Глава 6. НЕЧИСТОТА РОДОВОЙ ЖИЗНИ

Ветхозаветное учение и его истолкование в христианстве

Две теории в христианской письменности: отрицание нечистоты родовой жизни в древнейшее время и ее признание в более поздних памятниках морального, канонического и литургического характера

Духовная нечистота как единственный источник физиологической

Односторонность индивидуалистической точки зрения и значение наследственности

Из предшествующей главы мы видели, что христианство безусловно положительно относится к физиологической стороне родовой жизни. Но в то же время общеизвестны многочисленные и довольно сложные предписания Ветхого Завета о нечистоте родовых физиологических процессов, наряду с предписаниями о нечистоте известных видов пищи, тел умерших и некоторых болезней (например, Исх. 10, 10–15; Лев. 11, 24–38 и мн. др.). А если взять канонические и литургические предписания Православной Церкви, то и здесь мы найдем целый ряд предписаний, по-видимому, исходящих из идеи субстанциальной нечистоты родовой жизни, по ее физиологической стороне. Ввиду этого возникает сомнение, правильно ли выяснено в 5 главе нашего исследования христианское воззрение на физиологию родовой жизни, и, чтобы устранить это сомнение, мы в этой, 6 главе прежде всего попытаемся выяснить, как смотрела древняя христианская Церковь на ветхозаветное предписание о нечистоте родовой жизни, а затем попробуем раскрыть и истинные мотивы аналогичных предписаний Православной Церкви.

В древней христианской письменности мы встречаем различные объяснения происхождения ветхозаветных предписаний о нечистоте брачной жизни. Довольно часто древние христианские писатели объясняют эти предписания моральными или прообразовательными целями. Такое объяснение находим, например, в толкованиях канонов Феодора Вальсамона и у повторяющего Вальсамона Властаря в его Афинской Синтагме.

«Хотя законом Моисея, – пишет Властарь, – семяточивые признаваемы были за нечистых, но он образно чрез телесные страсти показывал душевные недуги и чрез невольные (грехи) преследовал вольные, ибо если естественное считается нечистым, то тем более сознательная похоть; ибо закон сени телесными предметами предобучал иудеев, как детей, чтобы сделать их способными к восприятию духовных и более совершенных заповедей»³⁶². И еще много ранее Климент Александрийский высказывает мысль, что Ветхий Завет требует омовения после известных процессов не потому, что гнушается ими, а предвозвещая другое омовение – в крещении³⁶³.

С другой стороны, часто встречается объяснение таких предписаний мотивами гигиенического характера³⁶⁴. Так, уже Дидаскалия и Постановления Апостольские полагают, что Ветхий Завет объявляет женщин в известном периоде нечистыми, чтобы помешать их общению с мужчинами, так как зачинаемое в это время потомство бывает болезненно³⁶⁵.

Это объяснение Дидаскалии впоследствии повторяют на Востоке Феодорит Киррский, Исидор, Диодор и Пидалион³⁶⁶. Такие объяснения представляются или слишком искусственными, или недостаточными для многих частностей ветхозаветного законодательства. Быть может, более правильным было бы поставить в связь эти предписания с отношением Ветхого Завета к смерти. Видя в смерти главное наказание за грех (Быт. 3, 19), Библия, в противоположность Древнему Египту, видит нечистоту и осквернение во всяком мертвом теле, даже животного (Лев. 11, 24–25), а труп человека является наибольшей нечистотой, требующей самого продолжительного срока для очищения³⁶⁷. И выделения организмов, назначенные природой для поддержания жизни организмов или для образования новых организмов, – кровь, семя, сами по себе не нечисты. Кровь иногда даже служит для очищения, и семя может быть «семенем благословенным от Господа»³⁶⁸. Но как только они уклоняются от своего назначения, они рассматриваются как что-то мертвое, а потому и нечистое. Как кровь, так и семя, пролитое на землю, сквернит ее (Чис. 35, 33; Быт. 38, 9–10). И как нечисто не только тело, но нечист и всякий, кто прикоснется к нему (Лев. 21, 1), так нечист не только мужчина, имеющий истечение семени и кровоточивая женщина, но всякий, кто, хотя бы случайно, прикоснулся к ним.

