ГЛАВА VII. Русская Православная Церковь при патриархе Сергии (Страгородском)

В конце августа 1943 г. гражданская власть предложила Местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Сергию (Страгородскому) возвратиться в Москву. На вокзале митрополита Сергия, который выехал из Ульяновска вместе с протоиереем Николаем Колчицким и архимандритом Иоанном (Разумовым), встречали митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), срочно приехавший для этого в Москву, и митрополит Киевский Николай (Ярушевич).

4 сентября в Патриархию позвонил представитель Совнаркома Союза и сообщил о желании правительства принять высших иерархов Русской Православной Церкви. Встреча может произойти в любое удобное для них время в течение недели. Митрополит Сергий поблагодарил за внимание к нуждам Церкви и выразил пожелание, чтобы визит состоялся безотлагательно. Звонил в Патриархию начальник 4 отдела III управления НКВД по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией полковник Г. Г. Карпов после беседы со Сталиным и по его приказу.

Позже Карпов записал содержание беседы и те вопросы, которые задавал ему Сталин: «а) Что из себя представляет митрополит Сергий (возраст, физическое состояние, его авторитет в Церкви, его отношение к властям); б) краткая характеристика митрополитов Алексия и Николая; в) когда и как был избран в Патриархи Тихон; г) какие связи Русская Православная Церковь имеет за границей; д) кто является Патриархами Вселенским, Иерусалимским и другими; е) что известно о руководстве Православных Церквей Болгарии, Югославии и Румынии; ж) в каких материальных условиях находятся сейчас митрополиты Сергий, Алексий и Николай; з) количество приходов православной Церкви в Советском Союзе и количество епископата». Получив ответы Карпова, Сталин сказал, что «нужно создать специальный орган, который бы осуществлял связь с руководством Церкви». Карпов предложил образовать при Верховном Совете СССР отдел по делам культов по образцу Комиссии по делам культов при ВЦИКе, но Сталин решил, что это будет Совет по делам Русской Православной Церкви не при Верховном Совете, а при правительстве. «На Совет будет возложено осуществление связей между правительством Союза и Патриархом... Совет самостоятельных решений не принимает, докладывает и получает указания от правительства»⁴¹¹.

В 9 часов вечера к зданию Патриархии подъехал правительственный автомобиль, который доставил митрополитов Сергия, Алексия и Николая в Кремль. Около двух часов в огромном, обшитом деревом кабинете продолжалась их беседа со Сталиным, В. М. Молотовым и Г. Г. Карповым о взаимоотношениях Церкви с государством. «Кратко отметив,– как пишет Карпов,– положительное значение патриотической деятельности Церкви за время войны, Сталин просил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у Патриархии и у них лично назревших, но не разрешенных вопросах». Владыки Алексий и Николай чувствовали себя в кремлевском кабинете несколько растерянно, а митрополит Сергий говорил спокойно, «деловым тоном человека, привыкшего говорить... с самыми высокопоставленными людьми». Митрополит Сергий сказал, что самый главный и назревший вопрос – о центральном руководстве Церкви, что он почти 18 лет является патриаршим Местоблюстителем и думает, что едва ли где-то еще возможно такое, что с 1935 г. в Церкви нет Синода. Он просит разрешения собрать архиерейский Собор, который изберет Патриарха и образует при главе Церкви Священный Синод как совещательный орган в составе 5–6 архиереев. Митрополиты Алексий и Николай особенно подчеркнули необходимость образования Синода. Согласившись с предложением митрополита Сергия, Сталин спросил: «а) как будет называться Патриарх; б) когда может быть собран архиерейский Собор; в) нужна ли какая-нибудь помощь со стороны правительства для успешного проведения Собора (имеется ли помещение, нужен ли транспорт, нужны ли деньги и т. д.)». Отвечая на первый вопрос, митрополит Сергий сказал, что вопрос о титуле предварительно обсуждался и было бы желательным и правильным, чтобы правительство разрешило принять титул «Патриарх Московский и всея Руси», хотя Патриарх Тихон именовался «Московский и всея России». Сталин согласился с этим предложением, назвав его правильным. Основанием для перемены титула, очевидно, было то обстоятельство, что «Россией» в новом государстве называлась только его часть; слово же «Русь» напоминало о Киевской эпохе, когда предки великороссов (русских), малороссов (украинцев) и белорусов – трех православных славянских народов, составляли единый русский народ, и потому при новой государственной номенклатуре это слово обнимало более обширную территорию, чем слово «Россия». Далее митрополит Сергий сказал, что Собор можно созвать через месяц. Этот срок, очевидно, не соответствовал видам Сталина, и он, улыбнувшись, спросил: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?» – и поинтересовался мнением Карпова на этот счет. Карпов ответил, что если помочь митрополиту Сергию транспортом, предоставить самолеты, то Собор можно созвать через 3–4 дня. Договорились, что архиерейский Собор соберется в Москве 8 сентября. От субсидий же митрополит Сергий отказался. Затем обсуждался вопрос об открытии духовных учебных заведений. Митрополит Сергий заявил о необходимости повсеместного открытия духовных школ, т. к. у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей. Сталин неожиданно прервал молчание: «А почему у вас нет кадров?» – спросил он, вынув изо рта трубку и в упор глядя на своих собеседников. Алексий и Николай смутились... всем было известно, что кадры перебиты в лагерях. Но митрополит Сергий не смутился: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза». Довольная усмешка тронула уста диктатора. Он сказал: «Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о вас». Затем он стал вспоминать семинарские годы... Сказал, что мать его до самой смерти сожалела, что он не стал священником. Разговор диктатора с митрополитом принял непринужденный характер»⁴¹².

Митрополиты Сергий и Алексий просили Сталина разрешить открыть богословские курсы в нескольких епархиях. Как пишет Карпов, Сталин, согласившись с этим, в то же время спросил, почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно.

Митрополит Сергий заговорил о возобновлении издания «Журнала Московской Патриархии». «Журнал можно и следует выпускать»,– сказал Сталин. Митрополит Сергий поднял важнейший для Церкви вопрос об открытии приходов, о возобновлении нормальной церковноприходской жизни в стране. Об этом ему постоянно говорят епархиальные архиереи, и он, со своей стороны, считает необходимым предоставить им право вступать в переговоры с гражданской властью по вопросу открытия храмов. Митрополиты Алексий и Николай поддержали митрополита Сергия, отметив при этом неравномерность расположения церквей в Советском Союзе и высказав пожелание в первую очередь открывать храмы в областях и краях, где их нет совсем или где их мало.

Риск поднять перед Сталиным самую больную и рискованную тему взял на себя митрополит Алексий. Он просил об освобождении архиереев, находившихся в ссылках, тюрьмах и лагерях. Сталин ответил: «Представьте такой список, его рассмотрим». Тогда митрополит Сергий поднял вопрос о праве священнослужителей на свободное проживание и передвижение внутри Союза, о снятии с них ограничений, связанных с паспортным режимом, и о том, чтобы власти разрешили богослужение тем священнослужителям, которые вышли из заключения. Как пишет Г. Г. Карпов, товарищ Сталин предложил ему этот вопрос изучить.

Вслед за тем митрополит Алексий заговорил о финансовых проблемах Церкви и об устройстве церковного управления. Надо, чтобы епархиям предоставили право отчислять деньги на содержание Патриархии, чтобы священнослужители входили в исполнительные органы приходов (этого права они были лишены Постановлением ВЦИК от 1929 г.). Сталин сказал, что против этого нет возражений. Митрополит Николай просил дать епархиям право открывать свечные заводы. По словам Карпова, Сталин еще раз подчеркнул, что Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР. Надо обеспечить право архиерея распоряжаться церковными суммами и не чинить препятствий к организации семинарий, свечных заводов и т. д. И опять предлагал субсидии.

