Молитва Иисусова

Молитвою Иисусовой называется собственно краткое молитвенное воззвание к Господу Иисусу. Она читается так: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго»²⁰. Иногда она читается в более обширном виде. Так в отпусте утренних и вечерних молитв положено говорить: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, молитв ради пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, спаси мя грешнаго». А в возгласах предстоятеля богослужения она имеет такой вид: «молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас».

Молитва Иисусова встречается в составе служб общественного богослужения, но главным образом она назначена для употребления в домашнем богослужении, и в сем случае она служит иногда дополнением положенных для домашнего употребления молитвословий, иногда же заменою их. Так монашествующим и каждому, желающему соблюдать монашеское правило, если умеет грамоте, вменяется в обязанность²¹ ежедневно прочитывать повечерие, дневные каноны и четыре кафизмы, и сверх этого произносить 600 раз молитву Иисусову. Монахам же новоначальным и немощным сделано снисхождение: по примеру древних они могут вместо четырех кафизм прочитывать три, и вместо 600 раз произносить молитву Иисусову только 500 раз. Кто же не умеет грамоте, а между тем «желает благоугождати Богу и очищати мысли сердца своего молитвою и постом», тот должен взамен повечерия и дневных канонов творить только молитву Иисусову и другие краткие молитвенные воззвания к Богородице и святым; именно за повечерие молитв Иисусовых 50, за канон седмичный – 30. Если же кто из не умеющих грамоте желает, но по каким-нибудь препятствиям не может участвовать в церковных службах, то и взамен церковных служб он должен творить молитв Иисусовых: за вечернее пение 100, а по другому более строгому правилу – 600, за полунощницу 100, а по другому правилу – 600, за утреннюю службу – 500, или, по другому правилу, 1600, за час первый, третий, шестый и девятый по 50-ти, по другому же правилу за все часы без междочасий – 1000, с междочасиями – 1600, за великое повечерие – 700.

Достоинство кратких молитвословий, следственно и молитвы Иисусовой, заключается не в одном удобстве их употребления, но иногда в том, что они с пользой могут быть употребляемы для противодействия рассеянности в молитве. «Многоглаголание бо при молитве, говорит преп. Иоанн Лествичник, часто разные мечтания в ум наш приводит и расхищает оный: а краткое и едино слово нередко и рассеянную мысль нашу воедино собирает». Притом молитва Иисусова в самой краткости своей многозначительна. Было время, когда для вступления в общество верующих чрез крещение достаточно было исповедать: «верую, что Иисус Христос есть Сын Божий» (Деян.8:37). Весь символ веры заключался в этих кратких словах; но в них – зерно или сущность всего христианского учения. Одно «наименование Христа, по слову св. Василия Великого, есть исповедание всего: оно указывает и на помазующего Бога, и на помазанного Сына, и на помазание Духа, как учит нас Петр в Деяниях: Иисуса, иже от Назарета, егоже помаза Бог Духом святым» (Деян.10:38). Кроме того назвать Иисуса Христом значит исповедать веру в Него, как в Просветителя, Искупителя и Царя, и вместе принять на себя обязательство строить всю свою жизнь по этой вере. Подобно сему многообъемлюща и краткая молитва Иисусова. Ею христианин и славословит Господа Иисуса, и молит Его. В ней Он исповедует и веру свою в Богочеловеческое достоинство Иисуса Христа, и покаяние во грехах, и чувство нужды в благодатной помощи, и желание спасения от погибели, и надежду спасения. И нет сомнения, что краткая молитва Иисусова имеет великую силу пред Богом, если только она действительно совершается в этом смысле и с теми душевными расположениями, каких требует столь обширный смысл её. Одно покаянное слово мытаря умилостивило Бога, одно краткое речение спасло разбойника. Подобный успех может иметь и молитва Иисусова, если мы будем творить ее с покаянием мытаря и верою разбойника. В противном случае, сколько бы кто ни твердил молитву Иисусову, не может получить от неё духовной пользы. Нельзя же смотреть на нее, как на заговор какой. Нельзя же думать, что сила заключается в звуках. Имя Христово, призываемое в молитве Иисусовой, правда, имеет столь великую силу в деле нашего спасения, что, по слову Апостола, «и нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян.4:12); но благодать Христа привлекается не произнесением Его имени, а стремлением войти в живое духовное общение, через веру, надежду и любовь, с тем, Которому принадлежит сие имя. Произнесение имени Христова должно быть выражением этого стремления, в противном случае не имеет никакого значения. Имя Христово страшно бесам, по обетованию Спасителя верующим: «именем Моим будут изгонять бесов» (Мк.16:17. слич. Лк.10:17). Но бывали случаи, что и бесы не боялись имени Христова, как показывает пример упоминаемых в книге Деяний апостольских иудейских заклинателей, сынов первосвященники Скевы. «Заклинаем вас, говорили они, обращаясь к бесноватым, – Иисусом, Которого Павел проповедует». Но злой дух сказал однажды в ответ таковым заклинателям: «Иисуса знаю и Павел мне известен, а вы кто? И бросился на них человек, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над ними такую силу, что они нагие и избитые выбежали из того дома» (Деян.19:13–16). В сем случае имя Иисуса не могло быть чудотворным, без сомнения, потому, что было произносимо без веры в Самого Иисуса, с суеверным убеждением в чудотворной силе одного звука имени Христова.

