5. Палеонтологические открытия, приводимые в доказательство десцендентного происхождения человека.

Естественное происхождение человека считается постулатом естествознания точно также, как и естественное возникновение первоначальной жизни. Со второй половины XIX столетия содержание этих постулатов было расширено – и жизнь вообще и человек произошли эволюционным путем. Постепенно неорганическое вещество преобразовывалось в органическое, постепенно животное преобразовывалось в человека. Первое допускает возможность лабораторной проверки, второе допускает возможность проверки палеонтологической. Если человек имеет непрерывный ряд преходов, возводящих его к первоорганизмам, если родословная его – хотя и не такая аристократичная, как предполагали прежде, но за то несравненно длиннейшая – обнимает собой все периоды существования жизни на земле, то необходимо допустить, что его предки оставили следы своего существования на земле, и задача палеонтологической антропологии – науке об ископаемом человеке – состоит в том, чтобы по найденным следам и останкам возстановить образ человека прошедшего, от которого произошел человек современный. Человек, вводимый зоологами в их систему, называется homo sapiens, и вот теперь пытаются установить, что раньше, чем на земле явился homo sapiens на земле жил homo primigenius; останки этого предполагаемого предшественника и предка человечества немногочисленны. Поучительно сделать их краткое обозрение, чтобы видеть, к чему сводятся прямые данные в пользу животного происхождения человека.

На первом месте в ряду останков ископаемого человека помещается неандертальский череп, найденный в Рейнской провинции, недалеко от Дюссельдорфа, в Неандерской долине.

В высшей степени любопытно, что Дарвин, который в нем должен бы был находить себе опору, видит в нем очень обыкновенный человеческий череп. (Дарвин, О происхождении человека т. 1 стр. 162). Вирхов, изследовав неандертальский череп, склонился к тому, чтобы видеть в нем патологическое исключение. Череп, по его мнению, носит следы того, что обладатель его страдал ломом в костях (malum Senile или arthritis chronica deformans), потом на нем будто бы явны следы механического сдавливания, особенно в чешуе затылочной кости, – в том месте, которое в обычных случаях именно отличается закругленностью и ровностью. Третий ряд паталогических изменений в неандертальском черепе представляют, по Вирхову, изменения внутренней поверхности через отношение новых костяных образований, именно в большей части протяжения на лобной кости (Platz. Der Mensch. S. 31–32). Катрфаж, подвергший тщательному изследованию неандертальский череп, говорит следующее: ''эпитеты животного, обезьяньего, часто прилагавшиеся к черепу, неандертальскому и к тем, которые походили на него, догадки, пущенные в ход относительно индивидуумов, к которым он принадлежал, могли бы заставить думать, что некоторая интеллектуальная и нравственная низость необходимо связываются с этой формой черепа. Легко доказать, что это положение принадлежит к числу дурно обоснованных. На антропологическом конгрессе в Париже К. Фогт указал на одного из своих друзей, доктора Эмейера, череп которого совершенно тождествен с черепом неандертальским, и который тем не менее – врач, принадлежащий к числу самых лучших. Осматривая копенгагенский музей, я был поражен совершенно подобными чертами, которые представлял один из черепов коллекции. Оказалось, что это был череп Кай Ликке, датского дворянина, который играл некоторую политическую роль в XVII веке. Гордон опубликовал рисунок головы св. Mansny, епископа IV века, и эта голова воспроизводит самые выдающиеся черты неандертальского черепа. Лоб еще более остр, черепной свод еще более понижен. Наконец, голова Брюса, шотландского героя, воспроизводила тип канштадский. В присутствии этих фактов должно признать, что тот индивидуум, остатки которого нашли в неандертальской пещере, мог иметь все интеллектуальные и нравственные качества, совместные с его низшим социальным положением. (Quatrefages, L' Espéce humaine р. 231).

