Рождество Христово

Замечено людьми сведущими, что наши богослужения обладают великим сокровищем: и не только молитвенно-хвалебного характера, но и глубокого догматическо-нравственного содержания. По ним можно учиться и вере, и жизни. А за православность направления всего этого материала ручается, прежде всего, высокий авторитет составителей его – большей частью святых мужей: святой Роман Сладкопевец ¹⁹, святой Феодор Студит²⁰ и святой брат его, митрополит Солунский Иосиф²¹, и другой монах Иосиф ²², святитель Феофан Начертанный, святитель Георгий Никомидийский²³, а особенно святой Иоанн Дамаскин, святитель Косма Маюмский и многие другие. Но наше богослужение еще утверждается и более чем тысячелетним приятием и одобрением сих песнопений Святою Церковью. Поэтому мы без всякого сомнения можем учиться по нему православному пониманию излагаемых мыслей о вере.

А к сему благодатному основанию можно в дополнение прибавить еще и то, что многие авторы богослужений были при всем том и людьми глубоко-образованными вообще, и богословски – в особенности… Впрочем, древняя Греческая Церковь вообще была весьма высоко-культурна по развитию своему; и это образование было распространено даже и среди мирян; отчего так легко было там из светских сановников ставить святителей: например, патриархи Игнатий²⁴, Фотий²⁵, Тарасий²⁶, Никифор²⁷ и многие другие были прежде мирскими людьми, занимавшими высокие государственные посты. Не говорю уже о монастырях, дававших глубоко богословское образование.

Еще нужно отметить, что индивидуальность авторов и их понимания не могла, конечно, несколько не отражаться на характере идей, освещая их преимущественно с лично дорогой и более ими пережитой в опыте стороны; но и это было в духе православном. А главное, они обычно излагали уже установившиеся церковные воззрения, принятые Церковью и впитанные из святых отцов раннейшего периода. Посему богослужение должно считаться голосом Церкви.

Однако, наблюдая за глубиною и богатством богослужебного материала, должно сознаться, что первые авторы были несравненно более глубоки, чем позднейшие (и греческие, и русские), и касались догматических мыслей дерзновеннее. Позднее, наоборот, стали наполнять песнопения материалом нравственным или шаблонно-хвалебным. Это объяснялось не только упадком богословского образования, но и падением святого собственного опыта.

Однако многие авторы, глубоко проникнув в богословствование древней Церкви, даже и без выдающейся святости, могли (особенно в Греции X-XII веков) еще писать так же почти, как и в золотой век литургического творчества. Греки жили глубокой традицией. А чем история шла дальше, тем духовная жизнь все более падала, – а грехи росли. И мы замечаем, что в нравственный материал богослужений стал все более входить специальный элемент покаянный.

В нашем русском богослужебном творчестве нетрудно заметить нашу бедность и богословия, и глубины опыта; ибо святые сами не писали, а сочинители, большею частию, не были святыми. Да и богословское образование у нас не было высоко. А «плести» слова и шаблонные мысли мог и простой начетчик-певец. Но по характеру содержания и наши богослужения – церковны, как стоящие на основах православия и проверенные опытом Церкви.

Теперь, если бы кто захотел творить богослужения, нужно или самому быть угодником, или же нужно долго воспитываться на прекрасных образцах богословия и богослужения. Хороший пример: Васнецов²⁸ учился на старой церковной иконописи. Так и в богослужении следовало бы поступать; но у нас в этом отношении теперь большой упадок.

В частности, о рождественских службах нужно сказать, что авторы их – великие гимнотворцы святые Герман ²⁹, Иоанн Дамаскин, Косма Маюмский, Андрей Иерусалимский. В предпразднственные дни не указаны авторы; но они напитаны не только духом, но даже и мыслями и словами этих же великих святых, древних светил (и уж, конечно, не имеющих никакой зависимости от западных воззрений на спасение).

Дни предпразднства – прекрасные дни: они вводят нас постепенно в богослужение. Совершали их в монастыре по положенному уставу.

Повечерие имеет особые предпраздничные каноны, подобные канонам Страстной седмицы и предпразднству Воскресения. Чудные тропари и ирмосы канонов. Читать и петь их нужно не спеша, с вниманием, умилительно. Тропари лучше повторять по два раза, чтобы глубже усвоить богатство содержания мыслей, выясняющих смысл и значение воплощения. Но о предпразднстве скажу после; а сначала напомним устав рождественских служб.

Жизнь показывает, что некоторые службы – как Рождество, Крещение, Страстная – мы нередко путаем: поэтому я и пишу здесь об уставе.

Если Рождество случится в понедельник или воскресенье, то царские часы справляются в предшествующую пятницу.

Сначала священник, облачившись в фелонь (а архиерей – в мантию и малый омофор с клобуком), выносит на середину Евангелие и полагает на аналой. Потом начинает часы обычным возгласом: «Благословен Бог…» Если где есть диакон, – возглашает прежде:

«Благослови, владыко». Чтец читает часы. Церковник заранее заготовляет кадило и угли на все время часов.

Обычно после «Приидите, поклонимся…» начинается каждение: вокруг Евангелия, потом алтарь, иконостас, настоятеля, клиросы, людей и весь храм, опять иконостас, настоятеля, Евангелие с одной передней стороны. Тропарь предпразднства – петь, а не читать; ибо царские часы – служба торжественная. Прочие тропари часов также поются. Затем паримии, Апостол и Евангелие. Во время Апостола каждения нет, хотя бы был и диакон: не положено в уставе.

На 3-м и 6-м часе каждение совершается только вокруг Евангелия, пред иконостасом и – предстоящих; но ни алтарь, ни храм не кадятся. А на 9-м часе так же кадит, как и на 1-м.

По прочтении Евангелия – оно уносится в алтарь; и царские врата, доселе все время открытые, затворяются.

В конце изобразительных – разница: если в этот день не бывает литургия (когда Рождество в понедельник и воскресенье), тогда после «Всесвятая Троице…» поется трижды «Буди имя Господне…»; затем читается «Слава, и ныне» и псалом 33-й: «Благословлю Господа…»

Если же в тот же день будет литургия, то после «Всесвятая Троице…»:

Диакон: «Премудрость».

Лик: «Достойно есть» (половину).

Священник: «Пресвятая Богородице…»

Лик: «Честнейшую…»

И отпуст обычный (а не рождественский), и многолетствование.

Если же Рождество случится в другие дни, то есть кроме воскресенья и понедельника, то царские часы служатся накануне праздника; и тогда они начинаются ранее, – можно в 8 часов утра (по уставу: «в начале втораго», то есть в начале 8-го утра). Если Рождество в воскресенье или понедельник, то в пятницу после царских часов ничего не служат до самой вечерни: литургии не бывает. Если же Рождество в другие дни, то будет литургия накануне (в навечерие праздника).

То же относится и к Богоявлению.

Литургия по уставу полагается в навечерие – в 1 час дня. Тогда пост продолжится «до звезды», как то и полагается по святому обычаю.

Если же Рождество случится в воскресенье или понедельник, то литургия накануне служится в обычное время: тогда накануне – святителя Иоанна Златоустого, а в самый праздник – святителя Василия Великого.

В прочие же дни (то есть если Рождество не в воскресенье и не в понедельник) накануне служится литургия святителя Василия Великого. В таком случае она начинается с вечерни. Диакон (если есть) говорит: «Благослови, владыко»; а священник: «Благословенно Царство…» – и опять обычное начало: «Слава Тебе, Боже…», «Царю Небесный…» и проч. Псалом 103-й. Великая ектения. Царские врата после начального возгласа литургии затворяются, а на ектении снова отверзаются. После все по ряду, по уставу. Вход – с Евангелием. По «Свете тихий…» – прокимен дня; а если в пятницу, то поется великий прокимен: «Кто Бог велий…» И паримии. Царские врата закрываются.

После первой части паримии царские врата открываются и поются особые тропари с припевами. Поется обычно так. Сам чтец читает тропарь: «Таино родился…» и один поет конец: «…с ними же помилуй нас». Потом читается 2-й тропарь и опять читает конец: «И волхвы…» А «…с ними же помилуй нас» поет уже лик. И так далее. «Слава»: «…с ними же…», «И ныне»: «…с ними же…» После чтец опять читает 1-й тропарь: «Тайно…» и поет конец снова один: «…с ними же помилуй нас». Так в обычае.

Но по уставу лучше: поется весь конец тропаря – со слов: «И волхвы Ти приведе…» и так далее. Но так как этот конец очень длинный, то по обычаю чтец читает и первую половину этого конца: «И волхвы Ти приведе, верою покланяющияся Тебе…»; а певчие поют: «…с ними же помилуй нас». Царские врата закрываются.

Таким же образом совершается и вторая часть паримии с тропарями. Поют так же конец тропаря: «…Жизнодавче, слава Тебе!»

По уставу положено петь в обоих случаях на глас 6-й (как «Господь воцарится…»). Но это у нас поется печально. И потому в России поется так же, как и на Страстную субботу – на глас 3-й, как «Славно бо прославися…» Так много величественнее! Поется громогласно, высоким тоном.

Затем еще две паримии. И – малая ектения. Возглас: «Яко Свят еси, Боже наш, и Тебе славу…», «Аминь» и «Святый Боже…», как обычно на литургиях. Затем – прокимен, Апостол и Евангелие. Вместо «Достойно…» – «О Тебе радуется…»

«Милость мира…» поется очень протяжно, а лучше – по обычному напеву литургии Василия Великого, ибо в это время читаются длинные тайные молитвы³⁰.

Проскомидию лучше совершать раньше литургии. Исповедь же – еще раньше.

Если же Рождество будет в понедельник или воскресенье, то накануне служится литургия Златоустого в свое время, как уже и сказано; а затем вечерня отдельно^******.

Вечерню начинать около 1 часа дня. Начало обычное: «Благословен Бог наш…» (а не «Благословенно Царство…»); если есть диакон, то он сначала возглашает: «Благослови, владыко». Лик: «Аминь». Чтец – обычное начало и 103-й псалом. «Слава Тебе, Боже…», «Царю Небесный…» и так далее. После входа и паримии ектения малая; но «Трисвятого» не поем (как при литургии Василия Великого); а по возгласе: «Яко Свят…» сразу: «Вонмем. Мир всем» и прокимен: «Господь рече…» и Апостол «к галатом», зачало 207. Евангелие Матфея, зачало 53. Потом: «Рцем вси…», сугубая ектения. «Сподоби, Господи… Исполним вечернюю…» По возгласах: «Премудрость», «Благослови» и проч. отпуст уже рождественский: «Иже в вертепе родивыися…»

Так же и на литургии Василия Великого. Затем многолетствование.

По окончании литургии или вечерни на средину выносится подсвечник, но не икона; и поется «славление» Христа: духовенство исходит и поет тропарь: «Рождество Твое, Христе Боже наш…» – «Слава, и ныне», кондак: «Дева днесь…» Прекрасен болгарский напев – громогласный, торжественный.

Если Рождество – в воскресенье или понедельник, то после литургии Златоустого полагается «мало вина». А если не было литургии, то постимся до конца литургии Василия Великого, и даже «до звезды», приблизительно около 3–4-го часа вечера. Трапеза хорошая, ибо начался уже праздник.

Всенощная не полагается, а будет в самый праздник утреня. И это хорошо и разумно: нужно остальной вечер отдать уже праздничным чувствам. И кроме того, уже было достаточно служб за день: нужно знать меру; нужен и отдых.

Утреня по уставу – «о часе десятом нощи», то есть около начала 4-го часа утра. И потом – литургия.

Служба на утрене совершалась по уставу, с повечерия. «С нами Бог…» – петь громко. Так же и тропарь, и кондак. На литию заблаговременно заготовить «благословенные хлебцы».

Литургия – обычно.

Вечером, под другой день праздника, – служба в честь Богородицы, послужившей воплощению Христову. Служба – ради предшествующих трудов – легкая. Не всенощная, если не суббота. На вечерне вход с кадилом и великий прокимен: «Кто Бог велий…» (в субботу: «Господь воцарися…»).

Но, если благословит настоятель, а братия уже отдохнула, то боголепно было бы устроить в честь Божией Матери и всенощное бдение: с «Блажен муж…» (1-я кафизма), стихиры на восемь³¹, и так далее. А на другой день, до или после литургии, вычитать Ей акафист; а можно вычитать его и накануне, после 6-й песни канона утрени.

Божия Матерь не оставит без награды «славильщиков» Своих и Сына Ее!

Литургия на другой день обычно.

Иногда украшают и около икон храм ветками елок.

На середине икону приготовить нужно еще 24 декабря после трапезы… И хорошо бы ее украсить, как только можно.

Выносят икону – на «Хвалите имя Господне…» – из алтаря. А у сербов – на литии (так я видел в Студенице). И это много лучше; ибо уже начинается славословие празднику: нужна и икона пред очами.

Богослужебные песнопения есть некий ответный дар человека в благодарность воплотившемуся Спасителю, лучший, чем вещественное приношение, и дар православный. За спасение Твое, Господи, «…Тебе приносим и мы паче именнаго даннословия, православнаго богатства богословие…» (25 декабря, «Слава» на хвалитех).

И дар тем более уместный, что наше слово есть выражение того разума, светом которого просветил нас Господь в день воплощения: ведь до этого мы, люди, сделались по существу духовному «бессловесными», скотоподобными по страстям своим; и потому совсем не случайно (ведь если уж о нас Он промышляет, то тем более в Его жизни все – полно глубочайшего смысла и значения). Он родился именно в скотских яслях, знаменуя этим – до чего дошло человечество! Куда нужно было снисходить Всевышнему! А теперь, просвещенные Им, мы возвратились в свое разумное состояние «словесных» существ, и естественно – принести Ему первый дар – слово… Но и прежде люди говорили? – Да! Но говорили неразумное, греховное, скверное. Теперь – нужно слово чистое, достойное Христа Господа. Посему: «Скверну слову от устен изыти вернии возбраним: поучившеся же, словеса Божественная Христу ныне принесем, разрешшему (развязавшему, освободившему) ны безсловесия, в безсловесных лежащему яслех» (23 декабря, [3-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии).

И пение наше есть тоже дар Спасителю.

Но когда человеческая мысль, даже уже у просвещенного Христовым пришествием и благодатию Святого Духа, подходит к предмету богословия и хвалы, то она сразу чувствует всю глубину тайны совершившегося.

Здесь все непостижимо и неизреченно.

И прежде всего, выше разума самое Рождество от Девы и с сохранением Ее девства. Не только нам, но и Ей Самой это непостижимо и неизреченно: «…не вем же тайны глубину несказанну…» (21 декабря, [3-я] стихира на стиховне на вечерне). «Высоту воистинну неизреченного таинства… Непорочная зрящи…» (24 декабря, [1-й] тропарь 8-й песни канона на утрене), «провещаваше… разумети таинства не могу… и девства нерешивша (не нарушившего), ложесна соблюдшаго, яко прежде Рождества…» (24 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»). Это выше законов естества.

Не может уразуметь Самая Высшая всех тварей еще большего таинства: как Бог, Творец, Вседержитель, невидимый, – теперь принимает все противоположное: «…Создатель Бог наш… создася» (21 декабря, 1-я стихира на хвалитех).

«В Вифлееме раждается всех Творец…» (23 декабря, [5-я стихира на] стиховне, «И ныне» [на] утрене).

И Непорочная, «зрящи» Его, «руками держащи, и облобызающи (целуя) часто, и радости исполняющися провещаваше Ему: Боже вышний, Царю невидимый! Како зрю Тя!..» (24 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»). «…Како Тя пеленами повию, яко младенца? Како сосцами питаю Тя, всяческая питающаго?.. Како Тя Сына Моего нареку, Раба Твоя… сущи? Пою, благословлю Тя…» (там же, [1-я] стихира).

Недоумевает и Она такому Божиему унижению и снисхождению, такой нищете: «…разумети не могу непостижимаго Твоего ныне снисхождения…» (21 декабря, [1-я] стихира на стиховне, на вечерне), «безмерныя нищеты Твоея…» (24 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»).

И эта «нищета» еще больше оттеняется тем, что когда «…наста время Рождества…», то Творцу всего мира не нашлось места: «…и место ни единоже бе обиталищу…» (24 декабря, тропарь [предпразднства]). И скотский «вертеп малейший… внутрь вмещает Тя Рождшагося…» – говорит Богородица, – да и тот не свой: «…и сей чуждий…» ([там же, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»).

А если не понимает всего этого Сама Матерь Воплотившегося от Нее, то что же сказать о других?

На 1-м часе поется разговор праведного Иосифа с Марией: «…Марие! что дело сие?.. недоумею и удивляюся, и умом ужасаюся!..» Чем Ты мне воздала? «…За честь – срамоту; за веселие – скорбь; вместо еже хвалитися, укоризну ми принесла еси». Что мне делать? Ведь люди начнут говорить и уже начали: «…ибо от иерей из церкве Господни яко непорочну Тя приях, и что видимое?..» «Ктому (больше) не терплю уже поношений человеческих…» Скройся от меня тайно… Уйди… И немедленно же… «Отай убо (итак) от Мене буди вскоре!» (тропарь на 1-м часе, в навечерие).

Что же Дева?.. Молчит сначала… И только после того, как он и «пророки испытах, и весть прием от ангела» уверился ([там же,] тропарь на 3-м часе), – и Она в конце концов успокаивает его: «…что Мя зря непраздну дряхлуеши (печалишься уныло) и смущаешися, не ведый (не понимая) всяко (никак, нисколько) еже во Мне страшнаго тайнства? Прочее (больше, теперь) отложи страх всяк, преславное познавая: БОГ бо низходит на землю милости ради, во чреве Моем ныне, аще (хотя) и плоть прият» ([там же,] тропарь на 9-м часе).

Так и Она не сумела, не смогла и не желала объяснить страшной тайны иначе, как только сказавши всемогущее слово: «БОГ»…

Тем более непостижимо это нам, людям обычным: видим факт, но только изумляемся. «Приидите, – зовет Церковь, – христоноснии людие, да видим чудо, всякий разум ужасающее и обдержащее…» ([там же,] тропарь на 6-м часе, «Слава»). Здесь все дивно и непонятно нам: непонятен и вообще смысл таинства спасения через воплощение, а не только самое воплощение: «О глубина богатства, и премудрости, и разума Божия! Яко неиспытаны судьбы Его, и неизследовани путие Его» ([там же,] тропарь на 6-м часе).

«Глубину премудрости и разума Зиждителева кто испытает (из) человеков? Божиих судеб бездну кто премудр (какой мудрец) постигнет? ихже ради (ради коих) небеса преклонив (нагнув к земле), с человеки Плотоносец поживе…» (23 декабря, [2-й] тропарь 8-й песни канона [на] повечерии).

Все это – и «Слово, плоть явися… и вселяется в ны…» – совершается «неизреченным Прсмыслом» (24 декабря, 3-й тропарь 4-й песни канона на повечерии), чему дивятся даже сами небожители ангелы… Так,

ВСЕ В КОНЦЕ КОНЦОВ ТАЙНА.

Что же нам делать? Пытаться ли постигнуть? Но сие невозможно по существу и дерзко для ограниченного человека… Лучше не испытывать бы разумом, а только славить, верою приняв, ибо «НЕ ТЕРПИТ (не выносит, не допускает) ТАЙНА ИСПЫТАНИЯ».

И это основной закон отношения к тайнам веры нашей: ЧТО есть, – принимай; а КАК бывает, сего не испытывай безнадежно – беспомощным умом своим. И здесь не испытывай того, – как «Богородице Дево, рождшая Спаса, упразднила… первую клятву Евину»; как «Мати была… благоволения (то есть Сына Божия, бывшего Виновником благоволения) Отча, носящи в недрех Божие Слово воплощенное. Не терпит тайна испытания» (25 декабря, [2-я] стихира на хвалитех).

Что же остается делать?

Прежде всего нужно, должно, разумно религиозно-благочестиво, – короче: единственно возможно – ПРИНЯТЬ ВЕРОЮ: «верою единою сию (то есть тайну) вси славим, зовуще с Тобою (ибо и Она только верою приняла) и глаголюще: неизреченне Господи, слава Тебе!» (там же).

А благовествовать и даже составлять длинные витиеватые песни трудно; и потому лучше бы благоговейно молчать.

«Любити» бы «нам» было «удобее молчание», «яко безбедное страхом (безопасное)»; да и для чувства «любви» обычно трудно, «неудобно» «ткати (сочинять)» «песни», «спротяженно сложенные»: любовь не многоречива. Но трудно и молчать, когда душа радуется… Поэтому, сколько есть желания, «произволения» у нас, столько подай нам, Богородице, и «силы» на это (25 декабря, ирмос 9-й песни [2-го канона]).

Посему и далее, приступая к уяснению смысла праздника и самого события Воплощения, ни я, никакой мудрец, не должен забывать этого основного отношения к предмету: в глубине он, как и все Божественное, непостижим: воплощение – все тайна.

Поэтому Сам Господь на недоуменный вопрос Своей же Матери не разъясняет и Ей ни способ воплощения, ни даже смысла того, как оно спасает людей, – а только устанавливает, указывает цель, ради которой все совершается. Когда Она, держа Его на руках, говорила «разумети не могу», – Он отвечает: «Не дивися (не удивляйся, не изумляйся) ныне, о Мати, видящи яко Младенца, егоже из чрева прежде денницы (света, мира) роди (родил) Отец: возставити бо и сопрославити человеческое падшее естество приидох (Я пришел) явственно… (очевидно, видимо)» (24 декабря, ирмос 9-й песни [канона] на повечерии); а «враги (врагов)» Своя «пошлю во ад, яко Един державен (власть имеющий)»; а «Тебе почитающия» «вознесу и спасу» [там же, 2-й тропарь 9-й песни].

Поэтому и Святая Церковь в своих песнопениях всю главную силу отдает не размышлениям о «смыслах», а – бесконечной хвале, непрестающей благодарности, светлой славе – пришедшему Спасителю. А если и останавливается на чудесных и дивных событиях, то больше изумляется их величию, непостижимости, а не исследует пытливо. Если же думает о себе, то призывает ПРИНЯТЬ совершившееся, воспользоваться им достойно, – И ЖИТЬ так, как требует этого тайна – событие праздника.

И мне теперь, в порядке изложения службы, следовало бы к сему славословию, изумлению и ответному благодарению делами на величайший дар перейти; но я это отнесу лучше на конец, – чтобы не хладными рассуждениями, ибо всякие рассуждения обычно всегда охлаждают, особенно просто и горячо верующих. Впрочем, после они дают и пищу душе. Однако рассуждениями – не заглушить самого главного содержания песнопений светлого праздника:

хвалы Воплотившегося и Его Матери.

В заключение же о «тайне» отмечу, что ее не нужно понимать, как отказ от желания воспринять ее как ясное, очевидное «постижение непостижимости» из другого мира, сверхъестественного бытия. И это постижение непостижимости тайн – есть начало истинного богословия.

Когда же человек старается во что бы то ни стало «понять» непонятное, да еще «исчерпать вполне», – это признак не только недостаточного духовного опыта, не только недостаток глубокого философского развития, но свидетельство вообще малых знаний.

Если уж Сама Божия Матерь не постигала, то ясно, что и невозможно этого постигнуть!

Со вчерашнего вечера началось предпразднство Рождеству Христову. Но Церковь понемногу давно уже стала напоминать о грядущем празднике: не только с катавасии Введения – «Христос раждается…», но и в дневных богородичных, и в канонах Минеи…

Как вода где-нибудь незаметно начинает просачиваться, так и в богослужении еще задолго слышатся уже звоны рождественских славословий.

Но со вчерашнего вечера оставляется уже совсем обычный будничный Октоих (до отдания Богоявления) и поется только праздничная Минея. И вчера я с приятным чувством отрады взял закрытую книгу Октоиха и с каким-то торжеством «спрятал» ее на нижнюю полку клиросного аналоя: «Больше, пока, ты не нужна уже…» И почувствовал я, будто со вчерашнего вечера Церковь, готовясь к празднику, сняла с себя обычную будничную, рабочую, серую одежду, – уже запачканную, запыленную, с пятнами, – и надела ныне новенькое чистенькое платьице… Правда, это – еще не самое торжественное, не разукрашенное драгоценными каменьями праздника облачение, – но уже и не будничное платье.

Покаянные молитвы Октоиха, сокрушение о грехах и страстях наших постоянных буден заменяются светлыми тонами начавшегося уже торжества. Церковь точно принарядилась к встрече! В сердце зажегся свет радости!

«Переодевается» и душа… Я заметил ныне за собою следующее. Хотел было читать акафист «Всех скорбящих Радости»; но, когда уже надел епитрахиль, – вдруг почувствовал неохоту или трудность читать его. Подумалось: о «скорбящих»… Да разве ныне, когда уже начался праздник Боговоплощения, можно думать о каких-то «скорбях»? Неудобно, нескладно. Не хочется. А главное, я ощутил, что это и не богоугодно. Этим я огорчил бы Самого Бога, Коему хочу молиться: ведь ныне нужно Его и Матерь Его уже славить, а мы все – со своими скорбями… Неужели мало нам дней в году, чтобы только и делать что жаловаться, да плакать, да просить?.. А когда же прославить? Когда же порадоваться? Хоть бы праздники этим отличить и почтить. Для того ведь они и «праздники», то есть радостные, торжествующие дни.

И вспомнилось мне одно евангельское событие. Подошли к Иисусу Христу книжники и фарисеи; и стали роптать и говорить ученикам Его (Ему-то Самому не дерзнули, эти лицемерные и опустошенные души!): «Как это Он и вы едите и пьете с мытарями и грешниками?» Будто они-то сами святы были? Были бы святы, жалели бы и любили кающихся грешников, как Он. А Иисус Христос понял, что этот вопрос относится к Нему, и ответил: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мк. 2:16–17; Лк. 5:30–32).

Так вот и теперь: все-то мы – мытари и грешники. Но Он на праздникe благоволит с нами разделять Свою духовную трапезу. Ныне, в праздник спасения погибавшего мира, Он особенно близок к кающимся грешникам. Ныне Он особенно «Друг грешников» (Мф. 11:19). И даже не требует от нас горькою сокрушения, мук и скорбей о грехах. Ныне Он Сам все дает: пришел в гости Великий… И мы, маленькие, радуемся… Не знаем: куда посадить Его? Чем бы угостить? Позабыли про свою нищету и худородность. Гость Высокий почтил нас, – и мы уже теперь не прежние маленькие люди, а точно выросли, облагородились. И хочется хвалиться этим счастьем и поделиться радостью с другими.

Но опустошенные души мнимо-праведных фарисеев не примыкают к нашей радости. И они спрашивают снова; но теперь уже Его Самого (исчезли остатки стыда и стеснения): почему ученики Иоанновы постятся часто и молитвы творят, также – и фарисейские, а Твои едят и пьют? (Лк. 5:33).

