Глава IV. Ступени очищения

Что же такое время человека? Для Августина непрерывная временная последовательность представлялась измерением души, которое слагается силами человеческой души: памятью, созерцанием-вниманием, ожиданием. Эта ценная мысль о времени, с некоторыми поправками, справедлива и для исихастской антропологии. Переформулируем ее, учтем то, что антропология исихастов открытая, холистическая, энергийная. С точки зрения исихастского опыта время есть измерение человеческого бытия, которое строится энергиями самого человека и внешними энергиями, воздействующими на человека, прежде всего, благодатным действием Бога и разрушительным действием демонов.

Ежесекундно в человеке действуют самые разнообразные энергии. Особое внимание исихасты обращают на страсти – мощные энергии, которые стремятся лишить человека свободы действий, коренным образом искажают человеческий образ жизни, делают человека бесчеловечным. Исихасты считают, что человек в наличном его состоянии легко поддается влиянию страстей, склонен к противоестественному, страстному устроению человеческой природы. Как страсть действует против человека? Как переустраивается время человека, одержимого страстью? Как человек освобождается от действия страсти, и что при этом происходит со временем человека?

Важнейшим препятствием к тому, чтобы стать человеком и оставаться человеком при любых обстоятельствах являются страсти. Об этом свидетельствуют древнегреческие философы. Дохристианская философская аскеза начинается с обращения, то есть возвращения человека к себе: из противоестественного состояния человек возвращается к тому, что для него естественно, далее аскеза строится как борьба со страстями вплоть до победы над ними, то есть бесстрастия. Исихастская аскеза начинается с обращения к Богу, человек признает противоестественность состояния своей природы и выражает желание жить сверхъестественным бытием. Начинается его борьба со страстями, идет она вплоть до бесстрастия, за которым следует обожение человека. Весь процесс, в результате которого страсть овладевает человеком, отслеживается исихастами в деталях. Начальная стадия процесса открывается с действия самой неприметной энергии. Называется она помыслом ( λογισμός) – эту едва уловимую энергию античная философия не распознает. Между тем, без учета действия помыслов невозможно представить себе динамическую картину действия страсти. Страсть укореняется в человеке, проходя ряд стадий. Иоанн Лествичник различает следующие стадии: прилог страстного помысла¹³⁸ ( προσβολή), сочетание с помыслом ( συνδυασμός), сосложение с помыслом ( συγ κατάθεσις), пленение помыслом( αἰχμαλωσία), борьба с помыслом ( πάλη), страсть в душе. Как видим, пять стадий предшествуют прочному укоренению страсти.

Прилог помысла – это простое слово или образ какого-нибудь предмета ( λόγον ψιλόν εἰκόνα), который появляется в уме и вносится в сердце. Сочетание предполагает собеседование ( συλλαλ ῆσαι) человека с явившимся образом; такое собеседование не обязательно признается страстным. Сосложение означает согласие души с помыслом. Следующие стадии Лествичник определяет так: «Пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение ( βιαίαν κ αὶ ἀκούσιον τ ῆς κ α ρδίας ἀναγωγὴν, ἢ ἐπίμονον κ αὶ τ ῆς ἀρίστις ἡμῶν καταστάσεως ἀφανιστικὴν συνουσὶαν πρ ὸς τὸ τυχὸν); борьбою называют равенство сил борющего и боримого в брани ( ἰσοσθεν ῆ πρ ὸς τὸν μαχὸμενον δύναμιν), где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстию называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе( τὸ χρόν ῳ ἐν τ ῆ ψυχῆ ἐμπαθῶς ἐμφωλεῦον)¹³⁹ и чрез навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится( εἰς ἓξιν αὐτὴν λοιπὸν ἐν τ ῆ πρ ὸς αὐτὸ συνηθεία ἀγαγὸν, καὶ αὐθαιρέτως λοιπὸν ἐν αὐτῷ καὶ οἰκείως αὐτὸμολοῦσαν)"¹⁴⁰. Некоторые страсти, действуя поначалу в душе, затем переходят в тело.

Сочетание может проходить без разрушительного влияния страсти на человека (бесстрастно, как выражается Лествичник). На стадии сосложения запускается процесс согласования энергий человека с энергией страсти, сосложение происходит так, что человек испытывает от страстного помысла наслаждение. При сосложении человек уделяет время страсти, это разрушительно для него, поскольку «мешкание сопредельно с соизволением»¹⁴¹ на грех. Стадия борьбы против страстного помысла предполагает состязание человека с помыслом как бы на равных. На стадии пленения страстной помысел укореняется в сердце и побеждает человека. Пленение может быть кратковременным неожиданным сведением страстного помысла в сердце, или оно разворачивается в продолжительное и постепенное переустройство человеческих энергий; предыдущее устроение человеческих энергий разрушается и формируется новое, страстное, устроение.

В описанном процессе велика роль навыка (ἓ ξις). Именно одерживая победу над греховным навыком, человек становится бесстрастным. Навык удовлетворять страсть сокращает количество стадий, которые человек проходит от прилога до действия страсти в душе. Отпадает и прилог страстного помысла, одержимый страстью человек не ждет прилога, но сам стремится к страсти; разумеется, отпадает стадия борьбы¹⁴². Сокращение нескольких стадий обеспечивает весьма частое возвращение человека к страсти, движение ума к страсти проходит по укороченному порочному кругу, превращается в поминутное и едва ли не ежесекундное вечное возвращение ума к страсти. Таким образом, навык формирует циклическое время страсти. Страстное состояние вызывает в человеке важные временные и вечные последствия. Иоанн Лествичник полагает, что прилог безгрешен; сочетание не совсем без греха; сосложение судится в зависимости от устроения человека; «борьба бывает причиною венцов или мучений; пленение же иначе судится во время молитвы ( ἐν καιρῷ προσευ χῆς), иначе в другое время, иначе в отношении предметов безразличных, т. е. ни худых, ни добрых, и иначе в худых помышлениях ( πονηροῖς ἐνθυμήμασι). Страсть же, без сомнения, подлежит... соразмерному покаянию, или будущей муке»¹⁴³.

