Вторая часть. Нравственное учение Православной Церкви

Нравственное учение есть правило человеческих действий. Некоторые из человеческих действий совершаются бессознательно, вследствие или неполного еще развития человека, или временного, более или менее продолжительного, потемнения его способностей. Подобные действия или совершенно невольны, или, по крайней мере, остаются вне условий, необходимых для того, чтобы ответственность падала на совершившего эти действия.

Условия, необходимые для того, чтобы действие вменилось человеку, суть – непотемненный разум и свободная воля.

Разумом – познаем прирожденные нам законы, или законы совести, и положительные законы; свободною волею – сообразуем наши действия с этими законами.

Действие сообразное с законом, есть доброе действие, –противное же закону есть злое действие или грех. Навык совершать злые дела составляет порок, навык совершать добрые дела составляет добродетель.

Злое действие или грех бывает более или менее тяжким, смотря по важности нарушенного закона и по степени разумения и свободы действовавшего. Человек, нарушающий важный закон, с полным разумением и совершенною свободою, виновнее человека, нарушающего менее важный закон, при меньших разумении и свободе.

Прирожденные нам законы заключаются в начальных, вложенных в нас, чувствах и понятиях, составляющих нашу нравственную природу также, как телесные чувства и их орудия составляют нашу вещественную природу. Прирожденные законы обусловливают нашу совесть, которая есть внутреннее свидетельство, каждым человеком, по природе, даваемое самому себе, о нравственном значении того или другого действия. Основанием этому внутреннему свидетельству или совести служит понятие о различии добра и зла. Причина различения нами добра и зла есть Сам Бог, Который по сущности своей есть Добро. Вне понятия о Боге – добро и зло суть лишь слова, не имеющие смысла: – действия сами по себе безразличны, они суть только необходимые последствия нашего вещественного состава, в том или другом направлении, в той или другой мере, развитого по случайности, в которой невозможно дать отчета. Принимая же добро и зло за одни только слова без существенного значения и поставляя человека в неизбежную зависимость от вещественного его состава, – обращаешь нравственное умение в пустое мечтание¹¹.

Для того, однако же, чтобы прийти к такому крайнему заключению, надобно предварительно отвергнуть самые существенные начала, составляющие природу человека. Нравственные законы очевидны в человечестве не менее вещественных; отвергая первые, столько же отрицаем самого человека, как и отвергая вторые. Постоянство одних и тех же нравственных понятий, во все времена, во всех личностях, доказывает, что эти понятия, в виде законов, заключаются в человеческой природе точно также, как постоянство врожденных побуждений и последовательных развитий, составляющих физическую природу человека, доказывает, что его тело подчинено законам. В том же, что все эти законы направлены к одной цели, – очевидно доказательство действия в человеческом существе Разумной Причины, то есть Творца, Которого Воля положила для человека общие законы, как нравственные, так и физические.

Итак, Бог есть Причина законов человеческой совести; – совесть есть отголосок воли Божией.

Но так как человек низпал из первоначального своего состояния, в котором был создан, то разум его потемнился и воля ослабела, так что он не сохранил полной свободы к совершению добра.

Для возвращения человеку этой свободы, – Бог просветил его разум и направил его волю.

Для просвещения разума, – Бог дал человечеству положительные наставления об истинах, которых само оно не могло постичь, а именно догматическую часть откровения. Для направления воли, – Бог дал положительные законы.

Наконец Бог даровал еще человеку внутреннюю помощь – во влиянии Святого Духа, которое заслужено нам Иисусом Христом. Этою помощью, называемою «благодать», Бог восстановил человека в его свободе – постигать истину и совершать добро.

Итак, в нравственном отношении человек может быть рассматриваем двояко: сам по себе, – вне благодати, – и под влиянием благодати. В первом состоянии он, по своей природе, имеет в себе начала добра, составляющие сущность духовной природы, с которою он создан: – он имеет разум, который есть постижение истин, и совесть, которая есть внутреннее сознание добра. Но разум падшего человека не сохранил довольно ясности, чтобы постигать все необходимые для него истины, и сознание добра – недостаточно сильно, чтобы постоянно побуждать его к действиям, сообразным с нравственными законами: – и в том и в другом человек не обладает полною свободою.

Человек, как христианин, то есть как состоящий под влиянием благодати, обладает полною свободою постигать истину и совершать добро. Но как такая свобода даруется Богом, то и должно признать, что всем добром, какое совершает человек, поставленный в условия христианства, обязан он благодати и что все заслуги, какие он может приобрести, получает он через Божию благодать.

На этих основаниях утверждаются следующие главные начала христианского нравственного учения: 1) человек имеет безусловную нужду в Божией благодати, которая, следовательно, необходима, 2) Божия благодать – действенна, то есть решает действие человека; 3) человек не принуждается благодатью к постижению истины или к совершению добра, потому что благодать есть только врачующая помощь, восстановляющая человеческую свободу, а не стесняющая ее; 4) благодать есть дар Божий, то есть дается нам не за заслуги наши, потому что, до получения благодати, все наши действия, – вследствие умственного и нравственного падения нашего, – могли быть только недостаточными, по самому свойству своему.

Христианские начала нравственного учения были потрясены двумя великими ересями, одна другой противоположными: пелагианизмом и фатализмом, главные основания которых вкратце упомянуты в первой части «Изложения», а именно при указании разногласий христианских Церквей относительно догмата искупления и относительно воскресения мертвых и жизни будущего мира. Первая из этих ересей, – пелагианизм, – осужденная первобытною Церковью, была возобновлена иезуитами, которые окончательно успели заразить этою ересью всю римскую Церковь, – не открыто и не под собственным именем пелагианизма, но через посредство множества богословских ухищрений. Иезуит Молина – первый изобрел такие ухищрения. Он не нападал открыто на учение предания о благодати, даже притворно признавал его. Тем не менее, папство, сохранявшее по этому предмету православное учение еще в шестнадцатом столетии, подвергло нововведения подробному рассмотрению целого ряда совещаний, известных под названием «congregationes de auxiliis». Иезуитский пелагианизм был ими осужден, – так, однако же, что иезуиты сохранили возможность проводить понемногу свое отвергнутое учение. Искренние католики разоблачали их пронырства и поддерживали здравое учение, но ими же обвинены за то в воображаемой ереси и подверглись осуждению от папства за янсенизм. Одни и те же иезуиты преднамеренно исказили самые ясные понятия о Церковной власти и о благодати и достигли наконец того, что их пелагианское учение сделалось учением папства: – булла «Unigenitus», данная Клементом XI, всенародно провозгласила пелагианизм и принята ныне за правило веры всеми римскими епископами п богословами.

