Прп. Феодор Студит, как организатор общежительного монашества

В сонме знаменитых мужей, которые, подобно звездам, ярко сияли на благодатном небе церкви Христовой в тяжелые для нее времена, одно из первых мест по справедливости занимает преп. Феодор Студит. Это был муж необыкновенной духовной силы и неистощимой энергии. С первых же шагов своей практической деятельности он сумел привлечь к себе внимание современников и в продолжение нескольких десятков лет был едва-ли не самым влиятельным лицом в византийской церкви и во всей империи. Обладая светлым, глубоким умом, несокрушимой волей, проникнутый искренним благочестием и любовью к церкви Православной и своему нарду, преподобный Феодор воспользовaлся всеми качествами своей души для развития удивительно-широкой церковно-общественной и монастырской деятельности. Он застал конец царствования Константина V Копронима (741–775 г. г.), выступал, как церковный деятель, при Ирине (780–802 г. г.), проявлял необычайную энергию в защите православия в царствование императоров: Никифора (802–811 г. г.), Льва Армянина (313–820 г. г.) и Михаила Косноязычного (820–829 г. г.) и окончил жизнь при последнем. Следовательно при нем состоялся Седьмой Вселенский собор, происходила борьба Ирины с Константином V за власть и деятельность первых иконоборцев.

Преп. Феодор являлся выдающимся церковным деятелем. По словам Соколова, «он, можно сказать, был единственным борцом за православие и самым выдающимся защитником церкви и ее установлений в критический период церковно-исторической жизни, устроителем монашеских нравов и убежденным вдохновителем общества в делании добра и правды, лучезарный свет которых стал меркнуть под напором иконоборческих идей и открытого попирания евангельских заповедей и церковных канонов».¹

Преп. Феодор служил душой оппозиционной партии, боровшейся за свободу церкви от византийского деспотизма государственной власти, стоял во главе православных в борьбе за иконопочитание, нередко выступал, как учитель-моралист, ратовавший за точное соблюдение евангельских принципов и церковных правил; и, что удваивает наш интерес к нему в данном случае, это то, что он был самоотверженным организатором византийского монашества, клонившегося к упадку и разрушению под воздействием политически-вольнодумного и светски-либерального иконоборчества, был противником идиоритического монастырского строя и ревностным сторонником общежития. Последнее он ввел в Студийском монастыре, который впоследствии сыграл большую роль в церковно-монастырской и общественной жизни.

По общественному своему положению преп. Феодор был монах. Быть монахом для него значило воплотить тип древних образцов монашеской жизни. Но он был не только монах, но и игумен. Это налагало на него известные обязанности учения, управления и руководства. Он был церковным канонистом, писателем и творцом церковных песнопений. Общежительный устав Студийский, созданный им на основе древне-отеческих правил, преимущественно св. Василия Великого, лег в последущие столетия в основу православного монашества не только византийского, но и афонского, южно-италийского, синайского и Православной Руси. Это, именно, и дало ему возможность называться «отцом монашествующих» на все времена.

Такое исключитeльное значение знаменитого Студийского игумена в истории православного монашества, с одной стороны, является выгодным обстоятельством для нашего исследования, но с другой, оно же создает и немалые затруднения. Известно, что ни один период первоначальной византийской истории не возбуждает в историографии таких горячих споров, как период, в котором жил преп. Феодор. В связи с этим, личность и деятельность Студийского игумена служит предметом больших разногласий. Одни из историков оправдывают деятельность преп. Феодора, считая ее вполне достойной похвал, другие, наоборот, видят в его жизни и поступках одни отрицательные стороны. Для подтверждения сказанного приведем краткие характеристики о преп. Феодоре, встречающиеся в трудах историков: немецких, греческих и русских.

1. Протестантский историк Вальх (конец ХVIII в.) не находит в жизни преп. Феодора Студита ни одного достоинства, а указывает только одни недостатки. Он считает св. отца «фанатически-настроенным монахом, непомерным возмутителем и просто бесчинником».

2. Шлоссер (начало XIX в.). По словам этого немецкого историка «сильное честолюбие и гордость руководили деятельностью преп. Феодора более, чем действительное воодушевление; ревность по вере и фанатическое соблюдение монашеских обетов выделили и отличили его среди современников».

3. Γфререр (XIХ в.). Этот ученый несколько положительнее смотрит на деятельность св. отца. Он полагает, что преп. Феодор всю свою жизнь посвятил великой задаче освобождения византийской Церкви от опеки государственной власти и устроения монашества в Византии.

4. Папарипогулло (XIX в.), греческий историк чрезмерно унижает достоинство своего соотечественника преп. Феодора, считая его «упрямым игуменом, который якобы для достижения своих узких клерикальных целей пользовался всякими средствами». Этот историк отрицает даже искренность православных убеждений преп. Феодора, и, вообще, осуждает его деятельность во всех ее проявлениях.

5. В противовес сужениям греческого историка наш известный русский византист Ф. И. Успенский, широко изучивший многочисленные греческие источники, изображающие деятельность преп. Феодора, приходит к следующему заключению о деятельности св. отца.

Он полагает, что Студийский игумен принадлежал к консервативно-национальной партии, боровшейся против западных новшеств, что он был искренним сыном Православной церкви, много потрудился в организации монашеской жизни и, вообще, достоин многих похвал.

Из ряда вышеуказанных отзывов о πреп. Феодоре, можем видеть, что задача изучения жизни и деятельности преп. Феодора нелегка и представляет много затруднений. Видимо, вследствие этого обстоятельства, биография преп. Феодора в последние века сделалась предметом нескольких специальных монографий на латинском и русском языках. К последним относятся монографии свящ. В. Преображенского (1896 г.), Николая Гроссу (1907 г.), А.П. Доброклонского (1913 г.) и др. Эти специальные труды в своей совокупности раскрывают жизнь и деятельность преп. Феодора довольно обширно и обстоятельно.

Что касается нашeй работы, то в ней имеется в виду выяснить одну из сторон многогранной деятельности преп. Феодора Студита, именно, показать его, как организатора общежительного монашества.

Укажем как смотрел великий Студийский игумен на институт монашества вообще, как он боролся за восстановление нравственной чистоты в его среде, как восстанавливал отеческие идеалы монашеской жизни на общежительных началах в Студийском монастыре и, наконец, какое влияние имела его монастырская реформа на современное ему восточное монашество и монашество последующих веков.

Решение этих вопросов излагается в трех частях. В первой преп. Феодор представляется, как поборник чистоты иноческой жизни; во второй, как восстановитель древне-иноческих идеалов по творениям св. Василия Великого и в третьей, как организатор общежительного монашества, практически осуществленного им в Студийском монастыре.

Материал заимствуется, главным образов, из собственных творений преп. Феодора, а также авторитетных источников. Берется во внимание два древних жития преп. Феодора, Большое и Малое, называемые так по своему объему. Малое житие составлено во второй половине IX века Михаилом Студитом и отмечается нами в примечаниях буквой «В». Большое житие составлено Феодором Дафнопатом в начале X века и отмечается буквой «А». Кроме этого используются и другие пособия, извлеченные из пасторологической, исторической и агиографической литературы.

«Греческие монахи жили в миру,

по городам и селениям...

и были соблазном для других…»

(Е. Голубинский)

В четвертом веке греческое монашество сосредоточивалось преимущественно в пустынях и местах отдаленных от общественного шума. Затем оно в последующие века быстро стало развиваться на Востоке, причем множество монастырей образовалось в шумных городах и их предместьях. Главным средоточием монастырского строительства сделалась Византия с ее обширными и живописными областями. В одном Константинополе в половине VI в. монастырей насчитывалось до 70, а вскоре их возросло и до 175.

Параллельно с ростом монастырей умножалось и число монашествующих. Так во время Льва Исаврянина (717–741) монахов насчитывалось в пределах византийской империи до 100 тысяч.² Здесь были люди всех сословий, было много монахов из богатых и знатных фамилий, были и из бедных. Благодаря щедрым пожертвованиям большинство монастырей было всесторонне обеспечено; имущество их быстро увеличивалось; они были свободны от государственных налогов, а жившие в них монахи не подлежали государственной службе. Общество осыпало иноков всякими похвалами и уважением и относилось к ним с доверием и благоговением. Благотворительные монастырские учреждения: школы, больницы, приюты, а также службы церковные, проповедь и другие виды деятельности монашествующих поддерживали влияние монастырей на общество. Отсюда монашествующие, имея у себя прочную материальную основу и симпатии общества, рано начинают обнаруживать открытое участие в церковно-общественных движениях. Так, в начале V века монахи нередко были главными деятелями в уничтожении памятников язычества.

В Эфессе многие фанатично настроенные из них вместе с Диоскором александрийским и параволанами производили насилия над православными (разбойничий собор 449 г.). Монахи же оказали сильное противодействие монофизитам в столице и попыткам императоров Василиска (475–477), Зенона (477–491) и др., примирить монофизитов с православными. Нередко были случаи, когда монахи вмешивались даже и в политические дела.³

Таким образом, ввиду своего привилегированного положения и большого влияния на общество, монашество византийское к началу IX в. составляло из себя крупную церковно-политическую силу, которой не один раз вынуждены были уступать в требованиях патриархи и императоры. Однако такое положение монашества не замедлило принести отрицательные плоды.

По мере своего высокого общественного значения и материальной обеспеченности византийское монашество постепенно теряло древние идеалы уставов святоотеческой жизни и, главным образом, уклонялось от киновии, установленной в иночестве еще в IV в. св. Василием Великим. Пренебрегая древним общежительным строем монашеской жизни, иночество пошло по линии келлиотства или идиоритмического образа жизни. Суть построения этой жизни сводилась к следующему: человек постригался в мoнашество, входил для жительства в монастырь, но, тяготясь общежитием, он не вступал в монашескую общину, а строил себе в монастыре отдельную келью и жил в ней собственным своим хозяйством и собственном уставом.⁴ Этот род жизни особенно нравился тем, которые шли в монастырь не ради своего духовного совершенствования и борьбы с грехом, a просто затем, чтобы здесь подержать своз земное существование и прожить более или менее спокойно. «Ум человеческий, говорит по этому поводу Е. Голубинский, весьма изобретателен, и люди, желавшие с одной стороны идти к небу верным путем монашества, а с другой по возможности освободить его для себя от терний, изобрели монашество облегченное, способное удовлетворить их низким нравственным качествам.»⁵ Как велико было у людей, желавших спастись, стремление уходить в монашество, так, велика была у людей мирских наклонность благотворить монахам, чтобы этим приобрести себе их молитвы за себя. Используя эту наклонность мирских людей, монахи-келлиоты могли устраивать свою жизнь более или менее удобною и уютною, не лишенную даже и некоторого комфорта. Они не подвергали себя лишениям, трудам и духовным подвигам, а жили свободно при житейских удобствах и достатке.⁶

Таким образом, характерной чертой идиоритмической жизни инока было то, что монах, живший подобным образом, чувствовал своя совершенно свободно и привольно. Он независим был от монастырских уставов и порядков и поступал как ему заблагорассудится. Будучи совершенно свободен в образе жизни, идиоритмист имел своим руководством, можно сказать, единственно финансовое положение, которое и являлось «регулятором его подвижнической жизни».

Искажение монашеской жизни выражалось и в следующих непорядках:

а) широко практиковалось среди греческого населения изучаемого периода открывать и строить монастыри по мотивам преимущественно чистолюбивым, главным образом, из желания увековечить свое имя, оставить после себя память в потомстве. В таких монастыряx было стремление как можно больше скопить материальных средств и вещественного богатства. Отсюда принятие в данные монастыри производилось за деньги, «гнусное сребролюбие такую возымело силу в монастырях, говорится в 19 правиле VII вселенского собора, что некоторые, забыв заповеди Господни, впали в заблуждение и посвящающих себя священному знанию и монашеской жизни принимали за золото»⁷. Подобных монастырей хотя было и не очень много, но и они производили в византийском монашестве немало соблазна.

б) Кроме того, большим соблазном для монашествующих и мирских служили так называемые «двойные монастыри» мужско-женские. В этих монастырях, разделенных между собой внутренней стеной, жили иноки и инокини, имея при этом общее хозяйство. Они вместе производили общие работы на монастырском дворе, в поле, огороде. Это служило поводом к большим нареканиям и подозрениям и разным кривотолкам.

в) Были среди иноков и такие, которые смотрели на отшельничество, как на высшую, по сравнение с общежитием, норму иноческой жизни. Поэтому многие из них самовольно оставляли общежительные монастыри и удалялись в пустыню. Там заключались в затвор или предавались различным пустынным подвигам.

г) Из сочинений преп. Феодора Студита мы узнаем еще и о таких неправостях монашеской жизни: например, некоторые зажиточныe люди, руководствуясь с одной стороны религиозным побуждением, а с другой, желая сохранить право на пользование своими материальными благами, строили монастыри в своих владениях. Они приглашали в них игуменов из других монастырей и таким образом «спасались, будучи caми себе монахами».⁸

Таким образом, из приведенных факторов видим, что в византийском монашестве не было однообразия жизни; в нем существовали различные виды нестроений. Распространение идиоритмических монастырей дезорганизовывало общежитие. Так называемые, «двойные монастыри» вносили соблазны. Монастыри, построенные в богатых владениях, превратись в гостиницы.⁹ В целом все это вело неизменно к упадку дисциплины в монашестве.

При таком распространенном идиоритмизме в области монашеской жизни и свободе уставных принципов нравственности среди монахов, можно ли было ожидать среди монастырей должной монашеской дисциплины? Конечно нет. И как открывается из последующего, действительно, дисциплина среди греческих монастырей изучаемого периода пала очень низко. Главной причиной этого был идиоритмический образ жизни монашества. Иноки часто переходили из одного монастыря в другой, а затем в третий, всюду искали себе удобного места для более спокойной жизни «везде пробуя трапезы». Часто невежественные, они разносили разного рода суеверия, вводя ложной своей святостью многих в заблуждения. Были даже и такие случаи, когда бродячие монахи производили в обществе разные смуты и непорядки и этим позорили монашеский чин и навлекали на себя заслуженное осуждение.

Некоторые, не довольствуясь тем или другим монастырем, уходили из обители и самостоятельно устраивали свои монастыри «дабы в них начальствовать себе, выйдя из послушания другого». В такие монастыри быстро набирались люди разных званий и настроений не совсем высоко религиозных. Устанавливался свой устав, не отвечающий требованиям святоотеческой строгости, и жизнь проводилась в нравственном отношении далеко неудовлетворительною.

И не только среди рядового монашества, но и среди игуменов многих монастырей существовали дисциплинарные нестроения. Игумены в большинстве случаев были людьми далеко не-высоконравственными. Заняв место игуменства путем подкупа или лести, они управляли монастырями очень небрежно без должного душепопечения о своих иноках. Дисциплинарная требовательность заменялась низким человекоугодничеством, особенно пред высшими духовными, а также и гражданскими властями. Надзор за нравственной жизнью братии был поручаем лицам, не высоконравственной жизни. К тому же игумены, как и рядовые монахи, не уживались долго на одном месте. Они переезжали в другие монастыри, увозя с собой, по большей части, накопленные материальные средства. Словом, дисциплина в греческих монастырях с преобладающим идиоритмическим строем к IX веку пала очень низко.

В связи с падением дисциплины среди монашества, пала и нравственность. Падение дисциплины повлекло за собой другое зло, не менее серьезное – нравственное разложение.

Твердый порядок в монастыре – это залог высокой нравственности и наоборот, дисциплинарное расстройство в монастыре – путь к нравственному разложению монахов. Последнее именно и случилось с византийским монашеством. Уклоняясь от древнего общежития и устраивая жизнь по своей воле, а «не по воле отцов», византийское монашество постепенно ниспало в такую безнравственную бездну, о какой оно не могло и подумать. Среди иноков размножились грубые нравственные пороки: гордость, непослушание, плотоугодие, невоздержание. Вместо бескорыстия – сребролюбие, роскошь и праздность вместо трудолюбия. Монахи чужды стали подвигов самоотвержения, а искали себе покоя и самоугождения,¹⁰ не оставало смирения и покорности. Ропот и возмущения против монастырских властей были не редкостью. Среди монахов появилось много фарисействующих подвижников, которые своим поддельным и ложным благочестием обманывали народ и выманивали у него материальные средства.

Ввиду того, что монастыри были открыты для входа в них женщин с тем, чтобы они имели возможность молиться в монастырских храмах, среди монахов усилилась распущенность и нечистота. Как говорит Е. Голубинский, «дело кончилось тем, что монастыри стали доступны не только для женщин, которые искали спасения, но и для женщин, приносивших грех».¹¹ Монахи-священники более вceгo из-за корыстных целей предъявляли себя «духовными врачами мирских» не только мужчин, но и женщин, чем подвергали опасности себя и окружающих.

Обеты не стяжательности и поста, подвижничества и претерпения «всякой скорби и тесноты» были прямо отвергнуты, уступив место любостяжанию и чревоугодию. В сохранении обетов послушания и девства многие также были небезукоризненны.

При наличии всех указанных нравственных недостатков, византийское монашество стало кaк раз противоположным тому, чем оно должно быть. Вместо осуждения греха – его вожделением, вместо удаления от мира – слиянием с ним.

Упадок дисциплины и нравственности среди монашества естественно вызывал со стороны как отдельных ревнителей чистоты нравов, так и со стороны высшей церковной власти, заслуженные обличения.

С IV века начинает уже слышаться «сетование» на вкравшуюся нравственную порчу в среду монашества. Св. Ефрем Сирин к современным ему монахам писал: «Надлежало бы каждому из нас подумать о душе своей... Мы избрали безмолвие, а не безмолвствуем, ходим по келлиям, развращая души братии, избрали воздержание, а на деле поработили себя вожделениям». Обращаясь к одному из монахов он пишет: «Если не уцеломудришься, не будешь безмолвствовать..., осудят тебя те, кто хвалит тебя и навлечешь на себя скорую гибель.»

Другой св. отец V века, отражая недостатки монашеской дисциплины и нравственности, писал к своим современникам: «Все города и селения обременяются лжемонахами, которые попусту, без цели, бродят: бесстыднее нищих, стоят у дверей... и ради таковых монашеская жизнь соделалась презренной и проходящие ее у всех в посмеянии».¹²

Учитель и ревнитель нравственности св. Иоанн Златоуст, по поводу порочности современных ему иноков, говорит: «они стали студеные и приходящим настоящего жития вещам прилепляются, мирских прелестей не презирают, славу и властолюбие любят... они никогда не стоят... но все стремятся вниз со многою силою»¹³.

