2. МУЧЕНИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

(I-IV вв. Мф. 20:3–4)

…Имуще во крепость Твою, мучителей низложиша, сокрушиша и демонов немощныя дерзости… (Троп. муч).

Нет более славного, более человеческого, более яркого подвига за веру Христову, как подвиг открытого мученичества. Его трепещет сатана и все его темное царство, его боятся земные служители сатаны, как самого светлого и самого смелого свидетельства за правду Христова Евангелия.

«Если уж люди так смело и весело идут на смерть, – сказал один языческий писатель про христиан, – то, значит, они знают, за что страдают и умирают».

Поэтому смерть мученика за Христа была «семенем», от которого рождались десятки, сотни, тысячи новых борцов за святую веру. Если один христианин или христианка страдали на арене римского цирка и на глазах у всех умирали с радостным лицом, то на место этого одного вставали десятки, сотни новых мучеников. Они были из самых язычников. Видя смелость и непобедимость духа мученика, они верили во Христа и тут же, исповедуя Его Истинным Богом, шли на мучения.

Какой дивный, светлый, благородный путь! Путь мученичества за Христа. Сколько в нем святой красоты! Сколько подлинного геройства! Сколько преданной любви к Господу Спасителю!

Именно благодаря этому открытому свидетельству святых мучеников первых столетий нашей эры (I-IV вв.), вера Христова, как молния, распространялась по всему миру и по всем народам. И наоборот, благодаря трусливому и малодушному исповедничеству христиан последующих веков, и особенно их обмирщвлению, Христова вера стала слабеть, явно умаляться.

Сатана имеет достаточно большой опыт борьбы с правдой Божией. Вначале он открыто и дерзко хотел задушить юную Христову Церковь, утопить Ее в собственной мученической крови. Но эта попытка провалилась. Что ни больше убивали христиан, их становилось в десять раз больше. И вместо того, чтобы утопить юную Церковь Христову в Ее крови же, сатана сам захлебнулся с головой. Тогда оправившись, он повел иную борьбу с Церковью Христовой. Уже не открытую, а скрытую, т.е. внутреннюю борьбу. Он выдумывал ложные учения, которыми подрывал ЦЕРКОВЬ изнутри (ереси Нестория, Македония, Евтихия, монофизитство и др.).

Это был поистине адский план борьбы. Церковь Божия так колебалась, что едва устояла на своих апостольских основах. К тому же Церковь была свободной от насилия царской власти; а в иных случаях цари-императоры (в Греции) даже искренне помогали Ей и защищали Ее. Затем сатана изобрел новый метод борьбы с Церковью Христовой. Он стал успешно прельщать христиан, и особенно церковных руководителей, земным богатством и славой, убивая этим истинный дух ревности по Боге в сердцах их.

В последние же столетия диавол придумал еще ряд приемов борьбы с христианами. Наряду с прежними методами, он ввел животный страх в сердца служителей Христовых. Пастыри, например, боятся открыто и свободно проповедовать святое Евангелие Христово, боятся говорить правду о скором пришествии Христовом. Они боятся беседовать с народом о вере, о вечной жизни, страшно боятся причащать школьников и младенцев, боятся также пойти в дом больного или умирающего и причастить его. Кроме страха, враг внушил безумное пристрастие к земным вещам: уютный отдельный домик, спокойная и удобная служба, свой транспорт – машина, мотоцикл, мопед, велосипед, свой огородик, культурное обслуживание (телевизор, радиоприемник, магнитофон) и прочие, и прочие удобства жизни. Ну, скажите, пожалуйста, легко ли священнику отказаться ото всех этих земных утешений и пойти страдать за Христа?! Знает искусный супостат, как обмануть бдительность пастыря! Знает коварный, как опутать его сетями мирских интересов! А уж когда пастырь пойман в эти сети, тогда весьма легко поймать и его пасомых.

Нет! Христиане первых веков были совершенно свободны от этих сетей вражиих. Они шли открыто за Христом, шли безбоязненно, шли ревностно, отвергая земные пристрастия, и решительно стремились к небесному отечеству!

Вот когда мы совершаем память святых мучеников, то священнику надо не только облачаться в мученические (красные) ризы, но облачать свою душу в святое бесстрашие, в ревность по правде Христовой, в ревность о спасении погибающих чад духовных; облачать свою душу в пламенную любовь к Господу и готовность пойти вместе с мучениками на смерть за Христа.

Горе нам, современным пастырям, предпочтившим служить миру более нежели Христу, горе нам, современным христианам, ищущим более земного, чем небесного… Горе нам всем, что забыли Христа, своего Благодетеля, и предались сатане – врагу и губителю!..

Но где, где вы, живые и самоотверженные Христовы Мученики? Где ваши святые примеры любви и верности Богу? Покажитесь нам! Откройтесь! Выведите из-под холодеющего тумана робости и малодушия… Осияйте нас ярким светом Божественного огня и зажгите им наши сердца, леденеющие,

умирающие,

в бессильной борьбе погибающие…

В темнице был, и вы пришли ко Мне (Мф. 25:36).

Долго думал Эмилий над этими словами Христа Спасителя: «Если бы я знал, – говорил он сам себе, – что мой Господь сидит в темнице, я бы разметал все на свете и обязательно проник бы к Нему»...

Эмилий совсем еще недавно был закоренелым язычником. Он с каким-то необъяснимым презрением относился к христианам и называл их, как и все, «ослами и поклонниками ослиной головы». Господа нашего Иисуса Христа, как кроткого и послушного Агнца, язычники в посмеяние часто называли «ослиной головой»... Известно, что осел самый кроткий, послушный и трудолюбивый из животных. Отсюда и христиан в насмешку называли поклонниками «ослиной головы».

Но с тех пор, как он был в цирке и видел там безропотно умирающих христиан, с Эмилием что-то случилось непонятное. Такого он еще в жизни не видел, чтобы люди, обреченные на смерть, шли к ней с такой радостью, будто на свадебный пир. И та юная девушка в белой одежде, которую растерзал голодный зверь, ведь не дрогнула и не закричала от страха. Она только тихо склонила свои колени и, радостно смотря в небо, встретила ужасную смерть.

Но юноша! Этот настоящий римлянин! О, как он вдохновенно говорил к народу! Как он прощал всех – цезаря, осудившего его на смерть, сенаторов и весь римский народ… Как же он говорил! Какой любовью светился его вдохновенный взор!.. Эмилий обеими руками закрыл свое лицо. Где он сейчас, этот герой веры? Ведь его не могли растерзать и хищные звери! Вдруг сознание Эмилия осенила какая-то мысль. Он быстро встал. Поспешно накинул на плечи тунику и вышел во двор. Молодой человек прихватил с собой какой-то блестящий предмет. Это был длинный нож. Рим спал. Пройдя две-три улицы, Эмилий круто свернул в переулок. Здесь жил его давний друг, юрист. «Он-то знает непременно, – думал Эмилий, – где можно найти вчерашнего героя-христианина». Друг-юрист внимательно посмотрел в глаза Эмилию, как бы спрашивая: «И зачем он тебе нужен, или ты и сам стал христианином?» Эмилий понял недоумение друга и, чтобы рассеять его мысль, вынул блестящий нож и мельком показал ему. Юрист понимающе кивнул головой и рассказал Эмилию, где и как найти этого дерзкого и непреклонного мученика-христианина. Спустя час по темным улицам ночного города пробирался человек. Он шел быстро. Закутанный в широкий плащ, он походил на легионера или на сановитую особу, спешащую по какому-то важному делу. Подойдя к большому каменному зданию, неизвестный кого-то окликнул. Ему ответили. Из-за темного угла вышли двое вооруженных воинов и провели пришедшего внутрь тюремного двора.

Таким подложным путем Эмилий проник в тюрьму к Лаврентию (так звали юношу-христианина). Подойдя к указанной двери, Эмилий осторожно положил свой нож в кучу кирпича. Затем вложил ключ в замок и открыл дверь… В лицо пахнул гнилой тюремный запах, и больше Эмилий не мог ничего разглядеть. Закрыв за собой дверь на ключ, он тихо и взволнованно произнес: «В темнице был, и вы пришли ко Мне». «Если ты христианин, – послышался голос из темноты, – то Христос наш да будет между нами». «Аминь», – ответил Эмилий и упал в ноги мученику. Сердце его трепетало, дух сперся в груди. Он готов был рыдать в ногах Лаврентия, но тот ласково поднял его и, обнимая, сказал: «Брат мой, Христос да будет с тобой. Скажи мне, что побудило тебя прийти сюда?» «Я пришел, чтобы убить тебя, но вместо этого я выведу тебя из темницы», – ответил тот. «Нет, – сказал мученик, – я буду здесь до тех пор, пока не придет изволение от кесаря». – «Тогда благослови меня, – сказал Эмилий, – чтобы я сегодня же пострадал за Христа». «Нет, – тихо и ласково произнес Лаврентий, – ты должен жить, ты должен видеть торжество Церкви Христовой над гонителями. Ты увидишь, как славный Рим будет повержен перед Христом. Тогда цари и кесари будут отцами, а царицы будут кормилицами и матерями наследия Божия. Из небесного Рая увижу я это. Ты не плачь, брат мой во Христе Эмилий».

Святой Лаврентий никогда не знал Эмилия, но Дух Святый открыл ему имя молодого человека.

«Расстояние между нами будет невелико, – продолжал Лаврентий. – Мы будем молиться, и молитва соединит нас. А теперь иди. Христос будет с тобой. Аминь».

Он поцеловал Эмилия в голову и удалился в угол камеры. Молодой человек быстро вышел, закрыв дверь снова на ключ, прошел тюремный двор, вышел наружу и скрылся в темной ночи.