Возможно, что здесь имела значение и общая номистическая психика ветхозаветного еврейства³⁶⁹, а отчасти и гигиенические мотивы, но, во всяком случае, значение второстепенное. Однако в данном случае для нас важно не происхождение ветхозаветных предписаний о нечистоте родовой жизни, а лишь установление двух положений: во-первых, что Ветхий Завет не ставит этой нечистоты в зависимость от личной греховности, а во-вторых, что древнехристианская письменность, объясняя ветхозаветные предписания, чужда мысли о возможности какой-либо субстанциальной нечистоты.

Христианство в связи со своим учением о победе над смертью и отказом от ветхозаветного номизма отвергает и ветхозаветное учение о нечистоте. Христос объявляет все эти предписания человеческими, нарушая их Сам и дозволяя это делать Своим Апостолам (Мф. 15, 1–20; Мк. 7, 2–5; Лк. 11, 38–41; Ин. 3, 25 и др.). Апостол Павел, ссылаясь на Христа, категорически отрицает самую возможность существования субстанциональной объективной нечистоты. Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого, – пишет он Римлянам (14, 14; ср.: Деян. 10, 14–15). Источник учения о нечистоте чисто человеческий, субъективный – человеческое мнение, воображение, которое, однако, не безразлично и с ним нужно считаться: «только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Там же).

Поэтому Апостолы, с одной стороны, принимая во внимание распространенность предрассудка о нечистоте и опасаясь соблазна (Рим. 14, 20), иногда и сами выполняют некоторые предписания об очищении (Деян. 21, 24–26), а с другой – принимают меры к искоренению этого предрассудка, как в виде увещаний в своих посланиях (Рим. 14, 14–20; 1Кор. 6, 13; Кол. 2, 20–22 и др.), так даже и в форме соборного постановления (Деян. 15, 29; ср.: 21, 25).

Однако, отрицая нечистоту вообще, Новый Завет не касается более частного вопроса о нечистоте родовых процессов, так что вопрос этот решается уже памятниками послеапостольского времени и решается в форме вывода от общего к частному: если по христианскому учению вообще нет никакой физиологической нечистоты, то нет нечистоты и в родовой жизни.

Так, Дидаскалия и Апостольские постановления учат, что супруги и после родового общения могут без всякого омовения приступать к причащению, тогда как блудник не может очиститься, хотя бы он вылил на себя море воды, и что женщина в известном состоянии не лишена Духа Божия и может прикасаться к священным книгам и молиться³⁷⁰.

Особенно подробно защищает эту точку зрения святой Афанасий Великий в своем первом правиле:

«Скажи мне, – пишет (ок. 356 г.) святой отец в своем послании, принятом Трулльским Собором (правило 2) в канонический кодекс Православной Церкви, – что имеет греховного или нечистого какое-либо естественное извержение, как, например, как если бы кто хотел поставить в вину исхождение мокроты из ноздрей и плюновение из уст? Аще по Божественному Писанию веруем, яко человек есть дело рук Божиих, то как можно от чистыя силы произойти оскверненное? Аще род Божий есмы, по Божественному Писанию Апостольских Деяний, то не имеем в себе ничего нечистого»³⁷¹. О негреховности «экризиса» пишет и блаженный Августин³⁷². С таким взглядом сообразовалась и церковная практика. Женщина в древности имела такой же свободный вход в алтарь, как и мужчина³⁷³.

