Глава 5. Упорядочение богослужебного устава

Обсуждение богослужебно-уставных вопросов на Поместном Соборе уже нашло внимательного исследователя в лице А.Г. Кравецкого, который в ряде публикаций 1994–1998 г.г. представил вниманию читателей доклады профессоров И.А. Карабинова, Б.А. Тураева и о. В.Д. Прилуцкого, сделанные в Богослужебном отделе Собора, а также изложил общий ход дискуссии по вопросу об изменениях в уставе и опубликовал подготовленный отделом доклад «Об упорядочении богослужения»⁶⁹⁸. Поэтому в настоящей главе мы сосредоточим внимание преимущественно на более ранних материалах, освещающих дискуссию по вопросам богослужебного устава в предсоборный период.

Предложения относительно практики совершения Божественной литургии станут предметом рассмотрения в 6 главе; в 7 главе мы приведем обзор тех предложений, которые затрагивают богослужения Требника. Таким образом, в данной главе рассматриваются лишь выступления по уставным вопросам, которые носят общий характер или относятся к службам суточного круга.

Вопрос о внесении изменений в действующий богослужебный устав был поставлен на повестку дня предстоящего церковного Собора уже в «Отзывах епархиальных архиереев» – этой теме уделено внимание в документах из 27 епархий.

Епископ Минский Михаил (Темнорусов), обосновывал постановку вопроса об изменении устава, историей постепенного формирования нынешнего богослужения⁶⁹⁹.

В докладе «О желательной постановке миссионерского дела...», представленном епископом Иоанникием (Казанским), говорилось:

Древняя Церковь не смотрела на богослужение как на что-то неподвижное, догматически-неизменное. Церковь в лучшие времена своей жизни пользовалась широким правом изменять богослужение. Наш церковный устав особенно нуждается в изменении, как приспособленный для монахов, но никак не для мирян⁷⁰⁰.

Епископ Астраханский Георгий (Орлов, † 1912) также считал пересмотр церковного устава необходимым:

Эта священная книга, предназначенная регулировать формы и порядок церковного богослужения, не подвергается никаким изменениям с 1682 года, и за этот продолжительный срок неподвижности успела приобрести в глазах ревнителей благочестия характер чего-то вечного, догматически неизменного; но именно вследствие этого устав перестает быть регулятором церковной жизни: церковная практика развивается помимо устава (...) не только в приходских церквах, но и в монастырях и соборных храмах уставная служба сделалась редкостью. Устав мало-помалу превращается в исторический памятник, а богослужебная практика, теряя под собою почву, постепенно вступает на шаткий и опасный путь произвола; но произвола в церковной жизни быть не должно: все в Церкви, и особенно богослужение, должно совершаться по известному порядку, авторизованному властию Церкви. Поэтому, если церковный устав устарел, если некоторые его требования уже не исполняются, если уставный строй рассчитан на монастырскую жизнь, то необходимо реформировать устав и приспособить его к законным запросам верующего мирянина, чтобы устав сделался понятным и удобоисполнимым и в современных условиях жизни. Тогда устав может сделаться снова жизненным руководителем церковной жизни; требования духовного начальства следовать уставу будут не пустым звуком, а совершенно жизненными и удобоисполнимыми; а церковно-богослужебная практика несомненно приобретет устойчивость и однообразие. Реформа устава находится в полном согласии с предыдущей деятельностью церкви в этом направлении⁷⁰¹.

О том же писал архиепископ Иркутский Тихон (Троицкий):

В настоящее время (...) устав существует почти номинально, нигде не выполняясь во всей полноте и точности. При соблюдении общей схемы богослужебного устава, частности его подлежат сокращениям и изменениям по личному усмотрению священников. Это обстоятельство заставляет желать установления единообразного и общеобязательного богослужебного устава. Таковой должен быть выработан путем возможного сокращения нынешнего устава, хотя и с сохранением существующего его вида, но уже не подлежать практическому сокращению по усмотрению⁷⁰².

На отрицательные последствия уставного формализма указывал епископ Самарский Константин (Булычев):

В основе современного способа совершения богослужения лежит тот же ветхозаветный принцип: «Сотворивый та человек жив будет в них», – для спасения необходимо выполнить все предписанное уставом: «проклят всяк, кто не исполняет всего, что написано в книге» (Гал.3:10) устава (...) Отсюда – наше церковное чтение, в котором мысли слушающих невозможно поспевать за словами чтеца. Отсюда – все разнообразные компромиссы в выполнении богослужебного устава, когда мы стараемся сделать вид, по крайней мере, будто бы мы выполняем устав⁷⁰³.

В церковной печати выступления на тему изменения устава стали появляться с весны 1905 года, и некоторые из этих ранних публикаций, несомненно, оказали влияние на «Отзывы». Так, в уже упоминавшейся статье священника Саввы Потехина «О церковном Соборе»⁷⁰⁴ содержалось указание на монастырский характер нашего устава. «Изменить мирскую жизнь применительно к монастырскому уставу нет возможности», – писал автор, предлагавший будущему Поместному Собору создать специальный, творчески переработанный устав для приходских церквей⁷⁰⁵. Предложения о. Саввы дословно повторяются в отзывах епископа Кириона Орловского и архиепископа Агафангела Рижского, а также в докладе А.Г. Смирнова, утвержденном Енисейским епархиальным совещанием, и в постановлении благочиннического собрания Балтского уезда Подольской епархии⁷⁰⁶. Похоже, они оказали заметное влияние и на заключение кишиневских епархиальных миссионеров, пермской епархиальной комиссии и епископа Петра Смоленского⁷⁰⁷.

Более подробно на этой же теме останавливался в июньской публикации «Церковного вестника» священник Ф. Богос. Развивая мысль о неприменимости монастырского устава в мирском быту, он писал:

Типикон распределил отдельные части богослужения таким образом, чтобы монастырские насельники могли освящать церковной молитвой полночь и утренний рассвет, полдень и вечерние сумерки. Этот самый устав был введен и в приходские церквиг Понятно всякому, что такой устав в его целом виде совершенно не подходит к условиям мирской жизни. Собственно говоря, для приходских церквей нужно было составить другой, сокращенный типикон. Этого не сделали, и печальные результаты налицо. Предки наши, фанатически преданные букве закона, без всяких рассуждений приняли монастырский устав и пытались точно выполнить все его требования. Но вотще! Устав оказался неприменимым к укладу мирской жизни (...) Что делать? Буквопоклонники (...) придумали читать и петь «наскоро», проглатывая целые слова и превращая священное богослужение в какое-то неразумное бормотание.(...) Богомольцы стойко выдерживали целые часы и усердно «били» поклоны, полагая всю цель молитвы в физическом изнурении тела.(...)

В монастырях (...) мыслимо вполне беспрепятственно выполнять все требования устава и править службу «неспешно». А вне монастырских стен совсем иная жизнь и требования совсем иные. Прислушиваясь к голосу этой жизни, надо пересмотреть церковный устав и произвести некоторые сокращения⁷⁰⁸.

Смелее всех о церковном уставе высказывался псаломщик Андрей Одинокий – персонаж повести «Как он пошел в народ», отмеченной многочисленными откликами церковной печати 1905–1906 гг.⁷⁰⁹:

Почему-то у нас привыкли смотреть на устав как на нечто священное, догматическое, неприкосновенное. «Ах, Боже мой, он отступил от устава!..» (...) И говорящие так, повидимому, думают, что устав сочинен и передан нам апостолами, если не Самим Иисусом Христом.

Устами своего героя автор напоминал, что на самом деле богослужебный устав

был первоначально составлен частными монахами для частных, местных монастырей в Палестине (Савва Иерусалимский, в VI в.) и Византии (Феодор Студит, в VIII в.); что он не рассматривался никакими соборами, не только вселенскими, но даже и частными; что содержание его менялось неоднократно, вырабатывалось (...) путем практики и получило настоящую свою форму уже у нас, в России, лишь к XVII веку... Писали монахи для монастырей и монахов, а у нас его применили к приходским, светским церквам и мирянам; писали на Востоке, в чуждых нам странах, а применяют у нас, на Севере, где и люди иные, и климат другой; писали в V-XV веках, применяют в XX веке, когда и понятия, и условия жизни чрезвычайно изменились. (...) И что же получилось от такого странного заимствования? А получилось то, что мы благодарим Господа в церкви за появление света, когда как раз наступает ночь; что мы служим утреню вечером и вечерню – утром (...) Почему же наша Церковь не снизойдет к немощам людским, почему не применится к изменившимся условиям жизни? Почему не войдет в положение мирян?⁷¹⁰

Священник Павел Ильинский выражал схожие мысли:

Ревнителям церковного устава следует помнить, что в Церкви Христовой никогда не было в богослужебной практике совершенного единообразия, и не может быть, потому что Церковь вселенская, соборная носит в себе дух свободы, по завещанию Основателя. (...) Поэтому несвойственно вселенской Церкви составлять уставы с мельчайшими указаниями церковной практики: в этом предоставляется свобода местным церквам⁷¹¹.

Об исторических основаниях изменяемости богослужебного устава писал Н.Н. Пальмов:

Приспособление содержания и продолжительности служб к составу молящихся и условиям их жизни составляет отличительную черту древнего богослужения на Востоке, освященную примером великих отцов Церкви. На Востоке же, с древних времен, установилось различие в типиконах церквей: соборных, монастырских и приходских – с весьма крупными отличиями как в отношении содержания, так и продолжительности служб. Приспособляемость к обстоятельствам времени ясно дает о себе знать и теперь на Востоке, а также и в богослужебной практике славянских земель. В предисловии к современному греческому, очень сокращенному в сравнении с нашим, типикону, переведенному и на славянский язык в Болгарии, прямо и решительно говорится (цитируем по славянскому переводу): «Позволено есть... святейшим церквей предстоятелям... чинорасполагати в знании священный устав, по потребам времен и мест, по обстоятельствам в церкви на молитву собравшихся людей... во иных бо обстоятельствах имут совершати молитву сущии в мире и отраде и благостоянии, во иных сущии в пустынях и в путешествиях и на войне, во иных во священных обителех живущии, а во иных иже во отшельничестве и молчальничестве ангельски подвизающиеся» (...) Между тем, в практике Русской Церкви для всех храмов является de jure обязательным один монастырский устав, столько уже времени регулирующий наше богослужение⁷¹².

В то же время Пальмов призывал к осторожности при проведении богослужебной реформы, подчеркивая необходимость опираться при этом на основательные знания в области исторической литургики и бережно относиться к чувствам приверженцев церковной старины.

Не торопиться с уставной реформой советовал и его коллега из СПбДА Н.В. Покровский в своем выступлении на пастырском собрании петербургского духовенства (декабрь 1906 г.)⁷¹³:

Если устав – не догмат и не канон, то он, как и история, подлежит изменениям. Но вопрос этот обширный и в настоящее время не своевременный. Ставить его теперь значит придавать ему большее значение, чем какое он имеет на самом деле. Да если бы и удалось его реформировать или дать в замену принятого другой устав, определенный и ясный, то цели – точного исполнения его во всех храмах – не достигнем. У нас есть средство применять к делу и существующий устав умело и целесообразно: в богослужебной практике есть некоторое единство, и им нужно пользоваться. Сокращения устава на практике неизбежны, но сокращать нужно умеючи. Если, например, опустим все стихиры – уничтожим целый отдел и искалечим службу, а если вместо 6 стихир пропоем 2, от этого ничего по существу не изменяется. Но если будем сокращать по одному шаблону, это покажется многим – по человеческой слабости – скучным и снова запросят изменений. Нельзя забывать, что богомольцы разных храмов – различные по вкусам и требованиям люди. На всех одно шаблонное сокращение не угодит, а, напротив, явится уздою, связывающей свободу. Производить (...) изменения в уставе и вообще в богослужении путем законодательным, посредством особых правил и постановлений, едва ли есть надобность. Пастыри Церкви нигде и никогда не задавали себе вопроса: не составить ли нам междочасие? Все службы сложились исторически, а не в силу канонических постановлений⁷¹⁴.

О. Иаков Извеков также соглашался с мнением, что введение обязательного для всех приходских церквей богослужебного устава излишне, поскольку

в каждой церкви сокращения и отступления от устава выработаны самою жизнию, приспособлены к потребностям данного прихода и молящихся (...) С этой точки зрения однообразие богослужебной практики не является вовсе желательным.

Однако и он считал необходимым

указать минимальные требования или границы в сокращении, переступать которые не следовало бы⁷¹⁵.

Сходную позицию в дискуссии об уставе занимал и бывший обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев:

Древний устав нашего богослужения (...) без сомнения требует, – применительно к потребностям нашего времени и к экономическому складу нынешней общественной жизни, – многих сокращений, когда они могут быть допущены без нарушения существенных частей богослужебного обряда. Но эти сокращения давно уже указаны потребностью приходской жизни и допускаются повсюду на практике – в мере, соответствующей потребностям жизни, местному обычаю и желанию прихожан. (...) Необходимо в сем отношении оставить место удовлетворению в каждом приходе и местного обычая, и благочестивого желания местной паствы, чтобы не возмутить благочестивого чувства в народе. (...) И нежелательно, и небезопасно сочинение нового, обязательного для прихода сокращения богослужебного состава и обряда: достаточны были бы, когда бы признано было нужным, указания – лишь для клира и для совести священнослужителя – некоторых сокращений, которые могут быть допускаемы без сомнения⁷¹⁶.

К подобным выводам пришли и на некоторых епархиальных съездах – например, в Перми (январь 1906), где созданная духовенством особая комиссия по вопросу о достижении единообразия в отправлении церковных богослужений и треб сочла «совершенно невозможным издать Типикон в сокращенном виде», поскольку практика приходов слишком разнообразна – в одном месте придется прибавлять, в другом убавлять; предложено было лишь держаться прежних обычаев в каждом приходе, а в городах и больших селах, где несколько храмов, постараться на месте договориться о некоем единообразии во избежание укоризны от прихожан⁷¹⁷.

На опасность соблазна и нового раскола в Церкви в случае введения нового устава указывал в своем докладе на Съезде русских людей (Москва, 1906) священник Николай Миловский⁷¹⁸, защищавший существующую практику разнообразного по длительности богослужения в различных приходах⁷¹⁹. Священник Самарской епархии Александр Сухов, признавая практическую невозможность соблюдения устава, считал пересмотр его ненужным:

Невольное невыполнение устава Церкви (...) не отнимает спасительности у церковных служб (...) Устав церковный с его непомерно длинными службами есть (...) тот идеал, к выполнению которого в частях и должен стремиться каждый (...) Идеал (...) необходим, иначе невозможно и думать о совершенствовании...⁷²⁰

Подобные соображения высказывал также ректор Олонецкой духовной семинарии архимандрит Фаддей (Успенский)⁷²¹:

Зачем насильственно стеснять порывы духа (...) Ведь еще и теперь есть много людей, которые никак не могут примириться с сокращением богослужебного чина, не только среди монахов, но и благочестивых мирян. Не предпочитают ли и теперь подобные миряне тех священников и те храмы, где службы идут по уставу церковному, без искажений? Не отделятся ли от Церкви новые «старообрядцы», которые не в состоянии будут перенести искажение богослужебных книг? Не установится ли лишняя преграда между Церковью и прежними старообрядцами?⁷²² Кроме того, по самому существу дела, ведь нельзя создать одного определенного устава для приходских церквей: ведь один приход состоит из ревнителей благочестия, благолепных служб, в иной храм ходят люди, занятые житейскими делами и не имеющие времени на долгие службы или люди, тяготящиеся такими службами; иные церкви назначены для малолетних детей и т.п. Придется создавать несколько уставов. Да если бы и создан был один общий сокращенный устав или несколько, произвол не прекратился бы; слишком уже вкоренился произвол в совершителей богослужения, чтобы они беспрекословно подчинились новому уставу и перестали допускать в нем сокращения⁷²³.

В другой статье о. Фаддей предлагает такое решение уставного вопроса:

Если кому тяжело быть за всей службой, тот ведь может прийти не на целую службу, а на часть ее, как обыкновенно и делает большинство богомольцев на всех службах, даже кратких⁷²⁴.

Однако с экклезиологической точки зрения едва ли можно считать такой выход более целесообразным, нежели разумный пересмотр устава: участие в богослужении призвано выявлять молитвенное единение церковной общины, а не просто служить удовлетворению индивидуальных религиозных потребностей.

В своих воззрениях о. Фаддей близок к архиепископу Антонию (Храповицкому), учеником и постриженником которого он был. Владыка Антоний в выступлении на заседаниях Предсоборного Присутствия (1906) тоже указывал на отступление от устава как препятствие для сближения старообрядцев с Церковью и, признавая неизбежность сокращений, предпочитал допускать уклонения от уставных норм на практике, но не пересматривать самый устав. Антония в равной степени возмущали «батюшки на съездах», желавшие, по его словам, «сократить службы церковные до возможной степени», и регенты («наемные разночинцы светского звания, совершенно невежественные и часто безобразные»), произвольно вставляющие в богослужение «отвратительные концерты» да малограмотные акафисты⁷²⁵. Несомненно, под влиянием архиепископа Антония было принято и постановление IV Всероссийского миссионерского съезда в Киеве (1908):

Просить Святейший Синод предписать по епархиям, чтобы время, посвящаемое на богослужение (1¹/_2–2 часа) употреблялось бы на возможную полноту и уставность службы, а не на бесполезные для назидания концерты⁷²⁶.