Переходя к личным обстоятельствам жизни иерархов, Сталин заметил: «Вот мне доложил товарищ Карпов, что вы очень плохо живете: тесная квартира, покупаете продукты на рынке, нет у вас никакого транспорта. Поэтому правительство хотело бы знать, какие у вас есть нужды и что вы хотели бы получить от правительства». Митрополит Сергий просил предоставить для размещения Патриархии бывший игуменский корпус в Новодевичьем монастыре. «Помещения в Новодевичьем монастыре,– ответил Сталин,– товарищ Карпов посмотрел, и они совершенно не благоустроены, требуют капитального ремонта, и для того чтобы занять их, надо еще много времени. Там сыро и холодно. Ведь надо учесть, что эти здания построены в XVI в. Правительство вам может предоставить завтра же вполне благоустроенное и подготовленное помещение: трехэтажный особняк в Чистом переулке, который занимал ранее бывший немецкий посол Шуленбург. Но это здание советское, не немецкое, так что вы можете совершенно спокойно в нем жить. При этом особняк мы вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в особняке, а для того чтобы иметь представление об этом здании, мы сейчас вам покажем план его».

Сталин не оставил без внимания и снабжение Патриархии продуктами, обещал в ближайшие дни предоставить 2–3 легковых автомашины с горючим. Затем Сталин поинтересовался у митрополита Сергия и его спутников, нет ли у них еще каких-либо вопросов к нему, нет ли других нужд у Церкви. «Причем,– как замечает Карпов,– Сталин спросил об этом несколько раз. Все трое заявили, что особых просьб больше они не имеют, но иногда на местах бывает переоблажение духовенства подоходным налогом, на что товарищ Сталин предложил мне в каждом отдельном случае принимать соответствующие меры проверки и исправления». И тут Сталин сообщил митрополитам, что правительство собирается образовать Совет по делам Русской Православной Церкви и предложил его председателем назначить Г. Г. Карпова. Как потом рассказывал Патриарх Алексий I, это предложение их встревожило: Карпов был известен в церковных кругах как чекист, который с крайней жестокостью вел дела священнослужителей. Но «все трое,– как пишет Карпов,– заявили, что они весьма благодарны за это правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост тов. Карпова»⁴¹³. Сталин предложил подобрать 2–3 помощников, которые будут членами Совета, образовать аппарат, но помнить, что Карпов не обер-прокурор и что своей деятельностью он должен больше подчеркивать самостоятельность Церкви. В заключение беседы Сталин предложил Молотову составить проект коммюнике для радио и газет. В обсуждении текста коммюнике участвовали Сталин, митрополиты Сергий и Алексий. Текст был опубликован на следующий день в «Известиях». Сталин проводил митрополитов до дверей своего кабинета, а митрополита Сергия, взяв «под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал ему на прощание: «Владыко! Это все, что я в настоящее время могу для вас сделать». И с этими словами простился с иерархами»⁴¹⁴.

Момент в истории Русской Церкви был поистине исторический. Правительство, допуская избрание Патриарха, открытие приходов и духовных школ, откровенно признавало несбыточность большевистских планов полного разгрома Церкви и устранения ее из жизни народа. По существу были заключены условия своего рода «конкордата», который в основном государственная власть соблюдала вплоть до начала хрущевских гонений.

* * *

Архиерейский Собор состоялся через четыре дня после встречи в Кремле – 8 сентября 1943 г. в новом здании Патриархии в Чистом переулке. Это был первый Собор после 1918 г. В его деяниях участвовало 19 архиереев – все, кто в это время находился на кафедрах на неоккупированных территориях: митрополиты Сергий, Алексий и Николай, архиепископы Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), Сарапульский Иоанн (Братолюбов), Казанский Андрей (Комаров), Куйбышевский Алексий (Палицын), Уфимский Стефан (Проценко), Горьковский Сергий (Гришин), Ярославский Иоанн (Соколов), Рязанский Алексий (Сергеев), Калининский Василий (Ратмиров), Новосибирский Варфоломей (Городцев), Саратовский Григорий (Чуков), епископы Молотовский Александр (Толстопятов), Курский Питирим (Свиридов), Кировский Вениамин (Тихоницкий), Ульяновский Димитрий (Градусов) и Ростовский Елевферий (Воронцов). На Собор многих архиереев доставляли на военных самолетах. Почти все они были исповедниками, прошедшими через тюрьмы, лагеря и ссылки. Архиепископ Сарапульский Иоанн (Братолюбов) и епископ Молотовский Александр (Толстопятов) были освобождены незадолго до Собора.

Перед началом соборных деяний пропет был тропарь Казанской иконе Божией Матери «Днесь светло красуется славнейший град Москва». Собор открыт был Местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием в 11 часов кратким докладом «О деятельности Православной Церкви за два года Отечественной войны». Это был, конечно, не отчетный доклад в общепринятом смысле слова, ведь говорить открыто о жизни Церкви в годы, прошедшие после Поместного Собора 1917–1918 г., не было никакой возможности да и другие темы, кроме патриотического служения Церкви в войну, митрополит Сергий затрагивать не стал. Он в частности сказал: «Мною выпущено двадцать три различных послания по разным случаям, и тема их, конечно, одна: надежда на Бога, что Он, как и в прежнее время, не оставит нас и теперь, и дарует нам конечную победу. Наш народ охотно откликался на наш призыв. Призывали мы его к жертвам на нужды войны... Это были жертвы простых богомольцев, которые вносили обычную свою лепту... Из случайных пожертвований составились миллионы. Я... в свое время обратился к нашему церковному обществу с предложением собрать средства на устройство танковой колонны имени Димитрия Донского. Мною руководило желание повторить пример преподобного Сергия, который на поле брани выслал своих двух схимников»⁴¹⁵. Доклад заканчивался напоминанием о благоприятной для Церкви встрече в Кремле.

Затем Собор заслушал доклад митрополита Ленинградского Алексия «Долг христианина перед Церковью и Родиной в переживаемую эпоху Отечественной войны». Сравнивая Великую Отечественную войну с Отечественной войной 1812 г., митрополит Алексий определил нравственные условия успеха русского оружия, общие для всех времен, это – «твердая вера в Бога, благословляющего справедливую брань; религиозный подъем духа; сознание правды ведомой войны; сознание долга перед Богом и Родиной. Это источник неисчерпаемый, никогда не идущий на убыль, источник веры с порывом покаяния, исправления жизни, желания чистоты нравственной. Он питается и возгревается молитвами, подвигами и – вместе – в них находит свое выражение»⁴¹⁶. Затем митрополит Алексий заговорил об избрании Святейшего Патриарха, ради чего и был созван Собор епископов: «Я думаю, что этот вопрос бесконечно облегчается для нас тем, что у нас имеется уже носитель патриарших полномочий, поэтому я полагаю, что избрание со всеми подробностями, которые обычно сопровождают его, для нас является как будто бы и не нужным. Я считаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для Церкви в звании патриаршего Местоблюстителя». Ответом на предложение митрополита Алексия был возглас преосвященных: «Просим, просим! Аксиос, аксиос, аксиос». Один из архиереев сказал: «Полное единодушие всего епископата». Все встали и трижды пропели «Аксиос».

Митрополит Сергий поблагодарил преосвященных за избрание его Патриархом и предложил формулу поминовения Святейшего Патриарха: «Святейшего отца нашего Сергия, Патриарха Московского и всея Руси». Затем митрополит Сергий предложил избрать Священный Синод при Патриархе из трех постоянных и трех временных членов. Временных членов предполагалось выбирать на полугодовые сессии по одному архипастырю от каждой из трех групп епархий: северо-восточной, центральной и южной, в порядке старшинства. «Оставаться вне епархии всем архиереям, конечно, очень неудобно для епархий. Поэтому Синод собирается, смотря по делам, ежемесячно на неделю или две, после чего члены разъезжаются по епархиям, оставляя, может быть, кого-нибудь для текущих дел. По окончании полугодия уезжают одни временные члены и на место их вызываются другие, следующие по старшинству»⁴¹⁷. Постоянными членами Синода Собор избрал митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича), а также архиепископа Горьковского Сергия (Гришина). Временными членами в Синод приглашены были архиепископ Куйбышевский Алексий (Палицын), архиепископ Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий) и архиепископ Ярославский Иоанн (Соколов).

