патриарх Алексий I. Впоследствии строительные работы в лавре шли быстро, так что в конце года власти смогли показать лавру сыну покойного президента США Эллиоту Рузвельту с супругой. Встречал их наместник лавры архимандрит Иоанн с братией. С тех пор стало обычной практикой возить в Троице-Сергиеву обитель высокопоставленных гостей из-за рубежа, очевидно, чтобы показать им, что Церковь не испытывает гонений и притеснений и пользуется совершенной свободой. Многие из гостей по разным политическим соображениям делали вид, что их в этом действительно смогли убедить. Между тем на территории Российской Федерации и в послевоенные годы – время относительно благоприятное для Церкви – из многих сотен прежних монастырей, по большей части разрушенных, богослужение совершалось лишь в двух.

Помимо мощей преподобного Сергия в ту пору Церкви возвращены были и некоторые другие ее святыни. В патриарший Богоявленский собор в Елохове были перенесены из Успенского собора Кремля мощи святителя Московского Алексия; 16 июля 1947 г. в патриаршем соборе при стечении молящегося народа состоялось торжественное открытие мощей святых Виленских мучеников Иоанна, Антония и Евстафия, впоследствии перенесенных в Вильнюс.

* * *

В первые послевоенные годы одной из главных забот священноначалия было окончательное преодоление внутренних несогласий. Обновленческий раскол, потрясший церковную жизнь в 20-х гг. и оторвавший при поддержке властей от Церкви тысячи приходов, в конце Великой Отечественной войны потерпел полный крах. В 1944 г. после воссоединения с православной Церковью лжемитрополита Виталия Введенского почти все обновленческие епископы и священники принесли покаяние и были приняты в лоно Матери Церкви вместе со своей немногочисленной паствой. В расколе пребывало лишь несколько приходов на всю Россию.

В Москве центром обновленчества и единственным раскольническим храмом оставалась церковь святого Пимена Великого, где служил Александр Введенский, продолжая именовать себя митрополитом и первоиерархом, украшая свою особу четырьмя панагиями. В его юрисдикции сохранялся один приход в Ульяновске, где во время эвакуации служил самозваный первоиерарх. А. Введенский пытался вернуться в православную Церковь, однако ставил условия и требовал для себя особого положения. По словам одного из его почитателей, в июне 1945 г. он написал письмо Патриарху Алексию. Начались долгие, заранее обреченные на неудачу переговоры с Патриархией. Получив приглашение, Введенский в белом клобуке, в панагии направился в Чистый переулок, но Патриарх Алексий его не принял и к посетителю не вышел, его встречал протопресвитер Николай Колчицкий. Любезно показав гостю помещение Патриархии, он усадил его в зале, и начались переговоры. Первоначальный проект А. И. Введенского быть принятым в сане епископа отпал сразу. Тогда попытались договориться о статусе профессора духовной академии. Однако и этот проект не удовлетворил Николая Колчицкого. Он требовал от Введенского покаяния, на этом свидание было окончено. В сентябре Колчицкий объявил окончательное решение: А. И. Введенский после покаяния может быть принят лишь мирянином, и единственное место, которое ему может быть предоставлено,– это должность рядового сотрудника «Журнала Московской Патриархии». «Все было кончено: судьба А. И. Введенского была определена – отныне он был осужден на полное одиночество до конца своих дней»⁴⁸¹.

Последнюю точку в печальной и постыдной истории обновленчества поставила смерть Александра Введенского от инсульта, наступившая в июле 1946 г. «Известия» сообщили, что «скончался первоиерарх православных Церквей, доктор философии, профессор богословия митрополит Александр Введенский. Отпевание состоится в храме Пимена Великого 10 июля в 13 часов дня. Похороны на Калитниковском кладбище». Об отпевании один из очевидцев рассказывал в своих воспоминаниях: «Я пришел в храм к десяти часам утра. Заупокойная литургия еще не началась. Ряд пожилых женщин в народе высказывались об Александре Ивановиче крайне резко: «Да какой же он митрополит! Смотри – три жены у гроба...» Народ почти не осенял себя крестным знамением. Служба не начиналась, кого-то ждали. Очевидно, архиерея, подумал я. Но кто же будет отпевать Введенского? Распорядители попросили народ расступиться, и в храме появился... совсем не архиерей: вошла и медленно приближалась к гробу Александра Михайловна Коллонтай. Я ее хорошо знал в лицо, не раз встречал в Доме актера... Черное платье, орден Ленина на груди, в руках огромный букет красных и белых роз. Стала А. М. Коллонтай у гроба рядом с женами А. И. Введенского»⁴⁸². По свидетельству того же мемуариста, возглавлял отпевание лжемитрополит Крутицкий Филарет, ему сослужили лжеепископ Дмитровский Алексий и 12 обновленческих священников, не принятых в общение с православной Церковью. В отпевании участвовали 4 диакона, среди них был и сын умершего, протодиакон Александр Введенский, после смерти отца присоединенный к канонической Церкви в диаконском сане, и А. Э. Левитин, известный церковный писатель 60– 80-х гг. «Сослуживцы покойного расколоучителя уже готовились к возвращению в лоно патриаршей Церкви, и в ектениях при отпевании поминалось имя Святейшего Патриарха Алексия I». Через несколько дней после погребения Александра Введенского храм Пимена Великого перешел в ведение Московской Патриархии. Святейший Патриарх Алексий I совершил в нем Божественную литургию в конце декабря 1946 г. Крыша храма прохудилась, и стены от влаги, проникавшей внутрь, смешиваясь с красками, имели красноватый оттенок. Патриарх Алексий в слове, которое он произнес за литургией, указывая на стены храма, сказал: «Люди, которые здесь служили, разучились краснеть. Стены покраснели за них»⁴⁸³.

Под омофор Патриарха Алексия I в послевоенные годы возвращались и многие из тех, кто отделился от законного священноначалия после издания знаменитой «Декларации» 1927 г. Епископ Афанасий (Сахаров), авторитет которого среди «непоминающих» клириков был особенно высок, находился в ту пору в Мариинских лагерях вместе со своим духовником иеромонахом Иераксом (Бочаровым). Узнав об избрании Патриархом митрополита Алексия, они поздравили новоизбранного предстоятеля и просили принять их в общение с Церковью. «Помимо первоиерарха поместной Русской Церкви никто из нас не может быть в общении с Вселенской Церковью. Не признающие своего первоиерарха остаются вне Церкви, от чего да избавит нас Господь!»⁴⁸⁴ – так объяснял епископ Афанасий свое решение в письме из лагеря от 22 мая 1955 г. Его примеру последовали многие из «непоминающих», но часть из них, называвшие себя «истинными православными христианами», осталась в отделении от Патриархии. Эти катакомбные общины сосредоточены были главным образом в Воронежской и Тамбовской областях, на Северном Кавказе, в Казахстане и Сибири. Трудно определить число таких общин и количество лиц, принадлежавших к ним. Статистические сведения на сей счет, приводимые в атеистических брошюрах советских авторов и эмигрантской литературе, противоречивы и не убедительны. Во всяком случае общин было не более тысячи, и каждая из них насчитывала, вероятно, по нескольку десятков человек.

После того как церковно сознательные клирики из «непоминающих» оставили катакомбные общины, большим влиянием там стали пользоваться сектанты, преимущественно связанные с дореволюционными общинами «иоаннитов», слившиеся в 30-х гг. с «непоминающими». У «истинных православных христиан», подобно старообрядцам-беспоповцам, стали возникать новые обряды, появлялись и странные богословские идеи, усилились апокалиптические ожидания; неприятие советского режима выражалось в отказе поступать на работу на государственные предприятия и в колхозы, получать паспорта и вообще какие бы то ни было официальные документы, в запрете детям посещать школу. Некоторые из них оставляли свои дома и уходили странствовать. Но от полусектантских общин «истинно православных христиан» следует отличать случаи, когда за неимением священника и без регистрации общины из-за удаленности прихода благочестивые люди в глухих местах Сибири или Казахстана собирались тайком на молитву в частных домах, вовсе не сознавая себя в расколе с патриаршей Церковью. Такие общины могли порой нелегально посещать священники, снятые с регистрации или не получившие регистрации после возвращения из мест заключения либо оказавшиеся на нелегальном положении после служения на оккупированных территориях; эти священники тайно совершали крещения, отпевания, освящения домов и квартир, не считая себя в каноническом разрыве с патриаршей Церковью.

* * *

В 1946 г. предпринят был шаг к уврачеванию разделения, омрачавшего жизнь Православной Церкви в течение 350 лет. В 1596 г. в Бресте в результате интриг Ватикана, насилия католических властей Речи Посполитой, предательства западнорусских архиереев была заключена уния, оторвавшая большую часть населения Западной Руси от вселенского православия. На Полоцком Соборе 1839 г. «отторгнутые насилием» униаты Белоруссии, Волыни и Подолья были «воссоединены любовью» с Православной Церковью, но на Галицию, оставшуюся под властью австрийских Габсбургов, воссоединительный акт не распространялся. Она осталась униатской и после распада Австро-Венгрии и включения ее в состав возрожденной Польши.

Во время Великой Отечественной войны высшее униатское духовенство сотрудничало с немецкой администрацией; глава униатской греко-католической Церкви митрополит Андрей Шептицкий благословил 14 эсэсовскую дивизию «Галичина». Полковник этой дивизии Е. Побигущий (Рен) много лет спустя после войны писал: «Что бы ни писали всякие разумники о нашем легионе, однако никто не отнимет у нас того, что на борьбу с коммуной его благословил сам великий святитель. И поэтому все, что чинили наши воины, делалось во имя и с благословения Церкви нашей и митрополита Андрея»⁴⁸⁵. Униатские епископы и священники поддерживали также контакты с ОУН (Организацией украинских националистов) и УПА (Украинской повстанческой армией), которая продолжала вооруженную партизанскую борьбу с советской властью после окончания второй мировой войны, вплоть до середины 50-х гг. Оуновские террористы убивали коммунистов, поляков, евреев, но и православных священнослужителей тоже. Скопрометированные связью с фашистским оккупационным режимом и бендеровской УПА, многие священнослужители-униаты были репрессированы НКВД; часть из них пострадала невинно. В ту пору судебные процессы против коллаборационистов шли во всех европейских странах, освободившихся от фашистской оккупации. Назначенный после смерти главы греко-католической Церкви Андрея Шептицкого в ноябре 1944 г. митрополит Иосиф Слипый был арестован в апреле 1945 г. вместе с епископами униатской Церкви, не эмигрировавшими на Запад.

В этой ситуации 28 мая 1945 г. во Львове образовалась Центральная инициативная группа по воссоединению греко-католической Церкви с православной Церковью. Ее возглавил настоятель львовского Преображенского собора протоиерей Гавриил Костельник, а первыми членами группы стали генеральный викарий Дрогобычской епархии священник Михаил Мельник и декан Гусятинского деканата (благочиния) Станиславской епархии священник Антоний Пельвецкий, представлявшие три униатские епархии Галиции. Не может быть сомнений в искренности религиозных мотивов, побудивших отца Гавриила Костельника взять на себя инициативу воссоединения униатов с православной Церковью. Свою приверженность праотеческой вере Западной Руси – православию он доказал своей прежней деятельностью. Гавриил Костельник родился в 1886 г. Происходил он из бачванских (югославских) русин. Образование получил на богословском факультете Загребского университета, во Львовской Духовной Академии и на философском факультете во Фрайбурге, где его удостоили докторской степени. Это был превосходно образованный богослов, церковный историк, философ и поэт. В сан пресвитера он был рукоположен в 1913 г. и священствовал во Львове до 1930 г., на протяжении всего этого времени состоял профессором львовской Богословской академии. Изучение творений святых отцов убедило его в том, что православие хранит в неповрежденной чистоте веру Древней Церкви. В 1930 г. за свои богословские воззрения Гавриил Костельник был лишен профессорской кафедры, ему запретили публиковать работы, посвященные критике католической доктрины, но в 30-х гг. он написал большую часть своих богословских трудов. У отца Гавриила сложилось твердое убеждение в несостоятельности и беспочвенности унии, в ее антицерковной и антинациональной природе и в неизбежности ее гибели.

Инициативная группа действовала в то время, когда повсеместно среди униатов проявлялось стремление к воссоединению с православной Церковью. С 1890 г. и до начала второй мировой войны в Соединенных Штатах около 90 000 эмигрантов русин из Галиции и Карпатской Руси перешли в православие. В начале XX в. в среде лемков распространилось движение за воссоединение с православной Церковью. В 20–30-х гг. стремление вернуться к вере предков с особенной силой обнаружилось в Карпатской Руси, которая после первой мировой войны отошла к Чехословакии. В Марамороше переходы из униатства в православие приобрели массовый характер. Аналогичные явления, хотя и не в таких масштабах, как в Карпатской Руси, наблюдались и в Галиции, где польские власти в отличие от правительства Чехословакии к православию относились с нескрываемой враждебностью и пытались подавить это движение. Тем не менее, как писал историк православия в Польше А. Свитич, «к началу 1928 г. в Галиции насчитывалось уже 40 православных приходов... Село за селом и уезд за уездом возвращались под родной кров Православной Церкви. В течение одного года и четырех месяцев к православию присоединилось свыше 50 000 галичан»⁴⁸⁶. Конец этому движению положили прямые репрессии польских властей.

В послевоенные годы в трех униатских епархиях в Галиции с их 102 деканатами служило 1270 священников, и менее чем за год существования инициативной группы к ней присоединилось 997 священников – 78% униатского духовенства. Конечно, не все делали это искренно, по убеждению. Некоторые вошли в состав инициативной группы, не видя иного выхода для униатов Галиции в обстановке, когда епископы арестованы и обвинены в государственной измене, над всей Церковью висит не лишенное оснований обвинение в пособничестве немецким оккупантам и связях с бендеровской УПА, когда арестам, часто необоснованным, подвергались не только священники, но и миряне. Несомненно, что у высшего руководства Советского Союза уже существовал твердый план ликвидации униатской Церкви на территории Галиции. Но сочувствующие православию униатские священники, возглавившие движение за возвращение униатов в лоно Матери Церкви, действовали, исходя из собственных религиозных убеждений. В ответе на обращение инициативной группы, датированном 28 мая 1945 г., уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК УССР П. Ходченко поддержал ее начинание.

Патриарх Алексий I сразу после своего избрания обратился с посланием к «Пастырям и верующим греко-католической Церкви, проживающим в западных областях Украинской ССР», в котором выразил радость по поводу воссоединения западных русских земель с Родиной и одновременно сожаление о том, что западные братья остаются «отринутыми от своей Матери – Русской Православной Церкви». Патриарх обвинил униатских архипастырей в том, что они призывали паству «склониться под ярмо Гитлера», и обратился к галичанам-униатам: «Молим вас, братья... порвать ваши связи с Ватиканом, который ведет вас во тьму и духовное падение своими ересями... Поторопитесь вернуться в объятия вашей истинной Матери Русской Православной Церкви»⁴⁸⁷.

Московская Патриархия, естественно, с сочувствием отнеслась к почину протоиерея Гавриила Костельника и его единомышленников. 23 февраля 1946 г. в Киеве митрополитом Киевским и Галицким Иоанном были воссоединены с православной Церковью протоиерей Гавриил Костельник, священники Михаил Мельник, Антоний Пельвецкий и еще 10 униатских священнослужителей. За этим последовал постриг отцов Михаила Мельника и Антония Пельвецкого с сохранением их имен, а 24 февраля митрополит Иоанн возглавил хиротонию иеромонаха Антония во епископа Станиславского и Коломыйского; на следующий день иеромонах Михаил был хиротонисан во епископа Дрогобычского и Самборского.

8 марта во Львове открылся Собор греко-униатских священников и мирян. Заседания его проходили в митрополичьем кафедральном соборе святого Юрия и продолжались два дня. Председательствовал протоиерей Гавриил Костельник. Участниками Собора были также епископы Станиславский Антоний, Дрогобычский Михаил и те священнослужители, которые воссоединились с Православной Церковью, в деяниях участвовало 204 священника и почетные гости: митрополит Киевский Иоанн, епископ Львовский и Тернопольский Макарий, епископ Мукачевский и Ужгородский Нестор, управляющий делами Киевского экзархата протоиерей Константин Ружицкий.

Брестская уния в докладе протоиерея Г. Костельника, прочитанном на Соборе, была представлена как большая беда в религиозной и национальной судьбе Западной Руси. «К Киевской Руси – туда, откуда и воссияла святая вера для всех славянских народов – украинского, белорусского и русского, к святому Киеву – этому православному Иерусалиму, нам нужно обратить свои очи, свои сердца... Из Киева, где и сейчас нерушимо покоятся носители прадедовской православной веры, мы должны начать свой великий путь возвращения к нашей общей Матери – Православной Церкви»,– взволнованно призывал он собравшихся. Далее на заседаниях выступили епископ Антоний (Пельвецкий), священники Миронович, Лопотинский, Венцецкий, Иванов, Закаляк (впоследствии епископ Григорий), Гривнак, Лысюк. По предложению отца Гавриила Костельника уже в первый день приняли принципиальные положения, которые легли в основу решений Собора об отмене решений Брестского, о ликвидации унии и возвращении в Русскую Православную Церковь.

На следующий день в соборе святого Юрия 12 священников, уже воссоединенных с Православной Церковью в Киеве и приглашенных из православной церкви Львова, приняли исповедь у участников Собора униатов. Потом епископы Львовский Макарий, Мукачевский Нестор, Станиславский Антоний и Дрогобычский Михаил приняли отречение от римо-католических заблуждений у 204 священников греко-униатов, участвовавших в Соборе, и после чтения разрешительной молитвы воссоединенные с Православной Церковью участвовали в совершении Божественной литургии. Затем были приняты тексты телеграмм и обращения к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I, к Местоблюстителю патриаршего престола в Константинополе, к духовенству и верующим западных областей Украины, к Сталину и главе правительства УССР Н. С. Хрущеву. В обращении к Патриарху Московскому и всея Руси участники Собора писали о тех трудностях, которые предстоят им: «Мы не забываем и того, что наш Собор является скорее началом начатого нами дела, нежели окончанием его. Мы должны еще побороть многие препятствия, чтобы святое православие восторжествовало в каждом приходе нашей Церкви. Даже такой искусственный продукт, как уния, имеет свои глубокие корни в сердцах некоторых наших людей (особенно монахов и монахинь), потому что они с детства были ослеплены славой Римской Церкви»⁴⁸⁸. Среди принятых документов особенно важным было обращение к духовенству и верующим греко-католической Церкви. От того, как оно будет воспринято народом, зависел реальный успех Львовского Собора. Надо было убедить народ Галиции, что уния создана внешними силами по отношению к православным Западной Руси, насильственно навязана польскими властями и Ватиканом, что она разорвала религиозное единство Украины и всей Руси и может существовать только в государстве, где господствует католический элемент, но не в православном мире, где нет для нее места. «Освободитесь и от римского угнетения духа, и от тех остатков полонизма, которые еще у вас остались! Не тратьте своих сил и сил народа для реализации ошибочных идей! Если Православная Церковь не является правдивой, то в таком случае ни одна христианская Церковь не может быть правдивой, так как Православная Церковь – первичная Церковь христианского Востока и Запада, из нее образовались все другие Церкви»⁴⁸⁹.

5 апреля 1946 г. делегацию участников Львовского Собора во главе с протоиереем Гавриилом Костельником принимал в Москве Патриарх Алексий I, через день они сослужили ему за Божественной литургией в кафедральном патриаршем соборе. Затем протоиерей Гавриил Костельник был награжден высшей для священника из белого духовенства наградой – саном протопресвитера. Отвечая на вопросы корреспондента ТАСС, протопресвитер Г. Костельник сказал, что «православная сознательность никогда не была потеряна украинцами – греко-католиками западных областей УССР, и они использовали все положительные моменты в своей истории для возвращения к православной вере. Об этом свидетельствует массовый переход греко-католических приходов в Православную Церковь в 1914– 1915 гг., об этом также свидетельствует православное движение в Лемковщине в 1925– 1939 гг. Как на Соборе, так и после Собора не было никаких отрицательных проявлений со стороны верующих и духовенства»⁴⁹⁰.

Когда большинство униатов после Львовского Собора воссоединилось с православной Церковью, местные власти сняли с регистрации тех священников, которые отказались подчиниться его решениям. Греко-католическая Церковь прекратила легальное существование в Галиции. Репрессивные меры советской власти против остатков униатского духовенства ошибочно казались галичанам инспирированными Православной Церковью, которой приписывали ответственность за политику советского правительства, за действия НКВД. Сама подвергшаяся несравненно более страшным ударам в 20– 30-х гг., Русская Православная Церковь ни о какой помощи со стороны НКВД в святом деле воссоединения униатов, с Матерью Церковью не ходатайствовала. То обстоятельство, что это воссоединение соответствовало видам государственной политики, не могло, да и не должно было удерживать Православную Церковь принять с распростертыми объятиями возвращавшихся в отчий дом.

Не только католические и униатские, но и часть православных авторов в наше время писали о неканоничности и неправомерности решений Львовского Собора. При этом обычно ссылались на то, что в его заседаниях не участвовали униатские епископы, а только те, которые прежде были униатскими священниками, но в канун Собора присоединились к православной Церкви и получили архиерейскую хиротонию. Подобные рассуждения строятся на основании странной предпосылки о существовании согласованных норм канонически правомерного перехода верующих из одной конфессии в другую, в данном случае из католической Церкви в православную. Но таких норм нет и быть не может, потому что православная и католическая Церкви не имеют канонического общения и единой церковно-правовой базы. Даже если бы во Львовском Соборе участвовали все униатские епископы и епископы латинского обряда, то в силу принятых решений Собор с точки зрения католического права все равно был бы абсолютно неканоническим и церковно преступным, как всякий Собор раскольников. Равным образом и всякое собрание, где вынесено было бы решение изменить православию, считалось бы православными разбойничьим сборищем, даже если бы в нем участвовал сонм епископов во главе с Патриархом. Во Флорентийском Соборе православная Церковь была представлена на высоком уровне и весьма широко, и все равно для православной Церкви – это собрание раскольников, а поддержавшие его епископы – ренегаты и вероотступники. Но, с другой стороны, даже если бы во Львове собрались одни миряне-униаты, вовсе без священников, и заявили об упразднении унии и присоединении к православной Церкви, православная Церковь не могла бы не благословить их святое намерение и не могла бы не принять их в свое лоно. Львовский Собор – это не Собор православной поместной Церкви в каноническом смысле слова. Разумеется, авторитетным он был лишь для участников, согласных с его постановлениями, но не для тех, кто остался по убеждениям униатом.

Из 3431 униатского прихода, существовавшего в 1946 г., в 1959 г. зарегистрировано было в Совете по делам Русской Православной Церкви 3222 в качестве православных. 67 униатских приходов действовало без регистрации, 98 униатских церквей было закрыто и 18 униатских общин сохранилось на нелегальном положении. В 1961 г. органы безопасности выявили 87 нелегальных униатских общин в Львовской и Станиславской областях. Из 1643 бывших униатских священников Галиции в 1959 г. 1243 служили в Православной Церкви, 347 оставались униатами, из них 91 окормляли свои нелегальные общины⁴⁹¹. Репрессии в Галиции осуществляло тогда не только НКВД. Многие из мирян и священников, присоединившиеся к православной Церкви, пали жертвой террористических актов со стороны бендеровцев из УПА. Месть врагов православия настигла и главного деятеля воссоединения. 20 сентября 1948 г. на паперти Преображенского собора во Львове сразу после совершения Божественной литургии был убит протопресвитер Гавриил Костельник, своей кровью запечатлевший верность вселенскому православию. Его убийца Василий Панькив тут же покончил с собой.

* * *

Святейший Патриарх Алексий I и Священный Синод особое значение придавали восстановлению территориальной целостности Русской Церкви и полной интеграции епархий Прибалтики, Молдавии, Западной Украины и Западной Белоруссии в состав Русской Православной Церкви. Большое внимание уделялось упорядочению церковной жизни в диаспоре, включая усилия по преодолению карловацкого раскола, развитию братских отношений с поместными православными Церквами и установление нормальных взаимоотношений с инославными Церквами и иными религиозными объединениями. Весьма интенсивными были контакты между предстоятелями православных Церквей. В октябре 1945 г. состоялись встречи Патриарха Алексия с Патриархом-Католикосом всея Грузии Каллистратом, духовенством и народом Грузии, что знаменовало полную нормализацию отношений двух братских Церквей, разрыв между которыми продолжался четверть столетия.

Победа СССР в Великой Отечественной войне, освобождение народов Балкан и Восточной Европы от немецкой оккупации открывали возможность для упрочения братских отношений Русской Православной Церкви с Церквами Сербской, Румынской, Болгарской и Греческой. Еще в апреле 1945 г. в Софию отправилась делегация Русской Церкви во главе с архиепископом Псковским Григорием (Чуковым). Делегацию принимал экзарх Болгарский митрополит Софийский Стефан. Архиепископ Григорий передал послание Патриарха Алексия I, в котором он поздравлял митрополита Стефана с восстановлением канонического общения Болгарской Церкви с другими православными Церквами и с избранием его экзархом Болгарским. Ответный визит экзарха Болгарской Церкви митрополита Стефана в Москву состоялся в июне 1945 г. При встрече главы Болгарской Церкви с Патриархом Московским и всея Руси Алексием I митрополит Стефан, в частности, сказал: «Верим и ждем, как ждут и многие, многие другие, что ваша святая Церковь, особенно в последнюю четверть века пережившая много испытаний, накопившая много опыта, просветленная и умудренная, скажет новое, вещее слово христианским народам, ожидающим, что с Востока придет свет, который оживит и обновит осуетившийся, погрязший в материализме мир»⁴⁹². Через год в связи с празднованием 1000-летия преставления преподобного Иоанна Рыльского Болгарию посетила делегация Русской Церкви во главе с ее предстоятелем. В софийском храме святых седмочисленников (равноапостольных Кирилла и Мефодия и его пяти учеников) их приветствовал клирик Болгарской Церкви, в прошлом видный деятель Русской Церкви протопресвитер Георгий Шавельский. 22 мая в русском храме святителя Николая Патриарх Алексий совершил Божественную литургию в сослужении митрополита Ленинградского Григория и архиепископа Серафима (Соболева), незадолго до этого вернувшегося в юрисдикцию Московской Патриархии и назначенного управляющим русскими приходами в Болгарии.

В апреле 1945 г. Московская Патриархия направила церковную делегацию во главе с епископом Кировоградским Сергием (Лариным) в Югославию. Делегацию принял заместитель Патриарха митрополит Скопленский Иосиф. Патриарх Сербский Гавриил находился тогда в концлагере Маутхаузен, и гости из России в беседе с митрополитом Иосифом выразили тревогу за судьбу Патриарха-исповедника. Во время пребывания в Югославии епископа Сергия с Церковью Матерью воссоединилась большая группа русских священников и мирян, находившихся в юрисдикции Карловацкого Синода. Встреча епископа Сергия с сербскими архипастырями сделала возможной передачу Сербской Церковью Мукачевской епархии, входившей в состав Чешской Православной Церкви, подчиненной Арабскому Патриарху, Русской Православной Церкви. Это событие было обусловлено как историей Карпатской Руси, которая в древности входила в состав Руси Киевской, так и договором с Чехословакией, освобожденной Красной Армией, по которому Карпатская Русь была возвращена нашему государству. Еще в ноябре 1944 г. представители Мукачевской епархии через штаб 4 Украинского фронта обратились к Местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Алексию с посланием и просили главу Русской Церкви поддержать их ходатайство перед Священным Синодом Православной Сербской Церкви о передаче Мукачевско-Пряшевской епархии в каноническую юрисдикцию Московской Патриархии. 7 декабря в Москву прибыла делегация епархии во главе с игуменом Феофаном (Сабовым), администратором епархии, представителем правящего епископа Владимира (Раича), интернированного немцами в 1941 г. Делегацию принял Патриарх Алексий, а 11 декабря состоялась встреча с председателем Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карповым. Самый акт присоединения Мукачевской епархии (без Прешова, который остался в составе Чехословакии) состоялся 22 октября 1945 г. на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви, куда был приглашен епископ Мукачевский Владимир. Он зачитал постановление Синода Сербской Церкви о передаче своей епархии в каноническое ведение Московской Патриархии, выразил свое согласие на такую передачу. Синод перевел на Мукачевскую кафедру епископа Уманского Нестора (Сидорука). В июне 1948 г. его сменил архиепископ Макарий (Оксиюк), опытный архипастырь, возглавлявший и Львовскую епархию. Архиепископ Макарий вместе с миссионерами ездил по епархии, беседовал с униатскими священнослужителями, не без успеха убеждая их присоединиться к Церкви Матери. После Львовского Собора 1946 г. и воссоединения с Православной Церковью униатов Румынии в октябре 1948 г. бесперспективность унии в странах Восточной Европы казалась уже большинству униатов очевидной.

Переход униатов Карпатской Руси в православие совершился не столь болезненно, как в Галиции, еще и потому, что в униатских приходах после Ужгородской унии строже и чище сохранялись древние восточные обряды, чем в Галиции, где униатство было глубоко латинизировано. Движение, направленное на восстановление православия на Карпатской Руси, началось спонтанно, еще в конце XIX в., явив там ряд исповедников и мучеников, пострадавших за святое православие от австро-венгерских властей. К лету 1949 г. уже большинство греко-католических священников Закарпатья воссоединилось с Русской Православной Церковью. В день Успения Божией Матери 15/28 августа 1949 г. в мукачевском Свято-Николаевском женском монастыре на Черничей Горе при стечении народа совершали богослужение архиепископ Макарий вместе с епископами Станиславским Антонием (Пельвецким) и Дрогобычским Михаилом (Мельником). По окончании Божественной литургии настоятель православного Ужгородского кафедрального собора протоиерей Ириней Контратович провозгласил, что в этот день закончила свое существование на Западной Украине церковная уния с Римом: «Отныне и вовеки мы – православные чада святой Матери нашей Русской Православной Церкви». Затем протоиерей В. Л. Шулькевич, представлявший на торжестве патриаршего экзарха Украины митрополита Иоанна, прочитал с амвона послание архиепископа Львовско-Тернопольского и Мукачевско-Ужгородского Макария. Итак, в Закарпатье осталась лишь небольшая горстка священнослужителей и мирян, не пожелавших воссоединиться с Православной Церковью; униатские общины после 1949 г. существовали там уже нелегально.