В весьма важные заблуждения впала римская Церковь и относительно сущности нравственного учения, ниспровергаемого ухищрениям ее казуистов. Так называют богословов, принявших на себя разрешение разных случайных вопросов в делах совести, – «cas de conscience». Иезуиты, в особенности, обратили внимание на эту часть богословия и постарались придумать способы к тому, чтобы уклониться от самых, положительных требований совести, когда это может быть полезно предположенной обществом иезуитов цели. Отсюда возникла целая система более или менее утонченных различений, умопредставляемых ограничений, множества ухищрений для того, чтобы заглушить совесть и оправдать или извинить, при случае, наивеличайшие отступления от истины и добра. Ни один предмет нравственного учения не остался незатронутым. Учение казуистов вначале было осуждаемо папством и епископством, в семнадцатом и восемнадцатом столетиях. Но, около века тому назад, иезуиты успели лишить это осуждение всякого значения. Их безнравственное учение распространилось; они изложили его в богословии итальянского епископа Альфонса Лигорио, – причтением которого ко Святым оно косвенно одобрено и в последствии сделалось даже классическим, как это видно из верховного одобрения, данного сочинениям Лигорио, кардинала Гуссе, иезуита Гюри и т. п. Несколько лишь одиноких и считаемых подозрительными голосов раздаются ныне в римской церкви за христианское нравственное учение. Иезуитская казуистика превозмогла древние начала также, как пелагианизм превозмог истинное учение о благодати.

Лютера упрекают основательно в том, что он поколебал начала христианского нравственного учения своим учением, которое, в сущности, есть фатализм. Если человек предопределен, как учил Лютер, к добру или ко злу, в силу непреложной Воли Божией, то он не может уже иметь никакого участия в своих действиях, – его свободная воля уничтожена. Лютер не остановился перед таким выводом, он заменил выражение «свободная воля» выражением «рабская воля». Если человек действует не свободно, и если действие благодати, вместо того чтобы возвращать свободу, уничтожает ее, то человек, под Божественным действием, обращается в страдательное орудие: – он не причастен даже добру, которое в нем совершается. Точно также и зло, им делаемое, не может ему вмениться, потому что ему недостает ни разумения, ни воли, необходимых для того, чтобы действие человека сделалось нравственным.

Многие протестантские богословы, по примеру Лютера, поддерживали такое учение. Последствием этого было признание бесполезности дел для спасения. Большая часть протестантов отвергают, однако же, такое учение и ужасные его последствия. Благодаря свободе, которою пользуются протестанты в изъяснении Писаний, произвольный смысл, приданный Лютером некоторым изречениям Священного Писания, был отвергнут многими, – постигшими, что подобный, слишком решительный и исключительный, смысл противоречит общему духу слова Божия. При всем том нельзя не согласиться, что в протестантском учении господствует странное смешение, – следствие разнообразия в понятиях о благодати, о свободной воле и о необходимости дел для спасения. По этим важным предметам, – которые, состоя в прямом соотношении с понятиями о Боге, не могут не оставаться для нас таинственными, – возникло множество затруднительных вопросов. Протестантские богословы, устранившись положительного и вселенского руководства христианского Предания, вдались в множество противоречивых учений, которые необходимо должны были действовать разрушительно на протестантские общества и производить великое смущение совести в их членах.

Православная Церковь столь же далека от фатализма, как и от пелагианизма; она не искажает прямого и ясного смысла правил нравственного учения и не прибегает к казуистическим изворотам. Следовательно, ее учение также сообразно с чувствами правдивой и честной совести, как и с положительными наставлениями откровения.

Нет надобности излагать прирожденные нам законы нравственные: – во-первых потому, что каждый имеет их в своей совести, свидетельство которой может быть искажено, но никак не уничтожено, как бы ни были велики отступления от нее; во-вторых потому, что Бог, своими положительными законами, только пополнил общие законы, положенные Им в основу нравственной природы человека.

Положительный закон Божий вкратце изложен в заповедях, данных израильтянам через посредство Моисея; они, согласно библейскому подлиннику, передаются Православною Церковью так:

1) «Аз есмь Господь Бог твой: да не будут тебе бози инии разве Мене».

2) «Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси гори, и елика на земли низу, и елика в водах под землею: да не поклонишися им, ни послужиши им».

3) «Не возмеши имене Господа Бога твоего всуе».

4) «Помни день субботний, еже святити его: шесть дней делай, и сотвориши (в них) вся дела твоя, в день же седмый суббота Господу Богу твоему».

2) «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли».

6) «Не убий».

7) «Не прелюбы сотвори».

8) «Не укради».

9) «Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна».

10) «Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего елика суть ближняго твоего».

Иисус Христос не уничтожил данных через посредство Моисея законов нравственных, напротив объявил их обязательными (Ев. от Мф. 5:18). Итак, они должны служить для всякого христианина основным правилом обязанностей его к Богу и ближнему¹², так как, по изречению Иисуса Христа, в законе заключаются две главные заповеди – любви к Богу и к ближнему (Ев. от Мф. 22:36,40).

«Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози инии разве Мене».

Этою заповедью Бог повелевает – познавать Его и воздавать Ему подобающее поклонение.

Точное познание Бога, Его Сущности, Его свойств, есть первая обязанность, возложенная на человека. Для выполнения этой обязанности мы должны не только пользоваться светом нашего разума и свидетельством о Творце всех Его творений, но изучать Божественные наставления, заключающиеся в священных книгах Ветхого и Нового Завета. Для того же, чтобы при изучении Божественных книг устранить себя от заблуждений, мы должны твердо держаться общего учения, передаваемого Церковью непрерывно из века в век, и, следовательно, читать, сколь возможно более, творения писателей, которых Церковь постоянно признавала Отцами и учителями. Этим предохраним себя от возможности ложного познания Бога, которое имело бы самые пагубные для нашего разума и совести последствия.

