Книга Руфь
(Ruth, book of)
Книга Руфь – это история трагедии и триумфа, смерти и любви. Объединяющим началом рассказа служит тема поиска дома, выразившегося в стремлении Ноемини найти дом для своей верной снохи Руфи (Руф.1:9; 3:1). В рамках этой схемы рассказ разворачивается как типичная любовная история в Библии. Сюжет движется к кульминационному пункту ночной встречи Руфи с Воозом на гумне, и каждая глава служит очередной фазой этого действия: трагический фон любовной истории (Руф.1), взаимные ухаживания Руфи и Вооза (Руф.2), ночь помолвки (Руф.3), свадьба и благословение (Руф.4). Это U-образный комедийный сюжет, который начинается с падения до уровня трагедии и заканчивается подъемом со счастливым финалом после преодоления препятствий.
Основная идея выражается в противопоставлении пустоты и полноты. В Руфи 1 показана постепенно расширяющаяся картина пустоты сначала на природном уровне (голод на земле), а затем на семейном уровне (смерть мужа и двух сыновей Ноемини) и личном уровне (угнетенное состояние вдовы). Однако даже в первой главе есть противоположное движение к полноте – читаем, например, что хлеб опять появился в Израиле (Руф.1:6) и что Руфь не захотела отказываться от связей со свекровью. Середина книги пронизана образом жатвы в Руфи 2–3, и противостояние пустоты и полноты решительно преодолевается в последней главе рождением у четы ребенка и образом младенца в объятиях Ноемини (Руф.4:16). Эта общая схема лишь кратко отражает символику пустоты и полноты в самой ткани книги (см. Rauber).
Другая группа образов связана с пасторальным жанром книги. История Руфи – пасторальная идиллия. Основное действие в Руфи 2–3 происходит в сельском мире с уборкой урожая и молотьбой. В человеческом воображении жатва – это образ Изобилия, и в этом рассказе упоминания о начале жатвы ячменя (Руф.1:22) и об окончании жатвы ячменя и пшеницы (Руф.2:23) служат метафорой развития любовной истории Руфи и Вооза. Созданию пасторальной обстановки способствуют и образы зерна в Руфи 2–3, подкрепляющие показанную в них картину изобилия.
Важную роль в рассказе играют также образы семьи, потомства и родословия. Книга полна определений, связанных с семейными отношениями: муж, сын, сноха, свекровь, родственник. Сфера действия замыкается на семье. Искание заключается в поиске дома и потомства. Преобладающее значение имеют семейные отношения. Следует также отметить женскую направленность истории. Главное действующее лицо – женщина, а ее свекровь выступает в значительной степени движущей силой романтического развития событий. История рассказана с точки зрения женщины, для которой основное значение имеют семейные ценности. Последний голос, который мы слышим в книге, принадлежит женщинам Вифлеема, провозглашающим благословение молодой жене (Руф.4:14–15) и имени ее младенца (Руф.4:17).
Важное значение в рассказе имеют и образы верности. Красноречивый отказ Руфи покинуть свою свекровь и связанное с ним заявление верности оставляют неизгладимый след в нашей памяти как непревзойденное выражение семейной преданности (Руф.1:16–17). Упорство Ноемини, с которым она пыталась найти мужа для Руфи (Руф.3:1), – тоже замечательный пример верности, за которую Ноеминь в конце рассказа получает награду в виде младенца в своих объятиях. Верность Вооза Руфи – тоже важный и памятный образ в книге.