В октябре 1945 г. в Вену и Прагу отправилась делегация Русской Церкви во главе с архиепископом Орловским Фотием (Тапиро). В Вене делегация посетила посольскую церковь святого Николая. 15 октября архиепископ Фотий вместе с секретарем Патриархии Л. Н. Парийским вылетели из Вены в Прагу. В Чехословакии помимо Чешской Православной Церкви, находившейся в юрисдикции Сербского Патриарха, было несколько русских приходов во главе с епископом Сергием (Королевым), который пребывал в ведении митрополита Евлогия и не имел общения с Московской Патриархией. Отношения между этими юрисдикциями были напряженными, но после встречи с архиепископом Фотием епископ Сергий воссоединился с Московской Патриархией. 21 октября в храме святителей Кирилла и Мефодия, принадлежавшем Чешской Церкви, они вместе со своими священниками отслужили Божественную литургию, после чего архиепископ Фотий обратился к пастве: «В связи с тем что некоторые указывают на желательность автокефалии для Чешской Православной Церкви, в этом вопросе я считаю своим долгом пояснить, что принципиально каждая самостоятельная страна имеет потенциальное право на автокефалию своей Церкви. Однако для фактического введения автокефалии нужны некоторые условия и предпосылки. Главным условием является наличие своих национальных епископов. Если их нет и даже нет бесспорных и канонических кандидатов на епископство, то говорить об автокефалии, конечно, преждевременно»⁴⁹³.

10 января 1946 г. в Москву прибыла делегация Чешской Православной Церкви во главе с администратором Чешской епархии протоиереем Честмиром Крачмаром. От имени епархиального съезда, состоявшегося в Оломоуце в ноябре 1945 г., делегация просила Патриарха Алексия I о принятии Чешской епархии в юрисдикцию Московской Патриархии. В своей речи перед Патриархом, произнесенной на церковнославянском языке, протоиерей Честмир Крачмар рассказал об истории Чешской Православной Церкви. Московская Патриархия дала принципиальное согласие на прием Чешской Церкви в состав Русской, начались переговоры между Сербской и Московской Патриархиями сначала в Москве, а затем в Белграде в феврале 1946 г. В марте 1946 г. архиерейский Собор Сербской Церкви дал согласие на то, чтобы Московская Патриархия направила в Прагу епископа для временного возглавления Чешской епархии. В апреле Священный Синод Русской Православной Церкви учредил экзархат Московской Патриархии в Чехословакии и назначил на должность экзарха с титулом архиепископа Пражского и Чешского Елевферия (Воронцова), занимавшего ранее Ростовскую кафедру. В мае 1946 г. архиепископ Елевферий прибыл в Прагу. После этого все православные приходы в Чехословакии, русские и чешские, соединились в одной юрисдикции. 15 мая 1948 г. священный архиерейский Собор Сербской Церкви окончательно отпустил Чехословацкую Церковь в юрисдикцию Московской Патриархии. Экзарх Чехословакии митрополит Пражский и Чешский Елевферий (Воронцов) 18 июля 1948 г. был возведен в сан митрополита.

Ужгородская уния сохранялась еще на Прешовщине, в западной части Карпатской Руси, оставшейся в Чехословакии. Там лишь часть униатских приходов перешла в Православную Церковь в первые послевоенные годы. На Прешовщине действовали православные миссионеры, убеждая униатское духовенство и народ возвращаться в лоно Матери Церкви. Особенно энергичным помощником патриаршего экзарха в Чехословакии был протоиерей Андрей Шлепецкий. Благодаря их усилиям 28 апреля 1950 г. в Прешове состоялся Собор униатского духовенства и мирян, в котором участвовало 820 делегатов. Собор постановил окончательно упразднить Ужгородскую унию и вернуться к прародительской святой православной вере. В связи со значительным увеличением числа православных в Восточной Словакии решено было разделить Восточно-Словацкую епархию на две: Прешовскую и Михайловскую; теперь Чехословацкий экзархат состоял уже из четырех епархий: это были помимо двух епархий Словакии еще Пражская и Оломоуцкая.

2 октября 1951 г. экзарший совет в Праге принял постановление ходатайствовать перед кириархальной Церковью о даровании Чехословацкой Церкви автокефалии. Одновременно митрополит Пражский и Чешский Елевферий был избран предстоятелем Чехословацкой Церкви. Предварительное согласие на дарование автокефалии дано было Священным Синодом Русской Православной Церкви 8 октября 1951 г. Поскольку, однако, этот вопрос выходил за рамки компетенции Священного Синода, из-за невозможности созвать архиерейский или Поместный Собор у архиереев Русской Православной Церкви были собраны подписи об их согласии на дарование автокефалии. 23 ноября в Патриархии был принят акт о том, что «Русская Православная Церковь, в лице Патриарха Московского и всея Руси Алексия и всего освященного архиерейского Собора, дарует Церкви в Чехословакии, бывшей доселе экзархатом Московской Патриархии, автокефалию»⁴⁹⁴. Торжества по случаю провозглашения автокефалии и интронизация митрополита Елевферия как предстоятеля Чехословацкой Православной Церкви состоялись 8 и 9 декабря 1951 г. в Пражском кафедральном соборе. Русскую Церковь на этих торжествах представлял митрополит Крутицкий и Коломенский Николай. В Прагу прибыли также представители Антиохийского патриархата, Грузинской, Румынской, Болгарской, Польской и Албанской Церквей.

В послевоенные годы улажены были отношения с Польской Церковью. Ее автокефальный статус, полученный незаконным образом от Церкви Константинопольской, не был признан Московской Патриархией. Глава Польской Православной Церкви митрополит Дионисий (Валединский), вскоре после войны вернувшийся в Варшаву из Германии, куда он выехал при вступлении Красной Армии в Польшу, проводивший ранее церковную политику, угодную властям – вначале польским, потом, после крушения Польши, германским,– не пользовался популярностью в православном духовенстве, которое стремилось к нормализации отношений с Церковью Матерью. Несмотря на то что новое польское правительство признавало митрополита Дионисия главой автокефальной православной Церкви, его позиция была весьма непрочной. В июне 1948 г. в Москву прибыла делегация Польской Церкви во главе с архиепископом Белостокским Тимофеем (Шретером). Делегация просила Патриарха Алексия I о принятии Польской Православной Церкви в общение с Патриархией и о даровании ей канонически правомерной автокефалии. 22 июня 1948 г. Священный Синод издал определение по ходатайству Польской Православной Церкви. Временно во главе ее был поставлен архиепископ Белостокский и Бельский Тимофей (Шретер). В августе 1948 г. митрополит Дионисий (Валединский) направил Патриарху Алексию I покаянное письмо, в котором просил принять его в общение с Матерью Церковью. В ноябре 1948 г. Священный Синод удовлетворил просьбу митрополита Дионисия и оставил за ним ввиду его 35-летнего архипастырского служения сан митрополита, но без присвоенного ему в период его выхода из юрисдикции Московской Патриархии титула «блаженнейший». После ухода на покой в 1948 г. митрополит Дионисий прожил еще 12 лет и скончался 15 марта 1960 г., на 84-м году жизни. В ответ на ходатайство Собора польских епископов в апреле 1951 г. Патриархом Алексием I и Священным Синодом был отпущен в юрисдикцию Польской Церкви архиепископ Львовский и Тернопольский Макарий (Оксиюк), выпускник Варшавского духовного училища, Холмской семинарии и Киевской Духовной Академии, принявший сан священника в 1942 г. и хиротонисанный во епископа в 1945 г. Митрополит Макарий стал первым канонически законным предстоятелем Автокефальной Польской Церкви.

Отношения с Румынской Православной Церковью были омрачены неканоническим захватом Кишиневской епархии Румынской Церковью и тем обстоятельством, что православный румынский народ был вовлечен в войну против единоверного русского народа. Но в конце второй мировой войны, после того как Румыния порвала союзнические отношения с Германией и объявила ей войну, а также вследствие возвращения Кишиневской епархии в состав Русской Православной Церкви, отношения эти были нормализованы. Епископ Арджешский Иосиф участвовал в заседаниях Поместного Собора Русской Православной Церкви 1945 г. 12 мая 1945 г. в Румынию отправилась делегация Русской Церкви во главе с епископом Кишиневским Иеронимом. В октябре 1946 г. в Москву приехал Румынский патриарх Никодим, получивший образование в Киевской Духовной Академии и представлявший свою Церковь в сане епископа Хушского на Поместном Соборе Русской Церкви 1917–1918 гг. Ответный визит Патриарха Алексия I в Бухарест состоялся в мае 1947 г. Делегация была принята королем румынским Михаилом. Результатом этой встречи явилась полная нормализация отношений двух Церквей.

Русская Православная Церковь оказывала помощь Албанской Православной Церкви, в которой та как религиозная община меньшинства в стране, где большая часть населения – мусульмане и где коммунистические власти уже тогда стремились к вытеснению всякой религии, остро нуждалась.

22 мая 1945 г. впервые за всю историю России Патриарх Московский отправился в паломничество на Святую землю. Среди лиц, сопровождавших Патриарха в этой поездке, были митрополит Крутицкий Николай, архиепископ Тульский Виталий, протопресвитер Н. Ф. Колчицкий. Патриарх Алексий поклонился святыням Иерусалима и его окрестностей, побывал на Масличной горе в Гефсимании. На встрече с Патриархом Иерусалимским Тимофеем Патриарх Алексий поставил вопрос о возвращении имущества Русской духовной миссии, которым владели тогда карловчане, законному хозяину – Русской Православной Церкви. Осенью 1948 г. часть имущества, расположенная на территории Иерусалима, была передана Московской Патриархии. Из Палестины русская церковная делегация направилась на Кипр, где состоялась встреча с Александрийским Патриархом Христофором. В Александрии Патриарх Алексий был гостем русской колонии. В день Вознесения Господня состоялось принятие александрийской русской православной общины в юрисдикцию Московской Патриархии. Во время поездки по Ближнему Востоку Патриарх Алексий посетил Бейрут и Дамаск, беседовал с Патриархом Антиохийским Александром III, выпускником Киевской Духовной Академии, верным другом России, прекрасно знавшим русский язык. После поездки Патриарха Алексия на Ближний Восток у нашей Церкви установились особенно теплые и братские отношения с Антиохийским Патриархатом. Из Сирии Патриарх Алексий I возвратился в Москву, а сопровождавший его митрополит Николай вместе с протоиереем Николаем Колчицким отправились в Англию. Там состоялись встречи с королем Георгом, архиепископами Кентерберийским Фишером, Йоркским Гарбетом, с русской эмигрантской общиной. В Лондоне митрополит Николай имел встречу с генеральным секретарем «Всемирного Совета Церквей в процессе подготовки» доктором В. А. Виссерт Хуфтом и другими религиозными деятелями, участвовавшими в создании Всемирного Совета Церквей (ВСЦ).

* * *

В послевоенные годы Русская Православная Церковь, преодолевая внутренние расколы и отделения, устанавливая тесные и интенсивные контакты с братскими Церквами, приобрела небывало высокий авторитет в православном мире, поэтому именно в Москве произошло одно из важнейших событий всеправославного значения. В июле 1948 г. Русская Православная Церковь праздновала 500-летие своей автокефалии. В связи с этими торжествами состоялось Совещание глав и представителей поместных православных Церквей. В совещании участвовали Патриархи – Московский Алексий, Грузинский Каллистрат, Сербский Гавриил, Румынский Юстиниан, экзарх Болгарии митрополит Стефан, представитель Антиохийского Патриарха митрополит Александр, епископ Корчинский Паисий от Албанской и архиепископ Белостокский Тимофей от Польской Церкви, а также богословы, церковные историки и канонисты, известные в православном мире.

Юбилейный доклад сделал доцент Московской Духовной Академии Н. И. Муравьев. На совещании были зачитаны и другие доклады: о взаимоотношениях православной Церкви с Церковью католической, экуменическом движении, по вопросам о действительности англиканской иерархии, о церковном календаре. Среди докладчиков были митрополиты Пловдивский Кирилл, Сливенский Никодим, протоиерей Григорий Разумовский, профессоры Г. П. Георгиевский, В. С. Вертоградов. Совещание вынесло резолюции по докладам, осудив Римскую курию за ее подрывные действия по отношению к православию и упорное стремление к насаждению унии. Совещание высказалось против участия православных Церквей в ВСЦ, где решительно преобладали протестантские течения. В соответствующей резолюции сказано: «Снижение требований к условию единения до одного лишь признания Иисуса Христа нашим Господом умаляет христианское вероучение до той лишь веры, которая, по слову апостола, доступна «бесам""⁴⁹⁵. Совещание подтвердило необходимость для православных Церквей, живущих по двум календарям, совершать праздник Святой Пасхи одновременно, по Александрийской пасхалии. Решение вопроса о признании действительности англиканского священства, вызвавшего разногласия, по постановлению совещания целиком зависело от достижения вероисповедного единства англиканской Церкви с православной. В своих решениях Московское совещание проявило неукоснительную верность преданию, здоровый традиционализм и трезвость в оценке западной церковной жизни. Материалы совещания были напечатаны в двух томах на русском и французском языках.

Неучастие в Совещании прибывших на юбилейные торжества представителей Константинопольского Патриархата и грекоязычных Церквей явилось следствием трудностей, вновь, как и в 20-х гг., нараставших в отношениях между Московской и Константинопольской Патриархиями. На этот раз камнем преткновения явилась не поддержка Константинополем раскольников, действовавших внутри нашей Церкви, а претензии Константинополя на юрисдикцию над диаспорой, представители которой также присутствовали на торжествах. Впрочем, в качестве официальной причины было объявлено мнимое нарушение порядка созыва общеправославных встреч. Вселенский Патриарх Максим заявил, что предстоятель Русской Церкви должен был вначале сообщить о своей инициативе ему как первому епископу православной Церкви, а он мог бы оповестить об этом глав других поместных Церквей и в случае их согласия разослал бы официальные приглашения.

В то же время Совещание глав и представителей поместных православных Церквей сделало значительный шаг в консолидации славянских православных Церквей Восточной Европы, а также Церквей Антиохийской, Румынской и Албанской. Особенно это показательно на примере отношений Русской и Антиохийской Церквей. Еще в ноябре 1947 г. в Москву приезжал архипастырь Антиохийского Патриархата митрополит Гор Ливанских Илия Караме. Это был давний и преданный друг Русской Церкви, молитвенник за многострадальную Россию в пору свирепых гонений на Церковь и в тяжелые годы Великой Отечественной войны. В Слове, произнесенном в патриаршем Богоявленском соборе при стечении многочисленной паствы, он сказал: «Я много знал о великом русском народе и его Церкви и теперь лично убедился, что Русская Православная Церковь является величайшей Церковью православия. Господь Бог благословляет русский народ так же, как когда-то благословил Авраама. Русский народ является как бы народом Святой земли, и землю Русскую можно сравнить со святой Палестинскою землею»⁴⁹⁶.

Московское совещание 1948 г. явилось значительным шагом в восстановлении межправославного сотрудничества, нарушенного двумя мировыми войнами и другими политическими событиями. Это был первый после перерыва опыт совместной разработки представителями поместных православных Церквей богословских, канонических, церковно-исторических и литургических вопросов. Тогда же была достигнута договоренность об открытии подворий Антиохийского Патриархата в храме архистратига Божия Гавриила и соседней с ним церкви святого Феодора Стратилата, Болгарской Православной Церкви – в церкви Успения Божией Матери в Гончарах и Сербской Православной Церкви – в храме первоверховных апостолов Петра и Павла. Но Патриарх Сербский Гавриил не смог из-за конфликта между Сталиным и Тито направить в Москву настоятеля своего подворья. Так печально отразилась вражда двух коммунистических вождей на судьбе их жертв – Церквей Сестер. В свою очередь Русская Православная Церковь учредила свои подворья и представительства в Александрии, Дамаске, Бейруте, Белграде, Софии и Каире.

2 августа 1948 г. митрополит Николай в письме генеральному секретарю ВСЦ Виссерту Хуфту отклонил приглашение принять участие в I ассамблее ВСЦ, которая должна была состояться в Амстердаме со 2 августа по 4 сентября 1948 г. В это же время были установлены официальные отношения нашей Церкви с Церквами Утрехтского старокатолического союза.

* * *

1948 г. принес с собой перемены к худшему в положении православной Церкви в Советском государстве. Впрочем, первые признаки осложнения ситуации появились годом раньше в виде ужесточения антицерковной пропаганды, которая во время войны и в первые послевоенные годы несколько поутихла. В 1947 г. «Комсомольская правда» напомнила о том, что членство в комсомоле несовместимо с верой в Бога. Конечно, это подразумевалось и раньше, но в течение нескольких лет об этом не вспоминали официально. В «Учительской газете» появилась статья, в которой осуждалась теория безрелигиозного образования и утверждалось, что в социалистическом государстве образование должно быть антирелигиозным. В этом же году учреждено было и «Общество распространения политических и научных знаний», принявшее эстафету упраздненного ранее «Союза воинствующих безбожников». В городах стали открываться «Дома научного атеизма».

Что же стояло за этими начинаниями? В 1947 г. секретарем ЦК ВКП(б), ответственным за идеологическую работу, стал М. А. Суслов, которому Сталин при назначении посоветовал «не забывать об атеистической пропаганде среди народа», добавив, впрочем, что в настоящее время этот вопрос не самый главный⁴⁹⁷. В октябре на закрытом заседании секретариата ЦК ВКП(б) специально рассматривался вопрос о взаимоотношениях правительства СССР и Русской Православной Церкви. Секретариат решил держаться «золотой середины»: положение Церкви в государстве должно оставаться стабильным, но у коммунистов не может возникать недоумений относительно мировоззрения членов партии – оно остается атеистическим. Церковь следует использовать в интересах государства, главным образом через ее международные контакты. Молодое поколение необходимо оградить от влияния церковников. Под руководством М. А. Суслова было подготовлено и в сентябре 1948 г. принято постановление «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды». В этом постановлении говорилось, что «некоторые члены партии из факта победы социализма и господства социалистической идеологии в нашей стране сделали ошибочный вывод, что теперь можно не вести антирелигиозную пропаганду и что религия будет отмирать сама собой... Нельзя успешно решать задачу коммунистического воспитания трудящихся, не ведя борьбы против религиозной идеологии. Задача преодоления религиозных предрассудков и суеверий имеет в период перехода от социализма к коммунизму важное значение»⁴⁹⁸. В то же время, опасаясь нарушить указание Сталина о том, что «нельзя отпугивать Церковь от государства», Суслов включил в постановление предостережение «против какого бы то ни было администрирования по отношению к Церкви. Партийные организации не должны вмешиваться во внутренние дела религиозных общин, становиться на путь их закрытия, примитивными формами антирелигиозной пропаганды оскорблять чувства верующих»⁴⁹⁹. Постановление было секретным, огласке не предавалось и не печаталось в газетах, в местные партийные органы были разосланы указания, составленные на его основе. Вопрос об усилении атеистической пропаганды ставился на съезде комсомола в 1949 г., на пленумах ЦК в 1950 и 1952 гг. На партийном съезде 1952 г. атеистическая тема не затрагивалась, все еще действовало своего рода негласное соглашение, заключенное между государственной властью и Церковью на исходе Великой Отечественной войны. Большая часть атеистических брошюр (а их выпущено было в одном только 1948 г. 381 общим тиражом 18 900 000 экземпляров, в 1949 г.– 689 тиражом 26 700 000 и в 1950 г.– 700 тиражом, согласно отчету «Общества распространения политических и научных знаний», «во много раз превышающим тираж 1949 г.»⁵⁰⁰) была направлена против Ватикана, не столько даже против учения католицизма, сколько против его политики. Вот типичные названия этих сочинений: «Ватикан и католицизм на службе империализма», «Черные дела папского престола и его агентуры», «Ватикан в лагере поджигателей войны». Но выходили и другие пропагандистские материалы. Так, в 1951 г. напечатаны брошюры «Религиозные суеверия и их вред», «Реакционная сущность религиозных идеологий». В последней брошюре общий вывод относительно идеологической сущности религии остается крайне мрачным и выглядит как приговор, обжалованию не подлежащий: «Изменение отношения духовенства к Советскому государству не может изменить реакционного существа религиозной идеологии»⁵⁰¹.

Гораздо более серьезным и чувствительным ударом по Церкви, чем умножение числа изданий и тиражей атеистической макулатуры, явилась волна арестов духовных лиц, которая прокатилась в 1948 г. 4 сентября арестовали в четвертый раз архиепископа Оренбургского Мануила (Лемешевского). 16 апреля 1949 г. он был приговорен к 10 годам лишения свободы и этапирован в Мордовию. Местом его заключения стал лагерь в поселке Явас близ города Потьма. В том же лагере отбывал свой десятилетний срок и другой архипастырь – митрополит Нестор (Анисимов), арестованный в июле 1948 г. в аэропорту Харбина перед самым вылетом в Москву на празднование 500-летия автокефалии Русской Церкви. Он жил тогда в Китае и исполнял обязанности патриаршего экзарха в Восточной Азии. Поселок Явас находится вблизи Саровской пустыни и Дивеевского монастыря. В лагере митрополита Нестора особенно удручала нескончаемая ругань конвоя и заключенных. Однажды, когда заключенные оказались на работах в Дивееве, один из соузников архипастыря узнал домик дивеевской Паши. Это было в 1951 г., и митрополит Нестор сразу вспомнил странный прием у юродивой старицы ровно 40 лет назад. Когда он вошел в ее келью, то с удивлением услышал отборную нецензурную брань. Лежавшая на койке старица, обращаясь к молодому архимандриту, сказала: «Вот, батюшка, через 40 лет ты здесь, в этих местах, другого слова не услышишь»⁵⁰².

В 1948 г. арестовали инспектора Московской Духовной Академии Вениамина (Милова), и для него это был далеко не первый арест. Архимандрит Вениамин, по отзывам знавших его, необычайно требовательный к себе монах-аскет, выпускник дореволюционной академии, в год своего ареста защитил магистерскую диссертацию по теме «Божественная любовь по учению Библии и православной Церкви». В Московской Академии арестован был еще один преподаватель по фамилии Сретенский. Аресты коснулись и студентов. Жертвой репрессий оказался студент второго курса Дмитрий Дудко, обвиненный в том, что он, находясь на оккупированной территории, напечатал религиозные стихи в выходившей тогда на русском языке газете, издание которой контролировалось немецкими властями. Аресты продолжались и после 1948 г. В Московской семинарии одной из жертв репрессий стал Петр Бахтин, позже протоиерей, во время Великой Отечественной войны боевой офицер, награжденный орденом Красного Знамени. Вовлеченный в партию, он оставил ее после войны, для того чтобы поступить в семинарию. В парткоме ему сказали: «Мы вас еще найдем. Даже в семинарии». Петр Бахтин осужден был за критические высказывания о Советском государстве. Его приговорили к смертной казни, заменив расстрел 25 годами тюремного заключения. Арестован и осужден был известный московский протоиерей Николай Никольский, несмотря на то что еще с дореволюционных лет его хорошо знал и ценил Патриарх Алексий I.

В 1951 г. арестовали священника московского храма Рождества Христова Иоанна Крестьянкина. Пастырь безукоризненно чистой, святой жизни, необыкновенно добрый и мудрый, он уже тогда был одним из самых почитаемых священников в городе. Это и послужило причиной ареста, хотя официально обвиняли его в том, что на отпусте святого Александра Невского он назвал благоверным князем, что квалифицировалось как «монархическая пропаганда». Отец Иоанн был осужден на пять лет лишения свободы. Местом его заключения стала Гаврилова Поляна близ Куйбышева. Солагерники полюбили его и тянулись к нему, для многих из них он стал тайным духовником. Его солагерник А. Э. Краснов-Левитин, в прошлом обновленческий диакон, присоединенный к патриаршей Церкви мирянином, писал об отце Иоанне, что он «в лагере возил на себе, впрягшись в сани, воду. Много молился. Все лагерное население к нему сразу потянулось. Начальство без конца его допекало и грозило тюрьмой. Приставили к нему специального наблюдателя – толстого здорового придурка из проворовавшихся хозяйственников... Сидит на скамейке проворовавшийся хозяйственник, читает газету – он к тому же еще культорг в бараке. А за его спиной по площадке, окаймленной кустарником, бегает взад и вперед о. Иоанн. Это о. Иоанн совершает молитву. Он близорукий. Глаза большие, проникновенные, глубокие. Во сне лицо дивно спокойное, безмятежное. Как ребенок»⁵⁰³. В одном лагере с отцом Иоанном отбывали свои сроки митрофорный протоиерей Павел Мицевич, 74-летний старец с Волыни, хорошо помнивший митрополита Антония (Храповицкого) в бытность его архиепископом Волынским, священник Александр Бородий из Полтавской епархии, арестованный потому, что служил в церкви при немцах, и иеромонах Паисий Панов.

Священнослужители подвергались репрессиям во все периоды существования советской власти. Рубеж 40-х и 50-х гг. оказался в этом отношении более тяжелым, чем первые послевоенные годы, и все-таки этот новый удар по Церкви несоизмерим был с тем, что она пережила в два первых десятилетия революционного разгрома. За арестами 40-х гг. не стояло умысла об искоренении Церкви, в отличие от 20–30-х гг., когда духовенство пострадало несравненно тяжелее всех остальных сословий; в конце 40-х гг. священнослужители разделили общую судьбу народа, который власти не переставали испытывать на выносливость среди прочих бед и тюремными узами. Архиепископ Мануил (Лемешевский) и архимандрит Вениамин (Милов) арестованы были как повторники, осужденные за то, что их сажали и раньше. Большинство вернувшихся на Родину эмигрантов было подвергнуто репрессиям, в худшем случае – арестам, в лучшем – ссылке или высылке, а борьба с космополитизмом, прогремевшая в конце 40-х гг., православное русское духовенство благополучно миновала.

Частичный пересмотр политики Советского государства по отношению к Церкви сказался в первую очередь на количестве открытых приходов, зафиксированном на 1 января каждого года.

Год

Число действующихприходов

Число закрытыхприходов

1949

14 477

133

1950

14 344

132

1951

13 912

126

1952

13 786

231

1953

13 555

133

Таким образом, за четыре года, с 1 января 1949 по 1 января 1953 г., Церковь потеряла 1055 храмов. На заседании Совета по делам Русской Православной Церкви, состоявшемся 4 марта 1950 г., решено было передать 26 православных храмов под мастерские, клубы, кинотеатры. 30 марта Совет постановил передать еще 8 храмов под клуб, планетарий, водопроводную башню и МТС, 8 мая – еще 25 храмов. В большинстве случаев это были храмы, уже ранее отбиравшиеся у Церкви, но во время войны вновь открытые на оккупированной территории; в соответствующих документах о них говорится как о «незаконно захваченных верующими»⁵⁰⁴. Иногда приходу взамен конфискованного храма предлагалось на свои средства купить или снять в аренду обычное жилое здание и оборудовать его под молитвенный дом.

Епископы, духовенство, верующий народ пытались бороться за сохранение храмов. В Совет по делам Русской Православной Церкви, в местные органы власти направлялись многочисленные жалобы. Так, в 1952 г. подано было 12 жалоб по поводу конфискации православных церквей, в 1953 г. число таких жалоб многократно увеличилось: только за три месяца (с января по март включительно) в Совет поступило их 75. Лишь в редких случаях Совет пересматривал свои решения; жалобы передавались местным уполномоченным, и оттуда поступали отказы.

Большие изменения происходили и среди духовенства. Из приводимой ниже таблицы видно, что начиная с 1950 г. сокращалась его численность, правда, в отличие от довоенных лет в основном это была естественная убыль из-за пожилого возраста, но необходимое количество священнослужителей не восполнялось в должной мере новыми рукоположениями.

Год

Число действующихприходов

Количествосвященнослужителей

1950

14 344

13 483

1951

13 912

12 443

1952

13 786

12 318

1953

13 555

12 089

1954

13 422

11 912

В епископате Русской Церкви такой картины не наблюдалось. Так, на 1 января 1947 г. было 70 архиереев, а через три года, в декабре 1949 г., уже 74 епископа; помимо Патриарха это были 5 митрополитов: Крутицкий Николай, Киевский Иоанн, Ленинградский Григорий, Рижский Вениамин (Федченков), Новосибирский Варфоломей (Городцев); 21 архиепископ, в том числе один викарный, 40 епархиальных и 7 викарных архиереев. В это число (74) не входят находившиеся в юрисдикции Московской Патриархии архиереи, которые совершали свое служение за пределами СССР – в Чехословакии, Франции, Германии, США и других странах.

Среди архиереев, хиротонисанных в эти годы, были такие известные впоследствии церковные деятели, как епископ Черновицкий Андрей (Сухенко), епископ Уманский Иларион (Кочергин), епископ Кировоградский Евстратий (Подольский). Хиротонию епископа Евстратия, совершенную во Владимирском соборе Киева, возглавлял Патриарх Алексий I. При вручении жезла новопоставленному епископу Святейший Патриарх произнес речь, в которой выразил озабоченность нравственным и религиозным состоянием части духовенства, проникновением в среду пастырей чуждых Церкви элементов: «Не излишним почитаю напомнить тебе еще одну заповедь апостола: Руки скоро не возлагай ни на кого же, ниже приобщайся чужим грехам (1Тим. 5. 22). Исполнение этой заповеди особенно потребно ныне, когда оскуде, по слову пророка, преподобный (Пс. 11. 1), когда ищущие служения Церкви Божией часто не проникнуты разумением святости этого служения и не заботятся о святости, ища лишь внешних благ. Охраняя святость служения церковного и вспоминая ревность Господа Христа о доме Божием, дерзай очищать вверенную тебе паству от тех, кто под личиною овечьей скрывает лицо волчье, и от тех, кто с корыстными целями приметается к алтарю Христову»⁵⁰⁵. В послевоенные годы священноначалие проявляло особую заботу о составе духовенства, стараясь избавить его от тех, кто, по словам святителя Димитрия Ростовского, служил «не ради Иисуса, а ради хлеба куса». К началу 50-х гг. стали заметны первые изменения. Об этом свидетельствует и такой оригинальный документ, как донос профессора Ленинградской Духовной Академии, бывшего священника, Александра Осипова, в котором он точно определил новую кадровую политику Церкви:

«Архиереи стали 1) стягивать в города на большие приходы лучших из сельских пастырей, 2) посвящать после небольшой домашней подготовки отдельных энтузиастов-фанатиков из групп верующих, 3) заботливо выискивать таких же фанатиков среди семинаристов и студентов академии и до окончания курса двигать их в приходы, 4) лучших из священников вооружать знаниями для пропагандистской работы через заочный сектор Ленинградской Духовной Академии. И надо сказать, что кадры эти действительно понемногу формируются. И церковники с удовольствием отмечают, что уровень духовенства во многом «повысился морально, культурно и идейно». На эти примеры ссылаются, на них базируются, обрабатывая народ»⁵⁰⁶.

