1843 год⁹⁵

Января 15, ночь. В бытность мою в Вене, в июле месяце 1842 года (число забыл), ночью я имел следующее знаменательное сновидение: мне явился во сне блаженной памяти Государь Император Александр I-й и сказал: «ты знаешь, что в первые годы моего правления Грузия присоединена к моему царству» – «Знаю, Ваше Величество!» – отвечал я. – «Там, на востоке, продолжал он, люди живут как в Авраамов век: им нужно образование». Этим сновидение окончилось. По утру я записал его слова слово в слово, но, к сожалению, не выставил числа месяца.

В следующем августе месяце, 8 дня, я получил отношение о вызове меня в С.-Петербург; приехал сюда и здесь только узнал что я должен ехать на восток. И так сновидение мое, кажется, состояло в связи с ходом дела об определении меня на восток, – дела, о котором я ни думал, ни гадал.

Я сказал: кажется. Это сказал я потому, что в сновидении дело шло о Грузии. Впрочем, известно, что в сновидениях не все слова или образы имеют значение. Смысл сновидения важен.

Посмотрим: что Господь речет о мне! Не быть ли мне и в Грузии после посещения востока? .. 1843 года, января 15 дня, ночью, писаны все эти строки. А. П.

20. Среда. Января 16 дня (суббота) с.-петербургский митрополит Серафим, осьмидесятидвухлетний старец, скончал свое земное поприще и переселился в обители Отца небесного.

Вечером этого дня он еще принимал посетителей, которые приезжали навестить его и побеседовать с ним. В 10 часов ночи, после легкого ужина, он лег в постелю и против обыкновения не запер своей спальни, по забывчивости. Ночью он скончался, неизвестно, в котором часу; ибо при нем не было никого из домашних. В 6 часов утра служитель вошел в спальню и, полагая, что многотрудный старец еще покоится, удалился тихо и ожидал обычного пробуждения его. Пробило семь, восемь, девять часов: митрополит не выходил из спальни. Тогда пошли проведать его и нашли его уже умершим; руки его сложены были крестообразно на персях; жизненная последняя теплота еще осязательна была; поэтому думают, что он помер в 4 часа пополуночи.

Постепенно угасала жизнь маститого старца. Он заснул и уснул сном вечным!

На другой день весть о смерти его сообщена была Гавриилу, архиепископу рязанскому, во время обедни, тотчас по причащении его. Тогда же и я узнал об этом от архиепископа в алтаре Митрофановской церкви на синодальном подворье.

Января 19 дня, в 10 часов утра, при многочисленном стечении народа был вынос тела усопшего иерарха из митрополичьего дома в холодный собор лавры. Обряд сей совершали: преосвященный митрополит Иона, старец исполненный дней, архиепископ рязанский Гавриил, архиепископ волынский Никанор, архиепископ олонецкий Венедикт (все они – присутствующие в св. синоде), архиепископ виленский Иосиф, викарий с.-петербургский Иустин, викарий новгородский Леонид, ректор духовной академии, Афанасий епископ винницкий (викарий Каменец-Подольской епархии), духовник Его Императорского Величества протопресвитер Музовский, обер – священник Василий Кутневич, одиннадцать архимандритов и множество монашествующего и белого духовенства. По окончании обычной литии, инспектор духовной академии архимандрит Иоасаф произнес у гроба довольно складную речь. За сим начался вынос. По обеим сторонам липовой аллеи, протягивающейся от митрополичьего дома до собора Троицкого, поставлены были воспитанники семинарии и академии. В соборе совершена была большая панихида и после нее началась обедня, которую служил архиепископ Венедикт.

В этот же самый день пронеслась молва, что на место покойного митрополита избран и назначен Государем архиепископ варшавский Антоний, и что он прибудет в С.-Петербург ко дню погребения усопшего, которое будет совершено 24 января.

Подожду, оправдается ли эта молва, которая теперь кажется довольно основательною и сбыточною.

21 дня. Молва оправдалась, архиепископ Антоний – митрополит с-. петербургский!..⁹⁶

Митрополиты: киевский Филарет и московский Филарет же, законные и достойнейшие кандидаты на с.-петербургскую митрополию, обойдены. К сожалению, незадолго до смерти митрополита Серафима, оба они подверглись опале Государя за то, что в синоде подавали мнение о необходимости вновь перевести библию с греческого текста на русский язык, придерживаясь и еврейского подлинника. Покойный митрополит сам был виною этой опалы.

Говор народа. Тело покойного митрополита Серафима стояло в церкви семь дней. Столь продолжительное стояние народ изъяснял по своему. Одни говорили, что так долго не погребают усопшего потому, что ожидают явления его души из другого мира; а другие рассуждали, что, верно, чают чудесных исцелений при гробе или хотят удостоверить людей в нетлении усопшего митрополита.

Носилась молва в народе, что во время отпевания поставят покойного на ноги, в правую руку дадут ему крест, а в левую кадило; два архиерея будут поддерживать его под руки. По окончании отпевания опять положат его во гроб и похоронят, как следует⁹⁷.

25. В семнадцатый день настоящего лета Господня православная церковь российская лишилась знаменитого первосвятителя своего, преосвященного митрополита Серафима. Тихо уклонилось от взоров наших так долго озарявшее нас светило и скрылось в непроницаемых безднах света невечернего. Но как по закате солнца еще долго остается на небосклоне его отсвет, так по удалении от нас богоподобной, светлой души Серафима еще долго пребывало в храме Господнем освященное таинственно тело его. Семь дней явлено было оно сетующим чадам церкви православной в знамение и научение, что смерть христиан есть не что иное, как тихий и безмятежный сон, от которого при кончине мира возбудит их труба архангела. Во все эти дни семь архиереев поочередно приносили Богу бескровную, примирительную жертву о спасении души усопшего собрата и сотрудника в вертограде Христовом и в шесть часов пополудни совершали панихиды. Во все эти дни у гроба служителя Слова непрерывно слышалось чтение Божия слова. Во все эти дни осиротевшая паства необозримыми волнами стекалась в Александро-Невскую лавру отдать последний долг архипастырю и вознести теплые мольбы о нем к престолу Пастыреначальника Господа И. Христа.

Наступил осьмый день блаженного успения возлюбленного архипастыря. По непреложному глаголу Божию надлежало предать земле священные останки его, сколь ни драгоценна была для нас даже тень земного бытия его.

В воскресенье 24 января, в 8 часов утра, протяжный звон возвестил о приближении времени погребения. Печальные звуки то раздавались, то исчезали, то снова слышались, знаменуя рождение, смерть и воскресение наше. Бесчисленное множество народа наполняло всю лавру. Тихо, благоговейно (и в молитвенном расположении духа) с возженными свечами в руках ожидал он (последнего) прощального появления своего (досточтимого) пастыря. Воспитанники духовной академии, семинарии и училищ и их наставники, чины св. правительствующего синода, духовно-учебного управления и консистории, родные и знакомые усопшего, все духовенство лавры и престольного града, семь иерархов, все как одно семейство, собрались окрест гроба (возлюбленного архипастыря и) незабвенного своего отца и владыки. По совершении первой литии в 9 часов утра, началось шествие вокруг Свято-Троицкого Александро-невского собора, четыре архимандрита и четыре протоиерея (старшие члены консистории) подьяли гроб и понесли его на руках своих. Пред гробом, осеняемом рипидами, озаряемом архиерейскими светильниками, облагоуханным кадильным фимиамом, под сению священных хоругвей, – этих знамений воинствующей церкви на земле, при умилительном пении хора, шествовали все святители Христовы и все священники Бога вечного, как будто само бессмертие предваряло смерть. У самого выхода из собора совершена была вторая лития в виду того алтаря, в котором усопший святитель многократно приносил бескровную жертву; третья – позади алтаря, у горнего места, четвертая – пред домом его и, наконец, пятая – при входе в церковь Сошествия Св. Духа. Вся лавра, управляемая им более двух десятилетий, увидела последнее шествие своего священноархимандрита, и, казалось, он из гроба благословлял ее последним благословением любви на великие подвиги святого иночества (Ответом ему было теплое моление наше о причтении его к лику духов праведных, моление совершенное пред самыми келлиями его и, наконец, при входе в храм Сошествия Св. Духа, устроенный, украшенный и освященный им самим).

По внесении тела в церковь, оно поставлено было на приготовленное на средине место под великолепным балдахином, и вокруг на десяти подушках разложены знаки отличия, коих покойный удостоился от всероссийских венценосцев, внимательных к полезным для отечества подвигам его. В 10 часов началась божественная литургия; ее совершали три святителя: бывший некогда викарий покойного митрополита, ныне член св. синода, преосвященный Никанор, архиепископ варшавский, преосвященный Иустин, епископ ревельский, преосвященный Леонид, епископ старорусский, оба нынешние викарии. В определенное время состоящий на чреде священнослужения настоятель костромского Богоявленского монастыря и ректор семинарии архимандрит Нафанаил произнес надгробное слово.

По окончании литургии, в 12 часов пополудни, преосвященный митрополит Иона, семь святителей⁹⁸, духовник Его Императорского Величества, протопресвитер Николай Музовский, обер-священник Василий Кутневич, одиннадцать архимандритов, со всем многочисленным духовенством, начали обряд погребения по установлению и чину православной церкви. Первые сановники государства и многие другие чины придворные, военные и гражданские присутствовали при этом обряде и молитвы свои соединяли с молитвами всего освященного собора. Уже в пятый раз, погруженные в глубокое благоговение, мы внимали утешительным вещаниям и таинственным обетованиям Евангелия; и в сии-то минуты Благочестивейший Государь Император, Наследник Престола Цесаревич Александр Николаевич, Великий Князь Михаил Павлович и принц Петр Ольденбургский изволили присутствием своим почтить память заслуженного иерарха, имевшего счастие за 16 лет пред сим совершить священный обряд миропомазания его Императорского Величества на царство. Помазанник Божий, первенец церкви, защитник и распространитель православия, до конца возлюбил первосвятителя церкви российской, который при жизни своей был правилом веры и образом жития богоугодного.

Окончились моления об усопшем; настало время последнего христианского целования, знаменующего вечный союз верующих в Господа Иисуса Христа. Преосвященный митрополит Иона, маститый иерарх, исполненный дней, удрученный скорбию, приблизился ко гробу и облобызал Евангелие, крест и десницу усопшего иерарха; слезы его, слезы любви, оросили хладные останки отшедшего к Богу. Потом им поднесено было святое Евангелие Благочестивейшему Государю, и Он, Богом венчанный и превознесенный, облобызав оное, смиренно и благоговейно преклонил царственную главу свою пред гробом человека Божия. Его примеру последовали Благоверный Государь Цесаревич и Великий Князь Александр Николаевич и Благоверный Государь и Великий Князь Михаил Павлович. При этом редком, умилительном, величественном зрелище все сердца исполнились невыразимого благоговения и беспредельной любви к Великому Царю Православному и ко всему Державному Дому Его. Прощание продолжалось; все священнодействовавшие иерархи и освященный собор запечатлели свою преданность и любовь к усопшему лобзанием святым. Еще раз преосвященный митрополит Иона простился с возлюбленным своим, вручил ему разрешительную молитву и покрыл лицо его покровом. Мы запечатлели в памяти светлый нимало не искаженный смертию, образ возлюбленного архипастыря. Гробовая доска навсегда сокрыла его от взоров наших. Мы сетовали, скорбели, молились, уповали. Гроб, вмещавший останки незабвенного, подъят был одними священно-архимандритами. Помазанник Божий, порфирородный Сын Его и возлюбленный Брат из среды церкви сопровождали его до самой могилы или, лучше, до алтаря церкви, подле царских дверей коего, под храмовым образом Сошествия Св. Духа, глубоко погребены были бренные останки мирно почившего во Господе первосвятителя российской церкви. Здесь земля прияла гроб его и здесь наши молитвы еще раз вознеслись к престолу Обладающего живыми и мертвыми о спасении души его. Раздалось тихое, трогательное песнопение: Вечная память; преосвященный Иона предал земле тело в Бозе почившего иерарха: сырою землею посыпали его крестообразно и державные сыны церкви православной.

И так сокрылся от нас на веки возлюбленный архипастырь наш. Пока проходил он земное поприще, вера, подобно горнему лучу, освещала стези его жизни и он, не смежая очей своих, бодренно шел по указаниям сего путеводного света, и вдруг вступил в область видения. Сердце его непрерывно горело любовию к Богу, царю, отечеству и ко всем ближним; и он воспарил на небо на крилиях смирения, милосердия, молитвы. Внутренний человек его, как феникс, возрождался и возрастал во время оскудевания человека внешнего, и над прахом его вознесся в горние области, где он будет восходить от ведения к ведению, от блаженства к блаженству, наслаждаясь лицезрением Господа Иисуса и общением с сонмами духов, достигших совершенства.

Вечная память тебе, святче Божий! Ты был и навсегда пребудешь драгоценен для сердец наших.

Вечная память тебе, твердый подвижник веры православной, неуклонный блюститель Господней истины в словесном стаде Христовом! Отечественная церковь, вознося теплые о тебе молитвы к Небесному Подвигоположнику добрых пастырей, на веки сохранит глубоко-благодарное воспоминание о твоих незабвенных заслугах.

1843 года, января 25, писано мною это известие о погребении митрополита и в 3 часа пополудни представлено обер-прокурору Св. Синода. При напечатании сего известия, несколько изменили и сократили его⁹⁹.

31. Рукоположен был во епископа состоящий на чреде священнослужения, настоятель Белгородского монастыря и ректор тамошней семинарии, архимандрит и кавалер св. Анны 2 ст. Варлаам. Он будет викарием при митрополите киевском Филарете.

Рассказывали мне, что министр внутренних дел, г. Перовский, желая испытать и узнать добросовестность и внимательность г.г. аптекарей с.-петербургских, приказал своему домашнему лекарю написать семь рецептов одного содержания и разослать их в разные аптеки для получения лекарства. Из всех 7 аптек прислали 7 лекарств разного цвета, разной величины и разной денежной стоимости и разной целительной силы. Один только небогатый аптекарь в улице Ямской составил лекарство надлежащим образом по рецепту. Такое злоупотребление взбесило министра и он принял строжайшие меры к прекращению его.

Этот же министр, переодетый, купил в мясной лавке несколько фунтов говядины. Его обвесили. Он пришел жаловаться в полицию. Но квартальный надзиратель чуть было не прибил его. Министр, во избежание побоев, раскрыл верхний кафтан и несчастный надзиратель, увидев ордена, чуть-чуть сам не обратился в кусок бездушной говядины. Бедный надзиратель! Он лишился места и жалованья и чести.

Февраля 2 дня. От преосвященного Гавриила, архиепископа рязанского, слышал я, что армянский каталикос, тот самый, который просил Государя о непечатании ложных мнений об армяно-григорианской церкви, скончался с год тому назад. Так как он избран был на патриарший престол русским правительством, а не собором армян, то следствием этой ошибки нашего правительства было некоторое охлаждение всех армян к сему эчмиадзинскому католикосу. Впрочем, по предложению нашего правительства, о законном избрании нового патриарха на место покойного, армяне, – наши подданные, просили как родичей своих, так и духовенство свое в Малой Азии, Иерусалиме и Константинополе, прислать к ним в Эчмиадзин депутатов для избрания нового патриарха. Депутаты не посланы; но отвсюду дано доверие, что тот, кого бы ни избрали в Эчмиадзине, будет признан главою всей армяно-григорианской церкви, разсеянной в разных странах света. Господи! Когда будет едино стадо и един пастырь?

22, Чистый Понедельник. Февраля 20 дня, около полудня, прибыл в Александро-невскую лавру митрополит Антоний.

На другой день (Воскресенье) он служил обедню в Петропавловском кафедральном соборе и по возвращении в лавру благословил собравшееся в его доме монашествующее духовенство Лавры, чинов консистории и воспитанников академии и семинарии.

Кто даст ми криле голубине, и полещу и почию в Иерусалиме?¹⁰⁰

Вот уже пятый месяц проходит и я все еще сижу у моря и жду погоды. Скоро сказка сказывается: не скоро дело делается!

Марта 2 дня.

Примечания на прошение диакона Пальмера¹⁰¹.

Стр. 4 на обороте. 1, Государь, встретившись с г-жею Татьяною Борисовной Потемкиной (урожденною княжною Голицыной), сказал ей, что из Англии приехал в Петербург диакон Пальмер хлопотать о соединении шотландо-британской церкви с российскою и сам хочет присоединиться к нашей церкви о чем и подал прошение в синод. На вопрос Потемкиной об участии Государя в этом деле Его Императорское Величество отвечал, что рассуждать о соединении церквей есть дело синода, а не его, и что он не мешается и не будет мешаться тут.

2, Брат (не родной) г-жи Потемкиной князь Михаил Михаилович Голицын.

3, Не родственница, а жена его.

Стр. 6. 1, Действительно князь Голицын пересылал письма Пальмера вместе с своими к жене своей и дочери, которую мать успела обратить в лютеранство.

Стр. 6. 1, Неправда! Сама Потемкина говорила мне, а) что Пальмер написал ложь. Ибо эта особа не только не обратилась в православие, но и слышать не хотела ни о нашей церкви, ни о Пальмере. Этого диакона она называла неверным его собственной британской церкви, b) Обратилась в православие не жена князя Голицына, а его и её дочь, и обращение её случилось следующим образом: «Князья Голицыны и сама Потемкина просили Императора, чтобы Он, не как Государь, а как Отец, уговорил жену Голицына оставить лютеранство и возвратиться в Россию и чтобы дал повеление посланнику в Швейцарии, где жила эта особа, приказать ей, в случае её упорства, отдать детей родному отцу их, который с позволения Государя, нарочно поехал в Швейцарию для этой цели. Ни увещания Государя, ни просьбы мужа не подействовали на упорную, тогда ей приказано было отдать детей и князь Голицын увез их с собою в Россию и здесь в Петербурге старшая дочь его опять сделалась православною, по убеждению отца её, из послушания и любви к нему. Пальмер тут ровно ничего не сделал кроме того, что его письма были читаны дочерью Голицына. Жена его осталась в Швейцарии и сначала не хотела возвращаться в Россию, но, стосковавшись в разлуке с детьми, приехала в Петербург и теперь живет здесь, но не может терпеть и видеть Пальмера¹⁰².

ΝΒ. В 1841 году, в марте месяце, и в 1843 году я видел несколько раз Пальмера и беседовал с ним по-латыни в доме Потемкиной. Он умен, скромен, благочестив. Наружность его приятна. Он имеет ревность не по разуму.

20. Часто размышлял я о своем назначении и поездке в Иерусалим и всякий раз тайное чувство говорило мне: «едва-ли исполнится назначение».Не знаю, что речет о мне Господь. А таки долго держат меня здесь.

28. В десять часов пополуночи я получил приказание г. обер-прокурора св. синода явиться к секретарю константинопольской миссии г. Титову для переговоров о моем назначении в Иерусалим. На другой день я виделся с ним и он, между прочим, объявил мне секретно, что, по некоторым неблагоприятным политическим отношениям России и Турции, не отправляют меня доселе к месту моего назначения, и что, по всем вероятностям, я должен пробыть в Одессе все лето до сентября. – «Вас не хотят, – прибавил он, – поставить в фальшивое положение».

Не быть ли войне? Прошлогоднее возмущение в Сербии, окончившееся бегством князя Михаила Обреновича и дяди его Ефрема Обреновича, не есть ли искра, которая произведет пожар? Посмотрим!

31. Марта 28 дня, во время вечерни, между пятым и осьмым часами, исполнилась надо мною русская пословица: «на то щука в море, чтобы карась не дремал». Какой-то плут, мошенник, вор, обокрал меня и служителя моего. Безбожник! Унес у меня 1700 рублей ассигнациями, все кресты, ордена и все столовое и чайное серебро, а у служителя – большую часть лучшей его одежды. Ужасно жаль мне похищенной книжки, в которой записаны были мною для памяти статистические сведения о настоящем состоянии Палестины и Сирии и ученые заметки о Крыме. Видно, что вор был человек неученый, иначе он оставил бы мне эту книжку, зная, что она дороже мне тех денег, кои хранились в ней. Не худо было бы внушить всем ворам, чтобы они не похищали у ученых монахов их книг и рукописей, а брали бы одни деньги, кои не так нужны им.

Апреля 20 дня куплены две столовые и две чайные серебряные ложки. Весу в них 38³/₄ золотника. Плачено за них 41 рубль ассигнациями.

21. «Если Малороссию засеять иезуитами, то все-таки вырастут там казаки!» – так говорил преосвященный Иосиф, архиепископ виленский, рассуждая о твердости веры малороссов.

Мая 4, Вторник¹⁰³. Я был у обер-прокурора св. синода и между прочим просил его сказать мне, как должно ответить константинопольскому патриарху, если он спросит меня о мнении нашего синода или наших богословов касательно законности или незаконности синода афинского. Граф отвечал: «поговорите об этом с посланником нашим при Порте Оттоманской, г. Титовым». Я удивился такому ответу его и невольно возразил ему, что это дело не Титова, а св. синода. Тогда он сказал мне, что это дело не синода, а Государя и что константинопольская миссия наша должна знать и, без сомнения, знает мысли Его Величества об этом предмете. «Впрочем, – присовокупил он, как бы одумавшись, – Вы можете сказать патриарху, что российский синод и все прочие иерархи наши думают об афинском синоде так же, как думает его святейшество».

Директор азиатского департамента министерства иностранных дел, Лев Григорьевич Сенявин говорил мне: «Сербские дела кончены мирно. Турция уступила требованиям и настояниям нашего двора; но сначала эти дела приняли такой оборот, что наша Императорская миссия чуть было не выехала из Константинополя». «Теперь вы можете ехать в Иерусалим», – прибавил он.

5, Среда. В назначенное время, в половине третьего часа пополудни, я пришел в азиатский департамент и имел совещание с Сенявиным и Титовым о поездке моей в Иерусалим.

Сначала они изъявили сожаление о том, что назначение мое сделалось слишком гласным в Петербурге. Мгновенно предположив, что они могли подозревать и винить меня самого в болтливости или хвастовстве, я почел нужным сказать несколько слов в оправдание себя и поставил им на вид, что еще в бытность мою в Вене достигло до меня из Одессы глухое известие о переводе меня в Иерусалим и, что в первый день прибытия моего в Петербург, лаврские монахи, к удивлению моему, поздравляют меня с назначением в Св. Град в сане епископа. «Тайна обнаружена давно, промолвил я; но кем и как? Это вам должно быть известно».

– Да, сказал директор, дело о вас производилось в синоде, и там не сохранили тайны.

– С уверенностью можно сказать, продолжал я, что мое назначение сделалось гласным во всей России от переписки духовных лиц. При неизбежном свидании моем с разными духовными сановниками во время проезда в Одессу и в этом городе я не только не пророню ни слова о моем назначении, но буду отвечать на все расспросы их так, как приказал мне отвечать граф Протасов, – что я вызван был из Вены для исполнения особых поручений в Петербурге по духовным делам, и по окончании их, за неимением высшей должности, отпросился в Иерусалим для поклонения Гробу Господню (Одобрение). Таким образом, утихнет молва о мне в России. Но что будет, если она предварит меня на востоке? Там я стану выдавать себя за смиренного поклонника; а греки, армяне, католики, протестанты, турки будут смотреть на меня как на соглядатая. В таком случае, успею ли я достигнуть своей цели? Не подвергнусь ли неприятностям или, по крайней мере, ответственности за неудачное исполнения поручения, тогда как дело предварительно испорчено обнаружением тайной стороны его? Нельзя ли переменить мою роль и отправить меня на восток от лица нашей церкви?

– Нельзя, никак нельзя, с живостью сказал директор. Решено вам ехать туда в виде поклонника, так и поезжайте.

– Молва о вашем назначении, думаю, не повредит вам на востоке, сказал посланник. Может статься, найдутся там люди из православных, которые будут подозревать в вас тайного агента России; найдутся же и такие, которые поверят вашим словам и действиям, и будут видеть в вас обыкновенного поклонника. Но те и другие могут раскрыть вам настоящее состояние церкви православной на востоке единственно по желанию защиты и поддержки со стороны России, лишь бы вы сумели снискать их расположение. Старайтесь всеми силами приобрести доверенность тех лиц, которые будут указаны вам, или с которыми вы встретитесь сами. Не бойтесь затруднений. Заметно, как будто вы с робостью принимаете возлагаемое на вас поручение.

– О, нет! Я не робею, а только желаю предварительно настроить себя к исполнению поручения устранением всяких сомнений и отчетливым сознанием будущих действий моих. От этого сознания немало будет зависеть успех моих занятий на востоке.–

– Вы правы, сказал Сенявин, и мы просим вас объясниться свободно».

После сего я предложил несколько вопросов о предметах, более или менее прикосновенных к моим будущим занятиям.

– Если константинопольский патриарх пожелает знать мнение нашего синода, или наших богословов, о канонической законности синода афинского, то должен ли я отвечать ему так, как советовал мне обер-прокурор наш, – что российский синод и прочие иерархи наши думают об этом предмете согласно с его святейшеством?

Дипломаты одобрили такой ответ и объявили мне, что наше правительство не признает афинского синода законным; впрочем, терпит его так же, как и константинопольский патриарх, дабы не произвести нового, несчастного разделения в восточной церкви.

– Я желал бы написать краткую историю четырех патриархов. Для достижения сей цели, равно как и для надлежащего исполнение моего поручения, могу ли я, под предлогом ученой любознательности, просить патриархов сообщить мне деловые сведения о прошедшем и настоящем состоянии их престолов?

– Пожалуйста, не будьте докучливы, сказал посланник. Патриархи могут подумать, что вы действительно посланы с тем, чтобы выведать ход дел их, и потому или откажут вам в просьбе под каким-либо благовидным предлогом, или сообщат вам полуистину. Всего лучше узнавать состояние церквей восточных исподволь, – из разговоров, из случайных обнаружений самих греков и вообще так, как узнают положение о ходе дел прочие путешественники. Помните, что вы богомолец и потому не за все принимайтесь вдруг; приобретайте сведения постепенно, и наипаче по окончании богомолья, на обратном пути в Россию.

– А позволят ли мне возвратиться через Болгарию, дабы собрать сведения о тамошней церкви?

– Проезд чрез Болгарию, ответил посланник, будет затруднителен для вас, по неустройству этого края. Да и едва ли можно будет дать вам позволение на это, и там примут вас за русского агента, взведут на вас небылицы, злоупотребят вашим именем. Итак, не желайте себе неприятностей. При том о будущем отдаленном говорить теперь бесполезно.

– Могу ли я давать братские советы греческому духовенству и ободрять его вниманием и готовностью нашего Государя и св. синода делать всевозможное в пользу восточного православия?

– Советуйте, ободряйте, только не от лица правительства, а как частный человек, которому известно общественное мнение в Петербурге, а в целой России – усердие к святым местам.

Обер-прокурор св. синода советовал мне внушать восточному духовенству, чтобы оно старалось вводить в свои школы наши духовные учебники (в переводе) в видах единства воспитания и образа мыслей, коим скрепляется духовный союз народов; также советовал намекать восточным отцам, что такие учебники будут высылаться из России безмездно и в таком количестве, какое будет нужно.

– Эта мера предложена и в инструкции написанной для вас обер-прокурором, сказал Сенявин. Но наше министерство, по своим видам, признает ее излишнею, и вы никому не навязывайтесь со своими учебниками.

– В записке вице-канцлера, утвержденной Государем, между прочим, сказано, – что духовное лицо, посланное в Иерусалим, могло бы иметь хотя поверхностное наблюдение за полезным употреблением собираемых в России для Гроба Господня сумм. Пожалуйста же объясните, как могу я наблюдать за употреблением наших денег? И входит ли это наблюдение в круг моих кратковременных действий?

Услышав о записке вице-канцлера, директор покраснел и сказал, что мне не надлежало бы знать о ней. Я отвечал, что она помещена была в одном указе синодальном и потому сделалась известною мне при чтении всего дела об отправлении меня в Иерусалим. «К чему было помещать в указе, тайную записку»? – сказал директор с приметною досадою, обратившись к посланнику, которого бледное лицо ничего не выражало.

– Впрочем, по смыслу этой записки, наблюдение за употреблением наших сумм, отпускаемых восточному духовенству, входило бы в круг действий духовного лица тогда, когда бы оно постоянно жило в Иерусалиме; а так как вас посылают туда на короткое время для предварительных соображений, то само собою разумеется, что вам не предлежит такое наблюдение.

– Куда я должен прибыть прежде: в Бейрут или Иерусалим?

– В Бейрут – для совещаний с нашим консулом Базили, которому хорошо известны дела Сирии и Палестины.

– Могу ли я съездить в Египет и на Синай?

– Это зависит от вашей доброй воли.

– Будет ли дана мне инструкция? Я крайне желал бы иметь ее для руководства.

– Инструкция будет дана не вам, а нашему посланнику в Константинополе, сказал директор, указывая на Титова. Там вы получите от него все нужные наставления касательно ваших действий на востоке, и то словесно. А теперь предварительно мы просим вас выслушать следующие советы:

1) Строго и точно исполняйте все обязанности поклонника.

2) Не окружайте себя никакою таинственностью, но и ничем не давайте знать, что вы посланы правительством.

3) Старайтесь приобресть доверие и любовь восточного духовенства и, пользуясь расположением его, узнавайте постепенно настоящие потребности православной церкви в Палестине, и дух, усилия, средства, успехи, или неудачи тамошних католиков, армян и протестантов.

4) Бога ради, не делайте там никаких распоряжений. Ваша главная обязанность состоит в том, чтобы собрать верные сведения о состоянии палестинской церкви и на месте обсудить: какие меры надлежит принять для поддержания и благосостояния её.

5) Отчет о ней вы напишете в Константинополе уже по возвращении из Иерусалима и представите посланнику, который препроводит его к нам при своем мнении. Советую вам показать ему черновой отчет ваш и переговорить с ним о тех предметах, о которых он будет судить иначе, нежели вы. Ему лучше вас известны церковные и политические дела в Турции; и потому его суждения послужат поверкою ваших мнений. Однако мы не стесняем вас. Можете писать отчет, как вам угодно, на основании своих наблюдений. Итак, все существенное сказано вам.

– Все ваши советы будут исполнены мною. Но осмеливаюсь спросить вас: будет ли дано мне денежное пособие для путешествия кроме жалованья и где, и как я буду получать деньги?

– Весьма вероятно, отвечал Сенявин, что синод не даст вам на проезд ни одной лишней копейки, кроме жалованья. Однако, я спрошу об этом обер-прокурора. Если он откажет в особой даче на путевые издержки, то я постараюсь выпросить вам у вице-канцлера, – так.. около.. вы будете довольны. Что касается выдачи вам денег, то вы получите их частью здесь, частью в Царь-Граде. Будьте спокойны. Мы совершенно обеспечим вас с этой стороны.

– Благодарю вас за внимание к моим нуждам и к моему спокойствию и прошу позволить мне провести несколько дней в Одессе для повторения языка ново-греческого.

– С нашей стороны нет никакого препятствия оставаться вам там до самой осени, лишь бы синод согласился на это. Для нас еще лучше, если вы поедете оттуда в Турцию в такое время, в какое все наши поклонники, обыкновенно, отправляются к Св. местам. А о пользе языкознания и говорить нечего.

– Я уже получил указ из св. синода, от 26 апреля, которым велено мне, по получении здесь нужных наставлений от обер-прокурора и вице-канцлера, оправиться в Одессу и там ожидать предписания о дальнейшем отъезде по назначению, а до той поры ждать в архиерейском доме и изучать ново-греческий язык. Об этом сообщено и архиепископу одесскому.

– Боже мой! – сказал громко Сенявин. Зачем припутано к вам это постороннее лицо?

– Думаю, что ему не изложено дело обо мне.

– В Одессе вы можете открыться только другу вашему Стурдзе. Воспользуйтесь его советами.

Наконец, я просил посланника успособить мое путешествие в Турцию и не торопить меня исполнением поручения и простился с ним, потому что он на днях отправляется в Константинополь.

15, Суббота. По приглашению Сенявина я приехал в азиатский департамент в первом часу пополудни. Он поздравил меня с получением 1500 р. сер. на проезд и путевое содержание от Петербурга до Иерусалима, вследствие доклада вице-канцлера Государю Императору, потом предложил мне прочитать самый доклад, на котором Государь написал: «Исполнить».

Увидав в первый раз царский почерк, я с благоговением облобызал его.

В докладе (15 мая, под заглавием: Об архимандрите Порфирии) после краткого изложения дела о назначении меня в Иерусалим, упомянуто, что затруднительные отношения России и Турции препятствовали доселе отправить меня за границу и что, по миновании затруднений, я могу следовать к месту моего назначения. Потом сказано, что в министерстве мне даны при посланнике Титове предварительные словесные наставления (они прописаны в докладе так, как были сообщены мне) и что окончательные и положительные сведения о круге и способе моих действий в Палестине будут сообщены мне в константинопольской миссии также словесно. Далее объяснено, что я должен отправиться в Одессу и там заниматься изучением языка ново-греческого, и оставаться до тех пор, когда наступит время отправления всех поклонников в Иерусалим. В заключение вице-канцлер испрашивает Высочайшего утверждения доклада и вместе пожалование мне на проезд и путевое содержание до Иерусалима 1500 руб. не из государственного казначейства, во избежание огласки, а из сумм министерства иностранных дел, ассигнуемых на азиатские дела.

На подлинном подписано: Нессельроде.

По прочтении доклада, мне предложены были для сведения три дела сирийско-палестинские:

1– е дело о русских поклонниках в Иерусалиме, на французском языке.

2– е дело о православных училищах в Сирии, на русском языке.

3– е дело о хатти-шерифе султанском по случаю возвращения Сирии и Палестины Оттоманской Порте, на французском языке.

По прочтении всех этих дееписаний, я получил половину Высочайше пожалованной мне суммы 750 р., и узнал, что другая половина будет выдана мне уже в Константинополе, благодарил Сенявина за исходатайствование мне столь щедрого пособия. Он отвечал одною улыбкою и сказав, что министерство уведомит графа Протасова о Высочайше пожалованном мне пособии, но не означит количества денег, обещался представить меня вице-канцлеру графу Нессельроде в назначенный день и час.

17, Понедельник. Сегодня мне выдана подорожная от С.-Петербурга до Одессы за подписью военного генерал-губернатора Кавелина.

18, Вторник. Прощание с начальниками. Преосвященного Иосифа Семашко не застал я дома. Он выехал из Петербурга для обозрения епархий: Витебской, Могилевской и Минской по Высочайшему повелению. Присутствующий в синоде олонецкий архиепископ Венедикт поговорил со мною только о покраже моих денег и вещей. Полтавский епископ Гедеон, недавно вызванный в синод для присутствия, расспрашивал меня о Вене, о православных христианах в Венгрии и высказал свои бедные понятия о Сирии, Палестине и бедуинах. Прощаясь со мною, он просил меня помолиться о нем у Гроба Господня, но просил с усмешкою. Такое легкомыслие его удивило меня. Преосвященный Никанор, архиепископ варшавский и член синода, советовал мне составить подробное и верное описание Палестины и издать его с картинками. Я говорил ему о приготовлениях своих к ученому путешествию по востоку, об уменьшении числа епархий, подведомых патриаршим престолам, о долгах казны Гроба Господня и кратко рассказал историю унии в Сирии. Преосвященный поджидал к себе членов тайного комитета, учрежденного по случаю выпуска литографированной библии, переведенной протоиереем Павским, и я поспешил принять его благословение на путь дальний и на делание многотрудное.

Обер-прокурор синода принял меня, по-видимому, ласково; но в глубине души его таился огонь, который едва не спалил меня. Записываю разговор с ним.

– Ваше сиятельство! В министерстве иностранных дел даны мне все предварительные сведения и словесные наставления о занятиях моих в Палестине. Там я получил и деньги, Высочайше пожалованные мне, на проезд и путевое содержание до Иерусалима. А из вашей канцелярии прислана мне подорожная до Одессы. Остается.

– Что остается? – прервал меня граф. Поезжайте! Пора!

– Остается получить из св. синода увольнение в Турцию, дорожный билет и часть жалованья за январскую треть сего года.

– Чтож? Были вы у Войцеховича? Говорили ему, чтобы он изготовил вам все бумаги, нужные к отъезду?

– Был неоднократно, но не застал его дома.

– Видно, вы не умеете хлопотать о себе и о делах. В доме вас обокрали; что если еще ограбят вас в дороге? Дело ваше оканчивается так медленно!

Эти несправедливые упреки и гневный тон, каким они произнесены были, взволновали меня. Но я сохранил присутствие духа и отвечал графу неспокойно и быстро: «Ваше сиятельство! Семь месяцев с лишком я живу здесь, ожидая решения дела о мне; немедленно являюсь туда, куда зовут меня по службе, а безвременною докукою не смею беспокоить тех, которые не приглашают меня; не смею отвлекать их от занятий. Не сам я выпросил себе настоящее поручение; так и думал, что не самому мне надлежит ускорять ход дела, которое нимало не зависит от моей воли. Приказывайте мне что угодно; я исполню ваши приказания, потому что чувствую в себе избыток сил, потребных для полезной службы. Но виноват ли я, что не могу застать дома г. Войцеховича? Виноват ли я, что меня обокрали? В Синодальном подворье, где мне дана келья, открыты три выхода и ни один из них не охраняется. Есть сторожа; но они служат чиновникам синодским и работают для хозяев соседнего дома. После этого удивительно ли, что меня обокрали среди белого дня? Виноват не я, а секретарь синода, Колеров, которому поручено смотрение за подворьем. Не меня первого там обворовали; было много покраж; я слышал, что из тамошней церкви пропадали иконы. От вас скрывали это зло; а я решился подать объявление о пропаже моих денег и вещей, дабы приняты были меры к охранению подворья. Тажело мне от того, что я обвинен пред вашим сиятельством в неосторожности, и, быть может, в чем-либо другом. Не легко мне жить и без денег; хожу в синод за жалованьем; там мне говорят: «идите в канцелярию его сиятельства». Иду в вашу канцелярию: там мне отвечают: «нельзя дать вам деньги; вас обкрадут; вы получите их перед самым отъездом». После сего я не знаю, что делать?

– Вы не знаете, что делать? – быстро возразил граф, разгневанный моей отповедью, и придвинулся ко мне весьма близко. Вы, как я вижу, неохотно принимаете возлагаемое на вас поручение. Это дурно. Без любви, без жара, без усилий, без самоотвержения, никто не достигает своих целей. Скажите мне решительно: хотите вы ехать или нет? Сейчас я отправлюсь к Государю Императору и доложу ему, что вы отказываетесь от поручения. На место ваше найду другого. Говорите сейчас, сию минуту!

При таком неожиданном напоре я побледнел, но сохранил полное присутствие духа и уже спокойно отвечал графу:

– Я в вашей власти. Если вам угодно послать меня в Иерусалим, я поеду туда с величайшею охотою. Мне отрадно исполнить возлагаемое на меня поручение и вместе удовлетворить давней потребности души моей. Еще в Вену я поехал с тем намерением, чтобы по прошествии трех или четырех лет на службе при тамошнем посольстве отправиться в Иерусалим на поклонение Гробу Господню. И вот, Провидение Божие устроило обстоятельства моей жизни так, что сочетало обет мой с поручением правительства. Покоряюсь воле Господней, благоговея пред нею. Но, может быть, я сделался недостойным орудием власти. И так поступайте со мною, как хотите. Но все-таки, по истечении некоторого времени, я буду просить у вас позволения съездить в Иерусалим, куда влекут меня сердце и наука.

Граф немного успокоился. Догадываюсь, что, частию, речь моя, частию, представившееся ему затруднение заменить меня и снова начать дело пред Государем, которому давно я поставлен был на вид, удержали его в границах благоразумия. Однако, не вдруг утихло в нем волнение душевное. Снова послышались неприятные речи.

– Я замечаю, сказал он, что многие из вас неблагодарны и всегда недовольны. Впрочем, есть и признательные между вами. Теперь я скажу вам всю правду. Вы удивили синод своею просьбою о выдаче вам денег в уплату ваших долгов в Вене. Неслыханное дело! Архимандрит в долгах и от того не может выехать из-за границы! Но и в этом случае оказана вам милость. Никто из духовных, даже из архиереев, не стоит так дорого правительству, как вы. Знаете ли? На днях мы хотели лишить вас жалованья, и произвести его уже со дня отправления вашего из Одессы, а до той поры приписать вас к Херсонскому архиерейскому дому (мороз подрал меня по коже), но передумали и оказали вам снисхождение. А вы осмеливаетесь жаловаться. Будьте довольны и благодарны, и, как говорят итальянцы, con amore принимайтесь за дело.

После сего граф встал и пошел; но я удержал его, и сказал: «извините, ваше сиятельство, невольный порыв мой. Жалоба моя не есть отголосок неблагодарности или недовольства. Нет, она есть нечаянное волнение души человека, который все имеет по праву, но по обстоятельствам долго не получает своего на деле. Бог видит глубь сердца моего и Ему известно, как я признателен вашему сиятельству. Вы мой благодетель. Вы дали мне отдых, уволив меня на время от профессорской должности в херсонской семинарии с сохранением жалованья; по вашему ходатайству я определен был в Вену, где укрепились мои силы; по вашей милости я получил 500 руб. для уплаты долга моего за книги; вы назначили меня в Иерусалим».

– Благодарите Бога за все. Христос с вами! Поезжайте к Войцеховичу и Сербиновичу и скажите им от моего имени, чтобы они изготовили все нужные бумаги и выдали вам жалованье. Побывайте у меня в день вашего отъезда.

Я откланялся графу и поехал к книгочеям его. Сербиновича не застал дома, а Войцеховича взял приступом и передал ему приказание обер-прокурора.

В Александро-невской лавре преосвященный Иустин (викарий) пожелал мне благополучного пути и счастливого окончания дел моих, а митрополит Антоний, после расспросов о пропаже моих денег и вещей, предлагал мне денежное пособие, но я отклонил его милость и просил позволения писать к нему в важных случаях.

– «Пишите чаще, сказал владыко, мне отменно приятно будет получать ваши письма. Призываю на вас благословение Божие» Произнося последние слова, он осенил меня крестным знамением весьма истово. Я поклонился ему до лица земли.

Странно, что ни один архиерей не послал со мною милостыни бедной церкви палестинской, а еще страннее то, что никто из них не вспомнил о православных патриархах. Не извиняю этой холодности владык наших. Сердце мое скорбит о духовном разъединении севера и востока. О Господи! не лиши меня благословения Твоего на предстоящем мне поприще ради некоторых пастырей, неразумеющих широты любви Твоей.

Вечером (в 7 часов) я поехал к Льву Григорьевичу Сенявину, по приглашению его. Он принял меня весьма ласково и дал прочесть копию с письма на ново-греческом языке, которое послано было семью епископами Северо-Американских Соединенных штатов к патриарху константинопольскому с миссионером Робертсоном и с товарищами его. В этом письме новосветные епископы, после предварительных понятий о пагубном разделении христианских церквей, о распространении лжеучений и о необходимости общих усилий к соединению, по крайней мере, трех главных вероисповеданий: православного, римско-католического и англо-северо-американского, изложили цель посольства своих клириков к его святейшеству. По их уверению, эти клирики посланы не для проповеди, не для прозелитизма в патриаршей епархии, а для сбора точных и подробных сведений о настоящем состоянии константинопольской церкви и прочих восточных православных церквей, для удостоверения патриарха в том, что северо-американские общины, управляемые нижеподписавшимися епископами, не причастны ересям Лютера и Кальвина, для узнания мнения константинопольского патриарха об этих общинах и наконец для соединения их с православною церковью, яко хранительницею древних преданий и чиноположений христианских.

Когда я прочел письмо, Сенявин сказал, что константинопольский патриарх отвечал Робертсону учтиво и уклончиво и что этот миссионер являлся к нашему поверенному в делах Титову и просил содействия со стороны России; но Титов отвечал ему, что он не богослов и потому не может и не должен рассуждать с ним о соединении церквей, однако напишет об этом в Петербург, что и исполнил.

Замечательно, что духовное посольство из Америки отправлено было в Константинополь в то же время, в которое из Лондона приехал в Петербург диакон Вильгельм Пальмер с намерением присоединиться к нашей церкви (184²/₃ г.). Кажется, епископальные общины в Англии и Америке мучаются каким-то беспокойством, не довольны своим отщепенством и желают единения церквей, либо замышляют вовлечь в свои сети православные народы под видом духовного общения.

Сенявин не предлагал мне разведать дело Робертсона в Константинополе и изъявил сожаление о том, что английский диакон Пальмер был принят в Петербурге холодно; рассказал ход дела о церковных имениях в Молдавии и Валахии, дабы дать мне понятие о несправедливости и корыстолюбии патриархов восточных и тем предостеречь меня от полной доверчивости к ним.

– С давних времен патриархи и разные монастыри православные владеют богатыми имениями в Молдавии и Валахии. Эти имения достались им по духовным завещаниям тамошних господарей и бояр. По воле завещателей восточные отцы обязаны были доходами с имений своих устроять и содержать в поместьях своих церкви, богоугодные заведения, училища и остальную часть прибытков употреблять на свои нужды. Но эта воля никогда не была выполнена ими в точности. Почти все доходы с имений переходили в руки патриархов, монастырей и их управителей; и благотвор<итель>ная цель завещателей не достигалась. По окончании последней турецкой войны, по трактату адрианопольскому, Государь Император предпринял и сделал разные преобразования в обоих княжествах. Между прочими улучшениями постановлено было ввести законный порядок управления церковными имениями сообразно с волею завещателей оных. Патриархам предложено было отдавать сии имения в аренду с публичных торгов, дабы привести в известность доходы, какие могут быть получаемы с них, и треть их употреблять на устроение училищ и богоугодных заведений, половину на церкви и причт в самых имениях, а остальную треть предоставить владельцам. Восточные отцы не довольны были этим предложением. Так как срок нового управления имениями их назначен был с 1882 года, то они, показав огромные долги свои, накопившиеся по разным причинам и обстоятельствам, просили отсрочки и неограниченного права пользоваться всеми доходами с имений для уплаты долгов. Из уважения к их ходатайству и нуждам отсрочка была дана им на два года и потом, по новой просьбе их, еще на 10-ть лет, до 1844 года. Кажется, промолвил Сенявин, это дело никогда не кончится. Патриархи медлят, хитрят, жалуются, а в существе боятся обнаружения количества доходов. Ибо тогда уже совестно им будет нищенствовать. Итак, будьте осторожны в обращении с ними и не доверяйте всем жалобам их. Жадных людей ничем не насытишь!»

19, Среда. Сегодня я представлялся его сиятельству, вице-канцлеру графу Нессельроде. Он принял меня в своем маленьком кабинете, в котором ворочает огромными царствами, и тихо сказав несколько слов о цели моей поездки в Иерусалим, выразил желание Государя помочь тамошней церкви. Сенявин, который представлял меня его сиятельству, присовокупил, что мне даны все нужные наставления и еще раз будут повторены в Константинополе. После сего я откланялся вице-канцлеру.