Но особенно ярко отражается падение дисциплины и нравственности монашества в творениях пр. Феодора Студита. Укоряя современное ему монашество в забвении им древней киновии св. Василия Великого и обвиняя его в келлиотстве, он пишет: «Ныне господствует нестроение и непослушание. Почти все опирается на обычаи человеческие и на установления соседей противные заповедям Божиим. Хотят лучше соблюдать образ жизни такого-то игумена нежели божественных отцов наших.¹⁴ Такие не знают, говорит далее пр. Феодор, что трудятся они тщетно и напрасно... Такое отречение несогласно с заповедью Божией, по которой следовало бы отрешиться от всего имущества и отказаться от собственности.¹⁵ Даже сами пастыри, по словам преп. Феодора, стали неразумными. Они не ищут и не держатся отеческого образа жизни, «ссылаются на времена и поколения, будто в этом причина отступления от уставов св. отцов». Возмущаясь против этой несправедливости и такого неосновательного самооправдания, преп. Феодор говорит: «а я возражаю против этого мнения. Нарушения и перемены происходят от свободной воли, оскудевшей Божественною любовию... следующей примерам безобразным, нелепым, чудовищным»¹⁶.

Кроме частных лиц, указывающих на нестроение монашеской жизни, мы имеем сведения об этом из соборных определений. Церковь в лице высшей своей иерархии, на соборах поместных и вселенских всегда ставила вопрос о поднятии дисциплины и нравственности среди монашества. Так еще на IV Вселенском соборе (451 г.) о монашествующих упоминалось, что византийские монастыри населяются монахами «бродяжными». В монастыри идут люди без религиозного убеждения, не для спасения души, а по чуждым причинам». Иные бегут от господ... иные скрываются от ответственности законов.¹⁷ Но особенно о темных сторонах иноческой жизни изучаемого периода ясно говорят нам постановления VII Вселенского собора. В cвоих определениях относительно монастырской дисциплины собор отмечает следующие недостатки:

а) Самовольное построение монастырей. «Некоторые из монахов, говорится в соборном послании, желая начальствовать и уклоняясь от послушания, составляют свои монастыри и живут в них по своим уставам». «Если кто решится на это, определяет собор, то да будет остановлен местным епископом и наказан»;¹⁸

б) Существование двойных монастырей. Выражая неудовольствие против этого нестроения в монастырской жизни, собор определяет: «Категорически запрещаем существование двойных монастырей… если же некоторые пожелают отречься от мира вместе со своими сродниками и последовать жизни монашеской, то мужчины должны удалиться в мужской монастырь, а женщины – в женский»;¹⁹

в) Безнравственность иноков. «Среди иноков, говорится в постановлениях VII Вселенского собора, развелось множество порочных дел – любостяжание, роскошь, плотоугодие, человекоугодие, сближение с женщинами и проч.»²⁰

Таким образом, из творений некоторых св. отцов и соборных определений видно, что нестроения в монастырской жизни византийского иночества V–VII в. в. действительно были немалые. С ними вели соответствующую борьбу как отдельные ревнители частоты иноческих нравов, так и Церковь соборными мерами. Первые писали увещательные и обличительные письма, укоряя монашество за отступление от древних идеалов иночества. Церковь боролась с нестроениями соборными мероприятиями. Поместные и вселенские соборы отмечали в своих деяниях растущее среди иночества нравственное зло и в своих правилах требовали повышения нравственной жизни иноков.

Появление иконоборческой смуты в период Исаврийской династии нужно расценивать также, как факт, который частично способствовал улучшению нравов в монашестве. А. П. Доброклонский говорит, что «тяжие бедствия, выпавшие на долю монашества в разгар иконоборческого движения, каκ горнило, очищали его от нравственной заразы, с одной стороны, освобождая от самых ненадежных членов, которые отрекались от иноческого образа, а с другой – возвышали и напрягали его дух».²¹ Действительно, страдания, гонения, ссылки, казни, переносимые иночеством от императоров иконоборцев, отвлекали монахов от мирской суеты, этого главного врага монашества, делая их жизнь полной лишений и опасностей. Особенно, если взять во внимание гонение при Константине V (774 г.), который совершенно не мог терпеть монахов. Он называл их не иначе, как σϰοτένδυτοι, а иноческий образ σϰοτίας τὸ σχῆμα. Отсюда с его стороны были ужасные издевательства над иноками: угрозы, публичные поругания, ссылки, заключения, увечья, побои и проч.

Однако не на всех монахов иконоборческая буря действовала нравственно-освежающе. Для иных она способствовав совершенно к обратному. Многие, вынужденные гонением, оставляли монастыри и по одному, по двое скитались среди мирян или среди пустыни, отвыкали от монашеской дисциплины, приучались бродяжничать и жить по своей воле. Затем после гонения мирские привычки они несли в монастырь, заражая жизнь его большими моральными нестроениями.²²

Эту последнюю мысль подтверждает и Соколов, который считает, что иконоборчество с его политически-вольнодумным и светски-либеральным направлением пожалуй более способствовало к разрушение монашеской жизни, чем к ее созиданию.²³ Еще быстрее пошло разложение монашества, когда закончился первый период иконоборческой смуты (конец VIII ст.) Теперь для монашества настала пора внешнего благоденствия; увеличилось число пострыженников, умножились пожертвования. Иноческое звание поднялось в глазах мирян на недосягаемую высоту. «Такой момент благоденствия, говорит Доброклонский, всегда был и будет опасным для внутреннего благосостояния монашества».²⁴

Действительно, после гонения монахам открывайся путь к полному материальному довольству, а отсюда, как следствие, нравственное усыпление, изнеженность, омирщение. Так случилось и теперь. Преп. Феодор Студит в своих письмах жаловался на современное ему монашество. «Настоящий род, писал он, малодушен и отступил от строгой жизни и заимствовать от него правила тщетно и бесполезно»²⁵, потому что примеры жизни современных монахов искажены и испорчены. В иночестве усилилась безнравственность; по-прежнему существовали двойные монастыри; идиоритмизм был почти повсеместен. Таким образом, и после первого периода иконоборческой реформы нужда к исправлению строя иноческой жизни и монашеских нравов была не меньшая, но еще большая. Седьмой Вселенский собор и ставит этот вопрос на разрешение. Из 20 его соборных правил 15 направлялось преимущественно к устранению недостатков cpeди духовенства и монашества.

Однако, несмотря на все эти частные и соборные меры, положение нравов среди иночества не только оставалось прежним, но еще более ухудшалось. По причине такого состояния, монашество стало предметом презрения и осмеяния со стороны мирян. Выступила даже сильная оппозиция (павликиане) против иночества и существования иноческих обетов; отрицались внешние подвиги монашеского благочестия – пост, девство, нестяжательность и др. Во имя неправильно понятой духовности христианства, отвергалось почитание святых, Креста, икон, храмов, церковной иерархии и самого монашества.²⁶

Конечно, надо полагать, что среди этого массового нравственного разложения были и достойные иноки-подвижники в византийском монашестве, о чем говорят сохранившиеся их жития. Но это были единицы. В целом же византийское иночество по своему нравственному облику далеко уже не отвечало высокому назначению – быть солью земли и светильником миру (Мф.5:16).

Итак, частные и соборные меры улучшить состояние нравственности иночества не достигли своей цели. Гонимое бурею времени и разлагаемое идиоритизмом византийское монашество все более ниспадало «в безбрежное море безнравственности». Чтобы оно окончательно не погибло, необходимо было совершить среди него коренное переустройство, т. е. изменить идиоритмический строй жизни монашества на более строгий и возвышенный.

Ввиду вышеуказанного состоянии византийского монашества, к которому оно пришло вследствие увлечении идиоритмическим строем, возникла настоятельная потребность его основательного переустройства. Необходимо было реорганизовать монашество, «повернуть его вспять», т. е. поставить жизнь его на твердую святоотеческую основу; положить в основании его общежительные уставы св. отцов: Пахомия Вел., Василия Вел., и др., которые предписывают строгий общежительный строй, как наилучший путь, ведущий к нравственному совершенству иноков. Но кто бы мог сделать это великое дело для монашества? Какой смелый и сильный характер отважился бы поставить разваливавшееся здание монашества на новую общежительную основу?

Промыслом Божиим для выполнения этого важного дела был предусмотрен св. игумен Студийского монастыря преподобный Феодор Студит.

«В руце Господни власть земли

И потребного воздвигнет во время на ней»

(Сир.10:4).

Преп. Феодору Студиту с своими монастырскими реформами суждено было «вдохнуть в морально опустившееся византийское монашество новые жизненные силы», чтобы оно снова «украсилось цветами добродетелей и заблагоухало святоотеческим ароматом равноангельской жизни».

Нужно сказать, что преп. Феодор при помощи Божией довольно умело справился с этими задачами. Обладая от природы светлым и глубоким умом, несокрушимой волей, неистощимой энергией, проникнутый искренним благочестием и любовью к Церкви Православной и своему народу, преп. Феодор Студит сумел воспользоваться всеми замечательными качествами своей души для развития удивительно широкой общественной и, в частности, монастырской деятельности. Устранить все нестроения монастырской жизни и преобразовать монастыри в настоящии киновии по уставу св. Василия Вел. – препод. Феодор Студит поставил главной задачей своей жизни.

По словам Соколова, святой Студийский игумен своей неутомимой монастырской деятельностью «дал содержание целой исторической эпохе, обозрение которой в некоторых областях вызывает глубокий научный интерес».²⁷

«Монахов множество наставника тя почитаем, отче наш

Феодоре, твоею бо стезею воистину право ходити познахом»…

(стихира пр. Феодору)

«Прошед житие божественнейшее

от мирскаго шума удалился еси…»

(Из канона)

Преподобный Феодор родился в Константинополе в 759 году. Отец его по имени Фотин и мать Феоктиста, происходившие из благородного и знатного рода, были известны и личными своими достоинствами.²⁸ Они отличались прекрасными нравственными качествами: примерным благочестием, милосердием, любовью и вообще богоугодною жизнью.

Фотин занимал почетное место казначея царских доходов при Константине Копрониме (740–775 г. г.); был весьма исполнителен, пользовался полным доверием императора-иконоборца, хотя религиозных убеждений его не разделял. При Константине VI, под влиянием своей жены Феоктисты, Фотин роздал нищим свое имущество и со своей семьей поступил в монастырь.²⁹

Нужно заметить, что в этот период (VIII век) византийское правительство, опираясь на авторитет иконоборческого собора (754 г.) с настойчивостью проводило церковно-общественную реформу. Оно стремилось привить обществу новое направление жизни взамен старинного религиозно-нравственного уклада. Это было время борьбы двух противоположных идеалов жизни. Была большая опасность увлечься новым течением и, как мы видим, Фотин, хотя и был близок ко двору, однако оставался со всей своей семьей верным заветам доброй старины и, ревнуя о своем спасении, оставляет мир. Об иноческих подвигах Фотина мало что известно, кроме некоторого намека, будто он в монастыре занимался толкованием священных книг.³⁰

Более рельефно выступает пред нами образ Феоктисты, матери преп. Феодора. Ей именно преп. Феодор был обязан всеми высокими качествами своей души. О ней он отзывался всегда с особенной любовью и, по кончине ее, составил ей похвальное слово, в котором нарисовал ее образ во всей благодатной высоте.³¹

Феоктиста была сестрой Платона, знатного игумена монастыря Символов (на Олимпе). Как жена христианка и мать четырех детей, она отличалась высокими нравственными качествами. Всегда скромная и благочестивая, молящаяся и боголюбивая, мало обращавшая внимания на наряды и светские увеселения, она вся была предана заботам о правильном ведении своего хозяйства и нравственном воспитании своих детей. Преп. Феодор в похвальном слове изображает ее качества в таких чертах: «Первой ее добродетелью было всецело любить Бога и чтить Его от всей души»; во-вторых, она горела жаждой к чтению и познанию Свящ. Писания и, будучи с детства неученой, сама научилась грамоте и даже некоторым наукам.³² Преп. Феодор называет ее «вседобродетельной» женой, которая в наставлениях и назиданиях воспитала своих детей и мужа и своим благонравием и скромностью всюду разносила благоухание добродетели.³³

Феоктиста неленостно посещала богослужение, днем и ночью молилась дома. Самоучкой научившись грамоте, она любила читать псалмы ночью, при свете огня. Всегда целомудренная, она убедила и мужа воздерживаться от брачного ложа. Усердная в семейных делах, она еще усерднее была в служении Богу и ближним. Феоктиста хорошо понимала, что служить Богу можно только через служение ближним, поэтому ее милосердию не было границ. В страждущих и нуждающихся она видела образ Самого Христа. В религиозно-нравственной жизни своей семьи Феоктиста была как бы ее душой. Ею вносилось и сохранялось в семье благоухание духовной жизни, которое отпечатлевалось на муже и детях. Последних она держала в большой строгости, заботливо приучая к страху Божию, к молитве, к чтению Слова Божия, к целомудрию и к другим добродетелям.³⁴ По отношению к слугам и рабам она была любвеобильна и смотрела на них, как на своих семейных, заботясь о их материальных нуждах и нравственном поведении.

По уходе в монастырь, Феоктиста сначала подвизалась в келлии, потом вступила в женскую обитель. До конца своей жизни она сохранила любовь к религиозным подвигам и ревность по славе Божией.

Когда решался вопрос о второбрачии Константина VI (795 г.), она писала к Саккудионским инокам: «Лучше вам пережить тягчайшие испытания до пролития крови, чем войти в общение с прелюбодеем и через это изменить истине».³⁵ За истину и благочестие она подвергалась неоднократным заключениям и перенесла много лишений и невзгод.

Принадлежа к такой богобоязненной семье, преп. Феодор воспитывался в духе православия и аскетической морали. С 7 лет он начал учиться грамоте и последовательно проходил различные науки: грамматику, риторику, этику, пиитику, догматику, логику. При изучении эллинских наук, по словам Соколова, преп. Феодор усвоял только то, что служило к пользе, а все «баснословное и лишнее он осуждал и отметал».

Особенное внимание он уделял изучению Свящ. Писания, которое действовало на его чистую душу весьма благотворно.

Наряду с умственным образованием, преп. Феодор воспитывался и религиозно-нравственно. Под влиянием матери в нем возрастали лучшие христианские добродетели: богобоязненность и нищелюбие, скромность и трудолюбие, мужество и любовь к чистоте. Устремляя мысль к Богу, он мало обращал внимания на дела второстепенные, считая главным приобретение добродетелей.³⁶

Биографы утверждают, что в характере преподобного Феодора рано стало обнаруживаться: стремление к уединению, глубокое благочестие и любовь к аскетическим подвигам.

С осторожностью Феодор выбирал себе друзей, не участвовал в непристойных играх, неопустительно посещал храм Божий, часто вставал по ночам для молитвы и изнурял себя постом. «Так премудро, говорит биограф, с самого детства он был настроен Божественною благодатью, которая простирает руку помощи избирающим благое, содействует и подает силы к достижению лучшего»³⁷. Эта же благодать Божия готовила боголюбивого юношу к большим подвигам, которые открылись пред ним в Саккудионской обители.

20 лет было Феодору, когда он закончил школьное образование. Молодому, образованному человеку открывалась широкая дорога в мир для общественной государственной деятельности. Он мог бы занять высокое положение в обществе и воспользоваться всеми удобствами мирской жизни. Но путь для него был предначертан иной. Бог судил ему быть иноком и более того, знаменитым игуменом одного из столичных монастырей. Нужно при этом сказать, что на Феодора, как и на всех членов семьи его отца, имел неотразимое влияние дяди Феодора, игумен Платон.

Это был видный игумен знаменитой обители Символов на Олимпе. В 775 году по делам своего монастыря он прибыл в Константинополь. Суровый по виду и по жизни аскет, мягкий в обращении с другими, предпочитавший не строгие обличения, чтобы оттолкнуть, a кроткую беседу, чтобы расположить к себе. Он производил сильное влияние на всех вступавших с ним в беседу. По словам Доброклонского, «Платон уцеломудривал супругов, укреплял девственников, давал совет начальствующим, врачевал душевно немощных, словом, целые домы преобразовывал и обращал к добродетельной жизни».³⁸

Под влиянием такого славного мужа вся семья Фотина изъявила желание оставить мир и уйти в монашество. Правда, Ф. Успенский сомневается в том, что уход Фотина в монастырь был результатом влияния Платона, Успенский скорее предполагает, что этот факт был результатом религиозного подъема, наступившего в византийском обществе со времени вступления на престол Ирины. Он говорит, что «весьма существенной чертой, выражающей нравственное направление тогдашнего общества, служит то, что вся эта семья оставила мир и избрала монашеский образ жизни».³⁹

Феодор, как старший сын из детей Фотина к тому же обнаруживший пред тем нравственную шаткость, был предметом преимущественных забот Платона. Здесь заметим, что некоторые, наприм., Сергий Владимировский, полагают, что жизнь Феодора в юности была не чужда нравственных падений; другие же, например, Филарет Черниговский, считает, что Феодор даже был женат и вместе с ним отреклись от мира его жена Анна и дети.⁴⁰ Но Доброклонский указанные мнения считает неосновательными и возникновение их объясняет неправильным пониманием текста⁴¹ из творений препод. Феодора, вызвавшего эти мнения, тем более, что Нектарий, ученик Феодора, называет преп. Феодора «чистейшим храмом девства».⁴²

При наступлении правления Ирины (780–790 г. г.) для желавших принять иночество открылись широкие возможности. Тогда родители Феодора, продав свой дом, имущество и деньги раздав бедным и отпустив рабов на свободу, со всей семьей оставили мир.⁴³ То же самое сделали три брата Фотина. Это произошло в 781 году, когда Феодору было 22 года.

Фотин со всей семьей поселился в Саккудионской обители, где вскоре Феодор принимает монашество. Как ни был подготовлен он к этому важному делу, однако пострижение для него было серьезнейшим шагом в жизни и надо полагать, что оно совершилось при сильных внутренних переживаниях постригаемого, Чтο было в душе Феодора, когда он давал вечные обеты иночества? Многообразные чувства покаяния, надежда, сыновней любви к Богу наполняли его юное сердце, светлые мысли и сознание важности момента занимали ум.

Здесь, в Саккудионе, под руководством Платона, который также перешел в эту обитель, в уединенной келлии, в удалении от мирского шума и пустых развлечений, св. Феодор душевно полюбил иноческую жизнь. Светлый от природы его ум в тихом убежище пустынножителя нашел для себя обильную пищу. Феодор с особенной любовью занимался здесь изучением Свящ. Писания и творений знаменитых отцов Церкви.

Дивный образ Платона, который он постоянно имел пред собою, расположил душу юного подвижника заняться с особенной любовью чтением и изучением творений св. Василия Великого.⁴⁴ Просвещая и обогащая свой ум спасительными и животворными писаниями Слова Божия, св. Феодор в то же время более и более совершенствовался и в светских науках. Он, подобно пчеле собирал отовсюду для себя полезное. Здесь он завершил свои познания в науках: поэзии, риторике, философии, которыми воспользовался потом в своей деятельности как нельзя лучше.