Полномочия нового Синода, судя по словам митрополита Сергия, отличались от полномочий того, который был учрежден определениями Поместного Собора 1917–1918 гг. о высших органах церковного управления, потому что новый Синод образовали при Патриархе; Поместный Собор предусматривал для Синода более самостоятельный статус. Но горький опыт, приобретенный Русской Церковью в страшные 20–30-е гг., показал особую ответственность первосвятительского служения, так как в пору гонений, при внешних и внутренних расколах и разделениях, для многомиллионной паствы главным духовным ориентиром, помогающим различать, где православная Церковь, а где схизмы, была личность первого епископа – Патриарха Тихона, потом митрополитов Петра и Сергия. Архиерейский Собор принял подписанную всеми его участниками декларацию об осуждении изменников веры и Отечества, направленную против коллаборационистов из духовенства и мирян, запятнавших себя сотрудничеством с оккупационными властями и одновременно посягнувших на учинение расколов⁴¹⁸. Разумеется, этот акт был направлен не против тех священнослужителей, кто, находясь на оккупированной территории, вынужден был вступать в контакты с немецкими властями по вопросам, связанным с открытием церквей, с епархиальной и приходской жизнью, контролировавшейся немецкой администрацией. Это касалось священнослужителей, которые предавали ближних или откровенно перешли на сторону фашистов.

В обращении Собора к советскому правительству говорилось: «Глубоко тронутые сочувственным отношением нашего всенародного вождя, главы советского правительства И. В. Сталина, к нуждам Русской Православной Церкви и к скромным трудам нашим, ее смиренных служителей, приносим правительству нашу общесоборную искреннюю благодарность и радостное уверение, что, ободренные этим сочувствием, мы приумножим нашу долю работы в общенародном подвиге за спасение Родины. Небесный же Глава Церкви да благословит труды правительства своим зиждительным благословением и да увенчает нашу борьбу за правое дело вожделенной победой и освобождением страждущего человечества от мрачных уз фашизма»⁴¹⁹.

Архиерейский Собор издал также «Обращение ко всем христианам мира», проект которого был зачитан архиепископом Саратовским Григорием (Чуковым): «Братья христиане всего мира! Все мы переживаем сейчас исключительную историческую годину: весь мир охвачен военным пожаром, кровь заливает поля Европы, Азии, Африки и Америки; мирное население многих стран, занятых немцами, терпит неслыханные надругательства, порабощается, истребляется; наши святыни уничтожаются, ценности вековой культуры гибнут; фашизм всюду несет разрушение и смерть. Наша Родина-мать приняла на себя основной удар немецкого нападения, но, с помощью Божией, с напряжением всех сил, блестящими победами своей героической Красной Армии вытесняет вероломного врага из своих пределов, наносит ему, уже истекающему кровью, но все еще сильному, тяжелые раны и вместе со всеми свободолюбивыми народами борется за полное уничтожение кровавого фашизма во всем мире, ибо нет ничего вожделеннее и благороднее в порывах человеческого духа, как нанести смерть самой войне»⁴²⁰.

Интронизация новоизбранного Патриарха состоялась в Богоявленском патриаршем соборе 30 августа (12 сентября) в день памяти святого князя Александра Невского, небесного покровителя Русской земли. Перед началом Божественной литургии настоятель собора протоиерей Николай Колчицкий огласил деяние архиерейского Собора об избрании митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси. Митрополит Киевский и Галицкий Николай поднес избранному куколь с херувимами. При пении «Аксиос» Патриарх Сергий возложил его на себя.

По окончании литургии Патриарх Сергий обратился к своим собратьям архиереям и к пастве, молившейся в кафедральном соборе: «Великое стечение верующего народа видим мы сегодня в храме на нашем церковном торжестве... Собор преосвященных архипастырей своим единогласным решением от 8 сентября постановил усвоить мне титул Патриарха Московского и всея Руси. Таким образом, наша Русская Церковь этим актом получила всю полноту канонического возглавления, управления и молитвенного предстательства. Но не во внешней красоте и величии сила Христовой Церкви. Церковь, как багряницею, украшается кровью мучеников, подвигами преподобных, великими трудами святителей и других угодников Божиих, поэтому я призываю всех верных чад Церкви к подвигам христианской жизни, чтобы наша православная Церковь облеклась в красоту христианских добродетелей. В моем положении по внешности как будто ничего не изменилось с получением патриаршего сана. Фактически я уже в течение 17 лет несу обязанности Патриарха. Это так кажется только по внешности, а на самом деле это далеко не так. В звании патриаршего Местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран Патриарх, он и исправит все допущенные ошибки. Теперь же, когда облечен высоким званием Патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божьей правде и вести людей к вечному спасению»⁴²¹.

Еще одно слово сказано было в день интронизации Патриарха в Богоявленском соборе архиепископом Саратовским Григорием (Чуковым). Он прикровенно обратился к трагической судьбе Церкви в два последних десятилетия ее истории. Для большинства слушавших его понятно было то, о чем архипастырь не мог говорить открыто:

«Радовалась Русская Православная Церковь, когда 26 лет назад на пустовавший со времен Петра Великого патриарший престол был избран святитель Тихон. Засияла тогда наша Церковь полнотой своей жизни. Но недолго судил Господь святителю Тихону править Русскою Церковью: скоро взял его к Себе Господь. И снова не стало Патриарха, и снова осиротела Русская Церковь. Но Господь незримо хранит Свою Церковь: не стало на патриаршей кафедре Патриарха, но преемственно стали управлять ею Местоблюстители патриаршего престола. И в сознании всех верующих русских людей Православная Русская Церковь по-прежнему осталась патриаршей. Не пошли русские православные люди за обновленцами, за григорианцами, за иосифлянами, автокефалистами и другими самочинными собраниями, которые возглавляли властолюбивые епископы и их приспешники, но пошли туда, где правил православною Церковью Местоблюститель престола Патриарха Тихона – сначала митрополит Петр, а потом до последних дней – Блаженнейший митрополит Сергий. Тяжелый крест выпал на долю митрополита Сергия; скорбен был путь, которым пришлось идти ему – второму Местоблюстителю: и епископы не все признавали его, и в народе враги Церкви старались возбудить против него злые слухи. Но он – глубоко убежденный православный канонист – твердо отмежевался от всякой нелояльной в отношении государства работы, на которую толкали его некоторые из его собратий епископов. Он помнил слова Христа: Воздадите кесарево кесарю и Божие Богу... Он занялся исключительно устроением Церкви и твердо держался строгой церковной линии. Горько было Блаженнейшему Сергию переживать эти испытания, тяжело ему было слышать укоризны со стороны не понимавших характера его деятельности, обвинения в пассивности, якобы в бездействии. Но он глубоко верил, что Церковью правит Господь и Своими премудрыми судьбами ведет ее к славе, а верующих к спасению, и потому он твердо шел своею прямою дорогой и за 17 лет привел ее к тому спокойному и прочному положению, в каком находится наша Русская Православная Церковь в настоящий момент»⁴²².

О своем избрании и интронизации Святейший Патриарх Сергий сообщил Восточным Патриархам: Константинопольскому Вениамину, Александрийскому Христофору, Антиохийскому Александру и Иерусалимскому Тимофею, направив им известительные грамоты. Из Стамбула, Каира, Дамаска и Иерусалима получены были ответные приветственные телеграммы Патриархов, а также поздравления от глав инославных Церквей, от других церковных деятелей христианского Востока и Запада. Патриарха Сергия поздравила принцесса греческая Ирина, находившаяся в Иерусалиме во время оккупации Греции войсками Германии. Из Тбилиси Патриарха Сергия поздравил с избранием и интронизацией Католикос Патриарх Каллистрат, глава Грузинской Церкви, общение с которой у Русской Церкви было прервано в 1917 г. Эта телеграмма давала надежду на прекращение разделения и восстановление евхаристического общения.