Но лишь только ослабла опасность от еврейского номизма, Церковь усваивает более строгий взгляд на эти процессы, но, в отличие от Ветхого Завета, она ставит сначала вопрос на почву лишь личной морали. Она считает осквернением не эти процессы сами по себе, а лишь постольку, поскольку в них участвует и их извращает психический фактор. И предпосылки для такого морального осуждения находятся уже в самой Библии и у самих противников такого осуждения. Уже книга Бытия болезненность родовой жизни женщины ставит в зависимость от ее греха. Климент Александрийский видит ненормальность родовой жизни первых людей в том, что они «склонились к ней скорее, чем надлежало, не дождавшись воли Божией»³⁷⁴. Вмешательство в родовую жизнь психического фактора, по его мысли, не только служит выражением отдаления от Бога, но и нарушает установленную Богом гармонию этой жизни. При райском нормальном порядке деление плоти первого человека могло бы быть только тогда, когда организм вполне созреет для этого, когда в нем есть преизбыток жизненных сил. Но вмешательство практического разума ускоряет его, вследствие чего родовые процессы происходят и тогда, когда избытка сил в организме нет. Отсюда ослабление организма родителей и слабость потомства, отсюда и болезни деторождения. Именно этим объясняет Климент и отсутствие правильной периодичности родовой жизни у человека, наблюдаемой у животных³⁷⁵. Таким образом, хотя сами по себе физиологические родовые процессы человека и не греховны, но их ненормальности служат последствием и показателем человеческой греховности. Точно так же и святой Афанасий в том же самом первом правиле, где указывает на моральное безразличие «экризиса», признает, что мысли наши могут быть «нечисты и скверны», и упускает из виду вопрос о возможной причинной зависимости между такими мыслями и «экризисом», быть может, на всех людей смотря с точки зрения своей святости. Вопрос о такой зависимости ставит позднейшая каноническая литература.

Уже один из предшественников святого Афанасия, святитель Дионисий Великий, епископ Александрийский († 264), в своем ответном послании к епископу Ливии Василиду (ок. 260 г.), составившем четыре древнейших отеческих канона, решает этот вопрос несколько иначе, чем он решался до сих пор. Из его послания ясно, что в его время не было церковного закона, запрещающего «нечистым» людям приходить в церковь и причащаться, и сам святой отец не считает себя вправе издать какое-либо правило, а предоставляет это совести каждого (правило 2, 3 и 4). Но лично он решительно против такого дозволения. Он ссылается на пример кровоточивой жены, прикоснувшейся лишь к краю одежды Спасителя³⁷⁶, на слова Апостола Павла (1Кор. 7, 6), советующего, но не повелевающего (ст. 6) супругам уклоняться друг от друга для молитвы, и высказывает уверенность, что душевная и телесная нечистота явится препятствием (κωλυθήσεται) для всякого входить во святая и во святая святых, то есть в храм и алтарь³⁷⁷. И уже Лаодикийский Собор (ок. 364 г.), запрещая мирянам входить в алтарь (правило 19), в особом правиле (44) запрещает это женщинам, делая это, по объяснению Зонары, ввиду особенностей женской природы³⁷⁸. Гораздо далее своих предшественников по кафедре идет ученик Афанасия Великого Тимофей Александрийский († 385). В своих ответах некоторым епископам и клирикам он считает известные физиологические явления у мужчин и женщин безусловным препятствием для причащения и крещения (Правила 5, 6, 7, 12, 13). Однако тот факт, что епископы обращались к нему с такими вопросами, показывает, что церковного закона об этом до него не существовало, а двенадцатое правило показывает, что александрийский епископ стоит в этом отношении не на обрядовой, еврейской, а на новой, чисто моральной почве, считая эти состояния нечистыми не сами по себе, а как показатели душевной нечистоты. Именно на вопрос, является ли нечистое сновидение препятствием к причащению, он отвечает, что является только тогда, когда у известного лица была похоть женщины (έπιθυμία γυναικός), а в противном случае на это нужно смотреть как на искушение от дьявола, желающего помешать причащению. И Вальсамон в толковании на это правило объясняет, что истечение семени только тогда является препятствием к причащению, когда оно явилось следствием помысла (λογισμός), участия ума (νούς) в похоти и добровольного ей сочувствия (ένέμεινεν καί ένεφιλοχώρησε), откуда и возникло нечистое представление (φαντασία)³⁷⁹.