Образы соединения подспудно присутствуют в рассказе, иногда выходя на поверхность. Образы жнецов, собирающих снопы в охапки, остаются в нашем подсознании, когда мы читаем о жатве и молотьбе. В последней главе Ноеминь взяла в объятия своего внука. Когда Вооз, еще не зная о роли, которую ему предстоит сыграть в этом деле, похвалил добродетельную Руфь, он выразил пожелание, чтобы была ей «полная награда от Господа, Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтоб успокоиться под Его крылами!» (Руф.2:12). Образ крыла вновь появляется в следующей главе, когда во время памятной встречи на гумне Руфь попросила, обращаясь к Воозу: «Простри крыло твое на рабу твою» (Руф.3:9). В современных переводах игра слов остается незаметной, так как теряется из виду образ крыла в предыдущей главе, но даже при этом образ соединения вполне очевиден в словах Руфи.
Образ пришельца имеет значение, несоизмеримое с небольшим количеством фактических его упоминаний в книге. В начале рассказа семья Елимелеха оказалась в положении пришельцев или странников на враждебной земле Моава. Затем Руфь принимает мужественное решение сопровождать свекровь в Вифлеем, где она была явным чужаком в крайне замкнутом обществе. Когда Вооз выразил восхищение верностью Руфи своей свекрови, она ответила: «Чем снискала я в глазах твоих милость, что ты принимаешь меня, хотя я и чужеземка?» (Руф.2:10). За этим стоит целый сонм отрывков из Книги Левит, книг пророков и псалмов о Божьей особой заботе о пришельцах.
В Руфи 2–3 противопоставляются образы дня/открытости и ночи/секретности. Первое общение будущих возлюбленных произошло в середине дня и закончилось совместным обедом. Это было в присутствии множества зрителей. Но в центре внимания остаются только они в Руфи 3, где действие происходит в полночь, вдали от любопытных взглядов (Руф.3:14).
Определенное значение имеют и правовые образы. Особенно четкое выражение они находят в сцене у ворот (Руф.4:1–6), когда Вооз исполнил правовые обязательства, заявив о своем желании жениться на Руфи. Но образы брака по законам левирата (в соответствии с которыми вдова могла рассчитывать, что ее ребенка воспитает ближайший родственник) присутствуют в рассказе, начиная с момента, когда Ноеминь назвала Вооза «близким к нам человеком» и «родственником» (Руф.2:20). И в дальнейшем нам не позволяют забывать, что Вооз – goʾel то есть родственник-искупитель (см. ИСКУПЛЕНИЕ КАК ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ЗАВИСИМОСТИ) для вдовой Руфи.
Наконец, несмотря на семейный и личный характер книги, представленные в ней образы вписывают рассказ в общее русло ветхозаветной спасительной и даже мессианской истории. Первый намек мы видим в Руфь 2:11, где слова Вооза о том, что Руфь «оставила твоего отца, и твою мать, и твою родину, и пришла к народу, которого ты не знала», перекликаются с образом Авраама во время его призвания Богом (Быт.12:1). Кроме того, воображение мысленно переносит нас в патриархальное прошлое, когда женщины Вифлеема выражают пожелание, чтобы Бог сделал Руфь столь же плодовитой, «как Рахиль и как Лию, которые обе устроили дом Израилев» (Руф.4:11). Но самое главное, в конце книги помещено родословие, в котором сын Руфи и Вооза связывается с Давидом (Руф.4:17–22). Это служит указанием одновременно на патриархальную ориентацию и на мессианскую линию.
По своим образным и художественным достоинствам Книга Руфь не имеет равных в Библии. Ни в одной книге такого небольшого объема не содержится столь богатого литературного материала.
См. также: БРАК; ВДОВА; ЖАТВА, УРОЖАЙ; ЗЕМЛЕДЕЛИЕ, СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО; ЛЮБОВНЫЕ ИСТОРИИ; ПОЛНОТА; ПРИШЕЛЕЦ, ЧУЖЕЗЕМЕЦ, СТРАННИК.
Библиография:
D. F. Rauber, «Literary Values in the Bible: The Book of Ruth», JBL 89 (1970) 27–37; reprinted in Literary Interpretations of Biblical Narratives, ed. K. R. R. Gros Louis et al. (Nashville: Abingdon, 1974) 163–176.