Впрочем, недовольство растянутыми, сентиментальными и «оперными» партесными песнопениями выражали в те годы многие. Автор статьи, перепечатанной в нескольких журналах, сетовал на «жалкое, постыдное стремление гоняться за эффектами в богослужении, за театральным, противным духу церковной молитвы пением».

Забыли божественную поэзию духоносных отцов (...) забыли в погоне за жалкими, страстными мотивами театральной оперы. Плакать от горечи хочется, видя такое пренебрежение церковного чина. (...) А возьмите вы те же самые 2 часа, какие у нас употребляются на всенощное бдение, да употребите их с толком, и вы в 10 раз улучшите богослужение⁷²⁷.

Некоторые авторы отказывались признавать позволительность каких-либо отклонений от уставной нормы. Так, С.И. Голощапов в реферате, прочитанном в пастырско-просветительном кружке при МДА, тоже сетовал на превращение богослужения в оперный спектакль и увещевал:

Сколько ни сокращайте, всегда найдутся люди, которым все будет казаться долго. Они погонят вас еще и еще скорее. Стыдно нам слушать их. Ведь мы забываем, что есть другая часть, которая хочет молиться, как следует. Вот эти люди дороги, и надо бояться, как бы их не разогнать. (...) Вы будете чисты перед Богом и людьми, если будете служить по церковному уставу, не приноравливаясь к прихоти народа, а исполняя чин, положенный св(ятыми) отцами⁷²⁸.

О том же писали священники А. Полиевктов и Д. Волосатовский:

С рассуждениями (...) об изменении продолжительности служб и отмене устава согласиться могут лишь те из интеллигенции, которые все равно в храм не пойдут, какие бы там не отправлялись службы. (...) Лишь при смиренном сознании своей немощи, при детском преклонении пред богослужебным строем восточной Церкви возможно возвращение в наше холодное сердце благодатных даров⁷²⁹.

Зачем нарушать красоту и стройность нашего богослужения в угоду разным лукавым лентяям?⁷³⁰

В подобном духе высказывался и миссионер Николай Следников:

Желающие странного обновления Церкви на новых началах говорят о сокращении богослужебного устава, доселе употреблявшегося в Православной нашей Церкви, об изменении в чине богослужебном, в его строе и порядках. Они хотят посягнуть на великое сокровище, какое заключается в наших богослужебных книгах, они намереваются лишить искренно верующих людей тех высоких благодатных даров, какие получают православные чрез участие в церковном богослужении в настоящем его составе.

Вместе с тем выясняется, что этот автор по сути желает того же, что и обличаемые им «сократители»:

По нашему мнению, на предстоящем церковном Соборе необходимо подтвердить, что ни под каким видом в богослужении не может быть сокращаемо и оставляемо, чтобы это подтверждение являлось законом для пастырей, не знающих иногда границ своим самовольным сокращением устава⁷³¹.

Попробуем сделать некоторые предварительные выводы.

• Сокращение или даже более серьезная переработка действующего богослужебного устава возможны и необходимы, – считали сторонники уставной реформы. Потребность в последней мотивировалась несоответствием норм монашеского быта, на которые ориентирован существующий устав, радикально отличным от них условиям современной жизни мирян.

• Консервативные оппоненты «реформаторов», предпочитавшие сохранение status quo, в большинстве своем не отрицали исторической изменяемости уставных предписаний и признавали тот факт, что по уставу, строго говоря, богослужение (почти) нигде не совершается. Однако пересмотр писаных уставных норм они считали опасным и бесполезным. Опасным – поскольку такая ревизия могла бы вызвать возмущение и раскол, а также еще более отдалить от Церкви уже отпадших от нее раскольников; бесполезным – поскольку богослужебная практика привычно отступает от нормы и развивается не по писаным узаконениям. Некоторые возражения, кажется, были плодом недоразумения: их авторы считали, что появление переработанного устава не даст возможности желающим придерживаться более полного по объему богослужения.

• Интересно отметить, что в ряде случаев авторы, условно называемые здесь «консерваторами», фактически оказывались защитниками свободы священника и прихода совершать богослужение так, как им нравится (с большей или меньшей оглядкой на неизменные и недосягаемые нормы Устава).

Как и в случае с реформой богослужебного языка⁷³², а может быть, даже в большей степени, сторонники уставной реформы не составляли однородного лагеря. О переработке и приспособлении устава, об упорядочении церковной службы говорили многие, но едва ли говорили при этом об одном. Попробуем выделить основные тенденции, проявившиеся в ходе дискуссии о богослужебном уставе в предсоборный период. Конечно, разграничение их имеет также условный характер, поскольку одни и те же авторы часто руководствовались одновременно несколькими мотивами.

Именно так можно обозначить основное побуждение довольно многочисленной группы выступлений. Их авторы – назовем их ревнителями– полагали, что введение пересмотренных и более реалистических уставных норм не удалит современную богослужебную практику от идеала уставности, но приблизит к нему, положив конец чрезмерным, бесконтрольным и часто безграмотным сокращениям.

Епископ Нижегородский Назарий (Кириллов)⁷³³ в своем отзыве указывал на «необдуманное, малоосмысленное и нередко совсем бессмысленное» сокращение богослужения, которое он считал проявлением формального отношения священнослужителей к службе «как ремеслу, а не как к живому делу».

Многие сокращения церковных служб, по своей давности и распространенности, стали обычны и повсеместны и принимаются как должное, – и почти никто не замечает их малоосмысленности. Но кто замечает, тот скорбит душой, ропщет и возмущается.

В качестве примера владыка называл сокращения предначинательного псалма, первой кафизмы и полиелейных псалмов на всенощной, изобразительных антифонов на литургии.

В названных случаях обычно поются несколько отдельных стихов, выбранных из псалмов без всякой связи и логической цельности и стройности. Но к этим сокращениям так привыкли, что как будто и не замечают их и находят, что это так и быть должно. Есть сокращения совсем бессмысленные. Таково (...) пение стихов из хвалитных псалмов перед великим славословием, когда оно начинается стихом «Сотворити в них суд написан» (...) От частого или даже всегдашнего употребления и эти нелепые сокращения стали обычными (...) Произвол и личное усмотрение исполнителей в сокращении церковных служб доводят православное церковное богослужение до такого искажения, что оно не только утрачивает стройность, высокую идейность и смысл целого, но даже не имеет осмысленности в частях. Поэтому представляется совершенно необходимым, чтобы это крайне ненормальное явление в области церковного богослужения было предметом самого серьезного обсуждения на предстоящем Поместном Соборе. Естественно ожидать такое постановление Собора, которым будет строго воспрещено православным священно-церковнослужителям делать какие-либо произвольные сокращения в церковных службах и будет вменено в обязанность следовать указаниям церковного устава. Но нельзя при этом не обратить внимание предстоящего Собора на то, что сокращение церковных служб в наших православных храмах стало потребностью значительной части русского общества, и эта потребность пустила такие глубокие корни, что вырвать их едва ли удастся даже и Собору. Продолжительность церковных служб стала обременительна не только образованным классам общества, свободно относящимся к церковной обрядности, но отчасти и простому народу. При истовом чтении и пении продолжительность церковных служб еще более увеличится, и тогда еще более будут обременяться ею, хотя бы служба по исполнению и была поставлена на должную высоту. Ныне более, чем когда-либо, раздаются голоса о реформе церковно-общественного богослужения в таком направлении, чтобы оно удовлетворяло все классы русского общества: настойчиво говорят и о сокращении его, и о новом составлении применительно к современному настроению⁷³⁴.

Подобные замечания высказывал и епископ Смоленский Петр (Другов):

Ни для кого не тайна, что богослужебный устав истово исполняется только в немногих, почти единичных обителях; в остальных же монастырях и приходских храмах ни в чем так не выражается ярко воля настоятеля, как в нарушении устава, – воля, переходящая в совершенный произвол, вследствие чего чин богослужения, не говоря об утрате глубокого содержания, одухотворенного единством мысли и идеи и выраженного в пластических формах, предлагается молящимся в уродливом виде. (...) Церковь обязана принять меры к пресечению грубого искажения по произволу церковного устава. Посему предстоящему Собору необходимо (...) выработать такую обязательную норму церковных повседневных богослужений для приходских храмов, которая, сохраняя в себе всю полноту и глубину содержания, в то же время соответствовала бы условиям современной жизни и ее нуждам и удовлетворяла религиозные чувства и потребности чад Церкви Православной⁷³⁵.

Аналогичные предложения (которые кратко можно было бы выразить так: узаконить разумные сокращения, чтобы положить конец нелепым и бессмысленным) выдвигали епископы Иоанн Полтавский (Смирнов) и Евлогий Холмский (Георгиевский)⁷³⁶, а также Евсевий Владивостокский⁷³⁷. Последний выражал надежду, что выработанный Собором сокращенный устав поможет обуздать

нерадиво и лукаво мыслящих пастырей, которые оправдываются обыкновенно тем, что у нас-де не монастырь, что во всех церквах сокращают и что если растягивать службы, то и богомольцы не будут ходить. Уж если необходимы сокращения Типикона, то лучше указать для них определенные границы⁷³⁸.

Приходские священники также отмечали, что

сокращения делаются произвольные: в одном месте опускают одно, в другом – другое. (...) Иногда выбрасываются наиболее существенные части чинопоследования и оставляются маловажные.

Дело можно поправить изданием сокращенного (наряду с полным) последования церковных служб, считал о. Михаил Аполлосов:

Это внесло бы однообразие в отправление церковных служб, уничтожило бы произвол в этом деле⁷³⁹.

Многие пастыри соглашались, что сокращения порой принимают безобразный характер. «Выражение Типикона (...) аще изволит настоятель некоторыми настоятелями понимается широко до абсурда», – писал священник Валдайского уезда Новгородской епархии Михаил Либеровский. «У нас, по пословице, в каждом монастыре свой устав и каждый молодец на свой образец». Особый соблазн наблюдается при смене священников – ведь каждый из них «изволяет» по-своему. Выход из такого положения – в упорядочении богослужебного устава. Этим делом должен бы заняться Собор, но пока он не собрался, необходимые решения могут быть приняты и в пределах епархии⁷⁴⁰. А если ни высшая церковная власть, ни епархиальное начальство не решаются урегулировать объем сокращений, то стоит ли винить духовенство в произволе? «Где личное усмотрение, там неизбежен произвол, злоупотребление», – считал о. Михаил Левитов⁷⁴¹. На неизбежность такого положения, доколе типик остается лишь номинальной нормой, фактически – недостижимым идеалом богослужения, указывал и профессор СПбДА И.А. Карабинов: «Признается должным приближаться к типику, но оказывается возможным почти бесконечно от него и удаляться»⁷⁴². Справедливы замечания ректора Астраханской духовной семинарии протоиерея Николая Летницкого:

Если принято и почти неофициально узаконено уклонение от устава, то кто и где может указать границы этого уклонения? Богослужебная практика не должна быть плодом произвола, – непременно она должна быть точным выражением известного порядка, авторизованного высшей властью Церкви. Богослужебные формы должны как создаваться, так и исправляться людьми опытными, авторитетными, а не зависеть от случайной прихоти того или другого лица; и если неумолимая жизнь показывает, что существующий церковный устав в некоторых своих подробностях перестает быть руководителем богослужения и обращается в исторический памятник, то он, следовательно, должен быть подвергнут авторитетному пересмотру и в этих именно своих подробностях Церковию изменен и приспособлен к жизни верующих.

Опасным и вредным для Церкви Летницкий считал такое отношение к уставным нормам, когда

формы и порядок богослужения, определяемые уставом, приобретают в сознании верующих догматический авторитет (...) когда и сама церковная власть, считаясь с указанным сознанием верующих, опасается изменять и усовершенствовать устав и оставляет его неприкосновенным, как бы это были сами догматы или же символы всецело апостольского происхождения. Это случилось у нас⁷⁴³.

Пожалуй, наиболее непримиримо относились к практике произвольных сокращений некоторые миряне. П. Шишипторов жаловался на беспорядок в столичных храмах:

В одной и той же церкви один священник опускает то, что оставляет другой. (...) Такое отношение к богослужению можно объяснить только крайней небрежностью, соединенной с надеждой, что несведущий в церковном богослужении народ таких бессмысленных опущений не заметит и против (...) непонятного бормотанья – не вознегодует⁷⁴⁴.

Самыми ревностными обличителями нарушений уставности оказались два врача – Василий Николаев и Сергей Апраксин. Первый из них, отставной военный доктор из бывших старообрядцев, живо описывает свои переживания от изуродованного богослужения. Его статья, как и уже цитированная выше⁷⁴⁵ статья С. Апраксина, – своего рода памятники, по которым ученые-литургисты смогут судить о реальном состоянии богослужения в России начала XX века. От всенощного бдения остались лишь огрызки, каждый раз одни и те же – трудно понять, какой праздник отмечается. Первый час читается «тайно». На литургии после великой ектении сразу поют последний стих псалма 102; псалом 145 всегда пропускают; хорошо, если хоть споют «Единородный Сыне». Зато как дойдут до заупокойной ектении, спешка кончается: минут 15–20 читают помянники. «Откуда вдруг такая ревность?»⁷⁴⁶ Отпевание и панихида – не утешение в скорби, а пущее горе: поют одни концы песнопений, без подлежащего и сказуемого, остальную часть предложений священник якобы прочитал про себя. И прочее, и прочее, и прочее.

Такого безобразия не было, вспоминал Николаев, до сокращения церковнослужительских штатов в 1869 г.⁷⁴⁷ А теперь его оправдывают словами: публика утомляется... Если кто и утомляется – так это лишь «интеллигенция», а на нее оглядываться не стоит: во-первых, она составляет менее 10% населения, а во-вторых, этих утомленных и короткой службой в церковь не заманишь⁷⁴⁸.

Что же делать? Уж если приходится службу сокращать, пусть этим займется Собор, предпримет реформу богослужения, выработает новый устав – но с тем, чтобы он уже неуклонно соблюдался. Предлагал Николаев и собственный проект «восстановления порядка богослужения» – с умеренными сокращениями всенощного бдения⁷⁴⁹. К этой теме, впервые затронутой им в 1906 г., В. Николаев (уже более, чем семидесятилетний) вновь обратился шесть лет спустя, в период кратковременного оживления соборных ожиданий. Теперь он писал:

Необходимость, не говорим реформы, но упорядочения нашего богослужения настолько созрела, что медлить с разрешением этого вопроса невозможно⁷⁵⁰.

Нижегородский врач Сергей Апраксин, в недавнем прошлом – неверующий, обратившийся к Богу в 1900 году после перенесенной тяжкой болезни⁷⁵¹, завершает скорбный лист недугов богослужебной практики укорами в адрес духовенства: это от их произвола и небрежности служба стала такой искалеченной, что больше утомляет, чем вдохновляет молящихся. Причем утомляет не длиннотой, а бессмысленностью, ведь от спешки почти ничего нельзя понять из читаемого... В последнее время эта тенденция сокращения и искажения службы проникла и в монастыри. Прогноз доктора Апраксина:

Если не будет положено этому предела, то в непродолжительном времени хорошей, истовой уставной службы нигде нельзя будет встретить, и ревнителям ее ничего другого не останется, как посещать единоверческие храмы⁷⁵².

Предложенное лечение: монахов надо заставить исполнять устав, а в приходах,

если уж невозможно по условиям времени возвратить приходской службе прежнюю полноту ее форм, то необходимо выработать новую норму, при которой служба была бы не так продолжительна, но в то же время сохранила бы в себе все то, что придает ей красоту и содержание (...) и вменить в обязанность ни в каком случае от этой нормы не отступать⁷⁵³.

Единственную надежду Апраксин возлагал на Поместный Собор, потому что местные епархиальные власти, сознавая неудобоисполнимость уставной службы в приходских храмах, в то же время не считают себя правомочными предложить какую-либо сокращенную форму и предоставляют дело своеволию настоятелей⁷⁵⁴. Стремясь привлечь внимание будущих членов Собора к уставному вопросу, С. Апраксин проявил упорство, граничащее с маниакальностью: свою статью он успел весною 1905 года опубликовать практически одновременно в трех духовных журналах, зачитать в качестве реферата в собрании нижегородского духовенства и подать в виде записки митрополиту Антонию с просьбой доложить о существе дела на предстоящем Соборе или хотя бы в заседании Синода⁷⁵⁵. В августе 1907 года Апраксин вновь сделал аналогичное сообщение на миссионерском съезде в Нижнем Новгороде, текст его был также опубликован не менее, чем в трех журналах⁷⁵⁶. Весьма сочувственная рецензия на эту последнюю публикацию появилась в старообрядческом журнале:

Когда читаешь его доклад, то так и кажется, что писал его старообрядец, – до того весь склад мышления и аргументы его – старообрядческие и проникнуты идеей церковности и незыблемости всех уставов и установлений церковных. (...) Мы рекомендуем нашим читателям непременно приобрести, прочитать и распространять эту брошюру⁷⁵⁷.

Это изречение уже знакомого нам Андрея Одинокого⁷⁵⁸ – далеко не одинокого, как выяснилось, в своих воззрениях – отражает позиции другого крыла сторонников уставной реформы. Среди тех, кто решился защищать сей принцип публично, мы уже не находим архиереев, хотя, по справедливому замечанию профессора П.П. Кудрявцева, «не только в приходских, но и архиерейских церквах богослужение совершается с некоторыми сокращениями»⁷⁵⁹. Подобные соображения выдвигались главным образом приходскими священниками или мирянами, тесно связанными с церковной деятельностью. Это – церковные реалисты, и аргументы их обычно самые простые, обращенные к здравому смыслу. Раз уж в действительности идеалистические пожелания не сбываются и практически ни у кого не получается служить «по уставу» да при том без спешки, так не лучше ли пересмотреть устав?