Прошло три дня. Наступило утро восьмого августа. Правитель Маркиан прибыл в город и стал вызывать на допрос видных преступников. Привели к нему и святого Лаврентия. «Ты, кажется, казнохранитель, Лаврентий, – сказал он мученику, – можешь ли ты сдать мне сокровища церковные?» «Могу, – ответил мученик, – только дайте мне два дня». «Даю», – сказал, улыбаясь, Маркиан и велел отпустить Лаврентия на два дня, чтобы он за это время собрал все сокровища храма и принес ему.

Прошло двое суток. Утром на третий день явился святой Лаврентий к дому правителя в сопровождении большой толпы нищих. Маркиан встретил его при входе в атриум и спросил: «Собрал ли сокровища?» «Собрал, господин, – ответил Лаврентий. – Выйди и посмотри».

Маркиан был поражен, когда увидел множество бедняков, калек, вдов, сирот, слепых, престарелых, увечных, стоявших рядами.

«Что значит эта дерзость?» – воскликнул разгневанный Маркиан. «Это – сокровище Церкви, – отвечал Лаврентий, – вот девицы, вдовы, малолетние дети – драгоценные жемчужины Церкви. Вот слепые, хромые, обездоленные – истинное церковное богатство. Употреби их на пользу страны, императора и всего народа. Молитвы их пусть будут оружием в руках ваших против врагов Рима».

«Ты смеешься надо мной! – закричал префект. – Вот я покажу тебе, как издеваться над римским народом». «Смерть не страшна христианину», – сказал Лаврентий. – «Знаю, что в вашем безумном фанатизме вы презираете смерть, но я заставлю тебя умереть медленной смертью и продлю, насколько будет возможным, твои мучения. И это все-таки будет меньше, чем ты заслуживаешь, людоед, детоубийца», – гневно продолжал Маркиан. (Так как христиане тайно собирались в катакомбах и там, совершая Литургию, вкушали Тело и Кровь Христову, то язычники стали обвинять их за то, что будто они режут младенцев, едят и пьют кровь их). Ликторы схватили Лаврентия и привели его в базилику. Эмилий был здесь. Он едва смел следовать за святым Лаврентием, боясь видеть его мучения. Однако поборов это чувство, молодой человек смело пошел, чтобы видеть торжество христианской веры. Ликторы провели Лаврентия мимо толпы, в которой стоял Эмилий. Лаврентий узнал его. «Таинство любви святой да будет с вами вечно!» – сказал он, ласково и спокойно глядя Эмилию в лицо.

Затем Эмилий увидел на полу базилики кучу горящих углей и над ними железную решетку. Он видел как святого мученика подвели к решетке, сорвали с него одежды и, обремененного цепями, положили на это ужасное ложе. Он видел, как кожа святого Лаврентия покрылась пузырями, трескалась на огне, и чад шел от горящего тела. Он видел, как тело корчилось и трепетало, и каждый мускул конвульсивно сжимался, упорно храня в себе жизнь. Эмилий взглянул в лицо Мученика. Ни один нерв не шевельнулся на нем, ни одна тень мученья не омрачила его прекрасные черты. Казалось, поднятые к небу глаза его созерцали, подобно святому Стефану, будущую славу. Воображение Эмилия и присутствующих здесь христиан было возбужденно. Они видели и чувствовали, как от тела возносился ароматный дым, подобно благовонному ладану, и венец из сияющих лучей украсил голову мученика. Ни одного стона, ни одного упрека мучителям не вырвалось из груди его. Святой Лаврентий тихо молился о Риме, об обращении его к Богу. И так молясь, он предал дух свой Христу.

Сердца в любви трепещутся, звуча,

Как свечи на ветру, в средине ночи.

И этот грешный мир – пока горит свеча,

Не просто три мильярда одиночек.

Мы все теперь как в полосе,

И за былое мы в ответе!

И может быть, когда-то скажем все:

«Для нас, для нас примеры были эти!»

И хочется вновь шквалов, бурь,

Зачем такая нам уютность?

Вернуть бы к жизни юную всю «дурь»,

Напрочь отдать лукавую премудрость.

И слышен гомон маленьких детей,

Которые все жизни очень рады,

Как много, много им расставлено сетей!

Для милых, нет надежной им отрады.

А ты, свеча, как звездочка, горишь,

Туман столетий бодро пробивая,

Любовь к Христу, ее ты не затмишь!

Страдальцев любим мы, не забывая.

И сердца внутрь упряча жгучу боль,

Идем вперед, в борьбе изнемогая,

Храня в душе Христову жизни соль,

Стучимся с воплем в двери рая…

Гори свеча, гори свеча ясней,

Страданья дней далеких и суровых.

И чуть светлее будет в жизни сей

Нам, бедным, ждущим дней суровых, новых…

«Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре» (Рим. 16:20).

Я решил жизнь свою сделать аргументом

(Доктор Швейцер).

Теперь, как никогда еще в истории человечества, не хотят верить словам. Всему надо доказательства, всему нужны аргументы. Изолгавшийся язык потерял всю свою силу. Даже Евангелию не стали доверять. «Все, что в Нем написано невыполнимо и недоступно человеческим силам», – говорят люди нашей эпохи.

Пожилой лысый человек, сказавший эти слова, замолк. Видимо, ему было горько судить строго своих современников, но совесть могла ли пойти на компромисс?

«Чем же объяснить недоверие к фактам нынешнего человека?» – спросил приятеля его собеседник, человек с маленькой бородкой и такими же ничтожными усами. «Гордостью! Понимаете, что вам говорят некоторые? Что нам Евангелие и Жития святых? Все можно написать, бумага выдержит», – ответил пожилой и снова умолк.

Он был крайне задумчив и неразговорчив. Человек с маленькой бородкой и такими же усами тоже молчал. Он знал, что его приятель непременно скажет еще что-то более важное, потому терпеливо выносил гнетущее молчание. «Вот хотите, скажу вам по памяти один пример из жизни мучеников?» – сказал полувопросительно лысый. «Милости просим», – умоляюще произнес тот что с бородкой. «Интересная вещь: гордость делает людей отступниками, а смирение – мучениками. На Востоке, в Антиохии, были два духовных брата: священник Саприкий и его клирик юноша Никифор. Но вот, как люди, они из-за чего-то поссорились. Никифор не раз примирения искал, но Саприкий не хотел простить своему клирику. Вдруг возникло гонение на христиан. Кесарь Валериан издал указ забирать и казнить всех христиан, не хотящих принести жертву богам. Священника Саприкия взяли первым, его принуждали, чтобы он похулил Христа и принес жертву богам.

– Я – священник, и бесам жертву не принесу, – сказал Саприкий.

Его мучили, били, морили голодом и жаждой, но он стоял на своем. Тогда Валериан приказал отсечь голову Саприкию. Его повели на место казни. Никифор, услыхав, что Саприкия ведут на казнь, выбежал к нему навстречу.

– Мучениче Христов, – сказал он, упав Саприкию в ноги, – прости мне мою вину!

Но Саприкий отвернулся от Никифора. Он и слышать не хотел о примирении. И вот за такую гордость Господь отнял Свою благодать от священника. Когда его привели на место казни и палач уже занес меч, чтобы отсечь голову Саприкию, как он вдруг закричал:

– Стой! Я хочу принести жертву этим болванам.

Никифор, увидев, что Саприкий изменил Христу, закричал ему:

– Что ты делаешь, несчастный! Одна минута, и ты был бы Христов мученик, а теперь ты христопродавец Иуда. Я – христианин! – еще сильнее закричал Никифор. – Убейте меня вместо этого отступника!

Воины же не замедлили исполнить желание Никифора. По приказу Валериана они отсекли Никифору голову, а Саприкия отпустили домой.

(Память священномученика Никифора 9 февраля).

Вот и вся история. Что здесь неясного? Что неправдоподобного? Нет, вот надо бы еще аргументик к этому, т.е. подтверждение: подлинно ли все это, не сочинено ли кем из ничего...»

– Вот именно, – подтвердил человек с бородкой, а сам что-то задумался…

Прошло 10–15 дней, и человека с бородкой видели на вокзале. Он куда-то уезжал. При нем были кое-какие вещи. Потом, перед самой посадкой в вагон, он натолкнулся на своего недавнего собеседника.

– Вы что, уезжаете? – воскликнул лысый старичок.

– Вот именно, – ответил с бородкой.

– И далеко ли?

– На север к якутам.

– Что же будете там делать в такой глуши?

– Знаете, – ответил задумчиво человек с бородкой, – я по профессии доктор, и хочу жизнь свою сделать аргументом, иначе говоря, туда из врачей никто не едет, а я решил добровольно. Видите ли, там сейчас свирепствует страшная болезнь.

– А! Вот это благородно! Благородно! – обнимая доктора говорил лысый. – А как же ваше имя? Кажется…

– Да, да меня зовут Никифор Никифорович.

А потом уже на ухо добавил:

– Помолитесь обо мне.

– А! Никифор, Ник…

И старик, вспомнив недавний разговор, от волнения стушевался. Затем он горячо обнял доктора и сказал:

– Кажется, мы с вами не в ссоре, избави Бог? Желаю успеха и награды вечной…

Прошло более года. Старичок внимательно читал газеты. И вот однажды он заметил некролог. Там сообщалось о смерти знаменитого доктора Н.Н. Иванова. Добровольно выехав в Якутию, он включился в борьбу с эпидемией. Доктор день и ночь принимал больных – стариков, женщин, детей. Он даже сам ходил по их домам, рискуя заразиться. Местные жители его полюбили и называли «дохтуром» – отцом. Но однажды, попав под холодную вьюгу, Никифор Никофорович сильно простудился. Затем в ослабевший организм проникла инфекция, и славный доктор оказался на смертном одре…

Газета выражала соболезнование родным почившего и увековечивала его жертвенный подвиг наградой… Старик, прочитав некролог, глубоко вздохнул. Затем, утерев слезы платочком, он взволнованно произнес: «Вечная тебе память, дорогой мой Никифор Никифорович. Ты избрал путь смиренной жертвы в подражание своему Ангелу, мученнику Никифору. Знай, родной брат, что и твой подвиг не забудется и будет иметь своих подражателей». Потом, подумав, старик решительно сказал себе: «Наверное и я остальную свою жизнь сделаю аргументом. Только что же доброго я могу оставить людям?»