20-го, Четверг. Утром принесли мне из канцелярии обер-прокурора 1000 р. жалованья.

22-го, Суббота. В 10¹/₂ часов дня я был у обер-прокурора Протасова и просил его сделать распоряжение о высылке путевого билета моего в Одессу и дозволить мне выехать сегодня из Петербурга по одной подорожной. Граф спросил о количестве денег Высочайше пожалованных мне на проезд; согласился на мою просьбу и простился со мною, сказав: «Христос с вами! Поезжайте. Но наперед зайдите к Войцеховичу и скажите ему от моего имени, чтобы он приготовил вам нужный билет и отправил его в Одессу на имя преосвященного херсонского. Христос с вами! Я надеюсь, что вы хорошо исполните возложенное на вас поручение. Пишите ко мне, как можно чаще!»

– Но мне запрещено в министерстве писать в Петербург с места моих наблюдений, возразил я.

– А я буду просить канцлера о противном распоряжении, сказал граф.

– Как вам угодно, промолвил я и откланялся могучему сановнику. Он еще раз напутствовал меня добрым словом: «Христос с вами!»

Суббота – мой день счастливый. В этот день я выехал из Петербурга в Вену в 1841 году, отправился из Вены в Далмацию в 1842 г., выехал из Вены в Петербург в том же году и в этот день голубем полечу в Иерусалим. Не нарочно выбирал я субботу для отъездов моих; нет, обстоятельства и дела мои стекались так, что всякий раз мне приходилось отправляться в путь в сей день.

Господи! Ты почил от всех дел Твоих в субботу. Но созданию Твоему нет совершенного покоя на земле. Уже в небе ожидает его блаженное субботство. Благослови убо меня грешного и посли мне ангела спутника, да управит путь мой пред Тобою, соблюдет мя здрава, невредима и беспорочна и возвратит в приют, какой укажет мне отеческая десница Твоя.

В 8 часов пополудни я выехал из Петербурга по Белорусской дороге в Киев. Было холодно. Ни одно дерево в предместьях столицы не развилось. От догорающих лучей солнца ярко блистали стекла в окнах загородных домов. Любуясь их пурпуровым блеском и золотистым разливом света на западном небосклоне, я говорил сам себе: «так да просветися свет Твой пред человеки, яко да видят добрыя дела и прославят Отца, Иже есть на небесех»¹⁰⁴.

Потух свет солнца. Настал сумрак. Смежились мои очи.

Витебск. – Преосвящ. Иосиф. Преосвящ. Василий. Облигации. Мароничы. Отнятие имений¹⁰⁶. – «Жалко имений, – проговорил преосвящ. Василий; но все к лучшему. Монастыри имели по 1000 душ крестьян, но были в упадке». Бороды¹⁰⁷ под польским владычеством. Люди малорослые – бороды малы. Бедность народонаселения; – причины. Корчмы. Вопросы о поминании патриархов. Ответы преосвящ. Иосифа¹⁰⁸. Ответы преосвящ. Василия¹⁰⁹. Мнение здешнего края о том, что в России духовенства или его истинного достоинства нет и что воссоединение униатов спасет русскую церковь, дав ей истинных духовных. Таково мнение одной дамы: тогда как католики жалели о воссоединении. Преосвящ. Василий с нами. – «Ежели в синодальной церкви поминаются святейшие патриархи, то почему не поминать их архиереям в прочих церквах», – говорил мне преосвящ. Иосиф. Справедливо! Досада католиков на то, что патриархи поминаются воссоединенными. Причина досады – понятна. Будучи униатом, преосвящ. Иосиф не хотел поминать папы и потому поминал всех патриархов. – «Ежели папа православен, то пусть и его помянет Господь Бог; ежели нет, то пусть извинит», – так сам он говорил мне. Преосвящ. Иосиф открыл преосвящ. Василию назначение мое. Верстах в 4-х есть православный монастырь Марков 1-го класса, – мужской. По штату <в нем> положено 22 человека; <но> налицо монахов весьма мало, – до 5. Местоположение хорошо. Князь Огинский, хелмский епископ, зависит от галицкого митрополита; у него 240 церквей. Ошибки правительства. – «Лучше бы в одно время воссоединить и его», – говорил преосвящ. Василий.

Дом преосвящ. Василия обращен из иезуитского костела и монастыря. Священник. Статуи. Испуг. Осмотр и починка оного. Как все переменяется на свете!

В Витебске 12 православных приходов; один католический костел. Церкви снаружи хороши. Город называется по имени речки, – Витьба. Город весь построен на холмах. Преосвящ. Василий называется Полоцкий и Витебский. Обед скоромный. Из Порфирия сделали Парфения. Михневич иеромонах. Какая перемена!! Бритый протопоп в камилавке фиолетовой с крестом. Бритый монах с бакенбардами, – огромный, в рясе и подряснике с палкою!

Барышни (лет по 14) ходят пешком в пансион без лакея и с лакеем,

ΝΒ. Зерцало смотрения или очевидность вывески, т. е. лицезрения, принадлежащее о. иеромонаху многоболезненному Пимену.

Июня 20.¹¹⁰ – А. С. Стурдза. 36 епархий; ныне 10. По истощении запаса чувствуется страх совершенного отпадения к<онстантинопольского> патриарха. Некоторые епископы желают воссоединения с патриар<хом>¹¹¹. Халдийский священник в Одессе. Подозрения.

Июня 21. – Априлов. В 1841 году выбор пал на болгара в митрополиты в Тарнове¹¹². Интрига патриарха к<онстантинопольского>. Иеромонах¹¹³ просил учиться в Киеве богословию. Патриарх не отпустил.

Французская пропаганда. Домогательство учреждения консульства в Софии, потом в Варне. Отказ по вмешательству России. Консульство в Галаце. Желание французов привлечь болгар на свою сторону¹¹⁴.

12 Августа – день приличный.

14, 15, 17 и 19 Сентября – дни прекрасные.

20 Сентября, в 5 час., я простился с друзьями.

21, Вторник. Палуба. Из прекрасного рождается высокое: так из тихого и прозрачного, как кристалл, источника вытекает величественная река; так лев питается млеком матери. Но иногда и величественное производит прекрасное: так синяя, грозная, буйная, ярая волна порождает из себя пену белую, как молоко, чистую, как жемчуг.

Море, это perpetuum mobile, живо напоминает пловцу непрестающее, вечное делание Божие. Волны непрестанно движутся, сливаются, сшибаются и неудержимо несутся к берегам в этом бурном море: так в сем тревожном мире события следуют за событиями, страсти, мнения, жизни перекрещиваются, сопроницаются, сталкиваются, умирают и вновь оживают.

В 7 часов утра я вышел на палубу. Холодно. Волны малы. Пароход идет вперед, как могучий исполин. Небо кругом облегает море, казалось, как будто пароход скользит на тарелке. В этом круге нет ни начала, ни конца, мысль благоговейно воспоминает безначального и бесконечного, и молит Его о бессмертии души.

Дерево Mipel американское.

Александр Григорьич Усов, капит.-лейтенант.

22, Середа. – В 8 часов втянулись в Босфор, в 9½ – в Константинополе.

Босфор очарователен. Местоположение Царь-Града дивно. Сераль-тяжел. Серальский дворец султана беден по наружности. Гологрудые перевозчики. – Турчанки. – Вид Константинополя прелестен с моря в Золотом Роге.

Вскоре по прибытии моем, посетил меня на пароходе иеромонах Иероним. Старец с орлиным носом и малыми глазами, с проседью в волосах и бороде, веселый, добродушный, неученый, говорит по-русски довольно бойко, не хвалит и не любит греков; высказывает отменную привязанность к России. Зная по слухам о моем назначении, он вызвался сообщить мне некоторые сведения о палестинских монахах, потому что он бывал в Иерусалиме. С этим вызовом сам он навязался мне. Я благодарил его и обещался выслушать его в собственной его квартире. За завтраком о. Иероним был отменно весел и часто приговаривал: «вся во славу Божию, и всякое питие и всякое яствие – вся во славу Божию». – Грешный Иероним съедает по 200 остриков (устриц) зараз и по 100 саленгосов (род улиток). – Чудотворный Иероним богат своею бедностию.

Весь этот день и ночь я решился провести на пароходе, чтобы вполне насладиться прекрасным видом города. Подлинно, это – Царь-Город. Гористое местоположение его придает ему величие, поистине, царственное. Не удивляюсь, что Константин Великий избрал и назначил древнюю Византию средоточием древнего римского мира. Не удивляюсь, что османы, по взятии Константинополя, возмечтали быть повелителями вселенной. С холмов этого города можно повелевать и Европою, и Азией, и Африкой. Эти холмы застроены бесчисленным множеством зданий легких, тяжелых, малых, огромных, красивых и безобразных. Сии здания, так сказать, тонут в зелени кипарисов, кедров, лавров, кленов и других дерев. Смотря на них, не знаешь, как сказать: снизу ли наверх они идут, или сверху – вниз. Бесчисленное множество минаретов и круглые куполы мечетей придают сему городу особенный вид, какого нельзя встретить нигде в Европе. В заливе под названием «Золотого Рога» виден, так сказать, непроходимый лес мачт. Взор запутывается, теряется между большими и малыми судами, повитыми вдали тонкою мглою.

В половине 7 часа начали зажигать масло в стаканах на всех минаретах. Ночь мало-помалу облегала весь город своим черным покровом. Во мраке ночи скрылись из вида все дома, мечети и минареты; казалось, только в воздухе висели бесчисленные огненные, круглые венки, как бы спущенные с неба пророком в награду правоверным за их стойкость в вере. В 8 часов, при лунном сиянии, мерцавшем сквозь дымчатые облака, тихая ночь была очаровательна. Взор мой блуждал по холмам Царь-Града, озаренным огненными венками, и встречал прелестное освещение, особливо, на двух мечетях, – Солимана и Топханы; на первой виднелись огненные шифры или какие-либо слова из Корана, на второй между двумя минаретами – огненная звезда следующей формы:

Долго, долго я любовался этим совершенно новым для меня зрелищем. Душа размышляла о сильном влиянии религии, какая бы она ни была, на известный народ. По закону своему, турки после дневного поста обжирались ночью в своих домах. В Топхане раздавалась военная музыка, слышны были звуки оной также и в серале. Эти звуки порой прерываемы были гнусавыми криками и напевами муэдзинов и мулл и лаем собак. Странны эти напевы. – Наконец, взор мой утомился созерцанием прекрасного, хотя и однообразного зрелища. Я вперил взор свой в небо. Подле светлой туны внизу её блистала прекрасная звездочка: я вспомнил друга, которого, после Бога, люблю более всего на свете, а он по условию, верно, вспомнил меня при виде этой луны и этой звездочки. – Мне хотелось спать. Еще раз обозрел я огни, еще раз полюбовался отражением их в спокойных, спящих водах Золотого Рога. Кое где между пароходами и судами мелькали, как движущиеся линии, каички, а иногда вдали виднелся только небольшой клуб огня, передвигаемый невидимой, волшебной нитью: это – фонарь в каичке, блеском своим скрывавший его самого и сидящих в нем людей. Весьма приятно было смотреть на этот огненный клубок, скорехонько передвигающийся по гладкой, прозрачной поверхности вод.

23, Четверг. – Я на пароходе. Утром был в городе. Иеродиакон Григорий. Дом для посла. Вонь и теснота улиц. Кладбища. Ожидания каваса. Яков Иванович Каймакан. Далматинец на пароходе, – I’homme beau, et bon menteur.

Утро было прелестное. После ночного дождя, поднебие было необыкновенно ясно, тонко, прозрачно. Лазурь неба была так приятна, что глаза так и льнули к ней. При взгляде на Стамбул и его европейские предместья, мне показалось, как будто горы с их домами и садами выросли ночью гораздо выше. В заливе каички, как быстрые птички, перелетали с одной стороны на другую.

В 8½ часов утра посетил меня на пароходе иеродиакон здешней миссии Григорий. Я несказанно обрадовался его появлению. «Свой своему поневоле рад, поневоле друг», подумал я. Он проводит меня в город и в канцелярию миссии. – Из разговора с ним оказалось, что этот добрый иеродиакон знает и по-турецки и по-новогречески. От этих познаний он стал драгоценнее в глазах моих. Спустя несколько времени он, я и капитан парохода, – мы сели на пароходную шлюпку и отправились на берег. Матросы быстро домчали до карантинной пристани. По грязным, тесным, извилистым, крутоярым улицам мы с трудом добрались до канцелярии. Было рано. Чиновники еще не являлись к своим местам. О. иеродиакон зазвал нас в свою квартиру; и здесь открылось, что, не смотря на уведомление здешнего посланника и графа Протасова, мне вовсе не была приготовлена квартира. Подосадовав внутренне, я согласился на предложение о. иеродиакона, который предлагал мне свои две комнаты. Они понравились мне. Коли хозяин хорош, так и комнаты хороши. Миссия хотела было поместить меня в квартире иеромонаха, тем более, что сам он живет в Буюкдере; но он, по капризу, или по гордости, или неизвестно почему, не пустил меня, сказав начальству, будто у него красят комнаты. Это – обман. Комнат не красили. Квартира его вся была пуста и не занята. Бог с ним!

Часов в 10-ть я явился в коммерческую канцелярию и отдал паспорт какому-то писарю. Потом о. иеродиакон повел нас осматривать вновь строящийся дом для посланника. Дом будет великолепен и церковь в нем будет очень хороша. С террас и балконов дома мы любовались видами Перы, Галаты, Топханы, и Стамбула, и пролива. Чудно-вычурная картина! Все дома утопают в зелени растений и дерев. По осмотре дома, мы явились опять в канцелярию, где я не застал начальника оной, г. Бизани. (После обменявшись краткими и ничтожными вопросами и ответами о поездке, о Босфоре, о квартире, мы распрощались). Сказали, что его не будет по случаю какого-то праздника. О. иеродиакон повел меня к помощнику здешнего почтмейстера, г. Каймакану. Он угостил нас кофеем и трубкою и обещался послать на пароход турка-каваса, дабы при посредстве его удобнее можно было переправить мои пожитки в город. Он должен был сказать таможенным досмотрщикам, которые ныряют, реют по Босфору и сторожат вещи, что мои вещи принадлежат русской канцелярии, и таким образом избавить меня от неприятного осмотра. От всего сердца благодарил я Каймакана и, простившись с ним и с о. иеродиаконом, пошел вместе с капитаном к берегу. Мимоходом заметил я, что турки и греки пируют на одном кладбище: едят, пьют, курят табак, разговаривают.

На пароходе с нетерпением ждал я каваса. Прошел час, другой, третий, каваса нет. Наступило время обеда (5 ч.), каваса нет. Вечерело, темнело; на небе явилась луна, на минаретах зажглись огни, каваса нет. Мое терпение лопнуло, как бомба, начиненная порохом. Я сердился, ворчал, негодовал на себя, на всех. Мне было тем более мучительно, что я не понимал причины неявки каваса: а после оказалось, что по случаю рамазана нельзя было принудить турок работать для гяура московского.

В осьмом часу вечера за чаем один далматинец, служивший в Австрии и выгнанный за дуэль с племянником Меттерниха, теперь французский подданный, обрыскавший весь свет, рассказывал, как один офицер с 4 матросами с американского военного судна, обиженный каким-то турком, разрубил ему саблею все лицо поперек и разогнал всех турок. За обиду он требует удовлетворения от турецкого правительства. Капитан парохода «Одесса"¹¹⁵ также говорил, что и он требует удовлетворения за то, что один турок-лодочник ударил веслом по голове нашего матроса.

Еще раз ночью любовался я освещением минаретов. Те же огненные венки неподвижно висели в воздухе и, так сказать, венчали правоверных; но шифры на мечетях горели другие. Жаль мне было, что никто на пароходе не знал читать по-арабски, и потому значение этих вензелей осталось для меня неизвестным. Незнание местного языка есть как бы враг любопытству.

Ночь была тихая. Луна катилась величаво по безоблачному, голубому небу и, казалось, любовалась городом правоверных, избравших ее и символом своего верования. Спящие воды Босфора порой пробуждаемы были легким движением каиков. В этих водах у берегов ясно отражались огни с минаретов и лучи ночного светила. Прелестная ночь! Величественное молчание её изредка нарушаемо было криками муэдзинов и лаем собак.

Долго я оставался на палубе парохода. Помню, что мысль моя лучом стремилась с берегов Босфора к тем берегам Черного моря, где я был вполне счастлив подле моего друга, которого так горячо и так верно любит мое сердце. Жизнь моя, казалось, в забытьи сливалась с его жизнью; уста мои льнули в его устам; очи мои смотрелись в его очи; я наслаждался самим воспоминанием.

Забыл сказать нечто. Что-ж такое? – В четверг заходящее солнце разрумянило и озолотило Скутари. Горы, казалось, облиты были очаровательным розовым цветом; зелень казалась ярче; в окнах домов блистало золото.

24, Пятница. Утро очаровательно. Но я не спокоен. Жду обещанного каваса; хочу, нетерпеливо хочу перебраться на берег и в квартиру. Досада волнует мою душу. К облегчению моему, Бог послал ко мне доброго о. иеродиакона. Приехав на пароход, он объявил мне, что если угодно мне перебраться в его квартиру, то он будет служить мне и проводником и кавасом. Я крепко сжал ему руку, благодарил, просил, умолял его оказать мне нужное содействие.

В 9 часов мы отправились с парохода на пятерке в сопровождении унтер-офицера, матросов в мундире, дабы импозировать таможенных досмотрщиков. Ни один из них не подъезжал к нашей лодке, и мы благополучно добрались до Топханской пристани. Здесь расторопный и усердный о. Григорий (дай Бог ему доброго здоровья) нанял двух хамалов (носильщиков), и мои чемоданы и мешки очутились на их согнутых спинах. Кое-как с трудом добрели мы до квартиры. Ноги мои болели от дурной мостовой и от трудного всхода по крутоярой улице; с меня лил пот ручьями от палящих лучей солнца. Переменив белье и отдохнув немного на сундуках о. Григория, я пошел в коммерческую канцелярию и представился здесь начальнику оной Бизани. Он спросил меня о помещении, сказал сквозь зубы о мнимой починке комнат иеромонаха. Я распрощался с ним и вместе с о. Григорием пошел обедать к Якову Ивановичу Каймакану. Обед был постный. За обедом шел разговор разрывчатый и ничтожный о Херсоне, о кишиневском архиепископе Димитрии, об Афонской горе, о слабости иерусалимского патриарха Афанасия, у которого из-под подушки крадут деньги.

После обеда я поспешил с о. Григорием на пароход »Одесса«. Он уже дымил, ворчал, дрожал, собирался в обратный путь. На этом пароходе нам хотелось доплыть до Буюкдере, – местопребывания посланника. С нами намерен был поехать туда же и капитан парохода »Крым"¹¹⁶. Мы дали ему знать говором с борта о своем прибытии, и он немедленно явился со своими матросами.

Все суетились на отплывающем пароходе. Матросы поправляли веревки, повышали, понижали реи; пассажиры переносили, укладывали свои вещи; гости расхаживали по палубе и толковали Бог знает о чем на всех наречиях. Слышались звуки греческие, турецкие, немецкие, французские, английские, русские. Капитан парохода переоделся в мундир и ласкался к каким-то гречанкам, кои плыли до Буюкдере.

Пароход зашумел, двинулся, поплыл по смирным водам Босфора. Вот уже он миновал Сераль, поворотил из Золотого Рога в Босфор, как вдруг на пароходе поднялась беготня; все побежали к корме, и я и о. Григорий помчались туда же. Смотрим – один каик залило взволнованным следом парохода, и в нем тонули два перевозчика. Сердце мое надорвалось от жалости. Сперва видны были плечи утопающих, потом одни фески их; бедные, они кое-как держались в пробитом каике. Тотчас с парохода спущена была шлюпка, и самый пароход сперва остановлен был, потом повернут назад. Матросы нагнали утопавших, но долго бились, пока спасли людей. Подле залитого каика был другой. Капитан парохода кричал матросам, чтобы они ссадили утопавших на этот каик, но они не хотели и просились на пароход. Между тем, волнением и течением далеко сносило и утопавших и спасавших. Весьма тяжело было матросам тянуть к пароходу каик, наполненный водою. Прошел целый час (4-й после обеда). Пароход стоял на одном месте. Тогда капитан парохода «Крым» подошел ко мне и сказал, что он не намерен ехать в Буюкдере по неожиданной проволочке времени и что ему не хочется возвращаться оттуда поздно. Мы простились с ним. Капитан «Одессы» упросил его взять с собою погибавших и довести их каик до берега. Добрый Александр Григорьевич согласился: утопавшие перешли в его лодку; но на беду проломленный каик их попал сперва под лестницу парохода; лишь только выперстили его отсюда, он зацепился за колесо; один капитан кричит: «я брошу каик»; другой умоляет его: «Бога ради помогите». Наконец, кое-как Александр Григорьевич потянул за собою каик, наполненный водою; видно было, как трудно было тащить его. Пароход был свободен; но к досаде в котле оказалось мало воды; надлежало накачивать ее. Котел наполнился скоро; пары закипели; колеса зашумели; дым прямо стлался и закрывал от взоров весь Сераль и набережный дворец падишаха. Этот случай задержал нас 1¹/₄ ч. Вся беда стряслась от того, что какие-то два молодые европейца, прибыв на пароход на двух каиках с тем, чтобы отправиться на нем в Буюкдере и потом возвратиться оттуда на этих наемных лодочках, приказали привязать их сзади у кормы парохода. Лишь только пароход пошел, один каик оторвался и спасся, а другой затоплен был волнением, выходившим из-под кормы, на повороте в Босфор. Капитан сердился на нанявших эти каички и клялся вперед не брать никого с собою, кроме пассажиров.

Еще засветло пароход остановился в виду посольского дома в Вуюдере. Мы отплыли с о. Григорием на берег в подозванной им лодке.

В келлии о. Григория я познакомился с иеромонахом здешней миссии, о. Амвросием. Он перепросил меня в свои комнаты и угостил дружелюбно чаем и потом умеренным ужином. О приезде моем отцы дали знать посланнику.

Полная луна ярко светила на небе. Ночь была тихая. После ужина мы с о. Амвросием уселись на диванах, а словоохотный о. Григорий, то расхаживая по горнице и махая руками, то присаживаясь на стул, живописно, со всей мимикой человека, близкого к природе, рассказывал мне разные анекдоты:

a) Турчанка, – покупка меди. Не достало денег. Милорд доплачивает. Любовный взгляд. Предложение на пути чрез мать. Условие (20000 п.) три дня. Уговор – обман мужа, – будто турчанка у родных в Скутари. Турчанка остается у милорда. Свадьба. Покровительство английского посла. Розыски мужа – турка, открытие, – просьба султану, решение. По решению султана турчанка признает себя женой милорда. Убийство матери. Отцы Григорий и Амвросий видели эту милордшу. Происшествие случилось года два назад, т. е. 1841 г.

b) В Адрианополе богатый грек, – пьяница, – делается туркою. Жена отсылает двух мальчиков в Молдавию¹¹⁷ в конторщики, дабы спасти их от исламизма, к которому они могли быть принуждены отцом по закону. Воспитание девочки, – она вырастает. Сватовство, обручение, свадьба. Потурченный грек узнает об этом, и по его настоянию турки разлучают брачных из-под венцов. Тирания. Мать прибегает к посредству константинопольского патриарха. Вызов в Константинополь. Решение султана. Турецкий министр иностранных дел влюбляется в гречанку, – берет ее в свой гарем будто для испытания. Первая жена министра по ревности спасает её невинность. Министры иностранных держав отказывают несчастной матери в ходатайстве, боясь рассориться с турецким министром. Бутенева не было, и потому секретари боялись также рассориться с турецким министром. Ненависть сего министра к целомудренной гречанке. Отсылка её в дом гнусный. Мучения. Переписка иеродиакона Григория с мученицей. Умное ходатайство Бутенева за несчастную. Турки устыдились, что наделали шуму из пустяков. Несчастная выпущена и доселе находится у княгини Мурузи, которая в своем доме имеет род женского монастыря.

25, Суббота. – В 9 часов утра меня повели к посланнику Владимиру Павловичу Титову. После обычных расспросов о здоровье моем, о путешествии, о Босфоре, о квартире, посланник объявил мне, что он доселе не получал из Петербурга ничего официального о мне, и что он ожидает известий с первою почтою. Проволочку моего дела он объяснял отсутствием из Петербурга Нессельроде и Сенявина. На вопрос мой о высылке моего жалованья (1000 р. серебр.) в здешнюю миссию посланник отвечал: не получено ни копейки;"впрочем, – прибавил он, – посольство снабдит вас этими деньгами, так как мне известно назначение вам жалованья; и, вероятно, вы имеете какой-либо документ на право получения жалованья от синода». – «Имею, – отвечал я, но оставил все бумаги в Одессе из предосторожности, как бы они не попали в чужие руки каким-нибудь образом, напр. по смерти моей в отдаленном краю».

– Здесь находится наш консул Базили, – промолвил посланник, – постарайтесь увидеться с ним и выжмите из него все нужные сведения, как сок из лимона. Я дам ему знать о прибытии вашем сюда в Буюкдере, и он сам придет к вам.

– Могу ли я видеть патриархов вселенского, иерусалимского, Григория и Константия?

– Об этом я переговорю с нашим драгоманом князем Ханжерли, и он устроит это дело, как нельзя лучше.

По возвращении от посланника я пошел с отцами миссии гулять в посольском саду. Этот сад, по их сказанию, устроен был нашим посланником Строгановым; в нем было много мраморных статуй, но в последнюю войну с турками все они частью разбиты были поклонниками Магомета, частью достались в руки других посольств. Этот прекрасный сад, устроенный в виде террас, осененных огромными каштанами, кедрами, кленами, кипарисами и другими деревами, теперь немного запущен; водопроводы, цистерны завалились, фонтаны не действуют. Но и теперь весьма приятно прогуливаться под тенью его роскошных дерев. Чем выше поднимаешься на гору, тем более очаровываешься разнообразными видами Босфора. Вот дельфины выставляют из воды свои черные головы и хвосты, там чайки вереницею быстро летят над самою водою, и вдали мелькают, как подвижные точки на голубой бумаге; в разных направлениях реют по проливу большие и малые суда, а иные стоят неподвижно и разнообразят собою вычурную картину; вот пред глазами исполин-гора и в памяти воскресает странное предание турок, будто Иисус Навин проводил на этой горе остальные дни своей жизни и порой мыл в Босфоре свои ноги, спустив их с дикого склона горы. На холмах, окаймляющих Босфор с азиатской стороны, стояли лагерем наши победоносные войска в 1883 году. Небольшой простой камень, водруженный на береговом холме, напоминает мирное пребывание наших воинов в здешних местах. Они спасли трон Махмуда, расшатанный египетским кудесником¹¹⁸. Султан в благодарность хотел воздвигнуть большой и прекрасный памятник в честь русского воинства. Но французы и англичане из зависти не хотели видеть напоминания о славе и могуществе России; и вот простой камень заменяет какой-либо великолепный обелиск. Окаянные, забыли они слова Божии: «Смиряяйся вознесется»¹¹⁹. Смотря на этот скромный памятник с высоты посольского сада, я невольно думал о пророчественном предчувствии народов их собственной гибели. Римляне, греки византийские, мексиканцы угадывали, предчувствовали свою печальную будущность; и турки ныне тревожатся и чувствуют, что рано или поздно им придется оставить Европу, где, по их же словам, они стоят лагерем: а русские во дворцах и хижинах громко поговаривают о взятии Царь-Града, за коим последует преставление света. Эту думу я высказал отцам-спутникам, сидя в деревянной беседке спиною к палящему солнцу и любуясь лаврами, кипарисами и виноградниками.

Минул полдень. Мы побрели домой.

Наступил темный вечер. После чаю о. Григорий начал рассказывать, как покупаются здесь епархии, и как епископы сбирают деньги с паствы, и как случилось, что константинопольский патриарший престол начал быть покупаем (Вначале турки производили жалованье патриархам. Они начали уменьшать свое жалованье и кончали тем, что по несчастному соперничеству сами стали платить за патриаршью шапку).

Затейливый рассказ о. Григория прерван был приходом консула Базили. Отцы, зная о моих особенных отношениях к этому консулу, удалились. От Базили узнал я, что дамасская семинария открыта и что в ней приготовляются 15 воспитанников для занятия церковных должностей; что патриарх иерусалимский Афанасий – весьма слабый человек, и что у него из-под подушки крадут деньги (недавно украдена шкатулка; розыску нет ради страха иудейского); состоящий при нем секретарь, или банкир Папудов обогатился на счет казны Гроба Господня; есть партия между фанариотами, которая усиливается совершенно подчинить иерусалимский престол вселенскому, не любит архиепископа фаворского Иерофея, назначенного преемником Афанасия, и затевает, по смерти патриарха, заменить его кем-либо другим; один грузинский архимандрит получил Крестовый монастырь в пожизненное владение за 20000 пиастров: об этом злоупотреблении консулом писано к Иерофею; но ходатайство его остается не действительно; долги казны Гроба Господня почти сполна уплачены; доходы иерусалимского престола, особенно из Молдавии и Валахии, значительны; но, к сожалению, при патриархии в монастыре Гроба <Господня> доселе не заведено училища.

Была речь и о вифлеемском епископе, и когда я сказал, что он просил графа Шереметева письмом о вспоможении для починки крыши на храме, то Базили удивился и назвал его бессовестным, ибо крыша починена на счет других сумм.

Консул также говорил мне, что патриарху иерусалимскому и его сподвижникам давно известно мое назначение и что все они тревожатся и боятся контроля со стороны России. «Но я старался успокоить их, – прибавил Базили, – и просил их открыть вам настоящее положение иерусалимской церкви, как человеку, имеющему доверенность у синода и известному по его ревности ко благу церкви православной».

Мы расстались. Консул дал мне слово еще раз побывать у меня в Пере и поговорить систематически о предстоящих трудах моих.

26, Воскресенье. – Во время обедни в скромной посольской церкви в Буюкдере я изливал свою душу пред Богом и с умилением, смирением и детской простотою умолял Его, да даст мне благодатный дар различения духов, так нужный для меня в настоящем моем служении, и да обратит ко мне сердца всех тех, которые по подозрениям могут чуждаться меня.

После обедни посланник пригласил меня к себе в дом. Здесь я увидел князя Ханжерли и князя Долгорукого, советника здешнего посольства. Посланник поговорил со мною кое о чем по-гречески, по-немецки и французки, вероятно, для испытания моего языкознания, и потом просил Ханжерли доставить мне случай видеть патриархов. Князь-драгоман обещался на другой день отправиться в Константинополь и просить архиепископа Фаворского представить меня патриархам вселенскому и иерусалимскому. Я поблагодарил его и посланника за содействие и побрел в келлию о. Амвросия.

Весь день проведен был мною частью в прогулке по саду, частью в собеседовании со святыми отцами.

27, Понедельник. В 7¹/₂ часов утра перед домом посланника ожидала меня и о. Григория осьмивесельная лодка. Мы уселись на самом дне оной. Четыре молодые, здоровые, красивые грека, в красных фесах и в белых тонких рубашках, дружно взмахнули 8 веслами, и лодка помчала нас по рыбьей дороге в Царь-Город. Утренний беловатый туман, как дым, расстилался и поднимался на азиатской стороне; казалось, противоположные холмы курились, как дымящиеся кадила. Воды Босфора как будто еще спали тонким сном утренним, и туман отделялся от них как легкое кисейное покрывало, свертываясь, густея и взвиваясь складками к небесам. Птицы-рыболовки вереницами неслись над самою водою в разных направлениях. Я с восхищением любовался очаровательными видами берегов пролива. Порой о, Григорий обращал мое внимание на подробность местностей. Он указал мне сады в Терапии и срытый дворец князя Каллимахи, обращенный в конюшни во время восстания греков, прекрасные заливы Терапии и Стени, Куру-Чесме, в котором он получил воспитание, и на азиатской стороне, на высокой горе, тот киоск, в котором Махмуд кончил свою жизнь. Древняя крепость Румелии, Гиссар, в которой истреблено было несколько тысяч янычар, заставила меня засмотреться на себя. Диковинны её круглые зубчатые башни, и стены образуют треугольник. Побеленная, как бы одетая в саван, казалось, она спускалась с высокого холма и хотела уйти на другую сторону вслед за тенями янычар. Гробовое молчание царствовало в этом живописном месте: ни людей, ни животных, ни теней, ничего не заметил я тут. На кладбище, осененном вечно зелеными кипарисами, полными жизни, виднелось бесчисленное множество надгробных турецких памятников. «Замечаете, сказал мне о. Григорий, что надгробные столбики не увенчаны чалмами? Покойный султан приказал срубить их, дабы и на самых кладбищах истребить память янычар». – «Безумная ярость!» отвечал я, и задумался.

О. Григорий, заметив во мне меланхолическое расположение духа, вздумал потешить и развеселить меня. Вдруг он начал смеяться громко. «Чему вы смеетесь?» – спросил я его. – «Да вот что, батюшка мой, – отвечал он, продолжая захлебываться хохотом, – мне пришло на память одно забавное происшествие, и, если вам угодно, я расскажу его».

«Один грек, желая обогатиться каким-либо легким способом, долго выдумывал разные средства к достижению своей цели, выбирал их, отвергал, думал, передумывал. Наконец, ему пришло в голову нажиться на счет одного богатого и набожного турка-купца. Ругательства над Магометом. Конюший визиря. Жалоба на грека. Вооруженные солдаты, скрытые в лавке турка. Жалоба грека и просьба об отдаче долга (300000 п.).. Стражи уходят. Грек, знакомый с конюшим визиря, жалуется на турка, что он не отдает ему долга. Турок жалуется на грека за ругательство над Магометом, и неосторожно повторяет самое ругательство. Визирь почитает его пророкохульником, потому что он своими устами осмелился произнести дурные и дерзкие слова, приказывает заплатить долг. Турок, после, встретив счастливого грека, сказал ему на ухо: «ты прав, что ругал Магомета. Какой это Бог, который не умел защитить моего правого дела. Н..и на него, и я н..у».

Ровно в 10 часов мы пришли в квартиру. Весь день прошел в скучном и напрасном ожидании известия от Ханжерли. Вечером я занимал доброго о. Григория рассказами о разных проповедниках и о странном направлении вкуса их.

28, Вторник. Сижу у моря и жду погоды. Вот прошло утро, никто не зовет меня к патриархам; вот наступил полдень, ни слуху, ни духу от Ханжерли, как будто забыто им обещание. Скучно, досадно. Кажется, мое назначение неприятно для здешней миссии. Мало говорят со мною, мало помогают мне. О Боже, да будет воля Твоя! Помоги мне ради славы Св. православныя церкви Твоея!

В час пополудни я пошел обедать к Якову Ивановичу Каймакану, помощнику здешнего почтмейстера. Добрый человек Яков Иванович! Он предложил мне свой стол во все время пребывания моего в Константинополе и просил меня разделить с ним хлеб и соль так убедительно и с таким гостеприимным добродушием, что я, при всей совестливости, не мог отказать ему в просьбе.

Во время обеда пришел в мою квартиру консул Базили и по учтивости не хотел отозвать меня из-за стола, а сказал, что он придет еще раз через два часа.

Слово и дело! Консул навестил меня часа в четыре после обеда и застал в келье о. Григория <и> иеромонаха Амвросия. Надо было выжить из кельи обоих черноризцев; я заговорил с консулом по-французски, и мои догадливые чернецы убрались восвояси. Долго мы беседовали о Сирии и Палестине. Консул сообщил мне некоторые свежие замечания; излагаю их в виде простых предложений:

1) Вражда греков, католиков и армян происходит от того, что всякая партия усвояет себе право на исключительное владение св. поклонениями. Греки основывают свое право на древних фирманах султанов, католики на историческом воспоминании о Латинском королевстве в Палестине и на трактатах Франции с Турцией, по которым им предоставляется жить и свободно отправлять богослужение в Св. местах; армяне, как новопришлецы, всех менее имеют права на владение Св. местами; но своими происками и богатствами они успели приобрести несколько фирманов, коими они введены в Палестину.

2) Турки, смотря по обстоятельствам и по настойчивому и смелому домогательству той или другой партии, благоприятствовали то грекам, то католикам, то армянам, и то тех, то других, то третьих облекали правом господства; от сего произошло то, что каждая партия имеет равносильные фирманы. При этой равносильности документов вечно будет продолжаться вражда вместе с жаждою первенства и главенства.

3) В турецких судах приемлются и уважаются посторонние свидетельства. Таким образом, враждующие партии набирают и подкупают себе свидетелей, которые подтверждают права на такое или другое владение, от этого ссорятся, враждуют семейства, питается их корыстолюбие, и запутываются права и делопроизводства.

4) По усмирении Мегмета-Али, египетского паши, Базили представлял в министерство иностранных дел проект об усмирении враждующих партий. Сущность проекта состояла в том, чтобы составить собор в Палестине, на котором поверенные каждой враждующей партии единодушно решили бы: кому чем владеть и как владеть, т. е. как пользоваться общими св. поклонениями, и поочередно отправлять в них богослужение. Но не известно, почему проект не уважен.

5) По мнению консула, лад нашего правительства с Францией имел бы благотворное влияние на примирение католиков с греками в Палестине.

6) Влияние русского консула на церковные дела Палестины и Сирии не может быть слишком сильно, как влияние консула французского, потому что этот опирается всегда на трактаты, а нашему не на что сослаться, ибо в наших трактатах с турками не сказано ничего частного насчет религии, кроме общего и темного упоминания о поддержании христианства. Наш консул должен действовать более моральными средствами, т. е. умолять, упрашивать, мирить, ласкать. ΝΒ. В Вифлеемском храме армяне имеют придел. Но греки, в минуты великого входа, шествуют с дарами через этот придел и для того имеют у себя особый ключ от дверей оного, дабы через эти двери возвращаться в алтарь с дарами. Уступить этот ключ армянам значит уступить им придел, в котором армяне священнодействуют только по праву добровольной уступки со стороны греков. Починка в этом храме недавно наделала много хлопот консулу. Греки сделали лестницу с возвышенности пола, прикасающейся к армянскому приделу. Армяне жаловались туркам и выиграли процесс; лестница уничтожена.

7) Протестантский епископ мало имеет успеха. По мнению консула, протестантизм никогда не примется на палестинской почве. Азиатам нужны пышные обряды, нужен мистицизм; религия должна более говорить их чувствам, нежели рассудку.

8) Один из протестантов, принадлежавших к миссии епископа Александра, оставил его, как скоро узнал его намерение приобретать прозелитов между христианами.

9) Епископ Александр обратил нескольких жидов русских. По просьбе одной жидовки, наш консул успел расторгнуть её брак с обращенным жидом; но потом жид опять принялся за свой Талмуд.

10) Православные иноки Гроба Господня не дичатся епископа Александра (и даже уступили свой монастырь для прожития летом). Можно и мне завести с ним знакомство.

По уходе консула Базили, о. иеродиакон сообщил мне невыгодное понятие о нем. Иерусалимские владыки говорили о. Григорию, что консул держит у себя драгомана-маронита, покровительствует католикам (иезуитам, униатам) и за то пользуется от них деньгами и, что всего постыднее, женщинами. Патриарх антиохийский Мефодий весьма недоволен этим греком. Надобно полагать, что патриарх, по простоте своей и по ревности ко благу церкви, расскажет мне похождения и интриги консула. «Не даром батюшка, – промолвил о. Григорий, – Базили ухаживает за вами; он хочет обаять вас, приласкаться к вам, а может быть, и взять вас в свои руки». – «Увидим», отвечал я. Dies docebit.

Подали чай. По просьбе моей словоохотливый о. Григорий начал рассказывать мне цареградские анекдоты.

а) Кадый¹²⁰ Софийской мечети, обязанный в начале рамазана и в конце байрама призывать правоверных к молитве с минарета, влюбился в жену подчиненного муллы, у которого были уже дети, и старший из них был уже взрослый парень. Удалив муллу на известное время по делам мечети, кадый посещал свою возлюбленную несколько раз. По возвращении муллы, старший сын, заметивший слишком близкие отношения кадыя к матери, рассказал все отцу. Мулла вздохнул, потужил, посетовал и, склонив голову к груди, сказал: «не могу я мстить врагу моему. Пророк накажет его рано или поздно». Кадый продолжал давать мулле разные поручения, требовавшие его долгого отсутствия из мечети, и сам посещал неверную жену. Старший сын, видя, что пророк так долго терпит грехи кадыя, решился сам истребить прелюбодея. Наступил байрам. Сын муллы, зная, что кадыю надобно идти на минарет, взял с собою полштоф горелки, немного хлеба и икры и тихонько подкрался к кадыю, когда он с минарета кричал обычную молитву, и, подхватив его за ноги, сбросил на землю, а водку и закуску оставил на минарете, а сам скрылся в толпе правоверных, которые с сожалением смотрели на разбившегося вдребезги кадыя. Когда пожелали узнать, от чего несчастный свалился, то, к изумлению, нашли на минарете запрещенное питье и заключили, что кадый наказан пророком за пьянство и нарушение веры. Вскоре по смерти его, возвратился домой и добрый мулла; узнав о печальной кончине своего начальника, он подозвал к себе старшего сына и сказал ему: «Не говорил ли я тебе, что пророк накажет женолюбца и прелюбодея? Молитва моя услышана им. Нет Бога, кроме Бога, и Магомет – пророк Его!» – «Отец мой родной, – отвечал ему сын на ухо, – если бы я не столкнул кадыя с минарета, то он долго еще забавлялся бы с твоею женой и моей матерью», и потом рассказал случившееся изумленному мулле.

b) Дервиш, летавший по ночам во все страны света и рассказывавший султану, что делается во Франции, или в Англии, или в Америке, – гонитель христиан и армян. Хитрость, употребленная одним армянином для погубления дервиша. Серьга удивительной работы. Султан желает иметь другую для подарка своей сестре, выходящей замуж. Армянин советует ему послать набожного дервиша в Америку за другою серьгою. Дервиш является к армянину и умоляет его о помиловании. Клятва дервиша покровительствовать христианам пред султаном. Серьга доставлена . Изумление султана и уверенность в духовном сообщении дервиша со всеми частями света¹²¹.

c) Рикман, наш генеральный консул <в> Молдавии и Валахии, влюбляется в одну прекрасную молдаванку, жену одного славного бояра. Развод. Приезд Рикмана в Константинополь. Желание угодить жене служением литургии на молдаванском языке. О. иеродиакон Григорий произносит все ектении и читает евангелие на этом языке. Смущение и обморок молдаванки от стыда, что она молдаванка. Желание её исповедаться и причаститься 15 августа. Ищут священника, который говорил бы по французски. Не находят. Предлагают священника, говорящего по-молдавски; но Рикманша опять стыдится своего родного языка. Все брошено¹²².

29 Сентября, Середа. – Всегда надобно повиноваться первому доброму вдохновению души, которое принуждает нас приступить к известному действию. Душа прозорливица, вещунья. Сновидением ли дивным и связным, тоской ли безотчетной и сильной, мгновенным ли проблеском мысли новой, настойчивой, проявляются пророчественные видения души в важных обстоятельствах жизни: всегда есть правда в этих выражениях и надобно принимать их за голос самого неба и сообразоваться с ними. Сколько раз я угадывал будущую судьбу свою посредством знаменательных сновидений! Сколько раз я повиновался тайному голосу души и был доволен этим своим повиновением.

Сегодня поутру мне было скучно и досадно, оттого, что дело мое идет медленно. Вдруг душа прояснилась, внутренний голос сказал: дитя не плачет, мать не разумеет, и я отправился к драгоману Ханжерли лично просить его о представлении меня патриархам. Добрый князь написал записку к фаворскому архиепископу, засыпал ее золотым песком, запечатал и, отдавая мне, сказал, что преосвященный Иерофей сам представит меня патриархам вселенскому и иерусалимскому, а Константий и Григорий уже предуведомлены о вас, и последний просил вас сказаться молдавским архимандритом из Бухареста, из предосторожности перед домочадцами его. Сказано и сделано. Сопровождаемый усердным о. Григорием, я полетел в патриархию иерусалимскую.

Лишь только я вступил в священную ограду, сердце мое затрепетало; робость, – сестра смирения, заглянула мне в очи. В тревоге душевной я возопиял ко Господу, да даст мне что возглаголю в той час пред святителями, которым я не по сердцу. Трижды ознаменовав себя крестом пред патриаршею церковию, я немного ободрился и, чем выше всходил по широким и узким лестницам и террасам, тем более мужествовал.

Архиепископ Фаворский принял меня отменно ласково. Была ли ласка его искренна или лицемерна, не знаю. Сокрыто от меня и то побуждение, с каким он сказал мне, что меня уже давно ожидает здесь. Кто весть яже в человеце, точию дух живущий в нем? Глубоко сердце человека: с первого раза нельзя заметить, какого рода помышления происходят из глубины его. Хотел ли архиепископ дать мне почувствовать, что мое секретное назначение огласилось здесь, или без умысла, по легкомыслию, проговорился: это задача. Но мне неприятно было его приветствие, отзывавшееся лестью. Я подал ему письма от Стурдзы и Ханжерли, и, когда он читал их, в это время я осмотрелся и заметил, что из двух боковых дверей несколько монахов пожирали меня своими взорами. В эти же минуты я обменялся с известным греческим писателем о. Икономом несколькими вопросами и ответами; мы знакомились друг с другом. По прочтении писем преосвященный Иерофей хотел повести меня к вселенскому патриарху; но когда я сказал ему, что его нет дома, что он встретился на дороге с иеромонахом российской миссии, то архиепископ предложил мне идти к блаженнейшему патриарху иерусалимскому. Я прижал свою руку к сердцу и смиренно просил его представить меня священному старцу.

Вошедши в келию патриарха, я помолился по обычаю русскому. Маститый святитель сошел на пол с низменного дивана, на котором он сидел в углу келии. Я поклонился ему до лица земли и поцеловал его десницу, благословившую меня во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Сердце мое билось сильно; опять овладела мною робость; я заплатил ею дань воспитанию в страхе Божием и в притрепетном повиновении и послушании святительской власти. Не скрываю и того, что меня смущала тайна моего посольства. Тяжело было для меня закрываться личиною пред человеком Божиим и священным старцем; при взгляде на него больно было думать, что я, малый отрок пред ним, должен быть соглядатаем управления его и судиею. Казалось мне, что лицо его выражало некую скорбь. Его блаженство просил меня сесть и сказал, что он давно ожидает меня. Эти слова его уничтожили меня; но вдруг я одушевился и начал говорить по-гречески:

«Благодарю Бога моего (при этих словах я невольно поднял руку к небу), что Он удостоил меня видеть ваше блаженство и принять ваше архипастырское благословение. Митрополиты, архиепископы и епископы, которых я видел в Петербурге и на пути в Одессу, поручили мне сказать вашему блаженству, что они просят ваших св. молитв пред Богом и Господом нашим Иисусом Христом».