Священник Александр Смирягин, указывая на множество обязанностей приходского пастыря, утверждал:

Волей-неволей приходится или служить с пропусками, или читать так быстро, что присутствующие почти ничего не могут понять из читаемого. (...) Если бы приходские священники решились исполнять все требы по уставу, без всяких сокращений, то едва ли успели бы управиться с одной этой обязанностью. (...) Для искоренения дьячковского бормотанья епархиальные начальства употребляли и употребляют много карательных мер, рассылают циркуляры (...) а все толку мало. Не хотят понять, что если бы на псаломщицкое место поступил сам Демосфен, то, при теперешнем положении духовенства, и он в скором времени стал бы читать не лучше дьячка из какой-нибудь Босоноговки... (...) Сторонники быстрого чтения говорят: «мы хоть и бормочем, зато, согласно уставу, ничего не пропускаем». (...) Если бы епархиальное начальство не наказывало духовенство за пропуски в службах, то дьячковское бормотание скоро совсем бы исчезло⁷⁶⁰.

Если невозможно прочитывать всего или многого из положенных молитв ясно, понятно и выразительно, то пусть дозволено будет читать меньше, но так, чтобы это немногое оставляло след в душе молящихся,

– писал священник петербургской церкви Воскресения Христова на Екатерининском канале Николай Антонов⁷⁶¹. Братство святителей Московских придерживалось того же убеждения:

бесспорно лучше, чтобы прочитывалось меньше, но внятно, чем все, положенное по уставу, но невразумительно⁷⁶².

К подобному выводу пришли на своем благочинническом съезде и батюшки из Онежского уезда: «Лучше петь и читать немного, но толково и со смыслом»⁷⁶³. Их собрат из Архангельской епархии указывал, что в противном случае

все это «борзо» прочитываемое (...) останется мертвым капиталом. Это будет для чтеца какая-то трудная гимнастика, а для слушающих богомольцев – «биением воздуха»⁷⁶⁴.

Весьма ясно передавал суть дела Е.Е. Голубинский в статье «Благие желания (pia desideria) относительно Русской Церкви», написанной еще в 1881 году, но опубликованной лишь посмертно:

Нынешний устав (...) есть устав монастырский, представляющий службы в таком объеме, что если бы совершать всенощные бдения и заутрени так истово, чтобы все читаемое и поемое на них было совершенно ясно для присутствующих, то они выходили бы до такой степени продолжительными, как в приходских церквах это совсем невозможно (и как это и в самих монастырях вполне соблюдается только на одном Афоне). Чтобы сократить службы до продолжительности, которая возможна и в приходских церквах, их и принуждены совершать так, чтобы значительная часть поемого и читаемого совсем не могла быть разбираема присутствующими и только понапрасну била их уши. Ясно, что это есть вовсе не естественное положение дела, которое должно быть устранено: невозможно совершать служб надлежащим образом в полном объеме устава, потому что нельзя и нет основания заставлять мирских быть монахами (и притом только афонскими); но бессмысленно и совершать службы так, чтобы присутствующие вовсе не разбирали того, что читается и поется (...) следовательно, для достижения возможности последнего необходимо сократить службы⁷⁶⁵.

Итак, «лучше прочитать один псалом вместо двух, но только ясно, раздельно, вразумительно», – советовал П.П. Кудрявцев⁷⁶⁶. А известный духовный писатель Е.Н. Погожев (Е. Поселянин) писал:

Эта гоньба за вычитыванием, скажу даже оттараториваньем во что бы то ни стало, каким бы то ни было до безобразия неясным образом, непременно известного количества псалмов имеет в себе что-то чисто языческое. Как будто Бог нуждается в этой именно порции псалмов. Мысль приличная для индийского факира, а не для христианина⁷⁶⁷.

авторитетным решением вопроса об уставных сокращениях призвал священник Михаил Утробин на Вятском епархиальном собрании 1906 года⁷⁶⁸. Подобные мысли высказывал его собрат из Орловской епархии:

Сокращая богослужебный устав, каждый пастырь тяжко согрешает, как разоритель устава, соблазняет верующих. (...) Такая мысль всегда тяготила, тяготит пастыря, и, несмотря на все это, грех сокращения богослужения остается и в нем повинны все пастыри. Как быть? Кто властен разрешить эту коллизию в душе пастыря, этот его грех? Конечно, никто иной, как Церковь⁷⁶⁹.

Но если сокращение богослужения фактически стало повсеместным и при действующем уставе – зачем еще сокращать и переделывать последний? Такую позицию, как уже отмечалось, занимали К.П. Победоносцев, Н.В. Покровский, архиепископ Антоний (Храповицкий) и другие просвещенные консерваторы, не склонные чересчур корить священников за разумное отступление от буквы устава.

Нельзя так просто менять устав, – возражал Покровскому о. Николай Дроздов. Ведь и действующий Устав духовных консисторий гласит (ст. 35): «Богослужение совершается по церковному уставу без произвольных изменений и нововведений». В этом деле нужны консультации компетентных специалистов, соборное, а не единоличное решение священника – «дабы не явиться (...) вместо благообразного обновления неблагочинному искажению чинов"⁷⁷⁰.

«Священник обыкновенно встречает своего епископа, дрожа от страха», – признавался анонимный служитель алтаря. Одна из причин – отсутствие реально действующего устава. Сокращают (особенно всенощные) повсюду.

Но на вопрос, как именно сокращать эти службы, авторитетного ответа в нашей Церкви не имеется, и поэтому в разных местностях так называемые всенощные бдения совершаются различно: в одних церквах допускается одно, в других другое. (...) Указаний в уставе на это нет, и епископ имеет право за это сокращение подвергать священника взысканию. (...) Нередко в одной епархии наказывают священников за то, что в другой епархии считается обычно практикуемым и одобряемым. (...) На эти обстоятельства мы указываем потому, что они часто служат для раздражительного владыки побуждением для публичного выговора, наказания священнику⁷⁷¹.

Действительно, как отмечал столичный священник Петр Кремлевский,

в одних церквах на всенощной поют «Блажен муж», в других опускают; в некоторых на «Господи воззвах» поют одну стихиру, а в некоторых сельских целых десять. В одних церквах читают кафизмы (больше или меньше), в других вовсе пропускают; в некоторых на каноне читаются все тропари, в других только три, в иных один, а в некоторых вовсе ничего не читают; тоже стихиры «на стиховне» и «на хвалите» (...) Надо подумать и придти к соглашению. Надо выработать нормальный средний устав, которого должны придерживаться приходские церкви, не лишаясь, впрочем, свободы допускать в случае необходимости отступления⁷⁷².

С пониманием относились к проблеме и некоторые архиереи. Архиепископ Воронежский Анастасий (Добрадин) в своем отзыве 1905 года сообщал о просьбе назначенного им епархиального совещания дать на предстоящем Соборе определенные указания относительно допустимых сокращений богослужения, добавив, что «без такого пересмотра священники по-прежнему будут стоять в ложном положении»⁷⁷³. Архиепископ Ярославский Иаков (Пятницкий) отмечал:

Произвольные сокращения тяжело ложатся на совесть совершителей богослужения: один из пунктов ставленнического допроса перед рукоположением во священника требует, чтобы принимающий рукоположение обещался совершать богослужение «без произвольных изменений и сокращений». Это обещание ставленник подтверждает затем присягою с целованием св. Евангелия и св. Креста. Между тем с первых же шагов пастырь замечает, что богослужение везде совершается с произвольными сокращениями, что без сокращений нельзя и обойтись, они являются неизбежным горем. С другой стороны, сокращения эти, как дело произвола, являются крайне разнообразными (...) Отсюда – взаимные осуждения и духовных, и мирян⁷⁷⁴.

Епископ Минский Михаил (Темнорусов) еще сильнее акцентировал внимание на порочном характере сложившегося раздвоения между уставом и жизнью:

Из 50 тысяч церквей Российской империи в 49 тысячах богослужение совершается с чрезвычайными самовольными сокращениями, а также с поспешностью, с дурным чтением и пением: всенощное бдение 1–3 часа, литургия – 45 минут, а вечерни и совершенно не бывает. В сокращении службы происходит полный произвол, зависящий от воли настоятелей, а особенно чтецов и певцов. И так дело идет и в деревнях, и в столицах, и в кафедральных соборах, и в монастырях. Все погрешают против устава, и это так часто, повсеместно и почти всеми совершается, что этот грех приобрел право гражданства, считается делом обычным: иного порядка как будто и не может быть. Конечно, трудное дело совершать богослужение в течение 12 часов, еще труднее стоять в храме и молиться в течение этого времени. Нельзя этого достигнуть никакими приказаниями и наказаниями. Где устав выполняется в совершенстве и притом разумно, там это является как подвижничество, тоже не для всех доступное, или точнее – доступное для немногих. (...) А между тем, по праву ли поступают те, кто сокращает устав по своему произволу? Едва ли!

Итак, в 49 тысячах церквей Православной Русской Церкви творится беззаконие, вошедшее в привычку, хотя и смущающее совесть многих. Что же делать, чтобы не творилось это беззаконие? То же, что творили св. Василий Великий, св. Иоанн Златоуст и другие (...) Церковь не только вселенская, но и поместная имеет право сокращать чины богослужебные, каким пользовалась до настоящего времени⁷⁷⁵.

Со стороны воспитательной подходил к тому же вопросу смотритель Оренбургского духовного училища Ф. Макарьев. В Церкви, отмечал он, сосуществуют два устава:

Один – в церковно-богослужебных книгах, «протяженно сложенный» (...) фактически выполняемый (...) лишь в немногих, избранных монастырях, другой – в действующей церковно-богослужебной практике, весьма далекий от книжного устава по своей полноте и вместе весьма разнообразный в разных «весях» и «градах» Руси православной.

Изучать первый как будто и бессмысленно – его все равно не выполняют. Таким образом ученикам внушается: то, чему учат в школе, к жизни не имеет отношения. Сомнительный воспитательный прием... А если изучать практику, встает вопрос– какую? Она ведь всюду разная. Выход один – необходимо пересмотреть устав⁷⁷⁶.

Один из аспектов несоответствия между реальной жизнью и уставными нормами вызывал особенно дружную критику со стороны архиереев, духовенства и мирян. Это расхождение существующих богослужебных текстов с изменившимся временем изменения богослужений.

Архиепископ Ярославский Иаков (Пятницкий) писал в своем отзыве:

Необходимы известные границы, переступать которые считалось бы непозволительным. В самом деле, можно ли при каких угодно обстоятельствах примириться с совершением литургии Преждеосвященных Даров в 6 или 7 часов утра при пении Да исправится молитва моя и проч.?⁷⁷⁷ Нечто подобное представляют из себя наши всенощные, на которых еще при последних, а иногда даже и не последних лучах заходящего солнца чтец уже при чтении шестопсалмия возглашает: Аз уснух и спах, восстах... Боже, Боже мой, к Тебе утренюю... поминах Тя на постели моей, на утренних поучахся в Тя... утро молитва моя предварит Тя... слышану сотвори мне заутра милость Твою. Потом священник возглашает: Слава Тебе, показавшему нам свет, и, наконец, диакон приглашает: Исполним утреннюю молитву нашу⁷⁷⁸.

На пастырском собрании в Петербурге настоятель Спасо-Сенновской церкви священник Александр Петровский выражал свое недоумение:

Как же не смущаться совестью священнику, например, при чтении с вечера за всенощным бдением тайных молитв, в которых он благодарит Бога за проведенную ночь (...) ?⁷⁷⁹

Другой священник задавался подобным вопросом:

Обращаться утром с молитвой к Богу и просить мирного и святого вечера, который уже прошел, не есть ли невнимание к молитве?⁷⁸⁰

«И неужели грех упорядочить, улучшить это?» – спрашивал по тому же поводу их сельский собрат⁷⁸¹.

На епархиальном собрании в Вятке священник Михаил Елабужский предлагал:

Необходимо содержание молитв приурочить ко времени их совершения, дабы не петь вечерних молитв и не заявлять, что мы пришли на запад солнца, тогда как на самом деле светает утро, и не возглашать при наступлении ночи: Слава Тебе, показавшему нам свет⁷⁸².

По поводу этого выступления состоялась оживленная дискуссия, в ходе которой высказались 12 депутатов. Епископ Глазовский Павел (Поспелов) находил, что «если есть выражения, не соответствующие времени, то это никого и нисколько не смущает». Другие указывали на неудобство разделения вечерни и утрени, которое могло бы служить выходом из создавшегося положения: в городе никто не приходит в храм рано утром, в селе – не пойдут вечером. В результате значительным большинством голосов (110 против 6) была все же принята резолюция: «Богослужение должно быть приспособлено ко времени его совершения»⁷⁸³.

Минимальный вариант такого приспособления предложил о. Иаков Извеков:

В богослужении утрени, если оно совершается с вечера, следовало бы в начале просительной эктении опускать слово «утреннюю» в прошении «исполним утреннюю молитву нашу Господеви»; вместо «дне всего совершенна» читать «вечера»; в великом славословии слова: «сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам» изменять таким образом, как они читаются на вечерне: «в вечер сей», или на повечерии: «в нощь сию»; молитвы, положенные во время шестопсалмия для тайного чтения священнику, вечером не читать, а прочитывать их дома утром вместе с утренними молитвами или в храме пред литургиею⁷⁸⁴.

Этим вопросом занималась также Варшавская епархиальная комиссия 1905 года, которая предлагала более естественное решение:

Ввиду несоответствия некоторых молитв и священнодействий всенощного бдения времени, в которое оно обычно совершается, т.е. вечеру или утру, а также большой сложности и продолжительности этой службы, если ее совершить истово, лучше было бы разделить это богослужение на две части – вечерню и утреню, и совершать их в положенное для них время, как это делается в восточных церквах, оставив совершение всенощного бдения принадлежностью только немногих великих праздников, и тогда совершать его поздно, так чтобы утренние моления падали уже на утреннее время, после полуночи⁷⁸⁵.

Со ссылкой на практику других Православных Церквей тот же выход предлагал и А.А. Дмитриевский⁷⁸⁶ в своей лекции, прочитанной в 1907 году в Киеве:

На Востоке все всенощные бдения давно отошли в область преданий. С вечера там совершается одна вечерня, часов с 7 утра – утреня, начинается прямо шестопсалмием, – после утрени, без часов, – литургия, все богослужение продолжается 2–2¹/₂ часа...⁷⁸⁷

Особое решение нашел архиепископ Иаков:

Нужно положительно воспретить совершение всенощных с 5-ти или 6-ти часов вечера. А так как народ привык уже под воскресенья и праздничные дни в городах вечером бывать за праздничным богослужением, то в удовлетворение религиозной потребности набожных лиц можно дозволить совершать под эти дни великую вечерню и малое повечерие, на котором по славословии, а лучше перед славословием петь воскресный и праздничный канон, предваряя его, пожалуй, и полиелеем и завершая великим славословием. Резкого нарушения церковного устава при этом не произойдет, служба же составится подобная нынешней всенощной, только без утренних молитвословий. А утреню священники, конечно, должны совершать утром в положенное время⁷⁸⁸.

Нечто подобное предлагал в своей повести Е.С. Швидченко:

Почему наша Церковь (...) не образует из «вечерни» и «утрени» одного цельного, небольшого, но логичного богослужения, которое всецело относилось бы к вечеру дня, в то время, как литургия одна, сама по себе, составила бы утреннее богослужение?⁷⁸⁹

«Материала действительно высокохудожественного и поэтического Церковь накопила немало»,– писал в 1906 году стокгольмский псаломщик М. Леонович, –

но он и доныне находится в хаотическом состоянии: идейной группировки и сознательного выбора сделано еще не было. Отсюда загромождение всего богослужения бесчисленными повторениями⁷⁹⁰.

Протоиерей А. Хотовицкий предлагал:

надо разумно и как можно содержательнее использовать хотя то небольшое количество времени, какое паства дает нам из своего дня. Т.е. надо выпустить из состава службы ненужные повторения, искусственно привнесенные сюда, и восстановить и удерживать твердо то, что дает красоту чину церковному и питает душу православного человека, но что, к сожалению, по произволу и из-за экономии времени отметается, – именно, стихиры, каноны и пр.⁷⁹¹

Предложения такого «сознательного выбора» содержатся и в «Отзывах епархиальных архиереев».

Сократить для приходских церквей чинопоследования некоторых общественных служб (особенно всенощного бдения) с тем, чтобы (...) главный смысл (идея) каждого чинопоследования, выраженный в известных молитвах, песнопениях или обрядах, рельефнее выделялся для слушателей, не заслоняемый разными второстепенными молитвами и песнопениями в составе службы

предлагала Архангельская епархиальная комиссия⁷⁹².

Комиссия Олонецкой епархии призывала «избегать повторения» и «оставить только то, что является наиболее целесообразным в условиях современной жизни»⁷⁹³. Похожие рекомендации представила и Варшавская комиссия:

Выработать для приходских церквей особую норму устава, приблизительно наполовину сокращенную против монастырской, избрав для сего из многочисленных положенных по уставу переменяемых (стихир, седальнов, канонов и т.п.) то, что есть в этом роде в наших богослужебных книгах наиболее прекрасного, художественно содержательного, и предписав это избранное обязательно и неотложно выполнять во всех приходских церквах⁷⁹⁴.