Молитва Иисусова имеет особенную важность для подвижников. В руководство им учители подвижнической жизни написали немало наставлений касательно употребления молитвы Иисусовой²². В сих наставлениях, собранных большей частью в Добротолюбии, учение о ней излагается в связи с учением о духовном трезвении (бдении). Духовное трезвение, иначе называемое умным или духовным деланием, вниманием, хранением ума, блюдением сердца, умным безмолвием или покоем, – состоит в строгом внимании к душевным состояниям и в заботливости о стяжании и соблюдении чистоты сердечной памятованием о Боге и умною молитвою. Призвание к духовному трезвению учители подвижнической жизни, говорит Нил Сорский, усматривали в наставлениях Самого Господа, глаголющего: «от сердца исходят помышления злая, и та сквернят человека» (Мф.15:18–19), и повелевающего «внутреннее сосуда очищати (Мф.25:26) и кланятися Отцу духом и истиною» (Ин.4:24). И сей подвиг духовного трезвения ревнители его предпочитали внешнему соблюдению уставов и заповедей. Так святой Агафон сказал: «телесное делание (т. е. внешние молитвы, посты и другие телесные подвиги благочестия) – не более как лист, внутреннее же, т. е. умная молитва, есть плод; а «всяко древо, не творящее плода, т. е. умного делания, посекаемо бывает и во огнь вметаемо» . Святой Варсануфий: «если не внутреннее делание с Богом поможет человеку, всуе труждается во внешнем». Святой Исаак Сирин телесное делание без умного уподобляет ложеснам неплодным и сосцам без млека, потому что оно не приближает к разумению Бога. Блаженный Исихий иерусалимский: «как невозможно жить без пищи и пития, так без хранения ума, или трезвения, невозможно душе достигнуть какой-либо степени духовной, хотя бы кто и удерживал себя от грехов страхом мук. От истинного исполнителя заповедей Божиих требуется не только то, чтобы внешними действиями исполнял оные, но чтобы и ум и сердце свое сохранял от нарушения того, что заповедано». Блаж. Филофей Синаит об иноках, держащихся токмо телесного делания, по простоте же своей неведущих мысленной брани, сопровождаемой иногда одолением, иногда же падением, и посему небрегущих об уме, повелевает молиться и поучать их, чтобы они огребались не только от явных злых дел, но и очищали свой ум, который есть око души.

По учению богомудрых наставников духовной жизни в подвиге духовного трезвения с внимательным, зорким наблюдением ума над помыслами, должно соединяться усилие сосредоточить ум в сердце, или, как они выражаются, стать (установиться) в сердце, – усилие привести себя в такое духовное состояние, которое они называют безмолвием от помыслов, и в котором душа, не тревожимая никакими помыслами, и затворившаяся в сердце, единым Иисусом Христом и Богом всегда дышит и ощущает некоторую радостотворную теплоту (Никифор). «Ум свой, говорит препод. Нил Сорский, во время молитвы должно поставить в такое состояние, чтобы он был и глух и нем, и иметь сердце упраздненным от всякого помысла, хотя бы он казался добрым. Ибо по опыту известно, что за допущением бесстрастных помыслов следуют и страстные (худые), и вход первых отверзает дверь и вторым». О сем состоянии упразднения от помыслов Симеон новый Богослов рассуждает: «нужно, чтобы ум хранил сердце во время молитвы и постоянно пребывал внутрь его и оттуда, т. е. из глубины сердца, воссылал молитвы к Богу; и когда он среди сердца вкусит, яко благ Господь, и усладится, то уже не будет исходить из места сердечного, и скажет тогда, как апостол Петр сказал: добро есть нам зде быти (Мф.17:4); непрестанно будет зреть туда, т. е. внутрь сердца, и там обращаться». Современный нам автор «писем о христианской жизни» довольно уясняет дело, говоря в одном из них: «помнится мне, что вы писали, что от внимания голова даже болит. Да, если головою только работать, а когда сойдете в сердце, никакого труда не будет, голова опустеет и помыслам конец. Они все в голове, и один за другим гонятся, и управиться с ними нет возможности. Если же найдете сердце, и сумеете стоять в нем, то всякий раз, как начнут смущать помыслы, стоит только низойти в сердце – и помыслы разбегутся. Это будет уютный уголок, безопасное пристанище. Не поленитесь низойти… В сердце жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет, это дело всех, начинающих искать Господа. Тогда только и начало жизни, когда в сердце покажется сосредоточенная неугасаемая теплота; а теплота легонькая весьма непрочна... Молитесь и трудитесь, т. е. ищите, как установиться в сердце. И Господь, видя ваш труд и то, что вы искренно желаете сего блага, подаст вам благодать горения сердечного. Это ведь значит – в сердце-то стоять».

