Глава 6. Совершение божественной литургии

Этому центральному по своему значению христианскому богослужению, как и следовало ожидать, уделялось особое место в конкретных предложениях, направленных на усиление духовного воздействия церковной службы. Такие предложения высказывались как в предсоборный период, так и на Поместном Соборе. Обзор их мы представим по порядку совершения чина литургии.

Активный член Братства ревнителей церковного обновления священник Петр Кремлевский выражал не совсем ясное пожелание: «Упорядочить в смысле приведения к единству первую часть литургии – антифоны"⁹⁵⁰. Крайний предел такого «упорядочения» намечал смелый герой Софии Благодушной:

Так называемые «антифоны» и «малый вход» с двумя малыми ектениями следовало бы опустить безусловно⁹⁵¹.

О сокращении количества малых ектений, которое предлагали многие авторы, уже говорилось выше (с. 290–292). Интересная рекомендация принята в 1905 году Рижским епархиальным собором: вторую малую ектению предложено было заменить чтением вслух особенно содержательной молитвы третьего антифона («Иже общыя сия и согласныя даровавый нам молитвы...»)⁹⁵².

На заседании богослужебного отдела Поместного Собора о. Василий Прилуцкий указывал на следующие широко распространенные нарушения богослужебного устава:

Почти полное игнорирование антифонов «по вся дни». Сокращение праздничных антифонов до 2-х стихов. Сокращение блаженн и полное игнорирование стихов к (ним) или тропарей от канонов.

Беспорядочное исполнение тропарей и кондаков по входе⁹⁵³.

Б.А. Тураев также указывал на необходимость исполнения устава о пении вседневных антифонов в те дни, когда не положено пение «изобразительных»⁹⁵⁴. В соответствии с этими указаниями был составлен и общий доклад отдела:

В первой части литургии без всякого сокращения надлежит исполнять антифоны Господских праздников, антифоны изобразительные (при невозможности пропеть оба псалма полностью следует читать их), вседневные (в положенные дни) и блаженны со стихами к ним; по входе полностью и в уставном порядке петь тропари и кондаки. (...) Возглашение: Господи, спаси благочестивыя и услыши ны должно быть опущено⁹⁵⁵.

Согласно постановлению Рижского епархиального собора, «тайную молитву перед Евангелием священник читает вслух»⁹⁵⁶. Богослужебный отдел Поместного Собора в докладе «Об упорядочении богослужения» предложил «восстановить пение «аллилуиа» по Уставу на гласы аллилуиариев с выразительным исполнением последних»⁹⁵⁷.

Епископ Нижегородский Назарий (Кириллов) в отзыве 1905 года указывал:

Относительно евангельских чтений предлагают ввести обычай греческих церквей, чтобы они исполнялись на солеях, с обращением читающего лицом к народу. И против этого желания нечего сказать.

Такое же предложение содержалось в отзыве комиссии Олонецкой епархии⁹⁵⁸. В ноябре 1905 года чтение Евангелия лицом к народу было предписано духовенству Литвы в архипастырском послании архиепископа Никандра (Молчанова, 1852–1910)⁹⁵⁹. По отзывам священников Виленской епархии, эта перемена принесла весьма положительные результаты⁹⁶⁰. Одновременно такая же рекомендация была принята Рижским епархиальным собором под председательством архиепископа Агафангела (Преображенского)⁹⁶¹. В 1914 году, по благословению епископа Таврического Димитрия (Абашидзе) аналогичная практика была введена в Севастополе⁹⁶².

В поддержку повсеместного введения чтения как Евангелия, так и Апостола лицом к народу выступали и авторы статей, публиковавшихся в церковной печати. М. Григоревский писал:

Такой способ чтения представляется вполне правильным, так как при нем все слова явственно слышатся молящимися, и может считаться самым плодотворным, напоминая собою благовестие Самого Спасителя, Который учил народы с возвышенного места или с корабля, конечно, обратившись к ним лицом. У нас ведется такое чтение Евангелий лишь на молебнах для отдельных лиц, и оно приносит молящимся сугубое поучение и утешение. Можно было бы ожидать усиленного воздействия слова Божия на предстоящих, если бы введен был и у нас существующий у греков способ чтения Евангелия на литургии⁹⁶³.

В обоснование такого же пожелания один из мирян указывал и следующее:

Едва ли кто будет оспаривать, что чтение Евангелия и апостольских посланий (...) предназначено для молящихся, а между тем мы не видим, чтобы имеющаяся практика отвечала своему назначению. (...) Ведь епископы и пресвитеры и так должны знать читаемое, а миряне иногда только и слышат слово Божие в храме⁹⁶⁴.

На IV Всероссийском миссионерском съезде (Киев, 1908) чтение Евангелия лицом к народу было предложено одновременно двумя комиссиями – противокатолической и противосектантской (последняя рекомендовала таким же образом читать Апостол). Общим собранием съезда предложение противокатолической комиссии было одобрено. Но, парадоксальным образом, четыре дня спустя общее собрание отклонило аналогичное предложение комиссии противосектантской⁹⁶⁵. Впрочем, когда Святейший Синод весной 1909 года рассмотрел постановления съезда, чтение Евангелия лицом к народу было допущено с разрешения местного архиерея⁹⁶⁶. О распространенности такой практики в годы, предшествовавшие революции, свидетельствуют опубликованные заметки некоторых священников⁹⁶⁷.

Предложения сделать подобное чтение повсеместным неоднократно звучали на заседаниях богослужебного отдела Поместного Собора⁹⁶⁸. После дискуссии было единогласно принято пожелание,

чтобы Евангелие читалось: священником – в царских вратах, лицом к народу, диаконом же – на средине храма, так же и апостол (...) на особо приготовленном возвышении⁹⁶⁹.

В окончательный вариант доклада, в целом одобренный Епископским совещанием и впоследствии Священным Синодом, этот пункт вошел в следующей формулировке:

Всякое богослужебное чтение должно совершаться на средине храма, на особом возвышении. Чтение Евангелия допускается лицом к народу⁹⁷⁰.

Однако в последующих документах Высшей церковной власти (Указ патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 5 декабря 1919 года и распоряжение митрополита Петра от 14 сентября 1925 года⁹⁷¹) чтение Евангелия лицом к народу упомянуто в ряду дозволенных нововведений.

В предсоборный период неоднократно поднимался вопрос и о литургическом лекционарий. Епископ Назарий в своем отзыве выражал пожелание, «чтобы евангельские чтения были не столь кратки и отрывочны, как они положены по уставу». Более подробно та же мысль была развита в предложениях Варшавской консистории:

Необходимейшую принадлежность богослужения с самых первых времен существования Церкви Христовой составляло чтение слова Божия. В настоящее же время чтение слова Божия и особенно Евангелия и вообще Нового Завета не составляет центрального момента в церковном богослужении. Количественный состав ежегодных евангельских чтений подтверждает это: из 356 годичных чтений – 211 чтений заключают в себе по 10 стихов, 130 – свыше 10, и только 15 чтений – свыше 20 стихов. Вследствие такой краткости евангельских чтений они производят на молящихся слабое, мимолетное впечатление. Желательно удлинение евангельских чтений и вообще чтений из Нового Завета. Это удлинение могло бы быть уравновешено некоторыми возможными сокращениями в богослужении⁹⁷².