Ох, если бы мы каждый вот так задумывались над своей жизнью!.. Если бы каждый из нас свою жизнь делал аргументом! Например, верующий ты человек – покажи свою веру в Бога не словами и мечтаниями, а самой жизнью своей. Ругают тебя – благодушно терпи.

Гонят – смиренно переноси. Смеются над тобой – не обижайся. Клевещут, грозят – искренне смиряйся. Пусть жизнь твоя будет живым аргументом, т.е. подтверждающей Евангельское учение, наглядным подвигом твоих добрых дел…

«Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления» (Еф. 5:6).

«Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1Пет. 5:5).

Да, да, в Индии так называют самую ядовитую в мире кобру. Укус этой змеи смертельный. Она очень красивая и проворная. Незаметно выползая из-за цветка, кобра встречает человека. Она гордо поднимает свою ядовитую голову, распускает капюшон и мигом бросается на жертву.

…Когда одна безжалостная мать-индуска, заведя своего шестилетнего мальчика в лес, бросила его там одного, то кобра не заставила себя долго ждать. Она явилась перед плачущим ребенком, высоко подняла голову и играла раздвоенным язычком. При этом глаза хищницы смотрели холодно и неподвижно. Нет! Нет! Хоть и называют индийцы кобру «кроткой змеей», однако она не пощадила бы бедного ребенка. Но, по Божией воле, лесом ехал мужчина. Он услыхал плач мальчика, быстро подъехал и убил змею. Кобра была более двух метров длины. (Многие скажут: что же индейцы за люди, если они боготворят ядовитых змей? А мы, европейцы, далеко ли ушли от индейцев, если боготворим обезьян? Не мы ли считаем, что обезьяны – наши предки и изначальные прародители? Не мы ли утверждаем, что мы – никто иные, как дети обезьян. Значит, мы настоящие обезьяны, только в костюмах и шляпах, т.е. обезьяны культурные).

Так, многие современные культурные «индейцы» (и Востока, и Запада) называют гордость новой добродетелью. Она и благородна, и любознательна, и красива, и исторически заслуженна, и спасительна. А то, что гордость порицали прежние фанатики, то это сущий вздор, говорят они. И ядовитая кобра вдруг стала кроткой и полезной…

Вот такие наши дела. Да что там кобра! Самого сатану – убийцу и душителя – люди полюбили больше Бога!.. Какой ужас! Какие времена…

А это уже Южная Америка. Там в водах живет такая рыба, что стоит зайти в воду покупаться, как от вас в одну минуту останутся одни косточки.

Один турист поплыл через речку, и на него напали эти рыбы и обглодали его всего, оставив только скелет. Корова стала переходить реку, и через несколько минут у берега плавал скелет, обглоданный хищницами. Пиранья – вот название этой рыбы. Она подобна таранье, но зубы у нее как бритва. Нападая стаей на жертву, свирепые пираньи пожирают все, оставляя один скелет, голые кости.

Есть здесь один приток, который так и называется «река смерти». В этом притоке страшная пиранья кишмя кишит, как червь. И стоит бросить туда убитую корову, как вода закипит точно в котле. Через 5–6 минут от нее останутся одни белые кости и больше ничего.

«Река смерти!..» Хотя и страшно говорить, но наша жизнь не есть ли «река смерти»? А прожорливые и свирепые страсти: блуд, обжорство, гордыня, ненависть, зависть, предательство, неверие и пр. не есть ли страшные пираньи? Стоит только человеку погрузиться в эту реку повседневной суеты и греха, как страсти ненасытные гложут его и губят насовсем… Если это так, то почему мы такие беcстрашные, почему живем и не чувствуем как сатана беcпощадно обгладывает нашу душу, съедая веру, надежду, любовь, другие добродетели и оставляет один скелет сухой, безрадостной жизни!..

Вот святые мученики знали все это и дорожили своей душой более чем своим телом, и намного более. Тело они отдавали на терзание и муки за Христа, а душа очищалась белее снега. И при всем этом, какое они имели глубокое СМИРЕНИЕ! Смиренным Господь дает благодать – силу Свою великую, с которой и муки ужасные были не страшны им; а вот гордая и ненавистная душа лишается поддержки от Бога и гибнет в своем упорстве.

«Я решил жизнь свою сделать живым аргументом!» Решись же и ты, мой друг! И тогда ни лжекроткий змий (сатана), ни прожорливые страсти (пираньи) не смогут погубить души твоей. Вместе со славными мучениками она полюбит Господа Христа и с радостью отдаст эту краткую жизнь Ему в жертву хвалы.

Если псалмопевец Давид жаждал славить Господа в тимпане и лицех… во струнах и органах, то и мы, в подражание этому, восхваляем Бога и святых в лире и стихах поэзии человеческого искусства. И этим стремимся еще более оживить и украсить подвиги святых.

Век свой человечество

Метит неспокойными

Метками увечества

И убийства войнами,

Что муштрой прилежной

Горло рвать обучена,

С привязи железной

Свора танков спущена.

А на полигоны,

На фронты глобальные

Бич бесовский гонит

Армии тотальные…

Эх! К чему все это

Мудрый век придумал,

Разум человека

Гений надоумил?

Вот они строители

Жизни светлой, новой,

Миров покорители,

И в венце с обновой.

Христа возлюбили все,

Как младенцы чистые,

Жизнь и смерть предав мечте,

Душеньки лучистые.

В счастие нетленное

Мудро облекися,

В Царство сокровенное

Отныне вселился.

Братья милые, родные,

Не забудьте нас в беде!

Излечите дух строптивый,

Сколько нас – и гибнем все!

Век свой человечество

Метит неспокойными

Язвами увечества

Со святыми войнами…

Христовы страдальцы!

Вечно вы живые!

Дайте милость, чтоб и мы

Были таковые…

Я пшеница Божия, да измолот буду зубами зверей… (Из его послания).

Игнатий, носящий имя Богоносца, епископ святой Божией Церкви, находящийся в Антиохии, радуйтесь! Исполняя мою волю, Господь дарует мне увидеть вас, чего я очень желаю. Узник Иисуса Христа, умоляю вас, не мешайте мне любовью вашей. Теперь предоставляется мне возможность перейти… Оставьте меня быть пищей зверей, через что я приближусь к Богу. Я – пшеница Божия, да измолот буду зубами зверей, чтобы мне показаться чистым хлебом для Бога… От Сирии даже до Рима со зверями борюся, на суше и на море, днем и ночью связан я с десятью леопардами… которые тем делаются грубее и хуже, чем более добра я им делаю (конвой из десяти воинов, сопровождавший святого Игнатия из Сирии в Рим, был ужасно жестоким). Простите меня, братия, и не мешайте мне получить жизнь, ибо Иисус Христос есть Жизнь вечная… Поминайте в молитвах ваших Церковь Сирскую, которая имеет, кроме меня, Живого Пастыря-Христа. Тот Пастырь посетит ее и позаботиться о ней. Я же стыжусь называться одним из пастырей, почитая себя недостойным носить это имя… Пишу вам из Смирны через ефесских христиан. Здесь со мною находится и Кронос со многими другими, идущими из Сирии в Рим ради славы Божией. Написал вам это в 107 году, 24 дня, месяца августа. Здравствуйте всегда, братия, в терпении Иисусовом Христовом. Аминь».

Это Послание (в сокращении) святого Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского, написанное им к римским христианам. За веру Христову его оклеветали перед Траяном. Клеветники говорили, что Игнатий – главный предводитель христиан, что он проповедует Христа распятого, Который установил закон о целомудрии и презрении богатств.

«Ты ли называешься Богоносцем и ты ли противишься моим повелениям, развращая всю Антиохию проповедью о Христе?» – спросил Траян святого Игнатия. «Да, это я», – ответил епископ. «Что означает название «Богоносец»? – спросил царь. «Богоносец называется тот, кто имеет в душе и сердце своем Христа Бога нашего», – сказал Игнатий. «Так ты носишь своего Христа в сердце?» – продолжал спрашивать Траян. «Поистине ношу, – ответил святый, – ибо в Слове Божием написано: вселюся в них и буду ходить в них» (2Кор. 6:16). «А разве ты думаешь, – возразил Траян, – что мы не носим в душе богов своих?» – «Увы! Царь, – ответил святой Игнатий, – ты по заблуждению своему бесов называешь богами. Бог только Один, Который сотворил небо и землю, море и все, что в них», – ответил Игнатий. «Оставь все это, Игнатий, что ты говоришь, а лучше послушай меня, – сказал Траян, – принеси жертву богам нашим, и я сделаю тебя первосвященником Дия, да еще назову тебя отцом Сената». – «Какая мне польза быть первосвященником твоего Дия, когда я – архиерей Христа моего», – ответил святый епископ. «Кому ты служишь, Игнатий, Тому ли, Кого распял Понтий Пилат?» – вопрошал император. «Да, Который был пригвожден ко кресту, умер и воскрес и сокрушил силу диавола!» – отвечал мученик. «Мне кажется, – сказал царь, – что ты, Игнатий, не имеешь здравого ума и неправильно рассуждаешь, насколько полезно повиноваться царским указам. Принеси же жертву богам со всем моим народом».

Святой Игнатий с особым воодушевлением ответил: «Если ты, царь, отдашь меня на съедение зверям, если распнешь на кресте, если предашь меня мечу или огню, то все-таки я не поклонюсь пред бесами, не убоюсь смерти за Господа Христа, пострадавшего за меня волею… Кто ваши боги, царь? Люди беcчестные и злые. Дий – первый ваш бог – был погребен на Крите, Асклепий погиб, пораженный молнией, гроб богини Венеры – в г. Нафосе, Геркулес – сожжен огнем».