По учению отцов, в деле духовного трезвения имеет великую силу молитва Иисусова. «Не может корабль плыть многие поприща без воды, говорит Исихий, и блюдение ума нимало не может продолжаться без трезвения со смирением и непрестанною молитвою Иисус-Христовою. Основание храмины составляют камни; а основание и верх сей добродетели есть святое и поклоняемое имя Господа нашего Иисуса Христа».

В молитве Иисусовой богомудрые учители духовной жизни видят самое надежное средство для отогнания помыслов, прирожающихся к душе. «Ты, говорит Григорий Синаит, когда приходят помыслы, призывай Господа Иисуса часто и с терпением – и они отбегут; ибо от теплоты сердечной, исходящей от молитвы, бегут они как от огня». Подобное говорит Исихий: «как не можно воссиять солнцу без света, так нельзя очиститься сердцу от скверных губительных помыслов без молитвы Иисусова имени. Если это истинно, то соединим имя Иисусово с дыханием нашим».

Помыслы, которые должно побеждать молитвою Иисусовою, иногда всеваются диаволом, который «яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити» (1Пет.5:8). Но и против козней диавольских могущественным оружием служит молитва Иисусова. Препод. Иоанн Лествичник говорит: «именем Иисусовым бий ратники, несть бо ни единаго крепчайше оружия на небеси и на земли». Исихий: «скоро потерпит кораблекрушение неискусный кормчий, если во время бури отгонит корабельников, весла и кормило бросит в пучину, а сам будет спать: но еще скорее погибнет душа от бесов, если вознерадит о трезвении и призывании имени Иисус-Христова в самом начале их приражений». «Особенно неопытным, говорит тот же учитель, полезно знать то, что врагов бестелесных и невидимых, зложелательных и искусных в причинении зла, скорых и легких и опытных в брани, которую они ведут от Адама доныне, мы грубые, телом и умом к земле поникшие, не иным средством победить можем, как токмо непрестанным трезвением ума и призыванием Иисуса Христа, Бога и Творца нашего».

Молитва Иисусова не должна быть прекращаема и тогда, когда ум упразднится от помыслов и водворится в сердце. Диадох говорит: «когда мы памятованием о Боге заградим все выходы ума, тогда он требует, чтобы мы дали ему занятие, которое могло бы наполнить его. Посему должно дать ему только «Господи Иисусе Христе», пусть ничем больше не занимается. Ибо сказано: «никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом святым» (1Кор.12:3). Но он должен смотреть на изречение сие в сокровенностях своих так неуклонно, чтобы не мог обратиться к каким-либо мечтаниям. Ибо те, которые непрестанно занимаются сим святым и славным именем в глубине сердца, могут иногда видеть и свет своего ума. Оно (сие имя) попаляет очень ощутительно скверну, прилипшую к душе, «ибо Бог наш огнь поядаяй есть» (Евр.12:29). Сие славное и многовожделенное имя, когда памятованием ума долго содержится в теплоте сердца, производит в нас навык любить благость Его без всякого уже препятствия».

О преуспевших в подвиге духовного трезвения и молитвы Иисусовой Исихий говорит: «они могут и тайны видеть, и богословствовать и, будучи презрительны, к пречистому и беспредельному Свету приплывают, касаются Его неизреченными прикосновениями, и с ним живут и пребывают, потому что вкусили, яко благ Господь, так что в сих равноангелах явно исполняется слово Давида: обаче праведнии исповедятся имени Твоему и вселятся правии с лицем Твоим (Пс.139:11)».