Патриаршее достоинство Святейшего Сергия признано было Синодом Сербской Церкви во главе с митрополитом Скопленским Иосифом. Сербский Патриарх Гавриил во время немецкой оккупации Югославии находился в концлагере в Дахау. Румыния была тогда в состоянии войны с Советским Союзом, и между Московской и Румынской Патриархией не было письменного общения. С Болгарской Церковью канонические отношения других православных Церквей, в том числе и Русской, прерваны были еще в XIX в., ввиду отлучения ее Константинопольской Патриархией за самочинное провозглашение своей автокефалии.

О том, с какой радостью встречена была весть из Москвы об избрании Патриарха на православном Востоке, свидетельствует телеграмма, присланная митрополитом Ливанским Илией Карамом: «Ваше избрание исполнило наши сердца радости. В продолжение трех дней церкви на Ливане были открыты днем и ночью и колокола перезванивали весело. Благодарим Бога за восстановление в России Патриаршества и молимся о победе русского воинства под водительством маршала Сталина, великого защитника человечества. Да дарует Всемогущий Бог Вам силы и долгую жизнь к славе Церкви»⁴²³.

О любви православного русского народа к своему Патриарху так рассказывает священник, автор статьи о богослужении в Богоявленском соборе в праздник Рождества Богородицы: «Мне довелось вместе с настоятелем собора отцом Николаем выйти на улицу для встречи дорогого владыки. Вся площадь заполнена народом, ждущим своего святителя. Медленно подъезжает автомобиль, из которого, наконец, выходит Святейший, лицо которого выражает доброту и любовь к собравшемуся народу. Святейший в белом патриаршем куколе, символизирующем самый высокий святительский сан. Патриарх – любимец русского православного народа – входит в храм. Раздается торжественное: «Премудрость!» Это незабвенная минута, когда после долгих часов ожидания, наконец, начинается Божественная служба»⁴²⁴.

* * *

С первым посланием к пастве Патриарх Сергий обратился уже в день своей интронизации. В нем он не только извещал народ Божий о своем избрании и настоловании и просил паству молиться за него, но и, главным образом, сосредоточил внимание на нестроениях, на болезненных язвах церковной жизни, которые происходили от крайне ненормальных условий, в которые поставлена была Церковь и которые явились следствием жестоких гонений на нее. «В «Православном исповедании Восточных Патриархов» указано, что хранителем православной веры у нас является не епископат, не духовенство, а сам верующий народ. Значит, каждый член данной православной общины обязан участвовать в охранении православной веры, содержимой этой общиной». Искренне верующих мирян Патриарх призывает к бдительности, к наблюдению за действиями приходских советов, которые уже решительно отличались от беззаветно преданных Церкви двадцаток 20–30-х гг., теперь они, как правило, были подобраны инстанциями, контролировавшими церковную жизнь: «Если приходской совет общины, например, принимает священника с сомнительной хиротонией, никто из рядовых членов общины не может молчать. На нем лежит обязанность охранять веру, и он будет отвечать перед Богом, если со своей стороны не предупредит ее нарушения. Если бы мы всегда помнили эту нашу обязанность, по-настоящему дорожили бы своей верой и благосостоянием святой Церкви, очень многих из ошибок и злоупотреблений, засоряющих теперь нашу церковную практику, не было бы. Рожденный от Бога, как говорит апостол, хранит себя, и лукавый не прикасается к нему (1Ин. 5. 18)⁴²⁵.

8 октября 1943 г. был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР под председательством Г. Г. Карпова. Именно ему, Карпову, Сталин и поручил проводить в жизнь новую политику по отношению к Церкви, которая в литературе получила название «конкордата». Конечно, юридически это был совсем не конкордат, предполагающий равенство сторон и взаимные обязательства. Абсолютное всевластие Сталина и Политбюро исключало всякую возможность для Церкви эффективно настаивать на соблюдении своих прав, на выполнении условий договора. По существу никакого договора не было; был широкий жест «августейшей» милости безбожной власти к гонимой ею Церкви. Нельзя думать, что он проистекал из личного произвола и каприза Сталина. За этим стоял трезвый политический расчет и понимание того, что искоренение религии – цель утопическая и недостижимая. Предпочтение было отдано иному, более трезвому соображению: Г. Г. Карпов и его ведомство по-прежнему должны были наблюдать за умонастроениями в церковной среде, выявлять нелояльные и антисоветские элементы и беспощадно искоренять их. Но Церковь получила теперь, после встречи митрополита Сергия со Сталиным, возможность назначать епископов на вакантные кафедры, открывать новые приходы, возобновлять духовное образование и церковную печать. В свою очередь, по содержанию изданного Патриархом Сергием 7 ноября, в день Октябрьского переворота, послания пастве можно судить о том, какие шаги навстречу правительству сделаны были церковной властью в духе негласного «конкордата».

В этом послании нет оценки Октябрьского переворота – дата 7 ноября обозначена просто как годовщина советского государства. Политике советского правительства воздается похвала за организацию отпора врагу и за то, что оно «поощряло культурное развитие каждого племени и народности в национальном духе... На посторонний поверхностный взгляд такая свобода как будто должна вести к ослаблению внутренних связей между частями государства, грозить ему распадением. И вдруг, вместо плохо сплоченной массы разных племен, наш Союз встретил врагов до неразрывности спаянный беззаветной любовью всех племен к общей Родине, готовностью их на всякую жертву, лишь бы Родина была свободна от фашистского ярма. Откуда же взялось такое единодушие? Какая сила могла так спаять наши как будто разрозненные племена? Конечно, многое здесь объясняется мудрой национальной политикой правительства, которая каждому племени дает возможность чувствовать себя дома на советской земле... Но вера не колеблясь указывает нам и высшую причину, от которой исходит и сама мудрая политика. «Это – перст Божий»,– говорит нам вера. Сие знамение десницы Вышнего (Пс. 76. 11). Это Он, милосердуя о нас, дает сильным (в том числе и правителям нашим) писать правду (Притч. 8. 15) и государственную жизнь нашу исправляет так, что мы можем жить во всяком благочестии и чистоте»⁴²⁶. Пожалуй, самый далеко идущий жест лояльности правительству в этом послании Патриарха – это призыв поусерднее помолиться «о богохранимой стране нашей и о властех ее во главе с нашим богоданным вождем». Характеристика Сталина как богоданного вождя, впрочем, по имени не названного, по сути дела означала отстраненность от всякого идеологического сближения с большевиками, в котором столь преуспели в свое время обновленцы. Явная стилистическая несовместимость этих слов делает невозможным представление о богоданном вожде – как вожде «пролетариата и прогрессивного человечества». Богоданными называли монархов, и об этом в России еще помнили.

Возможно, некоторые из церковных людей, но, конечно, не Патриарх Сергий, действительно надеялись на эволюцию коммунистического режима, вспоминая исторический прецедент с Наполеоном, который, став императором, прекратил гонение на католическую Церковь и католическое духовенство. Но несомненно и то, что режим Сталина во время войны уже не был той революционной диктатурой, какая обрушилась на страну в 1917 г. Целью Сталина была не мировая революция, а укрепление и расширение собственной империи, хотя и окрашенной в большевистские цвета, но более способной учитывать национальные интересы, чем воинствующий антинациональный ленинский Интернационал. Официальный атеизм в позднесталинский период являлся уже в большей мере данью традиции, идущей от Ленина, чем действительной пружиной и высшей целью политики, как это было в 20-х гг.