Далее эту тему продолжал в своих статьях петербургский священник Николай Антонов. За воскресным и праздничным богослужением, писал он, прочитывается в течение года лишь 895 из общего числа 3800 евангельских стихов. Читаемые отрывки слишком кратки: «Едва внимание молящихся успеет насторожиться, как чтение Евангелия уже прекращается»⁹⁷³. По наблюдениям автора, наибольшим воздействием на слушателей обладают продолжительные евангельские чтения – в праздник Крестовоздвижения, в Великий Четверг, в недели о слепом, о блудном сыне, о самаряныне. Некоторые зачала представляют собой лишь отрывки целостного повествования. Одни рассказы и поучения повторяются в течение года неоднократно, а другие недоступны большинству православных, потому что читаются только в будни. Среди последних – большая часть Нагорной проповеди (80 стихов из 110), беседа Спасителя с Никодимом, большинство притч (о плевелах, о зерне горчичном, о сокровищнице, о жемчужине, о заблудшей овце и др.), исповедание Петра, прощение грешницы...

Критические замечания Антонова были поддержаны его собратьями на пастырских собраниях 1906 года – о. Георгием Дьяковым в Петербурге и сельским священником Георгием Осокиным в Вятке⁹⁷⁴.

Выдвигались и более детализированные предложения. Некий «приходский священник» (быть может, тот же Антонов или, во всяком случае, автор, знакомый с его статьями) в 1913 году выступил в печати с такой программой: образовать воскресный и праздничный круг из более пространных чтений, объемом примерно в главу, чтобы за год этот круг охватил все Евангелие; при этом расположить чтения в таком порядке, чтобы за праздничные дни перед богомольцами прошла вся жизнь Спасителя; к этим рядовым чтениям по праздникам прибавлять чтение, соответствующее празднуемому событию; выработать и будничный круг из более кратких чтений, также расположенных в хронологическом порядке. Здесь же представлены критические замечания о некоторых праздничных чтениях. По мнению автора, Евангелие на литургии богородичных праздников скорее подходило бы к преподобным и праведным женам, а на пасхальной литургии, как и на литургиях Светлой седмицы следовало бы читать Евангелия о Воскресении Христовом⁹⁷⁵.

Менее значительные по объему, но легче осуществимые изменения предлагал священник Петр Кремлевский: дополнить пропущенные в нашем лекционарии начала перикоп, составляющие вводные слова к притчам о мытаре и фарисее (Лк.18:9), о неразумном богаче (Лк.12:15), о блудном сыне (Лк.15:10 или даже 15:1–10). Предложены были и некоторые разумные меры по перераспределению чтений с учетом посещаемости храмов на различных службах предпразднства и праздника Рождества Христова⁹⁷⁶.

Б.А. Тураев в докладе богослужебному отделу Поместного Собора предлагал вычитывать евангельские чтения предстоящей седмицы на молебнах, совершаемых после воскресной вечерни, чтобы и в храмах, где не совершается ежедневная служба, выполнялся годовой круг чтения Евангелия⁹⁷⁷.

В общих выражениях за увеличение новозаветных чтений в составе богослужения на Соборе выступали протоиерей Иоанн Завитаев, священник Николай Карташев, А.А. Востоков⁹⁷⁸. Накануне Собора такое предложение выдвинули депутаты Новгородского и Псковского епархиальных съездов, а также Н.Э. Глокке и В.И. Экземплярский⁹⁷⁹. Подобные мнения и ранее высказывались в церковной периодике⁹⁸⁰.

Обсуждался в богослужебном отделе и вопрос о соблюдении долгое время пренебрегавшегося в Русской Церкви уставного правила о «Воздвиженской отступке», требующего начинать чтение Евангелия от Луки вслед за неделей по Воздвижении. Соответствующее предложение было внесено в доклад «Об упорядочении богослужения»⁹⁸¹.

Для сугубой ектении Е.С. Швидченко предлагал некоторое сокращение:

Зачем нам столько отдельных прошений? (...) Многие прошения можно было бы соединить в одно, а некоторые и совершенно опустить. Например, все прошения о государе и царской фамилии, а также о воинстве их, могут составить одно прошение; следующие – о Св. Синоде, о епископе и о братии их – дадут второе прошение; а прошение о монашествующих и братии можно было бы совершенно опустить вне монастырей⁹⁸².

Чтение поминаний на сугубой ектении и особенно на ектении заупокойной, тем более в воскресные и праздничные дни, вызывало много нареканий.

Такое поминовение чрезвычайно затягивает службу. Невольно рассеивается молитвенное настроение, когда диссонансом в стройный чин толково совершаемой литургии вставляется это кажущееся бесконечным перечисление имен. (...) В больших приходах (...) такое чтение продолжается 10, 15, 20 минут. Нужно признаться, что эти длинные минуты продолжаются тяжким испытанием для человека, пришедшего в церковь праздновать праздник. (...) Все прислушиваешься, ловишь вожделенные слова «и всех православных христиан», и куда за время этого томительного ожидания делось все твое до того горячее, хорошее настроение, какой-то подъем духа?

– писал известный религиозный публицист Е.Поселянин (Погожев)⁹⁸³. Петербургский протоиерей Павел Городцев со знанием дела указывал на мотивы своих собратьев:

Поминовение усопших, совершаемое в воскресные дни, когда прочитываются не десятки, а сотни поминаний, не только без благоговения, но даже без знания тех лиц, имена которых произносятся, едва ли может пользоваться благоволением Божиим, и, вероятно, таких поминаний не было

А.А. Дмитриевский предлагал более простое решение: пусть, как на Востоке,

во время херувимской песни священники вынимают части из просфор со словами: «Помяни, Господи!» – а имена произносят сами верующие⁹⁸⁴.

А о. Павел Городцев полагал, что такое поминовение верующими известных им усопших могло бы совершаться во время произнесения ектении, а также по освящении даров⁹⁸⁵.

Вопрос о поминовении умерших многократно обсуждался на заседаниях богослужебного отдела Поместного Собора. На недопустимость заупокойной ектении в воскресные и праздничные дни указывал в своем докладе 10 октября 1917 года профессор о. В. Прилуцкий⁹⁸⁶. Б.А. Тураев считал возможным поминовение усопших на ранних литургиях в воскресенье (после заамвонной молитвы и пения тропарей «Со духи праведных...»)⁹⁸⁷. Против гласного поминовения усопших по праздникам и воскресным дням выступали также архимандрит Варлаам, о. Сергий Кудрявцев, Д.И. Волков, К.И. Самбурский, Ф.Г. Зибарев⁹⁸⁸. Однако епископ Андроник (Никольский) напомнил, что «простолюдины только в праздники и посещают храм»⁹⁸⁹. В защиту существующей практики выступали также архимандрит Паисий, священник Михаил Елабужский, псаломщик К.Д. Минченко, крестьянин П.Я. Войный⁹⁹⁰. Они указывали, что крестьяне и рабочие не имеют возможности посещать храм по будням и по субботам. По итогам обсуждения 3 ноября 1917 года

голосованием принята отмена поминовенной эктении в воскресные и праздничные дни с условным допущением в эти дни поминовений в конце литургии и с практическим решением вопроса в будущем по совместному усмотрению пастыря и прихода⁹⁹¹.