Имея в виду великую силу молитвы Иисусовой и спасительные действия её в духовной жизни, святой Иоанн Златоуст, в письме к монашествующим, убеждал их с неослабной ревностью и непрерывно упражняться в ней: «непрестанно трудитесь, – писал он к ним, – и пребывайте в Господе Боге нашем, дóндеже ущедрит ны. Ищите от Него милости смиренным и умиленным сердцем, и от утра до вечера, а если можно, то и всю ночь взывайте: Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас. И понуждайте ум ваш на это дело до смерти, ибо сие дело требует многого усилия, потому что узкие врата и тесный путь вводят в живот, и употребляющие усилие входят в него (Мф.7:14). Итак, молю вас, не отлучайте сердец ваших от Бога, но прилежно храните их с непрестанной памятью Господа нашего Иисуса Христа, доколе не водрузится в сердце имя Господа; и ни о чем другом не помышляйте, кроме того, чтобы возвеличился в вас Христос. Молю вас, правила сей молитвы никогда не оставляйте и не презирайте, но едите ли, пьете ли, идете ли, или иное что делаете, непрестанно взывайте: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас; ибо божественный Апостол говорит: непрестанно молитеся, без гнева и размышления». – И еще: «непрестанно содержи в памяти имя Господа Иисуса, так чтобы сердце поглотило Господа Иисуса и Господь сердце». – Препод. Иоанн Лествичник: «памятование об Иисусе да будет соединено с дыханием твоим, и тогда узнаешь пользу безмолвия». – Другой отец: «памятование об Иисусе да спит с тобою».

Касательно того, в каком составе должно употреблять молитву Иисусову, Каллист и Игнатий замечают, что первоначально она состояла из слов: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий», и что к сим словам речение: «помилуй мя», присовокуплено отцами последующих времен только для новоначальных и несовершенных. Преуспевшие же и совершенные о Христе довольствуются одним которым-либо из сих речений, т. е. или «Господи Иисусе», или «Христе Сыне Божий», и даже одним «Иисусе», и как всецелое делание молитвы, речение сие объемлют и лобызают, исполняясь от того неизреченной и всякий ум и всякое видение и слух превосходящей сладостью и радостью. – Таковые подвижники, по свидетельству блаженного отца (Каллиста патриарха константинопольского), не могут выговорить Иисусовой молитвы в полном её составе по причине частых отверзений сердца, но говорят только: «Иисусе мой». Больше сего не может выговорить их ум, когда прилепится божественному действу, погрузившись внутрь сердца. Григорий Синаит дает такой совет: «непрестанно взывай в уме: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Потом, по причине стеснения и болезненности переводя ум в другую половину, говори: «Сыне Божий, помилуй мя». И многократно произнося ту и другую половину попеременно, недолжно по лености часто переменять оные, ибо не укоренятся дерева, часто пересаждаемые». Препод. Нил Сорский замечает: «к слову: помилуй мя, отцы присовокупляют и сие слово: грешнаго. И сие приятно Господу Богу, наипаче же нам грешным прилично».

Некоторые придают особенное значение самому числу слов в молитве Иисусовой. Так один подвижник²³, применяя к ней слова апостола Павла: «хощу пять словес умом глаголати, нежели тмы словес языком» (1Кор.14:19), сказал: «изобразить не могу, сколько мы счастливы, что удостаиваемся говорить сии пять слов: Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

Григорий Синаит замечает: «одни говорят, что молитву Иисусову должно произносить устами, а иные учат говорить ее умом. Я говорю и то и другое; ибо иногда изнемогает ум от усталости, а иногда уста. И потому молиться должно обоими, – и устами, и умом. Впрочем взывать должно спокойно и без всякого возмущения, чтобы голос, воспящая чувство, не останавливал и внимания ума, – пока молящийся не привыкнет к делу и не получит от Духа силы молиться крепко и всяко. Тогда он не имеет нужды говорить устами, да и не может, довольствуясь делать дело совершенно одним умом».

