Заключение
Что притча о домоприставнике, и в наше время, как и всегда, знаменательна и поучительна, это не подлежит сомнению. Ибо, если о глаголе Господнем изреченном древле в пророцех, сказано, что он пребывает во веки (Ис. 40:8; 1Петр. 1:25): то не тем ли более должно быть живым и действенным на все времена и веки, то слово Божие, которое в последок дней проглаголано нам в Сыне (Евр. 1:1,2)? Да и не это ли слово, сказанное Словом ипостасным и присносущным, по преимуществу, может и должно удерживать в себе ту животворную остроту, по коей оно всегда способно проникать слушающих до разделения в них души же и духа членов же и мозгов (Евр. 4:12)? А личный предмет притчи не тот ли же и ныне, что был во времена Христовы? Фарисеи, мытари и сами Апостолы не существуют в среде современной только тем, что в них было исторического и личного, а тем, что в них же было человеческого и существенного, живут и будут жить до конца времен. И ныне есть во всех сословиях люди, кои сребролюбцы суще, до того алчут обогащения, что не обинуясь готовы бы поядать домы вдовиц (Лук. 16:14; 20:47), лишь бы это прикрыто было какой-либо благовидностью. И между нами есть всякого рода сборщики, приставники, и приказчики, словом, мытари и грешники, кои, раболепствуя идолу златому до забвения Бога и жизни загробной, не страшатся богатеть и наживаться утайкой, обманом и всякими неправдами. Что все подобные корыстолюбцы рабски служат мамоне неправды в видах приобретения себе покойных кровов, это также верно, как и то что вещественные кровы, воздвигаемые неправдой, пригодны только на время и для земли, а там, в вечной жизни, до того они не способны покоить своих домовладык, что превращаются для них в смрадные жилища, пылающие огнем и жупелом, и составляющие неистощимый источник адских страданий, среди непрестающего плача и скрежета зубного. Что же может спасти несчастных лихоимцев от страшного огня геенского? Ничто, если сами они не поспешат воспользоваться главным уроком притчи, – не поспешат, оплакав лихоимание, сотворить себе известных друзей от своей мамоны неправды. Благовременное и смиренномудрое содружество неправедных стяжателей с убогими страдальцами, одно может изменить их вечные муки во аде, на нескончаемые радости перед лицом Божиим. Ибо, когда, истощится земная жизнь их, то молитвы о них, как о своих благодетелях, молитвы убогих – этой меньшей братии Христовой – не допустят им низринуться во мрак кромешный, но преселят их на небо, где сонмы Ангелов и святых примут их в богосветлые кровы, в коих блаженствуют сами. Да одно только милосердие и сострадание к бедным может помиловать на суде Божием (Иак. 2:13) и оправдать неправедных любостяжателей.
О тех, кои обогощаются средствами не неправедными т. е. благословенным трудом и бережливостью, распространяться здесь не считаем уместным. Обстоятельное приложение к ним притчи, есть дело, если и не трудное, то довольно обширное и составляющее прямой предмет церковной кафедры. А что и для таковых нравственный урок притчи поучителен и обязателен, приводим слова св. Златоуста: «хочешь ли соорудить пространные и великолепные домы? Не воспрещаю, только не на земле, а созижди себе скинии нераззоряемые на небесах, созижди, не прилагая сердца своего к богатству, и раздавая оное нищим»96.
Дело Апостольского служения в церкви Христовой продолжается и ныне, потому что Христос – Глава церкви – имеет пребывать с ней и в ней, до окончания века. Современная нам церковь, далеко не то по своему объему, что она же была под видимой Главой. С преумножением словесного стада Христова, умножились в нем и пастыри, – умножились преемники власти и служения Апостольского – епископы, умножились и сотрудники их – пресвитеры и диаконы. Но во множестве званных, не все избранные. Таким образом, те, кои мняся стояти о Господе, действительно стоят и пасут еже в них стадо Божие, не лихоиманием омрачаясь, но бескорыстием сияя, и образы бывая стаду, (1Петр. 5:2,3), – те пусть благодарят Господа, даровавшего им дух Евангельского бесстрастия и блюдут себя, да не падут, а паче да возрастают во благодати самоотвержения, смиренномудрия и сострадания к неимущим. Богатства высшего, невидимого и состоящего в благодати сугубого освящения, они уже сподобились в проручествовании, и это неоцененное сокровище носят уже в своих скудельных сосудах (2Тим. 1:6; 2Кор. 4:7.). Остается им пребыть пожизненно верными в этом великом, истинном и сделавшемся для них своим, даровании, да сила Божия, преизбыточествуя в них и чрез них к созиданию церкви (1Кор. 14:5), соделает их в свое время причастниками в безмерном избытке и вечныя славы (2Кор. 4:17).