Интересен и альтернативный вариант, предложенный, возможно, с учетом практики Римской Церкви:

Распределить многочисленные стихиры и псалмы для прочтения один раз не в годичном, а в двухгодичном круге богослужения⁷⁹⁵.

Для высвобождения времени, которое можно было бы заполнить изменяемым богослужебным материалом, чаще всего предлагали сократить повторяемые ектении. Кроме Варшавской и Архангельской комиссий⁷⁹⁶, такую меру находил полезной и святитель Тихон, а также многие другие авторы⁷⁹⁷. Один из них указывал:

Оставляют, так сказать, кости богослужения без мускулов тела: оставляют эктении, возгласы священника, песнопения суточного богослужения и выпускают изменяемые его части. (...) Особенно странным представляется так называемая «всенощная» (...) мы слышим по дважды три большие эктении, бесчисленное количество малых и кое-что из остального состава службы⁷⁹⁸.

Обозреватель петербургского журнала сетовал

Наше богослужение (...) порою томит богомольца и своею стереотипною монотонностью, повторяемостью одних и тех же формул. Если в нашей приходской церкви был бы вполне приемлем и выполним тот монастырский чин, который имеет в виду наш церковный устав, то эта монотонность не так чувствовалась бы за обилием вводных, изменяемых частей. Но в сельских церквах, а еще больше в столичных домовых, три четверти изменяемых частей богослужения в силу необходимости опускаются. И остаются в сущности повторяющиеся одна за другою эктении, да некоторые общеизвестные от частого повторения возгласы и песнопения. Все богатство церковной поэзии: стихир, канонов, лежит мертвым кладом. (...) Практика настоятельских сокращений служб, притом в большинстве случаев, как раз пошла по пути исключения живых изменяемых частей богослужения (...) Гораздо лучше было бы, не оставляя сокращения богослужебного чина на волю настоятелей, выработать особый порядок службы, совершаемой сокращенно ради нужды или немощи молящихся⁷⁹⁹.

В качестве яркого примера неразумной приверженности шаблону В. Германов приводил совершение во многих храмах последования Страстей Господних (утрени Великого Пятка): «вычитываются все малые ектении, и опускаются седальны и антифоны», то есть наиболее содержательная и специфическая часть этой службы⁸⁰⁰.

На Рижском епархиальном соборе под председательством архиепископа Агафангела⁸⁰¹ осенью 1905 года были выработаны следующие предписания относительно ектений на всенощном бдении:

а) на вечерне: пропустить сугубую ектению, так как те же моления повторяются на весьма часто совершаемой литии, тем более, что та же ектения произносится на утрени; молитву главопреклонения читать вслух;

б) на утрени: пропустить великую, просительную и все малые ектении на каноне и между кафизмами, оставить малые ектении по кафизме и по 9-ой песни канона⁸⁰².

Протоиерей Павел Городцев предлагал исключить из вечерни благословение хлебов, как рудимент утратившего актуальность монастырского обычая храмовой трапезы посреди бдения. В связи с отсутствием оглашенных и кающихся в притворе, отпали, по его мнению, и основания для выхода на литию накануне великих праздников. На утрене о. Павел предлагал после кафизм читать и толковать Евангелие, а после шестопсалмия – читать или пересказывать историю праздника либо житие святого. Помазание елеем он считал необходимым совершать по уставу, после отпуста утрени, чтобы хождение молящихся не препятствовало слушанию канона⁸⁰³.

Практическое нормирование допустимых сокращений в изменяемых частях службы, по мнению одного из участников дискуссии, должно стать предметом попечения не столько центральной церковной власти, сколько епархиальных епископов:

Разумные сокращения – рукою непременно знающею – возможны, но не могут и не должны быть одинаковы для всех. Это дело епископа, знающего народ своей епархии, и его обычаи и потребности – дать не закон, но руководственное наставление иереям и причтам, что возможно было бы сократить⁸⁰⁴.

Попытки такого нормирования предпринимались в отдельных епархиях и даже благочиниях в предсоборные годы⁸⁰⁵. Так на собрании новгородского духовенства 14 декабря 1910 года викарный епископ Тихвинский Андроник (Никольский)⁸⁰⁶ дал следующие указания:

На «Господи воззвах» следовало бы петь хотя бы 6 стихир; при этом надо принимать во внимание не один только октоих, но по уставу прибавлять и стихиры из минеи. На «стиховнах» должно быть не менее двух стихир, чтобы между ними был псаломский «стих» и они оправдывали бы свое название, – затем слава и ныне – богородичен; а в попразднстве стихиру праздника. (...) Канон есть самая важная часть всенощного или утреннего богослужения. Так как в большинстве случаев положено бывает три канона, то из каждого канона на каждой песни читать по 2 тропаря, всего, значит, на 6. А при 4 канонах в воскресный день, если восьми тропарей покажется слишком много, то или соединить воскресный и крестовоскресный каноны по сходству их содержания в один и оставить всего то же количество тропарей 6, или же во всяком случае прочитать хотя по 1 тропарю из каждого канона (воскресный, крестовоскресный, Богородице и святого), всего на 4. (...) На хвалитех было бы желательным 2 стихиры пропеть и 2 еще хотя бы прочитать, слава – стихира евангельская, и ныне – «Преблагословенна...», а в праздники – слава и ныне, праздника. По славословии обязательно петь воскресные тропари «Днесь спасение...» или «Воскрес из гроба...» – это в воскресные дни, а в праздники тропарь праздника или празднуемого святого с богородичным⁸⁰⁷.

Более краткую норму приняли на благочинническом съезде в 1905 году священники 3 округа Онежского уезда Архангельской епархии:

Стихиры на «Господи воззвах» петь только в продолжении каждения священником храма, когда кончится каждение, петь «И ныне» и богородичен или догматик. На стиховне петь первую стихиру без стихов в воскресные дни, и со стихами и чтением стихир – в великие праздники. «Бог Господь и явися нам» петь трижды, затем тропарь однажды и богородичен. Кафизму читать одну, только не одни и те же псалмы или части псалмов кафизмы, а разные. В каноне ирмос петь, читать три тропаря, а катавасию петь после третьей, шестой, восьмой и девятой песней. На «хвалитех» петь одни стихи, «и ныне» – богородичен⁸⁰⁸.

Однако и такой состав богослужения представляется достаточно полным при сопоставлении с «Уставом церковным, приспособленным к употреблению в домовых церквах» из архивного фонда рукописей Святейшего Синода. По указанию этого документа, датированного 1900 годом, «воскресное всенощное продолжается 1 час и 15 минут» и предусматривает пение только одной стихиры на «Господи воззвах», одного тропаря на вечерне и на «Бог Господь»; шестопсалмие сокращено до 3 псалмов (3, 87, 142), на кафизме из трех слав читаются только избранные стихи, поются 3 воскресных тропаря «по непорочных», совершенно опускаются степенны, канон состоит из 4 песней (1, 5, 8, 9), на каждой из которых читается по одному тропарю, «Честнейшую» поют с двумя стихами из 6, стихиры «на хвалитех» опущены, кроме последней, как и тропарь по великом славословии⁸⁰⁹. Праздничное «бдение» дополнено литией и включает все песни канона (по одному тропарю)⁸¹⁰. Многочисленные пометки, сделанные разным почерком, разными чернилами и карандашом, указывают, что тетрадь находилась в практическом употреблении – скорее всего, в церкви при одном из учебных заведений.

Предельной краткостью отличались также богослужения в придворных и армейских церквах. Богослужебная секция I Всероссийского съезда военного и морского духовенства (июль 1914) в своем докладе предложила:

Продолжительность службы для всенощной и литургии определить приблизительно в 1¹/₂ часа, а на двунадесятые праздники (...) продолжительнее. Для судовых церквей служба может быть еще сокращеннее (1¹/₄)⁸¹¹.

Протопресвитер армии и флота Г.И. Шавельский⁸¹² в своих воспоминаниях рассказывает о безуспешной попытке получить благословение Святейшего Синода на составленный им в 1915 году по образцу придворного распорядка сокращенный устав богослужения для военных и морских церквей. Тем не менее, соответствующие указания с разрешения государя были изданы и разосланы в войска⁸¹³. В приказе духовенству действующей армии от 30 мая – 1 июня 1916 г. протопресвитер указывал:

Гоняться следует не за количеством, а за качеством. В военное время богослужение не может и не должно быть продолжительно: совершение богослужения по уставу невозможно; пропуски и сокращения неизбежны. Но необходимо, чтобы сокращения были сделаны разумно. (...) Во избежание неудачных сокращений и соблазнительного для молящихся разнообразия, предлагаю к сведению напечатанный ниже порядок, принятый в большинстве придворных и домовых петроградских церквей. Удлинение службы сравнительно с этим порядком, конечно, не возбраняется, где время и обстоятельства позволят сделать это⁸¹⁴.

Приведенный распорядок всенощной близок к рукописному уставу 1900 года, с той разницей, что шестопсалмие сокращается до 4 псалмов, на каждой из 4–5 песней канона читается по 2–3 тропаря; ектении произносятся великая и сугубая на вечерне, великая, просительная и одна малая (по каноне) на утрене⁸¹⁵. Надо иметь в виду, что указания Шавельского были направлены не на сокращение, а именно на упорядочение службы: по воспоминаниям протопресвитера, составить эту инструкцию его побудило посещение всенощной, на которой «были пропущены все стихиры и шестопсалмие, не было прочитано ни одного стиха из канона»⁸¹⁶.

Вносившиеся в предсоборный период предложения по пересмотру устава не сводились к спискам сокращений. Например, дополнить устав отсутствующими в нем указаниями относительно выноса плащаницы предлагал в 1907 г. профессор А.А. Дмитриевский⁸¹⁷. По его мнению, не следует, как это обычно делают, вновь полагать плащаницу посреди храма после утрени Великой Субботы. На последующей литургии «поются уже воскресные песнопения, читается воскресное Евангелие, – Христос же находится во гробе – явная несообразность»⁸¹⁸. Позднее, в 1909 г., профессор безуспешно пытался провести соответствующие предположения через Святейший Синод⁸¹⁹.

Кроме того, киевский литургист предлагал вернуть на свои первоначальные места молитвы утрени, что ныне тайно читаются священником во время шестопсалмия (хотя они не имеют с последним никакой связи). Из-за этого священник, вопреки ясным указаниям устава, не может ни читать, ни слушать шестопсалмия, а оторванные от молитв возгласы после ектений утрачивают смысл⁸²⁰.

Доклад о действующем «Уставе церковном по чину Христовой Великой Церкви»⁸²¹ был предложен на совместном заседании VI и VII отделов Предсоборного Присутствия в мае 1906 г. архиепископом Сергием (Страгородским), председателем VII отдела⁸²².

Константинопольский устав, сообщил преосвященный, не предусматривает всенощных бдений и чтения часов в воскресные и праздничные дни. На воскресной утрене Евангелие читается после Песни Богородицы, перед великим славословием; непосредственно за последним начинается литургия. По мнению будущего патриарха,

такая концентрация богослужения, несомненно, удачно примиряет два противоположных течения в церковном обществе. Ревнители могут прийти на все службы и услышать их во всей полноте. Тот же, кто не имеет сил или времени на это, может прийти только утром и даже во второй половине утрени, и все-таки не лишится участия в наиболее умилительных и назидательных священнодействиях.

Однако под влиянием председателя VI отдела архиепископа Антония (Храповицкого) обсуждение доклада не состоялось, «принимая во внимание, что все-таки попытка сокращений может производить соблазн и смущение в верующей душе». Со стороны о. Михаила Чельцова, одного из участников работы VI отдела, такая уклончивость вызвала резкую критику:

Ведь все хорошо знают, что вопрос о богослужении – самый больной и самый насущный наш вопрос. (...) Боязнь принципиальности и прямоты в постановлениях, стремление отделаться безопасным и легким сказывается в каждом журнале отдела⁸²³.

Сторонником обращения к Константинопольскому уставу, «который явится в деле исправления образцом и приведет в единство нашу разнообразную практику», выступал также А.А. Дмитриевский⁸²⁴.

Наконец, 8 марта 1915 г. в своей речи на годичном акте СПбДА И.А. Карабинов попытался обратить внимание на Студийский типик – основу современного Константинопольского – как на возможное решение уставной проблемы в Русской Церкви. По мнению профессора, такие преимущества Студийского устава, как ясность его предписаний и сравнительная с Иерусалимским простота и умеренность способствовали бы упорядочению богослужения в России. Вдобавок Студийский устав в прошлом долгое время употреблялся в Русской Церкви, так что его введение не представлялось бы чем-то совершенно новым.

Пример св. Феодора, стремившегося в своем уставе согласить палестинскую богослужебную норму с трудовым строем своего общежития, показывает, что на деловую жизнь нельзя смотреть просто как на досадную помеху, препятствующую выполнить букву типика. С историко-литургической точки зрения принятый в Студийском уставе способ сокращения богослужения представляется наиболее верным⁸²⁵.

Дальнейшее развитие эта тема получила в дискуссиях на Предсоборном Совете (см. ниже).

Здесь стоит упомянуть прежде всего знаменитую историческую всенощную, отслуженную после двухлетней теоретической и полуторамесячной певческой подготовки 10/11 ноября 1912 г. в Святодуховской церкви Братского монастыря при Киевской Духовной Академии. Продолжалась всенощная около восьми часов и не обошлась без мелких недочетов, несмотря на высокую квалификацию и долгую подготовительную работу ее главных организаторов – профессоров КДА священника Василия Прилуцкого⁸²⁶ и М.Н. Скабаллановича, который и описал это замечательное событие в своем «Толковом Типиконе»⁸²⁷.

Киевский опыт – «вероятно, первый и единственный в России после XVII в.» – был задуман «для фактического опровержения (...) пагубного для Типикона мнения о практической неосуществимости всего устава всенощного бдения»⁸²⁸. Скабалланович считал эту цель достигнутой. Более здравой, однако, представляется оценка Б.И. Сове:

Киевская всенощная вызвала к себе большой интерес со стороны местной церковной интеллигенции, но одновременно показала невозможность ее регулярного служения не только в приходских храмах, но и в кафедральных соборах и даже в монастырях⁸²⁹.

Близкое суждение высказал в богослужебном отделе Поместного Собора инспектор Смоленского епархиального женского училища священник Петр Чельцов:

По отзыву одного из (...) участников этого всенощного бдения, оно было самым наглядным доказательством того, что в наши дни такое богослужение и неисполнимо, и, пожалуй, невозможно. История не повторяется⁸³⁰.

Намеченное повторение, при котором предполагалось исполнять песнопения большим знаменным распевом (что еще на 3–4 часа удлинило бы службу), насколько известно, так и не состоялось. Правда, в 1915 г. подобный литургический эксперимент был воспроизведен в храме Владимирской духовной семинарии⁸³¹.

Описание киевской всенощной в книге Скабаллановича вызывает у читателя смешанные чувства – от восхищения до недоумения.

Псалом 33-й (...) был проговорен (...) вышло очень эффектно. (...) Гвоздем всенощной оказался полиелей. (...) Два руководителя службы, могущие проговорить наизусть всю 2-ю главу Типикона, так сказать, по очереди за всенощной теряли голову (...) Большинство исполнителей решило на следующий день, что они в течение всенощной были как бы пьяные. Ни о какой усталости не могло быть и речи. (...) Оригинальный, неслыханный концерт.

Не без основания религиозный публицист В. Германов хотел задать исполнителям вопрос:

Их воодушевление имело ли религиозно-молитвенный характер, вело ли оно их к небу, или это был тот нервный, физиологический подъем, который испытывает всякий исполнитель необычайного, оригинального концерта? (...) Я не говорю уже о том, как быть с таким уставом сельскому батюшке, если бы он хотел быть верным Типикону. Мне важно другое. Нужна ли эта утонченная уставность в целях молитвы? (...) Происходит подмена религиозного чувства⁸³².

Тем не менее стремление возродить уставность богослужения хотя бы в монастырях заслуживает, конечно, положительной оценки. Еще одним его проявлением стало постановление Всероссийского монашеского съезда, состоявшегося в июле 1917 года:

Богослужение в монастырских храмах совершается по Типикону, к исполнению которого обители прилагают всемерное старание⁸³³.

В период деятельности Поместного Собора М.Н. Скабалланович выступил с призывом к повсеместному восстановлению уставной службы в монастырях:

Что требования устава не исполняются в мирских, приходских церквах, с этим еще можно помириться (...) Но что уставные требования не выполняются в монастырях, – для этого решительно никаких оправданий и извинений быть не может. Тогда для чего же монастырь? (...) Во всей России нет монастыря, где можно было бы услышать совершенно уставное богослужение. Для этого надо ехать на Афон. Не укоризна ли это для русского монашества? В наиболее следующих уставу монастырях богослужение по сравнению с требованиями устава сокращено вчетверо. (...) Монастыри обратили себя исключительно в места совершения некоторых треб (...) Вот что занимает у них все время⁸³⁴.

Принятое на Поместном Соборе определение «О монастырях и монашествующих» соответствует предложению киевского профессора:

Важнейшим предметом внимания монастырского начальства и усердия братии должно быть строго уставное (по Типикону) церковное богослужение без пропусков и без замены чтением того, что положено петь⁸³⁵.

