Письмо № 38. Н.С. Фуделю
7 VII [1950, с. Большой Улуй] 175
Дорогой Николаша.
Телеграмму твою ответную получил, а писем еще нет. Я не знаю, дошли ли до тебя несколько моих писем и открыток. От мамы была вчера открытка от 30 VI, и я из нее знаю, что ты не только кончил, но и отлично кончил институт 176. Я в последнем письме (еще до телеграммы) уже поздравлял тебя с этим, а сейчас еще раз поздравляю и радуюсь тому, что ты кончил, что сумел преодолеть много трудностей, что сумел направить волю на большой и необходимый труд.
Вот не успел я поставить точку, как мне принесли твое письмо от 30 VI. Спасибо тебе, я так обрадовался. Конечно, прежде всего надо бы отдохнуть, неважно на сколько, м<ожет> быть, достаточно несколько дней полного и совершенного отдыха где-нибудь около леса. Наверное, лучше всего отдыхать совсем одному. Человек должен иметь иногда одиночество.
Да! Это большой и хороший переход был на твоем пути – 4 года. Конечно, не столько науки, сколько жизни или, вернее, науки о жизни, т<о> е<сть> самого главного. Я так благодарен т<ете> Марусе, что 3 года из этих 4-х были около нее. Благодаря тебе и моя связь с нею стала крепче.
Дальше, конечно, будет, в каком-то смысле, все то же, т<о> е<сть> тот же труд жизни. Я рад, что ты принял этот труд, не испугался его, понял, что это крепкий орех с прекрасной сердцевиной. Понял также и то, что трудиться для жизни – это значит добиваться света в душе, что, если не будет этого света, никакие внешние успехи не удовлетворят.
Никогда не задерживайся на мыслях о том, что этот свет «для себя», а надо «для других» и т. д. Конечно, делая что-нибудь «для других» (например помогая кому-нибудь), ты делаешь тем самым и «для себя». Ну и что же в этом плохого, если ты делаешь это не из тщеславия? И моя душа хочет стать светлее! Становится ли она светлее – вот это не мне судить, а поэтому буду делать добро «бездумно», не ковыряясь в мыслях, точно в носу.
Очень радуюсь, очень радуюсь, что мама временно с тобой. Я так ясно представляю, что вы сидите вечером, читаете, пьете чай, говорите о сонетах Шекспира. Что это за сонеты? Мама мне пишет, а я их не знаю. Когда-то давно я читал его стихи, и остались только смутные строки о каких-то шалостях Венеры. Интересно бы прочитать. Я, конечно, не очень широк во взглядах, но уместил же я как-то в своей келье несколько сцен из «Саги» 177. Всякая книга может быть полезна или почти всякая, иная хотя бы тем, что от чтения ее затоскуешь по настоящем<у>, точно захочется из душной комнаты на воздух, как у Фета есть строчки:
«Тесно в комнатах и душно.
Выйди ночью, ночью звездной,
Полюбуйся равнодушно
Как сердца горят над бездной» 178.
(Мне кажется, что «равнодушно» поставлено здесь не для рифмы и не потому что «равнодушно», а потому что слишком сильные и глубокие чувства иногда опасно доверять менее равнодушным словам.)
Радуюсь, что мама полюбила Лиду 179. Я маме в прошлом письме писал о ней, спрашивал, просил карточку, но она не пишет – получила ли это письмо? Ты тоже, кстати, не сообщаешь, дошли ли мои письма. Значит, и я полюблю Лиду и всегда буду радоваться, если ваша жизнь будет дружной и светлой.
Конечно, много труда нужно, чтобы прожить жизнь, тем более вдвоем. Но ведь так и надо расценивать эту теперешнюю жизнь, не как танцевальный вечер и даже не как литературно-музыкальный концерт, а как трудовую подготовку к будущему. Это, конечно, не значит, что в этой, теперешней жизни нет радостей. Подходя к морю – слышишь и не видя его, и радуешься.