Опытный наставник Платон видел труды и ревность по благочестию своего племянника и отечески радовался его успехам. Когда он заметил, что душа Феодора окрепла для более высоких подвигов, Платон предложил своему ученику принять сан священства. Св. Феодор решил возложить на себя это высокое и ответственное звание. Но, уступая настоятельным просьбам своего любимого учителя, он исполнил его желание. В 789 году св. Феодор был рукоположен Константинопольским патриархом Тарасием во иеродиакона, а затем вскоре и во иеромонаха.⁴⁵ В это время ему было 25 лет.

С этого момента св .Феодор еще строже и внимательнее стал относиться к своей жизни. Он усилил свои подвиги. Насколько возможно, отрешившись от вещественного, он стремился жить исключительно интересами духа. Принятую благодать священства непрестанно возгревал в себе молитвой и благочестивыми упражнениями, очищал себя в достойный сосуд высокого Божественного дара. В питании он употреблял самую легкую пищу, избегая, как тяжкого и досадного бремени, всего того, что отягощает желудок. Соблюдая разумную умеренность в количестве и качестве пищи и вкушая ее только за общей трапезой, он, главным образом, заботился о том, чтобы тело его не обессиливало для иноческих подвигов, но служило и повиновалось духу.

В высоких аскетических трудах мирно протекли 10 лет жизни св .Феодора в Саккудионе. В период этих лет в Церкви происходили большие события. В Никее собирался VII Вселенский собор (787 г.) Хотя преп. Феодор и не принимал личного участия на соборе, однако, имел случай высказать неодобрение некоторым постановлениям собора. Именно он стоял на стороне применения строгих мер против нарушителей церковных канонов. Проф. Успенский по этому поводу говорит, что «преп. Феодор находил нецелесообразным слишком снисходительное отношение собора к иконоборческим епископам, которых собор так легко прощал и оставлял на своих кафедрах».⁴⁶

Высокая и святая жизнь Феодора привлекла к нему внимание всей братии. В 794 году, удрученный летами игумен Платон, по желанию иноков выбирает его своим заместителем. Настоятельство над монастырем св. Феодор принял не без усиленного возражения, но, повинуясь единодушному желанию братии и увещаниям Платона, уступил их просьбам. Управление обителью в Саккудионе шло очень успешно. Внутренний строй иноческой жизни им был установлен здесь, в некотором роде, соответственно общежительное уставу св. Василия Великого.

При этом отметим, что склонность у преп. Феодора к общежительному строю возникла под влиянием двух факторов, во-первых, от полной неудовлетворенности келлиотским строем жизни монастырей, приведшим отечественное монашество к дисциплинарному и моральному разложению; во-вторых, раннее знакомство преп. Феодора с творениями св. Василия Великого и его общежительном уставом дало ему благую мысль последовать в устройстве монашеской жизни этому св. отцу. Тем более, что преп. Феодор очень рано питал особенную любовь к творениям св. Василия Великого и считал их плодом непосредственного участия Св. Духа.

Указанные два факта, надо полагать, и привели преп. Феодора к решению, что возрождению монашеской дисциплины и нравственности среди иноков может способствовать только переустройство монашеской жизни на принципах общежития. Начало осуществления этого решения и было им положено в Саккудионе. Таким образом, еще в Саккудионской обители преп. Феодор положил начало общежительному строю монашеской жизни, полностью который развит им был впоследствии в Студийском монастыре. Здесь-же в Саккудионе начинает проявляться и церковно-общественная деятельность преп. Феодора.

Так, он мужественно выступает поборником истины и благочестия в так называемых мехианских спорах.⁴⁷ Преп. Феодор в духе Иоанна Крестителя, обличавшего прелюбодеяния Ирода, резко осуждал противоканонический брак Константина Копронима. Отстаивая чистоту и неизменность церковных канонов, он навлек на себя гнев императора. По воле последнего, в 796 г. после жестокого бичевания, преп. Феодора вместе с 11 иноками отправили в заточение в Солунь.⁴⁸ Это была первая ссылка препод. Феодора, в которой он пробыл более года (796–798). Бедственна и тяжела была его жизнь в этой ссылке. Томление, скорби, болезни и бичевания были постоянными спутниками его в эти дни. Впрочем, милосердный Господь вскоре прекратил эти страдания. В 797 году Константин VI в тяжелых муках окончил свою жизнь. Полноправной правительницей престола стала благочестивая Ирина. Она возвратила из изгнания всех монахов, заточенных ее сыном. Преподобного Феодора при бесчисленном стечении народа сама императрица встретила в Константинополе.

Но не славы и почестей жаждала душа Преподобного. Она «рвалась в уединение». И вот он снова в Саккудионе. Разоренная и опустошенная иконоборческой бурей св. обитель снова оживилась и населилась иноками.⁴⁹ Но жизнь в Саккудионе вскоре была возмущена нашествием арабов. Последуя мудрым словам пророка: «Укрыйтеся мало, дóндеже мимо идет гнев Господень» (Ис.26:20), преп. Феодор со всей братией покинул любимую обитель и поселился в Константинополе. С любовью он был здесь встречен Ириной и патриархом Тарасием, которые упросили его стать игуменом в столичном Студийском монастыре (796 г.).

Студийский монастырь был основан в V веке римским вельможею Студием. Затем в последующие века он сильно расширился, но при крестоносцах много пострадал. В эпоху иконоборческого движения Студийский монастырь играл большую роль. Егo насельники твердо стояли за иконопочитание. Во время VII Вселенского собора их игумен Савва был главным противником снисходительного отношения к иконоборцам. Затем студиты были оппозицией против незаконного брака Константина Копронима. Во всех этих и других подобных случаях Студийский монастырь в лице своих монахов проявлял ревность в вере и охранении церковных канонов. Но со времени Константина VI Студийский монастырь пришел почти в совершенное запустение. Все монахи из него были изгнаны. И только 10–12 человек продолжало жить.⁵⁰

Преп. Феодор, поселившись здесь со своими ученикaми, принес с собою и Божие благословение на обитель. Бедная и разрушенная, она, благодаря его мудрому руководству, вскоре пришла в самое цветущее состояние. Именно здесь, говорит Ф. Успенский, в этом монастыре, вместе с трудами по устроению монастырской жизни вырос церковный и общественный авторитет преп. Феодора, с которым едва-ли может сравняться какой-либо другой.⁵¹

Устраивая свою обитель, преп. Феодор в то же время принимал самое живое участие в обще-церковных делах. Он был горячим сторонником иконопочитания и поэтому, вел усиленную борьбу против иконоборцев. В 809 году за истину иконопочитания преп. Феодор вторично был сослан в заточение.⁵²

Вторая ссылка его продолжалась два года (809–811 г. г.). Из заточения он не переставал писать письма к разным лицам. Одних он утешал в гонении за правду, других укорял за слабость и боязнь исповедания истины, третьих обличал за неправомыслие.⁵³

С восшествием на престол Михаила I (811–813 г. г.) преп. Феодор был вызван из ссылки и возвращен в Студийский монастырь. Здесь вскоре (в марте 812 г.) умирает его наставник Платон. Горько оплакал своего любимого авву преп. Феодор и свои сыновние чувства к нему выразил в надгробном слове.⁵⁴

В 813 году, по низвержении с престола Михаила I, императорский престол занял иконоборец Лев Исаврянин. Чтобы добиться согласия ка уничтожение икон, он в 814 году собрал в Константинополе собор. Препод. Феодор, присутствуя на этом соборе, решительно выступил за иконопочитание. «Не нарушай, император! мира церкви, дерзновенно говорил он царю. Оставь церковь пастырям и учителям, ибо им вручена она от Бога, а сам занимайся своими делами».⁵⁵ «Много нужно было иметь мужества, говорит Соколов, чтобы в присутствии многочисленного собора отцов и блестящей царской свиты сказaть грозному византийскому василевсу такую откровенную речь».⁵⁶ Но для преп. Феодора дороже всего была истина, за которую он готов был перенести все – бичевание, ссылки, смерть.

Не добившись согласия собора на упразнение икон, Лев разогнал многих отцов в заточение. Преп. Феодор пока оставался в своей обители.

Чтобы воодушевить угнетенных друзей православия, он писал им ободрительные письма. С этой же целью в неделю Вай, он с пением и иконами совершил торжественный крестный ход вокруг своего монастыря. Узнав об этом, Лев сильно разгневайся на студийского игумена и грозил ему смертью. Вскоре он осуждает преп. Феодора в третье изгнание (в Метопь). Это было место болотистое и глухое. После кровавых пыток св. исповедник был отправлен на место ссылки, где и заключен в гнилую темницу. Страдания его здесь доходили до крайности. Его били палками, томили голодом и жаждою держали в страшной нечистоте.

Препод. Феодор переносил все это с великим терпением, укрепляя себя молитвой и приобщением Св. Таин. Из места заточения, как и раньше, он писал к разным лицам свои увещательные письма и тем многих отвращал от иконоборческой ереси. Одно из таких писем попало в руки Льва. Разгневанный император приказал подвергнуть исповедника еще большим истязаниям.⁵⁷ Преподобного Феодора снова подвигли таким жестоким побоям, что он казался мертвым. Весь покрытый ранами и кровью, он лежал на сыром полу. Три месяца в таких условиях он боролся со смертью. И еще раны его не закрылись, как приказано было (819 г.) перевести его в другую темницу смирнскую. Там дано было ему еще 100 ударов. Так самоотверженно страдал и боролся св. отец за догмат иконопочитания. «Он видел, говорит Соколов, что в иконоборчестве попирается истина, а за эту истину он готов был умереть».⁵⁸ Кpoме того, для преп. Феодора очевидна была еще одна истина. Он видел в иконоборческой политике Льва Исаврянина иконоборческий цезарепапизм, грозивший порабощением Церкви государством. Поэтому преп. Феодор со всей энергией и самоотвержением вел борьбу с иконоборчеством, имея в виду лишь благо Церкви и ее независимость.⁵⁹

В 820 году Лев был убит. Новый государь Михаил Травл (820–829) возвратил преп. Феодора из заточения. Третья ссылка св. исповедника продолжалась 7 лет (813–820 г. г.). По пути в Константинополь в городах: Локка, Милита, Пруссы, Халкидон изгнаннику были устроены горячие встречи. Но настроение в Константинополе относительно иконопочитания было настолько неблагоприятно, что преп. Феодор оставил столицу и Студийский монастырь и поселился на острове св. Тритона близ мыса Акрита (823 г.). Здесь, вдали от центра столичной жизни, среди преданных учеников-студитов многотрудная и полная бедствий жизнь св. аввы стала приближаться к концу. В ноябре 826 г. он тяжко и опасно заболел. Биографы весьма трогательно описывают последние дни его жизни. Находясь в борьбе с мучительным недугом,⁶⁰ он однако не переставал заботиться и о своих духовных чадах. «Братья и отцы, говорил он им в своей прощальной беседе, это общая чаша, которую пили все отцы наши; ее же пью и я... взирайте на завещание, которое я оставляю вам: Веру вашу соблюдайте непоколебимую, и жизнь – непорочную... передайте от меня приветствие исповедникам христовым, подвизающимся в борьбе за веру».⁶¹

Тяжко страдая, св. игумен спрашивал плачущую о нем братию: «не осталось ли еще чего-нибудь из того, что я необходимо должен был бы сказать вам?».

Святая душа его тихо разлучалась с телом в те минуты, когда братия пела слова 118 псалма «во век не забых оправданий Твоих, яко в них оживил мя еси». Умер преп. Феодор на 67 году своей жизни, 11 ноября 826 года. Всего в монашестве он прожил 45 лет, из них 15 провел в ссылках.

Taк славно совершил свой жизненный путь «сей дивный муж». В церковном сознании память о преп. Феодоре остается на все века, как отца истинного монашества и как реорганизатора общежительного иноческого жития.

«Он видел идеал монастырского строя в общежитии,

выше и прекраснее которого нет ничего» (А. И. Иванов)

В истории христианского монашества преп. Феодор Студит является крупнейшим монастырским организатором, создателем устава наиболее строгого вида монастырского строя – общежительного.⁶²

Один из древних биографов, оценивая историческое значение монастырской деятельности преп. Феодора, говорит, что этот великий отец «особенно приятен для тех, которые ведут монашескую жизнь... Таковые, продолжает биограф, хранят его заповеди, как непреложный закон и всегда с уважением произносят имя сего доблестного мужа».⁶³

В тропаре преп. Феодору это значение святого отца определяется выражениями: «монашествующих богодухновенное удобрение», «учителю благочестия и чистоты», «светильник вселенныя». В одном из кондаков, в честь его составленных, преп. Феодору ставится в заслугу восстановление древне-иноческих уставов в византийском монашестве и вообще очищение им от примеси мирских нравов «монашеской троицы», т. е. всех трех видов монашеского жития – анахоретского, скитского и киновиального.⁶⁴ В кондаке же он называется подражателем законоположника Церкви Христовой «Дивного Василия» и «вторым Василием по слову и жизни». Такое сближение имен двух знаменитых организаторов восточного монашества, отделенных периодом в 400 лет, имеет свое историческое основание. Это основание выражается в том, что деятельность св. Василия Вел. нашла свое продолжение в деятельности преподобного Феодора.

Как известно, в IV веке идеи монашества, проникнув из Египта и Палестины в Малую Азию, вызвали здесь в христианском обществе сильное увлечение отшельничеством. Отсюда появилось множество иноков особенно в Каппадокии и Понте, но так как записей иноческих уставов не существовало (кроме краткого устава Пахомия Великого), то отшельники проводили жизнь каждый по своему. Они не были ни настоящими анахоретами, ни киновитянами, а лишь одиночниками. Когда нужда заставляла, инок шел в мир, водился с мирянами, что для многих служило камнем преткновения и соблазна.

Еп. Феофан, говоря о таковых иноках, пишет: «Это были то же, что наши чернички и черницы, живущие по селам или где-нибудь на пчельниках и перелесках».⁶⁵

Св. Василий Великий, изучивший во время путешествия по востоку жизнь египетских и сирийских подвижников и, имея свой личный опыт, решил пойти на помощь восточному монашеству. Он разработал и написал для монахов правила общежительной лизни. Почему он избрал именно этот строй? Н. Гроссу отвечает: св. Василий Великий остановился на общежитии, как на самой совершенной форме иночества, в которой взаимные отношения между иноками и их руководителями были бы более близки, чем в уставе св. Пахомия.⁶⁶ Теоретические понятия о монашестве у св. Василия Великого были следующие: Монах – это церковный и общественный деятель, а монастырь – это не только определенное место для личного спасения, но и церковно-просветительный центр, идеальная община верующих, имеющая целью объединить на началах евангельской правды и истинно- богоугодной жизни всех верующих.⁶⁷ Монашеский идеал жизни св. Василия Великого это тот, о котором говорит старец Зосима в романе Достоевского «Братья Карамазовы». «Иноки, говорит Зосима, не иные суть человеки, а лишь только такие, какими и всем нам на земле людям быть надлежало бы... Тогда каждый из нас был бы в силах любовию всех приобрести и слезами своими мировые грехи омыть».⁶⁸

Стремление совместить задачи жизни личной с жизнью общественной, созерцательную с деятельно практической и установить между ними полную гармонию в системе общежития, где все было бы обще и едино – вот монашеский идеал жизни св. Василия Великого.⁶⁹

В целях практического осуществления на деле своих взглядов, св. Василий Великий устроил в Понте свой общежительный монастырь, в котором стремился совместить все, «что есть лучшего в одиночном подвижничестве и устранить, что есть в нем неудобного и удаляющего от цели».⁷⁰

В основу устроенной киновии св. Василий Великий положил следующие правила: жить инокам не самим по себе и не по одиночке, чтобы не было неустройства; так как нравы у людей различны, избирать себе наставника..., без его воли не делать даже добра..., живущим в киновии, иметь одно сердце, одну волю, одно пожелание..., способ пропитания – по апостолу: «своими руками делающе, благообразно свой хлеб ясти» (2Сол.3:12).⁷¹

О высоте киновии св. Василий Великий восклицая говорит: «что равняется сему житию, что совершеннее такой близости и такого единодушия? Оно подобно ангельской жизни и их единодушию в Боге».⁷²

Созданная св. Василием Великим киновия была образцом не только для многих современных ему монастырей, но имела влияние на последующее затем монашество. Со времен же Юстиниана эта киновия сделалась господствующей формой иночества на востоке. Но при всем этом киновийные монастыри не имели единого устава. Поэтому, со временем этот образ жизни постепенно стал пренебрегаться. Общежительные монастыри вытеснялись особножительными. «И вполне понятно, говорит один из современных византологов, что в монастырях подобного типа возможно былo имущественное неравенство, а отсюда различные нестроения».⁷³

Ко времени преп. Феодора монастырская организация стояла очень уже далеко от каппадокийского типа.

Преп. Феодор, воспитавшийся на аскетических творениях св. Василия Великого, выражающих собою идеальную киновию, еще в Саккудионе осуществил на деле эти идеалы святого отца. В общежитии преп. Феодор, подобно своему учителю Великому Василию, видел идеал монашеской жизни, выше и прекраснее которого нет ничего. «Здесь, говорил он, и правитель отлагает свое господство, и богатый отвергает свое богатство, как сор, и бедный забывает о своей бедности, и сирота избавляется от своего сиротства».⁷⁴

И вот преп. Феодор, как говорит его биограф, становится «законодателем» (νομοϑέτης). Он вырабатывает общежительный устав, «излагает для иноков благоприятные заповеди..., которые были начертаны перстом Духа на скрижалях его твердейшего сердца, как бы на каменных досках».⁷⁵

Деятельность преп. Феодора по организации общежительного монашества, по словам Соколова, запечатлена преимущественно практическим характером, но «эта практика покоилась на прочных теоретических предпосылках и являлась отображением внутреннего созерцания на существо аскетизма, который преп. Феодор и руководился в законодательстве для Студийского монастыря».⁷⁶

Какие же теоретические взгляды были у преп. Феодора на общежительное монашество, судя по его творениям? Ответ на это мы найдем в последующем изложении настоящего сочинения.

На монашество преп. Феодор смотрел, как на величайшее служение на земле, как на дар неизреченной милости и любви Божией к людям. Влияние монашества чувствуется во всех веках, во всех периодах жизни христианских народов. Оно – всемирное историческое явление. В монашестве выразилась особенная любовь и произволение Божие о людях. «Бог, говорит преп. Феодор, из небытия привел нас в бытие, падших снова восставил, третью милость даровал нам – монашеское совершенство».

