Слово на Рождество Христово. Святого Димитрия, митрополита Ростовского
Таинство странное вижу и преславное: небо, вертеп.
Бог открылся из сокровенностей, из таин Священного Писания. Пока Бог сидел на небе („Седяй в славе на престоле Божества“), дотоле никто не знал Его таин, даже ближайшие к Нему святые ангелы („От века утаенное и ангелом недоведомое таинство»). А как снизшел Он с неба на землю, и как скоро стал обитать с людьми, так о Его сокровенностях, тайнах не только набожные люди (как святой Иосиф, праведная Саломия), но только важные особы (как три восточных царя), но и простолюдины, пастыри беседуют: сказаша о глаголе, глаголанном им о Отрочати сем (Лук. 2:17)... Ныне Церковь воспевает: „Таинство странное вижу и преславное». Да и может ли быть равное сему таинство? Целое небо со всем величеством Божиим вместилось в один малый Вифлеемский вертеп: „Небо – вертеп». Целый хор херувимский, число которого несказанно (тьмы тем, на которых почивает Бог), уступили должность свою одной пречистой и преблагословенной Деве Марии: „престол херувимский, Дева». Все неисчисленные сокровища Божии, никаким местом невместимые, вмещены в одни тесные ясли: „Ясли вместилище». О, воистину великое, странное и преславное таинство явлено свету в нынешний праздник Рождества Христова, – явлено для того, чтобы люди не молчали, но говорили о нем: ибо только тайну царя земного добро таить, а тайны Царя Небесного, дела Божии проповедовать преславно. И дивное свойство таин Божиих! Тайну человеческую, когда скажешь одному, другому, уже все узнают оную, а тайны Божии, чем больше о них говорить, тем они сокровеннее, непостижимее: неиспытани судове и неизследовани путие Его (Римл. 11:33); однако же должно проповедовать и прославлять тайны Божии странные и преславные. Оставляя, за краткостью времени, другие тайны Божии, содеянные при Рождестве Христовом, мы примем во внимание и для изъяснения одну только эту тайну: „Небо – вертеп“. Для чего и как небо – вертеп, и что за тайны – в оном небе? То – не малая тайна, как земля стала небом, небо стало землею. Два гостя ныне прибыли в вертеп: от земли и от неба; один гость – первый человек от земли, пришедший из Назарета, принесенный в утробе девической; другой гость – второй человек, Господь с неба, пришедший с неба. В первом – естество взятое от брения, это – земля; в другом – естество сошедшее с неба, это – небо; Бог становится человеком, а человек – Богом; небо становится землею, а земля – небом, и не так Бог становится человеком, чтобы перестал быть Богом, и человек не так становится Богом, чтобы перестал быть человеком, но то и другое соединяются между собою (как в том таинстве, о котором Апостол говорит: будета оба в плоть единy) в лицо одно, как хорошо говорит Дамаскин: „не во двое лицу разделяемый, но во двою естеству неслитно познаваемый». Где же совершается такое таинственное соединение неба с землею, Бога с человеком? – в вертепе Вифлеемском. Итак, вертеп стал небом, когда внутрь себя приял Небесного Бога и всех Небесных Сил.
Небо – престол Божий, а и в вертепе Бог седит на престоле святом Своем, на руках Девических; и чем теперь вертеп менее неба? Где – Бог, там бывает небо, как о том свидетельствует один трипеснец предпразднественный, в котором есть такой стих: „Обхождаху ангели якоже престол херувимский ясли, вертеп бо небо зряху, лежащу в нем Владыце». Пока в вертепе не было Владыки Христа, вертеп был вертепом, а как возлег в нем Владыка Христос, так вертеп уже – небо. Сами ангельские очи увидели это: „вертеп небо зряху, лежащу в нем Владыце“. Хорошо в Богоявленских песнях поется на литии: „Идеже Царево пришествие, тамо и чин его приходит“. Вошел Царь Небесный в земной вертеп, вошел с Ним и весь чин Его Небесный, вошло с Ним небо с целым величием Своим. В сей час Бог с неба переселился в Вифлеемский вертеп: тут – не только Бог Сын рожденный, но и Бог Отец, прежде век родивший Сына. Bзирая на Сына, мы взираем на Отцa, как говорит Сам Сын: видевый Мене виде Отца (Ин. 14:9). Тут же – и Дух Святой. исполняющий несказанное рождество Христово. Так в вертепе – целая Святая Троица, Царь Небесный. Тут же при Нем – и чин Его Небесный. Видя, что Господь, Агнец, избрал Себе вместо неба – вертеп Вифлеемский, вместо престола небесного – ясли, и как Агнец, рожденный пренепорочной Агницей, положился в вертепе, в яслях, – и они вместились туда