В 1886 г. в августе месяце на антропологическом конгрессе в Намуре два антрополога Charles de Puydt и Lohest сделали сообщение, которое, нам кажется, вполне решает вопрос о неандертальском черепе и решает его безповоротно в пользу взгляда Катрфажа. Названные антропологи в гроте Biche aux roches близ Spy нашли два скелета. Лица, которым они принадлежали, очевидно, были погребены, ибо кости, разбитые тяжестью последующих отложений, занимали, однако, их естественное положение. Около них найдены были орудия типа мустерийского, кости, изображающие палки начальника, многие костятые пластинки с изображением тюленей, три осколка от горшков, еще выдолбленную кость, наполненную олигистом (железным блеском), употребляемым для татуирования. Один из этих скелетов принадлежал женщине, другой – юноше (швы черепа не были стерты). Черепа их воспроизводили тип неандертальский, кости большой толщины (9 mm), череп женщины чисто долихоцефальной (70), междубровная область развита недостаточно; головная мера другого черепа не была определена, ее можно положить приблизительно равной 75–76, таким образом, как поддолихоцефальную. Изучение этих двух черепов показывает в них развитие надбровных дуг, лобные впазушины очень заметны, глазные впадины очень велики, лоб низок и загнут назад, что особенно обнаруживается у женщины, затылочная область и преимущественно можжечковая часть весьма развиты. Прогнатизм выступает у них довольно заметно, apophyses geni обозначены явно. Референты ничего не сообщили о платикнемии и о полулунной вырезке локтевой кости. Измерения черепов дали цифры, поразительно сходные с цифрами, полученными от измерения неандертальского черепа.

Эти цифры ясно указывают, что найденные скелеты принадлежат к неандертальскому типу, что этот тип не есть исключение, а есть нормальный, что существовала раса неандертальского типа. Предположение о всем этом было гораздо раньше высказано Катрфажем. Открытие в гроте Biche-aux- roches представляет много данных для суждения о людях неандертальского племени. Оказывается, что эти люди фабриковали каменные орудия, утилизировали кости животных, например, клыки слонов, пользовались краской для разрисовки их тела и одежд, обжигали горшки и хоронили своих мертвецов. (Nadailac, la grot de la Biche-aux-roches. Rev. Quest Scient. 1886 р. 520). Эти данные побуждают поставить людей неандертальского типа выше некоторых из существующих племен, а не видеть в них посредствующие звенья между предшественником человека и современными низшими типами человечества.

Указывают на энгисский череп, нолетскую челюсть, – челюсть из moulin quignon, как принадлежащие homo primigenius.

Мнения относительно энгисского черепа весьма различны. Одни видят в нем череп расы эскимосской или австралийской, другие (Ляйэль и Bisk) признают, что он приближается к современному европейскому типу. По мнению Гексли, это – череп человеческий средней меры, который также легко мог заключать мозг философа, как и мозг необразованного дикаря. Мортилье в сообщении, читанном им в антропологическом обществе в Париже в 1882 г. заявил, что этот череп нельзя считать ни ископаемым, ни принадлежащимк первому отделу четвертичной эпохи. Вот его основания. Череп был найден в гроте, носящем явные следы того, что он был погребальным, но человек палеолитического века не хоронил своих мертвецов (некоторые антропологи продолжают утверждать это и теперь, несмотря на очевидность фактов, их опровергающих). Два зуба – Iamna, которые, видно, человек носил как украшение и костяное шило, найденное с костями указывает на индустрию века полированного камня, а не оббитого. Наконец, в энгиесе слои были перемешаны, чего не подозревал Шперлинг, при определении отложений, потому что там находятся раковины helix pomalia, останки курицы, носорога и мамонта, что представляет соединение совершенно невозможное (Arcelin L'age du crane d'Engic. R. Qs.T. 12). Ставя знак вопроса над перемешанностью слоев, трудно оспаривать значение археологических находок, указываемых Мортилье, а значение их сводится к тому, чтобы энгисский череп, как и неандертальский, выкинуть из числа принадлежащих обезьяноподобным людям. После этого у эволюционистов не осталось ни одного черепа, поддерживающего их теорию.