Монашество есть мученичество без крови, через послушание и отсечение своей воли. Монахи являются светом для мирских. Они – земные ангелы, дорогие сыны, которые одарены особенной благодатью Божией; они – поклонники всемогущего Бога и служители Его Слова. «Истинный монах есть тот, кто взирает ка одного Бога, кто Бога одного желает, кто одному Богу прилежит, кто одному Богу предпочитает служить, кто мир имеет с Богом и является виновником мира для других».⁷⁷ Монашество стоит неизмеримо выше всех мирских званий, оно является небесным гражданством, сплошным бескровным подвигом, пригвождением плоти ко Кресту.⁷⁸

На вступление в монашество преп. Феодор смотрел, как на величайший жизненный подвиг, а на чин пострижения, – как на таинство, равное крещению и причащению. Ибо без благодати пострижения, как бы мог вступивший в монашество выполнить трудные обеты послушания, девства и др. Снять с себя монашество, по преп. Феодору, то же, что слагать крещение. «Лучше впасть в ересь, чем сложить с себя монашество».⁷⁹

Чтобы быть монахом, поступивший должен сначала пройти искус, ознакомиться с требованиями монастырской жизни. От принимающих монашество требуется совершенное отречение от мира и «его похотей», ради единого Господа, Который избрал их Своими рабами и служителями.⁸⁰ Ради Господа и Его Евангелия монахи оставили отцов, матерей, братьев, сестер, жен и детей, сродников и друзей и все, что касается плоти и мира и избрали звание высокое и великое. Вместо земли им дается небо, вместо родителей – Бог, вместо сродников – подвижники, вместо друзей – бесплотные ангелы, вместо земных сокровищ – богатство добродетелей и неизреченное благо на небесах.⁸¹ «Кто установил первое монашество, чтобы отрекаться от мира? – вопрошает преп. Феодор и отвечает: Спрашивать откуда предано отрекаться от мира есть не что иное, как спрашивать – откуда предано делаться христианином? Кто установил первое, Тот дал и второе. Ведь монашество есть девство и чистота, а Христос и был таким».⁸² Он пострадал за всех, всем даровал великое право называться сынами Божиими и братьями между собою, отсюда всякая необщительность не свойственна необновленному человеку, и, наоборот, все, что способствует братству и единению, должно приниматься и осуществляться на деле. Хорошее отшельничество хорошо, но несравненно лучше общежитие. Оно – закон братства. Монахи, живущие в нем, должны восполнять недостатки один другого и жить интересами не своими, а братства. Можно и в миру спастись, угождая Богу исполнением Его заповедей, но монашеское общежитие создает наиболее благоприятные для этого условия и ведет к идеалу нравственного совершенства особым путем, при содействии религиозно-нравственных средств.⁸³ Отсюда желающий вести монашеский образ жизни должен принять на себя ряд обетов⁸⁴ – послушания, целомудрия, нестяжательности, умеренности, молитвы трудолюбия и проч. Первые три обета: послушание, девство, нестяжательность составляют основу монашества и являются главнейшими его обетами.

Раскроем указанные три обета с точки зрения теоретических взглядов на них преп. Феодора по пунктам: а) основание обета, б) его содержание, в) цель, г) важность и д) плоды обета.

Послушание (ἡ ὑπαϰοή) – эта добродетель, по воззрениям преп. Феодора Студита, выше всех подвигов и имеет на себе печать мученичества.⁸⁵ Послушание имеет чрезвычайно важное значение для спасения христианина, там более монаха. Идея послушания очень глубока. Она коренится в тайне домостроительства человеческого спасения и имеет для себя важнейшиe основания.

а) Основание обета послушания.

Преслушание заповеди Божией ввергло все человечество в бездну страданий, болезни и проклятий. Возвратить ко спасению человека может только послушание. «За непослушание мы изгнаны из рая, но Бог благоволил, чтобы чрез послушание мы снова возвращены были к Нему».⁸⁶ Преп. Феодор во всех своих творениях говорит о необходимости для монаха послушания, необходимости отречения от своей воли и предании себя в волю избранного руководителя. Чтобы показать человечеству необходимость послушания, Сын Божий пришел на землю. Он явился великим образцом послушания. «Не ищу воли Моея, говорил Он, но воли пославшего Мя Отца» (Ио.5:30). «Он смирил Себе, говорит Апостол, послушлив был даже до смерти, смерти же крестныя» (Флп.2:6). Без послушания нет спасения, без него не может быть и истинного монашества.

Имея для себя основание, послушание имеет в себе и существенное содержание.

б) Содержание обета послушания.

Содержание послушания состоит в том, что инок отрешается от своей воли и всецело подчиняет себя воле игумена и старшей братии и, особенно, кому вверено его руководительство в духовной жизни.⁸⁷ Послушание с отсечением своей воли преп. Феодор называет «кровоизлиянием». Оно никому другому не свойственно, кроме того, кто воистину может сказать с апостолом: «живу не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гал.2:20). Эта добродетель есть самая приятная Богу жертва, которой Он прежде всего от нас требует. «Что может быть прекраснее, говорит преп. Феодор, приятнее и сладостнее того, чтобы инок жил по заповеди и ничего не делал по своей воле».⁸⁸

В этом истинно-блаженная жизнь, многопечальный и вместе беспечальный подвиг. Многопечальный для того, кто еще управляется своими пожеланиями, беспечальный же для того, кто успел отсечь свою волю и живет для Бога по воле игумена.⁸⁹ При своем основании и содержании обет послушаний вытекает из определенной цели.

в) Цель послушания.

Целью обета послушания является стремление подвижника к высшему совершенству. Беспрекословное подчинение себя воле настоятеля дает монаху возможность удобнее «усовершать» свой нравственный рост. «Послушание, говорит преп. Феодор, ведет инока к высшему монашескому совершенству, обеспечивая ему полную меру внутреннего покоя через отсечение своей воли.⁹⁰ Исправный послушник с особой силой привлекает на себя благодать Божию. «Если бы ты был верен послушанию, поучает преп. Феодор, то не только на судне поплыл бы через море, но, сбросив платье, поплыл бы по бурной воде моря и нимало не потерпел бы вреда».⁹¹

С послушанием необходимо связано отсечение своей воли, поэтому в нем заключается элемент страдания, но зато оно ведет послушника к «прославлению и совершенству по примеру святых мужей». Послушание ведет монаха в ангельское сожительство и приближает его к Богу. Отсюда послушание имеет большую важность в деле спасения монаха.

г) Важность послушания.

На лествице иноческих обетов послушание есть высшая и потому самая трудная ступень. Преп. Феодор, перечисляя иноческие добродетели, говорит: «послушание следует поставить на первом месте, ибо оно есть ничто иное, как «мученическое отсечение своей воли, приносящее истинную жертву Богу».⁹² От своих иноков преп. Феодор требовал безусловного послушания во всем. Иноки должны повиноваться игумену, как самому Христу, а другим монастырским властям, как игумену. «Как смеет кто-нибудь отказаться, когда его зовут на дело и не подчиняться тем, кто имеет власть над ним».⁹³ Инок должен по первому требование исполнять все приказания игумена и поставленных от него лиц; во всем должен неуклонно следовать установленному монастырскому порядку, без ропота и рассуждения исполнять его установления. «Чада, говорит преп. Феодор, идите, куда зовет вас путь послушания и не обсуждайте, и не разбирайте непостижимого для вашего ума дела послушания и многоразличных действий моей игуменской власти».⁹⁴

Для истинного монаха нет предела послушания. Он должен «слушаться игумена, как раб», подчиняться «все равно, как воск мастеру, как медь кузнецу, как животное тому, кто его ведет».⁹⁵ «Истинные послушники должны повиноваться даже сухой палке, поставленной настоятелем, а тем более человеку и брату».⁹⁶ В иноке не должно быть собственной воли. «Истинное послушание в том и состоит, говорит св. отец, чтобы послушник жил по заповеди руководителя и ничего не делал по своей воле».⁹⁷ Всякое своеволие и самочиние, личные притязания всякого рода, к какой бы области монастырской они не относились, не должны иметь места в монастыре. «Прежде всего, пишет преп. Феодор, будем остерегаться делать что-либо самовольно, без должного спроса, хотя бы это и казалось нам прекрасным».⁹⁸ Важно послушание и для сохранения мира и единодушия среди иноков в общежитии. «Общежитие требует воздержания молитвы, сокрушения..., а наипаче всего блаженного и святого послушания, ибо через него общежитие, как объясняет св. отец, охватывает все и преуспевает во всем».⁹⁹ Наоборот, ослушание и своеволие иноков вносит в киновию раздор и всякое расстройство. «Когда человек что-либо начнет делать не для общей пользы и несогласно с повелением настоятеля, то он обыкновенно вносит в братия расстройство и смуту».¹⁰⁰ Совершенное же и истинное послушание рождает много добра и приносит благодатные плоды.

д) Плоды послушания.

Плодами послушания являются радость, мир, тишина, твердая вера, скромность, братская любовь, покаяние, мудрость, чистая жизнь, особенная благодать Божия.¹⁰¹ Через полное послушание инок входит в блаженное райское состояние; чрез него совершается восхождение к Богу при внутреннем мире помыслов. Так как через ослушание мы изгнаны из рая, то «Бог благоволил чтобы через послушание снова возвратиться в рай».¹⁰² «Что может быть сладостнее, приятнее и прекраснее этого? Это есть блаженная жизнь. Не живя по своей воле, монах через полное послушание игумену живет для Бога. Такого инока ничто не страшит – ни видимые враги, которых у него нет, ни невидимые, которых он легко борет послушанием. Он не боится ни смерти, ибо он уже умер для мира и плоти. Он вручил себя духовному руководителю и всецело отдался в жертву Богу.¹⁰³

В завещании к своей братии пр. Феодор дает такое наставление: «Стойте на пути послушания, как и Христос был послушлив даже до смерти. Оно проведет вас безмятежно по бурному морю земного странствования и соделает блаженным восход на небо».

Таким образом, обет послушания, будучи с одной стороны повиновением власти, с другой – путем самоотречения и умерщвления своей воли, является важнейшим обетом в монашеском общежитии. Послушание имеет для себя твердое основание, заключает в себе спасительное содержание, имеет высокую цель, обладает важностью дела и приносит обильные плоды. Кто идет путем послушания, – «поистине идет прямым царским путем», становится сыном Божиим по благодати и наследником совершенства и славы.

Послушание, имея в своем основании пример Спасителя, целью жизни Которого было «творить волю пославшего Его Отца», непосредственно влечет за собой и другую монашескую добродетель – девство, которое имеет также важное значение на пути иноческого самоотречения.

Под девством (ἡ παρϑενία) разумеется целомудренная, безбрачная жизнь. Отрицательную сторону этого обета составляет безбрачная жизнь – совершенное воздержание всего, что дозволяется в супружестве. Положительную сторону девства составляет целомудрие, которое обуздывает чувственное пожелание, покоряет его разуму и хранит душу и тело в чистоте.

По преп. Феодору, девство есть второй обет монашества. Монах, имея чистое девство, достигает высоты неба. «Конечно, всякая добродетель велика и приобрести ее – «предмет самого сильного желания». Однако, нет столь чистой, столь высокой и светозарной добродетели, как девство. Ибо девство есть та добродетель, которая первее всего воссияла в раю прежде чем змий коварно обольстил наших прародителей. Девство сподобилось быть Матерью Христа.¹⁰⁴ Оно же людей делает ангелами. Как и послушание, эта добродетель имеет для себя не менее важные основания.

а) Основания обета девства.

Чистота, которую христианская вера требует от своих верных, не ограничивается тем, чтобы отрешиться только некоторых грубых пороков, но она призывает к совершенной святости и чистоте, иначе человек не может назваться христианином (Еф.5:3). Последователь Христа есть храм Духа Святаго (IКор.3:16–18), посему он должен жить по духу и избегать дел плоти. Порабощение плоти духу есть обязанность как иноков, так и всех христиан. Но посвятить тело свое в жертву Богу и дать обязательство жить в девственной чистоте – дело исключительно инока.¹⁰⁵ Кто избрал этот путь, тот избрал образ жизни премирной, ангельской.¹⁰⁶

Примером девственной жизни для инока служит Иисус Христос. Он есть основание девства. «Ему прилично именоваться Главою девственников». Он девственная слава и похвала. Девственниками были великие святые, Непорочная Дева-Матерь Христа, Креститель Иоанн, многие из апостолов, немало из мучеников, большинство из подвижников и великие из иерархов. Девство дало миру Искупителя человечества,¹⁰⁷ оно же возводит смертных в достоинство ангелов; грешников делает сынами Божиими и вселяет в рай.¹⁰⁸

Имея для себя основание в Слове Божием и в примере великих святых, девство полно цвета и нравственной красоты по своему содержанию.

б) Содержание обета девства.

Содержание этой добродетели есть самая совершенная и постоянная чистота тела и духа. В этом существенная особенность монашеской жизни. «Люди по образу жизни делятся на два вида; одни живут брачно, другие безбрачно. Брачно живущие составляют иной мир, а безбрачные иной, но высший».¹⁰⁹ Для того, чтобы иноку всегда себя держать на высоте сего ангельского жития, преп. Феодор советует постоянное бодрствование и воздержание.¹¹⁰ Чтобы быть целомудренным, нужно избегать всего, что может возбудить и питать похоть. В письме к ученику Николаю св. отец пишет: «не разделяй трапезы с женщинами, кроме матери по плоти, или сестры, не имей животных женского пола для служебной надобности»;¹¹¹ «не вступай в дружбу с девственницею, не ходи в женскую обитель, не держи в своей келлии юного ученика.¹¹²

Затем, в целях сохранения себя от блуда, следует избегать смеха, нескромных взглядов, отлучаться вдвоем, разговаривать с детьми, во время сидения прижиматься к соседу, толкаться, касаться своего тела и целый ряд действий, которые могут возбудить нечистое пожелание.

Особенно же девство должно заключаться в чистоте и целомудрии души. Душа несравненно выше тела, поэтому чистота ее должна преимуществовать пред последним. Телесное удаление от всего дозволенного в брачной жизни еще не есть совершенное девство. Стремление к Богу, как существу духовному, должно совершаться в чистоте духа. Девство же тела только способствует этому стремлению. Добродетель девственной жизни имеет для себя определенную цель.

в) Цель девства.

Цель девства – достигнуть равно ангельской чистоты, избежать житейских попечений, всецело и беспрепятственно послужить Богу.¹¹³ Брачная жизнь не осуждается христианством, ибо по апостолу «честна женитва во всех и ложе нескверно» (Евр.1З:4), но она во многом связывает человека по пути его служения Богу (IКор.7:33), а девственник, будучи свободен от семейных уз, легче и беспрепятственнее может отдать себя на это служение. Но подвиг отрешения от брачной жизни для многих невместим и дается, как дар, только тем, кто «распинает себя в своей жизни».¹¹⁴

Девство ведет к нетлению. Брак начинается и кончается тлением, безбрачная же жизнь возводит мир к нетлению.¹¹⁵ Девство требует очищения плоти и духа до полного бесстрастия. Верх девственной жизни – сопричастие с небожителями, созерцание Бога. Как возводящее смертного к бессмертному, тленного к нетленному, земного к небесному, девство имеет в подвиге монашеской жизни большое значение, важность и пользу.

г ) Важность и плоды истинного девства.

Девственник, ведущий чистую и непорочную жизнь – прямой последователь Христа. Он – борец с невидимыми врагами, он ангел во плоти, растение неувядающее, украшение подвижников. «Девство произвело Жизнь всех, оно – царица добродетелей».¹¹⁶ Девство ставит людей выше плоти и мира и возносит человека в область премирную. Истинно соблюдающий девство получает первенство в Царствии Небесном (Апок.15:4). Наоборот, нарушающие обет девства подлежат осуждению и строжайшим эпитимиям. Таковые – изменники Христа, воины, постыдно бежавшие с поля битвы, осквернители храма Святого Духа, которых «судить будет Бог».

Плоды девства «велики и вожделенны». Девственник ближайший член Христа, «украшенный и орошенный Духом. Он растит на лугу сердца многие прекрасные плоды». Плоды девства – бодрость душевная, здравие телесное, быстрота мысли, чистота воображений, внешняя красота, внутренняя чистота. Сохранившие девство соделались чертогом многих добродетелей и облеклись красотою бесстрастия.¹¹⁷

Но красивые и неувядаемые плоды девства достигаются только усердными делателями, поэтому девство многотрудное. Оно достигается: воздержанием, молитвой, страхом Божиим. Воздержание должно быть в пищи, питии, сне, помыслах.¹¹⁸ Молитва – щит для девственников, «роса, поядающая плотскую скверну. Враг нечистый и блудный не терпит молитвы, низводящей благодать с неба. Страх Божий – ограда инока, его спасение и помощь. Особенно осторожное обращение у инока должно быть с женщиной. Женщина – огонь для девственников. «Бегите, бегите от женщин, как от удочки, если не телесно, то душевно, ибо женщины изгнали нас из рая».¹¹⁹ Поэтому преп. Феодор советует монахам без особой нужды не разговаривать с женщинами, быть бдительными над собой, тщательно охранять свой внутренний мир и носить венец девственной чистоты неоскверненным.

Итак, совершенная чистота души и тела, лежащая в основе девства, подражание жизни ангелов, постоянная бдительность на страже целомудрия, внутренняя красота и внешнее здравие – вот неотъемлемые данные обета девства. Послушание и девство – два столба под зданием истинного монашества. Третьим из таковых является нестяжательность. На этих трех основаниях зиждется вся истинно иноческая жизнь.

Нестяжатальность (ἡ ἀχpημοσύνη) есть отречение инока от всего земного: имущества, удовольствий, забот, удобств жизни.¹²⁰

а) Основание этого обета покоится на том суждении, что все люди на земле – странники и пришельцы (Евр.11:13) и «ничтоже бо внесохом в мир сей яве, яко изнести что можем» (IТим.6:7), «не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем» (Евр.13:14). Кто же прилепляется к земным вещам, тот забывает небесное отечество, отрицается от высшего звания – небесного гражданства, лишается права на вступление в царство небесное (Мф.5:3). Поэтому преп. Феодор в многочисленных письмах и поучениях говорит о необходимости для инока борьбы с земными пристрастиями. «Не приобретайте ничего мирского, не сберегайте ни одной золотой монеты, даже иголки не должно быть у вас своей – пусть будет все общее».¹²¹

Пример совершенной нищеты инок снова видит в лице Христа Спасителя. Он, будучи Богом, родился в скотских яслях, жил «не имея где главы подклонити», умер на кресте за других. Следуя за Христом, инок дал обещание жить в нищете, терпеть голод и жажду, наготу, поругание и смерть.¹²²

б) Сущность (содержание) нестяжательности – произвольная нищета, оставление имущества, равнодушие к жизненным удобствам и даже к необходимому. Инок должен стоять выше интересов видимых вещей. Его удел – возлюбить скудость во всем, сораспятие всему. «Таковый – настоящий крестоносец, ангел на земле, обладатель благ вечных, наследник Богу, сонаследник Христу».¹²³

Для инока уже есть сокровище и то, если он приобретет в собственность больше трех монет... истинный монах господствует над стяжательностью, он не имеет и одного сребренника.¹²⁴ Инок подобен человеку, распятому на кресте, который, в томлении и желании скорее перейти в иной мир, не желает ничего временного. Приобретающий какую-либо собственность губит свою иноческую жизнь. «Для единения нет· ничего лучшего, как равенство в неимении вещей. Инок не должен говорить: «мое, твое, больше, меньше – все это худо и враждебно общежитию».¹²⁵

Отрешаясь всех земных вещей и избирая добровольную нищету, инок стремится к определенной, намеченной цели.

