1. Беседы

Деды и прадеды мои были купцы-миллионеры, в Самаре им принадлежала целая улица, которая называлась Казанской. Вообще вся семья наша находилась под особым покровительством Казанской Божией Матери.

Когда мне было года три-четыре, мы с отцом часто ходили в церковь, и много раз, когда я стоял у иконы Божией Матери, мне казалось, что Богоматерь, как живая, смотрит на меня с иконы, улыбается и манит меня. Я подбегал к отцу.

– Папа, папа, Она живая! – повторял я.

– Кто, дитя мое? – спрашивал отец.

– Богородица.

Отец не понимал меня.

Однажды, когда мне было лет шесть, был такой случай.

Мы жили на даче в своем имении под Оренбургом. Наш дом стоял в огромном саду-парке и был охраняем сторожем и собаками, так что проникнуть в парк незаметно постороннему лицу было невозможно.

Однажды мы гуляли с отцом по парку, и вдруг, откуда ни возьмись, перед нами появился какой-то старец. Подойдя к моему отцу, он сказал:

Помни, отец, что это дитя в свое время будет таскать души из ада.

Сказав это, он исчез. Напрасно потом его везде разыскивали. – никто из сторожей его не видел.

Мать моя умерла при появлении моем на свет, и отец женился вторично. Моя мачеха была глубоко верующей и необычайно доброй женщиной, так что вполне заменила мне мать. И даже, может быть, родная мать не смогла бы дать такого воспитания.

Вставала она очень рано и каждый день бывала со мной у утрени, несмотря на мой младенческий возраст.

Раннее утро. Я проснулся, но вставать мне не хочется. Горничная подает матери умываться, а я кутаюсь в одеяльце. Вот мать уже готова.

– Ах, Павел-то все еще спит, – говорит она. – Подай-ка сюда холодной воды, – обращается она к горничной. Я моментально высовываюсь из-под одеяла:

– Мамася, а я уже проснулся! – говорю я.

Меня одевают, и я с матерью отправляюсь в церковь. Еще совершенно темно, я по временам проваливаюсь в сугробы снега и спешу за матерью.

А то любила она и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: «Пресвятая Богородице, спаси нас!»

Девяти лет я был отдан в гимназию, годы учения пронеслись быстро. Потом поступил на службу и поселился в Казани под покров Царицы Небесной.

Когда мне исполнилось 26 лет, мать приступила ко мне с предложением жениться. По ее настоянию я в первый раз подошел к женщинам и вступил с ними в разговор. «Боже мой! Какая нестерпимая скука, – подумал я, – все только говорят о выездах, о нарядах, о шляпках. О чем же я буду говорить с женой, если женюсь? Нет уж, оставлю это». Прошло еще пять лет. Матушка снова стала советовать мне: «Подумай, Павлуша, может быть еще и захочешь жениться, приглядись к барышням, не понравится ли тебе которая из них?» Я послушался матери, но, как и в первый раз, вынес такое же впечатление от бесед с женщинами и решил в душе не жениться. Когда мне было лет 35, матушка снова обратилась ко мне: «Что же ты, Павлуша, все сторонишься женщин, скоро и лета твои пройдут, никто за тебя не пойдет, смотри, чтобы потом не раскаиваться». За послушание исполнил я желание матери вступить опять в беседу с женщинами. В этот день у одних моих знакомых давался большой званый обед. «Ну, – думаю, – с кем мне придется сидеть рядом, с тем и вступлю в пространный разговор». И вдруг рядом со мной на обеде поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завел со мной беседу о молитве Иисусовой. Я так увлекся, слушая его, что совершенно забыл о своем намерении разговаривать с невестами. Когда кончился обед, у меня созрело твердое решение не жениться, о котором я сообщил матери. Матушка очень обрадовалась. Ей всегда хотелось, чтобы я посвятил жизнь свою Господу, но сама она никогда не говорила мне об этом.

Господь неисповедимыми путями вел меня к монашеству. По милости Божией узнал я Оптину и батюшку о. Амвросия, благословившего меня поступить в монастырь.

За год до моего поступления в Скит, на второй день Рождества Христова, я возвращался от ранней обедни. Было еще темно, и город только что начал просыпаться. Я шел по совершенно безлюдным улицам. Вдруг ко мне подошел какой-то старичок, прося милостыню. Спохватился я, что портмоне не взял с собою, а в кармане всего двадцать копеек. Дал я их старику со словами: «Уж прости, больше нет с собою». Тот поблагодарил и подал мне просфору. Я взял ее, опустил в карман и только хотел что-то сказать нищему, как его уже не было. Напрасно я смотрел повсюду, он исчез бесследно. На другой год в этот день я уже был в Скиту.

Если посмотреть на жизнь внимательно, то вся она исполнена чудес, только мы часто не замечаем их и равнодушно проходим мимо. Да подаст нам Господь разум внимательно проводить дни своей жизни, со страхом, и трепетом свое спасение содевающе.¹ Аминь.

Смотрит Господь на сердце человека, и если видит сильное желание исполнять Его святую волю, то помогает ему имиже Сам весть судьбами. Желает, например, человек уйти в монастырь и там служить Господу, и далеко от людей прячет свое намерение, а Господь-то видит его желание и помогает ему.

О существовании Оптиной Пустыни я узнал самым неожиданным образом².

Однажды, придя на службу и приготовив бумаги для подписи начальству, я узнал, что начальства сегодня не будет. Пошел я бродить по штабу и в одном зале на столе увидел книжечку, стал ее рассматривать и нашел статью об Оптиной Пустыни Калужской губернии. Калужскую губернию я по географии знал, город Козельск был мне известен по названию, но что близ него находится Оптина Пустынь, того я не знал. Прочитав статью, я очень заинтересовался и захотел непременно побывать там. Собрался я туда; в это время был еще жив покойный старец о. Амвросий³.

Пришел я к нему сообщить о своем желании поступить в монастырь. Он ответил: «Нет, еще рано, через два года поступите». Дал мне указания относительно моей жизни.

Прошло два года. Собрался я ехать в Оптину навсегда. Но не хотелось мне рассказывать об этом никому. Беру отпуск. Мое начальство говорит:

– Ну вот, пора.

– Отчего вы говорите, что пора? – спрашиваю.

– Да как же, Павел Иванович, все уже по нескольку раз брали отпуск и за границу ездили, а вы все сидите да сидите. Вы и на пособие имеете право.

– Нет, мне деньги не нужны.

– Как желаете, а лучше бы взяли.

На этом наш разговор и кончился.

Слова моего начальства были пророческими. Действительно, было «пора».

Приехал в Оптину. Отец Амвросий был тогда в Шамордине⁴. Я поехал туда, и он меня благословил прямо в Скит. Помню, когда я впервые увидел о. Амвросия, то какой-то голос мне сказал: «Ну вот, он-то тебя и возьмет».

Перед поступлением в монастырь поехал помолиться к преп. Сергию. В это время в Черниговском скиту подвизался о. Варнава⁵. Пошел я к нему на благословение. Благословил он меня да и говорит: «Простудился, жениться надо».

Эти слова привели меня в страшное смущение. Некоторые из бывших со мной, не любившие о. Варнаву, говорили: «Вот видите, какие советы дает? Великий старец о. Амвросий благословил в монастырь идти, а этот жениться предлагает». Слова о. Варнавы запали мне в душу и сильно смущали меня. Когда я, уже бывши иноком, рассказывал об этом батюшке о. Анатолию⁶, то он мне так растолковал эти слова: каждая душа христианская есть невеста Христова, следовательно, «надо жениться», то есть соединиться со Христом, слово же «простудился» означает духовную болезнь, от которой страдает человек, пока не вообразится в нем Христос.

Давно это было, когда я был еще Павлом Ивановичем.

Однажды поехал я в театр. Шли в первый раз «Гугеноты». Ложа была чудная, против самой сцены. Сидел я со своим начальством. Поют на сцене любовные песни, а мне приходит на мысль: «А что если я сейчас умру, куда пойдет душа моя? Уж конечно, не в Рай. Но если не в Рай, то куда же?» Страшно мне стало, уж и на сцену смотреть не хочется. А внутренний голос говорит: «Уйди отсюда!» Но как же уйти? Начальство сидит, неудобно. А внутренний голос все повторяет: «Уйди, уйди...»

Я встал, тихо дошел до двери. Отворил ее. Вышел. Сначала пошел тихо, а затем все скорее и скорее, взял извозчика и приехал домой.

С тех пор я стал избегать ходить в театр. Бывало, придут товарищи, ложу предлагают взять пополам, а я отказываюсь то по одной причине, то по другой. Затем глаза у меня разболелись – так больше и не ходил в театр.

Очень мне захотелось узнать через несколько лет, кто помог мне уйти от «Гугенотов». Оказалось, что в первый раз «Гугеноты» шли 4-го октября – память святителя Варсонофия⁷. Понял я тогда, что этот святой и убедил тогда меня уйти из театра.

Много лет прошло после того. Я был уже в монастыре, готовился к постригу. Вдруг я опасно заболел. Все отчаялись в моем выздоровлении, решили скорее совершить пострижение. Помню, наклонившись надо мною, спрашивают: «Какое хочешь получить имя?» Я с трудом едва мог ответить: «Все равно». Слышу, при пострижении именуют меня Варсонофием.

Следовательно, и здесь Святитель не оставил меня, но пожелал быть моим покровителем. Аминь.

«Возведи окрест очи твои,

Сионе, и виждь: се бо приидоша

к тебе, яко богосветлая светила,

от запада и севера, и моря,

и востока чада твоя...»⁸

Вот и теперь можно так сказать: от разных мест в поисках Христа съехались вы сюда, детки мои. Да вознаградит вас Господь за это и пошлет мир и радость о Дусе Святе⁹ в сердца ваши. Блаженны вы, что возлюбили Господа и проводите сей великий праздник Рождества Христова в стенах святой обители. Мир¹⁰ теперь погружается в пороки и беззакония, и многие гибнут безвозвратно, вы же здесь безопасны в тихом святом пристанище, в гостях у Матери Божией. Это Ее материнскими молитвами и заступничеством попали вы сюда. Благодарите Бога, что Он охраняет вас от бед и напастей. А может быть, кто-нибудь из вас впоследствии сподобится ангельского чина. Я не зову вас ни в монастырь, ни за монастырь. И в миру можно спастись, только Бога не забывать; но в монастыри идут для достижения высшего совершенства. Правда, здесь больше искушений, но зато дается помощь от Господа, и больше, чем в миру.

Один святой желал узнать, как Господь помогает инокам, и ему было видение: он видел инока, окруженного целым сонмом Ангелов с горящими светильниками.

Говорят, в миру искушений меньше. Но представим себе человека, за которым гонится злодей. Положим, он успел ускользнуть, но тот грозит ему издали кулаком со словами: «Смотри, только попадись мне!» А положим, идет человек, и на него нападают целой толпой враги, бежать некуда. Но вдруг, откуда ни возьмись, полк солдат бросается на его защиту, и враги разбегаются с окровавленными физиономиями. Пожалуй, последний находится в большей безопасности, чем первый, не правда ли? Так и в обители: хотя враг нападает сильнее, но поблизости есть благодатная сила Божия.

В монастыре – труды, но и высокие утешения, о которых мир не имеет ни малейшего представления. Трудно положить начало благое, но когда оно уже положено, то становится легче и отраднее работать Богу, потому что окрыляет надежда на спасение.

Самое лицо человека, работающего Богу, выражает его духовное преуспеяние. Однажды я видел в церкви одного епископа, лицо которого привлекло мое внимание. Мне вспомнились слова Евангелия: Лице Его бе грядущее во Иерусалим¹¹. Действительно, этот епископ вел подвижническую жизнь и неуклонно шел к Горнему Иерусалиму. Наоборот, лицо человека порочного отражает его душевное настроение. Но что особенно бывает грустно, – иногда хорошие по душе люди невнимательно относятся к жизни, живут день за днем, не отдавая себе отчета в своих поступках, и гибнут.

Из далекого прошлого передо мной встает образ одного из моих хороших знакомых, музыканта и композитора Пасхалова¹². Он обладал огромным талантом, на концертах, которые он давал, собирались тысячи народа.

В миру я был большим любителем музыки и сам играл на фисгармонии. Чтобы усовершенствоваться в игре, я начал брать уроки у Пасхалова. Он сначала спросил большую плату за уроки, но деньги у меня были, и я согласился; потом же он полюбил меня, недостойного, и предлагал заниматься бесплатно, от чего я, разумеется, отказался. Наши занятия шли успешно, одно мне было печально, что Пасхалов совсем отошел от Церкви. По поводу этого не раз приходилось вести с ним беседу.

– Без Церкви невозможно спастись, – говорил я ему, – ведь вы в Бога-то веруете, зачем же отвергаете средство ко спасению?

– Что же я такого делаю? Живу, как и все или же большинство, к чему нужны обряды? Разве без хождения в церковь уж и спастись нельзя?

– Невозможно, – отвечаю, – есть семь дверей для спасения; в одну вы уже вошли, но надо войти и в другие.

– Какие семь дверей? Ничего подобного я не слыхал.

– Семь дверей – это семь Таинств; Святое Крещение над вами совершено, следовательно, одни двери пройдены, но необходимо войти в двери покаяния, соединиться со Христом в Таинстве Причащения...

– Ну что вы мне говорите, Павел Иванович, каждый служит Богу как умеет, как, наконец, считает нужным; вы вот – в церковь ходите, посты соблюдаете и т. д., а я служу Богу музыкой, – не все ли равно? – и, не дожидаясь ответа, Пасхалов заиграл.

Никогда я не слышал такой музыки, неподражаемо играл он в тот вечер. Я жил в меблированных комнатах, и вот все коридоры наполнились народом, двери всех комнат открылись, все стремились послушать гениального композитора. Наконец, он кончил.

– Удивительно хорошо, – заметил я, – но музыка музыкой, а Церковь она все-таки заменить не может, всему свое время.

Наша беседа с ним затянулась в тот вечер далеко за полночь. Ушел он в особенном настроении, умиротворенный и радостный. На другой день пришел он ко мне снова.

– Знаете ли, Павел Иванович, всю-то ночь я продумал, какой я великий грешник, сколько лет уже не говел. Вот скоро наступит Великий пост, непременно буду говеть и причащаться.

– Зачем же ждать поста? Говейте теперь.

– Нет, теперь неудобно, ведь и пост не за горами.

Хорошо думал Пасхалов, только он позабыл, что есть враг, которому неприятна такая перемена в нем, и что нужно подготовиться к борьбе, – все это он упустил из вида. Однажды поздно вечером он приехал домой и велел горничной расплатиться с извозчиком; та вышла на улицу, но вместо извозчика увидела на облучке какое-то чудовище. Вид его был так ужасен, что горничная упала в обморок. Куда враг возил Пасхалова, неизвестно, только на другой день он скоропостижно скончался¹³. И погибла душа навеки. Сердечно мне его жаль.

Враг всюду расставляет свои сети, желая погубить человека, и губит неосторожных.

Когда я был еще в миру, но уже начал прекращать с ним всякую дружбу, я перестал бывать во многих домах, оставив два-три благочестивых семейства, где я по временам бывал. Так, посещал я одно семейство, состоявшее из старушки матери, дочери-вдовы и внучки.

Однажды мы сидели за чайным столом и беседовали. Вдова рассказала мне следующее.

«Несколько лет тому назад, когда я только что лишилась мужа, я тосковала безмерно. Жизнь потеряла для меня всякую привлекательность. Мысль о самоубийстве все чаще и чаще приходила на ум. Никогда не забуду я канун Пасхи того печального для меня года. Заботами мамы все у нас было приготовлено к празднику, квартира наша приняла праздничный вид, только на душе у меня не было Пасхи, наоборот, там было полное и мрачное отчаяние. Мама, зная мое тяжелое состояние, почти не оставляла меня одну, и для приведения в исполнение моего замысла о самоубийстве я решила воспользоваться пасхальной ночью. Мама всегда ходила к заутрене, следовательно, кроме моей маленькой дочери, никого не будет, и мне не помешают. Я сказала маме, что к заутрене не пойду, так как у меня болит голова.

– Да ты ляг, отдохни, – уговаривала мать, – может быть, и поправится твоя головка, тогда в церковь вместе пойдем.

Чтобы не разговаривать с матерью, я легла и незаметно для себя уснула. Вдруг вижу страшный сон. Стою я около какого-то мрачного, страшного подземелья; вдали виднеются клубы пламени, а из глубины подземелья обгорелая, страшная, с веревкой на шее бежит ко мне моя подруга по институту.

– Оля, Оля, что с тобой? – воскликнула я.

– Несчастная, и ты хочешь прийти сюда! – кричит она мне.

И вдруг громко и отчетливо раздается благовест большого колокола. Я открыла глаза, полная страха и ужаса, и, увидев свою комнату, обрадовалась, что я не в подземелье. В это время в комнату вошла мама.

– Ну что, проснулась, дорогая моя? Как твоя голова?

– Голова моя прошла, я пойду с тобою в церковь, мама.

Она обрадовалась.

– Ну вот, слава Тебе, Господи! А то я уже загрустила, как это ты без заутрени останешься.

После службы, когда мы с мамой похристосовались, разговелись, я рассказала ей все. О моей подруге я ничего не знала, где она и что с ней. С трудом мы отыскали адрес Олиного дяди, проживавшего в Симбирске, и написали ему, спрашивая, где Оля. Он сообщил нам печальную новость, что года два тому назад его племянница покончила с собой. Тогда мы обе поняли значение сна».

Господь вразумил сию рабу Свою через сон. Вообще я не придаю значения снам, но иногда бывают сны особенные.

Я знал одного человека, который видел сон про одну монахиню. Видел он, будто пришла игуменья, сестры привели одну связанную монахиню и, открыв люк в полу, начали ее туда опускать.

«Господи, куда это ее спускают...» – подумал он, а матушка велит опускать глубже, конец же веревки, которой связана монахиня, держит в своих руках. Проснулся он. Утром встретил одну старушку-монахиню из той обители и рассказал ей свой сон.

– Да какая же она на вид-то? – спросила монахиня.

– Белокурая, высокая, с веснушками на лице.

– Да ведь сон-то твой в руку. Действительно, с такой именно монахиней случился грех, и игуменья отослала ее на отдаленную монастырскую дачу.

Когда спросили батюшку о. Амвросия про падшую монахиню, он ответил: «Она не погибнет, ведь матушка игумения веревку-то из рук не выпустила, – значит, спасется».

И я говорю вам: спасайтесь, детки мои, да сподобит всех вас Господь стать наследницами Его Царства. Да соединит Господь души наши и после смерти, и мы, собравшись там, будем вспоминать эту хибарочку и наши беседы.

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных и сподоби «истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего»¹⁴Аминь.

Великая награда уготована любящим Господа. Апостол Павел говорит: Око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его¹⁵.

Да, бесконечно блаженны будут сподобившиеся получить Жизнь Вечную. Что такое Рай, мы теперь понять не можем. Некоторым людям Господь показывал Рай в чувственных образах, чаще всего его видели в образе прекрасного сада или храма. Когда я еще жил в миру, Господь дважды утешил меня видениями Рая во сне. Вижу я однажды великолепный город, стоящий на верху горы. Все здания города необыкновенно красивы, какой-то особенной архитектуры, какой я никогда не видел. Стою я в восторге и любуюсь. Вдруг вижу, – приближается к этому городу юродивый Миша, одет только в одну рубашку, доходящую до колен, ноги босые. Смотрю на него и вижу, что он не касается земли, а несется по воздуху. Хотел я что-то у него спросить, но не успел: видение кончилось, и я проснулся. Проснулся я с чувством необыкновенной радости на душе. Выйдя на улицу, я вдруг увидел Мишу. Он, как всегда, спешит, торопится. «Миша, – говорю, – я тебя сегодня во сне видел». Он же, взглянув на меня, ответил: Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем¹⁶. Сказав это, он быстро пошел вперед.

В другой раз вижу, что стою в великолепном храме. Царские двери открыты, служат Пасхальное богослужение. На амвоне стоит диакон из одной казанской церкви. Говорит он песню Пасхального канона, а хор вторит ему. Особенно запечатлелись в уме моем последние слова: «...совершен речеся»¹⁷. Удивительно пел хор. Я никогда в жизни не слышал такого пения: казалось, что звучал каждый атом воздуха. Пение это умиляло и приводило в неописуемый восторг. Теперь уже я, грешный, таких снов не вижу, не дает Господь такого утешения: иди так на жизненном пути; а хотелось бы еще хоть раз пережить те восторги. Помню, долго я был под впечатлением сна. Старался припомнить каждую его подробность. Думалось мне еще, отчего это в небесном храме я видел нашего диакона. Стал о нем расспрашивать знающих его людей. Сначала получал неудовлетворительные ответы: бас у него, говорят, отличный. Что бас, – ради него в Рай не попадешь. Потом узнал я, что он тайный подвижник.

О, если бы нас всех Господь сподобил улучить Рай небесный! Впрочем, нужно надеяться на это: отчаиваться – смертный грех. Разные есть степени блаженства, смотря по заслугам каждого: иные будут с Херувимами, другие – с Серафимами и т. д., а нам бы только быть в числе спасающихся.

Такие великие подвижники, как преп. Серафим¹⁸, сподобятся высшего блаженства. Преп. Серафим был серафимом по духу и теперь наследовал их славу; конечно, не все могут достигнуть такой святости. Покойный батюшка о. Макарий¹⁹ говорил: «Такие светила, как преподобные Антоний Великий, Макарий Египетский²⁰ и прочие – были у Господа генералами, они и заняли генеральские места, мы же солдатики, и благо нам будет, если хоть самое последнее место займем среди спасающихся».

Дух злобы, распаляемый завистью к роду человеческому, стремится всех совратить с пути правого, и ленивых и нерадивых действительно совращает.

Однажды к некоему подвижнику чувственным образом явился диавол. Подвижник спросил его:

– Зачем вы с такой злобой нападаете на род человеческий?

– А зачем вы занимаете наши вакантные места? – ответил злой дух.

За гордость свою лишились духи злобы райского блаженства, и занимают теперь их места люди за смирение! Велико смирение! Оно нас ставит выше всех сетей диавольских.

Однажды преп. Антонию было видение о том, как враг всюду и всем расставляет сети. Смутился подвижник и, вздохнув, сказал: «Господи, кто же может избежать этих сетей?» И услышал ответ: «Смиренный».²¹ Надо стараться стяжать смирение, без него все наши подвиги ничего не значат. Если подумает человек, что он – нечто, то пропал. Для Господа приятнее грешник смиренный, чем праведник гордый.

Преподобный Макарий Египетский отличался особенными духовными дарованиями. Он и называется не просто святым, а великим. Но вот у него однажды появилась мысль, что он служит для области, где жил, как бы духовным центром, солнцем, к которому все стремятся. На самом деле это так и было. Но когда Преподобный помыслил нечто о себе, то был к нему голос, говоривший, что в ближайшем селении живут две женщины, которые угоднее Богу, чем он. Старец взял посох и пошел искать этих женщин, которые угоднее Богу. По промыслу Божию, он скоро их нашел и вошел в их жилище.

Женщины, увидев преп. Макария, упали ему в ноги и не находили слов для выражения ему своего удивления и благодарности. Преподобный поднял их и начал просить открыть ему, как они угождают Богу.

– Святый отче, – сказали женщины, – мы ничего не делаем угодного Богу, помолись за нас Господа ради.

Но Преподобный начал настаивать, чтобы они не скрывали от него своих добродетелей. Женщины, боясь ослушаться Старца, начали говорить ему о своей жизни:

– Мы были чужими друг другу, но, выйдя замуж за родных братьев, стали жить вместе и вот уже пятнадцать лет не разлучаемся. За это время мы ни разу не поссорились и не сказали друг другу ни одного обидного слова. Стараемся, по возможности, почаще бывать в храме Божием, соблюдаем установленные посты. Сколько можем, помогаем неимущим... Ну, с мужьями живем, как с братьями, а уж больше решительно ничего нет у нас доброго.

– А что, – спросил Старец, – считаете ли вы себя за добро, которое делаете, святыми или праведными?

– Святыми? – удивились женщины, – Какие мы святые или праведные, мы величайшие грешницы; помолись о нас, святый отче, да помилует нас Господь!

Преподобный преподал им благословение и удалился в пустыню, благодаря Бога за полученное вразумление. Женщинам он не сказал ни слова о своем видении, боясь, как бы не повредить им своей похвалой.

Подобно Макарию Великому, и святому отшельнику Питириму²² Ангел возвестил однажды, что, несмотря на его подвиги, он не достиг еще такой святости, как одна послушница, живущая в общежитии в монастыре. По внушению Ангела св. Питирим отправился в указанный монастырь. Придя туда, он просил игумению показать ему всех сестер обители. Когда все явились и начали подходить под благословение, св. Питирим сказал:

– Нет ли еще сестры?

– Есть, – сказала игумения, – но ее нельзя привести, она наполовину безумная, и мы ее терпим в монастыре только из сострадания.

Святой все-таки велел ее привести. Пришла она в жалком рубище со сбитым платком на голове.

– Где ты была, мать? – спросил ее Преподобный.

– У выгребной ямы лежала.

– Что же ты, мать, разве лучшего места не нашла?

– Да лучшего-то места я не стою.

Святой Питирим позволил ей уйти, а затем, обращаясь к игумении и сестрам, сказал:

– Ваш монастырь имеет неоценимое сокровище: эта смиренная сестра ваша есть великая угодница Божия.

Услышав это, все сестры взволновались. Одна призналась Преподобному, что часто била сестру, другая всячески поносила ее, третья относилась к ней с величайшим презрением, не считая ее даже за человека, четвертая призналась, что часто нарочно выливала на нее помои. Сестры хотели сейчас же просить прощения у обиженной, но та, узнав об их намерении, тайно оставила монастырь, бегая славы, которая ее погубила бы. Господь сказал: Всяк возносяйся смирится, и смиряяйся вознесется.²³ Аминь.

В нынешнем Евангелии читали мы о пребывании Господа Иисуса Христа в Назарете. Господь сказал жителям этого города, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом, а сыны царствия изгнаны будут²⁴ вон. Куда вон? – Очевидно, в ад. Разъяренные назаретяне, как дикие звери, бросились на Спасителя, окружили его и повлекли к высокой скале, с которой хотели сбросить Его. Он же, прошед посреде их, идяше. Идяше – без указания начала и конца действия, идяше все время²⁵.

В Евангелии сокрыт глубокий смысл, который постепенно открывается человеку, внимательно читающему Писание. И по этой неисчерпаемой глубине содержания узнаем мы о Божественном происхождении Книги, потому что всегда можно отличить дело рук человеческих от творения Божия.

Видали ли вы искусственные цветы прекрасной французской работы? Сделаны они так хорошо, что, пожалуй, не уступят по красоте живому растению, но это пока рассматриваем оба цветка невооруженным глазом. Возьмем сильное увеличивающее стекло. И что же увидим тогда? Вместо одного цветка – нагромождение канатов, грубых и некрасивых узлов; вместо другого – пречудное по красоте и изяществу создание. И чем сильнее стекло, тем яснее выступает разница между прекрасным творением рук Божиих и жалким подражанием людским. Чем больше вчитываемся мы в Евангелие, тем более выясняется разница между ним и лучшими произведениями величайших человеческих умов. Как бы ни было прекрасно и глубоко любое знаменитое сочинение – научное или художественное, но всякое из них можно понять до конца: глубоко то оно глубоко, но в нем есть дно. В Евангелии дна нет. Чем больше всматриваешься в него, тем шире развертывается смысл его, неисчерпаемый ни для какого гениального ума.

Он же, прошед посреде их, идяше. Кто? По историческому смыслу – Господь. Но, кроме исторического значения, евангельская история имеет другое, применительное к каждому из нас. Кто же этот он? Это – ум наш, идущий горе. «Горе́ имеем сердца»²⁶, – стремится душа наша, ум наш горе́ ко Господу; но, как дикие звери, окружают нас помыслы, искушения, суета, – и опускаются крылья, поднимавшие дух; и, кажется, никогда не устремиться ему горе́.

«Господи, Господи!.. Жажду общения с Тобою, жизни в Тебе, памятования о Тебе одном, но постоянно рассеиваюсь, развлекаюсь, ухожу в сторону. Пошла в церковь к обедне. Только началась служба, у меня является мысль: «Ах, дома я то-то и то-то не так оставила. Такой-то ученице вот что надо сказать... Платье я выгладить не успела..». И много, много якобы неотложных забот и мыслей, – смотришь, уже и «Херувимскую» пропели, уже и обедня к концу. Вдруг опомнишься – разве молилась? Разве я с Господом беседовала? Нет, телом была в храме, а душой – в будничной суете». – И уйдет такая душа из храма со смущением, неутешенная.

Что же скажем? Слава Богу, что хоть телом побыла в храме, хоть пожелала к Господу обратиться. Вся жизнь проходит в суете. Ум идет посреди суетных мыслей и соблазнов. Постепенно он навыкнет помнить о Боге так, что в суете и хлопотах, не думая, будет думать; не помня, будет помнить о Нем. Только бы шел, не останавливаясь. Пока есть в тебе это стремление вперед, горе́ – не бойся: цел твой кораблик, и под сенью Креста совершает свое плавание по жизненному морю; цел он, и не надо бояться могущих случиться бурь. Без непогоды не обойдется и никакое обыкновенное плавание, тем паче жизненный путь; но не страшны жизненные невзгоды и бури шествующим под прикрытием спасительной молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную», – не страшны они, только бы не впасть в уныние; ибо уныние порождает отчаяние, а отчаяние – уже смертный грех.

Если и случится согрешить – верь в милосердие Божие, принеси покаяние и иди дальше, не смущаясь.

За одним монахом бес ходил тридцать лет, стараясь соблазнить его, и все не удавалось. Наконец через тридцать лет он соблазнил его блудом, и монах пал. Впасть в этот грех монаху – все равно, что уничтожить все свои предшествовавшие труды. Бес пришел к падшему и сказал ему, что он теперь отпал от Бога и стал рабом греха и диавола.

– Ты теперь мой, – говорил бес.

– Никогда, я – Божий.

– Да как же ты можешь быть Божиим, когда впал в мерзейший грех? Ты ужаснейший грешник.

– Ну что ж, что грешник? Я – Божий, а тебя знать не хочу.

– Да ведь ты пал?

– А тебе-то какое до этого дело?

– Куда же ты теперь идешь?

– В монастырь.

– Разве место тебе в монастыре? Ты, сделав такое ужасное дело, не смеешь возвращаться туда. Твое место теперь в миру. Да к кому же ты идешь?

– К духовнику на исповедь.

Бес всячески хулил духовника, останавливал монаха, но тот настоял на своем. Что же сказал духовник? Грех его он отпустил.

– Достойно плача, брате, все свои прежние труды уничтожил ты своим падением. Встань и начинай сначала.

А в ночь игумену того монастыря, мужу высокой жизни, явился Господь Иисус Христос. Он держал за руку монаха.

– Узнаешь ли ты, кто это? – спросил Господь игумена.

– Узнаю, Господи; это монах из моего стада, да еще падший.

– Узнай же и то, что этот монах, не поддавшись наветам бесовским, склонявшим его к унынию и отчаянию, в самом падении своем посрамил беса; и Я оправдал его.

Такое значение имеет твердость и мужественная готовность, потерпев поражение в борьбе, начать ее снова, не впадая в уныние и отчаяние.

Он же, прошед посреде их, идяше, – приходится нашему уму в своем стремлении горе́ идти между суетными помыслами, между соблазнами. Еще же часто смущают его помыслы хульные. Иной приходит с заявлением, что он погиб, так как ему приходят в голову мысли, хулящие Бога, святых, таинства; а хула на Духа Святаго не простится ни в сем веке, ни в будущем²⁷.

Здесь многое понимается превратно. Хулой на Духа Святаго – непростительным и ведущим к погибели грехом – называется упорное неверие и отрицание бытия Божия, несмотря на воочию совершающиеся чудеса, несмотря на множество фактов, неопровержимо доказывающих существование Бога. Упорное отрицание и неверие являются хулой на Духа Божия, не прощаются ни в сем веке, ни в будущем; и человек, умерший, не покаявшись в своем неверии, погиб.

Примером такого нераскаявшегося хулителя является Лев Толстой, упорно отвергающий Церковь и не признающий Божественности Господа Иисуса Христа, что ему ни говорят и как ни доказывают неосновательность воззрений его. Если он умрет не покаявшись, он погиб. Если же перед смертью покается, прощен будет.

Между тем многие под хулой на Духа Святаго разумеют дурные, скверные мысли, которые откуда-то являются в уме верующего человека, и считают такого человека погибшим. Глубоко ошибаются они. Разве может тот, кто верует в Бога, любит Его, надеется на Него, – мыслить хулу на Него? Очевидно, не его это мысли, а нашептываются они врагом нашего спасения, которому выгоднее всего, чтобы человек впал в отчаяние, счел себя отпавшим от Бога, – тогда весь он в руках диавола.

Еще так спрошу. Идете вы по дороге. Навстречу попадается пьяный мужик, который извергает страшнейшие ругательства. Что вам сделать нужно? Поскорее пробежать мимо, стараясь не слышать того, что он говорит. Если что-нибудь у вас, помимо вашей воли, осталось в памяти, будет ли вас за это судить Бог, как за вашу хулу? Нет, не будет.

Иное было бы дело, если бы вы подошли к этому пьяному и стали бы ему говорить: «Вот хорошо, ну, скажи еще что- нибудь, а теперь вот это...» – обнялись бы и пошли с ним вместе, наслаждаясь тем, что он говорит. В этом случае вы были бы осуждены вместе с ним.

Так и с помыслами: если вы стараетесь гнать их от себя, знайте, что вы не отвечаете за то, что они появились у вас, вы ошибочно приписываете их себе, но они не ваши, а внушаются вам врагом. Только когда вы добровольно останавливаетесь на дурной мысли, и вам она доставляет удовольствие, тогда вы виноваты и должны каяться в грехе этом. Аминь.

В настоящее время не только среди мирян, но и среди молодого духовенства начинает распространяться такое убеждение: вечные муки несовместимы с беспредельным милосердием Божиим – следовательно, муки не вечны. Такое заблуждение происходит от непонимания дела. Вечные муки и вечное блаженство не есть что-нибудь только извне приходящее, но есть, прежде всего, внутри самого человека. Царствие Божие внутрь вас есть²⁸. Какие чувства насадит в себе человек при жизни, с тем и отойдет в жизнь вечную. Больное тело мучается на земле, и чем сильнее болезнь, тем больше мучения. Так и душа, зараженная различными болезнями, начинает жестоко мучиться при переходе в вечную жизнь. Неизлечимая телесная болезнь кончается смертью, но как может окончиться душевная болезнь, когда для души нет смерти? Злоба, гнев, раздражительность, блуд и другие душевные недуги – это такие гадины, которые ползут за человеком и в вечную жизнь. Отсюда цель жизни и заключается в том, чтобы здесь, на земле, раздавить этих гадов, чтобы очистить вполне свою душу и перед смертью сказать со Спасителем нашим: «Грядет бо сего мира князь, и во мне не имать ничесоже»²⁹. Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых. Если бы и поместили ее в Рай, то ей самой нестерпимо бы было там оставаться, и она стремилась бы уйти оттуда.

Действительно, каково немилосердной быть среди милостивых, блудной среди целомудренных, злобной среди любвеобильных и т. д.?

Один бедный учитель попал однажды на великосветский обед. Посадили его между генералами. Плохо он себя чувствовал: и с ножом, и с вилкой не так обращался, как его высокие соседи; подвязал салфетку, видит – нехорошо, другие соседи не подвязывают, положил на колени, а она предательски на пол скатилась, пришлось нагибаться и поднимать с полу. Блюд было много, учитель от некоторых отказывался, так как не знал, как к ним приступить. Весь обед сидел он как на иголках, только и мечтал: когда-то он окончится? Все же остальные вели себя как дома, все блюда отведывали, весело разговаривали, смеялись. Наконец, обед кончается; после десерта несут последнее блюдо: маленькие стаканчики, наполненные какой-то беловатой жидкостью, поставленные в большие стеклянные чашки. Подали сначала генералу, сидевшему рядом с учителем, тот взял и поставил рядом с собою. Учителю очень хотелось пить, взял он стаканчик и выпил залпом. Не особенно вкусно показалось – вода теплая с мятой. Но каково было смущение бедного учителя, когда он увидел, что все стали полоскать водою рот, и никто эту воду не стал пить. Вконец смущенный, встал он из-за стола и в глубине души дал клятвенное обещание никогда не бывать на великосветских обедах.

Если уж на земле так неприятно быть не в своем обществе, то тем более – на Небе.

Сильно распространен теперь неправильный взгляд на муки вообще. Их понимают как-то слишком духовно и отвлеченно, как угрызения совести; конечно, угрызения совести будут, но будут мучения и для тела – не для того, в которое мы сейчас облечены, но для нового, в которое мы облечемся после воскресения. И ад имеет определенное место, а не есть понятие отвлеченное.

В городе N. жил один молодой офицер, ведущий пустую рассеянную жизнь. Он, кажется, никогда не задумывался над религиозными вопросами и, во всяком случае, относился к ним скептически. Но вот что однажды произошло. Об этом он сам рассказывал так: «Однажды, придя домой, я почувствовал себя плохо. Я лег в постель и, кажется, уснул. Когда я пришел в себя, то увидел, что нахожусь в каком-то незнакомом городе. Печальный вид имел он. Большие серые полуразрушенные дома уныло вырисовывались на бледном небе. Улицы узкие, кривые, местами нагромождены кучи мусора; людей – ни души. Хоть бы одно человеческое существо! Точно город оставлен жителями в виду неприятеля. Не могу передать то чувство тоски и уныния, какое охватило мою душу. Господи, где же я? Вот, наконец, в подвале одного дома я увидел два живых и даже знакомых мне лица. Слава Тебе, Господи! Но кто же они? Я стал усиленно думать и вспомнил, что это два моих товарища по корпусу, умерших несколько лет тому назад. Они тоже узнали меня и спросили: «Как, и ты тут?» Несмотря на необычность встречи, я все-таки обрадовался и просил их показать, где они живут. Они ввели меня в сырое подземелье, и я вошел в комнату одного из них. «Друг, – сказал я ему, – ты при жизни любил красоту и изящество, у тебя всегда была такая чудная квартира, а теперь?» Он ничего не ответил, только с бесконечной тоской обвел глазами мрачные стены своей темницы. «А ты где живешь?» – обратился я к другому. Он встал и со стоном пошел в глубь подземелья. Я не решился следовать за ним и начал умолять другого вывести меня на свежий воздух. Он указал мне путь. С большим трудом я вышел, наконец, на улицу, прошел несколько переулков, но вот перед глазами моими выросла огромная каменная стена; идти больше некуда: я обернулся – и позади меня стояли такие же высокие мрачные стены, я находился как бы в каменном мешке. «Господи, спаси меня!» – воскликнул я в отчаянии и проснулся. Когда я открыл глаза, то увидел, что нахожусь на краю страшной бездны, и какие-то чудовища силятся столкнуть меня в эту бездну. Ужас охватил все мое существо. «Господи, помоги мне!» – взываю я от всей души и прихожу в себя. Господи, где же я был и где нахожусь сейчас? Унылая однообразная равнина, покрытая снегом. Вдали виднеются какие-то конусообразные горы. Мертвая тишина. Ни души! Я иду. Вот вдали река, покрытая тонким ледком. По ту сторону идут какие-то люди, идут они целой вереницей и повторяют: «О горе, о горе!» Я решаюсь идти через реку. Лед трещит и ломается, а из реки поднимаются чудовища, стремящиеся схватить меня. Наконец я на другой стороне. Дорога идет в гору. Холодно, жутко, а на душе бесконечная тоска. Но вот вдали огонек, какая-то палатка разбита, а в ней люди. Слава Богу, я не один! Подхожу к палатке, и опять страх охватывает меня. В сидящих в палатке людях я узнаю злейших моих врагов. «А, попался ты нам, наконец, голубчик, и не уйдешь от нас живым!» – со злобной радостью восклицают они и бросаются на меня. «Господи, спаси и помилуй!» – восклицаю я и открываю глаза. Что же это? Я лежу в гробу, кругом меня много народа, служат панихиду. Я вижу нашего старого священника. Он отличался высокой духовной жизнью и обладал даром прозорливости. Он быстро подошел ко мне и сказал: «Знаете ли вы, что вы были душой в аду? Не рассказывайте сейчас ничего, успокойтесь!»

С тех пор молодой офицер резко переменился. Он оставил полк, избрал себе другую деятельность. Каждый день начал посещать храм и часто причащаться Святых Таин. Видение ада оставило в нем неизгладимое впечатление.

Воспоминание о смерти и аде очень полезно для души. Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши³⁰. Впрочем, и воспоминание райских сладостей тоже может предохранить человека от падений.

В одном монастыре жил инок именем Феодот. Был он из малороссов, неграмотный, уже старец лет семидесяти. По послушанию колол дрова, носил воду, разводил очаг. Повар монастырский отличался вспыльчивым характером, часто, рассердившись, бил о. Феодота чем попало: кочергой, ухватом, метлой. Никто никогда не видел, чтобы о. Феодот рассердился на повара или сказал ему обидное слово. Иногда кто-нибудь из братии участливо пойдет к нему: «Больно тебе,о. Феодот?» – «Ничего, по горбу попало», – ответит он, и его старческое лицо осветится детской улыбкой.

Однажды один иеромонах этой обители заснул на молитве и видел сон: видел он обширный сад, наполненный деревьями необыкновенной красоты, деревья были покрыты плодами, испускающими тонкое благоухание. «Кто обладатель этого чудесного сада?» – подумал иеромонах и вдруг видит о. Феодота.

– Отец Феодот, как ты здесь? – воскликнул он.

– Господь дал мне сие – это моя дача. Как сделается на душе тяжело, я ухожу сюда и утешаюсь.

– А можешь ты мне дать райских плодов?

– Отчего же, с удовольствием, протяни мне твою мантию. – Иеромонах протянул, а о. Феодот насыпал в нее множество чудных плодов. В это время иеромонах увидел своего покойного отца, бывшего священником.

– Тятенька, тятенька, и ты тут! – радостно воскликнул он и протянул к нему руки; конец мантии выпал из рук, а с ним и плоды упали на землю, и иеромонах проснулся. Было утро. Иеромонах подошел к окну своей келлии и услышал крик:

– Ах ты, негодяй! – кричал повар. – Опять мало воды принес, надо чтобы все ушаты были наполнены. А ты и не заглянул во все, скотина! – Ругаясь, повар тузил о. Феодота кочергой, сколько у него сил хватало. Иеромонах вышел.

– Оставь его, – обратился он к повару, – о. Феодот, пойдем ко мне пить чай.

Тот пошел.

– Где ты сейчас был? – спросил его иеромонах.

– Да заснул немного в поварне и по старческой памяти позабыл воды принести в достаточном количестве, чем и навлек на себя справедливое неудовольствие отца повара.

– Нет, о. Феодот, не скрывай от меня. Где ты сейчас был?

– Где я был? – отвечал о. Феодот. – Там же, где и ты. Господь по неизреченной Своей милости уготовил мне сию обитель.

– А что было бы, если бы я не уронил плодов? – спросил иеромонах.

– Тогда они остались бы у тебя, и ты, проснувшись, нашел бы их в мантии, но только я тогда оставил бы монастырь, – отвечал о. Феодот.

Вскоре после этого о. Феодот скончался и навсегда переселился в уготованную ему обитель.

Да сподобит и нас Господь вселиться во святые Его дворы со всеми благоугодившими Ему!

Один афонский схимник рассказывал однажды одному Оптинскому старцу следующее.

«В молодости я был очень богат и вел самый веселый образ жизни. Счастье мне всюду улыбалось. К зрелым годам я сделался очень крупным фабрикантом, доходы свои считал миллионами. Обладая отличным здоровьем, я никогда не задумывался над жизнью, воздаяние за гробом казалось мне лишь баснею.

Однажды после обеда я заснул в своем кабинете. Вдруг вижу ясно, как наяву, светлого Ангела, который, взяв меня за руку, сказал: «Пойдем, я покажу тебе место, которое будет твоим вечным жилищем». Я в страхе последовал за Ангелом. Мы очутились с ним в какой-то необитаемой мрачной стране. Посреди нее возвышалась конусообразная гора, из которой вырывались клубы пламени и дыма, а из недр той горы слышны были вопли и стоны.

– Вот, – сказал мне Ангел, – то место, в которое ты переселишься после смерти, если будешь жить, как теперь живешь. Господь повелел открыть тебе это.

Ангел стал невидим, и я проснулся. Встав, я воздал благодарение Богу, дающему мне время на покаяние. После этого я поспешил справить скорее все свои дела. Жене оставил больше миллиона денег, столько же детям, а сам удалился на святую Афонскую Гору. Игумен сначала не хотел меня брать, видя меня в зрелых летах и неспособным к труду, но я пожертвовал на монастырь миллион, и меня взяли. В настоящее время я сподобился схимнического чина и с Божией помощью надеюсь избежать того места мучений». Аминь.

Мы привыкли считать Запад гнилым за те идеи, часто вредные, которые там проповедуются. Однако там еще не все сгнило, по временам и там появляются люди, распространяющие светлые взгляды и здоровые мысли. К числу таких людей относится и американец Мотт, много пишущий о внутреннем состоянии души человеческой. Он совершенно верно делит людей на категории, сообразно их внутреннему устроению.

Первая категория – людей совершенных, победивших все страсти, вторая – борющихся, которые то одолевают страсти, то побеждаются ими, и, наконец, третья категория – людей плотских, которые всецело предаются страстям.

Действительно, каждый человек различно относится к борьбе со страстями. Впрочем, и совершенные люди имеют страсти, вполне бесстрастных людей нет; бесстрастие существует в полной мере лишь за гробом. Но у совершенных страсти замерли, так как им не дают ходу. Каждый человек, какую бы высокую жизнь он ни вел, каких бы благодатных даров ни сподобился, должен помнить и никогда не забывать, что и он – человек страстный.

Преподобный Иаков³¹ своею равноангельской жизнью достиг такой святости, что совершал великие чудеса: больных исцелял, прокаженных очищал, бесов изгонял, мертвых воскрешал.

Но вот однажды нашло на него искушение. Ночью постучалась в его келлию женщина, прося приюта, так как сбилась с пути. Преподобный сжалился над ней и, боясь, как бы не разорвали ее дикие звери, пустил к себе ночевать. После скудной трапезы святой ушел в свою внутреннюю келлию, но лукавый помысл начал смущать его, он вышел снова и, увидев женщину обнаженной, впал с нею в грех против ее воли. Когда же грех был совершен, диавол начал внушать Иакову убить женщину, чтоб не огласился его грех и не подверглось нареканию все монашество. Слушаясь этих злобных внушений, он совершил и другой смертный грех – убийство. После этого он впал в отчаяние, бросил свою келлию и пошел в мир. Но Господь не восхотел его погибели. На пути преп. Иаков встретил какого-то старца-инока, исповедовал ему свои грехи, и тот убедил его поселиться в некой пещере, обещаясь приносить туда пищу. «У Господа – море милосердия, ужели для одного тебя не хватит», – говорил старец. Двенадцать лет безвыходно подвизался Преподобный в этой пещере, и Господь отпустил грехи его. Однажды в городе, ближайшем к этой пещере, где подвизался преп. Иаков, сделалась сильная засуха. Епископу этого города, человеку святой жизни, явился во сне Господь и повелел ему и всему народу отправиться к пещере Преподобного и просить его святых молитв. Епископ объявил народу о своем видении, и все пошли к святому. Когда начали просить его молитв и говорили о явлении Господа, то преп. Иаков отвечал: «Вы ошиблись, это не ко мне Господь послал, так как я – великий грешник». Епископ же молил его, говоря: «Не противься велению Божию, подними преподобные руки и помолись о нас». Когда святой начал молиться, сейчас же пошел сильный дождь, и понял тогда преподобный Иаков, что Господь простил его.

В городе Костроме жил некогда один блаженный, который часто спрашивал у одного благочестивого купца: «Ну что, живы ли еще покойнички?» Некоторые смеялись над его словами, не понимая их значения, но человек духовный понимал, что под «покойничками» блаженный подразумевал страсти, которые замирают у людей благочестивых, но все еще живы, и надо всегда быть настороже.

Люди второй категории – борющиеся, как мы все, – то одолевают страсти, то побеждаются ими. Борющиеся будут спасены, Господь не презрит их трудов и усилий и пошлет им христианскую кончину.

Люди же плотские, вовсе не думающие о спасении души своей, погибнут, если, конечно, перед смертью не принесут покаяния.

Различны душевные устроения людей, различную славу наследуют они и в жизни будущей. Апостол Павел пишет: Ина слава солнцу, и ина слава звездам...»³² и т. д. Даже Ангелы Божии не в одинаковой славе у Бога. Ближе всех к Престолу Божию пламенные Серафимы, затем Херувимы, потом Престолы, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелы, Ангелы. Но эти девять чинов ангельских совершенствуются ежесекундно, – так и души людей, смотря по тому, насколько они были приготовлены на земле, не остаются в одном состоянии, а переходят из клеточки в клеточку. Аминь.

Кажется, ни в какой другой стране нет таких колоссальных богачей, как в Америке. В настоящее время, например, там славится миллионер Рокфеллер. Кроме всякого недвижимого имущества, денег у него целый миллиард. Ведь это 1000 миллионов! Вообразите себе 1000 сундуков и в каждом сундуке по миллиону, и около каждого сундука по солдату с ружьем: ведь это целый полк солдат разместить придется. Рассуждая по-человечески, этому ли человеку не быть счастливым? А между тем он – несчастнейший человек в мире. У него неизлечимая болезнь желудка, в котором сделан треугольный клапан, куда золотыми зондами накачивается пища; остальные питательные соки втираются в тело. При этом он иногда испытывает такие мучительные боли, что жаждет умереть, думая, что в аду легче будет. Все время он проводит в том, что читает всевозможные газеты, желая узнать, не появилась ли какая-нибудь знаменитость в медицинском мире. И как скоро прочтет о какой-нибудь знаменитости, сейчас же снаряжает корабль и посылает за ним. Но до сих пор облегчения ни от кого не получил.

Вам кажется странным, отчего я заговорил о Рокфеллере, какое вам до него дело? А заговорил я о нем, чтобы показать вам, что само по себе богатство не может принести человеку счастья. Радость бывает только о Господе, а если человек далек от Бога, то далек он и от истинного счастья.

Посетил меня недавно учитель из Пензы с сыном неверующим. Сказал я отцу: «Без веры не будет вашему сыну никакого счастья на земле». Оскорбился он на меня. Апостол Павел, прозирая наше время, пишет: «Течение скончах, веру соблюдох»³³. Значит, это очень трудно, особенно в наше время.

Много появилось у нас воров. Не тех, которые лезут в карман или ограбляют дома, нет, эти воры злее и опаснее. Они являются к вам в костюме джентльмена, говорят громкие фразы, а в результате крадут самое дорогое – веру. Когда же у человека выкрали веру, он спрашивает у своих учителей: «А как же теперь жить?» – «Живите по своему разуму», – отвечают.

Разум же, как известно, без веры не всегда бывает хорошим советчиком, и человек начинает следовать хотениям своей плоти, и падает все ниже и ниже.

Деточки, берегите святую веру, это неоценимое сокровище, с ним войдете в Царство: ведь не для малого мы трудимся, а для завоевания Царства, да еще какого – Небесного! Хотим сделаться его гражданами. Вот и я, грешный игумен, с утра до ночи не знаю покоя, а из-за чего? Очень хочется попасть в Царство, а то вдруг, сохрани Бог, в ад – вся жизнь пойдет насмарку. Аминь.

Хотел я сегодня после Литургии сказать слово, но накануне не испросил благословения у о. архимандрита. Он, конечно, охотно бы разрешил, но, не благословясь, ничего не следует делать. Если мирские люди в делах более или менее важных спрашивают совета у людей более опытных, то тем более инок должен пребывать в послушании.

У нас в Скиту был такой случай³⁴. Один инок зимой собрался идти в монастырскую лавку, и пришла ему в голову мысль: не стоит таким пустяком беспокоить Старца и спрашиваться, а сходить-то в лавку займет не более четверти часа. Правда, приходил и другой помысл: лучше благословиться, но первое желание превозмогло, и инок пошел, не спрашиваясь.

Смеркалось. Дорога шла лесом: шел он, шел, все не может дойти до места. Вот уже и совсем стемнело. Что же это такое? Деревня какая-то виднеется, оказывается, он уже до Прысков дошел. Вдруг перед ним выступают какие-то чудовища. Вскрикнул Марк (так звали инока) от страха. Подойдя ближе, он увидел, что это стог сена. Силы совсем оставили бедного монаха. Забился он в стог и стал звать на помощь. Прибежали крестьяне, извлекли его из стога и на телеге привезли в Скит. Правая нога Марка совершенно отмерзла, так что доктор предложил ее отнять. Но Марк не согласился на операцию, говоря: пусть моя нога, ходившая по своей воле, мучается теперь до конца.

Действительно, Марк стал терпеть ужасную муку. Девятнадцать лет он пролежал в постели. Нога его почернела и начала гнить. В ней завелись черви, смрад от нее шел страшный. Когда кто-нибудь приходил его навестить, он говорил:

– Вот, смотрите на самочинника.

– Успокойся, брат Марк, – говорили ему, – Господь простил тебя.

– Да, это, конечно, свойственно Его милости, но сам-то я себя не должен прощать.

Великое смирение стяжал брат Марк. После смерти он явился одному брату и возвестил ему, что Господь его помиловал, и теперь он утешается в Раю. Аминь.

Молитва Иисусова имеет громадное значение в жизни христианина. Это есть кратчайший путь к достижению Царствия Небесного, хотя и этот путь долгий, и, вступив на него, мы должны быть готовы к скорбям. Правда, немалое значение имеют и другие молитвы; человек, проходящий Иисусову молитву, слушает в церкви молитвословия и песнословия, совершает обязательные келейные правила, но Иисусова молитва скорее других приводит человека в покаянное настроение и показывает ему его немощи, следовательно, скорее приближает к Богу. Человек начинает чувствовать, что он величайший грешник; а Богу только то и нужно.

Возьмем пример: в Оптиной есть гостиница о. Михаила. Как пройти к ней из Скита? А очень просто. Пройти прямо по аллее, затем мимо церкви, через Святые ворота и направо, а там подняться по лестнице – вот и пройдешь в свой номер. Но можно пойти иначе. Дойти до Жиздры, переправиться на пароме на ту сторону, дойти до Козельска, через мост перейти Жиздру и лесом отправиться в гостиницу. Конечно, всякий сколько-нибудь знакомый с Оптиной без труда скажет, какой путь ближе.

Враг всячески старается отклонить христианина от этой молитвы, ее он больше всего боится и ненавидит. Действительно, человека, всегда творящего эту молитву, сила Божия сохраняет невредимым от сетей вражеских; когда же человек вполне проникается этой молитвой, то она отверзает ему райские врата, и хотя бы он на земле не получил особых даров и благодати, душа его будет дерзновенно вопиять: «Отверзите мне врата правды».³⁵

И вот враг внушает различные помыслы для смущения неразумных, говоря, что молитва требует сосредоточенности, умиления и т. д., а если этого нет, то она только прогневляет Бога; некоторые слушают эти доводы и бросают молитву на радость врагу.

Начинающий молитву Иисусову подобен гимназисту, поступившему в первый класс гимназии и надевшему форму. Можно думать, что он впоследствии и кончит гимназию, а может быть, и в университет пойдет. Но вот приходят искушения первого же урока; например, по арифметике ученик не понял, и помысл ему говорит: «Первого урока не понял, тем более не поймешь второго, а там, гляди, вызовут; лучше скажись больным да посиди дома». Если же у ученика есть состоятельные родственники, то тут искушения еще больше, тот же соблазнительный голос говорит: «У тебя тетушка и дядюшка богатые, чего тебе учиться, у них погости». Слушает эти речи гимназистик, перестает учиться, теряет зря время; а прошло несколько лет, – вырос балбес и никуда негодный. Время ушло, какое тут учение – и исключают его из гимназии.

Так и тут может случиться. Не следует внимать искусительным помыслам, надо гнать их далеко от себя и, не смущаясь, продолжать молитвенный труд. Пусть незаметны плоды этого труда, пусть человек не переживает духовных восторгов, умиления и т. д., – все-таки бездейственной молитва остаться не может. Она бесшумно совершает свое дело. В бытность в Оптиной известного старца о. Льва³⁶ один инок, 22 года проходивший молитву Иисусову, впал в уныние оттого, что не видит никаких благоприятных результатов своего труда. Он пошел к Старцу и высказал ему свое горе:

– Вот, отче, 22 года совершаю я Иисусову молитву и не вижу никакого толку.

– А какой же ты хочешь видеть толк? – вопросил его Старец.

– Как же, отче, – продолжал инок, – я читал, что многие, совершая эту молитву, стяжали духовную чистоту, имели дивные видения, достигали полного бесстрастия. А я, окаянный, искренне сознаю, что я самый великий грешник, вижу всю свою скверну и, размышляя о сем, идя по дороге от монастыря к Скиту, часто трепещу, чтобы не разверзлась земля и не поглотила бы такого нечестивца, как я.

– А ты видел когда-нибудь, как матери держат на руках своих детей?

– Конечно, видел, отче, но как ко мне-то это относится?

– А вот как: если ребенка потянет к огню, и даже будет плакать, чтоб его ему дали, – позволит ли мать обжечься ребенку ради его слез? Конечно, нет; она его унесет от огня. Или вышли вечерком женщины с детьми воздухом подышать, и вот один малютка потянулся к луне и плачет: дай ему ее поиграть. Что же делать матери, чтобы его утешить? Ведь нельзя же дать ему луну. Должна в избу унести, в зыбку положить, покачать: «Нишкни, нишкни, молчи!» Так и Господь поступает, чадо мое. Он благ и милостив, и мог бы, конечно, дать человеку какие угодно дары, – но если это не делает, то для нашей же пользы. Покаянное чувство всегда полезно, а великие дары в руках человека неопытного могут не только принести вред, но и окончательно погубить его. Человек может возгордиться, а гордость хуже всякого порока: «Бог гордым противится»³⁷. Всяк дар надо выстрадать, а потом уж владеть им. Конечно, если царь дает дар, то нельзя его бросить ему в лицо обратно; надо принять с благодарностью, но и стараться употреблять с пользою. Господь иногда дарует особенные духовные дарования и малоопытным за неотступные просьбы, но говорит: «Будь осмотрителен». Бывали случаи, что великие подвижники, получив особые дарования, за гордость и осуждение других, не имеющих таких даров, ниспадали в глубину погибели.

– А все-таки хотелось бы от Бога гостинчика, – продолжал инок, – тогда и трудиться было бы и спокойнее, и радостнее.

– А ты думаешь, это не милость Божия к тебе, что искренне сознаешь себя грешником и трудишься, совершая молитву Иисусову? Продолжай поступать так же, и, если Господу будет угодно, Он даст тебе и сердечную молитву.

Через несколько дней после этой беседы по молитвам о. Льва совершилось чудо. В один воскресный день, когда тот инок по послушанию подавал пищу братии и, ставя миску щей на стол, произнес по обыкновению: «Приимите, братия, послушание от меня убогого», – он почувствовал в своем сердце что-то особенное, точно какой-то благодатный огонь вдруг опалил его, – от восторга и трепета инок изменился в лице и пошатнулся. Братия, заметив это, поспешили к нему.

– Что с тобой, брат? – спрашивали его с удивлением.

– Ничего, голова заболела.

– Не угорел ли ты?

– Да, верно угорел; помогите мне, Господа ради, дойти до моей келлии.

Его проводили. Он лег на кровать и совсем забыл о пище, забыл все на свете; и только чувствовал, что сердце его пламенеет любовью к Богу, к ближним. Блаженное состояние! С тех пор молитва его стала уже не устной, как прежде, а умно-сердечной, то есть такой, которая никогда не прекращается и о которой Священное Писание говорит: «Аз сплю, а сердце мое бдит».³⁸

Впрочем, не всегда Господь посылает умно-сердечную молитву: некоторые всю жизнь молятся устной молитвой, с ней и умирают, не ощутив восторгов сердечной молитвы; но и таким людям не следует унывать; для них духовные восторги начнутся в будущей жизни и никогда не кончатся, а все будут увеличиваться с каждым мгновением, подобно восторгам Серафимов, которые с каждым мгновением все больше и больше постигают совершенства Божии, в трепете произнося: «Свят, Свят, Свят!»

В житии преп. Пимена Великого³⁹ известен такой случай: к этому подвижнику приходила однажды его мать из далекой Африки и желала его увидеть. Когда об этом сообщили Преподобному, то он ответил:

– У меня нет матери.

– Как же нет, – возразили ему, – эта приехавшая женщина убедительно говорит, что она твоя мать.

– У меня нет матери, – повторил святой, – но все равно спросите мою мать: желает ли она меня видеть?

– Странный вопрос, отче, если бы она не желала тебя увидеть, то не предприняла бы такое путешествие.

– Нет, спросите ее, где она желает меня видеть, в этой жизни или в будущей?

Когда этот вопрос был предложен матери св. Пимена, она поняла его значение и ответила:

– Желаю свидеться с моим сыном в будущей жизни, – и уехала обратно.

Этот случай очень назидателен. Может быть, если бы мать настояла на том, чтобы непременно увидеть сына, она не увидела бы его в будущей жизни; когда же ее великий сын обещал с ней увидеться за гробом, то этим обещал ей вечное спасение.

Отсюда можно сделать и такой вывод: совершая молитву Иисусову, мы можем не ощущать святых восторгов в этой жизни, но зато в полной силе ощутим их в будущей.

Молитва Иисусова разделяется на три, даже на четыре ступени.

Первая ступень – молитва устная; когда ум часто отбегает, и человеку надо употреблять большое усилие, чтобы собрать свои рассеянные мысли. Это молитва трудовая, но она дает человеку покаянное настроение.

Вторая ступень – молитва умно-сердечная; когда ум и сердце, разум и чувства заодно, тогда молитва совершается беспрерывно, чем бы человек ни занимался: ел, пил, отдыхал, – молитва все совершается.

Третья ступень – это уже молитва творческая, которая способна передвигать горы одним словом. Такую молитву имел, например, преподобный пустынник Марк Фраческий⁴⁰. К нему однажды пришел для назидания один инок⁴¹. В разговоре Марк спросил: «Есть ли у вас теперь такие молитвенники, которые могут и горы передвигать?»⁴² Когда он это говорил, гора, на которой они были, содрогнулась. Святой Марк, обратясь к ней, как к живой, сказал: «Стой спокойно, я не о тебе говорю».

Наконец, четвертая ступень – это такая высокая молитва, которую имеют только Ангелы и которая дается разве одному человеку на все человечество.

Покойный батюшка о. Амвросий имел умно-сердечную молитву. Эта молитва ставила его иногда вне законов природы. Так, например, во время молитвы он отделялся от земли. Его келейники сподобились видеть это. Последние годы Батюшка был как бы болен и все время полулежал в постели, так что не мог ходить в церковь. Все службы, кроме обедни, совершались у него в келлии.

Однажды совершали всенощную, Батюшка полулежал, один келейник стоял впереди у образа и читал, а другой позади Батюшки. Вдруг этот последний видит, что о. Амвросий садится на кровати, затем поднимается вершков на десять, отделяется от кровати и молится на воздухе. Ужаснулся келейник, но пребыл в безмолвии. Когда пришла его очередь читать, то другой, встав на место первого, сподобился того же видения. Когда закончили службу и келейники пошли к себе, то один сказал другому.

– Ты видел?

– Да.

– Что же ты видел?

– Видел, что Батюшка отделился от кровати и молился на воздухе.

– Ну, значит, это правда, а то я подумал, что мне это только кажется.

Хотели они спросить о, Амвросия, да побоялись: Старец не любил, когда говорили что-нибудь о его святости. Возьмет, бывало, палку, хлопнет ею совопросника и скажет: «Дурень, дурень, что грешного Амвросия об этом спрашиваешь?» – и больше ничего.

В настоящее время в Кавказских горах спасается отец Иларион⁴³. Жил он сначала в общежительном монастыре на Афоне, а теперь все оставил и служит Богу в подвиге пустынничества. С ним живет еще молодой (30 лет) монах – о. Венедикт⁴⁴. Ему даны старцем некоторые поручения и, между прочим, узнать, как в монастырях совершается молитва Иисусова. Он объездил многие монастыри – мужские и женские – и пришел к печальному выводу: эта необходимейшая молитва почти всюду оставлена, особенно в женских монастырях. Исполнители ее кое-где как свечи догорают.

Прежде молитву Иисусову проходили не только монахи, – она была обязательна и для мирских (например, известный исторический деятель Сперанский⁴⁵ – издатель законов, упражнялся в творении Иисусовой молитвы и был всегда радостен, несмотря на многоразличные труды свои). Теперь же даже монахи недоверчиво относятся к этому подвигу. Один, например, говорит другому:

– Слыхал?

– Что?

– Да о. Петр начал совершать Иисусову молитву.

– Неужели? Ну, верно с ума сойдет.

Есть пословица: «Нет дыма без огня». Действительно, бывали случаи, что и с ума сходили люди, но от чего? Да брались за эту молитву самочинно, без благословения и, начав, сейчас же хотели попасть в святые; лезли на Небо напролом, как говорится, – ну и обрывались.

Надо считать себя стоящим ниже всех и стремиться получить от Господа те дары, которые несомненно несет с собой Иисусова молитва, это покаянное чувство, терпение и смирение. Аминь.

1. Димитрий Брянчанинов⁴⁷ (впоследствии епископ Игнатий), быв послушником в Оптинском скиту, спросил однажды одного инока: «Скажи, отче, на пользу моей души: самодвижная ли у тебя молитва?» Тот, видя, что вопрос предложен не из любопытства, сказал: «Слава Господу, сподобившему меня сего дара, с которым я теперь никогда не расстаюсь; но получил его внезапно, точно молния озарила меня однажды после многих лет трудовой молитвы».

2. По замечанию батюшки Варсонофия, есть в Скиту иноки, которые по 40 лет совершают молитву, но она у них все еще трудовая; мысли расходятся.

3. Некто спросил у о. Амвросия: «На каком слове в молитве Иисусовой делать ударение? Не на слове ли «Иисус»?» – «Это великое слово, – отвечал Старец, – но для нас, немощных, полезнее делать ударение на слове «грешный"».

4. Отец Венедикт недавно был в Оптине, уехал после Преображения Господня. С батюшкой Варсонофием он вел продолжительные беседы и на вопрос об Иисусовой молитве получил ответ: «Все рабы Божии и в монастыре, и в Скиту проходят молитву Иисусову, только трудовую, то есть первой ступени». Впрочем, и на этой ступени есть до тысячи подразделений; проходящие эту молитву поднимаются, так сказать, с одной линейки на другую. Но человек не может определить сам, на какой линейке он стоит; считать свои добродетели было бы фарисейской гордостью.

В Скиту есть обычай принимать у старца благословение на ночь и на день.

Утром и вечером весь Скит приходит к игумену, и он всех благословляет. Великое значение имеет крестное знамение. Никто не знает, что принесет наступающая ночь, потому так важно оградиться силою Честнаго и Животворящаго Креста. Иногда у нас в келлиях случаются странные вещи.

Не так давно, в 1907 году, здесь в Скиту скончался один схимник, о. Памфил⁴⁸. Был он раньше на военной службе, участвовал в Венгерской войне и Крымской кампании, а затем все оставил и ушел в монастырь.

Однажды он пришел к утрене очень расстроенный, охает, и большой палец у него перевязан.

– Что случилось? – спрашиваем.

Да вот, братие, ночью бесы одолели. Только что я лег в постель и заснуть еще не успел, как вижу: целою вереницею идут ко мне какие-то люди в пиджаках, точь-в-точь как слуги в трактирах. Думаю, откуда бы прийти этим людям, обе двери закрыты на ключ? Понял я тогда, кто это.

– Зачем вы идете сюда, окаянные? Кто вас звал?

– А вот мы тебе покажем, – отвечают, – распните его!

Схватили меня, а я-то растерялся и перекреститься не успел. Начали меня распинать. Растянули руки и ноги, и один из бесов ударил меня молотком, хотел, по-видимому, в ладонь, да промахнулся, попал в палец, весь его раздробил. Сильную я ощутил боль и воскликнул: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Бесы тотчас исчезли. Смотрю я – вся рубашка у меня в крови, палец болит нестерпимо. Перевязал я его. Вижу – пора уже идти к утрене. Верьте мне, братие, не солгу я, чувствую, что попустил мне Господь сие за то, что в молодости я, читая, сомневался в возможности чувственных явлений бесов.

Действительно, из Житий святых известно, что бесы могут наносить человеку и телесный вред. На преп. Антония Великого⁴⁹ бесы часто нападали чувственным образом и били его. Однажды, явившись во множестве, они стали бить Преподобного скорпионами, т. е. ремнями, оканчивающимися острыми зубцами, которыми вырываются из тела целые куски мяса. Это была страшнейшая из пыток у римлян. Святой Антоний ощутил нестерпимую боль и воззвал: «Господи, Господи!» Бесы исчезли. Весь окровавленный, лежал святой без движения, и вдруг явился Спаситель. Одним прикосновением Он исцелил св. Антония.

– Господи, где же Ты был? – воззвал преп. Антоний. – Отчего допустил так надругаться над рабом Своим?

– Здесь был, – ответил Господь, – видел подвиг твой, но не явился тебе раньше, чтобы ты сам посрамил бесов.

В Оптиной был другой случай. Поступил к нам в Скит послушником один фельдшер, Иван. Батюшка о. Амвросий взял его под свое руководство. Этот Иван рассказывал про себя следующее.

Жил он в Тульской губернии и познакомился однажды с одним чародеем; тот был по происхождению еврей, неизвестно только, крещеный или некрещеный. Захотелось фельдшеру поучиться искусству волхвования. Тот согласился принять его своим учеником. На первый раз принес скамейку и велел Ивану положить на нее свои руки, тот положил, и скамейка поднялась до потолка. Испугался ученик и бросился бежать, а учитель, останавливая его, говорит: «Куда ты, трус? Хочешь постичь всю премудрость, а сам от ничтожной вещи пугаешься». Успокоился Иван, вернулся. С тех пор учение пошло успешно. Скоро он начал видеть самих духов. С одной стороны, кажется странным, что бестелесные духи могут являться чувственным образом и притом многоразлично: то в виде человека, то – кошки, даже (как этот рассказ напоминает наши спиритические сеансы!) в виде лунного луча, – как однажды явился дух чародею с учеником. Надо думать, духи избирают себе тело из материи, находящейся в пространстве, которой и сообщают ту или иную форму.

Погибал фельдшер, но Господь, не хотящий погибели человеческой, неисповедимыми путями привел его в нашу святую обитель. Жил он у нас несколько времени. Раз ночью приходит он к о. Амвросию и просит келейника разбудить Батюшку.

Ну куда ты пришел ночью, – говорит келейник, – Батюшка спит, он устал, приди завтра.

Нет, – отвечает Иван, – Батюшка велел мне приходить во всякое время дня и ночи.

Разбудили о. Амвросия. Тот внимательно выслушал пришедшего, который рассказал ему следующее.

«После вечернего правила я захотел лечь, как вдруг вижу – сидит у меня какой-то человек, уже преклонных лет. Двери у меня крепко заперты, следовательно, войти никто не мог. Я догадался, что это бес. А он говорит мне:

– А ведь ты очень неблагородно поступил: был нашим другом, мы сообщали тебе уже некоторые тайны, и вдруг ты все бросил и привязался к этому старичишке.

– Что же мне делать? – спрашиваю.

– А вот что: как ты бросил нас, так брось и его. Только пожелай, и я тебя в одно мгновение перенесу отсюда к твоему бывшему наставнику.

– Да у меня шубы нет, а на дворе мороз.

– Не беспокойся: и лошади, и шуба – все есть.

– Скит заперт.

– Перелезем через ограду, а там уже тройка ждет.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго, – воскликнул я, и бес моментально исчез. Но на меня напал неизъяснимый страх, думаю: вдруг он опять вернется и задушит меня, вот и прибежал я к вам, отче».

Среди духов не все равны, как в войске, – есть солдаты, офицеры, генералы и генералы над генералами. Так и в бесовском войске. Известен евангельский рассказ об исцелении гадаринского бесноватого⁵⁰. Когда Господь спросил обитавшего в человеке беса, как тебе имя, тот ответил: легион. В римском войске легион состоял из 6400 человек, следовательно, в бесноватом был начальник легиона бесов.

Когда о. Амвросий выслушал монаха, то сказал:

– Хорошо, что ты пришел, у тебя был бес восьмилегионный, силы страшной, и почти никто не избавляется от него.

– Как же я от него избавился?

– Господь возвестил мне, что ты в опасности, и я встал на молитву. Слава Богу, что ты вспомнил Его страшное и святое имя и изгнал им беса⁵¹.

Что стало потом с этим монахом – неизвестно. Ушел он на военную службу и больше в обитель не вернулся.

Великое имеем мы, верующие, оружие – это сила Животворящего Креста. Как подумаешь, страшно становится за неверующих, они совершенно беспомощны: это равно, как если бы человек совершенно безоружный ночью отправился в дремучий лес. Да его там растерзает первый попавшийся зверь, а защититься ему нечем. Мы же не будем страшиться бесов. Сила крестного знамения и имя Иисусово, страшное для врагов Христовых, спасут нас от лукавых сетей диавольских. Аминь.

Сейчас провожу скорбную⁵² и расскажу вам о ней. Три года тому назад она с мужем была у меня (родом она из Курска, очень богатые торговцы); жизнь тогда шла так хорошо. А теперь она уже схоронила мать и чуть не схоронила себя. Дело женское – трудно с торговлей, разорилась, и всего капитала осталось тысяч сорок. Шла однажды вечером, напали двое, один отнял деньги, рублей шестьсот, а другой бил чем-то по голове. С тех пор постоянно тупая боль в голове. Теперь хочет ликвидировать дела, а то всё грозятся убить. Ну, а вам не советую прекращать торговлю (это относилось к Л. И. Карасевой), будущее покажет, а теперь кормитесь – и слава Богу.

Да, трудно торговать, и мы сейчас ведем торговлю, только другую. Мы спасаем души, духовно питаем их, и за их святые молитвы цепляемся сами и спасаемся. Так и идет все вкруговую. Я вот, например, свою эту моленную, свой уголок, не променял бы ни на какой пышный царский дворец, как в Москве, например, Кремлевский. Залы там какие, малахитовые колонны, мрамор, роскошь! А у меня все же лучше, да и не у меня, и в подземельях люди жили – везде хорошо со Христом.

А слыхали вы историю о Меньшикове? Идет раз Петр I, а ему навстречу мальчик с лотком.

– Что это у тебя на лотке?

– Оладьи.

– Оладьи? Дай-ка мне попробовать. – Съел. – Ничего оладушки, хороши. А ты сам откуда?

– Из крестьян Орловской губернии.

– Приходи ко мне, ты меня знаешь?

– Нет, – сказал мальчик, – а оладушек приносить?

– И оладушки приноси.

Царь Петр I имел проницательный ум и умел выбирать людей. И вот Александр Данилович Меньшиков был сделан генералиссимусом всех войск. Одна из его дочерей была царской невестой. При Екатерине I Меньшиков достиг полного расцвета, но при Петре II нашлись клеветники, да и сам Меньшиков нагрел руки, – им овладел дух сребролюбия.

Однажды ждали царя Петра II в церковь, приготовили трон, а он не приехал. Тогда Меньшиков сам встал на его место. Хотя в то время и не было телефонов, но это быстро дошло до царя. Тот сильно разгневался и приказал описать все имение Меньшикова в казну (одного золота в вещах было 125 пудов), самого же с семьей отправить в ссылку.

В то время как Александр Данилович стоял на царском месте, около него все скакал на одной ножке блаженный и кричал: «Данилыч – царь, Данилыч – царь!» Все этому очень удивлялись и спрашивали блаженного, что это значит, а он все повторял: «Данилыч – царь!».