Тут патриарх и архиепископ Фаворский прервали мою речь, и единогласно сказали, что они не престают вспоминать в молитвах своих и пастырей церкви российской и Благочестивого Государя нашего, и весь державный Дом Его.

Я продолжал вовсе не приготовленную речь свою: «Все иерархи российской церкви и прочие пастыри и учители твердо помнят, что свет истинной веры воссиял нам из Гроба Господня. Духовное, молитвенное общение нашей церкви с четырьмя восточными православными церквами никогда не прерывалось. Ведомо вам, что все святейшие четверопрестольные патриархи, усопшие и живые, воспоминаются нами в молитвах».

Преосвященный Иерофей опять прервал меня и сказал от лица патриарха и целой иерусалимской церкви:

«Его блаженство и все мы радуемся, что Господь видимо благословляет церковь и Державу Российскую и что православная вера распространяется».

– Слава и благодарение Богу! – отвечал я. Паства в любезном отечестве моем состоит почти из 45 миллионов. Церковь ежегодно умножается приобретением новых чад. С 1828 года в течение 14 лет почти 216000 человек оставили расколы (последовало общее удивление и благодарение Богу). В 1841 году одних римско-католиков обратилось в православие около 13000. Армяне, протестанты, евреи, язычники в значительном числе ежегодно усыновляются чадолюбивой матерью нашей св. православной церковию. В Северной Америке и на Кавказе учреждены недавно новые епархии. Под тенью алтарей православных и у ног епископов более 60000 духовных воспитанников приготовляются для благословенного делания в вертограде Христовом. Общее число духовенства, т. е. священников, диаконов и прочих клириков, простирается свыше 116000.

– В этом числе заключаются и монахи? – спросил патриарх.

– Нет, Блаженнейший! Во всех монастырях российских, мужских и женских, находится более 15000 душ!

Последовало общее минутное молчание. Зная, что патриарх только что отобедал и что он отдыхает после обеда, я совестился беспокоить его старость, встал и просил у него и у преосвященного фаворского благословения на временное прожитие в Иерусалиме и покровительства. Они обещались писать о мне в патриархию, примолвив, что они отправляют туда вместе со мною архимандрита. Он находился тут, в келье, и я смерил его с головы до ног. С первого взгляда он понравился мне. Лицо его – приятно и выражает душевную доброту и кротость.

Еще раз я поклонился патриарху до лица земли. Благословляя меня, он сказал мне потихоньку, чтобы я в другой раз посетил его.

По выходе от патриарха, преосвященный Иерофей пригласил меня осмотреть библиотеку. Veni, vidi, exivi. Я люблю читать книги и рукописи, но смотреть на них в шкафах, право, нет охоты. Видно, что библиотека мала и книги писаны и печатаны не при этих темных монахах, которые окружают патриарха.

Приняв благословение архиепископа фаворского, я побрел с добрым о. Григорием к пристани и хотел отправиться в Перу. Лишь только мы уселись в легком челноке и отчалили от берега, вдруг послышалось нам, что кто-то кличет нас. Оборотились и видим, и слышим: назначенный мне в спутники архимандрит кричит нам: «Вселенский патриарх приехал домой. Пожалуйте. Преосвященный Иерофей зовет вас к нему».

Мы возвратились в иерусалимскую патриархию и на дворе дождались архиепископа, который, – дай Бог ему доброго здоровья! – не поленился представить меня вселенскому патриарху. Дожидаясь его возле церкви патриаршей, я вспомнил матушку белокаменную Москву, Москву красную, златоглавую. Вы спросите: почему? – Потому, что на медном клепале, висящем подле Патриаршей церкви, я прочитал по-русски: вверху – 1843 года, а внизу – Москва.

Куда ведут¹²³, туда и приведут. По каменной высокой лестнице меня ввели в небольшую переднюю залу патриарха; она показалась мне бедной и неопрятной; тесовый пол в ней не мыт был, вероятно, несколько лет; на правой стороне в стене я заметил кран, сквозь который просачивалась вода. Из этой залы мы тотчас перешли в гостинную комнату, убранную турецкой циновкою, простыми низменными диванами и несколькими стульями. Толпа духовных домочадцев патриарха смотрела на меня, как на диковину, и любовалась моим наперсным крестом и игрой света в аквамаринах и аметистах его. Смиренно и благоговейно стоял я и ожидал выхода патриарха. Вдруг взоры всех обратились в одну сторону; гляжу, – раздвигаются занавески в дверях соседней комнаты, и оттуда выходит патриарх в обычном греческом одеянии, которое ничем не отличалось от одежды простого монаха. Он показался мне высок, дороден и в летах средних. Преосвященный Иерофей представил меня его святейшеству, и когда я, поклонившись ему до лица земли, сказал: «прошу благословения вашего святейшества, я русский архимандрит, отправляюсь в Иерусалим на поклонение Гробу Господню», то архиепископ неосторожно, а, может быть, и с лукавым умыслом, примолвил: «от лица святейшего всероссийского синода». Услышав эти слова, патриарх выразительно посмотрел на меня и пошел к дивану. Я досадовал на нескромного Иерофея. Владыки уселись, поджав ноги по обычаю страны; я поместился на стуле и начал говорить патриарху почти то же, что говорил и иерусалимскому первосвятителю. Одинакова исповедь, одинакова и отповедь. Помню, что при разговоре об униатах патриарх спросил Иерофея: «крестили их?» – «Нет», отвечал архиепископ, а я прибавил, что униаты постоянно думали, что они хранили православную веру своих предков, потому что в церковных обрядах, в празднествах и совершении таинств не сделано никакого изменения. Я хотел этим дать знать, что униаты по внутреннему убеждению и вере всегда находились в общении с нашей церковию, и потому не имели нужды в перекрещивании. Для нас может показаться странным вопрос патриарха: но он весьма естественен на востоке, где перекрещивают папистов, армян, лютеран и прочих, как еретиков.

После краткого и искреннего благодарения Богу, выну благословляющему российскую церковь и державу, патриарх подозвал к себе архидиакона и приказал ему отыскать для меня письмо одного парижского священника на французском языке, присланное к его святейшеству. Письмо сие лежало в числе прочих бумаг на том же диване, на котором сидели владыки. Патриарх просил меня прочесть его. Бегло, но с усиленным вниманием и утроенною памятью просмотрел я длинное письмо, в котором неверующий в папу католик просил его святейшество присоединить его с небольшой его паствой к церкви восточной.

Примечание. Копия с сего письма снята мною вечером того же дня. Этим дорогим документом я обязан проворному о. иеродиакону Григорию. Он за обедом у помощника здешнего почтмейстера Я. И. Каймакана похвалился, что достанет это письмо и принесет его ко мне. Я подстрекнул его самолюбие и подогрел его воображение обещанием сделать его имя известным св. синоду и Государю, и удачно достиг своей цели. Мой иеродиакон, не доевши и не допивши, вскочил из-за стола и побежал за добычей¹²⁴.

Внимательность ко мне патриарха и его откровенность невольно вызвали меня к подобной откровенности. «В бытность свою в Одессе, – сказал я ему, – слышал я, что несколько парижских священников прислали прошение к Благочестивейшему Государю нашему о присоединении их к святой православной церкви (О повелении Государя перевести литургию св. Иоанна Златоустаго на французский язык, вследствие сего прошения я умолчал по благоразумию). Видно, что и г. Тирион, писавший к вашему святейшеству, принадлежит к числу тех почитателей православия, которые утруждали просьбой нашего Государя».

– Какое же распоряжение сделано Государем? – спросил патриарх.

– Не знаю, отвечал я притворно. Но не в одном Париже, – продолжал я, – а и в Англии проявляется расположение к принятию православия. В Петербурге я познакомился с одним диаконом англиканской церкви Вильгельмом Пальмером, который уже три года живет там и просит св. синод о приобщении его к православной церкви и о соединении с нею церкви англиканской-епископальной. Им представлены в синод каноническое послание от шотландского епископа Матфея и вероисповедание.

– Об этой сделке я упомянул с намерением, – чтобы выманить у патриарха признание об американских миссионерах, присланных в Константинополь семью епископами для переговоров о соединении церквей, и достиг своей цели.

Патриарх прервал речь мою и сказал: «и у нас были подобные просители».

– Слышал я, ваше святейшество, что семь епископов Северной Америки недавно присылали сюда, не знаю, в каком годе, миссионеров для переговоров о соединении их с восточной православной церковью. Но не знаю, чем это дело кончилось.

Патриарх стал заминаться и отвечал мне в общих выражениях, что все эти господа просители ищут единения на известных условиях, просят исключений, что нельзя сделать им ни малейшей уступки для избежания соблазна в православной церкви, что едва ли искренни их просьбы, что бедственное положение восточной церкви под игом турок и политические отношения разных иностранных держав к Порте не позволяют входить в явные переговоры о воссоединении церквей. «Но какое мнение об этом предмете имеет св. синод?» – спросил патриарх.

– Мнение св. синода мне не известно, отвечал я. Слыхал я частное суждение некоторых архиереев и богословов наших, что окончательного решения о присоединении напр. британской епископальной церкви не сделали бы в России без предварительного сношения с четырьмя восточными патриархами и без дознания их мнения.

Такой ответ показался владыкам слаще меда; и оба они в один голос повторяли: «так не сделали бы этого без мнения патриархов». А я, молча, смотрел на них, как человек, уверяющий в истине.

Сопровождавший меня иеродиакон Григорий, воспользовавшись нашим минутным молчанием, так естественным после важного разговора, сказал патриарху, что я с восхищением видел церковный Октоих, напечатанный здесь на славянском языке по благословению его святейшества, и что я пошлю его в Петербург. Я подтвердил слова о. Григория и примолвил, что «печатание церковно-славянских книг при здешней патриархии весьма полезно и крайне необходимо в настоящее время. Ибо слышал я, что в Париже какой-то спекулянт хочет завести славянскую типографию и печатать в ней церковные книги для снабжения ими болгарских церквей».

Говорено было о печатании Апостола и Евангелия в том виде и в таком порядке, в каком обыкновенно печатаются греческие богослужебные Евангелия, в которых чтения расположены не по историческому порядку происшествий, а по порядку праздников и недель, начиная с первого дня Пасхи. На вопрос его святейшества, – есть ли в России подобные Евангелия на славянском языке, – я отвечал, что видел такое Евангелие в Вильне в православном Святодуховском монастыре и что если его святейшеству угодно будет иметь такое Евангелие для образца при печатании, то, без всякого сомнения, можно достать оное из России. Патриарх не сказал на это ничего решительного.

После этого разговора преосвященный Иерофей поднялся и распрощался с патриархом. Вслед за ним и я принял благословение его святейшества и приглашение побывать у него еще раз. Продолжению наших разговоров помешал какой-то светский человек, пришедший к патриарху.

Проходя мимо патриаршей церкви во имя Св. Георгия, я не мог ослушаться повеления души моей, влекшей меня в эту церковь, не смотря на позднее время и крайнюю усталость тела, изморенного жаром и голодом. Церковь не мала, не богата, но чиста и прилична. В ней почивают мощи Св. Феофании, супруги греческого царя Льва Премудрого, всехвальной Евфимии и мученицы Саломии, пострадавшей с 7 детьми во время Маккавеев. Мощи лежат в простых сундуках, обитых черной кожей и железными полосами, и облачены весьма бедно. В этом же храме, в левой стене подле иконостаса придела, вставлена часть столпа, к которому привязан был Спаситель. Облобызав сии мощи и столп, я с особенным умилением смотрел на кафедру, с которой проповедовал Св. Иоанн Златоустый. Кафедра очень проста и узка; несколько ступеней ведут к самому седалищу; а, верх устроен в виде балдахина, по карнизам которого есть надпись эллинская, но я не мог ее разобрать. Постараюсь еще раз посетить сей храм и обозреть его внимательнее. Во всех трех отделениях его по сторонам устроены простые седалища для богомольцев и хоры с густыми решетками для женского пола. При виде этих седалищ и хор мне стало досадно, что в России вывели их из употребления в храмах. Богослужение христианское требует известной чистоты сердца и целомудрия; посему необходимо должно скрывать в церквах женский пол от похотливых взоров мужчин, особенно, в наше время, когда по слабости или недостатку веры и страха Божия люди готовы грешить и в самом святилище Господнем. Во храме мы таинственно изображаем собою херувимов; следовательно, должны устремлять все свои мысли и чувствования к единому Богу и Господу нашему Иисусу Христу. Но наша плоть так немощна, не надобно же подавать ей случая к поползновению и искушениям от близкой наглядности на женственную прелесть. Надобно предохранять и слабый пол от подобных же искушений. Богослужение наше приспособлено к сидению: зачем же стоять в церкви? И не спокойнее ли слушать проповедь сидя, нежели стоя?

Сентября 30 дня, Четверг. – Всю ночь и весь день шел проливной дождь. Хляби небесные разверзлись. Я воспользовался ненастной погодой для приведения в порядок своих наблюдений, замечаний, впечатлений, разговоров и для внесения их в дневник. Небо источало капли: душа моя струила свои мысли и слова.

Октября 1, Пятница. – По данному слову я отправился утром в 8 часов в иерусалимскую патриархию для свидания с достопочтенным о. протоиереем Икономосом. Тихая, ясная и теплая погода благоприятствовала моему путешествию. Я застал дома вожделенного старца, лицезрением и беседою которого желал я насладиться. Он сидел на низком диване и занят был хлопотами с какими-то портными, которые раскладывали по полу меха и шили ему шубу. Седой старец обрадовался моему посещению. Мы уселись вдвоем, и ровно четыре часа беседовали с уха на ухо на французском языке, дабы никто не мог подслушать и понять нас. Сначала я просил его дать мне понятие о настоящем состоянии греческой церкви. Ничего отрадного не слышалось из уст его. По словам его, духовенство невежественно и бессильно; в синоде нет постоянных, пожизненных членов, как в России; иноверное правительство по своим видам ежегодно назначает разных епископов для присутствования в сем высшем духовном судилище; эти епископы, по выражению Икономоса, sont tous miserables¹²⁵; пред правительством они безгласны, как рыбы. «Греческий народ, – говорил с прискорбием и воздыханиями мудрый старец, – я называю: Θεοποίμαντоς = Богоправимым».

– Друг наш Огурдза говорил мне, что до воцарения Офона и до учреждения афинского синода в Греции считалось 36 епархий. Новое правительство упразднило 26 и оставило 10. Однако-же, в случае выбытия кого-либо из правящих 10 архиереев, правительство и синод не решались посвящать нового епископа на вдовствующий престол, но возводили на оный кого-либо из заштатных епископов, которые все посвящены были в Константинополе и, следовательно, присягали на верность патриаршему престолу.

– Так. Но синод уже успел посвятить недавно своего избранного в одну епархию.

– Следовательно, есть уже начало окончательного отступничества афинского синода от константинопольского престола? – спросил я с живостью. До сих пор по крайней мере благодать рукоположения патриаршего соединяла греческих епископов с великой церковью. Но теперь! Поверьте, мой отец, что самовольная независимость афинского синода есть соблазн для нас русских.

– Какое же средство, по вашему мнению, – спросил Икономос, – могло бы послужить к умиротворению греческой церкви с вселенским престолом?

– Не может ли здешний патриарх, как мудрый и добрый отец, простить греческих епископов, вероятно, поневоле сделавшихся виновными в разъединении, и послать им благословение на независимость, по примеру всероссийского синода, не ожидая их просьбы или согласия?

– Это средство, мне кажется, не удобоисполнимо. Волею или неволею наши греки сделались виновными, но все-таки они нарушили присягу, данную здешнему престолу, и, следовательно, оказались преступниками. Но и Бог не прощает грешников, если они не каются и не умоляют Его милосердия. Надобно же, чтобы наши епископы сами просили прощения; и я вам скажу откровенно, что в Греции есть два-три епископа, которые желают устроить дело так, чтобы отправить сюда духовное посольство и просить патриарха уже не о восприятии древнего достояния, но о благословении афинского синода на независимость по примеру вашего синода, и я забочусь об этом. Как вы думаете, хорошо ли будет это средство?

– Мне кажется, нельзя избрать лучшего в настоящих обстоятельствах. Весьма хорошо поступили бы епископы, если бы воспользовались настоящей конституцией для блага православной церкви и в народном собрании между прочим требовали бы и законной независимости афинского синода. Делать доброе никогда не поздно.

– Все доброе зависит от Бога, но было бы полезно и участие российского синода в этом деле.

– Неоспоримо. Но, к сожалению, едва ли можно теперь ожидать вам его участия, потому что Государь наш не может терпеть конституций.

Непрестанно менялись мы вопросами и ответами. Разговор наш, первый и последний, быстро переходил от одного предмета к другому. Мы довольствовались лишь очерками их, впрочем, полными. Почтенный Икономос говорил мне о необходимости пересмотреть догматические системы Феофана Прокоповича и сократителя его Иринея Фальковского, и издать их вновь с исключениями тех мнений, кои соблазняют православных на востоке, каково напр. мнение о равном достоинстве крещения чрез погружение и чрез окропление. Эти пересмотренные системы перевели бы на новогреческий язык для преподавания их в афинском университете и в семинарии. О. протоиерей просил меня писать в Петербург о переделке и новом издании Прокоповича и Фальковского. На вопрос мой, – есть ли где-нибудь семинария, – он отвечал, что еще только строится семинария в Афинах на деньги, завещанные каким-то купцом или дворянином, право, не помню теперь. По словам его, протестантская партия, к которой принадлежат и монахи Вамва и Фармакидис, утвержденный профессором богословия в афинском университете, но еще не вступивший на кафедру и едва ли имеющий остаться по причине перемены образа правления в Греции, – эта партия хлопочет о введении Библии, переведенной Вамвой с еврейского на греческий, в народное употребление, дабы подорвать, отнять доверие к отцам церкви, которые изъясняли Св. Писание по переводу 70, и таким образом приготовить народ к принятию учения лютеранского. Новые переводы, как вновь вводимые обряды церковные, суть предтечи новых догматов. Перевод Вамвы – подозрителен тем более, что он не знает языка еврейского. Этот перевод, так сказать, диктован английскими миссионерами, с которыми Вамва состоит в связи, как и Феофил Каирис, недавно возвратившийся в Грецию из Англии после изгнания за страшную ересь, переданную им 300 ученикам. Ученый и красноречивый Икономос ратоборствует со всеми этими отступниками от православия, имеющими на челе печать Антихриста. Недавно он приготовил в печать огромное сочинение, в котором он доказывает каноническое достоинство перевода 70 толковников. Это будет камень преткновения для изменников.

Достопочтенный собеседник открылся мне, что здесь вопиют, негодуют на то, что Россия не заставляет молдавское и валахское правительство оставить патриархов в покое, при прежнем безотчетном владении богатыми имениями в обоих княжествах. Он также объявил мне, что здесь давно известно мое назначение и что меня боится патриарх иерусалимский. «Но я успокаиваю их, – говорил мне старец, – и называю вас ангелом, возмущающим воду в овчей купели» – «Возмущающим?» – возразил я, улыбаясь. – «И приносящим здравие слепым и хромым», – ответил он.

В эту минуту вошел к нам в комнату преосвященный фаворский и пригласил нас к обеду. За постным весьма скромным столом, приготовленным из одних растений, разговоры наши были обыкновенны. Проговорив 4 часа сряду о предметах дельных, не захочешь и не сможешь догматизировать еще час. После обеда я отправился домой. Проходя чрез Перское кладбище, я должен был заткнуть нос и затаить дыхание: несносный запах от какого либо недавно погребенного турка и вымытого вчерашним дождем заражал воздух. Я плевал; да и плевать мне запретил о. Григорий; «заметят турки, говорил он, подумают, что вы презираете их веру и плюете на умерших, пристанут к вам, будут ругать». – Странный народ – эти турки: живут среди трупов. Где их колыбели, там и гробы их. Особенная ли приверженность к родным, или расчет Магомета заставить поклонников своих удерживать те места, кои добыты мечом и назначены для покоя отцов и дедов, были причиною помещения кладбищ среди городов, между домами: не утверждаю и не отрицаю ни того, ни другого. Кладбища турецкие весьма величественны. Кипарисы, полные жизни и свежести, суть красноречивые эмблемы бессмертия и вечного блаженства человеков. На кладбищах турецких бывают гулянья; здесь же в области смерти любовь назначает свидания любви. Казалось бы, при виде гробов надлежало плакать о суете жизни и каяться; но такова сила чувственности, освященной законом лжепророка, что и поле смерти обращается турками в место сладострастия.

Октября 2, Суббота. – В 9 часов утра турецкая раскрашенная и по местам позлащенная арба, запряженная парой маленьких, но крепких лошадей, подъехала к крыльцу моей квартиры. Я выглянул в окно; арба мне понравилась, а более того, откровенно сказать, мне хотелось прокатиться à la turque и испытать приятность или неприятность новой для меня езды. Усердный о. Григорий усадил меня в арбе, как следует, и сам сел или лучше лег супротив меня. Арба тронулась, закачалась, заскрипела, застучала по скверной мостовой. Мы поехали в Буюкдере, где мне надлежало видеться с консулом Базили, в последний раз перед отъездом его в Петербург, и с посланником. Но по дороге решились заехать в Куру-Чесме для свидания с пр<еосвященным> Самуилом, начальником куручесменского народного училища. Арба кое-как спустилась с глиняной, изрытой дождем горы подле нового дворца, построенного покойным султаном Махмудом на европейской стороне Босфора. Мы ехали через деревни; турки, греки, армяне, жиды толпились на узких и грязных улицах; лошади едва двигались вперед от тесноты мест, многолюдства и испортившейся дороги от наносной глины с гор. По местам эти наносы образовали порядочные кучи. Ехали, ехали; бились, бились; наконец доехали до такой глубокой рытвины, что никак нельзя было ни переехать, ни объехать ее. «Ну, о. иеродиакон, сказал я, переплыл я моря, а пришлось теперь утонуть в грязи». – «Что и говорить, батюшка, отвечал о. Григорий; видите, каковы головы турецкие, готовы сгинуть, а уж не подумают, как бы обезопасить себя и свои дома от горных потоков и как бы устроить мостовые попрочнее. Что делать? Надобно воротиться, батюшка.»

– И так мы не попадем в Куру-Чесме?

– Недалеко локоть, да не укусишь его. Вот близехонько Куру-Чесме, да нельзя проехать, а другой дороги нет.

– Поганые турки, ленивцы, безумцы, ворчал я. А извозчик кое-как поворотил арбу и, проехав несколько сажен, начал взбираться на гору. Мы вышли из арбы. Гора вся изрыта была потоками дождевой воды. В одном месте едва-едва извозчик перетащил своих лошадей и арбу, подкладывая под колеса камни. Наконец, мы опять уселись и спокойно покатили в Вуюкдере, по дороге довольно ровной и гладкой. Я отлежал руки и ноги. Арба довольно удобна и даже хороша для дальней езды; но надобно иметь с собою мягкие перины и подушки, а их-то и недоставало в нашей арбе. Приближаясь к Буюкдере, мы спустились с горы в долину. В этой долине, орошаемой ручьем, была такая приятная зелень, какую можно видеть в России только в мае месяце. О. иеродиакон обратил мое внимание на одно огромное дерево, которое здесь называют сарандадельфа, т. е. сорок братьев, – оттого, что из одного (7 стволов) корня выросло 40 ветвей. Все эти братья живут полной и роскошною жизнью. Еще с роду своего я не видывал такого огромного и чудного дерева. Оно может укрыть под тенью своей, ну право, 200 человек.

Октября 3, Воскресенье. – Я служил обедню в посольской церкви, освященной во имя Константина и Елены. Утварь и ризница этой церкви отменно хороши. После обедни позвал меня к себе посланник и спрашивал о свиданиях моих с патриархами. Я рассказал ему все, что видел и что слышал. А он объявил мне, что миссия до сих пор не получала ни денег моих, ни известия. Мне прискорбно было.

Вечером консул Базили снабдил меня письмами к чиновникам бейрутского консульства и к антиохийскому патриарху. Прочитав свои заметки о некоторых главных лицах в Иерусалиме и делах, он передал их мне для руководства и поверки. Мы простились.

Странно! Отцы миссии, и особенно о. иеродиакон Григорий, дурно отзываются об этом консуле. По его словам, патриарх Мефодий жаловался на него здешней миссии за то, что он будто бы покровительствует католикам, держа у себя драгомана какого-то униата, который теснит православных и поддерживает униатов и маронитов. Униаты и паписты не могли склонить Базили на свою сторону деньгами, зато успели выиграть его благосклонность снабжением его гарема лучшими овечками Сирии. Правду говорил о. Григорий, что где черт не возьмет, туда бабу пошлет. Жалоба патриарха оставлена без внимания в здешней миссии. Надобно догадываться, что Базили умел выпутать себя из сетей и запутать в них челобитчиков. «Язычок у него больно остер», – поговаривал о. Григорий. В Петербурге директор Сенявин говорил мне, что Базили берет на себя много лишнего, забывая, что он не министр, а второстепенный консул, и здесь уверяли меня, что он весьма гордо обращается с тамошними архиереями, будто бы они под руки водят его в церковь. Поедем, услышим, увидим.

Ночью приготовил я письма к С. П. и П.

Октября 4, Понедельник. – В 8 часов утра я отправился из Буюкдере на двухпарном каике. Во время спокойного плавания, мой добрый и словоохотный старец Григорий потешал меня своими рассказами.

«При посланнике графе Строганове был вызван из Афонской горы один послушник для пономаревания в здешней посольской церкви. Сначала он жил как следует: трезво, скромно и честно. Но впоследствии оказалось, что он продан под грех, батюшка мой, подвержен страстишке гнусной: пьет запоем, сердечный. Пьянство-лиходей: – приводит человека ко многим порокам. Однажды этот послушник, препорядочно наклюкавшись горелки, <пошел> по сухому пути из Буюкдере в Перу и, едва дотащившись до Топханы, нанял здесь хамала, чтобы он донес его на плечах своих до квартиры. Хамал сторговался, нагнулся, принял вид осла: послушник поместился на его могучих плечах. Хамал думал, что седок его болен, так болен, что не мог добраться до дому (а здесь, батюшка, водится, что хамалы иногда носят больных); как вдруг этот больной во все горло запел самую веселую русскую песню: «Ах, по мосту мосту», и порой под такт песни припрыгивал на спине и шее хамала. Толпы зрителей теснились и зевали на русского чудака, которому пришла в голову фантазия разъезжать верхом на турке. Бедный хамал сердился, спотыкался, бранился, и, наконец, потеряв терпение, сбросил с себя пьяного затейника. Пьяному море по колено. Послушник поднялся на ноги и ну бить по роже бедного хамала. Кровь ручьем бежала изо рта. Разбойника схватили и отправили в полицию. На другой день по ходатайству иеромонаха освободили его. Но когда посланник узнал об этом похождении, вышел из терпения, позвал к себе виноватого, стыдил, порицал, бранил его, угрожал заковать его в цепи и отправить прямо в Сибирь. Во все время гнева и брани посланника послушник стоял неподвижно, как статуя, не произнес ни слова, не испустил ни одного вздоха, не выронил покаянной слезы, и своей суровостью, неподвижностью и молчанием еще более бесил посланника. Когда гроза утихла, когда посланник истощился в упреках, наставлениях и угрозах и замолчал, тогда послушник, кланяясь ему до пояса, стал говорить сурово: «честь и хвала вам, ваше сиятельство! Честь и хвала! Русского уроженца, афонского постриженца, константинопольского чудотворца в Сибирь в цепи! Честь и хвала вам» – Посланник не ожидал такого юмора, не выдержал, засмеялся и прогнал из дому чудотворца. Спустя несколько дней Афонская гора опять увидела своего выходца.

Увидев рыбаков, занимающихся ловлей рыбы, и подле челноков их морских птиц, питающихся рыбой, о. Григорий опять отверз уста свои:

«Говорят, батюшка, да и вы может быт слыхали или читали, что есть где-то на свете такие птицы, которых люди приучают ловить рыбу и вытаскивать ее из воды в лодки. Эти птицы очень прожорливы; так чтобы не дать им глотать рыбы, хозяева-то и стесняют шеи их кольцами. Каждый хозяин воспитывает их довольно много и берет с собою на рыболовлю. Когда они наносят в лодку довольно много рыбы, тогда хозяин снимает с них кольца и позволяет им клевать рыбу, сколько им угодно. Если это правда, батюшка, то счастливы эти люди тем, что Бог им дал таких умных птиц; и они без труда, без хлопот, без издержек на сети обогащаются добычками». – Не слыхал о такой диковине, сказал я, и вспомнил о белых птицах, которые витали на одном из островов Черного моря Leucée обе, где был храм Ахиллесу, и каждое утро и вечер летали на берег моря и на крыльях своих уносили воду для орошения помостов храма. Это миф. Что же он значит? Вероятно, эти птицы были не птицы, а жрецы Ахиллесова храма, у которых вода считалась св. символом творения и хранения всего существующего.

– Также слыхал я, батюшка, продолжал о. Григорий, будто есть страна, где женщины рождают вместе с детьми мужеского пола маленьких крокодилов; – называют их именами и воспитывают. Каждый ребенок, вырастая, должен кормить своего брата-крокодила во всю свою жизнь. Если он умрет, то или братья или сестры должны кормить его. Один англичанин имел служанку, которая каждое утро отлучалась на реку. Англичанин заметил это, подстерег ее и увидел, что она кормит крокодила. По её признанию, это животное родилось вместе с её братом, и по смерти его она обязана кормить чудовище. «Это несправедливо, что женщины рождают крокодильчиков, заметил я; но в Индии и до сих пор некоторые люди думают, что при рождении каждого младенца является на свет и крокодильчик в соседней реке, или в море, или в нарочно устроенных колодцах. Этих животных они почитают священными и кормят их. Однажды в году индийцы выезжают на реку и бросают крокодилам животных, даже младенцев». – «Боже мой, воскликнул о. Григорий, как люди заблуждаются»! – «Да, подхватил я, у людей один шаг от высокого к смешному, от истины к лжи».

Побывав несколько минут в квартире, мы отправились в Стамбул для покупки бархата и полотенцев. Здесь я видел восточные базары; точь-в-точь они походят на московский гостинный двор; те же прилавки; те же крытые ходы с той только разницей, что в Стамбуле в потолке устроено множество небольших овальных полукуполов; та же суета, толкотня, переменчивость, сырость и темнота. Неисчислимое множество турок, турчанок толпилось под темными сводами базаров. Все женщины наглухо завернуты в свои попони и белые марамы. Лица их чрезвычайно бледны, имеют цвет матовый; казалось, все они истощены сладострастием или негою в банях. Продавцы важно сидят на прилавках, поджавши ноги и куря табак. Я купил 20 аршин фиолетового бархата в подарок милому другу моему Π. П. и заплатил 1000 пиастров или 200 руб. ассигнациями. Кусок этой материи выбран был более на удачу, чем по доброте, потому что в темноте трудно было заметить нежность цвета и достоинство материи. Полотенца понравились мне. За один ковер простой работы заплатил я 198 пиастров. Буду спать на нем во время путешествия по Сирии, Палестине и Египту.

Все свои покупки отправил я на пароходе «Крым» в Одессу.

Октября 5, Вторник. Около 9 часов утра двухпарный каик покатил меня и доброго о. Григория в Куру-Чесме, где я должен был вручить письмо Стурдзы преосвященному Самуилу. Лишь только сравнялись мы с новым султанским летним дворцом, о. Григорий запел как чиж: «Знаете ли, батюшка, что я хочу сказать вам. Когда покойный султан задумал выстроить себе новый дворец, то затруднялся выбором места. Хотелось ему сердечному выбрать местечко то и красивое, и удобное, да и здоровое. Но как бы вы думали, какое средство употребил он, а может быть, и визирь для узнания, где здоровее поднебие. Избрали семь мест на Босфоре самых лучших, самых красивых, и во всех этих местах, по пушечным выстрелам, в одни и те же минуты зарезали семь баранов, сняли с них кожи и повесили. Если где какой баран, по их расчету, загниет ранее других, там место нездорово, а где гниение окажется позже всех, там и строить дворец. Вот на сем-то месте, батюшка, зарезанный баран начал гнить позже других ровно 10 часами; тут и заложили этот дворец. Как вам кажется такой способ?»

– А ты считаешь его верным?

– Боюсь, батюшка, сказать правду; вы станете смеяться надо мною.

– Понимаю и признаюсь, что мне очень смешным кажется способ узнавать здоровость места посредством гниения баранов. Эти животные могли загниваться ранее или позже других не от здоровости или гнилости места, но от относительной крепости или слабости, твердости или нежности их организма.

– Турецкие головы, батюшка! Им не до организма. Бараньи головы!

После минутного молчания о. Григорий опять заговорил. – «Видите-ли, батюшка, вот на правой стороне от нас старый каикчий гребет в своем челноке; позади его работает веслами молодой паренёк; это должен быть сын его. Здешние каикчии, батюшка, варвары; с малых лет они приучают сыновей своих работать веслами и изучать этот пролив и особенно его противоположные течения. Когда сынок устанет грести или заленится, то отец тотчас выбрасывает его за шею в море и сам гребет, что есть мочи. Мальчик, сердешный, плывет за лодкою, барахтается, захлебывается в волнении, и если отец заметит (а он ни на одно мгновение ока не выпускает его из виду), если заметит, что дитятко родимое начинает выбиваться из сил, то не вдруг еще вытащит его из воды, а сначала дает веревку и с помощью её тянет его за каиком; потом уже, когда остынет в варваре черная кровь, он возьмет свое детище за шею и посадит в челнок. Варвары, батюшка, турки! Зато уж эти мученые, сызмала приученные каикчии – молодцы. Знают этот пролив не хуже рыбы и плавают, как эти рыболовы. А какие они задорные, тщеславные, честолюбивые!

– Каикчии? спросил я. Да в чем состоит их честолюбие?

– Сохрани Господи! Если каикчий заметит, что подобный ему перевозчик из другой деревни старается обогнать его на своем челноке, то он готов лезть из кожи, лишь бы тот не обогнал его. Оба выбьются из сил, и тогда уже или вместе плывут, или один уступит другому. Давайте им какие угодно деньги и просите их уступить: не послушают, честь дороже им в этом случае серебра и золота. А избави Господи, если опередивший каикчий вынет из-под себя вот эту баранью кожу, на которой все они обыкновенно сидят, и, обмочив ее в воду, потрясет на воздухе и тем выразив свою насмешливость над подобным себе; и если мужики из деревни осмеянного каикчия заметят это, то не дадут ему проходу в деревне, будут ругаться над ним и даже прибьют его за то, что он допустил другому обогнать его и тем обесчестил всю деревню. Несчастный должен бросить свое ремесло, свой каик, или переселиться в другое место.

– Так вот каковы здесь каикчии! Народ неугомонный.

– Сердиты, батюшка, ужасть сердиты! Случалось, что осмеянный каикчий отмщал сопернику ножом.

Мы вышли на берег.

К счастью преосвященный Самуил был в Куру-Чесме. Нас ввели в его келью и просили подождать владыку, покамест вызовут его из класса, где он занимался преподаванием катехизиса. Спустя несколько минут вижу: входит в келью старичок худенький, низенький, седой, малолицый. Я с поклоном, он с благословением; я подал ему письмо, а он просил меня сесть. Письмо прочитано, начался разговор о куручесменском училище, потом о других соприкосновенных предметах.

В куручесменском народном училище воспитываются дети константинопольских греков и приготовляются не для церкви, а для мира и сует его. Большая часть времени употребляется на изучение древних эллинских писателей, как поэтов, так и прозаиков. Преосвященный Самуил, глава сего училища, преподает Закон Божий. Архиерей – школьный учитель! Это – образец смирения и ревности к пользе ближних. Не знаю, представляет ли и представит ли история подобный пример. Такой подвиг породил во мне глубокое благоговение к св. старцу, посвящающему остальные годы своей жизни на образование единоверного и единокровного юношества. Я увенчал бы его митрою патриарха. Делатель в вертограде Христовом достоин мзды своей. В этом училище преподаются начала математики, сокращенная история, география. Один из лучших учеников послан в Париж для образования и по возвращении (скоро) займется преподаванием французского языка. Вот будет Кабуд не из Мекки, а из Парижа! Преосвященный Самуил тихонько, робко говорил мне, что он настаивает перед патриархом и в здешнем синоде, чтобы завели на острове Халки в монастыре Св. Троицы семинарию для образования священников и проповедников. Некоторые согласны, иные противятся, ссылаясь на недостаток денег. Бывший патриарх Константий жертвует несколько тысяч (4–5) пиастров; а патриарх иерусалимский сначала обещался доставлять ежегодное пособие на эту семинарию, но потом отказался. Отказ неблагоразумный! При таких доходах, какие имеет казна Гроба Господня, отказать в пособии на заведение семинарии, в которой могли бы воспитываться и палестинские священники, значит препятствовать делу Божию (Впрочем, статься может, что иерусалимский патриарх боится здешних волков, которые жадно смотрят на богатую казну Гроба Господня и замышляют совершенно подчинить иерусалимский престол здешнему. Воспитание палестинского юношества при здешней патриархии со временем послужило бы средством к достижению сего замысла и отдалило бы образование духовенства в самой Палестине). Я изъявлял глубокое сожаление о том, что между иерархами, вождями народа, нет единодушия и дружного стремления к общей высокой цели. «Единодушие и взаимное вспомоществование есть единственное лучшее, надежное средство к упрочению православия, теснимого мусульманами, – говорил я. Что слабее воробья и что беззащитнее ласточки? Однако-же, когда они соединяются, то прогоняют и орла». Преосвященный соглашался со мною, горевал и исподтишка жаловался, что его советы остаются тщетны. По проекту его, можно было бы отделить значительную часть доходов с имений иерусалимских, синайских и афонских в княжествах Молдавии и Валахии на устройство семинарии. При сем он неоднократно изъявлял опасение, как бы молдаво-влахийские λύκοι, ᾶρπαγες¹²⁶ не завладели всем и не лишили патриаршие престолы и обещанной третьей или четвертой части. Велики были надежды его на благочестивое покровительство России. Я старался уверить его, что Государь Император и св. синод от всего сердца желают оказать восточным церквам всякое возможное пособие и защищение. ΝΒ. Преосвященный Самуил рассказывал историю куручесменского училища. По возвращении из Палестины я соберу подробные сведения о нем.

Преосвященный Самуил смирен, благочестив, но робок и мнителен.

Октября 6, Среда. Часы мои показывали полдень. Я собирался ехать на Принцевы острова для свидания с иеромонахом Варфоломеем Кутлумусианом, управляющим народным училищем на острове Халки, и с бывшим патриархом Константием 1-м.

Ударил час. «Ну, пойдемте, батюшка, сказал мне добрый о. Григорий; пора на пристань; в два часа островские каикчии возвращаются домой. Наймем их, да и с Богом поедем на Халки».

Восемь весел ударили дружно; лодка понеслась. Солнце сильно беспокоило; я хотел закрыться зонтиком, но мне запретили, сказав, что падишаху не угодно, чтобы гяуры проезжали с зонтиками мимо Сераля, и что если кто не послушает просьбы каикчиев свернуть зонтики, то вся вина и вся тяжесть наказания падет на них бедных. Мне жаль стало трудолюбивых лодочников.

День был теплый и ясный. Море немного колыхалось. Зыблясь на синих волнах его, я смотрел внимательно на Сераль, на Св. Софию, на Царь-Град. «Этот город, – думал я, – несколько раз принимал живое участие в борьбе людской за разные религиозные идеи. Отсюда выходили воины для битвы с эллинами на полях Троянских, дабы мечом решить вопрос: быть или не быть Сатурновой религии, уступить или не уступить эллинскому многобожию? Здесь длились споры, кипели страсти, лилась кровь ариан, македониан, иконоборцев и православных. Здесь, в этой Св. Софии, варвары паписты, закованные в железо и сталь, на время утверждали кафедру папы и ругались над греками. Здесь воцарилось лжеучение аравийского пророка, и полумесяц сменил крест на храмах, обращенных в мечети. Что еще будет в этом городе? Не знаю, пророчественный ли инстинкт или гордость говорят мне, что Царь-Град, рано или поздно, будет завоеван русскими и останется в их власти. Аминь».

Лодка приближалась к Принцевым островам. Первый Называется Πρώτη, т. е. первый остров; второй – Ἀντιγόνη, т. е. противолежащий; третий – Χάλκη, т. е. медный, и четвертый – Πρίγκιψ, – князь островов. На всех этих островах древле были монастыри, но турки их разорили; недавно греки начали возобновлять их.

У самой пристани Халкской, на зеленой траве, под тенью здешних платанов, какое-то семейство греко-католическое наслаждалось приятным препровождением времени. Один грек играл на скрипке, другой на гитаре, и под звуки её напевал какую-то песню; молодая женщина или девица сидела позади их и занималась надзором за ребенком. Проходя мимо этой веселой группы, я невольно подумал, что человек действительно есть сокращенный мир (μικρόκοσμος): бывают у него веселые минуты, когда он поет, как поют небесные птицы.

С трудом взобрались мы на гору и остановились в недальнем расстоянии от ворот училищного монастыря, для кратковременного отдыха под огромным развесистым кленом. Чистый, тонкий горный воздух, напитанный смолистыми испарениями здешних сосен, впивал я в себя с жадностью. Грудь моя воздымалась высоко; я чувствовал в самой основе моей жизни тихий прилив новых сил и приятное трепетание, несколько похожее на сладкую потяготу после спокойного и глубокого сна. Я продолжил это наслаждение, несмотря на беспрестанный зов о. Григория: «пойдем, нас ожидают». Душа моя была спокойна, ее безотчетно тешили очаровательные виды Царь-Града, Азии и успокоенного моря между островами. Я был счастлив в эти минуты; а теперь запишу для памяти, что счастье состоит иногда в забытьи и безотчетном созерцании природы. – «Нас ждут, просят, приглашают», кричал мне мой спутник. – «Иду!» отвечал я, и с недовольством вступил в ограду монастыря.

О. Варфоломей занимался преподаванием св. истории в классе. Какой-то учитель, в красном фесе с синею кистью, хотел вызвать его, но я упросил его не беспокоить старца до окончания урока. Нас поместили в опрятной келье, назначенной для приема дорогих гостей и попечителей училища. Наконец ожидаемый старец явился. Я вручил ему письмо Стурдзы; прочитав его, он начал разговор со всей холодностью и медлительностью старческой. Разговор шел о слишком обыкновенных предметах, и потому я не помещаю его в своем дневнике. Старик жаловался на безденежье и на иго турецкое. Мне скучно было слушать его. К счастью, он пригласил меня к вечерне. Но и тут беда; как на грех мой о. Григорий поместился подле меня на правом клиросе, да как начал носом своим выводить верхние и нижние, и всякие, и такие ноты и рулады, каких нигде вы не найдете, разве в греческих и болгарских носах, да так громко, да с таким щегольством и соперничеством с местным священником, что даже о. Варфоломей, при всей своей флегме, приподнял голову, поправил очки, подивился голосу и уменью нового Романа Сладкопевца, и потихоньку с перерывами подтягивал ему одним тоном; а я грешный, избалованный стройным и мелодичным пением Тадолини, Люццера, Г. Барта, Брамбилла, Мариани, Штаудигля, Краузе едва переводил дыхание и сохранял присутствие духа, а между тем внутренне хохотал, как ребенок; взгляну , на о. Григория, и мне покажется, что нос его надувается, как волынка; зажму глаза, – так трещит в ушах дробь носового голоса; стану молиться, – не могу докончить крестного знамения от какой-нибудь новой неожиданной рулады. Искушение! На беду, святые на иконах смотрели так сердито, как будто и им о. Григорий казался чудаком, которому вздумалось хвалить Бога носом. Наконец, кончилась вечерня. Все мы четверо пошли из церкви гулять по острову. Было прохладно. Я простудился в холодной и сырой церкви; залегли мои уши. Ведя нас по узкой тропинке к заливу между Халки и Бруссою, о. Варфоломей говорил, что в 1828 и 29 годах на этом острове содержалось несколько сот пленных русских солдат и 24 офицера; некоторые из солдат померли и погребены здесь, – «Где? укажите место, отец мой родной», спросил я его с умилением. – «А вот, здесь на этом склоне, под тенью сосен», отвечал он, указывая левою рукою на могилы, выкопанные неподалеку от каменного монастырского здания, на правой стороне садовой дорожки, ведущей к заливу. Могилы показались мне еще довольно свежи. Я остановился, снял шляпу и начал молиться. Обладающему живыми и мертвыми, да простит Он все согрешения вольная и невольная всем этим воинам, положившим свои кости в чужой земле. Со смущением и печалью смотрел я несколько минут на эти могилы и думал о собственной смерти. «Где то, голубушка, встретит иль настигнет она меня, и на крыльях своих понесет сквозь эфир в бездны вечности?» Потом я осенил могилы крестным знамением и, накрыв шляпою голову, побрел к берегу. В небольшом заливе вода чуть-чуть колыхалась, седой туман облегал противоположные горы Бруссы и мешал наслаждаться видами. Скоро мы воротились и побрели в кельи молча. Мне что-то тяжело стало. Я крайне утомлен был разными впечатлениями и далекими разъездами. А о. Варфоломей думал думу, какую? – не знаю. Напившись чаю, мы побаяли о том, о сем. Наступил час ужина. О. Варфоломей пригласил меня и о. Григория разделить трапезу вместе с воспитанниками. Долго шли мы по темным коридорам и по лестницам спускались вниз. В самом нижнем этаже пред столовой ожидали нас все учители (человека четыре или пять). Отец Варфоломей, умыв руки, представлял мне впотьмах своих мудрецов; а я, не дождавшись полотенца, мокрыми руками благословлял их поодиночке и выслушивал краткие приветствия на разных языках, даже на турецком. Наконец, толпою ввалились мы в столовую. Воспитанники (человек 65) стояли за двумя длинными столами по обеим сторонам их, расставленными подле стен столовой. По молитве все уселись; мы заняли поперечную линию, придававшую столам вид буквы П. Мальчик взлез на кафедру и начал читать весьма быстро отрывки из Священной истории на новогреческом языке. Все слушали и ели. После ужина началось чтение молитв на сон грядущий. Мальчики стояли лицом к иконе, а начальник и учителя молились на них. Как мне ни дико было кланяться в ту сторону, где стояли питомцы, но надлежало гармонировать с о. Варфоломеем. Стоя в этом положении, я заметил, что ни один воспитанник не перекрестился; одни из них стояли, как статуи, другие смеялись потихоньку, иные дремали, облокотясь на стены. Это зрелище опечалило меня. Каких плодов можно ожидать от такого воспитания, которое не только не развивает, но еще подавляет чувство религиозное в самом раннем детстве? Странно смотрел я на о. Варфоломея и вспомнил Феофила Каириса, который отравил ядом своего учения до 300 мальчиков в своем Ὀρφανοτροφεῖον¹²⁷ на острове Андросе. Наконец, комедия была выполнена. Догадываюсь, что в моем присутствии прочитано было более молитв, нежели сколько их читали ежедневно. Если справедлива моя догадка, то напрасно о. Варфоломей надел на этот раз маску лицемерия. Одним вечером мог он подорвать в детях уважение к нему, приобретенное многими годами. – После ужина все учителя собрались в келлию своего начальника. Быть может, они надеялись послушать мудрости гиперборейского монаха; но этот монах молчал. И так разговору не было. О. Варфоломей и о. Григорий отделались двумя непристойными анекдотами касательно турецкого обрезания. Я стал просить себе покоя.