Царь и члены Сената, боясь, чтобы святой Игнатий своими рассуждениями совсем не разоблачил богов, велели отвести его в темницу. На утро он вынес решение: отправить святого Игнатия в Рим, чтобы там отдать его львам на растерзание. Траян не хотел мучить святого Игнатия в Антиохии чтобы не возмутить город, а в Риме его не знали и могли подумать, что он большой преступник и злодей. Услышав такой приговор, святой Игнатий поднял взор к небу и благодарил Господа за такую милость. Антиохийцы плакали с женами и детьми, провожая своего святителя. Они падали на землю и целовали его ноги, одежду. «На кого ты оставляешь нас, пастырь добрый, беззащитных овец твоих?» – говорили они святителю, плача и рыдая. «Сам Христос упасет вас, – утешал их святой Игнатий, – и никто из вас не погибнет».

Святого Игнатия передали десяти самым свирепым и жестоким воинам, которые и повезли его в далекий Рим. Они всю дорогу мучили святителя, делая его путь ужасным и невыносимым. Недаром в своем послании к римским христианам святой епископ называет их леопардами, которым чем больше делаешь добра, тем они становятся злее. Святой Игнатий опасался, что римские христиане силою или подкупом захотят избавить его от мученической смерти. Поэтому он еще из города Смирны пишет им послание, в котором умоляет не препятствовать ему умереть за Христа и быть пшеницей, измолотой зубами зверей… Римские христиане получили это послание и плакали от умиления. Они встретили конвой со святым епископом еще за городом Римом и поклонились святому Игнатию, как мученику и страдальцу за Христа. В Риме святого Игнатия заключили в темницу до приезда Траяна. Возвратившись в Рим после войны с персами, Траян устроил для народа множество кровавых игр и зрелищ. На одном из них был выведен и святой Игнатий Богоносец. Это было жуткое зрелище, когда голодные звери рвали тело осужденного на куски, заглатывая мученика и ломая его кости. Когда святого Игнатия вывели на арену цирка, среди многотысячной толпы зрителей водворилась могильная тишина. Никто не мог согласиться с тем, что перед ними один из восточных предводителей шайки разбойников, как оповестили глашатаи о святом Игнатии. Благородный, степенный вид святителя говорил обратное. Видя седые волосы и кроткий спокойный взгляд, народ проникся тайным уважением к осужденному. «Епископ, епископ, христианский епископ», – слышался шепот. И когда завизжали железные двери, и на арену вышли, щурясь от яркого солнца, звери, то многие отвернулись, чтобы не видеть, как они будут терзать этого маститого старца. Святой мученик знал, что на его смертный подвиг пришли посмотреть и многие римские христиане. От такого сознания ему было легче на душе. Языческий город Рим, столица всей великой империи, доживал последние свои золотые годы. Христиан было в Риме уже очень много, и настанет скоро время, когда гордая столица склонит свои колени перед Распятым Христом.

Когда звери, заметив жертву свою, стали медленно подкрадываться к святому Игнатию, он поднял свои руки к небу и стал вслух молиться:

«Господи Иисусе Христе, Бог правды и любви, Ты молился за распинающих Тя, услыши и меня, раба Твоего, молящегося за город и народ сей, обрати сердца их к любви Твоей. Прости, Господи, гонителей веры Твоей и народа Твоего, не вмени им и мою смерть, раба Твоего. Спаси, Господи, Церковь Твою, в крови обагренную, и мою паству Антиохийскую»...

Вдруг раздался страшный женский крик. Он походил на вопль отчаянно бьющегося за жизнь человека… Вслед за этим рев набросившихся на жертву зверей заглушил все прочее…

По толпе зрителей пробежал холод непонятного страха, и римляне со своим цезарем и сановниками поняли, что они все – убийцы…

Когда святой Игнатий был растерзан зверями, и цирк был очищен от зрителей, верные люди сумели проникнуть на арену. Они нашли на окровавленном песке одни кости и, как говорит Предание, нашли еще нетронутое сердце, на котором золотыми буквами было написано:

«ИИСУС ХРИСТОС!»

Так сердце, которое носило в себе Христа, могло ли быть растерзано зверями?!

Святого Игнатия называли Богоносцем еще и потому, что когда он был еще младенцем, его держал на Своих Пречистых руках Господь наш Иисус Христос. Святое Евангелие говорит, что Иисус взял дитя и, показывая его народу, сказал: «Если не будете как дети, не внидите в Царствие Божие»... Это дитя и был святой Игнатий, будущий епископ Антиохийский.

Ты – древний Рим и град былых времен!

Сюда весь мир стремился, уповая

Найти венцы под грохот, плач и стон,

Здесь вечный бой и схватка мировая!

Святая кровь страдальцев здесь дымит,

Она разит безбожье и поныне!

Язык любви громами говорит:

«Спаситель-Бог! Нет больше сей святыни!»

Не бойтесь убивающих тело, души не могущих убить (Мф. 10:28).

Господь наш Иисус Христос, посылая Своих апостолов в мир, говорил им: «Кто не берет креста своего и следует за Мной, тот не достоин Меня… Сберегший душу свою, потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня, сбережет ее» (Мф. 10:38–39).

Святые славные ученики Христовы, до смерти любившие Господа, понимали слова Спасителя полно и буквально. Они, как и святые Апостолы, не допускали никакой завуалированной лжи в толковании слов Спасителя. Они шли за Христом, взяв свой крест мученический, и не берегли души своей, как-либо уклоняясь от страданий.

А что же мы видим теперь? Теперь – век высокоумия и ложной философии. И эта ложная философия, толкуя, извращает слова Спасителя по-своему. Особенно современное церковное богословие, возлюбив нынешний век с его удобствами жизни, идя за Христом, не хочет брать креста своего. Богословы приводят целый ряд изречений Спасителя, например, такие: «Если вас будут гнать в одном городе, бегите в другой» (Мф. 10:23). Или: «Будьте мудры, как змеи и просты, как голуби» (Мф. 10:16) и др. Они, утончаясь в мудровании, говорят, что Спаситель учил Своих учеников избегать опасностей и страданий за веру. Что Он, будто, велел мудрствовать им по-змеиному и утончаться до голубиной простоты. Святые отцы тоже, будто, так учили. И что теперь получается на деле? А вот что. Мудрость змеиная понимается теперь как хитрость, позволяющая служителям Церкви приспособленчество и забутыльное панибратство с римским начальством. Простота голубиная – как кротость, по которой все церковные интересы можно уступить, отдать, а вместе и продать всех верующих. Сбережение души своей понимается как настоящая маскировка и тщательное оберегание своей жизни от всех трудностей и опасностей, связанных с пастырским делом.

Вот уж времена настали! Поистине мы, пастыри, – «безводные облака», носимые лжемудрования ветром, «свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими» (2Пет. 2:17; Иак. 1:6).

О, Господи! Если возможно, прости наше малодушие и пощади!

Святые мученики Амфиан и Едесий были детьми славных и ученых родителей города Патара Ликийского. Для получения высшей науки они были посланы в Кесарию Палестинскую, где познакомились со святым мучеником Памфилом. Он научил их Христовой вере. Славные юноши-братья горели желанием пострадать за Христа и прославить святое Имя Его. Они могли бы тайно хранить свою веру и достичь высокого звания у языческого правителя, но исключительная честность и правдолюбие не позволяли им лицемерить. Им противны были языческие порядки и подлая заносчивость неверных. Они видели, как жестоко насмехается ложь над правдой, и гордые язычники издеваются над христианами. Как хотелось юным братьям во всеуслышание всем сказать: «Истинный Бог есть Иисус Христос, распятый за грехи мира! А чему кланяетесь вы, чего вы чтите? Идолов – обжорство, блуд, богатство, славу и пр. Все это ложь и обман чувств»...

И вот такое пламенное желание исповедничества возникает у человека вследствие твердой веры в Бога, любви к Нему и любви к людям. Если же нет этого исповедничества в сердце, а вместо него – боязнь, страх, желание укрыться или побрататься с неверными, это значит, что у того человека нет истинной веры в душе, нет истинной любви к Богу и нет истинной любви к людям. Такой человек говорит примерно так: «Живете вы без Бога, как животные, ну и живите себе как хотите. Хорошо вам здесь, ну и ладно, а в будущем что вас ожидает?.. Наказание»...

Нет! Настоящая любовь так не допустит! Если ты действительно любишь людей, то, невзирая на грозящую тебе опасность, даже смерть, ты все равно скажешь им: «Вы, братья, заблуждаетесь, вы пошли не той дорогой. Остановитесь, поразмыслите, подумайте лучше. Жаль мне вас, братья, и очень жаль. Моя любовь к вам не позволяет мне больше молчать и, тем более, поощрять ваши дела. Хотите меня запереть в психбольнице – запирайте, хотите изолировать в тюремной камере – изолируйте, хотите совсем изъять с планеты как вредный элемент, – делайте и это. Я весь, по Божией воле, в ваших руках, но молчать я более не могу, огонь любви горит в костях моих и удержать его нет сил...»

Братья Амфиан и Едесий шли по улице города Кесарии Палестинской. Вдруг они видят, как жрецы готовятся принести жертвы идолам. Народ бедный, незнающий народ толпами окружал площадь. Амфиан говорит младшему брату: «Едесий, ты подожди здесь, я пойду скажу им. Да, прощай, милый брат, твое время еще не пришло». И прежде чем Едесий успел что-либо сказать, как Амфиан уже был около жреца.