Жена Меньшикова умерла, не доехав до Березова. Ее могила и поныне в Казани существует. А дочери жили с ним. В ссылке Меньшиков совсем переменился, зажжет, бывало, лампадочку или свечечку и начнет читать Псалтирь (которую у нас не принято читать, – ее, мол, только старухам хорошо читать по покойникам), и часто-часто повторяет: «Благо мне, яко смирил мя еси, Господи».⁵³ А При Петре III Меньшиков был прощен, но не дождался прощения и умер в Березове, а дочери вернулись в Петербург и были выданы замуж. Веруем, что Меньшиков удостоился царского венца в селении Божием, как сказано в откровении Иоанна Богослова⁵⁴. Видимо, это и предсказывал ему блаженный словами: «Данилыч – царь».

К чему же я все это говорил? Да к тому, что и вам приготовлены эти царские венцы, если вы сумеете воспользоваться ими. А как воспользоваться? Это длинная история. Вкратце – исполнение Заповедей Евангельских, а главное – любовь. На ней весь Закон и Пророки: никого не осуждать, никого не обижать, молиться по силе нашей и умению. Когда вы достигнете конца жизни, который неизвестно когда, рано или поздно, будет, вы можете получить царские венцы и стать царями и священниками Бога Вышняго во веки веков⁵⁵. Сейчас пока я этих венцов, конечно, не вижу, но получить их вы можете.

Известен следующий рассказ: однажды царь Иван Грозный ехал к обедне. Народ, снимая шапки, низко кланялся ему, один Василий Блаженный⁵⁶ прыгал на одной ножке, не обращая внимания на царя. «Васенька, сними шапку, вон царь идет», – говорили ему. – «Вон царь, вон царь», – указывая на какого-то простолюдина, говорил Блаженный. Так и не убедили его поклониться царю. А это оттого, что он своими духовными очами видел венец царский не над Иваном Грозным, а над простолюдином. Дивен Промысл Божий, приводящий человека на истинный путь.

В Курске жили известные богачи Антимоновы, купцы, имеющие миллионные обороты. Был у них единственный сын Иван, постоянно стремившийся в монастырь, родители же хотели его непременно женить. Наконец, умирает мать и перед смертью говорит сыну: «Иди, Ваня, в монастырь». Но проходит год, и отец, найдя богатую, молодую красавицу-невесту, идет смотреть ее для сына. В прежнее время ведь в этом деле не рассуждали, а как скажут родители, так и поступали, Вот вернулся отец, а сын и спрашивает:

– Ну что же, тятенька, хороша невеста?

– Очень хороша.

– Когда же благословите меня ехать посмотреть ее?

– Да спешить нечего.

– Как же, тятенька, мне ведь жениться, все же надо посмотреть невесту.

– Незачем ее смотреть, так как хотя невеста и есть, да не про твою честь.

– Как же так?

– Да так – я сам женюсь на ней.

– Женитесь, тятенька, а меня на рыбные промыслы отпустите.

– Поезжай с Богом.

Он сел и поехал, да вместо рыбных промыслов – прямо в Оптину. Едет на тройке, а кучер нечаянно и проехал мимо гостиницы. Отец гостинник вышел на звук колокольчика и видит: катит тройка и сидит на ней мирской человек, а на голове у него митра.

– Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Что же это такое, ведь я в полном разуме и не сплю! – Побежал в гостиницу: так и так, говорит, вот что я видел.

– Да что ты, отец, в уме ли?

– Пойдем на крылечко, посмотрим.

Вышли. Кучер в это время лошадей повернул и подъезжает. Выходит Антимонов, кланяется.

– Вы проезжали сейчас?

–Да, кучер нечаянно вперед проехал... А что ты, отец, так на меня смотришь?

– Да на голове-то что у вас было?

– Картуз.

– Картуз?

Отправился гостинник к о. архимандриту Моисею⁵⁷ и рассказал ему обо всем. Но о. Моисею не было возвещено об этом:

– Не знаю, что тебе сказать, ступай к батюшке о. Макарию.

А батюшка о. Макарий сам его встретил:

– Ну что? Видел архимандрита? Какова митра-то на нем! Великим будет архимандрит Исаакий⁵⁸.

Так впоследствии и случилось, но Антимонову в то время об этом ничего не сказали. Отец так рассердился на сына, что три года не видел его. Потом приехал и сказал: «А ну-ка, покажите мне ослушника». И так понравилось ему в Оптиной, что чуть сам не остался. Но батюшка о. Макарий сказал ему: «Нет, уж вы живите, как живете, жизни вашей уж немного осталось». Отец Исаакий управлял тридцать восемь лет. Разными путями приводит Господь людей ко спасению. Аминь.

Слава Тебе, Господи, что мы опять собрались все вместе. Люблю я эти вечера: на них отдыхаю я душою. Я и один люблю здесь сидеть в этой келлии: многие нашли здесь душевное успокоение.

Наш великий писатель Гоголь переродился духовно под влиянием бесед со старцем Макарием, которые происходили в этой самой келлии. Великий произошел в нем перелом. Как натура цельная, не разорванная, он не был способен на компромисс. Поняв, что нельзя жить так, как он жил раньше, он без оглядки повернул ко Христу и устремился к Горнему Иерусалиму. Из Рима и святых мест, которые он посетил, он писал друзьям своим, и письма эти составили целую книгу, за которую современники осудили его. Гоголь еще не начал жить во Христе, он только пожелал этой жизни, и уже мир, враждебный Христу, воздвиг гонение против него и вынес ему жестокий приговор, признав его полусумасшедшим.

В то время как в России разная литературная мелочь вроде Чернышевского и К° выражала свое сожаление о погибели гения Гоголя, такие великие умы, как историк германской и всеобщей литературы Шерр, оценили его иначе. Лютеранин, немец, не знакомый с русской жизнью и русской душою, Шерр выражает между прочим удивление тем, что в то время, когда гений Гоголя необычайно развился, кругозор его расширился и мысль устремилась в беспредельность, соотечественники не поняли его, а осудили.

И всякая душа, стремящаяся к новой жизни, жизни во Христе, испытывает великую борьбу с внутренними врагами. Эти искушения неизбежны по слову Спасителя: «Меня гнали, будут гнать и вас». Но тут же утешает Господь: «Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше»⁵⁹. Относиться же к этим искушениям нужно различно: со внутренними врагами нужно упорно бороться, побеждая их с помощью благодати Божией, внешним же врагам прощать. Бояться этой борьбы не надо. Господь укрепляет нас в ней и дает такие неизглаголанные радости, что по сравнению с одной минутой их ничто все мирские радости.

По собственному опыту говорю это. Было время, когда я жил, не скажу в отчуждении Бога, но как все живут. Целым рядом совпадений, казавшихся мне тогда простыми случайностями и понятых мною только впоследствии, вел меня Господь к духовному перерождению.

Это водительство Божие началось следующим образом. Однажды в Казани Великим постом оттянул я говение до последней недели. В четверг на Страстной неделе собрался в военную церковь исповедоваться. По дороге обратил внимание на неизвестный мне маленький храм странной архитектуры. На мой вопрос, как называется эта церковь, мне ответили, что это Ивановский монастырь во имя Иоанна Предтечи, основанный еще Иоанном Грозным. Вошел я туда и стал осведомляться, где тут живут священники? (Не знал я тогда, что они называются иеромонахами.) «Да кого вам именно надо?» – спрашивают. – «Священника, чтобы исповедаться». Указали мне на иеромонаха преклонных лет о. Сергия. Подошел я к нему.

– Что вам угодно? – спрашивает. Я объяснил мое желание и исповедался у него. После исповеди спрашиваю:

– Куда ведет эта дверь?

– К игумену нашего монастыря о. Варсонофию.

– Какое трудное имя.

– Чем же трудное? Ведь в нашем городе почивают мощи святителя Варсонофия; вы бы сходили туда помолиться.

С тех пор я стал частенько бывать в этом монастыре, к великому смущению своих сослуживцев. И с этого времени мир восстал на меня. Начались бесчисленные толки о моем странном образе жизни.

– Что это с ним случилось? Он, принятый во многих аристократических домах, у Обуховых, у Молоствовых, находит удовольствие в беседах и чаепитии с монахами.

– Да он просто с ума сошел!

– Однако начальство им довольно, служба у него идет прекрасно, чины сыпятся за чинами, отличия за отличиями, – поднимается робкий голос в мою защиту. – И пост он занимает ответственный: мобилизация всей армии восточной России – дело, требующее неусыпной бдительности, находится в его руках, и он вполне с ним справляется.

– Ну уж не знаю, как это происходит, а только он с монахами познакомился.

Последний довод казался таким убедительным, что умолкли голоса, пробовавшие защитить меня, и все успокоились на одном выводе: сердечно его жаль, а умный был человек. Эти и подобные толки еще более способствовали отдалению моему от мира. Но целых десять лет прошло среди искушений и исканий прежде, чем я нашел истинный путь. Впрочем, Господь в это тяжелое время не оставлял меня без утешения: я переживал минуты такого духовного восторга, что с радостью согласился бы, чтобы резали и жгли мое тело, делали бы с ним что угодно, лишь бы сохранить мне эти восторги. В продолжение трех лет я объездил много монастырей, но ни одного не нашел по духу. Так жить больше нельзя, но как же? Посоветоваться было не с кем. В таких томлениях прошло еще три года. В это время я ездил по Волге, осмотрел много монастырей, но ни один из них не привлекал меня. Куда поступить? В Казани меня все знают, а хотелось бы уйти подальше от родных, хоть в Верхний Египет, где бы меня никто не знал. Один из моих знакомых, очень доброй души человек, видя мои искания, сказал мне: «Положитесь во всем на волю Божию, не предпринимайте сами ничего. Скажи мне, Господи, путь в оньже пойду⁶⁰ и увидите, что все устроится». И действительно, после его слов я успокоился совершенно. По силе своей молился, прочитывая утренние и вечерние молитвы, иногда прибавлял канончик. Много молиться мне было некогда по обязанностям службы.

Однажды я пришел в штаб с докладом к начальнику, который приходил в девять часов, но наступил этот час, а он не шел. Я решил подождать, но в это время явился ординарец и сообщил мне, что начальника сегодня не будет, ему нездоровится. Делать было нечего, и я начал фланировать по штабу. Идя по коридору, я заметил в одном из отделений на столе книжку в коричневой обложке. Взял, посмотрел, как называется – «Вера и разум» (журнал, издававшийся в Харькове архиепископом Амвросием), стал перелистывать: Богословский отдел, Миссионерский, известия и заметки. Читаю: «В Калужской губернии, недалеко от города Козельска, находится Оптина Пустынь, и в ней есть великий старец о. Амвросий, к которому ежедневно со всех концов России притекают тысячи богомольцев за разрешением своих недоумений». «Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить», – подумал я и решил взять отпуск.

– Пора, давно пора проветриться – десять лет сиднем сидите. Да и здоровье ваше, кажется, неважное, – сказал начальник штаба. – Товарищи ваши успели уже по два, даже по три раза прокатиться. Я доложу начальству, и вам выдадут из экономического отдела приличное пособие. Сколько времени вы хотите быть в отпуске, 28 дней или два месяца?

– Довольно и 28 дней.

– Поезжайте-ка по Волге.

– Да я по ней уже ездил, – отвечаю, а в душе думаю: махну прямо в Оптину к батюшке Амвросию.

Приезжаю, иду в Скит, ищу монахов – никого нет. Что же, думаю, перемерли все, что ли? Идет навстречу мирянин, обращаюсь к нему: «Скажите пожалуйста, где же монахи?». – «Они по келлиям у себя, а вы, верно, к батюшке Амвросию?» – «Да, его мне и нужно». Мирянин показал мне дорогу. Иду к Батюшке. Прихожу и думаю: вот такой-то уединенный монастырь мне и нужен. Народу было много, пришлось подождать. Наконец Батюшка принял меня. Я выразил ему свое желание поступить в монастырь и просил указать, в какой именно.

– Искус должен продолжаться еще два года, – сказал Старец, – а после приезжайте ко мне, я вас приму. Сколько вы получаете жалованья?

– Столько-то.

– Ого! Ну вот вам послушание: пожертвуйте на такие-то церкви.

Между прочим Батюшка назвал церковь Спаса-за-Верхом, куда велел послать 200 рублей. До сих пор я еще не понял, отчего именно на эту церковь; но, конечно, и это имело свое глубокое значение.

– А в отставку теперь подавать? – спрашиваю.

– Нет, подождите два года.

Боже, как восставал на меня враг в эти два года! Приехав в Казань, я распродал всю обстановку, зеркала, ковры, картины и поселился в меблированных комнатах. Снял небольшой номерок, в котором было довольно уютно. Чтобы не жить совсем одному, я взял к себе сына коридорного, очень хорошего мальчика лет двенадцати. Где-то он теперь, не знаю, говорили, что поступил в монастырь. Через два года снова отправился я к батюшке Амвросию, который в это время находился в Шамордине. Встретив меня, Батюшка сказал: «Теперь подавай в отставку и к празднику Рождества Христова приезжай к нам, я скажу тебе, что делать».

Когда я вернулся в Казань, мальчик мой очень обрадовался, не знал он, что скоро расстанется со мной навсегда. Начал я быстро ликвидировать свои дела и подал в отставку. Сидим мы раз с моим мальчиком за чаем.

– А я вас, Павел Иванович, во сне видел, – сказал он.

– Как же ты меня видел?

– Да очень странно: вижу, будто вы идете из города по направлению к кладбищу во всем белом и поете ирмос «Воду прошед яко сушу и египетскаго зла избежав»⁶¹, и проснулся.

Впоследствии мне истолковали этот сон: город – мир, кладбище, которое в Казани было расположено в восточной стороне, означало Горний Иерусалим; шел я, чтобы умереть для мира; белые одежды – убеление души, так как в то время у меня уже созрело решение оставить все. Ирмос «Воду прошед яко сушу» поется при отпевании младенцев и означает отпевание от мира.

Выехал я из Казани в Оптину 17 декабря в день святых отроков Анании, Азарии и Мисаила, спасшихся в Вавилонской печи: в этот день я избавился от уз мира. Приехал в Москву 21 декабря. В моем распоряжении оставалось дня три, а потому я решил остановиться. Под день памяти свт. Петра пошел к всенощной в храм Христа Спасителя. В церкви царил полумрак, особенно в куполе. Пение мне не понравилось, я начал чувствовать усталость, нетерпение и решил уйти в другую церковь, поискать хороших певчих. Рядом со мной стоял какой-то господин.

– Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в Москве храм с хорошими певчими? – спросил я его.

– Да ведь и здесь прекрасный хор.

– Но мне совсем не нравится.

– А это потому, что нет самого регента. Он, вероятно, скоро придет. Потерпите.

Я подумал: собираюсь идти в монастырь, надо привыкать к терпению. И остался. В это время запели ирмос «Христос раждается, славите»⁶². Я вдруг почувствовал, что это относится именно ко мне, как и дальнейшие слова: «...вознесый рог наш...» Но что же это такое? Пение совершенно изменилось: оказалось, пришел регент. В невыразимом духовном восторге, которого никогда не испытывал раньше, достоял я всенощную. Насколько первая ее половина была для меня томительна, настолько вторая – торжественна и радостна.

На другой день отправился к обедне, не знаю, в какой храм; когда священник, держа Чашу, возгласил: «Всегда, ныне и присно, и во веки веков», хор запел: «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи...»

К празднику я был в монастыре. Уже впоследствии я понял значение того, что раньше казалось мне простой случайностью: всенощная в Москве была изображением моей жизни, сначала печальной и тяжелой, затем радостной о Христе. Такова и наша жизнь. Сначала необходимо понести досаду креста, а после уже испытывать славу креста, как учит преп. Исаак Сирский. Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи!

Да, повторяю еще раз: всякому, только помыслившему вступить на правый путь, приходится переносить массу всевозможных искушений. Блаженны и преблаженны вступившие на правый путь. Но как удержаться на этом пути, когда враг нападает со всех сторон? – Исполнением Заповедей Евангельских и молитвою Иисусовою. Обидел ли кто – потерпи. Враг научает – отомсти, а Христос с высоты говорит: «Прости». – «Не хочу Тебя слушать, Господи, мне слишком тяжело», – и наговорит человеку другому того, чего после сам ужаснется.

Иисусова молитва приучает нас к кротости, незлобию, терпению. Дай, Господи, нам если не любить врагов, то, по крайней мере, молиться о них и, сознавая свою глубокую немощь, прощать им.

У многих наших великих писателей встречается стремление к иной, лучшей жизни, но ищут они эту жизнь не там, где надо. Отсюда неудовлетворенность и тоска, выражаемая в их произведениях. Вот, например, Лермонтов. Томится он суетою и бесцельностью жизни и хочет взлететь горе́, но не может, – нет крыльев. Из его стихотворения «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...»⁶³ видно, что не понимал он настоящей молитвы. Пророк говорит: «И молитва его да будет в грех»⁶⁴. Действительно, что выражает Лермонтов, о чем молится?

...Не о спасении,

Не с благодарностью иль покаянием...

Какая же это молитва? Человек вовсе не думает о своем спасении, не кается и не благодарит Бога. Печальное состояние души! Сам поэт называет свою душу «пустынною». Вот эта пустынная душа его и дошла, наконец, до такого ослепления, что стала воспевать демона. Особо стоят два, действительно прекрасных по идее, стихотворения: «Ангел» и «В минуту жизни трудную». В последнем стихотворении выражается настоящая молитва, при которой «и верится, и плачется, и так легко, легко». Но эти проблески не осветили пустынную душу поэта, и он кончил жизнь свою таким ужасным образом, – был убит на дуэли.

В бытность мою в Мукдене⁶⁵ познакомился я с инженером, который проводил туннель в горах. Фамилия его была Разгильдеев, хотя характером он совсем не соответствовал своей фамилии. Предок его был татарский князь Урус Гильдей, перешедший затем в подданство к московскому князю. Разгильдеев был человеком всесторонне образованным: окончил университет по двум факультетам – медицинскому и филологическому; этого ему показалось мало, пошел на факультет путей сообщения, окончил; захотел учиться искусствам. Отец его был богат, сын один, ну, и предоставлена была ему полная свобода. Поехал в Италию учиться пению. У него открылся прекрасный голос, и он сделался артистом. Занялся музыкой и, вернувшись в Россию, окончил консерваторию. Говорил он на девяти языках. Несмотря на такое обширное образование, Разгильдеев чувствовал неудовлетворенность и стремился еще учиться. Мы с ним часто беседовали. Уйдем, бывало, в горы, и говорим, говорим...

Один раз он спросил меня:

– Скажите, батюшка, отчего это у наших писателей сквозит такая грусть и неудовлетворенность в произведениях? Замечается это и у известных композиторов: Бетховена, Мендельсона, Мейербера... В музыке эта неудовлетворенность особенно ярко выражается.

– Оттого, что живут не той жизнью, которую предписывают Евангельские заповеди.

– Вы думаете? А слыхали ли вы известного кантора Варшавской еврейской синагоги, который получает 50 тысяч рублей в год?

– Да за что же так много?

– За чудный голос. Да вот я вам сейчас воспроизведу.

И завел граммофон. Боже, что это было за беспредельное отчаяние, мрак и ужас! Целый ад в душе – состояние, вполне понятное для души отвергнутого Богом народа.

Апостол Павел говорит о евреях, что остаток их спасется⁶⁶, но евреи, не обратившиеся ко Христу, – будущие насельники ада. Может ли у них быть истинная радость, когда они и здесь, на земле, находятся в мрачном подвале, какова их еврейская вера? Пение кантора навело на меня уныние.

Когда я возвращался домой, то услышал другого рода пение. То пел маленький любительский хор, а дирижировал им один почтамтский чиновник, человек глубоко верующий. Была ночь. Ярко светили звезды, в воздухе было тепло и тихо, и только легкий ветерок слегка колебал верхушки деревьев. И в этом затихшем воздухе вдруг разлились спокойные и умилительные звуки церковного пения. Пели канон, не помню, какого гласа, но никогда еще эти напевы не казались мне столь пленительными. Действительно ли хорошо пели или мне только так показалось после полного отчаяния в пении варшавского кантора – не знаю, только я долго простоял, внимая пению.

Один раз Разгильдеев сказал мне:

– Батюшка, я хочу еще учиться, но не вполне решил, чему именно. Что вы мне посоветуете?

– Есть одна великая наука, которую необходимо вам изучить.

– Ах, вы, верно, говорите об астрономии – это действительно интересно, я одно время хотел поступить в Пулковскую обсерваторию.

– Нет, говорю про другое.

– Так вы, может быть, думаете, что мне нужно заняться изучением восточных языков? И об этом я думал и хотел поступить в Лазаревский институт⁶⁷.

– Ну, зачем же туда, когда и во Владивостоке есть такой институт.

– Да, но в Москве программа шире.

– И это не то.

– Так какая же наука? Не томите, батюшка, скажите.

– Наука это великая, наука о спасении души и достижении Царства Небесного. Вот за это вам надо взяться.

– Да, положим, это верно, только как? Постов, например, я соблюдать не могу.

– А вы пробовали?

– Положим, что нет. Вы скажете: ходите в церковь. А откровенно говоря, она меня нисколько не удовлетворяет. Я, правда, люблю вашу службу, вы служите без вычурностей, просто, но впечатления это на меня не производит.

– Но вы веруете в Бога?

– Да, или хотел бы, по крайней мере, веровать. Догматы Церкви я признаю все целиком, но как получить действительную веру?

– Такую веру можно получить, только исполняя все заповеди Христовы. В Евангелии от Иоанна Господь говорит: «Испытайте Писаний, яко вы мните в них имети живот вечный: и та суть свидетельствующая о Мне»⁶⁸. Вот что нужно посоветовать каждому неверующему: испытайте и увидите, Бог ли Христос, или великий пророк, философ.

Такие беседы бывали у нас часто. Не знаю, что теперь стало с Разгильдеевым; года три тому назад я писал ему, но ответа не получил.

Подобные беседы вели мы и с доктором Валяшко. Это тоже был человек ищущий, но таких людей было немного. С иными невозможно было вести духовные разговоры, сильно уж прилепились эти люди к земле. «И что вы там говорите, – скажут, – давайте лучше выпьем да закусим». В низменных удовольствиях полагали они всю свою жизнь, не допуская даже мысли, что могут существовать иные радости, иные восторги. А происходит это огрубение души от полного незнания Евангелия, от равнодушия к Церкви.

Когда я был в гимназии, в моем классе были два товарища, отчаянные шалуны. В общем, они были добрые малые, и их шалости никогда не были скверными. Но вот начали замечать, что мальчики изменились: незаметно уже их прежних выходок, все свободное от занятий время они стали проводить за чтением. Спросишь, бывало: «Что ты читаешь?» И получишь ответ: Пушкина, Никитина или вообще кого-нибудь из наших великих писателей. Под влиянием чтения даже лица их изменились, сделались более серьезными, осмысленными. Если чтение великих писателей так облагораживает душу, то не тем ли более облагородит и освятит ее чтение Слова Божия и святых Отцов? Проникновение в Священное Писание вводит человека в глубину богопознания и дарует ему такое блаженство, с которым не может сравниться никакая земная радость. Внешний мир с его красотами благотворно действует на человека, и душа, способная наслаждаться красотою мира, есть душа возвышенная, но человек, достигший совершенства, созерцает в душе своей такую красоту, перед которой видимый мир ничего не стоит. Господь сказал про душу человека, любящего Бога: «К нему приидема и обитель у него сотворима»⁶⁹. Непостижимо, как это в маленьком сердце помещается Сам Господь, а где Господь, там и Рай, там и Царство Божие. Царствие Божие внутрь вас есть⁷⁰.

На Горе Афонской много православных монастырей. Немало там и отшельников, подвизающихся в пещерах и скалах. У одного отшельника была пещера на высокой горе. Из нее открывался чудный вид на Средиземное море, покрытые роскошной растительностью берега, отдаленный Родос. Ночью миллионы звезд загорались на небе, и луна обливала все своим серебряным светом. А подвижник уходил в глубь пещеры своей и не хотел ни на что это смотреть. Красота видимого мира уже не трогала его душу, созерцавшую неизреченную красоту мира невидимого.

В Киево-Печерской Лавре жил один подвижник, который единственное окно своей келлии заставил образом, чтобы видимый свет не мешал ему созерцать невидимый.

Я знал одного юношу, который страстно любил музыку; когда начинался концерт, он садился в отдалении, закрывал лицо руками и весь погружался в слушание любимой музыки, не желая ни видеть, ни слышать ничего постороннего. Но к Священному Писанию и молитве мы часто привыкаем, и они уже не действуют на нас. Грубеет сердце наше. Великий древний ученый математик Пифагор был в свое время и известным астрономом. Он является творцом долго существовавшей гипотезы о планетной системе. Пифагор предполагал, что Земля занимает центральное место в мировом пространстве, а около нее вращаются семь планет, при движении каждая издает свой звук, все же вместе составляют гамму. Пифагор объясняет, что при рождении мы слышим эту чудную музыку, но постепенно так привыкаем к ней, что уже не обращаем на нее внимания, как не замечаем, например, воздуха, которым дышим.

Подобно сему мы не замечаем и чудес, совершающихся непрерывно перед нами. Очистим чувствия и узрим, что окружающая нас и особенно совершающаяся внутри нас духовная наша жизнь исполнена неизглаголанных чудес и недомысленных⁷¹ тайн премудрости Божией. Наша Земля невелика в сравнении с другими планетами, но из всех их она представляет как бы голову человеческого тела; и как в голове заключено главнейшее – мозг, так и на Земле находятся люди – главнейшее творение Божие.

Но не будем только слушателями Божественных слов нашего Спасителя, будем стараться по силе исполнять Его заповеди, и Господь не презрит труды наши, и в наше сердце придет Царствие Божие и радости нашей никтоже возмет от нас⁷². Аминь.

Молодость моя проходила шумно и весело; денег было много, делай, что хочешь. Но вот однажды вижу я странный сон. Ясно, как наяву, входит ко мне какой-то старец, подходит близко, берет за руку и, указывая на часы, стоявшие против моей кровати, спрашивает:

– Который теперь час?

– Половина седьмого, – отвечаю.

– Ровно через три года ты умрешь. – И вторично спрашивает старец:

– Который час?

– Половина седьмого.

– Через три года ты умрешь. – И опять спрашивает старец:

– Который час?

– Половина седьмого, – отвечаю я уже с раздражением.

– Через три года ты умрешь.

Я проснулся, зажег огонь, посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, следовательно, явление старца было как раз в половине седьмого. Я оделся, позвонил, велел подать самовар.

– Что это вы, Павел Иванович, сегодня так рано встать изволили? – сказал лакей.

– Да так, не хочется спать.

Налил себе чаю – не пьется; неужели мне жить осталось только три года? А там – смерть. Господи, как тяжело и страшно! Часов в 12 зашел ко мне один из товарищей.

– Знаешь новость: устраивается пикник, собирается большое общество, вот будет весело! Я хотел прямо и тебя записать, не спрашивая, но потом все-таки решил спросить, поедешь ли?

– А почем с человека?

– Пустяки, по 50 рублей.

– Если бы ты записал меня, не спросясь, то пришлось бы тебе и свои деньги заплатить!

– Как, с каких пор ты стал Плюшкиным?

– Я не стал Плюшкиным, но мне нездоровится. Голова сильно болит, не до пикника.

– Ах ты, бедный! Ну, конечно, больному человеку удовольствие не в удовольствие.

Он скоро ушел. С тех пор мысль о смерти не покидала меня. Я стал уклоняться от сообщества товарищей, бегать всяких развлечений. Впрочем, я не сразу порвал со всем. Мир – это такое чудовище, что если повернуть круто – разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от уз мира, становилось все легче и легче, и наконец совсем освободился от него. Я перестал бывать у большинства моих прежних знакомых. Оставил два-три благочестивых семейства, где и бывал изредка.

Прошло три года, наступило 17 сентября, памятный для меня день, в который я видел старца. С раннего утра я уехал в один монастырь, исповедался и приобщился Святых Таин. После причастия стою в церкви и думаю: вот грохнусь! Но я не грохнулся.

Впрочем, слова старца исполнились: я действительно умер в тот день, но умер для мира...⁷³Аминь.

Вначале Господь сотворил мир невидимый, т. е. Ангелов. Блаженные духи разделялись на девять чинов: Серафимы, Херувимы, Престолы, Господства, Власти, Силы, Начала, Архангелы и Ангелы. Но сотворенные духи не все сохранили верность Богу, третья часть их отпала от своего Создателя, и из благих они сделались злыми, из светлых – мрачными. Чтобы возместить потерю, сотворен был человек. Теперь люди, работающие Богу, по кончине вступают в лик Ангелов и, смотря по заслугам, становятся или просто Ангелами, или Архангелами и т. д.

Этот видимый мир будет стоять до тех пор, пока пополнится число, а тогда – конец. Неизвестно только, когда наступит это время, завтра или через год, или через миллионы веков. Дай, Господи, нам всем войти в это число, чтобы вовеки пребывать со Спасителем нашим.

Но чтобы войти в Царство, прежде всего надо быть смиренными. Как же получить смирение? Как научиться этому великому искусству? Надо молить Господа о ниспослании нам этого дара. В одной из вечерних молитв мы читаем: «Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание». Смирение уподобляет нас Самому Богу, который смирил Себя, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя⁷⁴. Сам Господь является учителем смирения: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем⁷⁵ Смирение можно стяжать посредством послушания. Человек, подчиняющий свою волю духовному руководителю своему, побеждает гордость и приобретает смирение. Оттого-то людям, особенно монахам, послушание необходимо.

Известен следующий случай. В одном пустынном месте подвизался старец. Однажды к нему пришел молодой инок, прося взять его на совместное жительство для обучения добродетелям. Старец согласился с условием, что инок будет ему беспрекословно повиноваться. Однажды старец велел своему ученику взять сухую палку, воткнуть ее в землю на расстоянии пяти верст от их келлий и каждый день ходить поливать ее. Инок все исполнял в точности. Каждый день поливал он эту палку, и для этого ему приходилось идти десять верст по раскаленной солнцем пустыне с тяжелым ведром в руке. Дух зла, не переносящий смирения, начал соблазнять юного подвижника такими помыслами: «Что ты делаешь, зачем слушаешь безумного старца? Ты оставил монастырь, чтобы научиться высшим добродетелям, а он заставляет тебя исполнять нелепейшее, никому не нужное дело». Но инок не поддался этим искушениям, прозрев в них козни врага, и продолжал безропотно нести свое послушание.

Раз пришел он поливать свой сук и ужаснулся: на месте его раскинулся великолепный оазис – финиковые пальмы высоко поднимались к небу, более нежные растения росли под ними, защищенные тенью пальм от палящих лучей солнца, а посреди оазиса был источник чистой, прозрачной воды. Вне себя от радости и удивления пришел инок к своему старцу и воскликнул: «Отче, ты совершил чудо!» – и рассказал ему все подробно. Выслушав его, старец заметил: «Чадо, это не я совершил чудо, а ты своим послушанием. Знай: ничто так не приятно Богу, как полное послушание без рассуждения, так как оно дает человеку смирение, а это есть верх добродетелей. Зане Бог гордым противится, смиренным же дает благодать⁷⁶». Аминь.

Поздравляю вас, детки, со Светлым Праздником Воскресения Христова. Велик нынешний день: Сей день, егоже сотвори Господъ, возрадуемся и возвеселимся в онь⁷⁷. Конечно, все вы были сегодня у обедни; у нас она торжественно совершается. А мне не удалось быть за службою. Утром совершил правило и уже собрался идти, как почувствовал такую слабость, что с трудом поднялся с дивана, чтобы перейти на постель. Должен был дать знать архимандриту, что у Литургии не буду. Тяжело лишиться в этот день службы. Впрочем, Господь наказал меня за некоторую самонадеянность. По примеру прошлых лет надо было утреню совершить келейно, а я понадеялся на свои силы и отправился в храм. Утреню простоял хорошо, а потом и плохо стало. Теперь чувствую себя гораздо лучше и радуюсь, что могу вас принять.

Как важно полагаться во всем на волю Божию, крепко верить в Его Божественный Промысл, устрояющий все во благо!

Эту Пасху я был утешен приездом двух иноков, которые раньше жили у нас, а потом были переведены в Петербург. Скучают они по Оптиной обители, при их скудных средствах часто не приедешь – дорога дорога. Они сетуют: вот денег нет, а было бы их много, часто навещали бы святую Оптину Пустынь. Я же отвечал им на это: «Было бы у вас много денег, верьте, что вовсе не поехали бы к нам». Люди богатые часто забывают единое на потребу ⁷⁸ и все время проводят лишь в том, как бы удовлетворить свои бесчисленные прихоти.

Сохранилось одно древнее сказание. В некоем пустынном месте подвизался инок по имени Даниил⁷⁹. Однажды случилось ему зайти к одному рудокопу, именем Евлогий. Человек этот был бедный, но необычайно добрый. Свой дневной заработок он отдавал нуждающимся, дверь его убогой хижины открыта была для всех. Даниила он встретил радушно, чем мог, угостил.

– Как ты живешь? – спросил инок.

– Да слава Богу! Я о завтрашнем дне не забочусь, по слову Спасителя, и Господь никогда меня не оставляет. Он щедро посылает не только мне на потребу, но и на долю нищей братии.

Долго беседовал инок с рудокопом. На другой день при прощании дал он иноку пищи на дорогу. Умиленный душой и обрадованный возвращался Даниил в свою пустынь, дорогою рассуждая про себя: «Вот бы этому человеку богатство, сколько бы добра он сделал!» Придя в свою келлию, инок стал умолять Спасителя послать рудокопу богатство. Во время горячей его молитвы Даниилу явился Господь и сказал:

– А ты ручаешься Мне за душу этого человека, что она не погибнет, получив богатство?

– Ручаюсь, Господи! – воскликнул инок.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, – сказал Спаситель, и видение исчезло.

Вскоре после этого рудокоп Евлогий нашел богатейшие золотые россыпи, золото лежало большими слитками на поверхности. Призадумался Евлогий: как быть? Отправился он в селение, купил лошадку, затем перевез все золото в свою убогую хижину. На другой день он уже не принял тех нищих, которые по старой привычке толкнулись в его дверь. Через несколько времени он бросил свое дело и переехал в Константинополь. Здесь он стал вести роскошную жизнь и сделался известным даже императору. В великолепном дворце прежнего рудокопа часто задавались пиры на славу, но нищие и убогие уже ничего не получали от трапезы богача. Напротив, у него на дворе были злые собаки, которые не пускали туда никого постороннего.

Однажды к пустыннику Даниилу во время горячей молитвы опять явился Господь, но лик Его, обращенный к пустыннику, был строг: «Твои посты, молитвы и коленопреклонения неприятны Мне, так как душа раба Моего Евлогия погибает. Ты поручился Мне за него: верни же Мне теперь его душу!»

В страхе и трепете упал Даниил на землю перед Господом, прося Его милости, и Господь повелел ему идти в Константинополь. Инок оставил свою пустыню и после трудного путешествия достиг великого города. Здесь он начал разыскивать Евлогия и узнал, что он теперь важный вельможа. Пришел к пышному дворцу, но его прогнали. Инок все же решил добиться свидания. И вот, когда великолепная колесница Евлогия остановилась у крыльца его, Даниил, пробравшись сквозь толпу, пал на колени пред вельможей, прося его выслушать, тот же приказал слугам поскорее прогнать его. Тогда увидел инок, что ничем не может подействовать на Евлогия, и осталось единственное средство – молитва. И вот с горячими слезами и сокрушенною душою воззвал Даниил ко Господу, и был услышан. Случилось так, что Евлогий чем-то прогневал императора, и тот приговорил его к смертной казни. Бросив все, Евлогий обратился в бегство и после многих скитаний прибыл наконец на место своего прежнего жительства. И опять в поте лица стал он зарабатывать свой хлеб и вновь сделался сострадательным к бедным и несчастным. Когда Даниил узнал об зтом, он возблагодарил Бога и воскликнул: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко»⁸⁰ – и вскоре почил о Господе.

Подобный же случай был и у нас в Казани. Жил тут один офицер, необычайно набожный. Часто ходил он в монастырь молиться Богу и жертвовал на обитель сколько мог из своих скудных средств. То коврик принесет, то лампадочку, то кулич копеек за сорок в подарок кому-либо из братии. Все любили его, и особенно радовался за него один из схимников монастыря. И вот начал этот схимник просить Господа послать офицеру богатство. Молитва была услышана. Понравился этот офицер дочери миллионера-фабриканта, и он на ней женился. И вот произошла в нем резкая перемена. Он вышел в отставку, начал вести роскошную праздную жизнь и в монастырь уже больше не заглядывал, разве промчится мимо на своих рысаках вместе с супругой. Но по молитвам схимника Господь не допустил погибели раба Своего: бывший офицер разорился и опять вернулся к своему прежнему образу жизни.

Отсюда следует, что не должно желать себе богатства, а надо благодарить Бога за то, что Он посылает. Имеете все необходимое – и будьте довольны. Господь никогда не оставит вас, детки мои, если вы будете стремиться по силе исполнять Его святые заповеди. Заповеди же Господни тяжки не суть⁸¹.Да поможет нам Господь и Царица Небесная, Заступница и Помощница всех христиан. Аминь.

Жизнь есть блаженство. Эти слова могут показаться странными. Как можно жизнь назвать блаженством, если в ней на каждом шагу встречаются неудачи, разочарования, огорчения. Сколько горя терпят люди! Жизнь, говорят некоторые, есть труд, и часто – труд неблагодарный, какое уж тут блаженство? Блаженством станет для нас жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять неизреченным светом Солнце Правды – Господь, к Которому мы и устремимся.

Все Евангельские заповеди начинаются словом «блаженны»: «Блажени кротцыи... блажени милостивии... блажени миротворцы».⁸² Отсюда вытекает как несомненная истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье. История христианских мучеников с особенной яркостью подтверждает это. Каких только мучений не переносили они, каким пыткам не подвергались, целый ад восставал на них. Резали и жгли тела исповедников Христовых, разрывали на части, измученных бросали в смрадные темницы, а иногда в склепы, наполненные мертвыми костями и всевозможными гадами. Иногда для большего устрашения им показывались покойники, восстающие из гробов и устремляющиеся на них, а мученики радовались.

Из бесчисленного сонма мучеников вспомним хотя бы св. Дорофею⁸³. Ее подвергали ужасным пыткам, желая вынудить отречение от Христа, но святая мученица осталась непоколебимой; вот, наконец, ей выносят смертный приговор. Услыхав о нем, св. Дорофея исполняется такой неизреченной радости, что лицо ее сияет. Удивленный мучитель спрашивает:

– Какая причина твоей радости? Сейчас ты расстанешься с жизнью – и вдруг ликуешь?

– Умирая за Христа, – отвечала святая, – я получу вечную жизнь в Царстве Жениха моего.

– Пришли нам из этого Царства плодов, – со смехом сказал мучитель.

Святая обещала. Как только голова святой мученицы упала под ударом палача, явился юноша необычайной красоты – он держал вазу, наполненную плодами, от которых исходило дивное благоухание. Подавая плоды мучителю и окружавшему его синклиту, юноша произнес:

– Это прислала вам святая мученица Дорофея из Рая Жениха своего.

И с этими словами он стал невидим. Все присутствующие исполнились удивления, вкусили от предложенных плодов, и множество людей уверовало во Христа.

Вспомним, что из числа мучеников много было истинных аристократов, изнеженных девушек, как, например, святая великомученица Екатерина, великомученица Варвара⁸⁴ и другие, но все они мужественно претерпевали различные истязания, и красной нитью через все жития проходит, что они радостно страдали и с торжеством отходили к своему Господу, Который во время их подвига подкреплял их Своею благодатью. Помощь Божия всегда была близ мученика.

Поддерживает Господь и тайных мучеников – отшельников. Явные мученики терпели от людей, тайные терпят от бесов. Всякий народ принес Христу, как жертву, мучеников из своей среды. Больше всех явных мучеников дали греки, а тайных – русский народ⁸⁵. Меньше всего было мучеников у индийцев и персов. Даже в Китае была проповедь о Христе, но были ли мученики – неизвестно⁸⁶. В древних китайских памятниках говорится, что из Палестины пришли к ним евреи и проповедовали нового Царя. Многие уверовали, и было послано посольство, но когда оно пришло, Христос уже пострадал и воскрес.

Вот без Христа жизнь действительно не имеет никакой цели, она вполне бессмысленна.

Недавно в «Братском листке», издаваемом в Саратове, было сообщение о самоубийстве одной девушки. Она жила самостоятельно, обладала колоссальным богатством: капитал ее доходил до 20 миллионов рублей, что дает в месяц около 90 с лишним тысяч рублей, т. е. более трех тысяч рублей в день. Подле нее нашли записку: «Не вижу смысла в жизни». И не мудрено, что не видела! Смысл жизни – в исполнении Заповедей Евангельских, и пойди она со Христом, сколько добра могла бы сделать! Но она не искала Христа и погибла.

Конечно, исполнение Евангельского закона вначале может показаться трудным, но не оставляет Господь работающих Ему.

Однажды я возвращался от батюшки Амвросия и на пути заехал в Васильсурск. Остановился в знакомом монастыре, и мне предложили посетить послушника этого монастыря брата Василия, жившего отшельником в лесу. Постучался я в его убогую келлию, сотворил молитву. Старец с любовью меня принял.

– Кто ты такой будешь? – спросил он меня.

– Я воин Павел, благословите меня, батюшка.

– Какой я батюшка, я простой послушник.

Разговорились мы с ним. Стал я расспрашивать, как он живет, как угождает Богу.

– Жить в лесу – от людей спокойно, – сказал старец, – вот только с бесами воевать приходится. Каких только страхований не нагонят они! Однажды, среди белого дня, вдруг вижу: едет к моей келлии множество саней, в которых сидят чуваши. Остановились, стучат в дверь:

– Отвори скорее, – говорят, – мы иззябли.

Отец настоятель запретил мне кого-либо пускать без молитвы; вот я и говорю:

– Сотворите молитву.

– Какую там молитву, – отвечают, – отворяй!

– Скажите: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!

За дверьми раздался смех. Затем все садятся в сани и уезжают. Вышел я на улицу посмотреть, вижу – никаких следов на снегу, сугробы кругом моей келлии огромные, следовательно, все это было призрачное. А то покойник приходит по ночам, стучит кулаком и ревет, что есть мочи.

– Да, такие искушения были и у преподобного Серафима, – сказал я.

– То преподобный, а я-то что, и молитва у меня слабенькая, а все-таки Господь помогает. Больше всего упражняюсь в Иисусовой молитве.

Я попросил указания, как ее совершать.

– Страшная эта молитва, – отвечает пустынник, – очень не любит ее сатана и старается всеми силами отомстить тем, кто ее совершает. Без руководства эту молитву проходить опасно. Если хочешь начать, то начни с небольшого. Возьми четки – у тебя есть?

– Есть, – отвечаю.

– Ну, по четочкам 100 молитв Иисусовых в день с поклонами, хочешь земными, хочешь поясными, все равно. Такой случай был со мной, – никому не рассказывал, а тебе расскажу.

– Отчего же мне такое предпочтение?

– Оттого, что ты будешь монахом и больше того... Стал я вечером на молитву, есть у меня не то что рогожка, а так себе, ковришко... Ну, стою я на коленях и вдруг чувствую: шевелится коврик. Все больше и больше, и поднимаюсь на воздух. Достигнул потолка, он раздвинулся, и я поднялся на страшную высоту. Узенькой ленточкой виднелась Волга и Сура с нею, наш город казался совсем крошечным; подо мной расстилалась бездна. Господи!.. Думаю: если отсюда грохнусь, косточек не останется! Прильнул головой к своему коврику и стал молиться: «Господи, спаси меня! Господи, помози мне!» Поднимаю голову и вижу, что я опять в своей келлии.

Много и других искушений пришлось вытерпеть старцу. Иисусова молитва есть сильнейшее, необходимейшее оружие в деле нашего спасения. Но кто берется за нее, должен ожидать искушений и приготовиться к борьбе внутренней, к борьбе с помыслами. Бесы не любят Иисусовой молитвы и всячески мстят человеку, бьющему их этим бичом. Они начинают нашептывать ему (конечно, не вещественными устами) всевозможные сомнения: «А как это доказать? Какой смысл в этом? Это неправда, этому никто не верит, это обман...» и т. д. Чем же бороться подвижнику с этими помыслами? Непринятием их? Но легко сказать – не принимать помыслов. Выполнить это – дело настолько нелегкое, что борьбу с помыслами Господь принимает за мученичество.

Но хотя молитва Иисусова и дает человеку труд, она же несет с собою и высокие утешения.

В Оптиной при батюшке о. Макарии был один инок, часто приходивший за советом к Старцу, по-видимому с искренним желанием исправления. Старец сказал ему, что ближайший путь к усовершенствованию есть непрестанная Иисусова молитва.

– Отчего же именно эта молитва, Батюшка, – возразил инок, – ведь о ней ничего в Евангелии не сказано.

– А ты читаешь Евангелие?

– Как же, каждый день по главе.

– Ну, если читаешь, то должен помнить слова Спасителя: Именем Моим бесы ижденут⁸⁷.

– Помню, помню эти слова! Значит, они и сказаны о молитве Иисусовой?

– Ну, конечно, в этой молитве и призывается имя Господне.

Инок начал творить молитву Иисусову. Через несколько времени приходит он опять к о. Макарию с печалью.

– Ну, что, брат? – спрашивает Старец.

– Прохожу, отче, Иисусову молитву, но какая может быть от нее польза, если я произношу ее только устами, сам не понимая, что говорю, ум все отбегает в сторону.

– Ты не понимаешь, – возразил о. Макарий, – зато бесы понимают и трепещут. Успокойся, брате, и по силе продолжай молитву.

Прошло немного времени после этой беседы, и инок приходит к Батюшке. С радостью он сообщает, что Иисусова молитва открывает ему великие тайны Божии. Старец возразил ему: «Не обращай внимания и не придавай этому значения». Вскоре инок опять сообщил о. Макарию о тех же духовных дарованиях, которые дает молитва Иисусова, и снова Старец запретил ему придавать этому значение. Другим же о. Макарий сообщил, какой великой милости Божией сподобился брат в такое короткое время. Ему возразили:

– Но вот такой-то много лет совершает Иисусову молитву, а откровений не имеет. Отчего это?

– От недостатка смирения, – ответил Старец. – Для Господа приятнее всего смирение. Сам Христос кроток и смирен сердцем⁸⁸. С приобретением смирения мы достигаем полного спокойствия душевного.

Известен исторический пример о светлейшем князе Меньшикове⁸⁹. Был он из простых и торговал оладьями. Однажды царь Петр I увидел его и стал покупать у него товар.

– Ты знаешь, кто я?

– Нет, не знаю, – ответил Меньшиков.

– Я царь Петр.

– Теперь знаю.

Таково было первое знакомство. Петр заметил в Меньшикове необычайный ум и выдающиеся способности к военной службе, приблизил его к себе, и Меньшиков занял видное место при дворе. Но высшей славы достиг он при императрице Екатерине I, при которой он самодержавно управлял государством, так как сама императрица, не имевшая на то подготовки, не вмешивалась в дела правления. Но вот над Меньшиковым разразилась гроза. Он уже думал твердой ногой стать у престола, и дочь его, помолвленная с Петром II, поминалась на ектениях, как вдруг попал в опалу. Был над ним наряжен суд, по которому, лишенный всего состояния, он был сослан в Березов.

Жена его доехала только до Казани и от необычайного горя умерла. Ее могила в Казани и поныне существует. Меньшиков же остался тверд. В Березове сделали для него меховую юрту, и он стал жить в ней вместе с остальным семейством. Здесь он познал Промысл Божий, ведущий его ко спасению. И начал с увлечением читать Псалтирь: «Благо мне, яко смирил мя ecu, Господи⁹⁰», – часто говорил прежний властелин. В ссылке он прославил Бога и начал ощущать такие духовные радости, о которых прежде не имел и понятия. Наверное, если бы ему теперь предложили вернуться к прежней жизни, он не согласился бы. Меньшиков умер кончиною праведника, и в Сибири его считают святым. Это великое несчастье доставило ему вход в Царствие Небесное, которого он, наверное, не достиг бы, находясь в славе.

В Евангелии говорится: Блажени есте, егда поносят вам...⁹¹ На первый взгляд это кажется странным: какое тут блаженство – бранят, возводят клевету – ведь это одна скорбь! Но нет, это – блаженство, если терпеть во имя Христово. Одного старца спросили, как он относится к поношениям.

– Со скорбью, – ответил тот.

– Неужели и тебя, отче, трогают поношения?

– Нет, – отвечал старец, – за себя я радуюсь, но скорблю за тех, которые слушают эти поношения, потому что они лишаются той пользы, которую могли бы получить от Господа через меня, грешного.

Это враг научает злословить рабов Божиих, чтобы отвлечь от них людей. Действительно, врагу выгоднее всего, когда люди бегут от светильников Божиих и пребывают во тьме. Происки врага бывают и у нас в Оптиной. У отца Макария, несмотря на его святую жизнь, было много недоброжелателей из скитян. Бывали такие случаи: приедут из Москвы богатые купцы на тройках (железной дороги тогда еще не было) к батюшке о. Макарию. Подъезжают к Скиту и спрашивают:

– Где живет известный о. Макарий?

– У нас такого нет, – отвечают.

– Как же такого нет, а нас именно и послали к о. Макарию!..

– Макариев-то в монастыре много, которого же вам?

– Да это Оптин скит?

– Оптин, Оптин!

– Ну как же, тогда нет сомнения, что здесь живет о. Макарий.

– Ах, вам, верно, иеромонаха Макария. Есть, есть, только зачем это вы к нему приехали, никакой пользы от него не получите. Не советуем к нему идти.

Озадаченные такими словами, купцы, выругавшись, поворачивают обратно.

Некоторые иноки с негодованием передавали о. Макарию о случившемся и говорили:

– Как вы, батюшка, подобных монахов терпите? Да их метлой надо гнать из монастыря. Если уж вам все равно, так обитель лишается помощи, ведь среди купцов были богатые фабриканты. Мы же живем милостыней.

– Успокойтесь, – отвечал обычно о. Макарий, – иноки тут ни при чем, значит, не дорога этим людям быть у меня; кого Бог посылает, тот меня найдет.

Сильно работает диавол, желая отвлечь людей от служения Богу, и в миру он достигает этого легко. В монастыре же ему бороться труднее; оттого дух злобы так ненавидит монастыри и всячески старается очернить их в глазах людей неопытных. А между тем не погрешу, если скажу, что высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие. Спастись в миру можно, но вполне убедиться, отмыться от ветхого человека, подняться до равноангельской чистоты, до высшего творчества духовного в миру невозможно, так как весь уклад мирской жизни, сложившийся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Потому-то до равноангельской высоты вырастают люди только в «лабораториях», называемых монастырями.

У батюшки о. Амвросия был в миру друг, очень не сочувствовавший монашеству. Когда о. Амвросий поступил в монастырь, тот написал ему: «Объясни, что такое монашество, только, пожалуйста, попроще, без всяких текстов, я их терпеть не могу». На это о. Амвросий ответил одной фразой: «Монашество – это блаженство». Действительно, та духовная радость, которую дает монашество еще в этой жизни, так велика, что за одну минуту ее можно забыть все скорби житейские, и мирские, и монашеские.

Лучшие писатели наши сознавали всю суету мирской жизни и стремились в монастырь. Например, Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Тургенев. Этот последний главную героиню своего лучшего романа «Дворянское гнездо» помещает в монастырь – вспомните Лизу! Шекспир в «Гамлете» высказывает свой взгляд на мир и монастырь. «Мир – это сад, заросший сорными травами». Гамлет говорит Офелии: «Иди в монастырь; если ты будешь белее снега на горных вершинах, и тогда мир забросает тебя грязью». В этом преклонении перед монастырем видно стремление к высшему идеалу, которого желали достигнуть многие поэты и художники, но не достигали. Огромное большинство наших лучших художников и писателей можно сравнить с людьми, пришедшими в церковь, когда служба уже началась и храм полон народа. Встали такие люди у входа, войти трудно, да они и не употребляют для этого усилий. Кое-что из богослужения доносится и сюда: «Херувимская песнь», «Тебе поем», «Господи помилуй»; так постояли, постояли и ушли, не побывав в самом храме. Так и поэты и художники толпились у врат Царства Небесного, но не вошли в него. А между тем, как много было дано им средств для входа туда! Души их, как динамит, вспыхивали от малейшей искры, но, к сожалению, они эту искру не раздували, и она погасла. Мысли поэта, выраженные в его произведениях, есть исповедь его, хотя часто сам писатель и не сознает этого. Для примера возьмем хоть стихотворение Лермонтова⁹².

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку,

И кто-то камень положил

В его протянутую руку.

Этот-то нищий, о котором говорит Лермонтов, есть он сам. А «кто-то» – сатана, подкладывающий камень вместо хлеба, подменяющий саму веру. И теперь он это делает. Под его влиянием создается «новое христианство», им вдохновлен Толстой, сочиняющий свое «евангелие»⁹³, свое «христианство». Далее у Лермонтова говорится:

Так я молил твоей любви

С слезами горькими, с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою!

Любви просил у красоты, у женщины – у всех, кроме Бога, Который один может дать любовь; кроме Христа, к Которому он не обращался и Которого не любил. И получил вместо хлеба камень. Не знал он, как и многие не знают, каких неизглаголанных радостей сподобляется душа от общения с Господом, Источником любви.

Чтобы найти Его, вступить в богообщение, более глубокие натуры стремятся к уединению, бегут от людского шума и суеты. Ведь чтобы хорошо оценить произведение искусства, например, какую-нибудь музыкальную вещь, нужно углубиться в нее, сосредоточиться. Известно стихотворение молодого поэта и любителя музыки, обещавшего быть светилом по таланту, но рано умершего – Веневитинова «К любителю музыки». В нем поэт высказывает мысль, что стук, аплодисменты, восклицания и прочее вовсе не есть признак хорошей оценки, а, наоборот, показывают недостаточное проникновение в художественную вещь, что человек, испытывающий высокое наслаждение, пребывает в молчании.

Тем более для возможного постижения Бога человеку нужно углубиться в Его учение, исполнять Его заповеди. Заповеди же Господни тяжки не суть⁹⁴. Это сказал Сам Господь, а слово Его неложно.

Из наших русских писателей чуть ли не более других искал Бога Пушкин, но нашел ли Его, не знаю. Достоверно известно, что он решил поступить в монастырь, однако привести желание в исполнение ему не удалось. Помню, однажды задумался я о нем. В какой славе был Пушкин при жизни, да прославляется и после смерти; его произведения переведены на все европейские языки! А как ему теперь там? На вечерней молитве я помянул его, сказав: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Александра», – и заснул с мыслью о нем. Вижу сон: беспредельная ровная степь. Никаких селений, только стоит один старый покосившийся дом с мезонином. Много народа идет туда, иду и я; поднимаюсь на расшатанное крыльцо, затем по лестнице наверх. Вхожу в зал. Там стоит множество людей, все их внимание сосредоточено на Пушкине, который декламирует что-то из «Евгения Онегина». Одно место в этой поэме мне было непонятно, и я решил спросить о нем самого Пушкина. Пробираюсь к нему. Он смотрит на меня и произносит знаменательные слова, которые я не нахожу нужным передавать вам. Затем Пушкин оставляет зал. Я следую за ним. Выйдя из дома, поэт вдруг изменился. Он стал старым, лысым, жалким человеком. Обернувшись ко мне, он сказал: «Слава? На что она мне теперь?» Грустно покачал головой и тихо пошел по степи, делаясь постепенно все меньше и меньше и, наконец, слился с горизонтом. Этот сон был ответом на мои мысли о Пушкине. Впрочем, может быть, самое желание чистой жизни Господь вменит ему в дело.

Замечателен один случай из жизни Пушкина⁹⁵. Однажды в обществе он познакомился с известной красавицей мадам Керн. Повстречался он с нею на одном балу, где она имела такой успех, что сам Государь Николай Павлович ни с кем, кроме нее, не танцевал. Пушкин, как художник, поклонник всего прекрасного, был очарован ею и по возвращении с бала написал посвященное ей стихотворение:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Прошло с тех пор много времени. Дороги Пушкина и Керн были совершенно различны. Мадам Керн, овдовев, стала вести тихую скромную жизнь, а к старости сделалась истинною христианкой, чуть не подвижницей. Когда она скончалась и ее выносили из церкви, то гроб ее встретился с памятником Пушкину, который везли на Тверской бульвар для открытия. Вот совершилось «чудное мгновенье», и перед статуей, как бы перед самим Пушкиным, мелькнула эта старица в гробу, но по жизни истинный Ангел чистой духовной красоты. Таким образом исполнилось желание Пушкина:

Души настало пробужденье,

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Многие искали Бога в явлениях природы. Красота и величие ее возвышают душу человека над мирской суетой и дают душе высокое наслаждение. У Тютчева есть стихи «Восхождение на Альпы», в которых поэт удивляется величию Божию при созерцании этих гор. Тютчев долго жил за границей и наблюдал Альпы в различное время. Я никогда не был за границей, а теперь всей душой стремлюсь туда, да стар уже и капиталов нет. Не понимайте мои слова в буквальном смысле, надо все понимать духовно. Жажду я перейти за границу страстей и достигнуть истинного света. Я не о смерти говорю, умереть страшно; туда, в жизнь вечную, идут капиталисты, стяжавшие всякие добродетели. Конечно, как миллионеру ничего не стоит дать нищему тысячу рублей, так и Всещедрый Господь может Своею милостию покрыть нашу нищету, но желать смерти – страшно. Стар я уже для подвигов – и больше поешь, и поспишь, – какие уж тут подвиги! Нет добродетелей, а хотелось бы их стяжать.

Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они малы и ничтожны, имеют громадное значение. Смысл настоящей жизни мы поймем вполне лишь в будущем веке. Как осмотрительно надо относиться к ней! А мы перелистываем нашу жизнь, как книгу – лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Ничего нет случайного в жизни, все творится по воле Создателя.

Да сподобит нас Господь этой жизнью приобрести право на вход в жизнь вечную! Святые такое право имели: например, апостол Павел был восхищен до третьего неба – следовательно, он был небесным насельником; но мы, грешные и немощные, можем достигнуть Царства Небесного не ради своих подвигов, которых не имеем, но единственно ради бесценных заслуг Христа Спасителя, пострадавшего за нас и искупившего нас Честною Своею Кровию.

Будем иметь твердую веру и надежду на Него – и не посрамимся в день Страшного Суда. Аминь.

Я хотел продолжить с вами беседу о переезде за границу. Вы уже знаете, что это надо понимать духовно. Переехать за границу своих страстей – то есть избавиться от них совершенно и заменить противоположными добродетелями. Когда переезжают чувственную границу, то необходимо иметь с собою паспорт – без него не пропустят; так и побеждая страсти, мы получаем как бы новый вид, паспорт для жизни вечной.

Каждая страсть есть болезнь души; ведь зависть, гнев, скупость – не телесны, а душевны. Лечат больное тело, тем более необходимо лечить больную душу. Для борьбы со страстями и существуют монастыри. Впрочем, и мирские люди не могут быть избавлены от этой борьбы, если хотят спасения.

Вот и у нас в Скиту ведется борьба. Никто сразу не делается бесстрастным. Один поступает гордым, другой – блудник, если не чувственный, то мысленный; третий так зол, что мимо него и проходить-то страшно. Четвертый скуп, дрожит над каждой копейкой, так что невольно скажешь: зачем же он в монастырь шел? Пятый – чревоугодник, ему все есть хочется.

– Ведь ты уже был на трапезе? – говорят ему.

– Что мне трапеза, мне этого мало, – отвечает и ест потихоньку в келлии, устраивая себе и полдник, и полунощник и т. д.

И все в таком роде. Такие люди сами сознают свои грехи и каются в них, но вначале исправление идет медленно. Опытные в духовной жизни старцы смотрят на них снисходительно: ведь он – новоначальный, чего же еще от него ожидать? Но проходит лет двадцать пять, и видим, что труды не пропали даром. Из чревоугодника сделался постник, из блудника – целомудренный, имеющий всегда в мыслях Господа, из злобного – любвеобильный, из гордого – смиренный и т. д. В миру редко кто знает об этой борьбе.

На вопрос – как спастись? – более благонамеренные отвечают: «Надо молиться Богу для спасения, а будешь молиться – то и спасешься». И не выходят из этого круга. А между тем молитва человека страстного не спасет его. Цель, единственная цель нашей жизни и заключается в том, чтобы искоренить страсти и заменить их противоположными добродетелями. Начинать эту борьбу лучше всего так: хотя нам присущи все страсти, но одни в большей степени, другие в меньшей. Надо определить, какая страсть в нас преобладает, и против нее вооружиться. Вести борьбу со всеми страстями сразу невозможно: задушат. Победив одну страсть, и притом главную, переходить к искоренению другой и т. д.

Человек, достигший бесстрастия, получает как бы диплом на право входа в Царство Небесное, делается собеседником Ангелов и святых. Человеку, не победившему страсти, невозможно быть в Раю, его задержат на мытарствах. Но предположим, что он вошел в Рай, однако остаться там не в состоянии, да и сам не захочет. Как тяжело человеку невоспитанному быть в благовоспитанном обществе, так и человеку страстному – быть в обществе бесстрастных. Завистливый и в Раю останется завистливым, гордый и на Небесах не сделается смиренным. Люди с противоположными направлениями не понимают друг друга и часто приносят вред.

Недавно я получил письмо от одной моей духовной дочери. Возвращалась она из Оптиной в самом радостном настроении духа, да разговорилась с одной неверующей, возвращающейся оттуда же.

– Ну что особенного в Оптиной, – говорила последняя, – удивляюсь, что так многие туда стремятся.

– А вы были у кого-либо из старцев?

– Нет, да и зачем туда ходить?

– Отчего же вы так решили? Вот ваша подруга находит нравственное удовлетворение в обращении к старцу Варсонофию.

– У нее иной душевный склад, а я к Варсонофию никогда не пойду; не отрицаю, что он отличный психолог, хорошо умеет рассудить обо всем, но ничего благодатного в нем нет.

Ну, и смутилась юная душа, слушая такие доводы. Действительно, я лично – ничто. Все совершает Господь, Как солнце освещает какого-нибудь человека, и он оттого делается светлым, хотя это зависит не от него, так и благодать Божия действует через меня грешного. Если приходит человек верующий, то удается ему иногда все сказать на пользу. С неверующими труднее, не открывает о них Господь иногда, – вот и не знаешь, что сказать, а на образ посмотришь и молиться посоветуешь. «Что, – говорят, – молиться! Это мы и без вас знаем».

Без веры не спасет не только человек, но и Бог.

Известен евангельский рассказ о жителях Назарета, где Сам Господь не мог сотворить чудес и удивлялся их неверию⁹⁶. Неверующих людей много всюду – и в миру, и даже в монастыре. У нас в Скиту, в бытность батюшки о. Амвросия, был один инок именем Феодосий, постоянно обращавшийся к Батюшке. Однажды, придя к нему, он сказал:

– Вот, Батюшка, уже двадцать лет, как я к вам отношусь, а все не имею сил признаться в одном помысле.

– В каком же? – спрашивает с удивлением о. Амвросий. – Как же ты, отче, столько лет молчишь?

– Очень трудно сказать, так как помысл против вас, Батюшка.

– Ну, что ж тебе помысл говорит? Я блудник? Убийца? Вор?

– Нет, еще хуже.

– Ну, поджигатель?

– Нет, хуже.

– Сейчас же признайся, – повелительно сказал о. Амвросий, и как бы, по выражению о. Феодосия, замок спал с его уст.

– Батюшка, – вымолвил он, – хотя я постоянно пользуюсь вашими советами, но не считаю, чтобы вы имели какую-нибудь благодать: у вас есть только дар рассуждения.

–Что же, – ответил старец Амвросий, – ведь и это что-нибудь да значит.

Прошло несколько лет, о. Амвросий уже скончался, а инок Феодосий, читая однажды «Пролог», с удивлением прочел то место, в котором рассказывается такой случай: однажды знаменитые подвижники, в том числе и преп. Антоний Великий, собрались вместе и рассуждали, какая добродетель всех важнее. Один говорил – терпение, но возразили: такой-то был терпелив, но пал... Наконец, все согласились на том, что самая важная добродетель есть духовное рассуждение⁹⁷. Тогда-то понял Феодосий, что Батюшка покойный обладал неоценимым духовным даром.

Слова мои просты, понятны и пятилетнему ребенку, но в них заключается смысл всей жизни. Научиться бороться со своими страстями очень важно и даже необходимо. Лучшим руководством для вас, детки, в этом будет чтение Житий святых. Мир давно уже его оставил, но не сообразуйтесь с миром, и это чтение много утешит вас. В Житиях святых вы найдете указания, как вести брань с духом злобы и остаться победителем. Да поможет вам Господь. Аминь.

Быстро летит время, и нет возможности остановить его. Святой Ефрем Сирин говорит: «Дни текут и улетают; часы бегут, не останавливаясь в стремительном течении, – мир приближается к своему концу». Вот теперь пять часов, а раньше было четыре, потом будет еще больше, – все это отнимается от жизни, с каждым часом она сокращается.

Известный своей подвижнической жизнью затворник Задонский Георгий однажды написал одной княгине, пользовавшейся его руководством: «Я нашел в своей келлии татя⁹⁸, который крадет у меня самое дорогое – время. Это часовой маятник». Кто знает, долго ли я проживу. Может быть, маятник в это время сделает десять тысяч размахов, а может, и нисколько. Ведь нередко случается, что и здоровые люди умирают внезапно. Святые Отцы говорят: «Нет ничего дороже времени». Американцы говорят: «Нет ничего дороже времени». Выражения одинаковы, но смысл различен. Первые говорят в духовном отношении, а вторые – в практическом.

Но жизнь пройдет, а с нею – и все мирские заботы, потому и надо беречь время не для мирских земных расчетов, но для приобретения вечности. Это единственно важно. Чтобы стяжать жизнь вечную, нужно воспитать в себе покаянное чувство, без которого все поклоны, посты, молитвы – ничего не стоят. Господь требует от нас сокрушенного сердца: Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит⁹⁹, – говорит Псалмопевец. Искреннее покаяние спасет и без добрых дел.

Некогда жил один разбойник, который отличался такой свирепостью, что наводил ужас на всю область, где он совершал свои злодеяния. Но вот он смертельно заболел. Почувствовав приближение смерти, разбойник пришел в себя. Хотя он вел порочную жизнь, но веры в Бога, в загробную жизнь и в справедливое воздаяние за гробом не потерял. Страх напал на разбойника. Еще, может быть, несколько часов – и душа его должна сойти во ад на вечное мучение. И начал горько плакать, умоляя Господа о помиловании. «Господи, – говорил он, – я, конечно, конечно, грешнее всех людей на свете и недостоин имени Твоего Святого произнести скверными устами моими, но услыши меня, Господи, в этот страшный час и помилуй ради милости Твоея и ради бесценных заслуг Спасителя моего». И долго, долго плакал разбойник, так что платок его сделался совершенно мокрым... И Господь простил его. Как уж воздал ему Господь – неизвестно, но он был избавлен от вечных мук. Но не следует надеяться на покаяние перед смертью, это весьма опасно, так как можно умереть и внезапно, а если на душе есть смертные грехи, не омытые покаянием, то они повлекут человека в ад. По совершении грехов, особенно смертных, надо, не откладывая, приносить покаяние.

Был такой случай. Шел один человек ночью по улице и встретил богато одетого господина в нетрезвом состоянии. И вот вложил ему диавол мысль: «У господина, наверное, с собою много денег; убей его – и поправишь все свои дела: у тебя и жена-то больная, и дети голодные». Послушавшись этого лукавого навета, подошел он к незнакомцу, ударил кулаком в висок, и тот тотчас же упал без признаков жизни. Вынул бедняк бумажник у убитого и пошел домой. Но вскоре проснулась в нем совесть и стала сильно укорять его, да и страх напал... «А что, если сейчас умру, и пойдет моя душа во ад на вечные мучения!» Охваченный такими мыслями, он идет к священнику. Звонит. Его сначала не хотят пускать, но он настаивает. Вышел священник: «Что вам угодно?» – «Мне нужно сейчас же исповедаться». – «Что за крайность ночью, приходите завтра утром». – «Если вы теперь же не станете меня исповедовать, то будете перед Богом отвечать за мою душу». Страшный ответ. И священник соглашается. После исповеди пришедший вручает священнику деньги, которые взял от убитого и говорит: «Делайте с ними, что хотите, – человека, которому они принадлежали, нет уже в живых». Он выходит и внезапно умирает на лестнице. Будет ли Господь судить его как убийцу и вора? Конечно, нет – он покаялся. Нет греха, побеждающего милосердие Божие, но страшно грешить сознательно, надеясь, что Бог простит, надо помнить, что Бог поругаем, не бывает¹⁰⁰.

Есть предание про одного разбойника: он часто грабил и убивал, но по временам приходил в себя, каялся, исповедовал свои грехи перед священником. И Господь все прощал ему. Однажды после исповеди этот человек встретил богача и начал смущаться помыслами. Враг внушал ему: «Убей в последний раз, овладеешь состоянием этого богача и тогда можешь спокойно жить и каяться». И вот разбойник послушался этих внушений, убил богача и взял его кошелек. После совершенного преступления он сел на берегу реки отдохнуть и сосчитать награбленные деньги, но вдруг видит: множество крестьян бегут ему навстречу. Смертельно испуганный разбойник подумал, что они бегут схватить его, что преступление обнаружено. Он вскочил и побежал в противоположную сторону, а в это самое время на него бросился бешеный волк, которого преследовали крестьяне, и умертвил его. Все прощал, все терпел Господь, но мера долготерпения исполнилась, и Господь покарал разбойника, вознерадевшего о своем спасении.

Будем стараться исправить свою жизнь и непрестанно каяться в грехах своих. Но является вопрос: а как стяжать покаянное чувство? Единственно непрестанной Иисусовой молитвой. Будем творить эту молитву по силе своей, и Господь не оставит нас. Он будет нашим Помощником и Утешителем и введет нас в Свое Царство. Аминь.

Совершение молитвы Иисусовой очень важно. В Оптиной Пустыни все иноки обязаны ежедневно совершать пятисотницу, т. е. правило, состоящее из 300 молитв Иисусовых, 100 – Божией Матери, 50 – Ангелу-хранителю и 50 – всем святым. Хотя это правило обязательно только для иноков, но хорошо бы было, если бы и миряне совершали его по возможности. Хорошо также ежедневно прочитывать 90-й и 50-й псалмы; 90-й псалом «Живый в помощи Вышняго» полезно читать три раза в день: утром, в полдень и вечером. В полдень на человека особенно нападает блудный бес, этот же псалом далеко отгоняет его прочь.

Апостол Петр говорит: «Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити»¹⁰². Как поэтому необходимо всегда творить молитву Иисусову, которая есть крепкое оружие против врага! Господь сказал: «Именем Моим бесы ижденут»¹⁰³. Молитва эта открывает человеку великие тайны Божии.

В Сибири подвизались два друга – Василиск и Зосима¹⁰⁴. Последний был человек образованный, а первый – даже неграмотный. Несмотря на такое различие, они искренно любили и дополняли друг друга. Василиск, хотя и был неграмотным, отличался высокой духовной жизнью. Непрестанное творение Иисусовой молитвы доставляло ему невыразимое наслаждение и вводило в глубину Богопознания. Часто, когда Зосима приходил к Василиску, тот был в таком духовном восторге, что не мог вести обыкновенную беседу. Василиск сообщал Зосиме высокие истины, которые тот записывал и после даже издал книгу, но многое не было в нее внесено, так как Василиск не все позволял записывать. Но эта книга трудная, и распространять ее нельзя, так как многое в ней может соблазнить человека, не имеющего понятия о прохождении Иисусовой молитвы. Чтобы понять эту книгу, надо ее проходить опытом. Такие, как о. Макарий, ее поняли бы¹⁰⁵, но для малоопытных в духовной жизни она не годится, так как это – высота.

Исполняйте и вы, мои детки, по силе эту молитву, она сохранит вас от всякого зла. Исполняя ее, вы будете постепенно приобретать кротость, смирение и незлобие. Вы сознаете все свои недостатки, и вам не захочется осуждать ближнего, к врагам отнесетесь благодушно, к недругам доброжелательно. Эта святая молитва будет хранителем вашего девства, если останетесь в девицах, если же кто из вас выйдет замуж, то она же отведет от вас всякого дурного человека и пошлет доброго верующего друга для совместной помощи на жизненном пути.

Есть три пути: замужество, девство и монашество. Каждый путь может привести в Царство Небесное. В замужестве – исполняя во имя Христово обязанности матери и жены, в девстве – посвящая его Богу; в монашестве – отрекаясь от всего Царствия Божия ради. Я не зову вас в монастырь, при настоящем упадке монашеской жизни иногда легче спастись в миру. У всякого своя дорога, только бы человек искренно искал Бога, стремился к Нему. Конечно, путь монашеский есть путь царский, и кто, поступив в монастырь, будет истинным монахом, тот сподобится великой награды.

Интересен случай, происшедший всего несколько лет тому назад. В некоей пустыни один послушник решился выйти из монастыря. Накануне собрал он свои вещи и пригласил несколько послушников прийти к нему на другой день прощаться. Обещал напоить чайком, а может быть и водочкой. На следующий день пришли гости и удивились: все вещи опять были разложены, а инок сидел на лавке, вовсе, по-видимому, не собираясь уходить.

– Где же угощение? Где самовар?

– Самовар стоит на полке, – был ответ. – Впрочем, если хотите, я его, пожалуй, поставлю.

– То есть как это – если хотите? Ведь ты же нас собирался угостить на прощанье!

– Да я, братие, никуда не ухожу. Господь вразумил меня.

И инок рассказал о своем сновидении. Он удостоился видеть обитель, уготованную инокам; по красоте своей она была несравненно лучше обители для мирских людей. Этот рассказ произвел на всех сильное впечатление. Передали игумену, тот – архиерею. Архиерей признал сон духовным. Он был напечатан отдельной книжечкой¹⁰⁶.

Но как ни спастись, лишь бы спастись! Господь всех зовет в Свое Царство: «Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною»¹⁰⁷, – говорит Христос. Блаженны те, кто слышит глас Господень и следует за Ним!

В Казани я знал одну старицу, матушку Евфросинию¹⁰⁸. Святая это была душа, с юных лет услышавшая призыв Спасителя. Матушка Евфросиния была единственной дочерью богатых и знатных родителей. С детства она росла тихим и кротким ребенком. Когда ей минуло двенадцать лет, ее отвезли в Смольный институт. Здесь свободное от занятий время проводила она за чтением священных книг. Ее в шутку называли «монашенкой». Она окончила институт с отличием и вернулась к родителям, которые были вне себя от радости. При уме и образованности Евфросиния отличалась необыкновенной красотой, что вместе с огромным богатством сулило ей счастливую жизнь. Но сердце Евфросинии не лежало ни к чему земному, она неудержимо стремилась ко Христу, Которого возлюбила с детства. Суета и роскошь в доме родителей были ей нестерпимы. По случаю окончания ею института родители устроили ей великолепный бал; они любовались и гордились дочерью, которая в бальном платье, вся залитая бриллиантами, была поразительно хороша. Но вот среди бала Евфросиния выбирает удобный момент и незаметно покидает зал. Придя в свою комнату, она сбрасывает с себя бриллианты, переодевается в платье своей горничной и, оставив родителям записку, чтобы ее не искали, вместе с верной служанкой покидает родительский дом. Долго скитались молодые девушки, во многих монастырях их боялись принять. Наконец, поселились они в одном Смоленском монастыре и жили там, не постригаясь. Впоследствии матушка Евфросиния прибыла в Казань. Здесь один благочестивый купец выстроил ей отдельный домик, и святая старица мирно доживала свои дни. Я по временам посещал ее. Интересны были ее беседы, всегда живые, глубокие, назидательные. Она была очень умна и начитана, и в беседе с нею время летело незаметно.

Однажды она рассказала мне о том, как слышала пение ангельское. Это было так: по какому-то делу матушка Евфросиния ходила к преосвященному Киевскому Филарету¹⁰⁹. Подходя к дому владыки, она услышала чудное, необыкновенное пение. Наслаждаясь им, матушка недоумевала, кто бы мог так дивно петь. «Верно, к владыке приехали откуда-нибудь певцы», – подумала она. Придя к владыке, матушка Евфроеиния рассказала ему о том, что слышала, и о своем предположении. Владыка задумался. «Нет, – сказал он, – петь у меня некому. Ты слышала, мать, пение Ангелов, но не придавай этому большого значения, чтобы не возгордиться».