Особые опасения доносчика вызывают те, кого он называет «мелким обслуживающим церкви персоналом» (пономари, свечницы, алтарницы, просвирни и т. п.).

«И сама по себе являясь орудием высших церковников, именно эта среда активнейшая в приходах. Ее зоркие соглядатаи высматривают каждую женщину с заплаканными глазами, чтобы, воспользовавшись человеческим горем, опутать душу мистикой и «ввести в ограду Церкви». Эти же глаза следят за каждой молодой фигурой, заглянувшей в церковь, и при первом же случае подвергают обработке и уговорам. Это у них как в инкубаторе подбираются кадры для семинарий, коверкаются и запутываются молодые души... Вот эти-то совсем незначительные на вид приходские работники являются, по существу, младшим комсоставом Церкви во много раз больше, чем дьяконы и псаломщики. Корректные проповеди с амвона там комментируются и раскрываются, приобретая самый воинственный тон. Это сила. И тем более грозная сила, что, прикрытые высшим бессилием, они оставлены по существу без должного внимания. Одним из зловреднейших явлений в этой среде являются монахини и тайные монахини, которых значительно больше, чем это кажется. Это люди, не связанные ничем, готовые на все ради своего фанатизма и во имя своей ненависти. Архиереи прекрасно понимают значение этой среды, и каждый из них окружает себя несколькими представителями ее, через которых общается с низами городских, загородных и более отдаленных приходов и тем самым оказывается в силах учитывать подлинное духовное состояние своей паствы»⁵⁰⁷.

В конце 40-х гг. авторитет Русской Православной Церкви нужен был советскому руководству для укрепления своих внешних позиций, для привлечения в союзники христианской общественности Запада в холодной войне против США. В любом случае иерархи нашей Церкви и другие церковные участники миротворческих организаций и форумов должны были принимать сторону своего государства и правительства. Советская внешняя политика в речах и документах Русской Православной Церкви неизменно именовалась «миролюбивой политикой»; при этом, однако, не приходилось слишком грешить против истины, по крайней мере относительно ситуации в Европе. Борьба с коммунизмом была официальной политикой Запада, и поэтому для десятков миллионов людей опасность третьей мировой войны исходила более с Запада, чем с Востока. В миротворческом движении, находившемся под идеологическим контролем Кремля, участвовали самые разнородные общественные силы, часто далеко отстоящие от коммунистической и революционной идеологии. На этом фоне представители Русской Православной Церкви воспринимались вполне естественно, как нормальное явление. Конечно, многими на Западе миротворческие призывы иерархов нашей Церкви расценивались только как политические акции, но десятки миллионов христиан во всем мире с доверием относились к пастырской озабоченности судьбой человеческого рода, которой были продиктованы эти выступления.

25 марта 1949 г. «Известия» напечатали обращение Патриарха Алексия I, в котором он поддержал инициативу Международного комитета деятелей культуры о созыве Всемирного конгресса сторонников мира. Патриарх призвал братские православные Церкви «возвысить свой голос против всех покушений и действий, направленных к нарушению мира». В апреле, через две недели после подписания Североатлантического пакта, в Париже состоялся Всемирный конгресс сторонников мира; в составе советской делегации был и митрополит Крутицкий и Коломенский Николай, который затем вошел в Постоянный комитет Всемирного конгресса. В августе в Москве состоялась I Всесоюзная конференция сторонников мира, положившая начало межрелигиозному миротворческому сотрудничеству. Патриарх Алексий I стал членом учрежденного на конференции Советского комитета защиты мира. С этих пор всемирные и всесоюзные форумы сторонников мира стали проводиться регулярно и представители Русской Православной Церкви в них неизменно участвовали. В 1950 г. Патриарх Алексий I выступил в печати с призывом подписываться под Стокгольмским воззванием Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира о запрещении «ядерного оружия как оружия устрашения и массового истребления людей». Самым деятельным участником миротворческого движения из российских архипастырей был митрополит Крутицкий и Коломенский Николай. Советское руководство оценило его деятельность, предоставив Московской Патриархии возможность издать сборник его речей и статей в защиту мира на русском, немецком, французском, английском и арабском языках тиражом по 1500 экземпляров. В мае 1952 г. в Троице-Сергиевой лавре проводилась Конференция представителей всех Церквей и религиозных объединений СССР, тематика которой носила миротворческий характер и была особенно актуальной в связи с войной в Корее, грозившей перерасти в мировую катастрофу. Конференция выступила с «Обращением к Церквам, религиозным объединениям, духовенству и верующим всех религий», в котором призывала их осознать нравственную природу «нападения на мирных соседей и заранее осудить как преступление против человечества и морали»⁵⁰⁸. За богослужением во всех храмах Русской Православной Церкви была введена молитва о мире.

5 марта 1953 г. умер И. В. Сталин. Закончилась целая эпоха в истории России – эпоха революционной смуты, тотального террора, распада и восстановления великой державы в огне второй мировой войны. Это была эпоха самых свирепых гонений против православной Церкви со времен императора Диоклетиана. Начиналось время стабилизации коммунистического режима, а потом и распада Советского Союза, созданного Сталиным. Его смерть вызвала шок у рядовых коммунистов и миллионов советских граждан; для миллионов других, томившихся в концентрационных лагерях, сосланных в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан, раскулаченных и ограбленных, близких родственников расстрелянных и повешенных, эта смерть стала праздником. Тревогу, однако, испытывали даже те, кто не сочувствовал коммунистической идеологии, опасаясь, что после Сталина будет хуже. Положение Русской Православной Церкви ухудшилось в последние годы правления Сталина, когда его политическое влияние все более уступало натиску рвущихся к самостоятельной власти соратников, поэтому в церковных кругах существовало опасение, что уход диктатора, заключившего в 1943 г. своего рода негласное соглашение с Церковью, явится началом новых гонений.

* * *

Первые месяцы после смерти Сталина главным в руководстве страны был Г. М. Маленков, после устранения Л. П. Берии резко вырос политический вес Н. С. Хрущева. Из всех советских вождей того времени Хрущев более других привержен был коммунистическому утопизму, а, как известно, в коммунистической утопии для религии места нет. По указаниям Хрущева Сусловым, Шепиловым и Шелепиным было подготовлено постановление ЦК КПСС под названием «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения», датированное 7 июля 1954 г. Хотя по постановлению в «крупных недостатках атеистической пропаганды» повинны местные партийные организации, для внимательного читателя ясно было, что здесь подвергнута жесткой критике та линия в отношениях с Церковью, которую проводил Сталин с 1943 г. Эта политика охарактеризована как «примиренческая», не соответствующая идеологическим заветам Ленина. Атеистическая пропаганда в партии и стране, оказывается, запущена и развалена, и это в то время, когда «Церковь и различные религиозные секты значительно оживили деятельность, укрепили свои кадры и, гибко приспосабливаясь к современным условиям, усиленно распространяют религиозную идеологию среди отсталых слоев населения. В результате наблюдается увеличение количества граждан, соблюдающих религиозные праздники и отправляющих религиозные обряды, оживляется паломничество к так называемым «святым местам""⁵⁰⁹. Воинственный тон постановления, составленного под наблюдением Хрущева, достоин был лучших образцов пропагандистской риторики «Союза воинствующих безбожников». Правда, в отличие от вполне откровенных документов предвоенной борьбы с Церковью в этом постановлении репрессии не упоминались. Имелись ли они в виду, сказать трудно, но во всяком случае в 1954 г. дело до них не дошло. Тем не менее постановление ЦК явилось стимулом для развязывания в стране масштабной атеистической пропагандистской кампании. С особым рвением, если не сказать остервенением, призывы партии были подхвачены комсомолом. 14 октября 1954 г. ЦК ВЛКСМ, возглавлявшийся в ту пору А. Н. Шелепиным, принял постановление «О постановке антирелигиозной и естественнонаучной пропаганды в комсомольских организациях Орловской области». Постановление основывалось на локальном материале, но призвано было стать руководством к действию для всесоюзного комсомола.

Новый натиск на Церковь получил широкую огласку на Западе и критические комментарии в зарубежной печати. Это оказалось совсем не ко времени и подрывало авторитет советского руководства, предпринимавшего особенно энергичные усилия по выводу страны из изоляции, по смягчению холодной войны и предотвращению угрозы третьей мировой войны. Аргументы противников развязывания новой кампании борьбы с Церковью дошли до Хрущева, и он согласился с ними. По его инициативе 10 ноября 1954 г. было принято новое постановление ЦК под названием «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». По существу это постановление было знаком отбоя: «Ошибки в антирелигиозной пропаганде в корне противоречат программе и политике коммунистической партии по отношению к религии и верующим, являются нарушением неоднократных указаний партии о недопустимости оскорблений чувств верующих»⁵¹⁰. Ссылки на «грубые ошибки на местах» – это обычный прием при обосновании изменения линии партийного руководства, открытая критика считалась недопустимой, ведь советскому народу внушалась мысль о непогрешимости партии в лице ее вождей. В постановлении не было и намека на отказ от атеизма как главного идеологического фундамента коммунистической партии. После издания нового постановления утихла кампания пропагандистской агрессии против Церкви. В последующие годы атеистическое воспитание советского народа велось на, так сказать, конструктивной основе – религии противопоставляли реставрированный культ Ленина, который в последнее десятилетие сталинской диктатуры изрядно потускнел. Несмотря на ужесточение атеистической пропаганды середины 50-х гг., в одном отношении это время было для Церкви самым благоприятным за весь советский период истории России: вначале по амнистии, а потом и через реабилитации стали выпускать на волю священнослужителей, узников лагерей еще с довоенных времен, и тех, кто был арестован после войны за службу в храмах по разрешению оккупационных властей, или как «повторник», или по клеветническим доносам.

7 декабря 1955 г. архиепископу Мануилу дали справку об освобождении из заключения. В бушлате, с котомкой за плечами, он поездом доехал до Куйбышева, оттуда – самолетом в Москву. Святейший принял его и вскоре назначил на Чебоксарскую кафедру. Митрополит Нестор (Анисимов) был освобожден на исходе 1955 г. и по приезде в Москву принят Святейшим Патриархом Алексием I с исключительной теплотой и заботой, 18 июля 1956 г. он был назначен на Новосибирскую кафедру. В 1955 г. освободили арестованного в 1944 г. и осужденного на 12 лет лишения свободы епископа Вениамина (Новицкого). Лагерный срок он отбывал в самых страшных колымских лагерях, где его избивали, сломали позвоночник, в 55 лет он выглядел глубоким старцем, сгорбленным, без единого волоса на голове. 22 ноября 1956 г. епископа Вениамина назначили на Омскую кафедру. Епископ Афанасий (Сахаров), который, по его же словам, провел «в узах и горьких работах 254 месяца» (21 год), в 1954 г. был освобожден из лагеря в Потьме и отправился в Большие Березники, где в инвалидном доме в заключении содержался его духовник иеромонах Иеракс. После свидания со своим другом и духовником, который только ожидал освобождения, епископ Афанасий уехал в Тутаев, а вскоре в Петушки. Кафедры он не получил, а в 1955 г. был назначен председателем Богослужебно-календарной комиссии при Издательском отделе Московской Патриархии. Архимандрит Вениамин (Милов), профессор Московской Духовной Академии, арестованный в 1948 г., вышел из лагеря в 1954 г. и стал служить настоятелем Ильинской церкви в Серпухове. 4 февраля 1955 г. состоялась его хиротония во епископа Саратовского и Балашовского. Вручая ему архиерейский жезл, Патриарх напомнил ему о понесенных страданиях за Христа: «Ныне ты вступаешь в новый предлежащий тебе подвиг во всеоружии жизненного опыта и сам, искушен быв, без сомнения, будешь уметь и искушаемым подавать помощь и утешение. И, по выражению древнего пророка, не явишься пастырем «неискусным», который «погибающего не посещает, расточенного не взыскует, сокрушенного не умеет исцелить и здравого исправить»⁵¹¹.

Благотворные перемены в жизни страны внушали надежды на дальнейшую нормализацию отношений между Церковью и Советским государством, и некоторые события подтверждали эти ожидания: в 1956 г. Православной Церкви были переданы мощи святого Никиты Новгородского, в 1957 г. возобновилось богослужение в Троицком соборе Александро-Невской лавры. Смягчение режима, в особенности после закрытого, но получившего широкую огласку доклада Хрущева на XX съезде партии, в котором он осудил террористическую политику Сталина, вносило в деятельность административных и карательных органов некоторые элементы правового начала. Перемены эти коснулись и Церкви. Характерной деталью новых отношений Патриархии с советским правительством стала опубликованная в «Правде» и «Известиях» поздравительная телеграмма председателя Совета министров Н. А. Булганина Патриарху Алексию I в связи с 80-летием. Несмотря на преклонный возраст, предстоятель Русской Православной Церкви твердо держал в эти годы в своих руках бразды церковного правления. Его авторитет в епископате, духовенстве, церковном народе был исключительно велик; он принимал руководящее участие в решении важных церковных вопросов; регулярно совершал богослужения в Богоявленском кафедральном соборе, в церквах Троице-Сергиевой лавры, в приходских московских храмах, возглавлял большую часть епископских хиротоний. Празднование юбилея Святейшего Патриарха Алексия I осенью 1957 г. явилось заметным событием церковной жизни, собравшим много представительных гостей из разных стран, общественных и церковных деятелей, а также архипастырей и пастырей Русской Православной Церкви.

В 50-х гг. происходила смена поколений в российском епископате. Уходили из жизни архиереи, рукоположенные в довоенные годы, и те, кто был хиротонисан в старости из вдовых протоиереев в военное лихолетье и первые послевоенные годы. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай (Могилевский), хиротонисанный еще в 1919 г., 30-е гг. проведший в местах лишения свободы, скончался на 81-м году жизни 25 октября 1955 г. Весть о кончине привела в глубокое волнение его паству. Многие десятки тысяч православных алмаатинцев провожали гроб с останками своего архиерея на всем семикилометровом пути от кафедрального собора до кладбища. В 1956 г. скончались митрополит Новосибирский Варфоломей (Городцев), близкий друг Патриарха Сергия в пору их учебы в Петербургской Духовной Академии, архиепископ Димитрий (Градусов), в 1954 г. ушедший на покой и за неделю до кончины – 4 апреля принявший постриг в великую схиму с именем Лазаря. Смерть епископа Дрогобычского Михаила (Мельника), одного из сподвижников протоиерея Гавриила Костельника по воссоединению униатов, произошла при загадочных обстоятельствах, вызвавших подозрение, что он стал жертвой органов госбезопасности. Получив в Киеве известие о скоропостижной смерти своего секретаря, снятого с поезда с тяжелым приступом, он, как было сообщено, внезапно и сам скончался от сердечного приступа. Произошло это спустя два дня после его вполне благополучного отъезда вместе с отцом Владимиром Куновским, своим секретарем, из Дрогобыча 9 октября 1955 г. Сподвижник владыки Михаила по воссоединению униатов епископ Станиславский Антоний (Пельвецкий) скончался в 1957 г.

Особенно ощутимой потерей для Русской Православной Церкви была скоропостижная кончина постоянного члена Священного Синода митрополита Ленинградского Григория (Чукова). Митрополит Григорий преставился 5 ноября 1955 г. в возрасте 85 лет в Москве, в здании Патриархии, после поездки в Румынию, где он участвовал в торжествах канонизации новопрославленных святых Румынской Церкви. Погребен в его кафедральном городе. Митрополит Григорий (в миру Николай Кириллович Чуков) родился 1 февраля 1870 г. в Олонецкой губернии. Его прадед и дед были сказителями былин. Отец, поморский крестьянин, стал состоятельным человеком, содержал в Петрозаводске гостиницу и имел средства, чтобы платить за обучение сына в гимназии. В 1882 г. юный гимназист стал прислуживать в алтаре петрозаводского собора епископу Олонецкому Павлу. Высокий духовный настрой, молитвенность архипастыря произвели столь сильное впечатление на мальчика, что он решил встать на стезю церковного служения и перешел из гимназии в духовную семинарию. Окончив ее, Николай Чуков был назначен надзирателем Петрозаводского духовного училища. К тому времени отец его разорился, и он на свое небольшое жалованье должен был поддерживать родительскую семью. Уже в те годы юный педагог обнаружил особый интерес к вопросам воспитания. Он жадно читал не только богословские, но и педагогические статьи и книги. В 1891 г. Николай Чуков поступил в Петербургскую Духовную Академию и через четыре года окончил ее кандидатом богословия, написав курсовое сочинение по экзегетике Ветхого Завета. По окончании академии он был назначен наблюдателем церковных школ Олонецкой епархии и вскоре, в 1897 г., принял сан священника. Благодаря его неустанным трудам церковноприходские школы Олонецкой епархии были приведены в весьма благополучное состояние. Церковное служение будущий архипастырь сочетал с разносторонней общественной и земской деятельностью. В течение 17 лет он представлял духовенство в земском собрании Олонецкой губернии. Архиепископ Финляндский Сергий привлек отца Николая к руководству Олонецким советом Карельского братства, созданного для противодействия панфинской и лютеранской пропаганде в Карелии. В 1911–1918 гг. протоиерей Николай Чуков исполнял обязанности ректора Олонецкой семинарии. О плодах его неустанных трудов выразительно говорят такие слова из ревизорского отчета о состоянии учебного заведения на 1915 г.: «Улучшилось внутреннее настроение и внешний вид учащихся; последние, за немногим исключением, начали держать себя как благовоспитанные юноши»⁵¹². Во время первой мировой войны протоиерей Николай Чуков возглавил важное дело по устройству лазаретов на территории Олонецкой губернии, часто совершая там богослужения, духовно окормляя раненых воинов. В 1918 г. отец Николай Чуков был переведен из Петрозаводска в Петроград настоятелем университетской церкви, после ее закрытия он был назначен настоятелем кафедрального Казанского собора. Исключительно опытный педагог и администратор, в 1920 г. он стал ректором Православного богословского института, а через два года был арестован, судим вместе с митрополитом Петербургским Вениамином, перенес смертный приговор, был помилован. После обращения Патриарха Тихона в Верховный суд в 1923 г. вместе с другими заключенными и осужденными священнослужителями был освобожден и назначен настоятелем одного из самых посещаемых храмов Петрограда – Николо-Морского собора. Протоиерей Н. Чуков вернулся и к церковно-педагогической деятельности, возглавив в 1925 г. Высшие богословские курсы, которые просуществовали до 1928 г. Неутомимый труженик, он и в бедственных для церковной науки условиях, несмотря на свою исключительную занятость, не прекращал научных занятий. В 1926 г. успешно защитил на Богословских курсах магистерскую диссертацию «Мессианские представления иудеев по таргуму Иоанафана, сына Узиелова».

В 30-х гг. отец Николай не раз подвергался кратковременным арестам. В 1935 г. его выслали из Ленинграда в Саратов. Там он не имел возможности служить, занимаясь главным образом литературным трудом, и написал четыре тома «Воспоминаний». В 1939 г. у отца Николая умерла матушка, в первый месяц Отечественной войны без вести пропал сын, в Ленинграде во время блокады умерли два других сына и дочь. После кончины матушки Местоблюститель патриаршего престола предложил отцу Николаю принять постриг; отец Николай колебался, и, только, как писал сам, «узнав о гибели детей, я понял зов свыше и послал телеграмму митрополиту Сергию, что согласен вступить в монашество». Сразу после пострига с именем Григория 14 октября 1942 г. состоялась его епископская хиротония, а уже 15 октября он был возведен в сан архиепископа и назначен на Саратовскую кафедру. В мае 1944 г., после кончины Патриарха Сергия и назначения Местоблюстителем патриаршего престола митрополита Алексия архиепископ Григорий был перемещен с Саратовской на Псковскую кафедру, временно ему было поручено управление Ленинградской епархией, главой которой он стал после избрания митрополита Алексия Патриархом. Митрополит Григорий с его огромным административно-педагогическим опытом идеально подходил для должности председателя Учебного комитета, на которую и был назначен, возглавив дело восстановления духовного образования в России. Еще в 1943 г. он по поручению Патриарха Сергия составил проект организации духовно-учебных заведений Русской Православной Церкви.

22 ноября 1955 г., после кончины митрополита Григория, Священный Синод назначил на Ленинградскую и Новгородскую кафедры митрополита Елевферия (Воронцова) с включением его в состав постоянных членов Синода. В связи с этим назначением митрополит сложил с себя обязанности главы Православной Чехословацкой Церкви. Его преемником с титулом митрополита Пражского и всея Чехословакии стал митрополит Иоанн (Кухтин).

На смену престарелым архипастырям приходило новое поколение иерархов, сформировавшееся не в благополучную дореволюционную пору, а в суровую годину гонений на Церковь. 4 июня 1953 г. Святейший Патриарх Алексий I и Священный Синод постановили назначить на Астраханскую кафедру, вдовствовавшую после кончины архиепископа Филиппа (Ставицкого), архимандрита Леонида (Лобачева) с последующей его хиротонией, тем же постановлением назначили епископом Бобруйским, викарием Минской епархии и ректором Минской духовной семинарии архимандрита Митрофана (Гутовского). 16 ноября Священный Синод постановил хиротонисать во епископы: архимандрита Иоанна (Разумова) на Костромскую, священника Антиохийского подворья в Москве Михаила (Воскресенского) на Чкаловскую кафедры, преподавателя Ленинградской Духовной Академии священника Михаила (Чуба) – на Лужскую викарную кафедру Ленинградской епархии; архимандрита Нестора (Тугая) на Уманскую викарную кафедру Киевской епархии и архимандрита Иннокентия (Леоферова) на Кировоградскую кафедру. Назначенный на Лужскую кафедру епископ Михаил (Чуб) был младшим по возрасту среди архиереев, хиротонисанных в 1953 г., и первым в епископате, кто получил образование в возрожденной высшей богословской школе. В 1956 г. хиротонисаны были – во епископа Молотовского и Соликамского архимандрит Алексий (Коноплев), архимандрит Леонтий (Бондарь) – на Бобруйскую кафедру после перевода епископа Митрофана (Гутовского) на Орловскую; архимандрит Мстислав (Волонсевич) – во епископа Великолужского. В 1957 г. во епископа Станиславского и Коломыйского был хиротонисан Иосиф (Савраш). Он был из униатов, в пресвитерский сан рукоположен в 1932 г. в возрасте 23 лет, активный участник Львовского Собора. В этом же году был хиротонисан во епископа Молотовского реэмигрант архимандрит Павел (Голышев). 17 ноября 1957 г. в Успенском кафедральном соборе Одессы Святейший Патриарх Алексий I возглавил хиротонию во епископа Балтского архимандрита Пимена (Извекова), ставшего его преемником на первосвятительской кафедре

В 1957 г. Русская Церковь в пределах СССР насчитывала 73 епархии, причем не только в Московской, но и в нескольких провинциальных епархиях существовали кафедры викарных епископов. В середине 50-х гг. епископы были меньше стеснены в возможностях исполнять свои архипастырские обязанности, чем в первые послевоенные годы. Посещения архиереями приходов, как городских, так и сельских, хотя и предполагали каждый раз разрешение со стороны уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви, но тем не менее совершались регулярно. Чаще всего это случалось в престольные праздники приходских храмов. Приезд архипастыря в приходской храм становился большим церковным событием для прихода. На епископские богослужения и проповеди стекались толпы, и это были не только пожилые люди; в сельских приходах, особенно на Украине, в Молдавии, на западе Белоруссии, в храм для встречи архипастыря приходили все жители окрестных мест.

В середине 50-х гг. Русская Церковь смогла хотя и незначительно, но увеличить число действующих храмов. Впрочем, в начале этого периода продолжался печальный процесс закрытия приходских храмов. Так, на 1 января 1953 г. Церковь имела 13 555 храмов, а 1 января 1955 г.– 13 422. Но в 1955 г. число вновь открытых храмов уже превосходило количество закрытых и на 1 января 1956 г. достигло 13 463, а 1 января 1957 г.– 13 477⁵¹³. Размещены эти приходы по стране были крайне неравномерно. Наиболее благополучной в этом отношении была ситуация на Украине, в особенности в Галиции и Закарпатье, на Буковине и на Волыни. А на огромной территории Российской Федерации в 1957 г. насчитывалось всего лишь 3790 действующих храмов. Аналогичным образом обстояло дело и со служащим духовенством. Оно сократилось в 1953–1955 гг. (с 12 089 до 11 993) и несколько увеличилось в последующие годы, составив в 1956 г.– 12 185 человек, а в 1957 г.– 12 288. В приходах, расположенных в собственно российских епархиях, служило лишь 3694 священника. Прихожане храмов, закрытых в первой половине 50-х гг., не мирились с беззаконными действиями властей, пытались добиться восстановления справедливости, ходатайствовали о возвращении храмов верующим, о разрешении на возобновление в них богослужения. В 1956 г. Совет по делам Русской Православной Церкви получил 2265 таких письменных ходатайств и принял 2299 посетителей, хлопотавших в связи с этими ходатайствами, но на подавляющее большинство просьб последовали отказы. Число действующих храмов в 1956 г. увеличилось всего на 14. Главным положительным результатом просьб верующих явилась приостановка на два года процесса закрытия храмов.

В середине 50-х гг. в лучшую сторону изменился состав православного духовенства. Связано это было с тем, что все большую часть его составляли выпускники восстановленных в послевоенные годы духовных школ: двух академий и восьми семинарий. Между тем массовое открытие приходов на исходе Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы вынуждало архипастырей рукополагать людей, не получивших духовного образования, а подчас и не имевших призвания к пастырству, случайных. В свое время не улучшило религиозно-нравственного состояния духовенства воссоединение обновленцев с православной Церковью. Обновленческие священнослужители, кто не был двоеженцем, в большинстве случаев получали канонически правильную хиротонию, но часто это были уже пожилые люди и многие из них к середине 50-х гг. ушли из жизни.

Совсем другое последствие для Церкви имела утрата тех немногих пастырей дореволюционного и послереволюционного поставления, кто был испытан в горниле гонений 20–30-х гг. В ночь на 23 мая 1953 г. в возрасте 88 лет скончался настоятель московского храма Покрова Богородицы на Лыщиковой горе протоиерей Алексий Станиславский. Его служение продолжалось 67 лет. Отец Алексий Станиславский был одним из немногих членов двух Поместных Соборов: 1917–1918 и 1945 гг. Собор 1917–1918 гг. избрал его членом Высшего церковного совета – столь высок был его авторитет в ту страшную для Церкви пору. В послевоенные годы, несмотря на преклонный возраст, он помимо пастырского служения был консультантом при Хозяйственном управлении и членом Пенсионной комиссии при Московской Патриархии. В его некрологе начертан образ истинно доброго пастыря: «Как священнослужитель отец Алексий был строг и требователен прежде всего к себе самому. Сознание великой ответственности перед Богом и Церковью за свое пастырское служение никогда не покидало его. Он тщательно готовился к совершению каждого богослужения, к произнесению каждой проповеди. Умиленно было видеть в домашней обстановке сидящую на диване согбенную фигуру маститого седовласого старца, сосредоточенно и молитвенно, в окружении церковных книг, готовящегося к очередному богослужению и проповеди. Мужественно и упорно преодолевал он в последние годы все немощи своего престарелого возраста при совершении богослужения в храме. После литургии он всегда был готов сердечно побеседовать с теми, кто искал встречи с ним... Его любви и терпения хватало на всех. Он не терпел лжи, фальши в человеческих отношениях. В каждом человеке он видел прежде всего образ Божий и ради него помогал всем прибегавшим к нему в нужде за помощью»⁵¹⁴. Отпевание почившего пастыря совершил председатель Хозяйственного управления при Священном Синоде архиепископ Можайский Макарий (Даев).

Дожившие до конца 50-х гг. священники с дореволюционной хиротонией оставались уже последними из могикан, сумевшими передать свой драгоценный пастырский опыт новому послевоенному поколению духовенства. Священноначалием предпринимались усилия по повышению образовательного уровня духовенства, в особенности тех священнослужителей, кто не получил школьного богословского образования. В «Журнале Московской Патриархии» обсуждался вопрос об организации богослужений для обучения духовенства, не имеющего достаточного богослужебного опыта и знаний, о проведении богословских чтений и регулярных встреч духовенства, на которых можно было бы совместно решать трудные вопросы пастырской и богослужебной практики. В Астраханской епархии устраивались краткосрочные курсы для священнослужителей. В Рижской и Ростовской епархиях созывались благочинные собрания духовенства для обсуждения разных проблем пастырского служения. В Полтаве в 1956 г. состоялся съезд благочинных, на котором особое внимание было уделено богослужебной практике. На съезде было предложено вызывать священников в кафедральные соборы для проверки их знаний; участники съезда просили ускорить издание необходимых богослужебных книг.

Как и в первые послевоенные годы, храмовое богослужение оставалось той сферой церковной жизни, где Церковь была наиболее независима от внешнего давления, куда меньше всего вмешивались контролирующие инстанции. Богослужебно-календарная комиссия под председательством епископа Афанасия (Сахарова) в своей деятельности стремилась к тому, чтобы очистить богослужебный уклад от искажений и наносных влияний, от новшеств, противоречащих традиции. Архимандрит Феогност в статье «Будем уважать богослужебный устав и составителей его» возражал против ставших столь обычными в приходской практике произвольных сокращений уставных чинопоследований, безусловно осуждал самочинные изменения и дополнения, вносимые в песнопения и молитвы⁵¹⁵. Церковные власти уделяли внимание и такой стороне богослужения, как манера чтения и пения; в частности, осуждалась практика так называемого «протодиаконского», искусственно изощренного чтения Евангелия и Апостола, при котором чтец, начиная с самых низких нот, поднимается до предельно высоких; не одобрялась также монотонная, «плачущая» дьячковская манера чтения; воспрещалась при церковном чтении разговорная или декламационная интонация. В какой мере эти требования исполнялись в богослужебном приходском обиходе, сказать трудно, но, несомненно, усилия священноначалия, направленные на неукоснительное следование уставу и православным традициям богослужения, не могли оставаться втуне.

Серьезное внимание уделялось церковными властями совершению на приходах таинства покаяния. Из-за недостаточного числа храмов и их переполненности молящимися, особенно в дни Великого поста, большое распространение получила практика «общей исповеди», которая в сравнении с исповедью индивидуальной сопряжена была с серьезными потерями в деле пастырского окормления и христианского воспитания пасомых. Совершенно изжить ее не было возможности – для этого в Русской Церкви не хватало священников и храмов. Патриархия и епархиальные архиереи настаивали на том, что общая исповедь может допускаться лишь как исключение, и лучшие, наиболее ответственные пастыри действительно пытались, насколько это было возможно, к ней не прибегать.

