Евангелие от Марка

(Mark, Gospel of)

Евангелие от Марка представляет собой биографию Иисуса, написанную по образцу древних греко-римских bioi, или биографий. В отличие от современных биографий, жизнеописание выдающихся людей (в частности, философов и писателей, но не военачальников или политиков) строилось в хронологическом порядке – от времени выхода, или вхождения на историческую сцену, до смерти, перемежаясь здесь и там тематическими экскурсами. С учетом всех ограничений и вольностей, присущих этому древнему жанру, Евангелие от Марка рисует правдивый и неотразимый портрет Иисуса, основанный на исторических событиях и насыщенный художественными образами и литературными приемами.

Евангелие от Марка – биография, наполненная жизненной силой. Оно предваряется кратким подзаголовком. Во вводной части приводятся цитаты из Ветхого Завета, появляется Иоанн Креститель, а затем Иисус, уже достигший зрелого возраста, приходит на реку Иордан, чтобы начать служение. Иисус как будто выпрыгивает на историческую сцену, и на протяжении трех глав Его передвижения не оставляют времени для развернутых бесед или речей. Использование Марком греческого «исторического настоящего» времени придает рассказу значение безотлагательности происходящего. Действие первых восьми глав рассказа Марка об Иисусе проходит в ритме словесного метронома: «немедленно [euthys 42 раза в Евангелии]... вошел Он в синагогу» (Мк.1:21 {вскоре}; во всех трех цитатах курсив наш); «пришел опять [palin, 28 раз] в синагогу» (Мк.3:1); «опять начал [archo, 27 раз]» (Мк.4:1). Иисус – человек действия, и там, где Он находится, всегда что-то происходит. Ритм замедляется только после первого предсказания крестных мук в Мк.8:27–31. Наконец, когда Иисус входит в Иерусалим и начинается рассказ о крестных муках, время отмеряется точнее – вплоть до решающего часа Его распятия.

Резкие переходы и выстроенные в ряд контрастные сцены (паратаксис) предлагают внимательному читателю и пытливому уму увидеть и восстановить пропущенные связки. Эта особенность подчеркивает трансцендентную загадку, заключенную в изречениях, делах и самораскрытиях Иисуса и пронизывающую само Евангелие мотивом тайны (Мк.1:26, 34; 7:36; 8:30; 9:9), а также объясняет не вполне ясный и приводящий в замешательство характер заключительной сцены с бегством, выражением ужаса, изумления и молчанием об увиденном (Мк.16:8). Впечатление такое, что Тот Самый Иисус, встречавшийся с учениками и толпами народа, неотразимо привлекательный и, в то же время, неуловимый для их понимания, теперь манит читателя с тем же обаянием и обращается с интригующим предложением исследовать вопрос о том, Кто же Он такой в этом Евангелии.

В Евангелии от Марка используется троичная схема. Наиболее примечательны три голоса, заявляющие о божественном сыновстве Иисуса, причем первый возвещает о нем уже в подзаголовке: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия» (Мк.1:1). Об этом сыновстве заявляется на трех переломных этапах жизни Иисуса – в начале, середине и конце Евангелия: гласом с неба при Его крещении («Ты Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение», Мк.1:11), гласом из облака при Его преображении («Сей есть Сын Мой возлюбленный», Мк.9:7) и голосом римского сотника при распятии Иисуса («Истинно Человек Сей был Сын Божий», Мк.15:39). Показательны также три предсказания крестных мук (Мк.8:31; 9:31; 10:33–34) в центре Евангелия, готовящие читателя к вступлению Иисуса в самое средоточие конфликта в Иудее и Иерусалиме. Троичная схема выражается также в трех сценах на лодке (Мк.4:35–41; 6:45–52; 8:14–21); трех наставлениях «бодрствовать» (Мк.13:33–37), ответом на которые стали трое заснувших в Гефсиманском саду в кризисной ситуации (Мк.14:37, 40, 41); трех отречениях Петра (Мк.14:66–72); трех вопросах Пилата к народу (Мк.15:9, 12, 14) и в трехэтапном переходе на третий, шестой и девятый часы распятия к смерти (Мк.15:25, 33, 34).

Структурно Евангелие от Марка высвечивает одну из основных черт библейского повествования в целом – предпочтение кратких литературных элементов. В результате мы видим калейдоскоп отдельных отрывков, в которых темы меняются и никогда не остаются надолго в центре внимания. Это означает, что тематические элементы располагаются в мозаике или коллаже из отдельных отрывков, составляющих вместе единое целое.