Упражнение в молитве Иисусовой не исключает не только участия в церковных службах, но и других благочестивых келейных занятий, – чтения и пения псалмов. Но, по учению богомудрых, эти занятия нужны на случай утомления в молитве Иисусовой, и как только пособия к возбуждению её. Препод. Нил Сорский вслед за Григорием Синаитом и другими говорит: «когда ум от напряжения утомится и изнеможет, и когда и тело и сердце почувствуют некую боль от усиленного и непрерывного призывания Господа Иисуса; тогда примись за пение, дабы подать ему некую ослабу и упокоение. Если есть у тебя ученик верный, то пусть он читает псалмы; ты же сердцем внимай. – Псалмов должно употреблять мало для прогнания уныния, прилагая и тропари покаянные без пения. Если ощущаешь, что молитва действует в твоем сердце и не престает производить в нем движения, не оставляй ее и не вставай на пение (псалмов), пока, по смотрению Божию, она не оставит тебя. Ибо так поступив, ты оставил бы Бога внутрь, стал бы призывать Его вне себя, и спустился бы сверху вниз. Таким образом ты и молитву упустишь, и ум лишишь тишины его, тогда как безмолвие, по самому имени своему, требует, чтобы хранить ум в мире: Бог есть мир, чуждый всякого смущения и беспокойства. Вообще только тогда, когда найдет разленение, должно петь (псалмы) или читать о житии и подвигах отцов. Ибо нет надобности для ладьи в веслах, когда несет ее ветр и переносит через море страстей; но когда ладья остановится (от безветрия), тогда надобно употреблять весла, или даже иную меньшую ладью для перевоза. Достигшим преуспеяния надобно не глаголание псалмов, но молчание, непрерывная молитва и созерцание: они соединены с Богом, и не потребно им отторгать ум свой от Него и подвергать смущению. Ум таковых прелюбы деет, когда отступит от памятования (в умной молитве) о Боге и возьмется чрез меру за дела не столь важные».

Подобное тому, что говорят отцы о пении и чтении, они высказывали о воздеянии рук. Григорий Синаит, утверждая, что упражнение в молитве Иисусовой есть действительное средство против помыслов, прибавляет: «не имеющий же действа молитвы побеждает помыслы иным образом, подражая Моисею; ибо, когда он встанет и прострет руки и очи свои к небу, Бог прогоняет их. Потом седши таковой опять начинает молитву с терпением, и делает так не только не стяжавший силы молитвы, но и тот, кто имеет действо молитвы против телесных страстей, часто вставая и простирая руки с прошением помощи против них. Но делает он так на краткое время, боясь прелести, и опять садится, чтобы враг, при его взирании вверх, не представил уму его мечты, т. е показав призрак истины. Ибо иметь ум горе и долу, и в сердце, и соблюсти его повсюду непогрешительным и невредимым, свойственно одним чистым и совершенным». Касательно опасности прельщения, могущего быть от воздеяния рук, и также от возведения очей и ума на небо, говорил подобное Симеон Новый Богослов.

Как пособие для преуспеяния в подвиге духовного трезвения и молитвы Иисусовой, с сим подвигом, по наставлению отцов, может быть соединяемо некоторое телесное действие. Исихий сказал: «с ноздренным вдыханием твоим соединяй трезвение и Иисусово имя». Позднейшие развили этот совет в таком виде: «призвав на помощь всеблагого и всесильного Господа Иисуса Христа, сядь на стульце в келье безмолвной и несветлой, и, собрав ум от внешнего обычного парения и скитания, удержи ноздренное дыхание, чтобы не дышать свободно, и пореяв в сердце воздух через ноздренное вдыхание, говори молитву: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, вместе с дыханием совокупно совводя как бы и слова молитвы». Эти телесные приемы в пособие духовному делу впервые введены в употребление Симеоном, настоятелем одного из константинопольских монастырей в половине 11 века²⁴, и приняты были в руководство преимущественно афонскими иноками, которые за сие подвергались разным пересудам и насмешкам, но большей частью незаслуженно. Может быть, действительно некоторые из них, по простоте своей, все дело подвижничества поставляли в одних внешних, механических приемах, и обстановку дела принимали за сущность. Но не должно судить о деле по тем людям, которые берутся за него без разумения. «Не смущайтесь тем, – пишет автор писем о христианской жизни, – что в Добротолюбии прописываются некоторые телесные действия, например стеснение дыхания, сиденье на стульце, примрачность места и проч. Все это бывает многим нужно, – и не есть существо дела, а обстановка, приспособление внешнего ко внутреннему – не бесполезное. Стеснение дыхания не есть прекращение его, а только сжатие гортани. Вы делаете то же, только не замечаете. Когда в скорби умоляете о помощи, речь идет из стесненной гортани и с дыханием сдерживаемым. Так ли?... Вот это и есть, о чем там говорится. Берется следствие средством к причине. В статье Ксенофонта и Игнатия и, кажется, Никифора много есть о сем, и у Григория Синаита. Это обстановка, средство, пособие, а не существо дела». – Что касается до сиденья в уединенной келье для молитвы, то и Спаситель заповедал: «егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, иже в тайне» (Мф.6:6). Такое уединение весьма полезно подвизающемуся в духовной молитве: оно разобщает его с миром, останавливает приток чувственных впечатлений, и помогает душе собраться в себе.