Особенность нолетской челюсти, отсутствие apophysis geni, подавшее повод Мортилье отрицать существование способности речи у шеллийского человека, не представляется в глазах других имеющей такое значение. К apophysis geni прикрепляются мускулы языка, Мортилье из отсутствия первого выводит заключение о несуществовании последних. Но ему возражали, что во 1) последние у нолетского человека могли быть прикреплены и иначе, во 2) из единичного случая нельзя делать такого широкого заключения, которое позволяет себе делать французский антрополог. Нолетская челюсть могла быть патологическим исключением. Более вероятным, впрочем, считали первое (особый способ прикрепления мускулов), а не второе. Dawkins, составивший подробное описание особенностей доисторических черепов, совсем не упомянул об этой нолетской челюсти, потому, полагают, что он не придавал ей никакого значения, потому что она есть и у некоторых современных людей и при том вовсе не сопровождается теми пагубными последствиями, которые указывает Мортилье (Platz. Der Mensch. S. 8. 33–34). Тем не менее до 1887 г. нолетская челюсть всегда выставлялась дарвинистами, как одно из довольно сильных доказательств истинности их теории. Но более оно уже не будет приводиться, как таковое доказательство. Топинар – сам дарвинист – посетил Брюссель, где она находится, и изследовал ее. Оказалось, что apophysis geni у нее существует, как обыкновенно и у всех других людей. Он не был замечен сначала только потому, что челюсть была дурно вымыта. (Arcelin, la mâchoire de la Naulétte. Rev. Quest. Scient. 1887г. Т. 21).

Челюсть из moulin quignon была предметом многих споров и внимательно изследования. Прежде всего ее подлинность оспаривалась и оспаривается многими и не без успеха. Челюсть найдена была близ Аббевиля, местности, с которой связано печальное воспоминание о том, как ученых обманывали невежды (продавая им за весьма дорогую цену, делавшиеся ими, кремневые орудия, которые выдавали за доисторические). Ляйэль склонялся к мнению, что Муленская челюсть – подлинная, указывая на то, что она покрыта известковыми инкрустациями, для образования которых требуется значительное время. Но никто, ведь, не говорит, что эта челюсть новая, она, может быть, имеет за собой два тысячелетия – этого вполне достаточно для образования инкрустаций – и тем не менее она могла принадлежать человеку неолитического и даже металлического века и была перенесена рабочими в moulin quignon. Было сообщено, что какой-то рабочий из Мотора (близ Аббевиля), сносившийся с рабочими moulin quignon в 1862 г. нашел два скелета в старой засыпанной (кельтской?) гробнице. Буше де Перт впоследствии приобрел эти скелеты, у одного из них, индивидума лет 10–12, сохранились все личные кости, а нижняя челюсть его оказалась поразительно сходной с челюстью муленской.Обнаружившееся между ними различие могло иметь причиной различие возраста. Было высказано предположение, что неоказавшаяся челюсть у другого скелета была похищена рабочим, перенесена и погребена в Moulin quignon и затем указана Буше де Перту (в 63 г.). Предположение это весьма вероятно и доселе непоколеблемо. Ляйэль возражает против этого предположения на основании того, что челюсть маньерского (где нашли гробницу) ребенка не покрыта черными отложениями, но последние, нам кажется, могли налечь на муленскую челюсть в течение того года, который она пролежала на новом месте в темном песчанистом гравии, содержащем в себе много окиси железа и марганца. Поэтому вовсе нельзя считать непоколебленным мнение, что эта челюсть не принадлежит примитивному человеку, а принадлежит лицу, жившему приблизительно за две тысячи лет до нашего времени и, следовательно, отстоявшему от обезьяны, можно сказать, также далеко, как и мы. Но если даже допустить, что эта челюсть подлинная, за ней решительно нельзя признать никакого значения для эволюционной теории, как раз оказалось, что подобные челюсти (маньерская) встречались в неолитическую или даже металлическую эпоху. Затем, подобные челюсти встречаются, правда, как редкое исключение, и у индивидуумов настоящего времени. По заключению Вирхова, эта челюсть не имеет в себе ничего обезьяньего. (Platz. Der Mensch, S. 34–36).