Опытные подвижники способны иногда собеседовать со страстным помыслом (ср. со стадией сочетания), не впадая в грех, без вреда для себя. Греховность сосложения зависит от устроения подвижника, то есть сосложение с одним и тем же страстным помыслом будет разрушительнее для более опытного исихаста, поскольку опытность допускает сосложение только в качестве сознательно допущенного греха, пусть это пока грех-помышление или грех-слово, пусть человек пока не совершил грех-дело. Некоторые из страстей, действуя в душе на уровне помысла, переходят в тело, когда злой помысел побуждает человека удовлетворить страсть на деле (в поступке, в котором человек действует в своем психосоматическом единстве). Страсть ставит человека перед его смертью, лишь соразмерное ей покаяние устраняет будущую погибель и дает человеку вечную жизнь. Читая о прилоге помысла, сосложении и последующих стадиях развития страсти, надо учитывать, что самопознание человек начинает с различения самых заметных энергий, то есть самих страстей, и потом приходит к тонкому различению страстных помыслов. Поэтому мы сначала рассмотрим время страсти, а затем перейдем ко времени помысла.

Возьмем для примера одну из восьми основных страстей – чревоугодие. Чревоугодие обосновывает свои действия на естественной потребности человека в питании. Чревоугодник переедает, ведет противоестественный образ жизни, вредит своему здоровью и психоэмоциональному состоянию, теряет самообладание при мысли о пище. Это первый вид чревоугодия (чревобесие); суть его в том, что человек ненасытно поедает неумеренное количество пищи. Такая страсть, как правило, заметна невооруженным глазом по избыточному весу чревоугодника. Есть и другой вид чревоугодия (гортанобесие); суть его в неумеренном стремлении гурмана к вкусной и красиво поданной пище. Акцент делается на качестве, а не на количестве пищи, поэтому гурман, при всем его чревонеистовстве, может выглядеть сухопарым, как постник. Третий вид чревоугодия называется тайноядением ( λαθροφαγία); суть его в том, что человек ест прежде установленного для приема пищи часа ( πρ ὸ καιρο ῦ). В общежительных монастырях установлено время братской трапезы, однако тайноядение не дает монаху довольствоваться необходимой пищей за общей трапезой «во благовремение», он тайно служит чреву у себя в келье.

Страсть чревоугодия составляет центр притяжения всех жизненных энергий порабощенного ей человека. Чревоугодник может весь день заботиться о служении страсти, все его действия будут так или иначе соотноситься со страстью, вся жизнь (замыслы, волеизъявления, поступки) будут вращаться вокруг страсти. От однократной уступки чревоугодию (отдельно взятого греха) человек способен дойти до непрестанного чревоугодия, до всепоглощающей страсти. Для полновременного служения страсти ему не обязательно все время что-то есть, достаточно в мечтах услаждаться пищей¹⁴⁴, мысленно предвкушая удовольствие от чревоугодия. То, что описано насчет чревоугодия, справедливо и для страсти блуда. Приведем цитату из Евангелия: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф 5:28). Блудная страсть способна довести мужчину до того, что он будет женонеистов¹⁴⁵, утратит власть над собой, будет непрестанно прелюбодействовать в вожделении. То есть у человека сформируется эмоционально-волевой блудный цикл; этот цикл далеко не всегда доходит до стадии физиологического совокупления с предметом страстного желания, но он всегда доходит до стадии разрушительного воздействия на человека (сосложения, прямого действия страсти в душе).

Итак, страсть заставляет человеческий ум, душу и тело постоянно возвращаться к ней, вовлекает человека в круговорот страстных помыслов. Страстные помыслы представляются притягательными, разумными, богоугодными. От их циркуляции трудно избавиться путем полемического собеседования с помыслом, поэтому исихасты изыскивают другие способы противостоять помыслам. Если человека не устраивает кружение злых помыслов, это зацикленное на страсть противоестественное состояние, то он пытается отвратиться от греховного круговращения и обратиться к Богу с покаянием.

Согласно Макариевскому корпусу, душа человека сама отвращается от лукавых кружений ( Ἀ ποστρέφει δὲ καὶ ἑαυτὴν ἡ ψυχὴ ὑπο ῥεμβασμῶν πονηρῶν), оберегая сердце, чтобы помыслы его не кружились в мире сем. Помыслы грешной души блуждают по лукавым путям¹⁴⁶. Будучи в подвиге внимательного воздержания от зла, душа хранится рассудительностью своей воли и силой Бога. Если человек мужественно отвращается от страстных удовольствий, развлечений и забот, от земных уз и от кружения суетных помыслов ( δεσμούς γηῒνους, καὶ ῥεμβασμούς λογισμῶν ματαίων), то он получает благодать, чтобы душа и тело могли вместе совершить свой путь в настоящем лукавом веке и беспрепятственно достигнуть вечной жизни»¹⁴⁷. Приведенный исихастский фрагмент передает яркую антропологическую картину. Страсть приковывает к себе человека, и он движется по порочному кругу угождения страсти. Страсть совращает человека с прямого пути к Богу, ум грешника блуждает, кружась по греховному пути; обращаясь к Богу и начиная христианский подвиг, человек выпрямляет свой жизненный путь. Внимательная покаянная христианская жизнь должна отвратить человека от бесконечного круга грехопадений, человек встает спиной к страстному времяпрепровождению жизни и лицом к будущей вечной жизни, и божественная сила помогает ему на пути восхождения.