Вот так же и теперь холодная мысль спрашивает: не нужно ли в эти дни скорбеть? Что же Господь сказал: можете ли заставить сынов чертога брачного поститься, когда с ними Жених? (Лк. 5:34).

И теперь идет Жених Церковный – Сын Божий, – имеющий впоследствии за Свою Невесту – Церковь – даже предать Себя (Еф. 5:23–29). Так можно ли плакать и скорбеть нам в эти дни ожидания Жениха?

Вот опять придут дни, когда отнимется у них Жених, – начнутся будничные дни, придет и Великий пост, – и тогда будут поститься в тe дни.

Поэтому Спаситель и сказал затем притчу: никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет и к старой не подойдет заплата от новой (Лк. 5:36).

Всему – время и место. Ныне наступает время радоваться… И я вместо «Всех скорбящих» прочитал обычный, радостно-хвалебный «благовещенский» акафист: «Ангел предстатель… послан рещи Богородице: радуйся!.. Радуйся, Еюже радость возсияет…» Скорбь ныне неблаговременна! Даже и о грехах неблаговременно стало думать. Пришел Спаситель от грехов. Пришло прощение. Явилось примирение. Нужно радоваться сему. Уповать. Благодарить. Славословить. Для покаяния же будет другое время. И душа моя пожелала с Церковью переоблачиться в светлое.

А затем встал и другой ряд чувств. Я ощутил, что ныне, – хотя бы ныне, в эти великие праздники, – не «прилично», не подобает даже думать о себе… Вообще, ни о чем «своем» не нужно заботиться. Довольно других дней – все «о себе»… А теперь нужно отдаться всецело – чувствам «о НЕМ», о Боге, о Спасителе: пришел Царь Неба и земли; и к Нему нужно устремиться всецело, позабыв себя.

Ныне Царь царей, Царь – Творец мира явился. Забудем же себя – для Него… Хоть бы на эти «святые» дни, Ему «посвященные», – «святки»…

Это будет лучшее празднование. Это – истинное богопочитание, приличествующее Рождеству. Смотрите: пастухи по слову ангелов пришли, узрели Богомладенца, – и возвратились… славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели… (Лк. 2:20). Волхвы, падши, поклонились Христу (Мф. 2:11). А ангелы пели славословие: слава в вышних Богу и на земли мир… и радовались за нас: …в человецех благоволение (Лк. 2:14).

К их лику и мы должны примкнуть… И во всяком случае – нельзя расстраивать хора их и Церкви… Вообще лучше идти за Церковью; а она уже стала славословить Спасителя, забыв себя.

Слава в вышних БОГУ!

А если уж и думать о себе, о своей духовной жизни, – то опять – во славу Божию: то есть чтобы лучше подготовить себя к достойному прославлению Господа на праздниках и к неомрачаемой радости… И только!.. Для этого хорошо и попоститься, и исповедаться… Но и это все не так, как в другие дни или посты, – а с большой надеждой на Спасителя, с большим миром в душе… Пред восходящим солнцем – Христом наш душевный туман как-то незаметно тает сам…

Пришла радость… Точно и нас коснулся голос ангела: не бойтесь! я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам… (следовательно, и нам!) Спаситель… Христос Господь! (Лк. 2:10–11).

Не бойтесь же!

И это было (и есть, слава Богу) в душе моей. Даже другие почувствовали. Один монах, глядя на меня, улыбаясь спросил: почему такое настроение у меня, – тогда как в иные дни нередко – лоб нахмурен?

– Предпразднство началось! – ответил я с сдержанной тихой радостью…

О «милости» же не будем беспокоиться: Он «прежде прошения нашего», знает нужды наши (Мф. 6:8, 32) и исполнит их. И чем меньше мы будем думать о себе, а больше – о Нем, тем больше получим. Ибо – это есть и большая любовь к Нему, когда мы меньше думаем о себе… Больше веры в Него, в Его Промысл!

Это ли не угодно Ему?

«В день рождения своего царь (земной) бывает щедр и раздает весьма много милостей», – говорит святитель Амвросий Медиоланский. Конечно, и Господь, – не для Себя пришедший, а для людей, – готов всегда исполнять их просьбы (душеполезные, разумеется). Он Сам сказал: Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили; но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20:28).

Он и сейчас «служит» нам… Подумаем! Бог… служит нам! Сие – Его слово: не оставлю вас сирыми (Ин. 14:18).

Но Он же при другом случае сказал: прощаются грехи ее (блудницы) многие (!) за то, что… возлюбила много; а кому мало прощается, тот (значит) мало (еще) любит (Лк. 7:47).

Повечерие 21 декабря. На 8-й песни [канона] читаю о «слезах»… И не однажды… А на 9-й песни и ирмос, и тропари оканчиваются прошением: «…пощади души наша, Христе Боже…»

Как-то не мирится по-видимому с тою радостью, которая уже затеплилась в душе и стала основным содержанием настроения!

Но Церковь мудрее нас… И нужно ей повиноваться; следует за ее руки держаться.

Однако как примирить это, с другой стороны, с радостью, которая слышится в стихирах? Откуда «слезы»? Почему мольба о «пощаде»?

Душа человеческая – очень сложная вещь… У одного и того же автора могут быть, в один даже день, разные переживания. Вот, например: пишу ныне я поздравительные письма… А какое разнообразие мыслей: в одном письме мысль о Рождении Спасителя мира перенесла меня к концу всего, к Страшному суду и ответу нашему пред Ним. В нескольких – писал о необходимости спасаться, и в частности покаянием; вспомнишь тут и о грехах, избавить от коих пришел Господь. В третьих же письмах – славословил и звал к славословию и благодарению.

Отчего это? Иное зависело от состояния тех, кому писал; или какие представления об их душах вызывали они во мне? Иное же зависело и от новых настроений, зарождавшихся у меня самого, в зависимости от моих духовных состояний и даже от воспоминаний. А может быть и третье объяснение: благодать Божия сама то радует, то смиряет… Ибо для нас нужно и то, и другое. Все – возможно.

Но как слезы мирятся с праздником?

В песнопениях указывается такая связь: нужно готовиться достойно встретить праздник; для этого нужно очиститься. Пути к этому: слезы и исповедь.

А «пощади» откуда? Вспоминается жестокость замысла Ирода: убить Богомладенца. А это наводит на мысль о каре Божией на него. Но грешный человек тотчас же спохватывается за себя самого: а в нас многое – достойно наказания… Отсюда: «пощади!»

За два воскресенья вспоминаются праотцы, то есть ветхозаветные святые. Зачем это?

«От них» Господь показал «…Едину… Марию Чистую, из Неяже цвет пройде Христос…» (1-я стихира на «Господи, воззвах» [в Неделю святых праотец]). Ветхозаветные святые – сродники Ей… И следовательно – «сродники» Христу (20 декабря, 1-й тропарь 8-й песни [канона на] повечерии). Да и Сам Спаситель благоволил «от семене их быти по (подобным) нам»; а после их, «поползнувшияся», спасет «крестом… и воскресением» (2-я стихира [на «Господи, воззвах» в Неделю святых праотец]), выведет их из ада.

А «пророцы присно блажатся», как предсказавшие о Христе [там же, стихира на литии]. Но главное вот что: они подготовили брак Христа с Церковью. Это из тропаря: «…от язык (народов) теми предобручивый Церковь…» А вы за нас «мольбу Господу присно принесите, блаженнии…» ([там же,] 4-й тропарь 9-й песни [канона]).

19-го празднуется – первый, 20 декабря – второй. Это два мученика… Оба – святые.

Житие первого – известно: раб богатой женщины, римлянки Аглаиды, и управитель ее имений; а вместе с тем – сожитель ее, и притом страдавший пристрастием к вину; но при всем этом – добрый душою, милостивый к бедным. Госпожа, человек верующий, послала его в Малую Азию привезти оттуда мощи какого-либо мученика, ибо через это надеялась спасти грешную душу свою. Отъезжая, Вонифатий, шутя, сказал госпоже: а примет ли она его тело (с коим она грешила в нечистоте), если он будет замучен за Христа? Благоразумная Аглаида серьезно оговорила его за неуместность шуток в такой момент.

Вонифатий, благодушный, уехал в Малую Азию и, пораженный там величием и страданиями мучеников, объявил и себя христианином. За это он был обезглавлен; и сопровождавшие его рабы привезли мученическое тело к госпоже. Ей было пред этим видение, извещавшее ее о событии; и она вышла навстречу святому за Рим; на этом месте устроила для него храм; и сама поселилась при нем, скончавшись преподобною.

И невольно в мысли моей связались в один вопрос эти два события: спасение двух грешников и Рождение Спасителя.

Второй – сама чистота. Первого обнимали руки блудной госпожи – Аглаиды; второго обнимал Господь, когда тот был среди детей, благословляемых Христом… Но вдруг и первый возвышается до второго.

Святой Игнатий жаждет, просит, молится, ждет не дождется мученичества… Что-то поразительное! Ни один святой так не стремился к мученичеству!.. Горел огнем нестерпимым – жаждал быть замученным за Христа… Ощущал в этом какую-то дивную захватывающую сладость. А когда римские христиане хотели хлопотать за него, не без надежды на освобождение, – он и умолял, и запрещал это… Такова была жажда.

Но и святой Вонифатий сразу воспылал огнем подобной же любви и «самовольне» пошел на страдание… Оба – хотели…

Это мне дало такие мысли.

С 20 декабря начинается предпразднство Рождения Спасителя… Спасителя от грехов и прелести идолопоклонства. И вот накануне предпразднства Церковь нам показывает пример, наглядный, разительный, как происходит через Христа величайший, всепожигающий переворот в душе: язычник, блудник, пьяница, раб людей и раб страстей… И вдруг взлет: сбросил все, освободился от уз греха… Порыв… и мученик…

Христос спас грешника-язычника…

Святой Вонифатий – образ дохристианского состояния, а святой Игнатий – чистый, светлый, ясный, в тайнстве крещения просвещенный Христом. Всю жизнь пламенеет любовью к Нему… Разгорается огонь до нестерпимости. И он радостно отдает себя за Любимого на растерзание зверям.

Это – образ новозаветного благодатного состояния. Как чудно!

Но оба они разгорелись любовию ко Христу, «родитися» ныне «хотящему».

И спасаться могут все: и чистые, и грешники. Благодать Христова сильна перерождать человека. Обоим я послужил молебен, и святой Аглаиде. Их молитвами, Господи Иисусе Христе, возжги любовь и в нас!

Что святого Вонифатия спасло от падений? Благодать. Но за что? Чем она «воспользовалась» в нем? Его нищелюбием и милостивостью сердца. Если у кого из грешников это есть, Господь их не забудет; а найдет путь ему спасения, – рано или поздно, так или иначе. А Аглаида, с коей он жил грешно, спаслась за свою веру: горячо желала иметь у себя мощи мученика, то есть святыню.

Молитвами их, Господи, спаси меня!

Спасе, спаси мя!

Многострунна душа наша!

Ныне на утрене я поплакал. Но сладкими слезами (тихо и немного). Как вспомнил, что Господь пришел спасать – кого? – погибающих… Нас, вот таких немощных… Жалких… Несчастных… И жалко стало самих себя: «Ах, бедные мы, бедные!» (Рим. 7:24).

Как один французский священник все говорил (а он был исповедником тысяч грешников): «Бедные мои грехи, бедные грехи!»

Так же можно сказать: «Бедные мы, грешники! Бедные грешники! Пожалей нас, Господи! Да Ты и пожалел: для того и пришел, чтобы, пожалев, спострадать и спасти нас… И с неба сошел потому, что пожалел».

На литургии это чувство обострилось еще более… Как увидишь всю свою «бедноту» («кругом» нищий, как говорится), – то как тут не заплакать?! И плакалось.

Стою на утрене и думаю: вот Ты пришел на землю… Зачем? СПАСАТЬ… Кто Ты? – БОГ! Ты ли не сумеешь и не сможешь спасти, Бог Сый?! Ты ли не будешь всемерно этого делать с нами, даже и тогда, когда мы противимся, как неразумные, «бедные» дети?! Для того Ты и пришел… CAM пришел… «Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш!..» (заключительный возглас на утрене, после просительной ектений). А как? – Твоего ведения – дело! Я же вопию Тебе: «Спасе, спаси мя!» (припев – на заупокойном парастасе³²).

Ныне 21 декабря, память святой Иулиании… И пришла мысль: в предыдущие два дня вспоминались мученики. Но да не унывают и жены: вот и от них – святая… И тоже мученица… «Во Христе нет ни мужского пола, ни женского» (Гал. 3:28). Посмотрим житие ее.

Дочь знатною богача [из] города Никомидии, Иулиания, девяти лет была обручена некоему Елевсию. Но, полюбив христианскую веру, решилась остаться девою. Жених ее, сделавшийся начальником города, принуждал ее выйти за него замуж. Она говорила, что и на это согласится, если он будет тоже христианином. Он не захотел этого и жестоко замучил свою невесту на 18-м году ее жизни. А до этого еще бил ее отец, спросив ее предварительно: «Безумна ли ты или любишь мучения?» «Мучения за Христа люблю!» – ответила святая. С ней замучили – 500 мужей и 130 жен.

Стою в церкви, зрю «кругом – бедноту» свою и размышляю: а зачем же пишу я это все? Нужно ли это, писать ли?

В самом деле: разве это настоящее «дело»?

Настоящее дело – СПАСЕНИЕ ДУШИ… А я «мыслями» лишь занимаюсь, а не делами… Лучше бы прекратить… А вместо этого – заняться каким-либо иным делом, хотя бы и физическим; а главное, молитве бы учиться… Нужно же когда-либо начинать. Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, войдет в Царствие Небесное (Мф. 7:21). А другая мысль: так многие тоже спаслись… И приходит возражение: не искушение ли это? Враг ведь лукавый, хитрый… Пока Господь – допускает. И иногда будто и помогает… А воля Твоя!

За службой услышал эти слова. И другие, подобные же: «страшное смотрение».

Действительно, если углубиться, что Бог, неприступный, премирный, невместимый, незримый, вмещается в утробу девическую и возрастает, как и всякий иной человек, – станет страшно… Бог во чреве!.. Бог рождается!.. Да, плотию… Но все же Бог… Плоть не чужда Ему, а отныне – Его плоть… Не так, как одежда на человеке, но как душа в теле – единое.

Невместимо сие уму! Остается лишь изумляться: Бог Творец теперь Он Себя Самого творит плотию: «…Создатель Бог наш вольно создася» (21 декабря, 1-я хвалитна). «Слово Иже Отцу Единосущен Сый… зиждется, и растет временным разстоянием, паки (да еще) и раждается в вертепе: ужас велий!» (21 декабря [5-я] хвалитна, «Слава»). «Сие крайнее снизхождение! Сие страшное смотрение!..» ([там же,] 2-я хвалитна).

Потому с самого начала предпразднства повторяется стих из Священного Писания о страхе и ужасе: «Господи, услышах слух Твой (о Тебе), и убояхся; Господи, разумех дела Твоя, и ужасохся» (Авв. 3:1–2). Потому и вчера вечером Церковь с удивлением спрашивает Саму Матерь: «Безневестная Дево! Откуду пришла еси?.. како Зиждителя носиши на руку? Како НЕ РАСТЛИЛАСЯ еси утробою? О великих преславных на Тебе страшных Таинств… зрим, Всесвятая!» (21 декабря, на вечерне, богородичная стиховна).

И если ныне пелось, что по Рождении «Сына Божия Дева держащи во объятиих, матерскими облобызаньми целующи» говорила: «Радуюся, держащи в недрех (на груди) Сына Божия» (21 декабря, икос); то вчера мы слышали и другое: как только «явися Господь из Девы Матере», то Ему, «приникши рабски Мати поклонися (поклонилась)» и с удивлением Сама вопрошала у «Держимаго на объятиих»: «како всеялся еси Мне? или како прозябл еси во Мне, Избавителю Мой и Боже?!» (20 декабря, на утрене, богородичная стиховна).

Да и ужасаешься недостаточно… Только краем сердца…

Запели… «Сеченое сечется…» – ирмосы Страстной среды, приспособленные к событиям Рождества Спасителя. Вифлеем и Голгофа, – начало и конец «уничижения» или – искупительного подвига Христа… Добавлю: и родился-то Господь для того, чтобы принести Себя в ЖЕРТВУ… И эту цель Церковь видит еще при Рождении: из яслей вдалеке виден КРЕСТ… Но на это и пришел воплотившийся Бог. Воплотился, чтобы пострадать за нас, говорит святитель Афанасий Великий³³.

Когда запели мы эти ирмосы, как-то душа сразу стихла и точно притаилась… Так перед грозой обычно бывает временная тишина. Но издали глухо слышатся уже громы… А за ними будет благодатный дождь… Почуяла душа, что за наступающей радостью торжества будет великая скорбь Богомладенцу, которая закончится Агнчей жертвою.

Кстати, «сеченое сечется море…» [22 декабря, ирмос 1-й песни канона на повечерии]. Что это такое? «Сеченое» – удар прямой; [«сечется»], пересекается – удар поперечный; и образуется крест. Как на Воздвижение поется: «Крест начертав Моисей… жезлом Чермное пресече…» [14 сентября, ирмос 1-й песни канона]. Это – прообраз спасения: люди спасутся из плена диавольского чрез крест Христов и потом чрез крещение, – что изъясняет апостол Павел (1Кор. 10:2).

«Странствия Владычня…» [22 декабря, ирмос 9-й песни канона на повечерии]. Что такое «странствия»? «Странный», «иностранный», гость; отсюда – угощение, трапеза, обед… Этого угощения Божия и приглашает Церковь причаститься еще в яслях Вифлеемских, а после и от Голгофской чаши.

Стоишь за службой, и многое проходит незаметно… А вдруг, иногда, точно часы забьют, – и очнешься. Вдруг иное слово или отдельная мысль останутся в сердце…

Вот ныне (22 декабря) слышу прочитал чтец: «Ратника убити» «грядет» Христос – «Царь мира» ([2-й тропарь] 1-й песни 1-го канона [на утрене]). Ратник, вооруженный противник – это диавол… И снова пошли мысли: как часто, настойчиво, с исключительною силою, с главным вниманием Церковь говорит о диаволе. И очевидно становится, что главное, основное зло она видит даже не в грехах, а в том, кто за ними стоит дальше – в искусителе, во враге Божием, а из-за этого и – во враге человеческом.

Вот и снова слышу: «Обуревает зима сопротивных помышлений смиренное сердце мое – лукавых духов наветами: благолюбивая Владычице! укроти сию ходатайством Твоим» (богородичен 6-й песни 1-го канона).

И вообще – постоянно! Что же это значит? Очевидно, несомненно: здесь главный враг! И, в таком случае, открывается и главная цель пришествия Господа: освободить мир от державы диавольской…

Не научить лишь вере, не показать пример святости только и даже (примите во внимание) не простить лишь нам грехи, – а вырвать самый корень зла: уничтожить силу диавола, разрушить его царство. Вот – смысл всего искупительного дела Христова. И начинается это – с воплощения. Все прочее – последует сему.

Как это далеко от обычных воззрений интеллигентных людей на религию, в особенности на христианство! А некоторые (увы, даже почитающие себя христианами) совсем не веруют в бытие злых духов. Другие же, если и веруют, то не думают об этом, как предмете будто бы маловажном и побочном в христианском воззрении и жизни. Даже и мы, по-настоящему верующие, и то не придаем надлежаще-страшного значения этому вопросу. Не правда ли? Между тем жития святых переполнены борьбою диавола с ними.

И Церковь, зная эту истину точно и зная, что здесь – главный враг, постоянно напоминает об этом. Иоанн Богослов прямо говорит: для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола, врага Божия (1Ин. 3:8). А если он – главный враг, то кто может избавить от его силы, кроме сильнейшего Бога? Потому апостол Иоанн и говорит христианам: дети! вы – от Бога и победили лжепророков, ибо Toт, Кто – в вас, – больше того, кто в мире (1Ин. 4:4), сильнее то есть диавола.

Потому подвижники и призывают постоянно имя Иисуса Христа как Спасителя и Победителя «горького царства», потому и крестное знамение совершают на себе; потому и вообще молятся: они – беспомощны!

Теперь мне стало понятным и имя, пророчески данное пророком Исаией родившемуся у него сыну: «скоро плени, нагло (стремительно) расхити" [Ис. 8:1–3]. И дальше приводятся слова славного рождественского гимна, – коим «открываются» песнопения на всенощной под Рождество: «С нами Бог!» (по-еврейски: «Еммануил»).

Очевидно, то страшное имя, данное Исаией, относится ко Христу. Что же оно означает? О каком «плене» и «разграблении» и добыче пророчествуется?

Несомненно, о разрушении державы диавола Еммануилом, об отобрании плененных им душ, о возвращении награбленной им добычи – мира. И Сам Господь говорит о Себе, как пришедшем связать сильного, войти в дом его и расхитить вещи его (Мф. 12:29). Апостол Павел также объясняет, что Господь низходил… в преисподния места земли и пленил плен, – ясно – диавола, пленившего прежде человечество (Еф. 4:8–9). И дал дары человекам (там же, из Пс. 67:19).

Плененная добыча потом раздается Вождем Своим воинам, то есть Господь, победив диавола, отдал его самого во власть людям… Так, иногда, и дети господствуют и даже глумятся над пленниками, уже беспомощными.

Однако этот «пленник» опасен и доселе, – если «дети» (люди) понадеются лишь на свою силу, а не на стоящих за ними старших (святых) и Самого Царя (Господа)… И об этом знают жития святых… И лучше всех знает Церковь…

Вот какого врага пришел побеждать Еммануил – «с нами Бог»! Наше дело – продолжать борьбу с разбитым уже неприятелем, – но силою Его же, Еммануила.

Ныне у меня исповедовался один из братий. И я почувствовал в душе, что ныне, в большой праздник, Господь особенно охотно и милосердно прощает грехи…

Как бы сказать: легче, чем в другие дни… А потому и исповедоваться легче. Не требуется такого сокрушения, как в обычные дни; а больше – веры в милосердие Божие. И основания к сему (помимо живого ощущения) таковы. Праздники – дни особенно важные в деле спасения; спасение же – заключается в конце концов в помиловании, в прощении грехов по благодати; но в дни двунадесятых праздников даруется особенная милость, – «не по заслугам» – говорит святой Иоанн Лествичник. Больше всего это чувствуется на Пасху; в меньшей – во все праздники.

Стою на правиле, вспоминаю переживаемые восторги. Но сердце не позволяет более напрягать себя: сил нет… И не должно! Все же нужно помнить о своей духовной бедноте. И это покаянно-мирное сокрушение – лучший страж души, предохраняющий ее и от лукавого, и от возможных неправильных уклонов… Да! восторги – это уж небесные гости. А наше земное дело – «в поте лица» зарабатывать хотя бы «хлеб насущный». А приглашенный быть к Царской трапезе – не от нас зависит… Да! покаяние (тихое) – лучший друг наш. Спокойнее с ним становится. Много спокойнее… И безопаснее!

Это точно известно мне не только по опыту, но и из святых отцов…

Меня не раз занимая вопрос: почему при учреждении христианства и целых 300 лет нужны были и оказались, прежде всего, мученики? Преподобные пришли после…

И теперь вот, перед Рождеством, все память мучеников, мучениц, преподобномучениц (и мало преподобных: 23 декабря – святой Нифонт, епископ Кипрский). После Рождества Христова – Собор Божией Матери, а затем тотчас же (27-го) – первомученик архидиакон Стефан. 28 декабря – 20 000 (двадцать тысяч в одни день!) сожженных в Никомидии (302 год). 29 декабря – 14 000 младенцев, Иродом избиенных, – и так далее, и так далее. Точно драгоценное ожерелье из самоцветных камней на иконе Рождества Господа. Или еще: как бы ближайшая графская свита при Царе… Что это означает?

И самый главный ответ теперь мне ясен: война, поднятая Еммануилом против диавола, принята была потом на свои плечи Его воинами – христианами и христианками. На них и ополчился со всею злобою и коварством «князь мира» – сатана. Но они побеждали его силою Христа Господа, пока не разрушили его царства до конца: христианство объявлено было религиею – сначала дозволенною, а потом господствующею.

Поэтому и поется им в общем тропаре: «…имуще бо крепость Твою», Господи, «мучителей низложиша, сокрушиша и демонов немощныя дерзости…» Вот где был самый основной фронт их борьбы. Они – демоны – злобствовали, «дерзали» против воинов Христовых, но их злоба оказалась лишь «бессильной дерзостью».

Между прочим: обычно на иконах мученики изображаются с крестом, или пальмою, или с тем и другим. Крест – символ победы Христа над адом; пальма – тоже символ победы. А так как с пальмами встречали и Господа при входе в Иерусалим, как Победителя «горького царства» смерти и ада, то становится еще более очевидною связь, что мученики – продолжатели Грядущего на борьбу и победу над диаволом. Но тогда уже был последний решительный момент борьбы. А теперь, на Рождество, пророчески предуказывается она событиями: смертию 14000 младенцев, после – архидиакона Стефана и так далее…

И нам нужно знать, что для христианина – главная борьба с «разбитым неприятелем» – бесами… Ах! как часто мы это забываем… И… попадаемся в сети…

А последняя борьба встретит нас на мытарствах…

Господи, помоги нам избавиться от сетей вражиих: «…да не когда речет враг мой: укрепихся на него!» (молитва перед сном). Нужно молиться… Молитеся, да не внидите в напасть… – сказал Сам Господь (Мф. 26:41). А я мало молюсь… И главное: легко, поверхностно, сухо… И иногда лишь иначе…

Пришел ныне утром на полунощницу и зачитал ее… И вдруг мысль: вот я молюсь сейчас… Боже мой! как же это прекрасно и важно! Ведь я же «в уши» Господу говорю… Его, воистину Его, прошу… С Ним беседую… К Нему припадаю… Его умоляю… Так разве же Он, Всемогущий, не в силах исполнить моей просьбы? (Доброй, конечно, – и нужной.)

Вот говорю: «Помилуй нас…» Меня помилуй… Он слышит это… «Приклоняет ухо Свое» (Пс. 114:2). Внимает моему желанию и молению…

Так разве это может остаться совершенно бесплодным? Никак! Уже самая молитва содержит в себе же самой и исполнение ее: искренно молиться значит уже получать.

И это радовало душу… А уж не говорю: как это неизмеримо ценно!

Ныне память святой Анастасии Узорешительницы. Вчера – дева Иулиания; ныне – Анастасия, дева в браке (она не хотела жить с мужем язычником брачно)… И эта невеста, как и вчерашняя, говорит мучителю на допросе: «Люблю мучения за возлюбленного Христа».

«…Ищу Господа!..» – поет вместе с нею Церковь ([22 декабря], 3-й тропарь 3-й песни 2-го канона).

Вот опять услышал это слово (и пел) на царских часах ([стихира после] 3-го тропаря на 9-м часе).