Большая часть послания Патриарха Сергия посвящена тем преобразованиям в положении Церкви, которые произошли в сентябре 1943 г. Святейший Патриарх призывает паству «усилить молитву о том, чтобы Господь возглаголал в сердце наших правителей благое и о Церкви своей святой, да тихое и безмолвное житие поживем мы, верующие, во всяком благочестии и чистоте»⁴²⁷. Это молитва Церкви гонимой, и, призывая к такой молитве, Патриарх Сергий во всяком случае для имеющих уши слышать откровенно характеризовал положение Церкви, каким оно было до избрания Патриарха. 27 октября 1943 г. Патриарх Сергий направил Г. Г. Карпову заявление следующего содержания: «Прошу Вас возбудить перед правительством СССР ходатайство об амнистии перечисленным в прилагаемом списке лицам, которых я бы желал привлечь к церковной работе под моим ведением. Я не беру на себя решать вопрос, насколько эти лица заслужили отбываемое ими наказание. Но я питаю уверенность, что оказанная им со стороны правительства милость побудит их (и даст возможность) приложить все свое старание, чтобы показать свою лояльность правительству СССР и без следа загладить прошлую вину». К заявлению был приложен список, в котором значились: митрополиты Евгений (Зернов), Павел (Борисовский), архиепископы Ювеналий (Масловский), Алексий (Кузнецов), Павлин (Крошечкин), Мефодий (Абрамкин), Онуфрий (Гагалюк), епископы Венедикт (Алентов), Григорий (Козлов), Тихон (Шарапов), Ираклий (Попов), Иннокентий (Никифоров), Онисим (Пылаев), Иннокентий (Тихонов), Макарий (Звездов), Серапион (Шевалеевский), Николай (Могилевский), Иоанн (Широков), Иннокентий (Клодецкий), Антоний (Панкеев), Вениамин (Иванов), Феодор (Смирнов), Вячеслав (Шкурко), Григорий (Козырев), архимандрит Афанасий (Егоров) и протоиерей Адаменко⁴²⁸. Все поименованные в этом списке, кроме епископа Николая (Могилевского), в действительности были уже расстреляны или погибли в лагерях от каторжных условий жизни, от голода и тяжких работ. Епископ Николай (Могилевский) был освобожден и в 1945 г. назначен на Алмаатинскую кафедру, которую и занимал в сане митрополита до своей кончины 25 октября 1955 г.

Одной из важнейший забот Святейшего Патриарха и Священного Синода было замещение архипастырских кафедр, большинство из которых вдовствовало после разгрома 30-х гг. В течение одного года были посвящены во епископа Лысковского викария Горьковской епархии Зиновий (Красовский), во епископа Дмитровского – Иларий (Ильин), во епископа Нежинского – Борис (Вик).

1 апреля 1944 г. Патриарх Сергий возглавил хиротонию во епископа Пензенского и Саранского Кирилла (Поспелова). Это был уже старец летами (он родился в 1876 г.), из вдовых протоиереев, принявший монашеский постриг в год архиерейской хиротонии. До пострига носил имя Леонид; с 1898 г. был диаконом, а священствовал с 1906 г., на короткое время в 1923 г., будучи благочинным церквей Саратова, примкнул к обновленчеству, но уже через несколько месяцев принес покаяние в отступничестве и с тех пор мужественно стоял за каноническую православную Церковь. В 30-е гг. он был арестован и отправлен в лагерь. В начале войны о. Леонида освободили, но священствовать не позволили. Он поселился в Оренбурге и в городской больнице был уборщиком и кухонным работником. Когда открылась возможность для архиерейской хиротонии, о своем старом друге вспомнил архиепископ Андрей (Комаров). Архипастырь представил его Патриарху как достойного кандидата во епископы, и протоиерея Леонида срочно вызвали в Москву. Вскоре после хиротонии он был переведен с Пензенской кафедры на Ташкентскую. Когда епископ Кирилл проезжал через Оренбург, откуда его вызвал архиепископ Андрей, на вокзале его встречало городское начальство, и по старой памяти местные партийные и советские вожди брали у владыки благословение и целовали ему десницу. Кое-где в провинции новый курс политики правительства по отношению к Церкви понят был как своего рода возвращение к прежней симфонии Церкви и государства. Новохиротонисанный старец епископ был архипастырем высокой подвижнической жизни: постился круглый год, даже на Пасху употреблял пищу лишь с растительным маслом, бывали дни, когда он ничего не ел. «Каждую проповедь он обычно начинал словом «Возлюбленные!» Это обычное для него слово не оставалось простой формой... Этим словом он... как бы включал себя во внутренний мир своих слушателей и устанавливал прямую связь между своим сердцем и сердцами присутствующих... Он... очень любил благословлять народ и нередко после всенощной задерживался в храме, чтобы благословить каждого из стоящих на его пути к выходу»⁴²⁹.

На кафедры назначались также архиереи, освобожденные из мест лишения свободы, возвращавшиеся из ссылок. Так, на Ставропольскую кафедру в сентябре 1943 г. был поставлен архиепископ Антоний (Романовский), на Астраханскую в декабре 1943 г.– один из старейших по хиротонии иерархов Филипп Ставицкий (еще в 1916 г. посвященный во епископа Аляскинского). В конце 1943 г. епископат Русской Церкви состоял из 25 правящих архиереев, а в марте 1944 г., за 2 месяца до кончины Патриарха Сергия, насчитывалось уже 29 архипастырей.

14 сентября, через неделю после Собора, на 55-м году своей исповеднической жизни скончался архиепископ Горьковский и Арзамасский Сергий (Гришин), избранный на архиерейском Соборе постоянным членом Священного Синода, всецело преданный служению Богу и Церкви. Здоровье архипастыря было подорвано 5-летним лагерным заключением, которое он отбывал с 1936 г. до начала войны.

28 ноября 1943 г. было принято постановление Совнаркома № 1325 «О порядке открытия церквей». Согласно этому постановлению ходатайство верующих о регистрации религиозной общины и предоставлении храма сначала должно было рассматриваться в местных органах власти. Затем они должны были направлять материалы в Совет по делам Русской Православной Церкви. Совет по рассмотрении всех обстоятельств выносил предварительное решение по ходатайству верующих, которое окончательно утверждалось уже Совнаркомом. Столь сложная процедура, конечно, призвана была притормаживать процесс возвращения Церкви ее разоренных храмов, но самому процессу все-таки дан был ход. Назначенные на кафедры епархиальные архиереи не без успеха предпринимали усилия по возвращению церквей, занятых под склады или клубы.

12 сентября 1943 г. вышел первый номер возобновленного «Журнала Московской Патриархии». Тираж его был 15 000 экземпляров. Ответственным редактором стал сам Патриарх Сергий, а в редакционную комиссию вошли митрополиты Ленинградский Алексий, Киевский Николай и архиепископ Горьковский Сергий (Гришин). Ответственным секретарем редакции был настоятель московского храма святителя Николая в Кузнецах протоиерей Александр Смирнов.

В первых номерах «Журнала Московской Патриархии» публиковались официальные церковные материалы архиерейского Собора 1943 г., обращения Патриарха, статьи, посвященные главным образом патриотическому служению Православной Церкви в Великую Отечественную войну, сообщалось о разорении церквей и монастырей немцами. В четвертом (декабрьском) номере за 1943 г. помещена статья архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) «Кровавый мрак фашизма». В ней говорится: «Как мне изгладить из памяти четыре страшных фотоснимка всей процедуры повешения пяти подростков и юношей, срывающихся с петли и опять вешаемых? Кто поднимет голову мою? Она низко опустилась и не может подняться от тяжкого гнета воспоминаний о двустах пленных красноармейцах, заживо сожженных в Верейском соборе, в алтаре и на амвоне, о разрушении Киево-Печерской лавры, Новгородского собора святой Софии и сотен храмов наших, о руинах и пепле тысяч городов и селений, о миллионах разоренных, ограбленных и обреченных на голод людей, детей, маленьких милых наших детей. Германский народ, более тысячи лет считавшийся христианским народом, родившим Лютера, Гете, Канта и Гегеля, Гельмгольца и Вирхова, явил всему миру, народам-братьям во Христе и народам нехристианским неслыханно страшное лица варвара, топчущего ногами Св. Евангелие, вторично распинающего Христа. Пусть карающая десница Божия скорее опустит свой грозный меч над главой извергов рода человеческого и да сбудется над ними правда евангельских слов: Взявший меч, от меча погибнет»⁴³⁰. В 1943 г. вышло 4, а в 1944 г. уже 12 номеров «Журнала Московской Патриархии». В 1943 г. издательством Московской Патриархии выпущен был сборник документов «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война» под редакцией митрополита Николая (Ярушевича).

На заседании Священного Синода 12 февраля 1944 г. митрополит Киевский Николай был перемещен на Крутицкую кафедру, став помощником Патриарха по управлению Патриаршей Московской епархией. Митрополитом Киевским и Галицким, экзархом Украины Синод назначил архиепископа Ярославского Иоанна (Соколова). В мае 1944 г. на Ярославскую кафедру был перемещен архиепископ Алексий (Сергеев).