Что же касается тех из священноначальствующих во вселенской церкви, кои, приемля в ней подобно Иуде, жребий высшего служения, являются, как и этот Апостол, не совсем свободными духа сребролюбия, и пастырствуют в среде овец своих, не столько имея в виду изведение их на спасительные пажити слова Христова, сколько обогащение себя от их руна и млека: то да помятуют таковые, что огнь св. ревности о спасении братий своих, хотя бы он, по началу, и благодатью вожден был в них, не может гореть в сердце заглушаемом и подавляемом печалями века сего и лестью богатства (Марк. 4:19), и что они, святотатственно извращая великое дело домостроительства Божия о спасении мира, творят грех тяжкий, – грех на Святого Духа, и подвергаются опасности, скорее излиять из рассевшегося чрева вся утробы своя (Деян. 1:18), чем совместить в своем лице несовместимое, – совместить служение Богу и мамоне.
Но житейский быт иерархов христианских, какой бы страны и исповедания они ни были, в наше время, все-таки более обеспечен, чем этот же быт их сотрудников и сослужителей. Из сего понять не трудно, что опасение нравственных претыканий, перед обаятельным блеском златого кумира, не столько относится к самим предстоятелям церкви, сколько к среде эфемерных тружеников в ней, кои ближайшим образом служа алтарю Христову, алтарем же и питаются. Должно заметить, что питание от святилища, делающим священная, заимствованно от церкви подзаконной и введено в завет благодати Апостолами не без повеления Божия (1Кор. 9:13). Оно носит тип первовековой, патриархальной простоты и братской общительности, направленной к взаимному сближению и поддержанию духа веры и любви в дающих и приемлющих. Но от умножения ли в недрах христианства духа не христианского, по проречению самого Христа и Апостолов (Mф. 24:12; Лук. 18:8; 2Тим. 3:1,2; 2Петр. 3:3), или от неизбежного изменения условий внешней, общественной и международной жизни в государствах, христианских и не христианских, названное средство более и более, как бы, стареет и становится не соответствующим ни цели, для коей оно было указано, ни той высоте нравственного достоинства, на коей всегда должны стоять пастыри в среде пасомых.
Говорим это не в видах апологетических, не для того, чтобы, доказав непреткновенность христианских пастырей перед мамоной неправды, возвысить их до той степени бесстрастия, на которую ставит их Слово Божие, а для того, чтобы, с одной стороны, умерить раздражительность обвинительных, большей частью), несправедливых возгласов против духовенства, а с другой, – пояснить, что нет ничего неестественного и дивного в том, если грех любостяжания приражается и к христианству, и даже не к одной среде пасомых, но и к среде пастырей. Кто не знает, что аксиома до христианского мира – errare humanum est97– объемлет своим знаменательным смыслом не одно язычество, но более или менее, весь мир и все человечество, будет ли оно в состоянии естественном – в состоянии падения и мрака, или подблагодатном, – в состоянии света и возрождения. Кому неизвестны жалобные воздыхания самих зиждителей всемирной храмины – церкви Христовой, – самих избранных сосудов благодати, – что закон греховный, внедрившись раз в плотяное человечество, и никогда не умирал в удах его, не умирал и в их членовной плоти, – не умирал и под осенением благодати, оживлявшей и укреплявшей дух их, а не умирая, не преставал и стужит им, силясь увлечь их в свой плен (Рим. 7:22,24).