Еще ярче исключительное греховное значение психического фактора в родовой жизни выступает в покаянном Номоканоне Иоанна Постника († 596).

Он считает осквернение во сне по страсти грехом и наказывает его однодневным отлучением, соединенным с обязательными благочестивыми упражнениями³⁸⁰. Но если такое осквернение произойдет в бодрственном состоянии, то наказание налагается в семь раз более продолжительное³⁸¹.

Отсюда ясно, что именно участие нашей воли и сознания в родовой жизни считается грехом. Это expressis verbis (без околичностей) признает и сам Постник, говоря непосредственно перед этим, что причина и основание для епитимий есть соучастие в страсти нашего разума³⁸².

В дальнейшей канонической литературе мы не находим чего-либо существенно нового в этом отношении, и позднейшие канонисты лишь развивали идеи, высказанные в IV-VI веках.

Номоканон четырнадцати титулов³⁸³ лишь ссылается на старые правила. Никифор Исповедник († 818) своим пятнадцатым правилом дозволяет монахиням входить в алтарь³⁸⁴. Хартофилакс Петр (XI в.), решая вопрос о ночном осквернении священника и мирянина, говорит, что первый может служить литургию, а второй причащаться, если это было по искушению от дьявола, а если виноваты они сами вследствие многоядения и пьянства, то не могут³⁸⁵. Позднее, в XII и XIII веках, является новое течение в пользу большей строгости. Пятнадцатому правилу Никифора Исповедника придан был противоположный смысл, с каковым оно и читается в славянской Кормчей³⁸⁶. Явилось сомнение, можно ли входить в алтарь и монахам³⁸⁷. Явилось воззрение, что ночное осквернение делает человека нечистым и препятствует ему участвовать в богослужении само по себе, безотносительно к причине, от которой оно произошло.

Эти крайности вызвали реакцию. Знаменитый православный канонист Иоанн Зонара пишет обширное рассуждение в опровержение такого мнения³⁸⁸. Он напоминает, что не нужно быть слишком строгим, даже строже самих канонов, ибо старое правило гласит: «ничего слишком» (μηδέν άγαν). Ссылаясь на Екклезиаста (3, 14), по которому к тому, что делает Бог, ничего нельзя прибавить, ни от него убавить, и на слова Апостола Павла, что и ангел не может изменить благовествования (Гал. 1, 8), он говорит, что нельзя изменять священных канонов, и затем, подробно изложив относящиеся к вопросу каноны святого Дионисия, святых Афанасия и Тимофея Александрийских, делает вывод, что они вовсе не считают греховным истечение семени «автоматическое», как явление вполне естественное, а считают греховным лишь соучастие (συνκατάθεσις) в этом нашей воли, через помышление и воображение (φαντασίαν), вызывающей это явление. Само же по себе истечение может быть и от болезни, например, от болезни почек, от каменной болезни, когда никто не считает его грехом. Правда, Василий Великий в сочинении о подвижничестве пишет, что приступать в нечистоте к Святым Тайнам – это такое дело, страшный суд за которое мы знаем и из Ветхого Завета, а если здесь большая Святыня, то здесь необходим и еще больший страх, чему нас учит Апостол, говоря: ядый бо и пияй недостойне, суд себе яст и пиет (1 Кор. И. 29), но Василий Великий под нечистотой разумеет не извержение семени, а скверное пожелание. Наша плоть не есть зло и не причина зла, как думают некоторые. А если так, то и семя, как избыток (лергстоца) этой плоти, не есть нечто нечистое. Думающие иначе приближаются к древним еретикам иудействующим, забывая о словах Апостола, что брак честен и ложе непорочно (Евр. 13, 4), а также и к новым еретикам богомилам, которые следуют манихеям, считающим семя и рождение источником всякой нечистоты. Впрочем, может быть случай, когда человек не допускал нечистого помышления и не склонялся к нему волей, и все же является виновным и заслуживающим епитимий. Это когда он слишком много ел и пил и отягощенный желудок вызвал истечение семени. Эти же мысли Зонара вкратце излагает и в своих толкованиях отеческих правил³⁸⁹.