Не умолкала в церквах и христианская проповедь, хотя часть священников, иногда по малограмотности и неискусности в слове, но более из равнодушия и страха не угодить гражданским властям, уклонялась от долга нести людям слово Божие. Конечно, проповедь носила исключительно церковное содержание: истолкование Евангелия, религиозно-нравственные назидания, почерпнутые из творений отцов и житий святых, научение доброй христианской нравственности. Проповеднику совершенно невозможно было выступать с суждениями о событиях общественной и политической жизни с христианской точки зрения. Если же общественные темы затрагивались в проповеди, то трактовка им давалась официально советская, и совестливые пастыри избегали этого.

В 50-х гг. продолжало расти число верующих. Городские храмы были переполнены. Как и в дореволюционные годы, крестили исключительно младенцев. Решительное большинство среди прихожан составляли женщины, не только пожилые, но и те, чья молодость пришлась на страшные предвоенные, военные и тяжелые послевоенные годы. Среди верующего народа преобладали люди малообразованные, но связь с Церковью сохранила и значительная часть старой интеллигенции. Среди верных чад Православной Церкви было немало выдающихся деятелей русской науки и культуры: А. А. Ахматова, пианистка М. В. Юдина, художник П. Корин, который в течение нескольких десятилетий работал над полотном «Русь уходящая», циклом портретов и картин, в которых запечатлен образ Святой Руси в пору гонений; всемирно известный тенор И. С. Козловский нередко пел на клиросе в патриаршем соборе, церковно верующими людьми были и такие большие ученые, как президент Академии наук С. Вавилов, ректор Московского университета Г. П. Петровский, выдающийся офтальмолог В. П. Филатов. Новая интеллигенция, получившая образование в советских вузах, всего более была отчуждена от Церкви, но исключения, конечно, наблюдались и в этой среде.

У коммунистических идеологов создавалось представление о тотальном наступлении религии на умы и сердца людей, ранее уже завоеванные атеизмом, и журнал «Партийная жизнь» бил тревогу: «В последнее время церковная кампания ведется умело и обдуманно. Особое внимание уделяется привлечению молодежи в лоно Церкви. Церковные службы сейчас отличаются большой торжественностью и благолепием. Кроме того, в Церкви стали усиленно заниматься благотворительной деятельностью. Стоимость похорон, свадеб и т. п. понижена. Духовенство не жалеет денег на создание отличных храмов. Благодаря этим методам духовенству удалось повлиять на многих граждан, в том числе и на многих представителей молодого поколения»⁵¹⁶. В статье «Раздумья атеиста», напечатанной в «Правде», автор с горечью признавал, что колхозная деревня всенародно празднует большие церковные праздники и в них участвуют молодые люди. Комсомольцы посещают церкви и держат в своих домах иконы, в Ульяновске в отдельные дни в единственной городской церкви венчается до 100 пар молодоженов.

Православная Церковь оставалась и при коммунистическом режиме душой России; душой самой Церкви были монашеские обители, с которыми во все десятилетия советской истории боролись с особенным ожесточением. В 1945 г. Русская Православная Церковь насчитывала 101 монастырь с 4632 насельниками и насельницами. К 1 января 1948 г. после закрытия ряда обителей на землях, перенесших немецкую оккупацию, число их сократилось до 85; закрытие монастырей осуществлялось и в послевоенные годы, так что к 1 января 1956 г., по данным Совета по делам Русской Православной Церкви, насчитывалось только 57 монастырей, из которых 20 были мужскими, и в них вместе с их скитами проживало 878 насельников, а также 37 женских с 3686 насельницами. Судя по тому, что общее число монашествующих, послушников и послушниц при этом сократилось незначительно – с 4632 (в 1945 г.) до 4574 (в 1957 г.), иноки и инокини закрытых обителей переводились или переходили в сохранившиеся монастыри и постриги в послевоенное десятилетие не прекращались. За 1956 г. общее число монастырей не изменилось, однако закрыто было 2 скита; на 1 января 1957 г. оставалось уже только 20 мужских монастырей и 1 скит, 37 женских обителей с 6 скитами. А вот число монастырских насельников за 1956 г. даже несколько увеличилось, составив 893 братьев в мужских монастырях и 3768 сестер в женских⁵¹⁷.

Крайне неравномерно было размещение монастырей по стране, обусловленное прежде всего тем, что в основном сохранились обители на территории, оторванной от России на исходе гражданской войны, и отчасти еще открытые на Левобережной Украине во время немецкой оккупации. Так, на 1 января 1956 г. более половины монастырей Русской Православной Церкви находилось на Украине: 9 мужских с 3 скитами и 24 женских с 6 скитами; в них подвизалось 2700 насельников и насельниц; в Молдавии сохранилось 7 мужских и 7 женских обителей с 1370 братьями и сестрами; в России монастырей было даже меньше, чем в Белоруссии: в Белоруссии – 1 мужской и 2 женских монастыря, а в России всего 2 мужские обители – Троице-Сергиева лавра и Псково-Печерский Успенский монастырь. Общее число насельников и насельниц в монастырях России и Белоруссии на 1 января 1956 г. было одинаково: по 135. Кроме того, в Прибалтике существовало 4 православных монастыря: в Литве 1 мужской и 1 женский (оба в Вильнюсе) с 38 братьями и сестрами, в Эстонии – женский Пюхтицкий со 106 сестрами и в Латвии – женский монастырь с 82 насельницами⁵¹⁸.

Монастыри привлекали к себе богомольцев и паломников не только из ближних, но и из самых отдаленных мест. В престольные праздники в монастыри стекалось по нескольку десятков тысяч богомольцев. Особенно много паломников, и не только в праздничные дни, но и в будни, собиралось в лаврах: Киево-Печерской, Троице-Сергиевой и Почаевской, в Псково-Печерский и Жировицкий монастыри, посвященные Успению Божией Матери. Среди паломников обреталось великое множество нищих людей, которые при монастырях находили себе, как и встарь, приют и пропитание, несмотря на строгие запреты монастырям заниматься благотворительностью. В большинстве монастырей богослужение совершалось строго по уставу. В день памяти преподобного Антония в Крестовоздвиженском храме Киево-Печерской лавры всенощное бдение начиналось в 5 часов вечера и оканчивалось в 11 часов 30 минут. Столь продолжительные, строго уставные богослужения совершались и в других монастырских церквах и в праздники, и в будни.

Паломники притекали в монастыри не только ради того, чтобы поклониться их святыням и чтобы участвовать в торжественных богослужениях. Они приходили в обители и для того, чтобы окормляться у опытных духовников. Церковная Россия знала и чтила тогда таких пастырей-старцев, как схиигумен Савва (Савченко) из Троице-Сергиевой лавры, позже он подвизался в Псково-Печерском Успенском монастыре, преподобный Кукша (Величко) из одесского Успенского монастыря, схииеромонах Иосиф из Почаевской лавры. В 50-х гг. в короткий период своего существования после возобновления в 1942 г. аскетической строгостью устава, святостью жизни и духовной мудростью своих старцев особенно отличалась Глинская пустынь. В ней подвизались такие старцы, как настоятель пустыни архимандрит Серафим (Амелин), схиигумен Андроник (Лукаш) и духовник обители схииеромонах Серафим (Романцов). Духовником Черниговского женского монастыря был богомудрый прозорливый старец преподобный Лаврентий, канонизированный как местно-чтимый святой. В Закарпатье в Углинском монастыре подвизался архимандрит Иов, которого знала церковная Украина и Россия. Некоторых старцев, главным образом из-за претензий к ним со стороны Совета по делам Русской Православной Церкви и КГБ, церковные власти вынуждены были переводить из одного монастыря в другой, но, несмотря на это, они все-таки находили возможность для окормления своих духовных чад. Весьма широк был круг духовных чад и почитателей таких учителей духовной жизни, как схииеромонах Сампсон (Сиверс), человек удивительной и трудной судьбы, как многолетний узник ГУЛАГа архимандрит Таврион (Батозский). Своеобразие их духовного облика, необычные методы духовного руководства порой вызывали несогласие и трения в их отношениях с братией тех монастырей, где они, обыкновенно непродолжительное время, бывали насельниками. Несмотря на существование нескольких десятков обителей, некоторые из старцев не имели возможности жить в монастырях, совершая свое пастырское служение в приходских храмах. В далекой Караганде подвизался на закате своего многотрудного исповеднического жития один из учеников оптинских старцев, архимандрит Севастьян (Фомин). С конца 40-х гг. в городе Гжатске служил на приходе игумен Никон (Воробьев), который, как и старец Сампсон, переписывался со своими духовными чадами; изданные впоследствии их письма помогают спасаться тем, кто не состоял с ними в личном общении.

* * *

После 1953 г. в связи с ослаблением холодной войны и энергичными усилиями советского руководства сделать более интенсивными свои контакты с главами государств и правительств Запада расширяется в сравнении с предшествующим пятилетием и мера вовлеченности церковных деятелей в движение сторонников мира. Из архипастырей Русской Церкви постоянными участниками международных конференций движения сторонников мира в середине 50-х гг. были митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), архиепископ (с 1955 г. митрополит) Минский и Белорусский Питирим (Свиридов), архиепископ Алеутский и Северо-Американский, с 1956 г. Херсонский и Одесский Борис (Вик), епископ Астраханский и Сталинградский Сергий (Ларин).

В 1958 г. в Праге представители нашей Церкви вместе с богословами ФРГ, ГДР, Чехословакии, Англии, Франции, Нидерландов, США и др. приняли постановление об учреждении постоянно действующей Христианской мирной конференции. В июне 1961 г. в Праге состоялся I Всемирный общехристианский конгресс в защиту мира, организованный Христианской мирной конференцией. Делегацию Русской Церкви возглавлял архиепископ Ярославский Никодим, который выступил с докладом; основной доклад «Мир и земля» зачитан был профессором И. Громадкой, представлявшим евангелическую Церковь Чехословакии. Католическая церковь не участвовала в конгрессе; до II Ватиканского Собора позиция Русской Церкви по отношению к Римско-католической была достаточно жесткой, ее на конгрессе изложил архиепископ Никодим⁵¹⁹. Затем с докладами выступили доктор Р. Ульман, Я. Стефанс. Особое впечатление на участников конгресса произвел доклад доктора Нимеллера «Мир в век техники», с кратким выступлением на тему «Мир и христианская справедливость» к участникам конгресса обратился Патриарх и Католикос всех армян Вазген I. Был избран совещательный Комитет для продолжения работы Христианской мирной конференции. От Русской Православной Церкви в него вошли Патриарх Алексий I, председатель ОВЦС архиепископ Никодим (Ротов), епископ Среднеевропейский Иоанн (Вендланд), протоиерей В. М. Боровой, иеромонах Ювеналий (Поярков), профессор Л. Н. Парийский, А. Ф. Шишкин, А. С. Буевский, И. В. Варлаамов, В. С. Алексеев. Председателем избран был профессор И. Громадка, а одним из его заместителей архиепископ Никодим. В состав международного секретариата ХМК вошел А. С. Буевский. Обращение к христианам всего мира, принятое на конгрессе, было выдержано в достойном тоне и чуждо одностороннего поверхностного политиканства. В этом же году был образован Советский фонд мира, в который также вошли представители Русской Православной Церкви. Основной задачей его провозглашался сбор денежных пожертвований для финансирования общественных организаций, ставивших своей целью борьбу за мир.

В 1957 г. священноначалие Русской Православной Церкви, движимое снисходительностью и братской любовью и руководствуясь началами икономии, признало сложившийся автономный статус Финляндской Церкви в составе Константинопольского Патриархата и возобновило каноническое и евхаристическое общение с ней. Но посягательства Константинопольского Патриархата на свободу и братское равноправие православных Церквей Сестер, не прекращавшиеся в течение всего XX в., вызывали серьезную озабоченность у священноначалия Церквей, пострадавших от притязаний Фанара. В сентябре 1957 г., во время пребывания делегации Русской Церкви во главе с Патриархом Алексием I в Болгарии, на торжественном заседании Священного Синода Болгарской Православной Церкви в присутствии высоких гостей предстоятель Болгарской Церкви Святейший Патриарх Кирилл отметил, что положение негреческих монастырей на Афоне не только не улучшилось, а напротив, со дня на день ухудшается вследствие уменьшения числа монастырских братий и материальных затруднений. Ходатайства в последние годы перед Святейшим Вселенским престолом о принятии в афонские негреческие монастыри иноков из наших православных стран не дали никаких результатов. До нынешнего дня святая Афонская гора продолжает быть запретным местом для остальных православных народов, и тамошние их обители медленно, но верно приходят в упадок и запустение.

После избрания в 1958 г. на Римский престол папы Иоанна XXIII складываются предпосылки для нормализации отношений с католической Церковью, на которые отбрасывала тень холодная война, составлявшая главный стержень политических событий этих лет. Папа Иоанн XXIII отличался более широким, чем его предшественники, подходом к взаимоотношениям с остальным христианским миром. Впоследствии это привело к участию представителей Русской Православной Церкви во II Ватиканском Соборе.

В январе 1952 г. в Москву приехал авторитетный немецкий пастор и богослов президент евангелической Церкви земли Гессен доктор Мартин Нимеллер и был принят Патриархом Алексием I. Давая разрешение на подобные контакты, советское руководство стремилось создать у церковной общественности Запада впечатление о благополучном положении Русской Православной Церкви и тем самым расширить круг участников движения сторонников мира. Представителям же западных Церквей контакты с иерархами Русской Православной Церкви давали возможность в какой-то степени благотворно влиять на политику руководства СССР в отношении католических и протестантских религиозных общин в нашей стране. Но и сама Русская Православная Церковь нуждалась в контактах с западным христианским миром, видя в них одно из средств защиты от давления на нее воинственной атеистической власти.

В июне 1956 г. в Москве состоялась встреча представителей Русской Православной Церкви и англиканских Церквей, на которой был выработан план будущей богословской дискуссии. Делегацию англиканской Церкви возглавлял архиепископ Йоркский Михаил Рамсей, а Русскую Православную Церковь представлял митрополит Крутицкий и Коломенский Николай. Миротворческие и экуменические контакты осуществлялись не только на встречах официальных церковных делегаций, имело место также и сотрудничество на академическом, научно-богословском уровне. Так, в сентябре 1955 г. профессоры Ленинградской Духовной Академии Л. Н. Парийский и К. А. Соборовский участвовали во II Международной патрологической конференциии в Оксфорде. В октябре 1959 г. в Академии евангелической Церкви земли Гессен и Нассау в Арнольдсхайме состоялась встреча представителей Русской Церкви и евангелической Церкви Германии, которая положила начало диалогу между ними по темам: «Священное предание» и «Учение об оправдании верой», с которыми связаны наиболее принципиальные расхождения богословских доктрин. Позже подобные диалоги были начаты с богословами евангелической Церкви ГДР и евангелическо-лютеранской Церкви Финляндии.

Новый подход к экуменическому движению выразился в докладе председателя ОВЦС митрополита Николая на торжественном акте в Московской Духовной Академии 13 мая 1958 г.:

«Когда появилась возможность заняться экуменическим вопросом, наша Церковь совместно с другими Церквами – участницами Московского церковного совещания 1948 г. отказалась послать своих представителей на Амстердамскую ассамблею... Этот отказ имел весьма серьезные основания... Экуменическое движение оказалось чрезвычайно противоречивым. В его широкой и разнородной деятельности исканиям обетованной земли христианского единства с самого начала сопутствовали ярко выраженные социально-политические планы, которые в период Амстердамской ассамблеи явно преобладали над задачей догматического единства... Благодаря участию одних православных Церквей и неучастию других в экуменическом движении за последние 10 лет произошли значительные изменения, свидетельствующие о его эволюции в сторону церковности. В этом смысле весьма показательны огромные сдвиги в сфере немецкого протестантского богословия, открывающего мистические глубины православия и преодолевающего свой традиционный рационализм (проф. Шлинк, проф. Бенц, проф. Фогель и др.). Соприкасаясь с нашей церковной жизнью, многие деятели экуменического движения совершенно изменили свое представление о православии... Видимо одобряя декларацию православных участников Эванстонской ассамблеи, мы соглашаемся на встречу с руководителями Всемирного Совета Церквей исключительно во имя нашего общеправославного долга – служить воссоединению всех христиан в лоне Христовой Церкви»⁵²⁰.

Такая встреча состоялась в Утрехте. ВСЦ представлял его генеральный секретарь доктор В. А. Виссерт Хуфт, а Русскую Православную Церковь – председатель ОВЦС митрополит Николай. По существу дела эта встреча предопределила вступление Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей. Контакты с руководством Совета были продолжены сначала на острове Родос в августе, затем в Москве, куда в декабре 1959 г. приезжала представительная делегация ВСЦ во главе с доктором В. А. Виссерт Хуфтом. Эту делегацию принимали Святейший Патриарх Алексий I и председатель ОВЦС митрополит Николай. В октябре и ноябре 1960 г. в Женеве состоялась встреча русской церковной делегации во главе с новым председателем ОВЦС епископом Никодимом (Ротовым) с генеральным секретарем ВСЦ Виссерт Хуфтом и его руководством. 11 апреля 1961 г. Патриарх Алексий I обратился к генеральному секретарю ВСЦ доктору Виссерт Хуфту с официальным заявлением о вступлении Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей. Русская Церковь явилась одной из основательниц образованной в 1959 г. региональной экуменической организации – Конференции европейских Церквей (КЕЦ).

* * *

В мае 1958 г. Русская Православная Церковь впервые торжественно праздновала восстановление патриаршества, правда, с полугодовым опозданием, потому что интронизация святителя Тихона на патриарший престол совершена была в 1917 г. на праздник Введения во храм Божией Матери. Нет сомнения в том, что этот перенос юбилейных торжеств понадобился Совету по делам Русской Православной Церкви для того, чтобы церковный праздник не оказался в тесной близости с очередным юбилеем Октябрьской революции, но официально причиной названы были «зимние холода»⁵²¹. Москва встречала гостей: в составе церковных делегаций было 27 архиереев из братских Церквей. Патриарх Иерусалимский Венедикт и архиепископ Новой Юстинианы и всего Кипра Макарий прислали Патриарху Алексию I письменные поздравления. Столь представительное участие гостей в юбилейных торжествах явилось еще одним свидетельством высокого авторитета Московского Патриархата в семье православных Церквей.

Торжественный акт состоялся 13 мая в Московской Духовной Академии, и первый доклад «Значение восстановления патриаршества в Русской Православной Церкви» произнес епископ Смоленский и Дорогобужский Михаил (Чуб). Касаться реальных событий того времени, когда восстановили патриаршество, было, видимо, чрезвычайно рискованно, поэтому доклад представлял собой сжатый очерк истории нашей Церкви, начиная от святого Владимира⁵²². Характеризуя реформу церковного управления, осуществленную Поместным Собором 1917–1918 гг., епископ Михаил назвал восстановление патриаршества важнейшим деянием этого Собора. «Восстановленное патриаршество стоит на принципиально новой ступени, чем патриаршество первого периода, поскольку оно является теперь канонически самодовлеющим и призвано удовлетворять только чисто церковные интересы без какого бы то ни было привнесения в церковную сферу посторонних элементов»⁵²³. Наряду с именами его преемников в докладе упоминалось и имя Святейшего Патриарха Тихона как подвижника, крайне одиозное для советского руководства и почти запретное для упоминания в церковной печати.

Юбилейные торжества проходили в такой обстановке, когда положение Церкви в Советском государстве казалось относительно устойчивым. Критика «культа личности» в речах партийных руководителей и официальной печати резко усилилась после июньского пленума ЦК КПСС 1957 г., на котором Хрущеву удалось устранить почти всю верхушку партии, вместе со Сталиным возглавлявшую массовый террор в 30-х гг. В обществе укреплялась уверенность в том, что беззаконные репрессии и террор уже в прошлом, а в жизни утверждаются правовые начала; в церковной среде появилась надежда, что и гонения на Церковь не возобновятся.

Между тем возрастающее влияние Церкви, начавшееся в годы Великой Отечественной войны, вызывало у советских властей серьезные опасения, и Хрущеву как победителю на июньском пленуме дело насаждения всеобщего атеизма было особенно важно. Свойственное его политическому стилю прожектерство подстегивало атеистический пыл генерального секретаря, внушало ему уверенность в легкой победе и на этом фронте. Неожиданным развенчанием «культа личности» Сталина Н. С. Хрущев вызвал явное недовольство в партийно-номенклатурных кругах, поэтому ему важно было последовательным проведением антицерковной кампании убедить сталинистов в том, что он твердо стоит на партийных позициях. Политическая «оттепель» как раз и послужила своеобразным камуфляжем запланированной кампании по борьбе с Церковью. В беседе с американским издателем Херстом Хрущев высказал свои мечты о торжестве атеизма: «Народное просвещение, распространение научных знаний, изучение законов природы не оставляют места для веры в Бога»⁵²⁴. Конечно, это было сказано не без лукавства, ведь главная ставка в борьбе с верой не имела отношения к «изучению законов природы».

4 октября 1958 г. ЦК принял секретное постановление под длинным названием «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам «О недостатках научно-атеистической пропаганды"», которое обязывало партийные, комсомольские и общественные организации развернуть пропагандистское наступление на «религиозные пережитки» советских людей. Государственным учреждениям предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин. И первыми в этом ряду были два постановления Совета министров СССР от 16 октября «О монастырях в СССР» и «О повышении налогов на доходы епархиальных предприятий и монастырей». В первом поручалось Советам министров союзных республик, Совету по делам Русской Православной Церкви и Совету по делам религиозных культов в шестимесячный срок изучить вопрос о сокращении количества монастырей и скитов и внести в Совет министров СССР предложения по этому вопросу, предписывалось сократить размеры земельных угодий, находившихся в пользовании монастырей. Постановлением о налогах Церкви запрещалось продавать свечи по ценам более высоким, чем они приобретались в свечных мастерских. Это было серьезным ударом по доходам и бюджету церковных приходов, потому что теперь приобретение свечей в мастерских стало убыточным для храмов, и оно, естественно, сократилось, что в свою очередь привело к закрытию свечных мастерских. Из-за снизившихся доходов храмов распускались и платные церковные хоры. Вследствие драконовских постановлений Совмина финансовое положение некоторых епархий пришло в крайне расстроенное состояние. Епископ Ивановский и Кинешемский Роман (Танг) писал в Патриархию о катастрофическом состоянии его епархии и просил Патриарха о денежной ссуде. Патриарх Алексий I распорядился переводить в епархии средства со счета Патриархии. Исполняя постановление Совмина о монастырях, советские власти отнимали у обителей земельные угодья, оставляя им неудобные, малопригодные для обработки наделы. Но монастырям было крайне трудно использовать и эти земельные участки, потому что привлекать для обработки земли наемную рабочую силу или добровольный и безвозмездный труд паломников было запрещено и квалифицировалось как эксплуатация трудящихся. В монастырях же преобладали пожилые и нетрудоспособные насельники и насельницы, потому что принимать туда лиц моложе 30 лет тоже запрещалось.

Партийное руководство серьезно было встревожено религиозностью младшего поколения, и потому, как и в 20–30-х гг., ударной силой в атеистической пропагандистской кампании должен был стать комсомол. В ЦК ВЛКСМ персональную ответственность за «антирелигиозный штурм» нес заведующий отделом агитации и пропаганды Лен Карпинский (впоследствии известный диссидент). По его инициативе составлен был ряд служебных записок, директивных писем, инструкций, которые призваны были мобилизовать комсомольские организации на антирелигиозную борьбу; подключались к этой работе и государственные учреждения, особенно во время широких политических кампаний, проходящих в стране (например, подготовка к выборам). В одной из этих инструкций указывалось, что мероприятия должны сопровождаться «специальными мерами по улучшению антирелигиозной работы, особенно в плане индивидуальной работы»⁵²⁵. Комсомольские газеты и журналы впервые после эпохи «Воинствующего безбожника» запестрели антирелигиозными статьями с кощунственными заголовками: «Святоши-убийцы», «Кровавые кресты», «Откровения семинариста после похмелья», «Вот они, истинно православные»⁵²⁶. По площадям и улицам городов, как и в 20-х гг., прокатилась волна антирелигиозных карнавалов и шествий. Стали правилом грубые оскорбления религиозных чувств верующих, что по советским законам квалифицировалось как преступление, священнослужители иначе не именовались как «попы», «служители культа» и даже «мракобесы»; священников рисовали толстыми, пьяными, с всклокоченными волосами; послевоенный термин «религиозные убеждения» был забыт, шла война с религиозными «пережитками» и «предрассудками».

Более опасный характер имели политические обвинения верующих в том, что они помогают империалистам развязать войну против свободолюбивых народов и социалистических стран. Пытаясь запугать и терроризировать верующих, комсомольские активисты устраивали дебоши в храмах во время богослужения. Большую тревогу вызвала статья, помещенная в главном партийном журнале «Коммунист». То обстоятельство, что она была анонимной, означало только одно – она являлась директивой и исходила из высших партийных сфер, выводы ее заставляли вспомнить писания соратников Е. Ярославского: «В последнее время церковники и особенно сектанты объявили чуть ли не своей монополией право поучать советских людей правилам нравственности. Они всячески выискивают в нашем обществе недостатки, проявления сохранившихся пережитков прошлого и внушают советским людям мысль о том, что, дескать, причиной их является безбожие, разрыв с религией. Таким образом, получается, что без религии нет морали, что коммунизм безнравствен. Можем ли мы проходить мимо таких фактов, оставлять без ответа клевету на наш строй, на нашу идеологию, на наших советских людей?»⁵²⁷

Священноначалие Русской Православной Церкви не осталось безучастным зрителем агрессивной идеологической и административной войны, развязанной против верующих. Еще в мае 1958 г. Святейший Патриарх Алексий I добился встречи с Хрущевым и выразил озабоченность выпадами против Церкви в средствах массовой информации. Святейший Патриарх просил о содействии в передаче типографии, об ускорении в отселении жильцов из Троице-Сергиевой лавры и о разрешении на открытие нескольких храмов. 10 сентября Святейший встретился с Карповым в своей резиденции в Одессе, Карпов передал ему отказ на просьбу о типографии, правда, пообещал, что церковные заказы будут без задержек выполняться государственными типографиями. Отселение жильцов из лавры начнется через полгода, а для передачи Церкви выбрано 10–12 храмов, «в отношении которых идет согласование с советскими органами на местах»⁵²⁸. Но ни один из этих храмов так и не был передан Церкви, объяснение этому находим в одном из документов Совета по делам Русской Православной Церкви, датированном 1959 г.: «Просьба Патриарха Алексия об открытии 13 церквей по СССР отклонена»⁵²⁹.

Продолжая беседу с Патриархом, Карпов обвинил архиереев в сокрытии и занижении доходов от производства церковных мастерских, от продажи свечей, но особенно опасным было обвинение в том, что епископы «в погоне за количеством рукоположений ставят священниками... лиц, вернувшихся из ссылки и лагерей», тем более что большая часть священнослужителей освобождалась тогда по амнистии, без реабилитации. Карпов потребовал сократить число монастырей, 63 – это слишком много (до 1917 г. Русская Церковь имела более 1000 обителей), не принимать в обители лиц моложе 40 лет. Патриарх, возражая Карпову, настоял на том, чтобы возрастной ценз для поступающих в монастыри насельников и насельниц был определен в 30 лет. Святейший Патриарх высказал озабоченность распространявшимися слухами о закрытии величайшей святыни православной Руси – Киево-Печерской лавры. Он просил Карпова не допустить подобного беззакония и защитить лавру, просил об отводе участка земли в Киеве для строительства здания духовной семинарии – Киевская семинария ютилась в крайней тесноте в крипте Свято-Андреевского собора. Определенного ответа на просьбы не последовало, но зато Карпов пытался бесцеремонно поучать Патриарха. Вся атмосфера беседы внушала опасения за судьбу Церкви, и тогда Патриарх впервые заявил о своем желании уйти на покой, на свое место он предложил митрополита Николая.

Энергичные усилия по защите Церкви от надвигающихся гонений со своей стороны предпринимал и митрополит Николай. Он протестовал против травли и дискредитации духовенства в атеистических публикациях и выступлениях лекторов общества «Знание», грубо искажавших содержание статей, помещенных в «Журнале Московской Патриархии». В такой обстановке он вынужден будет, предупреждал митрополит Николай Карпова, либо закрыть журнал, либо превратить его в чисто информационный бюллетень, печатающий официальные документы, что наверняка будет замечено в определенных кругах за рубежом и получит соответствующий резонанс. Митрополит Николай напомнил и о том, что у монастырей отбирают землю, молодых монахов и монахинь не прописывают в обителях, а постановлением Совмина о налогах на свечное производство подрывается церковный бюджет. Против постановления правительства о повышении налогов на свечи еще раньше протестовал в Совете по делам Русской Православной Церкви епископ Дмитровский Пимен (Извеков). Протопресвитер Николай Колчицкий заявил члену Совета Репину, что если власти не примут никаких мер по снижению налогов, то придется информировать иностранцев о бедственном положении, в котором оказалась Церковь. Такая угроза была крайне рискованной, но и государственные власти грубо нарушали те условия существования Церкви, о которых была достигнута договоренность между руководством страны и священноначалием на исходе Великой Отечественной войны. Епископ Ташкентский Ермоген (Голубев) доводил до сведения Совета по делам Русской Православной Церкви, что из личных бесед и писем ему известно о давлении школьных учителей на верующих детей, посещающих церковь вместе с родителями, и угрозах разлучить их с родителями и поместить в интернат. В Совете, как водится, пообещали принять меры, предупредить директоров школ о недопустимости подобных идеологических приемов, но дальше обещаний дело не пошло.

Священноначалие еще надеялось, что начавшиеся гонения будут остановлены. 16 мая 1959 г. Святейший Патриарх Алексий и митрополит Крутицкий Николай обратились с письмом к Н. С. Хрущеву, сообщая о незаконных административных мерах, предпринимаемых против духовенства и верующих, о закрытии храмов, об оскорблении религиозных чувств в атеистических публикациях и выступлениях. Это письмо было подано председателю Совета Министров через Карпова, который не преминул заметить, что воспринимает его как жалобу на себя и подчиненный ему Совет, но тем не менее передаст адресату. Письменного ответа не последовало, но через несколько месяцев Карпов сообщил иерархам, что факты, изложенные в их письме, при проверке, конечно, не подтвердились, однако Хрущеву пришлось признать клеветнический характер отдельных атеистических публикаций. 21 августа «Правда» опубликовала статью под заголовком «Против религиозных предрассудков», в которой, по словам Карпова, «определены пути, как нужно вести научно-атеистическую пропаганду, и указано на имеющие место недостатки в этом вопросе»⁵³⁰.