Но если так с сосудами крепкими, то что сказать о немощных? Должно ли удивляться, что избираемые на чреду служения алтарю Христову из обыкновенной массы верующих, не изъемлются из-под пагубного влияния того же закона греховного? Да и не должно ли все это так и быть, когда благодать священства, освящая проручествуемых, и сообщая им особенное дарование сообразно цели их служения, не касается их свободы, тем более, не исторгает мгновенно из сердец их самого корня зла греховного, и, таким образом не претворяет их естества в бесплотное херувимское, а оставляет таким же, как и было – человеческим. И вот почему, в сонмах иереев благоговейных, не стяжательных и до крови верных благодати их предъизбравшей и освятившей, есть и такие, кои нищетой ли будучи вынуждены, или же недугуя страстью сребролюбия, смотрят на свой служебный пост, как на обыкновенную мирскую профессию, и измеряют его высоту и достоинство не высотой служения их в царстве Божием, не дарованиями св. Духа, столь неоцененными, и не теми венцами, кои им воздаст Господь в день оный, а количеством выгод житейских, количеством прибытков и, быть может, не столько праведных, сколько неправедных.
Что таковые неимут вины о гресе своем (Иоан. 15:22), по мере отягчения своей совести излишним пристрастием к земным благам, и следственно, по мере внутренней измены их таинственному помазанию от Святого, это знают они и сами. Итак, в терпении и на уповании, предавая таковых Богови и слову благодати Его, могущему наздати (Деян. 20:32) их более, чем все человеческие назидания, долгом, однако – же, считаем братски припомнить им, что как ни велико зло для человека семейного – нищета и убожество (а зло это крайне велико), но сребролюбие есть зло несравненно большее и горшее, – горшее постольку, поскольку оно есть корень всех зол (1Тим. 6:10). И всякое стяжание неправедное, не говоря уже о том, что оно убивает душу, есть тлетворная ржа, которая будучи внесена, кем бы то ни было, в дом свой, все в нем очумляет и истневает яко прах (Пс. 17:43); но стяжание, чинимое среди лихвы и неправды, хотя бы и вне церкви, но на почве духовных требоисправлений и таинств церковных, это стяжание, в руках пастыря, священная делающаго, есть, своего рода, страшная акелдама (земля крови), в каких бы видах и намерениях она ни приобреталась.
Все это имея в виду, Св. Павел, не только сам проходил свое высокое служение, почти среди непрерывных лишений скудости и тесноты, страдая даже до уз, яко злодей (2Тим. 2:9), но и сотруднику своему Тимофею, а в лице его и всем начальствующим и служащим в церкви Христовой дает такую заповедь: ты же, о человече Божий сих (сребролюбия и всех его пагубных следствий) бегай: преуспевай же в правде, благочестии и терпении. Подвизайся добрым, подвигом веры, емлися за вечную жизнь, в нюже и зван был ecu (1Тим. 6:11,12). Знаю, что труждающемуся делателю прежде всех подобает от плода вкусити (2Тим. 2:6.), как и писание глаголет: достоит делатель мзды своея (Втор. 25:4; 1Тим. 5:18): но имеюще пищу и одеяние сими доволни будем (1Тим. 6:8.); а еже прочее: злопостражди, яко добр воин Иисус Христов: аще бо с ним, умрохом, то с ним и оживем: аще с ним терпим, с ним и воцаримся (3 Тим. 2:3,11,12). Еже во своя времена и явит Он, блаженный Царь царствующих и Господь господствующих, ему же честь и держава вечная. Аминь. (1Тим. 6:15,16).
* * *
Бесед. 2. к Антиох. Народ. in folio. Киев. 1824. лист. 20. на обор. и 22. – Сюда же должно отнести слова Блаженного Феофилакта: «несмы господия имению, ничто же бо имамы своего, но икономы и приставницы чужим суще, приставлени есмы ему (имению) от владыки нашего (Бога), да добре е строим, и якоже Он повелевает: повелевает же владычня суща нищим уделяти, да от них прияти будем в вечные кровы» (Толк. на Еван. от Лук. лист. 254).
У греков она же выражалась так: άμαρτάνει καὶ σωφοὗ σωφότατος – погрешает и мудрейший из мудрых.