При точном соблюдении этого правила пришлось бы служить именно так, как это было в Киеве 10 ноября 1912 года. Насколько нам известно, осуществить такое предначертание ни в одном из русских монастырей доселе не удалось.

При рассмотрении плана работ Собора 15 июня 1917 года на заседании VI отдела Предсоборного совета⁸³⁶, в компетенцию которого входили богослужебные вопросы, председательствовавший архиепископ Финляндский Сергий назвал в первую очередь «вопрос о составлении и введении в обиход сокращенного богослужебного устава»⁸³⁷. Докладчиком был избран И.А. Карабинов, который представил 13 июля сообщение «О Типике Великой Христовой Церкви и степени применимости его в практике Русской Церкви»⁸³⁸, во многом близкое к его более раннему докладу на ту же тему (см. выше, сс. 297–298). Введение Константинопольского устава в полном объеме профессор считал нецелесообразным, однако полагал возможным воспользоваться представленными в этом типике приемами сокращения Иерусалимского устава для предотвращения самовольных и безграмотных сокращений на местах.

На недостатках существующей практики сокращений подробнее остановился в своем докладе епископ Пермский Андроник⁸³⁹. По его словам, сокращение изменяемых частей богослужения и «концертный» характер его совершения привели к тому, что служба ласкает слух и зрение, но не возводит людей к Богу. Вместе с тем владыка признавал, что «не одна только леность человеческая привела к сокращению богослужения, но и естественная необходимость сделать это». Для упорядочения сокращений епископ Пермский предложил свой проект, в основном повторявший пожелания, высказанные им новгородскому духовенству в бытность тамошним викарием⁸⁴⁰. Дополнительно владыка предлагал при соединении в приходах вечерни с утреней произносить на вечерне ектении великую, просительную и малую, а на утрене – сугубую, просительную и малую по 3 песни канона. Доклад заключался предложением:

Отступление от указанных правил должно быть рассматриваемо непременно как преступление против веры и Церкви, как преступление против должности священнослужителя, – преступление, караемое по соответственному карательному уставу⁸⁴¹.

Председательствовавший архиепископ Евлогий предложил решить два основных вопроса:

желательно ли сокращение и нормирование богослужения; желательно ли введение в Русской Церкви устава церкви Константинопольской⁸⁴².

С учетом состоявшейся дискуссии были одобрены следующие тезисы для соответствующего отдела Поместного Собора:

Об упорядочении церковного богослужения:

Желательно нормировать богослужение русской Церкви, в целях его единообразия.

Желательны некоторые сокращения богослужения, вызываемые условиями жизни.

Желательно подразделение в этом отношении церквей: а) соборных б) приходских (городских и сельских) и в) домовых⁸⁴³.

Просить Поместный Собор Русской Церкви образовать Особую комиссию для работ по сокращению богослужения, в целях единообразия (сокращение ненужных концертов, искусственных привнесений в богослужение, ектений, кафизм и др.; неизменяемые части богослужения и части богослужения, в которых изображается праздник, не сокращаются). По условиям жизни и желанию прихожан время совершения богослужения устанавливается не в одни часы⁸⁴⁴.

В соответствии с предложениями предсоборного Совета и выступлениями, прозвучавшими на первых двух заседаниях отдела о богослужении, проповедничестве и храме (31 августа и 5 сентября 1917 г.), было решено создать подотдел «О богослужебном уставе и упорядочении богослужения»⁸⁴⁵. Работа этого подотдела, продолжавшаяся около месяца, освещается только отчетами священника Павла Ильинского⁸⁴⁶, поскольку протоколы заседаний (если они и велись) обнаружить нам не удалось.

В уставный подотдел записалось 19 членов Собора, в том числе 3 архиерея – Иоанн Рижский, Евсевий Псковский и Димитрий Симферопольский, избранный председателем⁸⁴⁷. Однако в дискуссиях участвовали и другие члены богослужебного отдела, включая председателя последнего архиепископа Евлогия. Насколько можно понять из отчетов Ильинского, подотдел провел только три заседания, после чего обсуждение было перенесено в отдел.

Ильинский сообщал, что в подотделе скоро обозначились «два течения». Одни, вслед за председателем подотдела, стояли за неприкосновенность богослужебного устава, считая, что сокращение его поведет к дальнейшим произвольным изменениям, а новый устав все равно не удовлетворит все приходские церкви и только уронит в глазах многих авторитет Собора. Поэтому владыка Димитрий предлагал, во избежание соблазна, не поднимать на Соборе вопрос о сокращении устава, предоставив решать его епархиальным архиереям и учреждаемым при них советам.

Архиепископ Евлогий, напротив, стоял во главе тех, которые считали необходимым выработать определенный сокращенный, но обязательный для исполнения уставной порядок, чем можно было бы предотвратить самовольные сокращения и искажения службы на местах⁸⁴⁸.

Сам Ильинский явно принадлежал ко второй группе, о чем свидетельствует подробный пересказ его выступления на заседании 14 сентября. Оспаривая мнение о неприкосновенности устава, о. Павел указывал на историческую обусловленность предписаний Типикона, приспособленных к строю монастырской, но не мирской жизни. Существующая же адаптация устава к практике приходского храма страдает серьезными недостатками – сокращение изменяемых частей обезличивает службу, перенос времени богослужения приводит к смысловым несообразностям. Вечерню следовало бы отделить от утрени и совершать каждую службу в свое время. Особой комиссии по составлению уставного чина для приходских церквей надо выбрать из многих богослужебных песнопений лучшие по форме и содержанию, наиболее доступные по ясности мысли и указать необходимый минимум обязательных для исполнения песнопений. Предлагал Ильинский и собственный проект умеренных сокращений, особенностями которого является последовательное по порядку чтение Псалтири при исполнении кафизм (1 псалом на «славу»; из этой последовательности исключаются псалмы шестопсалмия и часов) и отсутствие ектений на утрене, соединяемой с литургией⁸⁴⁹.

Итогом работы подотдела стали следующие тезисы:

Ныне действующий богослужебный устав слагался на протяжении почти четырнадцати веков истории христианской церкви. Отражая в себе богослужебные порядки разных эпох и различных местностей, современный Типикон есть, однако, устав по существу монастырский. Как таковой, он является наиболее исчерпывающей по полноте богослужебной нормой, как бы стремящейся осуществить во внешней обстановке апостольскую заповедь о непрестанной молитве.

Как норма идеальная, устав не всегда и не везде может быть выполняем во всех своих подробностях.

Монастыри неуклонно следуют действующему уставу во всей полноте, так как владеют наличием средств к этому. Уставное, в собственном смысле монастырское богослужение соответствует главной и изначальной задаче иночества – пребывать в непрестанном молитвенном подвиге, даст почувствовать сладость этого подвига и приходящим в монастырь мирянам и явится чрез то самым величайшим миссионерским средством.

В собственно приходских храмах устав сообразно средствам выполняется с сокращениями.

Поместный Собор полномочен произвести пересмотр устава в видах применения его к средствам приходских храмов. Для сей цели Собором учреждается особая комиссия.

Настоящим Собором подобное деяние выполнено быть не может. Но для упорядочения богослужебной практики Поместный Собор издает определение, в коем а) напоминает чадам Православной Церкви великое значение богослужебного устава; б) обличает те беспорядки, которые вызваны небрежением к нему; в) преподает руководственные указания, дающие обязательный для приходских храмов уставный минимум. Для домовых церквей возможно преподать особые указания.

Наряду с этим принимаются меры к оживлению нашего богослужения между прочим и участием в нем молящихся⁸⁵⁰.

Эти тезисы были оглашены в общем собрании отдела о богослужении, проповедничестве и храме 10 октября 1917 года. К этому заседанию подотдел подготовил еще три доклада по уставным вопросам.

Проект руководственных указаний, о которых говорится в тезисе 6, был представлен в докладе Б.А. Тураева⁸⁵¹. Ссылаясь на то, что «история богослужения и церковный устав знают не один пример сокращений и упрощений», профессор обосновывал право Поместного Собора «сделать ряд указаний и разъяснений для упорядочения того более краткого образа отправления богослужений, каковой ныне наблюдается в приходских храмах». По примеру греческих и румынских церквей, признавалось возможным в праздничные дни начинать литургию непосредственно после великого славословия на утрене, опуская завершение последней и часы. Утреню дозволялось начинать с возгласа «Слава Святей...», опуская двупсалмие и полунощницу – кроме воскресной полунощницы, которую рекомендовалось повсеместно совершать «по киевскому чину» там, где не служится всенощное бдение. При совершении же всенощного бдения предлагалось опускать первый час как дневную службу, которая неуместна с вечера; допускалось также опущение сугубой ектении на вечерне с литией и молитвы «Спаси, Боже, люди Твоя...», с сохранением, однако, ее завершения: «Молим Тя...»

Чтение Псалтири предлагалось упорядочить следующим образом, чтобы обеспечить полное прочтение всех псалмов, хотя и с более растянутым кругом: 1-й антифон 1-й кафизмы резервировался за субботним вечером, 17 кафизма – за утреней субботы, а 18 кафизма сохранялась для будних вечерен (по 3 псалма ежедневно); остальная Псалтирь должна последовательно читаться на утренях по 1 или 2 «славам» (вместо 1 или 2 кафизм) в обычные дни, а в Четыредесятницу – по 4–5 «слав» на утрене и часах (причем из трех псалмов каждого часа допускается поочередное чтение одного; библейские песни на утрене исполняются неопустительно). Если же богослужение не совершается ежедневно, Псалтирь читается подряд, без выделения 17 и 18 кафизм. На утренях великих праздников допускалось заменять рядовые кафизмы антифонным пением избранных праздничных псалмов (со ссылкой на устав Великой Церкви и итальянские списки Студийского устава). Пение псалмов (по возможности антифонное) вместо чтения их рекомендовано и в седмичные дни.

Стихиры всех родов (на «Господи воззвах», на стиховне и на хвалитех) предлагалось петь не менее двух из каждой группы (например, 2 воскресные, 2 «восточны» и 2 из минеи), а из каждого канона читать не менее одного тропаря. Впрочем, на воскресной утрене допускалось читать все тропари воскресного канона и 1–2 тропаря минеи, перенеся крестовоскресный и богородичный канон Октоиха на молебен после воскресной вечерни. На этом молебне можно было бы вычитывать и евангельские зачала предстоящей седмицы, если в храме нет ежедневного богослужения.

Более строгое отношение предусматривалось к исполнению гимнографических текстов службы храма, двунадесятых праздников (от предпразднства до отдания), а также обеих Триодей: их предлагалось исполнять без опущений, но и без предписанных по уставу повторений («колико их есть»). Канон Пасхи предписывалось петь даже и с повторениями (с разрешением опускать в воскресные дни до отдания Пасхи канон недели, который будет затем читаться в седмичные дни). Предложено восстановить почти повсеместно опускаемое отдание службы храмового праздника на вечерне того же дня и чтение канона храма на субботних утренях.

В дни памяти русских святых обязательные полиелеи предписывались только для святых кн. Владимира, Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского и святителей Московских, причем службы вселенским святым никогда не должны отменяться.

Ограничивалось употребление позднейших акафистов, которые не следует вставлять во всенощное бдение, но служить ради них, при желании, особую службу. В то же время было предложено возродить употребление ценнейших произведений древней гимнографии, например, кондаков преп. Романа Сладкопевца, которые незадолго перед тем были изданы в славянских переводах.

Признавая, что «время служб, предписанное уставом, не всегда выполнимо в условиях мирского быта», проект, тем не менее, предлагал всенощные начинать как можно позже, а часы с вечерней в постовые дни не раньше 11 часов. Помимо бдений, служение утрени вечером, а вечерни утром «должно быть навсегда и повсеместно запрещено».

Профессор И.А. Карабинов⁸⁵² представил историческую справку о происхождении и развитии действующего у нас богослужебного устава. В своем докладе он стремился показать несостоятельность представления о существующем уставе как чисто монашеском произведении, – а именно такое мнение было едва ли не общим местом в предсоборной полемике об уставной реформе⁸⁵³. Указывая на древнейшие составные части служб суточного круга, восходящие к богослужебным обычаям соборного храма Гроба Господня и Великой церкви Константинополя, Карабинов настаивал на важности сохранения этих структурных основ литургической архитектоники, все более вытесняемых из богослужебной практики (например, псалмов вечерни и хвалитных псалмов утрени). В предсоборной дискуссии на этот вопрос обращали мало внимания – чаще говорили о неоправданном сокращении изменяемых частей. Кроме того, в докладе подчеркивалась историческая множественность типиков, разнообразие их версий и сосуществование разнородных типикарных норм даже в русской церковной истории. Таким образом, докладчик выступал как против нигилистического отношения к уставу, так и против ложного представления о его незыблемости, закладывая должную теоретическую основу для новой редакции Типикона.

В докладе о. Василия Прилуцкого⁸⁵⁴ речь шла «о непорядках в нашей богослужебной практике». На множестве конкретных примеров было показано, как далеко она отошла не только от буквы, но и от духа уставного богослужения. Нет удовлетворительного объяснения отступлениям от установленного уставом времени начала служб Великого поста и некоторых праздников – навечерии Рождества Христова и Богоявления, Великой Субботы, чем умаляется особый, незаурядный характер этих богослужений. Нивелирование праздничных и будничных служб происходит и при соединении простодневной вечерни с утреней, которое наблюдается, по словам о. Василия, «теперь не только в домовых церквах, но и в соборных, а иногда и в монастырях» (в наше же время, добавим, стало практически повсеместным). Та же тенденция прослеживается и во всеобщем забвении постовых служб с пением «Аллилуиа» в седмичные дни Рождественского и Петровского постов. Совершенно не соответствует уставу сложившаяся практика постоянного пребывания священнослужителей во время совершения всех служб суточного круга в алтаре, откуда они изредка исходят – вместо того, чтобы, напротив, лишь иногда входить туда в определенные моменты службы. Ну, а «сокращение богослужебного устава, в своей основе вызванное, конечно, необходимостью, сделалось теперь явлением как бы даже законным, своего рода обычным правом». Один из вдохновителей исторической «киевской всенощной»⁸⁵⁵ справедливо отмечал, что многие сокращения, даже в неизменяемых частях службы, стали уже незаметными для большинства совершителей богослужения, так что соблюдение устава «могло бы теперь показаться каким-то противоуставным новшеством». Особенно смело сокращения производятся в изменяемых частях, включая первостепенные по важности и поэтической ценности. В результате «службы совершенно обесцвечены, лишены идейности праздников, чересчур подведены под какой-то общий шаблон» и «до утомительности похожи одна на другую».

Не предлагая никаких конкретных рецептов, доклад Прилуцкого, однако, привлекал внимание членов отдела к тому разрыву между требованиями устава и богослужебными обычаями, который сложился к началу XX века и требовал от Собора принятия мер по упорядочению литургической практики.

После докладов Карабинова, Прилуцкого и Тураева, а также оглашения вышеприведенных тезисов, председатель уставного подотдела архиепископ Димитрий предложил перейти к постатейному обсуждению. Однако архиепископ Евлогий, председательствовавший в общем заседании отдела, предпочел сначала выслушать «общие суждения по поводу тезисов»⁸⁵⁶.

Общая дискуссия о проблеме упорядочения богослужения, начатая 10 октября, продолжалась до 17 октября в течение трех заседаний. В ходе ее высказывалось немало ценных замечаний, однако в целом обсуждение имело несколько сумбурный характер. Многие участники путались в понятиях. Так, генерал Л.К. Артамонов, с одной стороны, заявлял: «Нельзя злоупотреблять временем. Время – деньги, говорят американцы. Нельзя трудящемуся рабочему человеку выстаивать за богослужением 2¹/₂ часа» и говорил о необходимости «устранить длинноты службы», – с другой же, утверждал, что «сокращения церковного Устава для нас не желательны»⁸⁵⁷. Н.Ф. Миклашевский также выступал против сокращения устава, но одновременно – за упразднение всех кафизм и замену их проповедью⁸⁵⁸. Епископ Якутский Евфимий считал, что любители церковного устава отнесутся с осуждением к его переработке; с точки зрения самого епископа, усовершенствование богослужения должно искать «не на пути сокращения устава, а на пути его удлинения». Вместе с тем владыка считал, что выполнение предлагаемого богослужебно-уставного минимума займет слишком много времени, а потому подобные меры не прекратят «богослужебной анархии»⁸⁵⁹. Соблазнительным считал указание от лица Собора определенного объема сокращений и Н.И. Знамировский, предпочитавший указать на особо недопустимые нарушения устава из встречающихся в практике⁸⁶⁰. «Народ ко всяким изменениям отнесется с подозрением», – предупреждал сельский священник из Пензенской епархии Евфимий Куликов⁸⁶¹.

Представители простого народа на Соборе подтверждали это опасение. Казак Ф.Г. Зибарев сказал: «Что до изменений в церковном уставе, то здесь я не согласен, согласно данному мне избирателями поручению, уступить ни одной точки»⁸⁶². Все сокращения – от лености и нерадения, «служить надо не народу, а Богу, людей нет, ангелы стоят и молятся», потому никакого минимума не надо, – решительно заявил крестьянин Вытегорского уезда А.И. Июдин⁸⁶³. Его поддержал бывший старообрядец вятский крестьянин И.В. Курбатов, сообщивший, что он никогда не перешел бы в Православие, если бы богослужебный устав был неполон; минимум не нужен, исполнять же устав следует по силе (то есть, по-видимому, как придется)⁸⁶⁴. «Устав должен быть неприкосновенен, но осмысленное сокращение богослужения может быть (...) Я против искажения устава», – сказал единоверческий священник Петр Волков, полагавший, вероятно, что меру этой осмысленности лучше устанавливать каждому самостоятельно⁸⁶⁵.