Давление на Патриархию тем временем становилось все более жестким и неумолимым: Совет требовал прекратить всякую благотворительность, запрещенную законом, даже доплату к пенсиям священнослужителей, прекратить перечисление средств Патриархии в монастыри и приходы на ремонтные работы. Гонения на Церковь приобретали отчетливые черты административно-запретительных мер, столь памятных по 20-м и 30-м гг. Власти добивались сокращения числа епархий или по крайней мере правящих архиереев. 2 апреля Патриарх Алексий I просил Совет по делам Русской Православной Церкви принять меры по жалобе епископа Ульяновского Иоанна (Братолюбова) на областного уполномоченного Совета, который шантажировал священников епархии, предлагал им снять сан, убеждал верующих не посещать церкви. Карпов ответил Патриарху, что Совет проверил изложенные в жалобе факты и они не подтвердились; в свою очередь он обвинил владыку Иоанна в том, что тот в беседах с уполномоченным повышает голос и не прислушивается к его советам. «Вам известно,– сказал Карпов,– что за аналогичное поведение Иоанн был отстранен от управления Уфимской епархией. Совет рекомендует Патриархии объединить Ульяновскую епархию, в которой всего 17 церквей, с Куйбышевской, а Иоанна отправить на покой»⁵³¹. Святейший Патриарх был вынужден подчиниться этому требованию. В 1948 г. епископ Иоанн действительно был устранен от управления Уфимской епархией с назначением на местожительство в Жировицкий Успенский монастырь. Это был один из немногих действующих архиереев, чью хиротонию во епископа Березовского 1 августа 1923 г. возглавил святитель Тихон. Митрополит Мануил в своем «Каталоге» характеризует его как «человека необычайно молчаливого и с большими странностями. По-видимому, он временами юродствует, но... в нем видны солидные богословские знания и серьезный ум»⁵³². По-видимому, юродство в те годы было не только подвигом, но и средством самозащиты и выживания. В мае 1959 г. епископ Иоанн был отправлен на покой, а Ульяновская епархия присоединена к Куйбышевской. 27 февраля 1968 г. на 86-м году жизни он скончался.

Закрытие церквей в 1959 г. приобрело массовый характер. В начале года Русская Православная Церковь имела 13 372 действующих храма, а 1 января 1960 г. на учете состояло 13 008, при этом более всего было закрыто сельских храмов⁵³³. Если в городах за год закрыли 4 храма, то в рабочих поселках – 12, а количество сельских храмов убавилось на 348 – с 11 267 до 10 919. Столь значительное сокращение сельских приходов только отчасти было следствием массовой миграции населения в города, закрывались и те храмы, которые вполне могли содержаться оставшимися на селе жителями. Число служащих клириков за 1959 г. сократилось с 12 099 до 11 407. Из-за закрытия храмов и сокращения приходских мест священнослужители увольнялись на покой или снимались с регистрации уполномоченными. Упразднение монастырей в 1959 г. носит катастрофический характер. В 1958 г. Русская Православная Церковь насчитывала 63 обители: 20 мужских монастырей с 1 скитом и 36 женских с 6 скитами; к 1 января 1960 г. осталось только 14 мужских обителей с 813 насельниками и 28 женских монастырей и 2 скита с 2911 насельницами. Всего за год закрыли 19 обителей, и среди них – Овручский и Кременецкий монастыри, насельников которых силой выдворяли из монастырских стен.

Священноначалие еще надеялось убедить власти приостановить наступление на Церковь, и самым решительным аргументом в переговорах с Советом представлялась угроза ухода Патриарха на покой. 24 ноября 1959 г. митрополит Николай сообщил в Синоде, что Патриарх получает множество жалоб от архиереев, духовенства и верующих, но принимать меры и помочь не в состоянии, он вынужден давать согласие на ликвидацию епархий и монастырей, потому что «просьбу Совета он считал и считает приказом советского правительства»⁵³⁴. В связи со всем вышеизложенным Святейший считает, что ему целесообразнее уйти в отставку, чем быть бессильным свидетелем ликвидации Церкви. 10 декабря состоялась встреча Святейшего Патриарха, митрополита Николая и протопресвитера Николая Колчицкого с Карповым в Совете по делам Русской Православной Церкви. Они обсуждали бедственное положение Церкви в стране, и Карпов твердо заявил, что научно-атеистическая пропаганда велась и будет вестись – таков закон развития нашего общества. «Однако научно-атеистическая пропаганда не преследует цели дискредитации Церкви в глазах народа и тем более ее физического уничтожения. Задача научно-атеистической пропаганды состоит в воспитании трудящихся, в том числе и верующих, в духе атеизма... Искусственно поддерживать приходящие в упадок храмы не следует, а такие храмы сейчас есть, будут и впредь»⁵³⁵. На основании постановления ЦК КПСС «О ликвидации нарушений духовенством законодательства о культах» от 13 января 1960 г. местные органы советской власти провели массовое изъятие у общин домов для причта и автомашин, приобретенных без санкции уполномоченных, еще более усугубив бедственное положение приходов. Ситуация обострялась с каждым днем, и к концу января Карпов уже открыто угрожал митрополиту Николаю: «Со стороны духовенства имеют место выступления с амвона с проповедями против научно-атеистической пропаганды, что нельзя рассматривать иначе как попытки противодействия Церкви проведению таких мероприятий, а всякие попытки сопротивления этому со стороны Церкви и духовенства будут находить соответствующее реагирование со стороны Совета»⁵³⁶.

Одним из приемов антирелигиозной борьбы на рубеже 50–60-х гг. явилось вовлечение в атеистическую кампанию ренегатов из священнослужителей. В 1958 г. была опубликована атеистическая брошюрка, составленная бывшим преподавателем Одесской семинарии Е. Дулуманом. В печати появились заявления бывших священников П. Дарманского, А. Спасского, Черткова об отречении от Бога; впоследствии к ним присоединились Героднин, Янушкевич и др. На путь предательства Церкви в годы хрущевских гонений удалось склонить около 200 священнослужителей⁵³⁷. Наградой для более способных из них стали ученые степени по атеизму и должности советских служащих в учреждениях атеистической пропаганды. 5 декабря 1959 г. «Правда» опубликовала статью, обличающую Бога и Церковь, профессора Ленинградской Духовной Академии А. Осипова, запрещенного в священнослужении за вступление во второй брак. Один из самых красноречивых и богословски образованных ренегатов, он разъезжал с лекциями по стране, выпускал одну за другой атеистические брошюры. Известный старец игумен Никон (Воробьев), называя людей, подобных ренегату А. Осипову, нравственными ничтожествами, точно определил суть их поступков: они никогда и не верили в Бога и отрекаются не от Него, не от христианства, а от того представления о религии и Боге, которое у них было. «Господь обнаруживает в свое время скрытых Иуд и выкидывает их из Церкви»⁵³⁸. 30 декабря Священный Синод под председательством Патриарха Алексия I вынес постановление: «Бывшего протоиерея и бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, бывшего протоиерея Николая Спасского и бывшего священнослужителя Павла Дарманского и прочих священнослужителей, публично похуливших имя Божие, считать изверженными из священного сана и лишенными всякого церковного общения... Евграфа Дулумана и прочих бывших православных мирян, похуливших имя Божие, отлучить от Церкви»⁵³⁹.

В стремлении защитить Церковь от начавшихся гонений Святейший Патриарх решил обратиться к общественности на одном из миротворческих форумов. В феврале 1960 г. в Кремлевском театре состоялась очередная Конференция советской общественности за разоружение. В ней участвовали от Русской Православной Церкви Патриарх Алексий I, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай и протопресвитер Николай Колчицкий. 16 февраля на утреннем заседании выступил Святейший Патриарх Алексий I и напомнил о многовековом служении Православной Церкви благу России:

«Моими устами,– сказал Святейший Патриарх,– говорит с вами Русская Православная Церковь, объединяющая миллионы православных христиан – граждан нашего государства. Примите ее приветствие и благопожелания. Как свидетельствует история, это есть та самая Церковь, которая на заре русской государственности содействовала устроению гражданского порядка на Руси, укрепляла христианским назиданием правовые основы семьи, утверждала гражданскую правоспособность женщины, осуждала ростовщичество и рабовладение, воспитывала в людях чувство ответственности и долга и своим законодательством нередко восполняла пробелы государственного закона. Это та самая Церковь, которая создала замечательные памятники, обогатившие русскую культуру и доныне являющиеся национальной гордостью нашего народа. Это та самая Церковь, которая в период удельного раздробления Русской земли помогала объединению Руси в одно целое, отстаивая значение Москвы как единственного церковного и гражданского средоточия Русской земли. Это та самая Церковь, которая в тяжкие времена татарского ига умиротворяла ордынских ханов, ограждая русский народ от новых набегов и разорений. Это она, наша Церковь, укрепляла тогда дух народа верой в грядущее избавление, поддерживая в нем чувство национального достоинства и нравственной бодрости. Это она служила опорой Русскому государству в борьбе против иноземных захватчиков в годы смутного времени и в Отечественную войну 1812 г. И она же оставалась вместе с народом во время последней мировой войны, всеми мерами способствуя нашей победе и достижению мира. Словом, это та самая Русская Православная Церковь, которая на протяжении веков служила прежде всего нравственному становлению нашего народа, а в прошлом – и его государственному устройству. После второй мировой войны та же самая Церковь наша, вместе с единоверными Церквами – Сестрами других стран, обратилась в 1948 г. к христианам всего мира с призывом «стать броней против всяких покушений и действий, направленных к нарушению мира». И она же, в лице своего представителя митрополита Николая, начиная с 1949 г. принимала активное участие во всех национальных и всемирных конгрессах сторонников мира»⁵⁴⁰.

После этих слов Патриарха вместо полагающихся аплодисментов раздались злобные выкрики с мест: «Вы хотите уверить нас, что вся русская культура была создана Церковью... Это неправда!»⁵⁴¹ Речь первосвятителя не оградила Церковь от нападок, но, опубликованная в «Журнале Московской Патриархии», она получила широкое распространение в церковном народе и укрепляла дух служителей алтаря Господня и верных чад Церкви.

21 февраля 1960 г. постановлением Совета Министров СССР с поста председателя Совета по делам Русской Православной Церкви был уволен Г. Г. Карпов. Причиной отставки могло послужить то, что он не сумел предотвратить выступления Святейшего Патриарха на конференции в Кремле. Его преемнику В. А. Куроедову предстояло стать исполнителем новых административных и карательных мер против Церкви, призванных не только подорвать ее влияние в обществе, но и подавить попытки сопротивления со стороны священноначалия и духовенства. Главным объектом для травли был выбран самый энергичный из постоянных членов Священного Синода митрополит Крутицкий и Коломенский Николай, тем более что в Совете по делам Русской Православной Церкви он заявил о своем авторстве «крамольной» речи Святейшего Патриарха на конференции. Большое раздражение вызывали, несомненно, и проповеди владыки в храме святых апостолов Петра и Павла на Преображенской площади и в других московских церквах, куда его часто приглашали служить. По словам известного мемуариста, митрополит Николай в одной из проповедей сказал: «Жалкие безбожники! Они подбрасывают вверх свои спутники, которые вспыхивают и, погаснув, падают на землю, как спички, и они бросают вызов Богу, зажегшему солнце и звезды, которые вечно горят на горизонте»⁵⁴².

Митрополит Николай как мог противился закрытию подмосковных приходов, которые были в его ведении как митрополита Крутицкого и Коломенского. Даже в миротворческом движении, в той сфере, где деятельность митрополита Николая ранее вызывала полное одобрение властей, владыка счел необходимым изменить тон и общую направленность своих выступлений. Так, в выступлении на сессии бюро Всемирного совета мира в Москве в 1959 г. митрополит Николай отошел от прежней односторонности в оценках международной политики. «Мы стоим,– сказал он,– перед фактом самой интенсивной гонки вооружений, в которой каждая сторона оправдывает себя мотивами самозащиты. Что же означает это противоречие? В поисках ответа на этот вопрос приходится признать наличие каких-то глубоких причин, которые мешают Востоку и Западу проникнуться взаимным доверием»⁵⁴³. Но власти располагали средствами добиться повиновения от священноначалия. Мировая известность митрополита Николая затрудняла открытую расправу с ним и давала ему возможность хоть как-то сопротивляться гонителям Церкви. 15 июня Куроедов встретился с Патриархом Алексием I и заявил, что после детального изучения внешней деятельности Патриархии нашел ее неудовлетворительной в сфере борьбы за мир. «Русская Православная Церковь не выступает объединяющим центром православных Церквей мира, в большинстве случаев занимает пассивную оборону и слабо разоблачает клеветническую пропаганду о положении религии и Церкви в нашей стране. Совет рекомендовал митрополиту Николаю разработать и дать предложения об усилении внешней работы. Однако митрополит Николай представил предложения, которые ни в какой степени не отвечают тем требованиям, о которых шла речь с митрополитом по этому вопросу»⁵⁴⁴. Куроедов предложил уволить митрополита Николая с поста председателя ОВЦС. Согласившись на отставку митрополита Николая, Патриарх подтвердил, что митрополит Николай тяготится внешнецерковной деятельностью и неоднократно заявлял об этом. В качестве его преемника Патриарх предложил архимандрита Никодима (Ротова), вскоре после этого хиротонисанного во епископа Подольского. На заседании 21 июня 1960 г. Священный Синод принял соответствующее постановление и выразил глубокую благодарность митрополиту Николаю за многолетние труды в сфере церковных сношений с заграницей.

Но Куроедов настаивал на удалении митрополита Николая из Москвы. Святейший Патриарх предлагал митрополиту Николаю перевод на Ленинградскую или Новосибирскую кафедру, он, однако, не согласился. Тогда Совет потребовал увольнения несговорчивого архипастыря на покой. 22 мая 1960 г. митрополит Николай служил Божественную литургию в Вешняковском храме. Зная об опале, много верующих пришло проститься с митрополитом, который уезжал в отпуск в Сухуми. По возвращении он был лишен возможности служить в московских церквах. 16 сентября архипастырь подал прошение об увольнении на покой, сославшись на болезнь сердца, и Священный Синод удовлетворил просьбу архипастыря. Святейший Патриарх в это время также принял решение об образовании редакционной комиссии «Журнала Московской Патриархии» и возложил на преосвященного Никодима, епископа Подольского, общее руководство Издательским отделом Московской Патриархии. На Крутицкую кафедру назначен был митрополит Питирим (Свиридов), занимавший Ленинградскую кафедру с апреля 1959 г. Его преемником в Ленинграде стал перемещенный из Минска митрополит Гурий (Егоров), архипастырь подвижнической жизни, в прошлом многолетний узник концлагерей. Временное управление Минской кафедрой было возложено на епископа Бобруйского Леонтия (Бондаря).

13 декабря 1961 г. митрополит Николай скончался. Обстоятельства его смерти до конца не выяснены и поныне. Во время пребывания в Боткинской больнице он находился в полной изоляции. Воспрещено было возносить в московских храмах гласные молитвы о его исцелении. После кончины тело его в течение 13 часов оставалось в морге. За останками почившего из Патриархии приехали архиепископ Никодим (Ротов) и епископ Киприан (Зернов). Погребли митрополита Николая 17 декабря в крипте храма Смоленской иконы Божией Матери в Троице-Сергиевой лавре. Отпевали почившего архипастыря митрополит Крутицкий Питирим, архиепископ Одесский Борис, епископ Дмитровский Киприан, епископ Таллинский Алексий с сонмом духовенства. Святейший Патриарх Алексий I прочитал разрешительную грамоту.

Митрополит Николай (в миру Борис Дорофеевич Ярушевич) родился в семье священника в 1891 г. в Ковно. Окончив с золотой медалью Ковенскую гимназию, юноша по совету родителей поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, хотя душа его лежала к священству. Проучившись один год, он перешел в Петербургскую Академию. В студенческие годы он много проповедовал в окраинных церквах столицы, где молились в основном простые рабочие люди, каникулы проводил на Валааме. В 1914 г. Борис Дорофеевич Ярушевич закончил академию со степенью кандидата и принял монашеский постриг. Проходя преподавательское послушание в Петербургской семинарии, он к 1917 г. подготовил магистерскую диссертацию «Церковный суд в России до издания соборного Уложения Алексея Михайловича». Это исследование было удостоено Макариевской премии. В предреволюционные годы святитель опубликовал ряд церковно-исторических, патристических и историко-канонических работ, которые создали ему авторитет одного из самых многообещающих деятелей русской церковной науки. В 1919 г. архимандрит Николай был назначен наместником Александро-Невской лавры, а три года спустя хиротонисан в епископа Петергофского.

В 20-х гг. епископ Николай самоотверженно боролся с обновленческим расколом в Петрограде, в 1922–1924 гг. находился в ссылке в Усть-Сысольске, где сблизился с митрополитом Кириллом (Смирновым). Когда петроградские приходы стали опорой для сторонников митрополита Иосифа, отделившегося в 1927 г. от Заместителя Местоблюстителя, епископ Петергофский Николай поддержал митрополита Сергия в борьбе за церковное единство. Удостоенный в 1935 г. сана архиепископа, он управлял Новгородской и Псковской епархиями, после воссоединения западных областей Украины и Белоруссии был назначен туда экзархом. Поставленный в начале войны на Киевскую кафедру, митрополит Николай, оставшись в Москве, одновременно замещал главу Русской Церкви по управлению Московской епархией. Постоянные поездки для богослужения и проповедей в прифронтовую полосу, организация сбора средств на нужды фронта, обследование разрушенных храмов на освобожденных территориях, участие в деятельности Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний снискали ему всенародную известность.

В послевоенные годы по роду своей деятельности митрополит Николай посетил страны Европы и Ближнего Востока. Русские люди в зарубежье принимали его с редкой теплотой и сердечностью как посланца утраченной Родины. Его встречи с русскими эмигрантскими общинами помогли многим священнослужителям и мирянам вернуться под омофор Московского Патриарха. Помимо руководства ОВЦС (с 4 апреля 1946 г.) митрополит Николай также редактировал «Журнал Московской Патриархии», писал статьи для него, был блестящим проповедником и умел найти путь к сердцам и богословски просвещенных слушателей, и светски образованных мирян, и благочестивых простых людей. С 1947 по 1952 г. в четырех томах были изданы проповеди, речи и статьи митрополита Николая на миротворческие темы. Как митрополит Крутицкий и Коломенский владыка Николай был постоянным членом Священного Синода.

Устранением митрополита Николая чистка епископата не ограничилась. 15 сентября 1960 г. по требованию Совета по делам Русской Православной Церкви от управления Ташкентской и Среднеазиатской епархии был устранен архиепископ Ермоген (Голубев), который мужественно защищал Церковь, препятствуя закрытию приходов в своей епархии. Совет обвинил его в том, что он «взял на себя функции религиозных обществ по ремонту и охране молитвенных зданий, создав при епархиальном управлении специальный аппарат во главе с инженером-строителем»⁵⁴⁵. В указе о его увольнении употреблена своеобразная формулировка: не «на покой», как обычно, а «с предоставлением ему отпуска», срок которого, правда, Синодом не был ограничен и продолжался до июня 1962 г., когда владыка Ермоген получил назначение на Омскую кафедру. Святейший Патриарх и члены Синода высоко ценили этого архипастыря, велика была его популярность и в церковном народе.

В марте 1960 г. от управления Казанской епархией был устранен и уволен на покой архиепископ Иов (Кресович). Он ездил по городам и селам и призывал свою паству твердо стоять за храмы Божии и не допускать упразднения приходских общин. Архиепископ Иов был арестован, и ему предъявили обвинение в сокрытии доходов и неуплате налогов. В июне 1960 г. Верховный суд Татарской АССР приговорил его к лишению свободы и конфискации имущества за неуплату налогов с так называемых «представительских сумм», которые по закону и не подлежали налогообложению. Это был просто предлог, и митрополит Николай (Ярушевич) не скрывал этого в беседе с архиепископом Брюссельским Василием (Кривошеиным): «Архиепископ Иов предложил все уплатить, что с него требуют. Тем не менее его приговорили к трем годам!» Через десять лет сам владыка Иов, в то время занимавший Уфимскую кафедру, рассказывал все тому же архиепископу Василию: «Знаете, когда я попал в тюрьму, все меня бросили, все отреклись от меня... Испугались. Один митрополит Николай (Ярушевич) не испугался. И до суда и после осуждения поддерживал меня чем мог, писал мне. Он один!»⁵⁴⁶

В одной только Оренбургской епархии в этот год под следствием находилось 26 священников. Число арестованных и осужденных священнослужителей составило тогда несколько сот, среди них были и «повторники», уже отсидевшие за то, что во время войны служили на оккупированных территориях. Закрытие приходов уже в 1959 г. приобрело массовый характер, в следующем году оно осуществлялось с еще более грандиозным размахом, сравнимым разве что с кампаниями эпохи великого перелома. Из 13 008 приходов на 1 января 1961 г. остался 11 571, 1437 храмов были закрыты, многие разрушены или взорваны. Так, в Харькове в 1960 г. был взорван величественный Александро-Невский собор. В городе Инсаре храм был преобразован под клуб сразу после того, как община провела его капитальный ремонт, затратив на это 150 000 руб. В Златоусте церковь была взорвана на глазах у прихожан, причем не разрешили даже вынести утварь. Особенно страшный удар обрушился на монастыри. 1 января 1960 г. Русская Православная Церковь насчитывала 14 мужских монастырей с 813 насельниками и 28 женских монастырей с 2 скитами и 2911 насельницами. На 1 января 1961 г. числилось только 13 мужских и 20 женских монастырей с 721 насельниками и 2327 насельницами.

В сентябре 1960 г. в ЦК КПСС под руководством Ильичева было проведено идеологическое совещание, на котором решено было резко ужесточить борьбу с «религиозными пережитками». Государственным учреждениям было предписано применять административные меры, призванные оградить народ от влияния религиозных общин. По постановлению Совета министров СССР от 16 марта 1961 г. «Об усилении контроля за выполнением законодательства о храмах» решения о закрытии храмов и снятии с регистрации религиозных объединений впредь должны были приниматься не на центральном, а на местном уровне и только по согласованию с Советом по делам Русской Православной Церкви или Советом по делам религиозных культов при Совмине СССР. Эта административная реформа развязала руки местным властям, подталкивая их к произволу, и снимала ответственность за неизбежные при проведении антирелигиозной кампании нарушения закона с центральной союзной власти. В постановлении Совета министров предусматривалось ужесточение налогов на религиозные общины; не только приходские священники, как это было прежде, но и все церковнослужители должны были облагаться налогом по драконовской 19 статье указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1943 г. «О подоходном налоге с населения». Среди прочего постановление (пунктом 7) разрешало вводить ограничение колокольного звона по усмотрению местных властей, «если это вызывается необходимостью и поддерживается населением»⁵⁴⁷. Этого было достаточно, чтобы колокольный звон был запрещен почти повсеместно.

В тот же самый день состоялось заседание Священного Синода, на котором по предложению Святейшего Патриарха Алексия I в качестве постоянных членов в состав Синода вошли архиепископ Тульский и Белевский Пимен (Извеков), который еще в декабре 1957 г. стал управляющим делами Патриархии и председатель ОВЦС епископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов). 31 марта в Совет по делам Русской Православной Церкви были приглашены Святейший Патриарх и находящиеся в Москве постоянные члены Синода митрополит Крутицкий Питирим (Свиридов), архиепископ Пимен и епископ Никодим. Председатель Совета В. А. Куроедов предложил архипастырям провести коренную реформу приходского управления, ссылаясь на недовольство верующих тем, что «в нашей подлинно демократической стране, в которой управление государством осуществляется народом», сохранение в религиозных общинах диктаторской власти одного лица недопустимо. «Надо пересмотреть отдельные пункты «Положения об управлении Русской Православной Церковью», чтобы во главе общины был исполнительный орган, а не настоятель церкви»⁵⁴⁸. Отделенная от государства Церковь не обязана была следовать в своей внутренней жизни за новыми политическими веяниями, которые к тому же и к демократии никакого отношения не имели. Для осуществления замысла по разрушению церковной организации подчинение приходских общин и самих клириков так называемым «исполнительным органам», с устранением из этих органов настоятеля, призвано было, по мысли инициаторов реформы, внести разлад в приходскую жизнь, подорвать канонический порядок церковного управления и упростить процедуру закрытия приходов. Влияние уполномоченных на священнослужителей было ограничено канонической церковной дисциплиной, священнической присягой, чувством пастырского долга, а состав приходских собраний (двадцаток) и приходских советов (исполнительных органов) находился под полным контролем уполномоченных, и через них было удобнее и проще проводить в жизнь антицерковные решения. Но в своих разрушительных начинаниях государственная власть всегда прибегала к юридическим аргументам, и на этот раз оно требовало якобы просто привести «Положение об управлении Русской Православной Церковью» в строгое соответствие с постановлением ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 1929 г. «О религиозных объединениях», по которому священнослужители как лица, лишенные избирательного права, устранялись от участия в хозяйственных делах религиозных общин, хотя это постановление находилось в грубом противоречии с Конституцией СССР 1936 г., предоставившей всем гражданам одинаковые права.

18 апреля в Совете состоялась еще одна беседа Патриарха, митрополита Крутицкого Питирима и архиепископа Тульского Пимена с Куроедовым, его заместителем Фуровым и членом Совета Макарцевым. Патриарх представил выработанный в Патриархии проект изменений, которые предполагалось ввести в 4 часть «Положения об управлении Русской Православной Церковью», регламентировавшую приходскую жизнь. Патриарх Алексий был несколько взволнован и начал беседу с изложения жалоб, поступающих на его имя в связи с неправильными действиями на местах при закрытии храмов, и передал телеграммы из Мурманска, Новгород-Волынска и Харькова. Затем перешли к изложению проекта решения Синода о восстановлении прав исполнительных органов в финансово-хозяйственной сфере. Проект частично оказался неприемлемым из-за отсутствия четкого указания о передаче настоятелями храмов всех финансово-хозяйственных дел исполнительным органам общин. Патриарху пришлось принять замечание и подчиниться диктату власти. В тот же день было составлено постановление Священного Синода (Синод при этом не был созван в полном составе), в котором разграничивались обязанности клира и настоятеля прихода, с одной стороны, и исполнительных органов – с другой. При этом настоятелям и клиру вменялось в обязанность сосредоточить свои заботы на духовном руководстве приходом и на храмовом богослужении, но они освобождались от участия в хозяйственно-финансовой деятельности приходской общины, которая возлагалась на исполнительный орган верующих. Именно этот орган нес ответственность перед гражданской властью за сохранность здания и имущества храма.

Это постановление Священного Синода, которое незамедлительно стало проводиться в жизнь под неусыпным контролем уполномоченных Совета, вызвало тревогу епископов. Свое несогласие со столь радикальной реформой приходского управления высказывали архиепископы Ермоген и Винницкий Симон (Ивановский), епископы Новосибирский Донат (Щеголев) и Черниговский Андрей (Сухенко). Архиепископ Симферопольский Лука (Войно-Ясенецкий), предвидя пагубные последствия реформы, писал, что «отныне подлинными хозяевами Церкви будут только церковные советы и двадцатки, конечно в союзе с уполномоченными. Высшее и среднее духовенство останутся только наемными исполнителями богослужений, лишенными большей части власти в распоряжении церковными зданиями, имуществом и деньгами»⁵⁴⁹. После таких высказываний руководство Совета по делам Русской Православной Церкви настаивало перед Патриархом на увольнении архиепископа Луки на покой, но Патриарх отказывался это сделать, напоминая о любви верующих к своему пастырю. Трудности разрешились кончиной святителя. Святитель Лука отошел ко Господу 11 июня 1961 г., в день памяти всех святых, в земле Российской просиявших, на 85-м году своего долгого, многострадального, подвижнического жития.

Ужесточая наступление на Церковь, Совет через своих уполномоченных требовал закрытия все новых и новых храмов и монастырей. Двадцатки, подконтрольные уполномоченному, не могли защитить храмы от закрытия, а приходы от самороспуска. Об этом говорил на июньских встречах в Совете с Фуровым Патриарх Алексий, обращая его внимание на то, что «архиерей в настоящее время не управляет, а архиерействует, а уполномоченный управляет»⁵⁵⁰. Он сетовал, что не может попасть на прием к главе правительства и лично рассказать о закрытии церквей, поэтому в народе его, Патриарха Алексия, считают плохим главой Церкви. Попытки Патриарха склонить руководство Совета к каким-либо уступкам верующим остались тщетными. Более того, Фуров настаивал на удалении личного секретаря Патриарха Даниила Остапова, который энергично противился закрытию церквей и монастырей, а также на увольнении архиепископа Винницкого Симона, епископов Новосибирского Доната, Черниговского Андрея и наместника Почаевской лавры игумена Севастиана. В заключение беседы Фуров заявил: «Страна строит коммунизм, партия и государство заботятся о воспитании человека нового общества, свободного от религиозных предрассудков, и разве не ясно, какова перспектива Церкви лет через 20–30, когда люди будут атеистами?»⁵⁵¹ Сам тон беседы чиновника средней руки с предстоятелем многомиллионной православной паствы красноречиво свидетельствует о беспредельном цинизме, с которым давили на Церковь исполнители предначертаний Н. С. Хрущева, мечтавшего о коммунизме, где не будет места религии.

* * *

18 июля 1961 г., в день памяти преподобного Сергия Радонежского, в Троице-Сергиевой лавре состоялся архиерейский Собор. Для многих его участников открытие Собора явилось совершенной неожиданностью. Епископы были приглашены телеграммами в лавру не на Собор, а на празднование памяти ее святого основателя. Большинство архиереев прибыло в лавру перед всенощным бдением, но ни во время вечернего богослужения, ни на Божественной литургии, которую они совершали 18 июля, епископы еще не знали о решении Священного Синода провести Собор. Лишь на праздничном обеде было объявлено об открытии архиерейского Собора. Скоропалительность в созыве и проведении Собора и известная доля секретности в его организации объяснялись тем, что власти требовали от Священного Синода так провести Собор, чтобы он единогласно утвердил решение о радикальном реформировании порядка приходского управления. Тех епископов, от кого можно было ожидать возражений и критических выступлений, на Собор не пригласили. Архиепископ Ермоген, явившийся без приглашения, не был допущен на заседание как не управляющий кафедрой и уволенный в длительный отпуск.