И вспомнилось мне – об обручении Христа с Церковью, на праздник Обрезания. Несомненно, это мысль верная, ибо церковная. Да и в тропаре мученицам поется: «Агница Твоя Иисусе (имя рек) зовет Ти велиим гласом: Тебе, Женише мой, люблю, и Тебе ищущи страдальчествую… и умираю за Тя, да и живу с Тобою…»

А эти образы взяты из книги Песни Песней (Песн. 3:1 –4). Из-за того, что в сей книге заключаются такие яркие прообразы пламенной любви души к Богу, она и внесена в канон священных книг.

Не знаю, насколько это верно, – но пришла ныне на службе такая мысль: сколько Церковь всюду видит прообразов Спасителя!.. Даже там, где говорится о каком-либо историческом лице или событии, где все объясняется «естественно-исторически», Церковь зрит таинственный смысл о Господе…

В чем же основание к этой связи?

Ныне пришла такая мысль: Господь воплотится, сделается Человеком, – таким же, как и все, – кроме греха. И Адам был ведь в раю сначала без греха, но пал. А Господь – Человек, новый Адам, пришел без греха и показал, что можно бы ему, ветхому Адаму, и не падать; ибо и новый Адам во всем был Человеком. И следовательно, жизнь в нас всех общая, подобная. И уже потому ничего нет худого в подобных сближениях. Но есть и другой, более глубокий смысл: во всяком человеке все хорошее не принадлежит ему самому, а соединено тончайшими нитями со Христом.

Как?

Ведь люди созданы по образу Божию; а образ Божий, образ Отца, есть Христос Сын Божий… А что такое – «образ»? Это не мертвый слепок, не безжизненная фотография, а нечто большее, живущее в отображающем.

Сын Божий есть образ Отца… Это значит, что Отец живет в Сыне. Видевый Мене виде Отца… (Ин. 14:9); Аз и Отец едино… (Ин. 10:30); Отец во Мне, и Я – во Отце (ср.: Ин. 10:38).

А отсюда заключать будем дальше. Если люди созданы по образу Образа, то Сей Образ, Сын Божий, живет в них, и все светлое есть отображение Его в человеке. А так как вполне, «телесно», проявившийся в человеческом лике (иконе, образе) есть Сын Божий – воплотившийся, то отсюда нужно сделать вывод такой: то, что в Ветхом Завете в каждом человеке Божьего было сокрыто, это открылось явно в Богочеловеке Христе. Тогда уже прообразы будут совершенно естественно иметь связь с Образом. Или еще лучше сказать: в Новом Завете явился Тот же Самый Христос – Образ Божий, Который жил в людях и в Ветхом Завете.

Ведь апостол Павел говорит про себя: живу же не я, но живет во мне Христос (ср.: Гал. 2:20). А сокровенно это было и в ветхозаветных праведниках или событиях. Разница лишь в том, что в Новом Завете это явилось открыто, Сама Истина пришла, а в Ветхом Завете это было «тенью»; как и поется: «Преиде сень законная, благодати пришедши…» (догматик 2-го гласа). Или еще: «Сень мимотече: истина возсия».

Ведь и сила чудотворной иконы (самая, следовательно, суть ее) совсем не заключается во внешнем сходстве с изображенным ликом, а в той силе, какую изображенный – Сам ли Господь или по данной от Него благодати святые – сообщает изображению. И выходит, что в иконах присутствует сам изображенный. Потому мы, смотря на иконы, и обращаемся к изображенным как к живым: «Пресвятая Богородице!», «Отче Николае!» – и так далее.

А ныне из жития святого Нифонта читалось в тропаре, как ангел-хранитель плакал о порученном ему человеке, который грешил в то время с блудницею в доме. Спрошенный, почему он плачет, ангел ответил: «Ведь в нем (блуднике) образ Божий!»

Мы все знаем ее… Но понимают иногда по-разному частности ее. Например: в одной проповеди (у святого [Иакова] Саруги³⁴) я прочитал такое объяснение (кратко): слава Богу в небе. На земле мир. В людех – надежда… И так далее.

Но лучше всего принимать нам церковное объяснение. А его я ныне опять услышал в песнопении, и потому выпишу. «Вместо мира» принесем «от душевных сокровищ» пение: «…в вышних слава Богу, Сущему в Троице, егоже ради в человецех благоволение явися, Адама избавляя первородныя клятвы, яко Человеколюбец» (2-й тропарь на 6-м часе царских часов). Не совсем ясно. Переведу вторую половину (с «Егоже ради»): «за то, что в людях явилось (Само) Благоволение (то есть Сын Божий Примиритель, – «на Немже Мое – Отца – благоволение»), избавляющее, по Своему (яко) человеколюбию, Адама от первородныя клятвы».

Можно несколько иначе перевести; но суть останется одна и та же; а именно:

1) все совершается Пресвятою Троицею: Ей и слава на небе (от ангелов и людей);

2) посредником – Человеколюбец Христос, Сын Божий;

3) ради Него возвращается к падшему миру «БЛАГОВОЛЕНИЕ» ТРОИЦЫ (здесь суть дела);

4) и снимается проклятие.

Следовательно, Церковь истолковала ангельскую песнь в искупительном смысле: возвращение потерянного прежде БЛАГОВОЛЕНИЯ БОЖИЯ. Но это благоволение, собственно, почило на воплотившемся Господе, а уже через Него перешло и на «сродников» Его по плоти, клятву с коих Он перенес на Себя и пострадал за нее.

Итак: «совет» о спасении мира в Святой Троице. Явление воплотившегося Сына, на Коем – благоволение, а через Него возвращается благоволение и к людям. Посему в душах их и во всем мире – мир, как примирение с Богом; мир, как братская любовь; мир, как умиренное настроение души.

Этот смысл можно усматривать и в других песнопениях. (Если встретятся, выпишу сюда: слишком уже основная это песнь для Рождества Христова, как «Христос воскресе» для Пасхи.)

И это место запало в душу. Господь, говорится в службе, пришел к «Своим», то есть иудеям. А мы «присвоимся» Ему благодатию Святого Духа – в таинстве крещения, и других таинствах, и всею благодатною жизнью… После я посмотрел этот тропарь (22 декабря, 1-й тропарь 6-й песни 1-го канона) и увидел продолжение: «добродетельми», – значит, и это усваивает нас Христу. Но по общему святоотеческому (и преподобного Серафима) толкованию, добродетели не только совершаются благодатию Святого Духа, но, главное, являются путем к обитанию ее в нас («Если будете исполнять заповеди, то Мы придем и обитель в душе сотворим» (ср.: Ин. 14:23)); а благодать уже сочетавает со Христом и образует душу по образу Христа.

Но Боже, Боже! Как современный мир далек от всего этого. Благодать, Спаситель от ада, разрушитель клятвы, благоволение Пресвятой Троицы, добродетель… Это – здесь…

Политика, материальная культура, танцы, литературные вечера со смехом… Это – там.

А ведь все, чем мы живем, есть несомненно; ибо несомненно было. Исторически – очевидно было… было!

Это пережито было мною за службой. Ясно, «зрительно» – неопровержимо! И это всегда помогает укрепляться вере. И радует… Все это, следовательно, и есть.

Уж я теперь вот позабыл о поводе, вызвавшем такое переживание очень ясное… Но хорошо и живо сохранилось оно в душе моей…

И стало мне понятно, почему даже святой Тихон Задонский счел нужным в одной из своих проповедей говорить об очевидности явлений Сына Божия во плоти. Выпишу это сюда. «Благословен Бог, Который пришел грешников спасти и погибших взыскать. Открыли нам сие сокровище спасения самовидцы, которые видели Его, и слышали Его, и беседовали с Ним, и жили, и обращались с Ним, и осязали Его, и ели, и пили с Ним, и пребыли в напасти с Ним…; Истину сию те самовидцы и достоверные свидетели не только словом и чудесами и различными знамениями, но и кровию своею, и различным страданием, смертию своею утвердить не усумнились. Размышляй о сем, брат христианин, в сем поучайся, в сем стой, мужайся, крепись, и хульникам, и безбожным, которых уже не мало является, заграждай уста, и молись. Да Бога, явившегося во плоти нас ради, не видяще, всем сердцем возлюбим…» (1Пет. 1:8–9).

В средине дня я читал очередную главу из Божественной книги Деяний… Поразительная очевидность! То есть абсолютная несомненность бывшего!.. Это – исторический документ, церковный дневник первых дней христианства…

Кто хочет видеть Церковь Христианскую, пусть читает Деяния… И у него, я уверен, не останется никакого сомнения, что все это несомненно было. А следовательно, и есть.

А следовательно, это все сама истина.

А следовательно, истиною и нужно жить.

А следовательно, все остальное в мире важно и ценно лишь постольку, поскольку согласно с сею Божественною истиною, принесенною Воплотившимся.

Заметил я, что предпраздничная забота о надвигающемся празднике много ослабляет душу, – рассеивает благодать. В частности, даже писание поздравительных писем выводит душу из того состояния, в кое вводит ее Церковь подготовительным богослужением, постом, говением. Даже вот эти записки и то как-то мешают, отвлекая от главнейшего: от молитвы и собранности души… А это вредит более углубленному восприятию праздничной благодати…

Недаром же святой Исихий Иерусалимский пишет: «Емлемся (возьмемся) убо за молитву и смирение, сии два оружия, коими, совокупно с трезвением, как мечом огненным, ополчаются мысленные воители против демонов. Если так будем вести жизнь свою, то каждый день и час можем таинственно радостный иметь праздник в сердце».

И наоборот, если сердце занято молвою (противоположною трезвению), то и в праздники душа останется буднично-пустою от благодати.

23 декабря

Ныне мне показалось, что в службе почти нет уже покаянных молитв; а вся она полна нарастающим торжеством от грядущей славы.

«Радуется днесь Церковь, поет, красится, предпразднствует Спасово Рождество: всесвятое бо совершается торжество, и в Господню славу облачится…» (седален 1-й кафизмы).

«Вифлиеме, веселися радостию… Вселенная да играет… да ликует вся тварь празднующи» (2-й тропарь 1-й песни 1-го канона).

Церковь готовится уже принять Жениха своего. И потому уже время оставить сетование, а с веселым лицом поклониться «Отрочати младу, Превечному Богу» (кондак).

Остался всего лишь один день (24 декабря) до праздника, – пора вступать уже в область радости. Душа уже предвкушает праздник. И это выражено в одном хорошем и особенном слове, – переведенном на славянский язык с богатого греческого, – «душесладостия»: «Людие… узрите свет, вам возсиявший от Девы, и многаго (великого) душесладостия исполнитеся…» (2-й тропарь 5-й песни 1-го канона).

«Сердце всякое… да играет, да веселится тварь…» (1-й тропарь 5-й песни 1-го канона).

А каково у меня на сердце? Странно, но оказалось вот что: то первое радостное чувство, о котором я писал (20 декабря), в последующие дни ослабело… И ныне уже не горит… А почему? – и сам недоумеваю.

Может быть, в начале предпразднства Господь даровал благодать предвкушения радости, а после ее отнял? Да, в начале всегда все бывает ярче… Заря радует, но скоро бледнеет… Однако искусственно ничего нельзя сделать. Да и не должно. «Восхищать недарованное» – грех. Да будет воля Божия! Но только я «душесладостия» теперь не ощущаю… Правда, и скорби нет… Лишь изредка навещает чувство сокрушения; и увлажняются глаза, а из души вырвется вздох:

– Господи, помилуй мя, грешного!

Это я оставляю до праздника уж: не буду забегать вперед. А запишу: что пережито давно, давно…

Я отлично помню свои чувства накануне праздника, после торжественной литургии и задушевной проповеди в соборе. И тогда такая волна сладкой любви нахлынула, затопила сердце мое, что я заливался – и на проповеди, и на извозчике, и на кровати – слезами… Всю подушку смочил… А сладкие слезы лились, лились неиссякаемым источником. И хотелось тогда все отдать за «маленького Христа». Уж не знаю: насколько духовно святы были эти слезы (святоотеческая аскетика ведь очень строга и разборчива в духовной жизни!), не знаю: может быть, тут была и примесь сентиментальной жалости («душевной»). Но что имел, то и принес тогда Зиждителю… И Он, приемлющий даже ясли скотские, едва ли отверг мои полудетские слезы.

А вот тогда я сказал эту мольбу: «Да будет Его воля!»

А если припомнить детство, то это же самое чувство сладости душевной («душесладостия») всегда испытывалось на Рождество.

И может быть – это и есть рождественская благодать: любовь к Возлюбившему нас?!

Кажется, такой именно благодати я еще не видел ни на один праздник. Были радость, торжество, победность, страх, ожидание конца и так далее; была и любовь к людям; но именно любви к Богу, Христу Спасителю как основного чувства праздника не было.

Кроме десяти мучеников Критских, ныне^******* празднуется еще память святителя Кипрского Нифонта. Его житие замечательно. Из очень богатой и знатной семьи… В юности развратился… Но потом покаялся, в чем ему помогла Божия Матерь через икону Свою. Затем постом, молитвами и истязаниями он укротил страсть и сподобился разных дарований Божиих. В частности, он видел бесов и их козни. Между прочим, есть случай, в коем как раз сказывается сила пришествия Господа.

Однажды он увидел великого беса, с трудом и в печали двигавшегося к городу святого (город Констанций на Кипре). Святой спросил его: как он смел прийти сюда? Бес стал грозить святому Нифонту сокрушить его со всею паствою. Но святитель ответил: «Немощной (жалкий)! ты сам сокрушен, и меня ли хочешь сокрушить? Я видел, как один подвижник боролся с вами и тридцать ваших бесов изнемогли в борьбе с ним: кто же не посмеется над вашей немощью?!» «Не удивляйся этому, – сказал диавол, – если бы я имел прежнюю силу, мне бы ничего не стоило сокрушить тебя; но с тех пор, как Иисус был распят, я действительно немощен… Я знаю, что ты много можешь; но не делай мне зла: я уйду из твоего города, и больше не стану подходить к нему».

Здесь все понятно и не требует толкований.

Вот от какой силы «искупил» Христос Господь! Вот какого врага победил! И чем? – КРЕСТОМ, РАСПЯТИЕМ (а не «ответною любовию» людей).

Так же и в житии святой преподобномученицы Евдокии ([память ее совершается] 1 марта) говорится, что сила беса связана; иначе он мог бы весь мир сокрушить.

Конец жизни святого Нифонта был таков. Избранный чудесно на епископию, он управлял ею свято. Пред смертию к нему пришел святой Афанасий Великий. И когда тот лежал на рогоже на земле, то святитель Афанасий спросил: есть ли польза от болезни? «Человек очищается от грехов своих!» – ответил святой Нифонт, вероятно вспомнив о своих бывших грехах. Замолчал и заплакал… Но затем переменился: лицо его просветилось; он улыбнулся и сказал: «Приветствую вас, ангелы святые!» Затем открылись очи и у Афанасия, – и он увидел лик мучеников, пророков и др., отдельно приветствовавших святого. После некоего промежутка молчания он еще воскликнул: «Радуйся, Обрадованная, красный мой свет, Помощница моя и крепость! Прославляю Тебя, Благая; ибо помню я милость и благодать Твою!» Лицо его заблестело, как солнце… И он умолк навеки.

Этот пример бывшего грешника и потом соделавшегося святым, преподобным, – говорит о силе воплотившегося Христа, как и в случае с святым Вонифатием. Только там святость была плодом краткого мученичества, а здесь – делом долгого и притрудного подвига. Пути разные, а Спаситель один – Христос Господь, ныне рождающийся. Да не унывают грешники!

Когда в покаянии Нифонт пришел к церкви, то явился ему «Светлый Муж» – Спаситель – и сказал, обнявши блаженного и поцеловав его в шею: «Хорошо ты сделал, что пришел сюда, скорбящее чадо Мое! Много Я печалился и тужил о тебе. Как горело Мое сердце ожиданием, когда ты обратишься ко Мне: вечером ли, утром ли (то есть рано или поздно). Теперь Я радуюсь; теперь веселюсь, видя, что ты обратился ко Мне всем сердцем!».

«Это, – говорит житие, – рассказал впоследствии святой Нифонт своему ученику. И притом сильно плакал. Он видел, как совершался суд на мытарствах… Одну душу задержали бесы за то, что она оскверняла себя грехами «не только естественными, но и противоестественными, кроме того, осуждала ближнего, и умерла без покаяния». Ангелы спросили о ней у ангела-хранителя: «Правда, много грешила эта душа; но, когда заболела, начала плакать и исповедовать грехи свои Богу. И если простил ее Бог, то Он знает – почему: Он имеет власть. Слава Его праведному суду!» Душу пропустили.

Видел другую душу – корыстолюбивую, злопамятную и произведшую разбой. И ее хотели задержать; но ангелы сказали, что она исповедовала грехи свои, плакала и подавала милостыню: за это простил и ее Бог.

«Если уж эта душа достойна милости Божией, то возьмите и соберите грешников со всего мира! Чего же мы будем трудиться?» Ангелы ответили бесам чрезвычайно важными словами: «Все грешники, исповедующие грехи свои со смирением и слезами, получат прощение по милости Божией. А кто умирает без покаяния, тех судит Бог!»

А после увидел душу, влекомую в ад за самоубийство; и клирика, прогневлявшего Бога блудом, чародейством и разбоем и умершего внезапно, без покаяния.

Скажем и мы:

– Господи, как знаешь, спаси нас.

«Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати» даждь нам. Аминь.

По поводу этого наименования в богословии есть немалые рассуждения: что это значит? Не знаю: но мне так ясно содержание этого наименования.

Иисус Христос – БОЖИЙ СЫН по природе.

А теперь, воплотившись, вочеловечившись, сделался ЧЕЛОВЕКОМ, или «Сыном Человеческим», что одно и то же. Это первое. Значит, Господь этим указывает на Свое воплощение. А для имеющего разум открывается Божество, сокровенное под этим именем: если Он – ВОПЛОТИВШИЙСЯ, то Кто же СЕЙ воплотившийся? Кто Он – до воплощения, а теперь – и в воплощении? Сын Божий или Бог. И, называя себя «Сыном Человеческим», Он указывает, что ВО ВСЕМ (кроме греха, который не есть в природе человека, а искажение ее) ЧЕЛОВЕК. Следовательно, если что Он сделает, то может сделать и всякий другой «сын человеческий»; если же с Ним что совершится, то и со всеми «сынами человеческими» совершится, или может совершиться то же самое: победа над грехом, диаволом, воскресение, облагодатствование, а со временем и вознесение на небо, в Царство Пресвятой Троицы.

Не назвал Себя «Сыном иудейским», «Сыном Израиля», хотя не отвергал сначала имени «Царя Израилева», «славы Израиля», – а «Сыном Человеческим», ибо пришел не для одного народа, хотя бы и избранного, а для всех людей. Он всему миру принадлежит, Он есть «Сын все-Человеческий», так как принял плоть и через нее соединился со всеми носящими плоть; приняв человечество, взяв на себя грехи всего человечества, распялся для искупления всего человечества; учение Его направлено ко всему человечеству; и апостолы пойдут «во вся языки»; благодать Святого Духа дана будет и язычникам и иудеям. Он будет Судией – всего мира. Он – Глава Вселенской Церкви. Он так же «свой» для европейца, как и для иудея или для негра: во Христе – ни варвар, ни скиф, ни еллин, ни иудей, а все равны; в Него крестившийся и в Него облекшийся – одинаково Ему дороги (Гал. 3:28, 27).

«Сын Человеческий», а не Сын Иосифа, мнимого отца, как думали о Нем все, кроме самого Иосифа и Девы Марии, Матери Его.

«Сын Человеческий» – даже не Сын Марии только, а родной, близкий (ибо духовное родство во Святом Духе неизмеримо важнее и теснее телесного), «свой» всем, кто примет Его: «Кто Моя Мать, кто Мои братья?» – Слушающие слово Его и исполняющие его (Мф. 12:47–50).

«Сын Человеческий», то есть: «Я – ваш, люди!», «вам – принадлежу», «ради вас пришел», «ваш представитель», ваш Ходатай пред Отцом Небесным: «Отцом Моим и Отцом вашим», «Богом вашим», но – по вочеловечению – уже и «Богом Моим» (Ин. 20:17).

Он, по человечеству, даже больше – наш, чем Свой и Божий. Он защищает нас от «гнева» Отца. Об этом и у святого Ефрема Сирина в молитвах говорится (видели?), то есть (скажу для ясности образно): со времени вочеловечения Он как бы больше защищает людей, чем – правду Божию. Так и посланник державы всегда защищает интересы своей стороны (страны). Как утешительно это имя нам!

«Сын Человеческий» – перенес все скорби – какие «мучают» человечество. И нужду (не имел, где главы подклонити), и бедность (в яслях родился, плотником был), это – социальные скорби. Потом терпел от людей – от бегства во Египет до распятия на кресте; это – бедствия человеческие (личные).

Перенес искушения от диавола – с пустыни до предательства Иуды, ученика, и злобы распинателей, разжигаемых врагом Божиим; это диавольские искушения.

Перенес болезни, разумею биения, заушения, распинание, и наконец телесную смерть; это – физические (телесные) бедствия.

Перенес скорбь от сострадания людям, по любви к ним, – начиная от исцеления больных и бесноватых («Доколе буду с вами? Доколе страдать мне с вами» – Мф. 17:17); плакал над Лазарем и до кровавого пота в Гефсимании (Ин. 11:35; Лк. 22:44).

Перенес даже «оставленность Богом» (Мф. 27:46), чего уже не переживали люди, – а переживут после Страшного суда «проклятые» и отлученные, коим будет сказано: отойдите от Мене (Мф. 7:23).

«Сын Человеческий» – не только для будущих или настоящих поколений, но и прошедших: для всех времен, всех мест и народов.

И еще: «Я с вами страдаю», ибо вы – Мои, а Я – ваш. По состраданию пришел, «оставив небо»; по состраданию взял на Себя ваши грехи; по состраданию – пострадаю за вас и буду умолять Отца Своею жертвою. Следовательно, в этом слове и искупительный смысл.

Но есть нечто и чрезвычайное у «Сына Человеческого» (по сравнению с подобными именами): Его связь с каждым человеком такая тесная, какой не может быть в мире, – даже между родными братьями, – и лишь отчасти существует между сыном и матерью.

Христос в каждом уверовавшем «родится», а потом постепенно «возрастает», пока не «возобразится» вполне. Он говорил Никодиму о безусловной необходимости «второй раз» родиться духовно (Ин. 3:5). Апостол Павел тоже не раз говорил: «Кто во Христа крестился, тот в Него облекся» (Гал. 3:27; Рим. 6:5). Доколе не изобразится в вас Христос, – это самое замечательное место (Гал. 4:19).

О том, что человек «возрастает» во Христе, – говорит апостол Павел много раз (Кол. 2:19; Еф. 4:13).

И апостол Иоанн Богослов говорит: …рожденный от Бога, греха не творит; потому что Семя Его пребывает в нем (1Ин. 3:9). Какое это «Семя Его»? Семя Твое – есть Христос, говорит апостол Павел (Гал. 3:16).

Как есть в нас «семя тли» (2-я молитва вечерняя), зародыш зла, влияние бесовское; так в истинных христианах есть Семя Божие – Христос.

Святая Мария Египетская и в пустыне научилась писать и объяснила, что Христос Сам всему учит. И такое тесное единение – есть действие Святого Духа: Он сочетавает христиан со Христом Богочеловеком и постепенно возобновляет Образ в образах: Христа в людях. Или – подновляет (как реставрируют – восстановляют икону).

Вот какова тесная связь «Сына Человеческого» с людьми…

И тогда выходит, что все человечество – духовно рождает в себе Христа, болеет муками рождения Его в себе. И как мучительны бывают эти муки рождения «Сына Человеческого» человеками! Всякий кающийся грешник мучится этими «родами» в себе Христа, нового Адама. А мучимся мы по причине своей «тесности» для дара, для Бога. «Узок путь, вводящий в жизнь вечную» (Мф. 7:14).

Посему в праздник Рождества Христова можно, помимо всего прочего, праздновать и духовное рождество Христа в людях или духовное Рождение от Христа, нового Адама. Сущность – одна. Посему-то один из святых отцов и называет нынешний день – «днем рождения человечества».

Вот и это стало мне ныне ясно на литургии, когда зачитал первое зачало от Евангелия Матфея. Книга родства Иисуса Христа… сына Авраамля – и так далее.

Зачем это? Конечно, евангелист имел в виду евреев, к коим писал святой евангелист Матфей, чтобы убедить их в том, что Мессия – Христос действительно произошел по обетованию от Авраама, Иуды, Давида, – и, следовательно, Он есть истинный Мессия.

Но мы, христиане из язычников, слышим еще и иной смысл в этой родословной, что Христос Спаситель – «нашего рода», нашего «родства» человеческого, что Он – Сын Человеческий. Поэтому святой евангелист Лука, который писал свое Евангелие язычникам (в лице некоего Феофила), возводит родословную уже не до Авраама, происхождением от коего хвалились всегда иудеи (Ин. 8:39–56), а до Адама – родоначальника всего человечества, созданного Богом, а потому и «Божиего» (Лк. 3:23–38).

Весь мир «свой» Христу…

И в сущности мы все «свои» друг другу. А тем более – во Христе, не только уже телесно (по происхождению от одной четы), а и духовно, по единому духу благодати.

Мы отныне «родственники» Самому Богу!

До вечера вчера настроение было неопределенное, а даже, скорее, грустное… Сознавал свое убожество… И вот эту самую духовную «неопределенность», как бы пустоту… И когда стал читать молитвы, то скорбно стало на душе: от бедности своей… И только «часть некая слезы» (молитва ко причащению святого Симеона Нового Богослова) облегчила душу…

Но враг постарался пред праздником внести расстройство. Один из братьев напился вина сильно… И мне стало трудно относиться к нему сердечно… И теперь приходится бороться в душе с холодный чувством раздражения против него…

Не знаю, как и быть? О, «бедность наша»!..

Господи! помоги мне так, чтобы и мне не согрешить, и ему было бы полезно.

В ту же церковь я вошел, в которой был и вчера, а точно что-то нынче – новое в ней. Чувствуется торжество.

Дивно, но это так. Ощущалось торжество, – именно «торжество». Слава… Хвала… Точно бы мы готовились на смотр…

Затем запели стихиры празднику: «Приидите, возрадуемся Господеви!..» (1-я стихира на «Господи, воззвах»). И накопившееся чувство торжественной встречи с Господом нашло себе выход!

Хотелось петь… Не читать, не размышлять, а именно петь… всегда в радости поют… Благодушествует ли кто, да поет (Иак. 5:13). По-русски переведено яснее: весел ли кто? пусть поет псалмы.

А теперь у Церкви свои псалмы – стихиры. И хотелось петь громко, свободно, торжественно… Так бывает лишь во время славных торжеств, во время славословия.

Поэтому, когда святой пророк Исаия слышал серафимское пение Сидящему на престоле высоком и превознесенном: Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф! вся земля полна славы Его! – то поколебались верхи врат от гласа восклицающих (Ис. 6:1, 3–4).