же в вертеп и, окружив ясли, почтили Царя cвоего Новорожденного достойным поклоном; и воспели текст оный: достоин еси, Агнче, npияти славу и честь и силу (Апок. 4:11). Где же, как не в вертепе, Сын Божий стал Агнцем? На небе Он был не Агнцем, но львом страшным: пред Ним трепетали горы, по писанному: аще отверзета небо, трепет приимут горы: пред Ним тряслись основания земные: призираяй на землю, и творяй ю трястися: прикасаяйся горам, и дымятся (Пс. 103:32). А где же Он стал Агнцем? – на земле, в вертепе Вифлеемском. Там тогда и сложена песнь оная: „Достоин еси Агнче“!... Архистратиг Михаил, Архангел Гавриил (один – как первейший страж чести Божией, а другой – как таинник Божия воплощения) оба – тут же, притом не одни, а со всеми Небесными Силами: бысть со ангелом множество вой небесных, хвалящих Бога (Лук. 2:13). Что касается других украшений небесных, как-то солнца, месяца, звезд, – все это ты найдешь в Вифлеемской пещере, как в истом небе. Младенец в яслях это – Солнце наше, свет наш, сияние славы Отчей: „Тебе кланятися Солнцу правды». Пресвятая Богородица при яслях это – месяц молодой, новый; ново то, что небрачная Дева рождает и по рождестве остается Девою. Тут же – святой праведный Иосиф и старица Саломия: то звезды достойные неба. Итак, это небо имеет в себе солнце, месяц и звезды: „небо, вертеп»; но небо – таинственное: „Таинство вижу. Обратим внимание на слово „небо», и мы постигнем тайны.
„Небо» прежде называли по-еврейски „шамаим», что значит „водное». Бог сказал: да будет твердь посреде воды (Быт. 1:6); и назвал Господь ту твердь – „шамаим», т. е. от воды сотворенное как и глаза наши видят, что небо – водянистого цвета. Теперь приступим к тайне неба вертепного. Разделим небо на трое небес, по подобию апостола Павла, который был восхищен до третьего неба (2Кор. 12:2). Первое и нижнее небо – Вифлеемский вертеп имеет место в Вифлееме, в земле еврейской: и если бы кому-либо из набожных людей, как то святому Иосифу или старице Саломии, или пастырям или царям оный вертеп, ради пребывающего в нем Христа, нужно было назвать „небом», то они назвали бы его не иначе, как по-еврейски „шамаим“ – воднистое. Сие небо и на самом деле походило на воднистое, ибо достоверно повествуют, что в тот час, в который Господь наш прошел девические врата, – в тот самый час в оном вертепе из земли проистек источник живой воды, и был тот источник дотоле, пока пребывали там Младенец Христос, Пресвятая Богородица и святой Иосиф, почему вертеп тот был в то время воднистым небом. Другое небо – Пречистая и Преблагословенная Дева Мария. Оное небо есть небо высокое: „истинно высши всех eси, Дево чистая”! Небо широкое: „чрево Твое пространнее небес содела»! Небо светлое, просвещаемое солнцем Христом; небо волнистое, исполненное дождя и росы Духа Святого и орошающее всех нас благодатью Своею. Третье небо есть младенчество Христово, и это небо – воднистое. Станем умом нашим при входе вертепном, а внутренние наши очи вперим на Младенца, лежащего в яслях, точащего слезы из очей, и спросим себя самих, что это – за Младенец? Это – источник вод животных, истекший от Бога Отца прежде веков, а напоследок лет сошедший от Пречистой утробы Девической на юдоль земную. Это – море глубины бездонной: о, глубина богатства премудрости и разума Божия! Это – бездна судеб, бездна милосердия: „неизследную милосердия Твоего призываю бездну». Над тою бездною носится Дух Божий: ибо от Отца исходящий и на Сыне почивающий Дух Святой совершает и воплощение Слова... Конечно, тут есть и твердь. Текущая из тех бездонных духовных вод твердь – не иная, как твердая Его любовь к роду человеческому: „Положил еси к нам твердую любовь Твою, Господи“! От преизобильной любви Своей к нам Господь как бы забывает Себя: ибо, истощивши Себя, всю Свою премудрость Он вперил во спасение наше, пославши нам Сына Своего: тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть (Ин. 3:16). Эта твердь твердой любви Божией к нам есть для нас небо, небо воднистое. Как с неба сходит дождь или роса, так из пресвятых очей Христовых, в младенчестве исходят слезы. Малые дети мира сего сами не знают, о чем плачут; ибо еще не имеют разума, пока не придут в возраст. Господь же наш родился с совершенным разумом (и Церковь воспевает: „Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума»), – и Он уже знает, о чем плачет. Поищем же причины