Как и современные ему биографы, Марк может группировать рассказы об Иисусе и Его изречения тематически, сплетая картины речей или показывая яркие высказывания в житейских обстоятельствах: рассказы о возникающих конфликтных ситуациях в Мк.22–3, притчи в Мк.4 и эсхатологическая речь в Мк.13. То, что на первый взгляд может показаться разнородной смесью, при более внимательном рассмотрении раскрывается как тщательно упорядоченная схема, чаще всего «многослойная» или состоящая из «колец» и композиционно выстроенная из элементов А-Б-А (Мк.3:20–35; 5:21–43; 6:6–30; 11:12–20; 14:1–11; 14:54–72). В этих элементах заложен смысл, требующий рассмотрения. Более сложный вариант можно увидеть в пяти рассказах, связанных с конфликтными ситуациями в Мк.2:1–3:6, которые тематически можно обозначить следующим образом:

Центральный конфликт в этом ряду (В), касающийся поста (почему ученики фарисеев и Иоанна Крестителя постятся, а ученики Иисуса нет?), предвосхищает смерть Иисуса, но это «обрамлено» чудесами физического восстановления и сценами запрещенных Торой трапез, составляющими отличительные черты служения Иисуса и символизирующими благословения грядущего века. Этот тонкий литературный прием открывает более широкие горизонты послания Марка: наступление зари нового мира показывается через загадку креста. У приверженцев старого порядка возникающие символы эсхатологического воскресения и пира возбуждают сопротивление и враждебность, и ряд происходящих событий скрепляется заговором убить Иисуса (Мк.3:6).

Помимо легко узнаваемых мотивов Царства, благовестия и прощения, Евангелие от Марка пронизывается многими другими лейтмотивами. Особо примечательны те, в которых изображается эпохальный конфликт между Иисусом и бесовскими силами, учениками и иудейскими начальниками. Здесь, как и в Его истолковании закона, мы видим важный аспект власти и авторитетности Иисуса. Образ «изгнания» (ekballo 16 случаев употребления) используется, в частности, для выражения мысли об изгнании Иисусом бесов и перекликается с темой изгнания Израилем хананеев из обетованной земли. Иисус также «запрещал» бесам (epitimao 10 случаев). В этом слове подразумевается не просто брань, оно передает еврейское gaar, в Ветхом Завете часто означающее грозное повеление Яхве (Пс.17:16), строгий выговор, исходящий из Его уст и ниспровергающий врагов. Иисус запрещал также буре (Мк.4:39; ср. Наум.1:4) и Своим строптивым ученикам.

«Искушения», или «соблазны» (peirazo), Иисуса исходили от сатаны, бесов, начальств и даже учеников. И нам неоднократно напоминается, что Иисус (как и Иоанн Креститель, Мк.1:14) и даже Его ученики (Мк.13:9, 11–12) жили под постоянной угрозой быть «преданными» (paradidomi) в руки врагов и даже смерти. В образе «пути Господу» из Исаии, впервые появляющемся в прологе, прямого пути к божественному освобождению Израиля из плена (Мк.1:2–3) выражается идея повествования по мере того, как Иисус и Его ученики идут по «пути» (hodos особенно это относится к Мк.8:22–11:1), который в итоге приведет в Иерусалим и к завершающему конфликту. Наконец, Иисус часто вселяет страх в сердца учеников и других людей, как друзей, так и врагов (Мк.4:41; 5:15, 33, 36; 6:50; 9:32; 10:32; 11:18). Эта аура повергающей в трепет трансцендентности к концу Евангелия вызывает у читателя отклик, выражающийся не в праздничном настроении, а в ощущении, подобном тому, которое испытали первые свидетели, в ужасе убежавшие от пустого гроба (Мк.16:8).

Основанное на фактах исторической жизни Иисуса, Евангелие от Марка, вместе с тем, повествует о событиях, персонажах и местах, представляющих интерес с человеческой точки зрения и насыщенных яркими деталями. Хотя многие из этих деталей приведены и в других синоптических евангелиях, некоторым моментам стоит уделить особое внимание.

Марк показывает множество застольных сцен и образов. К возмущению фарисеев, Иисус ел с грешниками в доме Левия и переистолковывал значение законов, касающихся чистоты пищи. Он защищал Своих учеников, собиравших и евших колосья в субботу, и отказывался поститься. Он накормил пять тысяч, а затем четыре тысячи, а «хлеба» и «закваска» служат любопытной деталью последующей тайны и загадки. К концу Евангелия Иисус присутствует на последней трапезе с учениками, где предвосхищает будущую трапезу «в Царствии Божием» (Мк.14:25). Эти связанные с едой образы той или другой гранью соотносятся с наступлением Царства Божьего и с эсхатологическим пиром в присутствии Бога.