Однажды с месяц я не был у матушки Евфросинии. Когда я отправился к ней, то у ворот встретил купца, который сказал мне: «Идите же скорее, она, матушка Евфросиния, у нас кончается». Я вошел в ее келлию. Старица лежала, тяжело дыша, глаза ее были закрыты. Когда я подошел к ней, она открыла их, и лицо ее озарилось ласковой улыбкой: «Слава Богу! Павел Иванович пришел», – произнесла она медленно. Я взял ее руку и, сложив персты для крестного знамения, трижды осенил ее. Лицо ее еще более просветлело, она слегка вздохнула, затем дыхание ее сделалось коротким, и через несколько минут ее не стало. С утра до вечера келлия матушки Евфросинии была наполнена народом. Все хотели отдать последний долг усопшей, непрерывно читали Псалтирь. Я лично не читал, так как много было желающих. Сидел я в келлии между шкафом и дверью и пристально смотрел в лицо усопшей. Прекрасное было лицо, такое спокойное, радостное и в то же время величественное. Тяжело мне было. Я чувствовал себя таким одиноким. Хоронили ее во вторник, как помню; когда вносили ее в церковь, хор запел: «Радуйся, Варваро, невеста Христова прекрасная». Оказывается, читали акафист св. великомученице Варваре. Впоследствии оказалось, что это не было простой случайностью: матушка Евфросиния была в тайной схиме, хотя почти никто этого не знал, и имя имела – Варвара. Слова припева так ясно относились к ней. Господь утешил меня в моей скорби. Вскоре после погребения я увидел сон: обширное беспредельное поле, народу ни души. Посреди поля стоит гроб с матушкой Евфросинией, и я стою возле него. Раннее утро, и еще темно. Вдруг вижу – по небу движутся целые полки воинов со знаменами; казалось, они шли после решительной битвы и очень устали. Я не могу ясно различить их лиц, так как не совсем рассвело, но восходящее солнце уже освещает верхушки их знамен с золотыми крестами. Я проснулся и недоумевал, что означает этот сон. Мне объяснили его так: воины со знаменами – это полки ангельские, воевавшие с супротивными силами за душу матушки Евфросинии и победившие. Ангелы принимают деятельное участие в судьбе человека, и если враги нападают на нас со всех сторон, то тем более светлые любвеобильные Ангелы стремятся защитить нас, если только человек сам сознательно не переходит на сторону зла.

Меня поразил рассказ матушки Евфросинии о слышанном ею ангельском пении, но в Житиях святых встречается много таких примеров.

Известно повествование о св. Пимене Многострадальном. Он жаждал пострига и вот однажды ночью видит: приходит игумен с братией и совершает над ним пострижение. Через несколько времени пришел игумен того монастыря с братией и удивился, что о. Пимен облачен в иноческие одежды. На вопрос, кто постригал Пимена, этот последний, изумившись, сказал: «Да ты же сам, отче!» Стали спрашивать монахов, бывших в соседних келлиях, и все подтвердили, что слышали дивное пение молитв, поющихся при пострижении. Понял тогда игумен, что Пимен был пострижен Ангелами¹¹⁰.

Об ангельском пении еще есть повествование, сравнительно недавнее. Это было в Вологодской губернии. Служили в одном храме обедню. Вдруг на улице произошел пожар. Все бросились из храма, он совсем опустел, и остались только диакон и священник. Певчие тоже разбежались. Но когда диакон начал ектению, с клироса послышалось чудное пение. Мимо церкви проходил в это время один поляк. Привлеченный дивным пением, он вошел в церковь и был поражен небывалым зрелищем. Церковь пуста, только престарелый священник в алтаре да диакон на амвоне. На хорах – светлые мужи в белых одеждах. Они-то и пели.

По окончании Литургии поляк подошел к священнику и спросил его, кто были эти благолепные мужи, которые так дивно пели на хорах.

– Это Ангелы Божии, – ответил иерей.

– Если это так, то я сегодня же хочу креститься.

И поляк был присоединен к Православной Церкви благодаря ангельскому пению.

Сохранилось предание об одном иноке, который, достигнув уже высокой духовной жизни, совершив всевозможные подвиги, начал смущаться помыслом о том, в чем же будет заключаться вечное блаженство – ведь человеку все может наскучить. В смущении инок не находил себе покоя, душа его скорбела. Однажды пошел он в лес и зашел в густую чащу. Уставши, присел он на старый пень, и вдруг ему показалось, что весь лес осветился каким-то чудным светом. Затем раздалось невыразимо сладостное пение. Весь объятый духовным восторгом, внимал старец этому пению. Он позабыл все на свете. Но вот, наконец, пение прекратилось. Сколько времени оно продолжалось – год, час, минуту – старец не мог определить. С сожалением поднялся он со своего места. Как бы хотелось ему, чтобы это небесное пение никогда не прекращалось! С большим трудом выбрался он из леса и пошел в свой монастырь. Но почему-то на каждом шагу старец удивлялся, видя новые, незнакомые ему здания и улицы. Вот, наконец, монастырь. «Да что же это такое? – сказал он про себя. – Я, верно, не туда попал». Старец вошел в ограду и сел на скамью рядом с каким-то послушником.

– Скажи мне, Господа ради, брат, это ли город N.?

– Да, – ответил тот.

– А монастырь-то ваш как называется?

– Так-то.

– Что за диво?

И начал старец подробно расспрашивать инока об игумене, о братии, называл их по именам, но тот не мог понять его и отвел к игумену.

– Принесите древнюю летопись нашего монастыря, – сказал игумен, предчувствуя, что здесь кроется какая-то великая тайна Божия. – Твой игумен был Иларион?

– Ну да, ну да! – обрадовался старец.

– Келларий такой-то, иеромонахи такие-то?

– Верно, верно, – соглашался обрадованный старец.

– Воздай славу Господу, отче, – сказал тогда игумен. – Господь совершил над тобою великое чудо. Те иноки, которых ты знал и ищешь, жили триста лет тому назад. В летописи же значится, что в таком-то году, такого-то числа и месяца пропал неизвестно куда один из иноков обители.

Тогда все прославили Бога.

Существует предание, что в древности были птицы, пение которых звучало так сладостно, что человек, слушая, умирал от умиления. На старце, триста лет слушавшем ангельское пение, явил Господь Свое милосердие. Не оставил он в смущении раба Своего, столько лет Ему работавшего, вразумил и утешил его Ему Единому ведомыми судьбами. Любит Господь кротких и смиренных, ибо Сам кроток и смирен сердцем¹¹¹. На кого воззрю, – говорит Господь, – токмо на кроткаго, и молчаливаго и трепещущаго словес Моих¹¹².

Святой Исаак Сирин говорит: «Когда на одну сторону положишь все дела жития сего, а на другую – молчание, тогда найдешь, что оно перевешивает на весах»¹¹³.

Не так давно скончавшийся епископ Феофан¹¹⁴ так высоко ценил молчание, что в последние годы своей жизни оставил все и затворился в своей безмолвной келлии. Помещение его состояло из нескольких комнат и домашней церкви, где епископ Феофан ежедневно совершал Литургию. Он писал иногда друзьям своим и замечал между прочим: «Я архиерей, я и иерей, я диакон, я и псаломщик». При епископе жил келейник, который убирал его помещение и готовил ему пищу; епископ Феофан любил чистоту, и у него было даже уютно. Когда келейник входил, епископ уходил в другую комнату. Безмолвие доставляло ему высокое утешение, возносило его дух горе́. И все мы твердо верим, что принял Господь его чистую душу в Свое Небесное Царствие.

Но в обыкновенной жизни иногда молчание бывает преступно. Садится, например, семейство за обед, а одна из дочерей не хочет ни с кем разговаривать. Ну, молчит, молчит – и мать начинает смотреть на нее косо: «Что это она не разговаривает? Верно, считает нас ниже себя». Мать начинает говорить дочери неприятности, а та думает: «Ах так! Так я и совсем ничего не скажу». Наконец, мать замолкает, но по лицу ее видно, что она очень недовольна. Кончается обед, и все стремятся уйти друг от друга подальше. Скажите, кому приятен такой подвиг молчания? Людям он ненавистен, да вряд ли и Господу угоден.

Господь заповедует: «О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою»¹¹⁵. Старайтесь, детки, жить в мире со всеми, насколько, конечно, это от вас зависит. Апостол говорит: «Аще возможно еже от вас, со всеми человеки мир имейте»¹¹⁶. И если будете к этому стремиться, то Сам Господь не оставит вас Своею помощью, поставит вас в такие условия жизни, при которых легче всего спастись, и, наконец, наполнит сердце ваше истинной любовью, которая есть верх совершенства и является источником неизреченной радости, неизреченного блаженства. Аминь.

«Днесь благодать Святаго Духа нас собра».

Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их¹¹⁷. Это слова Спасителя, а они неложны, следовательно, Сам Господь теперь посреди нас.

Во время совершения Литургии, когда диакон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы...» – издавна сохранился такой обычай. Если служба совершается соборне, то священники со словами: «Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое и прибежище мое», – целуют покровы на св. дискосе и св. потире и край Святой Трапезы, а затем друг друга в рамена ¹¹⁸, причем старший, а в монастыре настоятель, говорит: «Христос посреде нас!» И ему отвечают: «И есть, и будет». Также если служба совершается одним священником, то он говорит диакону: «Христос посреде нас!» – а тот отвечает: «И есть, и будет». Действительно, во время совершения величайшего Таинства Христос находится среди нас, верующих. Только мы-то, грешные, не можем Его видеть чувственными очами.

Угодники Божии видели Господа и чувственно, например, преподобный Серафим Саровский считал за обыкновение видеть пресуществление Святых Даров. Однажды, когда преп. Серафим был еще диаконом, во время Литургии, когда, поднявши орарь, он хотел сказать: «И во веки веков», – он увидел Господа Иисуса Христа, Который шел на облаках, а затем вошел в местную икону Спасителя. Подобный же случай был и с одним нашим скитским схимником. Отец Вассиан, так звали схимника, вел высокую подвижническую жизнь. Не довольствуясь монастырским послушанием, он избрал себе особенный путь. С благословения игумена, он, как только наступала весна, поднимался на высокую сосну, где у него была устроена небольшая площадочка, и жил там до глубокой осени. Часто видели его ночью молящимся с воздетыми руками.

Однажды весь Рождественский пост он провел без пищи и незадолго до праздника Рождества пришел помолиться ко всенощной. И вдруг видит Христа, идущего к нему. Вне себя от страха и радости он упал на колена, а Господь благословил его и вошел в местную икону.

И в наше время, скудное верою, Христос совершает великие чудеса. Когда я был еще в миру, то посещал иногда в предместье Оренбурга священника о. Симеона Циклинского. Однажды я спросил его:

– Нет ли у вас из духовных детей ваших кого-нибудь, ведущего особенную подвижническую жизнь?

– Все живут по-Божьему, – ответил батюшка, – по силе стараются исполнять заповеди Христовы – и довольно.

– Нет, я не про таких спрашиваю, а про особенных избранников Божиих.

Тогда о. Симеон сказал:

– Да, есть у меня в приходе один казак уже преклонных лет. Женат он и детей имеет. Дети теперь все пристроены, он живет вдвоем со старушкой-женой, конечно, чистою жизнью. Он прислуживает мне в алтаре и всегда видит пресуществление Даров.

– А вы-то, Батюшка, видите?

– Уверяю вас, что никогда не видел. Значит – зто мне неполезно.

Наши великие старцы: батюшка о. Амвросий и батюшка о. Анатолий, которые оставили нам свои изображения¹¹⁹,видели также пресуществление Святых Даров, а мы, грешные, хотя и не видели этого чувственными очами, но сердцем чувствуем благодать. Например, во время чтения или песнопения в церкви, иногда какое-нибудь одно слово особенно напоминается и воздействует на душу. Это Ангел-хранитель возьмет и донесет до сердца слово, которое имеет значение для всей последующей жизни человека. И часто случается, что человек, задумавшись над чем-нибудь слышанным им в церкви, вдруг начинает изменяться, оставляет греховные привычки, переменяет свой прежний образ жизни и начинает идти по пути ко спасению. Господь зовет нас к Себе и предлагает многие пути ко спасению; одни спасаются в миру, другие – в монастыре. Для достижения большего совершенства идут в монастыри, но зато там и искушений больше. Враг искушает здесь и с левой, и с правой стороны. Одних старается выманить из монастыря обещанием благ и спасения в мирской жизни, другим внушает желание удалиться из общежительного монастыря на высшие подвиги: что в монастыре, какое спасение, а вот лучше удалиться в лес, построить там себе избушку и подвизаться. И вот молодая монахиня, слушая такие вражеские советы, начинает тяготиться жизнью в монастыре, досадовать на сестер, раздражаться на каждую мелочь, – а врагу этого только и надо.

Батюшка о. Амвросий говорил: «Стремятся в лес, а в лесу-то бес».

А между тем были подвижники, достигшие высокого совершенства, живя в общежительном монастыре, а не в пустыне. Таков, например, преп. Арсений Великий. Раньше он был светским человеком, получил прекрасное образование и был взят к императору Феодосию Великому во дворец воспитателем царских сыновей Аркадия и Гонория. Однажды Феодосий, придя на урок, увидел, что Арсений стоит, а его сыновья сидят.

– Зачем сидят эти мальчишки? – строго спросил император.

И узнав, что Арсений из уважения к царскому титулу своих воспитанников стоит перед ними, велел Арсению сидеть, а сыновьям – стоять во время занятий. Впоследствии Арсений ушел в монастырь, стал подвизаться в безмолвии и достиг высшего совершенства.

У нас в Оптиной Пустыни некоторое время жил инок Игнатий (Брянчанинов), впоследствии епископ¹²⁰. Батюшка о. Лев говорил про него, что из него может выйти Арсений Великий, но Арсения не вышло, – не выдержал он искуса. Отец Лев, желая приготовить из него подвижника, испытывал его смирение. Бывало, поедет куда-нибудь, возьмет и молодого Брянчанинова с собой и велит ему ехать за кучера. Остановится где-нибудь, а его оставит в конюшне с лошадьми, как будто забудет про него. Потом скажет: «Ах, у меня там дворянчик с лошадьми остался, нужно и ему чайку предложить».

Подобным испытаниям Батюшка частенько подвергал его, и он не выдержал. Однажды Брянчанинов заболел и временно, как бы на поправку, перешел в Любежский монастырь¹²¹ но оттуда не вернулся. Потом сделался он епископом, но Арсением Великим не сделался. Монашеская жизнь требует полного самоотвержения: отвергнись себя и возьми крест свой¹²². Царствие Небесное нельзя заслужить, махая тросточкой. Мы все ищем избежать скорбей, а святые Отцы говорят: «Егда путь неукорный, тогда убойся»¹²³.

В монастыре прежде всего необходимы смирение и терпение. Надо быть готовым перенести всякое оскорбление. Одна, например, благородная девица по имени Тавифа поступила в монастырь. Многие старые монахини из простых не понимали, для какой цели она поступила, и подозревали ее в пренебрежительном отношении к другим сестрам.

– Какая ты дура, зачем ты к нам пришла? – спрашивает Тавифу монахиня.

– Хочу поумнеть.

– Да ты никогда не поумнеешь, потому что у тебя много злобы и гордыни, ты нас за тараканов считаешь.

– Что во мне много гордыни и злобы – это правда, но за тараканов я вас не считаю.

– А за кого же?

– За святых!

– Врешь!

И все это, и подобное надо переносить безропотно, но зато путем перенесения оскорблений приобретаются кротость, смирение и прочие добродетели. У нас в Скиту дают подобные уроки. Замечают, например, что послушник горд, кто-нибудь и поучит его:

– Что это ты, такой болван, даже и ложек вымыть как следует не можешь?

Тот в амбицию, идет жаловаться. Спрашивают его:

– А вы себя, значит, очень умным считаете?

– Да нет, а только хотя бы бранили меня не при всех.

Через несколько времени – смотришь – уже и обижаться перестал, следовательно, стал посмирнее.

В монастырях учат бороться со страстями и искоренять их, а это самое важное, так как одно только наружное благочестие не имеет цены. Иной по наружности и благочестив – он ходит в церковь, пожалуй, поговеет, иногда и милостыню даст; но все это он делает без участия сердца, а потому в случае какой-либо неудачи сразу отпадает от Бога, так как не носит в сердце своем Христа.

Толстой, например, обладал обширным образованием, но потерял Христа – и погиб. Был я послан к нему Синодом перед его кончиною. Приезжаю в Астапово, меня к Толстому не пускают. Я обращался к старшей его дочери – она отвечает мне письмом, правда, вежливым, но с отказом. Обращаюсь к другой – та приезжает ко мне взволнованная и сообщает, что пустить меня к графу нельзя, так как, увидя меня, он непременно умрет. Напрасно я уверял, что не заведу с Толстым богословских споров, просил только допустить меня хотя издали благословить умирающего – нет, ничего не слушают. Помню, в самый день смерти графа, утром, пришла ко мне мысль: не допустят ли меня сегодня к нему? Быть может, он покается и будет спасен. В это самое время пришли ко мне сказать, что граф умер. Так и погибла душа безвозвратно. А между тем как легко было ему спастись: я нес ему Тело и Кровь Христовы и шел простить и разрешить все его согрешения – «вольныя и невольныя».

Возвращался я из Астапова с грустью на сердце, так как миссия моя не была выполнена. Конечно, Господь «и намерения целует» и награждает человека за труд, а не за результаты труда, но все-таки мне было грустно. Конечно, Толстой теперь на Страшном Суде безответен; и митрополит прислал ему телеграмму, которую ему даже не передали. Церковью было сделано все для его спасения, но он не захотел спастись и погиб. А когда-то он был благочестивым человеком, но, видно, это благочестие было только внешним.

Старец Паисий (Величковский)¹²⁴ делает такое сравнение между жизнью внутренней, духовной, и внешней, почивающей на внешнем исполнении молитвенного правила, т. е. чтения Псалтири, канонов, тропарей, акафистов и т. д.: внешняя жизнь подобна кораблю, когда он находится у берега, привязанный веревками, и отдает городу привезенный им издалека груз. Всякий, кто хочет, свободно, без всякого препятствия входит и сходит с него, видит все его положение и что на нем есть, берет, что ему надо. Толпа праздного народа шумно и бесцельно толчется на берегу, движение, шум, беспорядок, полное отсутствие какой-либо разумной деятельности, словом – суета, обычная веку сему! Но вот этот же корабль, сложивши привезенный груз и наполнившись новыми товарами, отчалил от берега и направился в глубину моря. Вся суета и толпы народные остались на берегу, а корабль, одинокий, виднеется на поверхности необозримого моря, один кормчий искусно правит его стремление. Идет он и спешит все далее, и уже скрылся от взора народной толпы. Мир и люди остались далеко, а корабль царственно шествует в беспредельном просторе; бьет его волна, и ветры кругом, но ему все нипочем.

Беседы свои я говорю экспромтом, не приготавливаясь, что внушит мне Господь, о том и беседую с вами, как тот нищий, про которого Полонский говорит:

«И что Господь ему пошлет,

Все с благодарностью берет,

А после делит пополам

С такими ж нищими, как сам»¹²⁵.

Да поможет вам всем Господь. Мир вам! Аминь.

Сейчас приходили ко мне иноки на благословение, среди них несколько новопостриженных. У нас в монастыре такой обычай; после пострижения иноки остаются безвыходно четыре дня в храме, туда им и пищу приносят. Затем они исповедуются, причащаются Святых Таин и после Литургии расходятся по своим келлиям. Безвыходное пребывание в храме доставляет инокам, особенно внимательным, высокое духовное наслаждение. Спрашиваю я недавно постриженных, что они чувствовали, пребывая в храме? Не было ли чего особенного? «Было, – отвечают, – радостное, восторженное чувство, но видений никаких не было». Тогда подошел ко мне один из иноков, облеченный в монашеский чин несколько лет тому назад. Инок этот с самого поступления в монастырь проводил жизнь строгую, был очень внимателен к своему внутреннему миру.

«Батюшка, – сказал он мне, – мне все хотелось, но не удавалось вам рассказать нечто из того, что я чувствовал после пострига. Однажды ночью я задремал, прислонясь к гробнице о. Моисея, и вдруг вижу дивный сад, а в нем множество храмов с голубыми куполами. Вид всего этого был так необычайно величествен, что я невольно залюбовался. Плодов в саду не видел, не слышал и пения, но от созерцания сада и храмов моя душа исполнилась такой несказанной радости, такого блаженства, какого я никогда еще не испытывал. Вот уже несколько лет прошло с тех пор, но и теперь, когда становится на душе тяжко, стоит только вспомнить об этом видении, чтобы успокоиться и благодушно перенести всякие скорби».

Да, утешает Господь рабов Своих, трудящихся во славу имени Его! Но где же лучше и удобнее служить Господу, как не во святой обители? Труден путь иноческий, но зато самый благонадежный ко спасению. Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, хотя неудобно это, так как весь уклад мирской жизни не приближает, а отдаляет от Бога.

Царствует в мире дух века сего. Порок там ничем не удерживается. Какое, например, безобразие в Москве, особенно в праздники! Целомудренной девушке и по улицам-тο проходить страшно: в витринах выставлены такие скверные картины и статуи, что при взгляде на них оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия. Впрочем, есть люди, живущие в миру по-монашески, к которым не пристает мирская грязь, душа же их нераздельно принадлежит Господу. Это те, о которых сказал Лермонтов:

«...они не созданы для мира,

и мир был создан не для них...»¹²⁶

Из далекого прошлого встает передо мной образ матушки Евфросинии¹²⁷. Замечательной была жизнь ее: с детства необыкновенно религиозная, вдумчивая, она всей душой возлюбила Христа. Окончив институт, она решила посвятить себя Богу, но было большое препятствие со стороны родителей. Тогда задумала она бежать из родительского дома и ждала удобного случая.

В честь окончания ею института родители устроили бал, а царицей бала была Евфросиния. Улучив удобную минуту, она оставила все и ушла. Скрывалась в одном монастыре, затем по совету игумении была в Киеве у преосвященного Филарета¹²⁸, а тот направил ее в Казань к преосвященному Антонию¹²⁹. В Казани она снимала маленькую квартирку у одного благочестивого купца, глубокого ее почитателя.

Познакомился я с матушкой Евфросинией у одного игумена, а затем стал бывать у нее. Когда я с нею познакомился, она была уже старушкой, но лицо ее сохранило следы прежней красоты. Особенно хороши были ее глаза – голубые, глубокие, в которых светилось столько неземной чистоты! Да и вообще во всем ее облике была какая-то особенная духовная красота. Одевалась она всегда просто: черные платья и неизменная шалька на плечах. Матушка Евфросиния получила прекрасное образование, знала основательно английский и немецкий языки, а может быть, и французский (я не слышал, чтобы она говорила по-французски), очень любила поэзию, необычайно хорошо говорила стихи: это последнее в некоторой степени она передала и мне. Подобно мудрому книжнику, который износит новое и ветхое¹³⁰, она умела заимствовать полезное не только из Священного Писания, но и из произведений светских писателей. В молодости она любила литературу, но потом стала читать исключительно Священное Писание, Псалтирь и отцов Церкви; особенно любила Исаака Сирина, которого сравнивала с орлом, парящим в поднебесье.

Однажды зашел я к ней после всенощной на праздник Покрова Пресвятой Богородицы: всенощная у нас окончилась рано, так, в половине восьмого. Матушка встретила меня, как всегда, очень приветливо:

– Чайку хочешь?

– Не надо, зачем вам возиться?

– Какая возня, у меня уже все готово.

Я и не заметил, как появился на столе кипящий самовар; матушка Евфросиния налила мне стакан, а себе свою чашечку, маленькую, как наперсток. Разговорились мы.

– Вот, удивляюсь я, отчего ты приходишь ко мне, убогой?

– Матушка, – отвечаю я, – когда Христос спросил учеников, не хотят ли они отойти от Него, как отошли некоторые ученики, не постигнув учения о Святом Причащении, то они отвечали: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни»¹³¹. То же и я могу сказать вам. Куда мне от вас идти? Вы имеете глаголы вечной жизни. Хорошо мне здесь, в вашей маленькой уютной комнатке, с образами и горящей лампадой, спокойно и радостно.

– Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и вси, вземши крест Твой, глаголем: «Благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних»¹³², – сказала старица, – а понимаешь ли ты, что значит слово «осанна»?

– Спасение, – отвечаю.

– Да, осанна – спасение, но чтобы спастись, необходимо исполнять заповеди Христовы. На Страшном Суде Своем Господь потребует от нас отчета, как мы провели свою жизнь, как исполнили Его Святой Закон. Здесь ничем нельзя оправдаться: ни богатством, ни знатностью рода, ни обычаями мира.

Вот, думалось мне, когда я еще в родном доме жила: явится Господь и спросит:

– Исполняла ли ты Мои заповеди?

– Но я была единственной дочерью богатых родителей.

– Отлично, но исполняла ли ты Мои заповеди?

– Но я окончила институт.

– Хорошо, но исполняла ли ты Мои заповеди?

– Но я была красавицей.

– Но исполняла ли ты Мои заповеди?

Страшно становилось от таких мыслей, и я решила оставить все мирское.

– Да, вы все оставили, но нельзя же всем убегать с бала, – возразил я.

– Этого и не нужно, но исполнять закон Христов можно и должно во всяком звании и состоянии.

– А вы надеетесь спастись?

– Надеюсь, – ответила матушка Евфросиния с уверенностью, – не оттого, чтобы я исполнила все заповеди, а оттого, что хоть за кончики-то их бралась. Но главное – уповаю на бесценные заслуги Спасителя моего. Сердце свое очистить надо, чтобы увидеть Господа, – продолжала она, – помнишь, Пушкин в стихотворении «Пророк» говорит:

«...И внял я неба содроганье,

И горний Ангелов полет,

И гад морских подводный ход...»

Это ясное изображение души человеческой: у нас в сердце может быть и «горний Ангелов полет», и «гад морских подводный ход». Чистое сердце созерцает великие тайны Божии. Наоборот, в сердце, отуманенном страстями, замечается «гад морских подводный ход», т. е. низменные стремления и желания, всякая нечистота.

Однажды три недели мне не удалось быть у матушки Евфросинии: была Пасха, визиты, словом, времени не было. Наконец 15 мая, в Царский день, отправился я к ней. Прихожу и узнаю, что она при смерти. Вчера ее соборовали, сегодня причастили Святых Таин, и она уже никого не узнает. Когда я вошел, она лежала на диване, а рядом сидела какая-то старушка, которая за ней ухаживала. Матушка Евфросиния узнала меня и слабо улыбнулась. Через несколько времени она вдруг приподнялась, лицо ее как-то особенно просветлело, и она, протянув руки, сказала:

– Пустите меня ко Господу, куда всю жизнь стремилась душа моя.

Затем, ослабев, она опять упала на подушку. Я заметил, что ей хочется перекреститься, но нет силы поднять руку. Тогда я взял ее руку, сложил персты для крестного знамения и осенил матушку. Она радостно улыбнулась, вздохнула слегка, и ее не стало.

Когда я возвращался домой, то чувствовал не скорбь, а радость, что сподобился присутствовать при кончине праведницы. Похороны матушки Евфросинии были торжественные, много народа провожало ее до могилы. Погребение совершал архиепископ, который, после предания земле ее праха, сказал проникновенное слово. Оказалось, что матушка Евфросиния была в тайном постриге с именем Варвара. Так и поминали ее – новопреставленную схимонахиню Варвару. Кроме нее и архиепископа, никто не знал этого, и от меня скрыла. Очень смиренна была покойная. За святую жизнь Господь сподобил ее дара прозорливости, но она старалась не обнаруживать этот дар. Она часто говорила мне: «Может быть, тебя Господь сподобит послужить Ему в монашеском звании». Наверное, ее духовному взору было открыто мое будущее, но по своему смирению она никогда не говорила утвердительно, а всегда прибавляла «может быть».

Похоронили ее около Смоленского собора. Все, знавшие ее, со слезами, но и с надеждой проводили ее в лучший мир, веруя, что помянет она и их святыми своими молитвами у Престола Божия. Запишите и вы в свои поминания имя схимонахини Варвары, чтобы и за вас помолилась она Господу. Да сподобит Господь и нас христианской кончины, как молится Церковь: «Христианския кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мирны, и добраго ответа на Страшнем Судищи Христове просим». Аминь.

Слава Господу! Дожили мы до праздников, нынешние дни называются святками, то есть святыми днями, так как Церковь посвящает их воспоминаниям о Рождестве Спасителя мира.

Но что теперь происходит в миру, страшно и подумать! Объедение, пьянство, разврат...

У Гоголя есть рассказ «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». В нем описывается, как из-за ничтожной причины два приятеля поссорились на всю жизнь. Они истощили все свои средства на суды, дошли до бедности, лишь только бы обвинить один другого. Печальная история! В конце повествования автор добавляет: «Скучно жить на этом свете, господа».

Сейчас мы переживаем лютые времена. Люди восстают один на другого, не щадя ни родства, ни дружбы; восстают против законной власти. Все попрано – вера, добродетель, стыд. Не скучно, а страшно жить на этом свете, господа! Впрочем, не следует приходить от этого в уныние, было и хуже, да прошло, – так и настоящее еще успокоится. Это время еще не перед антихристом.

Разнузданность усилилась после объявления всяких свобод при Александре II. Театр развращающим образом действует на душу. В нем часто разыгрываются безнравственные вещи, как, например, «Анатэма» Андреева и тому подобные. Господь милосерд, но и правосуден. Священное Писание говорит: Господь поругаем не бывает¹³³. Долго терпит Он грехи и беззакония, но если человек не хочет исправиться, то наказывает нечестивцев внезапной смертью «В чем застану, в том и сужу», – говорит Господь. Ужасна будет участь человека, умершего внезапно во время совершения грехов.

Один богач, женившись на бедной девушке, начал вскоре всячески издеваться над нею, а сам предался разгульной жизни. Однажды он был в театре на одном безнравственном представлении. В антракте он отправился в буфет, взял себе рюмку вина и вдруг упал мертвым. Каково такой душе явиться на суд Божий?

Однажды в Вене, в Ринк-театре, шло какое-то кощунственное представление. Вдруг вспыхнул пожар и быстро распространился по всему зданию, множество людей погибло. Потрясающее впечатление производило зрелище массы гробов, которые затем потянулись по направлению к кладбищу, а какова загробная участь погибших людей – страшно подумать!

Теперь все разрешено, театральные представления идут даже в большие праздники. Прежде же в казенных театрах под праздники не играли.

Помню, однажды в Казани под праздник святителя Николая давалось представление, вдруг за кулисами вспыхнул пожар, возбудивший всеобщую панику. Впрочем, жертв человеческих не было. Господь помиловал за молитвы святителя. Долго после этого под праздник святителя Николая Чудотворца представлений не давалось.

Когда я был в миру, то любил оперу. Хорошая серьезная музыка доставляла мне удовольствие, и я имел всегда абонемент – кресло в партере. Впоследствии, когда я узнал другие, духовные утешения, опера перестала меня интересовать. Когда в сердце закроется клапан для восприятия мирских наслаждений, тогда открывается иной клапан, для восприятия духовных. Но как стяжать это? Прежде всего, миром и любовью к ближним. Любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине, вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает¹³⁴

Затем, терпением. Кто спасется? – Претерпевый до конца¹³⁵. Далее – удалением от греховных удовольствий, каковы, например, карты, танцы и прочее.

Один человек видел во сне танцующих кадриль, и Ангел Господень вразумил его, говоря: «Посмотри, что они делают». Господи, да ведь это поругание Креста Христова! Действительно, французская кадриль была выдумана в эпоху революции для попрания креста, ведь и танцуют ее или четыре, или восемь человек, чтобы как раз вышел крест. Подобный сон видела одна схимница, ей представилось, что танцующие были объяты пламенем и окружены канатом, а бесы прыгали и злорадствовали о погибели людей.

Вот теперь праздники, но какая разница между тем, как празднуют эти святые дни в миру и в монастыре! Там служат врагу, здесь, в монастыре – служение Богу. В то время, как в миру беззакония достигают самого большого развития, в монастыре – радость и мир о Господе! Торжественная служба умиляет душу и располагает ее сильнее восчувствовать всю беспредельную благость Господа, родившегося ныне от Безневестныя Девы Марии. У нас, например, даже сама природа располагает к тихой радости о Господе.

В то время как в миру увлекаются светской литературой, часто безнравственной, в монастыре – чтение Псалтири и в свободное время – Житий святых. Когда я поступил в монастырь, то у меня явилось желание перечитать всех наших классиков, я открыл это Старцу, но тот запретил. Теперь я радуюсь, что послушался мудрого совета, так как желание заняться светской литературой было приманкой врага, чтобы возбудить во мне воспоминание о мирской жизни, а может быть, и сожаление о ней.

Я не хочу сказать, чтобы чтение произведений наших великих писателей было грехом, но есть чтение более полезное и назидательное. Во-первых, чтение Псалтири: здесь мы можем почерпнуть все эстетические наслаждения. Книга эта написана святым царем и пророком Давидом по внушению Святого Духа, сам пророк говорит об этом: «Язык мой трость книжника скорописца"¹³⁶.

Незаменимое чтение, которое так благотворно действует на душу, представляют собой Жития святых, особенно на славянском языке. В настоящее время славянский язык не всегда понимают, а между тем он несравненно красивее и богаче русского. Один знаток его, сравнивая славянский язык с русским, говорил, что между ними такая же разница, как между дворцом и трактиром... В миру чтение Житий святых, а в особенности на славянском языке, совсем оставили; вы же не сообразуйтесь с обычаями века сего, а занимайтесь этим спасительным чтением.

Посещайте монастыри, особенно в праздники; когда и меня не будет, не забывайте приезжать сюда, чтобы отдохнуть душой. А может быть, кого из вас Господь сподобит монашеского чина. Хотя монашеская жизнь полна скорбями и искушениями, но она же несет с собою и великие утешения, о которых мир не имеет ни малейшего понятия. Впрочем, как бы ни спастись, только бы спастись и достигнуть Царствия Небесного, которого да сподобит нас всех Господь. Аминь.

В молодости, по своей увлекающейся натуре, не отпадая, впрочем, никогда от Господа Иисуса Христа, я увлекался идеалистическими немецкими философами: Гегелем и другими. Проездом по делам службы я попал в древний город Ростов.

В городе был старый кремль и древний полутемный собор, где почивало несколько мощей.

Вошел я туда, там шла всенощная, пел прекрасный хор. Стоял я, молился довольно хорошо, – так шло до Евангелия. Прочитали Евангелие. Староста меня спрашивает:

– Господин, может быть, пройдете приложиться к Евангелию?

– Да, конечно.

– А потом, может быть, пожелаете приложиться к мощам – вот гробницы.

Я пошел приложиться к Евангелию все с тем же равнодушием, потом подошел к первой гробнице, и только приложился, запели: «Процвела есть пустыня, яко крин, Господи, языческая неплодящая церковь, пришествием Твоим...».¹³⁷ Поразило меня это пение. Приложился я к другим мощам и, не обращая внимания на окружающих, плакал, плакал как ребенок. Тут с удивлением смотрят на меня – ну, плакала бы какая старушка, а то – молодой офицер. И понял я тут, что не могут сравняться с духовными никакие человеческие мудрости. Аминь.

«Воскресения день, просветимся, людие, Пасха, Господня Пасха, от смерти бо к Жизни, и от земли к Небеси Христос Бог нас приведе, победную поющия»¹³⁸.

Что может быть восторженнее, радостнее этого канона? Где выражается больше радости?

Полной радости не бывает в этой жизни, где мы зрим Бога только якоже зерцалом в гадании¹³⁹, отраженно. Настанет эта радость там, за гробом, когда мы увидим Господа лицом к лицу. Не все одинаково будут зреть Бога, но по мере восприемлемости каждого – ведь и зрение Серафимов отличается от зрения простых Ангелов. Одно можно сказать: кто не видел Христа здесь, в этой жизни, тот не увидит Его и там. Способность зреть Бога достигается именно работой над собой в этой жизни.

Жизнь всякого человека-христианина можно изобразить графически в виде непрерывно восходящей линии, восходящей хотя бы и цыплячьими шагами. Только видеть это восхождение не дает Господь человеку, скрывает его, ведая немощь человеческую, зная, что, наблюдая за своим улучшением, человеку недолго и возгордиться, а где гордость, там и падение в бездну.

Ужасную вещь выдумали разные Франклины¹⁴⁰, предлагавшие на особых табличках отмечать, в чем ты преуспел за день, за неделю и т. д. Этим путем до невероятной прелести можно дойти и в бездну погибели рухнуть.

Нет, наш путь иной: все мы должны стремиться к Небу, к Востоку, к Богу; и все должны видеть грехи свои и немощи, исповедовать себя немощными и первыми из грешников, видеть себя ниже всех, а всех – над собою. Вот это-то и трудно. Все мы норовим заметить за другими: вот он в чем слаб, а я – нет, я паинька, я лучше его, – и так со всеми... С этим надо бороться. Тяжела эта борьба, но без нее нельзя узреть Бога. Только те в той жизни сподобятся узреть Бога, кто видел Его в этой жизни. Правда, лицом к лицу в этой жизни видели Его немногие, вроде преп. Серафима Саровского, но хоть отображенно видеть Его должны стремиться все без исключения.

И ты видишь Христа, хоть немножечко, как в щелочку, но видишь Его, – видишь верою... Ведь ты веруешь в Господа Иисуса Христа?

– Верую!

– И исполнением заповедей. Ну, хотя бы старанием Его заповеди исполнить. Стараешься же их исполнить?

– Стараюсь.

– Ну вот по мере сил и видишь Христа. Ты можешь смотреть прямо простым глазом на солнце?

– Нет, не могу.

– Правда, не можешь – не приспособлено к тому зрение человеческое. А вот орел, говорят, высоко поднимается над землей, парит в небе и немигающими глазами смотрит на солнце. Человек не может вынести всей полноты света, а орел может. Так и с Божественным Светом: те, у кого приспособлено к тому духовное зрение, т. е. святые, будут видеть Его, а прочие – нет.

– Но ведь и человек радуется солнцу?

– Да, да, хоть всю полноту света не вынести ему, но и он радуется свету солнца...

Пишет мне один мятущийся интеллигент: «Очень тяжело мне. Внешне все обстоит благополучно: дела идут хорошо, семья дружная, жена хорошая. Но беда в том, что душу свою открыть мне некому: того, о чем я тоскую, не понимает жена, а дети еще малы. Что мне делать? Как избавиться от тоски и скорби?»

Я посоветовал ему читать Псалтирь. Там есть в 93-м псалме: «По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою».¹⁴¹

«Возьмитесь за этот стих, – написал я ему, – и принимайтесь читать Псалтирь. Думаю, что Бог вас утешит». Проходит некоторое время, получаю письмо: «Послушал вас, начал читать Псалтирь, и ничего в ней не понимаю». Пишу ему: «Великий наш старец о. Амвросий на такое же заявление отвечал: «Ты не понимаешь, зато бесы прекрасно понимают и бегут прочь. Читай пока не понимая, а когда-нибудь и понимать начнешь». Не знаю, что будет с ним дальше. И вам повторяю: читайте Псалтирь ежедневно, хоть понемногу, и Господь не оставит вас Своею милостию, будет всегда вам Помощником и Утешителем. Аминь.

В первые дни христианства последователи Христа Спасителя причащались каждый день, и жизнь они вели равноангельскую, были готовы предстать пред Лицем Божиим каждую минуту. Никто из христиан не был безопасен. Часто случалось, что утром христианин причащался, а вечером его схватывали и отводили в Колизей. Конечно, находясь в постоянной опасности, христиане зорко следили за своим внутренним миром и проводили жизнь в чистоте и святости.

Но первые века прошли, гонения со стороны неверных прекратились, всегдашняя опасность миновала. Тогда вместо ежедневного причащения стали причащаться один раз в неделю, затем раз в месяц и даже сократили до одного раза в год.

У нас в Скиту держатся устава Афонской Горы, где он был составлен святыми старцами и передан во всегдашнее назидание, и в монастыре у нас придерживаются тоже этого правила. Все иноки причащаются пять раз в год, но по благословной причине можно и чаще. К этому так привыкли, что более частое причащение обращает на себя всеобщее внимание.

– Что это отец Иероним сегодня причащается? – спрашивает, например, один инок другого.

– Ему разрешил старец.

– Но отчего?

– Ему явился диавол чувственным образом, а потому он совсем расслабел.

– А... ну, тогда понятно...

Впрочем, исповедоваться можно всегда, даже каждый день, и у нас исповедуются очень часто; скитяне даже каждый день приходят к старцу на откровение помыслов, а монастырская братия – раз в неделю. И от монастырской братии, особенно от скитян, требуется высокая жизнь по заповедям Христовым, жизнь равноангельская.

Наши почившие старцы осуществили эти высокие заветы, и Господь прославляет их. Тела их, веруем, лежат нетленны; про батюшку о. Макария достоверно известно, что тело его не подверглось тлению, в чем могли убедиться, когда ставили над ним часовню, а ведь он скончался лет шестьдесят тому назад. Замечательное явление! Тела праведников и подвижников нетленны, от тел же царей и владык мира сего остается горсть золы – и больше ничего. Недавно писали, что при раскопках катакомб найдены могилы Диоклетиана, Нерона¹⁴² и других владык, пред которыми когда-то трепетала вся вселенная, и какова же судьба их праха? Когда служителя спросили, что было в урнах, он равнодушно ответил:

– Зола.

– Да где же она?

– А я отдал ее жене для стирки белья – хорошая зола...

Боже мой! Могли ли эти властелины когда-нибудь предполагать, что прах их попадет в бак для стирки грязного белья! Как много заботились эти люди о своем теле, и вот какова участь этих тел! Святые же, также и все наши Оптинские старцы, умерщвляли свое тело, и оно осталось нетленным.

Наша святая обитель привлекает к себе многих богомольцев, и часто слышится такое мнение, что побывав раз в Оптиной, стремятся туда всей душой. Не имеет наша обитель ни чудотворных икон, ни прославленных мощей, но вся земля здесь как бы полита кровью и потом святых старцев, и молитвами их низводится благодать на души верующих. Нигде в другом месте этого нет. Даже наш владыка¹⁴³ посещающий как епископ многие обители, всегда говорил, что в Оптиной есть что-то особенное.

В России немного скитов, но скитов десять, наверное, будет. У нас один Скит¹⁴⁴ где в храме очень редко бывает кто-нибудь из посторонних, и то лишь за обедней. Утреню же мы совершаем всегда только своею скитской семьей. Сильное впечатление производит наш храм на посторонних посетителей. Тихое пение старинного напева, умилительная служба, безлюдье. Иноки – каждый имеет свое определенное место, на котором стоит постоянно. Особенный и звон скитских колоколов: тихий, пустынный. Один благочестивый человек пожертвовал нам однажды колокол в сто пятьдесят пудов весом, но он не подошел к Скиту и был снят. У нас самый большой – в 39 пудов.

Слава Богу, что и в нынешний век, век неверия и полной разнузданности нравов, есть еще на Руси святые места, тихие пристанища для хотящих спастись. Трудно спастись в миру среди соблазнов и обычаев мира сего, идущих вразрез со Святою Церковью. Тлят обычаи благи беседы злы¹⁴⁵. Трудно спастись среди развращенного общества. В Священном Писании говорится: «С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши. И со избранным избран будеши, и со строптивым развратишися»¹⁴⁶.

Греховные страсти губительно действуют и на душу, и на тело. Читая святых Отцов, я, уже будучи в монастыре, впервые узнал, что страсти так же заразительны, как заразные болезни, и как последние могут передаваться через предметы, так и первые. Когда свт. Спиридон, епископ Тримифунтский¹⁴⁷, ехал на Вселенский Собор, то на пути остановился в одной гостинице. Сопровождавший святого инок, войдя к нему, спросил:

– Отче, не могу понять, отчего это наша лошадь не ест капусты, которую я ей купил у нашего хозяина; капуста хорошая, свежая, хоть бы человеку есть, а лошадь не ест?

– Оттого, – сказал святой, – что животное чувствует нестерпимый смрад, исходящий от капусты, который происходит оттого, что наш хозяин заражен страстью скупости.

Человек, не просвещенный Духом Божиим, этого не замечает, но святые имеют дар Божий распознавать страсти.

Однажды один из посетителей батюшки о. Амвросия просил этого последнего продать его шубу, почти совсем новую, на дорогом меху, за половинную цену. С этой целью он оставил шубу у Старца. Услышав о ней, козельский исправник приехал к батюшке, прося его благословения на покупку. «Нет, – ответил Старец, – не благословляю, она вам не подходит; вот там в Козельске есть один еврей, он ее и купит». Исправник послушался. Оказалось, что шуба принадлежала человеку, зараженному гордостью, и эта страсть передалась тому, кто ее купил.

Удивительно, конечно, что животные ощущают смрад страстей. Не все, разумеется, а только по особому промышлению Божию, но многие животные обладают так называемым двойным зрением и видят духов, которых из людей видят обыкновенно только святые люди. У одного богатого помещика случился большой пожар в доме. Накануне пожара, когда помещик отдыхал в своем кабинете, вдруг вбежал в комнату его отец, умерший незадолго перед тем, одетый, как в гробу, и воскликнул: «Пожар!». Собака, спавшая тут же, бросилась на покойника с отчаянным лаем. Проснулся хозяин и не мог понять, что случилось с собакой, так как покойного отца он не видел, видел только его слуга да собака. Слуга потом и рассказал об этом.

В Священном Писании рассказывается, как ослица видела Ангела, заградившего ей путь, а пророк не видел¹⁴⁸. Такое особенное зрение у животных бывает, конечно, для нашего вразумления.

Много назидательного дает нам и наблюдение окружающей природы. Все знают растение подсолнечник. Свою желтую головку он всегда обращает к солнцу, тянется к нему, откуда и получил свое название. Но случается, что подсолнечник перестает поворачиваться к солнцу, тогда опытные в этом деле говорят, что он начал портиться, в нем завелся червь, надо его скорее срезать.

Душа, алчущая оправдания Божия, подобно подсолнечнику, стремится, тянется к Богу – Источнику света, если же перестала искать Его, следовательно, такая душа гибнет. Необходимо в этой жизни ощутить Христа; кто не узрел Его здесь, тот не увидит Его и там, в будущей жизни. Но как увидеть Христа? Путь к этому открывает непрестанная молитва Иисусова, которая одна способна вселить Христа в наши души.

У преп. Иоанна Лествичника спросили, есть ли верные признаки, по которым можно узнать, приближается ли душа к Богу или отдаляется от Него. Ведь относительно обыденных предметов есть определенные признаки – хороши они или нет; когда, например, начинают гнить капуста, мясо, рыба, то легко заметить это, ибо испорченные предметы начинают издавать дурной запах, изменяют цвет и вкус, и внешний вид их свидетельствует о порче.

Ну а душа? Ведь она бестелесна и не может издавать дурной запах или менять свой вид. На этот вопрос святой отец ответил: первый признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, а затем и вовсе перестает посещать храм Божий. Оттого-то для иноков и обязательно посещение службы. Правда, по неотложным делам иногда разрешается не ходить ко всем службам, но при возможности это вменяется в необходимую обязанность. У нас в Скиту даже обходят келлии по праздникам, чтобы никто не уклонился от церковной службы. Впрочем, это делается еще и по другой причине. Страшные явления бывают иногда в келлиях иноков. У нас живут в отдельных келлиях, но обязательно не менее двух человек в отдельном помещении. Это для того, чтобы в случае каких-либо бесовских наваждений можно было постучать в келлию соседа и попросить помощи.

Был у нас флигелек, где жил один монах, но теперь там не позволяют жить одному. Однажды был такой случай¹⁴⁹. После вечернего правила он увидел, что в его келлии сидит какой-то человек, уже преклонных лет, и говорит ему:

– Что ты здесь только небо коптишь? Вернись к своим прежним занятиям, ты там принесешь гораздо больше пользы и, получая хорошее содержание, будешь жить в свое удовольствие.

– Но как отсюда уйти? Двери Скита крепко заперты.

– Ты об этом не беспокойся, только пожелай, и я мгновенно перенесу тебя. У ворот уже стоит тройка.

– Но кто же ты? Верно, демон?

– Да.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! – воскликнул пришедший в себя инок, и злой дух исчез. Было около двенадцати часов ночи, когда инок прибежал к батюшке о. Амвросию и рассказал ему о случившемся.

– Да, страшное видение ты имел, – сказал Старец. – У тебя был восьмилегионный бес, и кому он является, почти всегда того убивает.

– Как же я-то спасся?

– Господь известил меня, что ты в опасности, – ответил о. Амвросий, – я встал на молитву, и тебе Господь напомнил о страшном и славном имени Своем, которого трепещут адские силы.

Да, страшные вещи бывают у нас иногда. Но в монастыре легче победить диавола, в миру же несравненно труднее, и восьмилегионный бес, явившись, убивает. А является он людям, которые еще не начали жить, а только думают об исправлении жизни.

Когда я был в миру, то имел товарища, скептически относившегося к монастырям. «Не понимаю, для чего это люди, особенно иноки, сидят поодиночке в келлиях и удаляются от людских взоров», – говорил он. А между тем этот человек был монахом в душе, и душа у него была чистая, возвышенная. Поэт и музыкант, он имел особенную способность произносить стихи, как никто другой. Музыка была его страстью. Бывало, рассказывает нам что-нибудь и вдруг восклицает: «Нет, я не умею объяснить этого словами, а это вот что!» – сядет к роялю, закинет голову, сыграет импровизацию. «Поняли?» – спросит потом.

Часто и не поймешь его, но он не изменял своей системы объяснений. Квартира его была обставлена со вкусом и не банально: не было в ней диванов со столами перед ними и креслами по бокам, но все было красиво, изящно, оригинально, как незауряден был и ее обитатель. Душа его всегда питалась высокими идеалами и далека была от всякой житейской прозы. Вначале он отвергал монашество, но после нашел полное удовлетворение своих высоких стремлений именно в монашестве, в монастыре на Афоне, куда ушел, оставив все в мире.

Я счастлив был в миру тем, что сближался с людьми, действительно заслуживающими глубокого уважения. Случалось мне бывать и в больших собраниях. Другие играют в карты, танцуют, а я с несколькими лицами такого же душевного склада уйдем куда-нибудь в самую отдаленную гостиную и беседуем. Я, бывало, и в миру не любил говорить глупостей; иногда нечего говорить – и молчу, а иногда – откуда что берется? Это многие замечали. Конечно, мое удаление от соблазнов мира сего многих смущало, а когда я перестал посещать шумные собрания и полюбил ходить в монастырь, обо мне начали отзываться как о сумасшедшем, или, по крайней мере, не вполне нормальном.

– Слышали? Павел-то Иванович с монахами сошелся!

– Неужели? Вот несчастный человек! – Таково было мнение обо мне мирских людей.

Да, тяжело спасаться в миру, но все-таки возможно. Есть разные пути ко спасению. Святитель Николай Мирликийский¹⁵⁰ ушел в пустыню, чтобы подвизаться там в посте и молитве, но Господь не благословил его остаться там. Явившись святому, Господь велел ему идти в мир.

– Это не та нива, на которой ты принесешь Мне плод, – сказал Господь.

Таисия, Мария Египетская, Евдокия¹⁵¹ также не жили в монастырях. Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову, и Он не оставит вас.

Нынче дни Святой Пасхи, самого великого праздника Христианской Церкви, «праздников Праздник и Торжество есть торжеств»¹⁵². Каждый день церковь оглашается радостными песнями Пасхального канона.

Помню, как восхищалась каноном матушка Евфросиния¹⁵³.

«Вот, – говорила она, – прошла моя жизнь, ничего не знаю за собой хорошего, с чем предстать перед Престолом Божиим, а услышу пение: «Воскресения день, просветимся, людие...» – и радостно и спокойно становится на душе. – «От смерти бо к Жизни, и от земли к Небеси Христос Бог нас приведе».

Господь исполнил желание матушки Евфросинии, и скончалась она на Пасху. Когда подняли гроб с ее иссохшим телом, хор запел «Воскресения день» вместо «Святый Боже»¹⁵⁴, двери церкви широко раскрылись, с улицы волною хлынул свет, и она ушла к вечному незаходимому Свету.

Да сподобит и нас Господь такой блаженной кончины. Молитесь об этом и, когда диакон возглашает: «Христианский кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мирны» – не забывайте положить поклончик, да упокоит вас Господь со всеми святыми. Аминь.

Наше бо житие на небесех есть¹⁵⁵ – это всегдашняя тема моих бесед; этою мыслью отрываю я себя и своих слушателей от привязанности к земному, тварному. Наше бо житие на небесех есть.

Неудовлетворенность земным чувствуется и у наших великих писателей, например, у Тургенева, Пушкина, и у иностранных – Шиллера, Шекспира, Гейне.

Лет пятьдесят тому назад, когда я еще ходил по стогнам¹⁵⁶ мира сего, я читал Гейне, но творчество его всегда производило на меня тяжелое впечатление. Это был великий талант, но не просвещенный духом Христовой веры. Родом еврей, он, хотя и принял христианство, но только для получения привилегий. В душе же он был атеист, не верующий ни в христианство, ни в иудейство. И древние языческие философы, например Аристотель, Платон, Сократ, не удовлетворялись земным, Но вот печальное явление: чем выше старались они взлететь, тем глубже падали.

С христианином этого не бывает; напротив, возносясь от земли, отрывая свое сердце от житейских привязанностей, возносясь горе́ к Богу, он изменяется, перерождается и бывает способен ощущать высокие радости. Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников, но нигде эта скорбь, растворенная, впрочем, утешением, не выражается так сильно, как в наших церковных песнопениях и молитвах. В них слышится то рыдание о потерянном Рае, то глубокое сокрушение о грехах, то радостная и победоносная песнь о нашем Искупителе. Взять хотя бы Пасхальный канон – как он величествен и сладостен, как умиляет и утешает душу, еще не потерявшую вкус к духовному!

«Ныне вся исполнишася Света, небо же и земля и преисподняя, да празднует убо вся тварь востание Христово, в немже утверждается»¹⁵⁷.

Да, великие ныне дни. В эти дни радуются и в миру, но не по-духовному: один радуется, что получил деньги, другой – чины и ордена, третий – по другим причинам. Некоторые радуются, что пост прошел и наступило разрешение «на вся». Это, пожалуй, законная радость, если только в пище не полагать главного счастья. Но во святых обителях радость бывает о Воскресшем Иисусе. Не оставляйте посещать святые обители, особенно в праздники, когда и меня не будет. Здесь теплится духовная жизнь, согревающая душу человека. Правда, есть и земные радости, облагораживающие душу. Нет греха, например, наслаждаться красотами мира сего. Есть на земле необыкновенно красивые местности. Прекрасны Альпы, освещенные солнцем, великолепны многие места в Италии, про Неаполь сложилась пословица: «Посмотри на Неаполь и умри». Ни о Париже, ни о Риме этого не говорится. А говорят именно о Неаполе, который, действительно, дивно хорош со своим синим морем и голубыми горами.

Хороша и наша северная природа. Тургенев живо и ярко описал ее в своих произведениях. Он, между прочим, был в Оптиной и восхищался красотою нашей обители. Но нынешний мир есть только слабое подобие мира, бывшего некогда до грехопадения. Есть мир горний, о красотах которого мы не имеем понятия, а понимают его и наслаждаются им только святые люди. Этот мир остался неповрежденным, но мир земной после грехопадения резко изменился. Все равно как если бы кто-то лучшее музыкальное произведение, например, Бетховена, разделил на отдельные тона, тогда впечатления целого не получилось бы. Или если картину Рафаэля разорвать на клочки и рассматривать их по отдельности, то что увидели бы мы? Какой-нибудь пальчик, на другом клочке – часть одежды и т. д., но величественного впечатления, которое дает произведение Рафаэля, конечно, мы не получили бы. Разбейте великолепную статую на части – впечатления прекрасного не получится. Так и нынешний мир. Некоторые подвижники даже отвращали от него свои взоры.

Известен один подвижник, который загородил иконой единственное окно своей келлии, а из него открывался восхитительный вид. Его спросили:

– Как это ты, отец, не хочешь даже взглянуть, а мы не можем налюбоваться и на небо, и на горы, и на Эгейское море с его островами?

– Отчего я закрываю окно – вам не понять, но созерцать красоты мира сего я не имею желания, – ответил подвижник.

Это оттого, что он созерцал красоту горнего мира и не хотел отвлечь от него своего внимания. Действительно, кто познал высшее блаженство, тот нечувствителен к земным утешениям. Но для сего познания надо иметь высокую душу.

Мне вспоминается такой случай. В одном богатом семействе был вечер. На нем одна талантливая девушка удивительно хорошо исполнила одно из лучших произведений Моцарта. Все были в восхищении, а у притолоки стоял лакей, подававший папиросы и вообще прислуживавший гостям, и позевывал: «И что это господа слушают такую скучную музыку? Вот бы поиграли на балалаечке...» Он был прав в своем суждении, так как серьезная музыка была ему непонятна. Чтобы понимать произведения даже земного искусства, и то надо иметь художественный вкус. Возьмем, например, пение. Теперь даже в церковь проникают театральные напевы и мелодии, вытесняя старинное пение, а между тем это последнее часто бывает высокохудожественным, но его не понимают.

Как-то я был у обедни в одном монастыре и в первый раз слушал там так называемое столповое пение. «Херувимская», «Милость мира» и другие песнопения произвели на меня сильное впечатление. Народу было мало, я стоял в уголке и плакал как ребенок. После обедни я зашел к игумену и рассказал ему о своем впечатлении.

– А вы, верно, никогда не слышали столпового пения? – спросил меня игумен.

– Нет, – отвечаю, – даже названия не знал.

– А что такое столбовой дворянин?

– Ну, это значит имеющий древний род.

– Так и столповое пение – это древнее пение, мы заимствовали его от отцов, а те – от греков. Теперь оно редко где встречается, забывают его, много появилось новых напевов – Алябьева, Львова и других. Правда, и из новых есть необычайно талантливые: Турчанинов, например. Его напевы известны не только в России, но и за границей, даже в Америке, и англичане тоже оценили его по достоинству.

Недавно регент спрашивает меня:

– Благословите запричастный спеть «Воскресения день».

– Бог благословит, – отвечаю, – это и нужно.

– Только новым напевом.

– Каким же? Пропойте хотя бы на один голос. – Он пропел.

– Ну, – говорю, – такой напев может вызвать только слезы уныния, а совсем не радостное настроение. Нет уж, пойте по-старинному.

Так и спели.

Напев Пасхального канона составлен Иоанном Дамаскиным¹⁵⁸ и как дивно, величественно составлен! Он возвышает душу и исполняет духовной радости, по мере восприимчивости каждого.

Но является вопрос: где ключ для открытия радостей духовных? На это ответ один: в молитве Иисусовой. Великую силу имеет эта молитва. И степени она имеет равные. Самая первая – это простое произнесение слов «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». На высших же степенях она достигает такой силы, что может и горы переставлять. Этого, конечно, не всякий может достигнуть, но произносить слова «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» каждому нетрудно, а польза громадная, ибо молитва эта есть сильнейшее оружие для борьбы со страстями. Одна, например, горда, другую одолевают блудные помыслы – кажется, и мужчин не видит, а все мысль блудит, третья завистлива, а бороться нет сил, где взять их? Единственно в Иисусовой молитве. Враг всячески отвлекает от нее: «Ну что за бессмыслица повторять одно и то же, когда ни ум, ни сердце не участвуют в молитве, лучше заменить ее чем-нибудь другим». Не слушайте его: лжет. Продолжайте упражняться в молитве, и она не останется бесплодной.

Все святые держались этой молитвы, и она становилась им так дорога, что они ее ни на что не променяли бы. Когда их ум был отвлекаем чем-нибудь другим, они томились и стремились опять начать молитву. Их стремление было похоже на желание человека жаждущего, например, после соленой пищи утолить свою жажду. Иногда такому некоторое время не удается удовлетворить свою жажду за неимением воды, но его желание еще более усиливается от этого, и, найдя источник, он пьет ненасытно. Так и святые жаждали начать молитву, и начинали с пламенной любовью,

Иисусова молитва приближает нас ко Христу. В Задонске подвизался известный в свое время подвижник Георгий¹⁵⁹. Рано постиг он всю суету мирской жизни и ушел в монастырь. Но и этим не удовольствовался, а избрал себе совершенное уединение – затвор. Здесь, в посте, молитве и богомыслии проводил он время, но искушения не оставили его. Когда он был еще в миру, то любил чистой любовью одну девушку, и образ ее часто вставал перед ним, смущая его душевный покой.

Однажды, чувствуя свое бессилие в борьбе, он воскликнул:

– Господи, если это мой крест, то дай силы понести его, а если нет – изгладь из моей памяти самое воспоминание о ней!

Господь услышал его. И вот той же ночью он видит во сне девушку необычайной красоты, облеченную в золотые одежды. В ее взоре светилось столько неземного величия и ангельской чистоты, что Георгий не мог оторвать от нее глаз и с благоговением спросил:

– Кто ты? Как твое имя?

– Мое имя – Целомудрие, – ответила девушка, и видение кончилось.

Придя в себя, подвижник возблагодарил Господа за вразумление. Образ, виденный им во сне, так запечатлелся в уме его, что совершенно изгнал все другие образы.

И я усердно прошу вас: изгоните все образы из головы и из сердца вашего, чтобы там был только один образ Христа. Но как этого достигнуть? Опять же молитвой Иисусовой!

На днях приходил ко мне один наш скитянин-схимник.

– В уныние прихожу я, авва, так как не вижу в себе перемены к лучшему, а между тем ношу высокий ангельский образ. Ведь Господь строго взыщет с того, кто инок или схимник только по одежде. Но как измениться? Как умереть для греха? Чувствую свое полное бессилие...

– Да, – отвечаю, – мы совершенные банкроты, и если Господь будет судить по делам, то мы, конечно, не имеем ничего доброго.

– Но есть ли надежда на спасение?

– Конечно, есть! Произносите всегда Иисусову молитву и все предоставьте воле Божией.

– Но какая же польза от этой молитвы, если в ней не участвуют ни ум, ни сердце?

– Громадная польза. Разумеется, зта молитва имеет множество подразделений: от простого произношения этой молитвы до молитвы творческой, но нам хотя бы на последней-то ступеньке быть – и то спасительно. От произносящего эту молитву бегут вражеские силы, и такой рано или поздно, а все-таки спасется.

– Воскрешен! – воскликнул схимник. – Больше не буду унывать.

Для произношения этой молитвы не требуется изучения каких-либо наук. Вот граф Толстой был человек всесторонне образованный, но не имел Христа и погиб. Земные знания не помогли ему. Отверг он Святую Церковь, и был отвергнут.

И вот повторяю: произносите молитву хотя бы только устами, и Господь никогда не оставит вас. Мало-помалу молитва устная перейдет в умственную, а потом – в сердечную. Но на переход этот нужны многие годы. Не должно искать его преждевременно, дарует его Бог в известное Ему время, смотря по духовному возрасту подвижника и обстоятельствам. Смиренный подвижник довольствуется тем, что сподобляется памятовать Бога. И это он уже считает великим благодеянием Создателя для бедной и немощной твари – человека, он признает себя недостойным благодати, не ищет раскрыть в себе действий ее, познавая из учения святых Отцов, что такое искание имеет началом своим тщеславие, от которого прелесть и падение. Кто с постоянством и благоговением занимается внимательною молитвою, произнося слова ее громко или шепотом, смотря по надобности, и заключая ум в слова, кто в молитвенном подвиге постоянно отвергает все помыслы и мечтания не только греховные и суетные, но, по-видимому, и благие, тому Милосердный Господь дарует в свое время умную, сердечную и духовную¹⁶⁰ молитву.

Ныне радостное время – Пасха. «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав»¹⁶¹. Кто это – «сущие во гробех»? Это все люди, грешники, раньше мертвые для Бога, но воскрешенные к новой жизни смертью Христа Спасителя. Аминь.

(Батюшка начал беседу чтением отрывка из книги «На горах Кавказа»¹⁶², об Иисусовой молитве. Он предупредил, что тем из нас, кто бывал у него раньше, прочитанное не скажет ничего нового; все будет знакомо, но это знакомое можно повторять много раз. Начинается отрывок словами: «Какой ангельский язык может выразить все значение Иисусовой молитвы?»)

Итак, автор думает, что не человеческому языку говорить о ней. Но какой же это ангельский язык? И есть ли такой язык? Конечно, есть. Но мы не можем представить себе его свойств, ибо он состоит не из звуков, там ведь не будет ничего чувственного.

Знаем мы, что часто люди понимают друг друга без слов. Есть язык глаз – люди смотрят друг на друга и понимают, хотя между ними ничего сказано не было. Есть язык жестов, которыми объясняются с глухонемыми.

Каков будет ангельский язык, мы не знаем. И вот только разве ангельского языка будет достаточно, чтобы выразить значение Иисусовой молитвы. Понятно оно только тем, кто на опыте узнал его. Для занятия этой молитвой автор книги удалился в горы Кавказа и там вел уединенную жизнь, лишь изредка приходя в обитель для исповеди и причащения Святых Таин.

Все описанное в его книге заслуживает полного доверия, как осознанное им на опыте. Действие этой молитвы все покрыто величайшими тайнами. Не в одном говорении слов «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» она состоит, но доходит до сердца и таинственно водворяется в нем. Через эту молитву мы входим в общение с Господом Иисусом Христом, усваиваемся Ему, сливаемся с Ним в одно целое. Эта молитва наполняет душу покоем и радованием среди самых тяжелых испытаний, среди всякой тесноты и суеты житейской.

Я получил письмо: «Батюшка, задыхаюсь! Со всех сторон теснят скорби; нечем дышать, не на что оглянуться... Не вижу радости в жизни, самый смысл ее теряется». Что скажешь такой скорбящей душе? Что надо терпеть? А скорби, как жернов, гнетут душу, и она задыхается под их тяжестью.

Заметьте, что не о неверах и безбожниках я сейчас говорю; не о тех, что тоскуют, когда они потеряли Бога, не о них говорю. Нет, теряют смысл жизни верующие души, вступившие на путь спасения, души, находящиеся под действием Божественной благодати. Не знают они, что это состояние временное, переходное, которое надо переждать. Пишут: «Впадаю в уныние, что-то темное обступает меня».

Я не говорю, что такая скорбь законна, не говорю, что эта скорбь – удел каждого человека. Это не наказание – это крест, и этот крест надо понести. Но как же понести его? Где поддержка? Иные ищут этой поддержки и отрады у людей, думают найти покой среди мира – и не находят. Отчего? Оттого, что не там ищут. Покоя, света и силы надо искать в Боге, через молитву Иисусову. Станет тебе очень тяжело, мрак обступит тебя – встань перед образом, зажги лампадочку, если она не была зажжена, стань на колени, если можешь, а то и так скажи: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Скажи раз, другой, третий, так скажи, чтобы не одни уста произносили эту молитву, а доходила бы она до сердца. Впрочем, и дойдет непременно до сердца сладчайшее Имя Господа, и мало-помалу удалятся тоска и скорбь, просветлеет на душе, тихая радость воцарится в ней.

Понять это чудное действие молитвы Иисусовой может только тот, кто на опыте познал его. Если какой-нибудь человек никогда не пробовал меда и станет расспрашивать, что это такое, как ему объяснить? Скажешь ему: «Он сладкий, приготовляется пчелами, вынимают его из улья, режут соты на части...» – и все же он не поймет. Не проще ли сказать: «Хочешь узнать мед – так попробуй его. Пробовал? Сладко?» – «Сладко». – «Знаешь ли теперь, что такое мед?» – «Знаю». Понадобилось ли прибегать к каким-нибудь научным объяснениям? Попробовал человек – и сам понял. Так и с молитвой Иисусовой. И многие, познав ее сладость и значение, оставляли все и всю жизнь отдавали ей, чтобы сродниться с нею, слиться со сладчайшим именем Господа Иисуса Христа.

Вам, при ваших занятиях учебных или иных, невозможно всю жизнь наполнить Иисусовой молитвой, но каждая из вас проходит кто 20, кто 50, а кто и 100 молитв в день. Каждая по силе своей навыкает ей. Пусть одна преуспела на дюйм, другая на аршин, третья – на сажень, а иная, может быть, и на версту ушла вперед – важно, что хоть на дюйм-то, да ушла, и слава Богу.

Для занятия этой молитвой уходят люди в монастырь. Правда, в настоящее время монастыри, особенно женские, поставлены в такое положение, что все время уходит на исполнение послушаний: на хлопоты, на работу. Трудно монахиням, а все-таки постепенно проникаются они молитвой и навыкают ей. Помню, поступая в монастырь, я воображал, что там только и знают, что вот так (Батюшка молитвенно воздел руки). Ну, а когда поступил, оказалось совсем другое. Мало молитвы, мало труда молитвенного, на одной молитве не проживешь, нужен еще и труд послушания. Если же труд молитвенный и исполнение послушания чередуются, сменяя один другое, так и хорошо, и этим путем легко достигнуть спасения.

Дальше в книжке сказано, что молитву может постичь только тот, кто удалил из сердца всякие мирские привязанности; только в сердце, свободное от пристрастия к миру, может вселиться Господь.

Помню, лет сорок, а то и пятьдесят тому назад это было, – был я в одном доме. Там было много гостей. Одни, как это водится в миру, играли в карты, другие разговаривали, потом начались танцы. Это не был настоящий бал, а так, неожиданно устроилось. На этом вечере была девушка удивительной красоты. Ни в чем происходившем вокруг нее она не принимала участия. Несколько кавалеров подходило пригласить ее на танцы, но она отказывалась. Потом она встала, подошла к роялю и начала играть. Чувствовалось, что она совершенно ушла от окружающей обстановки, ушла в себя, в свой внутренний мир и, пожалуй, в эти звуки. Стояла чудесная лунная ночь. Долго играла девушка, а когда наигралась, встала, подошла к окну и задумалась. Меня она заинтересовала, и я решил с ней познакомиться. Подхожу к одной даме и спрашиваю:

– Знаете ли вы такую-то?

– Знаю.

– Познакомьте меня с нею.

– Хорошо, познакомить-то я могу, только стоит ли? Уверяю вас, что она совсем неинтересна, и ничего вы в ней не найдете.

– Ну уж, об этом предоставьте судить мне самому.

И я познакомился о этой девушкой. Ей было, не помню, сколько лет, но не менее двадцати. Она оказалась очень глубокой натурой, жившей своею внутренней жизнью; она любила и любила так, как такие люди умеют любить.

– Это моя первая и, уверяю вас, моя последняя любовь, – говорила она, и не лгала. – Понимаете, он – все, чем я живу, свет моей жизни, им все наполняется вокруг меня и во мне. Без него все – мрак, все – темнота, и жизнь теряет всякий смысл. Я ему отдала всю себя, свою душу, свое сердце.

– Где же он?

– Страшно сказать!

– Что, далеко уехал?

– Нет, умер.

– И вы мертвого любите?

– Да, люблю и никого другого никогда не полюблю! Ведь я отдала всю свою душу, свою любовь – все это у него, все он унес с собой в могилу, а у меня ничего не осталось.

Недолго продолжалось знакомство мое с этой девушкой, скоро она уехала в Самару, но все время, пока я ее знал, она оплакивала свою первую любовь.

– Я никогда не полюблю другого, – говорила она.

Эта встреча произошла пятьдесят лет назад. Если бы я встретил эту девушку теперь, я бы знал, что ей сказать. Я бы сказал: «Вы любили? От такой любви осталась одна тоска, одна пустота, – и вы говорите, что не полюбите другого? А я вам советую полюбить другого. Знаете кого? Господа Иисуса Христа! Вы хотели отдать свое сердце человеку – отдайте его Христу, и Он наполнит его светом и радостью вместо мрака и тоски, оставшихся вам после любви к человеку».

Так и вам говорю: иные, быть может, пережили такое чувство и, наполовину угасшее, оно еще тлеет чуть видимой искрой в вашем сердце – затушите эту искру!

Другие, может быть, сейчас переживают самый разгар этого чувства – гоните его, не отдавайте ему своего сердца, так как его требует Господь Себе. «Даждь Ми, сыне, твое сердце» ¹⁶³, – обращается Он к человеку. Не давайте сердцу привязываться к тленным благам мира сего, гоните из него всякое пристрастие, так как только в свободном сердце, свободном от всех пристрастий, может сотворить Себе обитель Господь.

Основание всего закона Божия – любовь к Богу и ближним. Старайтесь возлюбить Господа; как достичь этого? Он Сам сказал нам об этом: «Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя»¹⁶⁴. Итак, по слову Самого Господа, путь к Нему, к Божественной любви, один: исполнение заповедей Его, о которых Он говорит: «Заповеди Мои тяжки не суть».¹⁶⁵

Заповеди эти все знают, каждый день они читаются или поются за Божественной литургией: «блажени кротцыи... блажени милостивии..»¹⁶⁶ и др. Иная скажет: «Этой заповеди я соблюсти не могу, так как у меня нет средств на милостыню». Нет, и такая может исполнить заповедь о милости, и она может подать, если не материальную, так духовную милостыню. Спросите, как же это? А вот как: тебя оскорбила такая-то или такой-то – прости их, вот и будет духовная милостыня.

– Нет, я этого не могу! Разве можно простить такое ужасное оскорбление? Да как я вспомню о нем, так готова растерзать того, кто нанес мне его, а вы говорите – «прости»,

– Так не можешь простить?

– Не могу!

– А простить-то надо!

– Это сверх моих сил!

– Сил не хватает? Так проси у Бога. Обратись к Нему и скажи: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную и помоги мне простить». Скажи раз, другой, третий... и что же будет? Сама на опыте узнаешь, простишь обидчика.

А вот другая говорит:

– Вот та-то пронесла мое имя, яко зло перед людьми, такого наговорила, чего никогда и не было, проходу мне не дает колкостями и насмешками.

– А ты молчи, не отвечай ничего, потерпи.

– А разве это можно стерпеть?

– Не можешь? Опять обратись к Господу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную и помоги мне стерпеть!» Попробуй так сказать и на опыте увидишь, что из этого выйдет, И так во всяком трудном положении обращайся к Господу, и поможет. Исполняй заповеди Его и проси Его помощи. Беда, если кто понадеется на свои силы и вздумает сам, не прибегая к Божественной помощи, исполнять заповеди, кто вздумает обойтись без смирения. Две добродетели необходимы в деле спасения: одна – любовь, другая – смирение. Без этих двух не только умная молитва, но и самое спасение невозможно. Ведь вот Толстой, как он ужасно кончил, а ведь раньше был религиозный человек, молебны заказывал, молился со слезами, все, казалось, было, одного не было – смирения. Любил осуждать других, не умел прощать людских недостатков. Заговорили с ним об одном его соседе.

– Что вы, – говорит, – да разве он человек?

– А то как же? Конечно, человек!

– Ну вот, какой же он человек? Просто тварь.

– Да ведь всё – тварь. Ангелы, и те тварь: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род...»¹⁶⁷

– Да нет, его нельзя человеком считать!

– Почему же?

– Он безбожник, он в церковь не ходит, в Бога не верует – разве это человек? – говорит Толстой. А старая нянюшка скажет ему...

(Стук в дверь: брат Григорий¹⁶⁸ говорит, что пришел брат Филипп¹⁶⁹, просит благословения ехать и спрашивает, дадут ли ему лошадь.) Лошадку ему дадим, пусть идет запрягать... (Брат Григорий ушел.) Вот так-то в монастыре: у нас Иисусова молитва, а тут Филипп пришел, лошадка нужна... Ну, ладно, прибежала лошадка и убежала, а мы остались при своем...

Так вот старушка-няня говорила Толстому: «Левушка, не осуждай их, пусть они, как знают, а ты их не суди, тебе-то что! Сам за собой смотри». Не мог он переделать себя и плохо кончил.

Вот и теперь иная думает: «Я в церковь хожу, а вон та не ходит; ну какая же она!.. И та вот что делает, на что уже это похоже?» – да так все машет, да машет ручкой, все себя лучше других считает. Глядишь, и домахала до того, что упала ниже тех, кого осуждала. Себя надо хуже, недостойнее всех считать.