В своей вступительной речи Святейший Патриарх Алексий I затронул все вопросы, стоявшие в повестке дня. Первым делом он остановился на реформе приходского управления, которая уже проводилась в жизнь на основании принятого синодального определения, по которому «разграничивались обязанности клира приходского, в частности настоятелей, и исполнительных органов. Такое разграничение обязанностей находит свое оправдание в известном из книги Деяний святых апостолов апостольском решении служителям Церкви пребывать в молитве и служении слова, а заботу о столах (хозяйстве) передать избранным из среды церковной лицам (Деян. 6. 2–3)»⁵⁵². Патриарх не умолчал и о том, что с постановлением Синода об устранении духовенства из двадцаток и приходских советов открыто не согласились некоторые из действующих архиереев. Они настаивали на том, что реформа приходского управления противоречит «Положению об управлении Русской Православной Церковью», принятому Поместным Собором 1945 г., архиерейский же Собор, согласно все тому же «Положению» являлся инстанцией нижестоящей по отношению к Поместному Собору. Этими возражениями прикрывались более серьезные опасения, которые не могли быть высказаны в открытой форме. Реформа подрывала порядок приходского управления и нарушала весь строй церковной жизни. В своем выступлении Патриарх Алексий I сказал, что «умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых»⁵⁵³. Но для большинства настоятелей, лишившихся властных полномочий в приходе, удержать приходскую жизнь от духовного разорения, опираясь исключительно на свой религиозно-нравственный авторитет, представлялось малореальным. Это и вызывало озабоченность и несогласие епископов, выступивших против введения реформы.

Обосновывая необходимость увеличения числа членов Священного Синода, Патриарх сказал, что теперь все больше вопросов требуют срочного решения и спешный созыв постоянных членов Синода, из которых митрополит Киевский живет в Киеве, а митрополит Ленинградский – в Ленинграде, бывает в таких случаях затруднительным. Поэтому представляется целесообразным иметь в самой Москве трех постоянных членов Священного Синода, правомочных решать текущие срочные дела. Такими членами кроме митрополита Крутицкого естественно быть управляющему делами Московской Патриархии и председателю ОВЦС. Эти должности и впредь будут замещаться только лицами в епископском сане, о чем следует внести соответствующую поправку в «Положение об управлении Русской Православной Церковью» для последующего утверждения Поместным Собором⁵⁵⁴. Большое внимание Патриарх Алексий I уделил вопросу о вступлении Русской Церкви во Всемирный Совет Церквей, подчеркнув миссионерское значение принятого решения явить западным христианам свет православия. «Истинным путем к единству и спасению является смиренное состояние братской любви, которая сильна упразднить и враждующую гордыню, и стремление к власти, и все, что некогда привело христиан к разъединениям».

Затем участники Собора заслушали доклад митрополита Крутицкого Питирима по вопросу о расширении состава Священного Синода. В прениях по его докладу выступил митрополит Ленинградский Гурий. Специальный доклад о реформе приходского управления сделал новый постоянный член Священного Синода архиепископ Тульский Пимен. Докладчик обосновывал свои выводы в пользу реформы, опровергая исторические аналогии и канонические аргументы ее противников. Известная ссылка на демократические преобразования в стране была всего лишь повторением тех доводов, которые использовал Куроедов в своей беседе с Патриархом и членами Синода. Все архипастыри, участвовавшие в обсуждении этой темы – митрополиты Крутицкий Питирим, Одесский Борис (Вик), архиепископы Минский Варлаам (Борисевич), Саратовский Палладий (Шерстников), Кишиневский Нектарий (Григорьев), поддержали изменения, которые вносились в 4 раздел «Положения об управлении Русской Православной Церковью», подчеркнув, что освобождение настоятеля от административно-хозяйственных обязанностей даст ему больше времени и возможностей для того, чтобы сосредоточиться на главном – на духовном окормлении паствы.

Архиепископ Ярославский Никодим в докладе «Русская Православная Церковь и Всемирный Совет Церквей» сообщил участникам Собора о контактах между священноначалием Русской Церкви и руководством Всемирного Совета Церквей, которые имели место в 50-х гг., особое внимание уделив визиту доктора В. А. Виссерт Хуфта во главе делегации Совета в Москву, где гости были приняты Святейшим Патриархом Алексием I, а также об очередной сессии ЦК Всемирного Совета Церквей в августе 1960 г. в Сент-Эндрюсе (Шотландия). Перед этой сессией там же проходила работа пленарных заседаний «Вера и церковное устройство» и «Комиссия Церквей по международным делам». На заседаниях присутствовали наблюдатели от Русской Православной Церкви. Епископ Среднеевропейский Иоанн (Вендланд) зачитал доклад на тему «Об участии Русской Православной Церкви во Всемирном общехристианском конгрессе в защиту мира в Праге, имевшем место 13–18 июня 1961 г.».

Собор заседал всего один день и принял решения по всем обсуждавшимся вопросам. Во-первых, одобрили изменения, касающиеся 4 раздела («О приходах») «Положения об управлении Русской Православной Церковью». Утвердили журнальное постановление Священного Синода от 18 апреля 1961 г. о мерах по улучшению существующего строя приходской жизни и по приведению его в соответствие с гражданским законодательством «О религиозных объединениях» в СССР. До созыва очередного Поместного Собора Русской Православной Церкви установили следующую схему управления приходами: православная приходская община, объединяющая не менее 20 членов, состоящая в каноническом ведении епископа, создается по добровольному согласию верующих для удовлетворения религиозно-нравственных нужд под духовным руководством избранного общиной и получившего благословение епархиального архиерея священника, регистрируется местной гражданской властью, получает от нее в бесплатное пользование храм и церковную утварь по особому договору и ответственна за целость имущества перед советским законом; для управления делами прихода организуются два органа: церковно- распорядительный – церковноприходское собрание членов учредителей двадцатки и исполнительный – церковноприходской совет в составе трех человек: старосты, помощника старосты и казначея (избираются общиной из прихожан правоспособных и доброй христианской нравственности); для наблюдения за состоянием церковного имущества, за движением денежных сумм и правильностью произведенных расходов избирается ревизионная комиссия в составе трех человек, которая подотчетна общему собранию прихожан; настоятель храма осуществляет духовное руководство прихожанами, наблюдает, чтобы богослужения совершались истово, благолепно, в соответствии с требованиями церковного устава и чтобы все религиозные нужды прихожан удовлетворялись своевременно и тщательно; исполнительный орган не вмешивается в распорядок богослужений и во взаимоотношения членов причта, в спорных случаях обращается к епископу, при приглашении на работу в храм (псаломщиков, пономарей, алтарников и участвующих в богослужении) согласует кандидатов с настоятелем. Перечисленные выше пункты заменяют 4 раздел («О приходах») «Положения об управлении Русской Православной Церковью». Строгое соблюдение как духовенством, так и приходскими общинами гражданского законодательства о Церкви, не говоря уже о церковной дисциплине, обязательно.

Соборным определением была одобрена позиция Священного Синода Русской Православной Церкви по отношению ко Всемирному Совету Церквей за период 1948–1961 гг., а также решение Синода от 30 марта 1961 г. о вступлении Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей, изложенное в послании Патриарха Алексия I на имя генерального секретаря ВСЦ доктора В. А. Виссерт Хуфта с заявлением о вступлении и изложением позиции по экуменическому движению. Собор выражал глубокое удовлетворение по поводу принятия решений 1 Всемирным общехристианским конгрессом о продолжении работы Пражской мирной христианской конференции. Было одобрено решение о присвоении первого церковного ордена Русской Православной Церкви во имя святого равноапостольного князя Владимира Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию. Патриарх поблагодарил архипастырей за высокую награду и труды.

У многих, если не у большинства, архипастырей результаты Собора вызывали тяжелые чувства. И конечно, связано это было с решением об устранении настоятелей приходов и всех клириков от участия в приходских двадцатках и церковных советах. Навязанная Церкви реформа приходского управления, по замыслу ее действительных инициаторов, должна была привести к развалу приходской жизни и подорвать влияние Церкви в обществе.

* * *

С 1961 г. борьба с религией стала партийной верхушкой в самый центр своих идеологических задач. Это звучало в отчетном докладе Н. С. Хрущева на XXII съезде КПСС, в разъяснениях ведущего партийного идеолога Суслова, в тезисе Ильичева на июньском пленуме ЦК КПСС 1963 г. о том, что религия является главным и даже единственным легально существующим в стране идеологическим врагом марксизма. «Нельзя благодушествовать и рассчитывать, что религия как антинаучная идеология отомрет сама по себе, без усилий, без борьбы с ней»⁵⁵⁵. Пленум ЦК ВЛКСМ обязал «комсомольские организации вести неустанную борьбу с носителями религиозного дурмана, вырвать из-под их влияния наших юношей и девушек»⁵⁵⁶.

В конце 1963 г. Идеологическая комиссия ЦК по указанию Хрущева приняла развернутый план антирелигиозной борьбы под названием «Мероприятия по укреплению атеистического воспитания населения», в котором предусматривалось поручить комиссиям по контролю за соблюдением законодательства о культах при рай(гор)исполкомах Советов депутатов трудящихся применение административных мер в случае нарушения установленных правил. Комиссии действовали под руководством уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви, которые в свою очередь тесно контактировали со спецслужбами. Они брали под свой контроль проведение выборов в исполнительные органы религиозных общин, учет крещений, венчаний и погребений для информирования партийных органов, «работу с отдельными верующими и с детьми и подростками, любыми способами пытаясь прекратить посещение церкви детьми»⁵⁵⁷. В 1964 г. Совет по делам Русской Православной Церкви издал циркуляр о контроле за соблюдением законодательства о культах, адресованный председателям местных исполкомов, где все эти и подобные функции закреплялись законодательно.

Путь к скорейшему искоренению религии в Советской стране, по замыслам гонителей Церкви, лежал через массовое закрытие приходов. При этом новые двадцатки, почти не оказывая сопротивления, самораспускались и подавали заявления о снятии религиозной общины с регистрации. На 1 января 1961 г. в Русской Православной Церкви существовало 11 571 приход, за год их число сократилось почти на полторы тысячи. На 1 января 1962 г. в стране оставалось 10 149 православных храмов (в том числе 1489 молитвенных домов), из них более 40 принадлежало Грузинской Церкви. На регистрации при этом состояло 10 221 православная община, так что 72 зарегистрированных прихода своих храмов не имели. Между тем существовал 10 451 недействующий православный храм, где размещались клубы, музеи, склады. Иные и вовсе стояли в запустении и разорении. По данным на 21 августа 1963 г. на регистрации осталось лишь 8314 православных общин, из них 44 в юрисдикции Грузинской Церкви, за полтора года утрачено было почти 200 приходов. При таких темпах на полное разрушение церковной организации потребовалось бы только пять лет, даже меньше того срока, что готовы были терпеть энтузиасты грядущего коммунизма.

Сохранившиеся общины распределялись по стране крайне неравномерно: в огромной Российской Федерации – только 2093 прихода, на Украине –5114, причем около половины из этого числа в Галиции и других западных областях; в Белоруссии – 465, в Молдавии – 231; в Прибалтике – 262, в Казахстане и Средней Азии – 100, в Азербайджане и Армении- 4⁵⁵⁸. Всего за годы хрущевских гонений с 1959 по 1964 г. закрыто было в Молдавии 321 церковь, в Одесской епархии – 210, на Волыни – 180, в Кировской епархии из 75 приходов к 1965 г. осталось 35, в Полтавской епархии закрылось 43 прихода. В Днепропетровской епархии в 1959 г. было 285 приходов, а к концу хрущевской эпохи число их убавилось почти в 6 раз. В Киеве из 25 действующих церквей осталось только 8; в Одессе уцелело 9 приходов из 23, в Ростове-на-Дону – 4 из 12. В Вологодской епархии осталось только 17 приходов, а до революции их было более 800. В Крымской епархии – 12, в Оренбургской – 10. В Новгороде, Орле, Чернигове, Риге и ряде других епархиальных центрах закрыты были кафедральные соборы. Особенно страшный удар нанесен был по Церкви в Белоруссии. Из 1250 православных храмов, которые существовали в 1945 г., к концу 1964 г. осталось немногим более 400. В некоторых больших городах число действующих храмов вернулось на предвоенный уровень. В Саратове в середине 1964 г. осталось 2 действующих храма, в Минске – 2, в Смоленске и Новгороде – по 1 церкви.

В ряде случаев закрытые церкви были варварски уничтожены. Церковь святых апостолов Петра и Павла на Преображенке, особенно дорогой верующей Москве кафедральный храм митрополита Николая, под предлогом, что на этом месте надо открыть вход в метро, была взорвана в канун престольного праздника, в ночь с 10 на 11 июля. Десятки тысяч православных христиан, зная о предстоящей беде, собрались вокруг храма, чтобы уберечь его от разрушения, но их разогнали. Основания для закрытия церквей были разные: в Белоруссии, на Украине и на западе Российской Федерации частым предлогом служило то, что храмы были открыты по разрешению оккупационных властей, следовательно, по советским законам нелегально, хотя в течение почти двух десятилетий эта причина не препятствовала их существованию; часто храм закрывали и разрушали, ссылаясь на необходимость расширить проезжую часть улицы. В сельской местности приходская община не выдерживала налогового пресса, и тогда двадцатка, сформированная гражданскими властями, объявляла о самороспуске. Иногда приход закрывали после снятия с регистрации священника и отказа уполномоченного зарегистрировать другого священника, которого мог бы назначить в приход правящий архиерей.

В годы хрущевских гонений число насельников и насельниц сократилось почти в 4 раза и составляло примерно полторы тысячи человек. К 1964 г. осталось всего 18 монастырей, и среди них Троице-Сергиева и Успенская Почаевская лавра, Псково-Печерский монастырь, Успенский монастырь в Одессе, Покровский и Фроловский женские монастыри в Киеве, мужской и женский монастыри в Жировицах, Свято-Духов монастырь в Вильнюсе, Пюхтицкий женский монастырь в Эстонии. Особенно тяжелым ударом явилось закрытие в 1963 г. древней святыни Руси – Киево-Печерской лавры под предлогом ремонта и реставрации. Ее храмы и пещеры оказались в угрожающем состоянии как раз после прекращения в них богослужений и ухода из монастыря монахов.

Предпринималась попытка закрыть и Почаевскую лавру, но насельники обители во главе с настоятелем архимандритом Севастианом сумели ее отстоять. Правда, их всячески притесняли, создавая невыносимые для жизни условия. Насельников лишали прописки, выдворяли из лаврских стен, подвергали зверским избиениям, призывали насильно в армию, лишали паспортов, арестовывали. Большая часть строений, принадлежавших лавре, была конфискована, остались только церкви и монашеские кельи. Из гостиницы для насельников сделали больницу, запретили зимой продавать топливо, так что иноки вынуждены были спать в неотапливаемых кельях, но добровольно из монастыря не уходили, на что рассчитывали местные руководители, боровшиеся с обителью. Жители Почаева, которые давали приют паломникам, подвергались преследованиям, штрафам, у некоторых конфисковывали дома, других лишали прописки и выдворяли из Почаева. Паломники ночевали на голой земле у лаврских стен или в полях и лесах, окружавших монастырь. На них совершала набеги милиция, тех, кто не успевал скрыться, избивали, иногда арестовывали, вывозили из города по статье за нарушение паспортного режима и приговаривали к лишению свободы, некоторых помещали в дома для сумасшедших.

После архиерейского Собора власти не перестали прибегать к прямым репрессиям против духовенства, в том числе и против епископата. В 1961 г. судили архиепископа Иркутского Вениамина, исповедника, который с 1944 г. 12 лет провел в колымских лагерях; судили по существу за противодействие закрытию церквей в своей епархии, но обвиняли его на суде в покупке «по дешевке краденого вазелинового масла». Этот процесс затеян был для того, чтобы скомпрометировать Церковь в глазах общественности. Епископа Вениамина оставили на свободе. За мужественное сопротивление закрытию храмов был арестован архиепископ Черниговский Андрей (Сухенко) и приговорен к восьми годам лишения свободы по ложному обвинению в экономических злоупотреблениях и «безнравственном поведении». Из лагеря архиепископ Андрей был освобожден досрочно совершенно больным. 6 декабря 1963 г. в Кишиневе скончался находившийся там на покое и под домашним арестом бывший архиепископ Житомирский Венедикт (Поляков), но после его смерти распространился слух, что он стал жертвой тайного убийства, организованного КГБ. Священник Николай Авраменко из города Днепродзержинска осужден был на четыре года лишения свободы с конфискацией имущества. В эти годы репрессиям также подверглись настоятель Покровского собора в Самарканде иеромонах Нифонт, священники Василий Миняев, Иоанн Романюк, Григорий Красюн, Василий Токач, Николай Сапсай и другие священнослужители, которых чаще всего ложно обвиняли по уголовным статьям, хотя истинной причиной являлось пастырское служение.

Особенно жестокие кары обрушились на иноков Свято-Успенской Почаевской лавры. Трижды был судим иподиакон Алипий только за то, что, лишенный прописки, он не покидал обитель: в первый раз он был осужден на шесть месяцев тюремного заключения, во второй раз – на год и в январе 1964 г. приговорен к двум годам тюрьмы строгого режима. По тому же обвинению лаврский иеромонах Дионисий был осужден на год лишения свободы со строгим режимом. Иподиакона Андрея (Щура) за составление сообщения в ООН о гонениях на Церковь в СССР приговорили 13 июля 1964 г. к трем годам лишения свободы с отбыванием в лагерях строгого режима. Во время следствия его зверски избивали, чтобы он назвал имена всех участников составления жалобы в ООН. Почаевский старец иеромонах Иосиф, которого почитали как прозорливца и чудотворца, был избит и насильственно выдворен из лавры, после чего вынужден был в течение нескольких лет скитаться. Хрущевские гонения не обошли стороной открыто исповедовавших свою веру мирян. Их увольняли с работы, студентов отчисляли из учебных заведений, лишали прописки, выдворяли из мест проживания, избивали и приговаривали к лишению свободы, заточали в психиатрические лечебницы как носителей «бредовых идей».

В 1962 г. Святейшему Патриарху Алексию I исполнилось 85 лет, со скорбью наблюдал он очередное разорение Церкви, не в силах остановить натиск ее врагов. В узком кругу он не раз говорил о своем желании уйти на покой, но, опасаясь, что его уход принесет Церкви еще больше несчастий, продолжал нести крест первосвятительского служения. Ввиду преклонного возраста Патриарх Алексий участвовал в принятии решений лишь по самым важным вопросам церковного управления. Значительную часть лета он проводил в своей резиденции в одесском Успенском монастыре. Верным стражем его покоя неизменно был Даниил Андреевич Остапов. Одних он раздражал тем, что порой не допускал к Патриарху даже архиереев, у других вызывал уважение своей безграничной преданностью первосвятителю. Совет по делам Русской Православной Церкви видел в деятельности Д. А. Остапова существенную помеху своей антицерковной политики.

В составе Священного Синода в 60-х гг. произошли значительные перемены. Ушел из жизни самый деятельный из архиереев послевоенных лет – митрополит Николай, еще в 1955 г. скончался митрополит Григорий, 30 марта 1964 г. ушел на покой митрополит Киевский Иоанн (Соколов), скончавшийся 29 марта 1968 г. в возрасте 91 года, пережив своего преемника на Киевской кафедре и в Синоде митрополита Иоасафа (Лелюхина), преставившегося в 1966 г. Непродолжительное время, с 1960 по 1961 г., занимавший Ленинградскую кафедру митрополит Гурий (Егоров) с переводом на Симферопольскую кафедру утратил членство в Синоде. На Ленинградскую кафедру с возведением в сан митрополита 14 ноября 1961 г. был назначен архиепископ Тульский Пимен, уже ранее включенный в состав постоянных членов Синода по должности управляющего делами Московской Патриархии. Митрополит Пимен оставался на Ленинградской кафедре до октября 1963 г., когда был переведен на Крутицкую кафедру после кончины митрополита Крутицкого Питирима. В свою очередь Ленинградскую кафедру занял тогда митрополит Никодим, назначенный в 1961 г. постоянным членом Священного Синода по должности председателя ОВЦС. Еще одним постоянным членом Синода с 14 ноября 1961 г. по 25 февраля 1964 г. по должности управляющего делами Патриархии был епископ Дмитровский Киприан (Зернов).

Таким образом, в ближайшем окружении Святейшего Патриарха Алексия I оказались архипастыри иных поколений, чем он, архиерей дореволюционного поставления: митрополит Иоасаф родился в 1903 г., митрополит Пимен – в 1910 г., архиепископ Киприан – в 1911 г. и митрополит Никодим – в 1929 г. Наиболее влиятельным членом Священного Синода в начале 60-х гг. был архиепископ Дмитровский Киприан. К нему, в резиденцию Патриарха и Священного Синода в Чистом переулке устремлялось множество просителей о помощи в защите приходов, которым грозило закрытие. Об обстановке в приемной управляющего делами Патриархии рассказывал один из его почитателей со слов священника, который был близок к архиепископу Киприану: «У владыки почти никогда не было очереди, ибо он поступал как старые русские сановники: выходил из кабинета и спрашивал каждого посетителя, по какому он делу. (Притом, конечно, частенько оказывалось, что люди пришли не по тому адресу.) А мелкие дела он решал тут же, в приемной»⁵⁵⁹. Иногда благодаря изрядной изобретательности архиепископу Киприану удавалось уберечь храм от закрытия. Характерен такой случай: местный уполномоченный требовал от епископа закрытия одной из трех церквей в Костроме (как правило, церкви закрывались тогда по требованию уполномоченных руками самих архиереев); преосвященный обратился к управляющему делами, и тот дал ему такой совет: «Ты ему скажи, что дашь закрыть ту, где у тебя теперь собор. А собор ты переведешь в другой храм. Но перед тем, конечно, надо будет сделать ремонт... А ремонт затяни... А там, глядишь, у них кампания по закрытию храмов кончится, и все пойдет по-старому». Так оно и вышло»⁵⁶⁰. Все три храма в Костроме действительно сохранились.

С инициативой архиепископа Киприана связана важная реформа в приходской жизни – переход священнослужителей на ежемесячную зарплату вместо получения определенной части приходского дохода. После того как в конце 50-х гг. были введены налоговые ставки с доходов священнослужителей, прежняя система содержания духовенства стала источником многочисленных конфликтов между клириками и финансовыми органами. В разговоре с Куроедовым архиепископ Киприан предложил установить священнослужителям твердую зарплату и с нее отчислять налоги. В духовенстве к этой реформе отнеслись по-разному, впрочем, как и вообще к личности архиепископа Киприана. 25 февраля 1964 г. архиепископ Киприан был освобожден от должности управляющего делами Московской Патриархии и постоянного членства в Синоде. Его преемником по декабрь 1964 г. снова стал преосвященный Пимен, митрополит Крутицкий и Коломенский.

В 1-й половине 60-х гг. резко изменился состав епископата Русской Церкви. Из жизни земной в жизнь вечную уходили архипастыри, родившиеся в XIX в., хиротонисанные во епископы в довоенные и военные годы: председатель Хозяйственного управления при Священном Синоде архиепископ Можайский Макарий (Даев; † 1960); реэмигрант из Китая архиепископ Ростовский и Новочеркасский Никандр (Викторов; † 1961); митрополит Воронежский Иосиф (Орехов; † 1961); митрополит Ставропольский и Бакинский Антоний (Романовский), архиерей с 1924 г., в 30-х гг. узник лагерей, много потрудившийся в деле восстановления канонического общения Русской и Грузинской Православных Церквей († 1962); архиепископ Иоасаф (Журманов; † 1962), незадолго до кончины уволенный по болезни на покой с Тамбовской кафедры; митрополит Вениамин (Федченков; † 4 октября 1961 г.), пребывавший на покое в Псково-Печерском монастыре после 1958 г.

28 октября 1962 г. ко Господу отошел архипастырь-исповедник епископ Афанасий (Сахаров), который провел в лагерях и тюрьмах 33 года. Участник Поместного Собора 1917–1918 гг. в сане иеромонаха, он вместе с академиком Тураевым составил службу праздника всех святых, в земле Российской просиявших, восстановленного Собором. В сан епископа Ковровского он был хиротонисан в 1921 г. После издания «Декларации» 1927 г. отделился от Патриархии и возвратился в послушание Патриархии после избрания первосвятителем Русской Церкви Алексия I, находясь еще в лагере. После освобождения епископ Афанасий поселился в Петушках, совершая богослужение в церкви, устроенной в его маленьком доме. Как пишет митрополит Мануил в своем «Каталоге», «последние годы жизни епископа Афанасия в Петушках были годами затвора и ученого подвижничества. Несмотря на преклонный возраст и перенесенные труды и болезни, он с юношеским рвением трудился над исследованием нашего православного богослужения, житий русских святых и составил обстоятельный труд «О поминовении усопших по уставу православной Церкви""⁵⁶¹. К нему в Петушки стекались посетители со всей России. «Любовь, теплоту и сердечность,– пишет митрополит Мануил,– чувствовал каждый, кто соприкасался с благостным архипастырем»⁵⁶². Перед кончиной он испытывал большую тревогу за судьбу гонимой Церкви. Последнюю службу свою епископ Афанасий совершил 15/28 июня в день всех святых, в земле Российской просиявших.

4 ноября 1962 г. скончался митрополит Нестор (Анисимов), получивший известность еще в предреволюционные годы как камчатский миссионер, хиротонисанный в сан епископа Камчатского и Петропавловского в 1916 г. Владыка Нестор был членом Поместного Собора 1917–1918 г. На исходе гражданской войны он вывез святые мощи великой княгини Елисаветы и ее келейницы Варвары с Урала на Святую землю. В 1948 г. он был арестован и восемь лет провел в лагере в Мордовии. По возвращении на свободу он встретил самое теплое и заботливое отношение к себе со стороны первосвятителя и был назначен на Новосибирскую кафедру. Возраст (митрополит Нестор родился в 1884 г.) и тяжелая болезнь заставили его в 1958 г. уйти на покой, но, как только он немного поправился, он захотел вернуться к архиерейскому служению и был назначен временно управляющим Кировоградской епархией. За отпеванием митрополита Нестора об упокоении его души молился Святейший Патриарх Алексий I. Погребли его в Переделкине, около церкви Преображения. На мраморном кресте написано: «Митрополит Нестор. Камчатский миссионер».

Из маститых архиереев старшего поколения помимо Святейшего Патриарха в середине 60-х гг. на кафедрах оставались митрополиты Симферопольский Гурий (Егоров), Куйбышевский Мануил (Лемешевский), архиепископы Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов), Калужский Ермоген (Голубев), Орловский Палладий (Шерстенников), Псковский Иоанн (Разумов). Большую часть епископов к тому времени составляли уже архиереи, родившиеся в XX в. и хиротонисанные в послевоенные годы. Типичными для этих лет были хиротонии монахов, получивших образование в возрожденных духовных академиях – Московской и Ленинградской. В 1959 г. Леонида (Полякова) хиротонисали во епископа Курского, в 1960 г. Сергия (Петрова) во епископа Белгород-Днестровского, в 1961 г. Николая (Кутепова) во епископа Мукачевского и Никодима (Руснака) во епископа Костромского; в 1962 г. Серафима (Никитина) во епископа Курского, Никона (Фомичева) во епископа Выборгского; в 1964 г. Антония (Мельникова) во епископа Белгород-Днестровского.

3 сентября 1961 г. в таллинском Александро-Невском кафедральном соборе состоялась хиротония во епископа Таллинского ныне здравствующего предстоятеля Русской Православной Церкви Алексия II. Хиротонию возглавлял архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов). В канун хиротонии, при наречении во епископа, архимандрит Алексий (Ридигер) сказал:

«С юных лет в моем сердце была любовь к храму Божьему и в глубине своей души я слышал голос, зовущий: Иди ко Мне (Лк. 5. 27). В юные годы я любил прислуживать при богослужениях, а затем, по получении богословского образования и принятии благодати свящества, в течение 11 лет проходил пастырское служение, черпая силы для его прохождения в молитве и укрепляющей силе Божественной благодати, которая «немощная врачует и оскудевающая восполняет». Теперь мне предстоит более трудный подвиг в сане епископа. Перед моим духовным взором в качестве идеала истинного пастыря рисуется образ Божественного Пастыреначальника Господа Иисуса Христа. Вспоминаются Его заветы святым апостолам и другим последующим пастырям святой Церкви Христовой, которым заповедано быть добрыми пастырями, полагающими душу свою за овцы своя (Иоан. 10. 11), являться для верных образцом словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою (1Тим. 4. 12), преуспевать в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости, подвизаться добрым подвигом веры (1Тим. 6. 11–12). Вот те основные требования, которые предъявляет Господь в Священном Писании к каждому истинному пастырю, а к епископу в особенности. А чтобы исполнить в жизни эти великие требования, одних слабых человеческих сил недостаточно, нужна особая, укрепляющая, благодатная помощь. Я любил повторять слова великого апостола языков Павла вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп. 4. 13)"⁵⁶³.

Епископ Таллинский Алексий был одним из тех немногих новохиротонисанных архиереев, кто родился и жил вне Советского государства, в Эстонии. Епископ Костромской Никодим (Руснак) был уроженцем Северной Буковины, которая до 1940 г. входила в состав Румынии, и тоже помнил время без атеистического диктата. Большинство же епископов жили только в условиях советского режима, и, может быть, поэтому бесправное положение Церкви в государстве не воспринималось ими так остро, как церковными людьми старшего поколения, сохранившими память о дореволюционной России. Новохиротонисанные епископы не в силах были активно противодействовать политике властей, но решимость верно служить Спасителю, когда, казалось, все общество отвернулось от Него и глумилось над Ним, у них была. Во всяком случае в епископате на рубеже 50–60-х гг. не было ни одного случая ренегатства.

В приходском духовенстве, которое и в годы хрущевских гонений насчитывало до 10 000 священников и диаконов, были печальные случаи отпадений и предательства. Публично от веры отрекались те, кто вступал на стезю священства по земным расчетам, не обладая ни истинной верой во Христа, ни желанием обрести ее. Однако в целом русское духовенство выдержало грозу хрущевских гонений не менее стойко, чем самоотверженные пастыри 20–30-х гг. Среди священников, которые жертвенно исполняли свой долг в это время, были и выдающиеся пастыри, замечательные проповедники, опытные и мудрые духовники. Так, в Москве совершали служение любимые народом протоиереи Александр Толгский, Николай Никольский, Николай Голубев, Владимир Елховский, Всеволод Шпиллер. В 1960 г. Русская Православная Церковь потеряла протопресвитера Николая Колчицкого, настоятеля патриаршего Богоявленского собора, который в течение почти двух десятилетий исполнял обязанности управляющего делами Московской Патриархии, не оставляя и своего прямого пастырского долга: служил уставно, истово, окормляя многочисленных духовных чад.