Пример художественного таланта Марка можно увидеть в описании насыщения пяти тысяч в Галилее. Толпы людей характеризуются как «овцы, не имеющие пастыря», то есть с помощью образа, символизирующего отсутствие признанного израильского царя, достойного этого титула. Марк обращает наше внимание, что люди расселись на «зеленой траве» и что сразу после принятия пищи «насытились». Игрой слов, перенесенной, вероятно, из устного пересказа этого Евангелия, чувство удовлетворения заботой доброго мессианского пастыря подчеркивается созвучием греческих слов «трава», chorto (Мк.6:39), и «насытились», echortasthesan (Мк.6:42). Несмотря на видимые признаки, в Израиле все же есть пастырь-царь. В типичной для Марка манере нам предлагается сопоставить этот рассказ с предшествующим – об Ироде Антипе. Нечестивый правитель Галилеи, устроивший праздничный пир по поводу своего дня рождения, громогласно предлагает полцарства плясавшей перед ним дочери Иродиады и вместо этого вручает ей на блюде отрубленную голову неудобного для них пророка (Мк.6:17–29)!

В отличие от придворных и галилейских начальников, находившихся при дворе Ирода в последние дни Его жизни в Иерусалиме, мы видим Иисуса в сельской, безыскусной и непритязательной обстановке, в компании простых людей. Мы видим Его в пустыне, на горе или плывущим по морю, в городах и селениях (или обходящим их стороной) и идущим по засеянному полю. Когда Он заходит в какую-то постройку, чаще всего в обычный жилой дом или порой в синагогу, Он всегда находится в окружении простых людей, иногда изгоев, горемык или неотесанных крестьян, которые рады быть рядом с Ним, собираются вокруг Него, общаются с Ним, становятся Его учениками и на которых оказывают глубокое воздействие Его слова и дела. Этот образ Иисуса как Пророка и Мудреца среди сельских жителей с конкретными лицами, чувствами и словами мог бы показаться необычным, не будь он таким знакомым. Как отметил Эрих Ауэрбах, ни один классический греческий или римский писатель не отходил от самодовольной точки зрения и от взгляда свысока и не изображал таких персонажей и окружающей их обстановки в столь красочном стиле с использованием прямой речи.

Ведущая роль наименьших из людей – поразительная черта Евангелия от Марка. Этот мотив выражается с помощью позитивных и негативных образов восприятия и понимания: уши, которые слышат или не слышат, глаза, которые видят или не видят, сердца, которые впитывают с пониманием или ожесточаются от неприятия. В этом мотиве Марка тон, опять же, задает образ из Исаии: израильтяне «своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют» (Мк.4:12; ср. Ис.6:9–10). Служа поначалу разумным обоснованием притчей в Мк.4 (внешние слышат, но не понимают; свои получают истолкование и прозрение), эта мысль затем мастерски вплетается во всю ткань последующего повествования. Мы читаем слова автора и пояснения Иисуса, предоставляющего истолковательный контекст этого мотива, и видим живые образы людей, которые, казалось бы, должны видеть, слышать и понимать, но этого не происходит. Они противопоставляются прозревшим слепым (Мк.8:22–26; 10:46–52), обретшим слух глухим (Мк.7:32–37; 9:25) и внешне ожесточившимся сердцем, получившим разумение (Мк.2:13–15; 15:39). Ожесточением сердца отличались фарисеи (Мк.3:5), и у учеников, олицетворявших состояние Израиля, не видевшего и не слышавшего (Мк.4:12), тоже были слепые глаза, глухие уши и окаменевшие сердца (Мк.8:17–21). Этот повторяющийся рефрен в сочетании с тайной личности Иисуса, Его дел и послания о Царстве пронизывает все Евангелие и приводит к финальной сцене у пустого гроба с выражением ужаса (Мк.16:8). Читателям же в нем задается тот же вопрос, что и ученикам: «Еще ли не понимаете и не разумеете?» (Мк.8:17).

См. также: ЕВАНГЕЛИЕ, ЖАНР ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА; ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛУКИ; ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАТФЕЯ; ИИСУС ХРИСТОС.

Библиография:

R.A.Guelich, «Mark, Gospel of», DJG 512–525;

W.H.Kelber, Mark's Story of Jesus (Philadelphia: Fortress, 1979);

J.D. Kingsbury, Conflict in Mark: Jesus, Authorities, Disciples (Minneapolis: Fortress, 1989);

D. Rhoads and D. Michie, Mark As Story: An Introduction to the Narrative of a Gospel (Philadelphia: Fortress, 1982).