Октября 7, Четверг. – Сон освежил меня. Утренняя молитва осветила мою грешную душу.

Нас позвали к о. Варфоломею. За чашкой чая он говорил мне, что собирает материалы для подробного описания острова Халки и его истории. Потом показал Евангелие и Литургию Иоанна Златоустого, писанные на пергаменте. Первое переплетено, а Литургия свитком навита на небольшую черную скалку. В первый раз в жизни видел я священный свиток. По мнению отца Варфоломея, эти рукописи очень древни, – относятся к 12 веку. Всего интереснее для меня было видеть толстую переплетенную в коже книгу, в которой самым красивым славянским полууставом писаны имена усопших царей и великих князей России, начиная от Владимира до Михаила Феодоровича. Так как в заздравном отделении сего помянника написано было о здравии и спасении Алексея Михайловича и его семейства, то из сего следует, что помянник писан при жизни сего государя. Думаю, что эта книга попала в Халкинский монастырь из какого-либо афонского монастыря. Мои археологические догадки о времени написания помянника и о происхождении его из Афона понравились о. Варфоломею, и он записал их, и поместит в описании острова Халки. – В этом же помянике записаны имена 24 офицеров, содержавшихся здесь в плену; много прозваний немецких.

В 8 часов я простился с о. Варфоломеем и на пятипарном большом каике с позлащенным носом отправился на остров Антигону для свидания с патриархом Константием I-м и для вручения ему рекомендательного письма Стурдзы. Свежий северный ветер дул с берегов Анатолии. Мы опасались волнения и невозможности попасть домой.

Патриарх Константий живет здесь в собственном доме. Розы, жеоржини, туберозы и другие цветы виднелись в небольшом саду, прилегающем к самому дому. Вот как поживают здесь патриархи, – среди роз! А сами? Ну уж так и быть, согрешу, сравню их с крапивою или с терном и волчцами.

Патриарх встретил и принял меня в зале. Лицо его весьма благообразно, бело и проникнуто румянцем; борода у него окладистая, жемчужная. Он говорит по-русски довольно хорошо, потому что жил долго в России, – в Киеве. Приемы его обнаруживают самоуважение, а может быть, и гордость. Но вот странность! Патриарх почти непрестанно хохочет весьма громко и даже непристойно. Разговор наш касался состояния православной церкви на востоке. От патриарха, среди разговора и невынужденных обнаружений души, узнал я, что имения Гроба Господня, Афонской и Синайской гор в Греческом королевстве давно отняты правительством, и св. места не получают оттуда ни одной копейки; приближение срока на безотчетное владение имениями в Молдавии и Валахии тревожит патриарха, и он говорил, что будет писать Государю Императору и просить Его о поддержании синайских монастырей и их древних прав и денежных приемов и оборотов. Когда я спросил его, есть ли надежда, что Синайская обитель может разлить свет веры Христовой, по крайней мере, между соседними племенами; то он сперва захохотал и потом отвечал, что в Турции нам запрещено и невозможно обращать подданных султана в христианство, и прибавил, что даже приписанные к монастырю арабы остаются в магометанстве. Тон, каким патриарх говорил со мною об этом предмете, ужасно не понравился мне, и я, чтобы смирить его, начал говорить, что прозрение в будущность не обещает ничего отрадного, что едва ли не постигнет церковь восточную та же трагическая судьба, какая постигла Византийскую империю. Я хотел распространить эту мысль, порывался несколько раз говорить, что есть печальное сходство между церковью и империей, что империя сперва гибла в периферии, потом в центре; не то же ли может случиться и с православною церковью? Но патриарх не давал мне говорить; непрестанно прерывал мою речь то хохотом, то своими словами, которых я не помню от досады. Заметив, что ему неприятно такое напоминание, я замолчал. А патриарх обратился с вопросами к иеродиакону Григорию о поездке его в Иерусалим, и выпытывал у меня время, в которое я намерен быть на Синае, дабы писать синайским отцам о приеме меня. Я благодарил его и отвечал, что поеду на Синай или в апреле, или будущей осенью. Он советовал мне ехать туда в нынешнюю осень; но я отвечал ему, что меня интересует сирийская церковь и потому я проведу осень на Ливанской горе и в Дамаске. Я хотел подолее посидеть и поговорить с патриархом, но он, под предлогом усиленного ветра, высылал меня из комнаты и спроваживал на Халки, где и переночевать советовал. Это взбесило меня, и я простился с ним недовольный. ΝΒ. Забыл записать по порядку, что, по словам патриарха, александрийский патриарх не позволяет ему устроить церкви в Синайском подворье в Каире из опасения потери доходов. ΝΒ. Когда я говорил ему о надеждах нашего синода на присоединение армян к православной церкви, то и он сказал мне, что во время его патриаршествования констант<инопольский> армяно-григорианский патриарх просил его о соединении церквей и подавал ему исповедание веры; но получил отказ под предлогом, как бы не возбудить зависти, ненависти и преследований со стороны армяно-католиков, и как бы не породить нового разрыва между самими армяно-григорианами. ΝΒ. Забыл, по какому поводу патриарх говорил, что восточные церкви строго соблюдают предания и установления церкви. Укорил российскую церковь за дозволение венчать в 5 и даже в 4 колене. ΝΒ. Мне крайне хотелось завести с ним разговор о диаконе В. Пальмере и о надеждах присоединения англиканской церкви, дабы исторгнуть у патриарха признание о американских миссионерах и услышать его суждение. Но к прискорбию и досаде, он не хотел беседовать об этом и настаивал, чтобы я ехал на Халки и там ожидал перемены погоды.

Лишь только мы подошли к берегу, каикчии объявили нам, что они опасаются сильного волнения и ветра и не берутся ехать в Перу. «Дело плохо, сказал о. Григорий, – куда нам деваться?»

– Не хотелось бы мне возвращаться на Халки Там скучно.

– Переправимся, батюшка, на азиатскую сторону, а оттуда наймем верховых лошадей до Скутари.

– Ах, как я рад! Поедем, куда и на чем угодно, лишь бы не оставаться у этих холодных монахов.

О. Григорий спросил каикчиев, – возьмутся ли они доставить нас на азиатский берег. Они охотились в надежде доплыть туда скоро до усиления ветра и волн, и получить с меня несколько турецких червончиков легких, как ветерок. Но не брались они выхлопотать нам тескере у карантинного начальника. Эти хлопоты принял на себя о. Григорий. Итак, недолго мы думали думушку, недолго рассуждали; сели и поехали в Карталими, где жил карантинный начальник. Покамест плыли мы подле островов, волнение было не так сильно. Но когда втянулись в средину залива, сильнейший порывистый ветер дул с северных берегов Азии и страшно волновал море. Невозможно было ехать прямо на Карталими; каик попадал бы тогда между волн, и мы пошли бы ко дну. Рулевой направлял бег прямо против ветра, и каик, вздымаясь и опускаясь, рассекал сердитые волны и едва-едва подвигался вперед. Минул час, минули два, мы почти ни с места; каикчии начали выбиваться из сил; опускали весла, и брызги волн орошали нас; о. Григорий так трусил, что весь посинел; порой и у меня билось сердце неровно и обливалось кровью, при сильном порыве ветра и при ободрениях кормчего: παιδιά μου, μὴ φοβάτε!¹²⁸ Я озяб. Наконец, каикчии совершенно выбились из сил, бросили весла и стали упрашивать кормчего поставить боковой парус. – «Боже мой! Пресвятая Дева! – кричал о. иеродиакон, – поставить парус на всем ветру! Поворотить каик на волнах, между волнами! Идти боком в такой утлой лодке! Παιδιά μου, μή φοβάτε, не ставьте паруса, примитесь за весла». Но они не слушались. Как на беду парус не был приготовлен как следует: ветром то развертывало, то свертывало его; волны били в бок и окатывали нас брызгами; рулевой поставил каик между волнами; парус натянуло; каик склонился на бок, а парус еще не укреплен был в колоде на корме; его едва держали в руках лодочники. Это была самая страшная минута; мы были на волосок от смерти; я оцепенел от холода и страха, о. Григорий плакал. Я молился, ужасался, и опять молился, и опять робел. Парус был утвержден; каик быстро понесся боком: мы все на корточках присели у другого бока на дне каика. Лишь только отлегло было у меня на сердце, как вдруг один из лодочников, стоявший около паруса, закричал: tramontana, tramontana! Сердце мое облилось кровью; я догадался, что мы попадем под самый опасный ветер, вырывающийся из ущелий возвышенных берегов Азии. В самом деле, этот ужасный ветер набегал на нас и порывом своим почти опрокидывал лодку, потом опять скрывался и опять ужасал нас. Признаюсь, эти минуты были еще страшнее. Чем неожиданнее порыв ветра, тем сильнее испуг. Таким образом, между страхом и надеждою, мы плыли довольно долго, пока стали под ветром у самых берегов. Парус был опущен, и на веслах мы приплыли в Карталими, – турецкую деревню.

Правду говорят: беда беду родит. Лишь только спаслись мы от опасности, нас встретила неприятность. Начальника карантина не было дома: он уехал из деревни по должности и возвратится дня через два. Никто не хотел давать нам тескере. Наконец, кое-как молодой мулла написал нам на клочке бумаги пропуск, надлежало приложить печать. Повели нас на конец деревни, в дом какого-то турецкого чиновника. Староста греков, живущих в деревне, наш рулевой, пара лодочников, о. Григорий и я, – все мы вошли в дом. Шадровитый чиновник в летнем легком домашнем одеянии и босой сидел на диване и курил трубку. Сначала смиренно ходатайствовал за нас староста, чиновник и слышать не хотел. Наконец выступил на сцену мой о. Григорий, да как начал ораторствовать что-то по-турецки, – вот турка и сдался, улыбнулся и преважно приложил печать желанную. Нас ожидали лошади и проводник. Как на беду, мне досталась молодая и пребойкая лошаденка, оседланная очень дурно, по-азиатски. Лишь только я успел усесться на широком седле, как поскачет мой конь, да прямо куда-то в конюшню и привез меня. Смех и досада овладели мною. Прибежал какой-то человек и вывел лошадь из конюшни. Я переменил ее: отдал ее о. Григорию, а сам взял его лошадь и она оказалась очень смирна и ленива, как раз по седоку. Но скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Вот мы ехали, ехали то шажком, то труском; с одной стороны палило солнце, с другой продувал свежий горный ветер. Весь этот приморский берег обработан; турки, турчанки и греки занимались собиранием винограда, иные орали, иные перегоняли стада овец. Но эта сельская картина мало занимала меня. Я крайне был утомлен. Душа моя не могла гармонировать с природою. В другое время, в час добрый и веселый, можно было бы вдоволь насладиться видами Мраморного моря, Царь-Града, Скутари и другими прибрежными виллами богатых турок. Но утомленному милее место покоя, нежели движущиеся разнообразные картины природы. Солнце стало скрываться за холмами Нового Рима. Вечерело; мы въехали в Скутарское кладбище, славное своим местоположением и кипарисными рощами. И подлинно, едва ли есть где на свете подобное кладбище. Я видел в Крыму, около Чуфут-Кале, Иосафатову долину тамошних караимов и любовался ею. Но эта долина ничто в сравнении со Скутарским кладбищем. Прекрасное поле смерти и покоя! По обеим сторонам весьма широкой дороги высятся и густятся прекраснейшие кипарисы. Эти кипарисы вечно зеленые суть выразительные эмблемы бессмертия и жизни вечной. Заметил я около некоторых могил по два почти сросшиеся кипариса; как живо напоминали они, что в могилах покоятся два сердца, любившие друг друга. Оба придорожия усеяны были надгробными памятниками. Сколько счастливцев, сколько несчастных, богатых и бедняков, мужей и жен, детей и старцев покоятся на этом поле! И все они ожидали воскресения и жизни вечной. И Коран имеет свои поучительные страницы. Сперва я удивлялся бесчисленному множеству могил, но удивление тотчас исчезло, когда я вспомнил, что здесь смерть имеет своего страшного ангела – чуму. Вдоволь, досыта налюбовался я полем смерти. Удовольствие вытеснило неприятное воспоминание о бурном плавании на море. Я рад был, что нечаянно попал на азиатский берег, иначе едва ли бы довелось мне полюбоваться Скутарским кладбищем. Самый город Скутари, как всякий турецкий город, не имеет ничего замечательного. Лучше смотреть на него с моря, чем прогуливаться внутри. Проехав Скутари до самой пристани, я стал слезать с лошади и упал. И больно и смешно было мне: «вот человек, повторял я, миновал море, а в луже утонул». Наконец, кое-как переправились мы на другую сторону. Я едва-едва добрел до квартиры. Все косточки болели во мне.

Октября 8, Пятница. Человек есть двойственное существо. Самое лучшее доказательство этой мысли есть внутреннее чувство. Во всем теле я ощущал чрезвычайную слабость; кости мои болели, мускулы сжались, кровь едва-едва струилась в жилах; но, не смотря на совершенное изнеможение тела, я чувствовал в себе присутствие самой бодрой силы, которая собирала, подбирала разные впечатления и низала из них ожерелье; я разумею, отчет о моих наблюдениях, на показ посланнику. Казалось, душа работала скорее, и связнее, и отчетливее при покое, даже при болезненном положении своего орудия. Отчет был приготовлен довольно скоро; но переписывать его тяжело было.

Отдыхая на сундуках и потягиваясь, я желал найти какое-нибудь развлечение. Не нужно было ходить далеко за весельем: стоило только подозвать о. Григория и заставить его рассказывать что-нибудь. Сначала я совестился, потому что и он, бедный, утомился вчера; но подумав, что память и язык не утомляются, подозвал его в свою келью и просил рассказать что-нибудь занимательное о турках.

– «Что бы вам рассказать, батюшка: ну, право не знаю; в ушах моих еще свистит горный ветер, в глазах мерещится волнение». – В эту минуту села какая-то птичка на окно. – «Ах, батюшка, видя эту птичку, я вспомнил забавный анекдот и я вам расскажу его, чтобы немножко повеселить вас». Я поместился как можно удобнее и покойнее.

– «Батюшка, турки очень любят одну птичку и воображают, что если она сядет на чьем доме и пропоет, то быть счастью в семье. Вот однажды случилось здесь, что птичка кукушка села на доме одного турка и прокуковала 7 раз. Слышал звуки её и сосед его и думал, что добровещая сидела на его кровле, а не на соседней.. На другой день оба соседа случайно встретились на улице, и после обычных взаимных приветствий один с радостью начал говорить другому: «порадуйся, вчера кукушка проголосила на моем доме, да еще 7 раз; будет счастье». – «Будет, да не тебе, а мне, любезный», – подхватил другой. – «Как, да разве не на моем доме она сидела?» – «То-то и есть, что не на твоем, а на моем. Я, как хозяин своего дома, очень ясно слышал её голос». – «А я разве наемник? И я слышал; мне кукушка предвещала счастье, а не тебе». – Спорили, спорили, сердились, рассвирепели, да и ну драться за мнимое счастье. Сбежались зеваки, пришли полицейские и повели сердечных к кади на суд. Кади, допросив челобитчиков и узнав, в чем состоит дело, ничего не говоря им, сделал известный знак стоявшим у порога солдатам, и сердечных отвели в одну темницу. В первые 7 дней заключения глупые турецкие головы все-таки продолжали спорить, кому из них достанется счастье, и никак не могли помириться и успокоиться. Наступила вторая неделя; заключенные уже стали молчать и ожидать решения кадия, но еще очень косо и гневно посматривали друг на друга. Прошла третья неделя, минула и четвертая; а их участь все-таки не решается. Наконец, один из них подобрее и поумнее начал говорить другому: «да за что, брат, мы сидим здесь так долго; за птицу, которая, Бог знает, принесет ли нам счастье, а беду-то навлекла? Да что мы за глупые; жены и дети наши плачут и, если мы просидим здесь долго, пойдут по миру; помиримся, брат, забудем прошлое». – Несчастье – не враг людям, а учитель. Оно примирило соседей. Но как выйти из тюрьмы? Надлежало обещать кади порядочную кучку денег. Посредством жен, навешавших их в заключении, они успели дать знать кади о своем примирении и об утолении его правосудия. Кади требовал больше: несчастные соглашались на все, лишь бы избавиться от цепей. Тогда духовный судия потребовал их к себе. – «Ну, что? На чьем доме сидела птица?» – спросил он. – «Мы уже помирились; мы забыли все прошлое». – «Нет, сейчас, сию минуту решите спор ваш», продолжал судья. – «Статься может на моем доме», говорил один, заикаясь; «мне казалось, на моем», промолвил сквозь зубы другой. – «Так знайте, что эта птица пропела о счастии не на ваших домах, а на моем». – «Как так?» спросили изумленные турки. – Вместо ответа кади приподнял покрывало с блюда, на котором лежала куча пиастров, подаренных несчастными челобитчиками. «Не правда ли, что птица мне выпела счастье?» – спросил кади, улыбаясь очень приятно и весело. – «Кому же и быть счастливым, если не святому служителю пророка!»

Вечером посетил нас иеродиакон Филарет и он, между прочим, рассказал одно забавное происшествие.

В Анатолии при одном архиерее жил молодой и бойкий диакон. Нередко бивала его папуцами герондисса владыки за его шалости и непослушание её капризам. Диакон терпел и выговоры, и капризы, и побои от герондиссы, потому что боялся быть выгнанным из дома и потерять право на архиерейство. – «У нас такой порядок, говорил улыбаясь о. Филарет; кто из нас безропотно выносит нечистоты из спальни геродниссы владычней и стоит неподвижною статуей, когда она бьет по щекам своими туфлями или чем попало, тот и умен, и добр, и свят у нас, тот и в архиереи попадает, если, впрочем, умеет и успеет нажить несколько тысяч пиастров». – Диакон терпел и не зевал; правдой и неправдой наживал, копил денежки. Но в сердце своем таил намерение уйти от владыки тайно при первом удобном случае и после первой удачной кражи денег из шкатулки преосвященного. Случай представился благоприятный. Герондисса владыки занемогла опасною болезнью. Преосвященный, ухаживая за нею, однажды, в хлопотах при сильном обмороке своей возлюбленной, забыл под подушкою ключи. Диакону то и на руку! Мгновенно он отпер заветный сундук и похитил давно подмеченную шкатулку с турецкими червончиками, и давай Бог ноги! Убежал в Молдавию и оттуда спустя года два явился в Константинополь. За деньги он купил себе архиерейство, и послан был на первую овдовевшую епархию. Спустя год вселенский патриарх умер, и на место его избран был тот митрополит, которого обокрал прежний диакон, а нынешний преосвященный. Убоясь гнева нового патриарха, архиерей приехал в Стамбул и своею пронырливостью и деньгами успел выхлопотать у султана фирман, которым падишах повелевал патриарху любить сего архиерея. Патриарх, получив фирман, еще более возненавидел архиерея, но вследствие повеления султанского должен был любить его.

Октября 9, Суббота. – Утром переписан отчет. После обеда отправился я в Буюкдере по Босфорскому проливу и прибыл туда благополучно.

Октября 10, Воскресенье. – После обедни я читал посланнику отчет свой; он сделал замечание на 3-й пункт и посоветовал смягчить выражения и переменить смысл пункта, держась того справедливого понятия, что миряне издавна имели участие в делах синода константинопольского. Отчет мой понравился ему, и он обещался переслать его в С.-Петербург. С особенным любопытством он читал письмо парижского священника Тириона и, судя по слогу письма, говорил мне, что оно писано не настоящим французом. «Этот Тирион едва ли не поляк», прибавил посланник. Тогда-же он просил меня еще раз побывать у патриархов, и особенно у Григория VI, и донести ему письменно о моих визитах.

Октября 11, Понедельник. – Утром я хотел отправиться в Перу; но посланник задержал меня. Он ожидал известий о мне с пароходом. Пароход прибыл. Посланник потребовал меня к себе и в моем присутствии распечатывал депеши. Между ними нашлось жданное письмецо от Сенявина, в котором он уведомлял посланника, что по причине его отъезда в Москву не приготовлены бумаги об о. Порфирии, и что они будут присланы со следующим пароходом, который выйдет из Одессы 20 октября. Мне досадно было. Я должен был отправиться 15 октября без инструкции, без известия о высылке дорожной дачи (750 руб. сер.). Посланник утешал и ободрял меня, сколько мог, и простился со мною отменно ласково, поручив мне известить его из Иерусалима, какой дар он мог бы прислать ко Гробу Господню; «богатого подаяния послать я не в состоянии», примолвил он.

Октября 12, Вторник. – Переписал отчет и приготовлялся к выезду.

Октября 13, Середа. – Посетил вселенского патриарха Германа, блаженнейшего патриарха Афанасия и архиепископа фаворского Иерофея¹²⁹.

Октября 14, Четверг. Под именем молдавского архимандрита посетил патриарха Григория VΙ¹³⁰.

Октября 16, Пятница. – Прощай Константинополь! До свидания! – Я еду в Сирию на австрийском пароходе.

Аминь. Аминь.

Аминь.

Господи, благослови путь мой и сохрани мя здрава, невредима и беспорочна, и благослови начинания мои и дела мои во славу Пресвятого Имени Твоего и в пользу Св. Православныя Церкве!..

16 Октября. – В 9 часов утра около Каллиполи. Довольно долго стоял пароход. – Остров Мармора. – Каллиполи – бедная деревня. Место дико. Дома на обнаженных скалах.

17 Октября, Воскресенье. – В 7½ часов. Смирна. Порт, горы справа, как изрытый бархат, как пирамиды.

18, Понедельник. – Утро. 7½ ч. На палубе. Хиос. – 9½ ч.утра; налево Самос, направо Кария, на Самосе высока гора. Облака ниже её чела. Белые, – они закрывают собою основу всего острова. – Облака на Никарии с южной стороны покоятся; устали, кажется, как будто сугробы снега нависли на теменах. и облака отдыхают. За Никарией и Самосом, вправо, двугорбый небольшой остров в тумане; подалее, вправо же, длинный дикий невысокий остров: который из них Патмос? – С зданиями на вершине в 2 часа пополудни Никария тонет в волнах, облака неподвижно покоятся на ней; скоро она скроется и останутся видны одни облака. – В 2 часа любовался Патмосом с южной стороны. Апокалипсис¹³¹.

19, Вторник. – В 6 час. утра в Родосе. В 3 пополудни из Родоса.

20, Середа. – В Средиземном море.

21, Четверг. – В Кипре.

22, – В Кипре.

Октября 23, Суббота¹³². Бейрут в 8½ ч.

24, Воскресенье. – Ibidem.

25, Понедельник. – Ibidem.

26, Вторник Départ pour Damas. Выезд из Бейрута в 1 час пополудни. – Cortége: Мострас, албанец, да нас четверо. Прощание. Столетники. Песок. Ручеек горный. Шелковицы и фиги. Поднимаемся на горы. Почта. Встреча с пашою Хассаном бейрут<ским> и дамасск<им>. Его свита = арабчик на креслах с чайником или водоносом. Каменый дождь. – Козья дорога; взгляд на Бейрут, подобно Лотовой жене. Море подымается за нами. – Monts croissants sans cesse. Маронитские деревни. Дома без окон. Сады масличные и фиговые. Террасы. Плуг Адама. – Отдых в 4 часа. О. Григорий и его заботливость. Вино. Козы. – Тучи. – Бог нас бережет. Везде дождь, мы сухи. – Сияние солнца серебряное, золотое. – Галские кладбища – чудные камни пепловидного цвета, – как будто насажены или выросли из земли. Эти камни на большой возвышенности. Террасы с виноградниками. Лозы уложены. Темнота от облаков (Колокол в марон<итских> деревнях, их вид; они в долине). Дождь. Гроза, но тихая. Мы измочены недалеко от хана (Хсейна). Дождь застал, когда дорога сделалась лучше. В 5³/₄ часа станция. Ужин. Яичница. Платок. Рассмотрение хана. Первобытная архитектура.

Хозяин – эмир Харсеин. Дождь, молния и гром.

Все это записано à bas ventre при слабом мерцании свечки на земле.

Все турки покоятся и храпят. – Воспоминания о товарищах и Пол. и матери.

Лошадь под одною кровлею ест овес. Во время дороги поем с о. Григорием: «Слава в вышних Богу»; «Все упование мое на тя возлагаю»; «Свете тихий».

NB. – Опасения в чужбине. Сердце не так спокойно, как дома. – Впрочем вера в Божий Промысл укрепляет. – «Мы овцы Христовы», говорит о. Григорий.

Воспоминания о Давиде и Адраазаре. Римские дороги.

NB. Осенние цветочки. Сеяние на камени и в тернии. Верно слово Христово¹³³.

27, Середа. – Поход в 7 часов. Воссиявшу солнцу пропели: «Слава в вышних Богу». – В 9 часов завтрак. Турецкие солдаты. Обида, спасение. Воины Гедеоновы. Бедуины, 7 человек, дым, курение, дождь. Нужно ехать – и дождь перестал. – В 10 ч. выезд из хана, где завтракали вместе с ослами, лошадьми и бедуинами. – Переезд через горы, – мы в облаках. Первый спуск в глубь гор, после него страшный въезд на последний хребет Ливанских гор. – Спуск в Келесирию. В 1½ ч. пополудни начало переезда через Келесирию. В 3½ часа приехали в деревню – кой-Мержь при речке Есрил Мержь¹³⁴. Обед и ужин вместе. – Вечером вдруг является мальчик весь в синих шароварах, – в муке и красной краске под глазами, в повязке с рогами, подскакивал и произносил слова: мисмидене (стеридане?).

ΝΒ. Крайняя усталость. Женщины друзов носят ребят на плече, не закрываются. – Баба, ехавшая с нами? ?.

28, Четверг. – В 8½ ч. выезд. – Лишь на коней, и дождя нет. – Переезд через долину под сильным дождем. – Среди долины Санджак-Шериф подле деревни. – Развалины церкви на холме, налево. – Въезд в Антиливан. – Горы не высоки, покрыты кустарниками, впереплетны. Дорога идет в долине узкой. Козы и овцы, пастухи с собаками. Высь – площадкою. Влево кочевья арабов, – палаток 4–7. Поле обработанное, – на нем будто бедуины сидят. Страх напрасный: это камни. Налево начало долины гигантов, – как будто укрепление, вид камня, как женщины, сидевшей задом; вид камня, как <вид> лежавшей статуи надгробной. – Долина гигантов¹³⁵. Сила Божия. Титаны, низвержение духов и их могилы под камнями. Орлы. – Ужасная дорога. – Встреча с бедуинами 4-мя из-за утесов. – Гребни гор. – Въезд из Чертовой долины на холмы. Влеве снежные горы. – Опять долина между высокими древесными горами. – Пещеры. – Горний поток. Журчание. – Чертова блевотина. – Горизонтальные слои гор как будто кладены из кирпича. Обработанные горы. – Сад на левой горе. – Деревня Димес.

Записано в 12-ть часов ночи. Перед записью толковали о дороге в Триполи и в Иерусалим.

29, Пятница. – Выезд в 7¹/₄ ч. из деревни. – Морозец был. – Утро прелестное. – Гора снежная, по выражению о. Григория, пилав. Думка о географических названиях при проезде через ровную площадь, окруженную горами. Спуск через каменные ворота. В 2 часах езды от деревни, под спуском или под горою, источник Дамасской реки, выходящий из земли. В первый раз в жизни вижу начало реки. Рыбки в самом источнике. Ловля их. – Вода необыкновенно чиста и прозрачна. Хотелось испить ее. Прекрасное порождает величественное. Сад при потоке. Спустя час, встреча с негром. Он приветствовал нас по славянски: «Здравствуй, попе! Живо ли, здраво ли». – Удивление. Негр должен быть босняк. Он вместе с другими двумя босняками одет был по-албански. У него было ружье на плече. Вид с последней горы на Дамаск. Пещеры. Могилы. Сады. Необозримая долина, горы Аравии, как раскинутые шатры; прекрасное, легкое обозначение их на горизонте; чистое синее, голубое небо. – В 11¹/₄ часов въезд в Дамасские сады. – Мальчик объявляет себя таможенным досмотрщиком. Забавно это. – Езда между садами. Сады. Земляные заборы. – Вода струится по садам. Въезд в Трухмаль, ворота дамасские. Негр досмотрщик неподкупный; другой негр так же досмотрщик. Хлопоты. Неприятности. О. Григорий идет в суд. – Проезд через базары в таможню. Теснота, многолюдство, верблюды на дороге, опасение быть растерзанным или прибитым. Таможня. На софе чиновники. – Патриархия.

Патриарх встретил нас у порога. Он знал о моем приезде от Фаворского. Пошли в залу. Разговоры¹³⁶:

а) насчет консула Базили. – Народ поговаривает о коконе, жене его драгомана, армяно-католика. – Соблазн. – В отсутствие консула в Иерусалиме, патриарх находится в Пасху в Бейруте; все иностранные консулы поздравляют его: драгоман консульства не поздравляет. Приезд Базили. – Патриарх к нему является и застает в передней драгомана. Острота ….., будто драгоман был в Пасху в отсутствии. Слышит остроту консул и посылает драгомана к Мефодию с извинением. – Наставление патриарха. – Агентство в Триполи. Базили настраивает триполитян избрать агентом брата драгоманова и просить за него патриарха, чтобы и он со своей стороны рекомендовал его Базили. Патриарх притворствует, будто слышал об учреждении агентства в Триполи, и предлагает своего избранного, какого-то дамасского купца, русского подданного. – Базили, предвидя настойчивость патриарха или нежелание иметь брата драгомана агентом, расстраивает дело, и доселе нет агента русского в Триполи.

Базили вмешивается в дело о клобуке, выдумывает форму в виде кувукля для соглашения спорющихся сторон. Отказ патриарха. Его сильная речь о жалобе Богу и пр. – Подозрение в задобрении Базили (300000 п.) по делу о клобуке. – Противодействие Базили при выборе начальника в Ливане для друзов, маронитов, греков и католиков. Недовольство патриарха.

b) Патриарха тяжба с Максимом в Египте. Али-паша не допускает к себе Максима, как человека пестрой веры. – Максим величается; Мефодий смиренный возвышается от паши. Присылка экипажа паши за патриархом. Паша советует обратиться к России. Притворство патриарха и настойчивость паши. Патриарх ходатайствует в России о клобуке чрез константинопольское посольство (между тем Максим успел выхлопотать у Порты право искомое. Суд паши – выслушать челобитчика.. отлагательство). Решение России. Али-паша рад, хохочет. Максим говорит своему французскому консулу, что он скорее отдаст на отсечение свою голову вместе с греческою камилавкою, нежели позволит снять ее. Издержки патриарха в Египте¹³⁷.

c) Патриарх не доволен молдавскими боярами. Хочет подать прошение вместе с прочими патриархами. Кому? Верно, Государю Императору.

d) Я говорил ему, по случаю вопроса его о новостях Константинополя, о напечатании славянских книг, об усилении светской власти в константинопольском синоде (что он знает), о посягательстве на независимый престол иерусалимский. Это последнее крайне не нравится патриарху; он желает независимости и антиохийского престола.

e) Говорил я о просьбе парижских священников.

f) О распространении православия в России. Карта географическая.

Сегодня¹³⁸ предложено было патриарху, что Государь и синод и пр. Есть ли помощь от консульства?.. Какой помощи желал бы патриарх насчет училищ, монастырей, и всего престола? Разговор подробный о семинарии. Педерастия. О ней попытка не удалась.; 30000 п. нужны и достаточны для всех училищ ежегодно, и пр. и пр.

Сегодня же¹³⁹ араб православный вопрошает об Апокалипсисе.

31, Воскресенье. – Утреня. Обедня. Документы. Занятия с патриархом, именно: поправка статистики Сирии. – Обед. – В 3½ часа по обеде, посещение святынь: а) башни, с которой спущен Павел, b) кладбища, с) камня, под которым укрылся на время Павел, d) Ананиевой пещеры. Стены разрушены Ибрагимом-пашою; одна разобрана до основания для постройки казарм, другая понижена. Башни целые отломаны. Единственные ворота, чрез которые прежде имел право входить и выходить патриарх, платя за это право небольшую сумму ежемесячно.

ΝΒ. Удивительно черны и красивы глаза у дамасских жителей.

Христианки и христиане руку целуют. Одна просила положить руку на голову дочери, и я положил и молитву читал.

ΝΒ. Ясакчий поцеловал мою руку. О. Григорий удивился этому, ибо турки никогда не делают этого. «У вас на челе есть что-то привлекательное, прибавил он. Все вас любят».

В этот же день¹⁴⁰ много арабов посещало меня. У одного старого священника рука татуирована голубою синеватою краскою. – Другой священник беседует о переводе 70-ти и почему есть разница между этим переводом и еврейским?

Учители посещали меня.

Ноября 1, Понедельник. – Покупки в городе. Пестрота народонаселения. Египтянка с большим кольцом в одной ноздре. Девочка с таким же кольцом. – У одной молодой женщины заметил только дырку в ноздре. – Новой религии монахи. – Базар башмачный и сапожный. Красные сапоги и башмаки, – нет черных. Пестрота торговли, – пекут, куют, мотают шёлк и пр. – Церковь Иоанна Предтечи. – Биржа, – ворота хороши, среди водоем. Дом паши, – обширной двор- Крепость-тростник во рву.

После обеда расспросы об училище в келлии. Грамматика. Сон. – Ввечеру чтение пророчества Исаии о Дамаске¹⁴¹, Д<еяний> А<постольских> об обращении Павла, о пребывании его в Дамаске¹⁴². – Вечер у патриарха, – рассказ его о военных действиях Ибрагима-паши в 1833 году – до Конии. Патриарх Мефодий виделся с ним в Антиохии в эту войну. Осада Ибрагима-паши в Иерусалиме. Абогос, ныне Ибрагим, орет и сеет. – Ложные слухи о смерти патриарха: а) в Александрии, – немец лекарь ранее обыкновенного пришел и застал патриарха живого. Патриарх успокаивал своих епископов грамотами насчет сего ложного слуха; – b) в Сайданае жил патриарх, и, по случаю убийств в соседстве, разнесся слух о его смерти; – c) по случаю болезни его недавно тот же слух был. – Униаты разносили эти слухи,

Когда убили дамасского пашу, патриарх скрывался в Сайданае.

NB. За обедом патриарх жалел, что не пишут в газетах об устройстве училища при патриархии.

Перед обедом я читал грамоты: а) св. синода о пожаловании 100 р. серебр. патриархии, – b) Государя – о пожаловании 35 р. серебр. монастырю Белемеид.

Видел панагию и крест, пожалованные Мефодию из России. На панагии изображена голова Иисуса Христа в терновом венке.

По утру посещение училища. Дети читали по-арабски и наизусть «Верую» и "Отче наш». – Мальчик землю ест, его физиономия. – В начальной школе два водоемца и дерево. – Учитель турка=5000 пиастрам. Учитель о. Иосиф вопрошает.

Ноября 2, Вторник. – Утром переписка документов. – Я у патриарха. – Замечательный камень. – Плат, панагия. 'Ομολογία τοῦ άγίου Νικολάου¹⁴³. – Хавраниты с подарками, их уважение к патриарху. Вычисление доходов патриархом. – Признание, что бейрутский митрополит прислал φιλότιμο¹⁴⁴ 200 пиастров. – Желание консула в Дамаске. Базили отклонял это. – После обеда посещение церкви.

Вечером патриарх посещает меня. Разговоры. – Клирики и монахи, даже чтец и лампадоносец не платят за таможню, не платят податей. – Указы султанские объявляются и получаются посредством константинопольского патриарха; патриарх не сбирает податей с христиан для отдачи турецкому правительству; в один год только сбирал он, но мало собрал. Жалобы христиан на притеснения по случаю сбора податей. Угроза обращения в унию. Патриарх Мефодий, по случаю домогательства мирян иметь власть в константинопольском синоде, писал к вселенскому патриарху, чтобы он не сзывал своих епископов в Константинополь, но разослал им грамоты и пригласил их подать единодушно просьбы об устранении светской власти; иначе они знают, что сделать, т. е. примут унию. – Вселенский патриарх, говорит Мефодий, учинил λάθος – ошибку. В деревнях Сирии живут вместе и друзы, и марониты, и православные. – Маронит, зацепившийся за смоковичное дерево, убит друзами.

Ужин. – Здесь умеют распознавать, какие лимоны, или апельсины, или огурцы мужского и женского пола. Жители Сирии дают приданое невестам, а гауранцы покупают их. В Гауране обручают жениха и невесту так, что они не видят друг друга, в разных комнатах, да и во время венчания невеста совершенно закрыта.

Перед ужином я благословлял двух жителей Гаурана и читал молитвы над их головами. То же делал над одним молодым человеком после ужина в своей келье. Все они здоровы.

Перед вечерним приходом патриарха посетил меня о. Иосиф, учитель арабского языка, и сказывал, что он перевел с греческого языка на арабский катехизис Филарета и вчера ночью кончил пересмотр перевода. Также он расспрашивал меня о том, какие св. науки и как преподаются в школах российских народных и духовных. ΝΒ. Я лежал после обеда, а о. Григорий говорил, что грамматик патриарха Иоанн хочет жениться на маронитке, за которою дают ему 100000 пиастров. Худо дело! Подозрения патриарха в холодности к вере и в равнодушии к делам унии и папизма. ΝΒ. Монастыри на откупе.

За ужином. – Во время войны англичан и австрийцев в Сирии, патриарх скрывался из Дамаска в одном неприступном монастыре.

Когда он подъехал к монастырю и стал входить по стремнинам, тогда один сумасшедший, светский, содержавшийся в этом монастыре, выбежал навстречу и от восторга бросился в пропасть, воображая, что он по воздуху дойдет до него.

Консул Базили в Ливанской горе хотел мирить два семейства по случаю свадьбы, но едва не получил несколько оплеух. Он нарочно ездил туда. Дело состояло в том, что два жениха православные брали одну невесту.

За обедом говорено было о лечении водою и огнем. – Это была новость для здешних.

Перед ужином я посетил архимандрита. Патриарх желал бы иметь его своим преемником. Мало глядит на меня этот архимандрит.

Перед сном о. Григорий говорил о новом законе султана, явившемся по случаю представления константинопольского патриарха Германа, что архиереи, греческие подданные, не могут управлять епархиями в Турции, и что патриарх под смертною казнью не может производить в архиереи чужих подданных. По случаю этого закона патриарх Мефодий, яко греческий подданный, боится, как бы не сместили его. Того же боятся и многие другие.

Перед ужином в моей келье был разговор о равнодушии друзов к религии. Патриарха рассказ об англичанине, который хвастался ему, что друзы теперь англичане, – «очень рад», – отвечал патриарх. А грамматик патриарха говорил: «не удивительно, потому что между друзами и англичанами невелика разница». Это значит, что как друзы равнодушны к религиям, так и англичане.

Ноября 3, Середа. – В 9 часов выезд в Сайданайский женский монастырь. 6 лошадей, а 7 человек. Лошадь патриарха – чудо, прелесть, гнедой масти, – Старик шел подле меня 6 часов. – Первый отдых краткий за городом. – Я пью из ручья; ручей между ногами, – воспоминание сказочной прибаутки: между ног реки пропускает. Въезд в каменную долину. Дико, ручеек, как красавица между разбойниками и пр. Козы подле ручейка. Слои камней горизонтальные. – Из дикой долины въезд в долину, усаженную деревами. Деревня турецкая Марапа..; дома, как гнезда, прилеплены к горе. Деревня эта в 2 часах от Дамаска. Садовая долина продолжается. Вторая турецкая деревня Тель. – Проезд через нее. Она на холме. – Женщины прядут хлопчатую бумагу. – Красота долины. Дорога то направо, то налево, в тени дерев, подле горного, быстрого ручья. Террасы. Пильщики. Сады, – в садах сеют хлеб. Удобрение земли навозом. Мальчики на осликах возят навоз. – Отдых второй, – в лощине. Огромный камень, дикий вид гор. Я смотрю в ручей; – пена, напрасно борющаяся с течением. Долина крайне суживается. В конце долины турецкая деревня Ммин. Огромный каменистый исполин; – из него вытекает этот ручей. Мы поднимаемся на гору. Перепелки. – Горная высь довольно ровная. Посев на ней и виноградники. Холодно здесь, я надеваю бурнус. – Вправо видны пепловидные горы. Въезд на холм с выси. – Виден монастырь. – Под монастырем большая деревня, а он на высокой дикой скале – четырехсторонен. – При въезде в деревню много народу; знаемо наше прибытие. – Тканье на улице. С террас монастыря нас заметили калогреи. Встреча 4 священников. – Лишь мы с коней долой, игуменья и монахини у ног моих. Совестно. Вид черных монахинь, спускавшихся попарно по зигзагам.; дикий и трудный вход в монастырь, лишь в малые ворота, – курение духами. Иду прямо в церковь. Икона евангелиста Луки. Моя келия-горница убрана и постлана. Умываюсь. Посещаю игуменью. – Розовую теплую воду пьем и кофе. Кропление. Расспросы о монастыре. Игуменья Екатерина. – Разговоры в келье о монастыре; оказалось, что здешний монастырь имеет дом в Дамаске и приносит доходу 3000 п., а чистого – 2000 п.; имеет 84 масличия, кои дают доходу 300 п.; еще 150 коз, еще близ монастыря баштан и несколько маслин молодых, пять пар волов или плугов. Доходы монастыря от сбора в каждой епархии чрез епитропов, от поклонников после Пасхи и 8 сентября от сбора монахинь. – Предположение купить 1000 маслин около Бейрута или Триполи. – Старания патриарха об устроении сего монастыря. – Монастырь уважается. Монахини не рукодельницы. Игуменья учит читать послушниц по-арабски, и они читают в церкви. Деревни жители приходят поесть и попить в монастырь. Прогулка по террасе. Селевкийский митрополит живет в деревне подле монастыря. Его выгоды от этого и выгоды обители. Любопытство монахинь и их усердие. – Сытный обед. За обедом анекдоты: а) испечь = лечь; b) баба; с) что-с? d) соловецкие монахи при Петре Великом.

Анекдот перед сном о. Григория.

После битвы наваринской. Гейден. Поп, его 12-летний сын на крестинах. Судьба мальчика, – из фельдшера доктор. Встреча сего доктора с о. Григорием в Афинах, в акрополисе.

NB. – Щипцы с петухом. – Послушница в белом одеянии.

ΝΒ. Ἁμαρτίαν ἔχω : οἶδας. Εύσπλαγχνίαν ἔχεις : οἶδα. Σῶσόν με, σωτήρ, ώς οἶδας¹⁴⁵. Афонский монах-духовник научил о. Григория.

4 Ноября, Четверг. – Дождь дробен. В 7 часов начало обедни. Церковь темна, но довольно велика. Главный престол во имя Рождества Богородицы. По правую руку небольшой придел во имя Св. Николая, за ним придел Св. Димитрия, в углу темный. По левую руку придел во имя архангелов; за ним был престол, на котором служили сириане-яковиты из Хомса, Хамы и пр. (а не здешние); но патриарх Мефодий уничтожил его. – Церковь колоннами направо и <на>лево разделяется на три части. В церкви очень не чисто. Девчонка была послана затворять завесу в царских дверях; ту же завесу затворяла старая монахиня и запуталась в ней.

После завтрака посетил меня селевкийский митрополит Иаков. Узнав что я из России, он спросил меня, умею ли я говорить по-русски. Оказалось, что у него нет монастырей и имений. Он не знает числа домов и душ православных христиан в своей епархии. – Равнодушно говорил, что христиане православные его епархии принимают турецкую веру; недавно из деревни, что подле женской обители, одна крестьянка доброликая, рассорившись с своим мужем, потурчилась и скрывалась в Дамаске; но уже стараниями патриарха возвращена в веру православную и в деревню.

Митрополит Иаков из туземных арабов – черной крови. Мало говорит по-гречески. Совершенный невежа, – бедуин; от него пахнет псиною; руки его необычайно черны. С ним были у меня два священника-араба. В деревне митрополичьей есть униаты. Уния вторглась сюда лет за 80, и церковь отнята у православных лет за 50. Таким образом митрополит остается без церкви. Он даже не умел рассказать о начале унии. Старый священник, служивший сегодня обедню, помог ему. – Патриарх виноват, – есть люди., да невеж делают епископами. При таких беспорядках погибнет православие.

В 11 часов дня я прогуливался по террасам. Дождя нет. На дикой горе, сзади обители, стада коз. Прекрасное местоположение.

Деревня Сайданая. Ни в ней, ни в обители нет оконниц в домах, а только створы и железные или деревянные решетки. – После каждого дождя укатывают плоскую кровлю каменными тяжелыми катками. ΝΒ. В алтаре пред и за престолом пол покрыт мозаикою из разноцветных камней. В четвероугольниках выделаны изображения животных. – За алтарем устроена особая молельня и украшена довольно хорошо кафлями и мраморною мозаикою по стене и полу, где находится икона евангелиста Луки. Не видно этой иконы. Она скрыта в железном ковчеге продолговатом. Униаты (Максим) говорят и проповедуют в церквах, что икона евангелиста Луки настоящая давно унесена куда-то из монастыря, и что тут только хранится копия. Ковчег стоит в углублении стены за серебряною решеткою. Тут есть за решеткою разные небольшие кресты и иконы Божией Матери хорошей работы и в серебряных окладах с каменьями. В молельне горит много лампад; посреди стоит стол, на нем большой стеклянный сосуд с елеем горящим. В этой молельне стояли подле стены богомолыцицы из Дамаска, все в белых платках огромных и сами очень белы лицом.

(Арабский поп убил мужика на дороге. – Крестины, деньги, подозрение, убийство мужика. Это – рассказ о. Григория).

После обеда молился в малой церкви Св. Феодора, собственно в монашеском отделении. Крайне не чисто в церкви, начиная от сосудов – пшеницы кувшин огромный глиняный, – разные мешки. – Обхождение келлий монахинь, – вонь, нечистота. Школа, – три монахини учительницы; – пишут хорошо и читают. Патриарх платит учительницам по 20 п. в месяц; они обучают и деревенских девушек. Сон. – В зрительную трубу смотрю, – кругом монастыри, некоторые разрушены, иными владеют униаты; зависели эти монастыри от Сайданайского? – Прекрасная ночь, – звезды как бриллианты.