* * *

По своей сути страсть неразрывно связана со страданием¹⁴⁸. Страстями человек болеет. Они не составляют часть человеческой природы, они являются болезнетворными противоестественными процессами, «наростами» на человеческой природе. Избавляясь от страстей (умерщвляя страсти), человек выздоравливает, а не уничтожает себя. Страсти мешают человеку жить свободно и активно. Они переводят человеческое действие из активного залога в пассивный залог (страдательный залог); принуждают человека действовать в (полу)автоматическом режиме, без конца повторяя один страстной цикл за другим.

В таком порочном круге жизни вращаются не только люди глубоко испорченные, обжоры и блудники, но и люди, казалось бы, весьма добродетельные. Проиллюстрируем это на примере тщеславия ( κενοδο ξία). Тщеславие стремится зациклить на себя буквально все человеческие энергии, включая энергии добродетелей. Под действием тщеславия человеку трудно выстроить линию своего поведения так, чтобы своими действиями не придавать дополнительной энергии тщеславию. Иоанн Лествичник замечает, как эта страсть лукаво направляет действие ума: «Тщеславлюсь, когда пощусь; но когда разрешаю пост, чтобы скрыть от людей свое воздержание, опять тщеславлюсь, считая себя мудрым»¹⁴⁹. Здесь подмечена настоящая антропологическая апория: ум движется в противоположные стороны, пытаясь освободиться от пленения страстью, но сойти с орбиты тщеславия не может. Решит подвижник блюсти пост или нарушить его, тщеславие все равно обратит его действенное решение на себя. Тщеславие формирует в человеке тотальную зависимость от питающейся добродетелями страсти, запросы тщеславия растут, опережая возможности их осуществления. Поэтому гонка человека за тщетной славой превращается в безумие (на миру тщеславному и смерть красна)¹⁵⁰. Тщеславие часто бывает причиною бесчестия, вместо чести, но и это не останавливает людей, подверженных действию тщеславия.

Какой же выход из апории? Лествичник советует читателю вспомнить множество своих беззаконий, когда тот услышит похвалы в свой адрес, и тогда он увидит себя не достойным похвалы.

Преодоление страсти заключается не в беспристрастной и адекватной самооценке и корректировке своих потребностей. Преодоление начинается покаянием, когда одержимый страстью ум признает перед Богом свои грехи и нарушает энергийно непроницаемую стену между собой и Богом. Прощая грешника, Бог сообщает ему Свою энергию, которая разрушает циклы тщеславной страсти, и циклическое время начинает размыкаться. Связанные энергии человека освобождаются еще больше, когда покаяние продолжается борьбой со страстями. Ступень борьбы со страстями требует от христианина немалых сил, Лествичник советует: когда услышишь, что друг укорил тебя в отсутствии или присутствии твоем, то покажи любовь и похвали его, не уменьшай к нему любви. Похвалить друга в ответ на переданный укор – значит подвижнически бороться с тщеславием. Сохранить прежнее дружелюбие, будто и не было никакого конфликтного инцидента, считается невозможным без содействия Бога. Почему так?

Монашеский контекст ситуации, видимо, подразумевает под другом не соседа, сотрудника или постоянного собеседника, но сотаинника, духовного друга, которому в какой-то мере был открыт личный духовный опыт¹⁵¹. Укор, возможно, относится к этому тайному опыту. Принятие укора подтверждает полномочия духовного друга интерпретировать опыт аскета и даже сообщать о нем третьему лицу. Суждение друга ставится в связь с познанием воли Бога об аскете, с открытостью аскета по отношению к Богу, даже если эту связь надо хранить вопреки тщеславной реакции на упрек. Вообще для исихастской антропологической стратегии характерно хранение направленной открытости: по отношению к Богу и к человеку. Конечно, далеко не ко всякому человеку открытость должна быть одинаковой, но в данном случае мы говорим о духовном друге, и здесь предполагается достаточно большая мера открытости.

Страсть тщеславия, как выражаются исихасты, покривляет духовное делание. Обращенное к Богу аскетическое действие человека силою страсти как бы отклоняется в сторону, действием покаяния аскетическая направленность человека выпрямляется. Покаяние избавляет человека от круговорота страстей тщеславия, чревоугодия, уныния... Противоядием от уныния служит покаянная молитва к Богу. Однако унывающему подвижнику нелегко оторвать ум от страсти и возвести его к Богу, храня выбранное направление действий, так что покаянный труд составляет подвиг ума. О неустойчивых действиях человеческого ума преподобный Григорий Синаит пишет: «Сам по себе никто не может удержаться умом (от рассеянности), если не будет удержан Духом. Как всегда движущийся, ум отличается неустойчивостью ( ἀκράτητος) не по природе, но располагается ко круговращению вследствие нашей беспечности ( ἀπὸ τ ῆς ἀμελείας τὴν περιφορὰν οἰκειωσάμενος) и от начала [грехопадения] усвоил склонность к рассеянности. Когда мы нарушением заповедей отделились от Бога, возродившего ( ἀναγεννήσαντος) нас [в крещении], тогда прервали единение с Ним, а в чувстве [утратили] разумное чувство Его. Отсюда отклонившийся и удалившийся от Бога ум всюду водится, как пленник (ἅ γεται ὡς αἰχμάλωτος), и не может установиться ( οὐ δυνατ ὸν ἵ στασθαι) [в сердце] иначе, как если не подчинится Богу, не поставит себя [в зависимость] от Него, не соединится с Ним радостно и если не будет часто и напряженно Ему молиться. Пусть ум каждый раз то, во что падает, мысленно исповедует тотчас Прощающему все лицам, сокрушенно и смиренно ( ἐν ταπεινώσει καὶ ἐν συντριβὴ) просящим прощения»¹⁵².