Другие ораторы горячо поддерживали идею упорядочения и пересмотра устава. Невозможность соблюдения всех уставных требований в приходской практике доказывал настоятель Люблинского собора Холмской епархии протоиерей Эмилиан Бекаревич: «Если у нас ввести полное уставное богослужение, народ не вынесет его»⁸⁶⁶. Существующий устав практически невозможно не сокращать, – признал миссионер из крестьян А.Д. Зверев. Предлагаемая подотделом регламентация фактически станет расширением, а не сокращением существующего порядка богослужения⁸⁶⁷. «Вопрос у нас не в уменьшении или сокращении требований устава, а в упорядочении их», – говорил настоятель Гродненского кафедрального собора протоиерей Иоанн Корчинский, выступавший за выработку уставного минимума, который выделялся бы в богослужебных книгах при помощи особого шрифта⁸⁶⁸. Такое предложение высказывал и инспектор Петроградского епархиального училища В.В. Успенский⁸⁶⁹. «Поставить богослужение так, чтобы оно было живым», удалить его «мертвенные части», дабы молящиеся не присутствовали в храме пассивно, предлагал священник Михаил Марин⁸⁷⁰. Протоиерей Николай Цветков настаивал на более систематическом ведении дискуссии под руководством опытных профессоров-литургистов с тем, чтобы выработать «чин послабления» устава и одновременно «реставрировать богослужение», освобождая его от безвкусных искажений, подобно тому, как реставрируется в наше время древняя иконопись и старинные напевы. «Собору нельзя медлить в деле упорядочения богослужения. Здесь полная разруха. (...) Ныне богослужения в (московских) храмах совершаются крайне небрежно», – свидетельствовал этот видный московский пастырь⁸⁷¹. «Приблизить богослужение к идеям устава и к жизни», указав «границы, за которые не должны переходить сокращения богослужения», призывал Г.И. Булгаков. По его мнению, создание устава, исполнимого для приходских храмов и вполне приемлемого для мирян, настоятельно необходимо. Однако эта задача требует долгой работы специалистов и не может быть завершена в течение Собора, который может, однако, поставить такую задачу и сформировать соответствующую комиссию⁸⁷². Такое же мнение высказал в самом начале обсуждения владыка Евлогий⁸⁷³; повторяли его и другие ораторы – В.В. Успенский⁸⁷⁴, священник Стефан Сабинин, который предлагал отделу выделить те изменения, что могут быть осуществлены незамедлительно, а об остальных дать поручение комиссии⁸⁷⁵.

Председатель отдела архиепископ Евлогий был вынужден неоднократно напоминать участникам заседаний:

Мы говорим не о сокращении Устава, а об упорядочении нашего богослужения. Устав полностию почти нигде ныне не соблюдается. (...) Если сокращения необходимы, то чтобы оно не было неупорядочено, беспредельно.

(Отдел) стоит на пути не сокращения устава, а на пути борьбы с бесчинствами, проявляющимися в этой области. Он будет бороться с произвольными искажениями богослужения.

К прискорбию моему, я все слышу речи о том, будто бы мы посягаем на богослужебный устав, хотим сломать его. Мы только боремся с тем, что вошло в богослужебную практику как беспорядок (...) Если мы сознаем, что должны исполнять устав, но однако не исполняем, потому что его нельзя исполнить, то Собор укажет, что же именно должно подлежать непременному исполнению⁸⁷⁶.

После подобных разъяснений владыка 19 октября 1917 года представил членам отдела тезисы для доклада Собору, подготовленные председателем на основании докладов Карабинова, Прилуцкого и Тураева, а также «несвязных пожеланий», высказывавшихся в ходе прений⁸⁷⁷. Обсуждению этих тезисов и постатейному голосованию по ним были посвящены 8 из 12 заседаний отдела, оставшихся до закрытия первой сессии Собора (последнее состоялось 30 ноября).

Ниже мы приводим окончательный текст тезисов, вошедших в состав доклада и относящихся к теме данной главы (предложения относительно совершения божественной литургии и богослужений требника будут помещены в следующих главах), сопровождая их указаниями на ход дискуссии в отделе⁸⁷⁸.

Совершение богослужения в современной русской церкви страдает многими важными недостатками, причиняющими существенный вред делу Православия и вызывающими справедливые порицания и осуждение. Главнейшими из таких недостатков являются произвольное изменение порядка и состава богослужения (сокращения, вставки и т.п.), а также небрежность в его исполнении. Причины этих недостатков разнообразны. В них повинны часто и совершители богослужения, не всегда достаточно знакомые с Церковным Уставом и часто не обладающие надлежащим пониманием богослужения и развитым литургическим вкусом. Часть вины затем лежит и на молящихся, слабая ревность коих нередко побуждает исполнителей богослужения поступаться строгостью уставных предписаний. Наконец, некоторый повод для перечисленных недочетов дает и самый строй нашего богослужения: его Устав не всегда и не во всем подходит к условиям современной жизни, равно как и некоторые другие стороны нашего богослужения нуждаются в пересмотре и исправлениях. Сознавая ее средоточия⁸⁷⁹, Отдел находит возможным предложить Священному Собору следующий план и меры к упорядочению нашего богослужения:

I. А. Рядовое богослужение

1. Заповеданный нашим Церковным Уставом богослужебный строй хотя и образовался в окончательном виде в монастырях православного Востока, но его основой послужили богослужебные обычаи соборных храмов Иерусалима и Константинополя, вследствие чего этот Устав не может быть признан чисто монашеским произведением.

2. Как свод богослужебных преданий двух важнейших Церквей православного Востока и как произведение многовекового богослужебного опыта, действующий Церковный Устав должен быть сохраняем в качестве высшей нормы нашего богослужения.

3. Во всей своей полноте Церковный Устав является трудноисполнимым.

4. Наши монастыри должны по возможности строго соблюдать уставной порядок богослужения с дозволением заменять для тропарей канонов, а также для кафизм пение чтением по принятому обычаю.

«О введении полного Устава, при исполнении которого богослужение может длиться 24 часа, особенно ревнуют иноки, так пусть они его и исполняют», – предложил настоятель собора в Чимкенте протоиерей Александр Юновидов (180). Разграничить правила для монастырских и мирских храмов, ссылаясь на историческую традицию, призывал священник Михаил Елабужский (194 об.)⁸⁸⁰. Допущение замены пения чтением было предложено о. Н. Цветковым, поправку корректировал о. В. Прилуцкий (198 об.).

5. Что касается мирских храмов, то Церковный Собор, отнюдь не одобряя каких-либо сокращений в Уставе, но снисходя к немощи молящихся и к условиям современной жизни, а также основываясь на истории Устава, знающей случаи смягчения уставных требований, равно как ввиду разрешения самого Устава при некоторых обстоятельствах сокращать богослужение, может допустить известные послабления уставных требований.

О необходимости «исполнимой нормы Устава» говорил епископ Дмитровский Иоасаф (178)⁸⁸¹. Карабинов указывал, что священники чаще всего нарушают устав по необходимости; он предлагал не ронять авторитет Собора, возлагая «бремена тяжкая и бедне носимая (Мф.23:4)» (179–179 об.). «Необходимо твердо и ясно сказать, что сокращение дело возможное и допустимое. Во всей полноте устав исполнять немыслимо», – заявил священник из Кубанской области Николай Карташев. По его мнению, если от такого признания некоторые и соблазнятся, несмотря на предпринятые разъяснения, это меньшая беда, чем соблазн для всей Церкви, порождаемый существующим положением. Тем не менее издание уставного минимума в виде таблицы о. Николай считал неполезным, чтобы не приводить всех к «казенному однообразию, введение которого может вызвать только ненужную ломку» – надо учитывать условия местного быта и традиции (190–191). А о. Аристарх Пономарев решительно возражал «против всякого изменения и сокращения церковного устава, этого драгоценного наследия седой и святой старины» (212 об.). В защиту богослужебного минимума, однако, выступили епископ Прокопий (194 об.–195)⁸⁸² и – как ни странно – крестьяне Июдин и Курбатов. Первый из них теперь прямо утверждал: «Я сторонник сокращений устава для приходских церквей», – второй заявил: «Я не настаиваю на полном уставе, но прошу, чтобы он не сокращался произвольно и беспорядочно» (197–197 об.).

Обсуждению следующего пункта предшествовала общая дискуссия относительно нормы богослужения для приходов. Голосованием было решено, что указать некоторые границы богослужебной реформы должен сам Собор, оставив будущей комиссии проработку деталей (198об.–199).

6. Для упорядочения рядового богослужения в приходских храмах предлагается:

а. Не допускать замены положенного по Уставу произвольными вставками, например кафизм – акафистами или проповедью, литийных стихир – концертом и т. п.;

В защиту акафистов выступали архиепископ Владивостокский Евсевий, настоятель Макариево-Унженского монастыря архимандрит Виссарион, о. А. Пономарев, псаломщик из Боровска Ф.К. Кузнецов (а против их чтения – архиепископ Симферопольский Димитрий), однако председатель разъяснил им, что речь идет не о запрете акафистов, а о том, чтобы их не вставляли, где не положено (213об.–214об.).

б. Псалтирь стихословить в объеме не менее одной «славы» вместо целой кафизмы. В церквах, где службы не совершаются ежедневно, возможно последовательное чтение всей Псалтири по «славам» без отношения к седмичному расписанию стихословия. В дни великих праздников рядовое стихословие можно заменить чтением или (антифонным) пением особых праздничных псалмов;

Предложение Тураева (поддержанное священником из Карса Алексием Параскевовым) о перераспределении псалмов с целью обеспечить полное вычитывание Псалтири встретило критику со стороны архиепископа Евлогия, архимандрита Виссариона, священника Михаила Елабужского, В.К. Недельского, которые считали неудобным отступать от имеющегося в уставе расписания кафизм (206–206 об., 223 об., 226 об.). После длительного обсуждения на двух заседаниях отдела единогласно было одобрено предложение читать по одной «славе» из кафизмы, с тем, чтобы за три недели каждая кафизма была прочитана полностью. Предложение читать в последовательном порядке Псалтирь при богослужении, совершаемом не ежедневно, было одобрено 16 голосами против 13. Не встретило возражений предложение о пении избранных псалмов

В праздники (217об.–218, 226 ОБ.–227 об.).

в. Чтение шестопсалмия не должно быть сокращаемо; не подобает опускать 50-й псалом и хвалитные псалмы на утрени;

Принято единогласно на том же заседании 3 ноября. Было отвергнуто голосованием предложение о сокращении некоторых ектений (епископ Смоленский Феодосий [Феодосиев], протоиерей Виктор Поярков). Против него выступили Карабинов, архимандрит Виссарион и настоятель Белогорского монастыря Пермской епархии архимандрит Варлаам (Коноплев)⁸⁸³.

г. Песнопения Триодей и великих праздников должны исполняться без пропусков, хотя бы и без повторений. В дни воскресные, будничные и в меньшие праздники из стихир на «Господи, воззвах», стиховных, литийных, хвалитных должно петь не менее половины положенных как из Октоиха, так и из Минеи. Отнюдь не должна опускаться на воскресной утрени стихира евангельская, воскресные тропари по непорочных не должны сокращаться. Должно быть восстановлено уставное пение тропарей, кондаков, степени и седальнов. Из каждой песни канона должно читать не менее четырех тропарей, хотя бы по одному из каждого канона.

В основе этих предписаний лежат предложения Тураева, несколько видоизмененные архиепископом Евлогием. Предложение епископа Феодосия и архимандрита Варлаама установить правилом чтение шести тропарей на каждой песни канона было отклонено большинством голосов (229 ОБ.–230 об.).

Из-за опасения «ломки уклада церковно-приходской жизни» отклонено было содержавшееся в докладе Прилуцкого (и поддержанное о. И. Артоболевским, Тураевым, епископом Пахомием, архимандритом Варлаамом и протоиереем из Владикавказа Иоанном Завитаевым⁸⁸⁴) предложение призвать к соблюдению уставных сроков начала богослужений, хотя бы в особые постовые и праздничные дни (246–246 об.).

8. Богослужение в кафедральных соборах и храмах при духовных учебных заведениях приближается к монастырскому, в домовых – к приходскому.

II. Меры к упорядочению богослужения

15. Существующая при Св(ященном) Синоде Комиссия для исправления богослужебных книг преобразуется в постоянное учреждение, которое кроме книжного исправления должно вообще ведать богослужением и решать все относящиеся к нему вопросы.

Предложение внесено архиепископом Евлогием (175).

16. При исправлении богослужебных книг в ближайшую очередь следует пересмотреть текст нашего Типика, так как последнее его исправление было произведено еще в конце ХVII века. При этом пересмотре необходимо предписания о службах русским святым изложить совместно со службами .святым вселенским и вставить устав о выносе Плащаницы.

Учтены предложения Прилуцкого и владыки Евлогия, указавших на противоречия в Типиконе. В поддержку этого мнения выступал епископ Черниговский Пахомий (173 об.–174 об.)⁸⁸⁵. Против исправления Типикона выступил епископ Астраханский Митрофан, считавший действующий устав неприкосновенной драгоценностью (174 об.)⁸⁸⁶. Однако после обсуждения тезис был принят 19 октября единогласно.

17. Наряду со славянским Типиконом следует издать русский перевод с более полным, ясным и общедоступным изложением уставных предписаний, снабженный предисловием, раскрывающим историю и значение Церковного Устава.

19. В новом издании Миней службы русским святым следует изложить в соответствии с правленым Уставом.

23. Необходимо принять все возможные меры к тому, чтобы совершители богослужения знали Церковный Устав; для этого, между прочим, следует поднять преподавание науки о богослужении в Духовных школах, а также озаботиться изданием ежегодников, дающих все нужные уставные указания на каждый богослужебный день.

24. Для привлечения внимания молящихся к богослужению и вообще для поддержания в них сознательного отношения к последнему необходимо издание всякого рода популярных книжек с богослужебными текстами, их переводом, изъяснениями и т. п.

25. Собор обращается с особым посланием к совершителям богослужения, в котором он, с одной стороны, призывая благословение Божие на усердных и истовых его исполнителей, с другой – должен призвать всех к точному соблюдению настоящих постановлений.

25 января 1918 года, на первом заседании отдела, которое состоялось после рождественского перерыва в деятельности Собора, было решено представить Собору окончательно сформулированные тезисы доклада «Об упорядочении богослужения». Совет Собора 14/27 февраля постановил: «Доклад передать на предварительное ознакомление Святейшего Патриарха и членов Соборного Совета»⁸⁸⁷. В результате такого ознакомления было принято решение направить доклад на рассмотрение Епископского совещания, которое, заслушав доклад, постановило:

Действующий ныне Церковный Устав должен быть сохраняем в качестве высшей нормы нашего богослужения; совершители же богослужения призываются к истовому отправлению оного, допуская сокращения с крайней осмотрительностью, чтобы не смутить ревнителей церковной уставности. Не внося на Соборное рассмотрение этого доклада, напечатать его на пишущей машине и разослать Преосвященным для приблизительного руководства по вопросу об уставном сокращении⁸⁸⁸.

По-видимому, это постановление не было тогда же исполнено. Вскоре после завершения второй сессии Собора, 10/23 апреля 1918 года, Совет Собора на основании соборного постановления от 31 января⁸⁸⁹, передал целый ряд докладов, не рассмотренных в общих заседаниях, «на благоусмотрение Высшего Церковного Управления». В этом списке значится и доклад «Об упорядочении богослужения»⁸⁹⁰.

После возобновления деятельности Собора, 17/30 июля 1918 года, замещающий председателя отдела о богослужении, проповедничестве и храме епископ Охтенский Симон (Шлеев) и иеромонах Афанасий (Сахаров) запросили этот доклад для ознакомления вновь вступивших членов отдела, который к тому времени значительно обновился в своем составе. Одновременно отдел принял решение «ввиду запросов с мест, просить высшее начальство о скорейшем распубликовании ко всеобщему сведению» доклада «Об упорядочении богослужения»⁸⁹¹. 15/28 августа доклад был вновь заслушан Епископским совещанием под председательством святителя Тихона. Постановили:

Остаться при прежнем постановлении, передав Св(ященному) Синоду в копии доклад Отдела о богослужении и настоящий журнал Епископского Совещания для приведения в исполнение постановления Преосвященных Архипастырей⁸⁹².

Не удовлетворившись таким решением, 34 члена Собора направили в Соборный совет следующее заявление:

Совершение богослужения в современной Русской Церкви страдает многими недостатками, в значительной степени умаляющими его назидательность, благолепие и благодатное воздействие на душу молящихся. Устранение их, желательное и необходимое при всяких условиях, становится особенно повелительным долгом в переживаемый ныне Русскою Церковию период тяжких гонений на нее со стороны враждебных христианству сил. Имея это в виду, нижеподписавшиеся члены Собора почтительнейше просят Собор вменить в обязанность органам Высшего Церковного Управления безотлагательно принять все необходимые меры к усовершенствованию русской церковно-богослужебной практики, руководствуясь в этом святом деле выработанными «Отделом о богослужении, проповедничестве и храме», но не рассмотренными в общем заседании Собора по недостатку времени докладами «Об упорядочении богослужения» и «О церковном пении»⁸⁹³.

