Источник

Глава 7. ЦЕРКОВНОЕ ОСВЯЩЕНИЕ БРАКА

Разнообразие современного законодательства о форме брака

Свобода выбора формы брака в римском праве и древнем христианстве

Государственный абсолютизм как источник обязательных форм брака

Восстановление свободы выбора формы брака с христианской точки зрения

Удивительное разнообразие существует в христианском мире в решении вопроса о форме брака. Для примера возьмем четыре славянских государства – советскую Россию, Болгарию, Чехию и Югославию. В России церковная форма брака не имеет никакого значения для государства, а признается только гражданский брак439. Обязательный гражданский брак существует в большинстве культурных стран: во Франции, Голландии, Бельгии, Германии, Швейцарии, Венгрии, Португалии, Чили, Мексике, Бразилии, Аргентине, Боливии и Венесуэле.

С другой стороны, в Болгарии только церковная форма брака имеет юридическое значение. Существует также обязательный церковный брак в Польше, Австрии, Дании, Финляндии, Норвегии и Перу.

В Чехии гражданская и церковная формы брака имеют одинаковое значение для государства, так что выбор той или другой формы зависит исключительно от брачующихся. Говоря юридическим языком, в Чехии существует факультативная форма брака. Существует она также в Соединенных Штатах Америки, в Англии, в Швеции, в Литве, а в последнее время и в Италии.

В Югославии в разных областях государства существуют и разные законы о форме брака, так что вопрос о действительности брака решается в зависимости от географической широты и долготы. Так, на территории бывшего королевства Сербии, Черногории, Хорватии и Славонии, Боснии и Герцеговины церковная форма брака обязательна; в Воеводине обязательна гражданская форма брака, а в Далмации и Славонии – для одних граждан (членов признанных государством исповеданий) обязательна церковная форма брака, для других (для членов непризнанных исповедании и мусульман) обязательна гражданская форма. К гражданской форме приходится прибегать и тогда, когда церковная недопустима по церковным законам. Это так называемая гражданская форма брака по необходимости (Noth-civilehe), которая существует также и в Австрии и в некоторых других странах440.

В Румынии по закону обязательными являются обе формы брака- и церковная и гражданская.

Если мы теперь подведем итоги, то увидим, что современное культурное человечество шестью разными способами решает вопрос о формах брака: 1) есть общеобязательный гражданский, 2) общеобязательный церковный брак, 3) есть обязательное соединение того и другого, 4) есть свободный выбор между тем и другим, то есть факультативный, 5) есть обязательный выбор между тем и другим, в зависимости от исповедания, и, наконец, 6) есть гражданский брак по необходимости.

Разве не странно, что христианское культурное человечество в течение девятнадцати веков истории христианства не удосужилось единообразно решить такой важный для Церкви, государства и общества вопрос?

И это не только странно, но и вредно. Не будем говорить о конфликтах законов о браке отдельных государств, над примирением которых уже давно трудятся международные юридические институты и знаменитые юристы, а приведем лишь несколько примеров неразрешимых трудностей, которые возникают вследствие различия законов о форме брака, хотя бы в одной Югославии, и которые могут быть использованы недобросовестными людьми. Здесь можно быть в одно и то же время и женатым и холостым. Христианин из Сербии может приехать в Воеводину и вступить в гражданский брак с еврейкой, в Воеводине такой брак будет вполне законен, но через два часа пути, в Сербии, на основании местных законов такой брак должен быть признан совершенно ничтожным. Наоборот, житель Сербии, служащий в Воеводине, может заключить в Сербии церковный брак, не заключив предварительно гражданского; такой брак будет действителен в Сербии и недействителен в Воеводине. Христианин, приехав в Боснию или Герцеговину, может для вида перейти в мусульманство и без церковного или гражданского развода взять себе другую жену. И все это не предположения лишь, а факты, и, к сожалению, довольно частые, с которыми приходится бороться как Церкви, так и государству.

История объясняет нам, каким образом возникли все эти аномалии. Как в Древнем Риме, так и в древнем христианстве выбор брачной формы предоставлен был самим будущим супругам. В Древнем Риме, как справедливо говорит Фюстель де Куланж, всякая семья была «малою церковью и святым обществом»441, с которым государство, как федерация суверенных семей, вступало во взаимоотношения. Это признание суверенности, независимости от какой-либо высшей власти семьи как таковой отражалось и на форме брака. В этом отношении римское право выражало общечеловеческое сознание, приписывающее суверенность сторонам в браке. Эта идея выражается, например, в существовании как в еврейском, так и в языческом мире, а потом проникшем и в христианскую Церковь обряде венчания брачующих-ся, сходном с обрядом венчания на царство. Эта идея выражается и в присвоении сторонам в браках наименований, свойственных суверенам. В древнерусских обрядах брачующиеся обычно именуются князем и княгиней. Точно так же и в Риме наименование господин и госпожа, dominus и domina, обычно прилагались только к лицам, состоящим в браках, и, например, семьдесят четвертая новелла Юстиниана (глава четвертая) именно в этом видит отличие брака от небрачного сожительства. Называют стороны друг друга dominus и domina – это брак, не называют – это конкубинат. Но если брачующиеся – суверены, то право на брак имеют только полноправные лица, а не рабы. И раб не мог состоять в браке. В Византии до XI века раб, которому удалось каким бы то ни было способом повенчаться, становился в силу этого свободным. Из суверенного характера семьи римское право и делало вывод, что брак делало браком не государство и не религиозная организация, а исключительно сами стороны, их взаимная любовь, их воля, их согласие. «Nuptiae solo aftectu fiunt» («Брак творится одним душевным расположением»), «nuptiae consensu contrahentium fiunt» («Брак творится единодушием соединяющихся сторон»), «consensus facit nuptias» («Единодушием порождается брак») – таково было основное положение римского и византийского, церковного и гражданского права в первые восемь веков христианской истории442. Да и в более древнее время религиозная форма брака, confarreatio, была нужна не для действительного брака, а для manus, то есть приобретения мужем власти над женой.

Но если брак заключают сами стороны, то в чем же состоит задача государства в отношении к браку? Только в удостоверении для себя его существования, только в регистрации брака, насколько это было нужно при решении разных вопросов семейного и наследственного права. И римское право предоставляло воле сторон избрать любую форму брака, а для своего удостоверения довольствовалось минимумом.

В Древнем Риме существовал взгляд на брак, противоположный нашему. У нас существует презумпция в пользу небрачного сожительства. В наше время супружеская пара сама должна доказать документами, свидетелями и т. д., что она находится в законном браке. Наоборот, в Риме существовала презумпция в пользу брака.

Всякое постоянное половое сожительство полноправных мужчины и женщины рассматривалось, как брак.

«В сожительстве со свободной женщиной нужно видеть брак, а не конкубинат»443, – пишет знаменитый римский юрист Модестин. Поэтому-то не стороны должны доказывать, что они находятся в браке, а третье, заинтересованное лицо должно доказать, что существует какое-либо препятствие, которое не дозволяет видеть в данном сожительстве брак. Короче говоря, onus probandi (груз доказательства) лежал не на супругах, а на третьих лицах. Только тогда, когда было основание думать, что в семейных или имущественных интересах сторон представить временное сожительство браком, поднимался вопрос о формальных признаках брака. Но и в этом случае римское право довольствовалось минимумом. Для этого достаточно было, например, фактическое сожительство в течение года, показания свидетелей о согласии сторон именно на брак или о названии ими друг друга господином и госпожой, о совершении какого-либо брачного обряда, представления документов о приданом и так далее. Одним словом, выражаясь юридическим языком, в Риме участие государства в заключении брака могло иметь не конститутивный, а только декларативный характер.

На той же точке зрения стояло и византийское законодательство до конца IX века. Конституция царей Феодосия и Валентиниана (428 г.) говорит, что для действительности брака не нужны ни брачный дар, ни документы о приданом, ни какое-нибудь торжество, так как никакой закон не препятствует браку равноправных людей, который получает действительность путем их согласия и достоверности свидетелей444. Хотя Юстиниан в декабре 537 г. в своей семьдесят четвертой новелле предписывает лицам среднего сословия идти для заключения брака в церковь, однако это требование основывается на мотивах не религиозного, а лишь экономического характера, на что указывает уже самое выделение известных лиц по их имущественному цензу. И действительно, Юстиниан требует, чтобы лица среднего сословия шли в церковь не для венчания, а только для составления документа о браке пред церковным адвокатом и тремя-четырьмя клириками как свидетелями. Но и эта формальность существовала недолго, и 11 декабря 542 г. сто семнадцатая новелла (гл. 4) освободила от этой обязанности лиц среднего достатка. Только лица высшего сословия (illustres et senatores), опять-таки по мотивам имущественного характера, должны были писать документы о приданом, а низшие сословия – вообще не должны были писать никаких документов. В той же семьдесят четвертой новелле (гл. 5) Юстиниан придает значение факультативной формы брака не венчанию, а клятве «взять в жены» вместе с прикосновением к Библии. Только в законодательном сборнике VIII века, а именно сборнике 741 г. императоров-иконоборцев Льва Исавра и Константина Копронима, в Эклоге первый раз упоминается о благословении как юридической форме заключения брака445. Но и здесь благословение не является обязательной формой заключения брака, а лишь одной из четырех форм брака, выбор которых зависит от внешних обстоятельств и воли сторон. Другими словами, здесь церковное благословение является только факультативной формой брака, и то не всегда, а лишь в случае необходимости, а именно, Эклога предписывает, что брак должен быть заключен путем составления документа определенной формы, а когда, вследствие бедности супругов, составить документ нельзя, брак может быть заключен или через согласие родителей, или через церковное благословение, или свидетельство друзей (Эклога, 2, 1, 3, 8). Точно так же о венчании как факультативной форме брака говорят и позднейшие законы византийских императоров – Прохирон, 879 г. (4, 6, 14, 17, 27), Эпанагога, 886 г. (16, 1) и сборник Синтагма Властаря 1335 г. (Г. 2, перевод Ильинского. С. 103). «Брак, – читаем мы у Властаря, – заключается посредством благословения, или посредством венчания, или посредством договора».