Жаль, что нас было мало. А если бы еще на два лика, попеременно. А потом бы сойтись вкупе на катавасию (сходку), как это бывает в монастырях… Ах, как хорошо! А до этого бы звон в тысячепудовые колокола по всем церквам. После него малиновый перезвон. Блестящие облачения. Хоры певчих. Бас протодиакона. О! Сколько красоты в богослужении…

Но все это меньше – сердца… Если в нем – торжество, то главное есть… И тогда все прочее точно забывается…

Весел ли кто? пусть поет!

И вдруг ожили слова… Сколько я выписывая из святых отцов о Рождестве!.. И те же самые слова выписывал… И знал их на память… И было, однако, прежде мертво: память знала, а сердце не чувствовало. А теперь слова точно именно «ожили»: лучшего слова не придумаешь… Да и не придумывал я: оно само собой явилось во мне тогда же, как только запели. Всякое слово соединялось с тем, о чем говорилось и пелось. А так как все говорилось о Боге, Христе, о плодах Его «домостроительства», то все это так ярко ощущалось сердцем, будто бы не только «зрелось», а происходило со мною, в моей душе…

Разрушается «градеж» (преграда) между Богом и нами… Уж нет его: мы вместе. Доступ открыт!..

Архангел с пламенный мечом отступает, и врата рая оставляются растворенными: вход всем открыт! «Аз райския пищи» наслаждаюся (1-я стихира на «Господи, воззвах»).

«Царство Твое, Христе Боже, Царство вечное…» (3-я стихира на «Господи, воззвах»).

В Царство Божие Христос Царь пришел возвратить нас.

«Что Тебе принесем (в благодарность)?.. Ангели – пение; небеса – звезду; волхсви – дары; пастырие – чудо; земля – вертеп…» А мы? Мы тоже принесли: «Матерь Деву» [4-я стихира на «Господи, воззвах«]. Она – от нас, от человеческого естества наш дар!

Мы теперь вписаны, как «вернии» (верноподданные) «во едино владычество (или Царство) Божества…» И наше имя – Божественное, то есть мы – Божии. Так говорит песнь: «…написахомся (прописаны)… именем Божества, Тебе вочеловечшагося Бога нашего» [5-я стихира на «Господи, воззвах»]. Христианин – Божий человек.

И в Священном Писании часто говорится об этом имени: …чистии сердцем… Бога узрят; а …миротворцы… сынами Божиими нарекутся (Мф. 5:8–9). Господь нам дал власть чадами Божиими быть (Ин. 1:12). Христианин – раб Божий (1Пет. 2:16). Теперь мы …род избранный, царственное священство… люди, взятые в удел… Самого Царя (1Пет. 2:9).

И все это ожило!

И еще лишний раз я и понял и почувствовал, что подлинное восприятие праздника и церковных песнопений может быть лишь в храме, и именно во время самого праздника. Торжество на душе бывает лишь во время самого торжества действительного! Это – много раз проверенная истина!

Пропели громогласнейше «Свете тихий». Потом так же – прокимен… И я вышел читать паримии… Ну, сколько же раз я их слушал… Десятки лет (с одиннадцати-двенадцати лет до сорока восьми, – тридцать шесть-тридцать семь [лет]) я в храме и все на клиросе… И вот слышу, бывало, как читают другие: «Бытия чтение…» «Вонмем!» «В начале сотвори Бог небо и землю. Земля же бе невидима и неустроена…» Слушая, сидел… А на душе пусто… И зачем это читают о творении мира? и даже – не всего; а лишь трех первых дней, думалось. Объяснить-то я умел, вероятно, и раньше… Но сидел пустой…

А вот как только сам сказал: «Бытия чтение». Иеромонах же ответил: «Вонмем» (будем слушать внимательно). А я?! Я же …не могу начать читать… Боюсь, если раскрою уста, – вырвется громкий плач со слезами восторга… Отчего?! Ах, у сердца свои законы!.. А рождается мгновенно… Быстрее молнии… И не знаешь, откуда Дух приходит, и куда уходит (Ин. 3:8). И мне трудно передать это ясно… Вероятно, покажется все недостаточным… Да и признаюсь, что мне и не очень-то хочется это описывать. Преодолеваю себя и с трудом читаю…

«Бог сотвори…»

«Бог»… Вот одного этого слова – «Бог» – достаточно было сказать и услышать душою, чтобы она задрожала от радостного трепета…

Бог творит… Новый источник для торжества и трепета… И опять голос не повинуется… Молчу одну-две секунды… Опять преодолеваю; и едва-едва – боюсь, кабы не оборваться совсем, – «плетусь» по буквам и словам…

Но вот опять: «Да будет твердь!» – «Да будет!»

О, всемогущий Боже!.. «Да будет»… Из ничего да будет!.. И стало!.. И опять не могу читать. Пересиливаю… Молитвенно громко читаю. Да и торжество!.. А тут дочитал: «И виде Бог: яко добро».

Добро! Прекрасно! Дивно! И все это прекрасное человек своим падением попортил! Но какая красота – хотя бы в небе и сейчас еще! Боже, какая красота! Какое величие! «Все добро!» И опять – радость восторга.

И все это творит Слово, Которое ныне воплощается, умаляется. Лежит в вертепе… Холодная ночь… Солома яслей… Может быть, маленький жалкий светильничек.

И это ТВОРЕЦ ВСЕЛЕННОЙ!

Пришел возсоздавать все…

Потом, овладев собою, стал уже более спокойно, но торжественно читать 2-ю паримию: предсказание Валаама о происхождении Спасителя, «звезды от Иакова» из «благословенного народа» еврейского: «благословляющии Тя (народ) благословени, и проклинающии… прокляты». Читалось (иначе нельзя было!) громогласно.

Далее 3-я паримия: о Вифлееме, пророчество святого Михея…

А затем тропари с чудными припевами: «Жизнодавче, слава Тебе», – повторяемые семь раз.

После я передал вторую троицу паримий читать другому. И пожалел: совсем иначе я чувствовал себя, когда сам читал!.. Там я сам «действовал» и переживал; а здесь уж был между мною и праздником некто третий…

Но и полученной радости было довольно, выше всякой ожидаемой меры… Да я даже этого и не ожидал… И предположить не мог такого дара торжества!.. Не дерзнул бы и просить Господа о нем! И если бы дальше уже ничего бы более не было, – и тогда я одарен – свыше всякой меры: не в меру дает Бог Духа (Ин. 3:34).

Слава Ему, преславному!

После вечерни была почти сразу трапеза (обед). После трапезы о. М., ласково глядя на меня, говорит: «А ныне Владыка торжествовал! Был в восторге!» «А как же? Ныне праздник!» – ответил я.

Только вот на душе одна осталась заноза: охлаждение к тому образу, который был нетрезв.

У святого отца в одной проповеди я прочитал: «Ныне – день радости: да не будет же никто виною (поводом) печали и скорби для другого». Это, пожалуй, более относится к нему, опечалившему меня… Но и он чувствует мое охлаждение к себе.

«Это – день, в который Бог пришел к грешникам: да устыдятся же праведники превозноситься перед грешниками»… Это говорит преподобный Ефрем Сирин. А какой же я сам-то «праведник»?! Что же делать?.. Знаю, что нужно бы смириться и оказать любовь; но нет ни сил, ни охоты на это.

Подобает почтить и святую нынешнего дня, преподобномученицу Евгению. Мудрая, ученая, прекрасная дочь начальника Александрии, тайно ушла в мужской монастырь, под видом «брата». По смерти игумена она была избрана братиею во игумена (они не знали, что Евгения – женщина). Вот уж истинно: во Христе нет ни мужского пола, ни женского.

Потом ее стала соблазнять одна женщина, думая, что юный игумен мужчина. Тогда бесчестная женщина оклеветала пред властями всех монахов. И их стали мучить и пытать. Привели и Евгению пред отца ее – Филиппа. Здесь святая открыла о своем девстве, и о том, что она дочь его. Отец ее обратился в христианство и был епископом, а после тайно убит. Евгения же с матерью своей возвратилась в Рим. И здесь ее замучили за распространение христианства. Между прочим, морили десять дней голодом во рву. Здесь ей являлся Господь Иисус Христос и сказал святой: «Я – твой Спаситель, Которого ты возлюбила и любишь всей душою. Я облеку тебя великою славою. Я прииму тебя в свои небесные селения в тот самый день, когда Я родился на земле из чистой, девственной утробы».

Действительно, в самый праздник Рождества Христова она была усечена мечом.

Чтобы подойти к вопросу о спасении, начнем с несомненного для всех факта, который и теперь очевиден…

Все твердят ныне, что в мире очень худо: в мире царствует зло. Конечно, каждый видит его и хочет лечить по-своему; но самый факт – очевиден. Социализм есть попытка именно «спасти мир». Теософы так же говорят о наступлении новой эпохи и ждут своего «мессию», который должен тоже «спасти мир»; и даже готовят его.

Да и каждый из нас, наблюдающих над собой, совершенно очевидно зрит: сколько зла и печали лежит в каждом человеке. Литература же (особенно русская, в частности Достоевский) изображает это наглядно. История же последних войн и революций наглядно доказывает, что в мире – нет мира.

Нечто подобное, может быть, в большей степени – было и до Христа Спасителя: мир мучился. Но христианство корень зла знает: он – в грехе и власти диавола. И это зло – страшно глубоко. И это для всякого опытного христианина – очевидный факт.

Об этом и поет Церковь: «Царствует со грехом ад, от Адама даже до Тебе; но погибает тех безстудное мучительство…» с Твоим Рождением (24 декабря, [2-й тропарь] 6-й песни канона на повечерии). «Тварь вся» была «истлевшая преступленьми» (23 декабря, [1-й тропарь] 9-й песни [1-го] канона на утрене). А эти преступления сделали человека «странным» (чужим, иностранцем) для Бога (там же, [2-й тропарь] 6-й песни). Отпадение же от Бога вело весь «мир к тлению», уничтожению (21 декабря, седален [по 3-й песни] канона на утрене). И измученный мир жил ожиданием Спасителя, «чаяния языков (народов)» (25 декабря, 1-я стихира на литии).

Поэтому и Христос «грядет… родитися» именно для того, чтобы «СПАСТИ ВСЕЛЕННУЮ» (21 декабря, светилен на утрене); «…грядет всех (всеобщее) спасение…» [там же, 1-й тропарь 9-й песни 1-го канона].

Посему «ликуим вси вернии» [там же]; «небо и земля… да возвеселятся…»: пришло общее спасение (25 декабря, [1-я] стихира на литии). «Языков чаяние, Царь мира грядет… Срести потщимся Того, раждаема в Вифлееме на спасение наше» (22 декабря, [2-й] тропарь 1-й песни [1-го] канона на утрене).

И от этого ГЛАВНОГО мирового и личного зла и пришел именно спасти Господь. Службы постоянно твердят о сем.

«Зле неудержанно (злостно-неудержимо) возвышаемый (поднимающийся, господствующий), нечестно (безбожно) бесящийся от развращения мира, низложил еси всемощне грех…» (25 декабря, [3-й] тропарь 7-й песни [2-го] канона на утрене).

Богородица ныне «раждает» «конечно (решительно, до конца, совершенно) отъемлющаго» «иже в нас… царствующий… грех» (21 декабря, [2-й] тропарь 1-й песни [1-го] канона на утрене); «…Бог… пеленами повивается (и) пленицы (узы) разрешает (развязывает) моих прегрешений» (там же, [1-й тропарь, 1-й песни]).

И этот грех не наш только личный, а главным образом, первородный, унаследованный от праотца Адама: «Нов… Отрочищ (младенец)… древняго вся (всех) свободи преступления…» ([там же, 1-й] тропарь 6-й песни). Но Он же и «моя летная (многолетние) прегрешения» очищает ([там же, 3-й] тропарь 4-й песни).

И часто говорится об Адаме и Еве: «Приидох бо, – говорит Сам Господь, – болезнь всю отъяти Адамову…» (22 декабря, [3-я] стихира на «Господи, воззвах»).

И этот грех называется «ядом» диавола, этой «змиевой главы» (25 декабря, [1-й] тропарь 4-й песни [2-ш] канона на утрене). От сего-то главного зла пришел избавить вселенную, «все естество человеческое», родившийся Господь.

Но не менее, а еще более часто и усиленно Церковь внедряет мысль, что вторым делом, хотя и первым по важности, есть избавление рода человеческого от власти диавольской.

Можно сказать, почти нет страницы, где бы об этом не говорилось.

«Грядет Христос лукаваго сокрушити… и разрешити связанныя…» им (22 декабря, [1-я] стихира на стиховне на вечерне). «В рабий облещися образ восхотел еси, яко да (от) работы мя лукаваго избавиши…» (23 декабря, [1-й] тропарь 3-й песни [1-го] канона на утрене), дабы «яд очистити змиевы главы» (25 декабря, [1-й] тропарь 4-й песни [2-го] канона на утрене). И теперь «враг льстец уязвися» «и крепкою рукою Божественною убивается, во спасение нас» (24 декабря, [1-й] тропарь 7-й песни канона на повечерии); «змий упраздняя» (25 декабря, [4-я] стихира на стиховне на вечерне), «ратник (борец, воин) убивается» (22 декабря, [2-й] тропарь 1-й песни [1-го] канона на утрене).

Человечеству, которое доселе было под рабством греха и врага, дарована свобода: «В рабех кесаревым повелением написатися покорься (повинуясь); и нас рабы сущия, врага и греха свободил еси, Христе» (25 декабря, [1-й] тропарь 5-й песни [1-го] канона на утрене). «Разрешися связанный Адам, свобода же всем верным даровася, пеленами, Спасе, повиваему Тебе…» (24 декабря, [1-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии).

И эта мысль об освобождении наглядно выражается таким сравнением: «…с рабы пожити Владыка всех прииде, владычества чуждаго избавляя ны, низведенныя тлею…» (24 декабря, [икос] по 6-й песни канона на утрене).

То есть мы прежде жили в своем отечестве, у своего Владыки Господа. А потом за наше растление (грехопадение) подпали в рабство «чужому» деспоту – диаволу, пока не пришел наш собственный Господин и Царь и освободил от инородного плена. Недаром и диавол на горе Искушения говорил Господу: если… поклонишися, я все отдам Тебе… (Мф. 4:9). Значит, владел, если мог передать… Да и Сам Спаситель называет его князем мира сего (Ин. 16:11); то же говорил и апостол Павел (Еф. 6:12). И оба эти зла тесно связаны одно с другим: с одной стороны, «болезнь» первого человека (грех) пришла «злейшим советом змия» (22 декабря, [3-я] стихира на «Господи, воззвах»); а с другой стороны, именно это «растление», как мы только что видели, низвело, отдало нас во власть этому чужому мучителю.

Почему это? – мы далее увидим; а сейчас еще раз со всею силою углубимся в этот последний корень зла – диавола: здесь самое подлинное зло; здесь наистрашнейший ужас; здесь рабство глубочайшее и реальнейшее.

И напрасно люди ищут зло в окружающих условиях… Напрасно и «свободы» ищут в политических формах… Это все – ничто: поэтому и Сам Господь не отказался, не усумнился «написаться» подданным Римского Августа (это совсем не зло); поэтому ни одним, ну буквально ни одним намеком, во всех песнопениях всех дней праздника, не говорится о политической свободе, – а евреи тогда не имели ее.

Уже в позднейших службах – греческих и русских – мы встречаем мольбы об избавлении от «зловерных агарян» (турок и татар)… Но, по-моему, это уже упадок души был, хотя и естественный…

Спаситель знал, что совсем не в этом зло мира, а в грехе и диаволе, – и против них-то Он и пришел с борьбой.

Увы! люди этого не хотят знать и доныне!

Между тем апостол Павел (а он ли не знал?) говорит: …наша брань не против крови и плоти (то есть людей), но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных; против козней диавольских (Еф. 6:12, 11).

В этом пункте мы подошли к главному делу Спасителя…

Вы, по моим письмам и по слухам, уже знаете, что некоторыми богословами (в частности М. А.³⁵) вопрос о проклятии, о клятве почти срывается, снимается в деле искупления…³⁶

Странно… А я, участвуя в богослужениях (слава Богу, почти всегда, ежедневно) беспрестанно наталкиваюсь именно на – «клятву», как на самое великое бедствие человека, от которого все прочие беды и скорби и пошли… Я скажу так:

К ней довели себя люди; от нее потом они и стали терпеть тиранию диавола и неизбывного греха… А потому именно этот узел нужно было разрубить. И это все неразрывно связано…

Но сначала обратимся к песнопениям, чтобы видеть, что это не мои мудрствования, а голос Духа Святого, глаголавшего в Церкви, Святом Писании и святых отцах.

«Днесь Адам воззвася от прелести и от мрачныя сопротивника лести…» (24 декабря, [4-я] стихира на хвалитех на утрене).

Каким же образом и почему совершилось это освобождение? «…Христос бо из Девы воплощается яко человек, Иже (Который, Он) Адама обновив…» (там же).

А это как сделалось возможным? «…Отъят (отнявши прежде то есть) клятву Девою», то есть воплощением от Девы (там же; см. еще: 22 декабря, [2-й] седален по [1-й] кафизме; 23 декабря, [8-я] стихира на «Господи, воззвах»; 25 декабря, [2-я] стихира на хвалитех – и так далее и так далее, очень много мест). И ныне «обновляется Адам и Ева с ним»; почему? – «клятва бо разорися» и тотчас же последующие слова: «спасение миру процвете» (23 декабря, [8-я] стихира на «Господи, воззвах»).

В чем же заключается суть и смысл этой клятвы? Мы иногда заменяем это слово другим, будто более страшным: «проклятое»… Но разве оно понятнее? Ни больше, ни меньше, а равно… Проклятое равнозначно греческому «анафема», а анафема – отлучение, отделение. В этом отлучении и состояло все несчастие человека: оно было отделено ОТ БОГА… И отлучено САМИМ ГОСПОДОМ, хотя и по нашей вине… Здесь мы подходим к понятию так называемого «гнева Божия»… Не место распространяться об этом подробно; но существенно скажу (подробно я писал об этом А. Ф.³⁷): люди слишком много приписывают себе, когда не только спасение хотят сделать сами, но и плоды грехопадения изображают лишь как естественное «психологическое» изменение в самом же человеке и по его вине. Это так: и он виноват, и изменение в нем произошло, но где же главный Виновник бытия человека? Его Господин? Где Бог? Его почти нет при этом в подобных «комбинациях» («сочинительствах») человеческого измышления (самомнительного и недостаточно верующего!)… А между тем в Библии совершенно наоборот: все исходит от Самого Бога! Да это и так ясно: Он ВСЕДЕРЖИТЕЛЬ… Он есть Единый СЫЙ, – а все прочее – прах самомнительный… Он всем и распоряжается… И Библия вся полна этим духом…

И истинная вера – зрим это всем сердцем.

В частности, человек согрешил… И только?.. А Господь? – только Зритель? И непременно, «ухаживающий» за преступником?.. Да уж не «человек ли стал тогда Богом?» Чувствуете вы всю нелепицу такого мышления?

Нет: ВСЕ – ГОСПОДЬ… И как посмела ничтожная тварь (человек) дерзко восставать против своего Творца Бога?! Бог – ВЫСОЧАЙШЕЕ, надмирное, Пресвятое Существо… А человек – червь. Бог – всеблагое Существо… А человек – дерзкий бунтарь. И Господь отвратился от него…

Вот сколько раз я стараюсь эту основную в деле искупления мысль высказать, – и я ее вижу, осязаю (особенно иногда); а слова слабы…

Но здесь суть: ГОСПОДЬ CAM отвратился от нас… Здесь праведный и неизбежный «гнев»… Господь как бы «не выносит», не терпит общения со злом… Пример: электрические шары отталкиваются сами… И Господь «выгнал» Адама… Не ушел он, – а выгнан…

И с той поры – этого «гневного» отлучения – получилась между человеком и Богом бездна… Они во «вражде»…

Итак, отвержение Богом человека – клятва.

А как только истинный Владыка отверг от Себя жалкого бунтовщика, – тотчас он сделался жалко беспомощным в борьбе со страстями и немедленно подпал сильному в мире страстей господину – диаволу.

Сила Божия – благодать – была отнята, и он попал в рабство… А возвратиться в прежнее сыновнее, райское состояние Господь не допускал, приставив архангела с огненным мечом к входу в рай…

Так получилась связь искушения, греха с клятвою; и обратно: от клятвы – рабство греху и диаволу. Поистине все дело, весь узел В КЛЯТВЕ БОЖИЕЙ. И ее-то и нужно развязать прежде всего!

А тогда придет снова «благоволение» Отца, а не Судии Бога; тогда немедленно придет и сила к добру (благодать); а диавол, устрашенный Всемогущею силою, бежит.

Нужно уничтожить вражду!

Об этом и поет победоносно Церковь очень много.

«Погибе (погибло)… и разорися древния вражды средостение плотским Твоим пришествием, Христе, и пламенное оружие (меч херувима при рае) всем дает плещы… (то есть показывает тыл, уходя от охраны; а прежде смотрел лицом: не входит ли кто дерзкий?! а теперь оставляет свободный: пусть входят все желающие)» (24 декабря, [1-й] тропарь 6-й песни канона на повечерии).

И именно с этого же открывается, то есть начинается, ликование в песнопениях на самый праздник: первая же вечерняя стихира так и начинается торжественно: «Приидите, возрадуемся Господеви, настоящую (нынешнюю) тайну сказующе: (какую же?) средостение градежа (преграда, или ограда от рая и Бога) разрушися! Пламенное оружие плещы дает, и херувим отступает от древа жизни, и аз райския пищи причащаюся…» (25 декабря, 1-я стихира на «Господи, воззвах»). И это совершилось чрез воплощение Сына Божия от «неискусобрачныя Матере» (там же).

«Лютую (слышите, какое страшное слово: «лютую»! – не в смысле злобы, а в смысле ее силы и страшных, злых, лютых последствий) вражду, юже к нам Владыка отсекая паки (опять, а прежде посещал в раю), плотским пришествием, да держащаго разрушит душетлеющаго (растлителя душ, диавола, мучителя), мир (есть) сочетая с невещественными существы (ангелами), положив (сделав) приступна (доступна), рождшаго (то есть Отца Своего), (для) твари» (25 декабря, [1-й] тропарь 5-й песни [2-го] канона на утрене).

Замечательно содержательный тропарь. Здесь кратко все сказано о «клятве», о ее сущности и последствиях спасения.

«Лютая вражда отсечена», уничтожена. И так как первовиновницей была Ева, а не Адам, поэтому иногда говорится об уничтожении ее клятвы, то есть ее вины, которая привела к клятве. «Христос… раждается… разрешая клятву праматере Евы» (22 декабря, [2-й] седален по [1-й] кафизме). Дева родила Спаса и «упразднила еси первую клятву Евину» (25 декабря, [2-я] стихира на хвалитех). Так совершенно очевидно, что нужно было именно прежде всего устранить основное препятствие к спасению: гнев Отца или «клятву Божию» и возвратить «благоволение».

Этот вопрос – о способе спасения и значении воплощения – будет посильно раскрываться дальше подробнее; но здесь мне хочется, чтобы покончить с «клятвою», сказать очень кратко и самое главное.

Первое – это тайна… Первая стихира, как мы видели, на праздник Рождества говорит о разрушении «средостения», но здесь же называется «тайною» («тайну сказующе»).

Итак, сие тайна…

Почему? Ибо она совершилась в недрах Божественных, в СВЕТЕ ПРЕСВЯТЫЯ ТРОИЦЫ. А там все сверхпостижимо для нас.

В паримии Иеремии говорится, что Бог «изобрете всяк путь художества», то есть наиискуснейшего способа спасения человечества (навечерие праздника, 5-я паримия). И эта же мысль высказывается и в песнопениях. И в самый день праздника на литургии поется: «Велия (все) дела Господня», а нынешние – особенно: «изыскана (из других выискано, отобрано, исключительно) во всех волех Его» [1-й антифон].

Что именно произошло в сем Совете Пресущественныя Троицы, – сие выше разума; но там что-то «решено» было. И результатом сего хотя все Три Лица Пресвятыя Троицы принимают участие, но воплощается лишь СЫН… Посему Церковь и говорит постоянно, что спаслись от клятвы «пришествием Христовым». Но ведь это уже результат чего-то предыдущего, совершившегося в Совете Святой Троицы.

Есть одна древняя икона… Византийского православного образа… Сидят три, совершенно однообразных Существа, взирая друг на друга… Это Совет Пресвятыя Троицы.

И вот состоялось сие решение… И мгновенно из-под Их ног архангел Гавриил стремительно, посланный, бросается на землю благовествовать Пречистой Деве о зачатии «Еммануила»…

Вот здесь и совершилось начало всего спасения… Здесь разрешилась и «клятва». И дальше все было делом Пресвятой Троицы.

Посему в одном тропаре и говорится: «Приидите, вернии, возведемся (поднимемся на духовную высоту созерцания) Божественне… от душевных сокровищ зовуще: в вышних слава Богу, сущему в Троице, егоже ради в человецех благоволение явися, Адама избавляя первородныя клятвы, яко Человеколюбец» (царские часы, час 6-й, [3-й тропарь]).

Что же именно было? и почему состоялось такое решение? – о сем дальше будет речь.

Но нужно это понять: ВСЕ В БОГЕ! Ибо что такое человек?! Пред Лицом Бога – ничто! Посему оставалось все решить Богу же! И в сем спасении и решении главное участие приписывается церковными песнопениями Первому Лицу Пресвятыя Троицы – ОТЦУ.

Все это непостижимо, конечно, нам; но так утверждает Откровение – во Священном Писании и церковном учении.

И именно в воле Отца, еще ранее даже самого воплощения, совершилось некое Божественное изменение к падшему человеку, которое называется, в противоположность прежней «вражде», – «благоволением».

И самое воплощение уже есть проявление совершившегося благоволения; когда не только люди «сами» ничего еще не могли сделать, но даже и Сын Божий, как Человек, еще не только не страдал, но даже и не рождался. Ясно, следовательно, что все это дело «благоволения» было решением в недрах Пресвятыя Троицы; что и самое воплощение было уже проявлением «благоутробия» и милосердия Божия.

И это «благоволение» теперь приняло, так сказать, «форму», «явилось», «воплотилось». Эта мысль нередко выражается в песнопениях.

«Глубину премудрости» Божией, какой мудрец «испытает»? – спрашивает Церковь; а между тем «ихже ради», то есть ради этих «судеб», решений, «с человеки Плотоносец поживе», ради прежних «судеб» (23 декабря, [2-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии). А если даже разуметь и будущие «намерения и цели», то в Боге все это – в единстве: и будущее есть настоящее.

Особенно же ярко эта мысль выражена в стихире на Рождество: «…Мати была еси благоволения Отча…» ([2-я] стихира на хвалитех).