Упражнение в духовном трезвении и молитве Иисусовой, как мы уже отчасти видели, приводит иногда дух в состояние некоторого исступления, или восторга. В сем состоянии, неизреченно усладительном, по словам отцов, благодать Св. Духа овладевает умом, и тогда самая молитва прекращается, и объятый Духом ум не имеет движения и самовластия. Тогда человек не знает, в теле ли он, или вне тела, сподобляется зреть различные видения, подобные тем, которые например, имели пророк Исаия (Ис.6:1), первомученик Стефан (Деян.7:56), и апостол Павел, восхищенный до третьего неба. Опытные учители подвижничества не отвергали, что подобные необычайные состояния не всегда бывают действием благодати Святого Духа, а нередко суть не что иное, как мечтания разгоряченного воображения, и даже могут происходить от духа злобы, который, по слову апостола, преобразуется в ангела светла. Самообольщению и вражескому прельщению, по наблюдению отцев, подвергаются преимущественно те, которые вступают в подвиг духовного делания, не имея опытного наставника, смирения и плача. Посему избрание опытного руководителя и послушание его руководству, отцы вменяли в обязанность каждому ревнителю умного делания. Симеон Новый Богослов говорит: «великое сие и светородное делание многие приобретали посредством обучения; но редкие прияли его от Бога без обучения». То же подтверждают и другие и советуют (Григорий Синаит) не верить видениям без предварительного вопрошания искусных. Греха не будет, если кто, опасаясь прелести, без вопрошания не примет и того, что от Бога бывает; но беды много, если он поверит ложному видению. Ибо тогда уже враг уцепится и потянет все к верху и к верху, и оттуда сбросит (автор писем о христианской жизни). В случае, если подвижник, говорит Нил Сорский, не найдет опытного в различении духов наставника, он должен искать руководства в свящ. Писании. «Елика бо преднаписана быша (в слове Божием), в наше наказание преднаписашася» (Рим.15:4). Кроме того отцы строго осуждали тех, которые приступали к умному деланию без смирения и терпения, и с некоторой бесстудной дерзостью домогались откровений и Боговидений. Таковые легче всего могут сделаться игралищем бесов. Но бесы бегут от смиренных, и также от плачущих о своих грехах (Григорий Синаит). Для безопасности от бесовского прельщения, по совету отцов, нужно так же хранить совесть чистой в отношении к Богу и ближним, так чтобы ни за одно дело не обличала и не терзала совесть (Симеон Новый Богослов).

Искусные в различении духов, учители духовной жизни, для ограждения неопытных от сатанинских козней, указывали признаки, по которым можно отличить действия Святого Духа, привлекаемого умной молитвой, от вражеского прельщения. Препод. Максим сказал Григорию Синаиту: «лукавый дух прелести, приблизившись, смешивает ум, делает его иступленным и беснующимся, ожесточает и помрачает сердце, производит боязнь и страх и возношение, рассвирепляет очи, возмущает мозг, представляет глазам мечтательный свет – несветлый и нечистый, побуждает и язык произносить речи хульные и нелепые, изгоняет смирение и молитву, возбуждает гнев и тщеславие. Напротив, Дух Святый, пришедши, собирает ум, соделывая его внимательным и смиренным, научает его постоянно иметь память о смерти, о своих грехах и о вечном мучении, душу делает благоумиленной и плачущей, а очи наполняет кротостью и слезами, утешает душу святыми страданиями Господа нашего Иисуса Христа, и подает уму высокие и непрелестные видения. И тогда ум от божественного оного света приходит в восторг, сердце становится тихообразно, источая плоды божественного Духа – радость, мир, долготерпение, благость, милосердие...» (Из жития препод. Максима в Добротолюбии).

Умное делание есть и было собственно занятие отшельников, ведущих жизнь вдали от общества не только мирского, но и монашеского. Но бывали примеры ревнителей сего подвига в многолюдных монастырях и среди самого мира. «Так например, говорит Нил Горский, – Симеон Новый Богослов и старец его Симеон Студийский, как светила просияли дарованиями духовными посреди царствующего града (Константинополя). То же известно о Никите Стифате, и о многих других». О Фотии патриархе константинопольском Симеон Солунский свидетельствует, что он еще до принятия монашества и патриаршества, будучи сенатором, обучился умному деланию и так преуспел в нем, что от бывшей в нем благодати Святого Духа лицо у него просияло как у второго Моисея.