Так смотрела на форму брака и древняя христианская Церковь. Основной источник церковного учения о браке – Библия – не говорит, что институт брака возник когда-то впоследствии как установление государственное или церковное. Здесь находим другое учение о браке. Ни Церковь, ни государство не являются источником брака. Напротив, брак есть источник и Церкви и государства. Брак предшествует всем общественным и религиозным организациям. Он установлен уже в раю, установлен непосредственно Самим Богом.

Бог приводит жену к Адаму, и Адам сам объявляет свой брачный союз независимым от какой бы то ни было земной власти, даже и власти родителей (Быт. 2, 24. Ср.: Мф. 19, 6). Таким образом, первый брак был заключен «Божиею милостью». В первом браке муж и жена являются носителями высшей земной власти, являются суверенами, которым подчинен весь остальной мир (Быт. 1, 28). Семья есть первая форма Церкви, есть «малая церковь», как ее называет Златоуст, и в то же время и источник государства, как организации власти, так как, по Библии, основа всякой власти человека над человеком находится в словах Божиих о власти мужа над женой: он будет господствовать над тобою (Быт. 3, 16). Таким образом, семья – не только малая церковь, но и малое государство. А если так, то и отношение семьи с Церковью и государством должно иметь характер равноправности, характер международных и междуцерковных отношений. Поэтому совершителями брака в источниках церковного учения считаются сами супруги, и участие представителя как церковной, так и гражданской власти не есть существенный элемент брака, не есть условие его действительности. В целой Библии, как в Ветхом, так и в Новом Завете, мы не найдем ни одного слова о какой-либо обязательной форме брака, хотя здесь и находим много предписаний обрядового характера. Отношение Церкви и государства к браку выражается не в его заключении, а лишь в его констатации, в его признании как уже существующего факта. Подобно тому, как признание власти в известном государстве со стороны другого государства не дает этой власти новых прав, а лишь является условием нормальных отношений между этими государствами, так и участие представителя общества, Церкви или государства является условием нормальных отношений между ними и новой семьей.

Поэтому отношение Церкви к браку имело характер признания. Эта идея хорошо выражена в евангельском повествовании о браке в Кане Галилейской (Ин. 2, 1–11). Иногда ссылаются на это повествование как на доказательство того учения, что совершителем брака является священник446. На самом деле евангельское повествование несогласно с таким взглядом. Евангелие не упоминает ни о каком участии Христа в обряде заключения брака. Христос со своими Апостолами пришел как гость, позванный на брачный пир. Но, вообще, участие в брачном пире являлось выражением признания брака со стороны общества, и присутствие Христа и Апостолов имело значение признания ветхозаветного института брака со стороны новой Церкви.

Так смотрела на форму брака и сама древняя христианская Церковь. Ее учение о форме брака совпадало с учением Библии и римского права. Поэтому-то древние христиане, не допускавшие ни малейших компромиссов с государственной языческой религией и предпочитавшие мученическую смерть участию в малейшей языческой обрядности, вступали в брак в эпоху гонений и позднее таким же образом, как и остальные подданные римского государства. «Они, то есть христиане, заключают брак, как и все», – говорит христианский писатель II века в Послании к Диогнету. «Всякий из нас признает своей супругой женщину, которую он взял по законам, вами (то есть язычниками) изданными», – говорит Афинагор в своей апологии, поданной императору Марку Аврелию (166–177). Святой Амвросий Медиоланский говорит, что христиане берут жен «по таблицам», то есть по римским законам двенадцати таблиц. Златоуст определенно говорит: «брак заключается не чем другим, как согласием по законам»447. Первое правило Лаодикийского Собора требует, чтобы брак был заключен лишь «свободно и законно», то есть согласно с римскими законами. Вполне усвоила древняя Церковь и основное учение римского брачного права, что брак заключают сами супруги, что «consensus facit nuptias» (см. с. 145). Это учение находим у авторитетнейших представителей церковного учительства и на Востоке и на Западе, например, у Иоанна Златоуста, у Вальсамона, Амвросия Медио-ланского, блаженного Августина, Исидора, папы Николая I и других448.

Наконец то же учение находим в официальных сборниках византийского права, усвоенных Православной Церковью449.

Презумпцию в пользу признания всякого постоянного сожительства мужчины и женщины браком в древних церковных памятниках мы находим даже в более широком объеме, чем в государстве, так как Церковь не обращала внимания на различие социального положения сторон.

Уже Ипполит Римский во II веке в своих Философуменах упоминает, что римский папа Каллист признавал браком сожительство римских аристократок с рабами, а также и сожительство без разрешения родителей, чего не допускало римское право, и Адольф Гарнак видит в этом зарождение самостоятельного христианского брачного права.

Точно так же Апостольские Постановления говорят, что сожительство рабыни с господином есть брак. Из Апостольских Постановлений это положение включено и в нашу Кормчую как десятое правило Апостола Павла. То же мы видим в Эклоге, Прохироне, в одной новелле Василия Македонянина, в восемьдесят девятой и девяносто первой новеллах Льва Философа и так далее450.

Если с точки зрения древней Церкви брак заключали сами стороны, то участие Церкви в его заключении могло иметь характер только констатации, признания брака. И действительно, в древней Церкви присутствие на браке представителей иерархии имело значение, сходное с присутствием Христа на браке в Кане Галилейской. Это присутствие выражало признание со стороны великой Церкви новой семьи как малой церкви, как новой клеточки в церковном организме. Святой Игнатий Богоносец требует, чтобы христиане вступали в брак с ведома (μετά γνώμης) епископа. Точно так же и Тертуллиан говорит, что браки, о которых предварительно не было сообщено Церкви, могут рассматриваться как блуд и прелюбодеяние451. Об обычае, чтобы священники присутствовали на свадьбах, упоминают седьмое правило Неокесарийского, пятьдесят четвертое правило Лаодикийского и двадцать четвертое правило Трулльского Собора, и все они придают этому присутствию значение признания брака со стороны Церкви.

Как Церковь, так и государство запрещали тогда только тайные браки (λαθρογαμίαν), хотя бы их заключил священник, и рассматривали такие браки как блуд вследствие того, что Церковь не могла констатировать тайные браки452. А какая форма имела место при заключении брака, церковная или гражданская, это для действительности брака значения не имело. Таким образом, древняя Церковь в вопросе о форме брака стояла на точке зрения факультативности и сама рекомендовала в одних случаях церковную форму, а в других гражданскую. Конечно, Церковь, которая рекомендовала своим членам постоянную молитву, тем более должна была рекомендовать молитву и священный обряд для такого важнейшего момента в жизни, как брак, и уже Тертуллиан говорит о великом счастии того брака, который подтверждает Церковь Евхаристией и благословением. Точно так же и Златоуст советует звать на брак священников и подтверждать брачное соглашение их молитвами и благословением. Тимофей Александрийский в своем одиннадцатом правиле упоминает о случае, если кто позовет священника для заключения брака453. Но уже самый характер этих выдержек доказывает, что древняя Церковь только советовала это, а вовсе не ставила в зависимость от венчания и действительность брака. Церковное венчание Церковь рассматривала как некоторую особенную привилегию, которую она давала только достойным как награду за нравственную высоту и чистоту жизни до брака. Брачный венец был символом победы над страстью454, и право на него имели только те лица, которые сохранили невинность до брака. Поэтому древняя Церковь не разрешала венчания в целом ряде случаев. Так, если стороны начали сожительство еще до брака, их блуд сам собою без всякого обряда превращался в брак, как только исчезали внешние препятствия, о чем говорят, например, тридцать восьмое, сороковое и сорок второе правила Василия Великого455. Точно так же и всякое повторение брака, хотя бы и после смерти супруга, Церковь рассматривала, как мы уже видели, как какую-то измену по отношению к прежнему супругу и не дозволяла в таком случае не только венчание, но и простое присутствие священника на брачном пире, о чем говорят седьмое Неокесарийское правило, восьмое, четырнадцатое, сто двадцать четвертое и сто тридцать пятое правила святого Никифора Исповедника, святой Феодор Студит и другие456. Исключение делалось лишь для брака супруга, разведенного по вине другого супруга457.

И Церковь не только запрещала венчание второбрачным, но и сама предписывала им гражданскую форму брака. «Если вдовец хочет жениться на вдове, – говорит сто тридцать пятое правило святого Никифора Исповедника, патриарха Константинопольского, – он должен приготовить пир, и позвать на него десять соседей, и в их присутствии объявить: «Знайте, господа и братья, что я беру эту женщину за супругу"», а никакого обряда не дозволяется. И Феодор Студит называет такие браки «гражданскими». Долгое время (до 1095 года) брак рабов совершался без венчания, так как существовало мнение, что венчание дает свободу рабу. Только новелла Алексея Комнина (1095 года) дозволила венчание рабам, но господа и после новеллы иногда запрещали рабам венчание458.

Рассматривались как действительные и браки нехристиан после их перехода в христианство, без нового их заключения христианским обрядом459. Наконец Церковь не разрешала в старое время венчание и для смешанных браков460.