Точное познание Бога само собою приводит к мысли о подобающем Ему истинному поклонению, которое поведывается в первой заповеди словами: «да не будут тебе бози инии разве Мене».

Поклонение Богу заключается, собственно, в любви к Богу, – по изречению Иисуса Христа: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всего душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь». (Ев. от Мф. 22:37).

Согласно этим словам Божественного Учителя, – к Богу должны мы направлять наш ум, то есть наши мысли, наше сердце, то есть наши чувства, нашу душу, то есть все наши действия. Святой Апостол Павел указал, относительно обязанностей наших к Богу, на три добродетели, которые мы должны усвоить: веру, надежду и любовь. Верою посвящаем Богу наш ум: надеждою – наши стремления и наши чувства; любовью – все наши дела. (1Кор. 13:13). По Евангелию Апостола Иоанна (14:15), выполнение делами этих трех добродетелей есть существенный знак нашей любви к Богу.

Вера есть добродетель, через которую усвояем себе все истины, откровенные Богом и сохраненные во все времена Церковью, –утверждая наши верования на правде Божией и на непогрешимости, дарованной Церкви для сохранения вверенных ей истин.

И так предметом веры могут быть только откровенные истины. Все, что не принадлежит к дарованному Богом залогу откровения, относится к области человеческих мнений, которые могут совершенно свободно быть принимаемы или отвергаемы, смотря потому, – сообразны ли они, или нет, с откровенными истинами.

Побуждение к вере заключается в правде Божией, которая не может ни ошибаться, ни вводить в заблуждение.

Существенное условие веры составляет послушание Церкви, которая, – как облеченная непогрешимостью в сохранении истинного Божественного откровения, – одна может нам его сообщить. Если не примем в руководство себе голоса Церкви, то – никогда не достигнем уверенности, что точно познали откровенные Богом истины; найдемся в необходимости подвергать их испытанию нашего собственного ума, так что будем веровать не в Бога, а в собственный наш ум; и вера наша будет не истинною верою, а более или менее полным убеждением, утверждающимся на обыкновенных побуждениях к заверению себя в чем либо по умозаключениям.

Истинный христианин верует в откровенные истины потому, что Бог правдив – верует, что такова именно откровенная истина потому, что его удостоверяет в этом Церковь¹³.

Вера есть внутренняя, духовная добродетель, но ее должно проявлять вне, то есть исповедовать ее, – по изречению Апостола Павла: «сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению». (Рим. 10:10). Итак, необходима внутренняя вера, то есть глубокое, искреннее убеждение, так как без этого условия вера – не истинна; необходимо и внешнее ее исповедание, то есть проявление того, что существует в глубине совести, так как без этого проявления не получим спасения. «Кто постыдится Меня и Моих слов, сказал Спаситель, того Сын человеческий постыдится, когда приидет во Славе Своей, и Отца, и святых Ангелов». (Ев. от Лк. 9:26.).

Надежда есть добродетель, через которую посвящаем Богу все наши стремления и желания, как здешней, так и будущей жизни.

Эта добродетель утверждается на сознании, даруемом нам верою, что Бог есть верховное добро и что в нем призваны мы наслаждаться бессмертным блаженством, по оставлении видимого мира.

И так предмет надежды есть сам Бог; побуждение к надежде заключается в Божием обещании даровать нам – в этом мире благодать на совершение добра, а в будущем славу; основание же надежды есть сам Иисус Христос, – Он заслужил нам благодать и славу и, следовательно, есть, как выражается Апостол Павел, единственное основание нашей надежды. (1Тим. 1:1).

Любовь есть добродетель, которою побуждаемся действовать во всем сообразно с волею Божией. И так любовь есть посвящение Богу всей нашей деятельности: – поэтому-то Апостол Павел признает ее большею из добродетелей, возвышает над верою и надеждою. (1Кор. 13:13). Действительно, две последние добродетели остались бы чисто созерцательными, если бы любовь не придавала им свойства действенности, составляющей самую сущность всякой добродетели.

Бог есть предмет любви; но Иисус Христос научил нас, что любить Бога можно, только любя в то же время и ближнего. Иисус Христос, выразив первые четыре заповеди одною – о любви к Богу, выразил остальные шесть – заповедью о любви к ближнему, и вместе с тем возвестил, что вторая заповедь подобна первой. (Ев. от Мф. 22:39).

Любовь тогда только – истинна, когда – полна, то есть, когда выражается в нас выполнением всех без исключения заповедей, потому что они, как веления Божии, как исходящие из одного источника, –одинаково обязательны для нас.

Любовь, по самой сущности своей, есть добродетель действенная, то есть выражается постоянным упражнением в добре. Иисус Христос сказал: «кто имеет заповеди Мои, и соблюдает их, тот любит Меня... кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое». (Ев. от Ин. 14:21,23). «Это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его». (1Ин. 5:3). «Что пользы, братья мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его?.. как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва». (Иак. 2:14,26).

Соединение любви с верою производит добрые дела, – этим же соединением получаем и оправдание во Иисусе Христе.

Иудеи полагали найти оправдание в соблюдении одних внешних постановлений закона. Христианин может оправдаться только искренним усвоением себя христианским истинам, то есть соединением себя верою со Иисусом Христом; но эта вера мертва, если не оживляет ее – любовь, высшая добродетель, которую Бог влагает в наши души за заслуги Иисуса Христа и которою Он нас оживотворяет, освящает и ведет к вечному блаженству.

Наши обязанности к Богу заключаются собственно в вере, надежде и любви. Но эти добродетели не были бы человеческими добродетелями, если бы оставались внутренними лишь качествами нашими, – потому что человек, вследствие двойственной своей природы, духовной и телесной, необходимо должен проявлять свои мысли и чувства внешними действиями. И так человек обязан совершать внешние дела веры, надежды и любви; в этих-то делах и заключается поклонение Богу.

Поклоняться Богу можем или единично, каждый от себя, или целым обществом; единичное поклонение состоит в принесении Богу одним человеком дел веры, надежды и любви, а общественное – в принесении Богу этих дел вместе с другими верными.

Единичное поклонение заключается преимущественно в молитве; общественное – в действиях, сопровождающих совершение таинств, и особенно в совершении Литургии. Последнее относится к предмету литургики.