Новейшее важное открытие останков ископаемого человека сделано в 1908 году – в Chapelle aux-saints.

Здесь ясно все и отложение определено хорошо. Три аббата, компетентность которых известна, Ж. и А. Буйссони и Бардон, раскапывая коррецкий грот, собрали различные чоловеческие кости, которые передали для изследования Булю, ученому профессору палеонтологии в музее. Принимая во внимание кости животных и кремни, найденные с человеческими останками, представляется безспорным, что они принадлежат к среднему четвертичному периоду, к той его фазе, которую изследователи доисторического времени называют эпохой Мустье. Кроме того, состояние, близкое к окаменению, и морфологические признаки достаточно доказывают глубокую древность останков. Человеческие останки представляют собой череп, разбитый на множество кусков (но однако так, что было возможно реставрировать его без произвольных предположений), челюсть, несколько позвонков и длинные кости. Очевидно, они принадлежали индивидууму – старику (как указывает состояние черепных швов и зубной полости), роста сравнительно невысокого (1 м. 60 сантим. = 2 ар. 4 вер.), но с очень развитой головой, поражающей своим животным видом и обезьяноподобными чертами. Этот череп долихоцефального типа (головной показатель = 75) обращает на себя внимание всей совокупностью своих признаков, главнейшие из которых, по Булю, суть следующие: большая толщина костей, приплющенность мозговой коробки, скошенный назад лоб, сильное развитие надбровных дуг, выдающихся так же, как в неандертальском черепе и проходящих широким желобом от отростка одной глазной впадины до такого же у другой, сильное развитие очень сдавленной затылочной части, непрямое положение затылочного отверстия, сплющенная форма затылочных мыщелков (выступов костей, служащих для прикрепления мышц или входящих в состав сочленений), малый объем сосцевидных отростков. Лицо не менее необыкновенно. Лицевой прогнатизм значителен. Орбиты велики и выдаются. Короткий и широкий нос отделен от лба глубокой складкой. Верхняя челюсть выдается вперед, сообщая лицу характер животного рыла. Небный свод очень длинен. Края зубных ячеек почти параллельны, как у антропоморфных обезьян. Зубы неизвестны. Челюсть характеризуется шириной мыщелка, незначительной глубиной сигмоидальной выемки, сильной толщиной кости, кривизной соединения и отсутствием подбородка. В общем, череп из Chapelle aux-saints воспроизводит в усиленном виде черты черепной крышки из Неандерталя и Спи, челюсть напоминает нолетскую, Спи, Малярно. Это тем более важно, что эти кости, найденные в очень отдаленных пунктах западной Европы, принадлежат почти одному и тому же веку. Не остается сомнений, что в этих различных случаях имеют дело с некоторым нормальным типом людей, которые жили в среднем четвертичном периоде. Подлинность и значение некоторых из этих останков сильно оспаривались. Если Катрфаж и Гами избрали неандертальский череп, как типичный для расы, то не менее выдающиеся ученые как, Вирхов, смотрели на этот череп, как на череп идиота или урода. Теперь взгляд первых находит себе подтверждение. Ни у какой из ныне существующих рас нельзя найти всех тех черт низшего типа, которые представляет череп из Chapelle aux-saints. Он занимает низшее место в лестнице человечества. В том, что этот череп принадлежит человеку, не может быть сомнений. Решение вопроса о том, видеть ли в этом человеке особый вид, зависит от того, что каждый понимает под видом. Несомненно, как отмечает Буль, если бы дело шло о хищном или жвачном, то не стали бы колебаться в том, чтобы дать ему особое место в классификации. Мне представляется верным, прибавляет Буль, что совокупностью своих черт группа Неандерталь-Спи- Шапель-о-Сент представляет низший тип, приближающийся к антропоморфным обезьянам более, чем какая-либо человеческая группа. Морфологически, кажется, ее должно поместить между яванским питекантропом и современными низшими расами, что, спешу я (Буль) прибавить, не рождает в моем духе мысль о существовании прямых генетических связей. Во втором сообщении (21 декабря) Буль дал несколько дополнительных сведений важного значения. Из сообщений аббатов Буйссони и Бардона видно, что скелет был найден в углублении, голова его лежала на куче камней. Очевидно, он был погребен. Отсюда вытекает, что культ умерших уже существовал в эту отдаленную эпоху. Это тем более является основанием для утверждения, что дело идет о человеке. Человек был несомненно примитивный, потому что он не знал употребления огня, по крайней мере не нашли следов очага, обстоятельство отрицательное, не могущее иметь большой доказательной силы. Во всяком случае этот ископаемый человек мог производить только грубые орудия. Не видно скульптуры, нет никаких украшений. Артистические идеи не родились еще в этом бедном мозгу, мы видим их появление только позднее, в верхнем четвертичном периоде. Но человек, который создал эти интересные произведения скульптуры и удивительные создания живописи, новые образчики которых открываются постоянно, стоял несравненно выше, чем бедное существо из Chapelle aux-saints. Его мозг был развит гораздо более. Нижняя часть головы у него сообщала лицу вид правильный и гармоничный» (L. Pervinquiére -Le Pithekanthr. Et I'homme fossile de la chapelle-aux saints. Rev. scientifique. 1909, № 2–1-er sem.).