Таким образом, древняя Церковь признавала действительность как церковной, так и гражданской формы брака. Хорошо выражает такой взгляд папа Николай I в своем послании болгарам 866 года. Описав церковный обряд заключения брака, он продолжает: «Однако не будет грехом, если всего этого не будет при брачном договоре, жак, по вашим словам, вас учат греки, в особенности когда у вас ощущается такой недостаток в некоторых предметах, что ниоткуда не подается помощи для приготовления всего этого, а по законам для этого достаточно лишь согласия тех, о браке которых идет речь: а если случайно не будет лишь одного этого согласия, то все остальное и даже самое половое общение не будет иметь значения, о чем свидетельствует великий, учитель Иоанн Златоуст, который говорит (Гом. 32 на Мф. 8): «Matrimonium поп facit coitus, sed voluntas» («Брак создает не совокупление, но свободная воля»)461.

Тогда как теперь распространен взгляд, что для действительности брака вполне и одинаково необходимы – два фактора – субъективный – согласие сторон и объективный – внешняя форма, древняя Церковь не придавала такого значения второму фактору. Таинство брака она видела не в обряде венчания, а в самом соединении мужа и жены в одно вышеличное существо путем согласия и любви. Поэтому святые отцы того времени называют таинством взаимную любовь супругов (например, Златоуст), неразрешимость брака (например, Амвросий Медиоланский, блаженный Августин462), но никогда не называют таинством само венчание. Придавая главное значение субъективному фактору брака- согласию, они ставят другой, объективный фактор – форму брака – в зависимость от первого, от воли сторон и самим сторонам дают свободу в выборе формы брака, советуя церковную форму, если для нее нет препятствий. Другими словами, в течение первых девяти веков своей истории Церковь признавала факультативность брачной формы. И если позднее на Востоке – явился другой порядок, причина этого лежит в характерном для него упадке уважения к свободе личности и вмешательстве государства в сферу прав личности, в число которых входит и выбор формы брака.

Обязательность известной формы брака создала не Церковь, а создало государство, создал государственный абсолютизм в монархическом или республиканском виде. В частности, обязательность церковной формы брака на Востоке создал абсолютизм византийских императоров, а на Западе абсолютизм французских королей.

Византийские императоры ввели обязательность церковной формы брака частью вследствие недостаточного понимания начала христианской свободы, частью вследствие мотивов чисто личного характера. Насколько слабо понимали византийские императоры принцип христианской свободы, свидетельствует, например, знаменитая шестая новелла Юстиниана (гл. 6), где он отождествляет римских весталок с христианскими диакониссами и говорит, что если весталок за нарушение невинности казнили смертью, то тем более нужно казнить смертью выходящих замуж христианских диаконисс. Такой же характер имеют и византийские законы о пожизненном насильственном заключении в монастыре монаха, пожелавшего вернуться в мир.

Церковная форма брака получила обязательность в Византии не только без воли самой Церкви, но и вопреки этой воле. Борьбу за расширение церковной формы брака византийские императоры начали из-за второго брака. Мы уже видели, что византийская Церковь не дозволяла венчание для повторных браков. Но византийские императоры не хотели вступать во второй брак без торжественного церковного венчания, а, как кающиеся грешники, гражданским путем и заставляли церковные власти венчать себя. Первый раз этого добился, по свидетельству святого Феодора Студита, император-иконоборец Константин Копроним (741–745), который заставил венчать себя не только второй, но и третий раз463. Император Лев Мудрый сделал и дальнейший шаг. Он был несчастлив в своей семейной жизни. Еще при жизни своего отца Василия Македонянина он был влюблен в дочь одного чиновника, Стидиана, красавицу Зою Заутцу. Однако отец заставил его жениться на дочери одного аристократа, Феофано, а Зою заставил выйти замуж за некоего Феодора Гузуниана. Но «on revient tou-jours ? ses premiers amours» («всегда возвращаются к своей первой любви»), говорят французы. Брак не исцелил Льва от первой любви, и он и после свадьбы поддерживал старые связи, за что его строгий отец, грубый македонский мужик, иногда поколачивал. 893 год был счастливым для влюбленных. В этом году умерла жена Льва, Феофано, умер и муж Зои, а еще ранее (886 г.) умер Василий, и Лев сделался императором. Таким образом исчезли все препятствия для их брака, все, кроме одного: Лев был вдовцом, Зоя – вдовой, а Церковь не дозволяла венчания второбрачных. И весьма вероятно, что Лев, с целью устранить и это последнее препятствие, издал в 893 году знаменитую восемьдесят девятую новеллу, которая говорит, что брак может быть заключен исключительно посредством венчания. Несмотря на эту новеллу, патриарх Евфимий не разрешил царю венчания, но царь сослал его, а в конце следующего года некий священник Синап повенчал царя, за что новый патриарх, Антоний, запретил ему священнослужение464.

Не применяя эту новеллу в течение некоторого времени к повторным бракам и к бракам рабов, Восточная Церковь примирилась впоследствии с удобным для священства принципом обязательности церковного венчания и мало-помалу, следуя государственным законам, распространила его на все случаи брака, так что в конце концов в XII веке находим церковное предписание, что венчание всегда необходимо для действительности брака465. Таким образом, Церковь примирилась с порядком, который ввело государство. Но если государство могло в одну эпоху ввести общеобязательный церковный брак, то, значит, в другую эпоху, при новых обстоятельствах оно может ввести и общеобязательный гражданский брак. Так это и было в действительности. И общеобязательный гражданский брак есть кровное, хотя и незаконное, дитя обязательного церковного брака. Но это дитя родилось не на Востоке, а на Западе, во Франции.

Католическая Церковь сохранила древнее учение, что брак заключают сами стороны, и требовала лишь для предотвращения злоупотреблений, чтобы брак всегда имел публичный, а не тайный характер, дозволяя факультативную форму, то есть как церковную, так и гражданскую. Например, папа Александр III пишет, что брак может быть заключен или перед священником, или перед нотариусом и свидетелями. Тридентский Собор установил обязательную для католиков форму брака, но не ввел обязательности венчания. Священник должен присутствовать при заключении брака, но не для венчания, которое лишь желательно, но не необходимо. Для действительности брака необходимо не венчание, а лишь пассивное присутствие (assistentia passiva) приходского священника как представителя Церкви и как одного из трех свидетелей (Sess. 24, 1 de ref. et mat-rim.). И теперь Codex juris canonici дозволяет в некоторых случаях заключение брака не только без венчания, но и без священника (с. 1098, 1099).

Между тем Франция ввела другой порядок, сходный с тем, который Лев Философ ввел на Востоке. В 1579 году государственный Блуасский ордонанс объявил, что для действительности брака необходимо не только присутствие приходского священника как свидетеля, но и венчание, и французские канонисты защищали учение, что таинство брака состоит в венчании. Все это было даже и удобно для духовенства, но только до того времени, пока между Церковью и государством не возникли несогласия по вопросу о препятствиях к браку. А когда такие несогласия возникли, государство, чтобы защитить свои интересы, создало новую теорию, что, кроме брака как таинства, которое находится в компетенции Церкви, существует брак как гражданский договор, который состоит исключительно в компетенции государства, а впоследствии государство мало-помалу увеличивало значение брачного договора, а в конце концов и совершенно заменило им церковный брак. И если в Византии в истории брачного права видную роль играли личные интересы византийских императоров, то во Франции на эту историю влияли интересы французских королей.

В 1629 году французская власть объявила, что все браки, заключенные до двадцатипятилетнего возраста без согласия родителей, ничтожны. Французская Церковь протестовала перед королем, указывая, что это противно Тридентскому Собору. Правительство ответило, что в браке нужно знать разницу между таинством и договором, контрактом. Условия контракта имеет право определять только государство, а дело Церкви совершать таинство. Скоро оказалось, что контракт важнее самого таинства. Брат Людовика XIII Гастон Орлеанский в 1632 году женился на принцессе Маргарите Лотарингской. По некоторым политическим соображениям этот брак был очень неприятен королю. Тогда применили теорию о различии в браке таинства и контракта, а также использовали и учение римского права, что брак ничтожен, если он совершен vi vel raptu, то есть насилием или умыканием. Понятие умыкания истолковали в очень широком смысле. В его объем включили не только увоз посредством насилия или страха лица другого пола для вступления в брак, но и всякое влияние, так что, если бы какая красавица пленила своими прелестями какого юношу, она бы с точки зрения послушных королю юристов совершила raptus, то есть умыкание; и в конце концов объявили, что Маргарита Лотарингская похитила Гастона Орлеанского. Между тем Гастон был довольно солидный мужчина, который вступал в брак уже второй раз. Тем не менее, декретом парламента, брак был признан недействительным. Гастон протестовал, ссылаясь на то, что его брак заключен в Церкви, почему только Церковь и может его отменить. На этот протест он получил ответ, что таинство брака только освящает брачный контракт, а действителен ли брачный контракт, это полномочно решать только государство, и если государство находит, что известный контракт ничтожен, то отсюда следует, что и Церковь не имела что освящать, а, следовательно, не было и брака. Еще шире это учение о различии брака как таинства и брака как контракта использовала Французская революция для узаконения общеобязательного гражданского брака. Если старые французские юристы сначала лишь установили различие между контрактом и таинством, а потом дали большую важность контракту, то революция совершенно лишила брак как таинство всякого юридического значения. Французскую революцию подготовили последователи Жан-Жака Руссо, а Руссо признавал религию только как личное чувство, тогда как всякую церковную организацию и все акты таких организаций считал совсем излишними и даже опасными для общества и государства. Когда священник церкви св. Сульпиция в Париже отказал в венчании знаменитому артисту-трагику Франсуа Тальма, Тальма послал письмо Национальному Конвенту. Письмо вызвало в Конвенте целую бурю. Конвент передал письмо революционному Церковному комитету, который выработал первый закон об общеобязательном гражданском браке и включил его в революционную конституцию 1791 года.

Член 7-й этой конституции гласит: «Закон рассматривает брак только как гражданский контракт».