«Что ты делаешь, несчастный, – сказал он громко, хватая жреца за руку, – не идолам, но Богу Единому приноси жертву». Этого было достаточно, чтобы народ, как бешеный, бросился на Амфиана, сбил его с ног и с шумом, криками, злой ненавистью стал бить, топтать, пихать, давить святого юношу… Успокоились только тогда, когда увидели, что Амфиан весь изуродован, окровавлен и не дышит.

Изувеченного юношу оттащили в темницу. Утром опять нашли его живым. И кровавая потеха толпы повторилась снова. Святого Амфиана мучили так, как только хотели: железом рвали его юное тело, огнем палили бока. Раны были так велики, что видны были кости святого. Лицо страдальца было вовсе неузнаваемо. Затем намочили смолой паклю, обложили ею ноги святого Амфиана и подожгли. Натешившись, мучители привязали к шее камень и бросили святого в море.

Младший брат Едесий видел все, что делали язычники с Амфианом. Он только молился, чтобы Господь укрепил святого мученика. Не страх борол душу Едесия, а пламенное желание подтвердить своим исповеданием веру во Христа своего старшего брата. «Эх, братец мой и господин мой Амфиан! – говорил себе Едесий. – Как ты счастлив, что принял мученичества венец за Господа! А я вот еще скитаюсь и томлюсь, видя дела беззаконных».

Но вот настал час и святого Едесия. Люди, видя страдания святого Амфиана и других мучеников, стали во множестве обращаться к христианской вере. Правитель Гераклий хотел террором и пытками устрашить народ. Он объявил гонение на христиан. Святой Едесий, будучи уже в Александрии, загорелся священной ревностью к святой вере Христовой. Будучи не узнанным, он проник во дворец правителя и, став перед ним, смело сказал: «Как ты не боишься гнева Божия, правитель! Как ты пытками и ложью давишь правду Христову… Убойся Живого Бога небесного, ибо Он будет судить тебя по правде Своей!» – «Кто ты такой? – спросил Гераклий юношу. – И как смеешь обличать меня!» – «Я – брат замученного Амфиана. Перестань обманывать народ, правитель, и познай правду», – ответил Едесий. Гераклий заметил, что юноша не из простых людей и хотел его обратить ласками. «Вижу, что ты ученый, – сказал он Едесию, – но знание сделало тебя гордым и дерзким. Почти наших богов и не будь, как твой брат, неразумным и упорным». «Правитель, – ответил мученик, – я служитель Христа и не хочу быть поклонником лжи и насилия! Христос мой Спаситель пострадал за всех людей. Зачем ты держишь народ в сетях сатаны и его ложных измышлений?» «Довольно, Едесий, ты еще юн препираться со мной!» – сказал Гераклий и велел подвергнуть святого пыткам. Святой Едесий радовался душой, что Господь его ведет к мученическому венцу.

Измученного и окровавленного юношу бросили в темницу. Ночью к нему пришел мученик Амфиан и, ободряя брата, сказал: «Не бойся, Едесий, скоро мы будем вместе». На утро Едесия снова принуждали к идолопоклонству, но святой мученик категорически отказался и громко, чтобы слышал народ, сказал: «Люди, кому я буду кланяться? Этим ли бездушным истуканам или Живому Богу, живущему в небесах?» Гераклий поспешил осудить святого мученика на смерть. Его отвезли в лодке далеко от берега и утопили в море, как и его брата Амфиана.

Святая Церковь наша поминает их память 2-го апреля.

«Мученицы Твои, Господи, во страдании своем венцы прияша от Тебе, Бога нашего...» (троп. пр. муч.)

СВЯТИИ БРАТИЕ, МУЧЕНИЦЫ ЗА ХРИСТА, АМФИАН И ЕДЕСИЙ, МОЛИТЕ БОГА О НАС!

Но лишь Божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа святая встрепенется,

Как пробудившийся орел!..

Кто исповедует Меня пред людьми, того исповедую и Я пред Отцом Моим Небесным (Мф. 10:32).

Если мы действительно хотим быть миролюбивыми и народолюбивыми, то надо учиться говорить правду, не взирая на опасности и смерть. А если нам дороже всего личное благополучие, и мы молчим или еще сквернее, одобряем гибельный путь жизни, тогда лучше уйти в затвор или улететь на Луну. Святой мученик Севастиан был при дворе императора Нерона. Это был самый жестокий римский правитель; иная христианская Церковь 1-го века назвала Нерона антихристом. Нерон, пресытившийся сладострастием и гнусными оргиями языческой жизни, с непримиримой яростью гнал христиан, проповедующих умеренность, воздержание, целомудрие. Привязывая юношей и девушек христианских к высоким столбам, обвертывая их осмоленой одеждой, он зажигал их снизу, и они сотнями горели в ночном саду как живые факелы. Сам же Нерон на разукрашенной колеснице носился по дорогам сада, приветствуемый праздной языческой толпой. Он велел заколоть мечами свою родную мать Агрипину, которая, увидев солдат, пришедших убить ее по приказу сына, сказала громко: «Колите меня в самое чрево, которое родило чудовище!»