В 14 веке происходили прения по поводу молитвы Иисусовой. Виновником прений был Варлаам, калабрийский монах, прибывший на восток в 1328 году и поселившийся в Солуни. Сначала он казался поборником православия и написал даже несколько сочинений против папы, но все это только для того, чтобы под кровом православия действовать в пользу западной церкви. Вошедши в доверие императора и приобретши уважение в народе, он снял наконец личину и открыто стал унижать восточную Церковь и превозносить латинскую; но обличенный в заблуждении св. Григорием Паламою, который был в то время игуменом одного из афонских монастырей, Варлаам в 1338 году должен был с посрамлением возвратиться в Италию. Через год он снова прибыл в Грецию, с прежней целью склонить Греков к подчинению папе, и снова притворился православным. Чтобы на этот раз успех был вернее, он решился поколебать твердый оплот православия – афонское монашество, и для сего старался найти в правилах жизни афонских иноков какие-нибудь недостатки и заблуждения. Он сблизился с одним простым старцем, и, притворившись пред ним невеждой в подвижнической жизни, просил у него наставлений в ней. Старец, не подозревая лукавства в Варлааме, передал ему одни внешние правила и обычаи афонского подвижничества, например: сидение в темной комнате в таком положении тела, чтобы, прижав бороду к груди и удерживая дыхание, непрестанно произносить молитву Иисусову, – и присовокупил, что ведущие такую жизнь сподобляются чудесных озарений, видят небесный свет даже телесными очами и чувствуют неизреченную радость. Варлааму это показалось достаточным для приведения в исполнение его тайных замыслов. Он начал везде разглашать словом и письменно, что греческие монахи прельстились и обманывают себя и других, и называл их евхитами, мессалианами, омфалопсихами и другими поносными именами. Против Варлаама вновь восстал Григорий Палама. В опровержение клеветы на афонское монашество, он писал Варлааму, что «он напрасно злословит монахов, основываясь на словах простого старца. Если Варлаам хочет узнать истинное учение о святой жизни и о духовных видениях угодников Божиих, он должен сам вести подвижническую жизнь и просить вразумления от Господа, или обратиться к мужу, которого Бог удостоил своей благодати». Впрочем, святой Григорий утверждал, что подвижники действительно сподобляются озарений небесным светом, и видят его даже телесными очами, и что этот свет есть несотворенный, божественный, совершенно одинаковый с тем, который сподобились видеть на Фаворе апостолы, и которым озаряемы были многие мученики во время страданий. Это обличение не только не вразумило Варлаама, но еще дало новую пищу его дерзости. Он стал обвинять монахов в ереси за то, что они верят в божественность и несотворенность Фаворского света, и таким образом, будто бы, вводят в Божество два начала – сотворенное и несотворенное, допускают двубожие. Не довольствуясь частыми спорами касательно этого предмета с афонскими монахами, продолжавшимися три года, Варлаам наконец потребовал у императора и царьградного патриарха соборного суда на афонских монахов, и представителя их, Григория Паламу. Для прекращения смут собор действительно открылся в 1341 году 11 июня в присутствии императора Андроника младшего и патриарха Иоанна Калеки. На собор явились Григорий Палама с афонскими монахами и их противник Варлаам. Выслушав обвинения последнего против них, собор позволил им защищаться по двум вопросам: о фаворском свете и о молитве Иисусовой. Следствием прений, в которых принял участие сам император, было то, что Варлаам признал себя побежденным, и, испросив прощение у обвиняемых, с новым посрамлением удалился в Италию, откуда уже не возвращался в Грецию. Но раскаяние его было притворное, и произведенные им церковные смуты снова возбуждены были учеником его Акиндином, оставшимся в Греции по удалении учителя. Нам нет необходимости следить за продолжением этих смут и за тем, что сделано для прекращения их на нескольких новых соборах. Для нас достаточно остановиться только на упомянутом соборе 1341 года, потому что только на этом соборе были рассуждения о молитве Иисусовой. Из дошедшего до нас памятника²⁵ этого собора видно, в чем состояли возражения Варлаама и опровержение их. Варлаам говорил, что учение о молитве Иисусовой в том виде, как оно является у афонских монахов, недавнего происхождения и ничего не имеет общего с учением древних отцов о трезвении и хранении сердца и внимании. Далее ревнителей молитвы Иисусовой Варлаам обвинял в согласии с Богомилами, потому что они подобно этим еретикам, кроме молитвы Господней отвергающим другие молитвы, употребляют будто бы одну только Иисусову молитву, а другие признают излишними. Притом вместо того, чтобы вместе со всеми православными христианами в молитве Иисусовой говорить: Боже наш, афонские монахи говорят: Сыне Божий. Это изменение Боже наш на Сыне Божий сделано так же, говорил Варлаам, в подражание богомилам, которые Иисуса Христа называют только Сыном Божиим²⁶.