Чудеса монастыря. В сентябре на мальчика камень упал в колодец, в котором он работал, и замертво был принесен в церковь, в алтарь, где заснул на 2 часа и во сне видел Божию Матерь, оздоровел и пошел работать. Это было при бытности здесь патриарха. – Другое чудо. Года за три (1840) в бытность патриарха оказалось в молельне, как будто мраморный камень источал из себя воду, яко слезу, было благоухание. Эта вода собрана в пузырки и сохраняется.

Я просил архимандрита Агафангела собрать от игуменьи и проигуменьи сведения о здешнем монастыре, т. е. предания.

Ужин. После него анекдоты: а) поп с женою – напоить вола, их уговор молчать. – Турка. – Поп первый проговорился . Жена его спасает имущество, награбленное турком, χέστικα-ус…..ь. – b) Серп – ножницы или упорный муж и жена. – с) Грабли или упорные муж и жена.

5 Ноября, Пятница. – Прекрасное утро. В 9¹/₄ ч. выезд из Сайданая в монастырь Св. Феклы. – Игумен провожает. Проводники, – два с ружьями, – поселяне: Саид, Сулейман и Маноли. Впереди два мальчика на ослике. По прошествии 2 часов езды завтрак под тенью смоквы. Влево видны развалины турецкой деревни, а на холме монастырь дервиша. Тень тонка, да и та приятна. Небо покрыто кисейными облаками. Справа горы, как будто волны моря, огустевшие; слева холмы обработанные, увенчанные камнями огромными, глинистого цвета; эти холмы имеют вид бастионов; верхи их – дики; поле между горами каменное, печальное. Феллахи запрягают волика с ослом, или с мулом, или с лошадью: это доказывает их бедность. – Молчание вдруг прерывается рассказом о виденной нами деревне, которой все поселяне с женами и детьми и с попом потурчились давненько. Встречи, – муж с женою на одной лошади, жена сидит ловко по-женски, – феллах, слезший с лошади; вероятно, издали он воображал видеть в нас турок. ΝΒ. Глядя на своего пешехода, я вспомнил древних германцев.

Когда мы приближались к монастырю, один из наших проводников побежал вперед в монастырь и стрелял. Эхо выстрела в горах. Дорога к самому монастырю поворачивает немного налево; вид глубокой лощины, усаженной разными деревами. Вид монастыря, как орлиного гнезда. Слева деревня в виде террас, справа монастырь. Лощина глубокая замыкается высочайшими каменными голыми горами, которые весьма суживаются. В деревню ведет своя дорога, в монастырь другая. В глубине лощины журчит поток, выбегающий из-под горного замка. Игумен Захария – грек с острова Кипр, старый, но бодрый человек, с седою бородою и длинною косою. Черноокие женщины и девицы, и ребятишки. Церковь во имя Предтечи. Ужас мой, – говна овечьи, вонь, всякая всячина, полати на палочках, заваленные дрянью. Кабак лучше этого храма. Налево в каком-то притворе без двери черт ногу переломит. После часа мы пошли к мощам Св. Феклы, – путь весь ус.. – Церковь беднейшая под огромнейшим нависшим камнем, сквозь который каплет вода на паперть. Воспоминание об Инкермане. Источник Св. Феклы. Капелла, вход в нее по лесенке; вонь; в капелле горит одна большая лампада, висящая с натурального каменного свода. – Проделанное окно в стене, икона Св. Феклы. Мощи в стене. Поклонение, взял масла из лампады на хлопчатую бумагу; множество исцелений, особенно турки чтут мощи. – Сомнение одного игумена, он хотел видеть заложенные мощи, трясение, шум из окна, ужас игумена. – Холодный рассказ Захарии о чудесах. – Его предположения построить новую церковь и прибавить келлии на месте старых сломанных. Архимандрит Агафангелл сказал ему, что надобно прибавить и монахов. «К чему монахи» отвечал ужасный игумен. Гнев мой – ревность моя. Я обличил игумена. Замечания и предостережения о. Григория. Мне стало страшно. По рассказу игумена, монастырь имеет 250 – 360 черных коз (я их видел), два плуга с 4 волами, сеет хлеб, имеет виноградник, маслины, сбирает подаяния. В монастыре живет игумен да диакон; будто бы двое в отлучке за сбором хлеба. Лет за 7 почти весь монастырь вновь перестроен, и что-же сделано? Гостинные комнаты для богомольцев. Подле монастыря – скотный двор, внизу маленькие огородцы на камнях; видно, игумен – хозяин для своих выгод. Он разбойник, крайне сердит, неучтив, груб и недогадлив. Он командовал 50 поселянами и разбил в ущелье 600 солдат турецких. Ходя в Иерусалим на поклонение и за сбором, одевался по турецки и бил бедных феллахов. По его словам, и материалы строевые и работники очень дешевы, а в церкви все ветхо . После ужина пришел какой-то старый поп из Малулы; был очень здоров и силен этот поп, и теперь говорит густым басом, октавою; мне не понравился он.

Игумен Захария проговорился, что Сайданайский монастырь имеет 400 маслин.

Здесь вино делают, выставляя сперва виноград на солнце; держат вино в больших глиняных кувшинах, выдержав их сперва под деревянным маслом, потом под водою.

Игумен был женат. Сын его, бывший портной, теперь в Англии??.

В Малуле большая часть униатов.

Стада черных коз, – как будто монахи сходили под гору .. или как будто погребальная процессия. – Ночь. Небо лежит на плечах каменных гигантов. Дикость места; страх, внизу под навесами камней ходят с факелами, отлив света во тьме; ад. – Испуг от молотка и гвоздя. – Архимандрит Агафангел ночевал вместе с нами.

6 Ноября, Суббота. – Под защитой и покровом Св. Феклы, сон спокойный и мирный у человека невинного. В 7 часов литургия. Игумен сердится, кричит. В начале 8-го молебен у гроба Св. Феклы. Теплая молитва о родных, о Государе и о собственном выздоровлении. – Прием воды из св. источника в обделанном камне. Чай. Игумен не дал нам молока. Оказалось, что едва выпросили у него или, лучше, вынудили ячмень для лошадей. Отлагательство поездки со стороны архимандрита Агафангела и слуг его. Я сказал, что я пойду пеший, если не дадут мне лошадей. Решено ехать. Между тем я решился осмотреть ближайшую окрестность обители и униатский монастырь Сергия и Вакха. О. Григорий, ясакчий Саид и я пошли в сопровождении малулского священника. Сошли к подошве скал. Ручеек. Углубляемся. Огромнейшие высокие цельные скалы висят полузонтами. Вот храм природы! – Под навесом правосторонней скалы гробы выдолблены в камнях. Единственное кладбище! Углубляемся далее . Скалы понижаются, расселина между ними или, лучше, улица извивается криво; ручеек течет то шире, то уже; мы перепрыгиваем с камня на камень, то пропускаем ручеек меж ног; вода очень чиста, струится по камням, камешкам и глине; надпись на сирийском языке на камне на левой стороне; жаль, что я не умею читать по-сирийски. – Скалы понижаются, ручеек быстреет (Почти недалеко от входа в ущелье поп обратил наше внимание на одну дыру в огромном камне: снизу она широка, кверху уже, как будто огромный кувшин; поп говорил, что тут вешали преступников). Выход из ущелья к монастырскому садику; вода течет и зачинается в этом саду. Мы поворотили налево круто, т. е. на левую скалу; задыхаясь от тепла и от крутоярого всхода, сбросили шубы, поп арабский взял их, мне было стыдно. Порой останавливаясь, расспрашивал я о владениях монастыря; поп указал на виноградник, говорил и указал, что есть пахотная земля по горам и за горами; землепашцы нанимаются (вероятно, дешево); от посева получается от 180 до 250 четвертей (κοίλη, в каждой кило 80 ок); вино выделывается очень хорошее, сладкое, крепкое, похожее на малагу, но лучше её. – С утеса виден храм Св. Феклы. Вход в монастырь Сергия и Вакха. Двор – вонь, нечистота, говна, навоз, куры. По лесенке через малые дверцы – в церковь, она опрятна, с куполом небольшим, древняя. Помолившись в церкви, посетили игумена униатского. Ласковый прием. Игумен (Бул – Павел) приятной наружности, старик седой; при нем было 4 человека, а всех 10-ть. Монахи живут трудами. Монастырь общежительный и получает доходов очень мало от поклонников, продовольствие от виноградника и пахотной земли, а больше, в случае нужды, от главного униатского монастыря в Сидоне. Максим почти не имеет влияния на этот монастырь, а Сидонская обитель . Монахи переменяются. Игумен говорит, что Феклинский монастырь православный имеет гораздо более земли. Он провожал нас до ворот монастыря. Сравнение двух обителей . Камилавка греческая; досада; суд . Арабский поп повел нас ближайшею дорогою; спуск в пещеры; 4 пещеры: первая малая, вторая большая, как будто храм, в третьей столб приземистый; думаю, что тут жили монахи или были почетные кладбища; во второй большой пещере есть полуцирк. ниша, а среди углубление, – род цистерны, – оно завалено. Теперь в этих пещерах давят виноград. – Ход вниз от пещер. – Почетные пещерные кладбища ниже. Я видел два гроба в одной пещере. Верно, люди были обыкновенного роста. Возвратный путь через пещеры короче. Я очень рад археологической находке. – Пришли в обитель, лошади готовы. Я вручил игумену 120 пиастров (20 для священника православного). Арабская грамота Сильвестра. Пошли сперва пешком, у мельницы сели верхами. Козы, щиплющие на мельнице. Люди зевают на нас. Перекличка арабов. – С холма прощальный взгляд на монастырь. Влево от деревни – пещеры и ущелье. ΝΒ. По огромным каменным скалам сделаны тропинки или спуски для воды. По дороге, недовольный людьми, гляжу на небо, любуюсь им: кисейные облака – херувимчики или, лучше, их крылышки белые. – Видения Иезекииля – идяху и не обращахуся¹⁴⁶, – понимаю это выражение. – Перелив небесных цветов – наука для живописца. – Коронованные холмы или холмы в диадемах. Поезд турецкий за невестою: 4 всадника – при них пешие в красных и белых одеяниях. Жениха тут нет. Воспоминание библейское о женитьбе Исаака¹⁴⁷, – жених не встречает невесты на дороге. – Закуска под прежнею смоковницею в 1 час. ἔχει ὁ Θεός¹⁴⁸.. Мой пешеходец потчует меня репою .. Поклонившийся мне мусульманин с припрыжкою. Смех моего пешехода. Пещера недалеко от Сайданайского монастыря – отдельный каменный холмик, в ней помещается до 400 овец. В окрестности есть еще две пещеры подобные, но меньше виденной мною.

Вид монастыря женского издали будто две башни – оптический обман .. Величественный вид монастыря с северной стороны: он кажется треугольником издали. Встреча, – попы здешние и игуменья. Розовая вода с сахаром. Прогулка по террасе. Свадьба православная была в прошлое воскресенье. Приглашение из ближней деревни в гости на воскресенье, – их встреча .. ряд бедуинов-феллахов с копьями, их марш, ими предводительствует феллах с саблею .; они ни с места, а маршируют. Пред ними отряд женщин в белых головных уборах, а пред сими пестрая толпа: стрелки, бубен, пляска; встреча, поворот к деревне, искусное стреляние передовых краснокафтанников на быстрых поворотах чрез ногу во время плясания. Монотонные крики женских голосов soprano, веселая песня мужиков, пляска, женщины машут руками, поворачиваются, кружатся. Стоянка их у одного дома, вероятно, жениха. – Пляшут христиане; в награду им будет только яурт и толокно. Пляска и радость длились до 10 часов ночи. – Ужин. Анекдоты. Ревнивая испанская королева. Парижский священник. Молдаван<ка>. Вдова честная. Английский король в плену у австрийского герцога и пр. Русская песня. Ливень на дороге в Сербию. Панихида вместо свадьбы во время Николая.

Наконец, запись дневных впечатлений. – Все спят, один я бодрствую и пишу.

NB. На северной стороне монастыря есть другие ворота, – малые.

Монастырь имеет гостинницу и 80 келлий и 38 монахинь.

NB. Игуменья бросилась к ногам моим; я не понял ., а она хотела скидывать сапоги ., я поднял ее. Какое смирение!

Ноября 7, Воскресенье. – Проснувшись рано поутру, я почувствовал сильную боль в спине. – Христиане, празднующие свадьбу, приходили до церкви. Хотели петь, плясать, стрелять подле паперти. Но архимандрит Агафангел запретил им, дабы они не разбудили и не испугали меня. Напрасно он сделал это; стоило только предуведомить меня. Одевшись, я вышел на крышу. Продолжается празднование, – смотрю в зрительную трубу: впереди идут два стрелка с ружьями и порой попеременно стреляют на бегу, за ними идет первый взвод мужчин; поют и под такт песни и бубна, они маршируют медленно и ударяют в ладоши; за ними следовал другой отряд, более густой; мужики в нарядных платьях: шелковые платки красные на головах, красные шелковые куртки с распашными рукавами, белые полотняные шаровары à la turque; под лад своей песни и под удары бубна они идут рядами и бьют в ладоши. Вертящиеся фигуры. За ними ехали два кавалера верхом на лошадях: один жених, а другой родственник, одетые довольно хорошо; не жених держал подле себя спереди мальчика, одетого хорошо. Весь поезд замыкался рядом женщин с младенцами в белых платках, синих одеждах с красными передниками. Эти женщины в промежутках прикрикивали монотонно, выпевая самым звонким и тонким голосом одну ноту, поднимая ее с октавы вверх стремительно; страшный визг они издавали. – Вся эта процессия ходит по улицам деревни.

Напившись кофе в 9 часов, я посетил селевкийского митрополита Иакова, который живет в Сайданае. Четыре священника здешние дали ему знать и он вышел на встречу за ворота своего убогого дома. Приемная зала, – вид из неё. – Селевкийские митрополиты уже давно живут здесь; дом церковный; митрополиты имеют свои облачения; он не знает ни числа домов православных в своей епархии (родом он из Иерусалима), ни числа униатов. – Разговор был о том, чтобы купить имения для митрополии, и чтобы священники занимались работою. Они, впрочем, имеют именьица, но бросают работу и живут бедным подаянием христиан за христианские требы. – Здешние четыре священника одеты не худо, лучше малулских.

От митрополита мы спустились вниз и осматривали униатскую церковь. Изрядная, большая с 3 престолами, и 4-й престол во имя пророка Илии с правого бока. Католики успели уже поставить Распятие . внести картину с их святыми; французские подписи под каждым святым; также на престолах, среди православных икон, они поместили свои, – Св. Варфоломея и Св. Сердце Марии (У Мадонны представлено пылающее сердце). Церковь во имя Св. Софии, Веры, Надежды и Любви. Из этой церкви перешли в другую униатскую церковь во имя Петра и Павла, устроенную в четвероугольной башне. Вход в нее необыкновенно тесен и мал, а прежде был велик. На жертвеннике малый сосуд серебряный покрыт тряпкою. – Башня эта построена из местных больших камней желтоватого цвета с пробелью. Архитектура её показывает, что она строена искусным архитектором и относится к царствованию греческих императоров. К чему служила эта башня, всегда ли была в ней церковь, – не знаю. Из нее есть вход на крышу. – За этой башнею видны развалины двух церквей, самая крайняя во имя Преображения Господня, ближняя к башне во имя¹⁴⁹ ..

Отсюда по деревне мы пошли в православную церковь, за женским монастырем (на северной стороне), под каменной горой, построенную в деревне во имя Предтечи. Церковь эта не мала, но теперь запущена; в ней не служат. Запачкана, заср..а; иконостас в ней каменный, низменный, поверх его видны архитравы из камня. Греческая надпись над входом в церковь внутри оной доказывает, что она обновлена была 1-го марта 1745 года, при патриархе Сильвестре, иждивением игуменьи Магдалины из Сайданайского монастыря и послушницы Нимфодоры. Стало быть эта церковь построена ранее. На паперти есть колодец глубокий с водою.

На обратном пути в монастырь, сопровождавшие нас (4) священники указали развалины церкви Св. Саввы или, лучше, один большой камень на двух малых и место. Неподалеку от вышеупомянутой церкви, внизу под горою, – развалины церкви Св. Екатерины, – видны огивный вход., – и на высокой горе – Св. Лазаря; первые и последние развалины едва заметны.

Мы вошли в монастырь с северной стороны в малые ворота. Видно, что эта обитель была, как лавра, и окружена церквами. ΝΒ. Напротив монастыря, на южной стороне, под каменным холмом, монастырь Св. Георгия, за ним далее, на оконечности холма, влево от дороги из монастыря, монастырь Св. Христофора. На северной стороне, на высокой горе, монастырь Св. Фомы, – нм владеют католики, но не живут; он обнесен четвероугольною стеною; есть ворота; среди стен стоит здание, т. е. церковь. Недалеко от деревенского колодца развалины церкви Св. Иоасафа. ΝΒ. Болгарские часы, т. е. ослы. ΝΒ. Здесь, скушав яйцо всмятку, разбивают скорлупу тотчас; верят бо, что черт делает из нее для себя дом.

Пред обедом замечено: пирующие на свадьбе пляшут на кровле, двое пляшут с платками в руках, а прочие поют; женщины зевают с другой кровли. Женщины визжат; переход из октавы в soprano и наоборот, а порой их визг походит на ржание молодой кобылицы.

После обеда сон. – В 4½ часа осмотр ризницы. Облачения священнические связаны в узелках и хранятся в сундуке. – Алтаря пол весь покрыт мозаикою, – древность. На престоле стоит ковчег во всю длину его; на нем спереди – тайная вечеря; внутри – хранятся запасные дары. – Два серебряные сосуда в шкафце в молельне и тут же дискосы и лампады серебряные.

В молельне висит по иконостасу в полуциркуле 16 серебряных больших лампад хорошей работы; пред ними 5 лампад больших стеклянных, из них две фарфоровые, тонкие, прозрачные; среди одна большая лампада серебряная с 4 малыми, висящими на ней, прикрепленными к ней; среди молельни стоит столб каменный; на нем большая стеклянная лампада с неугасимым огнем, по бокам его два подсвечника с большими свечами восковыми расписными и два малых с таковыми же свечами. – В окне, где хранится в каменном ковчеге под покровом икона Св. Луки, сделана серебряная решетка; окно закрывается створчатыми серебряными полотнищами чеканной работы с изображениями священными. За решеткою висят кресты, иконы, привески; одна из привесок замечательна, – выработана из кости; на одной стороне представлена нагая женщина, прокалывающая себя мечом под титькою, на другой в круге солнце и около него 12 зодиаков; а вверху надпись = имя (Boly Todt) и год 1567-й. Над створом висят разные завесы небольшие, изрядные; на одной я заметил кованые серебряные бляхи маленькие в виде квадратов и большие в виде цветов. – Весь пол в молельне из разноцветного мрамора, штучный, мелкотравчатый, равно и стенка под окном из таковой же мозаики.

В алтаре, в сундуке, где хранится ризница, видел я два Четвероевангелия на арабском и латинском языках, так что латинский перевод есть подстрочный и допечатан между арабскими строками. Оба Четвероевангелия напечатаны в Риме in Typogrарhia Меdicea. На одном Евангелии выставлен год: MDXCI, на другом MDCXIX. – На первом Четвероевангелии есть предисловие краткое на латинском языке, – в котором сказано, что оно является печатным в Риме в первый раз и потому не мудрено, что в нем есть ошибки печатные.

В церкви – четыре постановки колонн.

Монахини живут подаяниями поклонников, получают из монастыря пшеницу, толокно, вино, елей и на платье и уголья. Платье сами работают. Живут строго, не едят мяса. Монастырь имеет двух епитропов, одного из духовных, другого из мирских; каждый год они переменяются и отдают отчет патриарху в расходах и доходах. Это полезное и умное распоряжение. Епитропы служат ради спасения души и чести. ΝΒ. В молельне есть подпись Анфима патриарха 1813 года под отделом левым иконостасца. Заметно, что патриархи обращали внимание на Сайданайскую обитель.

По старинному обычаю, поселяне питаются в обители, когда приходят в церковь на богомолье. – Вероятно, что и деревня здешняя составилась из служителей монастырских.

ΝΒ. За ужином, архимандрит Агафангел говорил, что общежитие в здешнем монастыре невозможно. Я оспаривал.

После ужина, пред сном, о. Григорий рассказывал анекдот о дяде; церна твоя глава, церна твоя одежда, церна и твоя водка, … …. …. и др. ΝΒ. Ίσόθεος¹⁵⁰. ΝΒ. Снимка вида монастыря и его окрестностей. ΝΒ. Кокона черноглазая. ΝΒ. После ужина беседа. Ищите прежде царствия Божия и сия вся приложатся вам¹⁵¹.

Ноября 8, Понедельник. – В 7 часов литургия. Митрополит селевкийский служил в монастырской церкви с 4 священниками, без диакона, без митры, в обыкновенной камилавке, в которой он ходит на ветер. На нем была панагия. Мужик в саккосе! Босые, полунагие мальчишки прислуживали ему; о. архимандрит Агафангел в бурке дорожной и в епитрахили читал евангелие. После литургии я принял благословение митрополита в алтаре, потом помолился в часовенке пред таинственным окном, пред которым на полу, на мраморе, заметил арабскую надпись. Не при мне писана! – Между тем двойной ряд монахинь и послушниц ожидал меня между колоннами правой стороны. Я благословил их по одиночке. По благословении, подошла ко мне какая-то старая монахиня и преклонила голову: это значило, что я должен читать над нею молитву. Лишь только я начал читать: Царю небесный, Отче наш, вдруг окружили меня все монахини и преклонили головы свои; я очутился среди их и в священном воодушевлении, после молитвы: Помилуй нас, Господи, помилуй нас и пр., воззрел на небо и громко с верою произнес молитву: Призри с небесе, Боже, и виждь и посети виноград сей и утверди и в православии; потом присовокупил: соблюди их в целомудрии, даруй им послушание Христово, возвеличи их смирение, и да совершится сила Твоя в их немощи, и да излиются на них дары благодати, ради их нищеты произвольныя. Аминь, аминь, аминь! – Все они целовали руки мои и воскрилия одежд моих; иные прикладывали руки мои к челу, и очам и как-бы мазали их; иные взирали на небо и били в перси свои; этим они выражали единоверие и молитвы свои к Богу за меня грешного. Никогда еще не бывал в подобном состоянии; я чувствовал в себе какое-то пророческое величие; в эти минуты я был истым священником Бога Вышнего. Слезы оросили мои ресницы..

Собравшись в путь, я пригласил игуменью и сказал ей чрез архимандрита Агафангела, что я благодарен за гостеприимство, что постараюсь дать доброе понятие о здешнем монастыре в России; просил игуменью быть матерью для стариц, помолиться о Царе православном, о св. синоде и о мне грешном. На это отвечала игуменья воззрением на небо и ударением в перси. – Потом я вручил ей 200 п. для раздачи всем старицам, и особенно учительницам, и 300 п. для монастыря. Игуменья хотела проводить нас до ближней деревни, но я отклонил и просил ее остаться в монастыре.

Сели на коней. День ясный. Небо безоблачно. Но сильный ветер дул с юга; ветер ни холоден, ни тепел.

Дорогою я вспоминал . У здешних жителей зубы белы и хороши; очи черны, ресницы подчерниваются у женщин, груди полны и почти открыты; женщины одеты хуже мужчин оттого, что они – рабыни; жаль их. Нарядное платье мужчин красиво; оно состоит из чалмы шелковой, пестроярой, красной куртки и белых или синих шараваров.

Дорога склонялась, кажется, с севера на юг. Въезд в долину у деревни Ммин. Огромные камни беловатые вдоль и поперек дороги. Огромные каменные холмы. Источник, вытекающий из левоменной скалы и под тенью дерев. После завтрака с о. Григорием я сел у источника. Тут я назвал эту долину Порфириевой, а источник – дядей Стрыем, а рукав его – Ундиною.

Опять сели на коней. Ручей то быстрился, то утихал. Настоящая Ундина, – резвушка, капризница, шалунья и смиренница вместе!! Дорога извивалась в саду. Воспоминание о великой княгине Марии Николаевне, которая говорила мне в Вене, что она желает посетить Иерусалим. – Думы: в основе жизни всех людей, даже и дикарей, положена любовь Божия; на европейскую улыбку и араб отвечает ласкою, и так улыбка есть образовательница дикости и вместе очаровательница, привлекающая сердца даже и грубые. При нежности обращения щедрость, даже самая умеренная, обращает дикаря в защитника и верного слугу.

Каков въезд в долину, таков и выезд, – огромные каменные впереплетные холмы, замыкающие дорогу. – Из долины вдруг въезжаешь или, лучше, спускаешься в дикую каменную дебрь. Среди этой дебри струится ручеек. – Женщина с младенцем миловидным, белокурым, в рубашечке без головного убора, на осле, подле нее погонщик, молодой парень, – воспоминание библейское о бегстве Марии, Иисуса и Иосифа в Египет¹⁵². – Дебрь извивается змеею; ручеек, заметно, по временам вздувается; это доказывают убеленные, как бы вымытые камни. – По выезде из дебри, дорога на короткое время идет между зелеными маслинами; прекрасные дерева! – обременены плодами. Жарко в долине и дебри.

Выезд в равнину Дамасскую. Прекрасная равнина! Сады. Воспоминание пророчества Исаии о Дамаске¹⁵³. – Думы: горы напоминают всемогущество Божие, а равнины – беспредельность Божию; природа имеет влияние на образование понятий религиозных. Въезд в Дамаск через двойные ворота. Женщины украдкою смотрят на нас.

По кратком отдохновении, патриарх навещает меня в келье. Рассказ об унии в Триполи. Пять раз проторгалось это зло в сем городе: 1) американский консул купил землю и подарил Максиму; он начал строить тут церковь. Митрополит триполийский извещает об этом патриарха. Мефодий списывается с константинопольским, последовало запрещение. 2) Спустя несколько времени Максим опять принимается за работу. Патриарх просит Серифа-пашу, опять запрещение и недостройка. 3) По случаю разногласия в выборе триполийского нового митрополита одна партия угрожает отпадением в унию; патриарх ладит. 4–5) По случаю каких-то убийств. ΝΒ. Один священник по неведению встречал Максима <со словами> благословен грядый во имя Господне! Максим обратил его внимание на разницу веры. Священник испугался и испугал других, т. е. прихожан своих. Православие уцелело! ΝΒ. Митрополит селевкийский под судом за обвенчание свадьбы из чужой епархии за 70 пиастров. Он давал другому архиерею 35 пиастров, но этот подал на него донос патриарху и просил его отлучить митрополита селевкийского от церкви. А сей угрожает отпадением в унию. Бедуин! Разбойник! ΝΒ. Намекал патриарху о говнах в монастыре Св. Феклы. ΝΒ. Патриарха встречали мужчины выстрелами, а женщины визжанием, похожим на ржание и визги молодой лошади.

После ужина, при разговоре патриарха о консуле английском, как друге его, я вспомнил о переписке кантерберийского епископа с его блаженством и пр. Патриарх тотчас встал, побежал и перенес переписку и Εύχολόγιον англиканской церкви на новогреческом языке¹⁵⁴. ΝΒ. По словам патриарха, в Сайданайском монастыре, в пещере, есть гробы, на которых (или на стенах) есть изображения коронованные, с показанием года пятьсот. Жаль, что я забыл это и не осмотрел этой древности.

ΝΒ. Дело о камилавке возникло сперва в Александрии, потом в Сирии.

Мирские униатские священники носят чалмы с красным фесом. ΝΒ. В вышеупомянутом свадебном поезде один конник держал ребенка. Это ничего не значит. Ребенок, верно, сын какого-нибудь почетного селянина. ΝΒ. Деревня Ммин получает до 60000 п. дохода от плодов и шелка. ΝΒ. Три цвета, – белый, синий и особенно красный, пестрят платье сириан. ΝΒ. Способ возделывания земли – простейшая соха. Удобрение земли. ΝΒ. Хлеб пресный, в виде лепешек или блинов.

Ноября 9, Вторник¹⁵⁵. Утром приготовления к дороге: выпросили у патриарха архимандрита Агафангела; купил себе куртку шерстяную и пару пистолетов для Сулеймана. Начал описывать местоположение Сайданайского монастыря¹⁵⁶; пришел патриарх. Маршрут, – едем до Бальбека через Сайданаю: этот путь и короче и лучше; да при том я буду иметь случай осмотреть запамятованную мною древность в какой-то пещере монастырской.

За обедом патриарх говорил о желании сириано-яковитского патриарха соединиться с православною церковью. Это дело мне известно¹⁵⁷. Вечером в моей келлии он говорил, что Максим проповедуя здесь в церкви, называл православных еретиками. Однажды пришел к патриарху униатский поп Михаил, и Мефодий говорил ему, что напрасно Максим именует нас еретиками, потому что и папа не усвояет нам такого названия. Униат спросил патриарха: «а вы называете латинов еретиками?» Патриарх отвечал ему: «Первый еретик и начало всех ересей был Арий; Церковь назвала его этим именем за то, что он в исповедании веры прибавил одну иоту, называя Иисуса Христа Сына Божия όμοιούσιον, а не όμοούσιον¹⁵⁸. Но папы прибавили не одну иоту, а ввели в церковь много новых догматов, и правил, и обрядов, и праздников. И так самые дела их показывают, кто они.

Пред ужином грамматик патриарха объяснил мне, кто тот игумен Макарий, которого боялся консул Базили, и почему он боялся его. Дело было таково.

В прошедшем году, когда преосвященный митрополит илиопольский Неофит и грамматик патриарший находились еще в Константинополе и ожидали разрешения ехать в Россию за сбором подаяний, там уговорили преосвященного подать прошение константинопольскому патриарху о том, чтобы, по примеру друзов и маронитов, сделать начальником православных православного христианина. Говорили, что теперь время ходатайствовать об этом деле. Преосвященный илиопольский подал требуемое прошение. Оказалось нужным присоединить к нему свидетельства ливанитовских православных и их архиереев. Уведомили об этом патриарха Мефодия, и он вызвал из ставропигиального монастыря Св. Илии Пророка игумена Макария (родом из Митилен), яко уважаемого во всем Ливане, для того чтобы поручить ему собрать требуемые подписи. О вызове его, равно как и о цели вызова узнал консул Базили и расстроил все это дело¹⁵⁹.

Аминь.

Пора спать. Утро вечера мудренее. Звезды небесные светят земле, а с одной стороны на небе сбираются тучи; ветер бушует. Не выпадет ли снег. Вот беда будет!

Spero, dum spiro¹⁶⁰.

Местоположение Саиданаиского монастыря ¹⁶¹

Обитель сия построена на дикой, высокой, уединенной цельной скале, как бы вынырнувшей из бездны. Скала эта неровная в боках, ноздревата и образована в виде наплывов, как будто каменная жидкость кипела белым ключем и вдруг огустела. По краям этой скалы построены высокие каменные стены из местных белых твердо-хрящеватых камней тесаных, больших внизу и меньших кверху. Большие камни имеют вид параллелепипедов, а меньшие – квадратов. Все эти камни складены без извести и цемента в стенах, а внутри в келлиях на извести. В стенах южной и северной устроены ворота очень малые и узкие.

Окрестное местоположение монастыря очень живописно. Я наблюдал его с террасы южной, устроенной над гостиничными комнатами за патриаршей келлией, у правой стороны церкви монастырской или, лучше, алтаря, подле самых необходимых мест.

Вдали, напротив зрителя, видна холмистая прямая линия, обработанная, вспаханная. Под нею видна деревня, а церковь во имя Св. пророка Илии на возвышенном месте, за деревнею. Эта линия направо возвышается (и, если вы поворачиваете от деревни постепенно голову все направо, то заметите, что она и оканчивается как бы круглым укреплением, за которым дорога к Дамаску скрывается .)¹⁶². Тут новая холмистая линия взбегает на западе дугою или полукругом и потом на севере весьма высоко; за северным возвышением её ничего не видно, кроме неба. Если вы обращаете взор назад и поворачиваете его налево от деревни, то эта холмистая линия сливается с холмами долины, а за нею и с пепельною острою грядою, за которою видна огромная голая гора пепельного цвета; гребень сей горы необыкновенно остр и тонок; казалось, что если бы можно было снизу схватиться рукою за этот гребень, чтобы подняться прыжком на него, то от усилия рука разрезалась бы. Эта гора (Джебель-деер) как будто подпирается огромными отлогими быками, какие обыкновенно употребляются для поддержания старых зданий, башен, стен высоких. Направо и налево за этою горою взор упирается в ряд гор, покрытых синевою, верхи коих представляют вид военных палаток и куполов мечетей. Между деревнею и монастырем красноватое поле все обработано; на нем есть нивы и сады. Садик монастырский казался среди этого поля прекрасным оазисом; ибо все кругом его поблекло, а в нем маслины и трава зеленели, и тополи сохраняли еще некоторые листья. Осмотрев подгоризонтные окрестности обители, опять устремите взор ваш в средину поля и поведите его направо, тогда вы заметите вторую линию каменных диких, обнаженных холмов, взбегающих волнисто из глуби поля все выше и выше на запад и потом на север, кругом монастыря. За началом первого холма, подымающегося из поля, вы заметите развалины церкви Св. Христофора на отдельном небольшом диком холме; а под верховьем первого холма недалеко от дороги, ведущей из Дамаска в монастырь, виден пустой дом или монастырь Св. Георгия, который есть не что иное, как пустой каменный небольшой дом. Понижение между первым и вторым холмами пресекается дорогою, ведущей к монастырю. Подле самой дороги, налево, водружен большой толстый четвероугольный камень на других камнях. Издали он кажется искусственным памятником, или, точнее, пьедесталом для колонны или статуи. Но я полагаю, что это должен быть остаток церкви, коей названия никто не знал из сопутников моих. Поднимите здесь ваш взор к горизонту, вам представится огромнейшая покрытая снегом гора. Величав её вид. Это настоящий символ убеленного сединами старца, но сохраняющего крепость сил, и свидетеля многих событий, бурь, бедствий, дней ясных и радостей. Второй и третий холмы поражают одною дикостью своею. Четвертый сливается с массою огромнейшей полукружной горы, которая, как венец, огибает монастырь с севера на восток и, спускаясь в поле тремя отпрысками, оканчивается диким, плешивым, каменным холмом, в котором есть отверстие, ведущее в пещеру, вмещающую в себе до 400 овец или коз в зимнее время. Под монастырем деревня. На поперечном возвышении ниже деревни, на конце оного, стоит четвероугольная башня, – в ней церковь униатская, за нею развалины двух церквей.

В горе под монастырем много было пещер или усыпальниц.

Замечательна усыпальница на восточной стороне в скале. Она высечена руками человеческими. В нее ведут ворота почти квадратные, низменные, широкие От дверей до стены прямо 7 (8) шагов и от правой до левой стены 8 шагов. В стенах высечены довольно глубокие полуарки и под этими полуарками – по две огромнейшие длиннейшие могилы рядом одна подле другой. Всех арок 8. Подле дверей направо и налево видны еще две могилы. Таковые должны быть и в средине. Они показались мне очень длинны. Я смерил их; такого росту нет ныне.

Над дверями пещеры есть три ниши, отделяющиеся тремя пилястрами. В каждой нише на низменных пьедесталах стоят по две статуи, но без голов, и совершенно изглажены. Должно быть, это надгробные памятники; под ними, т. е. под каждою нишею есть подписи, но время их так изгладило, что нельзя было ничего понять, кроме некоторых отдельных слов.

Кругом монастыря были пещеры.

Ноября 10, Среда¹⁶³. В 9 часов ночи прошедшей был дождь. Молния блистала, но грому не слыхать.

Утро ясно. На дворе холодновато.

Часов в 9 утра посетил меня учитель арабского языка о. Иосиф. Вопросы его: крещены ли униаты? Посвящены ли вновь их священники? – Когда будет едино стадо и един пастырь? – Мои ответы.

Из разговора о. Иосифа оказалось, что он 22 года священствует и трудится безмездно для образования детей в здешней школе; уча, теряет приходские доходы; его поддерживают или пропитывают дети, ходя на заработки; посещая христиан, он уговаривает родителей отдавать детей в школу. Прежде здешние православные боялись науки, как чумы: теперь заметна охота к учению. Кроме школьных и приходских занятий, о. Иосиф поверяет рукописи, сличает их с переводами и подлинниками греческими. Это – истинный труженик! Но на него мало обращают внимания. При ревности к православию и просвещению христиан, он имеет великую веру, смирение, бескорыстие, терпение. Это – человек Божий. Говоря о своих непрерывных трудах, убожестве, благости Божией, и присовокупив, что ему недолго остается жить на свете, заплакал сердечный. Мне стало крайне жаль его. Я обещался сделать его имя известным в России.

По его словам, дети выучиваются читать и писать по-арабски в два, иные в три года. Грамматику, чтение Св. Писания, логику и риторику выучивают у него в три года.

Есть четыре мальчика (от 12 до 16 лет), которые по надежде о. Иосифа, могут быть хорошими наставниками в здешнем училище.

За обедом я хвалил патриарху о. Иосифа. Да и патриарх отменно уважает его. Блаженнейший, на вопрос мой о напечатании переведенного о. Иосифом катехизиса на арабский язык с греческого, отвечал, что он намерен напечатать его при помощи консульства.

За обедом. Блаженнейший патриарх говорил о необходимости учредить на Ливанской горе начальника православного. Он бы управлял 7000 семейств православных, живущих по Ливану. Из православных нет ни одного семейства богатого и знаменитого родом; посему лучше избрать в начальники одного емира друзов (фамилия его Бесит-Апулама от дому Мурата: сыновья три: 1) емир Муса, 2) емир Сулейман, 3) емир Али в деревне Мутен), который обещается принять православную веру и начальничество над православными. Он имеет вес, уважение и влияние в своем народе. От султанов никогда не было запрещения православным быть начальниками, да и были примеры их начальствования. Впрочем по ссоре взаимной (почему в Султанском фирмане поставлено имя одного, а не других [братьев или могучих семьянинов] родных ему) и после раздора, несмотря на согласие турок, чтобы эти три разделили между собою управление по частям, отняли турки у них власть и поставили начальником турка.

Начальники маронитов и друзов не имеют права казнить смертью своих подчиненных. В важных делах они должны относиться к дамасскому паше.

Перед ужином патриарх посетил меня. Я спросил его, присягают ли посвящаемые им митрополиты на верность антиохийскому престолу. – »Μάλιστα отвечал он, и начал рассказывать обряд посвящения. – «На изображении двуглавого орла дает присягу новопосвящаемый?» – «Μάλιστα"¹⁶⁴, – отвечал он.

После сего он просил меня представить вниманию и благочестивому усердию св. синода следующие пять нужд: 1) устроение церкви Св. Николая в Дамаске, 2) училища, 3) решение дела о камилавке, 4) пособие Сайданайскому монастырю, 5) утверждение начальника <из> православных на Ливанской горе. Я старался убедить его в благочестивом внимании Государя ко всем православным восточным церквам. Ободренный старец открылся, что ему крайне хочется, да и крайне нужно построить церковь в Антиохии в христианском квартале в 35 аршин длины и 20 ширины, – тем более, что легат римской церкви, живущий на Ливанской горе между маронитами, уже купил место в Антиохии для постройки монастыря. Какую цель имеет он? Так как в Антиохии нет ни франков, ни армяно-католиков, то, очевидно, он замышляет привлечь на свою сторону тамошних православных. И это удастся ему, если христиане увидят, что им можно иметь утешение быть в церкви. Об этом замысле делегата патриарх писал к Константию с австрийским пароходом 25 октября сего года 1843. Антиохийские христиане в 1½ часах пути от города имеют в скале церквицу; в ней полотняный иконостас; она не имеет дверей, и турки заходят и их выгоняют оттуда. Блаженнейший просил меня писать об этом деле в Петербург, и я дал ему слово.

Равным образом он говорил, что ему нужно устроить училища народные, кроме Дамаска, в 6 местах: 1) вне Бейрута, 2) в Триполи, 3) в Лаодикии, 4) в Хаме, 5) в Антиохии и 6) в Адане или древнем Тарсе киликийском. Христиане сами изготовят домы для училищ: со стороны России нужно пособие денежное лишь для содержания учителей. ΝΒ. Для постройки церкви в Антиохии нужно 150–200 т. пиастров; остальное добавят сами христиане.

Его блаженство изволил объявить, что все монастыри, подлежащие его престолу, прежде не платили податей, а ныне платят подати Порте с земли, с дерев и пр. (от 7–10 паричек с дерева, напр. с маслины); ибо султан начал брать подати и с земель, принадлежащих мечетям.

По его словам, поселяне в деревне Сайданайской живут монастырем, возя, отвозя поклонников, продавая им провизию.

Из разговора о дальнейшем путешествии моем до Бейрута через Триполи, заметил я, что патриарх отлично знает местоположение своей паствы общей. С удивительной точностью и подробностью он пересчитывал часы пути, ночлега, названия деревень и городов, рек и озер. В долине Бальбекской, по его словам, я буду проезжать под водою, так что она будет течь над самой моей головою. Около Триполи советовал он посмотреть камень, слепленный из разных камней. Отсюда я увижу развалины Арада, где впрочем есть жители. Два Библоса финикийские; я увижу их.

Ужин. После ужина секретарь патриарха напомнил мне забытое мною известие, что жители деревень Сайданаи, Малулы и соседней с нею, говорят древним сирским наречием, хотя испорченным. Есть, женщины и дети, которые не понимают по-арабски. Это новость!

Аминь. Аминь. Аминь.

Ноября 11, Четверг. Утром я осматривал церковь патриархии. Она довольно пространна с пятью рядами колонн. Главный престол во имя Успения Божией Матери. Иконостас из орехового дерева не позлащенный. Пол до половины из мраморной разноцветной мозаики. Направо за патриаршим местом отделение между колоннами без придела; тут стоит икона Божией Матери из России, кажется, Феодоровская; христиане и даже турки имеют уважение к ней и присягают перед нею; за этим отделением устроен придел во имя 40 мучеников; за ним на возвышенности – придел во имя Михаила Архангела. По левую сторону главного алтаря есть придел во имя Св. Георгия.

Замечательная икона – создание Адама и Евы¹⁶⁵.

Из придела Михаила Архангела вышел я через дверь, закрытую одной полостью, на четвероугольную площадку без крыши. Над дверьми и по бокам их есть надписи на арабском языке¹⁶⁶. На левой стороне площадки есть алтарь во имя Св. мученика Киприана и мученицы Иустины. В алтаре, на стенке, где устроен жертвенник, повыше синих камней, украшающих стенку, есть четыре небольших камня сине-беловатого цвета; на них по-арабски написаны все епископы дамасские, начиная от апостола Анании, и потом патриархи антиохийские, жившие в сем городе¹⁶⁷. На левой стороне площадки (площадка имеет древнейшие колонны толстые с базисами и капителями. Под площадкою – усыпальница.) есть дверь без полотнища, ведущая в церковь Св. Николая, со входа прямо есть придел во имя Козмы и Дамиана; потом престол во имя Св. Николая, рядом с ним и в уровень с его иконостасом придел во имя Петра и Павла. Этот храм очень ветх; не мал. Хорошо бы перестроить его, но надобно лучше исправить другие нужды.

Обед у патриарха. – Райские смоквы. Купе – любимое кушанье здешних жителей. – Пирожки сладкие на розовой воде.

После обеда прогулка по Дамаску. Кофейни на реке. – Базары. – Посещение о. Иосифа. Его кабинет. Его перевод катехизиса. Его жена – толстая и красивая. Его дочери – красавицы. – Поход к паше. Не застали его дома. Так как представлен был ему фирман мой, то он захотел, да и должен был, по порядку заведенному; видеть меня. Он снабдил меня бумагою, нужною для дороги. По фирману, о. Григорий попадет в Иваны.

Вечер. Патриарх у меня. Разговор о восстании греков, о избиении архиереев. – Блаженнейший говорил также, что здешние христиане очень мало дают φιλότιμο¹⁶⁸ ему и митрополитам; причиною тому – униаты, не берущие ни с кого денег. – По его словам, Максим искал соединения с православною церковью, лишь бы этим выиграть утверждение папы. Собор. Патриарх Мефодий писал об этом в Константинополь; отсюда отвечали, что собор не нужен, потому, что все догматы уже определены на вселенских и поместных соборах; дверь отверста, пусть войдет в нее Максим. – По замечанию патриарха, на этом соборе должны бы были собраться в Дамаск два представителя вселенского патриарха, один от александрийского, один от иерусалимского и один от кипрского архиепископа.

По словам патриарха Мефодия, прежние патриархи встречали за городом вновь назначаемого пашу дамасского, но одного пашу, и этим дело оканчивалось. Но так как Максим лезет со своими поздравлениями и к низшим начальникам, то и патриарх принужден ходить к ним.

По смерти каждого султана бераты патриарха и митрополитов переменяются; за эту перемену платится до 3000 левов.

После ужина патриарх повторил желание свое иметь консула в Дамаске. Многие магометане, русские подданные, проходя через Дамаск в Мекку, имеют нужду в заступничестве дамасского консула. Им покровительствует агент греческий, – красавец мужчина, который был сего вечера у патриарха. По словам этого агента, чрез Дамаск проходит ежегодно до 300000 мусульман, русских подданных. – Недовольство патриарха консулом Базили. – Дело слишком гласно о драгомане его. – Смеются, что в Халеппе консул русский – жид. И подлинно смешно…….

По словам патриарха, он родом с острова Накоса. Там был посвящен в диакона, иеромонаха и в архимандрита. Жил при епископе наксосском (паросском) 23½ года. По смерти епископа, избираем был народом во епископа на место его, но отказался. Ибо несть честен пророк в отечестве своем. – Был анкирским епископом и вместе хранителем казны при вселенской патриархии. Патриаршествует уже 19-й год в Дамаске. – Сам поохотился на патриаршество: так сам говорил.

Турки его уважают. Мегмет Али-паша египетский и Ибрагим-паша любили и уважали его. Имеет память твердую. Сметлив, способен к делам, нежен характером, заражен корыстолюбием, умеет привязывать к себе людей.

Грамота св. синода антиохийскому престолу от 1763 года, апреля 7 дня, о милостынной даче 100 руб. серебр. в год. Присылать за этими деньгами через каждые пять лет архимандрита или игумена, и с ним диакона и трех светских человек. Если они поедут через Константинополь, то давать им подводы и содержание по палестинскому штату.

Грамота сия вновь выдана вместо сгоревшей в Константинополе.

Подписались:

Димитрий митрополит Великого Нова Града и Великих Лук.

Митрополит московский и севский Тимофей.