Вальсамон обычно лишь повторяет, что сказал Зонара, а в своем десятом ответе Марку³⁹⁰ решает вопрос о возможности священнослужителю совершать службу в случае осквернения. Он рекомендует применять к священнослужителям правила Дионисия, Афанасия и Тимофея, и не служить в день осквернения, если только богослужение не является настоятельно необходимым.

Ничего нового не дает ни Властарь, ни Арменопул. Властарь (ок. 1335 г.), излагая отеческие правила, смешивает их с толкованиями Зонары и Вальсамона и приписывает отцам мысли, принадлежащие толковникам³⁹¹. То же делает и Арменопул (ок. 1345 г), в схолии, к которой делается выдержка и из Номоканона Иоанна Постника³⁹². Из позднейших канонических памятников особое внимание уделяет этим вопросам Пидалион (1800 г.) и решает их в направлении большей строгости. В примечаниях к толкованиям на правила Дионисия, Афанасия, Тимофея и Иоанна Постника составители Пидалиона указывают, что извержение семени бывает и от многих причин, от излишества в пище и питье, от слишком продолжительного сна, от безделья, лености и изнеженности тела, от гордости и осуждения, от болтовни, от телесной слабости, от развратной жизни, от переутомления, от холодного питья, а часто оно происходит и от одного страха, чтобы его не было, о чем говорят Симеон Новый Богослов, Анастасий Синаит в восьмом ответе и Добротолюбие (с. 906). Оно бывает или в связи с похотью и представлением, или без них, но и в том и в другом случае оно есть осквернение, только в первом случае оно оскверняет и душу и тело, а во втором – одно тело. Правда, двенадцатое правило Тимофея Александрийского говорит, что когда осквернение является от похоти, причащаться нельзя, а когда оно является последствием искушения от дьявола – можно, но различить то и другое затруднительно, и потому Пидалион дважды рекомендует воздерживаться от причащения после всякого осквернения³⁹³.

Вопреки Зонаре, составители Пидалиона утверждают, что Василий Великий запрещает причащаться при всяком осквернении души и тела³⁹⁴. Потерю семени Пидалион считает страшным злом и указывает двенадцать гибельных для организма следствий из этого. «Семя есть сила и драгоценнейшая влага тела, настолько необходимая для жизни и благосостояния тела, что, по мнению всех врачей, одна драхма семени стоит сорока драхм крови»³⁹⁵. Подробно говорит Пидалион и о периодической нечистоте женщины. Он приводит ветхозаветные постановления (Лев. 15, 19, 25), слова Златоуста, что «это поистине не есть ни грех, ни нечистота», так как, по словам Феодорита Киррского, Феодора и Диодора, все, что происходит по природе, не есть нечисто, а нечисто лишь злое настроение, что признают и Апостольские Постановления (книга 6, глава 27), а затем решает вопрос, почему же теперь такое состояние женщины считается нечистым, и указывает, что и Апостольские Постановления не противны канонам, так как они говорят лишь, что женщины в таком состоянии не лишены Святого Духа и могут молиться, но не говорят, что они могут приходить в церковь и причащаться³⁹⁶.

Если мы от памятников канонических обратимся к памятникам литургическим, то увидим, что и они более благоприятствуют ригористическому взгляду на родовую жизнь, чем более свободному. В Великом Требнике мы найдем целый ряд молитв об избавлении от скверны, связанной с родовыми явлениями.