Человеческий ум находится в пленении страстью¹⁵³ и совершает греховное круговращение. Бог возрождает человека к новой жизни; если подвижник будет каяться и сокрушаться о грехах, смиряться и часто молиться, то со временем его ум становится хорошо управляемым. Это происходит на ступени сведения ума в сердце. Именно умно-сердечная молитва позволяет уму воздерживаться от страстного кругообращения и сохранять устойчивое поступательное движение духовной жизни, происходящее, соответственно, в линейном времени. Мы видим, что Григорий Синаит описывает очищение ума от кружения страстных помыслов на пути к ступеням просвещения, когда ум стоит в сердце, творя молитву. О времени просвещения разговор пойдет ниже, теперь же мы вернемся ко времени страстей и времени очищения от них.

Нередко действие человека за короткое время резко изменяет свою направленность: благое действие может продолжиться лукавым, а лукавое действие закончиться благим. Эту особенность аскеты называют удобопревратностью человека. Бывает, что превратный характер действие получает быстро и незаметно для самого действующего. Отсюда понятна осторожность и взыскательность, с которой аскеты относятся к добрым своим поступкам. «Сказывали о скитских подвижниках: если кто видел их дела ( Εἰ κατελάμβανέ τις τὴ ν ἐργασίαν αὐτῶν), то они считали их уже не добродетелью, но грехом»¹⁵⁴. Делание скитских монахов Египта было тайным, показное делание считалось незаконным подвигом, поскольку оно открыто действию тщеславия. Даже если кто-то нежданно заставал скитского монаха за добрым делом, монах делал вывод, что к его делу примешалась страсть тщеславия, и доброе дело превратилось в грех. Тогда монах начинал покаяние, чтобы избавиться от сопряженных с тщеславием превратностей аскезы.

Тщеславие отвращает человека от Бога и погружает в греховный круговорот, покаяние отвращает человека от страсти и направляет к Богу (к обожению). Покаяние меняет энергийное устроение человека, кающийся человек сокрушает страстной навык, устоявшиеся противоестественные модели поведения и самооценки (сокрушение о прошлой страстной жизни). Покаяние наделяет человека силой памяти смертной (память о том, что земная жизнь кончится, быть может, в ближайшем будущем, и начнется будущая вечная жизнь). Память смертная ставит человека перед его смертностью, перед темпоральной ограниченностью его жизни. Сознание собственной смертности побуждает человека выстраивать иерархию жизненных ценностей по принципу темпорального ограничения: то, что важно лишь на короткое время, является менее ценным, чем ценности долговременные и тем более вечные. Когда наступит конец жизни, и сам человек не знает, поэтому сила смертной памяти поднимает человека на борьбу со страстями за вечную жизнь: «Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь». ( Ἐν πᾶσι τοῖς λόγοις σου μιμνήσκου τὰ ἔσχατά σου, καὶ εἰς τὸν αἰῶνα οὐχ ἁμαρτήσεις, Сир7:36). Здесь исихасты повторяют знаменитое со времен Платона определение аскетической философии в качестве упражнения в смерти: φιλοσοφία ἐστί μελέτη θανάτου¹⁵⁵.

Мысль о том, что сегодня может оказаться последним днем жизни, не обесценивает само время жизни. Архимандрита Сергия (Шевича) однажды спросили: для Бога тысяча лет, как один день (2Пет 3:8), в том смысле, что временное не имеет ценности? Отвечая, старец Сергий напомнил, что для Бога и один день, как тысяча лет, то есть для вечности ценным является и один день, и даже один поступок. Старец Сергий учил «проживать каждый день, как если бы он был последним»; это возможно при действии смертной памяти. И, с другой стороны, старец учил «проживать каждый день, как если бы он был единственным, каждое утро полагать начало дню, до некоторой степени дистанцируясь от прошлого, проживать каждый день как новый, как первый¹⁵⁶.

Память смертная отсылает человека к его будущему и прошлому, а в настоящем память смертная возбуждает «память Божию», то есть покаянную молитву к Богу. Покаяние дает человеку пережить «страх Божий». В отличие от множества человеческих страхов¹⁵⁷, страх Божий не отталкивает человека от Бога, напротив, привлекает его к Богу. Со временем страх Божий с помощью покаяния переплавляется в любовь Божию. Обратим внимание на само греческое слово μετάνοια (покаяние, раскаяние, перемена мыслей). Буквально μετά–νοια означает после-умствование, после-умие, после-мышление. Покаянная перемена ума содержит указание на смену времен: благодаря покаянию человек отличает себя настоящего (кающегося грешника) от себя прежнего (нераскаянного грешника) и получает возможность будущего существования (раскаявшегося и очистившегося от греха человека), которое принципиально отличается от настоящего и прошлого. Покаяние выводит человека из циклического движения ума и побуждает его совершать поступательное движение к обожению. Энергия покаяния делает циклическое время человека – линейным.