В 1792 году был издан и специальный закон о браке и полной свободе развода. Этот закон вошел и в Кодекс Наполеона, но Наполеон сделал в нем две крупные поправки: во-первых, примечание, что всякий имеет право после гражданского брака заключить еще и церковный, и, во-вторых, ограничение свободы развода. Под влиянием Франции и Кодекса Наполеона обязательный гражданский брак в течение XIX века был введен и во многих других европейских и американских государствах. Немецкие государства долго боролись против гражданского брака, но позднее он и здесь был усвоен под влиянием учения, что государство есть единственный источник права.

Если обязательный гражданский брак имеет на себе явные признаки своего антицерковного происхождения, две другие формы гражданского брака, гражданский брак по необходимости и факультативный гражданский брак, не имеют такого антицерковного характера. О первом, гражданском браке по необходимости можно сказать, что он действительно явился вследствие тяжелой необходимости, тогда как причины возникновения факультативного брака имеют не только практический, но и идейный, религиозный характер.

В эпоху Реформации, когда господствовал принцип cujus regio, eius religio – чья земля, того и вера, положение лиц, не принадлежащих к государственной религии, было очень тяжело. В частности, и в вопросе о браке. Брак, заключенный духовенством негосударственного вероисповедания, был ничтожен для государства. Дети от такого брака считались незаконными, а часто и самое заключение брака было строго запрещено.

С другой стороны, просить о венчании священника государственного вероисповедания, которое они считали ересью и антихристовой западней, им не позволяла совесть, да и само духовенство государственного исповедания часто не соглашалось венчать еретиков. Вследствие этого в Западной Европе в XVI, XVII и даже XVIII веках происходили странные явления, напоминающие рассказы проф. И. Нильского466, Мельникова-Печерского и других бытописателей русского раскола о браках наших раскольников.

Во Франции после отмены в 1685 году Нантского эдикта, когда протестантское духовенство было изгнано из государства, явились так называемые mariages du desert – браки пустыни. Эти браки тайно совершались малочисленными протестантскими пасторами, скрывавшимися в лесах и пещерах. Может быть, это было поэтично, но далеко не всегда было удобно, уже не говоря о том, что как сами эти «браки пустыни», так и дети от таких браков считались государством незаконными. А таких браков, например, в 1752 году насчитывалось около 150000, вследствие чего более 800000 лиц были лишены гражданских прав467.

Еще более странные вещи происходили в Англии. Вследствие строгих законов о форме брака, здесь явился обычай заключать брак в тюрьмах, у священников, которые находились в заключении за свои долги; так как таких священников трудно было наказать за нарушение законов о браке. Штраф для них не существовал, потому что у них и так все имущество было взято за долги, нельзя было их и лишить должности, так как они уже потеряли должность. Затруднительно их было наказать и тюрьмой, так как они уже были в тюрьме. Особенной популярностью пользовалась в этом отношении лондонская тюрьма Флит, почему такие браки назывались «флит-браки». Дело было поставлено серьезно, с широкой рекламой, с агентами и т.д. Насколько успешно шло дело, показывает факт, что один священник (Джон Гэйнам), известный под ласковым прозвищем «дьявола из ада», просидел в тюрьме от 1709 по 1740 год и за это время, несмотря на сильную конкуренцию своих коллег, успел повенчать более 36000 браков.

Интересны также так называемые браки в Гретна-Грин. Гретна-Грин – это деревня в Шотландии на английской границе. Шотландия отделилась от Рима, и потому постановления Тридентского Собора здесь не имели важности. С другой стороны, Реформация здесь имела не англиканский, а пресвитерианский характер, вследствие чего английские брачные законы здесь не применялись. Таким образом, в Шотландии возникла простейшая форма брака. Для действительности брака здесь нужно было лишь заявление сторон в присутствии хотя одного свидетеля. Между тем в Англии биллем лорда Гардика 1753 года была узаконена исключительно церковная форма брака, и притом по обряду одной ветви государственной англиканской Церкви High church. Но locus regit actum, и лишь только англичанин, который не желал венчаться в непризнаваемой им Церкви, переходил границу Шотландии и доходил до первого селения, он мог заключить брак по законам Шотландии. Обычно на краю селения находится кузница и живет кузнец. И вот новобрачные обращались за заключением брака к кузнецу, и мало-помалу возникло убеждение, что почему-то именно кузнец и есть полномочный совершитель брака. Село разрасталось, дом кузнеца оказывался уже на середине, и все-таки обращались за узами Пшенея к кузнецу. От отца это выгодное занятие переходило к сыну, была установлена такса, заведены особые книги. До какой степени был распространен такой обычай, показывает тот факт, что одно время почти все члены английского правительства оказались клиентами кузнеца из Гретна-Грин. Большой популярностью в этом отношении пользовался и остров Мэн, и особое судно постоянно крейсировало с одного берега до другого, отвозя счастливые пары. Только в 1857 году английский парламент ограничил такую практику, запретив шотландские браки англичанам, которые не прожили в Шотландии трех недель468.

Вследствие всех этих затруднений и возникли гражданские браки по необходимости и факультативные. Например, гражданский брак по необходимости для диссидентов был введен в 1846 году в Бадене, в 1847 году в Пруссии, в 1855-году в Вюр-темберге, в; 1867 году в Ганновере, в 1868 году в Баварии и Австрии469, а 19 апреля 1874 года гражданский брак по необходимости был введен и в России, но только для раскольников.

Все эти три формы брака, то есть обязательный церковный, обязательный гражданский и гражданский по необходимости, имеют ту общую черту, что они лишают отдельное лицо права выбора формы брака и поручают его в этом отношении опеке государства. Различие между ними состоит только в том, что при существовании обязательного гражданского брака заключение брака совершает само государство, при существовании обязательного церковного брака государство это делает через уполномоченную им Церковь, и, наконец, при существовании гражданского брака по необходимости государство в зависимости от исповедания и внешних обстоятельств делит обязанность заключения брака между своими и церковными организациями. Эти три, в сущности, государственные формы и господствуют теперь, у народов романо-германской и славянской расы и культуры.

Совершенно на другой почве, чем романо-гер-манская и славянская расы, стоит в этом вопросе свободолюбивая англо-саксонская раса, примеру которой теперь следуют и некоторые другие народы. Она восстановила порядок, который существовал уже в римском праве и нераздельной Вселенской Церкви. Из двух факторов брака, субъективного, то есть согласия сторон, и объективного, то есть формы заключения брака, она дала большее значение первому и поставила от него в зависимость второй. Она принципиально отрицает право государства определять форму брака, так как это право входит в число священных прирожденных прав личности, которые должны лежать вне границ государственного вмешательства. Право выбора формы брака – это лишь частный случай права свободы совести, которое принадлежит всякому человеку, точно так же, как ему принадлежит свобода слова, союзов, передвижения и т. д.470

Первые попытки ввести или, вернее, восстановить факультативную форму брака мы находим еще в XVI веке в Нидерландах и в XVIII веке во Франции. Но эти попытки не имели принципиального характера. Они были вызваны теми же мотивами, как и гражданский брак по необходимости, и касались лишь диссидентов. Так, в 1580 году факультативный гражданский брак был введен в двух нидерландских реформатских провинциях – Голландии и Западной Фрисландии, но только для католиков и других диссидентов, причем они могли заключать брак или перед реформатским пастором, или перед гражданским чиновником. В 1655 году факультативный брак был распространен на целое государство, но в 1795 году он был заменен обязательным гражданским браком471.

Гораздо более краткую историю имеет факультативная форма брака во Франции. Она была введена Людовиком XVI в 1787 году только для протестантов, которым была предоставлена свобода выбора между церковным браком в присутствии католического священника и гражданским – в присутствии судьи. Этот закон действовал только четыре года, и революция заменила его законом об общеобязательном гражданском браке472.

На принципиальной почве в вопросе о форме брака стоят Англия и Америка. В Англии факультативный гражданский брак был введен биллем лорда Росселя в 1836 году. «Все люди имеют право на брак, – Мотивировали этот закон в английском парламенте, – и все имеют одинаковое право заключать брак в той форме, в которой хотят, тогда как государство может участвовать в этом лишь настолько, насколько это участие необходимо для борьбы с тайными браками»473.

Точно так же свободен выбор церковной или гражданской формы брака в Соединенных Штатах Америки, где господствует принцип: consensus facit nuptias – согласие сторон заключает брак. Американские законы даже не обращают внимания на то, перед каким духовным лицом заключен брак. Таким лицом может быть член самой ничтожной секты. Даже если бы брак был заключен перед лицом, которое ложно назвало себя духовным лицом, брак действителен, если только стороны относились к обряду серьезно. Некоторые американские штаты имеют и свои особые законы о браке. Например, в штате Нью-Йорк по закону от 26 июля 1907 года и 30 июля 1911 года брак может быть заключен: во-первых, перед духовным лицом или президентом и вице-президентом общества моральной культуры; во-вторых, перед мэром, олдерменом, полицейским судьей или полицейским чиновником; в-третьих, перед мировым судьей или судьей высшего суда и, в-четвертых, посредством документа, подписанного супругами и двумя свидетелями. Подобный закон существует и в Иллинойсе474.

И Англия, и Америка, охраняя свободу совести индивидуума, в то же время охраняют и интересы государства. Для государства вопрос о том, каким способом заключен брак, не имеет большой важности. Для него, вследствие связи брака с семейным и имущественным правом, нужно только знать, действительно ли заключен брак и когда; другими словами, для государства имеет значение только правильная регистрация брака, а эта регистрация, и притом всех браков, в том числе и церковных, в этих государствах лежит на государственных органах. Так, в Англии священник может венчать брачующихся только после того, как государственный регистратор совершит законное оглашение брака и даст ему удостоверение, что для брака нет никаких препятствий. А когда венчание совершает духовное лицо не государственной (англиканской), а какой-нибудь другой Церкви, регистратор с двумя свидетелями присутствует и при самом акте венчания.