Человек из chapelle-aux-saints жил, по мнению изследователей найденных костей, в эпоху Мустье. В доисторической хронологии теперь руководятся преимущественно классификацией эпох Мортилье. Классификация эта составлена преимущественно на основании открытий во Франции, но ее пытаются применять всюду, тем уместнее ее было применить к находке в chapelle-aux-saints – пункте, отстоящем очень недалеко от тех мест, именами которых Мортилье обозначал доисторические эпохи в своей классификации. Древнейшие европейцы не употребляли металлов. Они жили в каменном веке. Этот век подразделен на два периода: древний – палеолитический и новый – неолитический. В первый период люди выделывали орудия из камня путем оббивки, во второй – к оббивке они присоединили полировку, поэтому иначе эти периоды называются периодом оббитого и периодом полированного камня. В свою очередь каждый из этих периодов подразделяется на эпохи. Палеолитический обнимает собою шеллийскую, ашеллийскую (первоначально Мортилье объединял эти две эпохи), мустье, солютрэ, магдален. Эпоха Мустье (название от пещеры в Дордоньи) наиболее характеризуется орудием, носящим название „острие мустье». Это – усовершенствованный coup de poing (кулачный удар) предшествовавших эпох. Там он представлял собой камень более длинный, чем широкий, заостренный с одного конца и округленный с другого, он двусторонне симметричен. В эпоху Мустье он является более заостренным, с одной стороны стесанным, так что он становится гораздо легче. Еще Мустье характеризуется каменным скребком, может быть для обдирания древесной коры или шкур. Костяные орудия отсутствуют. Последующее время палеолитического периода характеризуется усовершенствованием и дифференциацией орудий и развитием искусств. По мнению Мортилье, человек палеолитического периода не имел религии и не хоронил своих мертвецов. Многие оспаривали этот тезис. Новое открытие идет также против Мортилье. Обезьяноподобный человек Мустье, оказывается, имел культ умерших. Едва ли справедливо утверждать, что этот человек имел только то, что нашли в chapelle-aux-saints. Argumenta e silentio всегда должны быть принимаемы cum grano salis. Но и теперь указывают нечто весьма высокое в этом человеке типа Мустье: он в своей заботе о мертвых уже стремился – к вышечеловеческому, думал и заботился о том, что лежало за пределами земного существования.