Собор заслушал это заявление 30 августа/12 сентября и утвердил предложение Соборного совета «ввиду краткости оставшегося времени до окончания занятий Собора» передать упомянутые доклады на разрешение Патриарха и Синода⁸⁹⁴.

Председатель богослужебного отдела владыка Евлогий впоследствии вспоминал, что святитель Тихон «не нашел возможным представить этот труд отдела на обсуждение пленарного заседания Собора, опасаясь, что санкция Собора в вопросе сокращения церковной службы может вызвать соблазн у верующих»⁸⁹⁵. Однако ценность этого свидетельства – в принципе, вполне правдоподобного – снижается тем фактом, что ко времени рассмотрения данного доклада Евлогий уже не принимал участия в работе Собора. Кроме того, подобная судьба постигла многие доклады, подготовленные соборными отделами, поскольку процедура их рассмотрения в пленарных заседаниях оказалась довольно продолжительной, а время занятий Собора было вынужденно сокращено.

Об особой осторожности, с которой Высшее церковное управление было склонно относиться к вопросу об урегулировании уставных проблем в то крайне сложное для Церкви время, свидетельствует и дальнейшее развитие дела.

Менее, чем через два месяца после закрытия Собора, 29 октября/1 1 ноября 1918 года, Святейший Патриарх и Священный Синод Православной Российской Церкви рассмотрели доклад «Об упорядочении богослужения» и приняли следующее постановление:

Принимая во внимание

1) что допускаемые ныне произвольные изменения порядка и состава богослужения действительно причиняют существенный вред делу Православия и вызывают справедливые порицания и осуждения,

2) что принятый ныне в Православной Церкви Устав, представляя собою свод богослужебных преданий двух виднейших Церквей Православного Востока (Константинопольской и Иерусалимской) и являясь произведением многовекового богослужебного опыта, должен и впредь быть сохраняем в качестве высшей нормы православного богослужения,

3) что в то же время, по снисхождению к немощам молящихся и к условиям современной жизни, могут быть допускаемы и некоторые послабления уставных требований, каковые послабления только не должны быть произвольными и не должны касаться существенных частей православного богослужения и

4) что намечаемые в сих целях названным Отделом меры к упорядочению общественного (рядового) и частного (внерядового) богослужения представляются допустимыми к проведению в церковно-богослужебную жизнь, –

5) сообщить о таковых мероприятиях секретными циркулярными указами епархиальным Преосвященным, поручив им,

а) пригласить пастырей церкви к истовому совершению богослужения и к особой осмотрительности в отношении допущения сокращений в богослужении, дабы не смутить совести ревнителей церковной уставности, и

б) при разрешении вопросов об уставных сокращениях руководствоваться приводимыми в докладе Соборного Отдела о богослужении, проповедничестве и храме предположениями,

6) постановления означенного Отдела, касающиеся создания при. Св(ященном) Синоде постоянного учреждения для заведывания богослужебными делами и намечаемых сему учреждению задач, а равно и высказанное в заявлении 34 членов Собора пожелание о скорейшем издании особого руководства для священнослужителей, содержащего в себе ясные и точные уставно-богослужебные указания на каждый день церковного года, передать на отзыв председателя существовавшей при Святейшем Синоде Комиссии для исправления богослужебных книг Преосвященного Митрополита Владимирского Сергия, и

7) доклад Отдела об упорядочении церковного пения препроводить на предварительное рассмотрение и отзыв Митрополита Новгородского Арсения⁸⁹⁶.

Документальными свидетельствами о действиях архиереев в связи с получением упомянутого в постановлении секретного циркулярного указа мы не располагаем. Однако в собственной епархии Святейшего Патриарха через полгода, 21 апреля/4 мая 1919 г., был утвержден и разослан по приходам за подписью председателя епархиального совета протоиерея Виктора Кедрова⁸⁹⁷ «Примерный единообразный чин богослужений для приходских храмов города Москвы», включающий указания об уставных сокращениях для воскресной всенощной и литургии⁸⁹⁸. Они близки к предложениям соборного отдела, хотя и не вполне соответствуют им. Так, кафизмы читаются по одному псалму из каждой славы (всего 6 псалмов на утрене); ясно, что это не обеспечивает прочтения всех псалмов, поскольку выбираются преимущественно короткие. Ничего не говорится о псалме 50, хвалитные псалмы могут опускаться (до «Сотворити в них суд написан»).

Осуществить идею о создании «постоянного учреждения для заведывания богослужебными делами», по-видимому, так и не пришлось. Во всяком случае, отзыв митрополита Сергия нам неизвестен. Можно предположить, что он оказался бы похожим на отзыв митрополита Арсения по докладу «Об упорядочении церковного пения», представленный в июле 1919 года в соответствии с вышеприведенным постановлением Синода: «Изложенные в докладе Отдела меры (...) хотя и целесообразны, но не благовременны, так как рассчитаны на нормальное течение церковной жизни»⁸⁹⁹.

Впрочем, постановлением Синода от 26 июля 1919 года и совместным постановлением Святейшего Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 2 августа 1919 г. был образован Комитет по упорядочению богослужебного чина вообще и церковного пения в частности, действовавший недолгое время под председательством митрополита Новгородского Арсения в составе архиепископа Коломенского и Можайского Иоасафа (Каллистова) и членов ВЦС протопресвитера Николая Любимова и псаломщика А.Г. Куляшева. Однако он был наделен значительно более узкими полномочиями, ограничивая свои задачи устранением искажений и несанкционированных новшеств из богослужебной практики московских приходов.

2 декабря 1919 года комитет, уже проведший 4 заседания, докладывал Патриарху, что разосланный в мае «Примерный единообразный чин» не соблюдается в церквах Москвы.

К выдающимся и особенно грустным явлениям в московской богослужебной практике следует прежде всего отнести то неблагоговейное, даже просто небрежное совершение богослужения не только в будние дни, но даже и в торжественные праздники, которое замечается почти во всех московских храмах: не говоря уже о всевозможных нарушениях требований богослужебного устава, сокращения, допускаемые обычно в богослужении, простираются иногда до возмутительного искажения богослужебного чина.

Кроме того, наблюдается быстрый рост «видоизменений и новшеств», которые «часто являются прямым нарушением указаний церковного устава, или в лучшем случае произвольным его толкованием, и во всяком случае вносят соблазнительное для верующих разнообразие в богослужебную практику». В этой связи комитет предлагал Патриарху сделать распоряжение о недопущении нововведений, «как самочинных деяний, несанкционированных Высшею церковною властию», разослать новый циркуляр, предупредить об увольнении виновных, благочинных обязать следить и доносить немедленно о нарушениях, а викариев просить как можно чаще посещать московские храмы⁹⁰⁰.

Святейший Патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет в совместном заседании 5 декабря 1919 года одобрили предлагаемые «мероприятия по упорядочению богослужебного чина в церквах города Москвы» и направили указ о их проведении в жизнь входившему в состав комитета архиепископу Крутицкому Иоасафу⁹⁰¹, который после кратковременного ареста вскоре умер, чем, вероятно, и закончилось дело.

Отголоском его, по всей видимости, стало приведенное нами выше Обращение Патриарха Тихона от 17 ноября 1921 г. в котором речь также идет об «искажении богослужебных чинопоследований отступлениями от Церковного устава и разными нововведениями, не предусмотренными этим уставом», о том, что «в службах праздников выпускается почти все, что составляет назидательные особенности праздничного богослужения»⁹⁰².

В распоряжении Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра благочинным и настоятелям храмов Москвы и Московской области от 14 сентября 1925 года содержится еще одно, очередное решительное заявление о недопустимости «произвольного сокращения и изменения богослужебного последования в ущерб молитвенному и праздничному содержанию», равно как и других нарушений устава⁹⁰³. Кто, однако, определит границу, за которой сокращение становится «произвольным», если священноначалие даже самые общие соображения на этот счет рассылает в секретных циркулярах?

По условиям послереволюционного времени не удалось, конечно же, реализовать и те предложения богослужебного отдела Собора, которые были направлены на повышение богослужебной культуры посредством образовательных и церковно-административных мероприятий:

а) обращение особого внимания на изучение церковного устава и литургики в духовно-учебных заведениях с преимущественным при этом обращением внимания на практическую постановку изучения этих предметов;

б) необходимость собирания время от времени благочиннических съездов под руководством местных преосвященных для обсуждения вопросов о правильной постановке и порядке совершения церковного богослужения с тем, чтобы то или иное решение выработанных на этих съездах вопросов немедленно распространялось местными благочинными среди членов епархиальных причтов;

в) устройство время от времени краткосрочных курсов по епархиям для ознакомления и должного наблюдения за правильностью уставного богослужения;

г) устройство особых псаломщических школ в епархиях для подготовки опытных и сведущих руководителей в лице псаломщика при отправлении богослужений⁹⁰⁴.

Вопрос о фактически забытых требованиях устава совершать постовую службу покаянного характера с пением «Аллилуиа» вместо «Бог Господь», земными поклонами и чтением молитвы Ефрема Сирина в определенные дни Рождественского, Петровского и Успенского постов был затронут в докладе о. Прилуцкого и вновь поднят Б.А. Тураевым на заседании отдела 19 октября 1917 года в связи с приближением Рождественского поста⁹⁰⁵. На следующем заседании состоялось обсуждение этого вопроса. Тураева поддержали Карабинов, В.П. Клевезаль, Г.И. Булгаков, о. С. Кудрявцев, о. К. Зайц. Несмотря на скептическое отношение монашествующих членов отдела (архиепископ Евлогий, архимандриты Варлаам и Паисий), которые небезосновательно считали, что такое начинание едва ли привьется, решено было внести соответствующий доклад на Собор. В докладе Б.А. Тураева говорится, что предлагаемое восстановление забытых требований устава полезно «для возбуждения в народе покаянных чувств в переживаемую неслыханно тяжелую годину»⁹⁰⁶.

По предложению Соборного совета, Собор 11 ноября, за четыре для до начала Рождественского поста, передал доклад в Синод «для надлежащих распоряжений»⁹⁰⁷. Постановление Собора было исполнено Синодом в определении от 13 ноября⁹⁰⁸.

Можно предположить, что распоряжение о том, чтобы в определенные дни, не относящиеся к Великому посту, вместо служения литургии править постную службу с поклонами, было воспринято как неслыханное новшество и едва ли усердно исполнялось⁹⁰⁹. Обычай, а не устав, стал нормой богослужебной жизни не только в приходах, но и в монастырях. Собственно, и всякий устав является лишь письменным отражением обычая. Плохо, однако, когда этот обычай стыдливо скрывается за ширмой незыблемого Устава и не поддается ни богословскому осмыслению, ни контролю священноначалия.

В сентябре 1917 года в Соборный совет, в соответствии с Уставом Собора, поступило заявление более чем тридцати членов с предложением безотлагательно заполнить пробел в современном новогоднем богослужении, перенеся «последование индикта» (нового года) с 1 сентября на 1 января, дополнив существующее последование новогоднего молебна или восстановив древний чин «летопроводства». К заявлению была приложена брошюра преподавателя МДС Н.А. Виноградского с подробным обоснованием этих пожеланий⁹¹⁰. Материалы передали в отдел о богослужении, где о. В. Прилуцкому поручили подготовить на них отзыв, представленный на заседании 30 ноября⁹¹¹.

По мнению о. Василия, совершать службу индикта 1 января неудобно: на этот день и так приходятся празднование Обрезания Господня и память св. Василия Великого. Вместо этого он предложил восстановить отмененный при Петре I древний византийский «чин исхождения индикта» – «в высшей степени трогательный и умилительный», предполагающий участие патриарха и царя. Этот чин мог бы заменить существующий новогодний молебен, совершаемый в полночь на 1 января (такой обычай появился в Петербурге и в Москве в начале XX века, а в 1911 году был рекомендован Святейшим Синодом для повсеместного употребления, причем в журналах сообщалось, что храмы в новогоднюю ночь обычно бывали переполнены).

Владыка Евлогий не поддержал археологических устремлений Прилуцкого, заметив, что хотя прежняя служба и содержательнее, она, вероятно, небезосновательно была отставлена и заменена нынешним молебном, который тоже совсем не плох. К тому же новый год – скорее гражданский, чем церковный праздник. После обсуждения решили: службу 1 января оставить без изменений, а новогодний молебен обогатить материалом из сентябрьской службы индикта. Соответствующий проект (значительно расширяющий новогодний молебен включением канона и другого гимнографического материала из утрени 1 сентября) был представлен Прилуцким и одобрен отделом. Пожелание приспособить к современным условиям отмененный с уничтожением патриаршества древний «чин летопроводства» и совершать его в Большом Успенском соборе тоже было включено в соответствующий доклад⁹¹².

Однако Соборный совет 4 декабря вернул доклад в отдел с предложением пересмотреть и дополнить молитву, входящую в состав чина (она была в неизменном виде заимствована из прежнего молебна)⁹¹³. К 8 декабря эта работа была выполнена и проект возвращен в Соборный совет с двумя вариантами молитвы: «более распространенной формы» (в нее включены продиктованные историческим моментом прошения: «Утоли вся шатания и раздоры земли нашей...») и древней молитвы («из Требников Патриарших с пропуском поминовения и моления о царях»)⁹¹⁴.

На последнем до рождественских каникул заседании Собора 9 декабря доклад рассмотреть не успели, а новый год приближался. Поэтому Соборный совет направил проект в Синод, который 18 декабря принял определение:

Предписать совершить молебствие в день наступающего 1918 года по обычному чинопоследованию с включением в оное прилагаемой при сем молитвы⁹¹⁵.

Текст молитвы («распространенная форма» из проекта отдела) вскоре был опубликован⁹¹⁶.

Введение декретом Совнаркома нового календарного стиля с февраля 1918 года ставило перед Церковью вопрос о времени церковных праздников. Обсудить его Собор на заседании 27 января 1918 г. поручил богослужебному отделу совместно с отделом о правовом положении Церкви в государстве⁹¹⁷. На соединенном заседании отделов 29 января под председательством митрополита Арсения большинство выступавших (профессор МДА С.С. Глаголев, епископ Никандр [Феноменов], И.А. Карабинов, профессор Московского университета С.А. Котляревский, преподаватель Тобольской гимназии А.А. Васильев, член Симбирского окружного суда С.П. Руднев, профессор Петроградской духовной академии П.Н. Жукович) признали невозможным немедленный переход на григорианский календарь в церковной жизни. Другие (В.И. Яцкевич, Н.Д. Кузнецов, С.Н. Булгаков) считали этот вопрос для Церкви непринципиальным. Тем не менее, неудовлетворительность существующего юлианского календаря была отмечена многими участниками заседания. По итогам дискуссии были приняты следующие предложения, 30 января утвержденные общим заседанием Собора по докладу Соколова:

1) В течение 1918 г. Церковь в своем обиходе будет руководиться старым стилем и

2) поручить Богослужебному Отделу разработать в подробностях дело применения стилей во всей жизни Церкви⁹¹⁸.

Такая разработка была продолжена на следующем заседании богослужебного отдела 22 февраля/7 марта⁹¹⁹. Более подробное освещение проблемы было поручено С.С. Глаголеву и профессору Петроградской духовной академии И.И. Соколову, которые представили свои доклады по календарному вопросу 15/28 марта⁹²⁰.

Глаголев считал, что большая астрономическая точность григорианского календаря не искупает его исторической порочности, связанной с наличием «несуществующих дней». Однако православная пасхалия «разошлась с небом и нуждается в исправлении». Канонически такое исправление возможно. Правила предписывают праздновать Пасху независимо от иудеев, а вовсе не обязательно после них – странно было бы для Церкви ставить себя в какую-либо зависимость от иудейской практики. Вместе с тем решение подобных вопросов требует действий, совместных со всеми Православными Церквами и не может быть осуществлено немедленно.

Отношение прочих автокефальных Церквей к вопросу календарной реформе подробно осветил в своем докладе проф. Соколов. Он призывал к сугубой осторожности:

Реформа неизбежно должна коснуться вековых традиций православной Церкви относительно времени празднования Пасхи Христовой и соединенных с нею других праздников и церковных времен. Реформа (...) может вызвать в народе тревожную смуту с оттенком церковно-религиозного разномыслия и подать повод к неблагоприятному для Церкви схизматическому движению⁹²¹.

Григорианский календарь, как папское новшество, уже в 1583 г. был соборно осужден патриархами Константинопольским и Александрийским. Подобные оценки многократно повторялись на греческом Востоке и в последующие века. Вопрос о календарной реформе вновь обсуждался многими Поместными Церквами в 1902 году по инициативе патриарха Константинопольского Иоакима III; при этом выяснилось более или менее негативное отношение Церквей к перемене календаря, что и было отмечено в окружном послании Иоакима III от 12 мая 1904 г. Вместе с тем, проблема несовершенства юлианского календаря все же существует. Однако ее разрешение во многом зависит от характера взаимоотношений между православным Востоком и инославным Западом в целом; при сохранении существующего положения Соколов считал календарную реформу делом «почти безнадежным». Во всяком случае, окончательное решение вопроса может произойти «только по общему церковному суду».