Этот же вопрос вновь возбуждался при уже значительно обновившемся составе членов отдела на заседаниях 30 июля и 8 сентября 1918 года При этом отдел

постановил просить Священный Синод ныне же сделать распоряжение – о недопустимости согласно 169 ст(атье) Номоканона при Большом требнике пения «со святыми упокой» и возглашения поминовений живых и усопших, заупокойной ектении за воскресным и праздничным литургийным богослужением, а равно и о том, чтобы в прочие дни за каждой литургией произносилась одна лишь общая эктения (...) а не несколько отдельных эктении, как это практикуется в настоящее время, особо для каждого поминаемого лица⁹⁹².

Многие авторы предлагали исключить, по примеру греческой Церкви⁹⁹³, ектению об оглашенных, а на литургиях Преждеосвященных – и «о иже ко просвещению» вместе с соответствующими возглашениями об удалении этих категорий молящихся из храма, которые все равно никем и нигде не исполняются на деле. Такое сокращение находили уместным епископ Назарий (Кириллов), Варшавская епархиальная комиссия, о. Павел Городцев, о. Валерий Соколов и еще двое священников, Е.Е. Голубинский и даже ревнитель соблюдения устава В. Николаев⁹⁹⁴. Согласно постановлению Рижского епархиального собора, ектению об оглашенных надлежало выпустить, но молитву о них читать вслух⁹⁹⁵. Наиболее оправданным представляется предложение епископа Константина (Булычева): оставить соответствующие ектении в богослужебном употреблении

только там и тогда, где и когда оглашенные и готовящиеся к просвещению налицо в собрании верующих и, после эктении, преклоненные пред священнослужителем, могут выслушать читаемую вслух всей церкви молитву о них и тогда удалиться. Чрез это молитва об оглашенных опять получила бы настоящее свое значение, теперь совершенно ею утраченное⁹⁹⁶.

Такое же мнение выражали епископ Костромской Тихон (Василевский, 1867–1926) и смотритель Оренбургского духовного училища Ф.Макарьев⁹⁹⁷. В своем докладе об исправлении Служебника, представленном в сентябре 1917 года на заседании богослужебно-уставного подотдела Поместного Собора, такое предложение высказывал о. Василий Прилуцкий. Подотдел принял решение ектению в Служебнике сохранить, но поместить примечание, что произносится она лишь тогда, когда оглашенные действительно присутствуют в церкви⁹⁹⁸.

Совершенно удалить не только ектению об оглашенных, но и две последующие ектении верных перед великим входом предлагал в 1905 году, ссылаясь на «нынешнюю практику Сионской Церкви», епископ Полтавский Иоанн (Смирнов, 1844–1919)⁹⁹⁹. В поддержку такого решения выступал и Б.А. Тураев¹⁰⁰⁰. Богослужебный отдел Поместного Собора сохранил ектении верных и одновременно предложил, чтобы при будущем исправлении Служебника тайные молитвы как этих, так и других ектений были расположены «так, чтобы они стояли непосредственно перед возгласами, являющимися заключением молитв»¹⁰⁰¹.

Варшавская епархиальная комиссия предлагала опустить «отсутствующие в старопечатных служебниках поминания государя и Синода»¹⁰⁰². Отец Михаил Чельцов также ставил вопрос:

Не следует ли возвратиться к старине и на великом выходе за литургией делать только одно поминовение – последнее: «всех вас»?¹⁰⁰³

Именно такая краткая форма поминовения была предложена для новой редакции Служебника и богослужебным отделом Поместного Собора:

«Всех вас да помянет Господь Бог во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков» (для диакона), «Да помянет Господь Бог всех вас во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков» (для священника)¹⁰⁰⁴.

Однако Епископское совещание в заседании 4/17 марта 1918 года, заслушав доклад отдела, постановило:

На великом входе, при архиерейском служении, взамен бывших, говорить поминовения: а) «Великаго Господина нашего Святейшаго Патриарха Московскаго и всея России Тихона и Господина нашего Преосвященнейшаго (имя рек... местнаго)... б) Преосвященный Митрополиты, Архиепископы и Епископы и весь священнический и монашеский чин, – вас и всех православных христиан да помянет Господь Бог во царствии Своем всегда, и ныне и присно и во веки веков». При иерейском служении: а) Великаго Господина нашего Святейшаго Патриарха Московскаго и всея России Тихона и Господина нашего Преосвященнейшаго (имя рек... местнаго)...; б) «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем всегда, и ныне и присно и во веки веков»¹⁰⁰⁵.

Указом патриарха и Священного Синода от 24 марта/6 апреля 1918 года о новом порядке поминовения было сообщено епархиальным архиереям¹⁰⁰⁶.

Обсуждался на Соборе и вопрос о литургическом поминовении восточных патриархов, поднятый по инициативе витебского мирянина Кутляшева, поддержанной членом Собора о. Кириллом Зайцем. После довольно продолжительной дискуссии, состоявшейся в богослужебном отделе 23 июля и 12 августа 1918 года, в Соборный совет был направлен доклад, в котором предлагалось поминать восточных патриархов лишь за архиерейским богослужением, «притом не поименно, а лишь в общих выражениях», за патриаршей же службой поминать восточных патриархов по именам¹⁰⁰⁷. Собор 19 сентября постановил передать доклад на разрешение Высшего церковного управления; в соответствии с этим Священный Синод 28 октября рассмотрел вопрос и постановил совершать поминовение предстоятелей иных Поместных Церквей только за патриаршим богослужением¹⁰⁰⁸.

Псаломщик Е.С. Швидченко в своей повести «Как он пошел в народ» предлагал опустить одну из двух почти идентичных просительных ектений – либо перед «Верую», либо перед «Отче наш»¹⁰⁰⁹.

Удалить возглашение «Двери, двери...», связанное с ушедшим обычаем запирать двери церкви при начале литургии верных, предлагали Рижский епархиальный собор, священники А.В. и В. М-ч – последний считал нужным отказаться и от другого «археологического памятника» – возглашения «Станем добре...» (поскольку теперь и до этого возгласа все в храме стоят, а не сидят)¹⁰¹⁰.

Эти и другие предложения о сокращениях в составе литургии встречали и критические отклики. Епископ Смоленский Петр (Другое) возмущался в своем отзыве «нашими псевдолибералами»:

Таких реформаторов и св. Златоуст не удовлетворяет, и в его литургии предполагаются сокращения¹⁰¹¹.