Вот у такого-то тирана во дворце служил Севастиан. Он был доблестным начальником, которого любил весь царский двор. Особенно же его любили знатные римские матроны, т.е. знаменитые особы и красавицы римской знати. Севастиан был красив, храбр, умен, блестящий оратор, и при всем этом вел самый скромный, целомудренный образ жизни. Римские матроны, привыкшие к безумной роскоши и к сладострастной жизни, изумлялись поведению Севастиана и наперебой восхваляли его добродетели. Народ также любил Севастиана и надеялся в будущем видеть его своим повелителем. Но дело обернулось совершенно иначе. Севастиан был тайным христианином. Он, живя во дворце императора, все более и более страдал душой за римский народ. Он видел как простой народ заблуждается в постыдной языческой вере, кланяясь идолам; видел, как интеллигенция и привилегированный класс стремится только к власти и большему одурачиванию народных масс; видел, как деспоты-правители зверски властвуют по волевому принципу: «Разделяй и властвуй!» Они угнетали народ и подавали ему самый отвратительный и гнусный пример образа жизни. Святой Севастиан уже созрел в душе для великого открытого исповедничества Христова. Он не мог дальше скрывать своей веры в Христа Спасителя. Ему уже казалось преступлением молчать и не говорить святую правду открыто. И вот, однажды, молившись целую ночь в своей комнате, он утром, одевшись во все парадные одежды своего сана, явился к императору в сенат. В это время в сенате решался вопрос о христианах, что с ними делать, как их гнать? Каким истязаниям и мукам предавать непокорных? Севастиан, как знатный чиновник, выступил с обличительной речью против императора, защищая христиан, их абсолютную невиновность. Речь была на редкость блестящей: острой, жгучей, со всеми доводами и ораторским красноречием. Нерон и все сановники были поражены таким неожиданным явлением. Все молчали и ждали знака императора. Нерон любил Севастиана и в душе питал надежду лаской и обещаниями образумить его. За такой дерзкий поступок молодого центуриона ожидала смертная казнь. Нерон не дал на это согласия. Он повелел выйти Севастиану. На другой день император имел с ним особую беседу. «Государь, – говорил возбужденным голосом Севастиан, – наш римский народ гибнет в пропасти нечестия и разврата, следовало бы сенату и тебе, Государь, почувствовать ответственность за свои дела...» Нерон убеждал, обещал, потом стал угрожать Севастиану, но исповедник Христов был непреклонен. «Я – христианин, – говорил он, – и истина мне дороже всех ваших временных сокровищ». Цезарь вскипел, его волчий нрав жаждал мести. Он приказал немедленно казнить Севастиана. Вызвав начальника черных легионеров, он дал указ ему расстрелять Севастиана из луков. Скованного по рукам железною цепью, Севастиана повели за город, где было довольно глухое место. Нерон, отдавая приказ о казни Севастиана, повелел начальнику лично доложить ему об исполнении этого дела. И вот, когда черные легионеры вели Севастиана на казнь, неожиданно их догнала неизвестная матрона. Она вручила начальнику толстый пакет денег со словами: «Любой ценой сохранить Севастиану жизнь». Начальник выбрал самых лучших стрелков и приказал им стрелять, но только не в сердце, чтобы смертельно не ранить мученика. Десять лучших стрелков пускали в мученика стрелы. Севастиан был обнаженным привязан к дереву и истекал кровью. Стрелы, свистя, одна за другой впивались в его тело, острием своим уходили глубоко внутрь, а снаружи торчали их длинные хвосты. Алая кровь струйками лилась из открытых ран и уходила в землю. Мученик молился и с каждой новой раной терял физические силы. В его теле уже торчало много стрел, и от обильной потери крови оно было бледно как полотно. Черные легионеры все еще потешались над Севастианом, как вдруг их начальник кратко сказал: «Довольно, он уже мертв!» И все видели, как мученик склонил свою голову на окровавленную грудь и перестал дышать. В это самое время подъехала богатая карета, и два неизвестных человека сняли бездыханное тело Севастиана, обернули его в белое полотно, положили в карету и быстро скрылись. На месте казни остался какой-то труп. Начальник с десятью своими стрелками замотали его в окровавленное полотно и отвезли во дворец к Нерону. «Ваш приказ выполнен! – докладывал лихо начальник черных легионеров Нерону. – Труп Севастиана здесь». – «Бросьте его в яму и закопайте!» – приказал Нерон. Так, вместо мученика Севастиана закопали кого-то другого. Глубокой ночью святой Севастиан очнулся, тихо застонал. Около него хлопотало несколько человек. Здесь был знаменитый врач Рима, а также две-три знатные матроны. Они успокоили Севастиана и сказали, что все надо делать очень тихо, чтобы никто не услышал через стену. Так, выкупив святого мученика, измученного до беcчувствия, за большую сумму денег, знатная вдова Фабиола и ее близкие стали тайно лечить Севастиана. Подвиг этот был весьма опасным, так как кругом рыскали шпионы и сыщики. Тем более, что Севастиан лежал в самом дворце Нерона. Но Господь хранил исповедника, и он, хотя и медленно, но все же поправлялся. Христианский священник, под видом печника, приходил и причащал мученика святых Христовых Тайн. Пастырь беседовал с Севастианом и укреплял его дух для будущего подвига. Святой Севастиан был не совсем доволен всем происшедшим. «Зачем меня лечат? – говорил он священнику. – Ведь я хотел умереть за Господа моего!» «Значит так угодно Богу, – говорил ему пастырь, – чтобы еще больше прославить имя Христово». «Но как же, отче, римский народ, – спрашивал святой Севастиан священника, – поклонятся ли они Христу, Богу нашему?» «Сын мой, – отвечал пастырь, – силы ада жестоко борются со светом Евангелия, но не устоят; еще век, два, и славная столица мира будет славить Христа». Когда священник уходил, святой мученик долго плакал; никто не видел его слез, их видел Один Господь. Душа Севастиана страдала от жестокого насилия зла и неправды над добром и истиной. Ему было больно видеть, как прикрытая ложь, а то и явная, господствует и издевается над беззащитной истиной, как она на каждом шагу, на каждом углу душит невинных, беззащитных христиан; как она, злорадствуя, обвиняет их, умело придумывает для них преступления, подводит под них статьи уголовного кодекса и объявляет их врагами общества. «Нет! Нет! – думает Севастиан, – Это слишком безответственно, слишком беcчеловечно! Нельзя больше молчать, нельзя медлить! Христос сказал: если мы умолчим, то камни возопиют...» Между тем, знатная Фабиола решила вымолить мученику Севастиану прощение и жизнь, она взяла самый драгоценный камень, оделась в лучшие брачные одежды и вышла утром на парадную лестницу, где должен был идти Нерон со своими сановниками. Фабиола сильно переживала, как цезарь отнесется к ее просьбе, как он поступит на этот раз со своим бывшим любимым центурионом. Тем более, что Фабиола делала это без согласия самого мученика Севастиана… Но вот на ступенях парадной лестницы показался Нерон. Он шел в сопровождении своих телохранителей и знатных сановников. Вид его был могуществен и страшен. Увидев цезаря в таком великолепии и славе, Фабиола затрепетала. Но она не пала духом: знатная матрона Рима должна быть мужественной до конца. Тем более, что Нерон уже успел заметить красивую и роскошно одетую Фабиолу. Он подошел к ней и, любезно улыбаясь, спросил: «Вы о чем-то изволите просить меня, знатная матрона?» Фабиола затрепетала. Решающий момент, к которому она столько времени готовилась, наступил. Бледная как смерть и прекрасная как богиня, дрожащей рукой она подала Нерону дивный драгоценный Маргарит. У тирана загорелись жадные очи. Он благодарно взял камень и, делая легкий поклон головой, деликатно сказал: «Я все готов сделать для вас, прекрасная женщина, говорите и не бойтесь». В это время Нерон заглянул в глаза Фабиолы. Взгляды их встретились. На Фабиолу смотрели холодные глаза тирана-властителя, коварно и льстиво заигрывающего с хорошенькой беззащитной женщиной. Но она и здесь сохранила присутствие духа и достоинство аристократки. Смотря своими большими глазами прямо в лицо Нерону, Фабиола твердо сказала: «Даруйте прощение и жизнь своему бывшему любимому славному С...» – «Нет государь, – раздался вдруг неизвестный громкий голос, – моя жизнь в руках моего Христа. А ты – только временный властитель, Им поставленный. Ты имел удовольствие убить меня, но вот – я жив. Христиане не умирают. Знаю, что ты вновь захочешь избавиться от меня, но я, и убитый тобою, буду говорить тебе: «До каких пор ты, государь, будешь губить неповинных христиан? До каких пор будешь держать свой римский народ в заблуждении и безумном разврате? Настанет конец твоей тирании и жестокости, победа Христа, как солнце яркое, восходит над Римом!» – говорил мученик Севастиан, стоя у раскрытого окна, как призрак, как таинственное привидение. В белой больничной одежде, с белым, беcкровным, но мужественным лицом, белыми волосами он походил на римское божество. Голос его звучал как с неба, и глубокие глаза горели огнем силы и вдохновения. Нерон, увидя Севастиана в окне и услышав его звучный голос, не сразу понял, что происходит. Коварный и суеверный от роду, он подумал, что один из римских богов сошел с неба, чтобы предсказать ему несчастье. Но постепенно он все более узнавал Севастиана, и недоумение и страх уступили место другому чувству: ярость и кровожадность охватили его душу… Он дал знак своему оруженосцу, и тот, вскинув золотой лук, пустил стрелу… Святой Севастиан покачнулся и медленно сложил свои худые руки на груди. Метко пущенная стрела торчала в левом его боку. Она вошла прямо в сердце мученика. Подняв глаза к небу, святой Севастиан стал медленно падать в окно и тихо свалился на лестницу. В толпе раздался приглушенный крик недоумения и страха. И тут же все стихло. Тиран взглянул на труп мученика, потом на перепуганную Фабиолу. Затем, окинув властным взором толпу, торжественно двинулся вперед...

Память святого мученика Севастиана Церковь празднует 26-го февраля.

Довольно с вас, рабов безумных,

Во градах ваших улиц шумных

Святых страдальцев гаснет вздох,

Народ – свидетель, верен Бог!..

И позабыв свое служенье,

Алтарь и жертвоприношенье,

Жестокой силой бьете вновь

Народом вверенных сынов…

И чье-нибудь он сердце тронет,

И сохранившийся судьбой,

Во мраке лжи он не потонет.

Спасенный волею святой…

Свидетель верный и смиренный,

Как и тогда, так и теперь,

Пали огнем язык надменный,

Открой народу света дверь.

И Гефсиманского страданья

Минует ночь, день заблестит,

Христова правда в ликованье

Народы мира осветит!

Она – африканка. Персы взяли г. Карфаген и многих пленных увели в Персию. В их числе была девица Иулия. Она была продана в Сирию одному купцу, который сначала принуждал ее кланяться богам. Но девица Иулия категорически отказалась от этого. Видя прилежность ее к работе, честность и умение, купец стал уважать Иулию. Он видел, что дела его ради этой христианки улучшаются и доходы увеличиваются. Иулия была всегда бледная лицом и сухая телом. Она много постилась и молилась Господу. Она плакала, когда видела заблуждение людей, утопающих в языческом невежестве. Однажды купец поехал в Галлию по торговым делам. Он взял с собой и Иулию. У острова Корсики они остановились. Здесь язычники совершали языческий праздник. Купец со своими слугами, сойдя с корабля, также примкнул к этому безбожному делу. Иулия одна осталась на корабле и плакала. Ее увидели островитяне и сказали главному жрецу о ней. Жрец стал просить купца, чтобы он отдал ему Иулию, а он вместо нее даст ему пять служанок. Но купец не хотел этого. Тогда его напоили, и когда он пьяный со своими слугами спал на корабле, они пришли и взяли Иулию. Жрец стал тут же принуждать девушку к идолопоклонству, но Иулия наотрез отказалась. «Я люблю Господа моего Иисуса Христа, – говорила она, – и бесам кланяться не буду». Ее стали бить по щекам, потом таскали за волосы. Затем обнажили и били по всему телу. Мученица воскликнула: «Исповедую Господа моего Иисуса Христа, Который был бит за меня?» Мучитель велел отрезать ее девические сосцы. Она все терпела, любя Господа. Спеша покончить с Иулией пока спит ее купец, язычники пригвоздили мученицу к кресту. Святая Иулия висела на кресте и радовалась, что Господь сподобил ее умереть, как и Он, на кресте. Она уже была близка к смерти, когда проснулся ее хозяин. Он сильно опечалился этому событию, но помочь делу было уже поздно. Святая мученица Иулия скончалась на кресте, и все увидели как из ее уст выпорхнула белая голубка и, полетавши, ушла в небо. И вдруг все увидели еще одно чудо: светлый и грозный юноша с пылающими очами ходил около креста, как бы охраняя его. Люди от страха разбежались. Недалеко от острова Корсики был остров Горгона. Там стоял мужской монастырь. Ангел Божий явился игумену того монастыря и сказал: «Возьми несколько братий и плыви на Корсику. Там снимите с креста святое тело мученицы Иулии, невесты Христовой». Игумен так и сделал. Дав денег стражам, он снял тело святой мученицы и привез ее к себе в монастырь, где с честью и слезами погребли ее. От святого тела мученицы происходили многие чудеса. И при своей девичьей жизни, и при своей мученической смерти, и после кончины своей она не переставала прославлять Господа своего, Которого полюбила больше всего на света.

Память святой мученицы Иулии 16-го июля.

СВЯТАЯ МУЧЕНИЦА ИУЛИЯ, МОЛИ БОГА О НАС!

Младая жизнь – звездою стала,

Невеста верная Христа!

Страдать за правду не устала,

Любовь твоя нежна, чиста!..

Серафима – значит пламенная, вечно горящая любовью к Господу. Девица Серафима была из Антиохии. Она жила у одной благочестивой вдовицы. Игемон Варилл узнал о Серафиме, об ее красоте, учености и велел привести ее к себе. Вдова Саввина пошла вместе с ней к игемону, и тот, устыдившись знатной вдовы, отпустил их обратно. Но через три дня он снова велел привести к себе Серафиму, но на этот раз благочестивая Саввина уже не пошла защитить девушку. Игемон велел Серафиме принести жертву идолам, но святая сказала, что она лучше умрет, но этого не сделает. Тогда в своей извращенности Варилл измыслил для Серафимы мучения, которые убьют достоинство святой девушки. Он приказал отдать святую Серафиму двум египетским юношам на поругание. Девушку заперли в комнату и пустили к ней осквернителей. Вдруг весь дом затрясся от землетрясения, и юноши упали мертвыми, прежде чем смогли приблизиться к святой Серафиме. Игемон пришел в страх и спросил святую мученицу, каким волшебством она смогла сделать это. «Мы – христиане, – сказала святая, – и никакому волшебству не учимся. У нас Господь Иисус Христос, и Его силой делаются чудеса». «Оживи юношей сих, – сказал Варилл, – и пусть они скажут, что ты осталась неоскверненной от них». Святая Серафима прикоснулась к юношам и сказала: «Во имя Господа нашего Иисуса Христа, станьте на ноги ваши!» Юноши встали и рассказали всем, как они были поражены. Игемон стал принуждать святую, чтобы она принесла идолу жертву.