На все это мы встречаем такой ответ в соборных деяниях: «Таковы неплодные речи Варлаама. Но они противоречат свидетельству основания веры, верховного апостола Петра, и тому ублажению, которого Петр сподобился от Господа. Петр сказал Ему: Ты Христос, Сын Бога живаго. Господь же ответствовал ему: Блажен ты Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах (Мф.16:16–17). И в Символе веры мы говорим: веруем во единаго Бога Отца Вседержителя и в Сына Божия единороднаго, иже от Отца рожденнаго прежде всех век. Не Богом ли мы исповедуем Христа, когда говорим, что веруем в Сына Божия?»

Далее в доказательство, что в писаниях древних отцов нет ничего несогласного с учением о молитве Иисусовой и употреблением её на Афоне, приводятся свидетельства Златоуста и Диадоха (указанные выше). Вслед за этим в деяниях соборных говорится: «Монахи настаивали на том, что согласно с учением богоносных отцов эта молитва искони была занятием усладительным и божественным, и вместе желали привести другие свидетельства о сем из писаний свято-отеческих, как например изречение Иоанна Лествичника: «память Иисусова да соединится с дыханием твоим, и тогда ощутишь пользу безмолвия» . Но монахам не дал продолжать блаженной памяти государь. Он сказал: пусть кто-нибудь из зловерных когда и говорил это (т. е. в молитве Иисусовой называл Христа Сыном Божиим в неправом смысле), это не может служить обвинением против нас, если в добром смысле употребляем то, о чем они превратно мыслили. Вот и Персы толкуют о Боге небесном. Следует ли из сего, что Авраам худо сказал: я чту Бога небесного (Быт. 24, 3; слич. Ион.1:9)? И когда Эллины называют Бога мирозиждительным умом, мы не утверждаем о Творце мира то же, что они о нем говорят, иначе справедливо обвинили бы нас в единомыслии с ними. Ибо еллины, признавая вещество нерожденное и совечное миру, хотя называют Бога Творцем мира, но не как первовиновника того, чего прежде не было, а как устроителя сущего, даровавшего сущему только вид и приличное размещение, не приписывая силе Божией ничего больше того, что в малом размере свойственно человеческому искусству. Что же касается нас, мы, веруя, что от Бога все существа приняли движение от небытия к бытию, правильно познаем в Нем Творца неба и земли и того, что в средине между ними. Равным образом, когда мы Господа нашего Иисуса Христа называем Сыном Божиим, мы воспеваем и превозносим Его как Бога истинного от Бога истинного, и божество Сына исповедуя, и о Виновном божества Сына свидетельствуя. Говорят, что и Мессалиане и Богомилы молятся молитвою, преданною от Господа святым Его ученикам и апостолам. Что ж? Должны ли мы по сей причине воздержаться от сей молитвы и уступить ее зломудрствующим? Должны ли из-за тех, которые на словах кажутся усвоившими благочестие, оставить употребление поистине благочестивых глаголов? Да не будет. Поскольку мы имеем ходатая к Отцу Иисуса Христа праведника, и Он есть умилостивление о гресех наших, то с надеждою будем призывать имя Его и от сего призывания получим спасение, по реченному от пророка: «и будет, что всякий, кто призовет имя Господне, спасется». И поскольку «несть иного имени, данного в человецех, о нем же подобает спастися, и никтоже может рещи Господа точию Духом Святым, и о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних», то блажен тот, кто чрез непрестанное употребление сего многопетого имени имеет в себе живущего Бога. Ибо, как сказано, «во век возрадуются и вселишися в них, и возвеселятся о Тебе все любящие имя Твое». Может ли не исполниться Святаго Духа тот, кто ревностно старается день и ночь содержать в сердце сие божественное и препрославленное имя, когда Господь в Евангелии сказал, что даст Духа Святаго просящим у Него день и ночь?»

В заключении Деяний соборных сказано, что монахи оправданы против обвинений Варлаама, и Варлаам, осужденный общим голосом собора, просил прощения.