Профессор Дмитриевский тоже возмущался смелостью «непризванных радетелей». Если выпустить возглас «Оглашеннии изыдите», – говорил он в своей киевской лекции 1907 года, – то почему тогда не выбросить и слова «возлюбим друг друга», ведь обряда целования, к которому в древности приглашали эти слова, теперь тоже нет¹⁰¹². Священник Александр Полиевктов выражал схожие убеждения:

Возгласы «елицы оглашении», «елицы ко просвещению», «двери, двери», «станем добре», – говорят и будут говорить многое сердцу молящихся¹⁰¹³.

Вопрос о чтении вслух евхаристических молитв многократно обсуждался разыми авторами в течение предсоборного периода, в том числе в Отзывах епархиальных архиереев.

«Не лишне (...) читать гласно некоторые тайные молитвы», – писал будущий патриарх, а тогда епископ Алеутский и Северо-Американский Тихон. Подробнее развивал эту мысль епископ Нижегородский Назарий:

Выражается желание, чтобы было разрешено читать вслух тайные священнические молитвы на литургии, дабы предстоящие имели полное представление о всем составе этой важнейшей церковной службы во всей ее целости и последовательности. Это было бы согласно и с древностью. Всенародное чтение священнических молитв на литургии подняло бы молитвенный дух предстоящих.

С такими же предложениями выступали причт Выборгского кафедрального собора, комиссия Олонецкой епархии и автор доклада «О желательной постановке миссионерского дела...», представленного епископом Иоанникием Архангельским¹⁰¹⁴.

Наиболее пространно и пылко защищал гласное чтение анафоры псаломщик Швидченко устами своего литературного героя:

Странно... верующие приходят на евхаристию, то есть на преломление хлеба и на благодарение Господа, но как совершается преломление – они не видят, и что говорится при этом – они не слышат. Как же они после этого могут благодарить Господа? (...)

Каким образом случилось то, что «часы», «антифоны», «ектении» и прочие несущественные вещи исполняются подробно и открыто, во всеуслышание, а самые главные, существенные и возвышенные части литургии либо сокрыты от мирян, либо представлены в странных, не имеющих между собою, по-видимому, никакой связи отрывках? (...) В древней христианской Церкви при освящении даров ведь удаляли лишь оглашенных и язычников, но верующие оставались и видели и слышали все, что делал и говорил «предстоятель» (священник). Последующая же Церковь – греческая, а за нею и наша, взяла молитвы священника под сурдинку, оставив для слушателей лишь те отрывки, что поют певчие. (...)

Почему лишают нас, мирян, этих молитв? (...) Разве мы не царственное священство и род избранный, как говорит апостол? (...) Почему священники не читают громко, открыто всех молитв литургии? (...) Почему прячут их под спудом, а не выставляют на свет Божий, как яркий светильник?¹⁰¹⁵

На вопрос «каким образом это случилось» отвечала опубликованная вскоре в академическом «Богословском вестнике» статья профессора церковной археологии и литургики МДА А.П. Голубцова. Не останавливаясь подробно на исторической стороне этой работы, приведем лишь выводы Голубцова – человека науки, вовсе не похожего по темпераменту и складу ни на Швидченко, ни на его героя «псаломщика Одинокого»:

Народ вместо цельных молитв (...) слышит лишь так называемые возгласы, то есть окончания молитв (...) или краткие извлечения, отрывочные фразы из средины их, между которыми нет видимой связи, и нелегко восстановить ее тому, что не знаком с содержанием молитв и никогда не имел в руках служебника. Совершенно обратное явление представляла в этом отношении литургическая практика первых трех-четырех столетий: там гласное, общенародное произнесение молитв предполагалось само собой, являлось своего рода conditio sine qua поп самой литургийной службы.

В результате тайного чтения молитв литургия распалась

на две параллельные части – одну предоставленную народу, другую отправляемую священником¹⁰¹⁶.

Ту же тему со ссылкой на Голубцова развивал десять лет спустя священник Т.С. Тихомиров:

Что же делать народу во время чтения молитв, сделавшихся тайными? Его заняли слушанием гимнов, которые не выражают содержания чтомой молитвы. (...) Раздвоилась церковь или даже растроилась: предстоятель молится, певцы поют, народ внимает непонятным по своей отрывочности возгласам предстоятеля и гимнам певцов. Композиторы призвали на помощь все свое уменье, чтобы эти гимны сделать наиболее искусными. Предстоятель оказался отделенным от народа двойною стеною: стеною гимнов и стеною икон; его евхаристическая молитва, не одушевляемая народным вниманием и участием в ней, разбилась на части, и он потерял сознание, что это одна великая и святая апостольская молитва, что он говорит к народу или придаточными предложениями, или предложениями без сказуемых. Таково отличие нашей литургии в главной ее части от литургий не только апостольских, но и от литургий тех святых отцов, лики которых украшают наши служебники: Василия Великого и Иоанна Златоустого. «Не один священник приносит евхаристию, – говорил Златоуст своей пастве, – но и весь народ»¹⁰¹⁷.

О. Илия Гумилевский еще более резко осуждал существующую практику тайного чтения молитв – за то, что она полагает «средостение между сердцем народным и Богом живым»¹⁰¹⁸. В том же духе выступали в печати и на собраниях и некоторые другие священники¹⁰¹⁹. Духовенство Финляндской епархии на пастырском собрании в Сердоболе (декабрь 1905) вынесло постановление: просить о позволении читать евхаристическую молитву вслух. Архиепископ Сергий (Страгородский) зачитал протокол этого собрания на совместном заседании VI и VII отделов Предсоборного Присутствия. Предложение было отклонено – вероятно, по настоянию председателя VI отдела архиепископа Антония (Храповицкого)¹⁰²⁰. Подобная судьба постигла в 1908 году предложение противокатолической комиссии Всероссийского миссионерского съезда:

Необходимо (...) представить на благоусмотрение предстоящего церковного Собора вопрос о чтении вслух тайных богослужебных молитв и особенно молитв евхаристического канона.

На общем собрании съезда под председательством того же владыки Антония эти инициативы были отвергнуты

как затрагивающие освященную церковным уставом и многовековым обычаем практику¹⁰²¹.

Обсуждался вопрос о гласном чтении литургийных молитв и на I Всероссийском съезде военного и морского духовенства в 1914 году. Предложение было отклонено, поскольку «таковое может быть подведено под соборное осуждение двоегласия»¹⁰²².

Не имело последствий и предложение Г. Сербаринова, выдвинутое в связи с церковным празднованием 1500-летия кончины Иоанна Златоуста:

Хотя бы в сей день показать народу все глубокое значение литургии и для сего совершить ее полностью, вслух, при открытых царских дверях¹⁰²³.