Вдумайтесь в слова эти: прежде было «благоволение», и именно благоволение «Отца». А потом оно осуществилось, проявилось чрез воплощение Сына Божия от Нее. Значит, Божия Матерь, так скажу – воплотила, проявила «Божие благоволение». Следовательно, оно было раньше осуществления? Где же? – В ТРОИЦЕ. Посему и хвала воссылается иногда вообще Богу, а иногда Трем Лицам по имени: «…узрим в вертепе велие таинство: отверзеся бо Едем, от Девы Чистыя Богу происходящу… Темже воззовем: Святый Боже, Отче безначальный! Святый крепкий, Сыне воплотивыйся! Святый безсмертный, Утешительный Душе! Троице Святая, слава Тебе!» (20 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»).

А в последующей затем стихире указывается действие каждого Лица Пресвятой Троицы: «Слыши небо, и внуши земле! Се бо Сын и Слово Бога и Отца, приходит родитися от Отроковицы неискусомужныя, благоволением Родившаго Его безстрастно, и содейством Святаго Духа» (там же, [3-я стихира]).

Эта мысль о предварившем решении во Святой Троице, частнее, – Отца, прямо высказывается апостолом Павлом в Послании к евреям: …Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты (Отче) не восхотел, но тело уготовал Мне. Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: вот иду, как в начале книги написано… исполнить волю Твою, Боже (Евр. 10:5–7; Пс. 39:7–9).

Ясно, что прежде чем «прийти» нужна

1) была воля на это (исполнить волю Твою) Отца,

2) затем изъявление на сие согласия Сына (иду) и

3) уже самое воплощение (Святым Духом).

Богословы мудрствуют и дальше, но я остановлюсь на сем: и то выше моей меры.

Вот это нужно усвоить: СПАСЕНИЕ ПРЕДРЕШИЛОСЬ ВО СВЯТОЙ ТРОИЦЕ.

Клятву решено было заменить благоволением, вражду – миром. Поэтому самая главная песнь, которую чаще всего повторяет Церковь на Рождество (как на Пасху «Христос воскресе из мертвых») есть ангельская песнь: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». То есть нужно за все благодарить Бога Небесного, – Он теперь примирился с землей, Он возвратил Свое благоволение. Это суть праздника.

Думал сказать кратко, а вышло пространно… Но слава Богу и за это; ибо мысли сии важны для выяснения вопроса (особенно ввиду явно несостоятельных мечтаний о «наших делах», о «самоспасении»).

Но теперь возвратимся опять назад, к вопросу: что же сделал Воплотившийся Своим Рождением… Упразднив клятву, возвратив благоволение Отца, а чрез это отняв власть у диавола, – Сын Божий возвратил нас в РАЙ, из коего мы были изгнаны… Эта мысль постоянно излагается в песнопениях. И притом событие это ставится в прямую и одновременную связь с воплощением: в то время и тем самым, что Сын воплощается, рай открывается, Едем и Вифлеем сливаются в общем деле.

«Рай нам отверзеся...; Младенец бо раждается…» (25 декабря, [4-я] стихира на стиховне на вечерне). «Вифлееме, готовися, отверзи врата, Едеме! Яко Сый (Сущий вечно) бывает… (во времени)» (20 декабря, [3-я] стихира на «Господи, воззвах»).

Но что замечательно: самое Рождение ставится иногда, как следствие уже совершившегося раньше открытия Едема (а не Едем от Вифлеема, хотя и такие мысли есть). «Благоукрасися, Вифлееме…» Почему? «…Отверзеся бо (ибо открылся уже) Едем…» (23 декабря, 8-я стихира на «Господи, воззвах»). Это можно понять в смысле состоявшегося уже решения во Святой Троице еще ранее воплощения.

Обратная мысль – о последующем (или одновременном) сочетании: «В Вифлееме раждается всех Творец, и Едем отверзает Превечный Царь… небесныя силы с земными совокупляются, ангелы с человеки державное торжество составляют…» ([там же, 8-я стихира], богородичная, на стиховне на утрене).

Оттеняем опять то, что блаженное Царство райское уже готово – и не через «наши» дела, а действием Самого Бога… Людям же придется – как увидим далее – лишь воспользоваться всем совершенным (не ими).

Итак, рай открыт… А рай не иное что обозначает, как блаженное общение с Богом. Теперь уже путь не затворен к сему: архангел ушел от врат райских, оставив их свободными. Но, чтобы войти через них, нужно было иметь еще соответствующую одежду… А по притче Господней (Мф. 22:11–12) сия одежда на браке не своя приносится (ибо что хорошего своего мог принесть нищий, бродяга с переулков, кроме отрепьев греха и нечистоты?), а дается царем: это благодать Божия.

Сию благодать, то есть как некую действительную силу (или по слову святых отцов, от святителя Григория Паламы), «энергию» (как бы огонь в железо), и возвратил Христос Спаситель Своим воплощением: кончились «гадания (догадки, знамения, прообразы) сеновная (тень Ветхого Завета), Едема отверзеся дверь», «благодать процветает» (21 декабря, [1-я] стихира на хвалитех). И причем благодать большая даже, чем Адамова: «Приобщаешися человеческия, Христе, плоти… и благодать вместо (над – ср. пасхальное Евангелие от Иоанна 1-я глава стих 16-й: благодать воз благодать, по-русски – благодать на благодать) благодати грядеши подати…» (22 декабря, [2-й] тропарь 4-й песни канона на повечерии).

Как же так: и еще «идешь подать», и уже «процвела» благодать?

Все сливается в целое единое событие: как если потянуть за конец чего-либо, то тянется вся вещь и с концом ее; так и здесь: хотя фактически благодать дана еще будет после, в день Пятидесятницы, но самая возможность этого дарования открылась с Рождением Того, Кто в свое время пошлет «обетование Святаго Духа». Будущее мыслится уже совершившимся, как несомненное. Путь к благодати, или древу райскому, уже открыт. Но «питать» «тварь всю» «благодатию» Господь будет после («хотящаго питати благодатию») (21 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»). Эта же мысль выражается и другим словом «священие» ([там же, 1-й] тропарь 4-й песни канона на утрене).

И поскольку благодать не человеческого происхождения и существа, а Божественного, то ее сам человек не может ни достать самовольно, ни восхитить насильно: она отвне в него посылается от Бога и притом, как ни с чем не равнозначная, дается в конце концов «даром» выше «заслуг».

Благодать есть благодать, то есть благой дар.

Но и благодать не даруется всякому, а лишь способному и сделавшемуся достойным восприять ее. В этом смысле страшная угроза предречена Господом в той же притче: один уже вошел на вечерю, но брачной одежды не получил и сел за стол: «Ты как сюда вошел, не имый брачной одежды?» – спросил Господь… И повелел бросить в геенну (ср.: Мф. 22:12–13). Благодать же (брачная одежда) не могла быть ему дана оттого, что он был недостоин ее (сравнение: недостойное причащение – в суд и осуждение (1Кор. 11:29). Посему была нужда в том, чтобы и самая природа человека была восстановлена, обновлена достойно благодати. Нужно было изменение в человеке.

О сем обновлении и поет Церковь: «обогатити бо грядеши обнищавшее» естество человеческое (22 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»).

Ныне Христос благоутробно дарует («даруя») «странное (дивное, непостижимое) обновление и возрождение» (20 декабря, [2-й] тропарь 1-й песни канона на повечерии). «…Адам обновляется, со Евою зовуще: на земли благоволение явися спасти род наш» (царские часы, час 1-й, [3-й] тропарь).

Что же делается с человеком? С человеческим существом и естеством? Оно вновь творится Спасителем (как? – далее). Эта мысль выражается ясно и решительно. Прежде тварь гнила, обветшала: «Ныне» «тварь» «обветшание все отвержи, Зиждителя зиждема (Творца творимого) и обновляюща тя видящи Младенца бывша, и к первой тя доброте возводяща» (24 декабря, [1-й] тропарь 4-й песни канона на утрене).

И не один лишь человек, но «вся тварь» вновь созидается и обновляется: Ты «Пречистая… грядеши родити в вертепе… Хотящаго тварь всю, истлевшую преступлением первее (прежде), обновити воистинну (действительно)…» (23 декабря, [1-й] тропарь 9-й песни канона на утрене). И ныне, самым уже воплощением, как начатком, «тварь вся новосотворися» уже (24 декабря, икос [по 6-й песни канона на утрене]).

«…Рождением Твоим Божественным возрождение» даруешь «мне, и к первому (до грехопадения)… благородию» возводишь меня, «Господи Боже мой» (24 декабря, [1-й] тропарь 1-й песни канона на повечерии).

Как это происходит, о сем речь дальше; но Божественное воплощение изменяет и самую природу человека. И изменяет до такой степени существенно, что это называется (ибо и есть на деле) – новым творением.

Это и внутреннее (в самом человеке) изменение и одеяние возвращенной благодатью возводит человека в первое состояние – благодатное, или обожение.

«Помощниче Христе человеком», Ты пришел, «богатство обожения носяй, воображься (приняв образ человека, проявившись через это) ныне…» (25 декабря, 12-й тропарь 7-й песни [2-го] канона на утрене). «…Безначальный… обожити приятие иский (ищет)» (22 декабря, [1-й] тропарь 7-й песни [1-го] канона на утрене).

Сие совершается, а также приводит к общению с Божеством. За милосердие Он делает нас «божественными храмами». И хотя все это еще в будущем, еще лишь в «уповании» (надежде) (25 декабря, [2-й] тропарь 7-й песни [2-го] канона на утрене), еще лишь цель, – но уже «радуется днесь Церковь, поет, красится», ибо «всесвятое совершается торжество, и (она) в Господню славу облачится» (23 декабря, седален по 1-й кафизме на утрене). В ту славу, которою просиял Господь на Фаворе, обожив и тело и даже одежды вещественные. И это обожение уже началось тем, что мы с момента Рождения Господа «вписались» уже в «Божественное» гражданство. «Написашася людие повелением кесаревым, написахомся вернии именем Божества, Тебе вочеловечшагося Бога нашего» (25 декабря, [5-я] стихира на «Господи, воззвах»).

Своим воплощением Сын Божий «перстнаго (земного то есть человека) от самого единения и общения богосоделал… (богом сделал)» [25 декабря, 1-й тропарь 5-й песни 1-го канона на утрене].

Здесь уже указывается и путь… Но об этом после.

В результате такого восстановления человека теперь уже уничтожается и последствие греха и клятвы – тля, смерть: человек возводится и устанавливается в БЕССМЕРТИЕ, к коему призван был и раньше до падения.

«…Благодать на благодать грядеши подати, и спасти образ, и обезтлити…» (22 декабря, [2-й] тропарь 4-й песни канона на повечерии); «…Божий Сын… раждается… весь род человечь обезсмертствуя…» (там же, [2-й] седален по [1-й] кафизме). И притом это бессмертие лучше прежнего, ибо оно уже не может измениться, как было в Адаме: кто будет спасен, тот уже не падет больше. В этом и есть, между прочим, «благодать на благодать».

В других службах говорится, что Господь восстановил «первое состояние с растворением», то есть – улучшением.

Наконец, все это закончится будущим нескончаемый блаженством в будущем веке под главою или «начальством» Господа же Иисуса Христа. Сделавшись совершенным человеком, Он «неразлучно» соединился с родом человеческим и посему «во всем будет с ним», лишь «первенствуя». И посему Он не только готовит для меня обители на небе, но и Сам возглавит нас: «…вертеп якоже небо обитель сотворил еси (Себе), обители ми благоуготовляя тамошния, Щедре Многомилостиве» (24 декабря, [3-й] тропарь 3-й песни 1-го канона на утрене).

Но Сие «юно… Отроча» – «будущаго века Сей есть Отец и Начальник… Сей крепок Бог есть, и держай областию всю тварь» (25 декабря, [2-й] тропарь 6-й песни [1-го] канона на утрене).

Вот для чего воплотился Господь, Сын Божий! Вот каковы плоды Его Рождения.

И понимаем ли мы или не понимаем – не все ли это равно? И дети принимают пищу, не понимая… Да и мы, старшие, тоже ничего не понимаем, а опытно знаем, что пища питает, сохраняет жизнь… Так и в сем вопросе… Важно, что эти плоды есть… Но Церковь старается и объяснить: как они получились.

Когда поешь или слушаешь службу Божественную, то самый этот вопрос кажется странным, почти бессмысленным или даже близким к дерзкому маловерию и кощунству…

Как «Кто» спас? Конечно «Спаситель». Ведь самое имя Его, данное ангелом, Иисус («Спаситель») (Мф. 1:21), говорит, что Он спасает… Конечно, и утопленнику нужно хвататься за спасательный круг, но все же главное – в спасателе… Ну, какое может быть сомнение? Так ясно! И в церковных песнопениях до такой степени очевидно устанавливается эта мысль, точнее, не мысль, а факт, истина, что не хочется и писать… И знаете, почему не хочется?.. Когда участвуешь непосредственно за службой или хотя бы молишься в церкви, то все это переживаешь сердцем ярко, зришь, ощущаешь.

Вот так и я переживая это, особенно в дни предпразднственные… А когда начнешь писать, то будто бы все остывает. Голова убеждена, а сердце молчит… Да! христианство есть не знание, а жизнь… И истинный философ – недавно прочитали мы в житиях святых – есть исполнитель закона, живущий по вере или, проще: благочестивый христианин, а тем более святой… Ну уж, если начал я, то нужно доканчивать.

Для меня очевидно, что почти все в деле спасения принадлежит Самому Богу.

Вот послушайте: «…на земли благоволение явися (явилось) спасти род наш» (царские часы, час 1-й, [3-й] тропарь; [см. также:] час 6-й, [3-й] тропарь). Слышите, уже явилось «благоволение»… То есть родился Сын по благоволению к людям… Правда, еще цель «спасти», но Спаситель уже явился… И уже бесспорно меньшее дело: «как» спасать. Важно: Спаситель есть, «явися».

«…Спасти мир пришел еси» (21 декабря, [1-я] стихира на стиховне на вечерне [службы святителю Московскому Петру]). Его «поют ангели… спасающаго род наш» [24 декабря, 4-я стихира на стиховне на вечерне]. Человека «обновляет мудрый Содетель» (25 декабря, [1-й] тропарь 1-й песни [1-го] канона на утрене). И прямо говорится, что это дело «благодати». Сын «приводит» к Отцу, «…подая тамо неизреченную благодать, идеже множайший процвете (расцвел, произрос) грех» (там же, [2-й] тропарь 5-й песни [2-го] канона). «Приводит» – по-славянски – «приносит». Все Он Сам… А мы что? Мы лишь «множайший грех» сумели развести.

Но довольно; если же вспомните самое главное содержание службы – сплошное благодарение и славословие за спасение, – то очевидно, что именно все дело в Том, Кого славословят. Одно, постоянно повторяемое: «слава в вышних Богу», – яснее ясного говорит, Кто Виновник спасения. Вышний Бог.

Вот написал и думается: скажете (или кто иной скажет), что все это каждому известно… Да, но если известно глубоко, то должны быть и соответствующие следствия – в душе. Какие же: а) упование на Него Самого больше, чем на себя, неизмеримо; б) мир вследствие этой надежды на Него; в) благодарение опять Ему же. И уж – после всего – «наши дела», – да и то в особом их значении (о чем ниже речь будет).

Вот мы подошли и к этому вопросу: «как?» Однако я не придаю ему того значения, какое обычно стремятся придать «мудрецы»…

Пусть бы я и нисколько не понимал (ведь не понимали умом миллионы, – да и сейчас не задумываются: почему да как? даже и мы с вами не задумывались. Не правда ли?). И это неважно… Важно принимать духом (сердцем) и в жизнь проводить… А это все верующие, даже самые простые простецы, знают: они радуются… Вот это и есть истинное восприятие праздника: радуются, что пришел Их Спаситель.

Однако Церковь богословствует и о том: как именно и почему совершилось это спасение?

Вот то исходное, первое дело, которое привело мир ко спасению: СЫН БОЖИЙ СОЕДИНИЛСЯ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ РОДОМ.

«Родитися грядет Христос, странное возрождение сущим из Адама яко Бог даруя. Возвеселися, пустыне нераждающая, земных естество все: прииде бо Владыка тя многочадну содеяти» (24 декабря, [3-й] тропарь 1-й песни [1-го] канона на утрене).

Какое же это имеет значение?..

Люди были и прежде Господу, Сыну Божию, «Своими»: «…странно во Своя пришел еси…» (там же, [1-й тропарь]), только они прежде от Тебя ушли из рая; а теперь Ты Сам приходишь к ним. «Своими» они называются Сыну Божию потому, что Им созданы были… И Он им являлся в раю, как дают основание думать такие слова службы: «Проповеди пророков, и Христово возъявление (воз-явление, то есть восстановление явления) возвещающия, прияша днесь конец спасительный…» [там же, 4-й тропарь 4-й песни].

Значит, Господь Сын Божий и прежде являлся. Но тогда являлся как Бог, как Создатель. А теперь происходит необычайнейшее сближение – уже полное единение. Творец приходит сделаться человечеству Своим, – Сам делается «Сыном Человеческим».

И через это все человечество становится Ему «Своим», люди – сродниками… Да, именно это слово «сродники» и говорит Святая Церковь в первый же день предпразднства: «Вас Моя́ вся (вас всех Моими) сродники ныне положу (сделаю)…» (20 декабря, [1-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии). Правда, здесь еще разумеется духовное сродство, о коем Господь сказал, когда Матерь и братия пришли видеть Его (Мф. 12:46–50). Но мысль эта в других местах другими лишь словами выражается ясно, как увидим сейчас же…

Для чего же нужно это «единение»? Для того, чтобы человечество чрез Себя соединить с Отцом Своим… А это как? Соединившись с человеческим естеством, как некая «закваска» (Мф. 13:33), Господь «обоготворил» род человеческий, сделал его богоподобным; больше даже – «божественным» сделал уже по благодатному преображению его… А как такое, оно могло теперь вступить в общение с Богом. Эта мысль ясно выражается в самый праздник: «Весь же по нам (ради вас и подобно нам) обнищав, и перстнаго (человека) от самаго единения и общения богосоделал еси» (25 декабря, [1-й] тропарь 5-й песни [1-го] канона на утрене).

Дивные и страшные слова!..

И теперь Отцу Небесному должно было приять с Сыном и Его «сродников», Его «наследство», Его «достояние»… Ибо иначе нужно было бы отвергнуть и Самого Сына воплотившегося. Сын Божий «неразлучно» соединился с людьми.

«…Языки (народы)… Богу наследие Сын приносит…» (там же, [2-й] тропарь 5-й песни [2-го] канона на утрене). «…Путь изобрете всякаго художества (то есть Бог изыскал художественный, превосходный путь спасения). По сих (после этого совета, «изобретения»)… человеком уподобится, в плоть облекся (облекшись)… приступен мне быв, Иже естеством неприступный» (21 декабря, [1-я] стихира на «Господи, воззвах»).

Сделавшись «Своим» нам, Он нас делает «Своими» Отцу: «…славою безсмертною и нетленною почтив мя, всего Отцу присвоил еси, содетельствуя и воззидая» (23 декабря, [2-я] стихира на хвалитех).

И потому если я прежде сам сделал себя «беглецом» (эмигрантом), то теперь Сын снова вписывает меня в граждане потерянного отечества, небесного, Божия.

«Странна (иностранного, чуждого) мя бывша от Бога… Пребожественный, рождеися… милости ради, гражданина небеснаго являет» (там же, [2-й] тропарь 6-й песни [1-го] канона на утрене).

Мы «написахомся (прописались) именем Божества», то есть сделались Божественного рода; как и Богородица сказала о преподобном Серафиме святым апостолам Петру и Иоанну: «Сей от рода Нашего», – то есть святого; а святые богоподобны или даже, лучше сказать: обожествлены Духом Святым, – и в них обитает Пресвятая Троица.

В сем единении Сына Божия с человечеством и заключается главный смысл, или цель, воплощения.

Но что же? Может быть, и довольно было одного воплощения?

Один профессор, Ф., сказал мне, что Спаситель спас нас тем, что, воплотившись, Он, как бы взяв нас за руку, как Своих, привел к Отцу и тем примирил… Это верно, но только не вполне…

Воплощением Он «растворил» все врата к Богу; но спасение людей было лишь еще в возможности.

Возьму сравнение: виноватому пред Отцом сыну растворили двери для входа в дом; Отец «решил» впустить его к Себе… Но и сын сам чувствует за собою вину; и Отец в правосудном «гневе» ищет исхода быть справедливым, чтобы не без оснований отменить Свой гнев, Свою Божественную «правду»… Нужно выстрадать свой грех… Подробно не буду останавливаться: это относится уже больше к страстям и кресту Христовым. Однако начинается на Голгофе.

Вы, вероятно, знаете, что в предпразднственные к Рождеству дни в службах есть полная параллель (одни и те же ирмосы, подобные каноны; свое есть «Волною морскою» и так далее). Почему это? Потому, что Рождение было лишь началом, а Голгофа – завершением креста, или жертвы Христовой. Христос родился, чтобы пострадать; пострадал, чтобы воскреснуть и вознестись, исходатайствовать Духа Святого.

Но этого мало. Самое Рождение Его было уже страданием, или, как говорит апостол Павел, – «истощанием», то есть уничижением Божества (Флп. 2:6–11).

Это уже было смирение, самоотвержение, крест. Поэтому и проводится параллель.

Ради «безмерной пучины благоутробия» (21 декабря, [2-й] тропарь 8-й песни [1-го] канона на утрене). Ради «множества, ради милости» (23 декабря, [3-я] стихира на «Господи, воззвах»), «видев Зиждитель (Творец) гиблема человека, руками егоже созда (которого создал Своими руками)…» (25 декабря, [2-й] тропарь 1-й песни [1-го] канона на утрене), Сын Божий входит в человечество, чтобы принять на Себя и вину его и за нее пострадать. И эта нищета есть «Божественное схождение».

Уже таким «смотрением (изысканием, усмотрением пути спасения) уведено бысть милосердие Твое, Христе» (царские часы, час 3-й, [4-й] тропарь). Но это лишь начало крестной любви… Конец – Голгофа: «Избавление за мир истощити ныне Свою кровь Христа грядуща, Ирод свирепствует убити прежде времене…» (22 декабря, [1-й] тропарь 3-й песни канона на повечерии). Ясно, что Вифлеем кончится Голгофой. И именно на эту очистительную жертву Его Сам Отец послал, чрез воплощение – ко кресту: «…Единороднаго бо… (Сына) очищение… в мир посла еси» (там же, [1-й] тропарь 4-й песни).

Так и здесь мы сталкиваемся с жертвою. Но о ней мало говорится тут; ибо Церковь как бы забывает о том, каким путем будет добыто и добывается возвращение к Отцу, – и ликует, смотря на цель – спасение.

И лишь от одного не может оторвать очей своих: безмерного унижения Божия… Но и это заставляет Церковь лишь больше благодарить и славить Бога. А все внимание приковано к торжественной радостной мысли о спасении: ибо пришел Спаситель…

Поэтому праздник этот остается все же праздником. И недаром католики радостно празднуют его: Вифлеем есть предпразднство Пасхи, победы над всем злом, совершившегося спасения… Поэтому радуемся и мы; хотя на Пасху еще больше радуемся.

И потому понятно, что наше спасение дается нам даром не за наши заслуги, а за Его жертву. Поэтому понятно, что за нас главное сделано Им. Он «всех избавление» (22 декабря, [2-й] тропарь 4-й песни канона на утрене), или искупление; даже и «подземных» (23 декабря, [2-й] тропарь 9-й песни [1-го] канона на утрене); Он «всех… воззвание, очищение… спасение и сила» (22 декабря, [1-й] тропарь 9-й песни [1-го] канона на утрене). Он идет «возставить и со-прославить человеческое падшее естество» (24 декабря, ирмос 9-й песни канона на повечерии). И именно за Свои «заслуги» это сделает. Человеку же Он передаст «расписку» в получении прощения. «Подписуя совершенное мне оставление, написался еси кесаревым повелением Творец твари с рабы…» [21 декабря, 2-й тропарь 8-й песни 1-го канона на утрене]. И наше «избавление» Им «священнодействуется (делается)» (там же, [3-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии). Не нашими усилиями.

Итак, все главное от Него и Им.

А что же человек?

Итак, что же требуется от самого человека догматом о воплощении Сына Божия?

Ныне богословы думают, что эта сторона догматов и есть самая важная или даже хотя бы «очень» важная, то есть: как догматы отражаются на человеке?.. К чему, к каким религиозным и нравственный последствиям или действиям возбуждают они душу человека? Этот смысл догматов обычно называется греческим словом «динамическим» (δύναμις – сила, действие). Этой точки зрения держится и М. А.

По моему мнению, хотя это и важно, и всегда сопутствует догмату, но не только не составляет сущности догмата (а лишь проявление, действие чего-то более важного и прежде бывшего); но и не является безусловно связанным с ним.

Поясню. Сербы не размышляют о догмате «Божила» (Рождества); и тем более не размышляют в «равной» с догматом степени… Но и их спасает или спасет Господь. За что? За свое дело!.. Он спасает… Но, с другой стороны, несомненно: что догмат, как факт Божественной жизни (то – суть догмата) в особенности направленный на спасение именно человека, должен иметь свое действие на последнего. И здесь весьма важно «знать суть догмата», а иначе и действие его будет неправильно. И наоборот: от правильного восприятия его (например, у святых) можно заключить и к выяснению истинного смысла догмата.

Так между догматом и жизнью устанавливается жизненная связь, хотя знака равенства между ними никак нельзя поставить: в догмате всегда и непременно больше, чем в жизни и восприятии его человеком.

После этих общих, очень кратких замечаний возвращусь к восприятию тайны воплощения человеком.

«Мы же – Марию Деву».

Что же – в ответ на решение Божие спасти нас – дает само человечество?

Пресвятая Троица даровала СЫНА БОЖИЯ… Поэтому все наше стало и Его… И грехи наши Он воспринимал как «Свои» …Агнец… вземляй грехи мира… (Ин. 1:29). Отсюда будет объясняться и смысл страданий и креста, и значение Его искупительной жертвы… (Для сравнения: Россия, говорят, дала миру преподобного Серафима, – его же память ныне… Вот другая страна не могла воспитать теперь такого, а Россия – смогла.)

Но в сем больше – от Самой Богоматери. А что же мы можем дать лично? Здесь устанавливается связь между всеми людьми и Девой Матерью… Конечно, мы лично не участвовали в Ее подвигах святых. Но поскольку и в человеческом роде существует некая связь всех со всеми, то можно сказать, что человечество «дало» от себя Пречистую Деву. И, таким образом, Она является и «даром» от нас, и в то же время и Заместительницей, Искупительницей пред очами Искупителя. Но Ему нужно было воплотиться, а для сего нужда была в достойной Матери. И ее и «принесло» от себя человечество.