* * *

Покаянное движение направлено к ступени борьбы со страстями. Если христианин не переходит к борьбе против страсти, в которой кается, то он уходит со ступеней восхождения и неизбежно возвращается во власть той страсти, с которой отказался бороться. Борьба со страстями чрезвычайно трудна, собственные силы человека не могут обеспечить ему победу в этой борьбе. Причина в том, что сражается он со своей «второй природой», которой к тому же «приседит бес», то есть демоны паразитируют на человеческих страстях. Кающийся борется не только с собой, но и с внешней враждебной силой, что нечеловечески трудно¹⁵⁸.

Борьба со страстями открывает христианину его бессилие, немощь. Если человек посчитает выявленное бессилие признаком невозможности сопротивляться страстям и победить их, то он смиряется перед страстью¹⁵⁹ и уходит со ступеней духовного восхождения. Если же человек видит свое бессилие и призывает силу Божию на помощь в борьбе, то он смиряется перед Богом. Такой подвижник получает от Бога смиренномудрие ( ταπεινοφροσύνη). В смирении перед Богом нет малодушной слабости, в нем действует сила и обретается мудрость для сражения со страстями: «Чем больше смиришь себя, тем большие получишь дары от Бога»¹⁶⁰, то есть силы. Смиренномудрие побуждает человека искать помощи в невидимой брани у Бога, а также у опытных подвижников. Помощь от Бога аскет получает через молитву, помощь от людей аскет получает в виде советов и духовного руководства от опытных монахов. Пристальное духовое руководство начинающим монахом (новоначальным) имеет форму послушания старцу (опытному, искусному монаху).

У преподобного Дорофея Газского есть рассказ о том, как старец молодому монаху объяснял действие страстей. Старец и послушник гуляют по перелеску, старец просит вырвать маленький кустик. Послушник с легкостью исполнил просьбу. Они подошли к кусту того же растения, только значительно крупнее. Опять старец просит вырвать его, что и происходит, хотя и с трудом. Когда они приближаются к подобному же растению, только разросшемуся в размер дерева, старец повторяет свои слова, но послушник не может выкорчевать дерево. Тогда старец объясняет: когда страстной помысел начинает пускать корни и прорастать в душе человека, его легко искоренить; если страсть уже укрепилась в душе, искоренить ее можно лишь ценой больших усилий, если же страсть разрослась и укрепилась в душе, вряд ли возможно самостоятельно искоренить ее.

Старец показывает, что борьбу против страсти лучше вести с отсечения страстного помысла, не доводя до того времени, когда через сочетание с помыслом и пленение помыслом, через страстной навык греховный помысел станет трудноискоренимым. Лучше отсекать грех в самом начале, на стадии появления помысла, на стадии прилога. Об этом часто говорят исихасты: «Авва Иосиф спросил авву Сисоя: во сколько времени человек должен искоренить свои страсти?

– Ты хочешь знать о времени? ( Τούς χρόνος θέλεις μαθεῖν) – спросил его старец.

– Да! – отвечал авва Иосиф.

– Как скоро придет страсть, – сказал старец, – тотчас отсекай ее ( Οἴαν ὤραν ἔρχεται τὸ πάθος,εὐθύως κόψον αὐτήν)"¹⁶¹.

Помысел является началом умственного, эмоционального, волевого движения или визуального впечатления, помысел есть росток энергии. Старец помогает послушнику в умном делании: рассуждении о помыслах, борьбе с кружением страстных помыслов, хранении покаянных помыслов, молитвенной брани против враждебных помыслов. Весь исихастский путь можно представить через понятие о помысле ( λογισμός): отсечение злых помыслов, отложение суетных помыслов, принятие и хранение божественных помыслов¹⁶².

Рассмотрим опыт борьбы с помыслами, какой был у аввы Дорофея Газского. Подвижник проходил послушание в общежительном монастыре, но держался правила отшельников: без откровения помысла и совета от старца ничего не делать ( πάντα ἀνετιθέμην)¹⁶³. Иногда Дорофею приходил помысел: «Не то же ли самое, что ты думаешь, скажет тебе старец? Зачем беспокоить старца?» Вот первое появление помысла, суть которого в отказе открывать все помыслы старцу. Свою страстную природу помысел замаскировал мнимодобродетельной заботой о старце. Под личиной человеколюбия и почтительного отношения к старцу скрывалось действие страсти. Какой именно страсти? Можно по-разному ответить: гордости ( ὑπερφανία), самолюбия ( φιλαυτία), самочиния¹⁶⁴.

При первом появлении помысла Дорофей обнаружил лукавое направление помысла и отвечал ему: «Анафема мудрованию твоему, ибо оно от демонов». И сразу же послушник пошел к старцу. Дорофей признал помысел страстным, отсек его¹⁶⁵и действовал вопреки помыслу. На этом невидимая брань Дорофея не прекратилась, помысел продолжал приходить к Дорофею. Иногда, придя к старцу с откровением помысла, он получал слово, которое по своему смыслу совпадало с тем, что думал сам Дорофей, и значит, с тем, что внушал ему помысел. Тогда помысел спрашивал ( ἔλεγέ μοι ὁ λογιςμός): «Это самое я говорил тебе – не напрасно ли беспокоил ты старца?» Помысел во второе появление сохранил направление своего действия, но несколько сменил позицию, как бы сместился на шаг спирали. Мотив заботы о старце повторился, и добавилось слово о совпадении совета от старца и помысла. Совпадение якобы означало, что Дорофей зря открыл помысел старцу и ошибочно отсек помысел, который старец своим советом косвенно подтвердил, и теперь, прояснив ситуацию, надо этот помысел принять. Как реагировал молодой послушник?