Из полемических возражений против гласного произнесения анафоры самый яркий образец принадлежит К.П. Победоносцеву, который в 1906 году, уже находясь в отставке, писал:

Иные реформаторы доходят в своих предложениях до искажения самого канона св. евхаристии, предлагая, чтобы тайные молитвы священника, положенные по чину литургии (...) читались вслух народа. Можно ли было бы подумать, что такие предложения идут от священника, совершавшего таинственное священнодействие литургии верных! Ведь священник совершает тайну (...) и в эти-то минуты предлагается ему прерывать молитвенное свое настроение и самую тишину молитвенного настроения церкви возглашением самых таинственных слов молитвы, и вместе с тем как бы приобщать все народное собрание к тому священнодействию, которое ему одному предоставлено призванною на него в рукоположении благодатию Святого Духа! Нет! Все мы, православные люди, должны оберегать и хранить в полноте великие сокровище нашего богослужения, завещанное нам древнею матерью-Церковью¹⁰²⁴.

Выдвигались и возражения практического рода. На предложения Софии Благодушной о. Николай Дроздов отозвался так:

Симпатично, но ведь (...) служба удлинится, на горе лентяев. Да требуется огромное напряжение голоса, чтобы прочесть молитвы ясно на всю церковь. Нелегко и внимать читаемому, а не поемому, – без книг¹⁰²⁵.

В связи с подобными препятствиями предлагались компромиссные варианты, например – читать не всю молитву, а «сколько потребно для установления смысла в возгласах священника»¹⁰²⁶. А о. Петр Кремлевский опубликовал составленный именно в таком духе проект «уяснения центральных возгласов на литургии», первоначально сформулированный им в докладе на пастырском собрании в конце 1906 года. Предлагалось читать вслух вторую половину praefatio; anamnesis – частично, притом брать эти части то из златоустовой, то из василиевой литургии. Хорошим литургическим вкусом проект не отличался¹⁰²⁷. Не совсем последовательно и решение Рижского епархиального собора читать вслух только sanctus и intercessio¹⁰²⁸. Важно, однако, что Рижская епархия, возглавляемая архиепископом Агафангелом, с осени 1905 года стала единственной, где часть «тайных» молитв уже читали вслух, не дожидаясь решений Высшей церковной власти. По свидетельству астраханского протоиерея, к 1916 году такая практика распространилась и в других местах:

Ныне некоторые пастыри совершенно возгласно читают евхаристийный канон за литургией. Нельзя их за это осуждать, как равно порицать и тех, которые этого не делают¹⁰²⁹.

Впрочем, в отдельных приходах она применялась и раньше, судя по написанной еще в 1910 году статье священника из Тирасполя:

В числе мер, способствующих деятельному и внимательному отношению молящихся к богослужению, следует отметить (...) велегласное чтение всех молитв, читаемых ныне священнослужащими втайне. (...) Моя двадцатилетняя практика приходского священника доказала мне, что велегласное чтение молитв вечернего, утреннего, литургийного богослужения (...) располагает молящихся к глубоко-внимательному и деятельному участию в богослужении¹⁰³⁰.

В июне 1917 года депутаты Новгородского епархиального съезда предложили «восстановление первоначального порядка в совершении литургии, в частности: чтение евхаристической молитвы вслух»¹⁰³¹. С таким же призывом выступил председатель Киевского религиозно-философского общества Н.Э. Глокке¹⁰³². Убедительно освещал этот вопрос в своем докладе на заседании того же общества профессор В.И. Экземплярский, указывая, что из всего содержания литургии фактически сокращенным для мирян оказалось самое главное– центр богослужения, его душа. В тайном чтении евхаристических молитв Экземплярский видел проявление клерикализма, который становится преградой на пути верующего сердца ко Христу:

Миряне незаконно отделены от Христа в литургийном чине. Без участия всей церкви в молитвах евхаристического канона нет литургии как подлинно общего дела, потому что верующие не участвуют сознательно в благодарении Бога. Поэтому безжизненно и холодно у нас за литургией¹⁰³³.

Одна из самых ярких статей на ту же тему принадлежит другому участнику заседаний Киевского религиозно-философского общества – будущему пастырю и мученику А. Жураковскому. За месяц до открытия Собора он с горечью писал о состоянии Церкви, обессиленной грехами своих членов, в результате чего святое Православие «поставлено вне жизни, светит нам только издали».

Наш литургический канон (...) в полноте изображает такое состояние Православия. Он также ушел от жизни, спрятавшись за высокой стеной иконостаса, как ушло от жизни наше христианство. Он перестал быть «общим делом» всех нас (...) Все молитвы канона – это тайные молитвы, скрытые от верных, они произносятся одним священником. Из глубины алтаря до нас доносятся только отдельные фразы, часто без начала и без конца, часто непонятные в своей оторванности от контекста. (...) Наш канон, мистически и догматически совершенный, психологически не совсем верен духу древних образцов. Он отразил в себе (...) внутренний сдвиг от коллективизма к индивидуализму¹⁰³⁴.

Путь к подлинному евхаристическому возрождению Жураковский видел не столько в тех или иных богослужебных реформах, сколько в созидании евхаристических братских общин.

На заседаниях богослужебного отдела Поместного Собора гласное чтение евхаристических молитв отстаивали священник Николай Карташев, В.К. Недельский, И.А. Карабинов, фельдшер из Манчжурии И.И. Мельников¹⁰³⁵. Однако епископ Андроник (Никольский) возражал против такого предложения, считая, что молитвы эти, полные возвышенной поэзии, едва ли будут понятны для слушателей, а удлинение богослужения испортит настроение молящихся, которые «начнут (...) утомляться, скучать, зевать и уходить из храма в самые важные богослужебные моменты». Достаточно, по мнению владыки, что заключительные слова этих молитв «исполняются нередко в прекрасном виде певческими хорами», создавая «игру в настроении», чему способствует тот факт, что «многие мелодии этих песнопений взяты из светских напевов»¹⁰³⁶. При голосовании, которое состоялось 9 ноября 1917 года с участием 54 членов отдела,

пожелание о чтении вслух евхаристических молитв – отклонено большинством против 4-х¹⁰³⁷.

Чтение вслух тайных молитв отвергнуто, как несанкционированное Собором новшество, в указе от 2 декабря 1919 и обращении патриарха Тихона от 17 ноября 1921 года¹⁰³⁸. Тем не менее, сохранились свидетельства о том, что первоначально позиция святителя Тихона была иной. На благословение патриарха ссылался архимандрит Спиридон (Кисляков), основавший в 1917 году в Киеве Братство Иисуса Сладчайшего. В храме Братства молитвы евхаристического канона читались вслух (и при открытых царских вратах). По свидетельству о. Спиридона,

эти вдохновенные молитвы точно электрический ток пронизывали собою сердца молящихся и зажигали в них целое пламя сердечной любви ко Христу. (...) Через некоторое время, после смерти митрополита Владимира, батюшки города Киева добились у своего епархиального начальства, чтобы я снова служил литургию при закрытых царских вратах и отнюдь не читал вслух для народа евхаристические молитвы. Это было при правлении Киевскою епархиею после смерти Владимира митрополита епископом Никодимом. Когда же митрополитом Киевским был назначен Антоний Храповицкий, то он перед всей делегацией нашего братства, ничтоже сумняся, заявил, что служить при открытых царских вратах и читать вслух для народа евхаристические молитвы поведет к хлыстовщине¹⁰³⁹.