в) Цель обета нестяжания заключается в освобождении служителя Христова от всего, что препятствует ему на пути к нравственному совершенству. Христос призывает не заботиться о завтрашнем дне (Мф.4:34). Свобода от земного и тленного обеспечивает широкий путь к духовному нетленному. «Не прилепляясь к чувственному, монах легок в молитве, весел в подвиге, дружелюбен в общежитии, духовен.¹²⁶ Пекущийся о стяжании несет многие скорби, при неудачах впадает в уныние... и губит свою жизнь.¹²⁷ Наоборот, нестяжательный далек от скорби о земном. Он занят сокровищем нетленным. Только оно для него представляет ценность и важность.

г) Важность неcтяжательности. Отрешение от всего мирского дает надежду на получение небесного. Нестяжательный приобретает неоцененное сокровище – Христа. Это – высочайшее благо, иметь Его в себе, носить Его в своем сердце. Благословенная нестяжательность, дающая такое наследие; она в совершенстве делает монаха гражданином духовного мира и приносит богатые плоды. К ним относятся: блаженное бесстрастие, довольство всем, свобода, легкость, чистота молитвы, созерцание благ вечных и надежда на «получение оных».

Итак, обет нестяжательности многополезен и многоплоден. Он дает наслаждение небесными сокровищами, делает инока идеальным исполнителем заповедей Христа. В совокупности с обетами девства и послушания нестяжательность необходима подвижнику на пути к совершенству.

Все три добродетели (обеты) – послушание, девство и нестяжательность составляют основу монашеской жизни. Без них нет истинного монашества. Первая осуществляет принцип Сказавшего: «Аз приидох не да творю волю Мою» (Ио.4:34), вторая делает земных ангелами, третья дает право на обладание небесными сокровищами.

Кроме указанных основных обетов (послушания, девства и нестяжательности), инок должен пребывать в молитве, посте и умеренности во всем.

Молитва и пост для инока – два крыла, на которых он возносится на небо. Молитва должна быть постоянной и сопровождаться псалмопением и стихословием.¹²⁸ Молиться нужно везде: в трапезе, в келлии, за работой, в пути, на отдыхе. «Да будет ваша работа со стихословием, с молитвой, добромыслием – будет-ли это работа в поле, винограднике, на кухне или в другом месте».¹²⁹

Без молитвы инок – ничто. Молитва питает его душу, оживотворяет, укрепляет, воспламеняет постоянно к Богу.

Пост. Он для инока необходим. «Пост – великое оружие для монаха, он является введением во всякую добродетель».¹³⁰ «Монахам не свойственно заботиться о каких-либо соусах, лакомствах и вкусных блюдах. Достаточно если будет у них – хлеб, вода, фрукты, овощи».¹³¹ Но с другой стороны преп. Феодор осуждает чрезмерный пост. «Стяжите воздержание, оно состоит в том, чтобы быть довольным тем количеством пищи, которое выдается для удовлетворения необходимой потребности тела». Пища не должна стеснять чересчур тело, но и не делать его слишком легким, подобно тому, как если на судно будет положено много грузу, то он потопит его, а если мало – то перевернет.¹³²

Воздержание в пищи и питии рождает умеренность, которая требуется для инока во всем – одежде, отдыхе, трудах и проч.

В одежде должно избегать роскоши и изысканности. «Не будьте щеголями, поучает преп. Феодор своих иноков, носите бедную одежду». Ссылаясь на Иисуса Христа, как на образец нищеты, а также и на древних подвижников, которые «носили заплатанные власяницы, плохие куколи, потрепанную обувь», преп. Феодор пишет: «одежда монаха должна быть такой, которая, три дня валяясь на дороге, никем не была бы поднята».¹³³ В знак скромности и покаяния, цвет одежды должен быть черный.¹³⁴

Умеренность во сне должна быть постоянна и разумна. «Часы вашего сна и отдыха должны быть строго соразмерны к состоянию здоровья».¹³⁵ Излишний сон утучняет тело, расслабляет душу, порождает страсти. Невоздержание во сне осуждается.

В трудах инок должен быть усердным, старательным, бодрым, «стяжите бодрость в исполнении послушаний, в работах, псалмопениях, в бдениях, во всем благом и нужном».¹³⁶ Усердие укрепляет душу и тело, леность напротив, делает легкое тяжелым и удобоносимое обременительным.¹³⁷

Труды физические должны быть связаны с трудами духовными. Духовные упражнения и телесные труды должны взаимно чередоваться и заполнять весь дань инока. Прибегай к рукоделию, чтению, стихословию, молитве, небесным рассуждениям, дабы диавол не сразил тебя, застигнув без дела.¹³⁸

Преп. Феодор заповедует иноку во всем уклоняться крайностей. «Держись среднего пути, не допускай, чтобы из-за безмолвия, молитвы и чтения нарушались телесные труды и, наоборот, чтобы, вследствие постоянных и усиленных трудов, ум не утратил бы совсем памяти о Боге и спасительности созерцать Eгo.¹³⁹

Все поведение инока, вся манера его держаться, где бы он ни был, должны быть также соразмерны и благоразумны. «Божий человек упорядочен во всем – в слове, во взоре, пище и питии, он руководится и приводится в движение живущим в нем Духом».¹⁴⁰ Он отличается от мирян внешним своим видом, голосом, движениями, являя во всем этом признаки своей нравственной высоты, благочестия и благоразумия. Всегда он внимателен «не разбегается глазами туда и сюда»... лицо он должен иметь не унылым, не через чур веселым..., а умеренным, кротким, просветленным грустью, сияющим от слез сокрушения...¹⁴¹ Весь вид его смиренный... он не должен придавать себе сурового вида поднятием плеч, сморщиванием бровей, важной походкой, голова его должна быть скромно опущена, взop потуплен...; обращение с другими ласково-приветливое...; он молчалив, приличен, почтителен пред другими... Если он ест, ему не следует всецело поглощаться едой, а внимать чтению. Ест он неторопливо…¹⁴² но степенно; всегда серьезен, дисциплинирован.

Монашеские обеты освящаются в особом чине пострижения, которому преп. Феодор придавал значение таинства.¹⁴³ В каком смысле, спрашивает Н. Гроссу, преп. Феодор Студит называет пострижение таинством. В смысле ли сакраментального, или только обыкновенного, церковного священнодействия? И, основываясь на прямых указаниях св. отца,¹⁴⁴ он заключает, что преп. Феодор признавал пострижение действительным церковным таинством, как бы вторым крещением, в котором постригаемому сообщается особая благодать Божия.¹⁴⁵ Поэтому снятие монашеской схимы преп. Феодор рассматривал, как тяжкий грех. Падшему Еврепиану он писал: «Лучше было бы тебе, человече, быть в общении с еретиками... потом принести покаяние, чем, сбросивши святую одежду..., попирать Сына Божия ногами».¹⁴⁶

Для выполнения всех обетов иночества наилучшее условие представляет общежительный монастырь. «Бог не требует от нас ни столпа, ни горы, ни пещеры, ни чего-либо другого великого и удивительного. Он требует и желает одной только киновии».¹⁴⁷ Только в общежитии возможно полностью осуществить все иноческие обеты: послушание, целомудрие, нестяжательность и проч. Кроме этого, чрез общежитие успешно достигается и церковно-общественное значение монашества. Если можно сломить одного инока, то сломить сплоченное братство «где брат от брата укрепляем стоит, как гора», нельзя. Поэтому преп. Феодор всячески увещевал держаться общежития. Даже удалившимся из монастыря, по причине гонения, он предлагал жить «не по отдельности, а по два и более». Указывая на опасность и неудобства единожительства, он говорил словами Священного Писания «горе одному, потому что, если он упадет, нет другого, который бы поднял его».¹⁴⁸

Таковы теоретические воззрения преп. Феодора Студита на монашество. Как человек практического склада мысли, преп. Феодор свои теоретические воззрения осуществил на самом деле, став игуменом Студийского монастыря. Здесь, именно, «в Студийском монастыре, говорит Гроссу, преп. Феодор задался целью сообщить своим взглядам плоть и кровь, чтобы оставить потомству не одни только слова, но и самое дело».¹⁴⁹

«Он был величайший монастырский

организатор, реалист и практик…

прямо и сознательно идущий к

намеченной цели». (К. Н. Успенский)

Ко времени преп. Феодора Студийский монастырь имел более чем трехсотлетнюю свою историю. За это время, кажется, должен был бы организоваться определенный монастырский строй, выработаться устойчивые практические мероприятия. Но в действительности в Студийском монастыре этого не было.

Как известно, Студий, основавший монастырь (V век), не дал ему определенного устройства и организации.¹⁵⁰ Студийская обитель жила переменными уставами св. св. Пахомия Вел., Василия Вел. и других. Постоянных уставных предписаний обитель не имела. Ко времени жизни преп. Феодора на востоке бушевала иконоборческая смута, которая разрушила многие монастыри. В том числе значительно расстроила и Студийский. Преп. Феодору, ставшему во главе этого монастыря (798–823), пришлось неотложно взяться за его надлежащую организацию и благодаря его мудрому и опытному руководству, обитель скоро приняла надлежащий вид. Братия, от 10 бывших до него при нем увеличилась до 1000 человек.¹⁵¹

Большое количество насельников требовало от игумена срочных организационных мер, которые и проводятся преп. Феодором.

Мероприятия, проведенные преп. Феодором в Студийской обители, были следующие:

а) административные,

б) дисциплинарно-воспитательные,

в) хозяйственные,

г) богослужебные.

«Благодаря этим мерам, проведенным преп. Феодором в Студийском монастыре, говорит профессор Соколов, Студийская община стала представлять собою сплоченную братскую организацию, в которой все было общее, не только телесное и чувственное, но и духовное и сверхчувственное».¹⁵²

Как уже было сказано раньше, преп. Феодор изложил в основу Студийского общежития устав св. Василия Великого. «Я исполнитель правил Великого Василия», говорил он. Это значило, что из всех древних уставов особенное значение он придавал уставу св. Василия Великого. Основываясь на этих предписаниях, преп. Феодор и проводит в Студийской обители вышеуказанные мероприятия.

Об административных мероприятиях, проведенных преп. Феодором в Студийской обители, говорит один из его биографов следующее: «Так κаκ число учеников преп. Феодора увеличилось настолько, что достигло тысячи, то ему нелегко было узнать каждого из них по отдельности и руководить ими, поэтому он избрал, что полезно для нас и достойно величия его духа, из братий самых видных и известных своею святою жизнью, поставил их надзирателями над остальными для того, чтобы они доводили до сведения общего наставника обо всем, что бы ни происходило, так чтобы ничто не могло укрыться от их глаз и наблюдательности. Он назвал их особыми именами: епистимонархами, таксиархами, надзирателями, будильщиками, более опытных в духовной жизни он удостаивал высшей должности: одного должности помощника настоятеля, другого эконома, третьего подъэконома, каждый имел особое имя по смыслу своего служения».¹⁵³

Таким образом, при многолюдности братства потребовалась и соответствующая административная организация, чтобы в монастыре все держать в порядке и по чину. Для этого преп. Феодор устанавливает целый ряд должностных лиц с определенными для каждого из них обязанностями.

Устанавливая монастырские должности и давая им руководственные наставления относительно их деятельности, преп. Феодор, как говорит его житие,¹⁵⁴ подражал в этом Моисею, поставившему тысяцких, сотников, пятидесятников, десятников.

Проф. Доброклонский по этому поводу говорит, что студийский игумен в этом случае имел более близкие аналогии, именно, в древнем монашестве и частично в штатах епископских кафедр и, пользуясь ими, поступил именно так.¹⁵⁵ В результате этого устроения в административном управлении Студийской обители образовалась сложная и стройная система, «какой, по словам проф. И. Соколова, византийское восточное монашество предшествующего периода совершенно не знало».¹⁵⁶

В виду проводимых преп. Феодором административных мероприятий, в монастыре образовался целый штат должностных лиц. Одни из них заведовали монастырской собственностью и хозяйством, другие монастырскими храмами и богослужением, третьи способствовали игумену в надзоре и поддержании монастырской дисциплины среди иноков. Вся эта сложная административная система имела следующее построение.

Первое место после игумена, общего всех отца, пастыря, учителя и руководителя, в обители занимал его наместник.

1. Наместник был вторым лицом в обители по достоинству и авторитету. Он помогал игумену в высшем надзоре и руководстве братией, непосредственно заменял его в случае болезни или отсутствия.¹⁵⁷ Игумен и его помощник были для братии тeм же, чем были для еврейского народа Моисей и Иисус Навин.¹⁵⁸

При жизни преп. Феодора должность наместника выполнял Навкратий Исповедник, которому св. игумен однажды писал, будучи сам в ссылке, «ты моя радость и утешение, ты моя опора в Господе... и венец похвалы».¹⁵⁹

Из прочих должностных лиц Студийского братства в сочинениях преп. Феодора упоминаются следующие:

2. Эконом (οἰϰονόμος), который управлял монастырским имуществом и заведовал монастырским хозяйством. На его обязанности лежала забота о всех материальных нуждах монастыря. По наставлению игумена, эконом, заботясь о телесных потребностях монахов, должен давать каждому нужное и должное не по лицеприятию и пристрастию, но по благорасположению, братской любви и потребности каждого. Ему следует быть бдительным и благорассудительным в своем деле, как эконому Божию¹⁶⁰ и все делать от всего сердца.

3. Помощник эконома (παpοιϰονόμος), который был в зависимости от главного эконома. Он отдавал ему отчет в своих действиях, был во всем согласен с ним и одинаково внимателен и благорассудителен в своей деятельности и жизни.¹⁶¹

4. Казначей, в ведении которого была монастырская казна. Он хранил денежные средства монастыря, выдавал их поставщику для закупки необходимых для монастыря вещей, продуктов, уплачивал, по указанию игумена, монастырские расходы и, вообще, вел учет доходов и расходов монастырской казны.¹⁶²

5. Келарь (κελλαpήτης), заведующий монастырскими съестными припасами, которые он отпускал на братскую трапезу. При этом во всем поступал с согласия помощника эконома.

6. Помощники келаря (οἱ παpακελλαpεύοντηες) которые были избираемы для более тщательного наблюдения над братиею и их питанием. Они во всем помогали келарю и являлись его непосредственными помощниками.¹⁶³

7. Трапезничий (τpαπεζοποιός) обязанностью его было: следить за монастырским столом, наблюдать за порядком в трапезе, подавать по звонку настоятеля пищу, прекращать шум и разговор среди братии.¹⁶⁴

8. Повар (ὀψοποιός), приготовлявший пищу инокам и в то же время являющийся помощником келларя.¹⁶⁵

9. Хлебопек (ὁ ἀpτοποιῶν) обеспечивающий братию хлебом монастырского производства.

10. Вестиарии (τοῦ βεστιαpίου) которые заведовали монастырскою одеждою, шили, чинили, отдавали в стирку, хранили и выдавали инокам.

11. Поставщики (οἱ φpοντισταί) различных припасов для монастыря. Они же закупщики всего нужного и потребного для братии.¹⁶⁶

12. Гостиник (ξενοδόχος). На нем лежала обязанность принимать странников, монастырских гостей, заботиться обо всем для них потребном.¹⁶⁷

13. Больничник (νοσοκόμος), заведовавший монастырской больницей. В его ведении были также иноки, ухаживавшие за больными.¹⁶⁸

Этот перечень должностных лиц показывает, что преп. Феодором в стенах Студийской обители действительно был образован такой административный строй, при котором самым точным образом были распределены все монастырские обязанности по определенным лицам; и что им была организована при общежитии такая административная организация, которая охватывала собою все стороны студийского братства.

Наряду с административными мероприятиями преп. Феодором в обители было проведено ряд мер по устройству порядка, дисциплины среди иноков, а также их морально-культурного воспитания.

Дисциплинарно-воспитательная организация, созданная преп. Феодором в Студийской обители, охватывала собою все стороны повседневной монастырской жизни. Специально для дисциплинарного надзора и руководства братией в этой области были также поставлены особые лица.

1. Эпистимонархи или монастырские судьи, во главе которых был протоэпистимонарх. Они следила за поведением братии, разбирали их дисциплинарные проступки, наставляли, вразумляли и наказывали виновных.¹⁶⁹

2. Эпитириты, которые будучи как бы очами игумена и эпистимонарха, днем и ночью наблюдали за братией, дабы они не укрывались по тайным местам для бесед, смеха, безделья, не бесчинствовали, не составляли запрещенных содружеств. О виновных доносили эпистимонарху или игумену, которые принимали при этом соответствующие административно-воспитательные меры.¹⁷⁰

3. Учителя и воспитатели. Они учили монахов грамоте и воспитывали детей, живших при монастыре, а также послушников, проходивших искус, пред пострижением.¹⁷¹

4. Таксиархи. Эти лица поддерживали благочиние и внешний порядок в братских собраниях – в церкви, на трапезе, при входах, выходах. В их обязанности входило также смотреть, чтобы каждый занимал в собрании свое место, все были в положенных одеждах, не делали шума, беспорядка. Они же занимались делами бежавших из монастыря, разыскивали их и стремились снова возвратить в число братии.¹⁷²

5. Будильщики, которое ударом била пробуждали иноков к ночному и утреннему богослужению. Они же побуждали братию к своевременному посещению церковных служб. Во время службы обходили ряды братии и будили дремавших.¹⁷³

6. Привратники. Они, находясь при монастырских вратах, пропускали входящих и выходящих с разрешения игумена, опрашивали посетителей и вели посредничий разговор между ними и иноками.¹⁷⁴

Дисциплинарно-воспитательная часть касалась поведении иноков во всех отраслях монастырской жизни – при богослужении, на трапезе, на работах, в больнице, в библиотеке.

а) При богослужении было твердо установлено, чтобы в храмы к службам иноки являлись все и неопустительно. Исключения делались только больным, или выбывшим из монастыря по каким-либо монастырским делам, а также совершающим неотложные монастырские послушания (например) – на кухне, просфорне, пекарне, бане.

Посещение служб должно было быть без запаздываний, входить в храм следовало благоговейно, стоять до конца службы, не выходить без нужды и разрешения.¹⁷⁵ Во время службы не дремать и не развлекаться по сторонам, быть бодрым и усердными к молитве, внимательными к чтению и пению; не производить шума, разговора, тем более смеха; не допускать перехода с одного места на другое; выходить из храма так-же чинно и без шума.