Что же касается молитвы, основного действия в единичном поклонении Богу, то Иисус Христос выразил все прошения, с которыми могли бы мы обращаться к Богу, в следующих словах. (Ев. от Мф. 6:9 и след.):

«Отче наш, Иже еси на небесех»!

«Да святится имя Твое»!

«Да приидет Царствие Твое»!

«Да будет Воля Твоя, яко на небеси, и на земли»!

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь»!

«И остави нам долги наша, якоже и ны оставляем должником нашим»!

«И не введи нас во искушение»!

«Но избави нас от Лукавого»!

"Аминь»!

Эта молитва, которой научил нас Господь, заключает в себе одно призывание и семь прошений.

Призывание заключается в словах: «Отче наш, Иже еси на небесех»! Мы должны называть Бога сладостным именем Отца; Ему Одному принадлежит, в сущности, это имя, потому что что Иисус Христос сказал: «один у вас Отец, Который на небесах». (Ев. от Мф. 23:9). Даем название отца человеку, которому, после Бога, обязаны существованием, потому что этот человек есть образ Божеского отчества в порядке естественном; называем отцами пастырей Церкви, потому что они – образ Божеского отчества в порядке духовном. Итак, оба названия суть только символы отчества, заключающегося существенно в Одном Боге; единственном Творце всего существующего.

Спаситель, влагая в уста Своих учеников слово «наш», напоминает, что искупленное человечество перед Лицом Бога составляет одно семейство. «Тем, которые приняли Его (воплотившееся Слово), верующим во имя Его дал власть быть чадами Божиими». (Ев. от Ин. 1:12). Общественные отличия не дают права считать себя вне возрожденного человеческого семейства. Всякое, вне гражданского порядка, притязание, по гордости, на исключительные права есть отрицание, что Бог – Отец всех, и опровержение основных истин христианства.

К словам «Отче наш» Иисус Христос присовокупил «Иже еси на небесех», дабы мы помнили, что чада Божии рождены «не от крови, ни от хотений плоти, ни от хотения мужа, но от Бога» (Ев. от Ин. 1:13), что они не должны ограничивать здешним миром свои надежды; что они, на земле, находятся лишь во временном состоянии; что начальное их происхождение – от небес, где пребывает их Отец, то есть в высших пределах блаженства и бессмертия.

«Да святится имя Твое».

«Свято имя Бога», как сказано в Евангелии от Луки (Ев. От Лк. 1:49). Но и мы должны святить это имя, – первее всего в нас самих, живя сообразно со святостью, оказывая себя достойными детьми Отца, который Свят по Своей Сущности, исполняя Его веления, которые суть выражение Его Святости. Должны мы святить Его и перед ближними, проявляя наши внутренние чувства добродетелями, прославляя нашими добрыми делами Отца нашего небесного. (Ев. от Мф. 5:16).

Итак, первым прошением испрашиваем благодать Божию на выполнение наставления Господня, заключающего в себе все другие наставления: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный». (Ев. от Мф. 5:48); – а также и третьей заповеди Моисеева закона: «не возмеши имене Господа Бога твоего всуе». На самом деле, святить имя Бога значит – чтить Его, благоговеть перед Ним, поклоняться Ему, не злоупотреблять Им, прославлять Его постоянно нашими мыслями, нашими чувствами, нашими словами, нашими действиями.

Следовательно, первое прошение есть дело веры, надежды и любви.

«Да приидет царствие Твое».

Один Бог есть верховный владыка мира; Он, в Своем Всемогуществе, царствует и будет царствовать всегда: – но люди часто злоупотребляют своею свободою, так что противопоставляют свои мысли откровениям Божиим и не повинуются законам Божиим, и через то становятся в открытое сопротивление Богу. Словами «да приидет Царствие Твое» мы благоговейно преклоняемся перед верховным Господством Бога и совершаем, следовательно, дело веры, – признаем право Его владычествовать над умами и сердцами, как и над всею вещественною природою, и выражаем желание, чтобы все люди признали Его верховную власть над собою и посвятили Ему всю свою жизнь, следовательно совершаем дело любви.

По изречению Апостола Павла «Царствие Божие не пища и не питие, но праведность и мир, и радость во Святом Духе». (Рим. 14:17). Прося, чтобы оно пришло, желаем, чтобы все люди жили в правде, сохраняли между собою мир и наслаждались, в сердцах своих, тою Божественною радостью, тем благополучием, которые доставляет добрая совесть, состоящая под влиянием Святого Духа. Таково истинное Царствие Божье, проявляющееся не вне, а внутри нас, (Ев. от Лк. 17:20–21).

Царствие Божие проявляется и в здешнем мире истинно верующими. Спаситель, в данной нам молитве Своей, напоминает беспрестанно, что мы обязаны усильно трудиться для водворения в мире Царствия Божия, – распространяя истину и познание Святой Церкви, единственной хранительницы истины, – ибо Церковь есть Царство Божие в здешнем мире, то есть область этого мира, в которой Бог, как верховный владыка, царствует, и в которой Ему отдается законное и подобающее поклонение.

Но так как Царствие Божие явится во всей полноте лишь в будущем мире, то слова «да приидет Царствие Твое» суть дело надежды; стремление тому дню, когда мы, освободясь от уз смертного и тленного тела, вступим в блаженную жизнь с Иисусом Христом, под вечное господство Бога.

«Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли».

Законы, составляющее нравственную природу или совесть человека, как и положительные, данные ему, законы, суть выражение Воли Божией. Воля эта выполняется постоянно на небе: – наслаждающиеся там блаженством постоянно действуют под благодатным внушением Божественной воли, – не по принуждению, но по свободному побуждению собственной воли, всегда согласному с волею Божией. Не то происходит на земле с того времени, когда первородный грех внес мрак в разум человека и склонность ко злу в его сердце.

Однако же каждый человек должен, при помощи Божией благодати, употреблять усилия к восстановлению внутри себя согласия между законом и своими делами, к полному воспринятию Воли Божией в правило своих действий; того же должен он желать и всем людям, – дабы правда господствовала и в каждом человеке отдельно и в человеческих обществах.