Точно так же и в Америке, для венчания необходимо разрешение государственного чиновника, государственный же чиновник сейчас же после венчания и регистрирует брак.

В 1915 году, по примеру Англии и Америки, факультативная форма брака была введена в Швеции475, а 22 мая 1919 года в Чехии. По чешским законам брак заключают своим согласием сами стороны, тогда как гражданский чиновник или духовное лицо – это только свидетели, перед которыми совершается брак. Главное значение имеет согласие сторон, а формальности нужны лишь постольку, поскольку они необходимы для констатации брака, и действительность брака не зависит от этих формальностей, в том числе и от религиозного ритуала. Для такой действительности необходимо лишь, чтобы духовное лицо слышало слова брачующихся, выражающие согласие на брак476.

Очень знаменательно, что в последнее время и Католическая Церковь допускает такое решение вопроса о брачной форме. Так, конкордат от 17 сентября 1927 года вводит факультативность формы брака в Литве477. Конкордат от 11 февраля 1929 года – в Италии478.

Перейдем от истории брака к рассмотрению принципиального вопроса о том, какую форму брака нужно предпочесть, прежде всего с точки зрения христианского учения о браке. Мы должны решительно высказаться, отвечая на этот вопрос, в пользу факультативности формы брака.

Прежде всего факультативная форма брака отвечает учению двух важнейших основ современной культуры – христианства и римского права и дает suum cuique, дает свое каждому, как отдельному человеку, так и Церкви и государству.

Факультативность брачной формы дает отдельному человеку возможность совершить важнейший акт в его жизни, который определяет направление всей дальнейшей жизни и стоит в связи со всем его духовным обликом, именно в той форме, которую требует его совесть, вследствие чего и его отношение к созданному через такой акт положению будет более серьезно, что необходимо, как в интересах семьи, так и в интересах целого общества.

Всего более отвечает факультативность брачной формы и истинным интересам самой Церкви. Прежде всего, мы уже видели, что долгое время вся Вселенская Церковь еще до отделения от нее Церкви Католической, Церковь эпохи Вселенских Соборов, знала только факультативность формы брака. А это не есть лишь факт только исторического значения, а вместе с тем есть и некоторая норма, которая определяет линию церковной политики и в настоящее время, если эта политика хочет быть действительно церковной, а не клерикальной.

В эту эпоху единство сознания Вселенской Церкви в вопросе о форме брака выразилось всего яснее и определеннее, и подобно тому, как догматические формулы, выработанные в эту эпоху, являются обязательными для всех поместных Церквей и для всех времен, такое же нормативное значение должно иметь и отношение Церкви того времени к вопросу о форме брака.

С другой стороны, из истории вопроса мы уже видели, насколько неавторитетно решение вопроса в пользу обязательных форм брака, видели, что эти формы возникли как результат государственного деспотизма, отчасти по личным мотивам, отчасти по мотивам антицерковного характера.

Церковная форма брака, не вынужденная государственным законом, а свободно избранная сторонами, превращает венчание из вынужденной государством формальности в возвышенный поэтический акт, который тесно связывает между собой как сами стороны, так и новую малую церковь с великой Церковью, и только такое венчание нужно для интересов Церкви.

Только факультативная форма брака отвечает и истинным интересам государства. История учит, что более успешно идут вперед те государства, которые более уважают права и свободу отдельных лиц и ограничивают сферу государственного вмешательства. Железная рука государства, наложенная в форме обязательного гражданского или церковного брака на важнейший акт личной жизни, будет душить чувство личной свободы отдельных людей, и очень знаменательно, что именно передовые государства – Англия, Америка – первые ввели факультативную форму брака.

Против факультативной формы брака есть возражения с двух сторон, как со стороны сторонников обязательного гражданского брака, так и со стороны сторонников обязательного церковного брака.

Сторонники обязательного гражданского брака ссылаются, прежде всего, на практические удобства обязательной гражданской формы, когда все граждане известного государства будут подчинены одному общему закону о форме брака и когда та же власть, которая должна регистрировать браки, будет и заключать их.

Однако мотивы практического удобства не могут иметь решающего значения в таком важном вопросе. Действительно, ввиду громадного значения брака в имущественном и семейном праве, для государства очень важна правильная регистрация брака. Но одно дело регистрация, другое – заключение брака. Для государства не менее нужна правильная регистрация рождения и смерти, и, однако, люди благополучно рождаются и умирают без всякого участия государственных канцелярий. Мы уже видели, что государственная регистрация брака существует и при факультативной форме брака, например в Соединенных Штатах Северной Америки, в Англии, Чехии.

Может быть, обязательный гражданский брак удобнее для государственных чиновников, но факультативный брак удобнее для самого общества. Суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2, 27), и государство существует для общества, а не общество для государства.

Говорят также, что обязательный гражданский брак нисколько не нарушает церковных интересов, так как никто не мешает брачующимся после гражданского брака заключать и церковный.

Однако брак может быть заключен только один раз, и государство, предписывая гражданский брак до церковного, как бы ведет пропаганду против Церкви, как бы говорит брачующимся в важнейшем моменте их жизни, моменте, который они никогда не забудут: «вы можете идти и в церковь, но это, в сущности, излишняя церемония: вы – муж и жена от того момента, как вас провозгласил супругами мой чиновник, и несколько комично, что вы в церкви опять выдаете себя за жениха и невесту».

Опыт показывает, что громадное большинство населения при обязательном гражданском браке кроме гражданского брака заключает и церковный, и разве такое дублирование важнейшего акта с объективной точки зрения не странно само по себе и не соединено с ненужной тратой времени и средств? При таком дублировании всегда возможны тяжелые конфликты. Одна сторона глубоко религиозна, а другая равнодушна или даже враждебна к религии и не желает после уже заключенного гражданского брака заключить и церковный. И вот первая сторона будет обречена на всю жизнь на сожительство, на которое она смотрит как на тяжелый грех.

Поэтому понятно, что введение обязательного гражданского брака часто ведет к столкновению между Церковью и государством, так что иногда государство бывало вынуждено отменять свои законы об обязательном гражданском браке. Например, в 1653 году Кромвель ввел в Англии обязательный гражданский брак пред судьей. Но эта реформа была далеко не популярна. Говорили, что закон смотрит на брак, как и на виселицу, так как заключает брак тот же судья, который посылает и на виселицу; и тотчас после реставрации (1660 года) закон был отменен via facti479 (силою обстоятельств).

Точно так же 18 июня 1870 года обязательный гражданский брак был введен в Испании, но народное недовольство было так велико, что 9 февраля 1875 года королевским декретом был восстановлен церковный брак480.

Вообще две важнейшие христианские организации, Католическая и Православная Церковь, не одобряют гражданский брак, и многочисленные папские акты, начиная от бреве Бенедикта XIV от 17 сентября 1746 года до нынешнего codex juris canonici (с. 1016 и 1094), не признают действительности гражданского брака481.

Даже и протестанты, которые не видят в браке таинства, не одобряют обязательный гражданский брак, а иногда и наказывают членов своей церкви, если они не совершают церковного брака, хотя и признают его действительным482.

Но быть может, следует допустить обязательный гражданский брак не для всех случаев, а лишь в некоторых, например, для членов религиозных организаций, не признаваемых государством, другими словами, допустить гражданский брак по необходимости, Nothcivilehe, как это сделали Австрия, Испания и некоторые другие государства?

Однако это решение неправильно по своей сущности и имеет характер компромисса и оппортунизма, Оно неправильно потому, что представляет государству делать выбор, который должно делать отдельное лицо, его совесть. Оно компромиссно потому, что в одном случае решает вопрос так, а в другом иначе, сообразно внешним обстоятельствам, а не по принципиальным основаниям. И как это часто бывает при компромиссах, он не удовлетворяет ни одну сторону: ни защитников государства, ни защитников церковных интересов. Такое решение не может удовлетворить защитников государственных интересов, потому что мотивы, которые оно приводит против обязательности церковного брака, имеют силу и в отношении членов признанных государством исповеданий, причем создается различие гражданских прав между лицами того и другого Исповедания.

Еще менее может такое решение удовлетворить церковные круги. Всякий случай гражданского брака, вследствие религиозных препятствий, является как бы триумфом отдельного лица над требованиями того исповедания, к которому оно принадлежит, и потому гражданский брак по необходимости получает характер постоянной оппозиции государства в отношений к религиозным организациям.

Между тем при существовании факультативной формы брака государство лишь дает возможность отдельным лицам сообразовать свой образ действий со своими убеждениями.

Возражают против факультативной формы брака и с чисто церковной точки зрения. Если правильна религиозная, церковная форма брака, то государство только ее и должно санкционировать и провозгласить общеобязательность церковного брака.