Одновременно с открытием в Сhapelle-aux-saints Гаузер открыл скелет неандертальского типа в Мустье. Около скелета было найдено много орудий. Скелет указывает, что покойнику сообщили положение спящего человека. Голова обращена на право с лицом несколько склоненным вниз, правая щека лежит на локте несколько приподнятой правой руки, левая рука протянута вперед, под ладонью находится прекрасно обделанный миндалевидный «удар кулака» сенташельского типа и отлично обделанный скребок типа Мустье. Под правым локтем и верхней правой частью головы были хорошо выбранные, плоские кремневые камни. Подо лбом лежала обделанная кремневая плитка. Затем кремни были расположены так, как будто они защищали лицо. Кроме этого около трупа и вместе с ним было смешано множество костей животных, носящих на себе следы огня. Обыкновенно это считается следами похоронного пира или указанием на то, что умершего снабжали съестными припасами. Скелет, по-видимому, принадлежал индивидууму мужского пола лет пятнадцати. Клаатш определил, что он принадлежит к неандертальской расе. Ему удалось извлечь бедровую кость, берцовую, локтевую и одно ребро и во всех этих костях, не смотря на то, что они принадлежали очень юному лицу, отметить существенные черты неандертальского типа. Короткие размеры и неуклюжесть этих трубчатых костей указывали на неандертальский тип. Особенно на это указывала сильная кривизна ребра – признак, которым неандертальская форма отличается от всех ныне живущих рас и чем она приближается к антропоморфным обезьянам. Небольшие размеры роста и короткие конечности напоминают нынешние арктические расы, но не первобытные расы южного полушария, у которых локтевая и лучевая кости вовсе не коротки. В черепе ясно выражено громадное развитие зубной и челюстной области. Клаатш находит возможным говорить здесь, как и при разсуждении о многих австралийцах, не о лице, а о рыле. Нос у скелета помещался на выдавшейся вперед закругленной части рыла, зубы были роскошно развиты, зубы мудрости еще не вышли из челюстей, остальные зубы обнаруживают юношескую свежесть рельефа, которой еще не приходилось наблюдать ни у одного индивидуума неандертальской расы. Вообще зубная область напоминает находки из Крапины (в Австрии); ненормальным представляется то, что нижний левый клык не вышел, вместо него остался маленький молочный зуб. Массивная нижняя челюсть заставляет предполагать отступающий назад подбородок низшего человеческого типа. Развитие надбровных дуг, глазные впадины, разстояние между ними, все соответствует неандертальскому типу, нет только морщин на лобной чешуе между глазными орбитами, но она не соответствует юношескому возрасту скелета. По Клаатшу если у гориллы укоротить руки и удлинить ноги, то она приблизится к изследованному им человеку Мустье. Массивность костей также сближает мустьерца с большими африканскими обезьянами, а вместе и с африканскими неграми. В новой находке, как еще в гибралтарском черепе, хорошо сохранилась лицевая часть. От громадных глазных орбит заключают к малому количеству мозга, по строению лицевых костей Клаатш заключает, что нос мустьерца, как и нос многих австралийцев, был необыкновенно широк.

Позволительно думать, что эта мустьерская находка подсказывает прежде всего два вывода: 1) что неандертальская раса существовала действительно и 2) что человек неандертальской расы был столько же homo sapiens, сколько и современные некультурные народы. Мустьерец был погребен очень тщательно; несомненно на его трупе была принесена жертва; орудия и останки животных, положенные с ним указывают, что его сородичи веровали в будущую жизнь и имели о ней определенные представления. Поучительно, что погребальный обряд был совершен почти над мальчиком.