Признавая Волю Божию единственным законом, совершаем дело веры; устремляя взоры к небу, где царствует Божия Воля, и признавая небо образцом порядка на земле, – совершаем дело надежды, желая, не устами только, но на самом деле и действенно, чтобы все человечество сообразовалось миру небесному, – совершаем дело любви.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Спаситель научает нас, что мы находимся в полной зависимости от Бога относительно наших нужд, как вещественных, так и духовных. Все необходимое для жизни человека и самая жизнь его есть дар Божий. Сохранение ее есть продолжение Творческого действия, давшего человеку бытие; он живет только потому, что хранить его жизнь угодно Богу.

Ежедневно должны мы просить нашего хлеба от Бога, потому что только от его щедрот можем получить этот хлеб. Мы должны просить только о насущном хлебе, потому что не знаем, останемся ли завтра в этом мире. «Не заботьтесь, сказал Иисус Христос, о завтрашнем дне. Ибо завтрашний сам будет заботиться о себе. Довольно для каждого дня своей заботы». (Ев. от Мф. 6:34).

Если Бог дает нам более необходимого для нас, то не для злоупотребления, а для того, чтобы мы были домоправителями, – верными пользам собратий наших, – и считали себя, в отношении к ним, орудиями Провидения.

«Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Ев. от Мф. 4:4); – ибо человек имеет две природы, духовную и вещественную. Божие слово есть хлеб духовный: – как вещественный хлеб есть необходимая потребность для телесной жизни, так слово Божие есть потребность для жизни духовной, и мы должны просить Бога о хлебе для нашей души, как и о хлебе для нашего тела.

Есть и еще хлеб – Святое Причастие; оно оживляет одновременно и душу, и тело, – сообщая первой Самого Иисуса Христа, Который есть Жизнь, и освящая второе, как средство к такому Божественному сообщению.

Мы должны ежедневно просить Бога о том, чтобы Он соделал нас достойными приобщиться этому хлебу жизни и даровал нам все необходимое для духовной и телесной жизни.

Итак – верою познаем в Боге виновника нашей жизни; надеждою стремимся к высшей жизни, начало которой есть Сам Бог; любовью изыскиваем средства прославить Бога духовными и вещественными даяниями ближнему.

«И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим».

Мы должники Богу, ибо Ему должны мы самым существованием нашим: следовательно, Ему принадлежат и мысли нашего ума, и чувства нашего сердца, и все действия нашей жизни. Что ни присвоили бы мы себе в нашем существовании, – все будет похищением у Бога и поставит нас, в отношении к Нему, в состояние виновности. Но кто же может льстить себя что жил постоянно для Бога, что во всем следовал Его велениям, что не похитил у Него ни одной из своих мыслей, ни одного из своих чувств, ни одного из своих действий? Самые праведные часто грешат и, «если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя». (1Ин. 1:8).

Следовательно, мы должны ежедневно – верою признавать, что Богу принадлежит все наше существование; надеждою уповать на Его милосердие, что оставятся нам долги наши; любовью обновлять в себе решимость сделать себя менее виновными.

Иисус Христос научает при этом, что тогда только можем надеяться на Божие милосердие, когда мы сами были милосерды к другим. Все люди связаны взаимными правами и обязанностями. Но в нас часто является желание дать перевес нашим правам над обязанностями, преувеличить наши права и преуменьшить наши обязанности: вследствие этого возникает противодействие и начинается беспорядок с сопровождающими его всегда последствиями.

Бог хочет, чтобы мы взаимно прощали один другого и оставляли свои обиды; Он поставил даже милосердие наше к себе подобным мерою Своему к нам милосердию. Поэтому-то Иисус Христос сказал: «если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших». (Ев. от Мф. 6:14–15).

Прощая брату нашему, – выполняем на деле любовь·, которая есть, совершенство закона: надеемся на милосердие Божие, что простятся нам собственные грехи наши; верою видим в ближнем нашем Самого Иисуса Христа, Который сказал, что примет дело любви к ближнему за дело любви к Нему самому.

«И не введи нас во искушение!»

Искушение есть стечение обстоятельств, вовлекающих нас в опасность согрешить. Мы подпадаем искушениям от склонности нашей ко злу и от нашего неведения, которые суть следствия первородного греха. Сатана, которого Бог попустил искушать человека, представляет ему ложь под внешностью истины и вовлекает его в грех против веры; –пользуясь склонностью ко злу, представляет зло источником его благополучия, вовлекает в нарушение законов совести и Божиих велений и внушает, что здешний мир есть единственный предмет всех его надежд, а наслаждения и богатства – единственная цель всей его деятельности. Последуя таким дьявольским внушениям, человек утрачивает веру, надежду и любовь, отделяется от Бога в этом мире, – и это отделение утвердится на вечность приговором Божиим.

Но Бог, – попустив Сатану искушать человека, – возложил на ангелов освещать его разум и внушать ему добрые мысли, и предоставил ему пользоваться благодатью, просвещающею и побуждающею к добру, восстановляющею, следовательно, человека в то состояние, в котором он может предпочесть истину – лжи и добро – злу. Однако же, неведение и склонность ко злу имеют весьма часто решительное влияние на человека, а потому мы должны просить Бога, чтобы Он или не попускал Сатану насылать на нас слишком соблазнительные искушения, или поддержал нас в борьбе и даровал нам победу, когда такое искушение необходимо для большего проявления нашей любви к Богу.

«Но избавь нас от лукаваго».

Лукавый есть Сатана, падший ангел; он и злые его ангелы усиливаются вовлечь человека в вечное бедствие, ими самими заслуженное. Сатана есть само зло, как Бог есть само добро. Но Сатана, как сотворенный, в злом влиянии, попущенном ему для испытания человека, подчинен Божиему Всемогуществу, которое может избавить нас от этого влияния.

Восточная Церковь произносит всегда вслед за молитвою Господнею прославление Бога: «яко Твое есть Царство, и Сила, и Слава, во веки веков. Аминь».

Прославление – это есть сокращенное изложение самой молитвы и побудительной причины обращения ее к Богу. Мы молимся Ему потому, что Он есть Царь наш и мы обязаны Ему повиновением; потому, что Он Всемогущ и может даровать нам все, что будем у Него просить истинного и доброго; потому, что все творения, которым Он дал бытие, обязаны непрестанно воспевать Его Славу и хваления Ему.

Слово «аминь» (истинно или да будете так) употребляется при окончании всех молитв Церкви. Им подтверждается все произнесенное в молитве и как бы выражаются сокращенно те чувства веры, надежды и любви, которые должны сопровождать все произносимое в молитве.