Итак, вот вернейший и единственный путь ко спасению: исполнение заповедей Господних. О них Господь сказал, что они не тяжки, но своими силами нам их не выполнить, надо просить помощи у Господа – и даст. Кажется, просто. Просто, но сложно. Помолимся Ему, да просветит и укрепит Он нас в любви Своей. Аминь.

Сегодня утром был я в монастыре по делам. Богу было угодно, чтобы, выходя оттуда, я встретил одну девицу, ищущую спасения своей души, и одну монахиню. Зашла у нас речь о том, как строится жизнь человеческая.

Епископ Игнатий (Брянчанинов), с творениями которого некоторые из вас, может быть, уже знакомы, говорит, что жизнь всякой человеческой души строится по заранее намеченному Божественному плану. Иные спросят: что это за план, и одинаков ли он для всех людей, или каждая отдельная жизнь идет по плану, ей одной присущему?

Придется сказать, что у всех людей, идущих ко спасению, жизнь располагается по одному плану, но пути, по которым они идут, бывают различны. Представьте себе круг: от разных точек окружности идут линии, которые все сходятся в одной точке у центра. Центр – это Христос – цель всякой души, ищущей спасения; а радиусы – различные пути, которыми люди приходят ко Христу¹⁷⁰.

План спасения человеческой души, по мнению епископа Игнатия, изложен в Библии, а именно – в истории древнего Израиля. Еврейский народ жил в Египте под властью фараонов. Не довольствуясь господством над Израилем, фараоны начинают притеснять его, заставляют исполнять тяжелые работы, участвовать в постройке пирамид, которые сохранились и до нашего времени. Мало того, фараоны издают приказ убивать еврейских новорожденных младенцев мужского пола, так как евреи очень быстро размножались. Стонет народ под чужим игом и ждет избавителя от Бога. В лице Моисея, «взятого из воды» (заметьте это себе – «взятого из воды»), посылается им избавитель. Он совершает много чудес, наводя различные казни на египтян, и наконец фараон отпускает евреев. Моисей выводит их из Египта. Такова история древнего Израиля, но она служит прообразом того, что совершается до наших дней с новым Израилем, с каждой христианской душой, ищущей спасения.

Каждая душа томится под игом мысленного фараона – сатаны, каждая стонет и ждет себе избавителя; и является Избавитель – Господь Иисус Христос, Которого прообразовал собою древний Моисей. Знал ли он сам, что прообразует собою Спасителя? Думаю, что знал. Господь избавляет душу от гнета фараонова, но что происходит дальше? Едва Израиль ушел из Египта, а уже фараон пожалел, что отпустил его, и погнался вслед за ним. Так бывает и с человеческой душой. Иные думают, что, оставив прежнюю нерадивость и вступив на путь добрый, они уже твердо и непреткновенно пойдут по нему. Ошибаются. Сатана, выпустивший их из-под своей власти, непременно пожалеет о том и устремится вслед. Бегут израильтяне, и вот они у Чермного моря. Сзади погоня, справа – разбойники, слева – пустыня, перед ними – вода. Куда деваться? Где искать спасения? Казалось бы, положение безвыходное. Что же Моисей? Помолился он Богу и ударил жезлом по воде, и она расступилась. В длинный водный коридор вступили евреи: идут по сухому дну моря, а за ними втягиваются полчища египтян. Не маленький был этот коридор. По исследованиям ученых, до сорока верст простирался он длиною. Вышли евреи из воды, а фараон с войском уже на середине моря. Что же делает Моисей? Снова молится, и новое движение посохом, которое вместе с прежним движением составило крест, и волны смыкаются над египтянами; все войско погибло, ни один не спасся, по слову Писания. Нет больше опасности, нет больше погони, и Израиль спокойно продолжает путь, направляясь к земле обетованной. Подобное состояние переживает и всякая душа человеческая. Сатана не оставляет ее в покое, отовсюду надвигаются скорби и искушения, кругом наступает мрак; кажется, положение ее безвыходно, кажется, неоткуда ждать помощи. Но тут-то и является Бог со Своею помощью.

Крест спас древнего Израиля – Крест Христов спасает нового Израиля, и часто близкая к отчаянию душа не знает, что стоит уже на грани, за которой начинается новый путь. Итак, Чермное море пройдено. Но далеко еще до земли обетованной, до земли, текшей медом и млеком; не сразу попадают туда евреи, сорок лет кружит с ними по пустыне Моисей. Иной человек, узнав о спасительном пути и встав на него, думает, что все уже сделано, что он достиг святости и готов чуть не на небо взлететь. Ошибается. Мало начать спасительный путь, мало обратиться к Богу, еще не здесь начинается страна, где текут мед и млеко¹⁷¹.

Сорок лет ходят израильтяне с Моисеем по пустыне, стремясь к земле обетованной. Бесплодна пустыня, ничего нет кругом, не раз нападают сомнения на евреев, но Господь не допускает им погибнуть. Так и души, избравшие путь богоугождения, высвободившись из-под гнета страстей, оторвавшись от всего, что прежде составляло содержание их жизни, часто устрашаются, увидев себя сразу в пустыне. «Господи, что же теперь делать? Чем жить?». Напрасно смущается такая душа. Бог, пославший ей Моисея, чтобы вывести ее из Египта, пошлет ей и манну, как послал древним евреям.

Кончается сорокалетнее странствование евреев, прообразовавшее странствование каждой души, ищущей Горнего Иерусалима. Понимали ли евреи, что они служили таким прообразом? Думаю, не понимали. Кто же вводит Израиля в землю обетованную? Моисей? Нет. За то, что усомнился он в Божественном Промысле, умирает он, не достигнув Ханаана, и вводит туда евреев Иисус Навин. Обратите внимание на это имя: Иисус вводит в обетованную землю, и Иисус Христос отверзает нам двери Рая, Крестом Своим вводит Он нас туда. Крест Христов – вот величайшее таинство!

Заметьте все подробности спасительных страданий Христовых: распинается Он посреди двух разбойников. Почему между разбойниками? Здесь тоже глубокий смысл. Распятием Своим Господь спасает от проклятия и смерти нас, людей, и все мы, грешные, отпавшие от Бога, являемся разбойниками перед Ним.

Разбойники висят справа и слева от Христа тоже не случайно, здесь история всего последующего человечества. Висящий слева изрыгает хулы, а справа слышится голос: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем. И ныне видим разделение среди людей, и ныне знаем и правых, и левых,– последние, сами приняв это название, изрекают свой приговор, не устрашает их пример повешенного по левую сторону. В различной участи этих двух разбойников – судьбы всего человечества: одна часть его с хулителем низвергается в ад, другая слышит глас Самого Господа: «Днесь со Мною будеши в раи»¹⁷². Одни идут в погибель, другие – в Жизнь Вечную.

Цель всей жизни земной – наследовать Жизнь Вечную, ту жизнь, где не будет труда, не будет воздыхания и никакой скорби. Для достижения этой Вечной Жизни идут в монастыри. Впрочем, я никого не зову в монастырь и не говорю, чтобы спасение не было возможно в миру. Только не могу не заметить, что взоры всех лучших людей устремлялись именно к монашеству. Не буду приводить мнения учителей Церкви, воспитавшихся в монастырях. Обращу ваше внимание на творения великанов светской литературы. Возьмем представителя протестантского народа, гиганта человеческой мысли Шекспира, и посмотрим, что говорит он о жизни в миру.

Устами героя одного из лучших своих произведений, Гамлета, так аттестует он мир: «Мир – это старый сад, заросший сорной травой». Согласитесь, не очень лестная характеристика мира. А затем добавляет, обращаясь к Офелии: «Офелия, иди в монастырь». Вот как отнесся Шекспир к миру и монастырю.

Иные говорят, что монашество не установлено Господом, что в Евангелии нет указания на него. Это неверно. «Могий вместити, да вместит»¹⁷³, – говорит Господь именно о жаждущих высшей духовной жизни.

Спастись можно и в миру, но высшее совершенство достигается в монастырях. И в Писании сказано: «Не женивыйся печется... како угодити Господеви, а оженивыйся... како угодити жене»¹⁷⁴.

Вот и разница между миром и монастырем. И снова повторяю: я не зову в монастырь, и в миру много путей, которые ведут к Богу и к ближним: святое это дело, несомненно, – спасая других, и самому спасаться.

Вот, например, досточтимая Елена Андреевна Воронова¹⁷⁵ всю жизнь свою посвятила служению несчастным отверженным людям. Ездит она по тюрьмам, утешает арестантов, служит им, беседует с ними и старается разбудить в них заглохшее чувство любви к Богу и к ближним, – святое дело это, несомненно, – спасая других, и она спасается. Иные посвятили свою жизнь служению больным – и это великое дело. Иные учительствуют – тоже великое дело – быть при детях, сеять в их сердцах семена Божией истины, насколько это в их силах, насколько они сами поняли и усвоили ее. А иные, может быть, не удовлетворяясь этим своим служением, захотят достичь высшего совершенства, порвать связи с миром и вступить во святую обитель, и исполнят это, если только их желание угодно Богу. Аминь.

Случается иной раз, что тогда, когда душа томится в таком охлаждении, таком безвкусии ко всему духовному, враг нападает сильнее, воздвигая дурные помыслы, срамные движения и прельстительные сновидения. Цель у него та, чтобы, вдавшись в отчаяние от чувства оставления Богом, человек опустил руки и склонился на что-либо страстное, ибо после сего ему легко увлечь его опять в водоворот греховной жизни. Зная сие, стой твердо. Пусть бушуют волны греховные окрест сердца, но пока есть у тебя нехотение греха и желание пребывать верным Богу, кораблик твой цел. Благодать Божия отняла у тебя свои утешения, но она близ есть и назирает, и не оставит тебя без помощи, пока произволение твое стоит на стороне добра; стой же твердо, воодушевляясь уверенностью, что буря эта скоро пройдет, а вместе с нею прекратится и сухость твоя. Верь, что сие попущено на добро тебе, ибо, претерпев это время искушения, выйдешь из него с большим познанием своей немощи, с большим смирением и с большей уверенностью во всегда готовой тебе помощи Божией¹⁷⁶.

Такое состояние, о котором здесь говорится, переживает каждая христианская душа, ищущая спасения. Конечно, тяжело переживать это «безвкусие к духовному», чувство полного оставления Богом, сильные нападки врага, но Господь все обращает нам во благо. Необходимо только желать спасения, жаждать его, и Христос никогда нас не оставит. Жаждущий спасения, конечно, будет по силе исполнять заповеди Господни. Правда, и это нелегко, так как придется бороться с греховной нашей плотью, влекущей нас ко злу. Святой апостол Павел, величайший праведник, – и тот жалуется на трудность борьбы: «Не еже бо хощу доброе, творю; но еже не хощу злое, сие содеваю»¹⁷⁷. Как же устоять против нападений вражеских? Как непреткновенно идти по пути ко спасению?

Представьте себе человека, идущего в город и заблудившегося в пути. Страшно ему. Один он ночью в чаще лесной. Вдали слышится вой волков, близ шум несущегося потока, в который он едва не упал, там – острые камни, там – гора, а за нею пропасть. Опасности подстерегают на каждом шагу, и человек чувствует себя совсем беспомощным. Но вдруг сверкнул огонек, и перед заблудившимся путником появляется лесной сторож. Чувствует путник теперь, что спасен. Сторож берет его за руку и фонарем указывает путь. Ему знакома каждая тропинка в лесу. Он предупреждает путника об опасности. «Осторожно, – говорит сторож, – здесь пропасть». Или: «Правее, там камни», и т. п. И путник, следуя его указаниям, благополучно выбирается из леса и достигает города... Город – это Царствие Небесное, лес – земная жизнь наша, а сторож – старец. Руководствуясь его указаниями, можно легко достичь Горнего Иерусалима.

Святая Церковь как мать заботится о нашем спасении и дает нам к тому все средства, следовательно, как важно, как необходимо исполнять все церковные постановления! Враг сильно нападает на человека, желая отвлечь от исполнения заповедей. Церковь заповедует ходить в храм неопустительно каждый воскресный день и в праздник. Враг же соблазняет, внушая: «Зачем же ходить так часто?» Впрочем, он делает уступку, говоря: «Ну хоть в большой праздник пойти, это можно, а зачем же каждое воскресенье? Это совершенно лишнее!» И так во всем. Хорошо, если человек не слушает внушений вражеских.

Святая Церковь учит нас, прежде всего, смирению. Мне вспоминается образ схимника Бориса как образец смирения. Я был тогда еще послушником и часто приходил к нему. Любил он меня, недостойного. Был он из простых, но имел высокую душу. Батюшка о. Амвросий облек его в тайную схиму. Отец Борис меня не стеснялся, и я видел его в схимнической одежде. Часто, указывая на Херувимов и Серафимов, изображенных на ней, он говорил: «Посмотри, у меня на груди изображение Серафимов. Для чего это? Чтобы подражать им. А что я? Одна мразь. Строго взыщет Господь и за одежду, если кто носит ее без внимания. Осудит и меня Господь, только и имею я одно оправдание, что не сам я просил высшего ангельского чина, а принял его за послушание о. Амвросию».

Удивительная была кончина о. Бориса. В Великом посту он захворал и был положен в монастырскую больницу, где сильно страдал, но безропотно переносил болезнь. Я часто навещал его. Но вот настала Страстная неделя. Службы церковные, дела – совсем некогда было, и я, прощаясь с о. Борисом, сказал ему, что приду только на второй день Пасхи. Он сначала хотел возразить, а затем, соглашаясь, сказал: «Хорошо, приди поглядеть на меня». Наступила Пасха. На второй день я отправился в больницу и узнаю, что о. Борис причастился, соборовался и только что скончался. Я подошел к его постели. Лицо его было исполнено неземного величия и сияло, как у Ангела. Долго грустил я о его кончине и вдруг вижу во сне, будто нахожусь в храме, людей нет никого, и только посреди храма гроб, а в нем о. Борис лежит живой.

– Отец Борис, да ведь вы умерли, как же вы живы?

– Жив Господь, жива душа моя! – был ответ.

Я проснулся с радостным чувством.

В самый час кончины о. Бориса одна шамординская монахиня высокой жизни, но слывшая в монастыре за полупомешанную, идя к утрене, сподобилась такого видения: по направлению Оптиной она увидела младенца необычайной красоты, возносимого Ангелами. Она сообщила о своем видении, но никто не обратил внимания на ее слова. И в тот же день пришло в Шамордино известие о смерти о. Бориса.

Итак, смирение было главною чертою схимника Бориса, главнейшею его добродетелью, и за смирение Господь превознес его. Все величайшие праведники считали себя первыми из грешников. Как, например, Иоанн Златоуст и другие. Это сознание у них было совершенно искреннее, так как помнили они, что ин суд человеческий и ин суд Божий.

Был один подвижник, который достиг такой высоты, что звери ему повиновались. Он, например, из рук кормил леопардов. Но умирал этот подвижник с великим страхом. И неизвестно, как воздал ему Господь. Все мы стремимся достигнуть Царствия Небесного, но какое оно будет, мы не знаем. Знаем только из Священного Писания, что ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его.¹⁷⁸ Рай духовен и чист, но некоторые видели его чувственным образом. Например, инок Феодот, послушник одного монастыря, видел Рай в виде великолепного сада. Я, грешный, сподобился дважды видеть Рай во сне. Один раз – в виде города необычайной красоты, другой – в виде дивного храма, и в храме этом шло пасхальное богослужение; особенно запечатлелись мне слова канона: «...совершен речеся»¹⁷⁹. Служил наш казанский диакон, чему я очень удивился. Многих я потом расспрашивал, но сначала ничего не мог добиться, много было у него недоброжелателей, и только впоследствии узнал, что это был великий подвижник Божий, отличавшийся необычайным смирением. Познакомился я с ним, но о сне своем не рассказал ему, боясь, чтобы как-нибудь не возникло в душе его горделивое чувство – ведь и для праведника возможно падение.

У нас в Скиту был такой случай: однажды о. Анатолий, ставший впоследствии начальником Скита, идя по монастырскому кладбищу, вдруг увидел два светлых луча, идущих из какой-то келлии. Он пошел по направлению света и, заглянув в окно келлии, где жил о. Антоний¹⁸⁰, увидел, что этот последний стоит на коленях с воздетыми руками, а из рук его исходят как бы солнечные лучи. Пораженный о. Анатолий рассказал об этом о. Амвросию, а Батюшка строго запретил ему говорить про это о. Антонию. «Может быть, он и сам этого не знает», – заметил Старец. Смиренным... Господь дает благодать¹⁸¹, – говорит слово Божие.

Один хорошо мне знакомый и уважаемый священник рассказывал, что один его прихожанин постоянно видит пресуществление Святых Даров за Литургией. Это простой казак преклонных лет, ведущий чистую жизнь и отличающийся необыкновенным смирением. В первый раз, стоя в алтаре, он сподобился этого великого и страшного видения так: раздувал он кадило, и вдруг показалось ему, что блеснула яркая молния и упала в чашу. Затем из чаши поднялся пламень и начал ходить по престолу. Когда священник взял чашу в руки для причащения, то его окружил пламень со всех сторон, а затем этот пламень оросил всех молящихся. Казак изменился в лице, видя, что священник принимает внутрь себя пламень. После обедни он все рассказал священнику и с этого дня каждый раз, когда бывает Литургия, сподобляется сего видения. Когда я был у этого священника, то казак этот пришел, – его звали Василием Степановичем. Батюшка познакомил меня с ним. Он пересказал о своем видении и заметил: «Страшно мне. Веду я нерадивую жизнь, первый из грешников, а Господь сподобляет меня такого великого дара. Какой же ответ придется дать мне пред Господом?» Мы не видим пресуществления Святых Даров чувственно, но твердо веруем, что оно происходит. Чувственного видения Господь сподобляет немногих Своих избранников, но сердечными очами мы все должны созерцать это таинство. «Царствие Божие внутрь вас есть»¹⁸², – говорит Священное Писание. Необходимо в душе носить Господа, чувствовать Его святейшее присутствие сердцем своим, – видеть же чудеса для многих из нас неполезно.

Будем же всецело предавать себя святой Его воле. Аминь.

«Там за далью непогоды есть блаженная страна...»¹⁸³ Когда я ехал по Сибири к Мукдену, смотрел в окно вагона и думал, что вот так к востоку начинаются неведомые страны: Китай, Корея – страны, чуждые нам, со своими обычаями, со своими нравами. Прежде эти страны коснели во тьме язычества, теперь просвещаются Светом Христовым. В столице Японии Токио, где раньше поклонялись дракону, возвышается великолепный собор. А потом от этих неведомых стран мысль неслась дальше, в страну, где блаженствуют небожители, где нет ни печали, ни воздыхания. О ней хочется говорить, туда вознестись мыслью от земли.

Земля – это место изгнания, ссылка. За уголовные преступления людей осуждают на каторгу, кого на двенадцать лет, кого на пятнадцать, а кого и навсегда, до смерти. Вот и мы провинились перед Господом и осуждены на изгнание, на каторгу. Но так бесконечно любвеобилен Господь, что даже в этом месте изгнания оставил Он нам много красот, много отрады и утешения, которые особенно понимаются натурами, обладающими так называемой художественной чуткостью. Эти красоты здешнего мира – только намек на красоту, которой был преисполнен мир первозданный, каким его видели Адам и Ева. Та красота была нарушена грехом первых людей.

Представьте себе чудную статую великого мастера – и вдруг ее хватили обухом – что от нее останется? Осколки. Мы можем подобрать их, отыскать шею, часть лица, руки; признаки красоты линий сохраняются и в этих отдельных осколках, но уже не получить нам прежней гармонии, прежней цельности, красоты еще не разрушенной статуи. Так и грехопадение первых людей разрушило красоту Божьего мира, и остались нам только осколки ее, по которым мы можем судить, как прекрасно все было раньше, до грехопадения.

Но придет время всемирной катастрофы, весь мир запылает в огне. Загорится земля, и солнце, и луна – все сгорит, все исчезнет, и восстанет новый мир, гораздо прекраснее того, который видели первые люди. И настанет тогда вечная радость, полная блаженства во Христе.

По этой-то блаженной жизни и тоскует теперь человеческая душа на земле. Есть предание, что раньше, чем человеку родиться в мир, душа его видит те небесные красоты и, вселившись в тело земного человека, продолжает тосковать по этим красотам. Так Лермонтов объяснил присущую многим людям непонятную тоску. Он говорит, что за красотой земной снился душе лучший, прекраснейший мир иной. И эта тоска «по Бозе» – удел большинства людей.

Так называемые неверы сами по себе верят и, не желая в этом признаться, тоскуют о Боге. Только у немногих несчастных так уж загрязнилась душа, так осуетилась она, что потеряла способность стремиться к небу, тосковать о нем. Остальные ищут. А ищущие Христа обретают Его по неложному евангельскому слову: «Ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется вам»¹⁸⁴.

В дому Отца Моего обители многи суть¹⁸⁵. И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях. И не только о внутренних, но и о внешних. Каждую душу Господь ставит в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель. Когда душа исполняется мира, покоя и радости – это внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его. (Брат Григорий приходит сказать, что через десять минут надо начинать всенощную. «Ну вот ты через десять минут и приди», – говорит Батюшка. Вскоре начинается благовест.)

– Что это, благовест? А знаете, что он собою изображает? Архангельский глас, который прозвучит в конце мира. Об этом конце и напоминает нам благовест, когда-нибудь и мы услышим тот страшный глас. Но сейчас раньше звона нас о нем предупредили, и мы уже ожидали его. А с тем гласом будет не так: внезапно, без всякого предупреждения раздастся он, а за ним – Страшный Суд, который будет длиться не год, не месяц и даже не день, а один миг; одно слово решит участь всего человечества, только слова «приидите» или «отыдите» – и все кончено! Блаженны, кто услышит «приидите»: для них начнется радостная жизнь в Раю, и это уже на веки. Хорошо в Раю!

Достоевский, который бывал здесь и сиживал в этом кресле, говорил о. Макарию¹⁸⁶, что раньше он ни во что не верил.

– Что же заставило вас повернуть к вере? – спрашивал его о. Макарий.

– Да я видел Рай. Ах, как там хорошо, как светло и радостно! И насельники его так прекрасны, так полны любви. Они встретили меня с необычайной лаской. Не могу я забыть того, что пережил там, и с тех пор повернул к Богу.

И действительно, он круто повернул вправо, и мы веруем, что Достоевский спасен.

В Апокалипсисе апостол Иоанн тоже изображает Рай в виде великолепного храма на двенадцати основаниях¹⁸⁷. Одно основание – яхонт, другое – сапфир, третье – тоже драгоценный камень. В этот храм ведут двенадцать ворот, и каждые ворота состоят из одной цельной жемчужины. Так рисует Иоанн Богослов град Господень, Новый Иерусалим. Но, конечно, ничего в этом описании нельзя понимать чувственно, и двенадцать ворот эти вовсе не похожи вот хотя бы на Святые врата Оптинского скита или еще какие-нибудь. Объясняющие Откровение говорят, что под двенадцатью воротами надо понимать двенадцать апостолов, просветивших Христовым учением всю вселенную.

В своем стремлении к этому граду Господню душа иной раз находит утешение в музыке. Я в миру любил серьезную музыку: Бетховена, Шуберта, например. Иду как-то с концерта. Встречается мне знакомый и спрашивает:

Откуда вы идете и отчего вы такой радостный и торжественный?

– В концерте был. Что за чудная музыка! В какой восторг приводит она душу!

– Ну, есть еще иные, высшие восторги, выше всяких восторгов от музыки; сходили бы вы вот к такому-то, он вас введет в иную область, в область восторга молитвы.

И он не солгал. Любил я бывать в церкви, особенно у всенощной, в нашем Воскресенском соборе: любил полумрак, тихий мерцающий свет лампады; особенно хорошо было там молиться.

Вот и вы сейчас пойдите ко всенощной, помолитесь там, постарайтесь помолиться хорошенько, постарайтесь войти и углубиться в себя. Ведь в каждой из вас есть мир неизреченной красоты, в котором таится много чистых восторгов, неизглаголанных радостей. Войдите в себя, и они откроются вам. Впрочем, не ждите от молитвы одних восторгов, не унывайте, когда не ощутите радости. Ведь и так бывает: стоишь, стоишь в церкви, и внутри будто не сердце, а деревяшка, да и деревяшка-то не оструганная. Ну что ж, и за это – за деревяшку, слава Богу! Значит, так надо было. Ведь иная душа, пережив высокие восторги, и возомнить о себе может, а такое состояние «окамененного нечувствия» смиряет ее. И вообще мы не можем требовать от Бога молитвенных восторгов. От нас требуется молитвенный труд, а радость посылается от Бога, когда это Богу угодно и нам на пользу. Итак, будем молиться Ему и положимся во всем на Его святую волю.

Когда я еще жил в миру, товарищи называли меня идеалистом. Бывало, придут звать меня куда-нибудь:

– Устраивается пикник, целой компанией едем за Волгу с самоваром и закуской. Будет очень весело.

Сколько же это стоит?

По десять рублей с человека. – Вынимаю деньги и отдаю за себя, чтобы не получить упрека, что уклоняюсь из корыстных побуждений. А потом в день пикника заболеваю некоей «политической» болезнью и остаюсь дома. Вечером иду на берег Волги. Луна, в городском саду гремит музыка; я хожу один, любуясь красотой ночи – и хорошо мне! А наутро товарищи говорят:

– Был он?

– Нет, не был.

– Ну, конечно, – рукой махнут, – ведь он у нас идеалист!

Вот этот-то «идеалист» и привел меня, в конце концов, сюда в Скит. Аминь.

Сколько верст от Петербурга до Козельска? Пожалуй, больше тысячи – и это расстояние поезд проезжает в одни сутки! Может быть, впоследствии удастся и на воде устраивать железные дороги, укрепив рельсы на особого рода площадках, и понесутся тогда любители путешествий в Африку, Америку, Австралию... Наука идет вперед большими шагами; если бы нашим отцам или дедам сказали, что люди научатся по телеграфной проволоке говорить через огромное расстояние или, например, переговариваться по телефону, то они не поверили бы и, пожалуй, сочли бы человека, рассказывающего о таких вещах, за сумасшедшего.

Да, действительно, в области разных изобретений мы далеко ушли вперед, но стало ли лучше жить людям? Увы, наоборот, стало еще хуже. В 1884–1885 году была в Париже всемирная выставка. Ее посетил один профессор Оксфордского университета. Возвратясь домой, он говорил студентам:

– Видел я всевозможные машины, машины на всё – только одной, притом простой машины, я не видал, и на мой вопрос, будет ли такая изобретена, дают отрицательный ответ.

– Какая же это машина, профессор? – удивленно спросили студенты.

– Машина, делающая счастье, – ответил он.

Действительно, счастья нет, так как его хотят создать без Христа, и горько ошибаются. Вот вы занимаете скромное положение, но имеете веру и любовь ко Господу, а потому и обладаете миром душевным.

Теперь многие неверы кричат:

– Не нужно нам неба, мы и на земле устроим счастье.

– А болезни?

– На это есть доктора.

Однако хорошие доктора говорят, что медицина отстает, а болезни прогрессируют с удивительной силой. Появляются все новые и новые болезни, и доктора решительно не знают, как их лечить. Например, недавно появилась новая болезнь: в костях образуется песок, кость становится хрупкой, в ней делается отверстие, и песок высыпается. Отчего это происходит – неизвестно, только больной испытывает адские муки, а медицина бессильна облегчить его страдания. Если приглашают доктора, то не может же он сказать больному: «Я не понимаю вашей болезни». Или: «Вы должны умереть». Нет, он начинает лечить, как ему Бог поможет!

Нет, непрочно земное счастье, и благо человеку, который за ним не гонится, но возлагает все упование свое на Христа Спасителя. Он не будет посрамлен. Сегодня как раз был у меня человек, которого сильно обмануло счастье: это Евгений Николаевич Погожев¹⁸⁸, пишущий под псевдонимом «Поселянин».

Евгений Николаевич происходит из старинного дворянского рода, получил хорошее образование, но сначала был неверующим. Привел его к Господу такой случай. Однажды он с тетей собрался в Крым, а та перед этим путешествием захотела побывать у батюшки о. Амвросия.

– Нет уж, тетушка, вы заезжайте, а я вас в Калуге подожду, – решительно заявил он.

– Да почему же? Поедем вместе, мне веселее будет, а к Старцу ты можешь и не ходить.

Евгений Николаевич согласился. Приехали. Тетка предлагает ему, не сходит ли он хоть разок к о. Амвросию, но племянник решительно объявляет:

– Нет уж, не просите, к о. Амвросию я ни за что не пойду. Он замучает меня текстами.

Так и не пошел. Тетка же была и рассказала о нем о. Амвросию.

– А нужно бы ему ко мне зайти, – сказал Батюшка, – передайте ему, что грешный Амвросий просит его зайти к нему на шесть, на десять минут.

Он пошел и вышел от о. Амвросия другим человеком. С тех пор начал посещать Оптину и просился в монастырь, но Батюшка возразил:

– Нет, сначала окончите университет, а там я скажу вам, что делать.

По окончании университета Евгений Николаевич приехал к о. Амвросию и спрашивал, что же теперь ему делать.

– А теперь, – сказал Батюшка, – пишите в защиту веры, Церкви и народности.

Погожев – художник в душе, и это отражается на его произведениях.

Прошло несколько лет, о. Амвросий умер, и Евгений Николаевич осиротел. Приезжал он по привычке в Оптину, но ни к кому из старцев не обращался, так как, по его словам, никто не мог заменить ему батюшку о. Амвросия. Гребцов много, и хорошие гребцы, а кормчего нет. Правда, был кормчий, который поджидал его к себе, и, наверное, беседа с ним принесла бы Евгению Николаевичу большую пользу, – это покойный батюшка о. Анатолий¹⁸⁹, – великий старец и преемник о. Амвросия, но Погожев не пожелал к нему обратиться. Однажды зашел он ко мне, я тогда был еще послушником. Разговорились мы с ним.

– Вы идеалист, Евгений Николаевич, – сказал я ему, – в миру вам не место, ступайте в монастырь, все равно какой, но лучше бы в наш, где хранятся заветы старцев. Пять лет пребывали бы послушником, десять лет монахом, пять – иеродиаконом...

– Ну, а потом?

– Потом вы были бы старцем, как о. Амвросий. Вы теперь внешний художник, а тогда сделаетесь внутренним. Вспомните слова Пушкина:

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв¹⁹⁰.

– Хотя Пушкин говорил это про поэтов, но эти слова больше относятся к монахам. Поступайте в монастырь и найдете мир и радость души.

Не согласился.

– И в миру можно приносить пользу, – ответил он.

– Да, конечно, можно, но в миру и множество соблазнов. Знаете ли вы историю индийского царевича Иоасафа?¹⁹¹ Царь Авенир, отец его, устроил сыну великолепный замок и хотел, чтобы сын жил в роскоши и неге, беззаботной веселой жизнью. Но старец Варлаам обратил юношу ко Христу, и он совершенно изменился. Отец, желая вернуть сына к язычеству, привез ему красавицу Рояйлю, на которой хотел женить его, но Иоасаф не соблазнился красотою невесты, отверг все удовольствия мира и наследовал Царствие Небесное. Как бы и вас не соблазнила Рояйля во дворце.

Не знаю, отчего я сказал ему это, но через несколько лет я узнал, что Евгений Николаевич женился на дочери одного известного сановника, и великий князь Константин Константинович устроил им во дворце свадьбу. Выбор невесты был неудачен: через полгода они разошлись, и развод скоро кончится. Она была женщина практическая и совсем не понимала его. Скоро они возненавидели друг друга. Я не видел Евгения Николаевича двадцать лет; сегодня он приезжал ко мне. Я говорю ему:

– Кончится развод, поступайте в монастырь, я дам вам келлию, и успокоится душа ваша после всех житейских треволнений.

– Поздно!

– Ко Христу никогда не поздно, Евгений Николаевич, вспомните разбойника – кажется, и жить-то осталось ему несколько минут, а он возопил: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствие Твое» – и спасен!

Задумался. Не знаю, на что решится, а жаль мне его. Полагайтесь во всем на волю Божию; кто жаждет спасения, вопиет ко Христу: «Спаси меня, Господи, как Ты Сам знаешь», – того Господь спасет.

Расскажу вам страничку из моей жизни. У меня всегда было желание спасения, но окружающие меня люди были равнодушны к вере, опоры найти было не в ком. А между тем мысль говорила мне, что так жить нельзя. Я не знал, на что решиться. Один знакомый инок утешил меня: «Предайтесь на волю Божию; когда молитесь утром и вечером, всегда говорите: «Имиже веси судьбами спаси меня, Господи», – и спасет». Так я и молился. Всегда ходил ко всенощной в церковь св. Иоанна Крестителя при монастыре и молился. У обедни часто бывал в Спасо-Преображенском соборе и там у раки святителя Варсонофия молился: «Святителю отче Варсонофие, помози мне!» Не знал я, что выбрать. Идти в монастырь боялся: там поклоны да посты – редька, квас, а я избалован; затем, командовать все станут, а я привык к некоторой власти, не выдержать мне. Но Господь все устроил, и я теперь, хотя недостойный, но все же инок. На вид случайно, но конечно по Промыслу Божию, узнал я об Оптиной Пустыни и о старце Амвросии, взял отпуск на 28 дней и приехал к нему для решения вопроса, как мне жить. Батюшка Амвросий сказал: «Надо в монастырь идти, но не сейчас, а через два года», – и дал мне некое послушание, а через два года я поступил в скит Оптиной Пустыни.

Так и вам поможет Господь на вашем жизненном пути. Молитесь Матери Божией. Она будет ходатайствовать за вас и в этой жизни, а по смерти поможет пройти мытарства и достигнуть Царствия Небесного. Аминь.

Сегодня многие из вас причастились Святых Таин, приняли в себя Самого Христа, этого Небесного Гостя. Великий это дар Божий. Но приняв Христа, нужно стараться и удержать Его в себе. А то часто случается, что придет Он и уйдет, опять придет и снова уйдет. Впрочем, когда Он и уходит, то все-таки остается след Его присутствия, а потому нам, грешным, так важно чаще причащаться, чтобы чаще посещал нас этот Божественный Гость. В молитве перед Святым Причащением говорится: «...да не на мнозе удаляяйся общения Твоего от мысленнаго волка звероуловлен буду».

Первые христиане каждый день причащались, но зато вели они жизнь равноангельскую, так что каждое мгновение готовы были предстать пред лице Божие. Затем религиозный пламень стал остывать, и начали причащаться раз в неделю, раз в месяц, и наконец – раз в год, а некоторые и в два года раз причащаются. Конечно, безусловно важно и спасительно – причащаться, но здесь может быть и другая опасность. Если ждешь к себе Христа, то нужно прибрать свою внутреннюю храмину, а без этого причащение неполезно. А потому святые Отцы говорят, что лучше реже причащаться, но внимательнее готовиться к сему великому Таинству. У нас собирались старцы, чтобы решить, сколько раз нужно причащаться инокам, и было решено, что достаточно пять раз в год: во все четыре поста, причем в Великий пост два раза, затем разрешается, по желанию, причащаться в день Ангела или рождения, далее по особенным причинам, в случае отъезда и т. д., но все-таки не более шести-семи раз в год, и довольно. Инокам, собственно, и мирянам, но особенно инокам, нужно стараться долее удерживать в себе Христа, пока Он не сделается из Гостя Домовладыкою, как у святых людей.

Когда я был в Маньчжурии¹⁹², то однажды пришел ко мне на исповедь человек, чуть не 30 лет не бывший ни на исповеди, ни у Святого Причастия. В какие только грехи не вовлекал его враг! Теперь он спасен, а удалившись от Христа, легко и погибнуть.

Однажды, это было в Петербурге, мне рассказывал один священник из церкви преподобного Сергия, что на Литейной улице:

«Зовут меня вечером напутствовать Святыми Тайнами больного. Прихожу, спрашиваю, где больной. Ко мне выходит пожилых лет мужчина, на вид совершенно здоровый, и говорит, что это он для себя пригласил.

– Кощунствовать с этим великим Таинством нельзя, – отвечаю, – меня просили напутствовать больного, а вы совершенно здоровы.

– Я лет 20 не был у исповеди и причастия, – ответил он, – вдруг какой-то голос властно говорит мне: «Ты сегодня умрешь», – оттого-то я и побеспокоил вас.

– Если так, то будем исповедоваться.

Начинается исповедь, и что это была за исповедь! Душа его была, как проказою, покрыта всевозможнейшими грехами. Наконец, накладываю епитрахиль и читаю разрешительную молитву.

– Значит, все грехи прощены, и я могу причаститься? – спросил он.

– Прощены, и я сейчас причащу вас.

Приготовили все, читаю молитвы и хочу причастить его, но у него сжимаются зубы, и несмотря на все усилия, он не может их разжать. Тогда он идет в свой рабочий кабинет, берет клещи и хочет разжать ими рот, но не может. Так и умер, не приняв Святых Таин. Грехи ему прощены, но отчего Господь не сподобил его причащения – это неисповедимая тайна Божия».

А принять Святые Тайны – великое дело. Если бы кто из причастников умер до прошествия 24 часов после Причащения, то душа его пошла бы в Рай. Бесы не могут приблизиться к такой душе, опаляемые сиянием Тела и Крови Христовых. Что же требуется для приготовления к этому великому Таинству? Во-первых, сознание своей греховности; во-вторых, сознавая свое собственное бессилие в деле спасения, – твердая надежда на милосердие Божие. Когда мы сами, своими усилиями, думаем исправиться, то все не удается, все выходит клякса, и только Один Господь силен нас спасти и возродить к лучшей жизни. «Господи, помози мне, на Тебя одна надежда!» – воззовем к Господу, и Господь не презрит обращающуюся к Нему душу.

Великий наш писатель Гоголь, часто бывавший в Оптиной и возродившийся под влиянием беседы с о. Макарием, говорит в своем сочинении «Записки сумасшедшего»: «Далеко еще до воскресения».

Да, далеко еще грешной душе до воскресения, но если она жаждет этого воскресения, то рано или поздно, а оно наступит, и душа, воскреснув для новой жизни здесь, затем и там достигнет светлых райских обителей. Но есть «воскресение живота» и «воскресение суда». Можно воскреснуть и в «воскресение суда», как и воскресают люди, работающие греху, то есть начинают еще более грешить, совращая в грех и других. Страшна участь грешников, но только нераскаянных; если же человек кается во грехах своих, то Господь прощает его по беспредельному Своему милосердию. Нам, верующим во Христа, никогда не нужно приходить в уныние или тем более в отчаяние. Пусть отчаиваются неверы, так как жизнь без Христа действительно мрачна и печальна.

Одна из моих духовных дочерей, ведущая очень деятельную жизнь, каждое лето уезжает отдохнуть за границу: в Италию, Швейцарию, Германию. Однажды ехала она по Южной Баварии. В прежнее время люди на Западе для выражения своего религиозного чувства ставили по дорогам и перекресткам каменные Распятия, из которых многие сохранились и теперь. Так и в Баварии их много. Проезжая мимо такого Распятия, она перекрестилась. Сидевший с нею рядом немец улыбнулся и сказал:

– Вы, верно, русская?

– Да, – ответила она, – я русская и православная.

– Я слышал, что в России еще верят в Бога, – продолжал немец, – а у нас уже давно этим басням никто не верит. Как это вы, по видимому интеллигентный и образованный человек, и вдруг веруете?

– Да, я верую в Господа и Спаса моего Иисуса Христа,–ответила она, – образование нисколько не противоречит религии.

Она человек очень умный, и стала ему богословски доказывать необходимость и истинность религии. Он слушал ее со вниманием.

– Но мы же живем без религии, – заметил немец, – вот у нас и образование, и промышленность, и торговля – все процветает.

– А я думаю, – возразила она, – что вы только себя утешаете, а у всякого неверующего по временам бывает полный мрак и отчаяние.

Так промчались они над Берлином – там есть еще надземная железная дорога, укрепленная на высоких столбах. Устроены площадки с рельсами, затем по временам станции, точно на верхушках огромных колоколен. На станциях находятся машины, благодаря которым спускаются пассажиры на землю. Здесь они простились, и немец ушел, задумавшись и сказав на прощание:

– Ваши слова наводят меня на размышление. У нас такие вопросы давно уже сданы в архив, но вы заставили меня призадуматься.

И вы тоже, детки, когда случится в этом надобность, встаньте на защиту своей веры и Христа. И, может быть, ваше простое слово произведет не меньшее впечатление, чем богословские доказательства. Но сами на такие споры не вызывайтесь. Меня иногда спрашивают:

– Что мне делать? Бываю в гостях, и вот за столом начинаются кощунственные разговоры о религиозных предметах. Хозяева одни молчат, другие поддакивают, а то и сами начинают кощунствовать. Что мне делать?

– Молчать, – отвечаю.

– Но как же молчать, когда вся душа горит?

– А тебя спрашивают?

– Нет.

– Ну, если не спрашивают, то молчи. Другое дело, если спросят, тогда не скрывай своей веры: «Нет, – ответь, – я с вами не согласна». Такое заявление обольет их как ушатом холодной воды, но и заставит, может быть, в душе призадуматься.

Один знакомый мне доктор, потерявший веру, говорил однажды:

– Как верить, когда нынче никто не верит, а если кто и верит, то должен молчать, так как иначе засмеют.

– Да, действительно, плотские люди смеются над последователями Христовыми, а другие, боясь насмешек, малодушно молчат и не защищают свою веру. Но Христос, прозирая именно наш век, вот какие страшные слова произносит в Св. Евангелии Своем: «Иже бо аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын Человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми»¹⁹³. Вы читали Евангелие?

– Полностью я его не читал, но в гимназии учил катехизис, в котором встречались тексты из Евангелия, и такого я не помню.

Я раскрыл Евангелие и показал ему.

– А что будет тем, которые стыдятся Христа?

– Читайте дальше: «И идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный»¹⁹⁴. Мука вечная – какое ужасное состояние! И это непременно исполнится над грешниками.

Призадумался доктор...

Не стыдитесь же, детки, исповедовать Христа, чтобы и Он вас не постыдился. Страшное время мы переживаем. Прежде открыто гнали Христа. Говорят, например, христианину:

– Если не откажешься от своих убеждений, то мы наденем на тебя раскаленные ботинки.

– Нет, не откажусь, несите их.

И он их надевает и претерпевает мучения ради Христа. Правда, нынче на ноги не надевают нам раскаленных ботинок, не кладут обнаженных или в одних рубашках на железные раскаленные кровати, но теперь гонения другого рода. Исповедующих Христа считают людьми отсталыми, их осыпают насмешками, сильно действующими на самолюбие, но надо все это претерпеть, чтобы остаться верными Христу. Такие нападки на веру затем перейдут в открытое гонение. Не так давно России грозила погибель¹⁹⁵. Мятежники хотели взять Москву, и уже привезены были в разобранном виде гильотины для казни всех тех, которые стоят за самодержавие, а не за республику. Но Господь спас царя и отечество наше от страшной погибели, а мы здесь сидели и ничего не знали. Телеграф был прерван, железные дороги забастовали. Мы только молились Господу о спасении Руси, не зная тех ужасов, которые происходили. Господь еще пощадил нас, грешных, за святые молитвы всех почивших и подвизающихся святых Своих, так как Он – беспредельная благость, и всегда внемлет молитвам преподобных Своих.

Святой Варсонофий Великий, современник аввы Дорофея, говорил, что еще в VI веке Господь назначил Страшный Суд, но трое встали на молитву: один в Коринфе (преп. Илия), другой в Риме (преп. Иоанн) и некто в Иерусалиме (по великому смирению своему преп. Варсонофий скрыл свое имя), – и Господь пощадил мир¹⁹⁶. Как раз в это время явился Магомет, совративший многих в свое лжеучение.

С. А. Нилус написал книгу о кончине мира¹⁹⁷. Она очень быстро идет. Уже все издание распродано, и приступают к новому. Дело издания этой книги поручено двум купцам. Один из них имеет огромное богатство, – он поставляет зелень не только в России, но и за границей. Недавно они были у меня.

– Ну, – спрашиваю, – как идет книга?

– Книга-то идет хорошо, только от ее чтения приходим мы в полное уныние.

– Как, – говорю, – вы, верующие люди, и вдруг унываете? Пусть неверы унывают, а вам нет туда пути.

– Как же не унывать, Батюшка: если последнее время, то и торговать не хочется и ничего заводить – все равно всему конец.

– Да что с вами! Ну, если бы даже и кончина была, как вы думаете, если ученик отлично подготовился, нужно ему бояться экзамена?

– Чего ему бояться, если хорошо знает предмет?

– Ну, так и вам нечего бояться Страшного Суда. Ведь вы в Бога веруете?

– Конечно, веруем.

– И любите Его, и Он вам дороже всех?

– Истинно, дороже всех.

– Так и не страшитесь, Господь не отринет вас. А о времени пришествия Господня никто не знает, ни Ангелы Божии, ни Сын, токмо Отец¹⁹⁸.

Сегодня праздник, Введение во храм Пресвятой Богородицы. В лице Божией Матери вошло в храм все человечество. И мы введены во храм, так как крещены во имя Христово, но этого мало: надо пребывать во храме, т. е. стремиться по силе нашей исполнять заповеди Христовы. А заповеди Господни не тяжки. Церковь Православная нам не мачеха, а мамашенька добрая, любвеобильная. Она предписывает нам, например, соблюдать умеренный пост, и он нисколько не вредит здоровью, а напротив, сохраняет его. И хорошие врачи, даже неверующие, теперь утверждают, что постоянно питаться мясом вредно: необходима по временам растительная пища; то есть, другими словами, прописывают пост. Теперь в Москве и других больших городах заводятся вегетарианские столовые, чтобы желудок отдохнул от мяса. Напротив, из-за постоянного употребления мясной пищи случаются всякие болезни.

Приезжали ко мне двое супругов из купеческой семьи, ведущие благочестивую жизнь. Он здоровый человек, но жена постоянно хворала и никогда не соблюдала посты. Я говорю ей:

– Начните поститься, и все пройдет. – Она отвечает:

– А что, если я умру от поста? Такой опыт сделать страшно.

– Не умрете, – отвечаю, – а поправитесь.

И действительно, Господь помог ей. Начала она соблюдать установленные Церковью посты, и теперь совершенно здорова, как говорится – «кровь с молоком».

Нужно также посещать церковь – и опять же, Господь не требует от нас ничего невозможного. Например, если человек болен, то он, молясь дома, может и не ходить в церковь, и домашняя молитва вменится ему за церковную.

Одна монахиня писала батюшке о. Анатолию: «Больна я и должна лежать в постели. Там-то, в храме, поют: «Хвалите имя Господне...», а я, прикованная к одру, не могу принять участие в молитве церковной». Отец Анатолий ответил: «И ты можешь быть у всенощной». Пишет ему снова: «Батюшка, вы меня не поняли, болезнь не позволяет мне сойти с постели». – «Нет, – ответил ей Старец, – и ты можешь быть у всенощной, – твори молитву Иисусову по четкам: 30 раз обернешь четки, то есть сотворишь три тысячи молитв, – и это заменит всенощную, даже больше, так как болезнь, переносимая хотя со скорбью, но безропотно, с сознанием, что послана за грехи, имеет большую очистительную силу».

Может быть и такой случай. Положим, какая-нибудь девица по службе не может отлучиться в церковь. Пусть она и дома находится, но за ней всякую минуту могут прислать, и если не явится, то может лишиться места. Уйти в церковь, следовательно, ей нельзя. Но если она дома начнет творить Иисусову молитву или какую-нибудь другую, то это Господь примет вместо церковной.

Иногда в церкви случаются с нами искушения. Например, одна духовная дочь моя каялась мне:

– Вот, – говорит она, – приду в церковь и молюсь: «Господи, помози мне Тебе помолиться» (да, и об этом нужно просить Бога), и вначале стою внимательно, а как только пропоют «Херувимскую», так и пойду обеды заказывать.

– Как это?

– Конечно, не чувственно, а мысленно, что поделаешь с таким искушением?

Надо стараться навыкнуть исполнять заповеди Христовы, чтобы не отречься от Него во время гонений. Страшное будет время антихриста. Вначале откажут от места всем тем, которые не захотят подписать отречение от веры Христовой и признать другого Христа. Велико будет искушение тому, кто живет исключительно службою, ведь его выбросят на улицу, а у него и жена, и дети еще учатся; если же отрекутся, то оставят на прежних местах. А между тем кто отвергнется Христа Бога, того и Он отвергнется. Затем гонения еще увеличатся и начнут мучить исповедников Христовых.

Впрочем, не надо бояться наступления этого времени, надо страшиться только нарушать заповеди Господни, и Господь спасет нас по неизреченной Своей милости. Аминь.

За множеством дел мне не приходится готовиться к беседам, а потому в них нет строгой последовательности, и я напоминаю того нищего, про которого пишет Полонский:

Знавал я нищего: как тень,

С утра до ночи, целый день

Он под окнами ходил

И подаяния просил...

Но все, что в день он собирал,

Бывало, к ночи раздавал

Больным, калекам и слепцам –

Таким же нищим, как и сам.

Таков теперь иной аскет,

Старик уже на склоне лет,

Духовной жаждой изнурен,

От Бога пищи просит он.

И что Господь ему пошлет,

Все с благодарностью берет,

А после делит пополам

С такими ж нищими, как сам¹⁹⁹.

Действительно, что внушит мне Господь, о том и беседую я с вами, детки мои.

В тяжелое время мы живем. Монашество не отличается прежней строгостью, слабы мы и немощны, а приходится иногда ободрять других. Вот и я нахожусь в таком же состоянии, слабый и немощный, сам требую помощи и утешения, а приходится по долгу моего сана утешать обращающихся ко мне. В Оптину приезжают из мира, который уже не стонет, как прежде, а ревет; приезжают, ища утешения и успокоения. Хотят помолиться, побыть среди этой мирной обстановки, а то, может быть, и батюшка что скажет на пользу – его послушать. И с помощью Божией, по вере своей, получают искомое и уезжают умиротворенными.

Нынче множество голосов раздается против монашества. Люди мира сего под влиянием духа зла хотели бы совершенно стереть монастыри с лица земли, но они продолжают существовать под покровом благодати Божией. Труден путь монашеский, но зато он несет с собою такие высокие радости, о которых мирские люди не имеют понятия и ради которых можно позабыть все скорби и тесноту иноческой жизни. Господь сказал: «Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть»²⁰⁰. Примеры святых мучеников доказывают нам, что можно соединить два по видимому противоположных состояния: и страдать, и в то же время блаженствовать.

Вот схватывают исповедников Христовых и требуют отречения от Господа. Они отвечают решительным отказом, а язычники подвергают их тяжким мукам, какие могла только изобрести жестокость человеческая или, лучше сказать, диавольская. Но среди невыразимо тяжких мучений страстотерпцы испытывают и несказанное блаженство, которое часто увеличивалось с увеличением мук. Отчего это? Оттого, что со страдальцами находился Сам Спаситель и утешал их. Так и иноки, отрекаясь от всех утешений мира сего, утешаются о Христе и приобретают мир душевный, когда, по выражению Лермонтова, «и верится, и плачется, и так легко, легко...». Кстати, многие задумывались – про какую молитву говорит здесь поэт? –

В минуту жизни трудную,

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучье слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненья далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко...²⁰¹

Некоторые предполагают, что Лермонтов говорит здесь о молитве Иисусовой. Думают, что он знал эту молитву и своей поэтической чуткой душой почувствовал силу ее и величие, может быть, начал проходить ее, но сатана взял от него эту молитву, а затем поэт отпал от Бога и погиб безвозвратно. Замечено, что враг больше всего нападает на тех людей, которые молятся именем Иисусовым.

Святые Отцы объясняют это тем, что молитва Иисусова имеет великую силу, способную ввести человека в Рай. Конечно, если кто будет проходить эту молитву, а сам вести беззаконную жизнь, то она не спасет его, но если он будет вести жизнь хотя несколько внимательно, то, проходя Иисусову молитву, ощутит в сердце своем любовь, мир и радость о Святом Духе.

Но чтобы проходить эту молитву с пользой, необходимо иметь руководителя, без него же легко попасть в сети врага, который вооружается за это на человека целою тучею помыслов. Нападает он и одесную сторону, и ошуюю. То старается привести человека в уныние, внушая мысль, что спастись невозможно, начинает открывать перед ним его грехи во всем их безобразии, желая окончательно смутить душу. «Да разве возможно тебе, грешнику, идти по узкому пути, он крайне неудобен, и, находясь на нем, ты ничего не получишь, кроме страдания. Да, наконец, успеешь еще покаяться; насладись жизнью, сойди снова на удобный путь: видишь, все им идут, зачем тебе выделяться?»

Но если человек не слушает вражеских советов, то враг начинает нападать справа: «Вот какая ты хорошая, далеко не такая, как другие, они – что, погибшие грешники, а ты спасенная, все у тебя прекрасно, ты достойна за святую жизнь свою божественных видений и откровений». Горе человеку, который поверит врагу, но распознать его козни бывает иногда очень трудно, а отсюда как важно, как необходимо иметь духовного руководителя.

У нас в Скиту сохранился древний обычай: каждый день вечером приходить к старцу на благословение и откровение помыслов. К сожалению, этот святой обычай почти во всех других монастырях оставлен. А между тем враг за день столько наплетет, что иноку и распутать трудно, а придет он к своему авве, расскажет все, тот его наставит, утешит, – и сети врага разорвутся легче паутины. Диавол трепещет не только человека, идущего к старцу для откровения помыслов, но бежит даже от его тени. Есть прекрасная книга аввы Дорофея, в которой объясняется, как важно в деле спасения духовное окормление. Кто обо всем советуется со старцем, тот легко спасается; жаль только, что в настоящее время люди как бы совсем это позабыли, особенно в миру. Там даже исполнение каких бы то ни было религиозных обрядов, например, хождение в церковь, соблюдение постов, считают занятием только женщин, да и то более простых, чем интеллигентных.

Но наука нисколько не противоречит религии. Я знал профессора Казанского университета астронома Дубяго, который при обширном образовании был глубоко религиозным человеком. Каждый день он ходил в церковь к ранней обедне, затем заходил в ресторан чай пить, а потом уж шел на лекции. Он был ревностным защитником Православия, искренне убежденным в его истине. Все великие ученые были людьми верующими. Про знаменитого Ньютона известно, что он снимал шляпу, когда произносил имя Божие. А что теперь мы видим? Огромное число людей православных равнодушны к религии, а всевозможные секты: пашковцы, баптисты и т. д. открыто провозглашают свое лжеучение и увлекают к себе неразумных, вырывая их из ограды Церкви Христовой.

Но есть враги еще более опасные. Открытые безбожники и сектанты по крайней мере не маскируют себя, и всякий знает, с кем имеет дело. Гораздо опаснее лжеучители, прикрывающиеся личиною Православия. Сегодня был у меня вторично один профессор Духовной Академии. В первый раз он приехал недели две тому назад в неканикулярное время, чем очень удивил меня:

– Я к вам, Батюшка, по важному делу, – сказал он и затем сообщил следующее.

В Петербурге уже несколько лет тому назад появился лжеучитель под именем какого-то «братца Ивана»; он проповедует открыто, и с каждым годом круг его слушателей все увеличивается. К нему идут далеко не одни простые люди, но и много людей интеллигентных. Беседует он часто в Михайловском манеже, который может вместить не одну тысячу слушателей. Этот братец Иван называет себя православным, но учение его далеко от Православия. Между прочим, он вооружает людей против законной власти, называя, например, одного епископа исчадием ада, слугою антихриста. Если бы этот епископ собором святителей был лишен сана, то его можно было бы называть сыном антихриста, но пока он имеет сан, на нем почивает благодать Святого Духа, ради которой мы обязаны чтить его. Если бы даже епископ вел порочную жизнь, то и тогда благодать Божия изливается через него на верующих.

Все знают громоотвод? Ну какая корысть в металлическом шесте? А между тем он предохраняет здание от разрушения, так как является проводником электричества, которое через него уходит в землю. Так и всякий епископ является проводником Божественной благодати. Все эти самозванные учителя таковы: начнут как будто и по-православному, а затем ввернут такое слово, которое совершенно противно учению Христову. Но что всего печальнее, что наш известный миссионер, поборник Православия архимандрит Арсений²⁰² стоит на стороне этого лжеучителя.

– Что скажете вы на это, Батюшка? – спросил меня профессор. – Как вы отнесетесь к этому? Я приехал благословиться у вас поехать в Крым, где живет теперь архимандрит Арсений, лечась от болезни, которою он страдает уже пятый месяц; что мне передать ему от вас?

Я встал на колени перед образом Нерукотворенного Спаса со словами: «Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего священноархимандрита Арсения и имиже веси судьбами вразуми его и обрати от заблуждения». Затем, обратясь к профессору, сказал:

– Передайте, что грешный Варсонофий встал на колени, моля Бога, чтобы Он обратил его от заблуждения.

– Так и сказать?

– Так и скажите.

– Но что будет от этого?

– Что будет? А помните вы, что, когда Богдан Хмельницкий предложил на раде собравшимся казакам перейти в подданство Москве, то мнения разошлись. Одни соглашались, другие противоречили: «Что тогда будет с Малороссиею? Она совсем потеряет свою самостоятельность! Польша слабее Москвы, затем, нас с ней разделяет религия, а с Москвой мы совершенно сольемся». На это Богдан Хмельницкий ответил: «Буде, что буде, а буде то, что Бог даст». Его слова имели решающее значение, и Малороссия присоединилась к Москве. Слова Хмельницкого могу и я теперь сказать: «Буде, что буде, а буде то, что Бог даст». Мы будем молиться за архимандрита Арсения.

– Тогда благословите, Батюшка.

– Бог благословит.

И профессор отправился в Крым, Сегодня возвращается радостный.

– Были у архимандрита? – спрашиваю.

– Был, – отвечает он.

– Ну, что?

– Да все очень хорошо устроилось. Архимандрит Арсений был поражен вашими словами и задумался. Долго длилось молчание. Наконец, он сказал: «Отец Варсонофий прав, я заблуждался». – «Так вы, Ваше Высокопреподобие, отрекаетесь от еретика?» – «Отрекаюсь». – «И можно написать в Синод?» – «Пишите». Итак, с его разрешения я послал донесение в Синод вместе с отречением архимандрита Арсения; в сочельник собственноручно сдал на почту и квитанцию имею. Слава Богу! Теперь, по крайней мере, люди будут знать, с кем имеют дело: их «братец Иванушка» не православный человек, а еретик, которого надо остерегаться.

Святая Церковь говорит: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся»²⁰³. Но как относиться к еретикам? С любовию, молясь о них Богу, но общения иметь с ними не должно, чтобы не заразиться от них.

Мне вспоминается один случай. Не так давно по неисповедимым путям Божиим я попал в Маньчжурию в качестве духовника при Тамбовском отряде Красного Креста²⁰⁴.

Ежедневно привозили множество раненых, и я, как Господь помогал, утешал, а умирающих соединял со Христом Причащением Святых Таин. Часто случалось: пойдешь к какому-нибудь больному, – у кого живот пробит и вырваны куски кишок, у кого рука или нога раздроблены, – подойдешь к нему, а он страдает не столько от боли, сколько от воспоминаний о родной семье. У него и жена, и маленькие ребятки, которые ждут возвращения своего тяти, а тятя лежит в госпитале с неисцельной раной. Надо иметь каменное сердце, чтобы пройти мимо такого страдальца.

Однажды пришел я в госпиталь и вижу – пришел новый вагон с 250 ранеными; лежат они вместе, рядами, только одна кровать стоит далеко от других, лежит на ней больной и тяжело стонет. Спрашиваю я сестреночку:

– Что это за больной?

– Он неизлечим, к утру, наверное, умрет.

– Ах, Господи, нужно его приобщить, приготовьте все, я сейчас приду с Дарами.

В зто время ко мне подбежал доктор со словами:

– Не подходите к этому больному, его нельзя причащать!

– Как нельзя? А душа? Надо ее утешить!

– Он болен страшно заразной болезнью – японской чумой. Если вы к нему подойдете, непременно заразитесь.

– Но вы же подходите!

– Мы принимаем все меры предосторожности: одеваем на руки длинные перчатки, пропитанные дезинфицирующими средствами, рот также закрываем, чтобы не встретиться с дыханием больного. Мы все сделали, что велела нам совесть, но вы к нему не подходите, он в бессознательном состоянии, и хотя я не священник, но знаю, что таких нельзя исповедовать и причащать.

Действительно, доктор был прав: исповедовать и причащать человека, находящегося без сознания, невозможно. К утру больной умер, хоронили его с большими предосторожностями.

Этот случай сходен с тем, что происходит в духовной жизни. Еретики – это тяжко больные, вступать с ними в беседу могут только люди, облеченные «во вся оружия», например, пастыри Церкви; благодать, почивающая на них, спасет их от заразы, но опасно подходить к ним обыкновенным людям – они легко заразятся и могут погибнуть навеки.

В настоящее время всякие вредные учения целой рекой разлились по нашему отечеству: такие безбожные книги, как Ренан, Ницше, печатаются во множестве экземпляров; читают их православные люди и гибнут. Помню, однажды, когда я был еще в миру, один знакомый священник принес мне книгу Фаррара «Жизнь Иисуса Христа», переведенную с английского известным Лопухиным²⁰⁵. Издание прекрасное: толстая книга со многими гравюрами, ценою в 8 рублей. «Некогда мне теперь читать, – сказал батюшка, – у меня исповедники, а вот вы прочтите, пожалуйста, и скажите свое мнение о ней». Взял я книгу, смотрю на оглавление. Нашел статью «О злых духах» и стал читать. Чуть ли не с первых же слов меня поразило такое объяснение, будто евреи, находясь в плену у языческих народов (в Вавилоне), заимствовали у них сказание о каких-то злых духах, и это сказание вошло в Ветхий Завет, а затем перешло и в Новый. Удивительная ересь, ниспровергающая все Евангелие. Дальше я и читать не стал, а отослал книгу обратно, написав о ней свое мнение. Батюшка же вернул ее Лопухину, который, наверное, был этим смущен. В последующих изданиях книги место это было выпущено. На меня Фаррар произвел такое впечатление, как если бы в стакан 25-рублевого вина влить одну капельку яда, – кажется, вкус не изменился бы, а ведь если человек выпьет такое вино, то умрет. А между тем такие книги, как Фаррар, имеют огромное распространение, книги же богодухновенные оставлены, и почти никто их не читает, а они имеют такое важное значение для человека.

Например, чтение Житий святых. Когда мы их читаем, хотя бы житие св. великомученицы Екатерины²⁰⁶, то Святая начинает молиться за такого человека пред Престолом Божиим, а молитва святых, конечно, немаловажна. Может быть, какая-нибудь душа была на краю погибели, но, читая Жития святых, она привлекла их молитву за себя и была спасена. Приобретите эти книги: они уж не так дорого стоят, на другие и больше выходит, а благодаря чтению их мы приобретаем огромную пользу.

У нас неправильное понятие о святых. Мы представляем себе, что они на небе у Престола Божия блаженствуют, мы же на земле копаемся в грязи, – где им нас услышать! Неправда это: святые близки к нам, когда мы их призываем, и всегда готовы помочь нам. Некоторые еретики отвергают заступничество святых и даже Матери Божией – жалкие это люди, находящиеся в беспомощном состоянии. Если и на земле не всякий полезет к царю, а станет просить людей, близко к нему стоящих, походатайствовать за себя, то тем более человеку-грешнику как надеяться, что его недостойная молитва будет услышана Богом? Грехи наши и беззакония стоят высокой каменной стеной между нами и Богом; святые же, особенно Матерь Божия, имеют великое дерзновение перед Богом. В одном церковном песнопении, обращенном к Богородице, говорится: «Надеющиися на Тя да не погибнем, но да избавимся Тобою от бед», – истинно, надеющиеся на Богоматерь, посрамлены не будут. Она вымолит им прощение у Господа, Сына Своего.

Был один человек, ведущий нечестивую жизнь. Хотя часто давал он обещание удерживаться от грехов, но, бывало, после обещания падал еще глубже. При всех своих беззакониях он имел горячую веру в заступничество Божией Матери и всегда со слезами Ей молился. И вот, несмотря на грехи, он был спасен.

Лютеране не признают святых, так как Лютер запретил им это, и через это они лишаются их покровительства. Я знал много лютеран с прекрасною душой, великодушных, самоотверженных, но спаслись ли они, Бог весть, так как находились вне покрова Царицы Небесной. Но как дошел до этого Лютер? Он, бывший прежде католическим монахом, восстал против злоупотребления пап, против индульгенций, непогрешимости и т. д. Все это хорошо, но, указав на заблуждения католической церкви, он все начал перестраивать по-своему и впал в еще большие грехи. Католики почитают святых, и хотя у них появилось еще много новых якобы угодников Божиих, которых наша Церковь не признает, но все-таки они прибегают к покрову Богородицы, а Лютер часть человечества лишил этого покрова. Враг больше всего старается сделать людей беспомощными, отвести их от небесного руководства и заставить прибегать к его злой силе для вечной погибели.

Уже давно люди для излечивания болезней обращаются к бабкам, которые заговаривают всякие недуги. Случается иной раз, человек заявляет, что ни один доктор помочь не мог, а бабка вылечила. Каким же образом? А она прочла молитву, какие-то заклинания, и болезнь прошла. Но, присматриваясь к этой женщине, легко заметить, что она далеко не религиозная и в церковь-то ходит раз в год, да и то лишь для того, чтобы не обращать на себя внимания. Иногда прямо кощунствует и жизнь ведет далеко не безупречную. Но кто же тогда помогает излечивать болезни? Очевидно – бесы. Хотя она и творит молитву, но только для виду, такой молитвы враг нисколько не боится: он и сам, искушая Бога, приводил слова из Священного Писания: «Ангелом Своим заповесть о Тебе, сохранити Тя во всех путех Твоих. На руках возмут Тя, да не когда преткнеши о камень ногу Твою...» Слово Божие о подобной внешней молитве говорит: «И молитва его да будет в грех»²⁰⁷.

В книге Деяний святых апостол есть такой рассказ. Однажды некоторые иудейские заклинатели захотели изгонять злых духов, как изгонял их св. апостол Павел, и сказали бесноватому: «Заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует». Но злой дух ответил: «Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?» – и, бросившись, избил их так, что они едва убежали²⁰⁸. Вот и призывание имени Божия им не помогло и не устрашило врага.

В 1881 году, или даже раньше, когда спиритизм еще только поднимал голову, мне пришлось прочесть следующее. В Париже впервые высокопоставленными лицами начали устраиваться спиритические сеансы. На них присутствовали многие из русской аристократии. Для доказательства того, что силы, действующие здесь, не противны воле Божией, занимались спиритизмом в храме Notre Dame de Paris. На престол была положена чистая бумага, а на ней карандаш. Вдруг раздался страшный треск в главном куполе, карандаш поднялся сам собою и начал писать. Когда посмотрели, то оказалось написано: «Я верю во Христа», но не прибавлено «пришедшего во плоти». Злой дух особенно стремится отвлечь людей от Бога, но делает это удивительно хитро. Если бы он сразу написал что-либо против Господа, то перестали бы с ним сноситься, здесь же все были вовлечены в обман, и из Парижа спиритизм стал распространяться повсюду; так и у нас в России появилось огромное число его последователей.

Прочтя об этом, как было написано, «новом открытии», подивился я легкомыслию людей, так легко подпадающих под власть врага, который всю свою злую деятельность направляет к тому, чтобы погубить человека. Борется он с людьми и во сне, и наяву; так, смущает душу разными сновидениями. Например, то показывает во сне адские мучения, желая навести страх и уныние, то, наоборот, представляет, что человек блаженствует в Раю с Ангелами и всеми святыми, стремясь возбудить в нем духовную гордость. Я вообще против веры в сновидения, потому что, веря снам, легко подпасть козням врага, но бывают сны и благодатные. Они отличаются от обыкновенных снов тем, что никогда не забываются, а, как вылитые из стали, стоят перед человеком.

Когда я был еще в миру, то знал одного инока из Раифской пустыни, который рассказал мне три замечательных сна, виденных им в разное время и исполнившихся с удивительной точностью.

«Однажды, – говорил он, – когда я был еще мирянином, купцом, ехал я по лесу и был застигнут грозою. Небо было все обложено свинцовыми тучами, раздавались ужасающие раскаты грома, каждую минуту надо было ждать проливного дождя. (Не думал я тогда, что эта гроза будет иметь значение для всей моей последующей жизни.) Лошадка моя тряслась от страха. Я отпряг ее, привязал к дереву, бросил свежей травки, а сам, чтобы укрыться от дождя, забился под опрокинутую повозку. Когда гроза прошла и дождь перестал, я вылез было из своего убежища, хотел запрячь лошадь и отправиться в путь, но, не знаю почему, вдруг почувствовал усталость и желание еще отдохнуть. Я лег на старое место и моментально заснул. Вижу во сне необозримое поле, на нем возвышается конусообразная гора, а на вершине ее стоят три старца; от них с горы спускается большой свиток, на котором написано: «В таком-то году и месяце посвящен в иеродиакона». Я проснулся и недоумевал, что бы мог означать этот сон? Приехав домой, рассказал его жене, она засмеялась: «Хоть бы прямо в диакона, а то – в иеродиакона, да разве ты монах?» Дети тоже улыбаются. Затем рассказал его своему духовнику, тот задумался: «Не сумею объяснить ваш сон, но думаю, что он будет иметь для вас значение, хорошо, что вы его записали».

С тех пор прошло 30 лет, и много воды утекло за это время. Жизнь моя совершенно изменилась. Во-первых, я потерял жену, с которой так счастливо прожил столько лет, дети же все были пристроены. Желая развлечься, так как я очень скучал по жене, поехал я путешествовать и остановился в Казани. Раз вижу сон, будто нахожусь в каком-то величественном храме огромных размеров. Множество белоризцев совершают богослужение, и вдруг среди них – моя жена в белых священнических ризах. Хотя во сне обыкновенно ничему не удивляются, но здесь я удивился, как это моя жена попала в священники. Конечно, это имело духовное значение: она вела святую жизнь, мне как мужу это было известно. Я обошел весь храм и запомнил его расположение. Через несколько времени мне совершенно случайно пришло на мысль побывать в Раифской пустыни. Когда я туда приехал и вошел в храм, то поразился, что это тот, который я видел во сне, только в миниатюре. Я подошел к одному иноку с вопросом:

– А здесь есть арка и такой-то придел?

– Да, есть, – ответил инок, – вы, верно, уже бывали в нашем храме?

– Нет, – ответил я, – мне хотелось бы повидать игумена.

Познакомясь с игуменом, я рассказал ему все, а он посоветовал поступить в монастырь. Я как-то сразу легко согласился. Обещал внести вклад. «Деньги неважны, а только бы душа ваша была спасена; конечно, могу принять и деньги, для обители они нужны». Итак, скоро поступил я в монастырь. Когда наступил год и число, предсказанные во сне, то, действительно, меня посвятили в иеродиакона. Конечно, игумен знал о моем сне, но я мог бы и умереть, не дожив до этого дня. Значит, сон действительно был благодатный.

После я был посвящен в иеромонахи, и вот снова вижу замечательный сон. Снилось мне, будто я нахожусь в каком-то шумном городе и стремлюсь уйти из него. Бегу по улицам и переулкам, а за мной гонятся, и я слышу крики: «Удержите, не отпускайте его». Я бегу еще быстрее, но вдруг мой путь пересекает огромная баррикада. Я прихожу в ужас, думая, что погиб окончательно, но какая-то неведомая благодатная сила переносит меня через баррикаду, я бегу далее и вижу – у берега моря стоит корабль, уже готовый к отплытию. Только я успел вскочить, как корабль снялся с якоря, и мы поплыли. Чувствуя себя теперь в безопасности, я вышел на палубу и увидел, что город, из которого я бежал, весь объят пламенем и дымом. «Что это за город, – спрашиваю я у стоящих на палубе людей, – и куда мы едем?» – «Это град страстей, от которых ты убежал не своею силою, а с помощью Божественной благодати; едем же мы в страну, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная»²⁰⁹. Вот мы, наконец, доехали, и находившиеся на корабле стали выходить на берег. Их радостно встречали люди, облеченные в белые одежды. Вышел было и я, но мне велели вернуться обратно на корабль: «Теперь еще не твоя очередь, – сказали мне белоризцы, – сначала придет к нам инок Иоанн, потом Андрей, далее еще один, а ты будешь четвертый». Я сел опять на корабль и проснулся. Вскоре в нашем монастыре заболел монах Иоанн и скончался, затем смертельно заболел инок Андрей, и я твердо верю, что после его смерти и еще одного монаха придет и моя очередь».

Может быть, он жив и доныне, только я уехал из Казани, поступив в Оптину Пустынь, и больше его не видал.

Вот видите, Господь возвестил посредством сновидений судьбу инока, но это случай исключительный, редкий. Нам же, грешным людям, не следует придавать значение снам, а во всем полагаться на волю Божию, ведущую нас ко спасению. Аминь.

«Днесь благодать Святаго Духа нас собра».

О чем побеседовать с вами? За множеством дел я совсем не готовился; что Господь пошлет, то и скажу вам на пользу, как и раньше бывало: сначала не знаешь, о чем будешь говорить, а потом, с помощью Божией, начинается беседа, разрастается и захватывает все большие и большие области, так что и кончать не хочется.

О чем же будем беседовать? Главная тема моих бесед всегда одна и та же – как получить спасение. Вот тема старая, но притом вечно новая.

Как же достичь спасения? Господь говорит: «Соблюди заповеди». Но для плотского человека они кажутся тяжкими, неудобовыполнимыми. Впрочем, чтобы соблюдать их, не требуется кончать курс каких-либо наук, нужно следовать только гласу Православной Церкви. Ученость без Бога ничего не стоит, и даже талант, не направленный на угождение Божие, не имеет никакой цены.

Например, Лермонтов был образованным и необычайно талантливым человеком, но не сумел воспользоваться своим талантом как должно: не возлюбил Бога, не следовал Его учению, и душа его сошла во ад на вечные муки – талант не принес ему никакой пользы. А какая-нибудь старушечка неграмотная жила тихонько, никого не обижала, прощала обиды, посещала храм Божий, перед кончиной исповедалась у своего батюшки, причастилась Святых Таин – и душа ее с миром отошла в Небесные Обители. Господь не на образованность смотрит, а на чистоту души. А между тем наш великий поэт имел исключительный дар Божий, благодаря которому мог бы легко очистить свое сердце и сделаться даже святым, но он не пожелал сего и погиб.

У нас в Скиту не так давно скончался иеромонах Даниил, в миру известный художник Болотов²¹⁰. Он учился вместе с Репиным, и профессора находили Болотова даже более талантливым. Репин получил громкую известность, за портреты он брал тысяч по десять, приобрел большой капитал, а Болотов не удовлетворился мирскою жизнью. Его высокая душа рвалась к свету, к истине, жаждала иной, лучшей жизни; бросил он все и пришел к нам в Скит, где и достиг мира душевного. Любовь к художеству жила в нем и в монастыре: он писал картины и портреты. Из последних особенно замечателен портрет о. Анатолия. У этого Старца, когда он задумывался, было особенно созерцательное выражение лица, и это-то выражение уловил Болотов на своем портрете. После его смерти остались некоторые картины и наброски, которые я почти все уже раздал. Вот талант приблизил этого человека к Богу.

Из людей даровитых, всесторонне образованных и в то же время глубоко и искренне верующих в Бога и любящих Его, замечателен еще наш скитский инок Константин Зедергольм, в монашестве отец Климент²¹¹. Он окончил высшее учебное заведение, был знатоком иностранных языков, чем был очень полезен нам, так как перевел многие святоотеческие книги с греческого на русский, например, «Лествицу» и т. д. Зедергольм принял Православие и, всей душой убедившись в истинности его, уговаривал и отца своего принять его, но тот написал ему в ответ на его увещания: «Сын мой, я верю, что Православие действительно истинно, но мне стыдно принять его. Меня считают за великого богослова, я всегда, как пастор, стоял за лютеранство, доказывал его истинность – и вдруг сам приму Православие? Нет, это невозможно»²¹². Из-за тщеславия не перешел на сторону истины. Отец Климент очень сокрушался об этом. Сам он много писал в защиту Православия, и в его словах слышалась всегда искренняя, горячая убежденность. Верим, что упокоил его Господь в Царстве Своем, и он теперь в сонме святых взывает: «Свят, Свят, Свят!»