Несмотря на заметные успехи хрущевской атеистической кампании среди молодого поколения страны, в 60-х гг. так и не удалось оторвать от Церкви верующий народ, большинство населения Западной Украины и Белоруссии, Молдавии от мала до велика оставалось верующим. В сельской местности и в России женщины не только старшего, но и среднего возраста сохранили связь с Церковью. Статистика треб за 1961 г. оставалась приблизительно такой же, как и за 1960 г. По данным Совета по делам Русской Православной Церкви, крещеных по отношению к числу новорожденных было от 9% в Курской (это минимум) до 60% в Ярославской области (это максимум); венчаний в сравнении со всеми зарегистрированными браками – от 0,2% в Архангельской до 11% в Горьковской области и церковных погребений по отношению к документально зафиксированным смертям – от 7% в Архангельской до 79% в Кировской области, но эти данные, несомненно, занижены, потому что многие старались избежать регистрации треб, опасаясь неблагоприятных последствий со стороны государственных властей. В первую очередь это касалось крещений, в действительности их было, может быть, в 1,5–2 раза больше, поэтому можно утверждать, что крестили до ²/₃ всех детей. Что касается отпеваний, то статистика отражает только те, что совершались в храме. Во многих случаях, если не в большинстве, отпевали заочно, и тогда можно говорить почти о 90%. Число же венчаний было действительно крайне низким – в российских областях, вероятно, не более 3%. Но в Молдавии и на западе Украины венчание оставалось совершенно необходимым для большинства пар, вступавших в брак.

После закрытия почти всех монастырей хранителями благочестия и православных традиций стали монахи и особенно монахини, вынужденные спасаться вне монастырских стен, чаще всего исполнявшие на приходах обязанности уставщиц, псаломщиц, певчих; беседуя с прихожанами, они научали их христианской жизни, а искавших познания истины приводили ко Христу, в Его Церковь. Характерным явлением религиозной жизни 60-х гг. было полулегальное паломничество к разоренным святым местам, в Оптину пустынь, в Дивеевский монастырь, к святым источникам, связанным с подвигами прославленных угодников и почитаемых в народе подвижников благочестия. Одним из благодатных событий в жизни Русской Православной Церкви явилось первое после Поместного Собора 1917–1918 гг. прославление святого. 19 июля 1962 г. Священный Синод под председательством Святейшего Патриарха Алексия I постановил причислить имя преподобного Иоанна Русского «к лику святых, чтимых Русской Православной Церковью, установив празднование ему в день его преставления – 27 мая (в соответствии с днем праздника его в Греческой Церкви), в день памяти святого Иоанна службу ему править с полиелеем»⁵⁶⁴.

* * *

В начале 60-х гг. государство, как и в предыдущее десятилетие, поддерживало международные контакты Церкви. Эта деятельность не вызывала опасений у атеистов, хотя всегда оставалась под неусыпным контролем соответствующих органов, но таков был общий порядок в стране, и с ним приходилось мириться. Русская Православная Церковь в силу своей природы участвовала в миротворческом движении, потому что цели и задачи его не расходились с евангельскими заповедями. Появлением и активным участием своих представителей в международных форумах Русская Православная Церковь укрепляла свое положение в первую очередь в самом СССР.

В 1-й половине 60-х гг. представители православных поместных Церквей неоднократно посещали Москву и встречались с Патриархом. В июле 1960 г., после своего избрания на первосвятительский престол, приезжал Католикос-Патриарх Грузии Ефрем II. В ноябре и декабре 1960 г. предстоятель Русской Православной Церкви Патриарх Алексий I совершил второе паломничество на Святую землю и к святыням Востока, встретился с Патриархами Константинопольским Афинагором, Александрийским Христофором, Антиохийским Феодосием VI, Иерусалимским Венедиктом; архиепископом Афинским Феоклитом. В пасхальные дни 1962 г. Патриарх Алексий побывал на Балканах и встречался с Патриархами Сербским Германом, Румынским Юстинианом и Болгарским Кириллом. В июне 1963 г. на святой Афонской горе состоялось торжество, посвященное 1000-летию афонского монашества. Делегацию Русской Церкви на этом торжестве возглавлял архиепископ Никодим (Ротов).

В рамках подготовки к Всеправославному Собору на острове Родос состоялось I Всеправославное совещание (сентябрь 1961 г.), определившее основные направления работы предстоящего Собора. Их оказалось восемь: вера и догмат, богослужение, управление и церковный строй, взаимоотношения православных Церквей с остальным христианским миром, православие в мире, общебогословские темы, социальные проблемы. 10 мая 1962 г. Священный Синод Русской Православной Церкви образовал комиссию во главе с архиепископом Никодимом (Ротовым) по выработке позиции Русской Церкви по означенным направлениям. В сентябре-октябре на II Всеправославном совещании (остров Родос) было принято решение о начале богословского диалога с католической Церковью, которая в это время проводила II Ватиканский Собор. При папе Иоанне XXIII католическая Церковь переживала радикальные перемены, которые касались литургии, церковного права, богословия, а также отношений с православной Церковью, протестантами и нехалкидонскими Церквами. Эти перемены, однако, не затронули ядра католицизма – непоколебленным остался папский абсолютизм, доктрина о непогрешимости папы и отделившее католическую Церковь от вселенского православия в XI в. учение о Filioque.

В канун II Ватиканского Собора председатель секретариата по вопросам христианского единства кардинал Беа высказался о желательности присутствия представителей православной Церкви в качестве наблюдателей на Соборе. В № 5 «Журнала Московской Патриархии» за 1961 г. была опубликована редакционная статья «Non possumus», где, в частности, напоминалось, что за словами католических деятелей о христианском единстве стоит «не что иное, как стремление распространить власть Рима на православную Церковь»⁵⁶⁵. Отказ от участия в Соборе мотивировался тем, что для Русской Православной Церкви «основа христианского единства представляется несовместимой ни с принципом монархической централизации церковной власти, ни с враждой к инакомыслящим. Не власть, а любовь должна объединить христиан. И в силу этого убеждения, исключающего какое бы то ни было участие наше в деяниях нового Concilium Vaticanum, Московская Патриархия отвечает кардиналу Беа: «Non possumus""⁵⁶⁶.

Как видно из интервью Святейшего Патриарха Алексия I французскому журналисту Жану Булье в сентябре 1962 г. по вопросу об участии во II Ватиканском Соборе, позиция Русской Церкви изменилась: «Церкви Православная и Римско-католическая близки друг к другу в области вероучительной и литургической, и мы верим, что разделяющие их отличия с помощью Божией и при наличии обоюдной доброй воли могли бы со временем быть преодолены»⁵⁶⁷. После этого интервью официально было заявлено, что позиция, изложенная в статье «Non possumus»,– это частное мнение ее автора А. В. Ведерникова. Возможно, особый интерес советского руководства к тому, что будет происходить на Соборе, который мог стать важным событием не только религиозной, но и политической жизни, вызвал столь резкое изменение в позиции священноначалия. Церковь же свое участие в Соборе связывала с надеждой, что католики обладают рычагами влияния на политических лидеров, в том числе и Советского Союза. Как бы там ни было, но в конце сентября в Москву для обсуждения вопроса участия в Ватиканском Соборе наблюдателей от нашей Церкви, приехал Иоанн Виллебрандс, член секретариата по христианскому единству, которого принял председатель ОВЦС архиепископ Никодим. 10 октября 1962 г. после окончания этих переговоров Священный Синод вынес постановление послать наблюдателями на II Ватиканский Собор от Московского Патриархата «исполняющего обязанности представителя Русской Православной Церкви при Всемирном Совете Церквей профессора Ленинградской Духовной Академии протоиерея Виталия Борового и заместителя начальника русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрита Владимира (Котлярова)»⁵⁶⁸. Наблюдатели от нашей Церкви участвовали в заседаниях всех четырех сессий II Ватиканского Собора, который продолжался до 1965 г.

Представители Русской Церкви присутствовали наблюдателями на ламбетских конференциях епископов англиканской Церкви. В 1962 г. Москву посетил примас англиканской Церкви архиепископ Кентерберийский Михаил Рамсей. В 1964 г. ответный визит нанес Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I. С начала 60-х гг. были установлены контакты с реформаторскими Церквами Европы и Северной Америки, проводились собеседования с богословами лютеранских и евангелических Церквей Германии и Северной Европы.

С 18 ноября по 6 декабря 1961 г. в Нью-Дели на III ассамблею ВСЦ направлена была делегация Русской Православной Церкви во главе с председателем ОВЦС архиепископом Ярославским Никодимом. С 1962 г. представителем Русской Православной Церкви при ВСЦ в Женеве назначен был архимандрит Владимир (Котляров). 3 июля 1963 г. при Священном Синоде была образована Комиссия по вопросам христианского единства, председателем которой стал архиепископ Никодим (Ротов). С 1964 г. представители духовных школ Московского Патриархата участвовали в ассамблеях «Всемирного сотрудничества православной молодежи». В рамках ВСЦ представители Русской Церкви участвовали в 1964 г. в Орхусе в консультациях с богословами нехалкидонских Церквей.

* * *

14 октября 1964 г., в праздник Покрова Божией Матери – небесной Заступницы Православной Церкви и православной России, Н. С. Хрущев был смещен со своих высоких постов. Новое политическое руководство оказалось более трезвым, чем отправленный в отставку правитель, и отказалось от некоторых из самых утопических и сумасбродных проектов Хрущева, в том числе и от его пагубных замыслов разгрома Православной Церкви. В своей политике по отношению к верующим новая власть учитывала реальное положение дел; хотя атеизм по-прежнему составлял ядро коммунистической идеологии и устранение религии оставалось высшей целью партии, цель эта теперь не предлагалась в качестве ближайшей задачи. Хрущев лично являлся главным вдохновителем и стратегом атеистической кампании; после него лица, занимавшие высшие должности в государстве,– Л. И. Брежнев, Н. А. Косыгин, Н. В. Подгорный, непосредственно не вмешивались в атеистическую пропаганду. В области идеологии полнота власти принадлежала секретарю ЦК Суслову, который считал, что надо продолжать решительную «борьбу с религией», но так, чтобы «нас не склоняли» за это на Западе и чтобы «не давать воли всяким экстремистам»⁵⁶⁹.

Характерным проявлением нового курса во взаимоотношениях с верующими явились результаты состоявшегося в конце 1964 г. в Верховном суде под председательством А. Ф. Горкина совещания, где были признаны многочисленные факты нарушения законности в отношении верующих. По материалам этого соверщания в январе 1965 г. Верховный Совет СССР принял соответствующее постановление и отменил ряд вынесенных ранее судебных приговоров. Некоторые из осужденных по обвинению в нарушении законодательства об отделении Церкви от государства были освобождены из мест заключения, другие возвращены из ссылки. 18 марта 1966 г. Президиум Верховного Совета СССР внес поправку в 142 статью Уголовного кодекса РСФСР, предусматривающую лишение свободы сроком до трех лет за нарушение закона об отделении Церкви от государства, и в специальном постановлении разъяснил, какие действия подпадают под эту статью. Последовавший за этим указ Президиума Верховного Совета РСФСР заменил наказание в административном порядке на штраф в размере до 50 руб. по ряду действий, подпадавших под 142 статью. Аналогичные изменения внесены были и в законодательства других союзных республик. Впрочем, воспользоваться этими послаблениями могли скорее сектантские общины, например, баптисты, которых обвиняли в «организации и проведении собраний». В то же время на основании этой статьи за «совершение обманных действий с целью возбуждения религиозных суеверий в массах населения» продолжали карать свидетелей чудесных проявлений благодати Божией, которые не молчали об увиденном или пережитом ими чуде. В судебной практике Советского государства всякое чудо квалифицировалось как обман или как следствие психического расстройства. Ясно, что жертвами соответствующей части 142 статьи чаще всего становились православные священнослужители и миряне. Столь явная тенденция в самом характере смягчения уголовного законодательства, вероятнее всего, объясняется тем, что западное общественное мнение было гораздо чувствительнее к притеснениям религиозных меньшинств в Советском Союзе, чем к гонениям на православную Церковь, и с этим мнением вынуждены были считаться в Кремле.

8 декабря 1965 г. Совет министров СССР постановил преобразовать Совет по делам Русской Православной Церкви и Совет по делам религиозных культов в единый орган – Совет по делам религий при Совете министров СССР. Административная система, сложившаяся во время Великой Отечественной войны, если не юридически, то хотя бы административно подчеркивала особое положение Русской Православной Церкви среди религиозных общин. В мае 1966 г. было опубликовано положение «О Совете по делам религий при Совете министров СССР», ранее действовавшем исключительно на основании секретных инструкций⁵⁷⁰. Это положение откровенно определяло функции нового учреждения как органа контроля атеистического государства за чуждой ему и опасной для него деятельностью религиозных общин.

Рост духовного противостояния верующих гонителям Церкви, опасность ухода религиозной жизни в подполье, оглядка на мировое общественное мнение – все это заставило власть приостановить открытую борьбу с Церковью, перевести антирелигиозную политику в русло постепенного, рассчитанного на длительное время вытеснения веры из сознания народа. Несколько изменив тон и смягчив оскорбительную агрессивность, атеисты компенсировали потерю размахом пропагандистских мероприятий. Вот статистические данные по Воронежской области, которые, вероятно, отражают ситуацию в целом по стране. Если в 1957 г. было прочитано 1532 атеистические лекции, в 1962 г. (в разгар хрущевских гонений) – 6142, то в 1968 г.– уже 9916. В новом уставе ВЛКСМ, принятом в мае 1966 г., на комсомольцев возлагалась обязанность «вести решительную борьбу» с «религиозными предрассудками», которые поименованы в одном ряду «со всеми проявлениями буржуазной идеологии», «тунеядством», «различными антиобщественными проявлениями и другими пережитками прошлого»⁵⁷¹. В феврале 1967 г. с большим размахом был проведен «Всесоюзный семинар по вопросам атеистического воспитания молодежи», где выступавшими не раз подчеркивалось, что необходимо совершенствовать индивидуальные методы работы с верующими, особенно с детьми, подверженными религиозному влиянию семьи.

Между тем устранение настоятелей и клириков от административно-хозяйственных дел приходов ставило их в сложное положение, затрудняло духовное окормление паствы, порождало конфликтные ситуации. Власть старост приобрела огромную силу. Столь печальную ситуацию в жизни приходов, сложившуюся в результате навязанных Церкви решений архиерейского Собора 1961 г., попыталась исправить группа архиереев. Инициативу взял на себя архиепископ Калужский Ермоген. Летом 1965 г. он составил «Заявление» на имя Святейшего Патриарха Алексия, подписанное архиепископами Иркутским Вениамином (Новицким), Казанским Михаилом (Воскресенским), Пермским Леонидом (Поляковым), Пензенским Феодосием (Погорским), Новосибирским Павлом (Голышевым), Мукачевским Григорием (Закалякой), Ташкентским Гавриилом (Огородниковым), епископами Рижским Никоном (Фомичевым) и Черновицким Нестором (Тугаем). В «Заявлении» говорилось о негативных последствиях реформы приходского управления и ставилась под вопрос каноническая состоятельность соответствующих решений Собора, а также предлагалось внести такие поправки в Положение об управлении Русской Православной Церковью, которые бы позволили настоятелям входить в состав приходских собраний двадцаток. Особенно острым местом «Заявления» было указание на то, что юридические акты, на основании которых власти заставили архиерейский Собор изменить порядок приходского управления, были изданы до Конституции 1936 г. и вошли в противоречие с теми ее статьями, которые декларировали равноправие всех граждан СССР, не делая при этом исключения для священнослужителей.

25 ноября 1965 г. архиепископ Ермоген был уволен на покой, и местом пребывания ему вновь указан был Жировицкий Успенский монастырь. 25 декабря 1967 г. он составил и на этот раз уже только от себя направил Патриарху документ, озаглавленный «К 50-летию восстановления патриаршества. Историко-каноническая и юридическая справка»⁵⁷². Эта справка замечательна по глубине и строгости канонической мысли, по меткости и взвешенности аргументов юридического характера, хотя, конечно, архиепископ Ермоген не мог не сознавать практическую неосуществимость его предложений, по крайней мере в ближайшее время. Горечь и боль за Церковь, попираемую внешними врагами, вольными, а чаще невольными помощниками которых в силу разных причин становились и церковные люди, толкали архиепископа Ермогена на крайне жесткие и, может быть, не вполне справедливые характеристики своих собратий. Справка архиепископа Ермогена затрагивает разные стороны церковного управления: порядок поставления архиереев, формирования Священного Синода, избрания Святейшего Патриарха, а также, конечно, и самую больную тему – приходское управление. Если критика 10 архиереев была направлена против решений архиерейского Собора 1961 г., то архиепископ Ермоген указывал на канонические несоответствия и отступления от норм, принятых на Соборе 1917–1918 гг., во всем строе церковного управления, установленном Поместным Собором 1945 г. В заключение он писал, что «состояние Русской Православной Церкви к началу второго 50-летия по восстановлении в ней патриаршества нельзя считать удовлетворительным. Указать на эту неудовлетворительность и на причины, породившие ее, было основной задачей настоящей справки. Сделать это автор счел своим церковным долгом как архиерей Русской Православной Церкви, учитывая, что в связи с празднованием 50-летия восстановления патриаршества не будет недостатка в льстивых панегириках, всегда вредящих правде»⁵⁷³.

Широкую известность приобрело появившееся чуть раньше «Открытое письмо» московского священника Николая Эшлимана и дмитровского священника Глеба Якунина (21 ноября 1965 г.), адресованное Святейшему Патриарху Алексию, и их же заявление председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорному (15 декабря 1965 г.). Оба обращения затрагивали одни и те же вопросы: о «беззаконных действиях руководителей и уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви, преступно нарушающих принципы социалистической законности и основные законодательные установления советской власти, определяющие отношение Советского государства к Церкви», о насильственном закрытии храмов в 1959–1964 гг., о неправомерном вмешательстве представителей государственной власти во внутрицерковную жизнь. Однако пафос «Открытого письма» священников Н. Эшлимана и Г. Якунина заключался не столько в обличении гонителей Церкви, по отношению к ним оба священника соблюли благоразумную деликатность, а в развязных обвинениях священноначалия, епископата и духовенства в сознательном или малодушном попустительстве разорению Церкви. В начале 1966 г. все три документа: заявление Подгорному, « Открытое письмо» Патриарху и приложение с обращением к архиереям – были опубликованы за рубежом и переведены на иностранные языки, транслировались по радио, в том числе и на нашу страну. Тема гонений на Церковь в Советском Союзе с этих пор стала одной из дежурных в западных публикациях о нашей стране, хотя, конечно, там хорошо знали о них и ранее. В большинстве статей ей сопутствовали неоправданные обвинения предстоятеля Церкви, Московской Патриархии и епископата в попустительстве врагам Церкви и соучастии в ее разрушении.

24 декабря 1965 г. Патриарх Алексий подписал резолюцию об « Открытом письме» , коей поручалось преосвященному митрополиту Крутицкому Пимену указать составителям на незаконность и порочность их действий, направленных на соблазн Церкви, и на соответствующем докладе преосвященного иметь о священниках Н. Эшлимане и Г. Якунине «особое суждение» ⁵⁷⁴. В мае 1966 г. митрополит Крутицкий Пимен вызвал к себе авторов нашумевших документов. Н. Эшлиман и Г. Якунин были весьма далеки от того, чтобы сожалеть о сделанном, и твердо стояли на своем, вскоре они были запрещены в священнослужении впредь до раскаяния. В дальнейшем их пути разошлись. Н. Эшлиман отошел от общественной деятельности и церковной жизни; вступив во второй брак и, вероятно, сознавая каноническую тяжесть своего деяния, неоднократно, до самой смерти обращался в Патриархию с прошением о лишении сана. Г. Якунин стал одним из самых активных участников диссидентского движения, открытым и демонстративным неповиновением высшей церковной власти он вынудил священноначалие вначале лишить его сана, а потом, ввиду его нераскаянности, отлучить от Церкви.

Активным участником церковно-диссидентского движения еще в конце 50-х гг. был А. Э. Краснов-Левитин, в прошлом обновленческий диакон, друг и почитатель Введенского, в послевоенные годы отбывавший лагерный срок. После освобождения он был одним из частых авторов « Журнала Московской Патриархии» , правда, статьи его печатались за чужими подписями. В начале 60-х гг. он вместе с В. Шавровым написал « Очерки по истории русской церковной смуты» – книгу, посвященную главным образом обновленчеству. Тогда же Краснов-Левитин писал и апологетические статьи, распространявшиеся в машинописных копиях, часто это были полемические ответы на антирелигиозные публикации советской прессы. В 1965 г. таким образом появилась его статья « Больная Церковь» , в которой особенно резко он отзывался о состоянии московских духовных школ. Статья вызвала возмущение в среде преподавателей и студентов, многие из которых были близко знакомы с автором. Статьей « Час суда Божия» Краснов-Левитин поддержал Н. Эшлимана и Г. Якунина.

В 60-х гг. на Западе было опубликовано также несколько писем Б. В. Талантова, сына священника, расстрелянного в 1937 г., преподавателя математики в высших учебных заведениях города Кирова, в этих письмах он рассказывал о гонениях на Церковь, о закрытии храмов и репрессиях против верующих в Кировской епархии. В местной печати развязана была травля лиц, подписавших одно из этих писем. Несколько человек, в том числе жена Б. В. Талантова, не выдержав этой травли, скончались. В провинции репрессивные органы действовали более решительно, чем в столице. 12 июня 1969 г. Борис Владимирович Талантов был арестован и осужден на 2 года лагерей. Его содержали в таких условиях, что он тяжело заболел; актированный по болезни, он скончался в неволе за несколько часов до освобождения 4 января 1971 г. Выступления священнослужителей и мирян затрудняли проведение антицерковных мероприятий; хотя протесты появились с некоторым опозданием, хрущевская кампания закончилась и положение Церкви несколько стабилизировалось. Протесты диссидентов пусть в малой степени, но все же ослабляли давление государства на Церковь, но в то же время нападки церковных оппозиционеров на Патриархию подрывали ее авторитет, вносили смущение в умы церковных людей, особенно из новообращенных, служили для них соблазном.

Существуют документы, проливающие некоторый свет на то, как тема церковного диссидентства отражалась на взаимоотношениях Патриархии с Советом по делам религий. 21 февраля 1967 г. заместитель председателя Совета В. Г. Фуров пригласил к себе митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена с отчетом о принятых мерах по резолюции Патриарха об «Открытом письме». Выслушав митрополита Пимена, Фуров пытался обвинить его в пособничестве диссидентам на основании того, что митрополит отдал им «как текст инструкций и резолюций Патриарха, так и письменные ответы некоторых епископов на письмо этих священников» ⁵⁷⁵. Год спустя, 21 февраля 1967 г., состоялась еще одна беседа в Совете с митрополитом Крутицким Пименом. На этот раз поводом послужила ситуация в московском приходе святителя Николая в Кузнецах. От митрополита Пимена требовали доложить о мерах, принятых против распространения письма, темой которого был состав приходской двадцатки. Передавая Фурову слова протоиерея Всеволода Шпиллера о том, что письмо может оказаться у иностранцев, часто посещающих этот храм, если не прекратится давление на приход, митрополит Пимен, очевидно, надеялся, что Совет не заинтересован в новом большом шуме за рубежом и приход оставят в покое. Далее разговор коснулся Эшлимана и Якунина, а также архиепископа Леонида. Независимо от того, что думал митрополит Пимен о действительных мотивах, побудивших московских священников бросить вызов властям и Патриархии, своим объяснением мотивов их поведения (деньги, изъятие из рук духовенства церковной кассы) он пытался уберечь священников от возможных репрессий. Сребролюбие в глазах представителей власти было куда более извинительным мотивом, чем принципиальная идейная позиция. Слова митрополита Пимена о том, что архиепископ Леонид (Поляков) недоволен увольнением из Патриархии (до 1962 г. он был викарным епископом Московской епархии), рассчитаны были на то, чтобы впредь предостеречь власти от давления на Патриархию при решении вопроса о замещении епископских кафедр. Владыку Леонида перевели в провинцию по требованию Совета, разрушительным акциям которого архипастырь умел оказывать искусное противодействие.

22 декабря 1964 г. управляющим делами Московской Патриархии и постоянным членом Священного Синода вместо митрополита Крутицкого Пимена был назначен архиепископ Таллинский Алексий. Ввиду преклонных лет Святейшего Патриарха на архиепископа Алексия легло бремя ответственности за принятие решений по делам текущего церковного управления. В отношениях с духовенством и верующими людьми, с представителями государственной власти и зарубежными церковными и общественными деятелями будущий предстоятель Церкви обнаруживал удивительное чувство такта и всегда умел выбрать надлежащий тон, единственно уместный в каждой ситуации. А время для Церкви и после разрушительного хрущевского девятого вала оставалось трудным. Ныне здравствующий Святейший Патриарх вспоминал: « Епархиальные архиереи часто приезжали к нам, но я не помню, чтобы кто-то, приехав, сказал: «Владыко, порадуйтесь, у меня в епархии все хорошо». Все привозили свои проблемы, свои беды, свою боль. А многим ли мы могли помочь?» ⁵⁷⁶ 7 мая 1965 г. архиепископ Алексий был назначен председателем Учебного комитета при Священном Синоде, совмещая руководство системой духовного образования с должностью управляющего делами Патриархии.

Еще одним постоянным членом Синода в 60-х гг. был митрополит Ленинградский Никодим, возглавлявший ОВЦС и Синодальную комиссию по вопросам христианского единства. С неутомимой энергией, несмотря на хрупкое здоровье, он расширял связи Русской Церкви с православными и инославными Церквами, действуя в тесном контакте с государственными учреждениями, которые направляли эти связи в русло советской внешней политики. Во 2-й половине 60-х гг. митрополит Никодим оказывал решающее влияние на подбор кандидатов на архиерейские кафедры, ориентируясь на выпускников возрожденных академий, среди которых он умел находить наиболее способных для архиерейского служения в трудных советских условиях. У части церковной общественности это обстоятельство вызывало недоверие. В своей заботе о том, чтобы Русская Православная Церковь не была до конца разрушена очередным взрывом богоборческого энтузиазма, митрополит Никодим совершал тайные рукоположения, по свидетельству одного из близких ему людей, за время своего архипастырского служения он тайно хиротонисал до 150 священников. Как и другие официальные представители Церкви, митрополит Никодим вынужден был в своих публичных заявлениях отрицать гонения на Церковь в Советском Союзе. В одной из бесед он сказал, что неоднократно убеждался в том, что советские люди к подобным заявлениям привыкли, а шокирует это только иностранцев⁵⁷⁷. Некоторых ревнителей православия смущал экуменический пафос митрополита Никодима, и это давало повод подозревать его не только в готовности поступиться чистотой православного вероучения ради церковно-политических целей, но даже в тайном сочувствии католицизму. В одной частной беседе он объяснял свою открытость инославному миру тем, что различий «между христианами гораздо меньше того, что объединяет их в противостоянии материализму и атеизму, и мы должны подчеркивать нашу общность, а не противоречия» ⁵⁷⁸. После смерти митрополита Киевского Иоасафа (Лелюхина) в мае 1966 г. на Киевскую кафедру с Дмитровской был переведен Филарет (Денисенко) с возведением его в сан архиепископа и назначением патриаршим экзархом Украины и постоянным членом Синода. Святейший Патриарх Алексий I согласился на его перемещение под давлением со стороны Совета по делам религий. То обстоятельство, что архиерей, занявший столь важную кафедру, не был до 1968 г. возведен в сан митрополита, должно было послужить знаком действительного отношения Патриарха к епископу.

Вся деятельность Священного Синода подвергалась неусыпному контролю со стороны Совета по делам религий и стоявших за ним государственных учреждений, но зависимость все-таки не была безграничной. Во всех случаях, когда это было возможно, Церковь подчеркнуто отмежевывалась от карательных акций советского режима против епископата и духовенства и действовала иногда вразрез с тем, что от нее могли ожидать контролирующие инстанции. Так, после освобождения из хрущевских лагерей архиепископ Иов (Кресович) был назначен на Уфимскую (1967), а архиепископ Андрей (Сухенко) – на Омскую кафедру (1969). В 1972 г. из-за тяжкого душевного расстройства архиепископ Андрей был уволен на покой в Псково-Печерский монастырь и через год скончался в этой обители.

И все-таки в середине 60-х гг., несмотря на то что Церковь оставалась в крайне стесненном положении, нельзя было не заметить и некоторых благоприятных перемен, например улучшения по сравнению с предыдущими годами условий для архиерейского окормления церквей. Прекратилась практика частых переводов архиереев из одной епархии в другую, навязанная Советом, для того чтобы не устанавливались прочные связи между архиереем, с одной стороны, и епархиальным духовенством и верующим народом – с другой. Архиереи могли чаще объезжать свои епархии, но по-прежнему вся деятельность архиерея находилась под неусыпным контролем и доводилась до сведения уполномоченных, попадая в отчеты Совета для вышестоящих инстанций. Любопытно обратить внимание на то, какие именно действия архиереев, вменяемые им в вину, регистрировались в отчетах (1968 и 1970 гг.). « Архиепископ Виленский Антоний пытался предоставить дотации тем религиозным обществам, которые не имели возможности произвести ремонт церковных зданий своими силами» ⁵⁷⁹. Архиепископ Владимирский Онисим хотел рукоположить диакона Иова в иереи, Иов ответил, что он не может принять сан иерея. В ответ на это владыка Онисим писал диакону: « Вам хорошо известно, какой недостаток кадров священников переживают наши епархии... Духовная школа, где вы учились, готовила вас быть пастырем, деятелем на ниве Христовой, а вы, согласившись на какое-то обещание, данное вами матери, отказались быть священником... Одумайтесь, отец диакон, и поймите, что вы служите не матери, а Господу... Опомнитесь, отец диакон Иов, жатвы много, а делателей мало» . В годы хрущевских гонений архиепископ Онисим сумел уберечь от закрытия почти все храмы своей епархии, чем, несомненно, вызвал особое раздражение у чиновников Совета. « Архиепископ Пермский Леонид (Поляков),– читаем дальше,– и многие другие проповедники сходят с амвона и поют акафисты в окружении верующих, что косвенно принимает форму проповеди и сильно воздействует на верующих. Неудивительно, что после таких выходов увеличивается число заказных молебнов» ⁵⁸⁰. В отчетах Совета приводятся и статистические данные о епархиальном управлении в Русской Церкви. Так, в 1967 г. только в пяти епархиях (Ленинградской, Владимирской, Краснодарской, Одесской и Ворошиловградской) существовали епархиальные советы. В остальных епархиальное управление осуществляли единолично правящие архиереи. 47 епархий (большинство, но не все) разделены были на благочиннические округа, общее число которых составляло 326. Больше всего округов, а значит, приходов насчитывалось в Львовской епархии – 37; в Волынской было 20, в Московской, Минской и Ивано-Франковской – по 13, в Киевской – 12 округов. В других епархиях было меньше 10 благочиннических округов в каждой⁵⁸¹.