Таковы «Молитвы жены в первый день рождения отрочате ея», «Молитва во еже назнаменовати отроча в осьмый день»³⁹⁷, «Молитва жене родильнице по четиредесетех днех»³⁹⁸, «Молитва жене, егда извергнет отроча»³⁹⁹, «Молитва о искушающемся во сне»⁴⁰⁰, «Молитва на студные помыслы»⁴⁰¹, «Последование о священнице во сне искусившемся»⁴⁰² и др. «Сквернави вси есмы пред Тобою Господи» – постоянно повторяемое здесь положение⁴⁰³.

Как бы возвращаясь к ветхозаветному номизму, молитвы считают нечистыми не только саму родильницу, но и прикоснувшихся к ней⁴⁰⁴, сама она до сорока дней и не допускается до причащения⁴⁰⁵. Находим мы здесь целый ряд молитв от осквернения животными, считавшимися нечистыми в Ветхом Завете, воды, вина, елея, сосуда пшеницы и самого человека, евшего скверное животное⁴⁰⁶.

Но вместе с тем здесь ясно выступают и моральные мотивы в оценке известных состояний мужчины и женщины. Прежде всего эти молитвы говорят о «вольных и невольных прегрешениях» как основной причине болезненных состояний тела⁴⁰⁷.

В молитвах на освящение предметов, оскверненных нечистыми животными, указывается, что молитвы нужны для изгнания «сумнения от мысли»⁴⁰⁸.

Причинами же ночных осквернений прежде всего считаются «мгла нечистых мечтаний»⁴⁰⁹, «помышления нелепыя», «воспоминания неполезныя»⁴¹⁰, «волны суетных помышлений»⁴¹¹, которые называются «разбойниками»⁴¹², «диавольския мечтания», «запятие умом», «страстныя помышления»⁴¹³ и т. д. Еще ярче моральная точка зрения выступает в практическом предписании Требника не причащаться и не священнодействовать только тогда, когда осквернение произойдет по собственной вине известного лица – «от многаго пития», если же «есть мечтание от демонскаго искушения», тогда оно не служит препятствием ни к причащению, ни к священнодействию⁴¹⁴, с чем, впрочем, несогласно напечатанное в том же Требнике⁴¹⁵ правило 161, вообще запрещающее «искусившемуся во сне священнику» литургисати в тот день «кроме великия нужды, аще и вельми безстрастен бысть».

Мы изложили вкратце историю вопроса в православных канонических и литургических памятниках. Несомненно, в его решении было немало колебаний, но при всех этих колебаниях твердо стояла основная мысль, что в родовой жизни греховно и гибельно лишь участие сознательного психического фактора, тогда как сама по себе она есть творчество Божие. По-видимому, с таким положением не согласны были те церковные писатели, которые, придерживаясь большей строгости, считали осквернением родовые функции и тогда, когда они стояли вне причинной зависимости от вмешательства нашего практического разума. Но это только по-видимому.

Прежде всего это вмешательство иногда сказывается не прямо, а косвенно. Например, Зонара считает греховным «экризис» и тогда, когда он произошел не от нечистого представления, а от объедения и пьянства. Но ведь и объедение и пьянство не есть что-то безразличное в нравственном отношении. Они также являются последствием уклонения нашей воли от нравственной нормы, и, таким образом, и здесь косвенно «экризис» вызывается ею. Точно так же Симеон Солунский и Пидалион указывают, что экризис часто вызывается самым страхом его. Здесь мы имеем случай действия установленного новой психологией «закона обратного действия сознательного запрещения» («loi de 1'efFort converti», «закон обратного действия»), вследствие противодействия нашего подсознания⁴¹⁶. По-видимому, в данном случае экризис вовсе нельзя считать последствием нашей воли, так как он происходит против нее. Однако этот верно подмеченный факт объясняется лишь механизмом нашего воздействия на родовую жизнь, о котором мы говорили ранее. Воля воздействует на нее не прямо, а через представление, и это представление, часто возобновляемое под влиянием боязни наяву, производит свое действие во время сна. Но явилось-то это представление когда-то добровольно, и потому воля и здесь оказывается причиной «экризиса». А главное, нельзя решать вопросы, касающиеся родовой жизни, не выходя из рамок жизни индивидуума. Святой Афанасий Великий приравнивает родовые выделения к выделениям из уст, ноздрей и т. д. Но между теми и другими есть существенная разница, которую нельзя упускать из вида. Тогда как выделения из уст, ноздрей и т. д. нужны для жизни индивидуума, выделения родового характера совершенно не нужны для него, а нужны лишь для рода. Это прекрасно выясняет Немезий в своем главном труде: «О природе человека». Все функции человеческого организма он делит на три вида: естественные и необходимые, естественные, но не необходимые и, наконец, – не естественные и не необходимые. К первым он относит функции питания, ко вторым – родовые процессы и к третьим – объедение и разврат⁴¹⁷.