После избрания Патриарха более интенсивными стали контакты Русской Церкви с другими православными и инославными Церквами. На повестке дня стоял вопрос о нормализации отношений с Грузинской Церковью, самочинное отделение которой в 1917 г. не признал ни Патриарх Тихон, ни заседавший тогда Поместный Собор. В октябре 1943 г. в Тбилиси для переговоров с Патриархом Грузии Каллистратом Патриарх Сергий направил архиепископа Ставропольского Антония (Романовского). Эти переговоры увенчались возобновлением канонического общения между Русской и Грузинской Церквами. Русские приходы в Грузии после этого были объединены с грузинскими под единым священноначалием Грузинской Церкви. Но согласованной оценки каноничности акта отделения Грузинской Церкви, совершенного в 1917 г., при этом не было сделано. Сообщая Восточным Патриархам о восстановлении молитвенно-канонического общения с Грузинской Церковью, Патриарх Сергий направил им известительные грамоты с изложением истории событий⁴³¹. С 19 по 28 сентября в Москве пребывала делегация англиканской Церкви во главе с архиепископом Йоркским С. Ф. Гарбеттом.

Для консолидации церковной жизни необходимо было установление внутрицерковного мира, преодоление расколов и разделений в российской пастве. К середине войны полный крах обновленчества стал очевидным. Обновленческие архиереи, осознавшие это, искали пути к возвращению в Православную Церковь. Лжеепископ Звенигородский Сергий (Ларин) в 1943 г. вступает в тайные переговоры с Киевским митрополитом Николаем об условиях, на которых могут быть воссоединены обновленцы. Сергий готов был пожертвовать Александром (Введенским), чтобы обновленческие священнослужители воссоединялись в сущем сане, хотя и с запрещением женатых епископов. Об этих переговорах стало известно самозваному первоиерарху, и он перевел Сергия Ларина из Москвы в Ташкент. Переговоры прекратились.

По отношению к кающимся обновленцам Патриарх Сергий выбрал не чуждую икономии, но твердую линию. В сущем сане принимались епископы, пресвитеры и диаконы, получившие сан до 1923 г., когда обновленцы были запрещены Патриархом Тихоном, если они не утратили права на священнослужение через вступление в брак после хиротонии. А лжесвященники и лжеепископы обновленческого поставления принимались мирянами или в том сане, которого удостоились до ухода в раскол.

5 ноября 1943 г. на заседании Священного Синода принято было покаяние от находившегося на покое обновленческого «архиепископа» Михаила (Постникова). Свое покаяние, подписанное собственноручно, присоединяемый прочитал вслух и вручил Патриарху. Святейший Патриарх прочитал над кающимся разрешительную молитву и возложил на него архиерейскую панагию. Воссоединенный с Православной Церковью епископ Михаил (Постников) был назначен на Архангельскую кафедру. 2 марта 1944 г. к Православной Церкви был присоединен бывший обновленческий «первоиерарх» Виталий (Введенский), получивший назначение на Тульскую кафедру. Обновленческого архиепископа Звенигородского Андрея (Расторгуева) по принесении покаяния воссоединили в сане протоиерея, который он имел до отпадения в раскол, и назначили настоятелем московского храма Воскресения в Сокольниках. Обновленческий епископ Сергий (Ларин) был воссоединен простым монахом, но вскоре после этого получил уже православное поставление во епископа.

К 1944 г. в обновленчестве оставалось лишь несколько честолюбцев-пастырей, покинутых своим образумившимся стадом. Не принес покаяния перед Матерью Церковью Александр Введенский. В письме епископу Александру (Толстопятову) от 20 апреля 1944 г., за несколько дней до кончины, Патриарх Сергий писал: «А. И. Введенский, по-видимому, собирался совершить нечто грандиозное или по крайней мере громкое. Прислал мне приветственную телеграмму: «Друг друга обымем!» Меня называет представителем религиозного большинства в нашем православии, а себя – представителем меньшинства. А закончил какой-то арлекинадой, подписался первоиерархом, доктором богословия и доктором философии. Я ответил: «Введенскому А. И. Воистину Христос воскрес! П. С.""⁴³².

Конец 1943–1944 г.– время непрерывных побед русского оружия над войсками агрессора. Осенью 1943 г. освобождена Восточная Украина. 6 ноября Красная Армия взяла Киев, 2 февраля 1944 г.– Луцк. Весной 1944 г. советские войска вышли на государственную границу; 27 июля от немцев очищен Львов. 23 августа Харьков был взят Красной Армией. Митрополит Феофил (Булдовский) остался в городе, не воспользовавшись возможностью эвакуироваться, и через несколько дней обратился к Патриарху Сергию с приветственной телеграммой и просьбой о принятии его в молитвенно-каноническое общение. 9 ноября 1943 г. из Патриархии был получен телеграфный вызов в Москву. На другой день митрополит Феофил направил письмо экзарху Украины митрополиту Киевскому Николаю: «Давно уже мною с городским духовенством была послана Святейшему Патриарху Сергию приветственная телеграмма в связи с избранием его в Патриархи и с просьбой принять мою епархию под свое окормление. Я хотел уже вслед послать и пояснительные письма Его Блаженству и Вашему Высокопреосвященству, но явилась некая задержка. Тем не менее я все время скорбел душой и горько каялся, вспоминая свои старые ошибки. Я разумею «деяние 13-ти». Я не стану оправдываться сейчас, но скажу, что в этом «деянии» много неправды и Его Блаженство введен в заблуждение. Я никогда не был ни шовинистом, ни автокефалистом, ни тем более карьеристом. Я стал на путь Собора киевских епископов 1922 г. исключительно из желания удержать родной украинский народ от большого греха и в этом, благодарение Богу, преуспел. Излагать все дело на бумаге я не могу... И Вы, Владыко, это понимаете. И вот я, 78-летний старик, полубольной, решаюсь ехать к Вам в Москву, чтобы у ног Его Блаженства сложить свои старые и новые ошибки и испросить себе у него прощения»⁴³³.

Но в Москву митрополит Феофил не выехал. 12 ноября он был арестован НКВД и скончался в заключении 20 января 1944 г. Патриарх Сергий, получив информацию о деятельности лжемитрополита Феофила во время оккупации Украины, утвердил постановление 13 епископов Украинского экзархата от 25 декабря 1924 г. о лишении Феофила Булдовского и его сторонников-лубенцев архиерейского сана и отлучении их от Церкви. Феофил был единственный епископ-автокефалист, который не захотел эвакуироваться при отступлении немцев. Все остальные бежали вначале в Галицию или на Волынь, а оттуда в Варшаву, и наконец, в Германию, оказавшись после ее капитуляции в западных зонах. Вместе с ними эвакуировалась и часть клириков; многие из оставшихся на Украине священников-автокефалистов были арестованы.

При отступлении немцев из епископата Автономной Церкви эвакуировалась только часть архиереев, но глава Автономной Церкви архиепископ Дамаскин (Малюта) при эвакуации из Каменец-Подольского был захвачен советскими военными властями, арестован и отправлен в сибирский лагерь, где скончался. За пределами Украины и впоследствии в эмиграции оказались архиепископ Днепропетровский Димитрий (Маган), епископы Житомирский Леонтий (Филиппович), Львовский Пантелеимон (Рудык), управлявший с 1941 по 1943 г. Киевской епархией, а также Ровенский Феодор (Рафальский). В эмиграции архиепископ Димитрий вошел в юрисдикцию Карловацкого Синода; владыка Пантелеимон (Рудык) в 1959 г. в сане архиепископа был принят в общение с Московской Патриархией и скончался в 1968 г. архиепископом Эдмонтонским и Канадским. Архиепископ Николаевский Антоний (Марценко) и епископ Ростовский Николай (Амасийский) бежали в Румынию. Епископ Николай скончался там в 1945 г., а владыка Антоний переехал из Румынии в Карловы-Вары, вошел в юрисдикцию Польской Церкви, потом в 1946 г. был принят в общение Московским Патриархом и получил назначение на Орловскую кафедру.