плача Его. Как скоро Он взглянул на мир, исполненный всякого зла, тотчас залился слезами; а эти слезы, проливаемые в первые дни жизни Его, равны тем слезам, которые Он потом проливал в половине тридцать четвертого года над Иерусалимом (Лук. 19:41). Как Всевидец, Он болезнует сердцем гораздо более о наших винах, чем о Своих язвах; Его беспокоят более наши беды, беды адовы, в которые мы самовольно ввергаем себя грехами нашими, нежели Его какие-либо страдания. Как скоро воззрел Он очами на мир, то увидел в мире бесчисленные грехи человеческие, увидел горести, беды, находящие от праведного гнева Божия; увидел при этом неблагодарность и затверделость грешников, что для них напрасно будет страдание, излияние крови Его: все то беспамятный грешник потопчет ногами, – и плачет о том. Написано о небе: „даст дождь ран и позден“ (Иак. 5:7). Это наше небо, воплощенное Слово Отчее дает теперь дождь ранний, кропя в младенчестве Своем слезами; а при обрезании кровью – на кресте даст дождь и поздний, когда померкнет свет, а Он (Господь) источит кровь и воду. Так не будем отчаиваться: ибо, как известно, кровь Его и слезы Его изливаются на пользу и спасение наше. Проистекший ныне из мысленного нашего неба, из очей плачущего Младенца Христа слезный дождь упоит иссохшею землю сердца нашего. Тем-то дождем напоился от умиления мытарь в церкви, грешница – у ног Его, Петр – вне двора Каиафина, а на кресте – разбойник. Слезы – знак любви: прослезися Иисус, глаголаху убо жидове: виждь, како люблят Его (Ин. 11:36). Слезит Иисус в пеленах; смотрите же и знайте, как Он любит нас: Возлюбль своя сущия в мире, до конца возлюби их (Ин. 13:1). Текут из очей Христовых слезы, это сходит с неба дождь: это – источники небесные на угашение огня нашего. Господь наш пришел привести нас в рай: видит при дверях райских пламенное оружие, точим из очей, как из источника, слезные воды, дабы тем угасить пламенный херувимский меч. „Пламенное оружие плещи дает, и из райския пищи, причащатися“. Воспевает Церковь... Но довольно уже о мысленном дожде слезном, исходящем из таинственного неба, из младенческих очей Христовых.
„Таинство вижу: небо, вертеп“, или яснее, небо в вертепе. Вертепное духовное небо сокрыло в себе богатство неоцененное, кровь Христову в младенческих Его членах: ибо неистленным златом избавистеся, говорит Писание, но честною кровию Aгнцa непорочна (1Петр. 1:18–19). Малый вертеп вместил в себе вещи великие, невместимые целым светом. Святой Макарий Египетский говорит о человеческом сердце так: „сердце – сосуд малый, но в нем вмещаются все вещи: там – Бог, там – ангелы, там – жизнь и царство, там – небесные города, там – сокровища благодати». Подобное можем сказать о Вифлеемском вертепе: вертеп мал, но в нем вмещаются великие вещи. Там – Бог в лице Христовом; там – жизнь и царство и сокровища благодати, там – Его ангелы, и святой Иосиф чистый душою как ангел, там – небесный город, в лице Пречистой Девы: „Преславная глаголашася о Тебе, граде Божий»! Так-то великие вещи вместило, сокрыло в себе небо вертепное. Другое небо, Пречистая Дева, сокрыло в себе ту тайну, о которой Апостол говорит: Тайну сокровенную от век и от родов, иже ныне явися (Колосс. 1:26); и еще: велия есть благочестия тайна: Бог явиси во плоти (1Тим. 3:16). А сокрыло от всякого понятия человеческлго то, каким способом родила Бога и Сама пребыла Девою: „радуйся свет неизреченно родившая; радуйся, еже како, ни единого же научившая“! Утаило также иную тайну и пред диаволом, как говорит святой Дамаскин: „дабы и девство Пресвятой Богородицы и воплощение Бога Слова утаилось от князя тьмы“. Что касается третьего неба. т. е. младенчества Христова, то и оное сокрыло в себе и, как покров, покрыло бесчисленные грехи всего мира. Агнец Божий, вземляй грехи мира, собрал воедино все грехи людские, дабы быть за них жертвою умилостивляющего Бога Отца. Здесь – преступление Адамово, здесь – братоубийство Каиново, здесь – отцеругательство Хамово, здесь беззакония и греховные тяжести всего света собраны, связаны в одно бремя и положены повитому пеленами Агнцу. Но сего нельзя усмотреть и видеть телесными очами, это – тайна: „Таинство вижу“, но просвещенным оком веры, по Апостолу: вера есть обличение вещей невидимых (Евр. 11:1). Аминь84.
* * *
В сокращении. См. Сочинения свят. Димитрия, митрополита Ростовского. Киев. 1881 г., часть 3-я, стран. 402–423