Дорофей отвечал помыслу: «Теперь слово от Бога; твое же внушение было делом страстного устроения». Вторичное отсечение помысла показывает, что для послушника интеллектуальное содержание помысла менее важно, чем вопрос об источнике энергии помысла. В продолжении истории о помыслах Дорофей написал: «Я был в великом покое, в полном беспечалии ( ἐν μεγάλη ἀναπαύσει, ἐν μεγάλη ἀμεριμνία)... и скорбел об этом... ибо слышал, что многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян 14:22), и, видя, что у меня нет никакой скорби, я боялся и был в великом недоумении ( ἐν ἀπορία ἤμην)... пока старец не объяснил мне этого, сказав: не скорби ( μὴ θλιβῆς) ибо каждый предающий себя

в послушание отцам¹⁶⁶имеет сей покой»¹⁶⁷.

На данном этапе Дорофей не зафиксировал, что ему опять пришел помысел. Что это значит? Выскажем несколько соображений. Направленность помысла была сохранена (отказ от откровения помысла), и воздействие помысла вызывало скорбь, страх, недоумение, что является здоровой реакцией человека на воздействие страсти. При данном появлении помысел скрыл свою страстную природу мнимодобродетельной заботой о послушании Слову Божию. Помысел дал понять, что беспечалие уводит Дорофея с пути спасительного подвига, всегда сопряженного со скорбями. Помысел попытался еще раз зациклить ум Дорофея, но сместился на такой большой «шаг спирали», что создалось впечатление, будто линия этого помысла относится совсем к другому движению ума. Видимо, поэтому помысел при данном его появлении не был отождествлен с предыдущими двумя случаями и рассматривался как отдельное событие. С помощью старца Дорофей опять отсек этот помысел. Старец ориентировал послушника на постоянное откровение помыслов и косвенно дал понять, что Дорофей после борьбы со страстями взошел на ступень безмолвия. Записи Дорофея не позволяют детально разглядеть темпоральную динамику в этом опыте и сделать однозначные выводы о времени борьбы с помыслом и времени перехода к безмолвию. И все-таки записи допускают, на правах гипотезы, интерпретацию опыта, которая указывает на спиральное время.

Опыт Дорофея не вполне типичен, и тем не менее показателен. Преподобный Дорофей взошел на ступень исихии, будучи в стенах общежительного монастыря, не на отшельничестве. Отчего так? Оттого, что опыт безмолвия обусловлен не столько обстоятельствами подвига (поселением в уединенное место, анахоретским образом времяпрепровождения), сколько тем, как совершается подвиг (с откровением помыслов старцу, с рассуждением о помыслах и отложением помыслов). Через покаяние, которое дошло у Дорофея до безоговорочного самоотречения в борьбе с грехом, через послушание, которое смиряет человека перед Богом, а не перед начальником, через безжалостное отсечение своей воли Дорофей взошел на ступень свободы от властного действия страстей. Обратим внимание, что законный подвиг Дорофея в самоотречении обернулся не самоуничижением и самоуничтожением, а подъемом на ступень самовластия, где человек перестает ощущать себя в плену греха и ощущает свободу от круговорота страстных помыслов. Духовные преобразования после борьбы со страстями приводят человека к безмолвию, к сбалансированности человеческих энергий, из числа которых устранены доминанты страстей. Ὴ συχία – значит безмолвие, то есть особый опыт, когда страстные помыслы бездействуют в уме аскета.

Настал момент сделать ряд выводов принципиального для антропологии порядка. Энергии конституируют время человека. Исихастская антропология выделяет в особую группу самые заметные энергии (страсти) и ставит вопрос о времени страстей. Исихасты различают и самые малозаметные, но весьма влиятельные энергии (помыслы), что ставит вопрос о времени помысла. Помысел – это начаток энергии, энергия-начинание. Аскетическая практика отложения страстных помыслов является последовательным продолжением практики покаяния и борьбы со страстями, и больше, чем просто продолжением. Практика отложения помыслов укорачивает время отдельного события в аскетическом опыте, заставляет подвижника чаще внимать себе и постоянно предоставляет исихасту новые поводы для покаяния и борьбы со страстями. Отложение помыслов позволяет человеку отделить себя от мельчайших и быстро меняющихся содержаний своего сознания, решать вопросы об их усвоении и отвержении, позволяет вести себя в вихре помыслов обдуманно, «трезвомудро», не спешить сочетаться и сослагаться с помыслами, оптимально дистанцироваться от помыслов.

Помыслы могут рождаться в самом человеке, помыслы могут человеку предлагать извне (Бог, люди, демоны и даже животные, птицы¹⁶⁸). Война с помыслами не позволяет человеку легкомысленно утверждать: «Я думаю: не напрасно ли беспокоил я старца?» Невидимая брань дает человеку мудрость смиренно говорить: «Мне пришел помысел: не напрасно ли беспокоил ты старца?» Чей помысел о беспокойстве старца: мой, Божий или демонический? На предлагаемый вопрос должно ответить специальное исследование, которое предпринимает подвижник. У исихастов считается весьма ценным уметь дистанцироваться от помыслов. К примеру, Силуан Афонский говорил: мудрость состоит в том, чтобы не принимать помысла. Если философия определяется как мысль, направленная сама на себя, то исихастскую философию можно бы определить как мысль, направленную на помысел. Конечно, в первую очередь исихасты отслеживают помыслы, которые неоднократно появляются в уме, как бы (не)навязчиво кружатся в уме.