Так именно и говорится в церковном песнопении на Рождество: «Что Тебе принесем, Христе? Яко явился еси на земли?.. Каяждо бо от Тебе бывших тварей благодарение Тебе приносит: ангели – пение; небеса – звезду; волсви – дары; пастырие – чудо; земля – вертеп; пустыня – ясли. Мы же – Матерь Деву. Иже прежде век Боже, помилуй нас» (25 декабря, [4-я] стихира на «Господи, воззвах»). Больше не дерзаю говорить… Но Она неразрывно соединена с нами; а соединившись с человечеством через Нее, Господь сочетался и Он неразрывно и неразлучно с нами.

Первое впечатление, какое я испытывая при чтении службы на этот праздник (а также и на все другие!), весьма примечательное и совершенно обратное тому, что думают и говорят богословы «нравственно-психологического» толка… А именно: они стараются, как можно более, перенести в человека, в его «дело», в «наше» участие…

В службах необычайно (по сравнению с «Божественным делом») мало человеческого, а все, почти все, воздается Богу. Посему суть службы есть Бого-служение, а не «человеко-служение»; и это богослужение выражается в благодарениях, похвалах, славословиях, изумлениях, созерцании, восприятии догмата (или «Божьего дела»)… И только отчасти, как жидкая струя, просачивается кое-где «требование» и от «человека», да и то опять лишь для того, чтобы «достойно» Божьему действию отнестись и самому человеку, ради которого все делается.

Так и здесь: «мало человеческого». Это (прошу вас заметить) весьма показательно… Да и «человеческое» – как сейчас увидим – заключается не столько в подвигах наших…

Если ради и для нас что-то уже сделано или делается, то наша обязанность «взять» это, приять, или восприять, – или, как обычно говорят в богословии, «усвоить»…

Послушайте эти слова, а особенно последнее – «у(при-)-свои-ть»… Если присвоить, то, значит, не «свое», а что-то чужое, вне меня сделанное… Очевидно! Но, с другой стороны, если для меня сделано оно, то без моего «у-свое-ния» так оно и останется «чужим», не моим, – будет для меня тщетно или даже в осуждение (раб, не отработавший таланта данного, наказан геенной).

Как же усваивается догмат воплощения? Прежде всего так же, как и всякий догмат:

1) благодатию;

2) верою и (после):

3) добродетелью.

Эти три пути указываются в службах на Рождество… И опять скажу: совсем мало говорится о сем. Но есть один замечательный стих: «Се во Своя (к Своим, то есть людям) приходит Христос, присвоимся Ему благодатию, добродетельми Божественными вернии…» (22 декабря, [1-й] тропарь 6-й песни [1-го] канона на утрене).

Итак, Он Сам соединяется с человеческим родом; теперь уже можно с Ним соединиться (а через Него со Отцом)… Но мы должны соединить себя сами с Ним… Как же? И это опять «прежде всего» не нашими «усилиями», а «благодатию»…

Отсюда ясна становится вся важность, «прежде всего» и «главнее всего», таинств. Значит, и это «усвоение» Господь усваивает нам, прежде всего, Сам, силою Святого Духа… А что же от нас при сем «присвоении»? Восприятие… Принимай… Прежде всего: принимай.

«Клятва… разорися, спасение миру процвете, и души праведных украшаются…» Чем украшаются? Думаете: делами? – не это первое. А что же? «Яко дар (вместо дара) дароносия (приношение), вместо мира пение (то есть славословие) приносяще (видите, что на первом месте стоит!), спасение душевное, и нетление приемлюще» (23 декабря, [8-я] стихира на «Господи, воззвах»).

Последние слова прямо замечательны: принимай спасение и нетление, – принесенные Спасителем, Жизнью.

«Приемлюще»… Видите: благодать эту данную нужно принимать…

И наши добродетели суть путь и средства этого «приятия»… Видите: лишь «путь», как бы канал (или пищевод для приятия пищи, не нами, а Богом созданный)… Таково значение «наших» добрых дел.

И притом на первом месте из них стоят не подвиги – а вера.

«Веру вместо злата,

Любовь же яко смирну,

Яко ливан деяния

Принесем Зиждителю,

Грядущему во Своя» (23 декабря, [2-я] стихира на стиховне на утрене).

В другом месте ставится – на первом месте смирение, а потом вера; впрочем, вглядевшись в смысл, и там увидим веру впереди: «Взирающе на Христа смиряющагося, возвысимся от долеретных (рвущихся вниз) страстей: ревностию же доброю не (высоко) мудрствовати высокая (о себе то есть), вере научившеся (уже «научившись» сначала), в дусе (а не на словах) да смиримся, яко (чтобы, как следствие) да Раждаемаго высокотворными делы возвысим» (20 декабря, [2-й] тропарь 9-й песни канона на повечерии).

Итак, добродетели после…

В других местах отмечается борьба с пораженным, но еще оставшимся в нас грехом. В только приведенном тропаре мы видели уже указание на необходимость отрываться от «страстей». В других местах указывается яснее на покаяние.

«Изливающе яко мира слезы нас ради Христу раждающемуся плотию, имиже скверны очистим, Пречистому чисте приходяще…» (21 декабря, [1-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии). И еще: «Священнодействоватися избавлению ведяще (то есть зная, что избавление, спасение уже священносовершается), от своих (от себя) утроб (сердец) же и слез источника, Христу исповеданием предызмывшеся (ранее праздника принесли раскаяние, – «говением»), вернии, да приступим плотию к Рождшемуся в вертепе…» [там же, 3-й тропарь]. И еще: «Отрицатися плотских страстей и мира красных потщимся, духовных же держимся попечений, богомудрии, достойны себе Самыя (самих) Раждающемуся представляюще от дел Владыце…» (23 декабря, [4-й] тропарь 8-й песни канона на повечерии). В частности, «…лености сон вси вернии отрясем, в молитве же побдим, искушения отражающе, яже от лукаваго…» (там же, [1-й тропарь]).

Короче сказать: нужно – спасаться, то есть принимать спасение принесенное, как принимаем пищу, подаваемую нам: «Спасение миру процвете», – и мы ему пойдем навстречу: «спасение… и нетление приемлюще» (там же, [8-я] стихира на «Господи, воззвах»).

(Говение пред праздником)

В частности, сие спасение принимается чрез говение, где соединяются вместе и наши усилия (покаяние, исповедь, слезы), и даруется благодать соединения воплотившегося Господа с каждым человеком (повторяющееся и доныне воплощение в нас).

Казалось бы, эта мысль должна найти себе большое место… Но этого нет… Лишь есть два-три места, указывающие на это. Первый намек 21 декабря: «Стог гуменный Твое чрево, Всенепорочная Богородице, показуется….» Ты родила «тварь всю Божественными разумы Хотящаго питати благодатию, и от глада человечество душетленнаго избавити» (21 декабря, [2-я] стихира на «Господи, воззвах»). Другой: «…разорися древния вражды средостение… живоноснаго же едемского древа причащаюся верно…» (24 декабря, [1-й] тропарь 6-й песни канона на повечерии).

Но в древности все говели и причащались в праздники… И это было, следовательно, подразумевающимся само собою… Но в богослужении мало отмечена связь: почему именно?.. Я думаю, потому, что главная сила чувства сосредоточена была в этот праздник именно не на самом человеке, даже не на спасении его (со стороны самого его), а на Спасителе, на славе Ему. И в этом все прочее потонуло, как искры в море. Пояснее о этом говорит святитель Иоанн Златоуст…

Итак, спасаться нужно, дабы «достойно» встретить грядущего Христа со благодатию, – но еще более сие нужно, как ответный дар благодарения Спасителю.

Я уже приводил слова: «Души праведных украшайтесь» пением и спасением, – «приносяще» это «яко дар дароносия»… И еще: «Потщимся спешно приити в Вифлеем на поклонение Его с волхвы, плоды изряднейших дел носяще яко дары».

Если мы примем обе эти мысли в объяснение «наших дел» (для достойного восприятия и как благодарность), то все равно ясно будет, что суть спасения вне нас. [Она] совершена Сыном Божиим. Мы же лишь восприниматели ее.

И еще одно замечание: и все это спасение с нашей стороны указуется лишь в предпразднственные дни…

Это замечательно… то есть когда еще готовимся к празднику. А в самый праздник я не нашел ни одной мысли, буквально ни одной – ни о покаянии, ни об очищении, ни вообще о «наших делах»… А только хвалу, славу, изумление.

Это тем более подтверждает «незначительность» нашего подвига… И значит, покаяний (да и то не как главному, а как частному элементу) место еще до праздника, а в самый праздник – радость славы.

Чтобы закончить эту главу, укажу на замечательную проповедь святителя Иоанна Златоуста.

Он прибыл в Константинопольскую патриархию как раз пред Рождеством. И первая проповедь этого славного мирового Златоустого витии, без сомнения с восторгом встреченного, была – о чем же? – О говении… о покаянии…

Приведу две-три выдержки из нее.

«Праздник приходит, братие, Рождества Христова, иже всех праздников честнее и страшнее. Того ради аз начинаю учение ныне, да очиститеся от грех и тако приходите к Святым Тайнам. Да никто же ми речет: полн есмь студа, грехов бо имам совесть исполнену. Довлеет убо пять дней сих на очищение, – аще истинно покаемся, и бдим (говеем с молитвою) и постимся, – многия грехи отсечем.

Ни убо, не на кратко время взираем, но оно помыслим Владычне человеколюбие». Далее примеры: Ниневии, блудницы, приведенной фарисеями, Закхея.

«Аще же сице пременишися в слезы и обычай (нрав), но не дела времене покаяний востребуеми, ни многих лет, но во един день токмо получиши отпуст».

«Престаните от злобы (зла), обещайтесь тех не творити; и довлеет вам сие на ответ».

И дальше слушайте силу посредничества Его: «Аз (Златоуст то есть. – М. В.) свидетельствую и поручаюсь: яко от согрешения преставшим и предних (прежних) отбежим зол и воистину покаявшимся милостив есть Бог и приемлет я (их), яко человеколюбный. Ничесоже убо иного взыщет, токмо еже отсечение показати в себе от злых, и ктому (больше, впредь) не творити я (их), Человеколюбец бо есть, простит первая и не памятует злобных, аще истиною покаемся».

И дальше чудное и сильное сравнение: «Якоже болящая (страждущая беременностью. – М. В.) желает родити, тако и Бог желает милость Свою прияти на ны».

Дивно! Бог жаждет даровати милость! Какая сила слова и любви Божией!

«Тако, – заканчивает Златоустый, – в пяти сих днех покаявшеся, чисти от всякия злобы к чистому и беззлобному Богу приступим кождо глаголюще: душу мою хощу спасти! помози ми, Господи, да спасуся!»

Какая чудная речь! Какая ободряющая! И все вот так у Златоуста!

И больше ничего не прибавлю к нему. А лучше перейду к главному виду ответа на дело Христово.

Если уж в предпразднственные дни Церковь, главный образом, радовалась, то что же говорить о самом празднике?! Я уже писал вам: не нашел ни одной мысли ни о покаянии, ни о делах… Что же Церковь поет?

«Пение», «яко дар», принесем!..

И Церковь поет!

Целая волна мыслей или чувств объемлет ее… Здесь и изумление пред тайною воплощения Невидимого, – смирением Творца…

И если кто постарается вникнуть, действительно «мысль ужасается», и не только человеческая, но даже и ангельская: «…удивлявши… страшным смотрением Твоим (смотрением – изобретением, усмотрением, изысканием пути спасения) волхвы и пастыри, ангелы же ужасил еси» (24 декабря, [3-й] тропарь 5-й песни канона [на повечерии]). Иногда это мне ясно дается постигнуть, ощутить всем существом моим… Иногда даже боюсь касаться («причащаться») сей «тайне страшнаго смотрения»… (23 декабря, [1-й] тропарь [1-й] песни канона на повечерии). А если касаюсь в смирении, то сердце наполняется и страхом и радостию…

Но особенно полна служба праздника славословия, радостной хвалы.

«Христос раждается, славите! Христос с небес, срящите! Христос на земли, возноситеся! Пойте Господеви вся земля, и веселием воспойте, людие, яко прославися» [25 декабря, ирмос 1-й песни канона на утрене]. Так славно начинается канон, всем известный.

«Небо и земля… да возвеселятся! Ангели и человецы духовно да торжествуют, яко Бог во плоти явися… Мы же хвалу недостойными устнами… Тому принесем: слава в вышних Богу, и на земли мир: прииде бо чаяние языков, пришед спасе нас от работы вражия» ([там же,] 1-я стихира на литии).

«Небо и земля днесь совокупишася, рождшуся Христу (вследствие Рождения Христа). Днесь Бог на землю прииде, и человек на небеса взыде» (там же, 2-я стихира).

«Слава в вышних Богу, в Вифлееме слышу от безплотных днесь, на земли мир Благоволившему быти… Возсия бо свет омраченным, и смиренныя возвыси, ангельски поющия: слава в вышних Богу!» (там же, 3-я стихира).

«Ликуют ангели вси на небеси, и радуются человецы днесь; играет же вся тварь Рождшагося ради в Вифлееме Спаса Господа, яко всякая лесть идольская преста, и царствует Христос во веки» (там же, [6-я стихира,] «И ныне»).

«Велие и преславное чудо совершися днесь: Дева раждает, и утроба не истлевает; Слово воплощается, и Отца не отлучается; ангели с пастырьми славят, и мы с ними вопием: слава в вышних Богу и на земли мир!» (там же, [1-я] стихира на стиховне на вечерне).

Это я взял только с первых двух страниц Минеи (стихиры на литии)… И вся служба полна этим славословием… И мне нужно почти сплошь выписывать все песни и тропари… Но сделаю еще две-три новых и по мысли выписки и закончу.

«Души праведных вси, и подземная (то есть в аду находящиеся; они-то уж «своего» ничего не могут) купно (вместе) радуйтеся: се (вот) бо избавление всех явися, во граде Вифлееме раждающееся» (23 декабря, [2-й] тропарь 9-й песни [1-го] канона на утрене).

И сие все творит вся Пресвятая Троица – Ей и слава: «Слава Тебе Отче, Сыне и Душе! Имже (Которым, то есть Богом) устройся таинство ужасное, человеком на возрождение» (24 декабря, стихира на стиховне на утрене).

А поскольку все совершилось при посредстве Девы, то и Она постоянно восхваляется, хотя, конечно, и меньше, чем Господь. Однако в каноне (особенно во втором, святителя Космы Маюмского) и Ей воссылаются хвалы… Ей поется и кондак Романа Сладкопевца: «Дева днесь…» Ей посвящается тропарь 9-й песни (2-го канона). Ей хвала на хвалитех: «Приидите, воспоим Матерь Спасову, по Рождестве паки явльшуюся Деву… С Гавриилом воспоем, с пастырьми прославим, зовуще: Богородице, моли из Тебе воплощеннаго спастися нам» [25 декабря, 3-я стихира на хвалитех]. (Единственное моление.)

«Сию воспоим глаголюще: радуйся Обрадованная! С Тобою Господь и Тебе ради с нами» (22 декабря, [5-я] стихира на стиховне на утрене).

Итак, «желание получивше, и Божия пришествия христокраснии людие сподобьшеся, ныне утешаются пакибытием, яко Живоносну благодать даеши… Чистая, поклонитися славе» (25 декабря, [2-й] тропарь 9-й песни [2-го] канона на утрене).

«Слава», Господи, Твоему «смотрению, честь, хвала, великолепие, и ныне, и во веки. Аминь» (23 декабря, [6-я] стихира на хвалитех).

Запишу, что переживалось в эти немногие дни. Пролетели незаметно. Едва ли скажу что-либо новое. Да и неудивительно: душа жила эту неделю теми же мыслями – о Рождестве Христове. И это очень прекрасно. Вот почему: пережитое за вечерней торжество еще догорает в душе тихим светом и теплом.

Видно, плохо я помолился… Или кого осудил… Или внутреннее тщеславие меня расслабило, но только я «не хорошо» спал в те два-два с половиной часа, какие у меня остались до утрени, после 10 часов… Наказал меня Бог… И думаешь: почему же? Ведь такое торжество было дано, и так много переживалось… И вдруг благодать Божия отступила от меня, грешного… Как это связать?

Я пишу это совсем не ради себя, а чтобы поставить все в связь с «праздником Спасения»…

Объяснил себе так. Да, благодать сладостного торжества была дана. Но Церковь много раз еще до праздника предупреждала, что к чистому Богомладенцу нужно подходить очищенным, к Смирившемуся – смиренным. А иначе Господь или Сам лишит торжества; или же если и даст, то оно не будет прочно.

Святой Макарий Великий говорит, если люди недостойные еще дара Божия, однако же усиленно желают его и просят о нем Бога, – то Бог дает его, по слову Своему: «просите, и дастся»; но потом случается, что этот дар или скоро исчезает, или даже может быть сменен падением. Почему? Потому, объясняет преподобный, что тот человек не стяжал еще «сосуда» для хранения благодати, то есть чистоты, простоты, любви и кротости. И благодать Божия не может удержаться долго: она протекает этими грешными путями.

Или же: незаметно духовное подменяется «душевным», сентиментальным чувством, которое очень тесно связано с плотскими движениями. Это хорошо знает аскетика. В частности, из русских подвижников об этом особенно сильно предупреждал епископ Игнатий (Брянчанинов). И у апостола Павла это ясно указано: …если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы, – или – что то же – не душевные ли? (1Кор. 3:3; cp.: 1Кор. 2:14).

И я, грешный, недостоин был высокой «благодати торжества»: высокое сменилось низким, духовное – душевным. Из-под торжественной мантии благодати праздника обнаружилось рубище нищеты.

Но есть здесь и промыслительная цель, связанная с праздником. Господь пришел на землю, чтобы «спасать от грехов», как сказал архангел Гавриил Иосифу (Мф. 1:21). «Спасать» – значит, еще не спасенных, погибающих; значит, мы еще, хотя и в процессе выздоравливания, но все же больны еще. И настолько больны, что, даже при явной благодати Божией, грех в нас коренится глубоко. Так испорчена наша природа. Господь знал это, и потому послал Самого Сына Своего: так, следовательно, неисцельны были наши язвы.

Но и теперь мы должны быть крайне осторожны с собою, с своею болезнью; иначе она снова будет возобновляться. Ведь насильно и без собственных усилий и Сам Господь не может спасти человека. Он делает все: и наставляет, и радует, и укрепляет; а мы? только «торжествуем». Увы! Этого недостаточно. Мы и сами должны содевать свое спасение. Иначе же погубим свои дары, ниспосланные Богом.

Итак, не случайно допущено Богом наше неможение, – а чтобы мы спасались и сами, то есть подвизались. А может быть, и враг хотел омрачить душу. Но и ему, значит, это попущено было Богом.

Господи, помилуй мя, грешного. Помоги мне спасаться усерднее. Слабо спасаюсь.

А из всего этого вывод есть и маленький частный урок: в праздники должно быть сугубо осторожным, особенно бодрствовать!

Господь все делает; но именно поэтому Он и от нас требует по силам нашим делать все возможное. Так и святитель Иоанн Златоуст говорил, что мы ничем не можем воздать Богу за Его домостроительство, и ничего Он не требует иного, как только того, чтобы мы пользовались плодами.

После утрени пришлось исповедоваться. Так торжество сменилось сокрушением покаяния.

Между тем накануне еще я говорил исповедующемуся у меня, что нынешний день Господь легче принимает исповедь… Это верно… Но это не должно вести к расслаблению; иначе добро будет причиною зла, Бог – поводом ко греху, благодать – к рабству (Рим. 6:15 – и вся эта глава. Почитайте ее).

Если бы я преодолел себя ранее – и вынул ранее ту «занозу» нелюбви и несмирения, о которой я говорил, тогда был бы помилован. Я же слишком поздно решил смиряться. Однако Господь – милостив. И скудное покаяние было принято Милосердным: уже на утрене часть благодати была возвращена…

Бог с нами! А это, прежде всего, наполняет ощущением прилива силы… Сам Всемогущий с нами!

Если и полководец появится среди войск, то они воодушевляются во много раз; то тем более это нужно и возможно чувствовать от благодати и веры, что «Бог с нами»…

Бог пришел…

«Родился» – еще более непостижимо.

«От Девы» – новая тайна!

«Духом Святым» – страшная тайна!

Как случилось?.. «Раждается», – это несомненно, а как? – не спрашивай Пресущественного. Да и не хочется тут ни размышлять, ни спрашивать. Сердце лишь радуется и славословит. Потому и Церковь напоминает только о славословиях, идущих отовсюду: «…земля вертеп Неприступному приносит. Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют» на поклонение. Нынешний Младенец «Отроча младо», а по Божеству – «Превечный Бог» [кондак праздника]. Тут и ангелы и люди; и мудрецы и простецы; и звезда с неба и вертеп с земли. Нет только преисподней, ибо она обречена на гибель.

Девою рожденный Примиритель.

В первый раз в жизни восприял это.

«Ангелы и человецы… торжествуют» [28 декабря, 4-я стихира на стиховне на утрене]. Церковь снова восхваляет: «С нами Бог» и примирение…

И это врезается в душе… Вот что главное ныне случилось: все примирилось, объединилось. А потому совершенно стало понятно, почему именно ангелы запели именно эту песнь: «Слава Богу, на земли мир, среди людей благоволение». Немного попоют о чем-либо, и снова вы услышите: «Слава в вышних Богу, на земли мир…» Еще пропоют или прочитают, и опять уже поют: «Слава в вышних Богу…» Не нужно и выписывать этих мест: всюду они.

Становится понятным, почему в стихирах говорится и о поклонении волхвов и пастырей: это тоже славословие, только не с неба, а уже от земли… Понятно, почему и нас Церковь в тех же стихирах приглашает к тому же: «и мы, славословяще, возопиим Ему: слава в вышних Богу».

Прославляется и Богоматерь «небес ширшая», вселившая «в утробу девственную» «Избавителя».

Торжествуйте вернии! «Разумейте и покаряйтеся» враги!

«С нами Бог!»

Стихиры на стиховне уже останавливаются на другом: на непомерном чуде. «Дева раждает»… «Слово воплощается»… «Творец всех» Сам зачинается… «Велие и преславное чудо!» Ряд чудес! Безмерных…

Объясняется смысл даров, принесенных волхвами: «золото, яко Царю веков; и ливан (ладан), яко Богу всех; яко тридневному же мертвецу смирну Безсмертному», пришедшему «спасти души наша».

А вот – и плоды чудесных чудес. Адамова клятва разрушена. Рай открыт. Диавол упразднился… Все это – вследствие «схождения» Христа.

Как видите, все – последовательно: сначала славословие; потом богословие, углубление в смысл события… И уже в дальнейшей службе сливаются оба эти элемента: и славословие и богословие.

Вообще, когда вникаешь в песнопения, особенно же в чудные глубокомысленные каноны святых Космы Маюмского и Иоанна Дамаскина, то видишь такую глубину мыслей, красоту образов, что на объяснение одних канонов потребовалось бы написать десятки страниц… Даже убоялся я богатства и обилия мыслей: мне показалось, будто бы я стою перед неразрешимой задачей.

Да уже и некогда: завтра уже – Обрезание…

Приходили мне и другие богословские мысли. Но боюсь уже и трогать теперь этот материал, так он велик.

Отмечу лишь две-три мысли.

О клятве. О ней не раз говорится.

Дева родила Богочеловека, «…Евы окаянную утробу (от) клятвы древния… горькия» разрешающего ([25 декабря], 1-й тропарь 1-й песни 2-го канона [на утрене]). И в 9-й песни последнее из величаний, относящееся к Божией Матери, говорит о том же: «Величай, душе моя, Избавльшую нас от клятвы». И после эти мысли о снятии проклятия встречаются нередко: значит, Церковь придает этому существенное значение.

Благоволение. Этим именем называется Сам Рожденный Христос, как источник благоволения Отца Небесного к людям. И такие мысли тоже не раз встречались в богослужении. Например: «Богородице Дево, Рождшая Спаса, упразднила еси первую клятву Евину…» Как? «…Яко Мати была еси Благоволения Отча…» «Мать Благоволения», то есть Матерь Сына Божия, – как тотчас же и говорится: «…носящи в недрах Божие Слово воплощенное» ([25 декабря], 2-я стихира на хвалитех).

Но еще прямее говорится в стихире на хвалитех 27 декабря. «Ангели воспевающе глаголют: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех бо (потому что) Благоволение, неизменный Еммануил» [8-я стихира].

Совершенно ясно: Богу слава на небе, на земле теперь мир; потому что среди людей вселилось Само «Благоволение, неизменный Еммануил (с нами Бог)». Он пришел и стал Посредником и Примирителем… Глубокая мысль у Церкви: по благоволению к Сыну Отец снял клятву за Его искупление: «Лютую вражду… отсекая… плотским пришествием…», чтобы «держащаго разрушить душетлеющаго (то есть диавола)» ([25 декабря], 1-й тропарь 5-й песни 2-го канона [на утрене]).

Среди ясного и радостного неба кое-где плывут и покаянные тучки. Вот, например, ирмос: Иона просил, молился из «преисподних»; а я «унзен… мучащаго стрелою, Христу воспеваю, зол Губителю», прося Его «скоро приити» на помощь «к моей лености» ([25 января], ирмос 6-й песни 2-го канона [на утрене]). В 5-м ирмосе: «Из нощи дел омраченныя прелести очищение нам, Христе… прииди…» [там же, ирмос 5-й песни]. Или: Господь даровал «тамо неизреченную благодать, идеже множайший процвете грех» ([там же,] 2-й тропарь).

Все это напоминает нам о нашей греховности.

И полезно… И справедливо…

Теперь я еще раз задал бы вопрос: какова же благодать сего светлого праздника?..

Мы видели и торжественное ощущение славы.

Переживали и мир с Богом.

Ощущали сладость любви ко Христу.

Должно, должно непременно думать о необходимости спасения.

Все это, конечно, связано с праздником. Но что преимущественно? Где главное?

По-видимому, торжество славы есть самое основное чувство, соответствующее и богослужению. И – радость спасения. Соединив то и другое, получим определение: торжества спасения.

Приходит такое сравнение: мы окружены были неприятелем… Вдруг приходит избавитель… Даже если он еще и не избавил нас, но мы верно знаем, что избавит несомненно, хотя и с пролитием крови. Сразу мы окрыляемся: дух поднимается; сердце уже торжествует о пришедшем спасении; и славим спасителя… Так и ныне… Спаситель пришел! Благодать оживила мертвые души… Потому в 9-й песни в заключение всего канона читается (по закону поется) очень утешительный тропарь; говорится о – «живоносной благодати»: «Желание получивше, и Божия пришествия христокраснии (какое чудное слово!) людие сподобльшеся, ныне утешаются пакибытием (ожиданием будущей славы); яко живоносну благодать даеши, Дево Чистая, поклонится славе (Христовой)» ([25 декабря,] 2-й тропарь 9-й песни 2-го канона [на утрене]).

Вот здесь все: и торжество славы, и надежда на будущее спасение, и начало ее уже ныне.