Позднее, в 1932 году, митрополит Сергий благословил иеромонаху Феофану (Адаменко) из Нижнего Новгорода «в виде исключения, чтение тайных молитв во всеуслышание», указав, что, «руководствуясь примером покойного Святейшего Патриарха» не находит препятствия к разрешению таких особенностей и в других епархиях¹⁰⁴⁰.

Из других предложений можно отметить пожелания раскрыть подробнее смысл слов «Твоя от Твоих...» и произносить вслух на златоустовой литургии (как в литургии Василия Великого) слова «даде святым Своим учеником и апостолом, рек...»¹⁰⁴¹.

Попытки синтеза двух наших литургий, возможно, также восходят к повести Софии Благодушной, где предлагалось сделать литургию св. Василия основной в церковном употреблении, оставив литургию Златоуста для болящих и для домовых церквей, поскольку она, по мнению автора, «бесконечно уступает первой во всем – в силе, в экспрессии, в красоте, в поэзии»¹⁰⁴². В рецензии на повесть о. А. Глаголев писал:

Относительно гласного произношения евхаристийных молитв и преимуществ литургии св. Василия Великого всецело присоединяемся к высказанным автором мыслям¹⁰⁴³.

А о. Н. Дроздов считал полезным допустить хотя бы в некоторых храмах совершение древнейших литургий св. апостола Иакова и из Постановлений апостольских, которые, как считал петербургский протоиерей,

гораздо совершеннее сокращенных наших чинов. И естественно! Цельный чин производит впечатление более полное, чем чин сокращенный! (...) Как бы ни было гениально сокращение, но оно, видно, не оригинал, не цельный образ¹⁰⁴⁴.

Особенно привлекательными считал Дроздов разнообразные ходатайственные молитвы древних литургий – о врагах, о внешних, о заблудших, о младенцах Церкви и проч.

Богатую ходатайственными прошениями молитву intercessio литургии Василия Великого предлагал читать вслух анонимный священник Вятской епархии:

Думается нам, что если бы эта молитва читалась вслух всей церкви, много святых добрых чувств пробудила бы она и сильнее скрепила бы связь между пастырем и его пасомыми... Они яснее видели бы в нем своего молитвенника пред Престолом Божиим¹⁰⁴⁵.

Наконец, священник Александр Петровский в 1906 году совершенно справедливо указывал на неуместный характер вставки в анафору тропаря третьего часа, а также слов «преложив Духом Твоим Святым» – в литургию Василия Великого¹⁰⁴⁶.

Относительно последней добавки профессор В.В. Болотов, называя ее «тупоумной», еще в конце XIX века писал, что по своей грамматической несообразности – «nominativus (μεταβολὼν) после длиннейшего infinitivus (...) cum accusativo (...) такая конструкция – просто клевета на Василия В(еликого) и его афинское образование»¹⁰⁴⁷. Этот вопрос обсуждался по инициативе о. В.Д. Прилуцкого в богослужебно-уставном подотделе Поместного Собора, при чем было рекомендовано удалить позднейшую вставку (даже наиболее консервативные члены подотдела голосовали за такое решение)¹⁰⁴⁸.

Богослужебный отдел, впрочем, не включил этот пункт в свой доклад Собору. Зато туда вошло указание относительно вставки тропаря, смягчающее существующий разрыв в тексте анафоры:

Тропарь 3-го часа: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа» печатается (...) мелким шрифтом и ставится пред словами: «Еще приносим Ти словесную и безкровную службу и просим и молим» (в Литургии Василия Великого пред словами «Сего ради, Владыко»)¹⁰⁴⁹.

В опубликованной незадолго до Собора статье протоиерея В. Металлова речь шла и о еще одной несообразности в славянском переводе анафоры Василия Великого. После слов: «Да обрящем милость и благодать со всеми святыми (...) и со всяким духом праведным, в вере скончавшимся» вне всякой грамматической связи следует перенесенное из литургии Златоуста возглашение: «Изрядно о Пресвятей...», продолжаемое затем поименным поминовением святых: «Святаго Иоанна пророка...». Металлов справедливо указывал, что надо было бы произносить: «Изрядно со Пресвятою...» и далее «Со святым Иоанном пророком...»¹⁰⁵⁰.

Надо отметить, что такую поправку хотя бы в виде подстрочной глоссы уже предлагал в 1899 году старший помощник справщика СПбСТ Н.Ф. Чуриловский при подготовке четвертого издания Служебника (СПб., 1900), однако она была отвергнута митрополитом Киевским Иоанникием¹⁰⁵¹.

Обсуждался этот вопрос и в богослужебно-уставном подотделе Поместного Собора по инициативе о. В. Прилуцкого, однако определенного разрешения не получил¹⁰⁵².

Те же соображения о важности более полного участия церковного народа в совершении божественной литургии стояли и за пожеланиями сделать алтарь открытым для взоров мирян. Священник Василий Соколов отмечал:

Церковное богослужение в своей действенности весьма много зависит от степени близости служащих к молящимся. (...) Наше богослужение страдает в этом отношении одним большим недостатком, который стал уже за долгой практикой трудно устранимым. (...) Священнослужители отделены от народа иконостасом, в котором даже просветы в царских вратах иногда заширмованы завесой. (...) Много ли вынесет христианин из храма живых впечатлений от такой службы? Как известно, практика древней Церкви была совершенно обратна настоящему укрывательству служащих¹⁰⁵³.

Для преодоления этого недостатка о. Василий предлагал приблизиться к нормам устава, предписывающим священнику находиться в алтаре не все время, а только в определенные моменты¹⁰⁵⁴, а также оставлять царские врата открытыми «на более длинные периоды служб, нежели теперь принято»¹⁰⁵⁵.

Сожаление об отчуждении мирян от священнодействия, происходящего в алтаре, выражал будущий священномученик о. Александр Хотовицкий:

Народ не видит священнослужителя, не слышит тех таинственных святейших молитв, не видит тех священных действий, какими обставлено важнейшее таинство Евхаристии, а лишь молитвенно откликается на часто непонятный для него возглас: «Поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще», или «Изрядно о Пресвятей» и т.д. И выходит, что священник должен выбирать за пределами литургии особое время, чтобы народу объяснить то, что народ мог бы знать и видеть сам¹⁰⁵⁶.

О разобщенности клира и молящихся, о преобладании крайнего индивидуализма по отношению к божественной литургии и к причащению Святых Таин с болью писал и другой священник:

Евхаристические Дары унесены от верующих далеко, поставлены за деревянной перегородкой, туда же уходит и служащий, там он творит священнодействие, невидимо для присутствующих, там он произносит и моления, в большом храме, при слабом голосе служащего неслышные молящимся¹⁰⁵⁷.

С особенной резкостью (в которой впоследствии пришлось публично покаяться) высказался настоятель грозненского собора о. Иоанн Попов, ополчившийся на

эти отгородки и перегородки от народа, когда прошло время укрывательства, а наоборот – давно настало время явить мирови свет истины, сделать его общедоступным¹⁰⁵⁸.