Между тем епископат терял последних из архиереев, поставленных в довоенные и 40-е гг. 12 июля 1965 г. скоропостижно скончался митрополит Симферопольский и Крымский Гурий (Егоров), исповедник, многолетний узник лагерей, хиротонисанный во епископа в 1946 г. и короткое время в разгар хрущевских гонений занимавший Ленинградскую кафедру. В 1968 г. скончался уволенный за год до смерти на покой с Куйбышевской кафедры митрополит Мануил (Лемешевский). 29 марта 1968 г. на 92-м году жизни в Киеве преставился находившийся там на покое митрополит Иоанн (Соколов), один из ближайших сподвижников Патриархов Сергия и Алексия. Митрополит Иоанн (в миру Иван Александрович Соколов) родился в семье диакона в Дмитрове в 1877 г., богословское образование получил в Перервинском духовном училище и в Московской семинарии, затем учительствовал в начальной школе при Угрешском монастыре. В 1901 г. принял священство. В 1912 г. священник Иоанн Соколов заочно закончил Институт археологии, защитив диссертацию на тему «Об особенностях богослужебных чинов Русской Церкви до XVII в. по крюковым и нотным книгам». Овдовев в 1915 г., отец Иоанн продолжал священствовать в Москве в трудные годы мировой и гражданской войн и послевоенной разрухи. В 1928 г. он принял постриг и тогда же был хиротонисан в викарного епископа Московской епархии, впоследствии занимал Брянскую, Вологодскую и Архангельскую кафедры, но в 1939 г. вынужден был оставить архиерейское служение. В начале войны преосвященный Иоанн оказался в Ульяновске, возле главы Русской Церкви – патриаршего Местоблюстителя. Там он вступил в управление Ульяновской епархией, в 1942 г. был переведен в Ярославль, а через два года возведен в сан митрополита Киевского и назначен экзархом Украины. Эту должность он занимал до увольнения на покой в 1964 г. В послевоенные годы ему пришлось много потрудиться над умиротворением верующего народа и устроением церковной жизни на Украине после раскольнических действий епископа Поликарпа и других самозванцев, получивших незаконное посвящение от запрещенных епископов.

Потери в епископате восполнялись новыми хиротониями. Среди епископов, которые были хиротонисаны во 2-й половине 60-х гг., были и архиереи, ставшие видными церковными деятелями трех последних десятилетий. В 1965 г. во епископа Сызранского был хиротонисан Иоанн (Снычев), во епископа Тихвинского – Филарет (Вахромеев), во епископа Зарайского – Ювеналий (Поярков). 9 июля 1966 г. состоялась хиротония во епископа Звенигородского Владимира (Сободана).

В середине 60-х гг. прекратилось массовое закрытие приходов. Впрочем, отдельные случаи закрытий имели место и в послехрущевскую эпоху. Так, 15 ноября 1966 г. в Ленинграде был взорван храм Святой Троицы, разрушено было несколько церквей в Белоруссии. В связи с миграцией сельского населения в города некоторые приходы теряли прихожан и под давлением уполномоченных закрывались; в то же время возможности для открытия новых приходов в городах, где население в 60-х гг. стремительно росло, были крайне ограничены, если не сказать, попросту отсутствовали. В результате процесс сокращения числа приходов все-таки продолжался. На 1 января 1962 г. на регистрации состоял 10 451 приход, до 21 августа 1963 г. было закрыто более 2 000 приходов и осталось 8314 общин. В 1966 г. по данным, опубликованным в журнале « Наука и религия» , на регистрации состояло 7523 прихода, а к 1971 г. число приходов сократилось до 7274. Иными словами, Церковь теряла в среднем по 50 приходов в год⁵⁸². Аналогичные изменения наблюдались и в численности приходского духовенства. В 1961 г. Русская Православная Церковь имела 8252 священника и 809 диаконов, в 1967 г. осталось 6694 священника и 653 диакона, таким образом, за 6 лет число священнослужителей сократилось более чем на 1500. В 1971 г. на регистрации состояло 6234 священника и 618 диаконов; как видно из этих данных, темпы убыли духовенства заметно снизились, составив около 500 за 4 года. В церковных хорах в 1970 г. состояло 40 914 певчих, из которых около 18 000 получали плату за пение⁵⁸³.

Из сопоставления числа приходов с количеством священнослужителей, если к тому же учесть, что в соборных и некоторых приходских храмах служило по нескольку священников, видно, что к концу 60-х гг. обнаружился острый недостаток духовенства и многие приходы, не имея своих собственных настоятелей, окормлялись по совместительству священнослужителями соседних. Умирало старшее поколение священников, и оно ввиду сокращения числа учащихся духовных школ не восполнялось выпускниками семинарий. Приходилось рукополагать благочестивых мирян, не получивших церковного образования, часто с недостаточным общим образованием. На Украине, в особенности Западной, осталось несравненно больше церковного народа, чем в России, дети там большей частью воспитывались в религиозных семьях, поэтому среди рукополагаемых не только для церквей своего края, но и для служения в российских епархиях преобладали выходцы из западных епархий. Как видно из отчета Совета по делам религий за 1970 г., архиепископ Житомирский Палладий (Каминский) считал, что новое поколение приходского духовенства пестрое, образованием не отличается. «Но это не беда... На духовной ниве главное не образование. Основное – преданность Церкви» ⁵⁸⁴. Сквозь кривое зеркало подобных отчетов трудно представить реальную жизнь приходов с их повседневными буднями и заботами, но все-таки можно уловить настроения, которые преобладали в духовенстве. В 1970 г. сообщалось, что « среди священников Краснодарского края есть такие, как Олейник, Богомолов, Сахарчук, Панков, Атоман, Гришунов, да и сам правящий архиерей Алексий (Коноплев.– В. Ц.), которые высказывают недовольство реформой 1961 г. и вынашивают надежды на возврат к старому положению, когда они безраздельно командовали финансами и хозяйственными делами приходов» . Подобные настроения, разумеется, не находили одобрения в Совете, зато там с явным удовлетворением поддерживали тех, кто готов был покинуть Церковь. Но подобного рода пастыри в русском духовенстве были, конечно, редки.

К концу 60-х гг. в сравнении с послевоенным десятилетием заметно сократилась и посещаемость храмов прихожанами, но результаты опросов, проводившихся с явным умыслом занизить процент верующих, говорят о том, что вера в народе оставалась живой. Так, в Пензенской области в 1966 г. в сельской местности 52% назвали себя атеистами, 21% – колеблющимися и 26% – верующими, но при этом выяснилось, что от 63 до 97% семей держат в своих домах иконы. В Казани в 1967 г. из 4000 человек верующими назвали себя 21% опрошенных. В ряде мест Белоруссии верующими считали себя более 60% населения. В феврале 1967 г. на семинаре по вопросам атеистического воспитания были названы данные о количестве верующих в стране: 20% городского и 30– 35% сельского населения⁵⁸⁵. При населении в 232 млн. это составляло более 60 млн. человек. По характеристике современного исследователя, эти данные были занижены, чтобы не нарушить « душевного спокойствия вождей» , «эту цифру надо было бы как минимум удвоить, чтобы получить более-менее реальную картину» ⁵⁸⁶. В большинстве регионов число официально зарегистрированных треб в послехрущевскую эпоху выросло в сравнении с периодом гонений. На Украине с 1964 по 1967 г. процент крещений новорожденных детей вырос с 48 до 51, в Молдавии – до 57. Не менее часто детей крестили на дому, поэтому общий процент крещений приближался, вероятно, к 75, но верно и то, что детей часто крестили по традиции или по настоянию бабушек.

Церковная благотворительность во все времена советской истории оставалась строжайше, под угрозой уголовного наказания запрещена; но она существовала, и не только как личное благодеяние христианина своим ближним, не доступное никакому контролю и запрету, но и в формах общинных. Примеры такой благотворительности, как правило, попадали в поле зрения уполномоченных и отражались в отчетах Совета по делам религий.

После хрущевских гонений у Русской Православной Церкви осталось 18 монастырей внутри страны. Уцелел один мужской монастырь в пределах Российской Федерации – Псково-Печерский Успенский; сохранилось две лавры: Свято-Троицкая и Успенская Почаевская. Большинство монастырей находилось на территории Украины. Это были самые крупные по числу монашествующих монастыри: Покровский со 168 насельницами и Флоровский Вознесенский со 144 насельницами в Киеве, Корецкий Троицкий женский монастырь тоже со 144 насельницами и еще четыре женских монастыря на Украине: Свято-Михайловский в Александровке под Одессой, Свято-Никольский в Мукачеве, Вознесенский под Хустом в Закарпатье и Красногорский монастырь в Золотоноше. Кроме Почаевской лавры на Украине был еще один мужской монастырь – Успенский в Одессе. Остальные монастыри так распределялись по стране: в Белоруссии – Жировицкий мужской и в его стенах женский с общими храмами, в Литве – Виленский Свято-Духовской, тоже двойной (на регистрации в Совете по делам религий эти два женских монастыря не состояли, так что существовали полулегально, с ведома Совета, но без признанного статуса); в Латвии – женский Троице-Сергиев монастырь в Риге с Преображенской пустынью под Елгавой, в Эстонии – Пюхтицкий Успенский монастырь со 105 насельницами и в Молдавии – Вознесенский женский монастырь в селе Жабка. За пределами Советского Союза Русская Церковь имела Горненский женский монастырь в Иерусалиме.

В отчете Совета приводятся статистические сведения о монастырских насельниках за разные годы: в 1939 г. их насчитывалось 5100 человек, в 1940 г.– 4886 (это были насельники монастырей, находившихся на территориях, вошедших в состав СССР в канун Великой Отечественной войны), в 1959 г.– 2836, в 1969 г.– 1303, в 1970 г.– 1273 (монахов из них 838, послушников и послушниц 214). Представлена в цифрах и динамика их поступления в монастыри: до 1917 г.– 258, от 1917 до 1940 г.– 252, в годы войны – 103, от 1945 до 1960 г.– 522 и в 60-е гг.– 41. Более половины монашествующих были старше 60 лет, большинство монастырских насельников и насельниц имели начальное образование, высшее светское образование имели 111 монахов и монахинь; 20 монахов имели степень кандидатов богословия, 28 имели высшее богословское и 42 монаха – семинарское образование⁵⁸⁷. Составители отчета вынуждены признать, что « монастыри посещает довольно большое количество верующих, так, в Троице-Сергиевой лавре в дни больших религиозных праздников собирается до 15 000 богомольцев, многие из которых приезжают за сотни километров. От 2 до 5 тыс. молящихся собирается в Почаевской лавре Тернопольской области, киевском Покровском женском монастыре, Псково-Печерском монастыре и др. Сюда поступают значительные денежные приношения верующих⁵⁸⁸.

Уполномоченные Совета пристрастно наблюдали за настроениями монастырских насельников, за деятельностью наместников и игумений обителей. Особенное раздражение вызывал наместник Псково-Печерского монастыря, в отчете Совета за 1970 г. ему дается подробная характеристика: » Принимаются меры по устранению от руководства Псково-Печерским монастырем его наместника Алипия. Когда-то он окончил художественную студию ВЦСПС, пишет иконы, украшает ими монастырские церкви. По характеру властная натура. Проживающих на покое в монастыре трех епископов Алипий сумел обуздать, подчинить и поставить в ряд с монахами, не позволяет им общаться с иностранными туристами и внешним миром вообще... Вместе с тем Алипий имеет ряд отрицательных сторон. Высказывал политически вредные взгляды... привлекал в монастырь денежными подарками подростков и молодежь. В письме, адресованном в местные органы власти, Алипий писал: «Долг человека, христианина и гражданина, а главным образом наш закон: просящему у тебя дай, хотящему у тебя занять в долг дай и обратно не требуй, разутого обуй, голодного накорми, жаждущего напой, сироту призри, вдову и супругу защити... ударяющему в правую подставь и левую щеку, люби ближнего своего как самого себя... творите больше добра и сынами света будете, обретете высшую радость и счастье"» ⁵⁸⁹.

Большой утратой для Церкви явилась последовавшая в 1966 г. кончина ученика оптинских старцев схиархимандрита Севастиана (Фомина), прозорливца и чудотворца. Многие годы он провел в сталинских лагерях. В конце своего исповеднического жития служил настоятелем храма Рождества Пресвятой Богородицы в Караганде, вокруг него собрались монахини. Схиархимандрит Севастиан совершал тайные постриги, его благотворное влияние на духовную жизнь Алма-Атинской епархии продолжалось и после его блаженной кончины.

* * *

Русская Православная Церковь в своих контактах с христианским миром, как и прежде, первостепенное значение придавала взаимоотношениям с братскими православными Церквами. В ноябре 1964 г. митрополит Ленинградский Никодим возглавил делегацию Русской Православной Церкви на очередном III Всеправославном совещании на Родосе, где решено было продолжить начавшиеся ранее богословские дискуссии с представителями Римско-католической, англиканской и старокатолической Церквей, для чего созданы были межправославные богословские комиссии. Следующее совещание состоялось в июне 1968 г. близ Женевы в Шамбези, где была образована Межправославная подготовительная комиссия Святого и Великого Собора Православной Церкви и Межправославная богословская комиссия для диалога с нехалкидонскими Церквами.

Во взаимоотношениях Православной Русской и католической Церквей наиболее важными событиями во 2-й половине 60-х гг. явились богословские собеседования, которые состоялись в Ленинградской Духовной Академии в 1967 и в 1970 гг. в городе святителя Николая Мирликийского в Бари. В 1967 г. представители Русской Церкви присутствовали в качестве гостей на III Всемирном католическом конгрессе апостолата мирян в Риме. В Белграде в 1966 г. и в Бонне в 1970 г. заседала богословская комиссия по диалогу со старокатоликами.

В благоприятном направлении развивались традиционно дружественные отношения русской и англиканской Церквей: собеседования богословов прошли в Ламбетском дворце (1966), а затем представители Русской Церкви присутствовали в качестве наблюдателей на конференции епископов англиканской Церкви (1968). В Белграде в 1966 г. состоялась первая сессия Межправославной богословской комиссии по подготовке диалога с англиканской Церковью, учрежденной на III Всеправославном совещании. В этой сессии, посвященной исследованию вероучения, истории и современного положения англиканской Церкви, участвовали и богословы Русской Церкви. Во 2-й половине 60-х гг. регулярно проводились богословские встречи с представителями протестантских Церквей Германии, Финляндии, Дании, Швеции, Соединенных Штатов и других стран.

После посещения в сентябре 1965 г. центра ВСЦ в Женеве делегацией Русской Церкви во главе со Святейшим Патриархом Алексием I представители Русской Церкви участвовали в неофициальных консультациях с богословами нехалкидонских монофизитских Церквей: в 1967 г.– в Бристоле и в 1970 г.– в Женеве. Эти встречи были наиболее продуктивными из-за близости догматического вероучения и духовно-аскетического опыта наших Церквей. Неизменно дружественными и братскими были контакты с Армянской Апостольской Церковью, во главе которой стоял Патриарх-Католикос Вазген I. 4–19 июля 1968 г. в Упсале проходила IV ассамблея ВСЦ. Делегацию Русской Церкви возглавил митрополит Никодим, который изложил в своем докладе подход Православной Церкви к участию в ВСЦ и экуменическом движении в целом. Он, в частности, сказал, что главной задачей является приведение всех христиан не к формальному единству, а к раскрытию и принятию ими истины, исповедуемой Древней Великой Церковью, принявшие же истину станут едиными. Представители Русской Православной Церкви последовательно противостояли модернистскому богословию, призывая своих собеседников обратиться к изобильному духовными дарами наследию Древней Церкви, предание и традиции которой свято хранит православная Церковь. Священноначалие и представители Русской Церкви неоднократно предостерегали против опасных иллюзий, существовавших у некоторых протестантских Церквей, что сам ВСЦ со временем может перерасти из органа для диалога и сотрудничества между Церквами в некую сверхцерковь, которая растворит в себе все христианские конфессии. Во взаимоотношениях Русской Православной Церкви с инославным миром важное значение имело определение Священного Синода от 16 декабря 1969 г. о случаях обращения старообрядцев и католиков в Православную Церковь за совершением над ними святых таинств. Митрополит Никодим 17 марта 1970 г. дал развернутое разъяснение этому определению, которое гласило, что в случае болезни или по иной причине «духовенству Русской Православной Церкви надлежит проявлять пастырскую заботу и преподавать нуждающимся духовное утешение и святые таинства. При этом следует иметь в виду, что православная и Римско-католическая Церкви имеют одинаковое учение о святых таинствах и взаимно признают действенность этих таинств, совершаемых в них» ⁵⁹⁰. 29 июля 1986 г. это определение было отменено ввиду того, что такое решение выходит за рамки компетенции поместной Церкви, да и сама практика причащения католиков и старообрядцев не получила распространения. Участие Русской Православной Церкви в экуменических контактах неразрывно связано с ее миротворческим служением и участием во Всемирном конгрессе за мир, национальную независимость и всеобщее разоружение в Хельсинки в 1965 г. и во Всемирной ассамблее мира в Берлине. В июне 1969 г. в Троице-Сергиевой лавре была проведена II Конференция всех Церквей и религиозных объединений в СССР в защиту мира.

Миротворческий и одновременно экуменический характер имело и такое мероприятие, как консультация представителей христианских Церквей Советского Союза, среди которых самой многочисленной была делегация Русской Православной Церкви, с представителями христианских Церквей США, организованная национальной Конференцией католических епископов и Национальным советом Церквей Христа США в Сент-Луисе в октябре 1969 г. Русская Православная Церковь в 1969 г. участвовала в создании представительной миротворческой организации «Всемирная конференция религия и мир».

* * *

В 1970 г. священноначалию Русской Православной Церкви удалось уврачевать одну из застарелых болезней церковной эмиграции. 9 апреля 1970 г. Священный Синод после опроса правящих и викарных архиереев снял запрещение в священнослужении, наложенное на иерархию Североамериканской митрополии в 1947 г., и восстановил каноническое общение со своей Дщерью на Американском континенте, а на следующий день, 10 апреля, Святейший Патриарх Алексий I подписал вместе с членами Священного Синода томос о даровании автокефалии вновь образованной Православной Церкви в Америке – 15-й по диптиху среди поместных Церквей. Тогда же, ровно через 100 лет после создания русской православной духовной миссии в Японии, были нормализованы отношения с Японской Церковью и причислен к лику святых просветитель и первый православный епископ Японии святой равноапостольный Николай (Касаткин), блаженно почивший 3 февраля 1912 г. В святцы Русской Православной Церкви было внесено имя преподобного Германа Аляскинского, прославленного Американской Церковью в 1969 г.

Это было последним первосвятительским деянием Святейшего Патриарха Алексия I. Жизнь великого старца, перешагнувшего за 90-летний рубеж, угасала. После праздника Сретения, 15 февраля, Святейший Патриарх перенес инфаркт. Последние дни своей земной жизни он провел в загородной резиденции в Переделкине. 17 апреля, зная о приближении смерти, Патриарх продолжал работать: последнего посетителя он принял за 19 минут до кончины. В покоях Святейшего Патриарха остался его личный секретарь Даниил Андреевич Остапов. Патриарх, сидя на кровати, снял с себя образок, который всегда носил при себе, и, протянув его Остапову, сказал: «Возьми». «Как? Зачем?» – удивился тот. «Он мне уже не нужен. Вот идут архимандриты меня встречать» – и стал называть имена уже покойных священнослужителей⁵⁹¹. В 21 час 49 минут 17 апреля, в ночь под Лазареву субботу, сердце Святейшего Патриарха Алексия I остановилось. Возле одра Патриарха находились Д. А. Остапов и дежурный врач. Погребение предстоятеля Русской Церкви состоялось 21 апреля, во вторник, после литургии Преждеосвященных Даров. Останки блаженнопочившего первосвятителя нашли упокоение в храме всех святых земли Русской под Успенским собором Троице-Сергиевой лавры, возле могилы глубокочтимого Святейшим Патриархом великого миссионера митрополита Макария (Невского). В отпевании и погребении участвовали Католикос-Патриарх Грузии Ефрем II, Патриарх Болгарский Кирилл, митрополит Варшавский Василий, митрополит Пражский Дорофей, сонм архипастырей и пастырей. На погребение прибыли Верховный Патриарх-Католикос всех армян Вазген I, кардинал Иоанн Виллебрандс и другие видные деятели инославных Церквей.

* * *

Патриарх Алексий I (в миру Сергей Владимирович Симанский) родился 27 октября 1877 г. в Москве в благочестивой и просвещенной старинной дворянской семье. Отец первосвятителя Владимир Андреевич служил синодальным чиновником, впоследствии удостоился высокого придворного чина камергера. Родной теткой Патриарха была игумения Леонида (Озерова), настоятельница Новодевичьего монастыря. В 1888 г., получив хорошее домашнее образование, Сергей Симанский поступил в гимназический класс Лазаревского института восточных языков, а оттуда перешел в привилегированный Николаевский лицей. Уже в лицее мальчика отличала особая любовь к храму: « Как отрадно было после молитвы приложиться к любимой иконе и получить благословение батюшки! Сколько благодатных, теплых воспоминаний оставалось в душе от таких знаменательных событий, неразрывно связанных с храмом, как говение на первой и на второй неделе Великого поста или на Пасхальной седмице» ⁵⁹². Огромное влияние на формирование души отрока оказал лицейский законоучитель протоиерей Иоанн Соловьев. Уже в эти годы юноша хотел посвятить жизнь служению Церкви, но по настоянию родителей, окончив лицей с серебряной медалью, в 1896 г. поступил на юридический факультет Московского университета, который окончил со степенью кандидата права. Военную службу проходил вольноопределяющимся в гренадерском Самогитском полку.

На Покров в 1900 г. Сергей Владимирович поступил в Московскую Духовную Академию, где слушал лекции выдающихся ученых В. Ключевского, Н. Каптерева, А. Голубцова. Неизгладимое впечатление на духовное развитие аскетически настроенного юноши оказал ректор академии епископ Арсений (Стадницкий). Он оценил способности и благочестивую настроенность студента из дворян и полюбил его. 9 февраля 1902 г. Сергей Владимирович принял постриг от руки ректора с наречением имени святителя Московского Алексия. Вскоре он был рукоположен в иеродиакона, а 21 декабря 1903 г.– в иеромонаха. В 1904 г. иеромонах Алексий закончил духовную академию, получив степень кандидата богословия за курсовое сочинение « Господствующие в современном нравственно-правовом сознании понятия перед судом митрополита Филарета (Дроздова)» . Началось обычное для богослова-монаха административно-педагогическое служение Церкви, сначала инспектором Псковской духовной семинарии под архипастырским окормлением епископа Арсения, занимавшего тогда Псковскую кафедру. 16 сентября 1906 г. иеромонах Алексий был назначен ректором Тульской семинарии с возведением в сан архимандрита. Вручая жезл новому архимандриту, епископ Арсений сказал: « Возлюбленный брат, помни, что не избежишь неправды и клеветы человеческой. Будешь исполнять свой долг и поступать по закону – заслужишь нарекания в формализме, придирчивости. Будешь относиться к людям только с любовью, снисходительно – не избежишь обвинения в том, что не держишь как следует бразды правления. Где же найти утешение, спросишь ты, испытав на опыте тяготы начальствования. Оно только в молитве и в сознании исполненного долга» ⁵⁹³. Прибыв в Тулу на Покров Божией Матери, архимандрит Алексий прямо с вокзала направился в семинарскую церковь и совершил литургию. Перед молебном по случаю начала учебного года он обратился к воспитанникам со словами назидания: « Не забывайте молитвы, которая есть дыхание благодатной жизни. К Небесному Учителю возводите взор ума вашего. К Нему простирайте воздыхание сердца, когда приступаете к учению, когда вас постигают скорби» ⁵⁹⁴. Ученики любили своего ректора, который преподавал им Новый Завет. Один из них в прощальной речи по случаю перевода архимандрита Алексия в Новгородскую семинарию точно определил основные качества своего наставника: «В вас мы сразу же нашли приветливого, отзывчивого ко всем нашим юношеским запросам начальника и доброго воспитателя-человека... Ревностно относясь к поддержанию и укреплению в нас необходимого религиозного чувства и направления, вы создали особенно торжественное и величественное богослужение... Вы бережно обращались с душой каждого, боясь излишней суровостью запугать ее, оттолкнуть от себя» ⁵⁹⁵. Архимандрит Алексий был также назначен и настоятелем древнего монастыря преподобного Антония Римлянина.

28 апреля 1913 г. в Софийском соборе состоялась хиротония архимандрита Алексия во епископа Тихвинского, викария Новгородской епархии. Хиротонию возглавил высокий гость России – Патриарх Антиохийский Григорий IV. Когда началась первая мировая война, епископ Алексий воодушевлял свою паству на самопожертвование ради отчизны, устраивал лазареты, служил молебны и панихиды по усопшим. Архиепископ Арсений подолгу бывал в Петербурге, участвуя в деятельности Священного Синода и Государственного совета, и викарный епископ Алексий управлял епархией, что продолжилось и в годы гражданской войны. Уже при советской власти епископ Алексий был осужден условно по обвинению в контрреволюционной деятельности. В феврале 1921 г. Патриарх Тихон назначил епископа Алексия первым викарием Петроградской епархии с титулом епископа Ямбургского, 29 мая 1922 г., после ареста митрополита Вениамина, епископ Алексий вступил в управление Петроградской епархией, однако из-за происков живоцерковников он в октябре 1922 г. был выслан в Казахстан, в город Каракалинск. Весной 1926 г. на Благовещенье епископ Алексий вернулся в Ленинград. Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий назначил его управляющим Новгородской епархией с титулом архиепископа Тихвинского, позже Хутынского, а в 1927 г. он вошел во Временный Патриарший Синод. 18 мая 1932 г. архиепископ Алексий был возведен в сан митрополита с титулом Старорусского. В конце года в связи с тем, что после кончины митрополита Ташкентского Никандра (Феноменова) проживавший более десяти лет в Ташкенте митрополит Арсений был назначен на эту кафедру, преосвященный Алексий стал титуловаться митрополитом Новгородским по имени епархии, которой он управлял уже в течение шести лет, а в 1933 г., после ухода на покой митрополита Серафима (Чичагова), митрополит Алексий был переведен на Ленинградскую кафедру. В это время Ленинград был главным оплотом обновленчества, а также правых оппозиционеров, т. е. тех, кто не поминал за богослужением имени митрополита Сергия. Новому Ленинградскому митрополиту пришлось много потрудиться над сохранением канонического строя церковной жизни в своей епархии. Все свободное от административных попечений время митрополит Алексий посвящал богослужениям в маленьких городских церквах по священническому чину. Обновленческий лжемитрополит Николай Платонов часто выступал с личными нападками на православного митрополита, но святитель ни разу не ответил ему. Он пользовался необычайно высоким авторитетом у паствы, но никогда не стремился к популярности, не льстил и не заискивал перед народом.

Вскоре после начала Великой Отечественной войны митрополит Алексий был вызван в Патриархию в Москву. 10 августа 1941 г. он произнес Слово, проникнутое глубоким и подлинно патриотическим чувством: « Русский человек бесконечно привязан к своему Отечеству, которое для него дороже всех стран мира. Ему свойственна тоска по Родине, о которой у него постоянная дума, постоянная мечта. Когда Родина в опасности, тогда особенно разгорается в сердце русского человека эта любовь. Он готов отдать все свои силы на защиту ее; он рвется в бой за нее... это есть непреодолимое веление сердца, порыв любви, которую он не в силах остановить, которую он должен до конца испытать» ⁵⁹⁶.

Вернувшись в свой кафедральный город, митрополит Алексий 900 блокадных дней провел со своей паствой в осажденном, вымирающем и замерзающем Ленинграде. Непрерывные бомбежки и артобстрелы, трупы умерших от голода, не погребенных жителей – на каждом шагу, но городские церкви были переполнены молящимися. Митрополит Алексий был все время в храме, одно время он даже жил на колокольне Никольского собора. Служил литургию, молебны, а в будние дни часто без диакона сам причащал и читал поминания. Всякий мог тогда прийти к нему со своим горем, и он принимал пасомых и утешал их беседами, в своих проповедях и посланиях к пастве митрополит внушал им надежду на избавление и победу. В пасхальном послании 1942 г. святитель писал: « Во всех нас заговорил русский, сын одного Отечества, и встали не за себя, не за личные блага, а за мать Родину, которой грозит разорение и гибель... А над всем сим – непоколебимая вера, присущая русскому православному человеку, вера в бесконечную милость Божию, сильную превозмочь гордость насилия и даровать победу народу, явившему столь великую крепость духа в годину тяжкой опасности» ⁵⁹⁷. 4 сентября 1943 г. митрополит Алексий участвовал в беседе трех виднейших иерархов Русской Церкви с председателем Совета министров СССР. После кончины Патриарха Сергия митрополит Алексий по завещанию первосвятителя и с согласия Священного Синода взял на себя обязанности Местоблюстителя патриаршего престола.

2 февраля 1945 г. Поместный Собор избрал митрополита Ленинградского Алексия Патриархом Московским и всея Руси. Первосвятительское служение великого старца продолжалось 25 лет. Господь даровал ему редкое долголетие. Рассказывают, что однажды, когда старец-святитель уже был в глубоко преклонном возрасте, к нему обратились с просьбой об увольнении на покой одного московского священника. «А почему его надо увольнять?» – спросил Патриарх. «Он очень старый». «А я?» – опять спросил Святейший, и на этом разговор был окончен⁵⁹⁸. Перед отпеванием блаженнопочившего Патриарха митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен произнес надгробное Слово. Он сказал: « Шествие Святейшего Патриарха Алексия в потусторонний мир начинается с тех мест на земле, которые он очень любил и о которых проявлял любвеобильную заботу. Это обитель преподобного Сергия Радонежского, в которой прошла юность Святейшего Патриарха, его годы учения в духовной академии, время монашества и монашеского искуса, а затем и настоятельство, так как во время патриаршества Святейший Патриарх Алексий являлся одновременно и священноархимандритом Троице-Сергиевой лавры... Имя Святейшего Патриарха известно как имя усердного делателя непрестанной молитвы... Он с благоговением и слезами на глазах стоял перед ракой преподобного Сергия, вознося горячие молитвы о Русской Православной Церкви и ее чадах» ⁵⁹⁹.