Это возражение смешивает два совершенно разных вопроса: вопрос о моральном достоинстве той или другой формы брака и вопрос об инстанции, которая должна высказаться в пользу той или другой формы. Совершенно справедливо, что церковная форма брака является, в сущности, единственно нормальной, как потому, что брак по своей сущности религиозный акт, так и потому, что семья есть малая Церковь, и ее основание должно иметь церковный характер, почему Церковь вполне вправе требовать от своих членов церковный брак и в случае непослушания применять к ним церковные наказания, если найдет это целесообразным. Но отсюда вовсе не следует, что государство должно ввести общеобязательный церковный брак. Именно потому, что брак имеет религиозное значение, форма его всегда должна быть делом личной свободы. Христиане призваны к свободе (Гал. 5, 13), и всякий религиозный акт сознательных христиан должен носить на себе печать свободы. Древний христианский писатель Лактанций доказывает, что религия существует только там, где существует свобода, и исчезает там, где исчезла свобода, и что истину нужно защищать словами, а не ударами («verbis, поп verberibus»). «Тайна спасения, – пишет святитель Григорий Богослов, – для тех, которые желают, а не для тех, которых принуждают». Сто восьмое правило Карфагенского собора приводит закон Гонория, что «по свободному произволению каждый воспри-емлет подвиг христианства», и Зонара в толковании на это правило пишет: «Добродетель должна быть избранною, а не вынужденною, не невольною, а добровольною... ибо то, что бывает по необходимости и по насилию, нетвердо и непостоянно»483. «Не свойственно религии, – говорит Тертуллиан, – принуждать к религии, так как она должна приниматься добровольно»484.

Всякий другой взгляд есть взгляд Великого Инквизитора485. Но не нужно думать, что такой взгляд существовал только на Западе. Он существовал, да еще и существует, и на Востоке. Но его нужно окончательно отбросить. Не так далеко время, когда государство издавало предписания о причащении и исполнении других религиозных обязанностей. Но теперь это нам представляется как нарушение свободы совести. Точно так же и обязательный в силу государственного закона церковный брак есть нарушение свободы совести, а вместе с тем и нарушение свободы Церкви. Если государство провозгласит общеобязательность церковного брака, он именно вследствие этого потеряет свое религиозное значение и сделается государственным институтом, а духовное лицо, заключая брак в силу государственных законов, будет играть роль государственного чиновника. Церковь тогда потеряет право венчать только тех лиц, которых она считает достойными таинства брака, а будет вынуждена венчать всякого, кто удовлетворяет требованиям государственного брачного права, хотя бы он не признавал Церкви и даже боролся с нею, хотя бы он был неверующим и венчание было бы, в сущности, кощунством. При существовании обязательного церковного брака невозможно восстановление древнего христианского понимания брака и древней церковной дисциплины. Древняя Церковь под браком разумела не момент его заключения, а всю брачную жизнь и, прежде всего, цель брака, ту задачу, которую супруги должны решить в течение всей своей брачной жизни. Такое понимание брака ясно выражается в творениях Отцов Церкви эпохи Вселенских Соборов, особенно у Иоанна Златоуста, который, как «сваха», по его собственному выражению, подробно говорит в своих знаменитых проповедях о всех сторонах брачной жизни, но оно было потеряно впоследствии, когда духовенство пошло по линии наименьшего сопротивления и заменило свою трудную задачу создания из семьи малой церкви легкой формальной задачей заключения брака. Тогда как для древней Церкви было важно не столько то, в какой форме заключен брак, сколько то, действительно ли он брак и достигает ли он свою высокую цель, для духовенства более позднего времени иногда сущностью брака является венчание, а взаимные отношения супругов выпали из сферы церковных интересов. Под влиянием отчасти обязательности венчания, отчасти инославных писателей в православных догматиках явилось новое учение, что брак совершает священник, а не стороны, и священник, выполнив брачные формальности, полагал, что он исполнил вообще все свои обязанности в отношении брачной жизни своих прихожан. Поэтому-то постепенно Церковь потеряла влияние на семейную жизнь. А так как семейная жизнь есть источник и всей общественной жизни, Церковь в общественной жизни снизошла на второстепенное место и теперь имеет значение более вследствие своих старых заслуг, чем современной общественной работы. Другими словами, Церковь теперь живет на старый капитал, который с каждым днем уменьшается. С другой стороны, нынешняя семья, получая по необходимости христианскую форму в венчании и удовлетворяясь ею, на деле начала постепенно спускаться в состояние, которое иногда ниже даже семьи языческой. И такое отделение семьи от Церкви много опаснее для Церкви, чем отделение от нее государства.

Вообще нельзя защищать обязательный церковный брак ни с точки зрения интересов отдельных лиц, ни с точки зрения интересов государства, ни, наконец, с точки зрения интересов самой Церкви.

Защищать обязательный церковный брак можно только с точки зрения интересов тех худших элементов в духовенстве, которые не желают как следует учить своих прихожан и хотят, чтобы их пасомых влекли в храм для венчания не их моральное влияние и церковная дисциплина, а сила государственного закона. Но как интересы чиновников не есть еще интересы государства, так и интересы духовенства или, вернее, худшей его части еще не суть интересов самой Церкви. И нужно сказать таким противникам факультативной формы брака, какого бы исповедания они ни были: не забудьте пример Франции, не забудьте, что если вы сегодня требуете от государства обязательности церковного брака, вы тем самым признаете за государством право определять форму брака, а через это теряете право протестовать, если государство завтра введет обязательность гражданской формы брака, вследствие чего церковная форма потеряет свое юридическое значение.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Грозные последствия упадка брачного идеализма как для самой брачной жизни, так и для всего общества

Вырождение, утилитаризм культуры и социальные потрясения

Пути и средства оздоровления

Вопрос об осведомлении с родовой жизнью молодежи

Заканчивая нашу работу, мы чувствуем потребность сказать несколько слов об ее жизненно-практическом значении.

Великая борьба человека и человечества за ценность жизни идет на двух фронтах – внешнем, воюющем за подчинение нам материального мира, – макрокосмоса, и внутреннем, воюющем за господство над нашим собственным организмом, – микрокосмосом.

И если первый фронт представляется более внушительным и победы на нем, особенно в последние века, прямо блестящими, то второй несомненно является все же более важным и более опасным, уже как внутренний. И все успехи на внешнем фронте теряют свой смысл при поражениях на внутреннем. «Какая польза человеку, если приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Что дадут человеку даже самые фантастические победы над природой и миром, если человечество потеряет внутреннюю жизненную силу, а вместе с тем и радость жизни? И не послужат ли тогда эти победы лишь к увеличению суммы мирового зла, мировых страданий?

И вот извращение родовой жизни представляет один из самых обычных и в то же время самых опасных прорывов на этом внутреннем фронте. Прежде всего и ближайшим образом эти извращения отражаются на брачной жизни, и брак- этот остаток рая на земле и источник всякой радости и идеализма в обществе – часто, слишком часто превращается в одно из отделений Дантова ада.

И не только в семейной, но и в общественной жизни это зло производит великие опустошения. Оно отвлекает духовные силы человечества от лежащих на нем высоких и трудных задач, вследствие чего его движение вперед идет слишком медленно, а часто и сменяется отступлением, регрессом. А затем вызванная им физическая слабость и вырождение человечества дает ненормальное направление и самой культуре. Современная культура часто стремится главным образом к достижению внешних удобств и удовольствий для выродившегося и изнеженного человечества, тогда как цели искусства и чистой науки стоят на втором месте, вследствие чего иногда раздаются довольно авторитетные голоса и против самой культуры, хотя на деле она есть великое творение человеческого духа.

С другой стороны, когда для человека нет ничего высшего, кроме внешних удобств, удовольствий и чувственных переживаний, тогда не могут быть довольными и спокойными те слои населения, которым судьба не дала возможности в желательной им мере удовлетворять эти стремления, особенно когда они видят, что и высшие слои не имеют других интересов.

А так как родовые извращения вместе с тем ослабляют отпорность и правящих классов, то они, так сказать, с двух сторон подготовляют почву и для социальной катастрофы.

И быть может, об этих истинах русской эмиграции нужно помнить больше, чем кому-нибудь другому. Вряд ли кто решится отрицать, что она, выражаясь мягко, не поражает своих хозяев строгостью своих нравов.

И пока это будет так, спасение России останется делом далекого будущего. Оно прежде всего требует высокого героизма, а героизм несовместим с родовой распущенностью, и на подвиги способны только те, кто «воздерживается от всего», как учит Апостол (1Кор. 9, 25). Конечно, нельзя винить в недостатке нужной строгости одну эмиграцию. Она есть лишь сколок всей русской интеллигенции и отражает на себе все ее достоинства и недостатки, а причины недостатков этой последней в родовой сфере нужно искать в нашем недалеком прошлом, прежде всего в крепостном праве, дававшем слишком легкую возможность развития и удовлетворения порочных стремлений господствующего класса, а затем и в общем характере нашей далеко не самобытной культуры последних столетий. Духовного яда немало и на Западе, но там он вырабатывался постепенно, и общество имело возможность и время выработать и противоядие. А мы два столетия усиленно вводили этот яд и не хотели думать о противоядии, и в результате получилось опасное отравление руководящих классов. «Жизнь наших высших классов... один сплошной дом терпимости»486, – произнес строгий суд над нашим интеллигентным обществом наш великий писатель. Но вечные законы нравственности неумолимы, и народ, не желающий вести борьбу с тем, что ведет его к вырождению, рано или поздно должен будет уступить свое место другим, более строгим народам или превратиться в удобрение для их культуры.

Нельзя сказать, чтобы русское общество совершенно не сознавало грозящей ему опасности. Там и здесь слышались предупреждающие голоса, иногда довольно громкие и авторитетные, о необходимости оздоровления родовой жизни. Достаточно упомянуть Л. Н. Толстого и плеяду толстовцев. Но все же это были лишь отдельные голоса, да и сами проповедники не разобрались как следует в вопросе, и потому естественно их противоречивая и нежизненная проповедь не могла создать сколько-нибудь значительного движения. Достаточно упомянуть о трагедии семейной жизни самого Толстого, трагедии далеко не случайной, а коренившейся в ошибках его взглядов на брак и родовую жизнь и невольно приводившей на память евангельские слова: «Врачу, исцелиея сам». И вот наша книга стремится восполнить этот пробел русской религиозно-философской мысли и путем выяснения «христианской философии брака» указать пути к оздоровлению брачной родовой жизни. Повторяем, она не претендует быть этикой брачной родовой жизни, а ограничивается выяснением общих религиозно-философских предпосылок таковой этики. Но быть может, такое выяснение важнее и нужнее, чем решение частных вопросов этой этики, важнее и нужнее не только потому, что вообще предпосылки должны предшествовать выводам, но и потому, что выводы, сделанные нами самими из общих положений, имеют гораздо большее влияние на нашу волю и всю нашу психику, чем выводы, навязанные извне. Значительные движения всегда создавались идеями, «идеями-силами», но никогда морализированием.