И живоносная благодать согрела душу. Я служил. И во время молитв переживал мысли о Ней, Пречистой: Милосердная, Она не обошла и меня, хотя и пустого, и недостойного… Я говорил (и чувствовал) о том, как теперь славят Ее «там»!.. Лишь краешком духовного уха можно почувствовать это…

А как мы Ее можем величать? Разнообразно. Славословием сердечным; богослужебными песнями, поемыми от души; но даже и хвала языком, пение голосом, принимается Ею. Да! и это принимается: я чувствовал это, чувством любви к Ней, что Ей дороже всего; содеванием спасения нашего; и даже, наконец, испрашиванием милостей в этот день.

Пусть же каждый, как может, и славит.

Мысли все простые: но они были в душе моей – живыми. И проповедь я принес Ей как величание.

Стало тихо на душе.

В заключение страничка воспоминаний из прошлого… В 1916 году я встречал Рождество в Москве, в Кремле. Вечером был на всенощной в храме Христа Спасителя. А во втором часу ночи зазвонили к утрене на «Иване Великом». Колокол в четыре тысячи пудов. И я снова побежал в Успенский собор… Уже шло повечерие… Кругом – живые лики святых. Всюду – восковые свечи, а не мертвое электричество. В золоченых ризах протоиерей и протодиакон ходят с каждением по храму… А чтец – бас – «бубнит» речитативом псалмы. Тишина… Какая красота! Плакать хочется, когда и пишу об этом.

Вдруг грянуло:

«С на-а-а-а-а-ми Бо-о-ог!»

на глас 8-й обиходного, знаменного распева, переложение Кастальского… Точно небо прорвалось… Опять слезы радости… И действительно «прорвалось»: Бог сошел на землю с неба… Разорвалась «завеса», отделявшая небо и землю… Громогласно! Победно! Трепетно радостно! Царские врата открыты: рай доступен!.. Пропели. Врата закрылись: спасение наше только промелькнуло пока.

После тропарь – тоже знаменного распева. А потом – и «Дево днесь…» в переложении Кастальского… О, что это за чудо-пение! Особенно – одни мальчики: «…ангели с пастырьми славословят…» Истинно ангелы. Никогда не слышал я такого восторженного и проникновенною пения!.. Мне казалось: я был на небе с ангелами и в вертепе с пастухами.

Вся служба прошла, как райское видение.

До будущего года!

Христос раждается!

С праздником!

Забудем на время о всем преходящем. Напишу Вам о духовном: ныне Бог воплотился, и можно ли о чем-нибудь земном думать?!

Хоть немного, напишу о вере во Христа. Чем дальше, тем больше вера растет. И апостолы просили Спасителя: умножь в нас веру (Лк. 17:5). И апостол Павел пишет, что правда Божия растет от веры в веру (Рим. 1:17). Тем более должно Вам желать этого.

Прежде, бывало, нужно понуждать себя к вере. А теперь веруется легко, твердо и спокойно. А иногда бывает такое состояние, что не только нет никакого сомнения в истинах веры, а даже кажется, что не веровать – трудно: однажды пришла такая мысль, что нужно с ума сойти, чтоб искренно «не верить».

Уж не говорю о том, что верующие счастливы. Помните у Грибоедова: «Кто верует, тепло тому на свете!» Это и опыт нам говорит. А один из святых отцов говорит: «Кто имеет веру, должен почитать себя не только блаженным, но и блаженнейшим». Значит, и мы к ним относимся.

Но я на этот раз хочу написать вам: как это произошло? Это, нужно думать, сложный и долгий был процесс; и разные причины привели к такой вере. Но из моего личного опыта, мне ныне хотелось бы остановиться на том, что особенно помогало мне. Не стану говорить, что непостижимость или сверхъестественность давно уже ничуть не мешают моей вере: это – очень понятно! И это тоже помогало, или: устранило с моего пути мнимые препятствия.

Но ныне я хочу указать на силу слова Божия. Прежде, бывало, читаешь его, и холодно. А теперь каждое слово точно отворяет дверь из того мира… Ведь слово Божие есть слово Самого Бога к нам. Слово Божие есть Бог, говорит и Златоуст, и отец Иоанн. Конечно, это следует понимать в том смысле, что в основе слова Божия – действует Сам Бог; и именно поэтому оно и может действовать так. Сам Господь открывается в Своем слове. Он – сущность его! Поэтому оно и называется «Откровением».

Приведу примеры. Вот я думаю о Святом Причащении. Чудо из чудес! Никакому уму непостижимо. Но откроешь Евангелие и читаешь: … Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое; о Чаше говорит: …сие есть Кровь Моя Нового Завета… (Мф. 26:26–28). Не символ, не напоминание, а – есть Тело Мое, есть Кровь Моя. Что же тут еще спрашивать? Во Христа верую: и в слова Его верую.

Или: Он велел крестить – во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28:19). Или еще: …Я знаю Отца… (Ин. 10:15) …Я умолю Отца… (Ин. 14:16). Какое тут может быть сомнение?!

И давно уж я увидел, что для меня слово Божие – сильнее академий, книг и прочего: Бог говорит! Факты и факты везде!

Я знаю и то, что нужна еще и благодать Святого Духа, чтобы разуметь и само Писание; но я сейчас об этом не говорю; я желаю только оттенить силу действия самого слова Божия.

Я мог бы написать и о значении собственного настроения, с которым следует подходить к чтению слова Божия. И об этом не буду сейчас писать; скажу лишь кратко: нужна хотя бы обыкновенная простота.

Расскажу лишь два-три случая действия слова Божия.

Известный нам архиепископ Ф. сообщил мне о таком событии из его жизни³⁸. Приходит к нему товарищ по академии и жалуется, что он потерял веру. Архиепископ Ф. дал ему совет: читать Евангелие.

– Да я его почти наизусть знаю.

– А вы почитайте его просто.

Товарищ согласился, хотя и без надежды на успех. В то время он занимая довольно высокое уж место; и собирался ехать летом в Финляндию на дачу. К осени он возвращается в Санкт-Петербург и заходит к а. Ф., чтобы поблагодарить его за совет и порадовать своей радостью: вера к нему воротилась. Он читал «просто» Евангелие.

Другой случай был с самим а. Ф. Это было во время моего студенчества. Наступал день его ангела. Некоторые товарищи собирались поднести ему какую-нибудь книгу. И послали меня спросить: что бы он захотел? Он, не задумываясь, ответил: «Теперь пришло время читать уже Библию».

Дело в том, что и другие подвижники указывают такой порядок чтения: сначала – жития святых; потом – творения святых отцов; а наконец – и Священное Писание.

Архиепископ Ф., – кроме школьною изучения Библии в шести классах семинарии, чего нельзя считать «простым чтением», – основательно занимался после разными философскими сочинениями; и на основании их пришел к выводу: философия уничтожила сама себя; потом он принялся за святых отцов и знал их, как, вероятно, никто другой, написав громадные выписки в систематическом предметном порядке: они укрепили его в вере. И вот теперь он для себя уже считал возможным и полезным читать слово Божие – специально. Жития святых он читал и прежде; и перечитывал их во все периоды своего просвещения.

Третий случай сообщу про еврея, профессора университета, моего личного знакомого. Он принял православие. Гостя у него в семье (в Берлине), я спросил его: как это случилось с ним? Он сообщил мне следующее.

Он женился на С-ской гимназистке. Она была православная. Он – по обычаю интеллигентов – безбожник. Но своей жене, а потом и детям, он не препятствовал «утешаться» верою; так что дети прислуживали и в храме. Так прошло тринадцать лет. И тогда ему захотелось «почитать» Евангелие. К его собственному удивлению, оно произвело на него поражающее впечатление. Он «увидел» (как ученый: он преподавая философию), что это написали – «очевидцы, притом добросовестные». Значит, это – все было!.. И он крестился. (Может быть, он жив еще и сейчас (в Англии). Подписываю эти слова, после 1923 года, тридцать два года спустя. – М. В.)

Вот и довольно.

Эти мысли пришли мне на Рождество Христово потому, что самый факт воплощения Бога – выше всякого ума. Но, несмотря на это, не только можно признавать иной мир, а он – несомненен! Это и открыл нам Христос Господь. И читающему «просто» – совершенно очевидно, что это откровение – факт, Христос – Сын Божий – факт; мы, верующие, – тоже факт! И потому с верой я еще раз говорю вам: «Христос раждается!» А если Христос был и есть, тогда все вопросы, – не только о спасении нашем, но и о смысле жизни, о бедствиях в мире, о наших скорбях и прочее, – разрешаются.

И человечество, как Петр, утопавший на озере, схватилось за руку Его; и держится вот уже две тысячи лет! Таков – исторический факт!

А миссионеры с того и начинают, что рассказывают прежде всего о евангельских фактах!

«Слава в вышних Богу!»

1923 г.

Сколько уж раз наблюдал я одно и то же: в праздники подается незаслуженная милость Божия… И как бы ни был я настроен ранее, но в самый праздник, по словам преподобного Иоанна Лествичника, подается «особая благодать». Так было и на этот раз. Праздничную вечерню накануне Рождества мы совершали в храме подворья³⁹. Народа была горсточка. Но от этого радость не убавилась ничуть… Как только запели стихиры на «Господи, воззвах», мне так захотелось петь громко, как всегда в праздники, что я поднял туда же и подпевавших. И, как всегда, слова были живыми… Но теперь уже забыл все подробности… Знаю только, что было праздничное торжество в душе…

К вечеру приехал епископ А. Служили вдвоем. Народ его любит. И нельзя не любить. Душа – правильная, церковная. На другой день он и проповедь говорил. Рассказал о собственных впечатлениях Вифлеемских (он жил в Палестине): Царь мира родился в худом, да еще и чужом, вертепе. Плакал он и там, плакал и теперь. Плакали и мы. Слава Богу.

А вчера я служил литургию один на подворье… И снова плакал о грехах своих… И пошли мысли такие: хороша радость, но лучше плач… Ведь радость – дело будущего века; а плач – нынешнее занятие… Да это – самое нужное, самое правильное для нас. И самое отрадное даже.

Да именно для этого Господь и приходил. Спасти люди Своя от грех их, говорится в слове Божием о Нем (Мф. 1:21). Значит, самое важное – спасаться от грехов: а когда плачешь, то этим смываешь душу свою и просишь Господа тебя очистить… Вот потому и отрадно это покаяние. И нисколько не противоречит оно другой радости – торжеству от праздника… Разные пути действия Духа Божия… И от этого плача стало мирно на душе… Под Рождество – исповедался… Вот и все… Слава Богу Спасителю за все!

Вот и еще скоро – Рождество Христово. Напишу не «поучение», а из своего убогаго опыта: это живее будет и для Вас. И мне проще: придется рассказать только то, что есть, а не придумывать, что, хоть и хорошо, да не для моей худости, – как для лисицы в басне Крылова: виноград высоко висит!

Первое, что приходится с печалью сказать, это сознание недостоинства своего… И как это все отражается на душе: вот приближается великий праздник. И нужно бы радоваться. И понимаешь всю силу «несказанного» события, но действительно происшедшего 1934 года тому назад. И вот радоваться нет сил. И от этого сейчас пишу и плачу «бедными» слезами. Событие так велико, что мне, худому, тяжело даже касаться его: подумаешь о высоте его, и трудно станет на сердце. И потому сразу отодвинешь из памяти и перестанешь (намеренно прекращаешь) о нем размышлять. Может быть, и апостолу Петру после чудесной ловли рыбы тяжело было в лодке с «Иисусом»: выйди от меня, Господи! потому что я – человек грешный (Лк. 5:8).

Вот и мне тяжело: и ухожу сам… И лишь слезами несколько облегчишь душу. Потому и теперь не буду писать о смысле праздника, «потому что я – человек грешный».

А вот Церковь могла и может торжествовать: какая мощь радости у нее в богослужении. Но и в ее песнопения я не в силах вникать. А так «просто» лишь «слушаю»… Вот Вы счастливы: радуетесь… Помоги Вам Господи и далее наслаждаться благодатною силою… Там ищите всего, а не у меня, нищего…

А сердце и очи плачут… Даже и просить ничего не могу… А только плачу, грешный… Знаю, что и писать-то об этом не следовало бы никому… Но уже написано… прости меня, милостивый Господи, и за это…

Наверху играют на рояли… Отлично играет кто-то… А я и там слышу тихий плач души человеческой… Бедные мы, бедные!.. По-разному только, а почти все плачут… А в конце мира еще хуже будет.

Замолчала рояль… Начались экзерсисы по гаммам… И то уже спокойнее стало: без чувств. И поймешь: почему люди бросаются куда попало, лишь бы только «за-быть-ся», не быть с собою и чем-нибудь утешиться… Да вот тут новая и худшая беда: еще хуже станет тогда… Несчастный мир… И поймешь: как нужен Спаситель!

Где же ты, светлая радость?.. О, я много раз знал ее… Тысячи раз… Знаю, что она в Благодати Божией… Знаю это… А вот сейчас не только говорить, но и думать о ней тоже трудно; ибо Благодать – это Бог. А мне о праздничном событии, о Сыне Божием, о Божественном, ныне трудно думать… Но только знаю: там лишь радость – чистая, тихая, действительная, ясная. Но умолчу: негоден я говорить… Скоро начнется вечерня: поплачу в темноте алтаря, – может быть, легче станет бедной душе моей… А чего, кажется, не хватает: все необходимое есть. А в душе бедно, и плачется…

Ловите хоть Вы моменты благодатной радости и без конца благодарите за нее Бога, дающаго всем обильно и не поношающаго (Иак. 1:5).

Может быть, на самый праздник Господь даст благодать радости, незаслуженно?.. Не раз наблюдал я это в прошлом: дойдет праздник, и вдруг нахлынет радость, невесть откуда… Может быть, и теперь Бог даст ее через три дня… Но сейчас и просить Его мне очень трудно… Ничего не прошу сейчас у Него… Одно только по силам сказать: «Господи, помилуй меня!.. Помилуй меня!.. И пожалей меня, не заслуживающего никакой жалости»… А пока нет в душе этой радости, то и «богословствовать» решительно невозможно… Истинно сказал Лествичник: «Кающемуся не должно богословствовать». А я добавлю: «И не под силу богословствовать». Богослужение могли писать только святые люди…

…Вот на праздник я написал Вам такое грустное… Святые отцы в скорбях советуют поделиться с братьями. Ну, я и поделился. Не прогневайтесь.

А. Вениамин

Христос родился!

(Приветствие у сербов.)

Пишу в ожидании поезда, на вокзале… Пишу лишь об одном: какую благодать даровал мне Господь на Рождество!.. Много… Более, чем я заслужил…

Еще раньше праздника я утешался, слушая, читая и поя стихиры. Иной раз хотелось заплакать от радости при созерцании таинства воплощения Бога. Самые обыкновенные и простые слова трогали сердце.

А литургию служил с сокрушением духа, при сознании своего недостоинства. Но сокрушение было не угнетающее, а мирное; даже укрепляющее.

Неожиданно для себя я решил говорить слово… И говорил со слезами: все время переживая радость от воплощения Божия.

Я говорил о том, как человечество стало расцветать душевно с воплощения Христова! А до этого оно умирало. И расцветало разно: вот – смиренные христиане – и подвижники, и миряне; вот – горящие любовью к Богу мученики; вот – чистые святые святители; вот – мирные простые люди; вот – кающиеся грешники; вот – терпящие свои болезни; вот – борющиеся с врагами; вот – всегда радующиеся; вот – сладко плачущие; вот – ищущие себе скорбей: и такие – на удивление миру – были; вот – юродивые, мудрые «безумцы»; вот – рыбаки апостолы; вот – ученые, гениальные; вот – уходящие в пустыню; вот – рабы Божии в браке и деятели мира; вот – неизвестные людям, скрывающие себя, подвижники; вот – чудотворцы, уму непостижимые; вот – бедняки нищие; вот – князья и цари; вот – разбойники, сделавшиеся потом руководителями других; вот – сенаторы и царедворцы, убежавшие от мира…

Поистине можно сказать с апостолом Павлом: их весь мир не был достоин (Евр. 11:38). Это все цветы и плоды воплотившегося Господа! И за них одних нужно петь, и поется: «Слава в вышних Богу».

К моему утешению, причащался горящий верою послушник… Рукополагал я препростого монаха…

Все это так насытило мою душу благодатию Божиею, что я готов был считать как бы уже совершившимся для себя. Как премудро Церковь совершает предпразднство! И человек постепенно вкушает духовное питие, мало-помалу.

Потом обильный обед: и это не помешало.

От утомления я прилег на кровать, не раздеваясь; и проснулся уже в 11 часов ночи… Прочитал «правила». 12 часов ночи. А в 2 часа нас уже будили… Утреня. Литургия до 10 часов утра.

Все хорошо! Вчерашней радости, однако, я не переживал; но на душе было мирно. Я ушел в соседний монастырь. Была грязь. Но я чувствовал себя хорошо.

А вечером снова радость: неожиданно из Парижа приехал новый послушник С.

…Дописываю уже в поезде на ходу.

Епископ Вениамин

Поздравляю Вас с праздником Рождества Господа нашего Иисуса Христа. И вместо обычного письма опишу Вам свои «рождественские впечатления».

Я встречал приближение праздника в «монастырской» обстановке и в «миру». Какая огромная разница: монастырская служба, в частности «предпразднственная», ближайшие дни постепенно вводят в праздничное настроение; а в миру нет таких служб, и потому нет и подготовки.

Как Церковь премудра! Дух Святой дышит в уставах ее.

Но все же и в миру многое поднимало настроение: уже одно всеобщее ожидание праздника, пост до «звезды», служба накануне Рождества – готовило нас. И уже в этот день Господь дал радости и ощущения рождественской благодати.

Вспоминаю слова святого Иоанна Лествичника, что Господь в праздники дает особую благодать верующим…

И я просил у Господа: «Господи! даруй мне какой-нибудь особенный дар на Твое Рождение!..»

Под этим я подразумевая какую-либо особую радость, умиление; и вообще – что-либо «чрезвычайно праздничное»…

Но так не случилось: пресыщение на вечернем обеде; кутья; многословие; шутки; потеря трезвения… И все это оторвало меня от радости. Оторвусь и я от праздника к вопросу об искуплении.

Ведь Рождество есть уже начало искупления. Итак: Спаситель пришел для нас. И этим, включая крест, Он «за нас» сделал величайшее дело. Это – истинно. Мы в это верим и знаем. Но что же? Неужели же это дает мне право «успокоиться»?.. До какой степени это несообразно! Больше того: это – почти кощунство, небрежение к величайшему подвигу Божиего Сына. И я снова понял, что «искупление», совершенное «за нас» Сыном Божиим, обязывает как раз к обратному: к всецелому напряжению своих сил в спасении своем; а оно выражается, говоря словами святого апостола Павла, в распятии плоти со страстьми и похотьми (Гал. 5:24). Только так воспринимающий искупление – искупляется. А иначе, – если то есть он, «успокоившись», небрежет о деле Божиего Сына, – это искупление будет ему в суд и осуждение; ибо, чем больше для него сделано, тем более он должен бы ценить это и отвечать всецелым напряжением. Так искупление не только примиряется с необходимостью и нашего подвига, но даже безусловно одно другое вызывает.

Конечно, первое бесконечно важнее, но и второе необходимо. И это я ощутил еще накануне праздника…

Уже вечер… Нужно читать «правила». Я – верующий от всего сердца и разума. Но молюсь я почти всегда спешно, легкомысленно, поверхностно, внешне (то есть в домашних молитвах). Между тем молитва, как говорят все подвижники, есть показатель внутреннего состояния вообще. А спасение нужно совершать именно внутри, в сердце, в мыслях: там – подлинный корень всего. Поэтому так называемые дела, как внешние факты, малоценны еще, а иногда – и совсем бесценны. И только внутреннее спасение есть истинный ответ на дело Христа Спасителя, на искупление Им нас.

Ссылка же на «дела» – носит характер уже охлажденности сердца, и одностороннего понимания искупления, совершенного Господом Иисусом Христом: «за нас» нечто сделано; а нам теперь будто бы «остается» «лишь» некоторые «дела» сделать; и тоже «успокоиться»…

Между тем, по православному воззрению, никогда не должно «успокаиваться».

Отец М., со свойственной «простым» людям «простотой», в которой, однако, скрывается вековая церковная мудрость, сказал: «Сектанты в нашем селе все звали меня: переходи к нам, и ты найдешь мир и покой! Вот мы успокоились. А ведь этот покой-то, – добавил о. М., – должен ли он быть? Место ли ему в нас, грешных?»

Нам не только нужна вера, но и подвиги за нее. В частности, покаяние, как постоянное настроение, – нормальнее всего; и им отличается православие, что отмечают и неправославные о нас.

Покаяние, не только как единичный акт после падений, а как внутренний непрерывный подвиг всей жизни.

Вот такое настроение есть подлинное восприятие искупления, совершенного за нас: Господь начал, мы должны продолжать, при Его же помощи. Всякий другой ответ – недостоин великой жертвы, принесенной за нас Сыном Божиим…

И понял я, что истинным ответом на воплощение Господа Иисуса Христа должно быть содевание спасения и самим мною, как внутреннего и постоянного делания, а это ведет к покаянию. Соединив то и другое, я могу теперь назвать это состояние «покаянным трезвением».

И отсутствие этого «покаянного трезвения» привело и меня, на этот раз, к покаянному настроению. О, блаженное состояние! Без покаяния – пустота! И я молил Господа, да подаст мне и далее именно «трезвение» в самых помыслах; или: сведение «ума в сердце». И – благодарение Богу! – я уже некоторое время почувствовал тоску по этому трезвению; уроки жизни побуждают меня быть внимательным. Иначе можешь навредить не только себе, но и другим. Но это только начало, зов; да поможет Спаситель установиться в нем!

Я исповедался; и стало легче на душе; а с другой стороны – и углубленнее: надо спасаться по-подлинному, в корне, в уме, в сердцевине… Сокрушение вошло в мою душу…

Молитвы я прочитал с большим сознанием… А о. М. с простотой сказал мне: «Ведь отцы-то главное дело поставляли в молитве; а мы – кое-как».

Пошел служить литургию. И когда там встретили меня «торжественно» и начали «облачать», я стоял, и… слезы текли… И проплакал потом почти всю литургию; а когда начал говорить проповедь, то сказал на тему: «Радуйтесь и… спасайтесь». Первое относилось к части, сделанной Господом (искупление), а второе – к нашему восприятию, или усвоению. И тоже плакал…

Так ответил Господь на мою просьбу о рождественском даре.

Точнее, было два дара. Прощение, помилование – чрез покаяние, исповедь, – как единичная милость; и еще более важное дарование: углубление понимания вообще спасения.

Можно бы так сказать: искупление, совершенное Господом, не только радость дает, которую мы все желаем. И даже не столько дает ее, сколько требует другое: подвиг покаяния во спасение; так говорит и апостол Павел (2Кор. 7:10). А радость – это уже после, для совершенных и на небе; сначала же – спострадать за нас Пострадавшему. В этом для нас, в данное время, и заключается «радость». Но не ищи ее, а – спасайся! Для этого Христос и воплотился!

«Нас ради и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося…», – читаем мы в Символе веры.

Но это – подвиг всей жизни, постоянная и нескончаемая работа!..

Так кончилась служба. А после нее – «угощение» ктитора⁴⁰, иподьяконов⁴¹ и др. Человек двадцать. Опять суета, суета… Не до «трезвения»… Но я чувствовал: «не то, не то»…

Ныне – ко мне визиты… Разговоры о политике… «Не то!» Вечером позвали «почтить» на концерт с танцами… Ушел в начале его: «не то!»

Остается одно для меня спасение: в исповеди. А исповедь есть – надежда по преимуществу на подвиг, соделанный Господом.

Таким образом, в корне всего опять-таки лежит не столько «наш» подвиг, сколько Его дело… От нас же требуется по крайней мере вера и – непременнейшим образом хотя бы – смиряние, если уж не смирение.

На этом закончу свое рождественское письмо.

В заключение расскажу о дивном событии. После литургии 23 декабря я забыл в алтаре две просфоры: богородичную и девятичиновную⁴². На другой день нашли их на жертвеннике и с удивлением принесли мне: «Владыка! Смотрите: мыши одну совсем обгрызли, а другую нисколь не тронули; а они стояли рядом». Гляжу – богородичная просфора совершенно целая. Я и дома еще осматривал ее и дивился!.. И сейчас обе просфоры лежат пред иконами у меня. Чудо Божией Матери! Иначе не могу объяснить! Ну хоть бы где-нибудь зубом царапнули!.. А другая чуть не наполовину съедена – и вся кругом обгрызена!

Здоровье мое – слава Богу! Плеврит по временам дает знать.

Это тоже – дар от Господа: нужно, чтобы я более был трезвен, внимателен! Прошу молитв.

В двунадесятые праздники и в престольные дни Господь, Богородица, святые дают особую милость…

И вот что «нечаянно» мне открылось утром… Читал я (до литургии) святоотеческую проповедь на Рождество. И встретил чудную мысль у святого Василия Великого: день Рождества Христа Спасителя есть день «рождения человечества»… Ведь духовно, благодатию Святого Духа, мы рождаемся от нового Адама – Христа… Это рождение есть «привитие» нас к живой лозе – Господу Иисусу Христу; как Он Сам сказал: «Я – лоза, вы же – ветви» на Ней (Ин. 15:4–5). Следовательно, можно сказать, что мы Ему и «братья» (Евр. 2:11–12), как части на одном корне… Он лишь «Первенец», «потом же мы» (1Кор. 15:23). Потому по воскресении сказано Им: …восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему… (Ин. 20:17) – ясно, что верующие Ему – «братия». И это соединение истеннейшее, подлиннейшее, реальнейшее. Со времени нашего крещения – Христос в нас (во Христа облекостеся (Гал. 3:27) и мы – в Нем… Нераздельно (до Страшного суда).

Теперь дальше.

Божия Матерь родила Его… Она – Ему Матерь. А если мы с Ним едино – по общению, – то ясно, что Она и наша Мать… Только Его Мать – по естеству, наша через Него – по благодати; там по рождению, а здесь по усыновлению.

Часто говорят об «усыновлении» Ей при кресте (Ин. 19:26–27). Есть еще «усыновление» по любви Ее к нам… Но указанное выше усыновление – самое глубокое: в Сыне Ее, по нераздельности Его с верующими: Он глава, а мы члены тела Его – Церкви… Такова догматическая основа сыновства нашего…

Она – Мать, наша и моя!

А отсюда проистекает множество утешительнейших выводов…

И, открыв это, я плакал на службе, особенно на акафисте, сладкими слезами.

Точно я «нашел Матерь»… Слава Ей!

Из труда профессора Киевской духовной академии Скабаллановича «Христианские праздники» (книга 4). «Рождество Христово» (Киев, 1916).

«Ноель» французское – испорченное лат. «наталис», – день рождения. Английское «Христмас» – Христова обедня (месса).