Есть три состояния души: горячности, тепловатости и холодности. Горячий человек пламенеет любовию к Богу и исполняет Его закон как потребность своей души. Противоположное состояние – это холодность, когда религиозные вопросы не дороги человеку, он к ним глубоко равнодушен. Он и в церковь-то ходит раз в месяц, и постановления ее не спешит исполнять, но случается, что такой человек, услышав призыв Господень, вдруг загорится и твердыми стопами пойдет по пути добра. Тепловатый человек находится в самом опасном состоянии: он и в церковь часто ходит, и говеет, и, пожалуй, милостыню дает, а потому находит, что все у него благополучно, что он лучше многих, и это губит его. Господь сказал: «Изблевати тя имам из уст Моих»²¹³. Сохрани нас, Боже, от такого состояния!

Все мы грешны перед Богом, все бываем по временам холодны и равнодушны к Нему, а между тем для получения спасения необходимо следовать за Господом. Но для того, чтобы идти за Ним, необходимо иметь руководителя, так как без него можешь и не узнать, что приятно Богу и что нет.

Некоторые полагают, что все спасение во внешних подвигах, а об очищении души не думают, но это-то и есть самое главное. Одна, например, высокопоставленная дама²¹⁴ осуждает и громит Оптину; за что, спросите? – «А как же, – говорит она своей приятельнице, – была я в церкви, и иеромонах в проповеди два раза употребил слово «женщина», как это можно? В монастыре? Да они должны это слово позабыть. Затем была у о. Варсонофия, и также там не понравилось, у него такая роскошь! (У меня-то роскошь?) В моленной на видном месте большая картина Ангела, а рядом с ним, представьте, опять женщина!» Ей возразили: «Да ведь на картине рядом с Ангелом, верно, изображена святая?» – «Все равно, не годится. Затем, и сам Старец одет вполне прилично, я представляла себе его другим». Оказывается, она хотела видеть Старца во вретище, с всклокоченными волосами и разочаровалась. Но все наши старцы одевались опрятно и не ходили в изорванных рясах. Например, батюшка о. Амвросий был великий старец, совершал предивные чудеса, мог даже мертвых воскрешать, но одевался он всегда прилично: летом – в совершенно чистый белый балахончик и полумантию, зимой – в черную рясу, тоже приличную. Ведь не одежда спасает, а чистота души. И Господу угождать надо умеючи, а то будет неразумная ревность.

К батюшке о. Амвросию однажды пришел 17-летний юноша и стал проситься, чтобы его взяли в Скит.

– Что же вы станете здесь делать? – спросил Старец. – Вы так еще молоды.

– Что я хочу делать? А вот: спать на гвоздях, наложить на себя самый строгий пост.

– Еще?

– Надеть вериги.

– Еще что?

– Отдать себя в полное послушание вам, делайте со мной, что хотите.

– Вот видите, – сказал отец Амвросий, – все подвиги, которые вы перечислили, не имеют значения без любви к Богу, а вы Его любите?

– Конечно, люблю!

– Хорошо, вы все Его заповеди исполняете?

– То есть, может быть, и не все, но большинство.

Стали перебирать, оказалось, что ни одной заповеди как следует не исполняет.

– Так вот, – заключил Батюшка, – подвиги внешние вы пока оставьте. – И взял его в Скит.

Впрочем, в Скиту он не ужился – через несколько лет ушел в Москву, где его сделали игуменом и заведующим патриаршей ризницей. Скоро он и здесь соскучился; начал думать о вторичном переходе в Оптину, но не успел этого сделать, смерть помешала ему.

Я знал одного человека, на которого о. Амвросий произвел такое сильное впечатление, что, вернувшись из Оптиной, он написал стихи²¹⁵ в честь его:

Блажен, кто, путь свершая тесный,

Кумирам тленным не служил,

В чьем чистом сердце Царь Небесный

Себе обитель сотворил.

Действительно, в сердце о. Амвросия обитал Христос, Который никогда с ним не разлучался.

Блажен, кто страсти победил

И чужд был суетных стремлений,

Кто средь житейских треволнений

Свой крест безропотно носил,

И был утешитель скорбящим,

И перед миром, в зле лежащим,

Как раб, колен не преклонил!

Эти слова вполне подходят к о. Амвросию, истинно победил он страсти и был безропотным крестоносцем до гроба, утешителем и помощником всех, кто нуждался в его помощи.

Кто чужд был злобы и гордыни,

Смиренномудрие стяжал,

И вечной жизни и святыни,

И высших подвигов искал,

Как светоносной благостыни;

Кто всей душой своей сознал

Тщету и ложь плотской отрады,

И, невзирая на преграды

И обольщенья темных сил,

Как странник и пришелец жил

Средь слепотствующего мира,

Чуждался жизненного пира

И тучных брашен не вкусил.

Да, гордость и злоба были чужды Старцу, исполненному глубокого смирения и бесконечной любви, плотские удовольствия были ему неизвестны, и он мог сказать с апостолом Павлом: «Мне мир распятся, и аз миру»²¹⁶.

Блажен, кто с юности презрел

Сей мир, и суетный, и ложный,

С его гордынею тревожной

И всей пустыней его дел;

Кто к Богу ревностью горел

И жаждал вечного спасенья;

Не ведал злобы и сомненья,

И под покровом вышних сил,

И полный светлых упований,

Без малодушных колебаний,

В обитель иноком вступил!

Батюшка Амвросий рано оставил мир и юношей вступил в монастырь, где и дожил до своей смерти, повторяя всегда, несмотря на все скорби и лишения: «Монашество – это блаженство».

Блажен, кто веру сохранил

В свое высокое призванье!

Кому за подвиг в воздаянье

Всевышний быть определил

Начатком будущих созданий,

И как наследнику Небес

Послал дар веденья высокий

Своей премудрости глубокой,

Своих таинственных чудес!

Покойный Батюшка отличался высоким даром прозорливости, приводил в изумление всех знавших его. Еще здесь, на земле, он был небесным человеком, но мы не можем и вообразить себе, какая высокая награда ожидает его за гробом: «Не у явися, что будем»²¹⁷, – говорит Апостол.

Блажен, кто среди бед и зол

Соблюл евангельский глагол;

И плоть распял с ее страстями,

И свергнул беззаконий гнет,

И к Свету вечному идет

Непреткновенными шагами;

И чуждый дольней суеты

Стремится в вечную обитель –

Обитель вечной красоты,

Где в славе царствует Спаситель

С Отцем и Духом, и пред Ними

Поют немолчно Херувимы,

И с ними лики Горних сил

Невечереющих светил!

Всю свою жизнь готовился о. Амвросий к Горнему Иерусалиму, в Царство Святой Троицы, и верим, что ныне достиг он желаемой цели, вошел в безмятежную пристань. Во всем стихотворении нет ни слова преувеличения, истинно таков был наш великий Старец.

Когда я снова приехал в Оптину, то спросил у батюшки Амвросия:

– Простите, Батюшка, я написал вам стихи и переслал по почте, вы их получили?

Отец Амвросий, по своему смирению не желая признать, что там все к нему относится, отвечал уклончиво:

– Какие стихи? Они у вас с собою?

– Нет, их нет при мне.

– Да, их при вас нет, – ответил многозначительно Старец.

Я сначала не понял его, и только впоследствии вполне уразумел значение этих слов²¹⁸.

Велика была мудрость Старца! Отличался он и необычайным милосердием, на нем исполнились слова Писания: «Рука дающего не оскудеет». В столе у Батюшки всегда лежали разного рода кредитные бумажки, которые он, перекрестясь, вынимал для бедных, какая попадется, видя в этом указание Божие. Несмотря на то, что раздавал он милостыню щедрою рукою, приток пожертвований не оскудевал. Отец Амвросий основал восемь монастырей, последний Шамординский – также миллионное дело.

Однажды приходит к Батюшке бедная женщина:

– Родименький, помоги, муж-то умер, я одна осталась. Была у меня коровушка, так она подохла; еще у меня пятеро детей.

– Ну, а избушка-то есть?

– Есть, родименький, только она вся поразвалилась, ты бы мне, родименький, троечку дал.

– А ты правду говоришь? – спрашивает Старец, который, впрочем, по дару Божию сам знал, что крестьянка говорит правду.

– Да с чего же я тебе буду врать, родименький, истинная правда.

Старец, перекрестясь, достал бумажку, оказалась сторублевая.

– Ну вот тебе, смотри, какая она?

– Да не знаю, родименький, я таких не видывала.

– Это 100 рублей. Ты просила троечку, а здесь много троечек, сходи в казначейство, там тебе разменяют. Да заверни в платок, а то потеряешь. – Крестьянка вынимает грязную тряпицу.

– Ну, нет, так нельзя. – Батюшка дает ей платок, завертывает деньги со словами:

– Теперь иди, раба Божия, с миром.

Та ему в ноги:

– Спаси тебя Господи!

Среди добродетелей отца Амвросия замечателен дар молитвы. Его молитва имела великую силу, отверзающую самое Небо.

Любил Батюшка церковную службу, и не только любил, но и наслаждался ею, так как глубоко понимал ее.

А отчего многие скучают в церкви? Оттого, что не понимают службы. Одна молоденькая барышня, увлекавшаяся Шекспиром, дала однажды почитать своей горничной, думая доставить ей удовольствие, но эта последняя нашла, что Шекспир – скучнейшая книга, и, прочтя страничку-другую, вернула ее обратно барышне. Отчего такое художественное произведение, как Шекспир, возбудило скуку у горничной? Оттого, что она его не понимала, следовательно, и оценить не могла.

И многие люди, не понимая богослужения, главным образом всенощной, скучают в церкви и ждут не дождутся, когда она закончится. Чтобы наслаждаться богослужением, надо его понимать, а для этого хорошо хотя бы более трудное для понимания, например, канон, прочитывать перед службой дома. Я знал одного высокопоставленного человека, который обыкновенно перед церковным богослужением собирал всю семью, читал и объяснял им канон, кафизмы, те молитвы, которые поются за всенощной, и все слушавшие его стояли затем в церкви с большим вниманием, и служба проходила незаметно. Старайтесь и вы вникать в богослужение Православной Церкви, и оно откроет вам источник такого утешения, что вы с радостью будете спешить в храм Божий. «Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем»²¹⁹, – сказал Давид, то же скажете тогда и вы, отправляясь в церковь. Аминь.

Собрались вы, детки мои, в нашу святую обитель, чтобы провести здесь праздник Рождества Христова и отдохнуть душою и телом. Господь да воздаст вам за это! В прежнее время наши благочестивые предки любили посещать монастыри, особенно в праздники. Московские цари в этом отношении давали высокий пример. Они ездили на богомолье и часто великие праздники встречали и проводили во святых обителях, вдали от шума и суеты мирской. Многие великие писатели, например, Алексей Толстой, удалялись в безмолвную обитель²²⁰, чтобы напитать свою душу.

Поздравляю причастниц с принятием Святых Таин. Принимая сегодня Тело и Кровь Христову, вы ощутили, конечно, духовную радость, каждая по силе своей – одна больше, другая меньше, но все-таки ощутили. Хотя и думается нам иногда, что и после причащения осталась душа наша совершенно холодною, как будто и не приходил к нам Христос, – ничего, унывать не надо. Святые принимали Тайны с горячею любовью и твердою верою. Например, преподобный Серафим, всегда исполненный любовию, в день Причащения весь проникался пламенем любви ко Господу, и то, что он ощущал, принимая Тело и Кровь Христову, нам, грешным, постичь невозможно. Но если мы по-видимому и с холодным сердцем причастились, и за это слава Тебе, Господи! По силе мы поготовились к сему великому Таинству, имели желание соединиться со Христом, а испытывать духовные восторги – это не от нас зависит, но «имже дано». «Господи, хочу я быть с Тобою, хочу приобщиться жизни Твоей, но душа моя холодна и бесчувственна; славлю Тебя, Владыко, и за эту холодность: значит, так нужно, значит, это полезнее для души моей, чем духовные утешения». Господь видит вас и если посылает испытания, то для вашего же блага. Все причастницы записаны в книге жизни, и если Господь и не дает вкусить духовных восторгов в этой жизни, то сторицею вознаградит в будущей.

Вот кто, не готовясь, кощунственно приступает ко Святому Причастию, тот находится в великой опасности и легко может навеки погибнуть. Я слышал про одного человека – невера, который однажды кощунственно принял в себя Святые Тайны и, придя домой, со смехом говорил своим родным: «Поздравляйте меня, я съел хлеба и выпил вина». Но родители, верующие люди, отнеслись к этому серьезно и, ужаснувшись его дерзости, решительно сказали: «Встань на колени и моли Бога, чтобы Он не покарал тебя». Их слова произвели на него сильное впечатление, он испугался и действительно встал на колени, а наутро он был разбит параличом. Долго он хворал, лишился сна и покоя, если же, измученный, и засыпал, то во сне видел страшные видения. Так прошел целый год. Поправился он так же неожиданно, как и заболел. Однажды, по просьбе больного, он был причащен Святых Таин – и моментально выздоровел. Болезнь резко изменила его: он от тьмы повернул к Свету.

Сегодня мы коснулись немного богословия. Но вообще в своих беседах я стараюсь действовать не на ум, а на сердце; ум – холодная сила, и воспринятое им часто бывает непрочно, принятое же в сердце нередко остается на всю жизнь. Мне делают упреки, что я в беседах своих слушателей уношу в область недостигаемого идеала – я внутренне протестую против этого. Конечно, темою моих бесед я не беру будничные предметы: о них вы много слышите и в миру, – я постоянно беседую о вами о Боге и о вечном спасении, но беседую просто и понятно. Часто я привожу слова светских писателей, если оные поясняют мою мысль. Насколько важно для души человеческой хотя по временам отрываться от будничной обстановки и переноситься душой в иной, лучший мир, возносить свой ум и сердце к Богу – сознавали не только святые и праведные люди, но и светские писатели. Тургенев, например, в своем произведении «Рудин» говорит, как сильно и благотворно влияет на душу беседа о Боге и вечности: «Рудин стоял у открытого окна и, вдохновленный общим сочувствием, говорил о том, что придает вечное значение временной жизни. Он говорил о Боге. Казалось, его устами говорило что-то высшее, для него самого неожиданное». Затем, в том же романе Тургенев выводит другого героя, Покорского, собравшего около себя кружки учащейся молодежи. «Поэзия и правда, – говорит Тургенев, – вот что влекло к Покорскому. Он вдыхал во всех огонь и силу. Собираются у него и говорят о Боге, о правде, о будущности человечества. А ночь летит, точно на крыльях. Ранним утром они расходятся, тронутые, веселые, честные, и даже звезды словно ближе стали. И эти беседы не прошли бесследно даже для тех, которых жизнь опошлила потом. Случалось, что когда встречались прежние товарищи – кажется, человек совсем жиром заплыл, но стоило только произнести имя Покорского, как все остатки благородства в нем зашевелятся, он весь загорался, точно ты в грязной и темной комнате раскупорил забытую склянку с духами».

Когда я был еще послушником, то часто вел беседу с двумя иноками из нашего Скита. Прошло уже много лет с тех пор. Один из иноков по-прежнему в Скиту, другой перешел в монастырь. Самые беседы они, конечно, позабыли, но общее аскетическое настроение осталось. Ведут они строгую, внимательную жизнь.

Все лучшие люди всегда стремятся к Богу, Источнику истины. И писатели наши тоже искали Его, но не все нашли. Я уже говорил вам про Гоголя, которого историк Погодин направил в Оптину, где тот и возродился духовно – обрел Бога. Другой наш великий писатель, Белинский, имевший высокую душу, тоже искал Бога, но не там, где нужно, гордость не позволяла ему искать Его в Церкви, и Белинский погиб.

В 60-х годах, приблизительно в 1866–1867 году, я читал стихотворение одного американского писателя под заглавием «Песнь о Гайавате»²²¹, в котором поэт говорит, что во все времена и лета человек был человеком, и даже варвар чувствовал спасающую руку Божию. Вообще, в этом стихотворении есть и много вздорного, но зато есть и верные высокие мысли, мысли о Боге. Поэзия и художество отрывают душу от житейских мелочей и доставляют человеку эстетическое наслаждение.

В восемнадцатом веке, при распространении материалистического направления, создался такой взгляд на поэтов и художников, будто это ненужные люди – сидят и ничего не делают. Виктор Гюго в защиту сказал: «Взгляд на небо – это уже дело». Но есть художники внешние и внутренние. Внешний художник изображает на полотне то, что наполняет его душу, внутренний – созидает самую душу свою, делая ее действительно художественным произведением по красоте добродетелей, которыми она украшена. Монах есть внутренний художник (я, конечно, говорю здесь о настоящем монахе, а не о таком, который только носит это название). Преподобный Иоанн Лествичник говорит: внешнего монаха сделать легко, а внутреннего – необыкновенно трудно. Есть много художественных произведений, и из всех них первое место занимает Псалтирь. Только многие ее не понимают и, читая произведения каких-либо светских писателей, совершенно не читают Псалтири.

Однажды Гоголь, путешествуя по Италии, сошелся с одним знаменитым итальянским художником. Раз, зайдя к нему, Гоголь застал художника за чтением Псалтири.

– Отчего ты читаешь Псалтирь? – удивился Гоголь.

– А ты читаешь светских писателей?

– Конечно, чтение таких художников слова, как Шекспир, Данте и других, доставляет мне всегда эстетическое наслаждение.

– Вот видишь, – ответил итальянец, – ты восторгаешься светскими писателями, а Псалтирь есть высшее художественное произведение, которое когда-либо слышало человечество. Что произведение не людей, но Духа Святаго. Понять его вполне нашим слабым умом невозможно, оно недоступно даже Ангелам.

Можно больше сказать: даже в будущем веке, когда будет только два мира – добрых и злых духов, некоторое в Псалтири будет недостижимо. Надо читать ее на церковнославянском языке, так как он сильнее действует на душу. В настоящее время очень немногие читают Псалтирь, другие же думают, что читать ее можно только людям отсталым, необразованным. Чтобы наслаждаться Псалтирью, надо иметь высокую, чуткую ко всему прекрасному душу.

Наш известный художник Иванов, из картин которого особенно замечательна находящаяся в Румянцевском музее картина «Явление Христа народу», всегда читал Псалтирь и говорил, что из нее он черпает силы для художественного творчества. Некоторые псалмы переложены на музыку. Серьезная музыка, как Моцарта, Бетховена и других, действует облагораживающим образом на душу, часто под влиянием ее хочется плакать и молиться. Когда я поступил в Скит, то старцем и игуменом был о. Анатолий. В миру я любил музыку и сам играл на фисгармонии. Однажды у меня явилось сильное желание выписать себе фисгармонию. У нас в Скиту вообще ни на каких инструментах не играют. Прихожу к о. Анатолию и прошу благословения на это.

– Очень хочется мне, Батюшка, в свободное время сыграть «Херувимскую», «Канон» и т. д.

– Бог благословит, – радостно сказал о. Анатолий.

Но на другой день последовало полное разочарование.

– Что же, фисгармонию можно выписать? – спрашиваю.

– Фисгармония должна быть, – ответил Батюшка, потом прибавил, – когда в сердце есть псалтирь, то всегда можно на ней играть. – Отец Амвросий имел эту псалтирь и, когда хотел, мог на ней играть.

В прежнее время псалтирь была музыкальным инструментом с десятью струнами, соответствующими пяти внешним и пяти внутренним чувствам, И сердце наше надо настроить, как псалтирь, тогда оно всегда будет прославлять Бога и этою музыкою наслаждать нас.

– А во сколько времени можно выучиться играть на фисгармонии? – спросил о. Анатолий.

– Да в разное время, смотря по возрасту и способностям. Молодые скорее выучиваются, так как у них больше гибкости в руках. Способный скорей выучится, чем малоспособный, так что срок трудно определить.

– Ну, а все-таки?

– Год, два, три.

– Ну, а на той псалтири надо учиться всю жизнь.

Отец Анатолий был прав. Он-то умел играть на псалтири, а вот я теперь 20 лет учусь, да все не ладится, трудная наука. Батюшка о. Анатолий глубоко понимал псалмы и, слушая их, ощущал духовный восторг.

– Кафизмы – это музыка, – говорил он, – когда за всенощной начинается чтение их, я не могу наслушаться. Каждое слово проникнуто глубоким смыслом, и мне всегда бывает жаль, когда чтец закрывает книгу: так бы и слушал, слушал без конца.

– А мне так бывает скучно за кафизмами, – возразил я ему, – я всегда норовлю выйти из церкви и вернуться, когда их уже окончили.

– Это понятно, – ответил Батюшка, – и я раньше так же поступал. Ходили мы с товарищем в церковь при Академии, хоть не такая там служба, как в Оптиной, но все-таки довольно долгая, много вычитывают. Вот, бывало, сидим за кафизмами, и чувствую толчок в бок. Я уже понимаю условный знак, мы с ним выходим и начинаем ходить по коридорам; ходим, ходим, пока наконец не скажут: «Идите скорее, сейчас запоют «Хвалите имя Господне"», – ну, тогда и спешим в церковь. А то иногда уйдешь из церкви, да и очутишься дома, чаи распиваешь. Но я скоро понял, что так жить нельзя. Спастись в миру невозможно.

Тут я перебил его:

– Но как же, Батюшка, вы мне говорили, что и в миру было много святых?

– Да, но это исключение. Трудно там. Соберешься, например, ко всенощной, а тут придет товарищ, зовет в гости: «Пойдем, очень приглашали, а ко всенощной можешь и попозже пойти». Соблазнишься, пойдешь, и смотришь – в церковь и совсем не попал. Сознал я, что так жить невозможно, и ушел в монастырь.

Действительно, людям, стремящимся к богоугождению, тяжело оставаться в миру: в монастыре же они находят удовлетворение своим духовным потребностям. В монастыре навыкают борьбе со страстями, научаются молиться, а главное, постепенно приобретают смирение. Без него все подвиги не имеют никакого значения. Наши святые старцы не одобряли, особенно для новоначальных, внешние подвиги: вериги, железные пояса и т. п. Иной и вериги носит, а скажи ему обидное слово, ответит с процентами – где же тут смирение! А чтобы стяжать его, прежде всего советуется «терпение находящих». Это значит, что нужно терпеливо переносить всякую неожиданную скорбь и принимать ее, как посланную от Бога. Один инок спросил меня:

– Что это за «терпение находящих»?

Я пояснил примером:

– Вот ты пойдешь сейчас от меня, а кто-нибудь тебя встретит и скажет: «Что ты по ночам к настоятелю шляешься, верно, наушничаешь?» Что бы ты ему ответил?

– Да, конечно, не спустил бы, на его дерзость ответил дерзостью же.

– Ну, вот этого-то и не нужно. Надо поклониться и пройти мимо.

Нашего великого старца батюшку о. Макария можно было в лицо ударить, и он не обиделся бы. Вот глубина смирения! Зато и прославлял его Бог. Отец Макарий стяжал дар молитвы и мог даже мертвых воскрешать, но если этого не делал, то только по смирению.

Однажды один послушник спрашивал батюшку Макария, отчего это в монастыре заставляют много молиться? Вместо ответа Батюшка зажал ему нос и рот рукою. Тот с трудом высвободился.

– Что ты отбиваешься? – спросил о. Макарий. – Разве не можешь некоторое время не дышать?

– Батюшка, я чуть не задохся!

– Вот видишь, – заметил тогда Батюшка, – молитва есть дыхание души. Ты и непродолжительное время не мог не дышать, так как тело этого требует, иначе оно умрет, так и душа нуждается в дыхании, т. е. в молитве, в противном случае она умрет духовно.

Великие чудеса совершал Господь через батюшку Макария. Однажды приехала в Оптину одна дама с сыном-студентом. Дама эта была духовной дочерью отца Макария. Приходит к нему на благословение и сообщает о своем горе:

– Батюшка, что мне делать с сыном? Такой он стал кощунник, над всем святым издевается, просто неприятно, да и страшно за него.

– Ничего, Бог даст, отстанет от этого, – сказал Батюшка, – я завтра часа в два приду к вам на гостиницу, только ему об этом не говорите.

Успокоенная мать вернулась в номер, а сын ее на другой день перед приходом Батюшки начал обнаруживать беспокойство:

– Видишь, идет старичишка. Да вы все против меня, что ж, я выйду.

– Да кто против тебя, Вася, – сказала мать, – да и на улице не видно, чтобы кто-нибудь шел.

Вдруг сын схватил шляпу и опрометью бросился из номера, в коридоре он встречается с о. Макарием.

– А, идешь меня гнать?! – с яростью воскликнул он и со всей силы ударил Батюшку в щеку, так что тот еле устоял на ногах. С невозмутимым спокойствием и кротостью о. Макарий быстро обратил к нему другую щеку со словами: «Ну, теперь в другую, диаволе, по слову Спасителя!»

Тогда студент весь задрожал и упал на пол, испуская пену. Сбежались все из номеров, больного вынесли на двор (это происходило в гостинице о. Пахомия). Вдруг изо рта его вырвалось целое темное облако, точно из самоварной трубы; на глазах у всех оно высоко поднялось и исчезло. Отец Макарий взял за руку больного, тот встал и с удивлением смотрел на собравшийся народ. Видимо, он ничего не помнил, что с ним происходило. С тех пор он сделался религиозным человеком, поговел у Батюшки, причастился Святых Таин по собственному желанию, раньше же много лет ни за что не соглашался даже в церковь войти. И мать с сыном, счастливые, покинули святую Оптину обитель. Когда потом спрашивали о. Макария об этом бесноватом, то он ответил: «На этого юношу напал хульный дух, но теперь благодатию Божией он избавился от него; не думайте, что грешный Макарий изгнал злого духа, нет, это совершил Господь по Своей неизреченной благости через меня, недостойного».

Да, умел о. Макарий играть на псалтири. И батюшка о. Амвросий играл на ней. Эта музыка души приобретается Иисусовой молитвой.

Я всем вам советовал и советую читать книгу «На горах Кавказа», в которой говорится именно про эту молитву. Написана она о. Иларионом, пустынником и учеником великого старца Дисидерия, который удалился в горы, забрался на их вершины и, действительно, отрекся от всего земного. После кончины о. Дисидерия о. Иларион записал то, что слышал от него об Иисусовой молитве, и составилась целая книга. Сам о. Иларион бегает людей, его никто не может видеть, а ученик его о. Венедикт был у меня, беседовал со мною и предложил мне эту книгу.

Низшая ступень Иисусовой молитвы есть простое произношение ее, высшая – молитва творческая, способная и горы передвигать. Конечно, между низшей и высшей ступенью разница огромная. Святые достигали вершины этой молитвы, которая открыла им врата Рая. Преподобный Серафим – творец Иисусовой молитвы, достиг высокой славы: минуя все чины ангельские, он сподобился восхвалять Бога в чине серафимском. С ними взывает он ныне ко Господу: Свят, Свят, Свят.

Иисусова молитва просвещает и простецов, делая их великими мудрецами духовными.

Старец Василиск²²², скончавшийся сравнительно не так давно, был человеком простым, даже неграмотным. Но непрестанное творение Иисусовой молитвы открывало ему великие тайны Божии. Старец Василиск подвизался вместе с Зосимою Верховским, также известным подвижником прошлого столетия. Зосима Верховский был из старинного дворянского рода, получил прекрасное образование, но такого дара, как о. Василиск, не имел. Этот последний часто сообщал Зосиме свои ощущения при совершении Иисусовой молитвы, а Зосима записывал, что говорил ему Старец, и так составилась целая книга²²³ о действии Иисусовой молитвы на душу. Но книга эта трудная и распространять ее нельзя, так как многое в ней может соблазнить человека, не имеющего понятия о прохождении Иисусовой молитвы. Чтобы вполне понять эту книгу, надо ее проходить опытом. Такие, как о. Макарий, ее поняли бы, но для малоопытных в духовной жизни она не годится, так как это – высота.

Каждая из вас по силе проходит Иисусову молитву; хорошо бы хотя однажды в неделю совершать пятисотницу, – она имеет важное значение. Я вообще скуп на большие правила, оставляя в молитве самостоятельность. Утренние и вечерние молитвы обязательно должны читать, если не все, то, по крайней мере, половину. Затем, каждодневно нужно читать хотя одну «Славу» из Псалтири. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Не дерзай и одного дня провести без чтения Псалтири». Благодаря молитве жизнь может быть блаженною при всех неудачах и скорбях. Молитва очищает душу от грехов, делая ее праведною перед Богом и даже святою.

Есть праведность и святость. Спасенные и совершенные. Всякий святой есть и праведный, но не всякий праведный – святой. Не все могут достичь святости, но если стараются вести праведную жизнь, то получают спасение. О, если бы Господь сподобил всех нас спастись!

Молитва и крестное знамение спасает нас от врага, который повсюду расставляет свои сети. Сегодня были у меня брат с сестрой из Ефремова и рассказали следующее. Жили они зажиточно: имели магазин, где торговал отец их, а оба брата помогали ему, сестра распоряжалась хозяйством, и все шло хорошо. Но вдруг посыпались на них всякие беды. Началось от ничтожной по видимому причины. Однажды около ворот их дома кто-то подбросил восковые свечи, как-то странно перевитые мочалкой. Сказали им об этом. Отец вышел, поднял свечи со словами: «Что за нечисть?» – и далеко откинул прочь. Затем пошел, по обыкновению, в магазин, и вдруг к вечеру скончался. Очевидно, свечи были заговоренные, а он взял их без крестного знамения. Один из братьев запил после того, как еврейка дала ему выпить что-то из рюмки, и теперь все тащит из магазина, так, что от него все приходится запирать. Прямо не знают, что и делать. Некоторые не верят в заговоры и волшебства и смеются над этим, но вот очевидное доказательство. Дух зла как раньше вредил людям, так не перестает вредить им и теперь, избирая для себя орудием злых людей. Хотя теперь и не верят в возможность вмешательства злых духов и даже отвергают их существование, говорят, что все – бабьи сказки, но они продолжают свою адскую деятельность и влекут неосторожных людей к погибели. Есть сатанинские молитвы, которые действуют на людей, если они не оградятся крестным знамением.

В житии святых мучеников Киприана и Иустины²²⁴ рассказывается, какие страшные беды наводит сатана на людей, но крестное знамение разрушает всю его силу. Святой Киприан, бывший раньше волхвом, а затем принявший крещение и посвященный в епископы, многое рассказал из своей прежней жизни в язычестве, когда он сносился с духами тьмы. Однажды, например, он был перенесен бесами по воздуху в ладье из Дамаска в Иерусалим – города, отстоящие друг от друга на три тысячи верст, – в какие-нибудь два часа. И много, много волхвований и мнимых чудес совершал Киприан, пока не осенила его благодать Божия, влекущая всех ко спасению, и он принял христианство, а затем запечатлел своею кровию веру во Христа.

Великие чудеса творит вера христианская: она перерождает человека, из плотского делает духовным, из страстного – бесстрастным, из злобного – любвеобильным.

Вот приехали вы в далекую Оптину Пустынь, затерявшуюся среди обширного бора, неведомую многим, и слушаете смиренную и немощную мою беседу, и по вере вашей получаете духовное утешение. Да вознаградит вас Господь за любовь вашу всякими благами и земными, и небесными. Аминь.

Горечь сия да превратится в радость²²⁷.

Когда евреи путешествовали по пустыне, они подошли к громадному озеру Мерра, которое существует и до сих пор. Их томила жажда, но вода оказалась горькой. Не было возможности пить эту воду. Народ готов был возроптать, но Бог указал Моисею некое дерево. Погрузил его в воду Моисей, и вода потеряла горечь, стала приятной на вкус²²⁸. Но то были образы, непонятные для народа, разве только Моисей разумел сокрытый смысл происходившего.

Что же прообразовало это древо, усладившее горечь вод озера Мерра? – Древо Креста. И ныне во всех самых горьких обстоятельствах жизни христианин имеет большую отраду в Кресте Господа Иисуса. Как бы ни был грешен христианин, он имеет драгоценную веру в Господа Иисуса и этой верой спасается. И ты спасешься, только держись за Христа. Вопи к Нему, и услышит. Конечно, не голосом вопи, а сердцем: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!» – и помилует, помилует! Аминь.

Много горечи в жизни: неудачи, болезни, бедность и т. д. Но если человек верует в Бога, то Господь и горькую жизнь может усладить. Вспомните историю Ветхого Завета. Когда евреи странствовали по пустыне, то они однажды достигли озера Мерра. Изнуренные жаждой, люди хотели удовлетворить ее водами озера, но она оказалась горькой. Тогда Моисей, по повелению Божию, вложил дерево в воду, и она стала сладкой. Понимали ли евреи значение происшедшего? Нет, не понимали. Моисей, тот знал, что это прообразует. Древо, усладившее воду, прообразовало Древо Креста, которым мы входим в Рай. Крест Христов услаждает жизнь христианина. Воспоминание о нем облегчает несение собственного креста. Наш крест – это болезни и скорби. Трудно переносить их плотскому человеку, но благодаря им он перерождается духовно. Господь сделал такое сравнение: «Жена егда рождает, скорбь имать, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир»²²⁹. Так и человек тяготится вначале разными скорбями, но когда Господь вселится в его сердце, он позабывает все свои прежние страдания и в самых скорбях радуется, по слову Апостола: «Зане якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше»²³⁰.

История Ветхого Завета служит прообразом Завета Нового, но как раньше, так и теперь, евреи этого не понимают. Они читают, например, Псалтирь, но на их глазах, выражаясь образно, по-прежнему лежит покрывало. Впоследствии поймут они все и, как свидетельствует апостол Павел, остаток их спасется²³¹, но только уже перед кончиной мира; остальные же все погибнут, они – колонизаторы ада.

Представьте себе какого-нибудь жида богатого, пусть он имеет хотя бы сто миллионов, и сравните его с нищим, который ничего не имеет, и не доедает, и не досыпает. И вы увидите, что судьба последнего несравненно лучше первого. Отчего? Да потому, что первый, при всем своем богатстве, теряет душу свою и идет в ад. Господь сказал: «Кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие»²³². Это сказано раз навсегда, на все века. Бедняк же, несмотря на все свои страдания, счастлив тем, что может наследовать Царствие Небесное.

Чтобы получить это Царство, нужно только по силе исполнять заповеди Христовы и вопиять ко Господу о помиловании: не устами вопиять, а сердцем. Господь есть беспредельная благость. Он жаждет нашего спасения, и лишь только обратимся к Нему, Он уже простирает к нам Свои пречистые руки. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную», – должна взывать ко Господу каждая верующая душа, Господь ждет, что мы призовем Его, и радуется этому призыванию. Творящий Иисусову молитву непременно спасется, Господь не попустит ему погибнуть. Он готов помочь всякому, и если мы иногда замечаем, что Господь как будто оставляет нас, то причина этого кроется в самом же человеке.

В Евангелии есть рассказ про жителей Назарета – здесь Господь не мог совершить никакого чуда. Меня всегда поражало это повествование Евангелиста. Господь, Творец всей вселенной – и вдруг в ничтожном городишке не может сотворить чуда! Евангелист замечает: За неверие их²³³. К Господу Иисусу они относились как к обыкновенному человеку, не ожидая от Него ничего особенного, так что Сам Господь дивился их неверию.

Вот и в нашу тихую обитель многие приезжают за утешением. Обращаются и к грешному Варсонофию; иногда удается все сказать на пользу пришедшему, и он вполне удовлетворяется. Не я его утешаю, но Господь, и притом по вере каждого. Без веры же и в Оптиной Пустыни не получишь утешения. «Ныне Силы Небесныя с нами невидимо служат» – стих этот поется вместо «Херувимской» за Литургией Преждеосвященных Даров в Великом посту. Чудная, трогательная песнь, имеющая глубокий смысл.

Когда мы по силе исполняем Евангельские заповеди, то с нами, действительно, Небесные Силы невидимо служат, наставляя на все благое. Но могут невидимо служить и другие силы, только не Небесные, а мрачные, адские, влекущие человека к погибели. Вот Толстому служили эти адские силы, пока не совлекли на дно адово. Нынче многие отпали от веры, духовные интересы стоят на заднем плане, и живут только для брюха.

Печальное замечается иногда явление, когда люди разных направлений соединяют свою судьбу. Мне вспоминается одна девушка: чистая, невинная, религиозная, она горячо, всей душой, любила одного человека, не зная его душевного настроения. Эта любовь все возрастала в ней, и когда девушку спрашивали, согласилась ли бы она выйти за него замуж, то она с волнением отвечала:

– Сделаться его женой – это самое великое счастье, о котором я когда-либо помышляла.

Ей возразили:

– Но он ни во что не верует!

– Как же ни во что, он верует в меня, в мою любовь к нему.

– Да он не верует в Бога!

– Не может быть, такой чудный, идеальный человек не может быть невером!

– А вот увидишь. Скоро будет большой праздник, пригласи его к обедне, согласится ли он?

– Конечно, согласится.

– Ну, позови.

Скоро после этого разговора девушка была со своим женихом в гостях в одном доме. После обычного разговора она сказала ему:

– Тогда-то будет у нас в церкви престольный праздник, приходите туда ко всенощной. – Он молчал.

– Ко всенощной вам неудобно? У вас служба? Ну, приходите к Литургии, мы с мамой тоже будем, а оттуда пойдемте к нам чай пить, да и пообедаете у нас. Вы, конечно, придете?

– Нет, – ответил он, – оттого, что я ни во что не верю.

Эти слова ударили ее как обухом по голове, она убедилась, что ей про него говорили правду, но разлюбить уже не могла. Вопреки желанию отца и матери она пошла за него. Родители сначала не благословляли: «Мы не можем тебя удержать, но и благословить на этот брак не согласны». Затем, жалея дочь, может быть, и благословили ее. Они обвенчались. Сначала жизнь была еще сносной, но вскоре стала для нее невозможной. Он был спокоен, но она тяжело страдала: нравственная и религиозная, она не в состоянии была равнодушно переносить его кощунственное отношение к ее религиозному воззрению. Когда надо было идти в церковь, он приглашал в театр: «Я уже и ложу взял в оперу». – «Да я не против театра, пойду с тобою, только не под такой большой праздник». Он же не слушал ее и стоял между нею и Богом, отдаляя ее от Господа. Ужасно кончилась эта драма, но я задергиваю завесу.

А вот другой пример. Соединились два любящих сердца: и он, и она люди верующие; вначале все шло хорошо, но он попал в дурное общество и увлекся какой-то недостойной женщиной; это чудовище встало между мужем и женой. Тяжела стала жизнь жены, тосковала она по нем и не знала, как вернуть к себе мужа.

Однажды она познакомилась с одним верующим человеком, и он сказал ей:

– Не приходите в уныние, мужа вы можете вернуть.

– Каким образом?

– А вот как. Может быть, Господь наказывает вас за какой-нибудь неисповеданный грех. Переберите в памяти всю вашу жизнь, затем поготовьтесь дня 3–4, а то и всю седмицу, поезжайте в какую-нибудь церковь на окраине города, исповедуйтесь и приобщитесь Святых Таин. Далее молитесь Богу о вашем муже и призывайте на молитву также святых, коим дана благодать соединять разделенных супругов. Молитесь Георгию Победоносцу²³⁴ и святым мученикам Гурию, Самону и Авиву²³⁵.

Оставленная супруга послушалась доброго совета, все исполнила как, ей говорили. Не прошло и двух месяцев, как муж вернулся к ней опять, добрым и верующим, и они зажили хорошо, как и раньше.

Вот молитва и заступничество святых спасли семью от погибели. Святые всегда готовы помочь нам, только бы с верою и любовию прибегали к ним. Есть поучительное житие святых мучеников Адриана и Наталии²³⁶. Наталия обратила своего супруга ко Христу, она же и вдохнула в него мужество страдать за Христа и тем привела его к вечно блаженной жизни. Великое счастье иметь такую подругу. Жена открыла мужу врата Царствия Небесного, и вы, жены, должны стремиться привлекать мужей ваших ко Господу и тем спасать свои и их души. Во всех же скорбях с верою прибегайте к Спасителю, Он вас никогда не оставит. Действительно, вера творит чудеса.

Когда я жил еще в Казани, то по временам бывал в Раифской пустыни, расположенной верстах в тридцати от города. Игумен ее был очень уважаемый старец. При нем обитель стояла высоко; теперь, говорят, возвышенное аскетическое настроение там понизилось, как понизился дух многих монастырей, даже у нас. Приехал я раз к игумену, а он мне и говорит: «Вот хочу хорошую колокольню строить, уж и план есть, только дело стало за деньгами». – «Да, маловажное обстоятельство, – улыбнулся я, – ну да Бог поможет». Однако игумен сомневался, как ему поступить. Вспомнил он, что в Писании сказано, что Господь может возвестить Свою волю и через младенца. Шел он раз в глубокой задумчивости; вдруг видит, идет крестьянка с маленькой девочкой лет трех-четырех. Мать подошла к Батюшке под благословение и у девочки складывает ручки; он их благословил, а затем, обратясь к ребенку, спросил:

– Как тебя зовут?

– Сася.

– Ну, скажи, Саша, строить мне колокольню или нет?

– Штлой, – ответила малютка.

Игумен принял это за указание Божие и начал дело. Скоро какой-то благотворитель пожертвовал миллион кирпичей; затем приехал богатый купец из Казани и говорит:

– Батюшка, хочу пожертвовать на вашу постройку четвертную.

– Спаси, Господи, – сказал игумен. Он в это время дорожил каждым рублем.

– Я приехал к вам днем и приказчика взял с собою, чтобы спокойнее было. – Подает ему объемистый пакет.

– Вы ошиблись, – сказал игумен, – здесь не 25 рублей.

– Да, побольше, – ответил купец.

Начали считать, оказалось 25 тысяч, то есть четвертная от 100 тысяч. Потом кто-то пожертвовал и дорогой колокол. Колокольня вышла прекрасная, стоит она и доныне. Звон колоколов далеко раздается, призывая людей помолиться в Раифскую пустынь.

И каждая из вас должна построить себе колокольню в сердце своем, и там в нем должны звонить колокола веры, надежды и любви к Господу Богу. Аминь.

«Что Ти принесу, или что Ти воздам...» – так начинается всем вам известная молитва, читаемая на сон грядущим.

«Что Ти принесу, или что Ти воздам, Великодаровитый бессмертный Царю, щедре и человеколюбче Господи, яко ленящася мене на Твое угождение, и ничтоже благо сотворша, привел еси на конец мимошедшаго дне сего, обращение и спасение души моей строя?» – эти слова вполне подходят теперь к нам.

Что мы можем принести Господу? Ничего. Наступило преддверие Св. Четыредесятницы; в 1911 году мы тоже с упованием начинали Великий пост в надежде на исправление, но что приобрели мы за это время, почти за год? Ничего. Нищи мы и наги. Но Господь, Всещедрый и Многомилостивый, говорит: «Ты грешишь? Я тебя прощу. Нищ? Я тебя обогащу». Только со смирением взывай: «Господи, спаси, помилуй!» – и спасет, помилует! Мы ничего не можем принести Господу, да Он от нас ничего и не требует, Он – бесконечная любовь. Но сильно нападает враг на людей, желая погубить человека, а потому так необходима с ним борьба. Людям, утопающим во грехах, враг говорит: «Что ты делаешь особенного – грешишь, как и все, еще покаешься. Да и есть ли Бог-то, может быть, Его вовсе и нет. Живи спокойно: пьянствуй, развратничай, блуди, все разрешается тебе, здесь нет большого греха». Если же душа идет по спасительному пути, то враг внушает: «Отчаянная ты грешница, разве тебе возможно спастись, все равно погибнешь», Для чего это он внушает? А чтобы навести на душу уныние, а затем ввергнуть в отчаяние. Не слушайтесь его. Хотя и грешны мы, но унывать никогда не следует. Перед иконою Спасителя говорю вам, что спасетесь, не пойдете в ад, если только будете идти путем смирения и покаяния. Да поможет вам Господь.

Мир вам! Аминь.

Как только начнется пост, так начнутся и искушения. Враг особенно нападает, так как это время покаяния – самое для него ненавистное.

Один афонский инок рассказывал мне, что враг не только внушает всякие непотребные помыслы, но является и чувственно, большей частью в виде арапчиков, для того, чтобы смутить и устрашить душу, работающую Господу. Впрочем, чувственно они являются людям святым; нам, грешным, они так не покажутся, довольно испытания в трудах, посылаемых от Господа.

Да поможет всем нам Господь. Надо собираться в Горний Иерусалим и стараться не только стремиться туда мыслью, но и вселиться в него навеки. Аминь.

Хотел бы я побеседовать с вами подольше, да времени немного. Постараемся употребить его с пользой и для вас, и для меня.

Покойного государя Александра III называли Миротворцем. Великое название! Был Петр Великий, Александр Благословенный, Александр Освободитель, – а миротворцев не было. Ни одному из предшественников его не дано было этого имени, и оно закреплено было за ним не только в России, но и во всем мире. А почему? Да потому, что он держал всю Европу в своих руках. При нем во всем мире был мир. Когда он вступил на престол, Россия была в состоянии полного разрушения. Все темное поднялось на нее и восстало. Ему говорили: «Что вы будете делать? Как управлять?» – «Ничего, я надеюсь на Господа моего Иисуса Христа». И не обманулся. Такой мощи, такой славы, какой достигла Россия при нем, не было и едва ли когда будет. Он вершил судьбы всей Европы, все считались с его мнением, его боялись.

Готовилась как-то война между двумя державами – Германия восстала на Францию, но тут возник вопрос: а как посмотрит на это русский самодержец? Говорят: «Нахмурил брови? Эге, значит воевать нельзя», – войны и не было. Другой раз тоже полагалась война, опять спросили: «Как посмотрит на это русский самодержец?» – «Сдвинул брови», – говорят. – «Сдвинул брови? Эге, надо отложить». Ну, вот и мир – вот и миротворец. И так было не раз.

Господь сказал: «Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся²³⁷. Вот она, какая награда ожидает – нарекутся «сынами Божиими», а это немало. Господь Иисус Христос – Сын Божий по существу, а мы – по дару благодати от Господа. А что, каждый из нас может ли быть миротворцем? Конечно, может. – Прощай обидчика. Да разве это легко? Возьмем пример: идет монахиня, встречается ей другая и называет ее самым обидным словом. У той все закипело: «Двадцать лет живу в монастыре, никогда ничего подобного не слыхала», – но промолчала. Дошло до матушки игумении, та ее призывает, расспрашивает: «Как она смела тебя так назвать?» – «Матушка, не говорите ей ничего, я стою того». Дело прекратили. Ну, вот и мир, вот и миротворица!

А то бывает, вдруг восстанет родной отец, или родная мать, или сестра, или брат. Это еще тяжелей – тут родные по крови, и нанесут оскорбление. Как понести? Не можешь? Проси у Господа, подойди к иконе. А мы-то и мимо иконы стараемся пройти, как бы не видим ее. Помолись: «Господи, помоги мне, я заслужила сама, я виновата», – укори себя. Господь любит такую молитву – самоукорение; самооправдания Господь не терпит. Что делать, таков уж закон, надо подчиниться.

Известно, что бесы называют нас, православных христиан, «сынами Божиими». Господь создал сначала мир невидимый, но горсть его возмутилась и отпала от Бога, тогда отпавшие были свержены с Неба. Места же остались вакантными. Вот Господь создает землю, украсил ее, как невесту. Сатана смотрит, что дальше будет, для кого это? Уж, конечно, не для нас, – думает. Затем Господь создает Адама и Еву, дает заповедь им о невкушении от древа познания добра и зла. «А, так это вот что, – говорит сатана, – надо их погубить». И губит. Сначала падает Ева, затем Адам. Многим покажется странным, как это Бог всемогущий допустил диаволу погубить их. Но Господь попустил это для того, чтобы воссоздать Адама во Христе, сделать его еще лучше, чем Он создал его. Бог сошел на землю и открыл нам путь, чтобы мы могли совершенствоваться, то есть стать богоподобными. Но путь этот тяжел, усыпан страданиями.

Когда я был еще в миру, лет 40 тому назад, посетил меня один схимник с Афона. Принял я его, как мог, угостил, деньги у меня в миру не хворали. Пришел он ко мне вечером, так часов в семь. Сидим мы, беседуем. Рассказывает он мне, что бесы могут являться и чувственно. «А вам, батюшка, являлись?» – спрашиваю. – «Как же, один раз в жизни только видел. Пришел как-то я от обедни, лег отдохнуть до трапезы, дверь заперта, вдруг вижу: стоят два арапчонка, думаю, да откуда же это? Слышу – один и говорит другому по-русски:

– Убьем, убьем его!

Я открыл глаза.

– Да он не спит, – отвечает тот.

– Ничего, неси скорей!

Вижу, несут что-то в виде шали или оболока.

– Бросай на него, он задохнется, никто и не узнает, отчего умер.

Я привстал, осенил себя крестным знамением: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» – мигом арапчонки отскочили в конец комнаты. Говорю:

– Что вам, окаянные, от меня нужно? За что вы так ненавидите нас, православных христиан?

– Из зависти, что Бог к нам несправедлив: зачем вы хотите занять наши места?

– Как так?

– Да как же, грешите вы, грешите, а потом пойдете к духовнику, пошепчетесь там с ним, и все вам прощается.

– Да ведь и вы можете вернуться опять на свои места.

– Как?

– Так – смиритесь, подойдите вот хоть сейчас к иконе и помолитесь.

– Ни за что!

– Ну вот, вы сами и виноваты, гордыня вас погубила».

За беседой мы не заметили, как и ночь прошла. Отдергивает он занавеску и говорит: «Ну, а теперь на часок прилегли бы отдохнуть». – «Как на часок?» – удивляюсь. «Да вам к которому часу на службу нужно?» – «К девяти», – отвечаю. – «Ну, а теперь который?» Вынул часы, смотрю, семь как раз, до восьми один час, и в восемь я всегда встаю, – пока умоешься, оденешься, напьешься чаю, – и час прошел, в девять уже иду на службу.

Вот и я с вами, кажется, всю ночь просидел бы и пробеседовал, да нет, нужно расходиться.

Итак, повторяю, хотите наречься сынами Божиими – смиряйтесь, прощайте обидчикам и наследуете жизнь вечную. Нет – прямая дорога в ад, от каковой участи избави нас, Господи. Всем дано право быть сынами Божиими, тут несть мужеский пол, ни женский²³⁸. Нигде не сказано, что одни мужчины будут названы сынами Божиими. Каждый из нас, с помощью Божией, может этого достигнуть. Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святаго Духа буди со всеми вами. Аминь.

Что смущени есте, и почто помышления входят в сердца ваша?²³⁹

Успокойтесь, не скорбите. Правда, мне предложили место архимандрита, и с моей стороны было бы дерзостью сказать: «Не хочу, не пойду», – я всегда подчинялся воле Божией и Св. Синоду; но я, как милости, прошу оставить меня здесь. Куда я в 70 лет буду разъезжать по чужим монастырям? Есть много людей, гораздо более достойных, чем я, чтобы занять это место. Что я, старая развалина!

В житии преподобного Серафима Саровского говорится, что однажды назначили его архимандритом в один штатный монастырь, в то время, когда к Преподобному ехали за советом люди со всех концов России. Приходит в Саров бумага с предписанием: «Иеромонах Серафим назначается архимандритом такого-то монастыря». Это, конечно, враг подстроил для него искушение. Преподобный отказался, но тогда враг напал на него со страшной силой: со всех сторон полились на него рекою всевозможные искушения. Эти нападки врага были так сильны, что отец Серафим едва не впал в уныние.

Есть пословица: «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», – но враг гонится и за двумя зайцами. Так произошло и в данном случае. Враг надеялся победить Преподобного различными способами: если уйдет в другой монастырь, там свернуть ему голову, если не уйдет, здесь побороть его. Но преподобный Серафим познал козни врага и стал бороться с ним необычайным образом: тысячу дней и ночей он простоял на камне, молясь Господу за себя и весь мир. Молитвою он победил врага, и дух его сделался мирен и спокоен, несмотря на неудачи.

И наши старцы подвергались сильному нападению вражескому. Отца Анатолия, например, последнего из великих старцев, однажды перевели архимандритом в Сарапул²⁴⁰, но он подал прошение о снятии с него этого назначения и был уволен. Батюшку о. Амвросия также переводили. Старец последние годы сильно хворал, и когда ему сообщили о переводе, спокойно ответил: «Я могу перейти с постели на диван, но не далее». Все это подстраивает враг, который ненавидит старчество. Так и на меня, грешного, он восстал. Впрочем, я не унываю, но всецело предаю себя воле Божией.

В тяжелое время мы живем. Конечно, враг и всегда восставал на всех тех, которые не хотят творить его волю. Помню, при батюшке о. Анатолии, который с портрета смотрит как живой, тоже были волнения. Утешая, о. Анатолий говорил: «Эти беспокойства только как мелкая зыбь на воде, а потом будут сильные бури и ураганы, но не страшитесь, не теряйте веры в Господа, и Он вас никогда не оставит». «Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею», – но Господь спасет и приведет «к тихому пристанищу» всех, вопиющих Ему: «Возведи от тли живот мой, Многомилостиве»²⁴¹.

В настоящее время многие оставляют Христа, – вот это ужасно. Фарисеи, упрекая исцеленного слепорожденного, говорили: «Ты ученик еси Того, мы же Моисеевы есмы ученицы»²⁴². А ныне многие уж и не Моисея ученики, а назовут вам сколько угодно ученых имен и считают себя их учениками, только не Христа. Мы же «ученицы Христовы», хотя грешные и недостойные, но все-таки желающие идти за своим Господом. Не унывайте, я всегда во всех беседах стараюсь убедить вас, чтобы вы не приходили в отчаяние. Верьте, что спасетесь, если только будете веровать во Христа Спасителя, и войдете в Царствие Небесное. Грехи не помешают. Господь беспредельно благ. Приди, скажи на исповеди, в чем согрешила, и вот все грехи уже прощены и забыты Господом. В Святой Церкви много примеров, как за покаяние грешники не только получили прощение, но Господь возводил их в свободу славы чад Божиих. Кто, например, была преподобная Мария по началу своей жизни? Блудница. А теперь не только Восточная, но и Западная Церковь взывает к ней: «Преподобная мати Марие, моли Бога о нас». А Моисей Мурин был разбойник, который грабил, жег, убивал и какого только преступления не совершил, а ныне: «Преподобие отче Моисее, моли Бога о нас».

Ужасные вещи творятся ныне в миру: в Петербурге воздвигли буддийский храм и собираются уже поставить там огромного идола с золотой головой и устроить кумирослужение; будем молить Бога, дабы этого не случилось. Враг всюду расставляет сети, и многие попадают в них и гибнут. Масса расплодилась сект; иногда православные из любопытства заходят, например, к баптистам, послушать, что они говорят, и гибнут.

Святые Отцы говорят: любопытство есть смертный грех. Некоторым кажется странным, как это любопытство ставится наряду с тягчайшими грехами, например, убийством, грабительством и т. д. А оттого, что от него бывают гибельные последствия. Все знают, что любопытство Евы погубило целый мир. Враг вступил в беседу с ней, спрашивая, правда ли, что Господь запретил им вкушать от всех райских деревьев? Та отвечала: «Нет, только от древа познания добра и зла». – «А знаете, отчего? – сказал враг. – Оттого, что Бог знает, что если вы вкусите от этого дерева, то будете, как Он». И вот любопытство заставляет Еву согрешить, и ее грех простирается на все человечество. Авва Дорофей рассказывает про одного монаха, который был очень любопытен²⁴³, все подглядывал и подслушивал, и вот однажды увидел, как будто один монах совершает тяжкий грех, хотел накрыть его, а оказалось, что ничего не было. Грех любопытства часто случается и в монастырях. Идут, например, две монахини и разговаривают, а третья думает: это они про меня говорят, вот на меня посмотрели, и начинается вражда без всякой действительной причины.

А сколько бед совершается из-за любопытства теперь, трудно и перечислить. Вот, например, жена начинает любопытствовать, не интересуется ли ее муж кем-нибудь; посмотрела однажды, как он возвращается домой, и видит, как будто рядом с ним идет вся закутанная женская фигура. Сейчас же в душе рождаются подозрения, и ревность начинает ее мучить. Приходит муж: «С кем ты возвращался со службы?» – «С кем? Один». – «Как, ты меня обманываешь...» – и тут целая буря. Начинается полное недоверие. В отсутствие мужа жена роется в его письменном столе, ничего не находит, но все-таки не успокаивается. И кончается все это разрушением семейной жизни, страдают и они, и дети. А между тем муж был чист. Это враг представил перед взором жены то, чего не было на самом деле. Он на это мастер. И некрасивое лицо может представить красивым, и несуществующее – существующим.

Он здесь действует гипнозом.

Теперь даже наука признает действие гипноза, и при помощи его даже лечат. Гипноз был известен очень давно. В 1881 или 1882 году я читал в одном журнале статью под названием «В дебрях Индии», в ней рассказывается про одного английского художника, который путешествовал по Индии. В Индии много было колдунов-йогов, как их называли. Художник не верил в возможность их существования. Однажды он задумал писать картину, а один из йогов просил позволения присутствовать при этом. Художник разрешил. Пишет он день, два, месяц, наконец картина готова. Показывает ее знакомым. «Да что же вы написали?» – «Такой-то вид Гималайских гор». – «Нет, это совсем другое». Тут с глаз художника как бы спадает пелена, и он видит, что написал, действительно, совершенно другой вид. Оказалось, йог заранее сказал, что внушит ему нарисовать то-то и то-то, и действительно внушил.

Один спрашивал меня:

– Батюшка, отчего это случается: иду я в церковь иногда в хорошем молитвенном настроении, но лишь приду, как нападают на меня всевозможные помыслы, часто прямо нелепые, и я никак не могу от них отделаться; даже когда вхожу в алтарь, и тогда они одолевают меня.

– Это от врага, – отвечаю.

– Знаю, что от врага, но как же враг может проникнуть в такое святое место, как алтарь? Кажется, он не может приступить к такой святыне?

– Да, но здесь он действует гипнозом. Может быть, он и далеко находится, но так как пространства и каменных стен для него не существует, то он действует гипнозом и на громадное расстояние, внушая скверные помыслы и чувства. Для прогнания этих помыслов нужно и в церкви творить Иисусову молитву, конечно не вслух, не кричать на всю церковь, а мысленно.

И теперь так называемые колдуны с помощью врага внушают людям ужасные вещи; так, например, одной матери внушили зарезать своего малютку. Колдуны действуют и на огромном расстоянии и обыкновенно спрашивают какую-нибудь вещь от человека, которого хотят загипнотизировать. Мне рассказывал покойный старец о. Анатолий: когда он был еще в миру и служил в Казенной палате, то ехал однажды по делам службы с одним сослуживцем. На пути им встретился обоз и загородил дорогу. Ждали они, ждали, наконец вышли посмотреть, отчего это обоз дальше не двигается. Подходят и видят – у одного колеса вертится какой-то человек, и все на него смотрят. «Что тут такое?» – спрашивают. – «Да видите ли, – отвечают им, – вот здесь колдун входит в отверстие колеса и выходит из него». Конечно, невозможная вещь, чтобы человек прошел в дуло колеса, очевидно, колдун загипнотизировал всех смотревших, и они видели то, чего не было в действительности.

Но как же спастись от сетей врага? Призыванием имени Божия и крестным знамением. Крест Христов – это непобедимое оружие на супостатов, враг трепещет креста Господня. Из жития святых мучеников Киприана и Иустины известно, что враг оказался бессильным перед крестом Христовым. Один юноша полюбил Иустину и хотел на ней жениться, но она была христианка и не могла выйти за язычника, да и, кроме того, совсем не желала вступать в брак. Тогда юноша обратился к известному чародею Киприану, тот начал посылать бесов, чтобы внушить Иустине страсть блудную, но ничего не успел, так как когда она чувствовала в себе разжжение плоти, сейчас же прибегала к Богу, и страсть проходила. Оскорбленный язычник начал упрекать Киприана, тот же обратился к своему богу-сатане и спрашивал: отчего это он не имеет силы над Иустиной? – «Да оттого, что она творит знамение». – «Какое?» – «Не все ли тебе равно, тебе не нужно знать». – «Нет, я хочу узнать, какое же это знамение, которым поражается вся ваша сила?» И узнал Киприан, что это знамение креста Христова. Тогда он оставил язычество, принял христианство и затем сделался епископом и учителем Церкви, запечатлевшим свою веру во Христа мученической кончиною.

Крест Христов и имя Иисусово далеко гонят врагов, и потому как важно, как необходимо творить непрестанно молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!» У людей святых она творится непрестанно в сердце. Один подвижник, Паисий (Величковский), основал монастырь в Бессарабии под названием Нямецкий. Кроме общежития, на некотором расстоянии от монастыря была поставлена келлия для подвизавшихся в безмолвии иноков. Однажды к Паисию бесы явились чувственным образом и говорили ему: «Убери ты этих иноков, что они за самочинники, живут отдельно, пусть живут вместе с вами в монастыре!» – «Да чем они вам мешают?» – спросил Паисий. – «Они нас жгут», – отвечали бесы. Жгут, конечно, не чувственно, но непрестанной Иисусовой молитвой, которая есть пламень огненный на супостатов. Необходимо всегда поражать врага этим оружием, и как пес, которого ударяют палицей по голове, наконец отстает от человека, так и враг, опаляемый и бичуемый именем Иисусовым, убежит от нас, если мы будем творить эту молитву.

У святых она была самодвижущаяся, то есть совершалась в сердце беспрерывно, а мы, грешные, хотя по силе своей будем совершать сию молитву, и Господь не оставит нас и спасет от сетей врага. Аминь.

Все вы слышали о том, что я переведен в Голутвин монастырь²⁴⁴, близ Коломны. Случилось это совсем неожиданно. Началось с того, что были доносы на архимандрита о порубке лесов. Скит был в стороне, так как дело касалось монастыря. Доносы были ложны, леса оказались целы; Скит вступился за архимандрита и его отстоял. Тогда враг напал на грешного игумена Варсонофия и, как видите, изгнал его из Оптиной Пустыни. Приехал архиерей из какой-то чужой епархии²⁴⁵, начал производить ревизию монастыря, а затем побывал и в Скиту. Сказали ему, что у нас давно старчество, и вот последний старец – игумен Варсонофий. Тогда он решил, якобы для насаждения старчества в других местах, перевести меня в заброшенный монастырь за Коломну. Ему возражали, что Оптина останется без старца, но он не обратил на это внимания. В Синоде решено было о моем переводе. Воле Св. Синода я повинуюсь как воле Божией, только просил себе милости оставить меня здесь простым монахом, но было отказано. Верно, так угодно Господу, и я спокоен. Конечно, трудно мне будет привыкать к новым порядкам, прожив здесь двадцать лет, но да будет воля Божия.

Когда меня послали в Маньчжурию, то я был уверен, что не вернусь оттуда. Трудно мне было ехать. И представлялось мне, как я, слабый и больной, отправлюсь в действующую армию исповедовать и приобщать, может быть, под градом пуль. А то встретятся прежние мои товарищи, скажут: «Вот и ты к нам пришел», – и вовлекут в мирские беседы. Но сказал я: «Да будет воля Божия», – и отправился. И что же, Господь не оставил меня, в Маньчжурии я нашел рай. Дивная природа с вечной весной, как в Италии, прекрасные люди. Господь чудом вернул меня в Оптину, получил я чуть не десять наград. Тех же, которые постарались убрать меня в Маньчжурию, покарал Господь. Их было трое. Один уже умер, а двое живы. Радовались они, отсылая меня: «Нет уж, – говорили, – теперь не вернется». Предполагалось, что война затянется лет на 15, но она скоро закончилась, и я, прожив в Маньчжурии около двух лет, вернулся оттуда невредимым.

Теперь повторяется то же самое. Посылают меня в запустелый старинный монастырь, основанный чуть ли не в XIII столетии. В храме там хранится посох преподобного Сергия Радонежского, чтимая святыня. В Коломне я никогда не бывал, но думаю, что монастырек этот напоминает тот, который был в Казани, основанный еще Иоанном Грозным во имя Иоанна Крестителя. Братии там было человек пять, послушники ходили в сюртучках; дежурили по одному дню, а в свободное время уходили из монастыря и проводили время неведомо где, не являясь иногда и на ночь. Может быть, и здесь что-либо подобное. Братии, кажется, человек девять, встретят меня два иеромонаха; вам меня ни встречать, ни провожать не благословляю, а когда я там устроюсь, то Бог благословит приехать. На днях приезжал ко мне один мой духовный сын и горько плачет: «Лишились мы Батюшки!» Я ему ответил на это: «О чем плакать, я не умираю. А ты в Москве когда-нибудь был?» – «Как же, – говорит, – бываю очень часто». – «Ну, а в Коломну из Москвы близехонько, часа два езды, вот и приедешь ко мне». Так и вы приедете. Квасом вас угостить не обещаю, а уж сладкой водичкой.

Мое теперешнее положение напоминает следующее: шел я по прямой дороге, и казалось мне, что так и дойду до цели; вдруг на пути бревно – сворачивай, говорят. Но я не хочу сворачивать, мне идти хорошо, я привык идти этою дорогой, хотя и уклоняюсь по временам то направо, то налево, но все-таки иду; нет, говорят, сворачивай. Господи Боже мой, но вовсе не хочется; и вдруг я слышу иной голос, говорящий мне: «Сворачивай», – это голос Божий. Да будет воля Божия.

Да, не хотелось мне уезжать отсюда, но вот получаю письмо от одного из членов Синода, епископа Финляндского Сергия²⁴⁶, в котором он пишет: «Я слышал, что вы хотите отказаться от назначения и уйти в затвор, – не делайте этого, а примите решение Синода как волю Божию». Сам я не хлопотал, но некоторые духовные дети мои хлопотали за меня, и их ходатайство могло бы иметь силу, но в данном случае осталось безуспешным. Елена Андреевна Воронова²⁴⁷ ездила к митрополиту Антонию²⁴⁸, но он не мог отменить постановления Синода, и хотя знал меня еще в миру и относился ко мне хорошо, но тоже советует ехать в Голутвин – это уже второй голос, раздавшийся из уст главного члена Синода. Московский епископ Трифон²⁴⁹, которого уважает вся Москва, пишет мне: «Не отказывайтесь от назначения, этот монастырь находится под моим ведомством, я все сделаю, чтобы Вам здесь было хорошо». Вот видите, уже три голоса от уважаемых лиц. Принимаю слова их, как исходящие от Самого Господа, и спокойно подчиняюсь их решению.

Телеграфировал митрополиту Московскому²⁵⁰, под ведомством которого я теперь нахожусь: «Прошу у Вашего Преосвященства милости разрешить мне провести в Оптиной Страстную и первые три-четыре дня Пасхи, чтобы встретить Великий Праздник в родной семье иноков и некоторых мирян, духовных детей моих». На мою просьбу Владыка ответил мне милостивой телеграммой с разрешением встретить праздник в Оптиной. «Бог благословит», – пишет Владыка. Итак, слава Тебе, Господи, праздник будем встречать вместе, а на третий или четвертый день выеду. Некоторые в Оптиной порадуются моему отъезду: те, которым я неприятен. Но не нам их судить. Господь рассудит всех. К Нему, Всеблагому, будем прибегать во всех скорбях и напастях. Возложим на Него все упование, будем держаться за Господа и не отпадем от Него.

В Евангелии от Матфея, 10 глава, 32 стих, сказано: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным». Какое высокое обетование! Если Христос исповедает кого пред Отцем Своим, то, следовательно, обещает Рай. Исповедовать Христа можно многоразлично, во всяком звании и состоянии, от простолюдина и до царя, от мужичка до самодержца. В настоящее время мало исповедников; многие, очень многие отпали от Христа, часто раздаются такие голоса: не все ли равно, как веровать, все спасутся – и магометане, и жиды, и язычники. Если спросят об этом вас, ответьте: «Спасутся ли они – не знаю, знаю только, что в Царствие Небесное вводит Господь и Спас наш Иисус Христос и Святая Православная Церковь. Те же, которые не войдут в Царствие, отосланы будут в ад на вечные муки». Страшное слово «вечные муки»; впрочем, только ожесточенным нераскаянным грешникам, умершим во грехах своих, нет надежды на помилование, что же касается тех людей, которые, хотя и грешат, но каются во грехах и не надеются на свои добрые дела, того Господь помилует.

Например, преступник обращается к царю с просьбой: «Ваше Величество, я приговорен к каторжным работам за мои преступления; знаю, что справедливо осужден, но ведь ты царь и можешь меня помиловать». А царь отвечает ему: «Так как ты обратился ко мне с верою, что я могу это сделать, то я не только тебя прощаю, но еще даю тебе землю для дома и деньги на обзаведение, только не делай больше зла». Так и Господь поступает с кающимися. Грешник говорит: «Господи, я ничего не имею: блуждает мысль моя, чувства мои и дела мои противны Тебе. Тяжко согрешил я пред Тобой, но помилуй мя, яко Бог». А Господь отвечает: «За то, что ты веруешь в Меня и просишь Моей помощи, Я не только все тебе прощаю, но еще дарую Царствие Небесное. Только оставь свои беззакония, умри греху: если был горд, то умри для гордости через смирение, пусть умрет в тебе злоба и заменится любовью; пусть умрет скупость и вместо нее да насадится в сердце твоем милосердие».

Святые, умерщвляя в себе страсти, достигли полного бесстрастия и воцарились со Христом. Каждый народ принес Господу, как жертву чистую, святых своих. Из древних народов больше всего дали святых греки и римляне; дали святых персы; в Индии, где проповедовал апостол Фома, тоже были святые, например, царевич Иоасаф и учитель его Варлаам; в Китае хотя уже давно идет проповедь о Христе, но только в последнюю революцию в церкви во время богослужения был убит диакон²⁵¹, следовательно, предстал к Престолу Божию мучеником. В Европе больше всех принесла Богу в жертву святых Россия, а в Западной Европе – Италия; во Франции известно двое святых, мощи которых почивают там, – это Дионисий Парижский и Ириней Лионский²⁵²; были святые и в Германии (конечно, до разделения Церквей). Швеция, Норвегия и Англия святых не дали²⁵³.

Велика молитва и заступничество святых. Чтение их житий возвышает душу и побуждает ее к подражанию. Недавно приезжал ко мне один приват-доцент; человек молодой, прекрасно образованный, имеет отличное место и только что женился на красивейшей и богатой девушке, но полного счастья не имеет, все ему чего-то недостает.

– Что вы читаете в Университете? – спрашиваю его.

– Древнюю историю, – отвечает.

– Какой же из героев древности вам больше нравится?

– Из завоевателей, конечно, Александр Македонский, но удивляют меня и внушают благоговение два героя: Гораций Коклес и Муций Сцевола – вот люди, достойные подражания.

– Вы удивляетесь этим языческим героям, а в нашей Православной Церкви таких героев духа множество; да что я говорю «таких» – героев несравненно высших – это наши святые. Начните читать Жития святых и получите высокое наслаждение.

Он послушался моего совета и вчера вторично был у меня.

– Какая высота! – говорил он про жизнеописания святых. – И если бы вы знали, какие высокие восторги переживал я, читая Димитрия Ростовского! Я много читал, но ничего подобного мне не приходилось встречать. Так вся душа и проникается пламенем, так бы и начал подражать им!

– Подражать им и надо. Хотя понести такие подвиги, какие они несли, нам не под силу, но будем подражать им по мере сил своих. Господь ничего не требует от нас невозможного, не говорит: оденься во вретище, носи вериги, и т. д., а хочет только, чтобы мы отдали Ему свое сердце, чтобы царствовал там Господь.

Попросил мой собеседник благословения издать маленькие книжечки, сокращенные Жития святых. Действительно, прочтет человек маленькую книжечку, захочет и подробное Житие святых узнать. Я благословил. И теперь он мне привез на просмотр несколько книжечек, прекрасные книги, их дети читают с увлечением, не могут оторваться. Вот, слова наши напоминают семена. Бросил я семя, а оно возросло и дало плод. А какие пустейшие книжонки даются детям для прочтения и губят юные души! Чтение же Житий святых наполняет их чистые души светом. Ведь и слово «святой» произошло от слова «свет», так как святые разливают свет Христов вокруг себя. Читая Жития святых, не получишь знаний по физике, химии, но зато научишься углубляться в себя, как познать самого себя. Есть ученейшие люди, которые, кажется, всесторонне образованы, но, не имея веры, они совсем не знают и души своей.

Вспоминается мне мое детство. Жили мы в селе²⁵⁴. Родители мои были людьми верующими, отец обыкновенно по праздникам до обеда читал вслух житие какого-нибудь святого. Помню, мне не было и 7 лет, но я с увлечением слушал отца. Запущу, бывало, ручонки в русые кудри и боюсь слово проронить из того, что читает отец.

– Папаша, – говорю я ему, – я хочу быть святым. Только вот идти в печь или в котел с оловом больно.

– Можно сделаться святым и иначе.

– Как?

– Некогда мне с тобой разговаривать, – отвечает отец и продолжает чтение.

Помню, как загоралась душа моя от этого чтения. Был я тогда еще маленьким, и душа была чиста. Чтение имело большое значение для моей последующей жизни. Теперь я, хотя и недостойный, но все-таки инок. Семья наша была православная: и посты все соблюдали, и в церковь ходили. Жаль, что теперь все постановления Церкви нарушают, оттого так портятся дети и вырастают часто совсем негодными.

Когда я был уже офицером, то в моде были сочинения Шпильгагена. Однажды уговорили меня прочесть «От тьмы к свету». Начал я читать и разочаровался. Все там только тьма, герои и героини тоже исполнены мрака; когда же явится свет-то, думал я, но читал, читал, так до света и не дочитал, все одна только тьма. Оставил я эту книгу недочитанной. Вхожу я однажды в комнату денщика, дать ему некоторые распоряжения: вижу, он спит, а на столе рядом с ним пятачковая книжечка о Филарете Милостивом²⁵⁵. Заинтересовался я ею, разбудил денщика, чтобы он открыл двери, если кто придет, а сам взял книжечку и вышел в сад. С первых же страничек я не мог удержаться от слез и с большою охотою прочитал (я вообще читал скоро) всю повесть. Отдал книжечку денщику. Он улыбается:

– Понравилась ли вам моя книжечка?

– Очень понравилась, – отвечаю, – читал с удовольствием.

– А я, барин, вашу книгу пробовал читать, как ее... Шпиль... Шпиль... не могу выговорить...

– Шпильгагена? Ну, что, понравилась?

– Где уж нравиться, прочел одну страничку, ничего не понял, прочел другую – тоже, ну и бросил.

– Да и мне она не по вкусу, твоя лучше.

– Так зачем же вы читаете?

– Начал читать с чужого голоса, а теперь бросил.

– Да, – заключил глубокомысленно мой денщик, – там одна пустота.

И он был прав.

Я читал много и светских книг, и большею частью в них, действительно, одна пустота. Правда, блеснет иногда что-то, как будто отдаленная зарница, и скроется, да и опять мрак. Нынешняя же литература всяких Андреевых и Арцыбашевых совсем уж ничего полезного и утешительного не дает ни уму, ни сердцу. Страшно становится за молодое поколение, которое воспитывается на подобных литературных отбросах. И поэзия, и художество сильно влияют на душу человека и облагораживают ее. Например, талантливо исполненная картина, особенно если имеет сюжетом что-либо высокое, случается даже, что перерождает душу человека – конечно, по благодати Божией.

Были у меня как-то, кажется в прошлом году, две дамы²⁵⁶ из интеллигентного круга и пронесли имя мое яко зло²⁵⁷, за что, спросите? Нашли, что у меня в моленной слишком роскошно для Оптиной, а главное, не понравилась им большая картина Ангела, утешающего скорбную душу.

Странные люди. Слово «роскошь», кажется, к моей моленной уж совсем неприменимо: маленькая она, с низеньким деревянным потолком, но убрана прилично. Главное украшение ее – образа, а затем портреты почивших Оптинских старцев. Вот и картина Ангела, хотя и имеет в исполнении своем некоторые недочеты, но все-таки производит впечатление, особенно вечером, при свете лампады, тогда он, точно живой, выделяется с полотна. Старался я, чтобы моленная моя несколько напоминала Небо, куда должна стремиться душа наша.