Гавриил архиепископ с.-петербургский и шлиссельбургский.

Гедеон епископ псковский и нарвский.

Амвросий архиепископ сарский и подонский.

Афанасий епископ тферский и кашинский.

Ноября 12, Пятница. – Пасмурно утром. В 8½ часов стал накрапывать дождь и потом постепенно увеличивался.

Утром патриарх говорил, что для устроения училищ в 7 местах нужно 90000 п. – Изъявлял желание, чтобы консул защищал православных, как другие консула, и удалил от себя драгомана армяно-католика. По его мнению, не нужно другого станка для бейрутской типографии.

Пошли к паше я, о. Григорий, архимандрит Агафангел и два ясакчия. Дождь. Унижение православных. Гордость турок. Досадно. Поганый агарянин хотел только видеть московов. Патриарх сожалел, что этот поганый принял нас так дурно.

Обед. Когда патриарх Сильвестр находился в Богдании, то в Дамаске явился лже-патриарх Серафим из католиков, будто присланный из Константинополя на место умершего Сильвестра. Сей, узнав об этом, прибыл в Дамаск, а лже-патриарх, похитив всю утварь, книги и архив здешней патриархии, скрылся в горах между маронитами.

Было упомянуто мною, что в России сделалось гласным, что банкир иерусалимского патриарха Папудов обогатился на счет казны Гроба Господня.

После обеда блаженнейший обещался прислать в Бейрут нужные бумаги и пр.

Отдых послеобеденный.

Вечером умный слуга патриарха рассказывал о обычаях православных.

а) Свадебный порядок, 10 дукатов. Бриллиантовый перстень. Τιμὴ¹⁶⁹ – 17 пиастров.

b) Мертвых не обмывают.

c) По мертвым плачут нанятые плакальщицы, одетые в черный траур.

d) Хоронят без гробов.

e) Есть особые общие усыпальницы для младенцев и особые общие – для чужестранных.

f) При выносе тела в церковь и за городские ворота ничего не читают и не поют. Но за воротами подымают крест и начинают петь »Святый Боже» и пр.

g) При похоронах священников бывает общая горькая печаль.

h) В Пасху дают друг другу красные яйца и целуются.

i) Ни в святки, ни в Пасху не бывает никаких увеселений и переряжений между православными.

k) В день Богоявления Господня и на другой день Иоанна Предтечи крестят всех младенцев, какие только случатся некрещеные, каких бы дней они ни были.

Ужин. Κατάσκοποι¹⁷⁰. Я и диакон мой писали: ἀπεσταλμένοι¹⁷¹. Патриарх запретил говорить это, а велел говорить: προσκυνηταί¹⁷². Просьба моя о том, чтобы он не писал К. Г. Прот<асову> ничего особенного о мне, кроме того, что я был по благочестивому усердию и поклонялся в здешних обителях.

В 8 ч. дождь перестал. Ветер бушует. Господи, помилуй меня грешного и благослови мое путешествие. Завтра хотелось бы выехать из Дамаска.

Аминь.

ΝΒ. Константинопольский патриарх выпросил у султана указ о том, чтобы не производить в архиереи в Турецкой Империи не турецко-подданных. Указ – страшный для многих иерархов и для здешнего патриарха. При малейшей размолвке могут удалить его.

Ноября 13, Суббота. Обычаи в Гауране: а) умовение ног странникам. b) Подается пилав любимому другу или гостю рукою хозяина без ложки, и гость отирает масленые руки овчинною шубою, а за недостатком оной и бородою хозяина. с) Едят жидкие кушанья, свернув тюричком тонкий хлеб, и почерпая в этот тюричек кушанье, и проглатывая тюричек вместе с ним; ибо ложек, вилок и ножей у них нет.

Анекдот: Παπιστικἀ ψάμμια¹⁷³.

Весь день дождило. Дождь остановил поездку.

14 Ноября, Воскресенье. Утро.

1703. Ахмет III. Уния.

1730. Мехмет I. Уния.

1754. Осман III.

1757. Мустафа III.

1774. Абдул Хамит.

1789. Селим III.

1807. Мустафа IV.

1808. Махмуд II.

Обедня. О. Иосиф проповедует наизусть. – Прощание с патриархом. Любопытный вопрос арабов: как церковь мудрствует: солнце ли движется или земля? – Я отвечал, что церковь мудрствует о спасении душ, а не об астрономии.

Выезд в 9 часов. Дорога известна. Ветрено. Но в долинах тепло. Листья с тополей опали.

Гробы турок особенного устройства..

Приезд в 3 часа. – Встреча монахинь. – Археологическое посещение пещер¹⁷⁴.

После ужина я расспрашивал игуменью о здешней монастырской жизни; оказалось:

a) их постригают и волосы посвящают Пресвятой Деве Марии;

b) они не едят мяса;

c) старицы причащаются каждую субботу, помоложе раз 10 или 12;

d) умерших омывают, пеленают, и в общую усыпальницу относят одни монахини. Эта усыпальница находится в разрушенной церкви Св. Екатерины под горою;

e) монахини определяются из всех епархий патриархом по рекомендациям митрополитов;

f) нет богатых монахинь;

g) не все монахини имеют одного духовника;

h) по пострижении не выходят из келлии 3 дня;

i) игуменья ничем не отличается от прочих монахинь; но патриарх позволил носить ей посох, да и того она не носит, по смирению; особого седалища она не имеет, жалованья не получает, а живет наравне с прочими старицами;

k) монахини утром за обедню и к вечерне ходят в церковь;

l) тяжелы для них приходские священники. Их здесь 6, 7-й дряхлый. Все они питаются от монастыря;

m) патриарх запрещает попам ходить по келлиям монахинь.

В заключение просил молиться о русских монахинях. Души. Сестры.

Ноября 15, Понедельник¹⁷⁵. В 6 часов загорелось небо на востоке; чудный свет, чудный перелив его, вид облаков, покоющихся на горах, как вид моря успокоенного, но так, что всплески его будто огустели; чудная зелень, проникнутая белою краскою. В¹⁷⁶ 6³/₄ час. утра выезд. В 11 часов переезд через снега. Четыре проводника из Сайданаи. Красной мужик. Десять часов езды. Бальбекский русский татарин говорит по-русски, и где же? – В Бальбеке. Посещение здешнего мусселима емира Ханджаря – Красная шуба.. Я думал, что войско пришло, а оказалось, что негр держал чубук, а не пику. Скучное собеседование.

ΝΒ. Вчера мой страж Иосиф был освобожден из темницы за долги патриархом.

ΝΒ. Сегодня усталость. Эмир облагодетельствован патриархом. Он из племени мутуалиев.

ΝΒ. Вид Ливана. Вид Целесирии¹⁷⁷. Расторопная хозяйка.

ΝΒ. По снегу следы зайцев, кабана.

16 Ноября, Вторник. Посещение мусселима. Его нет дома. Прежний мусселим ώραῖος γέροντας¹⁷⁸. Скучно от нечего говорить. Посещение развалин. Дивная, величественная архитектура. О, Colendi, semper et culti¹⁷⁹ (О досточтимые, присно и поклоняемые. – перевод автора – прим. эл. ред.). Колонны-ниши для статуй, залы, дворы, сады, водопроводы, подземелья, скрытые ходы в стенах наверх и на низ, пролетные ходы на восточной и западной сторонах храма. – Думаю, что римляне строили на древнем основании. Огромнейшие камни 3. – Юго-западная сторона крепче. Рвы кругом с водою. – Полуротонда с колоннами и нишами, в коих были статуи; подле неё водопроводы – и теперь ручей чистой воды течет. Думаю, что таких полуротонд было 4, с четырех сторон храма, и они означали четыре страны света и четыре измерения времени. Ниши похожи на сайданайские.

В стенах и в комнатах прозоры слишком малы; следовательно келлии должны быть освещены сверху. Колонны дорического и коринфского орденов. На карнизах изнутри иссечены лица, орлы, боги и пр.

Стен развалины.

В Бальбеке живет униатский епископ Афанасий, два священника и диакон. Диакон посетил нас. Здесь 35 униатских семей. – Камилавка греческая. Диакон, судя по моей камилавке, думал, что я католический монах. – Хозяйка сириано-униатка. Она просила вылечить её глаз. Катаракта. – При обращении с молитвою к Богу она била себя в грудь. – Вчера она приняла нас за жидов и не хотела пустить в свою квартиру; но узнав, что мы христиане, поправила свою ошибку внимательностью и расторопностью. Сегодня подарила меня двумя цветками бархатками. Кажется, что она желала получить исцеление.

Пред вечером ходил я на гору. Стена с башнями вся в развалинах; но была толста; с лицевых сторон была обложена квадратами; внутри защебенена на извести.

Скучно. Разговор о Суворове. – Заботы о завтрашнем путешествии. Мусселим пошлет одного проводника до ближней деревни; отсюда возьмем другого, из третьей – третьего.

Вечером ветрено. В 8 часов дождь начался и шел до полуночи.

17 Ноября, Середа. Утро и день – ясные, теплые. Выезд из Бальбека в 7 часов утра. Хозяйка была благодарна за 20 п. и подарила мне яблоко. Бедная, она чаяла исцеления от глазной болезни; но нельзя исцелить её катаракты. Выехали, ожидали проводников; вместо 3-х явился один старик сухощавый, седой, в лохмотьях, на белой дряхлой лошади, с старым ружьем; лошадь и ружье, по смешному слову о. архимандрита Агафангела, стоят не более 17 паричек. Мусселим приказал ему взять еще двоих проводников из деревни, где мы будем ночевать.

Дорога по холмам Антиливана изрядна. Ливан покрыт снегами; облака низко ходят или, лучше, выходят из возвышений; воспоминание о Боге, сходящем в облаце легце¹⁸⁰. Холмы, сбегающие в Целесирию, издали казались покрытыми черными мелкими пятнами, как будто подернуты материей глиняного цвета с черными мушками¹⁸¹.

Недалеко от Бальбека первая деревня на устьях дикого ущелья Нале, – Μέλισσα¹⁸², по переводу с арабского.

Из Антиливана текут ручьи и потоки быстро. Не так далеко от ночлега я видел поток быстрый, и чистейший, и не узкий, вытекающий из камня плоского многими отверстиями. За ним чистейший ручеек, текущий подле возделанного поля в глубоконьком русле. Верблюды. О. архимандрит Агафангел падает с испуганной лошади. К счастью, лошадь крайне умна и смирна, и архимандрит не ушибся. Деревня Рас-ел-аин. Капуста. В 3 часа приехали в деревню Ел-фики. Она построена в глубокой долине при потоке. Внизу сады и огороды. В деревне есть 25 семей униатов. Мы останавливаемся у зажиточного униата. Добрый человек – добрые христиане. Подходили к благословению. Подводили детей больных для исцеления. Поведение архимандрита Агафангела. Он отворачивался от христиан, когда они хотели принять его благословение. Страсти. Любовь должна соединять то, что разделил рассудок. Напрасное опасение отравления там, где думают о истинной вере и где желают исцелений от каждого европейца.

Ужин людей. Сборище униатов – их зевание на ужинающих.

После ужина пришел униатский поп иеромонах. Он не говорит по-французски, как уверяли поселяне: должен быть лжец. Пустые разговоры. А старейшины христиане пришли послушать спора о вере. Нельзя было рассуждать об этом предмете. Опасно. Один пришел целитися. Равенство здешних жителей; – оно мне нравится. Архимандрит Агафангел признается, что униаты дают ему большие деньги, лишь бы он удалился от патриарха.

18 Ноября, Четверг. Утро пасмурное. Облаками, беременными дождем, покрыто небо. Лошади и мулы навьючены; ожидаем проводников; не тут-то было. Деревенский ага говорил, что дадут нам проводников в следующей деревне, а наш бальбекский старик настаивал, чтобы дали, по крайней мере, одного проводника из этой деревни и при том известного шейха Али Сихера. Али объявил, что он не поедет, что никто не может ему приказывать. Тогда старик наш объявил, что и он не поедет, если не будет провожать нас Али. Спор. Старик укорил агу, что верно у них есть на уме что-нибудь недоброе, коли они не повинуются приказанию бальбекского мусселима. Досада с обеих сторон, разладье. Архимандрит Агафангел сам пошел к аге и ласкою просил его дать проводника. Ага отвечал ему: «вот много людей; берите кого угодно». Но старик настаивал, чтобы ехал с нами шейх Али, потому что он один заменит всех. Али не повиновался. Архимандрит упрашивал его ласкою, и Али сдался, сказав, что по приказанию он не поедет, а по просьбе согласен. Уладили дело. Мы выехали вперед в 8 часов, не ожидая Али, но положившись на его честное слово. Этот шейх Али назад тому три дня был правителем деревни и сменен. Считая себя обиженным, униженным, он не хотел слушаться ни нового аги, ни бальбекского мусселима. Одна просьба архимандрита могла смягчить его. Из чести он поехал.

Покамест Али собирался в дорогу, мы ехали в ближнюю деревню. Наш старик объявил нам, что он ни за что в свете не поехал бы далее без Али, потому что его боятся и трепещут все окрестные деревни и кочевья. Мы поняли, что он есть первый разбойник.

Спустя минут 15 или 20 и мы спустились в деревню.,¹⁸³ подле которой находится униатский монастырь, древний сирианский, – здание немалое, каменное, четвероугольное, как казалось. Монастырь во имя Пресвятой Девы Марии.

Наш старик приказал нам ехать вперед, а сам заехал за вторым проводником, которому дали знать из Ел-фики, чтобы он собирался. Пробираясь сквозь деревню, я заметил множество развалин или, лучше, кучи камней; видно что деревня была когда-то больше. При дороге заметил я большие камни, сложенные в виде полукружий. Я подъехал ближе и стал рассматривать; оказалось, что тут некогда была церковь большая с двумя приделами; теперь остались только фундаменты и цоколи трех алтарей, из коих главный больше других. Камни довольно велики. В алтаре левого придела я заметил еще место, где стоял престол. Из земли торчит кусок правой стены. Один седой старик сказал мне, что тут был монастырь во имя Св. Симеона. – «Давно ли разорен»? – спросил я. – «А Бог знает,ответил он, – никто не помнит».

Лишь только мы двинулись, к нам подъехал на черной, как смоль, арабской лошади, покрытой белым чепраком с висящими прядями шерсти, черный мужчина средних лет, сухощавый, с черною небольшою бородою и приветствовал нас: «сабакум бум хаер"¹⁸⁴. Это был Али-шейх, – наш проводник. Мы хотели подождать нашего старика и другого проводника. Но он махнул рукою и сказал нам: «чего их ждать? Ступайте за мною; я один вас провожу по всей дороге; здесь все знают Али», – и поехал вперед.

– Видна птица по полету, – сказал я о. Григорию.

– Плотоядная птица, батюшка, плотоядная, – отвечал он.

– Ястреб, вижу, ястреб взялся провожать голубей.

– Обратите внимание ваше, батюшка, на его лошадку: каменная, а он, окаянный, первый разбойник.

Между тем подскакал и второй проводник, мужчина тех же лет, круглорожий, черный, высокий, плечистый. Всех нас стало одиннадцать.

Мы поехали по между-горному полю, впрочем, ближе к Антиливану. Густой туман несся с Ливана в долину. Стало холодно и сыро.

Позавтракали на конях. Порой я рассматривал Алия. Он вооружен был пятью орудиями: двумя пистолетами, двумя карабинами и ружьем. На голове его была большая чалма из пестрой персидской шали. Большие черные кровавые глаза его вращались беспокойно и выражали неприятную суровость. Продолговатый, прямой не тонкий нос, весьма большой рот с белыми хорошими зубами, гармонировали с его глазами как будто две души в этом человеке; ибо когда он смеялся, глаза его нимало не изменялись: все были так же суровы и грозны. Я не мог долго смотреть на него. Не страх, а какое-то неприятное чувство он поселял во мне. Смотря на его лошадь, я заметил, что у ней рот весь в крови и ноздри также красные – «По седоку и лошадь, – думал я, – у него из глаз дикость глядит, а у лошади его из ноздрей пламя пышет». – «Замечайте, батюшка, промолвил о. Григорий, лошадь этого разбойника не идет тропинкою, а где и как попало. Это значит, что она – лошадь разбойничья». Я молчал.

Мы ехали большим шагом. Старик наш стал отставать на своей сухореброй лошадке. Пошел крупный осенний дождь. Старик иззяб, промок и стал проситься домой. – «Я нездоров, говорил он, отпустите меня, иначе я не доеду и умру на дороге». – Подумав и понадеявшись на честное слово разбойника, я отпустил старика, обещая прислать ему в Бальбек и благодарное письмо к мусселиму и деньги за его труды. Шейх Али смеялся над ним. Но старик отвечал ему: «и я был такой же удалец, как и ты, когда был молод, а теперь устарел». С сими словами он поворотил свою лошадку назад, а мы вытянули свой кружок в линию и вслед за разбойником поехали ни путем, ни дорогою по каменистому полю, покрытому бурьяном, издали представляющим вид болотных кочек, и прорытому руслами горных потоков. Некоторые русла без воды, а по иным быстрятся племянники дядюшки Стрыя. От ночлега нам надлежало бы переехать к подошве Ливана и по той стороне направлять путь к монастырю. Но Али для сокращения пути вел нас своею дорогою. Налево Ливан оканчивался снежною горою Аккар (Макмель ?) и загибался на запад, где он сливается с горами Аккварскими. На одном из возвышений уединенно стояла сторожевая башня в виде пирамидальной колокольни. Должно быть, она относится к временам крестоносцев, когда существовало княжество Триполийское. Из Бальбека видна эта башня.

Минув оконечность Ливана, мы наехали на кочевья тюркменов. Вид кочевья. Стада. Верблюды. Пастухи с ружьями. Большая палатка. Наш разбойник подскакал к какому-то зданию, кажется, к небольшой деревне, и на всем скаку выстрелил. Люди с террас скрылись. Ручей. Лишь только мы переехали ручей, заметили скачущего всадника. Сблизившись с нашими проводниками, он остановился на минуту и сказал им несколько слов. В эту минуту я заметил, что он был вооружен. По расспросе оказалось, что этот всадник есть шейх из-за Антиливания. Кто-то из тюркменского кочевья украл у него часть хлеба и скота, и он пустился один в погоню отыскивать воров. – «Что будет с ворами, если он отыщет их»? – спросил я. – «В его глазах, по его требованию, отрубят им головы, и этим кончится суд», отвечал о. Григорий. – «А почему он один отважился преследовать воров и так далеко»? – «Здесь боятся не лиц, а целого племени. Убить шейха значит возбудить все его племя» и пр. – Ну, люди здесь, подумал я и взглянул на небо, и оно было мрачно.

Чем далее ехали, тем более расширялась долина. Представилось взору обширное, необъятное для взора поле (Антиохийское, – славное воспоминание о крестоносцах). В душе блеснула мысль о беспредельности Божией, и я молил Бога спасти меня, яко зеницу ока. Дождь перестал, но небо не сияло. Влево извивался в поле Оронт и виднелись на западном горизонте, сквозь туман, Аккварские холмы. Направо и впереди широкое поле и вдали большая деревня Кефр-ел-Муза (Сеср-Хамус), в которой нам надлежало ночевать. Издали эта деревня казалась большим городом, окруженным многоугольными стенами. Но по приближении к ней, я увидел кучу деревенских домов, обмазанных желтою глиною и построенных всплошь, слитно, так что здания стены составляли ограду угловатую.

Нас привели в постоялый дом. Двор чист и обширен. Комната тесна, без печи, без окон, с нарочитыми сквозными дирами вверху по стенам. Обед или, лучше, ужин. После ужина подсел к нам наш разбойник. Мы благодарили его и товарища его; они отвечали, что они желают только, чтобы мы были здоровы и спокойны. Хороши слова, но страшен вид. Али сидел у стены на корточках и подпирался небольшим карабином, и при каждом шуме хватался за пистолеты. Он крайне беспокоил нас своим присутствием. Для развлечения я завел разговор о России. Рассказывали разбойнику о лапландских оленях, о камчатских собаках, о железных дорогах. Он слушал со вниманием, но не обнаруживал сильного участия. Наконец, он ушел вместе с товарищем, сказав, что ему негде спать в нашей комнате. Мы рады были его отсутствию, но решились не раздеваться и поочередно бодрствовать. Разговоры о разбойниках: о Тундзе в Валахии, Мандырте в Нише, которого митрополит Даниил причащал вместо комки уксусом, о Козырь-девке болгарке, которая утопила было в грязи подле колодца борца нисского паши Каванос-Оглу из христиан потурчившихся. Натешившись разговорами, я вышел на двор и там втайне поручил себя покрову Божию. После молитвы прохаживаясь по двору, я думал о странной участи своей. Досталось же мне вверить жизнь свою разбойнику. Но и в разбойниках есть честь и искры сострадания. Если Али дорогой потчевал меня изюмом и винными ягодами своими, стало быть он не так ядовит, как кажется. Я сравнивал себя с листком, оторванным от огромнейшего сеннолиственного дерева и занесенным в такую даль, где дикие звери в образе человеческом питаются подобными мне листками .. Воспоминания о матери, родных и знаемых. Сон короткий и неспокойный. – Я на часах …… все спят. Испуг от осла, евшего солому подле окна, у которого пришлось мне ночевать.

ΝΒ. Шутки над Сулейманом и его пистолетами. О. Григорий говорил ему, что провожавший нас Али имеет καρδίαν μεγάλην¹⁸⁵. А Сулейман отвечал: «вы видите на голове его большую чалму, да и думаете, что у него и сердце большое». Общий смех..

19 Ноября, Пятница. Пробуждение. Общая радость о спасении; взаимное внимание друг к другу. Благодарение Богу. Выезд в 6 часов. Ясное утро. Успокоенное сердце. Из деревни почти по прямой линии мы переезжали поле с востока на запад. Перед нами горы; чело их открыто, над ним стоят радуги, а остов горы покрыт беловатым густым туманом, как спальным покровом: сравнение горы с пробудившейся красавицей, которая приподняла свою головку, но не сбросила с себя дымчатого одеяла. Направо – Антиохийское поле; налево огиб , – закругление Ливанских гор. Вдали, налево деревенька на холме. Солнце взошло сзади нас; вид наших теней на поле полукружием.. тенная панорама.. Мы – то люди на ходулях, то зонтики полусвернутые. – Оронт – речка глубокая и очень быстрая извивается по полю на запад; берега её покрыты кустарниками; островки на ней.. Переезд через глубокую заводь подле Оронта, по указанию нового проводника. Лошади в воде по брюхо.. Переезд через Оронт подле деревеньки¹⁸⁶ на холме искусственном, и второй переезд недалеко от этой деревеньки, подле мельницы. Развалины, куски колонн; кусок стены, как одинокий воин, спасшийся после поражения целого полка. Полагаю, что эти развалины и этот холм – остатки крестоносцев. Вдали подобные возвышения без домов. Под лазуревым горизонтом направо вид крепости Хомса (Емессы), как вид зубчатого венца царицы, покрытого тонким бело-голубым кисейным покрывалом. Кочевья курящиеся .. Радуга, одним концом упиравшаяся на Аккаре, а другим на возвышенности; мы въезжали как в врата или как в арку радужную. Вид крепости, стада..; дикий лук. Услаждение душевное при этих разнообразных видах. Путешествие к Св. Местам – спасительно..

Едем не путем, не дорогою. Каменистое поле. Черные деревни ансариев, скудные и нечистые жилища их.. Подбеленная часовня .. Мы поворачиваем на западо-запад.. Спускаемся чрез овраги .. Древний мост Ежевиха.. Прекрасный теплый день.. Лазуревое небо.. Круглая прекрасная долина .. Зелень, речки.. Отдых подле речки.. Воспоминания о Байдарах .. Часовенки – два яйца. Рыцарская крепость на высоте.. Буйволы. Объезд.. высоты этой.. Ручеек. Сады, поля внизу.. Лощина вправо и деревня.. Террасы на горах. Поворот налево в лощину к монастырю.. Отовсюду струится вода навстречу.. Въезд на возвышенность по правой стороне лощины.. Виден монастырь.. Радость утомленного путника .. Вода струится за нами. Спуск в лощину.., поезд подле мутного потока, струящегося по камням .. Любуюсь крепостью готической, которая осталась влево.. Мы объехали её .. высокие зубчатые стены и башни – двойные; в ней живет мусселим-турка. Его не любят ансарии и он боится их. Вид левых холмов; они покрыты зелеными кустарниками и травою; коровы пасутся на них и ходят, как козы ..

Приближение к монастырю. Масличные и шелковичные сады кругом. Молитва .. Да возрадуется душа моя о Господе.. Да помажет тя Бог елеем радования.. Встреча. Игумен с братией предуведомлен был патриархом о нашем приезде.. Необыкновенный вход в монастырь.. Узкие врата. Успокоение. Приехали в 4 часа.

20 Ноября, Суббота. Ветрено. Утром писал я свой дневник. После обеда обозревал монастырь .. Машинка для хлопчатой бумаги. При мне вводили лошадь в узкие ворота. Удивление. Игольные уши ..

Вечером расспросы у о. Софрония о здешнем монастыре¹⁸⁷. ΝΒ. Работа иконостаса нового ..

21 Ноября, Воскресенье. Утреня. Обедня. Много народу в церкви из окрестных деревень. Бедно одеты мужики. Носы длинны и тонки.

После обедни расспросы у игумена об ансариях¹⁸⁸.

Аккварские христиане. Я уговаривал их хранить веру православную и единодушие. Притчи: дерево – дерева; птица – птицы; путешественник в горах.. Увещание повиноваться установленной от Бога власти.. Их желание иметь христианина правителем.. Устранение от вмешательства в их дела.. Шейх Дергам .

После обеда прогулка в горах. Усталость. Сон долгий. Дождь.

Ужин. После ужина¹⁸⁹ явился старец, только что возвратившийся в обитель после 4-х месячного сбора. Привез 1000 пиастров и хлопчатой бумаги и деревянного масла тысяч на 10 пиастров. По его словам, дней за 12 между Антиохией и Лаодикиею, на проселочной дороге, ансарии убили 3 поселян турков и ограбили их. Старик видел убитых и убийц; они дали ему 10 пиастров и просили извинения, что по незнанию говорили с ним, имея в руках ножи, и просили вымолить им прощение за эту невежливость у Св. Георгия ..

Аминь.

22 Ноября, Понедельник. День ясный, теплый, тихий. По словам архимандрита Агафангела, патриарх хочет еще сделать пристройки: а) кухню и братскую трапезу у правой стены монастырского здания вверху; b) церковь вместо первого этажа келлий в новом здании, где есть четвероугольная площадка под открытым небом.

Нужны иконы для антиохийского престола и для монастырей и церквей.

Местоположение монастыря. – Он построен на покатости горы; окружен масличными деревами и шелковичными. Внизу лощины каменистое русло, – сухое; вероятно, оно наполняется водою в дождливое время. По сю и по ту сторону русла шелковичные деревья. Вверху, над монастырем, есть христианские деревни. Эта сторона горы, на которой стоит монастырь, почти гола и камениста, но противоположная сторона полна жизни: каменные холмы покрыты кустарниками; редко где высовываются из-за них дикие камни; в одном из этих холмов куплена монастырем каменоломня, из которой добыты камни для постройки новых зданий монастыря, кои воздвигнуты в правление Мегмета-Али в 1837–1838 годах. Прежний игумен построил нижнюю часть с келлиями. Зеленые холмы, в основании толстые и широкие, кверху сужаются, но пропорционально с основанием их.

Вечером видел я Евангелие в лист, на грузинском языке, в серебряной оправе: с серебряными позлащенными чеканными четырьмя евангелистами и таковою же доскою посреди, на которой вычеканено изображение Сошествия Иисуса Христа в ад. Спаситель подымает правою рукою Адама; кругом души праведных. Это Евангелие имеет назади надпись на арабском языке; надпись говорит, что это Евангелие подарено в здешний монастырь Георгием царевичем грузинским. Надпись сделана патриархом Серафимом и подтверждена двумя печатями его. Это Евангелие до патриарха Мефодия хранилось в Дамаске, и он возвратил его по принадлежности в монастырь Св. Георгия. Видел златошвейные большие поручи; на правой вышито шелками изображение Пресвятой Девы Марии, правая рука её покоится на груди, в левой, опущенной, она держит книгу. На левой вышито шелками изображение архангела Гавриила с райскою ветвью. Шиты отменно хорошо, и особенно драпировка. Цвета сохранились. – Парчовая риза с шитым оплечьем по пунцовому бархату. Таких риз и облачений было 5–6; также 24 серебряные лампады, два серебряных подсвечника для местных свеч. Все эти вещи присланы из Грузии Георгием царевичем, но потом расхищены. – Монахи георгиевские имели право через три года собирать милостыню в Грузии и собирали ее.

В монастыре есть рукопись проповедей Илии Минятия на арабском языке.

Приобретен мною список Диптиха.

Нужды монастыря: а) ходатайство русского посольства о починке нижней стены; хотят и нужно сделать бык для подпоры старой стены. Мусселим здешний препятствует. – b) Ходатайство о пристройке кухни и трапезы братской, и новой церкви. с) Ходатайство о куске земли, усаженной шелковицами. Эту землю купил монастырь¹⁹⁰, а отдал ее возделывать Семес Иосифу монаху своему (назад тому ….. лет; сначала она была пустопорожняя); монах возделал ее и насадил шелковичия. Наследники того, у кого куплена эта земля, теперь оспаривают у монастыря эту землю под тем предлогом, что монастырь купил ее слишком дешево, и она стоит дороже. (По смерти монаха (1842 г.) она досталась монастырю).

Измаилиты почитают Агарь и Измаила, яко родоначальников. В честь и похвалу Агари и её сына сочиняют гимны и читают их, и поют. Эти гимны содержатся ими в тайне. – Они носят изображение Агари и Измаила. Когда христиане укоряют их в обожании женщины, то они отвечают, что они почитают Агарь так же, как и христиане чествуют Деву Марию и Иисуса Христа.

Рукописное Евангелие греческое в большой лист на пергаменте с изображением евангелистов подарено антиохийским патриархом Иоакимом, уроженцем Аркадийской епархии. Это значится в конце, в арабской приписи, где и год поставлен 6844 от Адама. Следовательно эта рукопись писана или по крайней мере подарена в 1336 году, и ей от роду 507 лет¹⁹¹.

Трава Хашиш.

Здешний монастырь имеет 40 служителей внутри, и дает им жалованье и корм; столько же служителей вне монастыря при пашнях, при скотоводстве, на жалованье же. Монастырь имеет две деревни вблизи. Мужики называются товарищами. Товарищество состоит в том, что они обрабатывают монастырские землю и сады, и получают 4-ю часть в том случае, если монастырь сам насадил дерева, а мужики только обрабатывают ее; получают половину плодов, если мужики сами садят дерева. – В случае нерадения прогоняет монастырь обязанных первого рода; в том же случае заставляет обязанных второго рода брать 4-ю часть земли; тогда мужик продает монастырю эту 4-ю часть. – Монастырь защищает в судах этих мужиков, и потому, имея тяжбы, сорит деньгами туркам. – Мужики-товарищи сами кормятся, и одеваются, и строят домы.

<Монастырь> Св. Георгия¹⁹²

Овец – 700 – 800.

Коз – 700 – 800.

Коров – 25.

Мулов – 10.

Кобыл – 3.

Волов – 10 пар.

Земля пахотная 1 час расстояния.

Виноград<ников>, – много в 6 ч.

Шелку добывается 2 кантаря.

Аркадийский¹⁹³ митрополит имеет два монастыря: пророка Илии и Св. Дометия неподалеку от Георгиевского монастыря. Обе обители бедны, имеют церквицы, немножко земли; в них по одному монаху. Питаются подаяниями и сборами.

Полная луна светит.

Ансарии¹⁹⁴.

a) Обрезывают детей 4–5-летних.

b) Не верят воскресению, а верят переселению душ.

c) В день Рождества Христова и в Богоявление шейхи, 35 более или менее, собираются в одно место, вливают вино в сосуд, полагают в него хлеб, что-то читают, и причащаются.

d) Имеют свои книги, но никому не показывают их.

e) Никто из посторонних не может присутствовать при их богослужении, иначе они убьют дерзновенного.

f) По смерти брата другой брат или родственник берет его жену.

g) Свадьбы, как у турков.

h) Похороны, как у турков; оплакивают умерших.

i) Шейхи суть их жрецы и посредники между Богом и народом; по смерти шейха все дети его признаются шейхами, посему в деревнях находится их по 7–8 и более.

k) Веруют, что Бог сотворил мир; но до Адама и Евы существовали люди несколько тысяч лет.

l) Верят в существование злых и добрых духов.

m) Когда нужно обрить младенца около 4 или 5 лет, тогда они приходят в монастырь Св. Георгия и закалают овцу пред дверьми храма; в начале закалания говорят: во имя Бога, а что далее произносят тихонько, не известно. Овцу съедают сами.

n) Святой, по их мнению, должен быть беспорочен; не должен курить, пить; правая рука его беспрестанно должна покоится на сердце, вероятно, в знак сердечной, умной постоянной молитвы.

o) Имеют на высотах гор и в полях род часовенок, выбеленных, с куполами; тут покоятся тела их шейхов. Я сам видел эти часовенки мимоездом.

p) Счисление времени – магометанское.

q) Любят христиан более, нежели турков.

r) Входя в церковь монастырскую, целуют пол, начиная с порога до иконы Св. Георгия.

s) Посещают еще монастырь Св. пророка Илии; ничтожная обитель, – имеет не более 2 келлий.

t) Великомученик Георгий считается их святым, а не нашим. – Уважают монахов сего монастыря.

u) Боятся оскорбить шейхов, думая, что иссохнут за оскорбления.

v) Шейх после своих молитв посылает больных лечиться, целиться в монастырь.

x) Сделали было свою, икону, но за недостатком чудес опять обратились в монастырь, как в его дом.

a) Богатейший и красноречивейший из шейхов первенствует пред прочими (Иерархия?!).

b) Покупают книги православных христиан и дарят ими калогиров монастыря.

c) Лицемерят перед турками. Эти заставили было их построить мечеть, но ансарии не стали ходить в нее и не стали слушать турецкого попа. Это было не так давно, по утверждении турецкой власти в Сирии, в 1840 году.

Записаны 1843 года 21 ноября, в воскресенье после обедни, со слов игумена Георгиевского монастыря Христодула (Абдиль-Масих – имя его).

Ансарии поклоняются солнцу, луне и утренней звезде, но тайно, держа руку на сердце и наклоняя голову; но сперва озираются направо и налево или по магометанскому обычаю, или из предосторожности, как бы кто не подсмотрел.

23 Ноября, Вторник¹⁹⁵. Выезд из монастыря Св. Георгия в 8 часов утра. – Поручил себя в храме покрову св. великомученика. – При выходе из обители смерял воротички: длиною они 5 четвертей и один вершок, шириною 3 четверти. – Четыре проводника – монастырские служители. – Неподалеку от обители, в лощине, направо от дороги, показывали место, или, лучше, дыру в камне, из которой по временам вытекает поток обильный, и именно тогда, когда надобно поливать сады. Верю сказанию. Подобное явление природы есть в Далмации¹⁹⁶. – Утро было теплое и тихое; но перед нами на горизонте висела синяя грозная туча, чреватая дождем. Провожавший нас игумен указывал на тучу и советовал возвратиться в монастырь. Но я решился ехать, хоть бы все хляби небесные отверзлись и затопили землю. – Игумен, проводив нас с версту, распрощался с нами. Этот старец оказал мне великую услугу рассказом своим об ансариях. – Недолго мы пробирались по узкой межгорной лощине, заросшей кустарником, дубками и другими неизвестными мне деревами, из коих некоторые цвели. Левые холмы были покрыты растениями и деревами, а правые – почти голы. – Из лощины стали взбираться на гору влево, как бы по каменной винтообразной лестнице; я вспомнил последний хребет Ливана. Переехали хребет горы и спустились немножко в равнину, какая только может быть в горах между холмами. Тут монастырские мужики орали, иные пасли скотину. И так монастырь имеет довольно земли…. Стал накрапывать дождь. Боясь прозябнуть под дождем, мы укрепили свои силы хлебом и вином, так живительным в дороге горной. Отсюда вправо виден был снежный Ливан; влево Аккварские холмы, и на одном из них – какой-то замок древний. Отсюда мы постепенно спускались в Триполийскую равнину, приближаясь однако-же к Ливану, так что по глазомеру мы описывали боковую линию треугольника, которая упиралась в Ливан и составляла острие угла. Полился крупный осенний дождь. Общее молчание при сильном ветре. Ехали четыре часа. Дождь порой переставал, порой опять набегал на нас (раза четыре). Спускаясь к каменному высокому мосту, построенному на речке Аеш, я заметил на холме пасущееся стадо овец длиннорунных. Пастух стоял на самом темени холма и звал к себе овец по именам; сперва подошла к нему одна овца, потом другая, потом третья. Это напомнило мне слова Спасителя. и овцы своя глашает по имени¹⁹⁷…. Сердце умилилось. Рассудок остался доволен верностью Св. Писания. – Верблюды. – Переезд через мост. – За мостом шелковичный старый сад. Под обнаженными ветвями одной старой шелковицы мы отдохнули с полчаса и снова подкрепили свои силы. Тут архимандрит Агафангел рассказал, что Ибрагим-паша нагнал у этого моста агафопольского мусселима и отрубил ему голову. Прах его покоится под камнем близ моста .. Отсюда дорога шла наклоненно к Ливану по равнине Триполийской. Вдали виднелось Средиземное море и сливалось с тучами; вблизи, направо виднелись пажити, и кое где искусственные небольшие возвышения на поле, и какое-то здание ближе к морю. На Ливане облака, дождь, снег, дух бурен, земля, – все это чудно переменивалось и несколько проясняло понятие о хаосе. В 4 часа пополудни утомленные, измученные, облитые дождем, мы взобрались на высокий каменный холм и в христианской деревне Шейх-Мухамед остановились на ночлег в доме шейха Илии. Комната, как и все домы в деревне, складена из живых камней, какие употребляют в Петербурге для мостовых, без извести, как попало, вместо четвертой стены были голые доски, сквозь которые через промежутки видно было и море, и небо, и молнии. Дом на песке. дом на камени.

Порывистый ветер гудел на горе сильнее, голосистее; дождь стучал о крышу и капал нам на носы. Вдали слышны были раскаты грома. После сухого обеда я как был одет в дороге, усталый, измоченный, как голубь, так и шарахнулся на пол и заснул сном крепким с последним словом молитвы Господней: но избави нас от лукаваго (8 часов ехали).

24 Ноября, Среда. – В 5 часов пополуночи все мы были на ногах. У меня разломило всю спинушку. Я опять лег и встал в 7½ часов. А ветер так и бушует, а дождь так и льет. «Ахти, Господи! вот напасть. Недалеко до Триполи, да не доедешь благополучно», – сказал я, садясь подле о. Григория, который сидел повеся голову.

– Ну, батюшка, дожили до черных дней. Хочешь, не хочешь, а глотай ветер, да умывайся дождем.

– А хотите, я усмирю ветры буйные и разгоню облака дождевые дуновением?!

– Нет, батюшка, ветры и облака – не часы ваши. Я знаю, я видел, как вы дуете на остановившиеся часы и как они идут по дуновению вашему.

– Так, пойду же, подую крестообразно на все четыре сторонушки, и через час (через два) будет тишина (велия) и ведро.

– Посмотрим!

Я вышел на кровлю хлева прямо из дверей комнаты; взглянул на небо. Облака раздвоились;. одни бежали с моря направо, на Аккварские горы, другие налево, – на Ливан; в центре была как бы проталина, – чистое голубое небо. Я сотворил тогда святую молитву: «Господи! единым словом укротивый море и утишивый ветры, и по воскресении твоем преподавый мир апостолам, по дуновению повели престати сему ветру велию дыхающу, и сему дождю»; и потом подул на все четыре стороны, изображая дуновением крест на воздухе.

В 8½ часов дождь утих. Мы сели на коней и спустились вниз в Триполийскую долину. Перед выездом я дал хозяину 20 пиастров за ночлег. Он не брал сначала, но я заставил его принять. А он стал спрашивать: «отчего русские не раздадут нам, христианам, оружия, как раздавали французы и англичане?» – Я молчал; тем и кончился политический вопрос.

Недалеко от деревни (час пути), где мы ночевали, подле самой дороги к Триполи, на холме я приметил развалины или, лучше сказать, кучи камней и отломки колонн из египетского серого гранита. Я вопрошал эти колонны; они молчали. Я вопрошал время: кто здесь жил? Оно молчало. После в Триполи, при свидании с аркадийским митрополитом Захарией, узнал от него, что тут был древний город Арки, – резиденция митрополита, от которого и вся епархия, по искаженному выговору, называется аркадийскою. – За этими развалинами дорогу пересекает мутный горный поток, вырывший себе глубокое русло. В ущелье, над потоком, стоит мельница каменная; при проезде я мельком заметил, что вода вырывается из камней; смотря вниз по течению потока, я заметил также, что из-под левой скалы вытекает в поток несколько отдельных ливней воды. Над потоком есть каменный мост, устроенный аркою; но помост его очень ветх. – С моста взобрались мы на холм; здесь закусили немножко и спустились в долину.

Ехали, ехали; ветер то утихал, то снова гудел; вот дождь спрыснет; вот солнце проглянет; вот конь увязнет в грязи; вот душа нахмурится от скуки.

Ехали, ехали. Небо разверзлось, дождь хлынул; а гостеприимный, большой, четвероугольный хан, т. е. конюшня, как тут и есть на дороге. Дождь над нами, а мы и в хан. Посидели голубчики так с полчаса, порасправили свои мокрые перышки, просушили свои платьица, промочили свои горячие горлышки. Дождь перестал; а мы и на коней. Это было в час пополудни (хан ел-Берад при потоке ел-Берад).

За ханом какой-то чудак, сынок или внучек Ливана, Бог его знает, пересек нам дорогу, подняв ноги кверху, а спиной и головой спустившись к морю. Спасибо, не высок и не широкоплеч; все мы тотчас перешагнули. Глядим вдаль: Господи, ты Боже мой! Желанный то город Триполи так и мечется в глаза. Вот, сердце так и обрадовалось. Все кричат: Триполи, Триполи! А я себе думаю: Господи, ты Боже мой! Мне гиперборейцу костромскому довелось быть в Триполи. Финикияне были славные удальцы, а костромичи славнее их. Какой финикиянин был на Волге, где и Кострома стоит? А я вот пройду прогуляюсь по стенам финикийского города и несколько раз плюну, потому что нельзя же не плюнуть в городе: это естественно.

Приблизились к самому морю. Волны так и хлещут в пологие берега. Они сердятся на Триполийское поле: так мне казалось. А за что? За то, что оно отвоевало у моря часть родной себе земли. В самом деле из Ливанских гор течет множество ручейков, ручьев, потоков и речек, и все они несут с собою в море камешки, да глину, да корешки, и мало ли что: вот так и обратили море в сушу, да и обратят его еще подальше. Мне казалось, что и все Триполийское поле, так гладкое, так ровное, есть не что иное, как оземленелое море. Это дядюшки стрыи, словно челядинцы богача, понемножку крадут у моря и на месте его строят землю, дабы копать в ней мягкие русла для себя. Все эти дядюшки стрыи и ундины такие резвые, такие быстрые, и журчат, и бегут, и скачут, а впрочем у моря-то притихают, лишь некоторые смельчаки бросаются в море, как удалые молодцы в реку – омут для купанья. Сроду я не видывал такого множества потоков. А на поле – пропасть диких тюльпанов или лилий, немало и камышу, а много зело диких леандр; некоторые цвели, даром что голова Ливана поседела месяца на два или на три.

Море, вогнутое в Триполийскую равнину, постепенно загибалось к Антиохии. У берегов оно смешалось с глиною. А на берегу такая пропасть небольших камней белых и синих.

Триполи издали казался полосою или, лучше, косой, далеко выдавшейся в море. Но по приближении оказалось, что выдалась в море только так называемая Скала, подле которой и корабли становятся, а сам город прислонен к горе и отделяется от моря садом. – Предместие города. – Сады. – Въезд в город. Глинистый поток так и ревет среди города. В 4 часа пополудни мы в митрополии.

Свидание с преосвященным Иоанникием. Ужин рыбный. Ночлег. Дождь ночью. Каплет в комнате. Аминь.

25 Ноября, Четверг. – После обедни триполийские первостепенные да и степенные христиане пришли видеть московского архимандрита. Господи, Ты, Боже мой и в ноги кланяются. Уселись, поджавши ноги. Я им говорил, что я очень рад, что вижу православных христиан в таком отдаленном от отечества городе; в России 73 архиерея пред престолом Божиим молятся о спасении «всех православных христиан, следовательно, и триполийских; вслед за ними 45 миллионов повторяют: всех православных христиан да помянет Господь Бог во царствии Своем. Прошу и вас воспоминать нас в молитвах своих». – Общий ответ был: «долг наш». – Спустя несколько минут христиане удалились. Я пошел в церковь.

Церковь не велика, но изрядна. Главный престол во имя Пресвятой Богородицы Введения во храм. По правую сторону придел Св. Николая и за ним рядом слитно придел Св. Антония Великого; по левую сторону придел Св. великомученика Георгия. Все эти приделы под одну линию с главным престолом; сверху над ними распятия позлащенные. На главном престоле лежало греческое Евангелие, напечатанное в 1560 году; внизу под годом напечатана греческая азбука: α, β, γ и пр. Амвон, примыкающий к женскому отделению, красив, весь позлащен; на нем – Спаситель и четыре евангелиста.

По выходе из церкви я осмотрел здешнее училище, помещающееся в доме, принадлежащем Св. Гробу. Дом составляет одно целое с митрополией, но имеет собственный двор квадратный. Училище состоит из двух классов: начального, где дети учатся читать, и второго, где они пишут и слушают начала грамматики арабской. В первом учитель мирянин, во втором священник. – Дети сидят на полу на египетской циновке и образуют собою букву П. – Учитель сидит на возвышении, дети у ног его. В начальном классе дети очень малы, но читают бойко. Заметил я, что их кожа чрезвычайно нежна; глаза большие и черные.

Возвратившись в келлию, я нашел у преосвященного монаха Синайской горы, старца 80-летнего. Он живет при митрополии в синайском доме, подле самого училища. По его словам, он увеличил доходы (от 150 до 2500 ок деревянного масла и насадил новые садочки). Старец глух и многотруден. Агиотафиты не посылают более монаха в Триполи, вероятно, по причине скудости доходов. Преосвященный управляет имением и высылает деньги в Иерусалим.