б) На трапезе. Собрание на трапезу устанавливалось одновременным; терпеливо ожидать своей очереди во время распределения пищи. Вкушение пищи следовало производить не торопливо, не делать в трапезе шума, разговора, но внимательно слушать душеполезное чтение, не вставать от трапезы прежде других, но всем вместе и тихо; выходить не по одиночке, кто когда захочет, а одновременно, только после общей благодарственной молитвы; выходить без шума, суеты, всем одновременно, никому не оставаться.¹⁷⁶

в) На работах. Требовалось, чтобы на работы иноки шли по первому зову, шли проворно и без оговорок; если назначалась срочная общая работа, то частные дела оставлялись. Как бы ни была низкая или тяжелая работа, пренебрегать ею не должно, а исполнять с усердием, добросовестно, как пред лицом всевидящего Бога, словом, совершать ее, как служение и жертву Господу.¹⁷⁷ Работу, где бы она ни была – в поле, винограднике, мастерских, должна предварять и сопровождать молитва.¹⁷⁸ Проводить работу должно без смеха, споров, разговоров; следует помогать ослабевшим и отстающим не перебегать с одной работы на другую, ища лучшей, но быть постоянным до конца.

г) В больнице. В обители была своя монастырская больница с особым служебным штатом, состоящим из больничного старца и его трех (или до 5) помощников. При больнице был свой келарь и повар. Кроме своей монастырской больничной помощи, в случае необходимости вызывались врачи из мирян. Больным представлялись разные льготы и снисхождения. Пища давалась лучшего качества и применительно к состоянию болезни каждого.¹⁷⁹ Больные должны быть довольны тем, что им дается. В случае какой потребности, чтобы тихо просили больничника. Во время болезни не заниматься безделием, но что-нибудь делать – читать, тихо молиться; среди больных не должно быть ссор, шума, беспорядка, но – любовь, доброжелательство, покой. По выздоровлении, из больницы выходили с ведома игумена, так как и приходили в нее.

д) Монастырская библиотека открывалась для иноков в свободное время от монастырских трудов и братия сходилась, чтобы получать книги. Самовольно книг никто не брал, не смел также никто требовать желаемую им книгу. Если такая находилась в библиотеке, он получал, если же не находилась, брат не должен был роптать, или поднимать шума, но получать, что имелось. Если же проситель все-таки не довольствовался на что-нибудь, то совсем лишался пользованием книг на этот день.¹⁸⁰ Обращение с книгами должно быть бережным и возвращение их на место своевременным. По истечении времени чтения библиотекарь скова ударял в било, книги все возвращались. Кто задерживал без разрешения, подвергался наказанию. Брать книги в келлии разрешалось только в особых случаях – больным, старцам и работающим на неотложных послушаниях.

Так дисциплинарно-воспитательные меры охватывали собою все области монастырской жизни и придавали им строй и порядок.

Наряду с дисциплинарно-воспитательными мероприятиями преп. Феодором в Студийской обители были разработаны и меры хозяйственного порядка.

Преп. Феодор в хозяйственной области своего монастыря дело устроил так, что монастырская община удовлетворяла всем своим потребностям сама же собственными силами.

У монастыря имелись свои поля, виноградники, сады, которые обрабатывались самими иноками и которые давали им все необходимое для жизни.¹⁸¹ В самой обители процветали всякие ремесла и искусства «художники мелких вещей, строители, сплеватели корзин, производители изящных работ, делатели утвари посредством огня и железа».¹⁸² Все мастера этих работ, по словам биографа, благочинно и стройно сидели на своих местах, соединяя с делом рук тихую молитву и пение божественных песней Давида.¹⁸³

Таким образом, в монастыре был целый ряд многочисленных мастерских для обслуживания нужд многочисленной братии. Для полевых работ имелся свой рабочий скот. Обработка земли велась силами братии. Преп. Феодор не терпел на полевых работах, а также и в монастыре наемной силы и рабов. «У нас нет рабов, говорил он инокам, мы сами себе рабы и господа. Сами прислуживаем и сами пользуемся услугами».¹⁸⁴ Поэтому среди иноков были пахари, огородники, садовники, рыбаки, кузнецы, плотники, каменщики, портные, сапожники, пергаментщики, переплетчики, иконописцы и ювелиры.

Студийский монастырь, по словам Василия Преображенского, представлял собою маленький городок, где было все необходимое для жизни и все это приготовлялось здесь же, в монастыре.¹⁸⁵ К тому же монастырь имел свою мельницу, свою пристань с кораблями. Производился сбыт монастырских товаров на городские и загородные рынки. Н. Гроссу говорит, что сбыт товаров своего изделия в монастыре составлял один из главных источников содержания тысячной братии.¹⁸⁶

Материальное благосостояние монастыря главным образом зависело от трудолюбия и бережливости самих иноков. Поэтому преп. Феодор всячески побуждал братию к честному труду и аккуратности во всем. Труд он считал лучшим средством для здоровья и борьбы со страстями. «Будьте усердны в работах, говорил он инокам. Прошу вас и увещеваю, пусть каждый, на какое послушание его не поставят, старается работать изо всех сил и делать как можно больше, чтобы удовлетворить себя, немощную братию и посторонних лиц».¹⁸⁷

Призывая своих иноков к прилежному труду, св. игумен не терпел уклоняющихся от работ и ищущих легких занятий. «Душа моя ненавидит лентяев... Лентяи и нерадивцы это не мои дети. Мои дети лишь те, кто работает охотно, ловко и от души».¹⁸⁸ Если кому трудна одна работа, пусть делает другую, но не должен сидеть без дела, сложа руки. «Ты не в силах жать или чувствуешь нехорошо, таскай снопы; не можешь носить снопы, подбирай колосья; не можешь и этого, носи воду или делай что-нибудь другое на поле или дома».¹⁸⁹ Каждый из братии должен проникнуться любовью к труду и стремиться к тому, чтобы более служить другим, нежели, чтобы служили ему.¹⁹⁰

В целях экономии монастырских средств, преп. Феодор побуждал иноков ко всему относиться бережно и внимательно. «Будьте внимательны в послушаниях, не ломайте небрежной работой нужных вещей, инструментов, повозки, плуга, тесала, топора... Я говорю не об этом только, но да не будет выброшена или сожжена несвоевременно даже годная на какой-нибудь поделок палка или отрезок доски размером в четыре пальца».¹⁹¹

За всякую небрежность и невнимательность со стороны иноков виновный нес соответствующее наказание. За пролитие вина или супа, за поломку иглы или шила, за неположенный расход кожи, материи, ниток и проч. налагались на виновных поклоны, пост, отлучение от причастия.¹⁹²

Ко всесторонней экономии в хозяйстве побуждало преп. Феодора не только расход громадных средств на свою тысячную братию, но и другие важные причины.

Студийский игумен широко развил благотворительную деятельность. Он устроил при монастыре приют для городских безродных детей, основал странноприимницы и богадельни, все это требовало на себя больших расходов и материальных затрат. По словам Н. Гроссу, «преп. Феодор Студит глубоко был проникнут сознанием необходимости идти навстречу народным нуждам и оказывать просящим и вообще служить миру духовными и материальными благами».¹⁹³

В Студийском монастыре находили себе пристанище и содержание бедные и больные, странники и пришельцы, молодые и престарелые. Иноки всех радушно принимали, снабжали хлебом и выдавали из монастырских запасов овощи и все для них необходимое. Благотворительность монастырская иногда настолько была велика, что сами студиты по временам терпели острую нужду и необходимость. Но эти недостатки с избытком восполнялись благословением Божиим и трудами иноков. Были и щедрые пожертвования в монастырь высоких духовных и светских лиц и, вообще, многих верующих.¹⁹⁴

Как ни много забот представляли преп. Феодору хозяйственные дела и телесные нужды братии, но еще больше хлопот он проявлял о духовных их потребностях. «Пекусь, говорил он, о ваших душе и теле постоянно... мучаюсь и боюсь о том, как бы вас напитать духовно и телесно, как бы спасти вас от чувственных и духовных искушений и вследствие этого почти постоянно уязвляюсь, горю и терзаюсь».¹⁹⁵

Для удовлетворения духовных потребностей и упражнения братии в аскетических подвигах преп. Феодор самым действительным средством признавал: церковное бдение, молитву, пост. С этой целью им были проведены в монастыре соответствующие церковно-богослужебные мероприятия.

В монастыре был установлен соответствующий порядок церковных служб. Иноки семь раз в сутки собирались в храм для совершения богослужений. «Вижу, братия мои, какой великий труд проходите вы каждодневно в совершении бдения и исполнении правила молитвенного, просыпаясь на то в полночь и прежде полночи и потом в определенные часы семижды в день становясь исповедатися Господеви о судьбах правды Его, с коленопреклонением и множеством поклонов».¹⁹⁶

Относительно того, в каком порядке следовали церковные службы в Студийской обители, видно из следующих слов преп. отца: «Рано утром воспой разумно псалом Давида – «Заутра услыши глас мой», на третьем часе воспой – «Духа Святаго не отыми от меня», на шестом – «Избави мя от вещи во тьме преходящия от сряща и беса полуденнаго», на девятом – «приклони Господи ухо Твое и услыши мя», на вечерне – «благослови душе моя Господа».¹⁹⁷ Из этих слов видно, что начало церковных служб относилось к раннему утру, всех служб было семь, службы совершались вперемежку с хозяйственными работами.

Рано утром начиналась утреня и первый час; по окончании их иноки приступали к трудам. В девять часов утра в храме совершался третий час, в двенадцать дня – шестой. Литургия совершалась не ежедневно. Если она совершалась, то после третьего часа; по шестом часе – трапеза и отдых. Ослабевшие могли воспользоваться этим временем для сна; он был не более часа,¹⁹⁸ а затем снова труд до вечерни, которая совершалась с наступлением темноты; по вечерне – ужин. После него повечерие с прощальным целованием; затем все расходились по келлиям. Хождение по чужим келлиям, хотя и по делам, в это время запрещалось. Должны все совершать келлейное правило, а потом – сон. В полночь по удару била – все на ночное бдение. После него до утрени заниматься чтением псалмов, Свящ. Писания и рукоделием.

В воскресные и праздничные дни совершалась божественная литургия.

О постных и праздничных днях творения преп. Феодора Студита дают весьма скудный материал, тем не менее из них можно определить, что в указанные дни служба несколько изменялась. Посты упоминаются следующие: недельные – среда и пятница, годовые – три, «четыредесятница», именно, рождественская перед Рождеством Христовым, великий перед Пасхою и апостольская перед днем апп. Петра и Павла.¹⁹⁹ В указанные постовые дни службы совершались продолжительнее, число коленопреклонений больше, воздержание в пище усиленнее. Трапеза в эти дни была одна и та не ранее трех часов дня. Полуденный отдых отсутствовал.

Наоборот, в праздничные дни давалось некоторое облегчение в трудах, в молитвенных бдениях, в улучшении пищи. В частности, в праздничные дни не полагалось служения часов, отменялись коленопреклонения при богослужении и в келлиях;²⁰⁰ работы сокращались или совсем отменялись; трапеза – два раза, после литургии и вечером.

Для совершения суточных богослужений преп. Феодором были установлены определенные богослужебные лица.

1) Протопресвитер. Он первенствовал за монастырским богослужением, делал необходимые служебные указания, назначал для службы тех или иных духовных лиц, в отсутствии игумена, исполнял обязанности духовника.²⁰¹

2) Эклесиарх, который был главным блюстителем храма и его принадлежностей, а также распорядителем по отношению к богослужению.

3) Канонарх, руководивший чтением и пением в храме и наблюдавший за порядком в совершении церковных служб.

4) Скевофилакс. Он хранил церковные сосуды, одежды, иконы, восковые свечи и проч. церковную утварь.

5) Лампадарий. В его обязанность входило наблюдать за подсвечниками, кандилами и зажигать их ко времени богослужения.

6) Космитеры или церковники, которые убирали и украшали храм, заботились о его чистоте и благолепии.²⁰²

Ко всем клирикам, как служителям алтаря Господня, преп. Феодор предъявлял высокие нравственные требования. Клирики должны быть духовными людьми в полном смысле этого слова. Они «имеют благодатные дары Св. духа», которые, по апостолу, «постоянно да возгревают в себе». Средства к развитию и поддержанию духовного просвещения и даров Св. духа преп. Феодор указывал в посте и молитве.

а) «Пост есть обновление души... и благодать на благодать».²⁰³ Его надлежит принять не тяготясь, но с охотою и прилежанием... впрочем пост не ограничивается одною скудостью питания, но требует воздержание от всего худого. «Нужно соблюдать себя чистыми от непристойной похоти, от зависти, снедающей душу, от сребролюбия, потопляющего ум, от нерадения, омрачающего око души... Ожидайте исхода из тела, чем истребляйте страсти и укрепляйте душу».²⁰⁴ Особенно же пост и воздержание во всем предписывается в дни постов и св. Четыредесятницы. «Мы вошли в дни св. Четыредесятницы и теперь особенно благоговейнствуем... и соблюдаем безизлишество, трезвенность, простоту и воздержание в пищи и все то, что относится к нашему спасению.²⁰⁵

Пост имеет непосредственную связь с молитвой. Молитва без поста «маломощна и пост без молитвы малодейственен».

б) О молитве преп. Феодор говорит очень часто. Он постоянно внушает своим инокам и особенно клирикам иметь заботу о непрестанной молитве. Молитва питает душу, окрыляет и оживотворяет ее, дает служителю престола Божия дерзновение. Какое бы послушание не имел клирик, он всегда должен совершать его с молитвой на устах. Даже во время отдыха в собственной келлии он мысленно читает псалом с размышлением или церковное песнопение, чтобы не подвергнуться искушению от диавола.²⁰⁶

Заботясь о духовном совершенствовании клириков и всех иноков в целом, преп. Феодор в то же время был заинтересован и умственным их образованием.

Умственный труд, как и религиозно-нравственный, является в собственном смысле аскетическим подвигом. Он содействует иноку «воздержанию от страстей»... охранению души от нечистых помыслов и способствует в борьбе против невидимых врагов.

Для развития умеренных дарований преп. Феодор в обители создал определенную школу, в которой иноки обучались грамоте, совершенствовались в искусстве переписывания книг, упражнялись в чтении Свящ. Писания и святоотеческой литературы. Здесь же производилось изучение церковных молитвословий, составление песнопений.

Биографы свидетельствуют²⁰⁷ что иноки занимались в школе не только переписыванием книг и составлением песнопений, но и изучением светских наук: грамматики, философии, риторики.

Из Студийской школы выходили хорошие писцы, певцы, составители кондаков и др. церковных песнопений, стихотворцы и отличнейшие чтецы и знатоки церковных напевов.²⁰⁸

Исторические данные подтверждают, что Студийская обитель не случайно прославилась искусными писцами. Искусство письма было в то время главным средством распространения знания. Преп. Феодор высоко ценил и восхвалял это занятие. Им была учреждена особая группа писцов, которая, по словам Н. Гроссу, «работала настолько серьезно, что изготовляла книги не только для одних студитов, но и для всех, кто имел нужду в них.²⁰⁹

Обширная постановка книжного дела в Студийском монастыре была лучшим средством для развития умственных способностей иноков и их любви к наукам. И действительно, Студийская обитель, говоря словами биографа преп. Феодора, «была подобна разнообразному цветущему саду, содержащему в себе всякого рода разумные растения, на которых с пользою красовались всякого рода познания, как бы зрелые красивые плоды».²¹⁰

Преп. Феодор стоял во главе книжных людей своей обители и принимал в богослужебно-литературной деятельности самое живейшее участие. Побуждав братию и любителей к составлению церковных песнопений, он сам был первым песнотворцем.²¹¹

Таким образом, церковно-богослужебные мероприятия, проведенные преп. Феодором в Студийской обители, касались следующих сторон: богослужебной, церковно-образовательной и каноно-творческой. Во всех указанных сферах существовал порядок, смысл и цель. Последняя сводилась св. игуменом к тому, чтобы поставить церковно-богослужебную жизнь на самую высокую степень, т.к. в ней он видел главную силу, способствующую иноку на пути ко спасению. Побуждая братию к церковному деланию, преп. Феодор обычно говорил: «возьмитесь за духовное горячо и крепко, разгоряченные, как огонь, идите охотно на ночные псалмопения и дневные молитвы, затем просиживайте ночи над телесными ручными трудами до самой зари, чтобы восход солнца не застал вас на ложе... соревнуйте друг другу, изощряйтесь, кто ревностнее в послушании, кто выше в смирении... Утешайте себя надеждою небесного».²¹²

Назначая в каждой отрасли общежития соответствующих должностных лиц, преп. Феодор, как игумен, возвышался над всеми и был главою тысячного Студийского братства. Понятия об игумене у него были очень высокие. Теоретически он их представлял так: игумену принадлежит высшая власть и распорядительство в монастыре над всем и всеми. Он назначает и смещает должностных лиц, он является высшим руководителем, судьей, учителем и воспитателем братий. Двух высших властей в монастыре быть не должно. Где две власти, там многоначалие, расстройство и мятежи, а мятеж – причина гибели».²¹³

Источник всякой мудрости, благости и порядка в общежитии есть единоначалие. Поэтому «всякий, кто делает что-нибудь по воле эконома или старшего без моего разрешения на это, да будет чужд не только мне смиренному, но, дерзаю сказать, – и самому Богу».²¹⁴

Никто из братии не должен вмешиваться в распоряжения игумена; его указания неизменны. Определяя свое положение в отношении к должностным лицам монастыря и всему братству, преп. Феодор говорил: «Мы находимся каκ бы на плывущем по морю судне... Есть у нас и кормчие и матросы... Мне следует управлять рулем, бодрствовать, подняв очи к небу и взирая на звезду праведности вести судно... Вы также должны бодрствовать, участвовать в судовой службе, бегать туда и сюда, смотреть, как бы не налететь на риф... и не потерпеть крушения..., но довезти груз наших душ благополучно до пристани спасения».

Как не высока и не ответственна власть игумена во всех отраслях монастырской жизни, но важнее и выше его руководство в жизни духовной. Здесь он – отец, учитель и воспитатель, ему иноки исповедуют свои грехи, ему сообщают должностные лица о нравственном поведении братии. Он смотрит и внешними и внутренними очами и «слушает в четыре уха». Чтобы кто-нибудь по своей греховности не свалился в ров греховный и не погиб на веки. Он отвечает за всех пред Богом.²¹⁵

Чтобы служение игумена было плодотворным он должен быть вседушно предан своему братству, любить его, кaк самое дорогое пред Богом, пещись о его нуждах духовных и телесных и быть готовым жертвовать за него всем – спокойствием, здоровьем и даже жизнью.²¹⁶

Чтобы провести настоящую монастырскую реформу, недостаточно было одних теоретических начертаний монастырских правил, недостаточно было даже и практического осуществления их в форме внешних порядков и дисциплинарных норм, необходимо было еще в этих правилах воспитать иноков, уставные формы привить к жизни, различное по характеру многочисленное братство спаять в одно тело и дать этому телу истинно деятельную иноческую душу.