Мне рассказывали одни мои хорошие знакомые, люди очень богатые. Заботились они об одном мальчике-сироте, отдали его в гимназию, помогали его матери и деньгами на его воспитание. Сначала все шло хорошо, но потом мальчик изменился. Уроки готовить перестал, начал заниматься шалостями, и из гимназии попросили его взять. Наступило Рождество. У моих знакомых устраивалась елка; сначала шалуна не хотели приглашать, боялись, чтобы он чего не натворил, но потом пригласили. Пришел он, и все удивились. Вместо шалостей он скромненько вошел в комнату, где была елка, а потом неизвестно почему забился в угол за рояль и не спускал глаз с какого-то предмета, висевшего на елке. Долго сидел он там, наконец, вылез из своего убежища, подошел к хозяйке дома и встал перед ней на колени.

– Что тебе, Коля? – спросила она мальчика. – Верно, что-нибудь натворил?

– Нет, – ответил ребенок, – я не буду шалить, только подарите мне того Ангела, который вот там висит на елке, – и мальчик показал его.

– Хорошо, – ответила хозяйка, – погоди немножко, будут раздавать игрушки, принесут лесенку и достанут тебе Ангела.

Мальчик покорно опять ушел за рояль любоваться на своего Ангела, пока, наконец, не получил его. И что же: с тех пор он перестал заниматься пустяками, начал учиться и опять был принят в гимназию. Теперь он относится к делу серьезно, религиозный такой стал, и кто знает, может быть, потом и подвижником будет.

Коленопреклоненный Ангел, изображенный на картинке, совершил в ребенке такой переворот. Не картинка, конечно, но Сам Бог обратил к Себе душу, а орудием была картинка. Из этого простого примера видно, как неправильно поступают те, которые, восставая на все вещественное, как-то: картины, портреты и т. д., лишают душу благотворных впечатлений, получаемых от этих предметов.

Итак, праздник Святой Пасхи я встречу с вами, а затем отправлюсь на место моего нового назначения; что там будет, не знаю – что Господь пошлет. В Коломне я никогда не был, говорят, это фабричный город, не люблю я этого, больше бы хотелось в уединенный монастырь, хотя бы в пустыньку под Белевом, но как благоизволит Господь. Надо будет устраивать там разорившееся гнездышко. Ну, как-нибудь устрою и вам скамеечку приготовлю, выкрашу ее, а затем и вас оповещу: «Скамеечка готова, выкрашена, и краска высохла, не запачкаетесь, приезжайте». Может быть, там я не буду так завален делами, как здесь. Немного нас, но не будем смущаться. Христос сказал: «Не бойся, малое стадо!»²⁵⁸

У Господа было только 12 учеников, а когда Иуда отпал, осталось 11, но хорошо им было вместе, так как между ними был Христос. И с нами будет Христос, если нас хоть и 11 человек будет, и не только 11, если и два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их²⁵⁹.

Да будет же над всеми вами благодать Божия. Аминь.

Усердно прошу святых молитв ваших, духовные дщери мои о Господе, на предлежащий мне тяжелый путь. Не хочу скрывать от себя, какие труды мне предстоят на новом поприще. Решению Св. Синода я подчиняюсь как воле Божией; но просил себе милости, чтобы оставили меня на покое в Скиту. Может быть, мне и жить немного осталось, надо готовиться к вечности, к которой я совсем не готов или весьма мало. Давно желал я оставить начальство и игуменство, отказаться и от старчества. Пусть другие возложат на себя эти труды, пусть и на этот путь идут новые силы, я же хотел удалиться в безмолвную келлию, в которой начал я монашество, но нет на это воли Божией, а потому ехать на новое назначение необходимо.

На просьбу оставить меня в Скиту я получил три письма: от архиепископа Сергия Финляндского, человека высокой духовной жизни, затем от викария Московского Трифона, знающего меня лично, потому что у нас полагал он начало монашеской жизни, и еще от одного первосвятителя; и все они в один голос, хотя и в разное время, советуют мне подчиниться воле Св. Синода как гласу Божию, и вот я подчиняюсь и еду.

Есть ученые офицеры, называемые офицерами Генерального Штаба. Не приходится им долго сидеть на одном месте; лишь устроятся, смотришь, получают новое назначение, и приходится им переезжать из Самары в Одессу, из Одессы в Петербург, а оттуда на Дальний Восток и т. д. Монахи – это тоже своего рода офицеры Генерального Штаба, только служат они не земному царю, а составляют воинство Царя Небесного. Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем²⁶⁰. А потому инок не должен ни к чему привязываться душой, помня, что все на земле суетно, скоропреходяще и тленно. Когда я совершил путешествие в Маньчжурию и вернулся обратно в Оптину Пустынь, то казалось мне, что уже не придется более покидать Скит, и окончу я здесь дни моей жизни, а вот случилось иначе.

Много раз говорил я уже вам и опять повторяю, что не нужно верить сновидениям, так как нам трудно разобрать, который сон благодатный и какой от врага; враг ведь всюду расставляет сети, чтобы уловить неосторожных, Святой Иоанн Лествичник говорит: «Верь только такому сну, который возвещает тебе о вечном мучении за грехи, но если и такие сны зачастят, то не верь и им: значит, враг хочет навести на тебя уныние, да, пожалуй, и отчаяние»²⁶¹. Впрочем, и святые Отцы говорят, что есть сны благодатные, которые оправдывают сами себя.

Помню, когда я еще и не помышлял о монашестве, в 1883 году 17 сентября вижу замечательный сон. Казалось мне, что я нахожусь в какой-то большой комнате, а передо мною огромные часы с большим маятником, похожие на те, что были в старину на почтовых станциях. Какой-то старец находится около меня и, указывая рукой на часы, спрашивает:

– Который час?

– Половина седьмого, – отвечаю. – Он меня спрашивает вторично:

– Который час? – а затем и третий раз.

– Половина седьмого, – говорю я уже с оттенком раздражения в голосе, а он отвечает:

– Через три года в этот день и месяц ты умрешь.

Я проснулся. Быстро оделся, посмотрел на часы: было 35 минут седьмого. Минут пять я потратил на одевание, следовательно, сон совпал с действительностью. Произвел он на меня сильное впечатление, и я рассказал его некоторым близким мне товарищам. Все они признали, что сон особенный и, может быть, сбудется буквально. Посоветовали мне записать его. «Надо готовиться к переходу в иной мир», – говорят мне.

Боже мой! Три года – какой короткий срок для подготовки, надо начинать! Но как, с чего – решительно не знаю. Один знакомый инок посоветовал: «Начните постепенно отвыкать от всего, что привязывает к этой жизни, соблюдайте посты, почаще ходите в церковь, больше молитесь». Я начал по силе исполнять это, постепенно удаляясь от удовольствий мира сего. Особенно трудно было отказаться от музыки – любил я серьезную музыку, и в частности оперу. Но, сознавая, что в оперу, даже хорошую, входит страстный элемент, затрагивающий вообще страсти, я перестал ходить в театр. Мне посоветовали бывать на духовных концертах, заменить музыку светскую духовною. Но чем больше искал я утешения в Боге, тем бледнее становились прежние утешения. Передо мной лежало три пути, и я не знал, на который решиться. Один – остаться холостым и жить в миру благочестно, другой – жениться, третий – идти в монастырь. Этот последний путь представлялся мне неясно, как туманное пятно. Волновалась душа моя, не зная, какой путь избрать. Один инок успокоил меня: «Что вы все волнуетесь? Предоставьте все воле Божией. Господь Сам управит вас». Тогда я вполне положился на волю Божию и несколько успокоился.

Прошло три года, наступило 12 сентября, я отправился в Раифскую пустынь, поговел там, и хорошо поговел. На исповеди я рассказал духовнику о своем сне. «Не знаю, что вам ответить на это, – сказал духовник, – быть может, сон исполнится буквально, и вы у нас в этот день умрете, но может быть, он имеет и другое значение, духовное, которое мы с вами теперь не понимаем». Наступило 17 сентября. Я приобщился Святых Таин и остался жив. Сон не исполнился буквально, но я стал жить уже не прежней жизнью, он имел огромное значение для всей моей последующей жизни, с него начался перелом, и я, как говорится, повернул курс к востоку²⁶².

Прошло еще три года, и я понял, что так оставаться нельзя, а надо поступать в монастырь. Но как, в какой? И опять успокоил знакомый инок, советуя предаться всецело водительству Божию, Который Сам все укажет. Так и произошло. Однажды случайно, как говорят в миру (хотя для верующего нет ничего случайного), но, конечно, по неисповедимому Промыслу Божию, прочел я в журнале «Вера и разум», что есть в Калужской губернии Оптина Пустынь, и там – великий старец о. Амвросий, к которому со всех концов России стекаются толпы народа для решения насущных вопросов. «Ах, вот – зврика, нашел! Поеду к нему, и он мне укажет, какой путь избрать». Взял отпуск и отправился. Отец Амвросий принял меня. Всматриваюсь в его черты: не тот ли это старец, которого я видел во сне? Несколько похож, но с уверенностью сказать, что он – нельзя. Рассказал я и сон свой. Батюшка проницательно смотрел на меня. Выслушав, он улыбнулся и заметил: «Нет, вы его неверно поняли, этот сон имеет другое значение, не буквальное, вы в этом убедитесь. Поступайте-ка вы в монастырь, только не сейчас, а через некоторый срок». С этим я и уехал.

Через два года приезжаю к о. Амвросию опять, истерзанный нравственно, измученный физически. Господь по милосердию Своему послал мне в это время тяжелую болезнь. Батюшка Амвросий был уже в Шамордине. Предстал я пред ним – он все тот же. «Вот теперь самое время поступать. Поезжайте, устройте дела ваши, подавайте в отставку и приезжайте прямо к нам в Скит», – сказал о. Амвросий. Это было 13 сентября, в день обновления Иерусалимского храма. Так я поступил в Скит, где и прожил двадцать лет, и вдруг приходит мое назначение. Тяжело мне было. Но вот с Великого Четверга на Пятницу вижу я странный сон...

В этот день служил я всенощную – люблю я эту службу. Помню, читая 12 Евангелий, мне казалось, что все в них относится к настоящему моему положению, ведь Евангелие применимо к каждой христианской душе. Когда я начал читать первое Евангелие, то есть всю прощальную беседу Господа с учениками, и дошел до места: «Чадца, не долго уже быть Мне с вами²⁶³ – голос мой дрогнул, но я удержался, плакать у нас не полагается; а за мной стоял Скит, с которым я должен расстаться. Далее Господь ободряет учеников: «Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога и в Мя веруйте. В дому Отца Моего обители многи суть, аще ли же ни, рекл бых вам, иду уготовати место вам. И аще уготовлю место вам, паки прииду и пойму вы к Себе»²⁶⁴. И последующее в Евангелии все так сильно действовало на душу.

Не знаю, под впечатлением ли этого чтения или чего другого, вижу сон, будто я нахожусь в Казанском соборе, где я принял пострижение в мантию. Стою я у иконы Божией Матери; никого нет. Приходят двое – затрудняюсь сказать, кто они были, но несут все схимническое облачение. Мне оно известно²⁶⁵. Подойдя ко мне, начинают облачать в эти одежды по порядку, как и следует, а затем возлагают на рамо что-то великое, что у них было на руках, но не составляет принадлежности схимнического одеяния. Я проснулся. Странный, думаю, сон, значения его не понимаю. Рассказал его здесь одному. Мне объяснили, что этот сон означает великие скорби. И правда, чего и ожидать мне на новом назначении?.. Да и схима – это не костюм какой-то, надел – и готов; схимнические одежды нужно выстрадать, оправдать. Если когда кто покупает себе нарядный костюм, то дорого должен заплатить за него, не тем ли более – за схиму. Только за обыкновенные одежды платят деньгами, а за схимнические – великими скорбями! Добрых дел у меня нет в запасе, подвигов тоже никаких. С утра занимаюсь распоряжениями по скитскому хозяйству, а с двух часов открываю двери здесь и, как вы сами знаете, так ежедневно, до вечера. Чем же оправдать схиму? Только скорбями. Надо распяться для мира, по словам Апостола: «Мне мир распятся, и аз миру»²⁶⁶.

Итак, чтобы получить право на вход в Царствие Небесное, нужен крест, нужно распятие. Если вчитаться в Евангелие, то всюду встречается таинственное число четыре, знаменующее крест, так как крест состоит из четырех концов. Это число четыре повторяется в Евангелии о расслабленном: его несли четыре человека. Кто же этот расслабленный? Это каждая христианская душа, зараженная грехом, но идущая ко Христу за исцелением.

Спаситель говорит о Себе: «И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его, – а затем прибавляет, – и в третий день воскреснет"²⁶⁷. Каждый христианин, неуклонно следующий за Христом путем Его заповедей, чтобы завоевать Царство Небесное, должен пройти эти четыре этапа: «И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его». Если кого-нибудь из вас спросить: «Любишь ли ты Христа?» – то каждая, наверное, ответит: люблю. Но прибавит: а нельзя ли любить Христа, но не страдать, не мучиться, а жить спокойно? Нет. Немыслимо это, так как враг не оставит в покое людей, работающих Господу. Любовь ко Христу – это великий дар, который надо выстрадать, без страданий невозможно стяжать эту любовь. Надо все перенести, все перестрадать; поверьте – не прогадаете, а выиграете что? – Царствие Небесное.

Когда ученики спросили Господа, как достигнуть Царства Небесного, Он ответил: «И аможе Аз иду, весте, и путь весте»²⁶⁸. Господь учит: «Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога и в Мя веруйте»²⁶⁹. Следовательно, прямой путь на Небо – непоколебимая вера; на этот путь указывает наша Православная Церковь.

Жизнь задает и вам трудные задачи, но не смущайтесь, вы стоите на истинном пути, бояться вам нечего. Сама по себе жизнь проста, и в то же время до крайности сложна. По-видимому эти два понятия несовместимы. Но противоречия нет. Проста она для тех, которые вручают себя всецело водительству Божию, не беспокоясь уже ни о чем; для тех же, которые мудрствуют в деле спасения, придумывая себе особенные подвиги, особенные дела, она до крайности сложна. У каждой из вас есть свой крест, но пусть никто не думает, что у нее крест тяжелее, чем у других; может быть, та, которая так думает, ошибается и несет более легкий крест. И перед вами лежат различные пути, некоторым иноческий, но не все способны идти в монастырь; у кого нет этого желания, тому и не нужно насиловать себя. Есть выражение: «И белые одежды не погубляют, и черные сами по себе не спасают». Можно спастись и в миру, не забывайте только Господа и по силе своей соблюдайте Его заповеди. Главное – дорожите верой Православной и не меняйте ее ни на какие сокровища мира сего.

Надо потрудиться для Царствия Небесного. Рассказывали мне про одного молодого человека: пришли к нему однажды товарищи и спросили, как он думает провести вечер. Тот ответил: «Еще не решил, может быть, в театр поеду, а то в гости пойду». – «Поедем в цирк». Он согласился. Кажется, это обстоятельство есть незаметный штрих в его жизни, но оно имело затем громадное значение для всей его судьбы. Приехали они в цирк – там, конечно, нет Ангелов, а если и есть, то не Ангелы света, а противоположные, они то и стремятся всюду погубить человека. Так и здесь случилось. Понравилась ему одна наездница, они познакомились и полюбили друг друга, но только наездница объявила, что свое искусство любит больше него и цирк никогда не бросит. Юноша отличался огромным богатством и готов был все сделать для той, которую так полюбил. И вот началась для него жизнь, полная мук и треволнений. Молодой человек стал следовать всюду за цирком, он устраивал для нее балы за балами, осыпал ее цветами, бросал ей под ноги бриллианты. Она сделалась его кумиром, и ей одной он поклонялся вместо Бога. Как ни велико было его богатство, но юноша наконец разорился, начал бедствовать и не имел уже средств, чтобы за ней ездить. Тогда она его, конечно, бросила. Но если только ему удавалось получить или заработать несколько денег, как он сейчас же стремился истратить их на нее. Как кончил он свою жизнь, не знаю, но думаю – нехорошо. Сколько же вынес добровольно этот человек всяких мук, оскорблений, каких только трудов ни принимал на себя, чтобы угодить возлюбленной своей, – нам ли для Царствия Небесного не принять на себя хотя бы малые труды.

Пускай вы ленивы, не все исполняете, спотыкаетесь, но не бойтесь ничего – Бог простит – только твердо держитесь веры, нашей Православной веры. Пускай смеются над вами, указывают на мнимое несовершенство вашей веры, не обращайте внимания. Именем Господа Иисуса Христа умоляю вас: стойте твердо и не входите в духовное общение с неверующими или еретиками, если бы даже они были ваши близкие, родные – и тогда оставьте их. Вы можете только молиться за них.

Однажды пришел ко мне один наш скитянин весь в слезах: «Что случилось?» – спрашиваю. Он рассказал мне свое горе: брат его перешел в баптисты. «Погибает теперь душа его, что делать?» – спрашивает он меня. «Молиться», – отвечаю. Помолились мы за него и, благодарение Богу, он вернулся к Православию, и хотя человек он необразованный, но познал всю нелепость баптизма.

В настоящее время всякие секты сильно распространились. Православная Церковь умалена, но продолжает единая содержать истину. Толстой, Ницше и другие бесчисленные еретики, им же имя легион, лгут и лгут, никогда не слушайте их. Все секты и ереси узнаются по тому, что каждая старается заманить в свою лавочку, и сходятся лишь в одном: в непримиримой вражде к Православной Церкви. Теперь дошли до такого безумия, что даже говорят: буддизм выше христианства, прочтите такие-то и такие книги и вы убедитесь. Не читайте их, так как там все – ложь!

Вчера были у меня студенты из Духовной Академии. Они рассказывали, что в Петербурге воздвигли уже буддийский храм, идол Будды уже привезен и лежит в таможне. Покамест открытого кумирослужения не совершают, но придет время, когда начнут приносить жертвы идолам, как во времена языческие, и будут повергаться люди перед статуей как перед богом. Я-то не доживу до этого времени, а кто из вас помоложе, тот доживет. Но не смущайтесь, Господь не оставит вас. Провидя это тяжелое время, Христос предупредил нас в Евангелии – будут говорить вам: «Се, зде Христос, или онде: не имите веры. Востанут бо лжехристи и лжепророцы»²⁷⁰, – и как много их теперь!

Держитесь твердо за веру Православную, не поступайтесь своими религиозными убеждениями несмотря на все насмешки. Господь сказал Своим ученикам: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал»²⁷¹, – так и вы не сами избрали Господа, но Господь избрал души ваши. Если же Он избрал, то и спасет, «имиже весть судьбами». Терпите все, что Господу будет угодно послать вам. Студенты приезжают из дальних стран для учения и, чтобы его окончить, терпят всевозможные лишения и невзгоды в надежде, что получат потом место, чтобы прокормить себя и свою семью; и христианин – тот же студент, и он должен вытерпеть все скорби и лишения, трудиться, чтобы получить место в Царствии Небесном.

Не вдавайтесь в многотрудное чтение, это совсем не полезно. Читайте мало, но с разумением. Самым поучительным чтением являются Жития святых; здесь не дается теоретических знаний, но сколько чудных живых примеров найдете вы там, увидите, какими путями спаслись эти люди и как угождали Богу. Святые да будут вашими наставниками, не имейте других учителей, чтобы не смущаться духом, особенно таких, которые стараются отвлечь от Православной Церкви, бегайте от таких наставников.

Многие теперь удалились и удаляются от Христа Спасителя, и число учеников Христовых все сокращается. Предвидя это время, Господь Сам сказал, что когда Он придет, едва ли обрящет веру на земле²⁷². У нас в России насчитывают свыше 120 миллионов жителей; если откинуть от этого числа иноверцев – магометан, евреев, католиков, язычников и т. д., пусть хоть половину, – но все-таки 60 миллионов останется православных. Так значится по статистике, но из этих 60 миллионов много ли найдется истинно православных, а не по названию только, – это тайна, ведомая одному только Господу.

Когда я был в Маньчжурии, мне пришлось познакомиться там со многими иноверцами, много среди них было хороших людей; я часто с ними беседовал, они охотно слушали, особенно полюбили меня лютеране, может быть, потому, что они менее фанатичны. Присоединить к Православию никого не удалось, да и цель у меня была другая – утешать и напутствовать раненых. Но, может быть, Господь и отверз их сердца и присоединил к единой истинной Православной Кафолической Соборной Церкви, вне которой невозможно спастись.

Сегодня праздник св. Архангела Гавриила. В Православной Церкви всегда после большого праздника бывает празднование лицу, послужившему этому празднику. Архангел Гавриил благовествовал Деве зачатие, оттого после Благовещения празднуем Собор Архангела Божия. 7 января праздник – собор Иоанна Крестителя, послужившего Крещению Господню, которое празднуется 6 января. В миру не принято праздновать эти дни, но я советую вам почитать их: сходите к ранней обедне, а если время не позволяет, то хотя бы зайдите в храм Божий, приложитесь к иконам, поставьте свечку, подайте на проскомидию просфорочку – и это малое Господь примет за великое.

На днях приходил ко мне отец Феодосий²⁷³ и говорит:

– А за вас ваши духовные дети молились.

– Да они всегда молятся за меня.

– Нет, в Страстной Четверг они просили отслужить молебен с акафистом в храме преп. Марии Египетской. Вы разве, батюшка, ничего не чувствовали?

– Помню, я в то время почувствовал, что на душе у меня точно просветлело.

Прошу вас, дети мои: вспоминайте меня в своих святых молитвах, особенно в это тяжелое время. Когда бываете в церкви, то во время проскомидии поминайте меня. «Помоги, Господи, отцу нашему духовному игумену Варсонофию», – я тоже, как всегда, буду за вас молиться, и тогда общение между нами не прекратится. Может быть, это последняя моя беседа с вами, а потому я стараюсь преподать и напомнить вам о том, о чем уже часто говорил, что необходимо для спасения душ ваших. Твердо веруйте в Бога и дорожите этой верой, исполняйте по силе все уставы Святой Православной Церкви, не имейте дружбы с еретиками – и Господь не оставит вас.

Тяжелое время переживаем мы теперь, порок всюду преуспевает. Говорю все это вам не для того, чтобы устрашить, но напротив, чтобы ободрить и вложить в души ваши упование на Господа. Вот Христос призывает меня сеять на ниве каменистой, скуден у меня и запас зерен, а сеять надо, но говорят мне: «А благодать Божия?» Если бросить семена в сухую каменистую почву, то они не взойдут, но если взрыхлить ниву, и она оросится дождем, то даст плод свой. Да поможет же всем нам Христос Бог.

Мир вам. Аминь.

Вы не замечаете перемены в моей моленной? Немного вещей отсюда беру я с собою²⁷⁴; образа все остаются, а из картин возьму с собою только портрет великого старца и духовного благодетеля моего о. Анатолия и батюшки о. Амвросия, остальное все останется так, как было.

Вот и портрет схимонаха Бориса²⁷⁵ останется здесь.

Дивный это портрет, замечательно выражение лица его, полное любви и кротости. Останется он здесь молиться за меня, грешного. Был он из крепостных и часто говаривал:

– Старые порядки лучше были, хотя от барина и сильно попадало.

– Вот видите, о. Борис, попадало вам, а говорите, лучше было?

– Да я сам был виноват. Бывало, уйду в Херсонскую губернию, объявят полиции, начнут искать и вернут этапным порядком. Ну, конечно, на съезжую. Сильно накажут. Я поправлюсь да и опять уйду.

Уходил он, конечно, для молитвы, посещал святые обители, Христа искал и нашел Его.

– Теперь худо стало, – продолжал о. Борис, – потому что власти нет, всякий живет сам по себе.

– Ну, про Оптину этого сказать нельзя, – возразил я.

– Еще бы, если бы и в монастырях всякий жил по своей воле, то совсем была бы погибель.

Отец Борис был необычайно смиренным и считал себя за последнего. Скончался он на Пасху в 1898 году. Пришел я к нему, когда он лежал в больнице; по-видимому, Господь открыл ему время его кончины.

– Молись за меня, и братию попроси помолиться в воскресенье и понедельник.

– Да, вся братия молится за вас, о. Борис, и я, конечно, обязательно буду за вас всегда молиться, а не только в воскресенье и понедельник.

Отец Борис, как бы не слыша меня, повторил:

– Пусть помолятся обо мне в воскресенье и понедельник.

Я не понял его. Утром во вторник я пришел навестить больного и узнал, что он уже скончался. Так и оправдались слова старца: действительно, только в воскресенье и понедельник можно было за него молиться как за живого, а во вторник – уже за усопшего. В час кончины о. Бориса одной шамординской схимнице было видение. Идя к утрене, она увидела зарево на востоке, как раз по направлению Оптиной Пустыни. Вглядевшись в зарево, она увидела душу, быстро возносившуюся к небесам, подобно тому, как св. Антоний Великий видел возносящуюся душу пустынника²⁷⁶. Схимница рассказала о своем видении, но ей не поверили. Вскоре приехал вестовой из Оптиной к игумении Евфросинии с известием, что схимонах Борис скончался в четыре часа утра. Видение было как раз в это время.

Ожидаю сейчас моего бывшего товарища по службе, и мысль как-то колеблется, так что не могу беседовать с вами, как всегда. Товарищ этот, хотя я и не просил его, хлопотал за меня, был у некоторых членов Св. Синода, но сделать ничего не смог. Перевод мой состоялся. Вижу в этом волю Божию, действующую через людей. Может быть, мне не удастся больше беседовать с вами. Утешался я нашими беседами. Помните, всегда на Рождество бывало у меня свободное время по вечерам? Со второго дня – дней пять было в нашем распоряжении, и мы употребляли это время во славу Божию. Выходил я к вам без подготовки и, что внушал мне Господь, говорил вам на пользу.

Были у меня недавно студенты Духовной Академии и вспоминали свое первое посещение меня, недостойного. Было их несколько, между ними некоторые иеромонахи. Все с богословским образованием, многие из них прекрасно говорят проповеди. Шли они ко мне и рассуждали: «Что может он нам сказать в назидание – ведь игумен Варсонофий не имеет богословского образования!»

«Пришли к вам, – говорили потом студенты, – а вы задали такой вопрос, на который никто из нас не мог дать надлежащего ответа. Мнения разошлись. А когда спросили вас, вы дали прямой ответ, который всех сначала удивил, а потом все с ним согласились. Вы спросили: «Что такое жизнь?» Затем определили это понятие двумя словами: «Жизнь есть блаженство». Сначала начали возражать: как блаженство, когда на каждом шагу скорби, болезни, неприятности? Вы же говорили: «Жизнь есть блаженство, и не только оттого, что мы верим в блаженную жизнь (вечность), но и здесь, на земле, жизнь может быть блаженством, если жить со Христом, исполняя Его святые заповеди. Если человек не будет привязан к земным благам, но будет во всем полагаться на волю Божию, жить для Христа и во Христе, то жизнь еще и здесь на земле сделается блаженством. Сам Христос сказал, что есть девять врат для достижения блаженства». Ввиду оригинальности сравнения, мы вас не поняли и недоумевали, о каких вратах вы говорите. Вы тогда пояснили нам: «Блажени милостивии, блажени чистии сердцем... – они получат наивысшее блаженство».

Что говорил я студентам, могу сказать и вам: Христос всех призывает к блаженству. Вот теперь Пасха, и Царские врата отверсты, но входить в них не могут непосвященные, а только священники и диаконы; в двери же блаженства может войти каждый, кто только пожелает. Другое дело, как войти, а войти можно и должно.

В настоящее время многие живут по плоти и духовной радости не ищут. Чего прежде всего хотят достигнуть? Во-первых, богатства, затем – славы. Для достижения же этого ничем не пренебрегают. Господь сказал: «За умножение беззакония, изсякнет любы многих»²⁷⁷. Большинство людей уклонились, отошли от Христа. Людей, не разделяющих их взгляды, люди века сего называют отсталыми, непрактичными. По переводу слово «непрактический» значит – не вор. Например, хотя бы генерал Черняев: боролся с турками, много услуг оказал государству, он был человеком «непрактическим», то есть не хапнул ни из сербской казны, ни из нашей, хотя и мог бы. За это люди практичные осуждали его, а затем посыпались на него всякие беды. Спаси вас, Господи, быть людьми практичными! Будьте всегда с Господом. Христос посреди нас и есть, и был, и будет. Людей непрактичных часто упрекают в мнимой гордости: он – гордец, – говорят, и это кажется им истиной. И первых христиан обвиняли в гордости. Приводят их, например, к игемону, и тот требует:

– Поклонитесь богам!

– Нет, не поклонимся, так как мы поклоняемся Единому Богу, создавшему небо и землю, Господу Иисусу Христу.

– Гордецы вы! Смиритесь перед богами!

– Никогда!

Тогда обрекают их на мучения. Вот игемон требует смирения, но смирения ложного; исполнить его желание – значит отречься от Христа, что, конечно, невозможно исполнить. И в частной жизни говорят: смирись, живи, как все живут, не будь гордой, не выделяйся от других. Не слушайте этих советов.

Некоторые смущаются, отпадают от Христа и гибнут навеки. Спрашиваю иногда посетителей:

– Есть у вас дети?

– Как же, – отвечают, – и сыновья, и дочери.

– Как же вы хотите устроить их судьбу?

– Да так: сына хочу видеть инженером, у него самого к этому наклонность, дочерей – замуж за богатых и знатных людей.

– И вы думаете, что они будут счастливы?

– Конечно! – отвечают с уверенностью, а о том, как постараться, чтобы дети стяжали Христа, не думают.

Говорят, все можно купить. Да, действительно, хотя и не все, но многое можно купить за деньги, только Христа ни за какие сокровища мира купить нельзя. А без Христа нет жизни, нет спасения.

Удивлялись студенты, как удалось мне всем сказать на пользу. Я же ответил им, что не сам придумал, что сказать, а говорил то, что возвестил мне Господь.

Что же вам сказать в утешение и назидание? Сегодня я прочел одну статью, которая вам может быть полезна. В Сибири живет много инородцев, в том числе буряты. Живут они патриархальным образом, добры и простодушны, по вере – буддисты.

Однажды приехал ревизовать сибирские области некий генерал-губернатор – какое-то высокопоставленное лицо. Побывал он и у бурят, отнесся к ним милостиво и был, по-видимому, поражен огромным идолом Будды; встал он перед ним на колени и помолился со слезами. На обратном пути он заехал опять в тот улус²⁷⁸, где была кумирня Будды, снова поклонился ему и попросил всех бурят с их жрецами и старейшинами собраться для беседы с ним.

– У меня к вам большая просьба, исполните ли вы ее?

– Непременно исполним, ваше высокопревосходительство! Вы так уважаете нашего Будду, что мы считаем вас своим.

– Да, я буддист, и вот какая у меня к вам просьба: дайте мне на время вашего Будду, я свезу его домой в Иркутскую губернию, в свою семью, чтобы и они все поклонились ему. Я воздвигну ему кумирню, а затем приезжайте за ним, я вам его отдам.

Все согласились:

– У нас есть подставной Будда, он будет покамест заменять настоящего.

Уложили в ящик, и генерал отправился в путь. Проходит месяц, два, целый год. Соскучились буряты о своем боге: что же его превосходительство не возвращает Будду? Написали ему, ответа не последовало. Написали в другой раз, он ответил уклончиво. Поехали старейшины в Иркутск, оказалось, что его высокопревосходительство перевелся в Петербург и бога взял с собою. Погоревали, погоревали буряты, да что же делать?

Но неужели генерал действительно верил в идола? Ничуть! Ларчик просто открывался: Будда был сделан из чистого золота и стоил больше миллиона. Поклонился он не Будде, а золоту, и употребил сатанинскую хитрость: золоту принес жертву. Идола он велел разбить на куски и перелить на монетном дворе. Отрекся он от Христа и поклонился золоту, тому золотому тельцу, которому и раньше поклонялись неразумные люди, и теперь кланяются. Да сохранит вас от этого Господь!

На днях я уезжаю в место мне совсем неизвестное; знаю только, что везде Бог. Конечно, не найти мне таких отцов и братий, как здесь; единицы будут, но чтобы все были одного направления, искали только Христа, – в этом сомневаюсь. Жизнь становится все слабее. Монастырек, говорят, бедненький, но этим я не смущаюсь. Господь пошлет, и нуждаться не будем.

Когда я принимал настоятельство от о. Иосифа²⁷⁹ он вручил мне 100 рублей денег, из которых 54 рубля велел заплатить одному козельскому торговцу, у которого он брал для Скита рыбу и другие припасы. Следовательно, осталось только 46 рублей на содержание Скита. Сначала приходила мне на ум мысль: как буду на такие средства содержать Скит? Но затем я успокоился, положившись на волю Божию. Ведь Скит-то не мой, а Иоанна Крестителя, он нас прокормит, чего мне смущаться? И действительно, Иоанн Креститель не оставил Скит, в настоящее время он вполне обеспечен. Мы ни в чем не нуждались. Рекой лились пожертвования. В Скиту у нас пища простая, но вкусная и питательная, всего вдоволь. Не знаю, как в духовном отношении, а во внешнем все хорошо.

Просил я, как милости, разрешения оставить и старчество, и настоятельство, и духовничество, – позволили бы мне только удалиться в мою безмолвную келлию, чтобы оплакивать грехи свои. Но разрешения я не получил и вполне подчиняюсь решению Св. Синода. Кто будет здесь настоятелем и старцем – не знаю; верю, что Господь пошлет, и, может быть, более достойного, чем я грешный. Я не запрещаю вам приезжать в Оптину, а если захотите посмотреть, как живет грешный Варсонофий, то загляните в Голутвин. Провожать меня до монастыря не благословляю, неудобно это, чтобы не дать повода ко всякого рода рассказам, а когда устроюсь, Бог благословит, если пожелаете. Да спасет нас всех Господь. Аминь.

Когда я пришел в Скит, то здесь в лесу все деревья были великанами, а теперь уже многие повырублены – так и нас вырубят.

Помню, еще в Казани, шел я однажды со знакомым монахом, на пути лежал базар, самое шумное место. Отец Афанасий, так звали монаха, улыбнулся, смотря на торговцев. Я спросил о причине его улыбки.

– Да как же, – ответил он, – вот люди волнуются, хлопочут, суетятся, а пройдет сто лет, и никого из них не будет; видите, там младенец – и того не станет.

– Да, это правда, но хорошо, что вы посмеялись миру, а другие не могут от всего отрешиться; вот и я, например, должен заботиться о земном, не только о себе, но и о родных: у меня мать, брат.

– И вы будете иноком.

– Ну, это сомнительно, я об этом не думаю.

– Будете монахом, – уверенно сказал о. Афанасий.

И, как видите, слово его исполнилось; хотя он был обыкновенным человеком, но Господь внушил ему сказать мне это.

Вот встретился нам сейчас инок Исихий. Он из малороссов. Вдруг собрался и ушел в монастырь. Однажды собирается куда-то; мать спрашивает: «Куда?» – «В церковь», – отвечает. Заныло сердце у матери, предчувствовало оно, что сын навсегда уходит из родительского дома. «Нет, ты не в церковь идешь», – говорит она. Сын собрался, вышел на крыльцо, затем низко поклонился матери и ушел. Пришел в Оптину Пустынь и 20 лет прожил здесь, но никто не знал, где он находится. Теперь просится в Киев. Зачем ему туда? Отец и мать его уже умерли, что ему делать в разоренном углу? Нет ему туда пути. Аминь.

Все, о чем говорил сейчас всечестнейший отец наш священноархимандрит Ксенофонт, о тех трудах, которые мне пришлось понести, я не приписываю своим силам, но благодати Божией, «немощная врачующей» и «оскудевающая восполняющей»²⁸¹. По святым молитвам Вашим, всечестнейший о. архимандрит, и всей братии до одного, Господь помогал мне. Иначе моими немощными силами я ничего не мог бы сделать.

Честнейшие отцы и братие, и чада мои духовные, я старался любить вас. Насколько Господь помогал мне исполнить это, не могу судить, но Христос принимает и намерение – мое же желание было всегда любить вас. От Господа стопы человеку исправляются, и пути его восхощет зело²⁸² , – сказал о. архимандрит, и истинны слова его.

Хотя со скорбью в сердце принял я известие о моем назначении – тяжело мне расставаться со всем тем, что дорого мне, – но надеюсь, что и там Господь не оставит меня. Не думал я, что придется уезжать отсюда, но решение Св. Синода принимаю как волю Божию, памятуя слова Апостола: «Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем»²⁸³.

Прошу святых молитв ваших за меня недостойного. Аминь.

Не привык я еще к Голутвину; впрочем, ко всему привыкать надо. Вот и служба не такая, как в Оптиной. В Скиту, например, за службою я был как дома, в монастыре уже чувствовалось некоторое стеснение: и пение не такое, и порядок; а здесь совсем все ново. Вот и эти большие комнаты напоминают мне более мирскую обстановку, чем монашескую. Когда я был в миру, то действительно имел комнаты большие, прекрасно обставленные. Роскоши я не любил, но любил уютность. Там, в Оптиной, комнатки были махонькие, но хорошо было и снаружи, и внутри. Про теперешнее состояние этого не скажу. Эти картины, которые вы видите, уже висели, как я приехал, и эта мебель стояла. Некоторые из развешанных икон – здешние: например, вот образ Распятия, очень старинный, стоит, говорят, 300 рублей, написан хорошим художником; внизу – положение Христа во гроб, тоже здешняя икона. Иконы Спасителя и святителя Иоасафа привез я с собой; последнюю писала одна подвижница и прислала с Е. А., а первую подарили мне Селезневы – инженер с женой. Наверное, по ее инициативе икона написана в старинном стиле. Я люблю такие. Надежда Селезнева, когда была еще девушкой, служила, кажется, фельдшерицей в Казани, и вот на свои махонькие средства приехала ко мне.

– Я слышала, – сказала она, – что Вы тоже из Казани, а потому и приехала к Вам.

– Да, я из Казани.

– Погостила я у вас в Оптиной, поготовилась, причастилась Святых Таин.

Говорю ей:

– Надо вам замуж выходить.

А она отвечает:

– Кто же меня возьмет, денег у меня нет.

– Бог пошлет – и без денег возьмут. – А она все свое.

И вот послал Господь жениха: красавец собой и со средствами, имеет прекрасное место. Увиделись они в церкви: он на нее посмотрел, она на него – и полюбили друг друга. Теперь живут счастливо, слава Богу!

Пока принимать мне посетителей неудобно. Нет отдельного помещения, через эту же комнату инокам приходится проходить: но, может быть, скоро уйдет казначей, тогда в той комнате, которую он занимает, я устрою приемную. Ужасный человек этот казначей, никого признавать не хочет, полный самочинник. От дел я его уже отстранил, так он хочет переводиться в другой монастырь – дорога скатертью. Впрочем, кроме него, монахи здесь хорошие, я недостоин таких иноков. Спаси их, Господи. Нахожу, что они не отличаются от оптинских – один дух, одно стремление к Богу, а потому Старо-Голутвин монастырь я бы назвал отделением Оптиной. Всей братии 50 человек. Служащих, со мною, 10 человек, их них 5 иеромонахов и 4 иеродиакона; затем человек 6 манатейных и 10 рясофорных, остальные – послушники. Но это народ непостоянный, сегодня он здесь, а завтра нет. Впрочем, и из них, хотя из некоторых, впоследствии образуются иноки.

Да, не думал я попасть сюда! Рассчитывал два-три года погостить еще в Оптиной с детками, а потом уйти в безмолвную келлию, не других грехи рассматривать, а оплакивать свои собственные, чтобы приготовиться к переходу в вечность. И вдруг вышвырнули меня из Оптиной, и очутился я среди молвы и суеты в Голутвине. Конечно, где тут спастись: всюду суета, уединения ни внутреннего, ни внешнего не достанешь, кажется, на вес золота. Всюду теснота и скорби. Впрочем, скорби о Господе несут с собою и радости, они идут, так сказать, параллельно друг другу, даже тесно соединены между собою. Зане яко же избыточествуют страдания Христова в нас, тако избыточествует и утешение наше²⁸⁴. Вот в миру еще теснее, большое там нестроение. Жалуется мне одна мать: муж у нее немец, лютеранин, и глумится над религией; сын неверующий, еще мальчик, а уже в церковь не ходит, что делать? Есть русская пословица: над чем посмеешься, тому и поработаешь. Пути Божии неисповедимы: может быть, Господь еще и обратит их к Себе.

Из всех наций я считаю самыми жизненными славянскую и германскую. Про романскую этого нельзя сказать. «Немец» же и «атеист» – как-то несовместимые понятия. В душе немца есть вера. Собственно, как говорит Тертуллиан, учитель Церкви, каждая душа, и китайца, и японца, и какого угодно дикаря по природе – христианка. В ней есть особые струны, надо только уметь затронуть их, и душа обратится ко Христу. Что сын не ходит в церковь – это тоже может быть поправимо. Скажите, – говорю, – ему просто, что в церковь ходить надо. Слово хотя и простое, но сказанное от сердца, сильно влияет на человека, а слова и умные, да не от души сказанные, ничего не стоят. Это все равно, что встать около окна и дуть в форточку против ветра: какая польза? Слова матери имеют творческую силу, так как они, конечно, исходят из самой глубины сердечной; великую силу имеет и слово духовного отца. Посоветовал матери привести ко мне сына. Я спрошу его, – говорю ей, – почему ты, Володенька, в церковь не ходишь? Он, наверное, сошлется на какой-нибудь авторитет, а может быть, призадумается да изменится.

Как удастся устроиться мне здесь, не знаю. Конечно, ничего не совершается без воли Божией. Игумен здешнего монастыря – преподобный Сергий, его и посох находится в храме. Мне часто указывают, что день моего рождения 5-го июля – как раз память преподобного Сергия. Может быть, он и позвал меня сюда. Спаси, Господи, преосвященного Трифона: если бы не он, то я и до сих пор бы жил еще в Москве, дожидаясь посвящения. Дал он мне помещение у своего письмоводителя (благородной тоже души человек), но, конечно, и мне там долго жить стеснительно, да и их я стесняю.

Преосвященный сам съездил к митрополиту и походатайствовал за меня, и я был посвящен в архимандрита. Ничего не знает о себе человек. Святой Иоанн Златоуст²⁸⁵ был архиепископом Константинопольским, и вдруг взяли его да и перевели в Команы. На все воля Божия.

Господь везде. Слава Богу за все! Аминь.

После обедни Батюшка говорил проповедь о Рае, начинается она так: «Отчего плачет дитя при рождении, выходя из материнской утробы? Отчего плачет человек, умирая?

Про Рай – его можно улучить, но постичь невозможно.

Мы переносим здесь скорби и страдания оттого, что мы не для этой жизни созданы»...

Давно это было, в шестом веке, то есть от Рождества Христова прошло более пятисот лет.

Два образованнейших мужа²⁸⁶, и притом глубоко верующие, решили совершить кругосветное путешествие и обойти все существовавшие тогда монастыри, чтобы узнать и записать особенные случаи милости и благодати Божией в назидание себе и людям.

В настоящее время, к сожалению, образованность светская и глубокая вера часто не соединяются: сплошь и рядом случается, что светские образованные люди бывают неверующими и ведут порочную жизнь.

Но с этими мужами было иначе. Образование не удалило, а приблизило их к Богу. Они свое путешествие совершили и составили книгу под заглавием «Луг духовный»²⁸⁷.

Люди летом стремятся покинуть душные города, чтобы подышать свежим воздухом, – одни на неделю, другие на месяц, а более состоятельные уезжают на все лето. Подобно тому, как освежающе действует на человека природа, так и эта книга освежает человека духовно. Издается она в Троице-Сергиевой Лавре, и цена дорогая – около двух рублей. Но стоит она дороже.

Там говорится про монахиню, удалившуюся в пустыню, чтобы не быть соблазном для полюбившего ее юноши. Она живет там восемнадцать лет, питаясь мочеными бобами, которые она взяла из города. Про мужа и жену, отдавших пятьдесят монет христианскому Богу, и потом получивших вшестеро больше обратно...

В настоящее время случается, и довольно часто, что муж совращает жену в неверие, жена – мужа, и уходят они в штунду, в толстовство²⁸⁸ и гибнут безвозвратно.

Но не должно быть так. Надо молиться друг за друга: муж за жену, жена за мужа, отец за детей и т. д., чтобы Господь не попустил никому погибнуть, но остаться в лоне Православной Церкви. Аминь.

В четверг, 24-го, Батюшка говорил о крестном знамении. В субботу, 26-го, – о злопамятстве и о блуднице, которая все свое имение отдала, чтобы спасти человека от самоубийства. 2

27-го, в воскресенье, – об аде, о детоубийстве: отлучение на 10 лет от причастия.

Сегодня одна из духовных дочерей моих просила меня подписать карточку. Еще до обедни я подписал ее, как обыкновенно: «Боголюбивой рабе Божией такой-то от грешного архимандрита Варсонофия», хотел уже выставить дату, но сначала раскрыл Евангелие... Вообще я редко так поступаю и другим не советую, так как это напоминает гадание, но сегодня случилось, что я раскрыл Евангелие и вышла 4-я глава от Марка 35-й стих: Переправимся на ту сторону. Эти слова я и написал, а потом уже выставил дату.

Идя к обедне, я раздумывал, что бы означали эти слова: «Переправимся на ту сторону». Как вы знаете, я уже вам говорил, что Евангелие имеет двоякое значение: одно историческое, другое – глубоко таинственное, относящееся ко всякой христианской душе.

Так и здесь. Слова «Переправимся на ту сторону» Господь сказал Своим ученикам при таких обстоятельствах: Христос и апостолы находились на западном берегу Генисаретского озера; кто не совсем забыл географию, тот знает, что это озеро находится в Азии, в Палестине, расположенной у Средиземного моря. Христос сказал: «Переправимся на ту сторону», и ученики, взяв с собой Иисуса, поплыли. Они находились уже на середине озера, как поднялась сильная буря. Волны заливали лодку, а Христос спал у кормы. Ученики в страхе начали будить Учителя: «Господи, Господи, проснись, мы погибаем!» И, восстав, Господь запретил ветру, и сделалась великая тишина. Так говорит Евангелие об этом событии.

Но есть еще и другой смысл этого повествования. Каждая душа ищет блаженства, стремится к нему. Но греховная жизнь не дает человеку истинной радости, напротив, несет с собой тоску и разочарование, а в душе раздается голос Божий: «Переправимся на ту сторону», – то есть зовет начать новую жизнь во Христе. Томится душа и нигде не находит утешения. Обращается к родным, но и те не понимают ее: «Надо тебе развлечься, пойдем в театр; мы уже и ложу взяли». Знакомые тоже предлагают разного рода развлечения, но все это не в состоянии утешить душу, ищущую Бога.

К кому идти? Рассказывать все священнику? Но пойти к нему на дом стеснительно, а в церкви поговорить с ним трудно. Конечно, можно придти на исповедь; но у каждого священника масса исповедников, в пост до двух тысяч и более бывает; где же ему взять время еще для беседы?

Но вот Господь посылает ищущей душе руководителя в лице подруги или духовника; она может теперь с их помощью переправляться на другую сторону.

Когда ученики сели в лодку, то взяли с собой Иисуса. Так и в плавании по житейскому морю необходимо быть с Господом. Замечательно, что Христос находился на западной стороне и поплыл к востоку – и всякая христианская душа стремится к востоку, к Горнему Иерусалиму. Но враг не оставляет человека. Вот поднимается сильная буря – буря страстей и скорбей. Нестерпимо тяжело, а Господь как будто позабыл, спит. «Господи! Господи! Спаси меня, я погибаю!» – должна вопиять душа, и Господь, может быть не скоро, но все-таки услышит ее, а когда войдет Он в душу, то сделается великая тишина, умолкнут страсти и водворится мир и радость.

Часто обращаются ко мне с вопросами: «Как спастись, как получить Царство Небесное?» В Евангелии сказано: «Аще не снесте Плоти Сына Человеческаго, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе»²⁸⁹, следовательно, кто принимает Пречистое Тело и Кровь Христову, тот получает залог жизни вечной. Для спасения необходимо быть членом Православной Церкви. В настоящее время развелось множество сект: все секты находятся во вражде между собою и только в одном сходятся – в непримиримой вражде к Православной Церкви, в желании подстроить ей какую-либо пакость.

Особенно распространилась теперь вредная секта баптистов, похищающая много людей из лона Православной Церкви. Приходила ко мне недавно одна женщина в большом горе: муж ее изменил Православию, перешел в баптисты и оставил ее с малыми детьми. Спрашиваю:

– Отчего же он перешел? За деньги?

– Нет, он был верующим, все книжки читал и хотел спастись, да встретился с баптистами на го́ре. Те говорят ему: «Переходи в нашу веру, так как истина только на нашей стороне». Он и поверил им. Сначала перестал ходить в церковь, два года не причащался, а теперь и совсем ушел к баптистам, нас бросил. Что будет с ним?

– Он погибнет, – отвечаю, – если не вернется к Православию.

Иногда приходят ко мне сектанты:

– Вот мы веруем во Христа и ищем Его, где Он?

– Он, во-первых, на Небе проявляет особенно славное Свое присутствие; а во-вторых, на земле – в Церкви; вы находитесь в ней?

– Нет, от Церкви мы отошли, но все-таки надеемся спастись.

– Ну, так суетна ваша надежда, вне Церкви спасение невозможно.

Люди, находящиеся в Церкви Православной, направляются к Горнему Иерусалиму, т. е. к Царствию Небесному, верным путем; они плывут по житейскому морю в ладье, где кормчий – Сам Христос; те же, которые вне Церкви, стремятся переплыть это море на одной доске, что, конечно, невозможно; и гибнут безвозвратно.

Господь беспредельно благ. Жертва, принесенная на Голгофе, так бесконечно велика, что грехи всего мира по сравнению с этой жертвой «яко ничесоже». Это все равно, как если бы кто взял горсть или пригоршню песка и бросил в море. Замутилось бы оно? Разумеется нет, оно останется по-прежнему невозмутимым. Но и эта горсть может погубить нас, если мы не считаем себя грешниками и не каемся пред Господом. Причащение Святых Таин попаляет все грехи; отчего, особенно у простых людей, всегда спрашивают: причащался ли больной перед смертью? Если узнают, что усопший сподобился Святого Причащения, то радостно восклицают: «Слава Тебе, Господи!»

Однажды, когда я был еще послушником, вышел я из своей безмолвной келлии теплою июльскою ночью. Луны не было, но бесчисленное множество звезд сияло на темном небе. Любил я ходить по уединенной аллее скитского сада в это позднее время, чтобы, оставшись наедине с Богом, оторваться от всего житейского. Подхожу к большому пруду и вдруг вижу одного нашего схимника, о. Геннадия²⁹⁰, проведшего в Скиту уже 62 года. Последние годы он совсем не переступал за скитские ворота и позабыл про мир.

Стоит неподвижно и смотрит на воду. Я тихо окликнул его, чтобы не испугать своим внезапным появлением. Подошел я к нему:

– Что делаешь ты тут, отче?

– А вот смотрю на воду, – отвечает он.

– Что же ты там видишь?

– А ты ничего не видишь? – в свою очередь спросил о. Геннадий.

– Ничего, – ответил я, – вода и вода.

– А я, – сказал схимник, – созерцаю премудрость Божию. Я ведь полуграмотный, только и научился Псалтирь читать, а Господь возвещает мне, убогому, Свою волю; и дивлюсь я: часто ученые люди не знают самого простого относительно веры. Видишь ли, все это звездное небо отражается в воде. Так и Господь вселяется в чистое сердце – следовательно, какое блаженство должны ощущать души, стяжавшие чистоту! Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят²⁹¹.

– Вот я сколько ни стараюсь, не могу стяжать душевной чистоты, хотя и знаю, как это важно.

– А понимаешь ли ты, что такое чистота сердца? – спросил о. Геннадий.

– По опыту не знаю, так как не имею этого, – ответил я, – но думаю, что чистота заключается в полном бесстрастии: кто не имеет ни зависти, ни гнева, никакой другой страсти, у того и есть чистое сердце.

– Нет, этого мало, – возразил схимник, – недостаточно только ополоснуть сосуд, надо наполнить его еще водой; по искоренении страстей надо заменить их противоположными добродетелями, без этого не очистится сердце.

– А вы надеетесь войти в Царствие Небесное, о. Геннадий?

– Надеюсь, что там буду, – сказал он уверенно.

– Так как же? Ведь вы сами говорите, что не имеете чистоты душевной, а только чистые сердцем Бога узрят?

– А милосердие Божие? Оно и восполнит все, чего недостает. Оно беспредельно, и я имею твердую надежду, что и меня Господь не отринет, – сказал схимник, и в словах его слышалась глубокая вера и искренняя надежда на милосердие Божие.

Но что такое Царство Небесное – мы не в состоянии себе представить; мы можем Рай получить, но не можем его постигнуть. Апостол Павел, который был восхищен до третьего неба, говорит только, что око не виде, и ухо не слыша...что уготовил Бог любящим Его²⁹².

У нас в Скиту жил один подвижник, о. Игнатий²⁹³ глубокий 90-летний старец. Вел он очень высокую жизнь, но так умел скрывать это от людей, что очень немногие знали о том. Когда скончался батюшка о. Анатолий, то я иногда навещал о. Игнатия и уходил от него радостным и полным новых сил. Раз я спросил его (а тогда я был новоначальный и задавал иногда прямо нелепые вопросы), видел ли он когда-нибудь Рай?

– А тебе на что это знать? – сказал старец.

– Да очень хотелось бы, так как Рай представляется в различных видах.

– Ну, за твою любовь скажу: видел – только не я, а один подвижник (он назвал его имя). Видишь ли, как это было: однажды уснул он и видит море необычайно красивого цвета, какого он никогда еще не видел. По ту сторону возвышается великолепный город, где рядами стоят дворцы и храмы. «Вхожу я, – говорит он, – в город и не могу надивиться его неизреченной красоте. Эти великолепные дворцы населены, и насельники их так прекрасны и исполнены великой радости. Встретили они меня, и я исходил с ними весь город, все время дивясь его величию. Начал проситься, чтобы меня там совсем оставили, но мне возразили, что теперь еще нельзя, но и мне уготовано здесь жилище. Я просил показать его. Мне показали дворец необычайной красоты, я даже и передать не могу, что это было такое. «Это твое жилище вечное, сказали мне, – но пока поживи еще в скиту Оптиной Пустыни, в твоей келейке», – и я заплакал от умиления, созерцая мое будущее жилище. «Господи, Господи, недостоин я этого, за что Ты так бесконечно милосерд? Я желал бы хоть в каком-нибудь углу сего дивного града...», – и проснулся. Открываю глаза, вижу: вся подушка омочена слезами, и опять я в своей келлии, тот же образ Казанской Божией Матери висит в углу, та же бедная обстановка, стул, на котором ты сидишь и из которого видна мочала, – все то же. И, вспоминая виденное во сне, прославил я благость Божию, милующую и спасающую нас грешных».

Да сподобит же и всех нас Господь войти в Его Царствие. Аминь.

Сегодня день моего рождения. Конечно, здесь ничего нет замечательного, все рождаются, но родился я очень слабым, думали, сейчас умру. Послали за священником о. Алексием, погрузили меня троекратно в воду, и я сделался совершенно здоровым. Собственно, надо бы назвать меня Сергием, но почему-то назвали Павлом, во имя апостола Павла, память которого уже ранее праздновали. Это имело, конечно, тоже свое значение, но раньше я не задумывался, а теперь и хотел бы узнать, да спросить некого.

(... )²⁹⁴ Перевели меня в обитель преп. Сергия, и снова кресты – золотые, серебряные, но все же кресты. Наконец, получаю картину «Снятие со Креста», но когда это будет – неизвестно. Да, ничего не бывает без значения. Когда я был маленький, то любил все подавать священнику, и мне часто говорили: «Быть тебе священником». Вот и исполнилось.

Жили мы в селе, и иногда к нам приходил побеседовать наш батюшка о. Алексий, уже старец, человек старинного времени. Однажды пришел он к нам и говорит моему отцу:

– Отчего вы Павлушу в алтарь не пускаете?

– Да как в алтарь, неудобно...

– Нет, пусть он стоит в алтаре, и я сам буду давать ему просфору.

С тех пор, с пятилетнего возраста и до отправления моего в гимназию, я стоял в алтаре, и батюшка с престола давал мне антидор. Вот когда еще было предзнаменование, что я буду священником. Мы с матерью каждодневно ходили к утрене, и, бывало, отец не раз говорил:

– Что ты его таскаешь в такую рань, он маленький, устанет.

Но мать всегда отвечала на это:

– Я желаю ему добра. Ты поручил мне его воспитание, а потому и предоставь мне поступать, как я нахожу нужным.

Как я благодарен теперь моей матери! Когда я поступил в монастырь, то она была еще жива, и я написал ей: «Вот плоды твоего воспитания». А мать как бы предчувствовала, что я поступлю в монастырь. «Дай тебе, Господи, Павлушенька, счастье и талант, – говорила она часто, – хотя я тебе не родная мать, но искренне к тебе расположена и молюсь за тебя!». Видно, не земное счастье она подразумевала, когда говорила. И вот ее святыми молитвами я теперь, хоть и недостойный, но инок.

Когда я отправился в Оптину для поступления в Скит, то пришлось мне побывать в Калуге. Раньше железной дороги до Козельска не было, а от Калуги надо было ехать на лошадях. Говорят мне, что в Калуге живет какая-то блаженная Аннушка, семидесятилетняя старица, дочь священника. Уже сорок лет лежит она больная (у нее паралич ног), вся в пролежнях, но отличается святостью жизни, и многие посещают ее. «Если не погнушаетесь, – говорят мне, – то зайдите и вы к ней за благословением». Вначале я боялся идти к ней, думая, что, может быть, это и прелесть бесовская. Но меня уверяли духовные люди, что это действительно истинно блаженная душа.

Я пошел. Вхожу в ее келейку: лежит она на своей кровати из трех тесинок, покрытых войлоком. Была она круглая сирота, а за ней ходила какая-то старушка. Бедна до последней степени, но зато чиста была вся обстановка ее комнатки. Только я вошел, как больная встрепенулась и быстро начала раздеваться, начала снимать даже рубашку: я отвернулся. А она и говорит: «Дай-ка мне тот зеленый кафтан²⁹⁵». Я подал ей кафтан, висевший на стене. Надев его, она стала говорить: «Видишь, какая я стала красивая, какая хорошая, видишь?» Для меня это было совершенно непонятно... Наконец я спросил у нее: «Чем же у меня все кончится?» Она взяла и завернулась с головой в кафтан и так села. Я вышел от нее, когда она была все еще в таком состоянии. Я ничего не понял и спросил об этом... Мне сказали, что это обозначает монашество. А тогда я еще и не думал идти в монастырь.

Я продолжил свой путь. Около одной станции возница предложил мне заехать к одному юродивому Иоанну. Надо было немного свернуть в сторону, я согласился, обещая заплатить. Про этого юродивого рассказывали, что он живет у своего брата, деревенского мужичка, который на зиму привязывает его за нитку за ногу, а летом освобождает, обращается с ним грубо и бьет его. Домашние считали его за дурачка, но народ уважал и любил его. Мужички той деревни рассказывают такой случай: во время сенокоса прибежал к ним однажды юродивый. Его спрашивают: «Что тебе надо, Иванушка?» Он что-то сказал, засмеялся и побежал по направлению реки Жиздры. В этом самом месте был крутой обрыв и одно из самых глубоких мест реки. Смотрят – пропал. «Ну-ка, потонет!» – думают мужички. Что делать? Подбегают к речке и видят: Иоанн перешел через речку во всей одежде на другую сторону, вышел на берег и говорит им: «Спаси вас, Господи», – поклонился всем и ушел.

Я остановил возницу и вошел в избу, где жил юродивый Иоанн. Был я тогда еще военным, хотя не в форме. Вижу, сидит он на печке в длинной белой рубашке. Вхожу, а Иванушка и говорит:

– Батюшка пришел.

Ему говорят:

– Это не батюшка, – думая, что он ошибся. А Иванушка опять:

– Батюшка пришел.

Потом подходит ко мне и подводит меня к образу: образ большой Покрова Пресвятой Богородицы, совсем новый, покрытый лаком. Юродивый, обратясь ко мне, говорит: «Образ-то потуск, обмыть надо». Я ничего не понял из его слов. «Слышишь – потуск», – повторил он. Затем дал мне в руку плетку и произнес:

– Ох, кошчонка²⁹⁶ какая, ударь ее. Видишь, она за тобой бегает? Ну-ка ее так, хорошенько ее, так!

Я автоматически ударил раза три по воздуху, ничего не понимая. Он продолжал:

– А, убежала! Что?! Ах она, кошчонка!

Затем Иванушка взял мои перчатки и сказал:

– Отдай Боженьке. – Мне показалось это странным.

– Может быть, тебе нужны? – спрашиваю.

– Нет, мне не надо, отдай Боженьке. – Потом взял мою шапку из смушек и опять произнес: «Отдай Боженьке!» Потом мое пальто взял с такими же словами. Я, не понимая значения его слов, сказал:

– Если я все отдам Боженьке, то в чем же сам-то поеду, мне довольно далеко.

– Да, тебе далеко, но ты доедешь, – радостно воскликнул юродивый.

В это время вошел в избу брат Иоанна. «А у нас батюшка», – сказал юродивый. Брат пояснил: «Он у нас совсем без ума, принял вас, верно, за попа, что ходит к нам из соседнего села». Потом уже я узнал, что слова юродивого имели глубокий смысл. Если бы нам иметь хоть каплю его безумия! Тогда было 3 часа пополудни, начиналась заря. Я стал с ним прощаться. Он обратился к окну прямо на Оптину Пустынь, на зарю, и стал смотреть. Что он видел – не знаю, он, конечно, мне этого не сказал. Но видно было, что он видит дивное видение. Так я и ушел от него.

Когда я уже поступил в Оптину Пустынь, то объяснили мне значение слов блаженной Аннушки и Иоанна. Сбрасывание одежды и облачение в новую означает совлечение ветхого человека и облачение в нового, во Христе. Слова «образ потуск» имели сокровенный смысл: они относились не к вещественному образу, а к душе человеческой, потускневшей от мирской жизни. В песне церковной поется о Христе, что Он пришел «Свой паки обновить образ, истлевший страстьми»²⁹⁷. Кошка и удар кнута означали необходимость бороться с темною силою злых духов. «Отдай все Боженьке» означает, что иноку надо все сложить к ногам Христовым не только вещественное, но, главное, отдать Ему всю свою душу. Когда я спросил о. Анатолия: «А что значит, что юродивый назвал меня батюшкой?» – тот ответил: «После поймете». И теперь я действительно батюшка. Истинно, нет ни одного даже случая ничтожного, который не имел бы значения, только часто мы этого не понимаем.

Да поможет нам всем Господь внимательно проводить дни своей жизни, чтобы по смерти войти в Царство незаходимого света. Аминь.

Указ о моем назначении в Старо-Голутвин монастырь вышел впервые 6-го февраля сего года, как раз в день памяти преп. Варсонофия Великого. Святитель Варсонофий, имя которого я ношу, назван был в честь этого Преподобного, а потому Варсонофий Великий является для меня как бы «дедушкой». Так как назначение мое состоялось именно в этот день, то вижу здесь волю Божию.

Преподобный Варсонофий Великий подвизался в шестом веке в обители аввы Серида и был современником аввы Дорофея, преп. Иоанна Пророка и преп. Досифея.

Такие молитвенники, как преп. Варсонофий Великий, являются из рода в род. Затворился он в келлии и прожил там 50 лет. Сначала ему приносили пищу, а также спрашивали его советов, и он давал письменные ответы. Впрочем, через несколько лет он отказался от пищи, верно, Ангелы питали его; никто не входил к нему, только слышали его голос и из этого заключали, что подвижник жив. Однажды монастырь посетил Константинопольский Патриарх. Узнав о необычайном образе жизни преподобного Варсонофия, Патриарх усомнился, что подвижник может жить при таких условиях, и велел подкопать келлию. Когда это сделали, то вырвалось пламя и едва не сожгло всех присутствующих, приведя их в трепет. О кончине преп. Варсонофия было возвещено чудесным образом.

В этот день, т. е. 6 февраля, Святая Церковь празднует еще память св. мученицы Дорофеи. Эта святая была дочерью богатых и знатных родителей. Красавица собою, она имела красивой и душу, преданную Христу Спасителю. Когда правителю донесли, что Дорофея исповедует Христа, он призвал ее к себе и уговаривал отречься от веры. Та наотрез отказалась. Друг игемона Феофил, ученый язычник, также пытался убедить Дорофею поклониться богам, но не имел успеха.

– Тогда я буду мучить тебя, – сказал правитель.

– Мучай, – ответила девица.

Дорофею подвергли страшным истязаниям, но муки не могли одолеть ее. Наконец, видя, что ничего с ней не поделаешь, игемон осудил святую на мечное усекновение. Когда мученицу вели на казнь, Феофил насмешливо говорил ей:

– Куда идешь ты, Дорофея?

– Ко Христу в Рай, – ответила та.

– И ты убеждена, что ты там будешь?

– Да, – ответила твердо мученица.

– Я слышал, – продолжал Феофил, – что в Раю есть какие-то сады с плодами. Пришли мне оттуда яблок.

– Пришлю, – был ответ.

Когда Дорофея упала под ударом палача, явился необычайной красоты мальчик с корзиной плодов, отдал их Феофилу и стал невидим. Все изумились. Плоды были необыкновенные, каких на земле никто не видел, да и не время было сбора плодов. И вот, пораженный этим чудом, Феофил воскликнул:

– Значит, все это не миф, что есть Христос и Рай, про который говорила Дорофея!

И Феофил сделался христианином. Благодать Божия обратила язычника на истинный путь. Эта же благодать действует и поныне. Иной совершенно отошел от Бога, только по списку значится православным. Он и в церковь не ходит, и не причащается, но вдруг услышит такое призвание Божие и весь загорится. Этот божественный огонь сохранит он потом на всю жизнь. Такое явление бывает и в наше время.

Один англичанин по имени Джеймс написал свою исповедь, в которой рассказывает, как обратился ко Христу²⁹⁸. Был он совершенно неверующим, не признавал ни Православия, ни англиканства, над всем кощунствовал. У Джеймса был товарищ православный, глубоко верующий. Однажды англичанин шел по улице и вдруг встретил экипаж своего друга. Этот последний велел остановить лошадей и довезти его. Они поехали. Но вот на пути часовня.

– Я зайду помолиться, – сказал Джеймсу товарищ.

– Зайди, а я тебя здесь подожду.

– Да, но только ждать тебе придется долго, – пожалуй, с полчаса пройдет, так как сейчас там читают акафист Божией Матери.

– А мне можно зайти? – спросил Джеймс.

– Конечно, можно.

Они вошли в часовню. Джеймс устремил взор на икону Божией Матери и вдруг упал без чувств. Его отвезли домой, привели в чувство. Придя в себя, Джеймс сказал своему другу:

– Ах, если бы ты знал, что я видел! Когда я внимательно смотрел на икону, то вдруг Сама Матерь Божия, как живая, отделилась от образа, подошла ко мне и возложила на мою голову Свой омофор. Не могу передать тебе, какая неземная радость охватила мою душу. Сам не знаю, что тогда со мной сделалось, это все равно, как если бы слепому от рождения, ну хоть посредством операции, вернули зрение, и он не понял бы сразу, что такое свет. Отныне я православный христианин.

Милосердный Господь взирает на душу человека. Правда, Джеймс смеялся над всем, но, верно, в глубине души верил, и эта раздвоенность доставляла ему мучение. И вот Бог помиловал его, и Сама Матерь Божия взяла на Себя миссию привести его ко Христу.

А вот еще случай, выходящий из ряда обыкновенных. Не далее как сегодня рассказала мне его одна женщина. Было у нее два сына. Одному 17 лет, другому 20. Однажды они заболели какою-то странною болезнью. Тела их покрылись волдырями и распухли. Лекарства не помогали, да и доктор не в силах был определить болезнь. Один из сыновей умер в больнице, а другой лежал дома. Мать уговаривала его причаститься, несколько раз приходил и священник со Святыми Дарами, но больной кричал, брыкался и не допускал до себя. Наконец, он затих, видно, материнская молитва дошла до Бога, исповедался и причастился Святых Таин, после чего жил не более получаса и скончался. Едва он умер, как изо рта покойного выползла змея и тут же издохла. Необъяснимо это! Я отказался ей ответить. Как попала в него змея? Как жила она в человеке? Можно бы сказать, что все вздор и успокоиться, свалив все на галлюцинации. Это так просто, но женщина – живое лицо, свидетельствует факт, да и кроме нее около усопшего были кумовья и сватья, следовательно, не могли же все ошибиться. Спрашиваю:

– Куда же вы дели змею?

– Да тут поганое ведро стояло, мы туда и бросили. Отчего произошла болезнь, не знаю, – заключила женщина, – только один лихой человек грозил мне, что изведет моих сыновей.

Да, много есть таинственного, до чего не дошла наука и вряд ли дойдет когда-нибудь. Нынче все хотят объяснить, минуя веру, но величайшие истины познаются верою. Вот собираетесь вы сюда и по вере получаете утешение. Спасетесь ли? Верю, что спасетесь. Ходите в церковь, соблюдайте посты, говейте, причащайтесь Святых Таин и потом поедете на ваш тяжелый труд с обновленными силами. Сначала приезжали вы в Оптину, верою получали духовное удовлетворение от этих поездок. Я имел там возможность беседовать с вами иногда час, два, а случалось – и по три. Затем я шел в свою внутреннюю келлию заглянуть в свою душу, что там делается, а вы шли в монастырь. Помню, после одной беседы все мы как-то притихли, видно, произвела она на нас сильное впечатление, оторвав от всего житейского. Вышли мы в лес, а стояла чудная летняя ночь. Звездное небо было так величественно, что жаль было оторвать от него взор, но вспомнилось тогда, что за этим небесным сводом, там, в Раю, несравненно лучше. Что такое Рай, мы не знаем, совершенно он духовен или есть в нем нечто вещественное – нам неизвестно. При погребении Пресвятой Богородицы св. Иоанн Богослов нес за гробом райскую ветвь, которая была вещественна, и плоды, присланные из Рая мученицей Дорофеей, были тоже не воображаемые – их можно было вкушать, но каким образом вещественные вещи были в Раю, это тайна Божия. Нет в Раю ни садов, ни городов, так как и мы-то будем другие, и все земное уже не нужно будет для нас.

Один проповедник говорит: «О, Раю желанный! Мы можем тебя внутренне созерцать, но не можем тебя постигнуть». Блаженны будут наследовавшие жизнь вечную. Те же, которые не войдут в Рай, снидут в ад, где царствует вечная смерть. И идут сии (т. е. грешники) в муку вечную, праведницы же в живот вечный²⁹⁹. Следовательно, чтобы наследовать жизнь вечную, надо быть праведным. Но как этого достигнуть? – Верою во Христа и исповеданием Его. Святая Дорофея претерпела всевозможные мучения, но не отпала от Господа. И ныне враг воздвигает сильное гонение на последователей Христовых. Если кто ходит в церковь, говорят – ханжа; читает священные книги и соблюдает посты – такого сочтут за невежественного и отсталого, и едва ли не за полусумасшедшего.

«Но вот, – говорят, – один профессор, ученейший человек, а ходит в церковь и исполняет все ее постановления». На это возражают: «Хотя он и образованный человек, но не вполне нормальный». Вот и приговор от людей мира сего! Но не надо смущаться подобными суждениями, необходимо все претерпеть, перенести все насмешки, но не изменить Христу. А к сожалению, есть такие малодушные, как говорят, мягкотелые, которые не выдерживают, перестают ходить в церковь и молиться – и отпадают от Христа.

Оставайтесь, детки, верны нашему Спасителю. Вот приехали вы в Старо-Голутвин под покров преп. Сергия, слетелись вы к нему, как птички с разных концов, всех-то он вас знает наперечет и не оставит за усердие к святой обители.

Храните свою лампаду веры и любви к Богу. Вот у Толстого она разбилась, и он погиб навеки. А ведь раньше он был верующим человеком, как говорила мне его жена Софья Андреевна, и в церковь ходил, и причащался. На го́ре в Париже сошелся он с одним невером³⁰⁰ и это погубило его. Взял он своего нового друга в Ясную Поляну и стал отдаляться от Церкви, повертывал он и вправо и влево, пока не погиб окончательно.

Мне пришлось разговаривать о Толстом с одним епископом:

– Ведь несомненно было у него желание повернуть к Богу, иначе не приехал бы он в Оптину (кстати, приснопамятный Зиновий и дверь мою показал, куда идти, но он не вошел)...

– Весьма вероятно, что явилось у него это желание, – сказал Владыка, – но Бог отверг его не ради его лишь грехов, но, главное, – за тысячи погубленных им душ, а также и за тех, которые могут погибнуть, читая его еретические сочинения, и будут погибать до скончания века.

Грустное явление наблюдается! Увлекаются различными лжеучениями, люди образованные – всякими ницшами, марксами, ренанами; но особенно жаль простецов, которые, читая Толстого, делаются толстовцами и отпадают от Православной Церкви – вне же ее спасение невозможно. Да сохранит вас Господь от всех этих еретиков!

Мой путь близится к концу. Чувствую слабость, и энергия уже не та, что была лет 15 назад. Дел множество, и не надеюсь уже я здесь успокоиться; молю только Господа: да упокоит Он меня в будущей жизни.

Недавно приезжал сюда священник Главного штаба Левашов³⁰¹; он бывает во многих религиозных кружках и встретился, между прочим, с И. и Б.³⁰², которые постарались убрать меня из Оптиной.

Зашел разговор о том, как стоит теперь старчество в Оптиной и почему взяли о. Варсонофия из Пустыни, ему там было хорошо. На это они ответили, что их надо благодарить, так как, переводя о. Варсонофия в Голутвин, они тем самым подняли этот монастырь. Конечно, я стараюсь привести в порядок эту обитель. Сначала мне было здесь очень трудно; монастырь я нашел в полном упадке, братия восставала, но теперь, слава Богу, все налаживается, и, разумеется, насколько хватит моих сил, я буду исполнять святое дело – устройство Голутвина монастыря, только сильно сомневаюсь, чтобы те, которые услали меня из Оптиной, имели это в виду. Но все во власти Божией. Мир вам. Аминь.

(...) Обитель расположена в двух-трех верстах от Риги³⁰³. Тяжело здесь, конечно, быть монастырю: почти одни иноверцы живут в этой местности, но все-таки и здесь Господь не оставляет, а спасает ищущие Его души. Обитель эта является как бы оазисом среди мятежного мира. Всякая душа имеет, в большей или меньшей степени, стремление к уединению, к пребыванию внутри себя. Только низменные души удовлетворяются блеском и треском суетной жизни и полагают все свое удовольствие в несмолкаемых разговорах, смехе и во всевозможных развлечениях. Господь Иисус Христос был истинным Богом, но и человеком, а потому, воздавая должное человеческому естеству, и Он по временам уединялся от окружающего шума и суеты. В Евангелии сказано, как Господь взыде на гору един. Для чего? Помолитися³⁰⁴. Если нуждался в уединении Господь, тем более нуждаются в нем люди. Все святые стремились к уединению. Некоторые из них оставляли всех и вся и уходили в непроходимые дебри и пустыни, чтобы быть наедине с Богом и, очищая свое сердце от всяких привязанностей и страстей, готовить себе блаженную вечность.

В средние века, лет триста тому назад, жил один подвижник по имени Лука. Целые массы народа приходили к нему за советом, и подвижник начал тяготиться всегдашнею молвою. Жаждал он уединения, но, боясь самочиния, обратился для решения этого вопроса к святому Феофилакту. Этот последний дал ему такой ответ: «Поступи так, как Арсений Великий³⁰⁵ был научен Господом». Лука понял эти слова и удалился в глубочайшую пустыню, где незримый никем, кроме Бога, и дожил дни своей жизни³⁰⁶.

Итак, Преп. Лука последовал Арсению Великому, достигшему такой чистоты сердца, о которой мы и понятия не имеем. Преподобный Арсений был образованнейшим человеком своего времени. Император Феодосий дал ему место первого министра и, назначив воспитателем своих сыновей Аркадия и Гонория, назвал другом императора.