Аркадийский митрополит Захария навестил нас. Старец – седой, высокий, здоровый, словоохотливый. Он живет зимой на Скале триполийской, в собственном доме, а летом переезжает с места на место по епархии. Острова Ὀρθоσία (Тортоза), Ἀράδης, и крепость подле монастыря Св. Георгия, древний Ἀγαθόπоλις, – принадлежат к его епархии. В этих местах, по его словам, древле были епископы, подчиненные аркадийскому митрополиту. В крепости была церковь, но упразднена; ибо там живет мусселим. В Тортозе есть церковь небольшая. Преосвященный Захария говорил, что Аркадия есть испорченное слово Ἄρκη и что резиденция митрополита была (в 2 часах от Триполи) там, где теперь развалины подле речки.

Аркадийский митрополит имеет два монастыря: Св. Дометия, – земли при нем для одного плуга; Св. пророка Илии, – земли при нем для 4 плугов; – эта земля куплена. – По его словам, египетский царь Мелек Дагер истребил все монастыри и церкви православные в Сирии, отрезав языки 75000 жителей, говорящих по-гречески и пр.

Преосвященный митрополит триполийский имеет пять монастырей:

a) Успенский (Рождественский), именуемый Кяфтин, в 1¼ часа от Триполи. В нем 4 иеромонаха и один послушник.

b) Введенский, – Натур, при самом море,в 2½ часах от Триполи. В нем два иеромонаха и один послушник.

c) Иакова Персиянина, – в расстоянии одного часа в горе Ливанской. В нем один игумен и один послушник¹⁹⁸.

d) Св. Димитрия в горе, в расстоянии 3 часов с ¼; в нем один игумен и два монаха.

e) Св. Георгия в горе, в расстоянии 3 часов от Триполи; в нем один игумен.

Прежние преосвященные триполийские известны следующие: Николай, Парфений, Герасим, Феодосий (Иоанникий управляет ныне).

После обеда, в сопровождении эллинского практора, я обозревал город. Дома все каменные, высоки, древни (по 500, по 1000 лет), везде водопроводы и водоемы; улицы не узки и вымощены изрядно. Архитектура домов иная, нежели в Дамаске; дома построены как следует, только окна слишком высоко, да и тех немного. Инде подле домов есть садики с апельсиновыми и лимонными деревами. Много арок под домами. Христиане живут в особом квартале. Есть жиды (до 15 семей). Прочие жители – мусульмане. Все народонаселение до 12000. – Базары такие же, как и во всех городах Турции. Базары здешние бедны. Главный промысл жителей – шелк, деревянное масло, мыло. Между городом и предместием протекает горный поток¹⁹⁹. Летом он едва струится, но после дождей он течет бурно, стремительно. В прошедшем году он поднялся на сажень выше мостов и разлился в городе; высота воды инде на домах означена красною краскою. И ныне вода, хотя и невысока, но бежит шумно, уловами стремительно, и инде падает каскадами. Вода от смеси с глиною мутна и красна. Этот поток разделен по садам, примыкающим к самому морю. Обошедши город, вожатый повел нас к крепости. Она построена на скале, высока. В 1840 году англичане попортили ее с моря. Стены с той стороны, где течет поток, весьма высоки. Вскарабкавшись наверх, я сел отдохнуть на большой камень. Отсюда вид открывался на юдоль, на сады оной, на предместие города и на Ливанские снежные высоты. На другой стороне потока, на противоположной горе, под скалами, в пещерах или, лучше, под навесами скал, живут зимою нищие, а летом они уходят в горы; их назвали мне маронитами. При повороте потока и лощины в горах стоит дервишский монастырь²⁰⁰. Он не завиден постройкою, но местоположение его живописно. – Лощина, по которой протекает поток, довольно широка и глубока; в ней есть сады лимонные и апельсиновые. Эти сады в прошедшем году много пострадали от наводнения. – Взобравшись на верх скалы, подле крепостной стены и немного обогнув ее, я увидел вдали море, направо триполийскую Скалу с её домами и портом маленьким, налево синелись вдали горы; предо мною зеленелись сады триполийских граждан и у ног моих, подле самой горы или, лучше, на склоне оной, протягался широкой линией город с побеленными вверху домами. Отсюда вид на город очень приятен. Вдали у берега, направо от Скалы, я заметил большое каменное здание вроде огромной башни; на вопрос мой, что это такое, проводник отвечал, что эта башня очень древняя, – она построена при царице Елене в память посещения ею Триполи; ибо где бы она ни останавливалась, везде строила башни. – Поворотив к крепостным воротам, я увидел источник, который проведен в город по домам; вода выше домов; вот почему вы увидите ее в верхних этажах домов. – Эта прогулка, сколько ни была приятна, но утомительна. ΝΒ. Уже напечатано в смирнской газете, что все имения мечетей обложены податями. Не удивительно, что с имений, т. е. земель и садов монастырских и архиерейских, взимаются теперь подати.

NB. Каждая деревня в Аркадийской епархии имеет дидаскала. Это необходимо; ибо из поселян избирают священника . В случае спорном и проявления партий, аркадийский митрополит не слушается ни той, ни другой, никакой, и поставляет в священники своего.

Избрание пастырей из среды народа мне нравится. Это обычай древний, апостольский. При нем вера безопаснее и чище блюдется, но за то уж и отпадения могут быть общнее и целым народом . ΝΒ. Недавно помер аданский епископ. На его место назначается иеромонах Хрисанф, бывший игумен монастыря Св. Феклы. Он живет при триполийском митрополите; родом из Адрианополя. Мужчина брюнет, высокий и красивый, – не глуп. – Он-то покушался посмотреть мощи Св. Феклы ночью, но два раза остановлен был сотрясением камня, тогда как не было землетрясения.

ΝΒ. По сказанию преосвященного Иоанникия, в Феклинском монастыре исцелился параличный турка; его видел сам преосвященный; также христианин, у которого руки были слячены. Тот и другой чувствовали, что кто-то их бил по больным частям тела.

26 Ноября. Пятница. – Позднее пробуждение в 9½ часов утра. Дождь; – отложена поездка к аркадийскому митрополиту. – От 10 до 12½ ч. пополудни веден дневник вчерашнего дня.

NB. Богатых триполийских граждан хоронят по монастырям и особенно в Белемеиде. Для бедных и странных есть загородное кладбище.

NB. Преосвященный Иоанникий хвалит благочестие и ревность по вере преосвященного илиопольского Неофита.

После обеда, в 3 часа, поездка к аркадийскому митрополиту. Дорога между садами. Канавы. По канавам камыши вроде ограды. – Церковь новая, построена в правление Али-паши. Главный престол во имя Св. Георгия, направо придел во имя Пресвятой Богородицы Живоносного Источника; налево придел во имя Св. Димитрия. Церковь высока – с вогнутым сводом, с колоннами, вроде колонн Св. Стефана в Вене. Иконостас обложен мрамором небелым, серым; колонны его выделаны из какого-то белого камня, но не закончен, т. е. нет верховьев, где по обыкновению помещается распятие. Церковь сверху освещена; свету довольно. – Подле церкви есть комната училищная; тут обучается чтению и письму до 70 мальчиков православных. Учитель старик чалмоносец, хоть и православный. Из училища мы пошли пешком до дома преосвященного Захария. Дом хорош, просторен, убран. На широком, выстланном квадратными плитами дворе есть цистерна.

Преосвященный, казалось, был не доволен, что мы не пожаловали к нему обедать. А он готовился. Тут узнал я, что Бахри-бей, дней за 20, умер в Египте; чрево его расселось, как чрево Ария, по словам митрополита. ΝΒ. Двор около церкви вымощен квадратными плитами.

Преосвященный говорил, что египетский султан Мелек-Дагер разорил до 30000 церквей и монастырей в Сирии; одну часть народонаселения истребил мечом, другую потурчил; 70000 отрезал языки, дабы они не говорили по-гречески и по-сирийски. После него епархии долгое время не имели архиереев, монастыри – монахов (После молчания он сказал мне: βρέχει²⁰¹). Потом повел меня εἰς ἀνώγεων²⁰², чтобы показать Средиземное море. При переходе чрез двор нас атаковали какие-то жирные коконы, очень красивые и дебелоплотные; груди их почти открыты соблазнительно. А очи черные, а лица милые? Господи помилуй! – Из окна я любовался морем. Несколько кораблей торчали на рейде. Влево островки или, лучше, камни; от них полуциркулем SHAPE \* MERGEFORMAT

как казалось, виднелись остатки разоренной гавани. Куски камней торчали из воды. За этими-то кусками и торчали корабли или, лучше, парусные лодки. С востока ветры беспокоят их. – По словам сидевшего с нами здешнего купца, тутошние жители имеют до 70 кораблей. В пристань приходят и иностранные корабли; в год их всех перебывает до 300. – Распростились с преосвященным.

Дождь ливмя льет. – По самому берегу я заметил до 4 башней четырехугольных; одна совершенно разрушена, одна стена осталась. Итак, эти Еленинские башни оказались остатками древних укреплений прибрежных. Догадываюсь, что в древние времена, когда кипела финикийская и левантская торговля, Триполи был значительным местом.

От триполийской Скалы дорога прямо идет к городу. Видна крепость на первой линии Ливана; крепость господствует над городом, который расположен под горою направо и налево крепости. Дорога идет между садами.

Итак, Триполи построен у подошвы Ливана. Отделяется от моря зелеными садами. Дома и улицы походят на родосские. Вверху домов есть окна; но они затворены, закрыты выгнутыми прозорчатыми полукругами. Крыши и верха домов оштукатурены ради дождей.

В Скале и за городом есть турецкие кладбища. Здешние надмогильные памятники не походят на прочие турецкие могилы; они устрояются в виде европейских, – вроде четвероугольников больших, с уступами вверху. Некоторые могилы покрыты полотном в виде шатров, другие решетками с крышами вроде беседок, иные циновками.

Минуло 10 часов пополудни. Дневник закончил. Пора спать. Идет сильный дождь. Жалею, что не могу видеть кедры ливанские. Погода дурна; внизу дождит, вверху снега. Аминь. Аминь.

ΝΒ. Преосвященный Иоанникий чересчур учтив Это мне не нравится.

ΝΒ. По словам преосвященного Иоанникия, в Лаодикийской митрополии сохраняется рукописное Евангелие на пергаменте, писанное собственноручно Феодосием Киновиархом²⁰³.

ΝΒ. По словам его же, монахи синайские очень корыстолюбивы, – φιλάργυροι²⁰⁴. – Их немного, а имений и доходов пропасть.

27 Ноября, Суббота. Два враждующие триполийские семейства помирились. Постройка униатской церкви не продолжается.

Иоанникий епископствует..... 10 лет.

Захарий Аркадийский..... 31 лет.

Иаков Πρωτότοκος²⁰⁵ Селевкийский... 19 лет.

Патриарх....... 19 лет.

Вениамин........ 19 лет.

1840 года происшествие. – Феофил иеродиакон 38 лет мученик. Усечена голова его солдатом войска Ибрагима-паши в церкви монастыря Св. Иакова Персианина. Отпевание тела в Белемеиде. Испуг от появления войска: все убежали один преосвященный Иоанникий остался. В это время в Белемеиде было более 2000 христиан и патриарх. Ограблен были монастырь Св. Иакова и другой монастырь.

Преосвященный селевкийский Иаков был игуменом монастыря пророка Илии и – дурным. Чтобы избавиться от него, сделали его архиереем.

После вечерни небо несколько прояснилось; дождь перестал. В зрительную трубу я видел из дома митрополичьего монастырь Св. Иакова Персианина на Ливанской горе. Кажется, монастырь не мал; здание каменное. Повыше монастыря, вправо, приметна была какая-то деревня. В это время солнце закатилось за горы; лучи его отражались на хребте Ливана и на зданиях деревни; и я видел в первый раз в жизни прекрасное явление природы; весь острый хребет Ливана теплился синим огнем, похожим на яхонтовый цвет. Казалось, как будто этот хребет, и дерева, и крыши зданий окрашены были яхонтовым цветом, или как будто кто-то разлил и зажег спирт. Меня изумляло и услаждало трепетание этого синего пламени, кверху несколько белевшего. Долго я услаждался этим зрелищем. Стоило остаться здесь весь настоящий день, чтобы насладиться этим явлением природы. В этом-то месте убит был мученик Феофил.

Один турка плакал перед смертью своею о том, что он, прожив 80 лет, не мог зажечь трубку в центре, а сверху²⁰⁶, и должен умереть без этой радости.

После ужина было говорено архимандритом и преосвященным, что в 1826 году патриарх Мефодий и оба они заключены были в темницу в Дамаске, и оттуда выпущены были для того только, чтобы в пятницу на великую субботу отслужить утреню, и после утрени и обедни опять пошли в темницу; из оной опять выпущены были на Пасху, чтобы пропеть: Χριστὸς ἀνέστη²⁰⁷. – Выпускаемы были из темницы под стражею.

Архимандрит Агафангел обещался по приезде в Дамаск послать в малулей(ский) монастырь Св. Феклы к игумену веники для выметания церкви. «Пошлите и лопату» – прибавил я, и вспомнил о лопате Иоанна Крестителя.

В Триполи православные занимают места секретарей. Ужели турки не способны к этим должностям? – Видно, Промысел Божий действует к пользе православной церкви.

Сегодня посетили православные триполийские христиане; они изъявили желание посылать в Россию детей для воспитания, но промолвили, что не имеют денег ни для отсылки, ни для содержания детей. Я ничего не обещал, но спросил только: «не будет ли препятствия со стороны турецкого правительства». – «Не будет», – отвечали они. Под предлогом торговли, можно отправить их в Константинополь и далее. Тем и кончилось дело.

ΝΒ. Преосвященный Иоанникий стоял во время вечерни без благоговения, без страха Божия. Оле пастыри израилевы!!.

28 Ноября, Воскресенье. Утреня и обедня. Мальчики очень дурно стояли. Я разгневался на них и приказал учителю-священнику усмирить их. После обедни посетили меня старейшины, триполийские христиане. Разговор с ними о лапландцах и камчадалах. Обед. В 11 часов выезд из Триполи в Белемеид. – Кладбища. Дорога сперва между масличными садами, потом по песку, близ моря. Русло реки глубокое; мост в уровень с землею хорош. Вид монастыря Св. Иакова Персианина. Дорога на первый хребет Ливана очень трудна, камениста, узка, зигзагами. Вид триполийской Скалы; – она имеет вид треугольника. Вид деревни Калмуна, близ моря, – вся в садах. В этой деревне живут турки. Вид монастыря Натура. С высоты хребта мимо деревни небольшой, оставшейся вправо, спускаемся в небольшую долинку; потом опять подымаемся на возвышение. Земля монастырская, недавно приобретенная и усаженная шелковицами молодыми. Показался монастырь. Переезд через каменистый овраг, который спускается к самому морю. Горы около монастыря покрыты кустарниками. Тут пасутся стада коров и коз. Сквозь кустарники торчат камни. Узнаем Ливан. В 2 часа въезд в монастырь. Монахи и игумен (?) встретили нас вне монастыря. Сулеймановы фантазии, т. е. выстрелы. Один старый монах, архидиакон Максим, слепой бил двумя молотками в железное било, и так скоро, и так искусно, что звук казался мне похожим на звук двух малых колоколов. Мы пошли в церковь главную. При входе монахи запели: Ἄξιόνἐστι κ. τ. λ²⁰⁸. Приложившись к св. иконам и к алтарям, возвратились в келлии.

Ужин. После ужина разговор о Гендие. Оказалось, что старый слепой архидиакон Максим был знаком с Гендие. По его словам, она была роста небольшого, глаза большие черные, нос немалый. Она родилась на Ливанской горе, в деревне Кео.²⁰⁹ от богатых родителей. Вступление её в женский монастырь Пкурке, недалеко от Бейрута. Святой образ жизни. Сделана игуменьею. Папа требует ее в Рим. По возвращении её из Рима, марониты думают, что она выше Св. Екатерины и Магдалины и всех святых и прибегали к ней, как к самому Христу; видели что она ходит по воздуху на аршин от земли. При ней был ящичек с деревянным маслом; им она мазала чело, и тогда сообщалась с духами злыми. Она говорила тогда, что духом летала во всех странах земли: в Индии, в России, в Риме и пр., и знала все тайны. Одна послушница сделала подобный опыт помазания её маслом украдкой, и вдруг была окружена духами, испугалась и лишилась языка. Марониты отдавали своих дочерей в её монастырь. Но она злоупотребляла ими. В тайную келлию она вводила мужчин, и там они имели плотское общение с девицами, плясали, пели. Из одного богатого семейства пошла в монастырь одна богатая девица; увидела ужасы, рассказала в доме; потом ей дали 5 женщин и 20 мужчин для открытия злоупотреблений. Застали преступников и преступниц на месте мерзостей блудодеяния. Вследствие сего открытия, эмир Юсуф, явный турка, но потаенный маронит, принял меры и разорил монастырь. А Гендие убежала сперва в монастырь пророка Илии, а потом пропала, куда, не известно.

Во весь день дождь и сильный порывистый ветер.

29 ноября, Понедельник. Дождь и тот же ветер. Порой редко проглядывало солнце.

Обозрение церквей и монастыря утром от 10 до 12 часа. Главная церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы весьма хороша. Иконостас в ней новый, из орехового дерева резной работы. Трон патриарший стоит, где следует, у правой стены, поодаль от иконостаса. Перед местными 4 иконами висят очень хорошие серебряные лампады большие; перед темплом простые стеклянные лампады; есть северные и южные врата с завесами. Престол каменный, большой, со ступенью, убран по сторонам синими кафлями. По обеим стенам церкви висят большие картины в рамах: 1) 7 вселенских соборов с подписями греческими и арабскими. Вверху троны царские и цари на них сидящие; по правую и левую сторону их – архиереи и ниже-ниже их монахи в клобуках и епитрахилях – по сторонам ближе к рамам, так что средина картины пуста; только на правой стороне, в верховье средины, изображен секретарь монах; в самом низу картины, посреди, изображены ересиархи: Арий, Македоний и пр. и подле них группа монахов. Замечательно, что все еретические монахи нарисованы в таких клобуках, кои носят наши старообрядческие монахи (Не заражены ли были, древле русские арианскою ересью?). А у православных клобуки греческие, низкие, но по форме приближающиеся к нашим. Кто-то на всех 7 картинах выколол глаза еретикам и у некоторых выколупал уста. 2) Есть также большая картина страшного суда и 3) Успения Божией Матери. – Показывали икону Божией Матери, которой около 500 лет: живопись хороша, но эта икона подновлена. В женском отделении нашлась небольшая, 9 вершков длины и 6 ширины, древнейшая и весьма замечательная, может быть, единственная в своем роде, икона, у которой один верхний бок сожжен. В средине изображены Спаситель и Богоматерь в сидячем положении. Спаситель правую руку возложил на склоненную голову её и держит ее, а она скрестила руки свои на груди. В левой руке Спаситель держит разогнутую книгу, покоящуюся стоймя на колене его. На одной и другой половине латинскими старинными буквами написаны: «Я есмь алфа и омега, первый и последний, начало и конец²¹⁰. Я есмь свет мира²¹¹, истина и путь и живот»²¹².

По бокам изображения жизни Богоматери с надписями латинскими, но трудно разобрать эти надписи²¹³.

Весь пол выстлан мрамором в виде паркета; пред царскими дверьми мозаически. Недалеко от царских дверей висит стеклянная люстра хорошей работы; за нею другая старая, кажется, металлическая, дурной работы и малая; на ней повешены святцы в лицах, т. е. изображения (иконки) святых каждого месяца; это примечательно. Ходатаи смертных как будто парят над землею между нею и небом. Церковь довольно длинна и имеет во всю длину круглый свод. Замечание о латинской архитектуре её после наложу, по тщательнейшем обозрении её. На престоле её лежит Евангелие, замечательное по древности; вот надпись печатная на заглавном листе: Τὸ παρὸν ίερὸν εὐαγγέλιον τετύπωται Ἑνετίῃσιν παρἀ τοῖς κληρονόμοις Πέτρου τοῦ Τζαννέτου, ἀναλώμασι μὲν τοῖς αὐτῶν, ἐπιμελείᾳ δὲ καὶ ἐπιδιορθώσει Διονυσίου ίερομονάχου τοῦ Κατηλιανοῦ, μαθητοῦ τοῦ πανιερωτάτου καὶ σοφωτάτου Φιλαδελφείας κυρίου Γαβριήλ, περιέχον καὶ τά τῶν εὐαγγελίων κεφάλαια ς᾿ τὸν σκοπὸν καθεκάστου κεφαλαίου, ἅτινα οὐχ ὑπῆρχον ἐν τοῖς προτυπωθεῖσιν εὐαγγελίοις, ὡς καὶ ἐν τῷ πίνακι δείκνυται.

Ἔτει ἀπὸ τῆς ἐνσάρκου οἰκονομίας ̗αφϟθ´ (=1599)²¹⁴.

С четвероугольной внутренней площадки есть вход чрез аркаду в небольшой храм Св. Георгия. На престоле лежит греческое Евангелие, замечательное по древности. На заглавном листе напечатано: ΘΕΙΟΝ ΚΑΙ ΙΕΡΟΝ ΕϒΑΓΓΕΛΙΟΝ: – Τὸ πάλαι μὲν παρ Ἔμμανουηλου τοῦ Γλυζουνίου τυπωθέν, νῦν δὲ παρἀ Ἀντωνίου τοῦ Πινέλου τοῖς ἴσοις τύποις μετατυπωθὲν καὶ ἐπιμελῶς διωρθωθὲν παρἀ Θεοφάνους ίερομονάχου Ξενακίου τοῦ Κυπρίου. Ἀκροατοῦ τοῦ πανιερωτάτου καὶ σοφωτάτου μητροπολίτου Φιλαδελφείας κυρίου Γαβριὴλ τοῦ Σεβήρου καὶ ἐξάρχου πατριαρχικοῦ.

Ἔτει ἀπὸ τῆς ἐνσάρκου οἰκονομίας τοῦ κυρίου Ἰησοῦ Χριστοῦ ̗αχς´ (=1606)²¹⁵.

В этой же церкви, над иконостасом, есть большое распятие католическое; ибо ноги прободены одним гвоздем. На нем есть год от Р. X. 1680.

На восточной стороне монастыря, за алтарем главной церкви, есть кладбище триполийских богатых граждан; памятники каменные хороши, просты. Тут же видел я могилу мученика Феофила у ограды²¹⁶ каменной, прикрытую дикими камешками или как бы мусором. Могила мученика; – размышление.

Перед вечерней приехал сюда аркадийский митрополит. После вечерни приехал игумен Исаия из монастыря Хаматур, – человек молодой, сладенький, племянник родной бейрутского митрополита Вениамина, посланный навстречу. Патриарх писал о нашем пути к Вениамину.

Ужин. Разговор о 15-ти минутном наводнении потока Абу-али в прошедшем году от проливного дождя. Снесло мельницу Хаматурского монастыря; но на место её принесло огромнейший камень. Камень остановился, и игумен Исаия разработал верх его, выделал мелкий камень и построил на низу его новую мельницу. По словам сего игумена, одна маронитка с младенцем застигнута была потоком; сердечная вскарабкалась на дерево и едва стояла по горло в воде, которая унесла верхнее платье её. Она спаслась, верно, ради младенца. Поток с корнями увлекал деревья в море. Одну мельницу Белемеидского монастыря снесло, а три повредило (И так монастырь имеет 4 мельницы). Сады этого монастыря испортило и большую часть дерев вместе с землею унесло, а на место оной притащил поток множество каменьев. Но епитроп здешнего монастыря Николай Фахри, эллинский практор, нанял 300 поселян и в 40 дней очистил место от камней, поправил мельницы и остальные сады, кроме двух, унесенных с землею. Тогда игуменом был Серафим; увидев такую гибель, заплакал сердечный, и после 10-ти дней скончался от горести. Понятна горесть природного сирианина. С мельницы игумена Исаии унесло 3-х: двух служителей и одного маронита, который приехал молоть муку, а жена его с ребенком спаслась. – В городе пропало до 60 человек.

После ужина преосвященный аркадийский рассказывал о Гендие. Магнит. Блядовство с поклонниками . В колодец бросали прижитых детей. Честная девушка не хотела., когда дошла до нее череда. Она заключена была в темницу; но здесь написала письмо к отцу своему, в Бейрут, с надписью на конверте: «кто любит Бога, тот, турка ли, маронит ли, христианин ли, пусть отдаст это письмо в Бейруте такому-то». Один поднял это письмо и доставил его по адресу. Тогда эмир Юсуф с командою освободил девицу, а монастырь с Гендие и со всеми сжег. Теперь никто не живет в нем, только летом приезжает патриарх или легат, который восстановил его²¹⁷.

Он же рассказывал об ансариях, что они в свой главный праздник в своих молельнях имеют общение с женщинами, какая кому попала, по угашении света и по причащении. Женщины обязываются воздерживаться от мужей своих сто дней. Какая родит младенца по расчету времени, тот и признается за шейха, т. е, главу веры их. Преосвященный крестил 3 ансариев. Он обещался достать мне их книги священные.

Утром один монах рассказывал, что игумен Афанасий не хотел давать патриарху Мефодию 20000 пиастров ежегодно; за это выслан из монастыря и теперь живет в Иерусалиме на жалованье. Этот игумен устроил церковь и новые келлии. При нем все монахи учились арабскому и еллинскому языкам, имея отличных учителей; было общежитие хорошее, все монахи были довольны; и доселе воспоминают его. Интриги патриарха; – он вооружил против него молодых иеромонахов, обещая им почести, вызвав их в Дамаск. Эти стали не слушаться игумена; и он высылал их из монастыря; а они прибегли к патриарху, а сей, под предлогом умирения монастыря, выгнал игумена. Осмотр сундука игуменского. Ничего не найдено, кроме простого платья. Стыд патриарха. А в монастырской казне найдено 60000 пиастров. Игумен не посылал монахов для сбора. В келлии вечером собирал их и поучал житиям святых, ночью тихонько осматривал калуеров. И теперь есть монахи, знающие ново-греческий язык; но забывают. Монахи разбегаются; одного Софрония я видел в Георгиевском монастыре, другой намерен уйти в монастырь пророка Илии. При игумене Афанасии было 40 монахов, а теперь 22. Нынешний начальник (не игумен) феллах. Патриарх разорил монастырь .О, подлые греки! – Монастырь имеет 4 мельницы, сады смоковные и особенно масличные, виноградники, но вино потребляется все в обители; самый лучший табак – белемендский. Имеет скот рогатый – овец, коз, волов, коров и пахотную землю, которую обрабатывают товарищи из половинной части.

30 Ноября, Вторник. – Вчера и сегодня сильный ветер. Облака. – Вчера и сегодня я разбирал надписи латинские на образе и при величайшем внимании и терпении успел прочесть на левом обрамии образа: nativitas beatae Mariae.²¹⁸ Св. Анна представлена сидящею на ложе; Пресвятая Младена у кровати, на полу, в зыбке, и подле нее – девица на скамеечке сидит и качает зыбку. Перед Анной предстоят рабыня и раб, – первая держит сосудец с духами, второй опахало на длинной палке. Пониже изображено семейство: Иоаким и Анна сидят в доме на стульях; от отца Пресвятая Младена переходит к матери, и она берет ее за руки. Сверху надпись: IOACH:ETANA, т. е. Ioachim ef Anna²¹⁹; третье слово имеет только три буквы и далее протерто; должно быть, написано было Deipara²²⁰. – Пониже изображено Введение во храм Пр. Девы. Иосиф и Мария представляют ее первосвященнику, который представлен без тиары. За ним виден второй малый лик Богоматери на возвышенном троне, и пред нею парящий ангел. Сверху надпись теми же буквами: Веаta Maria intrata или introitus²²¹. – Пониже обручение Марии Иосифу с надписью: Unita fuit Josephо²²², последнего слова не видно; должно быть: Maria²²³. – На прочих трех обрамиях иконы представлены прочие эпохи жизни Св. Марии; но надписи совершенно изгладились.

NB. Кругом, на обрамиях, изображены все сцены жизни Пресвятой Марии.

NB. Вверху, по обеим сторонам золотистого полукружия, со стороны Спасителя и Богоматери, ангелы приникающие – в тени изображены.

Икона означает откровение Спасителя Богоматери, что Он есть Бог.

NB. Они сидят как бы на диване. Сцена земная. – Что это за предание? Когда Спаситель открыл Своей Матери, что Он есть Алфа и Омега и пр.?

NB. История Богоматери в лицах на обрамиях начинается историей Иоакима и Анны, когда они просили себе детища благодатного.

По словам преосвященного аркадийского, в Тортозе недавно построена небольшая церковь для православных. Преосвященный сбирал деньги. А жители своими руками работали, растворяли известь, носили воду и каменья. Эта же церковь служит и для жителей острова Арада, смежного с Тортозою.

По его словам, в Сирии много древних замечательных зданий.

В триполийском училище не обучают турецкому языку. Дела производятся на арабском языке, за исключением канцелярий пашей.

После ужина игумен Исаия рассказывал, как он и преосвященный бейрутский были на сейме в горах. Надо выслушать эту историю в другой раз в Бейруте от самого архиерея.

Преосвященный аркадийский рассказывал о начале унии так, что патриарх Афанасий, живя в Алеппе, выгонял Герасима митрополита в Дамаск. Сей не захотел перемещаться. Он же говорил о двух патриархах антиохийских, современных Кириллу и Сильвестру. По смерти первого остался единодержавствующим Сильвестр.

Ветрено. Дождь во весь день.

1 Декабря, Середа. – Утром я нездоров. Потею. После потения мне лучше. Отложена поездка. Аркадийский архиерей уехал утром; я не видал его. После обеда, часа в 4, занимаюсь рассмотрением старинных греческих богослужебных книг здешнего монастыря.

Надписи: ΜΗΝ ΙΑΝΝΟϒΑΡΙΟΣ. Τὸ παρὸν Μηναῖον ἐτυπώθη Ἑνετίῃσιν καὶ περιέχει πλεῖστα τροπάρια, ἰδιόμελα, κανόνας τε καὶ συναξάρια, ἃ συλλεχθέντα νῦν ἐκ πολλῶν καὶ καλῶν βιβλίων οὐκ ἧσαν ἐν τοῖς ἄλλοις τοῖς προτυπωθεῖσι παρὰ τῶν ἄλλων μηναίοις διὸ συνεχωρήθη χάρις, ὑπὸ τῆς ἐκλαμπροτάτης γερουσίας τῶν Ενετῶν τῷ κυρίῳ Ἀνδρέᾳ καὶ Ἰακώβῳ τῶν Σπινέλλων, μονετάριοι τῆς ἐνδοξωτάτης [sic] ταύτης πόλεως τῶν Ἑνετῶν δι’ ἐτῶν κ, ἴνα μηδεὶς τολμήσῃ τυπῶσαι, μήτε ἄλλοθι τυπωθέντα πωλῆσαι ἐν τοῖς χωρίοις ταυτησὶ τῆς ἀρχῆς. Ἔτει ἀπὸ τῆς θεογονίας 1551²²⁴.

Из надписи на обороте заглавного листа видно, что Минея (напечатана и) посвящена τῷ άγιωτάτῳ ἀρχιερεῖ Κωνσταντινουπόλεως Νέας Ῥώμης, κυρίῳ Διονυσίῳ²²⁵.

Минеи Мая и Июня.

Минеи Июля и Августа 1558 года.

Минеи Марта и Апреля 1558.

Минеи Ноября MDXXVII.

Минеи Декабря MDXXVIII.

Минеи Февраля 1552.

Триодь постная 1522.

В греческом служебнике в Литургии Св. Иоанна Златоустого значится: а) «Τούτου δὲ παρὰ τοῦ διακόνου λεγομένου²²⁶, т. е. Станем добре, станем со страхом и пр., ό ίερεύς αῐρει τὸν ἀέρα ὑπὸ τῶν ἁγίων κἀατά μικρὸν, ὑψῶν αὐτὸν τρίτον, καὶ λέγων:²²⁷ Святый Боже, Святый крепкий и пр. καὶ τούτου ἀσπασάμενος μετατίθησιν, ἐκφωνεῖ δὲ οὕτως²²⁸: Благодать Господа Нашего Иисуса Христа и пр.

b) Напечатано, как у нас: Со страхом Божиим и верою приступите; опущено, с любовию.

Вечером игумен Исаия разсказывал о политическом предательстве маронитов и о сшибках их с друзами и о мутевелидах. После запишу.

2 Декабря, Четверг. – Выезд из монастыря в 9¼ ч.; приезд в Патрун в 4 часа пополудни.

1. Χωρίον²²⁹ около Белемеида – Калхад, правосл.

2. Χωρίον около Белемеида – Фиа, правосл.

3. Подле Хаматурского монастыря – Куспа, прав.

4. Подле μεγάλο χωρίον²³⁰ – Амиун.

5. Кафар-Хазир, церковь строится; чудесный целебный источник.

6. Кафар-Хата, где домы очень дурны.

Нахар-Аспур составляет границу бейрутского и триполийского архиереев, в глубочайшей лощине.

Нахар-ел-Жоус; деревня Купа на этом потоке, близ Средиземного моря.

Κάστρο ²³¹ , – Кала-Мусслаха, замечательный замок.

Утро и день были теплы; солнце из легких облаков не проглядывало. Дождь не прыскал.

Белемеидский монастырь построен на склоне последнего хребта Ливана. По правую и левую сторону лощины, возделанные в виде террас, на коих посажены деревья, – шелковичные. Кругом каменисто; но между камнями растут кустарники мелкие и деревца. Тут-то пасется скот монастырский. Самый склон кругом монастыря обработан террасами и усажен шелковицами, а по ограде террас – виноградниками. Это местоположение обозревал я во время дождя сильного после обеда. ΝΒ. Сегодня поутру монахи Белемеидского монастыря просили под проклятием о. Григория сказать мне, что они чрезвычайно обижены патриархом и что они все убегут в маронитскую главную обитель Св. Антония, если не будет улучшено их состояние. Патриарх забирает из монастыря полотенца, салфетки и деньги будто на сохранение. Монастырь имеет доходу до 120 – 130 тыс. пиастров, но на монахов и прочие нужды расходуется от 20 до 30 тыс. Варварство. Греки – разорители! Епитроп, бывший с нами, упрашивал их потерпеть и обещался сам ехать в Дамаск, ходатайствовать за них, чтобы опять восстановлено было учение их, улучшена трапеза и пр., иначе он откажется от епитропства по расчете с патриархом. – Патриарх смелых монахов вызывает в Дамаск и более не возвращает их, а рассылает в разные монастыри.

Помолившись в церкви и приложившись к св. иконам, я отдал игумену 300 пиастров, – половину на братию и половину на монастырь, и просил их помолиться о мне, матери и отце покойном.

Из монастыря начало дороги затруднительно. Вправо, за лощиною, осталась за нами деревня Калхад. Спуск в лощину; она обработана хорошо. Впереди деревня Фиа на круглом холме. Проезд мимо деревни. Люди православные смотрят. За деревней спускались к широкой долине, впрочем взволнованной между первым и вторым хребтами Ливана. Снега вверху, зелень внизу. Несколько деревень на Ливане и в долине. Монастырь Хаматура в горах, ниже снегов; тут деревня Куспа. В долине, ближе к Ливану, на холме, большая деревня Амиун. Везде сады масличные; поля обработаны. – Дорога шла через деревню Кафтар-Хазири; она отстоит от Белемеида в 2 часах; новостроящаяся церковь во имя Иакова брата Господня. В деревне одни пришлецы, другие старожилы. Выбор попа. Ссора. От ссоры закладка церкви новой. Целебный колодец. При перестройке церкви не было воды; из другой деревни не давали воды по скудоводию; но, по вырытии ямы для фундамента, ночью на утро оказалась вода в яме; явление сочтено чудом; в самом деле пошли исцеления от воды. Колодец обделан; он будет по правую сторону в алтаре. Я пил воду – отлична, вкусна и легка. Тут подле, под землею, течет вода. – Церковь строится; кажется остается покрыть ее. Не велика. – Это явление было в нынешнем году, в мае месяце. – Тут, около церкви, собралось много православных христиан-муазни; все они подходили к благословению и усердно просили благословить их избы. Но я издали благословил их дома, сделав на воздухе знамение большого креста троекратно. – Поехали далее; за деревнею на конях закусили. Вид столпившихся холмов, углубления между ними остроугольны. Эти углубления не были<ли> трубы подземных огней, а холмы – выброшенные лавы? Въехали на окраину высокого холма; слева пропасть, потоки шумят; один падает каскадами, другой ревет внизу. Страшный спуск; дорога – в ширину копыта конского, скользка, изгибиста; на половине я слез с лошади., вверху отсталые; казалось, висели надо мною и пробирались, спускались по воздуху. Мы спускались, как в воронку, на дно. – Поток нахар-Аспур²³²; в него впадает каскадный поток. Быстр Аспур. Едва лошади держались. Въезд на другую окраину воронки. Наверху деревня Кафар-Хата. Домы сложены из живых камней. Бедность. Спустя несколько времени другой еще худший спуск в долину к Средиземному морю. Наплывы извести окаменевшей. По ним надлежало спускаться по изгибам, как с отвесной стены; все слезли с лошадей. Я кое-как сошел с посохом по растворенной извести, спотыкаясь, перепрыгивая, измеряя наперед оком расстояние между камнями. – Сверху вид горы направо, как вид кладеной прямой стены и как вид острова, на котором есть две деревни христианские с церковью во имя пророка Илии, и за которым есть монастырь Нурия Богородицкий, уважаемый моряками. – Вид на диковинный замок. Недоразумение с игуменом Исаиею. – Проезд мимо замка. Он построен на отдельном диковинном камне. – По долине, расширяющейся к морю, протекал поток нахар-ел-Жоус. – В долине сады. – Направо гора дика, камениста, гола. Под горою, почти у самого моря, небольшая православная деревня – Купа, около неё, на отдельном холмике, церковь маронитская. Поворотили мы налево. Взору представилась вожделенная Патруна. Подъезжаем; множество народа, три попа деревенских, игумен из монастыря Нурии с послушником, и два или три маронитских священника нас ожидали и встретили в конце деревни. – Поклоны. Приветствия. Попы и народ вперед, мы за ними, и в этой процессии подъехали к дому, где нам надлежало ночевать.

Башня Елены направо, (у берега) от деревни Патруна.

Пошли в церковь, – она очень близко; на каком то камне утверждено железное било; мальчик двумя молотками так и вызванивает, как в колокола. Народ, мальчишки, бабы сбегаются. – Церковь необыкновенно бедна. На перегородке, как на полке, стоит несколько беднейших старых икон. Приложились. Между тем попы пели: Ἄξιόν ἐστι²³³. Вот какова встреча москалю! – Церковь в 1840 году разорена англичанами и турками; было два корабля – английский и турецкий. Жаль. Отдых. Обед. Прекрасная рыба. – Разговор о грецких губках и ловле их. Ловчие – почти все глухи. Их опасности от полипов, от течений. Око губки здесь стоит 180 пиастров. – Губки ловятся более около Тира и Сидона, здесь и около Триполи.

3 Декабря, Пятница. – Во всю ночь я не мог заснуть от блох, клопов и комаров. Лишь поутру вздремнул я часа два. В 9½ часов, под дождем, выехали из Патруна в Дзебель или в древний Вивлос. Дорога пролегала подле моря, по каменистому неровному, то возвышавшемуся, то понижавшемуся прибрежью. Устало мое тело, устала и душа; под дождем, я холодно, равнодушно смотрел на представлявшиеся мне предметы; да и они не стоили внимания и не пробуждали в душе ни внимания, ни какого чувства. Подле правой стороны дороги кое-где торчали камни, сложенные плотно-на-плотно из бесчисленного множества мелких, разновидных и разноцветных камней, и слепленные известковатым илом. Море шумело, как всегда оно шумит, хотя и не волновалось. Малы капли дождевые, но уравнивают волны: так тонки нити, но связывают и могучего исполина. Это море принесло меня к берегам Сирии и возвратит туда, где я должен думать, говорить и писать о Сирии. Берега здешние завалены камнями; то плоские, то горбатые, то сплошь да рядом, то одиноко торчат, сидят, лежат в море. К берегу редко где можно пристать; инде эти камни изрыты временем и имеют вид грецкой губки, покрыты морским темно-зеленым мхом, спущены в воду, как плоты; в некоторых местах на камнях заметны выдолбленные ямины, и в них держится дождевая вода. Вообще весь берег Сирии не благоприятен ни для стоянки кораблей, ни для пристанища их. Я видел не больше трех заводей, вдающихся немного в твердую землю. Рыбачьи лодки и суда вытаскиваются на сушу. – По такой скучной дороге мы приехали в Вивлос в 2 часа пополудни.

Не доезжая до Вивлоса, по переезде через поток, мы поднялись на бугорчик. Приближаясь к городу, я заметил в море отдельно торчавший камень большой. Самый верх его представляет вид головы человеческой в четвероугольной огромной шапке; профиль головы, с известной точки зрения, резко обозначается; виден левый глаз и острый толстый нос, высунувшийся вперед.

Вивлос окружен каменными стенами. У стен очень много немалых и малых башен. Все башни четвероугольные и приставлены к стене, так что весь остов их выдвигается от наружной стены в поле. Так как город построен на косогоре, то и стены с башнями сбегают сверху вниз, и потому построены уступами. Верхняя часть стены повреждена и башни также повреждены. Судя по древности города, я искал в стенах и башнях огромнейших камней и не нашел. Вероятно, стены перестроены были несколько раз. Кладка стены и форма её очень походят на уцелевшие куски стен Бальбека. Там и здесь видна одна система в кладке башен и стен, – в теске камней и в расположении их. Стены и башни с моря разрушены совершенно англичанами в прошлую войну турок с Али-пашею. Ими же поврежден и замок высокий, который начинается у ворот городских с суши. Обогнув угольную башню и приближаясь к воротам, я заметил довольно много колонн, лежмя вделанных в эту башню и в стену, так что видны были только круги их. Где были эти колонны? Не знаю. Почти против ворот, на небольшом расстоянии от них, Ибрагимом-пашею построена гостиница. Но едва ли кто помещается в ней ныне. У самых ворот, по обеим сторонам, лежат большие гранитные круглые колонны и служат опорою привратных парапетов. От дождя город не осмотрен мною; да нечего и смотреть. Дома торчат, как попало. Мы проехали направо от городских ворот в метох бейрутского митрополита. Для нас приготовлена была большая комната; но сквозь крышу капал дождь, так что не было ни одного уголка, в котором можно было бы отдохнуть. Нет ничего неприятнее, как измоченному от дождя не иметь порядочного ночлега. – Черные коконы приняли нас под каплющий кров и угостили, по обычаю страны, лимонадом на розовой воде и потом кофеем. В архиерейских подворьях, домах, да и в монастырях, водятся хорошенькие белые и черномазенькие коконы. Что прикажете делать? Видно, греки обойтись без них не могут. – Желая спастись от капель, каплющих на нос и в рот, я попросил архимандрита Агафангела и игумена Исаию дать мне и о. Григорию другую удобную комнату; и спасибо им, они выгнали кокон в другую соседнюю комнату, где также капал дождь, и нас поместили на месте их.

После ужина о. Исаия рассказывал историю эмира Бешира (Бешир есть имя, а фамилия его ……..)²³⁴. Он пришлец из Гаурана. Вкрался в милость шейхии Бешира, правителя друзов; потом искоренил его, и своих братьев ослепил в Вивлосе.

4 Декабря, Суббота. – В 5 часов утра стали собираться в дорогу. Луна в первой четверти своей порой выглядывала из-за облаков; подле нее был хор звезд. Сборы в дорогу продолжались 1¾ часа; слуги ходили, как полусонные, как угорелые, потому что они не спали всю ночь под кровлею, сквозь которую просачивались дождевые капли и капали им в рот. – Седьмой час был в исходе; чуть-чуть рассветало; но солнце еще не показывалось из-за гор. Мы поехали. Подле Вивлоса дорога чрезвычайно песчана. Отсюда до самого Бейрута мы ехали подле самого моря, так что тут конское копыто орошалось пеною морскою. Море было спокойно. Люблю я спокойное море, как люблю благость великого Государя. Вдали виден был Бейрут в тумане. Ехали, ехали; вдруг дорога пресеклась быстрым широким потоком. «Это Ибрагим река», – сказали мне. Так вот тот Адонис, который по временам наполняется кровью Аполлона! Нельзя было и думать переправиться через реку при впадении её в море: так и шумит; не течет, но рвется, кружится уловами и со всей силою врезывается в море. С минуту я смотрел на борьбу потока с морем: это борьба нищего с богатым, слабого с сильным. Море заливало его своими волнами, однако-же и поток сильно упирался челом в эти волны и вздымал их, и потом исчезал под их могучим напором. – Мы поворотили влево и вдоль по реке, опушенной кустарниками, добрались до высокого моста. С коней долой! Отдохнули, закусили, приободрились и пешие перешли чрез мост. В прошлом году с самой вершины этого моста один человек упал в реку с лошадью; конь издох, а человек спасся, да и не ушибся, хоть и ложь конь во спасение²³⁵. Такой рассказ на самом мосту заставил нас почесать затылки и смотреть в оба глаза. – Верблюды. Дорога по окраине горы.

Спустя часа 4 езды от Вивлоса, Ливанская гора стала врезываться в море косвенными побегами, как будто разогнулась и склонила верхи свои к самой воде, дабы напиться ею вдоволь, а весь хребет и остов подняла кверху: таков вид животного, пьющего воду с покатости. Между двумя этими побегами образовались два небольшие залива. Они пересекали дорогу, и надлежало переезжать их. Труден переезд от кучи камней, лежащих и торчащих на дороге, как попало. Переехали второй побег, спустились к самому морю. Солнце палило нас во всю мочь. Мы решились отдохнуть. С берега несколько маронитов в одних рубашках закидывали ручные сети в воду и ловили рыбу. К сети внизу прикреплены свинцовые куски для тяжести; а вверху есть небольшое круглое отверстие. Рыбарь, сложив и обмотав около руки сеть, со всей мочи бросает ее в море, недалеко от берега, когда заметит что приближается к берегу мутная волна с травою или листьями. С этою волною приплывает и рыба. Тут я понял: что значит ловить рыбу в мутной воде. Бросив мрежу, рыбак тотчас вытаскивает ее на берег бечевкою, привязанною к узкому горлу. По мере вытаскивания сеть расширяется вверху, как будто кто-нибудь надувает ее внутри. Но рыба попадает не внутрь мрежи, а под мрежею, так что она покрывается ею. Я на счастье приказал бросить сеть, и на долю мою тотчас рыбарь вытянул одну рыбу небольшую. К счастью мутная волна приближалась, когда я отдал приказ. И рыбак сказал, что я счастливый человек, потому что очень редко через два, три часа достается поймать одну рыбу. Архимандрит Агафангел велел бросить мрежу; но не дождался рыбки. – «Издалека счастье ваше идет, – сказал я ему, садясь на коня, – не скоро дождешься его». Он засмеялся и, кивнув головою, повторил мои слова. – «Но тем прочнее и продолжительнее оно будет», – примолвил я и поехал вперед.