Е.Е. Голубинский «в видах особенного назидания молящихся» считал уместным вернуться к старинному образцу и «царские двери (...) делать низенькие, погрудные, каковыми они остаются у греков до настоящего времени»¹⁰⁵⁹. В отзыве Олонецкой епархиальной комиссии содержалось такое предложение:

Иконостасы иметь в уменьшенном виде, царские врата при совершении литургии – открытыми¹⁰⁶⁰.

Разрешить служение литургии верных с открытыми царскими вратами, как это бывает при архиерейском служении, предлагал на пастырском собрании в 1906 году петербургский протоиерей А.С. Лебедев, профессор богословия Императорской медицинской академии. Мысль эта вызвала много споров как на самом собрании, так и в церковной печати¹⁰⁶¹, но практических результатов не имела – как и отвергнутое общим собранием Миссионерского съезда в Киеве аналогичное предложение противокатолической комиссии, принятое по докладу священника Николая Бортовского¹⁰⁶².

Особенной и в этом случае оказалась Рижская епархия. По постановлению местного собора,

царские врата остаются открытыми до херувимской песни, потом закрываются до чтения «Верую», при этом опять открываются до причащения священнослужителей¹⁰⁶³.

В Петербурге же и в Москве в начале XX века стали устраивать во вновь возводимых храмах невысокие иконостасы, как предлагал Голубинский. У архиепископа Антония (Храповицкого) эти церкви «почти без иконостасов»¹⁰⁶⁴ вызвали возмущение, выраженное им в двух статьях, специально посвященных апологии иконостаса (и, одновременно, редкого причащения). По мнению владыки, образцом должны считаться иконостасы XVII века, который представлялся автору вершиной развития церковного искусства в России. Высота таких иконостасов полностью скрывает алтарь, «но сие и подобает в наше грешное время»¹⁰⁶⁵. Развитие нового вида алтарных преград закономерно отражает изменение церковного самосознания. Далеко не случайно

позднейшая церковная жизнь менее была исполнена того дерзновенного приближения к святыне и созерцания священных таинств, коим отличалось время мучеников: постепенно мирян лишили причащения в алтаре, вхождения в царские врата, прикосновения к престолу и созерцания тайносовершения.

В основе этих изменений лежит обмирщение Церкви, порождающее нарастание покаянного чувства в молитвословиях, значительно более редкое причащение и потребность скрыть от глаз святыню алтаря.

Больному глазу не полезно взирать прямо на солнце (...) Так неполезно многогрешной общине после легкомысленно или даже преступно проведенной седмицы дерзновенно приближаться к престолу Божию, видеть и часто вкушать страшные тайны.

Исходя из такой идеализации прошлого и отрицательной оценки современного ему христианства архиепископ Харьковский считал, что ныне

мирянам неполезно молиться в (...) храме при открытом алтаре, лишенном напоминания о нашей греховной удаленности от Бога.

Еще более неполезен открытый алтарь для священников, о которых владыка, всегда недолюбливавший «кутейников», отзывается с особенной резкостью:

Сознавая, что все их молитвенные действия видны народу, иереи уже не заботятся о том, что их видит Господь Бог, и ангелы, и святые, а думают о том, чтобы аффектировать собою молящихся и, подобно ксендзам, постепенно превращаются из молитвенников в актеров, в кривляк, и тем делают свое служение мерзким пред Богом¹⁰⁶⁶.

Тем не менее призывы к разрешению служения литургии при открытых царских вратах продолжали повторяться вплоть до времени созыва Поместного Собора. Так, в 1916 году Елисаветовское пастырское собрание в Донской епархии, обсуждая меры к улучшению приходской жизни, предложило:

Дабы молитвы священника, совершающего богослужение, и верующих слились в одну общую молитву, не следовало бы скрывать его за стеной; закрытый большую часть службы священник иногда так священнодействует, что голос его бывает не слышно, или же нельзя бывает разобрать его слов, и это естественно порождает холодность и равнодушие к общественной молитве, и было бы желательно совершать богослужения при открытых царских вратах, за исключением причащения священнослужителей в алтаре¹⁰⁶⁷.

За чтение евхаристической молитвы при открытых царских вратах высказались в июне 1917 года депутаты Новгородского епархиального съезда¹⁰⁶⁸. А новгородский протоиерей Александр Устьинский и вовсе предложил

строить новые церкви, где того местные жители пожелают, без иконостасов, с открытым для взора всех престолом, при чем иконы можно ставить на восточной стороне алтаря¹⁰⁶⁹.

В.И. Экземплярский, выступая в том же году на заседании Киевского религиозно-философского общества, говорил об угашении духа общинности, которому способствуют глухие иконостасы:

Евхаристия раньше служила и всегда должна служить самым интимным моментом общения в церкви друг с другом. (...) Наши иконостасы тягостно влияют на самый дух молитвы в церкви, одинаково удручая и предстоятеля, и молящихся. Мне лично не один пастырь со скорбью говорил, что он страдает душою, преподавая мир верным, обращаясь к народу и видя перед собою глухую или узорчатую стенку¹⁰⁷⁰.

На заседаниях богослужебного отдела Поместного Собора в пользу совершения литургии при открытых царских вратах выступали священник Сергий Кудрявцев, протоиерей Иоанн. Корчинский, архиепископ Евлогий, В.К. Недельский, священник Николай Карташев¹⁰⁷¹. Однако при голосовании по этому вопросу 9 ноября 1917 года

пожелание о совершении богослужения при открытых царских вратах, сверх указаний о сем устава, равно как и об устройстве низких, не сплошных иконостасов и царских врат – отклонено большинством¹⁰⁷².

Не удовлетворившись таким решением, священник Николай Карташев выступил с выражением особого мнения, предлагая открывать царские врата от начала литургии до чтения Евангелия включительно, а также от возглашения «Двери, двери» до «Святая святым»¹⁰⁷³. Последствий это заявление не имело, как и направленная в адрес Собора записка настоятеля московской Спасской церкви в Наливках протоиерея Василия Гусева с просьбой «поставить вопрос о желательности открытия царских врат во время литургии» с целью более близкого участия мирян в богослужении и укрепления их молитвенного единения с предстоятелем¹⁰⁷⁴.

В последующих распоряжениях Высшей церковной власти (указе от 2 декабря 1919, обращении патриарха Тихона от 17 ноября 1921, распоряжении митрополита Петра от 14 сентября 1925 года¹⁰⁷⁵) подтверждалась недопустимость открытия царских врат в неположенные по уставу моменты службы.