Все воздавали Арсению почести, он обладал несметным богатством, имел множество дворцов, но все-таки тяготился этой жизнью и чувствовал неудовлетворенность. Однажды после крупной неприятности, вышедшей между ним и наследником престола Аркадием, за которую последний поклялся отомстить Арсению, Арсений оставил все и удалился в один отдаленнейший скит в Египте. Здесь он жил сначала в общежительном монастыре, но враг начал сильно смущать его: «Что ты здесь делаешь, Арсений? Ты, пользовавшийся когда-то такой славою, вдруг живешь, как слуга – тебя может выругать каждый послушник. Вернись лучше к прежней славе, будь другом императора». Чтобы победить козни врага, преподобный Арсений затворился в келлии и почти никого не принимал. Когда Аркадий, бывший тогда уже императором, узнал о местопребывании преп. Арсения, то прислал ему письмо и предложил доходы со всего Египта в пользу Арсения, но тот отказался: «Для меня достаточно чашки воды, куска хлеба и несколько овощей», – ответил он. Своего уединения преп. Арсений не соглашался променять ни на что на свете.

Однажды одна римская матрона (то есть богатая и знатная женщина) предприняла трудное путешествие в египетский скит с целью увидеть Арсения. Переплыв реку Нил, она наконец достигла обители. Но Арсений встретил ее очень неласково и сказал ей: «Буду молить Бога, да изгладит Он скорее твой образ из моей памяти». Огорченная женщина вернулась домой и рассказала патриарху о нанесенной ей обиде. Патриарх утешил ее³⁰⁷. Взяв гладкую, хорошо отполированную доску, он провел па ней тоненькую черту, и она все-таки была заметна. «Вот, – сказал патриарх, – душа Арсения так чиста, что даже незначительное впечатление оставляет на ней след. Ему неполезно видеться с женщинами, так как женская красота отдаляет от Христа. Вот на колоде, на которой рубят говядину, так много зазубрин, что, конечно, одна лишняя будет совсем незаметна. Так и душе, все время находящейся в суете, лишняя встреча не нанесет большого вреда». Тогда матрона мысленно примирилась с преподобным Арсением.

Преподобный Лука бежал от всего, но не для всех это возможно. Были святые, подвизавшиеся среди мира, например, святой мученик Феодор принимал народ и наставлял его до самой своей мученической кончины.

Писал мне один студент Духовной Академии: «Не знаю, что мне делать. Профессора дают мне массу всяких знаний, но они не успокаивают душу: ищу я аскетического настроения, а его нет, и нет мира. Жажду бежать куда-нибудь от всего этого». Я посоветовал ему сначала окончить Академию, а там видно будет. Он послушался, окончил и теперь получил место в семинарии; но неудовлетворенность его и томление все продолжаются, мирская жизнь тяжела для него.

Все великие писатели томились суетою и молвою народной. Известный английский писатель Вальтер Скотт, пред которым воскуряли фимиам похвал его современники, говорил: «Если бы мне предложили выбор между жизнью, полной шума и блеска, и тюрьмою, то я выбрал бы последнее. «Тюремщик, запирай двери!» – воскликнул бы я».

Пушкин всегда стремился к одиночеству. Когда он женился на известной красавице Гончаровой и был сделан камер-юнкером, то, конечно, встало множество препятствий к уединенной жизни. Вот и вы, детки, по-видимому, тяготитесь миром; если съехались сюда и живете здесь, то, верно, оттого, что находите удовлетворение своим духовным запросам.

Над моим окном много ласточкиных гнезд. Приютились эти птички здесь, ничего с ними не поделаешь, нечистоплотные они, а разорять гнезда жалко. С утра до вечера носятся они над обителью. Вот и вы, подобно ласточкам, свили себе гнездышко около преп. Сергия и отдыхаете вдали от шумных городов – Петербурга, Москвы и т. д. Что привлекло вас сюда, как и в Оптину привлекало? Конечно, желание уединения. Ходите вы здесь в церковь, говеете, причащаетесь Святых Таин и набираетесь сил душевных и телесных. Всех вас знает преп. Сергий; конечно, он вас и раньше знал как благочестиво живущих, но теперь вы здесь, под его покровом. Наш монастырь основан им, и случилось это так.

Преподобный Сергий по внушению Божию дал свой посох ученику своему Григорию и послал его на место слияния Москвы-реки с Окою. Григорий сначала возразил: «Отче, ведь там разбойничье гнездо, меня непременно зарежут». Но Преподобный велел ему идти за послушание. И вот, несмотря на искушение врага, внушавшего ученику, что его зарежут, как барашка, он пошел.

Молитвами Преподобного совершилось чудо: разбойники из волков и тигров превратились в ягнят; все они сделались монахами, и лишь немногие, не согласившиеся на это, ушли в глубь лесов. Самое название монастыря «Голутвин» произошло от слова «голытьба», так называли разбойников.

Ведь и название «Оптина Пустынь» произошло тоже от имени разбойника. Когда-то в лесах, окружающих и ныне эту обитель, жили три знаменитых разбойника: Опта и два брата – Добрый и Лютый. Но Господь умилосердился над ними и обратил к покаянию. Раскаявшись в своих злодеяниях, они изменились и сделались монахами, основав монастыри, названные их именами: Оптин, Добрый и Лютов (Лютиков), существующие и поныне³⁰⁸.

И наш монастырь существует с тех пор, хранимый Господом от врагов внутренних и внешних.

Есть предание, что преп. Сергий посещает нашу обитель, и даже благочестно живущие иноки видели его. Я лично его не видал, да и теперь о чудесных посещениях преподобного что-то не слышно – мы недостойны этого, но верим, что духом он с нами.

Ослабело теперь монашество. Еще лет 40 тому назад были такие духовные исполины, как батюшка Амвросий, Анатолий, из белого духовенства – о. Иоанн Кронштадтский³⁰⁹; ныне же что-то не слыхать о таких. Может быть, и есть, но мы не знаем.

И несмотря на это, все-таки в монашестве легче спастись. Я не зову вас в монастырь: у каждой из вас свой круг деятельности. Исполняя о Господе свои обязанности, можно спастись и в миру.

Читайте Жития святых – это чтение побудит вас к подражанию, а может быть, Господь и разорвет круг, стесняющий вас, и выведет на широту заповедей Христовых и вселит вас в святую обитель. В монастырь поступить – дело большое, но вот одна из вас не убоялась и поступила, да поможет ей Господь.

А что делается в миру? Много расплодилось всяких ересей, и каждый стремится увлечь в свою веру: «У нас только истина, идите к нам», – кричат еретики. Не слушайте их, не верьте всяким ницшам и ренанам: они оставили Христа и, страшно сказать, они стыдятся Его. Не стыдятся некоторые раскланиваться с распутной женщиной и с каким-нибудь пьяницей, а тут вдруг стыдятся Господа, чтобы не уронить себя в глазах неверующих!

Но слово Христово остается неизменным: «Иже бо аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын Человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца. Своего со Ангелы святыми»³¹⁰. Забывают сии слова и стыдятся признаться, что они христиане.

Ныне иконы сохранились далеко не у всех. Их встретишь в квартирах священников, купцов, и то – старого времени, у крестьян, у мелких торговцев, но в домах так называемых интеллигентных людей икон не держат.

Про одного толстовца рассказывают, что в переднем углу его квартиры висел портрет Толстого с зажженною перед ним лампадой. Когда его спросили, зачем зто он сделал, он ответил: «Я преклоняюсь перед разумом Толстого». Вот Толстого не постыдился, а стыдится Христа.

А что скажет на это Христос на Страшном Суде Своем? «Идите от Мене, проклятии, во огнь вечный»³¹¹, – вот Его приговор.

Ужасно будет состояние грешников! А если сейчас явится Христос, где Он нас поставит? Надеюсь, одесную, не по делам, конечно, а по вере. Будем хранить веру Христову и по силе исполнять Его святые заповеди. Только не надейтесь на собственные силы свои, а просите помощи у Господа: «Господи, помози мне!» – и поможет.

Всем известен знаменитый композитор Моцарт. Имя его стяжало бессмертие. Однажды один немец, тоже музыкант, пожелал видеть Моцарта и отправился в Италию. Прибыл он в Милан и вдруг узнает печальную новость: «Моцарт умер». Музыкант был в большом горе, но его успокаивали:

– Умер отец, зато жив сын.

– А он похож на Моцарта?

– Вылитый отец!

– Ну хорошо, посмотрю на сына.

Ему показали, где его можно увидеть, – он служил в банке. Музыкант пришел к нему и нашел его сидящим за прилавком.

– Вы ли сын знаменитого Моцарта? – спросил немец.

– Я, а что вам угодно?

– Ничего, я пришел только посмотреть на вас.

– Что же на меня смотреть?

– Вы так же любите музыку, как ваш отец? Наверное, уже написали какое-нибудь бессмертное произведение? – продолжал музыкант.

– Никакого, уверяю вас; вот единственная музыка, которую я люблю, – и Моцарт-сын взял горсть червонцев и бросил на прилавок, – всякую же другую музыку я терпеть не могу.

Разочарованный немец вернулся в Германию и рассказал собравшимся товарищам о своем посещении Моцарта. Все задумались, а один из слушателей глубокомысленно произнес: «Да, не в отца». Действительно, сын был не в отца. Печальная история!

Мы, пожалуй, склонны осудить Моцарта-сына, но посмотрим лучше на себя. Все мы – дети Отца Небесного и должны были бы походить на Него. А что на деле выходит? И про нас часто можно сказать: «Не в Отца!» А между тем чтобы достигнуть Царствия Небесного, непременно нужно быть «в Отца», иначе туда не пустят. Вот святые были «в Отца». Они и называются преподобными, т. е. в высшей степени уподобившимися Богу; а нам грешным, хоть бы подобными-то быть, чтобы не лишиться вечной жизни.

Тяжело нынче спасаться: и монастыри оскудели духовною пищею и не дают часто хлеба просящим; не разумею чувственного хлеба – калача или сайки, а хлеба духовного – Слова Божия.

Многие души огрубели, и очами не видят, и ушами не слышат. Есть слепота и глухота телесная – трудно переносить их, но духовная глухота и слепота гораздо ужаснее. Да избавит нас от этого Господь Бог. Аминь.

То, о чем я хочу побеседовать с вами, полезно и для монашествующих, и для мирян.

В книге Притчей Соломона, жившего еще до Рождества Христова, говорится: «Сыне, всяцем хранением блюди твое сердце»³¹², и еще: «Даждь Ми, сыне, твое сердце»³¹³, – говорит Сам Господь через премудрого мужа.

Святой пророк Давид восклицает: «Сердце чисто созижди во мне, Боже»³¹⁴. Что это значит? То есть просит Господа избавить сердце от страстей, чтобы отдать его Богу чистым.

Господь сказал про сердце человека: «От сих бо исходища живота»³¹⁵. Сердце – это центр человека, от него все зависит: «Идеже бо есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше»³¹⁶.

Необходимо дать себе отчет, к чему лежит наша душа, что составляет ее содержание. Носим ли мы в себе Христа или привязываемся к чему-либо земному? Хорошо, если каждая из вас будет посвящать хоть час или два вечером на рассмотрение своего сердца, чтобы определить – любит ли оно Бога или что-либо временное. А возлюбить всей душой Христа необходимо: Даждъ Ми, сыне, твое сердце. Но что мы ныне замечаем: отдают свое сердце, но не Господу. Один привязывается к богатству так, что вся его радость в приобретении денег; другой ищет славы: ему ничего более не надо, только бы все говорили и преклонялись перед его талантом – это большей частью люди ученые или художники; третьи отдают свое сердце красоте: восторгаются красотами мира сего и особенно преклоняются перед красотою женщины – это опять художники.

Тургенев, например, высоко ценил женщину; все женщины в его произведениях окружены ореолом, мужские типы очерчены менее ярко. Из наших великих русских писателей только Гоголь, тоже поклонник всего прекрасного, в последнее время своей жизни ищет в женщине прежде всего христианку, и христианку истинную. Он, впрочем, такой не встретил – не потому, что среди русских женщин не было такой; нет, женщины-христианки у нас всегда были и будут, ими воспитывается молодое поколение, они являются залогом нашего счастливого исторического будущего, но, верно, потому, что было это ему неполезно.

Сегодня беседовал я с одной интеллигентной особой, окончившей гимназию и собирающейся поступить на курсы; она восхищается Тургеневым: «Куплю, – говорит, – полное собрание сочинений, и все перечитаю; очень уж ярко вырисованы у него женские типы». Да, она говорила справедливо. Тургенев – замечательный писатель-художник, но плохо он кончил. Не отдал он своего сердца Господу.

В одной своей статье, написанной незадолго до своей смерти, Тургенев говорит: «Довольно гоняться за красотой...»³¹⁷ и т. д., но, к сожалению, до конца жизни он гонялся за красотой. Много раз поэт увлекался: наконец, всю последнюю любовь, все, что осталось в его душе, он отдал безвозвратно женщине, а Христу не осталось ничего. Его он изгнал от себя. И кого же так полюбил Тургенев? Предметом его последнего увлечения явилась ветреная женщина, итальянская еврейка Виардо.

Вчера я служил молебен в Боброве и после него был у директора завода. Здесь я познакомился с одной дамой, которая лично знала многих наших писателей: Полонского, Гончарова, Тургенева. Про этого последнего она рассказывала, что Виардо ужасно относилась к нему: вместо того чтобы покоить его, 75-летнего старца, она просто третировала его и даже гордилась, что с великим русским писателем она обращается как с последним лакеем. А что же Тургенев? Он был ослеплен любовью и все переносил. Жалкое ослепление души! А Богу он принес минус. Перед смертью окружавшие Тургенева (нашлись все-таки добрые люди) позвали священника, но он отказался причаститься, да так и умер. Предстал он Господу, а Господь требует прежде всего сердца, Ему преданного, но Тургенев отдал свое сердце человеку, а не Христу. Еще на земле он принял возмездие, а какая участь его ждет за гробом – страшно и подумать.

А ведь было время, когда Тургенев был верующим человеком и высоко ценил эту веру (бывал он и в Оптиной). В одной своей статье он восставал против нигилизма, говоря, что «ныне новое нашествие на Святую Русь, нашествие, гораздо страшнее монгольского. Те, татары, поработили нас политически, а нигилистическое направление старается отнять у нас веру. Необходимо всем писателям сплотиться вместе и встать на защиту святой веры от врагов ея», а напоследок жизни Тургенев сам встал в ряды врагов веры и погиб, подобно Толстому.

Лермонтов тоже искал красоты и погиб из-за женщины. Печальна история и Пушкина, одного из самых великих русских поэтов, произведения которого всем известны. Правда, он скончался причастившись; может быть, Господь и простил его, но как ему там, мы не знаем.

Много увлекался он временною красотою, служил суете, хотя по временам и тяготился этим. Есть у Пушкина стихотворение, очень подходящее по содержанию к нашей беседе. Однажды Пушкин был у одной красавицы, и она стала просить написать ей что-нибудь в альбом.

– Да что же я вам напишу? – возразил он.

– Все равно что, вы ведь – гений; напишите экспромтом хоть несколько строк и подпишите свое имя.

Пушкин исполнил ее желание и написал ей:

Что в имени тебе моем?

Оно умрет, как шум печальный

Волны, плеснувшей в берег дальний,

Как звук ночной в лесу глухом.

Оно на памятном листке

Оставит мертвый след, подобный

Узору надписи надгробной

На непонятном языке...

(5 января 1830 г.)

Это стихотворение явилось как бы пророческим; на земле-то Пушкина помнят, но, может быть, для Неба имя поэта и умерло.

Убедительно прошу вас: не привязывайтесь ни к чему душой, пусть один Господь царствует над нею. Но некоторые хотят совместить любовь ко Христу с любовью к тленному – невозможно это. Одна, например, страстно любит богатство или славу или, наконец, человека; хочет она любить страстной любовью жениха и оставаться всей душой преданной Христу. Но это несовместимо. В любви к жениху, конечно, нет греха, но если любовь к нему сильнее любви к Богу, то она удалит от Христа. Сам Господь сказал: «Никто не может служить двум господам»³¹⁸.

Чтобы работать только Христу, и в монастыри идут – великое это дело. Но вот часто случается, поступят в монастырь, а затем разочаровываются. Пишут мне: «Я надеялась найти в монастыре полный душевный покой, думала, что там я проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни – нет, не могу я переносить этого, что мне теперь делать?» Я отвечаю: «Терпи. Ты ошибочно думала о монастыре, что там только одна молитва; необходимо понести и досаду от сестер, чтобы омыться от приставшей духовной скверны». Снова пишут: «Батюшка, нестерпимо мне трудно, сестры восстают и возводят всякую клевету, матушка игуменья тоже нападает, защиты найти не в ком». – «Молись за обижающих тебя, – говорю, – не игуменья нападает на тебя, а так нужно для твоей пользы». – «Не могу я молиться, – отвечает, – за тех, которые приносят мне столько огорчений и зла». – «Не можешь? Проси Господа, и даст тебе сил полюбить их».

К одному петербургскому священнику, отличавшемуся высокой жизнью, Колоколову³¹⁹, пришел однажды один из министров и жаловался:

– Батюшка, научи меня, что делать мне? У меня много врагов, которые безо всякой причины ненавидят меня и клевещут на меня Государю. Я могу через их клевету потерять место, а если сам уйду, то Государь может подумать, что враги мои правы, имя мое будет запятнанным. Как мне поступить?

– Молитесь за восстающих на вас, – отвечал о. Колоколов, – не только дома молитесь, но, главное, в церкви поминайте и вынимайте частицы за их здравие.

– Какая же от этого польза? – возразил министр.

– А вот увидите... Каждая частичка, вынутая из просфоры, означает душу человека; частицы опускаются в потир и наполняются Кровью Христовой. Послушайте меня, запишите на записочку всех врагов ваших: Леонида, Иоанна, Владимира...

– Да-да, вот Владимир-то особенно на меня ополчается.

– Ну, так за него подавайте каждый день.

Проходит неделя, месяц, и его высокопревосходительство опять приходит к о. Колоколову, Поклонившись ему в ноги, он начал его благодарить:

– Батюшка, просто чудо совершилось, – говорит он, – мои прежние враги не только больше не восстают на меня, но относятся ко мне с уважением и любовью. Вместо прежней клеветы они даже чересчур меня превозносят.

Вот какое чудо совершил Господь. И вам советую: молитесь за врагов ваших, и они обратятся в друзей. Молитвой вы спасете и их души от сетей врага.

Что делать? Жизнь, особенно монашеская, полна скорбей, избежать их совершенно невозможно. И, несмотря на все скорби и лишения, в монастыре легче спастись. Все лучшие писатели преклонялись пред монастырем. Тургенев, например, героиню своего лучшего романа «Дворянское гнездо», Лизу, поместил в монастырь. Эта девушка была особенно несчастна тем, что полюбила женатого человека: и вот она все оставляет и идет работать Единому Богу.

Шекспир – царь поэтов, устами своего героя Гамлета превозносит монастырь: «Офелия, – говорит, – ступай в монастырь. Если бы ты была так чиста, как снег на вершинах гор, и тогда мир забросает тебя грязью. Если ты будешь чиста, как кристалл, то мир протянет к тебе грязную руку и осквернит тебя». Счастливы поэтому те, которые пребывают в святой обители, да поможет вам Господь.

Простите, не могу продлить беседы с вами: множество дел по монастырю не позволяет уделять вам много времени. В Оптиной я был более свободен. Помните, как мы собирались в моей маленькой моленной, которая едва могла всех вместить? Кто располагался на диванчике, кто на стульях, а кто на скамеечке. И беседовали мы иногда часа по два или три при мерцающем свете лампады перед Ликом Спасителя, кротко взиравшего на нас, а с полотна вырисовывалась белоснежная фигура Ангела. Хорошо нам было! Отдыхали и вы, и я душою. Но что делать, надо благодарить Бога и за то, что есть: если нет белого хлеба, то едят черный, а иногда и черствый – все лучше, чем ничего. Так и мы будем довольствоваться тем, что есть. Я раньше вам говорил и теперь повторяю, что наступит время, когда люди будут обтекать горы и моря, чтобы найти живое слово, и не найдут.

Вот наступает Успенский пост, все вы будете говеть и причащаться Святых Таин. Некоторые мирские думают, что говеть нужно только один раз в году, но это несправедливо, лучше говеть почаще. Многие мои духовные дети часто причащаются, оттого мне и исповедовать их легче, я знаю всю их душу; тех же, которые по два или три года не говеют, и исповедовать трудно, очень уж замарается душа, не знаешь, как и очистить ее.

Это все равно как в жизни случается. Мои предшественники очень запустили квартиру, в которой я теперь живу, и рабочим много труда пришлось приложить: белить, красить ее, пока она не приняла приличный вид; так и с душой бывает. Люди, преданные миру, часто и совсем оставляют Церковь, начинают увлекаться чем-либо другим, например спиритизмом. Один образованный человек, который, оставив Университет, окончил Духовную Академию, и теперь даже в сане иеромонаха говорил мне, что увлекся одно время спиритизмом, но затем познал, что в спиритизме действует диавол. А другой, ранее неверовавший человек, передавал мне, что пришел к вере, когда однажды, занимаясь спиритизмом, увидел сатану. Вид его был как бы человека, но так ужасен, что увидевший его лишился чувств, а после навсегда отказался от спиритических сеансов и вернулся в Церковь. Спириты разделяются на две категории: одни в обольщении верят, что будто спиритизм не противен христианству и даже молятся перед началом сеанса, читая различные молитвы и псалмы; а другие, не маскируя себя, прямо заявляют, что их бог – сатана, который помогает им. Вот до каких ужасов доходят люди. Да спасет вас всех Господь. Аминь.

Хотел я сегодня прочесть вам статью о посте преп. Исаака³²⁰, но время не позволяет. Здесь, в Голутвине, я не могу уделять вам столько времени и быть с вами в такой духовной близости, как в Оптиной. Очень уж занят я и, если так можно выразиться, разбросался. Когда наступит это время и мне удастся несколько собраться, уйти в себя? Да и наступит ли такое время – не знаю, что Господь даст. Когда еп. Серафим³²¹ вздумал перевести меня из Оптиной, то говорил, что надо о. Варсонофию дать более обширный круг деятельности, а то он в Скиту совсем закиснет. А я именно хотел «закиснуть» в Скиту – пока хлеб пресный, не закис, он невкусен.

Помните Евангельскую притчу, что Царство Небесное подобно закваске, которую женщина взявши положила в три меры муки, доколе вскисло все³²². Закваска в Скиту, слава Богу, положена, но хотелось мне и вскиснуть, как вскисли наши великие старцы: Лев, Макарий, Амвросий, Анатолий и отчасти Иларион³²³, т. е. победить все страсти, но не удалось. Каждый человек переживает период брожения, т. е. время, когда страсти нападают подобно псам, шипят подобно гадам, воют, как волки, и даже ревут, как медведи. Опасное это время, его необходимо, нужно пережить, побороть все страсти, чтобы наследовать Жизнь Вечную.

Виноград, из которого приготовляется вино, сначала подвергается брожению. Бурно идет этот процесс, пока, наконец, не получится чистое, вкусное и крепкое вино. Даже обыкновенный квас, когда бродит, достигает такой напряженности, что если в бочке не открыть предохранительный клапан, то бочку разорвет, как разорвало однажды у нас в Скиту сорокаведерную бочку. Так и страсти сильно волнуют человека, и как необходим ему в это время руководитель! Представьте себе, что какой-то человек ночной порой идет по лесу. Полная темнота вокруг, и он не знает, куда идти. В отдалении слышится вой волков, под ногами шипят змеи, а там слышен шум несущегося потока. Страшно ему. Но вдруг слышит странник чьи-то шаги. Сжалось его сердце: «Это, должно быть, разбойник идет убить меня», – подумал он. Но напрасно испугался странник: это не разбойник, а путник, который пришел помочь ему. Он держит в руках фонарь и указывает дорогу: «Иди сюда, ты не туда пошел», – говорит он заблудившемуся, и тот благополучно выбирается из леса и доходит до своего села или до вокзала. Так и в жизни необходимо руководство. Земная жизнь – это ночь, во время которой легко нападать врагу, но духовное водительство спасает нас. И из вас некоторые пережили уже, а другие переживают время брожения, и даже, может быть, очень сильного, но не бойтесь, с Господом не страшно. «Господи, спаси меня! Господи, помоги мне!», – должна вопиять всякая верующая душа – и Господь никогда не оставит.

Еще в Оптиной приезжала ко мне одна дама. Тяжелую драму пришлось ей пережить. Вышла она замуж и уже имела трех детей, как вдруг муж изменил ей и бросил ее. На счастье получила она неожиданно пятьдесят тысяч, так что могла жить с внешней стороны хорошо. Она уехала за границу и поселилась в Лозанне, где занялась изучением языков: французского, английского и даже санскритского. Господь привел ее в Оптину. Спросил я ее, чем она занимается, но весьма удивился, узнав, что она изучает санскритский язык. «Для чего он вам?» – спрашиваю. – «Да мне очень интересно познакомиться с буддизмом и прочесть книги Веды в подлиннике». – «А вы перед Буддой не кувыркаетесь?» – «Нет, зачем же, я его только уважаю, как идеального учителя». Я сказал ей всего несколько простых слов, но благодать Божия воздействовала на нее. Посоветовал ей читать Евангелие и Жития святых, что она и исполнила. Сильно изменилась она после посещения Оптиной. Вчера получил от нее письмо, она теперь в Оксфорде совершенствуется в английском языке (я не запретил ей заниматься), но настроение у нее уже не то, что было до посещения Оптиной. Господь успокоил ее и наполнил ее жизнь. Правда, иногда материнское сердце и сожмется о детях – они ведь остались с мужем, но что делать, у каждого свой крест, которого избежать невозможно.

Когда мне было лет 20, я встретился в обществе с одним офицером Генерального штаба. Однажды он рассказывал, что ему предлагали большие деньги за выдачу планов. «С каким презрением и негодованием отказался я от них, – сказал офицер, – мне вспомнились герои древнего Рима: Гораций Коклес, Муций Сцевола, и как один из них при переговорах положил руку на горячие уголья и, несмотря на то, что рука обгорела, спокойно продолжал беседу, чем очень удивил и устрашил врага: «Так вот какие римляне! Трудно будет с ними бороться!» На меня теперь сильно восстали враги, хотят и места лишить, но я не смущаюсь». – «Вы удивляетесь римским героям, – возразили ему, – но есть герои гораздо более славные, герои духа – это святые. Те подвиги, которые совершили они, несравненно выше подвига римлянина». Ему посоветовали читать жития святых, и он восторгался ими от всей души. И вам я всегда советовал и советую читать Жития святых, и вы найдете в этом чтении великое утешение. Ваши скорби покажутся вам ничтожными по сравнению с теми, что претерпевали святые. Читая Жития святых, у вас явится желание по возможности подражать им. Вам захочется молиться и просить у Господа помощи, и Господь поможет. Вот уже немного времени осталось вам жить здесь, а затем разъедетесь вы опять и отправитесь в мир, в море житейское: «Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею...» – но, может быть, настанет время, когда вы будете вопиять ко Господу: «К тихому пристанищу Твоему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой, Многомилостиве!» Враг, конечно, не оставит вас в покое. Начнутся осуждение, насмешки... Как это молодые интеллигентные девушки живут при монастырях, являются такими отсталыми; усомнятся в чистоте ваших намерений – но не смущайтесь. Некто сказал: «Если сражаться с каждой лающей собакой, то никогда не дойдешь до места», – и вы не обращайте внимания на нападения врагов, этих лающих псов, которые, избирая орудиями людей, стремятся повредить вам в деле спасения. Господь спасет вас.

Когда я сюда приехал, меня встретили очень недружелюбно, а теперь, слава Богу, все улаживается, и монашеская жизнь несколько настраивается. Некоторые монахи, не пожелавшие подчиниться новым порядкам, ушли, другие смирились. Поступили новые иноки, так что состав братии обновился. Господь даст, все придет в порядок. Говорят, что меня опять хотят перевести. Не знаю только, куда еще. Если Господь даст, я здесь останусь, и будем мы все живы, то на будущий год вы опять приедете сюда на лето и займете старые квартирки.

30 июля, в день рождения наследника, служил обедню. Подают мне облачение, диакон и пономари уже хотели надеть на меня ризу, но я сказал:

– Погодите, сначала возьму с престола свой архимандричий крест и надену его, а потом уже ризу.

И, надев крест, облачился в блестящую золотую ризу. Спрашиваю диакона:

– Отчего я надел крест раньше ризы?

– Да удобнее это, он тогда хорошо ложится и не мешает.

– Так, ну, а еще отчего?

– Не знаю, – отвечает.

Спрашиваю другого, третьего. Никто не мог ответить.

– Оттого, – говорю им, – что для получения светлой ризы оправдания необходимо сначала понести крест, без креста нет спасения. «Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом, яко ризою, Многомилостиве Христе Боже наш»³²⁴.

На Страстной неделе за всенощной или утреней поется: «Чертог Твой вижду Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя». Так каждый из нас должен молиться Господу, да подаст Он нам прощение всех наших грехов. Но в деле спасения прежде всего необходимо смирение. Преподобный Исаак Сирин говорит: «Без смирения спастись невозможно, несмотря на все добрые дела, а смирение спасает и без дел».

Конечно, приобрести смирение очень трудно, легче иметь сто тысяч, чем смирение. Но если у нас будет хоть на копеечку, все-таки не будем унывать, может быть, потом будет и на две, а Господь и за малое смирение не отвергнет нас.

Аминь.

Мир и спасение!

Великий сегодня праздник, Преображение Господа нашего Иисуса Христа. Желаю всем вам преобразиться духовно и начать новую жизнь во Христе. Исполняющие по силам заповеди Господни еще здесь, на земле, переходят от силы в силу. Те же, которые сподобятся наследовать Царствие Небесное, будут переходить уже от славы в славу. Сегодня пелась песнь: «...Тебе Херувимы и Серафимы непрестанными гласы взывают: Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф!..»³²⁵ Что означает сия песнь? Как могут взывать Херувимы, когда они бестелесные и не имеют ни легких, ни голоса? Это надо понимать духовно. Небесные Силы предстоят Престолу Божию, постигают все большие и большие совершенства Божии и, углубляясь в них, проникаются сознанием, что Свят Господь Бог. Бог бесконечно совершенен, а потому познание Его совершенств займет у Сил Небесных всю вечность. Сознание этих совершенств Божиих доступно не одним Ангелам, но и людям.

Еще здесь, на земле, человек, трудящийся во славу Божию, начинает, насколько это, конечно, для него доступно, постигать совершенства Творца, сознает, что все в Господе – благость, и нет в нем ни тени злобы. И чем больше очищает человек свою душу исполнением заповедей Христовых, тем более познает он Бога. Конечно, это познание сильно различается у людей, смотря по духовному преуспеянию каждого. Ведь и в обыденной жизни бывает так: кончив городское училище, идут учиться в гимназию, затем в университет, – и чем выше учебное заведение, тем больше знаний получает человек. Так и в духовной жизни.

Если кто сподобится Царствия Небесного, то, войдя в него, не думайте, что останешься таким, каким вошел. Душа с каждым мгновением совершенствуется, стремясь уподобиться Богу, но, разумеется, сделаться совсем такой же, как Господь, она не может – тварь никогда не сравнится с Творцом. Впрочем, в степени приближения к Богу между людьми большое различие. Есть святые, подвизавшиеся в обителях, они называются преподобными, то есть в высшей степени подобными Богу. Но не только в Царствии Небесном жизнь не останавливается, и в аду души грешников не остаются в одном и том же состоянии, они тоже изменяются каждое мгновение, только в худшую сторону, их мучения все усиливаются – и так бесконечно. Священное Писание говорит: «И дым мучения их будет восходить во веки веков»³²⁶.

Есть предание, что в праздник Преображения засеменяется в нас начало Жизни Вечной, а потому так важно причащаться Святых Таин именно в этот день.

Господь всех призывает к Себе, всем обещает жизнь, но вот грустное явление – не хотят идти. Не хотят к Господу и даже не верят в существование лучшей жизни, не знают, что есть потребности духа и, кроме удовлетворения прихотей тела, ни к чему не стремятся.

Апостолы, бывшие со Христом на Фаворе, исполнились великой радости, они даже позабыли себя: «Господи, добро есть нам зде быти, – восклицает за всех апостол Петр, – аще хощеши, сотворим зде три сени: Тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии»³²⁷, – вот, а про себя-то и не говорит, не просит позволения создать еще сень или кущу для троих апостолов. Таково блаженство от созерцания славы Господней, блаженство, ни с чем не сравнимое. Но, может быть, кто-нибудь захотел бы в этой жизни быть все время на Фаворе? Невозможно это. Один святой сказал: «Сначала побудь на Голгофе, а потом уже взойдешь на Фавор». Святой Исаак Сирин говорит: «Сперва нужно потерпеть досаду креста, а потом уже ощутить славу креста»³²⁸. Чтобы ощутить эту славу, чтобы духовно преобразиться, нужно очистить свое сердце от страстей. Святой Исаак Сирин говорит так: «Кто возбраняет устам своим клеветать, тот хранит сердце свое от страстей. А кто хранит сердце свое от страстей, тот ежечасно зрит Господа... Если любишь чистоту, при которой может быть зрим Владыка всяческих, то ни на кого не клевещи и не слушай того, кто клевещет на брата своего... Кто желает видеть Господа внутри себя, тот прилагает усилие очищать сердце свое непрестанным памятованием о Боге; и, таким образом, при светлости очей ума своего, ежечасно будет он зреть Господа...»³²⁹

Вот главное, что требуется от каждого человека: это никого не осуждать. Кажется просто, а начни исполнять – окажется трудно. Враг сильно нападает на человека и внушает ему помыслы осуждения. Господь говорит: «Прости», а враг внушает: «Отомсти обидчику. Он тебя поносит, и ты его поноси» и т. д. Не нужно слушать врага, необходимо бороться с ним.

Все люди в этом отношении разделяются на три категории: плотские, борющиеся и совершенные.

Люди плотские – это те, которые являются рабами страстей, страсти ими повелевают. Например, диавол внушает: «Убей такого-то, он тебе много сделал зла», и человек, порабощенный страстями, исполняет это повеление. Враг говорит: «Соблуди, развратничай», – и тому подобное, и человек все это совершает. Люди, отдающиеся во власть страстям, погибнут, если только не покаются, а если раскаются в своих грехах и начнут по силе бороться со страстями, то будут спасены. Примером может служить разбойник на кресте: он убивал, грабил, совершал всякие злодейства, но когда покаялся и воззвал ко Господу: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем, – то был помилован.

Люди второй категории – это борющиеся со своими страстями. Их борют всякие страсти: гнев, блуд и злоба, но они стараются не подчиняться им. Например, чувствует такой человек злобу к кому-нибудь, так бы, кажется, и разорвал своего противника на части, но он не поддается страсти, не выражает свою нелюбовь; а стремится еще сделать какое-либо добро ненавидимому – такой борется со страстью. И так во всем. Борющиеся будут спасены. Господь не попустит таким погибнуть.

Надеюсь, все мы относимся ко второй категории людей, боремся по силе со своими страстями. Конечно, иногда страсти побеждают, но иногда и мы побеждаем страсти. И эта борьба ведется всю жизнь, пока Господь по благодати Своей «немощная врачующи и оскудевающая восполняющи» не даст нам явиться победителями страстей.

Наконец, люди совершенные – это те, которые владычествуют над страстями. И у них есть страсти, но они вполне покорили их под свою власть. Эти люди – особенные, а нам, грешным, хорошо, если мы будем находиться и среди борющихся со страстями, и за это – слава Господу, не потеряем тогда надежды на спасение.

Будем же бороться со страстями, а если когда они победят, то будем каяться и исповедоваться во грехах своих. Вот на Страшном Суде уже не будет покаяния, не будет там ни Варсонофия, ни Гавриила, а только одна правда Божия. Постараемся преобразиться духовно, для такого преображения и в монастырь идут.

Когда я поступал в монастырь, то думал, что там только и делают, что стоят с воздетыми горе руками и молятся, а оказалось иначе... Мало труда молитвенного, необходим еще труд, который в монастыре называется послушанием: один в саду, другой в огороде, тот в поварне, иной в квасоварне, некоторые занимаются сапожным или портняжным ремеслом и т. д. Это необходимо. Нужно терпеть и труд, и досаду от братий, чтобы действительно преобразиться.

Один богач-студент решил все оставить и посвятить себя Богу. Внес он большой вклад и поступил в число братии. Послали его на огород, и там, в грязи и сырости, пришлось ему работать. Враг, не терпящий такого смирения, начал вооружать против него братию, особенно из простецов.

– Ну зачем ты, болван, сюда пришел? – говорит ему однажды один из иноков.

– Хочу спасти свою душу.

– Еще бы, хлеб монастырский жрать, вот для чего ты явился сюда.

– Прости Христа ради, – ответил бывший студент и тем победил врага.

Инок, грубо отнесшийся к послушнику, потом раскаивался, что так поступил. А обиженный пошел к старцу и рассказал ему обо всем, прибавив: «Я не жалуюсь на него, но прошу святых молитв ваших, чтобы благодушно перенести всякое оскорбление».

В монастыре дают такие уроки, и ими приобретается смирение незаметным для монаха образом; а пройдет лет 20–30, и узнает инок, что не назад шел он, а вперед. И постепенно, очищая свое сердце от страстей, сподобится он получить Царствие Небесное, которого да сподобит и нас всех Господь. Аминь.

Давно, когда я был еще в миру, то читал такую повесть: один царь из окна своего великолепного дворца увидел несчастного карлика и, сжалившись над ним, велел слугам привести его. Те позвали карлика и, подведя к высокой мраморной лестнице, ведущей в царские палаты, велели ему подниматься наверх. Карлик прошел одну ступеньку, другую, но на третьей остановился и сел спиной к лестнице, не желая идти дальше. «Вот, – говорил он обиженно, – рассказывали мне, что там у царя великолепные покои, мягкие кровати, обильные яства, а что выходит на деле? Иди по этому твердому камню, карабкайся со ступеньки на ступеньку... Нет, уже ни за что не пойду, что там ни говорите». И не пошел. Вы, пожалуй, склонны осуждать этого карлика. Ведь если бы он продолжал идти, то непременно дошел бы до царя, и тот наградил бы его по своей милости, а может быть, и совсем оставил во дворце, но карлик, по своему великому неразумию, лишился всего этого. Но не спешите осуждать его: этот карлик изображает нас, грешников.

Действительно, всех Небесный Царь зовет к Себе во дворец, в Царствие Небесное, всем без исключения обещает покой и радость, но мы по нерадению часто отказываемся идти, не хотим перенести жесткости ступенек. Вошел человек на эту лестницу, ведущую к царю, т. е. вступил на правый путь, и уже прошел одну-две ступеньки, но враг, сильно завидующий людям, начинает искушать его: «Ну, и куда ты идешь? Неужели думаешь когда-нибудь достигнуть дворца? Путь очень долгий, ты его все равно не выдержишь, лучше сойди вниз». А вот другой искусительный. голос говорит: «Оставь труды твои! Никакого дворца и царства нет, нет и Царя, это ведь одна иллюзия!» Сначала человек ужаснется такой диавольской мысли, но часто случается, что потом и поверит... «Я был верующим, – говорят часто, – постился, молился, а теперь все это оставил, так как это сущие пустяки». А враг внушает: «То-то, продолжай так».

Но, положим, человек не поддался искусительной мысли, что будто Бога нет, он верует в Господа, – тогда враг искушает иным образом. «Отдохни, – говорит он, – ты устал. Ну, если не хочешь сойти с лестницы вниз, то, по крайней мере, посиди на ступеньках. Отдых необходим». Правда, отдых нужен не только для тела, но и для души, но какой отдых? Духовный, то есть чтение Слова Божия, Житий святых и т. д. А враг внушает: «Сходи в театр, пьеса идет нравственная, прекрасная музыка; все это тебя развлечет». Действительно, пошел человек в театр и вынес, как ему кажется, хорошее впечатление.

Потом враг соблазняет пойти в гости, хотя там часто бывают безбожники, но что до этого? И в гости пошел, а там опять попалась афиша одного театрального представления, и опять пошел в театр – да и вернулся к прежней плотской жизни, которую уже, было, оставил. Нет, такой отдых незаконен. Повторяю: отдых нужен, и святые люди не только всё молились. И в молитве должно быть рассуждение. Только отдых святых был безгрешен и позволял им после него с новыми силами приняться за подвиги. В Александрии жили две девицы: Марина и Кира, святою жизнью. Не довольствуясь этим, они продали все свое имение и ушли в пустынное место, где устроили себе пещеру и подвизались 49 дней в безмолвии и на 50-й день выходили к людям для беседы и для того, чтобы поделиться с приходившими своей духовной премудростью.

Вот видите, святые не оставались всё в подвиге, чтобы не надорваться.

Однажды св. апостол Иоанн Богослов на крыльце своего дома сидел с птичкой на руках. Проходивший человек удивился и сказал:

– Что ты делаешь? Словил птичку и гладишь?

Апостол ответил:

– Ты охотник, кажется, у тебя лук и стрелы. Если перетянуть лук, что сделается с ним?

– Он оборвется, – был ответ,

– Так и человек – не может упражняться только в духовном. Не выдержит – сорвется, – пояснил апостол Иоанн Богослов.

Надо все делать с рассуждением, а то бывает и ревность не по разуму.

Я знал одного человека, который взялся слишком горячо за дело своего спасения. Наложил на себя особенный пост, каждый день клал бесчисленное множество поклонов, но все ему казалось мало. Желая высших подвигов, он принялся за чтение аскетических книг, прочел «Добротолюбие», затем Библию, пытался вникнуть в смысл пророчеств и сошел с ума. А если бы он действовал с рассуждением, то, конечно, спасся бы. Библию читать без руководителя опасно, так как в пророчествах заключен таинственный смысл, понятный очень немногим. Да и «Добротолюбие» описывает иную жизнь, чем в миру, и мирской человек, читая его, видит, какая громадная разница между жизнью обыкновенной и той, про которую там говорится. Жаль, что у людей часто бывают крайности. Или уж совсем удалиться хотят от Бога – знать Его не хотят, или берутся слишком горячо, не рассчитав своих сил, и обрываются. Надо же идти шаг за шагом, осмотрительно, и постоять, молясь умеренно, а также проверяя себя, открывая все духовнику. Так постепенно, отрываясь от всего мирского, достигнем мы Горнего Иерусалима.

Без руководителя трудно спастись. Как говорится, можно, но только осторожно. Многие с горячностью пошли по пути спасения, а затем, не выдержав, отказались. Например, Толстой: хорошо начал, но кончил плохо. Лермонтов тоже искал Бога, но хотел сразу найти Его, ждал только восторгов, а медленности пути и жесткости ступенек не хотел перенести, оборвался и погиб навеки.

Все знают рассказ про евангельского юношу³³⁰. Подходит он ко Христу и спрашивает, как ему наследовать жизнь вечную? Господь отвечает: делай то-то и то-то. «Все это я исполнил», – говорит юноша. – «А если хочешь быть совершенным, – возражает Христос, – продай свое имение и раздай все нищим». Эта заповедь Христа имеет глубокое значение. Имение, которое необходимо раздать, – это все то, что получили мы от мира. Его нужно взять от сердца, раздать, чтобы там не было ничего мирского, а был один лишь Христос. Убедительно прошу вас хранить свое сердце, пусть оно все принадлежит Господу, не допускайте туда никого, кроме духовного отца, да разве еще друга о Господе.

Есть имение, которое и не нужно раздавать. Известный доктор и всесторонне образованный человек профессор Пирогов, обладая обширной ученостью, использовал ее во славу Божию. Когда его спрашивали, как он может совместить исполнение обрядов и постановлений Православной Церкви со своей огромной практикой, он отвечал: «Господь помогает мне, так как знания свои я употребляю во славу Господа моего Иисуса Христа». От такого богатства, то есть знаний, и отказываться не надо.

В самих подвигах нужна большая осторожность. Приехал к нам в Скит один молодой человек, жаждущий спасения. Приходит к батюшке Амвросию, прося дать ему молитвенное правило.

– Кладите по 30 поклонов в день, и хватит с вас, – сказал Батюшка.

– Если бы вы были не батюшка Амвросий, то я подумал бы, что вы надо мною смеетесь, – возразил пришедший, – я клал в миру по тысяче поклонов.

– Я думаю, вы пришли сюда не учить, а учиться, – заметил строго Старец, – кладите по 30 поклонов за послушание, и довольно.

Выйдя от Батюшки, тот всем начал рассказывать, какое маленькое правило дал ему Старец.

Проходит несколько дней, и молодой человек снова является к о. Амвросию.

– Ну, что скажете? – спросил Батюшка.

– Да я хочу поговорить относительно данного мне вами правила: я не могу.

– А какое я вам дал правило? – спросил о. Амвросий (Батюшка вследствие массы посетителей иногда забывал).

– Класть по 30 поклонов.

– Ах да, помню, вам мало?

– Нет, Батюшка, я пришел вас просить облегчить, ибо по 30 поклонов я класть не могу. Такая тоска и леность нападает, просто сил нет. Удивляюсь, как это раньше я с легкостью клал по тысяче поклонов, а теперь и 30 не могу.

– А потому, что вам помогал враг.

– Как, враг помогал молиться?

– Да, потому что, совершая большое молитвенное правило, вы себя в душе превозносили, а всех других осуждали, считали всех погибшими, а только себя спасенным.

– Да, Батюшка, мне казалось, что большинство людей гибнут, и я благодарил Бога за свое спасение.

– Ну, вот видите, у вас были и гордость, и превозношение, и осуждение других, а врагу больше ничего не нужно!

Следовательно, как должно быть осторожным даже в молитвах и подвигах, которые нам кажутся спасительными.

Слава Богу, все вы вступили на путь спасения и, я думаю, не раскаиваетесь, что вступили и пошли за Христом. Некоторые едут на лето в Финляндию, Ирландию, Лозанну и другие «анны», а вы приехали во святую обитель к преподобному Сергию Радонежскому, поселились в ласточкиных гнездышках и отдохнули телом, а может быть, и душою. Если я буду жив, то и в следующую весну приезжайте сюда, а я с обычной любовью приму вас. Не сходите со спасительного пути, держитесь за Христа. В книге Апокалипсис св. Иоанна Богослова Христос говорит: «Се, стою при дверех и толку, аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною»³³¹.

Великий Князь Константин Константинович под впечатлением этих стихов написал прекрасное стихотворение:

Из Апокалипсиса

Стучася, у двери твоей Я стою.

Впусти Меня в келью свою!

Кто глас Мой услышит, кто дверь отопрет,

К себе кто Меня призовет, –

К тому Я войду и того возлюблю,

И вечерю с ним разделю.

Ты слаб, изнемог, ты в труде и борьбе,

Я силы прибавлю тебе.

Ты плачешь – последние слезы с очей

Сотру Я рукою Моей.

И буду в печали тебя утешать.

И сяду с тобой вечерять...

Стучася, у двери твоей Я стою,

Впусти Меня в келью свою!..

Стучится в наше сердце благодать Божия, милующая и спасающая грешников, лишь бы они не отвратились от Господа, шли на этот благодатный призыв. Откликайтесь же на зов Господень не чувственным образом, но всем строем вашей жизни. Исполняйте заповеди Христовы, а они не тяжки: «Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть»³³², – сказал Господь. Откликайтесь на призыв Христа и, пожив с Ним здесь, на земле, вы достигнете затем вечного Незаходимого Света в Царствии Отца Небесного. Мир вам! Аминь.

Приветствую вас с великим праздником Рождества Христова. Я что-то стал слабеть, еле выстоял вечерню сегодня.

Фарисеи и книжники осуждали Христа за то, что Он Себя называл Богом – равен Ся творя Богу³³³. Господь в ответ на их порицание не сказал: «Я единосущный Отцу Бог», но возразил им: «Несть ли писано в законе вашем: Аз рех бози есте?»³³⁴ Это относилось к израильтянам. Фарисеи ничего не могли ответить на это и замолчали. Но каким образом человек уподобляется Богу, как можно применить к нему это название? У древних греков были боги, олицетворявшие собой разные свойства людей, как хорошие, так и порочные, но здесь не про таких богов говорится. Конечно, быть такими же, как Господь, не только из людей, но и из Ангелов никто не может, но уподобиться Богу должен каждый человек, если хочет достигнуть Царствия Небесного. Святых, подражавших в высшей степени Богу, так и называют преподобными. Но каким образом они похожи на Бога? Поясним это примером. Если взять несколько капелек воды, то хотя они будут малы, но по своим свойствам напоминают то озеро или реку, из которой они взяты. Так и святые заимствуют от Господа Его свойства: благость, любовь, милосердие – и тем уподобляются Богу.

Мне вспоминается случай, бывший на моей далекой родине. В одно торговое заведение был взят в услужение семилетний мальчик, сирота. Один богатый человек увидел его, и кроткое лицо мальчика ему понравилось. Он взял его к себе. Вскоре этот господин уехал из села и увез мальчика с собою. В городе он отдал его в гимназию, затем в университет. Прошло много лет, и бывший сиротка, окончив курс в университете, приехал на время в свое родное село. Поселяне, знавшие его мальчиком, с удивлением говорили: «Неужели это Митенька?» Точно, это был он, но как он изменился! Сделался образованным человеком, Димитрием Павловичем, приобрел все свойства интеллигентного человека. Его товарищи, с которыми он играл в бабки и другие игры, тоже выросли, но по своему развитию резко отличались от него, его свойств не имели.

Подобно тому и грешные люди не имеют тех свойств, которыми отличаются святые, а те, в свою очередь, заимствуют эти свойства от Господа. Но большая разница между сознанием человека, приобретающего земные знания, и святого, обретающего благодать Божию. Человек, учась в гимназии, затем в университете, ясно сознает, что обогащается все новыми и новыми знаниями, а святой – наоборот, приближаясь к Богу, считает себя все хуже и хуже, так как видит перед собой идеал – Христа, которому он стремится уподобиться, и по необходимости сознает, как он далек от этого идеала.

Один человек, обладавший 50 тысячами капитала, считался богатым в родном селе, но вот он приезжает в Александрию и видит, что здесь много людей гораздо богаче его, а когда посетил Константинополь и увидал там миллионеров, то понял, что по сравнению с ними его богатство совершенно ничтожно. Так и святые, сравнивая свои добродетели с бесконечными совершенствами Божиими, считают себя за ничто³³⁵. А что же скажем мы, грешные?

Чтобы уподобиться Богу, надо исполнять Его святые заповеди, а если рассмотреть, то окажется, что ни одной-то мы по-настоящему не исполнили. Переберем их все, и окажется, что той заповеди мы едва коснулись, другую, может быть, тоже только начинали исполнять, а, например, к заповеди о любви и не приступали. Что же остается делать нам, грешным? Как спастись? Единственно через смирение: Господи, во всем-то я грешна, ничего нет у меня доброго, надеюсь только на Твое беспредельное милосердие!

Мы сущие банкроты перед Господом, но за смирение Он не отринет нас. И, действительно, лучше, имея грехи, так и считать себя великими грешниками, чем, имея какие-нибудь добрые дела, надмеваться ими, считая себя праведными.

В Евангелии изображены два таких примера в лице мытаря и фарисея. Фарисей, гордый своими мнимыми добродетелями, все только выставляет себя: «Я сделал то-то и то-то», все только «я» и «я», а мытарю нечем хвалиться, он и крал, и, собирая подати, брал лишнее, а потому, сознавая свои грехи, он смиренно молил Господа: «Боже, милостив буди ко мне грешнику!»³³⁶ Вам известен конец: фарисей осуждается, а мытарь оправдывается.

Усвойте и вы молитву мытаря: «Боже, милостив буди мне, грешной». И не только в церкви, но и становясь на обычную утреннюю или вечернюю молитву, произносите эти слова, да и во всякое время. Сидите, например, дома, упал ваш взор на икону, и вспомните сейчас же эту молитву. Молитва эта выражается и другими словами: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Всегда мысленно произносите эти великие слова, так как в них заключается смирение, а где смирение, там и вера.

Одно знание закона Божия не спасет нас. Фарисей знал закон во всех деталях, но его знание было мертвым капиталом, не приносившим никакой пользы, так как не воплощалось в жизнь.

Однажды к преп. Серафиму пришел некто, окончивший Академию и имевший обширные научные знания. Преподобный Серафим в назидание привел следующее сравнение: человек, исполняющий закон Божий на деле, подобен мужу, носящему камни на колокольню: ему трудно, но он не оставляет своей работы. Человек же, знающий закон Божий только теоретически, подобен мужу, сидящему на колокольне и бросающему камни вниз. Какая польза?!

Спасутся не те, кто только знал закон, но творцы закона.

Люди, исполняющие заповеди Христовы самой жизнью своею, достигают творческой силы.

В первые века христианства жил в Греции, во Фракии, замечательный подвижник по имени Марк³³⁷. Рано он оставил мир, поселился на Фракийской горе, где в уединении и безмолвии подвизался о Господе. От людей он не мог заимствовать примеров, но «в законе Господнем поучался день и ночь». Однажды его посетил авва Серапион, чтобы погребсти его тело, так как Господь призывал уже Марка к Себе. Когда авва Серапион пришел, Марк встретил его с любовью и завел с ним духовную беседу.

– Как теперь живут христиане? По-прежнему ли их преследуют? Ведь я вот уже 95 лет в пустыне, и за это время не видел ни одного человека.

– Твоими святыми молитвами, отче, гонения прекратились; всюду открыто совершается христианское богослужение, – ответил авва Серапион.

– Слава Богу! – воскликнул Марк. – А есть между христианами такие, которые скажут горе сей: ввергнись в море, и она их послушает?

Когда Марк произнес эти слова, то вдруг раздался страшный треск, и гора, на которой были подвижники, сдвинулась со своего места и вверглась в море. Марк, обратившись к горе как к живому существу, сказал:

– Стой спокойно, я не тебе говорю.

Следовательно, слова Марка имели творческую силу, так как он был творец закона.

Мы, грешные, конечно, не можем творить таких дел, но если, по слову Спасителя, будем иметь веру с горчичное зерно³³⁸ и смиряться, то Господь не отринет нас, а спасет, какими Сам весть судьбами. Нынче в Церкви поются дивные песнопения:

Христос: раждается – славите,

Христос с небес – срящите,

Христос на земли – возноситеся,

Пойте Господеви вся земля,

И веселием воспойте, людие,

Яко прославися³³⁹.

Что означают эти слова?

«Христос раждается – славите», – не языком или легкими, но прославлять Христа нужно своею жизнью.

«Христос с небес – срящите», – то есть встречайте Его верою и добрыми делами, неразрывно связанными с верою: вера, если не имеет дел, мертва сама по себе³⁴⁰.

«Христос на земли – возноситеся», – это не то, чтобы возноситься над другими, гордиться; нет, это означает, что необходимо отрывать свое сердце от всего земного, суетного и тленного.

Когда я жил еще в миру, то был однажды в одном аристократическом доме. Гостей было много. Разговоры шли скучнейшие: передавали новости, говорили о театре и т. п. Людей с низменной душой этот разговор удовлетворял, но многие скучали и позевывали. Один из гостей обратился к дочери хозяина дома с просьбой сыграть что-нибудь. Другие гости также поддержали его. Та согласилась, подошла к дивному концертному роялю и стала играть и петь:

По небу полуночи Ангел летел

И тихую песню он пел.

И месяц, и звезды, и тучи толпой

Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов

Под кущами райских садов,

О Боге Великом он пел, и хвала

Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес

Для мира печали и слез;

И звук его песни в душе молодой

Остался – без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,

Желанием чудным полна,

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли.³⁴¹

Пела девушка, и окружающая обстановка так подходила к этой песне. Все это происходило на большой стеклянной террасе; была ночь, из окон был виден старинный дворянский сад, освещенный серебряным светом луны...

Я взглянул на лица слушателей и прочел на них сосредоточенное внимание и даже умиление, а один из гостей, закрыв лицо руками, плакал как ребенок, а я никогда не видел его плачущим.

Но отчего же так тронуло всех пение это? Думаю, что произошло это оттого, что пение оторвало людей от низменных житейских интересов и устремило мысль к Богу, Источнику всех благ.

Песнь эту написал Лермонтов, человек грешный, да и исполняла ее не святая, но слова этого прекрасного стихотворения произвели сильное впечатление; не тем ли более слова церковных песнопений (не Евангелия только), тропарей, канонов могут наполнить блаженством душу, не совсем еще погрязшую в житейском море. Но чтобы пение церковное производило должное впечатление, необходимо вникать в смысл этих песен, и тогда не оторвешься от них, а если многие бесчувственно стоят в церкви, зевают и только ждут, когда окончится служба, то это потому, что не понимают они смысла церковных песнопений. Особенно трогают душу старинные церковные напевы. У нас в монастыре, конечно, этого нет: поют пять-шесть иноков, как им Бог на душу положит. Уж простите, чем богаты, тем и рады. А есть храмы с очень хорошими певчими. Но для спасения души нужно петь Господу не голосом, а самой жизнью своей.

В Священном Писании жизнь во Христе называется пением: Крепость моя и пение мое Господь, и бысть ми во спасение... Воспою Гоеподеви в животе моем³⁴².

В Оптиной Пустыни подвизался насадитель старчества о. Лев. Сильно восставал враг на него за то, что тот принимал народ и своими молитвами и советом спасал многих. Диавол вооружил против сего Старца не только мирян, но и иноков. Однажды некоторые из монахов, ненавидевшие о. Льва, донесли на него архиерею: «У него все бабы да бабы, и возится он с ними с утра до ночи, это вовсе не подобает монаху», – писали иноки Владыке.

Архиерей сам приехал в Оптину, чтобы лично убедиться в справедливости написанного. Когда он пришел к батюшке о. Льву, тот действительно был окружен толпами народа, в большинстве состоявшего из женщин. Вдруг принесли бесноватого, который с пеной у рта бился в руках приведших его людей.

– Не запрещал ли я вам принимать народ, – строго сказал архиерей, – но вы все-таки его принимаете?!

– Пою Богу моему, дóндеже есмь³⁴³, – ответил Старец. – Посмотрите, владыко, – продолжал он, указывая на бесноватого, – этот человек почти потерял человеческое подобие; неужели же я, как скотину, прогоню его? А эти женщины – все жаждущие спасения души; если я их отвергну, то Господь отринет меня.

Архиерей понял глубокое значение слов Старца и признал законность его действий.

Вот теперь торжественный праздник Рождества Христова, в который воспоминается, как Господь родился от Пресвятой Девы Марии и был яко Младенец среди нас и нас ради.

Но для чего приходил на землю Единородный Сын Божий? Много здесь причин. Прежде всего, конечно, чтобы спасти людей от грехов и сделать их богами, а также принести мир на землю. Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение³⁴⁴. Господь хочет, чтобы мы любили друг друга и прощали обиды, а мы часто мстим обидчикам, если же не удается отомстить, то сожалеем об этом. Не должно так поступать христианам: нужно отбросить гордость и тщеславие и считать себя хуже всех; тогда мы не будем осуждать других и мстить им за обиды.

Печальную новость узнал я недавно. Одно духовное лицо, человек, известный своей ученостью и богословским образованием, защитник Православия, вдруг отрекся от него. Прямо не хочется верить! Прекрасно, красноречиво он говорил и жил не худо, не был ни убийцей, ни блудником, не имел никаких и других пороков, но вдруг пошатнулся и отрекся от Господа. Отчего это случилось? Правда, он был поставлен в очень тяжелые условия, враг со всех сторон нападал на него, и он не устоял. Погубило его тщеславие. Те обширные знания, которые он имел, не принесли ему пользы, а, напротив, повредили ему, так как надмили³⁴⁵ его ум. А тщеславие бывает от недостатка смирения. Человека смиренного никакие скорби не победят, не падет он, так как, смиряясь, находит, что за грехи свои достоин большего наказания. Смиренный уподобляется человеку, построившему дом свой на камне: И сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и нападоша на храмину ту, и не падеся, основана бо бе на камени³⁴⁶. А камень-то этот – смирение. Тщеславный же подобен человеку, построившему дом свой на песке, без основания. И сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася (т. е. со всей силой устремились) храмине той, и падеся, и бе разрушение ея велие³⁴⁷.

Смиримся же перед Богом. Ныне, 25 декабря 1912 года, положим маленький кирпичик в основание своего домика, то есть желание исправиться, а Господь Сам спасет нас по неизреченной Своей благости. Аминь.

«Днесь благодать Святаго Духа нас собра», – этими словами начинаются тропари, поющиеся в особо важных и торжественных случаях.

«Днесь благодать Святаго Духа нас собра», – скажем теперь и мы с вами, собравшись для духовной беседы. Бывало, так же собирались мы и в Оптиной, в моей маленькой моленной, при свете зеленой лампады. Только теперь круг слушателей расширяется. В Оптиной, бывало, располагались трое или четверо на диване, затем на стульях и на скамеечках, всего на беседах бывало человек двенадцать, самое большее семнадцать. А теперь двадцать семь собралось.

О чем же побеседуем мы с вами? С разных концов прибыли вы сюда: кто из Питера, кто из Москвы, из далекого Тамбова и т. д. собрались в нашу смиренную обитель, под крылышко преп. Сергия, – и знайте все, что примет Преподобный эту жертву вашу и помолится за вас. Все вы съехались, чтобы получить духовное утешение и отдохнуть здесь от житейской суеты. Не материальные расчеты руководили вами, когда из дальних мест стремились вы в нашу тихую обитель; эти Святки, или святые дни, проводите вы здесь как должно, как учит наша Святая Православная Церковь: посещаете храм Божий, молитесь, слушаете мою убогую беседу... Святые дни – какие чудные слова! А все вы знаете, как проводят их в миру: театры, балы, концерты, маскарады и т. п. Светские развлечения так закружат человека, что ему некогда подумать о чем-либо духовном, а после всего этого остается в душе одна пустота. Вспоминаются суетные разговоры, вольное обращение, увлечение женщин мужчинами, а мужчин женщинами. И такая пустота остается не только от самых низких удовольствий, но и от таких, которые являются не очень грешными.

А что, если среди таких развлечений Господь призовет к Себе душу? Может ли она рассчитывать на райские блаженства? Слово Господне говорит: «В чем застану, в том и сужу». А потому такая душа не может пойти в обители света, но в вечный мрак преисподней. Страшно подумать – ведь это на всю вечность!

Мне вспоминается ужасный случай, происшедший на одном балу, еще в то время, когда я был в миру. В одном богатом аристократическом доме был бал маскарад; я на нем не присутствовал, но мне рассказали потом товарищи. Царицей бала была одна замечательная красавица. Единственная дочь богатых родителей, она была прекрасно образованна, воспитанна, но, конечно, только по-светски, отчего не доставить ей удовольствие? Родители ничего для нее не жалели. Ее костюм, изображавший языческую богиню, стоил не одну сотню рублей, об этом костюме много говорили. Бал открылся танцами, как всегда полькой, затем следовали другие танцы, наконец, французская кадриль. Во время кадрили красавица вдруг упала в предсмертной агонии. Она сорвала с себя маску, и все ужаснулись ее видом: челюсти скривились, лицо почернело, глаза выражали ужас и мольбу о помощи, но никто уже не мог ей помочь. Так и умерла она среди бала. Погоревали о ней, особенно родители, похоронили, поставили над ее могилой великолепный памятник, и все земное для нее окончилось. А что стало с ее душой? Страшно и подумать! Конечно, пути Божии неисповедимы, но, по нашему убогому человеческому разумению, не быть ей в Царстве Света. Предстала она суду Божию, а Господь, сказавший: «В чем застану, в том и сужу», – застал ее посреди игрища, в одежде богини разврата, – и пошла ее душа в мрачные затворы ада. Вот чем кончается служение миру!

Работающие миру считают служение Христу тяжким и неудобоисполнимым, а разве миру легко работать? Какие тяжкие цепи налагает он на своих последователей! Вот взять хотя бы праздничные визиты! Вместо того чтобы отправиться в храм Божий, люди с утра до вечера ездят по нелепым визитам, часто бывая у лиц, им несимпатичных, да и лица эти вовсе не желали бы видеть их у себя. А попробуй-ка, например, подчиненный не побывать у начальства – ну, сейчас же и неприятность, а то и вовсе лишение места; поневоле приходится исполнять этот скучный обычай. И возвращается человек вечером усталый, разбитый, проклиная суровый обычай века сего. Но как поступить в подобных случаях христианину?

Святой апостол Павел говорит: «Творите все то, что не против вашей совести, а что противоречит, от того отвращайтесь».

Совсем не сноситься с мирскими людьми невозможно, иначе нам пришлось бы выйти из мира. Мир сильно не любит тех, которые не следуют его законам. Он награждает их разными названиями: монашек (в устах мира это позорное название), ненормальных, отсталых и т. д.

– Знаете ли вы, – говорит один другому, – про такую-то? Еще в прошлом году она была очень мила. На Святках, на маскарадном балу, на ней был чудный костюм, изображавший Диану, преследуемую охотниками; стольких она заинтриговала, а теперь?! Нигде не бывает, только ходит в церковь да читает святые книги, вообразите!

– Да она стала ненормальной!

Вот приговор мира сего. Пока служила она врагу, считалась умной и интересной, а когда перешла на сторону Христа, стала ненормальной. Правда, смотря что принимать за норму: если отречение от Христа, то она, действительно, ненормальная. И мир осуждает такую и смеется над ней. Но надо все перенести, все терпеть и остаться верной Христу. Первые христиане так и поступали. Они, невзирая на муки, твердо держались Христа.

Приводят, например, к правителю на допрос св. Феодора Тирона³⁴⁸

– Кто ты такой? – спрашивает мучитель.

– Я – христианин!

– Но какого ты звания?

– Прежде, – ответил Феодор, – я был рабом такого-то человека, а теперь – раб Христа Спасителя.

– Но почему же ты от такого богатого господина перешел ко Христу?– возразил мучитель.

– Потому что познал истину,

– Но если ты не отречешься от Христа, я буду тебя мучить.

– Мучай, – ответил святой. – Господь даст мне силы перенести все твои мучения. Тело ты можешь замучить, но не коснешься моей души.

И Феодор с твердостью перенес все страдания, оставшись верным Христу.

Правда, были и такие, которые отрекались. Ужасен был вид кипящих котлов с раскаленным оловом, куда бросали людей живыми, и те обращались в пепел; или, например, забивали гвозди под ногти, обрубали пальцы, вытягивали из рук жилы и на этих жилах подвешивали мучеников на дерево, подпаляя медленно огнем и строгая тело железными когтями; отсекали голову... Эти и подобные им казни смущали малодушных, и они отрекались. Нынче христиан не мучают на площадях, не предают торжественно сожжению, всюду открыты христианские храмы, в них совершается богослужение; но вот грустное явление – многие и без мук отпадают от Христа!

Мир преследует рабов Христовых насмешками и презрением, и многие не переносят этого.

– А ты что-то часто стала ходить в церковь? – язвительно задают вопрос.

Молчание.

– Конечно, отчего не сходить в праздники, но ты уж чуть не каждый день ходишь. Кажется, и посты начала соблюдать... Уж не собираешься ли ты в монастырь?

Снова молчание. А иная, совсем обнаглевшая, начнет приставать:

– Вот ты все читаешь святые книги, а читала ли ты Ницше и т. п.? Вот почитай, и сама увидишь, что они говорят. – Да так и засыплет неопытную именами своих богов (у них ведь тоже есть свои боги).

– Если ты религиозна, – продолжает она, – то должна рассмотреть вопрос со всех сторон, не бояться услышать и противоположное мнение.

Не надо слушать подобных слов. Не читайте безбожных книг. Оставайтесь верными Христу. Если спросят вас о вере, отвечайте смело. Спросят:

– Ты, кажется, зачастила в церковь?

– Да, потому что нахожу здесь удовлетворение.

– Уж не в святые ли хочешь?

– Каждому, конечно, хочется быть святым, но это не от нас зависит, а от Господа.

– Не в монастырь ли ты собираешься?

– Нет, в монастырь я не собираюсь.

Подобными ответами отразите врага. Конечно, очень тяжело подчас бывает, скорби облегают со всех сторон, приходишь даже в уныние; особенно это уныние нападает на монашествующих. Кажется, что и Господь оставил. И действительно, может быть, Он временно отступил, но зорко следит за такой душой и не даст ей погибнуть. Враг ненавидит монастыри, оттого-то с такой силой и нападает на иноков. Помню, когда я был еще в миру, монастырь представлялся мне страшной скукой; все молись да молись, редька, да постное масло, да поклоны. Но и бывая в аристократических домах, я тоже испытывал скуку. Бывало, соберутся умные ученые люди, думаешь услышать что-либо полезное, а говорят пустяки. Передают городские сплетни, а начнет говорить кто что-либо серьезное, то его поднимут на смех: вот пророк выискался! Да, только пустые, праздные разговоры, даже музыки не услышишь серьезной. Смотришь, стоит великолепный рояль в несколько тысяч, и есть хорошо играющие, но никто до него не дотронется. Все более и более отходил я от мира, хотя крупного переворота не было. Это отпадение продолжалось десять лет, пока я совсем не отошел от него. Труднее всего мне было оставить театр, оперу (конечно, серьезную), но случилось нечто – и я оставил театр. Теперь же, благодарение Богу, я совсем оставил мир и стал иноком, хотя отошел, быть может, только внешне; блаженны отошедшие от него внутренне. Говоря о мире, считаю долгом сказать, что под этим словом подразумеваются не люди, а служение страстям, где бы оно ни совершалось. Можно быть и мирскими инокинями, и в монастыре жить по-мирски. Черные одежды сами по себе не спасают и белые не погубляют. Я не зову вас в монастырь, живите в миру, но вне мира, и благо будет вам. Но не удовлетворяется миром тот, у кого в сердце «дрожат струны жизни».

От скорбей же не надо приходить в уныние, в отчаяние, надо терпеть. Многие, начавшие идти за Христом, бывают вначале очень требовательны в молитвах: «Господи, сделай меня святой!» Правда, эта просьба законная, но нельзя сразу достигнуть святости. Были примеры, что из грешников сразу становились святыми, но это примеры исключительные, а нам, грешным, указан путь постепенного восхождения. Поступая так, не впадешь в сети врага. Люди говорят, что нельзя нищему дать сразу миллион, потому что он от неразумного употребления денег и сам погибнет, и других погубит, а рублей 30–40 могут поставить его на ноги. Если так рассуждают люди, то не тем ли более Господь раздает Свои дары на пользу, а не на погибель. Должно помнить, что Господь любит всех нас и о всех печется, а потому надо вполне предавать себя на волю Божию: твори со мною, Господи, что хочешь.

Нельзя стать святым, то есть научиться исполнять заповеди Божии, без труда, а этот труд троякий: он состоит из молитвы, поста и бдения³⁴⁹. В Евангелии говорится, что однажды привели к ученикам Христовым бесноватого. Сколько апостолы ни старались изгнать злого духа, он не слушал и говорил: «Не выйду». Тогда бесноватого отвели ко Христу, и Сам Господь изгнал беса. Ученики, оставшись наедине со Христом, с оттенком упрека говорили Ему: «Почто мы не возмогохом изгнати его?» Господь сначала сказал: «За неверие ваше». Затем же добавил: "Сей же род (т. е. злые духи) не исходит, токмо молитвою и постом».³⁵⁰

Итак, молитва, пост и трезвение, т. е. хранение своих мыслей и чувств, делают нас победителями врагов нашего спасения.

Самое трудное из этих дел есть молитва. Всякая добродетель вследствие упражнения обращается в навык, а молитва до самой смерти требует понуждения себя и является следствием подвига. Молитва трудна, так как ей противится наш ветхий человек, но она трудна еще и потому, что враг всей силой восстает на молящегося. Молитва есть вкушение смерти для диавола. Хотя он уже умер духовно, но молитва как бы снова поражает его, а потому он всячески противится ей. Даже святые, как, например, преп. Серафим, уж, кажется, должны бы только утешаться молитвой, но по временам и для них она трудна. Правда, молитва несет с собою и высокие утешения и не только праведнику, но и грешнику.

Наш известный поэт Лермонтов, кончивший так печально жизнь свою на дуэли, и тот испытал сладость молитвы и описал ее в стихотворении своем:

В минуту жизни трудную,

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучье слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко...³⁵¹

К сожалению, молитва не спасла Лермонтова, так как он ожидал от нее только восторгов, а труда молитвенного понести не хотел.

Враг сильно нападает, внушая уныние, отчаяние и какой-то необъяснимый страх. Тамо устрашишася страха, идеже не бе страх³⁵². Иногда человек чувствует полное свое бессилие и опускает руки, но такая печаль незаконна: нужно молитвой и крестным знамением, в котором сокрыта непостижимая сила, противиться козням врага.

Второе средство для получения спасения есть пост. Пост бывает двоякий: внешний и внутренний. Первый есть воздержание от скоромной пищи, второй – воздержание всех наших чувств, особенно зрения, от всего нечистого и скверного. Тот и другой пост неразрывно связаны друг с другом. Некоторые люди все внимание обращают только на внешний пост, совсем не понимая внутреннего. Например, приходит такой человек куда-нибудь в общество, начинаются разговоры, в которых сплошь и рядом – осуждение ближних. Он принимает в них деятельное участие и много похищает от чести ближнего. Но вот наступает время ужина. Гостю предлагают скоромную пищу: котлетку, кусочек поросеночка и т. д. Он решительно отказывается.

– Ну покушайте, – уговаривают хозяева, – ведь не то, что входит в уста, оскверняет человека, а то, что из уст!

– Нет, я насчет этого строг, – заявляет он, совершенно не сознавая, что, осуждая ближнего, он уже нарушил и даже совсем уничтожил пост.

Вот отчего так необходимо трезвение и хранение своих мыслей и всех вообще чувств. Трудясь для своего спасения, человек мало-помалу очищает свое сердце, и вместо прежних зависти, ненависти и злобы в нем насаждается любовь. Древние христиане жили в полном согласии и любви, все у них было общее. У апостолов ничего не было своего, а достаточные приносили разные снеди и имущества к ногам апостолов, те же раздавали всем нуждающимся. Собирались они вместе на вечерю любви и вкушали от предложенной трапезы; так и мы с вами вкусили сегодня. Я ничего не имею, но все усердствуют мне боголюбивые души; я же только разделяю эти дары между мирянами и монашествующей братией. Идет известный о. Григорий, таинственно стучится к какому-нибудь иноку и передает ему утешение.

– О ком молиться? – спрашивает тот.

– Имена их Ты ве́си³⁵³, Господи, – отвечает о. Григорий.

Когда Господь Иисус Христос посылал Своих учеников на проповедь, то говорил: «Когда же приведут вас в синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как или что отвечать, или что говорить: ибо Святый Дух научит вас в тот час, что должно говорить»³⁵⁴. И слова Господни исполнились: простые неграмотные рыбаки своим учением покорили всю Вселенную. Мудрецы века сего не могли противостоять Святому Духу. Тот же Дух Святый и теперь действует через Священное Писание и через преданных Богу людей. Оттого-то святые книги, в частности, Жития святых, так благотворно влияют на душу человека, ибо в них – слово жизни. В сочинениях же неверов: Ренана, Ницше и прочих, – слово смерти, потому что таким мраком, тоской и отчаянием покрывается душа от подобного чтения, точно мрачные туманы спускаются со всех сторон и облегают сердце человека. А слово Духа Святаго – животворит.

В истории известен такой факт. Грозный завоеватель Аттила двинулся на Западную Европу. Его огромные полчища все уничтожали на своем пути, и вот Аттила подступил к стенам Рима. Рим со своими несметными сокровищами и громкой славой возбудил желание у Аттилы смирить его. Римляне, чувствуя, что не смогут противостоять Аттиле, с трепетом ожидали погибели, а св. папа Лев³⁵⁵ отправился в стан Аттилы и убеждал его отступить от города. Молча слушал Аттила великого старца, и мысль его колебалась. Сподвижники грозного завоевателя уговаривали его не слушать папу и двинуться на город. Миллионное войско было наготове, как вдруг Аттила вдруг решительно воскликнул:

– Назад!

Удивленные воины вопросительно взглянули на Аттилу.

– Назад! – решительно повторил он, и войско двинулось обратно.

Когда они были уже за Дунаем, а может быть, и за Днепром, воины спросили Аттилу, отчего он не взял город, а послушался какого-то старика.

– Потому что я не мог противиться неотразимой силе его слов, – ответил завоеватель.

Действительно, Дух Святой говорил через св. папу Льва, оттого-то и не мог противиться этому слову человек.

Нечто подобное было и с нашим великим поэтом-полувером Пушкиным. Он был в полной славе, его стихи вызывали восторг не только в России, но и за границей; не было, да, кажется, и не будет равного ему по музыкальности и звучности стиха. Но стихи эти были о земном и тленном, как сам поэт говорит:

...Лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей...