Большинство епископов и почти все духовенство Автономной Церкви при бегстве немцев с Украины остались на Родине. Многие из священнослужителей были арестованы НКВД по подозрению в сотрудничестве с оккупантами, которое, как правило, выражалось только в том, что священники открывали храмы и совершали богослужения по разрешению немецких властей.

Епископ Вениамин (Новицкий) еще в феврале 1943 г. при приближении Красной Армии к Полтаве хотел остаться в своем кафедральном городе, но был принудительно эвакуирован недели за две до отхода из города немецких войск. Он поселился в Почаевской лавре вместе с епископами Кременецким Иовом (Кресовичем) и находившимся там на покое Никодимом (Гонтаренко). На родине остались архиепископ Черниговский Симон (Ивановский) и его викарий епископ Нежинский Панкратий (Гладков); оба они были известны на Украине как русские патриоты. При освобождении Украины от немцев, епископ Никодим (Гонтаренко) оставлен был на покое в Почаевской лавре; архиепископ Симон в 1945 г. получил назначение на Полтавскую, а епископ Иов в том же году на Измаильскую кафедру. Епископы Вениамин (Новицкий) и Панкратий (Гладков) были арестованы НКВД и отправлены в сибирские концентрационные лагеря, где владыка Панкратий вскоре погиб.

* * *

В 1944 г. Красная Армия почти безостановочно продвигалась на запад; исход войны был уже предрешен. Пасхальное послание пастве Святейшего Патриарха Сергия 1944 г. заканчивалось выражением благодарности Богу за Его благодеяния и призывом к молитве за всех, несущих крест служения Богу и ближним⁴³⁴. Почти все дни Страстной и Пасхальной седмицы Патриарх Сергий совершал богослужения. На призывы поберечь свое здоровье он отвечал: «Поди-ка, дождись следующей Пасхи». Своим чередом шли и труды Святейшего по текущему управлению Русской Православной Церковью.

14 мая 1944 г. Патриарх Сергий совершил в Ризоположенском храме хиротонию во епископа Можайского архимандрита Макария (Даева). Вечером он обсуждал с управляющим делами Патриархии протоиереем Н. Ф. Колчицким вопросы, связанные с предстоящим заседанием Синода. Святейший проснулся 15 мая в 6 часов. Но когда в 6 часов 50 минут его келейник архимандрит Иоанн (Разумов) вошел в спальню, он застал Святейшего бездыханным. Врач определил смерть от кровоизлияния в мозг.

16 мая останки Патриарха Сергия были перенесены для погребения из Патриархии в кафедральный Богоявленский собор. У собора гроб ожидала несметная толпа православного верующего народа.

В день кончины Патриарха Сергия было вскрыто его завещание, составленное в начале Великой Отечественной войны. В согласии с волей почившего первосвятителя Священный Синод утвердил Местоблюстителем патриаршего престола митрополита Ленинградского Алексия (Симанского).

Телеграммы и письма с выражением соболезнования по случаю кончины Святейшего Патриарха Сергия прислали Патриархи Константинопольский Вениамин, Александрийский Христофор, Антиохийский Александр, Иерусалимский Тимофей, Грузинский Каллистрат, Коптский Макарий; иерархи Московской Патриархии, совершавшие свое служение за рубежом: митрополиты Вениамин (Федченков), Сергий (Тихомиров), епископ Феодор (Текучев); архиепископы Кентерберийский и Йоркский, Совнарком СССР, посольства Великобритании, Канады и Китая в Москве, начальник французской военной миссии в Москве Е. Петти.

Патриарх Сергий (в миру Иван Николаевич Страгородский) родился в Арзамасе в семье потомственного священника в 1867 г. Род Страгородских издревле принадлежал к духовному сословию. При Екатерине II епископ Сильвестр Страгородский занимал Крутицкую кафедру. Мать будущего Патриарха умерла в молодости, вскоре после рождения сына, и мальчик рос сиротой. Самые ранние воспоминания его связаны с арзамасским Алексеевским женским монастырем, где его тетка – мать Евгения – была монахиней, а потом игуменией. На восьмом году жизни мальчика отдали в приходское училище, а по окончании его – в Нижегородскую семинарию.

В 1886 г. Иван Страгородский поступил в Петербургскую Духовную Академию. На последнем курсе 30 января 1890 г. он принял постриг и вскоре был рукоположен в иеромонаха. Сокурсник Патриарха архиепископ Варсонофий (Городцев) вспоминал: «Действительно яркой звездой... курса был Страгородский Иван Николаевич... Он с первых же дней заявил себя внимательным отношением к так называемым семестровым сочинениям, вдумчиво прочитывал нужные книги, для чего посещал Публичную библиотеку, слушал лекции и на экзаменах давал блестящие ответы... Еще на третьем курсе он начал усердно изучать творения святых отцов Церкви и знакомиться с мистической литературой... Под влиянием отеческой и аскетической литературы в сердце Ивана Николаевича стало зреть и крепнуть желание принять монашество, и он еще студентом решил поехать в Валаамский монастырь, чтобы опытно изведать подвижническую жизнь иноков этого строгого по уставу монастыря... Он... очень любил творения Тихона Задонского, Феофана Затворника... В беседах он и меня звал в монашество: «Оставь,– говорил он,– мертвым погребать своих мертвецов»⁴³⁵. Кандидатскую диссертацию «Православное учение о вере и добрых делах» он писал под руководством профессора А. Л. Катанского, и в 1890 г. закончил академию первым из 47 кандидатов-магистрантов.

Ректору академии он подал прошение направить его на службу в Японскую православную миссию. В Японии он служил под началом святого равноапостольного Николая (Касаткина). Исключительные лингвистические способности миссионера (он превосходно знал греческий, латинский, еврейский и новые европейские языки) позволили ему за несколько месяцев овладеть японским. С осени 1891 г. он уже преподавал догматическое богословие в семинарии на родном для учащихся языке.

Весной 1893 г. иеромонах Сергий был переведен в Россию и назначен доцентом Петербургской Духовной Академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. В том же году его переместили на должность инспектора Московской Духовной Академии, а в 1894 г. назначили настоятелем Русской посольской Церкви в Афинах с возведением в сан архимандрита.

В 1895 г. архимандрит Сергий защитил магистерскую диссертацию «Православное учение о спасении». Основная мысль этой замечательной работы – о тождестве добродетели и блаженства, нравственного совершенства и спасения. Развивая православную сотериологию, архимандрит Сергий подвергает критике «юридическую доктрину» с ее понятием заслуги, получающей должное воздаяние в вечной жизни. По мысли автора диссертации, верно истолковавшего святоотеческое учение, спасение начинается в земной жизни и состоит в изменении тварной природы, совершаемой Божественной благодатью, действующей в согласии с человеческой волей и приводящей к обожению тварного бытия. Сотериологические воззрения Патриарха Сергия оказали заметное влияние на выдающегося догматиста нашего века В. Н. Лосского.

В 1899 г. архимандрит Сергий был назначен ректором Петербургской духовной семинарии, вскоре после этого переведен в Петербургскую Духовную Академию вначале инспектором, а в январе 1901 г. назначен ректором.

25 февраля 1901 г. в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры состоялась его хиротония во епископа Ямбургского. Чин хиротонии возглавил митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). Редкий случай – на хиротонии присутствовал дедушка посвящаемого. При своем наречении во епископа архимандрит Сергий произнес речь, замечательную по провидческой глубине мысли: «Внешняя обстановка епископского служения,– сказал он,– может быть весьма разнообразна. Епископы могут быть в почете и богатстве, могут пользоваться обширными гражданскими правами и преимуществами, но могут быть и в полном бесправии, нищете и даже гонении. Все это зависит от причин случайных и внешних, от государственного положения христианства, от народных и общественных обычаев... С изменением этих внешних причин может измениться и внешняя обстановка. Но само епископское служение в его сущности, в том настроении, какое требуется от епископа, всегда и всюду остается одним и тем же апостольским служением, совершается ли оно в великом Царьграде или в ничтожном Сасиме... Истинный пастырь постоянно, в ежедневном делании своем душу свою полагает за овцы, отрекается от себя, от своих привычек и удобств, от своего самолюбия, готов пожертвовать своей жизнью и даже душой своей ради Церкви Христовой, ради духовного благополучия словесного стада»⁴³⁶.