Энергия страсти конституирует циклическое время, энергия покаяния и борьбы со страстями строит линейное время. Как происходит переход от нелинейного (циклического) времени ко времени линейному? Можно ли говорить о времени этого перехода и каково оно? Когда исследователи рассуждают о космологическом времени, историческом времени, о времени на языке символов, возникает тема сочетания цикла с линией, то есть тема спирального времени¹⁶⁹. О спирали времени говорят и в связи с религиозным опытом. Заметим, что несмотря на всю свою религиозную значимость, рассуждения о космологическом, историческом и символическом спиральном времени не относятся впрямую ко времени личного опыта человека. А данная книга рассматривает именно время пережитого аскетико-мистического опыта конкретных людей, которых объединяет принадлежность к исихастской традиции¹⁷⁰.

Опыт аввы Дорофея в процессе борьбы против страсти дает пищу для размышлений о спиральном времени. Стадия борьбы со страстным помыслом у человека, у которого нет греховного навыка в отношении данного помысла, приводит к динамическому «неустойчивому равновесию». В подобной динамике энергии человека могут вступать во взаимодействие-противоборство с энергиями страсти и выстраивать ряд нелинейного спирального времени. Если помыслу не удается пленить ум подвижника – он разоблачен и отсечен, то в этот момент ум человека получает возможность (свободу) разомкнуть нелинейное время и начать ряд линейного времени подвига¹⁷¹.

* * *

На ступени безмолвия аскет хранит ум от кружения нечистых помыслов, однако не всегда человеку удается простирать свой ум вперед, преодолевать препятствия (помыслы) и продолжать духовное восхождение; порой исихаст сворачивает с пути духовного восхождения. Уходят с пути не только те, кто по неопытности пленяется каким-либо страстным помыслом, порой и искусные аскеты сбиваются с пути мгновенным набегом страсти. Со ссылкой на опытных подвижников Иоанн Лествичник упоминает о необычном действии страсти, более тонком, чем сосложение, сочетание и даже прилог помысла: «Просвещеннейшие и рассудительнейшие из отцов приметили еще иной помысл, который утонченнее всех вышепоказанных ( ἑτερα τις τούτων λεπτοτέρα ἔννοια). Его называют набегом мысли ( παραῤῥιπισμὸν νοός), и он проходит в душе столь быстро, что без времени, без слова и без образа мгновенно представляет подвизающемуся страсть ( χρονόυ χωρίς, καὶ λόγου καὶ εἰκόνος ὀξυτέρως τὸ πάθος τῷ πάσχοντι σημαίνειν πέφυκε). В плотской брани между духами злобы ни одного нет быстрее и неприметнее ( ὀξύτερον ἢ ἀφανέστερον) сего"¹⁷². Набегу не требуется продолжительное время, чтобы воздействовать на подвижника, не требуется принимать форму слова или видимого образа, его энергия действует стремительно и незаметно.

Страстной набег опознают те подвижники, которые преуспели в отсечении страстных прилогов; они обнаружили, что в отличие от прилога набег мысли нельзя отсечь: «Он одним тонким воспоминанием, без сочетания, без продолжения времени ( ἀχρόνῷ τε ἀφράστῷ), неизъяснимым, а в некоторых случаях даже неведомым образом вдруг является своим присутствием в душе ( ἐν τ ῆ ψυχῆ π αρουσίαν ποιο ῦντος). Кто плачем успел постигнуть ( διὰ πένθους καταλαβεῖν) такую тонкость помысла, тот может нас научить: каким образом, одним оком, и простым взглядом, и осязанием руки, и слышанием песни, без всякой мысли и помысла душа может любодействовать – страстно ( ἐκτὸς πάσης ἐννοίας, καὶ λογισμοῦ πορνεύων ψυχῆν ἐμπαθῶς)"¹⁷³. О действии какой страсти сообщает Иоанн Синайский? Из текста (душа любодействует) и контекста (приведенный фрагмент взят из Слова 15, которое посвящено целомудрию) ясно, что о действии блудной страсти.

Незадолго до приведенного фрагмента Иоанн рассказывает о прилоге, сочетании, сосложении, борьбе, пленении и действии страсти в душе. Теперь Иоанн указывает на то, что опытные подвижники сталкивались с присутствием блудной страсти в душе, которое обнаруживается не в результате описанного выше многоэтапного процесса, а в результате «одноактного» набега мысли, который нарушает последовательный ход времяпрепровождения исихаста (набег действует χρόνου χωρίς). Набег совращает ум аскета хитрее и тоньше, чем делает это обычный прилог. Действие набега быстрее обычного помысла, ему не нужно многократно появляться в уме исихаста, не требуется кружение страстных помыслов. Он исключительно непродолжителен, его ничтожная кратковременность описывается как невременность ( ἀχρόνῷ). Набег стремителен до чрезвычайности. В каком же времени происходит набег мысли? Трудно дать однозначную интерпретацию данному опыту с точки зрения антропологического времени.

С одной стороны, моментальность происходящего набега можно понимать как протекание события за короткий промежуток времени¹⁷⁴, «во мгновение ока» (ока ума), когда «не успел глазом моргнуть», не успел одуматься, опамятоваться, очнуться, прийти в чувство, а уже все «проморгал» – уже пройдена финальная стадия, и страсть действует в душе. Данный опыт может быть вызван недостатком реакции человека на внешнее воздействие, ироисходящее в микрохронологическом режиме¹⁷⁵. В качестве некой аналогии для набега мысли приведем бытовой пример: компьютерный монитор, кинескоп которого мерцает с частотой 100 Гц, воспринимается человеком как источник постоянного света, глаз не различает отдельные кадры. Так проявляется эффект инерции зрения и, соответственно, инерции внимания. Уменьшим скорость смены кадра на мониторе до 50 Гц – и глаза станут различать кадры, станет видно мерцание. Отсюда понятно, что набег мысли может происходить «невременно» в смысле, что для набега достаточно каких-то незначительных долей секунды.