«Тщетно мысль человеческая пыталась бы постигнуть всю глубину величайшей тайны, охватить все величие… события. Но… невольно поражаешься тою простотою, отсутствием внешнего блеска, при которых оно совершилось».

«Была прохладная или холодная зимняя ночь, но ночь восточной зимы, где растительность и зимою не засыхает совсем и стада пасутся в полях. В эту ночь несколько (по преданию четыре – Мисаил, Ахеил, Кириак и Стефан) пастухов находились со своими стадами на склоне холма в окрестности Вифлеема».

«…Для людей, ожидающих избавления от грехов, скорбей и бед, более прочным и несомненным залогом радости является то, что их Избавитель, их Спаситель рождается в бедности и сразу же подвергается человеческим скорбям».

Примечание. А Церкви пришли другие мысли. Искупление есть «уничижение», «истощание» (Флп. 2:6–11). И оно началось с воплощения Бога. А все в мире стремится найти и наилучшую форму, выражение себе; здесь уничижение проявилось в виде крайней бедности: Царю царей – скотские ясли.

И еще: душа человеческая была животоподобная, страстная; а Господь пришел, чтобы сделать ее богоподобною; но нужно сначала было воспринять Ему нашу немощную плоть; образ – ясли, они означают: возлечь в наше естество.

И еще: Евангелие принесло учение против богатства; и Господь всю жизнь не имел где главу подклонить… И начал с яслей.

Наконец, пали люди гордостью. Спасаться – должно лишь смирением.

«…Тропари и кондаки – древнейшие из праздничных песнопений и потому могут служить выразителями взгляда древней Церкви на сущность евангельских событий…»

«Сын Божий, как говорит апостол Павел, есть «Образ Ипостаси (существа)» (Евр. 1:3) Божией. Понятно, что отсюда следует. Человек создан по образу Божию. Следовательно, он создан как бы по Сыну Божию».

«Дух Святой непостижимым способом, как и все Его действия непостижимы для нас, образовал в Деве Марии тело и душу родившегося от Нее Христа. А со времени Христа Он совершает и духовное возрождение человека в таинстве крещения: аще кто не родится водою и Духом, не может внити во Царствие Божие» (Ин. 3:5).

Примечание. Григорий Богослов говорит о «творении» и «воссоздании» во Христе.

«Бог – это Существо, совершенно противоположное веществу». И потому «воплотиться для Бога это похоже на то, как воплотиться, облечься телом, например, мысли нашей или слову».

«Соединение двух, прежде разделенных миров. Задача и уже начавшееся дело Христова пришествия».

«Под 25 декабря Типикон и Следованная Псалтирь имеют замечание: «Пасха. Праздник тридневный» (в прежних изданиях).

«Сочельник, видоизмененное сочевник, происходит от слова – «сочиво», означавшего, вероятно, кашу из сушеных зерен (круп)…» Слово «сочиво» от «сока», который прибавлялся к каше. «…Сочиво то же, что «коливо"…« (размоченные зерна), «сладкая каша».

Зачем это? «…Спаситель сравнивает с зерном Себя…» (Ин. 12:24). И «Евангелие (из притчи) о зерне горчичном» иногда «читается в сочельник» рождественский.

Примечание. Мое мнение еще и такое: пост уже кончается, особенно после обедни под Рождество; потому нужно «утешение». Но нужно сохранить и пост. Вот и делают сладкую постную пищу: «сочиво», кашу с соком.

Пост Рождественский бывал прежде различен: «одни в течение восемнадцати дней воздерживаются от мяса, сыра и яиц; иные же воздерживаются только от мяса, а остальное едят, исключая одного дня; другие… (постятся) только двенадцать дней, иные – шесть, другие – четыре; но апостолы установили для всех верных сорок дней… и это было соблюдаемо святыми отцами и семью Вселенскими Соборами…» (из Послания патриарха Антиохийского Анастасия Синаита, VI век).

1-й канон 1-я песнь – «рассматривает событие, как воссоздание человека, как обновление в нем образа Божия… и всего строения…»

2-й канон 1-я песнь – говорит об уничтожении клятвы, «через что подавлен грех».

3-я песнь 1-го канона – о возвышении человека воплощением.

3-я песнь 2-го канона – Рождение от Девы, Божественной Отроковицы.

4-я песнь 1-го канона – о предсказаниях у пророков о Рождении Спасителя.

4-я песнь 2-го канона – о спасении «всех» и «язычников» от яда диавольского.

5-я песнь 1-го канона – о примирении Бога с людьми, и обожении, и избавлении от диавола.

5-я песнь 2-го канона – то же, и еще: о свете во тьме, о благодати вместо грехов.

6-я песнь 1-го канона – удивление об умалении Бога в яслях. Но Он есть истинный Бог, однако.

6-я песнь 2-го канона – об освобождении от немощей и страстей.

7-я песнь 1-го канона – изображение истории открытия события пастухам, как несомненным очевидцам.

7-я песнь 2-го канона – об исцелении от ложного обожения и греха.

8-я песнь 1-го канона – то же открытие волхвам.

8-я песнь 2-го канона – избавление от гибели, благодарение за сие.

9-я песнь 1-го канона – величание. Удивление… Замысел Ирода.

9-я песнь 2-го канона – ублажение Девы.

1-я – призыв к веселию и прославлению Христа при созерцании события, вместе с другими славившими: пастухами, волхвами, ангелами.

2-я – то же – по отношению к Деве. Размышлять невозможно: тайна. Нужна вера. Неизреченно…

3-я – то же – …И о приснодевстве Ее.

4-я – все вместе: и Отец, и Сын, и Дева, и звезда, и волхвы, и пастухи, и вся тварь…

Слава – восстановление Царства Божия: перепись, это – параллель – вписание нас в Церковь Христову.

И ныне – и мы восклицаем: «Слава в вышних Богу».

Входный стих⁴³ – «Изыскана во всех волях Его…» «Елицы» – соединение со Христом (наше рождение).

Прокимен – благодарное поклонение.

На второй день праздника – Апостол (Евр. 2:11–18) «о цели боговоплощения – искуплении нас смертью Сына Божия».

А в 1-й день – о рождении и усыновлении нас Богу чрез Христа. Теперь ты – «уже не раб, но сын».

Собор Богородицы на второй день; понятно: Она Виновница Рождества Христа Бога.

А в первое воскресенье после Рождества вспоминаются ближайшие к Ней сотрудники, сослужники: Иосиф и Иаков, брат по плоти Христу, и Давид, – начало и конец сродства.

С Рождества Христова некогда начинался церковный год, как ныне в Западной Церкви. С этим совпадал и солнцеоборот на новое лето. Новый год, как и теперь.

«Соперничая с Пасхой своей торжественностью, праздник Рождества Христова заставляет ожидать, что он появился в самые первые времена христианства, в век еще апостольский.

То не случайность, что христиане, исключая таких полухристиан, как протестанты, обыкновенно не празднуют дня рождения своего, а празднуют именины, то есть день крещения своего… …древние христиане называли днем рождения день смерти человека… Для дня кончины мучеников самое принятое название было natalitia – родины».

В день крещения «грешник» «перерождался».

Так и по отношению ко Христу Господу: «…тогдашние христиане могли горячо и убежденно повторить за апостолом Павлом: …мы никого не знаем по плоти; если и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем… (2Кор. 5:16). Христос для них был до того Небесным Человеком, вторым Адамом, Господом с небесе, что мысль их не могла достаточно любовно останавливаться на Его плотском рождении. Слишком духовны были для этого тогдашние христиане; мало занимала их плоть». Потому им «скорее хотелось праздновать Его воскресение, вознесение на небо, ниспослание Духа Святого, чем «еже по плоти» Рождество Его».

Поэтому «все эти праздники древнее Рождества, несравненно древнее его и празднование простого воскресения». Церковь «стала праздновать» и «Его Крещение» «раньше».

Поводом установления праздника был гностицизм⁴⁴, праздновавший Крещение торжественным богослужением. В противовес ему Церковь установила свои праздники (может быть, в III веке).

А Церкви нужно было доказать, что и Рождество Христово, а не только Крещение были Богоявлениями. Гностики же учили, что Христос был простой человек, а в Крещении-де на него снисшел «Ум», «первое истечение Божества», как голубь.

Поэтому скоро (в IV веке) Рождество соединилось с Крещением и праздновались оба праздника 6 января.

В Армянской Церкви, «отделившейся от кафолической в эту эпоху (VI век)» и доселе сохраняется эта практика: «она празднует Рождество Христово 6 января и не имеет праздника Крещения».

«Впервые отделен был праздник Рождества Христова от Крещения в Римской Церкви, в первой половине IV века…»

К этому дню (25 декабря) праздновался язычниками солнцеповорот на лето. Церковь, отвлекая христиан от языческих торжеств, отделила Рождество Христово от Крещения.

А постепенно перешло это и на восток. Святой Василий Великий, святой Григорий Богослов говорят уже проповеди… Но святой Иоанн Златоуст еще осторожно подходит к теме праздника: в 386 или в 387 (в Антиохии) «впервые»; хотя слухи о празднике проникли с Запада лет 10 ранее.

Примечание. Можно бы и спорить против кое-чего. Но я не испытываю желания полемизировать. Да у Церкви (и у меня) – совершенно иной подход к праздникам: догматическо-психологический.

Выписки же делаю для пополнения сведений о них.

«…Древней Церкви точно неизвестен был не только день, но и месяц Рождения Христова. По словам Климента Александрийского (III век), одни полагали это событие в мае 20-го, другие – в январе 10-го или 6-го; по другим свидетельствам, II-III веков, Рождество Христово приурочивается к 25 или 28 марта. Но уже в IV веке Церковь пришла к единодушному решению этого вопроса: именно в пользу 25 декабря, и на основании приблизительно следующих соображений. Месяц и день смерти Христовой точно известен из Евангелий; а в Церкви издавна распространено было убеждение, что Христос должен был находиться на земле полное число лет, как число совершенное. Отсюда следовало, что Христос зачат был в тот же день, в который пострадал (так думают: Тертулиан, святой Златоуст, Кирилл Александрийский…), следовательно, в еврейскую пасху, которая в тот год приходилась, думали, [на] 25 марта. Отсчитывая отсюда 9 месяцев, получали для Рождества Христова дату 25 декабря. Эту дату принимает уже святой Ипполит (III век)…»

Примечание. Такое сухо-богословское объяснение не освещает основного духа праздников. Христиане же именно этим и живут в праздники. И богослужения с такой же точки зрения смотрят на них: оно и теперь видит в них не богословское рассуждение, а углубление (повторение) самого события, – или: «тайнство» его.

Церковь (и православные) ничуть не заинтересованы в богословствованиях, а переживают их духовно.

М. В.

Из слова святого Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского († 263)

Из слова Евсевия, епископа Александрийского (IV в.)

Из слова святого Афанасия, архиепископа Александрийского

Из слова святого Ефрема Сирина

Из слова святого Василия Великого

Из слова святого Григория Богослова

Из слова святого Амфилофия, епископа Иконийского († 395)

Из слова святого Григория, епископа Нисского

Из слов святого Амвросия Медиоланского

Из Великого Златоуста

Из блаженного Августина, епископа Иппонийского

Из святого Феодота, епископа Анкирского († 341)

Из святого Прокла, патриарха Константинопольского

Из святого Льва, папы Римского

Из слова святого Иакова Саруги (Сирийца) († 521)

Из святого Григория Двоеслова, папы Римского

Из поучений святого Феодора Студита

Из Афанасия II, патриарха Иерусалимского (XIII в.)

Из беседы святого Григория Паламы, архиепископа Солунского

Из поучения преподобного Иова Почаевского († 1651)

Из святого Димитрия Ростовского

Из слова святого Тихона Задонского

«Чем кто более любит Христа, тем тот усерднее заповеди Его хранити долженствует; да видит Он, что мы истинно в Него веруем, когда так в день Рождества Его блещем; когда тщимся предстать Ему, искушенные верою, убранные милосердием, украшенные благонравием. И да будет Ему тем большая радость, чем приметит [нас] целомудреннее.

И потому за несколько дней прежде очистим сердца наши, уцеломудрим совесть, украсим душу свою; и так очистившись от всякой скверны, встретим пришествие Непорочного Господа, – да Коего Рождение от Непорочной Девы происходит, Того Рождество и непорочными рабами праздновано будет. Ибо, кто в сей день осквернен и нечист бывает, тот Рождество Христово и пришествие Его праздновать не может. Пусть он телом и будет присутствовать на сем торжестве, но духом далеко он отстоит от Спасителя мира: и никакого общения имети не могут – нечистый со святым, сребролюбец с милостивым, прелюбодей с девственником; разве что недостойный, вступая в сие сообщество, большее себе осуждение предуготовляет, когда сам себя не знает.

Ибо, когда он хочет показать услугу, то тем самым делает Господу обиду, как и оный, в Евангелии упоминаемый, «званный на брак», который, не имея одеяния брачного, дерзнул вместе с праведными прийти на брак… И для того-то, ему связав руки и ноги, в тму кромешную его ввергают, – не только потому, что был грешник, но что еще хотел получить награду святости.

Итак, братия, встречая день Рождества Христова, очистим себя от всех беззаконий: наполненные сокровищницы свои различными дарами – отверзем ныне; дабы в сей святой день странные получить могли из них нужное для себя; да напитаются вдовицы; да оденутся нищие…

И какое будет действие молитвы нашей, если мы Бога просим избавиться от врага, будучи сами столь немилосердны к своей братии. Да будем подражатели Господу: если Он благоволил нищих соделать участниками нам в небесной благодати, то как мы в земном имении не соделаем их общниками.

Да не будут те чуждыми в пище, кои братия суть нам в таинствах. Притом мы удобнее посредством их пред Господом оправдываемся, когда нашею тех питаем пищею, кои Ему за нас благодарение воссылают. Когда нищий Господа благословляет, то тому пользу делает, кто – причиною того.

И так, как говорит Писание об оном неблагодарном: горе человеку тому, имже имя Божие хулится (Мф. 26:24; Рим. 2:24), и якоже писано о другом: мир человеку тому, имже имя Господа Спасителя благословляется (1Пет. 4:14; 2Кор. 9:11–14; Рим. 2:10).

И сколь велика есть заслуга подающего, когда он один в доме милостыню творит; а многие в Церкви за него моления приносят; и чего бы, может быть, он от Бога просить не дерзнул, то молитвами за него вопиющих к Богу приемлет, чего совсем не надеялся.

О сем-то спасительном средстве упоминает святой апостол, говоря: да от многих лиц благодарение приносится за нас (2Кор. 1:11). И в другом месте: да приношение наше будет благоприятно и освященно Духом Святым (Рим. 15:16). Аминь».

Примечание. Об этом и Златоуст говорил. Это и опыт церковный знает; почему и установлено премудро говение пред великими праздниками (пост, исповедь, причащение); заповедует Церковь творить и добрые дела.

Но вот и пример. Недавно от одного из своих друзей духовных я получил письмо; между прочим вот что он пишет: «На пасхальной литургии я причащался. Сначала все откладывал (страшась исповеди) говение до последних пределов. Наконец, пришел к исповеди пред заутреней в нижнюю церковь. Но было слишком уже поздно; а исповедников было много… Заутреня началась. Идя с крестным ходом, я не ощущал пасхальной радости… У меня было тяжело на душе. Так и простоял я всю литургию. Когда она кончилась, я уже собирался уходить. Но духовник, заметив меня, призвал меня на исповедь: в верхней церкви служба шла дольше, – еще было время причаститься…

И в то время, когда духовник при исповеди читал разрешительную молитву, я ощутил такую необычайную радость, что ради нее готов бы отдать всю свою жизнь!

И, пришедши наверх к чтению Апостола, стоял всю остальную часть литургии, не зная: нахожусь ли на земле или на небе».

«Слава, Господи, Святому Воскресению Твоему! За все Тебе, Господи, благодарение!» – заканчивает он.

Какой удивительный и жизненный пример!

А другой раз, и тоже на праздник Пасхи, с ним произошло следующее: «Исповедавшись пред пасхальной заутреней, но искушаемый после исповеди нечистыми помыслами, я сначала еще раз испросил разрешительную молитву, а затем решил… не причащаться вовсе («как сильны искушения врага», – пишет он). Пред выносом святой чаши я отошел подальше и скрылся в народе, как безумно ослепленный Адам пред Богом… К моему счастью, мое отсутствие было замечено духовником, который после литургии причастил меня в алтаре, выбранив меня по долгу (за что я ему более благодарен, чем за что-либо).

За все грехи мои прости мя, Боже мой!

И суди меня; но не по исполненной грехом жизни моей, а, умилосердившись надо мною, по велицей милости Твоей».

В заключение: в древности в праздники (особенно чтимые почему-либо какой-либо семьей) устраивали обеды для гостей и нищих (например: см. жития святого Георгия Победоносца, святого мученика Власия и т.п.). Остатки от этого и теперь есть: посылали в тюрьмы, бедным.

Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение!

Лк. 2:14

Много веков прошло с той великой ночи, когда земля наша огласилась этим ангельским пением и когда человечество в лице Вифлеемских пастырей впервые услышало ангельское благовестие о Рождении Спасителя мира. Но не им только одним предназначена была эта радость. Ею жил, живет и жить будет весь мир христианский. Эту радость небесную в течение веков проповедует и Церковь Христова, и всех нас зовет в эти священные дни словами блаженных пастырей, первых свидетелей Рождества Христова: прейдем до Вифлеема (Лк. 2:15).

«Станем праздновать, – говорит на этот праздник святой Григорий Богослов, – не пышно, но божественно; не по-мирски, но премирно; не наш праздник, но праздник Того, Кто стал нашим, лучше же сказать, праздник нашего Владыки». «Приидите, возрадуемся Господеви, настоящую тайну сказующе».

Но как нам достигнуть Вифлеема, скажут те, кто не имеет чистой, непосредственной веры пастырей вифлеемских и кто лишен мудрости волхвов, иже от Востока? А между тем, если зовет нас к этому Святая Церковь, значит, она знает и способы, которыми мы можем достигнуть приближения ко Христу, Рождшемуся в Вифлееме. И не только знает, но и преподает их нам благодатным образом. Она создает в наших душах в эти священные дни особенное чувство тихой радости и как бы ощущение дивного света, озарившего ясли Богомладенца; она рождает в нас чувство веры, что «с нами Бог» во Иисусе, рожденном на земли; чувство надежды, что не закрыта для нас будет дверь в Его Небесное Царствие, куда нас привести Он возжелал по Своему неизреченному человеколюбию.

Эти святые чувства, заставляющие трепетать наши сердца в эти дни, не суть ли признаки того, что и мы вместе с пастырями и вместе с волхвами совершаем путь в мысленный Вифлеем, дабы там погрузиться в благоговейное созерцание Божественного Младенца? И эту нашу благодатную мирную радость внутреннюю не может похитить у нас внешний мир, как бы он суетой своей не отводил нас от этих благодатных созерцаний.

Приветствуя вас, отцы и братие, с великим праздником Рождества Спасителя нашего и желая вам принять и сохранить подольше в сердцах наших мир, принесенный Господом на землю, – я прошу принять от меня приветствие и с наступившим Новым Годом.

И да благословит Господь труды наши в наступившей Новом лете Его благости. Аминь.

АЛЕКСИЙ, Патриарх Московский и всея Руси

Посвящается русским матерям

В наутрие дня Рождества Христова Святая Церковь почитает Собор Богоматери. Прославляя Рожденного, чтит и Родившую, ублажает святое Ее материнство. Рождение Богомладенца было дивное чудо, «безсеменаго зачатия Рождество несказанное», безмужное и безболезненное. Но в нем открылось и истинное человеческое материнство. Как истинная Мать, Мария носила во чреве (Лк. 11:27) Христа Младенца и, когда наступило время родить Ей, Мария родила Сына Своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли (Лк. 2:6–7). Она питала Его сосцами (Лк. 11:27), Она охраняла Его жизнь в бегстве в Египет (Мф. 2:14), Она пеклась о Нем в отрочестве Его (Лк. 2:41–51), Она была около Него при начатке знамений Его на брачном пире в Кане Галилейской (Ин. 2:1–5). И когда Он оставил Ее ради служения Отцу Своему, Она хочет увидеть Его (Мф. 12:46–47), и Она не оставляет Его и при крестном Его истощании (Ин. 19:26–27). Она же, согласно церковному изображению, прияла бездыханное тело Его со креста вкупе с благообразным Иосифом и праведным Никодимом; и вместе с дивными женами-мироносицами стремилась помазать тело Иисуса. Ей, также согласно преданию, было и первое явление Воскресшего, и Она же была с апостолами при Его вознесении на небо. Не прерывалась ни на мгновение связь Матери и Сына, которая началась чревоношением, не только чрез жизнь, но и смерть, ибо по честном Успении воссоединилась Она в небесах с Сыном Своим и с Ним пребывает во веки веков.

Священным молчанием облекает Святое Евангелие радости Ее материнства. Можно ли сказать о радости иметь Божественного Сына? И сказано о Ней: а Мария сохраняла слова сии, слагая в сердце Своем (Лк. 2:20), а слова эти были о явлении ангелов, возвещавших славу Божию. Но поистине в радости материнства стоит во главе всего земного материнства Матерь Божия. Однако Она же стоит во главе его и в материнской скорби. Ибо не только слова пастырей о явлении ангелов и о славе в вышних слагала Пречистая в сердце Своем, но и другие слова: и недоумения усумнившегося Иосифа еще до Рождения Сына; и пророческое вещание об оружии, имеющем пройти душу; и суровые, еще не вполне ясные тогда, слова Сына, обретенного с великою скорбию во храме: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? (Лк. 2:49). А вскоре значение этих слов раскрылось уже в суровой действительности, и Сын оставил Мать, чтобы отдать Себя Своему служению.

Однажды отдалась Она человеческому желанию Его видеть и говорить с Ним; но услышала строгое, неумолимое слово: указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои (Мф. 12:49). И эти слова сложила Пречистая в сердце Своем. Матерь услышала от Сына Своего лишь именование: Женой на первом чуде в Кане Галилейской (Ин. 2:4), и его же при последнем издыхании на кресте (Ин. 19:26). Сын оставил Матерь Свою на время Своего земного служения: Она не видела ни Его чудотворений, ни преображения во славе, ни Его царственного входа во святой град. Но Она не удалена была от Лобного места в стоянии у креста, зрела крестную муку и страшную смерть, от зрелища которой омрачилось солнце и земля потряслася. Но таково было не только слышание, но и самое дело. Материнская скорбь Приснодевы безмерно превышает всякую скорбь материнскую, как Ее Рождение превышает всякое человеческое рождение. Чем выше и чище и безгреховнее существо, тем острее и мучительнее его страдание. Неизреченна скорбь Единого Безгрешного, до кровавого пота скорбевшего в Гефсимании о грехе человеческом, но и неизреченна скорбь Матери Его о Нем Самом, об Его страданиях. Оружие пронзало сердце Матери уже в самом Рождении Его, обетованного архангелом Спасителя, в этой убогой скудости, в пещере среди животных, когда люди отказали в жилище Сыну Человеческому, как бы знаменуя, что во всей жизни Своей Он не будет иметь места, где преклонить главу. Это сердце страдало и от вещего приношения волхвов, которые с златом и ливаном соединили надгробную смирну; и от слов праведного Симеона, обрекших Ее на крестный путь вместе с Сыном; и от кровавого неистовства Иродова; и поспешного бегства в Египет; и от расставания с Сыном, Который в жертву служения Отцу принес не только Свое сыновнее, но и Ее материнское чувство; и на всем этом скорбном пути к Голгофе, который растянулся на целые три года и исполнен был трудов, горечи, опасностей; и наконец на Голгофе.

Здесь изнемогает слово, но Церковь возвещает нам о «плаче Богоматери» пред крестом. Кто измерит муку Матери от крестной муки Сына, которую Она до конца созерцала? Кто измерит тьму, опустившуюся на Нее, когда могильная тьма покрыла Сына Ее? Кто измерит скорбное недоумение, которое придавило Мать, когда умолкли уста Слова, смежились очи Света мира, во мрак ада сошел Тот, о Ком возвещал Гавриил и пели славу вифлеемские ангелы?

Чтобы стать нераздельной во славе, нужно явиться неразлучной на Голгофе; и чтобы пройти путь от земли на небо, надо ранее до конца совершить и путь крестный. И это есть святое материнство, этот образ Матери есть высшее, что дано и доступно человеческому материнству, Богородичная Голгофа. В чем сила этого подвига, в чем его святость, в чем материнство этого материнства? Мать любит свое рождение как себя и больше себя, ибо жизнь свою готова отдать за него: все лучи любви своей собирает она в эту точку. Не воцаряется ли тогда человек в сердце вместо Бога? не становится ли эта любовь слепою, себялюбивою, мертвою, безбожною?

И от Своей собственной Матери Бог восхотел материнской жертвы, самозаклания, жертвы Своим материнством. Пречистая рекла архангелу: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему (Лк. 1:38). Слово Рабы Господней звучит чрез всю Ее крестоносную жизнь, и оно сливается со словом Сыновним: не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф. 26:39). Жертвенная покорность Богу, готовность и решимость приять все и отдать все для Господа, и самое Рождение Свое, – вот сила, и тайна, и святость Богоматеринства!

Нет ропота, нет жалобы, нет даже слез в этом бесслезном страдании. Богоматерь безмолвствует у креста, и в этом крестном молчании слышится однажды реченное: се, Раба Господня. Но в этой сокровенности Богоматерь прияла первою явление воскресшего Господа; и первая в творении прешла от земли на небо.

В Соборе Своем Пречистая собирает всю Церковь, но нарочито Дева Матерь собирает ныне под кров Свой и дев и матерей, и девство и материнство. Богоматерь есть Дева, Невеста неневестная, Она уневещивает дев Небесному Жениху, тех, которые приведутся вслед Ея, избирая путь девственнической любви к Богу без любви к человеку. Приснодева есть Начальница лика монашеского, Игумения игумений.

Но Богоматерь собирает ныне в Собор Свой и всех матерей, Ее скорбным путем грядущих и крестом материнства спасающихся. Она есть Матерь матерей, Слава материнства.

И вы, матери, днесь к Ней притецыте. И вы приобщились скорби Ее материнства; и вы отдавали чад своих для высшего служения; и вы стояли у креста их среди распинателей; и вы лишились чад своих, тех вифлеемских младенцев, которых Святая Церковь почитает мучениками Христовыми. Скорбен удел ваш; но он светел и славен, ибо он есть удел Богоматерний. Луч вашего креста утопает в свете креста Богоматернего. Она с вами в скорби вашей, Она вам состраждет и вас осеняет небесным благословением. И вы, будущие матери, призванные к материнству, вы, которые в смущении останавливаетесь на его пороге и тщитесь в немощи своей его уклониться, ведайте, что сей есть путь Богоматерний.

Приидите, поклонимся возлежащему в яслях Младенцу и Матери Его, прославим честное и пречистое материнство Ее! Аминь.