По итогам состоявшегося обсуждения Глаголев и Соколов подготовили доклад «О сохранении старого стиля для церковного исчисления до времени решения вопроса о реформе календаря всею Православною Церковью», который был одобрен на заседании богослужебного отдела 20 марта/2 апреля и представлен в Соборный совет 30 марта/12 апреля⁹²². В докладе предложено оставить юлианский календарь в церковном употреблении не только на 1918-й, как в прежнем соборном Деянии, но и на 1919-й и последующие годы, до общеправославного решения вопроса. Ради достижения такового согласия патриарха просят обратиться с особой грамотой к патриарху Константинопольскому, чтобы вновь осведомиться о мнении всех Православных Церквей. Необходимо издать православный календарь на 1919 год с указанием дат как по старому, так и по новому стилю. Сформированной отделом комиссии по вопросу о введении нового стиля в составе епископа Пахомия (Кедрова) и профессоров Глаголева, Соколова, Карабинова, Тураева, Жуковича предлагается продолжить свою работу и по окончании Собора.

Соборный совет 10/23 апреля препроводил этот доклад на рассмотрение Высшего церковного управления⁹²³ (это решение было одобрено Собором на последнем заседании 7/20 сентября 1918 г.⁹²⁴).

В соответствии с поручением Собора, Высший Церковный Совет 7/20 декабря 1918 г. рассмотрел представленный доклад и одобрил мнение о необходимости общеправославного решения по данному вопросу; Святейшего Патриарха просили с этой целью вступить в сношения с Поместными Церквами⁹²⁵. Относительно же новогоднего молебна раньше было решено, что его можно совершать как по новому, так и по старому стилю – «в зависимости от желания прихожан»⁹²⁶.

Во исполнение постановления ВЦС святитель Тихон 21 января 1919 г. обратился к патриарху Константинопольскому Герману V⁹²⁷ с предложением инициировать общеправославное обсуждение вопроса о календарном стиле. В послании изложены суждения соборного отдела и предложены четыре возможные решения: 1) сохранение юлианского календаря с допущением переноса лишь гражданского новолетия; 2) переход на новый стиль; 3) сохранение прежней пасхалии с переводом на новый стиль непереходящих праздников; 4) предоставление Автокефальным Церквам свободы избирать наиболее приемлемое по местным условиям решение календарного вопроса при сохранении церковного общения в любви. Каждое из этих предложений снабжено аргументами pro el contra⁹²⁸. Ответа из Константинополя не последовало. В Москве еще не знали, что тремя месяцами раньше патриарх Герман был вынужден удалиться на покой в результате бурного протеста православных греков против его компромиссной политики по отношению к турецким властям.

По получении известия об одобрении нового стиля Константинопольским совещанием представителей ряда автокефальных Церквей под председательством нового патриарха Мелетия (май-июнь 1923)⁹²⁹, патриарх Тихон 7 октября 1923 года созвал совещание бывших в Москве архиереев, на котором было решено ввести исправленный календарь и в Русской Церкви. Послание о реформе календаря со 2/15 октября было 1 октября подписано св. Тихоном (по признанию самого патриарха, под сильным давлением со стороны представителя ГПУ Е.А. Тучкова). Однако отпечатано это послание было только в начале ноября. А 8 ноября новым распоряжением святителя было определено «повсеместное и общеобязательное введение нового стиля в церковное употребление временно отложить» – принимая во внимание многочисленные протесты верующих, как объяснял патриарх в своем заявлении во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет от 30 сентября 1924 года. Впрочем, и в этом заявлении святитель Тихон признавал календарную реформу принципиально возможной, поскольку «юлианское летоисчисление не возведено Церковью в неприкосновенный догмат веры, но, связанное с церковным обрядом, допускающим изменения, само может подлежать изменению», – при условии невмешательства гражданской власти и при достижении всеправославного согласия по этому вопросу⁹³⁰.

1. В декабре 1917 года о. В. Прилуцкий и еще 31 член Собора обратились в Соборный президиум с просьбой в спешном порядке принять постановление о том, чтобы в праздник Рождества Христова

не только более не служили молебен об изгнании галлов из России и с ними двадесяти язык, как потерявший уже смысл при современных условиях политической жизни, но не служили бы в этот день вообще молебен по поводу событий политической или гражданской жизни⁹³¹.

Соборный совет в связи с этим 7 декабря принял к сведению, что Святейшим Синодом уже сделано распоряжение об отмене указанного молебна⁹³².

2. Предпринятое Святейшим Синодом немедленно после Февральской революции⁹³³ исправление богослужебных текстов, в частности, исправленное ектенийное прошение «О богохранимей Державе Российстей и благовременном Временном правительстве ея», после большевистского переворота вновь нуждалось в пересмотре. На заседании отдела 30 ноября 1917 года архиепископ Евлогий сказал:

Нам следовало бы указать относительно поминовения Правительства и властей за богослужением. Мы просили об этом доложить о. Прилуцкого; но ныне я слышу, будто в церквах явочным порядком уже вводится обычай не поминать благоверное правительство.

Решено было отложить обсуждение вопроса до времени, когда правительство организуется⁹³⁴.

После зимнего перерыва в работе 34 члена Собора обратились в Соборный совет с предложением принять меры к введению единообразия молений о стране и власти. Заявление по решению Собора от 28 марта/10 апреля 1918 года было передано в богослужебный отдел, который 3/16 апреля поручил его рассмотрение комиссии под председательством епископа Пахомия (Кедрова) в составе Карабинова, Тураева и иеромонаха Афанасия (Сахарова)⁹³⁵. Через три дня, на последнем заседании второй сессии Собора, комиссия представила следующую формулу ектенийного возношения: «О страждущей Державе Российской и о спасении ея», без поминовения властей и воинства. В тропаре Кресту (и всюду, где прежде упоминалось имя царя) предлагалось испрашивать победы не императору и не «христолюбивому воинству нашему» (как было в мартовском Определении Синода), а «благоверным людям Твоим»⁹³⁶. Это решение и было передано на благоусмотрение Священного Синода.

Моление о «богохранимой стране Российстей и о властех ея» было предписано распоряжением патриарха Тихона лишь в сентябре 1923 года, но, по позднейшему признанию митрополита Сергия, «тогда не привилось»; много нестроений породил и указ заместителя патриаршего местоблюстителя о таком поминовении, изданный в октябре 1927 года⁹³⁷.

3. С усилением гонений со стороны новой власти по отношению к Церкви и ее членам было связано заявление группы членов Собора во главе с ректором Пермской духовной семинарии архимандритом Матфеем о необходимости «преподать благословение от Собора исповедникам Церкви и защитникам ее, подтвердить церковное отлучение гонителям Церкви, считающимся православными христианами». Собор 22 февраля/7 марта 1918 года передал заявление на рассмотрение Епископского совещания⁹³⁸. При обсуждении дела в последнем на заседании 24 февраля/9 марта, святитель Тихон, уже анафематствовавший виновников кровавых расправ и гонителей Церкви в своем послании от 19 января/1 февраля⁹³⁹, предложил внести изменения в чинопоследование Торжества Православия, совершаемое в первое воскресенье Великого поста. Архипастыри «по довольном суждении постановили» изъять анафематизм 11 («Помышляющим, яко православные государи возводятся на престол не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к прохождению великаго сего звания в них не изливаются»), а после анафематизма 12 добавить новый:

Глаголющим хульная и ложная на Святую Веру нашу и Церковь, восстающим на святые храмы и обители, посягающим на церковное достояние, поношающим же и убивающим священники Господни и ревнители веры отеческия, анафема, трижды.

Добавлено было и многолетие «христианскаго благочестия ревнителем и защитником Христовы Церкве».

В тот же день Совещание епископов передало исправленный чин для сообщения Собору⁹⁴⁰, который на заседании 27 февраля/ 12 марта принял к сведению это постановление⁹⁴¹.

В марте 1915 года одесский житель Ф. Булатович⁹⁴² обратился к своему правящему архиерею, архиепископу Назарию (Кириллову) с вопросом о несоответствии в евангельском чтении на вечерне Великого Пятка. Чтение это составлено из повествований трех евангелистов (Мф.27:1–38; Лк.23:39–43; Мф.27:39–54; Ин.19:31–37; Мф.27:55–61). При прочтении такого составного текста у слушателя получается впечатление, будто уже после обещания Иисуса покаявшемуся разбойнику: «Днесь будеши со Мною в раи» (Лк.23:43), – оба разбойника «поношаста Ему» (Мф.27:44). Булатович предлагал исключить этот последний стих.

Указанная проблема ранее, в 1903 году, уже поднималась в анонимной статье, автор которой указывал даже, что

один известный нам боголюбец выражал желание платить приходскому диакону своему, чтобы тот пропускал эту не на месте поставленную строчку⁹⁴³.

Статья в то время не возымела никаких последствий. Теперь же владыка Назарий переслал письмо Булатовича председателю Комиссии по исправлению богослужебных книг архиепископу Финляндскому Сергию, который в мае ответил, что затронут «очень интересный вопрос», и автор письма прав, но возбудить дело о таком исправлении в Святейшем Синоде боязно – ведь станут потом говорить: «Синод дерзает исправлять даже Ев(ангелиста) Матфея»!

Дождавшись Поместного Собора, владыка Назарий отдал всю эту переписку в богослужебный отдел с предложением обсудить дело⁹⁴⁴. На заседании 22 февраля/7 марта 1918 года после непродолжительной дискуссии с участием епископов Пахомия (Кедрова) и Феодосия (Феодосиева), И.А. Карабинова и Н.И. Знамировского⁹⁴⁵ решено было, что неудобно исключать что-либо из основного сказания Евангелия от Матфея; целесообразнее перенести на другое место вставку из Луки, исключив из нее «лишний» в этом случае стих 44. Таким образом, чтение предлагалось помещать в служебных Евангелиях в следующем составе: Мф.27:1–44; Лк.23:39–43; Мф.27: 45–54; далее в прежнем виде: Ин.19:31–37; Мф.27:55–61. Получалось бы, что прежде оба разбойника поносили Иисуса, а потом один из них раскаялся; это не смущало членов отдела⁹⁴⁶.

Соборный совет 1/14 марта постановил доклад отдела по этому вопросу, представленный епископом Пахомием, рассмотреть совместно с докладом об упорядочении богослужения⁹⁴⁷. Незадолго до закрытия Собора оба доклада «ввиду краткости оставшегося времени» были переданы на разрешение Святейшего Патриарха и Священного Синода⁹⁴⁸. В заседании Синода под председательством святителя Тихона 19 ноября/2 декабря 1918 года доклад был рассмотрен. Подтвердив «желательность изменения Евангельского чтения на вечерне в Великий Пяток устранением из сего чтения (...) останавливающих на себе внимание несогласованност(ей)», Синод нашел, что предложенное решение «не устранит вполне таковых несогласованностей», а потому было признано за лучшее

вставку из Евангелиста Луки о раскаявшемся разбойнике (...) по прежнему читать после 38 ст(иха) главы XXVII-ой Евангелиста Матфея, но вместе с сим в повествовании Евангелиста Матфея о крестных страданиях Христа пропускать ст(их) 44 гл(авы) XVII, читающийся так: «Тожде же и разбойника, распятая с Ним, поношаста Ему», для чего в последующих изданиях богослужебного Евангелия делать в сем месте Евангелия от Матфея соответствующие указания⁹⁴⁹.

К сожалению, через 65 лет, когда представилась первая возможность осуществить такое издание в России, об этом определении никто уже не помнил. Неисполненным оно остается и поныне.

Насколько вопросы, обсуждавшиеся в этой главе, сохраняют свое значение сегодня? Насколько могут быть уместными в нынешних условиях решения, предлагавшиеся без малого сто лет назад?

• Проблемы изменяемости устава не существует сегодня как проблемы богословской. Всякий, кто знаком с исторической литургикой, прекрасно знает, сколь многообразны и изменчивы были церковные типики. И это совершенно естественно – ведь они отражали жизнь Церкви, меняющуюся в зависимости от ее условий. Но обращение существующего (нельзя сказать действующего) в Русской Православной Церкви устава в археологический памятник и длительное «замораживание» разрыва между реальной жизнью и книжной нормой привело к опасным последствиям, осознанным многими пастырями еще в начале XX века. Одно из таких последствий – разрыв между богословским пониманием роли устава и популярными представлениями, сложившимися в церковной среде. Перестав быть действующим правилом церковно-богослужебной жизни, устав в глазах благочестивых людей, мало знакомых с литургической наукой, приобрел характер чего-то вечного и принципиально неизменного. Отсюда – боязнь гласного признания необходимости перемен, боязнь, которую испытывала и продолжает испытывать значительная часть русского епископата и духовенства. Повидимому, эта пастырская проблема может быть разрешена только путем терпеливой разъяснительной работы.

• Случаи неумелого и неграмотного сокращения церковных служб ныне встречаются не реже, а скорее уж чаще, чем в дореволюционный период. Надо считаться с тем обстоятельством, что за последнее десятилетие по необходимости было посвящено в духовный сан немало священнослужителей, не получивших систематического богословского образования. Практика проведения благочиннических съездов или пастырских семинаров, посвященных вопросам богослужения, предложенная богослужебным отделом Собора, существует лишь в отдельных епархиях и является пока скорее исключением, чем общим правилом. Редки и отчетливые разъяснения правящих архиереев относительно применения богослужебного устава в условиях прихода. Поэтому разработка и публикация авторитетных указаний Высшей церковной власти по вопросу о приспособлении уставных норм к жизни современного прихода представляется весьма желательной. Такая мера способствовала бы повышению уровня литургической культуры в наших храмах, особенно сельских. Основой для подобных богослужебных указаний могли бы служить доклад «Об упорядочении богослужения», одобренный в 1918 году в качестве примерного руководства Епископским совещанием и Священным Синодом под председательством святителя Тихона, а также другие материалы Поместного Собора и предсоборного периода (например, рекомендации, принимавшиеся в отдельных епархиях).

• Ясные указания относительно допустимой адаптации уставных норм содействовали бы и улучшению моральной атмосферы в среде духовенства. Не только в Типиконе, но и во всевозможных богослужебных указаниях, которые каждый год издаются у нас в помощь священникам, а также в семинарских учебниках отражены требования, которые нигде реально не исполняются. Некоторые утверждают, будто это воспитывает смирение в служителях алтаря. На самом деле от этой раздвоенности (в книге одно, в жизни совсем другое) воспитывается лишь лукавство и нигилистическое отношение ко всем писаным правилам – еще с семинарской скамьи. Сокращения службы, совершаемые как бы исподтишка, отягощают совесть священнослужителей, чтецов и певцов, дают поводы к осуждению и соблазнам, омрачают лицемерием, неискренностью и недоверием отношения с архипастырем, благочинным, настоятелем и церковным народом.

• Вместе с тем, заслуживает внимания возражение «консерваторов» соборного и предсоборного периода, которые считали несостоятельной идею введения строгого уставного единообразия на основе новой нормы сокращения богослужений, представленной в качестве общеобязательной. История Церкви показывает, что полного единообразия в отправлении богослужений на самом деле никогда не существовало. Попытка его внедрения могла бы привести к утрате тех элементов здоровой и допустимой вариативности богослужебных обычаев, которая только обогащает церковно-литургическую культуру.

• Стремление более совестливых священнослужителей не удаляться чрезмерно от буквы устава неизбежно приводит к торопливости в чтении, которое в результате становится почти совершенно недоступным для восприятия. И этот недостаток не изжит поныне, и не может быть изжит, пока у нас царствует законническое отношение к уставу. Спешное, механическое чтение распространено даже в храмах духовных школ и нередко рассматривается учащимися как своего рода доблесть. И если молящиеся в семинарской церкви как правило все же неплохо знакомы с содержанием хотя бы неизменяемых частей богослужения и способны распознавать их на слух, то в приходах дело обстоит иначе. Как в процессе практической подготовки священников и церковнослужителей, так и в документах церковного руководства следовало бы регулярно указывать на первостепенную важность качества, а не количества чтения. Тогда народ, возможно, начал бы вникать в содержание молитвословий и избавился бы от ощущения, что все это читается не для него, а «для Бога», просто потому что «так положено».

Опасная раздвоенность сознания проявляется в нашем отношении к явному несоответствию многих молитвословий изменившемуся времени их совершения. Привыкнуть можно ко всему, и мы постепенно перестаем замечать этот очевидный разлад между службой и жизнью. А люди, вновь приходящие в храм, либо учатся от нас бездумному отношению к молитвенным словам (которые становятся лишь неким фоном для личной молитвы), либо начинают подсознательно воспринимать все, что происходит в храме, как своего рода красивую игру, особая прелесть которой заключается как раз в том, что она почти никак не соотносится с окружающей скучной обыденностью. Таким образом мы культивируем ущербный тип церковности: литургическое благочестие, все более утрачивающее связь с реальной жизнью членов Церкви за пределами храма. Выход можно видеть только в творческом развитии литургической культуры, обращенной к современности. Способы преодоления создавшегося противоречия, которые предлагались и до Собора, и на Соборе, могли бы с успехом применяться для начала в отдельных приходах. А затем священноначалие могло бы судить о их успешности.

• Замена номинально действующего устава на Константинопольский или Студийский волевым решением церковной власти, конечно же, и неуместна, и невозможна. Однако надо признать, что сосуществование отдельных норм того и другого уставов в жизни различных церковных общин, уже имевшее место в русской церковной истории, нисколько не угрожало бы церковному единству – конечно, при условии соответствующей разъяснительной работы.

• Дальнейшие попытки посильного осуществления не только духа, но и буквы существующего устава в образцовых монастырях, а иногда и в духовных учебных заведениях помогли бы создать своего рода заповедники уставной культуры, позволяющие оценить гармоническую красоту и стройность уставного богослужения. Любовь к последнему является необходимой предпосылкой всякого современного литургического творчества.