Мученица отказалась. Тогда обнаженное ее тело стали опалять свечами, но свечи вдруг погасли и мучители попадали все на землю. Мучитель велел бить ее палками. Но вот отскочила часть палки и ударила прямо в глаз Вариллу. Игемон завыл от боли и велел немедленно отсечь голову святой Серафиме. Так святая дева Серафима с радостью предала чистый дух свой Богу.

Память ее 29-го июля.

Святая мученица Христина была дочерью игемона Урвана. Одиннадцати лет она была уже очень красива телом. Отец поселил ее в высокую палату и приставил к ней верных служанок. Многие богатые юноши искали руки Христины, но отец берег дочь свою и хранил ее, как зеницу ока. Христина была красива и умна. Вставая ночью, она смотрела на звездное небо и удивлялась красоте его. Господь открыл ей ум, и она познала истинного Бога. Когда Христина со слезами молилась, ей явился ангел Божий. Он осенил ее крестом и назвал «невестой Христовой». Затем ангел научил девицу истинному Богопочитанию и сказал, что она пострадает за Христа. На другой день утром святая Христина разбила золотых и серебряных идолов и выкинула их в окно. Пришел Урван навестить дочь свою. «Где боги?» – спросил он. Христина молчала. Урван призвал служанок и спросил их, куда Христина девала богов. «Она их разбила и выбросила в окно», – ответили они. Урван сильно разгневался. Он стал спрашивать Христину, куда она дела богов, но святая не хотела отвечать, а потом сказала, что она своими руками разбила их и выбросила вон. «Истинный Бог, – сказала она отцу, – Господь Иисус Христос, а эти идолы – бездушные!» Урван схватил меч и убил всех служанок, а потом стал мучить Христину. Он железными прутьями и бичами бил без пощады святую, а потом бросил в темницу. Мать Христины прибежала в темницу и умоляла дочь свою послушать отца. Она рыдала у ног Христины, прося ее пощадить свою юность. Христина жалела мать свою, но Господа она любила больше всего на свете и отказаться от Него не могла. Утром игемон Урван сел на свое судейское место и велел привести дочь. Он хотел ласками соблазнить Христину, но она была непреклонна. Тогда Урван велел обнажить святую и терзать железными когтями ее девичье тело. Когда мученица была отвязана от столба, то, увидев куски своего тела на земле, она взяла и бросила их в лицо Урвана со словами: «На, отец, ешь мясо своей дочери!» Урван снова приказал мучить Христину. Ему было до бешенства досадно, что он сам – правитель, и вдруг родная дочь его стала христианкой. Как можно снести такой позор?!

Святую Христину бросили на раскаленную железную решетку, вертели ее на большом гвоздяном колесе, опускали в море. Но ангел Божий отвязал камень, и святая шла по морю, как по суше. После этого озлобленный отец бросил Христину в темницу, намереваясь утром погубить ее. Но ночью окаянный умер сам внезапной смертью. На место Урвана пришел новый правитель по имени Дион. Он также мучил святую Христину разными пытками: ее били железными прутьями, терзали острыми когтями, клали на сковороду с кипящим маслом. Она же молилась Господу, чтобы Он обратил к вере народ. Вдруг идол, стоявший рядом с судилищем, разлетелся на куски, а игемон Дион пал мертвым. Народ, видя такие чудеса, прославлял Бога. Уверовало до трех тысяч человек, но вот на место погибшего прибыл третий правитель, Иулиан. Он приказал бросить святую Христину в раскаленную печь и затворить дверь. Святая мученица пять суток оставалась в печи и вышла оттуда неопаленная. Игемон призвал волхвов и велел им собрать множество змей, ехидн, скорпионов и бросить к ним мученицу. Но гады не повредили ей. Они устремились на главного волхва и умертвили его. Многие люди уверовали в Господа, они возмущались жестокостью мучителя. Желая скорее убить святую, Иулиан велел отрезать Христине сосцы и язык. Святая Христина взяла отрезанный язык и, бросив его в лицо игемона, сказала: «Ешь, нечестивый, члены мои!» Язык ударил в глаза Иулиану, и он ослеп. «Уничтожьте скорее эту волшебницу!» – закричал правитель и покинул судилище. Воины устремились на мученицу и закололи ее своими копьями.

Память святой мученицы Христины 24 июля.

В 177-ом году во Франции было воздвигнуто сильное гонение на христиан. Старики, юноши, замужние и молодые девушки, дети были привязываемы к столбам и терзаемы зверями. Бросали их и в клетки звериные, и предавали другим пыткам.

В то время привели к мучителю отрока Понтика. Тиран стал уговаривать мальчика отречься от Христа, но Понтик противился. Тогда его с другими христианами подвели к зверям. Звери Понтика не коснулись. Посадили мальчика на раскаленный железный стул. «Хорошо тебе сидеть?» – издевательски спрашивал Понтика мучитель. Ребенок молчал, и только слезочки текли из его глаз. Он не жаловался, что стул очень горячий, и его детское тело пристало к железу и кипит. Он только утирал слезы ладонью, смотря мучителю прямо в лицо. Епарху стало стыдно от этого детского взгляда. И он повелел скорее отсечь Понтику голову. «Мы сейчас тебе отрубим голову», – сказали воины отроку. «Ну и рубите, только дайте мне еще разок посмотреть на небо», – спокойно сказал им Понтик.

Ему отсекли голову. Она покатилась, а маленькое детское тело лежало неподвижно на земле.

Мучители сожгли Понтика вместе с другими христианами, а прах бросили в реку Рону.

В Кесарии Палестинской около 258 г. после Рождества Христова пострадал отрок Кирилл. Он постоянно призывал имя Господа Иисуса. Другие дети смеялись над ним и гоняли его. Но он смело продолжал исповедовать Господа своего. Отец бил Кирилла, а потом выгнал его из дома. Мальчик скитался где придется, ночевал под открытым небом, терпя холод, голод и жажду. Слух о Кирилле дошел до правителя, и тот велел привести к себе мальчика-христианина. «Я прощу твои проступки, – сказал ласково правитель, – и отец твой возьмет тебя в дом свой, только забудь имя Христово и почти богов наших».

«Нет, – кротко ответил отрок, – я Господа люблю и не забуду Его никогда!» – «Мы тебя будем мучить!» – уже грозно сказал правитель. «Я не боюсь этих мучений! – сказал Кирилл с радостью, – Господь мне поможет их перенести. Вот вам страшны эти земные муки, а еще будущие какие будете терпеть!» Мучитель понял, что Кирилла не уговоришь и не устрашишь ничем. Он велел его отвести в темницу и там убить, чтобы не при народе. Но потом у судьи проснулась совесть, и он велел вернуть отрока, надеясь, что вид пылающего костра устрашит его. «Смотри, Кирилл, – сказал судья, – этот огонь для тебя».

«Мне ничуть не страшно, – ответил отрок, – отправьте скорее меня к Господу моему, я хочу этого». Люди плакали о нем, особенно женщины. «Зачем вы плачете обо мне, – говорил им мученик, – лучше радуйтесь, ведь какая радость ждет меня на небе! О Господи! – взмолился отрок. – Помоги моей маме, ей трудно сейчас». В народе поднялся ропот недовольства на правителя. Все, даже язычники, явно жалели юного мученика. Святого Кирилла бросили в костер. Он стоял в огне до тех пор, пока не сгорел весь, как благоухающая свеча, поставленная пред иконой. Душа его была взята ангелами и вознесена на небо.

Когда мучили святого Романа, он стыдил епарха и говорил ему: «Постыдись хотя вот этого дитя, которое стоит и смотрит на мои страдания. Оно и то разумнее тебя». Мучитель позвал ребенка к себе и спросил: «Как тебя зовут?» – «Я – Варул», – ответил отрок. «Какого ты почитаешь Бога?» – снова спросил епарх. «Я почитаю Христа, Он – Истинный Бог, а вот эти, которых вы чтите, – идолы», – возразил мальчик. «Не лучше ли чтить многих богов чем одного?» – возразил епарх. «Нет! – ответил Варул, – Истинный Бог бывает только Один!» – «Чем же лучше Христос наших богов?» – продолжал спрашивать правитель. «Тем, что Он создал небо и землю и все что ни есть. А ваши истуканы ничего не создали», – объяснил Варул. Посрамленный и пристыженный епарх велел бить отрока прутьями. Варула били сильно и долго, но он терпел, как настоящий муж, не издавая стонов и жалоб. Отрока мучила сильная жажда, и он попросил у женщин немного воды. «Дитя мое, – сказала мать Варула, которая стояла здесь же, – да утолит жажду твою любовь Христова, потерпи до конца все муки за Него». Ребенок больше не просил воды. Он истаивал от боли и жажды, но все молча терпел. Еще больше посрамленный не только разумом, но и терпением отрока, епарх велел отсечь ему голову. Благочестивая мать сама взяла в объятия окровавленного сына и понесла его на место казни. Она нежно целовала его и, плача от радости, говорила ласковые слова, чтобы он не боялся смерти и с готовностью умер за Господа. На месте казни святой отрок Варул простился с матерью, встал на колени, и ему отсекли голову.