И нет большей радости, чем увидеть в глазах любимого человека отблеск будущего Солнца. Тогда действительно как сказано у Генри: «Нет ничего прекраснее, чем двое, идущие рядом» 180. Но подлинность радости, прочность ее, правда ее, в том, чтобы верить в это Солнце и ждать его, ждать его и верить в него ради самой великой мечты о жизни, ради любимого человека. Я буду молить Бога, чтобы у вас была всегда светлая дружба, доверие, нежность, понимание. Брак может вмещать в себя и влюбленность и даже какую-то неоскудевающую влюбленность.
Но надо беречь себя от похоти. В браке должно быть какое-то целомудрие, иначе смерть всему – и ему и ей, и влюбленности, и пониманию, и нежности.
Человеку даны Богом два великих инстинкта – сохранения жизни и размножения жизни. Для первого он должен прежде всего питаться и, когда он питается, он законно получает и должен получать какое-то удовлетворение, удовольствие. Но когда человек эту пищу чавкает и переживает, как Собакевич, он разумный инстинкт превращает в похоть. Я помню, в Уленшпигеле был какой-то монах-обжора, которого посадили в клетку на откорм 181.
То же самое бывает и с другим инстинктом. Человек сам садится в клетку и не замечает ее. Я знаю, что все это крайне трудно, и боюсь сухо об этом говорить.
Вообще все, конечно, крайне трудно. Я недавно читал в «Житиях»: один подвижник видит видение – весь мир, всех людей окружают сети и тут же слышит голос: «одно смирение избегает их» 182.
Но слава Богу – значит, есть что-то, что все же «избегает»! Вот и мы, если не по смирению, то по милости Божией, тоже как-то «избегаем», и живем, и трудимся, и радуемся, и верим.
Да благословит вас обоих Господь. О тщеславии, корысти и наслаждении ты замечательно точно написал, включая и то, что никто, кроме Бога, не научит, как с ними бороться, т<о> е<сть> как избегать и этих «сетей».
Счастье, что ты можешь иногда бывать на могиле у т<ети> М<аруси>. Я не могу. Но у меня есть ее голубой крестик, который она носила еще давно, давно. Какая семья у Лиды? Очень ли далекая? 183
Возможность аспирантуры 184 меня как-то не порадовала. Слишком много учиться – нужно ли? Но я, конечно, отстал от всего и многого не учитываю, возможно. Хорошо, если сможешь когда-нибудь немного помочь маме. Это особенно важно потому, что она всю жизнь что-то делала для детей и помощь от них будет ей как неожиданный и сладкий плод.
Пришлите мне сонеты (если это маленькая книжка и не дорогая). Я обещаю быть внимательным и смиренным. Это письмо отчасти и маме – я ленив стал на письма и этим отвечаю на ее открытку.
Целую тебя и ее.
Твой п.
8 VII
Вчера, ложась спать, я благословил тебя и твою Лиду крестиком т<ети> Маруси.
* * *
Датируется по ссылке на окончание института Н.С. Фуделем. См. примеч. 2.
Имеется в виду «Сага о Форсайтах» Дж. Голсуорси, которую по разным поводам цитировал С.И. Фудель.
С.И. Фудель ошибочно приписывает стихотворение А.А. Блока «Темно в комнатах и душно...» (1901) А.А. Фету. Ср. также письмо 13.
То есть Л.И. Щербинину.
Неточная цитата из финала романа О. Генри «Короли и капуста». Ср.: «Разве есть во всем мире что-нибудь лучше, чем маленький круг на экране кино и в нем двое, идущие рядом?»
Звонарь Помпилиус Нюман, персонаж романа Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле...» (1867).
Такое видение имел преподобный Антоний Великий. См.: Петр (Екатериновский), еп. Указание пути ко спасению. Сергиев Посад, 1905. С. 132.
Отец Л.И. Щербининой, Иван Григорьевич Щербинин, был начальником торговых перевозок Киевской железной дороги, член КПСС, мать. Вера Терентьевна, – дочерью кондуктора.