Научая нас Господней молитве, Иисус Христос не выражал этим, что она есть единственная, дозволенная Его ученикам; он только воспретил принимать, подобно язычникам и заблуждавшимся иудеям, многословие устных молитв за признак истинного подобающего Богу поклонения, но одобрял собственным примером молитвы, когда они сопровождались чувствами, соответствовавшими их словам. Поэтому и Церковь, хотя поставляет чувство в основу истинного поклонения, но требует, чтобы оно выражалось устными молитвами, которые все суть лишь развитие и разъяснение Господней молитвы. Эти молитвы составляют общественное поклонение Богу или Богослужением.

Поклонение, в точном значении этого слова, то есть в смысле обожания, можно приносить Одному Богу. Действительно, Ему Одному обязаны мы нашими мыслями, чувствами и жизнью: – пред Ним Одним должны мы выражать чувства этой обязанности молитвою.

Но восточная кафолическая Церковь не считает нарушением первой заповеди одобряемое ею поклонение Богу через посредство Пресвятой Девы, ангелов и святых, или почитание Святых, если только это почитание остается в точных границах, существенно отличающих его от обожания то есть от поклонения, подобающего Одному Богу.

Поклонение или почитание Святых состоит: во первых в том, что      чтим и чествуем нравственные существа, отличенные Самим Богом – или превосходством их природы, или благотворным, данным им от Бога для нашей пользы, назначением, или исключительными преимуществами и добродетелями, – во вторых в том, что призываем эти существа, – чего не должно смешивать с молитвою, в точном смысле этого слова, то есть с выражением обожания. Молитвою мы благоговейно предаем самих себя Богу; призыванием – просим только¹⁴ Пресвятую Деву, ангелов и святых принести за нас свои молитвы Богу. Мы обращаемся к ним, как к братьям, живущим в славе и имеющим ближайший доступ к Богу. Мы просим их – молиться за нас, также как просим о том же и братьев, остающихся в здешнем мире. Смерть не прервала связи общения, существующего между верными: – сами ангелы, по откровенному учению, суть братья верных.

И так подобающее Богу поклонение существенно отличается от поклонения Богу через посредство ангелов и святых или от почитания Святых. Одобряя последнее, Церковь не нарушает первой заповеди, воспрещающей только признавать другого Бога, кроме истинного, то есть обожать кого-либо иного.

«Не сотвори себе кумира и всякого подобия, елико на небеси гори, елика на земли низу, и елико в водах под землею^: да не поклонишася им, ни послужиши им».

Этою заповедью Бог воспрещает делать кумиры для их обожания. Итак, запрещено изображать какое бы то ни было творение, видимого или невидимого мира, с целью сделать его предметом поклонения, подобающего Одному Богу.

Изображения, сами по себе, или иконы – не воспрещены, даже и в святом месте. Действительно, Бог, воспретивший делать кумиры, повелел однако же Моисею поместить на ковчег Завета золотые изображения двух херувимов с той стороны, куда обращался народ, совершая поклонение Богу. (Исх. 25:18 и посл.). Господь повелел также сделать медное изображение змея, которому придал даже чудодейственное свойство, потому что взглядом на него израильтяне исцелялись. (Числ. 21:8 и посл.).

Итак, Бог одобрил и святые изображения или иконы, и почитание их: Он запретил только кумиры, то есть изображения тварей, обращаемые в богов. Самый ковчег, на котором, по повелению Божию, помещены были херувимы, представлял, по изречению Царя Давида, как бы изображение подножия Божия. (1Пар. 28:2). И это изображение было предметом почитания, одобренного Богом. Пример тому дан Иисусом Навином, который, вместе с израильскими старшинами, оставался до вечера распростертым перед ковчегом. (Нав. 7:6).

Восточная Церковь объясняет вторую заповедь совершенно точно: – 1) она воспрещает кумиры, то есть изображения, которым хотят поклоняться как богам, и 2) она одобряет благочестивые изображения, напоминающие Бога, Пресвятую Деву, Ангелов и Святых, а также и почитание этих изображений.

Одобряемое восточною Церковью почитание никак не есть подобающее Богу поклонение, состоящее в вере, надежды и любви: – оно есть только чествование удостоенных Самим Богом высшей степени, возносящееся в сущности к Богу, поклоняемому в Его Святых. Православная Церковь признает, что изображения или иконы суть, согласно изречению Григория Великого, только знаки, которые, подобно письменам, просвещая наш ум, сообщают нам понятия о предметах веры и внушают добрые чувства. В них Бог может проявлять Свою Силу, как проявил ее в медном змее, которого Моисей вознес в пустыни. Не изображение, само по себе, имеет силу: – оно есть только орудие Божие. Все сказанное о изображениях или иконах относится и до мощей Святых.

«Не возмеши имени Господа Бога твоего всуе».

Злоупотребляем Божиим именем: 1) когда произносим его без нужды, или по неважной причине, 2) когда призываем его в удостоверение ложного свидетельства, 3) когда хулим его.

Христианин должен произносить имя Божие с благоговением и по важным только причинам, – ибо оно Свято и должно возбуждать чувства благоговения, которыми мы обязаны Верховному Существу, создавшему нас и даровавшему нам все, что составляет наше бытие.

Бог есть Истина, а потому мы Его оскорбляем, призывая в удостоверение лжи. Ложная присяга есть один из самых тяжких грехов, потому что, произнося ее, восстаем на самую Сущность Бога и на, деле отрицаем Его существование.

Богохульство, есть обращенное к Самому Богу оскорбление. Эти слова уже достаточно выражают, что оно не должно осквернять уста разумного человека и тем более христианина.

«Помни день субботний, еже святити его; шесть дней делай, и сотвори (в них) вся дела твоя, в день же седьмый суббота Господу Богу твоему».

Бог сотворил мир в шесть дней и в седьмой успокоился. Итак, седмица или неделя освящена волею и примером Божиим. Шесть дней принадлежат труду, а седьмой – покою, освящаемому верою.

При Моисеевом законе, днем покоя был последний день недели или суббота; при новом законе, должно святить первый день недели – воскресенье, в память Воскресения Иисуса Христа, которое увенчало славою великое дело освящения человека.