Спустя несколько минут, мы приблизились к реке нар-ел-Кельб (Σκυλοπόταμος =Собачья река). Подлинно соответствует она своему названию: рвется, как цепная собака, кружится, бежит вперед и назад и в стороны мечется, кидается, шумит, урчит. Не возможно было переправиться через нее ни при впадении её в море, ни повыше. Надлежало слезть с лошадей и переправиться через мост. Тут я увидел величественную картину природы. По обеим сторонам реки две огромнейшие, высокие каменные обнаженные горы, как отвесные стены, стоят и смотрят друг на друга. По левой горе, на известном возвышении, за мостом, устроены водопроводы. Из этой горы каскадами выливается вода. Древле она протекала по водопроводу, вероятно, к мельнице, а теперь, по ветхости его, просачивается повсюду и льется по стене горной, но льется с шумом. За мостом видны каменные, кажется, кирпичные столбы или пилястры с арками, и над ними-то струится вода и по ним стекает в реку. Усталость и нетерпеливое желание приехать засветло в Бейрут отняли у меня охоту заняться рассмотрением этого водопровода.

Перешедши через мост, нужно было опять сесть на лошадь, дабы переправиться на ней через глубокую, впрочем, небольшую заводь реки. – Переправились; потом опять слезли с коней. Ибо нужно было взбираться по каменной лестнице на окраину горы, обогнуть ее и потом спуститься к морю. Страшно это место. На самом возвышенном повороте я сел на лошадь; сердце мое билось трусливо в те мгновения, когда я устремлял робкий взор свой с этой высоты в волновавшееся у подошвы горы море. При начале спуска я заметил влево в окраине лестницы вкладенную гранитную серую колонну в лежачем положении. На ней есть какая-то надпись. Но я не хотел потрудиться прочитать ее; жар, пот, утомление измучили меня; не до древностей! Да могло статься, что надписи и прочитать нельзя. Лишь только спустились мы к морю, решились немножко отдохнуть. Тут раскинут был шатер цыганский; старый цыган сидел на камне и часто посматривал на меня: заметно было в его взоре что-то умоляющее; но уста его не двигались. Подле него стояли две дочери его, молодые девочки лет 13 или 14; одна из них хороша собою; но к сожалению, правильное и выразительное лицо её производило неприятное впечатление, потому что нижняя губа её окрашена была зелено-голубой краской; на руках её были браслеты или гранатовые нити, а тело её прикрыто было рубищами. Загадочные люди – эти цыгане! Свобода и дикое приволье дороже им всего на свете. Мы подали старшей девочке несколько кусков хлеба. Она подобрала с травы даже и крупицы. Но не благодарила, а отец её смотрел на нас все неподвижно, как каменный: не пошевелился, не кивнул головою. Признаюсь, мне показалось, что его голова занята была преступною думою: он не дорожил честью девочек, дорожа золотом. А, может быть, он просто зевал на нас, как зевает гроб, ожидая своего жильца.

За скалою море вливалось в горный берег почти полукружием. Бейрут с своими зелеными садами красовался на возвышенности, далеко вдвинутой в море, так что она заслоняла собою воды его. Подле самого берега морского мы поспешали в город, в желанное место покоя после стольких трудов, лишений и даже умственных, душевных наслаждений. Вид Ливанских гор здесь приятен. Почти на каждой вершине стоит или деревня, или церковь, или монастырь; холмы обработаны; там распаханы террасы; там зеленеют масличия. На одном из последних холмов мне указывали монастырь, в котором жила знаменитая богомольем и распутством Гендие.

Еще переправились мы через широконький, но тихий поток, протекавший почти вдоль гор; еще перешагнули несколько ручейков: наконец, въехали в сады бейрутские, опушенные камышами. Грязно, гнило; воняет протухлою водою. Миновали сады. Вот еще река Бейрут; – голубушка, распустила свои крылья и летит быстро в море. На этой реке устроен порядочный и большой каменный мост. Отсюда поворотили мы налево. Вот и город, вот его стены и разоренные башни, вот и ворота!

Наконец, мы на мягких диванах в доме преосвященного митрополита Вениамина!

5 Декабря, Воскресенье. – Весь день я покоился. Не хотелось или, лучше, лень было говорить. Получил письма от патриарха и от его протонотария. Спасибо блаженнейшему! Прислал нужные бумаги.

Лишь только я улегся спать, вдруг, как молния, поразила меня весть, что двое из прислуги преосвященного митрополита заболели чумой. Встрепенулось бедное сердечко, облилось кровью горемычное; оцепенела мысль. Пошли впрочем справки, розыски. Сомнение. Молитва. Господи, в руце Твои предаю дух мой…²³⁶ Ангел небесный усыпил меня.

6 Декабря, Понедельник. – Перед утреней оказалось, что тревога была напрасная. У людей болела голова, и больше ничего. Преосвященный для успокоения меня нарочно присылал в залу выздоровевших. Я ободрился, успокоился.

Утреня. Я служил обедню вместе с преосвященным.

Обед у исправляющего должность консула Мостраса.

Встреча с русским путешественником Березиным, который был в Персии и через Алеппо пробрался в Бейрут. Он дал слово ехать со мной в Иерусалим.

Аминь.

ΝΒ. Анекдот о игумене Георгиевского монастыря, который хотел камнем прибить Св. Георгия за то, что он позволил агафополийскому мусселиму-турку взять подать с монастыря 500 пиастров и заключить монаха в темницу. Турка ночью прибит был Св. Георгием; деньги возвращены и монах выпущен на свободу.

7 Декабря, Вторник. – Преосвященный митрополит на вопрос мой о том, что нового сделал Максим в Царь-Граде, – отвечал по приказанию патриарха, что он два раза ходатайствовал у Порты, чтобы ему и прочим носить греческую камилавку, но с золотыми буквами. Порта соглашала вселенского патриарха помириться с Максимом на этом основании. Но патриарх отвечал, что он и все прочие патриархи желают держаться хатти-шерифа. Патриарх и преосвященный митрополит просили меня писать к послу. Надобно. Ибо в самом деле в целой Сирии будут говорить, что один монах победил стольких послов, и царей, и патриархов. Выигрыш Максима будет проигрыш для православия, судя по легкомыслию сириан и по слабости их веры.

Кавасу Саиду уплачено 1000 п.

7 Декабря, Вторник²³⁷. – Приготовлены письма.

8 Декабря, Середа. – Письма. Бейрут.

9 Декабря, Четверг. Осмотрено училище бейрутское, и типография, и церковь. Церковь во имя великомученика Георгия с двумя приделами, Св. Николая и пророка Илии. Иконостас позлащенный очень хорош.

Подле митрополии есть дом, принадлежащий Гробу Господню. Он отдается в наем за 1000 п. В нем помещаются поклонники и наложницы консула Базили.

10 Декабря, Пятница. – Προκατοχοί=τοῦ νῦν μητροπολίτου Βενιαμὴν ἐν Βηρὴτῳ.

Ἰ ωαννίκιος – кипрянин.

Μακάριος – араб из Триполи.

Ἀθανάσιος Δαμασκηνὸς – Ἄρα<ψ>.

Βενιαμήν – Κρητικὸς 29²³⁸.

Хан неби-Юнус.

За дом, принадлежащий Гробу Господню, бейрутский митрополит платит ежегодно 1000 пиастров. В этом доме помещаются богомольцы, а консул Базили поместил какие-то существа, коими не довольны и митрополит, и христиане.

Хлопоты; ждем буюрди; получаем его от Мостраса. Прощание. – Архимандрит Агафангел выехал в одно время с нами в Дамаск. Памятна такая заботливость его и доброта, а может быть и одно буквальное выполнение приказания патриарха беречь меня, как зеницу ока. – Нас провожает игумен хаматурский Исаия, – сладенький монах. – В 11 часов за городом.

По случаю вчерашнего приезда Асад-паши, сопровождавшие его солдаты приближаются к городу, – нападают на вьючных лошадей наших; но их начальник претит им. – Дорога от Бейрута до самого ночлега – очень песчана, – идет подле самого моря. При взгляде вперед горы казались постепенно понижающимися. – По склонам гор построены деревни; весело смотрят они. ΝΒ. Караван наш был немал, – человек 25. Разнолюдье. – Три вооруженных человека посланы от бейрутского Асад-паши провожать меня до Акра. – Кто поет, кто молчит, кто разговаривает.

В 6 часов приехали на ночлег в хан неба-Юнус. – Очень дурной хан. Сыро, дымно. – Лучше бы поместиться в другом соседнем хане. Правило: приехав на ночлег, прежде осмотри место, а потом уже раздевайся и ложись спать.

11 Декабря, Суббота. – Пробуждение в 4 часа утра. Цинцары, т. е. комары, а в самом деле куцовлахи – народ многоязычный (до 6 языков знают). – Их язык представляет страшную смесь языков молдаванского, греческого, болгарского и албанского. Они не имеют письмен. – Поп Никола выдумал было письмена, написал их на листе капусты в огороде, да буйвол съел эту азбуку; и поп в другой раз не мог припомнить своего изобретения; забывчив был голубчик.

Покамест вьючили лошадей и ослов, я осматривал в соседнем хане гроб, в котором, по уверению хозяина в зеленой чалме, сухощавого, погребена рыба, поглотившая и выбросившая на берег Иону пророка. Этот гроб есть не что иное как деревянный сундук, имеющий вид магометанского гроба, в рост человека, – как будто кит был не больше ростом Ионы пророка. – В эту усыпальницу вход со двора хана. – Купол с дирою над срединой здания, в котором я заметил старую колонну с капителью. Из средины – вход у левой стороны в равнопольный погреб, где и гроб стоит. Туда хозяин водил нас со свечою. Гроб накрыт зеленым полотном. Думаю, что тут была церковь в старые годы. Предание говорит, что на этом месте Иона был выброшен. Верно ли предание? – На берегу моря, прямо против хана, на корточках сидели три рыбака с ручными сетями. Терпеливые рыбаки; по часам ждут мутной волны.

Выезд в 8 часов. – Дорога – по берегу, по песку, но недолго. Подымаемся на косогорье. Каменисто, – инде дорога становится каменною лестницей. Берег моря не чист: камни, как попало, торчат в нем. Спустя час представился взору Сидон. Воспоминание библейское²³⁹. – Приближение и переезд через поток.

Въезд в Сидон в 10½ часов. Остановились в доме маронита богатого, у которого семейство не менее 30 душ. После обеда прогулка по городу. Развалины церкви Иоанна Предтечи, обращенной в мечеть и развалившейся. – Двор с арками и куполами; среди двора ротонда вроде водоема, на ней есть арабские надписи. Эта церковь была православная. На восточной стороне города или за городом стоят водопроводные столбы. Тут были сады, но выжжены в последние годы при Али-паше. – Отсюда видны были горы, покрытые снегом, впрочем небольшим; на нижних склонах – монастырь маронитский Св. пророка Илии и повыше его монастырь Иакова. – Крепость полуразрушенная (англичанами) соединяется с городом каменным мостом, устроенным на 9 невысоких каменных арках топорной работы. В крепость нельзя было пройти. В стене вставлены отрубки колонн. От крепости почти прямолинейно идет древнейший разрушенный мол каменный или стена древняя. В самом углу есть еще кусок башенной стены угловой; камни довольно велики. Подле самой башни был проход для кораблей в гавань, которая ныне почти вся засыпалась песком.

В Сидоне до 1000 семей или домов. Турок 2 части, третья- христиане. Промысел их шелководство, садоводство.

Слушаю вечерню в церкви Св. Николая; она принадлежит и униатам. Грустное чувство; молитва о единении; дерзновенное требование чуда от Богоматери – распростертая Её ручки. Униаты в камилавках греческих; дети иначе крестятся, я переучиваю их. Престол униатов убран по-католически. Святая вода при входе в церковь; есть скамеечки среди церкви для сидения.

Маронитские попы приходят видеть нас два раза. Не известна цель их. Главный поп, прощаясь со мною, поцеловал мою руку. Он относился с похвалою об эмир-Бешире и презрительно об эмир-Хайдаре. – Он же показал довольно веротерпимости, примолвив, что у всех – один Бог и один Господь Иисус Христос. Почтенное лицо. В ответах его об ансариях и друзах не было ничего нового.

ΝΒ. Имя хозяина – Фадул Разулла. Вечером, при свечах, он представлял нам мать и жену свою. Старушка одета была просто, но опрятно; а жена его великолепно; на шее и на груди у нее висело многое множество золотых монет турецких. Она шумела ими. На ней была кофта пунцового бархата, отороченная золотыми позументами. – Обе они подходили к нам близко и протягивали свои руки: нам надлежало прикоснуться к ним кончиками перстов своих. Они посидели недолго. ΝΒ. Сидон дает 130²⁴⁰ кис или 13000 руб.

12 Декабря, Воскресенье. – Выезд из Сидона в 9 часов. ΝΒ. Сидон с холма спускается к морю. – Каменный островок. Подле островка – одна мачтовая лодка.

Фадул Разулла провожал нас за город до первого хана. Лишь только миновали мы сады и стали приближаться к хану, увидели на окраине дороги большой обломок колонны с латинской надписью. Остановились я и г. Березин и начали разбирать надпись. По местам она попорчена, но большей частью сохранилась хорошо.

IMPERATORES CAESARES Lσ SEPTIMIUS SE VERUS. PIUS. PER TINAX. AUG. ARA BICUS. ADIABENICVS. PARTHICUS. MAXI MUS. TRIBUNICAE. POTES. VI

. IMP. XI

. CoS. II. .PRO. CoS. P. P ET. M. AVREL. ANToNI nVS. amg. FILIVS. EIUS vias. ot. miliARIA per. q. VeniDIVM RUFUM leg. augg. PR. PR. PRAE sidem pro VINC. SYRIAE PhoenIC. RENoVAVERUnt σ II

σ σ B σ²⁴¹. ---²⁴²

По снятии надписи мы простились с хозяином. В поле дул с гор сильный холодный ветер. Небо было покрыто осенними ненастными облаками (ночью шел дождь). Хотя и не капало на нас, но с минуты на минуту мы ждали дождя. На горизонте моря сбирались грозные сияние тучи и опережали нас. Небо сине. Море крайне зелено. Дорога шла по полям, подле моря. Очень грязно. – Горы – не высоки и голы; деревень на них не видно. – Проехали несколько потоков быстрых, впрочем, неглубоких; на одном мост провалился; на другом видны остатки береговой стены с большими камнями, от которых начиналась арка. – В 3½ часа Сарепта. Воспоминания библейские²⁴³. – Сильный дождь со снежною крупою. В стороне молния и гром. По дороге заметны кусочки мрамора и развалины. Думаю, что берег между Сидоном и Тиром был населен. – В одном месте, где горы торчат (в долине) над полем дикими утесами, в утесах видны пещеры: одна большая натуральная, в которой пастухи скрывались от дождя, и множество искусственных в виде окон; подле самой дороги я замечал пещеры и цистерны; вход в пещеру сводиком сделан. Не погреба ли это? Не был ли тут город?

Приехали в Тир в 6 ч. Бедный городишко. Одна мачтовая лодка стояла в песке у берега, разрушенная, – лодка большая. Тир заваливается песками. Холмы песку.

Ввечеру рассказ о крещении 3 семей униатских и о гибели поклонников подле Яффы.

13 Декабря, Понедельник. – Выезд из Тира в 8½ ч. Православная церковь во имя апостола Фомы очень бедна; иконостас деревянный из досок; но в темпле еще нет икон и распятия нет. Кто-то подарил писанные в России иконы Воскресения и Митрофана; но за отсутствием священника я не мог узнать, чей этот дар. Обе иконы – хороши. В этой церкви я нашел два небольших мраморных камня надгробных; один вделан в пол недалеко от дверей, другой найден в куче камней в женском отделении. На обоих французские надписи, означающие, кто был погребен. Погребенные были незначительные крестоносцы, ибо нет титулов ни барона, ни графа; но прозвания французские: † ΙΟΙ ⁞ GIST ⁞ IAQUE ESABONI ⁞ ЕТ REP ASA ⁞ ADSECUNT ⁞ I ОВ ⁞ DЕСENVIER ⁞ ЕN L АN ⁞ М ⁞ СC ⁞ LVII²⁴⁴

Годы суть следующие: на половом камне: CCLXXIII; в самом конце видны буквы: R: S NSIS. – На другом конце год 1257. Я просил православных беречь этот последний камень, но не показывать его папистам, дабы они не объявили прав своих на церковь. – В 8½ ч. я сел на лошадь; капитель небольшой римской колонны служила мне подножием (NB. В церкви, в женском отделении, у левой стены, есть базис; судя по его величине, колонна была велика). – По кратком обзоре развалин древней пристани, где заметил я много лежащих колонн, я сказал сам себе: sic transit gloria mundi²⁴⁵, и повернул свою лошадь. Проезжая по городу, в котором больше турок, нежели христиан (=400 домов всех на всех), и приближаясь к воротам, я взглянул назад в прямой проулок и опять увидел рыбачьи сети, развешенные на стене дома, и вспомнил предсказание пророка о мрежах.²⁴⁶ Над головою в тесных улицах торчали какие-то высохшие растения или рогожки; – вот что сменило виссоны тирян! За воротами, в четвероугольной большой башне, бедные женщины набирали в кувшины воду. Это единственный остаток древнего водопровода. По сию сторону Тира – бугры песка; вид снежных гор; – дорога идет подле самого моря; ее перерезывали ручьи. – В 3 часах от Тира скала тирская. Переезд или, лучше, переход пешком. Дорога высечена из окраины скалы. Скала известковая белая, дорога была высечена в виде террас или лестницы террасной, но от времени попортилась; впрочем, годна и удобна для езды. Сверху мы бросали камни в море, ударявшееся в скалу. – Недалеко от въезда на скалу видны развалины; полагаю, что тут была такая же башня или укрепление, как и по ту сторону скалы, где устроен и фонтан. Отсюда дорога пошла по высотам, на коих есть кустарники. День был жаркий, безветренный. По высотам нет деревень. Переезд через скалу Мширфу. Дорога вверх едет зигзагами; она крайне трудна, камениста; камни наплывные лежат отвесно по дороге. Встреча с кадием наплусским, сопровождаемым 18 вооруженными. – На самой вершине Мширфы фонтан. Прохладившись водою, я слез с лошади. Передо мной внизу расстилалась обширная равнина; впереди ее замыкал Кармил, выбежавший далеко в море: справа омывало ее море, слева остеняли ее горы. У берега равнина покрыта глубоким песком. Птолемаиды не видно было. Море узкой лентой оторачивало подножие Кармила. Спустившись пешком по крутоярому склону скалы в поле, я крайне утомился, пот обливал меня. Проезжая медленно по зыбучему песку, я всматривался в Кармил и вспоминал деяния пророка Илии.²⁴⁷ Проехав пески, мы стали поспешать (3½ час. пополудни), опасаясь запоздать и видеть ворота, затворенные под носом. – Солнце склонялось к западу. – Водопроводы, построенные или, лучше, возобновленные и перестроенные Солиманом-пашой, ренегатом, лет за 30–40 назад тому. Водопровод устроен на арках и столбах каменных, – красив; подле самой воды стенки покрыты кустарниками. Водопроводы устроены в низменных местах и потому арки в средине очень высоки, а в начале и конце низятся до уровня с землею. Я насчитал 4 водопровода. Пятый идет к городу; по земле в крытом жёлобе на 1½ арш. от земли вода идет и по местам подымается в столбы. – Заходящее солнце золотило облака. – Из-за облаков падал золотистый свет на Кармил. Воспоминание об огне, спадшем с неба²⁴⁸. Другой отдел Кармила был освещен слабым, мерцающим фиолетовым светом; третий покрыт был глубокою синевою. – Та же синева цветила дальние горы. – Приближаемся. – Сады апельсиновые напротив первого водопровода. Розы. Бедуин подает их мне; у него сердце эстетическое или металлическое? Виллы? – Солнце село. Ворота заперты. – Башни в море разрушены. – В 6 часов отперты ворота. – В темноте проехали в дом архиерея Прокопия. – Продажа невольников на базаре. Вьючный осел едва-едва протащен был в переулке.

Дом у преосвященного новый; – холодно. Сквозит сквозь жалюзи, – нет оконниц. Преосвященный рассказывал об обращении латинов назаретских 272 души и униатов птолемаидскид в селениях 300 душ хотят быть <православными>.

14 Декабря, Вторник. – Остаюсь до 12 часов. Писал утром журнал. Молился в церкви Св. Георгия. Придел направо Илии пророка, налево Св. Николая. Свод пробит ядрами английкими. Церковь бедна. – Между церковью и домом покоится тело новомученика Георгия. 23 апреля память святого новомученика Георгия, усеченного мечем в Птолемаиде в 1752 г. Γεώργιος νῦν τῷ Γεωργίῳ ἅμα Νέος παλαιῷ συνετάχθη ἐνθάδε²⁴⁹. ΝΒ. Взято из: Συναξαριστὴς τῶν δώδεκα μηνῶν τοῦ ἐνιαυτοῦ. Ἐν Βενετίᾳ²⁵⁰. 1819.

Училище. Учитель обманутый, – училище арабское и ἀλληλοδιδακτικός²⁵¹.

Мечеть сделана из храма Иоанна Предтечи. ΝΒ. На дороге к Птолемаиде один молодой турка, родом из Иерусалима, рассказывал анекдоты о хитрости иерусалимских жидов. – Один разгульный паша, желая проверить молву о их хитрости, призвал к себе одного жида и приказал ему оправдать перед ним общее мнение, иначе угрожал отрубить ему голову. Моток шелку. Паша держит один конец, жид, развертывая моток, удаляется, скрывается из виду паши, подергивая, впрочем, нитки; паша ждет, что будет. Жид за 5 пиастров нанимает, поселянина подержать другой конец, а сам скрывается. Терпение паши истощилось, он посылает солдата, и сей вместо жида находит феллаха и пр.

После обеда, в 1 час Пополудни, мы отправились из Акры. Дорогой я узнал, что прочие поклонники, ехавшие со мною, не платили за ночлеги, говоря, что они – мои люди и что я заплачу за них. Торгаши привыкли скупиться и обманывать; что-ж удивительного, если они торгуют совестью и на пути к Гробу Господню? Они надеются там покаяться, чтобы снова бездельничать на пути в свои торговые темные лавки.

Дорога от Акры пролегала по самой окраине моря. На берегу встречали мы несколько затопших в песке лодок, и челны имеют несчастную кончину; по смерти человека остается один скелет, по разрушении челна еще долго сохраняется его остов, не даром же сравнивают жизнь человеческую с челном. Волны разрушают челн: страсти или бедствие прекращают жизнь человека. Переправа через Кисон. Река мелка и не широка. Хотел я утолить жажду водою Кисона, но она была смешана с водою морскою. – Бугры песку. – Пальм довольно. – Приезд в 4 часа.

Каифа остенена. Англичане повредили эту деревню. Мы остановились у агента Аверино. Его не было дома. Он ездил с иеромонахом Виктором и Лаговским в Кармелитский монастырь.

Первое впечатление при встрече с иеромонахом Виктором.

Общество каифское. Далматинцы. Воспоминания о Далмации во время ужина. День был жаркий.

15 Декабря, Середа. – В ожидании 4-х провожатых из Акры, я отправился в Кармелитский монастырь в 8 часов утра. День был ясный. Бдучи по равнине под тенью, масличий, я присматривался к горе; она покрыта изредка низкими кустарниками и травою. Головка её прекрасна, как будто обточена: под головкою её я разумею северную сторону её у самого моря; тонкий хребтик прямолинеен, ровен; от хребтика откосом гладким и симметрическим спускается земля к Каифе. Недаром кто-то из ветхозаветных писателей сравнивал голову невесты с головою Кармила²⁵². По откосу горы узкая дорожка ведет к монастырю. Монастырь есть не что иное, как четвероугольный большой и высокий дом. В средине устроена главная церковь с куполом, впрочем, невысоким. Церковь устроена по благословению папы Григория XVI; – светла, просторна, чиста. В ней четыре алтаря: главный, два боковые, и под главным алтарем устроен алтарь в той пещере, в которой Илия пророк почивал. Тут же в полу показывали отверстие, через которое пророк сходил ниже и укрывался от гонения Иезавели. Здесь на алтаре поставлена небольшая деревянная статуя пророка; кажется, она представляет, выражает тот момент, когда Илия, горюя о истреблении правоверия, просил у Бога смерти себе²⁵³: две руки его распростерты, – одна поднята кверху, другая вперед простерта (лицо выражает сомнение, задумчивость, неопределенное желание). На главном престоле поставлена изрядная деревянная статуя Богоматери в венце, в сидячем положении, она одета в модное платье. Этот престол с лицевой стороны одет шелковым ковром разноцветным, шитым шелками; шиты отменно хорошо; фигуры, и особенно павлин, вышиты живо. В главной церкви и в другой капелле полы по местам украшены мозаикой. В капелле настоятель показывал под престолом искусственный грот или вертеп, в котором родился Спаситель мира; небольшие куклы в разных немецких костюмах представляют Богоматерь, Иосифа, пастырей и пр. – Не понравилась мне эта кукольная комедия. Справедливо можно упрекнуть папистов в материализме религиозном и грубом. Икона лучше, духовнее статуи.

По кельям монахов, которых не более 13, настоятель не водил нас. С ровных кровель открывается беспредельный вид на все стороны. В море отражалось синее небо; там и горы одеты были синевою. Веяние тонкого ветра напоминало мне вопросы Илии о присутствии Божием²⁵⁴. – Настоятель и прочие монахи – итальянцы. Superior говорил со мною по латыни. Он молод. – Тут я видел кармелита Жан Батиста, который строил этот монастырь по своему плану и который собирал деньги по всей Европе. Почтенный человек! Вера его, терпение и искусство внушают особенное почтение к нему. Этот монастырь славится гостеприимством и нас угостили отцы кофеем и ликерами. Я спрашивал одного монаха о том, какие именно знаки будущей судьбы видела Богоматерь в облаке на Кармиле, но он сказал только, что она видела свою фигуру. Ответ неудовлетворительный, – показывает или незнание дела, или пустоту предания. – Монастырь благоустроен. – Один из монахов перевязал ногу о. Григория, которую ранил он, упав с лошади на дороге в монастырь.

По возвращении из монастыря я думал найти в Каифе провожатых из Акры. Не тут-то было. Прощание с Виктором, отправившимся в Назарет. Закуска в 11-ть часов. – Наем провожатых из Каифы за 150 пиастров. В Каифе есть православный священник, о. Михаил, он служит Богу и человечеству уже 45 лет. Седины его и добродетели служат лучшим украшением убогой его церкви. Я дал ему 12 пиастров и просил его отслужить обедню о здравии моем.

Каифа стоит на берегу моря. Порта нет. Не вымощена. Грязно. – Кармелиты имеют здесь большой дом, в котором помещается иностранное агентство.

Выезд в 3 часа пополудни в Тантуру. – Акрские проводники, 4 бедуина, сменяют двух каифских. – К сожалению, по торопливости и недостатку времени я не успел посетить пещеры Кармильской, называемой школою пророческой, хотя она недалеко от дороги. – Мы обогнули голову Кармила. – Дорога подле моря. – В 8 часах от Каифы – замок пилигримов – атлит по арабски – большие развалины; стены складены из квадратов; обделка камней и кладка красива и прочна. Мы проехали под аркою, сложенною из огромных камней.

Солнце скрылось за облаками и пошло светить другому полушарию. На золотом ярком основании недолго покоились разноцветные облака над горизонтом моря. Настал сумрак; над нашими головами светил край луны; звезды, как бриллианты, украшали сине-голубую ризу Господню. Предночие было тихое, светотенное. Дорога была прекрасная. Наши лошади и мулы шли проворно и охотно. Приближаясь к Тантуре, мы проезжали по равнине, заросшей низменными кустарниками. Дорожка извивалась между ними кривою линией. Едучи позади каравана, я любовался, как наш поезд свивался, развивался; то сомкнется линией, то рассечется на куски, и эта живая, движущаяся кривая линия пестрела от разноцветности одежд, от большей или меньшей величины фигур. Караванный поезд доставляет особенное удовольствие наблюдателю. Одни разговаривают, другие смеются, иные поют песни; этот тянет из фляжки горилку, другой доедает последний кусок; у попа выпадает фляжка из рук, и он наказывает ее тем, что осушает всю, в надежде наполнить ее на ближнем ночлеге; вдруг является дервиш полунагой и своими кривляниями выманивает парички у поклонников. Слышишь разные наречия, любуешься удальством какого-нибудь славянина, который стреляет из пистолета во славу Бога, сотворившего небо и землю.

В сумраке ночи я видел какой-то столб, – единственный для меня свидетель существования древней Доры.

В 8 часов караван наш прибыл в Тантуру. Я и спутники мои расположились ночевать в большой комнате; тут же ночевали с нами и коровы хозяина.

По словам хозяина, вся деревня (около 95 домов) в правление Ибрагима-паши обращена в турецкую веру; осталось не более 3–4-х домов православных. Хозяин примолвил, что жители однако-же ни турки, ни христиане, да занимаются и разбоями.

Я очень дурно провел ночь от множества насекомых.

16 Декабря, Четверг. – Выезд в 7½ ч. Утро холодное, день жаркий; дорога – ровная по обширной равнине. Горы Самарии и Иудеи. Кесария Палестинская. Развалины, рвы, башни, колонны в море. Воспоминания исторические. Ирод Великий – его смерть, его желание перед смертью²⁵⁵: об Ироде я рассказывал греко-англичанину, ехавшему с нами с женою. Тревога от бедуинов. Наши проводники снюхались с ними, и мы проехали спокойно. – Отдых под деревом; англичанка чуть было не задавила меня, круто поворотив на меня лошадь, ввезшую ее в ветви. Её смущение и извинение. Горы. Думы о христианстве.

Приезд в ел-Харем в 6 (?) часов. Мечеть с ханом. Деревенские домы, имеющие вид конусов, обмазанные мякиною с глиною, – с одной лазейкой вместо дверей, – без окон, с одною дирою. Я еще не видывал такой бедной деревни. Женщины очень рослы и здоровы. Лицевой убор их – машинка с червонцами и мешком плетенным.

17 Декабря, Пятница. – Выезд из Харема в 8 ч.; дорога подле моря очень ровна и гладка. Песчаные холмы недавнего образования. Зарождение песчанных камней. Вид Яффы, как вид Курцолы в Далмации. Рассказ о курцольских женщинах, спасших этот город от турков²⁵⁶.

В 11 часов мы в Яффе. – Помещение в Иерусалимском монастыре.

18 Декабря, Суббота. – Писал дневник утром; после обеда прогулка по городу и в садах. – Лимонные и апельсиновые дерева, финики, райские смоквы. Колодец – особенный способ таскать воду кувшинами.

ΒΝ. Предание сохранило и указывает то место, на котором стоял тот дом, где апостол Петр имел видение плащаницы и куда явились к нему посланные из Кесарии²⁵⁷. Тут я видел мраморную колонну небольшую, тонкую, служащую вместо порога в дверях. Может быть тут была церковь, а теперь – развалины. Это место находится на западной стороне города, на самой окраине холма, обращенного к морю. Кто владеет этим местом ныне? Турки.

Была тут мечеть.

Есть колодец у стены.

За городом, отдельно от него, построен карантин. Он спускается с холма к берегу; обнесен стеною; внутри видны порядочные здания.

В Яффе есть единственная церковь православная; она находится в Иерусалимском монастыре, где помещаются все поклонники. Она – во имя Св. Георгия с приделом во имя <Св.> Николая в алтаре. Бедна, (ἐπεσκευάσθη, возобновлена в 1839, 20 декабря) темна, ветха, стены стянуты железными полосами. Монастырем заведывает игумен и при нем 3 послушника: один молдаван<ин>, другой булгарин, третий грек, как переводчики.

19 Декабря, Воскресенье. – Проспал обедню. По рассказу о. Григория, после утрени, перед обедней совершено было елеосвящение для народа. Попы громогласно приглашали предстоящих к участию в таинстве. По совершении оного началась литургия среди церкви, а игумен во всю обедню мазал православных и собирал деньги. Тут происходил в церкви шум, крик, толкотня. Несносно корыстолюбие греческих монахов. По этой страсти они совершают елеосвящение для здоровых, не смотря на то, что оно установлено для больных.

Яффа построена на холме. Дома сбегают с темени его к морю. С лицевой стороны она омывается морем. Стена передняя построена в воде. Небольшие лодки с мачтами проезжают подле самой стены или привязываются к ней веревкою. В стене есть амбразуры для пушек, но орудия на море не выставлены. В море есть камни, образующие род пристани; небольшие мачтовые лодки проходят и становятся за этими камнями, но их стоянка опаснее здесь, чем в открытом море; суда побольше становятся вдали от этой пристани. На твердой земле Яффа окружена двойною стеною и рвом; первая стена – низка, вторая выше гораздо. По углам есть бастионы с пушками. В 1840 г. англичане не<ра>зорили Яффы потому, что войска Ибрагима убежали из города, и граждане сдали город. ΝΒ. С правой стороны города, камней меньше в море и пристань шире; лодки и суда проезжают в нее сквозь пустое пространство между камнями. Налево от этого въезда скала тянется к городской стене гладкою широкою площадью; по ней ходят рыбаки. Между этой площадью и стеной есть род канальца, по которому реют челны. Эта пристань – против греческого и латинского монастырей.

Греческий монастырь здешний, по сказанию игумена, построен Феодосием Великим. С русских не берут денег за комнаты; с прочих – по 25 пиастров за комнату. Церковь в монастыре ветха; можно перестроить ее и дать ей направление на восток.

В Яффе 150 семей православных, 25 семей униатских, латинов до 300 душ, армян и жидов до 150 душ.

Есть училище для православных мальчиков в отдельном доме, принадлежащем здешнему монастырю. До 40 мальчиков обучаются арабской и греческой грамоте. Арабскому языку учит белый священник; греческому – мирянин по ланкастерской методе. Но греческий язык, по слову о. игумена Афанасия, который прислан сюда из Иерусалима для проповедования, не прививается, и о. Афанасий дельно рассуждает, что этот язык не нужен здесь, разве бы учили практически новогреческому языку.

Здешний монастырь издерживается на подарки туркам.

Агентство наше ничего не платит за помещение.

Ланкастерское учение заведено здесь недавно, – полтора года. Учитель грек говорил, будто 70 учеников – и будто получает жалованья 900 пиастров в месяц.

Выезд из Яффы в 2 ч. пополудни. День теплый. Дорога от Яффы до Рамлы пролегает по ровному полю и идет к горам Иудеи. Эти горы невысоки; верхи их не возвышаются один пред другим, а как будто подравнены. С дороги видно было много деревень на поле, на склонах гор и на вершинах. Направление гор казалось прямолинейным от севера к югу. Вся напольная сторона возделана; здесь обработаны нивы, там пасутся стада, там зеленеют масличные сады.

Приезд в Рамлу в 5 часов.

Гостиный двор, принадлежащий иерусалимской патриархии, управляется монахом Захарией, булгарином из Сливны, который с детства живет здесь. Этот двор – обширен; много комнат: Захария вновь (пере-) строил его с 1883 года по 1843 год, в правление Ибрагима.

Церковь во имя Св. Георгия с приделом во имя пророка Илии стоит близ двора, но отдельно. Из надписи на камне, вставленном в левую стену, видно, что церковь построена при царице Ирине в 784 году. В 1798 году ее разрушили мусульманские поселяне; но она возобновлена в 1817 г.²⁵⁸; церковь невелика, чистенька, в ней к празднику Рождества Христова повешено много серебряных лампад перед иконостасом и посреди. Белый священник служит 5 раз в неделю.

Монах Захария устроил гостиный двор для поклонников сбором с них же, и даже иерусалимская патриархия съела, как выразился старец, 30000 пиастров. По его же словам, консул Базили говорил, что надобно выгнать отсюда старика; иначе он застроит весь город монастырем. Порядочный скотина – этот консул!

В Рамле считается 70 православных семей. Униатов нет. Армяне и латины имеют свои монастыри, в коих принимают богомольцев своего вероисповедания. Рамла управляется мусселимом, которого о. Захария называет своим послушником, потому что он спас его от смерти. Этого мусселима подозревали в умерщвлении его предшественника и по подозрению взяли в Бейрут, где и хотели отрубить ему голову. О. Захария, узнав это, писал к консулу Базили и просил ходатайствовать за невинного. Турка не только оправдался, но еще послан был в Рамлу мусселимом, и с тех пор чтит о. Захария, как отца родного.

По словам о. Захария, монастырь здешний не имеет имений. ΝΒ. Стены церкви Св. Георгия очень толсты. В ней сохраняется часть мраморной колонны, чудесно попавшей сюда из Марморного острова²⁵⁹. Жители и поклонники отламывают кусочки от этой колонны. Она довольно толста.

Рамла построена на поле. Дома – каменные, не малые; крыши устроены с небольшими куполами. Такое устройство крыш началось с деревни ел-Харема.

Здешние турки имеют сады, а христиане не имеют: они хлебопашцы.

Вечер тихий, лунный.

Комната, данная нам для помещения, очень хороша, – с двумя куполами.

20 Декабря, Понедельник. После покойного ночлега мы отправились в Иерусалим в 7½ час. Утро ясное, но холодное. По небу голубому одно солнце катилось величаво. Дорога от Рамлы пролегала по взволнованному полю, прямо к горам Иудеи. Поле это обработано. Иные посевы уже взошли; здесь на нивах сеяли земледельцы, там они приготовляли поля к сеянию. Плуг их очень прост и легок, оттого что чернозем рыхл. Пары небольших быков и неусильного поддержания плуга достаточно было для взрыхления земли. Пастухи гнали из Рамлы тощий скот рогатый. Направо и налево взор ничего более не встречал в начале, кроме яркой зелени, покрывшей землю, порой взор обнимал далекое пространство напольное, порой ограничивался холмиками и более всего упирался в горы Иудеи, которые, казалось, прямой линией лежали на севере и юге. Вершины этих гор, казалось, подравнены были искусством: ни одна не возвышалась над другою. Невысоки эти горы. Чем ближе подъезжал я к горам, тем взволнованнее становилось поле. Возвышения этого поля суть как бы первые ступени лестницы горной, ведущей к Иерусалиму. И в земной Иерусалим грядем постепенно: сколько же трудных и скорбных путей надобно пройти, чтобы достигнуть до Иерусалима небесного? Нельзя спастись грешнику скоро. Миновав деревню ел-Кубаб, построенную на холме, при масличных садах, и потом подъехав к деревне Латруну, мы, после 3-часового пути, въехали в горное ущелье, называемое вади-Али или Бабель-вади. Первые отпрыски горы невысоки, круглообразны и покрыты кустарниками; впрочем, сквозь них проглядывают камни и целые горизонтальные наплывы или пласты каменистые синеватого цвета. Эти холмы очень походят на Антиливанские по дороге от деревни Мердж к Дамаску. Они, как и там, впереплетные; понижения их забегают одно за другое, и между ними змеится узкая лощина, с руслом высохшего ручья, обросшая кустарниками, а инде по отлогости холмов правой руки обсаженная маслинами. На этих холмах паслись домашние черные долгоухие козы. Поднявшись на возвышение, где стоит Сарис, в 6 часах пути от Рамлы, я увидел Средиземное море и песчаный его берег. Синее, как второе небо, оно казалось неподвижным стеклянным пространством. Спускаясь с вершины к деревне Абогош (древней Кириат-Иарим), я заметил древнее четвероугольное здание внизу деревни; на нем, по самой средине, устроен свод с окнами по бокам. Стены свода еще целы, но на самой вершине растет трава, и камни попорчены, и частью вывалились. Это была церковь; я не был в ней, но, кажется, теперь загоняют в нее скот. Мерзость запустения на месте святе. Деревня Абогош невелика, но выстроена изрядно. Домы высоки с плоскими кровлями. Видно разбойник Абогош награбил довольно денег и делился со своими товарищами. По левую сторону дороги, напротив деревни, под деревами, сидело несколько мусульман мужчин; все они были в праздничных платьях синих и красных; на коврах лежали заряженные ружья и пистолеты, и каждый имел при себе разные оружия. Оседланные лошади привязаны были в разных местах и нетерпеливые ржали и копытами били землю. Турки праздновали байрам²⁶⁰, и, по словам нашего кираджия, разбойник из соседней деревни приехал в гости к Абогошу, – своему повелителю и товарищу в кровавых делах. Они не обратили на нас ни малейшего внимания.

От Сариса горы выше и выше становятся и все голы. Смотря на эти горы, я согрешил, подумал, что Моисей обманул евреев, говоря, что он введет их в Обетованную землю, кипящую медом и молоком. Пусть никто не говорит, что эта земля сделалась такою после распятия Христова. Каменные горы Иудеи были голыми и до Рождества Христова. У подошвы горы, на склоне которой построена деревня Kûlônieh, подле дороги, стоят развалины какого-то здания, углы которого складены из больших камней римской тески. Отсюда мы взобрались на высокую гору, и спустя ½ часа, увидел я иерусалимскую крепость и часть стены, примыкающей к ней. «Иерусалим! Иерусалим!» – все закричали. Сердце мое затрепетало, но радостно. Я снял камилавку, перекрестился три раза и творил молитву: Боже, милостив буди мне грешному. Вот чувство, возродившееся при первом взгляде на Св. Град. Оно продолжалось не долго, но было отголоском сознания души, а не рассудка, которому я не позволял на этот раз светить.

Издали я заметил не вдали от стен много монахов. Тотчас я догадался, что они вышли встречать меня. Мне было досадно. Лицемеры!. Приближаясь к ним, я заметил архиерея и архимандрита Никифора. Поручив о. Григорию извинить меня перед ними, что я не могу по усталости слезть с лошади (и это была правда), чтобы принять благословение архиерея, я издали приветствовал их: καλ’ ἡμέρα!²⁶¹ и проехал далее с растерзанным сердцем, тем более, что и наши поклонники и группы каких-то европейцев вышли мне навстречу, по глупой милости архимандрита Никифора. Отцы приглашали меня через о. Григория в патриархию для жительства, но я проехал прямо в Феодоровский монастырь, где приют имеют наши русские поклонники. Отцы и архиереи остались недовольны мною.

Прибыл я в Иерусалиме ровно в 5 часов.

Хлопоты игумена Гавриила; извинения в неготовности, вследствие приготовления мне квартиры в патриархии.

21 Декабря, Вторник. – Утром и после обеда писал свой дневник. – Раскидывались мои паутины. – Баня. – Французский консул и я будто консул.

22, Середа. – Поклонения на Св. местах в храме. – Краткое свидание с членами синода: петро-аравийским и лидским. Я вручил им письма патриарха иерусалимского и консула Базили.

23 Декабря, Четверг. – Вышеупомянутые члены синода и архимандрит Никифор посетили меня в келье. – Извинения и объяснения на счет встречи. Архимандрит Никифор говорил, что французский здешний консул уверил здешнего пашу, что я назначен сюда консулом, и что паша запрашивал св. отцов о мне, и они отвечали ему, что я – простой поклонник.

24, Пятница. – Выезд в Вифлеем. – Холодно. Голодно.

25, Суббота. – Утреня в 12 часов или в полночь и обедня продолжались до 8-го часа. – Беспорядок, смятение, крик, шум, гам.

26, Воскресенье. – Обедня у яслей на месте рождения Спасителя. Весь день в Вифлееме. – Посещение пещеры, где укрылась Богоматерь пред бегством в Египет. – Посещение поля, и места, и церкви, где воспели ангелы рождение Спасителя, и деревни Пастырей. Дождь при самом входе в монастырь Вифлеемский.

27, Понедельник. – Выезд в Иерусалим. Подле монастыря пророка Илии собрал каменный горох. Обед в сем монастыре. Перед обедом преосвященный Дионисий открыл мне, что члены синода говорили, что я не доволен ими за то, что они не встретили меня за 2 часа от города. После обеда объяснение с Марабути об этом предмете. Я просил его сказать епитропам, что во мне нет тени недовольства на них, и чтобы они не оказывали мне никаких особенных почестей.

28, Вторник. – Преосвященный вифлеемский Дионисий, в бытность мою в Вифлеем, говорил о. Григорию тайно, что члены здешнего синода, перед приездом моим в Иерусалим, наложили друг на друга проклятие, если кто из них вздумает изменить тайнам их управления и жизни и объявит их мне. Это проклятие было наложено особенно на вифлеемского митрополита, которого гонят главные епитропы. «Но я не посмотрю на их проклятие», – прибавил митрополит.– Обед у епитропов; обозрение патриархии.

29, Середа. – Посещение архиереев: газийского, севастийского, неаполийского и филадельфийского. – Неаполийский архиерей, по поводу моего указания на обветшавший в некоторых местах купол церкви Гроба Господня, рассказал, что хотя и выхлопотан фирман султана на починку сего купола, но здешние латины остановили работу, представив султану, посредством французского посольства, что им принадлежит право починки купола. По ходатайству сего посольства, прислано сюда визирское повеление, коим воспрещена починка купола. Между тем по первому фирману прислан сюда турецкий чиновник для надсмотра за починкой купола и за работами в вифлеемском соборе. Этот чиновник получает из патриархии по 15 пунгов в месяц (по словам Марабути, по 5000 пиастров) и ничего не делает. При починках вифлеемского храма он держал сторону армян, одаренный ими, и умел сделать угодное им, т. е. сломать ступени в вифлеемском храме, и устроить вместо их по старому два полукруглые сходца. Здешние епитропы писали к патриарху, чтобы он отозвал чиновника турецкого или снова выхлопотал грекам право починить купол: но ни того, ни другого не делает патриарх, а турка живет да поживает на счет патриархии; – вот уже будет ровно год в мае, без всякого дела. ΝΒ. Когда рассказывал об этом деле и Марабути, то присовокупил, что этот турка, прежде не ладивший с архиереями, теперь начинает быть благосклонным к ним. ΝΒ. Удивляюсь, что наше посольство ничего не делает в пользу этого дела.

30, Четверг. – О. Григорию игумен Саввинского монастыря рассказывал следующее: «Болгары, приходя сюда на поклонение, рассказывают на духу тайно, что в Англии ныне нашелся потомок того болгарского царя, который, немогши заплатить услов<лен>ную сумму туркам за оказанную ими помощь болгарскому народу, ушел в Англию со своим семейством и с документами, а турки сделались владыками болгар, яко заложенных им собственным царем их. Этот потомок объявил всем царям европейским, что он теперь в состоянии уплатить туркам условленную цену и даже с процентами, и потому объявляет свои права на престол болгарский.

Игумен Саввинского монастыря сам болгарин.

Странная весть! Свежо предание, но верится с трудом! Впрочем, и ложные слухи в народе показывают брожение, движение, стремление этого народа к известной цели, напр. к независимости.

31, Пятница. – Приготовлены письма к посланнику Титову, к патриарху антиохийскому, Сербиновичу и к прочим.