Святому Кирику было всего три года. Мать его Иулиту мучили пред судилищем. Между тем епарх Дометиан держал Кирика на своих коленях. Ребенок был дивно красив и умен. Епарх хотел завлечь ребенка ласками и гостинцами, но он вырывался из рук и кричал: «Я – христианин! Я – христианин!» Так как Дометиан удерживал Кирика и не пускал к матери, то он сильно укусил епарху палец и выскочил из рук. Раздраженный этим, епарх толкнул ребенка ногой от себя, и Кирик покатился по ступеням вниз. Он бился головкой о каменные ступени лестницы, обагряя их своей невинной детской кровью. Святая Иулита видела все это и радостно молилась Господу за своего маленького сына.

Память их 15 июля.

А сколько других детских душ, мальчиков и девочек, пострадали за Христа вместе со своими отцами, матерями. Сколько их, невинных жертв, обагрили своей детской кровью нашу грешную землю? И как тогда, в страшную вифлеемскую ночь, их 14 тысяч убили за Христа, так и спустя 100–150 лет тысячи их отдали чистые души свои за святое Евангелие Христово. Их мучили, били, жгли на огне, топили в море, бросали зверям и ядовитым гадам, резали и кололи мечами… И как только жестоко мучили их!

О милые мученики-дети, за Христа пострадавшие! Вспомните о наших детях, их отцах, матерях и помолитесь обо всех нас.

* * *

Вот как смело и безбоязненно святые мученики, даже дети, боролись за правду, как они ненавидели зло, не входили с ложью ни в какое согласие. Святое Евангелие звало их на открытое и решительное сражение с сатаной, с его земным и подземным царством. Святой апостол Павел говорит: «Что общего у света со тьмой, и какое общение Христа с Велиаром?» (2Кор. 6:14–15).

Куда делась теперь эта смелость мученическая? Куда делся священный огонь любви, который заставлял трепетать самых жестоких мучителей и противников святого Евангелия? Где та непреклонная верность Христу, которая порождала новые сотни мучеников и исповедников за правду? Не стало у нас теперь ничего этого. Нас поразил паралич страха и маловерия. Мы стали слишком «умны» и в свою пользу «рассудительны», и это нас обеcценивает и ставит в ужасное унизительное положение. Мы зазнались, мы загордились и засчитали себя самыми верными христианами на всем земном шаре. И вдруг сами пали до того, что лишились веры, лишились домашних, родных, детей, друзей. Никто нас не слушает, никто не любит, все ждут нашей смерти и считают нас не иначе, как неизлечимыми фанатиками и жалкими мечтателями. На одном из духовных торжественных заседаний один из видных иерархов сказал: «Мы теперь не должны входить в какие бы то ни было конфликты, ни с кем… чтобы еще больше не повредить Церкви...»

Этими словами князь церкви выразил примиренческую позицию слабых и трусливых людей, боящихся потерять «теплое» местечко и высокий титул своего чина. Другой иерарх знал бездну падения, в которую многие ниспали, и, выступая там же, сказал: «Как мы теперь слабы, как малосильны, как несамостоятельны… И вот, несмотря на нашу такую страшную немощь, такую постоянную неверность Евангелию и Богу, мы еще живем и поддерживаем союз любви с другими Церквями».

По первому выступлению выходит, что святые мученики, вступая в открытый конфликт с мучителями, этим вредили Церкви, отчего гонение еще сильнее ожесточалось на христиан. А что если бы они уступали игемонам и приносили жертвы богам, хотя бы для отвода глаз, т.е. притворно, в душе же оставаясь христианами? Были бы они тогда исповедниками и мучениками или становились бы трусливыми предателями и корыстными иудами, за жизнь, за деньги продавшими Христа своего?! Вот теперь явно одобряется этот безконфликтный путь, дающий возможность высшему духовенству (особенно) спокойно жить-поживать, а врагам Церкви безнаказанно и без всяких хлопот похищать духовное богатство Церкви в самих верующих. О, где наши святые ревнители правды? Где непреклонные борцы за чистоту веры и народную нравственность? Святой Иоанн Креститель обличал царя Ирода за блудодеяние; святитель Златоуст огненным словом бичевал царицу Евдоксию за роскошь и безбожие; преподобный Сергий обличал и вразумлял русских князей за корысть и властолюбие; святитель Филипп обличал царя Ивана Грозного за произвол и неправедный суд сильных над слабыми; священномученик Гермоген обличал московских бояр за их предательство и сговор с католичеством. И сколько их, этих давних духовных ревнителей, которые ценой своей жизни защищали дорогую правду, народные традиции и самую святую веру Православную! И вот если бы и они так пошли на «мировую» со всяким злом, беcпутством, хищничеством, вероломством царей и правителей, то что было бы с нами?!

Какое бы нищенское духовное наследие досталось нам?

Как хорошо и торжественно мы теперь празднуем память этих святых!

Как хорошо их величаем!

Как велегласно восхваляем!

А вот по делам их НЕ ПОСТУПАЕМ!

Зато и «по делам» нашим Господь воздает нам!…

Тихий шепот раздается

Во глубокой ноченьке,

Сердце пламенное бьется,

Воспалены оченьки…

Я проснулся и приник

К беленькой подушке,

Сон глубокий мигом сник,

Навострились ушки.

То – не шепот молодых,

Друг друга любимых,

Это шепот уст святых,

Горюшком томимых.

«Мати Божия, спаси

Ты моих сыночков,

Заступись и укрепи

Бедных голубочков.

Бьются, милые мои,

В сторонах далеких;

Помрачились светлы дни

При водах глубоких»...

Тихий шепот раздается

Во глубокой ноченьке,

Сердце раненое бьется,

Притомились оченьки.

Так и нынче, так и завтра,

Так и каждый Божий день

Шепот слышен при закате,

Оглашает ночи темь…

Сколько слез! Сколько воздыханий!

Сколько сдержанных рыданий!

Сколько пламенных молитв!

Одиноких тайных «битв»...

Миновали годы многи,

Гуще стали заросли,

Усложнились все дороги

В большинстве и в малости…

Снова слышу тихий шепот

В уголке святых икон,

То – не горечь, то – не ропот!

Тьма в избе со всех сторон.

Снова плач, опять рыданья,

Вздохи горя и стенанья…

Все темнее за окном.

Стоны бьются, бьются с злом!..

Так святая Церковь-мать

Во простом народе,

Бьется, молится, чтоб встать

Нам при этом роде.

Плачет, плачет в темноте

За своих сыночков,

Проводящих в суете

Дар своих денечков…

Идут они, крепко спаявшись любовью,

И смерть за Христа не страшна никому,

Готовы омыть землю алою кровью,

Навеки быть верным Христу одному!

Идет впереди старец бодрой стопою,

Седины сияют, и солнце в очах,

За ним не спеша, точно розы весною,

Идут стройны девы. Власы на плечах.

О бедный язык мой! Смогу ль передать

Весны аромат, белых лилий невинность?

Иль мне зарыдать, иль писать перестать

Святых дев красу неземную, предивность?!

Краса и сиянье Христовых невест,

Их много… Как юны, прекрасны те девы!

Что звезды!? Что солнца?! – их не перечесть!

Руками сплелись и одеты все в белом.

А дальше, вот жены чисты, непорочны,

И скромен их взор, и одежда бедна.

Сердца их горят жаждой жизни заочной,

Христа видеть там: вот мечта их одна!

И в белой одежде, краса всего Рима,

Младая жена. Светлый, ласковый взор.

Целует младенца: любовь нестерпима.

Ребенок прекрасен, влеком на позор…

Вдруг ветер дохнул – и платок с головы

На плечи упал. Белокурые косы

Сияньем златым окружили чело…

Малютка предивный… Душой непорочный…

А дальше идут восемь юношей вместе,

Суровы их лица и ясен их взор.

Связала их клятва. Подумайте! Взвесьте!

Любезна им смерть и народный позор.

За ними – все в черном: вдовица младая

Ведет своих деток с обеих сторон.

«Не бойтесь, малютки, есть жизнь там иная!

Господь нас зовет, и прекрасен как Он!

На небо смотрите, там Ангелы Божьи,

Вас в славе небесной встречает Христос!

Венцы на головки светлы и пригожи

Возложит Предивный в сиянии роз!»

«Я, мама, с тобой умереть не боюся!

Я знаю, что лучше нам жить в небесах!» –

Сказала малютка. «Смотри же, Маруся,

Не вздумай заплакать на жарких кострах»...

И дальше всей дружной семьей христиане

Идут. Вот отец, а с ним пять сыновей.

Сияют их лица при знойном тумане,

И ровен их шаг, очи неба ясней…

Так скрылись от нас за поворотом столетий славные сонмы мучеников, унося с собой радость святой любви и беcконечной преданности Господу Христу Спасителю. Святая простота, невинность, чистота, мужество, дивная любовь, живая вера и преданность Богу – все ушло с ними… И как хочется плакать и плакать без конца о той сиротской оставленности, в которой мы оказались теперь! Ну почему мы не родились и не жили в те славные времена?! Чтобы и нам вместе с ними легко и радостно пойти на страдания и смерть за Господа нашего Иисуса Христа. О! Если бы мы могли умереть с ними и не видеть позора наших дней!..

Святые великомученики, мученики, священномученики и все добрые страдальцы за святое Евангелие, молите Бога о нас!

…Но что это такое? Кажется, несется всадник? Да, да, во весь галоп по разбитой дороге истории несется конный всадник. Он – воин. Его одежда, шлем и меч сияет радугой на солнце. Проехав огромный участок дороги, всадник выскочил на высокий холм и остановился. Одновременно в небо взвился огромный белый флаг, на котором золотом написаны слова: «Свобода христианской веры. Великий Константин. 313 год».

Раздались торжественные звуки музыки, пение голосов многих народов… Тихий радостный плач…

Так, через великую и кровавую историю борьбы за Христово Евангелие святые страдальцы мученического периода привели историю Церкви к периоду святоотеческому.