Изменение это сделано в апостольские времена: в Деяниях Апостолов (Деян. 20:7.) упоминается, что первые христиане, вместе с Апостолами, сходились в первый день недели для преломления хлеба, то есть для совершения Святой Вечери Причащения. С того же времени началось и название дня воскресением или днем Господним. (Откр. 1:10).

Кроме субботнего покоя, Бог установил в древнем законе праздники, для прославления событий, наиболее проявивших в себе Его силу, и дни покаяния, для очищения Его народа от сделанных им прегрешений.

Восточная Церковь, верная наставлениям Божиим, установила праздники и дни покаяния, которые должны быть святимы всеми верными, как и воскресение.

Главные праздники суть: 1) день рождества Пресвятой Богородицы; 2) день ее введения во храм, для посвящения Богу; 3) день Благовещения, то есть ангельского возвещения Пресвятой Деве о воплощении от нее Сына Божия; 4) день Рождества Христова; 5) день крещения Господня и Богоявления Пресвятой Троицы; 6) день сретения Господа во храме Симеоном; 7) день Преображения Господня; 8) день входа Господня во Иерусалим; 9) Пасха, праздник Воскресения Христова; 10) день Вознесения Господня на небо; 11) праздник пятидесятницы, в память Пресвятой Троицы и сошествия Святаго Духа; 12) день воздвижения Креста Господня, обретенного Царицею Еленою; 13) день успения Пресвятой Богородицы.

Установленные Церковью дни покаяния суть: 1) великий пост или святая четыредесятница, продолжающаяся, кроме страстной недели, сорок дней, перед Пасхою, и установленная в память пощения Спасителя в пустыни; 2) среды и пятницы каждой недели, в память предательства Иуды и смерти Иисуса Христа; 3) посты рождественский, успенский и Святых Апостолов, установленные для приготовления к праздникам Рождества Христова, успения Пресвятой Богородицы и собора Апостолов, которые все вообще чествуются в день, следующий за праздником первоверховных Апостолов, Святых Петра и Павла.

В дни воскресные и в установленные Церковью праздники, должно: 1) воздерживаться от повседневного труда и 2) упражняться в делах веры; – потому что мы должны святить дни покоя, а праздностью и увеселениями Божии веления более нарушаются, нежели трудом.

Должно святить воскресения и праздники: 1) присутствованием при литургии и других молитвах, составляющих общественное Богослужение, а также при проповедании слова Божья, 2) прилежным упражнением в молитве и благочестивом чтении, особенно Священного Писания, 3) милостынею и другими делами любви.

Как нарушаем веления Божии и Церкви, не святя день недельный и дни праздников, точно также погрешаем перед Божественным законом, проводя прочие дни в праздности. Действительно, труд обязателен для всех в назначенные для него дни, так же, как и покой – в дни, когда должно его святить. Каждый должен трудиться в том состоянии, в какое поставлен Провидением, и освящать свой труд ежедневною молитвою и постоянным стремлением исполнить волю Божию.

«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будете, и да долголетен будеши на земли».

Должное к родителям почтение необходимо налагает обязанность – любить и уважать их, повиноваться им, оказывать им помощь в болезнях и старости, молиться о спасении их душ после их смерти и исполнять их предсмертные веления. Второй отдел заповедей, заключающей в себе обязанности наши к ближнему, начинается заповедью об обязанности к родителям для вразумления нас, что первое место в сердце нашем должно принадлежать нашему семейству и что наши к нему обязанности суть первые после обязанностей, которые имеем к Богу.

При древнем законе, Господь награждал долголетием исполнявших верно свои обязанности к родителям (Быт. 27); тех же, которые оскорбляли своих родителей, – наказывал смертью. (Исх. 21:16).

При новом законе Бог ниспосылает и награды, и наказания – духовные. Итак, не исполняющие своих обязанностей к родителям оказывают себя достойными духовной смерти или отвержения; исполняющее же сии обязанности получат вечную и блаженную жизнь, – Бог благословит их и подаст им благодать на исполнение других обязанностей.

"Не убий».

Эта заповедь имеет общий смысл: воспрещается убивать и себя и других. Запрещение относится равно, и к самоубийству, и к душегубству. Под словом «душегубство» разумеем виновное нанесение смерти одним человеком другому, совершенное с намерением.

Одному Богу принадлежат право на жизнь и смерть человека. Но Бог, положив в основу человеческого общества порядок, – облек законные общественные власти правами для поддержания основных общественных законов. Итак, не должно признавать воспрещенным душегубством смертный приговор, выполняемый над нарушителем основ общественного порядка, виновным в преступлении, каково, например, убийство.

Нельзя также признавать душегубством нанесение смерти, совершенное при законной защите самого себя, своего семейства и вообще своего ближнего, подвергшегося неправому нападению. Скорее сделались бы мы участниками душегубства, отказавши в помощи находящемуся в опасности, потому что облегчили бы таким отказом совершение душегубства.

Нанесший смерть нападающему, при законной защите, не виновен: – в этом случае смерть есть как бы справедливая кара за действие, от которого мы имели право себя или других защитить.

Самоубийство составляет действительное душегубство, так как нам не дано права ни на нашу собственную жизнь, ни на жизнь другого человека. Одному Богу, давшему нам жизнь, принадлежит власть и отнять ее.

Дуэль или поединок воспрещается также шестою заповедью, потому что им подвергаем опасности собственную жизнь и покушаемся на жизнь ближнего. Нанесение смерти в поединке есть такое же душегубство, как и обыкновенное убийство.

«Не прелюбы сотвори».

Брак есть основной закон семейственный, а семейство есть основа всего общества. Итак прелюбодеяние, – разрывающее союз брака, вводящее в семейство начала незаконности и беспорядка, – восстает на самое общество. Поэтому-то прелюбодеяние воспрещено отдельною заповедью. Нарушающий ее возмущается и против Божия веления, и против основ общества. Он совершает преступление, которое, по древнему закону, наказывалось смертью. По новому закону, преступившие седьмую заповедь как бы извергаются из семейства и даже из общества, потому что им воспрещается вступать в новый брак, когда прежний, оскверненный ими, будет расторжен.

«Не укради».

Этою заповедью воспрещается присвоить себе, каким бы то ни было способом, принадлежащее другому.

Итак, собственность поставлена в числе основных законов человеческого общества; всякое нарушение собственности есть, следовательно, преступление.