В «Христианской философии брака» три идеи, три основных положения имеют более крупное жизненно-практическое значение.

Первое и главное ее положение – это реабилитация и, можно сказать, апофеоз самого брака как института, независимого от родовой жизни и имеющего свою, самостоятельную цель- достижение вышеличного единства супругов, возносящего их в сферу Божественной жизни, объединяющего их с Церковью, но вместе с тем требующего трудного подвига всецелого самопожертвования.

Разграничение брака и родовой жизни не ведет, однако, ни к отвержению, ни к принижению этой жизни. Разделенная от брака в сфере целевой деятельности человека, она сохраняет связь с браком в независимой от воли человека сфере бессознательного и вместе с тем свое высокое достоинство как проявление божественного творчества, требующее благоговейно-серьезного отношения к себе человека, а в своих фактических проявлениях, поскольку она отражает на себе последствия греховного вмешательства нашего практического разума, сохраняющиеся путем наследственной передачи, она требует систематического лечения.

Каково должно быть это лечение – на это должна ответить этика родовой жизни и даже медицина, а «христианская философия брака» указывает лишь общее направление такого лечения, диктуемое основным ее положением. Это общее направление должно быть, не столько отрицательным, сколько положительным.

Методы немецких обществ борьбы с порнографией487, возлагающих главные надежды на законодательство и административные запрещения общественных соблазнов, не обещают больших успехов, как и вообще такие методы никогда не приводят к нравственному возрождению. Закон обратного противодействия нашего подсознания сказывается в родовой области даже с большей силой, чем в какой-либо другой, и обычно благодаря отрицательным мерам зло в лучшем случае лишь изменяет свою форму. Нет, борьба должна вестись главным образом другими средствами. Если все родовые извращения Древнего мира Апостол Павел объясняет потерей Бога из разума человека (Рим. 1, 28), то и устранения этих извращений можно достигнуть лишь путем прояснения образа Божия в человеческом сознании, путем возвышения, «сублимации» этого сознания, путем развития всякого рода идеализма – религиозного, морального, политического. Есть болезни, бациллы которых действуют только в подвалах и нижних этажах. И извращение родовой жизни принадлежит к подобным духовным болезням, и пока дух человека не будет устремлен горе, волны страсти всегда будут затоплять его. «Этот враг побеждается только бегством», – говорили средневековые аскеты и бежали от мира, унося с собой и своего внутреннего врага. Они забывали, что бежать нужно на высоты человеческого богоподобия, где живут правда, вера и любовь (2Тим. 2, 22). С другой стороны, выясненная тесная зависимость родовой жизни от питания должна напомнить, что одни чисто духовные средства тут недостаточны и что этот род демонов не может быть изгнан одним возвышением духа к Богу, одной молитвой, но и постом, аске-тикой в широком смысле этого греческого термина, в смысле не только воздержания от излишества в пище и вообще всяких излишеств (1Кор. 7, 5), но и дисциплиной воли и всестороннего укрепления тела.

В заключение несколько слов по модному вопросу об осведомлении с родовой жизнью молодежи. Вопрос этот не является таким важным, как его иногда представляют, и такое или иное решение его не решает основной проблемы оздоровления родовой жизни. Это осведомление может быть полезно, но может быть и вредно в зависимости от того, удастся ли педагогу провести его в сфере теоретического разума без уклонения в сферу разума практического. По-видимому, таких уклонений легче избежать тогда, когда такое осведомление будет делаться, хотя бы в связи с изучением естественной истории, в более раннем возрасте, когда подсознательные влечения еще не толкают дух человека в эту практическую сферу. И во всяком случае задача чисто теоретического осведомления может быть успешно выполнена только тогда, когда идеалистическая настроенность уже налицо. В противном случае это осведомление будет идти в ущерб великой задерживающей силе, которой одарила нас природа для борьбы с родовыми извращениями,– чувству стыда и вместо пользы принесет вред.

Даже и ранняя влюбленность сама по себе не опасна для родовой нравственности молодежи. Здоровое, неиспорченное порнографией юношество не стремится в своей влюбленности к физическому обладанию, и его любовь есть переживание преклонения и рыцарской преданности, направленных не столько на женщину, сколько на «das Ewig-weib-liche», на вечно женственное, на красоту и особенности женского духа, и потому не только для взрослых, но и прежде всего для молодежи всегда остаются в силе слова древнего христианского писателя: «Пламень любви сжигает душевную нечистоту, и разврат происходит не от чего другого, как от недостатка любви»488. И если ранняя любовь опасна, то не сама по себе, а ввиду слишком большой вероятности смены одного объекта любви другими, а эта внутренняя измена всегда неблагоприятно отражается на цельности и силе духовной жизни. Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою, – говорится в Апокалипсисе (2, 3 – 4), и недаром древняя Церковь столь же строго относилась к повторным обручениям, как и к повторным бракам.

* * *

439

По Кодексу Законов об актах гражданского состояния (изд. 1918 п, ст. 52) начиная с 20/12 1917 г. «только гражданский (советский) брак... порождает права и обязанности супругов». По новому Кодексу законов о браке, семьи и опеке с изменениями до 1 июля 1932 г (Москва, 1932) «документы, удостоверяющие факт совершения брака по религиозным обрядам, никакого юридического значения не имеют» (1, 1, 2). Бесспорным доказательством брака является его регистрация, а если брак не был зарегистрирован, то совместное сожительство и вообще выявление супружеских отношений перед третьими лицами (1, 1, 3; 1, 3, 12).

440

В Испании, Норвегии, Дании, Перу, Египте, Тунисе. Некоторое время эта форма брака существовала в Португалии (1868–1910) и в Швеции (1908–1915).

441

La cite antique, ed. 28, 1923. P. 54.

442

Cod. 5, 4. 21, 26; 5. 5, 8; Dig. 23, 2, 6; Nov. 20, 3; 74, 1 et. 4; 117, 4.

443

Digest. 23, 2, 24.

444

Cod. Theod. 3, 7, 3; Cod. 10, 4, 22. Ср.: 21, а также конституция Зенона, Cod. 5. 5, 8; Нов. Юст. 22, cap. 3.

445

О малом значении этого сборника для православных, как изданного еретиками, свидетельствует, например, Иоанн Зонара: «Не имеет значения постановление нечестивого Копронима» (Annal 16, 24; Mg. 135, 116).

446

Ср. выше. Глава 3, с. 44, 45.

447

Epistola ad Diognetunn, 5, 6; γαμούσιν, ώς πάντες. Gebhart, Harhack, Zahn, Patrurr apost. Opera, Lipsiae, 1906, p. 81. Афинагор, Lecatio pro christianis, cap. 33. Mg. 6, 965; Амвросий, De Instit. virg., cap. 6. Mg. 16, 316; Златоуст, Гомил. 56, на Быт. Глава 29. Mg. 54, 488. На Златоуста ссылается папа Николай в послании к болгарам; Mg. 119, 980; Католический Corpus juris canonici приводит подобные слова Златоуста из Opus imperfm На Mat. Homil. 32 с. 1 et 5, С. 27 q. 2, ed. Friedberg, 1, col. 1063, et. 1064.

448

Златоуст, Гомил. 56 на Быт., 29. Mg. 54, 488; Вальсамон, толк. 26, 34, 38 и 40, пр. Вас. Велик. Афинская Синтагма, 4, 160, 183, Амвросий, De cast. virg. cap. 6; Августин, Sermo 51, 13, 21; de Gen. ad. lit. 9, 1, Исидор, Etymol. 9, 9; папа Николай I. cit.

449

Кормчая. Глава 48, 4, 17, лист 60 и Глава 49, 2, лист 138, Шестокнижие Арменопула, Lipsiae, 1851, 4, 4. С. 488; Властаря Синтагма. Глава 2 и 8, пер. Ильинского. С. 103, 113, Афинская Синтагма, 6, 154–164.

450

Философумены 12, 9. Mg. 16, 3, 3386; A. Harnack, Mission, 2, 67; Кормчая. Глава 2, правила ап. Павла 3, 10 и 11, лист 17; Новелла Василия Македонского в Афинской Синтагме 5, 254; Новеллы 89 и 91 Льва Философа, Corpus juris civilis, ed. Hothofredi, Lipsiae, 1740, p. 680 et 681; Кормчая Глава 148, 4, 26; 11, лист 62; Глава 49, 2, 6; 2, лист 122.

451

Игнатий, Послание к Поликарпу. Глава 5; Тертуллиан, De pudicitia., cap. 4; Ср.: De monogam., cap. 11.

452

О недействительности тайного брака говорит 1-е правило Лаодикийского Собора, причем Зонара и Вальсамон при толковании этого правила называют такой брак блудом (Афинская Синтагма, 3, 172), а также новелла Василия Македонянина; Афинская Синтагма, 5, 254, Прохирон, 4, 27 – Кормчая. Глава 48, лист 62, Синтагма Властаря г. 2, пер. Ильинского, 103, Афинская Синтагма, 6, 154.