Между действием страсти в душе и началом набега, согласно Иоанну Лествичнику, отсутствует стадия «слова или помысла», то есть нет кружения блудного помысла и собеседования исихаста с ним. Появление набега описано как ничтожное, но влиятельное событие в ряду времяпрепровождения исихаста, которое нельзя отождествить с нападением злого помысла. Набег происходит как простое воспоминание или простое зрительное, слуховое, осязательное восприятие. Появление набега укладывается во временную последовательность исихастской жизни на правах рядового, весьма короткого интервала времени. Сразу же после появления набег радикально переустраивает энергии подвижника, в душе начинает действовать блудная страсть мгновенно – без сочетания и тем более без сосложения с помыслом, без борьбы с помыслом. В случае набега мысли Лествичник затрудняется говорить о прилоге помысла.

Представленная нами сейчас интерпретация, впрочем, не единственная, и она оставляет некоторое место для вопросов и дальнейшего обсуждения опыта. Посмотрим на опыт с другой стороны. Набег мысли сбивает подвижника с исихастского пути и оказывает на него весьма серьезное страстное воздействие (душа любодействует). Спрашивается: как в этом случае меняется линейное время исихастского опыта? Первый ответ: линейное время исихии сменяется циклическим временем блудной страсти, затем через покаяние (печаль по Богу и происходящий от печали плач¹⁷⁶) подвижник постигает причину его падения и потом, раскаиваясь, борясь против страсти и безмолвствуя умом, вновь переходит от циклического времени к линейному. Возможен и другой ответ. Не будем на нем настаивать, приведем его в качестве не лишенных основания соображений антропологического характера. Второй ответ: непрерывное время исихастского опыта (линейное время безмолвия) прерывается набегом мысли (дискретное время набега). После неожиданного мгновенного перерыва исихаст находит себя плененным блудной страстью (циклическое время страсти), затем через покаянный плач подвижник постигает причину падения, и потом, раскаиваясь, борясь против страсти и безмолвствуя умом, подвижник переходит от циклического к линейному времени.

Если рассуждать о времени человека, то приходится рассуждать и о смене времен, о непрерывной темпоральной последовательности. Согласно Августину, непрерывное время строится энергией памяти (прошлое настоящего), энергией внимания (настоящее настоящего) и энергией ожидания (будущее настоящего). У других философов используются несколько другие темпорологические схемы¹⁷⁷, но в любом случае именно человеческие энергии должны связать момент «теперь» с моментом ближайшего прошлого и ближайшего будущего, только тогда образуется непрерывная временна́я последовательность. Если взять за настоящее настоящего момент, когда начинается набег мысли, то оно не вписывается в ряд других моментов временно́го ряда. Действительно, набег оказывается неожиданным (выражаясь в терминах Августина, разрывается связь между настоящим настоящего и прошлым настоящего) и непамятным (нет связи между настоящим настоящего и будущим настоящего). Неожиданность набега состоит в том, что он вдруг является своим присутствием в душе. Непамятность набега подтверждается тем, что его можно реконструировать в памяти как ближайшее к текущему моменту событие – не самоанализом, а покаянным плачем. Именно покаяние, то есть «возврат» к первой ступени восхождения исихаста, позволяет мысленно восстановить разрыв во времени и представить последовательность событий: сначала простое воспоминание или визуальное, слуховое, осязательное восприятие (прошлое настоящего); затем набег мысли (настоящее настоящего); затем действие страсти в душе (будущее настоящего).

В таком случае выражение χρόνου χωρίς будет означать, что набег мысли прерывает линейное время опыта точечным бездлительным моментом ( ἀχρόνῷ). Набег опрокидывает исихаста со ступеней восхождения за один раз, в отличие от прилога блудного помысла, которому требуется многократное воздействие так, что помысел кружит, появляется перед подвижником вновь и вновь, прежде чем подвижник сочетается с помыслом, пленится им, и в душе его станет действовать страсть. Действие набега распознается теми, кто исключительно опытен в безмолвии и, будучи выбит из времени безмолвия, обращается к Богу с покаянием и начинает менять ум в борьбе со страстями, восходит к безмолвию и, по прошествии времени, осознает, что с ним произошло, и приобретает способность объяснить другим людям действие набега. Под рассудительнейшими старцами Лествичник подразумевает опытных исихастов, которые умеют отличать опыт подлинный от опыта ложного (от прелести, πλάνη), и способны других научить этому¹⁷⁸. Рассудительнейшие подвижники имеют трезвение ( ν ῆψις), на аскетическом пути они ведут себя трезвомудро, как умудренные в осторожном и тщательно выверенном законном подвиге.

Набег мысли свидетельствует, что даже на высшей ступени очищения, на ступени исихии, хранение ума чистым от помыслов не является стабильным. И на ступени исихии непрерывное линейное время легко переходит в циклическое время страсти, или происходит распад линейного времени безмолвия под воздействием набега мысли, в результате время непрерывное сменяется временем прерывистым¹⁷⁹. Об этом пишет Григорий Синаит: пока ум не встал в сердце подвижника, действие ума трудно удержать в строгой направленности. Значит, нестабильно-линейным остается и время подвига, пока не произойдет сведение ума в сердце. Об этом мы поговорим в следующей главе. Отметим, что рассматривать ступени просвещения по многим причинам затруднительнее, чем ступени очищения. Одну из причин обозначает Феофан Затворник: «В писаниях отеческих менее всего говорится <...> о высших состояниях, а все о трудах покаяния, борьбы со страстями»¹⁸⁰.