Только личность такого игумена, как преп. Феодор, могла сделать это великое дело. У него никогда слова не расходились с делом. Такой идеал игумена им был начертан теоретически, такой и воплотил он в своей жизни практически.

Преп. Феодор любил братство всей душой. Жизнь братства была его жизнью, интересы братства – его интересами. «Бог мне свидетель, говорил он инокам, у меня нет никого, кого бы я предпочел вам в любви, заботе или благосклонности... Я люблю вас больше родителей, больше братьев, родных и всего мира.²¹⁷ После Бога у меня нет никого, кроме вас. Вы – мое сердце, ум, радость, благоволение, веселие, венец славы, сила спасения... Если вы сильны, здоровы телом и душой, то и я (будучи болен) не чувствую болезни и страданий, ибо вы поистине, чада мои, здоровье мое и крепость, покой и утешение».²¹⁸

Имея такую истинно-отеческую любовь к братии, преп. Феодор был целиком поглощен ее духовными и телесными интересами. Он был действительным главой и руководителем братии во всех отношениях. Несмотря на множество должностных лиц, заведовавших различными отраслями общежития, он сам лично вникал во все – от малого до большого. В частности, он навещал больных, интересовался работой библиотеки, вечером обходил монастырский двор для осмотра, по временам объезжал подчиненные ему монастыри.²¹⁹

К поддержанию установленного строя в Студийском монастыре были применяемы средства.

Для поддержания установленного в Студийском монастыре общежительного порядка преп. Феодором были привлечены следующие средства: а) огласительные поучения, б) исповедь и в) епитимии.

а) Огласительные поучения предлагались братии два-три раза в неделю от настоятеля или от старших «искусных в слове». В поучениях преп. Феодор разъяснил инокам суть и цель монашеской жизни и установленных порядков общежития, хвалил за усердие, утешал в трудностях, обличал за нестроения и пороки. «Чрез оглашения мои, говорил он братии, хотя понемногу, души ваши делаются лучше и чище, кротче и трезвеннее».²²⁰

Считая своей прямой обязанностью поучать братию, он неуклонно, иногда даже не оправившись от болезни, говорил обычные оглашения. Отсутствующим нередко посылал письменные поучения. День оглашения для святого игумена был днем «радости и веселия». Так он любил свое братство, так желал ему спасения.

Вторым средством к поддержанию установленного строя была исповедь. Чрез исповедь игумен знал всю жизнь иноков, знал все монастырские недостатки и своевременно принимал меры к устранению их. Поэтому преп. Феодор ставил в непременную обязанность братии исповедовать свои мысли игумену или духовнику не реже одного раза в неделю.²²¹ «Пусть никто не остается без исповеди, чтобы ему не оказаться неуврачеванным. Прошу вас, чтобы вы открывали тайны сердца, чтобы не завелась в душе змея, и если у кого она есть, то я посмотрю и полечу с милосердием и осторожностью».²²²

Кроме оглашений и исповеди укреплению порядка в Студийском монастыре и повышению нравственности иноков способствовали епитимии. За всякие проступки и грехи назначались виновным наказания – епитимии. Они выражались: в лишении Причащения на известный срок, в сухоядении и, главным образом, в поклонах. Биограф преп. Феодора говорит, что св. игумен, «взирая на лицо, нрав и душевное состояние каждого, разумно подходил ко всем».²²³ Он не следовал общему шаблону в отношениях к личностям. Преп. Феодор хорошо понимал, что при таком многоразличии индивидуальных характеров должны быть и многоразличные приемы воздействия.

На епитимии преп. Феодор смотрел не как на способ наказания за грехи, а как на средство воспитания. Поэтому епитимии имели, таким образом, чисто педагогическое значение и польза от них была довольно велика. «Посмотрите, говорил св. игумен, у нас почти не бывает ссор, оклеветаний, осуждений, ослушаний, поношений... и это потому, что погрешающие тотчас сознаются, каются и исправляются положенными епитимиями».

Много трудов и сил пришлось приложить преп. Феодору в организации общежития в Студийском монастыре и в руководстве иноков к нравственному совершенству. Первоначально в монастыре, из-за строгости введенного общежительного устава, некоторые роптали. Были случаи нарушения устава и даже оставления монастыря, но терпением, молитвой и трудами преп. Феодора. создалось крепкое братство, «узами любви связанное с игуменом, всецело ему преданное, послушное его воле, готовое, по выражению самого Преподобного, вырвать очи свои и отдать мне, если бы потребовалось».²²⁴ Такое единодушие братства, скованное образцовой монастырской дисциплиной, спаянное евангельской любовью, истинным послушанием и терпением, укрепленное спасительным смирением, добровольной нищетой и нестяжанием, было действительно истинным братством «небесным царством», «земным небом», «школой добродетели», прекрасным раем, в котором процветали и благоухали цветы многоразличных монашеских добродетелей.

Сам преп. Феодор, никогда на закрывавший глаз на недостатки, не скупился на похвалы своей братии. «Кем вы были и кем стали? говорил он студитам, из неразумных – разумными, из грубых – благовоспитанными, из невежд – образованными.²²⁵ Я пожал не столько, сколько посеял, работал мало, а получил большую прибыль... Благодаря вашему послушанию и следованию св. отцов наших, мы собрались и объединились, смогли начать совершеннейшую жизнь... имеем неразрывную сплоченность, единодушное общение, соревнование отцам в добром житии, как требуют правила... Открыто говорю вашей доблести, хотя опасность сейчас же за вратами... и мы живем как бы на войне, однако, вы не воспламеняетесь, не падаете и не совращаетесь... Как должен я радоваться и веселиться, видя ваше духовное общение, непрерывное пребывание всегда в Божественных добродетелях. И все это сделали вы своим послушанием и смирением и благодать, споспешествующая нам. Я же ничтожный и немощный ужасаюсь и теряюсь. Ведь кто я такой, чтобы начальствовать над вами».²²⁶

Так в Студийском монастыре под руководством преп. Феодора была осуществлена заповедь Господа нашего Иисуса Христа – и «Да будут вси едино» (Иоан.17:21). Эта заповедь была осуществлена еще в первой христианской общине, когда у многих верующих было одно сердце и одна душа и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян.4:32).

В IV веке эту идею братского единства и общение во всем осуществил свят. Василий Великий. Эту же евангельскую идею воспринял своей чистой и практической душой и преп. Феодор и осуществил ее во всей широте в Студийском монастыре, дав ему общежительный строй жизни и соответственно этому строю общежительный устав.

«Списания твоя, Феодоре всехвальне,

яко реку во вселенней

оставил еси...»

(Тропарь святому из канона)

Об уставе преп. Феодора в науке существуют различные мнения. Некоторые из ученых (Соколов, Гроссу) утверждает, что преп. Феодор еще при жизни написал устав, хотя и не полный, а в краткой записи, которая носила название: «Начертание устройства Студийской обители». Затем после смерти преп. Феодора краткая запись была расширена и восполнена его учениками. «Как св. Василий Великий, говорит Николай Гроссу, многочисленные наставления свои передавал ученикам постепенно, облекая их в форму правил, так и преп. Феодор Студит не сразу установил в Студийской обители все те порядки, которые впоследствии легли в основу так называемого Студийского устава, а вводил их исподволь, побуждаемый к тому естественным течением монастырской жизни».²²⁷

Другие из ученых (Мансветов, Доброклонский, Преображенский) совершенно не допускает написания препод. Феодором какого- либо устава, мотивируя это тем, что в этом написании не было особой нужды, т.к. в библиотеке Студийского монастыря хранились древне-иноческие уставы, которыми можно было руководствоваться в жизни. «Задачей же преп. Феодора было, говорят они, не новшества какие-либо вводить, а только восстановить уставы древних отцов».²²⁸ По словам Доброклонского, студиты сначала жили живыми наставлениями преп. Феодора, в которых он «постоянно напоминал братии о внутренних порядках монастырской жизни». Даже некоторое время и по его смерти они жили «согласно заветам преп. Феодора, сохраняя его установления и предания». Первоначально все это держалось путем обычаев и творений преп. Феодора и только лишь в IX веке в монастыре стали составляться уставные студийские записи.²²⁹ Последнее мнение более вероятно, т .к . имеет для себя следующие основания.

Между творениями преп. Феодора нет ни одного, в котором бы сполна излагалась вся система студийских установлений. В некоторых его сочинениях, как «Завещания», «Об общих и ежедневных епитимиях», «О постах» и других, говорится и то очень кратко только об отдельных сторонах монастырской жизни. Поэтому вполне можно полагать, что все остальное об уставе перешло в позднейшее время, как предание, от преп. Феодора, которое он заповедовал ученикам своим сохранять неизменно. На основании этого предания и некоторых творений св. отца и составился в IX веке так называемый Студийский устав, который воплотил в себе все взгляды преп. Феодора на монашество.

Будучи создан преп. Феодором на основе древних иноческих уставов и преимущественно устава св. Василия Великого, Студийский устав явился полным и конкретным выражение всех воззрений преп. Феодорa на иночество. Сущность этого устава – общежитие. Между различными видами монашеской жизни преп. Феодор Студит предпочтительнее всех ставил киновию. Студийский устав отразил в себе во всей полноте этот евангельский принцип. Совместно живущее братство единодушное и единомысленное, где все общее, где взаимная помощь, обязательное и беспрекословное послушание, отсечение личной воли, где одни руководствуется и исправляются другими, где собраны все во имя Господа Иисуса Христа, где люди разных возрастов и характеров, званий и положений уравниваются на евангельских принципах равенства и братства, мира и любви, бескорыстия и самопожертвования – вот сущность содержания Студийского устава, отразившего на себе монашеские идеалы препод. Феодора Студита.

Kaк известно, Студийский устав не первый по времени своего происхождения, иноческие уставы существовали и прежде его на востоке. Так в первой половине IV века был написан иноческий устав преп. Пахомием Великим; во второй половине IV века составил монашеские уставные предписания св. Василий Великий; в начале V века возник устав преп. Иоанна Кассиянина; в половине VI века – устав преп. Венедикта; в конце VI века – устав Саввы Освященного или Иерусалимский,²³⁰ как он стал называться впоследствии. Студийский же устав, как нам известно, возник в конце IX века. Отсюда видим, что он имеет позднейшее происхождение по отношению к другим уставам.

Несмотря на это, устав Студийский среди древних иноческих уставов в течение почти трех веков (ΙΧ–ΧII) занимал первенствующее место. Это положение объясняется тем, что Студийский устав явился носителем и «устроителем общего жития», что он в строгом смысле содержал в себе идеалы монашеской жизни в чисто евангельском духе и что он явился полным выразителем идеальных взглядов св. отцов на иночество. Хорошо говорит о Студийском уставе древний автор краткого (изначального) Студийского начертания. «При множестве разных преданий, которыми исстари управляются разные монастыри, то, которое мы приняли от великого отца Нашего исповедника Феодора и которого держимся не только мы, но и большая часть добрых монахов есть наилучшее и совершеннейшее, чуждое излишеств и недостатков».²³¹

И сам преп. Феодор, восхваляя общежительный строй жизни им созданный, говорит: «Если я только хвалю и превозношу общежитие, то пусть умолкну, а если Сам Христос указал на общежитие двенадцатью Своими учениками, а после и божественные апостолы тремя и пятью тысящами (Деян.2:41; 4:32), то как же и вам, чада, не согласиться со мною и не исповедать того же самого? Мы нашли искомое, мы нашли истину».²³²

Явившись в свет после других иноческих уставов, Устав Студийский имел в себе особенности и отличительные черты. Особенности эти касались, главным образом, богослужебной практики, которая, как известно, составляет главный нерв монастырской жизни. Преп. Феодор Студит, по словам М. Скабаллановича, придал богослужебной практике «особый колорит, отличный от практики других монастырей и превосходнейший ее».²³³

В IX веке на востоке и западе в церковном богослужении не было однообразия, существовало несколько различных по своему содержанию чинов суточного богослужения.²³⁴ Студийский устав, явившись на церковную арену, упорядочил собою это неустройство. Заимствовав частично из палестинских монастырей круг суточного богослужения, преп. Феодор сделал в нем соответствующие изменения и добавления и, таким образом, дал ему определенное устройство и единую богослужебную практику.

К тому же нужно заметить, что св. Студийский игумен был видным церковным песнотворцем. Он писал для церковного употребления каноны и трипеснцы со стихирами, которые вошли преимущественно в состав постной триоди.²³⁵ Умилительны его стихиры, например, в неделю мясопустную. «Приидите прежде конца, братие, посмотрим на персть нашу и уразумеем немощь естества нашего. Проникнем во гроб; где слава, где красота взора, где язык благоглаголивый... Все прах, все тень».

О своих церковных песнопениях преп. Феодор свидетельствует, что составлял от их «от смиренного и сокрушенного сердца», чтобы были они всем приятны и на пользу.²³⁶ Отсюда становится ясным, насколько была обогащена и восполнена богослужебная область Студийского устава преп. Феодором, как самостоятельным и талантливым песнописцем. Кстати заметим, что Филарет Чepниговский о песнотворчестве преп. Феодора свидетельствует, что в нынешней постной триоди преп. Феодору принадлежат следующие песнопения: каноны и стихиры: а) на субботу мясопустную, б) на неделю мясопустную, в) на субботу сырную, г) третью неделю великого поста; трипеснцы со стихирами на все великопостные дни (кроме страстной).²³⁷

Укажем кратко богослужебные отличия Студийского устава от прочих уставов.

1. Студийским уставом не полагалось всенощных бдений ни для одного дня, но во весь год полагалось пение вечернее, полу нощное, утреннее;

2. не полагалось ни для одного дня славословия великого; но в великие праздники назначалось читать стихиры на «Хвалите» и стихиры на «Стиховне»;

3. с 26 октября до конца четыредесятницы читалось на утрене три чтения, а от недели всех святых до 26 сентября – два чтения.²³⁸

Обладая своими положительными особенностями, Студийский устав не мог не иметь своего благотворного влияния на окружающее греческое монашество. Он быстро «рассеялся» по другим византийским монастырям и насадил там свои студийские порядки.

Студийские иноки, живя по мудрым наставлениям преп. Феодора, еще при жизни своего великого аввы стали служить образцом благочестия и подражания для окружающих их монастырей. Сам препод. Феодор говорил об этом своим студитам: «смею сказать, что вы своим прекрасным житием и ревностью, подобно древним отцам, служите светилами в столице не только для мирян, но и для сотоварищей по схиме».²³⁹ «Вы составляете животворную соль, ангельский сонм..., о вас идет слава и молва, как о святых подвижниках».²⁴⁰ Эта добрая заслуженная похвала и слава о студитах и студийских порядках открыла путь к распространению студийского устава по другим византийским монастырям. Прежде всего, непосредственное знакомство с высокою нравственною жизнью студийского братства возымели игумены приближенных монастырей. Поэтому справедливо преп. Феодор говорил, что студиты «своим житием служат светилами в столице».

Студийский устав имел непосредственное распространение на филиальные студийские монастыри и метохи, находящиеся в провинции. Игуменам этих монастырей преп. Феодор писал: «Послав вас, как мужей апостольских и как исполнителей заповедей Господних, для назидания и просвещения многих и, видя ваш успех, и рост моего дела через вас, я радуюсь и наслаждаюсь».²⁴¹

Слыша о благочестии и примерном устройстве иноческой жизни в Студийском монастыре, игумены других обителей побуждались искать отсюда к устроению подобных порядков и у себя. Некоторые братства и ктиторы избирали для своих обителей игуменов из студитов.²⁴² Таковы, например, братство при Патрикие, испросившее себе игумена у преп. Феодора и другие.

Игумены из студитов, разумеется, прививали в своих монастырях и братствах студийские уставные порядки. Да и сам преп. Феодор, отпуская учеников-студитов на игуменские должности, давал им определенные инструкции в этом направлении. Так студиту Филиппу, посылаемому на игуменство в один из монастырей, он говорил: «мы радуемся, чадо, твоему званию и считаем тебя своим последователем... ты должен жить боголепно и по правилам, подражая нашему братству».²⁴³ Нужно сказать, что уже в начале IX века в Греции стали существовать «великие и малые братства», где игуменами были студиты или их ученики.

Некоторые из учеников преп. Феодора восходили на епископские кафедры. Такими из них были, например, Иосиф Солунский, Сисой и др. Они также по заветам св. игумена в своих епархиях стремились насаждать в церковной жизни студийскую практику.

Где только студийские порядки находили себе применение, они непременно производили там благоустроение и порядок. С внешней стороны они устанавливали однообразие в церковной службе, а во внутренней жизни иноков производили духовно-нравственный подъем.

Так студиты со своим уставом «воспитанные преп. Феодором и приведенные им на высшую степень нравственной жизни, стали примером и образцом для многих современников». Древний биограф говорит о студитах так: «они собрали в своей душе, как бы в сокровищнице, все наилучшее и полезнейшее: вышеестественное житие, полезные нравы, радостные труды, стройное псалмопение и все другое, что почтенно и полезно для добродетельных».²⁴⁴ Более восторженно о студийском братстве, его влиянии на окружающее монашество говорит другой биограф преп. Феодора: «Как благоустроен, каκ славен, как великолепен, знаменит, украшен всякими добрыми качествами Студийский монастырь! Нечто чудное и исключительное, как бы ангельское и небесное житие, представляет собою жизнь его монахов... Молва о них гремит на всю поднебесную... и где бы монах-студит не находился, везде он становится образцом и правилом жизни».

Но влияние Студийского устава не ограничивалось только одним византийским иночеством периода жизни преп. Феодора. Он оказал свое благотворное влияние на последующие затем столетия. Его стало практиковать в своей жизни монашество последующих поколений: византийское, афонское, южно-италийское, синайское и русское.

По своей смерти преп. Феодор оставил любимое свое детище, которое с заботливостью воспитал и устроил – Студийский монастырь. Этот монастырь своим строем, учреждениями и своей деятельностью продолжал и после преп. Феодора оказывать широкое влияние на Византийское²⁴⁵ монашество. «Почти все, кто избрал безбрачную жизнь, говорит биограф преп. Феодора, хотят руководствоваться заветами и наставлениями Феодора Студита... и не одни студиты, но и большинство лучших монахов приняли его предание».