453

Тертуллиан, Ad. Ux. 2, 9; Златоуст, Гомил. 48 на Быт. Mg. 54, 443; 1-е правило Тимофея Александрийского. Афинская Синтагма TV, 337–338, Ср.: Василий Великий. Толк, на Шестоднев. 7; Климент Александрийский. Педаг. 2, И и 23. Mg. 8, 1085; Ср.: Амвросий, Ср.: 19 ad. Vig.

454

О венце как символе победы над страстью говорит, например, Феодор Студит в поел. 50 и 192; Mg. 99, 1092, 1581; Симеон Солунский. Mg. 155, 513; Златоуст, Гом. 9, на 1Тим 3. Mg. 62, 597.

455

См. толкования на 38-е прав. Зонары и Вальса-мона: «Согласием родителей блуд переходит в брак».

456

О запрещении венчания второбрачных см. письма Феодора Студита, 50, 192 и 202. Mg. 99, 1092, 1581 и 1615; Никифора Исповедника правило 8 и 135, Pitra Spicil. Sol. 4, 383, 408; в Афинской Синтагме 4, 427,' правило 2-е; Ответы митрополита Никиты; Афинская Синтагма, 5, 441 и др.; на западе в псевдоисидоровых декретах послания пап Евареста и Каллиста.

457

Никита прикл. Афинская Синтагма, 5, 441; Валь-самон на неок. 7, Афинская Синтагма, 3, 312.

458

Новелла напечатана в 43-й Глава Кормчей (2, лист 23 и ел. греч. Zach. Jus gr. r. 3, 401–404), причем здесь говорится, что господа рабов не дозволяли им венчание, боясь «да не на свободу отпустятся». Об этом страхе говорит и Вальсамон в толк. 85 правила Трулльского и 82 прав. Карфагенского Собора (Афинская Синтагма 2, 500; 3, 508) и послание монаха Василия, архиепископа Никиты и хартофилакса Петра (Афинская Синтагма 5, 443, 444, 371). См. также рескрипт Алексея Комнина архиепископу Феодулу (Za-chariae, Jus. Gr. Rom, 3, 404) и житие Василия Нового (Споменик Српск. Краль. Акад. 29. С. 73). Последнее житие свидетельствует (Мытарство 17-е), что между рабами или отроками браки заключаются без венчания и вообще без какого бы то ни было участия Церкви простым распоряжением их господина.

459

Такая практика существует и теперь в некоторых церквах. Некоторые ученые (например, проф. А. С. Павлов, «50-я глава Кормчей». С. 50) объясняют такую практику тем, что таким супругам благодать брака дается во время крещения. Однако это объяснение неудачно, так как бывают случаи, когда признается таинством брак, совершенный без венчания после крещения, например брак протестантов, у которых нет брака как таинства, по переходе их в Православную Церковь.

460

Амвросий, Epist, 19 ad Vig.

461

Ml. 119, 950; Д. Дечев, Response Nicolai papae 1. София, 1922. С. 12 на лат. и болг языках; на с. 1 здесь перечислены и 7 других изданий этого памятника.

462

Амвросий, Comm. in. ep. ad. Eph. Ml. 17, 399; Августин, De nuptiis, 1, 10; De bono conjug. 7.

463

Письмо 50. Mg. 99, 1092.

464

См. книгу Н. Попова, «Император Лев VI Мудрый». Москва, 1892. С. 83–84. И впоследствии романы Льва доставляли много хлопот Церкви. Он сам запретил четвертый брак, а когда потерял свою третью жену, то, не имея законных детей, задумал жениться на своей наложнице Зое Карбанопсине, от которой имел незаконного сына Константина. Патриарх не дозволил этого, а тогда он сам повенчал себя и таким образом был «жених и архиерей», как пишет патриарх Николай (Mg. 3, 197; Ср.: Hergenrother, Photius, 3, 657), а затем заставил придворного священника повенчать его второй раз, что и было причиной тяжелой борьбы между Церковью и государством, завершившейся только в 920 году «актом примирения» (Кормчая. Глава 52).

465

Например, Вальсамон свидетельствует, что в эпоху Василия Великого брак заключался путем согласия сторон, а теперь, то есть в XII веке, для него необходимо венчание и причащение (толков, на 26 и 88 правило Василия Великого; Афинская Синтагма 4, 160 и 183).

466

Friedberg, Das Recht der EheschlieBung. Leipzig, 1865. C. 504 и ел.; Hirschel. Geschichte der Zivilehe in Frankreich. Mainz, 1874. C. 6 и ел.

467

Семейная жизнь в русском расколе. СПб., 1869.

468

Е. Friedberg, Das Recht der EheschlieBung. Leipzig, 1865. C. 539.

469

Ibid. c. 335–346 и 437–459.

470

Ibid. c. 680–755.

471

Ibid. c. 481.

472

Ibid. c. 542–546, а также Thiebeaud, Histoire des actes de 1'etat civil en France. Paris, 1842; Besbiere, Le manage des protestants аи desert de France аи XVIIT siecle. Cahors, 1899; Bonifas, Le mariage d. Protest, dep. la reforme jusqúa 1789. Paris, 1902.

473

Friedberg, op. cit. 335 ел. Теперь в АНГЛИИ действует закон от 12 августа 1898 года. (Annales Legisl. ntrang. 1899, p. 43). Ср. Barclay, La femme anglaise. Paris, 1896, Stocquart, Rev. de L'Institut Beige, de droit compare, 1910, p. 104.

474

J. Friedberg, op. cit. 474. Annales Legisl. Etrang. 1907, 678; 1908, 985; 1909, 754; 1911, 625; 1912, 834; 1913, 501.

475

Dr. Friedricli K. Neubecker, Die neue schwedische Ehegesetzgebung «Festgabe fiir Dr. Jur. H. S. Otto Lieb-man». Berlin, 1920, S. 320, ел.

476

О новом законе о браке в Чехии см.: Dr. Joseph К. Kliment, Zakon о ozluce manzelstvi; Edmund Prochasca. Die Eheformgesetzgebung der tschechoslovakischen Republik. Gesetzestexte mit Kommentar. Reichenberg, 1924.

477

Чл. 15, Acta Apostolice sedis, 19, p. 425, ел.; Ср.: С. Троицки, Конкордат са Литваниом, «Архив за правке и друштвене науке», 1928, Jyни. С. 483–487.

478

Чл. 34 и Инструкция Конгрегации таинств о его применении. Acta Apostolice sedis, 21, p. 351, ел. Государственный закон о проведении в жизнь этого члена от 27 мая 1929 года N 847. Gazzetta Ufficiale, 8, 6, 1929, № 1521, и циркуляр мин. юст. Рокко от 18 июля 1929 года № 2234; Ср.: Dr. Alois Pompanin, Die Ehe in Italien, 1929.

479

Friedberg, op. cit. 322, ел. Ср.: binder Eversley and Felden Graies, The Marriage laws of the British Empire. Londres, 1910.

480

Ср. Испанский сборник гражд. законов, чл. 42, Gay Legislation civil espaniola del matrimonia, 1917.

481

Против гражданского брака направлены, например, бреве Бенедикта XIV edditae sunt nobis от 17 сентября (о Голландии), бреве Пия VI от 28 мая 1793 г. и его энциклика от 17 февраля 1809 г. к французским епископам. Пий IX в письме от 9 сентября 1852 г. пишет королю Сардинии, что гражданский брак- не что иное, как аморальный конкубинат. То же объявил по отношению к Италии папский суд Poenitentiaria romana в своей инструкции от 15 января 1866 года (Acta Apostolicae Sedis I, P. 1508–1512), причем рекомендовал католикам видеть в гражданском браке только гражданскую церемонию, а не подлинное заключение брака. Подобные же мысли выражает и Лев XIII в послании от 1 июня 1879 года архиепископам и епископам Турина, Верчелы и 1енуи, в послании от 17 августа 1898 г. о гражданском браке в Перу («Archiv F. Kathol. Kirchenrecht», 80, 579) и алокуции от 16 декабря 1901 г. («Archiv» 82, 338). Лишь там, где не были объявлены декреты Тридентского Собора, гражданский брак имел значение обручения (Sponsalia de praesenti), если обе стороны имели при этом намерение заключить не только гражданский, но и христианский брак. См. Fleiner, Obligatorische Zivilehe und die kath. Kirche. Leipzig, 1890, Hirschel, «Archiv» 40, 220; Bellesheim, «Archiv» 41–292; Dr. Arnold Poschl, Kurzgefastes Lehrbuch d. kath. Kirchenrechtes. Graz und Leipzig, 1918, S. 307.

482

Об отношении протестантов к гражданскому браку см. Vierling в Zeitschrift flir Kirchenrecht, 16, 288; Buchka, Ibid., 17, 432; Kahl, Ibid, 18, 295; Friedberg, Lehrbuch des Kath. und Evang. Kirchenreches, 6. Aufl. Leipzig, 1909, S. 494–495.

483

Правило 122. Рус. перевод Правил с толкованием. С. 691. В Кормчей 109-е правило, 1, лист ПО; Афинская Синтагма, прав. 108, 3, 559. Лактанций, Instit. div. 19, Афанасий Вел. Hist. ad. Monach. 67.

484

Ad. Scap. 2; «Nee religionis est cogere religionem, quae sponte suscipi debeat».

485

Ср. А. Толстой: «...Святые братья глупы: человек молиться волен, как ему угодно. Не влезешь силой в совесть никому, и никого не вгонишь в рай дубиной» («Дон Жуан»).

486

«Крейцерова соната». М, 1891. С. 288.

487

См. об этих обществах мою книгу: «Защита христианства на Западе». СПб., 1913. С. 216–243.

488

Иоанн Златоуст, Гомил. 30 на 1 Кор.


Источник: Христианская философия брака / С. В. Троицкий. - Клин : Христиан. жизнь, 2001. - 221, [2] с.

Комментарии для сайта Cackle