Против восьмой заповеди погрешаем, не только совершая воровство, то есть похищая, насильственно или обманом, принадлежащие другому вещи или ценности, но и нанося кому либо ущерб или вред, как то: занимаясь ростовщичеством, обманывая в весе или в качестве денег или товаров, не уплачивая своих долгов, не выполняя обязанностей, принятых на себя за вознаграждение и т. п. Одним словом, Божие веление воспрещает все то, что так или иначе наносит вред чьей либо собственности.

«Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна».

Честь каждого есть достояние его; а потому не должно наносить вреда ближнему в этом его достоянии также, как не должно похищать его собственность.

Чести ближнего вредим, – давая против него ложное перед судом свидетельство, заведомо содействуя несправедливому его осуждению, подавая на него незаконные жалобы, говоря или помышляя о нем злое, когда не обязываемся к тому совестью. Совесть обязывает нас мыслить и говорить злое только о тех, которые оказали себя виновными в преступлениях против общества, – когда это нужно для уяснения перед судом совершившегося. В этом случае исполняем общественную обязанность, потому что виновный, восстающий на общество, теряет право на честь, от которой он сам отрекся своим преступлением.

«Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его ни всякаго скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего».

Выражением «не пожелай» воспрещается равно и мысль присвоить себе неправыми средствами принадлежащее ближнему, и злое действие, к тому направленное; грех, хотя бы и был лишь внутренним, тем не менее остается грехом. Всякая мысль, всякое чувство, направленное к запрещенному, оскверняют ум и сердце и делают нас виновными перед Богом.

Не должно желать жены ближнего, то есть питать в себе мысли и чувства, направляющие к нарушению супружеского союза.

Не должно желать достояние ближнего, то есть измышлять незаконные средства для приобретения его.

Римская Церковь принимает десять заповедей Божиих, но подразделяет их не согласно с восточною Церковью: она соединяет в одну две первые заповеди, определяющие истинное поклонение Богу и воспрещающие ложное, десятую же заповедь разделяет на две, одною из которых запрещается пожелание жены ближнего, а другою – его достояние. Таким образом, по принятому римскою Церковью подразделению заповедей, только три из них относятся до обязанностей к Богу, а семь до обязанностей к ближнему.

Такое подразделение – произвольно: неизвестно, на чем утверждается римская Церковь, делая две заповеди из одной, значащейся в Десятословии, согласно которому четыре заповеди относятся до обязанностей к Богу и шесть – до обязанностей к ближнему.

Восточная Церковь сохранила подразделение заповедей, как оно было дано Богом Моисею.

Можно сказать, что по общим основаниям нравственное учение римской Церкви сходствует с учением православной Церкви. Но, – допустив заблуждения в своем догматическом учении и недозволенные нововведения при совершении таинств, – римская Церковь погрешила против первой заповеди, относительно повелеваемого ею поклонения Богу. Еще более погрешила эта Церковь провозглашением нового догмата о беспорочном зачатии Пресвятой Девы, который необходимо приводит к обоготворению Пресвятой Девы. Многие признанные римскою Церковью богословы, между прочими О. Ньюман и М. Николя, уже пришли к такому заключению, с более или менее явного одобрения папы и епископов.

Последствием принятия римскою Церковью ложного догмата было существенное изменение воздаваемого ею Пресвятой Деве почитания, – оно обращено в полное, подобающее Одному Богу, поклонение или обожание. Вместе с тем писатели римской Церкви предались невероятным увлечениям по этому предмету и не устрашаются даже признавать Боговдохновенными самые соблазнительные сочинения о Пресвятой Деве, каковы на пример: сочинения Марии д’Аграда и сестры Еммерик, составленные по образцу апокрифических евангелий с примесью беспорядочных и противоречивых мечтаний расстроенного ума.

Кроме того, римская Церковь погрешила против всех без исключения заповедей, признав своим одобрением те различения, посредством которых казуисты устраняют самые положительные требования совести и закона. Можно положительно сказать, что нет ни одной нравственной обязанности, от которой не представлялось бы возможности устраниться посредством этих иезуитических различений. Для видимости приведем один пример: предположим человека, который, по ненависти против одного из своих соседей, хочет убить его домашнее животное, но, по ошибке, убивает домашнее животное другого сосуда. Обязан ли этот человек вознаградить нанесенный им ущерб? – Нет, отвечает казуист. – Почему? – Потому что, хотя он убил животное, но не намеренно. – В римской Церкви написано бесчисленное множество фолиантов, имеющих единственною целью разрешение, подобным приведенному способом, всех касающихся совести случайностей (cas de conscience) и, следовательно, уничтожение всех правил нравственности и самого нравственного чувства.

Протестанты, утверждая, что не должно воздавать Святым почитания, то есть что не должно чествовать и призывать их, неверно объясняют первую заповедь. Они смешивают призывание с молитвою, в точном смысле сего слова; но призывание и молитва суть существенно различные действия. Молитвою совершаем дело веры, надежды и любви; призыванием просим ходатайства Пресвятой Девы, ангелов и святых перед Богом. Мы не признаем их нашими примирителями с Богом, ибо Один Примиритель – Иисус Христос; мы просим их только принять на себя ходатайство о том, чтобы заслугами Единого Примирителя получить нам необходимую для нас благодать Божию.

Англиканская Церковь чествует святых, но не призывает их, потому что допустила, относительно призывания, принятое протестантами смешение понятий и заблуждения.

Англиканская и протестантская Церкви, признавая всякое чествуемое изображение кумиром, не верно объясняют вторую заповедь. Они становятся в противоречие с самым Священным Писанием и пристрастно не хотят в нем видеть, что Богом воспрещены те только изображения, которым мы хотели бы поклоняться, как богам, то есть собственно так называемые идолы.

Точно также противоречат эти Церкви Священному Писанию, утверждая, что не должно чествовать мощи Святых: – тела Святых были всегда, и при Ветхом, и при Новом Завете, признаваемы предметом великого почитания, так как они от Святого Духа получили свое освящение и святым душам служили орудиями.

Что касается до заключающихся в законе Божием нравственных правил, то они принимаются в точном и прямом их смысле и англиканскою и протестантскими Церквами. Они не имеют казуистов, которые извращали бы эти правила.