И вот на этого поэта громадное влияние имело слово митрополита Филарета Московского³⁵⁶, заставляя его вдумываться в свою жизнь и раскаиваться в пустом времяпрепровождении.

Однажды митрополит Филарет служил в Успенском соборе. Пушкин зашел туда и, скрестив по обычаю руки, простоял как вкопанный всю длинную проповедь, боясь пропустить хотя бы слово. После обедни возвращается он домой.

– Где ты был так долго? – спрашивает жена.

– В Успенском соборе.

– Кого там видел?

– Ах, оставь, – сказал Пушкин и, положив голову на руки, зарыдал.

– Что с тобою? – встревожилась жена.

– Ничего, дай мне скорее бумагу и чернил.

И вот, под впечатлением проповеди митрополита Филарета, Пушкин написал свое дивное стихотворение «Стансы»³⁵⁷, за которое, наверное, многое простил ему Господь.

В часы забав иль праздной скуки

Бывало, лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа палима

Отвергла мрак земных сует:

И внемлет арфе Серафима

В священном ужасе поэт³⁵⁸.

Особенно замечательно последнее двустишие. Пушкин, конечно, не слышал серафимского пения, но, очевидно, подразумевал под этим нечто великое, с чем только и можно сравнить слова митрополита Филарета. Мы благодарны Пушкину, что он оставил нам такой памятник о митрополите Филарете. Детки мои, читайте Священное Писание и творения святых учителей Церкви, так как через них говорит Сам Дух Святый. И не будем читать таких «учителей», которые стремятся отторгнуть нас от Христа. Да спасет нас от них Господь! Будем следовать только Христову учению и спасемся.

У Хомякова есть прекрасное стихотворение «Звезды», в котором он небесный свод с миллиардами звезд сравнивает с учением галилейских рыбаков, то есть с Евангелием:

В час полночный близ потока

Ты взгляни на небеса:

Совершаются далеко

В горнем мире чудеса.

Ночи вечные лампады

Невидимы в блеске дня,

Стройно ходят там громады

Негасимого огня.

Но впивайся в них очами –

И увидишь, что вдали,

За ближайшими звездами,

Тьмами звезды в ночь ушли.

Вновь вглядись – и тьмы за тьмами

Утомят твой робкий взгляд:

Все звездами, все огнями

Бездны синие горят.

В час полночного молчанья,

Отогнав обманы снов,

Ты вглядись душой в Писанья

Галилейских рыбаков.

И в объеме книги тесной

Развернется пред тобой

Бесконечный свод небесный

Лучезарной красотой.

Узришь – звезды мыслей водят

Тайный хор свой вкруг земли.

Вновь вглядись – и там вдали

Звезды мыслей тьмы за тьмами,

Всходят, всходят без числа,

И зажжется их огнями

Сердца дремлющая мгла.

Да, воистину учение Христово способно зажечь и холодные сердца. «Огня приидох воврещи на землю»³⁵⁹, – говорит Спаситель. Всех идущих за Христом покрывает и спасает благодать Божия.

Недавно была у меня девочка лет семи, с матерью. Спрашиваю девочку:

– Как меня зовут?

– Вар-со-но-фий.

– Верно. Ну, а тебя?

– Ва-лен-ти-на.

– Валя, – добавляет мать.

– Ну, Валя, не вались, – говорю ей.

Сам не знаю, отчего я это сказал, только сегодня пришли они ко мне опять.

– Батюшка, – говорит мать, – а знаете, что с Валей-то случилось? Был у нас в полу погреб открыт, а девочка моя не заметила да, оступившись, упала прямо в погреб, а он глубокий. Мы с мужем в ужасе думали, что она разбилась насмерть, а она осталась жива и невредима. Вот чудо! Ну и вспомнились нам ваши слова: «Валя, не вались!»

Ведь вот враг стремится погубить человека, а благодать Божия спасает. Да спасет Господь и нас от страшного и мрачного погреба, который есть различные вражеские козни, всюду расставляемые нам врагом.

Вчера я служил обедню в соборе. Много причащалось детей; все подходят спокойно, видно, что соединяются со Христом. Вдруг подносят к святой Чаше девочку лет двух с половиной. Она сильно закричала, затем, высвободив ножку, ударила по потиру. Я обомлел: ведь Святые Дары могли пролиться на пол! Не знаю, как я удержал чашу в своих старческих руках. Верно, Ангел-хранитель, который всегда невидимо стоит около нас, ослабил силу удара. Спрашиваю, как зовут девочку, говорят: «Зинаида». Принесла ее тетка, так как мать неверующая, в церковь никогда не ходит. Тетке еле удалось вырвать девочку из рук матери для причащения. И подумалось мне, что ждет этого ребенка впереди? Господу известна судьба каждого человека. Говорят, что с Толстым в детстве было нечто подобное. Да спасет и помилует нас всех Господь! Мир вам! Аминь.

Начну свою беседу теми же словами, как и в прошлый раз: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра». Своим пастырским словом свидетельствую вам, что вы совершили подвиг, приехав сюда из разных мест на великий праздник Рождества Христова. Верю твердо, что милосердый Господь вознаградит вас. Как, не знаю, но не оставит вас ни в этой жизни, ни в будущей. Еще лет сорок-пятьдесят тому назад это время от Рождества Христова до Крещения называлось святыми днями. Это было на святых днях, – говорили. Теперь эти два слова сокращены в одно: «святки». Что подразумевают под этим словом теперь? Обыкновенно период времени от Рождества до Крещения, но часто с этим понятием соединяется понятие о греховных удовольствиях, которых так много бывает именно в это время. Враг издевается над христианами, и время, в которое совершалась тайна нашего спасения, обращается во время совершения всевозможных пороков. Оттого-то и назвал я подвигом то, что вы оставили все мирские удовольствия – театры, балы, маскарады и прочее, и приехали в нашу тихую обитель, чтобы провести эти дни в молитве, духовной беседе и удалении от мирской суеты.

Здесь вы говели и приобщались Святых Таин; это великое дело – принять в себя Самого Господа. В Таинстве покаяния или, что то же, – исповеди, разрываются векселя, то есть уничтожается рукописание наших грехов, а Причащение истинных Тела и Крови Христовых дает нам силы перерождаться духовно. Правда, это совершается не сразу и, пожалуй, неощутительно для нас: не приидет Царствие Божие с соблюдением³⁶⁰, но несомненно, что это перерождение рано или поздно совершится, и мы начнем новую жизнь, жизнь во Христе.

Есть еще великое Таинство елеосвящения, или соборование. В этом море милосердия Божия потопляются все наши забвенные грехи, а таких у каждого немало найдется. Жизнь сложна; враг сильно нападает на тех, которые желают спастись, но таинства, молитва и крестное знамение разрушают все козни и делают «яко ничесоже». Жизнь – это книга. Листы ее – это события нашей жизни, все – от важных, до ничтожных случаев. В нашей жизни нет ничего, что не имело бы значения, только мы-то часто этого и не понимаем, и лишь просветленные Божественной благодатью умы понимают смысл каждого случая. В книге бывают опечатки. В жизни бывают ошибки, часто трудно поправимые, и Господь может исправить их... Книги бывают тоненькие, объемистые и даже многотомные; так и жизнь человека. Часто является вопрос: отчего умирает младенец? Почему живет старец? Отчего, лишь явился на свет человек, заплакал, окрестили его, – и Господь берет его жизнь, а другой живет до глубокой старости? Тонка книга младенца, всего несколько листочков, а книга старца многотомна. Все это – тайна Божия, которую мы постигнуть не можем.

Сохранился рассказ матери известного декабриста Рылеева, напечатанный в свое время в одном журнале³⁶¹.

Рылеева была вдовой и имела единственного сына, которого любила всей душой. И вот однажды ее пяти-шестилетний сын заболевает. Долго лечили его, и, наконец, врачи, приговорив его к смерти, ушли, так как им нечего уже было делать, а мать опустилась на колени перед иконами и начала усердно молиться о спасении сына. Среди молитвы на нее напал легкий сон, и видит она большую площадь, звуки военной музыки, гул толпы. Вдруг выдвигается эшафот, на нем виселица, на эшафот вводят ее сына и вешают... Рылеева в страхе просыпается.

– Господи! – воскликнула горестная мать. – Знаю, что этот сон – не мечта, а послан для моего вразумления, но все же молю Тебя, оставь в живых моего сына!

Господь услышал ее молитву: сын поправился к великому изумлению врачей, неизвестно чему приписавших подобный случай (впрочем, и врачи в то время были верующими).

Прошло много лет, Рылеев вырос, сошелся с людьми, отвергавшими Бога и все святое, желавшими закрыть все церкви и прекратить богослужение, а также восставшими против самодержавной власти. Они составили союз с целью ниспровергнуть самодержавие и учредить республику. Но этот союз был раскрыт, и участники, в том числе и Рылеев, казнены. И вот наяву мать Рылеева увидела большую площадь, толпы народа, звуки военной музыки. Воздвигли эшафот, на нем виселицу, и Рылеев был повешен. Его мать не возроптала, не пришла в отчаяние, но с твердостью произнесла: «Праведен еси, Господи, и прави суды Твои!"³⁶²

Господь лучше нас знает, что нам полезно, а что вредно, потому надо вверяться Его водительству. Пребывайте в Церкви, будьте верны Христу Богу.

Не далее как сегодня в «Московских ведомостях» я прочел такую историю.

Одна молодая девушка, красавица собой, встретилась на балу с молодым человеком, тоже очень красивым, и они полюбили друг друга. Чуть ли не здесь же он сделал ей предложение, и она, конечно, не спросясь родителей, изъявила свое согласие. Обвенчались они, живут месяц, другой, третий и утопают в блаженстве; она так и думала всю жизнь прожить в счастье, но вышло иначе. Ее муж любил женщин и от такой прекрасной жены стал уходить к другим. Сначала она только слегка замечала ему о частом его отсутствии, затем пошли ссоры. Он начал брать у нее деньги; сперва она охотно давала, но его требования становились все более нахальными, а когда она ему однажды отказала, он избил ее до синяков. Кроме женщин, муж пристрастился к вину и все уносил из дома. Тяжело было жене, не столько физически, сколько нравственно измучилась она. Каково ей было смотреть на свой развенчанный кумир! Наконец, мать сжалилась над дочерью и предложила ей переехать к себе. Дочь взяла с собой единственное свое сокровище – пятилетнего сынишку. Муж явился и сюда с требованием денег. Бить ее здесь он уже не мог, но осыпал колкими словами...

– Ты разлюбила, – говорил он.

– Нет, и теперь люблю тебя, – возражала жена, – брось свою распутную жизнь, и я опять вернусь к тебе. Есть у меня еще кое-какие крохи, будем жить на них, да и еще я имею право на наследство от родителей.

Но муж не пожелал измениться. Вот однажды приходит он к жене. Швейцар его не пускает.

– Мне только надо видеть Надю, – говорит он; верно, сунул что-нибудь швейцару, и тот пропустил его. Он пришел к жене.

– Давай денег! – воскликнул он.

– Но у меня нет.

– Ах, не дашь? Тогда вот! – и муж нанес ей пять ударов финским ножом. Она упала, обливаясь кровью. И все это видел маленький сынишка. Какой пример получил он на всю жизнь! Убийца убежал, а ее похоронили.

Печальная история! Но отчего рассказал я вам ее? Прежде всего для того, чтобы показать вам, что вне Церкви не может быть счастья, а они познакомились на балу, где, конечно, и мысли не было о Боге. Думается мне, что и потом они жили вне Церкви.

Нынче расплодилось много еретиков; они считают себя истинно верующими. Но какая же это вера, когда я это признаю, а то отвергаю. Мне случалось говорить с толстовцами: какое мрачное их мировоззрение, полное отчаяния, никакого света! Тяжело мне было. «Вот лежит ваш учитель на смертном одре, передайте ему, что здесь пастырь, который может примирить его с Богом», – но меня не допустили до Толстого.

Еще повторяю: не ходите на собрания еретиков, которые могут погубить вашу душу.

В страшное время мы живем. Людей, исповедующих Иисуса Христа и посещающих храм Божий, подвергают насмешкам и осуждению. Эти насмешки перейдут в открытое гонение, и не думайте, что это случится через тысячу лет; нет, это скоро наступит. Я до этого не доживу, а некоторые из вас увидят. И начнутся опять пытки и мучения, но благо тем, которые останутся верными Христу, Господу нашему.

Надеюсь, что все вы останетесь Ему верны и не отвергнетесь от Господа своего. Молитесь, чтобы Господь послал вам христианскую кончину: «Христианския кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мирны и добраго ответа на Страшнем Судищи Христове просим».

Кончина есть венец жизни, и добро тем, кто сподобится христианской кончины. Один епископ при возглашении этой ектении всегда творил земной поклон. И вы не забывайте если не в землю поклониться, то сделать поклон поясной или хотя бы внимание свое сосредоточить на этом прошении. И заметьте, что люди, верующие в Бога и на деле исполняющие Его святой закон, умирают спокойно, а смерть безбожников обычно страшна.

Все образованные люди знают известного немецкого писателя Гете. В конце жизни он дошел до такого безумия, что, поклоняясь языческому богу Зевсу, отвергал Христа и издевался над Ним. Правда, в его произведении «Фауст» добро торжествует над злом – быть может, потому, что «Фауст» был написан в лучшую пору жизни Гете, когда он еще верил. Ужасна была кончина его. «Света, света больше»! – кричал он в предсмертной агонии. Очевидно, вечный мрак уже начинал окутывать его душу, и вспомнил он о Присносущном Свете, да уже поздно. Как ни стараются почитатели Гете объяснить в его пользу последние слова его, но истина остается во всей своей силе.

Другой знаменитый писатель, Шиллер, всегда признавал Бога. Был он идеалистом; и произведения его отрывают от мелочной житейской суеты. Умирая, он говорил: «Я спокоен». Это не было спокойствие отчаяния, но спокойствие, посланное Богом за веру в Него.

Да, страшна смерть неверов и кощунников, а их теперь так много!

Писатель Спенсер характеризует многих людей так: «Люди – это деревяшки, а сердце их – рубль». Какая корысть от деревяшки и от рубля, а это выражение очень метко характеризует людей, погруженных только в мелкие земные интересы и вовсе не думающих об иных, высших идеалах. «Христианский кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мирны и добраго ответа на Страшнем Судищи Христове просим». И, действительно, Господь поругаем не бывает³⁶³ и закон возмездия остается в полной силе. Грешники наказываются не только в будущей, но и в этой еще жизни.

В Житиях святых среди сонма примеров рассмотрим хотя бы один – из жития ев. мученицы Агафии³⁶⁴. Ее подвергали ужаснейшим пыткам, желая вынудить отречение от Христа, но мученица осталась непоколебимой. Наконец, ее голова была усечена мечом, а мучитель, разграбив ее богатства, довольный собой, поехал в Рим к императору Декию, везя сокровища Агафии. Доехали до реки, поставили лошадей на паром, как вдруг одна из лошадей бросилась на мучителя, изгрызла ему лицо, а затем, взяв зубами за одежду, бросила в воду. Других же никого не тронула. Так этот мучитель еще при жизни подвергся казни Правосудия Божия. И так во всем. Земная мудрость ничто в сравнении с мудростью небесной, хотя земные знания и бывают нам полезны в сей жизни, но они не ведут нас в Царство Света.

А вот и другое сказание. Схватили на допрос св. Дорофею³⁶⁵ и угрожали муками, она же оставалась тверда.

– Если не отречешься, – сказал мучитель, – то я отрублю тебе пальцы, вытяну жилы и повешу тебя на них на дерево, а снизу буду опалять медленным огнем.

– Делай, что хочешь, – ответила святая.

Первый министр императора, человек высоко образованный, по имени Феофил, обратился к Дорофее с насмешливыми словами:

– Ты надеешься, что попадешь в Рай?

– Надеюсь, – отвечала мученица, – если останусь верна Христу.

– А что такое Рай?

– Я не знаю, – сказала Дорофея, – но верю, что Господь введет меня туда.

– Пришли мне оттуда яблок.

– Хорошо!

Когда голову мученицы усекли мечом, явился отрок с корзиной плодов и, отдав их Феофилу, стал невидим. Вид и вкус плодов были необычайны, и Феофил воскликнул:

– Отныне и я христианин!

Отверг он мудрость века сего и вошел в послушание веры...

К беседам моим не удается готовиться: утомишься здесь с народом, а затем – письма, неотложные телеграммы, дела по монастырю. Смотришь, часа полтора осталось до утрени, которая у нас в 12 часов ночи. Затем опять всякие дела, а после обеда немного отдыхаю, иначе по старческой немощи становлюсь вялым и бессильным. А там опять прием народа, и так все время.

Помню, когда я еще был в миру, то, побывав однажды в Гефсиманском скиту, удивлялся, что утреня у них в 12 часов ночи.

– А вы бы когда думали? – спросил меня настоятель.

– Да часа в три-четыре.

– Нет, – ответил он, – необходимо вставать в 12 часов ночи, так как сохранилось предание, правда, нигде не записанное, но в которое веруют и Восточная, и Западная Церковь, что Христос в полночь придет судить мир. «Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща»³⁶⁶. Потому так важна полуночная молитва! Если уж нельзя идти к утрени, то по крайней мере дома нужно в это время помолиться. Важна молитва церковная, лучшие мысли и чувства приходят именно в церкви; правда, и враг сильнее в церкви нападает, но крестным знамением и молитвой Иисусовой отгоняйте его. Хорошо встать в церкви в какой-нибудь темный уголок и молиться Господу. «Горе́ имеем сердца!»³⁶⁷ – возглашает священник, а ум наш часто стелется по земле, думая о непотребном. Боритесь с этим! Молитесь Богу, чтобы мое убогое слово принесло вам душевную пользу. Батюшка о. Амвросий говорил своим слушательницам:

– Ах, как хотел бы я довести вас на источники водныя!³⁶⁸

Раздается писк:

– Батюшка, поведите!

– Да я и сам там не был, – отвечал о. Амвросий, – но сильно хочу там быть.

В действительности же о. Амвросий властно вел своих почитателей на источники живой воды.

Вот собрались вы здесь, и, может быть, какая-нибудь из вас думает: «Родители мои стары, умрут они, останусь я одна, надо замуж выходить». Что же, это дело хорошее. Господь пошлет такой мужа по сердцу. А другая поднимает тоном выше: «Страшно выходить замуж, вдруг муж изменит и бросит, а также беспокойство о детях – лучше поступить в монастырь – работать Единому Богу», – и такое намерение Бог благословляет. А иная хочет, оставаясь в миру, жить в девстве и целомудрии; да поможет и такой Господь! Читайте Священное Писание, а также Жития святых, особенно святых великомучениц Екатерины, Варвары, Ирины, Евдокии³⁶⁹, потому что святой дает частицу своей крепости читающему его житие с верой и поможет при прохождении мытарств.

Священное Писание есть книга жизни, писания же еретиков – книга смерти. Не читайте их, чтобы мрак сомнений не окутал вашу душу.

Правда, Господь всех зовет ко спасению.

Один англичанин, Джеймс, написал свою исповедь, в которой рассказывает, почему он стал православным христианином³⁷⁰. Это случилось так. Джеймс с товарищем (православным) поехал однажды кататься. На пути они увидели часовню, и товарищ решил зайти туда.

– А мне можно? – спросил Джеймс.

– Конечно.

Товарищ его пошел приложиться к иконе Божией Матери, а Джеймс смотрел на икону и думал: «А что, если и я подойду?» Вдруг случилось великое чудо: Светоносная Жена, сама Царица Небесная, подошла к Джеймсу и наложила на него Свой омофор. Джеймс испытал неизъяснимое блаженство и бесповоротно пошел за Христом, сделавшись православным. Но ведь много неверов, может быть, было в часовне, отчего же Матерь Божия подошла именно к Джеймсу? Это тайна, которую и не будем стараться постигнуть.

Некоторые говорят, что науки и искусства, особенно музыка, перерождают человека, доставляя ему высокое эстетическое наслаждение; но это неправда. Под влиянием искусства, музыки, пения и т. д. человек действительно испытывает наслаждение, но оно бессильно переродить его.

Когда я был еще в миру, то очень любил музыку, и в частности, игру на фисгармонии; рояль не может так передать глубину чувства.

У нас в Казани жил известный композитор Пасхалов. Чтобы усовершенствоваться в игре, я стал брать у него уроки. Часто мы вели с ним беседы.

– А ведь у вас душа-то совсем умерла, – сказал я ему однажды.

– С чего это вы взяли? – возразил он.

– Да из ваших же слов. – ответил я, – в церковь не ходите, в таинствах не участвуете.

– Ну, и что же из этого, – продолжал Пасхалов, – я верую в Бога и служу Ему тем даром, который имею. Разве музыка не отрывает меня от всего земного? И я испытываю великое наслаждение. Кажется, никто не понимает так произведения музыкантов-художников, как я: Моцарта, Бетховена, Мейербера и т. д.

– И все-таки это эстетическое наслаждение не может заменить религию, – возразил я ему (а говорил я тогда то, что внушил мне Господь), – есть несколько дверей для вхождения в Царство Небесное: в одну дверь вы уже вошли, эта дверь – крещение.

– Да, я крещен.

– А другая – покаяние, иначе – исповедь. Вы давно не говели?

– Да лет двадцать. Помню, я говел в гимназии, затем раза два студентом, уже без веры, а когда уехал во Францию брать уроки у одного знаменитого музыканта, то с тех пор уже не говел.

– Вот видите! А третья дверь – Святое Причастие.

– Ну, в это я не верю.

– А вы верите, что есть Америка?

– Конечно, это знает каждый ученик приходского училища.

– Ну, а если бы кто-нибудь сказал: я не верю, что есть Америка, то от этого она, конечно, не перестала бы существовать? Так и великое Таинство Тела и Крови Христовых остается в полной силе, несмотря на то, что вы в него не верите.

– Да, действительно, вы правы; впрочем, со мной никто еще так не говорил.

– Ну вот, Александр Васильевич, сходите вы в это воскресенье в церковь, хотя бы в церковь Богоявления, послушайте там певчих, помолитесь. А во вторник у нас будет урок, мы с вами и поговорим.

– Хорошо, согласен, – сказал Пасхалов.

– Вот вы говорите, что искусство перерождает душу, а на деле выходит иначе. Вы пьете, знаете, что это худо, а оставить не можете – нет сил; затем, развелись с женой, не сохранили к ней верности, а Священное Писание говорит, что ни блудники, ни пьяницы Царствия Божия не наследуют (кстати, жена Пасхалова вышла замуж за известного писателя Мордовцева).

Пасхалов задумался. По-видимому, беседа произвела на него впечатление. Прошло три дня, и Пасхалов явился ко мне с тетрадью в руках.

– Разрешите мне сыграть мое последнее произведение, – сказал он, указывая на тетрадь.

– Пожалуйста, – отвечаю, – но отчего же последнее?

– Так я чувствую. Перелистывал я недавно стихотворения Полонского и остановился на стихе «Плохой мертвец»; вот и решил, в последний раз, переложить его на музыку.

– Ну, последнее так последнее, – сказал я ему, – очень рад буду послушать.

Сами мы в то время не понимали, что говорили.

– А помните, что сказал Лемм, когда к нему пришел Лаврецкий?³⁷¹ – «Садитесь и слушайте, ибо я – великий музыкант». Вот и я вам это же скажу, – произнес Пасхалов, улыбаясь, и заиграл. Никогда еще ни раньше, ни позже не слышал я таких звуков, полных мощи и воодушевления. Я жил тогда в меблированных комнатах, и весь коридор наполнился народом. Студенты, барышни – все стремились послушать великого композитора.

– Ведь это играет Пасхалов! Не закрывайте, пожалуйста, дверь, – говорили мне.

Наконец, он кончил. Я подошел к нему. Пасхалов опустил голову на руки, и слезы ручьями лились из его глаз.

– Больше заниматься музыкой не буду... Не хочу раздваиваться, чувствую, что вы правы, – произнес Пасхалов, несколько успокаиваясь. – Помните рассказ про великого художника Ван-Дейка? Когда он ушел в монастырь, то не захотел уже двоиться между любовью к Богу и художеством, а потому, несмотря на советы игумена, предложившего ему писать иконы, он бросил палитру, кисти и краски в протекавшую около монастыря реку Тахо. Оставлю все и приду к вам за наставлениями.

О нет! – воскликнул я. – Я не могу вас учить, а вот сходите к профессору Казанской Духовной Академии Антонию³⁷² (который стал впоследствии Петербургским митрополитом), он вас наставит. А главное, бросьте пить вино!

Пасхалов обещал. Прошло несколько дней. Вдруг приходит ко мне один знакомый, хорошо знавший Пасхалова.

– А я к вам с новостью, – начал он. – Пасхалов умер.

Затем он рассказал печальные подробности кончины знаменитого композитора.

Пасхалов исполнил свое слово, был у о. Антония, который ему, между прочим, не советовал бросать музыку, но заняться переложением церковных песнопений. Также взял от него обещание не пить. Дня три-четыре Пасхалов не пил, но на пятый день ушел из дома и вернулся поздней ночью. Горничная, которая ему отворила дверь, с ужасом увидела, что Пасхалова ведет какое-то страшилище с огромными сверкающими глазами; втолкнув его в двери, страшилище сказало: «Бери своего барина!» Пасхалов был совершенно пьян.

– Что это вы, Александр Васильевич, – заметила горничная, – не хотели пить, а теперь опять напились?

Пасхалов ничего не ответил, но на другое утро его нашли в номере кончившим свою жизнь самоубийством. А одному из родственников композитора явился враг и с адским хохотом кричал:

– А, он спасаться захотел! Нет, я его задушу!

И, действительно, задушил.

Вся Казань сошлась на похороны знаменитого композитора. Тело его утопало в цветах. Затем собрали большую сумму денег и воздвигли ему великолепный памятник. Я тоже был на похоронах и, идя за гробом, думал грустную думу: на что ему теперь это торжество, когда душа его погибла. Конечно, неизвестно, как воздаст ему Господь, но да сохранит всех нас Бог от такой кончины.

Веруйте в Господа, исполняйте по силе Его святой закон, и верю, что спасетесь. Никогда не приходите в отчаяние. А то так случается: затоскует душа, и не какого-нибудь невера, а душа истинного христианина. И заповеди по силе исполняет, и говеет, и посты соблюдает, но вдруг покажется ей, что Господь ее ненавидит. Какая диавольская мысль! В Писании сказано, что Господь ненавидит только гордых; даже жидов и магометан Он терпит и принимает, если они к Нему обратятся от своего неверия; и вдруг христианскую душу ненавидит! Нет, Господь любит всех, а эта мысль о ненависти Божией есть стрела врага, завидующего человеку. Много посылал он стрел, а это уж последняя, которую надо изломать и бросить в лицо врагу, то есть совершенно пренебречь подобной мыслью.

Сегодня 30 декабря, и осталось старого года всего два дня... Кончается год, и подводится итог тому, что мы сделали за это время. Конечно, у каждого совершено много промахов, ошибок, но будем надеяться на милость Божию и пожелаем друг другу не нового счастья, а новой благодати Божией. Аминь.

Приветствую вас всех, здесь собравшихся, с Новолетием. Поздравляю вас с радостями, которые Господь да пошлет вам в наступившем году. Поздравляю вас и со скорбями, которые тоже неизбежно посетят вас и в этом году, быть может, сегодня, может быть, завтра, или в скором времени. Впрочем, не смущайтесь и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом так, что радость несет скорбь и скорбь – радость. Вам это кажется странным, но вспомните слова Спасителя: «Жена, егда рождает, скорбь имать, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир»³⁷³.

День сменяет ночь, и ночь сменяет день, ненастная погода – вёдро³⁷⁴, так и скорбь и радость сменяют одна другую.

Апостол Павел произнес грозное слово к тем, которые не терпят от Бога никакого наказания: «Если вы останетесь без наказания, вы – незаконные дети"³⁷⁵. Не надо унывать, пусть унывают те, которые не веруют в Бога; для тех, конечно, скорбь тяжела, так как, кроме земных удовольствий, они ничего не имеют. Но людям верующим не должно унывать, так как скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царство Небесное. «Отроцы благочестию совоспитани, злочестиваго веления небрегше, огненнаго прещения не убояшася, но, посреде пламене стояще, пояху: отцев Боже, благословен еси»³⁷⁶.

Скорби и есть «огненное прещение» или испытание, но не надо их бояться, а как преподобные отроки воспевать Бога в скорбях, веруя, что они посылаются Богом для нашего спасения.

Да спасет же всех нас Господь и введет в Царство Незаходимого Света! Аминь.

Сегодня, подписывая книгу одной моей духовной дочери под заглавием «Невидимая брань» и выставляя дату 6 января, вспомнил, что это как раз день смерти епископа Феофана, который перевел эту книгу с греческого языка на русский.

Епископ Феофан перевел ее не дословно, но передал дух этой книги, подобно Жуковскому, который, переводя Шиллера, так проникался духом этого поэта, что перевод трудно было отличить от оригинала.

Сегодня не удалось мне служить. Простудился во время исповеди в пятницу. Исповедников было человек тридцать, а потому исповедь продолжалась довольно долго. Стоял я у окна и чувствовал, что холод меня пронизывает, но прекратить исповедь или перенести на другой день счел неудобным, ну и расхворался так, что и на Крещение не мог служить...

Был у нас в Оптиной Пустыни великий старец о. Макарий. Он вел однажды беседу с одним посетителем и тоже, сидя у окна, простудился. Чувствовал, что сильно дует, но оставить беседу неоконченной не захотел. От этой простуды о. Макарий потом всю жизнь был болен, так и умер от этой болезни.

Уже говорил я вам и опять повторяю, что вы совершили подвиг, приехав на праздники в нашу тихую обитель, на свои маленькие средства, добытые честным, а часто и очень тяжелым, трудом.

Думаю, что отдохнули вы здесь душой. Причастились вы Тела и Крови Христовых и утешение от Господа получили по мере восприемлемости каждой – одна больше, другая меньше, но все же, думается, все получили. Может быть, и телом вы отдохнули здесь, хотя и терпели некоторые неудобства. Гостиница у нас маленькая, и позволяют жить всего три-четыре дня. Приходилось снимать помещение у крестьян, которые, конечно, не могут предоставить многих удобств. Да вознаградит вас за все Господь! Теперь опять возвращаетесь вы к своим занятиям, снова начнется для вас трудовая жизнь, может быть, полная скорбей. Что делать? Скорби неизбежны, хотя и хотели бы мы миновать их. Жизнь представляется нам в виде белой полосы, на которой черные точки – скорби, от которых нам желательно поскорее отделаться, а на самом деле жизнь есть черная полоса, и на ней рассеяны белые точки – утешения. «В мире скорбни будете, – сказал Христос, – но дерзайте, яко Aз победих мир»³⁷⁷. А где найти утешение в скорбях, которые обступают нас со всех сторон? Необходимо углубляться в себя, в свой внутренний мир, так как в нем таится источник утешения.

Ученые для отдыха уезжают за границу, под южное небо Сицилии, а мы углубимся в свое сердце, в коем заключен целый чудный мир, может быть, многим неизвестный. Но как войти в него? Единственный ключ – Иисусова молитва, которая открывает нам дверь в этот мир. Но, чтобы углубиться во внутренний мир, необходимо уединение. Некоторые святые бежали для этого в глубочайшие пустыни и оставляли всех и вся, чтобы только упражняться в Иисусовой молитве. Известный подвижник Лука Элладский³⁷⁸ бежал в пустыню для усовершенствования в молитве, так как постоянные толпы народа, приходившего за советом и утешением, мешали ему сосредоточиться. Поступил он подобно Арсению Великому, который был научен Самим Господом: «Бегай людей и спасешься»³⁷⁹.

Является вопрос: законно ли поступил Лука, оставив народные массы для спасения своей собственной души? Вполне законно. Ученые, чтобы издать какой-нибудь научный труд, удаляются от общества и углубляются в свою работу. Ученик, приготовляясь к экзамену, уходит в отдельную комнату, а если нет таковой, то часто, закрыв уши, чтобы не слышать чего-либо постороннего, зубрит свои предметы. Не тем ли более святой для приготовления себя к вечной жизни имеет право на уединение? И удаляется от людей не по ненависти к ним, не в силу своего эгоизма, но и там, в пустыне, служит тому же миру молитвой о нас ко Господу.

Одному схимнику однажды явилась Матерь Божия и спросила его:

– Кто ты такой?

– Я грешнейший и недостойнейший раб Твой, Владычице, – ответил он.

– Но какое твое звание?

– Я схимник.

– А что значит – «схимник»?

Старец затруднился ответить. Тогда сама Владычица Матерь Божия объяснила ему:

– Схимник есть молитвенник за весь мир.

Итак, святые, удаляясь от людей, не перестают любить их и молитвами своими отвращают от грешных гнев Божий.

Один известный писатель, Вальтер Скотт, говорит, что если бы ему предложили на выбор жизнь, полную довольства и богатства, но лишили бы его возможности оставаться наедине с самим собою, а с другой стороны – одиночную тюрьму, то он выбрал бы последнее.

Вот собрались мы с вами в моей скромной келлии для духовной беседы, окружают нас стены, над нами потолок, за ним крыша, а там – небо, на небе – мир ангельский. В эту минуту смотрят на нас Ангелы, видят наше сердце, знают наши помышления и помогают нам. Особенно близок к нам Ангел-хранитель, который постоянно молится за нас и стремится наставить нас на все благое, защитить от всякого зла. А потому каждый из нас обязан молиться своему Ангелу-хранителю и утром и вечером: «Святый Ангеле Божий, хранителю мой, моли Бога о мне, грешной». Также ежедневно нужно призывать и ту святую, имя которой носите.

Смотрит на нас теперь и мир злых духов и уже кует ковы, желая разрушить слова грешного Варсонофия, но не бойтесь! Господь спасет нас от их злой силы. Читайте Священное Писание, Евангелие, Послания, а также Жития святых. Великое значение имеет это чтение, но вот что грустно: Жития святых печатаются, может быть, некоторыми приобретаются, но большинство их не читает. А между тем какую великую пользу можно извлечь из этого чтения! В нем найдем мы ответы на многие наши вопросы, они научат нас, как выйти из затруднительного положения, как устоять, когда мрак со всех сторон окутывает душу, так что кажется, будто и Бог нас оставил.

Посещайте чаще храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжкого положения, но Ты, Господи, помог мне!

Тесен и прискорбен путь, вводящий в жизнь вечную. Мы идем как бы по лезвию ножа, и с обеих сторон простирается пропасть. Страшно ввергнуться в нее! «Блюдите убо, – говорит Апостол, – како опасно ходите»³⁸⁰. После этой земной жизни нам предстоит экзамен, решающий нашу участь на всю вечность, переэкзаменовок не будет. Науки земные не помогут нам выдержать этот экзамен.

Некоторые ученые, зная множество наук, совершенно не знают своей души и понятия не имеют о жизни духовной. Явится такой на этот великий экзамен, и спросят его: «Сотворил ли ты заповеди Христовы, а если не сотворил, то каялся ли в том? Веровал ли в Господа Иисуса Христа, Единородного Сына Божия?» И этот ученый, прославленный на земле, является на такой экзамен дурак дураком. Он не только не исполнял заповеди, но даже и не веровал в Бога. Какая же участь его? В чертог Небесного Царя его не пустят, и будет он отринут во мрак преисподней. Ведь неверы хуже бесов. Те ненавидят Бога и трепещут, а неверы даже отрицают Его существование. Какое же утешение они могут иметь в загробной жизни? Земная ученость без веры не введет в Царство Небесное; не введет туда и искусство. Поэты и художники испытывают высокое эстетическое наслаждение, но это только душевное чувство, оно не способно переродить душу. Пушкин в своем стихотворении «Пророк» называет жизнь до духовного возрождения «мрачной пустыней»:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился...

Поэты и художники, которые удовлетворялись только восторгами, получаемыми от искусства, подобны людям, дошедшим до портика царского дворца, но не вошедшим внутрь чертога, хотя им и предлагали.

Но как же спастись? Как войти в чертог Царя Небесного? Есть лестница туда и из монастыря, и из мира. Можно спастись и в богатстве, и в бедности. Сама по себе бедность не спасет. Но можно обладать миллионами, а сердце иметь у Бога и спастись.

Вот, например, Филарет Милостивый³⁸¹:он имел огромное богатство, но этим богатством приобрел себе Царство, помогая бедным и обездоленным. Авраам тоже был очень богат; его богатство по тогдашнему времени заключалось в огромных стадах, но это не помешало ему спастись. А можно и в бедности погибнуть, привязавшись к деньгам. Стоял, например, один нищий на паперти: терпел и голод, и холод, лишь бы накопить денег. Накопил рублей сорок-пятьдесят и умер. И пошла его душа в ад, так как привязана была к деньгам, а не к Богу.

Спасающихся в монастырях часто упрекают в эгоизме: подумайте, – говорят, – такой-то поступил в монастырь! Он делал в миру то-то и то-то, так много приносил пользы и вдруг все бросил. Это просто грех! Не смущайтесь подобными речами. Если Господь призывает человека на служение Себе в иноческом чине, то надо все бросить и последовать призыву Божию. Впрочем, и в миру спасаются, но с большим трудом. В Житиях святых рассказывается про двух женщин, двух сестер, из которых одна пошла в монастырь, а другая вышла замуж, и обе они спаслись. Правда, та, которая пошла в монастырь, получила высшую награду от Господа, но спасение получили обе. Но как спастись в миру, когда там так много соблазнов? Апостол говорит: «Не любите мира, ни яже в мире»³⁸². Впрочем, здесь нужно оговориться. Под словом «мир» подразумевается не Вселенная, а низменное, пошлое, скверное, греховное. Можно жить и в миру – вне мира. Надо определить, где наше сердце: у Бога оно или привязано к чему-либо тварному.

В скиту Оптиной Пустыни живет один старец-подвижник, творец Иисусовой молитвы, он скрывается от людей в глубине Оптинского скита. Имя его я не назову вам, так как не уполномочен на это, да и все равно оно ничего не скажет вам. Когда я жил в Скиту, то посещал старца. Помню, однажды я спросил его, как поступает он, когда мрак и скорбь со всех сторон охватывают душу.

– А вот, – ответил старец, – сяду на этот стул, – и он указал на кожаное креслице, из которого виднелось мочало.

– Ну, а дальше что?

– Сяду и смотрю в сердце, а там – полный мрак и буря. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго, – повторяю я, – и что же? Полчаса не пройдет, смотришь в сердце – там тишина.

Поступайте и вы подобно этому мудрому старцу, углубляйтесь в свое сердце, хотя полчаса в день употребляйте на рассмотрение его, входите в сердце ваше Иисусовой молитвой и обретете мир душевный.

Тютчев в своем стихотворении говорит:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства, и мечты свои –

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, –

Любуйся ими – и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, –

Питайся ими – и молчи.

Лишь жить в себе самом умей –

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, –

Внимай их пенью – и молчи!.³⁸³

Итак, углубляйтесь в свой внутренний мир, очищайте свое сердце от греховной скверны призыванием имени Господа Иисуса Христа, и Господь спасет вас и введет в Свой Небесный Чертог. Аминь.

Когда Бог хотел дать людям закон, Он поставил между Собой и людьми праведного Моисея, и Моисей, чтобы беседовать с Богом, поднялся на гору Синай. Не с народом остался Моисей, а, покинув его у подошвы горы, поднялся вверх один. Зачем он сделал это? Почему было не беседовать ему с Богом, оставаясь среди народа? Думаю, потому, что народ мешал ему сосредоточиться. Где народ, там суета, а суета заглушает голос души человеческой. Трудно быть с Богом, оставаясь среди людей, и мы, по примеру праведного Моисея, оторвемся от суеты и молвы людской, пойдем на Синай.

Хорошо там! Хорошо быть с Господом! А на Фаворе с Христом Спасителем, пожалуй, еще лучше. Так хорошо там было, что апостолу Петру захотелось остаться там навсегда: Господи, добро нам зде быти! Сотворим три сени...³⁸⁴ Хорошо на Фаворе, – и идут, и шли туда многие, многие люди. Кто до полугоры добрался в этой жизни, кто немного поднялся, а кого смерть застала при начале подъема. И все они Божии. Есть и такие, что тянутся к Фавору, хотят начать восходить на него, да так у них выходит, что сделают они вперед шаг, да два назад. Так и не хватает у них силы по-настоящему идти вперед. Но и этих спасает Господь. Силен Он покрыть немощь стремящихся к Нему людей. Силен Он перенести и не на два шага вперед, а довести и до вершины горы. Только бы двигаться, а не топтаться на месте, как рассердившиеся гуси. Бывает, что эти птицы, что-то по-своему болтая, топчутся на одном месте, не сходя с него. Так и некоторые люди. И среди них – многие писатели. Пушкин, например. Бывали у него минуты просветления, когда рвался он к небу, и фантазия его приподнимала несколько над толпой, но привычка повиноваться своим страстям и жить для своего удовольствия притягивала его к земле. И как орел с перебитыми крыльями, рвался он к небу, но полз по земле...

Страшно так жить! Нужно идти на Фавор! Но помнить надо, что путь на Фавор один: через Голгофу, – другой дороги нет.

Устремляясь к жизни с Богом, надо приготовиться ко многим скорбям. Аминь.

Для тех, кто не бывал на прежних беседах, будет новостью то, что я сейчас скажу: у художников в душе есть всегда жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма.

Пушкин был аскет в душе и стремился в монастырь, что и выразил в своем стихотворении «К жене»³⁸⁵. И той обителью, куда стремился он, был Псково-Печерский монастырь. Совсем созрела в нем мысль уйти туда, оставив жену в миру для детей, но сатана не дремал и не дал осуществиться зтому замыслу.

Замечу вообще, что стоит кому-нибудь принять твердое решение уйти в монастырь, как сатана начинает против него ряд козней. Отсюда прямо видим, что монашество для сатаны вещь довольно неприятная. Конечно, про нас, монахов последних времен, нельзя сказать, чтобы мы вели особенно деятельную борьбу с врагом – какие уж мы монахи! Но все же боремся, как можем. А в миру эта борьба давно забыта, сатана диктует законы миру, и мир слепо идет за ним. Не подумайте, что, говоря так, я зову вас в монастырь. Нет! Я хочу только сказать, что и живя в миру, не нужно забывать Бога, не нужно терять общения с Ним, а пока не порвана эта связь, не нарушено богообщение, – жива душа человека, хотя бы и впал он в грехи.

Когда же связь порывается, душа умирает. Казалось бы, какое противоречие: душа бессмертна, а я говорю о смерти ее. Поясню примером.

Приезжает ко мне девушка лет девятнадцати, лета еще как будто не старые, а говорит, что жизнь потеряла для нее смысл, так как умер человек, которого она любила всем существом своим. Он умер, и она осталась совсем одна.

– Одна... да в Бога-то веру вы не потеряли?

– Нет, в Бога я верю... Но поймите, он умер, кого я любила больше всего в мире...

И в разговоре выясняется, что «умер» надо понимать не буквально, что этот человек жив, но он изменил ей, надсмеявшись над ее любовью, бросил ее. Для этой девушки он действительно умер, хотя, быть может, они и на улице встречаются, и видит она его.

Так и душа может умереть для Бога, потому что, когда нарушается богообщение, тогда душа перестает существовать для Бога. Но и такую умершую душу силен Бог воскресить и спасти.

Была у меня здесь одна девушка из купеческой семьи, обладающей колоссальным состоянием. Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, – тогда она оказывается целиком в его руках. И на эту девушку устремил он свои стрелы. Орудием его оказался один человек, молодой по летам, но старый по развращенности и порокам своим. И этого человека полюбила она, а он начал с того, что украл у нее веру в Бога. Ведь это так легко: «Кто это видел? Как можно этому верить? Все это только суеверные бредни».

И довел ее до того, что вера стала в ее глазах всего лишь пустым предрассудком невежественных людей. А дальше... дальше он заставил уверовать в законность свободной любви и развратил ее совершенно, а потом и бросил. Она дошла до такого состояния, что чуть не решилась покончить с собой. Но Бог силен спасти и такую душу, и Он спас ее, так как в душе ее всегда тлела искра стремления к небу, к какому-то ею самой не осознаваемому идеалу.

Художница в душе, она очень любила музыку, особенно минорную, и звуки ее навевали ей мысли о Боге. Ее развратитель этого не любил и часто насильно захлопывал крышку рояля, протестуя против этих, как он выражался, «телячьих нежностей». Ему, бурсаку по происхождению, присуща была большая грубость; эта-то грубость вместе с врожденной тоской и стремлением к Богу, которое жило в душе девушки, и спасли ее – теперь она спасена. Приехала она сюда и обновилась душой, а теперь вышла замуж за хорошего человека.

Вот этой-то искоркой стремления к богообщению и надо дорожить, не давая окружающему мраку погасить ее. Опять повторяю: лучшие наши писатели стремились к Богу, хотя теперь как-то забыли об этом; студенчество сейчас ничего не читает и не имеет понятия ни о Шекспире, ни о Пушкине. А эти писатели могли бы поднять их от будничной серой обыденной жизни и привести к Богу. Впрочем, надо сказать, что такое чтение хотя и может довести до мыслей о небе, но ведет оно, так сказать, окольными путями. Лучше же избрать прямой путь, который перед нами открыт. Лучше читать творения святых отцов Церкви, Жития святых. Аминь.

Вчера беседа наша вышла какой-то незаконченной, неожиданно прервал я ее. Мне пришлось сделать это, так как среди некоторых стало замечаться утомление, появились вновь прибывшие, уставшие с дороги.

Кто сидит в гоголевском кресле, М. А.? Я потому спросил, что с Гоголя хочу начать сегодня речь. Его назвали помешанным... За что? За тот духовный перелом, который в нем произошел и после которого Гоголь твердо пошел по пути богослужения, богоугождения. Как же это случилось?

В душе Гоголя, насколько мы можем судить по сохранившимся его письмам, а еще больше по рассказам о его устных беседах, всегда жила неудовлетворенность жизнью, ему хотелось лучшей жизни, а найти ее он не мог: «Бедному сыну пустыни снился сон...». Так начинается одна из его статей³⁸⁶. И сам он, и все человечество представлялось ему в образе этого бедного сына пустыни. Это состояние человечества изображено в Псалтири: там народ Божий, алча и жаждая, блуждал по пустыне, ища «града обительного», и не находил. Так и все мы алчем и жаждем этого «града обительного» и, ища его, тоже блуждаем в пустыне. Это состояние духа знакомо и Лермонтову, который в одном из своих стихотворений жаловался, что не может найти «твердый утес», чтобы опереться на него ногой и твердо знать, что ему любить и петь. Но Лермонтов так и не нашел «града обительного», то есть Царства Небесного, – и кончил плохо. Иной была судьба Гоголя. Мы знаем из его жизнеописания, что он удостоился мирной христианской кончины. Как же он достиг этого?

Был в Москве один дом, где собирался весь цвет, все сливки, так сказать, общества того времени, но не аристократического общества, а интеллигенции. Это был дом старика Погодина³⁸⁷. Речи там велись чаще всего на тему о богоугождении. В те времена интересы интеллигентного общества были несколько иные, чем теперь. Безбожников почти не было, были сомневающиеся; и о Боге, и о Царстве Небесном много говорили. Случилось и Гоголю быть у Погодина. Со свойственной ему экзальтированностью Гоголь много говорил о своих исканиях, о том, что жить так, как он живет, невозможно, а как надо жить, он не знает.

– Читайте Евангелие.

– Читал, оно-то и сказало мне, что так жить нельзя, но как перестроить жизнь, как сделать ее святой – не знаю.

– Однако было много людей, угодивших Богу; читайте Жития святых, особенно Жития преподобных. Преподобный – это человек, исполнивший заповедь: Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть³⁸⁸. Преподобные очистили душу свою и освятили ее так, что она по своим свойствам стала подобна Богу. Понятие о подобии предметов мы встречаем и в математике: один треугольник маленький, другой – большой, но по свойствам своим этот маленький совсем похож или подобен большому, подобен, но не равен. И в природе мы часто наталкиваемся на случаи подобия предметов. Люди, по свойствам души своей уподобившиеся Богу, называются преподобными. Раньше их жизнеописаниями интересовались, теперь эти книги основательно забыты, к великому нашему несчастью.

– Читал и Жития и вот на что натолкнулся: много было святых, все они устремлялись к Богу, но шли к Нему разными путями. Представьте себе круг: к середине его, к центру, сходятся множество радиусов, идут они все к одной точке, но о разных сторон – сверху, снизу, справа, слева. Центр – Христос, радиусы – люди, святые, идущие к Нему разными путями. Один спасался путем смирения, другой – терпения, третий – рассуждения, и все этими разными путями пришли к Богу. И я хочу идти к Богу, но не могу найти пути к Нему и человека не имам.

Гоголь здесь разумел евангельское сказание о расслабленном при Силоамской купели³⁸⁹. Вспомните это сказание. При купели лежит много больных, жаждущих исцеления. По временам сходит Ангел Господень и возмущает воду, и тот больной, который после этого первым погрузился в воду, получает исцеление. Лежит при купели расслабленный; долгие годы ждет он исцеления и не получает. Отчего? Человека не имам, – не имеет человека, который бы его опустил в целительную воду. Так и лежит расслабленный, а Бог смотрит на него.

Под тем расслабленным можно разуметь все больное, расслабленное человечество, бедное, зараженное первородным грехом и ждущее себе исцеления. Томилось человечество, а Бог смотрел на него. Конечно, Своею всемогущей силой Бог в одно мгновение мог переродить человечество, сделать его из грешного святым. Силен был это сделать Господь, но не допустила того Правда Божия. Нельзя было дать повод сатане упрекнуть Бога в несправедливости. Для спасения человечества нужен был человек же. Долгие века люди ждали этого Человека и томились, подобно расслабленному при Силоамской купели. И вот пришел Богочеловек и искупил человечество, очистил его от первородного греха.

Ну, а теперь мы опять заблудились, опять ждем человека, который властно повел бы нас на источники воды живой. Так томился и Гоголь, и высказал свое томление у Погодина.

– Теперь-то я понял, что вам надобно, Николай Васильевич, – говорит хозяин, – человека вам надобно, не так ли?

– Поняли? Только теперь поняли? Не можете ли вы помочь мне? Можете ли указать такого человека?

– Да! Такой человек есть.

– Где же искать его?

– Надо ехать в один монастырь...

При этих словах Гоголь сразу нахохлился.

– В монастырь? Да что можно услышать в монастыре? Бывал я в Италии у католических монахов; нет, не дали они мне удовлетворения.

– И все таки я вам повторяю: съездите в этот монастырь.

– Ну хорошо, в какой же?

– Он называется Оптина Пустынь и находится в Калужской губернии. Это не так уж далеко от Москвы. Вы – человек холостой, семьи у вас нет (известно, что Гоголь не женился), и при выдаваемой вам по приказанию Государя пятитысячной пенсии эта поездка не будет вам непосильной. В Оптиной есть один старец, иеросхимонах Макарий, вот с ним-то вы и поговорите. Это и есть тот человек, которого вы ищете.

– Макарий? Что-то я никогда этого имени не слышал.

– Вот то-то и горе, что вы не знаете этого человека. Мало ли лиц вы видели, мало ли представителей искусства и науки встречали, сколькими художественными произведениями любовались...

– Да, да, я был в Риме, был, по совету своих знакомых, в Дрездене, и что за чудные минуты пережил, рассматривая произведения старинных мастеров... Стоял перед Мадонной Рафаэля, да мало ли еще пришлось видеть произведений искусства...

– Вот видите, многое пришлось видеть вам, а гения искусства из искусств, жизни по Богу, старца о. Макария не знаете!

– Хорошо, послушаюсь вас, слышите? Поеду, положившись не на вашу ученость, а доверяя вашей искренности.

И поехал. И прибыл в Оптину.

Позже, недавно, другой гениальный писатель, Толстой, тоже приезжал сюда, подходил к этой моей двери и к дверям другого старца, Иосифа, и ушел. Отчего? Что помешало ему войти в эту или другую дверь? Не гордыня ли его? Что может сказать какой-то старец? И кому?! Льву Толстому, перед которым преклонялся весь мир!.. О чем ему говорить с этими старцами? Не мог он сломить своей гордыни и ушел. Конечно, это только предположение, но кто знает, не близко ли оно к истине? Ушел куда? В вечность. В какую? Страшно сказать! Ах! И все это произошло, так сказать, на моих глазах...

Иначе было с Гоголем. Есть предание, что старец о. Макарий предчувствовал приход Гоголя. Говорят, он был в это время в своей келлии, и, кто знает, не в этой ли самой, так как пришел-тο Гоголь прямо сюда. Отец Макарий, быстро ходя взад и вперед по келлии, говорил бывшему с ним иноку:

– Волнуется что-то сердце у меня. Точно что-то необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то.

В это время докладывают, что пришел Николай Васильевич Гоголь. В Евангелии рассказывается, что когда к Иисусу Христу пришли эллины, Он возрадовался духом и произнес: « Прииде час, да прославится Сын Человеческий»³⁹⁰. Так, вероятно, и старец Макарий предчувствовал великое прославление, но не себя, а гениального писателя Николая Васильевича Гоголя.

– Проси!

И вот Гоголь у Старца. Начинается беседа. Без свидетелей происходила она, никем не записана, но Бог присутствовал во время нее невидимо, и Божественная благодать преобразила душу Гоголя.

Как бы я желал, да и вы, я думаю, тоже не отказались бы послушать эту замечательную беседу великого Старца с великим писателем. Вероятно, была она весьма содержательна и представляла величайший интерес. Старец Макарий в высшей степени обладал даром властного слова, и речи его оказывали огромное влияние на душу слушателя. Выйдя от Старца, Гоголь говорил:

– Да, мне сказали правду, это единственный из всех известных мне людей, кто имеет власть и силу повести на источники воды живой.

И Гоголь переродился. Он сам говорил: «Вошел я к Старцу одним, вышел другим».

Гоголь хотел изобразить русскую жизнь во всей ее разносторонней полноте. С этой целью он начал свою поэму «Мертвые души» и написал уже первую часть. Мы знаем, в каком свете там отразилась русская жизнь: плюшкины, собакевичи, ноздревы, чичиковы – вся книга представляет собой душный и темный погреб пошлости и низменности интересов. Гоголь сам испугался того, что написал, но утешал себя тем, что это только накипь, только пена, снятая им с волн житейского моря. Он надеялся, что во втором томе ему удастся нарисовать русского православного человека во всей его красоте, во всей чистоте. Как это сделать, Гоголь не знал. Около этого времени и произошло его знакомство с батюшкой о. Макарием. С обновленной душой уехал Гоголь из Оптиной, но не оставил мысли написать второй том «Мертвых душ» и работал над ним. Но потом, чувствуя, что ему не по силам воплотить во всей полноте тот идеал христианина, который жил в его душе, он разочаровался в своем произведении, – вот причина сожжения второго тома «Мертвых душ». Друзья его и современники не поняли, что произошло с ним. Такой великий ум, как Белинский, только обругал Гоголя! Белинский и сам тоже плохо кончил, вряд ли он спасен, так как был неверующим, хотя умер не в таком полном разрыве с Церковью, как Толстой. А Гоголь умер истинным христианином. Есть предание, что незадолго до смерти он говорил своему близкому другу:

– Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял!

– Чего? Что вы потеряли?

– Оттого, что не поступил в монастырь. Ах, отчего батюшка о. Макарий не взял меня к себе в Скит?

Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой о. Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему Старец поступить в монастырь; очень возможно, что о. Макарий и не звал его, видя, что он не понесет трудностей нашей скитской жизни.

Монашество... Сколько раз у нас заходила речь о нем, и всегда я советую: если уж самим не вступать в монастырь, то по крайней мере читать описания жизни святых монахов, преподобных. Они нас могут многому научить.

Когда-то раньше я говорил вам о моем гимназическом товарище. Учился он прескверно. Как-то гляжу, запустил он свои ручонки в волосы и весь углубился в чтение. Со свойственным мальчикам любопытством я стал заглядывать, что он читает. Запись с одной стороны, с другой, и оглавления не видно. Наконец, спрашиваю:

– Что ты читаешь?

– А тебе что?

– Да интересно, редкое это явление (а он никогда ничего не читал).

– Отходи!

Ну, пришлось отойти. Позже смотрю: кончил он читать, отложил книгу и задумался. Я подошел.

– Что ты читал, скажи теперь! – Он показал мне лист с заглавием. Гляжу – жизнеописания знаменитых ученых и художников.

– Интересно? – спрашиваю.

– Очень! И знаешь что? Я буду знаменитым ученым!

– Ну, брат, многого захотел. Ты вот лучше уроки алгебры поаккуратнее учил бы, а то у тебя все двойки да единицы!

– Нет, с этим кончено! Буду ученым!

И что же? Начал хорошо учиться, кончил прекрасно, а потом, как я слышал, был если и не великим, то одним из значительных наших ученых.

Вот какое действие может оказать прочитанная книга: прочел и переменился. Так и на нас чтение Житий святых может подействовать благотворно.

В «Прологе» рассказывается следующее. В пустыне жил один подвижник. К нему пришли представители языческой школы стоиков и стали спрашивать, что он делает в пустыне и в чем, по его мнению, заключается преимущество его жизни над жизнью людей их секты.

– Ты постишься, постимся и мы; ты бодрствуешь, не спим и мы; ты – нищ, и мы ничего не имеем; но мы занимаемся наукой, мы изыскиваем новые пути для человеческой мысли, а ты что делаешь? Какую ты приносишь пользу человечеству?

– Что я делаю? Ничего. Я охраняю свою душу от губительных помыслов.

В «Прологе» не сказано, как отнеслись к этому ответу стоики, но старец в этих словах выразил всю сущность монашеского «делания».

Охранять свою душу от помыслов – это трудное дело, значение которого даже непонятно людям мирским. Нередко говорят: да зачем охранять душу от помыслов? Ну, пришла мысль и ушла, – что же бороться с нею? Очень они ошибаются. Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысл заставляет человека вовсе повернуть на жизненном пути и пойти совсем в другом направлении.

Святые Отцы говорят, что есть помыслы от Бога, помыслы от себя, т. е. своего естества, и помыслы от бесов. Для того, чтобы различать, откуда приходят помыслы, внушаются ли они Богом или враждебной силой, или происходят от естества, требуется великая мудрость.

Часто, принимая людей не на этой половине, а там, у мужчин, живущих вообще больше умом, а не сердцем (женщина живет больше сердцем, чувством), я слышу жалобы на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врага, и страшно за нее становится, что одолевают ее эти мутные волны неверия и ересей. Я всегда отвечаю:

– Не беспокойтесь! За Церковь не бойтесь. Она не погибнет, врата ада не одолеют ее³⁹¹ до самого Страшного Суда. За нее не беспокойтесь, а вот за себя бояться надо, ибо правда, что наше время трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – погибель. Те, кто последовали за Христом, преподобные Его, те и воцарятся с Ним.

Но мы знаем других «преподобных», уподобившихся не Христу, а врагу Его – сатане; вероятно, и вы знаете этих «преподобных», если не по произведениям их, то хотя бы по именам: все ницше, ренаны и прочие развратители нравственности, какая их участь? По всему уподобившись виновнику всякой мерзости, всякой нечистоты – диаволу, они, по смерти, попадают в его власть, как гласит русская пословица: «Свой своему поневоле брат».

Послужившие же Христу воцарятся с Ним. Он им тоже «Свой». Теперь же особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы. Идешь по улице и видишь: в окне выставлена еретическая книга, трактующая, ну хотя бы, о Божественности Христа. Помысл говорит: зайди, купи книгу, прочти. Хорошо, если человек не поддается этому помыслу, если сообразит, что внушается ему эта мысль сатаной, что книга эта враждебна учению Святой Церкви. А другой, смотришь, зашел, купил книгу, прочел – да и повернул в другую сторону, отпал от Христа. Где начало его падения? В помысле лукавом. Да и Толстой не от помысла ли погиб? Ведь мог бы быть праведником. Известно, что иногда он спрашивал свою жену: «А что бы ты, Сонечка, сказала, если бы я вдруг поступил в монастырь?»

Неизвестно, что отвечала ему Софья Андреевна, да и Толстой говорил это, вероятно, полушутя. Помните, у Гоголя в «Старосветских помещиках» Афанасий Иванович любил иногда пугать Пульхерию Ивановну и говорил ей, что вот возьмет, соберется да и пойдет с турками воевать. Пульхерия Ивановна отмахивалась от таких «страшных слов» мужа. Как относилась к речам Льва Николаевича Софья Андреевна, мы не знаем, но жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла. Явилась у него мысль, что Иисус Христос – не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил Евангелие по-своему, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога и кончил плохо. Приходил он как-то сюда, был у батюшки о. Амвросия, вероятно, пришел под видом жаждущего спасения. Но о. Амвросий очень хорошо понял его, когда Толстой заговорил с ним о своем «евангелии». Когда Толстой ушел от Батюшки, тот сказал про него только: «Горд он!» – и поверьте, одним этим словом охарактеризовал весь его душевный недуг.

Толстой вернулся в гостиницу, а там в то время жил известный писатель Леонтьев³⁹². Они были между собой знакомы, и Толстой стал рассказывать Леонтьеву о своем посещении Скита. Тот, будучи человеком горячим, пришел в негодование и воскликнул:

– Как могли вы осмелиться, граф, говорить со Старцем о вашем «евангелии»?!

– А, так вы хотите донести на меня обер-прокурору? Ну, что же, доносите! Посмотрим, что из этого выйдет.

Вот как Толстой понял его и в чем заподозрил! А мало ли других случаев, когда с помысла начинается гибель человеческой жизни? Вот, например, молодой человек любит девушку и начинает размышлять: «Мне она по душе, да и она, кажется, любит меня. Она рассчитывает выйти за меня замуж. Что же мне, жениться? Но тогда она мне будет в тягость. Я получаю такое-то содержание. Теперь оно идет на меня одного, а после женитьбы придется делиться с нею. Я лучше обману ее, возьму от нее все, а ее брошу, как выжатый лимон». И если сам он еще усомнится в своем помысле, тут какой-нибудь советчик найдется, который скажет, что понятия о нравственности условны, церковные заповеди не обязательны, что жизнь дана для наслаждения, и надо брать от нее все, что она может дать. Жизнь – борьба за существование. Надо жить для наслаждения и шагать через слабейших, не задумываясь приносить их в жертву ради своего удовольствия. Вот и кончено. Удобная философия найдена, и человек бессовестно пользуется доверчивостью другого лица, не задумываясь о предстоящих жертве страданиях.

Английский философ Дарвин создал целую систему, по которой жизнь – борьба за существование, борьба сильных со слабыми, где побежденные обрекаются на гибель, а победители торжествуют. Это уже начало звериной философии, и уверовавшие в нее люди не задумываются убить человека, оскорбить женщину, обокрасть самого близкого друга – и все это совершенно спокойно, с полным сознанием своего права на все эти преступления. И начало всего этого опять в помысле, которому поверили люди, в помысле, что нет ничего запретного, что Божественные заповеди не обязательны, а церковные постановления стеснительны.

Нельзя доверяться этим помыслам. Надо раз и навсегда покорно подчиниться требованиям Церкви, как бы ни были они стеснительны. Да вовсе они не так и трудны! Чего требует Церковь? Молись, когда надо – постись, и это надо исполнять. Про Свои заповеди Господь говорит, что они не тяжки. Какие же это заповеди? Блажени милостивии... Ну, это мы еще, пожалуй, исполним: умягчится сердце наше – и мы окажем милость, поможем бедным людям. Блажени кротцыи... Вот тут стоит высокая стена – наша раздражительность, которая мешает нам быть кроткими. Блажени есте, егда поносят вам…³⁹³ Тут уж в нашем самолюбии почти непреодолимая преграда к исполнению этой заповеди. Милость мы окажем; пожалуй, даже справимся со своей раздражительностью, но снести поношение да еще добром заплатить за него – это уж вовсе невозможно нам. Это преграда, которая отделяет нас от Бога и которую мы и перешагнуть не стараемся, а перешагнуть надо. Где искать силы для этого? В молитве.

Есть прекрасная книга, описывающая действие молитвы³⁹⁴. Происхождение ее таково: в старом Афоне жил один старец по имени Дисидерий. Когда там поднялись волнения, жизнь русских иноков стала слишком тяжела, им грозили выселением с Афона. Тогда произошло совещание русских афонцев о том, что делать. Голоса разделились. Некоторые предлагали обратиться в Лондон к английской королеве с просьбой продать им земли в Австралии для устройства там новой обители. Но это предложение было отвергнуто, а остановились на другом – переселиться на Кавказ. Здесь Император Александр II пожертвовал бесплатно участок земли, где и был основан «Новый Афон»; в числе других иноков, переселившихся сюда, был и о. Дисидерий. Но скоро шум общежития стал его тяготить, и он удалился в горы Кавказа для безмолвия, удалился не самочинно, а с благословения старцев. Здесь он проводил поистине равноангельскую жизнь. Чем он питался, трудно сказать; был, кажется, у него огород, – значит, овощи и вода служили ему пищей и питьем. Здесь познал он истинное счастье, которое состоит в общении души с Богом и которого напрасно ищут люди, гоняясь за скоропреходящими радостями мира сего.

Отец Дисидерий имел одного ученика³⁹⁵, с которым вел беседы о внутреннем делании, то есть об Иисусовой молитве. Когда о. Дисидерий умер, ученик похоронил его святое тело. Беседы эти он постепенно записывал, и когда к нему пришел третий афонец, о. Венедикт, то нашел эти беседы в рукописях. Ему пришло в голову издать их, и с этим предложением он приезжал к нам в Скит.

Не имея средств, достаточных для этого предприятия, я направил его к Великой Княгине Елизавете Феодоровне³⁹⁶, которая и доставила ему возможность издать эту прекрасную книгу. Несколько экземпляров есть у меня, и я могу дать кое-кому. Книгу эту надо прочитать несколько раз, чтобы вполне воспринять всю глубину ее содержания. Она должна доставить громадное наслаждение людям, имеющим склонность к созерцательной жизни.

Дай Бог, чтобы чтение это принесло вам не только высокое духовное наслаждение, но также и помощь в деле спасения своей души. Аминь.

Я уже говорил вам, что среди бумаг найдено было письмо святителя Московского Филарета к игумену Старо-Голутвина монастыря отцу Назарию.

Вот оно:

Копия собственноручного письма

Филарета, митрополита Московского,

к Старо-Голутвинскому игумену Назарию.

Преподобному отцу нашему Назарию,

о Господе радоватися и мирствовати!

Неоднократно слышу, что зрение ваше оскудевает, но вы продолжаете действовать более сами, от сего может быть недосмотрение, за которое взыщется с помощников ваших. Советую употреблять их более, чтобы было досмотрено и чтобы все делалось благовременно и в порядке. С вашей же стороны более будет приносить пользы ваша молитва и назидательное слово.

Филарет, митрополит Московский.

Июля 16-го 1856 года.

Подлинно верно: монах Парфений, 1913 г. февраль, 14-е.

Братия предложили мне это письмо и обратили мое внимание на то, что и мне полезно пребывать в молитве и назидать их словами – дела же по управлению монастыря предоставить им, что для меня же и лучше.

Митрополит Филарет был муж сильный словом и делом, а у нас недавно скончался светильник, который если не сделался Филаретом, то только потому, что ранняя смерть помешала ему, это Михаил, епископ Таврический³⁹⁷. Среди его произведений есть одно: «Над Евангелием», отрывок из которого и возьмем предметом нашей беседы. Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие³⁹⁸.

Благодатное возрождение от Святаго Духа есть необходимое условие для вступления в Царствие Божие и в основанную Господом на земле Церковь для исполнения заповедей Христовых и для познания тайн Его учения. Если мы решимся идти по стопам Христовым, отвергши силу возрождения Святым Духом, то скоро увидим всю нищету наших стремлений. Если мы будем стараться и исполнять Его заповеди, полагаясь только на свои силы, на своего природного невозрожденного человека, то на первых же порах бремя окажется непосильным для нас, и мы с отчаянием падем, подавленные его тяжестью. Закон Христов для естественного человека непосилен, гораздо тяжелее закона Моисеева, ибо утончает и усиливает его требования; осуществить его в жизни нашими слабыми и склонными ко греху силами безусловно невозможно, и закон Христов рассчитан исключительно на человека облагодатствованного. Единственно только при помощи силы Святаго Духа, через обновление нашего ветхого естества новой стихией благодатной жизни он становится удобоисполнимым, и его заповеди являются только формой обнаружения и развития этой небесной силы, а тайны его учения – тайнами нами же переживаемой нашей внутренней духовной жизни.

В настоящее время христианские общества по-видимому преклоняются пред нравственными требованиями Христова учения. И, однако, что свидетельствует нам действительная жизнь? Не чувствуют ли люди себя все более и более бессильными исполнять их в настоящем, подлинно христианском и потому единственно истинном спасительном значении? Не становятся ли все более и более рабами внешних условий жизни, непрерывно усложняющихся ее форм, а вместе с тем и соединенной с ними жестокой борьбы за существование, за влияние, за власть, борьбы страстей и самолюбий, борьбы всего мелочного, узколобого? Несомненно, это раздвоение нравственных идеалов и хода действительной жизни представляет из себя место поистине трагическое. И причина всего этого заключается в том, что благодатная сила возрождения Святым Духом перестала служить для свободы современного человека источником его будничной, частной и общественной жизни и деятельности: все думают быть христианами при помощи только своих естественных сил и соображений.

Понятно, из этого никогда ничего не выйдет надежно доброго, и перед нашими глазами – неизбежные последствия такого ложного пути: все распространяющееся недовольство жизнью и все усиливающиеся ея страдания... Действительно, ныне часто слышатся жалобы и недовольство жизнью, а между тем жизнь не только будущая, но и эта, земная, есть блаженство. Многие этому не верят: что за блаженство, когда жизнь бывает полна всяких огорчений, скорбей, утрат? Да, но оказывается, что и при наличии всего этого жизнь может быть блаженною, и это блаженство заключается в исполнении заповедей Христовых.

Самые заповеди начинаются словом «блажени»: Блажени нищие духом... блажени плачущии... блажени чистии сердцем... и так далее. Девятая заповедь – это высота, не всеми постигаемая: Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради³⁹⁹. Итак, блаженство – в поношениях, во враждебном отношении к нам за Христа. Правда, и про преступника говорят дурно, но главная сила – не в злословии вообще, а в злословии ради веры в Христа Бога. Спаситель добавляет: «Мене ради», то есть за то, что человек – христианин.

Но вот странное явление: в настоящее время многие преклоняются перед нравственным учением Христа Спасителя и хотят исполнять Его закон, но отвергают Законодавца, то есть хотят создать христианство без Христа. Таков был, например, Толстой и многие другие ему подобные. Толстой был не дурным человеком, но отверг Христа, «поставил крест» на Церкви и на всем духовном и погиб. Перед смертью он как будто искал примирения с Церковью, поехал даже в Оптину Пустынь, но поздно. Так как Толстой всю жизнь отвергал Христа, то при конце жизни был и сам отвергнут. Многие говорят: можно и без Христа быть хорошим человеком и даже исполнять евангельский закон, например, о любви, о милосердии. Нет, это глубокое заблуждение. Заповеди Христовы требуют от нас такой высоты, что они рассчитаны только на возрожденного через Святое Крещение человека. Ни жид, ни магометанин исполнять их не могут. Некоторые говорят: что трудного в Новом Завете? Все только любовь да любовь. Да, но это-то и составляет подвиг. Любить всех по Евангелию, совершенною любовию – это дело нелегкое, требующее громадного труда и содействия благодати Божией, отчего св. апостол Павел говорит: «Любовь есть исполнение закона»⁴⁰⁰.

Заповеди Ветхого Завета легче Заповедей Евангельских; их мог исполнять человек невозрожденный, но для Нового Завета это невозможно.

Таинства Церкви Православной имеют такую великую силу, что человек крещеный, будь он даже злодей, если покается, может начать новую жизнь, исполняя евангельский закон во всей полноте.

Господь требует от нас прежде всего веры: «Без веры невозможно угодити Богу»⁴⁰¹. Сколько бы кто ни делал добрых дел, но если он совершает их не во имя Христово, то они не имеют никакой цены. Поясним примером: возьмем, с одной стороны, человека неверующего, но старающегося жить хорошо, а с другой стороны – злодея, но не отвергающего Христа. Умер первый, и Господь отверг его: «Я тебя не знаю, ты не признавал Меня во время земной жизни, а Я отвергаю тебя в Жизни Вечной». Такова поистине плачевная судьба невера. Ну, а злодей? Много совершил он всевозможных преступлений, но вот приблизился его смертный час: «Господи, Господи, что будет со мною, хуже меня нет ни одного человека в мире!» Зовет он священника, открывает ему все свои прегрешения, которые, действительно, очень велики, тот накладывает епитрахиль, читает разрешительную молитву, и все грехи бывшего злодея потопляются в море милосердия Божия. А затем он сподобляется принятия Святых Таин и отходит ко Господу оправданный, идет в Рай.

Поистине, страшное время мы переживаем: бегают от Христа и стыдятся Его. Но Спаситель сказал: «Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами»⁴⁰². А между тем особенно люди богатые стыдятся признаться, что они христиане. В богатом доме, например, приходит слуга и говорит: «Пожалуйте кушать». Все садятся за стол, но если кто-либо из гостей перекрестится или прочтет молитву перед принятием пищи, Боже, каким насмешкам только не подвергнется он! Послужит он непременно темой для разговоров и острот; если это человек ученый, какой-нибудь профессор, которого нельзя заподозрить в невежестве и отсталости, то его назовут фарисеем и т. п.

А еще не так давно, когда мне было лет шесть, Христа не стыдились. В домах, и богатых тоже, садясь за большие столы, читали сначала молитву, крестились, а прошло 60 лет – и все изменилось. Вследствие равнодушия к Православной Церкви и ее обрядам людей образованных, а часто и простых, многие соблазняются и уходят в раскол, желая найти истину, и гибнут окончательно.

Был я перед масленицею в Москве и заболел там. Приехав домой, я был встречен плачем общим. «Да что вы, подождите, я еще не умер», – говорю им. Нет, не унимаются. Между тем болезнь моя усилилась. «Господи, – думаю, – ведь это конец уже. Великий я грешник, грешнее всех на земле, но, Господи, я не бежал из Церкви и никогда от Тебя не отрекался». Причастился я Святых Таин, пособоровался и успокоился. «Господи, – говорю, – я готов!» Дай же, Боже, нам стараться исполнять Твои святые заповеди. А, может быть, которая-нибудь из вас достигнет и такого состояния, что заповеди будут исполняться не по принуждению, а как потребность души. Да будет же во всем воля Божия, благая и совершенная, и да поможет нам Господь. Аминь.

Отлагая, наконец, все попечения мира сего, так угнетавшие и томившие дух мой, кратко скажу мое последнее слово и мой последний завет дорогим моим духовным чадам.

И, во-первых, смиренно прошу: простите мне все мои вольные и невольные согрешения, которыми согрешил я против вас, и вас взаимно всех прощаю за все скорби и огорчения, которые подъял я через некоторых по наущению исконного врага спасения нашего.

Веру мне имите, святые Отцы и братия, что все мои действия и делания сводились к одному – охранить святые заветы и установления древних отцев-подвижников и великих наших старцев во всей Божественной и чудной их красоте от разных тлетворных веяний века сего, начало которых – гордыня сатанинская, а конец – огонь неугасимый и мука бесконечная!

Может быть, плохо исполнил я это – каюсь в том и повергаю себя перед благостию Божией, умоляя о помиловании. А вас всех, возлюбивших меня о Господе, прошу и молю: соблюдайте мои смиренные глаголы. Духа не угашайте⁴⁰³, но паче возгревайте его терпеливою молитвою и чтением святоотеческих и Священных Писаний, очищая сердце от страстей.

Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклониться от Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих.

Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел на вас злобой и прещением, и веруйте: Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его во истине⁴⁰⁴. Аминь.

17 марта 1913 г.

P. S.: Еще завещаваю именем Господа нашего Иисуса Христа не предавать тела моего погребению до тех пор, пока не обнаружатся явные признаки смерти, – всем известно, какие это признаки.

Грешный архимандрит Варсонофий.

Старец Варсонофий почил о Бозе 1/14 апреля. 1913 г. Погребение состоялось 9/22 апреля 1913 г.