Немного ранее, чем мустьерский скелет, именно в конце 1907 года около Гейдельберга в так называемой гейдельбергской стене была найдена челюсть, изследование о которой позднее опубликовал Шотенсак и которую склонны считать древнейшей из известных человеческих останков. Фауна, среди которой она была найдена, относится даже к третичному периоду – к верхнему плиоцену (Rhinoceros etruscus). Если бы от челюсти сохранилась только часть, направляющаяся к подбородку, ее можно было бы принять по мнению изследователей за челюсть гориллы. Если бы, напротив, сохранилась восходящая ветвь, то ее можно было бы счесть челюстью разновидности гиббона. Но сохранились зубы и эти зубы свидетельствуют о том, что она принадлежала человеку. Эти зубы несколько больше, чем зубы современных европейцев, но они слабее, чем зубы современных дикарей. Между зубами и челюстью в гейдельбергской находке оказывается несоответствие. Пытаются объяснить его так. Зубы гейдельберца служили тем же нуждам, как и зубы теперешних дикарей, но сильное развитие челюсти есть наследство, полученное от предков, указывающее, что их образ жизни требовал могущественного развития нижней части головы.

Нетрудно перечислить все найденные доселе неандерталовидные останки человека. Таковы: челюсть Малерно, найденная во Франции в 1889 году, она более прогнатична, чем челюсть нолетская; челюсть из Шипки (в Моравии), таубхские (около Веймара) и предмостские (в Моравии) зубы. Близко к неандертальскому стоит гибралтарский череп. Затем должны быть названы скелеты из Крапины (Австрия), кремские скелеты (недалеко от Вены), сен-денизский человек, ариньянский человек. Но может быть важнее всех их находка, сделанная в липовецком уезде киевской губернии и носящая теперь имя новоселского черепа. Об этой находке Казимир Столихво (Stotyhwo) поместил сообщение в известиях краковской академии наук 1908 года. – ''Новоселский череп, рассматриваемый как доказательство существования в историческую эпоху форм родственных homo primigenius». Череп этот найден в кургане относительно нового происхождения. При нем найдено железное оружие, чешуйчатая броня, его относят к эпохе переселения народов. В парижском журнале L’ Anthropologie Столихво по поводу новоселского черепа поместил статью: „Homo primigenius принадлежит ли к виду отличному от homo sapiens?“ и дал на этот вопрос отрицательный ответ. Столихво сравнивал морфологические признаки черепов homo primigenius и homo sapiens и пришел к заключению, что между ними нет глубокой пропасти, что, напротив, можно говорить о близком морфологическом родстве обеих групп. Первая примитивнее, но она не совершенно иного строения, чем последняя, и было бы несправедливо оспаривать принадлежность ее к homo sapiens. Интеллект первой, хотя еще и неразвитый, несомненно стоял на несравненно высшей ступени, чем интеллект наших ближайших родственников в животном царстве. Поэтому Столихво заключает, что пограничная линия, которую Швальбе провел между homo primigenius и homo sapiens, совершенно искусственна: обе группы образуют не две различные ветви, но только одну – homo sapiens, которая распадается на длинный ряд различных форм²1).

Какое заключенее на самом деле должно вывести из приведенных фактов? Для того, кто верует в теорию эволюции, эти факты говорят о том, какими звеньями человек связан с животным миром, но для тех, для кого теория эволюции является проблемой, а не открытой истиной, эти факты могут представляться имеющими очень различное значение.

Во 1) крайне удивительно, что их так мало. Ведь, человечество усердно искало своих предков. Ведь, решением вопроса о происхождении человека обусловливается целое миросозерцание. И что же? со времени открытия неандертальского черепа прошло более полстолетия, сколько ученых и во скольких странах искали человеческих ископаемых останков и нашли лишь несколько костей, приближающихся к неандертальским. А сколько в это время найдено останков нормального типа? Безчисленное количество. Ведь, легко тогда, принимая во внимание отношение первых к последнему, допустить что эти неандерталоподобные кости – исключения, уродства. Ведь, новоселский человек по своему черепу был исключением среди своих современников; почему не допустить, что таким исключением был и гибралтарец и мустьерец? Дело в том, что типы подобные ископаемым находятся и теперь: и зубы более крепкие и носы более широкие, чем у ископаемых, оказываются у современных австралийцев. Что же в таком случае прибавляет палеонтологическая антропология к современной этнографии?