Послереволюционная продовольственная разруха поставила перед Церковью вопрос о возможности совершении Евхаристии при отсутствии пшеничной муки и виноградного вина. Богослужебный отдел Собора 25 июля 1918 года поручил И.А. Карабинову подготовить по этому вопросу доклад, который был представлен 7 августа. Предложения Карабинова сводились к уменьшению числа просфор и к использованию не только красного, но и белого виноградного вина, по примеру восточных Церквей. Однако после продолжительной дискуссии на заседаниях 7 августа и 8 сентября было решено

доложить Совещанию Епископов, что отдел, со своей стороны, находит возможным в случаях крайней нужды и невозможности достать пшеничной муки и красного виноградного вина, разрешить совершение Таинства Евхаристии: а) на просфорах, изготовленных не только из пшеничной, но и тщательно просеянной ржаной муки; б) на других сортах (как красного, так и белого) сладких виноградных вин; на виноградном соку, изюмном вине (согласно примеру Церкви Абиссинской), а равно и на ягодных соках или винах (вишневом, смородиновом, черничном)¹⁰⁷⁶.

Епископское совещание 22 сентября передало доклад Высшему церковному управлению; осуждение его состоялось на заседании Священного Синода 9 ноября и завершилось принятием следующего постановления:

признавая намеченные в докладе Соборного Отдела о богослужении, проповедничестве и храме мероприятия, как к устранению затруднений в отношении приобретения пшеничной муки и красного виноградного вина для совершения таинства Евхаристии, так и к замене сих веществ в случае невозможности приобретения их др(угими) сродными им веществами, допустимыми к проведению в церковно-богослужебный обиход, сообщить о них епархиальным Преосвященным циркулярными указами, поручив им секретно уведомить о сем епархиальное духовенство и разрешить ему те мероприятия, которые направлены к облегчению добывания для церкви пшеничной муки и красного виноградного вина, принять к немедленному руководству, а всеми другими, как направленными к сокращению потребления в церквах означенных евхаристических веществ, так и особенно к замене их другими соответствующими веществами, – пользоваться по мере надобности и в соответствии с местными условиями церковной жизни, дабы не вызвать смущения и соблазна в верующем народе¹⁰⁷⁷.

Соответствующий циркулярный указ был разослан 29 ноября 1918 года.

Без смущения среди части верующих обойтись не удалось: сохранились свидетельства о недоумениях, вызванных этим распоряжением¹⁰⁷⁸. Однако его своевременность очевидна: иначе во множестве храмов вынужденно прекратилось бы совершение Евхаристии¹⁰⁷⁹.

Конечно, многих авторов, выступавших в предсоборный период с предложениями по изменению литургической практики, легко обвинить в недостаточном почтении к привычной и укоренившейся традиции. Порою для таких обвинений есть и реальные основания. Сторонники реформ действительно часто недооценивали болезненность резких перемен для значительного количества членов Церкви, сохраняющих верность до смерти тому образу молитвы и богослужения, к которому они привыкли с детства. Однако очевидно и другое: стремление ярче выявить основную сущность литургии и вернуть церковной «публике» права участников священнодействия имеет жизненно важное значение для Церкви. Шаги в этом направлении необходимы, и сегодня, пожалуй, еще более, чем в начале XX века.

• Принципиальная возможность сокращения тех или иных элементов литургии не подлежит сомнению. Она подтверждается всей историей наших богослужебных чинов. Однако практическая целесообразность таких мер определяется пастырскими соображениями и реальными условиями. В отсутствие оглашенных едва ли уместна ектения о них. Напротив, при наличии таковых общецерковная молитва о желающих стать членами приходской общины весьма желательна. Совершение литургии преимущественно для детей (например, учеников воскресной школы) или больных (в больничных храмах, в домах престарелых) побуждает к некоторому сокращению службы за счет менее существенных ее частей. Некоторые из предложений, высказанных в предсоборный период, могут быть использованы священноначалием при решении подобных вопросов.

• Чтение Евангелия и Апостола лицом к народу по существу вполне оправдано и с успехом апробировано в практике не только большинства Поместных Церквей, но и в ряде епархий нашей Церкви еще в предреволюционные годы. Невозможно найти сколько-нибудь убедительное богословское обоснование тому странному факту, что читающий слово Божие стоит спиной к народу Божию, к коему обращено это чтение.

• Вопрос о пересмотре лекционария достаточно сложен и едва ли принадлежит к числу первоочередных. Однако считать существующее расписание богослужебных зачал идеалом совершенства нет оснований¹⁰⁸⁰. Осторожные поправки в сторону небольшого увеличения отдельных зачал (например, в случаях, указанных о. П. Кремлевским) вполне уместны. Возможна и выработка дополнительного круга чтений, которые могли бы с благословения священноначалия вводиться в употребление по желанию настоятелей приходов ради более полного знакомства прихожан со словом Божиим.

• Затяжное чтение помянников и ныне встречается во многих приходах. Как и прежде, оно диктуется прежде всего материальными соображениями; как и прежде, оно разрушительно действует на молитвенное настроение большинства прихожан. Нелегко осуществить более радикальные меры борьбы с этим уродливым явлением, которые предлагались некоторыми авторами в предсоборный период. Однако ограничительные меры паллиативного характера, как показывает опыт, приносят очень мало плода. Отношение к чтению помянников может измениться только в результате настойчивой пастырской работы и разъяснения подлинного смысла евхаристической молитвы.

• Поминовение на великом входе тоже проявляет склонность к дальнейшему разрастанию. Ограничение его до формулы, утвержденной Епископским совещанием в 1918 году, с запретом самовольных вставок всевозможных «ктиторов, благотворителей, благоукрасителей, жертвователей святаго храма сего», было бы весьма уместно.

• Гласное чтение анафоры и некоторых других священнических молитв литургии, успешно практикуемое во многих Православных Поместных Церквах, в свое время получило принципиальное одобрение святителя Тихона и иных достойных архипастырей нашей Церкви. Оно составляло предмет настойчивых пожеланий той части предреволюционного духовенства, которая была наиболее озабочена миссионерскими задачами. А главное, оно соответствует самой сути литургии как «общего дела». Разрешение священноначалия на чтение вслух евхаристических молитв там, где это представляется желательным для пастырей и приходов, принесло бы несомненную пользу для свидетельства Церкви и для созидания церковных общин.

• Давно пора удалить несообразную вставку преложив Духом Твоим Святым из литургии св. Василия, а тропарь третьего часа в обеих анафорах хотя бы перенести в более удобное место, как это предлагал богослужебный отдел Собора. Невнимание церковной власти к столь очевидным погрешностям создает неприятное впечатление безразличия к содержанию божественной службы.

• Отгороженность священника от мирян при совершении божественной литургии не только снижает отчетливую слышимость произносимых возгласов, но и психологически затрудняет единение пастыря с паствою в принесении общего благодарения Господу. Трудно понять, какими богословскими или каноническими аргументами обосновывается резервация права служения литургии с открытыми царскими вратами за удостоенными специальной награды протоиереями и архимандритами. Ясно, что возможность лучше слышать и видеть совершаемое священнодействие нужна прежде всего мирянам, а не маститым священнослужителям. Русская практика в этом вопросе, как представляется, уступает практике большинства Поместных Церквей. Необходимость приближения богослужения к пониманию мирян должна заставить нас всерьез подумать о пересмотре существующего порядка, являющегося одним из препятствий на пути литургического возрождения.