«Может быть, говорит Доброклонский, в этих словах биографа имеется некоторое преувеличение, но тем не менее и много правды».²⁴⁶

Учеными (Мансветов, Соколов, Дмитриевский) установлено, что Студийский устав, начиная с первой половины IX века, стал одним из популярнейших уставов на востоке. На его основании составлялись другие монастырские уставы или слагалась общежитальная практика монастырей. «Спустя тридцать лет по смерти преп. Феодора, говорит аббат Марен, когда Студийский устав получил свою окончательную форму, он стал распространяться по многим греческим монастырям».²⁴⁷ Указанный автор свидетельствует, что в первой половине IX века Студийский устав был одобрен и утвержден патриархом Мефодием (842–846), а его преемник Игнатий, основавший на Принцевых островах несколько монастырей, жизнь их установил по Студийскому уставу.²⁴⁸ В первой половине X века Константинопольский патриарх Николай Мистик в организации им Галакринского монастыря руководился Студийским уставом. Во второй половине X века, на основании Студийского устава, сложился устав Афанасия Афонского.²⁴⁹ В XI веке Студийским уставом регулировалась жизнь в Константинопольском монастыре св. Мамонта. В средина XI века, на основании Студийского устава, патриарх Алексей-Студит составил свой устав для Успенского монастыря, созданного им в Константинополе.²⁵⁰ Устав патриарха Алексея по преобладающим в нем студийским элементам сохранил название Студийского. Кроме того, ученые находят, что многие из второстепенных уставов греческих монастырей ХI–XII в.в. составлены под непосредственным влиянием Студийского устава,²⁵¹ хотя и с некоторыми изменениями и добавлениями применительно к местным условиям.

Особенно широкое распространение среди византийского монашества последующего периода имел богослужебный Студийский устав. Специалист по истории уставов А. Дмитриевский находит, что все почти византийские типиконы, какие только известны в печати, проникнуты в своем содержании богослужебной практикой «славного Студийского монастыря»; «О Студийском уставе, продолжает указанный автор, упоминают решительно все рукописные и старопечатные типики..., начиная с ХII в., вплоть до наших времен».²⁵²

Таким образом, было время, когда Студийский устав в Греции занимал господствующее положение и при том не только среди монашества, но и в практике византийской Церкви в целом. Затем он, под влиянием других уставов и преимущественно иерусалимского, был вытеснен из Греции. «В XVI веке, по словам Мансветова, Студийский устав уже не имел большого значения в византийской практике, а вошел в силу устав Иерусалимский»²⁵³. Однако, следы Студийского устава в византийской церкви и практике монастырей продолжали существовать и в последующие столетия. Существуют они и доныне.

Ко всему сказанному нужно добавить, что студийские порядки, кроме прямого заимствования устава, распространялись на византийское монашество и путем списков, переводов, поучений преп. Феодора, его завещаний, эпиграмм, отражающих в себе строй студийского устава.

Итак, Студийский устав, получивши свою основу от препод. Феодора, с IX по ХVI век имел среди византийского монашества широкое распространение. По нему устроялась жизнь многих греческих монастырей; он был образцом богослужебной практики в греческой Церкви. В ХVI веке он уступает место Иерусалимскому уставу. Но, будучи вытеснен (не полностью) из Византии, он находит себе благоприятную почву в других местах и в частности на Афоне.

Имея в своем основании разумное устройство образцового общежития, Студийский устав оказал свое влияние далеко за пределы Греческой империи. В конце X века он применяется среди афонского монашества.²⁵⁴

Первые монашеские общины на Aфонe имели келлиотское устройство. При таком положении монашеского быта насельники Афона до X века не имели общего устава. С момента основании св. Афанасием великой афонской лавры (X век) в ней был введен впервые общежительный Студийский устав. Подтверждая эту мысль, Мансветов говорит: «в конце X века преп. Афанасий Афонский ввел в своем монастыре (Лавpe) порядок студийский и устроил его по образцу «краткого начертания».²⁵⁵ Хотя Студийский устав св. Aфaнасием частично был переработан, дополнен соответственно требований местных условий, однако, основа его осталась неизменной, его общежительный принцип в великой Лавре был полностью осуществлен.²⁵⁶

Никон черногорец, излагая иноческие порядки на св. горе, упоминает о Студийском уставе, который, по его словам, претерпел изменения в правилах более строгого направления.²⁵⁷

По всей вероятности, Студийский устав, введений св. Афанасием в своей лавре, имел сборный характер. В него вошли некоторые правила из студийского начертания, правила самого Афанасия Афонского и вообще правила из практики других святогорских монастырей. «Св. Афанасий в своем уставе, говорит Доброклонский, воспроизвел, с некоторыми изменениями, дополнениями, сокращениями, чаще же с дословной близостью, завещания преп. Феодора Студита».²⁵⁸

Так как великая лавра св. Афанасия занимала на Афоне первенствующее место, то Студийский устав из лавры перешел и в другие афонские монастыри. Это подтверждается тем, что общежительный устав св. Афанасия с студийскими элементами встречается в библиотеках многих афонских монастырей, например, в монастыре св. Дионисия, Иверском, Пантелеимоновском и др.

Около двух столетий (Х–XII) Студийский устав занимал на Афоне господствующее положение. С XII века он вытесняется с Афона уставом Иерусалимским, который, слившись с афонскими обычаями, занял на св. горе первенствующее место.²⁵⁹

Таким образом, Студийский устaв, явившись на Афоне в X в., за период двухсотлетнего здесь существования, сделал свое великов дело. Он привил святогорцам свои высокие нравы, дал образцовое общежитие и укоренил евангельские принципы на многие века. В XII веке, вытесненный юридически с Афона уставом Иерусалимским, Студийский устав, однако, продолжает жить во многих сферах иноческой афонской практики и доныне.

Кроме Византии и Афона Студийский устав был применяем в греческих монастырях Южной Италии.²⁶⁰ Кем и когда был занесен сода Студийский устав и в каком объеме был здесь применяем, за неимением данных, трудно сказать. Известно только, что в южно-италийских греческих монастырях Студийский устав держался дольше, чем где-либо. Это положение объясняется тем, что монастыри Южной Италии, по своему положению, стояли в стороне от общего течения церковной жизни на востоке. Кроме того, по замечанию Мансветова, южно-италийские монастыри отличались большей устойчивостью в сохранении древних уставных правил,²⁶¹ каковыми и отличались предписания Студийского устава.

Известно также, что в Южной Италии Студийский устав имел широкое распространение в среде монашества. Это видно из того, что Студийский устав переписывается многими лицами для своих монастырей.

Так, в конце XIII века Студийский устав переписал Павел Коринфский для монастыря Богородицы, в Сицилии. В ХIV веке инок Гавриил выписал Студийский устав непосредственно из Константинополя для Бовенского собора.²⁶² Были и другие списки Студийского устава.

Применение Студийского устава в монастырях Южной Италии продолжалось вплоть до вытеснении его отсюда латинскими порядками. Последние, как замечают новейшие византологи,²⁶³ «усиленно стали насаждаться» в Южной Италии папским властолюбием еще с XI века.

Следы Студийского устава,особенно в богослужебных памятниках, по словам Доброклонского, не исчезли в Южной Италии до последнего времени. Только, таκ называемые, «студийские типики их, говорит указанный автор, представляют собой не чисто Студийский устав, а свод из Студийского, Иерусалимского и других уставов».²⁶⁴ Таковы «типики» – 1) Николо-Кузулянского монастыря, в Калабрии; 2) Сицилийского Богородичного монастыря. Последний в некоторых рукописях носит название «Типикон, содержащий все последование церковного чина Феодора Студита и проч.»²⁶⁵

Из изложенного видно, что в Южно-Италийских греческих монастырях Студийский устав имел немалое распространение. Хотя он и был частично смешан с другими восточными уставами, однако, сохранил свое имя и держался здесь гораздо дольше, чем в других местах.

Студийский устав с некоторыми незначительными изменениями применялся в монастырях на горе Синае.²⁶⁶ Особенно же, как и в других местах, здесь имела широкое применение богослужебная часть Студийского устава. Когда и кем был занесен сюда Студийский устав? – Сказать трудно. Одно достоверно, что в Синайских монастырях он применялся немалое время. Патриарх Нектарий (XII век) свидетельствует, что Студийский устав употреблялся на Синае в его время. Интересно заметить, что литургист Никон, игумен Раифского на Синае монастыря, пишет о некоем синайском канонаре, найденном им в синайской библиотеке. Об этом же канонаре в ХVIII веке писал архимандрит Антонин.²⁶⁷ Древность этого документа относится к IX веку. Канонар состоит из богослужебных указаний по неделям триодного круга и главных праздников церковного года. Что интересно в этом документе, это общее сходство записи канонаря с записью Студийского устава, хотя в частностях имеются расхождения. Если считать этот факт вполне достоверным, то необходимо предположить, что Студийский устав проник на Синай еще в IX веке, т.е. вскоре по своем окончательном оформлении и имел там свое влияние и распространение, по крайней мере, в течение трех с половиною веков (IX–XII в.в )

В XI веке Студийский устав с востока перешел на свежую благотворную почву русского иночества. Летописец по этому поводу пишет: «В 1051 году преп. Феодосий Печерский с умножением братии своей обители, начав искати правила чернеческого и обретеся тогда Михаил чернечь Студийского монастыря, иже бе пришел из грек с митрополитом Георгием, и нача у него искати устава чернечь студийских и обрет у него и списа и устави в монастыри своем».²⁶⁸

Однако, в житии преп. Феодосия говорится иначе, а именно, что преп. Феодосий «посла единого от братии в Константин град, к Ефремy скопцу, да весь устав Студийского, списав, пришлет ему».²⁶⁹ Эти разноречивые сказания примиряются предположением, что у чернеца Михаила был неполный список Студийского устава, почему преп. Феодосий и вынужден был послать в Константинополь за полным Студийским списком.²⁷⁰ Это мнение поддерживает и проф. Голубинский. Он говорит, что преп. Феодосий «имел пред собою две уставные записи: краткую, сделанную Михаилом в самом Студийском монастыре, и обширную – патриарха Алексея, которую он в XI веке составил на основании Студийского устава для своего Успенского монастыря в Константинополе. Последний именно и был представлен преп. Феодосию скопцом из Царьграда. Этот устав патриарха Алексея по преобладающим в нем студийским элементам сохранил название Студийского устава.²⁷¹

Не входя в подробное изложение Студийского устава, введенного преп. Феодосием в Киево-Печерском монастыре, скажем только то, что этот устав состоял из двух частей. Первая содержала круг церковного богослужения, вторая – правила о монашеской жизни. Возникает вопрос, во всей-ли полноте и строгости был введен Студийский устав преп. Феодосием в Печерском монастыре? Всякий устав может быть введен «вполне или не вполне», во всей его строгости, или с значительным послаблением последней. Отвечая на выше поставленный вопрос, летописец говорит, что преп. Феодосий, «получив устав Студийский, устави в монастыри своем како пети пения монастырская и поклон как держати, чтение почитати и стояние в церкви, и весь ряд церковный, и на трапезе сидение, и что ясти в кия дни, все со установлением».²⁷² Эти указания летописца не оставляют сомнения в том, что преп. Феодосий ввел в Печерском монастыре Студийский устав во всей его строгости и полноте. Однако, Е. Голубинский не исключает и того предположения, что Студийский устав преп. Феодосием более или менее был ослаблен в своей строгости.

Сущность Студийского устава заключается в том, что он является уставом общежительным. Такое именно общежитие и ввел преп. Феодосий в Киево-Печерском монастыре. В одном поучении к своей братии преп. Феодосий говорил: «Нелепо есть нам, братие, инокам сущим и отвергшимся мирских, собрание паки творити имений в келии своей... Безумие, говорит Господь таковым, в сию нощь душу твою измут от тебе, а еже собра, кому будет».²⁷³ Таким образом, вышеизложенное подтверждает, что преп. Феодосий ввел в Киево-Печерском монастыре устав не какой-либо другой, а устав Студийский, полученный им из Константинополя и примененный во всей полноте».²⁷⁴

Студийский общежительный устав из Киево-Печерского монастыря вскоре перешел и в другие русские монастыри. Летописец и эту мысль подтверждает, говоря, что «от Печерского того монастыря переяша вси монастыри устав».²⁷⁵ Мансветов также говорит по этому поводу, что «Студийокий устав из Константинополя перешел на Афон, затем в Южную Италию и был принят в монастырях русских».²⁷⁶

Установлено, что Студийский устав от Печерского монастыря перешел в другие русские монастыри, так называемые, «собственные» или «настоящие», т. е. монастыри, построенные князьями и боярами. Такие монастыри обычно строились по большим городам: в Киеве, Переяславле, Чернигове, Владимире и других городах. Были в России монастыри, так называемые «несобственные», построенные непосредственно самими иноками, но таких было меньше. На последние (несобственные) монастыри Студийский устав имел меньшее влияние, нежели на первые (собственные). Во всех собственных монастырях, по словам Голубинского, уже до 1110 года применялся Студийский устав.²⁷⁷

Таким образом, Студийский устав истинно-монашеского общинного жития, строго и безусловно отрицающий всякую собственность, был введен в Киево-Печерском монастыре (XI век). Затем он распространился по другим русским монастырям, преимущественно «собственным», которые преобладали перед «несобственными» как в количестве монастырей, так и в составе иночествующих в них. Отсюда с достоверностью можно заключить, что распространение Студийского устава в русском иночестве было почти всеобщим.

Долго-ли Студийский устав просуществовал в русском иночестве в первоначальном его применении? «В России, говорит Мансветов, Студийский устав держался до половины XIV века и только с этого времени начал видоизменяться и уступать Иерусалимскому».²⁷⁸ Но по местам Студийский устав в русских монастырях оставался гораздо дольше. Так, например, Дионисий Суздальский (1382 г.), не называя прямо Студийского устава, ссылается на преп. Феодора Студита в пользу общежития; Феодор Ростовский (1455 г.) в своей покаянной грамоте ссылается на Студийский устав. По словам св. Димитрия Ростовского, были монастыри, которые держали Студийский устав в его время (ХVII век).²⁷⁹ В некоторых русских монастырях Студийский устав своими основными элементами существует и до наших дней.

Одним из таких монастырей, содержащих общежительную практику Студийного устава со всеми ее сторонами, является знаменитая Троице-Сергиева Лавра, основанная в ХIV веке смиренным радонежским игуменом преп. Сергием. Эта знаменитая обитель явилась рассадником благочестия и общежительного строя жизни среди Северо-восточного русского монашества,²⁸⁰ подобно тому, как Киево-Печерская Лавра среди монашества юго-западного.

Так иноческие заветы преп. Феодора Студита, выраженные в Студийском уставе были введены в жизнь русского монашества. Более четырех столетий (ХI–ХV) русское монашество жило, развивалось и крепло под влиянием благотворных правил Студийского устава. В последующее время Студийский устав хотя и был постепенно заменен уставом Иерусалимским (ХV в.),²⁸¹ однако лучшими своими сторонами он продолжая жить и живет в значительной части русского монашества до сих пор.

Таким образом, Студийский устав, вышедший в IХ веке из родного детища преп. Феодора, Студийского монастыря, нашел себе применение в жизни монашества не только местного византийского, но и афонского, южно-италийского, синайского и русского. Во всех этих местах Студийский устав целые столетии имел широкое, а иногда и господствующее положение. Всюду его благотворные общежительные принципы привносили в жизнь иночествующих высокие евангельские идеалы: братолюбия и единства, самоотверженности и бескорыстия, мира и любви. Эти спасительные принципы Студийского устава жили веками в православно-восточном монашестве, живут они и теперь и будут жить в последующих поколениях иночествующих, ведя их за Христом «прямым царским путем», воспитывая из них истинных последователей Христа, верных служителей своего народа и подлинных носителей евангельской правды.

Обозрев деятельность преп. Феодора Студита, как организатора общежительного монашества, имеем возможность видеть, что этот святой муж поистине был великим преобразователем православного иночества, устроителем «общего жития» и справедливо назван Церковью «Отцом монашествующих».

Проникнутый ревностью по правде Божией, о восстановлении древне-отеческих уставов и нравственной жизни иночества, прямолинейный, удивительно энергичный, непреклонный и неподкупный, готовый пожертвовать личным благом и даже жизнью за правду и спасение других, преп. Феодор Студит был одной из центральных фигур церковно-общественной и монастырской жизни Византии IХ-Х в. в. В церковной деятельности он был самым видным борцом за православие и независимость Церкви от императорской власти, которого не могли усыпить ни лесть, ни подарки, ни сломить многолетние ссылки. В общественной деятельности он неуклонный проводник чистоты нравов среди народа. В области монашества преп. Феодор защитник монашеского института, организатор общежительного строя, виновник подъема нравственной жизни среди православного монашества. Он возродил и укрепил восточное монашество на святоотеческих принципах. Он сделал современное ему монашество оживляющей нравственной силой, которая способна была воспламенить угасавший иноческий дух и положительно повлиять на слабый в нравственном отношении современный ему век.

Конечно, реформировать все иночество так, чтобы оно было совершенно безупречно в своей жизни, особенно при том громадном количестве монастырей, каким изобиловала Византийская империя, при той дезорганизации государственно-общественной жизни, какая царила в его период, было бы поистине титаническим делом, непосильным никому. И, конечно, преп. Феодор полностью не мог рассчитывать на это. Однако, поставив на должную высоту Студийский монастырь и другие монастыри, ему подчиненные, преп. Феодор этим вложил как бы «закваску в тесто», которая имела заквасить к лучшему восточное монашество. И это несомненно было великим делом преп. Феодора.

Мы видели, какую громадную роль в истории монашества играл Студийский монастырь на протяжении ряда веков как примерной жизнью своего братства, так и своим общежительным строем и уставом. За Студийским монастырем шли другие монастыри, за другими третьи. Так общежительная студийская практика постепенно внедрялась в жизнь монашества Византии, Афона, Южной Италии и России.

Привнося с собой высокие евангельские принципы единства, братства, мира и любви, Студийский устав в главной своей сущности (общежитии) продолжает жить в православном монашестве до последнего времени. Создатель же его преп. Феодор Студит остается в сознании монашества, как наставник православия, учитель благочестия, премудрый строитель иноческой жизни. Его Студийская практика среди православного иночества сделала великое дело; его церковно-творческое искусство: гимны, каноны и проч. в богослужебных книгах, не перестают свидетельствовать о талантливом составителе их, Студийском игумене.

К сожалению, преп. Феодора его современники очень во многом недопонимали; его независимый образ действий, его строгость и требовательность к себе и другим, вызывали у современников и даже своих студитов неудовольствие. Это доставляло преп. Феодору немало огорчений. Но замечательно, что Студийский игумен никогда не изъявлял своих жалоб пред людьми. Враги обвиняли его в честолюбии и некоторые историки поддерживают это мнение. Но осторожная и беспристрастная критика никогда не согласится с этим суждением. Ясно одно, что преп. Феодор не проявлял той «житейской осторожности», которой руководствовались некоторые из его современников в своей деятельности. Отсюда такая прямолинейность для него была причиной многих страданий и ссылок.

Безошибочно можно сказать, что на протяжении VIII и первой половины IX века в Византии встречается только один неизменно энергичный монастырский деятель, Преподобный Феодор Студит. По словам одного из новейших византологов, преп. Феодор Студит являлся столпом иконопочитания, автором многочисленных писем, величайшим монастырским организатором,²⁸² деятельность которого заслуживает самой благодарной памяти потомства.