Во 2) пусть найденные кости порой так приближаются к костям приматов, что возникает сомнение – человеческие они или нет. Вот, что несомненно: все найденные доселе палеонтологические люди обладали строением, допускавшим для них возможность делать все то, что делает современный человек, и этим они при всей своей кажущейся близости к животным безконечно отличались от них.

В 3) палеонтологические люди оставили следы своей духовной культуры, они хоронили своих мертвецов; форма погребения доказывает, что они верили в загробную жизнь. В погребения коррезца, мустьерца мало вдумывались. Теперь при погребении обычно держатся традиции, смысл которой часто бывает утерян, но как у первобытных людей искать религиозную традицию? Они должны были создать обычаи, выработать формы погребения, они должны были при выработке этих форм руководиться идеями, принципами, убеждениями. Погребение человека с предметами, которые он употреблял в домашнем обиходе, ведь, не указывает, что люди загробную жизнь считали тождественной с земной. Они не могли сделать этого допущения, потому что в загробной жизни человек был лишен своего земного тела. Они могли только мыслить, что загробная жизнь подобна земной. Снабжение покойника орудиями, утварью и съестными припасами должно было иметь в их глазах символическое, а не реальное значение. Это мы знаем относительно религиозных верований древних культурных народов и в этом мы не сомневаемся относительно ископаемых народов. В Солютрэ (предполагается, что хронологически обитатели Солютрэ следовали непосредственно за мустьерцами) было найдено место погребения, археологическое изследование которого дало весьма интересные результаты. По-видимому, глава пещеры был похищен смертью, его товарищи по войне и охоте положили его в хижине, обратив голову к заходящему солнцу. Под руку положили его оружие и предметы, которые были ему особенно дороги: два острия копья, сделанные оббивкой, большое число весьма маленьких и очень остро отделанных копий, створка Pecten Jacobeus, раковина богомола, имеющая отверстие вблизи шарнира и назначенная, может быть, служить вместе и украшением, и религиозным символом. Но самым интересным предметом была грубо оббитая фигура в молоссовом осколке, изображающая оленя³¹). Вот – эта фигура оленя, она есть только символ действительного оленя, и обитатель Солютрэ, очевидно, как и древний египтянин умозаключал, что при погребении достаточно символа. Какую мысль должны были соединять люди с этим символическим снабжением покойника нужными предметами? Позволительно думать, что в сущности ту же самую, которую позднейшие язычники соединяли с жертвой. Важна не жертва, а готовность принести жертву. Важно не то, что дадут умершему живые; важна их готовность содействовать благополучию умершего в загробном мире. Живые знали, что предметы, положенные с умершим останутся в гробу, а умерший будет жить вне гроба. Предметы не последуют за ним. Что же последует? Может быть души предметов. Сложная система погребения у палеонтологических людей говорит о высоких духовных инстинктах и о существовании отвлеченных верований. В вопросе о безсмертии души современный человек не ушел дальше своих ископаемых предков, почему же он трактует их так высокомерно и, называя себя homo sapiens, не хочет им усвоять признака sapientiae. Не есть ли это на самом деле неумный тезис неумных людей, говорящих: мы гораздо умнее наших отцов.

Палеонтологический человек не имел опыта тех тысячелетий, которые протекли со времени его существования до наших дней. Отсутствием этого опыта объясняется несовершенство его техники. Палеонтологический человек вел жестокую борьбу за существование, этим объясняется его могучее физическое развитие, прогнатизм его челюсти, сила его зубов. Но этот человек, обладавший крайне скудными познаниями и живший в ужасно тяжелых условиях, стремился сообщать своим примитивным подделкам – изящную форму и давал им религиозное употребление. Я думаю, что это с несомненностью доказывает, что известный нам палеонтологический человек в духовном смысле был тем же, чем являются люди XX столетия.