Таким образом, родовые процессы вовсе не необходимы для индивидуума, а нужны лишь для продолжения рода. Поэтому-то при обсуждении вопросов, касающихся родовых процессов, нельзя ограничиваться рамками индивидуальной жизни, как это делали пелагиане, а нужно взять человечество как одно целое и рассматривать вопрос о греховности родовой жизни в связи с учением о наследственном первородном грехе. Крещение избавляет нас от первородного греха, но не от его последствий. Наследственная склонность к греху остается и в христианах. В частности, такая наследственность проявляется и в ненормальной родовой жизни, как у мужчины, так и у женщины, причем виновным является не данное лицо, а его предки. «Отцы ели виноград, – говорит Библия, – а у детей на зубах оскомина».

И часто вина падает не на ближайших лишь предков, а и на отдаленных: Сын блудницы не может войти в общество Господне, и десятое поколение их не может войти в общество Господне (Втор. 23, 2). Наоборот, как Библия, так и древнехристианская литература, например Жития Святых, постоянно указывают, что святые дети родятся от благочестивых, отличающихся воздержанием родителей. Кесарии указывает, что Иеремия был освящен еще во чреве и Иоанн взыграл до рождения во чреве⁴¹⁸.

В частности, мы видели, что как Ветхий Завет, так и более поздняя христианская литература считают «экризис» у мужчин осквернением. И некоторые представители современной медицины полагают, что он всегда является аномалией⁴¹⁹. Но если у отдельного человека эта аномалия может не зависеть от его греховной воли, а лишь служит выражением его наследственной слабости, то отсюда вовсе не следует, что она вообще не связана с греховной волей, так как эта слабость является последствием греховности его предков и потому отношение к этой аномалии более поздней христианской письменности можно признать вполне оправданным, а не пережитком ветхозаветного номизма, тогда как тот вывод, который сделала древнехристианская литература из новозаветного отрицания нечистоты вообще к отрицанию нечистоты и родовых процессов, является слишком поспешным, тем более, что и в самом Новом Завете упоминается иногда о нечистоте родовой жизни (Рим. 1, 24). Нечистота родовой жизни есть нечистота sui generis (особого происхождения), имеющая свои моральные источники, и потому отвержение ветхозаветного учения о субстанциальной нечистоте еще не влечет за собой отвержения и нечистоты морального происхождения.

Точно так же уже Библия указывает на моральное происхождение ненормальностей в родовой жизни женщины. Франц Делич, анализируя еврейский текст книги Бытия, находит, что под болезнями рождения разумеются не только родовые боли, но и вообще болезненность родовой сферы женщины⁴²⁰ . И эту болезненность Библия ставит в зависимость от похоти жены: «К мужу твоему влечение (греч. έπιθυμία – похоть) твое», – говорит Господь (Быт. 3, 16) согрешившей Еве. А мы уже видели, что греховным в похоти является участие сознательно-волевого фактора.