В должности ректора епископ Сергий был добрым и справедливым начальником, к студентам относился по-отечески. Всегда ровный, спокойный, он благотворно действовал на воспитанников своей ласковой приветливостью. Ученик Святейшего Патриарха по Петербургской Академии, архиепископ Фотий (Тапиро) вспоминал: «Каждый вечер после ужины в Академической церкви в присутствии преосвященного ректора владыки Сергия прочитывались молитвы на сон грядущий. После этого владыку окружала тесная семья студентов, и он долго и любовно беседовал с ними, назидая, научая, наставляя простыми и понятными словами, предупреждая юношей от увлечений и соблазнов столичного города, убеждая не сходить с церковного пути и беззаветно отдать себя на служение Церкви православной и родному народу. Студенты ценили эти отеческие беседы своего ректора и платили нелицемерной преданностью и любовью»⁴³⁷.

Годы ректорства были не только временем его административно-педагогической, но и научно-богословской деятельности. В периодической духовной печати появился ряд статей епископа Сергия, главным образом посвященных разбору и критике инославных исповеданий. В последние годы ректорства епископ Сергий был назначен председателем Синодальной комиссии по старокатолическому и антипапскому вопросам. Замечательной страницей в его архипастырской деятельности явилось председательство на Религиозно-философских собраниях, которые способствовали сближению православного духовенства с религиозно настроенной интеллигенцией. Во время русско-японской войны и начавшейся в ее разгар революции епископ Сергий говорил встревоженным студентам, что Российская империя может быть сметена надвигающимися событиями, но Церковь погибнуть не может.

6 октября 1905 г. епископ Сергий был назначен на самостоятельную Финляндскую и Выборгскую кафедру с возведением в сан архиепископа. Обстановка в Финляндии была сложной. Финская интеллигенция стремилась насаждать среди православных карел финскую культуру и в деятельности православной Церкви видела этому препятствие. Архиепископ Финляндский Сергий вынужден был обратиться к генерал-губернатору Финляндии с просьбой оградить православных карел от насильственной финизации. Много внимания он уделял развитию приходской жизни и школьному делу в своей епархии.

В 1911 г. архиепископ Сергий был включен в состав Святейшего Синода, руководил важными синодальными учреждениями: был председателем Особого совещания по вопросам внутренней и внешней миссии, председателем Совещания по исправлению церковно-богослужебных книг; с 1912 г. назначен председателем Предсоборного Совещания, с 1913 г.– председателем Учебного комитета.

После отречения императора Николая II архиепископ Сергий возглавил Синод нового состава и Предсоборный совет. В 1917 г. голосами клириков и мирян он был выбран на Владимирскую кафедру. На Поместном Соборе 1917 г. архиепископа Сергия избрали членом Священного Синода, а после интронизации Патриарха указом Святейшего он был возведен в сан митрополита. В годы гражданской войны митрополит Сергий подвергался неоднократным арестам. Жизненный путь Патриарха Сергия омрачен эпизодом его присоединения к обновленческому расколу в 1922 г., в чем он уже на следующий год принес слезное покаяние перед Святейшим Патриархом Тихоном.

В конце 1925 г. он возглавил Русскую Церковь в звании Заместителя патриаршего Местоблюстителя. На этом высоком посту ему «приходилось сталкиваться с противодействием как очень честных людей, так и с темными интригами церковных авантюристов. Если первые не понимали, не способны были вникнуть до конца в смысл мероприятий главы Церкви, то вторые, движимые самыми корыстными побуждениями, заинтересованы были только в одном: использовать до конца во вред патриаршей Церкви, с одной стороны, политически напряженную атмосферу революционной борьбы, а с другой – возбужденное событиями, сбитое с толку и панически настороженное настроение верующих. В атмосфере этого хаоса пришлось действовать святителю Сергию многие годы. Приходилось бороться с наиболее тягостным явлением – демагогией отдельных представителей клира. И чем «возвышеннее» звучали призывы самых искренних из них, но не способных понять, что они таким путем губят главное: единство и целостность Церкви, тем крепче должна была действовать власть главы Церкви в смысле духовно-дисциплинарных мероприятий, сколь бы ни казались эти мероприятия взволнованным и не понимающим положения дел группам верующих суровыми и несправедливыми»⁴³⁸. Проявляя твердость по отношению к упорствующим, святитель Сергий скорбел об ожесточении и никогда не снимал вины с самого себя. Когда после издания известной «Декларации» 1927 г. часть епископата пошла на разрыв с ним, то при получении первого известия о разразившихся нестроениях он жестоко укорял себя: «Что я наделал! Что я наделал!»

В 1934 г., по предложению митрополита Алексия, Заместитель Местоблюстителя определением Патриаршего Синода был удостоен титула Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского. Тяжкие скорби переживал глава Русской Церкви и в страшные 30-е гг., когда православное духовенство, разделяя судьбу своего народа, подвергалось жестоким преследованиям. Надежда оставалась только на Бога.

Когда до митрополита Сергия дошла весть о начале войны, он, помолившись, сказал находившимся возле него: «Господь милостив, и Покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы Русской земли, поможет нашему народу перенести годину тяжелых испытаний и завершить войну нашей победой»⁴³⁹. Проживая в Ульяновске и получая там вести из Ленинграда от митрополита Алексия, он говорил: «Вот нам-то хорошо здесь и покойно, а вот им-то каково, находясь в руках у смерти»⁴⁴⁰. Келейник Патриарха архимандрит Иоанн (Разумов) так вспоминал о его жизни в Ульяновске:

«Владыка взял себе за правило вставать в 5 часов утра, вычитывать положенное иноческое правило, посещать все церковные богослужения и ежедневно читать Святую Библию на трех языках: еврейском, греческом и славянском... Это занятие Святейший называл «Библейский урок»... В 9 часов легкий завтрак, после которого начинался прием посетителей... до обеда; в 3 часа скромный обед... немного отдохнув, Святейший внимательно разбирал почту. На письма он отвечал сам, ни одного письма не оставив без ответа. Покончив с корреспонденцией, Святейший принимался за газеты. Он был всегда в курсе всех политических событий. Затем приступал к вечернему правилу, каждый день вычитывал дневные службы по Октоиху и Минеям, если сам лично не служил всенощного бдения в храме. Углубившись в молитву, Святейший часто забывал об ужине и, утомленный молитвенным подвигом, спокойно ложился спать, чтобы подкрепить силы. Каждую ночь вставал в 3 часа и вычитывал 12 избранных псалмов с поклонами. Так строго день за днем проходила светлая жизнь ангела Русской Церкви»⁴⁴¹.

Почитатель Патриарха Сергия В. Н. Лосский писал о нем после его кончины:

«До конца времен Церковь сохранит память великого святителя наряду с другими именами, которые знает каждый христианин. Когда умер Василий Великий, его друг и сотрудник святитель Григорий Богослов мог сказать: «Все было велико в тебе, Великий Василий, одно лишь было мало: всего только 8 лет ты был епископом Кесарии». То же можно сказать и о почившем возглавителе Русской Церкви. Все было велико в жизни великого Сергия, который всего лишь несколько последних месяцев своего епископского служения носил сан Патриарха Московского и всея Руси. Но как патриарший Местоблюститель он почти 18 лет управлял Русской Церковью. Старый мир, мир Русской империи, мир византийских традиций, восходивший к Константину Великому,– тот мир, который казался многим миром самого христианства, внезапно рушился до основания, и на его месте возникал новый мир вне христианства, но не вне Божественной воли, определяющей исторические судьбы. Чтобы руководить церковной жизнью в столь исключительных условиях, в Москве – столице нового государства, в центре строящегося нового мира, надо было обладать непоколебимой верой в богоустановленность Церкви»⁴⁴².