Наоборот, безболезненность безгрешной родовой жизни женщины является церковным догматом. «В состоянии невинности рождение было бы без болей. Не было бы ни стонов рождающей, ни смерти, если бы не было греха»⁴²¹, – говорит блаженный Августин и, как на фактическое оправдание этого положения, ссылается на рождение Христа: «Мария родила без скорби, так как зачала без скверны⁴²², Она родила как Дева, ибо зачала как Дева»⁴²³, «Мария родила без скорби, так как зачала без похоти»⁴²⁴, – пишет и святой Иоанн Дамаскин. Те же мысли мы находим у Амвросия Медиоланского⁴²⁵, блаженного Иеронима⁴²⁶, Феофилакта Болгарского⁴²⁷ и у других церковных писателей.

Но если все уклонения родовой жизни имеют один источник – уклонение нашей воли, то и средством для исправления родовой жизни должно служить исправление нашей воли. Всякий человек становится причастным этим уклонениям в большей или меньшей степени уже в силу наследственности, но нужно, чтобы он, считаясь с таким предрасположением своего организма, не только не пошел далее в этом направлении, но и, по возможности, избавился от этого тяжелого наследства, чем бы способствовал не только личному оздоровлению в родовом отношении, но и оздоровлению своего потомства, а в конце концов и всего человечества. О том, как достигнуть этого, говорит целая система предписаний аскетического характера (неизбежного ввиду наследственной ненормальности родовой жизни), которую мы находили в древней христианской письменности.

Хотя, как мы видели, размножение и не есть главная цель брака, однако цель эта, как второстепенная, координирована с главной – достижением вышеличного единства и полноты бытия и потому присуща браку. Бог дал благословение на размножение мужской и женской природе человека вместе, и потому благословенными процессы размножения могут быть только тогда, когда они происходят в связи с единением мужа и жены в браке. Апостол Павел говорит, что брак у всех да будет честен, и ложе непорочно, блудников же и прелюбодеев судит Бог (Евр. 13, 4), и, когда родовая жизнь происходит вне связи с единением мужа и жены в браке, она является неблагословенной, не входящей в божественный план мироздания, является последствием уклонения от этого плана, последствием греха.

Но родовая жизнь может быть греховной и в браке. Как мы видели, родовые процессы, хотя и естественны, но не необходимы для индивидуума, а необходимы лишь для продолжения рода. Но если так, то даже и в браке она не может быть признана естественной, когда не имеет целью продолжение рода. И эта мысль очень часто, резко и настойчиво высказывается в древней христианской письменности.

Христианский апологет второго века (ок. 177 г.) Афинагор пишет о родовой жизни древних христиан: «Каждый из нас женщину, взятую по вашим законам, считает женой до зачатия ребенка. Ибо как земледелец, бросив в землю семена, не кидает иных, так и у нас мерой пожелания является деторождение»⁴²⁸. И вообще родовое общение с беременной строго воспрещается в древней христианской письменности. Такое запрещение мы находим, например, в Апостольских Постановлениях⁴²⁹, у Оригена⁴³⁰, Климента Александрийского⁴³¹, Лактанция⁴³², Амвросия Медиоланского⁴³³, блаженного Августина⁴³⁴, блаженного Иеронима⁴³⁵, Григория Великого⁴³⁶, Ионы, епископа Орлеанского⁴³⁷ и др.

Наконец и в этих границах родовое стремление в христианском браке подлежит очищению, и Климент Александрийский требует, чтобы и женящийся для деторождения избавился от похоти к собственной жене, так чтобы дети были детьми «хоти» (θελήματος), а не похоти (έπιθυμίας)⁴³⁸, то есть естественного подсознательного стремления нашей природы, не осложненного сознательно-волевыми ингредиентами.

Однако не будем входить в более подробное рассмотрение этого вопроса, так как это значило бы конструировать христианскую этику родовой жизни и выйти за пределы «христианской философии брака», которая должна дать лишь общие основания для таковой этики. Поэтому, ограничившись изложением таковых оснований, мы в следующей главе, седьмой, перейдем к рассмотрению вопроса об отношении семьи как малой Церкви к Церкви Христовой и, в частности, к довольно сложному вопросу о церковном освящении заключения брака.